Читать онлайн Самый тихий пациент

© Анна Чи, 2025

ISBN 978-5-0065-3246-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Загадочная болезнь

Сестра Саша позвонила, когда я пекла печенье, и сказала, что папа стал совсем «плохой». Она не специально звонила, чтобы сказать про папу, а так между разговором про всё и понемногу, заговорили и о нём.

– Представляешь, он мне сказал недавно: «Вези меня, куда хочешь, я уже больше не могу терпеть эту боль!» Значит, действительно адски болит, раз папа так говорит. Он же всегда терпит и молчит, как удав.

– А, что говорит невролог? Папа же уже несколько месяцев у него лечится?

– Теперь уже подозревают, что у него туберкулёз, представляешь?

– Туберкулёз? Серьёзно? Откуда он у него мог взяться? Он же каждый год проходил флюорографию, так как состоит на учёте с лёгкими?

– Не знаю… Мама говорит, что сосед Валера переболел туберкулёзом, а папа ходил к нему несколько раз, помогал чинить кран в ванной.

– Так вы все можете быть заражены! А сейчас, что делают отцу?

– Он сдал анализы, ждём результаты.

– Ты держи меня в курсе, хорошо? Не хватало только этой заразы ему на старости лет.

Я жила отдельно от родителей уже тридцать три года. Двенадцать лет на расстоянии более двух тысяч километров от них. Я в Санкт-Петербурге, а родители в Башкирии. Признаюсь честно, звонила я родителям раз в неделю, по выходным. Приезжала раз в году. Всё у них было стабильно, жили они хорошо, причин для беспокойства особо не было. Тем более, в одном городе с ними жили моя младшая сестра и старшая дочь. У сестры Саши своя семья – муж и сын. У дочери Маши тоже своя семья – муж и дочь. Вот, такая предыстория.

Прошла неделя и выяснилось, что туберкулёза у папы нет. Вся семья выдохнула с облегчением. Теперь стали подозревать, что у него, возможно, онкология. Саша отправилась вместе с отцом в Уфу, в онкологический центр, где диагноз не подтвердили. Им сказали, что, если бы даже диагноз подтвердился, всё равно оперировать бы не стали, так как восемьдесят два года слишком много для такой сложной операции. Но появиться на приём, зачем-то, велели через пару месяцев.

Дальше нужна была консультация торакального хирурга на предмет абсцесса лёгкого. В маленьком городке, где жили родители, о таком враче и не слышали. Опять нужно ехать в Уфу, в республиканскую больницу. Всё это по кругу: сначала записываешься к терапевту, он даёт направление к узкому специалисту, потом ждёшь своей очереди, а время неумолимо тикает. Так, в поездках по врачам, прошла осень. Но точный диагноз, так и не поставили, боли мучали папу всё сильнее.

Я подумала, что в Санкт-Петербурге, наверняка, врачи более опытные и предложила Саше привезти папу на обследование в Питер. Значит, нужно было найти хорошего профессионального врача, который бы смог поставить правильный диагноз. Я начала поиски и в результате мониторинга специалистов вышла на заведующего отделением торакальной хирургии многопрофильной городской больницы Александра Михайловича Юткова. Я позвонила ему, объяснила ситуацию и спросила, не возьмётся ли он за наш случай. Александр Михайлович попросил выслать ему на почту все анализы и обследования отца, а потом, созвониться с ним. Я сделала всё, как он сказал.

Я позвонила маме, рассказала ей о том, что неплохо бы обследовать папу в Санкт-Петербурге. Мама, немного подумав, сказала мне:

– Ты думаешь, он поедет? Ой, в такую даль… Он тут уже еле ходит. Ест плохо, сил почти нет. Не знаю, пусть едет, если хочет.

– Мама, тут у врачей большая практика, со всей России едут лечиться. Может, хоть тут поймут, что у отца болит? Сколько же можно ходить по врачам без толку? У него уже почти год боли.

– Это боли у него год, а первые симптомы ещё года три назад появились. Я заметила, как он стал дёргать непроизвольно левым плечом. Сидит, смотрит телевизор и периодически плечом дёргает. Спрашиваю, болит? А он – нет, не болит. А тут, когда думали, что у него туберкулёз, обнаружили по старым снимкам рентгена, что какое-то пятно уже два года было. Врачи думали, что это остаточный туберкулёз, так и писали в заключении, что он им переболел. Представляешь? И никто ни разу даже не посмотрел, что написано в заключении.

– Жуть какая. Так получается, что наоборот у него эти два года, что-то появилось и болело, а никто внимания не обращал?

– Ну да, он не жаловался, а врачам и не надо, если жалоб нет. Ему наш терапевт участковый постоянно говорит, мол, что ты хочешь – возраст!

– Да при чём тут возраст, если боль сильная? Короче, если тут возьмутся папу лечить, пусть приезжает. У вас старики не нужны врачам, а тут и девяностолетних лечат успешно. Хорошо?

– Это пусть он сам решает.

Поездка в Санкт-Петербург

Александр Михайлович, изучив историю болезни, сказал, что готов принять отца в своём отделении и желательно время не тянуть. Сестра взяла отпуск без содержания заработной платы и на несколько дней прилетела вместе с папой. Наш план был такой: обследоваться, понять причину болезни, а дальше, полечиться в Питере.

Я открыла дверь и с радостью увидела Сашу и папу. Они были после ночного перелёта, находясь в пути около семи часов.

– Привет! Устал? – спросила я отца, который за последний год, действительно очень «сдал». Мы виделись с ним десять месяцев назад, тогда я с семьей прилетала на Новый год к родителям.

– Не то слово, – сказал отец и медленно стал снимать куртку.

– Надо было лететь дневным рейсом, – я повернулась к Саше, взяла её куртку и повесила на «автомате» в шкаф.

– Так, дневные рейсы в два раза дороже. Ничего, сейчас сгоняем на приём и отоспимся.

– Тогда, давайте мыть руки и завтракать. У вас полчаса на всё. Вам ехать тридцать пять минут до больницы, приём в девять утра. Александр Михайлович посмотрит на папу, сдадите анализы, а завтра на госпитализацию. Ну, по крайней мере, мы так договаривались.

На следующий день Саша отвезла папу в больницу.

– Больница вроде не плохая, всё чисто, ремонт идёт в приёмном отделении. Верхняя одежда папы в гардеробе в самом отделении будет, наверху. Позвоним вечером отцу, спросим, как обстановка. Надеюсь, выяснят наконец-то, что у него болит.

– И я, надеюсь. Ну что, может прогуляемся куда-нибудь? Давай в центр, там красиво, когда ещё приедешь. Погода, конечно, не для прогулок, но, когда она в Питере была хорошей.

Мы поехали втроём, с моей младшей дочкой Танюшкой, ей полтора года. С малышкой особо не разгуляешься, поэтому, прогулка была недолгой. Тем более, в конце ноября шататься по Питеру – это такое себе развлечение.

Саша улетела через день, работа и семья очень ждали её.

Папа лежал уже неделю, ему делали всевозможные обследования, но лечение не начинали.

– Что говорит врач? – спросила я папу при очередном созвоне. В больницу не пускали, так как шла волна какого-то очередного гриппа.

– Ничего не говорит. Они тут особо много не разговаривают. Обсветили всего: то УЗИ, то КТ, то рентген. Я тут, как в санатории. Ем, сплю, гуляю по этажу. Мне даже медсестру приставили, чтобы сопровождала, – отец довольно хмыкнул.

– А что, тебе сложно ходить одному? – удивлённо спросила я.

– Да тут такие лабиринты, что можно заблудиться. Я вышел один раз и не понял, как вернуться. Да и веселее с сестричкой, разговариваем ходим.

– Ты молодец. Правильно, двигайся больше. Движение – жизнь. А кормят, как? Принести тебе, чего-нибудь, вкусненького?

– Не надо, тут хорошо кормят, мне хватает.

– А кофе? Ты же его любишь, принести? А кроссворды?

– Вот кроссворды принеси, буду разгадывать. Мы тут с соседями по палате общаемся хорошо, не скучно мне тут, не беспокойся.

– Ну хорошо, раз всё хорошо. Я заведующему позвоню на днях, спрошу про тебя, раз лечащий врач молчит.

– Позвони. Как там, Танюша?

– Тебя вспоминает, спрашивает, где Петя? Так хорошо твоё имя, выговаривает. Смешная такая… Ладно, папа, до связи, отдыхай.

– Давай…

Через несколько дней я позвонила заведующему, так как было непонятно, как проходит обследование отца.

– Здравствуйте, Александр Михайлович. Это дочка пациента Петра Владимировича, который из Башкирии. Скажите, пожалуйста, как обстоят дела у папы? А то, он мне ничего вразумительного сказать не может.

– Вы можете подъехать ко мне завтра? Часам к пяти.

– Конечно, подъеду.

– Лучше не по телефону, приезжайте.

На следующий день я уложила спать Танюшу, с ней остался сын Дима, и отправилась в больницу. Папе я ничего не сказала, что еду к заведующему на встречу. Зачем, раньше времени говорить, пока ничего непонятно. Села в трамвай и полчаса катила по снежному Санкт-Петербургу. Стоял конец ноября, но сугробы были настоящие, северные, непохожие на обычные для Питера и этого времени года. Какие сугробы!? Иногда, в январе зелёная трава проступает на газонах. Я радовалась снегу, как ребёнок.

Я постучалась в дверь назначенного мне кабинета и, зайдя, спросила:

– Здравствуйте, а Александра Михайловича можно?

– Он наверху в отделении. А, что вы хотели? Он только по утрам принимает здесь, – откликнулась одна из сотрудниц.

– Мы с ним договаривались о встрече в это время, – сказала я.

– Сейчас я ему позвоню, спрошу, – эта же женщина взяла трубку телефона и набрала номер.

Через пятнадцать минут в коридоре появился мужчина в халате и маске, он энергично шагал в мою сторону. Я встала со скамьи, на которой сидела в ожидании его.

– Это вы, дочь Петра Владимировича?

– Да я, здравствуйте.

– Пойдёмте, пообщаемся.

Мы прошли в общий кабинет, очень просторный, где за столами сидели сотрудники и занимались своими делами. Заведующий вздохнул и достал чистый лист бумаги.

– Только закончил операцию, извините за ожидание. Итак, что я хотел вам сказать, – врач стал рисовать на листе бумаги позвоночник и лёгкие. – Вот, это лёгкие. У вашего папы то, что его беспокоит находится вот здесь. И, к сожалению, это такое неудобное место, куда очень сложно попасть без операции. Мы провели все возможные обследования, но точный диагноз, так и не поставили. Я с девяностопроцентной уверенностью могу сказать, что это опухоль и опухоль, скорее всего, злокачественная, так как любое другое заболевание лёгких, не даёт такой боли, о которой говорит ваш папа. Но нам нужно сделать ещё одну процедуру, которая называется ПЭТ-КТ. К сожалению, у нас в больнице такого оборудования нет. Оно есть в двух местах в Санкт-Петербурге: в посёлке Песочном, где расположен онкологический центр и на улице Сикейроса, центр, тоже подобный. Я вам напишу сейчас точные названия обоих центров и, что нужно сделать. Рекомендую всё-таки попробовать записаться в Песочный, но это будет платно, так как сейчас уже конец года и бесплатные квоты все выбраны. Да и прописка у вашего папы не местная. Это стоит порядка тридцати тысяч.

– Хорошо, я поняла, постараюсь всё сделать быстро.

– Да время тянуть не стоит. Могу ли я ошибаться? Конечно, могу. Поэтому, как только запишитесь, позвоните. Папу в этот день отпустят вместе с вами, а потом вы его привезёте назад. Есть вопросы? – Александр Михайлович взглянул на меня вопросительно.

– Вопросов нет, всё понятно. Спасибо, буду держать вас в курсе, – я встала, взяла листок с чудесным рисунком и направилась к двери. – До свидания.

На обратном пути домой, в трамвае, я нашла в интернете телефон онкоцентра в Песочном, позвонила туда и очень обрадовалась, когда узнала, что есть одно место на нужное нам обследование через пять дней. Тут же позвонила заведующему, сообщила ему информацию, попросила подготовить необходимые документы к дате обследования, и довольная проделанной работой побежала к своим детям.

Папин декабрь

4 декабря.

Это был день обследования в Песочном. По времени нам было назначено явиться в одиннадцать утра, но приехать нужно было заранее, поэтому я заехала за папой в больницу в девять. Подходя к приёмному покою, я ещё издали увидела отца, который одиноко стоял на крыльце и всматривался вдаль, ожидая меня. Его маленькая, худенькая фигура заставила моё сердце сжаться от какой-то ненужной жалости. Папа не видел меня почти до того момента, как я начала подниматься по крыльцу, и я поняла, что со зрением у него не очень.

– Доброе утро! Давно ждёшь? – спросила я бодро и весело.

– Доброе утро. Нет, недавно вышел, дышу свежим воздухом. Я ведь уже десять дней, как не курю.

– Отлично! А хочется? – я опять с улыбкой спросила его.

– Нет, не хочется. Пойдём?

– Сейчас вызову такси, нам ехать сорок минут, примерно.

Такси приехало быстро, и мы удобно расположились в салоне автомобиля. Я уточнила:

– Документы не забыл?

– Взял. С утра лечащий врач принесла. Мой доктор ушла в отпуск, дали вместо неё молодую девушку, Александра Олеговна зовут.

– Ну и как, хороший доктор?

– Да кто ж её знает, она особо ко мне и не подходит, – отец начал доставать телефон из кармана брюк. Телефон звонил настойчиво и долго. Папа наконец извлёк его из своего бездонного кармана, а посмотрев на экран, сморщился и сказал:

– Ладно, потом перезвоню.

– Кто это? – уточнила я.

– Ромка, брат. Не хочу сейчас. Потом, как-нибудь, наберу.

Младший брат отца был загадочной личностью. Видела я его только в детстве и потом, один раз, когда мне было уже двадцать лет. Он внезапно и надолго исчез, лет сорок назад, сбежал от жены и двух прекрасных мальчишек в Сибирь. Потом, также внезапно появился. Я не вникала в его семейную тайну, желания знать чужие секреты за мной не наблюдались. А папа сильно тогда на него обиделся за это исчезновение, ведь для Ромки он был когда-то и отцом, и матерью, одновременно. Но это, уже другая история, не сейчас.

Мы ехали, в основном, молча. Играла негромко музыка, а я думала – знает ли папа, куда мы направляемся? Наверное, знает. Ведь не маленький мальчик. Папа был, какой-то, сосредоточенный. Устал, наверное, от этих бесконечных обследований. Водитель, смотря в зеркало, спросил:

– Вам к какому корпусу?

– Нам, где обследования проводят – это кажется дальше, я смотрела по карте.

Мы вышли из машины и направились искать нужный нам корпус. Проходя мимо пушистых сосен, которые росли на территории центра, я невольно залюбовалась их снежной красотой. Воздух был свежий и чистый, сразу почувствовалось, что мы за городом. Я достала телефон.

– Давай, сфотографируемся на память, смотри, как красиво! – мы развернулись спиной к деревьям, и я сделала «себяшку». – Вот, как здорово получилось!

Найдя нужное здание, мы вошли в холл и, тут же, охранник спросил нас, записаны ли мы на приём. Человек поискал в длинном списке фамилию отца, отметил её галочкой, объяснил, где гардероб и где нужные нам кабинеты. Всё чётко и понятно. Направляясь к кабинетам, папа остановился и сказал:

– Подожди, я сейчас, прихватило живот что-то, – он направился к заветным дверям, а я пошла осмотреть помещение.

Здание было интересное – с прозрачным куполом посередине и просторным холлом. Людей было не очень много: кто-то сидел на скамьях, кто-то пил кофе, некоторые разговаривали негромко по телефону. В центре находился фонтан, и он своим журчанием успокаивал обстановку.

«Господи, бедные люди… Это же, какая беда, онкология. Огромный центр. А сколько корпусов много с больными, я их заметила, пока мы ехали. Откуда только берётся эта зараза? Хоть бы, у папы не подтвердился диагноз заведующего.»

– Ну что, куда нам? – папа быстро подошёл ко мне, и мы направились к кабинету, где должны были проходить эту ПЭТ-КТ.

– Сейчас спрошу, ты присядь пока, думаю, это не быстро, – я только хотела открыть дверь кабинета, как оттуда вышла девушка в белом халате и уточнив, на какую мы процедуру, велела подождать.

– Ну вот, видишь, сказали ждать и заполнять анкеты. Я заполню за тебя, не переживай, – я достала паспорт отца и принялась за обычную формальность.

Ждать нам пришлось около получаса, так как у медперсонала было своё распределение клиентов по процедурам. Напротив места, где мы сидели, располагалось электронное табло.

Я не хотела, чтобы папа читал информацию, которая там транслировалась и стала задавать ему вопросы по анкете, чтобы он отвечал, а я записывала. Заполнив анкету, я получила на руки договор об оплате и пошла в кассу, чтобы заплатить за услугу, а папа, тем временем, направился на подготовку к процедуре – пить воду в нужном количестве.

Поясню, что процедура ПЭТ-КТ – это комплексное исследование тканей организма в рамках онкологического поиска. Методика основана на применении двух отдельных составляющих:

– ПЭТ или позитронно-эмиссионной томографии. Представляет собой способ визуализации изменённых, чаще всего раковых тканей, основываясь на контрастировании наиболее «прожорливых» клеток препаратами на основе глюкозы и специального радиоактивного компонента;

– КТ – классическая компьютерная томография, которая позволяет визуализировать здоровые ткани.

Раковые опухоли отличаются крайней «прожорливостью». Для роста и развития им требуется много веществ. Настолько много, что остальной организм остаётся в состоянии дефицита. Для определения таких ненасытных тканей используется вещество, которое универсально и нужно всем клеткам – глюкоза.

Чтобы зафиксировать интенсивность и степень накопления глюкозы в изменённых клетках, её маркируют специальным радиоактивным веществом. В значительной части случаев используются препараты радиоактивного фтора. Они отличаются большим периодом полураспада, без проблем транспортируются и хранятся. А с другой стороны, не вызывают токсического и радиоактивного поражения организма пациентов.

Препарат с такой маркировкой накапливается в изменённых тканях, окрашивая наиболее агрессивные области. Врачи получают визуальное подтверждение, картинку. Результаты исследования дают возможность сделать выводы, какая опухоль имеет место.

Я оплатила процедуру и присела в холле, ожидая папу. Процедура должна была длиться от двух до четырёх часов (у всех она проходит по-разному), поэтому, я перекусила бутербродами и бананом.

– К вам можно? – около меня остановилась женщина лет сорока, указывая на свободное место рядом со мной.

– Да, конечно, тут не занято, – я дружелюбно улыбнулась.

– Вы тоже ждёте кого-то? – спросила моя новая соседка.

– Папу. А вы?

– А я мужа. Мы тут были пять лет назад и вот, опять пришлось приехать. Я, Галя, а вас как зовут?

– Лера, очень приятно.

Галя рассказала историю болезни мужа, я слушала и думала, сколько же таких историй по всей стране. Мимо провезли на каталке мужчину из больничного корпуса, на процедуры. Мужчина был лысый, бледный и смотрел на нас совершенно равнодушно.

– Здесь очень хороший центр, мы были до него в Москве, так там в сравнение не идёт с этим. Поэтому, опять решили сюда. Мужчины очень тяжело переносят болезни, особенно такие, как рак. Прямо, как дети становятся. Я мужа успокаиваю, а он весь на нервах. У него не должно быть рецидива, я точно знаю, даже уверена, – женщина улыбнулась, увидев выходившего из коридора мужчину, замолчала.

– А вот и мой муж. До свидания, здоровья вашему папе и вам!

– И вам здоровья! Пусть всё будет хорошо! Приятно было познакомиться.

– Взаимно, Лера!

Я пересела из холла в коридор, поближе к дверям, откуда должен был появиться папа. Прошло уже полтора часа, как он зашёл. Саша позвонила, спросила, как у нас дела.

Прошло ещё полчаса, и отец резко появился в конце коридора. Он шёл, слегка покачиваясь и опуская рукава рубашки, и мне опять невольно стало его жаль. Я прогнала это чувство, помахала папе рукой и сказала ему, когда он приблизился:

– Ну, как ты, живой? Хочешь перекусить, у меня есть бутерброды и бананы?

– Давай банан, а то я со вчерашнего вечера не ел, – папа присел рядом со мной.

Я достала ароматный банан, очистила кожуру и подала отцу. На руке у него стоял катетер.

– Он у тебя был? В больнице поставили?

– Да. Удобно очень, каждый раз не искать вены.

– Результаты будут в личном кабинете сегодня поздно вечером или завтра. Но скорее всего завтра. Пароль от личного кабинета дали, видишь, до чего дошел прогресс, даже ездить сюда не нужно второй раз за результатом.

– Ну, хорошо, будем ждать, что там покажет. Я сейчас в туалет забегу, пока ты в гардероб, – папа нервничал, хотя вида не показывал. У меня у самой, когда я переживаю сразу прихватывало живот.

Мы оделись и вышли на свежий воздух.

– Ты даже на обед успеешь. Покушаешь, – я взяла отца под руку.

– Не очень-то и хочется, – честно признался отец.

Я вызвала такси, которое примчалось через три минуты, и мы поехали обратно в больницу.

– Я позвоню тебе сразу, как будет результат, скорее всего завтра, хорошо?

– Хорошо. Сейчас лягу посплю, устал что-то.

Такси остановилось около больницы, мы вышли и папа удивился:

– Ты что, не едешь дальше?

– Поеду на трамвае, тут недалеко, полчаса езды. Пройдусь пешком немного, устала сидеть. Ну, ладно, пока, – я подошла к отцу и обняла его, и почувствовала, как он слегка отстранился от меня. Может, показалось? А может, он знал, что не нужно ни с кем близко контактировать после обследования.

– Пока, – сказал папа и устало побрёл в сторону приёмного отделения.

Весь вечер мы заходили в личный кабинет, ожидая результаты. Но, как я и думала, они появились только на следующий день.

5 декабря.

Саша прислала мне сообщение в вацапе, что она прочитала заключение, но ничего из него не поняла. Я зашла в личный кабинет, скачала документ и села его читать. Действительно, не обладая знаниями в области расшифровки медицинских заключений было сложно, что-то понять. Единственное, что я поняла, предварительно проштудировав интернет, что у отца показатели накопления радиоактивного вещества выше нормы сразу в нескольких органах. А в левом лёгком, этот показатель превышает допустимый в три раза…

Надо было отправлять результаты обследования заведующему, вот он то и подскажет, что к чему. Я отправила документ, а к вечеру позвонила Александру Михайловичу.

– Александр Михайлович, здравствуйте! Это дочка Петра Владимировича, вы успели посмотреть результаты ПЭТ-КТ? Если честно, то я ничего толком не поняла.

– Здравствуйте, да посмотрел. Знаете, что. Приезжайте, завтра ко мне часам к пяти, сможете? Это лучше не по телефону и вместе с вашим папой обсудить.

– Да, конечно, смогу. Тогда, до завтра.

«Значит, всё-таки, есть опухоль. Ну, как, так-то… В Башкирии ничего не обнаружили. А может и видели, но не хотят возиться с пожилым человеком. Вот, сволочи.»

Мысли быстро бежали у меня в голове и противный холод заполз под домашнюю футболку. Я позвонила сестре, сообщила ей о разговоре с заведующим и попросила пока ничего маме не говорить, до завтра. «Пусть не нервничает раньше времени, сначала поговорим, а потом всё расскажем», – сказала я. Мама очень мнительная, ночь не будет спать, если ей сегодня рассказать промежуточные итоги.

6 декабря.

Утром отец позвонил сам.

– Ну, что там, с результатами?

– Сегодня приеду к пяти к тебе в больницу, заведующий сказал, что тебя тоже позовут и он всё расскажет нам. Я сама ничего не поняла из заключения, так написано, что не разберёшься. Так, что, до встречи. Тебе привезти, что-нибудь?

– Не надо, всё есть.

К пяти часам, оставив Танюшку с Димой, я прибыла в больницу. На этот раз, меня провели прямо в отделение пульмонологии и торакальной хирургии к заведующему. Спустилась за мной к проходной лечащий врач папы Александра Олеговна. Зайдя в лифт, я попросила её передать в палату отцу пирожные и спросила:

– У папы всё очень серьёзно?

– Да, есть одна маленькая проблемка, вам сейчас нужно будет принять решение вместе, – сказала она таким тоном, будто нам нужно будет принять решение о чём-то очень приятном. «Ну и дамочка», – подумала я и посмотрела на неё, с удивлением.

– Проходите в кабинет к Александру Михайловичу, а я схожу в палату, – лечащий врач удалилась вместе с пирожными.

Я постучала в кабинет заведующего и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.

– Здравствуйте, Александр Михайлович.

– Добрый вечер. Присядьте, я сейчас закончу, – заведующий, что-то писал в компьютере. – Мы ведь вместе с вашим папой будем обсуждать? Или вы хотите без него? Мы ничего не скрываем от наших пациентов, – он посмотрел на меня в упор.

– Да, конечно, с ним вместе.

Зазвонил телефон, и заведующий стал объяснять кому-то, что нужно иметь для госпитализации в отделение. Открылась дверь и вошёл папа, он присел на стул, напротив меня. Его лечащий врач опустилась на диван, который находился сзади меня, поэтому я её не видела во время разговора. Папа слегка нервничал, я заметила это.

– Здравствуйте, Пётр Владимирович, как ваши дела? – бодро уточнил заведующий, повесив трубку стационарного телефона.

– Не унываем, хорошо. Я тут, как на курорте: сплю, ем, гуляю.

– Болит-то, сильно?

– Да болит, но терпим.

– Пётр Владимирович, мы вас пригласили для того, чтобы обсудить план наших с вами дальнейших действий. Судя по результатам обследования, которое мы видим, с большой долей вероятности, причиной болей является заболевание левого лёгкого. Это скорее всего опухоль, опухоль недоброкачественная. Проблема заключается в том, что она так расположена, что подтвердить диагноз очень сложно – это с одной стороны. С другой стороны – если бы мы точно знали, что это опухоль, у нас было бы подтверждение, то существуют разные способы их лечения – химиотерапия, лучевая терапия и так далее. Но, пока диагноз опухоли не подтверждён, эти лечения обычно не проводят, потому что разные опухоли по-разному чувствительны к разным терапиям. Изменения в лёгком расположены в очень неудобном месте и получить оттуда биопсию без операции почти невозможно, технически очень сложно. Если ничего не делать, то процесс будет потихонечку распространяться. И боли будут ещё сильнее. Сейчас нет признаков разрушения костей, ни рёбер, ни позвонков, но эта болезнь находится очень близко к позвонкам и скоро она их начнёт потихонечку разрушать.

Что мы можем вам предложить. Есть три принципиальных варианта. Первое: ничего не делать, оставить всё, как есть и просто жить дальше. Вариант второй: сделать диагностическую операцию – зайти, посмотреть на это место, сделать биопсию и на этом закончить. Этот вариант позволяет определить тип болезни и уже, при необходимости, подбирать лекарственную терапию, соответственно, по месту жительства. Вариант третий: сделать большую операцию, убрать эти изменения с половиной левого лёгкого.

У каждого из этих вариантов есть плюсы и минусы. При большой операции, какие есть плюсы? Мы уберём, надеюсь, всю эту опухоль с половиной левого лёгкого. С большой долей вероятности речь пойдет, когда вы поправитесь, ещё о каком-то лечении. Но у этого варианта, есть и большие минусы: вам достаточно много лет и наша хирургия достаточно сложная, и тяжело переносится больными, и ваше правое лёгкое выглядит тоже сильно нездоровым. Все проблемы с лёгкими связаны с курением.

Можем ли мы ошибаться? К сожалению, можем. И может, речь идёт вообще не об опухоли, а о каком-то варианте туберкулёза. Принципиально тактики это не меняет, но это выполняется в специализированных учреждениях, плюс проводят противотуберкулезную терапию.

Вы не самый для нас пожилой пациент, мы оперировали и более пожилых людей, и с более серьёзными сопутствующими патологиями. Но не могу не сказать, что эта операция серьёзного риска и послеоперационных осложнений. Для нас – это ежедневная, обычная работа. Операция, если мы её будем выполнять, будет носить лечебный и диагностический характер. Если это опухоль, только одной операции будет недостаточно, после выздоровления речь пойдёт о какой-то терапии.

Вам надо подумать, с семьёй посоветоваться и нам сказать. Потому что, если вы скажете – да, то возможно мы это сделаем, уже послезавтра, в пятницу. Если – нет, то мы вас спокойно отпустим с теми результатами обследования, какие есть. Сейчас не надо принимать решение. Подумайте, всё обсудите, с семьёй посоветуйтесь и уже окончательно определитесь.

– Надо ночь переспать… Будем думать, – сказала я.

– Вопросы есть у вас? – заведующий обратился к папе.

– Да нет, – спокойно ответил отец.

– Вы, пожалуйста, не ходите без маски по отделению, сейчас инфекция ходит, не дай бог, чем-нибудь, заболеете. Если вопросов нет, тогда всё, отдыхайте.

– Спасибо вам большое, – сказала я.

Мы с папой вышли в коридор и присели на скамью.

– Дать тебе маску?

– У меня есть, не надо.

– Что ты сам думаешь?

– Не знаю…

Я сидела и лихорадочно думала, что мне говорить. Сказать, чтобы отец не оперировался – это значит, отправить его домой умирать на любимом диване. Там, он никому не нужен из врачей, это уже доказано двухлетней волокитой по больницам и неумением местных лекарей диагностировать заболевание. Дальше рак начнёт пожирать соседние органы и жизнь моих родителей превратится в ад. Я представила, что будет с мамой, которая должна будет ухаживать за отцом всё это время, непонятно сколько.

Сказать папе, чтобы он шёл на операцию я тоже не могла, так как понимала, что риск очень огромный. Он заядлый курильщик со стажем более шестидесяти лет. Возраст приличный. Другие органы тоже не в идеальном состоянии. Я не могла советовать, решение он должен был принять сам.

Я спросила, чтобы не висело молчание:

– А как у тебя с сердцем, нормально?

– Нормально, – ответил папа.

– Тебе делали кардиограмму? Показатели какие?

– С сердцем всё нормально, – повторил отец.

– Ну, хорошо, это очень важно при операциях. У многих сердце не выдерживает, если нормально, то хорошо. Ты же понимаешь, что при операции может случиться всё, что угодно… И осложнения после операции часто бывают, сказал заведующий. Это тебе не палец порезать.

– Вот, ведь и домой не попадёшь, – хмыкнул отец.

– Ну почему, не попадёшь. Отказывайся от операции, завтра же выпишут и поедешь до дому. Только сам понимаешь, что дальше болеть будет больше, эта зараза переходит на кости и другие органы, – я резко замолчала, понимая, что об этом говорить не хочу.

– Как-то сразу всё заболело: и глаза, и это, – папа растерянно, как ребёнок, смотрел на меня.

– Да, с возрастом все болячки вылазят. Что ты хотел? К сожалению, так.

– Что же делать? Рискнуть? – отец бодро вскинул голову.

– Давай, ты ночь переспишь и уже решишь, что делать. Я не могу тебе советовать. Мама говорит, чтобы ты возвращался домой. На мой характер, я бы, наверное, рискнула. Но по тебе – тут надо взвесить все плюсы и минусы. Возраст, плохие лёгкие, осложнения, терапия после операции обязательно будет ещё. То, что они здесь делают такие операции хорошо, я не сомневаюсь. Я изучила их опыт и отзывы, прежде чем класть тебя сюда. У них тут почти ежедневно, кого-то оперируют, так что за профессионализм Александра Михайловича я не переживаю. Выдержишь ли ты, вот в чём вопрос? Давай, созвонимся с Сашей, что она скажет, подумаем, а утром решим, хорошо?

– Давай.

– Я тебе пирожные принесла, твоя врач должна была передать в палату, поешь с чаем, они вкусные.

– Да, она принесла. Это вместо Эльзы Георгиевны теперь мой врач, та в отпуск ушла на месяц. Молодая, ко мне особо и не подходит.

Мы поговорили по мелочам, и я поехала домой, а папа отправился думать, как ему поступить.

Все мои домочадцы сказали, что раз есть шанс на жизнь и выздоровление, надо делать операцию. Мы с Сашей тоже так решили. Мама была категорически против операции, указывая на то, что отец слишком старый и на то, что мы будем делать, если он умрёт в Санкт-Петербурге. На что мы ответили, что будем решать проблемы по мере их поступления.

Основное решение оставалось за папой. Я ложась спать, думала, что он откажется от операции и поедет домой.

Но, я ошиблась.

7 декабря.

Утром раздался телефонный звонок. Это был отец.

– Я решил оперироваться.

– Ты хорошо подумал? Всё взвесил?

– Да. Тут ещё сосед по палате говорит, что раз приехал в такую даль, есть шанс, то надо оперироваться. Кому я в Башкирии нужен, опять начнут гонять по кругу, да всё бестолку. Врач сказала, что нужно будет купить чулки для операции, а я ведь все деньги у вас оставил.

– Не переживай, я пришлю сейчас Диму, он всё купит. Врачу позвоню, у меня есть её телефон, узнаю, что нужно ещё купить. До связи!

Я набрала лечащего врача. В результате разговора я узнала, что нужно купить и привезти операционные чулки, растворы для ингаляций Лазолван и Атровент. Отправила за покупками Димку, чулки решили взять в аптеке при больнице, чтобы папа смог их там померить. Часа через два сын вернулся:

– Дед какой-то странный. Выбежал, толком с ним не поговорили, дёрганный какой-то…

– Дим, а ты бы не дёргался, если бы у тебя завтра серьёзная операция была? Если бы ты завтра мог умереть, если, что не так пойдёт? Он волнуется, переживает, жить хочется всем, даже в восемьдесят два года, – я сердито ответила сыну.

– Мам, ну что ты. Просто, он даже не поприветствовал меня и не поговорил. Понятно, что волнуется. Эх… Чулки ему подобрали, лекарства я купил, дед всё забрал и унёс. Утром операция?

– Да, он первый будет в очереди. Думаю, к обеду сделают уже. Врач его обещала позвонить, как всё закончится. Будем молиться за него завтра. Мама в церковь пойдёт. Так хочется, чтобы всё прошло хорошо.

– Всё будет хорошо, мам, ты не переживай, – сын подошёл и обнял меня.

– Я надеюсь на это. Он у нас везунчик по жизни, ангел хранитель у него сильный, сколько было ситуаций разных, всегда жив оставался. Будем верить, что и в этот раз ему повезёт!

Весь вечер прошёл в телефонных переговорах. Все очень переживали за папу. Мама сказала в конце нашего разговора:

– Надо было его убедить ехать домой. Что вы будете делать, если он умрёт? Как его везти в такую даль?

– Мама, за это не беспокойся. Сейчас есть ритуальные службы, которые всё делают «под ключ» и доставят, куда угодно. Только деньги плати. Но, надеюсь, этого не случится. Всё будет хорошо, мама. Папа принял решение и нам остаётся только с ним согласиться. Это его жизнь, и он вправе решать, как поступить. Мы не знаем, какие боли он испытывает. Я бы тоже приняла такое решение, будь я на его месте. Это шанс, пусть небольшой, но шанс на выздоровление. Если оставить всё, как есть, то впереди его ждёт ад. Даже думать не хочу об этом. Пока мама, до завтра, буду держать вас в курсе событий.

Я позвонила папе.

– Привет, как ты?

– Нормально, погулял по коридору, сейчас пойду спать.

– Всё будет хорошо, папа.

– Да, тут за меня Николай Угодник и Григорий Победоносец, с ними не пропадёшь, – папа пытался шутить.

– Иконы есть в палате? – спросила я, удивлённо.

– Да, есть. Я вещи сложил в сумку, в другую палату после операции привезут. Лекарства отдал врачу, чулки утром оденут, они очень узкие.

– Да, такие и нужны после операции, чтобы не было тромбов. Я завтра утром рано наберу тебе, спокойной ночи.

– Хорошо, спокойной ночи.

8 декабря.

Я плохо спала этой ночью, проснулась рано и набрала отцу. Он, как всегда, спокойным голосом ответил:

– Да.

– Доброе утро! Как спалось?

– Давно проснулся. Сейчас начнут готовить к операции, чулки натянут.

– Ни пуха, ни пера. Ты должен с этим справиться, слышишь? Мы все будем молиться за тебя. А завтра, я приеду к тебе, как будет можно. До встречи, держись, хорошо?

– Хорошо. Давай, пока.

И потекло время томительного ожидания. До обеда я ходила спокойно, занимаясь обычными домашними делами: готовила завтрак, гуляла с дочкой. Потом пришла подруга, чтобы отвлечь меня от тяжёлых мыслей. После двух часов дня позвонила сестра, спросила, нет ли новостей. Александра Олеговна молчала.

Тогда, в голову полезли разные мысли. «А что, если он умер при операции? Я же не знаю, какие у них правила. Может, заведующий ещё оперирует и позвонит после всех операций. Нет, не может быть. Надо позвонить Александре Олеговне и спросить, может она закрутилась и забыла мне позвонить? Как это забыла? Она же обещала?»

Я набрала на мобильный лечащему врачу, она не взяла трубку. Я уложила спать свою малышку и просто сидела, тупо смотря в стену. Время близилось к четырём часам дня. Моё состояние было близко к истерике. Слёзы полились градом.

– Господи, не дай умереть ему сегодня, пожалуйста, я тебя очень прошу. Пусть он будет живой. Ведь сегодня восьмое число, это его число, он родился восьмого сентября, он не может сегодня умереть…

Я решила позвонить заведующему, набрала больничный номер телефона. Трубку взяла женщина и спросила, что передать, так как Александр Михайлович ещё на операции. Я сказала, что очень волнуюсь за папу, которого оперировали ещё утром, что лечащий врач обещала позвонить, но не позвонила и вся семья очень переживает. Женщина пообещала передать мои слова заведующему, как только он освободится. Я поблагодарила её и опять впала в непонятное состояние затянувшегося ожидания.

Прошёл ещё один томительный час, я снова позвонила лечащему врачу на мобильный.

– Алло? Простите, я закрутилась, дел очень много. Ваш папа не так давно пришёл в себя после операции, он сейчас в реанимации под контролем. Правда, немного дурнаватенький после наркоза, но это скоро пройдёт.

– Послушайте, мы тут уже все перенервничали, не знали, что и думать, вечер уже… Хорошо, что всё хорошо. Когда к нему будет можно приехать?

– Завтра, если всё будет хорошо, его переведут из реанимации в палату. После обеда к нему можно будет прийти.

– Я наберу вам завтра, до свидания, спасибо, – мне нечего было сказать этой молодой особе, которая даже не извинилась за своё недержание слова. Не люблю таких людей. Лучше не обещай, если не уверен, что сделаешь.

Я набрала сестре, она сидела у мамы и обе они ждали моего звонка.