Читать онлайн Стратификация

Пролог

Люди на протяжении всей своей истории делали попытки собственной стратификации по тому или иному признаку. Имеющие высокий социальный статус предпочитали закрытые клубы, мигранты, как правило, селились в кварталы по национальному признаку, по всюду создавались кружки по интересам, по возрасту и по гендеру. Кроме того, человечество не покидала идея отделить «зёрна» от «плевел». Задача затруднялась сложностью идентификации человека по его склонности к добру и злу, а также неоднозначностью понимания доброго и злого как философских категорий. Но с развитием имитационного моделирование это удалось. Благодаря продвинутой топографии стало возможно просвечивать неокортекс, поля и подполя головного мозга, оценивая степень социализации, агрессии, творческих способностей. И мир стал другим.

Людей начали расселять по территориям в зависимости от результатов их тестирования, которое проводилось по достижению восемнадцатилетнего возраста. В тех случаях, когда ребёнка надлежало расселить в группу в большей степени склонной к насилию и обману, чем та, где он вырос – в более низшую страту – то, чтобы с ним не расставаться родители могли переселиться вместе с ним. Любому дозволялось переселяться и даже посещать более низшие страты, но чтобы вернуться назад надо было снова пройти тестирование. Более того, места в органах управления заполнялись преимущественно жителями высоких страт. Это позволило в разы снизить коррупцию и повысить эффективность административной работы.

Стратификация была выгодна и экономически, с позиции более полного удовлетворения потребностей. Управление в стратах с меньшей склонностью к насилию экономило на финансировании органов правопорядка, судебных инстанций и тюрем, позволяло больше инвестировать в культуру и территориальное благоустройство. При этом, расселение более моральных страт осуществлялось в более благоприятные природно-климатические зоны.

Административное деление России было пересмотрено в соответствии с уровнями стратификации. Официальные названия территорий были отстранённо-толерантными, включающими направления сторон света и климатические условия, но суть их содержания с чьей-то лёгкой руки быстро распространилось, закрепившись в умах и на языках.

Страта М. Моралисты. В эту группу попадали люди, по результатам тестирования показавшие наименьшую склонность к насилию и обману. Примечательно, что среди них не преобладала ни национальная, ни гендерная группа. Именно из этой страты пополнялись государственные управленцы. Территория, отведённая для страты М пролегала вдоль южных морей.

Страта Т. Творческие личности. Они, по сути, приравнивались к страте М, хотя без творческого потенциала многие из них могли бы быть распределены на территорию страты З и Р. Перемещения между стратами М и Т осуществлялось свободно, для возвращения в страту М не требовалось дополнительного тестирования. Территория страты Т примыкало к страте М и охватывало преимущественно Черноземье.

Страта З. Законопослушные. Селились в центральной части и на Северо-Западе. Замыкали привилегированные страты. Законопослушных также рассматривали при замещении управляющих должностей, но предпочтение отдавали «моралистам».

Страта Р. Равнодушные. Таких оказалось большинство. Их селили на Востоке. По сути, они были серединой между добропорядочными гражданами и негодяями. Благоустройство городов значительно уступало высшим стратам, но было гораздо лучше, чем в низших.

Страта Л. Лгуны. Сюда попадали граждане, склонные ко лжи. Страта Л располагалась в пустынях и полупустынях.

Страта Н. Негодяи. К этой категории относили лиц, которые по результатам тестирования для личной выгоды были готовы на всякие низости и мерзости. Их страта располагалась глубоко за полярным кругом, преимущественно – в Арктической пустыне.

Страта С. Садисты. Жители этой страты проживали на островах, что объяснялось меньшей вероятностью побега по сравнению с жителями континента. Помимо потенциальных садистов страту пополняли граждане, совершившие насильственные деяния, находясь в прочих стратах. Жители С могли переехать в другую страту только по результатам тестирования, пройти которое можно было строго в установленное время раз в год. Но переезд из страты С был редкостью, обычно результаты тестирования не менялись.

Глава 1. Верхняя страта

«О счастье мы всегда лишь вспоминаем.

А счастье всюду. Может быть, оно —

Вот этот сад осенний за сараем

И чистый воздух, льющийся в окно».

(И.А. Бунин)

Было раннее летнее утро, солнце только поднималось над горизонтом Чёрного моря, освещая покачивающуюся гладь синих вод. Тёплый бриз разносил запах йода и свежести. Двое молодых людей сидели на пустынном пляже. Один из них рисовал, второй смотрел на небо. У того, который рисовал были тёмно-каштановые вьющиеся волосы почти доходившие до плеч, шейный платок, завязанный с обманчивой небрежностью и цветастая рубашка, что выдавало в нём наличие чувства вкуса и склонность к экстравагантности. Второй – блондин, подстриженный в стиле экзекьютив; на нём были светлые одежды, гармонирующие с серо-голубыми мечтательными глазами.

– Вглядываюсь в морскую гладь и всё больше чувствами уподобляюсь великому Айвазовскому. Море. Оно может быть таким разным, но всякий раз безупречно красиво, – произнёс художник, смешивая на палитре изумрудную и синюю краски.

– А я бы рисовал небо, одно небо. То безоблачное, то грозовое, то с молочными кустистыми облаками, то прорезаемое предрассветными лучами пробуждающегося светила. – отозвался второй. – Был бы Айвазовским но только по небесной тематике, если бы только умел рисовать как ты, Кирилл.

Темноволосый опустил голову к палитре, но было заметно как самодовольно дёрнулись уголки его губ. Любитель неба относился к страте Моралистов – самой высокой из трёх высших страт. И хотя Творческие по закону были приравнены к Моралистам и могли свободно, не проходя тестирование, перемещаться из кластера Т в кластер М, воспринимали их не так, чуть хуже. Когда же друг искренне восторгался, а может и завидовал положению художника, самолюбие Кирилла при этом всякий раз приятно удовлетворялось.

– А ты поупражняйся, может и научишься, будешь губернатором с хобби, – отозвался темноволосый.

– Каким губернатором, друг? Я не стремлюсь к чинам, мне по нраву то, что делаешь ты, следуя порыву души, – искренне изумился блондин.

Кирилл слегка скривился.

– Ага, порыву души, ядрёна вошь. Роман, ты же знаешь, что раз в семь лет я должен «показать результат», дабы избежать волнительной и непредсказуемой, во всех отношениях процедуры повторного тестирования.

Обязанность жителей Т, которые за семь лет не выиграли ни одного творческого конкурса проходить повторное тестирование Роману было прекрасно известно и волновался он за друга едва ли не меньше чем тот.

– Ты очень талантливый, ну конечно, ты выиграешь какой-нибудь конкурс.

Кирилл не стал продолжать разговор, сосредоточившись на придании холсту нужного образа. Роман тоже молчал, то ли не желая мешать другу, то ли погрузившись в собственные размышления и добрую половину часа только крики чаек и шум волн наполняли звуками пустынный пляж.

Наконец, пейзаж был закончен. Насладившись неподдельным восхищением друга, Кирилл сказал:

– Чтобы занять призовое место этого недостаточно. Я собираюсь сверху покрыть картину люминесцентной краской. Вернее, наложу поверх другую картину, изобразив море ночью, тёмное, без световой дорожки восходящего солнца, и получится, что при свете – картина одна, а в темноте – уже другая.

– Отличная идея, будет потрясающе, – подбодрил друга Роман.

– Да, вот только уже несколько лет подряд первые места занимают картины из воды и света. Долбаная эбру! Никогда не любил эту технику. Вот, взгляни на мою палитру, несколько капель воды и на тебе – шедевр для музея, тьфу! Сейчас в моде флюид арт, а не пейзажи. Скажи, стоит ли десять лет учиться рисовать, если достаточно измазать задницу в краске и поёрзать по холсту? Сегодня, Роман, мода не на искусство, а на остроумие. Чёрный квадрат Малевича, композиция Джона Кейджа «четыре целых тридцать три сотых» без слов и музыки – это не искусство, это остроумие. Но стоит кому-нибудь тявкнуть про халтуру, так толпа интеллигентных говнюков, строящих из себя истинных ценителей, заплюют с головы до ног. Это как в сказке про «голого короля», когда все смотрят на нагого мужика, но делают вид, что видят на нём шедевральное платье.

Кирилл зашёл по колено в море и смыл краску с палитры.

– А световая живопись, – кипел художник, – что это, ядрёна вошь, вообще такое! Солнце и луна – вот единственные истинные творцы световой живописи! Если человек не может сделать что-то лучше природы, так лучше этого и не делать! А какой же это маразм выбривать траву и цветы! Благо наши две страты отказались от стрижки газонов.

– Так когда конкурс, на котором ты представишь морской пейзаж?

Ответить Кирилл не успел, поскольку разговор прервал подбежавший к ним человек, отчаянно размахивающий кожаным бумажником.

– Парни, вот, кто-то из вас забыл на пляже, наверно, – с трудом переводя дыхание проговорил мужчина, на его рубашке проступали пятна пота.

– Да, это мой, премного благодарен, – признал Кирилл, принимая из рук незнакомца бумажник.

– Не за что, хорошего утра, – продолжая тяжело дышать ответил мужчина.

– Вот за это я и люблю вас, моралистов, – улыбнулся Кирилл, когда они отошли подальше. – Будь мы, например, в страте З, мужик бумажник бы вернул, не сомневаюсь, но при этом дал бы часовое поучающее напутствие и не бежал бы за нами стометровку, а отнёс в первое попавшееся отделение. А в низших стратах не только что потеряли не вернут, но и что есть вытащат.

– Мне кажется, ты предосудителен, – мягко возразил Роман. – Ведь многие люди остаются в низших стратах просто чтобы быть со своими близкими. Или, быть может их предки долгие годы жили в тех местах, которые отвели под низшие страты, ведь когда стали выделять кластеры, много народа отказалось от более лучших условий, ради того, чтобы остаться там, где они родились.

– Не исправимый Моралист, разве человек откажется от более просторного жилья с видом на море, более высокого заработка и более лучших возможностей? Ну, например, жил человек на Сахалине. Вдруг началось Великое расселение по стратам и его определили к Моралистам. Останется ли он в страте С?

– Может и останется, всё зависит от обстоятельств. Я понял к чему ты клонишь: идея стратификации не идеальна, как и всё человеческое.

– Нет, нет, как раз – нет. – замахал руками Кирилл. – Идея стратификация – лучшее, что придумало человечество за последние десятилетия. Ты можешь жить там, где живут такие же как ты. Если ты добропорядочный человек, то не стоит бояться, что тебя ограбят, украдут бумажник, изобьют какие-нибудь отморозки. Тебе комфортно и безопасно.

– А что насчёт того, что в страте С не все садисты, а в страте Н – не все негодяи? – продолжал протестовать Роман.

– Конечно не все, – согласился Кирилл, – но – большинство. И живя там, ты не питаешь иллюзий на счёт соседей, не глупишь и не лезешь на рожон.

– Может ты и прав.

Ни говоря друг другу больше ни слова, друзья направились к контрольно-пропускному пункту в страту Творческих. На КПП было установлено оборудование для диагностики, но для жителей страты Т оно не требовалось – те могли свободно перемещаться в страту М и обратно. Роман вспомнил своё первое тестирование. Обязательное семилетнее тестирование предусматривалось единственно для страты Т. Когда пять лет назад Роман пришёл на тестирование, то ожидал, что будет отвечать на вопросы, выбирая тот или иной вариант ответа или же – что придёт человек, который с ним побеседует. Но вместо этого ему сделали топографию, а потом к его голове прицепили электромагнитные присоски и посадили перед экраном с меняющимися картинками. Мозг проходил тестирование без сознательного участия хозяина. Как и его родителей Романа идентифицировали как гражданина страты М.

Проводив друга до контрольно-пропускного пункта страты Т, Роман пошёл к своему дому – небольшому бунгало с видом на морское побережье. Он мог бы воспользоваться общественным транспортом, велосипедом или самокатом, но решил пройтись пешком. Пешая прогулка позволяла ему погрузиться в собственные мысли и являлась своеобразным источником вдохновения. Он шёл босиком по мягкой траве, неся сандалии в руках. По дороге Роман остановился возле «поющего» фонтана и выпил стакан бесплатной подслащённой лимонной воды, которую выдал установленный поблизости автомат. Такого рода автоматы казались новшеством всего восемь лет назад. Но, как и ко всему хорошему, люди к этому быстро к этому привыкли.

Проходя по улицам Роман встречал дружелюбно улыбающихся людей, некоторые, из них останавливались и заводили разговор, спрашивали про успехи и родителей.

Небольшой бунгало со стеклянными стенами, в котором проживал Роман, практически никогда не запирался на ключ. Просто в этом не было необходимости – преступления с проникновением на чужую территорию в страте М случались крайне редко, такие случаи были из ряда вон выходящими. Если кто-то несанкционированно проникал в страту М из нижестоящих страт, полицейские предупреждали жителей и те запирали дверь на ключ. Изредка случалось, что происходили кражи жителями страты Т. Последний такой случай произошёл два года назад. Преступника отправили в страту Н без права тестирования в течении семи лет. А другой, предыдущий вор ударил хозяина обворовываемого дома и его сослали в страту С без права тестирования в ближайшие пятнадцать лет. Тюрем в страте М, как и в стратах Т и З не было. Преступников отправляли в другие страты, а в случае серьёзных правонарушений, таких как причинение вреда здоровью средней тяжести и тяжких – преступников отправляли не просто в другие страты, а отдавали под суд, где в дальнейшем определяли меру наказания.

Остаток дня Роман провёл за книгами. Он обожал книги, особенно напечатанные и особенно взятые в библиотеке. В отличие от электронных, печатные экземпляры были в некотором роде уникальными, имели свою историю. Пятнышко, загнутый лист, запах – всё говорило о том, что кто-то ещё читал их, просматривал, погружался в мир идей. А новые книги, с запахом свежей типографской краски, позволяли оставлять свой первый след, задавать начало истории.

Ещё Роман любил дождь. Даже в те моменты когда небесная вода заставала его врасплох и делала мокрым до нитки. В этот вечер тоже шёл дождь. Увесистые капли до поздней ночи барабанили по крыше.

«Интересно, а сколько людей в нижних стратах любят дождь, книги и гулять босиком?» – задал себе Роман вопрос без ответа.

Глава 2. Источник вдохновения

«В природе противоположные причины часто производят одинаковые действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от излишней езды»

(М.Ю. Лермонтов)

Прошло восемнадцать дней. Кирилл снова приехал в страту Моралистов и после посещения родителей пришёл на встречу с другом. Они сидели на том же самом месте на пляже. Художник был явно не в духе, он то и дело дергал себя за волосы и жевал нижнюю губу.

– Снова ничего… ничего… – процедил творческий сквозь зубы.

Роман придвинулся к нему и хотел было ободряюще похлопать друга по плечу, но тот жестом дал понять, чтобы его не трогали.

– Угадаешь чему они присудили первое место, а? – Глаза Кирилла сверкнули злым огоньком и не дожидаясь ответа он сказал сам. – Эбру! Мать его, эбру! Неоновый дракончик на воде, который с первого взгляда больше напоминает бензин в луже.

– Друг… – попытался вставить Роман, но не тут-то было.

– А второе место? Ну? Эбру, снова долбанное эбру! Веточка рябины. Зачем им моё море днём и ночью на одном холсте? Это как метать бисер перед свиньями. В следующий раз сделаю картину за пару секунд – помочусь в тазик с водой и будет эбру на тему «солнечный свет в колодце»!

– И даже не третье место? – сочувственно уточнил Роман.

Тут Кирилл его услышал. «Даже не третье место» звучало как-то издевательски и больше вписывалось в саркастический монолог Кирилла, чем походило на слова утешения. Художник, до этого смотревший в даль невидящим взглядом, повернулся лицом к Роману и вперился в того глазами, в которых читалась крайняя степень раздражения.

– Нет, не третье, ядрёна вошь. Медь отдали ушному слонику из зубной пасты. Чел наносил зубную пасту на своё ухо и рисовал слоника.

– Ух ты, – искренне поразился Роман. – А ухо осталось при нём или он… как Ван Гог.

– Он не как Ван Гог! – взорвался Кирилл. – Ван Гог был гением, а этот просто нарисовал долбанного слоника своим грязным ухом!

Роман замолчал, понимая, что другу надо дать остыть.

– Мне нужно вдохновение, ядрёна вошь. И нужно срочно. – Кирилл тяжело вздохнул и снова отвернулся к морю. Если в страте Т кто-то от восемнадцати до шестидесяти на протяжении семи лет ни занимает призового места, его заставляют пройти тестирование. И если оно не выявит во мне достаточной творческой искры, то… Я уж кто-кто, но точно не моралист.

– Не переживай, друг, мы что-нибудь придумаем. Вместе.

– Я уже придумал, – Кирилл снова повернулся к Роману. – Поеду в нижние страты. За вдохновением.

– Что? Это… – Роман растерялся. – Это – не лучшая идея.

– Это – единственная идея, которая может сработать, знаешь ли. Конкурсы проводятся каждый квартал. Если вспомнить, что серебро я получил шесть лет назад, когда мне было шестнадцать и пройдя досрочно идентификацию, обнаружилось, что в отличие от родителей моралистов я одарён не моралью, но искрой таланта, то у меня остаётся один год. Год до второго принудительного тестирования. Есть ещё вариант переквалифицироваться в танцора, музыканта или писателя, но боюсь рисовать у меня выходит лучше, чем танцевать, петь или писать.

– Кирилл, Кирилл, послушай меня. Если ты въедешь на нижние страты, то чтобы вернуться обратно тебе всё равно надо тестироваться.

– Да, но как творческий мне достаточно идентифицироваться не ниже равнодушного. То есть не быть лгуном, негодяем или садистом. Неужели ты в меня настолько не веришь?

Роман не ответил, понимая, что сумасшедший замысел друга не лишён рационального зерна. Допустим он законопослушный или равнодушный. Так как Кирилл принадлежит страте Т, из нижних страт он в эту страту Т и вернётся. Но если пройдёт год, и Кирилл себя не проявит творчески – то есть ни разу не займёт призового места, а тест покажет результат ниже моралиста, то входа в страту М ему больше не видать.

– И в какую страту ты собираешься?

Кирилл самодовольно улыбнулся – друг принял его намерение, а значит план не так и безумен.

– Н. Всегда хотел побывать за полярным кругом. Отдохну от вечного лета.

– Негодяев! – почти вскричал Роман. – Я-то думал самое большое – отправишься к равнодушным.

– Хм, – самодовольно ухмыльнулся Кирилл, – не ты ли меня убеждал, что не все садисты в страте Садистов, не все лгуны в страте Лгунов и не все негодяи в страте Негодяев? К тому же я сказал, мне нужна творческая подпитка, которую мне обеспечат свежие ощущения и выброс адреналина. Я бы и в страту С отправился, но предпочитаю снег и передвижение по континенту.

– А что тебя в собственной страте не вдохновляет? Там на каждом шагу – искусство, даже запахи – искусство. Пантомимы через каждые сто метров.

– Ты немного преувеличиваешь и – нет, собственная страта меня не вдохновляет. И твоя тоже. Мне нужно почувствовать что-то непривлекательное, отталкивающее, чтобы муза меня одарила идеей на призовое место. Вспомни сколько великих создали свои лучшие произведения, насмотревшись на чужие страдания и настрадавшись сами. Иван Мясоедов, Ричард Дадд, Михаил Врубель, Рокуэлл Кент, Зинаида Серебрякова в конце концов!

– Если хочешь, я поеду с тобой. Летом мне всё равно нечем заняться.

Кирилл внимательно посмотрел в серо-голубые глаза друга. Потом резко отвернулся.

– Нет надобности. Но, спасибо, наверное, за готовность. Учту.

– И когда ты уедешь в Н. И куда?

Кирилл ответил не сразу. Очевидно, он ещё не обдумал детали грядущего путешествия.

– Послезавтра, думаю. В Мурманск – административный центр страты. Всегда хотел там побывать и покататься на лыжах. Говорят, там есть подъёмники.

– Ты не передумаешь?

– Не-а, уже решил.

– А насчёт меня? Может составить компанию?

– Не-а. Звонить не буду. И ты мне не звони без необходимости, это испортит атмосферу. Зато я буду тебе писать. Только не электронные письма – в них, как бы сказать, нет души. Просто буквы, напечатанные одним из предлагаемых шрифтов. Никакого тебе нажима, особого наклона, клякс, сердечек над «ё».

– Разве ты пишешь сердечки над «ё»?

– Не-а. Это я образно. В общем буду писать рукописные письма. Идти они будут долго. Зато обещаю писать каждую неделю.

Глава 3. Приглашение

Мы прощались как во сне.

Я сказала: «Жду»

Он, смеясь, ответил мне:

«Встретимся в аду».

(А.А. Ахматова)

Кирилл сдержал слово. Письма приходили каждую неделю.

Его первое письмо Роман перечитал двенадцать раз и всякий раз его охватывали самые разные чувства, наиболее сильным из которых было любопытство.

«Пишу тебе из сердца Арктики, ядрёна вошь. Именно так я хотел начать, когда приеду, но, тьфу, я разочарован. Никакого снега, даже крошечной снежинки. Жара под тридцать градусов, горы и море. Первое впечатление, что меня завезли в М, только с другой стороны. Хотя вру, отличия есть и весьма существенные.

Во первых, здесь никто прохожим не улыбается, лица у всех угрюмо-тоскливые.

Во вторых, гулять здесь можно только не отрывая глаз от дороги – повсюду собачьи фекалии. Собаководы даже не заморачиваются, чтобы отводить животных куда-нибудь в кусты, ни говоря о том, чтобы подбирать за ними отходы жизнедеятельности.

В-третьих, тут куча машин. Чистый от бензопирена воздух только в моих воспоминаниях и твоей реальности. Вы, моралисты, уже давно отказались от транспорта, загрязняющего окружающую среду, а эти – … негодяи, одним словом. А ещё они паркуются прямо на тротуарах. Приходится под нецензурную брань водителей ходить по обочине.

В-четвёртых, с растительностью здесь борются с завидным упорством. Как только появляется цветок или травинка её тут же уничтожают. Ну, наверное, чтобы страта Н сказкой не казалось.

В-пятых, название страта Негодяев вполне себя оправдывает. Чуть зазеваешься и рюкзак порезан. Почти каждый встречный пытался меня надуть и облапошить. Но я не так прост, не волнуйся за меня.

В-шестых, ну это – хорошее: здесь всегда светло. Даже ночью ясно как днём. Я вот подумал, если бы сюда завести моралистов, а этих вытурить куда-нибудь подальше к Северному Полюсу, город стал бы просто прекрасным. Эх, зря тут поселили граждан Н.

Вот это мои первые впечатления. До следующего письма, друг».

Второе письмо для Романа оказалось не менее захватывающим.

«Сегодня я побывал у озера. Ездил на автобусе. Не представлял, что здесь чуть ли не дерутся за сидячие места. Никто не уступает инвалидам и женщинам с детьми. Сложно представить, чтобы такое было в верхних стратах.

У нас в страте Т, некоторые вейпят. А здесь многие не то что вейпят, а выпускаю едкий табачный дым. Они делают это прямо на улице никак не заботясь о лёгких тех, кто рядом. Один Негодяй (во всех смыслах) прожёг сигаретой моё кашемировое пальто. А сегодня видел женщину с грудным ребёнком, которая дымила как паровоз. Неужели она не знает, что вредит ребёнку?

Так вот, к озеру. Кстати, озёр в Мурманске много и все они прекрасные творения! Если бы не люди, до чего красив был бы город. Я увидел много диковинных птиц и растений. Сладкие ягодки, растущие из земли и напоминающие малину зовутся морошкой. Кисленькие ярко-красные ягоды называются брусникой. Дают прекрасный аромат чаю. Ещё тут растёт голубика и черника – внешне очень похожие друг на друга. Вдалеке от поселений очень красиво от обилия трав и цветов. Например, Кипрей, то есть Иван чай, имеет удивительное соцветие от синего до фиолетового оттенка. Думается он мог бы расти и у обочин, услаждая взгляд прохожих и снижая задымленность выхлопными газами, если бы там не уничтожали всю растительность. В общем природа здесь удивительна, вот только люди всё портят.

Когда возвращался назад, то увидел сбитое животное. Мне стало не по себе. Такое жуткое зрелище. Но я в общем-то и приехал за новыми впечатлениями, так что… Кстати, я снял квартиру в малоэтажке. Мусор здесь выбрасывают прямо под окнами. Вонючая куча выросла почти до второго этажа».

После того как Роман прочитал третье письмо, то долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, то накрывался одеялом, то скидывал его. Он смог погрузиться в сон только после того, как на ключ закрыл входную дверь. Впервые за долгие годы.

«Я уже писал, что снимаю квартиру в двухэтажке. На этаже напротив живёт парень, у которого вместо стекла в окно вставлена подушка, в двери нет замка и к нему постоянно приходят шумные друзья. Под окном и на лестнице валяются шприцы. Моя квартира (ту которую снимаю) получше – по крайней мере в окнах есть стёкла, а дверь запирается на щеколду, но клопы и тараканы минимизируют преимущество. Пару раз ко мне рвались друзья моего соседа, но я им не открыл.

Этой ночью не спал. Под окнами веселилась компания, бомбила музыка, кто-то раскатисто гоготал. Затем послышались женские крики. Минут пятнадцать. А потом всё стихло, компания разошлась, а крики перешли в рыдания. Не громкие рыдания, но не стихающие до самого утра. Не знаю, что там произошло и, наверное, не хочу знать».

В четвёртом письме Кирилл наконец признал, что почти нашёл вдохновение.

«Сегодня я встретил троих бездомных, двое из которых запали в душу. Не думай, на самом деле здесь куча бездомных (что не мыслимо для верхних страт), просто контакт (зрительный, не подумай чего лишнего) у меня сегодня был только с тремя.

Первую я увидел, когда шёл по улице в пять утра. Здесь, как я уже писал удивительные белые ночи, и я иногда прогуливаюсь ранним утром. Она лежала на лавке. Голая. На вид не более тридцати. Блондинка. Вся в ссадинах. Думаю именно этой ночью она лишилась одежды. У неё был померкший взгляд. И она посмотрела, но не на меня, а сквозь меня. И я ощутил частичку этой болезненной безнадёжности, от которой хотелось сбежать обратно и забыть всё, что я видел, но я пошёл дальше.

Вторым был пожилой мужчина без ног. Но удивительно то, что его привёз на машине какой-то крепкий амбал. Он что-то сказал старику, видимо дал указание, после чего калека начал выклянчивать деньги. Интересно, он все вырученные средства отдаёт амбалу или только часть?

Третьей была женщина. Пожилая и худая как узник Бухенвальда – кости, обтянутые плотью. На ней был тёмно-синий плащ и галоши, хотя температура стояла под тридцать с плюсом. Но то, что меня привлекло – это то как она держалась – гордо, с достоинством которого казалось у неё не должно быть. Мы посмотрели друг на друга. Не забуду её увлажнённые глаза полные страдания. Ещё никто во мне не вызывал такой жалости. Я хотел отдать ей все деньги, которые были с собой, но испугался обидеть, унизить её достоинство, того что она не возьмёт.

Вернувшись туда, где я остановился, несмотря на вопли, доносящиеся из соседней двери я начал рисовать. Я рисовал сутки напролёт. Рисовал её глаза.

Думаю я увидел и почувствовал то, ради чего приезжал и хочу уехать обратно. Если картина получится, то в следующем письме я укажу дату приезда. Встречай».

Пятое письмо пришло раньше, чем через неделю. Роман, на всякий случай, ежедневно проверял почтовый ящик, ожидая ещё одну весточку от друга. Обнаружив долгожданный конверт, Роман тут же вскрыл его. Но в отличие от предыдущих писем, Кириллом было написано всего несколько строк. Но таких строк, от которых парня пробрал лёгкий озноб.

«Буду краток: я влип по полной. Приезжай, если можешь и побыстрее. Твой друг, Кирилл».

Роман ни на секунду не раздумывал ехать ему или нет. Он в течение первых двух минут после прочтения письма оформил заявку на поезд и ещё через минуту получил подтверждение. Молодой человек был в дружеских отношениях со многими людьми, но Кирилла считал своим лучшим другом. Они были знакомы ещё с детского сада, но крепкая дружба родилась шестнадцатого февраля, когда оба они учились во втором классе начальной школы. В тот день их отпустили на два урока раньше, и Кирилл подкравшись бросил в Романа снежком из липкого снега. Мальчишки начали играть и доигрались до позднего вечера забыв обо всём – о доме, о голоде, о недоделанных уроках. Сугробы в южном крае даже зимой были редкостью, и дети веселились от души.

На следующий день и Роман, и Кирилл слегли с простудой. Но они не переставали общаться друг с другом, что было возможно благодаря интернету, сетевому покрытию и ноутбуку. Ребята переписывались, вместе проходили адвенчуры и платформеры, отсылали друг другу смешные видео и вскоре стали неразлучными друзьями. У них были свои так называемые фишки, одним из них было называть друг друга полными именами. А ещё они торжественно обещали друг другу не ссориться дольше пяти дней, не играть в платформеры с девчонками и делиться жевательным мармеладом. С тех пор Роман жёстко придерживался правил и всегда оставлял другу половину своих мармеладных конфет. Его крайне расстроило, что продолжать учёбу они будут в разных университетах и даже в разных стратах, но это не помешало друзьям встречаться в реальном и виртуальном мире и вместе проводить время когда это было возможно.

И теперь, когда Кирилл прямо писал, что оказался в опасности, Роман был готов на всё возможное для помощи другу.

– Вашу карту, пожалуйста, – проворковала улыбчивая диспетчер на платформе.

Роман протянул свою дорожную карту. Несколько месяцев назад было принято законодательное решение перевести дорожные карты в виртуальный формат, но бета версия платформы лажала и требовала всё новых доработок. Пластиковый формат карты хоть и обходился дороже в обслуживании для городского бюджета, но вполне устраивал пользователей. Дорожная карта заменяла посадочные талоны на железнодорожный, морской и авиатранспорт, являясь неким универсальным билетом на поездки дальнего следования.

Диспетчер считала сканером штрих код карты и разрешила посадку на поезд.

Роман с небольшим чемоданчиком, в котором хранились личные вещи, ноутбук, несколько бутылок воды, ланчбокс с сыром и две пачки жевательного мармелада, шагнул с перрона в вагон поезда. Пока он дошёл до своего места насчитал троих человек. Впрочем, все трое следовали в страту Т.

Моралист облокотился на мягкую спинку сидения и погрузился в созерцание панорамы за окном. Спустя полчаса прекрасный естественный природный ландшафт, наполняющий сердце надеждой и умиротворением сменился диковинными шедеврами природного дизайна, подчас принимающие причудливые формы: куст роз в форме фламинго, замок на траве из бархатцев и цветного гравия, лавки в виде исполинских листьев, скульптурные сооружения из самых разных материалов. Страта Т. Как только поезд затормозил, спутники Романа вышли, окинув его непонимающим взглядом – редко кто по своей воли путешествовал дальше страты Т.

Когда двери закрылись и поезд тронулся, Роман понял, что он – единственный пассажир в вагоне. Но это его не смущало. Он приник к окну наслаждаясь творениями Творческих, ощущая в душе сожаление о том, что сам не наделён даром тонко чувствовать и творить. Поездка до страты законопослушных заняла чуть более трёх часов. Как только ландшафтные изваяния сменились на скошенные поля стало ясно – страта Т закончилась. Роман отвернулся от окна, вид однообразной скошенной травы его не вдохновлял. Внутренний голос предосторожности звал его сойти с поезда пока не поздно, но совесть моралиста с лёгкостью приглушила глас рассудка.

На остановке в поезд зашли четверо людей: двое уполномоченных стража правопорядка с двоими, по всей видимости, конвоируемыми. Одна такая пара проследовала к месту, где сидел Роман. Уполномоченный, упитанный мужчина с небольшой растительностью на лице, одетый в форму Росгвардии, вёл за собой жилистого бородатого мужчину со связанными руками.

– Не против, если мы тут присядем? – Спросил он с любопытством оглядывая Романа.

– Конечно нет, – улыбнулся тот.

Уполномоченный слегка кивнул, усадил конвоируемого у окна напротив моралиста, а сам сел рядом.

Роману дико хотелось как следует рассмотреть депортируемого, но он, считая это неприличным, ограничился лишь косвенным беглым взглядом.

– Мы едим в страту лгунов, – начал разговор уполномоченный.

– А я дальше, в страту Н.

Уполномоченный присвистнул.

– У тебя там родственники? Девушка? – попробовал он угадать.

– Друг, – ответил Роман. И поспешил пояснить для избежание недоразумений. – Друг детства. Он – Творческий, отправился за вдохновением, а теперь попал в беду и попросил приехать на выручку.

– Ну и история, – однобоко улыбнулся конвоир. – А ты что же, тоже – творческий.

– Я – моралист, – ответил Роман и почувствовал нечто напоминающее чувство гордости, которого тут же устыдился.

Уполномоченный издал удивлённый звук, похожий на кряканье и даже депортируемый, до этого демонстрирующий глубокое безразличие повернул голову на Романа, показав серые близко посаженные прищуренные глазки.

– Ты – первый моралист, которого я вижу вживую. – Пояснил конвоир и протянул руку. – Михаил Петрович.

– Роман, – ответил юноша, пожимая протянутую руку.

– И как оно там? В страте М? – поинтересовался Михаил Петрович.

– Потрясающе красиво. По утрам пахнет разнотравьем, по вечерам – морем. Можно вечность смотреть на солнце, поднимающееся над водой, слушать пение птиц и любоваться зелёным лесом.

– Рай на земле, – подытожил конвоир. – А я вот с этим товарищем из законопослушных. Правда, товарищ после своей выходки теперь минимум на десять лет отправится к лгунам. Представляешь, продавал лотерейные билеты по 10 рублей и каждый второй если не первый у него выигрышным оказывался. То тебе – автомобиль, то – холодильник, то – стиральная машинка. Люди радовались. Но вот чтобы получить этот выигрыш, товарищ просил авансом налог заплатить. Многие и заплатили. Вот только выигрыша своего они так и не увидели. А товарищ продолжал жить себе припеваючи, переезжал из одного района в другой, пока его, наконец, не поймали, не осудили и не выдворили.

Товарищ при этих словах снова отвернулся к окну и напустил на себе безразличный вид.

– По мне, так надо бы его сразу к негодяям отправлять. Ну ничего, среди лгунов обживётся, а если снова проявит себя – покатиться в страту Н.

В этот момент провожатый разносил чай.

– Можно, пожалуйста? – Обратился Роман к провожатому, а потом повернулся к собеседнику. – Вам взять, Михаил Петрович? Вам и вашему товарищу?

На лице конвоира отразилась смесь удивления, благодарности и приятного предвкушения.

– Вот это я понимаю, моралист. Спасибо, тебе. Мне возьми, а товарищ обойдётся, итак уже разжился за чужой счёт.

Роман купил две чашки чёрного байхового чая с лимоном. Конвоир оказался особо общительным и после того как в деталях рассказал о своей жизни, перешёл к философии.

– Знаешь, я думаю, что у каждой страты есть своё особенное лицо, своя профессия, кроме, разве что, равнодушных. Вы, моралисты, занимаете все мало-мальски привлекательные управляющие должности. И это, вполне справедливо. Странно было бы, назначать губернатором человека из страты лгунов. Ожидаемо, но всё равно странно. То есть вы, моралисты, – руководители. С творческими тоже всё понятно – это художники, музыканты, литераторы, модельеры. Страта З известна представителями органов правопорядка. Ну само за себя говорит. Я с нежного возраста знал кем буду. Среди лгунов популярны профессии юристов, адвокатов, риелторов, банкиров. Наверно тоже не просто так. Но зато из женщин страты лгунов получаются лучшие жёны. Все это говорят. Вот только чтобы жениться на такой придётся перебираться в страту Л.

– А что насчёт страты Н. Чем она уникальна? – поинтересовался Роман.

– Своими негодяями! – Михаил Петрович неприятно рассмеялся. – Не понимаю я ни тебя, ни твоего друга, который поехал за приключениями на свою пятую точку. Ты, хороший, человек, Роман. Моралист, что тут скажешь. Вот возьми мою визитку – мужчина вытащил из заднего кармана брюк смятое объявление о продаже квартиры и написал на обратной стороне номер телефона. – Вот, возьми, пацан, наберёшь меня как попадёшь в неприятности, а ты в них непременно попадёшь, уж поверь мне.

– Спасибо, – поблагодарил Роман, принимая из рук конвоира смятый листок.

Тот кивнул, мол, принимаю благодарность.

Спал Роман неспокойно. Храп конвоира не позволял забыться, погрузившись в убаюкивающую музыку постукивающих об стыки рельс колёс поезда. «Товарищ», которого отправили на верхнюю полку, то и дело клацал по боковой панели. Время от времени уполномоченный на пару секунд замолкал, а потом принимался храпеть с удвоенной силой.

Роман смог забыться только под утро. Видение было образом из детства. Во сне он был второклассником, играющим в снежки с Кириллом как когда-то давно наяву. Проснувшись, юноша ощутил послевкусие ностальгии, которое не хотел отпускать. Ему не хватало тех мгновений дружбы, которые были в школьные годы. Разные вузы развели их. И несмотря на то, что друзья выкраивали время для общения друг с другом, нечто трогательное, детское и живое с каждым годом ускользало от них.

Пару минут Роман продолжал лежать на узкой койке, стараясь задержать в памяти мгновения безмятежного веселья, улыбаясь своим воображаемым и реальным воспоминаниям. Конвоир всё ещё храпел. «Товарищ» со связанными руками лежал, отвернувшись к стенке. Роман встал, прошёл в конец вагона, умылся, почистил зубы, использовал лосьон, отчего ощутил себя гораздо свежее, а когда вернулся, конвоир с депортируемым уже сидели за раскладным столиком. Ответив на приветствие, Михаил Петрович, попросил приглядеть за «товарищем», пока «отлучиться по необходимости».

Оставшись вдвоём с моралистом, «товарищ» решил заговорить.

– Руки страшно сводит. Ты когда-нибудь спал со связанными руками? Сводит страшно.

– Наверно, это очень неудобно, – согласился Роман.

– А ты и вправду моралист?

– Да.

– Ну и дурак.

Воцарилась минутная тишина. Наконец, Роман решил уточнить.

– Почему?

– Потому что ты не вернёшься.

– Почему вы так решили? Я помогу другу и сразу вернусь.

«Товарищ» прищурился, было похоже, что он насмехается.

– Нижние страты имеют свою волю. Они не отпускают. Они меняют тебя и не отпускают. Ты больше никогда не увидишь ни своего Чёрного моря, ни своего хвойного леса с щебечущими пичужками. Смирись, пацан.

Роман хотел что-то возразить, но заметил приближающего Михаила Петровича.

– Это уже чужая страта, – махнул конвоир рукой в окно, усаживаясь рядом с «товарищем».

Действительно, снопы гниющей травы, куски голой обезображенной земли с разбросанными железными банками и пластиковыми пакетиками. Страта Р, равнодушных.

Когда поезд остановился, в вагон вошли человек десять. У всех были обеспокоено раздражённые лица. За ними проследовали двое конвоиров, толкая перед сбой троих депортируемых.

Из открытой двери повеял холодный воздух.

– Знаешь, территория какой страты самая большая? Страта равнодушных. Их большинство, – озвучил свои размышления Михаил Петрович.

– Чтобы быть рядом с семьёй многие переезжают в нижние страты, – проговорил Роман.

– Что, прости? – Михаил Петрович не ожидал в данный момент каких-то пояснений от Романа.

– Ну, чтобы быть с семьёй. Если по результатам тестирования член семьи определялся в нижнюю страту, другие следуют за ним, чтобы не разлучаться. Так моя тётя переехала в страту Р, после тестирования моей кузины.

– А, ну, да, наверно. – неохотно согласился конвоир. – Но всё равно, равнодушных большинство.

До страты Л поезд добрался к вечеру. Роман тепло простился с Михаилом Петровичем и даже вышел на перрон, чтобы проводить его с «товарищем».

Столбы были обклеены объявлениями, призывающими взять в долг, освободиться от долгов и взыскать долги.

Когда Роман вернулся в свой вагон, то ощутил, как сердце на мгновение сжалось от образовавшейся пустоты. Он остался один на один с гнетущей стратой Л. Почему «гнетущей» Роман не мог дать разумный ответ, но ощущал это кожей, тем что находится вне сознательного и называется предчувствие.

Становилось всё более зябко. Роман поёжился и надел вязаный свитер.

С каждым метром поезд становился всё ближе к «земле Н». За окном сменялись панорамы мелких озёр, болот, скудных лесопосадок. Лежащее на горизонте солнце играло малиновыми лучами. Среди деревьев чаще всего встречались берёзы и лиственницы. Пролетали стаи диковинных для жителей юга птиц. Роман смотрел в окно почти завороженно. В голове пульсировала негожая для моралиста мысль: «почему такую красоту отдали негодяем, им бы больше подошла безжизненная пустыня юго-востока…».

Роман не сомкнул глаз до конечной станции. Мелкие озёрца, по краям покрытые льдинками отливали всем радужным спектром и пленили взор неповторимыми красками. Сопки, видневшиеся вдали сложно было так назвать. Это были целые горы с заснеженными вершинами, подножия которых облачились в мягкие зелёные кроны миллионов деревьев. Была ночь, но солнце будто самовольно отказалось сойти с живого холста этого великолепия. Показался Кольский залив, воды которого вели к Северному ледовитому океану. Баренцево море, такое же как Чёрное, но более холодное, величественное и чистое. По крайней мере именно так тогда воспринял его Роман.

Время приближалось к двум ночи, но за окном не темнело, а, наоборот, светало. Через некоторое время начали мелькать одноэтажные кирпичные и деревянные постройки – хижины. В окнах некоторых таких хижин горел свет – там жили люди. Постепенно постройки становились всё гуще, а их этажность росла. Зачарованный природой Севера Роман не сразу обратил внимание на проводницу, предупредившую его о скором приближении.

Наконец поезд сбросил скорость, затормозив проскользил по рельсам, фыркнул и остановился.

Закинув рюкзак за спину Роман вышел из вагона и спрыгнул с подножки поезда. Воздух был приятно свежим и влажным, ощущался запах лесного массива. Народа на перроне было немного – не более двух десятков человек. Солнце светило так, будто была не глубокая ночь, а только лёгкие сумерки. Огни города – вывесок, зданий, автомобильных фар искрились световой какофонией.

Роман пробежался глазами по толпе в поисках знакомого силуэта, но никого напоминающего Кирилла так и не нашёл. Его взгляд на несколько секунд застопорился на мужчине средних лет сосредоточенно барабанящего ногой по напольному контейнеру для мусора, из которого с каждым ударом что-то выскакивало. Роман так увлёкся этим зрелищем, что вздрогнул от неожиданности, когда к нему обратились.

– Вы ищете… – произнёс подошедший к нему мужчина контратенором.

Роман оглядел незнакомца – невысокого роста, на голову ниже самого Романа, худощавый, с рыжей копной волос и белёсыми бровями, резво переминающийся с ноги на ногу.

– Моего друга, – закончил предложение Роман с вежливой полуулыбкой.

– А, это такой вот молодой человек, – незнакомец сделал жест рукой описывающий рост, сантиметров на 10 выше своего собственного.

– Да, Кирилл, вы его знаете? – оживился Роман.

– Кирилл. Кирилл меня и прислал, – закивал незнакомец, продолжая усердно переступать с одной ноги на другую.

– Где он? Он сказал, что встретил меня на перроне.

– Возникли сложности, – незнакомец в такт своим движениям закачал головой, – Его мусора замели, штраф требуют.

– Кто? – растерялся роман.

Рыжий на секунду оторопел и даже перестал переминаться.

– Ну полицейские, – возобновив маятниковые движения пояснил незнакомец.

– За что? – оторопел Роман.

– За хулиганство. Витрину разбил.

– Кирилл? Разбил витрину?

– Разбил. Так вот, штраф нужен. Я всё улажу. Всё могу уладить. Оплачу куда нужно.

Роман машинально начал снимать рюкзак.

– Десять тысяч, – оживился незнакомец.

– Вы за него заплатите и Кирилла отпустят? – Роман потянулся к заднему карману рюкзака.

– Да, да, отпустят.

Движения незнакомца с ноги на ногу стали более ритмичными, и он почти что потерял равновесие от внезапного резкого толчка в бок.

– Сдрысни, чучело! – Подбежал к ним Кирилл и с размаху ударил обладателя контратенора в область грудины.

Рыжий ретировался с завидной скоростью сухого листа.

– Кирилл! – Расплылся в улыбке Роман, похлопывая друга по плечу.

– Надеюсь, ты ещё не успел передать здешним проходимцам данные своей банковской карты?

На Кирилле была надета чёрная кожаная куртка, из-под которой выглядывала клетчатая фланелевая рубашка.

– Он сказал, что тебя задержали полицейские за хулиганство, – попытался оправдаться Роман, на что Кирилл только усмехнулся.

– Ядрёна вошь, это же негодяи, Ромик, не забывай в какой ты страте.

– «Ромик»? – с улыбкой переспросил Роман, друг его ещё никогда так не называл.

– Знаешь, здесь стрёмно называть приятелей полным именем.

– А тебя как называть? Кирюша?

– Не, – сморщился Кирилл, – лучше не надо. Ладно, погнали в мою горе-квартиру.

Роман шёл то завороженно вглядываясь в величественные рельефы холмов, освещаемые незаходящим солнцем, то с недоумением смотря под ноги, чтобы обойти рытвины, разбросанный на дороге мусор и собачьи экскременты. Они дошли до небольшого двухэтажного здания с изрядно облупившейся грязно коричневой краской, неподалёку возвышалась гора мусора, под которой угадывались очертания мусорного бака. По пути к подъезду Роман чуть было не вляпался в увесистую кучу собачьих (а может и не собачьих) фекалий.

– Это отвратительно, – с брезгливостью выдохнул моралист.

– Красота в глазах смотрящего, – парировал Кирилл.

Дверь подъезда была распахнута, благодаря чему запах мочи ощущался не таким резким. Молодые люди бойко взобрались по лестнице на второй этаж. Дверь, в замочную скважину которой Кирилл вставил ключ была старой деревянной и изрядно покоцанной, но значительно лучшей, чем соседская.

– И тебе здесь нравится? – С нескрываемый изумлением произнёс Роман, заходя внутрь.

– Не мне, моему вдохновению, – с пафосом ответил Кирилл, щёлкнув выключатель коридорного освещения.

В квартире пахло акриловыми красками и огурцовым дезодорантом. Знакомый запах. Так пахло и в доме Кирилла. Стены были украшены пожелтевшими обоими с цветочным орнаментом. Низ стены коридора был заставлен свеженаписанными картинами. Кирилл терпеливо подождал, пока друг внимательно рассмотрит каждую. На них были изображены в основном грязные улочки, а на некоторых – ещё и оборванные люди, ковыряющиеся в мусорных баках. Все картины объединяла мрачная атмосфера безысходности.

– Твой вердикт? – не выдержал Кирилл.

– Картины красивые, но в то же время пугающие и отталкивающие. – Роман говорил медленно, пытаясь правильно подбирать слова. – Отталкивающий колорит, я бы сказал. Но почему ни на одной из них ты не изобразил неповторимую прелесть природы этого северного и в чём-то диковатого края?

– Ядрёна вошь, до того, как приехать в Н я только и делал, что изображал природу. Но комиссия этого не оценила, им всем приелась эта твоя природа. На фоне множества они отмечают не просто красивые творения, а необычные творения. А мерзость Н – это необычно. Необычно для них, которые не выезжали дальше страты Р.

Роман понимающе кивнул.

– Ладно, проходи в комнату, падай на диван, дядя Кирилл поведает тебе о всех здешних мерзопакостях, а завтра мы с тобой наедимся ужасно вредной и аппетитной пищи.

Глав 4. Шестая Страта

«Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься».

(А.С. Пушкин)

Роман долго не мог заснуть. Его переполняли новые впечатления, диван был узким и жёстким, а звуки музыки за стеной слишком громкими. Уснул глубоко за полночь, но по привычке проснулся в половине седьмого утра. Зашедший Кирилл застал его стоящим у окна.

– Только взгляни на эту красоту, – не оборачиваясь проговорил Роман.

Кирилл нехотя приблизился к узенькому окну с треснутым стеклом.

– На что смотреть? Всё в тумане. Здесь почти каждый день туман.

– Вон там, – Роман махнул в сторону холмов, – похоже на фантастический заоблачный край. По земле стелется густая мгла и почти ничего не разобрать, но если смотреть вдаль, то холмы, покрытые лесными массивами, будто парят в воздухе.

– Ядрёна вошь, здесь всё прекрасно кроме людей и результатов их жизнедеятельности, – отозвался Кирилл. – Голодный? Идём, я отведу тебя в одно забористое местечко.

Путь до забористого местечка составил около пятнадцати минут пешком. Кафе-бар «Минтай» имел мало общего со своим названием. Из рыбных блюд в меню были только рыбные палочки и бургер с рыбными палочками. В основном кухня включала в себя репертуар быстрого питания: гамбургеры, фишбургеры, чизбургеры, нагетсы, картошка фри, а также разнообразные миксы из спиртного с газированным. В помещении кафе-бара приятно пахло жаренным чесноком. Заведение было заполнено посетителями на половину. Кирилл отвёл Романа за барную стойку. Друзья заняли место в конце барной стойки, подальше от других едоков.

– Пойду, куплю нам чего-нибудь фирменного, – бросил Кирилл, направляясь к кассе для заказа.

В «Минтае» работало четверо: принимал заказы грозного вида бородатый мужчина средних лет с татуировкой змеи на шее, между столиками, собирая подносы, опустошённые тарелки, бокалы и рюмки, сновала миловидная женщина аналогичного возраста с ярко красными крашенными волосами, из кухни время от времени выбегал с подносом худощавый рыжеватый паренёк, а половой тряпкой орудовал низенький худощавый азиат среднего возраста.

Спустя пару минут Кирилл вернулся к другу и прытко взобрался на рядом стоящий барный стул.

– Минут через десять принесут. Я не сразу вышел на это местечко, но скажу тебе – здесь самая приличная еда из всего того, что я перепробовал по приезду.

– Кирилл, я немного в недоумении. Из последнего твоего письма выходило, что ты попал в неприятности. Процитирую наизусть: «я влип по полной». А тут у тебя всё вроде как схвачено и похоже больше на то, что я приехал на экскурсию, а не спасать тебя от напастей непреодолимой силы.