Читать онлайн Алекс Бринер. Последний ранг. Том 3

Книга 3. Эпизод 1.

Я и Волот стояли посреди туннеля червоточины.

Никто из нас не бросался в схватку, хотя от неё мы были на волосок. Нас обоих останавливало что-то такое, что сложно описать словами.

Недосказанность?

Осторожность?

Любопытство?..

Вокруг клубился тёмный эфир, пахло прелой гнилью, еле слышно потрескивали грязные нити в сводах туннеля, с потолка капало чёрным и тягучим, а мы просто стояли и смотрели друг на друга.

– Хочешь, расскажу тебе забавную историю, Коэд-Дин? – холодно произнёс Волот, без тени улыбки.

Сейчас мне было плевать, насколько забавно будет то, что он расскажет – я был готов выслушать любые бредни, пока не получу ответы насчёт тёмного эфира: как и зачем он был создан, каковы его тайные свойства и самое главное – как его уничтожить.

Не дождавшись от меня реакции, Волот пожал плечом и продолжил так же холодно и сухо:

– Однажды, много лет назад, ещё в прошлом веке, жили-были на свете два мага. Назовём их «злодей» и «герой». Первый маг был упорным юнцом в погоне за возвышением. Индивидуалист. Он стремился только к собственному магическому развитию, к собственному величию. Этого юнца звали Гедеон Андреевич Бринер. Второй же маг был старым мастером крови и лекарем. Он стремился к тому, чтобы все люди на планете достигли наивысшего магического развития. Звали того мага Волот Чернобог. Это имя он дал себе сам, как только научился говорить. Он не хотел быть просто великим магом, как Гедеон Бринер. Нет. Он хотел сделать великими магами других. Чуешь разницу?

Волот замолчал, опять ожидая от меня реакции.

– Ты переоцениваешь свою добродетель, – бросил я.

– Нисколько, – ответил Волот. – Ты ведь хочешь узнать мои тайны, верно? Не зря же заманил меня сюда. Тогда наберись терпения.

Я ничего не ответил.

Мы оба знали, что на разговоры у нас имелось много времени – ровно до того момента, пока я намеренно не потревожу червоточину, и она не начнёт трястись и закрываться.

Так что Волот мог болтать, сколько вздумается.

Я не собирался выпускать его отсюда, пока он всё не расскажет, причём в любом виде: в виде сказок, забавных историй, стихотворений или глупых анекдотов.

– Так вот, – наконец продолжил Волот, видя, что я молчу и не свожу с него глаз. – Тот самый злодей по имени Гедеон поднял руку на старого мага крови, считая, что совершает благороднейший поступок на свете. Да, своё дело он сделал: отрубил магу голову. В тот момент Гедеон искренне считал, что это финал его войны. Но убитый им старый маг знал точно: это только начало. Всего лишь начало.

– Начало чего? – таким же холодным тоном уточнил я.

Волот посмотрел на меня долго и пронизывающе.

Блеклые стариковские глаза графа Латынина блеснули красным и оживились.

– Начало того, что я называю Магической Эволюцией, – ответил Волот. – Ты своим собственным мечом открыл мне не только путь перерождений и вечной жизни, но ещё и сподвиг меня на мои свершения. Именно в тот момент ты стал моим заклятым врагом и проводником в будущее. Лично ты, а не твой род. Не спорю, что твой отец тогда разгромил мою армию, и я по праву считал врагом именно его. Но не он отрубил мне голову.

– Что это за Магическая Эволюция? – в лоб спросил я. – Что это значит? Говори прямо.

Всё же надо было его поторопить.

Я мог удерживать Волота в червоточине, сколько угодно, но имелась другая проблема.

Тёмный эфир.

Как бы хорошо я ни сопротивлялся его влиянию, он всё плотнее окружал меня в попытках проникнуть в тело, чтобы в итоге истощить мои магические запасы, а потом и добить физически.

Волот сразу почуял, что со мной что-то не так, хотя на моём лице не дрогнул ни один мускул.

Он поднял вверх указательный палец и сделал им короткое движение, будто закручивал воронку смерча. За его пальцем послушно последовали клубы тёмного эфира, действительно образуя что-то похожее на воронку.

– Посмотри, какой он податливый, – произнёс Волот, любуясь собственным изобретением. – Если я захочу, то атакую тебя этим эфиром. Даже твоя духовная практика тебе не поможет. Не спорю, ты неплохо справляешься, но вряд ли сможешь совладать с самим создателем тёмного эфира. Кто тебя научил так сопротивляться его влиянию? Кто-то из нео-расы? Среди них есть неплохие духовные практики. Вейги, например. Но скажу тебе по секрету: в этом плане нет никого лучше эмпиров и ка-хидов, только ни те, ни другие не могут попасть к нам на Палео-сторону. Ка-хидов не пускают, а эмпиры не едут сами. Так кто же научил тебя сопротивляться тёмному эфиру? Вейга какая-нибудь, да?

Я не ответил, продолжая внимательно следить за всеми движениями Волота.

Он оглядел меня сверху донизу, очень внимательно оглядел, после чего усмехнулся.

– Какой же ты всё-таки тщедушный, Гедеон. Тебе с каждой минутой всё сложнее справляться с давлением тёмного эфира, не так ли? Он пробивает твою защиту и подтачивает её, как термит. А лучше сказать, миллионы термитов. Миллионы маленьких зубастых термитов грызут сейчас твою духовную броню. Или я не прав?

– Что за Магическая Эволюция? – повторил я, цедя слова сквозь зубы.

Волот вздохнул.

– Хочешь, чтобы я рассказал тебе всё и сразу? Надеешься, что я испугаюсь тебя в этой яме и всё выложу? Ты, конечно, хитрый сукин сын и обвёл меня вокруг пальца, но тебе всё равно ничего не изменить. Не для того я создавал тёмный эфир, чтобы кто-то смог его уничтожить. Особенно ты. А хочешь знать, какой будет финал у нашей забавной истории?

Волот перестал накручивать воронку эфира на палец, опустил руку и шагнул ко мне.

– Тёмный эфир, с которым ты так борешься, Гедеон, изменит Землю навсегда. Он не уничтожит её, а усовершенствует. И знаешь почему это неизбежно? Потому что тёмный эфир невозможно уничтожить. Прими это как данность. Никто не сможет уйти от тёмного эфира. Даже я сам, если бы вдруг захотел. Тёмный эфир – это неминуемое и прекрасное будущее нашего мира, новый этап развития человека. Вот что я называю Магической Эволюцией. Мутанты с сильнейшей магией, которой раньше не было. Новая форма жизни. Нео-расы вместо хрупких людей. Правда, вейги и лювины, скорее всего, не выдержат давления тёмного эфира, а вот эмпиры и ка-хиды станут венцом Магической Эволюции. Разве это плохо?

Я окинул взглядом туннель, заполненный чёрным туманом.

Тёмный эфир медленно и умиротворённо клубился вокруг нас, и я невольно представил, как эта угольная мгла наполняет оставшуюся половину Земли, всю Палео-сторону, как планета полностью погружается в мутационный хаос, как меняется её облик, как рушится человеческая цивилизация, и как на её руинах рождается что-то новое, уродливое и жадное.

– Зачем? – прямо спросил я у Волота. – Чего ты добиваешься? Зачем рушить людскую цивилизацию? Ты ведь тоже человек.

Волот хмыкнул и задал мне встречный вопрос:

– Ты видел когда-нибудь эмпиров или ка-хидов?

Я покачал головой.

– Нет, не видел.

Зная, что существуют четыре нео-расы – вейги, лювины, эмпиры и ка-хиды – я никогда не видел двух последних. Лишь читал о них редкие заметки. Это были плохо изученные расы с Нео-стороны. Особенно эмпиры – самые закрытые и неизведанные существа тёмной половины Земли.

– Эти создания совершенны, – со странным удовольствием произнёс Волот. – Если бы ты их видел, то согласился бы со мной. Вейги и лювины по сравнению с ними – лишь переходные мутационные формы. Они не интересны с точки зрения эволюции.

– А люди? – нахмурился я.

– А люди… – пожал плечом Волот, – люди уже давно устарели. Их магический потенциал слишком низок. Но это хорошая база для новых рас. Тёмный эфир поможет природе создать самые совершенные существа во Вселенной. Они смогут развивать магию до бесконечности, покорять космос, время и пространство. По сути, все нео-расы – это бывшие люди. Более совершенные и сильные.

Он задрал голову, посмотрел на клубы тёмного эфира и внезапно спросил совсем о другом:

– А ты, кстати, уже догадался, кто именно создал червоточины с тёмным эфиром? Все эти пространственные ямы, в одной из которых мы с тобой сейчас стоим. Кто их создал? Злодей или герой?

Он перевёл взгляд на меня и добавил:

– Ты же понимаешь, что это не я? На момент создания этого чудного пространственно-временного явления мне такое было не под силу. На тот момент только один маг обладал настолько великим даром, который бы позволил создавать подобные червоточины. Это ведь маленькие закрытые миры, созданные из одного изначального мира. И все они реальны, но очень хрупки. В связи с этим я расскажу тебе ещё одну забавную историю, Гедеон Андреевич. Хочешь?

Меня пробрал мороз от его слов.

Во-первых, меня уже давно не называли Гедеоном Андреевичем.

А во-вторых, я уже давно и без Волота понял, кто именно создал червоточины. Все, какие есть. И с тёмным эфиром – тоже.

– Жил-был мальчик по прозвищу Коэд-Дин, – продолжил Волот уже не таким холодным тоном, а даже как-то по-отечески. – Он оказался злодеем, как мы уже выяснили. И однажды, уничтожив одного великого мага крови у подножия Хибинских гор, наш злодей решил развить своё мастерство до наивысшего ранга. До тринадцатого. Этот парнишка был до тошноты тщеславен и упорен. Через шесть лет он достиг-таки последнего наивысшего ранга и открыл в себе некий дар, настолько великий дар, что сейчас о нём даже вспомнить не способен, не то что повторить. И в момент своей наивысшей богоподобной силы Коэд-Дин создал два типа червоточин: с чистым эфиром и с тёмным. Мне продолжать?

Волот сделал паузу.

Он ждал, что я хоть что-то на это скажу, но я опять промолчал, продолжая внимательно наблюдать за своим противником.

Волот улыбнулся.

Теперь и улыбка у него стала отеческая: снисходительная и заботливая. Будто он смотрел на глупого недоросля, который случайно разбил семейную вазу.

Неторопливо и веско он продолжил свой рассказ:

– Итак, наш злодей создал два вида червоточин. Те, что с чистым эфиром, сохранили в себе источники, все пятьсот. Коэд-Дин вырвал их из бытия и заключил в отдельные пространственные карманы, где завязло время. Тот самый день, когда мальчик получил наивысший ранг и обрёл сверхсилу. Шестнадцатое мая тысяча восемьсот пятидесятого года, четверг после полудня. На последнем ранге наш злодей обрёл дар не просто видеть сквозь время, но и играться с пространством. И этот мальчишка что-то увидел в будущем. Что-то страшное. И тогда он спрятал источники чистого эфира и защитил их от вторжения. Но на этом не остановился. О нет. Наш злодей не из таких!

Волот тихо рассмеялся.

Я же спокойно продолжал его выслушивать. За этим я, собственно, и остался с ним один на один.

– Наш злодей создал ещё и другой тип червоточин, – уняв смех, добавил Волот. – С тёмным эфиром. Но возникает вопрос: как он это сделал, если о тёмном эфире ничего не мог знать заранее? Всё просто. Раз Коэд-Дин получил дар видеть сквозь время, то он увидел и тёмный эфир, который создал я. И тогда наш злодей не придумал ничего умнее, как создать ещё один тип пространственных карманов. В них запечатлено будущее. То самое, которое он увидел, и что его ужаснуло. Скажи мне, Гедеон Андреевич, так ли это? Именно в таком кармане мы сейчас находимся, верно? И какой это год, не подскажешь?

Он уставился на меня, сверля взглядом.

Вот так, в виде сказочки от Волота, я услышал то, чего бы не хотел произносить вслух.

Да, на тринадцатом ранге, о котором я ничего не помню, именно я и создал червоточины. Все, какие есть: и те, что с чистым эфиром, и те, что с тёмным. Одни запечатлели прошлое, а другие – будущее.

В памяти сразу всплыло то, как я впервые побывал в червоточине с тёмным эфиром и увидел Изборск будущего. Там не было людей, лишь мутанты из нео-рас – уродливые вейги.

Какой тогда был день из будущего?

Я вспомнил, как заходил в магазин с вывеской «Мануфактура Севера. Механические люди» и видел надпись на одном из мехо-големов:

АКЦИЯ ДО КОНЦА ИЮЛЯ 1960 ГОДА!

УСПЕЙТЕ КУПИТЬ ВЫГОДНО!

То есть в той червоточине было запечатлено будущее, которое наступит через десять лет. Именно его я и увидел, когда повысил свой последний ранг и о котором сейчас ничего не помню.

Возможно, эти червоточины были подсказкой для меня самого, перерождённого и ничего не помнящего.

Возможно, чтобы не допустить этого будущего, я отвёл себе десять лет. За это время мне предстояло всё исправить, вновь вернуть то, что я разрушил когда-то, подготовиться, набраться сил и снова поднять ранг до последнего. Теперь главное – правильно распорядиться этим временем.

– Ну так что, Коэд-Дин? – Тихий голос Волота выдернул меня из размышлений. – В этих червоточинах запечатлено будущее, я ведь прав?

Да, он был прав, но я опять ему не ответил.

Вместо этого спросил:

– Почему ты так стремишься попасть в червоточины с чистым эфиром? Что тебе там нужно? Забрать хоть один источник? Что это тебе даст?

Волот тоже не ответил на мой вопрос. Лишь загадочно улыбнулся.

Тогда я решил пойти другим путём.

– Что ж, да, ты прав. Прямо сейчас мы с тобой стоим в туннеле, который ведёт в будущее. То самое, которого ты добиваешься, но которого ещё не произошло в реальности. Так почему бы нам не посмотреть, что это за будущее? Хочешь прогуляться? К тому же, ты бы смог наглядно показать мне, ради чего создавал тёмный эфир. Посмотрим, к чему привела твоя Магическая Эволюция.

Волот перестал улыбаться.

Моё предложение вызвало у него тревогу, однако и интерес вызвало не меньший.

– Ты опять пытаешься меня перехитрить? – сощурился он.

Волот выглядел уверенным, но всё равно не смог скрыть напряжения.

Мой враг не знал наверняка, что нас ждёт, как только мы проникнем в червоточину дальше. Какое это будет будущее? С чем мы столкнёмся? Что увидим?

На самом деле этого не мог знать никто.

Я лишь понимал, что это будет тот самый июль 1960-го года. Будущее через десять лет и то самое место, где мы проникли в червоточину – то есть территория рядом с дворцом графа Соломина, близ Петербурга. Но никто бы не смог сказать наверняка, что стало с этим дворцом в будущем через десять лет. Возможно, он давно разрушен, а теперь там руины, выжженная земля или кладбище.

Пока я смотрел на Волота, тёмный эфир туннеля всё сильнее давил на меня.

Он лёгким туманом касался кожи и тут же отступал назад. Как живой, он всё ещё пытался пробить брешь в моей магической обороне, однако моё сопротивление было довольно сильным. Спасибо вейге Азель и её урокам.

Сам же Волот, казалось, не замечал тёмного эфира и его влияния. Всё же он был его создателем.

Однако кое-что мне бросилось в глаза, хоть виду я не подал.

Тёмный эфир окружал Волота точно так же, как меня. Точно так же туман касался его тела и отступал, натолкнувшись на сопротивление и магическую оборону.

Это было странным.

Выходило так, что Волот – создатель тёмного эфира – сам применял духовную практику, чтобы не дать своему же оружию на себя воздействовать. А может, мне показалось. Необычную догадку надо было проверить.

– Ну так что? Прогуляемся? – переспросил я.

– Ладно, уговорил, – наконец согласился Волот. – Прогуляемся в наше прекрасное будущее.

Он повёл плечами, и тёмный эфир снова отпрянул от его тела, заклубившись над головой.

Мы отправились дальше по туннелю. Сквозь тёмное марево эфира, мимо стен, увитых цветными тусклыми нитями, прямиком к живой мембране, открывающей вход в червоточину – в самое её чрево.

Не знаю, о чём в этот момент думал Волот, но я думал о том, что уже совсем скоро узнаю тайны не только своего врага, но и свои собственные. Тайны, принадлежащие тому самому Коэд-Дину, который достиг последнего ранга.

Моё воображение даже нарисовало картину того, как тот Коэд-Дин, далёкий, могущественный и загадочный, смотрит на меня откуда-то сверху и ждёт, что я сделаю всё правильно и приду туда, куда он меня ведёт.

Остановившись у мембраны-перегородки, я покосился на Волота.

– Не боишься разочароваться в своём прекрасном будущем?

Тот нахмурился, не глядя на меня, а внимательно рассматривая мембрану.

– Нет, не боюсь. Блажен тот, кто ничего не ожидает, ибо он никогда не будет разочарован. Слышал такое выражение?

– Это точно не про тебя, – усмехнулся я.

– И не про тебя, – быстро среагировал тот.

Я не стал с ним спорить и прикоснулся к мембране ладонью.

Волот быстро перевёл взгляд на меня, следя за каждым моим движением: за тем, как моя рука проникает сквозь мембрану, а потом – как я сам начинаю проходить сквозь перегородку, приняв образ Призрака.

В этот момент в глазах Волота читались разные эмоции: от искреннего азарта до тихой злобы из-за того, что это не его собственная рука проникает в чей-то пространственный карман.

Я не стал на него больше смотреть, а прошёл сквозь преграду полностью. Волот остался в туннеле, чтобы дождаться открытия мембраны, поэтому у меня имелось немного времени, чтобы оглядеться.

И, как всегда бывало при попадании в очередную червоточину, здесь меня ждал большой сюрприз. Такой, что я невольно замер, пытаясь осознать всю грандиозность этого сюрприза.

Магическая Эволюция.

Да, это была она.

Только не та, о какой грезил Волот.

Книга 3. Эпизод 2.

Я ожидал увидеть примерно то же самое, что уже видел в другой червоточине с тёмным эфиром: пропитанную чёрным туманом местность, мутантов и останки людской цивилизации.

Но нет.

Моим глазам предстал огромный футуристический мегаполис, пульсирующий жизнью и работой. Жужжащий, как организованный пчелиный рой.

Энергичный, яркий, правильный и… прекрасный?..

Узнать в этом месте пригород Петербурга и территорию дворца графа Соломина было невозможно. Тут всё было другим: от архитектуры до запахов и мелодичного городского шума.

На месте дворца теперь тянулась аллея из гигантских деревьев. Их сочно-зелёные кроны распространяли приятный аромат и наполовину закрывали ближайшие небоскорёбы разных форм из стекла и бетона.

Аллея уходила вдаль, прорезая собой мегаполис. А дальше, до самого горизонта, высились ещё более исполинские здания, ещё более зелёные кроны деревьев, шумел ещё более энергичный и живой мир.

Я замер с открытым ртом, разглядывая всё это.

Да, тёмный эфир здесь имелся, но он был не таким густым, как в туннеле. Чёрный смог неподвижно и низко висел над городом, как свинцовые облака, однако никаких мутантов тут не было и в помине. Ни смерти, ни уродства, ни вони.

Но кое-чего тут тоже не хватало.

Людей.

Ни одного человека я не увидел, хоть мегаполис и шумел тысячами АЭ-Роптеров. Те организованно летали по воздушным маршрутам, быстро и с одной скоростью, как в едином организме, будто сновали не машины, а кровь неслась по сосудам и капиллярам, нисколько не мешая друг другу и обеспечивая жизнь всему городу.

Всё здесь было идеальным.

Правильным.

Абсолютно всё.

Ни одной трещины на асфальте, ни одной ненужной линии.

Но мои глаза всё равно пытались найти в этой идеальной картине хоть одного человека. Или хотя бы кого-то из нео-рас: вейгу, лювина, да кого угодно! Кого-то живого и разумного. Ведь неразумный не смог бы создать в будущем то, что я сейчас вижу.

Пока я разглядывал город, сверху ко мне устремился тёмный эфир.

Он, как сумрачный спрут, потянулся к моей коже туманными щупальцами – к лицу, рукам, шее. И снова я ощутил, как он начинает давить на меня и прощупывать в попытке найти слабое место и проникнуть внутрь, к магическому резерву.

Я глянул на свой эхос на руке.

Устройство исправно работало и сразу же показало мне все параметры моего состояния. Здоровье было в норме, да и никаких признаков магического истощения не наблюдалось.

Я всё ещё неплохо сопротивлялся влиянию тёмного эфира, но надо было постоянно следить за эхосом, чтобы не довести себя до полуобморочного состояния, как уже было в другой тёмной червоточине.

Что ж, ладно.

У меня ещё имелось время.

Я спрятал эхос за рукавом пиджака. В этот момент за моей спиной открылась мембрана. Волот наконец дождался, когда перегородка впустит его внутрь червоточины, и он увидит будущее своими глазами.

И первое, что я услышал от Волота, было возгласом такого же удивления, какое я и сам сейчас испытывал.

– Бог мой! Коэд-Дин! – выдохнул Волот, даже не пытаясь скрыть эмоции. – Ха-ха! Это даже лучше, чем я себе представлял!

Он подошёл и встал рядом со мной, пожирая глазами мегаполис будущего, не такого уж далёкого.

Ни я, ни Волот при этом не сделали ничего, чтобы побеспокоить это место. Никому из нас не хотелось нарушать мирное течение странного хрупкого будущего, существующего само по себе. Это как сунуть палку в муравейник или капнуть дёгтя на пчелиные соты. Возможно, от такого вмешательства место не погибнет, зато перестанет быть идеальным.

Я даже поймал себя на мысли, насколько больно представлять, как эта червоточина закрывается, и этот прекрасный город рушится, здания валятся вместе с деревьями, АЭ-Роптеры падают, асфальт крошится. И всё это происходит только потому, что мы сюда вошли.

Впервые мне не хотелось уничтожать червоточину, даже с тёмным эфиром.

Будь моя воля, я бы вообще оставил её в покое и ушёл отсюда.

Но если это будущее должно было хоть что-то для меня прояснить, то предстояло его исследовать. Жаль только, что со мной сейчас не было Абубакара, он остался наверху, так что мне предстояло самому изучить это место или хотя бы часть его. Всё, что успею изучить, пока тёмный эфир не пробьёт мою магическую оборону и не начнёт меня истощать.

– Тебя не удивляет, что мы не увидели ни одного представителя нео-рас? – спросил я у Волота. – Ни вейгу, ни лювина, ни даже твоих хвалёных эмпиров или ка-хидов. Где они все?

Волот покачал головой, продолжая с жадностью изучать открывшийся вид.

Мне даже показалось, что этот кровавый ублюдок выглядит счастливым. Настолько счастливым, что не может сдержать блаженной улыбки и слезинок в уголках глаз.

Посмотрите, какой сентиментальный сукин сын!

– Они здесь, Коэд-Дин, – наконец ответил Волот. – Должны быть здесь. Ведь кто-то же создал всё это. Скорее всего, тут живут именно эмпиры. Хотя неважно, кто здесь живёт. Все нео-расы – мои дети, моё творение. А тёмный эфир – это прекрасно. Потому что не всегда то, что кажется плохим, плохо на самом деле. И не всегда то, что кажется хорошим, таковым является. Посмотри на это!

Он глянул наверх, окидывая взглядом чёрный смог над городом.

Я даже головы не повернул, продолжая внимательно изучать все реакции Волота, слушать всё, что он говорит, и даже провоцировать его на откровения.

– Ты серьёзно веришь в то, что здесь живут мутанты из нео-рас? – спросил я.

– А ты не веришь? – вскинул брови Волот. – Ну не люди же тут живут, в конце концов! Они бы не выжили. Нет, Коэд-Дин. Это новая эпоха. То, что мы тут видим – это и есть начало Магической Эволюции. Первые шаги в лучший мир. Разве это не прекрасно?

Даже задавая мне вопрос, он безотрывно смотрел на город.

Не знаю, как бы выглядело его восхищение, если бы он находился в своём теле, но в теле графа Латынина Волот будто помолодел лет на двадцать. Его старческую усталость разом сменила молодецкая удаль.

Он вскинул руки к грузному туманному небу.

– Да ты только посмотри на это! – опять повторил он и наконец перевёл взгляд на меня. – Жаль, что это всего лишь червоточина. Но чтобы добиться этого в реальности, мне нужна моя отрубленная голова. Надеюсь, теперь ты отдашь её мне? А заодно скажешь своей подружке, чтобы она объединила мою голову с телом. Ты сделаешь это?

Я смерил Волота хмурым взглядом.

Его энтузиазма во мне не зародилось даже близко, потому что я не до конца понимал, как тёмный эфир мог бы сделать то, что сейчас мы видим в этой червоточине.

Судя по размеру мегаполиса, этот пространственный карман был огромным, просто гигантским, и его процессы можно было взять за некий черновик, за мета-город, который отображает то, что могло бы произойти в настоящем мире, но ещё не произошло.

По большому счёту, каждая отдельная червоточина – это отдельный осколок настоящего мира. И именно этот осколок мне захотелось изучить более тщательно, чем я обычно делал.

– Ладно, оставим лирику. Пройдёмся, – сказал я и отправился дальше, вдоль аллеи.

– Я уже говорил, что ты мой проводник в будущее? – поинтересовался Волот, догнав меня и зашагав рядом.

– Говорил, – суховато бросил я.

Мне бы не хотелось сейчас ни разговаривать, ни разгуливать по червоточине с таким опасным сопровождающим, как Волот, но я понимал, что придётся это сделать.

Во-первых, надо было увидеть, что здесь происходит, и добиться от Волота внятного рассказа.

Во-вторых, он бы всё равно никуда от меня не делся. Это закрытое пространство, и из него нет выхода, который бы я не контролировал.

– Ну и где же твои эмпиры? – спросил я на ходу. – Что-то я их не вижу.

Волот опять заулыбался.

Затем вытянул руку вперёд и показал в конец аллеи.

– Посмотри туда. Думаю, это они.

Я чуть замедлил шаг и всмотрелся в силуэты трёх существ, что шли нам навстречу. Только шли они как-то… не знаю… неестественно, что ли.

Уже через несколько секунд я понял, в чём дело.

Это были не люди, не мутанты и не представители нео-рас.

Это были… големы.

ГОЛЕМЫ, чёрт возьми!

И не просто какие-то големы, а мехо-големы. Такие же, как Семён Троекуров, только более совершенные. Всё же Семён получился стальным и грузным увальнем, первым и единственным в своём роде парнем с роботизированным телом, искусственным интеллектом и человеческим мозгом, а эти ребята больше походили на полутораметровые белые экзоскелеты с одинаковым строением, одинаковыми искусственными белыми лицами, в одинаковых белых костюмах и с одинаковой причудливой походкой.

Немного медлительные, а лучше сказать – бесшумные, размеренные, флегматичные. И создать их могли только люди, потому что у нео-рас не имелось подобных технологий.

– Это что… мехо-големы?.. – нахмурился я, ещё больше замедляя шаг.

– Какие ещё мехо-големы? – Волот сощурился, внимательно всматриваясь вдаль. – Это новые расы. Совершенное творение. Големы не смогли бы создать такой город, они слишком зависимы от людей.

Я практически остановился, всё ещё не веря собственным глазам.

– Нет, Волот. Это мехо-големы. И не просто големы. Это и есть новые люди.

Вот теперь я был в этом уверен.

– Ты бредишь, Гедеон, – всё ещё не верил Волот. – Я создавал темный эфир, чтобы эволюционировать новые расы магов. Чтобы создать великую и процветающую Землю. Магическую Утопию. Но никак не цивилизацию каких-то убогих хромающих механизмов… Нет. Это не то будущее, которое мне нужно. Да и тебе оно не нужно. Оно никому не нужно…

Он смолк, пребывая в злой растерянности.

Всё для него перевернулось.

Те существа, что шли нам навстречу, нисколько не были похожи на нео-расы, даже с учётом сильной мутации. Магическая Эволюция свершилась, но совсем не так, как того хотел Волот.

Нам навстречу шли люди.

Не совсем обычные, но всё же люди.

И чтобы выжить во время вторжения тёмного эфира, им пришлось прибегнуть к технологии создания мехо-големов, точно так же, как когда-то профессор Троекуров заставил жить своего внука Семёна. Он использовал тайные профессорские разработки и собственную магию Пути Прагма, чтобы перенести мозг своего внука в механическое тело стального робота.

Теперь остальные сделали то же самое.

Люди в ответ на угрозу объединили в себе неуязвимость искусственной оболочки, уникальность человеческого мозга, способности магии и мощь искусственного разума.

– Что за бред я вижу, Гедеон? – продолжал щуриться и злиться Волот. – Куда ты меня притащил, мелкий поганец?

Я не сдержал улыбки. Затем окинул взглядом аллею и величественные здания небоскорёбов.

– Ты видишь прекрасное будущее. Разве нет?

На самом деле улыбаться тут было нечему.

Судя по всему, в будущем тёмный эфир всё-таки нашёл дорогу к Петербургу, а значит, и ко всей Палео-стороне. Отсюда следовал вывод – граница на нулевом меридиане не выдержала.

Зато люди уже были готовы. Они знали, как защититься. В совершенно чудовищных условиях люди смогли не только выжить, но и построить свой прекрасный мир.

Я снова взглянул на тех троих мехо-големов, что к нам приближались.

Оружия в их руках не было, да и выглядели они не враждебно.

По виду, это были существа без пола, лысые и одинаковые. Этакие андрогины, лишённые чёткой половой принадлежности. Не знаю зачем, но они носили костюмы из белой ткани: брюки, длинные сюртуки, перчатки и головные повязки. И даже ботинки. Кстати, тоже белые.

Существа напоминали ангелов, спокойных и терпимых, только крыльев им не хватало.

Но я всё равно не мог воспринимать их людьми.

Для меня это были в первую очередь мехо-големы, пусть даже с человеческими мозгами и, возможно, чувствами.

Наконец преодолев аллею, все трое андрогинов остановились напротив меня и Волота. Никакой враждебности или изумления на их искусственных лицах я так и не заметил. Они просто разглядывали нас, а мы – их.

– Добро пожаловать в Спасённый Петербург, друзья мои, – произнёс один из мехо-големов.

Он даже не выказал удивления от того, что тут внезапно появились люди, самые обычные, из кожи и костей. А ещё он произнёс «друзья мои» совершенно искренне, насколько искренними вообще могут быть полулюди-полуголемы.

Его голос мелодично отдавал стальными нотками, пропущенный через цифровые фильтры. При этом в глазах легко читалось живое человеческое радушие.

Мне сразу вспомнились слова Волота, произнесённые несколько минут назад:

«Совершенное творение».

А может, он был прав, сам того не сознавая?

При взгляде на этого искусственного андрогина во мне всё сопротивлялось и в то же время… восторгалось. Я даже задал себе вопрос: хотелось бы мне видеть человечество именно таким? Неуязвимым и правильным.

Андрогин тем временем продолжил:

– По всем законам Спасённого Петербурга, я обязан предложить вам программу «Спасение», иначе вы будете истощены тёмным эфиром и подвергнетесь необратимым мутационным процессам. На согласие у вас есть один час, двадцать четыре минуты и восемнадцать секунд. Именно такое время требуется тёмному эфиру, чтобы начать необратимую мутацию человеческого организма. Потом всё для вас станет безнадёжно. Совершенно безнадёжно.

Я нахмурился.

– Что значит программа «Спасение»?

Не моргая и не меняя тона, мехо-голем ответил:

– Это значит, что ваш мозг будет отделён от вашего человеческого тела и помещён в неуязвимую технооболочку типа «Соломон». Тогда вы сможете полноценно и бесконечно жить в Спасённом Петербурге под именем «Соломон – три миллиона двести пять тысяч семьсот».

Я уставился на мехо-голема.

Моя память тем временем снова выдала недавние воспоминания. На этот раз о том, как Семён Троекуров называет себя первым в мире мехо-големом «Соломон-1».

И вот теперь мне предлагают взять имя Соломон-3205700.

Отлично.

Из этого следовало, что как минимум три миллиона двести пять тысяч шестьсот девяносто девять Соломонов смогли спастись, чтобы «полноценно и бесконечно» проживать в будущем. Все они – спасшиеся от тёмного эфира люди.

Вот, что значила программа «Спасение».

Бессмертие. Неуязвимость. Техномагическое развитие. Идеальный и спокойный мир. Умение выживать в нечеловеческих условиях и всё равно оставаться людьми.

– Хорошо, я подумаю, – выдавил я.

Мехо-голем замер на пару секунд.

Его глаза мигнули, будто он что-то для себя решил или что-то узнал, после чего существо шагнуло ко мне ближе и воскликнуло чересчур по-человечески:

– Оу-у! Ваше лицо, голу-у-убчик! – В его стальном мелодичном голосе ярко проявилась эмоция, а глаза заблестели. – Я узнаю вас! А мне уж показалось, что всё безнадёжно!

Вот теперь это существо всё-таки больше напоминало человека.

Я не стал делать удивлённый вид и спросил прямо:

– И кого ты во мне узнаёшь?

Он с большой охотой, но очень ровным тоном, принялся рассказывать:

– Согласно Общей Базе Данных, ваш образ сохранён за карточкой под номером «Двести миллионов сто сорок тысяч пятьсот три». Вы обозначены как «Бринер, Алексей Петрович, тысяча девятьсот тридцать второго года рождения, подданный Российской Империи, маг Пути Динамис нулевого ранга, социальный рейтинг: минус один». Бринер А. П. погиб в восемнадцать лет, во время поединка на Чёрной Арене Петровской Академии Семи Путей города Изборска Российской Империи в тысяча девятьсот пятидесятом году, шестнадцатого мая. Поединок закончился победой Стрелецкого Р. С., тысяча девятьсот тридцатого года рождения. Так как Бринер А. П. погиб и был кремирован до вторжения тёмного эфира, то данный человеческий индивидуум не мог участвовать в программе «Спасение». Из этого следует вопрос: кто вы такой, господин? Представьтесь, прошу вас.

Я медленно моргнул, не сводя глаз с белого лица андрогина.

Он только что напомнил мне о том, что в будущем, которое здесь запечатлено, Алексей Бринер погиб на Чёрной Арене, как и должно было быть. Его здесь не существует и не может существовать, потому что в этом будущем дух Коэд-Дина не был перерождён.

– Меня зовут Гедеон, – представился я.

Эта фраза вышла из меня так легко и просто, будто давно ждала, когда я её произнесу.

«Меня зовут Гедеон».

Как же давно я этого не говорил.

– Просто Гедеон? – уточнил мехо-голем.

Я кивнул.

– Да, просто Гедеон. И я не имею никакого отношения к Бринеру А. П. Возможно, внешнее сходство. К тому же, если я выберу программу «Спасение», то стану просто Соломоном, не так ли?

– Соломоном – три миллиона двести пять тысяч семьсот, – педантично поправил меня мехо-голем.

– Ну да… этим самым, – вздохнул я.

Внезапно в нашу беседу влез Волот.

Он, похоже, отошёл от шока. В его голосе даже послышался азарт. Ему вдруг стало интересно, как тут всё устроено.

– А про меня что-нибудь есть в вашей Общей Базе Данных? – поинтересовался он.

Мехо-голем перевёл взгляд на Волота и тоже внимательно его осмотрел. Скорее всего, отсканировал лицо.

Через пару секунд ответ был дан, вполне чёткий и понятный:

– Согласно Общей Базе Данных, ваш образ сохранён за карточкой под номером «Сто миллионов триста пятьдесят пять тысяч сто восемьдесят девять». Вы обозначены как «Латынин, Дорофей Иванович, тысяча восемьсот семьдесят пятого года рождения, подданный Российской Империи, граф, маг Пути Эреба девятого ранга, социальный рейтинг: две тысячи пятьсот восемь». Из отчёта следует, что Латынин Д. И. был отравлен супругой Латыниной А. Д. в тысяча девятьсот пятидесятом году, двадцать пятого августа». Так как Латынин Д. И. был убит и кремирован до вторжения тёмного эфира, то данный человеческий индивидуум не мог бы участвовать в программе «Спасение». Из этого следует вопрос: кто вы такой, господин? Представьтесь, прошу вас.

Я и Волот переглянулись.

Нас обоих попросили представиться и пояснить, как так вышло, что официально мёртвые люди вдруг оказались живы и внезапно явились в этот прекрасный Петербург.

– Меня зовут… э-э… Волот, – представился Волот. – И я не знаю, кто такой Латынин Д. И. Возможно, ваша Общая База Данных немного ошиблась? Так что моё имя Волот. Так и запишите, или запомните, пометьте у себя в базе… или что вы там делаете. Вэ, о, эл, о, тэ. Волот. Это важно.

Он, как и я, не стал скрывать своё настоящее имя.

Мы находились сейчас в настолько странных обстоятельствах, что не воспринимали этот мир настоящим, хотя именно таким он и был. По крайней мере, в этой отдельно взятой червоточине. Здесь грядущее уже свершилось.

– Что ж, господа, – сказал мехо-голем, – ещё раз напомню, что мы предлагаем вам программу «Спасение». Чтобы принять решение, у вас остался один час пятнадцать минут и…

– Мы поняли, спасибо, – оборвал я его. – А тебя-то как зовут, Соломон?

Мехо-голем смолк, будто задумался над тем, как его всё-таки зовут и кто он такой.

Его глаза ярко мигнули, и внезапно мне показалось, что в них мелькнуло озорное лукавство – любопытство, такое человеческое, такое знакомое. Это неуёмное любопытство я уже видел у одного моего очень хорошего друга.

– Меня зовут Соломон-два, – наконец представился мехо-голем, чуть склонив голову набок и внимательно меня разглядывая.

Затем он сделал вескую паузу, как самый настоящий человек, и добавил:

– Это я создал программу «Спасение».

Книга 3. Эпизод 3.

Услышав его последнюю фразу, я мысленно улыбнулся.

Правда, даже виду не подал, что узнал в этом странном существе своего хорошего друга.

Ну надо же!

Он умудрился выжить и к тому же стал одним из тех, кто помог людям построить новый мир и не погибнуть от тёмного эфира.

Мне настолько захотелось пожать ему руку, что я убрал ладонь за бедро, чтобы удержаться.

Значит, передо мной собственной персоной стоял создатель программы «Спасение». Знаменитый маг Пути Прагма. Хозяин торговой сети «Мануфактура Севера».

Профессор-алхимик Пимен Сергеевич Троекуров.

Я даже заметил, как он пару раз произнёс своё любимое словечко «безнадёжно» и возглас «Оу-у!». Наверняка, если бы у него в кармане имелись мятные драже, то он бы зажевал одно из них.

Жаль только, что в этом будущем профессор Троекуров не был со мной знаком. Однако я помнил, что Троекуров отлично знал профессора Басова, вместе с которым и создавал первый образец мехо-голема. Ну а Басов в свою очередь исследовал червоточины и общался с родителями Алекса Бринера.

Оставалась надежда, что Троекуров всё-таки сможет вспомнить ещё и сестрёнку Алекса, а точнее, найти её в своей Базе Данных. Мне захотелось узнать, что стало с Эсфирь в будущем, пусть даже в таком альтернативном мета-будущем.

– Скажите, Соломон-два, а проживает ли в Спасённом Петербурге кто-то из рода Бринеров, о которых вы упоминали? Или они все погибли? – спросил я.

Мне показалось, что профессор вздохнул.

Конечно, почудилось.

Искусственный организм не стал бы вздыхать – вряд ли это вообще предусмотрено его функционалом. С точки зрения машины во вздохе просто не было смысла.

В глазницах голема опять вспыхнуло свечение, будто на мгновение отразились и померкли световые сосуды.

– Да, проживает, – подтвердил наконец Троекуров (если это существо можно было так назвать).

От его слов у меня заколотилось сердце.

– И кто это? Как его имя?

Мехо-голем опять наклонил голову набок, внимательно меня оглядев.

– Вы не имеете права на информацию, которая вас не касается. Сейчас вы всего лишь гость по имени Гедеон. Так вы представились. И у вас два пути. Первый. Принять программу «Спасение» и стать официальным жителем Спасённого Петербурга. И второй. Подвергнуться необратимым мутационным процессам под влиянием тёмного эфира, а затем быть уничтоженным. Это произойдёт уже через… – он сделал паузу, – …через один час десять минут тридцать восемь секунд… тридцать семь… тридцать шесть…

– Ладно, понял, – оборвал я его. – А прогуляться можно? До того, как я приму программу «Спасение», мне надо понимать, где я буду жить полноценно и вечно.

– Не вечно, а бесконечно, – поправил меня Троекуров. – Это не одно и то же, прошу заметить. Хотя мне всё же любопытно, как вы сюда попали. Вы оба. Возможно, во время прогулки вы мне об этом расскажете.

Я чуть было не усмехнулся.

Всё же передо мной стоял именно профессор Троекуров, а не Соломон-2. Ещё бы увидеть Семёна, если он, конечно, тут вообще существует. Ведь кто-то же здесь носит имя Соломон-1. Наверняка, это именно он. Потому что профессор не мог бы не спасти своего внука первым. Он слишком его любит.

Троекуров сделал приглашающий жест, его экзо-рука указала дальше, на один из ближайших небоскрёбов.

– Прошу вас, господа. Вы можете прогуляться до Музея Новейшей Истории. Он находится на первом этаже. Однако дальше этого здания мы не можем вас пропустить. Вплоть до того момента, пока вы не согласитесь провести процедуру Спасения.

И тут голос снова подал Волот. Он ткнул меня локтем в бок, будто мы с ним приятели не разлей вода.

– Ну? Что скажешь, Гедеон? Не хочешь пройти процедуру Спасения? Может, попробуем? Мне кажется, мы оба заслужили Спасение.

Он с иронией уставился на меня.

Волот не боялся задавать провокационные вопросы во всеуслышание. Он прекрасно понимал, что скоро этой червоточины не будет вместе с программой Спасения. Всё разрушится при закрытии, как бывало уже не раз с другими пространственными ямами.

Только мне настолько не хотелось её разрушать, что я не был готов что-то здесь менять. Пока я просто стоял и говорил с местным жителем, а этого было недостаточно для разрушения червоточины.

По моему взгляду Волот догадался, о чём я думаю.

Он наклонился к моему уху и тихо произнёс:

– Как забавно, ты не находишь? Неужели тебе не понравилось это будущее? Вполне неплохое. Ты обескуражен, не так ли?

Я ничего не ответил.

Зато усилилось желание отрубить голову Волоту ещё раз. Он отлично чувствовал все перепады моего настроения, а ведь я действительно был обескуражен.

Когда мы наконец отправились вдоль аллеи в сторону Музея Новейшей Истории, я снова обратился к Троекурову:

– А не подскажете сегодняшнюю дату, Соломон-два? Или эта информация тоже не имеет ко мне отношения?

Тот усмехнулся.

Хотя нет. Опять почудилось.

Не сбавляя размеренного шага, мехо-голем всё-таки ответил на мой вопрос:

– Сегодня двадцать пятое июля тысяча девятьсот шестидесятого года, понедельник.

Я сделал себе в памяти мысленную зарубку.

Значит в июле через десять лет тёмный эфир уже будет присутствовать на всей Палео-стороне, причём минимум несколько лет. Вопрос: сколько именно лет?

– А когда случилась катастрофа? – задал я следующий вопрос Троекурову.

И опять тот не сбавил шага, но голову в мою сторону всё же повернул.

– Какую катастрофу вы имеете в виду?

– Прорыв тёмного эфира через границу на нулевом меридиане, – обозначил я прямо.

– Это не катастрофа, голубчик, – веско возразил Троекуров. – Это стимул к прогрессу. Вызов. Возможность, если хотите.

Услышав его слова, Волот улыбнулся.

– Люди будущего оказались мудрее тебя, Гедеон. Что для одних катастрофа, то для других – стимул к развитию. Мне нравятся эти ребята.

Я не среагировал на очередной его выпад. Вместо этого опять обратился к Троекурову:

– Так когда случился тот самый стимул к прогрессу, Соломон-два?

– Эта дата высечена над входом в Музей Новейшей Истории, – ответил Троекуров. – Туда я не люблю заходить. Никто не любит. Там нас посещает иррациональное чувство грусти по утраченному. В Музее служит только один из нас, он сам вызвался на эту работу. Его зовут Соломон-четыре тысячи двадцать восемь. Он был эвакуирован из опасной зоны и спасён, как и многие другие.

Троекуров вытянул экзо-руку и указал на здание, к которому мы подходили.

Над массивным крыльцом с идеально ровной площадкой подъёма действительно имелась дата:

«18.09.1951».

Я чуть приостановился, внимательно всмотревшись в каменный барельеф над крыльцом, будто фотографировал его глазами, чтобы навсегда запечатлеть в памяти.

Восемнадцатое сентября.

Но главным здесь был не день, а год катастрофы.

1951-й год.

Выходило так, что тёмный эфир должен был прорваться через границу на нулевом меридиане не через десять лет, как я думал, а уже через год. Сейчас в реальном мире был сентябрь 1950-го года, а значит, у меня оставалось ничтожно мало времени, чтобы предотвратить катастрофу, как бы её тут ни называли.

Вместе со мной на барельеф с датой уставился и Волот.

На его лице заиграла победная ухмылка.

Он ведь тоже понимал, что остаётся всего лишь год до того момента, как его планы сбудутся, и тёмный эфир заполонит планету полностью.

– Не радуйся раньше времени, – процедил я. – Ничего ещё не случилось.

– Но ведь случится, – ещё шире улыбнулся Волот. – И я почему-то уверен, что когда мы выйдем из этой червоточины, то ты перестанешь мне мешать и лично отдашь мне всё, что нужно. И мою голову, и свою подружку Виринею. А возможно, даже лично поможешь прорвать границу на нулевом меридиане. Ты же видишь, какое прекрасное будущее мы можем создать. Плевать на нео-расы, люди тоже неплохо эволюционировали. Я уже сейчас чувствую твои сомнения. О да, ты сомневаешься, надо ли вообще со мной бороться…

Я не стал дослушивать Волота и, отвернувшись от него, спросил у Троекурова:

– А Изборск? Что известно про Изборск?

В человеческих глазах голема отразилась тоска. Это мне, уж точно, не почудилось. Тотальная печаль, горечь и утрата.

– Если хотите узнать судьбу Изборска и других городов Зоны ТЭ, то можете проследовать в Музей Новейшей Истории, – ответил Троекуров. – Вам всё расскажет Соломон-четыре тысячи двадцать восемь. Возможно, именно после этого вы примете решение воспользоваться программой «Спасение». Иначе всё будет для вас безнадёжным.

Любопытство в его глазах погасло.

Казалось, теперь ему глубоко плевать, кто я, откуда пришёл и что собираюсь делать. Для него существовало только два варианта насчёт меня: уничтожить или «спасти», то есть поместить мой мозг в такой же искусственный организм, каким он был сам.

И возможно, его внук Семён всё-таки погиб где-то в Изборске, кто знает.

Я не стал лезть голему в душу (какое странное выражение относительно голема) и первым шагнул на площадку, ведущую к дверям Музея Новейшей Истории.

За мной отправился Волот.

За спиной я услышал его голос – Волот обратился к Троекурову и его помощникам:

– Мы ненадолго, господа! Мой друг хочет культурно обогатиться в вашем Музее. Но потом мы обязательно изучим вашу программу «Спасение». Мне кажется, если любому из нас предоставить выбор: умереть прямо сейчас или жить бесконечно, то выбор будет очевидным. Согласны?

На это ему ничего не ответили, но мне снова почудилось, что мехо-голем Троекуров вздохнул. Тяжело и безрадостно.

Совсем не так, как полагается в прекрасном будущем.

***

Соломон-четыре тысячи двадцать восемь встретил нас, как только я и Волот вошли в гулкий и пустынный холл Музея. Пространство здесь тоже наполнял тёмный эфир, как и всё вокруг.

Не успела тяжёлая дверь закрыться за нашими спинами, как со стороны стойки администратора громко прозвучало:

– Вы пришли узнать историю нашего Спасения, не так ли?

Голос показался мне настолько знакомым, что сердце пропустило удар. Даже искажения от цифровых фильтров не помешали мне уловить малейшие нотки интонации в этом голосе.

Таком знакомом.

Таком родном.

К нам вышел мехо-голем, внешне один в один похожий на голема-Троекурова: такой же искусственный андрогин с белой кожей. Но, как ни странно, он всё же разительно отличался от других.

Во-первых, на нём был парик. Белые, будто поседевшие волосы, сплетённые в мелкие косички.

Во-вторых, голем носил платье настолько яркого зелёного цвета, что, казалось, оно светится и озаряет стены мрачного музея.

Экзо-ноги голема были обуты в такие же белые ботинки, как у остальных местных. Однако на ботинках яркими пятнами пестрели наклейки в виде звёзд. Но самое занятное, что голем носил круглые очки без стёкол – только одну оправу.

Всем видом Соломон-четыре тысячи двадцать восемь давал понять, что точно знает, кто он такой, хоть и заключён в искусственное тело. Этот мехо-голем был индивидуален настолько, насколько это вообще было возможно в его скучной жизни.

– Какой занятный экземпляр, – усмехнулся Волот, разглядывая смотрителя Музея.

Ну а я просто молчал, боясь разрушить хрупкую надежду на то, что этот мехо-голем – именно тот, о ком я сейчас думаю.

Смотритель подошёл ближе.

И снова прозвучал его звонкий, до нытья в груди знакомый голос:

– Ещё перед вторжением тёмного эфира осколки будущего сказали мне, что явятся двое неспасённых, чтобы узнать, как мы спаслись. И вот вы явились. Мне пришлось долго вас ждать. Очень долго.

После этих слов моё сердце снова пропустило удар.

«Явятся двое неспасённых, чтобы узнать, как мы спаслись».

Так прямо мог выражаться только один человек из всех, кого я знаю. Теперь не осталось сомнений в том, кто передо мной.

Это Эсфирь.

Эсфирь Бринер. И здесь ей уже двадцать лет.

Выходило так, что она ждала, когда я сюда приду, поэтому специально устроилась служить в этот Музей. Да, никаких сомнений. Так мог поступить только истинный Пророк, как бы он ни выглядел и как бы ни назывался.

– А ты помнишь, как тебя зовут? – глухим голосом спросил я.

Она перевела взгляд с Волота на меня, затем поправила очки без стёкол на носу и ответила:

– Соломон-четыре тысячи двадцать восемь.

При Волоте я не стал ничего уточнять, хотя теперь никто бы не убедил меня в том, что это не Эсфирь Бринер.

Нет. Это была именно она.

Странно, что она не узнала во мне своего родного брата Алекса. А может, узнала, но не подала виду. По белому и безэмоциональному лицу андрогина сложно было что-то понять.

– А меня зовут Гедеон, – представился я.

Она кивнула и посмотрела на Волота.

– А вас?

– Волот, – прямо и просто ответил тот.

Эсфирь опять кивнула и указала на высокие двустворчатые двери с позолотой. Всё здесь выглядело, как в старинных музеях: лепнина, многоярусные люстры, мрамор, торжественность и тишина.

– Тогда пройдёмте дальше, неспасённые, – сказала Эсфирь. – Здесь вы наконец узнаете, что такое Спасение. У вас есть на это пятьдесят две минуты пятнадцать секунд… четырнадцать… тринадцать…

Книга 3. Эпизод 4.

Даже в кошмарном сне моё воображение не смогло бы нарисовать картину более страшную, чем та, что я увидел в этом Музее.

Эсфирь повела меня и Волота по многочисленным залам, и поначалу всё казалось более-менее понятным и ожидаемым.

Жёлтый пол блестел под ногами.

Тёмный эфир продолжал давить на тело и гнуть мою магическую оборону.

Шаги эхом отражались от гладких стен, и чем дальше мы шли, тем сильнее становился запах тухлятины – точно такой же запах, какой обычно ударял в нос в червоточинах с тёмным эфиром.

– Не удивляйтесь, что тут пахнет неприятно, – предупредила Эсфирь, когда заметила, что я едва заметно поморщился. – Мы называем это «Запахом десятилетия». Он входит в музейную экспозицию. Это моя идея, кстати. Чем дальше вы проходите внутрь Музея, тем сильнее воняет, чтобы полностью погрузиться в историю нашего Спасения.

Не сбавляя размеренного шага, я покосился на Эсфирь.

Значит, вонь тухлятины она назвала «Запахом десятилетия»?

А у этой девчонки есть чувство юмора. Чёрного, конечно.

Мы продолжали идти по Музею, но пока ни у одного экспоната не остановились. Я лишь мельком отмечал некоторые детали.

Например, в одном из залов заметил переломанный остов АЭ-Роптера, буквально скрученного в крендель чьей-то исполинской лапой и жёваного гигантскими зубами.

Потом нам встретились кости на постаментах.

И это были далеко не скелеты мамонтов или динозавров, а кости мутантов. То, во что превратились люди и представители нео-рас, но не всех, а только вейги и лювины. Уроды, которых даже сложно назвать чудовищами. В этих существах просто не было природного смысла, но они появились.

– А что стало с эмпирами и ка-хидами? – поинтересовался Волот у Эсфирь.

Та на него даже не посмотрела, продолжая вести нас по залам, но всё же ответила:

– Эмпиры так и остались на Нео-стороне и не покинули своих земель, а ка-хиды заняли практически всю Зону ТЭ.

– Зону ТЭ? – уточнил Волот. – Вы так называете Зону Тёмного Эфира, да?

– Очевидно, – бросила Эсфирь. – Это зона, где нет спасённых.

– И большая она, эта зона?

На это ему уже не ответили, но Волот всё равно удовлетворённо хмыкнул. Будущее неожиданно стало открываться для него с хорошей стороны – с той самой, которой он и хотел.

Часть нео-рас всё же выжила. И если эмпиры за девять лет после катастрофы пока никак себя не проявили, то ка-хиды точно вышли из тени.

В ещё одном из залов мы увидели экспозиции всех девяти Путей Магии.

Вообще всех – от официально разрешённых до запретных.

Сначала демонстрировался Путь Прагма, то есть Путь Элементов. Именно их представители участвовали в создании программы «Спасение». Магом Пути Прагма был и профессор Троекуров. Потомственный алхимик.

Дальше шёл Путь Истис, то есть Веры.

Экспозиция Музея хранила здесь не только предметы и одежду известных Пророков, но и их предсказания. Я даже заметил ту самую тетрадку, в которую опекуны Феофана записывали его сказания. Судя по всему, сам мальчишка не выжил.

– Иногда я перечитываю эти записи, – вдруг призналась Эсфирь, показав на тетрадку Феофана под стеклом. – Этот мальчик всё же был величайшим пророком. Жаль, что мы никогда друг друга не видели. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться, но не суждено.

Показалось, что в её голосе прозвучала грусть.

Потом были экспозиции Путей Динамис, Эреба и Дендро, то есть Силы, Мрака и Природы. Затем шли Путь Физис, то есть Стихий, и Путь Ама, то есть Крови.

Ну а после них я заметил ещё и два запретных направления: Путь Сидарха, то есть Духа, и Путь Психо, то есть Мысли.

Как ни странно, но в экспозиции стояла восковая фигура Коэд-Дина, как представителя одного из самых известных сидархов прошлого.

Вот уж ирония.

Я бросил на изваяние лишь короткий взгляд и пошёл дальше. Скульптор, который создавал этот образ, взял за основу один из моих портретов. Там я был запечатлён в двадцатипятилетнем возрасте, как раз перед повышением последнего ранга. Тщеславный упрямец, сильный, богатый и известный, который ещё не знает, что с ним будет буквально через несколько дней.

На указательном пальце правой руки у этого воскового Коэд-Дина я заметил ещё и кольцо с крылатым котом.

Причём кольцо было настоящим. Тем же самым, которое сейчас я сам носил на своей руке. В этой червоточине прошлое встретилось с будущим, и в который раз мне пришлось признать, что у судьбы, как и у некромантов, скверное чувство юмора.

Я сунул правую ладонь вместе с кольцом в карман брюк и чуть замедлил шаг.

Волот рядом едва слышно усмехнулся.

– Как забавно, Гедеон. Сердце-то не ёкает?

Он тоже разглядывал воскового Коэд-Дина и всё, что его окружало в этой музейной экспозиции.

Были тут и фотографии особняка на Белом Озере, и даже портрет моего оруженосца из африканского народа нгаби – Бонце, по прозвищу «Дождь-рождённый-в-пятницу». Сам он не обладал магией, зато его жена и две дочери владели силой Пути Психо. Я знал об этом, но никому никогда не говорил. Менталисты и в прошлом веке были вне закона.

Кстати, в честь Пути Психо в этом Музее тоже была установлена экспозиция.

Под стеклом лежали карточки арестантов с приговорами, приведёнными в исполнение. Там говорилось, что такому-то менталисту поставлена вечная Печать Блокады, а такой-то вообще казнён. Тут же рядом лежали те самые Печати, уже без красной магической краски, потому что она осталась на лбу приговорённых менталистов. Правда, всё это теперь было лишь достоянием истории.

Я нахмурился и прошёл мимо, наконец покидая зал.

– Эй, уважаемый Соломон… не помню ваше число! – внезапно обратился к смотрителю Волот. – Неужели Путь Психо теперь официально разрешён? Или мне показалось?

Эсфирь молча преодолела ещё один зал и только потом ответила:

– Нельзя разрешить то, чего нет.

– В смысле – нет? – опешил Волот.

Меня посетила нехорошая догадка, но когда Эсфирь подтвердила её вслух, то холодок пробежал по спине.

– За девять лет программы «Спасение» магия полностью исчезла, – сообщила она. – Её больше не существует. По крайней мере, у спасённых.

От этой новости стало не по себе.

Теперь понятно, о чём говорил Соломон-два, то есть местный профессор Троекуров, когда признавался, что в этом Музее их всех охватывает иррациональное чувство грусти и утраты.

Люди спаслись, но потеряли магию.

Я покосился на Волота. Вот тебе и прекрасное будущее.

Ничего не говоря, мы оба продолжили путь по Музею. В следующем зале нам попалась ещё одна знаковая экспозиция – один-единственный мехо-голем на постаменте. Тот самый стальной увалень, который сейчас работал продавцом в моём собственном отделе по продаже «Умного снаряжения Бринеров». Именно таким был сейчас Семён Троекуров. Неуклюжим робо-парнем.

На табличке под экспозицией значилось:

«СОЛОМОН-1. Неудачная версия».

– Что значит «Неудачная версия»? – тут же спросил я.

Эсфирь чуть замедлила шаг и посмотрела на меня.

– Это первый образец для программы «Спасение». Учёный, который рискнул переместиться в этого мехо-голема, умер через пять месяцев после внедрения. Зато его эксперимент помог другим учёным увидеть ошибки в расчётах и создать более совершенную модель.

Я чуть замедлил шаг, разглядывая стального Соломона на постаменте.

– А кто был Соломоном-один? Ты знаешь?

– Конечно, знаю. Все знают, – ответила Эсфирь. – Это профессор Басов Анатолий Ануфриевич. Лучший друг и научный оппонент Соломона-два. Его смерть стала большой утратой для Соломона-два. Это случилось за полгода до прорыва тёмного эфира. Зато смерть Соломона-один обеспечила людям более надёжное Спасение. Мы уже девять лет существуем с тёмным эфиром и до сих пор живы. Не считая тех, кто сгинул в Зоне ТЭ.

Её слова стали для меня открытием.

Значит, тот самый профессор Басов, в убийстве которого меня обвиняли и пытались подставить, в этом будущем участвовал в программе «Спасение» и стал Соломоном-1.

Здесь история пошла немного по иному пути. Профессор Басов погиб, но не от руки агентов Стрелецкого в Академии Изборска, а в результате научного эксперимента в Петербурге. А ещё это значило, что Семён Троекуров, внук Пимена Троекурова, не стал здесь Соломоном-1. Возможно, он всё-таки погиб в Изборске, прямо в магазине «Мануфактура Севера», в так называемой Зоне ТЭ.

Но ещё хуже было то, что реальный Семён, который сейчас работал в моём отделе «Умного снаряжения» и чей мозг был внедрён в первую неудачную версию Соломона, не имел шансов на выживание. У него имелось всего пять месяцев. Всего пять!..

Пока Эсфирь говорила, а я размышлял насчёт услышанного, Волот всё больше хмурился.

Его что-то сильно обеспокоило, и в итоге он спросил:

– И большая она по размеру, эта Зона ТЭ? Много людей погибло?

Эсфирь остановилась так резко и неожиданно, будто натолкнулась на невидимую стену. Затем повернулась к Волоту и спросила:

– Чувствуете, чем пахнет?

Тот поморщился.

– Чувствую. Воняет тухлятиной.

Эсфирь покачала головой.

– Нет. Так пахнет правда о нашем Спасении. – Её глаза мигнули светом и сразу же потухли, после чего она добавила: – Сейчас вы узнаете всё про Зону ТЭ. Мы как раз пришли. Это самое сердце нашего Музея. Именно отсюда распространяется «Запах десятилетия».

Она показала рукой на последний зал.

Тот стоял закрытым, а его чёрные массивные двери напоминали вход в бункер. Над входом значилось:

ЗОНА Т. Э.

Через несколько секунд двери медленно и бесшумно распахнулись, а из зала на нас дыхнуло той самой правдой.

***

Вонь в зале стояла невыносимая.

Что именно было источником запаха я не сразу заметил, лишь после того, как натолкнулся взглядом на клетку с мутантом.

С живым мутантом!

Это было существо совсем небольшое, размером с крупную собаку. Судя по всему, мутированная вейга, но сейчас больше напоминающая вампирёныша, стоящего на четвереньках и пускающего слюну.

В маленьких глазках мутанта таилась ярость, но выглядел он спокойным – знал, что из клетки никуда не денется.

Учуяв гостей, уродец повёл башкой. Его ноздри дёрнулись и втянули запах, зубы оголились, по губам обильно потекла слюна.

– Мы зовём её Ева, – представила мутанта Эсфирь. – Она долго сопротивлялась тёмному эфиру в одном из погибших городов, но всё равно не убереглась от мутаций. Она не стала эвакуироваться и отказалась быть спасённой. Была когда-то вейгой. Мы не знаем, как её звали на самом деле. После прорыва тёмного эфира вейги и лювины тоже стали подвержены сильным мутациям, как и люди. Это случилось благодаря изменению в составе тёмного эфира. Никакие духовные практики не помогли вейгам и лювинам выжить.

Я глянул на мутанта в клетке и внутренне содрогнулся, вспоминая вейгу Азель, моего учителя по духовным практикам и сопротивлению тёмному эфиру. Вспомнил её милое личико, кудри и чёртов пипидастр в кармане фартука горничной.

Волот же прошёл мимо вейги абсолютно равнодушно. Судьба вейгов и лювинов его не трогала – все надежды он возлагал на более сильные расы: эмпиров и ка-хидов. И надо сказать, одни из них его точно не подвели.

Мы обошли клетку с вейгой и отправились дальше.

И вот как раз следующая экспозиция заставила остановиться нас обоих. Не знаю, что именно испытал Волот, но я почувствовал, как на меня обрушивается ужас, а тело бросает в холодный пот.

Мы увидели цифровую миниатюру планеты – огромный глобус, медленно крутящийся вокруг своей оси.

Планета Земля.

Она была поделена на зоны: красную и зелёную. Примерно девяносто процентов всей территории была красной, а зелёными значились лишь отдельный точки. Как бы мне хотелось услышать, что красная зона – это не Зона ТЭ, но увы.

– Всё, что обозначено красным – это и есть Зона ТЭ, – безжалостно сообщила Эсфирь. – А всё, что зелёное – это Зоны Спасения. К одной из таких Зон и относится Петербург, в котором мы сейчас находимся.

Я окинул взглядом всю территорию Евразии. На её красном теле выделялись только три зелёных точки. Всего три! На всю Евразию!..

Это было совсем не прекрасное будущее.

Я отыскал глазами примерное местоположение маленького Изборска. Там тоже была Зона ТЭ, но я всё равно спросил:

– А город Изборск? Что стало с ним?

Эсфирь медленно сняла очки со своего белого искусственного лица и посмотрела мне в глаза, будто очки без стёкол помешали бы ей увидеть мою реакцию.

– Изборск сопротивлялся долго. Он стал Зоной ТЭ всего месяц назад. Большинство населения смогли эвакуировать в Петербург, но часть погибла. – Эсфирь указала на клетку с вейгой. – Она до последнего спасала Изборск, используя духовную практику, чтобы отбросить тёмный эфир от людей. Но в итоге не справилась и сама подверглась мутации. Я одна из тех, кого спасла эта вейга. Ей помогала ещё одна некромантка. Они вместе сражались до последнего.

– Некромантка? – переспросил я, сразу подумав о Виринее. – Ты не помнишь её имени?

Я особо не рассчитывал на информацию, но мне бы хотелось знать имя той, кто помог спасти Эсфирь.

– Помню, – неожиданно ответила Эсфирь. – Эту некромантку звали Анастасия Баженова. Так она представилась. Она погибла от когтей мутанта. Её растерзали на моих глазах.

Я медленно моргнул.

Анастасия Баженова? Дочь Волота?

С чего она вообще решила пойти на такие жертвы, чтобы спасать других?

– Ничего необычного, – вздохнув, пожал плечом Волот. И добавил: – Она всегда меня разочаровывала. И вот опять.

Тем временем Эсфирь подняла руку и указала дальше, на следующую экспозицию, которая находилась у дальней стены и венчала собой весь этот тёмный зал.

– Ну а там главная виновница появления Зоны ТЭ, – сказала Эсфирь. – Если бы не она, то ничего бы этого не случилось.

Я посмотрел туда же – на восковую фигуру девушки. Одного взгляда на неё хватило, чтобы сразу узнать, кто это.

Девушка стояла босая, в ярком розовом платье, с распущенными синими волосами, а в её глазах чернела бездна. У ног девушки сидел пёс с черепом вместо головы. Зелёная подсветка снизу придавала всей экспозиции зловещий вид.

Волот наклонился к моему уху.

– Что здесь делает твоя бешеная подружка Виринея Воронина? – шёпотом поинтересовался он. – Неужели она изменила тебе со мной?

Ответа у меня не было, и мне очень не хотелось его знать, но пришлось спросить у Эсфирь:

– И кто это?

Она посмотрела на восковую фигуру девушки и тихо ответила:

– Это последняя Тёмная Госпожа нашей планеты, она называет себя новой Ведьмой-с-Вороньим-Крылом. Это она уничтожила границу на нулевом меридиане и наделила тёмный эфир новым свойством, усилив его эффект. Провела какой-то эксперимент.

Я не мог поверить ушам.

Виринея сделала… что? Уничтожила границу на нулевом меридиане и изменила состав тёмного эфира?

– Как интересно, – хмыкнул Волот, заметно напрягшись. – Неужели эта ведьма провернула всё одна?

– Нет, – сразу ответила Эсфирь. – Она помогала другому магу. Это она объединила его голову с его же телом. Мы не знаем его имя, но знаем, что этот маг всё ещё жив. Как и Ведьма. Они оба скрываются в Зоне ТЭ. Вместе.

– Всё интереснее и интереснее… – прокашлялся Волот и повернулся ко мне: – Ты так не думаешь, Гедеон? Всё-таки забавная история, правда? Если честно, я не ожидал, что люди настолько изобретательны в вопросах выживания. Но им всё равно не выжить, ты же знаешь. Они обречены.

Я покачал головой, глядя ему в глаза.

– Этого ещё не произошло. И никогда не произойдёт.

По моему взгляду Волот понял, что теперь живым ему отсюда не уйти. Все мои сомнения отпали, кто на самом деле здесь герой, а кто злодей.

Я глянул на свой эхос и на его внешний циферблат с часами. У меня оставалось всего двадцать две минуты до того момента, как местный тёмный эфир начнёт в моём организме необратимые мутационные процессы, а у меня снова спросят, хочу ли я принять программу «Спасение».

Что ж, двадцать две минуты – не так уж и мало, чтобы уничтожить врага.

Волот тоже глянул на свои наручные часы. Ну а затем, ничего не говоря, кинулся из зала.

Я бросился следом.

– Неужели вы отказываетесь от Спасения?.. – Этот вопрос Эсфирь задала уже моей удаляющейся спине.

Остановившись у выхода, я ухватился за дверную колоду и обернулся.

– Этот путь никого не спасёт, и ты это знаешь. – Затем коротко улыбнулся и добавил: – Потому что кто из нас пророк? Ой, это же ты!

Её глаза вспыхнули светом.

– Алекс, мы ещё увидимся?

Я бросил на Эсфирь прощальный взгляд.

– Конечно, увидимся, – и выбежал из зала с табличкой «ЗОНА Т. Э».

Книга 3. Эпизод 5.

Волот не смог бы уйти далеко.

Мы оба это знали: и он, и я.

После перерождения в тело Латынина Волот был ещё слаб, хоть и выглядел бодрым. К тому же, мой враг особо от меня и не скрывался. Он лишь хотел дать себе время на подготовку к бою, хотя бы пару минут.

При этом я заметил одну интересную деталь: Волот не использовал магию. Ни один из тех девяти Путей, которые освоил.

Он убегал от меня, как самый обычный человек, а я догонял его, как самый обычный человек.

Я не принимал образ Призрака, не пользовался эктоплазмой сидарха или биомагией гладиатора, не применял сверхскорость, ловкость или какой-то из стилей магического боя.

Я просто следовал за противником из зала в зал, а он убегал.

И вот в одном из залов он наконец остановился, затем развернулся и стал ждать, когда я приближусь.

– Эй, Гедеон! Ты же не идиот! – выкрикнул Волот, тяжело и по-старчески переводя дыхание. – Ты же понимаешь, что как только используешь магию, то тёмный эфир начнёт пожирать её? Он, как вампир, присосётся к твоему магическому резерву, пока не выжрет его до последней капли! Даже когда ты просто ничего не будешь делать, тёмный эфир всё равно будет проверять тебя на прочность, а уж когда ты ударишь магически, то разрушишь всю свою защиту! Ты же не настолько тупоголовый, чтобы этого не понимать, да? Гедеон! Ты слышишь меня?!

Я отлично его слышал и понимал риски, а они были огромные, но всё равно решил не останавливаться, продолжая молча надвигаться на Волота.

Нас разделяли несколько открытых залов.

– Гедеон! – снова выкрикнул Волот. – Всё, что мы здесь с тобой увидели – это неправда! Этого не существует! Гедеон! Это будущее ещё не случилось! Зачем так из-за него волноваться?

Я покачал головой, не сбавляя при этом шага, и ответил громко, через все залы:

– Тёмный эфир уже создан! Он вышел из-под твоего контроля! Ты выпустил оружие из рук, и теперь оно живёт само по себе. Ты же сам недавно сказал, что не сможешь ничего сделать, даже если захочешь. Тёмный эфир неизбежен.

Волот развёл руками и произнёс уже тише, без надрыва:

– У тёмного эфира нет уязвимостей. Ничего уже нельзя исправить.

– Уязвимость есть у всего, – бросил я. – У меня, у тебя. И даже у тёмного эфира.

Он будто меня не услышал, продолжая давить:

– Ты же так хотел узнать мои тайны. Ну и в чём дело?

Я сощурился, продолжая надвигаться на него.

– Всё, что надо, я уже узнал.

– Ты ничего ещё не узнал, не обольщайся, – хитро осклабился Волот. – Ну а сейчас, дорогой друг, я натравлю на тебя тёмный эфир, который тут везде, и тогда твоя духовная защита рухнет, а потом ты сдохнешь от истощения в собственной червоточине. Хороший план.

– Ну попробуй, – ответил я. – Думаешь, и я кое-чего не заметил? Даже сейчас ты не используешь магию, потому что как только ты это сделаешь, то тёмный эфир атакует и тебя самого. Он точно так же будет тебя истощать, как и меня, а ты и без того слаб после очередной смены тела. К тому же, живым ты мне больше не нужен.

– Вот как? – Волот неторопливо стянул с ладоней щегольские белые перчатки, что остались от Бала Мёртвых, и отбросил их в сторону.

Затем прикрыл глаза и снова их распахнул. В один момент они стали красными – в них полопались сосуды. Он сдёрнул бабочку с шеи, скомкал в кулаке и прищурился, пристально меня разглядывая.

Весь его вид говорил, что драться со мной он не боится, как и умереть.

Я же немного слукавил, что живым Волот мне больше не нужен. На самом деле главного он до сих пор не рассказал, и ради этого секрета я был готов рискнуть.

Наконец Волот перестал меня уговаривать. Лишь констатировал:

– Ну раз так, то и ты мне живым больше не нужен.

А потом пошёл навстречу.

За ним потянулся тёмный эфир. Чёрный туман, как гигантский теневой плащ, собрался позади своего создателя и шлейфом последовал за ним. Щупальца дымки расползлись по жёлтому и блестящему полу Музея. Слепое оружие массовой мутации охватило всё, до чего могло дотянуться – стены, экспозиции, стеллажи, картины – и я нисколько не сомневался, что Волот действительно натравит на меня весь тёмный эфир, что есть поблизости. Но вряд ли решится на большее.

На ходу я глянул на свой эхос.

У меня осталось восемнадцать минут, и надо было поторопиться.

Оружие для Дуо-То было при мне, однако вынимать его я не стал. Волот был сильным противником даже в ослабленном виде, но рубить его клинками и устраивать тут поединок на мечах не имело смысла.

Нет.

На этот раз я планировал убить врага иначе и с особой целью – так, чтобы его поганая кровь никуда не делась, чтобы ни о каком прекрасном будущем этот ублюдок даже не помышлял, чтобы он, в конце концов, хотя бы временно оставил этот мир в покое, и меня вместе с ним.

Такие «герои» хуже чумы.

Созданный им тёмный эфир больше от него не зависел, как вышедший из-под контроля лабораторный вирус. Волот не мог его уничтожить или изменить состав, иначе давно бы это сделал, усилив его разрушительные свойства.

Но он не мог.

Зато мог кое-кто другой. Это я понял в зале с табличкой «ЗОНА Т. Э».

Если в будущем Виринея примкнула к Волоту и смогла поменять состав тёмного эфира, сделав его ещё более губительным, то значит, могла и ослабить его действие, а возможно, и вовсе нейтрализовать.

Неторопливо идя мне навстречу, Волот всё же решил высказаться напоследок:

– Из червоточины выйдет только один из нас. Может, ты не заметил, но в будущем тебя вообще нет. А вот я есть. Весь этот чёртов Музей тому подтверждение. Ты не можешь спорить с будущим, Гедеон. Смирись.

Видя, что я не реагирую, он поморщился и добавил сквозь зубы:

– Меня невозможно убить, если ты ещё не понял. А вот ты очень даже смертен.

Больше он ничего не стал добавлять. Вместо этого поднял руки и вытянул их в стороны, будто обнимал весь мир. Его узловатые пальцы сомкнулись в кулаки, а потом снова разжались.

В этом жесте Волот сосредоточил всё своё умение управлять тёмным эфиром, насколько это было возможно здесь, в залах Музея.

Мутационный туман сгустился за спиной своего хозяина, заклубился и живым веером вытянул щупальца.

Ну а потом его будто спустили с цепи.

Он лавиной ринулся в мою сторону. Клубы эфира принялись обгонять друг друга, стремясь вперёд всё быстрее.

Шага я не сбавил, но приготовился и мобилизовал все силы. На ходу приложил кулаки друг к другу, как обычно делал во время магической йоги для измерения своего резерва. Затем опустил руки и совершил быструю манипуляцию пальцами правой руки – сомкнул большой и мизинец, одновременно скрещивая указательный и средний.

Этот жест давал мощнейший выброс чистого эфира на особые навыки. Когда-то давно я учился этому несколько лет и потратил немало сил, чтобы управлять своим резервом филигранно и точно. Сейчас же мне нужен был всего один из базовых навыков шестого ранга.

Один-единственный, но очень нужный.

Эктоплазменный купол.

Его я уже однажды использовал при встрече с Волотом, и ловушка отлично себя показала.

Выброс чистого эфира получился таким мощным, что над головой Волота затрещало сразу несколько вспышек, а потом плотный энергетический купол начал образовывать крышу полусферы и стены вокруг моего противника.

Я знал, что тёмный эфир сразу же облепит ловушку и начнёт пожирать её, но у меня был шанс успеть сделать всё, как надо.

Семнадцать минут.

– Ничего не выйдет! – расхохотался Волот, задрав голову и без опаски наблюдая, как мой Эктоплазменный купол растёт над его с головой.

Да, это был огромный риск.

С другой стороны хуже мне всё равно не будет. Тёмный эфир и без того меня атаковал. Казалось, весь чёрный смог, что имелся сейчас в этом проклятом Музее, собрался вокруг меня с одной целью – сделать ещё одного мутанта. Такого же урода, на каких мне пришлось вдоволь насмотреться.

А теперь, использовав магию, я добровольно сделал из себя уязвимую мишень и снизил крепость духовной защиты.

Тёмный эфир с легкостью начал проникать в мои мышцы и кровь. Уши сдавил шум, острая боль прокатилась по телу, тут же напоминая мне о недавних словах Волота:

«Миллионы маленьких зубастых термитов грызут сейчас твою духовную броню… миллионы маленьких зубастых термитов… миллионы… маленьких… зубастых… термитов…».

На самом деле это было похоже не на миллионы термитов, а на миллионы крючьев, рвущих кожу. Мою духовную броню терзало в клочья, но я продолжал приближаться к Волоту, а моя ловушка уже почти полностью накрыла его собой.

Волот не стал сопротивляться.

Он просто стоял и ждал, когда меня сломает истощение, и мой Эктоплазменный купол иссякнет сам по себе.

Истощение, кстати, не заставило себя ждать. Тёмный эфир с жадностью начал пожирать мои запасы, высасывать всё, что у меня имелось – весь чистый эфир, который я собрал за прошедшее лето и штурм червоточин.

Эхос на руке мигнул предупреждением:

«ВНИМАНИЕ! ПРИМИТЕ РАДОНИТ!».

Потом ещё раз:

«ВНИМАНИЕ! ПРИМИТЕ РАДОНИТ!».

Эх, если бы всё было так просто. Разломил капсулу с радонитом – и живи дальше. Устройство ведь не знало, что радонит на меня не действует.

Я не стал отвлекаться на эхос, а продолжил создавать ловушку вокруг Волота.

Тем временем тёмный эфир атаковал не только меня самого, но и мой Эктоплазменный купол. Его стенки моментально облепило слоем чёрной мглы, и та гущей потекла по стенкам свода, будто грязь. Каждая капля этой кислотной скверны принялась проедать под собой всё, что касалось магии.

Моё воображение живо нарисовало, как точно так же тёмный эфир атакует источники чистого эфира, все пятьсот. Наверняка, он бы даже не подавился и сожрал всё, что попалось бы ему на пути.

Чистый эфир для него – настоящее лакомство, самое желанное топливо.

Из этого следовало, что обычные маги для тёмного эфира не интересны. Он лишь мутирует их организмы, но не подпитывается их силой. А вот для подпитки тёмному эфиру нужны те, в чьём резерве есть именно чистый природный эфир.

Такие, как я.

Но что насчёт Волота?

Чем он пополняет свой магический резерв? Радонитом? Нет, сильно сомневаюсь. Или живёт только силой тех, в чьи тела вселяется? У него ведь нет доступа к источникам чистого природного эфира. Возможно, он использует что-то вроде артефактных амулетов, которыми меня снабжала Виринея. Вот это уже ближе к правде. У него есть целая армия горных некромантов.

Снова мигнул эхос, оповещая:

«ВНИМАНИЕ! ПРИМИТЕ РАДОНИТ! ВНИМАНИЕ! ПРИМИТЕ РАДОНИТ!».

Наконец Волота полностью скрыло за грязными стенками моего Эктоплазменного купола, но напоследок я успел услышать, как мой враг опять рассмеялся.

Да пусть хоть ухохочется!

Осталось четырнадцать минут. Теперь надо было всё сделать чётко и быстро.

Итак, существовало правило: из червоточин ничего нельзя вынести. Однако никаких проблем с тем, чтобы что-то в них принести, не было. Вот я и принёс – знал ведь, что в конце концов окажусь здесь вместе с Волотом.

Я сунул руку во внутренний карман пиджака своего смокинга и достал серебряный портсигар, хотя никогда не курил.

Отщёлкнул крышку.

Там лежал десяток сигарет в тёмной бумаге. Табак в них приятно пах шоколадом. На самом деле в пяти из них был вовсе не табак, а особый порох – он вспыхивал за мгновение и выдавал такой магический жар, который плавил даже металл и магическую броню средней крепости. А ещё этот огонь было невозможно потушить никаким из способов. Он мог гореть минимум пару дней.

Ценная и редкая алхимическая дрянь.

Хорошо, что у меня в друзьях был профессор Троекуров, а в покровителях – генерал Чекалин.

А ещё хорошо, что Алла Гауз ко мне неровно дышала и рассказывала некоторые тайны про магов крови. О подобных вещах насчёт родовой магии обычно не распространялись, особенно посторонним, да и в академических книжках не писали. Родовая магия – это совершенно закрытая информация.

Плюс у меня был доступ к военным архивам с разрешения генерала Чекалина и помощь его секретаря Жана Николаевича.

В итоге я выяснил, что за последние сто лет подход к уничтожению преступников из Пути Ама разительно изменился.

Если раньше для казни использовали один и тот же способ – физически убивали мага крови и забирали часть его тела, – то теперь этого было недостаточно.

Чтобы уничтожить высокорангового адепта из Пути Ама, нужно было сжечь всю его кровь особым ритуалом.

Но в случае с Волотом возникало много проблем. Он был не только магом крови, но и магом других Путей. К тому же, в выживании этот ублюдок познал такое мастерство, какого не познал ещё никто. У него имелось много секретов.

Я окинул взглядом купол, покрытый плотным слоем налипшего тёмного эфира. Он не только уничтожал мою магическую ловушку, но и мог защитить Волота от ритуального сожжения.

Выход тут был только один: стать настолько деликатесной приманкой для тёмного эфира, чтобы тот отлип от купола и потянулся ко мне.

Я достал из портсигара одну из сигарет, сунул в рот, зажав её меж зубов, и приготовил зажигалку, ну а потом полностью убрал духовную защиту и принял образ призрака.

Реакция тёмного эфира последовала мгновенная.

Чёрный смог, учуяв более вкусную добычу, разом отпрянул от купола и устремился в мою сторону. Он, как хищник, тут же впился в меня, окутал, облепил, навис надо мной плотной и жадной хмарью.

Эхос моментально вспыхнул предупреждением:

«ВНИМАНИЕ! ПРИМИТЕ РАДОНИТ! ВНИМАНИЕ! ПРИМИТЕ РАДОНИТ!».

Ну а через пару секунд:

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

Потом снова:

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

Как только купол был освобождён от тёмного эфира, через прозрачный слой ловушки я увидел Волота. Тот стоял, уставившись на меня, будто до сих пор не веря, что я на такое решился. «Ты псих, Бринер», – читалось в его глазах.

Возможно, он был прав.

Только он кое-что забыл: я никогда не вступал в бой, если не мог победить. Моя улыбка оповестила Волота о том, что этот раунд он проиграл.

Эхос тем временем продолжал мигать:

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

Не сводя глаз с бледного лица Волота, я убрал образ призрака и чиркнул зажигалкой, закуривая смертельно опасную сигарету с порохом. Затем взял её пальцами и щелчком отправил в свой же эктоплазменный купол.

Тот вспыхнул фиолетовым пламенем так ярко, что пришлось сощуриться.

Я дождался, когда купол сгорит полностью, после чего швырнул в огонь открытый портсигар с остатками пороха и сразу принял образ призрака, чтобы меня не сожгло тут к чёртовой матери.

Грянул взрыв.

Потом ещё один.

В потолок метнулись искры, эхо пророкотало по соседним залам. Музей Новейшей Истории содрогнулся. Ближайшие экспозиции раздробило и раскидало по всей комнате, стёкла в стеллажах разлетелись вдребезги, потолок и пол посекло осколками, стены потрескались и почернели. Несколько обломков прошили моё полупрозрачное тело и полетели дальше.

Я же продолжал стоять и смотреть на фиолетовый огонь, охвативший зал и Волота вместе с ним.

Ждал.

И пока жадное пламя пожирало помещение, меня продолжал истощать тёмный эфир, а мой эхос мигал на руке, как бешеный:

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

Голова закружилась, тело ослабло. Я уже мало что видел, кроме одного: как в хаосе фиолетового пламени поднимается высокая фигура Волота, и как тело графа Латынина горит на моих глазах, точно смоляной факел. Кожа, волосы, мясо…

К местному запаху тухлятины прибавилась вонь палёной человеческой плоти. Вот это получился знатный «Запах десятилетия»!

Тем временем у меня осталось четырнадцать минут, а ритуал только начинался.

Я снова подключил духовную защиту и сопротивление тёмному эфиру, держась уже на последних крохах резерва. Чёрный смог отпрянул от моего тела и смешался с дымом от огня под потолком, я же в очередной раз использовал манипуляцию пальцами: сначала – большой и мизинец; затем – указательный и средний.

Этот жест дал новый выброс чистого эфира, но на этот раз не такой мощный, а наоборот очень аккуратный.

Эфир образовал в раскалённом воздухе тонкую белую полосу, очертив пространство вокруг горящего Волота – границу в виде треугольника. Такой ритуальный рисунок, кстати, я делал впервые, потому что его в прошлом веке в борьбе с магами крови никогда не использовали.

За треугольником последовал овал с крестом. Затем – звезда с четырьмя лучами, лист, солярный знак с точкой и клиньями. Схема была сложной и большой. Она заключала в себе знаки и символы магических Путей, всех без исключения. Они то повторялись, то менялись, накладываясь друг на друга и объединяясь.

Каждую пару секунд белые линии чистого эфира ложились на горящий пол вокруг Волота и исчезали в огне, а следом за ними появлялись другие линии. Время шло, Волот горел, а я всё рисовал ритуальную схему. От напряжения и жара огня весь покрылся потом, провонял дымом и гарью.

Тринадцать минут.

По залу пронёсся смех Волота.

– Ты так стараешься, Коэд-Дин! Только меня невозможно убить! Можешь сжечь тут всё дотла, изрисовать весь музей и сдохнуть от истощения, но меня всё равно не убьёшь!

Это я тоже прекрасно знал.

Пока отрубленная голова Волота оставалась в сохранности, то и её хозяин мог выжить. А голову сильнейшего мага крови нельзя было уничтожить просто так, только спрятать или объединить с телом хозяина. Правда, сейчас это было равносильно самоубийству.

Так что я решил действовать иначе.

Момент первый.

Уничтожив тело Волота даже без головы, я обеспечивал себе время. Ему понадобится около года, чтобы восстановить собственную кровь. Такой вывод я сделал из знаний о Пути Ама, что мне удалось получить из военных архивов.

Момент второй.

Волот пока не всё мне рассказал. Надо было выудить из него хотя бы ещё один из многочисленных секретов. Так что я продолжал стоять в образе призрака и смотреть на то, как обугливается тело несчастного графа Латынина, как оно падает в огонь, взрываясь искрами, и как на месте сгоревшего носителя остаётся алый живой силуэт.

Сам Волот.

Без телесной оболочки. Только кровь.

Он стоял в огне, как жидкая статуя, кровь в нём булькала, кипела и перекатывалась по фигуре, пока наконец не загорелась. Фиолетовый огонь начал поглощать Волота.

Ну а я продолжал ждать его откровений.

Десять минут. У меня оставалось всего десять минут. Не так много, чтобы успеть покинуть червоточину, но я всё стоял, смотрел на Волота и ждал. Ну не мог мой враг сгореть на моих глазах и ничего не сказать напоследок. Последнее слово должно было остаться за ним – в этом он бы не изменил себе.

Прошла ещё минута.

Затем ещё одна.

В горящий зал внезапно ворвалась Эсфирь. Она кинулась через огонь прямо ко мне. Волосы её парика уже сгорели, как и зелёное платье, остов экзоскелета частично оплавился, а очков на носу уже не было.

– А-а-алекс! – Её голос вобрал в себя равнодушие искусственного разума и ужас живого человека. Жуткое сочетание. – А-а-алекс! Тебе надо уходить! Немедленно! Алекс!

Я хотел броситься к ней, чтобы вытолкать из зала, но удержался на месте. Лишь крикнул:

– Уходи отсюда!

– Ни за что! – Эсфирь остановилась рядом. – Я выведу тебя отсюда, минуя центральные ворота! Там тебя уже ждут, чтобы уничтожить или применить программу «Спасение»!

Смотреть, как на моих глазах горит Эсфирь, пусть даже в виде мехо-голема, было невыносимо.

– Уходи! Я сам выберусь! – Я отвёл взгляд от её ярких голубых глаз и снова посмотрел на огонь, туда, где продолжала гореть и кипеть кровь Волота.

Внезапно мой эхос выдал не просто предупреждение, а завибрировал и издал звуковой сигнал, нервно и длинно пискнув, а потом показал красную голограмму над рукой:

«ИСТОЩЕНИЕ! ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!».

Видимо, это было оповещение для особо тупых, которые с десятого раза не понимают, что у них истощение.

– Алекс! – воскликнула Эсфирь, заметив голограмму.

Она попыталась ухватить меня за руку, но её искусственная ладонь прошла сквозь моё тело.

– А-а-алекс! – Вот теперь в её голосе послышалась угроза, такая же, как бывало раньше. – Если ты не уйдёшь, то я силой уведу тебя отсюда!

У меня осталось пять минут.

Внезапно пол под нашими ногами вздрогнул. Здание затряслось. Это могло означать только одно: червоточина готовится к закрытию, потому что я потревожил её мирное существование, создав опасность для её обитателей.

– Что это?! – опять закричала Эсфирь. – Что происходит?!

Я положил полупрозрачную руку на её плечо и с горечью посмотрел ей в глаза.

– Сегодня ты погибнешь, но я сделаю так, чтобы этого не случилось.

Моя фраза прозвучала как бред сумасшедшего, однако Эсфирь перестала кричать и произнесла уже спокойно:

– Хорошо. Но я всё равно выведу тебя отсюда. У тебя четыре минуты…

Её голос заглушило шипение. Фиолетовый огонь практически уничтожил кровь Волота. По крайней мере, ту, что сейчас находилась здесь. Однако тёмный эфир, клубящийся над местом сожжения, будто живой, тянул щупальца к своему хозяину.

Внезапно из огня показалась кровяная рука. Красные пальцы соприкоснулись с щупальцами чёрного тумана, после чего послышался затихающий выдох, а потом – и голос моего врага. Он всё-таки не смог промолчать.

– Бессмертные всегда возвращаются. Тёмный эфир возродит меня. Ибо я есть он, а он неотвратим.

На этом Волот смолк, его красная рука вспыхнула и наконец сгорела. Тёмный эфир снова поднялся вверх, под потолок, и остался там, неподвижный и мрачный, будто в скорби.

– Что он имел в виду? – спросила Эсфирь, уставившись на меня. – Что всё это значит? Алекс!

Я бросил последний взгляд на бурю огня, где только что сгорел Волот, и быстро ответил:

– Это значит, что при создании тёмного эфира Волот отдал часть своей крови. Пока существует темный эфир, существует и Волот. А голова лишь сделает его сильнее. Чтобы возродиться, Волоту нужен темный эфир, много эфира. И я уже догадываюсь, где он будет его собирать. А теперь уходим!

Эсфирь не стала больше ничего спрашивать, а бросилась через огонь к выходу из зала.

– За мной! Быстрее! У тебя две минуты!

Мы понеслись по горящим залам Музея, мимо полыхающих скелетов на постаментах, мимо оплавившейся восковой фигуры Коэд-Дина, мимо полок и столов, почерневших стен и задымленных позолоченных дверей.

Червоточина тряслась всё сильнее.

Через несколько секунд начали осыпаться потолки и падать стены, а мы продолжали бежать. Когда мелькнула закоптившаяся табличка «ЗОНА Т. Э.», Эсфирь остановилась и указала на оконный витраж, уже с разбитыми стёклами.

– Туда! Не тормози, Алекс! Давай!

Перед тем, как покинуть Музей и оставить Эсфирь погибать, я остановился, убрал образ призрака и крепко обнял разогретое огнём тело мехо-голема.

– Мы ещё увидимся, обещаю.

Эсфирь обняла меня в ответ и прошептала:

– Только не позволяй своему другу продать «Мануфактуру Севера». Чтобы никто не наживался на страхе людей перед темным эфиром. Чтобы не продавали Спасение за деньги. Спасение не должно продаваться. И дом на Белом Озере… Алекс… он должен стать твоим. Поверь мне. Только так мы спасёмся по-настоящему. Я знаю это. Потому что… кто из нас пророк? Ой, это же я…

Она оттолкнула меня к витражу и ничего не стала добавлять. Всё, что надо, мы друг другу уже сказали.

Я снова принял образ призрака и на остатках сил выскочил в окно, ну а потом дал волю скорости сидарха. Мне хватило полминуты, чтобы добраться до мембраны и выхода из червоточины.

Перед тем, как покинуть Спасённый Петербург, я оглянулся.

Пожар из Музея Новейшей Истории уже охватил исполинские деревья рядом. Те горели и трещали почерневшими кронами, небоскрёбы по всему городу рушились, АЭ-Роптеры падали, идеальный асфальт лопался и крошился, стеклянные осколки, сверкая, летели вниз с гигантской высоты, фиолетовый огонь уничтожал «прекрасное будущее», а над всем этим хаосом висел равнодушный чёрный туман.

Мне до слёз было жаль уничтожать всё это – почти идеальную цивилизацию мехо-големов – но в то же время я понимал, что именно этот страшный мир мне и явился сто лет назад, на последнем тринадцатом ранге. Я увидел будущее и ужаснулся, а потом предпринял всё возможное, чтобы этого не допустить.

И пусть я всё ещё в процессе достижения цели, а риски уничтожения человечества высоки, как никогда, у нас ещё остались шансы на спасение. Настоящее Спасение, а не то, которое я увидел здесь, в этой червоточине.

Снова запищал мой эхос, и на этот раз предупреждение было другим:

«ПОЛНОЕ ИСТОЩЕНИЕ! ПОТЕРЯ СОЗНАНИЯ: 05, 04, 03…».

Я развернулся и рванул через мембрану, по туннелю к котловану и верхней перегородке. Следом за мной начала схлопываться червоточина.

Позади гремело и рушилось, нити сращивали туннель, спину окатывал холод, щупальца тёмного эфира всё ещё цеплялись за моё тело, растягиваясь и слабея, а я нёсся вперёд, не замечая под собой земли.

«02».

Ещё пара шагов.

«01».

Выдох и прыжок вверх.

«00».