Глава 1
– Уходим, быстрее! – В негромком мужском голосе отчетливо звучала паника. – Быстрее же, ну!
– А как же он? Бедный мальчик… Неужели мы оставим его здесь?
Второй голос – на этот раз женский – прозвучал совсем близко, буквально в нескольких шагах. И только потом я услышал сначала жужжание, а за ним – тихий ритмичный писк. Прямо над ухом работал какой-то аппарат, то и дело выдающий пульсирующие сигналы. Бип, бип, бип – в такт ударам сердца.
Это что, кардиограф? Да еще и с аппаратом ИВЛ?
– А что мы, по-вашему, должны делать? Не собираетесь же вы тащить его на себе?
Незнакомка наверняка хотела возразить, но не успела. Откуда-то снизу раздался звук, который я уж точно не спутал бы ни с чем. Раскатистый и чуть суетливый треск автомата. То ли американский патрон, то ли отечественный «пять сорок пять».
Значит, дело плохо. И самое время явить себя этому недоброму миру. Даже через «не хочу», которое норовило вдавить меня обратно в подушку… а заодно и обратно в уютную темноту.
Пробуждение оказалось не из приятных. Ничего не болело, но на груди будто лежала бетонная плита, и мне едва хватало сил поднимать ее без помощи со стороны. Еще до того, как открыть глаза, я почувствовал, что тело буквально опутывают какие-то провода и трубки, а на лице закреплен намордник респиратора. Именно он и давал мне дышать… раньше.
Первым делом я отодрал какие-то датчики, приклеенные пластырем к груди, а потом стянул с лица маску. Галогеновая лампа под потолком давала совсем немного света, но и его хватило, чтобы резануть по глазам. Так сильно, что я на мгновение перестал видеть собственную руку, вцепившуюся в провода на лбу.
Нет. Не собственную. Худое запястье и пальцы с отросшими ногтями могли бы принадлежать пацану лет шестнадцати или около того, ни никак не взрослому… ладно, уже стареющему мужику слегка за шестьдесят.
Чужая рука.
Последнее, что услужливо подкинула память – прием у Юсуповых, на Фонтанке. Встреча с самим князем, потом с иберийским послом. Усталость и дорога домой. Темнота, прохлада, моросящий мелкий дождь, пробки на набережной… Тогда мы ехали не в Инженерный замок – в Петергоф. Летом я обычно жил там, подальше от столичной суеты. Старое скрипучее кресло, какие-то документы, вечерний чай, душ, резкая боль в груди…
И все. Дальше – пустота, а сразу за ней пробуждение здесь, в чужом незнакомом теле. А значит… Нет, думать буду позже. Вряд ли появление в больнице людей с оружием никак не связано с моей скромной персоной. И без того исчезающе малая вероятность этого теперь устремилась к нулю.
Я сбросил тонкое одеяло и сел. Моих потенциальных спасителей, конечно же, уже и след простыл. Только в коридоре раздавались торопливые шаги. Внизу продолжали грохотать выстрелы, и в воздухе пахло не только порохом, но и самым обычным дымом с примесью какой-то больничной химии. Кто бы ни пожаловал сюда по мою душу, они явно не мелочились и крошили из автоматов все, что попадалось на пути. Охрану, персонал, пациентов, случайных посетителей, технику… наверное, поэтому до сих пор и не поднялись сюда.
Я ухватился рукой за стойку с капельницей, кое-как встал и выдрал из вены катетер. Потом добрел до двери, вышел наружу и тут же уперся взглядом в табличку.
Ординаторская.
Ага, мне сюда. Не лучшее время для размышлений о внешнем виде, но это все же лучше, чем щеголять голым задом в больничной рубахе. Я отодрал с кожи остатки трубок и пластыря и принялся одеваться. Джинсы с ботинками нашлись в первом же шкафу, более-менее подходящая по размеру рубашка – во втором. Подумав, я заодно прихватил и халат с вешалки. Так себе маскировка, но в первую очередь незваные гости будут искать не врача, а пациента.
Закончив с обновками, я шагнул обратно к двери и уже там остановился, опершись плечом на стену. Самая обычная возня с пуговицами отняла столько сил, будто я в одиночку разгрузил целый «КамАЗ» с кирпичами. Первые несколько минут тело двигалось на чистом адреналине, но теперь тревога чуть отступила, и атрофировавшиеся мышцы тут же напомнили о себе болью.
На Дар рассчитывать тоже не приходилось: он не исчез в новом теле, однако вместо привычного потока я ощущал лишь жалкую струйку, которой не хватило бы даже зажечь спичку. Неудивительно: и резерв, и мощность так или иначе завязаны на сознание, а я бог знает сколько провалялся овощем.
А Конструкты… Должны быть на месте – что им, Конструктам, сделается? Над этим телом поработали лучшие Конфигураторы Империи, буквально напичкав его всеми возможными и невозможными улучшениями и защитными схемами. От базовых до настолько тонких и сложных, что они наверняка до сих пор существуют в единственном экземпляре – повторить такие почти невозможно.
Это хорошая новость. А плохая – воспользоваться всем этим богатством с нулевым резервом я пока не смогу. Нет, конечно, примерно треть Конструктов вполне самодостаточна и сработает в любом случае… хоть как-то. Но сейчас мне пригодились бы все. Особенно те, что способны превратить тощего юнца в почти неуязвимую боевую машину. Ненадолго, всего на три-четыре минуты. Но чтобы покинуть больницу – хватило бы.
Спуститься по лестнице. Прорваться на улицу через главный вестибюль. И заодно размазать по стенам любого, кто решит встать у меня на пути. Обычных людей с оружием, Одаренных, легкую технику… или даже тяжелую – плевать. Будь со мной хотя бы треть привычной мощи, это здание стало бы братской могилой.
Мечты, мечты. Пока мне едва хватило сил выйти обратно в коридор, и одеревеневшее тело двигалось исключительно на морально-волевых. Спускаться вниз было бы равносильно самоубийству, так что я вывалился на пожарную лестницу и кое-как поднялся на пару пролетов. Первые ступеньки дались нелегко, но потом ноги и спина, видимо, решили, что жаловаться бесполезно, и зашагали бодрее. На стене маячила цифра три – значит я лежал на втором.
И я даже успел поверить, что без приключений доберусь наверх, когда дверь впереди распахнулась, и в проеме появилась плечистая фигура в камуфляже. Не армейской расцветки – что-то черное, явно импортного образца. Такое обычно носят спецы из особых подразделений. Или наемники. Или террористы… да, в общем, кто угодно.
– Доктор, значит… Студент? – проговорил боец, поднимая автомат. – Ну, прости, брат. Ничего личного.
Маска, закрывавшая половину лица, приглушила голос, однако суть я уловил. И тут же бросился вперед и чуть влево, уходя с линии огня и ребром ладони сбивая уже нацеленное в меня дуло. Такой прыти боец явно не ожидал, и длинная очередь ушла куда-то вбок, кромсая стены и проехавшись по ушам сердитым грохотом. Отстрелявшись, автомат напоследок лязгнул затвором и стих.
А его владелец, наоборот, взревел и толкнул меня плечом так, что мы оба едва не покатились кубарем вниз. На мгновение я вдруг увидел лицо напротив совсем близко. Озверевшие от ярости глаза за пластиком тактических очков. Темные, практически черные – зрачки расширились так, что радужка почти исчезла. Парень то ли принял какой-то наркотик, то ли перед штурмом вколол один из новомодных «боевых коктейлей». Термоядерная химия добавляла сил, ускоряла движения…
Но на умственных способностях, похоже, сказалась не лучшим образом – иначе боец непременно догадался бы полезть за пистолетом и в упор разрядить весь магазин вместо того, чтобы душить меня и колотить головой обо все подряд.
Меня, светлейшего князя Владимира Градова, Одаренного первого ранга, прозванного Серым Генералом, посмел тронуть какой-то обдолбанный болван!
Наверное, злость меня и спасла. Сделала то, что не смогли ни разум, ни воля, ни тренированное десятилетиями умение оперировать магией. Дотянулась до заложенной кем-то потолковее меня мощи, и запертый внутри Конструкт ожил. Время на мгновение будто застыло, и я увидел, как сквозь кожу на запястьях пробивается свет. Выгравированная прямо на сухожилиях схема работала на полную мощность, разгоняя тело до сверхчеловеческих пределов.
Противник был чуть ли не вдвое тяжелее, и физической силы мне не хватало даже сейчас, однако состязание в скорости я выиграл без труда. Вывернулся, освобождая локоть, скользнул кончиками пальцев по чужой «разгрузке», нащупал нож и ударил снизу вверх, вгоняя короткий обоюдоострый клинок под челюсть по самую рукоять.
Хватка на моих плечах ослабла. Боец отступил на несколько шагов, бестолково шаря ладонями по груди. Посмотрел на мокрые от крови перчатки, захлюпал, выплевывая сквозь маску алые фонтанчики и наконец повалился на пол.
Откат от использования Конструкта догнал в ту же секунду. Усталость рухнула на плечи такой тяжестью, что я съехал вниз по стене. Больше всего хотелось закрыть глаза и посидеть так хоть пару минут, но грохот на первом этаже ненавязчиво намекал, что у меня нет даже одной.
Соберись, генерал. Отдыхать будем потом.
Стиснув зубы, я потянулся к поверженному бойцу. Вцепился в куртку на боку, с третьей или четвертой попытки перевернул.
Так. Что нам тут может понадобиться? Однозначно – пистолет. Голыми руками я много не навоюю, перестараться с Конструктами в нынешнем состоянии – гарантированно угробить и без того еще не ожившее до конца тело, а вот огнестрел – то, что нужно. Вытащив из кобуры боевика пистолет, я повертел его в руках. Самый обычный серийный «Глок», но с навороченным обвесом. Щечки-накладки, лазерный целеуказатель на планке снизу… Я проверил магазин, выковырял из подсумка на «разгрузке» второй и сунул в задний карман джинсов.
И хватит. Больше вряд ли понадобится: полноценной перестрелки я сейчас могу и не выдержать. Ноги еле ходят, и уж точно не стоит нагружать себя еще и автоматом – тремя килограммами пластика, стали и навороченной тактической электроники. Слишком тяжелый, слишком громкий, слишком… В общем, слишком.
Я снял с боевика рацию, прицепил сзади на пояс джинсов и повесил на ухо гарнитуру.
– Кречет-один, доложи, что у тебя?
– Держим первый этаж, все чисто. Персонал пытался покинуть здание, пресекли.
– Принято. Кречет-два, доклад!
– Заканчиваем прочесывать второй этаж. Объект не найден.
– Ищите мальчишку, ищите, мать вашу! Лет шестнадцать на вид, лежит на аппарате. Он должен быть здесь!
Голос у того, кто отдавал приказы, был густым и глубоким, но будто расщепленным надвое. Похоже, мужчина когда-то изуродовал связки криком и так и не смог восстановиться до конца: гласные то и дело срывались в звериное рычание.
Интересно, кто это вообще такой? И на каком этапе произошла утечка? Об этом теле и его назначении во всей Империи знали всего человек шесть, включая…
Ладно, думать буду потом. Сейчас нужно уходить, и, желательно, поскорее.
– Кречет-три, доклад.
Тишина.
– Кречет-три, на связь!
Молчание.
Ответить Кречет-три уже не сможет – мешает нож в голове. А значит, сейчас они поймут, что что-то пошло не так, и отправят сюда подкрепление.
– Кречет-два, на третий этаж! Быстро! Проверьте, что там! Времени мало!
Так. Подниматься выше нельзя – зажмут и расстреляют как в тире. Нужно уходить вниз. Обратно на второй этаж, в окно – и прочь отсюда. Прыжок с шести метров это тело выдержит без особых последствий… должно выдержать.
Силы понемногу возвращались: Конструкты работали, в экстренном порядке латая связки и мышцы, пролежавшие без движения… Сколько? Впрочем, какая разница? Главное, что я больше не рискую свалиться пол при каждом шаге. Я добрел до пожарной лестницы в другом конце коридора, прислушался, и, не услышав ничего подозрительного, толкнул дверь.
Вперед! То есть вниз!
Стоило мне спуститься всего на один пролет, как снизу загрохотали тяжелые шаги.
– Да твою ж… – простонал я.
Двое, спешат наверх. Куда быстрее меня, и бежать уже некуда – придется драться. Опершись о стену плечом, чтобы видеть пролет, я сжал пистолет обеими руками и затаил дыхание. Сердце бухало в ушах в ритм солдатским ботинкам. Главное – успеть первым. А там…
Первый боевик появился из-за поворота. Я вскинул пистолет, и красная точка целеуказателя скользнула по стене, перепрыгнула на одежду и на мгновение замерла на переносице под очками. Бам! Бам! «Глок» сердито лягнулся, норовя вырваться из пальцев, но дело свое сделал: фигура в черном молча завалилась назад, прямо на своего напарника.
Дистанция, приятель. Дистанция.
Покойный подарил мне несколько драгоценных секунд, однако и плохую службу тоже сослужил, заслонив второго боевика от выстрелов. Я высадил остатки магазина в копошащийся внизу клубок тел, но то ли не смог вывести из строя, то ли вообще не попал в живого. Удерживая товарища, как щит, он свободной рукой поднял автомат и нажал на спуск.
Затвор неторопливо задергался, выбрасывая гильзы, и раскаленные кусочки металла помчались в мою сторону, расходясь огненным веером. Злые и проворные, но все же не настолько, чтобы догнать ускоренное до сверхчеловеческих пределов тело. Конструкт снова дал мне шанс, но использовать его следовало быстро. Я скользнул плечом по стене, уходя от пуль, и одним прыжком махнул вниз через весь пролет.
Сил хватило всего на один полноценный удар, но и его оказалось достаточно. Полыхнувший огнем кулак пробил насквозь тело мертвеца и с хрустом врезался в плоть еще живого боевика. Послышался треск ребер, я раскрыл ладонь и, схватив скользкий комок, дернул его на себя, вырывая из груди.
Готово.
– …два, Кречет-два! Что там, мать вашу, происходит? – пробился сквозь грохот в висках уже знакомый голос. – На связь! Доклад!
Извини, хриплый. Доклада не будет.
Я переступил через боевиков и спустился по лестнице вниз, придерживаясь за стену. Вой сирен где-то вдалеке слышался уже давно, чуть ли не с самого моего пробуждения, но полиция явно не торопилась связываться с целым отрядом вооруженных до зубов боевиков. Наверняка ждали подкрепления – и, похоже, дождались.
– Внимание всем кречетам! Покинуть объект! – Кажется, тот, кто командовал операцией, принял какое-то решение. – Я складываю здание. У вас минута!
Плохо. Очень плохо. И даже не ясно, как хуже – что все здесь вот-вот взлетит на воздух или что командир боевиков оказался Одаренным. И не ниже третьего-четвертого ранга – раз уж собирался в одиночку разнести целый больничный корпус.
До спасительного окна было всего ничего, но счет в буквальном смысле шел на мгновения. Последние метры коридора я даже смог пробежать. Вцепился в ручку, дернул на себя и сразу же полез на подоконник. Даже не разглядывая, куда придется падать, – зачем расстраиваться раньше времени? Где-то за спиной грохотали тяжелые шаги, но вряд ли хоть кого-то в больнице сейчас интересовал человек в белом халате, решивший поупражняться в прыжках с высоты. Боевики мчались по лестницам, спасая собственные жизни.
– Десять секунд! – снова загремел голос в наушнике. – Девять! Восемь! Семь, шесть, пять…
Желудок подскочил куда-то к горлу, я полетел вниз и врезался в землю сначала подошвами ботинок, а сразу за ними коленом и свободной рукой, проминая кулаком газон. Наверняка довольно шумно, но звук удара тут же исчез в грохоте за спиной.
Я не видел сам взрыв, однако и без этого весьма неплохо представлял себе работу Одаренного боевика третьей категории: концентрированная энергия обрушилась на здание сверху… или полыхнула где-то внутри, расходясь в стороны и ломая толстые каменные стены как картонную коробку. Над головой пролетела уже опустевшая исковерканная оконная рама, а следом за ней посыпались и обломки. Нестерпимый жар впивался в спину, и я чувствовал, как тлеет на ней халат.
Конструкты выдержали: все вокруг на мгновение превратилось в полыхающий ад, но сам я остался невредим. И даже смог увидеть сквозь пламя, как в темноте за больничной оградой движутся проблесковые маячки полицейских авто. Стражи порядка наконец явились выполнить свой долг.
Но сражаться у больницы было уже не с кем: где-то в полусотне метров от меня угловатые силуэты боевиков хлопали дверцами, запрыгивая внутрь, и через несколько мгновений машины – два микроавтобуса и здоровенный черный джип – с визгом шин сорвались с места и помчались прочь. Хриплый удрал, так и не закончив работу.
Пускай. Деваться ему теперь все равно некуда: я не видел лица, зато запомнил голос. Достаточно хорошо, чтобы узнать хоть через полгода.
А дольше мои враги обычно не живут.
Глава 2
Ничего не понятно, но очень интересно. Это нехитрое утверждение, пожалуй, описывало нынешний расклад лучше некуда.
Казалось, весь Пятигорск стоит на ушах: повсюду выли сирены, и мимо то и дело пролетали машины с мигалками. И не только полицейские – я насчитал три или четыре грузовика с черными армейскими номерами, проехавших в сторону больницы. Впрочем, вояки могли уже не спешить: вряд ли хриплый со своими мордоворотами стал задерживаться там после того, как превратил центральный корпус в обугленные развалины.
Так что и мне торопиться было уже некуда. Да и место для отдыха я выбрал вполне подходящее: крохотный сквер у «бублика» в паре улиц от горящей больницы, на пересечении проспекта Ермолова и Сенной. Достаточно далеко, чтобы ненароком не попасться на глаза, кому не следует, но достаточно близко, чтобы в случае чего…
Ладно, место было так себе. Но идти дальше я попросту не мог: взятые взаймы у Конструктов силы закончились, и мышцы снова напомнили о себе протяжной болью. Чужие ботинки беспощадно натирали ноги, и новое тело всерьез грозилось к полуночи превратиться если не в тыкву, то во что-то столь же бесполезное и малоподвижное.
Зато разум пока еще был при мне, и его-то я и пустил в ход, как только приземлился на видавшую виды лавку на краю мощенного квадратными бетонными плитами сквера. Приятное местечко: двухэтажные старые домики по сторонам, дорога и вывески. Табачная лавка, какая-то крохотная турфирма, трикотаж… Наверное, днем здесь довольно оживленно, однако сейчас моим размышлениям мог помешать разве что случайный прохожий.
Так что же получается – я умер?
Похоже на то. Боль в груди, падение, темнота – и вот я здесь, в чужом теле, специально заготовленном на такой случай. Сердце у меня всегда было в порядке, однако все когда-нибудь случается в первый раз. И приступ, и лошадиная доза яда, способного прикончить даже Одаренного высшего ранга… и хитрый атакующий Конструкт, который просочится сквозь самую надежную магическую защиту.
От прямого нападения я был защищен почти безупречно, однако со схемами все куда сложнее. Конфигураторы в старушке Европе столетиями соревновались друг с другом в тонком искусстве делать пакости, и кто-то из них вполне мог оказаться похитрее наших отечественных.
Значит, сразу после приема у Юсуповых… Но когда это случилось? Уж точно не неделю и не месяц назад. И даже не год – тогда, в две тысячи четвертом, умирающему мальчишке, чье тело предоставили науке безутешные родственники, было около семи. А сейчас… Сейчас намного больше. Картавый говорил про шестнадцать, и вряд ли обсчитался.
Злоба, с которой я кромсал боевиков в больнице, накатила снова. Качнулась обратно стальным маятником и полыхнула с такой силой, что кончики пальцев закололо. Резерв понемногу заполнялся, и магия рвалась снаружи, явно не имея ничего против того, чтобы я опять пустил ее в ход. К примеру, чтобы снести вывеску с магазина напротив.
– Да какого же черта?! – Я стиснул край скамейки так, что дерево под пальцами захрустело, проминаясь. – Почему?..
Почему только сейчас? Почему бестолковому братцу, которому я принес трон на блюдечке с голубой каемочкой, понадобилось целых десять с лишним лет, чтобы вытащить меня из небытия? Целая прорва времени, за которую это тело, моя «резервная копия» успела превратиться из хрупкого пацаненка в здоровенного лба, у которого во всех положенных местах наверняка уже кучерявились волосы.
Лезть в штаны я не стал – ограничился ощупыванием собственной физиономии. Щетины на подбородке как будто пока не имелось, зато пушок над верхней губой отрос так, что при желании я смог бы даже прикусить его зубами. Какая прелесть. Не усики, а прямо-таки пропуск… куда надо.
Итак, в сухом остатке имеем смерть в августе две тысячи пятого, десять лет, пролетевшие мимо, и невесть откуда взявшихся мордоворотов, которых отправили в больницу, чтобы избавиться от подключенного к аппаратам тела. И заодно от прочих… тел – вне зависимости от того, чем они были заняты. Расстреливали всех подряд, без разбора.
Значит, знали не так уж и много – или отправили бы спеца прямиком в палату и сделали работу без лишнего шума. Кто бы ни слил информацию, она явно оказалась неполной. Адрес, возраст, примерное описание… или вообще никакого. Имени, под которым полумертвый пацан поступил в больницу черт знает сколько лет назад, в сводке хриплого не оказалось. Поэтому он так и суетился – времени на поиски было в обрез.
И встречи со мной в уме и каком-никаком здравии его клоуны явно не ожидали. Иначе подготовились бы получше. Даже моя бледная копия способна без особого труда вырезать штурмовой отряд с тяжелым вооружением и парой Одаренных, а парни в больнице годились разве что для схватки с младшей группой детского сада.
Кто-то изрядно облажался. То ли решил сэкономить на наемниках, то ли слишком торопился… А скорее – просто работал по нескольким объектам. Задумай я подобную операцию, непременно позаботился бы не только о бездыханном теле мальчишки, но и заодно обо всех, кто так или иначе участвовал в проекте.
А это уже не просто налет на больницу в городке с населением в сто пятьдесят тысяч человек, а целый заговор. Причем заговор государственного уровня, который потребует физического устранения около дюжины человек, включая почти всемогущих членов Совета имперской безопасности.
Правда, только в том случае, если эти самые члены не решили совместными силами избавиться от бывшего шефа – на этот раз уже окончательно.
Желание снести вывеску магией исчезло. Точнее, изящно трансформировалось в острую потребность снести голову тому, кто задумал и привел в исполнение всю эту дрянь. Начать с рядовых боевиков, следом выпотрошить хриплого, а потом добраться и до главных заказчиков. Посмотреть в знакомые глаза и методично, без лишней спешки, прикончить всех, попутно лишив дворянского достоинства и активов родню до третьего колена включительно.
Месть? Нет, всего лишь здравый смысл.
Как ни странно, стоило мне разложить все по полочкам, как ярость тут же прошла. Не исчезла окончательно, а, скорее, свернулась калачиком и осторожно улеглась где-то внутри – до лучших времен. А вполне человеческое желание карать виноватых направо и налево понемногу превращалось в поэтапный план.
Найти хриплого. Найти тех, кто отправил его зачистить больницу. Найти тех, кто им заплатил. Пройтись по цепочке до самого верха и вернуть все, что принадлежит мне по праву.
С процентами.
Но для этого для начала придется встать на ноги и занять в постаревшем на целое десятилетие мире хоть какое-то место. Все, кто хотя бы в теории мог бы подтвердить истинную личность юнца с жиденькими усиками, наверняка или уже отправились на тот свет, или ничуть не рады моему возвращению. И предстать пред их грозные начальственные очи станет, пожалуй, последней ошибкой, которую я совершу в печально непродолжительной новой жизни.
Пока ясно одно: вряд ли у меня получится узнать хоть что-то, сидя на лавке в сквере. Мышцы еще болели, края ботинок нещадно вгрызались в кожу, но я все-таки заставил себя подняться и, сунув руки в карманы, неторопливо побрел через сквер в сторону Воронцовского проспекта. Конструкты все еще работали, понемногу подтягивая энергию из окружающего меня пространства и приводя в порядок залежавшееся и усталое тело. Не та сила, к которой я привык, но все же куда лучше, чем полчаса назад.
В сквере было темно и пусто. Даже вывески не горели – время явно уже двигалось к ночи. Что ж, тем лучше. Чем меньше народа меня увидит, тем меньше лишних вопросов. От халата я избавился еще у больницы и там же закатал рукава рубашки, скрывая чужую кровь, но такая маскировка годилась разве что для ночной прогулки.
Погрузившись в свои мысли, я даже не сразу понял, что впереди что-то происходит. Из задумчивости меня вывел чей-то громкий окрик:
– Ты чего, совсем берега попутала? Как с людьми разговариваешь?!
Та-а-ак…
Я присмотрелся. Девчонка со странной прической стояла ко мне спиной. А прямо перед ней, перегородив проход, расположились три сомнительных гражданина. Совсем юных – от силы на год-два старше меня… нынешнего меня. Не самой богатырской наружности, но с явным избытком тестостерона в крови, который изо всех сил подталкивал к знакомству. И то, что знакомиться с ними не очень-то хотят, определенно никого не останавливало.
– Культурно же предлагают: пойдем с нами. – Самый рослый из парней шагнул вперед. – Шашлык покушаем, вина выпьем… Тебе какое нравится?
– Какое мне нравится, ты только в кино видел, – огрызнулась девчонка.
Я мысленно даже поаплодировал ей: неразумно, но красиво. Язык – что скальпель.
– Что, крутая? – Кавалер даже не подумал отходить. Наоборот – схватил девушку за руку так, что та охнула. – С тобой по-хорошему разговаривают, дерзишь зачем?
Не то чтобы мне так уж не терпелось лезть в чужую беседу, но положение, как ни крути, обязывало. Вздохнув, я сделал шаг вперед.
– Доброго вечера, господа. Девушка не знакомится.
Голос тоже оказался чужим. Неожиданно низким для юнца, но все равно ничуть не похожим на прежний. Каким-то неуклюжим, будто бы еще не до конца сломавшимся и не завершившим положенную возрасту трансформацию. Зато прозвучал уверенно – по крайней мере, на меня обратили внимание.
– А ты кто такой?
– Девушка. Не. Знакомится, – повторил я.
Парень недобро усмехнулся, прищурился, разглядывая, и, похоже, не посчитал меня заслуживающим каких-либо опасений.
– Да мы уж как-нибудь сами решим, кто тут знакомится, а кто нет, – проговорил он. – А ты давай ковыляй отсюда, пока зубы на месте.
– Нужны объяснения? – Я убрал руку за спину и нащупал «Глок», заткнутый за пояс штанов под рубашкой. – Значит, объяснения будут.
Парень усмехнулся и пошел вперед – не торопясь, вразвалочку. Нарочито медленно, чтобы дать мне вдоволь времени испугаться и позорно удрать. Но я не двинулся с места. Не отступил, не достал оружие, даже не поднял кулаки – просто стоял и смотрел.
Пока не увидел на лице напротив сначала смятение, а потом и испуг.
Ну да. Тело чужое, голос чужой, даже глаза чужие, но то, что прочитал в них парень, было моим собственным. Взгляд, по которому мелкая уличная фауна безошибочно определяет настоящего хищника. Не обязательно крупного, зато обладающего не только острыми зубами, но и умением пустить их в ход. Без промедлений, компромиссов и уже бесполезных в подобных случаях бесед. Такое непросто натренировать и почти невозможно подделать.
Зеркало души, из которого на подгулявших шалопаев смотрел тот, кто встречал врагов многократно страшнее – и пережил их всех до единого.
– Это… Пойдем-ка, пацаны. – Глаза напротив бестолково забегали, и парень принялся пятиться назад. Куда проворнее, чем только что наступал на меня. – Дела еще есть.
Первые несколько шагов юная троица еще пыталась ретироваться строем, не сводя с меня глаз, но стоило одному споткнуться о щель между бетонными плитами, как все трое развернулись и чуть ли не бегом умчались в темноту.
– Ничего себе! Как ты их… – Девчонка задумчиво и немного скептически окинула меня взглядом. – А что там у тебя за спиной? Пистолет? Или?..
– Да ну, – отмахнулся я. – Ничего. Так, напугал.
Не знаю, поверила она мне или нет, но настороженный взгляд тут же изрядно потеплел. Удирать моя новая знакомая, похоже, никуда не собиралась, и у меня наконец-то появилась возможность рассмотреть ее получше.
Совсем молоденькая… хотя все равно на пару лет старше меня нынешнего. Высокая, глазастая. И с весьма занятной прической – вместо обычной шевелюры голову украшали многочисленные тонкие косички. Преимущественно синего цвета, так что об истинном цвете волос я пока мог только догадываться.
Не слишком-то похожа не местную… Или за пропущенные мною десять лет Пятигорск изменился настолько, что щеголять с подобными украшениями стало нормой. Никогда особо не интересовался молодежными субкультурами, но девчонка, похоже, как раз оказалась из «этих»: косички дополняли кожаный ошейник, кеды, узкие джинсы и футболка. Логотип группы из прошлого века приятно обтягивал то, что и должен был обтягивать, и я вдруг поймал себя на мысли, что еще немного, и молчание станет неловким.
Юное тело. Плюс вынужденные десять лет воздержания. Вот вам результат – получите и распишитесь.
– Эй, полегче! – Девчонка, видимо, истолковала мой взгляд по своему. – У меня, между прочим, парень есть!
– Да ради бога, – усмехнулся я. – Но могу я рассчитывать хотя бы на небольшую экскурсию по городу? Сами мы не местные…
– Оно и видно. У нас таких кадров не водится. – Девчонка вдруг прищурилась и принялась рассматривать меня с утроенным любопытством. – Ё-моё… Да это кто ж тебя так?
– В смысле?
– Нос разбит! А ну-ка иди сюда.
Не знаю, что вдруг заставило новую знакомую проявить подобную заботу, однако уже через мгновение она буквально силой усадила меня на лавку. И тут же принялась рыться в сумочке, достала пачку влажных салфеток и с неожиданной сноровкой занялась моим побитым лицом.
Действительно больно. Похоже, тот гиббон в больнице успел приложить меня лбом. Или кулаком. Конструкты наверняка уже справились с повреждениями, однако против еще одного «лечения» я не возражал. Дамы любят отважных героев, но ничуть не меньше их привлекают всякие бедные-несчастные. Так что…
В общем, отличный способ завязать разговор. Тем более что прикосновения прохладных тонких пальцев оказались неожиданно приятными.
– Ну вот, так-то лучше. – Девчонка чуть отстранилась, разглядывая результаты своего труда и, по-видимому, осталась довольна. – Вот, погляди на себя.
В ее руках появился плоский прямоугольник примерно с мою ладонь размером. С одной стороны темно-серый, с тем же логотипом, что и на футболке, а с другой – гладкий, как зеркало, и черный. Поблескивающая в полумраке поверхность оказалась экраном: тут же засветилась, выдавая изображение.
Которое вряд ли могло быть чем-то иным, кроме моего лица. Картинка чуть «подтормаживала», не успевая за движениями головы и глаз, зато оказалась куда отчетливее тех, что могли выдать встроенные камеры в устройствах десять лет назад. Похоже, в мое отсутствие техника шла вперед семимильными шагами, и современный молодняк приобрел возможность любоваться на себя как в зеркале.
А ничего, кстати. Физиономия как физиономия, пожалуй, даже симпатичная. В прошлой жизни я никогда не считался красавцем, зато в этой, похоже, имел все шансы. Выбирая подходящее тело для «переселения», я нисколько не задумывался о внешних данных, однако получил их бонусом: за десять лет невзрачного вида пацан не только вымахал, но и обзавелся тем, что по всем стандартам можно считать приятной наружностью.
Лицо на экране выглядело чуть старше положенного возраста – минимум на неполные восемнадцать, а то и больше. Изящные брови, темные ресницы, четко очерченные скулы и подбородок. Прямой нос: еще немного припухший от удара, но, к счастью, не сломанный. В целом – очень, очень даже. Убрать дурацкие усики, лохматую прическу а ля ранние «Битлз», и этот парень имеет все шансы стать знатным сердцеедом.
Картину портили только глаза. Точнее, взгляд – слишком уж усталый, тяжелый и недобрый для мальчишки. Будто хитрая техника каким-то образом смогла догадаться, что где-то за симпатичной мордашкой прячется шестидесятилетний солдафон, который собирается в самом ближайшем будущем показать кузькину мать тем, из-за кого его возвращение на этот свет чересчур затянулось.
– Налюбовался? – прыснула девчонка. – Будто первый раз себя увидел.
– Ага, вроде того. – Я протянул руку и осторожно коснулся экрана. – А что это у тебя такое?
– Это? Ну… телефон.
Девчонка посмотрела на меня как на умственно отсталого, и я решил не говорить, что телефонам положено быть совсем другими. С кнопками, маленьким экранчиком и, желательно, складными, чтобы без труда помещаться в любой карман. Современные игрушки явно оказались куда круче тех, что я помнил. И явно отличались не только внешне, но и в плане возможностей.
– Слушай… а у тебя интернет там есть? – наугад поинтересовался я.
– А у кого ж его нет? – Девчонка недоверчиво прищурилась. – Ты что, совсем дикий? Как с гор спустился…
– С них самых. Из самого Верхнего Баксана.
Я зачем-то ввернул название села – первое, что пришло в голову. Хотя за десять лет цивилизация просто обязана была подобраться вплотную к самому подножью Эльбруса, и совсем уж технически отсталая молодежь наверняка уже давно не встречалась даже там. Не говоря уже о том, что внешне я ничуть не напоминал коренного балкарца.
Но, кажется, прокатило. Девчонка то ли сделала вид, то ли действительно поверила, что взъерошенный паренек в заляпанной кровью рубашке и не по размеру подобранных ботинках на босу ногу – всего лишь неуклюжий гость из далекого села.
– Все есть. – Она протянула мне телефон и села рядом, прижимаясь плечом. – Вот, смотри. ВК, телега, поисковик…
И кто из нас еще странный. Вот так взять и доверить крутую и недешевую технику первому встречному – подозрительному горцу в грязной рубашке… Но дареному коню в зубы, как известно, не смотрят, и я не стал задумываться об истинных причинах неожиданной доверчивости, а погрузился в изучение хитрой игрушки.
От крохотных значков рябило в глазах, а казаться в глазах симпатичной барышни неотесанной и бестолковой деревенщиной отчаянно не хотелось, так что я принялся мужественно водить пальцем по экрану, выискивая нужное. Большинство иконок даже с подписями казались китайской грамотой, однако некоторые были мне знакомы – очевидно, еще с тех времен, когда я мог наблюдать их на экране полноразмерного компьютера.
– Кстати, я Ольга… Можно просто Оля. – Девчонка легонько толкнула меня локтем в бок. – Про телефон не спрашиваю, но имя-то у тебя хоть есть?
– Владимир.
Я назвался, не задумываясь. И тут же мысленно отругал себя, сообразив, что мое нынешнее тело вполне может носить и другое имя… наверное. Тогда, десять лет назад, несчастный пацан был для меня лишь номером в картотеке. Инструментом, частью засекреченного эксперимента по переносу сознания. Важной, но не единственной и даже не главной.
Кто же знал, что все обернется так, что мне придется в самом что ни на есть буквальном смысле примерить на себя не только его шкуру, но и жизнь?
– Владимир, – повторила Оля. – Можно просто Вова?
– Можно, – вздохнул я. – Но лучше все-таки Владимир.
Никогда не любил эти сокращения – Володя, Вовчик, Вован… Еще с тех времен, когда меня вполне уместно было именовать без отчества. Потом в ход пошли военные чины, а после них и титул. Лишь несколько человек в Империи смели обращаться ко мне иначе, чем «ваша светлость».
– Ну, как скажешь. – Оля изловчилась и ткнула пальцем в хорошо знакомую даже мне эмблему. – Вот твой интернет. Смотри. Только по фоткам не лазай – убью.
Телефон отозвался едва заметной вибрацией, послушно разворачивая на экран поисковую систему. Строка, чуть ниже прогноз погоды, курс валют и сразу под ними – заголовок:
«Пресс-служба Зимнего дворца подтвердила гибель императорской семьи».
Глава 3
Я прикончил первую порцию минуты за полторы. А за ней и вторую. Оля удивленно похлопала глазами, будто пытаясь понять, как в стройном юношеском теле помещается такая прорва еды, но все-таки заказала и третью – причем безо всяких просьб с моей стороны. Ни разу в жизни мне еще не приходилось быть альфонсом, однако современные проблемы требовали не менее современных решений, а Конструкты – энергии и хоть какого-то строительного материала, так что отказываться я не стал. Тем более что хинкали действительно оказались толковыми. Пожалуй, даже поинтереснее тех, что встречались в этих широтах десять лет назад. Точнее, почти одиннадцать – четверть часа назад наступило седьмое сентября две тысячи пятнадцатого года.
А умер я – то есть генерал-фельдмаршал светлейший князь Владимир Федорович Градов – двадцать третьего октября две тысячи четвертого. От острой сердечной недостаточности. В императорской резиденции в Петергофе, куда меня привезли после пережитого накануне приступа. Скончался, не приходя в сознание, несмотря на все усилия придворных целителей – во всяком случае именно так было отмечено в сетевой энциклопедии.
Статья в подробностях описывала, кого именно из светил отечественной медицинской науки привлекли для спасения бесценной жизни генерала, как лучшие умы сообща боролись с загадочным недугом, как император лично распорядился… однако что-то подсказывало, что на самом деле все случилось…
Мягко говоря, несколько иначе. Слишком уж неудобным я стал для изнеженных столичных лизоблюдов. Слишком многим перешел дорогу, слишком многих уничтожил – в том числе и физически – за почти полтора десятка лет борьбы с казнокрадством, подлостью, непомерными амбициями… Да чего уж там – порой даже с ничем не прикрытым предательством, которое приходилось выжигать каленым железом, иногда не щадя даже самые древние и могущественные фамилии. У меня хватало друзей в столице, но врагов наверняка было еще больше.
И слишком многим оказался на руку мой внезапный недуг – если вообще допустить, что болезнь вдруг случилась сама по себе, без чужих стараний. Все те, кто боялся поднять голову, тут же примчались ко двору, чтобы заверить его величество в преданности. И заодно убедиться, что генерал Градов не собирается встать со смертного одра… а то и приложить к этому некоторые усилия.
Нет, сам братец, конечно же, ни в чем подобном не участвовал – такого рода интриги никогда не были его профилем. Но и он вполне мог решить, что без меня стране в конечном итоге будет только лучше. Хотя бы потому, что наверняка не забыл тот день, когда мы всего с парой сотней человек снесли золоченые ворота, вошли в Зимний дворец и вышвырнули оттуда нашего почтенного дядюшку. Вряд ли кого-то в девяносто третьем всерьез заботил тот факт, что я был Романовым только по матери.
Однако меня власть интересовала исключительно как инструмент – и исключительно сама по себе, без сомнительных игрушек в виде короны, скипетра и державы. Их я оставил Александру, тогда еще совсем мальчишке. Двоюродному брату. Единственному законному наследнику императорского рода после отречения дяди Павла.
И единственному человеку, которому я мог доверить золотой ключик от дверцы, из-за которой еще не возвращался ни один человек. В проекте так или иначе участвовали около четырех десятков человек – Конфигураторы, медики, ученые, члены Совета имперской безопасности, пара физиков из московского университета… Руководил всем я лично, стараясь разделять информацию буквально по крупицам, однако кто-то из яйцеголовых умников вполне мог догадаться, кому именно и зачем понадобился умирающий малолетний наследник захирелого рода из Ставропольской губернии.
Но использовать активатор, вручную замкнуть схему и инициировать сложнейший и не имеющий прецедентов и аналогов Конструкт мог только кровный родственник. Его величество император и самодержец Всероссийский. Брат Сашка. Тот, кто должен был сделать это тогда, в две тысячи пятом.
Сразу, а не через десять с лишним лет!
– Эй, ты в порядке? – Оля осторожно тронула меня за руку. – Даже боюсь спрашивать, вернется ли ко мне телефончик.
– Что?.. А, да, извини. – Я протянул хозяйке технику, которую только что сжимал так, что экран едва не треснул. – Хватит с меня новостей.
Братец все-таки оказался идиотом. Наверное, поэтому у меня так и не получилось всерьез на него разозлиться: о мертвых либо хорошо, либо ничего, а он хотя бы напоследок успел сделать то, что нужно. Может, всего за несколько часов до собственной гибели нажал на заветную «красную кнопку». И вернул меня в этот мир. Пусть не в зените славы и не во всеоружии, а в виде семнадцатилетнего доходяги без родни и документов – но вернул.
Для начала хватит и этого.
– Вот уж не думала, что тебя так сильно беспокоит гибель императора. Хотя сейчас об этом по всем каналам. – Оля кивнула в сторону небольшого плоского экрана под потолком. – Из каждого утюга вещают.
Телевизор работал без звука, однако канал выдавал бегущую строку, которая, хоть и весьма сжато, освещала последние новости.
«… источник подтвердил, что император Александр Николаевич с супругой Марией погибли при взрыве на приеме в честь визита посла Югославии. Также источник сообщает, что предыдущие заявления пресс-службы были ошибочными и великая княжна Елизавета отсутствовала во дворце во время совершения теракта. О местонахождении ее высочества на данный момент ничего не известно. Со своим обращением к нации выступил канцлер Алексей Келлер».
Когда на экране появилась знакомая физиономия, я чуть не поперхнулся. За прошедшие годы парень изрядно обрюзг и лишился части волос, зато обзавелся вторым подбородком и брюшком, которое уже не мог скрыть даже дорогущий костюм.
И сделал поистине головокружительную карьеру, прыгнув от статского советника в министерстве юстиции до главы Государственной думы – фактически третьей по величине политической фигуры в Империи. А сейчас, после безвременной кончины государя, даже второй.
Чудные дела творятся… Пока я был жив, такому человеку не доверили бы даже носить чемодан с документами, не говоря уже о руководстве главным законосовещательным органом. И даже сейчас его высокопревосходительство канцлер выглядел в кадре крайне нелепо, активно жестикулируя и вещая что-то – конечно же, исключительно работая на публику.
«…тяжелая утрата, – услужливо отпечатывала речь Келлера бегущая строка. – И сегодня я от лица Государственной думы и Совета имперской безопасности обещаю, что виновные в этом и всех предыдущих терактах непременно будут найдены и наказаны по всей строгости…»
А не много ли ты на себя берешь, Алешенька? Десять лет назад таких, как ты, к Совету не подпустили бы и на пушечный выстрел. Я не просто так создал орган с чрезвычайными полномочиями, способный фактически автономно действовать в любой, даже самой критической из всех критических ситуаций. Две с половиной сотни Одаренных не ниже четвертого ранга, назначенных на свои посты лично мною. Амбициозные, хитрые и опасные, зато самые крепкие и преданные сукины сыны во всей Империи. Каждого из них я знал лично, и все до единого шли за мной, когда мы с Александром под пулями вскрывали Конструкты Зимнего дворца.
За прошедшие годы многие одряхлели и успели уйти на покой, уступив место сыновьям. И уж точно все до единого обзавелись немыслимыми капиталами: я не просто так раздаривал щедрой рукой государственную собственность. Не только земли – заводы, фабрики, судоходные компании… Тогда, в две тысячи четвертом, старики поднялись бы по одному моему слову. И снова пошли бы за мной, хоть против целой армии, хоть на штурм Зимнего, хоть к самому черту на рога! Но сейчас от их имени почему-то вещал вислопузый бездарь… Впрочем, болтовня всегда была уделом политиканов.
А мои парни делали дело. Молча.
«… предпримем меры по обеспечению безопасности ее императорского высочества Елизаветы Александровны, – продолжал молчаливо распинаться на экране Келлер. – К охране дворца подключены не только гвардейские полки, но и рота гардемаринов, а также…
Дальше можно было не слушать… то есть не смотреть – его высокопревосходительство скатился в дежурную болтовню. Впрочем, как две тысячи с лишним лет назад говорили латиняне, – sapienti sat. Мудрому достаточно. И все необходимые выводы я уже сделал.
Первое и самое главное – Елизавета жива. Двоюродная племянница, которую я помнил еще шестилетней девчонкой со смешными белокурыми косичками, каким-то чудом избежала смерти.
Хорошая новость. С одной стороны. А с другой… Если налет на больницу и взрыв на приеме во дворце еще могли каким-то непостижимым образом оказаться совпадением, то вместе с другими терактами, о которых упомянул Келлер, уже создавали систему. А значит, я не так уж и плохо заметал следы: схему ковыряли целых десять лет и все равно не смогли вскрыть целиком. Поэтому и работали в спешке, допуская ошибку за ошибкой. К примеру, так и не смогли отправить меня на тот свет во второй раз.
И больше такой возможности у них не будет.
– Что-то мы с тобой засиделись, Владимир. – Оля взглянула на часы на экране телефоне. – Тебя нужно проводить домой?
– Вот еще, – буркнул я. – Как-нибудь доберусь… А ты?
– И я – как-нибудь доберусь. – Оля улыбнулась, поднялась и уже через плечо закончила: – Обзаведешься телефоном – пиши.
Ушла. Я хотел было окликнуть и поинтересоваться, куда, собственно, мне следует писать, но взгляд уже наткнулся на клочок бумаги на столе. Самую обычную сложенную вдвое салфетку, на которой остались одиннадцать циферок. И какая-то неуклюжая закорючка сразу за ними, будто моя новая знакомая начала рисовать крохотное сердечко, но в самый последний момент передумала.
Странно, но это почему-то показалось очень важным.
Ворота на ночь тут, похоже, вообще не запирали. Да и, собственно, зачем? Воровать у здешней публики уже давно нечего, а для посиделок с гитарой и теплым дешевым пивом любители подобных развлечений наверняка выбирали другие места – разве что кроме совсем уж идейных неформалов. Нехорошо шуметь, когда люди спят… да и обстановка не вполне подходящая.
Невеселая.
За время моего вынужденного отсутствия Краснослободское кладбище разрослось, но пока еще не до такой степени, чтобы я перестал здесь ориентироваться. Прошагав полторы сотни метров от ворот, я свернул направо и через пару минут уже спускался по ступенькам к колумбарию.
В этой части почти ничего не изменилось. Разве что добавилось каменных стенок, рядами уходящих в ночную темноту. Но мне была нужна та, которая уже стояла десять лет назад – прямо здесь. Второй поворот от центральной аллеи, четвертая по счету, в самой середине…
Кажется, нашел.
Постояв пару секунд, я на всякий случай огляделся, шагнул к стене и провел кончиками пальцев по запылившейся мраморной плите.
«Острогорский Владимир Федорович. 1997–2004».
Безликий номер, кодовое обозначение из файлов проекта, обрело плоть и кровь. Я даже несколько раз прочитал вслух, как следует покатав новую фамилию на языке. Острогорский… Неплохо, кстати, звучит. А к имени и привыкать не придется.
Рядом виднелись еще одна плита: «Острогорский Федор Иванович», «Острогорская Мария Викторовна». Тоже две тысячи четвертый – у обоих. Поездка семейства на горячие источники закончилась… в общем, закончилась. Родители упокоились навек, соединившись в посмертии в стене колумбария.
А сыну пора восстать из мертвых.
Размахнувшись, я одним ударом развалил плиту на куски и запустил руку в ячейку. Осторожно вытащил квадратную урну, открыл крышку… Есть. Все на месте.
Я разорвал плотный пакет и достал из него несколько пачек купюр, перетянутых резинкой. Небольшая «заначка» на тот случай, если что-то пойдет не так и мое новое тело откроет глаза не в окружении Конфигураторов, целителей, ликующей родни и доверенных членов Совета, уже готовых представить всем сомневающимся данные проекта и явить миру обновленную и улучшенную версию генерала Градова. Видимо, я еще тогда подозревал, догадывался…
И, как выяснилось, не зря.
Белые с зеленоватым оттенком сторублевки, восемь пачек по пятьдесят штук в каждой – итого сорок тысяч. В моей прошлой жизни на эти деньги можно было купить четверть Пятигорска. Судя по ценам на хинкали, инфляция успела изрядно подъесть мои капиталы, однако сумма все еще оставалась внушительной.
На первое время хватит.
Я сложил пачки вдвое, кое-как распихал по карманам и бодрым шагом двинулся на выход. Здесь мне больше делать нечего. Теперь самое время вернуться в город и привести себя в порядок. Умыться, постричься, дождаться, пока откроются магазины, и… Но первым делом – избавиться от дурацкого пушка над верхней губой.
Сбрить к чертовой матери.
Глава 4
– Доброе утро!
Девушка в белой блузке и юбке-карандаше, открывающей стройные ножки, встрепенулась и бросилась навстречу. Но, разглядев меня как следует, поумерила пыл. Широкая дежурная улыбка потускнела, а в глазах тут же засквозило презрительно-скучающее выражение.
Впрочем, неудивительно: даже с новой прической и в более-менее сносной одежде я вряд ли выглядел так уж солидно. Десять лет назад юнцы частенько заходили в салоны электронной техники только поглазеть, и с тех пор вряд ли что-то изменилось. Видимо, барышня-консультант увидела во мне как раз такого клиента – праздного, небогатого в силу возраста и, как следствие, абсолютно бесполезного.
Зря ты так, милая, зря… Встречают, как известно, по одежке, но порой жизнь подкидывает те еще сюрпризы.
Подойдя к стеклянному стеллажу, я остановился, озадаченно взирая на ровные ряды почти одинаковых черных прямоугольников. Половину производителей я помнил, однако вторая, похоже, появилась недавно… относительно, конечно же. За пропущенные мною годы карманная техника не просто шагнула, а прыгнула вперед. И простенькие кнопочные модели теперь стыдливо прятались в углу на самой нижней полке, куда их беспощадно вытеснили младшие братья с сенсорными экранами. Которые если чем и отличались между собой, то разве что размерами, цветом корпуса… И ценами – от самых демократичных до весьма внушительных, в три-четыре средних столичных зарплаты.
М-да… И как же разбираться во всем этом великолепии?
– Вам что-то подсказать?
Совсем уж прикидываться мебелью барышне не полагалось по чину, хотя было видно, что больше всего ей хочется, чтобы очередной безденежный зевака поскорее покинул салон, не отвлекая важную госпожу от куда как более важных дел в ее собственном телефоне.
– Было бы неплохо, – улыбнулся я. – Мне нужен телефон. Хороший.
– Да, конечно. – Девушка подошла к прилавку. – Вот, смотрите, очень неплохая модель. Их у нас часто берут. Большая батарея, интернет, мобильные игры, развлечения – все потянет.
Наманикюренный пальчик ткнул в модель на полке внизу – одну из самых дешевых, чуть ли не по соседству с кнопочным антиквариатом. Я попытался прочитать название, и поморщился. Китайский, что ли? Такое и не выговоришь… Хм. Развлечения – это, конечно, хорошо, но одному богу известно, какие задачи в скором времени придется выполнять этой игрушке.
Для моих игр явно нужна производительность посерьезнее.
– Неплохое предложение, но… – Я покачал головой. – А какой бы вы взяли себе, например?
Брови девушки вспорхнули вверх.
– Вот этот. – Сделав шаг в сторону, она оказалась перед другим стеллажом. – Совсем новая модель, презентация только недавно прошла, еще даже не во всех магазинах есть… Но…
Глянув на ценник, я понял, что она хочет сказать. Солидно… Впрочем, не для меня. И если уж Владимиру Острогорскому суждено войти в высший свет Петербурга, полумерами ограничиваться не стоит. Даже в мое время телефоны были не только средством связи, но и неким элементом имиджа. А уж у молодежи…
– Отлично. Я возьму.
Явно искусственного происхождения ресницы распахнулись так, что, казалось, еще немного, и они отвалятся и спланируют на пол. Будь у меня настроение повеселиться, я непременно придумал бы еще какую-нибудь забаву… Впрочем, нет. Мучить обслуживающий персонал – удел бездарных чинуш и лавочников. Офицеру же положено вести себя порядочно.
Везде и всегда.
– Вы в кредит или…
– Наличные.
Недоверчиво посмотрев на меня, девушка тем не менее пошла за ключами от шкафа. Достала коробку, жестом пригласила меня к кассе… И долго-долго и придирчиво проверяла купюры. Но никакого подвоха в них не было, и кассовый аппарат бесстрастно запищал, подтверждая покупку.
Достав из коробки гаджет, я повертел его, инстинктивно зажал кнопку, подержал… «Привет!» – вспыхнула на проснувшимся экране надпись. И стала повторяться на разных языках.
А что дальше?
– Теперь вам нужно активировать телефон. Ввести ай-ди, а если нет – зарегистрировать новый…
Удивительно, как же быстро умеют меняться люди, почуяв наживу. Девушка, еще пару минут назад видевшая во мне чуть ли не пустое место, теперь выплясывала вокруг на каблуках. Так лихо и старательно, что ее даже становилось немного жалко.
– Ай-ди? Полагаю, вы мне с этим поможете. – Я лениво оперся локтем на стойку и скосился на бейджик, пристегнутый к блузке, обтягивающей весьма приятные взгляду выпуклости. – Анастасия.
– Конечно же! Прошу вас, присаживайтесь на диван…
– Владимир, – усмехнулся я. И, все-таки не удержался и добавил: – Вам – можно без отчества.
К сожалению, ни мое обаяние, ни даже изрядного номинала купюра, ненароком оказавшаяся на стойке, не смогли склонить Анастасию к должностному преступлению: продавать сим-карту без паспорта она наотрез отказалась. Хотя при этом намекнула, что есть места, где на такие формальности охотно закроют глаза. И даже подсказала, в каком именно направлении их искать. Так что из салона я вышел хоть и с новеньким крутым смартфоном – как теперь величали телефоны – но без связи… пока что. Неистребимая коррупция то и дело мешала мне в прошлой жизни, но в этой, похоже, могла пойти на пользу.
Поиски заветного кусочка пластика привели меня на рынок. Довольно чистый и аккуратный, но все же будто застрявший где-то в прошлом веке. То и дело мой взгляд натыкался на парней примерно моего возраста, примерявших штаны или ботинки под присмотром заботливых матерей. Разумеется, прыгая на одной ноге по разложенной на асфальте картонке – точно так же, как когда-то их отцы.
Наверное, такие места вообще не меняются. Вывески и надписи стали поярче, товары – куда современнее, однако сам рынок остался таким же, каким был десять лет назад.
И каким будет еще через десять.
Немного попетляв между развалов с китайским контрафактом и копеечным трикотажем родом откуда-то из-под Минска, я наконец вышел к нужному киоску.
– Сим-карта нужна, – бросил я чернявому, хитроватого вида южанину, стоявшему за прилавком с чехлами для телефонов, зарядными устройствами и прочей электронной всячиной.
Тот окинул меня внимательным взглядом и кивнул.
– Ага… Какой оператор?
– Да без разницы, – пожал я плечами. – У кого сеть лучше ловит.
Парень выудил откуда-то зеленый картонный конверт и озвучил сумму. Я хмыкнул. Раза эдак в четыре дороже, чем в магазине, – зато паспорт не просят.
Я расплатился, мысленно пожалев, что не потрудился заранее отложить в отдельный карман купюры поменьше. Сторублевка и сама по себе была немалой суммой, а уж целая пачка… Продавец мазнул по ней взглядом и тут же отвернулся с настолько безразличным видом, что мне оставалось только ругать себя за неосторожность. В прошлой жизни я никогда не стеснялся наличных средств.
Да и пользовался ими в последний раз чуть ли не еще в девяностых…
– Есть чем открыть?
Я показал продавцу телефон. Тот уважительно замычал, явно оценив гаджет, и протянул мне металлическую скрепку. У меня даже с первого раза получилось, гляди-ка…
– Чехол не нужен?
– Спасибо, пока обойдусь.
Убедившись, что новомодный аппарат поймал сеть, я кивнул и зашагал через рынок обратно. Связь есть. Теперь самое время обзавестись транспортным средством. Такси без вопросов доставит меня до станции или даже в аэропорт в Минеральных Водах, однако улететь или уехать на поезде без документов мне определенно не светит. А вот купить какой-нибудь неброский и недорогой автомобиль – вполне.
Я успел добрести до самой окраины рынка, когда почувствовал затылком чей-то заинтересованный взгляд. И сразу сообразил, что «пасут» меня уже довольно давно – то ли от лотка с «симками», то ли еще раньше.
Свернув, я прошел мимо фасада павильона, торгующего алкоголем. Стекло здесь не мыли, наверное, с самой весны, но для моих целей оно все же годилось. Скосив глаза, я посмотрел в отражение.
И нахмурился. Следом за мной метрах в пяти-шести шагали три типа весьма однозначной наружности. Шли, особо не скрываясь, сунув руки в карманы и наверняка не сводя с меня глаз. И вряд ли собирались спросить, как пройти в библиотеку.
Все-таки засветился. И с деньгами, и с телефоном тоже. То ли навел хитрый продавец, то ли местные хищники сами заприметили подходящую жертву. Этакого беззащитного и глупого кролика с толстым слоем банкнот вместо жирового под серой шкуркой.
Кажется, уйдя с центральных рядов рынка, я только облегчил им задачу, потому что людей вокруг с каждой минутой становилось все меньше, а закрытых ларьков – больше. Пройдя еще немного и в очередной раз свернув, я и вовсе уперся в забор.
Ну все. Кажется, приехали.
Шаги за спиной стали быстрее: похоже, преследователи, боясь меня потерять, перешли чуть ли не на бег. И сразу за беспорядочным топотом я услышал позади свист и окрик:
– Эй, малой… обожди!
Я остановился, без особой спешки повернулся на звук и наконец как следует рассмотрел суровую троицу.
От двадцати до тридцати на глазок, крепкие и широкоплечие. Держатся настолько свободно и независимо, будто они здесь хозяева. Впрочем, наверняка примерно так оно и есть: еще в лихие восьмидесятые парни вроде этих «работали» по рынку на постоянной основе, прислуживая очередному местному авторитету и не пуская на свою территорию гастролирующих по Ставрополью романтиков ножа и кастета. И полностью избавиться от них так и не вышло. Пока местной полицией руководил старик Калбазов, происшествия в Ставропольской губернии почти сошли на нет. Зато теперь гоблины, похоже, распоясались окончательно.
– Брати-и-иш, дай телефон позвонить, – лениво протянул тот, что шагал по центру. Спортивные штаны, черная джинсовая куртка с закатанными рукавами и футболка, обтягивающая рельефные мускулы. Бритый под ноль, с небольшим шрамом на лбу и холодными, опасными глазами. Пока еще не полноценный уголовник с солидным тюремным стажем, но уже и не подгулявший юнец вроде тех, в сквере, – такого одним взглядом не сломаешь.
– У тебя своего, что ли, нет? – поинтересовался я.
– Деньги кончились. – Бритый протяжно вздохнул. – А мне срочно надо.
Я обратил внимание, что один из гоблинов сдвинулся назад и исчез за ларьком. Присматривает, чтоб случайные прохожие не появились? Или просто заходит со спины?.. Тогда бритый просто отвлекает. Третий встал чуть в стороне, привалился плечом к стене и поглядывал по сторонам. Ждал. То ли сигнала, то ли когда я попытаюсь убежать или повисну на заборе.
– А друзья что же, без телефонов? – Я приподнял бровь. – Или сели?
– Ага, сели. У всех сразу, прикинь? – Бритый радостно закивал. – Да ты не бойся, малой, я отдам.
Ну да, конечно. Отдаст, догонит, и еще раз отдаст. Если бритый хотя бы смутно догадывается, сколько денег лежит у меня по карманам, выпускать меня из тупика за ларьками живым он точно не намерен.
Его взгляд переместился куда-то мне за плечо, и сзади раздался сначала едва слышный шорох и сразу за ним – звук, подозрительно похожий на щелчок складного ножа.
Пора.
– Конечно! Вот, держи!
Когда я вытащил телефон из кармана и протянул бритому, на лице у того мелькнула жадная радость, но она тут же сменилась недоумением. А потом и тревогой: кажется, верховный гоблин все-таки успел что-то сообразить.
Но сделать ничего не успел. Я крутанул телефон на ладони, сжал обратным хватом, резко развернулся и ударил. Титановая рамка, которую так нахваливала Анастасия, с хрустом врезалась грабителю чуть ниже подбородка. Подкравшийся сзади гоблин выронил блеснувший вороненой сталью складень, захрипел, хватаясь за горло, и упал на колени. Про него я тут же забыл – после такого уже не встают… Да и живут обычно недолго.
Но двое еще были на ногах. К ним я стоял боком – и успел только поднять локоть, закрывая голову. Ударило как кувалдой: то ли телескопической дубинкой, то ли кастетом. Обычному человеку такое запросто сломало бы предплечье, но я только выругался сквозь зубы, присел, выпустил из пальцев телефон и, крутанувшись на пятках, вбил бритому в челюсть апперкот. Послышался треск лопающихся костей, ноги грабителя оторвались от земли, и гоблин кулем свалился на асфальт, напоследок выдав чуть ли не сальто.
Его последний уцелевший товарищ явно не ожидал от тощего паренька такой прыти, зато соображал, похоже, побыстрее других: завел руку за спину и рванул из-за пояса пистолет. Проворно, одним движением, но я все-таки успел узнать старину «Макарова». И тут же бросился вперед, нырнул под уже наставленное на меня дуло и ударил. Не кулаком – плечом, но с такой силой, что буквально снес гоблина. Он отлетел на несколько шагов и врезался затылком в угол ларька.
Аж гул пошел. Бездыханное тело медленно сползло на землю, оставляя за собой на ржавом железе влажный след, дернулось несколько раз и наконец затихло.
– Да что ж вы, студентики, себя не бережете – вздохнул я, подбирая телефон.
Кажется, целый – по крайней мере экран. Да и корпус тоже. Только на закругленном уголке осталась крохотная царапина. Я на всякий случай огляделся. Кажется, обошлось без свидетелей. А гоблины уже ничего и никому не расскажут: двое погибли мгновенно, а первый, которому я сломал кадык, уже перестал хрипеть.
Особых сожалений я не испытывал. Любое действие рождает соответствующей силы противодействие – примерно такому учит школьный курс физики, который три остывающих на асфальте покойника, похоже, так и не усвоили.
И уже не усвоят. Зато в городе станет почище.
– Лежит безжизненное тело… И некому его поднять, – подытожил я.
Потом подошел к забору, ухватился за край и одним прыжком махнул на другую сторону.
Верну себе все, что причитается, – обязательно займусь пятигорской полицией. Что-то совсем уж здесь обстановка стала неприятная.
Криминогенная.
Глава 5
Никогда не любил японцев. И особенно сильно – с восемьдесят первого года. Наверное, потому, что куда лучше многих знал, что «трагическая случайность», о которой через несколько дней написали в газетах, на деле была никакой не случайностью. Почти никем не замеченная в столице тихая аннексия четырех островов Курильского архипелага стоила жизни пятнадцати морякам.
Гарнизон в Сяне ввязался в безнадежный бой, но продержался недолго: самураи высадили десант с моря и за считаные часы заняли весь Итуруп, а за ним и остальные три острова – самые крупные и самые близкие к префектуре Хоккайдо.
Жертва моряков оказалась напрасной: в Зимнем решили, что сохранение хоть какого-то мира с теперь уже бывшим союзником важнее, чем полтора десятка убитых и несколько тысяч квадратных километров русской земли с их жителями. В тот день я, тогда еще горячий и бестолковый тридцативосьмилетний полковник, раскидал по углам здоровенных кавалергардов, выбил дверь в дядюшкин кабинет и впервые высказал вжавшемуся в роскошное кресло старику все, что я думаю о нем и его умении выстраивать внешнюю политику государства.
Тогда моя выходка обошлась без последствий. Его величество то ли проявил великодушие, то ли просто-напросто испугался тронуть того, кто смог в прошлом году завершить победой грызню с турками на Балканах. Но обиду, конечно же, не забыл. И через пару лет под весьма надуманным предлогом отправил упрямого и своенравного племянника служить в горы на Кавказ. Тогда во дворце поговаривали, что на этом мою военную карьеру можно считать законченной.
Но так уж вышло, что карьера закончилась у дядюшки.
А на Курилах все так и заглохло: настоящей войны не хотели ни самураи, ни сам сегун Токугава, ни уж тем более дзайбацу, почти всемогущие семьи-корпорации. Хитрые толстосумы-промышленники куда быстрее прочих сообразили, что торговать с большим и порой весьма сердитым западным соседом куда выгоднее, чем портить отношения.
Наверное, поэтому японцы и поспешили убрать войска с Курил чуть ли не в тот же самый день, когда дядюшка Павел под прицелом автоматов отрекся от престола. Новый статус островов был официально зафиксирован в документах в девяносто четвертом, и уже на следующий год по всей России, как на дрожжах, начали расти магазины электроники и музыкальных инструментов, заводы, сборочные цеха…
И, конечно же, автосалоны. Я никогда не любил японцев – но к японской технике это не относилось. И когда взгляд вдруг наткнулся на огромную вывеску «HONDA», все разумные мысли о покупке какого-нибудь неприметного «Жигуленка» или «Волги» вдруг куда-то улетучились. В прошлой жизни я никогда не пылал особой страстью к двухколесному транспорту, но сейчас ноги будто сами понесли меня через дорогу, и уже через пару минут я с замиранием сердца слушал незнакомые слова.
– …четырехпоршневые радиальные суппорта, – распинался мой провожатый, – алюминиевая рама твин-спар. Двигатель – четыре цилиндра общим объемом девятьсот девяносто восемь кубических сантиметров.
Господин Ямада («Можете называть меня просто Тоши, господин Острогорский!») говорил почти без акцента. Значит, или приехал уже давно, или вообще родился в России: славные потомки самураев нередко предпочитали бусидо путь успеха и капитала.
Тридцать – тридцать-пять лет на вид и слишком солидный для рядового продавца. Похоже, меня почтил беседой сам управляющий, а то и владелец салона «Хонда». Чего у японцев не отнять, так это чуйки: даже после визита на рынок и в салон связи я вовсе не выглядел богатеем, однако Тоши каким-то образом сумел разглядеть среди полудюжины шатающихся между мотоциклов молодых парней единственного клиента с деньгами. Спустился из своего ультрасовременного офиса под потолком здания и теперь уверенно двигался к сделке.
– Заявленная мощность – сто семьдесят пять лошадиных сил. Такой зверь разгонится до сотни меньше чем за три секунды. – Тоши провел кончиками пальцев по обтекателю. – Не случайно у нас на родине его называют «Хинокен» – огненный клинок. И обратите внимание на цвет, господин Острогорский! Редкая заводская окраска. Обычно такие мотоциклы выпускают в ярких вариантах, однако этот…
Черный. Почти целиком, от свежего протектора резины до заостренных кончиков зеркал. Только по бокам из-под пластика проглядывали не выкрашенные в цвет детали мотора, и поблескивали на колесах металлические диски с темно-красными суппортами тормозов. Тоши не поленился включить зажигание, и на передней части мотоцикла хищно вспыхнули узкие, расходящиеся в стороны и чуть кверху фары.
Будто не только я присматривался к грозной машине, но и сам японский самурай поглядывал на меня, оценивая – достоин ли.
Лихо задранный глушитель, узкий спортивный руль, чуть затемненный пластик обтекателя над светящейся красным и белым приборной панелью… Воплощенная мечта любого мальчишки от семи до семидесяти лет включительно.
Любовь с первого взгляда.
– Комбинированные тормоза с интегрированной антиблокировочной системой. – Тоши потянулся к кнопке электростартера. – Впрочем, давайте послушаем двигатель…
– Полагаю, это ни к чему. – Я шагнул вперед и хозяйским жестом опустил ладонь на бак. – Я покупаю. Сколько?
– Это спортивная модель, господин Острогорский. С отличной комплектацией. – Тоши подобрался, как хищник перед броском. – Однако выпущена в прошлом году, так что в знак нашей дружбы я готов уступить ее вам за восемьсот пятьдесят имперских рублей. Впрочем, если эта сумма окажется для вас слишком…
– Не окажется, – улыбнулся я. – Если мотоцикл готов, предлагаю подняться в офис.
Никогда не имел привычки торговаться по мелочам – и обзаводиться не собирался.
– Разумеется, господин. – Тоши изобразил учтивый поклон. – Я сейчас же все оформлю.
Через несколько минут дело было почти сделано. Довольный, как смеющийся Будда, потомок самураев извлек из недр огромного стола целую пачку документов и принялся заполнять. Так проворно и аккуратно, будто писал на русском всю свою жизнь.
– Позвольте ваши документы, господин Острогорский. – Тоши отложил ручку. – Мне нужно заполнить…
– Это ни к чему. – Я ловко выдернул лист у него из-под ладони. – Я прекрасно помню все и так. Позвольте помочь вам.
Русский продавец непременно заподозрил бы неладное, но японец, конечно же, не посмел возразить дорогому гостю. В его дисциплинированном и полном национальных традиций сознании даже не мелькнула мысль, что кто-то посмеет вписать фальшивые данные, выставив цифры наугад и указав в нужной графе несуществующий паспортный стол города Тырныауза. Тоши откинулся на спинку кресла, терпеливо ждал, пока я не закончу, и только потом протянул для рукопожатия узкую сухую ладонь.
– Поздравляю, господин Острогорский! Вижу, вы приехали без шлема. Его и всю необходимую экипировку можно приобрести в соседнем отделе. В знак нашей дружбы позвольте от лица всей семьи Хонда предложить вам скидку в двадцать процентов.
Шлем мне понадобится. Да и остальное, пожалуй, тоже: это тело крепкое, но все же не настолько, чтобы разъезжать без защиты на двухколесном монстре, способном лететь со скоростью чуть ли не три сотни километров в час.
В общем, уже через десять минут я спускался в мастерскую, облачившись в джинсы с кевларом, кожаную куртку, перчатки и унося с собой шлем: затемненный визор, черный корпус с темно-красными иероглифами и крохотной фигуркой дракона и коробочкой гарнитуры на «челюсти» справа. Даже с учетом щедрости Тоши, семья Хонда стала богаче еще почти на сотню рублей, зато теперь я ощущал себя в полной мере достойным новой игрушки.
«Огненный клинок» оказался довольно легким – чуть больше двухсот килограмм заявленной в документах сухой массы – но просторным и уж точно не самым компактным. К счастью, моему новому телу хватало роста, и ноги уверенно доставали до земли. Габариты мотоцикла ощущались прекрасно. В последний раз я сидел за рулем двухколесной техники примерно сорок астрономических лет назад, и по сравнению с чудом японской инженерной мысли армейский «Урал» казался чуть ли не велосипедом – медлительным и неуклюжим, хоть и тяжелым. Но запредельная мощь в сто семьдесят с лишним лошадиных сил ничуть не пугала. Скорее наоборот – сама просила поскорее пустить ее в ход.
– Просыпайся, самурай, – прошептал я, ткнув бронированным пальцем кнопку стартера. – Пора нам с тобой немного прокатиться.
Оля не скрывалась: фото в профиль выкладывала без геолокации, но настолько подробные, что вычислить ее смог бы даже самый посредственный сыщик. Я снял перчатку и пару раз провел пальцем по экрану телефона, пролистывая снимки.
Смотреть на новую знакомую – чего уж там – было весьма и весьма приятно. Особенно на фотках у бассейна. Не то чтобы совсем уж откровенных, но вполне… наглядных. Впрочем, сейчас меня куда больше интересовали другие, сделанные явно дома. И явно самостоятельно, с фронтальной камеры: в кадр то и дело попадала не только симпатичная улыбающаяся мордашка с синими косичками, но и вытянутая рука.
Кажется, теперь молодежь называет это «селфи».
Судя по некоторым пейзажам на заднем плане, Оля жила совсем недалеко от сквера, где мы с ней познакомились. Чуть севернее, в Белой Ромашке. Не у самой железной дороги, чуть в стороне… и не в многоэтажке, а, похоже, в старом доме. Или вообще в особняке.
Подозрительно похожем на тот, напротив которого я остановился. Частный сектор в этом районе Пятигорска присутствовал не в самом большом количестве, так что выбор был невелик. Я еще раз пробежался по фоткам в профиле. Окно полукруглой аркой, балкон с белоснежной оградой, перекресток в углу кадра…
Кажется, нашел. Правила этикета, разумеется, требовали предупредить заранее, а лучше и вовсе за сутки, но в этом теле у меня не было ни титула, ни даже чина… а значит, не было и каких-либо полновесных обязательств, которые накладывает статус. Может же парень, в конце концов, просто взять и написать?
Я опустил мотоцикл на подножку и принялся тыкать еще не привыкшими к такой работе пальцами в сенсорный экран.
Привет. Это Владимир. Ты дома?
Ого!!! У тебя теперь есть телефон???)))))
Дома, а что?)
Спускайся.
На этот раз ответа – в смысле, нормального – не последовало. Аппарат в руках несколько раз провибрировал, выдавая то смешные желтые рожицы, то анимированных мультяшных зверей с вытаращенными глазами или взрывающейся черепушкой. Наверное, на современном жаргоне это означало что-то вроде высшей степени удивления.
Так, подожди
Это что
ТВОЙ МОТОЦИКЛ СТОИТ?!?! Оо
Значит, не ошибся. Я мог только догадываться, из какого именно окна на меня сейчас смотрят, но на всякий случай помахал.
Мой. Жду.
ОТВАЛ БАШКИ
Несущийся по экрану с языком через плечо упитанный рыжий кот мог подразумевать что угодно, но я все же решил подождать. И заодно получше рассмотреть дом на той стороне дороги. Небольшой светлый особняк за кирпичным забором выглядел не то чтобы роскошно, но уж точно посолиднее зданий по соседству. И куда более ухоженным и аккуратным: похоже, хозяева проводили здесь немало времени, а может, даже жили постоянно. И явно были не из самых простых смертных.
Дальше поупражняться в дедукции я не успел. Скрипнула калитка, и через дорогу проворно зашагала стройная фигурка. На этот раз Оля выбрала куда более женственный облик: белую маечку, кроссовки и короткие шорты из искусственно состаренной джинсы, открывающие длиннющие загорелые ноги чуть ли не целиком. Детали гардероба явно подбирались наспех и настолько нарочито небрежно, что любой бы сразу понял: ни одной случайной среди них нет.
Без изменений осталось только лицо: минимум косметики, огромные синие глазищи и такого же цвета косички.
– Ну ничего себе!
Я так и не понял, к чему следует отнести удивленно-восторженное восклицание. То ли к мотоциклу, то ли все-таки ко мне самому, облаченному в черные байкерские доспехи. Внимания, впрочем, досталось обоим. С горкой.
– Прокатимся?
Я протянул Оле снятый с локтя купленный по дороге шлем. Белый, с зачем-то приделанными сверху забавными кошачьими ушками.
– На этой ракете? С парнем, которого вижу второй раз в жизни?
– Ага, – улыбнулся я. – Неужели откажешься?
– Еще чего! – Оля перекинула сумочку на живот и решительно потянулась за шлемом. – Только сильно не гони. А то буду кричать и хвататься за тебя.
– Не имею никаких возражений, сударыня. – Я застегнул куртку и подхватил сложенные на баке перчатки. – Не сомневайтесь – я сама осторожность.
Через несколько мгновений Оля запрыгнула мне за спину. С такой ловкостью, будто ездила на мотоциклах вторым номером чуть ли не каждый день.
Впрочем, с чего я взял, что не ездила?
– Все, я готова! – выдохнула она мне куда-то в шею между шлемом и воротом куртки. – Вперед!
Самурай тронулся с места немного неуверенно, будто еще не понимая, что теперь везет двоих, но тут же набрал ход. Первые несколько метров Оля пыталась сидеть отстраненно и ровно, как и подобает приличной девушке, но когда я крутанул гашетку, не выдержала и подалась вперед. Обхватила меня руками, уперлась ладонями в бак, и к моей спине прижалось что-то теплое, мягкое и однозначно приятное.
Не то чтобы это так уж волновало, однако появилось желание немного похулиганить. Я бросил мотоцикл вперед, развернулся с визгом колеса по асфальту, выскочил на перекресток и, прошмыгнув между неторопливо плетущимися по дороге машинами, успел подрезать старенькую «Ниву» и уйти направо под мигающий «зеленый».
И уже там дал могучему мотору полную свободу. Намерение не гонять тут же было позабыто, и самурай молнией пролетел половину Воронцовского проспекта. Я сам не успел заметить, как свернул на Эмировскую улицу, наклонившись так, что, казалось, еще немного – и асфальт коснется моего бронированного плеча.
– А-ах-х! – крикнула Оля, прижимаясь ко мне еще сильнее. – Круто!
Чутье не обмануло: девчонка сама оказалась той еще любительницей адреналиновых развлечений. А все разговоры об осторожности – исключительно кокетство. Но дальше полихачить нам не удалось: впереди зажегся «красный». Я дисциплинированно остановился, собрал положенную порцию завистливых взглядов из машин по соседству и дальше покатился уже без спешки. Ехать оставалось всего ничего, и мне почему-то хотелось хоть немного растянуть удовольствие. Самурай вальяжно лавировал в потоке, пока улица не уперлась в уходящую вверх каменную лестницу с зеленью по бокам, перед которой над машинами маячил синий знак парковки.
– Как? Уже все? – немного разочарованно поинтересовалась Оля, спрыгнув на асфальт.
– Ни в коем случае. Но для начала, пожалуй, пообедаем. – Я стащил с головы шлем и чуть отставил локоть. – Прошу, сударыня…
Оля задумчиво хмыкнула, но все же взяла меня под руку, и мы двинулись к двери под огромной вывеской. Ресторан около сквера Льва Толстого считался одним из самых крутых в Пятигорске, однако роскошный интерьер ничуть не удивил мою спутницу. Похоже, ей случалось бывать в заведениях и посолиднее.
– Подозреваю, сегодня тебя угощать не придется, – улыбнулась она.
– Ни в коем случае. – Я отодвинул стул и жестом пригласил Олю присесть. – Теперь моя очередь.
Если я чему-то и научился за шестьдесят с лишним лет прошлой жизни, так это не накапливать долгов. Даже в мелочах. Одному богу известно, какими процентами может обрасти за десяток лет самая обычная тарелка хинкали – особенно самых сочных и вкусных во всей Ставропольской губернии.
Впрочем, на этот раз дело было не в суровых обязательствах… уж точно не в них. Новая жизнь била ключом, и здесь и сейчас я не представлял ее иначе. Солнце, прохладный ветерок с гор, вкусная еда, полное сил молодое тело и искрящиеся любопытством глаза напротив – разве может быть что-то лучше? А триумфальное возвращение в этот мир грозного Серого Генерала подождет.
Хотя бы денек.
Где-то с полчаса мы с Олей по большей части ели. Она – проворно, изящно орудуя ножом и вилкой и при этом каким-то образом успевая щебетать обо всем подряд. Я – неторопливо и по большей части молча. Слушал. Одна минута с моей новой знакомой стоила сотни, проведенных в обнимку с телефоном, ведь вместе с трапезой я жадно, как губка, впитывал информацию о новом мире – хоть и не самую важную ее часть. Впрочем, монолог длился недолго: уже скоро Оля удовлетворила свой аппетит, и настала очередь любопытства.
– А вчера ты казался… поскромнее, – задумчиво проговорила она. – Интересно, как?..
– Продал тетушкиного барана, – усмехнулся я.
– Да брось! – Оля кивнула в сторону поблескивающего за окном мотоцикла. – Представляю, сколько стоит такая игрушка.
– Ну… Допустим, я продал очень много тетушкиных баранов. – Я пожал плечами. – И очень выгодно.
– Ладно, молчи, – Оля шутливо надула губы, – если тебе так уж хочется.
– А почему бы, собственно, и нет? У меня свои тайны, у тебя – свои. – Я отложил в сторону вилку и подмигнул. – Я ведь не спрашиваю, зачем Одаренной из благородной семьи бродить по городу ночью, да еще и в сомнительной компании.
Кажется, попал. В самое яблочко. Оля даже бровью не повела: держать марку в любой ситуации ее наверняка научили раньше, чем говорить, – и все же я смог заметить, как изменился ее взгляд. И теперь в нем было что-то куда большее, чем простой интерес.
– Ого… А ты умеешь удивить, Владимир. – Оля взяла телефон со стола. – И что собираешься делать дальше? Вернешься к баранам?
– В городе задерживаться точно не буду. – Я отправил в рот последний кусочек отбивной. – Наверное, навещу родню.
– Самое время. Каникулы уже закончились… И когда думаешь выдвигаться?
– Сегодня. – Я взглянул на часы, висевшие на стене напротив. – Пожалуй, сразу, как доставлю тебя домой.
– Не надо. – Оля покачала головой. – Или мама непременно потребует, чтобы ты зашел на чай, и замучает вопросами.
– Оу… Мама – это серьезно, – понимающе кивнул я. – Впрочем, если ей будет угодно…
– Лучше просто проводи меня до такси. Я вызвала.
Видимо, я сказал что-то не то: последние минуты в ресторане мы молчали и всю недолгую дорогу наружу шагали рядом, как чужие, но уже у самой машины ее благородие вдруг решила сменить гнев на милость и оттаяла.
– Удачи тебе на дороге. И обязательно черкни, как доедешь, таинственный незнакомец.
Договорив, Оля вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала меня. Не в губы, но и не в щеку – куда-то в уголок рта, будто так и не смогла решить, что хочет этим сказать.
– Все, пока… Пиши! – прошептала она.
И через мгновение исчезла на заднем сиденье огромной белой машины. Конечно же, представительского класса – ездить на других девочкам из хороших семей не полагается.
Как и целоваться у всех на глазах со всякими… байкерами.
Неторопливо облачаясь обратно в броню, я отчаянно пытался понять, что это вообще было. И, похоже, не я один: стоило мне надеть шлем, как лежавший на баке телефон снова ожил, выдавая уведомление от мессенджера.
Спасибо тебе за чудесный день!
Еще увидимся)))
Обязательно!
За сообщениями на экран выскочила целая россыпь улыбающихся желтых рожиц, поцелуйчиков, сердечек, огоньков, цветочков и прочей очаровательной мелочи. А сразу под ними – селфи: огромные синие глазищи, высунутый кончик языка и загорелое плечо, с которого будто бы невзначай сползла белая ткань майки.
На мгновение даже мелькнула мысль плюнуть на все и задержаться в Пятигорске хотя бы на денек-другой. И лишь немалым усилием я смог отогнать ее прочь и заставить себя надеть перчатки и завести мотоцикл.
Увы, девушки в нашем случае потом. А первым делом – пятьсот с лишним километров дороги до Ростова и встреча с почтенным дядюшкой.
Нет, не с тем, которого я однажды оставил без короны.
Глава 6
Папа-Ростов встретил меня жарой. Не уютно-ласковой, как в Пятигорске, а самым настоящим пеклом. Лето давало наступающей осени последний, но решительный бой, и солнце нещадно выжигало степи вокруг города и разогревало асфальт до такой степени, что он чуть ли не плавился и то и дело норовил прилипнуть к колесам.
Я снял куртку еще перед Батайском, но помогло не сильно: даже на скорости в сотню с лишним километров в час воздух оставался раскаленным. А в городской дорожной суете я всерьез начал опасаться за могучее нутро моего самурая.
К счастью, японская техника справилась. Невесело гудела радиаторами охлаждения на светофорах, но все же держала температуру мотора в нужных пределах. А когда я проехал половину города, природа все-таки сжалилась над нами обоими: откуда-то с Дона подул прохладный ветерок, и полыхающий в небе желтый шар скрылся за облаками. Я остановился у небольшого магазинчика, выпил залпом бутылку минералки и дальше покатился уже без спешки.
Улица генерала Кондратенко вывела меня на окраину города, где я благополучно прозевал нужный съезд с «бублика» – пришлось проехать еще целый круг. Мотоцикл лихо махнул через две полосы и под сердитое гудение чужих клаксонов свернул перед заправкой – туда, где слева от дороги на заборе красовалась огромная вывеска «Маяк СКВО». Прямо за нею начиналось садоводство – уютные домики в один-два этажа, прячущиеся за зеленью и кирпичными или металлическими заборами.
Когда-то все здесь принадлежало Острогорским, но кто-то из предков моего нынешнего тела рассудил, что капиталы куда нужнее земель. И принялся распродавать сотки, на которых постепенно вырастали пригородные резиденции купцов, гражданских чинов и отставных военных. Садоводство появилось уже намного позже, где-то в середине девяностых, а нынешнего размаха, похоже, достигло совсем недавно: современные особняки и коттеджи уверенно теснили старые дома, но те не спешили сдаваться.
Усадьба стояла в самой глубине. Особняком, чуть в стороне от соседей, гордо возвышаясь над крышами зданий поменьше двухэтажной деревянной махиной. Впрочем, эффектно все это выглядело только издалека: проехав вдоль забора еще метров пятьдесят, я заметил, что здание выглядит… нет, не то чтобы совсем уж ветхим и неухоженным, однако уже давно отжившим лучшие годы.
Краска на оконных рамах еще держалась, но на стенах ее явно не обновляли целую вечность, из-за чего все здание приобрело невразумительный то ли серый, то ли бледно-зеленый цвет, хотя когда-то, похоже, было темно-коричневым. Металлическая крыша местами проржавела чуть ли не насквозь, а в середине заметно прогибалась вниз под собственной тяжестью.
Под стать дому были и заросли вокруг, и покосившаяся чугунная решетка, отделявшая имение от дороги. Нынешние угодья Острогорских составляли лишь малую часть прежних владений, но содержать в нормальном виде даже двадцать-тридцать соток хозяева, похоже, уже не могли. Не хватало то ли средств, то ли самого обычного желания. Судя по тому, что я смог разузнать о нынешнем главе рода, садовод из него получился так себе.
– Константин Иванович, – повторил я себе под нос, стаскивая с головы шлем. – Константин. Костя.
Почтенный дядюшка чудом восставшего из мертвых юного Владимира Острогорского… то есть мой. Одаренный седьмого ранга, отставной майор Волынского гвардейского полка, ветеран войны с турками. Орден святой Анны второй степени и святого Георгия – четвертой. Наверняка мы с ним даже встречались на Балканах в конце семидесятых, но я, конечно же, не запомнил тогда еще совсем молодого офицера, только-только выпустившегося из Владимирского пехотного.
В закавказской кампании Константин Иванович не участвовал, хоть по возрасту еще и подходил: комиссовали по ранению в восемьдесят девятом. Как и где именно он пострадал, мне выяснить не удалось – слишком уж непростые тогда были времена, и редкий день на южных границах обходился без стрельбы.
И более ничего примечательного в дядиной безупречной биографии, похоже, так и не случилось. Успел немного послужить в городском управлении, в две тысячи четвертом похоронил брата, невестку и малолетнего племянника, а через пять лет и супругу. Из близкой родни у него остались только…
– Две дочки. – Я повесил шлем на руль и слез с мотоцикла. – Полине девятнадцать лет, Настасье – восемь.
Имея упрямство, время и скоростной мобильный интернет, не так уж и сложно выяснить о человеке все нужное. Особенно когда от этого самого человека зависит если не вся твоя новая жизнь, то уж точно ее начало.
– Есть кто дома? – во весь голос поинтересовался я, шагая к калитке. – Ваше благородие!
– Иду, иду… И кого там принесло под вечер?..
Даже еще не разглядев сквозь зелень крупный тяжелый силуэт, я почему-то не сомневался, что встретить меня выйдет сам хозяин усадьбы, а не кто-нибудь из прислуги. Затрещали кусты, и с той стороны забора появился крупный мужчина. Уже не давно не молодой, но, что называется, в самом расцвете сил: назвать его пожилым и уж тем более стариком язык бы точно не повернулся, хоть дядя и готовился разменять седьмой десяток. Ростом он оказался лишь немногим выше меня, зато в ширину превосходил чуть ли не вдвое. Годы не пощадили талию и большую часть волос на голове, однако ничего не смогли поделать с выправкой.
Громадные могучие ручищи, наполовину поседевшие усы и прямая, как лом, спина. Дядя, хоть и раздался в поясе, до сих пор выглядел так, будто снял военную форму буквально вчера, а не двадцать с лишним лет назад.
– Чего надо? – хмуро поинтересовался он. – Инструмент не куплю, в услугах не нуждаюсь.
– Да какие там инструменты. – Я махнул рукой. – Я к тебе, дядя Костя.
– Кому дядя Костя, а кому Константин Иванович. – Плечистая фигура шагнула к калитке. – Ты сам-то чьих будешь?
– А ты посмотри внимательнее. Не узнаешь?
Я подошел поближе и старательно просунул между прутьев лицо. Свой основной – да, в общем-то, единственный пока документ. В последний раз дядя видел его много лет назад, когда этому телу было чуть меньше семи, однако некоторые черты не так уж сильно меняются со временем. Особенно фамильные: нос, скулы и аккуратный подбородок юный Володя мог унаследовать и от матери, зато лоб, брови и глаза явно указывали на мужскую линию рода Острогорских. И сходство осторожно-хмурых физиономий по разные стороны забора не заметил бы разве что слепой.
– Вовка… – одними губами прошептал дядя, пятясь назад.
– Он самый к вашим услугам, – улыбнулся я. – Ты только в обморок не свались, дядь Кость.
– Да как же так-то?! Мы ж тебя в четвертом году похоронили…
На мгновение я всерьез испугался лишиться заново обретенного родственника, но нервы у бывшего вояки оказались крепкие. Он вытаращился, побледнел, перекрестился… и тут же взял себя в руки. Снова шагнул вперед, разглядывая меня – и на этот раз втрое пристальнее, будто намереваясь просветить насквозь.
– Ну, что тут скажешь. – Я развел руками. – Полагаю, слухи о моей смерти сильно преувеличены.
– Так это… свидетельства же есть. – Дядюшка зачем-то развернулся и указал рукой куда-то в сторону усадьбы. – Все три дома лежат. Я сам в Пятигорске получал.
– Не сомневаюсь, – кивнул я. – А перед этим милостиво завещал наши тела науке.
Не знаю, как именно все случилось в тот день, когда одному из кураторов проекта удалось отыскать подходящего мальчишку. Одаренного, в меру подросшего, в меру здорового… и в меру мертвого. Счет шел буквально на часы, и я лично предоставил исполнителю абсолютные полномочия. При необходимости он пообещал бы дядюшке хоть половину Сибири, и наверняка беседа закончилась… скажем так, без лишних вопросов и возражений. Я неплохо поработал над имиджем Совета имперской безопасности, и когда человек, пусть даже и облаченный в штатское, демонстрировал «корочку», даже самые ненавязчивые и вежливые его просьбы обычно исполнялись куда быстрее многих приказов.
– Так… Так было нужно.
Дядя виновато отвел взгляд. Вряд ли совесть мучила его десять лет назад, когда вдруг выпала возможность обеспечить будущее живой дочери за счет уже скончавшегося по всем медицинским стандартам племянника. Но смотреть в глаза этому самому племяннику оказалось не так уж просто.
– Дядь Кость, ну ты чего?.. Думаешь, я зло держу? – Я постарался вложить в голос все доступное мне очарование. – Да если бы не ты, меня бы тогда и правда похоронили с концами!
– Ты мне рассказывать будешь? – нервно проворчал дядя. – Я своими глазами видел, какой ты в реанимации лежал! Голова замотана, половину костей будто вынули…
Трещины в черепе, гематомы, ушиб мозга, компрессионная травма позвоночника, потеря почти трех литров крови. И около четырех десятков переломов – в этом теле не осталось почти ничего целого… Несовместимые с жизнью повреждения.
Которые исправили за какую-то пару часов. Над моим новым вместилищем поработали лучшие целители и Конфигураторы Империи, и с устранения последствий аварии они, можно сказать, только начали. Подчистили мусор, подлатали разорванные мышцы и ткани, срастили кости. А заодно и укрепили так, что теперь я, пожалуй, смог бы выдержать несколько попаданий из крупнокалиберной винтовки и даже продолжить двигаться. И только после этого взялись за сложнейшие Конструкты, завершая превращение умирающего пацана в почти безупречный инструмент.
– Ничего. Цела моя голова. И руки-ноги на месте. Смотри! – Я взялся за решетку и без особого труда разогнул чугунные прутья с палец толщиной. – Даже лучше прежних.
– Нечего тут забор портить! – проворчал дядя, распахивая наконец калитку. – Заходи. Чай пить будем.
Не знаю, поверил ли он мне на самом деле или только делал вид, но начало мы положили… какое-никакое. Суровому вояке наверняка ничуть не хотелось показывать растерянность, и все же что-то неизбежно прорывалось. И неудивительно: у любого на месте дяди в голове царил бы полнейший сумбур. Такой, что даже вопросы у него выходили странными и неуклюжими.
– Вон оно как… Так чем же ты, Вовка, занимался все это время?
– Лечился по большей части. – Я пожал плечами. – Потом учился.
– Где?
– А вот этого, дядь Кость, я тебе не скажу, – строго ответил я. И для пущей убедительности многозначительно добавил: – Сам понимаешь.
Лжи лучше избегать. Во-первых, ее слишком легко проверить. А во-вторых, воображение сработает ничуть не хуже: судя по сосредоточенной складке между бровей, дядя уже вовсю придумывал что-то вроде секретной базы Совета. Подземного тренировочного лагеря где-нибудь в недрах Бештау, где хитроумные Конфигураторы выращивали суперсолдат из таких же, как я, искалеченных пацанов.
– Понимаю, – кивнул дядя. – Ты меня извини, Вовка, что я тут… Тебя ведь так и теперь зовут?
– Так. И даже фамилия прежняя. – Я рассмеялся и чуть ускорил шаг. – Это тебе не шпионский боевик.
– Да кто ж вас, шпионов, разберет.
Дядя улыбнулся и чуть ускорил шаг. Он заметно прихрамывал на правую ногу, но все равно шел быстрее меня. Видимо, спешил поскорее показать заново обретенному племяннику фамильные угодья.
Вблизи усадьба выглядела куда приятнее, чем с дороги. Все такой же обшарпанной и уставшей, но достаточно крепкой, чтобы простоять еще хоть сотню лет. Жилым домом, а не кандидатом на вывоз в какой-нибудь музей деревянного зодчества. Под крышей мансарды поблескивала слегка тронутая ржавчиной по краям спутниковая «тарелка», а чуть дальше к фасаду тянулись провода.
Дядин автомобиль у крыльца – здоровенный внедорожник со знакомой эмблемой на радиаторе – и вовсе будто сошел с конвейера буквально на днях. Я таких уже не застал: в далеком теперь две тысячи пятом Симбирский автозавод продолжал задорно клепать простую и надежную четыреста шестьдесят девятую модель, которая почти не менялась еще с начала семидесятых, лишь изредка отвлекаясь на попытки сделать что-то менее архаичное.
И на этот раз, похоже, получилось: машина выглядела пристойно, и даже салон не казался детищем технологий прошлого века. Не «Мицубиси», конечно, и уж тем более не бессмертный тойотовский «Ленд Крузер», но вполне, вполне.
Значит, не стоит прогресс на месте.
– Давай на веранду пока, там хоть попрохладнее. – Дядя поднялся на крыльцо. – Помнишь, где что дома?
– Нет, – честно признался я. – Времени-то сколько прошло…
Вопрос мог быть и ловушкой. В том случае, если юный отпрыск рода Острогорских вообще не навещал родню в Ростове. Или если покойный отец с дядей не слишком-то ладили. Таких подробностей я, конечно же, выяснить не сумел, да и в целом мои познания о своей новой семье оставляли желать лучшего.
Зато в людях я как будто разбирался неплохо. И дядя явно был не из тех, кто станет хитрить. Старый вояка скорее бы сразу послал меня куда подальше еще у ворот, чем решил устраивать проверки в поисках подвоха. Да и слишком уж много в его взгляде и жестах сквозило чего-то настоящего: одновременно и тревоги, и вины, и радости, и вообще всего подряд – кроме равнодушия. Из хороших солдат редко получаются хорошие лицедеи, так что доверие, с которым меня встретили, все же следовало принимать за чистую монету.
– Ну… Вот там уборная, если надо… справа. – Дядя неопределенно указал рукой куда-то в темное нутро дома. – Умыться, там, с дороги… В общем, разберешься.
Я молча кивнул. Привести себя в порядок, выдохнуть, засунуть лицо под холодную воду. И заодно оглядеться по сторонам, чтобы потом будто бы ненароком «вспомнить» какую-нибудь мелочь.
Но думать об этом сейчас почему-то совсем не хотелось. Поднявшись на крыльцо, я вдруг поймал себя на мысли, что все это уже было. Когда-то давным-давно… и немного иначе.
Я возвращался из сада один. Шел… нет, бежал по тропинке, зажимая разодранный локоть. Взлетел на крыльцо по ступенькам в переднюю, промчался мимо веранды и, кажется, споткнулся… Точно, споткнулся, зацепившись сандалией о сбившийся ковер. И ударился головой об петлю, на которой висел крючок, – больно!
Невесть откуда взявшееся воспоминание оказалось таким ярким, что я вздрогнул. Наваждение тут же исчезло, растворяясь где-то в прошлом, которое никогда мне не принадлежало.
А крючок остался. Все так же, как и десять лет назад, болтался в дверном проеме впереди. И даже целился в меня острием, будто намекая, что не против снова отведать немного крови… Только теперь он дотянулся бы мне от силы разве что до пояса.
– Ты чего, Вовка? – Дядя легонько тронул меня за плечо. – Совсем все забыл?
– Наоборот, – пробормотал я, – вспомнил…
Глава 7
Я шагнул с крыльца внутрь, переступил порог и не торопясь двинулся вперед. Только не к крючку и не в сторону уборной, а туда, где на стене висела фотография. Старая, еще черно-белая, и к тому же выцветшая чуть ли не до сепии, хоть чьи-то руки и заботливо поместили ее за стекло и в рамку.
Оттуда на меня смотрели двое пареньков. Один – рослый и крепкий, уже почти юноша, облаченный в форму Тифлисского кадетского корпуса. Второй – совсем мальчишка лет восьми-десяти, уменьшенная копия меня нынешнего. Одетый в короткие брючки и простенькую рубаху – видимо, забыл подготовиться к фото заранее. Казалось, из-за этого старшему будто бы даже чуть неловко стоять рядом с младшим братом.
Или дело было в возрасте. Разница в семь лет: почти незаметная в зрелости, но огромная пропасть, когда один еще не вырос из детских штанишек, а второй уже примерил первые в жизни солдатские погоны.
Дядя Костя. И мой отец.
Я вдруг заметил, что даже про себя почему-то называю их именно так, а не братьями Острогорскими. Мальчишки на старом фото были мне абсолютно чужими, однако и они, и старая усадьба, и сам дядя…
– Папка твой, – тихо проговорил он. – Помнишь?
Нет. Невозможно.
Если в безупречные протоколы проекта каким-то образом не закралась ошибка, тогда, в две тысячи четвертом, сердце в этой груди не билось восемь с половиной минут. Мозг умер, и серое вещество в голове годилось исключительно в качестве сырья для работы хитроумных Конфигураторов, которые в конечном итоге вылепили из него почти совершенную аналитическую машину. Мощную, производительную, лишенную большей части человеческих слабостей… и пустую. Личность Володи Острогорского исчезла. Окончательно и бесповоротно.
Должна была исчезнуть.
– Помню, – буркнул я.
Наверняка со стороны это выглядело ничуть не сентиментально, а то и вовсе невежливо, но дядя в очередной раз истолковал все по-своему. И снова то ли засмущался, то ли вдруг почувствовал себя виноватым – и поспешил сменить тему.
– Так. Давай бегом руки мыть – и на веранду, – проговорил он. И, набрав воздуха, во всю мощь майорских легких гаркнул: – Марья Васильевна! Чаю!
С прислугой в усадьбе было так себе: стол накрывала не соблазнительная юная горничная, а весьма взрослая дама. Она же, судя по всему, экономка, завхоз, повариха, уборщица, а по совместительству и нянька для восьмилетней Настасьи. Вряд ли дядя совсем уж бедствовал, обладая родовым достоянием и пенсией, положенной кавалеру двух орденов, однако и содержать полноценный штат, похоже, не мог. Или просто не хотел, ограничиваясь всего парой-тройкой человек.
Да уж. Не к такому я привык, совсем не к такому. Для человека моего положения… прежнего положения роскошь с самого младенчества была чем-то самим собой разумеющимся. Наверное, поэтому я никогда и не ценил ее сверх меры. В отличие от почти безграничных ресурсов, обладание которыми подразумевает сам факт принадлежности к древнему и могущественному роду. Острогорские же ничем подобным не располагают.
Пока не располагают. Прихваченных из колумбария на Краснослободском кладбище капиталов вряд ли хватит сделать из нас с дядей финансовых магнатов, однако начало они положат. Для начала стоит инвестировать хотя бы пару тысяч в прибыльное дело, потом перевезти семейство в столицу, а потом…
– Так ты это, Вовка, – дядя будто прочитал мои мысли, – надолго к нам? Совсем останешься или?..
– Или. – Я отодвинул наполовину опустевшую чашку. – Нечего без дела сидеть – поступать буду. В Петербургский Морской корпус, на десантное отделение.
Я ответил сразу, не задумываясь. Хотя до этого даже не пытался заглянуть в будущее дальше, чем на пару-тройку дней вперед, – слишком уж оно казалось непредсказуемым. Но теперь, когда дядя поинтересовался, я почему-то сразу понял, что, в сущности, и не вижу иных вариантов, кроме как вернуться в свою альма-матер.
И снова открыть двери, через которые впервые прошел в сентябре шестьдесят первого.
Корпус и во времена моей молодости считался солидным заведением, куда принимали только отпрысков благородных семейств. А к концу девяностых его престиж и вовсе взлетел до небес, обогнав все прочие военные и пажеские училища. Тогда молодой император Александр, послушав моего совета, указом обязал всех представителей дворянского сословия нести государственную службу, и «золотым мальчикам» из княжеских и графских родов пришлось примерить форму. И многие поспешили выбрать Корпус, который я в те годы изрядно финансировал – в том числе и из собственных средств.
Отличный старт для карьеры… да и для новой жизни, если уж на то пошло. Особенно пока не приходится рассчитывать ни на капиталы, ни на старых друзей, если кто-то из них вообще еще жив. Отличный повод перебраться в столицу и посмотреть, как обстоят дела в высших кругах. Отличная возможность оказаться поближе к великой княжне Елизавете. И защитить – если потребуется.
И фактически единственная возможность быстро проложить себе путь в Совет и выше, если мне придется навсегда остаться Владимиром Острогорским.
– Ну ничего себе ты нацелился, Вовка – в Морской корпус! – Дядя усмехнулся и покачал головой. – Дело хорошее, конечно, но попробуй поступи… Туда и с княжеским титулом не всякого возьмут.
– Так я и не всякий. – Я пожал плечами. – Сдам экзамены, поступлю. Отучусь три курса, а оттуда в гардемарины.
– Куда-куда?! – На этот раз дядя удивился так, что едва не поперхнулся чаем. – В особую роту его величества?!
– Так точно, ваше высокоблагородие, – невозмутимо отозвался я. – Желаю служить отечеству, так сказать.
– Да сколько угодно желай! – Дядя махнул рукой с такой силой, что едва не зацепил блюдце с печеньем. – Но куда тебе в гардемарины-то? Там куда не плюнь, одни георгиевские кавалеры. Или владимирские, кресты с мечами… Боевые офицеры!
– Молодых тоже берут. И обычно как раз с десантного отделения.
– Ну и сколько их там берут, Вовка? – Дядя уперся ладонями в колени, расставив локти. – Сколько, ты мне скажи! Пять человек в год?
Обычно меньше. Одного-двух… иногда троих с выпуска – и то в порядке исключения. Во всяком случае, в моей памяти все осталось именно так. Попасть в гардемаринскую роту, самое крутое даже по меркам военной элиты подразделение в Империи, было мечтой чуть ли не всех пацанов, когда-либо переступавших порог Корпуса.
И в особенности тех, кому не повезло родиться с золотой ложечкой в интересном месте. Один год, проведенный в рядах личной гвардии его величества, давал такие возможности, которых на обычной военной и уж тем более гражданской службе порой приходилось ждать десятилетиями. Карьера, деньги, титулы, ордена, расположение императора… И, конечно же, возможность однажды получить право занять место среди всемогущих членов Совета имперской безопасности.
Погоны и форма гардемарина открывали любые двери.
Однако получить их удавалось лишь немногим. Даже среди титулованных аристократов и по-настоящему сильных и талантливых Одаренных, элиты курса, конкуренция была сумасшедшая. Но в стенах Корпуса она только начиналась, ведь потом юных десантников ждал встреча с противником извне. Каждый год в гардемарины метили офицеры из спецподразделений, армии или флота. Настоящие ветераны, у каждого из которых за плечами имелось по полдюжины боевых операций, а то и награды. Место в «Золотой роте» приходилось буквально выгрызать зубами.
Но награда определенно того стоила.
– Какая разница, сколько человек с курса возьмут? – Я потянулся за печеньем. – Главное, чтобы среди них был я.
– Я – последняя буква в алфавите, – проворчал дядя. – И та враскорячку стоит. Гардемарины… Там тебе и экзамен, и аттестат, и биография, и нормативы. А еще происхождение смотрят!
– А с происхождением-то что не так? – Я откинулся на спинку плетеного кресла. – Острогорские – род, может, и не самый древний, зато достоинство у нас имеется.