Читать онлайн Нур. Дважды рождённый. Дважды король. Книга 1. От незнания. К неизвестности.

Глава первая.

Последний король.

Часть первая.

Весь известный мне мир.

Исчисление неизвестно.

Год неизвестен.

Я видел голубой небосвод. Я взбирался на самые высокие вершины. Поднимался на каждый пик. Я летал меж рощами и холмами, над реками и городами. Мой огненный плащ оставлял шлейф ярче хвостов комет, посетивших мой мир когда-то. Не подлетев и близко, они с завистью смотрели на него издалека и, проиграв, со стыдом убирались прочь, в бесконечную темноту.

Но каждый раз я просыпался.

Умываясь родниковой водой, что бьёт из земли прямо рядом с порогом нашего дома, я поднимаю свой взгляд ввысь в надежде увидеть кометы, звёзды, облака или хотя бы каплю дождя. Но вижу лишь непроницаемую поверхность магического купола, что закрывает наш дом и немного земли.

Я слежу за хозяйством один. Распахать землю, посадить колоски. Измолоть собранные. Накормить немногочисленный скот. Шенна любит побольше колосков, а Лура – побольше травы. Но обе они – очень умные коровы и дают много молока. Хорошо, что дождь здесь не идёт, ведь соломенная крыша нашего каменного дома давно иссохла, починить её мне не под силу, но когда я вырасту, то обязательно её исправлю! Для этого нужно срубить всего пару деревьев! Но мама запретила, она сказала, что они – наш единственный источник воздуха.

Одно из двух полей я уже засеял за прошлый месяц, аккуратно уложив семена в каждую лунку. Осталось ещё одно, дальнее. Лес граничит с ним. И каждый раз, работая на втором поле, я подбегаю к деревьям и спрашиваю, можно ли будет мне когда-нибудь забрать двух их братьев, чтобы починить крышу? Но они молчат.

Мама рассказывала, что раньше, много лет назад, до купола, до бури, когда все люди ещё были живы, некоторые из них умели говорить с деревьями и даже с камнями. Мне сложно представить каково это – увидеть других людей.

Лес кончается быстро, там растёт сто семьдесят три дерева. После – граница купола. Прежде чем уснуть, мама запретила подходить близко. Я помню её слова, но иногда, убедившись, что она накрыта тёплым одеялом, а подушка не спала на бок, я добегаю до края леса и недолго смотрю на стену купола. Она непроницаема, монолитна, за ней не видно ничего. Только тьма. Бесконечная буря из проклятого песка скребёт защитный барьер.

Поглазев на купол, я, обходя его по краю, отправляюсь к пересохшему руслу маленькой речки, что текла когда-то почти по центру всей нашей земли, подбираясь на одном из поворотов почти вплотную к дому. Там я набираю грязи и глины, чтобы впоследствии укрепить из их смеси стены амбара и скотника. Глину и грязь трудно копать руками, весь инструмент уже давно сломался, и я трачу на это много сил. Но я всегда набираю по два ведра за раз!

Закончив с делами, я всегда проверяю мою маму. Приношу ей стакан свежей воды и поправляю одеяло. Тихо прикрыв дверь в мамину спальню, я отправляюсь в папину оружейную. Там я играю с мечами и булавами, представляю себя известнейшим из рыцарей. Я очень хочу одеть его доспехи, но они мне слишком велики. Закончив играть, я никогда не забываю протереть от пыли его щит. Он большой и тяжёлый. Три зубца сверху соединяются полумесяцем каждый, вытягиваясь и сходясь в единый к противоположному краю острый конец. По центру он украшен гербом. На нём сияющий кристальный меч падает с небес и рассекает тьму.

За рукоятью щита скрыта надпись: Tuor da notru vall'um.

Я переискал все книги, перелистал все их страницы, обыскал весь дом, но не нашёл ни одной, в которой бы описывался этот язык. Мне он не знаком. Как не был мне знаком и мой отец. Он умер незадолго до моего рождения.

Я знаю только его имя. Его звали – Дункан.

Проведывая маму, я всегда провожу с ней время. Она ничего не говорит мне. Но я всегда рассказываю ей, сколько бочонков колосков я собрал, сколько высадил. А ещё я рассказываю ей, как прошёл мой день и сколько грязи с глиной я принёс, сколько стен отремонтировал. Меняя ей стакан воды на свежий, я так же приношу и хлеб. Хлеб я выпекаю сам, а магический огонь в печи самый сильный из всех огоньков под нашим куполом!

Перед тем как заснуть в последний раз, мама погладила меня по голове и поцеловала в лоб.

Я плохо помню, но, кажется, это было шестнадцать лет назад.

Пусть мне всего девять лет, но когда мама проснётся, я покажу ей какой я сильный!

Так проходят дни, года. Каждый новый год мне всё так же девять лет. Каждый новый день я выхожу из дома и умываюсь в роднике. Наполняю вёдра водой и приношу маме стакан свежей воды, забирая предыдущий, нетронутый. Когда-нибудь она расскажет мне, почему я не взрослею и не становлюсь таким же большим, как она.

Однажды, набирая воду у родника, я задумался. Эта земля… по ней когда-то ходили люди, жгли факела ночью, поджигали костры на празднества, готовя на них свою пищу. Я читал об этом. Отец любил читать, от него нам осталась обширная библиотека. В шкафах стояло двести пятьдесят девять книг. Я прочитал их все. Там были разные рассказы и истории про мир, который существовал за куполом когда-то. Про мир рыцарей и волшебников, про гигантские замки с уходящими в небеса пиками соборов, лечебниц, библиотек и школ. Стены городов всегда покрывали гобелены и знамёна с символом правителей. И если верить одной из книг, то всего таких правителей было пять.

И у пяти правителей было пять стран.

Имена правителей и названия их стран я выучил наизусть.

Гамбон. Этой страной правил властный и жестокий Лорд Морлан. Пусть она и была самой большой из всех стран, но там было мало счастливых людей и все они обязаны были платить дань и кланяться своему правителю и его свите. Армия и жестокий порядок с суровыми законами замыкались в круг океаном чудовищ с одной стороны и высочайшими горами, на которых всегда лежал снег, с другой. Сбежать из страны было почти невозможно. Если человек сбегал, то казнили всю его семью.

Гамбон располагался на самом севере нашего мира. С востока он отделялся от территории Йоноранда Остроконечным перевалом – безжизненными скалами с вечными снегами. Перейти эти скалы считалось невозможным. Дикий холод, отсутствие животных, а так же гигантские высоты и обрывы, ставили крест на любых попытках изучить пространство меж пиков этих скал, да никто и не пытался. Не находилось таких смельчаков. Однако эти горы, не смотря на свою непреодолимость, всё равно были наполнены телами людей. В основном тех, кто пытался бежать из страны. Остроконечный перевал ограждал половину всего Гамбона, начинаясь от океана чудовищ на севере и заканчиваясь вратами Ар на юге. Западная часть страны полностью упиралась в океан.

Почти всегда в Гамбоне идут либо проливные дожди, либо снегопады. Тёплая погода бывает крайне редко. Совокупность этих факторов определила вид страны. Почти вся она застроена городами. Стены тех городов, зачастую чуть ли не упираются друг в друга. Полей почти нет. Все колосковые находятся внутри городов, а выпасные за их пределами.

Столицей Гамбона считался город Лоно.

Тур-Фар, торговая страна, славящаяся своими тканями, мечами, сбруями и многими разными вещами, а так же нейтральным отношением ко всем другим странам. В их столицу – Хаш-Фатум, стекались все дороги. Находясь в центре мира, они не гнушались вести дела даже с Гамбоном. Правителя Тур-Фара никто никогда не видел. Говорят, что жил он в огромном замке в центре Хаш-Фатума в самом верхнем куполе в форме падающей капли расплавленного золота и вся его одежда тоже была сшита из чистого золота. Каждый новый правитель Тур-Фара, после смены своего предшественника, менял своё имя на Хаш, оставляя лишь второе имя с этой приставкой. Но не тот, что был последним. Отринув это правило, он отказался наследовать новое имя, оставив старое.

Тур-Фар огромная пустыня с одноимённым названием. Там не росли ни деревья, ни трава. Не текли реки. Пески пустыни перегонялись ветром каждый день, постепенно скрывая старые пути и создавая новые. Страна без дорог, куда стекались все торговые пути мира. Поэтому Тур-Фар прозвали страной потерянных дорог.

Из-за особого закона «свободной торговли», любой желающий мог открыть в Хаш-Фатуме или в любом другом городе страны, коих было совсем немного, свою лавку или мастерскую и не платить при этом ни ежемесячную дань, ни взнос за ввоз или вывоз товара. В Тур-Фар была только одна плата – ежегодная. Один раз в год каждый обязан был отдать десятую часть имеющегося на конец года состояния в казну страны, которой заведовал лично правитель.

Лилинния – озёрная и речная страна, покрытая вечной зеленью крон деревьев и сочнейшей травой. Коровы, что паслись на бескрайних лугах Лилиннии, давали самое вкусное молоко. Королеву этой страны звали – Алая Каллия. Во всех книгах, что я прочёл, единогласно говорилось, что она была самой красивой и умной из всех женщин на свете. Только в Лилиннии росли яблоневые деревья. По легенде, они продлевали жизнь, и одно яблоко стоило, как целые города! Сама же Каллия, жила уже двести лет и до сих пор была молода. Под её руководством Лилинния стала богатейшей страной. Наравне с Тур-Фар, она могла похвастаться тем, что каждый новорожденный там, с момента первого взгляда на свет, получал свой собственный дом.

Секрет яблоневых деревьев Лилиннии строго охранялся, однако был известен всем, но не до конца. Основная, доступная большинству информация, заключалась в том, что любая женщина в Лилиннии, рожая ребёнка, должна была делать это под яблоневым деревом. Многие пытались повторить этот процесс в других местах и других странах, но ни у кого не выходило. Только в Лилиннии яблоневые деревья обладали эффектом омоложения. Вторая часть секрета оставалась известна только правительнице. Страна была открыта для посещения и торговли, но жить там разрешалось только рождённым под ветвями яблоневых деревьев.

Попытки проникнуть в страну извне с целью родить там ребёнка и получить от страны имущество в виде дома и пожизненной финансовой поддержки строго каралось. Часто – смертью, реже – изгнанием. Если же всё-таки кому-то удавалось проникнуть в страну и осуществить задуманное, то такого человека быстро находили.

Как именно? Никто не знал. Но в стране регулярно пропадали люди. Многих из них находили в первые несколько дней или месяцев после проникновения, но бывали и случаи, когда человек прожил в Лилиннии всю свою жизнь и уже был стар, а его объявляли нарушителем.

Лилинния располагалась на западе мира, занимая большущий остров овальной формы. Та часть острова, что была ближе к континенту, соединялась с ним Серым Мостом, который когда-то давно построил Морлан по соглашению с Каллией. Столица Лилиннии – город Койлос, находился почти вплотную к Серому Мосту. Говорят, что он был виден из покоев королевы. Две высочайшие стены из алого кристалла, материала, добываемого только в Лилиннии, расходились в стороны от Койлоса, закрывая и защищая оставшуюся позади всю страну. Можно сказать, что Койлос был как бы входными вратами в страну.

Ла-Шэлль – наша с мамой страна. Самая маленькая из всех. Она располагалась на юге. Занимая небольшой полуостров, мы с трёх сторон были окружены океаном чудовищ. И только на севере, с небольшим проходом ближе к северо-западу, от всего мира нас отделяли горы. Самой большой была – Шепчущая гора. Это название дали из-за того, что ветер, срывающийся с её вершин, звучал в ушах проходящих мимо, как шёпот. И сводила с ума любого, кто слышал тот звук. Потерявшие разум путники, караванщики и даже животные, словно подконтрольные невидимому кукловоду безвольно уходили вглубь бесчисленного количества пещер и проходов. И пропадали навсегда. Из-за влияния Шепчущей горы, которое так же называли Проклятьем Ушедших, в страну можно было попасть только в определённое время года – весной и осенью. Летом и зимой, когда ветра усиливались, пройти мимо горы не решался никто. Из-за этого проклятия наша страна вынуждена была запасаться на зиму продовольствием, экономя на еде летом. Ибо караваны из других стран не ходили дважды в год.

Нашего короля звали Фарвенс Минеаль. Он был добрым и справедливым, его любили все жители страны. Он помогал каждому по мере своих сил. Наша страна торговала мехами диких зверей и редкой рыбой, добыча которой считалась очень опасной из-за живущих в океане чудовищ. На рынках так же можно было встретить ростки с полей, но совсем немного. Каждый запасался ими впрок.

Мы были небогатой страной.

Так повелось, что в нашей стране была лучшая алхимическая подготовка и медицинская школа, здесь готовились сильнейшие снадобья, а умами алхимиков создавались непревзойдённые алхимические формулы.

Но ещё, самое главное, в нашей стране рос единственный в мире цветок – Небесный лотос. Известно лишь то, что этот цветок принёс сын короля.

Вернувшись из своего путешествия, он потерял почти всех друзей в недрах Шепчущей горы. Входя во врата города Лэр, столицы Ла-Шэлль, он нёс имена павших друзей в своей памяти, а в руках маленький цветок. Три его лепестка сияли небесным светом и днём, и ночью. Пройдя с трауром по улицам столицы, под радостные возгласы людей, что ожидали его возвращения, так как любили так же сильно, как и своего короля, он не произнёс ни слова и не обронил ни одной слезы. Взойдя по лестнице ста десяти ступень, ведущих к замку его отца, он прошёл его насквозь, пока не вышел на большой полукруглый балкон, что подпирался скалой, на которой тот замок был построен.

Герой поднял цветок над головой и распустил руки.

Но цветок не упал, он завис в воздухе и засиял ещё ярче. День вмиг сменился на ночь, потухли все костры, факелы и огни, даже те, что были созданы силой предела. Во тьме той ночи сиял только цветок. Три его лепестка разделились и плавно упали с балкона, прямо на колосковое поле, что было за краем замка, и сияние исчезло.

То была самая тёмная ночь во всём мире. И самое известное утро, что её сменило. Тем утром, когда люди проснулись, они увидели, что колосков больше нет, а всё поле покрыто такими же цветками, что принёс герой.

Они сияли небесным ковром потерянных звёзд, покрывая поле и издавая тихую мелодию, спокойную и согревающую душу песнь. Та песнь для каждого звучала, но слышали её все по-разному.

Вырос ровно шестьсот один цветок.

Король Фарвенс, в сопровождении самых умнейших из учёных и алхимиков, пришёл первым к тому полю и сорвал один из цветков. Он положил его на свою ладонь и, спустя мгновение, тот поднялся и завис в воздухе, паря над ладонью. Бутон цветка раскрылся, три листа упали на землю.

Король был уже стар и хромал на одну ногу. Всегда и везде он носил с собой трость, опираясь на неё правой рукой.

Когда бутон раскрылся, из его цветка вылетела золотая пыльца. Опускаясь вниз, она опала на ногу короля и та исцелилась. Лучшие алхимики и лекари мира приходили к Фарвенсу на аудиенцию, принося свои снадобья в попытках излечить любимого всеми короля. Но ни одному из них этого не удавалось.

Но вот Небесный лотос сделал то, что не смогли они.

Цветков осталось шестьсот.

Фарвенс сразу понял силу небесного лотоса и приказал построить вокруг поля огромную стену и выставил личную охрану, отобранную из лучших воинов. Впоследствии, стену использовали в качестве основы для здания с гигантским стеклянным куполом над цветочным полем. Это здание превратилось в самую известную во всём мире алхимическую больницу, где цветок изучал главный алхимик Ла-Шэлль – Амри Вонн.

За много лет исследований Амри выяснил, что если сорвать цветок в ночь Великой Луны, что случается раз в десять лет, то он не излечивал человека, а убивал, но взамен, на поле вновь вырастали все сорванные ранее цветки, восполняя количество до шестисот одного. Это число преодолеть так и не вышло.

Поэтому вторым именем нашей страны было – Страна шестисот лотосов.

Продавать или вывозить из страны небесный лотос строжайше запрещалось и каралось смертью, единственным наказанием, столь строгим, среди всех законов. Любой учёный или алхимик, желающий получить в своё распоряжение цветок для изучения, обязан был не только получить личное разрешение короля, но и, предоставив план исследований, быть одобренным для такой чести верховной коллегией алхимиков, во главе которой стоял Амри Вонн.

За всю свою жизнь Амри дал только десять таких разрешений.

И лишь одно – себе.

Удачное расположение на краю света за стеной из гор и выходом к побережью, позволяло Ла-Шэлль существовать и даже понемногу процветать, но однажды…

Однажды, ещё задолго до моего рождения, Гамбон напал на Ла-Шэлль и захватил. Лорд Морлан убил четверть всего населения. Его военноначальник Долат, сжигал все деревни и убивал столько людей, сколько потребовалось, прежде чем предыдущий король, что правил страной до Фарвенса, преклонил колени. В тот момент, Морлан собрался казнить его, но в последний момент передумал и, оставив править страной Долата, оставил в живых и его, заточив в подземелье Лэр.

За время правления Долата страна обнищала, неподъёмные поборы, что взымались на содержание армии Гамбона, которая бесчинствовала и убивала за любую неверную фразу, за косой взгляд, способствовали этому и быстро свели страну в нищету.

И вот, после десяти лет под гнётом армии Гамбона, которая уже успела расслабиться и потерять бдительность, началась новая война. Фарвенс и его друг Аргус сделали это. Втайне, подпольно они подготавливали восстание. Наступил тот день, когда молодой Фарвенс начал мятеж в Лэр и Аргус поднял его знамя на центральной улице столицы – Улице Роз. Сигнал был подан, и в один день на бунт поднялись все. Пламя войны вспыхнуло одновременно по всей стране, в каждом её уголке.

Оставленную для контроля над Ла-Шэлль часть армии Гамбона удалось почти полностью уничтожить, меньшая часть сбежала и потерялась в лесах нейтральных территорий. Вместе с ними успел бежать и Долат, однако он был верен своему лорду, поэтому первым делом отправился в Гамбон, докладывать, о поражении.

Впоследствии, эту войну так и стали называть – Война Роз.

Чтобы предотвратить повторное вторжение, Фарвенс начал строительство Разделителя – огромной стены, что должна была пролегать от подножия Шепчущей горы и уходить прямо в воды океана чудовищ. Строительство затянулось, но армия Гамбона так и не напала ещё раз.

Последней, пятой страной, был Йоноранд – оплот предела. Там жили величайшие из всех магов. Учиться в их школах, изучать их книги и тайнописи, блуждать по лабиринтам библиотек, считалось мечтой любого, кто с рождения обладал достаточным уровнем предела и мог его развить.

Коллегия Йоноранда, что заседала в столице Икос, принимала всех желающих, направляя на испытания. В чём заключались испытания – никто не знал, каждый год они изменялись. Но всегда и у всех испытаний была общая черта. Они были смертельно опасны. Не каждый проходил их, многие погибали в процессе.

Однако коллегиальный экзамен можно было и не сдавать, он требовался только для того, чтобы попасть в число заместителей главы Йоноранда. Остальные же школы были бесплатны и доступны всем, кто имел способности к пределу.

Правителем Йоноранда был Посланник. Это человек с особыми способностями в пределе и с почти бесконечным его запасом. История страны сложилась таким образом, что заместитель правителя, занимающий должность главного писаря – занимался поисками посланника, если предыдущий умирал или собирался сдавать должность из-за преклонного возраста.

Во всех этих городах и странах жили люди.

Просыпаясь, они видели дневной свет.

Но сейчас… единственным источником света мне служат магические огоньки, что расставила мама, прежде чем потерять свои последние капли сил.

С каждым моим пробуждением их свет становится всё слабее.

С каждым новым днём тухнет один огонёк.

Их осталось девятьсот шестьдесят шесть.

Но пока моя мама жива – они будут гореть, они будут светить.

Купол не падёт.

И я вновь смогу летать.

Моя мама мне обещала…

Часть вторая.

Пустота страниц.

Исчисление неизвестно.

Год неизвестен.

Однажды утром я проснулся и как обычно вышел к роднику. Зевая и протирая заспанные глаза, я не всматривался вдаль. Холодная вода смыла сон и, умывшись, я посмотрел и онемел от страха. Почти все огоньки исчезли.

Только вчера их было девятьсот пятьдесят!

Поборов страх, я помчался по полям, едва различая в потускневшем и потерявшем свои цвета моём маленьком мире угасающие огоньки. Я пробежал повсюду, спотыкаясь и падая, сминая колоски по полям, раскидывая грязь и глину ногами по высохшему руслу реки, и насчитал всего пятьдесят огоньков.

Они едва светились, тускнея и набирая силу вновь, пульсируя из последних сил, они почти не защищали от тьмы.

Последний огонёк слабо сиял в глубине леса, на самом краю у стены купола. Совсем потеряв дыхание, я добежал туда и упал возле него. Он медленно парил в воздухе в нескольких шагах от купола. Отдышавшись и придя в себя, я поднялся и пошёл поближе к огоньку. Но едва сделал пару шагов, как он замерцал и исчез, открывая мне вид на стену купола, за которой я увидел два красных глаза.

Купол изолирует звук. Глаза не двигались. Они пылали так ярко, что красные всполохи поднимались вверх. Я оцепенел и не мог двигаться. Красный взгляд сковал всё тело. Это было единственное, что я когда-либо видел по ту сторону за всю свою жизнь.

Я простоял так, пока не вернулись силы, пока сознание не стряхнуло с себя оплёт страха. Первой мыслью, первыми словами, что я услышал у себя в голове, были: беги, беги и не оглядывайся назад.

И я побежал, сорвав дыхание десятки раз, я не остановился ни на миг, пока не вбежал в комнату к матери. Она спала и была очень бледна. Её губы стали пурпурными, отдавали синевой. Бокал с водой опрокинут и разбит. Сквозь сон она шептала заклинание. Я не знал его, не смог бы и повторить, ведь силы предела у меня не было. С рождения я ею не обладал. Мама шипела заклинание, её тело корчилось и извивалось, одеяло спало на пол, подушка промокла. Её голос был страшен, он искажался, переходя с шипения на вопль.

Я испугался. Я никогда не видел её такой. Не был готов увидеть.

Мне хотелось верить, что каждый новый день будет таким же, каким он был вчера.

Но этот день был совершенно иным.

Сегодня, закончив выкрикивать заклинание, моя мама проснулась.

Первый раз, за последние шестнадцать лет.

Мама: Нур, милый, ты почему такой испуганный стоишь? Что случилось?

Нур: Мама! Мама! Там огоньки! Они погасли! Они почти все погасли! Их осталось сорок девять! И там глаза, красные глаза за куполом. Они там, где лес! Где лес, они там, смотрят! Мне страшно!

Мама посмотрела на свои побледневшие руки, и, обняв меня, успокаивающим голосом сказала.

Мама: Дорогой мой, любимый Нур, время пришло. Мне пора рассказать тебе всё.

Ты самый сильный, говорила мне мама когда-то давно, но сейчас, обнимая её в первый раз за столько лет, я не сдержался и заплакал.

Нур: Мама! Я не хочу, чтобы ты умирала! Скажи мне, что ты не умрёшь! Ложись в постель, я сейчас принесу новый стакан воды!

Мама: Не надо, милый. Лучше я выйду и посмотрю на эти глаза сама, и посчитаю огоньки. Вдруг ты ошибся и насчитал меньше? Побудь пока здесь и за мной из дома не ходи.

Нур: Нет, мама, там глаза, они страшные, они тебе навредят, я пойду с тобой!

Мама: Лучше принеси мне меч и щит отца. Ты ведь следил за ними, как я тебе наказала?

Нур: Конечно следил! Сейчас принесу, только не уходи!

Мама: Беги, я подожду у двери.

Я побежал по дому в оружейную. Щит стоял по центру комнаты на небольшом постаменте и был выше меня почти на четыре головы. Мне всегда приходилось подставлять стул, чтобы дотянуться до его верхнего края и протереть.

Я подставил стул с обратной стороны щита, там, где была рукоять, и ухватился за неё. Но поднять не смог. Я не смог даже столкнуть щит с постамента, хотя держался он всего на одной маленькой стальной палочке-упоре. Как я ни старался – он не двигался и не поддавался. Промучившись со щитом, я бросил его и, спрыгнув со стула, подбежал к стойке с мечами.

В центре, среди всех мечей, булав и копий, был самый большой, кристальный обоюдоострый меч, с лунного цвета каймой по центру лезвия, гардой в форме трилистника и алым камнем на конце рукояти.

Меч был огромен, почти во весь мой рост. И настолько же тяжёл. Я уже пытался поднять его раньше, ведь мать запретила мне трогать только щит, но у меня никогда не получалось, не хватало сил. И сейчас, я упирался ногами в пол и со всей силы тянул рукоять вверх, но не мог поднять. Я тянул и тянул, кричал и плакал, пока рука не соскользнула с рукояти, а вена не прошлась по лезвию.

Кровь облила кайму и стекла к рукояти, к листьям гарды, наполняя их изгиб.

Я закричал от боли и упал на спину. Рана была такой глубокой, что кровь из вены брызнула мне на лицо. Протирая глаза, я разглядел, как одна капля упала на грань алого камня.

И камень засиял.

Оружейная наполнилась багряным светом. Отражаясь в нем, светился доспех отца. Меч парил в воздухе. Лёжа на полу, приподнявшись на локте, я смотрел на него, пока меч в одно мгновение не развернулся наконечником, что смотрел прямо на меня. И тогда я услышал мелодию, тихую, спокойную, как голос моей мамы.

Мелодия была чарующей.

Меч издавал её.

Это был его голос.

Голос меча моего отца, что повис в воздухе и был готов одним ударом пронзить мне сердце.

Но он ждал. Не нападал. Оценивал, словно живое существо.

Кровь хлестала из вены, заливая пол.

Я не выдержал и закричал: «Я Нур! Сын Дункана! Ты не смеешь напасть на меня! Ты должен подчиниться! Мама в опасности, ты нужен мне!»

Меч вздрогнул, мелодия затихла.

Перевернувшись в воздухе, он подлетел и лёг прямо мне в руку, в ту ладонь, где была рана. Я вновь услышал мелодию, но уже намного громче, ярче, понятней. Теперь это была моя мелодия, она пробиралась по руке и расходилась по телу, затягивая разорванную вену, пока кровь не прекратила вытекать.

Неподъёмный вес изменился, стал легче. И теперь я смог поднять меч моего отца.

Вот так-то! Мама! Я иду!

Я выбежал из оружейной и направился с окровавленным мечом к двери на улицу.

Дверь открыта, мамы нет.

Она пошла к глазам, она точно пошла к ним. Одна! Надо догнать её!

И я побежал. По извилистым тропам к полям, через них – к лесу. С каждым моим шагом где-то вдалеке тухли ещё оставшиеся огоньки, становилось так темно, что я бежал почти вслепую, по памяти. Все тропы я знал наизусть.

Я забегал в поля с проросшими колосками, и они закрывали мне лицо, но выбегая на край второго поля к границе леса, колоски стали меньше. Они едва касались колен.

Вдалеке, в чаще леса, парили в воздухе красные глаза. Теперь, почти в полной темноте, они светились ещё сильней, ещё злее, ещё яростнее. На их свету был силуэт матери. И я ринулся к ней с криками.

Мама! Мама! Уходи! Я поднял меч отца! Он у меня! Я тебя защищу!

Чем ближе я подбегал к матери, тем сильнее начинал сиять меч, его золотые лучи пробивались меж стволов деревьев, освещая мне путь и разбегаясь в стороны, они прогоняли тьму. Тогда я поднял меч над головой и закричал, сам не понимая как появившимся неизвестным мне голосом, неистовым, гулким и низким, как катящийся с холма огромный валун.

Tuor da notru vall'um! Tuor da notru vall'um! Tuor da notru vall'um!

Позади меня, где стоял наш с мамой дом, раздался грохот. Обернувшись, я увидел, как из крыши дома сияет небесно-голубой свет, каменная стена обрушилась. Свет направлялся в мою сторону. Стремительно, как комета, он летел мне на встречу, разрывая на своём пути холмы, раскидывая грязь и землю, срезая колоски с полей и разрубая напополам деревья. Свет приближался невероятно быстро. От испуга и неожиданности я закрылся ладонью левой руки, правая – держала меч.

Свет застелил глаза, и я почувствовал удар. Что-то вцепилось мне в руку.

Моя рука сжимала рукоять, надпись за ней сияла голубым светом вместе с поверхностью щита. И слова Tuor da notru vall'um, что скрывали свой смысл столько лет, наконец-то открылись мне.

Осыпаясь сияющей пылью, они покрывались поверх понятным мне языком.

Подвластен буду лишь защитнику.

Мама стояла совсем неподалёку, прикоснувшись рукой к куполу. Её бледный палец был направлен промеж красных глаз.

Я побежал к ней, поднимая меч над головой, ослепляя безмолвствующий взгляд деревьев и держа пред собой щит отца. Чем ближе я подбегал, тем сильнее светилась надпись. Ещё пару шагов, ещё чуть-чуть, меч уже в замахе, готов разить. Я пробежал такое расстояние так быстро, как только мог, но совсем не выдохся, сил было столько, что разогнавшись, я едва уклонялся от стволов деревьев. В последний момент я прыгнул и замахнулся, но мать подняла руку вверх и крикнула.

Мама: Остановись, сын!

Голос матери свёл на нет всю мою ярость, всю решимость. И в неуклюжем манёвре в воздухе я прервал атаку и упал на землю рядом.

Мама: Не нападай, Нур!

Нур: Отойди в сторону мама! Что-то странное происходит. Ты говорила, что мы остались одни в этом мире, и нет ни одной живой души, нет ни одного человека или существа. Нет ни камней, ни городов, ни рек!

Мама: Всё именно так, сын. Живы только мы одни. То, что смотрит этими глазами за стеной купола – не живо.

Нур: Как это может быть? Там же бушует буря чёрного песка. Если она уничтожает целые города и реки, то почему не убило эти глаза?

Мама: Я не знаю. Но купол непроницаем. Ничто не пройдёт. Если бы обладатель этих глаз мог сюда попасть, то давно бы уже сделал это.

Мать подошла ещё ближе к куполу, так близко, что её глаза смотрели почти вплотную в его стену. И тогда я заметил, что красные глаза были намного выше мамы, на несколько голов. Они никак не реагировали на её приближение, всё так же стояли на месте и пылали красным светом.

Мама: Тот, кто стоит там, он связан силами предела с этим миром. Эти силы настолько мощны, что даже чёрная буря не может разорвать эту связь. Нам надо вернуться в дом и поговорить, Нур.

Мать, всё время стояла спиной ко мне и не оборачивалась, но закончив последнюю фразу, она посмотрела на меня:

Мама: Великий предел! Нур! Как ты вырос!

Свет от сияния меча падал на всё вокруг, отражался от чёрной стены купола. Поднимаясь с колен и выпрямляя ноги, я заметил, что смотрю сверху вниз на маму и на красные глаза за стеной. Я подошёл ближе и увидел своё отражение. Отражение маленького девятилетнего мальчика, что было в нём все последние года, исчезло. Там стоял рослый мужчина, с золотыми волосами, мечом и щитом, которые не касались земли.

Одежды почти не осталось, мужчина был совсем гол. И только красный кусок, бывший некогда моей рубахой, висел на поясе и спускался до колен.

Маленькие и хилые ручки ребёнка обросли сильнейшими мышцами, плечи были так широки, что я видел их, не поворачивая головы, а в ногах пульсировала такая мощь, что казалось, будто в один прыжок я преодолею всё расстояние до самого дома.

Нур: Мама, что случилось? Почему я вырос?

Мама подошла и обняла меня, её голова едва касалась низа моей груди.

Мама: Потому что время пришло, Нур.

Какое время? К чему пришло? Я не знал, какой вопрос задать. Я не знал, что ей ответить. Меч и щит выпали из моих рук, и я обнял маму. Так, под взглядом красных глаз, мы простояли совсем немного и она, успокоившись, сказала.

Мама: Ты совсем голый, пойдём домой, возьмёшь одежду отца, теперь она будет тебе в пору. И я всё объясню.

Отпуская меня из своих объятий, она направилась в сторону дома, но обернувшись, добавила:

Мама: И подними щит и меч отца. Негоже им лежать в грязи.

Часть третья.

Двести шестидесятая книга.

Исчисление неизвестно.

Год неизвестен.

В молчании мы прошли по тропам и полям, вернулись к дому. Камни от разрушенной стены валялись по всей земле вокруг, открывая вид на внутренность и убранство дома, на разорванные в клочья двери оружейной. Доспех стоял там. Молча, недвижимо, опираясь на свои упоры, он смотрел на меня и мать.

Мама: Ну и разруха! Надо всё починить.

Нур: Я сделаю! Сейчас сбегаю за глиной и сложу обратно всю стену!

Мама: Побереги силы, Нур. Я всё сделаю сама.

Нур: Мама, ты слишком долго спала и ничего не ела. Это ты побереги силы!

Мама: Всё хорошо, Нур. Ты ведь не забыл, что твоя мама когда-то обучалась в лучших школах Йоноранда? К тому же, я уже давно перешагнула край моего предела, хуже не станет.

Мать щёлкнула пальцами. Камни разрушенной стены завибрировали и, покрывшись голубым светом, поднялись с земли. Разорванные колоски соломенной крыши последовали за ними. Вся эта смесь медленно направлялась в сторону развалин дома, складываясь обратно стык в стык, колосок к колоску, укладываясь точь в точь в те места, где они лежали когда-то.

Падая на свои места, камни и колоски теряли свечение. Стена застраивалась в обратном порядке разрушению, пока весь дом не восстановился и не стал таким, каким он был совсем недавно, и взгляд доспеха не закрылся последним из камней стены.

Мама: Ну, вот и всё готово! Пойдём домой, Нур. Сложи оружие отца туда, где они покоились столько лет.

Я проследовал за матерью внутрь дома, у кабинета мы разошлись. Я направился в оружейную, а она – в его кабинет, к стеллажам книг и письменному столу отца. Положив меч на стойку, я подошёл к колонне, где когда-то хранился щит. Теперь она была мне по пояс, и я легко установил щит на палочку-упор. Надпись на его внутренней стороне потухла и больше не сияла, а песнь меча утихла и больше не звучала.

В углу оружейной, в кривом шкафу, хранилась одежда отца. Подобрав себе простую, некогда бывшую белой, но посеревшую от времени рубаху, а так же чёрные штаны, я собрался уходить, но обернулся и посмотрел на доспех отца.

Теперь я смогу его одеть.

Мама уже ждала в кабинете. Сидя за столом отца, она перелистывала какую-то старую книгу. Измятый коричневый кожаный корешок обрамляли золотые буквы.

Мама: Как же ты на него похож.… Садись напротив, Нур.

Подняв и пододвинув одной рукой стул, что раньше служил мне подставкой для доступа к щиту и, удивившись, каким лёгким он стал, я поставил его у стола и уселся напротив матери. Теперь мне виден был текст на корешке книги – Вердикт Предела.

Нур: Мама, я не видел этой книги у нас дома раньше.

Мама: Ты бы не смог её найти. Она была скрыта от твоего взгляда пределом.

Нур: Но почему?

Мама: Потому что в ней будет рассказано, о твоём отце.

Моё сердце заколотилось, в висках пульсировала кровь. Руки тряслись, тело бросало в дрожь. Отце? Отце! Человеке, о котором я не знал ничего, но так хотел, так жаждал узнать хоть что-нибудь кроме имени. И мама скрывала от меня её. Столько лет. Но зачем?!

Мама: Успокойся Нур, всё хорошо. У тебя много вопросов. Я понимаю. И я дам тебе ответы на все. Но постепенно, чтобы ты понял всё правильно, узнал, почему всё так, как есть. Почему существует купол, откуда взялась чёрная буря. И кто на самом деле твой отец.

Нур: Рассказывай, мама! Я хочу знать!

Мама: Что-то совсем в горле пересохло. У нас осталось дома вино? А хлеб есть?

Нур: Конечно, есть хлеб, я только вчера его испёк! Он ещё совсем свежий. А вино в бочках из подвала я не трогал ни разу, ты же сама мне запретила. Помнишь? Ты ещё сказала: «Нур, вино тебе пить ещё рано. Оно для тех, кто познал вкус мира и его испытаний»

Мама: Точно, точно. Помню. И ты ни разу не вскрыл, ни одной бочки?

Нур: Ни разу!

Мама: Ох и забродило же оно, наверное! Неси сюда целую бочку и гору хлеба!

Нур: Есть ещё взбитое молоко и сыр.

Мама: Ты умеешь готовить сыр?

Нур: Да! Я научился, прочитав одну из книг.

Мама: Какой ты у меня умница. Неси всё.

Я вскочил со стула и побежал к двери, на выход из кабинета, но остановился.

Нур: Мама, но как же я принесу целую бочку? Она же очень тяжёлая.

Мать засмеялась. Впервые я слышал её смех.

Мама: Глупышка мой, ты теперь такой сильный и большой, что ни одна бочка тебе не будет тяжёлой.

Я посмотрел на свои большие и могучие руки, в них пульсировала сила, мощь. Сжимая и разжимая кулаки, я смотрел на вены. В них бурлила кровь, пролетая по сплетениям тоннелей, что скрывались и появлялись вновь на изгибах, она давала понять – теперь любой вес мне под силу.

Нур: Сейчас всё принесу!

Спустившись в подвал и осмотрев бочки, что стояли вдоль дальней стены, я ухватился за одну и поднял вверх с такой лёгкостью, что не рассчитал и ударил её об потолок. Треснув, она развалилась на куски, и вино облило меня с ног до головы, окрасив серую рубаху в алый оттенок.

Нур: Ай! Чтоб тебя! Я весь мокрый.

Сверху раздался крик матери:

Мама: Что у тебя там случилось?!

Нур: Ничего, ничего! Всё хорошо, мама! Сейчас я принесу другую бочку!

Мама: Как это другую?! А что с первой?

Вот зараза, спалился!

Нур: Первая, теперь, протекает…!

Поднимая вторую бочку из оставшихся четырёх, я заметил, что вино попало не только на меня, но и на стену, у которой они стояли. Стекая по стыкам камней, оно сливалось к полу и утекало по щелям куда-то под кладку. Это показалось странным, но я решил, что дом старый, камни лежат неплотно, поэтому не придал этому большого значения. Куда больше меня беспокоило теперь то, как объяснить матери, почему я весь с головы до ног облит вином.

Без труда я принёс к двери в кабинет новую бочку, одной рукой захватив по пути корзину с хлебом, сыром и взбитым молоком. Но медлил, и не входил, стоя у края двери.

Мама: Ты почему остановился там, Нур?

Нур: Тут такое дело, мам. Я немного испачкал одежду отца.

Мама: Ничего страшного, постираем в речке.

Нур: Речки уже давно нет, только родник.

Мама: Ну что ты со мной из-за стены разговариваешь? Заходи уже.

Нур: Ладно.

Как только я зашёл, как только мой силуэт показался в дверном проёме, мама сразу же выронила книгу. Отпрыгнув от стола, она уткнулась спиной в угол кабинета. На её глазах проявился ужас и страх, неведомый мне ранее, такой сильный и глубокий страх, какого не было у неё даже при потухших огоньках. Даже смотря вплотную на красные глаза, она не была так испугана.

Нур: Мама, что с тобой?!

Мама дышала прерывисто, надрывно, едва глотая воздух, но после моих слов она быстро пришла в себя:

Мама: Ничего, всё хорошо. Просто… Просто твой вид напомнил мне, о давно забытых воспоминаниях. Открой бочку и налей вина. Теперь оно нужно мне ещё больше.

Я поставил бочку сбоку стола, подцепил крышку и зачерпнул бокал, подав его маме:

Мама: И себе можешь налить, Нур.

Нур: Но ты же запретила…

Мама: Да ладно, уже…

Мама замолчала, словно проглатывая плохие воспоминания, но продолжила:

Мама: Уже давно нет того мира с его испытаниями, чтобы тебе их познать. Тем более вино – это любимый напиток твоего отца, именно поэтому у нас всегда хранилось несколько бочек с ним, в подвале. Нехорошо будет, если сын не узнает вкус любимого напитка своего отца.

Сбегав за ещё одним бокалом и зачерпнув его наполовину, я уселся рядом и взял его в руку, намереваясь сделать глоток, но мать меня остановила:

Мама: Подожди, Нур.

Нур: Почему?

Мама: У нас с твоим отцом была традиция. Она вообще у всех людей была, но наша совсем немного отличалась. Когда вечерами мы пили вино в нашем маленьком домике, то мы всегда стукались бокалами и произносили одно и то же обещание.

Нур: Какое?

Мама: Подними свой бокал над столом.

Нур: Вот так?

Мама: Да.

Нур: И что надо сказать?

Мама: Повтори за мной и ударь бокалом об бокал «Мы всё преодолеем».

Я стукнул своим бокалом об бокал матери и повторил «Мы всё преодолеем, мама».

Сделав один небольшой глоток, я почувствовал вкус того напитка, что стоял в нашем подвале уже десятки лет. Красная жидкость очень напоминала цвет крови в моих венах, а вкус был похож на прокисшее молоко, когда я заигрывался с грязью на русле реки и забывал его взбить в сыр, только с примесью кисловато-сладкого вкуса ягод. Их вкус я представлял только из книг. Под нашим куполом ягод не росло.

Мама: Теперь давай я расскажу тебе, почему Вердикт Предела был скрыт от тебя. Усаживайся поудобнее, это будет длинный рассказ.

Бокалы были пусты, но наполнялись вновь каждый раз.

Хлеб отломан наполовину, а сыр съеден весь. Его было мало, а готовить сложно.

Мама: Как ты знаешь, в нашем мире каждый из десяти месяцев имеет название, а все они образуют один год. Года длятся, стекаются в десятилетия и даже столетия, формируя – Исчисление. Свои названия исчисления получили не просто так, они определялись самым важным событием когда-то случившимся. Все страны кроме Гамбона, раз в десять лет собирались на великом совете четырёх в столице Лилиннии, чтобы подвести итоги, поделиться новыми открытиями и распланировать следующие десять лет. Этот совет считался самым важным событием для всех стран. На нём не только планировали или вели переговоры. На великий совет вместе с правителями четырёх стран прибывали и лучшие из умов. Вся коллегия Йоноранда во главе с посланником везла в своих караванах самые последние из созданных артефактов. Колонна Тур-Фара всегда растягивалась на огромные расстояния, настолько велика она была. Лучшие кузнецы, кожевники и конструктора вели свои повозки, чтобы представить великому совету свои разработки. Сама Лилинния, по своему обыкновению, ничего не показывала и не рассказывала, углубляясь лишь в политику и торговлю, а так же предоставляя хрустальный зал для самих переговоров и хрустальный город для проживания прибывших. Ла-Шэлль, во главе с королём Фарвенсом в сопровождении Амри, обычно показывали наработки в алхимических формулах и зельеварении.

Заседания редко длились меньше пяти дней.

Помимо вышеописанного, на закрытии великого совета обсуждались и самые тревожные события, произошедшие в каждой из стран. Голосованием выбиралось самое грустное и печальное, то, которое несёт в себе опыт, что необходимо увековечить в истории.

На основании этого события начинали вести числовой отчёт, называемый Исчислением. Если же за десятилетие перед советом не случилось ничего, то отчёт исчисления продолжали.

Так складывается наш календарь, наша история.

И мы начнём с года жаркого лета, распустившихся цветов и зрелых ягод, с года, что был полон колосков на полях и смеси запахов свежеиспечённого хлеба и яркого солнца.

Итак, шёл двадцать шестой год исчисления Падения Башни, что сменило продлившееся больше семидесяти лет исчисление Памяти Слёз…

Глава вторая.

Век посланников.

Часть первая.

Пеший ход короля.

Исчисление Падения Башни.

Год двадцать шестой.

Мама: Итак, Нур. Эта книга был скрыта от тебя пределом, потому что это не просто книга. Не просто листы бумаги, что сшиты в переплёт. Это самый сильный и могущественный артефакт в мире. Единственный в своём роде. Вердикт не содержит в себе ни строки текста, его страницы пусты. Они наполнятся в зависимости от того, кто держит книгу в руках. Для каждого текст будет свой. Но чем ближе по родству, чем важнее тот человек, который держит Вердикт, обладателю, тем более обширным будет полученный рассказ. Но главным правилом использования Вердикта является требование прикосновения к человеку, о котором ты хочешь узнать. Хотя бы раз в жизни. Эта книга принадлежала человеку по имени Аурн – судье Йоноранда. Так как ты родился уже после смерти своего отца, то первой читать буду я.

Нур: Я не могу не удержаться от вопросов! Я перечитал все книги в библиотеке отца, но там почти нет упоминаний, о нём, о его жизни, о том, как он принёс цветок и при каких обстоятельствах добыл его. Почему?!

Мама: Потому что твой отец, хоть и был известнейшим из героев, что изменил этот мир, но он сторонился славы. Именно поэтому мы жили в этом маленьком домике с соломенной крышей. Ладно, я приступаю к рассказу, страницы уже покрываются текстом. Постарайся меня не перебивать.

Нур: Хорошо, мама.

Мама: Некогда, как ты наверняка уже множество раз прочёл, жил король Фарвенс.

И однажды он направлялся в Лилиннию, на внеплановый созыв совета четырёх.

Путь от столицы Ла-Шэлль – города Лэр, скоромного в своих размерах, по сравнению со столицами других стран, проходил без особых проблем и перепинок. В такой маленькой стране, под правлением любимого всеми короля, был полнейший порядок, разбойников было немного, но они всё же были. Пытаясь решить эту проблему, Фарвенс строил стену – Разделитель. То была не просто стена, это весьма внушительное сооружение высотой в несколько домов, с бойницами, баллистами и арбалетными полками. Она должна была пролегать от основания Шепчущей горы и до самого побережья океана чудовищ. Но на данный момент строительство было где-то на середине. По пути в Лилиннию, Фарвенс собирался заодно проверить, как идёт строительство стены, которая должна была закрыть единственный проход в Ла-Шэлль и обеспечить безопасность внутри страны.

За весь путь через поля Ла-Шэлль было всего одно столкновение.

Обычно, караван короля, состоящий из десяти повозок, полсотни охранников на конях и Кината, что ехал с королём рядом на своём любимом коне – Фирласе, тщательно планировал свой маршрут и старался не передвигаться меж лесов и полей ночью. Но на пятый день похода у одной из повозок сломалось колесо, то ли налетев на камень, то ли от старости или неумехи мастера, что его делал, и караван встал на ремонт, который продлился достаточно долго. Вследствие чего образовалась задержка, и караван продолжил свой путь уже поздно вечером, к следующей стоянке у небольшого поселения Висящий Вал, в простонародье называющийся Вис-Вал.

Понимая, что караван задерживается, Кинат, направил вперёд гонца, предварительно наложив на него предел лёгких ног, оповестить главу поселения, чтобы тот выслал навстречу дополнительную охрану. Маленькое поселение в глубине лесов Ла-Шэлль не обладало большими богатствами, и не могло себе позволить содержать конную стражу.

Гонец прибыл в Вис-Вал ближе к полуночи, нашёл главу и объяснил ситуацию. Тот, в свою очередь, незамедлительно направил лучших из своих воинов навстречу королю. Продвигались они медленно, а караван, в тот момент уже закончив починку колеса, двинулся вперёд. Так два отряда шли навстречу друг другу сквозь густой лес, теряющий к ночи своё очарование и безопасность, что были при свете дня. Густые кроны закрывали слабый свет луны. Кинат наложил предел света, не только окружив караван огоньками, что ты уже мог видеть под нашим куполом, но и послав несколько вперёд, навстречу страже Вис-Вала.

Огоньки летали меж деревьев и вокруг повозок, залетали между колёс, поднимались к кронам деревьев, освещая путь и местность вокруг.

Пока на караван не напали разбойники.

Они прекрасно понимали, что это за караван и кто в нём.

Они так же знали, что в дополнении к полусотне стражников, караван сопровождает и посланник – Кинат. Но за последние несколько недель у бандитов совсем не было добычи, они голодали и за неимением лучшего всё же решили напасть.

Битва, конечно же, была ими проиграна.

Караван продолжил путь и объединился с опоздавшими стражниками Вис-Вала. Строительство разделителя было проверено, а после Фарвенс направился дальше, в Лилиннию, на совет четырёх.

Спустя примерно десять дней пути, когда Фарвенс со свитой покинул территории своего королевства и уже преодолел половину маршрута по нейтральным землям, он приказал каравану остановиться на ночлег. Не совсем хорошее решение – разбивать лагерь в гуще лесов нейтральных территорий, но иного выбора не было. Слишком устали лошади, да и сами люди.

Но ни Фарвенс, ни Кинат уснуть не могли.

Первый – беспокоился за свою страну, второй – за весь мир.

Той ночью у палатки короля был разведён костёр. Напротив друг друга сидели Фарвенс и Кинат. Большинство людей из каравана уже спали, а дозор выставлен по периметру на таком расстоянии, что услышать их диалог никто не мог.

Но мы сможем.

Фарвенс: Думаешь, они поверят нам? Воспримут всерьёз?

Кинат: Должны. Иных вариантов нет.

Фарвенс: Ты уверен в том, что сказано в твоих книгах?

Кинат: К сожалению.

Фарвенс: Но ты ведь сам был в пустыне и ничего не видел. Откуда у тебя такая уверенность?

Кинат: Мальон не стал бы лгать.

Фарвенс: Это очень опасная затея, Кинат. У нас всего один шанс. Я доверяю тебе всецело и только поэтому поддержу, поставив на кон всю мою репутацию. Ты ведь понимаешь, что после твоего выступления пути назад уже не будет?

Кинат: Если я не смогу убедить их, то пути назад не будет ни у кого.

Фарвенс: Плохо дело.

Кинат: Что именно?

Фарвенс: Да вообще всё, мой друг. Всё. Я получаю доклады от разведчиков по Гамбону. Они противоречивы. Кому из них верить? Я лично отбирал каждого, знаю их семьи. Это люди чести и достоинства. Но все говорят, что всё спокойно. Я не могу доверять никому из них теперь.

Кинат: Что ты предлагаешь?

Фарвенс: Ты должен отправиться в Гамбон. Выяснить всё самостоятельно. Ты единственный, кому я поверю сейчас.

Кинат: Я боюсь, что на это у нас совсем нет времени.

Фарвенс: А на твоё выступление на совете есть?

Кинат: Выступление на совете единственное, на что его стоит потратить. Без объединения четырёх стран мы не выстоим. Никто не выстоит. Проиграют все.

Фарвенс: Мне нужна ещё пара лет, чтобы достроить Разделитель.

Кинат: Ты не успеешь. Да он и не поможет.

Фарвенс: Это стена с сотней башен и лучшими баллистами на каждой! А толщина её в десять шагов! Вдоль всей стены будут построены двадцать пять казарм со стражей. Лучники, арбалетчики, копьеносцы! Это будет армия равная по количеству всем стражникам Лэр!

Кинат: Да будь твоя стена хоть в сотню шагов, а людей на ней – вся страна.

Фарвенс: Нууу, поговори мне тут! Я понимаю – ты маг предела, посланник, но без обиняков, в обороне ты не разбираешься от слова «совсем».

Кинат: Я разбираюсь в другом.

Фарвенс: В чём же?

Кинат: В мире.

Фарвенс: Упёртый, как всегда. Тебя не переубедить.

Кинат: Нет…

Фарвенс: Что планируешь сказать на совете? Не имея на руках ни доказательств, ни даже свидетелей. Ни положения…

Кинат: Положение здесь и не нужно. Я найду, что сказать. Не собираюсь даже планировать свою речь заранее, это бессмысленно. Предел подскажет мне.

Фарвенс: Предел подскажет, предел подскажет… Всегда говоришь так! Что же твой предел не подскажет, как отразить атаку Гамбона!?

Кинат: Я сомневаюсь, что это будет Гамбон.

Фарвенс: Ты меня запутал.

Кинат: Я имею ввиду, что это будут уже не люди. Во всяком случае, не те, кого мы себе представляем под этим словом.

Фарвенс: Думаешь, он использует пустыню?

Кинат: Я уверен. Но не знаю как именно.

Фарвенс: Тур-Фар должен быть первым. Кто согласится.

Кинат: Ты не прав. Однажды я встречался с Луссом. Он ни за что не покинет свои горы золота. Он правитель самой богатой страны в мире окружённой пустыней, пройти по которой без потерь не сможет ни одна армия.

Фарвенс: Только вот это будет не армия!

Кинат: Понимаю, но не понимает Лусса. Я попытаюсь найти слова, чтобы убедить его. Ведь Тур-Фар падёт первым, это однозначно. И случится это в один миг.

Фарвенс: Опиши мне всю последовательность.

Кинат: Предполагаю, что сначала они выйдут из Ар и охватят весь север нейтральных территорий. Подчинят всех. Несогласных убьют. Следом они выйдут на Тур-Фар. Есть ещё вариант, что на нейтральных территориях они разделятся. Ведь у Тур-Фар нет большой армии, да её нет вообще как таковой. Поэтому не понадобится больших сил, чтобы захватить эту страну. Хватит вообще одного человека…

Фарвенс: Его?

Кинат: Да. Он сможет.

Фарвенс: Дерьмовый расклад. А куда пойдёт вторая половина, если будет деление?

Кинат: На Лилиннию. Она ближе всех и там яблоки. Не знаю даже, нужны ли им вообще эти яблоки. Думаю, что нет, но не стоит их убирать со счетов.

Фарвенс: А дальше мы…

Кинат: Да. У тебя будет какое-то время, пока они продвигаются по нейтральным территориям. Но учти, что к тому времени их численность возрастёт в разы.

Фарвенс: Перед нашим уходом из Лэр я уже отдал приказ направить всех кого можно на строительство Разделителя. Надеюсь, что мы успеем. Даже если он будет готов хотя бы на половину, то сдержать их будет проще на узком проходе между стеной и океаном. Мы выстоим. Амри близок к созданию зелья.

Кинат: Не надейся на Амри, он умён, но цветок ему неподвластен.

Фарвенс: Оставим Амри с его колбами и ретортами. Как думаешь, куда он двинется после Тур-Фар?

Кинат: В Йоноранд.

Фарвенс: Вот так вот сразу? Не добьёт нас? Не объединит армию?

Кинат: После Тур-Фар ему не нужна будет та армия, появится новая. Он маг, однозначно. В Йоноранде только одно место, куда он может направиться.

Фарвенс: Ваша Амфура.

Кинат: Да. Я уже отправил письмо предупреждение их писарю, сейчас он возглавляет коллегию вместо меня. Коллегия изучит его. И если они внемлют голосу разума, то поступят так, как я предложил.

Фарвенс: Затопят её?

Кинат: Других вариантов нет. Великую Амфуру не разрушить, фактически это просто пещера. Затопить её – лучшее, что можно сделать. Это не идеальный вариант, проблему он не решит, но хотя бы задержит его.

Фарвенс: А идеальный?

Кинат: Чтобы её вообще не существовало.

Фарвенс: Светает уже. А мы так и не отдохнули.

Стражник: Король! Доклад!

Фарвенс: Говори.

Стражник: Лагерь начал собираться в дорогу. Ночью дозорные не заметили никого. Самая тихая ночь в нейтральных территориях на моей памяти…

Фарвенс: Да уж, слишком тихая. Можешь идти.

Стражник: Есть!

Кинат: Послушай меня, Фарвенс. Я говорил это много раз, но повторю ещё. Мы должны убедить совет чего бы это ни стоило! Основную задачу я уже выполнил, побеседовав с каждым из них по отдельности, но никто из них не знает о разговоре с другими. Поодиночке, они все были отчасти согласны, даже Лусса. Он не отказал нам в средствах, чтобы строить Шатр на северо-востоке Йоноранда, но попросил время. Слишком много времени. И когда все эти правители окажутся в одном зале, когда за их спинами будут стоять десятки советников и та репутация, о которой вы, короли, так печётесь, то их ответы могут быть совершенно иными. Противоположными. И ты первый должен сделать шаг, первым должен поддержать меня!

Фарвенс: У тебя есть моё слово. И оно останется неизменным.

Кинат: Это хорошо. Но что на счёт твоего сына? Он выполнит свою часть плана?

Фарвенс: Дункан… Я не знаю. Ты сам знаешь Каллию. Она слишком умна. Мне кажется плохой идеей влиять на её суждения, используя дочь.

Кинат: Я больше ничего не смог придумать. Она единственная, кто наотрез отказалась вообще воспринимать меня всерьёз, едва я заговорил про пустыню.

Фарвенс: Ну хотя бы яблоко она тебе дала.

Кинат: Она швырнула мне его в ноги прямо на пол! Как собаке. Тварь! При других обстоятельствах я бы заставил её пожалеть об этом.

Фарвенс: Так вот почему ты не съел его?

Кинат: Нет.

Фарвенс: Вот же я старый дурак! Съешь ты его сейчас, то сколько тебе будет? Ха! Восемнадцать лет! Тогда уж тебя точно никто слушать не станет…

Кинат: Дело не в этом. Это яблоко не для меня.

Фарвенс: А для кого же? Мне вот уже скоро под восемьдесят. Я бы не отказался…

Кинат: Извини. Оно для единственного важного для меня человека.

Фарвенс: Важнее, чем король?

Кинат: Важнее всех королей.

Фарвенс: Надеюсь, когда-нибудь ты познакомишь меня со столь значительным человеком!

Кинат: Непременно. Если мы победим.

Фарвенс: Если я ещё выживу. Или доживу. Смотря какой исход…

Кинат: Если Дункан справится, то у всех будет по яблоку. И у тебя.

Фарвенс: Мне нужно два…

Кинат: Тогда надейся, что ты воспитал своего сына не слишком достойным человеком. Ведь то, что ему придётся сделать, очень далеко от таких понятий.

Фарвенс: Да знаю я, знаю! Чё ты напоминаешь всё время. У самого сердце гложет, но умом то я понимаю, что ему придётся так поступить.

Стражник: Король! Доклад!

Фарвенс устало махнул ему рукой.

Стражник: Караван собран и готов отправляться!

Фарвенс: Хорошо, солдат. Свободен.

Стражник: Есть!

Кинат: И чего они у тебя все так орут?

Фарвенс: Дисциплина, Кинат! Дисциплина! Седлай своего коня, нам пора.

Путь каравану предстоял не близкий.

Он будет так же велик, полон опасностей и препятствий, как и вся история.

Мы ещё узнаем, к какому решению придёт совет.

Но об этом позже.

Сейчас же, чтобы понять происходящее, необходимо рассказать подробнее о человеке, чья жизнь была не менее важна, чем жизнь королей.

Часть вторая.

Две тысячи двадцать одно перо.

Исчисление Памяти Слёз.

Год пятьдесят пятый.

Кинат был не просто личным советником короля Ла-Шэлль, когда-то он был сильнейшим магом Йоноранда – посланником, и стоял во главе Коллегии, возглавляя страну.

Но его история начнётся намного раньше. С самого детства.

Кинат родился в Йоноранде, в маленьком городе Тикут. Его отец и мать, так же как и их сын, с рождения обладали пределом, но силы этого предела были у них совсем невелики. Отец Кината ни разу не пытался сдать базовый испытательный экзамен в Икосе. Это позволило бы ему получить право обучаться в одной из школ любого из направлений предела в столице и, как следствие, получать стипендию равную или даже немного превышающую тот заработок, что давала работа на шахте. У него были небольшие способности к направлению тепла и ветра, и совсем крохотные, к направлению истления. Мать Кината была ещё слабее, обладая силой всего одного направления предела – гелиотерации, обратного истлению. Поэтому отец Кината всегда любил повторять своему сыну: «Мы встретились с твоей мамой потому, что я могу заставить сорняки на полях увядать, а мама – вырасти вновь. Таков круговорот жизни в этом мире, сын, и наша задача существовать между этими двумя событиями, стараясь, как можно дольше быть частью второго и оттягивать всеми силами приближение первого»

Как правило, силы предела ребёнка всегда зависят от исходных сил его родителей, это правило касалось и Кината. Но только до того момента, как ему исполнилось девять лет, как тебе сейчас, Нур.

Нур: Точно! Мама, расскажи, почему я не взрослел? Я вёл счёт дней, как ты попросила. И прошло уже столько лет, а я всё оставался маленьким!

Мама: Это из-за купола, Нур. Позже я объясню, почему ты не взрослел. Налей-ка мне ещё вина, а я продолжу.

Тикут, хоть и был маленьким городом, но как почти все города Йоноранда, имел свою школу предела. Там изучали три основных направления обязательных для всех в стране. Это были направления тепла, гелиотерации и движения.

Кинат, как и было положено любому мальчику или девочке, достигнув девяти лет, должен был поступить на обучение в школу Тикута.

Его мама помогала по мере сил своего предела взращивать увядающие колоски на полях и в лечебнице, если после полей оставались силы, залечивать мелкие царапины и мозоли у местных детишек, да стариков. На большее сил её предела не хватало. Отец же работал в шахте по добыче белого камня, из которого строился Икос.

Белый камень – это особый камень, не просто кусок булыжника из скалы. Он образуется только в определённых местах глубоко под землёй, в шахтах, расположение которых присуще только территории Йоноранда. Причину возникновения белого камня маги Йоноранда так и не выяснили, но зато выяснили, что он отлично усиливает магические способности, если полностью замыкает всё пространство вкруг мага. Добыча такого камня считалась опасной профессией. Опасной по той причине, что чем дольше и чем глубже человек находился в шахте, тем более бесконтрольным становился его предел. Только после процедуры очищения в амфурах, камень терял это опасное свойство.

Однажды отец Кината пробыл в шахте дольше положенного, и сила его предела истления случайным образом самопроизвольно выплеснулась наружу, задев руку соседнего шахтёра, и та вмиг превратилась в гниющую кость.

В общем, отца и мать Кината, благодаря профессиям, знали в Тикуте, как и знали, что Кинат их сын. Поэтому в школе не ожидали от него силы предела сверх той, что обладали его родители.

В девять лет Кинат впервые вошёл в здание школы. Построено оно было, как того требует закон Йоноранда, из обычного камня с небольшими примесями очищенного белого. В первые два года в школах изучают только один предел – движения. Туда входят основные заклинания передвижения – лёгких ног, перемещения предметов и самонаписания. К третьему году начинают изучать такие заклинания, как левитация и полёт, однако, далеко не всем удаётся их применять. Это сложные заклинания, требующие помимо обычного сосредоточения, его усиленный контроль. И в отличие от предыдущих заклинаний, если потеряешь контроль при левитации или полёте, то можно и умереть.

Нур: Подожди. Я не всё понимаю. У меня нет силы предела и мне трудно разобраться. Что значит сосредоточения и усиленного контроля? Ты дом починила одним щелчком пальцев, и я не заметил никакого сосредоточения!

Мама: Ах, точно, я совсем забыла, извини Нур. Для меня силы предела – это так обычно. Давай я дам тебе краткое пояснение. Любое заклинание, неважно какого из направлений предела оно будет, требует постоянного поддержания магом этого заклинания. Вот, например, ты увидел, как я щёлкнула пальцами, и камни с колосками сами сложились обратно в форму дома. Для тебя это всё, конец, больше ничего не произошло. Но для меня, для того, кто обладает силой предела, происходит всё немного иначе. Для починки дома я использовала вполне обычное заклинание одного из направлений предела – Коллизии. Прежде чем разрушенная кладка камней и колоски, упавшие с крыши поднимутся и вновь встанут на свои места, я, как маг предела, постоянно представляю в своей голове, что должно произойти, весь процесс от начала подъёма всех колосков и всех камней с земли и, заканчивая возвратом на места, где они были. Но и это ещё не всё. Помимо колосков и камней, есть ещё связующий слой из глины, что держит кладку. У колосков, при падении, разлетелась шелуха, изломались стебли. Камни потрескались и развалились на десятки и сотни мелких частей и даже на пыль. В своей голове я представляю, как каждая из этих частичек вернётся на своё место внутри камня, как она вновь станет его составляющей, как каждый сломанный колосок вновь выпрямится, а шелуха покроет листья. Я должна представить в своей голове весь процесс в мельчайших деталях от начала до конца. Это требует сосредоточения и большого объёма предела. Не каждый маг может выполнить такое заклинание, а, учитывая, что процесс восстановления дома – длительный, маг, если не обладает талантом, не может делать ничего кроме как представлять его в своих мыслях. Иными словами, чем проще и короче тот процесс, который хочет выполнить маг, тем легче ему это сделать. Тем меньший объём своих сил предела он потратит. Но неважно насколько коротким будет заклинание, оно всё равно займёт какое-то время. Это время и называют сосредоточением. Теперь понимаешь?

Нур: Вроде да, немного. А как звучит само заклинание? Это какое-то слово?

Мама: Нет. Вообще, как и деление на направления, заклинания это весьма условная вещь. В виде слов или фраз, как таковых, их нет. Единственный способ применения предела это щелчок пальцами, а чтение заклинания, это представление магом прямо в своей голове того, что должно случиться. Почти все заклинания требуют непрерывного сосредоточения, и лишь некоторые мгновенны. Существуют и другие способы применения предела, например, его жертва при создании артефактов в магических амфурах, но об этом позже.

Нур: Хорошо. Читай дальше про Кината!

Первое заклинание в школе, которое изучают новоприбывшие ученики – заклинание самонаписания. Суть его проста. Маг должен силой предела заставить перо писать на пергаменте. Без этого заклинания учиться, хоть и можно, но будет крайне тяжело. Объём той информации, что дают в школах – велик, руки отвалятся, пока писать будешь. Да и в целом это заклинание очень простое, оно не требует большого сосредоточения, если использовать только одно перо. Многие используют его и после школы, для учёта в лавках торговцев, в написании книг, составлении карт, даже в летописях.

Отец и мать Кината почти всё время проводили на работах и мало уделяли времени сыну, почти не обучая его.

Как только учитель описал суть заклинания самонаписания – все двадцать два ученика начали тренировку. Сидя за столами, на которых лежали перо, чернила и пергамент, они, перебивая друг друга, кричали свои имена и приказы перьям. На ранних этапах детей учат произносить заклинание вслух и только на втором году обучения, дети, как правило, сами переходят на безмолвное произношение.

Задачей того урока было, как уже стало понятно, написать своё имя на пергаменте. Как и ожидалось, в первый день все терпели неудачу. Только Кинат сидел и смотрел на перо. В свои девять лет он ещё не знал, какой силой на самом деле обладает. Представив, как перо пишет его имя на пергаменте, он не произнёс заклинание вслух, не выкрикнул его в гневе на недвижимое перо, как делали это остальные. Он произнёс его почти про себя. Тихо и легко. Совсем не чувствуя затрат своих сил. В одно мгновение все перья в классе поднялись в воздух. Дети начали кричать и радоваться, что у них получилось. Но когда перья начали писать, то на всех пергаментах, что лежали на каждом из столов, они выводили одно и то же слово – Кинат.

Впоследствии выяснится, что в каждом из всех классов, а так же в каждой лавке и в каждом доме во всём Тикуте перья взмыли вверх, вырвались из рук своих владельцев и начали писать имя Кината на страницах.

Преподаватель сразу понял, что Кинат – посланник предела, исключительная личность, маг, что рождается раз в десятилетия. Таких людей уже давно не находили и у любого посланника дорога одна – в Икос, в столицу Йоноранда. Туда преподаватель и направил письмо, с характеристикой Кината и описанием происшествия.

Через два дня после того, как повозка караванщика из Тикута доставила письмо в Коллегию Икоса, за Кинатом прибыл их представитель. Он подлетел к дому Кината поздно вечером. Представитель коллегии учтиво постучал в дверь, хоть и обладал законным правом силой забрать Кината у родителей для обучения в Икосе, но представитель был мудр. Его звали Оллиур. На тот момент, в свои тридцать лет, он занимал должность одного из заместителей главы Коллегии – Писаря.

Разговор с родителями Кината был короток, но полон убеждений со стороны Оллиура, что отправка Кината в академию Икоса – лучший выбор. Родители и сами это понимали.

Так как Кинат был ещё юн, маленький ребёнок, совсем мальчишка, он запротивился, не захотел покидать свой дом. Выбив плечом дверь, он убежал в темноту улиц Тикута, ведь мага предела в должности светника, что мог бы поддерживать огоньки ночью, у города не было. Оллиур мог бы догнать его, мог бы силой схватить, привязать верёвкой, заклинанием заставить подчиниться. Но он поступил иначе. Он воспользовался направлением предела, в котором был силён – искажением. Произнеся вслед убегающему Кинату заклинание бесконечной икоты, он даже не встал из-за стола и продолжил под испуганный взгляд матери пить чай одной рукой, а другой, остановив отца в попытке побежать за сыном.

Спустя время Кинат сам вернулся в дом, задыхаясь от икоты и обливаясь слюнями.

Тогда Оллиур задал ему всего один вопрос, заставивший Кината без пререканий сесть на коня и направиться в Икос.

Оллиур: Хочешь, научиться делать так же?

Кинат: Д..эк, Да. Хо..эк. Хочу.

Оллиур: Тогда попрощайся со своими родителями и не плачь. Ты ещё увидишь их, через несколько лет, когда будут первые каникулы.

Похлопав Кината по голове и произнеся отменяющее заклинание из направления контрер, Оллиур убрал икоту.

Оллиур: Соберите его вещи, немного. Не думаю, что в этой деревне есть хороший конь, способный нести много веса. Сюда я прибыл налегке, заклинанием полёта. Но назад придётся идти пешим ходом. И попрощайтесь с сыном. Если описанная местным преподавателем сила его предела будет подвержена развитию, то вернётся он, как минимум, через пять лет.

Нур, вскочив со стула: Но они ведь могут к нему в Икос приехать! Почему он говорит пять лет?!

Мама: Осторожней, Нур! Ты стол толкнул, и вино из моего бокала пролилось! Сядь, я тебе всё объясню. Какой же ты вспыльчивый и нетерпеливый… Прямо как твой отец.

Мама: Я сама из Лилиннии, но я обучалась в Икосе по специальной программе обмена учащимися. Законы в Йоноранде в отношении обладателей предела могут показаться странными на первый взгляд, но всему есть объяснение. Икос – это оплот предела, город, построенный из тщательно очищенного белого камня, который, как ты помнишь, усиливает способности магов. И вход туда разрешён исключительно прошедшим обучение в школе адаптаторе. Школа адаптатор, это та самая, в которую должен был пойти учиться Кинат. Вообще любая школа играет роль адаптатора. Дети с пределом, каким бы объёмом они не обладали, обучаются несколько лет в школах с примесью белого камня. Это позволяет им впоследствии безопасно войти внутрь стен Икоса. Родители Кината в своё время бросили обучение в школе и адаптацию не прошли. Поэтому путь в Икос им был закрыт. Исключения не делали ни для кого. Ни для родственников, ни для возлюбленных. Эх… столько судеб развело по разным путям это условие.

Нур: Я всё равно не понимаю. Ну построен из белого камня, ну усиливает он ваши способности, ну и что в этом такого?

Мама: Всё просто, Нур. Если всю жизнь проживаешь вдалеке от такого объёма белого камня, тем более, имея слабые способности в пределе, то едва ты попадёшь за стену Икоса, то сознание не выдержит скачка прироста сил. И человек попросту сойдёт с ума. Этот закон направлен не на отвержение родителей или любимых, а на их защиту. Всё, давай читать дальше.

Итак, собрав вещи и усадив Кината на коня, Оллиур, не дожидаясь утра, направился в Икос, произнеся на выходе из Тикута заклинание отмены. Чтобы перья наконец-то перестали писать имя Кината на всех пергаментах и стенах городка.

Нур: Подожди! Что?! Ты сказала, что между прибытием Оллиура и моментом, как Кинат в первый день учёбы произнёс заклинание самонаписания, прошло целых два дня, а ещё дни пока караван шёл. Все эти дни перья всё время писали имя Кината?!

Мама: Похоже, что так. По крайней мере – Вердикт пишет именно это. Я была знакома с Кинатом и знала, что он силён. Но даже не представляла, что настолько. Лучшие из писарей предела движения могли одновременно поддерживать заклинание самонаписания лишь на десяти-двадцати перьях и не больше одного дня.

Нур: Ты была знакома с Кинатом? Как?

Мама: Позже расскажу, если Вердикт не расскажет сам. Читаем дальше.

Путь из Тикута, что был на северной окраине Йоноранда почти на границе с нейтральными территориями, ведущими к Гамбону до Икоса в центр страны, занял две недели. Не заходя в города и двигаясь тропами и лесами, полями и скалистыми ущельями, Оллиур останавливался дважды в день, чтобы лошадь отдохнула, да и маленький Кинат не выдерживал длительного похода. Всё шло неплохо, они преодолели больше половины пути, пока не случился инцидент.

Оллиур вёл коня, на котором сидел Кинат, за узду. Пробираясь по узкому уступу скалы, они шли через перевал Фристландских гор, что делят Йоноранд почти ровно пополам. Это короткий, но опасный маршрут. Путешественники и караваны редко выбирают его, предпочитая идти в обход и растягивая срок своих странствий на день-другой. Но Оллиур торопился. Ему очень хотелось побыстрее представить Кината Коллегии Икоса. Оллиур шёл первый, ведя коня позади себя на вытянутой руке. Темнело, но остановиться было негде, слишком узка тропа. К концу подходило лето, наступала осень. Ветра усиливались, а на вершине перевала и вовсе бесчинствовали.

Один из порывов надавил и надломил уже давно подточенный дождями валун, обвалив его с вершины одного из пиков. Всё произошло так быстро, что Оллиур не успел среагировать и произнести заклинание. Падал валун с грохотом, да с таким сильным, что конь испугался и встал на дыбы, сбросив Кината. Ударившись, маленький мальчик упал в неглубокую нишу, можно сказать, нору. И был придавлен камнем сверху. Конь упал со скалы в пропасть. Оллиур едва уцелел, отскочив в сторону.

Кинат оказался заперт в каменной тюрьме под слоем грязи, камней и корней деревьев, что слетели вместе с валуном. Оллиур, хоть и был заместителем главы коллегии и достаточно развитым магом предела, не обладал силами в тех направлениях, что позволяли бы сдвинуть камень таких размеров. Да, он мог поддержать с десяток перьев или наслать икоту, он мог даже вызвать дождь в области размером с маленький городок, иными словами, он идеально подходил на должность человека, в обязанности которого входит поиск и подтверждение кандидатов на обучение в Икосе, а никак не на боевого мага или даже лекаря.

Невероятно долго, как показалось Оллиуру, используя предел движения, он пытался сдвинуть валун. Кричал Кинату, звал его. Но тот, ударившись головой, на время потерял сознание. Отчаявшись, Оллиур решает бросить Кината и направиться в Икос за помощью, используя заклинание полёта. Едва он взмыл в воздух, как за своей спиной услышал треск.

Валун дрожал, вибрировал, но не двигался. Оллиур попытался определить направление предела, но не смог. Это направление ему было незнакомо. Его никто не смог бы узнать. То было нечто новое, неизученное, самобытное. То была сила Кината, скрытая, недоступная многим магам, и уж тем более, простым людям.

Оллиур подлетел ближе к валуну, чтобы осмотреть, но это была большая ошибка. Как только он приблизился к камню, как тот взрывом разлетелся на мельчайшие осколки, на самую настоящую пыль. Волна от взрыва отбросила писаря так сильно, что он в последний момент успел зацепиться за ветку дерева по другую сторону от обрыва, в двадцати шагах от места, где стоял только что.

Когда облако каменной пыли развеялось, Оллиур увидел Кината. Тот стоял по пояс в небольшой яме. Рука мальчика была вытянута навстречу испарившемуся камню, излучая голубой свет силы предела.

Бушующий на вершинах Фристландских гор ветер замер. Кинат не двигался и молчал. Испугавшись, что мальчик мог пострадать, Оллиур полетел над обрывом к нему, приближаясь ближе, с каждым мгновением он всё сильнее ощущал вес воздуха. Уже на расстоянии вытянутой руки Оллиур свалился на землю. Неведомой ему могучей силой он был вжат в каменистую почву. Его сил хватало только на то, чтобы поднять голову.

Звенящий гул раздавался в ушах Оллиура, но то не был звук последствия взрыва. Гул шёл от земли, от камней, от перевала целиком. Глаза Кината светились голубым светом, а рука всё так же была вытянута вперёд. И в этот момент писарь всё понял – мальчик действительно посланник предела. Но пока что не умеет контролировать свои силы. Ещё немного и он уничтожит весь перевал, превратив его в пыль, как тот валун.

Приложив все усилия, и безмолвно произнеся заклинание усиления ног, он приподнялся, схватил Кината и прыгнул вместе с ним вверх настолько высоко, насколько мог. Прыжок был высотой в целое здание.

В самой верхней точке прыжка, держа Кината в охапку, Оллиур произнёс заклинание полёта и с максимально возможным ускорением полетел вертикально в небо, подальше от скал Фристландского перевала. Он летел так долго ввысь, пока не услышал грохот. Посмотрев вниз, Оллиур не смог поверить своим глазам. Целый пик скалы размером с небольшой посёлок разваливался на части и летел вниз. Срубая вековые деревья, разрушая всё на своём пути.

В темноте наступившей ночи Оллиур завис высоко в небе, наблюдая в свете луны, как в пыль превращается целая гора, открывая почти прямой проход на поле у подножия. Создавалась полноценная брешь в скалах.

Держа потерявшего сознание мальчика в своих руках, Оллиур посмотрел на него и произнёс.

Оллиур: Ты далеко пойдёшь, Кинат. Полетели же в твой новый дом, юный посланник. В Икос!

Спустя сутки полёта, Оллиур мягко приземлялся на заднем дворе специальной школы-адаптатора. Построенное за стеной столицы здание было из обычного камня с небольшими примесями белого, тем самым, играя роль адаптатора для новоприбывших.

Оставив потерявшего сознание Кината на попечение тамошних учителей, Оллиур, встречая рассвет, перелетал через стену Икоса, направляясь в Коллегию.

Часть третья.

Нет имён у друзей посланника.

Исчисление Памяти Слёз.

Год пятьдесят пятый.

Маленький ребёнок, проживший всё начало детства почти без участия родителей, потерял с ними связь окончательно. Пройдёт намного больше обещанных Оллиуром пяти лет, прежде чем Кинат вновь увидит мать и отца…

На следующий день после прибытия в школу-адаптатор, Кинат очнулся в своей комнате. На его запястьях были надеты оковы, а на шее – ошейник. Специальные артефакты, что создаются мастерами одного из ответвлений предела – магической амфуры. Кандалы на руках ограничивали мага в силе предела, ошейник же не давал произносить заклинания про себя. Предупреждённые Оллиуром опытные учителя заблаговременно поспешили наградить Кината этими устройствами.

Почему наградить?

Потому что даже мельчайшие вкрапления белого камня в состав обычного, из которого была построена школа, крайне сильно влияли на сознание и предел новоприбывших. Что уж там говорить о мощи предела посланника.

Ощупывая своих железных друзей, которые останутся спутниками Кината на последующие четыре года обучения в школе-адаптаторе, он смотрел сонными глазами на маленькую комнатку, убранством которой были кровать, шкаф, стул и стол, со стоящими на нём письменными принадлежностями и комплектом колб и реторт, а так же на неизвестных ему людей, которые с нескрываемым испугом стояли в открытой двери.

Один из них, молодой черноволосый парень лет двадцати, держал наготове посох, направив его наконечник в Кината, второй – старый седой старик, выглядывал из-за плеча черноволосого, с третьим Кинат, хоть и был знаком, но не узнал. То был Оллиур, переодетый из дорожной одежды для путешествий в свою Коллегиальную мантию.

Все трое сохраняли молчание. Поэтому первым его нарушил Кинат.

Кинат: Где я!? Что это за ошейник на мне!? Мама! Мама!

Кинат вскочил с кровати, ошейник и кандалы вмиг почернели, покрывшись тёмной пеленой, пульсирующей и перетекающей по скрытым внутри механизма каналам.

Черноволосый напрягся, приподняв посох, но Оллиур опустил его наконечник рукой.

Оллиур: Позвольте мне. Кинат, ты же помнишь меня? Помнишь, как я исцелил тебя от икоты в Тикуте? Что ты вообще последнее помнишь?

Кинат напрягся, в попытках вспомнить хоть что-нибудь он метался по своим мыслям, наводя в их хаосе подобие порядка.

Кинат: Последнее, что я помню, как мама говорит мне, что завтра я пойду в школу!

Оллиур присвистнул и подумал про себя.

И не мудрено. Разрушить целую гору. Это под силу, пожалуй, только главе Коллегии. Теперь понятно, почему он ничего не помнит, ни из момента моего прихода в его дом, ни из шести дней нашего пути до Икоса.

Обмозговав эти факты и прикусив губу, действие, которое Оллиур всегда невольно повторял, подбирая мысли в голове. Глупая привычка, преследовавшая его всю жизнь, он сказал.

Оллиур: Так вот ты и в школе! Только это особенная школа Кинат. Это начальная школа города Икос! Лучшая из начальных школ всего Йоноранда!

Кинат хлопал глазами. Икос? Отец рассказывал, что в столицу берут только одарённых или тех, кто прошёл испытания. Но чем же он заслужил такое право?

Кинат: А где мои родители? Они здесь?

Оллиур, дав отмашку седому и черноволосому, чтобы те ушли, проводил их взглядом и обратился к Кинату.

Оллиур: Послушай, Кинат. Я тебе всё сейчас объясню, садись на кровать. Ты же не против, если я присяду на твой стул?

Кинат: Мой стул?

Оллиур: Да, это теперь всё твоё. Вся комната. И стул и стол. И даже реторта с колбами. Видишь?

Оллиур переставлял местами колбочки, установленные в специальном поддоне с бортиком для исключения возможности падения. Они побрякивали, ударяясь своим помутневшим от времени стеклом, друг об друга.

Кинат: Где мама и папа?

Оллиур: Они дома. Им сюда нельзя. Но ты не волнуйся. Когда у тебя будут каникулы, ты сможешь отправиться к ним. А ещё ты всегда сможешь написать им письма, а они – тебе!

Кинат: А можно я сейчас напишу? Мне надо рассказать, что со мной всё в порядке. Мама будет волноваться! А папа может пораниться в шахте, если будет думать, всё ли со мной хорошо.

Оллиур: Не волнуйся, Кинат. Коллегия уже уведомила твоих родителей, что ты успешно добрался до Икоса и приступаешь к обучению. У тебя ещё будет время написать им, а сейчас не хочешь ли прогуляться по школе и познакомиться с учениками? Так как ты прибыл в середине учебного года, то лучше бы тебе поспешить и направить свои силы на знакомство с ними и с учёбой. Навёрстывать упущенное.

Кинат: А почему я пришел, когда уже все учатся?

Оллиур опёрся руками на колени и покачался на стуле. Пытаясь собраться с мыслями, он медлил, подбирая слова, чтобы дать Кинату ответ.

Оллиур: Послушай, Кинат. Прежде чем мы выйдем из твоей комнаты, ты должен знать ещё кое-что. Послушай меня внимательно сейчас. Ты попал сюда посреди учебного года, потому что ты особенный. Ты не просто мальчик со способностями к пределу. Ты – посланник. Посланниками называют людей, которые обладают невероятными силами предела, иногда даже почти неограниченными. Ты уже был однажды в школе в Тикуте, на своём первом уроке, но не помнишь этого. Школа Тикута построена из обычного камня, но с примесями белого, который добывает твой отец, помнишь? Так вот, даже тех крохотных примесей хватило, чтобы проявить твои скрытые силы предела. После урока ты потерял сознание и тебя, с согласия твоих родителей, доставили сюда, в школу Икоса.

Про разрушенный хребет Фристландских гор, Оллиур решил умолчать. Правду знали лишь в кругу Коллегии.

Кинат: Круто! Я буду настоящим магом, как мама и папа!

Оллиур: Даже лучше, Кинат. Ты будешь не просто магом. Прикладывай усилия, изучай, учись, старайся, и когда-нибудь ты сможешь стать главой Коллегии Йоноранда.

Кинат: Класс! Я хочу побыстрее начать учёбу!

Оллиур: Всё, всё, подожди. Я вижу, ты успокоился и перестал нервничать. Прежде чем мы пойдём знакомиться с остальными учениками, ты должен знать ещё кое-что.

Кинат: Что? Что?! Говори! Я хочу всё знать!

Оллиур: Ошейник и кандалы, что на тебе надеты. Эти артефакты… В общем, они будут только у тебя.

Кинат: Как это, только у меня? Они очень неудобные, мне голову трудно наклонять.

Оллиур: Кинат, сейчас я скажу очень важные слова. Запомни их на всю свою жизнь. Ты – посланник предела. Это не только большая сила, но и большая ноша, её не сбросить тебе до конца своих дней, в отличие от кандалов и ошейника. Многие будут смотреть на тебя с восхищением, многие с завистью, но так же будут и те, кто испугается и посторонится. Прими это, но не смирись. Развивай свои способности, становись каждый новый день немного умней и лучше, чем был вчера. Покажи всем, что посланник – это достойнейший из магов. И пусть те, кто тебя боялись, те, кто тебе завидовали или сторонились, навсегда станут теми, кто тобой восхищается!

Кинат: Я запомню эти слова!

Оллиур: Отлично! Тогда пойдём знакомиться с твоей новой школой и начинать учёбу!

Часть четвёртая.

Каменное сердце посланника.

Исчисление Памяти Слёз.

Год шестидесятый.

За четыре года обучения в школе-адаптаторе Кинат успешно освоил все базовые направления, те самые, что должен был изучить в школе Тикута.

Как и пообещал Оллиуру, Кинат помнил его слова.

Но сбылись они совсем по-иному.

Пройдя обучение, он столкнулся только лишь с испугом. Все, ученики и даже учителя, сторонились его. Из-за чего Кинат большую часть времени проводил в одиночку. Учёба – всё, что у него осталось. Когда в тёплые летние деньки за окнами звучал смех веселящихся детей, он закрывал ставни и накладывал заклинание предела движения воздуха на всю комнату, создавая прослойку тишины. Когда снежными вечерами ученики играли во дворе школы, произнося заклинания движения и превращая тысячи снежинок в небольшие снежки, закидывая заклинанием полёта друг в друга, Кинат заряжал пределом свою амфуру и наполнял алхимическими веществами колбы.

За все эти пять лет родителям он написал много писем. Но самым важным было первое, то самое, где он красочно описал всё, чему научился. Он рассказал, как легко даётся учёба, и как в особенности, у него отлично выходит работа с магической амфурой.

Письмо было объёмным, на несколько страниц. Закончив писать, перо оторвалось от пергамента и мягко опустилось в чернильницу. Не поднимаясь с кровати и глядя в серый потолок, провожая взглядом маленького паучка, плетущего свою паутину в тёмном углу, своего единственного друга, Кинат произнёс заклинание движения и конверт запечатался.

Но в лежащей на столе бумаге чего-то не хватало. Тогда Кинат вскочил с кровати, распечатал конверт и на оставшемся пустом клочке уже своей рукой дописал «Мама и папа. Спасибо, что разрешили мне отправиться в школу Икоса. Я стану лучшим учеником, и вы будете мною гордиться. А когда-нибудь я стану Главой Коллегии и заберу вас жить в столицу. Мама, я вылечу твой кашель, а папа никогда больше не будет работать в шахте! Я очень хочу увидеться с вами по окончанию обучения в школе-адаптаторе. Надеюсь, у вас всё хорошо. Ваш сын, Кинат».

Едва уместив стопку исписанных листов в конверт, он запечатал его повторно, обильно смазав липкой мастикой, ибо конверт то и дело намеревался раскрыться, не выдерживая такого объёма.

На следующий день, выждав поток выезжающих из Икоса караванов, Кинат нашёл среди них тот, что направлялся куда-то далеко, но прокладывал свой путь через Тикут. Заплатив караванщику и взяв с него обещание, обязательно доставить письмо по адресу своего дома, Кинат отдал конверт.

Караванщик дал слово, что письмо будет доставлено через несколько недель и отбыл.

Долго ждал Кинат ответа. Ежедневно по окончанию учёбы он выходил к воротам школы-адаптатора и ждал караваны, спрашивая про тот самый караван и того самого караванщика. Спустя несколько недель из-за холмов на горизонте появлялся нужный. Не выдержав медленного хода повозки, Кинат, произнеся заклинание лёгких ног, помчался к нему навстречу.

Караванщик с уверенностью сказал, что нашёл дом Кината и даже описал его в деталях, чтобы доказать, что не врёт. Но в тот момент дома никого не было, и караванщик просунул письмо под закрытую дверь, предусмотрительно оставив дополнительную записку с информацией о следующем караване, через который можно передать ответ.

Караваны – важная часть жизни всего Йоноранда. Не смотря на то, что существует и заклинание лёгких ног, и заклинание полёта, переносить тот объём вещей, что возит караван, собственноручно не под силу было никому. Поэтому караванами пользовались все, передавая через них, в том числе письма родственникам, которые частенько занимали чуть ли не половину всего того, что везла повозка. Сеть караванов была хорошо развита и, нередко случалось так, что два каравана, следовавших в противоположных направлениях встречались где-нибудь посередине, в таком маленьком городке, каким и был Тикут.

Караванщик сказал, что ответ должен был уже давно вернуться к Кинату, как раз с таким караваном. Едва ли не неделю назад.

Но ответа не было.

Тогда Кинат написал ещё одно письмо. За ним ещё два. Три. Десятки.

Все остались без ответа.

Маленький мальчик, оторванный от своих родителей и ведомый глупостью своей юности, затаил на них обиду, решив, что не нужен им. Что мама с папой и без него живут хорошо. И, возможно, даже рады, что теперь у них нет сына.

Эту обиду, эту глупейшую из ошибок, Кинат сохранил в своём сердце и пронёс через все четыре года обучения в школе-адаптаторе. И как часто бывает свойственно всем людям, обида осела на дне сердца посланника. Как мутный ил оседает в стоячем водоёме. Он лежит там себе спокойно и служит основанием для живности, но стоит только человеку шагнуть в мутную воду, как ил поднимется. Срываясь после десятилетий покоя, он разрушит и всё то, что было построено на нём.

В последний раз Кинат дал своим родителям шанс, написав письмо под конец пятого года обучения. В нём, он кратко просил их приехать, хотя бы на выпускной, перед поступлением в старшую школу Икоса.

В выпускной день, выходя из ворот школы адаптатора, так как закончил её на год раньше остальных, Кинат в одиночку подходил к большим белым воротам города Икос. В последний раз он обернулся и посмотрел на дорогу, по которой шли караваны. Она была пуста. С момента отправки последнего письма прошло два месяца – достаточный срок, чтобы родители могли передать ответ.

Но их молчание осталось неизменным.

Первый из двенадцати засовов, символизирующих двенадцать законов Йоноранда, с глухим ударом отомкнулся. За ним последовал второй, третий. Ударами они отсчитывали последние секунды, что Кинат дал своим родителям.

Ранним утром того дня, солнце восходило и освещало пустую караванную дорогу. На ней не было никого. Ни караванов, ни пеших странников. Кинат смотрел на протоптанную сотнями, тысячами колёс и ног дорогу, сжимая в руках свою сумку. В ней хранилось немного вещей: записи из дневника для исследований, который Кинат завёл ещё на втором году обучения, десяток перьев, реторта и два артефакта. Те самые наручники и ошейник. Сила, вложенная в них амфурой, давно иссякла, да и Кинату они перестали быть нужны ещё на втором году обучения, однако он не снимал их до самого конца. Замечая ещё более испуганные взгляды своих одноклассников и преподавателей, едва он появлялся в коридорах и залах школы без своих ограничителей, он надевал их вновь, лишь бы поменьше людей обращало на него внимание.

Последний, нижний засов, с глухим ударом разомкнулся.

Кинат отвернулся от дороги и посмотрел на раскрывающуюся щель меж двух дверей. За ними он увидел Оллиура. Он стоял в своём коллегиальном облачении – белой мантии с зелёным пятиугольным знаком на левом плече и символом пера, обозначением занимаемой должности писаря Коллегии. В своих руках он держал ещё одну мантию, серую.

Четырнадцатилетний Кинат никогда более не направлял взгляд на горизонт. Не послав по скрытым за холмами дорогам ни одной мысли и ни одного письма вслед, он заключил: «Оллиур забрал меня от родителей четыре года назад. Он единственный не испугался меня и поддержал в первый день. Теперь, так же он один встречает меня в мой выпускной. Теперь он – моя семья. Другой у меня нет. И никогда не было»

Оллиур стоял, распахнув руки в ожидании.

Не проронив ни одной слезы, Кинат кинулся к нему в объятия.

В последний раз он позволил себе побыть маленьким мальчиком.

Часть пятая.

Град белый – Икос.

Исчисление Памяти Слёз.

Год шестидесятый.

Оллиур: Ты чего меня так обхватил, Кинат? Так рад поскорее закончить школу-адаптатор или меня видеть?

Кинат: Ни то, ни другое. Это мантия для меня?

Оллиур: А то!

Кинат: А размер?

Оллиур: Как раз твой! Ты же не забыл, что я мастер предела искажения?

Оллиур щёлкнул пальцами, и мантия, поднявшись в воздухе, зависла, сжалась в размере и подлетела к Кинату.

Кинат: Это как так?!

Оллиур: Это простейшее заклинание предела искажения. Подгонка.

Кинат: Меня этому не учили.

Оллиур: Тебя много чему не учили в школе-адаптаторе, на то она и начальная. Пусть и углубленно, но там изучают всё те же самые направления предела, что и в остальных школах всего Йоноранда. И искажения среди них нет.

Кинат: Немедленно научи меня!

Оллиур: Всему своё время, Кинат. Кстати, на счёт времени. Видишь эту башню?

Оллиур указывал рукой на башню из белого камня. Выше всех зданий на главной площади, она стояла на противоположной от входных ворот стороне.

Кинат: Ну, вижу.

Оллиур: Колеус на ней показывает десять утра. Кстати, ты ведь знал, что Башня Вечного Колеуса показывает всегда самое точное время в мире?

Кинат: Пф, прям уж самое точное?

Оллиур: Конечно! Вам должны были рассказывать на уроках истории в школе.

Кинат: Я как-то не очень с историей. Слишком скучно. Все эти события, названия годов, циклов и исчислений. Меня всегда это мало интересовало.

Оллиур: Это крайне плохо, Кинат. Ты должен знать историю, если хочешь быть главой Коллегии. Знать и помнить опыт поколений, их ошибки очень важ…

Кинат: Опыт, шмопыт! Я стану самым лучшим главой Коллегии, и это мой опыт будут помнить!

Оллиур: Эх, Кинат. Ты всё ещё слишком юн. Но время успеет тебе всё разъяснить. Пойдём, я покажу тебе ту часть города, что по пути в район Коллегии.

Кинат: Подожди, поясни мне на счёт башни. За ней следят маги?

Оллиур: Никто за ней не следит. Башня была построена одной из первых в момент основания Икоса ещё при первом посланнике. Часть новоприбывших магов, что заселяли Икос в те времена, экспериментировали с созданием новых направлений предела. Это сейчас их двенадцать, а раньше-то было всего четыре. Так вот, известно точно, что это была группа магов, но кто именно, как их звали – в летописях не сохранилось, они-то и открыли пятое направление. Из него, кстати, впоследствии, появилось направление амфуры. Пятым направлением, как ты уже наверняка знаешь, было направление жертвы. В первое время башня и правда функционировала только благодаря механизму внутри, движению его шестерней и кулачков, но для обеспечения работы всё равно требовался человек. Башня была построена уже после того, как Икос окружили стеной. Изначальной целью, собравшихся на площади в тот день группы магов, было заставить врата Икоса открываться самостоятельно. Ведь они огромные и тяжёлые, открывать и закрывать их каждый раз, чтобы впустить караван было затруднительно и долго. Так вот, стоя у врат и обсуждая варианты, даже пробуя различные заклинания из существующих в то время четырёх направлений предела, комбинируя их все, маги не имели успеха. Они потратили почти весь день и уже собирались разойтись, пока один из них, задумавшись, не сказал остальным: «Врата не человек. Они не обладают силами предела. Не могут накопить его, ни восстановить. Мы трое – одни из лучших выпускников школ Икоса. На троих у нас достаточно большой запас сил предела. Как на счёт того, чтобы попробовать влить часть своего предела прямо в двери врат?»

Маги задумались, идея была неплохая, но рисковая. Никто ранее так не делал. Но, посовещавшись, они всё же решились. Прислонив свои руки к поверхности двери, они сосредоточились, пытаясь передать свой предел. Но именно в этот момент совпало так, что с обратной стороны врат, их открытия ожидал караван. И верный своим обязанностям привратник запустил механизм. Пробегая по девяти засовам сверху вниз, предел магов столкнулся с механизмом в противовращение, и троицу раскидало прямо по площади. Их руки разлетелись в последний момент, выпуская небольшой объём предела, который они собирались пожертвовать. Один из магов попал в механизм колеуса башни. С тех пор он идёт самостоятельно, без участия конструктора или механика, а устаревший механизм давно разобрали. Вот и вся история.

Кинат: Эй, погоди-ка, Оллиур! А куда попали другие два мага?

Оллиур: Что, Кинат, интересно стало? Ты же не любишь историю!

Кинат: Рассказывай, теперь люблю!

Оллиур: Ладно, ладно, расскажу. Но только если пообещаешь подтянуть свои знания по истории.

Кинат: Обещаю.

Оллиур: Хорошо. Один из магов попал в тетиву лука одного из стражников, что стояли по периметру стен. Тетива начала сама натягиваться и отпускаться, даже если в ней не было стрел. Это, кстати, послужило созданию тех самых оборонных систем из баллист, которые сейчас расставлены по всем стенам Икоса и стреляют без участия людей.

Кинат: А третий? Куда попал третий маг?!

Оллиур: А вот это точно неизвестно. Он падал, направляя руку в небо, но, ходят слухи, что вроде в Хаш-Фатуме открывается и закрывается дверь в туалет в комнате правителя. И никто не может её остановить.

Кинат: Ха! Как же он туда ходит?

Оллиур: Ты всерьёз думаешь, что у правителя Тур-Фара всего один туалет?

Кинат: Ну уж теперь точно не меньше двух!

Оллиур: Верно, верно. Пойдём, нам сюда.

Оллиур указывал рукой на одну из двух улиц, что выходили из площади и направлялись куда-то вглубь Икоса. Мы пошли по дороге, сложенной из белого камня, вдоль таких же белых стен зданий, переходили по мостам, что позволяли переправляться сквозь речки, текущие по каналам, проходящих сквозь весь Икос. На одном из таких мостов Оллиур остановился.

Оллиур: Кинат, давай постоим тут. Мне очень нравится это место. Скоро я представлю тебя нынешнему главе Коллегии. Он, так же как и ты, посланник предела, но уже стареет. Однако, время, как у него, так и у нас, ещё есть. Поэтому я расскажу тебе про Икос, ты ведь впервые внутри.

Бирюзового цвета вода, кристально чистая, без единой рыбки или сгустка грязи, мирно текла по каналу из белого камня, глубиной в человеческий рост.

Кинат: Рассказывай, если ты уверен, что глава подождёт.

Оллиур: Подождёт. У него вообще много дел, так что он не только подождёт, но и даже не заметит нашего опоздания. Поэтому я тут подумал и сейчас расскажу тебе про Икос, а после мы пойдём не в Коллегию, а кое-куда в другое место.

Оллиур потрогал свой живот.

Оллиур: Что-то я проголодался.

Кинат: Разве в школах нет столовых?

Оллиур: Есть, но еда там однообразная, от неё быстро устаёшь. Да, чего там! Ждать от бесплатного пайка многого не стоит. Ладно, смотри, видишь по ту сторону канала площадь и девять башен?

Стоя на мосту, мы смотрели прямо в центр Икоса, навстречу потоку воды в канале. Канал разделялся на два, расходясь в стороны, ответвления огибали большую территорию. На ней, как и во всём Икосе, не было растительности. По периметру площади в форме треугольника стояло девять башен. Четыре друг напротив друга, и одна в верхушке. Самая дальняя из всех, та башня отличалась только чёрным цветом купола крыши. То была башня посланника, она находилась ближе всего к зданию Коллегии.

Кинат: Вижу, я читал про район Коллегии, о нём я всё знаю.

Оллиур: Уверен?

Кинат: Думаю да.

Оллиур: А знаешь, что находится под зданием Коллегии?

Кинат: Великая Амфура.

Оллиур: А историю её появления знаешь?

Кинат: Ну так, поверхностно помню.

Оллиур: А стоило бы знать полностью и в деталях, учитывая, что навык владения амфурой у тебя весьма неплох. Давай-ка я расскажу тебе кратко.

Кинат: Мы разве не торопимся к главе?

Оллиур: Ой, да ладно, нынешний посланник так завален делами, что не заметит, если мы опоздаем и на пару ударов колокола башни.

Кинат: Тогда я хочу услышать не краткую, а полную версию.

Оллиур: Отличное начало! В таком случае начну издалека и объединю две истории в одну. Уверен, что про правление других посланников ты тоже особо не читал. Поэтому восполним, так сказать, твои провалы в знаниях истории.

Как ты знаешь, Йоноранд свободолюбивая страна. У нас нет централизованного управления или суда как такового. Вектор развития страны определяет Коллегия. Находясь в стенах Икоса, она мало заботится о других городах, как и, о безопасности всей территории в целом.

Даже столетие назад, когда Гамбон рискнул напасать на Йоноранд, то успел захватить чуть ли не половину страны. Одним утром, когда часть страны полыхала пожарами войны, что несла с собой армия Гамбона, возглавляющий в те времена Коллегию посланник Ориш, как обычно, встал и направился в Коллегиальную столовую.

Просыпался он рано, но в столовой уже завтракала пара членов Коллегии, в том числе тогдашний заместитель Коллегии в должности обороны и несколько учеников. Едва Ориш зашёл в зал, как разговоры стихли. Нет, не из-за уважения к главе Коллегии, не из-за страха перед ним. Такие чувства возбранялись в Икосе. Все были равны. Единственным мерилом был уровень владения пределом.

В тишине большого зала Ориш накладывал себе еду спокойно, невозмутимо.

В то утро в десяти днях пути от Икоса, находилась в полной боевой готовности армия Гамбона, за ней – десятки разрушенных городов. Понятно, что целью Гамбона был белый камень.

Йоноранд весьма своеобразная страна. Не имея ни правительства, ни короля, ни королевы, ни даже группы лиц, управляющих ею, в те времена страна была сама по себе, но при этом под неформальным, сложившимся столетиями и признанным всеми, контролем Главы коллегии. Именно от главы Коллегии зачастую зависели многие глобальные события, их исход.

Нападение Гамбона было таким событием. И вся страна ждала в нерешимости, в невозможности сплотиться и дать отпор. Отдельные вспышки сопротивления появлялись на карте Йоноранда, но быстро подавлялись централизованной армией Гамбона.

Заместитель главы Коллегии, тот самый, что занимался обороной, не выдержал этого безумия. Не вытерпел размеренных движений руки Ориша, что накладывала еду в тарелку. Встав со своего места в дальнем углу столовой, он громко и чётко произнёс:

– Я не намерен более терпеть вашу непричастность к происходящему!

В тишине зала это оскорбление прозвучало, как угроза. Но Ориш не отреагировал, он даже не услышал этих слов. Погружённый в свои мысли, он наложил уже полную тарелку, но всё продолжал. Тогда, заместитель, подбежал к Оришу и одним махом руки выбил у того переполненную тарелку из рук.

Ориш изумлённо посмотрел на писаря.

Ориш: Что вы делаете? Это была моя тарелка!

Заместитель: Что я делаю?! Что – Вы делаете?! На нас надвигается миллионная армия, захвачена половина страны. И через десять дней они уже будут здесь! Сотни тысяч граждан Йоноранда ждут помощи от лучших магов Икоса! Да куда уже там, даже ученики собрались формировать команды для отражения наступления, для ответного нападения, что вытолкнет неприятелей за границы Йоноранда! А вы! Вы – пришли завтракать! Ещё немного и я лично возглавлю один из отрядов лучших магов Икоса и направлюсь с ними на сражение!

Удивлённый, но не оскорблённый такими нападками, Ориш задумался на мгновение и спросил.

Ориш: А кто на нас напал?

Заместитель: Армия Гамбона!

Ориш: И сколько их?

Заместитель: Больше миллиона!

Ориш: Почему никто не даст им отпор? В Йоноранде не нашлось пары сотен талантливых магов предела?

Заместитель: Потому что – вы глава Коллегии, неформальный лидер страны. И все ждут от вас решения! Потому что законы этой чёртовой страны давно пора переделать, создать хотя бы какое-то подобие правительства!

Ориш задумчиво хмыкнул и направился к своей башне, произнеся на выходе из столовой ответ. Направлен ли он был заместителю или же это была риторическая фраза, высказанная Оришом, как самому себе, так и никому, останется неизвестным. Но сказал он следующее.

Ориш: Правительство… Возможно. Но мне это не интересно.

Сложно назвать Ориша легкомысленным или глупым, безответственным – тем более. Степень его мудрости превышал лишь навык владения пределом и магической амфурой.

Поднявшись на пятый этаж своей башни, Ориш забрал давно подготовленную и ожидающую своего использования сумку с ингредиентами, компонентами и свитками. И направился в подвал Коллегии Икоса. В Великую Амфуру.

Четыре столетия назад, когда Йоноранд ещё не существовал, как страна, когда это была обширная территория, почти без равнин, покрытая несчётным количеством холмов и озёр меж ними, проходившие по той территории странствующие маги обнаружили небольшую по своим размерам пещеру в одном из крупных холмов.

Спустившись вниз, они увидели неисчислимые залежи белого камня, на тот момент ещё неизвестного никому материала. В процессе исследования пещеры, чем глубже странники спускались вниз, тем сильнее становился их предел. Обратив внимание на состав почвы и скалистых спусков, они выяснили, что количество белого камня вокруг мага напрямую влияет на силу его предела. Так впервые началась добыча белого камня.

Шахта оказалась глубокой настолько, что к моменту смерти её первооткрывателей, добыта была лишь десятая часть белого камня, а до дна не добрался ещё никто.

Вокруг пещеры начало образовываться поселение добытчиков. Так как маги не могли длительное время находиться внутри шахты, настолько велико было количество белого камня там, то они нанимали обычных людей, не обладающих силами предела на добычу. Впоследствии, на добычу начали нанимать и тех людей, чей предел развит крайне слабо.

За несколько лет поселение переросло в маленький городок. Но построен он был не из белого камня, а из обычного. Поначалу белый камень вывозился и продавался по всему миру. Но через пятнадцать лет пришёл посланник того века, о нём неизвестно почти ничего. Записи скудны. Они сообщают лишь то, что посланник силой захватил шахту, прогнав или уничтожив заклинаниями всех несогласных. Запретив продавать камень, он заставил рабочих строить из него город. Так – началось строительство Икоса.

Чтобы лично контролировать добычу белого камня, посланник построил прямо поверх шахты здание – Коллегию города. За десятки лет здание коллегии обрастало другими сооружениями. В поисках возможностей улучшения своей силы предела в новый город начали стекаться маги, потеряв возможность получать камень там, где они раньше жили. Ведь продажа была под запретом теперь. Это побудило посланника, занявшего тогда должность Главы коллегии, и написавшего первые девять законов ещё не существовавшего тогда Йоноранда, построить первые школы.