Читать онлайн Мальтийский рыцарь

Мечты Камиллы

Благодаря недавним дождям Сена в окрестностях Берси, пригорода Парижа, снова стала широка и полноводна. Но в августовскую жару вся мелкая фауна попряталась в заросли. Лишь после полудня подул лёгкий ветерок, не принёсший облегчения. Поэтому плеск речной волны и звук уключин вызвал любопытство у белки, угнездившейся в дупле одиноко стоящего дуба. Высунув мордочку, она чёрными глазками-бусинами проводила плывущую лодку и снова спряталась в дупло. Тем не менее, людей, сидевших в лодке, жара, казалось, нисколько не смущала. Девочка лет тринадцати в широкополой соломенной шляпе рассеянно озирала пустынные берега, в то время как два мальчугана, усердно пыхтя, работали вёслами. Неожиданно блондиночка заметила:

– Вот уже Венсенский лес. Пора возвращаться, Роже. Боюсь, меня хватятся.

– Как прикажете, мадемуазель, – почтительно ответил старший из подростков.

Затем он обратился к своему спутнику:

– Жером! Ты слышал, что сказала мадемуазель Камилла? Давай, поворачивай!

Мальчик, словно только дожидаясь его приказа, поспешно утёр пятернёй струившийся по лбу пот и вместе с братом принялся разворачивать лодку. Некоторое время все молчали, пока Камилла вдруг не спросила:

– О чём ты мечтаешь, Роже? Наверно, хочешь стать управляющим, как твой дед?

– Нет, мадемуазель, – не задумываясь, ответил Роже, который был года на два-три старше Камиллы. – Я хочу стать солдатом.

– Почему?

– У солдата всегда есть монета в кошельке. И он никому не подчиняется, кроме своего командира.

– А ты, Жером?

В отличие от брата, двенадцатилетний Жером задумался, после чего рассудительно произнёс:

– Я хочу стать монахом, мадемуазель. Потому что в монастыре, кроме постных дней, каждый день дают фунт говядины и пинту пива или вина.

Отвернувшись от своих спутников, Камилла некоторое время молча смотрела вперёд, а потом вдруг заявила:

– А я мечтаю стать Орлеанской девственницей!

Братья переглянулись, после чего Роже, сплюнув в воду, глубокомысленно изрёк:

– Я думаю, Париж – лучше Орлеана. Хотя девственниц здесь и вправду мало…

– Мадемуазель Камилла имела в виду святую Жанну, – поправил его Жером.

– Ну и какие чудеса совершила эта святая? – недоверчиво поинтересовался Роже.

– Спасла Францию! – ответила ему вместо брата Камилла.

Тем временем лодка, подталкиваемая течением, быстро неслась вперёд и вскоре уже причаливала к берегу. В этот момент там появилась какая-то женщина.

– Вот и Марион!

Роже протянул руку, чтобы помочь Камилле выбраться из лодки, но она, подхватив свои юбки, легко перепрыгнула через борт и, не оглядываясь, пошла навстречу своей няньке. Именно Марион, уроженка Лотарингии, рассказала девушке о подвиге Орлеанской девы, потому что в её краях сих пор хранили память о том, как Жанна д’Арк приезжала к герцогу Рене просить помощи против англичан.

– Что случилось, Марион? Матушка хватилась меня? – поинтересовалась Камилла.

– Ваш батюшка приехал, мадемуазель! – выпалила женщина.

И затем уже более степенно добавила:

– Господин де Нери захотел увидеть своих детей, и хозяйка послала меня за Вами.

Взвизгнув, Камилла бросилась на шею своей няньке и расцеловала её в обе щёки:

– Ах, какое счастье! Наконец-то отец вернулся!

Подняв шляпу с земли, Марион поспешила следом за девушкой.

Во дворе Камилла увидела слуг, разгружавших повозки. Руководил ими пожилой турок с кривым ятаганом на поясе, который был личным камердинером банкира де Нери.

– Рада тебя видеть, Хасан! – воскликнула девушка.

– Ас-саляму алейкум, ханым, – тот усмехнулся в усы.

– А где отец?

– Хозяин пошёл к ханым Сапель…

Кивнув турку, Камилла поднялась на второй этаж, где располагались женские комнаты. При входе в спальню матери она оправила юбку и пригладила волосы, но сцена, открывшаяся там её глазам, была отнюдь не для глаз юной девицы: её родители страстно целовались, не замечая ничего вокруг. Первым порывом Камиллы было на цыпочках выйти из спальни. Тем не менее, Изабель, по-видимому, что-то почувствовала и слегка отстранилась от мужа.

– Что случилось, дорогая? – поинтересовался банкир.

После чего обернулся и, нимало не смутившись, весело произнёс:

– А вот и моя младшенькая!

Камилла любила мать, брата и сестру, но отца она просто обожала. И знала, что тоже была его любимицей. Широко раскрыв свои объятия, Анджело прижал её к груди, а потом неожиданно приподнял и слегка покружил – как в детстве.

– Ты стала уже совсем взрослая, дочь моя! – ласково добавил он, поставив Камиллу на пол.

– Да, нашим дочерям уже пора подыскивать женихов, – поддакнула Изабель.

– Рано им ещё думать о женихах, – возразил банкир.

– Дай тебе волю, так Лоренца и Камилла останутся старыми девами!

Тем не менее, свои слова Изабель сопроводила обворожительной улыбкой, и Камилла поняла, что её мать была безумно рада видеть супруга, который год назад отправился на Сиенскую войну.

– Тогда нужно подумать о жене для Ипполито, – продолжила она спустя мгновение. – Ведь нашему сыну уже скоро девятнадцать!

– Если помнишь, я женился на тебе в двадцать шесть.

Не успела Изабель ничего ответить, как Анджело вдруг добавил:

– Кстати, совсем забыл! Со мной приехал мой племянник Оттавио де Нери. После гибели моего брата Бернардо он остался круглым сиротой, потому я пригласил его погостить у нас.

– Где же твой племянник?

– Я приказал управляющему позаботиться о нём, а сам отправился прямо к тебе, даже не переодевшись с дороги.

– Ничего, скоро обед, вот тогда ты и представишь мне его.

В этот момент в спальню вошла старшая сестра Камиллы.

– А где твой брат, Лоренца?

– Ипполито куда-то отлучился, матушка.

– Странно, мадемуазель д’Эворт тоже не могут найти…

Заметив, что его супруга нахмурилась, Анджело поспешно сказал:

– Посмотрите, какие подарки я привёз вам!

Изабель и Лоренца тотчас, забыв обо всём, приблизились к сундуку, который Анджело открыл собственным ключом. Что же касается Камиллы, то, воспользовавшись этим, она потихоньку выскользнула из спальни со словами: «Я поищу брата!»

Загородный дом Нери в Берси имел два этажа, не говоря уже про хозяйственные пристройки. Однако Камилла направилась прямо в сад. На первый взгляд, помимо мраморных статуй, белевших в специально устроенных для них стенных нишах, там никого не было. Ступая по центральной аллее, девушка вглядывалась вглубь экседр, увитых зелёным плющом. Лишь в конце сада, за живой изгородью, девушка обнаружила своего брата, наблюдавшего за рыбками в садке. В этом занятии не было бы ничего предосудительного, если бы рука юноши не покоилась на талии двадцатилетней Шарлотты д’Эворт, подруги Лоренцы, склонившей голову ему на плечо. При виде Камиллы девушка смутилась, а Ипполито недовольно спросил:

– Что тебе нужно, сестрица?

– Матушка разыскивает тебя, братец…

– А что понадобилось от меня матушке?

– Наш отец вернулся из Италии!

Нехотя оторвавшись от Шарлотты, брат Камиллы поспешил к выходу из сада. Таким образом, девушки остались одни. Следует заметить, что познакомились они в замке Саше, принадлежавшем графине де Оре, тётке Камиллы. Шарлотта жила у неё на правах компаньонки, в то время как члены семейства Нери всегда были в Саше желанными гостями. Месяц назад графиня умерла и тогда мать Камиллы пригласила девушку с братом на лето в Берси. Однако, хотя Камилла не имела ничего против Шарлотты, она не могла понять, что нашёл в ней Ипполито. Ведь та не блистала красотой, и, вдобавок, не могла похвастаться богатым приданым ввиду того, что её отец владел всего лишь одним поместьем в Шампани и был обременён большой семьёй.

Камилла хотела было последовать за братом, но Шарлотта остановила её:

– Мадемуазель де Нери!

– Надеюсь, Вы не подумали ничего дурного? – смущённо добавила она затем.

– Нет, мадемуазель д’Эворт! – серьёзно ответила Камилла. – И поэтому никому ничего не скажу!

Шарлотта облегчённо вздохнула:

– Конечно, я не должна была оставаться с Вашим братом наедине, но Ваша сестра куда-то отлучилась…

– Вы со мной? – после паузы поинтересовалась Камилла. – Отец наверняка будет рад видеть Вас.

– Но, возможно, господину де Нери сейчас хочется побыть со своей семьёй?

– Вы ведь тоже нам не чужая! Ведь Ваша матушка – родная дочь моего дяди, барона де Монбара…

– Внебрачная, – тихо произнесла Шарлотта.

– Не имеет значения, раз мой дядя признал её! Следовательно, мы можем называть друг друга кузинами.

– Вы – добрая девушка, мадемуазель де Нери.

– Нет, добрая у нас – Булочка.

– А где Ваш брат? – затем снова спросила Камилла.

– Гийом, наверно, у себя.

– Его тоже нужно позвать!

Банкир де Нери сидел в гостиной и рассказывал об осаде Сиены своим домочадцам и гостям. Среди последних Камилла заметила бледного рыжеволосого юношу лет семнадцати. Как оказалось, это был её кузен Оттавио де Нери. В сравнении со стоявшим рядом смазливым Гийомом д’Эвортом он показался девушке довольно невзрачным молодым человеком. Сдержанно поклонившись своему новоявленному родственнику, Камилла поспешила занять своё место рядом с сестрой.

Тем временем Анджело возобновил свой рассказ, прерванный появлением девушек.

Независимость Сиены, по словам банкира, давно вызывала недовольство императора Карла V, поскольку она стала убежищем для всех тех, кому удалось спасти от папской виселицы и испанской плахи. В 1552 году сиенцы, заручившись поддержкой короля Франции, восстали и изгнали испанцев, несмотря на подкрепление, которое прислал последним их союзник Козимо Медичи, герцог Флоренции. Узнав о том, что французские войска возглавил его смертельный враг маршал Пьеро Строцци, Козимо объявил войну Сиене. В свой черёд, Строцци привлёк на свою сторону флорентийских республиканцев, которые бежали из-за преследований герцога. К последним решил присоединиться и Бернардо де Нери, брат Анджело, который не забыл о своих корнях. Сначала события развивались в пользу сиенцев, которые совершили несколько набегов на Ареццо, пригород Флоренции. Но в 1555 году они потерпели сокрушительное поражение: пять тысяч трупов французов, немецких наёмников и сиенцев остались лежать на берегах реки Кьяны.

– Когда испанцы осадили Сиену, то объявили, что предадут смерти любого, кто покинет город, – взволнованно повествовал отец Камиллы. – Леса на берегах Трессы сгибались от множества трупов, за что их прозывали «фруктовым садом императора». Сиенцы начали употреблять в пищу кошек, мышей, крыс и траву, росшую на крепостных валах. Всё больше лишних ртов, в первую очередь, женщин и детей, изгонялось из города на верную смерть. Последние надежды жителей были связаны с Пресвятой Девой, считавшейся покровительницей Сиены, но торжественные процессии, богослужения и молебны не помогли и, в конце концов, мужество покинуло даже самых храбрых…

В то время как Камилла представляла себя на стенах Сиены с белым знаменем в руках, как у Жанны д’Арк, её брат взволнованно спросил:

– А где был маршал Строцци, отец? Почему он не пришёл на помощь сиенцам?

– Увы, король Генрих вовремя не прислал ему подкрепления и мессир Пьеро ничего не смог поделать. Сиена сдалась на милость императора, но французы сохранили свою власть над Монтальчино. Поэтому, когда Строцци отозвали, Бернардо остался, чтобы продолжить борьбу за республику.

– Получив известие, что мой брат тяжело ранен, я немедленно отправился к нему, – после паузы продолжил Анджело. – Бернардо умер у меня на руках. Перед смертью он взял с меня клятву, что я позабочусь об Оттавио. К сожалению, за время отсутствия Бернардо на Сиенской войне его дела пришли в упадок, поэтому пришлось продать его контору и дом в Риме, чтобы оплатить долги. Однако оставшейся суммы, я думаю, Оттавио хватит на то, чтобы начать новое дело. А пока он поживёт у нас.

– Значит, скоро будет заключён мир с испанцами? – после паузы поинтересовалась Изабель.

Её супруг вздохнул:

– Не знаю, дорогая. Генрих II отозвал свои войска из Италии. Поэтому вся надежда только на королеву…

– Королева очень горевала, когда её кузен Строцци погиб при осаде Тионвиля, – сообщила Изабель. – С ним был мой племянник, нынешний граф де Оре, но, слава Творцу, он отделался только ранением.

– Надеюсь, граф де Оре успел на похороны своей матери?

– Нет. Он был ранен двенадцатого июня, а моя сестра умерла тринадцатого. Поэтому ни её сын, ни близнецы не приехали.

Банкир повернулся к Шарлотте:

– Надеюсь, графиня не слишком мучилась?

– Нет, сударь, – после паузы ответила девушка. – Всё произошло в течение нескольких дней. Внезапно у моей благодетельницы открылась горячка, но она успела исповедаться. С самого начала болезни я отправила известие графу, её сыну, а потом вызвала в Саше своего отца и брата, а также госпожу де Нери.

– Господин д’Эворт очень помог с похоронами, – подтвердила мать Камиллы. – Моя любимая сестра временно упокоилась в часовне Саше, которую сама и построила. А потом, когда вернулся мой племянник, её останки перевезли в Оре и захоронили в семейном склепе рядом с мужем.

– А ведь прошёл всего лишь год после его гибели при Сен-Кантене.

– Я думаю, именно смерть мужа подкосила Луизу. Вдобавок, она переживала за сына и близнецов, потому что редко видела их с начала последней Итальянской войны. Старший её внук отправился воевать вместе с отцом, а от младшего вот уже год не было никаких известий с Мальты.

– Может, Вы ещё расскажете что-нибудь о последних днях жизни графини де Оре, мадемуазель д’Эворт? – снова спросил банкир.

– Госпожа графиня действительно места себе не находила в последнее время, хотя старалась и не показывать этого. Особенно она беспокоилась о внуках, которых воспитывала чуть ли не с самого рождения.

– Сестра мне говорила, что её последними словами было: «Бедный Ноэль!» – вдруг неожиданно брякнул Гийом д’Эворт.

После этих слов взоры всех присутствующие сразу же обратились на брата Шарлотты. Однако, судя по самодовольному виду последнего, тому льстило всеобщее внимание. Шарлотта же, наоборот, смутилась:

– Гийом, я ведь просила тебя!

В ответ её брат пожал плечами:

– Но разве госпожа де Нери не должна знать об этом?

– В самом деле, – Изабель слегка нахмурилась. – Объяснитесь же, мадемуазель д’Эворт! Что Вы скрываете от меня?

Лицо Шарлотты пошло красными пятнами:

– Поверьте, сударыня, мне нечего скрывать. У госпожи графини был сильный жар и она бредила.

– А мне ты сказала, что её очень беспокоило решение графа передать титул барона де Лорьяна старшему сыну, – продолжал гнуть свою линию Гийом.

Изабель посмотрела на мужа. В ответ тот пожал плечами:

– Насколько мне известно, когда за воинские заслуги король Генрих II даровал Артуру де Оре титул графа, тот, в свой черёд, передал единственному сыну во владение баронство Лорьян. Поэтому, став после гибели отца графом, Луи де Оре нисколько не нарушил традицию, решив передать старшему из близнецов Лорьян, тем более, что младший захотел стать мальтийским рыцарем.

– Так как Ваша сестра молчит, может быть, Вы объясните, в чём тут дело, господин д’Эворт? – после паузы снова обратилась к молодому человеку Изабель.

Глаза Гийома забегали:

– Но тут действительно нет никакой тайны, сударыня. Как я слышал, последний из Лорьянов погиб, не оставив после себя потомства. А все его земли и богатства унаследовал ближайший родственник, покойный граф де Оре. Однако графиня, его супруга, вероятно, считала, что барон де Лорьян был проклят, поэтому она опасалась, как бы это проклятие не нанесло вред её семье…

Затаив дыхание, Камилла перевела взгляд на свою мать, так как ей было интересно, что та ответит Гийому. Ведь Изабель обычно избегала разговоров о своём первом муже, бароне де Лорьяне. Что наводило её младшую дочь на мысль о какой-то тайне, связанной с его гибелью. Неожиданно сестра так крепко сжала её руку, что Камилла едва не вскрикнула. Лоренца же прошептала ей на ухо:

– Этот д’Эворт просто несносен! Как он мог такое сказать?

– А раньше ты считала его приятным молодым человеком, – не удержалась от язвительного замечания Камилла.

Однако тут её внимание снова привлёк нервный смех Изабель.

– Что с тобой, дорогая? – банкир осторожно взял жену за руку.

– Ничего, – мать Камиллы, наконец, справилась со своей истерикой.

– Боюсь, Вы неправильно истолковали последние слова моей сестры, господин д’Эворт, – продолжала она уже более спокойным тоном. – Незадолго до своей смерти графиня де Оре прислала мне письмо, в котором рассказала о своём сне: будто её старшего внука ждёт ужасная гибель. Однако, к счастью, не все сны сбываются!

После слов жены банкир поднялся с места:

– Я хочу объявить одну новость: дела требуют моего присутствия в Париже, поэтому завтра мы покинем Берси.

– Вы что-то хотите сказать, мадемуазель д’Эворт? – добавил он уже другим тоном.

– Да, сударь. Если Вы переезжаете в Париж, то, вероятно, нам с братом следует вернуться к родителям.

Анджело переглянулся с женой:

– А я хотел пригласить вас поехать с нами.

– Но, возможно, госпоже де Нери будет неприятно наше присутствие, – пробормотала Шарлотта.

– Вовсе нет, – после паузы ответила Изабель. – Моя сестра очень хорошо отзывалась о Вас, мадемуазель д’Эворт. Что же касается Вашего брата, то мой сын уже успел настолько проникнуться к нему дружескими чувствами, что ещё раньше попросил меня пригласить вас обоих в Париж.

Камилла же подумала, что для её семьи было бы лучше, если бы д’Эворты вернулись в Шампань. Но так как её мнения никто не спрашивал, девушка отправилась вместе с сестрой собирать вещи.

Разговор с отцом

– Ловите эту проклятую еретичку! – разъярённый булочник погнался было за Марион, но та столкнула его в сточную канаву и, прихрамывая, побежала по улице Сен-Жак, в конце которой её поджидала Камилла, успевшая первой сбежать от королевских гвардейцев.

О собрании протестантов девушка узнала от Марион. В кальвинизм няньку Камиллы обратил её муж, сапожник, которого по приговору суда сожгли как еретика. Так как банкир де Нери долгое время пользовался его услугами, то предложил Марион стать нянькой его детей. Анджело ценил людей за их дела, а не за религиозные убеждения. Изабель же не перечила супругу, хотя и строго следила за тем, чтобы их дети посещали мессу. Что же касается Камиллы, то её на улицу Сен-Жак, где 5 сентября 1558 года состоялась протестантская проповедь, привело любопытство. Однако вскоре появились гвардейцы, которые начали арестовывать всех подряд. Им помогали добровольцы из толпы зевак.

Не успела Марион догнать Камиллу, как из-за угла показались два всадника. При виде них булочник, которого вытащили из канавы подмастерья, завопил во всю глотку:

– Хватайте этих мерзавок, благородные господа! Они сбежали от гвардейцев!

– Что ты так орёшь, любезный? – осведомился молодой шатен, который, тем не менее, натянул поводья.

А его спутник постарше, с рыжими волосами, насешливо добавил:

– Неужто эти шлюхи обокрали тебя?

– Хуже, сударь, – булочник поспешно стащил с головы колпак и поклонился. – Эти женщины – ярые кальвинистки и заслуживают суда Огненной палаты.

Камилла огляделась по сторонам: большинство участников проповеди увели в тюрьму, а остальные сбежали, только она сама замешкалась из-за Марион. Булочник же, с одежды которого ручьями стекала вода, теперь маячил посредине узкой улицы вместе с подмастерьями. А с другой стороны путь преграждали лошади дворян, появившихся неизвестно откуда.

– Ну, кто чего заслуживает, известно только Богу, – между тем философски изрёк шатен. – Поэтому, голубчик, советую отпустить этих женщин с миром.

– Вы согласны со мной, кузен? – добавил он, повернувшись к своему спутнику.

– Что касается старухи, то пусть проваливает, – кивнул тот. – А вот другая явно моложе. Любопытно взглянуть на её лицо!

После этих слов рыжеволосый неожиданно вытащил шпагу и её кончиком поддел чепчик Камиллы, который при выходе из дома она натянула до самых бровей, чтобы не быть узнанной. Светлые волосы девушки тотчас же рассыпались по плечам и обидчик Камиллы восторженно присвистнул:

– Я знаю неподалёку одно местечко, где мы славно развлечёмся с ней!

В свой черёд, бросив взгляд на девушку, шатен нахмурился:

– Оставьте её в покое, кузен! Нам нужно ехать в Турнель!

– Если хотите, езжайте сами, кузен. А я задержусь на час-другой…

В этот момент Марион попыталась было загородить собой Камиллу, однако рыжеволосый тотчас приставил острие шпаги к её груди:

– Тебе же было сказано: проваливай, ведьма! Иначе я намотаю твои кальвинистские кишки прямо на свой клинок!

Сердце Камиллы сжалось в нехорошем предчувствии: наглый дворянчик, по-видимому, принял её за девицу лёгкого поведения. Однако, назвав ему своё имя, она опозорит не только себя, но и свою семью. Недолго думая, девушка вложила два пальца в рот, как учил её Роже, и залихватски свистнула. Лошадь её обидчика тотчас взвилась на дыбы и сбросила своего седока на землю. Схватив за руку свою няньку, Камилла ринулась в образовавшийся проход. Выбежав на набережную, она не выдержала и оглянулась: шатен спрыгнул с коня и склонился над своим спутником, который, судя по доносившимся ей вслед проклятиям, был ещё жив. К счастью, возле моста беглянок ждал с лошадью младший конюх банкира де Нери.

Оказавшись на правом берегу Сены, они свернули на улицу Розье и вскоре увидели позолоченный флюгер на башенке дома Нери. Этот особняк, который в квартале Маре называли: «Дом Льва» из-за выбитого над галереей грифона, достался банкиру от отца, флорентийца, переехавшего во Францию. Все три брата Нери родились в Париже. Но если старшие, Франческо и Бернардо, получив свою долю наследства, вернулись на родину предков, то младший, Анджело, продолжил отцовское дело. Кроме конторы в Париже, отцу Камиллы принадлежали банки в Брюгге и Монпелье. Ещё он занимался морской торговлей и перевозками, обменом денег, ростовщичеством и кредитованием знатных вельмож, продавал сукно, шёлк и драгоценные камни, а также поставлял королевскому двору и армии оружие, амуницию и лошадей. Наряду с парижским особняком он владел ещё загородным домом в Берси, виноградниками и конюшнями, имел долю в производстве сукна и эксплуатации гипсовых рудников в окрестностях Парижа. И, таким образом, составил себе значительное состояние.

Жилище банкира включало в себя старое здание из розового туфа и новую белую пристройку с башней, внутри которой находились внутренняя лестница и оружейная комната на самом верху. Под старой постройкой с улицы была галерея, где торговали сукном и другими тканями. С другой стороны галереи располагалась лавка и столовая, а внизу в полуподвальных помещениях – кухня, комната для мытья и погреба с припасами. Винтовая лестница между залом и лавкой вела в комнаты хозяина и выше, где жил его единственный сын. А на чердаке спали приказчики и слуги. Во внутреннем же дворе был разбит сад. Что же касается нового двухэтажного здания, то там находились женские комнаты, а под ними – часовня, библиотека, приёмная и комната для занятий с учителями. Ворота центральной башни вели в хозяйственный двор, где можно было видеть различные чуланы для дров и инструментов, сараи с сеном и зерном, стойла для вьючных животных и т.д. Комнаты в доме украшали картины, скульптуры, ковры, дорогая мебель, музыкальные инструменты, красивая посуда и прочие ценные предметы, привезённые из других стран. Домочадцев банкира обслуживал многочисленный штат слуг, живших здесь целыми семьями. Среди мужской прислуги особыми привилегиями пользовались дворецкий, камердинер банкира и дядька (слуга его сына), а среди женской – главная горничная хозяйки и нянька. Последний список до недавнего времени возглавляла покойная компаньонка жены банкира. Однако теперь её место негласно заняла Шарлотта.

Дрожащими руками Марион отперла заднюю дверь в стене, окружавшей хозяйственный двор. К счастью, рано утром банкир де Нери уехал с молодыми людьми на охоту, а его супруга отправилась в гости к соседке. Слуг тоже не было видно. Сбросив с себя накидку, девушка отдала её няньке и направилась к новому зданию.

Теперь оставалось только незаметно пробраться к себе на второй этаж. Но тут в коридор из покоев Изабель вышла Шарлотта. Некоторое мгновение девушки молча смотрели друг другу в глаза, а потом Камилла, приложив палец к губам, проскользнула в свою спальню, которую делила с сестрой. Там стояла широкая кровать, снабжённая ореховыми колонками, пологом и богато украшенным резьбой изголовьем.

Лоренца любила понежиться в постели и вообще, была немного ленива, если только дело не касалось рукоделия. Тут она была большая мастерица: банкир де Нери с удовольствием носил рубашки, сшитые руками старшей дочери, а Изабель с гордостью демонстрировала гостям её вышивки. Вот и сейчас, едва встав с кровати, Лоренца уселась за пяльцы. Она была выше и полнее Камиллы, черноволосая, с румяным лицом и карими глазами. За что получила домашнее прозвище «Булочка». «Я убеждена, что Лоренца станет прекрасной женой и матерью. Ведь её крестила моя покойная матушка, баронесса де Монбар», – говорила о старшей дочери Изабель. А вот Камилла носила имя бабушки по отцу, ломбардки, родившейся в семье крестьянина. «Когда наша младшая дочь ещё лежала в колыбели, она была такой милой и спокойной, – однажды со вздохом заметила Изабель мужу. – Но иногда мне кажется, что её украли эльфы, а взамен подкинули эту взбалмошную и дерзкую девчонку. Вот увидишь, она распугает всех женихов!» На что Анджело с улыбкой ответил: «На каждый товар найдётся свой купец, дорогая».

– Ты где была, Эльф? – зевнув, спросила Лоренца. – Я проснулась – а тебя нет!

– Гуляла по саду, Булочка.

Воспользовавшись тем, что сестра снова уткнулась в своё рукоделие, Камилла взяла со стола её ручное зеркальце. Она не могла понять, почему мать называла её эльфом. Может, из-за узкого твёрдого подбородка и большого рта? Зато носик и ушки ей достались аккуратные! К тому же, она была пепельной блондинкой с бирюзовыми глазами, хотя её волосы едва доходили до талии. Год назад Камилла решила отрезать их подобно Жанне д’Арк. Напрасно Марион со слезами на глазах умоляла её не делать этого. Камилла была непреклонна. В результате разразился грандиозный скандал: Изабель в гневе залепила дочери оплеуху. Няньку же от немедленного увольнения спасло то обстоятельство, что Камилла в последнюю минуту успела забрать у неё ножницы.

Вздохнув про себя, девушка внезапно услышала смех Лоренцы:

– Что с тобой, Эльф? Уж не влюбилась ли ты?

– Вовсе нет! С чего это ты так решила, Булочка? – Камилла сердито посмотрела на сестру.

– С того, что ты редко берёшь в руки зеркало!

– А ты вообще расстаёшься с ним только на ночь!

– Кому ты подаришь свою вышивку? – добавила уже более миролюбивым тоном Камилла. – Отцу?

– Нет, – мочки ушей Лоренцы слегка порозовели.

– Тогда матушке? Может, Кавалеру?

– Нет, нашему кузену.

Камилла с удивлением посмотрела на смутившуюся сестру: неужели ту угораздило влюбиться в Оттавио? Однако расспрашивать Лоренцу в присутствии служанки, застилавшей постель, не имело смысла.

В этот момент вошла Шарлотта и девушки сели за стол, чтобы успеть до прихода учителя сочинить нравоучительный текст на латыни. Если Камилла быстро справилась с заданием, то Лоренца всё ещё продолжала пыхтеть над спряжением латинских глаголов. От нечего делать, младшая дочь банкира поинтересовалась у Шарлотты:

– Что Вы читаете, мадемуазель д’Эворт?

– «Книгу города дам» Кристины Пизанской.

Теперь Камилла уже понимала, что могло привлечь её брата в этой девушке. Шарлотта прочитала все книги, которые только были в библиотеке графини де Оре, и теперь принялась за библиотеку банкира де Нери. С ней было о чём поговорить. Хотя сейчас Камилле было не до бесед. Ещё во дворе она успела шепнуть Марион, чтобы та послала кого-нибудь на улицу Сен-Жак. И с нетерпением ждала результата. Тем не менее, когда урок закончился, вместо няньки явилась другая служанка и сообщила, что хозяин – в библиотеке и желает видеть младшую дочь. Камилла очень любила беседовать с отцом. Но теперь ей вдруг показалось, что Анджело пригласил её неспроста. Неужели он узнал об её утреннем приключении с Марион?

Банкир сидел возле шкафа с книгами и что-то читал. Однако при виде дочери он сразу отложил книгу. Камилла украдкой бросила взгляд на отца. Если до отъезда в Италию Анджело брился, то теперь его подбородок охватывала русая бородка, контрастирующая с белокурыми волосами. Одна рука банкира, на указательном пальце которой красовался массивный перстень-печатка, спокойно лежала на подлокотнике стула, а другой он машинально поглаживал свою бороду. В то же время его круглые голубые глаза задумчиво изучали Камиллу. Не в силах вынести его молчания, девушка перевела взгляд на ряд золотых пуговиц, украшавших фиолетовый отцовский кафтан. Как только она насчитала шесть штук, Анджело, наконец, разомкнул уста:

– Твоя мать мне сказала, что после моего отъезда ты подрезала свои волосы…

Девушка машинально поправила выбившуюся из сетки прядь волос, в то время как банкир продолжил:

– По её словам, ты сделала это потому, что хочешь стать монахиней в аббатстве Монмартр. Однако прошу тебя, дочь моя, хорошенько подумай. У бенедиктинок очень строгий устав: их никуда не выпускают из монастыря и лишь изредка после долгих переговоров разрешают увидеться только с матерью или сестрой. Насколько мне известно, две или три монахини уже сошли с ума…

– Неужели ты хочешь огорчить свою мать и разбить моё сердце? – после паузы добавил банкир.

– Нет, отец! – Камилла, наконец, подняла глаза. – Я так виновата перед матушкой и Вами! Умоляю Вас, простите меня!

– Но за что ты просишь прощение?

– За то, что солгала матушке и расстроила Вас, отец.

Судя по его лицу, Анджело не слишком удивился, потому что хорошо знал младшую дочь.

– Так почему же тогда ты сделала это?

– Потому что именно так поступила Орлеанская девственница! Перед тем, как отправиться воевать с англичанами, она отрезала волосы и переоделась в мужскую одежду.

На мгновение Камилле показалось, что её отец сейчас рассмеётся. Тем не менее, банкир сумел сдержаться.

– После битвы под Сен-Кантеном испанцы едва не захватили Париж, но королю всё же удалось организовать защиту города и прогнать врага. С кем же ты собиралась воевать?

– Я хотела добраться до Италии, чтобы принять участие в Сиенской войне вместе с Вами, отец.

– Хорошо, я прощаю тебя, дочь моя, но ты должна мне пообещать, что больше не будешь пытаться сбежать из дома.

– Клянусь святой Жанной!

– К тому же, тебе есть с кого брать пример в собственной семье. Разве ты не знаешь, что многие женщины, связанные с тобой кровными узами, подчас проявляли недюжинную смелость, великодушие и доброту, спасая других людей?

– Нет, – с удивлением сказала девушка.

– Тогда, пожалуй, начну с твоей прабабушки донны Марии де Риччи. Что тебе известно о ней?

– Ну, я знаю, что она была внебрачной дочерью последнего герцога Бургундии, но воспитывалась в семье флорентийского банкира де Риччи, пока не вышла замуж за графа де Сольё.

– Мне посчастливилось быть представленным графине де Сольё. Так вот, я не встречал более благородной женщины. Она рассказала мне немало интересного о дворе Людовика ХI, по поручению которого ездила во Флоренцию, чтобы наладить связи с тамошним правителем. Благодаря чему впоследствии спасла жизнь и имущество своего супруга.

Камилла кивнула:

– Да, матушка как-то раз упомянула, что моя прабабка была шпионкой короля.

Анджело усмехнулся:

– Можно сказать и так.

– Я слышала от матушки, что моя бабушка, баронесса де Монбар, тоже ездила во Флоренцию. Неужели и она…

– Нет, дочь графини де Сольё была сущим ангелом. Тогда король Карла VIII как раз отправился походом в Италию. Во время осады крепости Новара, которую защищал его кузен, будущий король Людовик ХII, донна Лоренца устроила госпиталь для его солдат и многих спасла.

– Моя матушка, донна Камилла, помогала ей ухаживать за ранеными, – добавил Анджело, – а потом вышла замуж за солдата Клода Грилье и отправилась с ним во Францию. После смерти первого мужа она обвенчалась с моим отцом, мессиром Бенедетто де Нери. И, хотя его семья была против этого брака, отец ни разу не пожалел об этом. Помню, матушка часто пекла вместе со служанками хлебцы и раздавала их нищим, бедным вдовам и сиротам, а также шила для них одежду.

– Мы с матушкой и сестрой по воскресеньям тоже раздаём еду и деньги всем беднякам нашего квартала, – заметила Камилла.

Анджело кивнул:

– Сейчас дойдёт очередь и до твоей матери, дочь моя. Но сначала я хотел бы вспомнить её старшую сестру, покойную графиню де Оре. После смерти невестки ей пришлось самой воспитывать внуков. И вместе с ними в Саше получили образование десятки молодых людей из обедневших благородных семей. Что же касается твоей другой тётушки, графини Олтон, которая вышла замуж за англичанина, то она по примеру своей матери открыла госпиталь для лондонских бедняков. А когда граф Олтон погиб, вернулась с дочерью во Францию и приняла постриг в аббатстве Монмартр, где, насколько мне известно, тоже ухаживает за больными.

Анджело немного помолчал.

– Твоя мать тоже очень смелая женщина, Камилла. Ведь она обвенчалась со своим первым мужем вопреки своей семье, которая была против этого брака.

– Это из-за того, что барон де Лорьян был обручён с её сестрой? – несмело спросила девушка.

– Да. Но любил он твою мать. И она его тоже очень любила. Я встретил её уже после гибели Лорьяна и сразу решил, что женюсь на ней. Но прошло почти два года, прежде чем она дала мне своё согласие. Хотя многие из её знакомых считали, что быть вдовой барона почётнее, чем женой банкира.

Уже на лестнице Камилла вдруг поняла, что вышла из кабинета отца совсем другой, чем вошла в него. Нет, образ Орлеанской девы вовсе не был выброшен из её головы, а просто отошёл на задний план. Как мало, оказалось, она знала о своих ближайших родственниках! Конечно, мать рассказывала им с сестрой историю своего рода. Изабель гордилась своим дедом, бароном де Монбаром, погибшим в битве под Нанси, своим отцом, капитаном короля Карла VIII, отличившимся в бою при Форново, и дядей, графом де Сольё, павшим в сражении при Павии. Вот только о молодых годах своей бабушки, матери и даже старшей сестры она старалась лишний раз не упоминать, вероятно, стыдясь их внебрачного происхождения.

На лестнице девушка неожиданно столкнулась с нянькой.

– Что ты здесь делаешь, Марион?

– Жан вернулся, мадемуазель, – ответила та, озираясь по сторонам.

– Какой Жан? Ах, да! – после беседы с отцом Камилла совсем забыла об улице Сен-Жак. – И что он сказал?

– Сначала нашему конюху не повезло: все подмастерья булочника были заняты в пекарне. Но потом он увидел служанку, которую отправили в аптечную лавку, и затащил её в ближайший трактир. Та поведала после стаканчика вина, что хозяин простудился и теперь нуждается в лекарствах. Что же касается дворян, то она слышала, как булочник предлагал одному из них отлежаться у него дома. Но тот отказался и уехал вместе со своим приятелем.

Камилла облегчённо вздохнула. И тут внезапно девушку пронзила мысль: что скажут её потомки, если узнают о «подвигах» своей прабабки?

Поездка в аббатство

Вся семья Нери любила собираться по вечерам в саду. Отец и мать обсуждали свои дела, а дети играли между цветниками. С наступлением же холодов они перебирались в столовую, где слуги разжигали большой камин. Однако в середине сентября 1558 года было ещё тепло. Шарлотта с Лоренцей отправились секретничать в дальнюю часть сада, в то время как молодые люди что-то обсуждали у фонтана, от которого лучами разбегались дорожки. Напротив них, в центральной экседре, между статуями Дианы и Апполона, сидели родители Камиллы. Сама же девушка устроилась по соседству с ними в одной из боковых ниш, чинно положив руки на колени.

– Наша младшая дочь сегодня необычно тихая, – прислушавшись, заметила мужу Изабель. – Наверно, опять что-то задумала.

– Просто она повзрослела, – заступился за дочь Анджело.

Девушка вздохнула про себя: после памятного разговора с отцом она действительно решила изменить своё поведение.

– Вчера я получила письмо от моего брата, барона де Монбара, – вдруг тихо произнесла Изабель.

– И что ему угодно?

– Мой брат попросил меня забрать из аббатства Монмартр его подопечную, мадемуазель де Морле. Он хочет, чтобы девушка пожила у нас, пока его сын не вернётся из армии. После чего состоится их обручение и венчание.

– Мне кажется, мы не должны вмешиваться в это дело, – после паузы ответил банкир. – Ведь ты помнишь, что произошло с твоей племянницей, нынешней графиней де Сольё?

– Но как я могу отказать брату? Ведь мы столько лет с ним не виделись! К тому же, он ни в чём не виноват.

Анджело поднялся:

– Давай лучше поговорим в доме.

Оставшись одна, Камилла задумалась. Её мать была общительной женщиной, но из всей своей большой семьи поддерживала отношения только с двумя сёстрами: покойной графиней де Оре и сестрой Вирджинией, монахиней аббатства Монмартр. А ещё со своей племянницей Кэтрин Паркер, графиней де Сольё, которую Камилла видела несколько раз, когда та приезжала в Париж, чтобы навестить свою мать-монахиню. Однако девушка не была знакома ни со своим дядей, бароном де Монбаром, ни с другим дядей, каноником из Дижона, ни с ещё одной сестрой Изабель, вдовствующей баронессой де Шато-Солен, проживающей в своём поместье в Лотарингии. И, как следовало из слов её матери, причиной их ссоры была графиня де Сольё, вернее, то, что произошло с ней ещё до рождения Камиллы.

– Могу ли я присесть рядом с Вами, мадемуазель де Нери? – неожиданно услышала девушка голос Гийома д’Эворта.

Нехотя кивнув, Камилла огляделась по сторонам: пока она размышляла о том, что могло случиться с Кэтрин Паркер, вокруг произошли кое-какие изменения. У фонтана остались только Оттавио и Лоренца, в то время как Ипполито с Шарлоттой перебрался в самую дальнюю часть сада с перголой (навесом), увитым глициниями.

Некоторое время д’Эворт молчал, явно не зная, о чём говорить с девушкой. Раньше он пытался ухаживать за Булочкой, но теперь, после появления Оттавио, по-видимому, решил переключиться на Камиллу. Желая произвести на девушку впечатление, он не придумал ничего лучше, как похвастаться перед ней своими охотничьими подвигами. Однако, во-первых, младшая дочь банкира де Нери не любила охоту, так как жалела зверей, а, во-вторых, считала, что д’Эворт глуп, как пробка. Не догадываясь об этом, тот продолжал упоённо болтать, в то время как девушка изнывала от скуки. И тут она увидела Хасана, вышедшего после вечернего намаза в сад подышать свежим воздухом.

Подозвав к себе турка, Камилла спросила:

– Где мои родители, Хасан?

– Хозяин пошёл на склад, а ханым Сапель – на кухню, – сообщил тот.

– Раньше Хасан служил в войске у Великого турка, но потом его захватили в плен и отправили на галеры, – сочла нужным сообщить Гийому девушка. – Однако мой отец выкупил его у венецианцев.

– Но разве христианам не запрещено иметь рабов?

– Хасан – свободный человек. Он сам захотел служить моему отцу. И однажды спас ему жизнь.

– Покажешь господину д’Эворту, на что ты способен? – Камилла подмигнула турку.

Усмехнувшись, тот достал из ножен свою саблю, с которой практически не расставался. Взяв из вазы с фруктами яблоко, девушка бросила его Хасану, который на лету разрубил его одним взмахом сабли ровно на две половинки.

– Ну, я тоже так смогу! – пренебрежительно произнёс молодой человек.

И тут в Камиллу словно бес вселился:

– В таком случае, может быть, Вы сразитесь с Хасаном? До первой крови!

– Но у меня нет сабли, – пошёл на попятную Гийом.

– У Хасана есть ещё одна!

Брат Шарлотты сделал последнюю попытку уклониться от поединка:

– Если драться, то лучше на шпагах!

– В таком случае, Вы будете драться шпагой, а Хасан – саблей!

Гийом нехотя согласился. Будучи выше турка и втрое моложе его, брат Шарлотты явно надеялся воспользоваться этими преимуществами. К тому же, шпага по длине превосходила саблю. Тем временем, привлечённые шумом, к ним подошли обе парочки.

– Ставлю экю, кузен, на то, что победит Хасан! – сказал брат Камиллы.

– Хорошо, в таком случае, я поставлю на господина д’Эворта! – ответил Оттавио.

Судя же по лицу Лоренцы, та не одобряла поединка, да и Шарлотта была встревожена. Но Камиллу уже было не остановить.

– Начинайте! – она махнула рукой.

Гийом продержался всего две минуты. Выставив шпагу вертикально перед грудью, он пытался не подпустить к себе близко Хасана. Однако турок ловко поднырнул ему под руку и сбоку рубанул по клинку с такой силой, что шпага буквально вылетела из рук д’Эворта. Затем, приставив конец сабли к горлу своего противника, камердинер банкира прошипел:

– Сдавайся, гяур!

Шарлотта слабо вскрикнула, а её брат побледнел как полотно, так что Камилле даже стало его немного жалко. Ипполито же, получив от Октавио монету, протянул её турку:

– Возьми, Хасан! Ты заслужил!

Внезапно все замолчали. Почувствовав неладное, Камилла обернулась и встретилась взглядом с матерью.

– Что тут происходит? – поинтересовалась та.

Не получив ответа, Изабель нахмурилась. Тогда Ипполито сказал:

– Всё в порядке, матушка. Хасан показывал господину д’Эворту, как нужно правильно держать саблю.

Камилла ни капли не сомневалась, что её мать не поверила Ипполито. Но так как сын был её любимцем, она не стала ни о чём больше допытываться. За ужином Изабель сообщила, что хочет завтра посетить аббатство Монмартр, и что дочери и Шарлотта будут сопровождать её. На это Анджело ответил, что завтра ему нужно будет обсудить одну сделку со своим приятелем, банкиром Сардини, который собрал в своём доме прекрасную коллекцию оружия. И что молодые люди могут поехать с ним, если хотят взглянуть на неё. Из чего Камилла заключила, что её родители так и не пришли к общему мнению по поводу просьбы барона де Монбара.

– Вы уже готовы? – спросила мать Камиллы, войдя в гостиную, где её ждали дочери и Шарлотта.

– Да, сударыня, – ответила за всех сестра Гийома.

– Тогда не будем мешкать: бенедиктинки молятся по семь раз в сутки.

Изабель и Шарлотта уселись в носилки, запряжённые тремя парами чёрных крупных мулов, в то время как для дочерей банкира приготовили двух белых поменьше. Ещё одного вёл на поводу один из слуг, сопровождавших хозяйку верхом.

Когда ворота открыли, кавалькада двинулась сначала по улице Розье, а потом по улице Тампль к Сене.

Минул уже месяц после возвращения семьи Нери из Берси и за городом происшедшие в природе изменения были особо заметны. Лимонная листва деревьев и янтарные виноградники свидетельствовали о наступлении осени. Поросший травой холм Монмартр уже не радовал свежей зеленью. Его уступы были утыканы ветряными мельницами, которые перемалывали не зерно, а гипс, найденный в основании холма и используемый в строительстве.

Мулы медленно поднимались вверх по узкой извилистой дороге, пока не приблизились к стенам бенедиктинского аббатства, основанного ещё супругой короля Людовика VI, которая стала затем его первой настоятельницей. Над ним возвышался готический шпиль собора Сент-Пьер, видимый из любой точки Парижа. Добравшись до цели, путешественницы невольно залюбовались панорамой города. Издавна Париж был разделён на три условные части – остров Ситэ, северное правобережье и южное левобережье. С севера к нему примыкал холм Монмартр, а с юга – более пологие холмы Сент-Женевьев. От набережной до подножия Монмартра располагались речной порт, большой крытый рынок Шампо и многочисленные ремесленные мастерские.

Обычно Изабель навещала свою сестру, принявшую постриг в аббатстве, раз в год, на Пасху. В восемнадцать Жанна де Монбар вышла замуж за графа Олтона и уехала с ним в Лондон, где прожила несколько лет. Потом в Англии началась Реформация, которую возглавил сам король. Однако граф Олтон не захотел приносить ему присягу как главе Церкви и укрылся с женой и маленькой дочерью в своём замке на границе с Шотландией, где находили приют все правоверные католики, бежавшие от преследований Генриха VIII. Сочтя действия Олтона бунтом, король направил против него вооружённый отряд. Во время стычки граф был убит, а его замок разграблен и сожжён. Жанна же дочерью и служанкой спаслась только потому, что укрылась в крипте часовни, единственном строении, которое пощадили солдаты. Вернувшись во Францию, графиня Олтон оставила свою дочь Кэтрин на попечение матери, а сама удалилась в монастырь. Позже воспитанием племянницы занялась графиня де Оре. У неё в Саше Кэтрин и обвенчалась с графом де Сольё.

Пока Изабель беседовала с сестрой через специальное окошко, девушки чинно стояли в сторонке. Обладавшая острым слухом Камилла разобрала, что речь шла о графине де Оре, её смерти и похоронах. Затем Изабель осторожно сообщила:

– На днях пришло письмо от нашего брата, барона де Монбара.

– И что ему нужно?

– Здесь, в аббатстве, находится его подопечная, мадемуазель де Морле.

– Да, она родственница аббатисы.

– Так вот, теперь, когда ей исполнилось шестнадцать, наш брат хочет выдать её замуж за Жана Робера.

– Бедная девушка!

– Шарль обратился с просьбой ко мне, чтобы мадемуазель де Морле пожила в доме моего мужа, пока наш племянник не вернётся из армии.

– Надеюсь, банкир де Нери отказал ему?

Изабель вздохнула:

– Раз уж наш брат первый сделал шаг к примирению, я считаю, что должна помочь ему.

– А если Констанца де Морле захочет принять постриг?

– Ты же знаешь, сестра, что барон де Монбар может принудить её к браку.

– Если понадобится, я поговорю с аббатисой и напишу в Дижон нашему брату-канонику.

– Вряд ли он сможет повлиять на барона де Монбара. Что же касается аббатисы, то наш старший брат сделал весомый взнос в монастырскую казну.

– Что-то ты быстро сдалась, Изабель! – иронически произнесла монахиня. – А ведь раньше ты могла перешагнуть через всех. Когда украла у меня жениха…

– Тебе ведь известно, сестра, как мы с Жилем любили друг друга. А ты сама отказалась от него, выйдя замуж за графа Олтона.

Видя, что монахиня молчит, мать Камиллы добавила:

– К тому же, твоя дочь, графиня де Сольё, счастлива со своим мужем. Возможно, мадемуазель де Морле тоже понравится её жених…

– Замолчи!

Крик сестры Вирджинии заставил вздрогнуть Камиллу, в то время как Лоренца и Шарлотта изумлённо переглянулись.

– Этот дьявол едва не погубил мою дочь! И теперь снова нацелил когти на невинную душу! – продолжала между тем выкрикивать монахиня. – Уж лучше ей умереть!

Вслед за тем ставни закрылись, и послышался шум удаляющихся шагов.

– Моя сестра себя плохо чувствует, поэтому сегодня не в духе, – сочла нужным пояснить девушкам Изабель.

Однако, судя по всему, сама супруга банкира была тоже сильно расстроена.

Через некоторое время дверь приёмной открылась и оттуда вышла послушница в белых одеждах и с узелком в руках. Так как её накидка была надвинута до самых глаз, Камилла не смогла как следует рассмотреть Констанцу де Морле. Только отметила её малый рост.

Приблизившись, девушка обратилась к Изабель:

– Вы приехали за мной?

– Да, я – госпожа де Нери, – поспешно ответила мать Камиллы. – А это мадемуазель д’Эворт и мои дочери.

– А я – баронесса де Морле.

– Так как мой отец умер, а я – его единственная наследница, то, полагаю, что имею право на этот титул, – добавила бывшая послушница.

– Конечно, мадемуазель, – супруга де Нери слегка поклонилась.

– Куда Вы меня повезёте?

– В дом Льва на улицу Розье, который принадлежит моему мужу. Мы с господином де Нери будем рады, если Вы согласитесь пожить у нас некоторое время, и, надеюсь, будете чувствовать себя как в родном доме…

– Мой родной дом в Бретани, – перебила свою собеседницу Констанца.

На этот раз супруга банкира не нашлась с ответом, что было на неё совсем не похоже. Выждав немного, девушка нетерпеливо спросила:

– Так мы едем?

– А как же Ваши вещи?

– Настоятельница сказала, что, согласно монастырскому уставу, я не должна привязываться к вещам. И что если мне что-то дорого, то я должна немедленно это подарить другим. Вот мне и пришлось отдать все свои платья монахиням.

– Однако матушкины драгоценности остались у моего опекуна, – добавила затем Констанца. – Надеюсь, он пришлёт мне их вместе с деньгами.

Изабель облегчённо вздохнула: по крайней мере, девушка не протестовала против решения барона де Монбара. Однако Констанца отказалась сесть на мула, заявив, что, согласно старинной примете, это может привести к бесплодию. Поэтому она заняла место рядом с Изабель в носилках, в то время как Шарлотта присоединилась к сёстрам Нери.

Когда они уже въехали во двор дома Льва, там произошёл один незначительный эпизод, на который никто не обратил внимания, кроме Камиллы. Впоследствии девушка часто вспоминала его, сочтя знаком судьбы. Возле конюшни она увидела брата Шарлотты. Опередив конюха, тот подскочил к носилкам и галантно подал руку Изабель, а потом помог выйти и Констанце.

– Значит, мой муж уже вернулся? – поинтересовалась у него мать Камиллы.

– Да, сударыня.

Пока Гийом повествовал ей о том, как хорошо их принял банкир Сардини, Констанца спросила у девушек:

– Это мой жених?

– Нет, это мой брат, – поспешно ответила Шарлотта.

– Жаль, – баронесса де Морле произнесла эти слова так тихо, что её услышала одна Камилла.

Баронесса де Морле

Младшая дочь банкира де Нери почти сразу невзлюбила надменную бретонку, которая поселилась в спальне Изабель, в то время как Шарлотту отправили к дочерям банкира. Констанца отказывалась мыться и продолжала носить одежду послушницы. Платья Камиллы оказались ей слишком узки, а Лоренцы – длинны. Когда же Изабель предложила подшить их, гостья заявила, что не будет носить ничьи обноски. А так как барон де Монбар не спешил присылать деньги на её содержание, Изабель пришлось самой заказать для гостьи несколько новых нарядов у своего портного. Только тогда Камилла смогла как следует рассмотреть её. Из-за чёрных глаз-бусинок, острого носа и писклявого голоса Констанца походила на мышь. Вдобавок, она не могла похвастаться ни хорошими манерами, ни образованием. Тем не менее, очень гордилась своими бретонскими предками, один из которых во время правления Карла VIII получил титул барона.

В первые дни Констанца почти не выходила из покоев Изабель и спускалась вниз лишь затем, чтобы помолиться в часовне. Она сблизилась только с Шарлоттой. Иногда могла поговорить с Лоренцей о рукоделии, а вот на Камиллу смотрела как на пустое место. Младшая дочь банкира де Нери платила ей той же монетой и часто передразнивала бретонку: «Ах, мой предок, рыцарь де Морле, перед тем, как отправиться в Седьмой крестовый поход вместе с королём Луи Святым, надел на свою жену пояс верности. А когда вернулся, супруга через полгода родила ему наследника, который был, ну, прямо, вылитый её паж!» Лоренца смеялась от души, и даже Шарлотта не могла сдержать улыбку.

Недели через две после появления Констанцы в доме Льва сёстры де Нери сидели в своей комнате и занимались каждая своим любимым делом: Лоренца вышивала, а Камилла разучивала на виоле новую песню. Внезапно в спальню вошла Шарлотта:

– Прошу Вас, мадемуазель де Нери, играть тише. У баронессы де Морле разболелась голова.

Вздохнув, Камилла положила инструмент на стол и подошла к сестре. К тому времени Лоренца успела вышить в центре гобелена фигуру черноволосой девицы в белом платье, протягивающей руки навстречу рыжеволосому рыцарю, чья фигура была готова только наполовину.

– Кто это, Булочка? – спросила Камилла.

– Тристан и Изольда.

– Но ведь у Изольды были золотые волосы!

– А это Изольда Белорукая.

– Кажется, она довела Тристана до смерти? – невинным голосом поинтересовалась младшая дочь банкира де Нери.

Затем, покосившись на Шарлотту, которая, как обычно, занялась чтением, она добавила:

– Пожалуй, прогуляюсь по саду.

На лестнице Камилла столкнулась со служанкой, которая несла на тарелке медовые пирожные.

– Для кого эти сласти, Жакетта?

– Для мадемуазель де Морле, но Вы тоже можете попробовать.

Надкусив пирожное, девушка заявила:

– Это неподходящее блюдо для баронессы. Ступай-ка за мной!

Вместе с Жакеттой она вошла в гостиную, находившуюся рядом с гардеробной, где кроме стола, сундуков, дивана и стульев, обитых тканью и кожей, стоял также шкаф (дрессуар), расчленённый пилястрами и колонками на отдельные филёнки, густо заполненные рельефным резным орнаментом. Вместе с посудой из итальянского фаянса и стекла, в нём можно было видеть несколько глиняных блюд, чья краплёная полива напоминала мрамор с разноцветными искрами. Их украшали лепные изображения растений и животных, сделанных с глубоким знанием природы и большим мастерством. По словам банкира де Нери, всю эту красоту он приобрёл у некоего Бернара Палисси, гончара из городка Сент. В последнее время его «сельские глины» вошли в моду при французском дворе.

Сняв с полки блюдо, Камилла протянула его служанке:

– Вот это гораздо лучше!

– Но мадемуазель Констанца предпочитает серебряную посуду, – хихикнула Жакетта.

– А ты ей скажи, что это блюдо стоит вдвое дороже!

Переложив пирожные, служанка направилась в спальню Изабель, в то время как Камилла приложила ухо к двери. Внезапно раздался визг Констанцы. Приоткрыв дверь, Камилла обнаружила, что дочь барона де Морле забилась в угол кровати. На ковре же валялись остатки пирожных и блюдо Палисси, в центре которого свернулась клубком чёрная змея, очень похожая на живую тварь.

Констанца, конечно же, нажаловалась Изабель, которая провела расследование и быстро выявила виновницу. В результате она запретила младшей дочери покидать свою комнату. В последний раз супруга банкира де Нери прибегала к такому жестокому наказанию, когда Камилла подрезала свои волосы. Правда, тогда она быстро остыла. Но теперь, судя по всему, была настроена решительно.

На следующий день после обеда Изабель сказала Камилле:

– Пойдём со мной в часовню, дочь моя, помолимся вместе.

Девушка сразу насторожилась: раньше она с матерью и Лоренцей возносила молитвы в часовне только перед обедом. А в воскресные и праздничные дни всё семейство Нери ходило к обедне в церковь Сен-Жерве.

Зайдя в часовню, Изабель и Камилла преклонили колени на подушечки перед низкой алтарной преградой, накрытой широким бархатным покрывалом с золотой бахромой. За ней находилась большая картина со сценой Благовещения. Перед картиной на столике лежала открытая Библия и два серебряных подсвечника.

Помолившись, супруга банкира встала с колен:

– Я хочу кое-что сказать тебе, Камилла.

Девушка уже не помнила, когда они с матерью в последний раз разговаривали наедине. Глядя на Изабель, она невольно отметила, что для своих сорока четырёх лет та выглядит очень молодо. Высокая и стройная, мать Камиллы не пользовалась белилами и румянами, которые могли бы испортить её бледно-розовую кожу. И в её чёрных волосах ещё не было даже намёка на седину.

– Мадемуазель де Морле – не просто наша гостья, возможно, она скоро станет твоей кузиной, – без обиняков начала Изабель. – Поэтому ты обязана быть учтивой с ней.

– Я буду с ней учтива, матушка, если она будет учтива со мной! А то ведь Констанца считает, что если её отец был бароном, то все здесь должны преклоняться перед ней! Даже Вы, матушка!

– Но так оно и есть, – мать Камиллы вздохнула. – Ведь твой отец – нетитулованный дворянин. А я – всего лишь жена банкира.

– Мой отец больше всего ценит в женщинах не их происхождение, а великодушие, смелость и доброту.

Слова дочери, как видно, поставили Изабель в тупик. Поэтому она сменила тактику:

– В таком случае, прояви великодушие к мадемуазель де Морле. Ведь она – круглая сирота. И у неё не осталось близких родственников, кроме троюродной тётушки-аббатисы.

– Хорошо, матушка, я постараюсь быть вежливой с ней.

– Это ещё не всё, ты должна попросить у неё прощение.

– Только не это, матушка!

– Тогда наказание остаётся в силе. Скоро должен приехать мой брат, барон де Монбар, с сыном. Неизвестно, что ты выкинешь, если тебя выпустить к гостям.

– Как Вам будет угодно, матушка.

Изабель вздохнула:

– Я уже жалею, что не отпустила тебя в монастырь год назад.

– Но отец сказал, что это разбило бы ему сердце…

– Ничего, он поймёт. Поэтому я предупреждаю тебя в последний раз, дочь моя: если ты не изменишься, то твоим воспитанием займутся монахини.

– Мне нужно идти, а ты останься здесь и помолись, чтобы Бог вразумил тебя, – заключила мать Камиллы. – И никуда не уходи, пока я не пришлю за тобой.

Однако вместо того, чтобы помолиться, девушка присела на подушку и задумалась. Иногда ей казалось, что мать не любит её. Если Ипполито обычно всё шалости сходили с рук, а Лоренцу лишь слегка журили, то на неё Изабель не только могла накричать, но и раз, как известно, даже ударила по щеке. А теперь вот решила запереть её в монастыре. Однако просить прощение у бретонки было для девушки равносильно смерти.

Неожиданно до неё донёслись голоса Констанцы и Шарлотты. Первой мыслью Камиллы было, что мать специально прислала сюда бретонку. Больше не раздумывая, девушка юркнула под покрывало. Послышался звук открываемой двери, а затем – шорох лёгких шагов.

Прочитав короткую молитву, Констанца сказала своей спутнице:

– Теперь позовите Вашего брата.

– Прошу прощения, мадемуазель, но вдруг кто-нибудь заметит, что Гийом постоянно ходит в часовню? Ведь раньше мой брат не проявлял такой набожности…

Бретонка хихикнула:

– А разве Вы не можете помолиться вместе с братом? В конце концов, Ваше присутствие здесь – залог моей добродетели!

– Но скоро приедет Ваш жених!

– Господин де Монбар станет моим женихом только после обручения. А я пока не давала ему никаких клятв!

В этот момент снаружи кто-то стукнул в дверь часовни.

– Это Гийом! – сказала Шарлотта.

– Так откройте же ему и постойте возле двери: если услышите что-то подозрительное, предупредите нас!

Спустя минуту Камилла услышала топот уже мужских ног. Затем Констанца кокетливо произнесла:

– Что-то у Вас грустный вид, господин д’Эворт. Уж не заболели ли Вы?

– Нет, мадемуазель. Вернее, да. Меня мучает сердечный недуг.

– Может быть, объясните, что Вы имеете в виду?

– Я не смею!

– Почему? Раньше Вы были гораздо красноречивее!

– Раньше я не мог и подумать, что такая девушка, как Вы, удостоит меня хотя бы взглядом. Однако наши тайные встречи здесь сделали меня счастливейшим из смертных. И с тех пор больше всего я боюсь лишиться счастья видеть Вас!

– Можете не бояться – я не собираюсь лишать Вас этого счастья!

– Но Ваш жених…

– Я уже говорила Вашей сестре, что мы с господином де Монбаром пока не давали друг другу никаких клятв!

– А вдруг он понравится Вам?

– Ну, что ж, это вполне возможно.

– Но я не переживу этого!

– Почему?

– Потому что…

– Продолжайте!

– Простите мне эту дерзость, но когда я впервые увидел Вас, моё сердце словно что-то кольнуло…

– И что это было? Булавка?

– Нет, меня пронзила стрела Амура!

– Значит, Вы влюблены в меня?

– Да, только…

– Что «только»?

– Я уверен, что Вы никогда не сможете полюбить меня!

– Почему?

– Потому что Вы богаты и знатны…

– Это правда, род Морле – один из самых древних в Бретани.

В этот момент Шарлотта воскликнула:

– Сюда кто-то идёт!

– Спрячьтесь за перегородку! – приказала Констанца молодому человеку.

Услышав рядом сопение Гийома, Камилла затаила дыхание: только бы он не поднял покрывало! Слышно было, как Шарлотта спросила:

– Что тебе нужно, Перрин?

– Хозяйка прислала меня за мадемуазель Камиллой, – ответила любимая горничная Изабель.

– Здесь её нет!

По-видимому, служанка всё же попыталась заглянуть внутрь, так как затем раздался яростный крик Констанцы:

– Убирайся отсюда и не мешай мне молиться!

Судя по наступившей тишине, Перрин поспешила ретироваться.

– Нам пора! – в свой черёд, сказала Шарлотта. – Младшая мадемуазель де Нери куда-то исчезла, и нас тоже могут хватиться!

– Хоть бы она пропала совсем! – пробурчала Констанца.

После чего добавила уже громче:

– Прощайте, господин д’Эворт!

– Но когда я снова увижу Вас?

– Надеюсь, что скоро.

Как только все разошлись, Камилла вылезла из-под покрывала и довольно потёрла руки. Ведь её собственные проделки по сравнению с тем, что совершили эти трое – просто детские шалости! Оказывается, Констанца начала изменять своему жениху ещё до обручения с ним, Шарлотта занималась сводничеством, а Гийом ухаживал за чужой невестой. Интересно, что скажет Изабель, когда узнает обо всём? Теперь у Камиллы появилась возможность избавиться сразу и от бретонки, и от д’Эвортов. И на что они рассчитывают? Ведь очевидно, что барон де Монбар будет против брака своей подопечной с Гийомом. А Изабель, которая прочит своему единственному сыну великое будущее, костьми ляжет, но не даст ему жениться на девушке из небогатой и не слишком знатной семьи. Дед Шарлотты и Гийома служил управляющим в замке Саше и женился на служанке. Правда, трое его детей заключили блестящие браки. Особенно дочь, которая сначала вышла замуж за покойного графа де Сольё, а потом – за барона де Монбара. Старший сын женился на сводной сестре Анджело, Агнес Грилье, и получил за ней поместье в Шампани, а младший взял в жёны незаконную дочь барона де Монбара. После трагической гибели старшего брата и его супруги Тристан д’Эворт унаследовал их поместье, а родственные связи позволили ему отправить старших детей на воспитание в Саше, что, вероятно, повлияло на их амбиции. Выходит, Камилла ошибалась, считая Шарлотту простушкой, а её брата – глупцом.

Сначала девушка хотела сразу рассказать матери о том, что слышала в часовне. Но потом подумала, что Изабель может не поверить ей. Чтобы убедить мать, нужны были весомые доказательства, а преступная троица могла ото всего отпереться. Пожалуй, стоило бы порыться в вещах бретонки: возможно, она обменивалась любовными записочками с Гийомом.

Тем временем сентябрь подходил к концу, и мать Камиллы начала готовиться к визиту брата. Она дала указания кухарке и обновила кое-какую обстановку в гостиной. Банкир де Нери даже пошутил:

– Ты ведёшь себя так, словно нас собирается посетить сам король!

Накануне встречи с женихом Констанца пришла в комнату девушек, чтобы похвастаться новым нарядом. Однако, по мнению Камиллы, белое платье из атласа слишком сильно подчёркивало смуглый оттенок кожи бретонки.

– Вы уже примерили свой наряд, мадемуазель де Нери? – поинтересовалась Констанца у Лоренцы.

– Да, мадемуазель, – сестра Камиллы неохотно подняла голову от пяльцев.

– Вы такая искусная рукодельница! – между тем льстиво продолжала дочь барона де Морле. – Наверно, Вам будет нетрудно вышить платочек для меня!

– Я не могу, – Лоренца бросила взгляд на свой гобелен.

– Но он необходим мне к обручению! Вы не можете мне отказать! Ведь для меня это так важно!

– Ну, хорошо.

– А Ваша сестра, как я слышала, наказана, бедняжка! – Констанца бросила торжествующий взгляд на младшую дочь банкира де Нери.

В ответ Камилла лишь спокойно улыбнулась. Зная тайну бретонки, она перестала злиться на неё. Ведь скоро та отправится обратно в аббатство. Поняв, что ей не уязвить младшую дочь банкира, Констанца ретировалась.

И вот, наконец, торжественный день наступил. Изабель и девушки спустились в приёмную, чтобы встретить гостей. Только Камилла с Марион осталась в своей комнате.

Не теряя времени, младшая дочь банкира отправила няньку на лестницу покараулить, чтобы ей никто не помешал. Она решила обыскать вещи Констанцы в надежде найти любовную записочку её воздыхателя. Свою совесть она успокоила тем, что действует на благо семьи Нери. Сначала девушка перерыла постель бретонки, а потом её сундук, однако, к собственному разочарованию, ничего не нашла. Правда, на дне сундука лежала маленькая деревянная шкатулочка, но она была закрыта на ключ, который, скорее всего, Констанца носила с собой. Повертев в руках шкатулочку, Камилла позвала Марион:

– Ты как-то говорила, что один из наших лакеев может открыть любой замок…

– Верно, мадемуазель. Экономка год назад потеряла ключ от погреба, так Пьер смог открыть двери, не взломав замок. И ещё он похвастался, что, дескать, у него такой талант с детства.

– А снова закрыть замок он сможет?

– Думаю, да.

– Тогда отнеси эту шкатулку Пьеру и скажи, что он получит три су, если вскроет и закроет её так, что этого никто не заметит.

– Хорошо, мадемуазель.

– Только проследи, чтобы он не заглядывал внутрь.

Не прошло и получаса, как шкатулка снова оказалась в руках у Камиллы. Откинув крышку, девушка увидела там письмо, а под ним – старинное золотое кольцо. Вот что было в письме: «Дочь моя! Я получил Ваше послание, где Вы жалуетесь на то, что Вам плохо живётся в аббатстве и что мать-настоятельница, несмотря на Ваше с ней родство, даже более строга к Вам, чем к другим послушницам. Послушайте меня: Бог всегда испытывает тех, кого любит. Поэтому примите со смирением и покорностью свою участь и не жалуйтесь никому. Ведь Вы – из рода де Морле. Все Ваши предки принимали посланные Творцом испытания с радостью, видя в них возможность доказать свою любовь к Нему. Когда Господь отнял у меня Вашу матушку, я тоже было возроптал, но быстро понял, что чем больше мы испытывает страданий в земной юдоли, тем более лёгким будет наш путь к вечному блаженству. Чувствуя, что мне уже недолго осталось мучиться здесь, я посылаю Вам кольцо Вашей матери. Не бойтесь, после моей смерти о Вас позаботятся. Сначала я хотел назначить Вашим опекуном графа де Оре, но он, к сожалению, отказался, так как проводит большую часть времени на королевской службе. Тогда я вспомнил о его дяде, господине де Монбаре. Хотя я не знаком с бароном, но, уверен, что он как родственник де Оре не может не быть человеком великодушным. Я написал ему в Бургундию и господин де Монбар согласился стать Вашим опекуном. Со временем он найдёт Вам достойного мужа. Шлю Вам своё отцовское благословление. Да пребудет с Вами Господь, дочь моя! Ваш добрый отец Готье де Морле».

Прочитав письмо, Камилла внезапно ощутила стыд. Оказывается, барон де Морле был таким же любящим отцом, как и банкир де Нери. Он желал своей дочери счастья. А её судьба сейчас была в руках Камиллы. Внезапно девушка поняла, что ничего не скажет матери. Пусть всё идёт своим чередом, а ей нет дела до любовных интрижек бретонки. Вот только как быть с Шарлоттой? Наверно, стоило бы поговорить с Ипполито, но станет ли брат слушать её?

– Простите, мадемуазель, но сюда кто-нибудь может войти! – прервала её мысли Марион.

Не успела Камилла вернуться в свою комнату, как появилась горничная Изабель:

– Что случилось, Перрин?

– Я за Вами, мадемуазель. Ваша матушка приказала Вам переодеться и спуститься к гостям.

– Она что, передумала?

Перрин поджала губы:

– Ваш батюшка на этом настоял.

Камилла вздохнула. Одета она была по-домашнему: почти невидимая сеточка на волосах, сплетённая из нитей речного жемчуга, и серое платье из тонкого сукна. Однако сейчас у неё не было настроения наряжаться. Когда девушка сказала об этом горничной, та покачала головой:

– Хозяйка будет недовольна.

Тем не менее, перечить Камилле не стала.

Когда девушка вошла в зал, её отец сидел на диване, а сзади стояли Ипполито, Оттавио и д’Эворт. Рядом с банкиром расположился какой-то молодой человек, а ещё один, стоя, разговаривал с хозяином. Изабель же сидела на стуле напротив мужа, а девушки – по бокам от неё.

– Вот и она! – весело произнёс при виде дочери Анджело.

После его слов рыжеволосый повернул голову, а шатен поднялся с дивана. Камилла похолодела: это были дворяне с улицы Сен-Жак.

Кузены

– Позвольте представить вам мою младшую дочь, – сказал гостям банкир.

Ощутив тяжесть в ногах, девушка замерла на месте.

– Смелее, дочь моя! Поздоровайся со своими родственниками! – шутливо добавил Анджело. – Правда, твой дядя не смог приехать. Зато мы имеем счастье видеть в нашем доме барона де Лорьяна и шевалье де Монбара!

Приблизившись первым к Камилле, шатен слегка поднял брови, но больше ничем не выдал своего удивления:

– Рад видеть Вас, мадемуазель де Нери!

Сообразив, что она видит перед собой внука графини де Оре, старшего из близнецов, девушка поспешно присела. Поцеловав её, тот уступил место своему спутнику.

– Позвольте обнять Вас, кузина!

Камилла едва успела увернуться от поцелуя Жана Робера. Однако тот прошептал ей на ухо:

– Вот Вы и попались!

Отшатнувшись от него, девушка наткнулась на строгий взгляд матери. Однако та ничего не сказала, по-видимому, не желая затевать скандал при гостях, тем более, что кроме молодых людей здесь также присутствовал банкир Сардини, смуглолицый мужчина с чёрной курчавой бородой. Камилла не сразу заметила его из-за того, что он стоял по другую сторону от двери и разглядывал большую напольную вазу Палисси.

– Так как все мы в сборе, то прошу всех пройти в столовую, – сказал тем временем хозяин.

За столом место Камиллы оказалось рядом с Жаном Робером, который, как выяснилось, был вдвое старше её. Неудивительно, что она не узнала своего кузена на улице Сен-Жак, ведь до этого из-за размолвки между их родителями они никогда не встречались. Другое дело – Ноэль, сидевший наискосок через стол. Камилла хорошо помнила тот день, когда познакомилась с близнецами. Это случилось в Саше. Был жаркий летний полдень, и все, включая взрослых и детей, попрятались внутри здания. Кроме семилетней Камиллы. Ей взбрело в голову забраться по плющу, зелёным ковром покрывавшему стену замка, наверх и постучать в окно, дабы напугать Булочку. Девочка почти достигла своей цели, однако стебли плюща не смогли выдержать её вес, и она упала бы на землю, если бы не двое подростков, которые в этот момент проходили мимо. Один из них успел подхватить Камиллу на руки. После чего заметил брату:

– Наверно, это одна из наших двоюродных тётушек!

Тогда близнецы могли похвастаться кудрявыми шевелюрами. А сейчас волосы Ноэля были, согласно моде, коротко подстрижены и лишь слегка вились. Хотя взгляд его больших карих глаз остался таким же мягким и ласковым.

Во время обеда Анджело продолжил беседу с гостями, прерванную появлением младшей дочери, и Камилла узнала, что молодые люди вместе служили в армии герцога Гиза.

– Два месяца назад мы с кузеном по поручению герцога были в Париже, – вдруг сообщил Жан Робер, бросив искоса взгляд на Камиллу. – Однако у нас было слишком мало времени, чтобы заехать к Вам, дядя. Теперь же мы пробудем здесь до возобновления военных действий, что, вероятно, произойдёт не раньше весны…

– Боюсь, что герцогу де Гизу придётся распустить свою армию, – вздохнул банкир.

Молодые люди переглянулись.

– Почему Вы так считаете, господин де Нери? – спросил Ноэль.

– Вчера я был у королевы и узнал, что 8 октября в аббатстве Серкам Генрих II начал переговоры о мире с испанцами, которые требуют полного возвращения всех завоёванных нами территорий.

– Как же так? Выходит, что мой дед, граф де Оре, и ещё шестьсот дворян, не говоря уже о двух с половиной тысячах солдат, зря сложили головы под Сен-Кантеном?

– Увы, барон.

– Мой брат, Бернардо де Нери, тоже умер от ран, полученных на Сиенской войне, – после паузы с горечью добавил Анджело.

– Но ведь совсем недавно герцог де Гиз одержал ряд блестящих побед, захватив Тионвиль и Кале!

– На короля повлияла герцогиня Валентинуа.

– А в чём здесь выгода нормандки?

– Дело в том, что папа попросил Диану де Пуатье сделать всё, чтобы прекратить эту войну…

– Всей Европе известно, что именно нормандка подтолкнула короля к ней!

– …к тому же, Генриху не терпится вызволить всех захваченных в плен при Сен-Кантене французов, и, в первую очередь, своего любимца коннетабля Монморанси.

После слов хозяина в столовой воцарилось молчание, прерванное лишь появлением слуг с новой переменой блюд.

– И всё же я уверен, что герцог де Гиз не отдаст назад Пьемонт! – первым возобновил разговор Ноэль.

В ответ Анджело пожал плечами:

– За свои славные деяния герцог уже получил награду: в апреле состоялась свадьба его племянницы Марии Стюарт с дофином, а средняя дочь короля вышла замуж за его родственника герцога Лотарингии. Таким образом, эти брачные союзы тесно связали Гизов с правящей династией.

– На мой взгляд, у короля есть ещё одна причина заключить мир – это борьба с еретиками, – неожиданно вмешался в разговор Жан Робер.

– Вы, наверно, слышали, дядя, о недавних событиях на улице Сен-Жак? – добавил он, снова бросив на Камиллу ехидный взгляд.

– Да, – коротко ответил банкир. – Говорят, что королевские гвардейцы арестовали всех участников проповеди.

– Нет, кое-кому удалось сбежать…

– Лично меня больше возмущает арест господина д'Андело, – поспешно произнёс Ноэль. – Этот доблестный воин не заслуживает такого обращения. К тому же, он принадлежит к одной из самых знатных семей королевства и приходится родным племянником коннетабля Монморанси.

– А в чём его обвиняют? – спросил отец Камиллы.

– Неизвестно.

– А ты что-нибудь знаешь об этом, Сципион? – банкир посмотрел на Сардини.

– Да, мессир. Было перехвачено письмо брата адмирала Колиньи протестантам Германии, в котором он говорил о неизбежном разделе нашего королевства. Кроме того, д'Андело считают виновником майских событий в Пре-о-Клер. Тогда кальвинисты организовали молебны и пение псалмов по соседству с Сен-Жермен-де-Пре, а также и за стенами города, в полях, примыкающих к заставам Сент-Антуан и Сен-Виктор. В них участвовали четыре или пять тысяч человек и несколько дворян, прибывших верхом, среди которых был король Наварры.

– Но откуда ты всё это узнал, мэтр Сципион? – спросил Ноэль.

– Мой друг является доверенным лицом королевы и поэтому всегда в курсе всех придворных новостей, – поспешил заверить его Анджело.

Когда обед закончился, хозяин со своим семейством вышел проводить гостей до ворот.

– Благодарю Вас за тёплый приём, господин де Нери, тем более, что я заранее не предупредил Вас о своём визите! – искренно произнёс Ноэль. – Но так как Вы не раз бывали у нас в Саше, я счёл возможным присоединиться к кузену, когда узнал о том, что он собирается к Вам.

– Вы – всегда желанный гость в нашем доме, барон, – любезно ответил Анджело. – Можете навещать нас, когда Вам вздумается.

Затем барон де Лорьян обратился к Изабель:

– Благодарю и Вас, сударыня! Мой отец считает Вас своей любимой тётушкой. И мне тоже было приятно возобновить наше знакомство.

Мать Камиллы покраснела от удовольствия:

– Надеюсь, граф де Оре в скором времени навестит нас.

– Боюсь, это произойдёт нескоро, потому что мой отец решил посетить все свои владения, чтобы проверить счета управляющих.

– В таком случае, приезжайте Вы к нам.

– С превеликим удовольствием! В детстве я дружил с Вашим сыном и теперь желал бы возобновить нашу дружбу. Что же касается Ваших дочерей, то с тех пор, как я видел их в последний раз, они стали такими же красавицами, как и их матушка!

– Если позволите, господин де Нери, я в ближайшее время тоже навещу Вас, – в свой черёд, вставил Жан Робер. – Мне бы хотелось лучше узнать свою невесту, а также пообщаться с кузеном и очаровательными кузинами.

Видя, что её муж молчит, Изабель поспешно кивнула:

– Конечно, приезжайте, племянник.

Как только ворота за гостями закрылись, банкир заметил:

– Ноэль де Оре оправдал мои надежды. Правда, внешностью он удался в свою покойную мать, венецианку, но характером – в графа де Оре. Надеюсь, его брат также добросердечен.

– А как Вы нашли моего племянника? – осторожно спросила Изабель.

– Жан Робер был довольно сдержан, поэтому я не могу сказать о нём как ничего хорошего, так и плохого, – нехотя ответил её супруг.

– Кто тебе больше понравился: барон де Лорьян или наш кузен? – чуть отстав от родителей, поинтересовалась, в свой черёд, Лоренца у сестры.

Камилла пожала плечами:

– Мне нет дела до них обоих!

– А вот тебе, не сомневаюсь, понравился Жан Робер! – язвительно добавила она.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что он – рыжий!

– Какая ты злючка, Эльф! Вот тебе! – Лоренца ущипнула сестру за щёку.

В отместку Камилла показала ей язык.

Услышав их возню, Изабель сделала девушкам замечание, после чего пожаловалась супругу:

– Уж не знаю, почему наши гости нашли наших дочерей очаровательными: одна оделась, как замарашка, и всё время шарахалась от них, а другая любезничала с твоим племянником! С такими манерами их невозможно выпустить в свет!

– Кстати, – Анджело внезапно остановился, – я забыл сказать, дорогая, что королева спрашивала о тебе и о наших детях. И пожелала в конце ноября видеть всю нашу семью в Турнеле.

– Всё пропало, – жалобно произнесла Лоренца, как только сёстры оказались в своей комнате. – Кажется, матушка обо всём догадалась!

– О чём?

– Об нас с Оттавио. Ты же знаешь нашу матушку: она может прогнать нашего кузена!

– Я думаю, отец не допустит этого.

– Всё равно, теперь мне не будет покоя!

– А мне кажется, что сейчас матушке не до твоего романа с кузеном.

– Но потом она всё равно вспомнит…

– Ах, если бы ты знала, как я сильно люблю Оттавио! – добавила, заломив руки, Лоренца.

– А он тебя?

– Надеюсь, что да.

Камилле стало жалко сестру:

– Ладно, я что-нибудь придумаю.

В этот момент в спальню вошла служанка: Изабель желала видеть своих дочерей.

– Вы слышали, что сказал ваш отец? Королева оказала нам высокую честь! – взволнованно произнесла она, как только девушки оказались в её спальне.

– Да, матушка, – дрожащим голосом ответила за себя и сестру Лоренца.

– Так вот, я не хочу, чтобы наша семья опозорилась перед королевой! Вам ведь известно, что она – наша родственница?

– Да. Наша бабушка была внебрачной дочерью правителя Флоренции из рода Медичи.

– Может быть, мне лучше сказаться больной, матушка? – в свой черёд, кротко спросила Камилла.

Супруга банкира вздохнула

– Увы, мадам Екатерина пожелала видеть нас всех! А ваш отец обязан исполнять приказы королевы. Поэтому мне придётся самой заняться вашими манерами.

Камилла понимала её волнение: в молодости Изабель сначала состояла в свите Элеоноры Австрийской, предшественницы Екатерины Медичи, а потом – Мадлен Валуа, будущей королевы Шотландии. Но после брака с банкиром де Нери она покинула двор. И временами девушке казалось, что её мать жалеет об этом.

Прочитав дочерям длинную лекцию о том, как им следует себя вести при дворе, Изабель добавила:

– В Лоренце я уверена, а что касается тебя, Камилла, то, надеюсь, ты не забыла о нашем последнем разговоре?

– Нет, матушка. Обещаю, что буду благоразумна, только…

– Что «только»?

– Наша королева – итальянка. Что, если она обратится ко мне на своём родном языке? Ведь за время отсутствия нашего отца мы с сестрой немного подзабыли итальянский. Правда, Булочка, чтобы восполнить этот пробел, решила брать уроки у нашего кузена. Может быть, мне тоже стоит попробовать?

– Не выдумывай! Ты с детства болтала на двух языках! А Лоренца может говорить со своим кузеном только в моём присутствии!

Решив помочь сестре объясниться с Оттавио, Камилла ждала, когда мать отправится в гости или за покупками. Это произошло через три дня. Едва Изабель вышла за ворота, как девушка отправила Марион за кузеном, а сама вместе со старшей сестрой направилась в зал. Однако там никого не оказалось, и Камилла предложила Лоренце в ожидании Оттавио сыграть шахматную партию. Неожиданно в зал вошёл банкир де Нери вместе с Ноэлем и Жаном Робером.

– Где моя жена? – осведомился он у дочерей.

– Матушка отправилась вместе с мадемуазель де Морле и мадемуазель д’Эворт в лавку ювелира, – ответила Лоренца.

– А мой сын?

– Брат и господин д’Эворт поехали с ними.

Пригласив гостей присесть, Анджело принялся оживлённо обсуждать с ними последние политические новости. Через некоторое время появился Оттавио. Оценив обстановку, он не стал подходить к девушкам, а вместо этого присоединился к мужской компании.

– Вы слышали, дядя, о казни четырёх протестантов, которая произошла вчера на площади перед дворцом Турнель? – вдруг громко спросил Жан Робер.

– Ещё нет.

– Это всё дело рук герцогини Валентинуа! – пылко воскликнул Ноэль. – Она вместе с Генрихом наблюдала за казнью из окна и когда несчастные завопили, стала бесстыдно ластиться к королю.

– Нормандке показалось мало того, что она оттеснила королеву в тень, – задумчиво произнёс банкир. – Теперь, освободившись от воинских забот, любовница короля, по-видимому, решила, что на её долю выпала священная миссия борьбы с протестантами.

– И поделом этим проклятым еретикам! – заметил Жан Робер.

После чего, прищурившись, добавил:

– Или Вы считаете иначе, дядя?

– Как христианин, я не могу не осуждать ту чудовищную жестокость, которую проявляет королевский суд в отношении этих людей.

В этот момент Лоренца встала со стула.

– Кто выиграл? – тотчас поинтересовался у неё Анджело.

– Камилла.

– Моя младшая дочь прекрасно играет в шахматы! – с гордостью сообщил хозяин гостям.

В ответ Жан Робер усмехнулся:

– Так может, кузина сыграет со мной?

Усевшись напротив Камиллы, молодой человек сделал первый ход:

– Скажите, кузина, а господин де Нери знает, что Вы посещаете сборища кальвинистов?

Девушка промолчала.

– Не бойтесь, я ничего не скажу дяде. При одном условии…

– Что Вам нужно? – тихо спросила Камилла, стараясь не встретиться взглядом с его бледно-голубыми глазами.

– Чтобы Вы были ласковы со мной.

– Для этого у Вас есть невеста.

– Мадемуазель де Морле? Она, конечно, из благородного рода и с хорошим приданым. Но я думаю, Ваш отец гораздо богаче… Кстати, у Вас есть жених?

– А Вам какое дело?

– Вы зря сердитесь на меня. Я ведь не знал, что Вы моя кузина. К тому же, за Вами должок: при падении с лошади я едва не свернул себе шею.

– Не понимаю, к чему Вы клоните…

– Я хочу встретиться с Вами за пределами этого дома.

– Нет!

– Вам мат! – громко добавила девушка.

Не успел Жан Робер ничего ответить, как Ноэль заявил:

– Теперь мой черёд играть, кузен.

Камилла вынуждена была покориться. Если манеры Жана Робера вызывали у неё отвращение, то старший сын графа де Оре принадлежал к тем редким людям, перед которыми она робела. Хотя, на первый взгляд, в Ноэле не было ничего необычного: ни худой, ни толстый, на голову выше Камиллы, с круглым лицом и тёмным пушком на подбородке.

– Надеюсь, Жан Робер попросил у Вас прощение? – спросил после паузы барон де Лорьян.

– Нет, потому что мне не за что его прощать, – ответила девушка, пытаясь скрыть своё замешательство.

– Ваши слова свидетельствуют о Вашем великодушии. Не согласитесь ли Вы ответить на один мой вопрос?

– На какой?

– Вы – евангелистка?

– Я оказалась на улице Сен-Жак случайно, – нехотя ответила Камилла.

Ей показалось, что Ноэль облегчённо вздохнул.

– Тогда позвольте мне дать Вам один совет: не выходите больше одна из дома. Это слишком опасно.

– Я была не одна, а с Марион.

– Тем не менее, Ваша служанка не смогла Вас защитить…

– Да, я сама себя защитила!

Ноэль улыбнулся:

– Вы – очень смелая!

«Если он ещё назовёт меня доброй, то станет моим мужем», – в шутку загадала про себя девушка.

– У Вас редкое имя. Вам известно, что Камилла – это дева-воительница из «Энеиды»? – продолжал между тем молодой человек.

– Да, но меня так назвали в честь моей бабушки, донны Камиллы де Нери.

– А меня сначала хотели назвать Артуром, в честь деда. Но во время крестин в Сочельник отец дал мне первое имя Ноэль (Рождество). Моего же младшего брата назвал Мишелем в честь своего любимого святого.

Некоторое время они играли молча, как вдруг партнёр Камиллы снова сказал:

– Я жалею, что тогда, на улице Сен-Жак, сразу не поставил на место кузена. Поэтому прошу у Вас прощение за себя и за него.

– Хорошо, я прощаю вас обоих, если Вам так угодно.

– Вы очень добры. С этого дня обещаю, что больше не обижу Вас ни словом, ни взглядом. И если Вам вдруг понадобится помощь друга, обратитесь ко мне.

– Благодарю Вас, но у меня есть отец и брат.

Камилла внезапно разозлилась на себя: и как это она даже в шутку могла подумать, что сын графа де Оре захочет жениться на ней? Да она бы и сама не вышла за него замуж. Если на то пошло, Жан Робер красивее Ноэля. Хотя после событий на улице Сен-Жак она больше не сможет доверять ни тому, ни другому.

Тем временем партия приближалась к концу и молодой человек предложил:

– Может быть, Вы согласитесь на ничью?

Окинув доску взглядом, девушка поняла, что слишком увлеклась своими мыслями и совсем забыла об игре, в то время как её королю грозили шах и мат в три хода.

– Хорошо, я согласна.

Вспомнив, что вскоре должна вернуться её мать, Камилла хотела было подняться к себе, но не успела.

– Надеюсь, дорогая, ты купила всё, что нужно? – спросил банкир у жены, которая вошла в зал вместе с Констанцей и Шарлоттой.

– Да, осталось назначить день обручения.

– Оно состоится не раньше, чем я получу назад матушкины драгоценности! – неожиданно заявила Констанца.

– В таком случае, я съезжу за ними в Монбар, – пообещал Жан Робер.

Аудиенция у королевы

С утра в дом Льва приехал банкир Сардини, и, поговорив с отцом Камиллы, сразу отбыл, не оставшись на обед. После его отъезда Анджело заперся с женой в её спальне, желая обсудить с ней что-то важное. Узнав об этом, Констанца с Шарлоттой сразу же засобиралась в часовню. Как только они ушли, Камилла послала няньку предупредить Оттавио, чтобы он ждал её сестру в библиотеке, которая тоже находилась на первом этаже, но в противоположном конце.

Когда Марион вернулась, девушка спросила:

– А кто будет караулить в коридоре?

– Там Жакетта, – успокоила её нянька. – В случае чего, она постучит в дверь.

Камилла кивнула: она всегда умела ладить со слугами.

– Ты должна пообещать мне, что больше не будешь ходить на кальвинистские проповеди, Марион. Потому что это слишком опасно.

– Я готова пострадать за истинную веру, мадемуазель!

– Но я не хочу, чтобы тебя сожгли!

– К нам присоединяются даже дворяне! Король и королева Наварры, принц Конде и адмирал тоже за нас!

– А тебе известно, что брата Колиньи арестовали?

– Это всё нормандка! – убеждённо произнесла Марион. – Она словно околдовала короля!

– Вот посмотрите, что я принесла! – нянька достала из-за корсажа какой-то грязный листок и протянула его девушке.

– Что это?

– Эти бумажки кто-то расклеил на соседней улице. В них говорится про герцогиню Валентинуа.

Прочитав сатирические куплеты, Камилла бросила листок в камин:

– Так ты даёшь мне клятву?

Марион вздохнула:

– Клянусь святым Евангелием, мадемуазель!

Вернувшись, Булочка сразу бросилась на шею сестре:

– Оттавио любит меня! Я так счастлива!

– И что вы собираетесь делать дальше?

Сестра Камиллы сразу сникла:

– Отец предложил нашему кузену должность приказчика, но он хочет вернуться в Италию и открыть там собственную контору. А потом, когда разбогатеет, попросит моей руки.

– К тому времени вы оба уже состаритесь!

– Если понадобится, я буду ждать Оттавио всю жизнь!

Через некоторое время появилась Жакетта:

– Хозяин желает видеть свою старшую дочь!

Лоренца сразу побледнела:

– Отец обо всём узнал!

– С чего ты так решила? – спросила Камилла.

– О чём тогда он хочет поговорить со мной?

– Вот сходишь и узнаешь!

– У меня нехорошее предчувствие!

– Ты должна пойти со мной! – добавила Лоренца, схватив сестру за руку.

Волей-неволей Камилле пришлось подчиниться. Возле спальни матери Лоренца заартачилась:

– Я лучше скажусь больной!

Не обратив внимания на её слова, Камилла постучалась в дверь. Но так как сестра вцепилась в неё намертво, ей пришлось зайти в комнату вместе с Лоренцей. Анджело сидел в кресле рядом с кроватью, на которой полулежала его жена.

– Почему ты покинула свою комнату, Камилла? – раздражённо спросила Изабель. – Тебя ведь никто не звал!

– Простите, матушка, но это я попросила сестру пойти со мной, – жалобно произнесла Булочка. – Потому что боялась, что отец будет меня бранить.

– Нам не за что ругать тебя. Ведь ты – послушная дочь, Лоренца, – ласково ответил банкир. – Но если тебе так легче, путь твоя сестра останется.

– Спасибо, отец!

– Тебе уже пятнадцать лет, дочь моя, и в этом возрасте девушки уже начинают мечтать о замужестве. Правда, я считал, что тебя ещё рано выдавать замуж. Однако сегодня Сципион Сардини попросил у меня твоей руки.

Заметив, как напряглась спина сестры, Камилла тоже занервничала. Выждав немного, Анджело продолжил:

– Я знаю Сардини уже больше десяти лет, с тех самых пор, как он приехал из Флоренции, чтобы вести финансовые дела своих братьев сначала в Лионе, а потом в Париже. За короткое время он сколотил значительное состояние, и, скорее всего, достигнет ещё большего. В нашей флорентийской общине он считается самым завидным женихом. Ну, а об его недостатках тебе расскажет твоя матушка.

– Он на семнадцать лет старше нашей дочери! – заявила Изабель. – К тому же, не дворянин! Стало быть, любая нищая дворяночка будет задирать нос перед Лоренцей, если она станет демуазель Сардини!

– Ты можешь пока не отвечать, дочь моя, – заметил банкир. – У тебя есть время подумать.

– Да, хорошенько подумай, Лоренца!

– Нет, я готова ответить сейчас, – Булочка выпрямила спину и заложила руки за спину. – Отец! Простите меня, но я не могу выйти замуж за мэтра Сципиона, потому что люблю Оттавио де Нери! И он любит меня!

Камилла боялась пошевелиться: в спальне повисла такая тишина, что слышно было зудение мухи, по-видимому, попавшей в паутину.

Наконец, Анджело разомкнул уста:

– Хорошо, можешь идти, дочь моя! Я сегодня же оповещу о твоём отказе Сардини.

Остановившись возле лестницы, Лоренца прошептала:

– О, Небо! Сама не знаю, что на меня нашло! Как теперь я посмотрю в глаза родителям?

– Я горжусь тобой, сестра! – восхищённо ответила Камилла. – Мне кажется, я бы никогда не решилась на такое!

– Потому что ты ещё не любила! Теперь я знаю, что любовь придаёт смелости!

Внезапно снизу до них донёсся голос брата:

– Это Ваше фамильное кольцо, господин д’Эворт?

– Да, господин де Нери, – самодовольно ответил брат Шарлотты.

– Уж не собираетесь ли Вы обручиться?

– Можно считать и так.

– А я думал, что Вы женитесь на одной из моих сестёр и станете моим шурином.

– Ваши сёстры очень милы, но я отдал своё сердце другой…

– Жаль, Булочке уже пора замуж. А вот Эльфа матушка, скорей всего, отправит к монахиням.

– Так могу я узнать имя той, что покорила Ваше сердце? – добавил Ипполито.

– Увы, это не только моя тайна!

Слова брата расстроили Камиллу: выходит, её мать не шутила насчёт монастыря, если даже Кавалер знает об этом. Словно услышав её мысли, Лоренца внезапно обняла сестру:

– Если отец прогонит Оттавио, я уйду в монастырь вместе с тобой!

Все оставшиеся дни до аудиенции можно было назвать затишьем перед бурей. Родители Камиллы делали вид, будто ничего не произошло. Оттавио продолжал жить в доме Льва, хотя Изабель старалась не смотреть в его сторону. А Сардини больше не приезжал. Зато вернулся Жан Робер, который привёз украшения покойной матери Констанцы. Бретонка, конечно же, не преминула похвастаться ими. Однако на Камиллу особого впечатления они не произвели, так как у её матери были три шкатулки самых отборных драгоценных камней, которые Анджело дарил ей чуть ли не каждый месяц.

За день до посещения Турнеля сёстры Нери пришли к матери, чтобы примерить новые платья. При этом присутствовали и Констанца с Шарлоттой. Так как Изабель не понравились кружева на рукавах платьев, она приказала пришить новые. А перед этим отправила Шарлотту в библиотеку за книгой. Прошло уже почти полчаса, а сестра Гийома всё не возвращалась.

– Где же мадемуазель д’Эворт? Как видно, придётся посылать людей на её поиски! – рассердилась супруга банкира.

– Давайте я схожу, матушка, – предложила Камилла.

Не обнаружив Шарлотту в библиотеке, она вышла в коридор, как вдруг увидела своего брата, который вышел из часовни и направился в сад. Повинуясь своему чутью, Камилла заглянула в часовню: Шарлотта стояла на коленях перед аналоем и громко рыдала. Это так поразило дочь банкира, что она замерла на месте, не зная, что делать. Ведь сестра Гийома всегда была такой сдержанной! Наконец, решившись, Камилла подошла к ней:

– Что с Вами, мадемуазель д’Эворт?

Та быстро вытерла глаза и встала:

– Ничего, мадемуазель де Нери. Соринка в глаз попала.

– Наверно, это мой брат обидел Вас?

– Нет, Ваш брат был всегда слишком добр ко мне. Я сама во всём виновата!

– В таком случае, Вам нужно исповедоваться своему духовнику. Возможно, он даст Вам хороший совет.

– Я обязательно исповедуюсь. Потом…

– Думаю, Вы тоже можете дать мне совет, – после молчания вдруг сказала Шарлотта.

– Какой?

– Если бы Вам пришлось выбирать между счастьем брата и своим собственным: что бы Вы выбрали?

– Конечно, счастье Кавалера!

– Спасибо, я так и поступлю.

В другой раз младшая дочь банкира де Нери задумалась бы над её словами. Но сейчас мысли её были заняты тем, как устроить счастье родной сестры. В конце концов, Камилла не могла разорваться между всеми. Возможно, даже к лучшему, что Шарлотта и Ипполито решили расстаться.

Хотя королева назначила им аудиенцию около полудня, Изабель начала готовиться к поездке в Турнель с самого утра. Кроме одинаковых нарядов из бледно-розового шёлка, портной также сшил дочерям банкира две модные шляпки и перчатки из тонкой кожи. Повесив вдобавок девушкам на шею по жемчужной нити из собственного ларца, супруга банкира удовлетворённо произнесла:

– Теперь вас можно показать королеве!

Дворец Турнель находился тут же, в квартале Маре, и попасть туда можно было через парадный вход с площади Сент-Антуан, но семья Нери подъехала к нему с улицы Тюренн, потому что именно там располагались покои Екатерины Медичи. Дворец занимал огромную территорию, включая, кроме трёх основных зданий, многочисленные галереи, часовни, парки, огороды и даже поля, не говоря уже о хозяйственных постройках. Своё же название он получил от старинной башни-донжона, восстановленной при Луи ХII.

Когда Анджело с семейством приблизился к зданию, где жила королева, оттуда, смеясь и болтая, вышла группка девиц. Впереди шла молодая дама с гордой осанкой и ослепительно белой кожей. Хотя банкир и его сын поспешили снять шляпы, незнакомка едва удостоила их взглядом.

– Это королева Шотландии, невестка мадам Екатерины, – пояснил Анджело детям. – При дворе её официально величают королевой-дофиной.

– Мария Стюарт очень похожа на своего покойного отца, – вздохнула Изабель.

– Тебе лучше знать, дорогая.

Вероятно, уловив в голосе супруга ревнивые нотки, его супруга пожала плечами:

– Конечно, я хорошо знала короля Иакова, потому что ездила в Шотландию вместе с его первой супругой, мадам Мадлен.

– Главное, что ты благополучно вернулась оттуда!

Камилла же заметила, что её брат раза два оглянулся на Марию Стюарт.

Ни внешний вид дворца, ни его интерьеры не произвели особого впечатления на Камиллу, потому что ей хотелось поскорее увидеть Екатерину Медичи. И вот их ввели в личные покои королевы, выдержанные в коричневато-красных тонах. Деревянные балки потолка и резные панели, бархатные занавесы, настенные гобелены и ковры на полу очень походили на те, что украшали дом Льва. Только комнаты были ещё просторнее. На одной из стен висел гобелен с изображением радуги и латинским девизом: «Излучаю свет и радость». Возле мраморного камина в кресле расположилась полная рыжеволосая женщина с широким лицом. Если бы не парчовое платье с рукавами, подбитыми горностаевым мехом, её можно было бы принять за обыкновенную мещанку. У ног королевы на вышитой подушке сидела симпатичная брюнеточка. При виде этой домашней сцены Камилла невольно почувствовала умиление.

Первым к Екатерине Медичи приблизился Анджело. Одарив его любезной улыбкой, та с заметным акцентом произнесла по-французски:

– Станьте ближе к камину, господин де Нери! Сегодня довольно промозгло!

– Благодарю Вас, мадам.

– А где Ваша прекрасная супруга?

– Я здесь, мадам, – Изабель поспешно подошла к её креслу и встала на одно колено.

– Напомните, когда мы виделись с Вами в последний раз, госпожа де Нери?

– Год назад, мадам. Мой муж тогда собирался на Сиенскую войну.

– Вспомнила, Вы очень беспокоились за него. Однако он, к счастью, вернулся невредим. Чего нельзя сказать о многих других…

– Да, брат моего мужа скончался от смертельных ран.

– Как и мой кузен Строцци, который погиб при осаде Тионвилля.

Екатерина вдруг стукнула кулаком по подлокотнику кресла, так что Камилла едва не подскочила:

– Я на коленях умоляла короля прекратить переговоры о мире с испанцами, но он не стал меня слушать! Потому что в этом королевстве во все времена государственными делами управляли шлюхи!

Вероятно, от волнения, флорентинка перешла на свой родной язык. Немного остыв, она добавила:

– Хоть нам и не пристало так говорить.

– Кажется, у Вас есть сын? – спросила затем королева у банкира.

– Вот он, мадам.

Екатерина благосклонно кивнула в ответ на поклон Ипполито:

– Ваш отец говорил мне, молодой человек, что Вы очень огорчились, когда он не взял Вас с собой на войну.

– Да, мадам.

– Ничего, на Ваш век ещё хватит войн, а сейчас, когда мир неизбежен, нам понадобятся финансисты, а не воины.

Затем банкир подвёл к королеве своих дочерей, которые, как их учила мать, встали перед Екатериной на колени. На мгновение Камилла встретилась с проницательным взглядом её тёмных глаз и почувствовала себя неуютно. Она подумала, что королева – опасная женщина.

– У Вас очаровательные дочери! – восхитилась флорентийка. – Почему Вы так долго прятали их от меня, господин де Нери?

– Они ещё очень молоды, мадам, чтобы появляться при дворе.

– Сколько же им лет?

– Лоренце – пятнадцать, а Камилле – тринадцать.

– Донье Изабель тоже тринадцать.

После этих слов Екатерина повернулась к брюнеточке:

– Коли Вы не хотите учить латынь, дочь моя, ступайте в сад и прогуляйтесь с мадемуазель де Нери и её сестрой.

Принцесса послушно встала с места и двинулась к двери, в то время как Камила с Лоренцей последовала за ней. Остановившись возле клумбы, старшая дочь короля застенчиво спросила у Лоренцы:

– А Вам нравится латынь?

– Нет, мадам, – призналась Булочка, – учитель постоянно журит меня за это.

Елизавета вдруг улыбнулась, обозначив на круглых щеках ямочки:

– Королева-дофина, моя сестра, в своих латинских эссе тоже постоянно упрекает меня за лень. Я устала слушать её учёные рассуждения с господином Амио, поэтому и сбежала в покои матушки. Мне больше нравится итальянский язык, а ещё уроки музыки, танцы и рисование. А Вам?

– Я люблю шить и вышивать шёлком, мадам.

– А Вы что любите?

Вздрогнув, Камилла поняла, что обращаются к ней:

– Больше всего мне нравится играть на виоле, мадам.

– Жаль, что Вы не взяли виолу с собой. Мне хотелось бы послушать Вашу игру.

– Моя сестра ещё хорошо поёт, мадам, – неожиданно вмешалась Лоренца.

– Правда? Тогда пусть споёт что-нибудь!

У Камиллы была исключительная память: любую песню она запоминала с первого раза. Однако сейчас, вероятно, от волнения, ей ничего не приходило на ум, кроме уличных куплетов, которые ей принесла Марион. Так как принцесса ждала, девушка решилась:

Как жалко бедных протестантов мне,

Они гореть идут в безжалостном огне.

Из-за Дианы жгут вас день за днём,

Лишают глаз, стригут и вешают везде,

Поскольку все костры подожжены огнём,

Что у неё давно горит в…

Камилла внезапно запнулась: дочь короля смотрела на неё, открыв рот, в то время как Булочка в смущении потупила глаза. Внезапно сзади раздался чей-то хохот. Обернувшись, Камилла увидела королеву. Рядом с ней стояли Анджело с удивлённым лицом и бледная, как смерть, Изабель.

Отсмеявшись, Екатерина повернулась к банкиру:

– Отдайте мне Вашу дочь!

– Простите, мадам…

– Я хочу, чтобы Ваша Камилла вошла в свиту доньи Изабель. Обещаю ей полное содержание, хорошее жалованье и два платья в год!

– Мне нужно посоветоваться с женой, мадам.

– Её сестру мы тоже пристроим, – продолжала торговаться флорентийка. – Я думаю, у королевы-дофины найдётся для неё место.

Родители Камиллы переглянулись.

– Это, конечно, высокая честь для нас… – неуверенно начала Изабель.

– Значит, по рукам!

– А почему королева назвала мадам Елизавету доньей Изабель? – спросила мать Камиллы у мужа, как только они вышли за ограду Турнеля.

– Чтобы принцесса привыкала к этому имени. Ведь она обручена с доном Карлосом.

Камилла же думала о том, что дома её ждёт взбучка.

Однако, свернув на улицу Розье, они увидели возле открытых ворот Перрин, растерянно озиравшуюся по сторонам. Как только носилки подъехали ближе, горничная подбежала к ним.

– Что случилось? – поинтересовалась у неё Изабель.

– Простите, госпожа, но здесь такое произошло…

– Что именно? Да не тяни, говори!

– Мадемуазель де Морле исчезла!

Барон де Монбар

Изабель схватилась за сердце:

– Ты уверена в этом, Перрин? Возможно, она уединилась где-то для молитвы. Или отправилась за покупками в лавку!

– Нет, госпожа. Я всё обыскала и расспросила всех слуг!

– А мадемуазель д’Эворт ты спрашивала?

– Но она уехала вместе с братом…

– Как уехала? Когда?

– Сразу после вашего отъезда.

В это время банкир спрыгнул с лошади:

– Тебе плохо, дорогая?

– Невеста Жана Робера исчезла! Что я скажу брату?!

– Сейчас мы во всём разберёмся.

Первым делом Анджело приказал дворецкому собрать во дворе всех слуг. Выяснилось, что после отбытия банкира с семейством в Турнель к воротам его дома подъехала повозка. Возница спросил д’Эворта. Тот перекинулся с ним парой слов, а потом сообщил дворецкому, что его отец при смерти и что они с сестрой должны немедленно вернуться в Шампань. Однако дворецкий возразил, что им нужно дождаться возвращения хозяина, без согласия которого он не может дать ни лошадей, ни слуг для охраны. В ответ Гийом сказал, что в этом нет нужды, так как мать прислала за ними повозку. Пусть только слуги вынесут их с сестрой вещи: два сундука да несколько тюков. Потом Шарлотта села в повозку рядом с возницей, а д’Эворт – на своего коня и они уехали. Что же касается Констанцы, то после отъезда д’Эвортов её никто не видел.

– Куда же она делась? – снова запричитала Изабель.

– Слуги ещё раз обыщут дом и окрестности, – отозвался банкир. – А ты, дорогая, проверь, на месте ли её вещи.

Сундук Констанцы стоял в спальне Изабель, но когда Перрин открыла его, оказалось, что он был пуст.

– Ничего не понимаю! – простонала мать Камиллы.

На самом же дне сундука лежало какое-то письмо. Когда Перрин подала его хозяйке, Камилла узнала корявый почерк баронессы де Морле. Опустившись в кресло, Изабель принялась читать письмо. Поднявшись к себе, Камилла сразу заметила, что нет сундука Шарлотты. Повинуясь какому-то наитию, она подошла к приставной кровати и откинула одеяло: там лежало ещё одно письмо.

Вернувшись в спальню матери, девушка увидела, что та уже прочитала послание Констанцы.

– Как она могла! Нет, я не верю в это! – растерянно повторяла Изабель.

– Это письмо Шарлотты, матушка, – Камилла протянула ей сложенный вдвое листок.

– Мне и так всё уже ясно! Мадемуазель д’Эворт отплатила нам за доброе отношение чёрной неблагодарностью!

Скомкав письмо сестры Гийома, Изабель бросила его на ковёр. После чего вышла из спальни. Камилла же подняла листок.

– Что там? – с любопытством поинтересовалась Булочка, которая всё это время сидела в спальне матери.

Камилла начала читать вслух: «Госпоже де Нери. Сударыня! Я понимаю, что не заслуживаю Вашего прощения. Вы всегда были добры ко мне, а я отплатила Вам чёрной неблагодарностью. Не надеясь на Ваше снисхождение, позволю себе всё же объяснить свои поступки. Всё началось с появления в Вашем доме мадемуазель де Морле. Она сразу стала проявлять ко мне дружеское участие, расспрашивала меня о моей семье. А потом сказала, что хочет поговорить с моим братом, но так, чтобы Вы ничего не узнали, дабы не подумали о ней дурно. Сначала я ничего не заподозрила и пригласила Гийома в часовню, когда мы с ней пошли молиться туда. Однако этого ей показалось мало, и она стала настаивать на новых встречах с моим братом, которые, хочу заверить Вас, происходили только в моём присутствии. Но как только я захотела прекратить всё, мадемуазель де Морле призналась мне, что влюблена в Гийома. Поговорив с братом, я выяснила, что он тоже любит её. Представьте себе моё отчаяние: я разрывалась между своим долгом и любовью к брату. А когда Гийом решил бежать с мадемуазель де Морле и тайно обвенчаться с ней, я поняла, что не могу препятствовать их счастью. Мадемуазель де Морле отдала моему брату золотое кольцо, чтобы он продал его и нанял повозку. Это она всё придумала, хотя я не снимаю с себя свою часть вины. Если Вы читаете моё письмо, значит, наш побег удался. Припадаю к Вашим ногам. Несчастная Шарлотта д’Эворт».

– Бедная Шарлотта! – воскликнула Лоренца, когда письмо было дочитано. – Она, вероятно, очень страдала, когда разрывалась между нами и братом.

– Да, не хотела бы я оказаться на её месте, – задумчиво кивнула Камилла.

– Но как удалось сбежать Констанце?

– Сундук!

– Какой сундук?

– Наверно, она спряталась в сундуке Шарлотты.

– Я понимаю мадемуазель де Морле: она просто не могла сопротивляться своей страсти…

Покосившись на сестру, Камилла подумала, что Констанца показала ей дурной пример. Наверно, их родители тоже так посчитали, потому что на следующий день Оттавио вместе с Ипполито отправился на неделю в Берси поохотиться. Что же касается беглянки, то банкир пообещал жене задействовать все свои связи и средства, дабы найти её. Первым делом он написал в Шампань и вскоре получил ответ от отца Гийома и Шарлотты (как оказалось, Тристан д’Эворт был жив и здоров), что беглецы там не появлялись. Первые вести о них пришли только спустя неделю. И привёз их Ноэль.

– Наверно, Вам сейчас не до меня, сударыня, но я не мог не увидеться с Вами, – участливо произнёс он при виде расстроенного лица Изабель, принявшей его вместе с дочерями.

– Получив предательский удар в спину от лиц, которым доверяешь, тем больше радуешься преданным друзьям, – со вздохом ответила супруга банкира.

– Я был в Бретани, – сообщил молодой человек, – и привёз Вашему супругу письмо от отца.

– Надеюсь, граф де Оре здоров.

– Более чем, сударыня. Однако недавно он попал в весьма щекотливую ситуацию…

– Надеюсь, что Ваш отец с честью вышел из неё.

– Да. Дело касалось дочери барона де Морле.

– Как? – вскричала Изабель. – Вы знаете, где она?

– Конечно. Госпожа де Морле со своим супругом в Бретани.

– Ничего не понимаю, – мать Камиллы округлила глаза. – Когда она успела выйти замуж? И почему называет себя госпожой де Морле?

– Венчание произошло два дня назад в замке Морле в присутствии моего отца и ещё нескольких бретонских баронов. Что же касается Вашего второго вопроса, сударыня, то баронесса предпочитает называться своим родовым именем, а не госпожой д’Эворт.

– Значит, они всё-таки поженились…

– Я вижу, Вас это огорчило?

– Да.

– Но как она могла выйти замуж без согласия своего опекуна? – после паузы спросила Изабель. – Или я чего-то не знаю? Неужели мой брат дал своё согласие?

– Нет, сударыня. Однако барон де Монбар вряд ли сможет оспорить этот брак, заключённый по всем бретонским законам.

– Умоляю Вас, барон, расскажите по порядку всё, что Вы знаете об этом. Ведь мы с господином де Нери места себе не находим после бегства мадемуазель де Морле.

По словам Ноэля, несколько дней назад в Оре прибыл Гийом д’Эворт, который вручил его отцу письмо от Констанцы. В своём письме Констанца рассказала, что опекун хочет насильно выдать её замуж за своего сына, поэтому она обратилась к графу с просьбой о защите и покровительстве как к старому другу её отца. Кроме того, девушка обвинила барона де Монбара в присвоении доходов от её владений, и в том, что он не выделял никаких средств на содержание её родового замка, который пришёл в запустение. Напоследок же баронесса выразила надежду, что граф осчастливит своим присутствием её венчание с господином д’Эвортом, которое состоится на днях в Морле.

– Значит, Ваш отец встал на её сторону?

– Да, он приказал д’Эворту оставаться в Оре, а сам отправился в Морле, где дочь покойного барона приняла его в присутствии мадемуазель д’Эворт, управляющего и старухи-вдовы, дальней родственницы своей матери. Поговорив с ней, граф вернулся домой и ещё раз побеседовал с Гийомом. А на следующий день к нам присоединился д’Эворт-старший. Граф пригласил его на обед, где присутствовали также несколько его друзей. В общем, дело было улажено быстро.

– Но что побудило Вашего отца поддержать мадемуазель де Морле, а не моего брата?

– Я тоже задал ему этот вопрос и граф ответил, что, во-первых, чувствует свою вину из-за того, что отказался взять опекунство над дочерью своего покойного друга и передал его барону де Монбару, а, во-вторых, на него повлияли кое-какие прошлые события, о которых мне лучше ничего не знать.

Внезапно Изабель побледнела:

– В конце концов, это право графа де Оре.

– Если Вас интересует моё мнение, сударыня, то, на мой взгляд, все только выиграли от этого брака. Мадемуазель де Морле получила мужа. Д’Эворт – жену и состояние. Мой отец успокоил свою совесть. А Ваше семейство избавилось от хлопот.

– Да, выиграли все, кроме моего брата и племянника.

Ноэль пожал плечами:

– Им придётся смириться: брачный контракт мадемуазель де Морле подписал не только мой отец, но и другие влиятельные лица Бретани.

– Могу я осведомиться, сударыня, а где Ваш сын? – спросил затем барон де Лорьян.

– Он уехал поохотиться за городом.

– Вот почему у вас так тихо…

– Скоро станет ещё тише, когда мои дочери приступят к своим придворным обязанностям.

Выслушав рассказ Изабель об аудиенции у королевы (о песенке Камиллы она благоразумно умолчала), Ноэль улыбнулся:

– Я уверен, что Ваши дочери станут украшением двора.

– Насколько мне известно, там и без них предостаточно красавиц. Например, королева Шотландская.

– Да, красота Марии Стюарт сводит с ума наших дворян. Однако, на мой взгляд, дочери короля тоже очень милы.

– У меня есть к Вам одна просьба, – вдруг сказала Изабель.

– Сделаю всё, что в моих силах.

– Вы ведь часто бываете при дворе, не так ли?

– Да, сударыня. Скажу Вам больше – со вчерашнего дня меня включили в свиту дофина.

– Поздравляю Вас!

– Благодарю Вас, сударыня.

– Я сама была когда-то фрейлиной королевы и хорошо знаю придворные нравы. Поэтому не могли бы Вы по-родственному присмотреть за моими дочерями?

– Ну, Вы понимаете, что я имею в виду, – многозначительно добавила мать Камиллы.

– Обещаю, что присмотрю, – Ноэль снова улыбнулся.

Вскоре к ним присоединился банкир.

– Надеюсь, барон рассказал тебе о последних новостях из Бретани? – поинтересовался он у своей супруги.

– Да, рассказал, – спокойно ответила Изабель. – И больше я не желаю ничего слышать о баронессе де Морле.

– В таком случае, мне нечего добавить.

– Мы говорили сейчас с госпожой де Нери о ваших дочерях, – сообщил Ноэль. – Я уверен, что благодаря своей красоте они займут достойное место при дворе.

– Вы ещё не слышали, как они поют, барон.

– В таком случае, с удовольствием послушаю.

Булочка взяла в руки ноты, а Камилла – виолу, после чего вопросительно посмотрела на отца.

– Только не ту песню, что я слышал в Турнеле…

Камилла слегка покраснела, в то время как её сестра хихикнула. Заметив удивление Ноэля, банкир пояснил:

– Если моя супруга и старшая дочь в восторге от гимнов господина де Ронсара, то младшая обожает простонародные куплеты.

– А мне нравятся сонеты Маро, хотя он и примкнул к протестантам, – заметил барон де Лорьян.

– Желание гостя – закон.

Склонившись над нотами, девушки запели:

Я дам Вам радость,

Мой друг, и поведу Вас туда,

Куда стремится Ваша надежда;

Пока я жива, я не покину Вас,

Даже когда я умру,

Душа моя сохранит о Вас память.

А на следующий день на улицу Розье прибыл барон де Монбар. Камилла узнала о приезде дяди от Марион. Та в красках живописала, что крики гостя и Изабель были слышны даже во дворе.

– Правда, сейчас всё малость поутихло, – заключила нянька.

– Что же теперь будет? – тревожно спросила Булочка.

В ответ Камилла пожала плечами. Через некоторое время их с сестрой позвали в приёмную.

На первый взгляд, там всё было мирно. Гость развалился на диване, а банкир, уперев кулаки в колени, сидел напротив на стуле. Изабель же с опущенной головой стояла рядом с мужем по правую руку, а Ипполито – по левую. Тут же присутствовал и Жан Робер, который маячил за спиной отца.

– Боюсь, ты пожалеещь, дорогая, что решила впутать наших дочерей в это дело, – сказал жене при виде девушек Анджело.

– Но Вы ведь сами сказали, дорогой зять, что не будете навязывать им свою волю, – вмешался Шарль де Монбар. – Вот сейчас мы и спросим у девушек… Кстати, кто из них старше?

– Лоренца, – поспешно подсказала Изабель.

– Пусть подойдёт ближе.

– Поздоровайся со своим дядей, дочь моя.

Воспользовавшись тем, что гость бесцеремонно разглядывал её сестру, Камилла, в свой черёд, бросила на него быстрый взгляд. Девушка сразу отметила, что между бароном де Монбаром и его сыном было мало внешнего сходства, кроме, пожалуй, ястребиного носа. Вдобавок, у гостя была седая борода и карие глаза.

– Ты знаешь, племянница, что по вине твоих родителей Жан Робер лишился невесты? – после паузы спросил барон у Лоренцы.

– Да, сеньор. Хотя я считаю, что мои родители не виноваты, – ответила сестра Камиллы.

– Ну, это как посмотреть. Если ты не хочешь, чтобы я подал в суд на твоего отца, то должна дать согласие на брак с моим сыном.

Внезапно Анджело шевельнулся:

– Я требую сеньор, чтобы Вы прекратили запугивать мою дочь!

– Жан Робер – мой единственный сын и со временем унаследует все мои земли и титул, – брат Изабель сделал вид, что расслышал слов зятя. – Если ты выйдешь за него, то станешь хозяйкой Монбара и продолжишь наш род.

– Простите, сеньор, но я не могу выйти замуж за шевалье де Монбара, – твёрдо ответила Булочка.

Банкир облегчённо вздохнул, в то время как его шурин, наоборот, насупился:

– Что это тебя укусило? Ведь Жан Робер – вовсе не урод, и умом его Бог не обидел.

– Я помолвлена со своим кузеном Оттавио де Нери.

– Почему Вы не рассказали мне об этом? – барон де Монбар сердито посмотрел на Изабель. – Откуда взялся этот Оттавио?

– Он – сын моего покойного брата Бернардо, – ответил ему вместо жены банкир.

– Я вижу, Ваша дочь пошла по Вашим стопам, сестрица, коли предпочла сына купца Жану Роберу, – насмешливо произнёс гость, по-прежнему игнорируя зятя.

– Если Вы ещё раз оскорбите мою жену или дочь, сеньор, я за себя не ручаюсь! – воскликнул банкир.

Ничего не ответив ему, Шарль де Монбар затем обратил взор на Камиллу. В свой черёд, прямо взглянув ему в глаза, девушка невольно подумала, что в молодости, вероятно, её дядя был красив. Однако его очень портили надменное выражение лица и резкий голос.

– Надеюсь, ты умнее своей сестры, милочка? – тем временем спросил у неё гость.

– Не знаю, сеньор, но матушка иногда называет меня дурочкой.

В глазах дяди Камиллы мелькнуло подозрение, однако простодушный вид девушки, по-видимому, успокоил его:

– Мне не нужна умная невестка. Лишь бы родила моему сыну здорового наследника.

– Так ты согласна выйти замуж за Жана Робера? – спросил затем барон.

– Уж лучше я уйду в монастырь, сеньор, чем стану его женой.

– Чем же это тебе не угодил мой сын?

– Я не люблю его.

– В браке главное – не любовь, а благородное происхождение и состояние.

– Но я слышала, сеньор, что Вы сами два раза женились по любви.

– Это мать тебе рассказала?

– Да. Ещё мне известно, что Вашу вторую жену звали Аннет д’Эворт и она была дочерью управляющего.

– В самом деле, сеньор, – подала голос Изабель. – Ведь Гийом д’Эворт – Ваш родной внук. Стало быть, состояние барона де Морле осталось в Вашей семье.

– Моим наследником является Жан Робер. Поэтому я требую, чтобы одна из ваших дочерей вышла замуж за моего сына и возместила ему своим приданым потерю богатой невесты!

– С меня достаточно! – Анджело встал. – Если Вы сейчас же не покинете мой дом, сеньор, я позову слуг!

Барон де Монбар поднялся:

– Вы ещё пожалеете о своих словах, дорогой зять! А Вы, сестрица, плохо воспитали своих дочерей! Они строптивы и упрямы, и достойны лишь того, чтобы торговать сукном в лавке!

– Да мои дочери достойны принцев! – неожиданно вскипела Изабель.

Её брат прищурил глаза:

– Клянусь кровью Господней, если хотя бы одна из Ваших дочерей выйдет замуж за особу, в чьих жилах будет хоть капля королевской крови, я подарю ей на свадьбу шкатулку нашей матушки баронессы де Монбар со всем её содержимым!

При дворе

С утра выпал снег, засыпавший все дорожки Турнеля. Дофин затеял игру в снежки и вместе с супругой собрал вокруг себя молодёжь, включая собственных сестёр и братьев. Пятнадцатилетний Франциск из-за одутловатого лица имел нездоровый вид и, к тому же, был чуть ли не на голову ниже шестнадцатилетней шотландки. Тем не менее, он старался не отставать от Марии Стюарт, любившей не только латынь, но также подвижные игры и верховую езду. Он возглавил команду мальчишек, а королева-дофина – девушек. И теперь они со смехом кидали друг в друга снежки. Пожилые придворные старались держаться от них подальше. Старшая гувернантка принцесс, Луиза де Бретань, вдова барона Кастельно и Клермон-Лодева, которую при дворе попросту называли «госпожа де Клермон», была занята беседой с Шарлоттой де Кертон, младшей гувернанткой. А гувернёр дофина барон де Лансак прогуливался по аллее с его учёным наставником аббатом Жаком Амио. Обычно дети короля жили отдельно от родителей, в Сен-Жермене, однако на днях Екатерина Медичи привезла их в Париж на свадьбу своей средней дочери Клод Валуа. По сравнению с хорошенькой Елизаветой, чьи карие глаза постоянно искрились от смеха, сутулая и хромоногая Клод, которая была всего лишь на год младше её, явно проигрывала. Обе старшие дочери короля Генриха II были обручены чуть ли не с колыбели: Елизавета с английский королём Эдуардом VI, а Клод – с герцогом Лотарингским. Но так как жених Елизаветы умер три года назад, её сестра вышла замуж раньше. Правда, с началом переговоров о мире с испанцами Елизавете был предложен в мужья инфант дон Карлос, сын короля Филиппа II Испанского.

Так как Лоренца не хотела играть в снежки, Камилла предложила ей пройтись до лабиринта Дедала. Но тут девушек догнал улыбающийся Ноэль:

– Как вам живётся при дворе?

– Мы всем довольны, сеньор, – сдержанно ответила за себя и сестру Булочка.

Камилла же слегка передёрнула плечами, так как от январского мороза не спасала даже подбитая мехом накидка.

– Вас никто не обижает? – продолжал допытываться молодой человек.

– Нет, – Лоренца опустила глаза.

– Мадам Елизавета – просто ангел, – сочла нужным добавить Камилла.

– Да, жаль её. Ведь по условиям переговоров в аббатстве Серкам она должна выйти замуж за сына короля Испании, хотя дон Карлос, как все говорят, не совсем… нормален.

Камилла остановилась:

– Неужели наш король не знает об этом?

– Конечно, Генрих всё знает от нашего посланника в Мадриде. Но такова участь всех принцесс: они вынуждены жертвовать своим счастьем ради государственных интересов.

– Наши родители ни за что бы так не поступили!

– У вас прекрасные родители. Мой отец считает их идеальной парой. Когда он сам женился на матушке, ему было всего семнадцать, а ей – шестнадцать. Через три года отец вступил в новый брак, на этот раз с сестрой нынешнего графа Сольё, которой тоже исполнилось шестнадцать. Однако она скончалась спустя два года во время родов. Поэтому отец всегда говорил нам с Мишелем, что следует жениться на девушке лет восемнадцати-двадцати, которая сможет родить здоровых детей.

– А что Вы думаете по этому поводу, мадемуазель де Нери? – неожиданно спросил Ноэль у Булочки.

Та вздрогнула:

– Простите, я не расслышала.

– В каком возрасте лучше вступать в брак?

– Я думаю, когда почувствуешь, что жить не можешь без другого человека!

– А каково Ваше мнение, кузина? – Ноэль перевёл взгляд на Камиллу.

– Мне кажется…

– Король! – не договорив, воскликнула Камилла.

Из дворца под руку с дамой вышел высокий мужчина в белом кафтане и меховой безрукавке. Из-за смуглого лица и чёрной бороды с проседью Генриха II невозможно было спутать ни с кем другим. Что же касается дамы, то это была его фаворитка Диана де Пуатье. Камилла подумала, что придворные льстецы сильно преувеличивали, на каждом шагу восхищаясь её неувядаемой красотой и молодостью. Вдова Великого сенешаля Нормандии вполне выглядела на свои пятьдесят девять лет: её мраморное лицо прорезали морщины, глаза заплыли, а рот был, буквально, с булавочную головку. Однако вот уже двенадцатый год Диана управляла королём и Францией.

Прищурив свои светлые глаза, король обратился к дофину:

– Я вижу, Вы проигрываете, сын мой!

– Да, сир, – признался Франциск. – Но сейчас мы с братьями возьмём реванш!

– Вы не должны забывать о своём слабом здоровье, монсеньор, – в свой черёд, принялась мягко отчитывать Диана дофина. – Вы можете простудиться.

– Да и Вам, мадам, не мешало бы поберечься, – добавила она, обращаясь к шотландке. – Ведь Ваше недавнее падение с лошади лишило Францию наследника.

В ответ Мария Стюарт скорчила кислую мину, однако не решилась возразить королевской фаворитке.

– Пожалуй, я присоединюсь к Вам, сын мой! – в этот момент сказал Генрих II.

Нагнувшись, король слепил снежок и нацелился им на свою невестку:

– Защищайтесь, мадам!

Обольстительно улыбнувшись ему, шотландка ловко увернулась и, в свой черёд, залепила свёкру снежком в грудь.

– Ах, так! Вперёд, моё воинство! С вами Бог и король!

Вместе с сыновьями Генрих бросился в атаку, обратив в бегство девушек.

Глядя на эту сцену, Камилла подумала, что если свою мать королевские дети уважали и боялись, то у отца всегда находили защиту и душевное тепло. По крайней мере, у неё сложилось такое впечатление за месяц пребывания при дворе. Несмотря на это, король собирался выдать свою любимую дочь за умалишённого.

Тем временем Генрих II закончил игру и снова присоединился к своей фаворитке, вместе с которой удалился по направлению к покоям королевы. Видя это, противницы дофина приободрились и снова перешли в наступление. Тогда Франциск воскликнул:

– Господин де Лорьян! Помогите нам!

– Иду, монсеньор!

Посмотрев вслед Ноэлю, Камилла заметила:

– Неужели барону не надоело опекать нас? Или у него нет больше дел?

– Ведь он наш родственник, – рассеянно ответила её сестра. – И, к тому же, дал слово нашей матушке.

Взглянув на её грустное лицо, Камилла спросила:

– Так значит, ты всем довольна, Булочка?

Видя, что та молчит, девушка покачала головой:

– И королева-дофина тебя не обижает?

– Мария Стюарт постоянно болтает со своими шотландками на родном языке, а меня не замечает.

– Может, тебе тогда стоит выучить её язык?

Булочка покачала головой:

– Дело не в этом. Однажды в моём присутствии она произнесла по-французски такую фразу: «Королева, моя свекровь, не только сама окружает себя итальянскими торговцами, но ещё и подсылает купеческих дочек, чтобы они шпионили за мной!»

– Лучше бы я осталась дома, – добавила со вздохом Лоренца.

– Но мы были дома на Крещение. К тому же, родители каждую неделю навещают нас.

– Может, ты скучаешь по нашему кузену? – спросила Камилла.

– Да, я скучаю по Оттавио.

– Но ты ведь говорила с отцом?

– Он сказал, что матушка против нашего брака и попросил меня потерпеть, пока она привыкнет к этой мысли.

– Наверно, матушка надеется, что, оказавшись при дворе, ты забудешь Оттавио!

– Но я ведь не Кавалер…

Услышав эту фразу, Камилла насторожилась: если Ипполито с кем делился своими переживаниями, так это с Булочкой.

– Что ты имеешь в виду? Наш брат разлюбил Шарлотту?

– Не знаю, – нехотя ответила Лоренца. – Однако он считает, что мадемуазель д’Эворт предала его. И ещё он сказал мне, что встретил другую.

– А кто она?

– Кажется, знатная дама.

– Дама? Значит, она замужем?

– Об этом он ничего не сказал.

– Мадемуазель де Нери! Где Вы? – раздался внезапно звонкий девичий голос.

– Меня зовёт мадам Елизавета! Не грусти, Булочка! – чмокнув сестру в щёку, Камилла побежала на зов принцессы.

Из-за игры на свежем воздухе Елизавета раскраснелась, в то время как её парик из светлых шелковистых кудряшек вместе с пришпиленной шляпкой съехал набок. По примеру матери принцесса носила его в холодное время года.

– Смотрите, что делают мои братья! – воскликнула она. – Они совсем замучили мою сестру!

И действительно, младшие сыновья короля Максимилиан и Эдвард, затащив за кусты пятилетнюю Маргариту, чтобы не увидела гувернантка, сорвали с неё пелеринку и принялись совать ей снег за вырез платья. Решив помочь принцессе, Камилла начала бросать снежки в мальчишек. Тогда те атаковали её. Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы на помощь Камилле не подоспел Ноэль и вдвоём они легко обратили сорванцов в бегство.

Подняв Маргариту, Камилла принялась отряхивать её платье. Елизавета же сокрушённо заметила:

– Мои братья совсем отбились от рук!

– Пожалуйтесь на них королеве, мадам, – посоветовала ей восемнадцатилетняя Анна де Бурбон, дочь герцога де Монпасье, которую Елизавета называла своей кузиной и подругой.

Её мать, Жаклин де Лонгви, была узаконенной двоюродной сестрой Генриха II и наперсницей Екатерины Медичи.

– Не надо жаловаться, братцы любят меня, – вдруг серьёзно возразила малышка Маргарита.

– Это правда, они любят мою сестру, – Елизавета вздохнула. – Поэтому постоянно тискают её.

– Принцесса – не кукла, – неожиданно вмешался в разговор барон де Лорьян. – Пожалуй, я сам поговорю с герцогом Орлеанским и герцогом Алансонским, мадам.

– Ваш кузен – очень смелый, – с восхищением заметила принцесса Камилле, как только молодой человек отошёл. – Никто из дворян не решился бы сделать замечание моим братьям.

Младшая гувернантка, отчитав Маргариту, не выдавшую братьев, повела её переодеваться. Лоренца удалилась вместе с другими фрейлинами Марии Стюарт, а Камилла хотела было последовать за принцессой, но в это время вернулся Ноэль.

– Что Вам угодно? – остановила его бдительная гувернантка Луиза де Клермон.

– Наверно, господин де Лорьян хочет поговорить с одной из моих фрейлин, – догадалась Елизавета.

– Да, мадам.

– Может, с мадемуазель де Монпасье?

– Нет, мадам. С моей кузиной.

– Ах, да, я совсем забыла, что мадемуазель де Нери – Ваша кузина! В таком случае, не будем вам мешать!

Подхватив под руку Анну де Бурбон, Елизавета направилась к своим покоям, в то время как гувернантка вынуждена была последовать за своей подопечной.

Если Булочка непрочь была вернуться домой, то Камилла привыкла к Турнелю и с каждым днём всё больше привязывалась к принцессе. Впрочем, весёлую и доброжелательную Елизавету невозможно было не любить. Неплохо изучив свою госпожу, Камилла знала, что та редко о чём-то забывала. Следовательно, принцесса просто шутила с Ноэлем, хотя кокетство было Елизавете несвойственно. Поймав себя на этой мысли, Камилла решила внимательнее присмотреться к молодому человеку.

Внезапно барон де Лорьян перестал улыбаться:

– Могу я задать Вам один вопрос, кузина?

– Да, кузен.

– Вы обручены с кем-нибудь?

Слегка удивившись, Камилла, тем не менее, ответила:

– Нет.

– Позвольте тогда мне попытаться завоевать Вашу любовь!

Невольно подняв голову, девушка увидела плясавшие в глазах Ноэля чёртики.

– Вы, наверно, шутите…

– Нисколько!

Камилла невольно огляделась по сторонам: сыновья короля ушли следом за Елизаветой и они с бароном остались в саду одни.

– Госпожа де Клермон будет недовольна, если я задержусь…

– Обещаю, если Вы дадите мне ответ, я не буду Вас больше задерживать!

Прямота Ноэля невольно подкупила девушку: в нём не было наглости, в отличие от Жана Робера.

– А если я не полюблю Вас?

– Это возможно только в одном случае!

– В каком?

– Если Вы полюбите другого! Но тогда я оставлю Вас в покое!

– Хорошо, – Камилла, наконец, решилась принять вызов барона. – Только поклянитесь не применять ко мне насилие!

– Даю Вам слово дворянина!

Как-то в феврале Камилла ожидала в приёмной королевы Елизавету, как вдруг вошёл со своей свитой какой-то важный вельможа. При виде него все присутствующие поспешили обнажить шляпы, что обычно делали только в присутствии короля. Это был герцог де Гиз, который приблизился к Марии Стюарт, стоявшей у камина и, слегка поклонившись, заговорил с ней. Одновременно один из людей Гиза подошёл к Камилле:

– Как Вы оказались здесь, кузина?

– Мы с сестрой уже месяц живём при дворе, – нехотя ответили девушка, узнав Жан Робера.

– Мне нужно поговорить с Вами, – сын барона де Монбара огляделся по сторонам. – Однако здесь слишком людно. Рядом есть галерея…

– Я никуда не пойду с Вами.

– Нет, пойдёте кузина, – девушка почувствовала, как пальцы молодого человека впились в её плечо. – Я на днях беседовал с известным Вам булочником с улицы Сен-Жак: он обещал подтвердить, в случае чего, что Вы – кальвинистка. Боюсь, если об этом станет известно, Вас с сестрой с позором прогонят из дворца.

– Моя сестра мечтает вернуться домой. Да и я не стану плакать…

– А родителей Вам не жаль?

Камилла бросила взгляд на дверь, ведущую в покои Екатерины Медичи:

– Хорошо, давайте поговорим, но только в коридоре. Потому что я обязана сопровождать мадам Елизавету.

– Я хочу знать, почему моя невеста сбежала с этим ублюдком д’Эвортом? – спросил Жан Робер, когда они вышли в коридор.

– Разве Вы не знаете? Мадемуазель де Морле влюбилась в Вашего племянника.

– Я Вам не верю. Признайтесь, это Вы ей наговорили всяких гадостей обо мне?

– В этом не было нужды. Констанца сама поняла, что Вы за человек!

– Или это тётушка всё ей рассказала?

– Не знаю, что Вы имеете в виду, но моя матушка была расстроена её бегством не меньше, чем Ваш отец.

– А вот Вы, насколько я могу судить, не слишком огорчились, – не удержалась от язвительного замечания Камилла.

Во время скандала в доме Льва Жан Робер действительно не произнёс ни слова, прячась за спиной своего отца.

– Плевать я хотел на эту Морле – богатых невест хватает. А вот д’Эворт нанёс мне оскорбление. И он за всё заплатит!

– Вы собираетесь вызвать его на дуэль?

– Признаться, у меня была в голове эта мысль, но, к сожалению, отец запретил мне драться.

– Впрочем, есть и другие способы отомстить! – после паузы добавил с нехорошей улыбкой Жан Робер. – Ведь, кажется, у д’Эворта есть сёстры?

– Да, выбирайте любую: старшая – страстно влюблена в моего брата, а младшей – лет десять…

– Я уже выбрал Вас!

– В таком случае, Вам придётся побороться за моё сердце с бароном де Лорьяном!

Жан Робер изменился в лице, но, к счастью, в этот момент из приёмной вышла принцесса и Камилла поспешила присоединиться к ней. Сначала, расстроенная разговором с Жаном Робером, девушка ничего не замечала. Лишь через минуту до неё дошло, что Елизавета ни разу не остановилась и не произнесла ни слова, что было совсем на неё не похоже. По пути гувернантка принцессы немного отстала, чтобы перекинуться парой слов с проходившим мимо знакомым дворянином. Елизавета же влетела в спальню и упала в кресло. После чего, подозвав к себе Анну де Бурбон и Камиллу, выпалила:

– Матушка сказала, что меня не выдадут за дона Карлоса! Король Филипп решил сам жениться на мне, так как в ноябре умерла его вторая супруга Мария Тюдор. Я скоро стану католической королевой!

– Поздравляю Вас, мадам, – после паузы ответила Анна де Бурбон.

Когда Камилла последовала её примеру, Елизавета внезапно попросила подруг:

– Не бросайте меня! Пообещайте, что поедете со мной в Испанию!

Любовь сестры

Для того, чтобы официально попросить руки Елизаветы, королю Испании нужно было ещё выдержать шесть месяцев траура по предыдущей супруге. Поэтому Камилла всё оттягивала разговор с родителями о своём предстоящем отъезде с принцессой в Испанию.

В начале марта в ожидании Ипполито, который должен был отвезти их на улицу Розье, сёстры Нери стояли неподалёку от ворот, как вдруг увидели Марию Стюарт, которая вышла на прогулку со своими шотландскими фрейлинами.

– Ты заметила новую брошь дофины? – спросила у сестры Лоренца.

– Нет, а что с ней не так?

– У матушки есть точно такой же крест с бриллиантами. Помнишь, отец подарил ей на именины?

– Может быть, эти броши были куплены у одного ювелира?

– Не знаю, только…

– Что?

– Вчера я дежурила в покоях дофины. Она сняла крест и приказала мне положить его в шкатулку. Так вот, сзади есть небольшая царапинка, как и на матушкином кресте!

– Но как он мог попасть к дофине?

Лоренца пожала плечами. Камилла же вдруг заметила своего брата, который вошёл в ворота вместе с Ноэлем.

– Вот и Кавалер!

– Где? – Лоренца прищурилась, так как была немного близорука.

Но тут вдруг её окликнула Мария Стюарт:

– Мадемуазель де Нери!

– Я здесь, мадам, – Лоренца поспешила подойти к ней.

– Это Ваш брат беседует с господином де Лорьяном?

– Да, мадам.

– Он – очень милый молодой человек. Пусть как-нибудь придёт ко мне. Нужно будет представить его дофину.

– Хорошо, мадам.

Камилла ужасно удивилась: надменная шотландка редко кого удостаивала своей милостью. И когда она успела познакомиться с Ипполито?

Перед обедом Лоренца пожаловалась сестре:

– Матушка готова пойти на всё, чтобы разлучить нас с Оттавио. Она даже попыталась напугать меня проклятием Лалена!

– Проклятием Лалена?

– Да. По её словам, рыцарь Лален, наш предок, проклял свою дочь за то, что она согрешила с герцогом Бургундии…

Камилла пожала плечами:

– Это не помешало ей родить двух здоровых девочек-близнецов, одной из которых была наша прабабушка.

– Ты не дослушала меня, Эльф! Оказывается, с тех пор наследники Лалена стали плодить бастардов. Проклятия избежал лишь тот из них, кто заключил брак с потомком королей!

– Да уж, Оттавио де Нери – далеко не принц!

– А мне всё равно, кто были его предки! Я верю, что любовь поможет нам преодолеть любые проклятия!

За столом банкир де Нери сообщил:

– У меня есть важная новость: я получил письмо от брата. Чеккино предлагает Оттавио переехать к нему во Флоренцию. И обещает помочь ему встать на ноги.

– Что Вы думаете об этом, племянник? – Анджело посмотрел на юношу.

Оттавио же, в свой черёд, бросил взгляд на побледневшую Лоренцу:

– Но ведь мой отец был республиканцем…

– Чеккино всё уладил с герцогом.

– Тогда я согласен, дядя.

– Отец! Матушка! Я поеду вместе с Оттавио! – вдруг решительно заявила сестра Камиллы.

– Никуда ты не поедешь! – сразу взвилась Изабель.

– Тогда я уйду в монастырь!

Изабель схватилась за свои виски и бросила взгляд на мужа:

– Скажи же что-нибудь!

Банкир вздохнул:

– Что я могу поделать? Это решение нашей дочери!

– Она слишком молода, чтобы принимать такие решения!

Неожиданно Лоренца вскочила и выбежала из обеденного зала, где воцарилось гробовое молчание.

Затем банкир сказал Оттавио:

– Идите в мою студию, племянник, и ждите меня там.

– Мне нужно поговорить с вашей матерью, – добавил он, обращаясь уже к своим детям.

Брат и сестра встали и вышли из столовой.

– Может быть, пойдёшь, утешишь Булочку? – предложил Ипполито.

– Ей сейчас лучше побыть одной.

– И что только она нашла в нашем кузене? – брат Камиллы досадливо пожал плечами. – Лучше бы вышла замуж за Сардини и осталась в Париже!

– А что ты нашёл в мадемуазель д’Эворт?

Юноша с досадой посмотрел на сестру. Очень похожий на мать, он с детства считался самым красивым ребёнком в семье Нери, за что получил прозвище «Кавалер». Изабель баловала единственного сына, а муж ей не перечил. Ипполито, хотя и вёл образ жизни молодого дворянина, никогда не возражал против того, чтобы со временем пойти по отцовскому пути.

– С ней всё кончено, – после паузы нехотя ответил Кавалер.

– А я уверена, что Шарлотта до сих пор любит тебя, – Камилла решила, что сестра Гийома всё же лучше, чем шотландка.

– Нет, она сама мне сказала, что мы должны расстаться. Перед побегом мадемуазель де Морле.

– Поэтому ты решил подарить матушкину брошь королеве-дофине?

Карие глаза Ипполито позеленели, что свидетельствовало о его волнении (эту особенность он, как и Булочка, унаследовал от их матери):

– Откуда тебе это известно, Эльф?

– Булочка узнала крест.

– Я попросил у матушки разрешения поносить его, а потом… Потом я встретил королеву Марию… Она словно околдовала меня!

– А что, если матушка хватится своего украшения?

– Скажу, что потерял его!

– Но ведь это нечестно!

– В любви все средства хороши! Со временем ты это поймёшь, сестрица. Когда сама полюбишь!

– Кстати, – брат Камиллы вдруг усмехнулся, – барон де Лорьян постоянно расспрашивает меня о тебе. Похоже, ты приглянулась ему.

– Ноэль де Оре не в моём вкусе!

– Вам с Булочкой не угодишь!

Брат Камиллы ушёл, а девушка, постояв немного возле лестницы, вернулась назад.

– Нет, это невозможно! Ведь он разорён! – донёсся до неё возмущённый голос Изабель.

– Оттавио не виноват, что Бернардо забросил все дела.

– Я уверена, что он промотает приданое нашей дочери!

– Чеккино присмотрит за ним.

– К тому же, его происхождение…

– Я тоже не сторонник близкородственных браков. Но если наша дочь любит его, дела с церковью я улажу. В конце концов, они не первые кузены, которые хотят вступить в брак.

– А ты уверен, что они – кузены?

– Что ты имеешь в виду?

– Но ты сам говорил, что мессир Бернардо делился с тобой своими сомнениями: ведь его сын родился через семь месяцев после его возвращения.

– Его жена Клавдия действительно была женщиной легкомысленной…

– Скажи просто: шлюхой.

– Дорогая…

– Но это правда. Ведь ты сам признался мне, что она кокетничала с тобой!

– Главное, Бернардо признал Оттавио своим сыном.

– Наша дочь может рассчитывать на лучшую партию.

– Но Булочка любит Оттавио.

– Если он уедет, наша дочь его скоро забудет!

– А мне кажется, Лоренца пошла в тебя…

– На что ты намекаешь?

Так как молчание родителей явно грозило перейти в ссору, девушка решительно вошла в зал.

– Ты ещё здесь, Камилла? – удивился Анджело.

– Отец, матушка! Прошу вас, выслушайте меня!

– О чём ты, дочь моя? – раздражённо поинтересовалась Изабель.

– О моей сестре.

– А что с ней? – её родители переглянулись.

– Помните, отец, как Вы подарили матушке собачку? Булочка очень привязалась к ней. А когда собачка сдохла, моя сестра так переживала, что даже заболела. Вы, отец, пообещали ей привезти другую собачку. Однако Лоренца сказала, что новая не заменит ей прежнюю.

– Но при чём здесь собачка?

– Я хорошо знаю свою сестру: если она кого-то полюбит, то это – навсегда.

– Вы все сговорились против меня, – Изабель покачала головой.

– Делай, что хочешь, – добавила она, обращаясь уже к мужу, – но я не собираюсь в этом участвовать, потому что не хочу погубить жизнь нашей дочери.

Камилла вздохнула: она вовсе не была уверена, что поступает правильно. Оттавио её тоже не слишком нравился, но для неё было достаточно того, что он нравился Булочке.

– Я сообщу тебе о своём решении, – после паузы сказал банкир жене. – А сейчас мне нужно идти, потому что Оттавио ждёт меня.

Примерно через час все снова собрались в столовой.

– Я поговорил с племянником, и мы решили объявить об его обручении с Лоренцей в церкви Сен-Жерве…

– Благодарю Вас, отец! – из глаз Булочки хлынули слёзы.

– …а потом он уедет во Флоренцию, где обустроится и купит дом, – продолжал Анджело. – Через год Оттавио вернётся и они с Лоренцей обвенчаются. После чего вместе отправятся в Италию.

– Поздравляю вас! – добавил он, поцеловав сначала будущего зятя, а потом – Лоренцу.

Все посмотрели на Изабель. Нехотя поднявшись, та последовала примеру мужа. Однако по лицу матери Камилла легко прочла: Изабель не утратила надежду, что свадьба не состоится.

– Отец! Матушка! У меня тоже есть для вас новость! – когда все немного успокоились, сказала Камилла.

– Надеюсь, ты не собралась замуж, как сестра? – с иронией поинтересовался банкир.

– Нет, отец. Мадам Елизавета желает, чтобы я поехала с ней в Испанию.

В зале снова воцарилась тишина.

– А ты хочешь этого, дочь моя?

– Да, отец, – после того, как Камилла дала клятву принцессе, она не могла ответить иначе.

– Значит, старшую дочь короля всё-таки выдадут за Филиппа II? – недоверчиво спросила Изабель у мужа.

– Скорее всего, да.

– И Камилла станет фрейлиной королевы Испании?

– Если только мы дадим своё согласие, дорогая.

– Решай сам, – после паузы сказала Изабель.

– Испания так далеко, дочь моя! Неужели ты готова расстаться с нами надолго? – Анджело с грустью посмотрел на Камиллу.

– Булочка же готова, отец.

– Она будет жить с мужем. А тебя будут окружать чужие люди. Кто, в случае чего, заступится за тебя?

– Я буду там с мадам Елизаветой. К тому же, кроме меня, с ней поедут другие французы. А если мне не понравится в Испании, Вы приедете за мной, отец.

– Хорошо, если тебе нужно моё согласие, то я даю его, – устало ответил банкир.

– Значит, на всякий случай, нужно готовить приданое сразу на двоих, – эти слова принадлежали Изабель.

– Только не выйди замуж за испанца, Эльф! – в свой черёд, шутливо заметил Ипполито.

Лоренца же бросилась сестре на шею:

– Ты уедешь в Испанию, а я – во Флоренцию! Неужели мы с тобой больше никогда не увидимся?

– Обещаю, Булочка, что приеду к тебе!

12 марта 1559 года Генрих II подписал договор с английской королевой Елизаветой, согласно которому за Францией, после уплаты 500 000 экю в течение восьми лет оставалась крепость Кале. Что же касается переговоров с Испанией, то, хотя ещё они не были закончены, король приказал придворному художнику Франсуа Клуэ написать портрет Елизаветы в подарок её жениху. Развлекать будущую королеву Испании во время позирования были призваны её сёстры и подруги. Неожиданно в разговор девушек вклинилась маленькая Маргарита, чинно сидевшая на скамеечке возле Елизаветы:

– А какое платье Вы наденете на свадьбу, сестрица?

Старшая дочь короля улыбнулась:

– Пока не знаю. Но это важный вопрос!

Сообщив художнику, что хочет сделать небольшой перерыв, Елизавета перешла в гардеробную, где по её приказу камеристка Клод де Винё открыла сундук с тканями.

– Пусть каждый выскажет своё мнение по порядку! – в шутку предложила присутствующим принцесса.

– Мне кажется, этот алый шёлк прекрасно подойдёт Вам, сестрица, – первой высказалась её сестра Клод.

– Я согласна с герцогиней Лотарингии, – поддержала её Анна де Бурбон. – Тем более, что по указу нашего короля только лица королевской крови имеют право носить одежду такого цвета.

– А мне очень понравилось платье королевы-дофины из белого шёлка, которое было на ней во время обручения, – возразила Елизавета. – В этом наряде она выглядела очень благородно и изящно!

– Белый – это цвет королевского траура, мадам. Поэтому венчаться в платье такого цвета – плохая примета. Уж лучше тогда – голубой, это тоже королевский цвет.

– Марию это не испугало.

– Без сомнения, мадам, белый цвет Вам к лицу! – заметила камеристка.

– А что Вы думаете, мадемуазель де Нери? – спросила Елизавета.

– Я думаю, мадам, что белый шёлк можно заменить серебряной тканью, а корсаж – украсить золотым крестом с бриллиантами, вроде того, который мой брат подарил королеве-дофине.

– Решено! – старшая дочь короля захлопала в ладоши. – Во время обручения я буду в голубом платье, а на венчании – в серебристой парче!

– И я тоже! – Маргарита обмоталась тканью и попыталась пройтись, но, запутавшись, свалилась прямо на ковёр.

Все рассмеялись, а Елизавета обняла малышку:

– Когда я выйду замуж, то расхвалю Вас своему пасынку, чтобы Дон Карлос захотел жениться на Вас. И тогда мы будем вместе жить в Испании!

– Я не хочу в Испанию! – на глазах младшей дочери короля появились слёзы. – И не хочу, чтобы Вы уезжали, сестрица!

Камилла тоже смахнула украдкой слезу, что случалось с ней крайне редко. Но когда она хотела со всеми вернуться в спальню принцессы, камеристка вдруг попросила её:

– Помогите мне уложить ткани в сундук, мадемуазель де Нери!

Поскольку в этой просьбе не было ничего необычного, девушка с готовностью согласилась. Тогда Клод де Винё шепнула ей на ухо:

– Один кавалер попросил меня вызвать Вас из покоев донны Изабель. Он ждёт Вас в галерее.

– А как его имя?

– Это Ваш кузен.

– Шевалье де Монбар?

– Нет, барон де Лорьян.

При виде девушки Ноэль сказал:

– Раз Вы разрешили мне ухаживать за Вами, то позвольте преподнести Вам подарок к Новому году.

Так как в Европе ещё встречали Новый год весной, Камилла не слишком удивилась:

– Но мы ведь с Вами пока не помолвлены!

– А я не собираюсь Вам дарить кольцо!

У Камиллы мелькнула мысль, что все мужчины одинаковы: пытаются купить любовь женщин с помощью подарков. Однако ей было очень любопытно, что за сюрприз приготовил для неё Ноэль, поэтому девушка нехотя кивнула. Молодой человек вытащил руку из-за спины, и продемонстрировал Камилле необычные бусы из маленьких стеклянных цилиндров синего цвета с красно-белым узором в виде звезды по краям.

Хотя девушка была довольно равнодушна к украшениям, но тут у неё невольно вырвалось:

– Какая прелесть!

Ноэль сразу расплылся в улыбке:

– Я рад, что Вам понравился мой подарок. Эти бусы носила моя матушка, обматывая вокруг запястья в виде браслета. Они венецианской работы.

Не успела Камилла взять бусы, как барон попросил:

– Можно я Вас поцелую?

– Разве что в щёчку.

Молодой человек действовал так быстро, что Камилла не поняла, в какой момент их губы соприкоснулись.

– Но Вы ведь обещали не принуждать меня! – отпрянув от него, выразила протест девушка.

– Сам не знаю, как это получилось!

– В таком случае, я больше не желаю от Вас никаких подарков!

– Хорошо, но бусы оставьте себе: Вы заплатили мне за них! И я доволен ценой!

Затем, посмеиваясь, барон де Лорьян удалился. Камилла же, взглянув на бусы, тоже улыбнулась. Тем не менее, она решила, что Ноэля следует опасаться: уж слишком хорошо он целуется! А ей нечего было предложить ему взамен, разве что сестринскую любовь. Но что-то подсказывало девушке: сын графа де Оре вряд ли на это согласится.

Вечером Камиллу вызвали к Екатерине Медичи.

– Мне стало известно, что Ваш брат подарил брошь королеве-дофине.

Увидев, что девушка замялась, флорентийка нахмурила брови:

– Только не лгите! Я знаю правду и хочу лишь получить подтверждение от Вас!

– Да, мадам. Мой брат действительно это сделал.

– И каких же милостей он надеялся добиться от моей невестки?

– Ипполито был просто её очарован красотой…

– Да уж, эта шотландка вскружила голову всем французам!

– Но я хочу быть уверена, что они не встречались тайком, – тут же добавила Екатерина.

– Уверяю Вас, мадам, что мой брат ничего не рассчитывал получить взамен. Да и королева Шотландская, я думаю, не стала бы рисковать ради него.

– Кто знает. Страсть толкает людей на безумства…

Вздохнув, флорентийка достала из своей шкатулки, стоящей на столе, крест и протянула его Камилле:

– Верните эту вещь Вашему брату и скажите ему, что государыня может принимать такие дорогие подарки только от своих подданных, а моя невестка ещё пока не королева Франции. Поэтому ему лучше не появляться в Турнеле.

– Благодарю Вас, мадам. Я обязательно всё передам Ипполито.

Девушка собралась было идти, но Екатерина остановила её:

– Моя дочь попросила, чтобы Вас включили в её испанскую свиту. Вы согласны ехать с ней?

– Да, мадам.

– А что думает об этом господин де Нери?

– Отец отпустил меня.

– Вы – умная девушка. Однако умных людей много, а верных – единицы.

– Я очень привязалась к принцессе, мадам.

– Преданно служа моей дочери, Вы можете послужить и Франции, – вкрадчиво произнесла флорентийка.

Перед глазами Камиллы внезапно мелькнуло белое знамя Жанны д’Арк:

– Я готова, мадам!

– Бене (хорошо). Но пока ещё рано говорить об этом. Вы получите все инструкции перед отъездом в Испанию.

Крестины

По-видимому, портрет Елизаветы понравился Филиппу II. Спустя всего семь недель после заключения мира в Като-Камбрези король Франции получил сообщение, что испанское посольство прибудет в Париж где-то в начале июня. Не теряя времени, Генрих II вернулся из Виллер-Котре, охотничьего замка в Компьенском лесу, в столицу, чтобы отдать приказ о подготовке к бракосочетанию своей дочери с католическим королём, и своей сестры с герцогом Савойским. К фасаду Турнеля была пристроена великолепная галерея, украшенная дорогими гобеленами. А улицу Сент-Антуан перед ней тщательно отремонтировали и вычистили для предстоящих турниров в честь новобрачных. Что же касается их приданого, то им лично занялась Екатерина Медичи.

В конце апреля 1559 года состоялось обручение Лоренцы и Оттавио, а в начале мая Изабель получила письмо от своей племянницы графини де Сольё, которая приглашала её с мужем и детьми на крестины своего сына.

– В Сольё соберутся почти все мои родственники! – взволнованно сказала Изабель супругу. – Наверно, граф де Оре тоже получил приглашение!

– А барон де Монбар будет?

– Я думаю, да. Ведь Шарль был женат на матери Кристофа де Сольё и воспитал своего пасынка.

– Тогда, боюсь, скандала не избежать.

– А вот Мари вряд ли приедет из Лотарингии, – пропустив слова мужа мимо ушей, продолжала Изабель.

– А Ваш брат-каноник?

– Надеюсь, его тоже не будет.

Уловив холодок в голосе матери, Камилла не удивилась: Изабель почему-то терпеть не могла своего младшего брата.

За несколько дней до поездки в Сольё дом Льва посетил долгожданный гость.

– Я соскучился по Вам, дядя! – сказал граф де Оре, заключив банкира в объятия.

– Взаимно, монсеньор! – искренне ответил отец Камиллы.

Оба голубоглазые блондины, они, тем не менее, не были похожи. Если Анджело выглядел как человек, который всего достиг собственными усилиями, то внешность Луи де Оре говорила о врождённом благородстве.

Пока Ноэль, приехавший вместе с отцом, приветствовал банкира, граф де Оре облобызал Изабель, которая была старше его всего на четыре года:

– Вы ничуть не постарели, тётушка! Всё такая же красавица!

– Благодарю Вас, монсеньор, хотя слышу это от Вас уже больше двадцати лет, – каждый раз, когда Изабель встречалась со своим племянником, между ними завязывалась шутливая пикировка.

– Но это правда, тётушка!

– А мой крестник уже совсем взрослый! – затем сказал Луи при виде Ипполито. – Настоящий кавалер!

Переглянувшись, сёстры Нери хихикнули за спиной матери.

– Да, Ипполито – наша гордость!

– А где Ваши дочери? Мой сын мне все уши прожужжал о том, какие они красотки!

– Да вот же они!

При виде Булочки граф улыбнулся и слегка ущипнул её за румяную щёчку:

– Ах, какой розанчик!

– А её сестра – просто ангелочек! – добавил он, вдруг подмигнув Камилле.

Девушка покосилась на мать: её давно никто не называл ангелочком. В ответ Изабель вздохнула:

– Вы слишком добры к моим дочерям, монсеньор.

– Ничуть, тётушка! За всю свою жизнь я повидал немало девиц, но Ваши дочери – просто прелесть! Если бы мы встретились год назад, то можно было бы обручить Ноэля с Розанчиком, а Мишеля – с Ангелочком. Правда, мой младший сын стал мальтийцем, зато старший пока свободен!

Если Камилла сразу поняла, что граф шутит, то Лоренца посмотрела на гостя с ужасом. Заметив это, Ноэль поспешно произнёс:

– Я говорил Вам, отец, что старшая мадемуазель де Нери недавно обручилась со своим кузеном.

– Жаль!

– А отец жениха, случайно, не покойный мессир Бернардо? – обратился граф уже к хозяину.

– Так и есть, монсеньор.

– Храбрый был вояка. Помните, как в Риме мы вчетвером: я, он, Вы и д’Эворт защищали его дом от целого отряда городской стражи?

– Прекрасно помню, монсеньор.

– Но больше всех отличилась тётушка! – Луи бросил лукавый взгляд на Изабель. – Она в одной рубашке, словно амазонка, пронеслась верхом через весь Рим до самого дворца кардинала Медичи!

Мать Камиллы вспыхнула:

– Если бы я вовремя не привела помощь, монсеньор, то люди барджелла взяли бы дом моего деверя штурмом!

– Может быть, тётушка. Я всегда восхищался благородством Ипполито Медичи, который, не убоявшись гнева папы, взял нас под своё покровительство. Поэтому и назвал в честь покойного кардинала Вашего сына.

– Кстати, вы едете на крестины в Бургундию? – после паузы снова спросил граф.

– Да, монсеньор.

– Тогда присоединяйтесь к нам с сыном. Граф де Сольё попросил меня стать крёстным отцом новорожденного. И на этот раз младенец получит имя «Эд де Сольё» в честь своего деда.

Камилла с восхищением посмотрела на гостя. Отец близнецов ей всегда нравился. К тому же, благодаря Луи де Оре, она, наконец, узнала, в честь кого её брата назвали «Ипполито». Ведь в роду Нери, не говоря уже о Монбарах, никто не носил такое имя.

Вероятно, гость заметил интерес девушки к своей особе, потому что, указав на подушку возле своих ног, предложил:

– Сядь возле меня, Ангелочек!

После чего, взяв Камиллу за подбородок, спросил:

– Ты ещё не помолвлена?

– Нет, монсеньор.

– Тогда скажи, что ты думаешь о моём старшем сыне? Он тебе нравится?

– Барон де Лорьян – воспитанный молодой человек, – дипломатично ответила Камилла, уверенная в том, что граф продолжает шутить.

– Вот и славно!

– Может, поженим наших детей? – Луи подмигнул теперь уже банкиру.

– Увы, монсеньор. Моя младшая дочь намерена ехать в Испанию вместе с мадам Елизаветой.

– Как, дядя, Вы собираетесь отправить Ангелочка прямо в логово наших врагов?

– Но ведь Генрих II согласился же выдать свою дочь за короля Испании.

Граф де Оре вздохнул:

– Да, государь 3 апреля в Като-Камбрези подписал очень невыгодный для Франции договор! Он предусматривает не только брак принцессы с Филиппом II, но и передачу Испании Тионвилля, части Люксембурга, Мариенбурга, Ивуара, Дамвилье, Монмеди, а также областей в Артуа и Шароле.

– Но особое недовольство и возмущение в народе вызвало то, монсеньор, что король решил одновременно выдать замуж свою сестру, поскольку она должна вернуть в качестве приданого мужу Пьемонт и Савойю, которые завоевали войска герцога де Гиза.

– И надо же было мадам Маргарите до тридцати шести лет хранить невинность, чтобы потом потерять её, разорив Францию!

После этих слов граф снова взглянул на Камиллу:

– Неужели тебе не жаль покидать свой дом и семью, Ангелочек?

– Я дала обещание мадам Елизавете.

– Может, это и не так уж плохо, – задумчиво произнёс отец Ноэля. – Тебе нужно ещё немного подрасти.

– Мне кажется, монсеньор, Вам самому не мешало бы подумать о женитьбе, – заметила Изабель. – Ведь Вы находитесь в самом расцвете мужских сил! И у Вас ещё могут быть дети!

– Нет, тётушка, с меня достаточно двух браков. Теперь настал черёд Ноэля жениться. Вот только найду ему невесту…

– Но Вы обещали мне, отец, – молодой человек бросил молящий взгляд на графа.

– Увы, сын мой. Тебе придётся немного подождать.

Банкир и его супруга переглянулись, в то время как Камилла, наоборот, потупила взгляд: в этот раз Луи де Оре говорил достаточно серьёзно.

Если снаружи замок графа Сольё со своими мощными стенами и башнями с узкими бойницами выглядел как средневековая крепость, то его внутренние жилые постройки отличались ренессансной отделкой. Влияние этого стиля ощущалось уже в симметричной архитектуре парадного двора, имевшего квадратную форму. В отличие от дома Льва, по бокам основного кирпичного корпуса возвышались две одинаковые круглые башенки с внутренними лестницами, соединявшими два этажа и чердачные помещения. К башням были пристроены ещё два здания, соединённые закрытой галереей с полукруглой аркой внизу, открывавшейся на сад. Посредине двора виднелась огромная мраморная чаша фонтана.

Крестины должны были состояться на следующий день в замковой капелле. А пока хозяин с супругой, уже оправившейся от родов, принял гостей в огромном обеденном зале. У тридцатилетнего Кристофа де Сольё были серьёзные серые глаза и густая светло-русая бородка. На все шуточки бывшего зятя, графа де Оре, он реагировал довольно спокойно, вернее, флегматично. Также сдержанно хозяин приветствовал и банкира де Нери с семейством. А вот его супруга Кэтрин Паркер, миловидная кареглазая брюнетка, встретила гостей очень сердечно.

В то время как мужчины сразу завели разговор о политике, графиня де Сольё сообщила Изабель:

– Мы пригласили ещё Ваших братьев и сестру, тётушка. Хотели послать приглашение и д’Эвортам, но решили, что барону де Монбару будет неприятно их видеть.

– Значит, мои братья здесь?

– Нет, но Ваша сестра прибыла ещё вчера.

– А я думала, она не приедет.

– Баронесса де Шато-Солен из-за подагры предпочла остаться в кровати. Если хотите, можете зайти поздороваться к ней.

Мать Камиллы вздохнула:

– Да, пожалуй, а то Мари обидится.

Поскольку сестра Изабель была бездетной вдовой, её разместили в спальне хозяйки. Когда Камилла с матерью и сестрой вошла туда, баронесса полусидела на кровати, одетая в капот, а рядом копалась в сундуке её горничная. В шестнадцать лет Мари де Монбар выдали замуж за барона де Шато-Солена, который увёз её в Лотарингию. Овдовев, она жила то в Бургундии у брата, то в своём лотарингском поместье, полученном в качестве вдовьей доли.

– А, это Вы, сестрица… – произнесла баронесса при виде Изабель таким тоном, будто они расстались только вчера.

В свой черёд, мать Камиллы сдержанно заметила:

– Я слышала, Вас мучит подагра…

– Да, эта растяпа Жанна никак не может найти моё лекарство!

После этих слов Мари бросила раздражённый взгляд на свою горничную:

– Так что там?

– Нашла, госпожа!

Служанка достала из сундука оплетённую бутылку с вином и, наполнив наполовину стоящий на столе кубок, подала его тётке Камиллы. Отпив из него, та цокнула языком:

– Этот нектар из Лотарингии мне нравится гораздо больше, чем бургундское вино!

– Не предлагаю его Вам, сестра, поскольку Вы, наверно, в доме своего супруга привыкли к более изысканным напиткам! – добавила баронесса.

– Я привыкла пить разбавленное вино, сударыня.

Пропустив замечание младшей сестры мимо ушей, Мари опустошила кубок. А затем, пристрастно оглядев Изабель, вынесла свой вердикт:

– Вы ещё больше похудели. Вдобавок, у Вас кожа потемнела и морщин прибавилось.

– Вы тоже не помолодели за те годы, что мы с Вами не виделись…

И действительно – щёки баронессы де Шато-Солен были покрыты сеточкой кровеносных сосудов, а рыхлое тело расползлось на кровати, словно тесто.

– Я вижу, Ваши дочери уже подросли, – Мари снова сделала вид, будто не расслышала слов сестры. – Чтобы поскорее выдать замуж старшую дочь, Вы должна поделиться с ней белилами – румянец нынче не в моде. А младшая, хотя и бледна, но, к сожалению, слишком худа.

– Лоренца уже обручилась с племянником моего мужа, а Камиллу, как считает Анджело, ещё рано выдавать замуж.

– Жениха ей нужно искать сейчас, чтобы потом не засиделась в деках! Кстати, барон де Шато-Солен, сын племянника моего покойного мужа, намерен женить своего первенца. Но банкир де Нери должен дать за ней хорошее приданое! Ну, Вы понимаете!

– Я уже говорила нашему брату, барону де Монбару, что мои дочери достойны принцев! Могу повторить это и для Вас!

– Принцев! – пышные телеса Мари заколыхались от смеха. – Да уж скорее Вы снова станете баронессой, сестрица!

Внезапно, перестав смеяться, она небрежно спросила:

– Ну, как там Марион?

– Если хотите, я пришлю к Вам Вашу крестницу.

– Не стоит труда, сестрица. О чём мне говорить с ней? К тому же, Габриель рассказывал мне, что она неплохо устроилась в доме Вашего мужа.

Матерью Марион была Николь Кэру, горничная баронессы де Шато-Солен, а дядей – управляющий (и многолетний любовник) Мари. Поэтому, когда Николь вышла замуж за сапожника из Нанси, баронесса дала ей приданое и согласилась крестить её дочь. Со временем Марион вышла замуж за подмастерье своего отца, и после смерти родителей от чумы перебралась с супругом в Париж. С семейством Нери она познакомилась благодаря рекомендательному письму крёстной матери, которую считала своей благодетельницей. Однако Камиллу не удивило то, что её тётка после стольких лет не захотела взглянуть на свою крестницу. Недаром Изабель как-то сказала, что её сестра всегда любила только себя.

В этот момент в спальню вошла Кэтрин, которая сообщила:

– Сейчас принесут растирку, тётушка. Надеюсь, это придаст Вам сил, и Вы сможете завтра присутствовать на крестинах моего сына.

– Ну, не знаю, – баронесса де Шато-Солен с сомнением покачала головой. – Я истратила все силы на то, чтобы добраться сюда. Поэтому мне придётся взять в церковь моего грума, чтобы опереться на него.

Графиня переглянулись с матерью Камиллы:

– Но там будут присутствовать только самые близкие родственники.

– В таком случае, пусть меня поддерживают под руки мои племянницы!

После обеда Изабель решила отдохнуть. Лоренца тоже зевала. Только Камилле не хотелось спать, поэтому она решила прогуляться по саду. В начале его были разбиты цветочные клумбы, в центре – фонтан, а в конце – декоративный кустарник в рост человека в форме лабиринта. Над фонтаном возвышалась статуя Минервы, которую отец Камиллы подарил прабабушке нынешнего графа де Сольё.

В саду, к своей досаде, девушка неожиданно увидела Ноэля, задумчиво рассматривавшего статую. Обернувшись, молодой человек широко улыбнулся:

– А я думал, что это Ваш брат. Мы договорились после обеда встретиться с ним в саду.

– Я могу уйти.

Камилла хотела было вернуться назад, но барон де Лорьян успел схватить её за руку:

– Прошу Вас, останьтесь!

– Вы обещали не применять ко мне насилие!

Ноэль отпустил её запястье и вдруг сказал:

– Благодарю Вас!

– За что?

– За то, что носите мой подарок!

– Но если Вы опять будете приставать ко мне с поцелуями, я верну Вам бусы!

– Хорошо, не буду.

– У графа де Сольё прекрасный сад, не так ли? – добавил молодой человек.

– Да, он похож на наш сад в Берси.

– И на наш сад в Саше. Мы очень любили играть там с братом. А вот нашему отцу разонравился этот замок.

– Почему?

– Саше навевает ему грустные воспоминания… Поэтому граф решил обосноваться в Бретани в нашей фамильной резиденции, а Саше отписать мне в качестве свадебного подарка.

– Поздравляю Вас!

– Но так как я вряд ли женюсь в этом году, то после свадебных торжеств дочери и сестры короля хочу съездить к брату на Мальту. Ведь мы давно не виделись с Мишелем, а раньше почти не расставались. Если одному из нас было плохо, другой всегда чувствовал это.

– Мы с Булочкой тоже никогда не расставались, – вздохнула Камилла.

– Вы с сестрой такие разные!

– В самом деле, нас трудно спутать.

– А нас с Мишелем постоянно все путали. Даже отец. Одна только бабушка нас всегда различала.

– Неужели?

– Да. Я ужасно скучаю по брату.

– А как он стал мальтийским рыцарем?

– Два года назад герцог де Гиз отправил его с поручением к своему брату, Великому приору Мальтийского ордена, и с тех пор Мишеля словно подменили. Он заявил отцу, что хочет стать мальтийцем и, благодаря протекции герцога, был принят в Орден. Конечно, стать его членом – великая честь, ведь туда принимают только потомков древних родов. Но рыцарям запрещено жениться, поэтому именно мне предстоит исполнить свой долг перед семьёй: вступить в брак и произвести на свет наследника рода де Оре!

– Надеюсь, Вы уже встретили ту, которая родит Вам сына!

– Да, встретил. И, хотя в «Романе о Розе» говорится: «Нам дозволено судьбой Счастье с женщиной любой», я считаю, что у каждого в этом мире есть только своя одна-единственная половинка…

В это время появился Ипполито, и Камилла поспешила к выходу из сада. Однако из-за насмешливой фразы брата она была вынуждена остановиться:

– Вот уж не думал, что встречу здесь влюблённую парочку!

Вспыхнув, девушка хотела было дать резкую отповедь Кавалеру, который был зол на неё из-за того, что лишился благосклонности Марии Стюарт (брошь ему пришлось вернуть матери). Но в последний момент она сдержалась:

– Ты ошибаешься, братец! Я уже говорила тебе, что между мной и бароном ничего нет!

– Так я тебе и поверил, сестрица! Да ни одна женщина не откажет такому приятному мужчине, как Лорьян!

Камилла подбоченилась:

– И что я должна сделать, чтобы ты мне поверил, братец?

– Попробуй отказать барону при мне!

Девушка поняла, что брат, как в детстве, пытается взять её на слабо. Однако отступать было поздно, потому что к ним подошёл Ноэль:

– Могу я узнать о предмете вашего спора?

Ипполито сразу принял меланхолический вид:

– Я сказал сестрице, что ничто в мире не может сравниться с женским коварством!

– А я ответила, что, по-видимому, он обращался к недостойным предметам любви!

Слова Камиллы попали не в бровь, а в глаз – Кавалер ещё больше помрачнел. Ноэль же пожал плечами:

– Признаться, мне трудно судить, кто из Вас прав. Но я считаю, что женщины созданы исключительно для нашего блага!

– А если любовь, терпение и мольбы бессильны сломить их упорство?

– Клянусь, я не пощажу сил, чтобы завоевать любовь, раз всё равно без неё жить не смогу!

После этих слов, взглянув на Камиллу, барон де Лорьян спросил:

– А Вы что думаете об этом, мадемуазель де Нери?

– Мне трудно судить, потому что я ещё никого не любила! – девушка бросила победный взгляд на брата.

Она считала, что выиграла спор. Однако вместо того, чтобы признать своё поражение, Ипполито, пожав плечами, заметил:

– Вот видите, барон! Ни одному мужчине на свете всё равно никогда не совладать с упрямой женщиной. Разве только убить негодницу на месте!

Вспыхнув, Камилла пробормотала:

– Свет ещё не видел такого дурака!

После чего покинула поле сражения под язвительный смех брата.

Крестить сына графа де Сольё решили до полудня, а потом должен был состояться праздничный обед. Впереди шёл Луи де Оре. В качестве крёстного отца он нёс на руках завёрнутого в шёлковые пелёнки младенца. За ним следовали граф де Сольё с супругой и пятилетней дочерью Мадлен, баронесса де Шато-Солен, которую вели под руки Камилла и Лоренца, и Изабель с бароном де Лорьяном. Замыкал шествие банкир де Нери с сыном. Что же касается братьев Изабель, то их ещё не было. В капелле уже ждал священник и стоял чан с водой. Но едва только падре приступил к таинству крещения, как послышались чьи-то шаги и в капеллу вошли барон де Монбар и ещё один мужчина, судя по всему, его брат-каноник. За ними по пятам следовал Жан Робер.

Остановив взгляд на последнем, Кристоф де Сольё гневно произнёс:

– Я приглашал только Вас, отец, и Вашего брата! Поэтому Жан Робер должен сейчас же покинуть мой замок!

В ответ дядя Камиллы нахмурился:

– Если Вы сейчас прогоните моего сына, монсеньор, то тем самым нанесёте оскорбление и мне!

В свой черёд, каноник увещевающим голосом произнёс:

– Ведь прошло уже почти пятнадцать лет, монсеньор! Ради нашего Создателя, прошу Вас забыть свою обиду! Пусть крещение Вашего наследника послужит тем событием, которое, наконец, примирит нас всех!

– Я тоже прошу Вас, дорогой супруг, простить моего кузена, как простила его я, – сказала графиня де Сольё. – Давайте не будем омрачать сегодняшнее радостное событие!

– Как скажете, дорогая, – нехотя ответил Кристоф.

Потом все отправились в обеденный зал. Однако трапеза прошла почти в полном молчании, если не считать музыки, которую исполнял приглашённый оркестр. Даже у графа де Оре, казалось, закончились все шутки. После обеда хозяин и его супруга сразу же удалились к себе, а гости разбрелись кто куда. В зале остались только баронесса де Шато-Солен и Изабель с дочерями.

– Мне слишком трудно подниматься взад-вперёд по лестнице, поэтому давайте посидим здесь, сестрица, – сказала Мари. – Заодно подождём наших братьев. Я ещё не беседовала с ними.

– А я уже вдоволь наговорилась с бароном де Монбаром в Париже.

– А как же наш брат-каноник?

– У меня нет желания видеть его.

– Но ведь Вы с детства были его любимой сестрой!

– Вы ошибаетесь, он любил больше Жанну.

– Нет, я помню, он постоянно носил Вас на руках. А потом между вами словно кошка пробежала. Так что случилось?

– Вам лучше не знать!

– Чтобы там ни было, Вы должны простить его! Ведь простила же графиня де Сольё нашего племянника!

– Жану Роберу не стоило появляться здесь!

В этот момент в зал вошёл каноник. Изабель сразу встала:

– Мне нужно выйти!

При виде младшей сестры Антуан де Монбар попытался было обратиться к ней, однако мать Камиллы шарахнулась от него, словно от чумного.

– Наша сестра ничуть не изменилась, – вздохнула Мари. – Всё также упряма и горда.

– Вам не следовало этого говорить при её дочерях, – заметил каноник.

– Ах, падре, я так хочу объединения нашей семьи! Может, скажите, что у вас произошло с Изабель? Тогда, возможно, я смогу примирить вас!

– Боюсь, это невозможно, сестра.

– Кстати, я встретил Вашего грума, – после паузы добавил Антуан. – А куда делся Габриель?

– Если помните, я назначила его своим управляющим, поэтому он остался в поместье. К тому же, Габриель уже постарел, а Жан – то, что надо.

– Вам пора уже думать о душе, сестра!

– Вы, падре, всегда не любили меня, зато очень любили Изабель! А она Вас видеть не желает!

Внезапно Антуан побледнел.

– Прощайте, сестра! – после паузы сказал он.

Пожав плечами, Мари неожиданно тихо заметила девушкам:

– Запомните, племянницы, лучшие любовники получаются из слуг!

После чего добавила:

– Здесь очень душно. Давайте выйдем в сад.

При входе в сад они едва не столкнулись с Жаном Робером, который выскочил оттуда со шпагой в руках.

– Что с Вами, племянник? Почему у Вас шпага в крови?! – возопила баронесса.

– Это Вас не касается, тётушка! – грубо отпарировал тот.

– Да что здесь произошло? – Мари огляделась по сторонам, однако в саду никого не было.

– Кажется, там кто-то стонет, – Камилла указала на лабиринт.

– Нужно посмотреть, что там такое.

Пока Лоренца в одиночку поддерживала их тётушку, Камилла приблизилась к лабиринту. Заглянув туда, она увидела графа де Сольё, сидевшего на земле. Правый рукав его рубашки был разорван и испачкан в крови.

– Никому ни слова! – открыв глаза, произнёс Кристоф.

– Но я должна помочь Вам! – Камилла почувствовала подступающую к горлу тошноту.

Тем временем подошла Мари с Лоренцей:

– Что случилось, монсеньор? Вы весь в крови!

– Я вызвал на поединок Жана Робера, но, к сожалению, не смог убить его, – спокойно пояснил хозяин замка. – Зато он ранил меня в руку, хотя целился в сердце!

– Сейчас моя племянница сбегает за помощью!

– Нет, сударыня. Я не хочу, чтобы Кэтрин увидела меня в таком виде.

– Что же делать?

– Если позволите, монсеньор, я перевяжу Вас, – предложила Булочка.

Граф бросил на неё внимательный взгляд:

– А Вы сможете?

– Да, я изучала медицину.

В отличие от сестры, Камилла не могла выносить ни запаха, ни вида крови, поэтому вызвалась намочить платок в фонтане, чтобы Лоренца смогла промыть рану Кристофа. Вернувшись, девушка услышала конец перепалки между ним и своей тёткой:

– Нет, я не в силах простить его, сударыня, потому что давно ненавижу Жана Робера! И жалею, что не смог убить!

– Но Вы ведь христианин, монсеньор!

– Вы многого не знаете о нём! Помню, когда матушка, овдовев, вышла замуж за барона де Монбара, то переехала жить к нему в замок вместе со мной, моим братом и сёстрами. Тогда я хорошо узнал Жана Робера, который постоянно издевался над Кэтрин, которая тоже жила в Монбаре. Я пытался защитить её, но Жан Робер настроил против меня моего старшего брата и смеялся, когда Амори отвешивал мне подзатыльники.

– Это ведь были просто детские ссоры!

– А что Вы скажете о гибели моего младшего брата, которого матушка родила от барона де Монбара?

– Это был несчастный случай! Брат рассказывал мне, что кормилица вывела Даниеля погулять во двор. Было слишком холодно, и она побежала за шалью. А тем временем мой трёхлетний племянник свалился в колодец!

– Я тоже расспрашивал слуг. Они рассказали, что это Жан Робер усадил Даниеля на край колодца. Только все боялись Вашего племянника, поэтому мой отчим ничего не узнал.

– Я уверена, что Жан Робер сделал это ненамеренно!

– Нет, он поступил так потому, что не хотел делить с моим братом наследство.

– Жану Роберу было всего десять лет, монсеньор!

– Тогда, возможно, Ваш племянник сделал это потому, что ненавидел мою матушку. По крайней мере, ему удалось разбить ей сердце. Она очень страдала после смерти Даниеля и поэтому решила отправиться на богомолье вместе с Амори и моей младшей сестрой. В пути они заразились оспой. Матушка и мой брат умерли, а Мари выжила, но оспа сильно обезобразила её лицо. Поэтому ей оставался один путь – в монастырь.

– Я считаю Жана Робера виновным в гибели не только Даниеля, но также моей матушки и старшего брата, не говоря уже о страданиях Мари, – заключил граф.

– Неужели Вы хотели убить его только из-за простых подозрений?

– Не только, сударыня. Вспомните историю с моей женой: ведь Вы сами были тому свидетельницей!

Мари нервно кашлянула:

– Да, я помню, как после смерти своей второй супруги брат написал мне в Лотарингию и предложил приехать к нему в Монбар, который остался без хозяйки. Конечно, я согласилась выручить Шарля. И что получила взамен за мою доброту?

– Как раз тогда я заехал в Монбар, чтобы проститься с отчимом перед тем, как отправиться в армию. Но барона не оказалось дома. И тут, проходя мимо башни, я услышал крики Кэтрин: Жан Робер заманил её наверх, чтобы взять силой! Не знаю, как я не придушил его на месте! К счастью, он не успел с ней ничего сделать!

– Мой брат хотел в скором времени поженить их! Вот Жан Робер, наверно, и подумал, что раз Кэтрин его невеста…

– Прошу Вас, не продолжайте, сударыня! Иначе меня стошнит!

– Но я сделала всё, что могла! Как только Вы рассказали мне обо всём, сразу отвезла Кэтрин в Саше к сестре. Однако я не могла вынести от брата упрёки в том, что плохо приглядывала за племянником в его отсутствие, поэтому и уехала в Лотарингию!

– Зато барон де Монбар ещё долго не терял надежду уговорить Кэтрин выйти замуж за своего сына. Только спустя шесть лет мы смогли пожениться.

Пока Кристоф препирался с их тёткой, Лоренца ловко промыла ему рану, после чего туго перевязала её уже своим платком. Поблагодарив её, граф де Сольё ушёл, взяв со всех присутствующих клятву, что они будут молчать о происшедшем.

Ссора в Фонтенбло

19 июня 1559 года в Париж прибыл испанский герцог Альба, чтобы по доверенности жениться на Елизавете де Валуа. Альбу сопровождал Руй Гомес де Сильва, граф Мелито, а также принц Оранский и граф Эгмонт. Эти дворяне, принадлежавшие к высшей знати Испании и Нидерландов, должны были также выступать в качестве заложников, гарантирующих точное исполнение Филиппом II всех пунктов договора Като-Камбрези.

На следующий день, 20 июня, в зале дворца Лувр в присутствии всего двора кардинал де Бурбон совершил церемонию обручения Елизаветы с королём Испании в лице герцога Альбы. После церемонии обмена кольцами были устроены бал и банкет. Затем король, королева и Елизавета проследовали во дворец кардинала-епископа Парижа неподалёку от Нотр-Дам, где, согласно обычаю, невеста должна была провести ночь перед своим бракосочетанием.

Рано утром в четверг 21 июня все колокола в столице радостно зазвонили. А залпы пушек разбудили достойных горожан, чтобы они смогли насладиться зрелищем королевской свадьбы. Улицы в окрестностях Нотр-Дам вскоре были запружены шумной толпой, мосты и крыши церквей и домов тоже заполнили зрители. Молодость и красота Елизаветы, а также слухи об её жестоком и холодном женихе возбудили к ней всеобщее сочувствие и любопытство. Перед собором был воздвигнут открытый павильон, потолок которого был покрыт искусной резьбой и расписан геральдическими эмблемами.

Около одиннадцати часов дня отряд швейцарской гвардии возвестил о приближении Альбы. Ему предшествовали пятьдесят пажей, одетых в ливреи дома Толедо. «Жених по доверенности» ехал верхом в сопровождении принца Оранского. За ним следовали граф де Мелито и граф Эгмонт. Колокола Нотр-Дам отбили последний звон, когда герцог прибыл в епископский дворец. Через несколько минут показалась свадебная процессия. Первыми шли епископы и архиепископы в ризах из золотой парчи и кардиналы в митрах. За ними следовали рыцари ордена Святого Михаила в мантиях. Потом появились великий конюший в плаще из золотой парчи, и коннетабль де Монморанси со своим жезлом. Герцогу Лотарингии предшествовал верховный камергер Франции герцог де Гиз.  Дофин же сопровождал Альбу, шлейф мантии которого несли двенадцать пажей. Наконец, появился король Генрих с невестой. Елизавета усилила свою красоту золототканым платьем, настолько покрытым драгоценными камнями, что цвет ткани почти не был виден. На её шее висел портрет короля Филиппа, а корсаж украшала знаменитая жемчужина грушевидной формы, одна из драгоценностей испанской короны, привезённая из Мексики и подаренная Карлу V Фернандом Кортесом. Шлейф этого роскошного платья несли Мария Стюарт и юная герцогиня Лотарингии. Екатерина Медичи и сестра короля шли рядом с невестой. За ними по две шествовали придворные дамы, и у каждой из них шлейф несли две служанки. Последними семенили фрейлины королевы Франции, одетые в одинаковый лиловый атлас, расшитый золотом и мелким жемчугом. Что же касается Камиллы, то она наблюдала за всем из открытого окна второго этажа епископского дворца вместе с другими придворными, которые не принимали непосредственного участия в действе.

Кардинал де Бурбон принял принцессу из рук отца, как только она ступила на помост. По знаку Генриха II к невесте приблизился Альба. После чего были быстро произнесены слова, сделавшие Елизавету католической королевой. Глашатаи по четырём углам помоста громко провозгласили её новый титул и начали бросать монеты в толпу.  Пушка Бастилии тоже салютовала ей и процессия в том же порядке, в каком покидала епископский дворец,  вошла в собор, где была отслужена месса. Покинув церковь, все отправились на банкет.  Затем Елизавета в носилках со своей матерью вернулась назад в Лувр, где всех ждал пышно сервированный ужин. Тем же вечером католическая королева открыла бал вместе со своим отцом, а королева Франции взяла себе в партнёры герцога Альбу. Последующие дни были посвящены подготовке к свадьбе сестры Генриха II с герцогом Савойским, а с 28 июня на улице Сент-Антуан планировалось провести трёхдневный турнир.

Ещё до начала турнира Генрих II решил устроить в честь испанского посла охоту на оленей с гончими в Фонтенбло. Так как эта загородная королевская резиденция находилась всего в тридцати четырёх милях от Парижа, новоявленная королева Испании тоже отправилась туда с собственной свитой. Камилла сидела в карете с другими фрейлинами и с любопытством озирала из окна окрестности. Лес Фонтенбло испокон веков представлял собой охотничьи угодья французской короны. В предыдущее царствование там, на месте старого замка, был воздвигнут новый дворец, для строительства и украшения которого пригласили итальянских мастеров. Ближе к вечеру Камилла увидела, наконец, утопавшие в зелени садов, парков и лесов серо-голубые крыши дворцовых зданий с каминными трубами и шпилями. Девушку поразило то, что вокруг не было никаких оборонительных укреплений.

По каменным плитам кареты въехали в Большой Нижний двор, окружённый со всех сторон постройками, где устраивались рыцарские турниры, празднеста и всевозможные торжества. Элегантный фасад главного здания, возведённого из светлого местного известняка, состоял из пяти трёхэтажных корпусов, напоминающих башни. Между ними находились более низкие здания, которые словно отступали вглубь и были объединены общей крышей. Перед ними тянулась высокая терраса с каменными ступенями посередине. А прямо с открытой лоджии второго этажа спускалась лестница в виде подковы.

Не успела Камилла с другими девушками подняться на террасу, как её догнал Ноэль и увлёк вниз под лестничную аркаду. Прежде, чем дочь банкира открыла рот, молодой человек спросил:

– Вы будете участвовать в охоте?

– Я не люблю охоту.

– Тогда, может, я завтра покажу Вам дворец?

Видя, что Камилла колеблется, барон де Лорьян настойчиво добавил:

– Я хорошо знаю Фонтенбло и его окрестности ещё с той поры, когда мы с братом были пажами короля.

Покои, отведённые Елизавете на втором этаже, были украшеня роскошными гобеленами, фресками и золочёной мебелью. Оглядевшись по сторонам, юная королева заметила:

– Я думаю, что Фонтенбло – самое красивое место на свете.

– Вы согласны со мной, госпожа де Рьё? – обратилась она затем к своей статс-даме Сюзанне де Бурбон, назначенной руководить её двором.

– Да, мадам, – вдова Клода де Рьё, графа д’Аркура, величественно кивнула. – Хотя во Франции много прекрасных замков. Например, Блуа и Амбуаз, не говоря уже о Шамборе.

– Но мне всё же больше по душе Фонтенбло, возможно, потому, что я родилась здесь.

Спустя мгновение Елизавета со вздохом добавила:

– Интересно, есть ли в Испании такие же красивые замки?

Вероятно, желая отвлечь её от грустных мыслей, тётка Анны де Бурбон заметила:

– Я помню, как Вы появились на свет, мадам! Король Франциск, Ваш дед, сказал, что никогда ещё не видел такого красивого и здорового ребёнка!

– А кормилица говорила, что я часто болела, – Елизавета бросила взгляд на Екатерину де Лусель, болтавшую с камеристкой.

– Это чистая правда, мадам! – охотно подтвердила кормилица. – В детстве Вы подхватывали все хвори по кругу. Хотя появились на свет здоровенькой и крупной, в отличие от монсеньора дофина!

– Вы родились 2 апреля, – статс-дама не позволила кормилице перетянуть одеяло на себя, – а спустя несколько недель прибыли послы из Англии. Ваш дед, король Франциск, через них предложил английскому королю стать Вашим крёстным, на что тот с радостью согласился. А Вашими крёстные матерями стали королева Франции и нынешняя королева Наваррская…

– Как я соскучилась по своей крёстной! – воскликнула Елизавета. – После рождения дочери она почему-то не вернулась из Наварры…

Присутствующие дамы переглянулись: Жанна д’Альбре в последнее время была не в чести при дворе из-за своих религиозных убеждений. В свой черёд, Камилла подивилась про себя, как судьба играет людьми: главная протестантка Франции, оказывается, крестила будущую католическую королеву!

– Нужно будет послать приглашение королеве Наваррской на мою свадьбу, – простодушно продолжала между тем Елизавета.

– Простите, мадам, но я думаю, что Вам следует воздержаться от этого, – не выдержала её бывшая гувернантка Луиза де Бретань. – Вряд ли это понравится королю, Вашему супругу!

Королева на секунду задумалась:

– Ну, хорошо. Я ведь всё равно буду проезжать через Наварру. Тогда и увижусь с крёстной!

На этот раз госпожа де Клермон не нашлась, что сказать. Тогда Елизавета снова обратилась к Сюзанне де Бурбон:

– Что там было дальше, госпожа де Рьё?

Пожилая дама растерялась:

– Простите, мадам…

– Если позволите, я расскажу, – перехватила инициативу Луиза де Бретань. – Вас крестил в часовне Фонтенбло монсеньор де Бурбон. Его сопровождало множество других кардиналов и епископов в торжественных облачениях и с митрами на головах. Под звуки хвалебных гимнов мы все вошли внутрь, где был установлен специальный помост с купелью, в то время как король Франциск вместе с дофином и дофиной, Вашими родителями, наблюдал за всем из застеклённой галереи справа. Когда исполняющий обязанности прелат спросил, какое дать Вам имя, вперёд выступили английские послы и нарекли Вас Елизаветой…

Наутро, притворившись больной, Камилла дождалась, когда все уехали на охоту, после чего отправилась на свидание с бароном де Лорьяном. Тот ждал её у входа в галерею Франциска I.

– Внизу, на первом этаже, хранится королевская коллекция картин, – сообщил Ноэль, – которую мы осмотрим на обратном пути.

– Там есть портрет одной итальянской дамы, который мне очень нравится, – добавил он после паузы. – Хотя эта дама брюнетка, но улыбка у неё такая же милая, как у Вас.

После этих слов Камилла не могла не улыбнуться. Вместе со своим спутником девушка медленно двинулась по длинному, узкому проходу, соединявшему бывшие апартаменты Франциска I с той самой часовней Святой Троицы, в которой крестили Елизавету. Галерея поражала контрастом между низкими резными панелями с позолотой и 14 аллегорическими фресками, прославляющими покойного короля. По центру большой стены располагалась «Даная», а напротив – «Нимфа Фонтенбло». Желая скрыть смущение при виде обнажённой аргосской царевны, Камилла сделала вид, будто её заинтересовали изображенные на ореховой панели монограмма Франциска I и его личный герб – Золотая Саламандра.

Заметив это, Ноэль пояснил:

– Саламандра означает бессмертие. Она также символ воинственности, мужественности и стойкости, так как не горит в огне.

– А какую эмблему Вы бы хотели взять себе? – поинтересовался он мгновение спустя.

Подумав о Жанне д‘Арк, Камилла ответила:

– Пылающее сердце…

– …из-за любви? – с серьёзным видом продолжил Ноэль.

– Да, к нашему Творцу.

Дойдя до конца галереи, Камилла задумчиво произнесла:

– Я бы хотела съездить в Италию, чтобы посмотреть на тамошние дворцы!

– Увы, скоро Вы будете любоваться мавританскими замками Испании.

– Я слышала, что там также немало построек, которые возвели христиане.

– И всё же, не могу понять, как только Ваш отец согласился отпустить Вас от себя так далеко!

– Наверно, на отца повлияло мнение матушки. Она так гордится тем, что я вошла в свиту королевы Испании!

– А я не только матушки, но даже мачехи своей не помню, – со вздохом произнёс Ноэль. – Хотя мой брат утверждает, что она любила играть с нами. Бабушка же рассказывала, что Изабель де Сольё была весёлой девушкой и очень подходила моему отцу.

– А как граф де Оре познакомился с Вашей матушкой?

– Её звали Бьянка Контарини и она родилась в семье венецианского патриция. Но после смерти родителей опекуном матушки стал её дядя, кардинал Контарини, который решил выдать её замуж за сына самого дожа. Однако тот был известен всей Венеции своими содомитскими наклонностями…

– Надеюсь, я не шокировал Вас? – спросил после паузы молодой человек.

– Нет, прошу Вас, продолжайте.

– Матушка решила попросить защиты у папы в надежде, что тот найдёт ей более достойную партию. Дабы не уронить чести своей семьи, она переоделась в мужскую одежду и вместе со своей кормилицей и её мужем бежала из Венеции. Однако люди кардинала настигли её и убили слуг. К счастью, там оказался мой отец, который путешествовал с друзьями по Италии. Они обратили в бегство преследователей моей матушки и отвезли её в Рим, где поселили в доме Вашего покойного дяди.

– Так вот почему люди барджелла осаждали его дом!

– Да, кардинал Контарини успел первым принести жалобу Его Святейшеству на беглую племянницу. Однако она уехала вместе с отцом во Францию, и они поженились в Саше.

– А кардинал Контарини больше не преследовал Вашу матушку?

– Он тоже приехал во Францию, но матушке убедила его дать согласие на её брак. Правда, кардинал так и не выплатил отцу обещанное приданое. Но бабушка всегда говорила, что благодарна матушке за то, что она родила нас с Мишелем, и что дети дороже всяких денег!

– Наверно, Ваша матушка была необыкновенная женщина, – заметила после паузы Камилла.

– По рассказам моих родных, она была довольно миловидна, хотя и невысока ростом. К тому же, отличалась твёрдым и решительным характером. Не знаю только, что в ней привлекло моего отца? Ведь он предпочитает женщин мягких и нежных…

– А мне нравятся такие девушки, как Вы, – вдруг добавил Ноэль. – Кажется, я влюбился в Вас ещё тогда, на улице Сен-Жак.

В смущении повернувшись в сторону окон, выходивших во двор со средневековым фонтаном, Камилла после паузы заметила:

– Я слышала, что Фонтенбло назвали в честь источника.

– Да, говорят, его во время охоты нашла собака короля Луи VII по кличке Бло. Чудесный источник дал название и лесу, и замку, и городу.

– Давайте теперь перейдём в Бальный зал, – добавил затем молодой человек.

Покинув галерею Франциска I, они спустились в другой двор, где напротив часовни Святой Троицы виднелась Старая башня, сохранившаяся со времён Меровингов. Иэ этого двора можно было попасть в галерею Генриха II или Бальный зал, который поражал своим размером и великолепием. Его перекрывал деревянный кессонный свод, чьи мощные опоры создавали систему аркад, уходивших в стены на глубину трёх метров и образующих высокие ниши-окна. Стены были обшиты высокими дубовыми панелями, а пространство между ними и потолком занимали восемь фресок, исполненных по эскизам Приматиччо итальянским художником Никколо дель Абате. В западной части находился монументальный камин, украшенный двумя бронзовыми атлантами, а в восточной – верхняя галерея, где во время балов играли музыканты.

– Этот зал был построен по приказу Генриха, который увековечил здесь свою любовь к нормандке с помощью этих вензелей на панелях, – Ноэль указал на букву «Н», венчающую два скрещённых полумесяца.

– А как к этому отнеслась королева? – поинтересовалась Камилла

Молодой человек пожал плечами:

– Наверно, мадам Екатерина считает, что этот зал посвящён ей.

Девушка промолчала, хотя и знала наверняка, что флорентийка вовсе не была наивной женщиной. Между тем барон де Лорьян продолжил:

– Мужчины могут любить нескольких женщин разной любовью…

– И женщины тоже! – возразила Камилла. – Вот я, например, люблю и отца, и брата!

Неожиданно Ноэль расхохотался.

– Надеюсь, кузина, скоро в Вашей жизни появится ещё один мужчина, которого Вы будете любить не меньше, а может, даже больше, чем своих родственников! – отсмеявшись, сказал он.

– Этого не может быть!

– Разве что он будет похож на Амадиса Гальского! – прибавила после паузы Камилла.

– Вы восхищаетесь этим рыцарем?

– Да, мадам Елизавета часто приказывает мне читать вслух книгу о его приключениях.

– Мишель тоже мечтал быть похожим на него. Потому, наверно, и стал мальтийцем.

– А Вы предпочитаете нежиться у домашнего очага?

– Вовсе нет! Я ощущаю недовольство собой, когда пребываю в праздности. Поэтому при дворе мне скучно!

– Тогда почему Вы не стали мальтийским рыцарем, как Ваш брат?

– Дело в том, что я слишком люблю женщин, в отличие от Мишеля!

– Вернее, любил, пока не встретил Вас! – тут же поспешил поправиться спутник Камиллы. – Однако, боюсь, я буду не слишком покладистым мужем, так как мне не нравится сидеть на месте! Я хотел бы стать послом, как барон де Лансак. Он рассказывал мне о своей последней миссии в Италии, где успел даже посидеть в тюрьме!

– Что же мешает Вам последовать его примеру?

Ноэль пожал плечами:

– Кстати, дофин поручил Лансаку сопровождать его сестру в Испанию. И барон предлагал мне присоединиться к нему.

– Но Вы ведь собирались к брату на Мальту…

–Я могу отправиться туда из Испании.

На минуту в зале воцарилось молчание.

– А давайте потанцуем! – вдруг предложил сын графа де Оре.

Камилла улыбнулась: Ноэль словно прочитал её мысли. Не смущаясь отсутствием музыки, они закружилимь по залу. Подняв в танце раскрасневшуюся девушку, барон де Лорьян нежно произнёс:

– Вы похожи на ангелочка, случайно залетевшего в место, где водятся только мрачные и таинственные существа…

– Какие существа?

– Фонтенбло издревна называли «местом королей», потому что, согласно поверью, обитающие здесь духи дают королям силу и помогает им в решении важных государственных вопросов.

Глядя ему в глаза, девушка вдруг вспомнила, что графиня де Оре, бабушка Ноэля, была незаконной дочерью короля Луи ХII. Недаром взгляд молодого человека словно завораживал её: может, ему тоже помогали духи Фонтенбло?

Внезапно в Бальном зале потемнело, словно солнце зашло за тучу, и Камилла невольно вздрогнула.

– Вам холодно? – почувствовав это, спросил Ноэль. – Давайте выйдем наружу!

Однако во дворе объятия полуденной жары заставили его предложить:

– Может быть, прокатимся верхом по лесу?

И девушка снова покорно кивнула. Хотя она пока не решалась себе в том признаться, в глубине души ей нравился барон де Лорьян.

Проехав по парку Фонтенбло, они затем свернули в лес, как вдруг услышали звук рога, в то время как впереди, между деревьями, показалось несколько всадников. Не сговариваясь, молодые люди свернули на одну из прямых дорог, пересекавших лес в разных направлениях. Но тут же услышали за спиной звук копыт:

– Вот вы где!

Обернувшись, Камилла увидела Жана Робера.

– Вы что-то хотели, кузен? – с подчёркнутой вежливостью поинтересовался Ноэль.

– Дело в том, что я был удивлён, не увидев Вас сегодня во время охоты…

– Я показывал дворец мадемуазель де Нери.

– …но ещё больше удивился дофин. Он приказал разыскать Вас.

Барон покосился на Камиллу:

– Передайте дофину, что я скоро появлюсь. Как только провожу мадемуазель де Нери.

– Не беспокойтесь, я позабочусь о кузине.

По лицу Ноэля было видно, что ему не хотелось оставлять Камиллу наедине с Жаном Робером:

– Полагаюсь на Вашу честь, кузен.

– Не сомневайтесь, сударь!

Как только барон скрылся за поворотом, племянник Изабель заметил:

– Теперь я даже рад, что король заключил мир с испанцами. Нас ждут развлечения по случаю свадеб принцесс.

Камилла промолчала, но это не смутило её спутника:

– Жаль, что до сих пор мы мало с Вами общались, кузина. Теперь, надеюсь, за время празднеств мы лучше познакомимся друг с другом.

– Не надейтесь.

– Почему? Да, мой отец повздорил с господином де Нери. Но что мешает нам с вами общаться по-родственному?

– Я бы многое дала, чтобы между нами не было никакого родства и вообще ничего общего.

– А я, наоборот, рад, что у меня такая очаровательная кузина. Но, если Вас не устраивают родственные отношения, мы могли бы с Вами сблизиться по-другому…

Внезапно Жан Робер выхватил у Камиллы из рук поводья, заставив повернуться девушку, которая совсем близко увидела его ухмыляющееся лицо:

– Может, сбежим прямо сейчас вместе, кузина? Как д’Эворт с моей невестой?

– Вы с ума сошли? – Камилла отстранилась.

– Давайте отправимся в ближайшую церковь и обвенчаемся. Ведь мне уже исполнилось двадцать восемь лет, и я могу жениться без согласия отца!

– Я уже говорила, что не люблю Вас!

– А кого Вы любите? Барона де Лорьяна?

Видя, что Жан Робер по-прежнему не отпускает поводья её лошади, девушка быстро спрыгнула на землю и, подобрав свои юбки, побежала к опушке. Однако через минуту племянник Изабель настиг её:

– В этот раз Вам так просто не удастся избавиться от меня, кузина!

Затем, несмотря на сопротивление Камиллы, он подхватил её на руки:

– Скоро Вы сами будете умолять, чтобы я женился на Вас!

– Отпустите меня! Иначе… Если граф де Сольё не смог убить Вас, то мой отец точно не промахнётся!

– Сомневаюсь, что господин де Нери поступит так с собственным зятем!

Свернув в чащу леса, Жан Робер приблизился к большому дубу и положил девушку на мох:

– Вот и наше брачное ложе!

Но как только он попытался навалиться на Камиллу, та достала из ножен подаренный матерью кинжал и кольнула его в бок.

– Что Вы делаете? – Жан Робер сразу вскочил.

Тоже поднявшись, девушка наставила на него острие.

– Думаете, я не справлюсь с Вами, кузина?

Насильник протянул было руку, но Камилла сразу приставила кинжал к своему горлу:

– Скорее, я умру, чем буду принадлежать Вам!

Внезапно она услышала голос Ноэля:

– Отойдите от неё, кузен!

Открыв глаза, Камилла увидела сына графа де Оре со шпагой в руках, в то время как Жан Робер отступил в сторону.

– Защищайтесь! – сверкнув глазами, воскликнул Ноэль.

– Это была шутка! Уверяю Вас, барон, эта девица не стоит Вашей любви! – тем не менее, племянник Изабель достал шпагу из ножен. – Впрочем, если хотите, то можете быть первым…

– Я убью Вас!

При виде скрестившихся клинков нервы Камиллы не выдержали и она громко взвизгнула, как в детстве, когда Ипполито, схватив дохлую крысу за хвост, стал пугать ею своих сестёр. Противники невольно опустили шпаги, в то время как девушка истерично воскликнула:

– Если вы не откажитесь от поединка, я позову стражу! Пусть вас арестуют! Потому что я не могу видеть вас! Обоих!

Роковое предсказание

Камилла водила смычком по струнам, не видя нот, потому что перед глазами у неё всё время всплывал текст записки, которую сегодня утром передал ей один из пажей: «Вы можете быть уверены, что до Вашего отъезда больше не увидите ни меня, ни Вашего кузена. Желаю Вам счастья. Ноэль де Оре».

И, действительно, со дня охоты в Фонтенбло прошло уже три дня, а ни один из этих молодых людей не попадался ей на глаза. По-видимому, настроение девушки повлияло и на музыку, потому что вместо весёлой песенки из-под её смычка лилась какая-то грустная мелодия. Однако Елизавета слушала очень внимательно. Перед этим она отпустила свою свиту, чтобы поболтать с подругами. Вероятно, под воздействием музыки из глаз юной королевы внезапно полились слёзы:

– Мне почему-то не по себе. Я боюсь ехать в Испанию.

– Но я ведь тоже с Вами поеду, мадам, – утешающим тоном произнесла Анна де Бурбон, в то время как Камилла подала Елизавете платок. – Моя тётушка, госпожа де Рьё, тоже будет нас сопровождать, как и мой дядюшка, принц де Ла-Рош-сюр-Йон. И ещё много других дам и кавалеров…

– Не бойтесь, мадам, я сумею защитить Вас от злых испанцев!

Повернув головы, девушки увидели карлика Монтеня, которого подарил дочери Генрих II. До этого шут, вероятно, по своему обыкновению дремал на сундуке возле кровати. Неожиданно он схватил каминную кочергу и принялся махать ею, словно шпагой.

Елизавета невольно улыбнулась сквозь слёзы:

– Хватит, Монтень! Я позову тебя, когда мне понадобятся твои услуги. А сейчас оставь меня наедине с кузиной и мадемуазель де Нери.

– Я боюсь, что не понравлюсь королю, моему супругу, – со вздохом пояснила она, избавившись от карлика.

Камилле был понятен её страх: до Франции доходили слухи о суровом характере Филиппа II, его пренебрежении ко всем людям, кроме испанцев, и якобы жестоком обращении с первой и второй супругами.

Неожиданно дочь герцога де Монпасье с заговорщическим видом произнесла:

– Я знаю, как развеселить Вас, мадам! В числе других даров Вам преподнесли несколько бутылок белого вина. Давайте снимем пробу!

– Но что скажет госпожа де Клермон?

– Ей сейчас не до Вас, потому что вместе с королевой она занята Вашим приданым!

– Загляните-ка в этот буфет, мадемуазель де Нери! – приказала Елизавета.

Попробовав драгоценное испанское вино, королева и вправду повеселела:

– Помните, как мы познакомились, мадемуазель де Нери? Вы тогда ещё спели мне песенку…

– Какую песенку? – Анна де Бурбон ревниво посмотрела на Камиллу.

– Спойте, мадемуазель де Нери!

– Но, мадам… Мне так стыдно!

К счастью, в этот момент кто-то постучался в дверь.

– Войдите! – крикнула дочь Генриха II, как только Камилла убрала оплетённую бутылку обратно в буфет.

Вошёл паж и доложил, что пришёл дофин с супругой. Поцеловав руку сестры, Франциск заметил:

– Здесь стоит какой-то странный запах!

Елизавета слегка покраснела:

– Матушка к свадьбе подарила мне новые духи.

– Подумать только, сестра, Вы – католическая королева! – воскликнула Мария Стюарт, в свой черёд, присев на табурет рядом с золовкой.

Камилле почудилась в её возгласе зависть. Несколько лет Елизавета пребывала в тени шотландки. И вот теперь, наконец, старшая дочь короля заняла подобающее ей по рождению место.

– Но это ещё пока брак по доверенности, сестра, – добродушно ответила Елизавета. – А настоящее венчание состоится в Испании.

– Зато в Вашу честь король решил устроить трёхдневный рыцарский турнир! – произнёс с радостным видом дофин. – И я тоже буду в нём участвовать!

Королева Испании озабоченно посмотрела на брата:

– На Вашем месте, монсенор, я бы поберегла себя!

– Нет, всё решено! Я посвящу свою победу королеве-дофине! – наследник престола с улыбкой посмотрел на свою красавицу-супругу.

– Но, может, Вам следует прислушаться к совету католической королевы? – ответила с улыбкой шотландка.

Франциск пожал плечами:

– Если верить астрологам, то поберечься следовало бы королю. Помните, что предсказал ему мэтр Лука Горио?

– Да, помню, – серьёзно ответила Елизавета.

– А я – нет! – Мария с любопытством посмотрела на своего супруга.

– Астролог папы предупредил, что моему отцу следует избегать участия в рыцарском поединке в возрасте от сорока до сорока одного года, поскольку именно в этот период ему угрожает ранение в голову, которое может привести к слепоте или даже к смерти.

– В марте королю как раз исполнилось сорок, – добавила Елизавета.

В ответ шотландка пренебрежительно махнула изящной ручкой:

– Не стоит доверять какому-то итальянцу, сестра! Ведь король отличается крепким здоровьем и постоянно занимается физическими упражнениями! Он без труда управится с любым сильным противником!

– А как же пророчество Нострадамуса? – возразила Елизавета.

И тут же процитировала:

Старого льва победит молодой,

Страшной дуэли печален исход:

Глаз ему выколов в клетке златой,

Сам он ужасною смертью умрёт.

Мария Стюарт улыбнулась:

– Канцоны Нострадамуса слишком туманны. Если король не поверил какому-то лекарю, который на досуге решил заняться астрологией, то почему я должна ему верить?

– Королева, моя матушка, очень серьёзно отнеслась к этим предсказаниям…

– Зато герцогиня де Валентинуа считает, что это всё чепуха!

Внезапно шотландка прикусила язычок. По лицу Елизаветы дочь банкира де Нери поняла, что та едва сдерживается. Как бы случайно Камилла задела струну виолы, и взоры присутствующих тотчас обратились на неё.

– Давайте потанцуем напоследок, сестра! – вдруг предложила Елизавета своей невестке. – А мадемуазель де Нери нам подыграет!

Первой закружившись в танце, она затем увлекла за собой Марию.

Выйдя из покоев своей госпожи, Камилла отправилась в сад, где, как ей передали, её ждал Луи де Оре. Предчувствуя неприятный разговор с отцом Ноэля, девушка не слишком торопилась. Граф стоял возле ворот.

– Воистину настали печальные дни: дряхлая Испания обвенчалась с молодой и цветущей Францией! – при виде Камиллы громко произнёс он

Хотя девушка догадалась, что Луи имеет в виду брак Елизаветы с Филиппом II, но не нашлась, что ответить.

Тем временем граф взял её за руку:

– Я хочу Вас похитить на время, Ангелочек!

За воротами их уже ждал слуга, державший на поводу лошадей. Посадив Камиллу позади себя в седло, Луи пустил свою лошадь шагом. Вскоре они подъехали к таверне. Внутри не было никого, кроме трактирщика с супругой.

– Я вижу, у тебя пусто, милейший? – оглядевшись вокруг, племянник Изабель бросил шляпу на стол, а сам уселся на бочонок, заменявший стул.

– Да, сеньор, – подобострастно кланяясь, ответил трактирщик – Но скоро после турнира народ сюда повалит!

– Садитесь, – граф величественно указал девушке на другой бочонок.

После чего он поинтересовался:

– Что Вы желаете, мадемуазель де Нери?

– Благодарю Вас, монсеньор, но я не хочу есть. Разве только стакан воды…

– Так, значит: бутылку бургундского для меня и полштофа сладкого для мадемуазель! Ну а на закуску мне – дичь, а ей – пирожных!

– Скажите, мой сын чем-то оскорбил Вас? – едва только хозяин отошёл, сразу взял быка за рога Луи.

Камилла ещё больше смутилась:

– Что Вы, монсеньор!

– Тогда почему Вы обидели его?

– Но… я не понимаю Вас.

Собеседник Камиллы вздохнул:

– Послушайте, Ангелочек, Ноэль – мой любимый сын и у него нет тайн от меня! Так вот, позавчера он явился ко мне сам не свой и заявил, что немедленно уезжает к брату на Мальту, не дожидаясь конца празднеств. Пришлось дать ему своё благословение. Но перед этим он рассказал, что вызвал на дуэль сына барона де Монбара… из-за Вас.

– Это правда, монсеньор, Жан Робер хотел взять меня силой, а Ваш сын встал на защиту моей чести.

– Почему же тогда Вы заявили, что не хотите больше видеть его?

Девушка опустила голову, в то время как граф де Оре продолжал:

– Если Вы не любите моего сына, то не должны были внушать ему напрасных надежд. Неужели Вы не знаете, что если девица не говорит ни «да», ни «нет», значит, она кокетничает с мужчиной?

Видя, что Камилла снова промолчала, Луи вздохнул:

– А известно ли Вам, что прежде, чем уехать, Ноэль, несмотря на свою обиду, позаботился о Вас? Так как Жан Робер очень дорожит расположением герцога де Гиза, мой сын пригрозил, что расскажет этому вельможе о его недостойном поведении, если он посмеет только показаться Вам на глаза. И ещё попросил меня присмотреть за Вами до Вашего отъезда в Испанию.

Внезапно из глаз Камиллы градом полились слёзы.

– Ну, ну, если Вы сейчас не прекратите, Ангелочек, то у нас не получится никакого разговора. Вот, выпейте это! – отец Ноэля пододвинул к ней полный стакан.

Глотнув неразбавленного вина, девушка закашлялась и потянулась к кувшину с водой. Придя в себя, она сказала:

– Простите, монсеньор. Я не хотела обидеть Вашего сына!

– Тогда объясните своё поведение!

Нехотя Камилла принялась рассказывать графу о событиях на улице Сен-Жак. Луи слушал её внимательно, не перебивая, лишь только изредка потягивал вино из кубка. Когда же девушка закончила, он задумчиво изрёк:

– А вот об этом Ноэль ничего не рассказывал мне, вероятно, потому, что не хотел скомпрометировать Вас. Однако могу предположить, что мой сын тогда принял Вас за одну из распутных девиц с улицы Ла Бурдезьер. Тем не менее, я уверен, что он в любом случае не допустил бы насилия над женщиной, к какому бы сословию она не принадлежала!

– Теперь я знаю это, – Камилла снова шмыгнула носом. – Просто, когда барон де Лорьян скрестил клинок с моим кузеном, я очень сильно испугалась, потому что не переношу вида крови.

Неожиданно граф взял её за подбородок:

– Значит, я могу написать сыну, что вы вовсе не ненавидите его?

Девушка покраснела:

– Да, монсеньор.

– Вот и славно!

– Ноэль – добрый малый, – добавил Луи, – не обижайте его больше, Ангелочек.

По просьбе Камиллы граф отвёз её на улицу Розье, однако сам не стал заходить в дом, объяснив это тем, что сильно спешит. В связи с королевскими свадебными торжествами банкир де Нери вернулся с семьёй из Берси в Париж, поэтому в коридоре девушка увидела своего брата.

– С кем ты приехала, сестричка? – удивился тот.

– С графом де Оре.

– А где он?

– Граф поехал дальше. У него какие-то дела.

– А что делают наши родители и Булочка? – поинтересовалась, в свой черёд, Камилла.

– Отец в студии. Булочка у себя, наверно, шьёт приданое. А матушка занята гостем.

– Что за гость?

– Её старый друг, то ли поэт, то ли священник. Уж не знаю, как его правильно величать, – насмешливо произнёс брат Камиллы.

– Ты имеешь в виду господина де Ронсара?

– Да. Я из вежливости немного посидел с ними. Но потом мне надоело всё время кричать, так как иначе он ничего не слышит! Да и его любовные вирши наводят на меня тоску…

Войдя в зал, Камилла увидела такую картину: Изабель сидела на диване, а перед ней на одном колене стоял придворный поэт Генриха II и громко читал вслух:

Пастушка песнь поёт, крутя веретено,

И тоже о любви. Пастух влюблён давно,

И он запел в ответ. Всё любит, всё смеётся.

Всё тянется к любви и жаждет ласки вновь,

Так сердце есть у Вас? Неужто не сдаётся

И так упорствует и гонит прочь любовь?

Из-за глухоты Ронсар не услышал лёгких шагов девушки. Да и супруга банкира, внимавшая ему с улыбкой, тоже не сразу увидела дочь. Постороннему наблюдателю показалось бы, что он присутствует при любовной сцене. Однако Камилла знала, что её мать и поэт знакомы больше двадцати лет и что их связывает только бескорыстная любовь к поэзии. Тем не менее, наконец, заметив дочь, Изабель слегка покраснела:

– Откуда ты взялась, Камилла?

Ронсар же встал с колен и церемонно поклонился девушке. Он родился в знатной семье и когда-то служил пажом у Франциска I. Но потом перенёс одну неприятную болезнь, следствием которой стала глухота. Недуг заставил молодого человека забыть о военной и дипломатической карьере и позволил ему сосредоточиться на науке и изучении античной поэзии. Лет пятнадцать назад он принял тонзуру от Манского епископа. Этот обряд предшествовал вступлению в сан священника и позволял пользоваться церковными субсидиями. И сейчас, в чёрном одеянии с белым воротничком, Пьер Ронсар походил на священника, которым так и не стал. Зато в качестве королевского стихотворца он был назначен учителем Марии Стюарт.

Выслушав дочь, Изабель затем продолжила разговор с гостем:

– Если Вы призываете подражать древним авторам, господин Ронсар, то почему свои стихи пишите на французском языке?

– Потому что считаю, сударыня, что наш язык не менее благозвучен, чем латынь и итальянский. Однако, в отличие от Маро, наша «Плеяда» не признаёт поэтов старой французской школы, потому что они занимались пустым времяпровождением, в то время как поэзия – это серьёзный упорный труд!

– Я тоже грешна, так как иногда занимаюсь этим «пустым времяпровождением», – улыбнулась мать Камиллы.

– В Ваших стихах, сударыня, есть стремление к Красоте! – горячо возразил Ронсар. – А для поэзии – это главное!

– Жаль, что в Вашу «Плеяду» не принимают женщин…

– Увы, ведь мы создали своё сообщество в подражание семи александрийским поэтам! А Сафо, да не будет обидно Вам сравнение с этой гетерой, туда точно не входила!

– Мне кажется, матушка, Ваши стихи ничуть не похожи на те, что писала Сафо, – заметила Камилла, когда поэт ушёл.

– Господин де Ронсар просто пошутил. Хотя сравнение с Сафо мне очень лестно.

Разговоры о поэзии всегда благоприятно действовали на настроение её матери, и Камилла решила воспользоваться этим. Однако, не зная, как свести беседу к интересующей её теме, она не нашла ничего лучше, чем спросить:

– Скажите, матушка, а Вы верите предсказаниям астрологов?

– Что ты имеешь в виду, дочь моя?

Когда Камилла рассказала ей о пророчествах Горио и Нострадамуса, Изабель спросила:

– А раньше их предсказания сбывались?

– Не знаю, матушка.

– Помнишь, я как-то рассказывала о Бертиль, колдунье из тех краёв, где я родилась?

– Да.

– Бертиль никогда не училась астрологии, но её предсказания всегда сбывались. Она предупредила моего первого мужа, барона де Лорьяна, что он умрёт на следующий день после венчания. Но Жиль всё равно женился на мне и погиб. А мне напророчила, что я буду любить трёх мужчин, но только с последним обрету счастье…

Изабель внезапно осеклась, в то время как Камилла удивлённо заметила:

– Я думала, что Вы были только дважды замужем, матушка.

– Второй мужчина, которого я полюбила, не был моим мужем. Мы не могли пожениться из-за его духовного сана.

– Кажется, я догадываюсь, кто это был, матушка. Хотя не могу себе представить, как можно влюбиться в собственного брата!

– Ты с ума сошла, Камилла! Причём тут мой брат?

– Но я думала, что Вы говорите о своём брате-канонике…

– Как только тебе в голову такое могло прийти!

– Моя тётушка, баронесса де Шато-Солен, утверждала, что он очень сильно любил Вас!

– Да, как-то Антуан предложил мне бежать с ним в другую страну, чтобы жить там как муж с женой. Но я сразу поставила его на место и прервала с ним всякие отношения!

– Ладно, видно придётся открыть тебе правду, – после паузы добавила мать Камиллы. – Когда мой первый муж погиб на дуэли, я хотела уйти в монастырь. Но мой племянник, нынешний граф де Оре, уговорил меня поехать с ним и его друзьями, Анджело и д’Эвортом, в Италию. Сначала мы посетили Флоренцию, а потом – Рим. Там я познакомилась с кардиналом Медичи, который и стал моей второй любовью.

– А моей отец знает об этом?

– Конечно. Наш роман с кардиналом развивался у него на глазах. Анджело уже тогда был влюблён в меня и ревновал, но не подавал вида. Вскоре кардинал отправился с важной миссией к императору в Тунис, но в пути скончался. Вернее, его отравили. А потом я вышла замуж за банкира де Нери.

– Наверно, отцу было неприятно, что граф де Оре дал при крещении моему брату имя кардинала?

– Мой племянник всегда был шутником. Что же касается мужа, то он как-то сказал, что носить имя такого благородного человека, как кардинал Медичи, это честь.

– Сколько лет живу с Анджело, столько он удивляет меня, – задумчиво заключила мать Камиллы.

– Мой отец – самый благородный человек на свете! Пусть даже его предки были купцами!

– Да, поэтому я и полюбила его.

– Но почему тогда Вы, матушка, не захотели принять выбор моей сестры? Если считаете, что любят не за происхождение и богатство!

– Когда ты сама станешь матерью, то поймёшь меня, – неожиданно Изабель обняла дочь. – Я очень хочу, что бы вы, мои дети, были счастливы.

– Тогда простите Шарлотту д’Эворт!

Мать Камиллы сразу нахмурилась:

– Но при чём тут мадемуазель д’Эворт?

– Мой брат любит её.

– Только этого не хватало!

– Вам ведь всегда нравилась Шарлотта!

– Моя покойная сестра, графиня де Оре, очень доверяла ей, и я – тоже. А эта девушка не оправдала моего доверия и предала память моей сестры.

– Простите, матушка, но я не могу согласиться с Вами. Шарлотта поступила так из любви к своему брату. К тому же, на месте Констанцы я бы тоже сбежала от Жана Робера.

– Если ей не понравился мой племянник, она могла бы просто отказать ему!

– И снова оказаться в монастыре?

– И всё-таки, я не могу простить её!

– Мадемуазель де Морле всё равно, простите Вы её или нет. Да и она нам чужая по крови. А вот Шарлотта – внучка Вашего брата, барона де Монбара. Если бы Вы прочитали её письмо, то поняли бы, как она сильно переживает из-за своего поступка!

– Я мечтала не о таких брачных союзах для Ипполито и Лоренцы!

После слов Изабель в зале воцарилась тишина. Немного успокоившись, она сказала дочери:

– Подай-ка мне персик. Что-то в горле пересохло.

Но едва Камилла протянула руку к серебряному блюду на столе, как её мать спросила:

– Что у тебя блестит на правом запястье, под кружевом?

– Стеклянные бусы – я ношу их вместо браслета.

– Это барон де Лорьян тебе подарил?

Девушка замялась:

– Почему Вы так решили, матушка?

– Потому что это бусы его покойной матери!

– Да, я согласилась принять их в подарок от кузена. Ведь они, наверно, не слишком дорогие…

– Ты ошибаешься, дочь моя. Твои бусы называются «розетта» из-за особого рисунка на них, и это – муранское стекло. Такие украшения в Венеции носят только знатные люди, а иностранцы ради них специально приезжают в Мурано. Стеклодувам не разрешают покидать родной остров под страхом смерти, дабы они не разгласили секреты своего мастерства, зато взамен им дарована привилегия выдавать дочерей замуж за аристократов. Отец Бьянки подарил эти бусы своей невесте в день обручения на счастье и любовь…

Выслушав мать, Камилла вздохнула: вероятно, ей придётся вернуть бусы Ноэлю. А жаль: ведь они такие красивые! Между тем Изабель продолжала:

– Признайся, ты помолвлена с сыном графа де Оре?

– Нет, матушка.

– Ты говоришь мне правду?

– Да. Вряд ли он вспомнит обо мне, когда вернётся с Мальты.

– Жаль. Лучшей партии для тебя не найти.

– Вы думаете, брак с бароном де Лорьяном спас бы меня от проклятия Лалена?

Мать Камиллы вздрогнула:

– Кто тебе рассказал об этом?

– Моя сестра.

– Бертиль пообещала снять проклятие с нашего рода. Но взамен каждый из членов нашей семьи должен был пожертвовать самым дорогим, что у них есть. Все мои братья и сёстры сделали это, даже Антуан, который так и не принял монашеский сан. Все, кроме меня!

– Вы не виноваты, матушка! Я бы тоже не смогла принести такую жертву…

– Нет, виновата! Мне нужно было отказаться от Жиля! Тогда он был бы жив и вам, моим детям, не угрожало бы проклятие Лалена!

– Не бойся, никто не станет принуждать тебя к браку, – смахнув слезу, устало добавила Изабель. – Я сама впервые вышла замуж в двадцать лет, а моя подруга Эйми л’Эстранж – в тридцать. И это не помешало ей родить четырёх сыновей!

Этот знаменательный разговор Камиллы с матерью состоялся 29 июня 1559 года. А на следующий день, во время последнего рыцарского турнира, капитан Монтгомери смертельно ранил Генриха II отлетевшим осколком копья в глаз.

Путешествие королевы

Из-за горных цепей, которыми окружена Гвадалахара, дожди здесь выпадают редко да и сильные ветры отсутствуют. Шесть веков назад через реку Энарес, в долине которой выпасали стада овец, на римском фундаменте арабы построили мост. По левую сторону от него возвышается величественная крепость Алькасар, когда-то защищавшая город от нападений мавров. Однако настоящей гордостью Гвадалахары является дворец герцогов Инфантадо, принадлежащий роду Мендоса, чей герб виднеется над главным порталом в мавританском стиле.

Рано утром Камилла вышла со своей нянькой во внутренний двор дворца подышать свежим воздухом.

– Почему у тебя такой испуганный вид, Марион?

– Как же мне не бояться, мадемуазель! Ведь нам придётся жить в новом Вавилоне, населённом нечестивцами, идолопоклонниками и лжепророками.

– Но ты сама вызвалась ехать со мной.

– Я не могла отпустить Вас одну!

– В таком случае, держи язык за зубами и ходи к мессе с остальными слугами. Иначе погубишь и меня, и себя.

– Ради Вас, мадемуазель, я готова потерпеть!

– Ладно, ступай!

Спустившись со второго этажа, девушка огляделась по сторонам. Снаружи, благодаря своему узорчатому фасаду, дворец казался похожим на маленькую гранёную шкатулку. Но главная красота была во внутреннем дворе, который назывался «Львиным» из-за повторяющегося рельефа с изображением двух львов между нижними колонами, в то время как над арками второго этажа красовались грифоны. Любуясь уникальным мраморным кружевом, Камилла одновременно вспоминала предыдущие события.

Сама она не присутствовала на роковом турнире, но когда узнала о его исходе, сразу поспешила в Турнель, чтобы поддержать Елизавету, чьё брачное торжество было омрачено ужасной трагедией, имевшей роковые последствия для всей королевской семьи. На следующий день после того, как Генрих II навеки закрыл глаза, герцог де Гиз и кардинал Лотарингии, родные дядья Марии Стюарт, перебрались вместе с новым королём и королевой из дворца Турнель в Лувр. За ними туда же последовала Екатерина Медичи с остальными детьми. Однако именно Гизы стали теперь хозяевами положения: отныне кардинал отвечал за финансы и государственные дела, а герцог – за командование войсками, отстранив всех принцев крови и королеву-мать от управления.

В течение всего июля Елизавета жила в уединении с матерью в Лувре, хотя Альбе и приехавшим с ним дворянам разрешалось навещать их. Однако через несколько недель эти так называемые «заложники» один за другим под разными предлогами покинули Париж. Вероятно, желая загладить неприятное впечатление от бегства Альбы и иже с ним, католический король прислал в Сен-Жермен, куда в августе переехала Елизавета с матерью, графа Мелито. Тот вручил молодой королеве любовное послание от супруга и шкатулку с редкими драгоценными украшениями, принадлежавшими матери Филиппа II, императрице Изабелле Португальской. Через своего посла Шантоне супруг Елизаветы пытался всячески ускорить её отъезд. Однако Екатерина Медичи решила, что её дочь обязательно должна присутствовать на коронации своего брата, Франциска II, состоявшейся 18 сентября 1559 года в сырую ненастную погоду в Реймсе.

Из Реймса двор отправился в Блуа. Именно там Камилла со слезами на глазах попрощалась со всеми своими родными, кроме Оттавио, который уехал во Флоренцию. В королевской семье тоже не обошлось без слёз. Первой уехала в Лотарингию вместе со своим супругом Клод де Валуа, потом настал черёд Елизаветы и герцогини Савойской. 18 ноября последняя отправилась из Блуа в Ниццу, а Екатерина Медичи с Франциском II и другими детьми проводила старшую дочь до Шательро.

Незадолго до этого у Камиллы состоялся разговор с флорентийкой. Когда девушка вошла в покои королевы-матери, её поразили изменения в обстановке: все стены, окна и даже пол были затянуты чёрной материей, а над камином вместо прежней радуги висело изображение сломанного копья с надписью: «Отсюда слёзы мои и моя боль». Сама Екатерина сидела за столом перед двумя зажжёнными свечами в чёрном траурном одеянии с маленьким белым воротничком. Её лицо осунулось, и с него исчезла прежняя улыбка.

– Господин де Нери оказал нам значительные услуги, – начала без обиняков Екатерина. – Ваша матушка тоже служила двум королевам. Теперь пришёл Ваш черёд, мадемуазель де Нери.

– Я внимательно слушаю Вас, мадам.

– Так вот, в свите католической королевы, моей дочери, Вы – моложе всех, поэтому есть надежда, что за Вами не будут так пристально следить, как за остальными. Тем не менее, будьте осторожны. При дворе моего зятя достаточно лиц, которые будут сообщать мне все новости. А Ваша задача – сделать всё возможное, чтобы облегчить пребывание королевы, моей дочери, в Испании и, в случае чего, предупредить её об опасности.

– Я имею в виду интриги кастильцев, которые, без всякого сомнения, попытаются заставить мою дочь забыть об её семье и Франции, – добавила флорентийка.

– Обещаю сделать всё, что в моих силах, мадам.

– Бене. Я вижу, что не ошиблась в Вас. Однако все письма вскрываются кардиналом Лотарингии. Поэтому, если произойдёт что-то важное, напишите своей матери, а господин де Нери мне всё передаст.

– Хорошо, мадам.

– И ещё. Если королеве, моей дочери, или Вам понадобится совет в женских делах, обращайтесь к госпоже де Клермон, которой мы полностью доверяем. А коли дело коснётся политики, тут следует обратиться к епископу Лиможа, послу короля, моего сына, в Испании. В своё время он хорошо послужил королю Франциску, моему свёкру, и королю Генриху, моему незабвенному супругу. Если же вдруг Вы не сможете связаться с ним, то доверьтесь господину де Лансаку, который будет сопровождать мою дочь в Испанию.

– Я сделаю всё так, как Вы сказали, мадам.

– В таком случае, Вы будете щедро вознаграждены. И да хранит Вас Бог, мадемуазель де Нери!

25 ноября кардинал Карл де Бурбон и принц Ла-Рош-сюр-Йон привезли молодую королеву в Бордо, где её тепло приняла крёстная Жанна д’Альбре с супругом. Рождество молодая королева праздновала у них в По. Затем на границе король Наварры должен был передать Елизавету мужу. Однако католический король, сославшись на непогоду, отправил вместо себя герцога Инфантадо и его брата, кардинала Мендосу, которые должны были принять Елизавету на широкой горной равнине между Ронсесвальесом и Эспиналем.

Последний день декабря Елизавета провела в Сен-Жан-де-Пье-де-Порт, где ей предоставили триста пятьдесят мулов, чтобы дать отдых уставшим лошадям. Второго января королевский кортеж по горной дороге, преодолев снег и ветер, достиг монастыря Нуэстра-Сеньора-де-Ронсесвальес, где у дверей церкви вместе с братией королеву встретили несколько переодетых представителей испанской знати. Помолившись, Елизавета хотела было отдохнуть, однако назойливые испанцы вошли в её комнату и не оставляли её в покое до тех пор, пока она не отослала их. Вечером того же дня началась снежная буря и Антуан Бурбон счёл нужным отправить в Эспиналь, где находился герцог Инфантадо со своей свитой, гонца с просьбой, чтобы испанцы приехали сами за королевой в связи с непогодой. Тем не менее, герцог отказался приехать и заявил, что будет ждать их в ранее условленном месте, то есть в миле от Ронсесвальеса. Это вызвало негодование среди французских дворян, а король Наварры повторил свою просьбу, мотивируя её тем, что нежной и хрупкой Елизавете трудно будет в непогоду приветствовать испанцев из открытых носилок, а тем – стоять перед ней на коленях в снегу с непокрытой головой.

В четверг, 4 января 1560 года, Елизавета публично пообедала с настоятелем в трапезной монастыря. Но как только она удалилась, переодетые испанцы завязали весёлую беседу с её дамами и фрейлинами, расспрашивая их об их именах и семьях. Следующее утро принесло потепление: вместо снега полил дождь. Помня наставления матери, Елизавета сочла разумным не настраивать против себя могущественный дом Мендоса, и сообщила Антуану Бурбону, что намерена немедленно отправиться в то место, которое назначил Филипп II. С неохотой под проливным дождём свита королевы начала готовиться к отъезду, но едва монахи распахнули ворота, как появились гонцы, одетые в цвета дома Мендоса. Вероятно, герцог Инфантадо, поразмыслив, счёл возможным отойти от церемониальных предписаний и сообщил, что прибудет в течение получаса.

По приказу короля Наварры в нижнем зале монастыря были поспешно развешаны чёрные драпировки (в связи с трауром по Генриху II) для того, чтобы испанские послы смогли предъявить там свои письменные полномочия кардиналу де Бурбону, который сидел под балдахином в окружении ещё двух кардиналов, графа дю Бари и трёхсот кавалеров. Елизавета ожидала послов в своей приёмной над залом. Погода тем временем ухудшилась: наряду с дождём стал срываться мокрый снег, на улице потемнело и в монастыре зажгли факелы. О прибытии послов сообщила военная музыка, а потом хор в капелле запел: «Te Deum Laudamus». Впереди шли двадцать пять телохранителей с белыми жезлами, за ними – представители самых знатных домов Испании и, наконец, герцог Инфантадо в синей парчовой одежде с соболиной опушкой и кардинал Мендоса в церковном парадном облачении. После церемониальных приветствий герцог со своим братом и кардиналом де Бурбоном поместился под балдахином. Был зачитан вслух указ Филиппа II, предписывающий своим посланникам встретить, приветствовать и с честью перепроводить к нему его возлюбленную супругу донью Марию Изабель де Валуа (такое имя дали Елизавете испанцы). Пока внизу происходил обмен любезностями, толпа дворян, не поместившаяся в зале, поднялась наверх и набилась в приёмную королевы.

Елизавета уже сидела в кресле рядом с королём Наварры и принцем де Ла-Рош-сюр-Йон. По левую руку от неё поместились Сюзанна де Бурбон с племянницей и Луиза де Бретань. Остальные члены свиты королевы образовали полукруг по обе стороны от помоста. За креслом Елизаветы стоял дон Лопес де Гусман, её церемониймейстер, в обязанности которого входило называть различных особ испанского двора своей госпоже, когда они приближались, чтобы поцеловать её руку. Желание испанцев увидеть свою новую государыню было так велико, что они забыли всякие приличия и порядок. Когда герцог Инфантадо и кардиналы поднялись в приёмную, то не смогли пробиться к помосту. В приёмной началась давка и дамы королевы вместе с фрейлинами, кроме тех, что сидели под балдахином, были вынуждены удалиться. Во время всей этой суматохи, пожалуй, одна Елизавета сохранила достоинство и самообладание, награждая каждого доброжелательной улыбкой. Однако когда испанские послы, наконец, приблизились к ступеням помоста, румянец на её щеках побледнел. Королева встала и сделала шаг вперёд. Внезапно, бесцеремонно опередив своего брата, герцог Инфантадо поспешил встать на колени и поцеловать её руку, после чего Елизавета жестом велела ему подняться и занять почётное место слева от помоста. Тем временем кардинал Мендоса, сильно обескураженный таким грубым нарушением этикета, хотел тоже встать на колени, но Елизавета, не допустив этого, коснулась губами его лба. Отдав также должное принцам и принцессам крови, прелат затем сказал несколько приветственных слов своей новой государыне и получил от неё такой же доброжелательный ответ. В связи с тем, что Елизавета хотя и понимала испанский язык, но не говорила на нём с лёгкостью, её слова переводил барон де Лансак. Затем герцог Инфантадо вручил Антуану Бурбону грамоту, подписанную Филиппом. На что король Наварры заявил:

– Господа, в соответствии с приказом, который я получил от их христианнейших величеств, я передаю вам эту принцессу из семьи величайшего монарха христианского мира. Я знаю, что вы были благоразумно выбраны королём, вашим повелителем, для её попечения, и не сомневаюсь, что вы достойно оправдаете это доверие. Поэтому я с уверенностью передаю свои полномочия в ваши руки, моля вас в то же время особенно заботиться о её здоровье, ибо она заслуживает такого внимания. Кроме того, мессеры, я хотел бы сообщить вам, что никогда прежде Испания не получала такого совершенного образца добродетели и грации, каковым вы её впоследствии признаете.

После этих слов он преклонил колено и, поцеловав руку Елизаветы, попрощался с ней. И тут сила духа, казалось, покинула молодую королеву. Дочь Генриха II встала, не в силах произнести ни слова. В этот момент к ней приблизился кардинал Мендоса и, воздев руки над её поникшей головой, пропел XLIV псалом:

– Слушай, дочь, и смотри, и преклони к словам моим слух свой…

А его брат, архидиакон Толедо, тут же подхватил:

– …забудь (отныне) народ свой и дом отца своего.

После этих слов, которые, казалось, навсегда разлучали её со всеми, кто ей был дорог, по щекам четырнадцатилетней королевы потекли слёзы, и она вне себя от горя бросилась в объятия Антуана Бурбона. Теперь уже герцог Инфантадо был ошарашен таким вопиющим нарушением этикета. В тревоге бросив взгляд на своего брата-кардинала, он взял Елизавету за руку и попытался увести её с помоста со словами:

– Вашему Величеству не подобает опускаться до подобной фамильярности!

Его слова отрезвили королеву: гордо вскинув голову, она выдернула свою руку и подозвала к себе Луи де Лансака. После чего попросила последнего объяснить испанцам:

– Я решила обнять короля Наварры и его брата, кардинала де Бурбона, потому что королева, моя мать, велела мне сделать это по двоякой причине: во-первых, они мои близкие родственники и принцы крови, и ещё потому, что таков обычай во Франции.

На это заявление герцог ответил поклоном, а Елизавета вслед за своими дамами спустилась с помоста. Герцог Инфантадо встал по левую руку от неё, а кардинал Мендоса – по правую. В сопровождении короля Наварры, кардинала де Бурбона и других она вышла во двор, где уже были приготовлены носилки, и уселась в них вместе с Сюзанной де Бурбон, своей первой почётной дамой. Вскоре она покинула монастырь под звук труб, которые с тех пор стали сопровождать все входы и выходы католической королевы.