© Дмитрий Трифонов, 2025
ISBN 978-5-0065-2355-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Великому городу Челябинску и его людям посвящается эта книга!
«Когда я попытался полученные материалы в результате археологических раскопок соотнести с историей, оказалось, что истории как таковой у нас нет…»
(из интервью с к. и. н. Г. Х. Самигуловым об археологии г. Челябинска)
«Специалисты всю историю Челябинска сравнивают с набором черепков. Вот только собрать их гораздо сложнее: «Отдельные небольшие фрагментики, которые пока не складываются в цельную картину» (репортаж местных СМИ с места археологических раскопок в центре Челябинска).
ЧАСТЬ 1
Источники и критика
Введение
Автор этой книги родился, вырос и большую часть жизни провел в г. Челябинске. Со школьной скамьи интересовался историей, и особенно историей родного края: во время учёбы в школе занимался в археологическом кружке при Челябинском государственном педагогическом институте под руководством известного челябинского археолога д. и. н. Б. Н. Виноградова. После окончания средней школы планировал поступать на исторический факультет Челябинского государственного университета, и даже посещал с этой целью полугодичные подготовительные курсы, но, поддавшись модным веяниям того времени, в итоге стал дипломированным юристом.
Однако, интерес к истории у меня не угас, и с особенной силой он возродился после первого знакомства с книгами по Новой Хронологии, в свете которой история родного края заиграла совершенно иными красками, чем те, которыми ее рисует официальный исторический дискурс. В итоге зародилась мысль написать работу, посвященную реальной истории Челябинска, или, по крайней мере, сделать посильные шаги в этом направлении: автор отдает себе отчет в том, что, не являясь профессиональным историком, и не располагая возможностями для масштабной работы в архивах, вряд ли может претендовать на всеохватывающее историческое полотно (кстати, даже историки-профессионалы отмечают, что для полноценного изложения первоначального периода истории Челябинска у них недостаточно материала, а это, по их мнению – 18 в.!). В то же время, есть понимание того, что, пусть и с малого, но необходимо начать разбор исторических и историографических завалов и нагромождений, сопровождающих историю Челябинска, полную загадок и противоречий. Возможно, эта книга станет толчком или спусковым крючком для будущих профессиональных исследований, прольющих свет истины на наше историческое наследие. Материалы для книги автор собирал более десяти лет и столько же выкристаллизовывалась общая картина происшедших событий, постепенно складываясь в мозаику из разрозненных, и, иногда, на первый взгляд, не связанных между собою фактов. Возможно, она будет грешить неточностями и ошибками, прошу строго не судить – автор исходил из имеющихся у него сведений.
Думаю, что представлять Челябинск читателям нет особой нужды – город – «миллионник», один из 16-ти на текущий момент в России и 7-ой по количеству населения в стране, второй по величине промышленный, экономический, транспортный и культурный центр Урала (после Екатеринбурга, хотя коренные челябинцы могут и оспорить данный тезис). Что в общественном сознании в первую очередь связано с названием «Челябинск»? – овеянный вечной славой Танкоград, индустриальные гиганты первых пятилеток – ЧГРЭС, ЧТЗ, завод им. С. Орджоникидзе. Конечно же, крупнейшие металлургические производства страны – ЧЭМК, ЧМК, естественно, трубопрокатный завод (ЧТПЗ) и пр. Спору нет, все это было и есть в истории Челябинска, только вот индустриальный (советский) этап его развития своими масштабами как бы заслонил от нас предшествовавшие этому периоды (и вполне оправданно), и вроде бы до прокладки через Челябинск железной дороги – знаменитого Транссиба в самом конце 19 в., и начавшемся в связи с этим бурным экономическим ростом города («Зауральский Чикаго» называли тогда Челябинск в прессе), не было в его жизни никаких примечательных событий – так, сонный, уездный городок, коих тысячи разбросаны на бескрайних просторах матушки-России: бездорожье, грязь, мухи, скука… В общем, профессиональному исследователю не к чему приложить свои знания и умения – в целом картина и так, мол, понятна.
К сожалению, данный подход до сих пор господствует в отечественной историографии и местном краеведении. Мало того, благодаря т. н. «масскультуре», в последние годы само название Челябинск все более и более становится чуть ли не синонимом провинциальности, захолустности и пр. В этой книге, используя результаты и методы концепции Новой Хронологии (НХ), я попытаюсь показать, что это далеко не так, что Челябинск – город, без преувеличения, с древней историей, наполненной бурными, возможно даже эпохальными событиями, имеющими значение для всей страны, а не только для местного, регионального уровня. Сразу хочу оговориться – данная книга рассчитана на читателей, хорошо знакомых с трудами авторов концепции НХ, в связи с чем, в необходимых случаях, рекомендую обращаться к соответствующим изданиям многоуважаемых А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского (ФиН).
Кроме того, изучение истории Челябинска и прилегающего к нему региона через призму НХ даёт интересные результаты в плане вскрытия методов фальсификации древней истории нашей страны, заказчиком которой выступила династия Романовых (либо их западноевропейские покровители), в целях обоснования своих прав на российский престол, а также обнаруживает признаки проводимых Романовыми и их сторонниками во власти, в ходе завоевания и дальнейшего освоения территорий бывшей Московской Тартарии, если применять современную политологическую терминологию, специальных психологических операций, по сути гибридной войны (в исторической науке для этого явления принят нейтральный термин «колонизация»).
На примере Челябинска этот феномен, характерный, как выясняется, и для других захваченных Романовыми регионов, будет заметен достаточно выпукло, возможно в связи с тем, что это был последний оплот Ордынской империи на территории, как минимум, современной юго-восточной России, который смог продержаться, по моему мнению, до 30-х гг. 19 в., после окончательного захвата которого Романовы получили, наконец, возможность двигаться дальше – в Среднюю Азию. В связи с этим, выводы авторов НХ в отношении возможности захвата Романовыми Сибири только после проигрыша Московской Тартарии в Пугачевской войне, и методов, которые ими применялись в этих целях, изложенные в соответствующих работах, находят своё полное подтверждение. Попутно замечу правоту ныне покойного историка, д.и. н. Пыжикова А. В., высказавшего в одном из своих выступлений на «YouTube» канале интересную мысль – фактически сначала Романовыми была создана история Сибири (эта задача, по всей видимости, была поручена Г. Ф. Миллеру в середине – конце 18 в. – авт.), и лишь после этого написана цельная история всей России (очевидно Н. М. Карамзиным – авт.), что, конечно, не является случайностью.
Географически мое исследование не будет ограничиваться только пределами современной городской черты г. Челябинска, мы расширим его на территорию прилегающего региона – в разные исторические периоды данная местность входила в состав множества различных государственных, политических, административных, этносоциальных, этнополитических и пр. образований – Сибирского ханства (царства), Ногайской орды, Башкирской орды (оказывается, существовала и такая!), Исетской провинции, Уфимского наместничества, Оренбургской губернии, Уральской, и, наконец, современной нам Челябинской области (список далеко не полный).
Хронологические рамки исследования охватывают 13 – 19 вв. Именно в этот период, по моему скромному мнению, возник, существовал и погиб старый город Челябинск (ранее в просторечии – Че (и) ляба или Силяба), который в дальнейшем, с целью отличия его от нового населенного пункта с тем же названием, основанного примерно в той же местности романовской администрацией, мы будем условно называть «ордынским».
В книге широко использованы материалы исторических, археологических, краеведческих, историографических, этнографических, географических, геологических исследований, архивные источники, сведения об истории Челябинска, опубликованные в периодических изданиях (газеты, журналы и пр., в т. ч. интервью с профессиональными историками и краеведами), в интернете, в т. ч. на краеведческих форумах, исторические источники, не признаваемые официальной наукой: «Джагфар Тарихы», «Ростовский летописец» А. Артынова, «Русский летописец» и др., фольклор и предания уральских народов, картографический материал разных периодов, старинные фотографии г. Челябинска, а также личные наблюдения автора, с детства изучающего историю родного края и прошедшего по нему в годы юности с рюкзаком и палаткой, что называется, вдоль и поперек… Итак, в путь, дорогой читатель!
Краткий обзор истории Челябинска в рамках официального дискурса
Вначале нашего исследования предлагаю вкратце окинуть мысленным взором историю Челябинска и прилегающего региона с точки зрения официальной или традиционной исторической науки (ТИ, для отличия от концепции НХ), благо, что историки отвели ему жизни всего-навсего 286 лет (на момент написания этой работы) – прямо скажем, совсем немного по сравнению с возрастом древних русских городов типа Москвы, Владимира, Суздаля, или даже некоторых городов урало-сибирского региона – Тобольска, Тюмени, Томска, даже ближайшего Кургана и пр. Прямо скажем, несколько странно для местности, изобилующей археологическими памятниками, начиная с каменного века, некоторые из которых имеют мировое значение (Аркаим и Синташта, например), т. е. освоенной еще в седой древности, а также богатой различными природными ресурсами (золото, железо, медь, драгоценные камни и пр.), и весьма перспективной с логистической точки зрения. Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся.
Современная историография предлагает следующую периодизацию истории г. Челябинска:
– Челябинская крепость (в т. ч. центр Исетской провинции в период 1743—1781 гг.): 1736 – 1781 гг.;
– город Челябинск (уездный город): 1781 – 1917 гг.;
– советский период: 1917 – 1991 гг.;
– современный период – после 1991 г.
Челябинская крепость (включая центр Исетской провинции): 1736 – 1781 гг.
Челябинская крепость была заложена 2 сентября 1736 года (по старому стилю) на месте урочища Селябэ или в другом произношении – Челя (е) би для защиты от нападения местного населения – башкир на военные обозы с продовольствием, следующие из Теченской слободы в Оренбургскую и Верхояицкие крепости. Челябинская крепость наряду с Чебаркульской и Миасской крепостями, построенными чуть раньше, составляли т. н. Старую Оренбургскую или Исетскую линию (в разных источниках она называется по-разному). По некоторым данным, к этой линии также относились Уйская и Еткульская крепости. Учитывая то, что в 18 в. в Российской империи (РИ) понятие «линия» в административно-правовом смысле подразумевало государственную границу, данный факт подтверждает версию ФиН о том, что Сибирь (в исследуемый период времени, это географическое понятие охватывало также территорию современного Урала) до окончания Пугачёвской войны Романовым не принадлежала. По динамике продвижения различных линий (Закамской, Оренбургской, Уйской, Исетской, Тоболо-Иртышской и др.), т. е. границ, от центра страны к её окраинам, можно достаточно точно хронологически проследить процесс расширения территории, подвластной Романовской династии.
Челябинск был основан в ходе работы т. н. Оренбургской экспедиции (переименованной позже в комиссию), проводившей курс на ускоренную русскую колонизацию Башкирии и Зауралья, а башкирские восстания, явившиеся ответом на вооруженное вторжение, выявили уязвимость путей сообщения между строящимся Оренбургом и Зауральем, служившими опорой для Оренбургской экспедиции (история этого масштабного, по сути, захватнического романовского предприятия, задуманного еще Петром I, в свете НХ интересна сама по себе, в частности, она хорошо иллюстрирует указанный выше тезис о том, что Сибирь и Урал до окончания Пугачевской войны Романовым не принадлежали. Этот вопрос мы рассмотрим более подробно в своём месте, включая механизм завоевания Романовыми башкирских земель с двух направлений или баз – Екатеринбурга и Оренбурга).
Основателем крепости считается известный деятель эпохи Петра I, его личный переводчик и сподвижник в «восточных» делах – полковник А. И. Тевкелев (Тевкелев Кутлу-Мухаммед), склонивший чуть ранее к присяге на верность императрице Анне Иоанновне т. н. киргиз-кайсаков Малой орды (попросту – казаков). В 1950-х гг. московскими архивистами был найден подлинник донесения (докладной записки) А. И. Тевкелева руководителю Оренбургской экспедиции (комиссии) В. Н. Татищеву, документально подтверждающий дату и факт основания города А. И. Тевкелевым. Интересно, что до обнаружения этого свидетельства дата основания Челябинска была дискуссионной – в исторической литературе есть множество альтернативных вариантов (этот документ мы еще рассмотрим подробно). Считается, что крепость была основана с согласия владельца земли, на которой она располагалась – башкирского старшины Кара-Табынской и Барын-Табынской волостей Сибирской дороги (даруги) Таймаса Шаимова, получившего от императрицы Анны Иоанновны наградное оружие – саблю и статус тархана, т. е. лица, освобожденного от уплаты податей (ясака), видимо, в т. ч., за неоценимую помощь в колонизации башкирских земель романовской царской администрацией (впоследствии этими привилегиями пользовались потомки Таймас-батыра).
С 1736 г. Челябинская крепость административно относилась к Уфимской провинции. Очень интересно, что по некоторым данным, гарнизон крепости состоял из стрельцов (и это в 30-х годах 18 в.!) и казаков (якобы выходцев из крестьян Европейской России и зауральских слобод, при переселении в крепость в срочном порядке верставшихся в казачье сословие). В июне 1742 г. Челябинскую крепость посетил известный немецкий ученый и путешественник И. Г. Гмелин, который оставил о ней первое известное в научной литературе описание: «Эта крепость также находится на реке Миясс, на южном берегу, она похожа на Миясскую, но побольше и окружена только деревянными стенами из лежащих брёвен. Каждая стена имеет примерно 60 саженей. Она заложена вскоре после Миясской крепости, а имя получила от ближайшего к ней, находящегося выше на южной стороне реки леса, по-башкирски Челябе-Карагай».
В 1743—1781 годах Челябинская крепость являлась административным центром Исетской провинции, согласно указу Оренбургской комиссии от 22 сентября 1743 г. (до этого момента только входила в состав данного административного образования. Исетская провинция, а точнее та территория, которую историки относят к Исетской провинции, на протяжении 18 в., скорее всего, подчинялась Московской Тартарии (условно Тобольску, хотя это тоже дискуссионный вопрос – не исключено, что столица Тартарии продолжала называться Москвой, а не Тобольском) и была либо отвоевана у Романовых в ходе многочисленных т. н. башкирских восстаний начала – середины 18 в., либо перешла под власть Тобольска (отложилась) во время или незадолго до начала Пугачевской войны, об этом – в своём месте).
В 1760-е годы в Челябинской крепости находились следующие органы местного управления: воевода, провинциальная канцелярия, ратуша, духовное правление и др. (сразу обращает на себя внимание наличие такого органа управления как воевода, более характерного для старой, допетровской Руси). В крепости располагалось примерно 500 жилых дворов, из них около 100 – внутри крепостной стены. Крепость на обоих берегах реки Миасс была обнесена деревянной оградой (заплотом) с рогатками, надолбами и тремя проезжими башнями. Первоначально в крепости имелась одна деревянная церковь Николая Чудотворца, построенная в 1737 году (?), позже к ней добавилась каменная двухпрестольная (по другим данным – трёхпрестольная) церковь – Христорождественнский собор, с 1914 г. имеющий статус кафедрального собора Челябинска (разрушен в 1930-е гг. в ходе антирелигиозной кампании, историю этого собора мы подробно рассмотрим далее, она тоже очень интересна в свете НХ). В начале 1774 года, якобы благодаря решительным действиям воеводы А. П. Верёвкина, Челябинская крепость выдержала первый приступ пугачёвцев, однако в феврале 1774 года пугачевским войскам под руководством атамана И. Грязнова всё же удалось ею овладеть на непродолжительное время (якобы освобождена в апреле того же года отрядом генерала Деколонга).
К наиболее значимым событиям «крепостного» («провинциального») периода в истории Челябинска можно отнести посещение крепости И. Гмелиным (якобы в 1742 г.), якобы перенос в Челябинск административного центра недавно созданной Исетской провинции (1743 г.), строительство Христорождественнского собора (якобы 1748—1766), события, связанные с Пугачевским восстанием (якобы 1773—1775 гг.), включая знаменитое бегство калмыков в Китай в 1771 г.
Город Челябинск (уездный город): 1781 – 1917 гг.
В 1781 году Челябинская крепость меняет свой правовой статус -становится городом и одновременно центром Челябинского уезда Екатеринбургской провинции (области) Пермского наместничества (по мнению некоторых историков, городской статус Челябинск обрёл фактически еще в 1744 году после того, как стал центром Исетской провинции, закрепив его в 1753 году созданием ратуши – органа самоуправления городских сословий. Вообще, у историков наблюдается постоянная путаница между городом и крепостью Челябинск, в разных документах наименования могут варьироваться, так же, как и название – Челяба, Челябинская крепость, Челябинск, и это не случайно, о чем мы будем говорить дальше).
С 1782 года Челябинск и Челябинский уезд вновь административно переподчиняются Уфимской области Уфимского наместничества в ходе реорганизации Оренбургской губернии. 6 июня 1782 года указом императрицы Екатерины II утверждён герб уездного города Челябинска: в верхней части щита располагается уфимский герб – куница, в нижней – навьюченный верблюд, в знак того, что через город проходили торговые пути. В 1788 году группа врачей во главе с Андреевским С. С. изучает в Челябинске симптомы неизвестной ранее опасной болезни и дает ей название – сибирская язва, а также впервые в мире выделяет сыворотку против данного заболевания – событие мирового масштаба по оценке ученых. В 1796 году, в ходе очередной административно-территориальной реформы (упразднение наместничеств), Челябинск вновь включен в состав Оренбургской губернии, в связи с чем утверждается новый герб города – навьюченный верблюд в нижней части губернского щита.
В 1861 году в городе учреждён Одигитриевский женский монастырь, разрушенный в 1930-х гг. в ходе антирелигиозной кампании (по некоторым данным, кирпич, оставшийся от разборки монастыря, якобы был направлен на строительство бывшего здания УНКВД по Челябинской области). До конца 19 в. Челябинск был небольшим городком, население которого относилось в основном к торгово-ремесленной прослойке. В городе функционировала своя ярмарка.
Рождение Челябинска как крупного промышленного и транспортного узла относится к 1892 году. Именно тогда было окончено строительство Самаро-Златоустовской железной дороги, соединившей Челябинск с европейской частью страны и продолжилось строительство Транссибирской магистрали далее на восток. Кроме того, дальнейшему развитию города способствовал запуск в эксплуатацию в 1896 году ветки Уральской горнозаводской железной дороги, соединяющей Челябинск с Екатеринбургом, вследствие чего значительно увеличился грузопоток, идущий через Челябинск в европейскую часть России: в короткий срок город занял ведущие позиции в стране по торговле хлебом, маслом, мясом и чаем. Так, по торговле хлебом Челябинская биржа конца 19 в. – первая в России, по торговле импортным чаем – вторая. Этому так же способствовало и введение правительством страны так называемого «Челябинского тарифного перелома» в период 1896—1913 гг. За Челябинском прочно закрепляется неофициальное почётное название «Ворота в Сибирь». В этот период город растет и ввысь, и вширь – появляются первые каменные многоэтажные дома, резко увеличивается население (в 1917 г. – ок. 70 тыс. чел.), чему способствует открытие недалеко от железнодорожной станции Челябинск крупного переселенческого пункта, появляются первые крупные промышленные производства, как грибы растут различные торговые, банковские, агентские конторы, включая представительства зарубежных фирм (1500 торгово-промышленных заведений с годовым оборотом до 30 млн рублей). Отмечается связанный с этим резкий рост в образовательной и культурной сферах (открываются новые учебные заведения, Народный дом – первый театр и пр.). Именно в этот период Челябинск получает неофициальное название – «Зауральский Чикаго».
Наиболее значимые события периода «уездный город» – изменение правового статуса Челябинска с «крепостного» на городской (1781 г. – дата сразу обращает на себя внимание: после окончания Пугачевской войны), открытие богатых Миасских и Пластовских золотых месторождений и вызванная этим т. н. «золотая лихорадка» (конец 18 в. – середина 19 в., данные события напрямую не связаны с г. Челябинском, однако, несомненно, оказали определенное влияние на его развитие), создание т. н. Новолинейного района в составе Оренбургской губернии (1835—1837 гг., перенос далее в степь Оренбургской укрепленной линии, вероятно только после этого стало возможно дальнейшее продвижение Романовых в Среднюю Азию), посещение города цесаревичем, будущим императором Александром II (1837 г. – первое в истории посещение представителем царской фамилии Урала и Сибири, не случайно именно в это время – после того, как угроза со стороны Тартарии (Орды) была окончательно отодвинута в степь – см. выше создание Новолинейного района), разработка и учреждение первого регулярного (по современному – генерального) плана города (1838 г. – очень важная дата, также вероятно связанная с созданием Новолинейного района), прокладка недалеко от города железной дороги и начало строительства Транссибирской магистрали и вызванный этим фактором бурный экономический рост в конце 19 в. – начале 20 в. (1892 г.).
Подробно рассматривать советский и современный периоды истории г. Челябинска в данной работе нет необходимости в связи с хронологическими рамками исследования, ограниченными 13—19 вв., так как именно в указанном временном интервале находятся события, являющиеся основным предметом нашего исследовательского интереса.
Итак, как мы видим, значимых событий в истории Челябинска за период, составляющий без малого два века (1736—1917 гг.), с т. з. исторической науки, произошло действительно не так уж и много. Вместе с тем, ключевые исторические моменты данного периода, выделенные мною выше, проанализированные через призму концепции НХ и с применением разработанных ее авторами методов, дают результаты, совершенно отличные от официальной версии истории Челябинска, о чем мы подробно будем говорить в своём месте. Кроме того, историки и краеведы крайне неохотно признают, что у города Челябинска была как бы некая предыстория, в частности, в некоторых источниках имеются данные, свидетельствующие о его основании гораздо раньше общепринятой даты в 1736 году, но эти сведения, по их мнению, не подкреплены никакими официальными историческими документами, поэтому остаются до сих пор в области предположений и околонаучных гипотез, а то и городских мифов. Анализу этих интереснейших данных мы специально посвятим отдельную главу.
Архивные источники
Данную главу хотелось бы начать с самого, наверное, главного для любого профессионального историка и краеведа источника информации – исторических архивов. Давайте посмотрим какие архивные материалы, освещающие первоначальный этап истории г. Челябинска («крепостной» период: 1736 – 1781 гг.), как это принято говорить у специалистов, отложились в местных архивохранилищах.
Как это ни удивительно, но в самом авторитетном архивном учреждении Челябинска – Объединенном государственном архиве Челябинской области (ОГАЧО), по информации данного ведомства, на текущий момент хранится одно единственное уцелевшее архивное дело, содержащее документы Исетской провинциальной канцелярии, направленные ею в Миасскую крепость, административно подчиненную Исетской провинции, за период 1736 – 1762 гг. (Ф. И-63. Оп. 1. Д. 1).
Данное дело было найдено миасским казаком в 1937 году (т. е. по сути – случайно) и подарено Челябинскому областному краеведческому музею, который в свою очередь передал данные документы в архив. По сведениям челябинских архивистов и историков, вся остальная документация Исетской провинциальной канцелярии якобы полностью погибла во время Пугачевского восстания. Вот что сообщают историки о содержании обнаруженных в с. Миасском Челябинской области (бывшая Миасская крепость) в 1937 году архивных документов: «Самые ранние материалы находятся в фонде Миасской крепости Исетской провинции. Это документы о строительстве крепостей, заселении башкирских земель казаками, о беглых крестьянах, пытавшихся записаться в казачество, об экономическом положении первых поселенцев, о выступлениях башкирского населения, сгоняемого с принадлежавших ему земель. В основном это указы Исетской провинциальной канцелярии и переписка с канцеляриями крепостей. Имеются списки военных чинов Миасской крепости, которые дают представление о ее размере и степени укрепленности». Как видно из этого текста, источники, относящиеся непосредственно к истории г. Челябинска (Челябинской крепости) первой половины – середины 18 в. в данном собрании практически отсутствуют (автору книги не пришлось лично ознакомиться с указанными выше архивными материалами, поэтому в данном вопросе с моей стороны возможны определенные допущения. В то же время, изучение большого объема исторических исследований, связанных с первоначальным периодом истории города, позволяет мне быть уверенным в этом убеждении).
Кроме этого, фонды ОГАЧО содержат еще ряд архивных материалов, относящихся к периоду до 1781 года, как правило отражающих деятельность различных административных, духовных и военных органов и учреждений г. Челябинска (Челябинской крепости): Челябинское духовное правление Оренбургской духовной консистории (1767—1909); комиссар Миасской крепости (1737—1830, очевидно входит в состав архивного дела, обнаруженного в с. Миасском – см. выше); коллекция документов религиозных учреждений (1753—1937); коллекция документов о Крестьянской войне под предводительством Пугачёва (1773—1776). Вот, в общем-то и всё, что можно обнаружить в местных архивах касательно первоначальной истории города.
Внимательный читатель в этом месте может задаться вопросом, а как же подлинник донесения, как считается, основателя Челябинской крепости А. И. Тевкелева руководителю Оренбургской экспедиции В. Н. Татищеву, документально подтверждающий основание города (крепости) в сентябре 1736 года, обнаруженный в московских архивах (см. выше)? И здесь мы сталкиваемся с интересным фактом, в общем-то давно известным историкам и краеведам – основной массив архивных данных по истории Челябинска с некоторых пор находится в Москве – в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА). Например, фонд 429 «Исетская провинциальная канцелярия, станица Чембаркульская, Тиинская и Челябинская крепости Исетской провинции Сибирской губернии, с 1743 г. Оренбургской губернии. Опись 1»; фонд 248, опись 3 «Журналы и протоколы Сената. Дела по Азовской, Астраханской, Воронежской, Пермской, Киевской, Московской, Нижегородской, Оренбургской, Сибирской губерниям», содержащий документы, касающиеся деятельности Оренбургской экспедиции. В книге 1534 на л. 54 данного фонда как раз и находится указанное выше донесение Тевкелева А. И.; фонд 248, опись 160 «Картографические материалы Сената» и др. Кстати, такое положение вещей входит в противоречие с утверждениями челябинских архивистов о том, что все архивные материалы Исетской провинциальной канцелярии якобы были уничтожены во время Пугачёвской войны. Видимо, часть из них всё же удалось спасти и перевезти в Москву? Или эти архивы не имеют к истории современного г. Челябинска никакого отношения? Давайте разбираться в этом запутанном вопросе.
К сожалению, в открытых источниках затруднительно найти информацию относительно причин, по которым данные архивные материалы оказались далеко за пределами г. Челябинска (буду очень признателен специалистам по архивному делу за консультацию по данному вопросу). На мой взгляд, объяснить перемещение такого объемного массива сугубо местных архивных данных в столичные архивные учреждения, за исключением, может быть, документов, касающихся деятельности Оренбургской экспедиции (позже – комиссии, «зародыша» будущей Оренбургской губернии), находящейся в ведении Сената, т. е. центрального правительственного учреждения на тот период, и, по этой причине отложившихся в соответствующих фондах, возможно только какими-то мероприятиями общегосударственного характера либо некими экстраординарными событиями – война или иная масштабная угроза уничтожения правительственной документации. Не исключено, что причина отправки челябинских архивов в Москву может оказаться вполне банальной и лежать в сфере регулирования административной деятельности региональных органов управления, например, в связи с упразднением в 1781 году Исетской провинциальной канцелярии (скорее всего, историки будут придерживаться именно этой точки зрения).
Вместе с тем, нельзя не обратить внимания на следующий примечательный момент: читателям книг ФиН должна быть хорошо известна активная и несколько странноватая деятельность «придворного» российского историка 18 века немецкого происхождения Г. Ф. Миллера, направленная на масштабный сбор архивных материалов именно в Сибири в период 1733—1743 гг. (целых десять лет!). Статья в Википедии, посвященная этому неутомимому деятелю от науки сообщает следующее: «В 1733 году началась подготовка „Второй Камчатской экспедиции“, в которой по поручению академии (имеется в виду – Академии наук РИ, авт.) принял участие и Миллер. Не попав на Камчатку, Миллер объездил главнейшие пункты Западной и Восточной Сибири в пределах: Берёзов – Усть-Каменогорск – Нерчинск – Якутск и тщательно исследовал местные архивы, открыв, между прочим, сибирскую летопись Ремезова. Десятилетнее (1733—1743) пребывание в Сибири обогатило Миллера массой ценных сведений по этнографии коренных жителей Сибири, местной археологии и современному состоянию края. Особенно важна была вывезенная Миллером громадная коллекция архивных документов, и если сам он использовал только ничтожную часть их, то в дальнейшем они служили и продолжают служить важным подспорьем для учёных».
При этом, Миллер являлся организатором и руководителем по сути первого полноценного государственного российского архива – Московского главного архива (первоначально – архив Иностранной коллегии, впоследствии – Министерства иностранных дел, «дедушка русских архивов»), который возглавлял более двадцати лет – с 1766 по 1783 гг. Наверное, читатель уже догадался, что на базе данного архивного учреждения в советский период был организован Российский государственный архив древних актов (РГАДА). В т. н. «портфелях Миллера», содержащих рукописи, документы и иные материалы по истории, географии, этнографии Сибири, дневники путешествий и т. д., среди прочего находится и экстракт дел Исетской провинции. В связи с этим нельзя исключать возможности неких манипуляций с архивными материалами по истории Челябинска, хранящимися в РГАДА, со стороны данного одиозного «историка». В свете сказанного, наверное, не лишним будет упомянуть о том, что именно Ф. Г. Миллер стал первым российским ученым, написавшим официальную историю Сибири – «первый правильный учёный труд по истории Сибири», как оценили его коллеги и последователи Миллера. Причем, как я уже упоминал выше, история Сибири была написана гораздо раньше, чем история России в целом – первый том «Описания Сибирского царства» Миллера был опубликован в 1750 году, задолго до издания Н. М. Карамзиным своих знаменитых исторических опусов (примерно на полвека).
В целом, именно Г. Ф. Миллер заложил те «несущие конструкции» в основание здания фальсифицированной истории России, на которых она держится по сию пору: «В 1747 году Миллер принял русское подданство, и 20 ноября (1 декабря) 1747 был назначен историографом Российского государства. В 1749 году имел большую неприятность по поводу речи, приготовленной им для торжественного заседания Академии: „Происхождение народа и имени российского“. Некоторые из академиков (Ломоносов, Крашенинников, Попов) нашли её „предосудительной России“… Из числа собственно исторических трудов Миллера, кроме „Origines Rossicae“, главнейшие: „О летописце Несторе“ (1755), „Известие о запорожских казаках“ (1760), „О начале Новгорода и происхождении российского народа“ (1761) и „Опыт новой истории о России“ (1761). Напуганный судьбой своей речи 1749 года, Миллер в 1761 году предположил, что основатели русского государства были роксолане с Балтийского моря. Позже, в сочинении „О народах, издревле в России обитавших“ (Büsching’s „Magazin“, XV; русский перевод, СПб., 1773), он указал на присутствие варяжского элемента на юге. В „Опыте новой истории о России“ автор хотел продолжать Татищева, но Ломоносову не нравилось, что Миллер занимался исследованиями о „смутных временах Годунова и Расстриги – самой мрачной части российской истории“, и ему удалось добиться прекращения этого труда… Г. Ф. Миллером была собрана коллекция документов и мемуаров по восстанию Емельяна Пугачёва, известная как „Пугачёвский портфель Миллера“. В коллекции находятся копии писем, известия, сочинения, указы, манифесты, донесения, речи и другой материал за период 1772—1775 годов, связанные с тем восстанием. В 1784 году в немецком ежегоднике А. Ф. Бюшинга была издана анонимная статья „Достоверные известия о мятежнике Емельяне Пугачёве и поднятом им бунте“. Как считают исследователи…, эта работа была написана Г. Ф. Миллером». С учётом данной информации, мы должны с осторожностью и определённой долей скептицизма относиться к любым историческим материалам, прошедшим через руки лейб-историка.
И всё же я предлагаю вкратце проанализировать материалы, хранящиеся в фонде Исетской провинциальной канцелярии в РГАДА, по ходу отметив для себя на будущее ряд интересных моментов (опись материалов фонда любой желающий может легко найти посредством поискового сервиса на интернет-сайте РГАДА).
Как я указывал выше, фонд №429 озаглавлен следующим образом: «Исетская провинциальная канцелярия, станица Чембаркульская, Тиинская и Челябинская крепости Исетской провинции Сибирской губернии, с 1743 г. Оренбургской губернии. Опись 1». Сразу обращает на себя внимание нехарактерное название Чебаркульской крепости (совр. город Чебаркуль Челябинской области) – Чембаркульская, которая к тому же названа здесь станицей, а не крепостью, а именно в этом статусе она фигурирует в исторически анналах Исетской провинции (по крайней мере, в работах официальных историков). Возможно, что в данном случае мы вновь сталкиваемся с хорошо известным читателям книг по НХ эффектом вариативности написания топонимов в официальных документах и на картах 18 в., ещё не «устоявшихся» на тот период времени, ср.: Челябинск – Челяба (Чиляба); Симбирск – Синбирск (совр. г. Ульяновск).
Причём, пример с Симбирском здесь может быть далеко не случаен: как видно из названия описи, в ней упомянута ещё и Тиинская крепость, которая, по официальным данным, никогда не входила в состав Исетской провинции и географически достаточно от неё удалена – крепость входила в Закамскую засечную черту. В настоящее время на её месте расположено Тиинское сельское поселение Мелекесского района Ульяновской области, т. е. крепость находилась в окрестностях Симбирска-Ульяновска. При этом, судя по описи материалов фонда, какие-либо документы, относящиеся к Тиинской крепости, в нём отсутствуют.
Надо сказать, что это не единственная географическая странность, сопровождающая архивные материалы Исетской провинции: так, в ОГАЧО хранится фонд №74, озаглавленный «Селенгинская земская изба Селенгинской воеводской канцелярии; г. Селенгинск Селенгинского дистрикта Иркутской провинции (1733—1737)». В настоящее время Селенгинск это посёлок городского типа в Кабанском районе Республики Бурятия, расположенный недалеко от Улан-Удэ. Остаётся нерешённым вопрос, на каком основании архивные материалы Тиинской крепости и Селенгинской воеводской канцелярии могли попасть в фонд Исетской провинциальной канцелярии. Конечно, ничего не мешает объяснить эти странности ошибками архивистов и многочисленных переписчиков документов, описей и пр. В то же время, я бы предположил, что в данном случае мы столкнулись с отголосками исторической памяти о том, что когда-то географическое понятие Сибирь было значительно шире современного и охватывало земли, как минимум, от Поволжья до Дальнего Востока (по этой причине город Симбирск первоначально именовался Сибирском, и, видимо, после Пугачёвской войны был переименован Романовыми в Симбирск, дабы стереть память о Сибири в этих местах, равно как и р. Яик по той же причине была переименована в р. Урал).
Именно по такому географическому принципу – принадлежность территорий к Сибири, и комплектовали архивные документы сотрудники Московского главного архива, возглавляемого Миллером в середине 18 в., так как память о настоящей, старой Сибири была ещё жива. Кстати, в своей книге «По мотивам мифа о «Золотом Руне»: возможные следы пребывания аргонавтов в России (Был ли Ясон-Христос на Урале?)» я уже писал об этом: «Как мы установили выше, Колхида это, по всей видимости, старое, давно забытое название Сибири либо «калька» с этого названия: СИБИРЬ – СБР – СВР без огласовок (при переходе «Б» в «В») – СЕВЕР – ассоциация со словом ХОЛОД – без огласовок (К) ХЛД – КОЛХИДА, т. е. «холодная страна». Не исключено, что в древности Сибирью называлась не только современная ее территория за Уралом и далее, но и левобережье Волги, а также, возможно, часть нынешней Украины (Северская – Сибирская земля?). К этому интересному вопросу мы вернемся чуть позже… Как я уже указывал выше, ранее Сибирью, по всей видимости, называлась вся территория нынешней России, начиная с левобережья р. Волги и далее, вплоть до Дальнего Востока. Вероятно, в нее также включались и иные земли – север Украины (Северская – Сибирская земля?), а может быть даже и Крым (в определенный период времени) – упоминаемая в «Аргонавтике» А. Родосского Тибаренская земля, это, возможно, Тиберийская земля, т. е. Таврида. Хочу подчеркнуть, что это лишь гипотеза автора книги, подлежащая дальнейшему углубленному изучению и обоснованию». Либо историкам далеко не всё известно о реальных размерах Исетской провинции (как будет видно далее, это утверждение может оказаться отнюдь не беспочвенным).
Фонд №429 содержит документы и другие материалы, касающиеся деятельности Исетской провинциальной канцелярии за период с 1740 по 1782 гг. Вместе с тем, из официальных исторических источников известно, что Исетская провинция была учреждена указом императрицы Анны Иоанновны от 13 августа 1737 года (дата, на мой взгляд, спорная, но об этом чуть позже), однако документы за период 1737—1740 гг. в данном хранилище почему-то отсутствуют. Возможно, часть из них сохранилась в указанном выше деле, найденном в с. Миасском в 1937 году (ОГАЧО, Ф. И-63. Оп. 1. Д. 1), но это, по сути, ничего не дает для уверенного ответа на данный вопрос.
Не исключено, что часть архивных материалов Исетской провинции за указанный период может находиться в составе т. н. «портфелей Миллера», который именно в эти годы вёл бурную деятельность по инспекции сибирских архивов, тем более, что описи «портфелей» содержат прямые упоминания об этих документах, если они вообще сохранились к настоящему времени (см. выше). Вместе с тем, ни в одном из научных исследований по истории г. Челябинска я не встречал ссылок на «портфели Миллера», традиционные историки почему-то предпочитают обходить их стороной. Кроме этого, внимательный анализ данной описи показывает, что основной массив документов о деятельности Исетской провинциальной канцелярии относится к периоду 1770 – 1782 гг., 1740 – 1770 гг. представлены в ней фрагментарно. Таким образом, первоначальный отрезок истории г. Челябинска (1736 – 1770 гг.) по каким-то неведомым причинам оказался очень слабо освещен архивными источниками. На вопрос, с чем это связано, мы попробуем ответить несколько позже.
Обращает на себя внимание одновременное употребление в официальных документах внешне схожих, но всё-таки разных названий для, казалось бы, одного и того же населенного пункта. Причём, вариаций фиксируется даже не две, а как минимум три – город Челяба, город Челябинск, Челябинская крепость (в старообрядческой литературе 19 в. мне попадался вариант – Селябская крепость). Употребление «заменителей» городских топонимов в обыденной речи (в просторечье) традиционно для нашей культуры: Санкт-Петербург – Питер, Екатеринбург – Ёбург, Екат, да, собственно, и тот же Челябинск – Челяба, но, согласимся, что для официальной (правительственной) документации и переписки это, прямо скажем, необычно. Всё-таки, логично предположить, что нормативная база (законы, указы, инструкции и пр.) любого государства должна стремиться к единообразию и точности в определении терминов, названий и пр., во избежание путаницы, двойного толкования, что создаёт почву для злоупотреблений со стороны ответственных должностных лиц, а также влечёт других негативные последствия. В конце концов, это попросту затрудняет процесс административного регулирования для центральных и местных органов власти. Возможно, данный феномен по каким-то причинам характерен именно для г. Челябинска, по крайней мере другие, аналогичные случаи в истории мне неизвестны. В то же время, правовые статусы города и крепости тоже имели существенные отличия, влекущие соответствующие последствия для конкретного населённого пункта: состав и количество населения, степень подчинённости и принадлежность вышестоящим управленческим структурам, порядок формирования органов местного управления, уровень финансирования из казны и пр., и эти факторы, несомненно, должны был отразиться в официальной документации. Характерно то, что после приобретения Челябинском городского статуса (в рамках официальной версии истории), эти изменения сразу становятся заметными именно по указанным выше маркёрам: трансформируется состав органов городского самоуправления, появляются новые городские сословия, постепенно исчезают старые и т д. Но, несмотря на это, Челябинск продолжает именоваться в официальном дискурсе и городом, и крепостью. С учётом изложенного, складывается такое ощущение, что речь идёт о разных объектах, и это ощущение будет усиливаться по мере продвижения нашего исследования.
По ходу дела, сразу хотелось бы отметить несколько фактов, которые странно выглядят на фоне официальной версии истории г. Челябинска. Например, в описи под №339 указана ед. хранения, озаглавленная как «О возобновлении Челябинской крепости вырубке и вывозке на построение домов и крепости леса», датированная 1777 годом, или ед. хранения №462 «О ветхопришедшем городовом строении в негодность» 1778 г. Однако, историкам ничего не известно о каких-либо масштабных работах по реконструкции или строительству новых крепостных сооружений в Челябинске в 1777—1778 гг. Вот, что сообщается по этому поводу: «Приблизительно в то же время… (ок. 1750 г. – авт.) происходит расширение территории Челябинской крепости. Начинает застраиваться заречная часть – Казачья слобода. Насколько можно судить, в это же время строится новая стена, огораживавшая значительный участок земли по обоим берегам реки Миасс. Место под расширение города нарезали с запасом, предполагая значительный рост нового центра провинции. Скорее всего, была отведена под жилую застройку территория, за пределы которой Челябинск не вышел до 1840-х годов. Застройка Челябинска, вплоть до указанного времени, практически не выходила за границы стены, которая показана на плане 1768 года… Приведенные выдержки из документов показывают, что крепостная стена Челябинска (заплот) к 1763 году полностью обветшала – помосты на бастионах сгнили, стена на некоторых участках отсутствовала… Однако, насколько известно, на момент пугачевского восстания стены стояли и даже выдержали штурм отряда Ивана Грязнова…».
Итак, по мнению историков, городская стена якобы выдержала даже штурм пугачевских войск в январе 1774 года! Что же могло случиться со столь мощными городскими укреплениями в 1777—1778 гг., потребовавшее ни много, ни мало, как возобновления крепости вместе с жилыми домами, как об этом указано в описи? О масштабных пожарах, постигших Челябинск в этот период, на которые очень удобно списывать всяческие тёмные пятна в истории, вроде бы ничего не известно.
В связи с этим можно выдвинуть следующие предположения: либо Челябинская крепость всё-таки серьёзно пострадала в ходе боёв во время Пугачёвской войны, хронологически близкой к указанным датам, и, на мой взгляд, это самая логичная версия, либо речь идёт о каком-то другом населённом пункте, либо у нас отсутствуют надёжные данные об этом периоде истории Челябинска.
Если взять за основу первое умозаключение, возникает противоречие с официальной датировкой Пугачёвской войны, которая, как известно, закончилась осенью 1774 г. Ну не мог же город на 3—4 года остаться без защиты крепостных стен, учитывая тревожную обстановку во враждебно настроенной степи в конце 18 в.? Данное противоречие решается следующим образом – скорее всего, боевые действия на территории, за которую шла борьба между Романовыми и Московской Тартарией в ходе Пугачёвской войны, не закончились сразу же после пленения и казни Е. Пугачёва, т. е. в 1775 г., как принято считать у историков, а продолжались ещё довольно длительное время, конкретно в данной местности, с разной степенью интенсивности – вплоть до начала 19 в. Поэтому, сразу после их реального завершения в окрестностях Челябинска, т. е. в 1777—1778 гг., естественным образом возникла необходимость в восстановлении разрушенных войной крепостных укреплений. В ином случае, вступает в действие второе предположение – видимо, речь идёт о возобновлении какой-то другой крепости, возможно, с аналогичным названием, но расположенной совсем в другом месте. На эту мысль наталкивают следующие соображения: по мнению историков, крепость в Челябинске была якобы деревянной (заплот) или земляно-деревянной, однако, есть данные о том, что Челябинск имел каменную крепость (может быть, изготовленную из кирпича). Более подробно этот вопрос мы рассмотрим в своём месте.
Кстати, с Пугачёвской войной, а точнее её официальной датировкой, связана ещё одна странность, замеченная мною в исследуемой описи – множество дел (ед. хранения), имеющих отношение к событиям восстания, вообще никак не датированы. Возможно, в документах, содержащихся в этих папках, имеются какие-то сведения, противоречащие «канонической» версии истории.
Перейдём к анализу материалов, составляющих фонд РГАДА №248, опись 3 «Журналы и протоколы Сената. Дела по Азовской, Астраханской, Воронежской, Пермской, Киевской, Московской, Нижегородской, Оренбургской, Сибирской губерниям», содержащий документы, касающиеся деятельности Оренбургской экспедиции, в ходе которой, по официальной версии истории, была заложена Челябинская крепость. Здесь, в собрании под названием «Канцелярия Сената. Дела по Оренбургской экспедиции, Казанской и Сибирской губерниям за 1735—1739 гг.», ед. хранения №134, номер документа 25, имеются доношения и письма (копии) начальника Оренбургской экспедиции В. Н. Татищева о подавлении башкирского восстания и организации обороны крепостей на Южном Урале в районе Миасской крепости от возможных нападений башкир, датированные сентябрем 1736 г. Упоминаний о Челябинской крепости в описи нет, хотя, судя по датировке архивного дела, она уже должна была существовать, т. к. заложена практически одновременно с Миасской крепостью, при этом проектировалась значительно крупнее Миасской по размерам.
Там же документ №34, датированный 1736—1737 гг. «Дело о поселении крестьян-добровольцев Шадринского дистрикта в Миасской крепости и других Оренбургских крепостях». Вновь никаких упоминаний о Челябинской крепости, хотя по своему значению она превосходила Миасскую, как утверждают историки.
Документ под №78 «Доношение Сибирской губернской канцелярии о наборе в Сибирской губернии государственных черносошных крестьян для поселения в Миасской, Чебаркульской и Эркульской (видимо, Еткульской (Эткульской, как писали в официальных документах 18 в. – авт.) крепостях Оренбургской экспедиции. Среди списка перечисленных здесь крепостей т. н. Исетской, или старой Оренбургской линии, не хватает только одной, и самой важной – Челябинской, несмотря на дату документа – декабрь 1737 г. Челябинской крепости на первом этапе её развития не нужны были новые поселенцы, т. е., рабочие руки? Странно.
Следующий документ под №79 «Дело об определении сел и волостей, приписанных к новым городам Осе и Красноуфимску и входящих в Исетскую провинцию», 1738 г. – вновь встаёт вопрос о географическом охвате данного административно-территориального образования, так как указанные здесь города, по имеющимся историческим данным, никогда не входили в её состав и находились на достаточном удалении от её границ.
Документ под №22, 1736 г., «Дело о восстания башкир Шадринского, Исетского дистриктов и Уфимского уезда и подавлении его правительственными войсками в марте-августе 1736 г. Дневник („записная книга“) Сибирского драгунского полка о походе на башкир из Течинской слободы в марте-мае 1736 г., копия на лл. 605—613. Роспись крестьян Сибирской губернии, подписавшихся „охотою к строению крепостей и поселению в новые места“ на лл. 721—729об, 753—761об.» также не содержит данных о предстоящем строительстве Челябинской крепости.
Вообще, первое упоминание о Челябинске в данной описи мы встречаем только под 1740 г., т. е. через 4 года после официальной даты основания города, в документе №3 – «Переписные книги населения крепостей Исецкой провинции: Чебаркульской на лл. 753—768, Эткульской на лл. 769—780, Челябинской на лл. 781—835 и Миясской на лл. 836—851».
Одно из немногих упоминаний непосредственно о Челябинске (всего я насчитал их три) в данной описи относится к марту 1744 г., т. е. после того, как административный центр Исетской провинции (по версии историков, разумеется) был перенесён в Челябинскую крепость – документ №68, «Доношение Сибирского приказа о снабжении вином новой защитной линии от р. Тобола до р. Иртыша и о расположении таможенной заставы на пути из Сибири на ярмарку в Челябинской крепости». Как видно из этих данных, в 1744 году в Челябинске была создана таможня. При этом, упоминается об этом почему-то в связи с вопросами снабжения новой защитной линии, т. е. границы, а не т. н. Исетской (Старой Оренбургской), к которой относилась Челябинская крепость (вновь, к вопросу о том, где она всё-таки располагалась первоначально?).
И еще один интересный документ находится в данном архивном собрании под №7 – «Дело по доношениям статского советника Вас. Ник. Татищева о мерах по подавлению башкирского восстания и управлению горными заводами в Екатеринбурге. План пути полковника Алексея Тевкелева из Красноярска в Чебаркуль, сентябрь 1736 г. на лл. 168—175. См. опись описания картографических материалов Сената №2». Историки уверены в том, что именно во время движения А. И. Тевкелева с воинской командой из Миасской крепости в Чебаркульскую, примерно на полпути между ними, в сентябре 1736 г., в ходе подавления очередного башкирского восстания, был заложен г. Челябинск.
Приведём для полноты картины текст упоминаемого выше донесения полковника А. И. Тевкелёва В. Н. Татищеву об основании города Челябинска (кстати, Челябинск фигурирует в этом документе в статусе именно города, а не крепости – это очень важный момент): «Превосходительному гд-ну, действительному статскому советнику Василию Никитичу Татищеву. Доношение. Вашему превосходительству покорно доношу: сего сентября 2 дня на реке Миясе в урочище Челяби от Мияской крепости в тридцати верстах заложил город, где оставя для строения оного Челябинского городка и кошения сена надёжную команду, регулярную и нерегулярную, и несколько мужиков, сего же сентября 10 числа прибыл я с командою моею в Чебаркульскую крепость благополучно, где счастием Ея Императорского Величества всемилостивейшей нашей государыни и Вашего превосходительства мудрым повелительным наставлением Jusupp wor s Sabanomm oderжani (видимо, Юсуп вор с Сабаном задержаны – авт.), а старшины Кусямыш, Уразай, Таймас, Кутукан здеся своею волею при мне. И велел им послать и послали во все улусы, чтоб шли сповинно к присяге и дал сроку на неделю. И тем старшинам я объявил, буде они всех не бывших с повинною у присяги чрез оный срок по посланным к ним от Вашего превосходительства неоднократным указом и по оному моему им объявлению к присяге повинною не приведут, то им надобно за такое свое непокорство ожидать гневу Его Императорского Величества. О протчем обстоятельно впредь и на ордеры Вашего превосходительства пространно с покорностию моею доносить буду. А таперя для скорости с Янгильдой до Вашего превосходительства наикратце покорно репортую. О сем покорно доносим. Полковник Алексей Тевкелев. Сентября 10 ввечеру 1736 от Чебаркульской крепости. Получено чрез Янгильду Самангулова сент. 13 д. 1736».
Видимо, основываясь на содержании донесения А. И. Тевкелёва, историки делают вывод о том, что его отряд двигался из Миасской крепости в Чебаркульскую, т. е. с востока на запад. Вроде бы всё очевидно, есть неоспариваемый никем документ. Однако, оглавление указанного выше архивного дела свидетельствует о том, что А. И. Тевкелёв в сентябре 1736 г. следовал в Чебаркуль другим маршрутом: отнюдь не с восточной стороны (т. е. от Миасской крепости), т. к. упоминаемый здесь Красноярск, конечно, не имеет никакого отношения к современному г. Красноярску в Сибири (достаточно просто оценить расстояние между Красноярском и Челябинском и представить сколько времени понадобилось бы отряду А. И. Тевкелёва для его преодоления при тогдашнем уровне развития транспорта), а, наверняка, бывшая Красноярская крепость – укрепленное поселение на левом берегу реки Сок, входящее в Ново-Закамскую оборонительную линию. В настоящее время это село Красный Яр в Самарской области. Таким образом, А. И. Тевкелёв двигался строго наоборот – с запада (юго-запада) на восток (северо-восток). В общем, всё достаточно логично – как раз в этот период времени база (центр) Оренбургской экспедиции находилась в г. Самара под надёжным прикрытием Закамской и Ново-Закамской оборонительных линий, т. е. границ. При этом, если принять за конечный пункт его путешествия Чебаркульскую крепость, как указано в описи, то до того места, где якобы была заложена Челябинская крепость (т. е. там, где сейчас расположен г. Челябинск), он не дошёл примерно 60—70 км…
Кстати, интересно, почему часть донесения А. И. Тевкелёва выполнена латинскими буквами – так было проще воспринимать текст царским чиновникам немецкого происхождения, занимавшим все этажи государственного управления в России в 18 в., или текст донесения изначально был написан латиницей, либо вообще не на русском языке, а представляемый нам документ – перевод с оригинала? Если да, то возникает вопрос, насколько он корректен. Версию о том, что это могло делаться с целью сохранения в секрете содержания письма в виду возможности его перехвата противником в ходе боевых действий, считаю несостоятельной, так как в данном случае необходимо было бы излагать текст на иностранном языке (или на русском, но латиницей, как в нашем случае) весь, целиком. Да и кто поручился бы, что в рядах противника не найдётся специалистов со знанием европейских языков. В идеале, текст нужно было бы шифровать более надёжным способом. В общем, вопросов к этому документу очень много… Надо сказать, что мы ещё неоднократно будем сталкиваться с явными признаками слабого знания русского языка исполнителями официальных документов и различного картографического материала этого исторического периода.
В том же фонде (№248), в оп. 160 «Картографические материалы Сената» хранится схожий по содержанию документ (карта) под названием «Ландкарта частей Екатеринбургского, Тобольского и Уфимского уездов с обозначением пути следования полковника А. Тевкелева из Красноярска в Чебаркуль, казенных и частных заводов и башкирских юрт. С описанием, в красках. Составлена прапорщиком М. Пестриковым в Чебаркуле», также датированная сентябрём 1736 г. (кн. 139 л. 168). Там же, на лл. 170—171 находится «План Челябинской крепости с крестьянским посёлком» 1736 г., подписанный В. Татищевым. Обращает на себя внимание наличие у крепости некоего крестьянского посёлка (посада?), о котором из официальной версии истории Челябинска ничего не неизвестно. Представляемые историками старинные карты Челябинской крепости такой информации не содержат (к вопросу о картах Челябинска и окрестностей мы ещё вернёмся).
Далее, в кн. 1164, на л. 926 содержится «Ландкарта части Казанской губернии между рр. Миасс и Уй с указанием мест для постройки крепостей, дорог и пути следования Тевкелева. С описанием, в красках. Составлена прапорщиком геодезии Мих. Пестриковым, подписана В. Татищевым», датированная ноябрём 1737 года. Так, когда же были основаны крепости т. н. Исетской линии, находящиеся как раз в междуречье рр. Миасс и Уй, включая Челябинскую – в 1736 или 1737 году? Или, неутомимый А. И. Тевкелёв закладывал их по нескольку раз, а не менее неутомимое местное население их каждый раз ровняло с землёй? Сплошные загадки…
Наверняка, часть документов и иных материалов, касающихся истории Челябинска разбросана по региональным архивам – в гг. Оренбурге, Уфе, Перми, Екатеринбурге, Тобольске, Тюмени, в виду многократных переподчинений города различным административно-территориальным образованиям, происходившим в течение 18—20 вв. (Оренбургской, Уфимской, Казанской, Пермской губерниям и пр.). Например, в Тюменском архиве, в фонде Тюменской воеводской канцелярии я обнаружил интересный документ, касающийся деятельности Исетской провинциальной канцелярии – «Регистр служителей Исетской провинциальной канцелярии», к сожалению, не датированный, но судя по всему не ранее 1781 г. (после упразднения Исетской провинции). Как и почему он оказался в Тюмени – очередная загадка, к которой мы ещё обратимся в разделе, посвящённом истории Исетской провинции.
Подведём итоги данного раздела: документов, отражающих первый этап истории города (условно – до окончания Пугачёвской войны), в челябинских архивах нет, за исключением пресловутого «Миасского дела», возможно, не имеющего никакого отношения к современному Челябинску. Что немаловажно, данный факт зафиксирован историками и архивистами. Основной массив документов, касающихся деятельности Исетской провинциальной канцелярии, которая в период 1743—1781 гг. якобы располагалась в Челябинске, находится в Москве, в РГАДА, часть из них, возможно – в т.н. «портфелях Г. Ф. Миллера». Но, даже в этом собрании, как мы установили, отсутствуют документы, освещающие первые несколько лет в истории Челябинска (1736—1740 гг.), за исключением сомнительного донесения А. И. Тевкелёва о закладке города. Период 1740—1770 гг. документами фиксируется фрагментарно, основной массив материалов относится к 1770—1782 гг. Кроме того, не исключаются некие манипуляции с данными архивами со стороны одиозного романовского придворного историографа Г. Ф. Миллера и его последователей. Архивные материалы содержат множество противоречивой информации: Челябинск в одновременных официальных документах именуется по-разному: Челябинская крепость, город Челябинск, город Челяба и пр., что сложно себе представить с точки зрения общепринятых норм в сфере государственного и административного управления, а также порядка ведения официальной деловой переписки, и, видимо, не имеет аналогов в истории страны. Сказанное выше позволяет сделать следующий вывод: известные на текущий момент архивные материалы по истории Челябинска не являются надёжным историческим источником. Кроме того, ознакомление с указанными выше архивными данными оставляет впечатление того, что в некоторых случаях, в одновременных официальных документах речь идёт о разных населённых пунктах с разными правовыми статусами, но при этом имеющими схожие названия (город и крепость, Челяба и Челябинск). О причинах этого феномена – далее.
Историография (нарративы)
«Античность»
Именно так, уважаемый читатель, ты не ошибся: уральские и сибирские земли в исторических источниках упоминаются, начиная еще с т. н. «античных» времён. Даже в официальной исторической науке стало общим местом считать, что именно в Зауралье проживали народы, упоминаемые «древнегреческими» мыслителями Геродотом и Страбоном: массагеты, исседоны, аримаспы, грифы и гипербореи. Отдельные учёные даже пытаются отождествить название реки Исеть с возможно обитавшими здесь в древности племенами исседонов. Мало того, советскими археологами в 1950-е гг. была выделена в качестве отдельной, недавно открытая исетская археологическая культура. В книге «По мотивам мифа о «Золотом Руне»: возможные следы пребывания аргонавтов в России (Был ли Ясон-Христос на Урале?)» я сделал попытку аргументированно доказать гипотезу авторов концепции НХ о том, что аргонавты во главе с Ясоном плавали за золотом (которое в мифологии предстало в образе золотого руна) на Русь, а конкретнее на Урал, причём именно Южный Урал, широко известный своими месторождениями россыпного золота. В связи с этим я отождествил «античную» Колхиду с территорией современного Южного Урала, а упоминаемые А. Родосским в поэме «Аргонавтика» народы-«металлурги» халибов и бебриков с теми же исседонами и аримаспами Геродота и Страбона, известными в «античном» мире своими тесными связями именно с золотом: «Как мы установили выше, Колхида это, по всей видимости, старое, давно забытое название Сибири либо «калька» с этого названия: СИБИРЬ – СБР – СВР без огласовок (при переходе «Б» в «В») – СЕВЕР – ассоциация со словом ХОЛОД – без огласовок (К) ХЛД – КОЛХИДА, т. е. «холодная страна». Не исключено, что в древности Сибирью называлась не только современная ее территория за Уралом и далее, но и левобережье Волги, а также, возможно, часть нынешней Украины (Северская – Сибирская земля?) … Автор поэмы широкими мазками рисует безрадостную жизнь племен (бебрики и халибы), вынужденных заниматься тяжелым трудом – добычей из недр земли железа и металлообработкой. При этом за эти земли им приходится еще и регулярно сражаться – видимо есть много желающих отобрать у них такой лакомый кусок (вновь возвращаемся к вопросу о т. н. «бронзовом веке» традиционных историков, в котором, как выясняется железо было в широком обиходе). Не исключено, что эти же народы фигурируют у Геродота и Страбона под другими именами – легендарных аримаспов, массагетов и исседонов (см. выше)…».
Кстати, Геродот в «Истории» описывает также якобы индийские племена, обитающие в некоей области «Пактики» с главным городом «Каспатир», расположенной севернее прочих индийцев и по образу жизни приближающихся к бактрийцам (напомню, Бактрия – «античное» государство якобы в Средней Азии). Так вот, эта народность тоже отличалась тем, что умела добывать золото, причём следующим, необычным способом: «…Это самое воинственное из индийских племен, и они уже умеют добывать золото. В их земле есть песчаная пустыня, и в песках ее водятся муравьи величиной почти с собаку, но меньше лисицы… Муравьи эти роют себе норы под землей и выбрасывают оттуда наружу песок, так же как это делают и муравьи в Элладе, с которыми они очень схожи видом. Вырытый же ими песок – золотоносный, и за ним-то индийцы и отправляются в пустыню. Для этого каждый запрягает в ярмо трех верблюдов, по бокам – верблюдов-самцов, которые бегут рядом, как пристяжные, а в середине – самку-верблюдицу. На нее они и садятся, выбирая преимущественно спокойную, которая только что ожеребилась. Их верблюды быстротой не уступают коням, а помимо того, могут нести гораздо более тяжелые вьюки…».
С учетом бытовавших у некоторых средневековых европейских ученых представлений об Индии, начинающейся сразу за Уральскими горами, а также явного созвучия названий городов/местностей «Пактики», «Каспатир» у Геродота и «Паскатир» («Паскарти»), часто встречающегося на средневековых и даже более поздних географических картах на месте современной Башкирии (Пиццигани, Меркатор и пр.), и в дневниках средневековых же путешественников (Гильом де Рубрук), также отождествляемого современными комментаторами с территорией нынешней Башкирии, данный текст Геродота оставляет стойкое ощущение того, что речь здесь идёт явно об уральских реалиях (см. рис. 1, 3).
Не исключено, что Геродот (либо его поздние редакторы), сам того не понимая, описал в данном месте своей книги процесс открытия людьми золотых месторождений на Южном Урале, в степях которого в огромных количествах обитают грызуны различных видов, в том числе и размером с небольшую собаку: суслики, сурки и пр., действительно живущие в норах под землей. Видимо, в древности людьми было случайно подмечено наличие частичек самородного (россыпного) золота в песке/земле, выброшенной при рытье нор грызунами наружу… Вот только у Геродота грызуны почему-то превратились в муравьёв, что, конечно, является явным абсурдом – науке неизвестны муравьи размером с собаку, при этом живущие в норах под землёй. Впрочем, это может быть следствием ошибки либо сознательного искажения подлинных «античных» текстов Геродота со стороны позднейших переписчиков/переводчиков.
Рис. 1. Надпись «Roy de Pascatir», т. е. «Царство Паскатир», расположенная примерно в верховьях рр. Урал (Яик), Белой и Тобола, т. е. на территории совр. Челябинской области и Республики Башкортостан. Здесь же указаны интересные географические и топонимические объекты – Рымникские горы («Rhamnici Mont») и н. п. Вершина («Werehina»), которые мы ещё встретим на страницах этой книги. Carte Nouvelle de la Grande Tartarie ou L’Empire Du Cham. Amsterdam / 1719. Взято отсюда: https://www.raremaps.com/gallery/detail/25580/carte-nouvelle-de-la-grande-tartarie-ou-lempire-du-cham-chatelain.
Между прочим, способ транспортировки добытого золота, описываемый Геродотом – с использованием верблюдов в качестве тягловой силы, также великолепно отвечает местным уральским традициям, где верблюды задействовались на различных видах сельскохозяйственных работ в хозяйствах оренбургских казаков вплоть до начала 20 века! В этой связи нельзя не вспомнить и древний символ Челябинска, не случайно до сих пор красующийся на его гербе – навьюченный двугорбый верблюд! Замечу, именно двугорбый, т. е. породы бактриан. Возможно, в древности («античности») именно эти земли назывались Бактрией (отсюда – Башкирия/Паскатир?), и именно здесь была выведена порода бактрианов, поэтому Геродот и сближает «самых северных» индийцев с бактрийцами (впоследствии название страны «уехало» вместе с его носителем, т. е. народом, её населявшим, на юг, в современную Ср. Азию, более подробно об этом – далее). Наверное, не случайно на многих средневековых картах России и Тартарии картографами как раз на территории Южного Урала располагаются изображения верблюдов.
Рис. 2. Карта России, Московии и Тартарии А. Дженкинсона, якобы 1562 г. Практически в центре карты, на месте совр. Южного Урала расположены крупные изображения верблюдов. В правой верхней части карты изображено стрелецкое или казачье войско, предводитель которого сидит на верблюде. Взято из сети интернет.
Но самое удивительное, что подтверждение всему вышесказанному можно найти в таких, до определённой степени независимых от традиционной исторической науки источниках, как письменные сказания печорских старообрядцев-книжников, проживавших в с. Усть-Цильма нынешней Республики Коми. Например, до наших времён дошёл один из списков т. н. «Троянских сказаний» (!) под названием «О брани греческой и троянской», который начинается с повествования о походе Язона (в сказании он назван Азоном) за золотым руном. Кстати, в точном соответствии с «античной» традицией, в которой прологом к Троянской войне также послужил поход аргонавтов. Здесь золотое руно это некое «пребогатое» сокровище, по-видимому, просто золото, которое Язон-Азон погружает на свой корабль и увозит на родину. Путешествие Язона начинается привычно – на корабле, а далее следует расхождение с «античной» версией мифа: непосредственно до места, где хранится сокровище, герою приходится добираться на… верблюдах (!): «…Етот Азонъ первие поплыл на корабляхъ с многочисленною силою, а потом пустился на верблудах чрезъ высокия и непроходимыя горы и пустыни…». Полагаю, что данный факт можно считать ещё одним, косвенным подтверждением моей гипотезы об отождествлении Колхиды с Южным Уралом.
Попутно замечу, что по мнению печорских старообрядцев-книжников, Константинополь был основан на месте погибшей Трои, что полностью соответствует выводам концепции НХ об основании Царь-Града Дмитрием Донским (исторический дубликат – византийский император Константин) в районе залива Золотой Рог в непосредственной близости от старинного, видимо заброшенного к тому времени, Иерусалима-Трои-Илиона: «Глаголють бо нѣцыи предания, яко мѣсто, идѣже бѣ древняя Троя, основание византийских градовъ и пресловущаго града Констянтинополя бяше, в немъже гречестии цари царствоваша – от Констянтина, перваго християнскаго царя, до днесь, но зане же не токмо за измѣнение истинныя вѣры, но и за неправду князей Господь многажды казнилъ ихъ: иногда трусомъ и мором, и огнем,//послѣди же предаде их безбожнымъ туркам на расхищение и поругание, о чемъ послѣди имать сказание о взятии славнаго во всемъ мирѣ Констянтина града…».
Рис. 3. Город (крепость?) с названием Паскерти (Pascherti – Паскатир?) примерно на территории совр. Республики Башкортостан. A Newe Mape of Tartary augmented by John Speede. London / 1676. Взято отсюда: https://www.raremaps.com/gallery/detail/79364/a-newe-mape-of-tartary-augmented-by-john-speede-1626-speed.
Рис. 4. На этой карте в одном месте сразу три названия «Pascatir» в разных формах, расположенные также на территории исторической Башкирии. Russia Alba or Moscovia… | The Dominions of the Czar of Russia Alba or Great Duke of Moscovia in which ar the Dukedoms of Moscow, Wolodimer, Rezan, Worotin, Novogorod-Sewierski, Czernihow, Smolensko, Reschow, Twer, Novogorod-Weliki, Biele Jezora, Wologda, Ieroslaw… London / 1682. Взято: https://www.raremaps.com/gallery/detail/71112/russia-alba-or-moscovia-the-dominions-of-the-czar-of-ru-berry.
Сведения об исседонах и соседних с ними народах, Геродот почерпнул из эпического произведения полулегендарного Аристея из Проконнеса, который лично посещал эти земли и описал всё увиденное и услышанное им в поэме «Эпос об аримаспах» («Аримаспея», «Аримаспические стихи»), которая, как, впрочем, и другие его произведения, не дошла до нашего времени. Аристей Проконесский был, судя по всему, незаурядной и, в то же время, загадочной личностью. Отмечается, что именно благодаря ему античная традиция получила первые сведения о северных окраинах ойкумены, т. е. это первый человек из античного мира, совершивший путешествие на далёкий север. Вот, что о нём сообщается современными комментаторами: «Аристей из Проконнеса (др.-греч. Ἀριστέας, лат. Aristeas, ок. VII в. до н. э.) – полулегендарный древнегреческий поэт, путешественник и чудотворец, о котором рассказывает Геродот… однажды в Проконнесе Аристей зашёл в лавку валяльщика шерсти (или же чистильщика одежды) и внезапно скончался. Валяльщик запер лавку и побежал сообщить весть родственникам. Слух о смерти Аристея распространился уже по всему городу, однако один человек из Кизика заявил, что только что встретил Аристея и поговорил с ним. И в самом деле, когда отперли лавку валяльщика, то не обнаружили ни живого, ни мёртвого Аристея. Спустя семь лет тот вновь появился в Проконнесе, а затем опять исчез. Геродот сообщает также о том, что случилось с метапонтийцами из Италии двести сорок лет спустя, после второго исчезновения Аристея. Аристей явился к ним и призвал установить алтарь в честь Аполлона, а рядом возвести статую Аристея из Проконнеса; он также сказал, что метапонтийцы – единственные италийцы, на земли которых пришел Аполлон, а он, Аристей, сопровождает бога в облике ворона. Сказав это, Аристей исчез…».
Некоторые исследователи 19 в. рассматривали Аристея как одного из легендарных чудотворцев наряду с Абарисом, Залмоксисом и другими, либо даже как «древнегреческого» шамана или мистико-религиозного поэта. В то же время, историческая наука признаёт реальное существование личности Аристея и склонна доверять в этом плане сведениям Геродота, который, по сути, является единственным источником данных о его деятельности, связанной с путешествиями на дальний север. Интересно, что в некоторых местностях (полисах) «древнего» эллинского мира существовал культ героя – Аристая. При этом, по данным «древнегреческих» источников, Аристай исчезал и возвращался неоднократно, т.е. как бы умирал и воскрешал (отмечается, что душа Аристая покидает тело и возвращается обратно, когда захочет).
Сказанное выше об Аристее/Аристае позволяет выдвинуть предположение о том, что в его лице мы сталкиваемся с ещё одним отражением (дубликатом) личности Иисуса Христа, на этот раз, в «древнегреческой» традиции: Аристай, так же, как и Христос умирает и воскрешает, а сведения из биографии Аристая о путешествии на далёкий, загадочный север ойкумены к исседонам есть, скорее всего, ни что иное, как отражение путешествия аргонавтов во главе с Ясоном-Христом за золотым руном. В указанной выше книге я уже писал о том, что воспоминания Христа- Ясона-Орфея об эпопее «Арго» были записаны либо им самим, либо с его слов кем-то из приближённых и впоследствии литературно обработаны: «Интересно, что в этой версии мифа о Золотом Руне повествование ведется в форме воспоминаний о походе Орфея, который выступает главным действующим лицом, в отличие от более поздних редакций, где центральной фигурой эпоса служит Ясон и, частично Геракл. Полагаю, что такое „скопление“ древнегреческих дубликатов (отражений) Иисуса Христа в разных редакциях одного и того же произведения вряд ли случайно – Ясон/Орфей/Геракл (см. работы ФиН на эту тему). Скорее всего, в первоначальной версии мифа речь шла об одном лице, предводителе и, возможно, инициаторе похода – Христе, фигура которого в дальнейшем „размножилась“ под пером позднейших фальсификаторов от истории. Не исключено, что воспоминания Орфея-Христа о состоявшемся тяжелом походе были записаны или им самим, или с его слов кем-то из приближенных лиц и впоследствии литературно обработаны (в частности, в „Орфической Аргонавтике“ упоминается некий Мусей – возможно Моисей?). Не этим ли обстоятельством объясняется многовековая популярность аргонавтики в Европе (см. выше)?». Возможно, что в случае с эпосом об аримаспах Аристея мы сталкиваемся с ещё одним вариантом аргонавтики, к сожалению, безвозвратно утраченным для науки.
Вместе с тем, полулегендарный Аристей/Аристай может являться и «древнегреческим» отражением известного библейского персонажа, тайного ученика Иисуса Христа, сумевшего получить разрешение властей на его погребение после распятия – Иосифа Аримафейского. В исторических источниках нет точных данных о существовании города Аримафея, откуда происходил Иосиф. Возможно, это некая местность, а с учётом явного сближения слов Аримафея и Аримаспея, а также Рифей/Рифейские горы, нелишним будет предположить, что это старый, ныне забытый топоним территории современного Урала. Из множества средневековых литературных и исторических источников известна связь Иосифа Аримафейского с граалем – как считается, чашей, из которой пил Иисус Христос на Тайной вечере, и в которую Иосифом была собрана его кровь после снятия тела с креста. Впоследствии Иосиф бежал вместе с граалем якобы в Западную Европу – сначала во Францию (Марсель), а потом в Британию. Если наше отождествление Аримафеи/Аримаспеи с современным Уралом окажется верным, может быть и грааль нужно искать именно в этом направлении, а не в Европе?
В заключение, полагаю необходимым привести сведения, непосредственно касающиеся древней истории Урала из «неканонического», «сомнительного» с точки зрения официальной науки, исторического источника – «Ростовского летописца» А. Артынова (отредактированная им рукописная «Книга о Славянорус (c) ком народе, о Великих князьях рус (с) ких и Ростовских от коле корень их произыде на Руси Стольника Алексея, Мусина-Пушкина», датируемая 1662 г.), относительно недавно широко введённого в научный оборот авторами концепции НХ (любой желающий может ознакомиться с данным опусом на официальном сайте НХ). «Ростовский летописец», в историографическом отношении, разумеется не относится к кругу «античных» источников, которые рассматриваются нами в данном разделе, однако содержит множество ценных сведений об истории «античного» Рима, т. е. Средневековой Руси (Ордынской империи) с точки зрения концепции НХ.
Первое упоминание об Урале в «Ростовском летописце» помещено в главе «Четвертой тысячи втораго ста лет деяния». Учитывая то, что автор летописца пользуется старым способом летоисчисления – от сотворения мира по т. н. визайнтийско-христианской эре от Адама, то период 4200 лет от С.М. («четвертой тысячи втораго ста лет», т. е. исторические события в летописце «разбиты» на соответствующие столетия) должен соответствовать 1308—1208 гг. до нашей эры в соответствии с современным летоисчислением – от рождества Христова (4200 минус 5508 лет и 4300 минус 5508 лет, соответственно). Середина второго тысячелетия до нашей эры – это времена расцвета государств Древнего Египта, Ассирии и Вавилона, эпоха Троянской войны и Микенской цивилизации! Однако, с точки зрения концепции НХ, ничего удивительного в том, что Урал в этот период истории уже был плотно освоен человеком, нет. Кстати, даже официальные историки датируют знаменитую «Страну городов» на Южном Урале (городища Аркаим, Синташта и пр.) тем же периодом, что и микенскую культуру в «древней» Греции (эпоха «средней бронзы» – конец бронзового века).
Итак, давайте обратимся к «Ростовскому летописцу»: «Четвертой тысячи втораго ста лет деяния. Знаменитый витязь Асатир вел кровопролитные войны на берегах реки Нила с Египец (тс) ким фараоном Тетмодисом или Амсисом, который выгнал из земли Египец (тс) кой многих царей пастырей. Он царствовал в Нижнем Египте, оттоле Асатир ходил в землю Халдейскую и с победоносными своими воинами дошел он там до города Ула. Там дочь Асатирова прекрасная княжна Полимния во время приступа к этому городу оказала великия военныя доблести и взяла в единоборстве в плен царскаго сына города Ул по имени Салмака, сына царя Авеи, внука Серухова, с которым она и вступила в брачный союз и переселилась с ним и с родителем своим из города Ул на берега Евксинскаго Понта. Там она первая учредила огнепоклонство и устроила неугасимый огонь богопочитания, чему последовал как дом отца ея Асатира, тому же последовал и царь Серух. … Мудрый и храбрый князь Киддак, сын Асатиров имел супругу себе от племени царя Серуха, дочь царя Авии, который со всем своим домом… и домом брата своего Гектана ушел к одноплеменным себе народу „урало-россам“ и поселился там на горах Рифейских или Уральских…» (подчёркивание – авт.). Из приведенного отрывка мы можем наблюдать в этот период зарождение будущей религии, известной нам под названием зороастризма или огнепоклонничества, в настоящее время наиболее всего распространенной на территориях бывших Османской и Персидской империй, а также, отчасти, в странах Средней и Южной Азии. Следуя логике повествования, можно предположить, что в дальнейшем культ огня был занесён на Урал вместе с его носителями – в летописце это некий князь Киддак (сын Асатира, и, надо думать, родной брат Полимнии – родоначальницы зороастризма по данным «Ростовского летописца»), переселившийся к своим сородичам – народу «урало-россы», уже проживавшему на тот момент на Уральских (Рифейских) горах.
Указанные выше данные летописца вполне коррелируют с бытующим в современной исторической науке мнением о том, что жители Аркаима и др. поселений «Страны городов» исповедовали зороастризм. Мало того, отдельные исследователи утверждают, что именно здесь он и возник, а родоначальник и пророк данной религии – Зороастр (Заратустра) даже родился в Аркаиме. Впоследствии, культ огня, в результате миграций т. н. индоариев (жителей «Страны городов») был занесён в Древнюю Персию, Индию и т. д.
Автор данной книги считает, что культ поклонения огню в исторических условиях первых веков существования человечества (с т. з. концепции НХ), а также его первых, и ещё робких шагов в горном деле и металлургии, мог зародиться исключительно на Урале, но жители Аркаима и вообще «Страны городов» вряд ли имели к этому какое-либо отношение. Урал, с древности известный своими богатейшими залежами рудных пород железа, меди и золота, а также изобилующий лесами – ресурсом, жизненно необходимым в большом количестве для трудоемкого процесса металлообработки вплоть до конца 19 в., расположенный относительно недалеко от древних центров мировой цивилизации, к тому же обладающий рядом логистических преимуществ (наличие судоходных рек, текущих во всех направлениях) не мог не стать «Меккой» древних металлургов, что подтверждается как множеством археологических, так и исторических свидетельств (см., например, подробную информацию об этом в моей книге «По мотивам мифа о „Золотом Руне“: возможные следы пребывания аргонавтов в России (Был ли Ясон-Христос на Урале?)»).
Возникновение культа огня связано, скорее всего, со специфическими особенностями технологических процессов в металлургии в древности и средневековье, в частности, с необходимостью поддержания в течение длительного времени (до нескольких суток) температуры горения в первых примитивных металлургических печах (сыродутные горны) на уровне, необходимом для изготовления готового продукта – кричного железа, что было далеко не простым делом, с учётом низкого уровня технологического развития человечества в целом на этом этапе истории. При этом, несоблюдение температурного режима могло привести к печальным последствиям – браку всей партии руды, что влекло необходимость разрушения печи, её перекладку, новую закладку дров, шихты и пр. В современной металлургии для этого есть даже специальный профессиональный термин, обозначающий «незапланированное» застывание металла в каком-либо металлургическом агрегате в результате аварии либо несоблюдения технологии производства – «козёл».
В средневековье были изобретены доменные печи, которые стали работать непрерывно, в круглосуточном режиме и никогда не остывали, так как остывание могло повлечь указанные выше неприятности. Видимо, на этой почве у древних металлургов и зародилось понятие «вечного огня», переросшее впоследствии в культ поклонения ему, из чего со временем развилось мощное и массовое религиозное движение. Первоначально же это был, видимо, узкопрофессиональный, и, скорее всего, закрытый для непосвященных в тайны металлургического производства, культ, что было связано прежде всего со стратегическим характером данной продукции (железо и др. металлы), которая использовалась в первую очередь в военных целях, т. е. напрямую влияла на уровень обороноспособности племени, народа, страны и пр. В связи с этим, тайны изготовления и обработки железа и др. металлов тщательно оберегались от чужих глаз. Кстати, такой подход к вопросу о генезисе зороастризма совпадает с точкой зрения ряда альтернативных исследователей истории о том, что некоторые религиозные культы первоначально возникали в рамках профессиональных сообществ, многие из которых носили закрытый характер (например, масонство, зародившееся в цеховой среде т. н. каменщиков в Европе, иудаизм как религия профессионального сообщества финансистов (банкиров?) средневековой Ордынской империи, ислам – первоначально религия профессиональных военных (казаков?) и т.д.).
В моём представлении таким народом-«металлургом», в среде которого и зародилось огнепоклонничество (зороастризм), являлась известная по многим историческим источникам загадочная чудь – первый, автохтонный этнос, проживающий на Урале в древности, где до начала 20 в. в народной среде бытовало понятие «чудская копь», т. е. древние горные выработки, принадлежащие, по мнению местного населения, чуди. Общеизвестны многочисленные археологические находки изделий из металла (в основном, бронзы), обнаруживаемые практически по всей территории современного Урала, приписываемые этому таинственному народу и выполненные на высоком художественном уровне, т. е. высоко профессионально.
Впоследствии, чудь, в результате воздействия ряда неблагоприятных факторов внешнего характера разошлась с территории Урала во все стороны света, став известной под именем «согд» в Ср. Азии, Индии и Китае. В бывшей Персии остатки чуди – это племена курдов-езидов, самоназвание которых «дасины»/«дачины», т. е. «чудь» в обратном прочтении. Племена, ушедшие на территорию современной Германии, стали называться там «дойч», т. е. опять же «чудь» при прочтении данного слова наоборот. В Сибири остатки чуди это, по всей видимости, таинственные чалдоны – коренные сибиряки, а также остяки и т. д. (отождествление этнонимов «чудь» и «дойч» ранее сделали ФиН в своих работах). Все эти народности либо исповедовали и исповедывают до сих пор огнепоклонничество/зороастризм как согды и курды-езиды, либо знамениты своими успехами в горном деле и металлургии, как немцы. Возможно, у немцев до сих пор сохранились пережитки культа огня в виде почитания Св. Варвары – покровительницы шахтёров, артиллеристов и представителей др. профессий, связанных с работой со взрывчатыми веществами, т. е., по сути, огнём. Св. Варвара изображается на иконах в сопровождении молний – т. е. небесного огня и кубка с огнём.
Рис. 5. Св. Варвара. Взято из сети интернет.
На одном из строящихся рудников Норильского промышленного района, работы на котором производились известной немецкой горнодобывающей компанией, автору книги в 2015 году лично довелось увидеть скульптурное изображение Св. Варвары, расположенное в специальной нише с подсветкой, установленное немецкими горняками (рис. 6). Как пояснили мне местные специалисты, немцы всегда на любом объекте начинают работу с установки Св. Варвары, которая как бы «сопровождает» их весь период работ.
Рис. 6. Скульптурное изображение Св. Варвары на одном из рудников Норильского промышленного района. Фото автора книги. 2015г.
Не исключено, что древнее самоназвание народа, ранее проживающего на Урале, «чудь» – это искаженное поздними редакторами и переписчиками подлинных старых документов слово «Иудея» (данное предположение мы рассмотрим более подробно в своём месте).
Самое удивительно то, что «Ростовский летописец» тоже содержит сведения об этой народности, которая названа здесь «народом Из» или «узы». С данными этнонимами (из, узы) также перекликаются «исседоны» Геродота, что, видимо, отнюдь не случайно. Вот соответствующие выдержки из текста «Ростовского летописца»: «…Князь Тучегон был замечательной (ый) полководец. Один из блистательных походов его был на народ узы, сидящия (их) на Рифейских горах, соплеменники народу урало-россам. Он там нашел себе достойнаго противника по оружию по имени Ларю Шестака. А это произошло следующим образом… Воинственные (ый) народ узы – жители гор Рифейских. Они не дали прохода чрез свои владения князю Тучегону, идущему на Хвалинских хазар, союзников их… По смерти ея Ларя Шестак пошел странствовать по белу свету, пришел на горы Рифейския, где в это время выбирали полководца идти войной против ростовскаго князя Тучегона. Сила мышц дала ему право быть полководцем народа Из…» (глава «Шестой тысячи девятаго ста лет деяния», т. е. 14 в. н.э., подчёркивание – авт.). К проблеме, связанной с существованием на Урале полумифического народа чудь и его дальнейшей судьбе, мы ещё вернёмся в этой книге.
Средневековые источники
Средневековые исторические источники, как русские, так и иностранные (европейские и арабские) содержат множество сведений о регионах (землях), относящихся сегодня к территории Урала и Сибири, а также народах, их населяющих. В отечественной историографии за полтора последних столетия сложился целый корпус научной литературы, подробно освещающей данный вопрос (часть работ по указанной тематике указана в списке литературы в конце книги). Автор не ставил себе задачей подробный обзор средневековой историографии Урала, так как, во-первых, не является специалистом в данной научной отрасли, во-вторых, это заняло бы слишком много места, неоправданно увеличив объем книги (впрочем, это относится и к более поздним историческим периодам). Для целей данной работы достаточно будет ограничиться наиболее значимыми и известными историческими источниками, содержащими непосредственные упоминания о предмете нашего интереса. Кроме этого, мы рассмотрим некоторые источники, не признаваемые за таковые официальной исторической наукой, либо ставящей под сомнение достоверность содержащихся в них сведений. Источники в процессе их изучения я буду стараться располагать, насколько это возможно, в хронологическом порядке.
Данный раздел мы начнём с западноевропейских источников, богатых различными известиями, путевыми записками, мемуарами и пр. многочисленных европейских путешественников, дипломатов, купцов, военных, агентов и т. д., которым посчастливилось побывать в уральских и сибирских краях, либо повествующих об этих землях со слов своих российских, как правило, московских, корреспондентов. Множество таких сообщений собрано в замечательной книге М. П. Алексеева «Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей» (Иркутск, 1941), охватывающей период с 13 по 17 век, которой мы и воспользуемся в ходе нашего исследования.
Первые упоминания земель, лежащих за Уралом в европейской литературе мы встречаем в книге итальянского дипломата и францисканского монаха Джиованни дель Пьяно-Карпине или Плано-Карпини, который, как считается был главой первой европейской миссии, посланной к монголам папой римским в 1246 году (здесь и далее указываются официальные датировки событий). Повествуя о возвращении монголов из похода в Польшу и Венгрию в 1242 г., Плано-Карпини в том числе упоминает земли мордванов, т. е. мордвин, великую Булгарию на Волге (современную Татарию), а также землю Баскарт или великую Венгрию – как принято считать, нынешнюю Башкирию, также покоренные монголами. Здесь для нас наиболее ценным является первое появление в исторической литературе топонима (или этнонима, или и то, и другое вместе – из текста сообщения не совсем ясно) – Баскарт, причём в контексте великой Венгрии, из которой, по некоторым сообщениям, вышли предки современных венгров. Вот этот отрывок из книги Плано-Карпини, приведенный М. П. Алексеевым: «Возвратившись оттуда (из Европы – авт.), они (монголы – авт.) пришли в землю Мордванов, которые суть язычники, и победили их войною. Подвинувшись отсюда против Билеров, то есть великой Булгарии, они ее совершенно разорили. Подвинувшись отсюда еще на север против Баскарт, то есть великой Венгрии, они победили и их».
В этом пассаже сразу обращает на себя внимание непривычная с точки зрения официальной истории последовательность завоевательных походов «монголов» в Поволжье и на Урале: сначала нападению подверглись земли современной Мордовии, затем Булгарии, т. е. Татарии, и только потом – земля или народ Баскарт – Башкирии (древней великой Венгрии). Таким образом, по мнению Плано-Карпини, «монголы» после покорения Европы двигались строго в направлении с запада на восток, а не наоборот, как принято считать в исторической науке. Вот, что, например, сообщает о «монгольском» нашествии на Русь Википедия: «Первое вторжение на Русь было проведено монголами после победы над Волжской Булгарией, мордвой и половцами, а последнее вторжение на Русь развилось в поход в Центральную Европу вплоть до «последнего моря». Обозначенное здесь направление движения «монгольских войск» вполне укладывается в логику завоевательной политики «монголов», исходя из постулата историков о том, что последние пришли на Русь и в Европу из далёких восточных степей, покоряя по ходу движения все встречающиеся им народы, дабы не оставлять у себя в тылу противника. Однако, сообщение Плано-Карпини противоречит данной логике, зато полностью соответствует выводам НХ о том, что «татаро-монгольское» нашествие началось из центра Руси (с Волги), что мы и видим в данном случае – вначале удар был нанесён по мордовским землям, расположенным в Центральной России! (данная проблема не имеет прямого отношения к предмету нашего исследования, однако интересна тем, что подтверждает концепцию НХ в данной части).
Также обратим внимание на термин (топоним, этноним?) «Баскарт» в сообщении итальянского посланника. Считается, что так европейцы ранее называли территорию современной Башкирии, он часто встречается на средневековых европейских картах в различных разновидностях – Паскарти, Паскатир, Баскарти примерно на её территории (см. выше. Далее мы с ним ещё столкнёмся в известиях западноевропейских путешественников). Хочу напомнить, что аналогичный топоним, только в форме «Каспатир» («Пактики») мы встречали выше у Геродота при описании неких якобы индийских племён, схожих с бактрийцами, добывающих золото (см. выше). Из этого следует, что Геродот вполне мог быть современником Плано-Карпини! Скорее всего, годы его жизни падают на эпоху 13—14 вв., т.е. эпоху «античного» Рима с точки зрения НХ.
Вскоре после возвращения миссии Плано-Карпини в Европу, примерно тот же путь проделал Гильом де Рубрук – посол Людовика IX к великому хану. О землях за Уралом Рубрук сообщает следующее: «От того места, где я нашел Мангу-хана, до Катайи было 20 дней пути в направлении к юго-востоку, а до Онанкеруле…, настоящей земли Моалов, где находится двор Хингиса, было 10 дней пути прямо на восток, и в этих восточных странах не было ни одного города. Но все же там жили народы, по имени Су-Моал, т. е. Моалы вод, ибо су – значит вода… К северу также нет ни одного города, а живет народ, разводящий скот, по имени Керкисы… Живут там также Оренгаи… И еще много других бедных народов живет в северной стороне, поскольку им это позволяет холод; на западе соприкасаются они с землею Паскатир (Pascatir), а это – Великая Венгрия, о которой я сказал вам выше». Вновь видим упоминание земли Паскатир, в непосредственной близости от которой обитают некие племена Су-Моал. Возможно, первое слово в данном словосочетании – «Су» произошло не от тюркского «вода», а является искажённым словом «чудь», а «Моал» – это просто «монголы», «моголы». В таком случае этноним «Су-Моал» вполне может означать что-то вроде «Чудь-Монголы» или «Иудеи-Монголы». Кроме этого, по соседству с Су-Моал живут Керкисы, т.е. киргизы (киргиз-кайсаки?). В целом, описанная у Рубрука этническая ситуация в Зауралье вполне отвечает современным ему реалиям с точки зрения традистории.
Очень интересные мемуары о пребывании в Сибири оставил баварский солдат Иоганн Шильтбергер, в конце 14 в. – начале 15 в. более 30-ти лет проведший на чужбине в качестве пленника и побывавший за этот период (не по своей воле, конечно) в ряде стран Востока. После возвращения на родину И. Шильтбергер изложил свои воспоминания в «Книге путешествий», к которой мы сейчас и обратимся. В частности, И. Шильтбергер следующим образом описывает свой путь в свите принца Великой Татарии (Чегра, Чекре – историческая личность) из Персии в Поволжье и далее в Великую Татарию – область Астара, Грузия, страна Лезгистан, страна Ширван, область Шабран (возможно, это повтор в тексте, скорее всего, имеется в виду Ширван), Темир-Капи («Железные ворота», т. е. Дербент), который отделяет Персию от Татарии. Далее следует некий, неизвестный по другим источникам, обширный город Оригенс, лежащий среди большой реки Эдиль, т. е. Волги (историки предполагают, что это Астрахань), гористая страна Джулад (в подлиннике – «setzulat» – опять «чудь»? ) – сразу за Волгой известны только одни горы – Уральские. Интересно, что у И. Шильтбергера страна Джулад, т. е. предположительно Урал, населена большим количеством христиан, которые имеют здесь своё епископство (!), что входит в резкое противоречие с традиционной историей, считающей, что территория Поволжья-Урала до начала русской колонизации в конце 16 в. (после взятия Казани) была заселена преимущественно тюркскими народностями, исповедывающими ислам (татары, башкиры, тептяри и т. д.) и финно-уграми (мордва, марийцы (черемиса) и т. д.) – в большинстве своём язычниками. В это время фактический правитель Великой Татарии Едигей готовился к походу в Сибирь (в подлиннике – «Ibissibur») и ждал прибытия Чекре, с которым они совместно покоряют сначала эту страну, а затем Болгарию, т. е., средневековый Булгар. Такое ощущение, что Сибирь у Шильтбергера локализуется где-то в районе современного Южного Урала (Башкирии), так как сразу после ее завоевания Едигей нападает на Волжскую Булгарию, находящуюся в непосредственной близости, и это отнюдь не случайно, в чем мы сможем убедиться далее (видимо, захват сибирских земель ногаями, а речь в данном случае идет несомненно о них, происходил в направлении низовей рр. Волги-Урала, и далее вверх по р. Уралу на север. Именно этим путём в конце 16 в. здесь будут продвигаться казаки в ходе «покорения Сибири»). Судя по описанию, земель, принадлежащих Великой Татарии во время пребывания там И. Шильтбергера, это государство включало в себя Крым, реки Дон, Кубань, Волгу, Урал (Яик), часть Сибири (видимо, до Иртыша), Кавказ. Жители Сибири также христиане: «Еще следует заметить, что люди в этой стране поклоняются Иисусу Христу подобно трем святым царям, пришедшим для принесения ему даров в Вифлеем и увидевшим лежащим его в яслях; поэтому в их храмах можно видеть изображение Христа, представленного в том виде, как застали его три святых царя, и этим изображениям приносят они дары и на них молятся. Приверженцы этой веры называются уйгуры (Uyglur); в Татарии встречается вообще много людей этой веры». Вот так, оказывается уйгуры когда-то были христианами!
Польский историк 16 в. Матвей Меховский в сочинении «О двух Сармациях» (1517 г.) о землях, лежащих северо-восточнее Уральского хребта пишет следующее: «Об областях Скифии – Пермь, Башкирия, Югра и Корела, покорённых московским князем. За Московией на северо-востоке, в конце северной Азии находятся народы и области, именуемые собственно Скифией…, а именно Пермь, Башкирия, Черемиссия, Югра и Корела». Здесь примечательно то, что в Европе начала 16 в. современную территорию Сибири считали вслед за «античными» авторами Скифией. Видимо, реально, как и предполагают авторы НХ, период «античности» к этому моменту либо едва закончился и память о нём была ещё свежа в научных кругах (возможно даже сохранялись некоторые «античные» традиции), либо на отдельных территориях Империи он ещё продолжался. Также интересно размещение М. Меховским где-то, по всей видимости, за Уралом, по соседству с Югрой, области под названием «Корела». Об этом же упоминает ещё один западноевропейский автор, современник М. Меховского, итальянец Франческо да-Колло (1519г.). В этой связи, не исключено, что «Корела» – это просто несколько видоизменённое слово «Урал», что подтверждается некоторыми средневековыми картами, на которых в области Уральских гор помещается надпись латинскими буквами «Corela». Кстати, русские исторические источники 17—18 вв. называют Уральские горы «Орловскими» или «Аралтовы горы». Возможно между всеми этими топонимами (Урал, Корела, Орловские горы) есть глубокая связь. Видимо, после исхода чуди с Урала (см. выше), его название в форме «Корела» закрепилось за территорией нынешней Карелии, где в итоге осела часть чудских племён, ставших потом известными под именем карелы.
Автор книги «Записки о московских делах» (1549 г.), барон, дипломат Сигизмунд Герберштейн, по мнению М. П. Алексеева о странах, лежащих к северо-востоку от Москвы, сообщал не вполне ясные и определенные данные (сам С. Герберштейн за Уралом никогда не был, основным источником сведений о Сибири служили для него показания очевидцев, с которыми он встречался в Москве и «Русский дорожник» конца 15в. – начала 16 в.). Вот что сообщает М. П. Алексеев в комментарии к выдержкам из книги Герберштейна: «Самое территориальное приуроченье Сибири кажется не вполне ясным и возбуждает ряд вопросов. О Сибири (Proaincia Sibier) Герберштейн упоминает вслед за Югорией. «Эта область лежит за Камою, граничит с Пермью и Вяткой, но имеет ли какие-нибудь крепости и города, – пишет он, – наверное не знаю. В ней берет начало река Яик, которая впадает в Каспийское море. Говорят, что эта страна пустынна, по причине близкого соседства с татарами, а теми частями ее, которые обработаны, владеет татарин Шихмамай». Далее М. П. Алексеев приводит анализ данного сообщения Герберштейна дореволюционными русскими историками: «По мнению Е. Замысловского (ор. cit., «р. 439) эти известия указывают на то, что. под именем Сибири в первой половине XVI века разумели область приуральскую, а упоминание о ней вслед за Югорией дозволяет предполагать, что по соседству с нею, именно к югу от нее, лежала та обширная область, которой русские в это время присваивали название Сибири… В. О. Ключевский приходил к несколько иным заключениям. По его мнению, та область, которую Герберштейн называет Сибирью и помещает и в текст своей книги и на приложенную к ней карту, лежала «в области верхнего Яика по обе стороны южных Уральских гор, т. е. в нынешней Оренбургской губернии, в том крае, который еще в первой половине XVII в. известен был в Москве под именем Башкирии». Таким образом, из указанного выше можно предположить, что, по крайней мере, в 16 в., как русские, так и европейские источники присваивали наименование «Сибирь» территории современного Южного Урала (у Ключевского – Башкирии). Это подтверждается и некоторыми западноевропейскими картами, относимыми к указанному периоду. Об этом же позднее (1672—1673 гг.) писал Яков Рейтенфельс: «Сибирь, некогда царство гуннов, а ныне обширнейшая русская область, широко раскинулась около реки Яика (Jaicik). У Плиния она, кажется, называется Аваримоном (Abarimon), откуда вышла большая часть аваров (Abares) и саберов (Saberl), как их преимущественно называют греческие писатели».