Читать онлайн Талисман Крылатой Стрелы

ГЛАВА I

Младший лейтенант

Гай Престон был молодым безбородым парнем, только что прибывшим из «Пойнта». Теперь он служил в 10-м кавалерийском полку и был одним из трёхсот человек, которых отправили в эту далёкую страну, чтобы помочь в строительстве форта, названного в честь погибшего героя Фила Кирни. Незадолго до этого он покинул форт и отправился на охоту за степными куропатками, вооружившись двуствольным ружьём. Пара птиц, привязанных к луке его седла, свидетельствовала о том, что он был неплохим стрелком по летящим целям. Он был одет в форму кавалериста, с парой портупей на плечах, которые явно были не в лучшем состоянии, а его лошадь, чистокровный кентуккийский жеребец, хотя и, казалось, рвался показать, на что он способен, слушалась поводьев и останавливалась или шла вперёд, когда хозяин приказывал ей.

– Похоже, здесь не так много цыпочек, Том, так что, думаю, мы вернёмся в форт, – сказал Гай, привстав в стременах и нетерпеливо оглядываясь по сторонам. – Нам велели оставаться в пределах видимости укреплений, но тот последний цыплёнок из прерий был слишком хорош. Из-за него я нарушил приказ. Похоже, здесь нет сиу, и я не понимаю, почему они не могут оставить нас в покое. Мы могли бы отлично провести время на охоте, если бы этот чёртов Красное Облако не мешал нам.

Гай Престон был не единственным, кто так же думал о Красном Облаке. Его полк был расквартирован в Форт-Робинсоне в Небраске, который был центром, из которого организовывались операции против враждебно настроенных индейцев. И что же заставило Красное Облако выйти на тропу войны? Дело было в том, что правительство Соединённых Штатов решило проложить дорогу в Монтану через Пороховую реку. Трасса этой дороги должна была проходить через излюбленные охотничьи угодья индейцев сиу, и некоторые из них были категорически против этого. Власти заключили договоры с наследственными вождями, которыми было предоставлено право прохода, но вызванное этим недовольство было настолько велико, что привело к открытому разрыву.

Красное Облако не был потомственным вождём, то есть вообще вождём не был. Он принадлежал к рядовым членам племени, но стремился стать кем-то получше. Недовольство индейцев дало ему для этого прекрасную возможность. Он осудил договоры и тех, кто их заключил, и объявил войну каждому белому, который появлялся на этой дороге или заходил в эту страну.

Среди индейцев всегда есть недовольные – те, которые не могут спокойно жить, если не идут военной тропой, и толпы таких воинов стекались под его знамёна. Племя сиу было самым могущественным из всех племён на этом континенте. Они были богаты всем, что составляло представление индейцев о богатстве: лошаьми, мехами и оружием; но больше всего их независимость от белых обеспечивало бесчисленное количество бизонов, бродивших по долине Пороховой реки. Всего их было 20 000, и они могли выставить 3000 воинов. Потомственные вожди очень скоро обнаружили, что остались без поддержки и в безвыходном положении, когда Красное Облако поднял свой стяг, и в некоторых случаях были только рады сохранить контроль над своими племенами, признав нового вождя своим предводителем. Оказавшись во главе столь мощной силы, Красное Облако сразу же выступил в поход, и началась долгая, изнурительная война, во время которой он приобрёл большую славу. Избегая любых серьёзных столкновений, он так изматывал все посланные против него отряды и экспедиции, что о тех немногочисленных войсках, которые находились в его стране, в лучшем случае можно было сказать, что они удерживают только ту землю, на которой стояли. Было построено несколько фортов, но они защищали только то, что находилось внутри их частоколов. Поленницу дров для печи нельзя было нарубить, избежав столкновения, и в конце концов это привело к ужасной трагедии, о которой и пойдёт речь в этой истории – ведь это правдивая история, и мы рассказываем её так, как всё и и было.

В конце концов терпение командующего в форте Робинсон иссякло, и он решил вступить в бой с сиу. Поэтому он отправил полковника Каррингтона в длительную кампанию с отрядом, достаточно сильным, чтобы преследовать сиу, куда бы они ни направлялись, разрушая их лагеря и заставляя их подчиниться. Полковнику также было поручено построить укреплённый пост на реках Пороховой или Языка и действовать против них оттуда. В конце концов форт был построен и назван в честь одного из самых храбрых генералов, отдавшего свою жизнь во время Гражданской войны в США, но это произошло только после долгих месяцев труда и лишений. Воины Красного Облака следовали за ним по пятам, угоняя скот, который отбивался от лагеря, и убивая тех, кого отправляли даже недалеко от основных сил. Гай Престон был там и видел, как действуют враги, и мы осмелимся утверждать, что он не раз думал о доме и, по правде говоря, не винил индейцев за то, что они сражались. Земли, которые они были вынуждены оставить, были их домом, и они не собирались отказываться от их единственного средства к существованию. Бизоны были всем, что у них было. Они давали им пищу и одежду, покрывала для их постелей и вигвамов, в которых они жили. Белые не убивали их ради того, чтобы использовать, а бессмысленно уничтожали тысячами просто для того, чтобы было чем похвастаться. Все отбросы цивилизации бежали на границу, и Биллы и Дики, репутация которых была не самой лучшей, зимой расхаживали по улицам палаточных городков, а летом бродили по равнинам, стреляя бизонов. Эти люди не знали, или же им было не важно, что бизоны значили для индейцев. Это означало, что, когда их не станет, индейцы вымрут от голода. Какие бы договоры ни заключало наше правительство с индейцами, это никак не влияло на безрассудных белых. Они потворствовали истреблению дичи. Будущим историкам придётся записать, что все наши войны с индейцами на Западе были вызваны действиями безответственных и подозрительных личностей, которые заполонили все лучшие охотничьи угодья и нападали на все индейские племена, которые видели, будь то дружественные или враждебные, сиу или пауни.

Красное Облако был человеком дальновидным, хотя и родился в простой семье. Он видел, что правительство не может или не хочет соблюдать свои договоры и запрещать этим авантюристам вторгаться на их охотничьи угодья, и, опираясь на свой авторитет, который заслужил в тот момент, когда он объявил войну белым, он созвал съезд всех сиу и союзных племён. Когда они собрались на съезд, он перечислил их ошибки, и было решено, что они будут делать то, что сделали бы любые храбрые люди в таких же обстоятельствах – сражаться с белыми всегда и везде. Как я уже сказал, результатом стала долгая война. Поэтому, когда полковник Кэррингтон укрепился за частоколом форта Фил-Кирни, он отгородился от цивилизованного мира. Он был там, и индейцы решили, что он должен там оставаться. Даже самые опытные и храбрые его разведчики не могли добраться до начальства с донесениями. Всегда оказывалось, что их окружают индейцы, и они были вынуждены возвращаться. Хитрый вождь расположил свой лагерь недалеко от форта и установил систему сигналов, с помощью которой он мог в любой момент узнать, что солдаты делают в форте. Каждый отряд, отправлявшийся за дровами, подвергался нападению, и для защиты лесорубов требовались значительные силы. Несмотря на все меры предосторожности, которые они могли предпринять, в ноябре и декабре погибло от пятнадцати до двадцати солдат.

Но Красное Облако ни в коем случае не был удовлетворён тем, что делает. Он хотел полностью избавиться от белых, но не предпринимал для этого никаких мер, поэтому созвал ещё один совет в своём лагере в один из декабрьских дней. Там он изложил свою программу. Повторяя, что все бизоны будут уничтожены – а это было худшим, что могло случиться с индейцами равнин, он сказал:

– Мы должны захватить этот форт. Если мы однажды разобьём этих солдат и сожжём их частокол, правительство больше не будет их посылать.

Все остальные вожди поверили в это и решили прибегнуть к хитрости, которая станет понятна по ходу нашей истории.

Гаю Престону, как и всем молодым офицерам в форте, не очень нравилось сидеть взаперти за бревенчатыми стенами, не имея возможности прославиться в боях с индейцами, и, что хуже всего, он мог почти в любое время дня выглянуть за частокол и увидеть, как куропатки порхают по прерии, словно на сотню миль от них не было враждебно настроенных сиу.

– По какой причине полковник не позволит одному из нас выйти и подстелить нескольких из них на ужин? – сказал он однажды сказал часовому, когда тот стоял рядом, наблюдая за ними. – Я не вижу поблизости ни одного сиу.

– Нет, сэр, – ответил часовой. – Но они там, это точно. За каждым пучком травы прячется один из них.

– Но почему они не показываются?

– Они покажутся, когда им это будет нужно. Вы забыли Майка и Тони?

Часовой назвал имена двух жителей равнин – опытных разведчиков – которые всего несколько ночей назад попытались покинуть форт с какими-то бумагами, которые полковник хотел отправить своему начальству. Их не было около трёх часов, но когда они вернулись, то выглядели так, будто прошли через три или четыре войны. Они едва спаслись, и на этом всё; а Тони принёс с собой след от стрелы, которая едва не оборвала его карьеру раз и навсегда.

– Но сейчас день, – сказал Гай. – Я не вижу ничего плохого в том, чтобы прокатиться по прерии в виду форта. Думаю, я попрошу полковника позволить мне попробовать.

– Очень хорошо, сэр, – ответил часовой. – Но он вас не отпустит.

Лейтенант не расслышал всего ответа, но поспешил уйти, чтобы найти командира. Он назвал ординарцу своё имя и вскоре вошёл в комнату, куда молодые офицеры его ранга заходили редко, разве что затем, чтобы получить приказ или выговор. Полковник был в рубашке с короткими рукавами и расхаживал взад-вперёд, то и дело вынимая руку из кармана, чтобы нетерпеливо провести ею по волосам. Казалось, он забыл, что является военным и к тому же командиром форта, потому что был так раздражён тем, что его заперли, не давая возможности что-либо предпринять, что едва мог себя контролировать. Он остановился и повернулся к мистеру Престону с дольно хмурым выражением на лице.

– Ну, что там ещё? – спросил он. – Вы знаете, где индейцы?

– Нет, сэр, и я не думаю, что в радиусе двух миль от форта есть хоть один, – ответил лейтенант.

Полковник подошёл к своему столу, взял очки и надел их. Он хотел посмотреть на офицера, который так думает.

– Я бы хотел получить разрешение немного прокатиться по прерии и подстрелить несколько луговых куропаток, которых там так много, – сказал мистер Престон. – Я видел несколько штук в двадцати ярдах от стен форта.

Полковник пристально посмотрел на мистера Престона, затем пододвинул ближайший стул и сел. Сначала он открыл рот, словно собираясь дать очень решительный ответ на эту странную просьбу, но, подумав, крикнул:

– Ординарец, передайте адъютанту, что я хочу его видеть.

ГЛАВА II

Приглашение

Гай Престон был крайне озадачен этим приказом. Он не знал, что сделал что-то такое, о чём нужно докладывать адъютанту, и, кроме того, этот офицер не был членом его роты. Его не пригласили сесть, как обычно поступали с офицерами, приходившими к полковнику по делу, и он стоял, вертя в руках фуражку, и каждый раз, поднимая глаза на полковника, видел, что тот по-прежнему смотрит на него сквозь очки, словно хочет увидеть его насквозь.

– Вы знаете, что сиу настроены очень враждебно, и представляете ли вы, что они сделают, если схватят вас? – сказал полковник, наконец нарушив молчание.

– Но они не поймают меня, сэр, – ответил Гай. – Я поеду верхом, а ни одна индейская лошадь не сравнится с Томом.

– Не думаете ли вы, что пуля или стрела могли бы убить вашего Тома, пока вы будете от них? – сказал полковник.

– Да, сэр, полагаю, они могут это сделать, но всё равно не возьмут меня живым.

Гай закончил фразу, сунув руку в карман и вытащив «дерринджер», который показал полковнику.

– Хм! – сказал офицер. – Вы бы застрелились, прежде чем вас взяли бы в плен? Ну, не знаю, но это было бы правильно.

В этот момент в комнату вошёл старший лейтенант, исполнявший обязанности адъютанта. Он с удивлением выслушал, когда его офицер ознакомил его с просьбой, которую принёс ему Гай Престон, добавив:

– Вы уже составили отчёт за этот квартал?

Адъютант ответил утвердительно.

– Что ж, я хочу, чтобы вы сделали запись в своих записках относительно лейтенанта Престона, – сказал полковник. – Вы просто укажете: «Попросил разрешения выйти на глазах у сиу, чтобы подстрелить несколько куропаток. Разрешено. Был подстрелен и убит сиу в виду форта.» Вы можете идти, – продолжил он, подойдя к Престону и взяв его за руку. – Я больше никогда вас не увижу.

– Б…благодарю вас, сэр, – ответил лейтенант, который был сбит с толку тем, как была удовлетворена его просьба. – Я обязательно вернусь через час или два.

Когда Гай вышел из комнаты, лицо полковника расслабилось, и он, набив трубку, приготовился покурить.

– Я не думаю, что он поедет, – сказал адъютант со смехом. – Я наверняка и пальцем не шевельнул бы после того, как получил такое разрешение.

– Присматривайте за ним, – сказал полковник, – и если увидите, что он садится на лошадь, просто подойдите и скажите ему, чтобы он не уезжал из виду форта. Я не виню этих парней за нетерпение, я и сам хочу что-то сделать, но не знаю, что именно.

– Привет, Престон, куда ты собрался? – воскликнул один из его соседей по комнате, когда он вошёл и начал собирать охотничье снаряжение. – Ружьё! Ты же не собираешься выйти наружу!

– Полковник мне разрешил, – ответил Престон. – Он назвал их шалфейными куропатками, но я думаю, что это прерийные куропатки.

– И ты собираешься выйти наружу и стрелять их, когда вокруг тебя сиу? – воскликнул молодой офицер, бросив книгу и сев на койке. – Парень, да ты с ума сошёл.

– Полагаю, именно так, по-видимому, думал полковник, но он сказал мне пойти и сказал, что больше не рассчитывает увидеться со мной. Он собирается взять меня на слабо, но увидит, что я не из таких.

Затем Гай рассказал Перкинсу, как была получена просьба и как она была удовлетворена, и тот слушал его в изумлении. Как только он начал понимать, о чём идёт речь, он взмолился, чтобы его соседу по комнате не давали такого разрешения; полковник не ожидал, что он поедет; он знал, насколько это рискованное предприятие, и надеялся, что, показав всё в истинном свете, он заставит Престона тоже всё это понять; но Престон смотрел на это иначе.

– Он выбрал неправильный путь, – сказал он. – Он всё сделал так, чтобы заставить меня пойти. Если он хочет узнать, насколько я храбр, то обязательно это узнает.

– Ты дурак, – с жаром заявил Перкинс. – Я тоже не думаю, что снова тебя увижу. Когда я пожму тебе руку у ворот, это будет последний раз, пока я не увижу, как тебя приведут навсегда

Гай Престон наконец начал понимать, что собирается сделать то, перед чем многие люди, более достойные и смелые, чем он, не стали бы колебаться. Возможно, действительно «за каждым пучком травы скрывался воин сиу», и стрела или пуля, выпущенная, когда он не будет этого ожидать, положит конец его славной карьере и оставит его на милость индейцев, осадивших форт; но у него в кармане был заряженный «дерринджер», и он был уверен, что с его помощью сможет избежать мучений, которым они его подвергнут. Он вынул свою двустволку из чехла и попрощался с Перкинсом; но этот достойный человек его словно не заметил. Он встал и проводил Престона до конюшни, увидел, как он седлает своего коня и ведёт его к воротам. Он нашел адъютанта, который ждал его там, чтобы передать приказы, которые полковник отдал ему в последний раз, и, казалось, был удивлен больше, чем когда-либо, узнав, что молодой офицер все еще намеревался покинуть форт; но он сказал так, как будто давал обычные инструкции человеку, который должен был сделать что-то обыкновенное:

– Видите те холмы примерно в полутора милях отсюда? Так вот, не переходите их. Если вы перевалите через них, мы с вами распрощаемся. Остерегайтесь засады.

– А теперь не попрощаешься ли ты со мной, Перкинс? – сказал Гай, протягивая руку. – О, не нужно с таким чувством её пожимать. Я увижусь с тобой через два-три часа, и я покажу тебе много степных куропаток. До свидания, все.

– Я действительно удивлён поведением полковника, – сказал Перкинс, стоя рядом с адъютантом и наблюдая, как его товарищ ускакал прочь. – Он должен был категорически ему отказать.

– Полковник сожалеет об этом сейчас, когда уже слишком поздно, – сказал офицер.  – Он, конечно же, думал, что, когда молодой человек поймёт, насколько опасна его затея, он от неё откажется; но я знал, что он не на того напал. Прощай, Престон. Боже милостивый, у него уже есть одна куропатка!

Да, самая первая птичка, которую спугнула его лошадь, была начинена дробью № 8, и Престон получил что-то на ужин. Адъютанту не терпелось увидеть ещё. У него были дела где-то в форте, поэтому он ушёл, а Перкинс ещё час сидел на земле и следил за своим товарищем, который бродил по прерии в поисках другой куропатки. Наконец одна из них появилась перед ним, но стрелок, похоже, утратил своё мастерство. Двуствольное ружьё выстрелило дважды подряд, но куропатка продолжала бежать и через мгновение перелетела через гребень и скрылась из виду. По крайней мере, Перкинс думал, что это было так, потому что расстояние было таким большим, что куропатку он вообще не видел, но по действиям Гая он понял, что тот побежал в ту сторону. Выждав достаточно долго, чтобы перезарядить ружье, он пришпорил коня и вскоре тоже скрылся из виду.

– Прощай, Гай Престон, – со вздохом сказал Перкинс. – Ты был лучшим из всех, кто когда-либо жил на земле, а теперь тебя точно убьют сиу. Было бы у тебя больше здравого смысла, ты бы не ослушался приказа адъютанта.

Перкинс был в очень мрачном расположении духа, когда проходил через ворота и наконец оказался перед дверью адъютанта. Голос изнутри велел ему войти, и лейтенант сразу понял, что у него есть новости.

– Гай Престон ушел, сэр, – сказал он.

– За хребет? – ответил офицер, вскочив со стула.

– Да, сэр. Вторая куропатка, в которую он стрелял, убежала в ту сторону, по крайней мере, мне так показалось, и Гай последовал за ней.

Адъютант больше ничего не сказал. Гай был любимцем всех офицеров и солдат, и мысль о том, что он может лишиться жизни из-за неповиновения приказу, была невыносима. Он отложил в сторону лист бумаги, который изучал, встал, подошёл к окну и посмотрел на часового, стоявшего у ворот; и Перкинс, приняв это как намёк на то, что продолжения разговора не будет, одел шляпу и вышел за дверь.

Гай Престон был упорным охотником, и когда он добрался до вершины холма, то увидел, что куропатка только что устроилась в траве примерно в ста ярдах от него. На этот раз он не ошибся. Дичь «хорошо укрылась», и когда лошадь почти наступила на неё, она вскочила и попыталась взлететь, но пролежала она слишком долго. Когда дробовик снова заговорил, она упала, и теперь у Гая была ещё одна куропатка. Ещё полчаса он проехал дальше за холмы, и, наконец, очнулся и стал оглядываться вокруг него. Он сильно удивился, поняв, что нарушил приказ по меньшей мере на милю, если не больше.

– Поехали, Том, мы быстро вернёмся, – сказал он, разворачивая лошадь. – Здесь было так много куропаток, когда я смотрел на них через частокол, а где они теперь? Давай, Том, поехали дальше.

В этот момент случилось нечто, что вернуло Гая на землю и заставило его задуматься о сиу чуть больше, чем за несколько мгновений до этого. Это был одинокий воин, сидевший на лошади примерно в полумиле от них, и Гай заметил, что тот, казалось, совсем не испугался, увидев, что за ним наблюдают. Гай остановил лошадь и посмотрел на него. Он видел, что индейский воин был одет в военный наряд, но расстояние было слишком велико, а у него не было с собой подзорной трубы, чтобы он мог понять, был ли это вождь или нет. Воин, казалось, тоже заинтересовался им, потому что, посмотрев на Гая минуту или две, он пришпорил коня и спустился с холма к нему.

– Не думаю, что мне хотелось бы познакомиться поближе, – сказал молодой офицер, собирая поводья и наклоняясь вперед в седле, по-прежнему не сводя глаз с приближавшегося дикаря. – Если ты хочешь драться, давай. Тебе повезло, что у меня в нет моего винчестера. Я бы увёз твой головной убор в форт в качестве трофея.

Но почему-то Гай не пустил свою лошадь вскачь, как собирался. Индеец, увидев, что Гай собирается бежать, остановил свою лошадь и, словно желая заверить его в мирных намерениях, поднял винтовку над головой на вытянутой руке. Сделав так, он спрыгнул на землю и положил оружие на траву. Затем он отстегнул пояс, который тоже показал Гаю, и положил его рядом с винтовкой. Потом он снял пояс с ножом, который тоже положил рядом, и, полностью разоружившись, положил руку на холку лошади, грациозно вскочил в седло и снова поскакал к Гаю.

– Кажется, он хочет поговорить, – подумал Гай, не зная, стоит ли принимать это приглашение. – Сиу, вам имя – вероломство, а движения этого парня говорят мне, что он ловок, как кошка. Вот, – добавил он, видя, что дикарь остановил своего коня и пристально смотрит на Гая, – он ждёт, что я буду делать. Думаю, я испытаю его на прочность.

К этому времени действия Гая Престона, должно быть, убедили читателя в том, что он был юношей, которого нелегко напугать. То, что он вышел в прерию, чтобы пострелять куропаток, должно быть, кого-то в этом убедило. Не колеблясь ни секунды, он принялся разоружаться так же, как это сделал дикарь, но ему достаточно было только положить дробовик и снять пояс с патронами. Заряженный «дерринджер» он держал в кармане.

– А теперь поехали, – сказал он, снова садясь на лошадь. – У него может быть какое-нибудь оружие, но если оно у него есть, то у меня есть мой «дерринджер».

ГЛАВА III

Крылатая Стрела

Гай часто говорил, что не понимал, почему они с дикарём должны были идти навстречу друг другу так спокойно и непринуждённо. Если у индейца были друзья, которые прятались за холмами, и он просто пытался увести его подальше от форта, чтобы они могли окружить и схватить его, то на это ничего не указывало. Он вообще не оглядывался. Он шёл так, словно ничего не подозревал, и Гай, чтобы не отставать от своего дикого союзника, шёл так же. Ему очень хотелось увидеть настоящего живого индейца в боевой раскраске, но, подойдя ближе, он обнаружил, что на этом индейце не было ни следа краски. Лицо у него было белее, чем обычно у людей его племени, и Гай подумал, что он добродушно улыбается. Сделав ещё несколько шагов, он понял это, а кроме того, обнаружил, что его друг-дикарь, если его можно так назвать, был юношей немногим старше его самого. Едва приблизившись на расстояние, когда можно было говорить, он с военной чёткостью вскинул руку к головному убору и сказал на безупречном английском:

– Как поживаете, сэр?

Гай поднёс руку к фуражке, но не смог ничего сказать в ответ. Одной мысли о том, что с ним так разговаривают, было достаточно, чтобы он совершенно растерялся. Он размышлял о том, как будет общаться с дикарем, и перебирал в уме различные знаки, которым научился у проводников – знаки, которые он мог использовать всякий раз, когда встречал индейца, не понимавшего его языка; но услышать, как с ним говорят на чистом английском, было для него неожиданностью. Индеец, очевидно, наслаждался его замешательством, потому что, посмотрев на него с минуту или две, он спросил:

– Вам не кажется, что вы сильно рискуете, придя сюда, чтобы пострелять в этих маленьких птичек, в то время как вокруг вас полно сиу, готовых снять с вас скальп?

– Кто вы? – спросил Гай, наконец справившись с удивлением.

– Я Крылатая Стрела, к вашим услугам, – ответил индеец.

– Да, но я знаю о вас не больше, чем раньше, – ответил Гай. – Вы индеец?

– Чистокровный, – последовал ответ, и жест дикаря показал, что он пробыл среди солдат достаточно долго, чтобы перенять их обычаи: он поднял правую ногу и положил её на луку седла. – Возможно, мой английский вас раздражает.

– Ну, да, признаюсь, что-то такое есть, – сказал Гай, чувствуя себя более свободно. – Где вы так многому научились?

– Я был в Карлайле. Я проучился там восемь лет.

– О, – сказал Гай, испытывая огромное облегчение от того, что его удивление прошло. – Но вы пробыли там недостаточно долго, чтобы перестать быть краснокожим.

– На это ушло бы куда больше восьми лет. Я перенял обычаи белых людей, но не смог забыть, что я индеец. Что вам, парни, здесь нужно? Прерия широкая, и почему бы вам не построить дорогу где-нибудь в другом месте?

Оправившись от изумления, Гай повернулся, чтобы рассмотреть дикаря и его снаряжение. Это был первый индеец, которого он видел вблизи, но, насколько он мог судить по тому, что читал или видел издалека, его снаряжение было типичным для дикарей. Его мокасины, лосины и охотничья рубашка, а также богато украшенный головной убор, который он носил, были работой какой-то скво. В нём было только одно, что хоть как-то говорило о цивилизации – его волосы были коротко подстрижены, как у обычного школьника. Его лицо стало бы для Гая предметом изучения, если бы у него была возможность хорошенько его рассмотреть. Это было благородное лицо, которое он вряд ли ожидал встретить у мужчин или юношей его племени. Гай не мог понять, как такое лицо могло исказиться от страсти. У индейца, конечно, не было при себе оружия. Если бы оно и было, то составило бы компанию «дерринджеру» Гая – укрыто от посторонних глаз.

С индейца – или Крылатой Стрелы, как он себя называл – внимание Гая переключилось на его коня; этот конь заслуживал того, чтобы им восхищаться. Это был небольшой гнедой жеребец, но в нём было что-то такое, что привлекало внимание Гая и доставляло ему огромное удовольствие. Животное стояло довольно спокойно, но его голова была поднята, глаза постоянно бегали по горизонту, и он фыркал всякий раз, когда поворачивался в сторону форта, словно чувствовал там присутствие врага. Гай был рад возможности обратить внимание на Крылатую Стрелу и услышать, что он ещё хочет сказать.

– Эта земля принадлежит Конгрессу, – начал было Гай.

– Прошу прощения, сэр, но Конгресс никогда не имел и не будет иметь права владеть даже пядью этой земли, – сказал индеец, слегка оживившись. – Она принадлежит нам, и мы обязаны её защищать.

– Разве мы не заключили договор с некоторыми из ваших больших людей, чтобы получить право проезда по этой стране? – спросил Гай.

– Но почему вы не прислушались к мнению народа? Красное Облако – большой человек, и он решительно против этого. Вы отбирали у нас одну резервацию за другой, и у индейцев ничего не осталось. Мы думаем поступить так, как поступил бы любой храбрый народ – сражаться за эту страну до тех пор, пока в ней остался хоть один мужчина. Этот дом – все, что у нас есть, и мы не отдадим его, пока не будем разбиты. Вы уже в шестой раз даёте нам обещания, и ни одно из них не было выполнено.

Гай Престон ничего не мог сказать в ответ, потому что знал, что Крылатая Стрела говорит ему правду. Затем индеец рассказал о некоторых из этих договоров и о том, как белые их нарушили; он повторял их, словно читал по книге. Он почти наизусть знал слова Пятнистого Хвоста, вождя индейцев брюле. Он сказал, что Великий Отец сообщил ему, что белые люди хотят «арендовать» у индейцев право прохода, и что данные ими обещания будут действовать в течение пятидесяти лет; но это было неправдой. Следующий договор они заключили с генералом Шерманом, и им сказали, что обещания будут действовать в течение двадцати пяти лет; но это тоже было неправдой. Генерал сказал, что индейцы должны получить всю землю от Белой реки до Миссури, скот, волов и повозки для перевозки брёвен, а также 15 долларов в год, но это было неправдой. Белые никогда не приходили с товарами в руках, чтобы показать индейцам, сколько они получат за землю, которую им велели отдать, потому что тогда их сердца были бы рады; но они получили землю и забыли обо всех своих обещаниях. Крылатая Стрела был увлечён разговором и продолжал говорить целый час, а Гай мог только сидеть и слушать.

– Но мне кажется, что вы совершаете большую ошибку, – сказал он наконец, когда увидел возможность вставить слово. – Зачем вы хотите убить этих солдат? Они не виноваты в том, что кто-то нарушил с вами договор.

– Я прекрасно это знаю, – сказал индеец, выпрямившись в седле и подняв руку над головой. – Но разве вы не знаете, что солдаты – это оплот цивилизации? Поселенцы не пришли бы сюда, если бы не солдаты. Большинство из нас знает, что в конце концов нас будут бить.

– Вы это знаете? Тогда зачем вы надели эту одежду?

– Потому что я обречён погибнуть вместе с остальными. Я бы ни за что не согласился жить здесь, в этой прерии, если бы мы не могли жить так, как раньше.

Гай не знал, что на это ответить. Он думал, что пройдёт много времени, когда Оперённая Стрела и другие, подобные ему, смогут жить так, как они жили до прихода белых. Были бизоны. Было время, когда земля вокруг них была почти чёрной от бесчисленных стад, но все они были уничтожены охотниками на бизонов либо ради шкур, либо просто так, и никакая сила на земле не могла вернуть эти стада. Оперённая Стрела должен был это понять, рассудил про себя Гай и без колебаний сказал ему об этом.

– Бизоны уходят, или, скорее, убегают со всех ног, и вам придётся отказаться от охоты на них и впредь следовать путём белого человека, – серьёзно сказал он.

– Этого никогда не будет, – сказал Крылатая Стрела, и его голос упал почти до шёпота. – Было время, когда мы думали, что сможем убить всех белых людей, и тогда бизонов станет больше; но те из нас, кто бывал в столице страны, знают, что это просто невозможно. Когда исчезнут бизоны, исчезнут и индейцы. Мы обречены.

Гай Престон уже давно это знал, но от индейца это услышал впервые. Крылатая Стрела, казалось, понимал это, и его голос становился хриплым и слабым всякий раз, когда он говорил об этом.

– Ах! Это были счастливые дни, – сказал он, глядя на прерию, словно вдалеке он мог увидеть то, что представлял. – Конечно, я не помню этого, потому что тогда я ещё не родился, но я слышал, как об этом рассказывал мой отец, и я почти вижу, как всё это происходило. Люди подчинялись вождю, охотились на бизонов и были счастливы.

– Да, – сказал Гай. – Вы были счастливы, вставая на тропу войны. Вы, индейцы, всегда сражались.

– Конечно. Это была судьба. Слабый должен уступить место сильному, и именно это мы сейчас и делаем. Индейцы верят, что есть два духа, которые управляют смертными людьми – добрый дух и злой. Добрый дух всё время работает на нас. Он приносит нам всё, что делает человека счастливым. Он приносит нам хорошую погоду, много дичи и победу над нашими врагами. Злой дух – полная его противоположность. Он насылает болезни, прогоняет дичь и делает нас несчастными всеми известными ему способами. Иногда он одерживал верх над добрым духом, и сейчас происходит то же самое. Когда-нибудь добрый дух обернётся и одолеет ЕГО, но это будет уже после моей смерти.

– И как ты думаешь, что тогда произойдёт? – спросил Гай, которому было очень интересно, что скажет индеец.

– Когда это случится, это будет славный день для индейцев сиу, – сказал Крылатая Стрела, воодушевляясь. – Белые будут изгнаны из этой страны навсегда. Я не знаю, как это случится, но это обязательно произойдёт. Бизоны вернутся, и сиу станут хозяевами всего, что видят их глаза.

– Я не доживу до этого дня, – сказал Гай.

– Я тоже не доживу, но это произойдёт так же неизбежно, как то, что мир существует. Но я пришёл сюда не для того, чтобы учить вас своей вере. Вы методист или католик, и, вероятно, умрёте так же. Я пришёл, чтобы предупредить вас.

– Предупредить меня? – переспросил Гай. – О чём?

– Через несколько дней здесь будет резня, и я не хочу, чтобы вы неё попали.

– Могу вас уверить, что буду держаться в стороне, если смогу; но если мне прикажут участвовать, то что тогда?

– Что ж, тогда вам ничем нельзя помочь. Я сделаю то же самое, но вы можете быть уверены, что я не стану стрелять ни в одного бледнолицего. Я видел много хороших белых, пока меня не было здесь, и мне невыносима мысль о том, чтобы видеть, как они погибнут.

– Погибнут? Это случится здесь, на равнинах?

Крылатая Стрела впервые выпрямился в седле и оглянулся. В его движениях было что-то настолько скрытное, что Гай почти невольно сунул правую руку в карман и нащупал свой «дерринджер».

ГЛАВА IV

Талисман

Гай Престон повернулся и посмотрел в ту же сторону, куда смотрел индеец, но не увидел ничего, что подтверждало бы его подозрения. Насколько хватало глаз, в прерии не было ни души, но Гай знал, что это не так. Он знал, что воины сиу находятся недалеко, что, возможно, в эту самую минуту на него или его лошадь направлено ружьё и что его спасает только присутствие Крылатой Стрелы. Его лицо слегка побледнело, а рука, сжимавшая «дерринджер», задрожала, но решимость никуда не делась.

– Если я умру, тебе придётся умереть первым, – сказал он себе. – Я твёрдо на это настроен.

– Я вижу, что вы вооружены, – сказал индеец, быстро обернувшись и увидев, что Гай держит правую руку за спиной. – Это говорит о том, что я верю вам больше, чем вы мне. Что ж, я не знаю, могу ли я вас винить. Вы, ребята, со своими книгами и ораторами каким-то образом вбили себе в голову, что в индейцах нет благородства, но я доказал обратное, придя сюда, чтобы предупредить вас.

– В любом случае, вы странный индеец, – сказал Гай, вынимая руку из кармана. – Вам следовало бы быть белым.

– В некоторых отношениях я белый, но все уроки, которые я усвоил в Карлайле, не заставили меня забыть, кем я родился. Эта страна моя, и те, кто думает так же, как я, увидят конец Крылатой Стрелы, когда мы её потеряем.

– Вы знали, что эта резня вот-вот начнётся, до того, как прибыли сюда? – спросил Гай, который хотел узнать как можно больше о дикарях на равнинах и в школе. – Если так, то я не понимаю, почему ваши учителя не предупредили власти.

В ответ Крылатая Стрела взял в руки маленький мешочек, который нёс перед собой, откинул клапан и сунул в него руку. Вскоре он достал сложенную бумагу и, убедившись, что это то, что нужно, передал её Гаю.

– Это было письмо, которое я получил с приглашением вернуться домой, – сказал он. – Что вы на это скажете?

Гай взял письмо, но не увидел на нём никаких надписей. На левом краю была изображена стрела с оперением, а чуть правее – рука с вытянутым указательным пальцем, словно манящая стрелу, чтобы та скорее прилетела. Справа, чуть ниже этой манящей руки, был изображён индейский вигвам, рядом с которым пасся бизон. Хотя рисунок был явно сделан неопытной рукой, он был настолько простым, что любой мог понять, что это такое. С помощью нескольких цветных карандашей, которые рисовальщик выпросил или одолжил у офицеров форта, он нарисовал изображения разных оттенков, так что они удивительно напоминали природу. На некотором расстоянии ниже было другое изображение – лук и колчан со стрелами, которые другая рука протягивала к Крылатой Стреле, а чуть дальше за ним виднелась лошадь без всадника, грива и хвост которой развевались по ветру.

– Мой отец всё это нарисовал, и для меня это так же ясно, как день, – сказал индеец, внимательно наблюдая за лицом молодого офицера.

– От этой руки что-то красное спускается вниз, – сказал Гай. – Что это должно означать?

– Это говорит о грядущей резне, и он хочет, чтобы я принял в ней участие, – ответил Крылатая Стрела.

– И ты собираешься это сделать?

– Я, наверное, буду в этом участвовать, но пуля из моей винтовки не убьёт ни одного бледнолицего, – сказал дикарь. – Индейская кровь во мне иссякла. Я не могу этого сделать.

– Молодец, – сказал Гай, подъезжая на лошади ближе к Оперённой Стреле и протягивая ему руку. – Держу пари, ты…

– Вы не должны пожимать мне руку, – воскликнул индеец, отступая. – Здесь слишком много наблюдателей.

– Ты хочешь сказать, что за мной сейчас наблюдают индейцы? – воскликнул Гай.

– Конечно, так и есть. С тех пор, как вы перевалили через тот хребет, вы были в пределах досягаемости двух из них.

– Тогда я должен вернуться, – сказал молодой офицер, тревожно оглядываясь по сторонам. – Почему они не убили меня или не взяли в плен? Послушайте! Как вас зовут? У вас должно быть какое-то прозвище, помимо вашего индейского имени, которым вас называли в школе.

– Меня зовут Джон Тёрнер, и ребята прозвали меня Крылатой Стрелой, потому что я был очень быстрым в беге. Я взял себе имя школьного уборщика. Он всегда хорошо относился к индейцам, считал, что с нами плохо обращались, и говорил, что если бы он был президентом, то не позволил бы этому продолжаться. Если бы он был здесь сейчас, мы бы сделали всё возможное, чтобы поймать его, а когда поймали бы, то выслали из этой местности.

– Но зачем вы выбрали МЕНЯ, чтобы предупредить МЕНЯ о резне? Есть много других, кто, как и я, в это не верит.

– И любой из них подошёл бы для этого так же хорошо. С того дня, как вы покинули форт Робинсон в Небраске…

– Вы следовали за нами всю дорогу оттуда? – удивлённо спросил Гай.

Индеец кивнул головой.

– Ну так вы должны были напасть на нас раньше.

– Вас было слишком много. Индейцу не нравится, когда его убивают, так же, как и белому человеку. С тех пор, как вы покинули тот форт, я следил за вами – видите ли, я всегда мог узнать вас по вашей лошади, – и решил, что если смогу застать вас одного, то расскажу вам о предстоящей резне.

– Когда это произойдёт?

– Это произойдёт, когда мы доберёмся до тех из вас, кто не сможет защищаться. Мы убьём пятьдесят или сотню ваших солдат, а затем сделаем с фортом всё, что захотим.

– Ну, чёрт возьми! Когда вы попытаешься это сделать, я надеюсь, что вам за это здорово достанется. – Теперь Гай разозлился и говорил то, что думал. – Американские солдаты – не те люди, которые отступят перед горсткой дикарей, – продолжил он.

– Горстка дикарей! Сколько, по-вашему, их следит за вами днём и ночью? – спросил Крылатая Стрела, сверкнув глазами и нервно сжав руки.

– Ну, полагаю, вас там очень много, но чтобы выбить нас, потребуется больше людей, чем вы можете собрать. Полагаю, вас тысяча.

– Скажите три тысячи, и попадёте в точку. И с каждым днём их становится всё больше. Ещё я скажу вам о таком факте: вы никогда не видели, как сражаются индейцы.

– Это мне известно. Я никогда такого не видел.

– После того, как вы увидите это раз, вам никогда не захочется ещё раз это увидеть. На поле боя страшно смотреть.

– Я видел солдат, которых вы, индейцы, убивали и калечили с тех пор, как мы здесь, и, кажется, кое-что о них знаю. Если вы убили человека, почему бы вам не оставить его в покое?

– Если я вам расскажу, вы не поверите, потому что это часть нашей религиозной церемонии. То, что вы видели – ничто по сравнению с настоящим полем боя. Вы уже уходите? Тогда я попрошу вас вернуть это письмо.

Гай неосознанно крепко сжимал письмо, которое дал ему Крылатая Стрела, намереваясь сохранить его как память о встрече с молодым дикарем, но он был так зол на то, что услышал, что совсем забыл о нём. Поэтому он вернул письмо, сказав при этом:

– Я бы хотел, чтобы вы позволили мне сохранить этот документ, который будет напоминать мне о вас. Если я расскажу о том, что видел и слышал здесь, офицеры будут смеяться надо мной и скажут, что мне всё это приснилось. Я также хочу помнить, что первый индеец, с которым я заговорил, предупредил меня, чтобы я остерегался той резни, которая, по вашим словам, непременно произойдёт.

– Что ж, возьмите его себе, – сказал индеец, немного подумав. – Мне от него нет никакой пользы, а вам оно может спасти жизнь.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы извините меня, если я больше ничего не скажу. Возможно, вы увидите, что у индейца всё-таки есть чувство благодарности.

Гай Престон очень хотел узнать больше о письме, которое спасло ему жизнь, но Крылатая Стрела пришпорил коня и поскакал к вершине холма, за которым находился форт. Гай хотел сказать ему, что ему лучше вернуться, но дикарь ехал, не отрывая взгляда от луки седла и, очевидно, погрузившись в свои мысли. Наконец он остановился и вопросительно посмотрел на Гая.

– Вы не собираетесь забрать свой дробовик? – спросил он.

– Да, когда доберусь до него, – сказал Гай.

– Из вас не получился бы хороший охотник, если бы вы жили на равнинах, – с ухмылкой ответил Крылатая Стрела. – Вот он.

Молодой офицер оглянулся и увидел свой дробовик и птиц в том же положении, в каком он их оставил. Он не забыл поблагодарить Крылатую Стрелу за то, что он показал их ему, и, спрыгнув с лошади и взяв ружьё, сказал:

– Я боюсь, что вы не сможете пройти дальше к форту. У нас есть несколько орудий, нацеленных на этот холм. Я знаю, что они точны, потому что сам помогал их наводить.

– Я остановлюсь, когда буду ещё достаточно далеко, – сказал Крылатая Стрела. – Видите тот маленький пучок травы на холме? Там индеец.

– Боже мой! И я проехал в двадцати футах от этого пучка травы, когда спускался, – заикаясь, сказал Гай. – Что мне делать?

– Двигайтесь прямо и не обращайте внимания. Он вас не побеспокоит. Теперь, думаю, я зашёл достаточно далеко и попрощаюсь с вами. Помните, что я рассказал вам об этой резне. Берегите это письмо в своей форме, куда бы вы ни пошли. Я не должен пожимать вам руку.

Гай Престон так же сильно хотел оказаться по другую сторону хребта, как и его лошадь. Том громко фыркнул, когда в его ноздри ударил несвежий воздух, и даже попытался поскакать к форту во весь опор, но его удержал крепкий повод. Гай слышал, как один из проводников говорил, что его лошадь чует индейца раньше, чем он его видит, и что, когда он разбивал лагерь в одиночку, то всегда чувствовал себя в полной безопасности, пока его конь не начинал проявлять признаки беспокойства, и тогда он считал, что лучше всего спасаться бегством. Гай не стал с этим спорить. Он с некоторым беспокойством попрощался, крепко сжал поводья в руках и бросил тревожный взгляд на пучок травы, но не увидел ничего похожего на дикаря. Наконец показался флаг, а через несколько секунд – бревенчатый частокол, и Гай почувствовал себя в безопасности. Он ослабил натяжение поводьев, и лошадь тут же отреагировала. Молодой офицер сказал себе, что никогда раньше не ездил верхом так быстро. Он подскакал к воротам, отдал честь часовому и спешился перед домом полковника. Теперь он мог вздохнуть с облегчением, потому что на какое-то время был в безопасности.

ГЛАВА V

Выговор

– Ну как, удачно? – сказал Перкинс, который стоял рядом с часовым, когда Гай проскакал мимо, а теперь подошёл, чтобы посмотреть, сколько дичи он добыл во время своей безумной скачки. – Эй! Офицер охраны только и ждёт, чтобы устроить тебе взбучку. Ты же знаешь, что по приказу нельзя врываться в форт галопом, если только за тобой кто-то не гонится. Где ты был? – добавил он, впервые заметив, каким бледным было лицо молодого офицера. – Ты видел кого-нибудь из индейцев сиу?

– Перк, я никогда ещё так не радовался тому, что оказался внутри частокола, – ответил Гай, отдавая свой дробовик другу, снимая шляпу и вытирая пот со лба. – Да, сэр, я видел индейца-сиу и был ближе к нему, чем мне хотелось бы.

– Он в тебя стрелял?

– Нет, но он мне кое-что сказал.

– И что же он сказал?

– Он сказал мне, чтобы я готовился к резне, которая начнётся через несколько дней.

– Ой! Ну и новость! – воскликнул Перкинс. – Скорее всего, любой сиу сказал бы тебе то же самое, не так ли? Иди и придумай что-нибудь другое.

В этот момент подошёл ординарец и, отдав честь, сообщил Гаю, что дежурный офицер хочет немедленно его видеть. Гай передал поводья Перкинсу и пошёл за ним.

– Подожди, пока я получу выговор, и тогда я всё тебе расскажу, – сказал он. – Я говорю тебе правду. Я встретил его на другой стороне холма.

Гай последовал за ординарцем в кабинет дежурного офицера и застал его там одного. Он сердито нахмурился, повернулся в кресле и посмотрел на молодого офицера.

– Я вернулся, сэр, – сказал Гай, прикладывая руку к фуражке.

– Я так и понял, – ответил капитан Кендалл. – Вы дважды не подчинились приказу с тех пор, как ушли.

– Я знаю, сэр, и готов принять выговор, которого заслуживаю за первое нарушение, но если бы вы знали все обстоятельства, то не стали бы ругать меня за второе. Я ничего не мог поделать, сэр. Моя лошадь убежала от меня.

Поведение молодого офицера в сочетании с бледным лицом заставило его начальника подумать, что за этим что-то стоит, поэтому он скрестил ноги, устроился поудобнее в кресле и попросил его продолжить и рассказать, что такого страшного увидел конь. Гай не знал, с чего начать, потому что был уверен, что офицер ему не поверит.

– Я следил за двумя из этих птиц, но вторая улетела от меня и перелетела через хребет, сэр, – сказал Гай.

– Мы прекрасно осведомлены об этом факте, – сказал дежурный офицер. – В тот момент вам следовало бы развернуться и вернуться в форт.

– Я знаю это, сэр, и признаюсь в своей слабости, но меня надолго задержала беседа с воином сиу по другую сторону хребта.

Услышав это, дежурный офицер навострил уши. Он слегка выпрямился в кресле и просто кивнул, как бы говоря Гаю, что тот может продолжать. И Гай продолжил. Он рассказал всё, что произошло во время его разговора с Крылатой Стрелой, не прерываясь на вопросы офицера, а когда закончил, показал ему письмо, которое дал ему юный дикарь. Он объяснил, что красные капли, изображённые на рисунке, падали из руки, которая манила Крылатую Стрелу домой.

– Это говорит о грядущей резне, сэр, – сказал он. – С тех пор, как мы здесь, в форте, они застрелили двадцать наших людей, но Крылатая Стрела говорит, что это ещё не всё.

– Должно быть, они собираются всех нас убить, – сказал офицер.

– Это действительно так, сэр, и он говорит, что если я увижу одно поле боя, то никогда не захочу увидеть другое.

– И он отдал его тебе, чтобы спасти твою жизнь? – продолжил капитан.

– Именно это он мне и сказал, сэр. Он велел мне носить его при себе, куда бы я ни пошёл.

– Возможно, полковнику стоит это увидеть, – сказал капитан после небольшой паузы. – Но мне придётся строго вас наказать за то, что вы перешли на другую сторону хребта.

– Я знаю, сэр. Я должен был вернуться.

– Что ж, в следующий раз, когда полковник будет вам доверять, обязательно выполняйте все приказы в точности. А теперь пойдём и посмотрим, что он скажет по этому поводу.

Гай почувствовал себя лучше, чем когда вошёл в эту комнату несколько минут назад. Капитан Кендалл был известен тем, что «строго наказывал» как офицеров, так и рядовых, которые не подчинялись закону, и до сих пор с Гаем всё было в порядке; но как он себя поведет, когда увидит полковника? Он последовал за офицером в кабинет и огляделся, чтобы найти Перкинса или кого-нибудь из своих соседей по комнате, кто мог бы увидеть его по пути туда. Он увидел Перкинса, который всё ещё крепко держал его коня, и, когда дежурный офицер отвернулся от него, тот снял шляпу и схватился за волосы, словно показывая Гаю, что сейчас ему сделают выговор за то, что он пересёк гребень холма. Офицер назвал себя ординарцу и нашёл полковника расхаживающим взад-вперёд, как это было в последний раз. Полковник повернулся, вытянул руку из-за спины и указал ею на Гая.

– Что вы имели в виду, сэр, влетая в форт так, словно за вами по пятам следуют все сиу? – спросил он.

– Полковник, если вы позволите, я с радостью вам это объясню, – сказал капитан Кендалл. – Вот письмо, в котором всё написано.

– Садитесь, капитан, а этот юноша может постоять, пока я не буду готов с ним поговорить, – сказал полковник. – Где вы взяли это письмо, сэр?

Капитан Кендалл ответил за него, и вскоре хмурое выражение на лице полковника сменилось обеспокоенным.

– В следующий раз, когда мы отправимся за дровами, произойдёт резня, – сказал он, когда капитан всё объяснил. – Мы должны быть готовы к этому. Вы сказали этому парню, что думаете о том, что он перешёл на другую сторону хребта?

– Да, сэр. Я всё ему сказал.

– Тогда можете идти.

Гай Престон не спешил уходить, потому что у полковника было письмо Крылатой Стрелы, которое офицер не спешил возвращать. Гай сидел, не сводя с него глаз, а затем посмотрел на дежурного офицера. Тот подмигнул ему, словно говоря, что всё в порядке, ординарец открыл перед ним дверь, и Гай вышел. Перкинс всё ещё присматривал за лошадью, и Гай направился к нему. По закону офицер не имел права нанимать или назначать рядового в качестве своего конюха, поэтому каждый офицер должен был сам заботиться о своей лошади. Но, несмотря на приказы, это делалось и делается до сих пор. Большинство людей не прочь заработать четвертак за то, что почистят лошадь к параду, и многие монеты, которые зарабатывают офицеры, попадают в их карманы. Они делают это, когда офицера нет рядом. Как только на сцене появляется дежурный офицер или караул, они хватаются за щётки, и офицер застаёт их за работой по уходу за лошадьми. Перкинс оставался бы там до седых волос, потому что Гай столько рассказал ему о своих приключениях, что ему захотелось услышать ещё, и он знал, что тому пришлось бы прийти туда за своей лошадью. Он собрал вокруг себя остальных соседей по комнате, и все они с нетерпением ждали появления Гая.

– А вот и он, – воскликнул Артур Бригам, один из четверых недавних выпускников «Пойнта». – Сейчас мы заставим его признаться в том, что он выдумал всю эту историю.

– Ты не заставишь меня взять обратно ни единого сказанного слова, – сказал Гай, забирая поводья и дробовик из рук Перкинса. – Пойдём со мной, я вытру свою лошадь и всё вам расскажу.

– Но, Гай, ты действительно видел индейца и разговаривал с ним? – спросил другой.

– Говорил; это так же точно, как то, что ты ростом больше фута. Он прекрасно выглядел и говорил по-английски лучше меня.

– Да уж, заливай, – сказал Артур. – Какие у него были возможности выучить английский?

– Он сказал, что ходил в школу уже восемь лет. Он наизусть помнит все договоры.

– О, ну что ж, это всё объясняет. Как он был одет?

Пока Гай вёл свою лошадь к конюшне, его засыпали такими вопросами, что он и не заметил, как солдат, который время от времени заменял ему конюха, взял у него из рук поводья, подвёл лошадь к стойлу и снял с неё седло и уздечку. Гай оперся на своё ружьё, а остальные молодые люди, кроме Перкинса, столпились вокруг него, чтобы послушать продолжение его истории. Перкинс остался у двери, чтобы следить за плацом. Он не собирался позволять дежурному офицеру застать солдата ухаживающим за лошадью Гая.

– Начни с самого начала и расскажи нам всё, – сказал Артур. – Ты говоришь, он был умным парнем?

– Самым умным из всех, кого я когда-либо видел закутанным в шкуру индейца, – сказал Гай. – Он отдал мне честь, как будто всю жизнь прослужил в армии, и от языка, на котором он говорил, у меня перехватило дыхание. Я не знал, что ему ответить.

– Смотрите, ребята, – прошептал Перкинс, – вон идёт Кендалл.

Юноши исчезли, словно по волшебству. Гай снял мундир, взял щётку из рук солдата и, насвистывая, принялся чистить свою лошадь; остальные пошли кто осматривать уздечки, кто внимательно осматривать своих кляч, и больше никто не произнёс ни слова. Капитан Кендалл вошёл, молча прошёл вдоль всей конюшни и вышел; но как только он исчез, солдат взял щётку, а молодые офицеры снова собрались вокруг Гая. Они ни словом не обмолвились о шутке, которую сыграли с капитаном Кендаллом. Такие сцены случались каждый день.

– Что было в том письме, которое он тебе дал? – спросил Перкинс.

– Это письмо мне не поможет, – ответил Гай с недовольным видом. – Оно осталось у полковника, и, думаю, он собирается его сохранить.

– Нет, если это спасёт тебе жизнь, – сказал один из его соседей по комнате.

– Но как это случится? Сначала я должен попасть в руки сиу, а я не хочу этого, ей-богу. Я не забыл тех людей, которых они убили.

– Я скажу тебе, что нужно сделать, – сказал Перкинс. – Давай сходим к Сайрусу. Он скажет, есть ли в этом смысл.

Юноши решили так и сделать, и когда солдат закончил чистить лошадь, они вышли и направились к квартире проводника.

ГЛАВА VI

Пучок шалфея

– Кстати, – сказал лейтенант Перкинс, не успев пройти и нескольких шагов по дороге, – кто этот молодой человек, Крылатая Стрела, или как там его зовут? Он был богато одет?

– Не понимаю, какое отношение к этому имеет его одежда, – сказал Артур. – Конечно, он был богато одет, даже если на это ушли все его деньги до последнего цента. Индеец наденет на себя всё, что у него есть, даже если у него пустой желудок.

– Этот парень не такой, говорю вам, – сказал Гай. – Из всей его одежды я разглядел только кожаную рубашку, и она была так аккуратно сшита, что какой-нибудь индианке потребовался бы на такую работу год или больше. Я видел его штаны или ту их часть, которая не была прикрыта леггинсами, и они были из самого дорогого сукна, намного лучше тех, что носим мы – мы, кавалерийские лейтенанты, получающие по 1500 долларов в год.

– Интересно, богат ли его отец, – сказал Перкинс.

– Точно! – воскликнул Гай. – Я знал, что что-то забыл. Я и не подумал спросить его, кто его отец.

– Здесь ты ошибся, – сказал Артур. – Он, должно быть, человек, пользующийся некоторой известностью в племени, иначе его сыну не позволили бы встретиться с врагом на передовой. Ты говоришь, что сиу все время следили за вами?

– Да, и он показал мне, где прячется один из них, но с таким же успехом можно искать иголку в стоге сена, как пытаться его разглядеть. Однако мой конь учуял его, и именно поэтому он так поскакал.

К этому времени юноши добрались до квартиры проводника и там увидели мужчину, которого искали, сидящим на пустой коробке из-под крекеров и курящим трубку. Правильнее было бы сказать «юношу», потому что Сайрус был примерно их возраста. Никто не знал, как его зовут на самом деле, было ли «Сайрус» его именем или фамилией, и, поскольку он на эту тему не распространялся, никто его об этом не спрашивал. Он родился на равнинах, потому что никто из родившихся в других местах не смог бы так многому научиться; и юноши по секрету рассказывали друг другу, что за этим стоит какая-то история. Он был достаточно разговорчив, когда беседа заходила на другие темы, но как только они пытались выяснить, кто его родители, Сайрус замолкал и больше ничего не говорил. Он был очень дружелюбен со всеми молодыми офицерами, принимал сигары и табак, которые они ему предлагали, и помогал им, когда они отправлялись на разведку за индейцами; но вопрос о том, кто его отец, оставался без ответа. Он был выше любого юноши в отряде, а мускулы на его руках были такие, что этому можно было только удивляться.

– Привет! – сказал он, вытряхивая пепел из трубки и набивая её заново. – Гай получил выговор. Я это ясно вижу. Почему ты не послушался приказа адъютанта и не вернулся, когда твоя дичь улетела за холм?

– Ну, на сей раз ты ошибся, – сказал Гай. – Я объяснил дежурному офицеру, почему не вернулся, и он сказал, что в следующий раз, когда полковник доверит мне что-то, я должен буду сделать так, как мне велят.

– Кендалл сегодня дежурный офицер, не так ли? – ответил Сайрус. – Я впервые слышу, чтобы он так легко отпускал молодого офицера. Должно быть, ты что-то там видел.

– Да, так и есть, и я хочу знать, слышал ли ты когда-нибудь или видел ли что-нибудь, всё равно что именно, что было дано белому человеку, чтобы спасти ему жизнь, если он попадёт в руки сиу?

– Конечно, видел, – ответил Сайрус.

– И что это было? – спросили все юноши одновременно.

– Ты нашёл такую вещь?

– Нет, но мне кое-что дали. Это было письмо, которое отец Крылатой Стрелы написал ему, чтобы тот вернулся домой.

– Где же это письмо?

– Полковник взял его, и я не знаю, собирается он его вернуть или нет. Должен сказать, его тоже здорово зацепило. В нём говорится о резне, которая вот-вот случится. Полковник говорит, что в следующий раз, когда мы пойдём за дровами, нам нужно быть начеку.

– Я знаю почти всех сиу, которые есть в этом лагере, но никогда раньше не слышал о Крылатой Стреле, – сказал Сайрус. – Как он выглядел? Расскажи мне всю историю этого письма, а потом я расскажу тебе ещё кое-что

Гай снова начал рассказывать свою историю, и Сайрус, казалось, воспринимал всё как должное, потому что не выказывал удивления ничему из того, что говорил ему молодой офицер. Когда Гай закончил свой рассказ, Сайрус закурил трубку и сел, положив локти на колени и задумчиво глядя в пол.

– Похоже, что у нас, молодых офицеров, есть друзья в лагере сиу, о которых мы даже не подозревали, – сказал Гай, подождав, пока Сайрус что-нибудь скажет. – Они не хотят, чтобы нас всех убили.

– Что ж, это разумно, – сказал Сайрус. – Этот Крылатая Стрела все эти восемь лет, как вы говорите, находился под руководством белых людей и не хочет, чтобы кто-то из вашего племени пострадал. Это письмо спасёт жизнь любому, кто попадёт в руки сиу.

– Так это действительно так? – спросил Артур, который, как и все остальные, был очень удивлён.

– Да, сэр, я знаю, что это так, – решительно сказал Сайрус. – Меня однажды спасла простая веточка шалфея, которая была у меня в кармане.

– О, давай, расскажи нам всё, – хором попросили юноши, взглядом ища, где можно было бы присесть. – Не понимаю, что такого могло быть в веточке шалфея, что могло спасти тебе жизнь.

– Это недлинная история, так что до ночи она не затянется, – ответил Сайрус. – Знаете, я всегда был дружелюбен по отношению к индейцам; сиу они или пауни, мне всё равно, потому что я сам живу почти как они. Примерно два года назад у нас была война с сиу – из-за какой-то земли, конечно, и я отправился на разведку, чтобы посмотреть, что я смогу найти. Тогда я не был приписан ни к какому форту. Однажды я услышал, как наши ребята и сиу устроили грандиозное сражение, но я не подходил к полю боя, пока всё не закончилось. На следующий день я поднялся туда и узнал, что наши победили. Мёртвых и раненых индейцев похоронили там, где они пали, а наши люди исчезли. Их унесли наши товарищи, чтобы краснокожие не могли выкопать их и изуродовать.