Читать онлайн Легенды зимних дней

Высоцкий Никита – Менестрель с ноготок

Замок не скрипел и поворачивался быстро и мягко. Спустя всего четыре поворота, крышка чуть приподнялась, открываясь. Я распахнул ее на полную. В сундучке лежали все мои скромные ценности. Немного денег на черный день, парадный костюм, запечатанный в полиэтиленовый пакет, пара фотографий в рамках, несколько книг, документы, и прочая, прочая, прочая. Мой взгляд остановился на том, что я искал. Зеркальце. Довольно крупное, на ручке и с узором листьев плюща по краям. Я положил его на подоконник и вернулся к сундучку. Мне оставалось найти лишь одну вещь. Я поворошил лежащие в сундучке вещи, и рука сразу же наткнулась на то, что я искал. Нож. В деревянных, красиво выделанных вручную ножнах, бритвенной остроты и с аккуратной, красивой рукояткой.

Я облокотил зеркальце на окно. Схватил поудобнее нож, и начал творить ужасные вещи. Я вспорол себе щеки от одного края губ до самой скулы и с другой стороны также. Я не чувствовал боли, лишь текущую по лицу кровь. Еще раз взглянув в зеркало, я увидел просто адскую, ужасную улыбку мертвеца. Скорого мертвеца.

Снова перехватив поудобнее нож, я вогнал его себе в сердце, прямо в сердце и провернул его. Я почувствовал, как мое тело наливается свинцовой тяжестью и одновременно чудовищным холодом. Я упал.

В последние секунды и видел перед собой лишь потолок, серый и убогий, каким он и был всегда. А потом мои глаза залила кровь, все еще текущая из распоротых щек, и я потерял связь с реальностью, что сковывала мою жизнь, с самого моего рождения…

***

Я очнулся резко, мгновенно открыв глаза и вперившись в потолок, уже ставший мне родным. Медленно, опираясь на руку, я поднялся в сидячее положение. Некоторое время я пытался хоть сколько-нибудь хорошо объяснить свое нынешнее положение. Последний час, а может даже и два просто выпали из моего сознания. Понять, как я очутился на полу, рядом с открытым сундуком, и с ножом в руке, мне было настолько сложно, что я даже почувствовал очень болезненную резь в области затылка.

Но потом, встав, и, словно индейский разведчик, осмотревшись вокруг, я обратил свой взор на тот самый плакат, что уже множество дней тревожит мою душу. С него все также таращилось на меня невидимое, но чрезмерно ощущаемое, нечто. Пробежав взглядом по до боли знакомому пейзажу и отметив отсутствие изменений, я отвернул взгляд в сторону. Но тут что-то заставило меня вернуться. Внезапно появилась какая-то безумная тяга, желание посмотреть туда. И, опять взглянув туда, присмотревшись получше, я заметил, что в одном месте, где сливались, переходя от одного цвета к другому, разноцветные пятна, там они были преимущественно синие и фиолетовые, проявлялись пятна, гораздо меньшие, по сравнению с остальными на плакате, но куда более насыщенные по цвету. Их я раньше не замечал. Или их не было.

Несколько раз протерев глаза, и столько же раз убедившись в наличии пятен, я подошел к этому месту и колупнул одну из этих багровых отметин ногтем, я также заметил, что края их были рваными, в отличие от остальных. Так вот, колупнув пятно, я удивленно даже ошарашено воззрился на кусочек бурой, явно природной, субстанции. В голове мелькнула мысль о том, что это кровь, но здравый смысл отказывался воспринимать это. Я попятился назад, все также смотря на этот кусок субстанции. Я повернулся к раковине с намерением смыть ее в раковину и в ужасе вскрикнул, взглянув в зеркало. От кончиков губ до самых скул протянулись два не глубоких, но явных, шрама, образовавших некое подобие улыбки.

От волнения и страха я упал. Руки мои метнулись к этим шрамам, в надежде на то, что это лишь причуда зрения, и не более того, но, лишь дотронувшись до лица, почувствовали эти шрамы. Я водил пальцем то по одному, то по-другому и не мог остановить столь бессмысленное действие. В безумных попытках я делал это и делал, не останавливаясь, в течении десятка минут. Но все-таки остановился и подошел к раковине, и все лишь для того, чтобы понять, что все эти десять минут я водил по своему лицу тем самым пальцем, на котором лежал кусочек субстанции, и теперь оба моих шрама окрасились в красное, превратив доселе безобидную улыбку в кровавый оскал.

На дрожащих ногах я подошел к раковине и таки плеснул себе в лицо пригоршню воды. Теперь кровь, а я уже не сомневался в том, что это именно кровь, растеклась по всему моему лицу, но вторая пригоршня воды окончательно смыла ее. Разум чуточку прояснился, голова посвежела, но теперь надо мной висело какое-то тягостное ощущение опасности, которое внезапно заставило меня повернуться к злосчастному плакату, чтобы увидеть тени, в который раз скалящиеся на меня, и на парня, чье лицо как будто бы даже ставшее еще более отчаянным, похудевшим и уставшим.

Так я и стоял, боясь того, что всего лишь на секунду оторвав взгляд, я пробужу ото сна зло, живущее там, только и ждущее того как я отвернусь.

Какое-то осознание заставило меня коснуться левой стороны груди, ровно там, где находится сердце, прямо через футболку. Но пальцы наткнулись лишь на прореху в футболке, прошли в рваную дыру, и коснулись шрама, схожего с тем, что остались на моих щеках, но несколько более округлому, и крупному. Мозг кольнуло смутное воспоминание, как именно я получил этот шрам, но было оно настолько смутным, что я так и не вспомнил как это произошло. Никто не мог пролить мне свет на эту тайну, а логически, в тот момент, я не мог до этого дойти. Ни то, как я неожиданно оказался на полу, ни нож, все еще лежащий рядом с распахнутым настежь ларем не наталкивали меня на мысль или воспоминание о произошедшем.

Лишь все большую угрозу, какую чувствуешь только лишь какими-то глубинными, дикими инстинктами, источал плакат. Мне хотелось бросить все и только лишь делать, что следить за ним, чтобы никто – и ничто, буде оно живое, мертвое или какое-либо другое, не вышло оттуда. Но потом я понял, мой взгляд никак не сможет ему помешать. Никак. Это я понял совершенно отчетливо. Сейчас, стоя здесь, посреди комнаты, моей комнаты, я чувствовал себя беззащитнее самого беззащитного и невинного ребенка. Инородное присутствие настолько сгустилось вокруг меня, что дыхание сперло, я закашлялся. Ноги не держали меня, словно на меня навалился сразу весь вес нашей атмосферы, и я сел на пол. Перед глазами повис туман, загораживающий все, но я все равно, с безумным рвением возвращал взгляд на то место где, по моей памяти, должен был висеть плакат.

Минуты, проведенные так, показались мне удручающими, ужасающими часами, но главный ужас начался потом. Если до этого, присутствие чужака лишь сгущалось, то сейчас, прямо перед моими глазами, оно обретало самость, конденсировалось и принимало очертания. Это мерзкое, пугающее зрелище завораживало, притягивало к себе взгляд также, как и богомерзкий плакат.

Сначала, глядя на это, могло показаться, что некая сила, невидимая, но могущественная, используя вместо спиц собственные когти, а вместо нитей пространство, плело запутанную паутину образов, при возникновениях которых в моей голове происходила какофония чувств и мыслей. И был поток этот столь беспрестанным и тяжелым, что разум мой, доселе трезвый и свежий, начал погружаться в тьму, в бессознательность. Сила почувствовала это. Одной из своих когтей-спиц она поддела меня за шкирку и тряхнула так, что из меня чуть душа не вылетела. Кое-как пошевелив рукой, и нашарив холодный камень пола я немного успокоился.

А действо тем временем набирало все более зловещие обороты. Вот уже перестала быть видимой паутина пространства, и на ее месте начало возникать некое существо, доселе невиданное мною, но безумно что-то напоминающее. Смотреть на него было безумно тяжело, и не только из-за все нарастающего давления на мой разум, но и из-за самой природы этого существа. Смотря на него одну секунду, я видел его, но стоило лишь мне чуть-чуть поменять направление моих глаз, как оно пропадало, приобретая смутные очертания тени.

И вот наконец существо это приобрело полную свою физическую устойчивость, и установилось в моей комнате. Возможно мне показалось, но на лице его играла радостная улыбка, даже скорее улыбка облегчения, которую ни с чем не перепутаешь. И я догадывался от чего он так счастлив.