Читать онлайн Трудно удержать

K. Bromberg

HARD TO HOLD

Copyright © 2020. HARD TO HOLD by K. Bromberg

the moral rights of the author have been asserted

© Хусаенова Я., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Пролог. Раш

Яделаю глубокий вдох и закрываю глаза.

Они колотят кулаками по затемненным стеклам внедорожника, постоянно повторяя мое имя.

– Это правда?

– Неужели ты разлучник?

– Как ты мог, Раш?

Журналисты. Пресса. СМИ.

В любой другой день их присутствие здесь означало бы, что я правильно выполняю свою работу. Играю хорошо, команда показывает отличный результат, и мир не встал с ног на голову.

Сегодня же… Черт, сегодня я просто хочу выбраться отсюда.

Если бы не вспышки камер и требовательные голоса, я мог бы разглядеть ворота, ведущие к моему дому. Дому, о котором в Формби [1] я и мечтать не смел. То, что тогда мне казалось несбыточным, теперь стало реальностью. Как же удивительно, что связь между «тогда» и «теперь» все еще сохраняется. Все еще удерживается.

Каждая частичка меня умоляет вернуться на стадион «Энфилд», потеряться в зелени газона, в возможности заглушить всю ту шумиху, из-за которой я и стал узнаваем. Мое спасение тогда и моя безмятежность сейчас – единственное, что остается неизменным в моей жизни.

А теперь? Теперь все оказалось под угрозой из-за долга, связанного с ситуацией, которая вышла из-под контроля.

– Снаружи творится настоящий бардак.

В зеркале заднего вида я встречаюсь взглядом с моим шофером и, поколебавшись, киваю. Что-то в его глазах умоляет меня сказать, что причина, по которой репортеры окружили машину, ложь. Что все их обвинения – неправда.

Но с чего бы им думать иначе? Разве не такого все от меня ждут?

В ответ я киваю, хоть и умираю от желания сказать хоть кому-то, что он прав, что я не виновен.

Шофер все еще смотрит на меня, когда я отстегиваю ремень безопасности, а слова защиты так и не срываются с моих губ.

– Да уж, приятель. Тяжелое времечко.

Мои слова то же самое, что полный раздражения вздох.

Но я больше ничего не произношу.

Ни в чем не признаюсь.

Не говорю ни слова.

Потому что не могу.

– Не знаю, как тебя благодарить…

– В этом нет необходимости, – говорю я и смотрю налево, на еще одного пассажира. Мне нужно прервать Арчибальда до того, как шофер успеет хоть что-то подслушать.

Я знаю этого человека всю свою сознательную жизнь. Поэтому глубокая печаль, что оседает тяжестью в его взгляде, и обреченность в его позе мучают меня. Хотя в Арчибальде чувствуется и некая расчетливость. Мы достаточно давно знакомы, чтобы время от времени я мог замечать жесткий блеск в его глазах и понимать, что все было предопределено еще несколько лет назад.

Он попросту решил воспользоваться идеальным моментом.

А я-то полагал, что все это время он действовал, руководствуясь лишь добротой и сознательностью.

Следовало знать лучше. Догадаться по заготовленным речам и понимающим взглядам. Подросток внутри меня все еще цепляется за то, что считал искренностью, но теперь понимает, что ей там даже не пахло.

И все же Арчибальд смотрит на меня со сдержанной улыбкой, хоть и понимает, что я рискую как личной жизнью, так и карьерой. Этот мужчина уверен, что я соглашусь, потому что задолжал ему и его семье. Пришло время платить по счетам.

Жаль только, что таким образом.

Черт.

– А Хелен знает? – расплывчато спрашиваю я.

Арчибальд коротко качает головой, взглядом говоря, что, конечно же, она не в курсе. Как мог он объяснить, что меняет родного сына на того, которого, по его словам, всегда считал вторым?

Улыбку, которой я одариваю Арчибальда, в лучшем случае можно назвать вымученной, но чего он ожидал? Меня вот-вот бросят на съедение волкам.

Волкам, которых вели по ложному следу.

– Если что, мы можем еще раз проехаться по кварталу, – предлагает водитель.

– Это мой дом, – невесело усмехаюсь я. – Они так и продолжат здесь дежурить.

– А что, если я надавлю на газ, пока они все не уберутся с дороги? Тогда мы проедем через ворота, и вам не придется иметь с ними дела, – говорит он.

– Эту толпу не разогнать, – бормочу я, когда рядом с ухом снова раздается стук. – К тому же я не собираюсь оставаться здесь надолго. Только соберу вещи.

– Ты же знаешь, что можешь остаться у нас, – шепчет Арчибальд. – Ни у кого бы не возникло вопросов.

– Нет, спасибо.

Вопросы все же могут возникнуть. В данный момент он всего лишь мужчина, который провожает меня до дома, помогает сохранять спокойствие. Позволь он себе чуть больше, люди стали бы присматриваться.

– Пока все не утихнет, – продолжает Арчибальд.

– Ты и правда думаешь, что это лучший выход? – повернувшись к нему, спрашиваю я резче, чем намеревался. Впервые я позволяю ему увидеть усталость в моих глазах, намек на изматывающее беспокойство, которое я ото всех скрываю. – Присмотревшись, люди могут увидеть не то, что ты пытаешься им показать. – Я делаю глубокий вдох, собираясь с силами. – Хотя терять все равно уже нечего.

Не сказав больше ни слова, хватаю сумку и открываю дверцу.

Шум оглушает.

Вспышки камер ослепляют.

Конечно, я привык к ним, но не настолько. Не в таком количестве. Не после того, как меня обвинили в том, что я переспал с женой товарища по команде.

– Это правда, Раш?

Щелк. Щелк. Щелк.

– Как давно вы с Эсме встречаетесь? – Щелк. Щелк. Щелк.

– Из-за этого вас переведут в другую команду? – Щелк. Щелк. Щелк.

– Пожалуйста, Раш, прокомментируйте сложившуюся ситуацию.

Мое имя – симфония резких звуков на их устах. Я натыкаюсь плечами на камеры, пока пытаюсь проложить себе путь до ворот. Вопросы сыплются градом, а я все твержу «Без комментариев!», поскольку менеджеры приказали мне держать рот на замке. Всё – их вопросы, мое имя, щелчки камер – становится белым шумом.

Репортеры давят, подталкивают и принижают.

Из-за них я чувствую себя точно так же, как когда был ребенком.

Они заставляют меня вспомнить детство, от которого я убежал.

Воскрешают стыд, который, как я думал, остался позади.

Я подхожу к воротам, ведущим в мой двор, но перед ними стоит репортер. Она первая, с которой я сталкиваюсь взглядом, и первая, кого я узнаю.

Я уже видел ее раньше. Все в ней – кожа, волосы, глаза – невзрачны, но тем не менее у нее добрая улыбка. К тому же эта женщина всегда была со мной вежлива.

Но когда наши взгляды встречаются, она обвиняюще приподнимает брови. Стоит мне заметить, что у нее в руках, как я осознаю причину такого поведения.

Копия The Sun [2] с черно-белым фото на первой странице.

Мне не нужно присматриваться, чтобы понять. Последние три дня я только и делал, что изучал это фото так внимательно, что запомнил каждую деталь. На ней определенно изображена британская поп-принцесса Эсме на балконе отеля, в объятиях какого-то мужчины. Журналист прятался среди деревьев, так что ветки закрывают кое-какие части их тел, но нельзя отрицать, что незнакомец выглядит в точности как я. Все – одежда, прическа, стиль, вплоть до обуви – напоминает меня.

Известный футболист крутит интрижку с женой капитана команды, поп-звездой Эсме

Этот заголовок я видел повсюду, а то, как журналистка смотрит на меня, доказывает, что она поверила написанному. Что она разочарована во мне.

Уверена, что я способен на подобное.

С чего бы ей вести себя иначе, когда мой менеджер, как и товарищи по команде, даже не усомнились в достоверности этого фото? Синяк под левым глазом, который мне поставил Сет, только подчеркивает это.

Они просто решили, что написанное – правда. Просто поверили, что я это сделал. Что у меня нет никаких моральных принципов. Нет веры в святость брака.

И именно это злит меня больше всего.

Я протягиваю руку, открываю калитку, прохожу мимо и, оставив журналистов кричать еще громче, направляюсь через лужайку к входной двери.

Мне хочется сказать им, что, присмотревшись, они увидели бы правду.

Но с какой стати мне это делать?

Почему они ожидают, что я буду доказывать свою невиновность, когда сами скандируют мое имя, накинув на плечи джерси с моим номером?

В сотый раз за сегодняшний вечер я спрашиваю себя, с какой стати?

Глава 1. Леннокс

Дешевый алкоголь, разлитый в причудливые бокалы, разносится целыми подносами. Вокруг расхаживают посетители, одетые в расшитые бисером платья и черные смокинги. Каждый из них делает вид, что знает больше, чем его собеседник. Мягкие, протяжные нотки джаза, доносящиеся из динамиков, способствуют непринужденному разговору.

– Он же величайший из всех. Как вы можете с этим не согласиться?

– Не может быть. С чего вы взяли, что в этом году они завоюют титул?

– Слышали о той заварушке, в которую он себя втянул? Слава богу, я не его агент. Он же настоящая головная боль.

Подавляя зевок, я допиваю шампанское и ставлю пустой бокал на коктейльный столик позади. Туда же кладу и папку с информацией, полученной на конференции.

– Судя по тому, как ты борешься с зевотой, Кинкейд, ты вчера до поздней ночи скакала на механическом быке.

Я замираю от ровного голоса Финна Сандерсона – невероятного агента и придурка, который умеет хорошо забалтывать. Именно из-за него «Кинкейд Спортс Мэнэджмент» теперь испытывает трудности.

– Как там говорят? То, что случилось в Вегасе, остается в Вегасе? Не каждый год спортивный саммит проходит в столь удачном месте. – Я, полностью игнорируя то, как от катания на упомянутом быке ноют мышцы, лишь пожимаю плечами и, нацепив саркастическую улыбку, поворачиваюсь к Финну лицом. – А зевала я, потому что знала, что ты подойдешь, так что пыталась подготовиться к нашей беседе. Не хотела показаться грубой и зевать прямо тебе в лицо.

– Разговаривать с тобой – одно удовольствие, как и всегда, – бормочет он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку. Саркастический ответ уже готов сорваться с его языка.

Самоконтроль не позволяет мне отпрянуть от его прикосновения, так что вместо этого я сжимаю зубы.

– Могу сказать то же.

– Я понимаю, что тебе нравятся эти милые перепалки, но из-за них ты куда больше похожа на чудовище, чем на красавицу. – Поджав губы, Финн смотрит на меня поверх бокала. Его взгляд такой же насмешливый, как и слова. – Это даже неприлично.

В голову приходят миллионы совершенных им вещей, которые также можно было бы посчитать неприличными: кража наших клиентов, то, как он обращался с моей сестрой, пока они не расстались, даже сам факт того, что он все еще дышит, – но я не упоминаю об этом.

– Тебе нравится в Вегасе, Финн?

Он запинается, будто пытается понять, почему я сменила грубость на вежливость, но я лишь улыбаюсь. Поскольку осознаю, что после того как моя сестра Деккер увела его клиента – бога хоккея Хантера Мэддокса, – остальные агенты следят за нами в ожидании, когда же полетят искры.

– А кому здесь может не понравиться? – Финн приподнимает подбородок, чтобы поприветствовать мимо проходящего гостя. – Так после этого ты полетишь в Чикаго?

– Зачем?

Выражение лица Финна на мгновение меняется, будто я застигла его врасплох, но он тут же справляется с эмоциями.

– Ничего такого. Не бери в голову. Должно быть, я что-то перепутал. В этой конференции участвует слишком много агентов, чтобы за всеми уследить, – усмехается он.

– Если ты путаешь меня с другими агентами, что собрались здесь, ты определенно теряешь хватку, Сандерсон.

– Теряю хватку? – выплевывает он. – Разве не ты упустила Остина Йиклу на прошлой неделе? – спрашивает Финн, имея в виду мою неудачную попытку заполучить лучшего игрока студенческого футбольного драфта. Я полагала, что сделка у меня в кармане, но через час после того как я покинула его дом, он сообщил, что для представления своих интересов выбрал другого агента.

Сказать, что это ударило по моему эго, – ничего не сказать.

– Всего лишь один спортсмен среди кучи других.

– Да, но и половина из этой кучи не способна делать то же, что и он.

– К чему ты клонишь, Финн?

– Кажется, в последнее время у тебя больше поражений, чем побед, – улыбается он.

– У меня еще полно клиентов, как и запала, – говорю я. Взяв с подноса проходящего мимо официанта еще один бокал шампанского, я думаю о нескольких потенциальных клиентах из таких команд Лас-Вегаса, как «Голден Найтс» и «Рейдерс», с которыми у меня назначены встречи на этой неделе.

– Ты поэтому отказалась от предложения ВЛПС? – Упоминание Высшей лиги по соккеру застает меня врасплох. Должно быть, это написано на моем лице, потому что Сандерсон растягивает губы в самодовольной улыбке. – Да, мне об этом известно. Вопрос лишь в том, почему ты не приняла предложение?

В голове всплывает множество причин, но главная – причина, по которой мы с отцом решили, что мне лучше отказаться, – выделяется на фоне остальных. С чего бы ВЛПС обращаться ко мне, простому спортивному агенту, за помощью в продвижении нового сезона?

Я не знаменитость, не известная спортсменка и уж точно не гуру маркетинга. Привлекать болельщиков к такому виду спорта, как соккер, было постоянной задачей лиги еще с момента ее основания, но я не совсем уверена, что подхожу для подобной должности.

– У меня на то свои причины, – говорю я с уверенностью, которой на самом деле не чувствую.

– Хах. – Финн встречается со мной взглядом и снова насмешливо улыбается. – Должно быть, ты им очень нужна, раз уж Кэннон сказал, что оставит вакансию открытой на случай, если ты передумаешь.

Разве? Я об этом не знала.

– Ну что сказать. Когда ты хорош, ты хорош, – высокомерно пожимаю я плечами.

– Ты что-то скрываешь, Кинкейд. Каким таким умением ты обладаешь, которого нет у меня? Видимо, чем-то особенным, раз он придержал должность лишь для тебя.

Я закатываю глаза из-за намека и того, что он подразумевает: вполне в стиле Финна Сандерсона желать того, что он не может получить, и при этом ненавидеть все, что с этим связано. Настолько, чтобы принижать меня, лишь бы почувствовать себя лучше и принять собственные недостатки.

– Спроси у него сам, если тебе так любопытно.

– Что-то новое всегда кажется волнительным.

– В моей жизни достаточно волнения, – заявляю я, хоть его слова и задевают меня за живое. – И я слишком занята работой.

– Верно, совсем забыл, – подмигивает мне Финн. – Ты и твой запал. Могу я поинтересоваться, за кем ты теперь охотишься?

– Конечно же, тебе интересно. – На этот раз я позволяю смеху вырваться наружу и замечаю, как гости, не скрывая любопытства, поворачиваются в нашу сторону. – А что? Тебе не хватает клиентов? Неужели ты растерял все обаяние и теперь хочешь украсть у меня парочку приемов?

– Украсть? – смеется он. – Думаю, такие приемы скорее присущи Кинкейдам. Имя Хантера Мэддокса тебе ни о чем не говорит?

– Учитывая, что он помолвлен с моей сестрой и скоро станет частью семьи, нельзя винить его в том, что он захотел стать клиентом нашего агентства.

– Так вот в чем заключается план «КСМ»? Все вы четверо очаровываете мужчин, а потом переманиваете их к себе в агентство? Крадете их у коллег?

Придурок.

Сделав шаг к нему, я понижаю голос:

– Во-первых, выполняй их агент свои обязанности, они не стали бы искать ему замену. Во-вторых, «КСМ» – спортивное агентство, а не притон. В-третьих, сам факт того, что ты заговорил об этом, уже показывает, что тебя это беспокоит. Прекрасно. Потому что тебе стоит волноваться. Клиенты представляют собой не только подписанные чеки, Финн. А судя по тому, что я слышала, ты видишь в них лишь это. Неудивительно, что спортсмены бегут от тебя, – заканчиваю я немного громче, чем следовало бы.

– Ты снова меня провоцируешь, – качает головой Финн, хотя я вижу, что мне удалось залезть ему под кожу. – Это «КСМ» лезет на рожон. Я всего лишь сижу в сторонке и наслаждаюсь жизнью.

– Продолжай так думать. – Я оглядываю толпу поверх его плеча и откровенно лгу: – Ты первым решил играть по-грязному. Заманиваешь клиентов обещаниями, о которых забываешь, стоит им только подписать с тобой контракт.

– И это срабатывает, разве нет?

Самодовольный ублюдок.

– Мы поставили перед собой задачу вернуть наших клиентов, а потом заполучить еще нескольких в придачу. Хантер стал одним из первых, кто решил сменить «Сандерсон Спорт» на «КСМ».

– Хочешь сказать, что мне стоит бояться четырех женщин и их престарелого отца?

Наступает моя очередь смеяться, громко и с издевкой.

– Не стоит нас недооценивать. Даже если в этом мире достаточно места для нас обоих, мне ничего бы так не хотелось, как показать клиентам, какой ты на самом деле.

– Какой? Невероятный?

– Гордыня стала причиной краха каждой империи, Финн. Я с наслаждением посмотрю, как рухнет твоя. А теперь прошу меня простить, мне нужно кое с кем поговорить.

– Я ждал от тебя большего, чем просто побег, но… – Когда я прохожу мимо, он пожимает плечами: – Разве для тебя это не в порядке вещей?

– Что, прости?

О чем он, черт возьми, говорит?

– Ты же знаешь, что всегда меня ревновала.

– Ревновала? – спрашиваю я.

– Ведь вместо тебя я выбрал Чейз, – одаривает он меня молниеносной улыбкой.

Пусть мне и хочется придушить его за такое поведение, этот комментарий настолько типичен для Финна Сандерсона, что я лишь вздыхаю и качаю головой.

– Но опять же, кажется, ты многое упускаешь. Все было по-настоящему, Кинкейд.

В том, как пренебрежительно он это произносит, в его непреклонном взгляде есть что-то такое, что снова заставляет меня почувствовать, что я не улавливаю скрытого смысла.

Отмахнувшись, я говорю себе, что этого Финн и добивается, и направляюсь в дамскую комнату. Мне нужно отдохнуть от Сандерсона и всего, что с ним связано, – от неуверенности, гнева, разочарования, неприязни.

Что же хорошего в конференциях по спортивному менеджменту? Поскольку в этой сфере не так много женщин, в уборной никогда не бывает очереди.

Я поправляю прическу и макияж, лишь бы убить время. Пять дней – это слишком много, чтобы слушать, как высокомерные спортивные агенты-мужчины, выпячивая грудь, хвастаются перед другими тем, что на самом деле не имеет значения.

Узнала ли я что-то новое? Ничего такого, чего уже не знала, но это мероприятие укрепило мою решимость никогда не встречаться со спортивными агентами. У них эго еще раздутее, чем у профессиональных атлетов.

Только закрыв помаду, я осознаю, что из-за перепалки с Финном забыла забрать свою папку.

Черт. Черт. Черт.

Дело не в папке. А в кусочке бумаги, на котором записаны имена пяти самых многообещающих спортсменов Лас-Вегаса, а также время, когда я должна с ними встретиться.

А еще важнее то, что я планировала увести их от нынешних представителей, переманить в «КСМ».

Неэтично? Возможно.

Случается ли такое в этом бизнесе каждый чертов день? Определенно.

Но меньше всего мне нужно, чтобы еще один агент обнаружил мою папку, открыл ее, чтобы выяснить, чья она, а затем узнал мое имя, выведенное большими черными буквами на внутреннем кармане, прямо под тем местом, где хранится этот клочок бумаги.

Стараясь не выглядеть слишком взволнованно, я спешу обратно в помещение, где полно народу.

Когда я замечаю папку там, где ее и оставила, я сбавляю темп и даже улыбаюсь некоторым коллегам, мимо которых прохожу.

Теперь, когда папка оказывается у меня в руках, а за плечами слишком много дней, проведенных на этих насыщенных тестостероном конференциях, я решаю, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы незаметно уйти. Тишина комнаты в отеле, доставка ужина в номер и возможность наконец-то снять каблуки кажутся мне прекрасным способом завершить этот вечер.

Конечно, мне нравится суета и общение на конференциях, но я слишком устала.

Вселенная будто бы намекает мне, что заказать еду в номер – плохая идея, поскольку я застреваю позади десяти человек, что толпятся у выхода. Все рассматривают что-то в телефоне одного из них, так что они не слышат моих «Позвольте пройти».

Я останавливаюсь как вкопанная как раз в тот момент, когда уже собираюсь обогнуть мужчин.

– Она не знала о Чикаго. Совсем ничего не знала. Думаешь, папочка Кинкейд понимает, что она – слабое звено, и именно поэтому не хочет ее отпускать? – Этот голос и усмешка, что следует за произнесенными словами, принадлежат придурку Финну. – Кажется, он потакает ее драгоценному эго. Ведь на одной красоте далеко не уедешь.

Я застываю от шока, нерешительности, обиды – называйте как хотите, – когда вокруг Финна раздается смех. Стоит ли мне остаться здесь, спрятанной за толпой, или лучше заявить о своем присутствии?

И что такого, черт возьми, должно произойти в Чикаго?

– Ходят слухи, что все Кинкейды с ней нянчатся. Заметил, что, когда дело касается атлета, которого не так-то легко убедить, на дело отправляется кто-то из ее сестер? – слышится другой мужской голос, обладатель которого присвистывает.

– Они могут отправить Леннокс ко мне, когда захотят, – заявляет третий. – Мы могли бы провести переговоры о том, что ей стоит оставить туфли, а все остальное снять.

– Я о таком наслышан. Черт, может, мне стоит притвориться спортсменом, потому что она готова на все, лишь бы подписать контракт, – продолжает свистун.

Мой желудок сжимается, и я почти вижу, как он подталкивает остальных локтем в этой «мужской» манере. Я ошеломлена комментарием, хоть и знаю, откуда он взялся. Это всего лишь искаженная правда, но насколько я была глупа, когда полагала, что ее воспримут как-то иначе.

– Ты о Бредли? – уточняет второй.

– Конечно, о нем, – отвечает свистун. – Последнее, чего мне хотелось бы, чтобы мне напоминали, как я потерял топового клиента просто потому, что у меня нет киски.

От удивления у меня отвисает челюсть, и я моргаю так быстро, будто это поможет мне забыть услышанное.

Так вот какие слухи ходят? Что я сплю с клиентами, чтобы увести их от нынешних представителей?

Гнев разжигает и укрепляет шок от услышанного. Я знала, что обо мне ходят слухи – в конце концов, я агент-женщина, которая работает с мужчинами-атлетами, – но не такие же.

Можете окрестить меня наивной, но какого черта?

Кто-то толкает меня сзади, чем возвращает к реальности. Я снова прислушиваюсь.

– Так вот что случилось с Чикаго? Организатор понял, что вместо мозгов ему светят только сиськи, и отозвал предложение? – предполагает второй.

– Не будь придурком, – говорит другой, но его смешок скорее побуждает продолжать в том же духе.

– Или она оказалась слишком глупа, чтобы понять, какой шанс ей выпал? – продолжает второй.

– Кто знает, – отзывается Финн. – Она числилась в списке, а потом ее из него убрали. Если спросите меня, Кинкейд просто боится, что она опозорит семью и агентство.

– Что взять с Королевы красоты, – говорит другой.

Раздается еще один взрыв смеха, как будто этот придурок махает зрителям, точно участница конкурса красоты. Я так крепко сжимаю папку, что удивляюсь, как она еще не сломалась.

– И кто глупее? Чикаго, потому что попросил ее высказаться, ВЛПС, потому что решили, что она принесет им пользу, или же она сама, потому что отказалась от работы, которая помогла бы заработать авторитет?

– Авторитет? – раздается еще один голос. – Например, насколько коротка ее юбка, или насколько большой у нее размер груди, или как сильно на нее хочется кончить? О таком авторитете речь?

Я не успеваю переварить слова, оскорбления или что-либо еще, кроме того факта, как сильно меня это ранит. Понятное дело, Финн – придурок, но между нами сложились непростые отношения, учитывая, что какое-то время он встречался с моей сестрой. И поскольку мы находимся на одном игровом поле, боремся за одних и тех же клиентов, нам позволено друг друга ненавидеть. Однако с его коллегами меня ничего не связывает, а он намеренно портит их впечатление обо мне.

Хотя, возможно, подобное впечатление сложилось у них уже давно.

Может быть, все здесь собравшиеся думают обо мне именно так.

Как только данная мысль приходит мне в голову, толпа расступается, и я вижу Финна и его группку придурков.

Пусть у меня дрожат руки, а на глаза наворачиваются слезы, но я выпячиваю подбородок, расправляю плечи и направляюсь прямо к ним.

За годы переговоров со спортсменами я выучила одно правило: когда дело касается мужчин, не стоит давать им понять, что они тебя задели. Потому что тогда ты окажешься в невыгодном положении.

А больше всего я ненавижу именно это.

– Джентльмены, – произношу я так сладко, как только могу. По крайней мере, у одного из них хватает вежливости при виде меня подавиться глотком пива, который он только что сделал. – Я не могла не подслушать ваш увлекательный разговор о моих достоинствах… или их отсутствии. Понимаю, Финн обеспокоен тем, как мое агентство медленно, но верно обходит его по числу высокопоставленных клиентов. Из-за этого он испытывает необходимость очернить меня, но остальные… – Я уделяю время тому, чтобы взглянуть в глаза каждому, у кого хватает смелости встретиться со мной взглядом. – Вам должно быть стыдно за то, как вы только что отзывались о женщине. Но опять же, нам, королевам красоты, стоит уже к этому привыкнуть. – Я, будто один из них, подталкиваю локтем того, что стоит слева. От охватившей его неловкости он напрягается. – Я же права?

– Мы не это имели…

– Нет, именно это, – с улыбкой отмахиваюсь я, словно ничего важного не случилось. – Уверена, ваши жены и дочери рады, что у них столь дальновидные мужья и отцы. – Я снова улыбаюсь, позволяя сарказму пропитать мои слова. – И к твоему сведению, Финн. Балкон в Нью-Йорке? Твои неуклюжие руки? – подмигиваю я одному из мужчин. – Понятно, почему моя сестра его бросила.

Без разрешения я забираю у Сандерсона бокал с виски и делаю глоток. Качаю головой, когда алкоголь обжигает горло. Эти придурки не заслуживают, чтобы я тратила на них время. Они идиоты. Их мнение не более зрелое, чем у тринадцатилетнего подростка.

– И кстати, мне не нужно с кем-то спать, чтобы заполучить клиентов. Некомпетентность одного человека – выгода для другого.

– Но после подписания контракта ты все же с ними спишь? – спрашивает Джейсон, чья самодовольная улыбка становится шире. – Раз уж мы говорим начистоту.

– Только посмотри, как ты стараешься подхалимничать Финну, – покачав головой, цокаю я языком. – Так мило. Хотя не стоит ждать от него того же. Он слишком любит себя, чтобы становиться чьим-то подпевалой. – Я оглядываю всех собравшихся. – Ну что ж, наслаждайтесь вечером, джентльмены. Я же вернусь в номер, чтобы учиться считать до десяти и отрабатывать помахивание рукой. – Я киваю, а затем выхожу из комнаты с высоко поднятой головой, мысленно вскидывая кулак в знак победы.

Господи, как же хорошо вежливо послать их, даже если от этого их слова не ранят меньше, а вызванные ими вопросы не исчезают.

Больше грубостей, что наговорили эти придурки, меня тревожит мысль о том, что все в этой отрасли видят меня именно такой. Такого они обо мне мнения? Я красивая обертка «Кинкейд Спортс Менеджмент»? Красотка-сестричка, у которой больше сисек, чем мозгов? Способная завлечь простодушных спортсменов, но уж точно не более жестких и требовательных?

Одному богу известно, что они говорят об упрямцах, которых мне удалось покорить. Или точнее… о том, как именно я их покорила.

Отвратительно.

Все мои сестры прекрасны по-своему. Только потому, что я участвовала в конкурсах красоты, чтобы заработать стипендию в колледже и сохранить единственную связь, что осталась с умершей матерью, еще не значит, что я не закончила одну из лучших программ по спортивному менеджменту.

Но в момент, когда двери лифта закрываются и адреналин отступает, мои мысли начинают выходить из-под контроля.

Маленькие моменты, произошедшие за последние несколько месяцев. Сообщения сестер о том, что они займутся новым потенциальным клиентом, поскольку я слишком занята, хоть и настаиваю на обратном. Неожиданные, не совсем подходящие мне изменения в расписании, которые иногда вносит наш отец.

Чикаго.

Да что происходит в этом Чикаго?

Они ошибаются.

Эти парни точно что-то напутали.

Но с каждым шагом мои ноги тяжелеют, а слезы все сильнее грозят пролиться.

На сердце лежит груз.

Мои мысли заполнены безобидными решениями о том, кто берет на себя клиента, или тем, как мы с сестрами и отцом взаимодействуем в офисе.

Я вспоминаю обсуждение предложения ВЛПС, за которым тут же последовало утверждение отца, что за этим кроется нечто большее и мне не стоит соглашаться.

Что же действительно скрывалось за этим?

Еще до того, как скинуть туфли и прикрыть дверь номера, я уже звоню младшей сестре.

– Разве ты не должна быть на скучном ужине с такими же скучными мужчинами, самый горячий из которых настолько влюблен в себя, что уже не кажется привлекательным? – вместо простого «алло» спрашивает Чейз. Но когда ярость поглощает эмоции и замешательство, которые я испытываю, мне не удается вымолвить и слова. – Лен? Ты в порядке? – На этот раз ее голос звучит мягче. В семейном прозвище, которое она использует, слышится беспокойство.

– Что происходит в Чикаго? – спрашиваю я.

– Чикаго? – заикается она, чем только усиливает мое любопытство, потому что Чейз никогда не заикается. Она всегда знает, что сказать.

– Да. Чикаго. Парни говорили об этом: о том, что меня туда зачем-то пригласили, но позже изменили решение.

– Ничего такого. Там не было ничего важного.

– Чейз… – Ее имя звучит как предупреждение.

– Маленькая конференция, которая запланирована на следующий месяц. Они попросили нас произнести речь о том, каково это – быть женщиной-агентом в индустрии, где доминируют мужчины…

– Попросили одну из нас или конкретно меня?

Ее молчание говорит о многом, и на глаза наворачиваются слезы, жжение от которых я уже чувствовала раньше.

– Все не так, как ты думаешь, – уверяет она. – Не стоит забивать этим твою маленькую красивую головку.

Я сжимаю зубы при фразе, на которую еще вчера не обратила бы внимания, но которая сегодня полна снисхождения.

Так Финн прав? Неужели меня отталкивали в сторону, потому что отец и сестры считали, что я не справлюсь? Неужели я лишь Барби – спортивный агент, которой можно поиграть, когда ничего серьезного не требуется?

– Мы это обсудили, и папа принял решение послать туда Брекстон. Он подумал, что она больше подходит для того, чтобы говорить о…

– О чем? Каково быть женщиной, которая понимает, что значит сексизм в этой индустрии? – Хотя Чейз и не видит меня, я шокированно качаю головой. – Любая из нас могла бы выступить с содержательной речью, и еще бы про запас осталось.

– А папа послал Брекс.

– Выходит, никто из вас не верит, что я могу должным образом представить «КСМ» и то, чем мы занимаемся?

– Это не то, что я сказала.

– Можешь и не говорить, я и так знаю, что ты имела в виду. Так ты теперь в команде «Леннокс недостаточно квалифицирована»? Или, лучше сказать, в команде «Леннокс не соблюдает профессиональную этику и спит с клиентами»?

– Что?

– О, хотя нет, – говорю я, теперь взвинченная до предела. – Это команда «Леннокс только и годится, чтобы быть красивой».

– Что с тобой такое? Господи, Леннокс, успокойся.

– Успокоиться? – возмущенно переспрашиваю я.

– Да, потому что ты заводишься из-за ерунды, которая не имеет смысла. Ты же знала, что произошедшее с Бредли еще аукнется, и, судя по всему, так и есть, иначе ты бы не стала об этом говорить. И да, ты привлекательна, что позволяет тебе получать поблажки, но какое отношение это имеет к твоей работе? «КСМ» – компания нашего отца. Он принимает решения. Конец истории.

Ее слова подобны мысленному удару хлыстом, направленному на то, чтобы отвлечь, однако я лишь чувствую себя еще более сбитой с толку. Но одно я знаю наверняка – мы никогда не называем «КСМ» компанией отца. Мы всегда считали этот бизнес нашим.

– С каких это пор? – издевательски смеюсь я. – Когда это в нашем офисе никто не выступал против того, с чем был не согласен? Мы всегда высказывали то, что думаем, и отстаивали свое мнение. – Я опускаюсь на кровать и проклинаю неожиданный спазм в животе. – К тому же что это за бред – о том, что это компания отца? Когда кто-то из нас ее так называл?

– Ты же знаешь, что я не это имела в виду.

Но именно это она и сказала. Именно это я услышала. И именно так это ощущается.

– А как насчет предложения ВЛПС? Это вы тоже обсудили? Вы волновались, что я пересплю с Кэнноном Гарнером и тем самым запятнаю имя Кинкейд? Поэтому папа придумал глупое оправдание о том, что за этим скрывается нечто большее?

– Мы это не обсуждали. Папа в этом бизнесе дольше нас. Он обладает большей проницательностью. Когда он говорит, что что-то выглядит подозрительно, то зачастую так и есть.

– Так вы полагаете, что я не могу за себя постоять.

– У тебя полно работы. Как и у нас всех. Если бы Кэннон действительно нуждался в тебе, он бы продолжил настаивать. Одного телефонного звонка недостаточно, чтобы доказать обратное.

– Так что же? Все смотрят на маленькую Лен и полагают, что ей не справиться с несколькими задачами одновременно? – фыркаю я. – Не пора ли уже погладить меня по головке, дать конфетку и попросить сидеть в углу, как хорошей маленькой девочке?

– Ты ведешь себя как стерва, Лен.

– А ты не до конца честна со мной, – бросаю я в ответ, и вздох Чейз заполняет линию. – Это как-то связано с тем, что мне не удалось заполучить Остина Йиклу?

– Конечно, нет.

Но то, как она колеблется, прежде чем произнести эти два слова, говорит об обратном. Прикрыв глаза, я пощипываю переносицу. Да, это определенно стало провалом, и теперь мне доверяют только легкие дела?

– Если меня наказывают за это, тогда вас всех следует наказать за последнего клиента, которого вы упустили.

– Это касается не только тебя или меня, Лен. Папа принял такое решение. Может, он думает, что ты так долго работала на износ, что пришло время тебе немного расслабиться. – Она тихо чертыхается. – Папа подумал, что тебе не помешает немного отдохнуть, чтобы… – Но когда голос Чейз срывается и она с трудом подбирает нужные слова, мне остается лишь сопоставить их с ее молчанием и признать, что в этом есть смысл.

Но больше всего в этом разговоре меня беспокоят две вещи.

Моя семья знает, что я люблю путешествовать. Бывать в новых местах и городах, иначе я становлюсь слишком беспокойной. Посещение локации, в которой я никогда раньше не была, успокаивает меня. Уверена, психотерапевту было бы интересно докопаться до причины подобного поведения – она все еще пытается отыскать в толпе мать, или Нью-Йорк напоминает ей о том, что она потеряла. Пусть они недалеки от истины, я никогда этого не признаю.

Но мне не нравится то, что отец использует в качестве оправдания мое желание остаться дома. Он же знает меня. Знает, что именно благодаря этому я и преуспеваю.

А вторая вещь, которая вызывает беспокойство?

Чейз – та из трех сестер, кто мне ближе всего. Так неужели она не понимает, как хорошо я научилась ее читать?

И я точно уверена, что сейчас она мне лжет.

Глава 2. Леннокс

Засунув руки в карманы, я смотрю на табло вылета и тревожусь сильнее, чем хотела бы признать.

Этим утром я собиралась посетить заключительную лекцию конференции.

Но не пошла. Вместо этого я встретилась с парочкой потенциальных клиентов, что числились в спрятанном в моей папке списке, а теперь стою здесь, слишком уставшая из-за стольких бессонных часов. Часов, когда я прокручивала в голове слова Финна и его банды, разговор с Чейз, а также вспоминала вещи, произошедшие за последние несколько месяцев, чтобы взглянуть на них под другим углом.

Меня и раньше ранили, но боль, причиненная теми, кого я люблю, жалит сильнее.

Саморефлексия не облегчает моих страданий, но, возможно, здесь она необходима. Не думаю, что Чейз была со мной откровенна, а Финн – всего лишь придурок. Но не было ли в его словах зернышка правды? Не отказываюсь ли я от подвернувшихся возможностей только потому, что полагаю, что сестры справятся с этим лучше? Да, отчасти, но в этом и заключается сильная сторона семейного бизнеса.

Но только ли поэтому?

Неужели я сомневаюсь в себе и пытаюсь скрыться за внешним видом? Возможно, пришла пора в этом убедиться.

Так что с телефоном в заднем кармане, который разрывается от непрочитанных сообщений Чейз, я пристально смотрю на табло вылетов и мечтаю оказаться не там, где мне положено быть.

Эники-Беники…

С каждым словом детской считалки я перехожу от города к городу, но по какой-то причине, когда в этот раз выбор падает на Лос-Анджелес, я улыбаюсь.

Солнечный свет, песок, пальмы и Джонни.

Джонни.

При мысли о старом друге моя улыбка становится шире.

Но то, что в колледже Джонни играл в соккер, заставляет меня вспомнить о предложении ВЛПС, а за этим – все те ужасные слова, что были сказаны прошлым вечером.

Нервно пожевывая нижнюю губу, я еще несколько секунд смотрю на табло вылетов в попытке выстроить противоречивые мысли.

Лос-Анджелес.

Джонни.

Изменения.

Небольшой побег, вместо того чтобы вернуться в Нью-Йорк и встретиться с семьей.

Я достаю телефон из кармана, прокручиваю список контактов и совершаю звонок.

– Кэннон Гарнер, – отвечает глава ВЛПС. По какой-то причине я не могу произнести и слова. – Алло, Леннокс? Черт. Проклятый определитель номера.

– Да, здравствуйте. Прошу прощения. Здесь связь плохо ловит, – лгу я. – Знаю, мы уже обсудили ваше предложение…

– Ты о предложении, которое отвергла? – усмехается он.

– Да. Но только из-за плотного расписания, которое в последнее время стало менее напряженным.

– Так что-то изменилось с тех пор, как я разговаривал с твоим отцом два дня назад? Видимо, чудеса все-таки случаются, – саркастически замечает Кэннон, чем выбивает почву у меня из-под ног.

Так он опять звонил папе?

Чейз солгала мне. Либо так, либо она не знала об этом звонке.

В любом случае я выпрямляю спину, а желание проявить непокорность становится только сильнее.

– Еще как случаются, – бормочу я.

– Так что именно ты хотела бы уточнить? – спрашивает Кэннон с таким самодовольством, что я качаю головой.

Да, я прошу дать мне работу, Кэннон.

– Мне стало любопытно. Ведь мы так и не обсудили детали. Как именно, вы думаете, я могу поспособствовать продвижению лиги?

Он едва сдерживает низкий смешок, от которого у меня возникает ощущение, будто я – мышка, с которой играет кот.

– Интересно, что ты позвонила. Я как раз размышлял над планом Б, раз уж ты отказалась со мной сотрудничать.

– План Б никогда не срабатывает, – игриво возражаю я.

– Тогда тебе повезло, потому что я еще не успел его придумать. – На мгновение он замолкает, прежде чем продолжить: – Пользу, которую, по моему мнению, ты могла бы нам принести, я хотел бы обсудить лично.

Я снова смотрю на табло вылетов и пробегаюсь взглядом по рейсам, пока не дохожу до Города Ангелов.

Мне не нравится чувствовать себя пешкой в партии, что разыгрывает мой отец, так что я собираюсь принять предложение хотя бы для того, чтобы доказать – никто не имеет права решать за меня.

– Когда бы вы хотели встретиться? – спрашиваю я.

– Когда тебе удобно?

Я раскачиваюсь на пятках, прекрасно осознавая, что хочу совсем не того, что следовало бы сделать.

– Могу быть на месте к трем. Вам подходит?

– Вполне. Я отправлю тебе адрес и необходимую информацию.

– Отлично.

Разговор окончен: все, что я могу сделать, это рассмеяться и, покачав головой, направиться к кассе, потому что Кэннон так и не ответил на мой вопрос, что же ему от меня нужно.

Лос-Анджелес.

Солнце, пальмы, друзья… а теперь еще и дополнительные обязательства.

Тепло, песок и пальмы – это само собой разумеющееся.

Но лучше всего – парень, с которым мы дружим уже восемь лет. Кто-то, кто знает меня настолько, что мне не придется делать вид, что все в порядке. При мысли о его глупой улыбке, о том, как на меня действует его присутствие, у меня уже улучшается настроение.

А последнее – новая должность – и того лучше. Мне придется совмещать каждодневные обязанности в «КСМ» с тем, что потребует от меня Кэннон. При первоначальном созвоне он сказал, что отвел мне небольшую, временную, но все же влиятельную роль. Все, что я могу себе позволить, учитывая мое нынешнее расписание.

Возможно, иногда мне придется совершать перелеты, чтобы встретиться с клиентом, но лучшая часть моей работы заключается в том, что я могу заниматься ей, где бы ни находилась. В последнее время переговоры редко ведутся лицом к лицу, а большинство спортсменов предпочитают общаться по телефону, переписке или видеосвязи. Поэтому моим офисом может быть «Старбакс», кровать или тротуар, по которому я прогуливаюсь.

Так что предложение ВЛПС кажется идеальным. Оно позволит мне ненадолго сбежать от рутины, а новый вызов – именно то, что мне необходимо, чтобы сосредоточиться на работе.

К тому же это станет достойным оправданием, чтобы не возвращаться домой и избежать встречи с семьей, к которой я не совсем готова.

Мне следует позвонить им, чтобы не ждали, а также Джонни, чтобы предупредить о моем приезде. Но я не хочу.

Единственное, что я знаю наверняка, – это кажется правильным решением, даже если и не до конца понимаю почему.

Стоит мне приблизиться к стойке, как сотрудница с лучезарной улыбкой поднимает на меня взгляд и чересчур веселым тоном спрашивает:

– Чем могу помочь?

– Я хотела бы сменить рейс.

– В каком направлении?

– Лос-Анджелес, пожалуйста, – отвечаю я и с ненавистью смотрю на стойку рядом, так как вижу там одного из парней, что был в компании Сандерсона прошлым вечером. Я не признаю его присутствие, скорее скольжу взглядом, будто никогда раньше не видела, а после снова обращаю внимание на женщину перед собой.

– А обратный билет? – уточняет она.

– В один конец, будьте так любезны.

Глава 3. Леннокс

Яделаю глубокий вдох и готовлюсь к тому, что может произойти дальше. Я мчалась без остановки с тех пор, как самолет приземлился.

Пока сидела в аэропорту на подъездной дорожке, я отправила Джонни сообщение о том, что он обзавелся гостем на ближайшие пару недель.

Я отчаянно пыталась взять напрокат машину, чтобы успеть вовремя.

Но попала в пробку. Я-то думала, в Нью-Йорке плохо, но он и в сравнение не идет с мириадами перегруженных автострад Лос-Анджелеса. Мне пришлось менять дорогу больше раз, чем я когда-либо делала.

Но вот я на месте: в запасе еще несколько минут, а на пальцах – следы от пудры, при помощи которой я совсем недавно освежила макияж.

Я оглядываю конференц-зал, насыщенные цвета и темное дерево. На стенах – логотипы каждой команды, что участвует в лиге. Стеклянная стена на другой стороне комнаты выходит на складское помещение с многочисленными кабинками: повсюду разбросаны ховерборды [3] и лежанки для собак, точно как при технологическом стартапе в Кремниевой долине.

Соккер.

Ух.

Не самый мой любимый вид спорта, если не сказать больше, так что я полностью ощущаю ироничность момента. Что я сижу в офисе ВЛПС в ожидании услышать, какими такими качествами обладаю, чтобы привить любовь к соккеру всей стране.

– Леннокс Кинкейд, – наполняет комнату глубокий баритон, и к тому времени, когда я поворачиваюсь к его обладателю, мои глаза сияют, а на губах – приветливая улыбка.

– Кэннон, – поднимаюсь я, чтобы пожать руку стоящему передо мной мужчине. Высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица и, насколько я помню, обладающий самоуверенностью с оттенком того властного высокомерия, которое одновременно и привлекает, и раздражает. – Рада снова вас видеть.

– Могу я предложить тебе что-нибудь выпить или перекусить? – Жестом он приглашает меня присесть. – Полагаю, ты только вернулась с конференции, что проходила в Вегасе.

– Так и есть, но ничего не надо, спасибо. – Опустившись на место, я беру ручку, которая до этого лежала на моей записной книжке.

Кэннон устраивает свое внушительное тело на стуле. Пока он готовится сказать то, что собирался, я внимательно изучаю его. Кэннон красив, но в слишком изысканном смысле, что наводит на мысль, что этот мужчина не привык пачкать руки. Продлись наше рукопожатие немного дольше, уверена, я не обнаружила бы на его коже мозолей.

Не то чтобы это плохо… просто не в моем вкусе.

Он снова встречается со мной взглядом и улыбается, прежде чем перейти к делу:

– Тебе известно, что соккеру так же нелегко добиться массового успеха в США, как, например, футболу или бейсболу.

– Это определенно непросто, – задумчиво протягиваю я, кивая. – В Америке нет такого фундамента, как за рубежом, в Премьер-лиге или Ла Лиге. С другой стороны, развитие соккера в молодежных клубах Америки помогает детям полюбить этот спорт с ранних лет, что в будущем, возможно, станет вашим преимуществом.

– Вот именно, – его улыбка становится шире. – Забавно, что ты упомянула другие лиги, но мы вернемся к ним позже. Вступив на эту должность, я пообещал сделать лигу и то, что она готова предложить, интересной для общественности. Я стараюсь убедить как можно больше игроков присоединиться к нам, вместо того чтобы играть за рубежом. Пытаюсь привлечь тяжелую артиллерию, если не сказать больше.

– Логично.

– Именно здесь, я надеюсь, мне и пригодится твой опыт.

– Я вся внимание, – говорю я.

– Я слышал о том, что несколько лет назад женская национальная баскетбольная ассоциация пригласила тебя с единственной целью – защищать интересы игроков, – продолжает Кэннон.

– Так и было. Это довольно частая практика. Моей целью было донести до владельцев команды, чего именно хотели игроки, и определить, как привлечь игроков в лигу, которая стремится увеличить свою фанатскую базу и привлекательность на спортивном рынке.

– И как тебе подобная должность? – в ожидании ответа он наклоняет голову набок.

– Мне понравилось. Я сделала лигу более удобной для спортсменов.

– И что же под этим подразумевалось?

– То есть?

– То есть ты посещала какие-нибудь мероприятия или просто присутствовала на заседаниях правления?

– Больше присутствовала на заседаниях. К счастью, постоянная должность в «КСМ» позволяла мне работать из любого гостиничного номера. Если они хотели, чтобы я провела в Чикаго неделю, я тут же вылетала. Мне повезло, что в большинстве случаев достаточно и телефонного звонка, чтобы удовлетворить потребности моих клиентов.

– А нагрузка не показалась тебе слишком тяжелой?

– Нет, вообще-то это стало хорошим способом отвлечься от рутины, – отвечаю я, думая об удовлетворении, которое испытывала, зная, что делаю лигу – контракты и прочие аспекты – более удобной для игроков.

Кэннон проводит пальцем по подбородку и пристально смотрит на меня, как если бы на мгновение отвлекся.

– Что, если я попрошу тебя сделать то же самое и для ВЛПС, но с большим упором на привлечение игроков?

– То есть?

– То есть не только участвовать в различных совещаниях, чтобы указывать нам на промахи, но также стать нашим защитником. Демонстрировать игрокам, почему они должны играть здесь, а не отправляться за границу.

Я медленно киваю, пока обдумываю его слова.

– Изначально вы говорили, что ищете посла ВЛПС, чтобы создать шумиху в надежде расширить круг болельщиков и повысить значимость соккера в американской культуре. Расширение круга поклонников за пределами средней школы и колледжей, чтобы превратить ВЛПС в прибыльный вариант карьерного роста.

– В каком-то смысле ты и станешь послом. Название должности не меняет сути.

– Не лучше ли взять кого-то, кто мог бы встать перед толпой и устроить жеребьевку? Если вы ищете именно это, то я не похожу.

– Я знаю, как выполнять свою работу, Леннокс. Но все равно спасибо. Я ценю твой совет. – Кэннон усмехается и качает головой. – Такой посол у меня уже есть. Его имя станет известно буквально на днях.

– Так это как убить двух зайцев одним выстрелом? Он будет работать на публике, а я за кулисами? Есть ли еще должности вроде этой?

– Мне нравятся женщины, которые уделяют внимание деталям, – говорит он с улыбкой.

Неуверенная, пытался ли Кэннон задеть меня, я оставляю данный комментарий без внимания.

– Но да, ты права. Он – публичная персона, ты же будешь трудиться за его спиной, чтобы все выглядело привлекательно, чтобы ВЛПС, о которой он рассказывает, стала реальностью.

– И что? Мне предстоит появляться на мероприятиях, общаться с инвесторами и убеждать их в том, что мы делаем лигу сильнее… Работать за кулисами… Что еще входит в мои обязанности?

– Ничего, только делать игроков счастливыми, чтобы они захотели играть здесь.

Я постукиваю ручкой по блокноту, пытаясь понять, какие минусы у этой работы… Ну, кроме того, что у меня будет меньше свободного времени… что не так уж плохо.

– Счастье – вещь непостоянная. Его трудно измерить, – замечаю я.

– Не сомневаюсь, что тебе это удастся. – Глаза Кэннона загораются от улыбки.

– Ладно. Допустим, я согласна. Как долго вы хотите, чтобы я этим занималась? Ведь у меня есть клиенты, о которых я должна заботиться.

– Три месяца. Такова продолжительность сделки. Понятное дело, в это же время ты можешь представлять интересы клиентов «КСМ». Никаких проблем. Три месяца, и ты свободна.

Но почему? Да, у меня есть опыт работы с ЖНБА [4], но это предложение кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой.

– Но что от этого получу я, Кэннон?

– Отвлечешься от рутины и отдохнешь от необходимости вечно тешить эго спортсменов. – Он посмеивается, потому что прав: временами это действительно надоедает. – А также получишь шанс занять более высокую нишу. Конечно, ты – часть успешного спортивного агентства, но разве тебе не хотелось бы выделиться? Стать сестрой, которую спортсмены называют по имени? А может, даже целые команды, лиги, ведь ты известна как работник, умеющий великолепно защищать права спортсменов?

Глядя на него, я поджимаю губы. После того как сильно пошатнулась моя уверенность за последние двадцать четыре часа, его слова попадают точно в цель.

Разве не в этом я нуждалась? В небольшом толчке. В деятельности, которая будет только моей? Возможно, Кэннон прав. Может, мне стоит занять определенную нишу одной, без семьи.

А еще лучше – быть представленной атлетам, которые еще незнакомы с агентством и, если повезет, сделать их нашими клиентами? Я бы солгала, сказав, что мысль об этом не заставила меня слегка кивнуть.

– А оплата? – спрашиваю я так, словно еще не решила принять предложение.

Уголок рта Кэннона приподнимается, и он протягивает мне папку.

– Здесь все, включая оплату и возможные бонусы. Уверен, тебя это устроит.

Я смотрю, как Кэннон убирает руки с папки, а затем перевожу взгляд на него.

Вспоминаю мантру, которую повторяла в аэропорту. Солнце, песок, пальмы, Джонни, а теперь еще и новая возможность.

Звучит замечательно.

Мне еще много чего следует спросить, но я этого не делаю.

Это определенно что-то новое. Изменение, которое я искала, не подозревая об этом, и вызов, в котором нуждалась.

Принять предложение, возможно, найти для «КСМ» новых клиентов и сделать свое имя более известным на рынке агентов.

Отказаться от предложения и вернуться к тому, что оставила, – к сомнениям о том, какую пользу могу принести семейному бизнесу.

Кому я что-то пытаюсь доказать? Тем агентам, что смеялись надо мной? Семье, которая, судя по их действиям, согласна с этими придурками? Или же себе, чтобы удостовериться, что я так же хороша, как раньше думала?

Кэннон прочищает горло и постукивает пальцем по папке, которую оставил лежать между нами.

– Здесь информация о вознаграждении, требованиях к работе, а также подписка о неразглашении и тому подобное. Обдумай все это вечером, а завтра в десять мы снова можем все обсудить. Тебе это подходит?

– Да, конечно, – произношу я с некоторой неуверенностью, хотя уже приняла решение.

Смена обстановки, темпа и обязанностей… возможно, это как раз то, что нужно девушке, чтобы вернуться в привычное русло.

Глава 4. Леннокс

Пока я проезжаю по Голливудским холмам, из динамиков моей арендованной машины громко и отчетливо разносится голосовое сообщение Джонни.

– Забавно, что ты не спрашиваешь, можешь ли остаться, а просто заявляешь, что на несколько недель у меня поселится гость. Это так в духе Леннокс, что даже забавно. – Его смех заполняет салон, отчего моя улыбка становится только шире. – Код от замка – один-тридцать один-три. Можешь занять спальню на третьем этаже с гидромассажной ванной, которая так понравилась тебе в прошлый раз. Будь как дома, но предупреждаю… – Он продолжает говорить, но я не могу разобрать ни слова. Должно быть, Джонни звонил мне, когда была плохая связь. – Так что тебе придется иметь с этим дело. Ты справишься. Постарайся держаться подальше от неприятностей, в которые ты так любишь попадать. Я буду дома около пяти и принесу ужин. Ты же точно хочешь эту странную китайскую еду, которую заказываешь всякий раз, как приезжаешь. На этот раз я сделаю тебе одолжение, но надеру задницу, если захочешь, чтобы я ел это все то время, пока ты гостишь.

Когда сообщение заканчивается, я смеюсь над пустыми угрозами Джонни. Он жалуется на отвратительную еду, но это традиция, а ему известно, как трепетно я отношусь к ним.

Я сворачиваю направо согласно навигатору: улица не кажется знакомой, хотя я уже проезжала по ней раньше. В этот момент звонит мой телефон.

Я весь день избегала этого разговора, так что пришло время столкнуться с последствиями.

– Алло?

– Где тебя черти носят? – тут же спрашивает Деккер.

– Я в Лос-Анджелесе.

– Где-где? – срывается она на визг.

– Лос-Анджелес. Город Ангелов. В Калифорнии.

На противоположном от тебя берегу.

– И что ты там забыла? – Ненавижу осуждение, которое слышится в голосе сестры.

– У меня была назначена встреча с Кэнноном Гарнером из ВЛПС.

– С чего тебе с ним встречаться? Я думала, мы все обсудили и решили, что это предложение плохо скажется на компании.

– Мы ничего не обсуждали, Дек, – заявляю я, обнажая еще одну ложь, которую скормила мне Чейз. – Должно быть, вы, ребята, все обсудили, а потом приняли решение. Не думаю, что мое мнение играло какое-то значение.

– Лен, это не так… Просто…

– Просто это так. Со мной не надо нянчиться. Не надо…

– Просто на пару секунд задумайся над его предложением. С чего ВЛПС просить спортивного агента заниматься их продвижением? Ты же представляешь интересы спортсменов, а не лиги. Почему из всех агентов он предложил эту должность именно тебе, а когда ты отказалась, не стал искать замену?

– После того как папа отказался, – уточняю я.

– Разве это важно? Это не отвечает на поставленный вопрос. – В трубке раздается ее разочарованный вздох. – Он выбрал тебя не просто так. Кэннон известен тем, что требует от своих работников соответствия определенному шаблону. Не стоит забывать и о том, что он известен как тот, кто неуважительно относится к женщинам, с которыми работает.

– Так получается, Кэннон предложил мне работу только потому, что я смазливая? Не из-за моих знаний? Господи, Дек, если папа попросил тебя провести со мной воспитательную беседу, у тебя плохо получается.

– Да ладно тебе. В наших кругах только и болтают о том, что он – бабник, который использует собственное положение, чтобы добиться желаемого от женщин, которых нанимает. Черт, да с момента вашего знакомства он пытается сделать так, чтобы ты начала работать с ним, даже если должность не имеет ничего общего со сферой твоих профессиональных интересов. Он явно неравнодушен к тебе.

Я чувствую себя так, словно меня ударили хлыстом. Я не знала о репутации Кэннона, но после того, что говорят обо мне самой, разве я имею право доверять слухам?

Пусть мне и нужно задуматься и прислушаться к тому, что говорит сестра, я слышу лишь то, чего она не говорит.

– Так ты даже мысли не допускаешь, что он нанимает меня, чтобы я действительно выполняла работу? Очевидно, никто в этой семье не считает, что я на что-то способна.

– Перестань строить предположения. Позабудь о злости и просто послушай, что я говорю.

– Позабыть о злости? – Мой голос становится холодным как лед, когда события, о которых она, уверена, и не знает, всплывают в памяти и раздражают еще больше.

– Леннокс, – мое имя срывается разочарованным вздохом с ее губ, – я просто забочусь о тебе. Последнее, что нам нужно, чтобы какой-то придурок полагал, что способен получить от тебя нечто большее, чем вклад в работу.

– Верно, – закатываю я глаза, но, когда делаю последний поворот и в поле зрения появляется дом Джонни, мне хочется плакать. Слава богу.

Что-то в этом парне заставляет меня чувствовать себя полноценной. И так было с первого дня, когда мы познакомились в колледже.

– Я лишь пытаюсь сказать, что за этим предложением скрывается нечто большее.

– За предложением, о котором ты ничего не знаешь.

– Мне и не надо знать. Я понимаю, что Кэннон либо пытается залезть к тебе под юбку, либо планирует тебя подставить. Например, попросить тебя сделать что-то, противоречащее профессиональной этике, чтобы после этого самому выйти сухим из воды.

– Ух ты. Как далеко увело тебя воображение.

Деккер молчит, когда я подъезжаю к элегантному современному дому. Он весь состоит из прямых линий и четких минималистичных граней. Строение контрастирует с зеленой листвой, за которой скрывается, но я-то знаю правду. С задней стороны, где нет и намека на соседей, открывается вид на раскинувшийся внизу город.

– Слушай, Дек. Я уже большая, так что сама могу решать, кто может залезть мне под юбку. Я способна о себе позаботиться. Тебе стоит хоть немного мне довериться. Я не совершу ничего глупого, что поставит под сомнение мою репутацию или репутацию агентства.

Если она только упомянет Бредли, я точно закричу. Эта интрижка стала моим проклятьем.

– Мне нужно сменить обстановку, взглянуть на ситуацию с другой стороны, а предложение ВЛПС идеально для этого подходит.

– Ты уже все решила, да? – бормочет она.

– Решила.

Деккер смеется, и я отвечаю тем же, потому что понимаю, что она не злится, а просто беспокоится. Обо мне. По крайней мере, я на это надеюсь.

– От тебя не стоило ожидать чего-то меньшего, Лен, но за это я тебя и люблю. Моя упрямая, независимая, свободная духом сестренка.

– Вот именно.

Пришло время снова почувствовать себя такой.

Спустя несколько минут я выбираюсь из машины и захожу в дом. Меня встречают деревянные акценты и нейтральные тона жилища, с покупкой которого Джонни, без сомнения, помогли родители. Хотя десять миллионов за дом на Голливудских холмах – это еще недорого.

Я провожу рукой по великолепному кухонному островку, который изготовлен из мрамора, и беру конфетку с блюдца, что стоит на нем. Джонни, судя по всему, так и остался сладкоежкой. Но я замираю, когда замечаю на противоположном конце запасы пищевых добавок и протеиновых порошков.

Что же случилось? Потому что Джонни из тех, кто совсем не соблюдает здоровый образ жизни, но все еще умудряется оставаться в форме.

Хах.

Может, поэтому он так ворчал из-за китайской еды? Потому что в ней слишком много сахара, ГМО и еще не пойми чего? Я могу съесть это, не заботясь, что поправлюсь.

Быстрый обмен веществ – настоящее благословение.

Поднявшись наверх, я открываю чемодан, и в нос мне ударяет запах застоявшегося сигаретного дыма, который напоминает о долгой неделе в Лас-Вегасе.

– Фу, – ворчу я с отвращением. Однако мне известно решение: бросить все, что только можно в стирку, а самой отправиться в бассейн, чтобы понежиться на калифорнийском солнце.

Уже в бикини, я под жужжание стиральной машины чуть ли не бегу от задней двери к бассейну, чтобы прыгнуть в него, как пушечное ядро.

Когда я выныриваю на поверхность, готовый сорваться с моих губ смех застревает в горле, потому что я замечаю стоящего на краю лужайки мужчину.

Пот блестит на его разукрашенной татуировками коже и рельефных мышцах, дерзкая ухмылка приподнимает один уголок губ, выразительные глаза полны веселья, а тело… полностью обнажено.

– Да уж, женщины делали многое, чтобы добраться до меня, но такое определенно впервые, – говорит он с британским акцентом. – Хочешь поплавать, да?

Мое сердце замирает, когда наши глаза встречаются – его бледно-зеленые и мои темно-голубые.

Я тут же узнаю его.

Кто бы не узнал?

Игрок в соккер – экстраординарная звезда, отстраненный плохиш, неукротимый феномен Раш Маккензи.

Он, обнаженный, во всей своей роскошной красе, стоит на краю бассейна, в то время как я все еще нахожусь в воде и гадаю, что, черт возьми, происходит.

Передо мной тот самый Раш Маккензи, который в прошлом месяце оказался в центре скандала в Великобритании. Мы с сестрами, бросив один взгляд на газету The Sun, обрадовались, что он не наш клиент, потому что только богу известно, каким кошмаром, какими последствиями грозило то, во что он вляпался.

Очевидно, последствия налицо. Невозмутимый и высокомерный Маккензи сбежал в Америку, чтобы отдохнуть и расслабиться, не заботясь о разрушении, что оставил после себя.

Не заботясь о товарище по команде, чей брак уничтожил.

Не заботясь о собственной команде, члены которой настолько запутались, что не знали, чью сторону принять. Из-за этого они сыграли отвратительно и едва не упустили победу в финале Лиги чемпионов.

Не заботясь о собственной карьере. Год, когда нужно обновлять контракт, не лучшее время, чтобы вытворять подобное.

Не уверена, что и собственная репутация его хоть сколько-то заботит. Пусть этот мужчина прекрасно управляет мячом на поле, в его умении доставлять неприятности нет ничего хорошего.

Так почему же я так удивлена, что он здесь, в доме Джонни? Я ведь и сама решила здесь спрятаться.

С каждой секундой, что мы смотрим друг другу в глаза, его улыбка становится шире, а обаяние только усиливается.

Я слышала о магнетизме и раньше. Даже полагала, что понимаю, как он работает. Однако и не догадывалась, что под ним подразумевается, как он ощущается… До этого момента.

Пока не встретила Раша.

За это я тут же начинаю ненавидеть этого мужчину.

Но нечто большее – гораздо большее, – чем его невероятная фигура, кривая улыбка и неоспоримая харизма, заставляет меня стоять здесь, подбирая слова, хотя обычно мне всегда есть что сказать. Каждая его частичка завораживает каждую частичку меня.

Даже несмотря на то что мне известно, какие слухи о нем ходят.

С тобой точно что-то не так, Лен.

И если подумать, я решила отказаться от мужчин.

– Не льсти себе, – говорю я, покачав головой в попытке разрушить заклятие, которое он наложил на меня. Мой взгляд опускается туда, куда не следует, – ниже, чтобы, помимо всего прочего, рассмотреть татуировки, которые украшают его тело. После этого я снова смотрю Рашу в глаза. – Было жарко. Я полагала, что в доме больше никого нет. Мне захотелось искупаться. Я имею полное право на все вышеперечисленное.

– Какое совпадение. После тренировки у меня болели мышцы. Я решил воспользоваться сауной. Я полагал, что в доме больше никого нет. Забавно вышло.

– Поэтому ты голый.

– Да. Поэтому. – Он, совершенно не смущенный собственной наготой, делает несколько шагов вперед. Да и чего ему стесняться, когда он выглядит как греческий бог в татуировках. Раш наклоняется и почесывает низ живота, привлекая мое внимание к тому месту, где соблазнительный пояс Аполлона ведет к толстому члену, упирающемуся в рельефные мышцы его бедер.

– Не хочешь что-нибудь накинуть? – предлагаю я, указывая на кресло, где, как теперь вижу, лежит полотенце. Я притворяюсь, что представшее передо мной зрелище никак на меня не влияет, но разве такое вообще возможно?

– Чего ради, дорогая? Кажется, ты наслаждаешься видом. Зачем мне лишать тебя удовольствия?

– Серьезно? – спрашиваю я с легким смешком, который никоим образом не подтверждает, что его слова – правда.

На Раша Маккензи определенно приятно смотреть. Он пробуждает мое либидо, при этом даже не пытаясь.

Но я отказываюсь доставлять ему удовольствие и снова любоваться открывшимся передо мной видом… Особенно после последнего его комментария. Так что вместо этого мы прожигаем друг друга взглядом под палящим калифорнийским солнцем.

В выражении его лица сквозит порочная похоть, в то время как в моем – изрядная доля недоверия.

И желания.

Потому что, не стану лгать, мое воображение рисует фантазию о всех тех линиях, которые я хотела бы обвести языком. Начиная от рельефных мышц пресса и ниже…

Когда я зареклась иметь дело с мужчинами, тот, из-за которого стоит нарушить обещание, вошел в мою жизнь… абсолютно голым.

Я не могу с этим справиться.

И после долгого взгляда на восхитительного Раша даже не думаю, что хочу пытаться.

Глава 5. Раш

Интересная.

Потрясающе красивая, хотя я видел ее только по плечи, она, смотрящая на меня из бассейна, вызывает неподдельный интерес.

Она не отступила, хотя большинство женщин уже начали бы хихикать и потрясывать сиськами, чтобы показать, что предлагают.

Но не она.

Не эта женщина с голубыми, точно сапфиры, глазами, которая не стесняется меня разглядывать.

– Так ты вломилась в дом, который мне не принадлежит, и завладела моим вниманием. Что планируешь делать теперь, за то короткое время, что пройдет между моим звонком в полицию и моментом, когда копы нагрянут сюда? – спрашиваю я, прекрасно зная, что за такой короткий промежуток времени можно многое успеть. Об этом свидетельствует мой прежний опыт.

Но ее сдавленный смех и приподнятые брови подсказывают, что это не обычная встреча с фанаткой. Она слишком спокойна, слишком невозмутима.

Все намеки на человека, который несколько мгновений назад беззаботно выбежал из дома, чтобы нырнуть в бассейн, исчезли, и на смену им пришла расчетливая и вызывающая любопытство женщина.

Проблема заключается в том, что я увидел ее безрассудную, беззаботную сторону и теперь, даже если и не должен, хочу отыскать ее вновь.

– Дай-ка подумать, – начинает она, направляясь к ступенькам. – Поскольку мне известен код от двери, нельзя сказать, что я вломилась. – Когда она поднимается на первую ступеньку, я вижу ее идеальную грудь под двумя треугольниками красной ткани – не слишком большую, но и не слишком маленькую. – Мы с Джонни знакомы уже восемь лет, так что мне здесь всегда рады. – Еще шаг, и вот я уже вижу узкую талию и пупок, в котором сверкает драгоценный камень. – И напоследок – я не испытываю к тебе никакого интереса, что, должно быть, станет ударом для твоего эго.

Врушка.

То, как она вздергивает подбородок и снова переводит взгляд на мой член, говорит об обратном.

Но когда незнакомка выходит из бассейна, я оказываюсь сбитым с толку ее красотой. В ней добрых пять футов и восемь дюймов [5] роста. Она подтянута, но не слишком, с округлостями, подчеркивающими каждый чертов дюйм того, что способно привлечь внимание любого. Она мягкая и податливая в том идеальном смысле, который нравится нам, мужчинам, – есть за что подержаться и в чем утонуть, при этом не страшась сломать ее.

Черт возьми.

Я делаю шаг вперед.

– Тогда нас таких двое.

– Хотя бы в этом мы согласны. – Ее губы подрагивают, потому что она также уверена в моей лжи, как и я в ее. – Я спросила бы, собираешься ли ты гостить здесь, но, думаю, ответ и так ясен.

– Я предпочел залечь на дно на некоторое время, – киваю я.

Уголки ее рта приподнимаются от смеха.

– Залечь на дно? В Лос-Анджелесе? Похоже, кто-то плохо проинформировал тебя об этом городе. Тут все либо хотят, чтобы их увидели, либо хотят кого-то увидеть. Чтобы залечь на дно, тебе лучше отправиться, например, в Монтану и резвиться там с лошадьми.

– С лошадьми меня связывает только одна вещь, – подразниваю я, в ответ на что она закатывает глаза и качает головой.

– Не думаю, что Лос-Анджелес достаточно далек от внимания, которого ты пытаешься избежать.

– Кажется, такого места просто не существует.

Она подходит, все еще оценивая меня взглядом, и в тот момент, когда я думаю, что ей хватит наглости потребовать поцелуй, который я более чем готов подарить, она тянется за лежащим рядом со мной полотенцем.

Незнакомка вскидывает бровь и смеется, смотря мне в глаза, потому что прекрасно знает, о чем я подумал.

Мне нравится эта женщина. Просто и понятно.

Мы стоим в футе друг от друга: она держит в руках полотенце, на коже все еще блестят капельки воды, а я впервые замечаю россыпь веснушек на ее щеках. Милая черта для женщины, которая олицетворяет собой слово «сексуальность».

– Леннокс Кинкейд, – представляется она, и я еще больше заинтригован, чем несколько секунд назад. Имя мне знакомо, поскольку я уже встречался с двумя ее сестрами.

Вопрос лишь в том, почему я никогда раньше не видел Леннокс?

– Раш Маккензи.

– Как я и предполагала, – говорит она, наклоняясь и проводя полотенцем по длинным ногам, демонстрируя каждую из них.

Да, я любуюсь, дорогая. Только глупец бы не стал.

– Не знала, что вы с Джонни знакомы, – замечает Леннокс.

– Джонни много кого знает.

– Верно.

– Я познакомился с ним на Суперкубке много лет назад. Я был в ложе Стэнсов, – говорю я, упоминая компанию родителей Джонни «Стэнс Спорт», – мы сразу же нашли общий язык. С тех пор мы время от времени встречаемся. Он предложил мне сбежать от воцарившегося хаоса. Я согласился.

Леннокс кривит губы и прикладывает руку ко лбу, чтобы укрыться от солнца и еще раз взглянуть на меня.

– Ты что-то недоговариваешь, приятель, – с усмешкой передразнивает она мой английский акцент.

– Мы не любим демонстрировать сразу все наши таланты.

– Получается, только чтобы произвести первое впечатление.

– Господи, – хохочу я.

Но когда она пытается пройти мимо, хватаю ее за запястье и разворачиваю к себе лицом. На этот раз я успеваю разглядеть светло-голубое кольцо вокруг ее зрачков, прежде чем оно темнеет. Уникальные глаза.

– Кажется, у тебя и так полно проблем, Маккензи. Не думаю, что стоит добавлять в их список еще и меня.

– Это предупреждение или угроза?

– Возможно, приглашение, – усмехается она. – Потому что, поверь мне, прямо сейчас я могу прибегнуть сразу к трем вариантам.

Не сказав больше ни слова, Леннокс Кинкейд заходит в дом, оставляя меня наблюдать за покачиванием ее потрясающих бедер, изгибом ее задницы и лопаток.

А я-то думал, что в США мне будет скучно.

Кажется, я только что нашел то, что поможет скоротать время.

Черт возьми, раз уж меня и так обвиняют в создании проблем, стоит получить от этого хоть какое-то удовольствие.

Глава 6. Леннокс

– И это все? Ты приехала на секретную встречу, о которой не можешь говорить? – спрашивает Джонни, глядя поверх стакана. Мы снаружи. Он растянулся на диване, и пламя костра, горящего между нами, играет в его светлых волосах.

– По сути, это не секрет. – Я задаюсь вопросом, почему не рассказываю Джонни о предложении Кэннона, ведь Финну о нем уже было известно. – Просто… все еще не точно. – Я бросаю взгляд на дом, где Раш готовит себе смузи: он измельчает зелень в блендере с такой самоотдачей, какой я не могу похвастаться.

Это объясняет наличие протеиновой пудры и пищевых добавок на столешнице.

– Да-а? – протягивает Джонни, пока я не поворачиваюсь к нему и не замечаю вскинутые брови.

– Что, да?

– Да как знак того, что тебе не стоит туда смотреть. У него и так полно проблем.

– Это ты забыл предупредить меня, что он здесь.

– Я предупредил, но винить во всем стоит плохую телефонную связь. Ты просто не расслышала.

– Тебе стоило и его предупредить. То есть кто вообще разгуливает по чужому дому голышом?

– Судя по всему, мужчина, которому плевать, что о нем подумают, – отвечает Джонни и бросает взгляд на Раша.

С чего бы ему переживать об этом? Как футболист, Раш обладает феноменальным телосложением. Его стройное, подтянутое тело – доказательство многолетнего упорного труда и самодисциплины.

Рассматривая это тело теперь, я вспоминаю, каким невероятным – совершенно обнаженным – оно выглядело в футе от меня.

– Не смей так на него смотреть, Лен. Последнее, что ему нужно, – это добавить тебя в список проблем.

– Меня? – бормочу я. – А что со мной не так?

– Ради всего святого, его обвинили в интрижке с женой товарища по команде. Учитывая, что та известная певица, слухи распространяются со скоростью лесного пожара. Кто вообще так поступает?

– Не то чтобы я поддерживала измены, но разве подобная ерунда не происходит в Голливуде чуть ли не каждый день? Почему тебя так волнует его случай, если ты не осуждаешь остальных, кто делает то же самое?

– Меня волнует все, что я слышу или вижу в Лос-Анджелесе, но Рашу сложнее, потому что все случилось, как раз когда ему нужно обновлять контракт. Весь клуб теперь решает, что с ним делать. Как, думаешь, поступит руководство? Перепродаст его, чтобы сохранить мир, или же оставит в команде, чтобы все остальные игроки опасались, не переспит ли он и с их женами?

– Ерунда. Они не станут продавать такого сильного игрока.

– Но Сет – капитан команды.

– Он вот-вот завершит карьеру. К тому же его не назовешь таким же популярным и надежным, как Раш. На первое место выступает желание выиграть еще один чемпионат.

– Не стоит забывать о том, что только подливает масла в огонь. Поговаривают, что в следующем году Раш должен быть назначен капитаном. Выходит, он увел не только жену Сета, но и его положение в команде. – Бросив взгляд на Раша, Джонни многозначительно присвистывает. – Слышал, там царит полнейший бардак. Парни спорят о том, чью сторону принять, а руководство все ищет способ, как все уладить. Хотя разбираться с личной жизнью игроков не входит в их обязанности.

– Похоже на настоящий хаос, – бормочу я, но припоминаю то, что слышала о Сете. Его считают не слишком хорошим человеком. – Так Раш приехал сюда, чтобы спрятаться, пока все не утихнет?

– Или пока какой-нибудь другой скандал не побудит всех забыть об этом.

– Хм, – протягиваю я, понимая, что мой взгляд снова прикован к Рашу.

– И после этого ты все еще сидишь здесь и пялишься на него?

– Ты просто завидуешь, что я не пялюсь на тебя, – швыряю я в него подставку для стакана. – И фу. Это было бы отвратительно, потому что для меня ты как брат, которого у меня никогда не было.

– Верно, – усмехается Джонни, но поднимает на меня глаза. – И все же, разве мой рассказ о том, что Раш натворил, не побуждает тебя перестать строить глазки?

– Я не строю ему глазки. – Я тлею. Тлею при взгляде на него, потому что даже с такого расстояния меня тянет к нему с невероятной силой. – Так он это сделал? – спрашиваю я.

– Что значит: «Так он это сделал?» – Джонни смотрит на меня так, словно я с ума сошла, раз задаю подобные вопросы. Однако перед его возвращением я покопалась в телефоне и не нашла ни одного поста или статьи, в которой Раш сказал бы что-то, кроме «никаких комментариев».

Зачем я искала? Почему пыталась как-то оправдать его действия? Почему меня это вообще волнует?

Потому что Раш Маккензи не кажется мне таким человеком. Человеком, которому глубоко плевать на урон, который нанесла его интрижка с женой товарища по команде. Мне встречалось немало плохих людей, как и измен в жизни спортсменов, чьи интересы я представляла. Пусть Раш дерзкий и высокомерный, но я не чувствую в нем… той же подлости, с которой уже не раз сталкивалась.

И если говорить начистоту, не думаю, что Джонни позволил бы ему оставаться в своем доме, если бы тоже верил слухам. Это одна из причин, почему мы так крепко дружим.

– Ну кто-нибудь поинтересовался, действительно ли он так поступил? – спрашиваю я. – То есть… да, он держится уверенно и обладает такой улыбкой, которая может очаровать любую, даже поп-звезду, но…

– Уж извини, но я ничего такого не заметил, – закатывает глаза Джонни.

– И ты завидуешь, потому что не можешь купить подобного даже на все деньги, что стопками лежат в этом доме, – подразниваю я.

– Ты та еще заноза в заднице. – Его улыбка становится шире.

– Но ты не хочешь, чтобы я менялась.

– Верно, но даже крошечная часть тебя производит фурор, – подмигивает Джонни. – Вопрос лишь в том, почему я позволил тебе остаться, когда ты так безжалостно издеваешься надо мной?

– Потому что ты меня любишь, – одариваю я старого друга самой широкой улыбкой, на какую только способна.

– Ты права, люблю. Но это как болезнь. – Он наливает еще мерло в пустой стакан. – И чтобы ответить на твой вопрос, я попытался разузнать, но Раш не хочет об этом говорить. Стоит мне только поднять эту тему, как он замолкает. Чтобы не выносить сор из избы, клуб наложил запрет на разглашение.

– Умно, но немного поздновато, учитывая, что их фото красуется на каждом таблоиде, – смеюсь я.

– Предполагаю, они поступили так, когда в команде случилась потасовка, – пожимает плечами Джонни. – Я же собираюсь отнестись с уважением к желанию Раша и оставить его в покое, раз уж весь остальной мир не в состоянии это сделать.

Я, понимая, каково это – быть обвиненной в чем-то из-за недопонимания, поджимаю губы.

– Все же я считаю, что кому-то стоит поговорить с ним начистоту.

– Как насчет того, чтобы это сделал кто-то другой, а не ты? Мне бы хотелось, чтобы между моими гостями царил мир, – приподнимает стакан Джонни. – Кстати о разговорах начистоту, не расскажешь, почему ты здесь? Мы знакомы достаточно давно, чтобы я успел понять – ты появляешься так внезапно, только когда бежишь от чего-то.

Черт. Вот почему так сложно иметь дело с человеком, который знает тебя лучше, чем ты сама.

Мы встречаемся взглядами поверх костра, и я рассказываю Джонни все, что произошло за последние двадцать четыре часа, – о конференции, Финне, моем разговоре с Чейз, а затем и с Деккер. Все.

– Ты же знаешь, что семья тебя любит, верно? – наконец спрашивает Джонни после долгого молчания, во время которого он сверлит меня задумчивым взглядом.

– Они могут любить меня так сильно, как только захотят, но от этого не становится легче. Как и не легче воспринимать, что они или другие думают обо мне.

– Эта история не так проста, да? – подталкивает Джонни.

Тихо чертыхнувшись, я слегка улыбаюсь. Как он догадался? Как так получилось, что он заставляет меня признаться в том, в чем я не хочу признаваться даже самой себе?

Мой протяжный вздох разрывает тишину, пока я думаю о двух важных клиентах, которых упустила за последние месяцы. Клиентах, которые, как я полагала, были у меня в кармане, но, видимо, я не дала им что-то, в чем они нуждались. Клиентах, о деталях взаимодействия с которыми я не рассказала ни сестрам, ни отцу, потому что это стало бы еще более печальным исходом, чем то, что они сорвались с крючка.

– Так ты взбунтовалась и прилетела сюда, чтобы взяться за работу и доказать, что ты совсем не такая.

– В общих чертах, – пожимаю я плечами. – Чтобы доказать это не только себе, но и им.

– Не думала, что тебе кажется, будто они говорят, что ты не справляешься со своей работой, но на самом деле они так не думают?

Вот почему я приехала сюда. Джонни всегда понимает меня как никто другой. Он не давит, но говорит все прямо, а в данный момент мне это и нужно.

– Слишком много совпадений, чтобы думать иначе.

– Говорит женщина, которая во всем ищет скрытый смысл, – замечает он, за что получает от меня суровый взгляд. – Я понимаю, к чему ты клонишь и почему хочешь провернуть эти тайные делишки в попытке доказать свою точку зрения. Но тебе следует знать, что многие любят тебя, потому что ты – идеальное соотношение ума и красоты. Шли к черту таких придурков, как Сандерсон, который заставляет тебя сомневаться в себе. Нам ты нравишься такой, какая ты есть.

– Проще сказать, чем сделать. Особенно, когда вместо того, чтобы вернуться домой, я сбежала к другу и теперь сомневаюсь, не оказались ли они правы, не почивала ли я на лаврах в последнее время.

– Вопрос лишь в том, почему ты на них почивала.

Я уже открываю рот, но снова закрываю его, так и не найдя, что ответить. Потому что мне скучно? Потому что я не могу усидеть на месте? Потому что в последнее время чувствовала, что за этим скрывается нечто большее, но не была уверена, что именно? Возможно, вместо того чтобы всегда оставаться частью семьи Кинкейд, мне хотелось стать более независимой… Стать собой?

Не то чтобы мне не нравится быть частью семьи. Мы безумно любим друг друга (когда не ссоримся), но я всегда отождествляла себя с ними. С бизнесом.

С королевой красоты.

С третьей дочерью из четырех.

Я откидываю голову на спинку стула и на мгновение прикрываю глаза. Как объяснить это все человеку, который ничего бы так не хотел, как стать членом такой семьи, как моя?

Джонни Стэнс – прекрасный пример того, как родители откупаются от сына, потому что слишком заняты тем, чтобы строить свою империю и наслаждаться своим богатством.

– Куда ты сбежала? – спрашивает Джонни.

– Никуда. Я здесь. Просто наслаждаюсь тем, что ты позволяешь мне быть собой.

– Ты же знаешь, что можешь оставаться здесь сколько пожелаешь.

– Спасибо, – бормочу я и поворачиваю голову так, чтобы снова взглянуть на дом. Раш, положив руки на столешницу, просматривает что-то на ноутбуке. Темно-серые спортивные штаны с логотипом футбольного клуба «Ливерпуль» низко свисают с его бедер, а рядом стоит уже наполовину выпитый зеленый смузи, который он приготовил несколько минут назад.

– И ты снова пялишься, – замечает Джонни.

– Разве можно меня винить? – смеюсь я. – Господи, только посмотри на него. Он же само совершенство.

– Если тебе по вкусу мрачные негодяи, чье место хотел бы занять любой другой футболист и в чьи трусы мечтает залезть каждая женщина.

– В общих чертах, – пожимаю я плечами и смеюсь, как будто это само собой разумеется.

– Как я уже сказал, Лен, ты ему не нужна.

– И что это, черт возьми, значит? – интересуюсь я, радостная, что мы сменили тему и снова можем придать беседе игривый тон.

– А то, что прямо сейчас он, похоже, должен найти опору… остепениться. Ты же не любишь привязываться, предпочитаешь веселиться, а веселье Раша тут же привлечет внимание прессы. Ты умеешь быть бунтаркой, а он свое отбунтовал, раз оказался здесь. Черт, да бунт – его второе имя. – Джонни загибает пальцы по мере того, как перечисляет каждый пункт. – И ты никогда не стесняешься делать то, чего делать не следует.

– Что мне следует сделать – так это заняться им, – мурлычу я, когда Раш закидывает руки за голову, отчего спортивные штаны сползают еще ниже.

– Господи, Леннокс, ты что, серьезно?

Я лишь пожимаю плечами и улыбаюсь, как кошка, которая только что слопала канарейку.

– Ты не можешь винить меня за честность.

Глава 7. Леннокс

– Что значит, это твоя уборная? – спрашиваю я и чувствую себя нелепо, смотря на Раша, который все в тех же низко сидящих на бедрах штанах опирается одной рукой о дверной проем. Он пахнет мылом, цитрусами и грехом… Неужели необходимо пахнуть настолько соблазнительно?

– Нет, я сказал, что мне нужно в уборную. А это ванная, и она моя. Я пользовался ею с того момента, как приехал. Все, что ты сложила в ящик, – указывает он свободной рукой на туалетные принадлежности, которые я только что убрала, – принадлежит мне.

Что-то в том, что он стоит здесь – может, я хочу, чтобы он заметил меня после того, как весь вечер был замкнут, – заставляет меня подшучивать над ним, спорить, делать что угодно, лишь бы ослабить сексуальное напряжение, возникшее между нами.

– И к чему ты клонишь? – мило улыбаюсь я своему отражению в зеркале и плотнее запахиваю халат.

– В этом доме полно других ванных комнат, – замечает Раш.

– Прекрасно, тогда ты без труда найдешь ту, что тебе подходит. В этой идеальное освещение, чтобы наносить макияж, – объясняю я, а после, скрестив руки на груди, поворачиваюсь к Рашу лицом. Даже сейчас я поражена его видом – линией подбородка, полнотой губ и густыми ресницами, обрамляющими кристально-зеленые глаза. Он восхитителен в самом мужественном смысле этого слова.

– Жаль, что тебе придется обойтись без этого, ведь эта ванная мне идеально подходит, – возвращает он мне точно такую же кошачью улыбку. – Я первым ее занял.

Раз уж он решил пойти таким путем…

– Попу поднял, место потерял.

– Серьезно? – смеется он и проводит ладонью по волосам, чтобы убрать их с лица. – Да ты нечто.

– Мне такое уже говорили, – смотрю я на Раша, наклонив голову. Воцарившееся молчание так и побуждает меня задать вопрос, который совсем не соответствует игривому тону нашей беседы. – Почему ты приехал сюда?

– К Джонни? – Меня не удивляет то, что он заменяет вопрос на более удобный. – Похоже, по той же причине, что и ты. Мне нужно было место, где меня не станут судить, а Джонни как раз из таких людей. А прекрасный вид и бассейн стали приятным дополнением.

Я, удивленная и впечатленная правдивостью его ответа, лишь киваю. В мыслях всплывает разговор с Джонни.

И все же, разве мой рассказ о том, что Раш натворил, не побуждает тебя перестать строить глазки?

Нет.

На самом деле в этом даже есть особая привлекательность. Желать того, от кого любой советует держаться подальше. Как и любой бунт, этот – заманчивый и волнующий.

В ожидании моего ответа Раш приподнимает брови, но, думаю, возникшего между нами напряжения и так достаточно. Я знаю, что он тоже это чувствует: его нельзя отрицать, и ни один из нас не хочет, чтобы оно рассеялось или исчезло.

Так что мы стоим в тесном пространстве, буквально в нескольких дюймах друг от друга. В моей голове вертится множество вопросов, которые я не решаюсь задать: «Как долго ты собираешься тут оставаться? Какие у тебя планы?» И навязчивее остальных тот, который я уже задавала Джонни: «Так ты это сделал?»

Раш не обязан отвечать. Черт, он едва меня знает, и все же мы стоим здесь, пока мой разум блуждает, а тело жаждет его.

Мне так и хочется протянуть руку и дотронуться до него. До его челюсти. Волос. Руки. До чего угодно, лишь бы установить контакт, что довольно странно, ведь я не из тактильных.

Но я воздерживаюсь от порыва, поскольку то немногое, что мне о нем известно, подсказывает мне отступить. Интуиция говорит мне, что этот мужчина станет разрушением – для моих чувств, моего статус-кво и моего сердца, которое не привыкло к сантиментам.

– Что мы делаем, Леннокс? – голосом не громче шепота спрашивает Раш.

Я приоткрываю губы, чтобы ответить, и вижу, как он смотрит на них прежде, чем снова взглянуть мне в глаза.

– Ведем переговоры, – бормочу я, так же как он уклоняясь от прямого ответа.

Гостевая ванная довольно большая, но, когда в нее входит Раш, возникает ощущение, будто из помещения выкачали кислород. И этот мужчина – все, чем я могу дышать.

– Вот как ты это называешь? – уточняет он, подходя еще на один шаг ближе. – Переговоры?

Как я уже сказал, Лен, ты ему не нужна.

– Да. Мы вели переговоры. И я выиграла. – Я одариваю его победоносной и слишком наигранной улыбкой. – И теперь нам нужно решить, какой ванной ты будешь пользоваться, раз уж эту заняла я.

– Не уверен, что мы друг друга поняли. Я не уступлю тебе эту уборную, – на губах Раша появляется мальчишеская улыбка, будто его забавляет то, как неправильно [6] я употребляю британские слова. Лучше бы этой улыбке, как и этому очарованию, исчезнуть. Не хватало найти что-то еще, что привлекает меня в Раше Маккензи.

– Ты уступил. Я все слышала.

– Не сказав ни слова? – смеется он.

– Ага, – киваю я. – Я умею читать мысли.

– Устраивайся поудобнее, – низко и соблазнительно усмехается он и подходит ближе, отчего у меня по спине бегут мурашки.

– Тебе стоит поработать над навыками ведения переговоров, Маккензи, – дразню я.

– Как и тебе, – отзывается Раш. Я вскрикиваю, когда его штаны оказываются на полу, и он переступает через них.

– Что ты делаешь…

– Кажется, теперь мы делим одну ванную, так что – мы встречаемся взглядом в зеркале – не стоит удивляться, что я хочу принять душ. Ты ведь сказала, что читаешь мысли.

Я смеюсь, запрокинув голову. Честно говоря, ничего другого я сделать просто не в состоянии. К тому же это менее противоречиво, чем пожирать взглядом его великолепное тело.

– Рада за тебя, – заявляю я, решительно кивая. – Валяй, принимай душ.

– И приму.

– На будущее, меня не так легко шокировать.

– Принято к сведению. Хотя я всего лишь ориентировался на то, что хочу принять душ, а ты в моей ванной. – Он едва сдерживает улыбку. – Впечатлена?

– Чтобы меня впечатлить, требуется нечто большее.

– Знаю. Судя по твоим навыкам вести переговоры, ты еще не отошла от увиденного у бассейна.

– Ой, да ладно, – закатываю я глаза, когда он включает воду и заходит в душевую кабину.

– Не волнуйся, дорогая. Я и сам еще не отошел от твоего бикини.

Я вскидываю голову, чтобы встретиться с ним взглядом сквозь запотевшее стекло, и получаю в ответ сногсшибательную улыбку.

Я могу лишь качать головой, стараясь не обращать внимания на его слова, пока выхожу из ванной, пересекаю коридор, возвращаюсь в комнату и прислоняюсь спиной к двери.

Прикрыв глаза и улыбаясь, я раз за разом мысленно проигрываю наш разговор. Раш умеет дразнить и флиртовать, и у меня проблемы, раз уж я делаю такие выводы, поговорив с ним лишь дважды.

Последние несколько дней сильно ударили по моему эго и самооценке. Разве плохо, что благодаря Рашу я чувствую себя немного лучше? Неужели это еще хуже, чем то, что я работала без остановки несколько месяцев подряд и совсем не заботилась о себе?

Под заботой о себе я подразумеваю возможность получить то, что хочу. И черт меня дери, я хочу Раша.

У меня возникло ощущение, что и Раш не из тех, кто стал бы медлить. Он берет и требует, а если ты за ним не поспеваешь, переходит к новой цели.

В этом есть особый вызов, притяжение.

Почему меня так привлекают спортсмены? Сильные руки, мощные тела, надменность человека, который знает, что хорош в своем деле, преданность профессии… Для меня они словно криптонит.

– Господи, – шепчу я и заправляю прядь волос за ухо.

Раш может стать ужасной ошибкой. Ужасной, великолепной ошибкой, способной принести невероятное удовольствие. Это стало ясно после одного дня, но все веселье в том, что я уже знаю, что совершу эту ошибку.

И совсем об этом не жалею.

Я женщина, которая получает желаемое, ничего не стыдясь и не страшась… И я хочу Раша Маккензи.

Глава 8. Раш

В животе у меня урчит так громко, что этот звук заглушает стучащую в ушах кровь.

Веди себя как обычно, Раш. Медленно осмотри продукты, полистай журналы, как будто пустой желудок не проедает внутри тебя дыру. Не думай о печенье, которым набил карманы, или о банане, что спрятал за поясом штанов и прикрыл курткой.

Я снова чувствую головокружение. Оно настолько сильное и неумолимое, что я вынужден схватиться за край стеллажа, лишь бы не потерять сознание.

Прошло уже двадцать четыре часа (думаю так, хотя точно не помню) с тех пор, как я доел остатки протеинового батончика, которым поделился со мной товарищ по команде. После этого у меня было две трехчасовые тренировки, во время которых я делал все возможное, чтобы показать высокие навыки, которые от меня ожидали.

Те самые навыки, которые, я молюсь, избавят меня от этого кошмара.

Потому что я близок, так близок к тому, чтобы выиграть единственную стипендию, каждый год предлагаемую Ливерпульской академией.

Не просто стипендию, а шанс все изменить. Благодаря этому я не только окажусь на шаг ближе к тому, чтобы играть в Премьер-лиге, но и получу жилье и деньги на еду. Немного, но куда больше того, что есть у меня сейчас.

Тогда я смог бы перестать притворяться, что одна из квартир на Крестфолл-лейн принадлежит мне. Люди видят, как я направляюсь туда, но не замечают парня в футбольной форме, что заворачивает на расположенную позади аллею. Ни у кого не вызывает подозрений заброшенный почтовый ящик, в котором иногда оставляют письма для мистера Маккензи. Никто не догадывается, что это я повесил замок на маленький сарайчик за домом. Что я нашел место, чтобы спрятаться от дождя. В сарае стоит раковина, в которой я могу умыться и постирать одежду.

Благодаря этому я способен притворяться обычным подростком в городке Кебри: ходить в школу, проводить каждую свободную минуту на поле и втайне ото всех выпивать пинту пива.

Но мне необходимо это делать. Только так мои мечты смогут осуществиться. Только так у меня появится шанс.

Либо играть в профессиональный футбол… либо ничего.

Никому не было дела до того, что Моди Маккензи умерла от рака. Еще меньше всех интересовало, что стало с ее пятнадцатилетним сыном.

– Простите, молодой человек, – я вздрагиваю, когда ко мне обращается маленькая старушка: она стоит у меня за спиной и внимательно смотрит на меня большими, как у совы, глазами. – Могу я взять это? – указывает она на пачку лапши прямо передо мной.

Это возвращает меня к реальности. К мукам голода, к мышцам, что болят после тренировки. К надежде, окрашенной отчаянием. К стремлению сохранить все в тайне. Потому что, если не выберусь отсюда, я упаду в обморок, и тогда найдут еду, которую я пытался украсть.

Тогда придет конец всему: мечтам, возможности сбежать.

Всему.

Я пришел в этот магазин не просто так. Только здесь меня еще не поймали. Только здесь кассиры не ходят за мной по пятам, чтобы удостовериться, не прикарманил ли я что-то.

– Да, – коротко киваю я. – Простите, я просто…

– Задумался о предстоящей игре? – спрашивает она и указывает на мою спортивную форму футбольного клуба «Ливерпуль». – У «Манчестер Юнайтед» нет шансов.

– Это уж точно, – бормочу я, а потом коротко улыбаюсь и поспешно выхожу из магазина, опустив голову и обхватив себя руками, чтобы защититься от вечернего холода.

Как только я отхожу достаточно далеко от здания, срываю с банана кожуру и тут же начинаю поглощать его. У меня болит и урчит в животе. Съев половину, я разрываю упаковку печенья с неистовством, которое способен понять только тот, кто по-настоящему голоден.

Тебе хочется замедлиться, оставить немного на потом, но в голове лишь желание утихомирить чувство голода. Тебе лишь хочется, чтобы он на время отступил, потому что у тебя нет шансов пережить еще одну тренировку на пустой желудок.

Как стать лучше других, когда ты голоден?

Как долго ты еще будешь способен держаться?

С бананом в одной руке и печеньем в другой я огибаю угол и сталкиваюсь с кем-то.

Мы оба вскрикиваем от удивления, но я еще и из-за того, что роняю еду на землю. Оставшийся кусок банана, сломавшись, прокатывается по грязи, а печенье выскакивает из упаковки. Я так занят оплакиванием еды, что мне требуется секунда, чтобы поднять глаза и увидеть Рори, моего товарища по команде, а рядом – его отца.

Или полицейского с устрашающим взглядом, который подошел ко мне с блестящими наручниками в руках.

– Опять? – спрашивает он, пока я чувствую подкатывающие слезы унижения. Одно дело снова попасться на воровстве, и совсем другое – сделать это прямо на глазах у Рори и его богатого отца Арчибальда Мэтисона.

– Я… эм… – заикаюсь я. – Я ничего не делал. Все на земле. Так что вам не доказать, что это я.

– В чем дело, офицер? – спрашивает мистер Мэтисон.

Рори время от времени упоминает об отце во время тренировок, но я так нервничаю, что не могу вспомнить, чем именно он занимается. Мне точно известно, что этот мужчина обладает достаточным влиянием, чтобы одним словом лишить меня шансов попасть в академию.

Всех шансов.

– Этот мальчишка, – начинает полицейский, схватив меня за руку, – известен тем, что ворует в магазинах в округе. – Повернувшись, он тянет меня за собой. – Поехали в участок. Я не могу спустить тебе это с рук, так как владелец выдвинул обвинения. Раньше он игнорировал твои проделки, но теперь хочет преподать тебе урок. – Он снова тянет меня за руку. – Пойдем. Ты же знаешь, как это делается.

– Нет! – Это слово – сдавленный крик, полный паники. – Я не могу. Идет последняя неделя отборочных. Мне нужно тренироваться. Иначе у меня не получится…

– Он не сделал ничего плохого, офицер, – раздается баритон мистера Мэтисона, из-за чего и я, и служитель закона поворачиваем в его сторону головы. – Это Рори виноват. – Он кладет руки на плечи сына и подталкивает его вперед.

Думаю, на лице Рори отражаются все те же эмоции, что и на моем, – шок, неверие и растерянность, – но я испытываю и кое-что еще: нерешительность.

Зачем мистеру Мэтисону делать подобное? Зачем предлагать сыну взять вину на себя? Зачем богачу заступаться за такого, как я?

– Сэр, – обращается полицейский, притягивающий меня к месту, где на земле все еще валяются банан и печенье, – мы оба знаем, что ваш сын подобного не совершал.

Мистер Мэтисон издает протяжный и низкий смешок.

– Зато я знаю. – Он делает шаг вперед, пока Рори в замешательстве таращится на него широко раскрытыми глазами. – Вижу, как легко их перепутать. Украсть мог любой одетый в такую же форму, такого же роста и с такими же волосами, но, уверяю вас, это сделал Рори. Вообще-то, я как раз отчитывал его. Объяснял, что любые действия несут за собой последствия, и тут, словно в подтверждение сказанного, к нам подошли вы.

Полицейский переводит взгляд с мистера Мэтисона на меня и обратно и уже не так крепко сжимает мою руку.

– Но, папа…

– Чепуха, Рори. Мы оба знаем, что Раш не обязан брать на себя вину за твои ошибки. – И он снова подталкивает сына вперед. – Давай же. Пришло время столкнуться с последствиями своих действий. Следуй за офицером.

– Но как же школьная поездка? Как же…

– Ерунда. Мы, Мэтисоны, отвечаем за свои ошибки.

Я слежу за их разговором, чувствуя себя так, словно не являюсь частью ситуации, а скорее, смотрю на нее со стороны. В происходящем нет никакого смысла, и все же, даже будучи пятнадцатилетним подростком, я осознаю, что никогда не забуду этот момент.

Отчасти потому, что ко мне проявили доброту впервые за столь долгое время, что я не до конца осознаю, как принять подобный жест. Приняв его, я буду обязан молчать и позволить Рори взять вину на себя.

А ведь если я получу стипендию, мы с Рори будем играть в одной команде.

Я снова бросаю взгляд на еду, что валяется на земле: меня одолевает внутренняя борьба, желание поднять ее и спасти то, что еще не испортилось. Офицер покорно вздыхает, отпускает меня и, подойдя к мистеру Мэтисону, тихо произносит:

– Все в порядке. Случившееся может остаться между нами. Почему бы вам просто не пойти, куда вы шли, будто ничего…

– А в чем разница, офицер? Разве оба мальчика не должны подчиняться одним законам и стандартам?

– Но, сэр…

– Вам стоит обращаться ко мне как к инспектору Мэтисону, – протягивает он руку, и у полицейского, как у меня, отвисает челюсть.

Инспектор?

Я снова смотрю на отца Рори широко открытыми глазами. Зачем он это делает?

– Продолжайте, – жестом подгоняет полицейского Мэтисон. – Я тоже подъеду в участок, чтобы уладить все формальности.

Рори, бросив на отца последний, полный мольбы и отчаяния взгляд, разворачивается и следует за полицейским. С поникшими плечами, мальчик заметно шаркает ногами.

– Что ж, мистер Раш Маккензи, – обращается ко мне инспектор Мэтисон. Я же смотрю через плечо на то место, где стоял Рори, прежде чем перевести взгляд на его представительного отца. – Ты здешний?

– Мы часто переезжали, – качаю я головой. Это не назовешь ложью, поскольку до смерти моей матери мы и правда много переезжали. Дальние родственники, у которых мы намеревались пожить, покупали нам билеты на поезд, так что мы путешествовали из одного конца Англии в другой. Просто так вышло, что за пару лет до того, как мама заболела, мы осели именно здесь. В месте, которое, как она обещала, позволит мне приблизиться к мечтам. – Но теперь я планирую остаться здесь.

– Понятно, – изучает он меня слишком пристальным взглядом. – Ты довольно талантлив на поле, сынок. Я слышал, как твое имя упоминали в нужных кругах. Как так вышло, что раньше ты никогда не играл в клубе?

Потому что предпочитаю оплачивать еду, а не клубные сборы.

– Не было возможности, – лгу я.

– Уверен, теперь у тебя такая возможность появится. Знаешь, я наблюдал за твоей игрой последние несколько недель.

– Да, сэр, – смотрю я на печенье, которое он, переступив с ноги на ногу, втаптывает в землю. Мне едва удается сдержать крик протеста.

– Ты пробуешься в команду? Твое имя, понятное дело, вызывает ажиотаж. Думаю, у тебя есть все шансы победить.

Я проглатываю нахлынувшую на меня надежду.

– Спасибо, сэр.

– Тренер – мой хороший друг. – Мэтисон хочет сказать что-то еще, но, видимо, передумывает. – Я знаком с твоими родителями? Не думаю, что они когда-нибудь приходили за тебя поболеть.

– У меня нет родителей, сэр.

– У всех есть родители, – говорит он с усмешкой.

Я натягиваю улыбку лишь из вежливости и пытаюсь сменить тему разговора.

– Мне пора возвращаться домой.

– Где ты живешь? Я могу тебя подвезти. В любую минуту хлынет дождь.

– Я лучше прогуляюсь, – отвечаю я. Мистер Мэтисон – полицейский. Он либо выкинет меня на улицу, либо сдаст органам.

– Ерунда. Позволь подбросить тебя.

– Вы и так достаточно мне помогли, сэр.

На тот раз, когда мы встречаемся взглядами, он, похоже, видит меня по-настоящему. Видит стыд. Смущение. То, что я чувствую себя недостойным во многих отношениях. Видит подержанную униформу, которую я собрал по частям в бюро потерянных вещей. Кроссовки с дыркой и со стертыми заклепками.

То, как мистер Мэтисон открывает и закрывает рот, подсказывает, что он понял гораздо больше, чем я посмел признать. Возможно, сам того не подозревая, он спас меня, когда по какой-то причине принес в жертву собственного сына.

– Ладно, – выдыхает он, кивнув. – Я оставлю тебя в покое, но все же не позволю идти домой под дождем, который вот-вот начнется. Нам же не хочется, чтобы эти талантливые ноги больше не бегали по полю из-за простуды. – Он достает из заднего кармана кошелек и, даже не взглянув на количество купюр, вкладывает их в мою ладонь. – Поймай такси.

– Сэр, я не могу… – я, ошарашенный его жестом, путаюсь в словах. – Но почему?

Когда мистер Мэтисон пристально смотрит на меня темно-карими глазами, на его суровом лице появляются морщинки. По его вздоху становится понятно, что он разочарован в Рори, и от этого мне не по себе. Мне не нужно что-либо объяснять, чтобы он понял, о чем именно я спрашиваю.

– Знаешь, каково это – иметь сына, который думает, что может творить что угодно, потому что его отец – инспектор? Уходить от ответственности, потому что остальные придерживаются какого-то негласного кодекса? Скромность – хорошее качество, Раш, и Рори не помешало бы им обзавестись. – Арчибальд Мэтисон опускает взгляд на свои оксфорды, носком которых крошит очередное печенье, а потом снова смотрит мне в глаза. – К тому же никогда не знаешь, когда и кого сам попросишь об одолжении, – отец Рори улыбается мне, хотя я не совсем понимаю, о чем он говорит. – Увидимся завтра на поле, сынок.

Сынок.

Не думаю, что какой-нибудь мужчина вообще обращался ко мне подобным образом, так что я замираю. У меня возникает ощущение, что обо мне заботятся. Но прежде чем я успеваю сморозить какую-нибудь глупость, инспектор Мэтисон, даже не оглянувшись, уходит в противоположном направлении.

Только тогда я замечаю, что он не просто оплатил мне поездку до дома, но дал мне достаточно денег, чтобы хорошо питаться несколько недель.

Я хочу окликнуть его, поблагодарить, сделать хоть что-то, но его уже и след простыл. Я стою на углу улицы и таращусь на банкноты. Инспектор Мэтисон только что неосознанно сделал мне лучший подарок, который я когда-либо получал.

Время.

Я не самый умный в мире, но даже мне понятно, где бы я оказался, если бы офицер забрал меня в участок.

В приюте. Либо у родственников, что живут на другом конце страны, далеко от мечтаний, которые я пытаюсь осуществить.

Твое имя, понятное дело, вызывает ажиотаж. Думаю, у тебя есть все шансы победить.

Я – тот, кто перестал молиться много лет назад, – теперь решаю поговорить с богом.

Господь, помоги мне получить эту стипендию. Помоги воспользоваться тем, что дал мне отец Рори. Умоляю тебя, пусть мои мечты станут явью.

Глава 9. Раш

Я на взводе.

Моя жизнь вот-вот совершит крутой поворот, и я до смерти боюсь, что после этого окажусь далеко от всего, что знал. И уже никогда не смогу вернуться.

Я громко вздыхаю, пока мой агент продолжает трещать без умолку.

– Буду с тобой честен, приятель. Я перестал что-либо понимать еще пару минут назад. Просто скажи, получал ли ты новости от руководства. – Я стою на краю заднего двора Джонни и любуюсь открывающимся передо мной видом. Стоит только заглянуть дальше неприлично дорогих домов, что ютятся друг на друге, скрывающая зелень долина из стекла и бетона меркнет перед раскинувшимся за ней городом.

Восходящее солнце у меня за спиной отражается от небоскребов вдалеке, а за ними виднеется сверкающая голубая полоска Тихого океана.

Раз уж вид настолько завораживает, почему тогда я скучаю по пасмурному небу и мрачным пабам родины? Прошло всего две недели.

Потому что тебе не хватает футбольного поля. Стадиона, что возвышается вокруг, пока ты тренируешься. Страха проиграть, а также того чувства, что ты – часть истории.

В США я чувствую себя отстраненным… словно все просачивается сквозь пальцы, а я ничего не могу с этим поделать.

Тем не менее я стараюсь проявить терпение, прислушаться к Финну, сделать именно то, о чем меня попросили.

– Ты заходил в интернет? Смотрел, что пишут в английских газетах? Я понимаю, почему ты игнорируешь пресс-агента, даже она это понимает, но тебе же лучше, чем кому-либо, известно, что потребуется время, чтобы расхлебать ту кашу, которую ты заварил, – говорит Финн. – Если ее вообще можно расхлебать.

При последнем замечании я разминаю плечи и потираю переносицу.

Неужели я облажался? Неужели разрушил все, над чем работал? Следует ли мне позабыть о верности и необходимости отплатить за услугу и превратиться в негодяя, которым меня и так считают?

Разве не иронично?

– Для такого нужно время, Раш. Не каждый день кто-то из моих клиентов устраивает переворот в своей же команде.

– Я уже говорил, что люди докопались бы до истины, если бы присмотрелись получше.

– И что, черт возьми, это значит? Я твой агент, который должен оставаться на твоей стороне, бороться за тебя, а ты бросаешься громкими фразочками.

«Тогда почему же я в Америке?» – спрашиваю я себя раз за разом.

– Мне приказали об этом не распространяться.

– Чушь собачья, и ты это знаешь. Я действую в соответствии с тем, что мне известно, – повторяет Финн, казалось бы, уже в миллионный раз. Хотя я помню, как он примчался ко мне, когда новости только появились. Как кричал, что я не способен сосредоточиться на игре и удержать свой член в штанах.

Как и все вокруг, он поверил в худшее.

– Я должен оставаться на твоей стороне и бороться за тебя. – Предполагалось, что я ничего не должен доказывать Сандерсону, что он верит в меня как в человека и как в игрока. Но все же…

– Я же здесь, разве нет? Делаю то, о чем ты попросил.

Кажется, это замечание помогает ему успокоиться. Взяв себя в руки, он прочищает горло.

– Знаю, веселого в этом мало, но залечь на дно – лучшее, что ты пока что можешь сделать.

– Ты же поддерживаешь связь с клубом? С руководством? Я в лучшей форме, приятель. На пике своей карьеры. И не могу позволить себе пропустить сезон.

– Ты будешь играть, только не за…

– Нет, мое место в команде Ливерпуля. Только там я и хочу играть, – заявляю я тоном, подсказывающим, что на любой другой вариант я не соглашусь.

– Ну тогда не стоило спать с женой товарища по команде.

Я вздыхаю и от отчаяния провожу рукой по лицу.

– Я же говорил, что не…

– Да-да, знаю. Ты этого не делал, – усмехается он, чем действует мне на нервы. Звучит как «я тебе не верю» или «я тебя слышу, но несешь ты полнейший бред». – К тому же не важно, делал или нет, значение имеет только то, что о тебе думает публика. Не сможешь переубедить ее, так и останешься грешником.

– Какой же дурдом.

– Да, и поэтому ты в Лос-Анджелесе. Мы сделаем так, чтобы ты оставался на виду, покажем, сколько пользы ты приносишь спорту, а потом усадим их за стол переговоров и посмотрим, что выйдет. Доверься мне.

– Я тебе доверяю, но на кону моя жизнь.

– Она и останется твоей, просто нужно дождаться, когда все утихнет.

– Хорошо.

– Перезвони мне, чтобы рассказать, как все прошло. Обещаю, будет не так ужасно, как ты себе представляешь. А чек…

– У меня денег больше, чем я могу потратить, Финн. Чеки мне нужны только от команды «Ливерпуля».

– Или от кого-то похожего, – снова добавляет он и замолкает, пока его слова оседают и поражают меня сильнее, чем я ожидал.

За всю карьеру я играл только в футбольном клубе «Ливерпуль». Когда мне было пятнадцать, я получил стипендию и с тех пор прокладывал себе путь по служебной лестнице, пока не стал тем, кем являюсь сегодня, – центральным нападающим «Ливерпуля», а в следующем году – капитаном команды.

Если в следующем году я вообще буду там играть.

– Я не рассматриваю возможность играть в другой команде.

– А стоило бы, – вздыхает Финн. Ненавижу, когда он так делает, потому что знаю, что за этим последует что-то еще. – Твое пребывание в Лос-Анджелесе – не совсем публичный способ показать, что ты не прячешься. Создать впечатление, что ты приехал в Америку по работе, а не чтобы игнорировать всех, пока скандал не уляжется. Пассивно-агрессивный вариант того, как сказать, что ты не боишься показать лицо и что тебе нечего стыдиться.

– Я на взводе.

– Знаю, но тренироваться ты можешь где угодно. Тебе не обязательно быть в Англии, чтобы оставаться в форме.

Но обязательно, чтобы просто жить.

Когда мы заканчиваем разговор, я чувствую себя не лучше, чем раньше. Не помогает и то, что, когда я закрываю приложение на телефоне, в приложении всплывает фотография, из-за которой я сейчас нахожусь в таком затруднительном положении.

От этого у меня еще больше портится настроение.

Я уже собираюсь вернуться в дом, когда замечаю Леннокс – женщину, которую никак не могу выбросить из головы после сцены у бассейна и в ванной. Она стоит на кухне со скомканным кухонным полотенцем в руке и смеется над чем-то, что сказал Джонни.

Какова ее история? Что их связывает? Очевидно, они близки, в противном случае она не стала бы звонить и просить остаться здесь.

Может, раньше они встречались? Неужели они нравятся друг другу, но никак не могут в этом признаться? Или же они именно те, кем и кажутся? Хорошие друзья.

Но с толку сбивает флирт, за которым я наблюдаю сейчас и который заметил, когда они сидели прошлым вечером в патио.

Я чувствую мимолетный укол ревности, потому что совершенно не важно, кто они друг другу. Я способен распознать заинтересованность, видел, как эта женщина смотрела на меня вчера.

Я ей определенно не безразличен.

Чтобы меня впечатлить, нужно нечто большее.

Я совсем не поверил этим словам.

Притяжение было взаимным. Как и потребность, которую мы готовились попробовать на вкус.

Пока смотрю, как она усаживается на столешницу и перекидывает ноги через край, слушая, что говорит Джонни, я провожу рукой по подбородку, думая об уверенности и желании, что отражались в ее глазах прошлой ночью. Вспоминаю легкий цветочный запах ее духов. Я помню, как мурашки побежали по ее рукам, когда мы находились в нескольких дюймах друг от друга.

Да, она вела себя дерзко, бросала саркастичные замечания, но вместе это создавало невероятную смесь, которая только побуждала меня прощупать почву.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не поцеловать ее.

Еще труднее было не постучать в дверь ее спальни, чтобы спросить, всегда ли она носит кружевные трусики вроде тех, которые «случайно» обронила в ванной. Если да, то… черт меня дери.

Но что-то остановило меня. И теперь, когда я наблюдаю за ней через стекло – она покачивает загорелыми ногами, светлые волосы рассыпались по спине, пухлые губы растянуты в широкой улыбке, – это «что-то» становится более очевидным.

Я хочу Леннокс.

Но, похоже, не контролирую мир вокруг. Каждое мое движение просчитано, распланировано кем-то другим, так что последствия моих действий ясны еще до того, как я успеваю что-либо предпринять.

Чтобы управлять тем, как меня воспринимает публика.

Догадывается ли хоть кто-то, как сложно такому, как я, следовать инструкциям, что раздают тренер и менеджеры, но при этом жить своей жизнью вне футбола? Эта жизнь принадлежит только мне. Осознают ли они, что каждая частичка меня хочет воспротивиться приказу?

И Леннокс… Агент, который конкурирует с моим. Плохое решение. Осложнение, которого лучше избегать.

Внезапно появившийся у меня зуд.

Черт.

Я усмехаюсь. Что там говорят о зуде? Что, если зудит, нужно почесать.

С каких это пор меня стало волновать, что правильно или как это воспримут?

Разве не из-за этого я и попал в неприятности?

Разве не из-за этого мне не стоит прикасаться к Леннокс?

Но опять же – она выглядит как женщина, с которой можно иметь секс без обязательств. Которая привыкла пересекаться с людьми, ничего от них не ожидая.

Так, может, хороший секс с великолепной женщиной придется только кстати.

Глава 10. Леннокс

– Теперь, когда документы подписаны, – говорю я, подталкивая контракт к Кэннону, который слегка ухмыляется, – вы расскажете мне детали того, на что я согласилась. Уверяю, я внимательно прочитала каждый пункт, но даже если речь идет о двух главных целях, объясняется только одна.

– Успокойся, Леннокс. Это же не тюремный приговор, – усмехается он и постукивает документами по столу, чтобы сравнять их и отложить в сторону.

Но его комментарий попадает в цель. Должностные обязанности с расплывчатым описанием он указал как юридические, не относящиеся конкретно ко мне.

И все же чем дольше Кэннон улыбается, как кот, только что съевший канарейку, тем сильнее мне кажется, что я совершила ошибку.

Я с трудом сглатываю образовавшийся в горле ком.

– Кэннон? – настаиваю я. – Детали.

– Мне нравятся уверенные в себе женщины.

Оставив без внимания как это замечание, так и то, что он подмигивает мне, я натянуто улыбаюсь.

– В моей работе это просто необходимо. В контракте указано, что я должна осчастливить игроков, переманить их. Я уже заглотила наживку, теперь ваша очередь выполнить свою часть и объяснить мне все подробнее. Только так все получится, – я завершаю свою речь сладкой, даже приторной, улыбкой.

Когда Кэннон отрывисто хмыкает, я съеживаюсь, вспомнив, что Деккер говорила о его репутации.

– Твоя работа заключается в том, чтобы делать игроков счастливыми. О первой составляющей мы уже говорили – контракты и бонусы, ориентированные на то, что они ищут. А вторая – сделать определенного игрока особенно счастливым, чтобы он покинул нынешний клуб и перешел в ВЛПС.

Еще один тревожный звонок.

– Я не совсем понимаю, – раздраженно вздыхаю я, потому что мне уже все ясно, но я притворяюсь дурочкой, чтобы вынудить его произнести это вслух. Никогда не следует строить предположений.

– Уже само это предложение говорит мне об обратном.

В ответ я вскидываю брови, а мысленно тут же возвращаюсь к той части, где Кэннон говорит о том, чтобы сделать кого-то «особенно счастливым». Возможно, после того что наговорил Финн, я чувствительна к любому намеку на то, что использую секс и собственную внешность, чтобы заполучить клиентов, но, клянусь, именно это Кэннон и имеет в виду.

– Боюсь уточнять, чего именно вы от меня ждете.

– Я хочу, чтобы ты завербовала игрока.

– Только одного? – спрашиваю я, и он кивает.

– Остановимся на этом, – Кэннон откидывается на спинку стула и мгновение изучает меня взглядом. – Я хочу, чтобы ты использовала свои навыки и умение убеждать и показала данному игроку, что переход в нашу лигу – не такая уж плохая идея.

– То есть я разыгрываю из себя представителя ВЛПС и адвоката только потому, что это уловка, созданная, лишь бы добиться конечной цели – переманить этого игрока в ВЛПС.

Улыбка Кэннона становится шире, словно он гордится, что я сумела прочитать спрятанное между строк.

– Да, – его невозмутимый ответ. Определенный.

– Выглядит довольно… хитро. Как лис, пробравшийся в курятник.

– Мне нравится думать об этом как об активности с некоторой ноткой агрессии, – пренебрежительно фыркает Кэннон. – Благодаря первой части задания ты займешь свою нишу, но этот игрок… Он станет для тебя бонусом.

– Почему бы просто не связаться с его агентом? Разве это не проще, чем платить мне за переговоры с ним?

– Я не хочу, чтобы ты вообще говорила с его агентом. Любые переговоры будут проходить между тобой и непосредственно спортсменом.

– А он знает, какую участь вы ему уготовили? – спрашиваю я.

– Нет… в этот раз.

– Так моя работа – пойти напрямик или же показать ему все великолепие лиги, чтобы он просто не захотел уходить?

Смех Кэннона разносится по комнате.

– Последнее.

– Даже так было бы проще связаться с его агентом. Обойтись без посредника, – объясняю я.

– Его агент не обладает таким влиянием, как ты, – Кэннон складывает руки перед собой и наклоняется вперед. – Я многое узнал о тебе, Леннокс. Ты способна убеждать и при необходимости проявить твердость, но при этом располагаешь к себе. Не принимаешь «нет» в качестве ответа.

Я открываю рот, но, проигнорировав похвалу, закрываю его и мысленно прорабатываю все варианты развития событий. Во многих вариантах происходящее может обернуться мне боком.

– Так вы платите мне, чтобы я, не обращая внимания на агента, переманила спортсмена из его нынешней команды?

Поступи кто-то так со мной, это вывело бы меня из себя. Но… агент все равно получит свое жалованье.

Если, конечно, он тоже не хочет увести у кого-то клиента.

– Только не начинай болтать о профессиональной этике. Вы, агенты, каждый день меняете игроков, так что не надо меня воспитывать. – Кэннон резко кивает. – Думай лучше, что получаешь деньги за то, чтобы убедить спортсмена играть здесь.

– Довольно расплывчато.

– Твои слова, не мои, – замечает Кэннон.

– Для ясности, когда вся уловка с «послом ВЛПС» будет окончена, вы предложите ему контракт? Раз уж это мне придется задабривать его, разве справедливо, что все лавры получит агент? Выходит, он представит спортсмена клиенту и получит комиссионные, хотя всю работу выполнила я. Не кажется ли вам, что это слишком…

– Тогда сделай его своим клиентом, – когда я вздрагиваю, Кэннон лишь приподнимает бровь. – Это станет идеальным решением, разве нет? И принесет тебе успех. Ты ведь согласилась на эту работу, хоть твой отец и советовал обратное.

– Ничего подобного.

– Я говорил с ним на прошлой неделе, Леннокс, – возражает Кэннон, чем только затягивает ниточки, за которые дергает еще со вчерашнего дня. – Я знаю, он был не в восторге от моего предложения. Но что в этом хорошего? Посмотри только, что ты получишь, пойдя ему наперекор и уведя этого спортсмена. Популярного атлета, которого любой агент хотел бы иметь в списке клиентов.

Поднявшись с места, я подхожу к окну, чтобы взглянуть на расположенные за ним офисы. В словах Кэннона есть доля правды. Большая доля правды.

– Ты не только получишь огромную выгоду для себя и «КСМ», но и одержишь маленькую победу в процессе.

Зачем делать сомнительные предложения, когда я уже подписала контракт?

– Что вы имеете в виду под маленькой победой?

– Агентом этого спортсмена является Финн Сандерсон, – невозмутимо отвечает Кэннон. – Вы же знакомы?

Чтоб его.

Все еще продолжает закидывать меня аргументами.

Я пытаюсь скрыть собственное удивление. В этой головоломке слишком много деталей, которые я с трудом могу соотнести, но, черт возьми, мне следовало догадаться.

– Конечно, знакомы, – прочищаю я горло. – Вообще-то, он тоже присутствовал на конференции в Вегасе, – сообщаю я, обдумывая, почему Финн шутил по поводу моего отказа от этой работы. Работы, в процессе которой я могла сблизиться с его клиентом.

Мысленно пробегаюсь по списку тех, с кем Финн работает, но перечень куда длиннее, чем у «КСМ», да и в разгар такого разговора я просто не могу сосредоточиться.

Что-то смущает меня.

– И?

– Скажем так, он не входит в список моих любимчиков.

– Отлично. Тогда, если уведешь клиента у него из-под носа, не столкнешься с муками совести.

Знает ли Кэннон о том, что случилось прошлым вечером? О том, что наговорил Финн? С чего тогда ему предполагать, что я захочу утереть Сандерсону нос?

Кэннон усмехается. Не уверена, настоящая ли это сделка или всего лишь уловка.

– С какой стороны ни посмотри, Сандерсон тот еще подлец. Мне самому приходилось иметь с ним дело, да и все, кто с ним работал, терпеть не могут его грязные приемчики.

Иронично.

Поджав губы, я смотрю на Кэннона, пока пытаюсь взвесить все «за» и «против». Одержать крупную победу для «КСМ». Реабилитировать себя в глазах семьи. Насолить Финну.

А минусы?

Стоит мне задуматься о них, как я кое-что вспоминаю.

– Вы сказали, моим бонусом станет какой-то атлет. Как именно?

– Ты получишь сто процентов обещанного, только если он подпишет с нами контракт.

– Подождите, что? – усмехаюсь я, чтобы скрыть собственный шок. Теперь он пускает в ход тяжелую артиллерию. – Я не могу контролировать чужие действия.

– Конечно же, можешь, – ухмыляется Кэннон. – Ты делаешь это каждый день.

Когда мы встречаемся взглядами, он будто бы провоцирует меня пойти на попятную. И пусть предложение кажется коварным, в нем чувствуется некий вызов. Присутствует особая привлекательность. Как я могу отказаться от возможности выиграть что-то тяжелым трудом и при этом реабилитировать себя в глазах семьи?

– Кто он? – Двух слов хватает, чтобы показать Кэннону Гарнеру, что я не собираюсь отступать.

Его улыбка становится шире.

– Раш Маккензи. Слышала о нем?

Я таращусь на Кэннона, несколько раз моргаю, пока мысленно обзываю себя последними словами.

Мне следовало догадаться раньше.

Мой мозг должен был выстроить цепочку: Раш Маккензи сейчас в США, а ВЛПС хочет, чтобы я завербовала звездного игрока. Получается, дважды два равно четыре.

Следовало сопоставить одно с другим.

Но я этого не сделала.

Я была загипнотизирована каждым действием Раша, хотя должна была мыслить как агент, а не как женщина, мечтающая о том, чтобы он ее поцеловал.

А я хотела, чтобы Раш поцеловал меня.

Глупо было бы отрицать это.

Мне даже снилось, как его сильные руки скользят по моему телу, а затем по плечам, пока не обхватывают лицо. Как его губы, такие полные и чертовски совершенные, прижимаются к моим, сначала нежно, а потом требовательно.

Прошлой ночью, лежа в постели, я признала, что хочу Раша и готова добиться желаемого.

Забавно, что судьба только что показала мне, что этому не бывать. Ни за что на свете, не после обвинений Финна.

Либо это, либо меня решили проверить на прочность.

– Так слышала или нет? – уточняет Кэннон, и чтобы вернуться к реальности, мне приходится покачать головой.