Читать онлайн Девочка на кресте

1

– Господи Иисусе…– вырвалось у меня.

Посреди комнаты стоял деревянный крест, до потолка. На нем висела обнаженная маленькая девочка лет двенадцати. У меня возникло непреодолимое желание опустошить содержимое желудка и я почувствовал позывы к этому. К счастью желудок был пуст. Рефлекторно я отвел глаза в сторону и стал оглядывать комнату.

– Да что же, черт возьми, здесь произошло?..

Обыкновенная квартира в хрущевке. Окна зашторены и через щель пробивался во тьму комнаты лучик света, в котором резвились частички пыли. Свет падал на старый деревянный пол, и что-то блеснуло, там внизу. Я взял этот блестящий предмет в руку – серебряный крестик на цепочке… В воображении вспыхнули образы:

Маленькая девочка лежит на полу, ее золотые волосы растрепались по пыльному полу, ее голубые глаза полные слез направлены вверх, ее ручки пытаются оттолкнуть тело, нависшее над ней… тело мужчины. Его слюна капает ей на лицо. Мерно качается крестик над уровнем ее глаз. Она зажмуривается и ее лицо искажается гримасой полной боли и страха. Ее рука хватает крестик и с силой тянет его на себя. Цепочка рвется…

Я кладу серебряный крестик в карман.

Я отвожу глаза в сторону. Стены без обоев с обвалившейся штукатуркой. На полу валяется одежда: красное платье и нижнее белье, и еще что-то… что-то круглое. В темноте я не сразу разглядел что это. Я понял что это, только взяв шарик в руку… По спине пробежали мурашки. Это – глазное яблоко. Взгляд машинально устремился на деревянный крест, на котором висела жертва. У нее не было глаз а на щеках застыли потеки крови. В воображении вспыхнули образы. Я услышал гнусавый мужской голос:

– Не смотри на меня так… У тебя такие красивые глаза… Возьму себе один на память… Я сделаю «это» еще раз, даже если ты уже мертва… Так даже приятнее…

Я выронил шарик из руки…

Мебели в комнате не было. На полу валялся школьный портфель, раскрытый… тетрадки, учебники. Я взял в руку учебник – «Математика, 5 класс». Я услышал гнусавый голос:

– У тебя два по математике… Я должен тебя подтянуть… Или ты останешься на второй год…

В голове зазвучал мой собственный голос: «Я слишком стар для этого дерьма».

На полу что-то разлито, или вернее сказать – пол чем то измазан. Я дотронулся пальцами и потер их друг о друга – кровь. Ну а что это еще может быть? Только она не разлита, а измазана по полу. Измазана? Нет, другое слово… начертана. Глаза привыкли к полумраку и я увидел начертанный на полу круг, а в нем какой то символ… звезда? Пентаграмма.

Мы имеем дело с сатанистом. Может быть он был не один. Но что точно я понимаю – это жертвоприношение.

Я оглядел комнату, но больше ничего не разглядел. Нужно было взять с собой фонарик. Мне очень не хочется этого делать, но я должен открыть шторы, чтобы впустить свет в эту комнату и оглядеть все еще внимательнее… и тело тоже. А может быть включу лампочку. Я подошел к дверному проему, ведущему в коридор, под ногами захрустели осколки стекла… Черт, здесь даже двери нет… Нащупал тумблер и щелкнул, несколько раз, туда-обратно. Ничего не изменилось. Я посмотрел в потолок и увидел висевшую на проводе гильзу для лампочки. Лампочка лопнула.

Значит – шторы. Я прошел к окну и резким движением отдернул пыльные, серые шторы. Но свет не озарил комнату. Окна обклеены газетами. Как же трудно найти в этой комнате хотя бы маленькую частичку света. Я взялся за ручку и потащил на себя, что бы открыть окно, но оно не поддалось. Я услышал характерный звук скотча. Окно заклеено наглухо…

Мне стало не хватать уже не только света, но и кислорода… Нет ничего хуже, чем курить в душном помещении, но я рискну. Я залез в карман пальто и рукой нащупал пачку сигарет. Достал, положил в рот, чиркнул зажигалкой и комната на мгновение озарилась вспышкой света. Девочка на кресте озарилась вспышкой света. Сигарета выпала изо рта.

В голове промелькнула мысль: «К черту это дерьмо, пусть полиция разбирается».

Я пошарил рукой и нашел сигарету, закурил, в свете огня от зажигалки обнаружил, что сигарета окрасилась красным цветом, упав в лужицу крови. Я почувствовал липкость на ладони. Да, ладонь тоже окрасилась красным цветом.

Во тьме девочка смотрела не меня своими пустыми глазницами, и я понимал, что настало время подойти к ней и изучить ее тело.

– Хорошо, пятиклассница, пришло время познакомиться с тобой, – шутливым тоном произнес я, хотя было не до шуток. – Как тебя зовут?..

Ответа не последовало и я вновь чиркнул зажигалкой, маленький огонек озарил комнату и тело. Я стал приближаться, стараясь внимательно рассмотреть каждую деталь и ничего не упустить. Глаза слезились, а к горлу подступал комок.

Худенькая девочка, лет двенадцати, только вступившая в возраст полового созревания, на кистях и предплечьях обширные гематомы, по всему телу ссадины и порезы, жертва сопротивлялась, на шее гематомы, возможно, что смерть наступила в результате удушья, глазные яблоки отсутствуют, кисти и ступни прибиты к кресту гвоздями, возможно, что уже после смерти, скорее всего имеем дело с сектой сатанистов. Я стал водить зажигалкой вдоль кожи, внимательно всматриваясь в каждую деталь, стараясь все заметить, все запомнить и ничего не упустить, зажигалка начала неприятно обжигать пальцы.

Вдруг я обнаружил то, что повергло меня в шок, хотя повидал я немало. У девочки были отрезаны соски и кровь все еще медленно струилась из груди.

– Меня зовут Настя, а тебя как?

– Все, нахуй это дерьмо…

Зажигалка обожгла пальцы и упала на пол, погрузив комнату во мрак. Я заметил краем глаза, что губы девочки точно шевелились, произнося слова. Я раскрыл рот от ужаса и сигарета вывалившись изо рта, упала в лужицу крови и тут же потухла с характерным шипением.

Я знаю, у обычных людей это вызывает желание немедленно смыться, и поскорее, но не у меня. В этот момент я только ясно осознал, что я сорвался… снова. Все чего мне хотелось в этот момент, – это ширнуться. Я полез в нагрудный карман пальто и достал ампулу с морфием. У меня бывала ломка и раньше, и бывают кошмары посильнее этого. Главная проблема в том, что я уже не понимаю что реально, а что – нет… Да где же шприц?!. Вот он. В кармане штанов, вот почему я его так долго искал… Раскрыл упаковку зубами. В наборе пять штук и все выпали на пол. Нащупал один, испачкался в крови. Сел на пол, облокотившись на стену. Взгляд упал на девочку, ее голова повернулась в мою сторону и она смотрела на меня пустыми глазницами. Я не мог не смотреть на нее. Закатал рукав, затянул резинкой бицепс и насколько раз сжал руку в кулак, снял колпачок со шприца, вставил в ампулу иглу, набрал морфия. Глаза стали искать во мраке вену на руке. Да где же она? Я услышал как гвозди упали на пол с глухим звоном. Вот она, вспухла. Игла не очень аккуратно вошла руку. Руки дрожали и я точно промазал мимо вены. Я услышал как девочка спрыгнула с креста и хлюпала по лужам собственной крови босыми ногами. Хлюп-хлюп. Я был очень медленным и аккуратным, старался унять дрожь. Хлюп-хлюп. Я медленно ввел иглу в вену. Хлюп-хлюп. Выдавил содержимое. Я увидел босые ноги краем глаза и мой взгляд заскользил вверх по телу к пустым глазницам.

***

Но вместо пустых глазниц я увидел голубые глаза, большие и красивые. Они блестели и светились, даже во тьме. Она повернулась спиной и я увидел, что вдоль позвоночника были вырезаны мышцы. Я услышал гнусавый голос:

– Обожаю телячью вырезку…

Я услышал, как нежный женский голос позвал меня, откуда то из темного угла комнаты. Голос говорил:

– Милый…

Я стал всматриваться в темноту, забыв о девочке. Я увидел ее.

– Маша… – вырвалось у меня.

Маша была так же прекрасна, как и в день нашей встречи, в черном платье, которое мягко подчеркивало фигуру и обнажало белоснежные бедра. Мой член моментально принял боевое положение и больно впился в ширинку.

– Ты надела мое любимое платье…

– Я всегда буду в нем, раз оно тебе так нравится…

Маша оказалась возле меня. Я не мог оторвать глаз от ее бедер, и мой взгляд стал скользить вниз, к коленям, икрам и к обнаженным ступням.

– Тебе наверно холодно ходить босой…

– Ничуть…

Взгляд стал подниматься вверх, пожирая аппетитные ноги, от ступней к икрам, затем к бедрам. Мои руки упали на них… шприц упал на пол… я стал медленно поднимать края ее платья…

– Ты без трусиков? Совсем простудишься…

Я подался вперед, прижав лоб к ее лобку, вдохнул запах, и мои руки обнимали ее ягодицы. Сжимали их. Я уже нагло лапал Машу, но я мог себе это позволить, она была моей.

Момент и она уже сидела на мне, спиной ко мне. Я ее крепко обнимал и лапал грудь через платье. Она повернула ко мне лицо. Темные волосы непослушно спадали на плечи и я зарывал в них свои пальцы. Мои губы целовали ее шею, подбородок, мочки ушей, губы.

– Ты мне сегодня снилась…

Она посмотрела мне в глаза. Карие глаза, такие темные и пустые, как океаны.

– Сегодня утром, до того, как я проснулся в своей кровати, до того как меня привезли сюда, чтобы расследовать убийство, до всего этого кошмара мне снилась ты…

Мне снилось ясное оранжевое солнце, которое бросало теплые лучи на ярко-зеленую траву. Зеленые поля уходили за горизонт. Поля казались морем, создавая волны на ветру. Пушистые облака медленно плыли на фоне голубого неба.

Мы с тобой были на пикнике. Ты была обнаженная, сидела на травке, поджав ножки под попку. Я хотел потрогать твою упругую грудь. Ты повернулась к корзинке с продовольствием для пикника, которая была у тебя за спиной, подалась вперед, чтобы внимательнее осмотреть содержимое корзины, подалась еще вперед и подняла попку вверх, стоя не четвереньках. Я увидел твои, сочащиеся соком, половые губы.

Наконец, ты повернулась с двумя тарелками. На моей тарелке было два жареных яйца, горошек, и вареник. А на твоей тарелке была сосиска и пельмешек.

Вдруг мы оба увидели холмик, на котором стоял странный мужчина, в костюме и с молотком в руке. Мы подошли ближе и я увидел, что этот холмик был не из почвы, как мне показалось сначала, он был из говна. Мужчина стоял на холмике из говна. Откуда не возьмись у тебя в руках появилась лопата, а ты оказалась в полицейской форме. Ты стала копать у подножия говняного холмика, от чего пошли маленькие оползни. Мужчина пытался удержаться на месте, но потом спрыгнул вниз и начал бить тебя молотком по голове. Каждый удар отдавался звоном колокола. Дзинь, дзинь, дзинь…

2

Дзинь, дзинь, дзинь.

Я проснулся в своей квартире от телефонного звонка, сел на кровать. Телефон разрывался, но у меня не было сил, чтобы броситься к трубке. Голова ужасно болела от похмелья. Я уснул пьяный и даже не потрудился раздеться. Так и остался в черных штанах со стрелками и в белой майке, которая уже стала желтой. Даже не снял подтяжки, хотя я бы и не смог их расстегнуть. Не помню конец вечера, но думаю, что я, как обычно бухал в одиночестве и отрубился. Телефон перестал звонить.

Я посмотрел на свое скромное жилище, которое находилось в упадке без женской руки. Светлые обои в цветочек пожелтели и отклеились во многих местах. Мебели было мало, но и та, что была, уже не могла называться мебелью, скорее хламом. Стеклянная дверца деревянного шкафа с книгами была разбита, и повсюду валялись осколки на ковре, сами же книги выпали из шкафа и были наполовину разорваны.

– Кто-то вчера буянил…

Комод, стоявший возле кровати был разбит и перевернут вверх ножками. Валялись доски.

– …Не вчера – всегда…

На полу валялась моя одежда, трусы, носки. Все грязное.

А еще в комнате было полно пустых бутылок от алкоголя разных мастей, все пустые. Заменить зависимость от морфия алкоголем – не лучшая идея, но пока я справлялся с этой задачей. Отказ от морфия – это болезненная операция, а алкоголь – это анестезия.

Лежала на ковре и пепельница доверху заполненная бычками от сигарет. Но это не важно, ведь кто-то стал бросать бычки прямо на ковер, не боясь пожара. Страшно захотелось курить.

По телевизору, который я видимо так и не отключил с вечера, выступал Горбачев:

– Прежде всего хотелось бы отметить важность и масштабность перемен…

Я полез в карман и достал пачку Чапмана, вытащил сигарету и положил в рот, достал зажигалку и закурил… Желудок был недоволен таким исходом событий, и я выронив сигарету, побежал к унитазу. Обхватил его обеими руками. Желудок сократился несколько раз и успокоился, больше ничего, ведь он был пуст еще с вечера. В унитазе лежало несвежее говно, которое ужасно воняло и собрало уже порядочное количество мух. От этого запаха желудок стал вновь сокращаться.

– Ладно, нужно привести себя в порядок…

Я поднялся и нажал на сливной бачок. Подошел к умывальнику и вымыл руки. Поднял глаза и посмотрел в зеркало. Из зеркала на меня смотрел уставший, немолодой мужчина, с острыми чертами лица, длинным прямым носом и красивыми голубыми глазами.

– Хорош, подлец…

Под глазами были черные круги, засаленная челка ровно спадала на лоб, как у ботаника в школе, которого всегда бьют хулиганы после уроков.

– Нет, так не пойдет…

Я взял гребешок, подставил его под струю воды, а затем зачесал темные волосы назад.

– Вот так гораздо лучше… Прямо – «Крестный отец».

Над тонкими губами, на подбородке и на щеках была недельная щетина. Я почесал ее ногтями и принял решение побриться. Взял с полки бритвенный станок с опасным лезвием. Лезвие было тупое и я его заменил. Взял новое, острое лезвие и замер. Я смотрел на лезвие. Рука с лезвием медленно стала приближаться к кисти. Может быть закончить все сейчас? Я почувствовал прохладу от лезвия на запястье.

– Еще рано, старичок, потерпи еще немного…

Я вставил лезвие в бритвенный станок, выдавил пену для бритья на руку и размазал по лицу. Поднес бритву к щеке, рука заметно дрожала… Я сделал движение… По руке потекла кровь, ручеек по кисти, к локтю и капли – в умывальник.

– Все, нахуй бриться…

Я отшвырнул бритву в сторону, наклонился к умывальнику и смыл пену.

Выпрямился и увидел в зеркале, что заляпал майку кровью. На щеке кровоточил порез. Кроме того, я увидел синяки на изгибе локтя. От постоянных инъекций вены начинали воспаляться.

– Нужно что-то поесть, иначе я умру прям здесь…

Я отправился на кухню. На столе было пусто, в углу валялся поломанный табурет. В раковине возвышалась гора посуды и мухи летали над ней, как маленькие коршуны над падалью. Запах был соответствующий. Я открыл холодильник и ничего там не обнаружил, кроме мертвого таракана, лежащего лапками кверху.

– Когда тебе плохо, подумай, что кому-то может быть еще хуже…

Есть расхотелось и я решил сделать еще одну попытку покурить. Желудок успокоился. Я вернулся в комнату, достал новую сигарету и закурил. Я закашлялся и на этот раз стали возмущаться легкие. Кашель долго не прекращался. Я закрывал рот рукой, а когда все кончилось, то обнаружил, что ладонь в крови.

– Черт, это не хорошо…

Сигарета выпала изо рта.

– Это очень не хорошо…

Я почувствовал, что нарастающий страх завладевает моим сознанием. Я почувствовал, что я снова срываюсь. Я понял, что я сорвался.

– Все, нахуй это дерьмо…

Я услышал звонок в дверь, но в этот момент мне было все равно и я решил, что есть дела поважнее.

Я искал шприц и ампулу с морфием, я готовил дозу.

– Долго же ты держался, старичок…

Мне вспомнился мой первый раз, когда я попробовал. Мне тогда было всего девятнадцать. В то время я находился на срочной службе и меня отправили в Афган, как пушечное мясо. Тогда я мало чего понимал и держал оружие в руках только на учениях. В первом же бою пуля ранила мне в руку и меня направили в госпиталь. Ранение было несерьезное, но шрам все же остался. И я мучился от боли, я не мог спать по ночам. Я старался не стонать, чтобы не разбудить остальных парней, но это не всегда мне удавалось. Потом я увидел этого чудака, не помню как его звали, Ванька-встанька что ли? Погоняло такое. У этого парня вообще не было ног ниже колена. Наступил на мину. Но что меня поразило, так это то, что на его лице всегда была улыбка и сам он излучал ауру счастья, которую ощущали все вокруг. И вот я его спросил:

– Ванька, что за дела? Меня всего лишь пуля задела. Всего лишь чиркнула по плечу, а я готов на стенку лезть от боли, мне стыдно плакать из-за такого пустяка, но я, блядь, каждую ночь тихонько в подушку плачу, чтобы пацаны, не дай Бог, не услышали, и не проснулись, а у тебя, блядь… Ванька… ног нет. Ты че лыбу давишь?..

– Это морфий, мне его колят… Могу и тебе достать, брат…

И после этого мы каждый день катались с ним по госпиталю. Я катал его на инвалидной коляске. Гоняли, как гонщики формулы 1. Славные были времена, хотя тогда я и не понимал, к чему это может привести, к каким последствиям. В то время хотелось только одного – чтобы боль ушла. Теперь же хочется только одного – чтобы страх ушел.

В дверь не переставая звонили, и стучали кулаком, но я уже затягивал резинку на руке повыше локтя, держась за один конц рукой, а за другой зубами. Руки дрожали, но я старался быть аккуратным.

Вдруг я услышал треск дерева и хлопок. Кто-то выбил дверь? В комнату вошел человек с пузиком и в костюме. Он был похож на депутата:

– Владимир Могила?

– Да, это я. Вас не затруднит подождать за дверью? Я сейчас к вам подойду.

Он подошел, выхватил шприц и воткнул мне в бедро, выдавил содержимое. Было больно и обидно. Инъекция внутримышечно – это переводняк. В любом случае, морфий стал действовать, хоть и в сто раз слабее.

– Одевайся, наркоман долбаный.

Он помог мне встать, я надел туфли в коридоре.

– Возьми пальто, на улице прохладно.

–тКакая забота…

Мы вышли из квартиры и стали спускаться по лестнице вниз. А жил я на пятом этаже.

Я знаю, что такое отношение к себе нельзя допускать, ни в коем разе. Кроме того – это может быть опасно. Да и если кто-то врывается в дом, то это уже повод для того, чтобы вызвать полицию или попытаться бежать. Но времена уже не те, что раньше. Если кто-то хочет тебя убить, то он это сделает.

На четвертом этаже бабушка поднимала тяжелые пакеты с продовольствием.

– Вам помочь? – спросил я.

– Да, будьте добры, помогите мне.

– Бог поможет, когда встретишься с ним, бабка! – сказал мужик в костюме.

Если к тебе врываются в дом дюжина мордоворотов в спортивных костюмах, значит – это бандиты, им нужен или ты, или твои богатства. Если второе, то лучше всего, просто выйти в дверь и уйти, никто тебя держать не будет. Если первое, то лучше всего, просто выйти в окно, никто тебя держать не будет.

На третьем этаже какой-то дед медленно спускался с мусорным ведром вниз по лестнице.

– Вы не пропустите нас? Будьте добры, – сказал я.

Дед остановился и стал медленно поворачиваться в нашу сторону.

– Чево? Я не слышу.

– Пропусти, пердун старый! – крикнул мужчина в костюме ему прямо в ухо.

–тЧево?! Я не слышу!– закричал дед.

Мужчина его толкнул и тот упал, выронив ведро. При этом все вышло так неловко, что мужчина в костюме сам вступил ногой прямо в мусорное ведро.

Наступили бандитские времена, и если кто-то врывается к тебе в дом и чего-то от тебя хочет, то лучше не перечить.

На втором этаже девочка заводила домой свою собачку после прогулки. Собачка обнюхала мою ногу, когда я остановился.

– Пойдем, чего встал?! – скомандовал мужчина в костюме.

Собачка стала на него рычать.

– Он понюхает и все, – сказала девочка.

– Хорошо, пусть понюхает, – сказал мужчина в костюме, – люблю собак.

Собачка понюхала его ногу, ту, которая только что была в мусорном ведре. Я понял, что это был пес потому, что он поднял ногу и нассал на туфлю мужчине в костюме.

А если кто-то врывается в твой дом в одиночку, да еще предварительно звонит по телефону, потом долго звонит в дверь, только после этого выламывает ее, а затем уточняет твое имя…

На первом этаже какая-то парочка зажималась, прижавшись к стенке. Это был неприличный французский поцелуй, где много слюны и языка. Взрослые предпочитают более утонченные поцелуи.

…То значит здесь пахнет деньгами.

Мне хотят предложить какое-то дело, дело настолько хорошо оплачивается, что заранее покрывает жестокое обращение ко мне.

Мы вышли на улицу и пошли к припаркованному рядом с подъездом черному, шестисотому мерседесу. На улице собралась толпа зевак, и растолкав толпу, мы увидели труп лежащий на асфальте. Видимо – самоубийца. Выпрыгнул из окна. Его череп раскололся, как арбуз. Такие случай становятся повседневностью. Перестройка во всей красе. Мы прошли мимо тела к автомобилю.

3

Я сидел на пассажирском сиденье, рядом с креслом водителя. Мужчина в костюме сказал подождать, а сам прошел к багажнику и в зеркало заднего вида я увидел, что он достал из багажника металлический чемодан. Мужчина в костюме вернулся ко мне, открыл дверцу водителя и сел за руль. В руках он держал чемодан.

– Так что за дело вы мне предлагаете? – нарушил я молчание.

Мужчина в костюме явно был удивлен:

– Но как вы догадались?

– У меня уже не осталось сомнений в этом, а в руках у вас, судя по всему, аванс.

– Вы действительно лучший следователь в Советском Союзе. Вот только вы ошиблись, в чемодане не аванс, а полная оплата ваших услуг.

– Если вы не заметили, то Советский Союз уже распался, а я теперь не следователь, а безработный.

Мужчина в костюме проигнорировал мое замечание и передал чемодан мне. Вернее он просто плюхнул мне его на колени:

– Откройте.

Я клацнул защелками и открыл… Кейс был наполнен деньгами, стодолларовыми купюрами, аккуратно сложенными стопочками и перетянутыми резинками.

– Здесь десять тысяч долларов.

– Я думал миллион.

Я пошутил, но мужчина в костюме очень засмущался и заговорил, оправдываясь:

– Да, я знаю, я мудак, за это расследование я должен был бы заплатить вам миллион долларов. И миллиона было бы мало. Здесь дело не в деньгах. Какой же я меркантильный мудак…

– Ну полно вам, я просто пошутил. Десять тысяч долларов – это очень большие деньги. Особенно в такое время, когда у большинства населения России не найдется и одной купюры, подобной тем, что лежат в этом чемодане.

Но мужчина в костюме казалось не услышал моих ободряющих речей:

– Обещаю, что я заплачу вам в сто раз больше, если вы найдете того, кто «это» сделал.

Он повернул ключ в замке зажигания, завел машину, снял с ручника, поставил на первую передачу и нажал на газ.

Мы тронулись.

– Но я ведь еще не согласился…

Мужчина в костюме вновь меня не услышал, видно он привык общаться с подчиненными и для всех вокруг было важно только то, что говорит он сам:

– Да, Советский Союз распался, и да, вы безработный, но я видел вашу характеристику…

– Где вы достали мою характеристику, позвольте узнать?

– За двадцать лет ни одного нераскрытого дела. Больше сотни преступлений на бытовой почве, убийств, изнасилований, несколько маньяков, и несколько серьезных расследований…

– Боюсь, что половина – несправедливо осужденные. Мне нужно было поднимать статистику, закрывать дела и сдавать отчеты, чтобы получать премию.

– Мне лучше это не рассказывай, за такие слова я тебя на перо посажу…

– Прошу прощения, а вы авторитет?

– Да какой я авторитет? – мужчина в костюме хитро улыбнулся и глянул мне в глаза, – я так – бродяга. Меня зовут – Виктор, но мое погоняло – Молоток.

– Молоток…

– Слышал обо мне?

– Да, вы мне сегодня приснились. Приятно познакомиться. Вова.

Он рассмеялся:

– Я знаю, я все о тебе знаю.

Он протянул руку и я ее пожал.

– Будем знакомы, Молоток.

– Меня так только враги и мусора называют. У меня красивое имя – Виктор. Означает – победитель. А я и есть – победитель. Я всегда добиваюсь своего…

Я посмотрел на Виктора. Он одет в дорогой черный костюм с белоснежной рубашкой, расстегнутой на воротнике. Пиджак не засстегнут. Рубашка натянута на пузике и кажется, что пуговицы вот-вот оторвутся. От Виктора пахнет дорогим мужским парфюмом, который, смешиваясь с запахом пота создает неприятный, резкий запах, отвратительный букет ароматов.

Он аккуратно подстрижен. Такие люди посещают парикмахерскую, наверно, каждый день, а может быть, даже содержат личного парикмахера. Но вот выбор прически говорит об ужасном вкусе. Виски аккуратно выбриты с помощью машинки и на лоб падает маленькая прямая челка, идеально ровная, на ней видны следы от гребешка. Такая челка не подходит никому, она визуально уменьшает лоб, который и так у Виктора не обладает выдающимися размерами. Маленькие, свинячьи глазки очень узко посажены. Виктор же, еще при этом, их вечно щурит. Возможно он думает, что так становится похож на Клинта Иствуда, но это не так. Цвет глаз – карий.

Маленький курносый нос посажен слишком высоко и вздернут так сильно, что я могу наблюдать содержимое его ноздрей. Похож на свинячье хрюкало, как у Пятачка.

Полные щеки обвисли от возраста. Подбородок настолько мал, что его трудно разглядеть в профиль из-за пухлых щек.

Виктор по праву может называть себя достойным обладателем второго подбородка, который трясется в такт движения автомобиля.

Толстые губы вечно влажные от привычки облизывать их.

Виктор гладко выбрит, но зачем он оставил отвратительную, аккуратную бородку-эспаньолку? Эта бородка совершенно не подходит такому типу лица, как у него.

Все это невежество дополняется непрерывно потеющей кожей на лице. Я могу наблюдать, как капли пота скатываются по лицу, как ручьи. И Виктор непрерывно вытирается сложенным платком.

Молоток протянул мне карточку и я заметил, что природа наделила его

удивительно короткими, пухлыми пальчиками, на которых надеты огромные перстни.

– Вот, пока не забыл, моя визитка, – сказал он.

– Виктор, расскажите, что произошло.

– Я рад, что вы наконец-то начали собирать показания. Я не хотел торопить вас, чтобы вы ничего не упустили…

– Ближе к делу.

Виктор засунул руку во внутренний карман пиджака и достал конверт. Протянул его мне.

Я внимательно осмотрел конверт. Обыкновенный конверт, которые продаются на почте. Необыкновенными можно назвать только две вещи. Первая: конверт из идеально-белой, чистой бумаги. Вторая: на конверте отсутствовали адрес отправителя и адрес получателя. Боле того, на конверте вообще не было никаких надписей, никаких штампов, вообще ничего. Просто белоснежный конверт. Изгиб конверта не заклеен, не запечатан, а просто аккуратно открыт, так же аккуратно и без клея он был закрыт отправителем.

Я вытер потную ладошку и сальные пальцы о свои штаны, и сухими руками медленно достал письмо – маленький лист бумаги формата А6. Бумага такая же ровная и белоснежная, как и конверт. Почерк в стиле – готическая каллиграфия. То есть – множество колец, кругов и вензелей в исполнении букв. Заглавные буквы я бы назвал – по истине произведением искусства. Текст письма написан от руки – черной, шариковой ручкой… Нет, не шариковой… Гелевой? Нет, утолщение чернил во многих местах говорит о… Чернилах? Да, текст написан чернилами и пером:

«Приветствую тебя, Виктор, мой верный слуга!

Настало время заплатить долг.

Дитя мое!

Улица Булгакова. Дом 66. Квартира 6.

P.S:

Не входи, побереги душевное здоровье.»

Письмо не подписано, разве что подписью можно считать – маленький кружочек со звездочкой внутри. Да – это пентаграмма.

Я заглянул в конверт, внутри еще была прядь светлых волос.

Мне было достаточно того, что я увидел, я аккуратно сложил все в конверт и протянул его обратно Виктору. Но тот отмахнулся рукой и лицо его исказилось в гримасе ужаса.

– Нет, оставь себе, это может помочь следствию!

– Пропала ваша жена?.. Нет – дочь.

– Все верно – Настя, вчера не вернулась из школы. Утром я получил это письмо.

– Вы были по этому адресу?

– Нет. Я боюсь самого худшего.

– Вы с ума сошли?! Она еще может быть жива! Немедленно едем туда!

– Мы и так едем туда!

– Вы должны были немедленно ехать туда, как только получили это письмо! Вы что, идиот? Или вам ваша дочь не дорога?!

– Заткнись, мусор ебаный! Моя дочь мертва! Я это знаю, чувствую всеми внутренностями, что она МЕР-ТВА! Ясно тебе?! В письме – черным по белому!..

– Остановите машину, я больше не работаю в милиции, не работаю в полиции, и вообще я больше не работаю, и работать не буду, особенно с вами…

Виктор тут же остановился на обочине рядом со знаком «остановка запрещена».

Я кинул чемодан ему на колени и открыл дверь. Виктор схватил меня за руку и стал говорить спокойно и жалостливо:

– Слушай, Вова, прости, попутал черт, не гони, я ж не со зла, с дочкой беда, помоги, я в долгу не останусь, я за базар отвечаю, ты пойми, если я увижу то, что с ней случилось, с моей Настей, то лучше сразу пусти мне пулю в лоб…

– Ладно, черт с тобой, Молоток, поехали…

Он тут же вдавил педаль газа в пол.

– Ты в полицию звонил?

– Звонил, но я этим мусо… Я полиции не доверяю, они придут, посмотрят, в лучшем случае насрут на месте преступления и бычков раскидают, а еще все пальчиками заляпают. А в худшем – просто закроют дело и даже разбираться не будут. Знаешь какая у них зарплата? За эти деньги никто и палец о палец не ударит. Сам такую зарплату им назначил, знаю. Что хочу сказать, полиция уже на месте, ждет тебя, ты зайдешь, посмотришь, а потом они могут там копаться сколько влезет.

– Хорошо, что полиция там, значит, если девочка еще жива, то ее могут спасти, а если нет, то маньяку не удастся уйти.

– Она мертва!.. Маньяку?.. Почему ты решил, что это маньяк?

– Почему ты решил, что она мертва?!

– Ты что-то знаешь? Почему маньяк? Ее могли похитить с целью получить выкуп…

– Нет, это ты что-то знаешь, раз так уверен в ее смерти!

– Хорошо, ты прав, я не уверен… Расскажи, что ты знаешь!

– Все, что я знаю, так это то, что человек подбросивший вам письмо – сатанист. Или хочет, чтобы вы так считали.

– С чего ты это взял?..

– Витя, алё, улица Булгакова, не?

– Булгаков, и что, кто это?

– Ясно, прости, я не знал, что ты настолько необразован. Булгаков написал роман «Мастер и Маргарита», который пропитан тематикой сатанизма. Дом: 66, квартира: 6. 666 – число зверя, любимое число сатанистов. Улица, дом и квартира выбраны не случайно. И все это дополняет подпись в виде пентаграммы…

– В виде чего?

– Звезда в круге, старинный символ, используемый сатанистами. Теперь что-то становится на места?

– Пока что нет. Не понимаю к чему ты клонишь. Маньяк-сатанист?

– Как одна из версий. Я хочу чтобы ты хорошо подумал и вспомнил все, что тебя связывает с сатанизмом, может быть друзья, знакомые, клубы, секты?