© Юрий Ишутин, 2025
ISBN 978-5-0065-3381-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Пару лет назад я зашёл в книжный магазин и направился прямиком к отделу местной литературы. В одном ряду с остальными работами дальневосточных писателей на полке стоял неброский внешне томик, название которого мгновенно притянуло мой взгляд. Несмотря на разнообразие товара, я больше ничего не стал рассматривать в качестве потенциальной покупки. Забегая вперёд, могу сказать, что ни разу не пожалел о сделанном выборе.
Только ознакомившись с замечательным очерком о дорогом сердцу уголке города детства и юности, по-настоящему осознал меру ответственности за всё, что мы творили в этом священном месте. Впечатлил список людей, нашедших последний приют на Покровском погосте. Особенно меня поразило чудовищно большое количество детских захоронений. А узнав о том, какие деятельные, честные и великодушные граждане любимого Владивостока незримо находятся там и сейчас, я ощутил острую потребность обязательно попросить у них прощения за ошибки молодости. Уверен, они желают своим потомкам только добра, посему не будут сердиться на нас слишком долго.
Кроме повести «Тени Покровского парка», в книгу вошло несколько историй о жизни достойных людей, морские и бытовые зарисовки. Выражаю огромную благодарность за поддержку и содействие: Мизь Н. Г., Богданову Г. В., Сушкову А. Ю., Краснопоясовской Т. Г., Кощееву В. Ю., Косареву В. В., Горбачёву А. В., Шиндякову О. В., Королёвой А. Н., Донскому В. Ю., Данюковой Е. В. и другим.
Весь материал является вымыслом автора, а совпадения с реально существовавшими людьми и произошедшими событиями – случайностью.
Тени Покровского парка
Предисловие
«Всё, что мы видим – видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире.
Ибо сущность вещей не видна».
Омар Хайям.
Не могу не согласиться с мудрыми словами литературного классика мусульманского мира.
Человек совсем не задумывается о том, что возможна иная форма жизни в данный момент времени, в данном месте. Наша Земля, её красоты и дары не принадлежат нам и только нам одним! И речь, в данном случае, идёт не о «братьях меньших», хотя и они достойны гораздо лучшей доли.
Несколько реальных событий из собственной жизни, многочисленные рассказы родных и знакомых людей убедили меня: неизведанное существует, оно здесь, рядом. Как их ни назови: посланцы из будущего либо прошлого, гости из параллельных миров, фантомы, духи, призраки… – формулировка, на самом деле, не имеет большого значения, всегда где-то неподалёку. Важно другое. Хотим мы того или нет, невидимые глаза внимательно следят за потомками, живущими на этой многострадальной планете, голоса, неуловимые для нашего слуха, дают оценку добрым либо, наоборот, постыдным делам. И от этой «рецензии» может зависеть очень многое! К сожалению, подобные мысли приходят в голову, порой, непоправимо поздно. Такие предположения могли бы предостеречь от необдуманных действий, способных принести немало бед на многогрешные наши головы, ещё больше загадить и так далеко не стерильные Души…
…Есть в славном городе у моря один парк. При советской власти он был замечательным местом отдыха. Среди прочего, комната смеха, тир, многочисленные карусели, кафе для сладкоежек, духовой оркестр и кино на открытой эстраде по выходным, там же – большие шахматы для любителей серьёзной игры и танцплощадка для более легкомысленных развлечений. Всего и не перечислить. В сумме – множество возможностей для того, чтобы человек набрался хороших впечатлений, эмоционально разгрузился после тяжёлых трудовых будней.
Можно сказать, я вырос в этом парке. В детстве – футбольные баталии на специальных площадках в его начале, бесплатные карусели в День Пионерии, танцы и сопутствующие им приключения – в годы буйной и дурной юности.
Не то, чтобы мы совсем не слышали о том, что располагалось здесь всего несколько десятилетий назад. Знали, конечно! Видели и старые постаменты для памятников, не убранные почему-то новой властью. Тёмными вечерами младшее поколение нашего двора собиралось на тайные сходки в собственноручно отстроенных из подручного материала «штабах». В гробовой тишине звучали жуткие рассказы: о неуловимых привидениях, о старике с огромной бородой, лежащем в стеклянном гробу, о цыганском таборе, появляющемся из ниоткуда ровно в полночь и уносящем с собой в пустоту непослушных детей. О несчастных таксистах, пропавших без вести после того, как согласились довезти старую кореянку до остановки ЦПКиО,1 нам поведали уже более взрослые ребята…
Ну, никак не ассоциировалось это место с чем-то священным и скорбным в нашем, до конца не сформировавшемся и неокрепшем сознании! Романтики и мистики – сколько угодно! А вот до трепетного, уважительного отношения к усопшим юные исследователи окружающего мира, к сожалению, тогда ещё не доросли.
Позднее, отплясывая под хиты «битлов» и Юрия Антонова, тискаясь по кустам с девчонками или ведя кулачный бой со злыднями из «вражеского» района, мы совсем не думали о том, что буквально под ногами лежат останки предков – первых жителей любимого Владивостока, в большинстве своём, достойнейших людей. Знали, но не вникали. Получается так…
А если человек не уходит окончательно? Одна из версий существования подобного явления гласит: покинувшие материальный мир получают время для исправления земных ошибок и остаются рядом с местом последнего пристанища на неопределённый срок. Они продолжают жить повседневными заботами в своих, невидимых нашему глазу домах. Пропавшие с наших «радаров» сограждане, с большим интересом, наблюдают за делами потомков и видят всё – не очень приличные, порой, выходки и поступки, в том числе.
И если в первом предположении я практически уверен, никто из нас не растворяется в пустоте вслед за телесной смертью. Тогда почему нельзя предположить второе? Очень даже можно, на мой скромный взгляд.
Жители невидимого города
Позволю себе предположить, что в том самом парке, так полюбившемся его юным и не очень посетителям, существует другой, невидимый нашему глазу город.
Ушедшие в иное измерение жители остались в нём на неопределённый, возможно, очень длительный срок, в ожидании своей дальнейшей Судьбы. На новом месте радостно воссоединяются родственники и друзья, покинувшие наш грешный мир в разное время, там не существует имущественных и классовых различий, люди общаются между собой легко и свободно невзирая на свой прежний статус. Почёт и уважение, заработанные делами и поступками, а не содержимым кошелька, никуда не пропадают. Такие заслуги имеют особую цену и остаются со своими хозяевами навечно.
Одним из гостеприимных домов этого невидимого для постороннего глаза и затерянного в глубинах народной памяти населённого пункта стал особняк контр-адмирала Мелентьева.
Тучный, с тяжёлым взглядом из-под лохматых бровей, угрюмый, вечно чем-то недовольный и нелюдимый в земной жизни, грозный «морской волк», на самом деле, оказался хлебосольным и добродушным хозяином, без памяти обожающим супругу и двух своих близняшек – Дашеньку и Катюшу. Как, всё-таки, меняет человека переход в иное пространство!
Владимир Африканович был очень заметной фигурой в городе. Кроме честного и добросовестного служения стране на морских просторах, представитель старинного дворянского рода являлся одним из основателей крупного пароходства, открывателем, учредителем и совладельцем сучанских угольный копей, агентом Доброфлота, нёс на своих плечах огромный груз общественной работы. Не зря контр-адмирал в отставке получил от горожан неофициальное звание «старожил Владивостока», что ценилось подчас гораздо дороже титулов и наград вполне себе официальных. Во времена флотской службы будущий адмирал прославился тем, что оставил загулявший и решившийся ослушаться приказа командный состав корвета под своим началом в полном соблазнов Сан-Франциско. Сей факт как нельзя лучше иллюстрирует твёрдый, несгибаемый характер настоящего моряка. Зашедший в американский порт для пополнения запасов воды и продовольствия корабль ушёл оттуда без единого офицера на борту! Командир Мелентьев самостоятельно привёл его в родной Владивосток, а любители заграничных кутежей возвращались домой, как говорится, «на перекладных». На тот же период пришлась и страшная новость о практически одновременном уходе любимых дочурок.
Они угасли очень быстро от осложнений после банального гриппа, который в наше время многими и за болезнь-то принимается с большим трудом! Было им на тот момент всего по шестнадцать лет. Сёстры, как гражданки невидимого города, так и остались в своём юном, полном романтики и мечтаний, возрасте. Сей факт тоже является некой привилегией. Не успел насладиться лучшими годами в земной жизни – получи такую возможность в мире ином. Вполне справедливо, я считаю.
…В течение нескольких дней корвет стоял на якорях в одной из безопасных бухт, а команда всерьёз опасалась за психическое здоровье своего грозного командира. Но Мелентьев смог перебороть себя и вновь приступить к выполнению плана. Сильный духом и мужественный моряк не отступил перед бедой.
В наше время этого непреклонного и достойного человека назвали бы фанатом. Особой любовью адмирала были паруса и всё, что с ними связано. Конечно же, речь также идёт о флоте в целом и дисциплине в частности. Мало нашлось бы во всём огромном мире людей, отзывающихся о морской службе с такой нежностью.
На закате жизни, уже пожилой, нездоровый физически, но всё ещё строгий и энергичный, он преподавал любимый предмет в Александровском училище. Сам, окончивший, в своё время, морской кадетский корпус с отличием, наставник жёстко спрашивал с курсантов за внимание, порядок и прилежание. И горе было нерадивому «салаге», относящемуся к парусному делу без должного уважения!
В большой и уютной гостиной Мелентьевых собиралась по вечерам обширная и, порой, самая разношёрстная компания.
Первыми обычно появлялись боевые офицеры, герои русско-японской войны, личные друзья контр-адмирала в отставке – Терлинский и Точилин. С их приходом разжигался камин и в его тёплых, уютных сполохах, друг за другом, возникали остальные посетители. Они рассаживались вокруг и принимались неспешно обсуждать прошедший день и текущие события.
Среди постоянных гостей адмиральского дома выделялась Александра Александровна Бельгаузен – супруга военного губернатора, известная благотворительница, не обходящая своим вниманием ни детей из бедных семей, ни заключённых местной тюрьмы. Достойнейшая женщина никогда не афишировала свою деятельность и пользовалась безграничным уважением всех жителей, независимо от их сословия и материального положения.
Под стать ей был и учитель Павел Александрович Дьяков. Словесник по специальности и подвижник-исследователь по характеру и темпераменту Дьяков был переведён во Владивосток на должность директора с поставленной задачей – наладить полноценную работу местной гимназии, имевшую, на тот момент, множество нареканий от родителей учеников и руководства. Со временем ему удалось справиться со всеми проблемами. Блестящий педагог был романтиком по натуре. Везде, где бы он ни работал, Павел Александрович активно исследовал окружающую природу, искал и находил интересных людей, рассказывал про них своим ученикам. В тот роковой летний день 1908 года они возвращались с экскурсии на Сучан. Ребятам захотелось искупаться в жаркую погоду, директор был не против. О коварстве приморских рек не знал тогда ещё никто. Одного из учеников затянуло в водоворот, педагог бросился ему на помощь, но стихия оказалась сильнее.
Самоотверженность и героизм директора гимназии тронула сердца многих жителей Владивостока. Можно сказать, что хоронил его весь город.
Частенько заходила к ним пламенная революционерка Людмила Александровна Волкенберг. Несмотря на огромную разницу в убеждениях, компания охотно принимала и уважала эту мужественную даму, проведшую в «одиночке» Шлиссельбургской крепости долгие тринадцать лет.
Совсем молоденькой девушкой она вышла замуж за земского врача. Через год у них родился сын. Доктор Волкенберг был поглощен идеями всеобщего равенства и братства. Совсем немудрено, что и его супруга – порывистая барышня с твёрдым характером и обострённым чувством справедливости вскоре стала задумываться над подобными вопросами, а со временем, разделять взгляды мужа и его друзей-революционеров. Разница была лишь в том, что супружник, после первого ареста, переосмыслил своё поведение и предпочёл остаться в рядах «сочувствующих». Пылкая и сердобольная женщина была скроена несколько иначе.
Увлекшись прогрессивными идеями, молодая дама дворянских кровей погрузилась с головой в работу партии «Народная воля». Со временем, эта деятельность получила явно террористическую направленность и закончилась удачным покушением на харьковского губернатора. Людмиле удалось скрыться за границей. Затем она вернулась и была арестована по доносу. Её приговорили к смертной казни через повешение. Подавать прошение о помиловании гордая и несгибаемая революционерка наотрез отказалась. Однако, по настоянию общественности, царь проявил великодушие и заменил повешение каторжной тюрьмой сроком на пятнадцать лет. Коронация Николая Второго принесла амнистию, забросившую несломленного борца за всеобщее счастье в ссылку – на Сахалин. Вскоре туда переехала и вся семья – муж, заразивший, в своё время, её теми самыми идеями и успевший повзрослеть за долгие годы материнской неволи сын.
Имевшая медицинское образование женщина бескорыстно лечила заключённых и горожан, пребывая на далёком острове, чем заслужила немалый авторитет среди всех слоёв населения. «Каторжный ангел» – так любовно называли эту высокую, стройную и большеглазую красавицу все жители, невзирая на статус и достаток.
В сентябре 1902 года супруги смогли перебраться во Владивосток. Доктор Волкенберг стал организатором специальной медицинской службы и первым санитарным врачом города, а его жена активно занималась общественной работой. Началась русско-японская война. Когда стали поступать раненые, Людмила Александровна пошла работать фельдшером. Параллельно, они открыли первые в городе курсы медсестёр.
Начавшаяся позже, Первая русская революция пробудила в сердце, оставшемся пылким и порывистым, невзирая на возраст, давние мысли и чувства. Ей показалось, что вот оно – то самое счастье простого народа, за которое она положила на жертвенный алтарь столько сил и здоровья – совсем рядом. Женщина вновь с головой ушла в борьбу.
Один из многочисленных митингов закончился шествием демонстрантов. Большой колонной, с духовым оркестром, они двинулись к зданию штаба крепости с требованием немедленно освободить арестованных товарищей. Власти встретили их пулемётными очередями. Одной из первых была убита наша славная героиня. На следующий день оплот царского режима взяли штурмом уже совсем по-другому настроенные люди. Людмила Александровна была похоронена с почестями на Покровском кладбище. Её могила располагалась, как раз, в районе бывшей танцплощадки…
…Почитал их своим вниманием и первый настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы – Андрей Алексеевич Попов – убеждённый в правоте святой Веры, подвергавшийся гонениям и даже тюремному заключению.
Где-нибудь в уголочке всегда присаживался Василий Алексеевич Бернер – садовник, селекционер, известный в городе винодел, глава большой семьи, трудолюбивый и законопослушный человек. Таковым он был не всегда. В молодости Васька Бернер был осужден за разбой и, после отбытия каторжных работ, определён здесь на поселение. Сейчас он явно стеснялся своего «весёлого» прошлого и старался сильно не мозолить глаза солидным и уважаемым людям. В конце земной жизни Василий Алексеевич, за образцовое поведение, добросовестный труд и отличные результаты, был причислен к мещанскому сословию. Очень редкий случай!
А обсудить всегда было что – новые хозяева Центрального парка не давали скучать его невидимым обитателям.
…Спокойная и размеренная жизнь с неспешными беседами о смысле существования человека на Земле, о вечных поисках истины и прочих вещах философского направления в адмиральской гостиной закончилась вместе с решением новой власти о сносе Покровского кладбища. А позже и самого храма.
– Это что же такое делается, господа? – «морской волк» – гроза нерадивых курсантов, матросов и даже старших офицеров выглядел по-настоящему растерянным, глядя на то, как громятся последние пристанища первых жителей города. На их глазах крушились памятники, гранитные плиты, зачастую даже с прощальными надписями на них, безо всякого стеснения, использовались при строительстве в других местах, ровнялись с землёй могилы.
– Папенька, отчего они с нами так поступают? – тихо спросила заплаканная Катюшка. – Что худого мы им сделали?
Суровый адмирал судорожно вздохнул и промолчал.
Его друзья, блестящие морские офицеры, переглянувшись, тоже не нашлись с ответом. Только стальной блеск глаз да гуляющие по скулам желваки выдавали их внутреннее состояние.
– Людмила Александровна, ради такой революции вы просидели тринадцать лет в крепости? – тихо спросил Андрей Алексеевич Попов – настоятель недавно взорванного храма.
Неутомимая революционерка пребывала каком-то ступоре и не нашлась, что ответить на простой вопрос. Густой румянец покрыл лицо, его не могли скрыть даже сполохи огня из горевшего камина. Ей было по-настоящему стыдно.
– Безбожники. Не ведают, что творят! – горестно прошептала Александра Александровна. – Прости и помилуй их, господи.
Пожалуй, впервые за много лет совместного пребывания в этом невидимом городе, его постояльцы были так единодушны в своих оценках происходящего.
В поисках истины
Далеко не всегда посиделки в адмиральском доме проходили спокойно и чинно. В гостях у Владимира Африкановича бывали люди самых разных взглядов и убеждений. Один из самых ожесточённых споров случился там во время начатого новой властью уничтожения Покровского кладбища.
– Вот скажите, господа, чего не хватало этим смутьянам в прежние времена? – спросил офицер-герой Терлинский, ещё не пришедший в себя после увиденного святотатства.
– Неужели рабочие получали такое маленькое жалованье? – поддержал соратника Точилин. – Почему им не жилось спокойно?
– А Вы хорошо изучали этот вопрос? – спросила Людмила Александровна, коротко взглянув исподлобья на ораторов. – Знаете, в каком положении оказались беднейшие слои общества на момент начала событий?
– Нормальное у них было положение! – горячились моряки. – Кто работал, у того и было всё хорошо!
Людмила Александровна грустно усмехнулась.
– Слышали вы, господа, например, про голод 1891—92 года, когда многие тысячи крестьян, имея ослабленный от недоедания иммунитет, умерли от эпидемий. Тысячи, господа, тысячи!
– Я читал в газетах, что мы своей пшеницей кормили всю Европу! – вступил в разговор хозяин дома.
– Допустим, не всю, но примерно двадцатую часть кормили! – иронично ответил учитель Павел Александрович. – Причём отправляли туда всё самое лучшее!
– Конечно. Немцы с англичанами что попало кушать не станут! – усмехнулась Людмила Александровна. – А свой рабочий и отходам будет рад!
– А вы слышали, господа, о голодных бунтах в деревнях 1901—02 годов? – продолжила она. – О том, с какой жестокостью они были подавлены?
– А вот, давайте спросим Настеньку: хорошо ли было служить у нас? Всего ли ей хватало? – указал Владимир Африканович на вошедшую зачем-то горничную.
– Хорошо, господин! – зардевшись, ответила румяная и статная деревенская деваха, возрастом ненамного старше дочерей адмирала и ушедшая в иной мир чуть позже них от последствий той же болезни. – Ко мне здесь всегда относились тепло и сердечно!
– Можно и по имени-отчеству, Настя! – сказал довольный хозяин. – Как говорят сейчас «новые», господа закончились в семнадцатом году!
Гости сдержанно улыбнулись.
– Вы, пожалуйста, не равняйте жизнь прислуги в господском доме, в тепле и сытости, с условиями работы на фабрике или в поле! – продолжала гнуть свою линию несгибаемая революционерка.
– Отчего же?! – возразил один из офицеров. – Что там такого нечеловеческого было?
Остальные гости в разговор не вступали, внимательно слушая доводы сторон.
– Я вижу, вам необходимо провести некий «ликбез», как метко говорят сейчас «товарищи».
– Избавьте нас, пожалуйста, от этих новомодных словечек, Людмила Александровна! – брезгливо поморщился Андрей Алексеевич – настоятель недавно уничтоженного Покровского храма. – После всего, что они сделали с нашими святынями, совсем не хочется учить их язык.
– Отчего же, батюшка? – Людмила Александровна была тверда, как гранит. – Тем более, придётся, хочешь или нет. Вот оно – раскрой шторы, и всё рядом! В том числе, и новомодные термины!
Священник лишь беспомощно взмахнул рукой и замолчал.
– Так вот, господа, – продолжила, тем временем, Волкенберг. – Кто шёл работать на фабрики и заводы? А те же крестьяне, в перерыве между полевыми сезонами, ибо страна у нас всегда была аграрной. Вы думаете, им создавались хорошие условия для жизни, труда и быта? Капиталист привык экономить на всём, что касается затрат. Это основной смысл его существования! Отсюда скотские условия: как минимум, двенадцатичасовой рабочий день на вредных производствах, очень ранняя смертность и прочие «радости». Платили – сколько и когда вздумается, выживай как хочешь! А получил деньги – изволь отовариться не где-нибудь, а в хозяйской лавке, с «драконовской» наценкой. Не желаешь – за воротами завода стоит очередь из безработных. Как вы считаете, была в России почва для свержения царского режима в таких реалиях?
– Да, да, я читал у Карла Маркса: « Нет такого преступления, на которое не пойдёт капитал ради процента прибыли»! – революционерку неожиданно поддержал педагог.
– Есть такое, да! – немного удивлённо согласилась Людмила Александровна со своим нежданным союзником. – А ещё существует выражение: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Божье»!
Повисла неловкая пауза, ибо все присутствующие в комнате были людьми, как минимум, состоятельными.
– А что вы на меня так смотрите, господа? – ухмыльнулась революционерка. – Это не я придумала, а слова Иисуса в Евангелии от Матфея.
– Ну, ладно! – примирительно сказал хозяин дома. – Я думаю, наши молодые друзья имели мало возможностей для того, чтобы изучить этот вопрос досконально.
– Отчего же, дорогой Владимир Африканович?
– Понимаете, Людмила Александровна, – продолжил адмирал. – Ведь наша жизнь из чего состояла? Служить царю-батюшке, защищать Отечество, знать назубок военное дело и быть готовыми в любую минуту к началу войны. Верно? Походы, сборы, построения – бывает, и любимую женщину обнять некогда, не говоря уже про иное!
Присутствующие негромко рассмеялись. Блестящие морские офицеры – друзья контр-адмирала по достоинству оценили тираду своего старшего соратника, желание спорить и что-то доказывать оппоненту, явно лучше и качественно подготовленному, бесследно прошло. Обстановка, всё сильнее набиравшая градус накала, была своевременно разряжена. Недаром Мелентьев имел огромный авторитет на флоте, грамотно и умело управлял своими матросами и офицерами, среди которых попадались настоящие «головорезы», как он их любовно называл
– Настенька, а можно нам чайку? – обратился адмирал к прислуге.
Скромная и воспитанная девушка в белом переднике мгновенно возникла в дверном проёме, словно ждала этого момента весь вечер. В руках она держала большой, горячий, начищенный до зеркального блеска, самовар.
Приметы новой жизни
Шло время. Место упокоения первых граждан славного города стало называться Центральным парком культуры и отдыха.
Несмотря на чудовищную обиду, нанесённую новой властью, истинные хозяева из мира теней, с нескрываемым интересом, наблюдали, как их тихое и спокойное, по определению, место жительства, на глазах превращается в очаг весёлых развлечений, большой центр отдыха для широких народных масс.
Постоянно работающая на одной из площадок радиоточка держала слушателей в курсе новостей со всей огромной страны. Из её передач старожилы узнавали про трудовые свершения и научные достижения советских или «новых», как они их называли, людей.
В грозные годы Великой Отечественной войны всё население города-призрака собиралось там же, с тревогой и надеждой ожидая сводки с фронтов, передаваемые из большого репродуктора. Первые жители слушали их вместе со своими потомками, горячо и трепетно переживая за судьбу Отечества. Так же, как граждане из материального мира, обитатели невидимого поселения, невзирая на своё прошлое, богатство, звания и титулы, встретили Великую Победу советского народа с восторгом и ликованием!
Шли годы, приходили на белый свет и уходили в иные пространства люди из новой страны, лишь жители тайного града оставались на месте, в ожидании своей дальнейшей участи. Сейчас их жизнь нельзя было назвать скучной и однообразной. Ни в коем случае.
…В начале парка, на специально отгороженных площадках, весело и азартно рубилась в футбол окрестная пацанва младшего школьного возраста.
Здесь нужно немного отойти в сторону от основного повествования и сказать о том, что каждый гражданин иного мира, временно прописанный в данном населённом пункте, получал в своё распоряжение некие способности, не доступные простым смертным. Например, он мог видеть одновременно всю площадь парка и мгновенно оказываться в тех местах, где происходило что-то интересное! А некоторые, особо пытливые и упорные жители невидимого города развивали их дальше и, путём каждодневных тренировок, выходили на такой уровень, что могли даже физически вмешаться в происходящее на грешной земле. Однако мы отвлеклись…
– Что это за игра такая? – спросил однажды Владимир Африканович у дочек, азартно болеющих за одну из команд на площадке. – Где-то я уже видел нечто подобное.
– Это же футбол, папенька! Ты сам про него рассказывал нам в той жизни! – хором ответили два звонких и весёлых голоска.
– Точно! – адмирал звучно и забавно хлопнул себя по лбу. – У англичан видал. Мои матросы с ними даже играть пытались.
– И как? – спросила Даша.
– Да никак! – рассмеялся Владимир Африканович. – Напихали англичане нашим олухам полную корзину «добра»! Они-то давно этой забавой занимаются, а русские только увидели и, поди ж ты, надо им было непременно сразиться!
Девочки рассмеялись.
– Папенька, смотри! А эти мальчишки, хоть и маленькие совсем, а уже представление имеют. Видишь, как красиво в пас играют и не бьют мяч куда попало, всё со смыслом делают!
– Да, уж… – иронично протянул адмирал после нескольких минут просмотра. – Эти ребятки англичанам не проиграли бы точно. Умеют, ничего не скажешь! Особенно вон тот мелкий отлично с мячом управляется!
Девушки снова весело рассмеялись.
– Зато наши потом тем же англичанам знатно морды набили в кабаке! – негромко проговорил Африканыч, усмехнувшись. – А чтобы не воображали из себя слишком!
Он произнёс эту фразу так, чтобы её не услышали дочки.
Здесь же, буквально в шаговой доступности, была построена эстрада. По вечерам там крутили кино, иногда самодеятельные коллективы ставили спектакли, играл духовой оркестр. Последнее действо особенно любили Катя и Дарья. Под волшебные звуки вальсов они подолгу, старательно и самозабвенно, кружились в паре друг с дружкой, кокетливо поглядывая в сторону гостей отца. А вдруг кто-то из блестящих морских офицеров возьмёт да и пригласит на танец одну из юных красавиц? Зрители постарше вглядывались в белый экран, стараясь понять сокровенный смысл бессмертных «Самогонщиков».
– Что это за бутыль такая смешная у него? – спрашивал педагог и герой Павел Александрович Дьяков, близоруко щурясь и пытаясь рассмотреть происходящее на экране. – Настойка в ней, что ли?
– Ну, так. Примерно! – уклончиво отвечал Василий Алексеевич – лучший в городе винодел, пряча лукавую улыбку.
Всё детское население невидимого города обожало наблюдать за работой многочисленных каруселей. А самые активные и неугомонные ребята и девчонки, тайком от родителей, пробирались за ограждающие цепочки и самозабвенно катались вместе со сверстниками из материального мира, пользуясь своей «шапкой-невидимкой». Сладкоежки с завистью посматривали на упитанных и розовощёких бутузов, выходящих из «Малютки». К сожалению, земные угощения им были уже недоступны. Это совсем не значит, что у них не имелось своих, не менее приятных и аппетитных, но, как говорится: « чужой каравай всегда вкусней».
– Фигурное катание – это чудо! – выпалила однажды Дашка, вернувшись с катка, залитого недавно в парке. – Здесь школу открывают, с настоящим тренером! Почему у нас такого не было?
– Что значит, не было! – недоуменно ответила ей сестра. – А как посреди залива на коньках катались – забыла, что ли?
– Не то! – ответила Дашка. – Здесь будут всяким элементам учить, прыжкам, вращению…
– Ну, вот ещё! Прыжков нам, как раз, не хватало! – вмешалась мама. – Ноги переломать!
– Лучше с переломанными ногами там, в настоящей жизни, чем с целыми здесь, наблюдателями! – загрустила Дашутка.
– Отставить уныние! – гаркнул вошедший адмирал, случайно услышавший последнюю фразу. – Это что ещё за пессимизм и греховные мысли?
– Есть, отставить уныние! – хором ответили воспрянувшие девчонки, шутливо надув щёки и отдавая честь обожаемому папеньке.
…Вечером в гостиной собралась та же компания.
– Господа, а ведь хорошо здесь стало! Вы только посмотрите: сколько радости и веселья принесли сюда новые люди! – воскликнул Павел Александрович. – Сколько счастливых детей вокруг! Может быть, ради этого и стоило им всё затевать?
– Но не в таком месте и не такими методами! – остудил пыл своего молодого друга настоятель разгромленного храма. – Какими благими ни были бы цели, есть вещи, которые делать нельзя!
– Потом, через много лет, когда эта власть будет шататься под ударами Судьбы, «товарищи» спросят: почему и за что? Ведь мы всё делали для людей и ради будущего! – включилась в разговор Людмила Александровна. – Но они так ничего и не поймут, к сожалению. Нельзя идти против Господа и Веры. Просто нельзя и всё. Ничем хорошим эта затея не закончится. Жаль, я поняла это слишком поздно.
В гостиной воцарилось молчание. Лишь где-то в дальнем углу две юные девчушки обсуждали шёпотом свои проблемы, задорно поблёскивая озорными глазками.
Парни из нового мира
Было бы неправильным не познакомить людей, держащих в руках данную работу, с другими героями нашего повествования.2
…Этот коллектив стихийно возник в одной из школ, на фоне частых и опустошительных набегов шпаны из соседних районов. Объединив усилия, ребята сумели дать могучий отпор обнаглевшим хулиганам округи и, как часто бывает, больше не захотели расставаться. Они даже не заметили, как спустя совсем немного времени, перешли в категорию тех самых гопников, против которых бились, не щадя своих голов и кулаков, совсем недавно. Собравшись в сплочённую команду, пацаны провели череду громких, показательных акций, заставивших считаться с ними самые отмороженные банды портового города.
В среде подобных формирований их стали называть «садовскими» – по месту основного базирования на территории одного из детских учреждений большого района. Сами же они именовали себя «бригадой». Этот термин появился задолго до выхода на экраны одноименного сериала.
Шло время, группировка обрастала новыми сторонниками со всей округи и, в лучшие свои времена, могла поставить в строй до сотни бойцов разного уровня подготовки.
Ромка, Космонавт, Ящер, Беломор, Митька Краш, Акробат-старший и другие парни более зрелого возраста имели непререкаемый авторитет, принимали ключевые решения и ловко сглаживали все шероховатости внутри коллектива. Саня Малыш, Патрик, Володя Бус, Паха Альф, Котяра, Йорик, Серёга Кент, Жека Длинный, Грег, Жора Лохматый, Вовка Центнер, Лёха Шнобель и многие другие, более младшие ребята старались соответствовать крутому статусу «пацана из бригады» и ни в чём не уступать своим старшим товарищам
Очень быстро там появились алкоголь, табак, карты и прочие атрибуты «вольной» жизни. Изначально собранный для самообороны состав стал приобретать явно криминальный уклон.
Всё это не мешало большинству юношей активно заниматься спортом – от обычного футбола на рядом расположенной «коробке» до серьёзных секций городского уровня. Молодые, здоровые организмы способны выдержать и не такие нагрузки! Особым уважением, по вполне понятным причинам, пользовались юные боксёры, борцы, самбисты и бойцы подпольного тогда каратэ.
Команда вела насыщенный, заполненный, как яркими, запоминающимися событиями, так и не всегда приличными и законопослушными акциями и поступками, образ жизни. «Садовская бригада» была одной из молодёжных группировок, регулярно посещавших танцевальные вечера в уже знакомом нам парке и не дававшей скучать жителям невидимого города. На площадке и вокруг неё, в тёмных аллеях, решались многие вопросы сосуществования подобных коллективов. Нередко, после таких «встреч на высшем уровне», в составе «делегаций» образовывались многочисленные синяки, трещины и переломы. В общем-то, обычное дело…
Парни не были «демонами во плоти». На вид обычные ребята, они часто помогали другим, даже незнакомым людям, совершенно бескорыстно. Пожалуй, лишь более дерзкий взгляд и уверенное поведение отличали их от многочисленных сверстников в школе и в районе.
Банда жила по своим – тайным правилам улицы. И зачастую эти правила были гораздо справедливее, чем официальные, записанные на бумаге. Принятые в «садике» решения и даже вынесенные приговоры исполнялись оперативно и беспрекословно. Нельзя сказать, что они всегда нравились абсолютно всем членам команды, но сплочённость и общие интересы были выше личного. Посему никто особо не «жужжал», если даже был чем-то недоволен. «Бригада» решила – значит так надо! Был ли такой порядок вещей правильным? Честно скажу, сейчас не знаю. Тогда уверенности в коллективном вердикте было намного больше.
Очаровательные дочери контр-адмирала Мелентьева незримо познакомились с ребятами из «бригады» и даже успели проникнуться симпатией к этим оболтусам и балбесам, причинявшим немало беспокойства окружающим людям и сводящим с ума собственных родителей. Добродетельные, хорошо воспитанные девушки смогли разглядеть в своих ровесниках не самого лучшего прилежания и манер нечто доброе и светлое, отличающее настоящих людей от нежити.
Аттракцион невиданной щедрости
Малолетняя банда отмечала Первомай в этом году с особым размахом. Кто-то из «садовских» высказал идею поставить к празднику брагу. Коллектив на «ура» встретил данное предложение. Как было принято писать в газетных статьях той поры, «с горячим воодушевлением и глубоким удовлетворением».
Ингредиенты залили, засыпали и забросили в надёжную ёмкость, смешав в нужных пропорциях и поместив будущее сокровище в схроне запасливого Митьки Краша. Один из основателей «бригады» уже успел, к тому времени, получить свои законные три года – за организацию налёта на склад вино-водочной продукции одной из городских продовольственных баз. Его более молодые подельники отделались условным сроком. Митька уехал отбывать наказание в колонию общего режима, а его личный тайник, выкопанный в одном из подвалов, на время перешёл в коллективную собственность. К слову сказать, в том укромном, умело замаскированном и довольно просторном местечке могли с относительным комфортом расположиться до трёх человек. Запасливый Краш не поленился затащить туда старый диван – на случай милицейской облавы либо совместного рейда родителей и участкового. И несколько раз данное убежище здорово выручило юных сторонников вольного образа жизни!
Начинающие алкоголики стойко и мужественно выждали положенный для вызревания полноценного продукта срок и получили за это в награду большой молочный бидон довольно крепкого напитка. Тридцать шесть литров – это вам не бутылка или даже ящик «Агдама»! Пара часов бражных посиделок и вот уже родилось боевое, «куражное» настроение, откуда-то возникла тяга к приключениям. Только реализовать её желательно за пределами родной Первой Речки, иначе можно спалиться и «выхватить» от родителей по полной программе, невзирая на всю свою крутизну и независимость.
– Куда двинем, пацаны? – спросил Роман, оглядывая захмелевшее «войско».
– Погнали в парк! – раздалось сразу несколько голосов.
– А что с этим добром делать? – озадачился изрядно поддавший Космонавт, указывая на молочный бидон. – Больше половины осталось. Не бросать же здесь, упрут! И обратно в подвал тащить неохота!
– С собой возьмём! – Санька Малыш отвлёкся от каких-то своих мыслей. – С бражкой веселее будет!
– Нести на себе почти двадцать литров? – засомневался рассудительный и осторожный Шнобель.
– А что, проблема? Нормальная идея! – оптимистично возразил кучерявый крепыш Серёга Кент. – По очереди потащим!
– Согласны, пацаны? – больше для порядка поинтересовался Космонавт.
– Базара нет! – будущие переносчики алкоголя ответили вразнобой: кто-то весело, а кто-то нехотя, но все дали «добро».
Через некоторое время, в городском парке возникла странная процессия. Приложившись ещё по паре раз к заветному сосуду во время перехода, банда добралась до конечной цели променада в добром подпитии. Брага уже никому не лезла в глотку, грозя своим возвращением наружу.
– Нас ведь чётко вставило, пацаны? – спросил Малыш, оглядываясь вокруг.
– Ещё как чётко! – ухмыльнулся в ответ Жора Лохматый. – Всё уже обратно просится!
– Значит, давайте сделаем и окружающих счастливыми! – радостно провозгласил Саня. – Ленин сказал делиться!
Далее происходили события немыслимые для нашего циничного времени эгоистов и единоличников…
…К одинокому прохожему подходила живописная тройка. Во главе её шествовал Малыш с солдатской кружкой, выглядывающей из-под здоровенного кулака, следом шли два носильщика бидона со стремительно убывающим напитком. Конечно же, ребята пропускали супружеские и прочие пары, людей «профессорского» вида либо похожих на работников милиции. Каким-то запредельным чутьём пацаны могли безошибочно определять последних. Выбирали мужчин пролетарской внешности, употребляющих алкоголь. Таких тоже можно вычислить довольно легко.
– Мужик, выпей с нами за праздник! – радушно и приветливо говорил огромный Малыш. – Ты ведь нас уважаешь, правда?
Его предложение, подкреплённое широкой, доброй улыбкой, состоящей из двух рядов вставленных золотых зубов, вкупе с почти двухметровым ростом, не оставляли манёвра для иного ответа. Да и любовь к халяве никто не отменял. В общем, отказников не обнаружилось. Ни одного!
Осчастливив с десяток прохожих полной кружкой крепкой браги, Малыш успокоился. Вместилище алкоголя опустело.
– И куда теперь девать этот бидон? – Космонавт кивнул на опорожненную ёмкость. – Не возвращаться же обратно из-за него!
– Опять проблемы! – хмыкнул Роман.
Сосуд бросили в ближайшую канаву, закидав сверху каким-то мусором.
– На обратном пути заберём, если не забудем! – сказал хозяйственный Лынька. – Пригодится ещё!
Вся орава двинулась в сторону танцплощадки. Там намечалось сегодня немало интересного и опасного. Посему держаться нужно вместе и быть готовыми к отражению вражеской агрессии в любой момент…
… – Что скажете, господа? – Владимир Африканович окинул взглядом гостей. – Наши подопечные проявили невиданную щедрость!
– А что здесь скажешь… – Павел Александрович был настроен сегодня благодушно. – Души-то у ребят хорошие, добрые. Их энергию, да в благое бы русло!
– Этими оболтусами мало занимаются их педагоги! – безапелляционно поставила диагноз Людмила Александровна – стойкий и несгибаемый революционер. – Пороть их надо было, тогда и дурью меньше маялись бы!
Разгромленное кладбище и снесённый храм существенно изменили её взгляды.
– А вот и неправда! – возмущённым хором возразили сестрички. – Им сильно повезло. Семнадцатая школа – просто замечательная, с лучшими педагогами! Там очень интересно учиться! Она считается одной из самых престижных во всём городе. Юношей везде возят на экскурсии, они ходят в походы летом, проводятся даже вечера с танцами!
– Девушки, очень неприлично вмешиваться в разговор взрослых столь грубо и бесцеремонно! – укорил их учитель. – Не забывайте, пожалуйста, о правилах хорошего тона.
Девчонки резко осеклись, остановив свой рассказ на самом важном месте. Но было уже поздно. Строгий родитель успел поймать нужную для себя информацию и сделать выводы.
– Таааак… – зловеще протянул адмирал. – Я же говорил вам далеко от дома не отлучаться! Опять на танцульки к новым бегали?!
– Нам же любопытно, папенька! А их школа находится совсем рядом, – близняшки наивно, по-детски, пытались оправдаться. – Мы всё узнали. Это «садовские». Они называют себя «бригадой». Хорошие, добрые ребята, но дураки! Иногда не думают, что творят.
Сестрички, конечно, понимали, что ослушались отцовского наказа и теперь могли ждать сурового, но справедливого наказания.
– Не ругайте их сильно, Владимир Африканович! – тихонько попросила супруга Шарлотта Васильевна. – Что они здесь видят?
– Правда! – поддержал её Павел Александрович. – Я ведь тоже ходил в эту школу. Мне было очень интересно посмотреть на деятельность современных коллег. И должен Вам сказать, сильно впечатлён. Это, пожалуй, самая лучшая работа педагогов из всего, о чём я когда-либо читал либо слышал!
– Почему же тогда юноши выходят оттуда такими балбесами? – иронично спросил адмирал. – В школе, значит, они одни, а на улице другие?
– Возраст! – ответил директор гимназии. – Кто из них сможет его пройти без сильных потерь, тот потом станет нормальным человеком. Ну, а кому не повезёт…
Павел Александрович вздохнул.
– Папенька, не ругайте нас, пожалуйста! – смиренно попросили сёстры, синхронно потупив глазки, изредка поднимая взгляд на строгого родителя.
– Вас поругаешь, как же – вон, сколько адвокатов сразу нашлось! Верёвки из меня вьёте! – буркнул грозный адмирал. – Вот оставлю вас без сладкого, будете знать тогда!
– Оставьте, папенька, оставьте, пожалуйста! – неожиданно воодушевились близняшки. – Только разрешите гулять по окрестностям. Хотя бы иногда!
Все присутствующие сдержанно посмеялись. Улыбнулся и адмирал. Ну, что ты с ними будешь делать!
Грабёж
День неспешно катился к своему завершению. В эти часы парк становился каким-то особенно тихим, возвращая себе первоначальный – скорбный и строгий вид. Уже закрылись карусели и аттракционы, их шумные, горластые посетители ушли домой в сопровождении заботливых родителей. А до вечерней части его функционирования оставалось какое-то время. Ещё не запустили кинопроектор и не прибыли молодёжные банды со всех районов портового города на танцплощадку в его конце. Тихо…
Тройка «садовских» бродила по центральной аллее в ожидании подхода основных сил «бригады». Их внимание привлёк явно нетрезвый дуэт с тяжёлой поклажей. Два чужака тащили на себе большую сумку креплёного вина.
– На «Банане»3 отоварились! – усмехнулся Шнобель.
– Куда им столько? – эмоционально воскликнул импульсивный Котяра. – Они и так почти готовые!
– Я правильно тебя понял, Костя? – интеллигентно поинтересовался Пашка Альф.
Недавно по телевизору прошла советская версия «Трёх мушкетёров», и в «бригаде», на некоторое время, возникла мода на показательно вежливое и учтивое общение.
– Правильно, правильно! – по-пролетарски рубанул Котяра. – Ленин сказал делиться. Погнали, пацаны!
– Да. Нам было бы не лишним подкрепиться перед танцевальным вечером! – продолжал гнуть «учтивую» линию Пашка.
Дуэт был настроен решительно.
Шнобель оказался самым младшим по возрасту в этой тройке. Он не обладал агрессивным характером и осознавал все риски, связанные с предстоящим мероприятием, но отказаться от затеи и бросить товарищей не мог по определению. Друзья не поймут.
– Лёха, стоишь сзади, принимаешь и транспортируешь груз. Всё остальное мы сделаем сами! – Альф распределял роли всё таким же вежливым и учтивым тоном, пока они, сменив курс, приближались к будущим «терпилам».
– Базара нет! – лаконично ответил Шнобель.
…Гости адмирала с интересом смотрели в окна.
– Ой, папенька! Что сейчас будет! – горестно воскликнула Дашка.
– Что будет? Непотребство будет! – проворчал адмирал. – Доигрались ваши садовские дружки. До банального грабежа скатились!
– Ой, смотрите! Это же тот мальчишка-футболист, который всех обыгрывал! Помните, папенька? – Катюшка указывала на Шнобеля. – Только подрос сильно!
– Был спортсменом, станет преступником! – осуждающе сказал Владимир Иванович – блестящий морской офицер, герой войны.
…«Садовские», тем временем, приступили к реализации своего плана.
– Братуха, у вас так много вина, поделиться не хочешь? – Пашке не хотелось никого бить, но и выпить перед танцами было жуть как нужно!
– Это в честь чего я должен с тобой делиться? Ты кто такой? – резонно ответил ему один из владельцев обширной сумки, под завязку набитой «Вермутом красным».
– Братан, сегодня у тебя есть, завтра – у меня. Увидишь – смело подходи, отвечаю! – Альф не терял надежды получить вожделенный напиток путём убеждения.
– И что, правда, поделишься? – недоверчиво ухмыльнулся «терпила», прикидывая в уме шансы на благополучный исход возможной драки. Таковых было маловато. Его приятель совсем «поплыл», со страхом поглядывая на агрессоров.
– Паха, да что ты с ним базаришь? Дай, я ему всеку и заберём всю сумку! – энергичный Котяра состроил зверскую рожу и стал угрожающе надвигаться на оппонентов.
У правоохранителей подобный приём назывался игрой в доброго и злого следователя. Один изображал свирепого неадеквата, второй разговаривал вежливо и доброжелательно. Частенько финт срабатывал, и «клиент» не требовал применения к себе особых методов. Пацанам уже не раз доводилось общаться со стражами правопорядка, и они взяли на вооружение эту интересную методику.
– Братуха, всего два «пузыря». Завтра ты про них даже не вспомнишь. А вот наша будущая дружба никуда не денется. Совсем не плохой вариант, согласись!
Просмотр «Трёх мушкетёров» явно пошёл на пользу юному гопнику.
Владелец богатства вздохнул и, выудив из сумки два «бомбовоза»4, передал их Альфу. Тот отправил их за спину— Шнобелю и хотел уже распрощаться со своими невольными спонсорами, но тут из боковой аллеи, нежданно-негаданно, возник милицейский патруль.
– Помогите! Грабят! – истошно заверещал молчавший всё это время приятель щедрого виноснабженца.
Милиционеры перешли на бег. На него же пришлось перейти и парням из «бригады». Они бросились врассыпную, продемонстрировав весьма солидную стартовую скорость.
Дуэт «бамовцев»5 погнался почему-то именно за Шнобелем. Наверное потому, что обе руки у того были заняты увесистыми трофеями. Процессия мчалась вниз по косогору, расстояние между сторонами конфликта заметно сокращалось, но выбросить бутылки Лёха всё никак не решался. А вдруг повезёт и удастся оторваться от преследователей, не расставаясь с добычей?
…В гостиной мнения разделились. Кто-то из присутствующих неистово жаждал поимки и образцового наказания для малолетнего преступника. Но таковых было меньшинство. Основная часть жалела незадачливых грабителей.
– Сейчас жандармы поймают мальчишку и всё, жизнь у него поломана навеки! – Катюшка эмоционально выразила чувства и мысли большинства.
– Пусть отвечает, как положено! Сделал – получи, будь любезен! – грозный адмирал был суров и непреклонен.
Василий Алексеевич – садовник, образцовый гражданин и бывший каторжник, услышав последнюю тираду адмирала, хитро усмехнулся. Он уже давно практиковал некие упражнения, позволяющие более тесно общаться с физическим миром. Садовник воровато оглянулся вокруг и… пропал.
…Бежать на высоких, модных тогда каблуках, было всё тяжелее, «бомбовозы» оттягивали руки, не давали простора для полноценной отмашки, погоня становилась совсем близкой.
– Бросай их, полудурок! – Шнобель неожиданно и явственно услышал в правом ухе чей-то свистящий шёпот. – Под ноги жандармам бросай, шаг им сбей!
– Какие жандармы?! – удивился он вслух, но совета послушал. Один за другим, он резко сбросил вниз оба трофея.
Ближайший преследователь споткнулся, наткнувшись на увесистую бутыль, и потерял темп. А на пути другого «спринтера», буквально из-под земли, вдруг резко возникло какое-то жутко липучее, вьющееся растение. Милиционер зацепился носком сапога за один из его побегов и, громко матерясь, растянулся на сыром, после прошедших дождей, грунте. Беглец, тем временем, достиг края подпорной стены. До точки приземления в этом месте лететь около четырёх метров, прыгать было опасно. Но времени не оставалось, патруль уже поднялся на ноги и возобновил погоню, стремясь изловить-таки малолетнего грабителя.