Читать онлайн На темной и светлой стороне

Пролог

Весна встала на цыпочки, взмахнула зелёными рукавами, дотянулась до самого неба и тихонечко потянула за золотой солнечный лучик. Солнце проснулось, выбралось из уютной колыбели, взбитых пуховых облаков, сладко потянулось и с любовью глянуло на землю, совсем недавно сбросившую пушистую снежную шубку. Теперь она лежала, трогательно смуглая, совсем нагая, и смотрела на солнце влюблёнными глазами.

– Здравствуй, солнце! – сказала Земля.

Солнце радостно улыбнулось ей в ответ:

– Здравствуй, Земля! – И тотчас брызнули с небес золотые искры, которые, упав на землю, затерялись на миг в траве-мураве, чтобы чуть позже обратиться в ярко-жёлтые цветы и раззолотить всё вокруг.

– Одуванчики! – радостно воскликнула маленькая девочка с большим голубым бантом.

И заулыбались спешившие по своим делам прохожие, почувствовав, как мгновенно улучшилось их настроение, то ли от солнечного света, то ли от восторженного детского возгласа, то ли от россыпи одуванчиков в траве, которые напомнили им об их собственном таком далёком детстве…

Хотя, может быть, детство никуда и не уходило? Просто спряталось в одном из потаённых уголков души и сладко заснуло, чтобы время от времени неожиданно просыпаться, выскальзывать наружу и заставлять нас вести себя неразумно с точки зрения строгого здравого смысла, веселиться без удержу и даже шалить.

Кому из нас не доводилось слышать обращённые в наш адрес слова: «Ты ведёшь себя как ребёнок!» А что? Разве так уж плохо хранить в укромном уголке души солнечные отсветы своего детства?

И, может быть, был прав французский писатель Альфонс Доде, когда говорил: «Начальные впечатления, впечатления детских лет – почти единственное, что запечатлевается у нас на всю жизнь. В пятнадцать, самое большее – в двадцать лет, оттиски готовы. Всё остальное – повторные оттиски первого впечатления».

Глава 1

В это прекрасное утро Антонина Петровна Турчининова вдруг осознала, что ей до ужаса надоело таскаться и в жару, и в холод, и в слякоть, и даже в такую чудесную погоду, как сегодня, на постылую работу. Ей только что исполнилось 57 лет. И пока она ещё не превратилась в дряхлую старуху, ей страстно захотелось пожить для себя. Пожить на полную катушку!

И она в тот же день написала заявление об уходе на заслуженный отдых.

Начальство схватилось за голову, забегало по кабинету, ища пятый угол, но не нашло его и плюхнулось со вздохом обратно на свой начальственный стул, водрузило на нос очки и спросило:

– Антонина Петровна! Что это на вас нашло?

– Озарение! – радостно улыбаясь, сообщила Антонина.

Начальство нахмурилось, свело брови на переносице.

– А о коллегах вы подумали? – спросило сурово.

Антонина беззаботно пожала плечами.

– А обо мне, грешном?! – возопило начальство.

– О себе вы сами хорошо заботитесь, Анатолий Дмитриевич, – ответила женщина.

– Вы меня без ножа режете! Конец квартала!

– Середина, – беззаботно поправила начальство Антонина.

– Вы это точно решили? – упавшим голосом спросило начальство.

– Окончательно и бесповоротно!

– Может, вы ещё передумаете, Тонечка, – с умоляющей ноткой в голосе кротко проговорило начальство и беспомощно улыбнулось.

– Подписывайте, Анатолий Дмитриевич! Не тяните резину, – решительно сказала Антонина.

– Всё с вами понятно! Казнить! Нельзя помиловать! – Начальство рубануло воздух ребром ладони.

– Меня? – весело рассмеялась Антонина.

– Кабы вас, – с нескрываемым сожалением вырвалось у визави.

Начальство долго на ощупь искало на своём огромном столе ручку, потом подписывало заявление с таким кряхтеньем, словно одно тащило баржу по Волге, заменив в одночасье всех бурлаков с картины Репина.

Потом начальство долго укоризненно качало головой и под конец посмотрело на сияющую Антонину, как Ленин в своё время смотрел на буржуазию или как мышь на крупу. Кому как больше нравится. И махнуло рукой, отпуская на свободу сотрудницу, которую не смогло удержать.

Хотя, по логике вещей, надо было так смотреть на своё начальство Антонине, наконец-то освободившейся от его пут.

Как хотелось ей напомнить неуважаемому Анатолию Дмитриевичу о том, что он, глубоко наплевав на Трудовой кодекс, заставляет своих сотрудников ишачить на него по шесть дней в неделю и не менее семи-восьми месяцев в году по десять-одиннадцать часов в день. В остальные месяцы рабочий день длился девять часов. Хотя ещё несколько лет назад экс-глава правительства заикался о четырёхдневной рабочей неделе. Где она, эта неделя? Ау!

Никто не думает о том, что люди практически всю свою жизнь проводят на работе. Когда им отдыхать? Наслаждаться жизнью? Им даже детей некогда воспитывать, и растут они сами по себе, как попавшие под опалу нежные одуванчики лекарственные.

«Да ну их всех, этих эксплуататоров», – подумала Антонина, но ничего говорить начальству не стала, тем более что Анатолий Дмитриевич был из категории новых хозяев жизни, и ему и Трудовой кодекс, и жалобы работников были как об стенку горох. Или, как говорила её покойная бабушка: «Писай ему в глаза, скажет, божья роса».

Так что, подхватив подписанное заявление, Антонина просто выпорхнула из кабинета начальства, оставив его сидеть с постной физиономией.

Ради справедливости стоит признать, что сокрушался Анатолий Дмитриевич Кузякин не зря. Антонина Петровна Турчининова была ценным работником, и именно благодаря её уму, упорству и умению ладить с людьми фирма ежегодно, как не раз признавался Анатолий Дмитриевич, заключала немалое количество договоров. Деньги текли в карман Кузякина полноводной рекой. Но этот факт мало отражался на благосостоянии сотрудников фирмы.

Весть о том, что Антонина Турчининова увольняется, мгновенно облетела все отделы. Одни коллеги бросали на неё завистливые взоры, другие радовались за неё, а третьи надеялись занять освободившееся после неё место.

Антонине теперь всё это было до лампочки. Она даже прощальной вечеринки устраивать не стала. Не было у неё лишних денег, чтобы выбрасывать их на ветер.

«Для всех хорошей никогда не будешь», – благоразумно рассудила Антонина.

С теми же, кто её уважал, она и без вечеринки осталась в дружеских отношениях.

Так и началась вольная жизнь Антонины Петровны Турчаниновой.

Уже в самые первые дни после своего выхода на пенсию она почувствовала себя свободной и счастливой, точно птица, вырвавшаяся из клетки, в которой провела долгие годы.

За окном продолжал бушевать май, возомнивший себя летним месяцем. Краткий миг ночной прохлады, опоённый ароматами цветущих садов, уже с утра сменялся совсем не весенним зноем. Солнце, едва проснувшись, осушало выпавшую за ночь росу с травинок и цветов и отражалось всей полнотой своего сиянья в фонтанах, прудах и озёрах. Живность пряталась в тень и в траву. Только люди радовались раннему теплу и спешили на Волгу.

Антонина же и не заметила, как пролетела вторая половина мая, только его зелёный хвостик весело махнул ей на прощание.

– Как летит время! – ахнула Тоня и бросилась нагонять упущённое.

Она гуляла по утрам в парке и наслаждалась пением птиц и сладостным ворчанием лягушек в пруду недалеко от дома, днём бегала по выставкам и посещала музеи, коих в городе было огромное количество и в которых она, кажется, не была сто лет, а по вечерам встречалась с подругами. Они сидели в кафе прямо на улице и смаковали крохотные пирожные, отпивали по глотку кофе из стаканчиков. Потом, как в молодости, гуляли по берёзовой аллее и смотрели на бабушек, сидящих на скамеечке. То одна, то другая подруга, озорно подначивая, толкала Антонину в бок:

– Тонь, скоро и мы вот так будем сидеть.

И была в этом озорстве скрытая печаль.

– Ещё не скоро, – отвечала Антонина, желая подбодрить не столько подруг, сколько саму себя.

Оставаясь дома одна, Антонина много читала, покупая новые книги и перечитывая старые, которые годами пылились в книжном шкафу в ожидании того часа, когда у их хозяйки появится свободное время.

Больше времени она смогла уделять своим цветам на балконе, которые очень любила и старательно обихаживала. Мух в городе давно не было видно, поэтому она убрала сетку, и на балкон сразу же стали залетать пчёлы, осы, шмели и ещё какие-то насекомые, названья которых Антонина не знала. А вчера вечером она спихнула с гвоздики огромного зелёного жука. Наверное, она его просто испугалась. Хотя он был очень красивый, но уж очень крупный. Поэтому Тоня и стряхнула его на газон. Там тоже много травы и цветов. Так что жук не пропадёт и найдёт себе пропитание и вне Тониного балкона.

А ещё Антонина любила сидеть возле открытого окна поздними вечерами и думать о жизни, о её превратностях и смысле. Она не считала себя философом. О философах если и читала, то только в серии о замечательных людях. Но ведь о бытие думают не только философы, но и самые обычные люди. Особенно в те периоды жизни, когда появляется возможность перестать крутиться, как белка в колесе, остановиться, оглядеться вокруг и заглянуть в себя, попытаться себя понять. Сколько раз доводилось ей слышать, что душа не стареет. Но только разве в юности и в молодости кто-то прислушивается к словам старших. Ведь в восемнадцать лет тридцатилетние уже кажутся глубокими стариками. Надо пройти по жизни самой, чтобы убедиться, что душа и впрямь не стареет и женщина способна испытывать в зрелые годы те же самые чувства, какие она испытывала в восемнадцать лет. И наверное, не только женщина, но и мужчина тоже. Антонине невольно вспомнились слова Оскара Уайльда: «Трагедия старости не в том, что человек стареет, а в том, что он душой остаётся молодым».

Вот и она, Тоня, чувствовала себя молодой. Если бы её спросили, сколько ей теперь лет, она затруднилась бы ответить на этот вопрос. Она поймала себя на том, что ей проще назвать год своего рождения, чем ответить даже самой себе на вопрос: «Сколько же тебе лет, Антонина?»

Закат обрызгал пурпурными бликами макушки деревьев и скрылся за горизонтом. И скоро белоснежные свечи цветущих каштанов утонули в бархатной темноте майской ночи.

«Сейчас лягу спать», – подумала Антонина и, поленившись зажигать свет, на ощупь отправилась в спальню.

Пока она шла, из-за крохотной тучки выглянул месяц и осветил комнату. На кровати Антонины было две подушки. Но спала-то она на одной. Почему не убирала вторую, она сама не знала. Возможно, вторая подушка была символом надежды. Кто его знает. Пока работала с утра до вечера, приходила уставшая и засыпала сразу же, как только голова касалась подушки, думать об этом было некогда. А теперь?

В юности Тоня увлекалась поэзией и переписывала понравившиеся стихи в толстую тетрадь в синей обложке. Тогда так поступали многие девчонки. С той поры Тоня помнила слова Степана Щипачёва о том, что стареть страшно тому, кто разменял свою любовь на мелкую монету и раздавал её кому ни попадя направо и налево.

Вроде бы Тоня этим не грешила. Хотя как сказать. Доля женская в России никогда не была особо счастливой. Большинство девчонок чуть ли не с пелёнок в её время грезили о замужестве. Думала она и о том, как мало среди взрослых женщин замужних, куда ни глянешь, сплошь разведёнки и, не дай бог никому, вдовы.

Хотя замужние подруги у Турчаниновой тоже были. Правда, они редко могли вырваться от мужей и внуков на посиделки, которые незамужние называли «девичниками».

Сама Антонина выходила замуж трижды, но, увы, со всеми мужьями ей пришлось расстаться.

«Хорошо, что детей подарили», – думала она и в одиночку вырастила дочку и сына.

Теперь у детей была своя жизнь, свои семьи, и, как это модно в наше время, они строили карьеру.

«Чтоб ей пусто было, карьере этой», – думала Антонина порой, считая, что внуки растут сами по себе, общаясь больше не с родителями, а с гаджетами.

Чего греха таить, в её доме внуки появлялись не часто и тоже всё из-за её занятости.

«Теперь всё будет по-другому», – решила Антонина, засыпая.

Однако быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

До дела дошло в июле. Антонина, отметя все протесты внуков, особенно старшего внука, не горевшего желанием отдыхать с бабушкой, подхватила обоих в охапку и укатила на юга.

Дети, в свою очередь, и сын, и дочь, от поступка матери были в восторге. Зять и сноха были более сдержанными в проявлении эмоций, но радостно махали вслед отплывавшему от перрона поезду все четверо.

Антонина, заметив прыгающих в их глазах чёртиков, подумала о том, что они готовы обниматься и кричать: «Ура! Свобода!»

«Право, как малые дети», – думала она с доброй улыбкой.

И то правда, что свободу она им обеспечила на целый месяц.

Почти всю дорогу Антонина смотрела в окно, то сидя на своей нижней полке, то стоя у окна в коридоре.

– Ба, чего ты там увидела? – спросил начинающим ломаться голосом внук.

– Пейзажи, – ответила Антонина, – смотри, какая красота!

– Вижу, – ответил он и снова уткнулся в планшет.

Внучка Юля почти постоянно кому-то звонила, беззаботно тратя деньги, которые перед поездкой положили ей на телефон родители.

Антонина слышала, как она говорила какому-то Мише, что вот они стоят у фонаря, а вот за окном пасутся коровы, большие и рогатые, и добавляла, хихикая:

– Прямо как наш Эммануил!

– Кто такой Эммануил? – спрашивала Антонина рассеянно, предполагая, что это олень из школьного зоопарка или зоосада.

– Ты его не знаешь, – отмахивалась внучка, – это наш учитель физкультуры Эммануил Сергеевич.

– Разве у учителей бывают рога? – искренне недоумевала Антонина.

– Конечно, бывают! – не менее искренне отвечала внучка. – Ими он обязан своей жене!

– То есть? – переспросила Антонина.

– Бабушка, ну что ты как маленькая, – с досадой ответила Юля и снизошла до объяснения: – У него жена с кем ни попадя гуляет.

– Выходит, что она Щипачёва не читала, – вырвалось у Антонины.

– Ба! Какого ещё Щипачёва? – нетерпеливо воскликнула внучка.

– Степана.

– Не знаю!

– Вернёмся домой, я дам тебе почитать. У меня есть его сборник.

– Он что, древний? – спросила Юля.

– Что значит – древний? – не поняла Антонина.

– В смысле, не российский!

– Как это, не российский?

– Ба! Ну что ты смотришь на меня круглыми глазами? Он же жил не в России?

– А где же он, по-твоему, жил?

– Там же, где и ты до того, как я появилась на свет! В СССР!

– Да, – растерянно ответила Тоня.

– Вот видишь! Ты уже сама не помнишь, где ты родилась! – Но, заметив, что бабушка погрустнела, внучка решила её утешить: – Да не расстраивайся ты так, почитаю я твою книжку.

– Спасибо.

– Не за что.

– Так что там с твоим учителем? – Антонина решила вернуться к тому, с чего они начали разговор.

– Ба! Ну чего ты пристала! Эммануил носит рога и помалкивает в тряпочку.

– Странно…

– Ничего странного. У него жена-миска!

– Миска? То есть тарелка?

– Ба! Ну ты даёшь! – вмешался внук. – Миска – это мисс какого-нибудь конкурса красоты.

– Ах, вот оно что. Но всё равно непонятно, почему её муж терпит.

– Потому, что он Квазимодо! Ты Квазимодо знаешь?

– Да, я читала роман Виктора Гюго, – обрадовалась Антонина, что у неё с внуками нашлись точки соприкосновения, – «Собор Парижской Богоматери».

– Какого ещё Гюго? Ба, это мюзикл такой. И Квазимодо в нём поёт. Усекла?

– Усекла, – вздохнула Антонина.

– Ба, а почему мы не полетели самолётом? Уже давно были бы на месте! А так уже вторые сутки тащимся.

– Поездом романтичнее, – отозвалась Антонина, – можно столько всего красивого увидеть вокруг.

– Зашла бы в интернет и смотрела на здоровье, – сказала внучка.

– Она просто боится летать самолётом, – рассмеялся внук.

– Боишься, ба? – с живым интересом спросила Юлия.

– Боюсь, – призналась Антонина и погладила внучку по русым волосам, стянутым в хвостики модными заколками.

– А мы скоро уже приедем? – нетерпеливо спросила девочка. – А то этот поезд плетётся, как пьяный гусениц.

– Ты хотела сказать гусеница?

– Нет, гусениц! Я имела его в виду в мужском роде.

– Но у гусеницы и самка, и самец так и называются гусеницами.

– А почему у собак «сука» и «кобель»? – поинтересовался внук с невозмутимым видом.

Но Антонину так просто не смутить и не сбить с панталыку.

– Учи лучше зоологию, там всё сказано, – проговорила она сердито.

– Да ты чё, ба?

– Ничего, а будешь задавать глупые вопросы, я твой планшет в окно выброшу.

Внук покосился на неё с опаской: такая и вправду выбросит.

– Ладно, я умолкаю, – заявил он.

И снова каждый из них занялся своим делом. Антонина смотрела в окно, внук уткнулся в планшет, а внучка болтала по мобильнику.

«Она деньги своим языком метёт, как шелуху от семечек», – с ужасом думала бабушка, но решила, что деньги не её, а родительские, вот пусть у них голова и болит.

Когда Тоне надоело смотреть в окно, она открыла книгу и стала читать Франсуазу Саган. В юности Антонина, как и многие женщины из её поколения, зачитывалась этой французской писательницей. Так почему же теперь не перечитать её повести и не освежить свои полузабытые юношеские впечатления.

Антонина так увлеклась, что позабыла обо всём вокруг. Она даже не сразу услышала, что её зовёт внучка Юленька.

– Бабушка! Ты уснула, что ли! – наконец донёсся до её сознания голос внучки.

– Нет, я просто увлеклась, – призналась Антонина, – книга очень интересная.

– Щипачёв? – спросила Юля.

– Нет, – слегка удивилась бабушка, – почему Щипачёв? Франсуаза Саган.

– Какая ты, бабуля, непостоянная, – упрекнула Антонину девочка, – прямо как стрекоза из басни Крылова!

«Хорошо, что она хоть Крылова знает», – подумала Антонина и воспользовалась поводом, чтобы просветить девочку:

– Вообще-то это была не стрекоза, а цикада.

– Ты чего, бабуля?! – возмутилась Юлия. – Басню, что ли, ни разу в жизни не читала? – В голосе девочки проскальзывало явное беспокойство.

«Ага, – со сладким злорадством подумала Антонина, – не хочется внученьке иметь совсем уж необразованную бабушку».

– Басню я читала, и не раз, – успокоила она внучку, – просто дело видишь в чём… – начала она.

– Ну в чём? В чём? – нетерпеливо перебила её девочка.

– Юлька! – прикрикнула Тоня шутливо. – Наберись терпения!

– А ты короче не можешь?

– Могу! Слушай! Иван Андреевич Крылов брал сюжеты для басен у своего французского коллеги Лафонтена. Французского языка Крылов не знал и пользовался переводом с английского. В результате произошла путаница, и изначально заявленная в басне Лафонтена цикада превратилась у Крылова в стрекозу.

– Так, значит, эту басню придумал Лафонтен? – несколько разочарованно протянула Юлия.

– Нет, – покачала головой Антонина, – Лафонтен взял её у грека Эзопа. И в оригинале у древнегреческого баснописца была не стрекоза, а цикада.

– Бабуль! – возмущённо воскликнула Юлия.

– Что? – даже слегка испугалась Антонина.

– Выходит, что у них там раньше был сплошной плагиат?

Антонина невольно рассмеялась.

– И им ничего за это не было? – не отставала внучка.

– По-моему, нет, – беззаботно отозвалась бабушка.

– Вот дают! – презрительно фыркнула Юлия.

– Кстати, латинское название стрекозы переводится на русский как «зуб»! – решила озадачить внучку Антонина.

– Как это? – удивилась девочка. – Разве у стрекоз есть зубы?

Антонина пожала плечами, а потом объяснила:

– Такое название стрекозам дал датский энтомолог Иоганн Христиан Фабриций. И случилось это в 1793 году.

– Давно, – вздохнула Юлия. – Теперь и не спросишь его, что это взбрело ему в голову. А мы тут теперь гадай, – добавила девочка сердито.

– Скорее всего, он дал стрекозам это название из-за зубцов на верхних челюстях этих насекомых.

– Ба! Учёные такие скучные! – вырвалось у Юлии.

– И не говори, – рассмеялась Антонина, – то ли дело поэты! Вот, послушай!

– Это Степан Щипачёв? – спросила Юлия.

– Нет, Генрих Гейне.

– Я же говорю, что ты непостоянная, – ворчливым старушечьим голосом проговорила внучка.

– Это ещё почему? – рассмеялась Антонина.

– Потому что скачешь, как стрекоза!

– Стрекоза не скачет.

– Ладно! Пусть цикада! А я нашла Щипачёва!

– Где?

– Ба! Ты – как с луны свалилась! В интернете, конечно. Почитать?

– Читай.

И Юлия стала читать бабушке стихи полузабытого, но не утратившего актуальности советского поэта. Читала она с выражением, время от времени отрывала глаза от текста и смотрела на бабушку, спрашивая взглядом: «Ну что, нравится?»

Бабушка молча кивала в ответ и улыбалась.

Внук Александр смотрел на них снисходительно, и читалось в его взгляде: «Прямо как дети малые». Себя с некоторых пор он считал взрослым человеком, умудрённым жизненным опытом.

И вот они наконец сошли с поезда в Симферополе.

«Боже, как давно я не была в Крыму!» – подумала Антонина и рассмеялась.

– Ты чего, ба? – спросила внучка, дёргая её за руку.

– Это она так радуется, – пояснил внук с самым серьёзным видом.

Потом долго спорили, куда же им поехать. Внук хотел в Севастополь, а внучка – в Ялту.

С большим трудом Антонина уговорила их отправиться в Алушту, пообещав, что они во время пребывания в Крыму съездят и в Севастополь, и в Ялту. Самой же ей очень хотелось посетить Никитский ботанический сад. Она последний раз была в нём в ранней молодости с первым мужем. И они там, как сумасшедшие, целовались на берегу маленького пруда, даже не пруда, а прудика, в котором плавали розовые и белые кувшинки и, кажется, золотые рыбки. Точно этого Антонина уже не помнила. Зато она отлично помнила находившийся в Алуште склон, весь засаженный лавандой, и ещё помнила, какой головокружительный аромат исходил от этого лилового ковра. А она ползала по нему, нарушая все правила, и сорвала-таки для себя несколько веточек этого ароматного растения.

«Вспомнить стыдно!» – думала Антонина, но раскаяния почему-то не ощущала.

– Итак, решено! Едем в Алушту! – произнесла она.

– Едем, – согласились дети, – но только помни, что ты обещала нас везде свозить.

– Разве я вас когда-нибудь обманывала? – возмутилась Антонина.

– Что-то не припоминаю, – нехотя признал внук.

– Нет, бабушка, нет! Не обманывала! – заскакала внучка то на одной, то на другой ноге.

Антонина действительно старалась никогда не обманывать своих детей, а потом – и внуков. Даже на самые неудобные вопросы она находила приемлемые ответы. Обещания давала только тогда, когда была уверена, что сможет их выполнить. Если сомневалась, то так и говорила: «Я постараюсь это сделать. Но если мне что-то помешает на этот раз, перенесём на более поздний срок». Дети, а потом и внуки привыкли к её правдивости и были уверены, что их бабушке можно верить.

– Ты лучше под ноги смотри, попрыгунья-стрекоза! – сказал мальчик сестре.

– Стрекоза не прыгает! – ответила Юлия и гордо задрала нос, хоть в чём-то она благодаря бабушке была теперь осведомлённей старшего брата.

– Не прыгает, – усмехнулся Саша, – а ты прыгаешь, вот шлёпнешься сейчас, и нос будет пуговкой.

– Как у Пуговкина? – почему-то обрадовалась сестра.

– Угу.

– Тогда я буду прыгать, как попрыгунья-цикада! – развеселилась девочка.

– Стрекоза! – поправил Саша.

– Стрекоза не прыгает, – на этот раз машинально проговорила Антонина.

– Как это – не прыгает? – удивился внук. – Ты что, в детстве не учила басню Крылова «Стрекоза и Муравей»?

Юлия тем временем улыбалась во весь рот, и старший брат смотрел на неё с подозрением.

– Всё я учила, – ответила Антонина. – Но тем не менее стрекоза не прыгает. И ты, – обратилась она к внуку, – вместо того чтобы умничать, взял бы и понаблюдал за стрекозами.

– Ага, больше мне делать нечего. Я лучше дедушке Крылову на слово поверю.

– Ну и зря!

– Бабушка, расскажи Сашке, почему Крылов написал, что она прыгает! – не отставала от Антонины Юленька.

– Расскажи-расскажи, – усмехнулся внук, не допуская даже мысли о том, что бабушке удастся его переубедить.

– Видишь ли, – вздохнув, начала Антонина, – в те времена, когда Крылов писал свои басни, интернета не было…

– Совсем? – удивилась внучка.

– Совсем, – кивнула Антонина, – и многие авторы брали сюжеты друг у друга.

– Знаю, как Шекспир, – кивнул с умным видом внук.

– Примерно, – не стала спорить бабушка, – и Крылов взял сюжет своей басни, а заодно и героев, из басни французского баснописца Лафонтена. А Лафонтен брал сюжеты для своих басен у древнегреческого баснописца Эзопа. В Греции цикад так же много, как у нас кузнечиков. Во Франции так же всем привычно стрекотание цикад. А вот в Петербурге, где жил и творил Иван Андреевич, их нет. К тому же Крылов, судя по всему, не слишком разбирался в мире насекомых, поэтому французское слово «цикада» он перевёл на русский как «стрекоза». Вот отсюда и началась некоторая путаница.

– Вот видишь, – сказала Юлия брату, – цикада скакала, а стрекоза за неё отдувается по сию пору, – проговорила девочка, подражая тону бабушки.

Саша весело рассмеялся, и Антонина, махнув рукой на сложности энтомологии, процитировала:

– Сколь блаженна ты, цикада, Ты почти богам подобна…

– Бабушку опять на романтику потянуло, – снисходительно прокомментировал внук.

А Юленька, уцепив Антонину за руку, сказала:

– Как красиво, бабушка, ты сочиняешь.

– Это не я, – улыбнулась Антонина, прижимая внучку к себе, – это древнегреческий поэт Анакреон.

Саша поднял указательный палец одной руки вверх к небу, а другой опустил вниз к земле, и важно заявил:

– Нашей бабушке ведомо всё!

– Да, бабушка? – спросила девочка.

– Нет, конечно, – рассмеялась Антонина. – Давайте лучше поскорее найдём автобусную остановку.

– Давайте! – согласилась Юлия и тут же спросила: – А в Крыму есть цикады?

– Есть.

– Почему же мы их не слышим?

– Ещё услышим.

– Когда?

– Ночью.

– Ой, как долго ждать!

– Ты и заметить не успеешь, как она настанет, – ласково ответила бабушка.

– Юлька! Не тарахти! – вмешался внук. – Вон автобусная остановка. Идёмте!

В автобусе они устроились с комфортом и всю дорогу смотрели в окно. Даже Саша не утыкался в планшет, не в силах оторвать взгляд от причудливых очертаний гор, ущелий и пёстрых пейзажей, пролетающих мимо.

– Не хуже, чем в Турции, – вырвалось у него.

– Лучше! – уверенно проговорила бабушка.

Ей и на самом деле казалось, что красивее родной страны ничего на свете быть не может. Нет, она не отрицала того, что другие места тоже могут быть прекрасными, и не спорила с тем, что следует увидеть как можно больше стран и чужих земель. Но здесь всё такое родное, прикипевшее к сердцу.

Антонина сладко вздохнула и невольно вспоминала своё детство, поездки в Крым вместе с родителями, тёплое море и вечера, наступающие здесь мгновенно, точно кто-то невидимый проливал с неба флакон фиолетовых чернил.

Сойдя с автобуса, они собрались на время оставить багаж в камере хранения на вокзале и пойти пообедать в какое-нибудь кафе, а потом пройтись по городу и присмотреть себе жильё. Ведь они приехали, как раньше говорили, дикарями. Конечно, можно было бы забронировать номер в какой-нибудь гостинице или даже купить путёвку. Но Антонина предпочла отправиться в Крым по старинке. Она была уверена, что всё у них сложится благополучно. И оказалась права: не успели они пройти нескольких метров, как к ним подошла пожилая женщина и спросила Антонину:

– Это ваши детки?

– Внуки, – слегка растерялась Антонина.

– Ну и хорошо, – отозвалась та. – Вы, наверное, комнату ищете?

– Собирались…

– А живу недалеко от моря в частном доме. У меня уже есть двое квартирантов. Но сегодня съехала семейная пара из Петербурга.

– Это где жил дедушка Крылов, – влезла Юленька.

– Возможно, – улыбнулась женщина, – и комната освободилась. Может быть, вы посмотрите?

«Почему бы и не посмотреть», – подумала Антонина, а вслух сказала:

– Мы хотели сначала поесть…

– Вот положите вещи и поедите в кафешке, с вещами-то таскаться неудобно.

– Вы правы, – улыбнулась Антонина и не стала говорить, что вещи-то они собирались оставить в камере хранения.

– Меня зовут Тамара Ивановна Савельева, – представилась женщина.

– А я Антонина Петровна Турчининова. Можно просто Тоня.

Женщина согласно кивнула.

Вскоре все четверо уже шагали по узкой улочке, обсаженной платанами и фруктовыми деревьями.

– Ну вот мы и пришли, – сказала Тамара Ивановна через некоторое время и толкнула незапертую калитку, – проходите, проходите. У нас так-то все удобства. Только душ летний.

– Ничего, нам подойдёт, – ответила Антонина, осмотрев предоставленную им комнату.

Внуки тоже остались довольны.

– Я люблю летний душ! – заявил Саша. – У деда на даче такой же.

У Антонины дачи не было, и внук имел в виду дачу Тониных сватов.

– Мы с вами здесь будем в баню ходить, согласны? – спросила она.

– Согласны! – завизжали дети.

– У вас ведь в городе есть баня? – спросила Тоня хозяйку.

– Конечно, есть, как же не быть, – ответила Тамара Ивановна, – и недалеко от нас, всего через две улицы.

– Вот и отлично! А теперь подскажите нам, где у вас неподалёку есть хорошее и не слишком дорогое кафе.

– На соседней улице, – охотно ответила хозяйка, – правда, в самом конце. И готовят там ребята-практиканты.

– Как практиканты? – удивилась Тоня.

– Очень просто! Окончили училище и устроились в это кафе. Так что поесть в нём можно недорого. Но готовят ребята на совесть. Я это кафе всем своим квартирантам рекомендую, и ни один человек ещё не пожаловался.

– Как же называется кафе?

– «Воробьиный клюв».

– «Воробьиный клюв»? Ой, не могу! – рассмеялся Саша.

Юля радостно запрыгала возле бабушки, приговаривая на распев:

– «Воробьиный клюв», «Воробьиный клюв».

«Что ж, дело не в названии», – решила Антонина и повела свою команду обедать.

Почему кафе так называется, они догадались почти сразу. Повсюду летали и чирикали воробьи. Птички умудрялись на открытой террасе садиться на края стаканов с недопитым посетителями компотом и смешно, то наклоняя, то запрокидывая голову, пили его. С тарелок склёвывали остатки пищи. В общем, чувствовали себя хозяевами кафе и не брезговали доедать и допивать за своими гостями.

Квартирная хозяйка не обманула их. Молодые повара и впрямь готовили очень вкусно и по-домашнему просто. Разносолов и изысков в кафе не было. Зато были все те привычные блюда, которыми обычно кормят своих домочадцев мамы и бабушки.

После обеда троица отправилась к морю. Нет, не купаться, просто посмотреть на берег и выбрать то место, куда можно завтра отправиться с утра позагорать и поплавать.

Место такое они нашли довольно скоро. Правда, пляж был не песчаным, как в родном городе на Волге. Берег был усыпан галькой. Но разноцветные камешки были ровными, гладкими, заботливо обкатанными волной. Ноги ранить не будут.

Антонина не удержалась и подняла два небольших камешка возле самой кромки воды. Она держала их на ладони и не могла оторвать глаз – под косыми лучами солнца влажные от морской воды камешки переливались, как самоцветы.

– Бабушка, ты чего? – потянула её за край блузки внучка Юля.

– Ничего, – улыбнулась Антонина.

– А зачем ты камни держишь на ладони? – допытывалась внучка.

– Я ими любуюсь!

– Но они же простые!

– В смысле? – слегка удивилась Тоня.

– Не драгоценные!

– Это как посмотреть, – ответила бабушка и присела на корточки.

Внучка опустилась рядом с ней.

– Смотри, Юленька, видишь на боку у серого камня несколько маленьких чёрточек?

– Вижу. И что?

– А ты не думаешь, что это послание с глубин морских какого-нибудь неизвестного нам существа?

– Скажешь тоже!

– Почему нет? – пожала плечами Антонина. – На свете столько всего неизвестного нам и непонятного.

– Бабушка у нас – фантазёрка! – присоединился к ним внук. – Писала бы лучше книжки.

– Для детей! – захлопала в ладоши Юлия.

– Можно и для детей, – без особого энтузиазма проговорил Александр и добавил многозначительно: – Но лучше фантастику.

– Почему фантастику лучше? – не поняла сестра.

– Потому, что за неё больше платят! И читать её интереснее.

– Ладно, – сказала Антонина, бросила на море ласковый взгляд, подняла руку и уже хотела бросить вслед за взглядом и камешки, но передумала, зажала их в кулаке, а потом положила в сумку.

– Зачем? – спросила Юля.

Вместо Тони ответил брат:

– Бабушка надеется, что они полежат у неё в сумке и превратятся в бриллианты. – Мальчик засмеялся.

А Юля посмотрела на бабушку и проговорила серьёзно:

– Может, они будут помогать бабушке сочинять сказки.

– Может, и будут, – согласилась Антонина и, обняв обоих внуков, развернула их в сторону лестницы, ведущей наверх.

Домой вернулись поздно, вволю нагулявшись сначала по набережной, а потом и в парке. Перекусили чебуреками, которые готовились прямо на улице. Антонина слегка беспокоилась, что накормила детей на ночь жирной пищей, но потом успокоила себя тем, что съели они немного. Чебуреков, приготовленных в кипящем масле, много и не съешь. Юлия один из чебуреков унесла с собой в промасленной бумажке, есть она его уже не могла, но и расставаться с ним не желала, несмотря на уговоры бабушки и подтрунивание брата.

Наконец им повезло! Когда они проходили мимо газона, густо усаженного высокой травой, из зарослей выбежала кошка и бросилась им прямо под ноги.

– Ой! Киска! – обрадовалась Юлия. – Бабушка! Она, наверное, голодная? – спросила девочка. – Можно, я отдам ей свой чебурек?

– Конечно, – с радостью согласилась Тоня.

– Тем более что она кормящая мать, – на полном серьёзе изрёк Саша.

– Откуда ты знаешь? – спросила Юля, ломая кусочками чебурек и скармливая его кошке.

– Разве ты не видишь, что у неё сиськи висят? – вздохнул он с видом человека, много познавшего в этой жизни.

– Где? – спросила сестра.

– Да на животе же! – Саша картинно закатил глаза.

Антонина стояла и молча улыбалась, не вмешиваясь в разговор внуков до тех пор, пока Юлия не спросила:

– А где же котята? – И, воодушевившись, воскликнула: – Давайте их искать!

– Никого искать не надо, – строго сказала Тоня.

– Почему? – надула губы Юлия.

– Тебе бы понравилось, если бы какой-нибудь слон или бегемот на ночь глядя заявился в твой дом и стал бы тебя тормошить?

– Нет, – испуганно ответила девочка.

– Ба, а почему слон или бегемот? – хихикнул внук.

– Потому что мы для котят такие же огромные и неуклюжие, как для нас слоны и бегемоты, – ответила Тоня.

– Они не неуклюжие, – обиделась за слонов и бегемотов Юлия, – они хорошенькие! Особенно в мультиках.

– Если только в мультиках, – вздохнула Тоня.

– И в зоопарке, – добавил Саша.

– В зоопарке им тесно и скучно, – на этот раз в голосе девочки прозвучала жалость.

– И не говори, – согласилась Тоня.

В душе она порадовалась, что кошка, съевшая чебурек, к этому времени уже убежала и поиск котят отменялся.

Перед возвращением домой посидели на лавочке недалеко от фонтана, который так убаюкивающе сладко журчал, что дети начали клевать носом.

– Эй, воробьи! – весело вскричала Антонина. – Встаём и идём домой, иначе вы у меня тут прямо на лавочке и заснёте.

– Мы и не думали засыпать, – насупился внук.

– Угу, – вторила брату Юлия.

– Идёмте, идёмте, – согнала их со скамейки бабушка и повела к дому.

Уже начало темнеть, и Антонина встревожилась, как бы не заблудиться. Но не заблудились, вышли прямёхонько к дому и увидели во дворе свою квартирную хозяйку.

– Ох, – выдохнула женщина, – я уже беспокоиться начала, говорю мужу, ушли и пропали, как бы не заплутали. Хотела идти искать вас.

– Не заплутали, – рассмеялась Антонина, – хотя могли бы.

– Вот и ладно, – сказала Тамара Ивановна, – садитесь с нами пить чай, – она указала на стоявший под высоким деревом стол, уже накрытый к вечернему чаепитию.

– Ой, – воскликнула Антонина, – спасибо большое, Тамара, – она прижала руку к груди, – но можно в другой раз, а то мои внуки прямо у вас во дворе уснут.

Женщина рассмеялась.

– Конечно, конечно. Сполоснитесь и укладывайтесь, спокойной ночи!

– И вам приятного чаепития и доброй ночи.

Уснули все трое, едва коснувшись головой подушки.

Глава 2

Возле частного дома, в котором они сняли себе комнату, рос высокий куст с ажурными листьями. Антонина почему-то накануне не придала ему никакого значения, а утром, увидев его, ахнула от восхищения:

– Акация!

– Бабушка, какая же это акация? – воскликнул Саша.

– Да, не похоже, – согласилась с ним Юленька.

– А я говорю вам, что это акация, – твердила Антонина.

– Я прямо акацию не знаю! – возмутился Саша. – Когда я был пацанёнком, мне папа из её стручков свистульки пытался делать.

– Так у нас растёт акация жёлтая, – терпеливо объяснила Антонина, – а это шёлковая акация, или ленкоранская.

– А ты откуда знаешь? – уставились на неё внуки.

– Когда я была маленькая… – начала было Антонина.

– А ты точно была маленькой? – перебила её Юля.

– Что значит – была?

– Маленькой?

– Конечно! И родители возили меня каждый год на море. Тогда я и увидела впервые это дерево с шёлковыми соцветиями, похожими на опахало сказочных восточных царей. Я была любознательным ребёнком и до тех пор донимала родителей, пока папа не расспросил о дереве местных жителей.

– А почему у нас нет такой акации? – спросила Юля.

– У нас ей холодно.

– Ба! – предложила неожиданно внучка. – А давай её в кадке дома посадим?

– Давай, – покладисто согласилась Антонина, – только если ты за ней ухаживать будешь.

– Так я же живу не у тебя, – резонно заметила внучка.

– А ты посади у себя, – улыбнулась бабушка, – а я буду приезжать к вам и нюхать.

– У! Какая хитренькая!

– А ты как думала.

И Саша, и Антонина весело рассмеялись.

Юля посмотрела на бабушку, на брата и тоже залилась звонким смехом.

– Жавороночек ты мой, – прижала её к себе Антонина.

На пляж они в этот день пришли по курортным меркам поздно, и место им досталось неудобное, да и то еле нашли.

Тоня вспомнила, что, когда она была девчонкой и ездила в Крым с родителями, отец вставал в пять часов утра, шёл к морю и, расстилая на берегу махровую простыню, прижимал её небольшими камнями и шёл досыпать. Так в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века делал не только её отец, а большинство курортников-дикарей, то есть людей, приехавших к морю без путёвок и снимающих квартиры, комнаты и даже сараюшки у местных жителей.

Потом уже после лёгкого завтрака часов в девять утра они шли всей семьёй загорать и купаться. В те времена никто не срывал с галечника расстеленные полотенца, простыни и коврики.

Антонина лежала на животе, вспоминала и смотрела на волны, с тихим пенным шипением набегающие на берег. Юля сидела около неё и старательно перебирала гальку, Тоня уже догадалась, что внучка выискивает мелкие ракушки, чтобы нанизать их потом на нитку, будут бусы.

Не выпускала она из поля зрения и внука, который считал себя взрослым и не любил, чтобы за ним приглядывали, поэтому Антонина вела свою слежку незаметно, прямо как хорошо подготовленный спецагент. И кажется, ей это удавалось, так как Александр ещё ни разу не засёк пригляда бабушки и не выразил своего неудовольствия.

И тут мимо неё пробежал молодой, хорошо сложённый мужчина, прямо-таки атлет. Он с разбега нырнул в море и поплыл, рассекая волны широкими взмахами рук.

«Красавчик, – улыбнулась про себя Антонина, – и до чего похож на моего Виталика», – думала Тоня, вспомнив своего первого мужа.

В Виталика она влюбилась с первого взгляда. Да и как было в него не влюбиться, на него были устремлены почти все девчачьи взгляды, а он смотрел только на неё! Или Тоне тогда так казалось. Познакомились они на вечеринке у одной из её подружек. Виталий был другом старшего брата девушки. Хорошо, что сама подружка не была в него влюблена, а то бы они разругались с ней вдрызг. Но как потом выяснилось, подружка была неглупой девушкой, и Тоню она предостерегала, обронив вскользь:

– Ты бы, Тонь, выбрала себе другой объект для сердечных воздыханий.

– Почему? – недоумённо спросила Антонина.

– В целях личной безопасности.

Антонина решила, что подружка шутит, и весело рассмеялась. Впрочем, если бы и приняла совет за чистую монету, разве послушалась бы? Нет, конечно. Не зря говорят, что любовь слепа.

Спустя годы Антонине особенно актуальной показалась вторая часть этой народной мудрости: «Полюбишь и козла». И она полюбила!

Встречались они с Виталиком почти год. И надо отдать должное его выдержке, всё это время Виталик был безупречен. Позднее она спрашивала его, почему он был тогда таким идеальным. И он ответил: «Хотел на тебе жениться и зарабатывал очки в твоих глазах». А она, глупенькая, верила ему.

Голова её кружилась от счастья. Тоня еле дождалась дня свадьбы. Её розовые очки разбились далеко не сразу. Первые месяцы их брака Виталик оставался примерным семьянином. Но на втором году совместной жизни сорвался и пустился во все тяжкие. Может быть, торопился наверстать упущенное. Так или иначе, Тоня узнала, что её молодой муж волочится чуть ли не за каждой юбкой. Сначала это были только слухи, сменившиеся нашёптываниями так называемых доброжелателей. А в один далеко не прекрасный момент Антонина застала мужа на горячем. Виталий просил прощения, клялся и божился, что этого больше никогда не повторится. Тоня поверила и простила. Но мужа хватило ненадолго. «И где до этого были мои глаза?» – укоряла она сама себя.

Прошло короткое время, и Виталик, уже ничуть не таясь и не смущаясь, на все упрёки жены отвечал:

– Я люблю только тебя!

Антонина снова верила, потом перестала. Но терпела долго. Из-за дочери. Да и подруги шептали: «Смотри, одна останешься. Мужик-то он неплохой. Подумаешь, гуляет. Другие пьют, бьют и деньги в дом не приносят. А твой муж прилично зарабатывает и получку тебе отдаёт».

Это было правдой, Виталий не пил, не курил, даже матом не ругался и руку на неё никогда не поднимал. И деньги ей каждый месяц отдавал. Она догадывалась, что не все, но тут ничего не поделаешь. Семье их хватало на безбедную жизнь. А те, что он оставлял себе, тратил, как догадывалась Антонина, на своих женщин. От супружеского долга Виталик тоже никогда не отлынивал и спал с нею с превеликим удовольствием.

И всё-таки Тоня не выдержала, подала на развод. Её поступок, мягко говоря, удивил мужа.

– Ты чего, – спросил он, – с катушек съехала?

Она молча посмотрела на него и кивнула утвердительно. Виталик пожал плечами, он так ничего и не понял, но отговаривать жену от развода не стал.

Потом до неё дошли разговоры о том, что муж на вопросы друзей и знакомых о причине развода отвечал, что она, Тоня, с жиру бесится. Перебесится и вернётся.

Но она не вернулась.

Прошёл год. Потом ещё восемь месяцев пронеслись незаметно. И тут в её жизни появился Серёжа. Он был старше её всего на полтора года и как-то в минуты откровения признался ей, что не только ни разу не был женат, но даже ни с кем не имел серьёзных отношений.

– Почему? – простодушно удивилась она.

Он в ответ неопределённо пожал плечами, и они больше никогда к этой теме не возвращались. Про себя Антонина решила, что причиной этого была его скромность. Сергей и впрямь был скромным парнем и даже застенчивым. Его профессия и место работы также не способствовали знакомству с женщинами. Сергей был программистом. Хотя вполне мог волочиться за девушками в интернете на сайтах знакомств, но он этого почему-то не делал. Антонина решила, что из-за врождённой порядочности.

Ухаживал за ней Сергей долго и красиво. Сердце Антонины, выстуженное изменами первого мужа, отогрелось, встрепенулось и радостно зачирикало, как воробышек весной.

Антонина снова бухнулась в своё чувство, как в омут с головой.

Подруги подшучивали над ней:

– Тонька! Ты просто цветёшь и пахнешь! Влюбилась, что ли?

Она кивала и улыбалась.

– Когда познакомишь?

– Скоро.

Особенно Антонину тронуло то, что Сергей сумел подружиться с её дочерью, несмотря на то что Марина была девочкой с характером. Он терпеливо вникал в её секреты и секретики, помогал советами и делами.

Антонине только оставалось разводить руками, откуда всё это у него. Сам он от её расспросов отнекивался, а когда увильнуть не удавалось, отвечал, что от мамы.

«От мамы так от мамы», – думала Антонина.

Прошло ещё некоторое время, и они поженились. Молодая женщина была так счастлива, что не заметила крохотного облачка, наплывающего на их семейный горизонт. Поначалу оно искусно таилось, а потом стало расти и превращаться в грозовую тучу.

И в один опять же совсем не прекрасный момент Антонина поняла, что её устраивало в муже всё, кроме… свекрови, то есть матери Сергея, Валентины Арнольдовны Андрейчук. Она никак не могла смириться с тем, что её сын любит сильнее матери совершенно, по её мнению, чужую женщину.

Первое время Валентина Арнольдовна ещё как-то сдерживала себя, скорее всего, сын перед свадьбой серьёзно поговорил с ней и постарался обуздать материнские амбиции. Но узда довольно скоро ослабла, и Валентина Арнольдовна при виде снохи тотчас начинала испускать ядовитые миазмы всеми частями своего организма.

Антонине она колола глаза тем, что её чистый непорочный мальчик взял её с ребёнком.

– Так я же не нагуляла дочку, – пыталась отбояриваться Антонина, – Маринка родилась у меня в законном браке. У неё отец имеется, который, между прочим, платит неплохие алименты.

Андрейчук сердито поджимала накрашенные помадой кирпичного цвета губы и сверлила Антонину таким пронзительным взглядом, словно надеялась проделать в снохе дырочку, и шипела:

– Чего же ты с ним разошлась?

– Так сложилось, – пожимала плечами Антонина.

Она не собиралась ни перед кем обливать грязью отца своей дочери.

Валентину Арнольдовну этот ответ, разумеется, не устраивал, и она, оставаясь с сыном наедине, зудела неустанно:

– Ох, Серёженька, поторопился ты со свадьбой. Ещё неизвестно, почему Тоньку первый муж бросил.

– Не бросал он её, – вяло отнекивался сын.

– Это она тебе сказала? – делала стойку Андрейчук.

– Нет, подружка её.

– Ах, подружка? – в притворном изумлении всплёскивала руками Валентина Арнольдовна. – Так известное дело, что она поёт с Тонькиного голоса.

– Мама, перестань, – просил сын и торопился покинуть родительскую квартиру.

Но как известно, капля камень точит. Сергей постепенно становился замкнутым, часто хмурился.

– Что случилось? – спрашивала Тоня.

– Нет, ничего, – поспешно отвечал он и натянуто улыбался.

Пожалуй, одна Маринка и умела выводить его из такого состояния, рядом с падчерицей Сергей оживлялся и становился тем Серёжей, каким был в первые месяцы их знакомства с Тоней.

Вскоре у них родился Руслан. Муж от радости летал, как на крыльях! Тоня радовалась вместе с ним.

Беда пришла с той стороны, с которой её не ждали. Маринка стала ревновать отчима к новорождённому брату. Хорошо, что Тоня это вовремя заметила и отдельно поговорила с мужем, а потом и с дочерью, объяснив ей, что Серёжа не стал любить её меньше, просто Русланчик пока маленький и, как всякий младенец, требует большего внимания.

Оба родителя стали советоваться с дочерью, какие памперсы лучше купить для братика, какая смесь ему подойдёт больше и насколько тепло нужно одевать его, отправляясь с ним на прогулку. Ни Сергей, ни Тоня не ожидали, что Маринка настолько втянется в процесс ухода и воспитания младшего брата, что будет прикрикивать на них, мол, они то одно не так делают, то другое.

Родители притворились покорными овечками и не мешали Маринке проявлять свои воспитательные инстинкты. Дело дошло до того, что первым словом, которое произнёс мальчик, было – «Марина».

Маринке хотелось прыгать до потолка, но она напустила на себя самый что ни на есть серьёзный вид, и лишь ликующий взгляд её, брошенный на родителей, говорил: «Ну что, съели?»

Сергей и Антонина виду не подали и стали терпеливо ждать, когда их сыночек научится выговаривать – мама и папа.

Вот только свекровь от рождения внука в восторг не пришла. Она кисло улыбнулась и проговорила елейным голосом:

– Бедный мой сыночек.

– Почему же это я бедный? – не понял сын.

– Ты думаешь, зачем она дитё родила?

– Как, то есть, зачем?

– Вот именно, зачем? Да затем, чтобы связать тебя им по ногам и по рукам.

– Что ты такое говоришь, мама?! Мой сын – не верёвка!

– Хуже! – вырвалось у Валентины Арнольдовны. – Удавка!

Тут она явно перестаралась, так как Сергей, бросив на мать разъярённый взгляд, вихрем вынесся из квартиры, со страшной силой хлопнув дверью.

Время шло. Руслан подрастал. Марина становилась барышней и уже не так нуждалась в дружеском внимании отчима и в его советах.

Зато свекровь всё чаще стала звонить сыну, жаловаться на самочувствие и обвинять его в своей заброшенности.

– Сдохну тут, – кричала она в трубку, – и никто не узнает, пока соседи запах не почувствуют.

Сергей, как мог, успокаивал мать, стал чаще заезжать к ней и даже оставаться с ночёвкой.

Дошло до того, что он летом повёз мать сначала в Турцию, а ближе к осени взял за свой счёт отпуск и укатил в ней в Египет.

И Тоня снова терпела, но даже самое долгое терпение лопается, лопнуло оно и у Антонины. Она сказала мужу: «Выбирай!»

И он выбрал… материнский подол. Правда, потом опомнился, прибежал, стал просить прощения. Но она не простила и назад его не пустила.

Позднее она узнала, что её Серёженька, не выдержав материнского контроля, начал пить, потерял работу, которая помогала ему жить безбедно, и теперь перебивается случайными заработками.

Люди, которые его видели, передали Антонине, что её мужа теперь не узнать, состарился лет на двадцать, обрюзг и стал совсем седым.

Тоня тогда даже всплакнула. Но что она могла поделать? Ведь свой выбор Сергей сделал сам.

С третьим мужем Антонина познакомилась через полтора года после расставания с Сергеем. Произошло это на юбилее главного бухгалтера их фирмы, вернее, на его проводах на пенсию. Эдуард оказался сыном двоюродной сестры бухгалтера и был вместе с матерью среди приглашённых.

Так что, можно сказать, что с третьим мужем Антонину познакомила работа. Она же позднее и развела её с ним. Зато на этот раз ей повезло со свекровью. Ираида Семёновна в жизнь сына не лезла и занималась исключительно своей личной жизнью.

Дети Антонины уже разлетелись, и они жили с Эдуардом вдвоём. Казалось бы, живи да радуйся.

Поначалу всё так и было. Они много путешествовали, не пропускали ни одной театральной премьеры. Но потом Антонину назначили главным бухгалтером. И Эдуард сначала обрадовался карьерному росту жены. Но потом его взгляд на Тонино повышение кардинально поменялся. Жена стала постоянно задерживаться на работе, субботы стали для неё рабочими днями. И вот тут-то муж стал капризничать: то пыль найдёт невытертую, то пожалуется на то, что она борщ варит на неделю, а пирогов и вовсе не печёт.

Тоня чаще всего приходила домой настолько усталая, что на ссоры с мужем у неё не оставалось сил, и она просто от него отмахивалась. Были такие моменты, в которые попроси Эдуард Тоню поменять работу, и она бы с радостью пошла ему навстречу. Но Эдуард этого не делал. Скорее всего, его устраивала зарплата жены, но в то же время он хотел, чтобы она и всё остальное успевала делать. Тоня не знала того, что Ираида Семёновна советовала сыну самому научиться варить борщи и печь пироги. Из-за этого совета Эдуард и с матерью почти перестал общаться.

А Тоне так надоело мужнино нытьё, что она попросила его съехать. Он какое-то время упрямился, а потом съехал. Видимо, надеялся, что она сама прибежит к нему и попросит вернуться. Но Антонина не прибежала и не попросила.

Так она осталась одна и могла полностью отдаваться работе. Впрочем, так она и делала несколько лет к полному удовольствию своего начальства. Пока не настал момент прозрения – годы стремительно катятся к горизонту, а она, кроме работы, ничего в своей жизни не видит.

Ей захотелось свободы! И вот она свободна и счастлива.

Счастлива ли?

– Бабушка! – донёсся до неё голос внучки. – Ты уснула?

– С чего это ты взяла? – встрепенулась Антонина.

– Я тебя зову-зову, а ты молчишь, – обиженно проговорила Юлия.

– Извини, я задумалась.

– О чём?

– О прошлом, – призналась Тоня.

– А оно у тебя длинное? – с интересом спросила Юлия.

– Ты говоришь о прожитых мною годах как о каком-то хвосте, – рассмеялась бабушка.

Девочка рассмеялась вместе с ней, а потом спросила:

– Бабушка, а почему Чёрное море называется Чёрным?

Антонина задумалась и стала вспоминать, что же ей известно о море, плещущемся всего в нескольких шагах от неё.

– Древние греки, – начала она, – называли моря – понты.

– Это поэтому говорят: «Что за понты?» – перебила её Юлия.

– Нет, не поэтому, – рассмеялась Антонина, – это совсем из другой оперы.

– Из какой оперы?

– Юлька! – прикрикнула Антонина. – Не сбивай меня!

– Я и не сбиваю, – сделала вид, что обиделась, внучка.

– Тебе про море рассказывать?

– Рассказывай, – вздохнула девочка.

– Так вот, древнегреческое название Чёрного моря – Аксинский Понт, что переводится – «Негостеприимное море».

– Почему это оно негостеприимное? – удивилась и обиделась Юлия за море.

– Не знаю, – пожала плечами Тоня, – может быть, оно встретило их штормом.

– Но нельзя же полагаться на первое впечатление! – важно, как взрослая, проговорила Юлия. – Надо подольше пообщаться с морем, хорошенько приглядеться к нему.

– Полностью с тобой согласна, – проговорила Антонина. – Мне кажется, нам с тобой пора вытаскивать Сашка из моря и идти обедать.

Девочка согласно кивнула и спросила:

– А когда мы поедем на экскурсию?

– Завтра и поедем, – ответила Антонина.

Тридцать дней, которые бабушка и внуки провели на море, пролетели как один день. Где они только за это время не побывали! И в Ялте на Поляне Сказок, где не только Юленька, но и Саша, забыв о солидности старшего брата, бегал и веселился, как ребёнок. Бабушка радовалась, глядя на них, а потом, не утерпев, и сама впадала в детство

«Как хорошо-то!» – думала Антонина и любовалась очертаниями скалы Ставри-Кая, или Крестовой скалы, которая напоминала полуразрушенный замок, построенный неведомо кем и неизвестно когда.

На следующий день отправились в Евпаторию, в дельфинарий, и провели там весь день. Домой вернулись уставшие, но переполненные впечатлениями и счастьем.

Через два дня было путешествие в Феодосию. Антонина давно мечтала побывать в Музее Айвазовского. И вот наконец её мечта сбылась.

Даже дети, непривыкшие к долгому любованию полотнами живописцев, неожиданно притихли и молча переходили от одной картины к другой, точно зачарованные.

Уже позднее Саша сказал:

– Ба, мне казалось, что море взяло и переселилось на картины. Разве так бывает?

– Бывает, – отозвалась Антонина.

– Мне тоже показалось, что если дотронуться рукой, то погрузишься в водичку, – тихо добавила неожиданно повзрослевшая Юленька.

Антонина была довольна, что отвезла внуков в музей. Не зря люди говорят о силе искусства.

«Наши предки это понимали, – думала Антонина, – а современные родители тащат ребёнка в супермаркет. Воздух искусственный, свет искусственный, и что получается? Так и душу ребёнка недолго в искусственную превратить».

Сама она в своё время своих детей всегда старалась водить в театры, музеи, парки, возила за город, записывала в секции и библиотеки.

Теперь Антонине казалось, что это было давным-давно. Дети выросли, и теперь у неё есть внуки, и ей предстоит научить их любить прекрасное в живом, а не виртуальном виде.

Приехав в Севастополь, они посмотрели Панораму, Диораму. Долго стояли в благоговейном молчании напротив Памятника затопленным кораблям, потом любовались морскими жителями в Севастопольском морском Аквариуме-музее.

Саша несколько раз пытался выудить ската и зарядить им телефон. Антонина на него шикала и грозила пальцем.

А он оправдывался:

– Я по телику в юмореске слышал, как одна тётка заряжала.

– Так то в юмореске, – говорила Антонина и стучала костяшками пальцев по лбу, – ты же уже взрослый мальчик.

Саша нехотя смирился с невозможностью повторить уникальный опыт неизвестной героини.

На «Жаворонке» сплавали в Никитский ботанический сад, где Антонина тихо взгрустнула на берегу пруда о своём давно убежавшем детстве и о покойной матери. Здесь они когда-то сфотографировались с мамой, и кусочек цветной плёнки фотограф поместил в сувенирную беседку. Тоня хранит её до сих пор – застывший фрагмент прошлой жизни, на котором она, девочка с косичками, и мама, молодая и красивая.

А несколькими годами позже она целовалась здесь же с Виталиком, дедушкой Саши. Как летит время!

На обратном пути бабушка с внуками попали в небольшой шторм. Волны перехлёстывали судно с одного края до другого. Некоторые особо впечатлительные дамы и барышни даже взвизгивали. Но Антонина и её внуки держались героически, прямо ни дать ни взять морские волки.

В день отъезда Антонина рано утром одна сбегала к морю и постояла на берегу, прислушиваясь то ли к воркованью стихии, то ли к тому, что происходило в её душе.

Волны тем временем катились одна за другой, выбрасывая на берег отшлифованную гальку, и откатывались назад, шурша обрывками кружевной пены.

«И так вся жизнь», – почему-то подумала Антонина и бросила в очередную набежавшую волну монетку.

Та тотчас подхватила подарок и унесла его на глубину.

Антонина загадала приехать сюда же с уже повзрослевшими внуками. И ей показалось, что море пообещало исполнить её желание.

Домой они вернулись третьего августа. Внуки были переданы с рук на руки родителям.

А саму её дома ждал Василий. Кот серо-мраморного окраса. Пока Антонина была на отдыхе, за ним присматривала соседка баба Маня. Она же и цветы Тонины поливала.

Кот до того соскучился по хозяйке, что чуть с ног её не сшиб, едва она вошла в прихожую.

– Васенька! – проговорила Антонина, прижимая к себе кота. – Соскучился, миленький мой.

Миленький тыкался носом ей в щёки, губы, нос, при этом непрерывно громко урча.

Вечером зашла на огонёк баба Маня. Попили чаю с лавандовым мёдом, баночку которого Антонина привезла из Крыма. Обсудили последние новости в стране и во дворе. Антонина вручила соседке подарки – сувениры и конфеты, что привезла специально для неё. Та радостно охала и ахала на все лады. А потом сказала:

– Надо было тебе, Тоня, привезти мне в бутылочке морской воды.

– Зачем? – удивилась Антонина.

– Я бы её нюхала, как духи.

Антонина весело рассмеялась.

– Тонь, чем она хоть пахнет? – спрашивала баба Маня.

– Йодом.

– Не ври!

– Правда, баба Маня.

Неизвестно, поверила ей старушка-соседка или нет, но ушла к себе домой довольная и уже в дверях подмигнула Антонине и сказала:

– Теперь тебе надо загадать себе сон.

– Какой сон? – удивилась Антонина.

– Как какой? Ложусь на новом месте, приснись жених невесте.

– Нашли невесту, – рассмеялась Антонина, – да и место разве ж новое?

– Раз ты отсутствовала целый месяц, то, значит, оно обновилось. А замуж выйти никогда не поздно, – проговорила соседка наставительно, – не куковать же тебе одной.

Антонина только отмахнулась. Она своё отходила замуж. По крайней мере, так она сама считала.

Убрала посуду со стола, задвинула шторы и легла спать пораньше. Ни о каком женихе она, конечно, не загадывала.

Ночью Тоня лежала на своей широченной кровати и думала: «Господи, как дома-то хорошо».

Глава 3

На следующий день она проснулась от телефонного звонка.

Дотянулась до трубки и сонно произнесла:

– Алло!

– Тонька! Ты приехала?

– Ага, вчера.

– Привезла мне ракушку?

– Привезла.

– Большую?

– Как ты и просила, самую огромную, – пошутила Антонина.

– Всё! Теперь я положу её под подушку, и мне каждую ночь будет сниться море!

– Ты бы лучше взяла за бока своего благоверного, и поехали бы в Крым.

– Моего благоверного возьмёшь, – вздохнула подруга, – сама ведь знаешь, какой он домосед. Так что буду ракушку слушать.

– Дело хозяйское.

– Как отдохнула?

– Так хорошо, Поля, что слов нет!

Полина Макаровна, Тонина коллега по работе, точнее сказать, бывшая коллега, рассмеялась в трубку.

– Ну вот, я хочу тебя к нам в воскресенье на шашлыки пригласить. Приедешь?

– Приеду, – сказала Антонина. – А вы как там с Вовиком?

– Мы с Вовиком отлично! Урожай в этом году хороший, так что солим, маринуем, варим варенье и компоты, только и успеваем банки закатывать.

Полина Макаровна ушла на пенсию раньше Антонины, хоть они с Тоней и одногодки. Так и сказала:

– Я после пятидесяти пяти лет и дня не останусь на работе. У меня муж, дети, внуки и, главное, – дача!

Как сказала, так и сделала. Успела. Теперь правительство приписало народу омоложение в виде пенсионной реформы и урезало и без того скудный запас счастья.

Муж Полины, Вовик, вернее Владимир Никитич Ларионов, тоже был на пенсии. Успел запрыгнуть в последний вагон. Повезло. Супруги оставили городскую квартиру детям. А сами переселились за город. Дом утеплили, провели газ, канализацию, водопровод. Так что дачный дом стал загородным домом, а участок превратился из дачи в приусадебное хозяйство. Полина умудрилась завести не только с десяток несушек, но ещё и козу.

Подумывали даже завести кроликов. Но вовремя одумались и отказались от этой затеи после того, как Полина Макаровна сказала мужу:

– Вовик! Ну какой из тебя убивец?! Разве ты сможешь убить кролика, да ещё и шкуру с него содрать?

И Вовик был вынужден признать, что на это духу у него не хватит. Так что вместо этого он прикупил небольшой участок в поле и развёл там бахчи.

Три семьи – сына, дочери и свою – супруги Ларионовы круглый год снабжали овощами, фруктами и всевозможным заготовками.

А так как были они людьми общительными и гостеприимными, такими и остались, по воскресеньям, а иногда и с вечера пятницы, частенько созывали на шашлыки родных и знакомых.

– Гулять так гулять! – говорила Полина Макаровна.

Владимир Никитич для летних дачных посиделок даже специально купил в ближайшей деревне у древней старухи настоящий русский самовар с трубой. И сапог к нему прилагался! Кожаный, с мягким голенищем.

Розжиг самовара превратился в ритуал. Не только дети, но и взрослые следили за тем, как священнодействовал Владимир Никитич, затаив дыхание. Никому не приходило в голову нарушить хоть единым словом воцаряющуюся тишину, во время которой и происходило это завораживающее действо. Двумя словами – старинное волшебство.

Август выдался жарким, солнце припекало почти так же сильно, как в начале и середине лета. Яркое разнообразие цветов и изобилие овощей и фруктов делало его таким желанным, что расставаться с ним не очень-то и хотелось.

Антонина сделалась абсолютно травоядной, мясо готовила только для Василия. Кот Василий, как и всякий мужчина, требовал вкусной мясной пищи. Даже творог он ел с неохотой, исключительно в угоду хозяйке. И Антонина, жалея кота, отваривала ему куриную грудку и тушила в жаровне куриную печень.

Кот ценил заботу хозяйки, когда она была дома, не отходил от неё ни на шаг, тёрся об ноги, старался заглянуть в глаза, при первой же представившейся ему возможности забирался к Антонине на колени. По ночам спал рядом, положив голову на край подушки. Тоне было жарко, и она тихонько отодвигалась от него, но кот сразу же пресекал её попытки и, не открывая глаз, придвигался к ней почти вплотную.

– Васька, – шептала она ему на ухо, – от тебя жар идёт, как от печки! И шерсть твоя прилипает к моей коже.

Но кот делал вид, что слова хозяйки к нему не относятся.

– Вот закрою тебя на балконе, – пробовала грозить Антонина.

Только тогда кот, обиженно вздыхая, слегка отодвигался. Но когда она просыпалась утром, он снова лежал с ней в обнимку.

– Ну и хитрая же ты бестия, – невольно улыбалась женщина.

В воскресенье рано утром Антонина отправилась на вокзал. О том, что за Василием присмотрят, Тоня ещё с вечера договорилась с бабой Маней. А ключи от Тониной квартиры у соседки хранились на постоянной основе.

Вскоре подошла электричка, которая и довезла Тоню за сорок минут до станции Сосновой. От станции прямо через сосновый бор за десять минут можно дойти быстрым шагом до посёлка Сосновка, где и жили супруги Ларионовы.

Антонина шла не спеша, с удовольствием вдыхая пряный волнующий аромат прошлогодней хвои и любуясь оранжевыми стволами устремлённых ввысь деревьев. Время от времени она замедляла шаг, а то и вовсе останавливалась, задирала голову и смотрела, как макушки сосен полощут ветви в голубом небе. Сердце её сладко замирало, а в голову приходила шальная мысль: «Может, и мне сюда переехать? А что, буду жить под бочком у Ларионовых».

Антонина улыбалась и продолжала свой путь. Но как ни медленно шла она, через пятнадцать минут всё равно дошла до посёлка. С прошлого года он заметно разросся. На старом пруду, заросшем по краям тростником и водяными ирисами, плавали не только утки, но и гуси. Притом не дикие, а домашние.

«Вот дают люди!» – подумала Тоня с улыбкой и долей восхищения.

Сама бы она точно не смогла разводить уток и гусей. Да и к садоводству, огородничеству у неё особых способностей не было. Всю свою сознательную жизнь она провела в тесном взаимодействии с цифрами, всевозможными подсчётами, расчётами и отчётами. Сказать, что это была не жизнь, а малина, можно было бы, наверное, только с натяжкой. Но как это ни странно, Антонина любила свою работу. А вот сельхозработ она побаивалась. Хотя цветочки дома на подоконнике круглый год и на балконе летом выращивала. А когда её просила баба Маня, то не отказывалась помочь старушке прополоть и полить газон.

Подойдя к калитке Ларионовых, Антонина сразу заметила Вовика, собирающего огурцы с вертикальных грядок в эмалированное ведро.

Ларионовы не повелись на модное веяние и не стали отгораживаться от внешнего мира двухметровым забором.

Полина Макаровна рассудила здраво: «Кому надо залезть, тот и десятиметровый забор преодолеет. А у нас с Вовиком и воровать-то особо нечего. К тому же посёлок охраняемый».

– Владимир Никитич! – крикнула Антонина.

Вовик сразу поднял голову, всплеснул руками и с радостной улыбкой заторопился к калитке.

– Какие люди! Тонечка! – воскликнул он, подойдя поближе. – Как ты похорошела! Загорела!

– Так я на море была!

– Знаю! Полиночка мне все уши прожужжала. Дай я хотя бы тебя обниму!

– А Полина не приревнует? – рассмеялась Тоня!

– Она не увидит, – заговорщически прошептал мужчина и громко крикнул в сторону дома: – Полина! Не подглядывай! Я Тоню обнимаю!

– Я что, первая заявилась? – спросила Антонина, закрывая за собой калитку и не видя никого на участке, кроме Владимира Никитича.

– Нет, что ты, – рассмеялся Ларионов, – некоторые у нас ещё с вечера околачиваются. Ты проходи в летнюю кухню. Полина там. А я сейчас огурцы дособираю.

– Тебе помочь? – на всякий случай спросила Тоня.

– Нет, что ты! – замахал он на неё обеими руками. – Я сам! Ты иди! А то Поля о тебе уже спрашивала.

Антонина кивнула и направилась к летней кухне. Едва переступив порог летней резиденции хозяйки, как сама Полина Макаровна называла свою летнюю кухню, Антонина поняла, что подготовка к пикнику близка к завершению. Пахло свежими салатами, жареной рыбой, пирогами и ещё чем-то вкусным.

«И не лень Полинке со всем этим в такую жару возиться, – подумала Тоня, – могли бы обойтись шашлыками и окрошкой».

Но не такова была хлебосольная её подруга Полина Макаровна.

На кухне были две их общие знакомые.

– Девочки, чем помочь? – сразу же спросила Антонина, усовестившись своих предыдущих мыслей.

«Всё-таки я неисправимая лентяйка, – подумала она вдогонку и невольно вспомнила своего третьего мужа, – не так уж Эдик был далёк от истины».

– Да уже всё готово, Тоня! – ответила одна из женщин.

А Полина бросилась к Антонине и, чуть не сбив её с ног от радости, крепко расцеловала в обе щёки.

– Явилась, путешественница! – А потом воскликнула: – Девочки, давайте всё таскать на стол!

И всем присутствующим было понятно, что хозяйка имеет в виду большой деревянный стол, стоящий во дворе под деревьями. И никаких тебе ротанговых стульев. Вовик сам смастерил удобные деревянные диванчики со спинками. И многочисленные гости легко размещались на них за пиршественным столом.

– Ладно, – сказала Антонина, – потом разберёшь тут сумку.

– Что там? – с нескрываемым любопытством спросила Полина.

– А то ты сама не знаешь, – прищурилась лукаво Антонина.

– Ракушка! – всплеснула руками Полина.

– Она самая, и сладости всякие.

– Ага, ставь, – кивнула Полина Макаровна и выплыла из кухни с огромным блюдом, на котором возлежали по-царски пышно пироги.

Антонина подхватила внушительный тазик с салатом и последовала вслед за хозяйкой. Две другие дамы, взяв каждая в обе руки большие миски и тарелки с другими закусками, последовали их примеру.

На полянке поодаль от стола уже жарились шашлыки, наполняя воздух таким знакомым каждому и всё-таки неповторимым, соблазнительным ароматом. У Тони от него чуть слюнки не потекли.

Возле шашлыков колдовал молодой высокий мужчина. Про таких говорят – косая сажень в плечах.

«Интересно, – подумала Тоня, – кому это Вовик мог доверить такое важное занятие?»

– Кто это там у тебя? – кивнула Антонина в сторону костра.

– А это мой крестник Стас, пойдём, познакомлю, – откликнулась Полина.

– Потом, – отмахнулась Антонина, – чего человека от дела отвлекать.

– Ну смотри, только советую тебе со Стасом подружиться, – заговорщицки подмигнула Полина Макаровна.

– Это с чего бы? – удивилась Тоня.

– А с того, что он не абы кто, а анестезиолог клиники пластической хирургии. Для нас с тобой ценный кадр. Приспичит, обратимся в его заведение, и всё нам с тобой там натянут. Снова станем первыми красавицами и длинноногим куколкам двадцатилетним нос утрём.

– Ага, пупок на лоб нам с тобой натянут, – весело рассмеялась Антонина, – и пирсинг в него вставят!

– А что, – откликнулась Полина Макаровна, – будет как у индианки третий глаз.

– Бусами украшенный?

Подруги расхохотались.

– Над чем смеёмся, девушки? – спросил подоспевший Владимир Никитич.

– Да над собой, Вовик, над собой, – успокоила его жена.

– Ага. Молодцы. Я пошёл самоваром заниматься, а ты, хозяйка, – обратился он к жене, – гостей-то встречай! Вон ещё целая вереница тянется, – кивнул Владимир Никитич на группу людей, идущих по тропинке.

– Примем, всех примем, – отмахнулась Полина Макаровна и предложила подоспевшим гостям рассаживаться за столом, а кому удобнее, могут располагаться прямо на полянке. – Мы сейчас из дома коврики и подушечки принесём. Пошли, Тоня, поможешь.

– Пошли!

Наконец все гости были рассажены. Сами Антонина с Полиной устроились на ковре под старой грушей.

– Как хорошо-то у вас, Поль, – сказала Тоня.

– А ты приезжай почаще, – благодушно отозвалась та и попеняла: – А то тебя не дозовёшься.

– Так я работала, – оправдывалась Антонина, – ты себя вспомни до той поры, что на пенсию ушла. Ведь одна беготня! Минуточки свободной не было. Субботы и те чаще всего рабочими были. Совести-то у начальства в наше время нет.

– Чего ты хочешь, – вздохнула Полина Макаровна, – буржуи они и есть буржуи! Глаза завидущие! Руки загребущие! Помню, как мы хихикали, когда учили политэкономию, всякие там цитаты классиков коммунизма и тезисы съездов. Ничему не верили. И вот дожили! Хлебнули по полной.

– Вот и я о том же, Поля, воскресенья так летели, что и не заметишь. Крутишься, бывало, как белка в колесе, то надо по дому сделать, другое, а времени и не хватает.

– Тут ты права, – вздохнула Полина Макаровна, – но теперь-то у тебя времени вагон!

– Не скажи, – рассмеялась Антонина, – я вот с внуками в Крым ездила. Красотища!

– А мы с Вовиком теперь к даче своей прикованы, – с притворной печалью вздохнула Полина Макаровна.

– Так откуйтесь, – усмехнулась Тоня.

– Щас! – ответила подруга. – Только босоножки на валенки сменю.

Антонина со смехом тихонько стукнула подругу импровизированным веером, который она на скорую руку соорудила из найденной на столе газеты.

– А ведь ты, голубка, вовремя успела вырваться из когтей коршуна, – сказала ей Полина Макаровна.

– В смысле? – не поняла Антонина.

– В смысле пенсионной реформы!

– А! Ты об этом. Так я же уже два года пенсионерка. Просто хотелось денежек немного подкопить, вот и осталась поработать.

– Подкопила?

– Да как тебе сказать… – неопределённо повела плечами Антонина.

– Ничего не говори, и так ясно, – сказала Полина Макаровна.

– Ага. А весной чую, осточертело всё! Не могу больше. И уволилась.

– Анатолий Дмитриевич небось взвыл? – весело подмигнула Ларионова подруге, ярко представив корчи бывшего шефа.

– Было дело, – фыркнула Антонина, – повыл немного.

– На луну.

– Не, – качнула головой Тоня, – на свой счёт в банке!

Подруги снова весело расхохотались.

К ним подошёл крестник Полины Макаровны и протянул женщинам шашлыки со словами:

– Угощайтесь, дамы.

– Спасибо, Стасик, – поблагодарила Полина и обратилась к подруге: – Тоня! Это мой крестник Стас, прошу любить и жаловать. А это моя подруга Антонина Петровна.

– Просто Антонина, – быстро вставила Тоня.

– Очень приятно, – сказал молодой мужчина и галантно поклонился.

– Прямо гусар, – фыркнула Ларионова.

А Антонина ответила:

– Мне тоже очень приятно с вами познакомиться.

Стас ещё раз откланялся и ушёл.

«Красавец», – подумала Антонина и увидела, что он разносит шашлыки другим гостям.

Вскоре рядом с подругами присела старая родственница Ларионовых, то ли четвероюродная, то ли пятиюродная тётка. Супруги Ларионовы и сами не знали, какая именно, но старуху привечали, и она частенько гостила у них летом, а то и жила по две-три недели кряду.

– Одинокая она, – говорила про неё Полина с лёгкой печалью, – в городе ей летом тошно. А нам что, мешает она, что ли, пусть себе живёт. Вовик её и зимой зовёт в гости. Но зимой ей в городе больше нравится. А почему, не знаю. Ты не знаешь? – спросила она как-то Антонину.

– Представления не имею, – ответила та. И предположила: – Может, она заядлая театралка или меломанка? Не может без концертов фортепьяно?

Полина в ответ только фыркнула. И вот теперь они, кажется, узнали причину желания старой тётки оставаться на зиму в своей городской квартире. Она, оказывается, зимой нянчится с внуком своей ещё какой-то юродной племянницы, которая каждую зиму уезжает на заработки в Норильск, а сына своего маленького мальчика оставляет под надёжным присмотром своей старой тётки.

Поговорив с ними минут тридцать, старая женщина ушла и присоединилась к другой группе.

– Смотри, к молодым пристроилась, – толкнула Полина Макаровна локтем в бок Антонину.

– Ну и правильно, – одобрила Тоня, – чего ей с нами, старыми кошёлками, сидеть.

– Ты ещё скажи, старые клячи, – сердито проворчала Полина.

Тоня хотела ответить и успокоить подругу, но не успела.

– Кто это тут старые кошёлки? – раздался у них за спиной насмешливый голос.

Они одновременно оглянулись и увидели Стаса, который с подносом в руках обходил старый пенёк, который Вовик ни за что не хотел выкорчёвывать и превратил его в гнома. Но и теперь пенёк напоминал всё-таки больше пень, чем сказочное существо.

– Надо беднягу ошкурить и лаком покрыть, – покосился на него Стас.

Антонине стало так весело, что она невольно громко рассмеялась.

– А что, – нарочито серьёзно проговорил Стас, ставя перед ними поднос с пирогами и закусками, – гном в хозяйстве просто необходим.

– Это ещё зачем? – спросила крёстная.

– Тётя! Что за вопросы! Как это зачем? – Стас округлил свои выразительные голубые глаза. – Я прямо удивляюсь на вас, тётушка! – Голос его звучал укоризненно.

– Не тётушка, а крёстная! – поправила Полина Макаровна.

– Так вы у меня два в одном, – не моргнув глазом ответил он, – так что как хочу, так и называю.

– Упрямый, как не знаю кто, – притворно сурово проворчала Полина Макаровна и снова вернулась к гному: – Так зачем нам этот гном?

– Затем! – поддразнил её Стас и спросил: – У вас собака, к примеру, имеется?

– Пока нет… – несколько растерянно отозвалась тётка, явно не ожидавшая такого вопроса.

– То-то и оно, – покачал головой племянник и крестник в одном лице.

– Но как гном может заменить собаку?! – воскликнула Ларионова.

– Обычно! – пожал плечами Стас с таким видом, точно удивляется непонятливости Полины Макаровны. – Он охраняет вашу усадьбу!

– Каким же это образом он её охраняет? – не скрывая скепсиса, поинтересовалась Ларионова.

– Магическим, – с самым серьёзным видом ответил Стас. Но всё-таки не выдержал и улыбнулся.

– Разве только так, – согласилась Полина Макаровна и пожаловалась: – Вовик поставил на бахчах чучело. Нарядил его в свой старый пиджак, шляпу на него надел. Казалось бы, всё чин чином. Так эти наглые птицы шляпу стащили и по башке его клюют!

– Кого? – испугалась Антонина. – Вовика?

– Да нет, чучело!

– Это всё потому, – заметил Стас, – что Владимир Никитич надел на него свою шляпу. А надо было – ведро!

– Верно, – согласилась Антонина, – от ведра был бы грохот, и птиц он отпугнул бы.

– Так я хотел как красивше! – встрял в разговор материализовавшийся хозяин дома. – Я вам, барышни, чай принёс.

– Спасибо! – воскликнули в один голос женщины.

– А мне? – спросил Стас.

– И тебе, и себе, я вашу группку издали приметил. – Владимир Никитич пристроил на ковре поднос с чаем и легонько пошевелил его, чтобы убедиться, что он стоит прочно. С шеи он снял вязанку баранок и уложил их красивым узором на подносе: – Угощайтесь.

– Я лучше кусочек пирога, – сказала Антонина.

– А о фигуре кто будет думать? – подначила её Полина Макаровна.

– Зачем же ты их пекла? – спросила Антонина.

– Да, Тонь! – протянул присоединившийся к жене Вовик. – Тебе фигуру беречь надо. – Глаза Владимира Никитича при этом хитро поблёскивали.

– Это ещё за какой такой надобностью? – удивилась Антонина.

– Ты у нас девушка холостая, должна быть привлекательной, чтобы мужа себе сыскать.

– Нет уж! Хватит с меня мужей, – запротестовала со смехом Тоня и добавила серьёзно: – К тому же мне нравится быть бабушкой.

– У вас уже есть внуки? – удивлённо спросил Стас.

Искренность, прозвучавшая в голосе молодого мужчины, польстила Антонине, и она честно ответила ему:

– Что значит уже? Сашеньке – двенадцать лет, а Юлюшке – скоро шесть исполнится.

– Большие, – кивнул он русой головой и неожиданно предложил: – Пойдёмте в лес сходим. Чего сидеть сиднем? Лес совсем близко.

– Я знаю, – ответила Антонина и легко поднялась с ковра, – идёмте и впрямь прогуляемся.

Полина Макаровна тоже начала было подниматься.

– Нет-нет, крёстная, – быстро остановил её Стас, – вы оставайтесь, составите компанию Владимиру Никитичу, а то он сегодня с утра на ногах.

– Да уж, Поленька, давай посидим с тобой вдвоём, – Ларичев ласково погладил жену по плечу.

– А и то, Вовик, давай посидим, вспомним молодость, – усмехнулась Полина Макаровна, смекнувшая, в чём дело.

Стас тем временем взял Антонину за руку и повёл не к калитке, а в обратную сторону.

– Мы куда идём? – спросила она, высвобождая свою руку.

– Вы, наверное, знаете, – улыбнулся он, – что у домов раньше было два входа – парадный и чёрный.

– Допустим, но как это применимо к участку Ларионовых?

– Вы, наверное, у них давно не были? – снова улыбнулся он.

– С прошлого года…

– Ну вот видите! – воскликнул он радостно.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Антонина, и впрямь не понимавшая причины его радости.

– Что же тут понимать? – охотно принялся объяснять Стас. – Если идти через калитку в лес, то нужно половину посёлка пройти. А если влом?

– В какой ещё такой лом?! – воскликнула Антонина.

– В смысле неохота, – улыбнулся он.

– Ну я не знаю.

– Зато я знаю. Чтобы не ходить кругалями, мы весной с Владимиром Никитичем на задах сделали чёрный ход. Но об этом никому! – он приложил указательный палец к губам. – Тсс.

– Это что, тайна за семью печатями? – удивилась Антонина, едва поспевавшая за Стасом.

– Конечно, тайна, – согласился он не моргнув глазом, – знали только мы трое – Владимир Никитич, крёстная и я.

– А теперь и я?

– А теперь и вы, – кивнул молодой мужчина и, придав лицу озабоченность, спросил строгим голосом: – Вы умеете хранить секреты?

– Вообще-то умею, – сказала Антонина, не понимая, почему нужно хранить в тайне наличие чёрного хода, и подозревая Стаса в том, что он разыгрывает её.

Но его лицо оставалось абсолютно серьёзным.

Неожиданно он нырнул в кусты сирени и бузины, образующие живую изгородь. Антонина как вкопанная остановилась перед этой преградой.

– Ну где вы там? – раздался его недовольный голос.

– Мне обязательно нужно лезть в эти кусты? – нерешительно спросила Антонина.

Насколько она помнила, за кустами был крепкий забор.

– Обязательно, – насмешливо проговорил он, – не бойтесь, здесь нет колючек.

– Я ничего и не боюсь! – заявила она резко, а про себя подумала: «Ну всё! Если там сплошной забор, тресну его по лбу первой попавшейся под руку веткой. Будет знать, как шуточки со мной шутить!»

Она нырнула в глубину зарослей, а выбравшись из них, попала в крепкие объятия Стаса. Правда, он сразу же отпустил её и проговорил беззаботно:

– Вот уж не думал, что вы такая бояка.

– Ну вот ещё! – вздёрнула она подбородок. – Показывайте, где ваш чёрный вход!

– Да вот же! – он указал ей на миниатюрную аккуратную калитку.

Было заметно, что сделали её совсем недавно. Удивительным ей показалось и то, что калитка была заперта.

Ключик, который Стас достал из кармана джинсов, был совсем маленький, но знал своё дело – открыл калитку легко и без скрипа.

– Идёмте, – сказал Стас, и, когда они вышли, мужчина закрыл калитку на ключ. Они снова оказались в зарослях, на этот раз из ив.

– Просто джунгли какие-то, – невольно пробормотала Антонина.

– Зато никто не замечает наш чёрный вход.

– Вы уверены? – спросила она насмешливо.

– А вы сами поищите, – предложил Стас.

Антонина оглянулась и увидела, что с этой стороны забор кажется сплошным, и, чтобы найти отверстие для ключа, надо хорошо постараться.

– Это вы придумали? – спросила Антонина.

– Я! – ответил он с гордостью и тотчас добавил: – Но делали мы вдвоём с Владимиром Никитичем.

– Да, Вовик – мужчина рукастый, – согласилась Антонина и, не дожидаясь ответа Стаса, быстро проговорила: – Так идёмте скорее в лес.

– Идёмте! – подхватил он с энтузиазмом и тут же добавил: – Только, чур, Красная Шапочка – я!

– Какая ещё Красная Шапочка? – растерялась Антонина.

– Обыкновенная, – проговорил он самым невинным тоном, – у меня пирожки! Значит, я и есть Красная Шапочка.

Только тут она заметила свёрнутый мешочек в его руках.

– Вы что же, и пирожки с собой захватили? – спросила Антонина.

– Конечно! А вдруг мы проголодаемся!

Антонина фыркнула:

– Только я уж – никак не серый волк.

– Не знаю, не знаю, – проговорил он насмешливо, – мы знакомы всего ничего, кто знает, что там у вас в душе, – он многозначительно посмотрел на неё.

«Ещё совсем мальчишка, – подумала она, – ему бы ещё в игры играть и озорничать».

Она невольно улыбнулась.

– Улыбка у вас добрая, – протянул он, – можно надеяться, что вернусь я к крёстной целым и невредимым.

– Да уж не по частям, – подтвердила она. И спросила неожиданно для него и для себя: – Почему я вас раньше никогда не видела?

– Где?

– У Полины.

– Дорогая Тонечка, положа руку на сердце признайтесь, как часто вы бывали на даче у Ларионовых?

– Не часто, – была вынуждена признаться Тоня, – я много работала.

– Я тоже много работал и не часто навещал крёстную и дядю Вову.

– А теперь что-то изменилось? – невольно вырвалось у неё.

– Как сказать, – пожал он неопределённо плечами.

И Антонина поняла, что дальнейшие расспросы на эту тему придутся Стасу не по вкусу. Поэтому промолчала.

Вскоре они углубились в лес, сначала их встречали одни сосны. А потом появились берёзы… Где-то в гуще запели птицы.

– Надо же, ещё поют, – удивилась Антонина.

– А что, не должны? – спросил Стас.

– Так уже август…

– Ну тогда, наверное, они просто перекликаются, – предположил Стас.

– Возможно. Всё равно, так приятно их слушать. И вообще, тут так хорошо.

– Да, на самом деле. Я здесь теперь все свои свободные дни гуляю.

– Ой! – воскликнула Антонина. – Смотрите, грибы!

– Да, их здесь много, – кивнул он.

– Надо собрать.

– Куда?

– Да хотя бы в ваш мешочек, где пироги!

– А пироги?

– Разломите их и положите на пеньки и веточки. Птички и зверюшки их съедят!

– Ну если вы настаиваете, – улыбнулся он.

Антонина тем временем присела возле первого гриба и стала осторожно отламывать ножку, чтобы не повредить всю грибницу. Скоро Стас присоединился к ней, он оказался запасливым и прихватил с собой небольшой нож. Вдвоём они быстро заполнили грибами весь мешочек, который в развёрнутом виде оказался довольно вместительным, но явно не соответствовал разыгравшемуся Тониному грибному аппетиту.

– Эх, – с сожалением вздохнула Антонина, – надо было корзинку взять!

– Так мы же вроде гулять хотели, а не грибы собирать, – рассмеялся он.

– И то правда, – смутилась она, – хотя вы и про грибы вроде бы говорили.

Он пожал широкими плечами и широко улыбнулся.

Антонина почему-то стала оправдываться:

– Я, как увижу грибы, просто дух захватывает!

– Теперь, когда нам больше некуда складывать грибы, давайте просто погуляем, – предложил Стас.

– Давайте, – с некоторым сожалением согласилась она.

– В конце концов, вы можете прийти сюда в следующие выходные, хоть с двумя корзинами, и затариться грибами по полной программе, – попытался он утешить и приободрить Антонину.

– И правда! – обрадовалась она. – Я же теперь на пенсии! И могу приезжать к Полине и Вовику хоть каждый день!

– Вы на пенсии? – протянул он с некоторым недоверием.

– Конечно! Я же сказала вам, что у меня уже внуки.

– Но мало ли, может быть, вы в шестнадцать лет родили.

– Нет, – засмеялась Антонина, – я была приличной девушкой и первенца родила через год после свадьбы в двадцать один год.

– Ну ладно, – покладисто согласился он, – в двадцать один так в двадцать один.

Они не заметили, как пролетело время.

Антонина оглянулась назад.

– Наверное, пора возвращаться, – с сожалением проговорила она.

– Наверное, – с не меньшим сожалением согласился он.

Они повернули обратно. А когда прошли несколько шагов, Стас спросил:

– Вы ели когда-нибудь шашлыки из грибов?

– Не доводилось, – призналась Антонина.

– Так можно приготовить! – загорелся он.

– Только не из этих, – Антонина крепко прижала пакет к груди, – эти я увезу с собой домой.

– Конечно, не из этих, – успокоил он её, – вот соберём побольше в следующий раз и приготовим.

А про себя Стас подумал: «Она непосредственна, как маленькая девочка, и меня почему-то это умиляет». И сам себе он объяснил: «Наверное, я соскучился по искренности и отсутствию набившего оскомину кокетства».

Его и впрямь утомляли богатые дамочки, с которыми приходилось общаться на работе. Он не понимал, зачем что-то подтягивать тридцатилетним и тем более надувать губы и укорачивать носы совсем молодым девчонкам.

Стас невольно вздохнул.

– Что-то не так? – встревожилась Антонина.

– Всё так, – улыбнулся он, выплывая из своих мыслей, – просто жаль, что выходные дни так быстро пролетают.

– Я тоже ещё совсем недавно думала точно так же, как вы, – улыбнулась она ему в ответ.

– Что же изменилось? – машинально спросил он.

– На пенсию я вышла! На пенсию!

– А, – протянул Стас, снова думая о том, что Антонина совсем не похожа на старушку, которая нянчится с внуками и ловко орудует вязальными спицами.

От Ларионовых они уехали вместе и довольно поздно. Когда электричка пришла в город, уже начало темнеть.

– Я провожу вас, – сказал Стас, – моя машина стоит на стоянке, здесь совсем рядом.

– Нет, ни в коем случае, – неожиданно для него испуганно запротестовала Антонина, – я сяду на такси и через полчаса буду дома.

– Ну, хорошо, – согласился он, – только на такси я посажу вас сам.

Она кивнула и улыбнулась. Её трогала забота этого молодого парня. И вообще, ей с ним было так легко и спокойно.

Антонина невольно позавидовала его избраннице. Совсем немного, можно сказать, чуть-чуть. Испугалась же она того, что, довезя её до дома на машине, он может подняться к ней в квартиру, и ей придётся как-то развлекать его, поить чаем, разговаривать с ним. Ей же хотелось, чтобы приятная история, случившаяся с ними сегодня, завершилась сейчас, оставив светлые воспоминания.

Стас остановил машину и, усадив Антонину в салон, сказал водителю:

– Трогай, шеф! Но твой номер я на всякий случай записал.

Водитель хмыкнул, махнул ему рукой и сорвался с места. А Стас отправился на платную стоянку за своим автомобилем. Он шёл и улыбался: «Какая милая, смешная и уютная женщина». И недоумевал: «Почему вокруг так много слепых мужчин? Они что, не видят, какое сокровище рядом ходит?»