Читать онлайн Где мои джинсы

1

Иду по улице, голова не варит. Тяжесть дня отдаёт в печень, хочется лёгкости, но идти пешком от ближайшей станции метро до своего клоповника, потому что на карте не было даже двадцати пяти рублей, чтобы прокатиться с ветерком на общественном, не придаёт уверенности в том, что лёгкость когда-нибудь случится.

Поднимаю глаза. С усилием так отрываю их от асфальта, люди разбегаются. Одна тётка с надрывом лезет в сугроб зачем-то. Бежит с одного тротуара на другой. По ощущениям я – Моисей, а люди – красное море (спасибо, что не месиво), которое передо мной расступается. Не то чтобы с испугом, но всё-таки озираюсь. Вдруг сзади меня евреи, а я не совсем готов их вести куда-то. Облом, к счастью, евреев нигде не видно. Не понимаю тогда, почему тётка лезла в сугроб, а сзади её чуть ли не всеми силами подпихивал явно чужой ей, тётке, мужик. Интересно, ей было приятно ощутить такое матёрое внимание?

Бабки тоже ретировались, правда, в другую сторону. Было очевидно, что им не надо делать крюк через остановку, стоящую по правую сторону от меня. Отменяю дерьмо любого вида и наконец сталкиваюсь глазами с Моисеем настоящим. Да, стало быть, я был лже-Моисеем, правда, только для себя. Люди обычно внимательнее меня.

Мужик ссыт посреди улицы. Посреди белого дня. Даже солнце ещё не спряталось, а он ссыт, светит своим членом. Да, натурально, он у него от мочи блестит в руках. Стараюсь не смотреть, но почему-то взгляд не могу отвести. Сюр сего действа на меня обрушивается гипнозом, стою заворожённый. К горлу спускается набор мокроты из носа, появляется резкое желание харкнуть прямо на мужика и его блестящий член. Он как будто читает мои мысли, окрикивает меня как-то презрительно.

– Чего тебе надо, гавноед? – он даже как-то по-отцовски на меня рявкает, и я бегу от него, как та тётка в сугроб, но через дорогу, через трамвайные пути, по пешеходному переходу на красный свет. Если меня сейчас собьёт машина, думаю я, то я умру трусом.

«Боялся нелепых ситуаций,» – напишут у меня на памятнике. И та девчонка, на которую я пялил тридцать девять минут в метро сверху-вниз, не придёт на мою могилку положить парочку гвоздичек. Потому что я боялся не только нелепых ситуаций, но и разговаривать с красивыми незнакомыми девчонками, пока меня кто-то им сам не представит. Или они не заговорят со мной первыми. Или…

Я думаю, я вампир. Только у меня вместо темы с приглашениями, типа чтобы зайти в дом, приглашения представить меня незнакомым людям. Если меня представляют, ой, язык так и бьётся об нёбо в целях выболтать всю застрявшую в моей черепушке информацию за самое короткое время. Наверное, я пытаюсь побить чей-то рекорд Гиннесса. Но если меня не представить, пока, я просто буду тухнуть как молоко в дверце холодильника, случайно открытое и недопитое, уже которую неделю отправляя другие приятные, ах, любимые всеми продукты своим зловонием.

Дорога до дома растягивается ещё на лишних двадцать минут, потому что я сделал сраный крюк из-за того папаши с блестящим членом. Я шёл по парку, руки окончательно замёрзли и перестали слушаться, я даже выронил ключи у самой входной двери в подъезд. Меня незамедлительно выбесила бабка, сидящая на лавочке. Она явно недобро зыркнула в мою сторону. Сразу повисло напряжение.

Эта бабка каждый вечер выходит сидеть на лавке в своём любимом явно весеннем пальто. Как она только не отморозила себе ещё свою старую дряхлую задницу! Она выгуливает свою мерзкую псину, похожую на крысу, какого-то болотного цвета. Эта шавка вечно от неё убегает и шарится где-то по району, предполагаю, со своими настоящими подружками – помойными крысами, которым палец в рот не клади.

Последний раз, когда я ходил сбрасывать пакет с отходами на местную огромную помойку, одна из блядских недавно появившихся крыс прыгнула в мою сторону навстречу летящему мусорному пакету, который я надеялся докинуть до далеко стоящего бака «Смешанные отходы». Пакет, слава богам, сбил эту тварь в полёте, не долетел из-за столкновения до бака и, разорвавшись от безмолвной борьбы с когтями крысы, выпустил из себя на снежный асфальт всё содержимое. Крыса отвлеклась на это и стала копаться в мусоре. Если бы не этот отвлекающий манёвр, я бы лежал где-то в травме и получал свои порции уколов от бешенства и столбняка после нападения столичной крысы, потому что, признаться, дико завис от происходящей ситуации.

Короче, бабка презрительно на меня посмотрела и прошептала «наркоман». Я хотел обернуться, наорать на неё, послать её в жопу, но был слишком уставшим для такой чернухи, к тому же, пронеслось у меня в голове, тебя, Кирюха, ей никто не представил.

В квартире снова было пусто, как и всегда бывает пусто в квартирах у людей, которые живут одни. Я кинул ключи на кушетку под вешалкой, но промазал, и они черканули плитку прихожей и ударились о дверцу шкафа. Моё отражение в зеркале на той двери напоминало такое же фиаско, которое испытал каждый ключ в моей связке только что. С кроссовок стекло море воды, последствия слякоти на улице, но убирать это дерьмо совершенно не хотелось. Я знал, что потом просто дико прокляну себя за это, поэтому сразу же схватил половую тряпку, лежащую в углу, и придавил лужу. Я снял с себя джинсы, кофту, короче, всю одежду до трусов и кинул на диван. Ладно, трусы я тоже почти сразу снял и пошёл в душ.

Самое мерзкое чувство после работы, да и вообще после любого нахождения вне дома, на улице, на каких-либо мероприятиях, – ощущение нечистоты тела. Как будто вся кожа от макушки до пяток покрыта тонкой плёнкой из какого-то дерьма. Хочется это всё смыть. Храни бог мыло, оно справляется с этой гавнотой в одно касание. Я наслаждаюсь этим действом в течение пяти минут и вылезаю из ванны. Голый и мокрый тащусь на кухню, чтобы что-то быстро сожрать и припасть головой к горизонтальной поверхности и залипнуть в телефоне.

Чувствую, как слюна стекает по щеке и обволакивает подушку. Нет никакого желания сглатывать, поэтому я лежу на уже полностью мокрой наволочке и убеждаю себя, что всё нормально. Типа мне нравится. В конце концов, думаю я, убеждаю себя, что это не какое-то там дерьмо. Я думаю, интересно, если бы я обосрался, было бы это так же ок для меня? Ну, наверное, ни черта подобного, в конце концов, дерьмо воняет, а слюни не так чтобы. А что с блевотиной? Пытаюсь вспомнить, когда блевал последний раз.

А, да, точно… Я играл в приставку, в какую-то бессмысленную идиотскую игру с котом в качестве главного персонажа. У меня заболела голова. Виски сжало тисками, и я уже не сижу перед телевизором, а валяюсь на полу в какой-то дикой полудрёме. Вообще потом мы выяснили с моим супер-пупер лечащим врачом, что это произошло на фоне выписанных им мне неебических лекарств для сосудов, которые не могли вывезти нормально моё существование. Но тогда возникает вопрос: как таблетки, которые должны меня спасать, сделали мне так хреново? Я валялся на полу и пытался сфокусировать взгляд на своих пальцах, которые неестественно жёстко сжимали джойстик. Еле выдал им осмысленный приказ отпустить его и пошевелиться. Подвигал ступнями. Голову опять сжало, и я почувствовал, что сейчас из меня вылезет весь завтрак, которым я уже успел побаловать себя в утренние часы. И тогда я точно был уверен, что в луже своей блевотины я лежать не хочу, а блевать мне показалось лучшим решением всей жизни. Кстати, всем на заметку, когда выворачиваешь в такие моменты желудок на осмотр перед унитазом, ты будто сбрасываешь избыточное давление. И становится как в раю. Так я и поступил, резчайше вскочив со своего лежбища и побежав к толчку. Откуда силы на такое действие – понятия не имею. Это всё от воспитания, конечно. Типа если блевать, придётся убирать. Не сри там, где ешь. Ну и прочее-прочее, откуда потом берутся психологические травмы. Дружно: ну и хуй с ними!

Я пытаюсь воткнуть ступню и в носок, он как-то комично разъезжается, рвётся вдоль всей ноги. Остаётся только две полоски, свисающие со ступни. Я ору куда-то в сторону, даже особо и не рассчитывая на ответ:

– Где мои джинсы, ма!? – в комнату вплывает незнакомая мне женщина, эдакая шуга-мамми и кидает в меня джинсы. На размера два меньше моих.

– Что это за чертовщина? – спрашиваю я её, ища на её лице хоть какой-то ответ, потому что я просто нереально тороплюсь. Где мои джинсы??

– Как хочешь в них влезай, я их постирала… – она делает театральную паузу, её лицо становится каким-то мерзким и паучьим. Вместо сексуальной мамаши я вижу перед собой тётку с рынка. Такую тётку, которая и помидорчиками торгует, и огурчиками, и, если надо, ещё и поросёнка на составные части живого порежет. – И погладила!

Просыпаюсь в холодном поту. Что в этом сне пугает меня больше всего, я не знаю. Думаю, ни один психолог мне не сможет в этом помочь разобраться. Потому что даже если сонник не может помочь, какой уж тут человек с двухнедельными курсами из интернета? Стрёмно, что я сексуализирую место своей матери, а потом стрёмно, что на место такого эротического контекста приходит контекст омерзительный. Омерзительно обрюзгший. И превращает ситуацию в ещё более патовую. Стрёмно, что я тороплюсь настолько сильно, что не могу нормально носки надеть. Что докатился до такого, что не могу во сне где-то позаботиться о себе и купить нормальные, мать их носки! Стрёмно, кстати, остаться без штанов.

Это тоже такой страх, пришедший пешком из школы, где пацаны воровали друг у друга рубашки, брюки, пиджаки, трусы в физкультурной раздевалке и куда-нибудь эти вещи прятали. В женскую раздевалку, в женский туалет, развешивали на лестницах. И обязательно, не найдя виновного, прилетало по щам всем. В те моменты надо было иметь такую репутацию, чтобы твою одежду не трогали. Нельзя было прятать вещи, потому что это самый первый и яркий, как красная тряпка для быка, показатель того, что ты ссыкло. И твои вещи будут безбожно разворованы. Так получилось, что мои пожитки никто не трогал. Я был в компании тех, что ещё в десять лет курил за гаражами, хотя больше хотелось сплюнуть свои лёгкие и никогда не прикасаться к сигаретам, но репутация – эту залупу надо было заслуживать. Слава яйцам, меня забрала мать из той общеобразовательной школы и запихнула в школу с уклоном, где тоже были умники (каламбур, поняли? я типа про всякий сброд, а не гениальных деток), но от них не было столько проблем. И я уже мог не давиться никотином за гаражами в жару и холод.

Но оказаться без штанов в самый ответственный момент в жизни меня просто неадекватно пугает. Я думаю, если пожар, что мне делать? Купить ещё одну пару дежурных джинсов? Чтобы просто лежали в шкафу и были экстренным планом, если мои куда-нибудь запропастятся? Свалятся за диван, застрянут в стиралке, будут уничтожены мной, пока я буду ночью лунатить с ножницами в руках… До этого я никогда не лунатил, но вероятность существует. Да? Я смотрю на экран телефона. Времени уже так много. Блять, где мои джинсы?

2

Я заказываю всякую хренатень на доставку, чтобы потом забрать в пункте выдачи рядом с моим домом. Он прям в паре шагов, да и пройтись приятно, если на улице не минус тридцать. Хотя я даже в минус тридцать туда бегал, лишь бы встретиться с операторкой пункта выдачи и пересечься с ней взглядом. Жаль, что она не работает там 7/0, потому что её график настолько расплывчатый, что я уже год хожу туда, надеясь только на удачу.

Иногда даже получалось прикоснуться к её руке пальцами, когда она передавала мне ту или иную посылку. От этих касаний я уже точно бежал домой на всех парах, потому что мне надо было чертовски быстро раздеться и подрочить на ещё не остывший образ этой явно-обеспечивающей-саму-себя девчонки.

После дрочки я каждый раз предаюсь мыслям о ней. Я думаю, кто она, какая она. К сожалению, меня никто не может ей представить, поэтому я даже не знаю её имени. Чертовски тупо, что у операторов в этом пункте выдачи нет бейджиком с именами. Дрочить почти год на совершенно незнакомую девушку – верх бессилия. Даже в порнухе можно прочекать хотя бы какие-то имена актёров. Но здесь, как обычно, жизнь.

В общем, я думаю, ей подходит имя Вика. Да, пусть это Вика. И она, конечно, учится, снимает комнату в какой-нибудь сраной квартире с бабушкиным ремонтом, с облезлыми стенами, обшарпанным санузлом, естественно, не в моём районе, а где-то далеко, приезжает в мой излюбленный легко доступный (совсем не такой доступный, как она) пункт выдачи и работает тут днями напролёт по 14 часов каждую смену. Её жизнь тяжела. Ещё и учёба. Учится она, видимо, на отлично. Ей важно хорошо учиться. Может, ей важно получить красный диплом, а потом устроиться по специальности. По Вике видно, что она не пальцем деланная. Так что да, идёт на красный диплом, по ночам пишет курсовые, днём работает, чтобы не только гречу есть.

Самое интересное в моих мыслях о ней то, как я представляю, как проходят её свободные вечера. И ежу понятно, что их не так много в её жизни.

Чёрт, Вика-Вика, если бы ты знала, что вот он – я – готов на всё, готов приютить тебя в своей холостяцкой обалденной берлоге, строить с тобой быт, жить эту жизнь, ты можешь работать в своём пункте выдачи сколько твоей душе угодно, но на дорогу тебе теперь не придётся тратить кучу времени и, ну как ты можешь понять, денег. Вот: вышла, пять минут, ты на работе. Короче, Вика, надо знакомиться со своими постоянными посетителями, представляться, обмениваться контактами.

Вика по вечерам едет в трип по барам. Но она крохотная красивая девочка, малышка не сможет пройти огромное их количество, поэтому она вообще останавливается на одном. Сидит за барной стойкой, потягивает дайкири. Знакомится с каким-нибудь парнем. Это нормально, кстати, я не неадекватный человек. Девушка может иметь до меня сколько угодно половых партнёров, потому что я собираюсь иметь эту конкретную девушку, а не всех её бывших половых партнёров в чёткой последовательности. Парень везёт её к себе. Квартира у него нихуя себе. Чтобы производить впечатление на таких, как Вика. И ебётся она потрясающе. Я пропускаю весь их секс в своей голове, скипаю полностью. И останавливаюсь уже на том моменте, когда отлично себе представляю, что тот парень – это я, она сверху, а я лежу. Она двигается ещё один раз вверх-вниз и, тысяча чертей, какое же у неё охерительное лицо, когда она кончает. Её чёрные волосы идеально лежат по обе стороны лица, невероятно подчёркивая тон её бледной кожи. Я провожу большим пальцем по её щеке и распалившимся губам и снимаю её со своего члена, чтобы уложить рядом. Приходится снова дрочить на Вику с уже более выгодным для меня сценарием.

У меня есть знакомая в возрасте, когда в обществе уже хорошо бы иметь ребёнка. И у неё как раз есть дочь, которой хрен-знает-сколько лет. Ну условно, по-моему, она в первом классе. Или втором. Так как я ничего не знаю о детях, эта информация всегда пролетает мимо меня. Я просто не записываю это в своей черепной коробке за полной ненадобностью. В общем, эта моя знакомая – женщина в разводе. Чуть старше меня, на два года, так что когда я говорю «женщина», то сразу морщусь. Потому что я пока ни разу не мужчина.

Интересный факт, что выгляжу я как подросток, а ведь, напомню, женщина с ребёнком-школьником – моя ровесница. В общем, думаю, ничего удивительного, что я до сих пор боюсь, что не смогу найти джинсы. Найти джинсы во время небольшой перемены между уроком физкультуры и геометрии, буду бегать в одних трусах, переживая, что всем будет ужасно интересно вычислить размер моего члена через белую ткань трусов, которые мама погладила мне с вечера и оставила на стуле около кровати. И вот, мне снова семь лет. А у семилетнего мальчика, очевидно, размер достоинства примерно мизерный, потому что это и достоинством-то назвать очень тяжело. Но всё не так плачевно, конечно, однако около моего дома расположился детский сад, так вот, если я буду шагать мимо него, скорее люди подумают, что я забираю младшую сестру из школы, нежели уже свою дочь. Может, дело в блядской ответственности, которую я не хочу брать даже за себя, даже живя в одиночестве. И ответственность, то есть её отсутствие, не даёт мне встать на ноги и обрести то, что называют «взрослостью». По крайней мере, подростки не подойдут ко мне в магазине и не попросят купить петарды, пива или кент с кнопкой, потому что я бы всё равно не купил. А, когда я буду пить бад на лавочке у подъезда, сердобольная бабка со своей собакокрысой явно наорёт на меня и кинет угрозу, что всё расскажет моему отцу. Когда встретит его, разумеется, добавит она. Ой, дорогая бабка, я бы и сам был не против его встретить.

Короче, та моя знакомая – женщина в разводе. Ещё и с ребёнком, который выступает вечным приложением к ней. Даже когда у нас случился с ней единичный секс, мне кажется, думала она больше о своей маленькой копии, чем о том, как же я стараюсь, чтобы она кончила. Может, поэтому ни черта и не вышло. Наверное, когда мы встретились, у неё была дикая тоска по мужскому плечу после стольких лет брака с конченым абьюзером, контролировавшем каждый её шаг, так что, вылетев из этих отношений пробкой от шампанского, ей внезапно (так уж да) захотелось залезть в новую бутылку. И чем скорее, тем лучше. Почему-то она решила, что я отличное решение для такого хода. Смотрелась она слишком комично рядом со мной. Скорее не как девушка, с которой я могу проводить время, а как мамочка, которая родила меня в шестнадцать и теперь пытается не упустить «тонкую связь» сына и матери. Даже если внешне это всё выглядело так, то на деле было ещё ужаснее. Меня мало что напрягало в нашем общении, потому что мне не хотелось делать никаких шагов к сближению, кроме одно – хотелось ебаться, а она была самой легко доступной на тот момент девушкой в моём окружении. Конечно, ведь она почему-то думала, что запрыгивает в последний вагон. Мне было искренне плевать на её чувство. Но я отличный игрок. И никогда не бью в свои ворота.

Есть такой тип парней, которые стоят в курилке перед началом рабочего дня и обсуждают, какую цыпу кто-нибудь из них снял прошлой ночью в баре. Или малышку за соседним столиком в ресторанчике в центре. О, или дождался окончания рабочего дня красивой официантке, которая улыбалась ему весь вечер, а потом они потрахались прямо в его машине на парковке. Я не такой тип парней. Я тот тип, который стоит вместе с этой компанией и смеётся над вставленными шутками в этот рассказ или одобрительно похлопывает по плечу ещё раз получившего звание самца этой недели коллегу. Хотя я испытываю ноль одобрения в такие моменты. Ведь тело девушки – храм, понимаете? А? Да нихрена вы не понимаете.

Философия такая: я снимаю девушку другим способом. Почему-то мне кажется, он ранит меньше, однако, как я думаю теперь, наоборот. Мы становимся друзьями. Это не френдзона, она для олухов. Я реально становлюсь таким другом, от которого девушка ждёт тот самый шаг. Сначала это простые шаги, проявляющиеся в словах. Да-да, я всё готов выслушать, обо всём поговорить. Да, я как на ладони. Делюсь каким-нибудь секретом, типа боюсь оказаться без штанов в публичном месте. Искренность подкупает, правда?

Моя внешность не кричит о том, что на меня западёт любая с первого взгляда, мне нужен был свой спокойный способ справлять нужду. Секс – тоже своего рода нужда. Но я не из таких, кто сам может присунуть первой встречной. Мне важен психологический комфорт. Поэтому я ебусь только с девушками, которых хорошо узнал. Это нетрудно, их подкупает интерес к себе. Девчонки такие болтушки. Главное, научиться читать между строк.

Когда наступает грань, что все разговоры наговорены, а между мной и девчонкой уже не осталось неловких прикосновений, а они даже в какой-то степени вызывают небольшой трепет, и я не только про свой член, хватаю шанс, как горячий пирожок. Обжигает, но это приятное чувство. Правда, через немного наступает насыщение и мне становится нужна новая «подружка». Как погоня за первым ощущением, за, своего рода, победой. Но я выхожу сухим из этого, хотя психологически тяжело порвать со ставшим уже почти близким человеком. Мы сохраняем контакты, общаемся, иногда повторяем приятный секс. Мне нравится возвращаться туда, где ждут и ничего не просят больше взамен. Потом контакт постепенно стирается. Но остаются такие, как Оля, женщина с ребёнком. Я для неё запасной план, как и она для меня. У нас был ужасный секс, но что-то такое держит, не отпускает, возможно, именно этот план Б. Когда я думаю: окей, если всё будет совсем хреново в жизни, я женюсь на ней. И не будет нужно пытаться зачать ребёнка, ведь у неё уже есть целая дочь. Которую, кстати, я тоже смогу считать своей. Которая, может, будет не против называть меня папой и тянуть ко мне руки, чтобы я дал ей денег на новую тушь.

Тем более, я постоянно боюсь, что у меня не самые активные сперматозоиды и я не смогу оплодотворить свою самку, когда настанет это время «пытаться». Я боялся этого с самого детства, потому что мать всё время мне говорила, что это было чудом, что я родился. Мол, у отца было не всё в порядке. И почему-то нежелание иметь детей, которое связано у меня с нежеланием брать ответственность за ещё кого-либо, ведь я уже предвкушаю, как это тяжело – вырастить кого-то адекватного, совсем не влияет на то, что мне категорически важно зачать ребёнка или как-то обзавестись им, лишь бы быть уверенным, что с моим семенем всё нормально.

Ко врачу я, конечно, с этим не ходил. Но однажды я трахался с девчонкой у себя и решил войти в неё без презерватива. Чисто проверить, сможет ли она залететь. Она перебрала вина, я воспользовался этим и с удовольствием кончил в неё, а потом ещё месяц волновался из-за последствий. Было уже не до удовольствий. Затем я узнал, что она на таблетках. И это меня расстроило. Мне захотелось найти другую и проделать эксперимент, но к тому моменту, когда я нашёл, план вылетел у меня из головы.

На самом деле, с Олей непросто. Из-за этой едва уловимой неуверенности, которая сквозит у неё изо всех щелей. Никто не ставил на ней клеймо разведёнки с прицепом, так что она сделала это за всех. Сама. Хоть это у меня не растёт борода и меня можно принять за её сына, наш психологический возраст обратно пропорционален возрасту, написанному на наших лицах. Тупые люди обычно ещё живут с вечным ощущением, что им все должны, так вот, Оля не исключение. Страшно представить, какой вырастет Олина дочь без второго родителя, который хоть немного смог бы скорректировать действия и мыслительный процесс её матери. Но я словил некий коннект, возможно, потому что сам повёлся на историю, что в её доме мне всегда рады. Обычно я первый брал инициативу, делал какие-то шаги на сближение. А здесь ко мне шли навстречу. И слушали, развесив уши. Ой, да, неудивительно, я же явно был на ступеньку развития выше всего её окружения, а она была готова тянуться ко мне. Открытие мира театра и хорошей литературы – вау, даёт свои плоды. Она мне быстро наскучивала, потому что в этих отношениях я был потолком. Так что между встречами у нас были довольно большие паузы.

В один из отличных вечеров в одиночестве я лежал в ванной, заполненной почти до самого верха обычной водой, и пил детский ред булльчик. Маленькая баночка подходила к концу, мой пульс начинал зашкаливать, я был готов отрубиться прямо в воде, но тут мой телефон, лежащий на раковине, начал неистово вибрировать. Это была Оля, вусмерть пьяная, умоляющая забрать её из какого-то бара и отвезти домой. Конечно, я воспользовался этим, притащил её к себе, аргументируя это тем, что её дочь не должна видеть мать падшей женщиной. Я снова ещё чуть подрос в её глазах, за что она мгновенно отдалась мне. Секс был просто отвратительным. Она почти протрезвела по дороге ко мне в такси, у меня мы выпили сваренный мной кофе, но секс был всё равно чудовищный. Оля не могла сказать вообще ничего о своих ощущениях, лежала как хлебный мякиш подо мной, даже не шевелясь от моих толчков. Я старался изо всех сил, но, когда они были почти на исходе, пробормотала что-то вроде «погоди», я вышел из неё и спустил уже в туалете. Затем она призналась мне, что секс был худшим в её жизни. Я много отшучивался. Хотя дело было явно в ней, потому что я уже сложил о себе отличное представление после отзывов немногочисленных пользовательниц моих услуг, что я в постели довольно хорош. Блять, конечно, я не сказал ей, что ответственность за худший секс в её жизни лежит только на ней самой, потому что эта была та женщина, на которой я мог бы однажды жениться. Уверен, она была одной из тех немногих, кто влюблён в меня по-настоящему, может, она была единственной, поэтому до сих пор задержалась в моей жизни.

Но именно после секса с ней я час ходил по своей квартире и искал свои штаны. В итоге, она вытащила их из-под кровати, даже не извинившись, но я знал, что это она заткнула их туда, чтобы выйти победительницей того поганого вечера.

3

Хрен его знает, как относиться к мёду. Я перешёл на веганство примерно год назад не из сострадания к братьям нашим меньшим, а просто решил, что надо на что-то решится. Я надеялся, сострадание ко мне не придёт, и, критическая удача, оно ко мне не пришло. Но тему веганства я изучил хорошо. Почитал пару книг, статьи в интернете, зашёл на сайты типа веган-раша, полистал в лентах некоторые группы и решил, что отлично живу и с теми знаниями, с которыми пришёл в веганство изначально. Витамины, баланс веществ – всё это окей, но не хватает моральной стороны вопроса, от которой я сознательно открестился.

Мёд не любят. Мёд считают вредным. Есть множество страниц в интернете, посвящённых стороне: вместо мёда. Я не принял для себя чёткую точку зрения относительно этого продукта, но веганы вокруг да около орут лишь об одном – долой мёд, это результат деятельности миллиарда пчёл, а мы тут не за такое воюем. Типа оставьте пчёл в покое.

Я веган. Да, сто процентный веган со стороны вопроса еды. Мёд не входил в мой рацион, потому что я не ем ничего такого, где в рецепте написано: а теперь добавьте столько-то грамм мёда. Если бы было написано: «Мёд по вкусу», – я бы добавил примерно ничего. Мёд не необходим мне. Но вот когда я заболеваю, привет, мёд! Я болею крайне редко, на этот случай у меня на балконе на пустом стеллаже стоит одна единственная банка объёмом сто миллилитров. Это банка с мёдом. Который уже сто лет как засахарился. И чтобы вообще извлечь оттуда мёд, ложка не пригодится. Потому что она сломается. Я уже сломал две металлические ложки. Я знаю, о чём говорю. Я вытаскивал его ножом и растворял в горячем молоке. Это было ещё до того, как я стал веганом. А после я ещё не болел. Возможно, это веганский режим делает такое с организмом. И тело говорит спасибо, болеть я больше не буду. Ты теперь, Кирилл-без-отчества, до ста лет жить будешь. Нет, до тысячи! Нет! Никогда вообще не умрёшь, потому что не ешь эту всю мёртвую плоть, что такая же, как ты, то есть я! А, может, просто иммунитет нормальный, потому что я пью витамины, впервые самим собой выбранные и прописанные.

Но тут на работе мне говорят:

– Мёд не нужен?

– Какой такой мёд? – спрашиваю я в ответ.

А потом оказывается, что у нас на работе развернулся какой-то чуть ли не медовый картель. Одна женщина барыжит кориандровым мёдом, говорит, ну, получится чуть подороже, чем можно найти в магазине, но он проверенный! Другая предлагает следующее:

– Возьми мёд из Самары – там сразу пять литров, надолго хватит. – я ей киваю, конечно, а сам думаю, пять литров? Это что, до конца жизни мне им питаться? Детям передавать? Внукам?

У третьей муж занимается этим. Небольшая пасека. Липовый мёд. Своим совсем дёшево, лишь бы взяли. Оно и понятно, никому этот мёд в нашем мире не упёрся. Вот, все веганы вообще порвать готовы за бедных пчёл. Хотя не вижу злого умысла в том, чтобы забрать у пчёл мёд. Всё это нормально и естественно. Но, конечно, людям не докажешь.

Не знаю, с какой целью я решаю взять пять литров мёда, но я их прям покупаю. Занимаю деньги у коллеги из соседнего отдела, с которым мы иногда выходим дышать свежим воздухом, и плачу две с половиной тысячи за пять литров мёда. Мне выдают ещё соты в подарок. Помню, я ел соты один раз в жизни. Ну, не ел – пробовал. Мне дала соты одна красотка и сделала очень-очень круглые глаза, когда я спросил, что это такое. Она засунула мне их в рот и скомандовала:

– Жуй! – я стал активно жевать, потому что создалось впечатление, что я её сильно разозлю, если не послушаюсь. Было чертовски сладко. Она же и рассказала мне про соты, про то, как их якобы правильно есть. Я, кстати, перегугливать не стал, чтобы узнать, правда это или нет. Поэтому как на духу: я просто сжевал соты, которые она засунула мне в рот, а, когда перестал чувствовать сладкий вкус, просто их сплюнул. Было не так чтобы здорово, но неплохо. Я всегда голосую за то, чтобы испытать что-то новое, чем не испытать. Именно это называется опытом. Слово неприятное, но полезное. Как цветная капуста.

Та же девочка научила меня хавать тосты с авокадо и лососем. Она пропагандировала их пользу. Типа берёшь хлебушек, поджариваешь его в тостере или нет, опираясь на свой вкус и время, которым располагаешь. Затем крем-сыр, нарезанное дольками авокадо, сверху ломтики слабосолёного лосося, сверху смесь молотого перца.

И она же однажды посмотрела на меня с презрением и сказала, что я ненормальный, раз ем тост с авокадо и лососем.

– Ты заболел? – она смерила меня таким презрительным взглядом, что адский холод пробежался по моей спине и вызвал тонну мурашек. – Авокадо со своим полезным жиром и лосось, отравляющий эту пользу, – ты просто животное. – я был готов незамедлительно согласиться с тем, что я животное, хотя мало что понял.

Потом она увидела у меня баночку мёда на балконе. Мы были у меня, она курила в открытое окно, я сидел рядом на стуле. Когда её взгляд упал на тогда ещё почти целую банку, я сразу же почувствовал спиной тот же самый адский холод.

– Зачем тебе мёд? – в этом вопросе было столько подвоха, что я почти сжался до размеров маленького джунгарика. Она ждала, что я отвечу. Пришлось признаться, что это всё ради моего гипотетически больного горла. Вирусы и бактерии бьют, а я уже готов к нападению: мёд тает в горячем молоке.

– Окей, но имей в виду, мёд – это самое настоящее зло. Ты вообще можешь себе представить, сколько там сахара? – я скорее кивну, чем сознаюсь, что представить я ничего такого не могу. Она пожала плечами, но с тех пор к мёду у меня было предубеждение. И как-то он мне стал меньше помогать при болезнях. Но традиции есть традиции.

Итак, я оказался на пути от работы до дома с пятилитровой канистрой мёда. Банка была безумно неудобная, пластиковая, с жёсткой ручкой, которая на морозе каким-то образом приваривалась к моей руке и оставляла глубокий кровяной подтёк. Почему-то мёд был до этого заморожен, поэтому вместо пяти литров по ощущениям я тащил килограммов семь этого сраного мёда из Самары и ещё соты сверху.

В метро ко мне подошла работница системы безопасности. Окинула взглядом с прищуром мою канистру мёда и спросила:

– Это мёд?

Я охуел от простоты вопроса. Она сразу! мгновенно! вычислила, что это, мать его, мёд, но всё равно спросила. Я подумал, сейчас она заставит меня пойти в этот отсек, где сканируют большие сумки и подозрительные рюкзаки, и будет просвечивать мою банку мёда. Пиздец, мне показалось, серьёзная мировая угроза нависла над моей пятилитровкой с мёдом. Он ещё был заморожен до сих пор и как будто чуть засахарен. То есть был совершенно непрозрачный. Может, в этой банке спрятан ещё какой-то груз, о котором я не знаю (ну не может быть мёд, сука, таким тяжёлым!). И тогда она посмотрит на меня, вызовет ОМОН, сапёров, меня все скрутят, увезут в Сибирь. Ну, или куда там увозят таких элементов сейчас… А ей дадут грамоту.

Я кивнул, что, мол, да, мёд. И она отошла от меня. Это поразило меня ещё сильнее. Может, она хотела поглумиться надо мной? Типа, боже, что за идиот с канистрой мёда? Кому вообще в наше время может понадобиться целые пять литров мёда? Только таком еблану, как ты. Я выдохнул и прошёл через турникет, неся банку перед собой.

В метро все на меня смотрят как на сумасшедшего. Кто-то просто кидает взгляд, кто-то посмеивается. Меня невероятно бесит, что у человечества так популяризирована культура «поглазеть». Это отвратительно. Все глазеют друг на друга. Всё, что есть вокруг, притягивает нас. Мы не можем оторвать свои глаза от происходящего. Нелепое, некрасивое, мерзкое, отвратительное, необычное, то, что не как у тебя, притягивает взгляды. У объекта появляется дискомфорт. Дальше идут перешёптывания. О, это просто адское пекло. Дискомфорт усиливается и доходит почти до критической точки. Хочется сразу набрать сатану и сказать, брат, тут у тебя гости через 3, 2, 1… И всех их прикончить.

Ехать в подземке мне недолго, поэтому я скоро снова возвращаюсь на улицу. Температура подросла до минус двух с минус пятнадцати, поэтому я почти не боюсь отморозить свою задницу. Была мысль купить себе парку, которая будет прикрывать жопу зимой, но кредитку я уже закрыл, а новую открывать почему-то сильно не хотелось. Решил дожить эту зиму так – на позитивном мышлении. Оно работало следующим образом: я думал, что от холода заболеть невозможно, потому что, кстати, так и есть, когда приходил с улицы, лез сразу в горячую ванну, потом пил горячий травяной чай, состоящий только из суперполезных травок, исключая сам листовой чай, и жил – не тужил, так и не окунувшись в простудную пору этой зимой.

Мне предстояло тащить пятилитровую банку мёда в течение сорока пяти, а то и пятидесяти минут до дома, чувствуя через каждые десять шагов, как костенеют мои пальцы на руке, а особенно – какой тяжёлый замороженный мёд. Неожиданно повалил снег, переросший в жёсткую метель.

Люди, которые попадались мне навстречу, завороженно смотрели на канистру в моих руках. Группки людей, естественно, сразу начинали шептаться между собой и разрывались неудержимым смехом, как мне казалось, направленным в мою сторону. Именно это чувство было ближе всего к тому, где я оказываюсь без понятия, где мои джинсы. Стою в трусах, а, может, и без них и хочу разреветься. Было чуть унизительно, хотелось провалиться сквозь землю. Хотя бы к тому же сатане, который, раз уж не мог забрать к себе моих обидчиков, мог приютить меня. Предлагаю как альтернативу. И там я согрелся бы, сбежал ненадолго из этой промозглой метели прямиком в добрый такой плюс, где уже наконец оттаял бы этот самарский мёд. И я бы сказал сатане, эй, брат, может соты? Он бы вопросительно сказал:

– Кирюх, что это такое? – я бы засунул ему их в рот и скомандовал:

– Жуй!

И сатана бы растаял.

4

Вчера мне звонил мой дед. Нормальный мужик, вырастивший мою мать, потому что его жена, моя бабушка, мать моей матери, умерла от инфаркта в тридцать пять лет, когда её дочурка ещё даже в начальную школу не успела пойти. Иногда жизнь играет злую шутку, но не насрать ли, потому что куда важнее разобраться поскорее с последствиями, чем думать о пережитом? В общем, дед воспитал мою мать нормально. Как обычный адекватный отец, которому было важнее прокормить, одеть и обуть своего ребёнка, чем научить, как правильно жить эту жизнь. Я ни разу не родитель, но гипотетически во мне есть мысль, что надо своим примером главное показать, как правильно поступать, как правильно работать, есть, пить, а как плохо и неадекватно. Потому что родитель всё равно сеет первое зерно в голове своего ребёнка, а потом уже свои зёрна посеют друзья, всякие пидарасы и контекстная реклама. Вместе с воспитанием такого рода дед привил моей матери неприязнь к кредитам, уважение к чужому труду, а также простую истину (которая не совсем простая и далеко не истина), что чтобы что-то по-настоящему иметь, надо дохрена въёбывать. Наверное, поэтому моя мать выросла несчастной и вечно усталой женщиной и попыталась вырастить меня в такого же несчастного человека. Но я не поддался, потому что помимо воспитания, есть ещё одно зерно – гены, а гены моего отца давали добро на транжирство, распитие пива каждый вечер после шести перед телевизором и ощущение, что всё в этом мире должно быть легко. Типа если нелегко, то надо просто найти нужную дорожку.

Дед сказал:

– Дорогой внук, я слышал, «Лебединое озеро» снова дают в дворце съездов, можем сходить? – мой дед, конечно, простой как пять копеек. Лебединое озеро – балет, стало быть, раз дают, значит, цены нихуя себе. Но для деда я рабочий класс. Инженер. Работаю только что не на заводе. Но раз работаю, то и зарабатывать обязан, стало быть. А инженеры мало не могут зарабатывать. Вот я и молодец. Никто в моей семье не знает, что я сижу на стуле не с пиками точёными, а с кредитами непогашенными, потому что мне нужна была хорошая жизнь. Вынь да положь.

Пока я сидел в нескольких кредитах, гораздо большего количества, чем сейчас, мне стало не хватать даже на оплату коммуналки, поэтому я ещё и кредитку завёл. Но на самом деле, я попал в рабство. Кредитку оказалось закрыть ещё труднее. Долг рос и рос, лимит на карте мне повышали и повышали. Когда он дошёл до двухсот тысяч, я понял, что с этим надо заканчивать, закрывал прям целиковыми зарплатами его, а питался всеми запасами круп, которые из праздности накопил дома. Это были самые тяжёлые семь месяцев в моей жизни, потому что нередко я срывался: то желание пропустить стаканчик кофе на работе, то купить к рису или грече домой цыплёнка по-азиатски, один раз я купил второй телевизор. В общем, шопоголик-середнячок. Кредитку закрыл, даже кредита два уже закрыл, остались два небольших, но они всё равно привязали мои яйца ко дну морскому за тонкую-тонкую ниточку. Вроде ничего страшного, но чуть шевелишься – и они прям режут до крови по плоти. Ух, сука, больно это всё и неприятно. И я до сих пор в долгах, но они так сильно меня не тяготят, в конце концов, я даже ем разнообразную пищу и могу шиковать, когда зарплата ещё чуть остаётся после оплаты за прошлое счастье. А иногда приходится рассчитывать сто рублей в день на проезд на работу и с работы на метро, а от него чесать целый час по ледяной застывшей улице и получать от ветра по ебалу, потому что на наземку денег я ещё не заработал.

– Слушай, дед, что за дворец съездов? Мы как будто на разных планетах.

– Тьфу-ты-чёрт, я про ГКД, Кремлёвский дворец, ты как с другой планеты свалился, – дед всегда называет всё по-старому, а потом моментально обижается, что его никто не может понять. Я сглаживаю углы, спрашиваю, что да как, когда там этот балет. Он подробно рассказывает.

– Ну и девчонку свою тоже бери, у тебя же есть уже невеста? – интересуется он. Представляю, как он сейчас поглаживает свою бороду свободной от телефона рукой и улыбается довольной улыбкой. Дед фантазёр, конечно, а ещё постоянно хочет узнать, чем я живу и как. Да и вообще хочет быть ближе. Ну и знать, что я вырос не поганым человеком. И если есть баба, то уж будь добр – женись сразу на ней. Таков мой дед. Легче сказать, что у меня никого нет, но я перебираю сразу в голове всех знакомых девушек, чтобы взять такую с собой, которая бы ему понравилась. Чтобы он сказал на выдохе: «Ну, вот эта хорошая». И мы бы разъехались снова по разным концам Москвы.

– Ладно, я куплю билеты когда, позвоню тебе, сходим, – обещаю я ему и уже мысленно прошу у своего друга денег на эту не мою затею. И, конечно, первым активным делом пишу своей подруге, типа, привет, не хочешь на «Лебединое озеро»? На самом деле, я мало кого знаю, кто может согласиться на этот прикол. Поэтому мне в ответ не приходит сообщение: «Когда?». Мне приходит: «У тебя всё ок?» И странные смайлики, из которых, конечно, один смеётся со слезами на глазах.

Дома я нагуглил цены, узнал, когда эта штука будет показана народу, и согласовал всё со своей подружкой. Билет мне пришлось купить и ей тоже, конечно, на балкон, чтобы не оставить совсем всё состояние в этом «онлайн-казино». Я стал думать, сможет ли это перевести наши отношения с Настей на новый уровень. Типа поедет ли она ко мне после этого вечера, случится ли у нас наконец первый секс. Мне казалось, всё складывается идеально.

– Обязательно было приезжать так заранее? – Настя сверкала красной помадой на губах, от которых я не мог оторвать взгляд. Всё моё нутро кричало мне: подрочи, подрочи на неё, ты, чёрт! Член привставал, но я пытался его успокоить. Когда, спустя пять станций, она наконец наговорилась, мы поехали молча. Я хотел надеть наушники и отвлечься от суеты, но боялся, что этим её обижу. Вдруг она захочет рассказать мне ещё тонну какой-нибудь ненужной информации, а я уже в другом мире – мире подкастов и психологии. Признаться, молчать было отвратительно. Причём это касалось только времени, которое я проводил с ней. Вечная болтовня, выходящая из её ротовой полости, приучила в меня к тому, что с ней тишина губительна. Это меня угнетало. Я любил молчать. В этом было что-то приятное. Но вот, она задала свой вопрос, на который нужно было отвечать.

– Сама понимаешь, мой дед приезжает заранее, гораздо раньше того времени, как мы договорились. А договорились мы и так… И вот теперь я хочу чуть его переиграть и приехать тоже заранее-заранее, – болтал я под стать ей, чем пытался её запутать. Но больше мне хотелось целоваться, конечно. Смазать всю её красную помаду своими губами и взять её прямо в метро. Но пока мы ещё не перешли дружеские отношения, свет однозначно горел красный. Даже краснее её сраной помады.

Мы нечасто виделись с Настей, но я звал её на всякие тусовочки с самых первых минут нашего знакомства. Мы учились в одном университете, хотя она восстановилась после академа на год обучения, старше моего. Я выцепил её у деканата, куда она подошла за документами, а я ждал справки для заграничной стажировки. Мне захотелось отметить это шикарное событие, которое вот-вот должно было произойти в моей жизни, и я позвал её с собой в общагу к моему другу. Она снимала квартиру на тот момент, желая держаться подальше от родителей, в отличие от меня, пыталась заработать на жизнь и получить настоящее образование. Мне кажется, жизнь тогда давалась ей тяжело, поэтому она отрывает до сих пор те годы своего существования как корку с апельсина у психолога каждую неделю. В общем, Настя предложила почему-то поехать лучше к ней, даже согласилась принять у себя и моего друга, даже не предполагая, что он из себя представляет. Потом она мне сказала, что я выглядел очень наивным дурачком, поэтому она не видела во мне угрозы. На тот момент Настя мне уже сразу сильно понравилась. И, как оказалось, моего другу тоже. Не знаю, почему у них ничего не вышло, но я был этому очень рад, потому что, хоть и не боролся до сих пор за её сердце, я думал, что отношения, которые у неё появятся, разрушат нашу ментальную связь.

– Да я и не против, наконец познакомлюсь с твоим дедом. – она прикинула что-то в своей голове и тут же покраснела. Но щипцами из неё вытягивать было ничего не надо, она и так отлично выдавала всё сама. – Если честно, я его немного побаиваюсь после твоих рассказов.

Оно того стоит, да. Дед обкладывал всех моих знакомых и друзей многоступенчатым матом, сколько себя помню. Человек он странный. Я люблю его по-своему, мне кажется, я набрал много из его характера, потому что рос с ним. Мать часто оставляла своего отца сидеть со мной, ведь дохерища работала, чтобы хоть как-то обеспечивать нашу маленькую семью. Дед уже вышел на пенсию, его попросили с завода, где он «всю душу отдал за 50 с лишним лет». У него и зрение чуть упало, сердце шалить начало, руки уже нередко дрожали. Какой уж тут работничек? Дорогу молодым. Короче, дед не воспитывал меня, точно так же как он это делал с матерью. Просто показывал пример. Ну я и вырос, условно, по методичке. Характер у него дерьмовый. Слишком дисциплинированный, а я таких недолюбливаю. Очевидно, такие ребята кайф от жизни не берут. Они просто делают что-то, припариваются, вон, отдают себя на благо чего-то там, а для себя – ну, по краюхе хлеба на завтрак, обед и ужин. Спасибо, но я всё ещё голоден.

Короче, дед видел во всех моих корешах людей люто отбитых. Тех, которые меня отвлекают от некоей миссии. Миссии, в течение которой я становлюсь нихуя себе каким важным членом общества. В общем, челы в моей жизни остались, но ни на шаг не хотят приближаться к дому, где я вырос. Ведь там сидит мой дед со своими едкими замечаниями к каждому, кто хочет вторгнуться в мой мозг и развить во мне тунеядца. Эх, мне так жаль, что единственный чел, который на это способен, – это я сам.

– Не парься, Насть, он стал мягче. – успокаиваю я свою спутницу, и мы вылетаем на мороз из тёплых стен метрополитена. На входе через небольшое помещение с рамками и полувоенными с металлоискателями в руках и автоматами наперевес я пытаюсь дозвониться до деда.

– Может, он уже там? – предполагает она и кладёт свою сумку на столик, проходя через рамку. Рамка пищит. Охранник её не пропускает. Настя пытается найти, что ещё такого металлического она спрятала под своей шубкой из искусственного меха. Согласен, солдатик, я бы тоже хотел уже раздеть её до трусов. Дед не отвечает. Я убираю телефон в карман, надеясь, что Настю уже поскорее пропустят. Ведь мне тоже хочется пройти эту тупую проверку, сдать куртку в гардероб и залить в себя самый дорогой бокал шампанского в своей жизни.

Я пробежался вверх-вниз по лестнице, пытаясь найти в толпе у гардероба деда, но его там не было. Я не представлял, как на этот раз он может одеться, но точно знал, что его тут нет. Мысль, что он уже в зале, промелькнула в моём мозге, но я не предал этому значения. Пришлось хватать Настю в охапку и идти в буфет. Очереди уже немного собирались за всякой наживкой, мы оказались в самой середине одной из них. Толпа укомплектовывалась.

– Шампанского? – галантно предложил я и улыбнулся во все тридцать два моей спутнице.

– Может, водички и бутербродик с рыбкой? – Настя кокетливо похлопала ресницами. Вполне хороший выбор. Мы помолчали, повертели головами по сторонам. Так между делом подошла наша очередь.

Я подумал, интересно, может, Насте не очень нравится моё пристрастие к алкоголю? Она всегда обходила стороной попытки угостить её пивом, когда бывала где-то на тусовках, предпочитала безалкогольные напитки. Мы никогда не разговаривали об этом. Да и с чего вообще о таком разговаривать? Вообще дружба должна включать в себя диалоги на такие темы? Тем не менее, почему-то это прострелило мою голову. Продавец смотрел на меня настороженно, ожидая, когда я что-нибудь скажу, Настя изучала витрину.

– Можно эспрессо, бутылку воды, бутерброд с рыбкой и тирамису?

Мужчина расслабился от факта, что я не буду ещё триста лет стоять и смотреть на него пустыми глазами и ринулся собирать всё, что я ему только назвал. Да, цены, конечно, ничего себе. Кусали меня как кобры. Очень точно попадали по моему кошельку. Яд уже просочился внутрь, вот-вот он умрёт.

– Ты правда будешь эспрессо? – Настя заглянула в мою кружку. Я уже два месяца не ел ничего, что могло бы содержать кофеин или какао. Это могло быть природным возбудителем нервной системы, а я хотел подуспокоиться. Возможно, иногда мне это удавалось. Я думал, это может победить мою псевдо-депрессию, но теперь нужно было, кажется, добавить в этот список алкоголь. Пиво, к которому я был привязан. Мой источник силы, напоминание о моём лучшем друге, который не всегда был рядом в нужную минуту. А пиво было.

– Нет, я только ради запаха. – соврал я, хотя хотел глотнуть.

Мы потусовались в буфете до первого звонка, а потом уже двинули на балкон. Настя уже очень сильно нервничала из-за встречи с моим дедом, хотя мне почему-то было очень весело от мысли, что я сейчас его увижу. Столько радости как будто я никогда не испытывал. Мне даже на секунду захотелось остановиться и отдышаться немного, так сильно эмоции бежали впереди меня. Я видел его буквально на своих прошлых выходных, когда приезжал к ним с матерью в гости, но сейчас было что-то особенное. Он редко куда-то выезжал без неё, они вечно дополняли друг друга в обществе. Их тандем я не выносил на людях. Мне было тяжело между ними. Я чувствовал себя мостом между разными берегами Средиземного моря, один из которых принадлежал Турции, а другой – Греции. Но по отдельности я был рад составить им компанию. Мне захотелось куда-нибудь вывести мать, чтобы она не чувствовала себя обделённой.

Пройдя «фейс-контроль» на входе в ложу балкона, мы с Настей двинулись по рядам в поисках нужных мест. Я сразу увидел деда. Он отчаянно жестикулировал и что-то рассказывал своей соседке справа. Наши два места на краю ряда пустовали. Я поманил Настю за собой. Она явно сконфузилась, но пошла.

Когда я появился в щели между сидушкой и спинкой впереди стоящего ряда, дед сразу повернулся в мою сторону. Настя остановилась сзади меня. Дед сразу вскочил со своего места и протянул мне открытую ладонь.

– Привет, внук! – сказал он, а я схватил его руку и обнял его, прижавшись щекой к его плечу, облачённому в колючий свитер.

– Это Настя, – сказал я и присел между ней и дедом, чтобы он на неё посмотрел. Мне казалось, она не может ему не понравиться. Сегодня такой день, что все всем должны нравиться.

– Очень приятно, приятно! – дед протянул и ей руку, Настя хотела пожать, но дед уже потянул её ладонь и чмокнул. Галантно. Настя с улыбкой, очень волнительной, посмотрела на меня, а я улыбнулся ей: вот такой у меня дед, джентельмен!

Дед рассматривал меня. Оценивал, как я одет. Ему нравилось. Нравился мой пиджак, брюки. Не нравились татуировки, выглядывающие из-под пиджака. Он хватал мою правую руку и показывал Насте, приговаривая, что его внук глупец, изрисовал себя какими-то мультяшками. На самом деле, он меня не осуждал, ему даже было интересно каждый раз увидеть, что я нанёс на своё тело снова.

***

Последней татуировкой были фрагменты распятия, которую я сам нарисовал и отправил своему мастеру. Он согласился выполнить работу за, по-моему, восемь тысяч. Это была моя вторая татуировка на самом видном месте руки. И сделал я её за два дня до своего 26-летия, одиннадцатого декабря. Когда приехал к матери с дедом отметить праздник, они не акцентировали внимание на новом рисунке, потому что он был скрыт под кофтой с длинным рукавом. Я беспокоился об их психике. Так до лета мне удалось скрыть её, но потом дед заметил и стал расспрашивать, давно ли она у меня, мол, потерял счёт уже, я сказал, что да, по сути, не соврал. И потом он спросил, что это, а мать, сидящая в кресле в дальнем углу комнаты, ровным голосом ответила за меня: это распятие. Её отношение к богу для меня остаётся загадкой. Что-то в ней переклинило однажды, когда мне было десять, и она стала сильно верующей. У неё был свой «красный уголок» в комнате, она зажигала свечки, постилась, совершала паломничество несколько раз. Просто ни с чего. Пыталась брать меня с собой в детстве в церковь, помню, как еле выстаивал службу. Из всего я по-настоящему любил потом есть просфору, больше мне особо ничего не запомнилось. Иногда на меня навевает желание съездить в церковь и поставит свечку, но я не знаю, у какой иконы лучше это делать, а спрашивать мать мне почему-то боязно. Как только я перешагнул рубеж в тринадцать лет, я отказался ходить с ней на службу. И в принципе, когда мы ездили с ней куда-то, где были храмы, которые она хотела бы посетить, я оставался снаружи. Мне было тяжело ответить на множество собственных вопросов о боге, поэтому я держался в стороне. Распятие я нанёс на своё тело для того, чтобы держать хорошего-парня ближе. Возможно, когда я сделал это, вопросы перестали терзать мою голову, а просто вращались в этих фрагментах на руке и не покидали забитые рамки, больше не мучая меня по ночам.

***

Перед нами сидела женщина и на каждый поворотный момент, когда зрители чуть аплодировали, она со всего размаха начинала чуть ли не в кровь разбивать свои ладони друг о друга, крича «БРАВО» в самодельный рупор из рук. Она отчаянно жестикулировала. Дед бесился с этого. Он хотел её окликнуть, а потом, наверное, обматерить, но я сдержал его. Это было очень комично. Мой разъярённый дед и безумно довольная женщина в возрасте. Настя с трудом сдерживала смех от этих сценок. Лебединое озеро ей не нравилось. Наши руки делили один подлокотник. И я чувствовал, как они, соприкасаясь тыльной стороной ладоней, источают маленькие искры. Меня пронзало невидимым током, а сердце начинало биться с удвоенной силой. Настя не убирала руку, но, уверен, она тоже чувствовала это. Мне хотелось, чтобы балет поскорее закончился, потому что я и сам начинал скучать. У моего деда была особенность – он никогда не досиживал до конца, всегда уходил за пару минут до финала, чтобы нормально забрать вещи из гардероба и выйти из здания до наплыва толпы. Я шепнул об этом Насте.

– Надеюсь, так и будет, я тоже хочу уйти пораньше. – она повернулась назад к сцене.

Мне стало чуть грустно, что меня окружают люди, неспособные воспринять искусство. В студенческие годы мы ходили с ней на спектакли, билеты на которые доставались бесплатно от профкома. Мне нравилось прикасаться к пьесам, которые я читал ещё в школьные годы. Если я не читал пьес, по которым шли постановки, я обязательно скачивал текст и проводил вечера за чтением до нашего посещения театра. Мне нравилось составлять разное мнение. Мне нравится читать и чувствовать текст, чувствовать автора, искать смысл, пытаться увидеть между строк. Но люди, меня окружавшие, к этому не тяготели. В любом случае, сейчас я точно хотел уйти, потому что в этой постановке меня ничего не привлекало, кроме Насти, сидящей в соседнем кресле.

Мы вырвались на прохладную улицу и втроём пошли к метро. Дед задавал вопросы про мою работу, про путь домой в данную секунду, пытаясь поподробнее выведать, каким образом поезд понесёт нас по туннелям метрополитена. Как будто было так много вариантов, что стоило разорваться при выборе конкретного маршрута. Настя шла всё это время молча, а мне начинало казаться, что дед чувствует себя рядом с нами практически неловко. Интересно, что он о ней думает. Я сделал пометку в голове, чтобы потом узнать его мнение о девушке с красной помадой на губах. Мы зашли на станции «александровский сад». Здесь нас всех должно было разбросать по разным станциям через пересадку. Настя осталась со мной, а дед, полностью удовлетворённый, хоть и немного сконфуженный, быстро ретировался. Я решил действовать, хотя особых предпосылок не было, кроме наших прикосновений. Что-то закричало внутри, вдруг это ошибка, а я просто отличный фантазёр, но было уже поздно:

– Поехали ко мне?

– Давай, – мягко согласилась Настя. И мы помчались вниз по эскалатору в тёплый вагон метро.

Всё произошло так быстро, что я и не понял, как мы зашли в тёмную квартиру, скинули верхнюю одежду и очутились на диване, где Настя отлично нырнула в мои объятия. Я не знал, как можно избежать неловкости в первом поцелуе, наверное, никак, поэтому сильно разволновался.

– Поцелуй меня уже, пожалуйста, – сказала она и посмотрела на меня своими чудесными глубокими глазами. Я сразу же нашёл её губы своими. Мы целовались полночи, а потом пошли спать на кровать. Секса так и не случилось, чему я в какой-то степени как будто был рад. Я боялся сегодня быть отвратительным любовником, чувствовал, что опозорюсь. Вдруг я как-то не так выгляжу? Или поведу себя неуклюже? Точка моего стеснения почти достигала пика, поэтому я не переступил черту. Но когда Настя легла рядом и прижалась ко мне всем телом, я был очень счастлив, что граница между нами разрушилась.

***

Я сидел вместе с дедом на кухне и ел отваренную специально для меня цветную капусту, обильно политую острым кетчупом «Слобода». Чувствовал в основном не вкус пищи, а нескончаемый поток, вытекающий из носа. Не думал, что горячая капуста вкупе с почти не жёстким соусом так отзовутся во мне. В конце концов, это не sriracha. Дед молча наблюдал за мной, довольный, что всё равно может меня чем-то угостить, когда я приезжаю спонтанно в гости. Он всегда разводил руками, когда я заходил к нему без предупреждения, а потом сразу же кидал в кипящую воду соцветия цветной капусты.

– Пару минут и буду вытаскивать, – сообщал он мне, довольно потирая негустую седую бороду. Я улыбался в ответ.

– Так что скажешь мне про Настю? – спросил я, когда течение из носа чуть прекратилось. Сморкаться было особо нечем.

– А? – дед посмотрел на меня. Я кивнул. – Ну да, это девчушка из дворца съездов? Ну да, да. Интересная. Помада такая красная, лицо от этого получилось покраше, – сказал дед, что-то ещё добавив жестами. Я не разобрал. Забавный он чувак. Я решил, что никогда не расскажу Насте, что он мне про неё только что выдал.

5

Пришло время приоткрыть завесу тайны, на что я брал кредиты, которые теперь с трудом отдаю. Мне хотелось хорошей жизни постоянно, сколько себя помню. Я ничего не имел из задатков людей, которые налегке врывались в неё, но прикоснуться и окунуться постоянно хотелось. Богатые родственники, неожиданная удача, небывалый успех, образование, при котором ты устраиваешься на должность финансового аналитика в хорошую фирмочку и рубишь бабки с первой секунды – нет, этого у меня не было никогда. Но уверенность, что я ещё заживу хорошо, меня не покидала.

Просто мне всегда немного везло. Не прям фортуна всегда была за моей спиной, типа как в этом известном тесте на доверие: я падаю, а она меня ловит, подмигивает, мы заливисто смеёмся и живём припеваючи, потому что я всегда могу отныне рассчитывать на неё. Нет, нет. Но было другое. Вот эти мелкие события, которые делают жизнь лучше, как бы невзначай. Иногда это настолько незаметно, что просто, когда я узнаю, что у других всё совсем не так, я очень сильно удивляюсь. И это не театр одного актёра. Приведу пару примеров. Ну для начала хорошая школа с хорошим классом, где тебе не натягивали трусы на жопу, а наоборот как-то сразу приняли в коллектив, уже давно сплочённый без меня. Приняли мои странности, а их у меня изрядно в голове, от выбора музыки до просто чёрно-белых фильмов с субтитрами.

Напомню, ч/б фильмы с субтитрами – увлечение, которое идёт богатым взрослым красавчикам из кино, у которых ещё и домашний кинотеатр имеется, чтобы показывать это всё девушкам, которые, понятное дело, в этом вообще не разбираются, но потом делают закадровую мысль: боже мой, он такой утончённый. Ага, утончённый. Это пока он тебе из своей картотеки не достал «Psycho» 60-го года. Подмигиваю обоими глазами. На самом деле, я рад, что это увлечение всё ещё плывёт со мной до сих пор. Благодаря ему я купил билет и на закрытый показ «The Lighthouse», остался доволен, было сносно, но кто мы, чтобы не жить ради кринжа. Кстати, чайку жалко до сих пор.

Помимо хороших одноклассников мне достались хорошие одногруппники в университете, чтобы было тоже делом неплохим. Ненавязчивые дружелюбные люди составляли 98 % всей массы моей группы. И даже если это была маска, то она продержалась в течение шести лет. Мне кажется, это критический успех. Поднимите руки, у кого было так же. Кому вообще хотелось кип-ин-тач с такого рода людьми даже после получения всратого диплома? То-то же.

Дальше мне повезло с работой. Я был и остаюсь тунеядцем в душе. Не самым радикальным, потому что мне всё ещё необходима хорошая жизнь, но хочется как в мечтах многих – ничего не делать и получать за это деньги. И словно даже здесь какой-то невидимый мой ангел-хранитель решил помочь мне в этом нелёгком деле. Я устроился на работу с графиком 2/2 с 12-часовой рабочей сменой и забыл, что такое трудности и печали. Начальник у меня был мужик совершенно бестолковый и мне никаким образом не хотелось с ним контактировать. Он просто пробивал мне короночку каждый раз, вооружившись собственной тупостью, доводя меня до исступления.

И мой сменщик оказался редкостным гандоном. Он был вечно всем недоволен. Всеми недоволен. Прибухивает на работе, прибухивает дома. Прибухивает и не скрывает. На это все почему-то закрывают глаза. Он не пуп земли, далеко не лучший человек, но факт есть факт. Считается, то есть имеется такое мнение, витающее в атмосфере, что Никита хороший специалист. Никите сорок шесть, он разведён, у него есть дочь, которая при первой возможности уехала в Китай и там вышла замуж. И оборвала контакты со своей роднёй. Не осуждаю. Наверное, Никита тоже её не осуждает. В любом случае, по-моему, Никита поганый спец. Мне постоянно приходится подчищать за ним дерьмо. И вряд ли ему стоит быть недовольным после этого. Но он недоволен и мной тоже. Работа непыльная, почему бы не сделать её один раз качественно, чем потом снова и снова исправлять косяки на новые? Никита пока не ответил мне на этот немой вопрос. Пару раз он притащился на работу в мои дни, не поставив нашего начальника в известность. От него разило спиртным. Так он поступал только в субботу или воскресенье, когда на работе никого не было, кроме меня и пары девчонок из соседнего отдела. Так уж вышло, что производство должно обслуживаться без выходных, но начальство работало по пятидневке. Каждый раз моё очко донельзя сжималось, как я только представлял, что может выкинуть бухой чувак на работе, которого тут даже не должно быть. И как мне придётся это разгребать. Но он был добрее Деда Мороза в новогоднюю ночь. Немного сидел в кабинете, который мы делили на двоих, подключался к компьютеру через aux, негромко пел в тон солисту неизвестной мне группы и заполнял какие-то протоколы в экселе в течение полутора часов. Потом отпускал пару комментариев о погоде, моём внешнем виде, важности униформы и уходил в закат. Обычно он не ведёт себя так. Никита-мудак материт всех на чём свет стоит, кидает парочку ножей в спину людям, которых нет в данный момент в поле его зрения, а там рабочий день подходит к концу. Когда я только пришёл работать, мне зачем-то сильно его нахвалили. Это был один из самых старослужащих работников фирмы, отдававший ей всего себя на протяжении пятнадцати лет. Работать, говорили мне, Никита способен за троих. Такого не переплюнуть. Помню, как я стал почти сразу закрывать в день по тонне задач, количество которых Никите и во сне присниться не могло. Ну, может, в кошмаре. Короче, по факту Никита оказался гавном. Он бухал, орал, пару раз ловил синьку на работе. Ссорился с начальниками других отделов. Я не понимал, почему. А потом как понял! Наш новоиспечённый начальник, появившийся у группы инженеров, куда меня взяли, очень боялся потерять только что выдуманную специально под него должность. До такого расширения штата на всю фирму было два инженера-механика: гений, которого я не застал, и Никита. А теперь нас четверо, а работаю я, видимо, по стопам того чувака. Никита был подсоском. Другого парня переманили бывшие коллеги на другое место, где больше платили и лучше относились. Это значит, понимали, что он гений. Очень редко люди на самом деле ценят (ибо чаще не понимают) чужой тяжёлый труд. Никита, к тому же, как помощник был дерьмо собачье. Много нудел, жаловался. Нередко вставал в позу: я так делать не буду. Слово «надо» в его лексиконе стиралось, когда применялось к нему, а не им. После ухода главного инженера кое-как набрали новый штат, в который я запрыгнул на своего рода удаче сразу после университета. Прям в августе после защиты магистерского диплома. Но начальник у нас появился с какой-то третьесортной складской территории, ведь его жена неожиданно оказалась нашим главным бухгалтером. Думаю, две точки на листке бумаги все умеют соединять. А про Никиту мне потом это всё девочки из соседнего отдела рассказали, с которыми мы сидели на одном этаже. Они часто пользовались моими услугами, потому что у них постоянно всё ломалось. Фирма сильно, видать, экономила на оборудовании, зато на штат механиков решила раскошелиться. Жаль, штат оказался херовым. Авторитет Никиты для меня угас, так особо и не разгоревшись. Но иногда ко мне в голову прокрадывается мысль, что надо бы сдать его куда повыше. Только тогда вскроются ещё какие-нибудь скелеты, о которых многие помалкивают. Вот и я молчу.

А молчать есть, о чём. Мои смены по двенадцать часов совсем не двенадцатичасовые. И мой тунеядец этому безмерно рад. Начальника на работе не бывает, я сталкиваюсь с его тупостью только на летучке, почему-то проходящей в час дня через онлайн-конференции. Вот и на работу я подъезжаю примерно к двенадцати. А должен к девяти. В двенадцать я переодеваюсь в якобы форму, на деле, накидываю халат на любую из тысячи анимешных футболок, составляющих подавляющее большинство моего гардероба, сажусь обедать. После часовой летучки, когда план работ якобы определён (он у нас продублирован в журнале смен заранее), я иду на улицу с курящими девочками из смежного отдела. Потому что чаще всего задания на смену я выполняю в первый день. И остаются лишь фактические, типа «ой, Кирюш, у нас сломалось *любое название прибора*», с этим я тоже легко справляюсь, ведь к любому прибору у нас есть документация. В том числе и подробная инструкция. Чаще всего, правда, она на английском, которым не владеет никто в моём штате. Гугл-переводчик для них тоже непосильная ноша. В прошлый раз Никита разосрался и чуть непоправимо вообще не расфигачил прибор. Короче, доверием располагаю пока только я. С одной стороны, не очень, потому что вся такая побочная телега достаётся мне. Но с другой, есть классное ощущение, что я не зря живу эту жизнь. Ну и когда рассасывается вся пятидневка часам к шести, я тоже освобождаюсь. Это ли не везение чистой воды?

Мне очень нравилась начальница соседствующего с нами штата, ей исполнилось недавно сорок пять лет. Ездила менять паспорт. С ней мне тоже отчасти повезло. Помню самое первое чувство, когда я приехал, только устроенный в отделе кадров, и Глеб, мой начальник, единственный раз на моей памяти присутствующий на работе, представил меня коллективу.

– Коллеги, разрешите представить нашего нового сотрудника. Это Тихомиров Кирилл, он новый сменный инженер по техническому обслуживанию оборудования, прошу помочь при возникновении заминок. – мне казалось, Глеб копает мне яму, да и вообще меня дико смущали все эти пары глаз, вмиг уставившиеся на меня. Изучающие, ищущие, что передать дальше по отделам от сплетни к сплетне.

Анна как раз в это время обедала со своими девчонками, стирая все границы начальник-подчинённый. Я сразу почувствовал атмосферу лёгкости и понимания, которой была пропитана вся столовая зона в тот момент. Мне удалось с ней заобщаться и подружиться. Для меня было нонсенсом – женщина, годившаяся мне в матери, обратила на меня внимание, прислушивалась к моим советам, за которыми сама приходила. Её интересовало моё мнение относительно техники, она миновала моих старших коллег, здесь Никита вообще не в счёт, шла целенаправленно ко мне. Рассказывала забавные истории из жизни, мы обсуждали места, где бывали на отдыхе, сошлись на вкусовых привычках. Но, вновь, гусары, руки на стол.

Чувство, которое она во мне первостепенно вызывала, было чувством зависти. Я дико завидовал её сыну, моему ровеснику, может, на год меня младше. Она окружала его ненавязчивой заботой, явно относилась как к равному, поддерживала стремления найти себя в жизни, хоть уж кем-нибудь. В итоге, он выбрал для себя путь пожарного, на что она, зажмурившись, дала добро. Старалась быть для него больше старшим товарищем, чем нудной матерью, которая вечно клюёт по головке и проверяет, не обжёг ли он пальцы на последних сутках. Да, говорила она мне, было тяжело сначала, сны снились жуткие, просыпалась посреди ночи, еле останавливала себя, чтобы не звонить, не требовать бросить дурацкую затею. В конце концов, она была начальницей большого штата, куда могла затесать одного тунеядца, но делать этого не стала. Мне казалось, мне такого сильно не хватает. Заботы? М, нет. Принятия. Принятия любого прикола, который я мог бы выкинуть. Но, зная реакцию, я сидел в клетке и не мог петь, как в известной сказке про птичку. Только этой птичкой всю жизнь был я.

***

В общем, я сильно отвлёкся от своей любви к понтам. А она обволакивала мою жизнь, как растаявшее мороженое, стекающее по стенкам вафельного рожка. Когда я решил, что пора уже привести свою жизнь в порядок, я начал откладывать деньги на первый взнос. Ипотека на квартиру меня совсем не пугала. Меня пугало, что мне придётся застрять с матерью и дедом в четырёх стенах на юго-востоке Москвы и никогда не узнать, какая жизнь на вкус. Странно, что ко мне вообще внезапно пришло осознание, вдруг собрать вещи и начать устраивать свою самостоятельную жизнь. С чего оно вообще подкрадывается? Кто решил надрезать пуповину, невидимо соединяющую меня и мать? В любом случае, спасибо, потому что это дало мне возможность шире окинуть взглядом горизонт. И преисполнится осуждением к сосункам, даже в тридцать лет не видящим ничего зазорного в том, что трусы им наглаживает каждый день мамуленька, только что на работу рюкзачок не собирает. Ах да… Собирает.

Но квартиру я тоже решил не брать какую-нибудь, лишь бы съехать поскорее. Я мечтал о том, что было в моей голове тесно связано со словом «уют». Мой уют предстал передо мной в бело-серых тонах, кирпичной отделке одной из стен, деревянных шкафах в прихожей и на балконе, а также практически полном отсутствии мебели. Помимо этого, вся квартира была нафарширована необходимой мне техникой, кухня вообще пришла только с конвейера, а через секунду, лишь моргнув, мы с бывшим собственником уже были в банке, где я подписывал документы на первую в своей жизни ипотеку. Кстати, спойлер: рабства я до сих пор не ощущаю.

Квартира располагалась всего в пятнадцати минутах от моей работы на машине. Я специально выбирал такой район, чтобы можно было спокойно доехать и до работы, и до центра на своих колёсах. Без особых телодвижений. До центра, кстати, я доезжал на машине за двадцать минут. Платная парковка, конечно, меня не смущала. Я был готов все четыреста пятьдесят рублей за час закинуть – было плевать. В конце концов, ради чего зарабатывать, если не можешь потратить на то, что хочешь? Мышление бедных.