Читать онлайн Чаровница

© Синан Джейда, 2025

ISBN 978-5-0065-3176-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие.

Она влюбилась. Это точно. Влюбилась до блесток в глазах и глупых улыбок. Карвахол – ее судьба. На этом и на том свете. И она ни за что от него не откажется, даже из- за своей бесчувственной хозяйки, которой вовек не понять теплых чувств, согревающих грудь, когда твой человек, родной не по крови – по духу, находится рядом, рука об руку. Карвахол всегда смотрел на Мэнди так, словно в мире нет иного счастья, чем заглядывать в ее синие глаза. Нет, она ни за что не позволит хранительнице вмешаться в их отношения и все испортить; поэтому она должна хранить все в тайне.

Неделю назад, а может месяц – Мэнди не могла бы определить точнее, время в этом мире шло иначе, чем в человеческом- хранительница сочла ее любовь опасной и заставила девушку обещать ей навсегда расстаться с Карвахолом, напоминая, что ее долг, как помощницы – заботиться о сохранности хаба и чтобы корзинка в доме хранительницы всегда была полна ими. А приняла отношения Мэнди и Карвахола хранительница за угрозу для ее работы и безопасности их мира от того, что в какой- то из хаба увидела о будущем парня. Сомнительном будущем, по ее словам; имеющим отношение к преступным деяниям. Что именно изображала хаба, хозяйка не помнила и проверить было нельзя- ожерелье парня куда- то затерялось.

Однако в том и заключалась по мнению Мэнди вся ужасная несправедливость хранительницы. Всего лишь из- за смутных опасений та способствовала разлуке возлюбленных. Вечной разлуке. А ведь рано или поздно Мэнди итак пришлось бы страдать от нее, ведь продолжительность ее жизни несравненно длиннее, чем обычной человеческой.

Сердце Мэнди болело. Даже стоя некоторое время назад под взором пронзительно- холодного взгляда хранительницы и вырывая из себя заверения, что больше не станет никогда и ни по какой причине видеться с любимым, слезы наперебой срывались с ее ресниц при одной мысли о об этом. Нет, она не была честна с хозяйкой и любым способом собиралась пойти ей наперекор. Просто та минута ознаменовала начало изменений в открытом общении ее и ее грозной спасительницы. Незаметно для последней растаяли их давние доверительные отношения.

Хотя, возможно, хранительница тоже чувствовала это. Может потому и не удовлетворилась одними лишь словами помощницы, а помимо них прибегла к решительным мерам. Она отрезала ей, Мэнди, путь в мир человеческий, заперев ее навсегда здесь, в обиталище беспрестанной ночи. Она применила свою особенную магию и проход меж мирами даже если и открывался, то не выпускал Мэнди наружу, в яркое солнце и под покровительство голубого неба.

Вот и сейчас девушка стояла перед тем самым проходом, дверью меж мирами ее и ее любимого. На этот раз зеркало отказалось даже показать ей мир людей. И глазком не позволяло в него заглянуть. Вредное. Только хозяйку и слушается.

Мэнди рассеяно провела пальцами по своему ожерелью на шее- сплошь черному, матовому, без картинок, как у других —без особой нужды поправила складки своего белоснежного платья и улыбнулась самой себе в расколотом на множество кусочков отражении, но без доли радости. Этой улыбкой она будто бессознательно хотела оказать поддержку себе самой. Ничего, это еще не конец- молча утешалась она и вскинула руку в невольном желании погладить порезы некогда ровной поверхности зеркала. Это хранительница оставила их на нем. Множество трещин, пересекающих друг друга, похожих на букет молний в ненастную погоду. Если попытаться различить в них закономерности, то можно было заметить, что в основном сломы складывались в форму треугольника разных размеров, но были и четырехугольники, и пяти – только попадались реже. Из- за них- то все и усложнялось для Мэнди. А ведь обычным способом зеркало было не разбить. Пожалуй, только магия хранительницы и могла ему повредить.

Толку было теребить эти бескровные раны. Мэнди их было не залечить, а хозяйка теперь ни за что не станет с этим возиться. По крайне мере, пока Карвахол не покинет мир людей естественным образом, забирая с собой и угрозу, которую он якобы представлял.

Но ничего. Мэнди сдаваться не спешила.

Более суток назад хранительница покинула свой дом и отправилась осматривать волшебный лес на признаки нездоровья. Деревья, зараженные болезнью, давали испорченные плоды, а те в свою очередь теряли возможность стать хаба. Причем не всегда получалось определить дурное самочувствие дерева сугубо по внешнему его виду. Часто зараза сидела глубоко внутри ствола и могла полностью его выточить и изъесть, но снаружи дерево бы ни веточкой, ни листочком об этом бы не поведало. Мэнди еще не умела определять наличие этих скрытых изъянов, и хранительница ходила по лесу сама, то и дело устраивая тщательные обходы. Она и из дому выходила почти только ради них, отчего девушке иногда казалось, будто порой хозяйка задумывала очередной обход исключительно ради достойной причины размять ноги. Уж слишком часто она их делала.

Но сейчас Мэнди то было в пользу. Обходы занимали по несколько суток, а то и недель – лес ни дитя уже, с каждым годом все рос и рос. Вместе с тем у нее появилось свободное от надзирательства время на воплощение своей идеи.

Все верно, Мэнди отныне не доступен мир людей. Но запрет касался лишь ее. В конце концов, кто запретит ее любимому навестить ее в этом? За тем она и украла у хозяйки интересный камушек. Та давным- давно о нем при ней обмолвилась, так девушка о нем и узнала, а нынче он ей пригодился. Она еле- еле нашла его. Хранительница славно его припрятала.

В свойствах камушка было открывать портал между мирами – этим и человеческим. Но не так, как это делало зеркало. Камень слушался только людей. Ни Мэнди, ни сама хранительница воспользоваться им для перехода в иной мир не могли. Девушке оставалось лишь сделать так, чтобы камень попал в руки ее любимого. И ей удалось притворить это в жизнь.

Дело в том, что зеркало не пускало в мир людей ее, Мэнди. Она была слишком большой, чтобы поместиться в целые части зеркала. А вот камень в них вполне умещался. Представив место, куда бы она хотела его послать, она просунула камушек сквозь зеркальную гладь, в один из цельных кусочков, и то упало на другой стороне. Девушке оставалось лишь надеяться, что оно там, где должно быть и Карвахол скоро его найдет.

Однако спустя час и даже два ничего не произошло. Мэнди нетерпеливо, будто тигр в клетке, металась перед зеркалом и ей казалось будто ожерелья, увешивавшие дом хранительницы сплошь и рядом, глядят на ее отчаяние со смешинками в блеске их хаба. Она была близка к тому, чтобы самым нелицеприятным образом начать грызть ногти. Еще спустя два часа- правда по времени их мира- она услышала вежливый стук в дверь.

Тук, тук, тук.

Сперва она обмерла от страха. Мысль, что хранительница вернулась так быстро испугало ее до бледноты кожи. Затем, с очередным стуком, она с облегчением осознала, что хозяйка не стала бы стучаться, чтобы войти в собственный дом, а просто открыла бы уже дверь и величественно бы предстала перед своей помощницей в своем неизменном черном платье с длинным подолом. К тому же стук был почти робкий, а не просто вежливый. Так стучаться гости, которые не уверены, что их действительно ждут.

Также быстро, как ее обескуражил страх, ее поглотила и неубыточная радость. Он пришел! Ведь кто еще мог? В этом мире кроме них с хранительницей больше никто не живет.

Мэнди чуть ли не в один прыжок подскочила к деревянной двери и распахнула ее навстречу очам любимого. И он был там. Стоял и смотрел на нее своими очаровательными карими глазами, не веря в свое счастье, а в левой руке у него светло- оранжевым оттенком светился камень.

Сколько им отведено времени, чтобы побыть друг с другом? Не желая терять ни секунды из него, Мэнди сбежала с булыжных ступеней дома и самозабвенно прыгнула в его объятия. Они вместе, вместе, вместе!

– Привет, лапонька, – он глубоко вдохнул запах ее волос.

Мэнди тут же про себя отвлеклась от его объятий и упала в другие, принадлежащие чувству сомнения. Хорошо ли от нее пахнет? После того, как она стала жительницей мира судеб, все в ней словно застыло: ее рост, ее запах, даже ее взгляды на жизнь. Перед уходом из мира людей она пахла ромашковой водой, которую ее мама часта настаивала для нее и ее сестры, чтобы они ополаскивали свои тела после использования дегтярного мыла для купания. Она чуть было не ляпнула вопрос об этом, но побоялась показаться глупой – этого она вообще все время боялась, что в этом мире, что в том – и промолчала. Когда руки их разнялись и чуть отстранились друг от друга, Мэнди позволила себе лишь комковатую улыбку и быстрое движение рукой, чтобы убрать с лица парочку прядей за ухо. Волосы у нее были на гордость длинные, черные и лоснящиеся в свете двух лун.

– Ты нашел его, – она кивнула на камушек, зажатый в его руке.

– Да, он удивительный. Расскажешь мне о нем подробней? – бросая на нее взгляд из- под бровей и одновременно не выпуская из виду свой подарок, он улыбнулся ей кривоватой улыбкой, исполненной то ли неуверенности, то ли смущения от чего- то.

Впрочем, его неуклюжесть нисколько не тревожила Мэнди. В Карвахоле она видела свое воплощение мечты. Еще слишком наивная, чтобы смотреть вглубь. Мэнди считала, если парень имеет определенный вид поведения на людях, это рассказывает о нем все. Ей пока не открылась страшная тайна, что наедине с собой, вдали от мнения общественности, люди ведут себя иначе: кто- то лучше, кто- то хуже – а их внешний образ – это скорее карта, на которой нужно отыскать ключи к их внутренней сути. Но откуда это было знать той, чей ученический путь и опыт оборвался на шестнадцатом году жизни? Возможно, среди ее ровесников нашлись бы такие проницательные умы, которые сразу бы раскусили обманщика, но, увы, она к ним не относилась.

Откинув волосы за спину, она со всеобъемлющим радушием согласилась на его предложение, полагая – ему просто нужен был повод, чтобы интересно провести с ней время. Все только ради того, чтобы побыть с ней рядом.

Они сели под раскидистой кроной ближайшего к дому Хранительницы дерева, и она поведала ему сперва про камушек и его историю, а потом и про весь остальной их мир, созданный в череде естественного порядка, замышленного Всевышним для каждой существующей вещи. Ничего не утаила, была честна до безобразия и считала это правильным. Поджав колени к груди и опустив на них подбородок, она в той же скучающей манере раскрыла ему тайну ожерелий, оберегаемых ее хозяйкой. В мире людей она не находила случая раскрыться, но теперь считала честью поведать парню о своем образе жизни.

– Хаба, – начала она, срывая тонкие травинки с плодородной земли, – показывает то, что произойдет с человеком в будущем. Смысл жизни хранительницы – складывать хаба в ожерелье и защищать их. Одно ожерелье – один человек – одна судьба. Моя задача – собирать хаба с деревьев в лесу, когда они созреют. Занудное занятие, да? —она повернула голову к парню. – Твоя жизнь наверняка куда более насыщенная и животрепещущая, наполненная множеством событий.

– Моя жизнь – самая обыденная, – воспротивился ей парень, но по мнению Мэнди сделал он так сугубо для ее успокоения. – И тяжелая. Постоянно приходиться чего- то боятся и искать где- то заработок.

Пока они говорили, парень успел пообвыкнуть на новом месте. С губ его не снималась нагловатая улыбка, разве что иногда пропадала, утопая в его мрачно задумчивом взгляде, но непременно возвращалась обратно. Рыжие волосы его постоянно лезли ему в глаза, словно пытались уколоть их. Левую руку он примостил на животе, а правую закинул себе за голову, да и вообще принял лежачую позу, вместо подушки использовав оголившиеся у подножия ствола корни дерева. Но к тому моменту, как зашла речь об ожерельях, вся его расслабленность вмиг испарилась. То есть он все также продолжал производить впечатление заправского бездельника, но с примесью притворства, играя самого себя в обычном состоянии.

– Тебе очень трудно приходиться в мире людей, да? – сочувственно поинтересовалась девушка. – Кстати, где ты нашел камушек? Я представляла твой дом, когда отправляла его, но тебя долго не было. Куда именно он попал? Здесь прошло несколько часов, а в твоем мире, наверное, прошли дни вплоть до его находки, – устав сидеть, она откинулась на спину, а со спины перекатилась на живот, вытянула ноги и, подперев подбородок ладонями, уставилась большими от любопытства синими глазами прямо на любимого.

Откуда ей было знать, что тот милый домик с двориком, который Карвахол показал ей в мире людей и по которому устроил целую экскурсию, вовсе не имел к нему никакого отношения? Карвахол, ее дражайший Карвахол был плут и предатель, укравший свои одежды, манеры и даже имя у своего ровесника, что являлся наследником некоего знатного рода. Тот мальчик тоже остался перед ним в простаках, но то уже другая история.

А в нашей дело было так: настоящие владельцы милого дома вернулись из поездки и заняли свое законное жилье; наш обманщик соответственно перестал в него хаживать. Камушек же Мэнди упал прямо в подвал милого дома, куда его владельцы редко забредали из- за чудовищного скопления в нем пыли и паутин, вычищать которое совсем не спешили. И так бы и суждено было бы лежать иномирной волшебной вещице в этом рассаднике бактерий, если бы не случай, погнавший парня в него заглянуть. К несчастью для всего будущего Мэнди.

– Да нет, не беспокойся ты обо мне, – он лениво передернул плечиком, мол, нестоящая тема для разговора. – Все пустяки. Камушек твой залетел в подвал. Честное слово, лучше бы ты сад представила. Два месяца разлуки с тобой – та еще пытка. Но это ничего. Главное – мы снова вместе.

И в этом Мэнди была с ним полностью согласна.

– Оставь его у себя. Он поможет тебе навещать меня тут.

– Ты больше не появишься в моем мире? – встрепенулся парень. Но вовсе не по той причине, на которую его реакцию списала девушка.

Мэнди горько вздохнула, и, сняв голову с подставки из рук, уложила левую щеку на траву.

– Нет. Хозяйка не пускает. Сломала проход между нашими мирами. Я еле тебе смогла отправить камушек.

– А если с его помощью перенесешься? – обеспокоено спросил ее любимый.

– Нет. Я больше не человек. По крайне мере, не такой, который… все сложно. Просто знай, что я не могу им воспользоваться.

Карвахол – сие имя не принадлежит ему, но мы с вами пока станем звать его так за неимением его настоящего имени – помолчал немного, а затем вновь спросил.

– А где сейчас хранительница? В доме?

– Что ты! – развеселилась девушка. Ей его непонимание показалось до нелепого смешным; как у детей, заявляющих нечто невозможное из- за своего богатого воображения. – Она мне строжайше запретила с тобой видеться. Узнает – и больше в жизни меня в свой дом не пустит. Камушек у тебя заберет, да и много чего еще предпримет.

– То есть дом пустой?

– Да.

– Покажешь? – он приподнялся на локтях с какой- то жадной надеждой вперившись в Мэнди. Не знай она, что он здоров, подумала бы, что у ее любимого началась лихорадка. До того в возбужденное состояние он пришел от одной мысли попасть в эту сокровищницу.

Мэнди замешкалась. Конечно же, она ему доверяла. Она боялась обидеть любимого, однако хотя бы один завет ее хозяйки – тот, что был строже всех – не хотела рушить. Дом хранительницы судеб был тайной из тайн. Даже ей, Мэнди, женщина позволила в него войти лишь после нескольких здешних лет службы – столетия по меркам мира людей.

Она снова поменяла позу, приподнялась на траве и села на колени, упершись пятками в таз. Замком сложив пальцы на ногах, она потупила взгляд.

– Прости, – от сожаления из- за необходимости отказа у нее почти покраснели щеки. – Я не могу.

– Почему?

– Это запрещено.

– А разве мое пребывание тут тоже не под запретом? Но ты все равно привела меня сюда.

От его напористости она почувствовала себя почти жалкой. Трудно, когда не можешь дать любимым то, что они просят.

– Прости, – она молилась, чтобы он перестал упрашивать, иначе она точно заплачет.

– Ты чего? – невесело хмыкнул он. – Еще заплачь. Перестань, ну же. Уже носом шмыгаешь. Ладно, не буду я докапываться. Давай лучше сменим занятие. Как на это смотришь? Нам ведь нравится играть в прятки друг с другом? Давай и сейчас сыграем. Тем более места для них – ого- го вон какое большое. Целый лес, – он развел руки и покрутил рыжей головой, жестами показывая, как же им повезло иметь такую отличную территорию для игры.

И Мэнди повелась.

Она быстро- быстро закивала, унимая плохое настроение, и постаралась быстро переключится на улыбку.

– Давай, – она в последний шмыгнула носом и забыла слезы. – Чур ты первый прячешься.

Так и началась их игра. Сначала прятался он, потом она, затем снова он, и вот, когда в очередной раз пришла ее очередь искать укрытия в деревьях, вся гадкость натуры Карвахола и вылезла наружу.

Ветер шелестел в синих листьях крон, две луны застыли друг напротив друга на ночном небосклоне, тем временем звезды, будто озорные их дети, весело мерцали, наблюдая за неизменным сближением и расставанием своих родителей. Вот- вот луны собирались сойтись воедино, зайдя одна за другую, и Мэнди решила тихо полюбоваться ими, пока ждала в дупле своего любимого. Дупло имело достаточно уютную форму и принадлежала одному из старейших деревьев леса. Оно выросло таким большим, что баобабы из мира людей на его фоне казались бы муравьишками. А в дупле его можно было бы построить дом, не меньше того, где жила и работала хранительница.

Мэнди ждала и ждала, пока, наконец, не появились у нее мысли о том, что, кажется, слишком хорошо она спряталась и Карвахолу ее не никак тут не найти.

Она высунулась из своего укрытия и осмотрела с высоты дупла окрестности. В их мире мало чего было достопримечательного, вот и сейчас перед ней распростёрся лес, уходящий за горизонт, несколько крупных полян и мелких прогалин, домик хранительницы, окна которого горели теплым желтым светом благодаря сотне свечей внутри него, и также отсюда она видела его- озеро; оно простиралось справа от взгляда Мэнди, не так уж далеко от ее дерева. Озеро это было особенным, оно было двигателем всей жизнедеятельности их мира, источником, из которого пили все деревья в лесу.

Заметив шевеление на его берегу, она замерла. Приглядевшись, она отчетливо различила фигуру парня. Нет, нет, нет! Она испугалась за любимого и поспешила вниз, по коре. Только бы ей успеть! Ему ни в коем случае нельзя было касаться воды. Это сулило ему непоправимые неприятности. Просто ужасающие.

Спрыгнув на землю весьма с приличного расстояния из- за спешки, она чуть не подвернула лодыжку и укорила себя за риск, коим своим неосторожным поступком, подвергла жизнь своего любимого. Ведь кто еще ему поможет, коли не она?

Она опрометью бросилась через лес, словно белая лань, рассекая по нему в своем платье, стелящимся за ней по ветру. Или призрак. Сейчас девушка чувствовала себя ближе ко второму. Это все она виновата, ее вина. Послушайся она хозяйку, его жизни не угрожала бы опасность.

– Карвахол! – крикнула она, завидев его впереди, в просвете меж толпы деревьев. Он как раз присел на корточки перед кромкой воды. – Не смей! Тебе нельзя ее трогать! – отчаянно призывала она его до тех пор, пока ступни ее не оказались в пяти больших шагах позади его спины. —Карвахол? – с дрожью тихо проронила она. – Карва…

Но она не успела договорить, как, вдруг, он резко выпрямился и повернулся к ней. На лице его блуждала хамоватая улыбочка, подбородок высоко вздернулся, а в глазах блестел триумф.

– Все в порядке, лапонька. А теперь скажи мне, что это за озеро? Ты ни разу мне о нем не рассказывала.

Мэнди собиралась было поведать ему, но тут глаза ее опустились ниже. Веки ее округлились от ужаса, пожалуй, даже большего, чем тот, что она испытала минутой ранее. Теперь речь шла не об одной, хоть и дорогой, жизни, а нескольких десятков.

Ожерелья! Руки Карвахола охапкой держали с десяток чужих судеб, и она лишь сейчас обратила внимание на черные, будто стеклянные, шарики – хаба, сжатых в его объятиях.

Так пока она пряталась, он пробрался в дом хранительницы. Вот почему ей пришлось ждать так долго. Но зачем? Зачем ему понадобилось все портить? Хранительница об этом пыталась ее предупредить?

– Что ты наделал? – привкус разочарования смочил горечью ее язык и с каждой следующей секундой становился лишь сильнее. Она подбежала к нему и выбросила вперед руку в отчаянном жесте, вцепившись пальцами в его локоть – так крепко она ни за что еще не держалась, даже когда спускалась по коре с верхушки самого большого дерева в их лесу. – Все еще можно исправить. Пойдем, вернем их на место, – она потянула его в сторону дома. Однако парень грубо дернул локтем, освободив его из ее хватки, и отошел от нее на несколько шагов.

– Нетужки. Я уже потерял одну выгоду. Еще и эту я тебе не отдам.

– Что ты такое говоришь? – неверующе спросила Мэнди. Разве она не любила его? За что он с ней так? Но, как оказалось, дальше ее поджидало нечто еще более худшее, чем кража ожерелий.

– Я хотел продать пиратам иномирянку. Даже доказательство привел им. Знаешь, сколько мне обещали золота за тебя? – в голосе его промелькнула недовольство пополам с обидой. Будто он взаправду винил ее в том, что она воспрепятствовала его намерению совершить гнилостный поступок, – А эта карга запретила тебе являться в наш мир. Но ты молодец, нашла меня и привела сюда. А этот камень? Думаю, мне за него дворец, не меньше, отдадут.

Коварство его открылось теперь Мэнди в полной мере. Как жестоко она обманулась, глупая! Больше никогда она не ослушается свою хозяйку, больше никогда не поверит ни одному мальчишке. Она обещает.

Сглотнув обиды, но не избавившись от них, а лишь отринув их на потом, она сделала шаг к парню. Он вместе с тем – шаг от нее.

– Ты отдашь мне ожерелья, – сказала она голосом, еще не до конца оправившимся от задетых ее сердечных чувств. Однако все же какую- то твердость ей выдать удалось. – И камень отдашь, – она сама откроет портал и выбросит его в него.

Парень притворно вздернул брови, вытянул щеки, сжал губы и повертел головой, словно ища что- то. Или кого- то. Но вокруг были лишь деревья, озеро, да небо над их головами. Ветер, и тот застыл, будто в напряжении ожидая конца их переделки.

– С чего бы? – фыркнул он и скинул шутовскую маску. – Я забираю эти ожерелья. Не за тебя, так за них что- нибудь отхвачу. Да и доказать, что они волшебные будет гораздо легче. Смотри- ка, на них, на всех этих бусинах, отображается какая- нибудь шевелящаяся картинка. И все, будто взаправдашние, живые. Да мне за них даже больше, чем за тебя заплатят, – сказал он, осматривая свою кражу.

Она сделала еще шаг, он не заметил.

– Ты не понимаешь, – замотала она головой.

– Ой, только не плачь, – глаза его небрежно закатились, подбородок поднялся аж к звездному небу. – Хочешь, поцелую на прощанье? – ехидная улыбка растянула его губы, причиняя ей душевную боль. Она ведь любила… – Тебе же всегда нравились мои поцелуи.

– Убирайся вон из этого мира, – прошептала она.

– С радостью, – он подскочил на месте, выражая то веселье, на какое горазды одни безумцы. И почему Мэнди не увидела в нем отсутствия разума раньше? Он из обделенных Всевышним, а у нее и мысль об этом ни разу не обмолвилась.

Парень достал камушек, и тот засветился, открывая портал меж их мирами. Он был похож на плавный разрез в невидимой ткани, по разные стороны от которой находилось по полноценному миру. Внутри разреза был виден мир – теплый, солнечный и зеленый. На фоне сумрачной синевы он выглядел манящим, будто звезда, спустившаяся с неба и застывшая в миллиметрах над земной поверхностью. Вора он тоже влек пуще некуда.

И тут Мэнди ринулась в бой, сочтя момент как нельзя подходящим. Она прыгнула вперед, сиюсекундно сокращая итак небольшое расстояние между ними, и ударила его правой пяткой в голень, заставляя упасть. Меж тем позади парня открылся портал.

– Ррр, Мэнди, – раздраженно крикнул вор и предатель. – Отстань! Я все равно унесу их. Но будешь препятствовать мне, и я не посмотрю на то, что ты девочка. Понятно тебе?

Вместо ответа Мэнди попробовала заставить парня распустить руки и выронить ожерелья. Она решила добиться этого при помощи укуса. До крови она въелась зубами в его запястье. За этим последовал исполненный боли вой; он прошелся по всей округе, пронесшись над берегом и потревожив тишь озерной глади.

– Ты напросилась сама!

Карвахол подскочил с песка, одновременно с тем вырывая руку из зубов девушки и этим решением нанес себе непоправимый ущерб, потеряв кровь и кожу в этом месте. Забегая вперед, надо сказать, что на месте этом у него останется шрам и будет преследовать его воспоминанием об этой ночи всю его жизнь вплоть до самой смерти.

У девушки больно клацнули зубы, когда ее противник вырвался, и рот смочил металлический, уродливый вкус, от которого ее бы тут же прямо и стошнило, если бы она не понимала – нельзя сейчас отвлечься. Нельзя было позволить ему унести ожерелья и камушек. Это все ее вина. Хранительница ни за что ее не простит.

И как же так? Всего лишь в одно мгновенье она потеряла тепло любви в своей груди, доверие своей хозяйки и себя. Или себя ей только предстояло потерять под ворохом самобичевания, что непременно свалиться на нее и придавит после того, как парень покинет их мир вместе с ожерельями неизвестных людей? Их судьбы под угрозой. А что если он решит разобрать ожерелья на хабы? Ни в коем случае нельзя было позволить этому случится. Даже ее жизнь по сравнению с этим не имела такого большого значения. Значит, она положит ее, но вернет краденное.

С этими мыслями она вновь бросилась на парня, сбивая его весом всего тела, когда он уже одной ногой вышел в портал. Она его вернула.

Они оба упали на песок, смягчивший боль падения.

– Нет, ты правда надоела! – заорал он, встал на ноги и, среагировав на очередную ее попытку остановить его, так как руки у него были заняты, оттолкнул ее от себя ногой.

Удар пришелся ей в живот, она невольно согнулась, но времени приходить в себя у нее не было. Парень снова попробовал приблизиться к порталу. Она дернулась было к нему, но он увернулся и в этот раз. Она и за рубашку его ухватиться не успела.

И она когда- то мечтала о его объятиях!

Они стояли друг напротив друга, теперь – лютые враги. Его взгляд – взбудоражен, ее – кричит отчаянием. Карвахол, наконец, понял, что ее поведение напоминает загнанных в ловушку животных, которые в таком состоянии они особенно опасны и ни за что не станут сдаваться. Ни за что не отступят.

Тогда он сделал то, что считал наиболее выигрышным для себя. То, что должно было подарить ему золотые секунды времени, чтобы пройти портал и навсегда исчезнуть из этого мира вместе с его краденым сокровищем.

Он не знал, умела ли Мэнди плавать, однако озеро, находилось позади нее, и он этим воспользовался.

Когда он сдвинулся с места, то девушка подумала – он, как обычно, направится к порталу. Однако в этот раз он побежал на нее. Она этого не ожидала и не успела отскочить. Когда он врезался плечом в ее грудь, то заставил отступить до самой кромки бездвижной, как в стакане, воды.

Мэнди едва не угодила краем пятки в озеро. Но не успела оглянуться, чтобы убедиться в том, что вода ее не коснулась, как следующим ударом ноги, Карвахол столкнул ее в бездну небытия.

Он не стал смотреть, что будет дальше, а поспешил тут же исчезнуть в портале. Однако, падая, Мэнди удалось схватить одно из ожерелий, пока парень еще не отошел достаточно далеко. Из- за беспорядка в его охапке ожерелья смешались и запутались, цепляясь друг за друга, и это ненадолго остановило ее падение. Но только ненадолго. Парень, испуганно – и ненарочно- заглянув в синие глаза Мэнди напоследок, резко отдернул охапку в противоположную от нее сторону, и нить ожерелья, за которое она ухватилась, порвалась. Хаба из него посыпались на песок, а еще некоторые оказались вместе с Мэнди под озерной гладью.

Воришка и не обернулся. Он исчез в портале и был таков.

И мир вечной ночи застыл на несколько мгновений. Никто больше не сражался на песке, тишина вернулась в свое царствие. Но недолго он нес вою панихиду. Когда две луны, достигнув пика небосклона, начали с него свой спуск, а ветерок вновь несмело зашевелил листву, будто родитель, треплющий детей по головкам, подбадривая жить дальше, к берегу вышла длинная тень. Тень присела и, увидев хабы, разбросанные по песку, заплакала. Никто никогда не видел, как она плачет. Никто, даже ее бывшая помощница. Грусть и горе эта тень всегда держала в тайне.

Девушку она не уберегла. Грудь ее, как грудь Мэнди в предсмертную минуту, затопило сожаление по ушедшей возможности выбора. А ведь ничего еще не окончено. Эта история еще заставит о себе вспомнить и не только тень, оказавшуюся хранительницей. Раз ожерелье порвано и оставшихся хаба недостаточно, чтобы собрать его заново, то значит – где- то в мире людей случилась беда, и эта беда непоправима. Носитель ожерелья пока еще ребенок, но он будет расти, и кто знает, может мир скоро получит нового злодея.

Но у хранительницы хватало мудрости, чтобы понять – если есть злодей, есть и герой. И придет время – он явится к ней за ответами.

Что ж, решила она, она подождет. И вровень час искупит все свои ошибки.

Глава 1.

Этой ночью во дворце зажгли десятки тысяч свечей, а у позолоченных кованых ворот во двор выстроились десятки мужчин в сливовых кафтанах и тюрбанах, блестящих от лоска. Все они были готовы при первой необходимости оказать свои услуги многочисленному хороводу гостей, покидающих свои разноцветные повозки, дабы предстать пред очи его высочества султана Искандер- Язида Второго.

Султан в свою очередь восседал в самом центре своих дворцовых владений и с высоты тронного подножия беспристрастно и с некоторой тоской наблюдал за своими поданными, благодарно вкушающими его дары. Квадратные столики на низких ножках в виде деревянных шаров усеивали весь зал, а вокруг них, разделяясь на семейные кланы и их подопечных, вели разговоры представители знати и власти в стране пустынь. И количество в зале их все пребывало и пребывало. Все они по приходу обязательно проходили по почетной дорожке к трону и там склонялись в низких, но не всегда сугубо искренних, поклонах. Каждый гость стремился превзойти другого блеском своих даров и заслужить от султана хоть какой- либо признак благоволения. Один за другим они пытались выделиться, то и дело обмениваясь друг с другом злыми, завистливыми или надменными взглядами. Особенно ретиво переругивались в воздухе между собой члены наиболее богатых родов, славящихся своими дальними родственными связями с султанской кровью.

Однако даже они уступали по степени своего влияния на жизнь Эры тем исключительным мужам, что ближе всего находились к сердцу власти. Ведь лишь избранным было дано знать, что истинную власть в стране представляет вовсе не султан, почивающий на троне, а тот, кто стоит всегда и везде рядом с ним – великий и ужасный визирь- Альвахд, ни один совет которого еще не прошел мимо воли султана. Казалось, все, что этот костлявый человек не шептал на ухо султану, исполнялось в тот час же, ровно так, как он того желал. Даже если б для исполнения его слов Искандер- Язиду Второму пришлось бы идти против всех остальных его поданных.

Еще меньше людей в зале имели осведомленность о тайне, кою он тщательно скрывал от общественности. И те, кто знали, предпочитали молчать, ибо тайна эта могла навлечь на них его гнев, неминуемо обернувшийся бы для знающих смертью.

Не существовало в стране никого несправедливей его и ужасней. А его приближенные были лишь едва менее испорченными людьми, чем он сам.

Альвахд ненавидел торжества, где собирается много людей и где повсюду горит свет, несмотря на позднее время. Да таких ярких, что теням едва удается помещаться в углах. Однако он признавал полезность подобных мероприятий для увеличения числа своих соратников и утверждения своей власти среди народа.

Поэтому, стоя подле султана, он, гордо воздев острый подбородок к верху, с презрительным снисхождением наблюдал за кланяющейся знатью и злился про себя – впрочем, злился он всегда, просто выбирал разные для этого причины – что половина из прибывших не имеет понятия о том, чьих добрых знаков и чьей милости им действительно следует добиваться. Визирь успокаивал себя тем, что вскоре вся эта показушная сутолока окончиться, и дальше уже перед ним, в его покоях в ряд выстроятся его сторонники, дабы выразить ему свое почтение. И, конечно же, подарки кои они выбрали для султана ни в какое сравнение не станут с теми, что они поднесут лично ему, Альвахду.

Тем не менее на каждого злодея в любой истории есть свой герой. И так, завернувшись в свой черный кафтан с красными всполохами бисерных узоров и охватывая мраморное убранства тронного зала, словно оно целиком принадлежит ему одному, Альвахд не замечал редких взглядов исподполья черных, будто агатовые камни, глаз.

Принадлежали они главному лекарю его высочества, что во время многолюдных празднеств не отлучался от султана ни на шаг и пристально следил не только за телесным здоровьем своего покровителя, но и его душевным самочувствием. Вот султан переставил круглую и седую свою головку с левой руки на правую, оперевшись кулаком в пухлую щеку, и лекарь наклонился к его уху, наполовину скрытому за шелковыми лентами высокого тюрбана. Лекарь что- то неслышно проговорил, другим оставалось лишь разбирать его слова по бордовым губам, и султан растянул губы в слабой улыбке. На мгновенье блеснул блеклый огонек в его глазах, а после энтузиазм его высочества вновь зачах.

Поданные объясняли это тем, что султан их хворал последние месяцы почти беспрестанно, и, если б не его любимый лекарь, давно бы уже увял, не оставив стране наследника. Была у него дочь однажды, да и та скончалась, не достигнув и совершеннолетия. Прогнозы неутешительно томили сердца народа. Страшась будущего, некоторые из знати начали собираться в группу вокруг заморской жены султана султанши Еренаи, которая на этом празднестве сидела при своем муже, разве что трон ее имел меньше драгоценных камней в своем навершие. Женщина она была мягкого склада, но мудрого. Благодаря последнему воля ее порой казалась выкованной из железа. А еще все успели заметить, что она часто совещается с главным лекарем о делах, даже если те не относятся непосредственно к здоровью. Из- за этого его имя – непривычное для слуха жителей их страны- часто срывалось из уст придворных заинтересованным шепотком. Никто точно не мог сказать, насколько много полномочий дозволила ему султанская семья. Ведь он почти не использовал свои привилегии, предпочитая поблажкам неукоснительное следование правилам, заложенными под полы дворца еще первыми предками правящей династии.

В основном люди считали лекаря странным. Особенно впечатление такое складывалось у них из- за его манеры одеваться. Он либо носил что- то из традиционного, но на уровне простого слуги, либо ходил в… чем- то совершенно им непонятном. На вопросы об этом он отвечал, что вещь на нем называется сюртук и на рукавах у него манжеты, а ходят так за морем, в стране, откуда родом их прекрасная султанша Ереная. Правда, иным это не прибавило и толики понимания о причинах, побудивших главного лекаря одеваться столь вычурно, а другие же сразу сделали выводы, будто так он пытается льстить ее высочеству.

Моаза слухи волновали мало, а на сегодняшнем приеме гостей его и вовсе интересовали лишь двое – султан, за чье здоровье он в ответе, и визирь, чьим страшным секретом он владел. И вскоре собирался поделиться своим знанием с самим Альвахдом, имея стремление войти к тому в доверие или… рискнуть всем.

И в своем стремлении он находился не один. Его соратники тоже тщательно готовились к сегодняшней ночи, доверяя Моазу свои жизни. Они были преданы ему, и главный лекарь ни секунды не сомневался в их честности и послушании.

А когда султан известил своих поданных о раннем отходе ко сну, дозволяя всем продолжать пир, Моаз, наконец, дал им знак действовать, потерев пальцами лацканы сюртука, а сам тем временем вместе со стражей отправился проводить Искандер- Язида Второго до его покоев.

И стоило его высочеству удалиться, как покинул зал и визирь, а за ним поспешно ретировались и те, кто превозносил его слово над словом султана.

За ними же последовали и соратники Моаза под личинами стражников. Они взяли с собой одну важную для визиря вещицу, о ценности которой тот, правда, пока не ведал, но которая вскоре пошатнет все его равновесие и чувство превосходства. Долгожданная минута подбиралась все ближе. После нее судьба ни одного из них уже не будет прежней.

Когда все они собрались у дверей визиря, занимая очередь среди остальной знати в передней комнате его покоев, к ним подоспел и сам главный лекарь. Знать глядела, махая опахалами в ожидании своего часа, то и дело бросала взгляды на них, но не задерживала их слишком надолго, дабы не сделать их неприличными. Знать в первую очередь интересовало, почему главный лекарь окружен стражниками. Те яро выделялись, одетые по форме в черные одежды и отрывки лат там, где соединялись их суставы.

Моаз и стражники молчали все время, позволяя говорить лишь их взглядам. Скулы у них всех напряглись, брови лишь старалась казаться расслабленными, даже то, как они стояли выдавало значительность их миссии. Все они понимали – назад дороги нет, впереди – либо плаха, либо надежда на свободное будущее. И стоило дверям покоев визиря вновь раскрыться, словно акульей пасти, никто из них не дрогнул и, мужественно ступая внутрь, позволил этой пасти их проглотить.

Глава 2.

Безопасность. Безопасность? Получила ли Ларэ, наконец, свой золотой билет?

Она надеялась, потому что в жизни не переступала столь дорого порога. Снаружи он дом этот был похож на султанские хоромы. В принципе, он и принадлежал ближайшему родственнику их правителя, его двоюродному брату Эразии Бульбе.

Это место, подумала чаровница, если и ловушка, то самая прекрасная на свете. Будет весьма эпично, если она попадется в пасть закона именно здесь.

Большой двор перед домом расчерчивали песочные композиции, мощенные дорожки, кактусы- исполины, здесь были даже мужчины с холодным оружием, расставленные по периметру белокаменного забора, облегающего частные территории ее нового покровителя. По началу Ларэ взяли опасения об этих охранниках в зеленых одеждах и с блеском стали на поясах. Все же, не бумажные чиновники гоняли ее по всей стране в последние два месяца, хоть и они издали указ, а их исполнители- воины. За короткое время жизни в бегах девушка приловчилась чуять человека военного за пять верст до сближения и менять курс движения. А здесь… деваться было некуда. Пришлось пройти мимо них, притворяясь спокойной и робея внутри. Каждый шаг к широким ступеням дома она проделала, зыркая глазками из стороны в сторону, в частности бросая взгляды на сабли и ножи, заправленные в пояса мужчин. Они никак на нее не отреагировали, а сама она удивилась их форме, кою ни на одном султанском воине не видела. Значит ли это – они не в подчинении у султана? Хотя в их стране нет никого, кто бы ни был, в форме он или нет.

Самый большой дом во дворе имел три этажа с аккуратными рядами арочных окон. Прямые стены его облицовывала белая с зеленой мозаика, ослепительно сверкающего под жалящими лучами солнца, а из стен наполовину выглядывали белые мраморные колонны с розовыми разводами, похожими на неразмешанные струйки краски в чистой воде. Те поддерживали дальние вылеты плоской крыши- балкона из серой черепицы.

Ларэ была рада зайти под тень этого сооружения, архитектор которого определенно увековечил свое имя в истории, и скрыться от горячего солнца, заставлявшего ее бесконечно щурится, что даже бабушкин платок, которым она накрывала свою голову не спасал ее. В ее девятнадцать с хвостиком лет, у нее уже имелись непреходящие морщинки в уголках глаз. Наверняка, если бы она дала коже отдохнуть от гримасничаний хотя бы дня три, то тех и след бы простыл. Но до сих пор судьба не баловала ее долгим пребыванием под крышей. Может, хоть теперь ей удастся пожить в тени? И все- таки, неужели ей повезло жить здесь?! Она не спешила позволять радости занимать место в ее легких и желудке. Не хотелось потом иметь дело с разбитой надеждой. Она так устала себя собирать…

– Ваше приглашения, хатун, – учтиво обратился к ней высокий, смуглый мужчина лет двадцати восьми- тридцати, протянув к ней ладонь и заставив вздрогнуть. На плечах его висело белое платье из шелка, подметавшее мраморный пол, а голову, обильно покрытую мягкими, черными кудрями, увенчивал чурбан простого типа. Он напоминал слугу, любимого хозяевами.

В первые секунды после его слов Ларэ охватила паника. Приглашение? Какое? Она чуть ли не испуганно уставилась на него, боясь бросить взгляд на деревянные двери- ворота в шаге от нее. А ведь желаемое находилось так близко. Рукой дотянуться. Ее вышвырнут? Только не это.

Потом в голове у нее просветлело. Совсем чуть- чуть.

– Письмо подойдет? – она не знала, как должно выглядеть приглашение в этот дом и что под ним подразумевалось. Но раз ей отправили только письмо с длинными увещеваниями о благородстве двоюродного брата султана и его черте характера непременно сдерживать любые данные обещания, значит, его должно было хватить для преодоления всех проверок.

– Прошу вас показать мне его, – попросил он все тем же тоном. Голос его был певуч и приятен слуху.

Ларэ вынула конверт со сломанной печатью из объемного кармана своего платья- разлетайки и осторожно, прикусив губу, положила на протянутую к ней ладонь.

Пальцами с аккуратно подрезанными ногтями в форме дуг, слуга раскрыл сложенную бумагу, бегло пробежался темными светлыми карими глазами по почерку письма и застыл, наткнувшись на печать под всем его содержанием. Ларэ гадала, обучен ли он букве – потому что большинство слуг в других зажиточных домах не были – но в любом случае, рисунок оказался мужчине известным. Он перевел взгляд на девушку, улыбнулся ей широкой улыбкой и вернул письмо с конвертом, который Ларэ тут же упрятала обратно в карман от греха подальше.

– Прошу вас, госпожа чаровница, пройдемте внутрь. Я отведу вас к Канаре – нашей домоправительнице. Она все вам расскажет и покажет, – сказав это, он вытянул руку в сторону вырезанных в входных дверях дверки поменьше и толкнул ее внутрь.

Надо сказать, чаровница встревожилась, услышав, как он ее назвал. Так ее кличали в народе, разнося молву о ее чудесных способностях. Придумали ей это звание люди три года назад как, однако именно в последнее время оно превратилось в клеймо, что хуже метки на коже; повсюду оно преследовало ее, заставляя скрываться. Как о нем узнал слуга? Вернее, как он понял, что это она- та самая чаровница? Его предупредили? А как же ее безопасность, о которой ее столько заверяли в письме? Разве не ясно, что чем меньшему количеству людей о ней известно, тем верней мимоходные грозы ее минуют?

Кивнув мужчине, со всеми этими сомнительными мыслями в ее голове она отправилась вслед за его белой спиной. Ей еще рано было пускаться в мечты о спокойной жизни в тени чужого благополучия. Но она старалась не выказывать лицом этих волнений. Сперва она хотела присмотреться к здешнему окружению и его людям. Вот столкнется с чем- нибудь действительно подозрительным – и только пятки ее тут сверкали. Спешить с выводами – плохой тон для любого шпиона. Или преступника. Пусть она и не относилась по- настоящему ни к тому, ни к другому.

Что об этом думает Эразия Бульба? Ларэ не знала, как ей относится к господину этого дома. Не в том смысле, что она стала бы ему грубить или что- то в этом роде – ни с одним из врагов она не стала бы ронять свое достоинство до злобности – но в том, чего ей стоит ожидать от этого человека? До сих пор девушка чувствовала себя более или менее уютно лишь с другими особенными. Она не понимала причин такого высокопочтенного господина быть благосклонным к ней. Его двоюродный брат- султан Искандер- Язид Второй в последние годы только и делал, что поощрял введение законов, умаляющих вес людей с даром, называемых особенными. Советники, входящие в его диван, все более и более сковывали особенных правилами, оказывали давление на их волю, а султан лишь улыбчиво похлопывал за это по их злые головки.

Что же, отношение султана не передалось через кровь его двоюродному брату? Не разделял ли Эразия Бульба умозаключения своего августейшего родственника о праве подобных ей на свободную, ничем необременённую жизнь? Или страх перед охватившим его старое тело недугом столь сильно повлиял на его ум, что он решил ненадолго примириться с пребыванием рядом с ним одной из них?

Несчетное количество раз, Ларэ про себя повторяла цепочку имен – путь, коим письмо господина Бульбы пришло к ней в руки. Она доверяла этим именам и не видела в них подвоха. По крайне мере, в тех, чьи имена занимали вторую, ближнюю к ней, часть цепочки передачи. Это были либо особенные, либо люди, которым ее дар помог справиться с их самочувствием. Они не имели причин ей лгать и во многом находились на ее стороне. Особенные бы ни за что не предали одну из них – ввиду менявшегося к ним отношения в последнее десятилетие они все больше видели себя отделенными от народа Эры, все явственней им казалась граница между ними и обычными людьми, все крепче они от этой мнимой обособленности сплачивались и становились дружней друг с другом в плохие времена. Потому в их именах она не сомневалась совсем. Те же, кому помог ее дар – владением которого она зарабатывала себе на пропитание почти всю ее самостоятельную жизнь – являлись либо родственниками особенных, либо, по мнению Ларэ, просто хорошими людьми, которых она знала достаточно, чтобы быть убежденной в их добросердечности. Конечно, за время ее странствий приходилось ей за монету оказывать свои услуги и людям не широкого ума и чести, но в цепочке, кою ей огласил последний в ней человек таковых не нашлось. Что насчет тех людей, которых в цепочке она не признала? Она не могла говорить с уверенностью.

Однако кое- что занимательное все же нашлось. Имя «Канара» среди неизвестной части передатчиков значилось первым. Стоило слуге помянуть его, как Ларэ мгновенно обуял нескончаемый интерес к домоправительнице окружающего богатого убранства. Отчасти это повлияло на то, что она охотней потопала за своим провожатым, несмотря на сомнения. Ей хотелось поскорее встретиться с Канарой. Быть может у Ларэ получится дознаться у женщины о хозяине этого места и его истинном мнение о чаровнице. Не лицемерил ли тот, заверяя ее в своем гостеприимстве и сугубо благих намерениях? Не являются ли его слова лишь слащавым обманом? Будет ли старик улыбаться ей, а на самом деле скрывать за добродушной маской свое презренное отношение к особенным? И не предаст ли он ее, как только она станет ему не нужна? Вот в чем вопросы.

Из прихожей, что могла бы вместить в себя один другой деревенский дом, Ларэ провели в зал еще больший. Она тут же обратила внимание на зеркало в посеребренной раме, широкой полосой протянувшееся от стенки к стенке, над всеми диванами и комодами. Как и всякая девушка, Ларэ не преминула изучить в зеркале свою внешность, пусть то и показывало лишь верхнюю половину ее тела. Словно опомнившись, Ларэ поставила левую руку на макушку и потянула платок на ее голове вниз, полностью оголяя свои длинные волосы. Те у Ларэ вились пышными, светло коричневыми кудрями. Девушка не любила их собирать даже в жаркую погоду, а если и собирала, то совсем ненадолго, иначе кожа головы начинала жаловаться на стянутость и неестественную тяжесть. Ларэ никогда не считала себя некрасивой; иногда она засматривалась на свою внешность, довольная ее видом, иногда рассматривала придирчиво. И не видела в этом непостоянстве ничего плохого. Вот сейчас, например, она определенно могла сказать, что вид у нее был уставший, и ею это не воспринималось ни хорошо, ни плохо, это был просто факт. Карие глаза ее, оглядев себя, затем проверили весь зал через зеркало на наличие злой энергии, и после она вернула взгляд в реальность.

Слуга терпеливо ждал ее, схватив одной рукой запястье другой перед собой. Сгримасничав стыдливую рожицу с оголенными зубами, Ларэ проворно обогнула стоящие по центру зала две группы высоких диванов и догнала мужчину. Из холла в другие части дома вели сразу четыре дорожки. Три из них – по арочным коридорам, и одна – на второй этаж по деревянной лестнице. Слуга завел ее в средний коридор, выкрашенный белой краской сверху до низу. Единственным украшением его была кафельная плитка, покрытая разноцветными геометрическими узорами, словно стены в тут только для того и оставили пустыми, чтобы выделить ее среди них. Коридор привел их в другие залы, заставленные не менее пышной мебелью, чем оставленный позади холл. И на этом пути Ларэ увидела аж четыре кошки!

– Хозяин приказал не выгонять бродяжек и кормить их досыта. Вот они прижились, – объяснил слуга на вопрос девушки. Тогда на ум Ларэ пришел следующий: «А не является ли она сама такой бродяжкой?» С этими кошками у нее определенно нашлось бы много общего.

Наконец, они прошли столовую, в которой стоял стол со стульями на тонких, как у лани ножках, и вошли через короткий проход в пышущую жаром кухню. Да- а, не хотела бы Ларэ в такой работать.

– Канара, – позвал слуга и одна из женщин бросила свои дела и подошла к ним, потирая пухлые руки о мятый фартук и внимательно изучая чаровницу. – Долгожданная гостья хозяина прибыла.

– Вижу, – кивнула она. – Приветствую тебя, дорогая, у нас.

– Расскажи ей все, – попросил слуга.

– Беру ее на себя, – ответила она и широко улыбнулась Ларэ. В отличие от многих дородных женщин черты ее были приятными взгляду, мягкими и какими- то материнскими. Голубые глаза искрились энергией, а от смуглой кожи веяло здоровьем. Она произвела на девушку благоприятное впечатление, и даже пот не испортил его. Ларэ тем не менее не была уверенна, каким образом ей самое оставить о себе приятное мнение у домоправительницы.

– Добрый день, – неловко, зато вежливо произнесла Ларэ.

– Дел у нас невпроворот, – сказала она девушке, снимая ошейник фартука через голову. А затем через плечо на кухню бросила, – Айран! Я ухожу. Теперь сами и чтоб все было приготовлено вовремя! А ты, дорогая, иди- ка за мной.

К этому времени слуга, приведший ее, успел тихо покинуть их; Ларэ и не заметила его ухода, словно бы он испарился. Канара повела ее обратно через белый коридор, по пути рассказывая о назначении комнат и заведенных у них порядках.

– Если господин отошел ко сну, то и все остальные тоже должны, – повторила она за женщиной.

– Именно, – та подняла указательный палец вверх. – Так как хозяин распорядился, что есть ты будешь за его столом, то намотай себе на ус – никогда не опаздывать.

– Поняла, – Ларэ улыбнулась и кивнула до кучи, хотя домоправительница и не могла ее видеть, потому что шла впереди. Зато слышала ее приветливый, ретивый тон.

А когда Канара принялась водить ее по дому, заглядывая чуть ли не в каждую комнату, девушке только и оставалось, что с тяжелым вздохом пытаться запомнить все лабиринты здешних коридоров. Комнаты слуг и господские спальные комнаты находились в разных частях дома, на вторых и третьих этажах, и даже лестницы к ним вели разные. В сами комнаты, они, разумеется, не вошли, однако на всякий случай Канара убедилась, что девушка запомнила, где находится комната домоправительницы и самого хозяина. Потом Ларэ были показаны рабочие кабинеты, куда просто так, в обычное время заходить ей воспрещалось, ибо, мало ли, хозяин или его дочь вздумают дела решать в них, а тут чаровница их беспокоит.

– Не слоняться по дому, – вывела Ларэ из этих объяснений женщины еще одно правило для себя.

– Это верно, – протянула та ей в ответ. – Кстати, твою комнату я покажу тебе в последнюю очередь. Она находится не в служебной и не в господской части. Дом, конечно, большой, но комнаты там для тебя не хватило. Вот и переделали под тебя одну из закрытых гостиных комнат. Но то потом. Сперва я отведу тебя к хозяину.

– Эразию Бульбе? – в горле у девушки екнуло. Так скоро?

– Ты не волнуйся, – махнула женщина рукой, – он человек по натуре добрый. К особенным плохо никогда не относился. Здоровьем только сызмальства не хвастал. А в старости оно и понятно. Вот, лекарь ему наш случаем обмолвился о шансах, что дар твой ему поможет. Не отдельно от его лекарств, конечно. Якобы можешь ты прогнать чернь его болезни, и тогда уж с корнем ее справится сам лекарь, – тут она хмыкнула. – Правда, говорят, лекарь этот после слов своих тут же язык себе и прикусил, а потом давай самому отговаривать хозяина от уже понравившейся тому идеи. Пытался убедить его, что сболтнул лишнего. А наш хозяин каков – вздумалось ему сделать что- то, так идет до конца.

– И сейчас мы к нему идем? – уточнила Ларэ. Ее тело вот- вот собиралось начать испускать пот от волнения.

– К нему, – подтвердила домоправительница. – Уже почти дошли. Он тебя в библиотеке ждет.

Нервно поправив кожаную сумку, переброшенную через плечо, Ларэ со всей силы вонзилась пальцами в ее лямку. Значит, у домоправительницы этот человек был на хорошем счету. Звучала она открыто и честно. Такие люди, как эта женщина обычно не умеют лгать – слишком просты. Поэтому Ларэ ей верила. Но все равно боялась. Вдруг, она не понравится господину и вышвырнут ее отсюда, как дворняжку? Долой мечты о сытой жизни.

Вот они подошли к массивной деревянной двери с изогнутыми, словно лозы, позолоченными ручками. Вот Канара взялась за обе и опустила их вниз. Вот раскрылись двери, раскрывая Ларэ всем ветрам жизни и оставляя беззащитной, открытой взглядам на пороге большой комнаты, заставленной полками книг по левую сторону, а по правую, освещенную дневным светом из анфилады окон. В центре широкого прохода, устланного ковровой дорожкой, стояли два красных кресла и круглый столик на высокой ножке между их мягкими подлокотниками. А в креслах…

Ларэ вздохнула и ступила внутрь комнаты, подгоняемая выразительными взглядами Канары и ее кивками. Женщина явно не собиралась заходить в библиотеку вместе с ней. Более того, стоило Ларэ пройти некоторое расстояние, как та закрыла двери комнаты, оставшись с наружной их стороны.

Еще немного и ноги у девушки бы подкосились, и изучающий взгляд черных глаз, словно пытающийся прочесть ее душу, совсем не помогал вернуть ее пульс в нормальное состояние. Но не владелец этого взгляда имел статусное превосходство в этой комнате, и все же почему- то именно о его фигуру, облаченную в необычные, почти чудаковатые одежды, зацепилось внимание девушки. Рослый мужчина тридцати лет, стоя, низко склонился над запястьем старого человека в кресле, протяжно вздыхающем от усталости. По положению его пальцев, Ларэ поняла, что тот мерил хозяину дома пульс, и она как раз прервала их на этом занятии своим приходом. Это заставило ее почувствовать себя еще более неуютно. Да и взгляд свой мужчина не спешил отводить от нее, как поднял его к ней, будто забыв о своем деле, так и не удосужился вернуть назад. Наоборот, медленно разогнулся, потирая руки, выпрямился в полный рост, ни на мгновенья не переставая смотреть на Ларэ, к тому же, без всякого намека на улыбку, словно проводил важный эксперимент с участием морской черепашки, где роль черепашки досталась Ларэ – сомнительная честь. Он обратился к старцу в кресле со словами:

– Господин, ваше давление сегодня повышено лишь слегка. Это хороший признак. Ниже, чем вчера. Значит, новая настойка действенна. Предлагаю продолжать ее прием и дальше, – голос его звучал размеренно и твердо.

Ларэ не сдержала рефлекса и проглотила накопленную слюну и от явственного, сопроводительного звука, раздавшегося при этом, у нее чуть не покраснели от стыда щеки. Она все никак не могла понять, почему слюна сглатывается так громко в напряженные часы, а в обычные – действие это совершенно незаметно. Она не умела этого контролировать, но очень бы хотела научиться. Особенно сейчас.

– Было бы крайне безответственно с моей стороны ослушаться такого прекрасного лекаря, как ты, Моаз, – заметил старец, тем добрым, славным тоном, которым дедушки говорят с любимыми внуками.

Пока Ларэ пыталась поскорее привыкнуть к обстановке и выбросить молчаливое присутствие пресловутого лекаря из своей головы – а это у нее едва ли получалось, хоть она и отвела свой взгляд от него- старец перенес руки на толстые подлокотники и, опираясь на них, поправил свое положение в кресле, принимая более удобное, дабы ему легче было говорить с девушкой.

– Юная госпожа чаровница. Ларэтта, если не ошибаюсь? – приветливо протянул хозяин дома. – Как же я счастлив, что вы приняли мое приглашение. Полагаю, дорога выдалась нелегкой?

Как ей обращаться к двоюродному брату султана? Она еле удержала себя от паники по этому поводу.

– Добрый день, господин. Все зовут меня Ларэ, – сообразила она, в конце концов, и ее голос даже ни разу не дрогнул. Но не должна ли она была случаем поклониться? Потому что она не стала. Руки ее сжались на легкой ткани платья по бокам. – Дорога давно стала моей жизнью. Путь сюда был мне не в тягость.

– Отлично- отлично, – старец изобразил радость об этом. Кажется, не только Ларэ испытывала неловкость. Просто у Эразия Бульбы опыта в этом было несравненно больше. – Присядь, дитя, прошу тебя, – он указал на кресло напротив себя. Ларэ помешкалась, прежде чем направиться к нему. Не забирает ли она место у молчаливо стоящего позади столика лекаря? Не то, чтобы он пугал ее, но его аура испускала весьма… мрачные (?) флюиды. Когда девушка села на мягкое, податливо сиденье, хозяин дома спросил ее. – Ты выглядишь совсем юной. Сколько тебе лет? Мне сообщили, что вы молоды. И все же, я не ожидал, что настолько.

Интересно, кто ему сообщил? Лекарь? По словам Канары это он поведал старцу о ее существовании; выходит, больше некому было его информировать. Ларэ не удивляло, что некий лекарь знал о ней. О ней многие знали и не только потому, что ее имя сослали в воришки. Еще до того, как ее несправедливо опорочили, люди раздавали молву от одного к другому о ее чудодейственном даре. Некоторые говорили, чаровница просветляет ум, другие – улучшает бодрость духа и меняет настроение, а еще – делает тело легким, как у пташек. Ларэ было любопытно, какая из версий дошла до слуха здешних обитателей. В любом случае, правдивы были они все, однако сути ее дара все равно не передавали.

– Девятнадцать, – она чуть- чуть поерзала и перестала, как только заметила, что делает это. – Не понимаю, для чего я вам понадобилась? Я не лекарь и самочувствие тела изменить не в силах. Мой дар не в этом.

– Это мне известно. Мой верный друг, – старик махнул рукой на стоящего позади лекаря, – рассказал мне о том, как работает ваш дар, – на этих его словах Ларэ не сдержалась и одним глазком глянула на безэмоционального мужчину. – Вы очищаете ауры от плохой энергии: сглаза, порчи или остатков падких эмоций. Страха за жизнь, например. В последнее время мне частенько приходится задумываться о смерти. Это неплохо сбивает мой сон по ночам. Если благодаря вам, я избавлюсь, по крайне мере, от тревожности во сне, то буду знать, что совсем не зря вызывал вас в свой дом по этой удушающей жаре, – затем он сказал себе в подбородок, словно мысли его не могли идти одним путем достаточно долго. – Эх, поскорее бы осень вступила в права.

Эразия Бульба оказался прав. Или, вернее, его преданный лекарь. Ее дар осветлял энергию вокруг. И все. Светлая энергия не могла не влиять на тех, кто в ней находится, да и зачастую все проблемы людей исходят из их психологии. Так что неудивительно, что на некоторых он действовал исцеляюще.

– Чем вы больны? – вежливо поинтересовалась девушка у старика.

Тот улыбнулся ей милостиво, словно бы прощая за очевидную ошибку.

– Старостью, – был простой ответ. – Моаз считает, счастье продляет жизнь. Хотя потом он и передумал, воспротивившись моему намерению, – лекарь тем временем и бровью не повел, когда речь зашла о нем. Казалось, он теперь потерял к Ларэ всякий интерес. Надо же, какой изменчивый. – Позволь нам поглядеть на твой дар в действии. Мне не терпится ощутить его на себе. Надеюсь, ты не сильно устала с дороги, и это не осложнит тебя.

– Конечно, – Ларэ улыбнулась шире и попросила. – Дайте мне свою руку.

– Все, как вы скажите, – со смиренным лицом пошутил старик. – Берите пример с Моаза. Вот он, например, помыкает мной, как хочет. И вы пользуйтесь положением, – и только на последнем слове он позволил себе улыбнуться. Удивительно, как внешне похожи дети и старики. Возможно потому, что чувствует себя одинаково беззащитными перед неминуемым роком судьбы?

И лишь после этих фраз хозяина дома, лекарь все- таки ожил. Правда, с весьма скудным набором эмоций на лице. Ларэ почудилось, он намеренно ее игнорирует; витало что- то от его отношения в воздухе. Незримое и холодное.

– Прошу вас, не играйте с чувствами вашего слуги. Все, что я делаю имеет лишь цель заботы о вас, – тон его был совершенно строг и сдержан в каждом своем звуке, и все же бардовые его губы чуть вздрогнули в намеке на улыбку, стоило ему уронить последнее слово. Вздрогнули, и тут же стали такими же безмятежно- строгими, как раньше.

Какой деловой, хотелось едко бросить Ларэ, но она лишь поджала губы. Он больше совсем на нее не смотрел. Куда угодно, только не на нее. Она показалась ему неприятной? Хотя зачем бы ей об этом волноваться? И чего это она так взбеленилась из- за этого? Ну и пусть не смотрит. Одной проблемой меньше.

Поэтому решив отплатить ему той же монетой, то бишь безразличием, она сосредоточилась на своей работе. Взяв руку старика, она закатала рукав его красного мужского платья вместе с рукавом от цветастого халата и провела пальцами правой руки по обратной от локтя стороне, вдоль вен, непроизвольно вызывая у старика приятные ощущения. Затем она закрыла глаза, ибо так только могла призвать свои способности и дотронулась до своего дара, пытаясь пробудить его. Это тоже обычно занимало время. Да и чем реже она применяла дар, тем крепче он засыпал до следующего раза. Она мысленно прозвенела у него колокольчикам один раз, второй, и на третий, сила полилась по ее венам.

…

Ларэ много раз рассуждала о том, как было бы славно, будь ее дар более воинственным, более приспособленным к защите своей хозяйки. Увы, в бою он был ей совершенно бесполезен. Не то, чтобы она числилась среди драчуний или знала хотя бы несколько приемов, но порой случалось в жизни – дар, вроде владения огнем или умением направлять потоки воздуха, какие ей довелось видеть у некоторых других особенных, пришелся бы ей весьма кстати. А уж какое чувство безопасности бы она имела с такими способностями. Может, и не пришлось бы учиться так быстро бегать; стоптала бы меньше сандалий.

Когда Ларэ часом ранее закончила осветлять ауру Эразия Бульбы и открыла глаза, то неожиданно обнаружила, что старик уснул. Ноги его по смешному вытянулись, а лицо утонуло в блаженном сне.

– Работает, – сказал лекарь и на том не вымолвил больше ни слова.

Что ж, по крайне мере, выгонять ее не собирались и, похоже, официально приняли на работу. С этого дня она здесь своя. Эта мысль долгожданным успокоением согрела грудь Ларэ.

Канара, ожидавшая все это время за дверью библиотеки, провела Ларэ в ее спальную комнату. Ее все возвращал мыслями назад, к тому времени, когда она покидала библиотеку. Она могла поклясться, что чувствовала взгляд лекаря на своей спине, однако стоило ей обернуться у самого выхода, видела только как лекарь, соединив руки за спиной, профилем, исполненным необычного достоинства, смотрел в направлении окон, позволяя свету из них омывать его смуглый, ровный тон его кожи.

Его определенно можно было назвать красивым. Ларэ не понимала, почему он сперва пригвоздил ее взглядом, словно коллекционер булавкой редкую бабочку, а потом ни разу не обратил на нее внимания, избегая ее вида. Что он такого в ней увидел? Или дело не в ней? В который раз Ларэ взглянула в свое круглое зеркальце, что всегда и везде носила на своей груди. Правда не за тем, за чем заглядывала в него обычно. На этот раз ее интересовала собственная внешность, а не проверка злой энергии в окружающем пространстве. Заглядывала и не находила в себе уродливых изъянов. Не эталон красоты, но вполне красива – считала она про себя.

Что ж, похоже, ей не понять странного поведения лекаря.

Зато ей выделили комнату, какой ей никогда иметь и не снилось. В голубых оттенках, с высокой односпальной кроватью, на которой она сейчас и сидела, с тумбой, объемным шкафом, мягким круглым ковром на дощатом полу, отполированном так гладко, что ходить по нему и без ковра казалось очень удобно и уютно. А еще с рядом окошек, идущих вдоль одной из меньших стен, стекла в которых были разноцветной мозаикой. И стояли окна не только в стене, открывающейся наружу, но и в той, что смотрела внутрь дома. Комната Ларэ, в отличие от всех прочих, находилась в основной части здания, где все окружающие комнаты —сплошь залы для отдыха и досуга. Двери ее выходили узкий галерейный проход, с одной стороны которого шли перила, поддерживаемые резными ножками из мрамора. А за перилами, внизу расположились все те же дорогие диваны со столиками, карликовые пальмы в алмазных горшках и несколько средних люстр из бронзы, свисающих на толстых цепях с плоского белого потолка.

Еще до ее прихода служанки, по словам Канары, позаботились о чистом постельном белье в комнате, оставили на письменном столе несколько увесистых незажжённых канделябров и уйму запасных свечек, и даже позаботились о ночнужке для девушки, представляющую из себя белую сорочку длиной до пола с красивыми ажурными вставками на ключицах. Ей такой прелести в жизни носить не доводилось. Тем не менее Ларэ полагала – она быстро привыкнет к хорошей жизни. У нее то самой личных вещей при себе находилось немного: семь колец с полудрагоценными камнями, которые она уже сняла с рук на тумбу, бабушкин платок, одно запасное платье в сумке и зеркальце в оправе из тростниковых сухих палочек, которое она всегда носила на груди, чтобы в любое время иметь возможность заглянуть в него ради проверки новой местности.

Правда, она ощутила себя пристыженно, когда домоправительница оглядела ее с ног до головы и взгляд ее недоуменно остановился на сумке Ларэ, свисающей по бедру. Женщина поинтересовалась, все ли это ее пожитки и нет ли других, и стоило Ларэ покачать головой, как та озадаченно нахмурилась. Но хотя бы ничего не сказала об этом, а лишь напомнила про ужин и любовь господ к пунктуальности.

Да, и ужин. Она будет есть вместе с сильными мира сего. Повезло же. Узнай бабушка о том, где она, наверняка бы пробурчала что- нибудь про опасность хитрых лис для белых и пушистых кроликов. Но Ларэ итак уже находилась в непростом положении с ложными обвинениями в ее адрес. Она не могла справиться с ними. Более того, она не понимала, откуда они взялись и с какой стати свалились на ее голову. Поэтому жизнь бок о бок с людьми власть имущими пугала ее на всем этом фоне меньше всего. Эразия Бульба не показался ей натурой изменчивой, наоборот. И пусть лекарь его вел себя с ней не самым дружелюбным образом, но и он не был похож на человека подлого. Поэтому глянув на стремительно смеркающееся за окнами небо, Ларэ вздохнула и приготовилась к очередному испытанию.

…

Ларэ уже доводилось бывать в обеденном зале, но сейчас она не просто проходила мимо овального кухонного стола на изящно изогнутых ножках, а сидела за ним и к тому же с господами. Эразия Бульба занял место соразмерно своему статусу – в одном из торцов стола, лицом к высоким окнам, открывающим вид на зеленый- и весьма колючий- двор. Зато на широких подоконниках расположились красные карликовые розы и то и дело притягивали к себе взгляды всех пришедших на вечернюю трапезу.

– Вам не нравится здешняя еда? – Мая подарила Ларэ свою милую, благородную улыбку.

Ларэ и Мае выделили места по обе руки от Эразия Бульбы, друг напротив друга. Дочь Эразия была, наверное, девушкой самых женственных манер и самых благородных черт, какие ей приходилось видеть. В розовом, прямого кроя платье с рукавами в форме бутона лилии – которые, по мнению Ларэ, осложняли ей многие простые движения руками, но по тем же придавали ей большего шарма – она представляла собой символ и пример для всех живущих в этом доме. В основном Л хранила молчание. Выразив беспокойство о здоровье отца в начале ужина, далее она ограничивалась короткими фразами на его вопросы. По началу она показалась Ларэ безучастной к остальным, имеющей нечто от гордости. Потому, когда девушка обратилась к ней, Ларэ пришла в некоторое замешательство и почувствовала себя еще более неуместной среди окружающей обстановки.

Пройдет ли это чувство когда- нибудь?

– Все выглядит очень вкусно. Не знаю, что и выбрать, – она пожала правым плечом и склонила к нему голову, почти касаясь щеки.

На самом деле, Ларэ не решалась выбрать что- нибудь из предложенного на столе, потому что не знала, каково это на вкус. Многие рецепты были не знакомы ее глазу и даже некоторые ингредиенты. Все тарелки украшали искусно нарезанные поварами- художниками овощи и фрукты: звездочки из киви, узорчатый цветок из баклажана, порезанные дольками ананас и манго, а в рот одной из рыб запихнули четвертинку лимона. Рыба эта смотрела пустыми глазницами прямо на Ларэ и была главным блюдом ужина. Ларэ не запомнила ее названия, только то, что ее было весьма непросто словить, потому как живет она в море очень глубоко.

– Пожалуй, попросим Моаза сесть возле Ларэ, – сказал старик, дожевывая и откашливаясь. – Он поможет тебе в выборе. По моей вине он сегодня задерживается. Я уронил пару стеклянных бутылок с настойками для меня же, – он усмехнулся и изобразил кукольный стыд. На его круглых щеках он смотрелся весьма успешно. – Дабы дать настойкам время настояться до вечера, ему пришлось заняться их изготовлением тут же. Я сказал ему поручить это дело его мальчишке, а тот оказался этому не обучен. Но, думаю, наш друг скоро уже к нам присоединиться.

Что ж, вот и нашлась причина отсутствия лекаря. Ларэ неохотно протянула руку к бокалу и пригубила свежевыжатый гранатовый сок. Стоило ей опустошить его наполовину и убрать на место, как слуга у стены подошел к ней и быстро наполнил его заново. Ну и ретивость. Она совсем не привыкла, чтобы ее обслуживали. А перед гувернанткой Маи – Масэной – и вовсе не удобно было иной раз двинуться. Женщина сидела подле своей воспитанницы и имела весьма зоркий взгляд, который то и дело направляла на Ларэ, заставляя ту столбенеть каждый раз. Движения самой женщины были весьма скованны – именно скованны, а не скромны – словно плечи ее кто- то невидимый плотно сжимал с двух сторон, не позволяя ее локтям оторваться от туловища. Прическа, платье, даже взгляд: все в ней являлось неприметным, так что войдя в зал и не зная куда смотреть, можно и не заметить ее присутствия вовсе. Про себя Ларэ прозвала ее птичкой – такой маленькой и суетливой.

Ларэ глянула на командира всей наемной охраны в доме, уминающего еду рядом с гувернанткой. Вот уж кто возвращал Ларэ ее уверенность в себе, хотя сравнивать себя с мужчиной, да еще военным, представлялось малолестным. Ни на кого особо не отвлекаясь и не запирая свой аппетит в рамках этикета, мужчина набивал полный рот съестного и глотал, почти не жуя. Он также замотал свое тело в зеленые одежды, как и его подчиненные. Он обладал мощной, квадратной челюстью и светлой кожей, не склонной к загару. Скорее всего, метис.

От него исходило больше всего шума, и Ларэ задумалась, всегда ли он трапезничает за господским столом. С другой стороны, раз его до сих пор отсюда не выгнали, то и ее не станут, верно? Тем временем, забив желудок доверху, военный без всякого пиетета обратился к хозяину дома, отчего у Масэны глаза превратились в окуляры. Мужчина заголосил чуть ли не прямо ей в ухо. Бедняжка.

– Господин, слышал, ваш сын получил- таки должность магистрата в Аль- Танине! Вы, должно быть, ужасно горды им. И мне бы хотелось иметь сына столь острого умом. Столько раскрытых дел! Он находка для султана. Уверен, скоро его переведут служить в столицу, а там и до дивана недалеко.

Единственное, что в речи главного наемника было недалеким, промелькнула у Ларэ шаловливая мысль, так это его ум.

Магистратом звали того, кто стоял над всеми исполнителями закона в определенной местности. Например, в этой местности, где располагались и владения Эразия Бульбы, высшим учредителем от закона признавался, выходит, его сын. Однако во дворце имелось известное каждому попрошайке правило – человек всякой профессии лишен права продвигаться по службе вне территории, где он родился. Исключением являлись лишь те мастера, кто продавал не услуги, а вещи: кузнецы, сапожники, гончары. Целители, законники, военнообязанные и им подобные обязывались оставаться там, где появились на свет. Им разрешалось путешествовать, но работать только на своих землях. По мнению дворца, этот закон испокон веков помогал взращивать в людях преданность свои родовым корням и сплачивал людей, принадлежащих одной местности, что вместе с тем укрепляло и власть султана – кто его разберет почему. Исключение делалось для особенных. Дар являлся частью их самих, потому пользоваться они могли им где угодно, и как угодно. Услуги, которые они оказывали посредством дара, не воспринимались запретом. Хотя, Ларэ подозревала, и это скоро измениться, учитывая, сколь любимо дворцу в последнее время во всем ограничивать особенных.

Так или иначе, а сыну Эразия Бульбы, пусть и племяннику султана, не суждено было получить должность выше, чем ту, что он уже занял.

Старик откашлялся и подарил главному наемнику легкую улыбку.

– Боюсь, это невозможно, мой друг. Наша семья чтит закон. Никто из нас не посмеет и думать строить обходные пути.

– Бросьте! – безалаберно заявил наемник. Его имя ни разу не прозвучало за столом, и Ларэ никто не удосужился его сообщить. Она не печалилась об этом. Оно вряд ли ей пригодится. – Уверен, султан не оставит своего почтенного родственника в таком…

– Каком?! – голос вошедшего удивительным образом прозвучал одновременно резко и вежливо. В кухонную залу вошел Моаз. То есть лекарь. Ларэ не решалась звать его по имени даже про себя.

Его статная осанка теперь была особенна заметна ввиду того, что только он стоял, а остальные сидели. На нем все еще были те странные одежки. Нет, конечно, выглядел он в них безупречно, словно секунду назад вышел из-под швейной иголки, однако ни на что знакомое похожи они не были? Где же он такие раздобыл? Из всего, что на нем сидело, Ларэ узнала лишь белую рубашку с накрахмаленным воротничком, а остальное… На плечах висел длинный не то плащ, не то халат. Плечи у этого одеяния стояли сами по себе, как на кафтанах богатых господ, и борта с воротником напоминали кафтановы, только много- много проще по отделке своей. В то же время от кафтана накидка отличалась тем, что подобно некоторым халатам, не доходила до пола, а заканчивалась чуть выше колена, да и ткань у нее была не бархат и не лен, а обычное черное сукно. И пуговиц у нее был не один ряд, а два. Под этим чудом лекарь носил застегнутую жилетку, плотно облегающую туловище. Ларэ еще ни у одной жилетки не видела такое большое количество пуговиц. Обычно их либо вовсе не бывает, либо максимум две. Жилетка имела длинный треугольный вырез, чего с привычными ей мужскими одеждами тоже не случалось. К ногам лекаря плотно прилегали… Ларэ не видала шаровар, которые бы так тесно облегали ноги. Удобно ли это? И сапоги на плоской подошве, отделанные кожей. С ними тоже все обстояло не совсем в порядке. Дело в том, что доходили они лекарю аж до колена. С чего бы такие длинные? Какой портной над ним так поиздевался? Или портниха? Наверное, он разбил ей сердце, и она ему так отомстила, иначе Ларэ никак не могла объяснить подобный крой одежды. Она видела много мужчин, которые совершенно не разбирались в том, как одеваться и просто слепо слушали своих жен об этом. Так что вполне вероятно… С таким холодным выражением лица… Скорее всего это была неразделенная любовь. От этой идеи девушке немного полегчало на душе, ей даже пришлось попридержать хихиканье.

– Моаз! – приятно удивился хозяин дома. – Ах, я виновен, – сказал он со смиренной улыбкой, прося таким образом прощения.

– Мой господин, – поприветствовал лекарь Эразия и занял место за столом, как раз рядом с Ларэ. То есть старик, конечно, собирался попросить его, но он того не слышал. Наверное, он просто решил – в ее компании сидеть приятнее, чем бок о бок с главным наемником. Устроившись лекарь обратился к девушке, не глядя на нее, пока накладывал еды на тарелку. Тарелку Ларэ. Нет, он точно не мог слышать слова Эразия Бульбы, сказанные минут десять назад. Разве что все это время лекарь караулил под дверями столовой залы. А, может, читал мысли? Вдруг, он скрывает свой дар? – Вы так пристально смотрите на меня, мисс. Возможно, у вас имеются ко мне вопросы? – вопрос мог показаться провокаторским, если бы непостижимо спокойный тон его голоса.

На всех ли лекарь оказывал столь же обезоруживающее влияние, сколь и на Ларэ? Вон, главный наемник не сказал больше ни слова, несмотря на все свои мышцы. Лишь едва покривив челюстью в недовольстве, он принялся за старое, то есть за еду. И жевал ее, надо сказать, немного жестче, чем прежде, словно салатные листья лично провинились перед ним в чем- то ужасном.

– У вас красивая одежда, – как можно лучше стараясь взять пример с его ровного поведения, то есть пытаясь скрывать свои эмоции, сказала она.

– Красивая? – хмыкнул он, будучи определенно более разговорчивым, нежели прежде. Ларэ полагала, он станет и дальше игнорировать ее после первой встречи в библиотеке, где оба не обмолвились друг с другом и словом. Ненамеренно – обстоятельства не располагали, но все же… Гувернантка Маи, и та казалась Ларэ дружелюбней. – Я думаю, вы бы хотели сказать «интересная» или «странная». Ваша предупредительность весьма похвальна, но предлагаю нам с вами быть всегда друг с другом честными. Как ни как, мы одинаково служим нашему добродетельному господину, – и после этих слов, не оставив на посудине перед ней ни единого пустого пятнышка, мужчина посмотрел прямо в ее глаза. Точно также, как ранее в библиотеке. Словно пытался подобрать замок от ее нутра. И взгляд его выражал столько проницательности, что Ларэ показалось – ему это удалось. Но чувства, будто ее уже прочли не прошло сквозь нее, так что она решила, что пока все в порядке.

– Моаз любит похваливать меня. Говорит, хвальба полезна для настроения, а оно – для здоровья, – вмешался в их диалог Эразия Бульба, лишив девушку возможности дать лекарю ответ. Она нисколько не жалела об этом; в любом случае, ее неминуемые оправдания прозвучали бы за столом крайне неловко. После этого хозяин дома обратился напрямую к своему работнику. – Но ты не пугай нашу чаровницу. С этого дня мое настроение незыблемо связано с ее способностями.

Неужели Ларэ выглядела напуганной? Оставшееся время ужина она прилагала все усилия, чтобы перестать производить подобное впечатление. Лекарь с ней ничем боле не обмолвился, молча и неспешно поглощая еду. Первым с ужина отклонялся главный наемник, затем Мая и Масэна. А их с лекарем Эразия Бульба попросил задержаться для позднего чаепития с десертом в комнате, смежной с обеденным залом. Там, усевшись на удлиненный красный диван из бархата, усеянного капитонами по всей спинке, он предложил Моазу и Ларэ присесть напротив него, в коричневые кожаные кресла. От хозяина дома их отделял лишь низкий прямоугольный столик и три горячие фарфоровые чашки чая, заботливо принесенные слугами.

Старик вздохнул, словно сбрасывая с себя всю нервозность пережитого дня.

– Вас, должно быть, удивляет, зачем я позвал двух ответственных за мое самочувствие людей попить со мной чаю с…, – тут из под седых бровей он глянул на стол, намереваясь тут же отвести глаза, но те так и застыли на нем в замешательстве. – Мда- а, чего- то не хватает, не так ли? – и вполне естественно, по- старчески Эразия принялся думать, чего же именно, почесывая при этом подбородок, обросший седой щетиной, через которую местами проглядывала золотистая кожа. Лицо его при этом сделалось озадаченным.

– Рахат лукума, – подсказал лекарь неспешным, прижимисто смягченным тоном. Он словно осторожничал, как осторожничают те, кто боятся иной раз починить нервную боль людям, чьи заболевания связаны с их ограниченными умениями включаться в реальный мир. – И сахарных печений, ваших любимых, – тут молодой мужчина галантно улыбнулся. – Позвольте мне сообщить об этом слугам. Я скоро вернусь.

С этими словами он поднялся и вышел из зала в тот проход, что имел направление к кухне.

Эразия Бульба проводил его взглядом и снова устало вздохнул.

– Старость- не радость, – он едва усмехнулся. Хитринки, проскочившие в его глазах, были печально бледны. В этом возрасте глаза уже не горят также ярко, как в молодости. Ларэ задумалась, что и ей, возможно, однажды предстоит ощутить все эти вещи на себе самой. Если повезет дожить до старости с ее- то вездесущей славой. – Язык памяти не слушается. Вы с Моазом молоды, дитя. Мне искренне жаль удерживать вас здесь, с собой взаперти, вдали от приключений ваших лет.

«Ну, да», – хмыкнула про себя Ларэ, – «ее снаружи владений старика ждали те еще приключения, аж ноги не знали, куда от них унести».

– Я благодарна вам за приют, – наконец, произнесла Ларэ, выразив ворочающуюся внутри нее признательность Эразию Бульбе. Лишь малую ее часть. Девушка совсем не привыкла получать от кого- то помощь. Ощущение долга ей было не по нутру. И в особенности то, что она не знала, как выплатить его в полной мере. Наверное, она накручивала себя слишком сильно. Только она знала, что к чужой добродетели родниться не стоит. – Вы рискуете, укрывая меня от магистратов и воинов султана, – очередная волнующая ее вещь- верит ли Эразия Бульба слухам о ее коварных преступлениях. – Мои оправдания никто не станет слушать, но я действительно не причастна к тем событиям, в кои меня включают.

За последние пару месяцев в стране образовалась шайка грабителей. Они проникали в дома господ и крали их драгоценности. Ну ее, чаровницу, ни с того, ни с сего присоединили к их числу.

К тому же, в качестве главного действующего лица и лидера.

Ларэ по существу своему ни за что не стала бы нарушать небесных правил добродетели, что же до законов Эры… Она даже в мечтах не представляла себя настолько безрассудной, чтобы намеренно ввергнуть себя в опалу к власти.

Ей не было ведомо о том, кто и зачем распространил о ней ложные слухи. За всю свою жизнь она лишь содействовала людям своим даром, старалась никому не отказывать в помощи. Она и предположить не могла, кому понадобилось наводить на нее клевету. И самое прискорбное – кроме того, как бежать и прятаться ей не удавалось найти способ справиться и решить это запутанное дело. Ей только и оставалось, что бросить саможалость в топку и двигаться вперед.

Старик остановил Ларэ, подняв ладонь и закрыв глаза, словно не хотел видеть, как она защищается от несправедливости, будучи невиновной. Когда он отпустил руку и открыл глаза, то превратился в эдакого дядюшку, радующегося проделкам маленьких детишек.

– Дитя, я перевидал многое за свою жизнь. Думаешь, я не знаю, как выглядят преступники? – он журил ее? По крайне мере, к векам его подползли мелкие морщинки, глаза изогнулись серпами, а улыбка на одну сторону выражала ту смесь веселой дотошности, которая рождается в качестве реакции на чью- то глупую и тем не менее смешную шутку, но когда все равно нужно сделать замечание о ее глупости, чтобы в дальнейшем пресечь нелепые шалости шутника, что портят его же репутацию. – Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что ты хороший человек. А потом я успел убедиться, что вдобавок ты еще и талантливая особенная. Мне бы хотелось узнать о тебе побольше, Ларэтта. Если ты не против. Мне интересно твое прошлое, твои мечты. Не оставила ли ты ничего и никого позади?

О, эти сожаления- отдельная веха ее жизни. Ведь оставлять кого- то, конечно, грустно, но когда оставить некого еще грустнее. Одиночество ходило с ней рука об руку все то время с тех пор, как умерла от старости ее любимая бабушка.

И Ларэ поведала старику о ней, о смерти своих родителей в ее четыре года жизни и бродяжничестве, в течение которого она перебивалась случайными заработками. Но на воровство она не осмеливалась ни разу, даже после двух суток непрерывного голодания.

– Значит, никого, – подвел итог Эразия Бульба, проникнувшись сочувствием к девушке. – Да, весьма жаль. Но, знаешь, в любое время Создатель может направить кого-то значительного для твоего сердца. И предугадать его появление в жизни заранее никогда нельзя.

И как раз к этим его словам в зал вернулся лекарь. С подносами, заполненными различными сладостями. Вместе с ним к Ларэ пришли и мысли о роковых случайностях, но она тут же поторопила их из своей головы вон. Ей удалось это от того легче, что на подносах лекаря девушка с расстояния пяти шагов заметила слоистую пахлаву. Взгляд ее любопытно стрельнул, увидел, заблестел, и она постаралась не выдавать своего энтузиазма, хотя в животе у нее уже начал разливаться пищеварительный сок от предвкушения вкусить сладость. Бабушка в детстве часто готовила ей пахлаву. К сожалению, за последние три года ей ни разу не удалось накопить достаточно, чтобы позволить себе даже такую небольшую блажь.

Тем временем лекарь поставил подносы на столик и сел на диван. И все молча.

– Не обращай внимания на Моаза, – сказал Эразия Бульба, заговорщическим тоном, якобы по секрету, и в то же время наблюдая за своим лекарем. – В детстве он с родителями посетил берег моря. И там его из воды позвала к себе русалка. Красивее не видывать. Мальчишка засмотрелся, поверил внешности, протянул ей руку- а родители его как кстати в этот момент отвернулись- та хвать и потяни его в море- топить, – он сделал дугообразное движение рукой в воздухе, словно бы хватая воздух и сжимая его в кулаке. – С тех пор он красивым женщинам не верит. Даже заговорить с ними боится. Всегда такой отстраненный.

О, это была шутка, о чем ясно намекал веселый взгляд старика. Шутка ведь, верно?

Лекарь на слова своего господина ответил… почти никак. Просто черты его лица выглядели менее строго, чем обычно.

– В прошлый раз, гувернантке Масэне вы поведали немного иную версию моего сдержанного поведения, – сказал он, поднимая чашку с блюдцем со стола.

– Да разве я уже припомню, – не стал отнекиваться Бульба. – Смотрю на тебя уже сколько месяцев и понимаю- тоже по юности одиночество считал за благо. Дел невпроворот. Думал, некогда. Сперва решу жизненные неурядицы. А жизненные неурядицы, – он по смешному надул щеки и тут же сдул их, – так и не закончились. Чтоб совсем не свихнуться, пришлось на воспитание взять неродных детей. Хоть они отцом величают. Не иди по моим стопам, Моаз. Посмотри на Ларэтту. Она тоже одна. Может, вы друг другу помочь сможете. Вдруг, вас здесь судьба свела, а? – и тут лекарь поперхнулся, намереваясь сделать глоток.

Ларэ бы оскорбилась такой реакции и столь длительному кашлю, если бы сама не испытывала всю ту же смесь смущающих эмоций. По крайне мере, она полагала, что мужчина это от неудобства закашлялся, а не по какой-то другой причине.

– Ладно, дети. Я оставляю вас. Что- то мне передумалось пить чаю. После чар Ларэтты меня завидно в сон клонит. Давно такого не было. Наверное, даже обойдусь сегодня без твоих настоек, Моаз.

– Я вам помогу, – лекарь встал на ноги, отложив свою чашку. Ларэ подметила, он не съел ни единого печенья.

– Нет надобности, – старик, опираясь на диванные подушки встал на ноги, преисполненный костной тяжести. – Составь компанию нашей чаровнице. Вам наверняка найдется, о чем поболтать, – махнув рукой, Эразия Бульба обогнул диван и направился к лестнице в углу зала, стиснутой меж двух стен.

Ларэ показалась, он слишком торопиться. Словно имеет на уме больше, чем говорит.

– Я настаиваю, – тем не менее подскочил к нему лекарь и попридержал старика за локоть в махровом халате. – Если хотите, я вернусь сразу после того, как уложу вас в постель.

«Ну уж нет», – подумала Ларэ. Она не станет чьей- то проблемой.

– Незачем, – бодро ответила она и вскочила на ноги. – Я рада, что смогла быть вам полезной, – сказала она, обращаясь к старику. Затем посмотрела на лекаря, пусть тот и отводил взгляд. Она что же, до того ему неприятна? – Я сейчас тоже ухожу. Допью чай и пойду к себе в спальню. Тоже устала. Если господин лекарь решит вернуться сюда, то скорее всего меня не застанет.

Тайные замыслы хозяина дома о сводничестве двух одиноких душ полопались подобно мыльным пузырям. Лицо его осунулось.

– Как знаешь, дитя, – сдался старик после непродолжительного всеобщего молчания. Еще чуть- чуть, и оно превратилось бы в неловкое. – Тогда спокойной тебе ночи.

– И вам, – кивнула девушка, вовсю улыбаясь.

Однако стоило лекарю скрыться с хозяином дома наверху, улыбка сползла с ее лица, превратившегося в усталую гримасу. Шумно выдохнув, она с плюханьем уронила свой копчик на сиденье кресла и надула щеки. Она правда устала. Морально.

Потом взгляд ее светло карих глаз упал на поднос со сладостями. «Вот бы утащить их в свою комнату и там неспешно насладиться сладким». Вместо этого она тут же, наспех закинула в рот сразу несколько рулеток слоеной пахлавы и запила их горячим чаем из каких- то трав – кажется, успокаивающих- а перед тем, как все- таки уйти, прихватила еще несколько на руки, надеясь никого не встретить по пути. Еще посчитают хапугой. А впрочем – какая разница?

Глава 3.

Глядя через узкое окошко на верх пятиэтажной смотровой башни во дворе, Ларэ потерянно теребила пустующий средний палец левой руки, размывая свои наблюдения за жизнью дома мыслями об отсутствующем кольце с аметистом. И куда только оно подевалось? Она ведь точно помнила, как снимала его прикроватный столик перед сном. А утром его на нем уже не было. Может, ночью она превратилась в сомнамбулу, и сама сделал с ним что- то? Такое с ней уже случалось, но всего единожды за всю жизнь. Тогда бабушка заставляла ее носить платье в цветочек, претившее вкусу подростка, да так оно ей не нравилось, что как- то, будучи спящей, она пошла, да запрятала его хорошенько. Долго они с бабушкой не могли понять, куда девалось оно. Неделю искали и перестали, а спустя несколько месяцев отыскалось оно в курятнике, засунутое в одно из гнезд и совершенно утратившее приличный вид. Бабушка первая догадалась, что произошло. Больше девушку носить что не по душе не заставляли. Однако теперешняя ситуация в голове у Ларэ никак не умещалась. Кольцами- то она дорожила. С чего бы ее подсознанию прятать одно из них от нее? Утром, то есть не более часа назад, Ларэ минут двадцать просидела на кровати, изучая в свое зеркальце комнату, ожидая, как бы сейчас не пролетела по его глади черная бабочка. Она полагала, плохая энергия могла не так на нее подействовать, помутить ум и понудить во сне не к тем действиям. Но нет, комната ее была энергетически чиста.

– Понравился колокол? – неожиданно прозвучал пыхтящий голос Канары у нее за спиной.

Девушка быстро повернулась к ней. Домоправительница стояла в своем рабочем платье с фартуком, таща в руках большую корзину простыней.

– Доброе утро, – произнесла чаровница первое, что пришло на ум.

– Доброе, доброе, – покивала Канара. – Ну как, нашла в своей комнате подарок? Хозяин попросил меня положить тебе деньжат за будущий месяц работы, – она мечтательно вздохнула, от чего ее объемные груди и живот сильно всколыхнулись вместе с корзиной. – Мне бы обладать даром каким, чтобы столько зарабатывать, да белоручкой ходить. Мою- то кожу уже ни одной мазью не взять, огрубела ни дать, ни взять.

Ларэ всегда казалось забавным то, как женщины преклонного возраста волнуются о своей внешности. Но сомневалась, что она сама станет исключением, когда придет время. Морщины морщинами, а желание ощущать себя женственной у ее пола не увядает вместе с летами.

– У тебя прекрасная кожа, – улыбнулась она Канаре и тут же не преминула подтвердить. – Мешочек я получила, – действительно получила. Как вернулась вчера после разговора с Эразией Бульбой в свою комнату, мгновенно заметила лишнюю вещь.

– Ты меня успокоить пытаешься, – покачала она головой, укутанной в льняной платочек. – Подумаешь, бабушка жалуется на красоту. Чего удивляться- то? Но вот мое скверное настроение понять можно, мне в зеркало достаточно поглядеться, да годы свои узреть. А ты чего бледная, будто призрака увидела?

И Ларэ решила ее спросить.

– Канара, ты нигде не замечали какого- нибудь бесхозного серебряного колечка с фиолетовым камушком? Нигде не валялся?

– Потеряла? – понимающе хмыкнула дородная женщина. – Не видела. Но ты не переживай, я всем слугам скажу, чтобы глаза держали в оба.

– Благодарю тебя, Канара, – Ларэ в который раз дотронулась до голого среднего пальца. Кольца питали разные аспекты ее энергии. Она чувствовала себя неполноценной даже без одного из них. Словно мир вокруг не предвещает ей ничего хорошего. – Так что там с колоколом? – она вновь повернулась к окну, желая сменить тему.

Они с Канарой стояли в небольшом ореоле свободного пространства прямо перед лестничным спуском, тесно окруженные стенами, обшитыми деревом. Ларэ, блуждая по дому, случайно оказалась в этом месте и вот уже десять минут не находила в себе желания отправиться из него дальше. Даже с тем риском, что может пропустить завтрак.

– Ах да, – вздохнула женщина, набирая в себе сил продолжать нести свою ношу. Ларэ было думала предложить ей поставить корзинку на подоконник, однако тот был слишком мал, чтобы хотя бы угол ее мог на нем уместится. А вызваться подержать ее и вовсе опасалась, с ее- то тоненькими ручонками. Подумав об этом, пред ней тут предстала картина, как она летит вниз лестницы вместе со всем этим бельем под уханье домоправительницы. – Большой, верно? – Ларэ с ней согласилась. В свете яркого солнца колокол, подвешенный к аркам белой башни, блестел, отражая жаркие лучи. Один из зеленых охранников, вытянувшись по стойке смирно, стоял наверху башни рядом с ним и, по- видимому, нес караул. – Его установили на случай опасности. Территории у хозяина большие; об опасности сразу всех предупредить вернее способа нет. Но бьют в него редко. Я и не помню, когда в последний раз его слышала. При отце нашего хозяина кочевников бродило по стране много, еще в те времена устанавливали. Нападения случались месяц к месяцу, а сейчас сплошная тишь, чтобы не сглазить.

– Только в случае нападений?

– Или кражи. Или убийства. Ладно, мне надо идти. Дел невпроворот. Девушки что- то напутали, не в ту комнату не те простыни сложили. Приходится за ними переделывать. А ты бы шла на завтрак. Гадать о потеряшках на сытый желудок приятнее, – и с этими словами, женщина, медленно переставляя толстые ножки, начала сходить по ступеням.

Ларэ решила последовать ее совету. Однако и за щедро накрытым столом ее поджидала неприятность. Между временем основной еды и десертом, занятая обсуждениями о предстоящем праздновании дня рождения Эразия Бульбы, Ларэ не заметила подавальщицу, склонившуюся по правый бок от нее и наливающую ей в чашку травяной чай. В итоге в то время, как Мая зачитывала отцу список гостей и рассуждала о деталях организации приема, а Масэна и Канара – последняя сидела рядом с гувернанткой, присоединившись к ним в середине завтрака, но почему- то ни к чему не прикоснулась из находящейся на столе еды- то и дело вставляли что- то о реальном положении дел, Ларэ как раз и потянулась было за своей чашкой. Но вместо этого подставила ее под струю кипятка. Лекарь сидевший на следующем стуле, видя это, к сожалению, не успел ее остановить, а только округлил глаза и раскрыл рот до того, как все уже было сделано.

Ошпаренная, Ларэ вскочила со своего стула, держась за запястье и еле сдерживая рвущиеся наружу слезы. Вместо того, чтобы заплакать, она плотно сжала губы и сморщила лоб и нос.

Прямо день неудач какой- то!

Лекарь аккуратно дотронулся до кожи Ларэ, перенимая ее больную руку в свою, чтобы осмотреть урон.

На против еле слышно охнула Мая, прижав к груди, облаченной в нежно сиреневый ситец, пергамент с перечнем имен.

– Все в порядке, но нужно поспешить. Идемте со мной в лечебницу. Очаг поражения необходимо промыть и забинтовать. И есть у меня одна действенная мазь на этот случай, – сказал лекарь.

– Конечно поспешите, – поддержал их Эразия Бульба. – Пропустите их скорее, – стоило замахать ему рукой, как слуги вокруг отодвинулись и даже убрали стул Ларэ в сторонку, чтобы ей было легче выйти из за стола.

…

– Вы выглядите не выспавшейся, – сказал лекарь, стоя к Ларэ спиной. Он перебирал стеклянные ящички на стеллажах полок, вбитых в стену.

Скорее всего, он рассчитывал отвлечь ее от противной боли на тыльной стороне запястье. То покраснело кривым пятном, и девушка молилась Всевышнему, чтобы после лечения не осталось никакого шрама. Несмотря на ее предубеждения из- за отчужденного обычно поведения мужчины, прямо сейчас она про них забыла и расходилась в своих мысля в самых положительных чувствах по отношению к нему. Лишь бы у него оказалось достаточно лекарского таланта, чтобы уберечь ее от боли и уродства.

– Я просто кое- что потеряла.

– Что же? – спросил он из за плеча.

Да, она пыталась быть краткой. Не вышло.

– Мое кольцо.

– Ценное?

– Не по цене, – она сглотнула. – Но для меня. Камни в кольцах, которые я ношу, принадлежали моей бабушке. Я нашла их в ее швейной шкатулке после ее смерти.

– Соболезную, – лекарь ненадолго застыл, будто вспоминая о чем- то. Или замер от услышанного. Да, наверное, все же его покоробили слова о смерти, потому что после этого он повернулся к девушке лицом. – У вас никого нет? – проникновенно поинтересовался он. Голос его сделался тише обычного.

Ларэ покачала головой. Тогда мужчина словно очнулся и быстро вернулся к своему делу, а спустя минуту уже направлялся к ней с неким пузырьком из цветного стекла. Нет, с двумя пузырьками. Один был из синего стекла, а другой из бордового.

Он присел рядом с Ларэ на плоской длинной скамье в лечебнице и протянул ей свою руку вверх ладонью, безмолвно прося у нее разрешения. Она вложила руку в его ладонь, и смочив жидкостью из пузырька ватный шарик он принялся осторожно промахиваться им ее поврежденное место.

Лечебница, где они находились была просторной комнатой, где все, кроме деревянных полок и скамьи было совершенно белым. Два больших окна в ее торце кто- то заранее распахнул настежь, и так как дверь они за собой тоже не закрыли, воздух в комнате вел себя подвижно, не позволяя теплу слишком пригреться на одном месте. Ларэ нравились эти свежие ощущение, малость отвлекшие ее неприятных чувств. Но вот что действительно казалось ей необычным так это количества зеркал различных форм и размеров, развешанных по всей стене у нее над головой. Она не понимала, зачем нужно столько. Особенно в лечебнице. Вряд ли лекарь тоже искал в них черных бабочек. Ведь он был обычным человеком. Так ведь? Он был?

Ларэ не умела определять особенного. Не существовало никакого чутья для этого. Человек либо признавался сам, либо… в общем, других способов не было.

Не отнимая глаз от работы, лекарь спросил:

– Значит, вы воспитывались бабушкой?

– Почему вы так решили?

– Я не прав? – он на секунду поднял к ней взгляд.

– Правы, – согласилась она. Он пытался узнать ее? Неужели. Если так, ей не сложным представлялась открыться ему, а вот следовало ли ждать того же в ответ? – мои родители погибли при несчастном случае на мельнице. Конструкция застарилась. Чинить было некому. В те последние годы в деревне люди знали, что рискуют, но беда, как всегда, все равно пришла неожиданно.

– Кем она была? Ваша бабушка, – он закончил обрабатывать рану и, смазав ее мазью из второй склянки, отошел назад к полкам.

– То есть чем она зарабатывала? – попыталась понять его девушка. – Она была травницей. Помогала людям.

– Она проходила обучение у кого- то?

– Ага, – Ларэ невесело усмехнулась, – у жизни. Набралась с опытом.

– Значит, особенная в семье только вы?

– Да, – она пожала плечами.

Она знала выводы ученых об их крови. Особенные дети рождаются лишь у особенных родителей. Однако ее появление на свет прямо опровергало их теорию. В конце концов, они не могли знать все.

Лекарь вернулся к ней с мотком белой марли.

– Сейчас я забинтую вам руку. Может быть неприятно, – предупредил он. – Общение помогает отвлечься, не так ли? – мягко спросил он.

Ларэ оказалась права. Он действительно говорил с ней, исходя из понимания своих профессиональных обязанностей. А она- то подумала, он, наконец, решил сломить барьер между ними.

– Эразия Бульба вас очень ценит, – заметила девушка. – Вы, должно быть, весьма известный и талантливый лекарь, раз ваши подопечные имеют столь почтенный статус?

Мужчина бросил на нее мимолетный взгляд из под бровей, не поднимая до конца головы.

– Думаю, вы поставили целью перехвалить меня, – уклончиво произнес он. – Готово. Я… – договорить ему не позволила мелкая дробь о филенку раскрытой двери.

В проходе стоял мальчик. Его ясно голубые глаза ярко выделялись на фоне коричневой кожи.

– Господин, – обратился он к лекарю детским, слегка гнусавым голоском. – Вы приказали мне сторожить хозяина на случай если ему от вас что- то понадобиться. Я сторожил, и ему понадобилось, – сообщил он очевидные вещи.

– Да- да, Гоуди. И что? – спросил его лекарь.

– Хозяин просил напомнить про его обеденные лекарства.

– Подожди, Гоуди, – лекарь поднялся и в третий раз подошел к полкам. – Сейчас я дам тебе их, а ты отнеси, – и после обратился уже к Ларэ с пояснениями. – Гоуди- мой помощник и ученик. Я противился брать себе ученика поначалу, однако господин настоял выбрать кого- то из города. Сказал, мои навыки не должны пропасть бесследно. Вы знаете, как сложно ему отказать.

Ларэ понимала. И немного волновалась. Вон как напористо он вчера намекал Моазу на… «свободу» Ларэ. Что ж, выявилась у Эразии Бульбы и не самая приятная черта характера. Но так ли удивительно, что он – не ангел?

Тем временем лекарь отдал мальчишке лекарства в купе с некоторыми распоряжениями, а затем попросил его предупредить господина, что в течение всего дня он не будет доступен.

– Почему? – поинтересовалась Ларэ, когда мальчик ушел.

– У меня появился новый подопечный, – развернувшись к ней, сообщил он с улыбкой.

– Я? – брови девушки удивленно вздернулись.

– Помнится, на завтраке зашла речь о вашем желании прогуляться верхом. Бинты на ране и мазь необходимо менять каждые несколько часов. Будет лучше, если я захвачу с собой свои вещи и буду находиться подле вас весь день. Конечно, если вы не передумали теперь и не хотели бы застрять в доме до следующего дня.

– А вам будет несложно? Разве вы не хотели бы уделить это время себе?

Он решил отбросить свое отчуждение к ней. Интересно, что заставило его передумать, думала чаровница.

– У меня было достаточно времени на себя. Вы не утруждаете меня, нечего мучать свою совесть об этом, Ларэ.

Она несмело вдохнула.

– Тогда, пожалуй, я действительно украду вас у господина, – согласилась она.

Лекарь весело улыбнулся на это. До сих пор Ларэ не приходилось видеть у него улыбку подобного рода. Усмешку; губы, растянутые в мягком понимании – да, но не улыбку человека, который словно бы приготовился к интересной игре. Это тоже было совершенно не похоже на того человека, образ которого сложился у нее после их первой встречи в библиотеке.

– И я позволю. Только сперва дам вам еще кое- что пока не забыл, – он снял с полок еще один стеклянный пузырек, уже желтого цвета. Подошел и протянул его девушке. – Выпейте это сегодня перед сном. Оно придаст сил заживляющим свойствам вашего тела. Но пейте строго по рецепту. Эти травы вызывают сонливость.

Чаровница кивнула и забрала пузырек. Она заметила во взгляде лекаря на нее огоньки озорного интереса, которые, скорее всего, были вызваны желанием лекаря подбодрить свою больную подопечную.

Девушка спрятала пузырек во вшитый под поясом платья карман, погладила его поверх бежевой шелестящей ткани и встала в полный рост.

– Благодарю вас, – произнесла она, убирая взгляд в сторону от его груди. – Так мы идем?

– Сию же секунду, – кивнул он и подставил локоть.

…

Лекарь все раскрывался и раскрывался в ее глазах. Слушая, как она рассказывает ей про каждую лошадь в стойле Эразия Бульбы, Ларэ теперь вполне могла назвать его… живым.

– А этот? – она указала на коричневую лошадку с ласковыми глазами, пожёвывающую свежую траву за низкой дверцей ее личного отсека. Она выглядела очень счастливой и радушной. Несмотря на это, Ларэ игриво стрельнула в мужчину взглядом и елейно поинтересовалась, – Или и у нее есть свои тайны?

Конюх, разгребавший навоз, когда они только зашли под крышу конюшни, молча стоял между ними, не вмешиваясь в разговор. Увидев лекаря, он сперва кивнул ему по- мужски приветственно, а затем на протяжении всего времени их нахождения здесь не проронил ни словечка. Эти двое определенно были знакомы. Конюх точно знал, что лекарь не хуже него способен управляться с лошадьми – делала Ларэ свои выводы. Вот только и она кое в чем разбиралась. Например, о породах лошадей и том, как отличить здоровую лошадь от чахлой, если внешне они ничем не различаются. В течение ее странствий ее пару раз надували с этим, но она научилась со временем не позволять другим себя обманывать. И не только касательно ездовых животных, но вообще обо всем.

Лекарь тихо рассмеялся, едва показывая ровные, белые зубы. Он потер бардовые губы друг о дружку, словно пытаясь скрыть объем своего веселья, а затем провел у краешка губ большим пальцем сжатой в кулак левой руки, как если бы стирал с них сок или иную грязь. Все эти жестикуляции, кажется, помогли ему справится с эмоциями, потому что улыбка его стала короче и в ней стало иметься больше от простой вежливости нежели от искреннего выражения своих чувств.

– Не советую, – покачал он головой.

– Что так? – энтузиазма у девушки поубавилось, плечи опустились в очередной проваленной попытке выбрать себе животное для прогулки самостоятельно. – Или она тоже обладает завидным обменом веществ? – о предыдущий лошади ей оставили весьма конкретные доводы про ведерко с лопаточкой, следы на пройденном им пути, по которым если они заблудятся, можно будет запросто вернуться домой и все это в сопровождении ароматов, какие не перебьет ни одна бахурница.

– Нет, но, боюсь, она ужасная драчунья. Коли вы желаете выйти на прогулку, то с ней можете быть уверенны – ни одна лошадь из конюшни господина ни за что к ней не приблизиться. Она вполне мирно ведет себя людьми, но стоит поблизости оказаться еще одним копытам, как начинает лягаться. От нее пострадали чуть ли не все четвероногие здесь. Даже некоторые псы.

– Этот? – ткнула она наугад в рядом стоящего воронового коня. И очень высокого. Пожалуй, она не села бы на него даже с чужого ободрения, но слишком поздно осознала свой неверный выбор.

– Только если вам нравится свободный полет. И это я в буквальном смысле. Гур – конь очень быстрый. И почти неукротимый. Предпочитает езду исключительно галопом. Но если почувствует слабую волю, может решить проверить своего всадника… попробовав скинуть его при резкой остановке или встав на дыбы.

– Тогда что вы мне предлагаете? – сдалась она, сложив руки на груди. В груди ее бушевали самые вредные чувства, и она малость вытащила их наружу через свою улыбку только на одну сторону лица, так что уголок губ утонул в ямочке щеки.

– Рад, что вы спросили, – лекарь бы словно только этого и ждал. Даже конюх видимо испытал облегчение, наверное, устав слушать их и ожидая, когда сможет вернуться к своей неоконченной работе. Ларэ не понимала, зачем он вообще караулит их, но может то часть его обязанностей – наблюдать за гостями конюшни, дабы они чего не натворили? Тем временем лекарь учтиво указал на приземистую упитанную кобылку, с шкуркой, раскрашенной как у коровки и с большим коричневым пятном на левом глазу, заметно выделяющемся на белой мордочке. – Мать четверых жеребят. Милейшее создание. А я, пожалуй, возьму ее сына.

– Гура? – чуть не задохнулась от удивления чаровница, когда лекарь махнул конюху рукой на этого здоровяка – настоящего жирафа! – Разве вы не говорили мне, что он опасен?

– Для вас, – благосклонно ответил мужчин. Будто дитю объяснял. Конюх отворил ему дверцу, и он зашел в стойло Гура. – Я знаю к нему подход.

– И в чем же он? – спросила она, наблюдая как мужчина привязывает свою небольшую лекарскую сумку к седлу и вытаскивает из нее что- то похожее на водоросли. И того же темно- зеленого оттенка. – В этом?

– Именно! – он просунул траву под нос коня, и тот зафырчал, пытаясь отойти назад, да только ему было некуда. – Ко всем нужен особый подход, и тогда они запросто становятся вашими друзьями.

– Что это за трава? – спросила она, с сомненьем поглядывая на его руку.

– Не знаю, – честно ответил лекарь. – Однако она много где растет в Аль- Танине. И я решил дать ей название сам.

– И какое же? – мужчина залез в седло, однако сама Ларэ не спешила пока седлать предложенную ей лошадь.

– Вонючка, – пожал он плечами, слегка улыбаясь.

Ну да, подумала Ларэ, это же было так очевидно. Просто не для него.

…

Солнце немилосердно палило кожу. Ларэ мучилась от смущения из- за стекающих по ее лбу бисеринкам пота, поблескивающим, словно россыпь бриллиантов на ее лице. Конечно, в горячих песках, кои распластались почти по всем территориям Эры, иначе и не могло быть, и ранее ей доводилось потеть и того хуже. Однако в присутствии… Хотя нет, она не могла себе этого объяснить. Доводилось ей идти в путь и с мужчинами и женщинами, частенько она пересекала территории вместе с торговыми караванами, дабы не заблудится в однообразии пустынь. И никогда она не чувствовала себя неловко по этой естественной причине. Может, это было оттого, что сам лекарь почти не вымок, сохранив свой безупречный образ от примитивных, человеческих недостатков спустя целый час пути.

– Далеко нам предстоит идти? – поинтересовалась она у него. Мужчина вел коня на несколько шагов впереди, потому что у ее кобылки ноги были коротковаты и, хотя Гур ковылял медленно, Коровка за ним не поспевала. Лекарь сообщил, что ее из- за окраса так и звали «Коровка».

– Меньше часа, – откликнулся он через плечо ровной спины, которую он за всю поездку ни разу не ссутулил ни на чуть. Даже не размялся ни разу. А вот Ларэ то и дело выполняла зарядку сидя, практиковавшуюся ей и ранее. Она жалела, что не имела натренированных мышц, которые бы держали ее позвоночник прямее жерди без ее постоянных напоминаний самой себе. Увы, временем их тренировать она тоже обычно не располагала. Но если ей все же удастся здесь задержаться, она дала себе зарок обязательно заняться этим.

– Значит, еще столько же, – понуро прошептала Ларэ себе под нос, не ожидая, что лекарь услышит. Но он услышал.

– Думаю, все- таки меньше.

Они шли к роще, по словам лекаря. После того, как мужчина провел ей экскурсию по всем закоулкам обширного двора, особенно уделив внимание большому, освежающему фонтану перед молебным зданием, то предложил ей прогуляться до финиковой рощи, где Эразия Бульба выращивал различные сорта прекрасных, сладчайших, как мед, фиников. Ларэ охотно согласилась. Правда, теперь начинала понемногу жалеть. Не из- за дороги – это для нее давно уж не представляет неудобство – а из- за того, что чем дольше проводила в открытой местности, тем больше подтягивала себе выносливых сил и тем отчетливей ощущала, как потихоньку, будто нагретая вода, испаряется ее женственность.

И это ее раньше тоже не беспокоило, ведь до сих пор ей не приходило в голову сравнивать телесную слабость с особенностями ее пола.

Они шли неспешно, не затмевая сердце скоростью, а голову мыслями. Вокруг стелились барханы, но Ларэ уже угадывала их скорый конец и переход на твердую землю. Как вдруг, случилось следующее. Коровка внезапно застопорилась на месте, зафыркала и после, вовсе заржала в голос. Ларэ не нашла намека на опасность на шершавой поверхности песка и попыталась успокоить животное. Но то противилось. Тем временем Моаз развернул своего коня к ней и попробовал схватить Коровку под уздцы. Та не далась и встала на дыбы. В эту секунду Ларэ свалилась на землю и вот тогда- то причины лошадиного страха стали ей ясны.

Под однотонной сыпучей поверхностью происходило тихое шевеление, поднимая песок над телом гада в низенький продолговатый бугорок. Змея имела короткий хвост, но двигалась быстро. Еще немного, и она бы совсем покинула их место пребывания, если бы ровно на ее пути не упала Ларэ. Девушка и взвизгнуть не успела, как все случилось.

Моаз в один миг выпрыгнул из своего седла, перескочил через седло Коровки, спрыгнул рядом с девушкой и почти одновременно с тем, как начал вставать на ноги, рассек сподручным ножом показавшееся из песка серое тельце на две части. Ларэ только рвано вздохнуть и успела.

– Ядовитая.

– Ядовитая?

Буква в букву произнесли они, разве что Ларэ – с другой интонацией. Лекарь присел, оглядывая девушку, и их глаза оказались на одной высоте.

– Как ваша рука?

– Все в порядке.

– Знаете, вы, похоже, везде найдете себе беду на голову, – заметил он.

– Что ж, в таком случае я благодарна Всевышнему за личного лекаря, – фыркнула она раздосадовано.

– Хотите поедем вместе? Гур – сильный конь.

Ларэ покачала головой, сглатывая несуществующую слюну.

– Не нужно. И благодарю, что спасли мне жизнь.

– Что вы, это заставляет нас, мужчин чувствовать себя настоящими героями, – с долей иронии произнес он. – И как насчет того, чтобы в благодарность обращаться ко мне на «ты»? Нет никакого смысла нам соблюдать привычный этикет. Наша работа на господина подразумевает сотрудничество, ибо оба мы заботимся о его здоровье, – он подал ей руку, и они поднялись на ноги.

Ларэ беспокойно завертела головой вокруг прозрачного подола своего платья, снизу которого она надела штаны. В поисках следующей очереди змей, желающих отведать ее плоти.

– Спасать меня у вас входит в привычку, – сказала она, подняв взгляд.

– Прекрасная привычка. И разве мы не договорились? – заметил лекарь. – Зовите меня Моаз, а я буду звать вас Ларэ.

Она не чувствовала в себе уверенности, что сможет обращаться к нему по имени. Тем не менее она кивнула.

– Идемте, попробуем ваших фиников.

– И сколько обреченности в голосе, – посмеивался над ней мужчина, глядя ей в спину, на то как она возвращается к Коровке.

Ей хотелось буркнуть, что когда смерть оказывается в нескольких сантиметрах от того, чтобы укусить тебя, настроение – самое малое и несущественное из того, что меняется в человеке. Но ей не хотелось испортить хорошую ноту между ними своим ворчанием, и она промолчала.

Спустя час на горизонте показалась роща. Толстые, приземистые стволы пальм, высаженных не меньше чем в десять рядов, простирались далеко к горизонту, а под ними царила долгожданная тень. Наверное, самая большая в этой местности.

Ларэ упоенно вдохнула, когда они зашли в полумрак рощи, где широкие листья пальм едва ли оставляли солнечным лучам упасть на землю под ними.

– Ты, должно быть, проголодалась, – предположил лекарь. – Финики и вода из чистого источника – кажется неплохой перекус для такой погоды. Я только найду смотрителя, а ты подожди меня здесь, – сказал Моаз и повел Гура вглубь бесконечной аллеи.

Ларэ в малость растерянных чувствах наблюдала за удаляющейся и уменьшающейся спиной мужчины. Он вызывал у нее смешанные чувства. Она одновременно испытывала к нему жуткую признательность за свое спасение и… ужасное неудобство и сконфуженность по поводу собственной беззащитности. И даже досаду, причем такую, что от нее ей хотелось стать раздражительной. Вот и получилась ее реакция – блюдо из противоречивых чувств.

– Неужели! – воскликнул кто- то позади нее радостно и громко, отчего Ларэ чуть не подскочила на крупе лошади от неожиданности. Мысли о лекаре тут же улетучились. Коровка недовольно топнула ногой на наглеца, посмевшего нарушить покой матери четверых детей. – Неужели, вы заблудились?!

Ларэ перекрутилась на своем месте, чтобы взглянуть на обладателя чистого голоска с деревенским выговором. Им оказался парень лет четырнадцати- пятнадцати с оливковой кожей и кучерявой плоской головой. Через его широкий рот, растянутый в данную минуту в улыбке виднелись заячьи зубы. Нос его имел маленькую горбинку и оканчивался круглой кнопкой. Широкая рубаха и штаны не могли скрыть его худого, но жилистого тела. Ларэ удивленно воззрилась на мальчишку, не зная, чего от него ожидать, а тот в свою очередь обогнул Коровку и стал спереди для лучшего обзора. Раскинув руки, словно хотел обнять и лошадь, и саму девушку, он громко возвестил:

– Добро пожаловать в мои скромные владения, о, прекрасная госпожа!

Ларэ подняла брови и нашлась с лукавым ответом.

– А я думала, они Эразия Бульбы.

– О, ваши лисьи глаза сбивают меня с ног и заставляют сердце чаще биться. Разве удивительно, что я ошибся? Я всего лишь покорный слуга вашей красоты… Ай! – он согнулся, хватаясь за темноволосый свой затылок и морщась от боли подаренного ему лекарем пинка. Лекарь появился внезапно, вынырнув из ствола ближайшей пальмы со стороны соседней аллеи. – Брат! И ты здесь! За что ты сразу? Я же не знал, что девушка с тобой.

– Ведешь себя, словно негодник, – бросил ему мужчина с высоты своего коня, а затем спешился. Ларэ быстренько повторила за ним.

– Прости, брат. Я не увидел твоего прибытия. Едва ли не только что слез сверху, – он ткнул в небо, а затем похлопал себя по сумке- коробке, лямка которого по диагонали расчерчивала его грудную клетку. Вещь была явно самодельная. В ней лежали собранные парнем финики.

– Он и есть надзиратель? – поняла Ларэ.

– Малек к вашим услугам, госпожа! – и он отвесил ей поклон.

– Я не госпожа…

– Немедленно перестань, – строго выговорил лекарь, глядя на его проделки. – Отведи лучше наших лошадей попить и привяжи их, как следует.

– Обижаешь, брат, – притворно надулся паренек. – Разве я с животным не управлюсь?

– И принеси нам поесть, – продолжил наставлять его мужчина. Он выглядел, словно его наставник или опекун. Девушке открылась еще одна новая сторона лекаря.

Когда они присели под сенным навесом маленького белого домика, мужчина бережно перебинтовал ее рану и заменил старый слой лечебной мази на новый. А потом еще несколько минут просто держал ее руку в своей, словно что- то осматривая.

– Что- то не так? – поинтересовалась у него девушка. – Или вам так понравилась моя кожа? – попыталась она через шутку разрядить обстановку.

Но тот почему- то вздрогнул и выронил ее руку. Она поняла, что теперь ее очередь спрашивать, все ли с ним в порядке.

– Все прекрасно, – ответил он, отвернувшись к аллеям пальм, в ту сторону, откуда они ожидали возвращения Малека. – Этот мальчишка не самый тактичный, зато прекрасно готовит щербет. Вот, думаю, уговорить его. Времени у нас достаточно, – тут мужчина, все также не глядя на свою собеседницу, переставил свою сумку с лекарствами на край расстеленной на земле скатерти, по края которой они сидели. И только потом поднял черные, думающие очи на Ларэ.

– Вы так усердно размышляете о щербете? – девушке хотелось рассмеяться. На нее, вдруг, напало легкое настроение, что случалось с ней не часто, а когда случалось, то после ее всегда гложил стыд. Так что она по возможности старалась избегать игривости и шутливых подоплек в собственных словах. Но сейчас они ощущались ей как нельзя к месту.

– Нет, – вздохнул лекарь и соединил руки в замок перед собой. Он сидел в позе лотоса, а Ларэ – прижав к себе одно колено. – Я должен извинится за его ребячливое поведение.

Ах вот оно что! У Ларэ начала складываться картина. Но разве лекарь не знает, что она сама выросла в деревне и с десяток их прошла на своем пути? Ей доводилось встречать в них люд, куда более разговорчивый, прямой и порой грубый. Она и не ждала к себе особенного отношения. Это родившиеся госпожами сочтут всякое отклонение от этикета за оскорбление, Ларэ же пару раз даже в драку влезла. Пара простецких шуток Малека не начнут на ее щеках войну алой и белой розы.

– Это свойственно его возрасту, – пожала она плечами. – А вот и он, – и она как можно шире улыбнулась подошедшему к ним с подносом пареньку. – Значит, ты – смотритель рощи? – поинтересовалась она у него, когда он положил поднос, набитый разными сортами фиников, а еще сухофруктами, на скатерть перед ними и сел сам.

– Ага, – довольно кивнул он, выпячивая подбородок и выкручивая свою осанку дугой. – Я, – на щеках у него заиграли милые ямочки.

– А почему ты называешь лекаря братом? – задала она следующий вопрос, подбирая сушенную дольку ананаса.

– Он мне как брат, – пожал плечами юный смотритель. – Часто навещает меня здесь. Привозит подарки.

– Правда? Какие? – Ларэ бросила свой живой взгляд на лекаря, полный заинтересованности.

– Интересные сладости и одежду. А еще смеси от простуды.

Ларэ бы задала еще вопросов, если бы ее рот не был занят разжевыванием еды, и тогда слово взял сам лекарь.

– Будешь так себя вести, я от тебя отрекусь, – полусерьезно сказал он, но видно – так, чтобы не задеть.

– Брат, ты знаешь, все дамы меня любят. Души во мне не чают. Тебе бы, наоборот, у меня поучиться. А то все один да один.

Ларэ чуть не подавилась фиником от самоуверенности паренька. Надо же, какая самооценка!

– От стыда ты не помрешь, – пробормотал себе под нос лекарь, сдаваясь и протягивая руку к подносу. Он выбрал засушенный инжир. Потом сказал громче. – Иди лучше, принеси нам воды из родника. Или лучше щербета! В такую жару забыл предложить самое важное, – покачал мужчина головой.

– Сию минуту! – и подскочив с места, Малек запрыгал вокруг глиняного домика. Хлопнула хлипкая дверенка.

Вновь оставшись с лекарем – она бы ни за что не стала называть его по имени – наедине, Ларэ решила воспользоваться временем, дабы выяснить пару деталей касательно будущего в доме Эразия Бульбы.

– Значит, этой ночью все оставят дом? И так каждый раз на день рожденья господина?

– Думаю, каждый раз по- разному, – не согласился мужчина. —От нас с тобой ничего е требуется, кроме отслеживания его самочувствия. И несколько часов с ним на его приеме, конечно. Гостям отправили приглашение неделю назад. Ждут их к вечеру знаменательного дня. Расслабься, Ларэ. Тебе не о чем переживать.

И Ларэ решила последовать его совету. Но если бы она хотя бы догадывалась, чем ей обернется этот день, то тотчас бы собрала все свои вещи и пустилась бы галопом вон из дома богача, забыв обо всяких розовых мечтах о спокойствии. Бродячая жизнь дороже могилы.

Увы, она не ведала.

Глава 4.

Выпив настойку, милостиво сдобренную ей лекарем, а потом умаслив руки, лицо и стопы, как и всегда в спокойные и сытые ночи – а тех было меньше, чем можно ожидать- Ларэ с радостью и облегчением плюхнулась на матрас, предвкушая сладкий сон в постели, просто пышущей своей мягкостью. А еще на ножках.

В течение жизни ей часто доводилось довольствоваться твердой землей или в лучшем случае – полом. В бабушкином доме она спала на нескольких простынях на стоге сена; тогда, в подростковом возрасте, она мечтала об уютном доме и тех кроватях, какие видела все пару раз, когда относила бабушкино творчество из защитных амулетов одной суеверной женушке богатея – единственной зажиточной семье в их деревне, которая, собственно говоря, ею и заправляла. Если еще конкретней, то все деревенские проживали на землях этой семьи, и платили аренду за то, что сеяли чужие поля. Но не то важно, а то, что, случайно заглянув в спальню той женщины, чаровница просто влюбилась в большую, белую кровать с балдахином, занимавшую половину места в опочивальне. С тех пор девушка мельком позволяла себе грезить о богатстве. Совсем несмело, потому как не представляла, как его заполучить. И сколько бы она опыта не набрала в своих путешествиях, к ней до сих пор не пришло понимание, как ей выстроить дорогу к безбедной жизни.

Но теперь ей просто повезло- хотя, по правде, в последнее время она потихоньку переставала надеяться – она живет в красивом доме необъятных размеров рядом со толь высокого происхождения людьми. Месяц назад она бы сама себе позавидовала. Остается только молиться, чтобы ее пребывание здесь продлилось подольше.

Обыденно проверив комнату в самодельное зеркальце, Ларэ сняла его с шеи и положила на прикроватный столик, рядом с хрустальным графином с водой, услужливо оставленный ей служанками. Там же рядом лежали снятые ей кольца, увенчанные энергетическими камнями: кварц, коралл, янтарь, яшма, кошачий глаз и… последнего не доставало. Она печально вздохнула по утраченному где- то на просторах дома аметисту. Каждый камень по- разному помогал ей восстанавливаться после применения дара, и всей своей аурой она отчетливо ощущала отсутствующее влияние одного из них. Позже ей придется смастерить новое кольцо с фиолетовым камнем, ведь слуги вряд ли отыщут старое.

Ларэ вытащила из- под своей подушки припрятанный бабушкин платок и накинула его на голову. Пусть дом и роскошный, но без него на новом месте Ларэ бы все равно спалось плохо. Потом она подняла ноги на матрас, и когда голая кожа ее щиколоток и пят коснулась глади прохладного шелка, она дала себе волю и приятно поморщилась от прекрасных ощущений. Нет, все- таки богато жить весьма и весьма прельстительно.

Откинувшись на ногу с распростертыми в стороны руками, девушка быстро начала погружаться в дрему, пока перед глазами у нее пробегал прошедший день. Этот лекарь оказался не так уж и скуп на душевные порывы, и она была готова изменить о нем мнение черствого и чванливого скупердяя, кое составила о нем по первому взгляду. Если бы не он, то та змея стала бы последним, что она увидела в своей жизни. А как все- таки полезно иметь дружбу с тем, кто разбирается в медицине! Надо бы укрепить ее с ним. А то мало ли… пригодиться. Упаси Всевышний, конечно, но… все- таки. Хотя бы для совета по питанию.

Сон постепенно увлекал ее в свои объятья. Полу размытый взгляд ее неясной мыслью смотрел в зеленоватые окошки комнаты, едва приоткрывавшей панораму коридора. Дом стоял тих. Почти все покинули для подготовки к завтрашнему празднеству- сюрпризу. Дочь хозяина, небось уже тряслась в повозке в ближайшую деревню вместе со своими слугами, а другие готовили сдобу в кухонном домике. Ларэ не о чем было беспокоиться. От нее подарка никто не ждал, и она имела полное право на спокойный сон. Однако стоило векам девушки слипнуться в окончательном завершающей секунде дня, как по лицу ее пробежала чья- то тень, а слуха коснулся скрип. Беспокойное предчувствие понудило чаровницу неохотно распахнуть глаза и рассмотреть проходящую мимо окошек ее спальни фигуру повнимательней. А когда девушка разглядела в искривленном отражении окошка, что тень принадлежит вовсе не кошке и до верху укрыта мантией, да еще и двигается тихо, украдкой, сон схлынул с нее, как вода при отливе. Она резко села на своей кровати – пожалуй, даже слишком резко, потому как ее тут же схватило странное недомогание- но к тому времени чья- то фигура, проходящая мимо ее спальни, исчезла из виду. Не то, чтобы в ночном доме было мало темных участков, но ни один из них не находился в движении. И для кошки тень имела слишком человеческие формы.

Это тоже часть сюрприза домочадцев Эразии Бульбы? Ларэ с трудом в это верилось, но предположить не мешало. Не сразу ведь ей опасности мерещится. Сперва и о хорошем подумать стоит. Ну вот, подумала и хватит. А теперь серьезно… Кто там решил в мантии в час ночи по дому прогуляться? Пустому дому. Не нужно ли Ларэ обратиться к охранникам или те сами заметят, будь что неладное? Ведь люди наемников снаружи цепочкой дом сторожат. Мимо них и мышонок не проскачет. Самой ей опасно преследовать мнимого вора.

Ларэ не знала, как поступить. Ее решение металось между тем, чтобы выйти из своей комнаты и выяснить, несет ли таинственный человек в мантии какую- либо угрозу их дому, или ей лучше спрятаться под одеялом от греха подальше. Когда чувство самосохранения уже почти склонило девушку ко второму, память, вдруг, услужливо подсунула мысли о беззащитном старике, спящем в своей кровати и ни о чем не подозревающем. А если пришелец здесь, чтобы навредить двоюродному брату султана? Мало ли врагов у кого- то с таким происхождением, властью и богатством?

Вздохнув, Ларэ положила стопы на пол и встала на ноги. Стоило ей сделать это, как голова ее закружилась, и все тело зашатало. Похоже, ей это не показалось. Самочувствие ее отчего- то и впрямь хромало. Что же она такого съела… ах да, лекарство лекаря. Он предупреждал, что снотворное сильное. Видимо, Ларэ подпало под его влияние, оно пыталось уложить девушку спать. Ларэ понадеялась, что не свалиться в сон по пути к выходу дома. По крайне мере, пока не сообщит охранникам о своих подозрениях.

Сняв платок с головы и обернув им плечи, Ларэ на носочках покинула свою комнату. Взяв направление противоположное от пришельца, она преодолела коридор и спустилась по лестнице на первый этаж. Там через анфиладу комнат она очутилась во входном холле, который запомнила со светом в каждом уголке в день ее приезда и который с тех пор представал в ее воображении лишь лучшим образом. В ночном его виде она признала его не сразу, даже испугалась своего отражения в известном длинном зеркале, полоской протянувшемся вдоль стены над блестящим деревянным комодом. Охнув, вздрогнув и приложив ладонь к разомкнувшимся губам, она спустя секунду признала саму себя и едва не проронила ироничную улыбку. Тем не менее это не помешало ее привычке включится в такой ситуации и проверить зеркальную поверхность на наличие черных бабочек. Их не было, девушка облегченно опустила плечи и руку. Если бабочек в холле не находилось, значит ли это что и опасности никакой не было? Или человек в мантии просто здесь не проходил? Если он вор, то мог залезть и через окно в любой из многочисленных комнат дома; никто бы и не заметил.

Оглядев холл новым взглядом, чаровница вышла в прихожую, выглянула в одно из низко посаженных здесь окон и… никого не обнаружила снаружи. На тех местах во дворе, где еще утром вдоль дорожки к дому выстраивались мужчины в зеленых одеждах, никого не было. Допустим, слуги ушли в соседнюю резиденцию. Куда же тогда делись мужчины, нанятые защищать этот дом? Еще утром они стояли на своем посту. Ларэ искала ответ, что же ей предпринять теперь. В ночном доме ее настораживала любая тень. И она все еще не была уверена о наличие причины для опасений. Ее до сих пор слегка пошатывало. От короткого испуга адреналин сделал ее ум пронзительнее, но ненадолго. Больше всего ей сейчас хотелось на что- то облокотиться, а желательно – вообще лечь и не двигаться.

В конце концов, ее зрение пошло пятнами – мутными, скрадывающими периферийные очертания мира, и Ларэ решила присесть. Благо диванов в холле стояло предостаточно. Она аккуратно приземлилась на ближайший и почти утонула на одной из его толстых, податливых сидушек, завернутых в наволочки из дорогой ткани с цветочной вышивкой. Ларэ подтянула колени ко лбу и замерла в таком состоянии на некоторое время, пытаясь восстановить правильное ощущение мира и угомонить это несносное головокружение. Прохладный ветерок коснулся ее рук и забрался под рюши на запястьях ее ночной сорочки. Девушка закрыла глаза и постаралась не паниковать от непрошенных мыслей о ее возможных проблемах со здоровьем. Это все глупое снотворное – твердила она себе. Завтра пройдет. Вполне возможно, черная фигура ей вообще только предвиделась. Просто секундный результат усталости, где сон смешался с реальностью. Точно, так оно и есть, а Ларэ стоило вернуться в свою комнату и забыть об этом нелепом ночном приключении. Надо же так умаяться, чтобы испугаться своего собственного отражения!

Но не тут- то было. Громкий треск, как от стекла или фарфора рассек сумрачную тишь дома на время до и время после. Благодаря ему Ларэ убедилась в своей былой правоте. И ее это не порадовало.

С минуту она просидела, оглядываясь в полутемном помещении, прислушиваясь, не случится ли еще какой звук. Но дом молчал, будто проглотил былое. Словно настороженный зверек, девушка сидела, вытянув спину жердочкой и решая, как быть. Охранники невесть куда подевались, идти против неизведанного в одиночку… она, конечно, владела парочкой уличных приемов, но все они имели предназначение отвлекающих маневров, после которых нужно сразу делать ноги, чтоб только пятки сверкали. Случись ей участвовать в настоящем бое – дело это, скорее всего, проигрышное.

Как же Ларэ могла забыть! От проблеска этой мысли у нее даже голова на секундочку перестала кружится. Ну конечно! Она разбудит лекаря – единственного оставшегося в поместье человека, кроме нее и Эразия.

Соскочив с дивана, она отправилась к спальне лекаря, вспоминая как он указал ей на дверь рядом с лечебницей предыдущим утром. Наверняка рабочему его профессии не привыкать вставать посреди сладкого сна. Пусть сейчас дело касалось и не здоровья.

От поспешности Ларэ по пути врезалась в придиванный столик в холле и чуть не уронила его. Благо на самом столике ничего не стояло. Ее слабость не позволяла ей быть экой ретивой лошадкой, и девушка продолжила идти медленнее, расставляя руки для случая, если она снова споткнется на ровном месте. Зайдя под арку одного из коридоров, идущих прямо из холла, она направилась ко второй лестнице в доме. Той, что соединяла спальные этажи и по которой ее сегодня утром провел сам лекарь. Ей повезло, на ступени лужицей проливался лунный свет из окон между пролетами и ясно очертил их для нее. Скользя рукой по перилам, Ларэ ощущала себя словно бы в потустороннем мире, настолько окружающее пространство чудилось ей непривычным и неуютным, и даже без наличия преступника в утробах дома – каким- то отталкивающим. Сюрреалистичным. Как на картинах тех художников, которых никто не хочет признавать талантливыми, но пользующихся славой у простого народа.

На входе на третий этаж Ларэ ждал сюрприз не из приятных. Она так и застыла, безмолвно охнув второй раз за ночь. Еще немного и ее стопы изрезали бы осколки цветного стекла той самой вазы, принадлежавшей известному, но безымянному мастеру, о коем ей успел поведать бережливый Нухан. Бедняга дворецкий, это потеря станет значимой для него. Хотя, если Ларэ сейчас же что- нибудь не предпримет, то в положение бедняжки войдет уже она. Проще было бы, конечно, пожалеть себя заранее и сбежать отсюда по добру по здорову. Раз тот звук происходил отсюда, тот, кто его произвел, мог находится где- то поблизости. Совсем рядом. Может даже сейчас за ней наблюдает. От этих мыслей кожа на руках у девушки покрылась гусиными лапками, и на душе стало зябко. Собственное тело показалось Ларэ неуютным. Девушку пугала мысль остаться с ночным гостем наедине. Или того хуже – перспективы столкнуться с ним нос к носу.

Удивительно только, как от звонкого треска не проснулся хозяин. Не от того ли снотворного, коим поит его лекарь? Да, в этих зельях этот мужчина явно прекрасный умелец. Вон как Ларэ до сих пор штормит.

Кстати, о лекаре. Все же, она попробует постучаться к нему. Хотя вот уж он точно должен был услышать шум разбившейся драгоценной вазы Эразия. Это тоже показалось ей странным. Девушке и думать не хотелось, что и тот ушел куда- то. Ну да, это ведь только она собиралась завтра нагло предстать перед хозяином без подарка. Только не это! Неужели она одна?

Ларэ быстренько отогнала от себя эти мысли. Главное, не размякать сейчас.

Прокравшись к дверям спальни лекаря, Ларэ уже занесла кулачок для скромного, тихого стука, как шевеление в противоположном торце коридора привлекло ее внимание. Она постаралась не удариться в панику на месте и сперва рассмотреть происходящее, как следует.

Повернув голову в беспокоившую ее сторону, она невольно уронила свой взгляд на полоску света – довольно широкую – протянувшуюся от щели лечебной комнаты. Сперва в ней вспорхнула надежда, что это ее друг лекарь мог оказаться там. Наверное, занимался какими- нибудь исследованиями в тусклом свете свечи, сидя за письменным столом… Увы, разочарование пришло к ней вместе с промелькнувшим в едва открытом проеме двери отрезом черной грубой ткани.

Ларэ чуть не побелела от этого зрелища. Не было в лечебной никакого лекаря. А вот незваный гость как раз- таки да.

И как ей поступить? Бросить немощного старца наедине с возможной опасностью? Ох, не героиня она.

Судорожно вздохнув, девушка, бесшумно ступая, подошла к комнате, встала за дверью и слегка заглянула в щель.

Первое, что попалось ее взгляду была стена, увешенная зеркалами разных форм и размеров, тяжеловесные рамы которых щедро поливал белый свет луны из большого незанавешенного окна в лечебной, прекрасно знакомого девушке, но не видного с ее ракурса. Именно на поверхности зеркал Ларэ и увидела его поначалу. Незнакомца в черной мантии, стоявшего спиной к зеркалам и где- то в углу комнаты, так что у девушки не получалось рассмотреть его вживую.

Сердце Ларэ встрепенулось вместе с шелестом крыльев, неожиданно раздавшимся в лечебной. Через окно в комнату влетела бурая сова. Сравнительно своих особей – неряшливый подросток. Она пролетела мимо взгляда Ларэ, а затем вид ее перешел на зеркала, через кои девушка и проследила дальнейший путь птицы. Сова неуклюже приземлилась на плечо мужчины в мантии – плечевые суставы незваного гостя расходились слишком широко, чтобы принадлежать женщине —хохловато подняла одну ножку, вытащив ее из шортиков перьев и оголив смешную худобу, и ткнула лапкой в сторону покрытой капюшоном головы. Ларэ с нетерпением ждала, когда же уже увидит лицо мужчины. Вряд ли ей это что- то даст, но хоть описать его завтра сможет другим, когда дело дойдет до его поимки. Пусть он пока, кажется, не совершил ничего преступного, он наверняка сделает это совсем скоро.

Тем временем, к ножке совы поднялись руки. Мужские и весьма рельефные. Худые, но по- воински… Кажется, Ларэ где- то их уже видела. Эти руки обмотали вокруг тоненькой ножки отрезок вязальной нити, а в ту вдели малюсенький сверток бумаги, на котором, по мнению чаровницы, и слова бы разборчивого не уместилось. Ей даже приходилось щуриться, чтобы разглядеть происходящее в совершенной тишине. Зеркала – не лучшие рассказчики.

Потом мужчина в мантии достал откуда- то… женский локон? Таким же оттенком обладали волосы самой Ларэ. Таинственный гость привязал короткую прядь ко второй лапке птицы, а затем сделал неспешный, широкий шаг, заставив девушку тихо вздрогнуть и на пару секунд юркнуть головой за дверь. Когда же она снова выглянула из своего ненадежного укрытия, то увидела, что незнакомец в мантии стоит уже прямо напротив дверного проема, то есть перед ней, как она и хотела – вживую, а не в отражениях. Но сбывшееся желание ее не обрадовало.

Мужчина стоял к ней в профиль, и капюшон продолжал скрывать все участки его лица в том числе и нос. Взяв сову на обе ладони и приблизив к себе, он на некоторое время замер. Девушка услышала неразборчивое бормотание, но так никогда и не поняла, что он ей там нашептывал. Затем мужчина вытянул руку, и сова слетела с нее, замахав крыльями, после чего исчезла за окном.

Решив, что ей не суждено уже рассмотреть того, кто потревожил покой этого дома, Ларэ собралась потихоньку отойти к началу коридора, назад к лестнице, боясь кабы теперь, ничем не занятый преступник, не обнаружил ее присутствия. Ох, как же она ошибалась. Во всем.

– Не стой там в одиночестве, – произнес донельзя знакомый голос. Все такой же сильный и спокойный. Стоящий на грани между тем, чтобы прозвучать повелительно или опуститься до смиренного, равного. – Ларэ? – прозвучало мягче, и вместе с тем он выжидал ее.

Девушка посмотрела на того, кто теперь также смотрел на нее. Да, она увидела его лицо. Взгляд ее встретился с темными глазами мужчины, и тот быстро направился к ней с едва слышным шелестом от подола мантии.

Что происходит? Ларэ не понимала. Враг ли он?

Однако стоило лицу Моаза оказаться совсем рядом с ее собственным лицом, как память девушки словно бы сомкнула свою пасть и заглотила дальнейшие события. А спустя еще мгновенье Ларэ вскочила со своей кровати на прямые ноги, при этом с бурно вздымающейся грудной клеткой и оголтело осматриваясь вокруг.

Скорым взглядом она подметила свои вещи на тумбе рядом с кроватью, пустой коридор за рядом зеленых, стеклянных квадратов в ее комнате и хлопающую створку форточки, по звуку так напоминающую ей хлопанье крыльев той совы, что… из сна.

Сон? Очень похоже. Причем, страшный. За окном снаружи стояла ночь. Только в отличие от сна в реальности давно шел дождь, обильно сдабривая засушливые земли влагой. Форточку она перед сном закрывала, но, видимо буйный ветер, сейчас яростно игравший с ней, сорвал щеколду с петель и бросил вниз. Ларэ осталось лишь просунуть меж створкой и рамой окна тряпицу, выданную ей служанкой для вытирания лица, чтобы заставить ту перестать болтаться, будто окаянную. Под окошком дождь успел налить ей лужу. Ларэ не заметила и промочила голые стопы.

Выходит, просто сон? Значит, опасаться нечего? И почему ей приснился лекарь? Не влюбилась ли она часом… Ну уж нет. В этого бесчувственного? Да никогда. И пусть ее подсознание не мелит ей отныне чепуху про локоны и ночные походы. Да она бы в жизни не последовала за чужаком без защиты. Она для этого слишком большая трусишка.

К тому же, помнится, она в нем чувствовала себя неважно. Сейчас же взгляд ее яснее не бывает. Тело нисколько не ломит и никуда не клонит. Мир твердо стоит и не кружится. Определенно – сон. Бабушка рассказывала ей о таких. Очень реалистичных, где чувства души все оголены и ощущаются ярче, чем в настоящей жизни. До сих пор она не сталкивалась с подобным видом снов, но вот и с ней такой произошел.

Успокоившись и залезши обратно на кровать, Ларэ мысленно наказала своей воле впредь строго исключать подобные сны из рекомендованных к просмотру. Потом она вздохнула, опустила голову на согретую ею подушку, на которой лежал бабушкин платок, видимо, соскользнувший во время сна с ее волос, и, не долго маясь, снова провалилась в потустороннее царство.

Глава 5.

Тяжеловесный пояс из чистого золота.

– Пояс Пакрада! – в величественном почтении огласил посыльный в белой рясе. Его длинные толстые пальцы так и приклеились к свитку пергамента у него в руках. – Великого генерала покойного ныне султана Мохави, хранившегося у родственников его дальних потомков и выкупленного Роханом Бульбой.

Перечисление подарков для Эразии Бульбы шло своим чередом и почти подошло к концу. В общем- то и подготовили их всего двое – дети старика. Остальные подарки ожидались к вечеру, вместе с теми, кто их привезёт. К встрече великосветских господ почти все было готово. Второй дом украшен, заготовки для пышных блюд уже парили по всем близко расположенным к кухне залам, в том числе и зале столовой, где они с утра все дружно успели принять завтрак, на котором почти весь стол усеяли пирожные и торты. Слуги неспроста трудились всю ночь. Правда, к некоторым из отсутствующих у Ларэ еще имелись вопросы.

– Халат из золотой парчи, вышитый лично дражайшей Ранимэль Бульбой специально для вас в честь дня рождения вашего почтенного сиятельства! – продолжал оповещать слуга, пока его напарник вытаскивал из расписного сундука одну вещь за другой.

Эразия Бульбу усадили на стул с высокой спинкой, нарочно пододвинутый в освобожденный от всякой другой мебели центр комнаты. Увидев халат из парчи, на котором чуть ли каждый свободный сантиметр украшала ручная вышивка его невестки, он благосклонно улыбнулся, однако, казалось, нечто мешает выражать ему полную радость по поводу роскошных подарков. Он выглядел до странного… уставшим. Неужели он не выспался? Его бледность выглядела весьма нездорово. Но в ауре его Ларэ не почувствовала никакой отрицательной энергии, вернее, сравнительно не больше, чем у других в этой комнате. Может… его разбудил тот звук ломающегося стекла? Брр, нет, ей снился лишь сон. В том сне все помнилось ей размытым, а очнулась она от него совершенно… в себе. Или все же…

– Канара, – шепнула она домоправительнице, стоящей от не по правую руку и с блеском в глазах наблюдавшей за представлением господских подарков.

– Чего тебе, Ларэ? – не глядя на нее, тихо поинтересовалась дородная женщина, годившаяся девушке в матери, а то и в бабушки. Тем не менее взгляда на нее она не перевела и голос ее выдавал поспешность, подсказавшую Ларэ, что она не прочь поскорее избавится от любопытных вопросов чаровницы.

Ларэ тоже захотела поскорее оставить ее в покое. Что, что, а навязываться ей было неприятно.

– Скажи, ты случайно не помнишь, в коридоре рядом с лечебницей на столике стояла какая- нибудь ценная ваза? Стеклянная.

Домоправительница нахмурилась и искоса бросила на чаровницу беглый взгляд.

– Ты что- то разбила?

– Что? Нет! – Ларэ выдохнула. – Простоя сегодня утром я ее там не нашла, а вчера, кажется, видела.

– Гмм, не знаю. Это вопрос к мойщицам. Они уборку делают, пыль смахивают. Они точно знают. Да и не о том ты думаешь. Платье лучше к вечеру приготовь. Пред господами подобающе светится надо, раз уж тебе повезло с приглашением. И Моаза предупреди. Вы ведь с ним вместе посетите прием, я понимаю?

– Да, вместе, – Ларэ кивнула, решив больше не беспокоить женщину. Но тут сзади к ним незаметно подобрался третий собеседник и веселым распевом продолжил разговор, заставив и Ларэ, и домоправительницу одновременно напрячься. У обеих получилось желание выпрямит спины и сделаться вежливыми, превежливыми.

– Канара, Ларэ не о чем переживать. О ее внешнем виде позабочусь я!

– Госпожа… – растерялась домоправительница. Она обернулась в радостной дочери Эразия Бульбы, раскрывая рот от удивления.

Действительно, в этой части зала собрались одни слуги. Что она здесь забыла? Еще и сзади подкралась.

– Вы поможете мне? – переспросила Ларэ, не понимая намерений девушки. Весь ее новый гардероб собрала госпожа, по словам Канары, однако Ларэ не ожидала, что она и здесь вызовется на помощь. До чего непредсказуема жизнь! Приемная дочь двоюродного брата султана станет подбирать ей наряд для проведения вечера в окружении не менее статусных особ.

– Конечно, – шире улыбнулась девушка. – После всех церемоний жду вас в своей комнате. Канара, пожалуйста, помоги Ларэ добраться на случай, если она заблудится, – обратилась она к домоправительнице.

– Да, госпожа, – согласилась женщина. А что ей оставалось?

– Отлично, тогда, пожалуй, я присоединюсь к отцу.

И с этими словами она обогнула их, чтобы встать позади спинки стула своего отца, поставив руку на его плечо в подбадривающем жесте. По другую сторону от старика стоял, словно приклеенный к своему господину, Моаз. Спиной к Ларэ и остальным слугам.

В течение завтрака он странно поглядывал на Ларэ. С подозрением и некоторым вопросом в глазах, а в конце приема пищи даже усмехнулся, удивленно вздернув брови и глядя при этом на чаровницу. Хотя, наверное, это все потому, что сама Ларэ весь завтрак наблюдала за ним, любопытнее и наглее обычного рассматривая черты его лица и эмоции, выискивая любые намеки на то, что сон мог оказаться действительностью. Да, пожалуй, слишком много смотрела.

После того, как все разошлись, Ларэ в сопровождении Канары появилась в белоснежном обиталище Маи. Ее гувернантка Масэна чопорно сидела на серебристом пуфе перед кроватью с балдахином, где по всем правилам этикета распивала чай из маленьких чашек – словно бы уменьшенные копии тех, что обычно ставят подавальщики на обеденный стол – и вкушала кремовые пирожные, лежащие на подносе рядом с ней, что одним махом умещались во рту целиком.

А вот Мая все это время лихо крутилась на месте, развевая мягкую сеточную ткань солнышком по воздуху. Она прекратила, как только Ларэ вошла.

– Ларэ, присаживайся, – юная госпожа указала на место рядом с Масэной. – Я попросила слуг, они скоро принесут платья, которые я купила в городе в надежде, что они подойдут тебе. – Верно, ведь дочь Эразия покидала поместье, дабы в тайне наделать покупок на ночной ярмарке в деревне, чтобы затем устроить сюрприз отцу. Видимо, она не ради одних подарков отправилась туда, но и посетила швею. Должно быть, сделала ей заказ заранее. – Я попросила Сару сшить для тебя пару фасонов лишь немного прибавив к моим меркам. Как же я ратую на то, что они сядут тебе в пору.

– Все в порядке, госпожа. Даже если нет…

Девушка махнула рукой.

– Перестань, – признаться, прозвучало слегка капризно. Но каким- то образом девушка не растеряла от этого своего обаяния. – Я же просила тебя обращаться ко мне по имени. Кроме тебя мне и поговорить тут не с кем. Масэну я знаю вдоль и поперек. Присаживайся. Давно хотела расплести твой язычок. Расслабься, я всего то жажду услышать совершенно обо всех пережитых тобой приключениях и тяготах.

Пожалуй, тягот там было несоразмерно больше, но Ларэ не стала с ходу печалить госпожу, а молча, с короткой улыбкой последовала ее предложению и аккуратно присела на мягкое сидение приставного пуфа.

– Госпожа, – Ларэ поправилась. – Мая, вам идет.

– Масэна тоже хвалит все мои платья. Кажется, у вас есть что- то общее, – поддела она своих собеседниц.

Дочь Эразия имела весьма прозорливую натуру и скованность и жеманность в отношениях своей гувернантки и чаровницы определила скоро после времени их первой встречи. В ее надеждах было исправить это положение, так как в будущем она желала видеть Ларэ в обществе своих постоянных подруг для прогулок и совместных вечеров. Потому голос ее содержал в себе изрядную долю шутливости. Однако попытка столкнуть двух своих компаньонок лбами в этот раз плодов не принесла. Ларэ лишь в очередной раз пустила на свои губы вежливую улыбку, а ее гувернантка и вовсе никак не показала лицом, что заинтересована в этом разговоре.

– Мая, ваш отец ведь – большой коллекционер, не так ли? – вдруг спросила ее чаровница.

Девушка посчитала, та ищет повод для начала приятного общения и решила поддержать эту тему. К тому же, на было ничего удивительного в том, что обстановка их дома заворожила Ларэ. Мая легко могла это понять, зная о жизни простолюдинов и их скудных возможностей обладать красивыми вещами.

– Все верно. Он любит приобретать различные диковинные вещи, старинные вещи, заморские вещи, – услужливо перечислила она. – Тебе понравилось что- то конкретное?

– Не то чтобы, – замялась чаровница, отпуская взгляд на пушистый ворс ковра. – Просто вчера утром, посещая лечебницу я видела поблизости столик с красивой вазой. А сегодня, еще перед завтраком, я проходила мимо вновь, – первым делом после сна отправилась проверить, – и вазы не было. Вот я и подумала, наверное, мне причудилось.

– Нет, – легко опровергла ее подозрения дочь Эразия, при этом поправляя воротник платья в зеркале и совершенно не замечая изменившегося лица чаровницы, ставшего очень- очень задумчивым, болезненно задумчивым, как если бы девушку замучила мигрень. – Я помню ее. Это подарок одного из старых друзей отца. Он посещает нас ежегодно и всегда привозит вазы, зная, как отец любит их собирать в нашем доме. Они всегда выглядят причудливо. У той, что ты имеешь ввиду кажется был необычный рисунок в виде дракона. Составленный из цветных стеклышек.

Ларэ рассеянно кивнула, глаза ее стали на секунду круглей, но стоило Мае развернуться к своим приятельницам, как лицо чаровницы, пусть и бледное, вновь выражало лишь вежливость и покладистость перед дочерью своего благодетеля.

– Ларэ, – но Мае не дали договорить. Раздавший размеренный стук в дверь прервал все будущие намерения госпожи. Вместо этого ей пришлось сказать. – Войдете!

– Госпожа, слуги перегружены работой, и я вызвался им помочь. Вы просили их доставить вам платья, – совершенно спокойным тоном произнес появившийся в дверях лекарь. Взгляд его смотрел прямо, словно он и не подозревал о наличии кого- то еще в комнате.

Ларэ это подарило возможность хорошенько разглядеть его. Теперь, когда она знала… А что если вазу забрали слуги? Например, чтобы почистить. Но это абсурд. Они никогда не поступали так с вещами. Да и зачем? Она видела, как мойщики самое большое обтирают предметы искусства мокрыми тряпками, причем с опаской шевельнуть предмет хоть чуть. А вот стекла… Кто- то из них наверняка убирал стекла. Надо бы разузнать об этом. И тогда может получиться, что лекарь… он… кто, похититель чужих локонов? Или не похититель; может, он свой привязал к лапке птицы. Все это казалось Ларэ весьма несуразным. Больше всего она напрягалась при мысли о том, что в ту ночь она сперва ясно рассмотрела лицо лекаря, а затем хлоп, и проснулась в своей комнате. И ей бы успокоиться, свести все к своей впечатлительности, да только чувство, будто ее тело и сознание словно предали ее вчера, не позволяли ее душе унять тревожное любопытство.

Помимо разбитой вазы наверняка можно было найти и другие нити, за которые потянешь, и клубок развяжется.

Но как бы ей спросить?

– Входи, Моаз. Как здорово будет узнать мнение мужчины, умеющего одеваться.

Мая похвалила его? Ларэ бы не согласилась с ней по поводу одежд лекаря. Они как представлялись ей странными, так и представляются до сих пор.

– Думаю, мне будет весьма неудобно, да и вам тоже…

– Нисколько! – Мая указала рукой на печально известный пуф. – Присаживайся, – за учтивой фразой дочери Эразия скрывалось слишком много от требовательности, и Моаз не решился ей противостоять. Он аккуратно уложил ворох платьев на гладко застланную постель и, подойдя к Ларэ и Масэне, замешкался. Взгляд его случайно упал на чаровницу, та встретила его прямым напором. Затем мужчина сложил руки за спиной и вытянулся по струнке рядом, оставшись стоять.

– Ларэ, – позвала Мая. – Давайте, берите свои платья и примеряйте, а мы все посмотрим, как они по вам сядут.

Девушка сглотнула, посмотрела на гувернантку в надежде, что та остановит это безобразие, но та упрямо молчала и делала вид, что никого не замечает.

– Мне выйти? – неуверенно спросила Ларэ.

– Незачем. Можете воспользоваться моей ширмой, – Мая ткнула на деревянную перегородку, притулившуюся в углу вплотную к белым воздушным занавесям. – А вы, Моаз, для верности отвернитесь.

Так и поступили. Служанки госпожи помогли чаровнице со шнурками на спине и спустя десять минут пыхтений, Ларэ вышла из за перегородок в нежном порхающем одеянии феи. Синие шелковые рукава по широкой косой линии опускались к ее запястьям, так что концы их касались струящегося подола в том месте, где за ним находились колени девушки. Длина платья полностью скрывала простого вида лодочки на ее ногах, верх плотно облегал талию, а лиф заканчивался чуть ниже ключиц в форме сердца.

– Прекрасно, не находите? – поинтересовалась Мая у Моаза и Масэны.

– Вам бы оно подошло больше, – стеклянным тоном отозвалась гувернантка.

«По крайне мере, она хоть что- то сказала», – подумала Ларэ.

– Вам очень идет, – тише обычного произнес лекарь.

Ларэ было хотела поймать его взгляд своим, но тот быстро улизнул им в сторону. Вряд ли он стеснялся. Вчера на совместной прогулке он вел себя весьма уверенно в общении с ней.

– Настолько, что вы бы пригласили ее на танец? – спросила Мая у него.

– Да, – коротко ответил он, не глядя на девушек.

Ларэ задумалась, действительно видела именно его в своем «несне». По складу своего характера он был строг с самим собой, всегда уравновешен и спокоен. Это придавало ему загадочности, а чаровнице головной боли. Теперь она засомневалась в том, что увидела. Куда проще было забыть об всем этом; она правда хотела. Ведь по своему существу в увиденном не имелось никакого смысла. Случившееся или не случившееся этой ночью не несло никакой понятной опасности. И все же, все же, все же…

– Вы чувствуете себя плохо? – вдруг спросила у Ларэ Мая.

– Нет, – и тут в голове у нее мелькнула идея. Она цепко ухватилась за нее и уже быстрее произнесла, будто боялась, что ее перебьют. – Наверное, мое лицо бледнее привычного оттого, что вчера плохо спала. Даже начало чудиться всякое.

– Почему же?

– Моя настойка вам не помогла?

Мая и Моаз спросили одновременно.

Лекарь наконец поднял к ней взгляд. Обеспокоенный взгляд. Вот только о чем он испытывал тревогу? О самочувствии чаровнице или о том, что она могла запомнить?

– Мне уже гораздо лучше, однако я определенно вздремнула бы еще. Особенно перед вечерним приемом. Но знаете, кое- что мне вчера показалось странным. В попытке поймать сон я отправилась в прогулку по дому. Я знала, что все разошлись по своим делам, однако не думала, что не сумею застать и охраны, – после этого Ларэ отвернула лицо от госпожи и взглянула прямо на единственного мужчину в комнате. – И вас, лекарь, тоже не нашлось на месте. Я думала, возможно, вы поможете мне вернуть сон. Или хотя бы ваш помощник. Но ни вас, ни его я не застала.

Она немного приврала. Теперь оставалось наблюдать за тем, как он выкрутиться. Припомнит ли, что чаровница все- таки видела его, и он даже обратился к ней или придумает что- то иное. Менее подозрительное.

Лекарь растянул губы в мягкой улыбке. Для Ларэ это стало неожиданным поворотом.

– Разумеется, все так и было. Позвольте, я объясню. Мне и Гоуди пришлось покинуть пост поздно ночью. А всем наемникам – их посты. Оказалось, в доме, где планируется провести сегодняшний прием гостей, позарез нуждались в лишних руках. Сильных руках. Было необходимо освободить залы от большого количества тяжелой мебели, спустить некоторые люстры ниже к полу, развесить железные фонари: все это не под силу сделать женской части прислуги, а мужской катастрофически не хватало. Вот мы и отправились в тот дом. Да в такой спешке, что по пути я даже умудрился разбить вазу. Но уже сообщил об этом господину, и он меня великодушно простил. Исчерпано ли ваше любопытство, Ларэ?

Словно немая, чаровница кивнула.

Лекарь либо удачно выкрутился, либо его настойка так подействовала на Ларэ, что восприятие ее реальности предало ее на одну ночь. Так и до недоверия к себе недолго…

К сожалению, его версия событий звучала куда более… логичной, объяснимой, имеющий смысл.

Неужели… неужели она не права? А еще, именно в этом момент особенно остро, она поняла, что между ними протянулось странное ощущение пропасти из- за недоверия, гложущего ее нутро, которое, лекарь, разумеется в ней разгадал. Словно бы вчерашнего их дня и вовсе не случалось.

– С вами все в порядке, госпожа чаровница?

Почему он перешел на официальное обращение? Будто до этого он и не звал ее по имени. Будто они не договорились, а сам он не предлагал ей того же. Ларэ вспомнила, как вчера лекарь спас ей жизнь, причем не единожды и стыд затрепал края ее ауры, окрасив их в ярко розовый. Он никогда не давал ей повода усомниться в нем. Нет. Что это? Неблагодарность? Ларэ вовсе не неблагодарная.

Чаровница попыталась спрятать растерянный взгляд, уронив подбородок в яремную яму.

Из нехорошего положения ее вытащил приятный голос Маи. Правда, только внешнюю ее оболочку, не душу.

– Ларэ, не стойте. Вас ждет следующее платье. Это, конечно, чудесное, но нужно посмотреть их все. Ну же, возвращайтесь обратно за ширму, – Мая пошевелила пальчиком в воздухе, намекая, чтобы девушка развернулась.

Ларэ вдруг совершенно перехотелось идти на званный вечер. То есть она и раньше на него не рвалась, но теперь другие силы потянули ее мысли прочь от намечающегося праздника. Но она рисковала показаться строптивой перед своими нанимателями и потому, не став перечить, вернулась за ширму, хотя все, чего ей сейчас действительно хотелось- это спрятаться где- нибудь в одиночестве.

И скоро ей выпала подобная возможность. Спустя час после всех примерочных баталий и скудных похвал лекаря о ее виде, Ларэ очутилась в своей голубой уютной комнатке и сразу же рухнула на кровать.

Потом подумала, что неплохо бы ей немного вздремнуть перед приездом гостей, встала, переоделась в ночную сорочку и залезла под одеяло. Этой ночью она ужасно не выспалась. Когда она проснется ей предстоит серьезный разговор со своей совестью. Да, она ошиблась и признала это теперь. Но это потом. Сейчас главное поспать, совсем, совсем нем…

…

Она спала сладко, и, казалось бы, ничто не могло вызволить ее из бессознательных оков. Кроме. Кроме этого.

Спустя какое- то- по ощущениям Ларэ чересчур малое- время некий шум вторгся в вязкое, темное болото, в кое с каждой секундой ее сознание затягивало все глубже. И ей совсем не хотелось доставать себя из него, поэтому, хоть шум и звучал раздражающим набатом, ее тело упорно сопротивлялось тому, чтобы откликнуться на него. Вялые, раздражительные мысли потекли мимо сознания девушки одно за другим.

«Начался ли уже праздник? Если да, то что там на нем происходит? Разве не должны господа все свое веселье проводить в соседнем особняке? Ну и шумные эти богатеи, раз аж досюда долетают эти звуки. К тому же, совершенно неясно, для чего им понадобилось тревожить колокол…»

Последняя мысль прошлась по всем головным нервам девушки и пустила адреналин во все конечности ее членов. Ларэ распахнула глаза и подскочила на кровати, неосознанно пытаясь разглядеть происходящее в мутные стекла окон, выходившие в сторону коридора. Но те, во- первых, были слишком малы, а во- вторых, коридор был пуст. Если что и произошло, то не рядом с ее комнатой. По словам Канары, колокол будили только в случаях крайней беды, чтобы сообщить всем пребывающим во владениях Эразия Бульбы о настигнувшей их беде. Причем только той, которая коснулась бы их всех, и все из- за нее подвергнулись бы риску оказаться в опасности.

«Что происходит?!»

Стоило ей задаться этим вопрос, как ровно в ту же секунду кто- то постучал в дверь ее комнаты. Стук этот прозвучал между динь- донами колокола; причем слегка неуверенно и довольно тихо, как если тоже был встревожен.

Ларэ, несмотря на свое желание разобраться в происходящем, незваному гостю дверь поначалу открыла весьма неохотно, сперва позволив образоваться лишь щели, достаточной для ее глаз, а затем, с куда большим рвением, открыла ее настежь, прямой спиной встречая того, кто пришел к ней.

Моаз. Он выглядел хмурым и нетерпеливым. Последнее подтвердилось, когда мужчина обернул пальцы вокруг запястий Ларэ, придвинул к ней лицо и прошептал:

– Прошу, поторопись.

Он снова перешел с ней на общение через «ты». Может, он только при господах играет роль человека, чурающегося ее? Впрочем, сейчас не об этом. Слишком много выражали черные глаза мужчины, чтобы Ларэ позволила себе утонуть в них и собственном самобичевании.

– Что случилось? – с трудом находя в легких достаточно воздуха для слов, спросила девушка.

Моаз был краток.

– У нас мало времени. Бульба мертв. Его убили, – каждое слово он произнес четко и быстро, почти жестко.

Сердце Ларэ чуть не обмерло от этих слов. Что лекарь только что сказал? Убили?

– Поэтому звонит колокол? – голос ее сел. Кто мог пойти на такое? Зачем? У двоюродного брата султана были враги? Или это враги его венценосного родственника? – Но кто мог?

– Неважно – кто, важно – кого подозревают. Вернее, пока еще нет, но скоро – определенно будут, – скороговоркой проговорил мужчина, продолжая удерживать запястья Ларэ. Словно она потеряла бы равновесие без его рук.

Возможно, и потеряла бы.

– И кого же?

Взгляд мужчины сложно было разглядеть в полутьме, орошаемой лишь скудной пляска света настенных бра, но девушка чувствовала его всем свои существом – напряженный, отрезающий все лишнее и сосредоточенный лишь на главном. Голос лекаря изменился на следующей фразе. Впервые он дрогнул.

– Тебя.

Ларэ раскрыла рот и не сразу сумела выдавить звук из своего горла.

– Что? – это все, что у нее получилось придумать. Она была столь ошеломлена, что даже не могла посетовать на то, что все мысли ее заморозились.

Моаз говорил всерьез. Этот человек и шутить- то не умел.

– Охрана на ушах. Но пока рассредоточена. Тебе надо собираться.

– Но я этого не делала! – вырвался у нее панический тон. Что происходит?

Вдруг, послышался шум в одном из ближайших соединяющихся коридоров – быстрое дыхание и бег нескольких пар ног. Это заставило кровь в венах чаровницы забурлить еще сильней.

– Я верю, однако твое кольцо… я не смог забрать его оттуда. В спальне старика слишком много собралось слуг. Оно валялось под кроватью. Я знаю, что ты не могла, но остальные… Просто поторопись. Им нужен виновник, и они не станут долго рассуждать, когда найдутся свидетели, знающие, кому оно принадлежит. Многие видели тебя с этим кольцом. За магистратом уже послано. Стоит ему заполучить улику, он обязательно допросит каждого и выйдет на тебя. Учитывая все слухи о твоем воровском прошлом, пусть и ненастоящем, он ни за что тебя не отпустит. Отвертеться от обвинений станет почти невозможно. Я решил, лучше вытащить тебя отсюда сейчас. Бери только самое нужное, – мужчина выждал несколько секунд, рассматривая ее лицо в попытке увериться, что девушка поняла сказанное им.

О, она поняла. Кошмарно испугалась, но поняла. Значит, ее потерянное кольцо? То самое с аметистом? Ее подставили. Ладно, она потом разберется. Сейчас и правда лучше покинуть дом, ставший ей ловушкой. Как окажется на достаточном расстоянии от него, там все и обдумает.

Она бросилась назад в спальню, а Моаз остался караулить в дверном проеме и то и дело поторапливал ее, вертя головой в ожидании свидетелей или пленителей. Ларэ поняла, насколько ей повезло с его отзывчивой натурой. Он мог просто пройти мимо. Девушка заметила, что сам лекарь прихватил с собой только небольшой мешок какого- то темного цвета, веревки которого перекинул через плечо, на манер набедренной сумки. В остальном он имел лишь свои необычные одежды на себе, кроме жилетки; ее он снял, надев черную, длинную накидку сразу поверх рубашки.

Впопыхах Ларэ схватила ту сумку, с которой явилась сюда в первый день, и забросала в нее первое попавшееся под руку платье, одолженное с щедрого плеча Маи, не забыла про платок бабушки, ну и конечно, драгоценный кошелек с золотыми монетами в качестве аванса за этот месяц от Эразия Бульбы. В груди у нее разрослась горечь при воспоминании о старике. Ей толком и не попрощаться с ним, не выказать дань уважения за, пусть и недолгий, но теплый приют. Ей уже никогда не выплатить ему долг. Она бы не взяла этих денег с собой, будь у нее выбор. Но там, за стенами дома Бульбы, да еще и в бегах… теперь уже не только за воровство, а еще и кое- что похуже, ей несдобровать. Куда же катилась ее жизнь? Она так радовалась светлой полосе, и как же скоро и резко эта полоса оборвалась.

Наспех, через голову она просунула себя в другое платье – зеленое, цвета водорослей, с широкими, как у летучей мыши рукавами и подолом, разлетающимся при поворотах, словно солнечный круг. Бросившись после этого в двери, где лекарь от неожиданности чуть не упал и подхватил ее за плечо, они помчались вдоль перил к лестнице. Вон из полумрака дома, где свет тысячи свечей гонял тени, словно голодная кошка мышек, прямиком под сумеречное, располосованное оранжевыми и фиолетовыми полосками, небо улицы.

– Вся охрана собралась в той части дома, где находятся господские покои. Поэтому препятствий мы не встретим.

Моаз оказался прав и в то же время – не совсем. Наемники, обычно выстраивающиеся вдоль каменных дорожек, действительно отсутствовали. Однако вот гости… Экипажи их стояли, словно брошенные наспех – вкривь и вкось- по всему переднему двору поместья. Сами прибывшие сгустились перед входом во второй дом, на достаточном расстоянии, чтобы чаровница и лекарь показались им двумя прошмыгнувшими мимо тенями. Женщины в расшитых бисером платьях и мужчины в парадных кафтанах почти все были заняты тихими переговорами друг с другом. По их изумленно- пораженным лицам Ларэ поняла, что их уже известили о смерти Эразия Бульбы. Все они были заняты этой вестью, и потому, наверное, что те некоторые из них, кто обратил внимание на две разнополые фигуры, невесть куда спешащие, не озаботились их личностями и причинами спешки. Ларэ и Моазу повезло пройти мимо нескольких десятков господ совершенно без каких- либо осложнений.

Но радоваться было рано. Один наемник все же караулил перед входом в конюшню, к коей она прибежали ради… неужели, она впервые… оправдает звание воровки? Ларэ претила эта мысль. К сожалению, чтобы в короткое время оказаться от ставшего опасным места, как можно дальше, здоровые скакуны им были просто жизненно необходимы.

Заметив наемника еще из- за угла, лекарь толкнул чаровницу в ближайшие кусты- колючки и сам присел за ними вместе с ней. Кусты садовник обрезал в виде идеальных мячей размером с высокого карлика, и те вполне умещали их сложенные в три погибели тела. Через мелкие прорехи в кривых ветвях Ларэ и Моаз разглядели коней между стенами и крышей деревянного строения. Лоснящиеся морды освещал подрагивающий свет факелов, крепленных к балкам изнутри. А снаружи на посту стоял безмятежный, никуда не торопящийся мужчина в ярко- зеленых шароварах и жилете. Он сам являлся оружием по своему телосложению; блеск сабли, вдетой в его пояс и вовсе заставил девушку нервно сглотнуть и чуть ли не отчаяться.

Что они делают? Главное, чтобы этот бугай их не увидел. Жизнь дорожи парочки копыт. И так справятся. Только Ларэ хотела поделиться своими переживаниями с Моазом, как тот разогнул ноги, встал в полный рост и, отойдя от кустов на несколько шагов, кашлянул, привлекая к себе внимание наемника. Девушка глядела за его действиями с полным изумлением, не понимая, что творит ее… спаситель? Действительно, лекарь помогал ей по доброте душевной. Словно герой из сказок ее бабушки.

Она надеялась, удачливый герой, хотя прямо сейчас его поступок казался ей безрассудным. Их же вычислят! Моаз наверняка что- то задумал. Точно задумал. Ведь задумал?! Чаровница закусила губу от волнения и ничуть не отвлеклась на боль, когда зажала ее слишком сильно и прокусила. Она попросту не заметила этого.

Тем временем лекарь, поправляя на ходу застежки на рукавах сюртука, остановился в шаге от бугая и что- то ему сказал. Они проговорили меньше минуты – Ларэ не слышала из своего укрытия, о чем – и наемник оставил свой пост и бегом рысцой удалился в сторону дома.

Моаз повернулся к ней и замахал рукой, призывая покинуть кусты. Так она и поступила, на всякий случай, не переставая оглядываться. Но округа была пуста.

– Я сказал ему, что колокол означал и что помощник их командира вызывает его на подмогу к остальным. Конюхам обычно приказывают ни за что не покидать своих постов, в том числе и из- за колокола. Вот он и остался, – пояснил мужчина ей свои действия раньше, чем она успела спросить. Он толкнул дверцу на петлях, и они вошли в конюшню. Некоторые кони заржали, узнав своих наездников.

– Ты слишком рисковал, – Ларэ покачала головой, выискивая загон той бурой лошадки с белым пятнышком, с которой уже имела дело.

– Нисколько, – не согласился он. – Никому неизвестно пока о тебе. К тому же, все люди во владениях Бульбы хорошо меня знают. С этим я знаком особенно хорошо, как и со вторым, который его подменяет; Зейда ты видела. Этого звали… впрочем, неважно. И нет, Ларэ, на этой ты не поедешь, – сказал он, заметив, что девушка пробирается к знакомой ей коровушке- кобыле.

– Почему? – она замерла и уставилась на лекаря.

– Она медленная. Берем только коней. Я —Гура. Ты – его брата, – и с этими словами он пропихнул ей в руки кусочек знакомой, зловонной травы. Понятно, что он имел ввиду.

До ворот они прошли пешком, держа своих животных- друзей под уздцы. К счастью, на воротах тоже никого из охраны не нашлось. Ларэ даже не могла поверить до конца такой удаче.

– Ничего удивительного, – беспристрастным тоном осадил ее удивление Моаз, выравнивая направление своего коня, – все сбежались в дом, на панихиду. Они пока еще не подозревают тебя. Большинство слуг всегда заняты только своей работой, главный наемник отсутствует, вчера он взял отпуск и уехал в город, а у его заместителя, уверен, сейчас и других хлопот хватает. Кроме того, им, возможно, еще не известно, что Бульба покинул мир насильственной смертью. Без осмотра лекаря им это маловероятно удастся. Но нам не стоит ждать, когда они соизволят отреагировать. Слуги не поняли…

– Магистрат поймет, – закончила за него девушка, лихо вскидывая свое тело на седло и не замечая, как и в этот раз произвела этим впечатление на лекаря, на несколько секунд застывшего в завороженном на нее взгляде.

Лекарь был из тех, кого привлекал воинственный блеск, пусть сам он еще этого и не осознал. А чаровница, вышедшая сухой не из одной передряги, в коей ей довелось побывать в свой бродяжнической жизни, имела в себе все задатки храброй личности. Но пока ей только предстояло проверить их на прочность.

– Именно, – оклемался он от наблюдения за уверенными движениями Ларэ, не умаляющими ее женское достоинство, и пришпорил своего коня. – А теперь давай поторопимся. До финиковой рощи не меньше нескольких часов пути. Успеем за два, если галопом.

– Мы отправимся в финиковую рощу? К Малеку?

– Да. У нас выискался отличный повод повидаться с ним, не находишь?

И оба они ринулись вон из обширного двора Эразии Бульбы, гоня из сердец сожаления; вперед, к бескрайнему горизонту, едва проглядывающемуся в ночи.

…

Кольца! На забыла свои кольца! Все до единого! Впопыхах она оставила их на столике у кровати, словно сувенир для своих старых знакомых.

Она даже ни разу не заходила в комнату Эразия Бульбы. Что о ней теперь станут думать Мая и Канара? Она станет предательницей в их глазах. Она потеряет их дружбу.

С другой стороны, кто она и кто они? Они всегда происходили из разных миров.

На подходе к финиковой роще, когда пальмы стояли уже почти перед мордами их статных коней, Ларэ задала своему спасителю вопрос:

– Что насчет Гоуди?

– Он не причастен, – уверенно сказал мужчина.

Ларэ вгляделась в его полный достоинства профиль, отвлекшись от поводьев в ее руках.

– Но ведь ты сбежал. Это не отразится на Гоуди? Не покажется магистрату подозрительным? – кое- кая истина, вдруг, только в эту секунду осенила ее головку и надавила на легкие. – И магистрат, он ведь сын Эразия, – тише, слегка ошеломленно, произнесла девушка себе под нос. Взгляд ее рассеянно метнулся к низкому человечку, вышедшему из- за стволов пальм. Малек помахал им рукой, длинно растянув свои губы в приветственной улыбке. В темно- синих шароварах и длинной, свободной рубахе из крашенной темно- зеленой ткани он почти сливался с ночью. – Для него дело отца – не очередное дело, оно семейное, близкое сердцу. Он будет мне мстить, – обреченно отчеканила она последнее предложение.

Моаз рядом вздохнул и, как только копыта его коня перешли границу рощи, спешился. Одобрительно похлопывав ездовое животное, он поднял взгляд на чаровницу, и та кое- чего в нем не разглядела. Страха. И это удивило ее.

Он настолько бесстрашен? Словно герой из детских сказок.

– Браво, ты восхищаешь, – полушутя, полусерьезно произнес он. – Даже в столь критическом для себя положении проявляешь заботу о других. Словно принцесса выдуманных волшебных историй.

Похоже, не только Ларэ сравнивала его подобным образом. Или он прочел ее мысли. Может, он все- таки особенный? Иначе, как ему постоянно удается угадывать, о чем она думает? Девушку нервировала эта его способность находиться с ней в одной мыслительной вселенной. Она не привыкла, чтобы ее понимали и считала это подозрительным. Никто раньше не читал ее, будто открытую книгу.

– Ты не ответил на вопрос, – сказал она и спрыгнула на засушливую землю.

– Не волнуйся о моем помощнике. Перед уходом я наказал ему вернуться в город, к родителям. У магистрата и его людей нет причин подозревать мальчонку. Привет, Малек, – он отдал поводья подошедшему юноше.

– Моаз, ты снова привез ее ко мне, – радостно и одновременно удивленно проговорил он своим заботливым тоном дедули. Потом обратился к Ларэ. – Однажды я сказал этому господину, что если он когда- нибудь найдет женщину себе по нут…, – но договорить ему не позволили руки лекаря обернувшиеся вокруг его рта и тела. Возвышаясь над Малеком, мужчина упер подбородок в его кучерявую макушку, крепко прижимая к себе.

– Достаточно, Малек. Лучше проведи нас в свой дом и гостеприимно угости своими лучшими финиками, – голос лекаря был напряжен и дружелюбен. Весьма странное смешение тонов. – И буду тебе очень благодарен, если ты напоишь наших коней, – после этого он отпустил смотрителя рощи и посмотрел на чаровницу, – С Гоуди все будет хорошо, – заверил он ее. – Даже если они усомнятся во мне, как твоем напарнике и пособнике, то самое большое – зададут ему вопросы. Они не причинят ему зла, ведь он ничего не знает.

– Они ему поверят?

– Они не изверги, Ларэ, – вздохнул мужчина. – И у них есть правила насчет пыток.

– Какие? – встревожилась девушка. Малек все это время с любопытством наблюдал за ним, не рискуя больше изобличать Моаза.

Тот издал мягкий, шепчущий смешок, его глаза понимающе улыбнулись.

– Пытки дозволены только в отношении иностранных шпионов. Больше ни к кому. А теперь давай прогуляемся, пока Малек привязывает наших коней, – и он многозначительно отпустил взгляд на юношу.