Читать онлайн Десять чайных чашек, или Убийство павлиньими перьями

John Dickson Carr

THE TEN TEACUPS

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1937

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

© Е. Н. Скляренко, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка®

Глава первая

Павлиньи перья

В среду, тридцать первого июля, ровно в пять часов пополудни, в доме номер четыре на Бервик-Террас будет накрыт чай на десять персон. Присутствие столичной полиции крайне желательно.

На первый взгляд в этом письме, адресованном старшему инспектору Хамфри Мастерсу, Скотленд-Ярд, не было ничего, что могло бы вызвать у вышеупомянутого старшего инспектора беспокойство. Оно прибыло с утренней почтой, в ту самую среду, когда дьявольская жара, обрушившаяся на Лондон, – вы, возможно, помните ее – достигла своего апогея. Текст был напечатан в центре плотного листа почтовой бумаги. Подписи в письме не было. В этот знойный день для молодого сержанта Полларда, помощника Мастерса, оно стало еще одним поводом для раздражения.

– Однако же, – не без сарказма заметил он, – мероприятие может получиться довольно шумным, раз они приглашают всех и каждого. Как вы думаете, сэр, это розыгрыш или какая-то реклама?

И конечно, реакция Мастерса стала для него полнейшей неожиданностью. Мастерс, который носил синий саржевый костюм с жилетом круглый год, невзирая на погоду, обливался потом за письменным столом, заваленным бумагами. Когда он поднял голову, его мясистое лицо, обычно невозмутимое, как у карточного шулера, и лысина, просвечивающая сквозь начесанные на нее седеющие пряди, пылали малиновым цветом. Он смачно выругался.

– Что такое? – удивился Поллард. – Не хотите же вы сказать…

– Так-так, – проворчал Мастерс. В скверном расположении духа он имел привычку брать на себя роль родителя, распекающего своего пустоголового отпрыска. – Не лезь с замечаниями, Боб, пока не вникнешь в суть дела. Вот поишачишь здесь с мое… Ладно. Ну-ка сбегай принеси мне папку, подписанную «Дартли». Да поживее!

На папке стояла дата двухлетней давности. Поллард не успел перелистать дело по пути назад, но даже по заголовку было понятно, что речь идет об убийстве. Его скука исчезла без следа, сменившись жгучим любопытством. До сих пор Поллард, попавший в полицию после окончания Кембриджа, не сталкивался ни с чем, кроме унылых секретарских обязанностей. Даже когда он был патрульным, его работа состояла главным образом из магических пассов руками на дороге да арестом каких-то 1322 автомобилистов. Поэтому он с интересом следил за Мастерсом, который, зловеще кряхтя, яростно перелистывал бумаги.

– Что-то интригующее? – наконец не выдержал сержант.

– Интригующее? – ядовито переспросил Мастерс. Несмотря на присущую ему осторожность, он не смог сдержаться: – Это убийство, мальчик мой, вот что это такое! Мы так и не поймали парня, который его совершил, и вряд ли когда-нибудь поймаем. Уж поверь на слово: за те двадцать пять лет, что я отпахал на этой работе, это единственное убийство, в котором не было никакого смысла. Интригующе, что и говорить.

Поллард растерянно моргнул:

– Совсем никакого смысла?

– Именно так, – сердито кивнул Мастерс. По его глазам было видно, что он только что принял решение. – Бери свою шляпу, Боб. Подожди минуту, я позвоню помощнику комиссара, а потом мы нанесем короткий визит человеку, который тебе хорошо знаком…

– Надеюсь, это не сэр Генри Мерривейл?

– Почему бы и нет?

– Ради бога, сэр, не делайте этого! – взмолился Поллард. – Только не в такую погоду! Он сейчас злой как дьявол. Он разорвет нас на куски, а потом спляшет на наших костях. Он…

Несмотря на жару, Мастерс расплылся в ухмылке.

– Да, черт возьми, старикан способен задать нам жару, – признал он. – Как ни крути, он действительно трудится в поте лица. Ладно, его я беру на себя. Тут главное, Боб, дать ему заглотить наживку. А потом – раз… Стоит старику заинтересоваться – и дело в шляпе.

Десятью минутами позже он, снова такой же благодушный, как обычно, стоял у двери в кабинет Г. М., на пятом этаже похожего на крольчатник старого здания на задах Уайтхолла. От густых запахов нагретой древесины и бумаги жара здесь казалась еще невыносимей. Из-за двери донесся сварливый голос: похоже, Г. М. диктовал письмо. Мастерс толкнул дверь, не удосужившись постучать, и обнаружил хозяина кабинета, развалившегося в кресле, с расстегнутым воротником и ногами на письменном столе. Он мстительно сверлил глазами телефонный аппарат.

– Записывайте! – пробасил Г. М. с пафосом вождя индейского племени. Надо сказать, что, несмотря на очки, съехавшие на самый кончик крупного носа, рубленые черты лица и более чем скудная мимика действительно делали его похожим на индейского вождя, а мрачно сложенные на груди руки только усиливали это впечатление. Его лысый череп сверкал в солнечных лучах, бьющих из окна, а крупное тело, казалось, от зноя слегка усохло.

– Редактору «Таймс». Дорогой Стинкер[1], – продолжал Г. М. – я хочу подать жалобу на проклятых ублюдков с душонками гиен, имеющих бесчестье составлять наше нынешнее правительство. Доколе, я спрашиваю вас, сэр… Это выражение придает тексту почти цицероновскую экспрессию, согласны? Ага. Мне оно нравится. Непременно оставьте его… Доколе, я спрашиваю вас, сэр, свободнорожденные англичане будут вынуждены выносить зрелище того, как государственные деньги расходуются впустую, на всякий вздор, в то время как существует великое множество действительно обоснованных трат? Возьмем, к примеру, меня. Каждый божий день я вынужден преодолевать пять лестничных пролетов, а все почему? Потому что грязные, жалкие скупердяи отказываются установить…

– О сэр! – приветливо воскликнул Мастерс.

Г. М., прерванный на самом пике своего яростного спича, слишком разомлел от жары, чтобы убедительно зарычать в ответ.

– Ладно, – пробормотал он, злобно щурясь. – Мне следовало догадаться, что ты сегодня непременно явишься, Мастерс. Чаша моих страданий наполнена до краев. Почему бы тебе не войти и не опрокинуть ее мне на голову? А?

– Доброе утро, мисс Фоллиот, – произнес Мастерс с галантной улыбкой.

Лоллипоп, секретарша Г. М., была ослепительной блондинкой в старомодных бумажных манжетах. При появлении старшего инспектора и сержанта она молча поднялась со стула, захлопнула записную книжку, страница которой, как успел заметить Поллард, осталась девственно чистой, и выскользнула из комнаты. Пыхтя и отдуваясь, Г. М. стащил ноги со стола и сдвинул в сторону веер из пальмовых листьев.

– Откровенно говоря, – проговорил он неожиданно миролюбивым тоном, – я соскучился по какому-нибудь занятному дельцу. От этих дипломатических проблем меня оторопь берет. Представьте, кто-то снова стрелял по нашим линкорам. А кто это с тобой? Боб Поллард? Ага, так я и думал. Присаживайтесь. Что привело вас ко мне?

Такая легкая капитуляция ошеломила даже добродушного Мастерса. Впрочем, Поллард подозревал, что Г. М. в последние дни был так завален работой, что хватался за любую возможность от нее увильнуть. Мастерс положил на стол письмо о чаепитии для десятерых. Г. М. изучил его с постной миной, постукивая большими пальцами по столешнице.

– И что теперь? – поинтересовался он. – Ты идешь?

– Да, – мрачно кивнул Мастерс. – Более того, сэр Генри, я собираюсь поставить вокруг дома номер четыре на Бервик-Террас такое оцепление, что туда даже мышь не проскочит. Вот именно. А теперь взгляните-ка на это.

Он достал из портфеля папку с досье Дартли, порылся в нем и осторожно вытащил лист писчей бумаги точно такого же размера, как тот, который только что рассматривал Г. М. Текст письма тоже был напечатан на машинке. Мастерс положил два листа на письменный стол рядом друг с другом, и Поллард прочитал второе сообщение:

В понедельник, тридцатого апреля, в девять тридцать вечера, по адресу: Пендрагон-Гарденс, дом восемнадцать, квартира восемь, будет накрыт чай на десять персон. Полиции следует держать ухо востро.

– Тут стиль попроще, – заметил Г. М., перевел взгляд с одного письма на другое и нахмурился. – Ага, оба дома в районе Кенсингтона. Ну?

– Письмо про Пендрагон-Гарденс будем называть «экспонат А», – объявил Мастерс, постучав по листочку пальцем. – Оно пришло в Скотленд-Ярд днем тридцатого апреля два года назад и было адресовано мне. А теперь позвольте спросить вас, сэр, – с горечью осведомился он, – что я мог тогда предпринять? А? Ну, то есть кроме того, что я все-таки сделал. Так началось расследование убийства Дартли. Помните такое?

Г. М. не ответил, хотя его блеклые глазки слегка оживились. Он взял веер из пальмовых листьев и передвинул им коробку с сигарами в центр стола.

– Я достаточно прослужил в Ярде, – Мастерс наклонился вперед, опираясь локтями о стол, – чтобы понимать, что такие письма не следует игнорировать, потому что иногда они содержат ценную информацию. Н-да. Но, кроме как сообщить о записке в окружной полицейский участок, мало что можно было сделать. Дом номер восемнадцать на Пендрагон-Гарденс я обшарил сверху донизу. Это тихая, довольно фешенебельная улица в Западном Кенсингтоне. Дом оказался необитаемым, но опустел он не больше недели назад, потому что свет и воду еще не отключили. Единственное, что мне удалось выяснить, так это то, что людей этот дом чем-то пугал и надолго они там не задерживались. Понимаете меня, сэр?

– Ты просто мастер слова, сынок, – кивнул Г. М., с любопытством на него поглядывая. – Хо-хо! Я так и жду, что старый бабай подкрадется и цапнет тебя…

– Напрасно смеетесь, – поморщился Мастерс. – Говорю же вам, там происходила какая-то чертовщина. Констебль, который дежурил возле дома номер восемнадцать всю ночь, не видел ничего странного. Но на следующее утро, часов в шесть, мимо проходил сержант, направляющийся в полицейский участок. И он заметил, что парадная дверь приоткрыта. Он поднялся на крыльцо, пересек вестибюль и обнаружил, что внутренняя дверь тоже не заперта. И это еще не все. Хотя в доме никто не жил, в холле стояла вешалка для шляп и пара стульев, а пол был застлан ковровой дорожкой. Сержант решил осмотреть комнаты. Все они были абсолютно пусты, все, кроме одной – той, что находилась слева от входной двери и, по-видимому, служила гостиной. Ставни на окнах были прикрыты, но и в полутьме сержант разглядел, что комната меблирована. Причем обставлена она была вполне прилично: ковер, шторы и все такое. Висела даже новехонькая люстра. Впрочем, в мебели не было ничего особенного – если не считать большого круглого стола, стоявшего в центре комнаты. Кто-то расставил на нем десять фарфоровых чашек с блюдцами. Никаких других чайных принадлежностей не было – только чашки, к тому же пустые. Эти чашки… Знаете, сэр, они были довольно необычными. Я вернусь к ним чуть позже, потому что, видите ли, это была не единственная странность в комнате. Там находился еще и мертвец. – Мастерс глубоко вздохнул, с шумом втянув через нос воздух. С его покрасневшего лица не сходила скептическая улыбка, хотя он, казалось, был горд добросовестностью своего изложения и произведенным драматическим эффектом. – Мертвец, – повторил он, вытряхивая на стол бумаги из папки. – Где-то здесь была его фотография. Такой невысокий пожилой господин в смокинге и легком пальто. (Цилиндр и перчатки обнаружились на стуле, в противоположном конце комнаты.) Мертвец распластался ничком между столом и дверью, но ближе к столу. В него дважды стреляли из автоматического пистолета тридцать второго калибра, попав один раз в шею, а другой – в затылок. Оба выстрела были сделаны с такого близкого расстояния, что остались следы ожога на шее, и волосы были подпалены. Похоже, убийца почти прижимал дуло пистолета к жертве. Судя по всему, старик подошел к столу, чтобы взглянуть на чайные чашки, убийца приставил к нему пистолет и спустил курок. Согласно медицинскому заключению, смерть наступила ночью, между десятью и одиннадцатью часами.

Улики? Н-да… Не было никаких улик. Отпечатков пальцев в комнате было хоть отбавляй, в том числе и самого убитого, а вот чашки оказались кристально чистыми, на них не обнаружили даже следов от перчаток или ткани, которой их протерли. Не было окурков или остатков выпивки, ни один стул не был отодвинут от стола – ни намека на то, сколько людей находилось ночью в комнате и чем они там занимались. Нашли только одну зацепку. Ночью топили камин, и в пепле были обнаружены обгоревшие остатки большой картонной коробки и оберточной бумаги. Причем к упаковке от чайных чашек эти остатки отношения не имели. Чашки принесли, как я потом объясню, в куда более презентабельной таре – в деревянном ящике. Но этот ящик исчез.

Мастерс наконец разыскал в бумагах фотографию мужчины с длинным вялым лицом, крючковатым носом, коротко подстриженной седой бородой и усами.

– Опознать старика не составило труда, – продолжал он. – А вот дальше, увы, глухая стена, иначе не скажешь. Черт возьми, сэр, старик казался последним человеком, которого кто-нибудь захотел бы убить! Его звали Уильям Моррис Дартли. Он был холост, богат, не имел никаких родственников, кроме незамужней сестры (весьма грозной особы), которая следила за хозяйством. У него не было не только врагов, но и друзей. Правда, в молодые годы он был замешан в парочке историй, связанных с шантажом, но это все давно быльем поросло. Его сестра клялась (и ей-богу, я ей верю), что может расписать по минутам, как он жил последние пятнадцать лет. Мотив? Половина его состояния досталась сестре, другая половина – музею Южного Кенсингтона. Поскольку у сестры было железное алиби – она играла в бридж (впрочем, мы никогда всерьез ее и не подозревали), подозреваемых у нас не осталось. Последними арендаторами этого дома были мистер и миссис Джереми Дервент. Сам Дервент был адвокатом с патологически безупречной репутацией, с Дартли супругов не связывало вообще ничего, так что мы опять оказались в тупике. Единственным увлечением Дартли было коллекционирование предметов искусства, и особенное предпочтение он отдавал керамике и фарфору. Вот теперь давайте вернемся к нашим десяти чайным чашкам.

Понимаете, сэр, меня не назовешь знатоком искусства. Все эти художественные финтифлюшки не по моей части. Но даже мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что эти чашки – нечто особенное. На каждой из них были нарисованы павлиньи перья, переплетенные друг с другом – оранжевые, желтые, голубые. Они казались мягкими и невесомыми и словно бы колыхались, когда на них останавливаешь взгляд. А еще эти чашки выглядели очень старинными. Какой-то свет исходил от них, честное слово. Я сразу подумал, что они ценные, и не ошибся. Вот что написал нам эксперт из музея Южного Кенсингтона:

Эти чайные чашки – превосходнейший образчик майолики раннего итальянского Возрождения, до сих пор мне не приходилось видеть ничего подобного.

Они произведены в мастерской маэстро Джоржио Андреоли из Губбио, на них есть его подпись и дата – 1525 год. По моему мнению, эти чашки уникальны. Они, разумеется, не использовались для чаепитий, поскольку Европа не была знакома с этим напитком вплоть до середины семнадцатого столетия. Признаться, их предназначение для меня загадка. Могу предположить, что они были созданы для церемониального обряда какого-нибудь тайного общества, коих было достаточно в те времена в Венеции. Они представляют немалую ценность и на аукционе могли бы уйти за две-три тысячи фунтов.

– Ага. – Г. М. заломил бровь. – Это большие деньги. Звучит многообещающе.

– Да, сэр, я тоже так подумал. Первым делом мы стали искать владельца чашек; оказалось, что они принадлежат самому Дартли. Похоже, он приобрел их в тот же день, тридцатого апреля, в художественной галерее «Соар» на Бонд-стрит. Чашки продал ему старик Соар лично; сделка держалась в большом секрете, и обошлись они Дартли в двадцать пять сотен наличными. Мы решили, что нащупали какой-то мотив, пусть и патологический. Предположим, некий малахольный коллекционер решил во что бы то ни стало заполучить эти чашки и использовал для этого дьявольски сложный способ. Да, идея выглядит безумной, но попробуйте придумать лучше.

Убийца продумал все до мелочей. Взять, к примеру, мебель. Мы выяснили, что двумя днями раньше, двадцать восьмого апреля, в офис компании «Мебель для дома», расположенный на улице Холборн, – это один из тех гигантских магазинов, где можно купить все – от громоотводов до занавесок, – было доставлено анонимное письмо, к которому прилагалось двадцать пятифунтовых банкнот. Отправитель выразил желание приобрести самую лучшую мебель для гостиной и прихожей. Далее следовало распоряжение подготовить мебель к отправке. Что ж, мебель упаковали для перевозки. Транспортная компания «Картрайт» тоже получила анонимное письмо с вложенной пятифунтовой банкнотой. В письме содержались следующие указания: отправить мебельный фургон в магазин «Мебель для дома», чтобы забрать там груз и доставить его по адресу: Пендрагон-Гарденс, восемнадцать (ключ от входной двери находился в том же конверте), мебель следовало занести в дом и оставить внутри. Все было сделано в срок, хотя никто заказчика и в глаза не видел. Грузчики просто сгрузили мебель в холле, не дожидаясь хозяев. А заказчик, должно быть, уже сам потом расставил ее по комнатам. Конечно, соседи заметили суету вокруг дома, но не обратили на это особого внимания, решив, что въезжает новый жилец.

Г. М. поморщился, словно ему докучала невидимая муха.

– Постой-ка, – сказал он. – Анонимные письма были написаны от руки или напечатаны на машинке?

– Напечатаны на машинке.

– Ага… На той же машинке, на которой напечатано приглашение на чаепитие?

– Нет, сэр. На другой. К тому же – как бы это сказать – напечатаны они по-разному. В записке про чаепитие, как видите, строчки неровные и неумелые. А два других письма напечатаны очень чисто. Руку опытной машинистки сразу видно.

– Угу… Что там дальше?

Мастерс вздохнул:

– Значит, мм, заключение, мм, к которому мы не могли не прийти, таково: убийца подготовил нечто вроде ловушки. Так? Он нашел пустующий дом, постарался создать впечатление, что живет там: для этого было достаточно меблировать только те комнаты, которые мог видеть его гость. Дартли вошел внутрь, неся под мышкой ящик с десятью чайными чашками, и по какой-то причине был убит. Может, из-за этих чашек.

До этого момента поведение Дартли согласуется с нашей гипотезой. В тот вечер, когда его убили, он покинул свой дом на Сауз-Одли-стрит в половине десятого. Его сестра к тому времени уже уехала играть в бридж на их общем автомобиле, но дворецкий видел Дартли и даже говорил с ним. С собой у Дартли была большая коробка, упакованная в оберточную бумагу, как раз впору для десяти чайных чашек. Однако он не сказал дворецкому, куда собирается идти. Возле дома он поймал такси, и мы даже смогли разыскать таксиста. Он отправился прямиком на Пендрагон-Гарденс, восемнадцать. – Мастерс мрачно усмехнулся. – Таксист хорошо его запомнил. Тут нам повезло. Поездка до Пендрагон-Гарденс стоила три шиллинга шесть пенсов, и Дартли раскошелился еще на два пенса чаевых. Похоже, старый скряга нелегко расставался с деньгами. На этом наша удача и кончилась. Таксист так разозлился, что рванул с места, даже не оглянувшись. Проклятье, а ведь мог бы заметить, кто открыл Дартли дверь! Он запомнил только, что в доме совсем не было света. – Мастерс безнадежно махнул рукой. – Вот и все, что нам удалось выяснить. А дальше мы все время упирались в чертов тупик. Никаких странностей, никаких врагов – ничего! Если вы скажете, что его… гм… завлекли… – Мастерс поежился от неловкости за мелодраматический оборот, – что его заманили в тот дом и убили из-за чайных чашек… Что ж, сэр, осмелюсь заявить, что это первое, что приходит в голову. Но я не вижу смысла. Вот именно! Про убийцу не скажешь, что он без гроша в кармане. Чтобы расставить свою ловушку, он пошел на нешуточные расходы. Да за одну только мебель ему пришлось выложить сто фунтов – за такие деньги моя дочь могла бы с шиком обставить весь дом. Если он с такой легкостью разбрасывается деньгами, почему ему было просто не купить эти чашки у арт-дилеров? Все-таки это не музейные экспонаты. И наконец, раз уж он так потрудился, чтобы подготовить сцену для убийства, почему потом не унес эти злосчастные чашки с собой? Ведь вот же они, на столе, во всей красе – только руку протяни. Но он буквально пальцем к ним не прикоснулся, сэр, – никаких отпечатков на них не нашли.

Я рассказывал вам, что мы собрали в доме отличную коллекцию отпечатков пальцев, включая отпечатки Дартли, но толку с этого не было. Остальные отпечатки пальцев принадлежали грузчикам. Убийца, похоже, ни разу не снял перчаток. И все-таки – почему он не забрал чашки? Его никто не беспокоил, впереди у него была вся ночь. И вот тебе пожалуйста. Нет, эта история не имеет смысла, с какой стороны на нее ни посмотри, а ничего не выводит меня из себя так, как бессмысленные преступления. И что же еще делает наш убийца? Он не дотрагивается до чашек, но уносит с собой коробку из-под них и оберточную бумагу. Представляете? А сегодня утром, через два года после истории с Дартли, я опять получаю письмо о чаепитии на десять персон. Чего мне теперь ждать – нового убийства? Как вы считаете?

Глава вторая

Полицейский участок

Какое-то время Г. М. сидел молча, щурясь и поглаживая живот большими пальцами. Его губы изогнулись подковой, словно он получил на завтрак протухшее яйцо. В комнате было тихо, и закатные лучи солнца проникали сквозь пыльное оконное стекло горячими стрелами. Г. М. снова потянулся за коробкой с сигарами. На этот раз он достал из нее сигару, откусил кончик, зажег и так яростно выпустил струю дыма, что она почти достигла камина в другом конце комнаты.

– Если ты спросишь меня, дурной ли это знак, – произнес он наконец, дернув носом, – то я отвечу: дурной. Я опять чую запах английской крови. Разрази меня гром, Мастерс, ты умудряешься впутываться в самые паскудные дела, какие только можно представить. Стоит произойти какому-нибудь невероятному убийству, и ты тут как тут. Чует мое сердце, этот случай из той же оперы.

Мастерс знал, как подзадорить этого человека, сохраняя почтительность.

– Конечно, сэр, я не жду от вас многого. Глупо надеяться, что вы увидите какой-то просвет, когда весь Скотленд-Ярд плутал в темноте два года. Простите меня, в конце концов, вы ведь всего лишь любитель. Но даже если это за пределами ваших возможностей…

– Хотите пари, эй, вы? – Г. М. даже поперхнулся от возмущения. Он возопил о черной неблагодарности с такой экспрессией, что Поллард испугался, не перегнул ли старший инспектор палку. Однако Мастерс оставался невозмутимым, и Г. М. быстро смягчился. – Судя по всему, – злобно проворчал он, – люди не могут уснуть спокойно, пока не объяснят мне, какое я никчемное, пустоголовое ископаемое. Травля – вот как это называется. Прекрасно. Следи за моей мыслью. Просто чтобы показать, что это дело далеко не так загадочно, как считаете вы, недоумки, я задам тебе пару вопросов. Но сначала надо разобраться еще кое с чем. – Он показал на письмо, которое пришло этим утром. – Глянь-ка сюда, сынок. «В доме номер четыре на Бервик-Террас, ровно в пять часов пополудни». Почему пополудни? В том, как это звучит, есть что-то фальшивое. Я не скажу, что это мистификация или розыгрыш, но чувствуется в этом что-то подозрительное. Вот как кончается письмо, которое вы получили два года назад: «Полиции следует держать ухо востро» – прямо и недвусмысленно. «Присутствие столичной полиции крайне желательно» – режет глаз ненатуральностью, и мне это совсем не нравится. Смахивает на издевательство. Надеюсь, у тебя хватило ума удостовериться, что это не розыгрыш? В смысле, ты убедился, что дом номер четыре на Бервик-Террас пустует и годится для того, чтобы совершить в нем элегантное убийство?

Мастерс фыркнул:

– Можете не сомневаться, сэр. Я позвонил в полицейский участок Кенсингтона и попросил тамошнего инспектора подготовить мне подробную справку об этом месте. Кстати, вы напомнили мне… Как раз сейчас он уже должен что-то выяснить. Если позволите…

Он потянулся к телефону и взял трубку. Через минуту его соединили с инспектором Коттерилом, и он углубился в беседу, но до Полларда доносились только обрывки разговора. Наконец Мастерс прикрыл ладонью трубку и повернулся к ним. Румянец с его лица почти сошел, а взгляд сделался злым.

– Все верно, – сказал он Г. М. – Это необитаемый дом. Он пустует уже с год. В окне – табличка агентства недвижимости: «„Хьюстон и Клейн“, площадь Сент-Джеймс». Коттерил говорит, что Бервик-Террас – это небольшая улочка, оканчивающаяся тупиком, тихая, степенная, на ней и дюжины домов не наберется. Знаете, такая типично викторианская солидность и респектабельность. Причем пустует не только дом номер четыре, там вообще почти никто не живет.

– Да неужели? А в чем дело? Чума?

Мастерс снова прижал к уху телефонную трубку.

– Кажется, даже хуже, – доложил он спустя минуту. – Собираются расширять подземку, и новую станцию решено строить прямо у поворота на Бервик-Террас. Ветку еще не протянули, но начало строительства не за горами. Обитатели Бервик-Террас были так возмущены, что их приватность разрушит станция метрополитена, что съехали из своих квартир почти в полном составе. Цены на жилье рухнули в одночасье. Что-нибудь еще, Коттерил? Что? Ну вот и все. – Когда Мастерс повернулся к ним снова, его лицо было до странности отрешенным. – Дежурный констебль сообщил, что вчера в дом номер четыре в фургоне была доставлена мебель.

Г. М. присвистнул.

– Шутки кончились, сынок, – сказал он. – У убийцы, похоже, стальные нервы.

– Чтобы провернуть еще раз тот же самый трюк и прищемить нам хвост, – взорвался Мастерс, – ему придется стать человеком-невидимкой! Я устрою ему чаепитие на десять персон! Алло! Коттерил? Тут может быть связь с делом Дартли, но мы пока не знаем наверняка. Пусть два ваших лучших сотрудника в штатском следят за домом спереди и с тыла. Если у вас есть ресурсы, можете поставить человека и внутри, но с дома глаз не спускать! Я возьму ключи в агентстве. Наши люди тоже будут и внутри, и снаружи. Да, незамедлительно! Но предупредите своих, чтобы держались в тени. Правильно. Увидимся позже. Пока.

– Ладно-ладно, – успокаивающе проговорил Г. М., когда Мастерс с яростью бросил на рычаг телефонную трубку. Он наконец раскурил сигару, и теперь дым маслянистым облаком висел над его головой. – Не выпрыгивай из штанов, сынок. Еще только полдень. Если убийца придерживается графика, у вас есть еще пять часов. Хотя, соглашусь, было бы крайне наивно верить ему на слово. Пф-ф.

– А вы совсем не обеспокоены? – мрачно осведомился Мастерс.

– О, разумеется! Разумеется, я чертовски обеспокоен. Метод этого парня – вот что беспокоит меня, Мастерс, и причина, по которой он ведет себя так вызывающе. Но горем я не убит. Главная наша проблема в том, что мы не имеем ни малейшего представления, кто выбран на роль жертвы.

– Простите, сэр, – робко спросил Поллард. – А откуда вы знаете, что произойдет убийство?

Возникла пауза. Оба собеседника уставились на сержанта. Мастерс скептически выгнул бровь, словно намереваясь сказать: «Ну-ну» – тем суровым тоном, какой приберегал для молодых, особенно для тех, кого, по его мнению, нужно было вышколить. Под началом Мастерса легко служилось, но в выражениях он не стеснялся. Однако воображение Полларда было сейчас полностью захвачено этой странной картиной: десять чайных чашек, украшенных узором из павлиньих перьев, расставлены по кругу и как будто бы светятся, затмевая собой все обыденные вещи.

– Продолжай, сынок, – глухо проговорил Г. М. – Что ты имеешь в виду?

Поллард наклонился к письмам и постучал по ним пальцем:

– Вот это. Ведь на самом деле здесь нет ни угроз, ни намеков на какие-то неприятности. В них просто сообщается, что там-то и там-то состоится чаепитие. Может статься, убийство Дартли произошло случайно, а совсем не по плану. Кажется, пока у нас есть лишь одна подсказка, что могут означать чашки. Эта подсказка содержится в сообщении работника музея Южного Кенсингтона. Послушайте. «Могу предположить, что они были созданы для церемониального обряда какого-нибудь тайного общества, коих было достаточно в те времена в Венеции». Не знаю, что в Венеции было с тайными обществами, но, по крайней мере, это хоть какая-то версия. Я имею в виду, вдруг это собрание какого-то тайного общества?

– Мм, – почесал в затылке Г. М., – нечто вроде клуба самоубийц, полагаешь? Только в нашем случае это больше похоже на клуб убийц.

– Не годится, – отрезал Мастерс. – Боб, мы ведь это уже обсуждали. Версия с тайным обществом была выдвинута сразу после убийства Дартли. Какая-то газета раскручивала эту идею. Они даже опубликовали целый цикл забористых статей о всевозможных тайных обществах, древних и современных. Эта версия выеденного яйца не стоит. Что за тайное общество, о котором никто слыхом не слыхивал?

– Не знаю, не знаю, – хмыкнул Г. М. – Ты, Мастерс, мыслишь слишком прямолинейно. Ты представляешь себе тайное общество как своего рода благотворительную организацию, а я имею в виду совсем другое. Тихие воды глубоки, сынок. Похоже, у тебя в голове не умещается, что может существовать организация, о которой никому ничего не известно и которой управляют без лишней шумихи. Имей в виду, я не утверждаю, что это наш случай. Как раз наоборот, я в этом сильно сомневаюсь. Но есть ли у тебя резоны утверждать, что этого не может быть?

Мастерс был непоколебим.

– Есть, – заявил он. – У меня имеется очень веский довод: сестра Дартли Эмма. Эта женщина могла бы сколотить состояние на поприще частного сыска. Я отродясь не встречал такого потрясающего чутья. Так вот, она клянется, что ничего подобного в жизни ее брата не было и быть не могло. Я полностью доверяю ее суждениям; если бы вы с ней познакомились, вы бы со мной согласились. Кроме того, это происшествие должно было вывести нас на то самое общество. Но сколько мы ни искали, не нашлось ни единой улики, подтверждающей его существование. Все указывало на то, что той ночью в доме на Пендрагон-Гарденс было только два человека – Дартли и его убийца. Я не знаю, сэр, может ли существовать тайное общество без шумихи, но абсолютно уверен, что оно не может существовать без собственных членов.

Г. М. смерил Мастерса взглядом.

– Ты совершенно отбился от рук, – проворчал он. – Будем придерживаться фактов, если так тебе больше нравится. Ты сам вспомнил о Дартли, так давай поговорим о нем. У него была довольно солидная коллекция, насколько я понимаю?

– Да, обширная и весьма ценная. Музейный работник уверял нас, что там экспонатов тысяч на сто.

– Какого рода экспонаты? Керамика?

– Керамика, да. Но много и других ценностей. Где-то здесь у меня осталась опись. Довольно разномастное собрание: несколько картин, табакерки, книги, есть даже пара мечей.

– Он часто имел дело с галереей «Соар» на Бонд-стрит?

Мастерс посмотрел на Г. М. с удивлением:

– Частенько, судя по всему. Он был дружен со старым Бенджамином Соаром, – может, помните, тот умер с полгода назад? Теперь там всем заправляет его сын. Кстати, музейный работник заметил, что, несмотря на неказистую наружность, Дартли должен был обладать необычайной деловой хваткой и острым умом. В его письменном столе лежала пачка оплаченных счетов; так вот, многие коллекционные вещи он приобрел у Соара практически за бесценок. – Мастерс бросил на Г. М. острый взгляд. – Не то чтобы, – осторожно добавил он, – это имело значение…

– Действительно. Скажи-ка, когда Дартли покупал чашки, как они были упакованы?

– Они были сложены в обычный ящик из тикового дерева, около двух футов в длину и одного фута в высоту, – ничего особенного. Каждый чайный предмет был обернут в папиросную бумагу, а промежутки между ними наполнены упаковочной стружкой. Но, как я уже говорил, коробку так и не нашли.

– Еще один вопрос, сынок, и не торопись с ответом. Если Дартли оставил свою коллекцию музею, значит после его смерти провели инвентаризацию. Так вот, когда музейные эксперты добрались до нее, все ли там оказалось на месте?

Мастерс медленно опустился на стул. На его мясистом лице появилась удивленная полуулыбка.

– Я мог бы догадаться, – ответил он после паузы, – что вы непременно вытащите кролика из шляпы. Откуда вы знаете, что там чего-то не хватает?

– О, я просто сидел и думал. И мне пришло в голову, что нечто подобное могло иметь место. И что же пропало, сынок?

– А вот это самое странное. Насколько я помню, пропала сущая безделица – одна из немногих вещей в коллекции старика, которая не представляла никакой ценности. Дартли держал ее у себя как курьезную игрушку. Это так называемый чайник-головоломка. Наверняка вы такие встречали. Большой кувшин, фарфоровый, ну или из похожего материала, с тремя носиками и полой ручкой с отверстием. Носики торчат во все стороны. Забава состоит в том, чтобы наполнить чайник водой и предложить кому-нибудь опорожнить его через один из носиков, не вылив ни капли через два других. – Мастерс замолчал и прищурился. – Но объясните неразумному, какое отношение кувшин-головоломка имеет к убийству Дартли и как он связан с чайными чашками, расставленными по кругу?

– Не имею ни малейшего представления, сынок, – признался Г. М. Он горестно посмотрел на свои руки и пошевелил большими пальцами. – По крайней мере, в данный момент. Просто во время твоего рассказа мне пришло в голову, что из коллекции Дартли могло что-то пропасть. Нет-нет, не спрашивай меня почему. Разрази меня гром, Мастерс, у тебя есть чем сейчас заняться! Ты – человек действия, и, мне кажется, пора начинать действовать.

Мастерс поднялся, испустив тяжелый вздох.

– Я и собираюсь, – сказал он. – Прямо сейчас. Но в Скотленд-Ярде совещание по поводу случая в Бирмингеме, и мне необходимо там присутствовать. – Он посмотрел на Полларда. – Так что это ты, Боб, человек, который возьмет в свои руки наше дело – по крайней мере, его первую часть. Справишься?

– Да, – выпалил Поллард.

– Вот и хорошо. Заскочи в агентство недвижимости «Хьюстон и Клейн», возьми ключи от дома номер четыре на Бервик-Террас и разрешение на осмотр. Не признавайся, что ты коп, – они могут начать кочевряжиться. Напусти на себя спеси, заяви, что подумываешь о покупке недвижимости. Все понял? Разузнай, не интересовался ли ключами кто-нибудь еще. Затем направляйся прямиком в дом, найди там комнату с мебелью и не выходи оттуда ни при каких обстоятельствах. Я присоединюсь к тебе, как только смогу. Приступай!

Последнее, что услышал сержант, перед тем как покинул комнату, был сатанинский хохот Г. М. и возглас Мастерса, смахивающий на рычание. Поллард не мог не признаться себе, что в восторге от задания, хотя и понимал, что в случае провала Мастерс спустит с него три шкуры. Над Уайтхоллом нависли свинцовые тучи, обещая к вечеру дождь. Поллард так торопился на автобус, что взмок от пота, ему пришлось даже вытирать лицо носовым платком. Зато через десять минут он уже был в агентстве «Хьюстон и Клейн» и смотрел в глаза импозантному джентльмену, доверительно наклонившемуся к нему через стол.

– Дом номер четыре на Бервик-Террас, – медленно произнес агент, словно бы роясь в памяти. – Ах да, конечно. Мы с удовольствием предоставим вам возможность осмотреть этот дом. – Он взглянул на Полларда с некоторым любопытством. – Кстати сказать, сэр, дом приобретает популярность среди наших клиентов.

– Популярность?

– Да. Как раз сегодня утром мы передали комплект ключей и ордер на осмотр еще одному покупателю, – улыбнулся он. – Разумеется, очередность осмотра не дает никаких преимуществ при покупке…

Поллард состроил озабоченную гримасу.

– Да что вы говорите? Досадно, если это окажется тот человек, о котором я подумал. Кстати, как он представился? Понимаете, мы заключили своего рода пари…

– Ах, пари! – воскликнул клерк с видимым облегчением. Его нерешительность исчезла без следа. – Что ж, сэр, тут нет никакого секрета. Его зовут мистер Вэнс Китинг.

Эта информация давала простор для интерпретаций. Поллард смутно помнил, что видел этого Китинга на какой-то вечеринке и тот не произвел на него большого впечатления, хотя сержант частенько встречал его имя на страницах газет. Вэнс Китинг был из тех молодых людей, которые купаются в деньгах и без устали жалуются на скуку. «Мы принадлежим, – публично заявил он однажды, дав острословам повод позубоскалить, – к племени авантюристов, такому же древнему, как и культ рыцарей. Мы звоним в чужие дома. Выходим на заброшенных полустанках. Проникаем в гаремы, прыгаем в бочках в Ниагарский водопад. Мы всегда разочаровываемся, но продолжаем верить, что впереди нас ждут захватывающие приключения и сказочные богатства». Надо признать, на счету Китинга было несколько действительно рискованных предприятий, хотя ходили слухи, что его выносливость не всегда соответствовала амбициям. Например, однажды он погнался за двенадцатифутовым тигром и буквально упал без сил, так что назад его пришлось нести на носилках. Поллард припомнил, что не так давно читал о его помолвке с мисс Френсис Гэйл, гольфисткой.

– Ах Китинг! Ну конечно, так я и думал! – воскликнул сержант. – Похоже, вам придется наблюдать, как мы сражаемся за этот дом. А кто-нибудь еще проявлял к нему интерес?

Агент задумался.

– Насколько я помню, за последние полгода – никто. Полной уверенности у меня нет, но, если хотите, я сверюсь с записями. Подождите минутку, мистер Грант. – Он величаво вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с документами. – Оказывается, я ошибся, сэр. Молодая леди осматривала дом три месяца назад, десятого мая, если быть точным. Мисс Френсис Гэйл. Полагаю, молодая леди… э-э?..

– Спасибо, – оборвал его Поллард и поспешно удалился.

Если в этом деле был замешан Вэнс Китинг, можно было ожидать чего-то поистине впечатляющего. Пресные истории Китинга не привлекали. Сержант Поллард спустился в душную подземку, доехал до Ноттинг-Хилл-Гейт и по круто уходящей вверх безлюдной улице двинулся на запад.

Было всего четверть второго, но весь район словно вымер. Грязно-желтое небо давило на крыши домов; неподвижный воздух изредка колыхался, обдавая жаром, словно дыхание раскаленной печи, и шуршал сухими листьями платанов. Найти Бервик-Террас не составило труда. Небольшая улочка, оканчивающаяся тупиком, производила впечатление тихой заводи, настолько уединенной, словно была отделена от многолюдной площади запертыми воротами. Она была примерно шестидесяти ярдов в длину и двадцати ярдов в ширину. На ней уместилось десять домов: по четыре с каждой стороны и два в конце – с узкими фасадами и окнами, выходящими в тупик. Все дома были одинаковыми – добротными, из тесаного серого камня с белой облицовкой, эркерными окнами, крутыми каменными ступенями и длинными вестибюлями. В каждом было по три этажа и мансарда. Они были построены в одно время, давно потемнели от сажи и выглядели бы как близнецы, если бы не лестницы с перилами, поднимающиеся к входным дверям от общей ограды. Но накрахмаленные кружевные занавески виднелись в окнах лишь четырех домов. Возможно, именно пустые окна придавали этому месту разоренный, необитаемый вид и заставляли Полларда ежиться от смутного беспокойства. Улица словно уснула летаргическим сном. Единственным признаком жизни была детская коляска в вестибюле дома номер девять, в самом конце улицы, а единственным цветным пятном – пронзительно-красная телефонная будка, расположенная в ее начале. Все остальное казалось серым, и лишь дымоходы чернели на фоне пасмурного неба. Когда большая часть арендаторов выехала, Бервик-Террас начала приходить в упадок с поразительной быстротой.

Дом номер четыре располагался на левой стороне улицы. Поллард пошел по правому тротуару, вслушиваясь в эхо собственных шагов. Остановившись напротив дома номер четыре, он неторопливо достал сигарету и оглядел дом. Тот ничем не отличался от других, разве что был еще более обветшалым. Некоторые окна в нем были закрыты ставнями, стекла в других посерели от пыли, а два или три окна оказались и вовсе раскрыты настежь. Когда Поллард посмотрел вверх, ему почудилось, что ставни на окне мансарды качнулись, словно кто-то коснулся их, чтобы выглянуть наружу. В доме явно кто-то прятался, и этот человек наблюдал за ним, Поллардом.

– Сержант, – прошептал за его спиной чей-то голос.

Дом номер два, у которого Поллард остановился, тоже был без жильцов. Краем глаза он заметил, что вертикальная створка окна на первом этаже, возле прохода между домами, была приподнята примерно на полдюйма. Голос доносился оттуда, хотя из-за толстого слоя пыли на стекле ничего не было видно.

– Уоллис, подразделение «Л», – доложил голос. – Я здесь уже около часа. Портер наблюдает с тыла. Выйти отсюда можно только через переднюю или заднюю дверь, мы все осмотрели. Не знаю, за этим ли человеком вы охотитесь, но он сейчас в доме.

Закурив, Поллард проговорил, не разжимая губ:

– Будьте осторожны, он наверху, у окна. Смотрите, чтобы он вас не заметил. Кто это?

– Я не знаю. Молодой парень в светлом костюме. Он пришел сюда минут десять назад – пешком.

– Что он делает?

– Непонятно. Пока открыл пару окон, иначе он бы там просто задохнулся. Здесь жарко, как в преисподней.

– Вам удалось попасть в дом?

– Нет, не получилось. Дом заперт, как сейф. Незаметно попасть туда мы не смогли, а инспектор сказал…

– Все верно. Ждите здесь.

Поллард от души затянулся сигаретой, перешел улицу и с любопытством поглядел на дом. Потом вытащил ключи, к которым была прикреплена картонная бирка с названием агентства, и задумчиво повертел в руках. Эркерное окно слева от двери было плотно закрыто ставнями. Вероятно, за ним и находилась меблированная комната, подумал сержант. Он начал подниматься по ступеням к входной двери, но остановился, озирая улицу из конца в конец.

Бервик-Террас начиналась от большой площади под названием Кобург-Плейс. Листва деревьев на площади ярко блестела в ослепительном солнечном свете. Вдруг тишину улицы разорвал треск мотора. На Бервик-Террас въехал голубой двухместный «талбот». Женщина на водительском сиденье почти высунулась из окна, вглядываясь в дома на улице, и машина вильнула в сторону. Сержант стоял слишком далеко, чтобы разглядеть выражение ее лица, но даже в тарахтении мотора было что-то напряженное и испуганное. Через минуту машина умчалась прочь.

Словно где-то повернулось колесо, вдруг подумалось Полларду, и дирижер взмахнул дирижерской палочкой, запуская череду стремительных и зловещих событий. Но обдумать все это он не успел. Хлопнула внутренняя дверь дома. Потом послышались шаги по мраморному полу вестибюля и распахнулась наружная дверь. На пороге стоял мужчина и пристально смотрел ему прямо в глаза.

– Ну? – требовательно спросил мужчина.

Глава третья

Обещание убийцы

Пол вестибюля был выложен красно-белой мраморной плиткой, а внутри царил полумрак. Поллард поначалу не разглядел лица человека на пороге, однако сразу узнал в нем Вэнса Китинга. Китинг стоял, засунув большие пальцы рук в карманы пиджака, и его костюм из светло-серой фланели был заметно измазан сажей. Это был худой, жилистый юноша с длинным носом и поджатыми губами. Обычно его лицо не покидало выражение высокомерного презрения, но сейчас оно горело от возбуждения. Волнение в сочетании с подозрительностью – вот что Поллард успел заметить во взгляде мужчины, прежде чем тот отвел глаза. И еще одна деталь делала его облик почти гротескным – он впопыхах надел чужую шляпу. Хомбург[2] из мягкого серого фетра был на пару размеров ему велик и сидел так глубоко, что почти закрывал уши.

– Где эта женщина? – с раздражением спросил он.

– Женщина?

– Да. Женщина, которая… – Китинг остановился на полуслове, но Поллард уже сообразил, что в доме проходит какая-то тайная встреча или нечто вроде конклава, а его приняли за одного из участников. Однако Китинг тоже оказался не лыком шит: он быстро взял себя в руки, и возможность проникнуть в логово заговорщиков для Полларда была потеряна.

– La tasse est vide; la femme attend[3], – четко произнес Китинг.

«Что за любовь к мелодраме?» – сердито подумал Поллард. Очевидно, это был пароль, на который следовало дать правильный ответ. И он его, разумеется, не знал. Сержанта понесло.

– Цыплята моей тетушки в саду, – решительно ответил он. – И что теперь?

– Кто вы, черт возьми, такой? – свистящим шепотом осведомился Китинг. – Что вы хотите?

– Я собираюсь осмотреть дом, с вашего позволения.

– Осмотреть дом?

– Послушайте, – примирительно начал Поллард. – Давайте проясним ситуацию. Я хочу осмотреть дом, чтобы купить его, если цена не окажется чрезмерной. Разве в «Хьюстон и Клейн» вас не предупредили? Я давно ищу что-нибудь в этом роде. Поэтому взял в агентстве разрешение на осмотр, как, полагаю, сделали и вы.

– Но они не могли так со мной поступить! – вскричал его визави дрожащим голосом, в котором недоверие граничило почти с ужасом. Очевидно, такого поворота событий он не ожидал. – Они не могли, они отдали ключи мне…

– Нам ведь ничто не мешает осмотреть дом вместе? – простодушно поинтересовался Поллард, протискиваясь мимо него в холл.

Это был довольно просторный холл, однако очень темный, отделанный тяжелыми дубовыми панелями по моде шестидесятилетней давности, – настоящая ловушка для пыли и мрака. Через круглое окошко на лестничной площадке, с витражом из толстого стекла в тусклых красных и синих тонах, едва пробивался дневной свет, только подчеркивая темноту по углам. Казалось, эти слабые лучи делают окружающую атмосферу еще более тягостной. Стук башмаков по голым мраморным плиткам разносился по дому гулким эхом. С независимым видом Поллард пересек вестибюль и открыл дверь в комнату слева. Мебели в ней не было. Несмотря на закрытые ставни, это ему разглядеть удалось. Неприятно удивленный, он огляделся в поисках какой-нибудь западни, не забывая краем глаза следить за Китингом. Поскольку надвигались какие-то ужасные события, нужно было решить, какую роль в этой истории играет Китинг – хищника или жертвы.

– Простите, старина, – внезапно сказал Китинг совсем другим тоном. Его лицо менялось так же быстро, как у актера на сцене, – теперь оно излучало неподдельное обаяние. – Видите ли, я сегодня немного на взводе. Это все вчерашняя вечеринка. Почему бы, действительно, нам не осмотреть дом вместе? Если на то пошло, я сам могу показать его вам. Э-э, как у вас со временем?

Поллард посмотрел на часы: без двадцати два. До предполагаемого чаепития оставалось еще три часа двадцать минут.

– Боюсь, я пришел слишком рано, – признался он. – Теперь придется как-то убивать время. Понимаете, я договорился встретиться здесь со своей сестрой – она ведет мое хозяйство и, естественно, тоже хочет посмотреть на дом – в половине пятого. Но с нее станется и опоздать, она ведь вечно опаздывает. Так что торопиться мне некуда. Если хотите, я могу сейчас уйти и вернусь в половине пятого или в пять.

Китинг опустил голову. Когда он опять взглянул на Полларда, на его лице застыло высокомерное выражение.

– Не будете ли вы так любезны, – вежливо предложил он, – немного со мной прогуляться?

– Куда прогуляться?

– Туда, – неопределенно махнул рукой Китинг и вышел из дома.

Конечно, Поллард должен был последовать за ним, в этом не было никаких сомнений. Не важно, кем был Китинг – хищником или жертвой, с него нельзя было спускать глаз. Но если у Полларда и возникли подозрения, что его собираются заставить побегать, они быстро рассеялись. Китинг не пошел дальше телефонной будки на углу Бервик-Террас. Придерживая дверь, чтобы телефонный разговор можно было услышать снаружи, он набрал номер.

– Могу я поговорить, – произнес он новым, властным тоном, – с мистером Клейном?.. Алло, Клейн? Венс Китинг у телефона. Я принял решение насчет дома на Бервик-Террас. Сколько вы за него хотите? Да, и безусловное право собственности… Да, меня это устраивает… Я покупаю его, при условии… Один момент… Рядом со мной еще один ваш клиент. Может, вы желаете, друг мой, предложить больше трех тысяч пятисот? Ага, так я и думал… Клейн? Да, я его покупаю. Сделка считается заключенной с момента, когда я принял решение, не так ли? Дом принадлежит мне даже до того, как на руках у меня окажутся все документы, я прав? Вы в этом абсолютно уверены?.. Прекрасно. Всего доброго.

Китинг аккуратно повесил трубку и вышел из телефонной будки.

– Что ж, друг мой, – удовлетворенно объявил он, – не думаю, что этот дом все еще представляет для вас интерес. Я привык получать, что хочу, и теперь он принадлежит мне. Любые визиты в дом номер четыре на Бервик-Террас, светские или еще какие, отныне запрещены. Так что вы весьма обяжете меня, если уберетесь отсюда к чертовой матери.

Серый хомбург, расплющивший уши Китинга, весьма лихо сидел на его затылке. Он зашагал прочь размашистым шагом, очевидно полностью удовлетворившись тем, как уладил дело. Весь его беззаботный вид свидетельствовал, что эта легкая заминка через пару мгновений полностью сотрется из его памяти. Сержант Поллард вскипел от совсем-не-характерной-для-Роберта ярости так, что едва не лопнул. Он уже совсем было решил броситься за Китингом вдогонку, когда услышал знакомое покашливание. Обернувшись, он встретился взглядом с синими глазами старшего инспектора Хамфри Мастерса, высунувшегося из-за будки со стороны Кобург-Плейс. Мастерс покачал головой и поманил его к себе.

Сержант немного помедлил, чтобы убедиться, что Китинг зашел в дом, и присоединился к Мастерсу, который в котелке выглядел весьма угрожающе.

– Учить тебя еще и учить, – проворчал Мастерс. – Не суйся в воду, не зная броду. Бери пример с меня. – Он посмотрел в сторону дома. – Проклятье, выбросить такие деньги! Тридцать пять сотен – коту под хвост! Вот что не укладывается у меня в голове… Ладно, не важно. Докладывай.

Поллард кратко доложил обо всем, что произошло, и Мастерс задумался.

– Кроме Китинга, в доме кто-нибудь был?

– Точно не знаю. Похоже, что нет, судя по тому, как он бросился мне навстречу – за кого бы он там меня ни принял, – когда я постучал в дверь. Он, кажется, ждет женщину, причем с большим нетерпением.

– Все же это громадные деньжищи, – несколько невпопад заметил Мастерс. – Н-да… Стало быть, никакой мебели в гостиной? Тем не менее это ничего не значит. Дом окружен со всех сторон. Говорю тебе, Боб, сюда даже мышь не проскочит. Потому что это невозможно! А теперь слушай: ты должен попасть внутрь. Незаметно прокрасться, разумеется. Ключи у тебя имеются, попытайся проникнуть туда через черный ход. Если он тебя поймает, будешь выкручиваться сам, так что в твоих интересах, чтобы этого не случилось. А я пойду к Холлису, он наблюдает из дома напротив. – Старший инспектор погрузился в раздумья, потирая подбородок. – Проблема в том, что, как ты правильно заметил, нам неизвестно, жертва он или преступник. В любом случае мы не можем раскрывать свои карты кому ни попадя. Если мы начнем ломиться в дом с криками «полиция!», он может не пустить нас на порог. Имеет на это полное право. Есть только один способ. Возможно, это к лучшему, что до пяти часов вечера еще три полноценных часа. Ты проберешься внутрь, выяснишь, в какой он комнате, и будешь сидеть под его дверью как приклеенный.

От Кобург-Плейс за Бервик-Террас тянулся узкий проход. У каждого дома имелся просторный задний двор с садом, огороженный шестифутовой деревянной оградой. Поллард с облегчением убедился, что все окна дома номер четыре, выходящие в сад, закрыты ставнями. Когда он проскользнул через калитку, его окликнул Портер, констебль в штатском, дежуривший в полуразвалившейся беседке.

– Оттуда не слышно ни звука, – объяснил он Полларду. – Видал я такие ставни. Сквозь них и изнутри ничего не разглядишь. Заскакивайте на крыльцо, и он вас не заметит, даже если будет стоять у окна.

Над крыльцом черного хода нависала крыша с чугунными завитушками. Спрятаться под ней от посторонних глаз не составляло труда, и Поллард опасался только одного: что дверь заперли изнутри на засов – тогда от его ключа не будет никакого проку. Но ключ сработал как надо, и дверь, к облегчению сержанта, под нажимом подалась внутрь почти бесшумно.

Он шагнул в полумрак кухни и погрузился в жар от нагретого сухого дерева, как в пыльный холщовый мешок. Хотя старые полы неплохо сохранились, полное отсутствие мебели или простейших предметов обихода, хоть чего-то, напоминающего о людях в этой пустой оболочке человеческого жилья, словно бы съедало звуки его шагов. Он осознал, что ноги дрожат от напряжения, когда попытался ступать бесшумно, и пожалел, что не выкурил сигарету перед всей операцией. Планировка первого этажа не отличалась сложностью: в задней части дома находились кухня и кладовая, к ним вел центральный холл, по обе стороны которого располагались две довольно просторные комнаты. Ни в одном помещении не было никакой мебели, за исключением пустого цветочного горшка, брошенного хозяевами за ненадобностью. И хотя никакими экстрасенсорными способностями Поллард не обладал, в этом доме у него кошки на душе скребли. Однажды Мастерс упомянул, что дом номер восемнадцать на Пендрагон-Гарденс, где убили Дартли, пользовался такой дурной репутацией, что никто не поселился бы в нем ни за какие коврижки. Интересно, подумал Поллард, нет ли у этого места подобной славы? От дома на Бервик-Террас даже в жару мороз, как говорится, пробегал по коже. Кем бы ни был его предыдущий владелец, он страстно любил маленькие картинки: стены в комнатах были испещрены, как сыпью, рядами крошечных крючков, прибитых гвоздиками.

Не успел Поллард проскользнуть в комнату справа, как услышал скрип лестничных ступеней под чьими-то ногами.

Шаги были стремительными и уверенными. Он понял, что спускается Китинг, еще до его появления. Через дверную щель Поллард наблюдал, как тот пересекает холл, насвистывая какой-то мотивчик, выходит через парадный вход и запирает за собой дверь. Затем снова наступила тишина.

Сержант осторожно выглянул из комнаты. Это могла быть ловушка: после всех усилий, которые Китинг приложил, чтобы остаться в доме в одиночестве, покинуть его казалось нелогичным. С другой стороны, он мог отправиться за нужными аксессуарами для намечающегося события – чайными чашками, например. В общем, завершить все приготовления.

Сержант, рассудив, что игра стоит свеч, выскочил из комнаты и бросился вверх по лестнице. Несколько минут он прислушивался, не хлопнет ли входная дверь и не зазвучат ли в вестибюле шаги, потом осмелел и принялся обследовать два верхних этажа. На каждом из них было по пять комнат, подходящих для спален или гостиных, и старомодная ванная. Царящее запустение навевало чувство потерянности и тоски. А ведь когда-то здесь звучали детские голоса: обои в одной из комнат явно указывали на детскую, но невозможно было представить, что дети были здесь счастливы. Однако комнату с мебелью Поллард так и не нашел.

Оставалась только мансарда, если Китинг вообще не водил всех за нос. Поллард вдруг живо вспомнил, как час назад подходил к дому. Первое, что он тогда увидел, была темная фигура (предположительно, Китинга), высунувшаяся из окна мансарды. Ага! На самом верхнем этаже, в конце коридора, он обнаружил дверь, выходящую на узкий лестничный пролет, крутой, как стремянка. Через минуту Поллард поднялся по нему на «полностью благоустроенный чердак», как выразился бы агент по недвижимости. Протиснувшись через нечто похожее на люк, он попал в просторный холл с деревянными перегородками от пола до потолка. Эти перегородки, по-видимому, образовывали четыре отдельные комнаты, поскольку в них имелись четыре двери. В холле стоял полумрак, но жара была еще более удушающая, и Поллард почувствовал, как по спине ручьями течет пот. Похоже, именно здесь должно было состояться чаепитие, подумал сержант, хотя кто в здравом уме потащит мебель под самую крышу, когда все комнаты внизу свободны? Но именно в одной из этих комнат – скорее всего, в той, что слева, если стоять лицом к фасаду, – находилось окно, из которого час назад выглядывала неизвестная личность.

Поллард подошел к двери в комнату и повернул ручку. Дверь была заперта. И это была единственная запертая комната в доме.

Он обошел весь чердак – все двери распахнулись, даже не скрипнув, но внутри ничего интересного не обнаружилось. Значит, предмет их поисков – именно эта мансардная комната, площадью около пятнадцати квадратных футов. Ключа в замке не было, и он заглянул в замочную скважину. Грязная белая штукатурка на стенах, в центре комнаты – стол, покрытый тканью цвета тусклого золота – вот и все, что ему удалось разглядеть. Заметив слабую полоску света под дверью, он опустился на колени, но выяснил лишь то, что ковер в комнате имеет темный густой ворс. Очевидно, в данный момент в комнате никого не было, но и толку от этого для них было не много. Пользоваться отмычками Поллард не умел, а выломанный замок сразу покажет Китингу, что в доме незваные гости.

Он провел два часа, дожидаясь хозяина, и за время тоскливого ожидания его пресловутая флегматичность начала давать трещину. Он успел изучить каждый уголок в доме, включая подвальное помещение, и убедился, что дом абсолютно пуст. Наконец в пятнадцать минут пятого хлопнула входная дверь, и Поллард услышал в холле шаги Китинга. Вернулся тот один.

Сержант на цыпочках пробрался на чердак и спрятался в задней комнате справа. Сквозь дверную щель запертая дверь обозревалась превосходно. Ступени чердачной лестницы заскрипели под чьими-то тяжелыми шагами, потом в люке показалась голова. Лицо Китинга пылало от волнения. Вытащив ключ из кармана пальто, он открыл заветную дверь и так быстро заскочил внутрь, что Поллард толком ничего не разглядел. Однако он успел заметить тусклое золото скатерти и расставленные по кругу чашки – черные чашки. Китинг не запер за собой дверь, оставив ключ в дверном замке снаружи. Молодой авантюрист совершил только одно действие, когда вошел в этот своеобразный храм: он снял шляпу.

Четыре пятнадцать. Четыре тридцать. Полларду казалось, что его мозги плавятся от жары. Из комнаты по-прежнему не доносилось ни звука, и было непохоже, что в комнате, кроме Китинга, есть кто-то еще. Сержант почти не двигался, вытянув шею и не сводя глаз с закрытой двери. Минутная стрелка его наручных часов медленно ползла вверх. Без четверти пять. Его замечательные гипотезы рушились на глазах, и он вспомнил слова Мастерса: «Я не знаю, может ли существовать тайное общество без огласки. Но уверен, что оно не может существовать без собственных членов». Он оказался прав. Вэнс Китинг сидел в одиночестве в запертой комнате, под такой тщательной охраной, какую только могут обеспечить вооруженные до зубов полицейские. Без пяти пять.

Крик Китинга и выстрел Поллард услышал как раз в тот момент, когда минутная стрелка на его часах встала вертикально.

И крик, и выстрел были настолько неожиданными, а сам звук выстрела настолько невнятным (как будто оружейное дуло вдавили в тело), что Поллард с трудом сообразил, что именно это было. Послышался звон бьющегося фарфора и глухой удар. Следом раздался второй выстрел, уже гораздо громче, так что даже ключ вздрогнул в замочной скважине. Получается, за дверью стреляли дважды, и оба раза из тяжелого револьвера. Стало необычайно тихо, и в наступившей тишине Поллард услышал оглушительное тиканье собственных часов.

Запах пороха чувствовался даже в холле. Сержант пинком открыл дверь и оказался в комнате с низким потолком и белыми оштукатуренными стенами. В правой части стены располагалось единственное окно. Предгрозовое небо за окном налилось свинцом, к тому же бархатные шторы были частично задернуты, но в комнате оставалось достаточно света, чтобы разглядеть на круглом столе десять чайных чашек. Две чашки были разбиты вдребезги. Вэнс Китинг лежал у стола, вытянувшись во весь рост, головой к двери. Он лежал на левом боку, уткнувшись лицом в ковер и слегка согнув правую ногу. В него стреляли дважды (позже экспертиза это подтвердила) из револьвера сорок пятого калибра, который валялся рядом, по его левую руку. На затылке Китинга, в том месте, куда вошла пуля, расползлось черное обгорелое пятно. Еще одна пуля прожгла в его сером пальто аккуратную дыру, которая все еще дымилась, и тлеющие края ткани светились алыми угольками. К запаху порохового дыма примешивался запах горелой шерсти и волос. Стреляли в упор, понял Поллард. Кровь продолжала сочиться из ран, но ее еще было очень мало, потому что жертва умерла только что, прямо на глазах у своего стража.

Стоя в дверном проеме, Поллард старался смотреть на комнату не как на скопище отдельных вещей, а как на единое целое. Каким бы способом сюда ни проник убийца, он все еще должен был находиться здесь. Поллард был уверен, что из комнаты через дверь не выходил никто. А единственное окно находилось в сорока футах[4] от земли.

«Спокойно! – приказал себе он. – Успокойся. Немедленно успокойся…»

Вытерев слезящиеся от порохового дыма глаза, он подошел к двери и закрыл комнату изнутри на ключ. Потом медленно обошел ее по кругу, тщательно осматривая все, что попадалось на пути. Он никого не нашел – потому что в комнате никого не было. На густом ворсе черного ковра отпечатались только две цепочки пыльных следов: его собственные и те, которые вели прямо к загнутым носкам туфель Вэнса Китинга. Поллард подошел к окну.

Надвигалась буря. Свежий порыв ветра хлестнул его по лицу. До тротуара отсюда было не меньше сорока футов. Он осознал, как мало времени прошло с тех пор, как прозвучали выстрелы, когда увидел Мастерса в котелке, бегущего через дорогу к дому. Перегнувшись через подоконник, он обвел глазами пустынную улицу, тянущуюся вдоль глухого фасада дома до самого перекрестка, – ни один беглец не ушел бы по ней незамеченным.

– Он выскочил в окно! – огорченно крикнул Поллард.

На другой стороне улицы, в доме напротив, где сидел в засаде сержант Уоллис, с безобразным скрежетом поднялась вверх оконная рама. Уоллис сердито высунулся из окна.

– Ничего подобного, – послышался его протестующий вопль. – Из того окна никто не вылезал!

Глава четвертая

Адвокатские конторы

Ровно в половине шестого Блейн, энергичный полицейский врач, поднялся с колен, закончив осматривать тело Вэнса Китинга, и отряхнул пыль с брюк. Работали фотографы, и в комнате то и дело сверкали фотовспышки. Мак-Алистер (дактилоскопист) сидел у окна с револьвером сорок пятого калибра и миниатюрными сильфонами[5], пытаясь поймать свет. Блейн посмотрел на старшего инспектора Хамфри Мастерса.

– Итак, – сказал он, – что вас интересует?

Мастерс снял котелок и промокнул лоб носовым платком. Он, по-видимому, страдал клаустрофобией, но, опасаясь насмешек, старался выглядеть безмятежным.

– То, что в него стреляли, я и сам вижу, – заметил он. – А вот из какого оружия? Из этого револьвера?

– Ну, ответ на ваш вопрос вряд ли в моей компетенции. Пусть решают специалисты. Хотя в данных обстоятельствах не вижу причины сомневаться. Вот эти два ранения, – указал он пальцем, – от пули пистолета сорок пятого калибра. Причем оружие – устаревшего образца, как и использовавшиеся патроны. Выстрел из современного крупнокалиберного пистолета, с пулями в стальной оболочке, пробил бы тело навылет. А у вас тут как раз револьвер, который полностью подходит под описание, и две стреляные гильзы. – Он кивнул в сторону Мак-Алистера, явно озадаченный мрачным взглядом, которым одарил его старший инспектор.

Мастерс направился к дактилоскописту, который сдувал остатки магнитного порошка с рукоятки револьвера. Поллард последовал за ним.

Этот револьвер, без сомнения, являлся прекрасным образцом оружейного искусства. Несмотря на большой размер, он был довольно изящным и оказался гораздо легче, чем можно было предположить. Серебро на стволе и барабане стерлось почти до черноты, но причудливая перламутровая инкрустация на рукояти отлично сохранилась, как и маленькая серебряная пластинка с выгравированным на ней именем «Том Шэннон».

– Это имя, вот здесь… – Мастерс указал на серебряную пластинку. – Вы же не думаете…

– На вашем месте, старший инспектор, – заметил Мак-Алистер, сдувая с рукояти револьвера оставшиеся пылинки, – я бы не стал рассылать ориентировки на Тома Шэннона. Это было бы похоже на попытку арестовать Чарли Писа[6]. Шэннон уже лет сорок как кормит червей. Этот красавец принадлежал ему. Что за вещь, скажу я вам! – Он поднес револьвер ближе к глазам. – Знаете, что это? Оригинальный шестизарядный револьвер «ремингтон», изготовленный в 1894 году. Если вам доводилось читать о Диком Западе, вы представляете, что это значит. Сам Шэннон был из первых «плохих парней». Удивительно, что на револьвере нет зарубок; но вполне возможно, он просто не любил резать свои пушки. Как вы думаете, где в наше время можно достать патроны для такого оружия? А ведь барабан полнехонек, если не считать две стреляные гильзы. Да и как вообще такой револьвер мог оказаться в Англии? Рискну предположить, что ответ на оба вопроса – один: эта вещица принадлежит коллекционеру.

– Ох уж эти мне коллекционеры! – сердито воскликнул Мастерс. Казалось, его глубоко удручают множащиеся виды коллекций, включающие в себя чайные чашки, кувшины-головоломки, а теперь еще и шестизарядные револьверы. – Ладно, не важно. Что там насчет отпечатков пальцев?

– На этой игрушке нет ни единого отпечатка. Парень был в перчатках.

Обернувшись к Блейну, Мастерс попытался вернуться к своей обычной любезной манере поведения:

– Дело вот в чем, док. Вы спрашивали, что конкретно мы хотим знать. У меня к вам один-единственный вопрос: можете ли вы поклясться, что эти два выстрела были сделаны в упор?

– Я в этом совершено уверен.

– Только не спешите, – предостерег его старший инспектор, понижая голос для убедительности. – Сейчас объясню, что я имею в виду. Я не впервые сталкиваюсь с так называемым преступлением в запертой комнате, и все время узнаю какой-нибудь новый способ из нее выбраться. Это стало моим ночным кошмаром, понимаете, о чем я? Но в первый раз в моей практике (если вы, простите, не ошиблись в своем заключении) убийца, вне всяких сомнений, находился в этой самой комнате. Кроме того, это первый случай, когда именно полиция может подтвердить данный факт под присягой, что исключает всякую возможность подтасовок. Вот так! – Он постучал пальцем по ладони. – Мы с сержантом Холлисом из подразделения «Л» следили за улицей из дома напротив. Особенно внимательно мы наблюдали за окном этой комнаты. Мы, можно сказать, глаз с него не сводили. Парень, которого убили – мистер Вэнс Китинг, – вернулся сюда в четверть пятого. Немного погодя мы увидели, как он выглядывает из этого окна. Это было единственное окно с раздвинутыми шторами в доме, и мы предположили, что оно в пресловутой «меблированной комнате». В общем, мы продолжили наблюдение. В то же самое время сержант Поллард, – Мастерс кивнул в сторону сержанта, – находился непосредственно у двери комнаты и может подтвердить, что никто из нее не выходил. В общем, если вы допускаете хоть малейшую вероятность, что в парня стреляли издалека – тогда дело становится элементарным, потому что окно было открыто и с противоположной стороны улицы пару выстрелов можно было сделать без проблем. Но если вы настаиваете на том, что убийца находился в комнате (признаться, я и сам так думаю), тогда мы в тупике.

– В доме полно пыли, – проворчал Блейн, – мы затоптали грязными ногами весь ковер.

– Да, – кивнул Мастерс. – Я интересовался у Полларда, и тот уверяет, что, когда он обыскивал комнату, там были всего две цепочки следов – его и Китинга.

– Так, значит, мебель там расставил сам Китинг? – удивился Мак-Алистер.

– Мм, нет, не обязательно. Под лестницей мы видели метлу. Мебельщик мог подмести ковер, после того как закончил расстановку. Отсутствие следов ни о чем не говорит.

– За исключением того, – сухо заметил Блейн, – что, когда в него стреляли, Китинг был в комнате один. Если, конечно, его не пристрелил Поллард.

Мастерс сдавленно простонал.

– А как насчет потайных дверей или чего-нибудь в этом роде? – задумчиво поинтересовался Блейн.

– Потайных дверей? – фыркнул Мастерс. – Оглянитесь вокруг!

Комната больше всего походила на бункер. Две ее стены – та, которая напротив двери, и та, в которой окно, – были внешними стенами самого дома, а значит, сделаны из прочного камня. Еще две были образованы деревянными перегородками и упирались в крышу. Все стены и потолок заштукатурили грязно-белой краской, и их поверхность была идеально ровной, если не считать нескольких микроскопических трещин. Из центра низкого потолка спускалась короткая труба демонтированного газового рожка, запечатанного свинцовой пробкой.

На полу из толстых досок лежал ковер с густым темным ворсом. У стены напротив окна стояло кресло из красного дерева, у стены слева располагался довольно потертый диван. Но первое, на что падал взгляд, был круглый складной стол красного дерева, около пяти футов в диаметре, покрытый квадратной скатертью, отливающей тусклым золотом, с узором, напоминающим павлиньи перья. Скатерть была слегка сдернута набок со стороны двери. Чайные пáры из тонкого фарфора кто-то расставил по кругу, как цифры на циферблате, и две чайные чашки, стоявшие ближе к двери, разбились весьма любопытным образом. Осколки чашек не разлетелись в стороны, а остались лежать на треснувших блюдцах, словно их расплющило чем-то тяжелым.

– Последнее место, где я стал бы искать потайную дверь, – проворчал Мастерс, – это голая отштукатуренная стена. Послушайте, док, нас всех ждет сущий ад. Мы уже толчемся на месте преступления, как стадо баранов, – и что? Неужели вы не можете доказать, что выстрелы были сделаны не здесь?

– Но они были сделаны именно здесь, – возразил Блейн. – Вас должны были убедить в этом собственные уши. Черт возьми, неужели никто их не слышал?

– Я слышал, – вмешался Поллард. – Я стоял в дюжине футов от двери и готов поклясться, что выстрелы раздались отсюда.

Блейн удовлетворенно кивнул.

– Взгляните сначала на рану на голове. Дуло держали примерно в трех дюймах от кожи. Стреляли полуоболочной пулей, поэтому череп здорово разворотило. Обратите внимание: ожог от пороха неровный, значит, патрон – старого образца. Пуля, попавшая в спину, сломала бедолаге позвоночник. Похоже, тоже стреляли в упор. Вы должны были оказаться здесь довольно быстро, сержант. Вы что-нибудь заметили?

– О, много чего, – воскликнул Поллард, живо восстановив в памяти недавние события. – Ткань все еще тлела, я видел искры. И запах пороха. И дым…

– Мне очень жаль, Мастерс, – сказал Блейн. – Но тут не может быть никаких сомнений.

В комнате повисла тишина. Фотографы собрали аппаратуру и ушли. Стало слышно, как на улице шумит толпа, и полицейский призывает зевак разойтись. Из холла, где дежурил инспектор Коттерил, доносился топот ног. Мастерс кружил по комнате, как паук по паутине, простукивая стены кулаками.

– Закончили? – спросил он Мак-Алистера, который возился поблизости.

– Почти, сэр, – ответил дактилоскопист. – И это самое подозрительное местечко, в какое я когда-либо попадал. Здесь вообще нет отпечатков пальцев, за исключением нескольких довольно нечетких, на подлокотниках кресла и еще нескольких, более отчетливых, на оконной раме. Но я почти уверен, что все они оставлены покойным.

– Никто не дотрагивался ни до стола, ни до чашек?

– Нет, разве что в перчатках.

– Ах да… Перчатки. Значит, у нас опять что-то вроде дела Дартли, только с более замысловатой отделкой. Проклятье, как же я ненавижу преступления, в которых нет смысла! Ладно, Мак-Алистер, это все. Не могли бы вы попросить инспектора Коттерила, чтобы он поднялся сюда на минуту? И спасибо, доктор, вы тоже свободны. Я был бы очень признателен, если бы вы написали заключение как можно скорее, нам необходима уверенность насчет этого револьвера. Тело пока не трогайте. Сначала надо проверить карманы. А потом сюда прибудет джентльмен… мм… Его зовут сэр Генри Мерривейл, и я хочу, чтобы он осмотрел труп.

Когда Блейн ушел, Мастерс еще раз медленно обошел вокруг стола, разглядывая все, что на нем находилось.

– Ерунда! – наконец воскликнул он, тыча пальцем в чашки. – Полная ерунда! Вся эта затея с чашками – всего лишь уловка, чтобы сбить нас с толку. Какое тайное общество в наше время? Ты скажешь, Китинг назвал пароль. Но повернется ли у тебя язык сказать, что вместо одного убийцы здесь собрались десять членов тайного общества, а потом растворились в воздухе? Ладно, выше нос! Не смотри на меня так печально. Мы сели в лужу, с этим не поспоришь, однако сделали все, что смогли, и нас не в чем упрекнуть. К тому же скоро появится наш старикан. Он приедет злой, как тысяча чертей, но, признаться, мне доставит немалое удовольствие втянуть его в дельце, в котором он завязнет по уши. – Мастерс посмотрел на труп. – Этот парень, Китинг… Тебе о нем что-нибудь известно, Боб?

– Все, что знал, я рассказал вам днем, после того как он купил дом и вышвырнул меня оттуда.

– Н-да. Похоже, он был решительно настроен умереть, – задумчиво пробормотал Мастерс.

Поллард взглянул на обмякшее тело в сером фланелевом костюме: сломанный позвоночник, светлые волосы потемнели и слиплись от крови.

– У Китинга была уйма денег, – сказал он. – И ему нравилось называть себя последним авантюристом. Вот почему я подумал, что он клюнет на любое тайное общество, лишь бы оно было достаточно таинственным или достаточно зловещим. Он все время ныл, что помирает от скуки. Кажется, у него квартира в Вестминстере, на Грейт-Джордж-стрит.

Мастерс вскинул голову:

– Ах, Грейт-Джордж-стрит? Значит, вот куда он мотался.

– Мотался?

– Да. Сегодня. Помнишь, он ушел отсюда в десять минут третьего и вернулся только в четверть пятого? Именно так. Я выяснил, куда он ходил, – самодовольно объявил Мастерс. – Потому что лично его выследил. Но это к делу не относится – по крайней мере, на нынешнем этапе расследования. Что насчет его родственников или друзей? Что-нибудь разузнал?

– Не очень много. У него есть кузен по имени Филипп Китинг, а еще он был помолвлен с Френсис Гэйл. Вы могли о ней слышать: она неизменно побеждает на всех турнирах по гольфу.

– Э-э… Да, я видел ее фотографию в газете. – Мастерс задумался, пытаясь, вероятно, воспроизвести фотографию в памяти. – Держу пари, в такие игры она бы играть не стала, – наконец сказал он. – Ладно, не важно. Давай-ка поднатужимся и перевернем беднягу на спину. Э-э, легче…

– Господи! – непроизвольно вырвалось у Полларда.

– Говоришь, ему хотелось острых ощущений? – произнес Мастерс после минутного молчания, во время которого было слышно лишь его астматическое дыхание. – Выглядит не очень, что верно, то верно.

Они одновременно поднялись на ноги. Лицу покойника, которое теперь можно было разглядеть без труда, не было нанесено физического вреда – ущерб был духовным. Разум покинул его вместе с жизнью, и на лице навсегда застыло тупое, бессмысленное выражение, причиной которого явился страх. Поллард много читал о лицах, которые были до неузнаваемости изуродованы страхом. Во время службы патрульным констеблем ему пришлось столкнуться с парой особенно страшных трупов: первый был самоубийцей, выбросившимся из окна, второй получил заряд дроби в лицо. Ужас от подобного зрелища объяснялся картиной разрушения человеческой плоти – превращением лица в кровавое месиво. Тот же самый ужас охватил Полларда и теперь, хотя лицо покойника осталось невредимым, светло-голубые глаза были широко открыты, а соломенного цвета волосы аккуратно уложены. Китинг, так жаждавший острых ощущений, очевидно, увидел перед смертью что-то пострашнее заурядных страшилок для обывателей.

– Послушай, парень, – грубовато предложил Мастерс, – как ты смотришь на то, чтобы провести ночь в этой комнате?

– Нет уж, спасибо.

– Вот именно. А попробуй объяснить, что с ней не так. Ведь на первый взгляд место заурядное. Интересно, кто были последние жильцы? – Внимательно оглядев комнату, Мастерс присел на корточки рядом с покойником и принялся выворачивать его карманы. – Постой-ка, а ведь тут что-то есть! Что ты скажешь, к примеру, об этом?

«Это» оказалось тонким, отполированным до блеска серебряным портсигаром. Он лежал не в кармане Китинга, а прямо на полу, скрытый складками пальто. Открыв его с легким щелчком, Мастерс обнаружил, что он до отказа заполнен сигаретами «Крейвен А»[7]. Старший инспектор держал портсигар аккуратно, за края, потому что на полированной поверхности были явственно видны несколько отпечатков пальцев.

– Там в углу монограмма! – воскликнул Поллард. – Видите буквы? «Дж. Д.» Именно так: Дж. Д. Этот портсигар явно не Китинга! Похоже, нам наконец-то повезло!

– Будь старик здесь, – многозначительно заметил Мастерс, – он бы сказал, что ты мыслишь чересчур прямолинейно, мой мальчик. Убийца слишком хитер, чтобы оставить свои пальчики там, где нам приятнее всего их найти. Мы, разумеется, все проверим, но я могу предложить тебе небольшое пари: на портсигаре обнаружатся только отпечатки Китинга, потому что по какой-нибудь причине у него с собой был чужой портсигар. – Мастерс аккуратно завернул портсигар в носовой платок. – Вопрос в том, почему эта вещь оказалась под его телом? Он там не курил, да и никто в комнате не курил – точно как в случае с Дартли. По крайней мере, окурков здесь нет и портсигар полон. Если он держал при себе чужой портсигар… Ага, это мне напомнило еще кое о чем. Что за шляпа на нем была? Точно не его. И кстати, где она теперь?

Поллард пересек комнату, подошел к дивану, который был немного отодвинут от стены, и пошарил рукой за спинкой, через секунду выудив оттуда слегка помятый серый хомбург. Он заметил его на диване, когда в первый раз осматривал это импровизированное святилище. Повертев шляпу в руках, он передал ее Мастерсу, показав на вшитую внутри ленту: на ленте золотыми буквами было написано «Филипп Китинг».

– Филипп Китинг, – задумчиво пробормотал Мастерс. – Мм… Тот самый кузен, о котором ты упоминал? Мистеру Филиппу Китингу повезло, что мы знаем, на ком была его шляпа, иначе ему пришлось бы отвечать на очень неприятные вопросы. До чего же непосредственным джентльменом был этот Китинг, Боб! На голове – чужая шляпа, в кармане – чужой портсигар. Уф! Знакомы мне подобные субчики. Что ты можешь рассказать о мистере Филиппе Китинге?

– Ну, в общем, сэр, я думаю, если он окажется замешанным в дело об убийстве, его хватит удар от злости. Кажется, он биржевой маклер. Довольно приятный в общении господин, надо признать, но чертовски добропорядочный.

Мастерс с сомнением хмыкнул:

– Ладно, разберемся. А кто-нибудь с инициалами Дж. Д. связан хоть с одним из кузенов?

– С ходу и не скажу.

– Тогда давай посмотрим, что там еще в карманах у нашего покойника. Выкладывай все в ряд. Итак – бумажник. Восемь фунтов десять шиллингов банкнотами, пара собственных визиток. Ага, на них как раз есть адрес: Грейт-Джордж-стрит, семь. Больше в бумажнике ничего нет. Авторучка. Часы. Связка ключей. Спичечный коробок. Носовой платок. Шесть шиллингов и четыре пенса монетами. Вот и все. И что из этого следует? Ничего, кроме того, что парень был заядлым курильщиком: в каждом кармане табачные крошки.

– Если только он не напялил чей-то чужой пиджак, – заметил Поллард. – Заядлый курильщик, а за три четверти часа ожидания ни разу не закурил. Послушайте, сэр, а может, у них здесь происходило нечто вроде церковного богослужения?

Мастерс пожал плечами:

– Да нет, костюм принадлежит ему – там метка портного. Только не пытайся шутить, мой мальчик, – это совсем не смешно. Мне вот не до смеха. Ладно, придется работать с тем, что есть. Бывали у меня и куда более странные дела. А, инспектор! Входите!

Участковый детектив-инспектор Коттерил был высоким худощавым мужчиной с длинным лицом, меланхоличность которого он пытался уравновесить любезными манерами. Увидев лежащее на спине тело Вэнса Китинга, он присвистнул:

– Святые угодники, зрелище не для слабонервных! В общем, мы обшарили весь дом, дюйм за дюймом. Теперь я могу сказать вам со всей определенностью: здесь никого нет и никого не было, но вы это и так знаете. А значит, мы оказались в тупике. Хотелось бы узнать, старший инспектор, наше подразделение будет вести это дело или Скотленд-Ярд заберет его себе? Полагаю все же, оно перейдет к Скотленд-Ярду?

– Скорее всего. Сегодня это решится окончательно. А пока выясните, какая транспортная компания привезла сюда мебель два дня назад и где они ее получили, – может, удастся выйти на заказчика. Думаю, револьвером лучше заняться нам: вещь антикварная, серийного номера на нем нет. Но мне нужна еще кое-какая информация. Вам ничего не известно о последних жильцах этого дома?

Коттерил на секунду задумался.

– Пожалуй, тут я смогу вам помочь. Однажды эти жильцы заходили к нам в участок заявить о пропаже золотистого кокер-спаниеля, и я запомнил их, потому что у меня самого такая же собака. Проклятье, как же их звали? – простонал Коттерил, сжимая ладонями виски. – Мистер и миссис… Не думаю, впрочем, что эта информация вам поможет. Муж, помнится, был солидным юристом, такой сварливый старый законник. А вот жена была премиленькой. Черт возьми, какая же у них была фамилия? Все помню, а вот фамилию забыл. Они уехали отсюда около года назад. Причем фамилия какая-то необычная… Кажется, начиналось с буквы «Д». Вспомнил! Мистер и миссис Джереми Дервент!

Мастерс изменился в лице.

– Вы в этом уверены?

– Вполне. Именно так их и звали. А у собаки была кличка Пит.

– Приятель, послушай! Неужели это имя ничего тебе не говорит? Разве ты не помнишь дело Дартли?

Прищурившись, Коттерил сухо ответил:

– Слава богу, лично меня оно не коснулось. Меня перевели сюда из подразделения «С», когда вся эта суматоха уже улеглась. Конечно, я о нем слышал. И вижу, что между тем и этим делом есть параллели.

– Дартли схлопотал пулю в затылок в доме номер восемнадцать на Пендрагон-Гарденс. Последние жильцы выехали из этого дома меньше чем за неделю до убийства. Их звали мистер и миссис Джереми Дервент. Это были настолько заурядные и респектабельные обыватели, что нам и в голову не пришло заподозрить их в причастности к смерти Дартли, так что мы никогда ими особенно не интересовались. И вдруг вы заявляете, что последними жильцами дома на Бервик-Террас были те же самые люди. А тут еще портсигар с инициалами «Дж. Д.», который обнаружился под телом Китинга! – Мастерс нахмурился, стараясь собраться. – Ладно. Мне любопытно, мой мальчик, что по этому поводу скажет сэр Генри Мерривейл.

Глава пятая

Глаза мертвеца

– Хочешь знать, что я думаю? – взревел Г. М. – Нахальства тебе не занимать – вот что я думаю! Сначала ты умоляешь меня прийти сюда, потому что завалил дело. Вынуждаешь меня карабкаться вверх три лестничных пролета – как будто в моей жизни без того недостаточно ступенек – в проклятую турецкую баню, выбравшись из которой я наверняка заработаю пневмонию. И после этого у тебя хватает невероятной, ошеломляющей, космической наглости предлагать, чтобы я, раз уж мы собираемся нанести визит воспитанным и утонченным людям, вел себя достойно и напялил воротничок. О мой бог! Всему есть предел! С меня довольно!

– Тише, тише, – успокаивающе проговорил Мастерс. – Я всего лишь предположил…

Прибытие Г. М. в начале седьмого на место преступления было сопряжено с некоторыми трудностями. Как выяснилось, они были вызваны настойчивыми попытками секретарши заставить его надеть воротничок, от чего он с гневом отказался. Победа в этой битве подарила ему ощущение такого триумфа, что он взялся за сомнительное и почти неслыханное дело – решил сам вести свою машину. В результате, величественно сворачивая с Хорс-Гардс-авеню не в ту сторону, он едва не сбил мистера Джеффери Медден-Бирна, министра транспорта, и немного подпортил ограду Королевского музея объединенных служб. Однако высокое мнение Г. М. о собственном искусстве вождения было непоколебимым, и, надо признать, он действительно добрался до Кенсингтона целым и невредимым, чтобы теперь, рассевшись на диване в мансарде дома номер четыре на Бервик-Таррас, ворчать и жаловаться на жизнь.

Мастерс не возражал. Напротив, он почувствовал, как гора свалилась с его плеч, потому что брюзжание, которое он хотел, но не мог себе позволить, теперь обрело словесную форму, а он наконец вернулся к своей обычной любезной манере поведения.

– Я просто решил, – продолжал Мастерс, – что в такую жару удобнее носить воротничок пониже, чем вы обычно носите. Я сказал, не подумав. Слова просто сорвались с языка. Но вы прицепились к ним и напридумывали себе невесть что. А вот что я действительно хотел бы знать, сэр, так это ваше мнение по поводу данного дела.

– Ты имеешь в виду предполагаемое участие Дервентов? Дьявольская история, не правда ли? Престарелый судейский и его хорошенькая жена переезжают из одного тихого места в другое, и стоит им выехать, как появляется убийца и вершит свое ужасающее дело. Даже дрожь пробирает. Что я могу сказать, Мастерс? Все это очень поэтично.

– Благодарю вас, – буркнул Мастерс. – Меня редко обвиняют в поэтичности. Но я имел в виду не столько Дервентов, сколько этого убийцу.

– Который способен раствориться в воздухе?

– Вот именно. Можете ли вы поверить, что кто-то стоял рядом с Китингом, выстрелил в него в упор два раза и после этого просто-напросто исчез?

– А что еще остается делать? – ответил Г. М. серьезным тоном. – Судя по твоему давешнему рассказу, убийца был чертовски в себе уверен, и я предупреждал тебя, что он выскользнет из любых сетей, которые вы тут расставите. Это-то меня беспокоит. Ты твердишь о мастерстве преступника, но никто за пределами Бедлама[8] не назначит встречу полиции, если у него нет абсолютной уверенности в возможности выйти сухим из воды.

– Или если он настоящий псих.

Г. М. свирепо нахмурился:

– Никаких «или». Ни один псих, за исключением политических убийц, не бывает настолько помешанным, чтобы добровольно лезть в петлю. Взять, к примеру, Джека-потрошителя – вот уж всем психам псих, и любил писать полиции, но он никогда не предупреждал заранее, где собирается орудовать бритвой. Кроме того, в нашем деле нет ни малейшего налета безумия, в чем, надеюсь, я смогу тебя убедить. Нет, Мастерс, наш убийца знал, что ему ничего не угрожает и он запросто совершит убийство, как бы вы ни пытались ему помешать.

– Все это прекрасно, сэр. Но будем придерживаться фактов! Известен ли вам хоть один безопасный способ совершить убийство?

– Нет, сынок, – усмехнулся Г. М. – И остается только молить Бога, чтобы мы его не нашли.

И снова сержант Поллард почувствовал беспокойство. За окном сгущались сумерки и воздух был все еще плотным, как перед грозой, но гроза пока так и не разразилась. Острые глазки Г. М. дюйм за дюймом осматривали комнату.

– Что ж, давайте рассмотрим имеющиеся факты, насколько я смог их вычленить из той тарабарщины, которую вы тут нагородили. Первым делом я бы хотел задать вам пару вопросов, а потом мы восстановим картину преступления. Начнем с самого начала. Значит, ты, сынок… – Глазки Г. М. остановились на Полларде, приведя того в полное замешательство. Г. М. поправил очки на переносице, задумчиво бормоча что-то под нос. – Ага, понятно. Ты отправился в «Хьюстон и Клейн». Там тебе сообщили, что Вэнс Китинг получил ключи от дома сегодня утром. Кроме того, ты узнал, что до этого дом осматривали три месяца назад и ключи тогда брала Френсис Гэйл, невеста Китинга. Правильно?

– Да, сэр.

– И что это означает? – вяло поинтересовался Мастерс.

– О, возможно ничего. Однако нам известно, что вчера к дому подъехал мебельный фургон и грузчики занесли в дом мебель. А это значит, что у них были ключи. И мне интересно, где они их взяли, если у Китинга их не было до сегодняшнего утра… И не перебивай меня, черт возьми! Продолжим, сынок. Когда ты поднимался на крыльцо, по улице проехал двухместный «толбот», за рулем которого сидела особа, которая как-то по-особенному посмотрела на дом, верно?

– Да, сэр.

– Ох-хо. Сможешь ли ты узнать девчонку, если снова увидишь?

– Думаю, да. Она молодая и совсем не уродина. Но все-таки машина прошла не очень близко от меня, и быстро умчалась. Зато я запомнил номер машины: МХ 792.

– За машиной следят, – сообщил Мастерс.

– А вот теперь мы выслушаем твою часть истории, – повернулся к старшему инспектору Г. М. – Несмотря на то что Китинг из шкуры лез, чтобы никого не впустить в дом, не пожалев даже внушительной суммы денег, он сам покинул его в десять минут третьего. Куда он направился?

Мастерс достал свой блокнот, откашлялся и принялся читать вслух:

– Человек, о котором идет речь, отправился на поиски такси. Чтобы найти его, ему пришлось пройти пешком до Кенсингтон-Хай-стрит. Там, на стоянке такси, он взял машину. Я последовал за ним в следующем такси.

– Могу себе представить. Небось запрыгнул в такси, шипя на весь салон: «Скотленд-Ярд. Следуйте за той машиной!» Хо-хо! Эта картина прямо-таки стоит у меня перед глазами, сынок.

– Прошу меня извинить, но ничего подобного я не делал, – спокойно возразил Мастерс. – Никогда не следует сразу говорить им, что ты коп. Они тут же начнут препираться по поводу платы, и можно считать, слежка провалилась. Па-бам! – Он вернулся к официальной манере изложения. – Вышеупомянутый господин через Пикадилли, Хеймаркет, Кокспур-стрит и Трафальгарскую площадь был доставлен к таверне «Галеон» в Уайтхолле. Он дважды заказывал выпивку, но ни с кем не общался. Ушел, когда бар закрылся, в три часа. По всей видимости, никуда не торопился. Прошел пешком по Уайтхоллу, пересек Грейт-Джордж-стрит и вошел в многоквартирный дом под названием «Линкольн-Мэншнз». Там у него квартира. Поднялся наверх на лифте. Я подошел к швейцару и только собрался его расспросить, как этот господин вышел из лифта в холл, сказал швейцару: «Не позволяйте мистеру Гарднеру уйти», после чего покинул помещение…

– Постой-ка секунду. Что все это, по-твоему, значит?

– Понятия не имею, – признался Мастерс, снова становясь человеком. Он криво усмехнулся. – Просто в наш список добавляется еще одно имя. Френсис Гэйл. Филипп Китинг. Мистер и миссис Джереми Дервент. И кто-то по имени Гарднер. Надеюсь, других имен не будет. Итак, вернемся к Китингу. Он пробыл в квартире не больше трех-четырех минут. Потом вышел из дома и с минуту бродил по улице, озираясь по сторонам. В три двадцать он поймал такси и был отвезен сюда, на Кобург-Плейс. По дороге мы попали в пробку и добирались почти час. Китинг пересек Кобург-Плейс, прошел по Бервик-Террас и поднялся в дом. Не очень-то много информации, не правда ли?

– Да. Во всяком случае, ничего особенно впечатляющего. Полагаешь, он просто решил как-то убить время, а? Н-да. Что ж, посмотрим, что можно сделать для реконструкции преступления. Возможно, сразу не получится объяснить, как убийца провернул этот трюк. Но давайте вспомним лежащего на полу мужчину с револьвером возле левой руки и портсигаром под боком. Давайте представим, где он мог стоять или сидеть, когда в него стреляли; какой из выстрелов был сделан первым и почему и от какого страшного зрелища так исказилось его лицо перед смертью. Кстати, Мастерс, уже известно, кому принадлежат отпечатки пальцев на портсигаре – Китингу или кому-то другому?

– Нет еще. Когда мы нашли портсигар, Мак-Алистер уже ушел. Но мы отправили эту вещь в Скотленд-Ярд, так что заключение может прийти в любую минуту. Как и отчет о вскрытии, надеюсь.

Г. М., бормоча что-то под нос, кряхтя и вздыхая, поднялся с дивана и доковылял до центра комнаты. Узор из павлиньих перьев на золотой скатерти таинственно поблескивал в мягком вечернем свете, черные чайные чашки выглядели дорого и роскошно и вместе с креслом из красного дерева казались в обычной мансарде чужеродными и опасными, словно приманка в мышеловке. Г. М. остановился возле стола, таращась на него по-совиному.

– И все сосуды для питья у царя Соломона были золотые, – внезапно произнес он, – и все сосуды в доме из Ливанского дерева были из чистого золота; из серебра ничего не было, потому что серебро во дни Соломоновы считалось ни за что, ибо у царя был на море Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым; в три года раз приходил Фарсисский корабль, привозивший золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов[9].

Это была одна из тех резких перемен настроения сэра Генри, которые до сих пор заставляли Мастерса вздрагивать. Г. М. закатил глаза и ухмыльнулся:

– Хо-хо, удивлен, что старик способен цитировать Ветхий Завет? Бог мой, Мастерс, это же такая поэзия! Я тут думаю о настойчиво появляющемся рисунке павлиньих перьев. Дартли ведь застрелили рядом с десятью чашками с узором из павлиньих перьев? И Китинг упал у стола, накрытого скатертью с похожим рисунком. О чем это говорит? Провалиться мне на месте, если я понимаю. Могу поделиться знанием античной мифологии: павлин был любимой птицей Юноны. В Средние века самые торжественные рыцарские обеты приносились в присутствии павлина. Рыцарство… Рыцарство… Чему же тогда я удивляюсь?

Мастерс с любопытством посмотрел на него:

– Откуда вам все это известно?

– Ох, не знаю. Листаю книжки, ну и что-то в голове застревает. Кроме того, я до зубовного скрежета не люблю современные романы, исключая, пожалуй, детективы, так что у меня остается время на достойное чтение. Но сейчас речь не о книгах, Мастерс, смотри. – Он дотронулся пальцем до скатерти. – Это настоящее золото. Помнится, я рассказывал тебе, когда мы работали над делом Красной Вдовы, о своей поездке в Рим в связи с делом Бриоччи, коллекционера, который отравился в принадлежащем ему музее. Н-да. Мне там показывали похожую скатерть, правда не с павлиньими перьями, а с какими-то религиозными мотивами. Уж поверь мне, эта штука стоит кучу денег. Работа средневековых итальянских мастеров, в ткань вплетены нити из сусального золота. Что из этого следует? Пункт номер один: в Англии не так много людей, которые владеют настолько ценными артефактами, и еще меньше торговцев, способных с ними работать. Соар с Бонд-стрит из их числа. Пункт номер два: кое-кто может позволить себе вот так безжалостно с ней обойтись, как, например, это сделал Китинг. Кроме того, не надо забывать о мебели. Конечно, на музейный экспонат она не тянет, но сделана качественно, а значит, довольно дорогая. И наконец, чайные чашки.

– Вот-вот, чайные чашки. Сколько они могут стоить?

– Так, один момент. – Г. М. взял одну из хрупких черных чашек и повертел в пальцах. – Шесть пенсов за штуку, то есть шесть шиллингов за весь набор.

– Шесть пенсов за штуку? – удивленно переспросил Мастерс.

– Да, за каждую чайную пару, – подтвердил Г. М. после некоторой паузы, с любопытством наблюдая, как Мастерс вскакивает на ноги. – Ими торгуют в «Вулворте»[10]. На донышке каждой чашки есть штамп: «Слон. Сделано в Англии» – и инвентарный номер «Вудворта». Тот, кто все это устроил, расставил здесь дорогую мебель, застелил стол практически бесценной скатертью и аккуратно расположил на ней чашки стоимостью в три пенни. Говорю же, Мастерс, кто-то издевается над нами, и мне это не по вкусу.

– Я все больше убеждаюсь, – пробурчал Мастерс, – что мы преследуем форменного психа.

– Это не так, сынок. Беда как раз в том, что каждая мелочь здесь имеет значение. Но давайте вернемся к реконструкции убийства. За отправную точку я предлагаю взять чашки – те, которые разбились. Посмотрите на них внимательно и скажите, что вы видите.

Мастерс сосредоточился. Если предположить, что стол – это часы, обращенные к двери, тогда чашки стоят примерно на тех местах, где должны быть цифры, а две разбитые чашки находились на месте шестерки и семерки. Мастерс внимательно осмотрел осколки.

– Да, я думал об этом, – неохотно признал он. – Чашки разбиты весьма странным образом. Их не смели со стола, как могло случиться в потасовке, они даже не сдвинуты с блюдец, хотя блюдца треснули. Осколки не разлетелись по комнате, как было бы, если бы в них попала пуля. Вот именно. Все выглядит так, словно на них сверху упал тяжелый груз. Что-то вроде набитого чемодана. – Он посмотрел на потолок и запнулся.

– А как насчет мертвеца? – осведомился Г. М. – Вот что случилось, сынок. Пуля из револьвера сорок пятого калибра сбивает с ног не хуже удара лошадиным копытом, особенно с такого близкого расстояния. Следи за моей мыслью. Китинг направлялся к столу – как когда-то Дартли. Он шел к двери или, по крайней мере, к чему-то, что находится у стены рядом с дверью. В противном случае, падая, он разбил бы больше чашек, а они даже не сдвинуты. И тут в него попадает первая пуля. Он падает плашмя, либо с пробитым черепом, либо со сломанным позвоночником, лицом на стол.

Г. М. хлопнул ладонями, и Мастерс кивнул.

– Полагаю, так и было, – пробормотал старший инспектор. – Уф! Что еще могло бы раздавить чашки? В таком случае как получилось, что мы нашли его, растянувшегося во весь рост, головой в противоположную сторону?

– Видите ли, сначала стреляли ему в спину. Если бы первая пуля попала в голову, он бы остался лежать на столе, потому что умер бы на месте. Он, конечно, мог соскользнуть вниз, но тогда потянул бы за собой всю скатерть. А она помята ровно настолько, чтобы показать нам, что он… Ага! Догадались?

– Что он поднялся и оглянулся назад? – предположил Поллард.

– Именно так, сынок. Думай, думай дальше, выпусти джинна из бутылки. – Острые глазки Г. М. снова остановились на сержанте, заставив того покраснеть от смущения. – Похоже, на тебя накатило вдохновение? Отвечай не задумываясь: что тебе пришло в голову?

Поллард опустил глаза на стол.

– Это не вдохновение, сэр. Совсем наоборот. Все это как-то не стыкуется. Китинг увидел что-то ужасное, от чего у него стало такое странное выражение лица, и в то же время в него дважды выстрелили сзади. Если он сначала это увидел, как потом убийце удалось подобраться к нему практически вплотную, а он даже не попытался закричать, или убежать, или защищаться? Словно все произошло слишком быстро. Подождите, кажется, я понял! Китинг не услышал, как сзади к нему подкрадывается убийца из-за этого толстого ковра. Он приставил револьвер к спине Китинга, наверняка собираясь выстрелить ему в сердце. Китинг вздрогнул и начал оглядываться…

– Помнится, ты что-то говорил про крики? – заметил Г. М.

Повисла пауза.

– Что-то бесконечно уродливое есть в этой истории, ребятки, – продолжал Г. М. с отсутствующим видом. – И я просто спрошу вас: отчего так страшно изменилось лицо Китинга, когда он оглянулся через плечо? Итак, наш «некто», наш Старик с горы[11], спускает курок, и Китинг падает вперед, лицом на чайные чашки. Но это еще не конец. Он пытается подняться и убежать, а может, даже как-то противостоять опасности за его спиной. Он еще способен двигать руками, но позвоночник сломан, и ноги его не держат. Так что когда он поднимается и поворачивается налево, то теряет равновесие и снова падает, только уже в другую сторону. И пока он лежит на левом боку, абсолютно беспомощный, убийца наклоняется и стреляет ему в затылок.

– Уф! – выдохнул Мастерс после минутного молчания.

– Соглашусь, картина не из приятных.

Мастерс обхватил пальцами подбородок.

– Ваша способность к быстрым умозаключениям весьма впечатляет, сэр Генри. Но я несколько более осторожен. Конечно, все это звучит логично… Кстати, как в вашей реконструкции объясняется портсигар, найденный под телом?

– Мой ум не настолько быстр, сынок. Зависит от того, чьи на портсигаре отпечатки пальцев – Китинга или кого-то другого. Я не спешу что-то объяснять, пока не узнаю, что именно я должен объяснять. – Он фыркнул и задумался. – Кажется, эта вещица становится вашей навязчивой идеей, но лучше смириться с мыслью, что для нас это пока чересчур крепкий орешек. Зачем понадобился портсигар, если никто не курил? Ну? Какой в этом смысл?

– Вот именно, какой?

Чьи-то быстрые шаги зазвучали сначала на лестнице, а потом в коридоре. В комнату вошел сержант Холлис, который дежурил внизу с двумя констеблями. В руке у него был листок бумаги.

– А это, если не ошибаюсь, прибыли новости о нашем клиенте, – довольно промурлыкал Г. М. – Не тушуйся, сынок. Принес информацию из центра?

– Да, сэр. Но я хотел вас видеть не по этой причине. Мы…

Старший инспектор взял у него листок бумаги и мрачно произнес:

– Ну вот. Во всяком случае теперь у нас есть ответы на два вопроса. Во-первых, об отпечатках пальцев на портсигаре. Они принадлежат паре человек: самому Китингу и какой-то женщине. Говоря вашими словами, это наводит на размышления. Во-вторых, установлен владелец голубого двухместного автомобиля «толбот» с номером МХ-792. Автомобиль принадлежит мисс Френсис Гэйл.

– Именно об этом я и хотел сказать, сэр, – торопливо вставил Холлис. – О мисс Френсис Гэйл. Она сейчас внизу. Она находится здесь с тех пор, как мы вынесли тело мистера Китинга. Она видела, как мы грузили его в фургон. В истерику не впала, но, похоже, очень расстроена. И все время задает нам вопросы, на которые мы не можем ответить. Не могли бы вы поговорить с ней? Я знаю, вы запретили вас беспокоить, что бы ни случилось, но я подумал, что, может быть…

Глава шестая,

в которой выясняется, что рядом с револьвером находились шестеро

Когда Френсис Гэйл вошла в комнату, Поллард слегка опешил: он ожидал увидеть особу куда более крупную и мускулистую. Мисс Гэйл, девушка лет двадцати, была скорее ниже среднего роста и, несмотря на очевидно хорошее здоровье, отличалась такой стройностью и хрупкостью, что совсем не походила на спортсменку. Однако это была та самая девушка, которую Поллард видел за рулем автомобиля. Ее коротко подстриженные волосы казались шелковистыми, темно-карие глаза были обрамлены пушистыми черными ресницами, но твердый подбородок выдавал весьма решительный характер. Хотя она не являлась красавицей в общепринятом смысле, здоровье и живость делали ее очаровательной. Она была в белом шелковом платье с ярко-алой пряжкой на поясе и шляпке из белой соломки и с такой силой сжимала сумочку, что та почти сложилась пополам. Казалось, она не столько убита горем или охвачена страхом, сколько ошеломлена обилием событий, которые навалились на нее разом.

– Я… Я… – начала она и остановилась.

Мастерс почувствовал себя в своей стихии. Старший инспектор учтиво поднялся, всем своим видом демонстрируя такую убедительную почтительность, с какой обычно просят совета у мудрецов, – он считал такое поведение весьма полезным для дела.

– Прошу вас, не расстраивайтесь так, мисс, – мягко проговорил он. – Тысяча извинений за то, что мы заставили вас подняться сюда, но в этом доме больше негде сесть. Не согласитесь ли вы нам помочь? Вот именно. Не хотите ли присесть на диван? Так-то лучше. Теперь…

– Но что, черт возьми, все это значит? – воскликнула девушка, кивая в сторону мебели. Какое-то новое чувство охватило ее с такой силой, что затмило все остальные, и потрясение было настолько велико, что впервые за весь вечер на ее глаза навернулись слезы. – Кто вы такие? Что случилось? Что здесь вообще происходит? Я помню, что видела вас раньше. – Прищурившись, девушка оглядела Г. М. с ног до головы. – Я видела вас, и отец что-то о вас рассказывал. Он говорил, что вы всегда носили смешные шляпы – что-то в этом роде. Но я никак не возьму в толк, что вы здесь делаете?

– Тише, тише, – пророкотал Г. М. с удивительно мягкостью. – Разумеется, вы меня знаете, а я хорошо знаком с вашим стариком. Вы дочь Боки Гэйла, самого великого капитана среди игроков в регби 1906 года. Вот видите, вы среди друзей. И если вы дочка Боки Гэйла, то нет нужды осыпать вас лепестками роз, вы вполне способны смотреть в лицо неприятностям, девочка моя.

– Я пытаюсь, – ответила она после паузы. – Все это довольно-таки ужасно. Но что с ним случилось и почему? Я видела, как его выносили, но даже не знаю, как он умер. Я пыталась спрашивать, но мне отвечали, что произошел несчастный случай, и больше ничего.

Она сжала руки и обвела присутствующих жалобным взглядом. Мастерс покачал головой:

– Боюсь, мисс, это был не несчастный случай. Это было преднамеренное убийство.

– Я так и подумала.

– В самом деле? А почему вы так подумали, мисс?

– Ну это же понятно. Что еще я могла подумать, учитывая все обстоятельства? Как он… пострадал?

– В него стреляли. В спину.

Поллард заметил, что при этих словах на лице девушки появилось недоумение. Видно было, как она напряглась, когда Мастерс продолжил:

– У вас были причины подозревать, что кто-то хочет его убить?

– Нет. Конечно нет. Это…

– «Конечно нет». Мм… – Мастерс по-отечески улыбнулся. – Звучит как-то не совсем убедительно, мисс Гэйл. Скорее всего, это действительно не важно, но не хотите ли вы сказать, что ему кто-то угрожал?

– Не совсем. Я это ляпнула сгоряча. Ну, понятно, что Рон угрожал ему, раз уж пообещал пристрелить, но он просто вспылил. Точно не знаю, что у них произошло, потому что меня там не было. – Она подняла на него простодушные карие глаза. – Я рассказала вам это только потому, что вы, скорее всего, все равно об этом узнаете. И будет лучше, если узнаете от меня, потому что я точно знаю, что вся эта история не стоит и выеденного яйца. Во-первых, потому что Рон просто не способен никого убить – конечно нет. Во-вторых, Рон ни при каких обстоятельствах никому бы не выстрелил в спину.

– А кто такой Рон?

Френсис Гэйл посмотрела на него с удивлением:

– Ну, Рональд Гарднер. Он лучший друг Вэнса. Понимаю, может показаться, что на правду это не похоже, но он действительно его лучший друг. Я решила, что вы могли о нем слышать. Он делает многое из того, что делал Вэнс, просто не поднимает из-за этого шума. – Внезапно она покраснела и заторопилась, словно боясь, что не успеет договорить. – То есть я думала, что вы читали книгу, которую написал Рон, замечательную книгу о путешествии вверх по Ориноко[12]. Кроме того, у него есть ранчо в одном из западных штатов Америки, – кажется, в Аризоне, я никогда не могла запомнить все эти штаты, их так много. Рон…

Мастерс уже сделал знак Полларду, и тот сидел за столом, прилежно стенографируя слова девушки. Теперь старший инспектор решил ее прервать.

– Одну минуту, мисс. Вы сказали, что у мистера Китинга и мистера Гарднера вышла ссора? А когда это случилось?

Френсис задумалась.

– Кажется, позапрошлой ночью. Подождите… Сегодня среда, не так ли? Да, должно быть, это было вечером в понедельник. По крайней мере, так сказал Филипп. Филипп – это кузен Вэнса, и именно он рассказал мне об этой неприятности.

– И из-за чего произошла неприятность, мисс?

– Не имею ни малейшего представления! Честное слово.

– И вы не стали расспрашивать, пытаться что-то выяснить? В конце концов, угрожали застрелить вашего жениха, а?

Снова к ее глазам подступили слезы.

– Ели бы вы только позволили мне объяснить! Вот как это было. До вчерашнего дня я и не подозревала, что возникли какие-то проблемы. Понимаете, вчера была грандиозная вечеринка. Мы с Вэнсом собирались пойти, договорились об этом еще неделю назад. Так вот, вчера днем я позвонила ему, чтобы узнать, во сколько он за мной заедет. И вдруг как гром среди ясного неба: ему очень жаль, но появились неотложные дела, и на вечеринку он никак не попадает. Дело может затянуться на пару дней, и он даст мне знать, когда освободится.

Мастерс, поглядывая на нее искоса, поглаживал подбородок. Старший инспектор с трудом скрывал нетерпение.

– Он рассказал, в чем суть этого дела, мисс? Хм. Я имею в виду, он упоминал о ссоре?

– Нет. Полагаю, он и не собирался. Он говорил тем холодным, чопорным, «будьте-любезны-почистить-мне-ботинки» тоном, какой использовал, когда хотел, чтоб от него отстали. Сначала я попыталась сообразить, чем могла его обидеть. Потом разозлилась. Не знаю, нравится ли вам, когда вами демонстративно пренебрегают, но мне это совсем не нравится. И я решила: прекрасно, значит пойду на вечеринку сама. Разумеется, там все спрашивали, где Вэнс. Даже у Рона Гарднера хватило наглости поинтересоваться, почему тот не явился. Наконец мне удалось отвести Филиппа Китинга в сторонку, чтобы расспросить об этом таинственном «деле», которое не позволило Вэнсу прийти. Филипп начал мямлить, запинаться… Он вообще считает себя очень тактичным… Но в итоге все-таки признался, что Вэнс и Рон поссорились и это могло стать причиной… Больше ничего он сказать не мог, а может, просто не захотел.