Перед Вами уникальный сборник историй. Всех их объединяет любовь и безумие к своему делу. В сборник вошли истории о четырнадцатилетнем подростке, пациенте психбольницы, убийце, библиотекаре и других интересных героях. Каждый из них продолжает жить свой особенной жизнью, даже после Вашего прочтения
Моя фантазия – пистолет
Как-то не вовремя кризис среднего возраста смешался с депрессией, и потянулись серые, будничные дни. У кого-то жизнь – война, у меня же – сожаление о перемирии. Возлюбленная подарила свою любовь другому. Дура! А мне теперь нужно почти пять лет, чтобы ее забыть, плюс еще пять, которые мы были счастливы вместе. Итого – десять лет, потраченных на невыразимые чувства.
На работе начальник – юнец, только что из института, строит из себя умника, выдумывая новые задачи. А мне, человеку с двумя высшими образованиями, как-то неловко ощущать себя идиотом. Стоит ли того моя жизнь?
Неожиданно вспомнился детский сон о собственной смерти. Глупости почему-то запоминаются лучше, чем изречения Бернарда Шоу. Сегодня я достаю себя, поэтому вдыхаю сигаретный дым медленнее, чем обычно.
Ах, как хочется быть фотоаппаратом – запоминать только хорошее, лучшее, качественное. Но нет, приходится быть собой. Хотя кому это нужно? Надену маску, порадую людей своей мнимой положительностью.
– Я от Макса, – начал я.
На меня уставился высокий детина с красным лицом. Информация дошла, и он кивнул.
– Проходи, – как-то по-детски пролепетал он.
Я вошел во двор. На скамье сидел Эдик-Борода и разглядывал непристойный журнал.
– Я принес деньги.
– Давай, – не отрываясь от заманчивой брюнетки, Эдик протянул руку.
Я вложил в его широкую ладонь нужную сумму.
– Хм, не мое дело, конечно, но на хрена тебе ствол? – оторвавшись от журнала, спросил он.
Я сделал вид, что смутился, и ответил:
– Для защиты.
– Ну-ну, ладно, – задумчиво произнес он и прокричал: – Юлька, неси ключи!
К нам подошла девушка со связкой ключей.
– Вот, – улыбнувшись, прошептала она, сверкнув карими глазами.
– Пойдем со мной, а ты, Юлька, иди в дом. Я скоро.
Оглянувшись на подругу Эдика, я подумал: «Даа, я бы…»
– Смотри под ноги, – сказал Эдик, не дав моим мыслям зайти слишком далеко.
Я перешагнул через строительный мусор. Борода открыл гараж и вынес два ствола.
– Выбирай.
– Мне бы с патронами.
– Хе, бери Макара, «маслята» бонусом, – Эдик протянул пистолет и две обоймы.
Да, пистолет в руке, пожалуй, дает больше власти, чем женская грудь в ладони.
В воздухе витал электрический смрад. Я разглядел убогость этого кривого мира и ощутил призрачную власть. Летний день травил меня теплым ветром, и вдруг захотелось не пива, а мороженого. Пломбир или фруктовое – неважно. Я подошел к ларьку. Впереди меня стоял угловатый парень, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты крайний?
– А шо?
– За тобой буду, – безразлично ответил я.
– Слышь, – прошипел он, – дай телефон позвонить, надо срочно.
Я улыбнулся, понимая всю его будущую безропотность, и ответил:
– А в морду?
– Ты чо, смелый? Давай отойдем.
– Иди, – спокойно произнес я, толкнув его вперед.
– Да ты попал!
Я вытащил пистолет и направил ему в голову.
– Братишка, ты аккуратней, слышишь? Я был не прав, понимаешь? Я не прав.
– Раздевайся! – крикнул я.
– На, вот деньги, возьми, телефон бери. Отпусти меня, братишка.
– Раздевайся, снимай с себя все. Кепку можешь оставить.
Он испуганно стянул майку и нехотя начал стаскивать джинсы.
– Шевелись! Если я тебя еще раз увижу на улице – пристрелю. А теперь беги!
Голый зад мелькал вдалеке, а я задумался. А ведь я не смог бы пристрелить его… наверное. Вернувшись к ларьку, я купил пару банок пива.
Ну вот и оно – знакомое окно. Здесь живет та, что отняла мой покой, особа человеческого рода. Хотя назвать ее человеком сложно. Не буду лукавить, я боялся его… его власти, возможностей и псевдокультуры, которую он вкладывал в свои автомобили и торговые палатки. Он никогда не знал о моем существовании, но однажды просто и со свистом наехал своим авто на мою собаку и был таков.
Мне же воспитание не позволяло высказать свое мнение, да и возможности такой не представлялось. Я начал собирать свое ожерелье мести. Первым камнем в нем стала моя собака, а последним – сломанная нога и ребра.
Теперь его не станет. Это, конечно, не гопник, «шокающий» своими глазами-бусинами. Этот Валера был матерым волком.
Моя цель вышла из машины. Я ничего не объясняя, направил на него пистолет и сделал три выстрела. Спокойно зашел в свой подъезд.
Я ощутил странную легкость. Вот было бы всегда так! Да, теперь бабки начнут чесать языками. Я подарил им здоровую пищу для разговоров. Я открыл дверь квартиры, зашел на кухню, поставил чайник и вышел на балкон. Потихоньку начали собираться те, кому скучно жить. На сцене моего театра был аншлаг. Все пришли на Валеру, но думали они о режиссере и сценаристе этого творения – то есть обо мне. Он был плохим человеком, но стал хорошим актером.
Я определенно понимал, что меня поймают. Но я знал, что оказал этому миру маленькую услугу. Вот только благодарности принять не смогу.
Умереть, так и не приблизившись к обретению смысла жизни, – все равно что попасть в рай преждевременно.
Я нашел свой смысл. Теперь я обману всех, – подумал я и приставил пистолет к виску…
Библиотекарь
Скучающий взгляд крашеной блондинки заставил сорокалетнего библиотекаря почувствовать себя глупым юнцом. Сдуру он зашел в этот дорогой магазин, застыл у прилавка, увидев слегка располневшую женщину – уже не девушку, но еще и не старуху. Весь мир перевернулся. Пролетели мельницы Дон Кихота, несовершенный мир Дона Руматы, вспомнились студентки, не вернувшие книги… Все поплыло в глазах. Ему захотелось обладать ею – молча, но со звериным остервенением, сжимать ее редеющие волосы и…
– Фух… – выдохнул библиотекарь.
Блондинка осмотрела его с ног до головы и, видимо, не увидев в нем ничего цепляющего, манерно отвернулась. Но и этого взгляда хватило, чтобы понять: не все мечты сбываются, и не всем достаются красавицы. Однако вызов был брошен…
«Красавица», – подумал библиотекарь и, подойдя ближе, слишком фамильярно для незнакомца произнес:
– Здрасьте…
Приветливо улыбнувшись, выждал паузу и спросил:
– А сколько стоят вот эти духи?
– Пять тысяч, – жуя жвачку, вяло ответила блондинка.
На секунду опешив (именно это слово подходило), библиотекарь, как ему казалось, осознанно произнес:
– Будьте любезны, заверните! – и снова обмер, сделав загадочное лицо.
Блондинка оживилась. «Не тот клиент» внезапно оказался «тем самым». Духи были дорогими – самыми дорогими в магазине, да к тому же ее любимыми.
– Наверное, жене купите? – выдавила улыбку блондинка, укладывая коробочку в красивый пакет.
– Нет, я не женат, – откровенно признался он.
– Значит, девушке! – подытожила она.
– И снова мимо!
Блондинка молча закивала, подумав: «Повезло кому-то… Хрен в застиранном пальто, а духи дарит. И не восьмое марта…»
– Это вам! – прошептал библиотекарь с дурацкой улыбкой, осознавая, что только что потратил зарплату, а с ней – возможность оплатить интернет и коммуналку.
Блондинка округлила глаза, икнула от волнения:
– Чего?!
– Тебе, – кивнул он, решив, что после подарка можно перейти на «ты».
– Не могу принять! Мы же незнакомы! – кокетливо заворковала она, внутренне ликуя: такой подарок она не получала лет десять своей серой жизни.
– Вы обязаны! Я буду счастлив! – отрезал он, гоня мысли о голодном апреле.
Блондинка поняла: за такой жест благодарить словом – мало. Мелькнула мысль о нем в своей спальне, между ее бедер. Усмехнувшись, она вырвала товарный чек и написала адрес.
– Вечером жду. Меня Оксаной зовут.
– Я Коля, – смущенно ответил библиотекарь и, оглушенный собственной наглостью, вышел.
Сердце колотилось, пальцы дрожали. Он уже представлял, как наслаждается ее прелестями. Дома Николай включил чайник, принял душ, погладил брюки с рубашкой, достал из томика Тургенева заначку «на черный день» и купил скромный букет роз.
В подъезде, наступив на что-то липкое, он прочел на стене: «Оксана Й****ь!» – и зловеще ухмыльнулся: «Знаю, потому и пришел».
Дверь открыла хозяйка в леопардовом халате и ярко-зеленых колготах.
– Привет! – она чмокнула его в щеку, торопливо захлопнув дверь.
Квартира встретила запахом дешевых благовоний и попсой, гремучей смесью Пугачевой и Михайлова. На гвоздях висели наряды, в углу чахло растение, на полу валялись фантики.
– Вот так живу, – провела экскурсию Оксана, наливая водку.
– За знакомство! – чокнулась и выпила залпом.
Библиотекарь кивал ее монологу, мысленно раздевая ее.
– Давай за любовь! – перебил он.
– Легко! На «брудершафт»!
Рюмки опрокинулись, солонка упала. Страсть перенеслась на диван… Через несколько минут они молча смотрели в потолок. Желание испарилось так же внезапно, как возникло.
– Спасибо за духи, – равнодушно бросила Оксана.
– Пожалуйста… Это была последняя заначка.
– Зачем купил?
– Просто захотелось.
– Кто мы теперь друг другу?
– А раньше кто были?
Она резко вскочила:
– Забирай свои духи и вали!
– Почему?! Все же было хорошо!
– Хорошо?! Пришел, я ноги раздвинула – и ты герой?
– Думал, так…
– Контуженый! Марш отсюда!
Николай, ругая себя за глупость, собрал вещи. Оксана отвернулась.
– Духи забрать? Деньги не вернешь! – спросил он.
Молчание. На кухне он допил водку, закурил. «Нормальная баба… С характером, хоть и с приветом».
– Выпьешь? – крикнул.
– Да… – донеслось из комнаты.
…Утром его стащил с кровати здоровенный кавказец с желтыми зубами.
– Ты зачем здесь? – пинал он Николая.
Тот, прикрываясь от ударов, мычал что-то. В дверях стояла Оксана с кофе:
– Он мне духи подарил.
– Откуда у лоха деньги? Маму обокрал? – рычал кавказец.
Николай, проклиная все на свете, вдруг рванулся к нему, пытаясь задушить:
– Сукааа!
Оксана потушила сигарету:
– Отпусти его.
Кавказец сбежал. Библиотекарь одевался, когда она прошептала:
– Хочу тебя…
Он, подумав, что другого шанса не будет, схватил ее за талию…
…Позже, пока Оксана была в душе, он нашел на полу кошелек кавказца. Внутри – пачка с десяткой тысяч рублей и пара сотен баксов.
– Да пошли вы все! – бросил Николай, засовывая деньги в карман и исчезая за дверью.
Четырнадцать
Странно осознавать, что тебе осталось совсем немного прожить жизнь, которая, казалось, только началась. Это как быть голодным, заказать самую дорогую шаверму, ощутить, как в предвкушении урчит желудок, взять ее в руки, вдохнуть аромат, сделать первый укус и почувствовать на языке праздник вкуса… А потом какой-нибудь грязный бородатый бомж, любитель отбирать жизни и шавермы, выхватывает ее у тебя. И всё. Конец.
Сейчас я, наверное, на стадии «ощутить предвкушение»… И ведь ничего не изменить. Кто я такой, чтобы пытаться изменить жизнь? Итог один – смерть. Всё так же скучно будет играть радиоприемник, а по телевизору – глупая реклама.
«Мы излечим, не калечим, лечим, лечим…»
И два «друга» – клизма и тюбик мази от геморроя – радостно хохочут, избивая друг друга гигантскими красными фаллосами…
Как бы это ни казалось рядовому зрителю чем-то иным, большинство видят именно их. А если ты решишь подать в суд на то, что видишь, общество сочтет тебя извращенцем, а не наблюдателем, который спас миллионы… от увиденной рекламы.
Кто-то выдумал такое. Что бы на это сказал дедушка Фрейд?
Люди странные. Им это нравится. И мне должно нравиться, но в свои четырнадцать меня чаще интересуют только сны, в которых я наконец умираю.
Какой-то новый модный вирус S.T.E.N.А.-1812 (Стена по-русски) вцепился в планету и душит человечество немытыми руками. Каким нужно быть болваном, чтобы придумать такие имена?