ГЛАВА 1
– Ваше Величество, герцог Килоса пишет, что бунтовщики были выбиты из города и загнаны в окрестные леса, – доложил Аарон, командующий имперскими армиями. – По-хорошему нам следует отправить войско в Килосийский лес, в противном же случае имперский тракт будет парализован для торговли, что неприемлемо.
– Я бы не торопился с подобными решениями, генерал, – вклинился Аристарх. – Нам сейчас нельзя терять людей, гоняясь за холопами и кулаками по лесам. Сами знаете, молодой Ниярский каган жаждет крови, собирает войска под Фолио. Набеги на деревни вблизи Килоса учащаются каждую неделю.
– Потому мы и должны отправить войска, Ваше Величество, – словно не слыша первого консула, обратился к императору Аарон. – Если мы будем медлить, каганатский щенок может принять это за слабость и двинуться на город, в чем будет прав! Мои люди докладывают, что этот Шандор уже собрал под Фолио семьдесят тысяч штыков, двадцать тысяч всадников и неизвестно сколько артиллерийских орудий. Если мы не выдвинемся сейчас, может стать слишком поздно!
– Ваше Величество, генерал Аарон недооценивает опасность своей авантюры. Если вы помните, то семнадцать лет назад, в войне с царством Теосидов, мы уже отправляли войска к осажденному Килосу. Тогда северяне наголову разбили…
– Пока вы вспоминаете поражения своих фаворитов не забывайте, что именно я тогда оборонял Килос, будучи полностью окруженным, аж третий год! – Генерал ударил кулаком по столу, заставив пешки на карте подпрыгнуть. – И продержался бы еще, если бы не подписанный тогда мир… Да и нельзя сравнивать профессиональное войско Теосидов с немытыми смердами, которых юнкера из города выбить сумели.
Сидевший во главе стола император поднял руку, заставив советников умолкнуть. Он выглядел ужасно уставшим. От десятков бессонных ночей под глазами появились темные круги, давно нестриженные черные волосы неряшливо торчали из-под короны, которую государь почти перестал снимать.
– Герцог Аристарх прав, – наконец молвил он. – Даже несмотря на то, что это крестьяне – их много, они вооружены, многие из них вели различный промысел в этом лесу. Гнаться за ними бессмысленно и опасно – можно потерять слишком много людей, что я категорически запрещаю, пока над нами нависла угроза войны!
Государь нервно постукивал пальцами по столу. Корона оказалась тяжелее, чем он предполагал в юношестве.
– Казна пустеет, а треклятые смерды восстают из-за поднятия пошлин! Вражеские шпионы разносят в народе «успехи» республиканцев!
– Ваше величество, Килос – торговая столица мира, большая часть горожан жила за счет торговли…
– Этот бунт не начался бы просто так. Откуда у крестьян нашлось столько оружия? Наторговали хочешь сказать? На пять тысяч ружей? – перебил консула император Дмитрий. – Я уверен, что Софийские мрази как-то причастны к этому. Необходимо найти каждого, кто имел или мог иметь связь, симпатию к республиканцам и подвергнуть суду.
– Дмитрий, если вы помните, ваш отец… – вновь попытался вклиниться Аристарх.
– Мой отец потерял весь Юг страны! – закричал государь. – Самые богатые регионы империи ушли под власть Софийских бунтовщиков, которых мой отец в свое время отказался по вашему совету казнить! Мы потеряли прибрежные Эмпорос и Софию, потеряли лояльность Софоса – крепости священного ордена, потеряли Пиргос! Все земли южнее реки Танаис отошли к повстанцам! Потому я приказываю вам найти и подвергнуть суду каждого. кто может представлять угрозу целостности империи. Слышишь меня, Аристарх?
– Будет выполнено, Ваше Величество, – мрачно ответил первый консул.
– Тем не менее, в отношении бунтовщиков вы правы, – более спокойным тоном продолжил Дмитрий. – Отправлять войска в Килоссийский лес смерти подобно. Про имперский тракт придется на время забыть. Бунтовщики не пойдут на Запад, ибо Килос они взять не смогут, а в землях Ниярского Каганата их ждет только смерть и рабство. Значит они или двинутся к Теосидам, чтобы безопасно перейти через их территорию в леса под горой Морте, или бегут к республиканцам. В противном случае они зачахнут в этом лесу, ибо прокормиться пятью тысячам человек там не удастся – им придется выйти на восточную равнину, где вы, генерал Аарон, их и разобьете. На этом всё.
Советники попрощались с императором и покинули зал заседаний. Дмитрий Икосид встал из-за стола и направился в покои дочери. Четверо гвардейцев последовали за ним.
По пути в покои Авроры, император поглядывал на картины, украшавшие коридоры дворца. Десятки, сотни подвигов его предков, запечатленные лучшими художниками тех времен, давили на государя.
Дмитрий остановился у картины своего отца. Он восседал на троне, бодрый и грозный. По левую руку от него стоял молодой Аристарх, его верный друг, первый консул империи. Десятки подданых выстроились к императору на прием, в их лицах читался восторг и надежда. «Я помню тебя другим.» – Подумал государь, вспомнив последние дни отца. Он был слаб и запуган, ему всюду мерещились враги. Он засыпал с кинжалом под подушкой, а в прикроватной тумбе всегда держал пузырек с ядом. Гражданская война и последовавший за ней позорный мир сломали его.
– Что ты думаешь о правлении моего отца, гвардеец? – спросил император, продолжив идти в покои дочери.
Напуганный подобным вопросом солдат замялся, но быстро взял себя в руки.
– Он был добрым правителем, Ваше Императорское Величество, справедливым и…
– И сколько человек этот добрый и справедливый правитель казнил? Скольких сгноил на каторге? – перебил его император. – Сколько жен и детей оставил без отцов? Скольких ты убил по его приказу?
– Ваше Императорское Величество, – пробормотал побелевший гвардеец, – ваш отец, светлая ему память, был хорошим человеком. Просто на его долю выпали тяжелые времена…
– А я хороший человек? – спросил Дмитрий, дойдя до покоев дочери и посмотрев гвардейцу в глаза.
– К-к-конечно, Ваше…
Император не дослушал его и вошел в покои Авроры. Что еще мог ответить ему гвардеец? Одним взмахом руки государь мог сжить этого человека и всю его семью со свету.
Девочка семнадцати лет, с темными, спадающими до пояса волосами, сидела за столом и читала какую-то книжку. Услышав, как кто-то вошел в комнату она оглянулась и, увидев отца, бросилась ему на плечи.
– Батюшка!
– Солнца ясный лучик! – тепло проговорил Дмитрий, сев вместе с дочерью на её кровать. – Что ты читаешь?
– Фрейлина Анна принесла мне поэму о князе Нори, владыке Еогона! – весело начала рассказывать девочка. – Ты знал, что он в одиночку одолел десяток василисков, защищая свою невесту в Еогонском чертоге?
– И отрубил последнему великану руку одним ударом? – с ухмылкой добавил император. – Мы с твоей мамой часто ходили в Сомнийский императорский театр на спектакли по этой поэме, когда были молоды.
– Фрейлины говорят, что мы очень похожи с ней, – робко промолвила Аврора, опустив взгляд в пол.
Дмитрий крепко обнял дочь, после чего аккуратно приподнял её подбородок и посмотрел девочке в глаза.
– Если бы твоя мама только видела, какой красивой девушкой ты выросла, она бы даже позавидовала, – сказал государь, глядя на лицо дочери. Она и правда была вылитой матерью. – И я уверен, что когда царевич Зигмунд увидит тебя, он решит, что до этого дня никогда не видел никого красивее. И никогда не увидит.
– Лишь бы он дар речи не потерял, батюшка! – рассмеялась Аврора. – А то на брачной церемонии не сможет клятву прочитать.
– Ты уже решила, в каком платье будешь? – поинтересовался Дмитрий.
– В зеленом, батюшка. В цветах нашего дома, – ответила девочка. – А он наверняка будет в синем, фрейлины говорят, что у Теосидов так принято.
– В середине празднества синими будут, наверное, все. Северяне – большие любители выпить…
Аврора встала с кровати и начала ходить по комнате, рассказывая, как с фрейлинами обсуждали музыкантов, которые должны играть на свадьбе.
Император же лег на спину и, глядя на дочь, задумался. Ее мать умерла при родах. Несмотря на уговоры своих советников, Дмитрий отказался от нового династического брака. Он не мог представить кого-то другого подле себя. И потому каждую ночь корил себя за условия мира, заключенного с Теосидами в начале своего правления. Оборонительный союз и вечная дружба, в обмен на матриархальный брак своей новорожденной дочери на втором сыне царя Теосидов. Он не хотел, чтобы его единственная дочь была помолвлена и обречена на брак с тем, кого ни разу не видела. Но долг перед страной был выше, нежели его желания.
– Ты чем-то опечален, батюшка? – спросила Аврора, заметив, как отец помрачнел.
– Нет, солнце… Просто задумался о делах…
– Не тревожься из-за меня, – сказала девочка, сев подле отца и взяв его за руку. – Ты делаешь все, что можешь.
– Да, ты права… – пробормотал Дмитрий и встал с кровати. – И буду делать еще больше.
ГЛАВА 2
Торговый квартал Килоса гудел. В таверне «Пьяный Кабан» юнкера шумно обсуждали, как на днях выдворяли бунтовщиков из города.
– Ну значит сбивает он меня с ног, целится аркебузой и тут БАХ! А курок-то – не жмется! – смеясь, поведал товарищам подробности боя Трифон. – А руки-то по локоть – нет! Я, падая, саблей отсёк, а он видно от шока не заметил. Зато видели бы вы его лицо, когда он глаза на руку опускает, а там…
– Это еще что! – сказал ему товарищ, махнув рукой. – Мы бились на центральной площади, крестьяне палили невпопад, многих посекли, но никого не убило. Нам штабс-капитан орет «ДЕСЯТЬ ШАГОВ ВПЕРЕД», мы их тесним к стене, а после как выдаст «ОГОНЬ». Повалили там человек пятьдесят за раз, а потом на штыки! Вот тогда они и побежали. Помнишь, Антон?
Сидевший рядом юнкер отхлебнул пива и поставил кружку на стол.
– Не сказал бы, что есть чем хвалиться, – сказал Антон, откинувшись на спинку стула. – Ну перебили мы пол сотни крестьян, ну и что? Этим дуракам хоть пушки дай, хоть коней – сами поубивают друг друга. Их только годы муштры исправить могут, а так, да хоть десять тысяч, хоть двадцать их бы было – нет разницы. Нет чести медведю хвалиться убийством овцы.
– Ну ты тоже борщишь, – сказал ему Трифон напротив. – Если бы крестьяне были ни на что кроме полей негодны, то и Софийской республики бы не было…
– В республике и не крестьяне правят, Трифон, – ответил ему Антон. – Если бы не поддержка лордов-предателей, мятеж бы подавили. Сколько в Софии было восставших? Пятнадцать тысяч, притом не все вооруженные. Если бы лорды не поддержали их, то хватило бы одной имперской армии, чтобы зарубить все быдло на корню. Без поддержки знати этот сброд бы и мельницу удержать не сумел, не говоря уже о городе…
– Может не будем из-за этого спорить, а? Ну хотя бы сегодня, – вмешался их товарищ. – Давайте лучше выпьем. За императора!
– За императора! – Юнкера встали из-за стола и осушили кружки, после отправив самого младшего за добавкой.
Дверь таверны отворилась. Внутрь вошел старик в изодранном плаще, он сел за соседний стол и заказал у подбежавшей девчонки миску похлебки и кружку пива. Антон присмотрелся. На обрывках плаща незнакомца виднелся лавровый лист – герб Фароса, его фамильный герб.
Юнкер встал и, слегка шатаясь, подошел к столу незнакомца.
– На тебе мой фамильный герб, но я не знаю тебя. Назови свое имя.
– Вы никогда не отличались наблюдательностью, – ответил старик, лениво взглянув на Антона.
– Не слишком ли много ты на себя берешь, старик? – вспылил юнкер. – Ты разговариваешь со своим баронетом! Встань и смотри на меня, когда я обращаюсь к тебе!
– Это все не важно, – спокойно сказал старик, улыбнувшись девушке, что принесла его похлебку. – Не будет скоро ни баронетов, ни баронов, ни графов, ни герцогов, ни импе…
Антон схватил старика за грудки и поднял со стула.
– Ты что такое несешь, смерд? – крикнул разгоряченный спиртным Антон. – Может потому я тебя и не знаю, потому что ты шпион Софийский?! Назови имя своего барона!
– Все побережье в змеях, щеночек, – все также спокойно ответил старик, не пытаясь высвободиться из хватки юнкера. – Как тысячи лет назад. Они лезут отовсюду, сотни, тысячи ползучих тварей. И они явятся следом.
– Ты что несешь, старый? – спросил юнкер, отпустив старика. – Умалишенный что ли?
– Древние вернутся. Великаны придут вновь! – словно зачарованный забормотал старик. – И выживут только те, кто бежит на горные хребты Теоса! Прочих же ждет смерть!
– Этому не наливай больше, милая, – сказал Трифон, перехватив у работницы таверны кружку пива, предназначавшуюся старику.
– Дед, ты бабушкиными сказками-то народ не пугай. Держи свой потрепанный ум в узде, – вернувшись за свой стол, сказал Антон. – Даже если эти мифы правдивы – наши предки одолели чудищ луками и копьями. Теперь же аркебузы, пушки – чего нам бояться этих тварей?
– Разрываемая войнами империя падет, – сказал старик, приступив наконец к похлебке. – Этого не исправят ни пушки, ни ваша бравая братия, ни дурак-император…
Юнкера одновременно вскочили из-за стола. В таверне воцарилась абсолютная тишина. Несколько мужиков поспешно удалились наружу.
– Забери слова назад, быдло смердящее! – крикнул Антон, подскочив к столу старика и сбросив со стола его миску с похлебкой.
– Ты вспомнишь мои слова, когда Древние разрушат Сомнию. Ты вспомнишь меня, когда зло…
Антон дал старику пощечину и, взяв его под руки, вместе с остальными юнкерами поволок к выходу из таверны.
Вдруг дверь заведения распахнулась. Внутрь вошел штабс-капитан.
– Что здесь происходит, недомерки сраные?! – взревел офицер, увидев, как его подопечные тащат старика по полу. – СТАНОВИСЬ!
Юнкера бросили старика на пол и выстроились в шеренгу. Штабс-капитан помог ему подняться, после чего быстро извинился и повернулся к строю.
– Вы что, калеки, страх потеряли? – сквозь зубы шипел старый офицер, покрасневший от злости.
– Ваше благородие, этот смерд оскорблял импера… – не договорил Антон, получив удар поддых.
– Это вы – смерды тупорылые! Своими действиями вы опозорили не только свои мундиры, но и всю императорскую армию! Я извещу каждый из ваших домов о данном проступке! Вы будете гнить в нарядах на крепостной стене, пока я не получу ответ от каждого из ваших домов! Поняли меня, выродки гнилозубые?
– ТАК ТОЧНО, ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ! – хором ответили юнкера.
Штабс-капитан достал из кармана трубку и кожаный кисет со своими инициалами – подарок военного училища выпускникам. Он неторопливо развязал шнурок и насыпал табак в трубку.
– Фаросский, – гаркнул офицер. – Огоньку не найдется?
Антон достал из кармана огниво и протянул штабс-капитану.
– Юнкерам курить вредно, – сказал офицер, взяв зажигалку и закурив. – НАПРА-ВО! Первый ваш наряд начинается сегодня. В оружейную БЕГОМ МАРШ!
Юнкера выбежали из таверны и добежав до первого поворота перешли на шаг.
– Вот и посидели… Как хряк на солнышке, перед тем как забьют на мясо, – расстроенно сказал Трифон. – Теперь месяц под дождем стоять, пока из Фароса ответ не придет…
– Это если он сегодня-завтра отправит… – пробормотал Антон. – Как бы не до зимы мы там прокуковали из-за того старого безумца…
– И снова к бабам не зашли… – пробурчал себе под нос Трифон. – Опять деревенских по катакомбам, да канализации в казарму водить…
– Не думаю, что во второй раз согласятся, – усмехнулся баронет. – В прошлый раз мы еще в середине пути по пояс в дерьме были. Во время праздников – все обер-офицеры в стельку, баня свободна. Сейчас о бане можно и даже не мечтать…
ГЛАВА 3
Неделю назад всадник из Ниярского Каганата привез в столицу голову имперского посла – молодой каган объявил империи Икос войну.
Дмитрий стоял в зале совета и пытался слушать доклады своих подданных, но мысли его были далеко – могла сорваться свадьба его единственной дочери.
– Ваше Величество, лорд Килоса не сумеет занять переправы через Танаис в землях Каганата. Как я и говорил, бунтовщики оказали нашему врагу услугу – они остановили снабжение города через имперский тракт и отлавливают разведывательные отряды. Каган со дня на день выдвинется из Фолио и если мы не опередим его, то город окажется в осаде.
– Генерал Аарон, вы прославились трехгодовалой обороной Килоса и кому как не вам знать, что городу не страшна годовалая осада – тем более, что скоро зима, – сказал Аристарх, передвинув пешку на карте. – С первым снегом армия Каганата потеряет весь свой запал. Тем более, что битва с войском кагана сулит только поражение – три недели назад у него было семьдесят тысяч штыков, двадцать тысяч всадников и пятьсот артиллерийских орудий! Даже если собрать все имперские армии, у нас будет только две трети их войска. Лучшим решением будет оставить Килос в окружении и ожидать зимы. Тогда и бунтовщики-крестьяне будут вынуждены покинуть лес из-за морозов, и вражеская кавалерия потеряет в лошадях.
– Из-за вашей нерешительности, господин первый консул, мы и оказались в такой ситуации, – вспылил генерал, ударив кулаком по столу. – Если бы мы разбили месяц назад этих голодранцев, сейчас бы не было проблемы с переброской войск под Килос!
– Тихо! – крикнул император, дабы остановить ругань. – Я вас собираю не для того, чтобы выслушивать все это! Нужно решить, как мы поступим сейчас, а не обсуждать то, как облажались до этого!
Генерал Аарон гневно посмотрел на первого консула, но быстро взял себя в руки и обратил свой взор на лежавшую на столе карту.
– Из-за бунтовщиков мы не можем переместить войска по имперскому тракту без потерь. Я предлагаю собрать армии в столице и выдвинуться на Килос южнее реки Мегалы, вдоль границы с республиканцами. Там будет самый узкий участок леса и мы без труда преодолеем его, не опасаясь засады. К тому моменту войска кагана уже наверняка встанут лагерем под Килосом, ожидая нас с севера, с тракта. Мы зайдем им в тыл, а гарнизон Килоса и располагающиеся в городе войска сделают вылазку. Таким образом мы разделим войско кагана и вынудим его отступить.
– Наивно полагать, что каган не знает о нашей проблеме с трактом. Да, он молод, но недооценивать его будет ошибкой.
– И что же вы предлагаете, Аристарх? – саркастично спросил генерал. – Оставить сотни тысяч людей под осадой войска, в котором, с ваших же слов, по меньшей мере пятьсот тяжелых артиллерийских орудий?
– На крепостных стенах тоже немало пушек, генерал. Просто так снести стены или ворота им никто не даст, – ответил первый консул, не обращая внимания на тон собеседника. – Я не говорю, что ваш план плох, Аарон, я лишь предлагаю дождаться снегов.
– Снижение мобильности может сыграть не только против кагана, Аристарх, – сказал император, прекратив постукивать по столу. – Софийская республика может решиться занять Кранос, ваш город, советник, ежели почувствует нашу слабость. А почувствует она её непременно, если мы дадим кагану осадить город. Здесь я согласен с генералом Аароном, нужно нанести удар как можно скорее, дабы не давать республиканцам повода усомниться в наших силах.
– Кранос тоже не деревня, Ваше Величество, за обороноспособность своего города я могу поручиться. Мой наместник оборонял его вместе со мной от Софийцев во времена правления вашего отца и мы даже сумели обратить их в бегство, установив границу на разделении реки.
– Тогда у нас не было противника на Западе, советник, – прервал его Дмитрий. – Генерал Аарон, приступайте к своему плану прямо сейчас. Мы и так слишком долго осторожничали, позволяя каганатским всадникам совершать набеги, в надежде убедить кагана принять меры. Эти варвары никогда не отличались честностью.
Командующий имперской армией встал из-за стола, поклонился и покинул зал совета. Император махнул рукой и гвардейцы последовали за генералом.
– Что по поводу репрессированных, Аристарх? – спросил Дмитрий, когда они остались наедине.
– Семьсот человек, в основном купцы и целительницы из республики, но… – первый консул неловко замялся.
– Но что?
– Были найдены доказательства в связи с республикой у лорда Фароса, барона Янниса… Яннис и его жена оказывали сопротивление при аресте и были убиты.
– Не вы виноваты в том, что эти мрази-предатели выбрали смерть вместо каторги.
– Не в этом дело, государь… – вновь замялся Аристарх. – У барона Янниса есть взрослый сын, он уже несколько лет обучается в юнкерском училище в Килосе и ни разу не был замечен в…
– Значит плохо рыли, – прервал император. – Если его родители сотрудничали с республиканцами, то сын не мог остаться в стороне. Тем более в Килосе, в котором недавно прогрямел мятеж. Он все еще в училище?
– Да, государь, просто… Восточные замки находятся в относительной близости от Краноса и я много раз приезжал в Фарос, в том числе когда по вашему приказу посещал Лейласию, когда мы еще думали, что проклятый город можно восстановить и заиметь свой портовый город, раз уж возврат Софии и Эмпороса не представляется возможным… Я был знаком с семьей барона Янниса и могу вас уверить, в том что мальчик, Антон, искренне предан империи и вам, государь.
Дмитрий начал нервно постукивать по столу. Он даже представить не мог, зачем барону бесполезной в стратегическом плане крепости примыкать к республике, но раз уж люди Аристарха что-то на него нарыли и он погиб…
– Я не могу винить ребенка в ошибках его родителей, – сказал император, так, словно говорил не о баронете, а о самом себе. – Но и оставить его в училище мы не можем. Замените его приговор с каторги на икосийских рудниках на ссылку, отправьте парня на реку Танаис на три года. Если он действительно верен империи, то честно отсидит там свой срок, а потом, если он убедит нас в своей преданности, вернется в Фарос. До того момента назначьте наместником Фароса командующего гарнизоном крепости.
– Будет выполнено, Ваше Высочество.
Дверь зала совета отворилась и помещение наполнилось ароматом вишни. В комнату вошла Аврора.
– Ой, Ваше Величество, господин первый консул, – Застеснялась девушка. – Я зайду позже…
– Нет-нет, солнце, мы уже закончили. – Остановил ее император, кивнув советнику, тем самым сообщив, что он свободен.
Аврора подошла к столу и уселась на ближайший к отцу стул, после чего положила на стол серебряный перстень с большим изумрудом, ограненным под медвежью голову – символ дома Теосидов.
– Я надеялась подарить тебе его на своей свадьбе, но учитывая обстоятельства…
Дмитрий заметил, что цесаревна слегка расстроена.
– Не беспокойся, солнце, твою свадьбу не сорвет даже десяток василисков, – пробормотал император, взяв дочь за руку.
– Нет, батюшка. Ты сам знаешь, сейчас не стоит разбрасываться деньгами… – сказала Аврора, опустив взгляд в стол. – Можно устроить свадьбу и без празднества, его можно провести и после войны…
Государь отпустил руку дочери и закрыл лицо руками. Треклятый щенок-каган посягнул на самое дорогое, что было в его жизни и он этого не забудет…
– Ты стала слишком взрослой, чтобы давать мне быть отцом тогда, когда я должен быть императором, – сказал Дмитрий, грустно улыбнувшись и надев подаренный дочерью перстень. – Спасибо, солнце.
ГЛАВА 4
В Килосе шел ливень. Антон спешил в отхожее место после очередного наряда на крепостной стене. Наконец дойдя до пункта назначения, юнкер уселся делать свои грязные дела. Годы в казармах юнкерского училища притупили нюх и научили делать подобные вещи так быстро, насколько это возможно, потому через полторы минуты он вышел из отхожего места, но далеко уйти не сумел.
Прямо перед юнкером стоял подполковник в компании четырех гвардейцев. Антон принял строевую стойку и поприветствовал старшего по званию.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
Подполковник быстро пробежался глазами по стоящему перед ним юнкеру, после чего достал из полевой сумки лист бумаги.
– Ты – Антон Фаросский, баронет Фароса и сын Янниса Фаросского? – спросил худой подполковник гнусавым голосом.
– Так точно, ваше высокоблагородие.
– Отлично. – Штаб-офицер ехидно улыбнулся, поправив воротник. – Антон Фаросский, баронет замка Фарос и земель окрестных, вы обвиняетесь в пособничестве республиканским диверсантам, помощи в организации Килосийского крестьянского бунта, укрывательстве врагов короны, а также прочих связях с руководством боевых организаций Софийской республики. Указом Его Императорского Величества Дмитрия Икосида, владыки Сомнии и всех земель Икосийских вы приговорены к ссылке, с лишением всех титулов и наделов…
Чем дальше подполковник читал свой поганый листок, тем больше у юнкера округлялись глаза. Он не понимал, что происходит. Розыгрыш Трифона? Штабс-капитана? Тот старик из «Пьяного Кабана» был высокой шишкой, решившей погулять среди черни?
– Ваше высокоблагородие, это какая-то ошибка… – начал лепетать юнкер. – Я много лет обучаюсь в юнкерском училище, я верный подданный короны, мой отец верно служил Его Императорскому Высочеству много лет…
– Ваши родители был убиты при попытке оказать вооруженное сопротивление при аресте, после того как им предъявили обвинение о связях с республиканцами, – отвлекшись от чтения, сказал подполковник, и злобно улыбнулся.
– Это бред какой-то… – сделав шаг назад пробормотал Антон. – Мой отец бился с республиканцами под стенами Краноса в составе имперской армии!
Подполковник сделал пару шагов назад и убрал листок с приговором обратно в полевую сумку, после чего достал кисет с табаком и закурил.
– Вот вечно они так, да парни? – риторически спросил он, выдохнув дым изо рта. – Взять его.
Гвардейцы, держа руки на рукоятках сабель, обступили Антона кольцом. Он был в ужасе от происходящего. Все тело внезапно объял холод, словно он проглотил огромный кусок льда, который пытались теперь растопить стенки желудка. Слова встали в горле комом. Виски пульсировали так, словно барабанщик отбивал ритм на марше. Из всех роящихся в голове мыслей юнкер сумел зацепиться только за одну.
– Живым не дамся! – крикнул Антон и оттолкнул правого гвардейца, повалив того на пол.
Он попытался ускользнуть в открывшееся между окружившими его гвардейцами окно, как вдруг потух свет и Антон рухнул штабелем на пол. Это рукоятка сабли левого гвардейца ловко саданула ему прямо в затылок.
– Отец покрепче был, – дал свою оценку подполковник, глядя на лежащего баронета. – Все, ребята, вяжите его, под руки и в повозку.
Гвардейцы быстро перевернули Антона на спину и связали, после чего поволокли по полу к лестнице.
Темнота в глазах юнкера дрогнула, пропустив алые вспышки света. Что-то лилось у него по затылку, то ли кровь, то ли капли дождя – юнкер не мог сказать наверняка. Голова гудела, словно в нее вбили гвоздь. Он пытался пошевелить пальцами, но его тело не слушалось, словно налилось свинцом. Спина билась о каменные выступы – «Лестница» , подумал баронет.
Голова болталась, словно у тряпичной игрушки, и в обрывках перевернутого мира мелькали обрывки: сапоги, брызги грязи, колесо повозки.
– Тащите эту тварь быстрее, я уже насквозь промок! – Гнусавый голос где-то вдалеке, запах лука и табака.
Ноги Антона зацепились за порог повозки, и один из гвардейцев пнул его сапогом в бок:
– Залезай, ублюдок!
Тело рухнуло на дощатый пол. В нос ударил запах гнилого сена, смешавшись с металлическим привкусом крови. Липкая солома впивалась в щеку, конвоиры что-то бормотали об очередном грузе… Глаза изо всех сил пытались поймать фокус, но мир плыл – то ли от боли, то ли от ям на дороге. Повозка дернулась, и баронет от удара о стенку наконец вернулся в полусознание.
Он стоял на берегу моря, вдалеке виднелись руины Лимани, ныне прозванные Лейласией. Сделав пару шагов, юнкер обнаружил, что идет вовсе не по песку, а по зыбучей змеиной чешуе, скользкой и живой. Волны бились о скалы, но то были не волны: из пены выползали сотни, тысячи клыкастых тварей. Антон побежал прочь от берега и оказался в здании суда. На стенах висели портреты его родителей. Их лица стекали краской, оголяя черепа. Судья в мантии из змеиной кожи замахнулся для удара молотком по столу. Антон зажмурился, а когда открыл глаза – оказался в темнице.
Посреди камеры лежал какой-то тощий старик в юнкерском мундире.
– Не может быть… – дрожащим голосом проговорил баронет и аккуратно перевернул старика.
Это был он сам. Закованный в кандалы, заросший старец с проваленным черепом. Из раны на затылке выползла змея и прошипела:
– Проснись. Ты уже мертв.
Антон попятился к стенкам камеры, а змея все повторяла и повторяла свои слова, словно мантру…
– Проснись. Ты уже мертв. Проснись. Ты уже мертв. ПРОСНИСЬ. ТЫ УЖЕ МЕРТВ!
Баронет закричал от ужаса.
– ВСТАВАЙ ГОВОРЮ! Не сдох там еще? – прокричал конвоир, от души саданув Антону сапогом по ребрам. – Приехали, вылезай.
Юнкер встал, опираясь на стену повозки. Оказавшись у самого края, он хотел присесть, чтобы аккуратно слезть, но конвоир очередным пинком вытолкнул парня.
Рухнув лицом в грязь, Антон приподнялся и заорал:
– Сучий выродок, да как ты смеешь?!
Конвоир спрыгнул с повозки и насмешливо поклонился лежавшему в грязи баронету.
– Прошу прощения, ваше высокоблагородие! – рассмеялся он, вновь ударив сапогом по ребрам.
Следующая несколько недель были также дождливы, как и день, в который Антона отправили сюда.
Очередным ранним утром он вновь ушел работать в поле. Туман застелил небо, словно грязная простыня. Юнкер – нет, уже не юнкер, а просто «Муха боярская», как прозвали его местные мужики, ворочал навоз вилами. Крестьяне в рваных зипунах косились на него, сплевывая сквозь щербатые зубы:
– Глядите-ка, мужики, как бароненок старается! Слышишь, благородие, подай свое корыто!
Его ладони, некогда знавшие только рукоять имперской сабли, да пистоля, теперь были исцараны до крови. Каждый вздох был наполнен запахом навоза и презрением.
Воспоминания накатывали волнами, прорывая туман: вечерние посиделки в «Пьяном Кабане» с товарищами-юнкерами, умеренно роскошные покои в Фаросе, балы на дни Теоса в залах Килоса.
Реальность била в висок грохотом ведра:
– Бароненок, не засыпай! Тебя люди ждут! – Баба с лицом, как печеное яблоко, плеснула ему в миску какую-то жижу.
Антон сел за дальний стол и начал есть пресную каша, без соли и сахара. Из приправ в ней мог быть разве что харчок поварихи.
К нему подсело три мужика, с ехидными ухмылками.
– Ну давай, бароненок, колись, за что прислали сюда? – спросил ближайший.
– Посрать не вовремя сел, – процедил сквозь зубы баронет, проглотив кашу.
Засыпая на нарах в бараке, наполненном запахом гнилой капусты, он едва слышимо проговаривал:
– Я, баронет Фаросский, мой герб – лавровый лист на лазури, символ доблести и отваги. Мой отец бился с республиканцами под Краносом.
Но здесь, в бараке, под хохот мужиков, бросавшихся в него невесть откуда взявшимися комьями грязи, он был никем. Даже смерть родителей – та, что раньше горела в груди факелом, – теперь казалось чужой историей.
«Завтра снова навоз. Послезавтра – навоз. До конца моих дней…»
Туман за окном смеялся ему в лицо. Или не только туман?
Послышался звук копыт, затем – выстрелы. Загремел колокол, за окном загорелись огни. Антон вскочил с койки и подбежал к окну. Снаружи была бойня.
– Республиканцы! – крикнул один из стражников за миг до того, как ему снесло голову пулей мушкета.
Баронет тут же подбежал к решетке своей камеры.
– Эй, мужик, открывай! – крикнул он стоявшему неподалеку стражнику, просунув лицо между решеток.
– Отошел от решетки! – заорал в ответ стражник, нацелившись на Антона мушкетом.
– Там республиканцы! Я – имперский юнкер. Вы в меньшинстве, вам нужны бойцы, отворяй!
Мужики-сокамерники собрались у окна, глядя на бой.
– Сегодня на волю, мужики!
– Убьем бароненка, может нас сегодня хоть накормят по-человечески в награду! Это ж этот, угнетатель, во! – прокричал один из них, после чего все пятеро повернулись к Антону лицом.
– Быстро разлеглись по койкам! Стрелять буду! – гаркнул стражник, переводя аркебузу с баронета на крестьян.
– Так стреляй, сын сучий, убьют ведь! – крикнул Антон, видя, как крестьяне медленно подходят все ближе. – Стреляй, смерд поганый!
И тут раздался выстрел, но не тот, что ожидалось. В окно влетело пушечное ядро, выбив решетку на окне, снеся двум крестьянам тело по пояс и выбив решетку камеры.
В камере поднялась пыль, Антон инстинктивно сел за землю, упершись стеной в погнувшуюся решетку.
Когда пыль осела, он прокашлялся и огляделся. Выжившие крестьяне легли по углам камеры, скукожившись калачиком. Обернувшись, Антон увидел стражника, впечатанного в стену ядром.
– Святой Икос… – пробормотал баронет и быстро вышел из камеры через выбитую ядром дверь.
Стражник не дышал. Оно и понятно, ядро – это не баран чихнул, да не сапогом по ребрам. Антон забрал у стражника ножны с саблей, кисеты с порохом и пулями, а после поднял с пола аркебузу и побежал к выходу.
На улице шел бой. Всадник снес кавалерийским копьем одного из имперских солдат и умчался дальше. Антон вскинул ружье и выстрелил в одного из наступавших республиканских пехотинцев, убив его.
– Пленники бежали! – послышался над ухом крик.
Баронет обернулся и еле успел выставить перед собой аркебузу – имперский солдат чуть не рубанул ему по плечу саблей.
– Да я за вас, свинота ты тупорылая!
То ли не поверив, то ли не поняв, икосиец продолжил рубить. Тогда Антон оттолкнул его ногой и бросил в лицо ружье, вынув саблю из ножен. Они сцепились в схватке, но победитель в ней был очевиден – годы в юнкерском училище не прошли даром и баронет полоснул солдата по горлу, повалив на землю.
Он вновь огляделся. Республиканцы приволокли сюда целую бригаду! Биться не было смысла. Антон вернул саблю в ножны и побежал к реке.
Когда начало казаться, что звуки битвы стихают, перед ним выехали всадники с мушкетами.
– Стоять! – прокричал всадник, в офицерском мундире республиканцев. – Этого берем живьем.
ГЛАВА 5
– Я сейчас пойду пиво открывать…
– Ваше Величество…
– А как иначе, Аристарх? – спросил поникший император. – Этот южанин-выродок Шандор разбил имперские армии под Килосом и взял город, а республиканцы выбили нас с правого берега Танаиса!
– Генерал Аарон не в плену и бежит с остатками войск в столицу. Да, мы потерпели поражение в бою, но…
Император несколько раз ударил кулаком по столу. Килос был торговой столицей империи. Расположенный в центре материка город, имевший репутацию неприступного, пал от наскока мальчишки. Это был позор.
– Вы были правы, нужно было дождаться снегов… – пробормотал Дмитрий, глядя на карту. – Тогда у нас хотя бы были силы на то, чтобы отбить атаку этих мразей-республиканцев. Теперь же они укрепились по правому берегу Танаиса, а мальчишка-каган рвется к Сомнии, столице моей страны… Сегодня прилетело два голубя, Аристарх. Один из Килоса, от надменного сопляка, занявшего город, а второй от Аарона – о крахе. Они бегут по имперскому тракту… Если крестьяне решат устроить засаду, то мы потеряем еще людей…
– Мы отправили Теосидам просьбу о помощи. Царь Генри – не дурак, он осознает какие будут последствия, если Каганат займет Килос. Северяне откликнутся на зов. Тем более, у нас должен быть династический брак…
Династический брак… Аврора тяжело захворала на прошлой неделе, и голова императора кипела от стресса. Он наказал фрейлинам ежедневно докладывать о том, как девочка себя чувствует и собрал лучших столичных врачевателей, но прогресса еще не последовало. Она бредила ночами о каком-то Эребе… Его последней воле… Дмитрий не мог решиться заглянуть к ней.
– Что мне делать, друг мой? – дрожащим голосом спросил государь. – Я приказал двум третям гарнизонов восточных крепостей прибыть в столицу… Я… Никогда еще корона так не давила на меня, Аристарх.
Уголки рта старика опустились вниз. Он всегда делал так, когда ему было нечего сказать. «Вежливая улыбка» – так это называл Дмитрий в юношестве, наблюдая за тем, как его отец параноил во время заседания совета. Его лучший друг не мог произнести и пары слов, видя, как некогда суровый и уверенный муж трясущейся рукой просил гвардейцев покинуть зал совета, чтобы обсудить списки осужденных. Не мог смотреть на то, как его друга разъедал страх.
– Я думал, что смогу исправить ошибки отца, – сказал император, начав постукивать кончиками пальцев по столу. – Я осуждал его за казни, ссылки на каторгу… У меня был друг – старый гвардеец, он часто шутил и всячески развлекал меня, когда я был маленьким… А потом исчез. Никто не мог ответить куда и почему. Я надеялся, что буду лучшим правителем, нежели мой отец. Добрым и справедливым. Я думал о реформах, но когда отец умер и я стал править, первое, что случилось – это война с Теосидами. Я обрек свою дочь на брак с варваром, подавил с десяток крестьянских мятежей…
– Твое правление началось в темные времена, Дмитрий, – по-отечески сказал первый консул, положив императору руку на плечо. – Но ты – не твой отец. Ты удержал страну от краха в юношестве, поставив интересы государства выше собственных. Ты заключил с Теосидами мудрый мир.
Пот стекал ледяными струйками под императорскую мантию. «Отец и сын – два могильника империи» – подумал Дмитрий, сжав кулаки.
– Аарон не глуп, он сожжет мост через Мегалу на имперском тракте, но это не единственный путь, – едва дрожащим голосом сказал император. – Нужно отправить войска к каждому мосту Мегалы, нужно сжечь все, что находится южнее Сомнии. Тогда кагану придется идти на север и форсировать реку по мелководью, продвигаясь вдоль горных хребтов Икоса. Провизию со всех окрестных деревень и имений должны в кратчайшие сроки привезти в столицу. Все, до последнего зернышка. Каждого, будь то крестьянин или благородный муж, начиная с четырнадцати лет, необходимо поставить в строй. Призовите из Краноса одну пятую гарнизона. В битве под Килосом мы потеряли двадцать пять тысяч человек. Пока у нас еще есть время, необходимо поставить в строй как можно больше, чтобы восполнить потери. В округе города отравить все колодцы.
«Это агония, а не стратегия! Так поступают загнанные в угол звери.» – ужаснулся Аристарх, убрав руку с императорского плеча.
Вспомнился отец императора, который в последние дни Гражданской войны приказал казнить каждого десятого в мятежных деревнях. Каждое дерево в те времена было увешано трупами, словно яблоня своими плодами.
Император ждал кивка, но советник замер. В глазах государя виднелась то ли решимость, то ли безумие.
«Если промолчу, буду соучастником. Воспротивлюсь…» – первый консул вспомнил, как начался Килоссийский мятеж. После указа поднять торговые пошлины советник по финансам сказал, что это может иметь крайне тяжелые последствия, а через неделю на его месте уже был другой человек…
– Государь, если отравить колодцы, то погибнут тысячи…
– Это замедлит врага, – твердо ответил Дмитрий, встав из-за стола и подойдя к окну. – Вы сами говорили, что снег – наша единственная надежда. Под Килосом так и было, пролегавший рядом Танаис снабжал его войско питьевой водой. Здесь же ему придется полагаться только на свои обозы, которые будут делать большой крюк из-за разрушения мостов.
– Люди могут взбунтоваться…
– Все, кто находятся за стенами столицы сейчас не имеют значения. Так или иначе – они погибнут. Или от армии кагана, или от чего-то другого. Нам необходимо удержать Сомнию и мы удержим еще. За тысячи лет этот город еще ни разу не был взят, и я не войду в историю императором, который его сдал.
– Приказ будет выполнен, Ваше Величество, – сказал Аристарх, встав из-за стола.
ГЛАВА 6
Солдаты республики бросили связанного баронета на каменный пол. Антон, почти задыхаясь под мешком, почувствовал нотки ладана, табачного дыма и… Пряного вина?
– Это лишнее, ребята, развяжите его, снимите мешок, – прохрипел неизвестный.
Антона за шиворот подняли с земли и сдернули с головы мешок. В глаза ударил свет от стоявшей на столе лампы. Когда глаза немного обвыклись, парень разглядел сидящего перед собой республиканского офицера – того самого, что приказал взять его живым.
– Прошу простить моих людей, солдаты не особо разбираются в гостеприимстве, – сказал офицер, указав рукой на свободный стул.
– Где я нахожусь? – с опаской спросил Антон, мельком оглядевшись в комнате. – На моем хуторе таких хором не было.
– Садись, Антон, поешь. Навряд ли ты нормально питался в имперской ссылке.
– Откуда ты знаешь мое имя? – удивился баронет, посмотрев на офицера. Сломанный нос, каштановые волосы, шрам у левого уголка рта – его черты лица не были знакомыми.
Офицер пододвинул к Антону тарелку с супом и налил в бокал вина, после чего забил трубку и закурил.
– Не удивительно, что ты меня не знаешь. Мы с твоим отцом познакомились задолго до твоего рождения, – сказал он, выдохнув табачный дым. – Константин Софийский. В прочем, наверное тебе будет понятнее, если я скажу командующий первой республиканской армии. Мы с твоим отцом дружили долгие годы…
– Мой отец не мог дружить с предателем. Он бился с вами под стенами Краноса! – крикнул парень, отпрянув от супа.
– Ага, а еще он оставил мне маленький шрамик на лице рукояткой пистоля и дал бежать, хотя вполне мог прострелить голову, – усмехнулся Константин. – Ты бы все-таки поел. Если бы тебя хотели убить, то не посадили бы в повозку и не приволокли сюда, а сразу бы застрелили на том поле.
Антон с опаской проглотил одну ложку бульона. Поняв, что пища не отравлена, он с невиданной жадностью надорвал батон хлеба и, забыв о всяких приличиях, начал есть.
– Зачем я вам нужен? – спросил баронет, поперхнувшись хлебом.
– Ой, ну это не простой вопрос, – ответил офицер, обратив свой взор куда-то в потолок. – Вернуть долг твоему отцу, получить лояльного, обученного военному делу офицера, выяснить, можешь ли ты быть нам полезен во взятии Килоса…
– За трапезу, конечно, спасибо, но помогать вам биться против своих я не стану. Хоть пытайте, хоть грозитесь казнить – не стану, – сказал парень, залпом осушив бокал вина и откинувшись на спинку стула.
– А давно ли Каганат для тебя «свои»? – спросил Константин, посмотрев на парня. – Или ты не знаешь? В прочем, навряд ли в имперской ссылке…
– Что ты имеешь ввиду?
– Ты давно в ссылке? Месяца полтора, быть может два… – вслух начал размышлять офицер, не обращая внимания на парня.
– Ты слышишь меня, смерд поганый?! – криком перебил Антон. – Что ты имеешь ввиду?
– Сейчас на смерда из нас двоих похож уж точно не я. – Константин постучал трубкой по столу. – Ты, полагаю, Икосом ведомый, был отправлен в ссылку за пару дней до начала войны. Каган Шандор вторгся в империю и осадил Килос. Где-то недели две спустя там же, под городом, разбил имперские войска и взял город. Говорят, он там местами до сих пор полыхает…
В комнате повисла тишина. Словно все звуки мира растворились, оставив лишь оглушительный звон в ушах. Город, в котором он встретил совершеннолетие, первый раз побывал с женщиной, встретил лучших друзей… Трифон…
Беспомощность скрутила тело, в горле встал ком с привкусом грязи, которой в него бросались крестьяне в ссылке. Он взял графин с вином и налил себе полный бокал.
– На самом деле тебе даже повезло, что тебя выслали, – вновь начал свои размышления офицер. – Нынешний каган буквально помешан на ритуалах своих предков и историях об их кровожадности. Наверное, головы солдат города украшают каждую его бойницу…
– Я должен был биться вместе с ними… – тихо, чуть ли не про себя, сказал Антон.
– Хотел прервать род лордов Фароса? История вашей семьи и без того забавная… Восточные крепости, щиты от сил тьмы, отданные под управление семьям с низшими дворянскими титулами… И как все закончилось! – бросил ему Константин. – Янниса, говорят, подстрелили при попытке побега… Жена его… Как там её… Не помню, не суть. Она вроде должна была скоро рожать, с его собственных слов, но и тут не сложилось… Мда, ни мамы, ни папы…
– Да что ты, мать твою, несешь?! – крикнул баронет, бросив кубок с вином на пол и встав из-за стола. – Как ты смеешь говорить о моей семье? Как ты смеешь оскорблять меня, мой род и мой дом своим грязным, крестьянским…
– Ты все еще жив лишь благодаря мне, так что будь добр, щенок, сядь и доешь свой сраный суп, – сказал офицер, переведя взгляд с потолка обратно на парня. – В прочем, да, я бываю слегка жестковат в выражениях, когда размышляю вслух. Прости меня. Тем не менее, ты – мой гость и находишься под моей опекой. Я поручился за тебя и надеюсь, что ты не собираешься делать что-то, из-за чего находящиеся в городе солдаты тебя повесят…
Тяжело дыша, Антон сел обратно за стол и разжал кулаки. Какое унизительное положение.
– Да и сам подумай, в империи ты являешься врагом государства. Назад тебе нынче дороги нет, да и куда?
– Ты сказал, что со слов моего отца, моя мать была беременна… – спросил Антон, обдумав его слова. – У тебя есть свои люди в Фаросе? На кой прок? Это бесполезная в стратегическом плане крепость, только если ваша крестьянская братия не решила отрезать империю от побережья…
– Я же сказал – со слов твоего отца. – Константин заметил непонимание парня. – Мы не виделись со времен гражданской войны, но все эти годы вели переписку. Повторюсь, я – близкий друг твоего отца, магистр ордена искателей Тени и владыка замка Софос.
Антон пригляделся к офицеру. На первый взгляд он был одет как обычный офицер: мундир, эполеты, рубашка, манжеты, брюки, но было одно но! Маленькие круглые запонки с изображением меча, объятого пурпурным пламенем.
– Не знал, что мой отец якшался с сектантами, – с омерзением сказал бывший юнкер.
– А с каких пор священное писание начали трактовать в империи как секту? – спросил Константин. – Наш орден не приносил никого в жертву, не казнил, не развязывал войн…
– Ага, только смотрел годами в линзы и зеркала, в поисках чудо-оружия богов и восстал против императора, когда подвернулась возможность.
– Мы верно служили династии Икосидов с начала времен, но когда безумный император начал вырезать всех без разбора, не только мы решились уйти. Если бы Кранос пал, может и твой отец бы…
– Мой отец участвовал в вашем разгроме под этим городом, – отрезал Антон. – А это что-то да значит.
– А спустя десяток лет прислал нам копию полного собрания мифов и легенд о явлении Древних на материк, – сказал Константин, улыбнувшись. – Вставай, пройдемся.
Офицер покинул комнату, и баронет последовал за ним. Они вышли на улицу. Столица Софийской республики встретила его вульгарным шумом. Узкие улицы, запруженные толпами людей, напоминали вывернутый наизнанку муравейник. В этом городе не осталось и следа от былого имперского величия – ни золоченых шпилей, ни парадных площадей, ни статуй древних героев империи – лишь практичность, высеченная в камне и дереве.
Люди были одеты в холщовые рубахи, кожаные куртки, повязанные наспех платки. Никаких роскошных мантий, фамильных гербов. У солдат вместо имперской медвежьей головы была вышита рубиновая звезда – символ сопротивления. «Здесь пали тираны» – гласила надпись, высеченная на одной из стен.