Читать онлайн Невероятные приключения Кабальеро Франсиско де Падилья в землях ацтеков и майя в 1520 году от Рождества Христова

© Леонидов С.С., 2024

© «Пробел-2000», 2024

– 1 —

Мы отдыхали… Что ещё можно было делать в этом Богом забытом туземном городе, когда небесные хляби разверзлись, и ливень стеной без устали низвергался на землю?

Конечно, мы знали, что мятежник Кортес со своей кучкой разбойников находится недалеко от Семпоалы[1]. Скорее всего, завтра или послезавтра нас ждёт сражение с ним, но я нисколько не сомневался в исходе этого противостояния – мы были сильнее, у нас было больше солдат и пушек, нами руководил опытный военачальник Нарваэс[2], которого послал во главе большого войска Веласкес, губернатор Кубы. Посланник губернатора имел чётко поставленную задачу – поймать предателя Кортеса и доставить его на королевский суд. Однако в большей степени Нарваэс лелеял мечту стать губернатором Новой Испании (земли к западу от Кубы), что и обещал ему Веласкес перед отплытием (правда, за это он потребовал делиться с ним доходами с этих земель и, разумеется, привести в кандалах ненавистного Кортеса). Всё это не было большим секретом в нашей офицерской среде, как и то, что Веласкес просто из зависти к успехам своего бывшего секретаря обвинил его в измене и послал нас поймать и привезти его на суд. Впрочем, я, в отличие от остальных офицеров, не ёрничаю по поводу мотивов губернатора и считаю действия Веласкеса правильными. По кодексу чести рыцаря, а я состою в рыцарском ордене «Калатрава», приказы губернатора, которого назначил сам король, помазанник божий, не обсуждаются, а исполняются. Кортес же проигнорировал запрет Веласкеса – не завоёвывать новые земли на западе, и поэтому стал мятежником.

Уже стемнело. Нарваэс с ближайшим окружением разместился в одном из городских храмов Семпоалы, который ранее был языческим, где местные туземцы тотонаки ещё год назад поклонялись своим идолам и совершали богомерзкие обряды. Но сейчас там внутри уже было изображение девы Марии, и наш падре Гарсиа вечером провёл там мессу.

К несчастью, наш преподобный отец, наверное, сильно простыл, так как во время богослужения он часто кашлял, чихал, да и выглядел неважно… Скорее всего, его поразила лихорадка. Однако у меня был чудодейственный бальзам (подарок бабушки), и поздно вечером, несмотря на непрекращающийся ливень и порывистый ветер, я – молодой кабальеро[3] Франсиско де Падилья – поспешил к нашему священнику. Долг каждого христианина помогать ближнему своему.

Падре лежал на циновке в небольшом домике недалеко от резиденции Нарваэса, и ему было очень плохо – он то терял сознание, то вновь приходил в себя, стонал и всё его тело горело от внутреннего жара. За ним ухаживали местные туземки, которые старались облегчить его страдания. Одна из них, лет 25-ти, уже неплохо говорила по-кастильски.

– Синьор, – обратилась она ко мне. – Этому божьему человеку совсем плохо. Я видела много разных больных, но таких повреждений на теле ни у кого не было…

– Каких повреждений? – не понял я.

– Посмотрите, – и она приподняла нательную рубашку священника. Вся грудь больного была покрыта сыпью, а в некоторых местах уже стали образовываться пузырьки. Я побледнел… Variola vera (чёрная оспа). Кто же не сталкивался с этой заразой в наше время. И мне лет 10 назад также пришлось ею переболеть. Только, в отличие от некоторых сверстников, которые преждевременно скончались, мне удалось выжить. Богу было угодно, чтобы я остался жив, и, по словам бабушки, тот, кто переболеет оспой, уже никогда больше ею не заразится.

Надо предупредить Нарваэса. Наверняка кто-то из нашего отряда, как и падре, ещё не сталкивался с этой болезнью. Надо бы принять меры и изолировать преподобного отца.

Я вновь нырнул в нескончаемый поток дождя, который сопровождался сильным ветром. Всё это уже напоминало бурю…

– 2 —

С трудом добравшись до места, где расположился посланник губернатора, я стал настаивать на аудиенции с ним, но капитан Рохас Кастилья ла Вьеха, с пошловатой ухмылкой, не пускал меня, утверждая, что командующий «очень занят».

Должен заметить, что храмы туземцев состояли в основном из пирамиды со святилищем наверху и пристройками вокруг места, где проводились языческие ритуалы. В нескольких пристройках были найдены местечки не только для размещения солдат и их вооружения, но и место для кабинета командующего.

Я считал, что информация об оспе должна быть конфиденциальной, и поэтому ничего не сказал капитану ла Вьеха, решив дождаться, когда Нарваэс освободится.

Через полчаса из пристройки, где расположился посланник губернатора, вышли две молоденькие маркитантки из обоза. Помятый вид их одежды и раскрасневшиеся лица недвусмысленно указывали на то, чем они занимались с 50-летним будущим правителем Новой Испании.

Ла Вьеха кивнул мне головой, давая понять, что теперь я могу войти к Нарваэсу, как тут же за стенами храма послышался шум начавшегося сражения. Люди Кортеса под покровом ливня и прикрытием шума ветра незаметно проникли в город и атаковали наши позиции.

Из пристройки сразу же выскочил командующий, дал приказ трубить в трубы и начать стрельбу из пушек. Однако пушки, стоящие около пирамиды успели дать лишь пару залпов, как около храма оказалось несколько десятков мятежников.

Нападение было неожиданным, и поэтому на мне не было доспехов (мы их одевали перед сражениями, а носить их постоянно в эту жару и дожди было неудобно). Да и из оружия у меня были только рапира и стилет. Я едва успел их обнажить, когда враги ворвались к нам. Лишь немногие из защитников успели зарядить свои аркебузы[4] и, сделав по одному выстрелу (правда, без особого ущерба для нападавших), схватились за мечи. Но преимущество было у мятежников, которые были вооружены длинными металлическими копьями с обоюдоострым лезвием. Эти лезвия походили на длинные ножи, заострённые с обеих сторон и, будучи насаженными на длинный металлический прут, были убийственным оружием. С рапирами и кинжалами мы были обречены, нас легко могли нанизать на эти шомпола…

В короткий срок почти все защитники Нарваэса либо были перебиты (ла Вьеха, например, почти сразу же получил удар копьём в грудь и упал замертво), либо, получив ранение, бросали оружие и падали на ступеньки пирамиды. Один из нападавших умудрился попасть лезвием копья в голову Нарваэса, который отчаянно отбивался рапирой. Удар пришёлся в левый глаз, и на лице посланника губернатора Кубы образовалось большое кровавое пятно. Нарваэс дико закричал от боли, закрыл руками то место, где только что находился глаз и дальше уже не мог сражаться. Те, кто ещё мог сопротивляться, подхватили раненого командира и потащили его наверх к святилищу. В это время я получил сильный удар по голове чем-то тяжёлым и потерял сознание.

– 3 —

Через какое-то время я медленно стал приходить в себя. Был уже рассвет нового дня, дождь прекратился и оставил после себя приятную свежесть. Впрочем, откуда-то шёл ещё и запах гари – видимо, где-то недавно что-то горело. Однако шума сражения уже не было слышно. Всё закончилось…

Голова жутко болела и я, схватившись за неё, присел. Мои телодвижения заметил один из нападавших, который ходил среди немногочисленных мёртвых тел некогда грозного войска Нарваэса. Это был мужчина средних лет, крепкого телосложения с небольшими усами и бородкой эспаньолка. Он был одет слишком опрятно для этого места – это первое, что пришло мне в голову. Затем я попытался дотянуться до своей рапиры, которая валялась около меня, но сил почему-то не хватило, какая-то вялость поразила всё моё тело. Шедший ко мне мужчина доброжелательно улыбнулся, подошёл, бережно взял в свои руки мою рапиру, и почти сразу же заметил на эфесе изображение красного креста с лилиями на всех четырёх его гранях.

– Вот оно что, – заметил мужчина. – Герб Калатравы…

Я хотел как-то оскорбить этого пособника Кортеса, но ничего путного в раскалывающуюся от боли голову не приходило. Мужчина же мою попытку что-то сказать понял по-своему и тут же вернул мне в вялые руки верную рапиру.

– Не надо напрягаться. Сейчас главное – покой и лечение. Я дам распоряжения на этот счёт, и скоро ты вновь будешь в строю… Мне очень нужны испанцы в этой варварской стране, и я обещаю, что ты разбогатеешь быстрее, чем можешь себе представить.

– Я… не… продаюсь… – с трудом, но всё же мне удалось выдавить из себя отношение к происходящему.

Мужчина снисходительно улыбнулся, вынул из ножен свою рапиру, взял за лезвие и показал мне её эфес с изображением красного креста, похожего на герб Калатравы, только с нижней стороны была не лилия, а острие меча.

– Герб Сантьяго, – узнал я эмблему родственного рыцарского ордена.

Мужчина кивнул в знак согласия и убрал рапиру в ножны.

– Я знаю устав ордена и рыцарские правила. Они почти одинаковы у Калатравы, Алькантары и у Сантьяго. Но здесь мы находимся в окружении дикарей, и их тьма, а нас мало. Нам никак нельзя враждовать друг с другом, мы должны быть едины, чтобы нести слово Божье этим варварам. Это наша миссия, она возложена на нас самим Господом, и все, кто противится ей – противится воле Божьей. Подумай об этом…

Последние слова я слышал уже, теряя сознание, и вновь провалился в забытьё…

– 4 —

Спустя какое-то время я очнулся уже в кровати в доме какого-то туземца. Вернее, кровать – слишком громко сказано, это была обычная циновка, которая находилась на небольшом земляном возвышении, можно даже сказать – почти на полу. Укрыт я был плащом – предметом одежды, который был у каждого взрослого туземца. Моя голова была перевязана и уже не разрывалась на части, но продолжала побаливать. Около меня сидела, скрестив ноги, на невысоком стуле без ножек, но с высокой спинкой, девушка из местных, одетая в европейское платье. Увидев, что я очнулся, она улыбнулась и вполне сносно по-кастильски, правда, с жутким акцентом, спросила меня:

– Как твоё здоровье?

– Лучше, чем было.

– Это хорошо. Ты два дня бредил, и лекарь не был уверен, что ты выздоровеешь.

– Мне грозила смерть?! – удивился я.

Получать удары по голове и терять сознание – было обычным делом в карьере воина. От этого не умирают, если, конечно, череп не проломлен и мозги не вытекли… Впрочем, мне известны случаи, когда и в этой ситуации кое-кому удавалось выжить…

– Нет-нет, – поспешила ответить девушка. – Врач говорил, что, возможно, ты станешь безумным.

Я улыбнулся в ответ и стал рассматривать девушку. Она выглядела лет на 15–16, её кожа была красноватого оттенка, а формы лица не такими, к которым я привык в Старом Свете, но миловидными. Она была юна и держалась очень непосредственно.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Изабелла – так меня назвали, когда крестили год назад. Моим крёстным отцом был сам Кецалькоатль[5]!

– Кто? – не понял я.

– Вы называете его Кортесом, но он – Кецалькоатль. Он ушёл от нас много-много лет тому назад, но сказал, что обязательно вернётся и накажет зло.

– С чего ты решила, что Кортес какой-то Кеоц… котль…

– Кецалькоатль – так его зовут. Когда он жил среди нас, то у него была белая кожа, как и у вас. У него были волосы на лице, как и у вас. И уплыл он на восток, а вы прибыли оттуда. Да и знамения были, что он вот-вот вернётся.

– Тогда почему Кортес, а не кто-то другой, этот самый Кецаль… котль? Мы же все попадаем под твоё описание. И я тоже.

– Он главный, как и Кецалькоатль!

– Тебе нравится Кортес? – я, кажется, стал понимать девушку. У меня была сестра, которая какое-то время наивно мечтала выйти замуж исключительно за инфанта[6], и стала объектом розыгрыша одного мерзавца, который представился ей принцем, а дальше свою роль сыграли фантазии сестры о благородстве принцев и провидении судьбы… Он хотел посмеяться над наивностью сестры – и ему это удалось, что стало жестоким уроком для юной девушки, но она как-то сразу повзрослела и через месяц вышла замуж за престарелого герцога, а сейчас была уже богатой вдовой… Пути Господни неисповедимы.

Девушка, ничуть не смутившись моего вопроса, продолжила разговор.

– Он – Кецалькоатль, как он может не нравиться?! Конечно, падре Ольмедо[7] объяснил мне, что Бог – один, и он – не Кецалькоатль. Но я думаю, падре ошибается. Кецалькоатль – это один из самых могущественных богов, который спустился в наш мир в начале времён и всё-всё создал вместе со своим братом…

Я строго посмотрел на девушку и перебил её.

– Изабелла, ты же приняла крещение, а значит должна чтить Святое Писание. Там ничего не говорится о твоих богах. Все эти сказки о разных богах – это от дьявола! Тебе надо срочно исповедаться и покаяться за свои слова.

Девушка испугалась и молча вышла из комнаты, а я вскоре заснул.

– 5 —

Когда я мог уже самостоятельно передвигаться по комнате, ко мне зашли два человека: один из них был молодым высоким парнем моего возраста, а второй – пожилым толстым старцем в монашеской рясе чёрного цвета, подпоясанной обычной белой верёвкой и с капюшоном на голове. Этот божий человек был невысокого роста и двигался неторопливо. Как только он вошёл, сразу присел на невысокий стул, находившийся около такого же невысокого стола, и стал медленно перебирать чётки. Он молчал и какое-то время никак не реагировал на наш разговор с его молодым спутником.

Молодой парень представился лейтенантом Гонсало де Сандовалем – он был одним из ближайших подручных Кортеса, говорил громко и напористо:

– Как твоё здоровье? – спросил он меня после взаимного приветствия. – Впрочем, и так видно, что неплохо.

Я не стал возражать и ответил:

– Благодаря милости Божьей и заботе, которой меня окружили, чувствую себя вполне здоровым.

– Ну, благодарить ты должен ещё и капитан-генерала Кортеса. Это он дал распоряжение хорошо о тебе заботиться.

– Кортес?! Откуда он меня знает?

Сандоваль грубо рассмеялся:

– Хорошо же я приложился своей пикой по твоей голове. Тебе повезло, что удар пришёлся плашмя, а не остриём. Иначе твоя башка была бы расколота на две части, как перезревший арбуз… Забыл, что после боя имел счастье беседовать с самим капитан-генералом?

И тут я вспомнил, как после боя очнулся, как сильно болела голова, и как ко мне подошёл… Так это был Кортес?!

Сандоваль, прочтя на моём лице удивление, снисходительно продолжил:

– Да-да, это был он. И пока ты валялся здесь без сознания, он собрал всех пленных солдат и офицеров из войска Нарваэса и рассказал им, как богата эта страна, как легко её покорить и забрать все её богатства себе. Каждый может стать богаче самого богатого торговца… Но для этого нам надо всем объединиться и действовать сообща, тогда у каждого будут несметные богатства и огромные владения. Раздоры среди нас будут лишь на руку язычникам, – затем Сандоваль покосился на своего молчаливого спутника и с неменьшим воодушевлением продолжил: – Господь Бог привёл нас сюда, чтобы мы указали этим дикарям свет Истины. Мы должны быть достойны той миссии, что на нас возложило Божье провидение.

Я молча слушал. Я понимал, что мне предложат перейти в стан Кортеса, но… его же объявили мятежником…

Лейтенант продолжал:

– Представляешь, пленных было в несколько раз больше, чем нас, и когда капитан-генерал предложил всем им сделать выбор – присоединиться к нему или вернуться на Кубу, то все (а это почти тысяча человек), все-все решили быть с ним! Вот такой у нас капитан-генерал!

– А как же Нарваэс? – спросил я. – Или он погиб в ходе сражения?

– Нет, он жив, но его рана оказалась более серьёзной, чем у тебя. Его лечат и держат под стражей[8]. Ему и не предлагали присоединиться и не предложат. Он же сам хочет быть губернатором Новой Испании[9]. Зачем нам проигравший командир, когда есть победивший… А вот тебе Кортес предлагает стать его товарищем, он ценит офицеров, которых у нас не так уж и много.

– Но… – начал возражать я.

Однако Сандоваль, догадываясь о том, что я скажу, продолжил гнуть свою линию:

– Кортес – не предатель. Он просто не хочет служить жадному и лживому Веласкесу. Он служит напрямую самому королю и регулярно отправляет его величеству отчёты. И, конечно же, пятая часть всей добычи принадлежит нашему королю. Так что, никто не изменял его величеству…

Не смотря на аргументы лейтенанта, я всё же не был уверен в их истинности. Повисла тишина. Тогда священник дал знак Сандовалю, и тот сразу же молча ушёл, а мы остались вдвоём.

– Я представлюсь, – негромко, но твёрдо произнёс священник. – Меня зовут Диего Каннаро, и я состою в Святой инквизиции. Я послан сюда самим Великим инквизитором – его преосвященством Адрианом Утрехским[10].

Неприятный холодок пробежал по моей спине. Встреча с инквизицией не сулила ничего хорошего.

– 6 —

Я присел на циновку и попытался рассмотреть лицо представителя Святого трибунала. Но капюшон по-прежнему скрывал большую его часть. Я только заметил, что лицо было расплывшимся, гладко выбритым, а местами – рябым.

Преподобный отец слегка улыбнулся и спросил:

– И что вы собираетесь узнать, так пристально меня разглядывая?

– Любопытно, сколько вам лет?

– Я и сам не знаю. Сколько мне отпустил Господь – столько и будет в итоге. Могу лишь сказать, что начал служить в инквизиции ещё при Торквемаде Великом[11]. Впрочем, он меня и пригласил, когда я еще проповедовал в Арагоне.

– Торквемада? – поморщился я. И хотя я воспитывался в монастыре в духе абсолютного послушания и беспрекословной веры своим наставником, Бог наделил меня ещё и пытливым умом, и я не мог не слышать и не понимать, что люди говорят о том или ином человеке, особенно, если он известен. О Торквемаде спустя 20 лет после того, как он ушёл в мир иной, некоторые говорили как о жестоком палаче, который погубил много невинных душ.

Отец Диего Каннаро продолжил свой рассказ.

– Торквемада был великим человеком. Когда закончилась Реконкиста[12] и вся Испания была освобождена от власти неверных, многие среди местных были либо нехристиане, либо поддались искушению дьявола и стали еретиками. Надо было заняться врачеванием душ людских, чтобы каждая из них могла быть спасена, когда настанет время Страшного суда.

– Лечить можно по-разному, – заметил я. – Я, например, считаю, что слово Божье – это уже лекарство. Надо объяснять заблудшим, в чём они ошибаются, и возвращать их в лоно нашей Святой Церкви убеждением.

Преподобный отец не стал со мной спорить:

– Вы правы, так и должно быть. Так, в основном, и было при Торквемаде… Да, много, очень много еретиков привлечено к дознанию. Но почти все они раскаялись и искупили свои грехи молитвами и постами. Только немногие, кто упорствовал и не хотел отказываться от власти дьявола, теряли свои жизни. Но зато были спасены их души!

– Однако о Торквемаде ходят другие слухи…

– Это зависть тех, кто ничего в жизни не совершил, и злоба тех, кто пострадал за дело или злоба их родственников, – жёстко ответил Каннаро. Затем примирительно продолжил. – Впрочем, я прибыл сюда не для того, чтобы поучаствовать в диспуте о методах моего учителя, хотя мне и понравилось разговаривать с вами. Как мне и докладывали, вы – неглупый молодой человек и не боитесь высказывать свои убеждения и следовать им… Вы, как и ваши доблестные предки состоите в славном Ордене Калатравы, магистром которого является наш король. У нас с вами общая цель – искоренять ересь и проповедовать истинное учение.

Затем немного помолчав, преподобный отец продолжил:

– Мне нужна ваша помощь. В нашу канцелярию поступили бумаги, где Кортеса обвиняют в ереси.

– Донос Веласкеса? – не столько спрашивая, сколько утверждая, произнёс я.

– Я полагаю, что вам известно, что по «Кодексу инквизиции»[13] мне запрещено кому бы то ни было, как показывать содержание свидетельств в ереси, так и называть имя автора этих свидетельств. Правда, чаще всего эти свидетельства являются анонимными…

– Но не в этом случае, – продолжил настаивать я.

Я не понимал, что хочет от меня Святая инквизиция и в растерянности повёл себя непочтительно. Впрочем, я сразу же осознал свою ошибку и поспешил извиниться:

– Прошу прощения за дерзкие слова. Просто для меня донос – это что-то постыдное, недостойное рыцаря.

– Добрый христианин обязан докладывать Церкви обо всём подозрительном. Это добрый поступок, в нём нет ничего постыдного. Согласитесь, что вовремя обнаруженная зараза принесёт меньше зла, чем если о ней стыдливо замалчивать… Впрочем, я понимаю, что вы ещё юны, неопытны и именно этим объясняется ваша несдержанность в словах и ваша ограниченность в понимании обязанностей тех, кто отвечает перед самим Господом нашим за всю страну, за всех подданных, а не только за себя…

Помолчав немного, отец Диего Каннаро продолжил:

– Поскольку наш король отсутствует в Испании, обвинения против Кортеса рассматривал Великий инквизитор Адриан Утрехский, которого его величество и оставил регентом в стране. Там было много всяких обвинений: и в государственных преступлениях, и в ереси… Так вот, свидетельства в ереси было поручено расследовать мне, а обвинения в государственных преступлениях будет поручено расследовать королевскому инспектору, которого назначит сам король, когда вернётся из Германии.

– Обвинение в ереси – это очень серьёзное обвинение. Я никогда не участвовал в таких делах…

– От вас этого и не требуется, – устало заметил преподобный отец. – Вы должны будете лишь найти мне носильщиков, охрану, переводчиков и сопровождать меня до Кортеса, который недавно помчался в столицу этой варварской и безбожной страны. Что-то там произошло, и Кортес поспешил на помощь своим людям, оставленным там, когда сам он с основными силами ушёл сражаться сюда с Нарваэсом[14]… Так же, надеюсь на ваше понимание и содействие при расследовании… Постарайтесь уложиться в одну – две недели.

И мы отправились в Веракрус, портовый город, основанный Кортесом год назад.

– 7 —

На сборы ушло около месяца.

Веласкес, губернатор Кубы, не зная, что Нарваэс проиграл и находится под стражей у Кортеса, присылал своему посланнику один корабль с подмогой за другим. Приплывающих на этих кораблях встречали люди Кортеса, рассказывали им, что случилось с Нарваэсом, и затем предлагали присоединиться к своему капитан-генералу, обещая богатства и славу. Тех, кто сомневался, обещали вернуть на Кубу, как только представится случай. Только, с приплывших кораблей люди Кортеса сразу же снимали все паруса и отвозили их в порт. Так что «случай» мог представиться явно не скоро…

Среди прибывших я, в основном, и завербовал с полдюжины солдат, и купил (на деньги Святой инквизиции) двух негров-рабов. Мог бы и больше, но отец Диего Каннаро хотел обойтись небольшими тратами. Я предложил тогда нанять носильщиками туземцев – это дешевле, тем более, что многие из них ненавидели Королевство ацтеков, с которым боролся Кортес, и всячески помогали нам, прибывшим из Старого Света. Но преподобный отец не доверял местным, так как они не были христианами… Так же возникла проблема и с переводчиком. Мало кто из туземцев владел более, чем двумя десятками слов по-кастильски… В остальном помогал язык жестов.

Отчаявшись, я внезапно вспомнил Изабеллу, туземку из племени тотонаков из Семпоалы. К тому же, там была ещё одна женщина, которая ухаживала за падре Гарсиа, и она также говорила по-кастильски. Эти кандидатуры я и предложил отцу Диего Каннаро. Наш путь к столице варваров по-любому лежал через Семпоалу, где мы с большей вероятностью могли бы найти среди них хотя бы одного переводчика. Но Каннаро вновь был против. Мои кандидатки в переводчики были женского пола, а он не хотел, чтобы рядом с ним постоянно находилась «дочь Евы», той самой Евы, что была виновна в первородном грехе.

Однако найти переводчика-мужчину, да ещё и христианина, было невыполнимой задачей. Да и зачем Святой инквизиции нужен был переводчик, когда дело касалось ереси?

Но падре настаивал на этом требовании и в итоге согласился на компромисс: мы добираемся до Семпоалы, там ищем переводчика из мужчин и, в случае неудачи, двигаемся дальше… без переводчика… Соломоново решение.

– 8 —

Семпоала встретила нас пугающей тишиной. Мы подошли к этому городу ближе к вечеру и никого не застали на улицах. Город словно вымер! По пустынным улицам свободно гулял лишь слабый ветерок, слегка поднимая немного пыли.

К тому же в воздухе стоял узнаваемый запах сгоревшей плоти, и это явно было связано с поднимавшимися в небо струйками дыма из разных концов города. В голову приходило только одно объяснение – это был запах от погребальных костров.

– Эпидемия, – вслух сделал вывод преподобный отец.

Я тут же подтвердил это заключение и уточнил:

– Оспа… Я видел признаки оспы у патера Гарсиа месяц назад, как раз перед нападением Кортеса на Нарваэса.

– Вы уверены, что это не чума? – с недоверием в голосе спросил отец Диего Каннаро.

– О чуме и её симптомах я знаю только со слов своей бабушки, но ничего похожего не видел. У падре Гарсиа была сыпь по всему телу, и ещё стали появляться пузыри – это оспа! Я сам ею переболел.

– Но погребальные костры? – продолжал сомневаться преподобный отец. – Судя по запаху, сжигают умерших. Так поступают в основном при чуме. – При оспе тоже, но не всегда. Как я слышал от бабушки, и при чуме, и при холере, как и при оспе, умерших чаще всего закапывают в братских могильниках. Редко когда сжигают.

В наш разговор вмешался один из солдат, нанятых мной в Веракрусе:

– Ваше преподобие, я уже год нахожусь в этой варварской стране и знаю, что эти безбожники всех своих умерших сжигают.

Говорят, что лишь знатных хоронят в каких-то гробницах вместе с золотом, а остальных сжигают.

Отец Диего Каннаро всё ещё колебался. Тогда я предложил разбить лагерь недалеко от города, а сам вызвался сходить в поселение и разузнать, что там происходит. Оспа мне не грозила. Падре в итоге согласился с моим планом и, прежде чем я отправился в этот некогда оживлённый город, достал из большого сундука, который тащили рабы-негры какие-то травы, завернул их в небольшую тряпицу и приказал мне этой самодельной маской прикрыть свои нос и рот, завязав концы тряпки на затылке. Также он потребовал не снимать эту «защиту», как он выразился, всё время, что я буду в городе.

– 9 —

Я быстро добрался до храма, где укрывался в своё время Нарваэс, и где потом его пленили люди Кортеса. Я надеялся найти там падре Гарсиа (если он, конечно, выздоровел) или кого-то из его паствы – храмы всегда были приютом отчаявшихся.

На верху пирамиды, около сожженного и разрушенного святилища, лежало около двадцати больных туземцев, чьи тела и головы почти полностью были покрыты твёрдыми, круглыми пузырьками. «Это всё же оспа», – уверился я.

Ко мне вскоре подошла одна из женщин, что заботилась о больных. Я сразу же узнал её – это была та самая туземка лет 25, что ухаживала за падре Гарсиа. Она с ходу с ярко выраженным возмущением стала мне выговаривать:

– Почему ваш Бог не хочет помогать тем, кто принял крещение? Здесь лежат только те, что стали христианами. Все они надеются на спасение, на помощь девы Марии… Они часто, очень часто молятся, но ничего не помогает, и ваших братьев и сестёр по вере становится всё меньше. Почему так?

Я приспустил маску на подбородок и подбодрил женщину.

– Надо верить и продолжать молиться. Бог милостив и…

Но туземка грустно замотала головой.

– Это не помогает. Никто не спасся. Все, кто заболевает этой болезнью, умирают… Ещё никто не выжил.

– А падре Гарсиа?

– Он выздоровел, как и ещё пара солдат, что болели вместе с ним. Правда, один из ваших людей, чёрного цвета, тоже скончался. Говорили, что он был рабом у командира, кому глаз выкололи во время сражения. Однако белые люди почему-то не умирают, а мы умираем. Умирают и те, кто крестился, умирают и те, кто верит в других, своих богов. Все умирают.

– Все? – я был удивлён. Конечно, я знал, что от оспы нет лекарств, и её надо просто пережить, что удаётся большинству из заболевших… Так, по крайней мере, было у нас в Европе, а здесь-то почему не так? Может, это какая-то другая болезнь, похожая на оспу, но неизлечимая? Однако, с другой стороны, падре Гарсиа и ещё двое испанцев выздоровели.

– Разве у вас раньше не было такой болезни? – спросил я.

Женщина покачала головой и с горечью в голосе сказала.

– Я тоже скоро умру, – она откинула с руки свою туземную накидку, показывая мне сыпь на своём теле. Правда её было немного, и она была слабо выражена.

– А где падре Гарсиа? – спросил я, не находя его присутствия здесь.

– Неделю назад он ушёл в горы, там где растёт агава. Он слышал, что «пульке», это наш напиток из агавы, целебен. Он хотел помочь своим прихожанам, которые искали спасения у него… Только он вряд ли вернётся.

– Почему?

– Большинство жителей нашего города не верят в Христа. Они, как и раньше, верят в своих богов и считают, что эта смертельная болезнь – наказание наших богов за то, что жители города перестали им молиться и приносить жертвы. Боги рассердились и теперь надо их задобрить… За патером почти сразу же ушло несколько жителей города. Среди них были и жрецы храма, что в предгорьях. Там обычно совершаются человеческие жертвоприношения, а отрубленные головы жертв нанизывают на длинные шесты, и этих палок с черепами там много…

Я слышал о подобных богомерзких ритуалах и слышал, как Кортес с рвением Христа, выгонявшего торговцев и менял из храма Божьего в Иерусалиме, разрушает статуи местных кровожадных божков и разбивает их жертвенники.

– А ещё говорят, – спокойно продолжала женщина, – что мясо из белого человека может вылечить эту смертельную болезнь.

– Вы едите людей?! – и хотя я слышал в Веракрусе об этой практике у туземцев, но не очень-то верил в это. Но моя собеседница совершенно равнодушно продолжала.

– Не совсем. Просто есть несколько обрядов, когда жрецам и родственникам надо съесть мясо того, кого принесли в жертву.

– Но это же мерзко…

– Падре говорил, что у вас тоже есть обряд, где вы причащаетесь телом и кровью своего Бога… Только я не понимаю, как это?

– Это таинство, во время которого на верующего нисходит благодать Божья… А плоть и кровь – это лишь образ учения Спасителя, а на самом деле едят хлеб и пьют вино[15].

Было видно, что женщина ничего не поняла. Она лишь заметила:

– Если мясо белого человека будет помогать от этой смертельной болезни, то вам, белым людям, придётся быть осторожнее в нашем мире.

– Зачем вы мне об этом говорите? Это угроза?

И тут мою собеседницу, до этого говорившую со мной отстранённо, словно прорвало. В её голосе стала чувствоваться нескрываемая обида вселенского масштаба и отчаяние от безысходности. Она стала говорить быстро и эмоционально, так же, как и в начале нашей встречи:

– В этом мире много зла… Очень много зла было от ацтеков: они требовали дани, много дани, и постоянно нападали на нас, некоторых убивали, а остальных уводили к себе, чтобы принести в жертву своим богам. Там на вершинах пирамид, в столице, они вырезали пленникам сердца и приносили их, ещё бьющиеся, в дар солнцу! Все мои братья именно так и закончили свою жизнь. Ещё до вашего прибытия в наши земли я побывала в Теночтитлане и видела своими глазами, как это всё происходит, видела и восторженную толпу, которая находилась внизу, кричала и радовалась каждому новому жертвоприношению… Это зло… И его пытался искоренить Кецалькоатль, но у него не получилось. Однако, прежде чем уплыть на восток, он обещал вернуться и всё же наказать зло. И тут появились вы, такие же белокожие, как и он… Я поверила вам и даже крестилась, но… от вас тоже много зла. Да, вы запретили человеческие жертвоприношения, но вы такие же жадные, как и ацтеки! А ещё эта болезнь, которая вас не убивает, но убивает нас. Почему так?

Я не знал, что ответить. Но женщина, видимо, и не ждала ответа. Она поменяла тему и спросила уже о другом:

– Как причастить всех тех, кто лежит здесь? Они все христиане и хотят попасть в рай после смерти. Падре Гарсиа говорил, что умирающий должен успеть исповедоваться и причаститься, прежде чем они туда попадут. Но, как это делается, знает только священник, а падре больше нет с нами. Как быть?

– Вместе со мной пришёл преподобный отец Диего Каннаро. Я попрошу его помочь страждущим.

– 10 —

Надо отдать должное, преподобный отец ни секунду не колебался, когда я обратился с просьбой исповедовать и причастить умирающих неофитов[16]. Он сразу же сказал: «Пошли», – и даже не надел маску, чего требовал от меня, когда я первый раз пошёл в заражённый город. Думаю, тут дело не в спешке, а скорее всего, он поверил мне, что нет никакой чумы, а оспой он, судя по его рябому лицу, уже переболел.

В храме я познакомил его с Каталиной (так после крещения звали молодую женщину, с которой мне пришлось иметь тяжёлый разговор), и они вместе стали обходить больных. Каталина неплохо справлялась с ролью переводчика, а преподобный отец с искренним состраданием выслушивал слова исповеди умирающих и причащал их.

Вскоре они подошли к молоденькой девушке лет пятнадцати, которая была очень плоха. Несмотря на то, что она сильно исхудала, а её лицо было обезображено болезнью, я узнал в ней Изабеллу. Девушка, кажется, уже не могла говорить и только еле шевелила губами. Она умирала, но узнав меня, слегка улыбнулась и сумела издать несколько звуков… Затем она ушла в мир иной.

Падре вопросительно посмотрел на переводчицу, но та пожала плечами, мол, это был просто набор ничего не значащих звуков. Однако это было неправдой. Я ясно слышал имя одного из их богов – Кецалькоатль. Она ушла с верой в него, а не в Христа.

Спасения ей не видать…

Преподобный отец закрыл Изабелле глаза и прочитал над её телом молитву.

Я ничего не сказал, потому что, меня не спрашивали… И я понимал Каталину, которая тоже ничего не сказала, потому что она хотела добра для Изабеллы.

Согрешили ли мы?

– 11 —

Уставший падре отдыхал в нашем лагере на окраине Семпоалы. Я сидел недалеко от преподобного отца и размышлял о том, почему оспа так беспощадна именно к туземцам. У нас в Старом Свете она тоже иногда свирепствует, но не с таким количеством умерших. Поделившись этими мыслями с падре, я услышал от него, что причина в том, что эти дикари ещё не уверовали в истинного Бога, поэтому и не знают слов спасения.

Однако я выразил сомнения, т. к. мы только что причастили человек двадцать туземцев, которые уже были христианами. И всё равно они, скорее всего, умрут… На что отец Диего Каннаро ответил, что на всё воля Божья.

Солнце опускалось на западе, где за широкой равниной, которую пересекали небольшие реки и рукотворные каналы, начинался горный хребет, туда нам завтра надо было добраться. Там, за ним, находилось нагорье, где в одной из долин расположилась столица ацтеков – Теночтитлан.

В это время к нашему лагерю со стороны Веракруса подошла молодая женщина в местной одежде. На ней была достаточно длинная юбка серого цвета, доходящая до лодыжек, а сверху что-то вроде длинной рубашки почти до колен, с небольшим треугольным вырезом у головы. На ногах были кожаные сандалии. Одежда была слегка украшена простыми узорами. В руках она держала небольшой узелок, видимо, со своим скромным скарбом.

Она шла неторопливо, но уверенно и безбоязненно. У нас в Испании мало какая девушка рискнула бы в одиночестве выходить за пределы даже своего дома, а эта молодая туземка лет двадцати спокойно бредёт от одного поселения до другого. Она не испугалась, увидев наш лагерь, и, более того, прямиком направилась к нам. Подойдя к падре, она поздоровалась с ним на хорошем кастильском языке и обратилась к нему с просьбой.

– Возьмите меня переводчиком. Вам же он нужен? Я узнала об этом, когда ваш человек (она рукой показала на меня) искал в Веракрусе переводчика. Мне рассказали об этом, но, правда, было уже поздно – вы отправились в сторону Семпоалы. Я тогда поспешила за вами, и вот – нагнала. Я хорошо знаю кастильский, а также язык ацтеков, майя и ещё пару местных языков.

Преподобный отец ожидаемо отказался от услуг молодой девушки. Но та не сдавалась.

– Я понимаю, что вы божий человек и обязаны держаться подальше от женщин, если этого, конечно, не требуется по делам службы. Поэтому я могу всю дорогу и на перевалах быть в стороне от вас и подходить только тогда, когда понадоблюсь, как переводчик.

Падре вновь отказал. Я же поинтересовался у девушки:

– Зачем ты хочешь идти с нами? Из-за оплаты?

– Нет, нет. Мне не нужна оплата. Мне нужно добраться до одного из городов, что рядом с Теночтитланом. Я, конечно, могу и одна дойти туда, но вместе безопаснее.

– Безопаснее? Всё-таки это опасное путешествие?

– Для местных – не очень, но всё равно лучше группой отправляться в далёкий путь, чем одной.

– И зачем тебе надо идти так далеко?

– Я уже говорила, что мне надо попасть в город около столицы. Это – Чолула[17], очень большой город, где много храмов и много жителей.

В наш разговор вмешался отец Диего Каннаро.

– Я думаю, что тебе надо вернуться в Веракрус. Тебя мы не возьмём, а путешествовать одной, как ты сказала, небезопасно. Переночевать ты можешь в нашем лагере, не по-христиански тебя прогонять на ночь глядя, но утром мы расстанемся.

Девушка была рассержена упрямством падре и привела ещё один довод.

– А вот Кортес постоянно держит около себя Малиналли, которую вы почему-то называете Малинче[18]. Это моя сестра. Она быстро выучилась говорить по-кастильски и теперь незаменимый переводчик у него.

– Малинче? – вдруг заинтересовался падре. – Это та, которая после крещения получила имя Марина и теперь живёт в грехе с Кортесом?

– Да, это та самая Марина. Только у Кортеса много жён. Те племена, которые заключали союз с ним против ацтеков, обычно закрепляли этот договор браком дочери вождя с Кортесом…

– Вот как, – задумчиво произнёс преподобный отец. – А ты, значит, сестра Марины?

– Доньи Марины – её так сейчас все называют.

Отец Диего Каннаро пропустил это замечание мимо ушей.

– И ты сможешь мне устроить встречу с ней?

– Зачем? Если исповедовать, то там есть падре Ольмедо, один из друзей Кортеса…

Девушка явно уже дерзила. Она понимала, что нашла тот довод, который «зацепил» старого инквизитора и теперь просто торжествовала. Однако преподобный отец не стал реагировать на её слова и просто предложил:

– Хорошо, ты пойдёшь с нами. Если понадобишься, я тебя позову. Более того, я тебе заплачу, если твои знания пригодятся нам в пути. Но за это, ты сделаешь так, чтобы я смог поговорить с самой Мариной, но без Кортеса и его людей.

На этом и договорились.

Молодую девушку звали Манойя, и она не была христианкой. Иногда придуманные нами правила подминаются обстоятельствами. Неужели приватный разговор с наложницей Кортеса был настолько важен для преподобного отца, что он с лёгкостью поступился своими принципами?

– 12 —

Весь следующий день мы двигались по тропе в джунглях к высокому хребту на западе, за которым находилось широкое нагорье с главным городом ацтеков Теночтитланом. По словам Манойи, нам предстоит добираться до него около недели по дороге, сделанной ацтеками, за которой местные жители заботливо ухаживают. Так что заблудиться нам не грозило.

Следующий день мы занимались восхождением в горы, где дорога местами сужалась до узкого прохода из вырубленных каменных ступенек. Затем какое-то время мы шли по хребту, испытывая холод, под градом и сильным ветром, а к вечеру спустились на плато и решили заночевать. Благо, там находился домик (как раз для путников, пояснила Манойя).

«У этих отсталых туземцев есть постоялые дворы», – я вновь задумался, что мы почему-то называем дикарями тех, кто во многом похож на нас.

Пресвятой отец, больше всех из нас уставший от длительного и сложного перехода, поспешил прилечь и, укрывшись плащом, который достал из своего сундука, быстро захрапел. Правда, перед этим он попросил меня не спускать глаз с нашей попутчицы и увеличить количество солдат в карауле. Я распорядился, чтобы солдаты дежурили по двое, определил для каждой пары время нахождения на посту, а сам присел около очага, где слегка потрескивали дрова, и около которого грелась Манойя. У меня было много вопросов про этот Новый Свет, он меня очень заинтересовал. Та информация, что я имел, мне всё больше казалась недостоверной и предвзятой. Мне хотелось выяснить правдивую картину.

– 13 —

Немного помолчав, я завёл разговор о цели её путешествия:

– Можно ещё раз уточнить, зачем тебе отправляться в такое далёкое странствие?

– Мне нужно увидеться с сестрой, доньей Мариной.

– Но твоя сестра всегда рядом с Кортесом, а ты говорила, что тебе надо попасть в какое-то конкретное место…

– Чолула, – напомнила она. – Именно там я её и увижу.

– А если Кортес её не отпустит? Я слышал, он ею очень дорожит.

– Она придёт, как только я скажу, – уверенно произнесла Манойя. Она давала понять, что спорить по этому поводу бесполезно, и я перевёл разговор на другую тему.

– У вас, у ацтеков, очень много богов. Разве может быть много богов?

– Может. Если их много, почему нам надо делать вид, что их мало?

– А сколько их?

– Думаю, что много, очень много.

– А ты их всех знаешь?

– Всех их никто не знает, – простодушно ответила туземка.

– Я хочу сказать тебе, что Бог – один, и именно он всё создал, а много бывает только демонов, слуг Сатаны, врага рода людского.

– А почему Сатана – враг людей?

– Он с помощью своих слуг прельщает людей служить ему, а затем забирает их души себе в ад на вечные муки.

Девушка задумалась и, по-видимому, не поняла, о чём я говорю. У туземцев, как я впоследствии узнал, было иное представление о посмертном воздаянии. Таких понятий, как «ад» или «рай» у них не было. Они верили, что после смерти их ждёт, какой-то один из множества загробных миров, где условия пребывания разные. И их посмертное благополучие во многом зависело не от того, как они жили и сколько грешили, а от того, как они примут смерть, которая может быть «доблестной», а может быть «позорной». Умереть, не сопротивляясь, от руки жреца во время мерзкого ритуала – это считалось доблестной смертью, а вот стараться избежать роли жертвенного агнца – это позор.

Манойя, видимо, решила поподробнее мне рассказать о вере своих соплеменников:

– У вас один Бог, а у нас их много. Главным для нашего народа является бог Уицилопочтли, бог солнца. Много храмов посвящено ему, но главный из них расположен в столице. Именно там и происходят самые многочисленные жертвоприношения. А вот в Чолуле расположен главный храм бога Кецалькоатля…

– Знакомое имя Кецалькоатль. За последний месяц я не раз его слышал.

– И запомнил… Мало, кто из белых людей правильно произносит имена наших богов.

– Он, вроде, был белым человеком. Так, по крайне мере, мне рассказывали.

Она покачала головой:

– Это широко распространённое заблуждение. Многие не разбираются в культе этого бога и часто допридумывают там, где недопонимают.

– Но, я слышал, как его называли бледнолицым и бородатым. У вас мужчины не имеют белых лиц, да и волосы на лице почти не растут, – не сдавался я.

– Кецалькоатль был одним из четырёх братьев, которые родились в начале времён. Это были боги-создатели. Кецалькоатль был белым богом-создателем, Уицилопочтли был синим богом-создателем… А были ещё чёрный и красный боги-создатели. В целом, здесь цвет – это не цвет кожи, а отличительная особенность, символ бога. Это наши боги, это они нас создали, и, конечно же, мы должны быть похожими на них. И на стенах храмов и на рисунках они изображены похожими на нас, только каждый из них имеет отличительный знак – одежду или повязку на лице именно своего цвета. Правда, Кецалькоатль носил ещё и белую маску и отрастил бороду, но для того, чтобы скрыть своё обезображенное лицо… Я молчал. Мир, который Манойя мне слегка приоткрыла, был далеко не примитивным. Конечно, они не знали истинную веру, но называть их из-за этого дикарями было несправедливо… Наши предки – греки и римляне – тоже были многобожниками, а сейчас все они верят в Христа. И, как мне известно, в Италии уже более ста лет образованные люди изучают культуру этих язычников[19], считая их произведения искусства образцом для подражания. С одним из них – Леонардо да Винчи – была знакома и моя бабушка, когда она была молодой и жила во Флоренции, и, как она рассказывала, он написал с неё одну из картин…

– 14 —

Наше путешествие по нагорью продолжилось на следующий день и обошлось без приключений. Мы опять заночевали на постоялом дворе, только на этот раз он был незаброшенным, как предыдущий. Хозяева – пожилая пара и энергичная девочка-помощница – быстро нас накормили и разместили по разным углам в двух помещениях.

Когда все наши спутники задремали (кроме двух караульных на посту), я подошёл к Манойе, она вновь сидела у пылающего очага, который, как и во всех домах туземцев, располагался посередине помещения.

Она приветливо улыбнулась и пошутила:

– Тебя заинтересовали наши боги? Хочешь стать последователем кого-то из них?

– Нет, я верю в истинного Бога, Он – один-единственный. И Он не требует человеческих жертвоприношений – эти дьявольские ритуалы для меня омерзительны. Разве Бог, настоящий Бог, может такое придумать? Это может идти только от дьявола.

– Я тоже против человеческих жертвоприношений, – вдруг неожиданно заявила девушка. – Я последовательница культа Кецалькоатля, бога знаний. Однажды, много-много лет назад, он правил в городе Толлане[20] и многому научил людей: научил разводить маис, строить дома, изобрёл письменность, календарь, запретил войны и человеческие жертвоприношения. Он говорил, что люди должны больше заниматься физическим трудом и изучать науки. Он запретил пьянство и придумал законы, а вместо человеческих жертвоприношений он приносил в жертву бабочек и колибри. А когда нужна была человеческая кровь, чтобы солнце не погрузилось в вечную тьму, то он сам себе наносил раны шипами агавы, и проливалась его кровь. Он вместо нас страдал… Когда мне рассказывали о вашем боге, Иисусе Христе, то я подумала, что эти два бога похожи друг на друга…

– Бог один и нет других, – сразу уточнил я.

– А падре Ольмедо говорил, что Иисус Христос – это Бог Сын, и что есть ещё Бог Отец и Святой Дух. Выходит, у вас три бога-создателя. А у нас их четыре.

– Падре либо плохо объяснял, либо ты чего-то напутала. Бог один, но существует в трёх лицах: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой. Все эти лица есть суть одного Бога.

Манойя задумалась. Меня же заинтересовала судьба их праведника Кецалькоатля.

– Расскажи, а что было дальше в городе Толлане? И где он находится?

– Толлан? – переспросила девушка. – Он расположен к северу от Чолулы. А Кецалькоатль пострадал от брата Тескатлипоки.

Видя на моём лице недоумение, она стала объяснять:

– Вчера я говорила о четырёх богах-создателях. Одним из них и был Тескатлипока – бог ночи. Это чёрный бог-создатель. Последователи его культа покрывают всё своё тело чёрной краской, а на лице у них жёлтая полоска ткани… Когда я первый раз увидела негров в Веракрусе, то подумала, что они из храма этого бога.

– И как же Кецалькоатль пострадал от своего брата?

– Тескатлипока был недоволен, что его брат запретил человеческие жертвоприношения. Так же Кецалькоатль проводил миролюбивую политику с соседями. Не стало войн, а, следовательно, не стало пленных, которых и приносили в жертву. А бабочки и колибри в качестве жертв, вместо человеческих, воспринимались многими как насмешка. У Тескатлипоки было много сторонников среди жрецов и военной знати. Они жили за счёт войн и жертвоприношений, а в итоге их не стало. Они были недовольны и хотели вернуть старые порядки. И вот однажды Кецалькоатль сильно заболел и Тескатлипока предложил ему напиток из лечебных трав, который, как он обещал, не только вылечил бы его от болезни, но и вернул бы ему молодость… Однако напитком оказался «пульке»…

– Что? Пульке? Где-то я уже слышал это слово.

– Это напиток, который одурманивает. Он похож на ваше вино, только делается из агавы, – объяснила Манойя. – Опьянев, Кецалькоатль вёл себя недостойно. Но, главное, он нарушил собственный закон, запрещающий пьянство, и это все видели, и ещё он обидел сестру. Когда наутро Кецалькоатль пришёл в себя, то ужаснулся содеянному. Он приказал построить каменный сундук, где сам себя и сжёг. Вернее, сжёг своё человеческое тело, а его божественное тело улетело на восток. Но на прощание он обещал вернуться…

– О каком таком «божественном теле» ты говоришь?

– Кецалькоатль переводится как «крылатый змей» или «пернатый змей» – это и есть его божественное тело, в котором он пребывает и сейчас.

– Это – дракон, по-нашему? – предположил я.

– Я не знаю, что это слово означает. Кецалькоатль – это очень большой змей с крыльями за головой, и он улетел на восток.

– 15 —

На следующем ночном привале я вновь подсел к Манойе. Меня сильно заинтересовала жизнь и вера ацтеков. Я открыл в себе тягу к неведомым доселе знаниям об этих туземцах. Мне хотелось больше о них знать – это было захватывающе интересно, словно тебе рассказывают истории об эльфах и гномах, драконах и волшебниках, что и делала моя бабушка, когда я был маленьким.