Читать онлайн Последняя пьеса

Пролог

Возвращаться из хаоса всегда было больно. Но Никлаус Блэк привык.

В этот раз он только стиснул зубы, свыкаясь с огнем, что растекался по телу, запуская сердце и разгоняя кровь по венам. Магия обжигала, «включая» организм. А душа… Душа уже скучала по покою и отсутствию эмоций.

Клаус помнил, почему решил пожертвовать собой ради создания Врат: было невыносимо больно потерять единственную, кого он когда-либо любил. А потому и возвращение назад оказалось… словно подлым ударом в спину от самого близкого человека.

Резкий хлопок, топот, скрип, и тусклый свет заставил Клауса зажмуриться. Он устало сел, держа простыню, чтобы скрыть обнаженное тело.

Богиня похоти сбежала по ступенькам и уставилась на вернувшегося к жизни. Клаус хмыкнул: приятно знать, что за время его отсутствия не изменилась хотя бы Ева, ведь та носила все такие же неприлично короткие и обтягивающие платья, выделяя грудь и стройные ноги.

– Ну, наконец! Я уж думала тебя закапывать.

Ева улыбнулась, поставила свечу на пыльный стеллаж. Тусклый свет мерцал в ее глазах, а темные локоны подпрыгивали от резких движений. Клаус сощурился, силясь понять, где его тело дожидалось души. Окна отсутствовали, затхлый запах, лестница наверх – подвал?

– Сколько времени? – хрипло спросил Клаус. Отпустил простыню, оголяя грудь. Ева довольно облизала губы, грациозно, словно кошка, двинулась к нему.

– Я бы на твоем месте спрашивала какой год.

Клаус вопросительно вздернул брови.

– 5557, дорогой.

– Ну, не так плохо…

– После создания Врат, Никлаус. Соларис начал новое летоисчисление после разделения миров.

Клаус откинулся на стену, раздраженно выдыхая – пропустил пять тысяч лет. 5557, если быть точнее. И зачем хаос его вернул? Уж лучше бы навсегда оставил его покалеченную душу себе.

– Ненависть?

– Умерла при создании Врат.

– Аделин выдернули из хаоса вместе со мной. Потрясно. – Клаус потер переносицу. – Одежду дашь?

– А, по-моему, и так прекрасно.

Ева наклонилась, положила руку на его ногу, повела к паху, но он раздраженно хлопнул ее по ладони. Клаус подозревал, что мир сильно изменился, особенно тот, что лишился магии, но вот богиня похоти оставалась неизменным островком. С одной стороны, было приятно знать, что в ней можно найти необходимую стабильность после долгого отсутствия, но с другой, Ева всегда была напоминанием его слабости – похоти, которая толкнула в объятия Ненависти, хотя он обещал быть верной другой. Она родилась в момент, когда Клаус срывал одежду с темноволосой красавицы, забыв о той, что любил. Сгусток его магии, любви к сексу и страсти. Зато сразу после в мире появился бог забвения – так сильно хотелось забыть об этой ошибке.

– Даже не спросишь про Любовь? – выдохнула богиня ему в губы.

– Видел все сам. Кто у власти?

– Никто. Ну… слышала эта девка собирается восстанавливать страну. Изгнанный король подземки ей собирается помочь… Правда, уже не совсем изгнанный, он вернул власть… Они там с мойрой повздорили, та Великий пожар устроила. Хаос, разруха…

– Пустот-то хоть победили?

Ева закусила губу и томно вздохнула, потянула простыню, оголяя Клауса.

– Расскажу, если…

– Нет. Дашь одежду, накормишь, но сначала дашь прочитать память. Так будет быстрее восстановить пять тысяч лет.

Ева уронила простыню, отошла, обижено складывая руки на груди.

– И я дам тебе то, что ты хочешь.

– Но не один раз. Сколько сможешь до утра.

Клаус резко встал и подошел к Еве. Та успела опустить глаза к его паху, но он схватил ее за шею.

– Один раз, Ева. И скажи спасибо за это. Иначе я пойду к Арии. С ней еще и по душам всегда можно поговорить.

Ева оттолкнула Клауса, гневно пыхтя. Раскрыла створки шкафа и кинула в него брюки и рубашку.

– Я пять тысяч лет берегла твое тело. И что получаю взамен?!

– Ты жалкая.

Клаус надел брюки. Конечности плохо слушались, в глазах темнело, но магия держала на плаву. Видимо, сначала придется все же поесть. Так долго это тело еще никогда не обходилось без души.

– Честная. Я просто прямо говорю, что хочу. – Ева пошла по ступенькам. – И разве я не сгусток твоей похоти?

Клаус промолчал.

Еда дарила силы, разжигала магию и заставляла мозг работать, но возвращала и боль в душу. Плевать, что Любовь умерла больше пяти тысяч лет назад. Для него – вчера.

Клаус со стуком положил ложку, закрыл лицо ладонями, вспоминая, как прилетел и увидел лежащую на земле Любовь. Ненависть сидела рядом, смотрела куда-то вдаль. Без эмоций. Словно… отключилась. Словно уже умерла после того, что сотворила.

– Тебе лучше? – спросила Ева, ставя на стол чашку с ароматным чаем.

– Спасибо, Ева. – Клаус поймал ее взгляд, выдавил улыбку. – Правда. Спасибо. Ты всегда выручаешь меня.

– И всегда нахожу твое тело, чтобы никто его ненароком не сжег. Кстати, что произойдет, если тебе будет некуда вернуться?

– Не знаю. И не хочу знать.

Клаус сделал глоток горячего чая, тепло растеклось по телу, согревая израненную душу.

Ева подала ему нож, повернула руку. Клаус тяжело вздохнул. Хотелось умереть, переродиться, чтобы забыть все, что было. Начать сначала. С нуля. Хоть раз в жизни… Но вместо этого он порезал вену богини, свою и соединил порезы, чтобы узнать, что пропустил, пока дрейфовал в хаосе.

Окончание войны. Пустоты, согнанные в Подземное царство. Покой. Порядок. Но потом Великий пожар… хаос… беззаконие… пустоты, что снова заполонили Соларис. И мойра. Мойрова Флоренс! Глупое отродье…

– Да стой ты. – Ева схватила его за руку. Клаус упал обратно на стул.

– Пора убить ее. Я еще тогда говорил Ненависти, что эти ее пьесы отвратительны…

– Даниэлла и Элайджа работают над этим. И если они аж Время вытащили из хаоса…

– Неужто Зазеркалье уничтожили? – вздернул брови Клаус. – Надо проверить…

– Ты слаб. Наберись сил, а потом найдешь бывшую. И Флоренс.

– Флоренс… – хмыкнул Клаус, но согласно кивнул. Сука успела себе имя украсть за годы, что его не было…

– Ты много пропустил. – Ева нежно провела по его руке. – А она знает, где ее душа. Кто она теперь.

– Неинтересно.

– Никлаус… Ваши души связаны. Несчастная душа пять тысяч лет перерождалась, но не могла найти тебя…

– Неинтересно.

Ева поджала губы, словно не понимала, как больно было вспоминать про Любовь. Перед глазами вновь всплыло ее бездыханное тело, струйка крови изо рта. И огромное пятно в груди… Клаус хлопнул по столу. А Ева понимающе подала ему пачку сигарет.

– Дай себе время. А потом найди ее.

– Не твое дело, богиня.

Ева не обиделась. Она никогда на него не обижалась. Клаус затянулся, злясь, что богиня посмела заставить раны на сердце кровоточить. Словно он сам не понимал, как работало скрепление душ, и что душа Любви перерождалась все эти годы, но не могла найти того, кого так желала, ведь он отдыхал в хаосе.

Клаус дал клятву беречь эту душу. Пообещал любить во всех жизнях, но не сумел… И теперь горечь от потери любимой смешивалась с ненавистью к себе, чувством вины, что он не сдержал клятву, а сейчас еще и боялся до дрожи в пальцах искать душу любимой.

Вдруг, он не полюбит другую? Поймет, что больше не в состоянии быть верным кому-то? Или… вдруг он снова не сможет спасти ее? Позволит… умереть?!

– Раздевайся уже. Ненавижу быть в долгу, – холодно бросил Клаус, но глаза Евы зажглись от возбуждения.

Утром Клаус ушел, пока Ева спала. А два дня спустя нашел бывшую жену.

Аделин сидела на пустынном пляже в Лостхилле. Клаус видел город в воспоминаниях Евы, но меньше боли не испытал, оказавшись там. Разруха и уныние царили в некогда прекрасном городе, съеденном пожаром. Неизменным осталось море – холодное, но прекрасное. Соленые брызги летели в лицо, волны набегали на берег, обрамляя белой пеной.

Клаус плюхнулся на песок, подал открытую бутылку вина Аделин. Та закатила глаза, но сделала глоток прямо из горла. Она была красива, нечего скрывать. Особенно в этом белом платье, что трепал ветер, играясь с оборками и ленточками. Длинные волосы, глаза такие светлые, что казались белыми, острый подбородок и выделенные скулы. Но ничего кроме пустоты в душе Клауса не вызвала: слишком много боли они причинили друг другу.

– Слышал, ты-таки добралась до мойры. Поздравляю.

– Опередила тебя, да?

– Опередила. Зато весь Соларис празднует свободу. У них теперь что, правда две пары короля и королев будет? Странные они.

Аделин пожала плечами. Указала за закат. Клаус закатил глаза – словно он раньше не видел, как солнце тонет в море, что стало розовым в его лучах. Любовь его вечно таскала смотреть на закаты, без нее все стало бессмысленным.

– Что дальше планируешь? – спросил Клаус, сделал глоток вина. Он бродил по Лостихиллу весь день, пил, надеясь опьянеть так, чтобы утихла боль в груди. Но, увы, магия в венах не позволяла дойти до состояния, когда становится хоть немного легче.

– Пока не знаю. Пять тысяч лет прошло. Ты?

– В Терравил думаю съездить. Хочу узнать, каково жить без магии. Говорят, там все по-другому. Хоть какие-то новые эмоции.

– Я, пожалуй, останусь тут.

Они замолчали. Солнце скрылось, погружая Соларис в золотисто-розовый вечер. Клаус мечтал, что в Терравиле хаос до него не доберется, и он сумеет просто умереть, уйти в подземку и переродиться, как все. Хоть и предполагал, что это слишком наивно.

– Жалеешь, что вернулся? – тихо спросила Аделин. Они умерли почти одновременно, но она чуть раньше, ведь в очередной раз повздорила с Ненавистью, которая и отправила стерву в хаос.

– Да. Ты?

– Да. – Аделин отняла бутылку, сделала несколько мучительных глотков. – Несправедливо, что мы с тобой не можем перерождаться. Все могут! Но не мы.

– Это дар хаоса.

Аделин повернулась, и глаза ее сияли такой мукой, что даже Клаус сумел найти в себе жалость к бывшей жене, которую успел возненавидеть за их долгую историю.

– Я устала, Никлаус. Я хочу уйти. Как все. Насовсем.

– Так найди их короля. Элайджу, да? Он выжжет твою душу. И все.

Аделин отвернулась. Поджала губы. Думает, он ее не понял. Но Клаус слишком хорошо понимал, что она чувствовала, ведь хотел того же – умереть навсегда. Вот только он слишком любил свою душу, а потому понимал, что никогда не решится выжечь ее. Он желал перерождаться. Уходить в Подземное царство со всеми душами. Новый шанс. Новое начало. Новые впечатления. Эмоции. Все заново.

– Подземное царство, – выплюнула Аделин. – Зачем вы его создали? Я забирала души и относила их в хаос. Был покой. А вы? Перерождение. Новое начало для всех!

– Ну что? Уничтожишь Подземное царство?

– Это невозможно, и ты это знаешь. Поэтому буду недовольно пыхтеть и дальше, как делаю это уже пять тысяч лет.

– Поехали со мной в Терравил.

– Мы ненавидим друг друга.

– И что? Две сломленные души. Почему нет?

– Я останусь здесь.

Клаус допил вино, грустно вздохнул. Темнота пожирала остатки сумерек, отбирая у природы краски. Он глянул в сторону дома нынешней королевы, заметил теплые огоньки и слабо улыбнулся. Когда-то и ему было куда идти. Дом. Любимая. Дети.

Душу кольнуло. Клаус отвернулся. Теперь он один. Так безопаснее. Проще. Нельзя больше привязываться. Он молча встал и побрел по пляжу. Аделин окликнула его:

– Я нашла ее душу в Подземном царстве. Мойра привязала ее к определенной семье, понятия не имею к какой. И не знаю, когда она теперь родится.

Клаус вздрогнул. Даже искать некого: она еще не родилась. Он закрыл глаза, сдерживая слезы, ведь надеялся, – хоть и не признавался даже себе – что она уже где-то ждет его…

– Знаю, тебе будет тяжело, – не сдавалась Аделин. Ее голос оказался совсем рядом. Коснулся души, словно лапа дикого зверя, пронзила когтем, – ждать так долго. Пока она найдет путь в жизнь. Пока подрастет… Ты же не тронешь дитя, верно? Ты будешь ждать.

Клаус резко повернулся, занес руку, но в последний момент одумался и не сжал горло Аделин.

– Столько лет прошло, а ты все обижена? Я не выбирал тебя.

– Но выбрал ее.

– Выбрал. Полюбил.

– Все мужики козлы и изменщики.

Аделин закатила глаза, похлопала Клауса по плечу и вдруг улыбнулась.

– Я умею ждать, Никлаус. Я очень терпелива. И я дождусь момента, когда можно будет отомстить. Пока рано. Очень рано. Но… Я бессмертна.

Клаус хмыкнул, слыша угрозу, но качнул головой – плевать. Плевать на всех. На бывшую жену, на Соларис, на душу любимой, которая готовилась заново родиться. К мойре их всех.

На следующий день он ушел в Терравил. Выяснил, что даже там может использовать магию. Не удивился. Словно не знал, что он и есть магия. Частица хаоса, одаренная его дарами.

Клаус научился водить машину. Пару месяцев подрабатывал таксистом. Год просидел в офисе, пытаясь понять, что с людьми не так, что они по собственной воле выбирали такую участь. Три года жил в отелях, кочуя из одного в другой. Иногда в самых дешевых номерах. Но чаще – в президентских люксах. Смотрел сериалы и фильмы.

Клаус успел сняться в триллере в роли спецагента, прогулялся по красной ковровой дорожке и получил «золотую малину» за худшую мужскую роль, но не расстроился. Потом снялся в глупом фильме ужасов, полном фальшивых кишок и розовой «крови».

Жизнь кипела. Играла красками. Но все чаще он ловил себя на мысли, что устал быть один. Он не привязывался к людям, всех отгонял, постоянно менял место жительство, ведь помнил, как больно было потерять Любовь. Как больно было каждый раз, когда уходили дети. Друзья. Да даже просто знакомые! И все они знали, что сумеют начать новые жизни, не будут помнить о прошлом, возможно, снова будут вместе. Но не он. Нет. Судьба Никлауса Блэка – умирать, но возвращаться в это глупое тело, сохраняя воспоминания.

Он впервые вернулся в жизнь, в которой его никто не ждал. Всегда знал, что рано или поздно придется отпустить Любовь – она и так прожила ради него почти пять тысяч лет, каждый раз ждала его, встречала, выхватывая из лап Евы, что сторожила его тело. Так почему же так невыносимо было осознавать, что ее больше нет? Почему хаос решил, что только Клаус и Аделин не должны перерождаться, а первым душам просто подарил вечную молодость?

А еще он помнил, что она уже скорее всего родилась. Растет. Где-то там… где-то…

«Найди ее, Клаус. Просто найди. Она уже твоя. Просто пока не знает об этом…»

Клаус не искал перерождение любимой. Не мог. Не хотел. Знал, что она еще ребенок. И знал, что не хочет еще раз ее потерять… Но все равно нашел. И полюбил так, что снова пожертвовал собой.

Вот ведь ирония. В первый раз он умер ради создания Врат, чтобы убежать от невыносимой боли от потери любимой. А во второй раз – чтобы спасти мир ради Блэр. Знал, как это эгоистично. И как больно ей делает.

Но… на что мы идем ради любви, правда?

Глава 1. Тик-так

Боль. Вот и все, что ощущало глупое тело. Она расползалась по организму, словно яд. Отрава. Заглатывала надежды, мечты, любовь… И душу.

Блэр знала, как сильно Аделин желала заполучить ее душу. И, возможно, поэтому сделала вдох, полный отчаяния.

Она кричала, сгорая от пламени, что текло по венам вместо магии.

Блэр упала на холодную землю, мертвую из-за пустот, часто дыша. Липкое тело молило о пощаде, но боль уходила.

Мир был мертв. Или остановлен. Или просто нереален. Блэр не понимала. Она медленно шла, хромая, стараясь не дышать, – так жгло в груди. Оглядывалась, надеясь найти хоть кого-то живого.

– Жалкая сука, ты обещала вечный сон! – воскликнула Блэр, пиная брошенную сумку, но нога прошла сквозь вещь: в этом мире все нереально.

Серая улица, небо, такое хмурое, словно Блэр попала в тюрьму строгого режима, висящее так низко, что, казалось, вот-вот упадет. И придавит к земле, лишая последней возможности дышать…

Блэр продолжала идти, сложив руки на груди, трясясь от холода. Она размышляла, как разорвать сделку, попасть домой, но усталость забиралась в каждую клеточку организма. Она попыталась вызвать крылья, но не сумела. Страх пригвоздил к земле – доступ к магии отрезан.

Хотелось выть. Кричать. Но Блэр вдруг поняла, что ее тут не бросят. Родные придут. Клаус придет… и он правда пришел. Все такой же прекрасный и безумно красивый… В глазах двоилось, пока она неслась к нему, любуясь ямочками на щеках и черными глазами.

– Клаус! – Блэр кинулась на шею любимого прежде, чем успела подумать. Она устала, была так напугана, что не могла сдержать себя. Страх паутиной оплел грудь. И руки, что гладили ее спину, помогали не свалиться в пучину ужаса.

– Я здесь, я знаю, как спасти тебя.

– Но я пошла на сделку с ней.

Блэр поймала взгляд Клауса, заметила пустоту.

– Эй! Все, что тебе нужно, – выйти за меня замуж, пчелка. Проведем ритуал, твоя душа будет моей, и ты сможешь разорвать с ней сделку.

Блэр покачала головой, делая шаг назад. Она стояла на краю обрыва, знала, что неверное решение скинет ее вниз.

– Ты чего? Разве ты не этого хотела?

Она замерла, позволяя Клаусу подойти и провести по ее щеке. Холодные пальцы царапали подкорку сознания, пытаясь пробудить, рассказать о чем-то. Она застыла, загипнотизированная его глазами.

– И ты будешь свободна от сделки! Просто скажи «да». Прошу! Я так тебя люблю!

Одна нога уже висела над обрывом. Сердце стучало. Бабочки в животе визжали об опасности. Все не так. Все не так!

Голова пошла кругом. Блэр бы упала, но Клаус поймал ее и прижал к груди. Холодной груди. Она хотела вырваться, но не успела. Он поцеловал ее. Резко, грубо, кусая, вторгаясь языком в ее рот. Клаус никогда ее так не целовал. И никогда не был таким холодным… ведь он…

Блэр оттолкнула его от себя, едва держась на ногах от ужаса.

– Ты холодный.

– Что?

– Ты же… ну, как мы, хранители душ. Ты горячий. Должен быть.

Клаус склонил голову, и вновь Блэр увидела холодную пропасть в его глазах. Пустоту, что затягивала в себя, словно зыбучие пески.

– Я же проекция, я… я… пробился в твое сознание, пчелка.

Клаус вытащил кинжал, не думая, сделал порез на ладони. Блэр наблюдала, как капала кровь, а в глазах темнело от страха. Вторая нога ступила в неизвестность. Она полетела с обрыва, но…

– Ну же! Блэр! Одна церемония, и ты проснешься! Даже твой отец согласен, что так будет правильно.

Клаус злился. Она слышала гнев в его голосе. И панику. Тревогу.

Отец… Мойра! Что бы сделал отец? Коснулся души, чтобы проверить.

«Не доверяй тому, у кого нет души, пчелка».

А у этого Клауса души не было. Иначе почему в его глазах пустота?

– Ладно. – Блэр вытянула руку, прося кинжал. Клаус сощурился, качнул головой, говоря, что сам сделает порез. – Я сама. Привыкай, что берешь в жены самостоятельную девушку.

Клаус изогнул губы в кривой усмешке, но кинжал отдал. Блэр сжала рукоятку, оценивая вес, а потом сделала, как учил отец: быстро, пока противник не понял, что происходит, делая удар всем телом, а не только рукой, хладнокровно, ведь эмоции все портят. Кинжал угодил в грудь Клауса, туда, где должно было быть сердце, но была пустота. Ведь это был не Клаус.

– Сука! – прошипел он, рассыпаясь, разлетаясь по траве, словно волшебная пыль.

– Да, Аделин. Знаю. Но тебе не получить мою душу. Надо было лучше прописывать условия сделки!

Время не появилась. И Блэр оставалось идти дальше по пустому миру, который застыл в моменте, когда ее заперли здесь.

И верить.

Началось.

Кристиан Локк рывком скинул с себя одеяло, едва запястье пронзила уже знакомая боль: тысячи иголок, запускающие магию в тело. Нацепив брюки и водолазку, он распахнул дверь соседней комнаты.

– Оливия?

Светловолосая девчонка чесала руку, сдерживая слезы: она от рождения была брюнеткой и очень любила этот цвет. Кристиан подлетел, сощурившись, разглядел в полумраке метку: крылья. Даже с его знаниями вопросы отпали сами: сестренка – хранитель жизни. Он выругался, вспомнив рассказ про растущие крылья, тяжело выдохнул, запустив пальцы в черные волосы.

– Надо же, мы с тобой, как инь и ян теперь. Я хранитель душ, ты – жизни.

Оливия подняла большие голубые глаза на Кристиана, почесала вздернутый нос.

– Интернет не работает, знаешь?

– Догадался. Я говорил тебе – уезжай к отцу. Но нет!

– Ты знаешь, почему я тут.

Кристиан отошел к окну, скрывая боль в глазах: знал. Оливия сбежала из дома, где все напоминало о матери, которой не стало полгода назад. Она втемяшила в свою темную головешку, что, окажись она там, где есть магия, ее душевная боль просто исчезнет. Но вместо этого получила новый цвет волос, глаз, растущие крылья и кучу проблем.

За окном уже разверзался хаос. Люди высыпали на улицу, спасаясь от стихий, с которыми не могли совладать соседи. Кто-то громко кричал, пока плющ обвивал балконы девятиэтажки, один за другим, монотонно, словно в компьютерной игре.

Кристиан нервно задернул штору с такой силой, что почти сорвал ее.

– Идем. Надо найти Эйрин и Сойера.

Оливия всхлипнула, поморщилась, заводя руки за спину.

– Больно?

– Ноет. Очень… неприятно.

– У тебя кости растут, чтобы образовать крылья.

Оливия пискнула, стряхнула с себя одеяло, словно это могло остановить рост костей. Кристиан кинул в нее джинсы и свитер, велел собираться.

– Эйрин тебе поможет. Она… явно больше меня об этом знает.

– Ты же будешь рядом?

– Всегда, – устало выдохнул Кристиан и вышел за дверь.

Сводная сестра всегда доставляла проблемы. Всего пятнадцать лет, но уже звезда школы, множество поклонников. Отец снисходительно улыбался, пока дочь приносила домой букеты, сувениры и коробки конфет. Ему было плевать на сына. Плевать и на дочь. Куда больше его волновали деньги.

Поэтому Кристиан опекал сестру как мог, хоть и давно съехал из родительского дома, но знал, что без него Оливия окажется героиней передачи «Беременна в 16» из-за наивности и умения влюбляться в каждого симпатичного мальчика.

Кристиан прошел на кухню, наскоро положил колбасу на кусок батона и начал жевать, соображая, что делать. Нашел бейдж с именем, нацепил на шею.

Отец отказался ехать в Портус, когда узнал, где возведут новые Врата. Кристиан понял, что хотя бы он должен присутствовать там, как связующее звено двух властей, а потому собрал вещи, схватил дневник с рассказами, который ему оставила Дафна Блэк, и поехал к Вратам. Сестра увязалась следом. Отцу было все равно, как и всегда, а потому Оливию сняли с занятий и разрешили жить с братом в одной квартире.

– Я готова, Крис.

Оливия вышла в платье выше колена и чулках. Он тяжело вздохнул, заставил сестру надеть пальто подлиннее, чтобы она не замерзла, вспоминая момент, когда успел стать отцом буйного подростка.

В подъезде их встретил сосед, растирающий запястье. Холодный ветер ерошил волосы, забирался под ребра, пытаясь заморозить души.

– Интернет не работает! – закричал мужчина, видя молодежь. – И сотовая связь! Я хотел позвонить…

– Идите пешком вниз. Телефоны тут больше работать не будут, – ответил Кристиан, хватая соседа за руку. – Воздух! Вот откуда ветер. Посмотрите на меня.

Мужчина едва сумел сфокусировать взгляд на Кристиане, икнул и обдал его перегаром.

– Вы должны успокоиться. Иначе навлечете на город ураган. Вдох-выдох! Ну?

Сосед вздохнул, снова икнул. Кристиан нахмурился.

– Вам лучше выйти на улицу.

Кристиан спустил мужчину по лестнице на первый этаж. Тот ругался и отказывался работать ногами, но Кристиан знал, что электричество вот-вот канет в Лету. И в доказательно свет замигал, на секунду погрузил их в темноту, но все же вернулся.

Они вырвались на улицу, когда рассвет уже дребезжал за многоэтажками серого города. Кристиан благодарил судьбу, что все произошло ночью, когда подавляющее большинство населения было в кроватях, а не работало или сидело за рулем.

По улице курсировали волонтеры из Солариса, которые запрещали пользоваться транспортными средствами и велели сохранять спокойствие.

Оливия замерла, наблюдая, как волонтер бежал к девушке с горящей рукой. Та кричала, но огонь не вредил ей, лишь облизывал кожу, норовя перекинуться на прохожих. Блондинка с красной лентой на предплечье вытащила мерцающий браслет из сумки.

– Я вам помогу! Но вы должны закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов. Огонь – ваша паника.

Кристиан и сам остановился, забыв, куда шел. Такое он видел впервые, хоть и знал про стихийников огня. Волонтер коснулась второй руки женщины, не боясь зажечься от нее, как спичка, тепло улыбнулась.

– Я помогу вам, если вы поможете мне. Хорошо?

Женщина разрыдалась. Огонь загорелся еще сильнее, но волонтер защелкнула браслет на запястье, блокируя магию, и устало выдохнула.

– Я проведу вас в центр помощи. Там вам все объяснят и научат обращаться с вашей стихией, хорошо?

Женщина молча переставляла ноги, непонимающе смотрела на руку, которая еще полминуты назад была объята пламенем.

– Счастье, что ты не огонь, – сказал Кристиан, заставляя Оливию недовольно закатывать глаза.

– Уж тебя бы не сожгла!

– Ага, как же.

Они побрели по улице, на которую выбегало все больше людей. Из одного из окон на двенадцатом этаже текла вода, словно водопад. А из другого дул сильный ветер.

Кристиан и Оливия замерли посреди города, услышав помехи на рекламных экранах. Люди остановились, едва увидели на каждом экране одну и ту же девушку: блондинку с голубыми глазами и обеспокоенным взглядом.

– Я прошу никого не паниковать! – раздался голос принцессы Эйрин. – Отныне вы часть Солариса, и мы поможем каждому из вас справиться со сложившейся ситуацией. Я прошу каждого в течение получаса дойти до ближайшей школы, где вам подробно объяснят, что происходит, и окажут необходимую вам помощь.

Эйрин замолчала, позволяя горожанам осознать слова. Она заметно волновалась, и Кристиан отлично понимала почему: он и сам оказался не готов к всеобщей панике.

– Если вы чувствуете в себе изменения, не можете сдержать себя и вокруг происходят странные вещи – пожалуйста! Выйдите на улицу и найдите волонтера с красной лентой на руке. – Эйрин указала на бант, что украшал ее предплечье. – И вам обязательно помогут и объяснят, что происходит! Я знаю, вам страшно! Но прошу перестать паниковать и довериться нам! Отныне вы – часть Солариса. И мы никого не бросим.

Эйрин продолжала говорить, но звук пропал. А затем и картинка пошла трещинами, заискрилась и… исчезла. Кристиан вытащил мобильный телефон, постарался его включить, но мотнул головой – магия сожрала электричество и все электронные приборы.

Кристиан схватил Оливию за руку и потащил за собой в школу, в которой находилась Эйрин. Люди бегали, кто-то кричал. Он вздрогнул, заметив пожар вдали, к которому уже неслись красноволосые парни – стихийники огня.

Ветер раздул кожаную куртку Кристиана, растрепал волосы Оливии, которая уже почти плакала. Он ощущал ее эмоции, что пытались захлестнуть с головой, лишить собственного «я». Страх. Паника. Волнение. И боль… чертова боль. Не физическая, нет, (это он не мог считать) а эмоциональная. Кристиан вспоминал Дафну Блэк, принцессу Солариса, которая касалась его, даря капельку своих чувств, и рассказывала, как с этим справляться.

Они оббежали людей, Кристиан растолкал очередь на входе в школу и затащил сестру внутрь.

– Пожалуйста, соблюдайте очередь… – заговорил хранитель душ, уткнувшись в папку, в которой вел учет прибывших, но заметил бейдж на шее Кристиана. – А! Мистер Локк! Как вы?

– Неплохо.

– Ваша сестра, верно? Могу я?

Оливия несмело подала руку мужчине, позволяя увидеть метку. Вздрогнула от боли, и Кристиан догадался, что виновны были лопатки, нахмурился, ругая себя все сильнее, что не отвез сестренку к отцу.

– Хранитель жизни! Скоро сможете летать. – Хранитель ободряюще улыбнулся, записывая данные Оливии. – Простите, ваш возраст?

– Пятнадцать.

– Живете с братом?

Оливия коротко кивнула, хранитель поцеловал ее руку и велел проходить. Они поднялись по ступенькам до актового зала. Кристиан довел Оливию до стульев в первом ряду, которые уже занимали встревоженные люди, что недоверчиво оглядывали друг друга, на ком-то уже блестели браслеты, блокирующие магию. Шум и гам раздражал, сбивал с толка, но Кристиан наконец заметил принцессу и облегченно выдохнул.

– Нужна помощь. – Кристиан указал на метку Оливии, а Эйрин нахмурилась.

– Сможешь летать. Года через два. Но пока, боюсь, ты заперта в Портусе.

Оливия хлюпнула носом и поморщилась.

– Оно того стоит, да? – пробурчала она.

– Стоит. Только обходи стороной «чистые» зоны. Пока крылья не окрепнут, тебя нельзя туда, где нет магии, поняла?

Кристиан считал ужас Оливии, помотал головой, ловя взгляд Эйрин, намекая, что пугать столь юное и наивное дитя не стоит.

– После собрания я отведу тебя в центр помощи. Тебе ослабят боль. – Эйрин положила руки на плечи Оливии. – Все будет хорошо. Ты не одна.

Сильная мужская рука сжала плечо Кристина.

– Уведи ее в зал, – сказал Элайджа Блэк, уставший, изможденный, словно не спал неделю. Кристиан заметил кровь, растекающуюся по рукавам рубашки, панику в глазах Эйрин. – Да нормально все со мной!

Эйрин покачала головой, махнула, подзывая волонтеров.

– Элайджу на капельницу! Срочно! И… – Она отодвинула манжету, поморщилась, видя неровные стежки. – И лекаря! Или врача… кого-нибудь!

– Да нормально все, – прошипел Элайджа, но сам едва стоял на ногах.

– Где остальные?

– Джейкоба отправил в Лостхилл к Дени. Клаус умер. Мойра! А Блэр… Хотя бы жива.

Волонтеры повели пострадавшего за сцену. Кристиан и сам не заметил, как велел Оливии занимать места, а сам последовал за королевскими семьями. Элайджа схватился за кулисы, почти упал, но отказался от помощи. Пошатываясь, он все же дошел до дивана, плюхнулся, такой бледный, что становилось ясно, что он потерял много крови.

– А Дафна? – спросил Кристиан.

Элайджа оценил его взглядом, сощурился, пытаясь опознать парня, который интересовался его дочерью.

– Это Кристиан Локк, – пояснила Эйрин. – Он здесь вместо отца.

Элайджа шумно выдохнул, когда в его вену ввели иглу, а по нити начала переливаться светлая магия. Молоденькая девушка в очках причитала, разглядывая неумело зашитые раны. Кристиан же так волновался за Дафну, что забыл удивиться способу лечения и пакету с мерцающей жидкостью.

– С Дафной все хорошо. Ну, относительно, – сказал Элайджа и шикнул на девушку, которая сделала ему больно.

– Мой король, боюсь, мне придется заново зашить ваши раны. Не могли бы вы не дергать руками? Я понимаю, что больно.

– Давай уже. Мне пора к людям…

– Домой, Элайджа. – Сойер зашел за кулисы и схватил короля за руку, помогая медсестре. Светловолосый, серьезный мужчина с подведенным черным глазами был мужем Эйрин и губернатором Лакса. – Тебя ждет семья. Вы – магическая сторона. Мы – люди. Ты сделал, что должен был.

Элайджа устало закрыл глаза, скривил лицо от боли. Эйрин подтолкнула Кристиана обратно на сцену.

– Пора. Люди ждут.

– Нужна помощь?

– Справимся.

Кристиан сел рядом с напуганной Оливией, которая тут же схватила его за руку. Он задумался, с каких пор сестра нуждается в поддержке, ведь до этого всегда уперто заявляла, что достаточно взрослая. Но сейчас он считывал ее страх и сжимал ладонь в ответ, радуясь, что хотя бы она его эмоции читать не могла.

Эйрин вышла на сцену, остановилась у микрофона. Она обвела взглядом притихших людей.

– Меня зовут Эйрин Уайт-Гудмен. Я принцесса Солариса, сестра королевы Даниэллы Уайт. Я понимаю, что вам всем очень страшно, но я вам все объясню.

Зал загудел, паника прокатилась по огромному помещению, но Эйрин выставила руки, призывая к тишине.

– Я знаю, что вам страшно. Но выслушайте меня! И вы все поймете!

Люди продолжали паниковать. Шум проникал в сердце, неприятно царапая. Эмоции Оливии пугали и Кристиана, который пытался быть спокойный.

Повисла тишина, ведь Эйрин свела лопатки и вызвала крылья. Светло-желтое мерцание залило сцену, перья сияли, заставляя всех пялиться на чудо.

– Пять тысяч лет назад мир разделился. Были созданы Врата, чтобы отделить мир от источника магии и спасти от страшного врага. Враг давно повержен, но Врата сохранились. Никто не знал, как избавиться от них. А потом мы стали жить разными жизнями и стало уже поздно выпускать магию к вам.

Эйрин помолчала, давая людям осмыслить сказанное. Кристиан сомневался, что они внимательно слушали, ведь были слишком увлечены огромными крыльями. Он и сам не мог отвести от них взгляд, а Оливия и вовсе едва не верещала от ужаса, ведь ей предстоит вырастить такие же.

– Недавно Врата начали уничтожаться. Мы пытались их спасти, но не сумели. Хороший человек умер, чтобы создать новые, но чуть дальше. И потому ныне Портус отрезан от остального мира.

Эйрин убрала крылья. Тишина сменялась недовольным шепотом. Люди начинали понимать.

– То есть мы отрезаны от остального мира? Как теперь туда попасть? – недовольно выкрикнул мужчина из первого ряда.

– Мы оцеплены непроходимыми скалами ныне. Проход есть в пятидесяти километрах на юг – там, где новые Врата. Попасть к нам никто не сможет – Врата найдет только тот, кто уже знает, где они.

– Но как же наши знакомые? Семьи? Все, кто остался там?

– Мы работаем над этим. Но пока мы не знаем, как мир воспринял исчезновение города. И воспринял ли. Мы не знаем, как сработала эта магия.

Кристиан понимал всеобщую панику. Узнать, что тебя отрезало от мира, где остались те, кто тебе дорог, что ты завис в городе, из которого не можешь выехать… Так еще и крылья… магия… У него самого голова шла кругом.

– Я прошу дать нам шанс! – воскликнула Эйрин. На сцену вышел Сойер, положил руку на плечо жены.

– Я прошу тишины. – Голос Сойера разнесся по помещению, заставляя всех утихнуть, ведь в его руках блеснул меч. – Мы не желаем вам зла.

– Мы подготовили пункты помощи. По всему городу ходят волонтеры, готовые ответить на вопросы, помочь. Мы подготовили «чистые» зоны для тех, кто не может совладать с магией. Сегодня же мы начнем проводить практические занятия, чтобы помочь…

– А как отсюда уехать?

Эйрин тяжело вздохнула, опустила глаза. На помощь пришел Сойер:

– Мы работаем над возможностью уехать. Мы понимаем, что не все получили метки, и многие не хотят жить без электричества, сотовой связи и интернета. Но пока мы не можем вас выпустить.

Как и ожидалось, поднялась паника. Кристиан вызволил руку, размял пальцы, ведь Оливия сжала его с такой силой, что те затекли, и вышел на сцену.

– Я напоминаю, что вы все еще часть Терравила и обязаны соблюдать законы и порядок. Я понимаю, что вы свободные люди, но с сегодняшнего дня вступает в силу закон о запрете пересечения Врат без пропуска.

Повисла тишина. Кристиана все знали в лицо, ведь он часто мелькал рядом с отцом на праздниках.

– Почему вы просто не эвакуировали нас до этих Врат?

– Мы хотели. Но не сумели. – Эйрин закусила губу. – Соларис должен оставаться в тайне, иначе нарушится баланс. Мир без магии слишком велик, и мы не можем принять тех, кто пойдет к нам за чудом, которое мы не можем им дать. Поэтому мы не можем вас отпустить. Если Никлаус все сделал, как обещал, то мир забыл про Портус. Помнит вас, но уверен, что вы живете где угодно, но не здесь. Портус стерт с карт. Мы не могли лишить вас дома. Ведь не могли предоставить вам другой. Это бы вызвало слишком много вопросов. И у нас нет ресурсов на это. Ваш президент отказался сотрудничать с нами.

Эйрин уже едва держалась. Кристиан невольно коснулся ее, всего на секунду, но успел ощутить усталость, опустошенность и грусть.

– Но вас не брошу я! – заявил Кристиан, с трудом осознавая, что собирался делать. – Я сделаю все, чтобы город максимально быстро вернулся к нормальному ритму жизни.

Народ снова недовольно загудел. Сойер нежно оттолкнул жену от микрофона, беря все в свои руки.

– Прошу отнестись с уважением к переписи, которую мы сегодня начнем. Напомню о волонтерах! Даже если у вас не проявилась метка, мы поможем вам адаптироваться. По всему городу в школах и детских садах сейчас разворачивают пункты питания. Там же вам раздадут свечи и зачарованные зажигалки, в них огонь стихийников огня: он горит ярче, не тухнет даже от воды, безопасен. Прошу не отказываться от помощи, ведь электричество не вернется. Просьба не выгонять волонтеров, которые придут к вам, чтобы переделать вашу технику! Плиты, холодильники – все заменим! Стихийники воды уже налаживают водопровод. Вот-вот из труб снова побежит горячая и холодная вода. Нужно немного терпения.

Народ не желал успокаиваться, продолжал паниковать. В итоге Эйрин все же ушла за кулисы, а Сойер остался отвечать на вопросы. Волонтеры сновали по залу, раздавая успокаивающие травы.

Кристиан и Оливия скользнули за Эйрин, не желая тонуть во всеобщем ужасе.

Элайджа выглядел уже лучше: лицо стало не таким бледным, круги под глазами исчезли. Ему выдали чистую рубашку, но с капельницы пока не отпускали. Оливия с ужасом глядела на аккуратно зашитые раны, на нить, по которой текла сияющая светлая магия в вену короля из пакета.

– Не очень прошло, а? – спросил Элайджа, устало дергая нить. – Долго еще? Мне домой пора.

– Минут десять. Ты слаб!

– Моя дочь была в магическом сне из-за сделки с Аделин, когда я уходил делать эти мойровы Врата. Теперь я еще должен вернуться и сказать, что любовь всей ее жизни слегка умер, чтобы их создать. Если Аврора, конечно, нашла способ вернуть ее саму. Твою же мать!

Кристиан свел брови, ведь едва ли понял что-либо из слов короля, но видел, как он злился и волновался. К тому же новоиспеченный хранитель душ успел познакомиться с Блэр, и она казалась приятной девушкой…

– Что за мойра? – прошептала Оливия брату, но Элайджа поднял на нее взгляд.

– Мойра – это та сука, из-за которой мы в этом дерьме. Если бы она не сдохла, то Врата бы были на месте. Клаус бы не умер. А моя дочь не болталась бы между жизнью и смертью. Дело дрянь… Как ей сказать, что он умер, а? Она ж пойдет за ним… а как в хаос попасть? И куда ее не пускать? Хотя… Как ее вообще дома удержать? Крылья мне в рот, в меня ведь вся пошла…

Эйрин бережно сжала руку Элайджи, пытаясь подбодрить.

– Мне очень жаль. Я уверена, Аврора сумеет вернуть Блэр. А Клаус… правда хороший был? Дени говорила, что ты ему руки пытался отрубить.

– Было дело. Не отрицаю. – Элайджа потер переносицу, нервно глянул на остатки магии, дернул нить, словно так она могла потечь быстрее. – Я вообще на помощь вам пришел.

– Мы справимся. Ты нужен семье. И дочерям.

– Народ паникует.

– А что ты ожидал?

– Я подумаю, как их можно выпустить отсюда. Клаус был прав – надо было эвакуировать город. Сказать, что тут бомба атомная взорвалась…

– Уже поздно. Но мы справимся.

Оливия нервно дернула Кристиана за рукав, тот обратил наконец на нее внимание и заметил капельки пота на лбу.

– Эйрин?

Принцесса оценила взглядом Оливию, устало кивнула.

– Мне пора. А ты отправляйся домой.

Элайджа неопределенно тряхнул плечами. А Эйрин взяла Оливию за руку и повела куда-то. Кристиан молча ступал за ними, понимая, в какую игру ввязался. Да, Крис! Это тебе не Хогвартс! А настоящая магия, которая дарит боль.

Дафна отпустила руку Блэр и зажмурилась, сдерживая слезы, – так ранило колдовство.

– Разбудила. Я была права – она осталась в последнем сюжете.

– Там опасно?

– Он замер.

Аврора отошла, нервно схватилась за края стола. Белые пряди упали на вспотевшее, взволнованное лицо – мама не знала, что делать. Дафна и сама паниковала. Душа помнила, каково было в погибшем сюжете, мозг напоминал все, что она сделала, пока была… там. Как бы она ни пыталась убедить себя, что все это было ненастоящим, эмоции-то были реальными. Мойровы чувства теперь пытались утянуть на дно океана, в мир вечной тьмы. Но надо вытаскивать сестру.

Время утекало. Мойра мертва, и от нее осталось лишь темное пятно на паркете у двери, где она взорвалась. Врата вот-вот исчезнут, выпуская магию в остальной мир. А ее отец помогал Хаосу сделать новые Врата. И все они что-то скрывали, недоговаривали, чтобы не пугать и так напуганную Дафну, которая мучалась последние месяцы от кошмаров и в итоге просто позволила Флоренс захватить мозг…

Дафна закусила щеку и помотала головой, пытаясь забыть о мойре и погибших сюжетах. Сначала сестра!

Аврора повернулась, сжала перстень, который ей отдал Клаус, зажмурилась. Дафна и хотела бы помочь, придумать хоть что-то… Она сумела пробиться к Блэр, коснулась ее души, чтобы пробудить, но вот как ее заставить проснуться наяву?

– Я могу закинуть тебя к ней. Наверно.

Даниэлла и Аврора переглянулись. Мама боялась потерять обеих дочерей, поняла Дафна.

– Допустим. Но что дальше… – Аврора запустила руки в волосы. – Время… снова время…

Дафна взяла Блэр за руку, считывая эмоции: тревога, испуг. Творилось явно что-то неладное. Что с тобой, сестренка?

– Я поняла, – изрекла Аврора, садясь рядом с Блэр. – Отправим эту стерву обратно в хаос.

– И как ты собралась это сделать? – спросила Даниэлла. Аврора качнула головой.

– Следишь за Дафной. Если она слишком ослабнет – заканчиваешь все, поняла? Придумаем другой способ.

Даниэлла кивнула, с опаской посмотрела на Дафну, которая намеревалась не останавливаться до конца. Аврора показала перстень Клауса и рассказала, что задумала.

Блэр продолжала идти по брошенному сюжету, ежась от холода. Аделин больше не появлялась, но сейчас она не отказалась бы даже от такой компании: все лучше, чем бродить по замершему миру. Холод пронизывал до костей, а небо умудрялось опускаться все ниже, так и норовя накрыть принцессу, хоть жизнь и стояла на паузе.

Увидев знакомый автодом, Блэр с облегчением выдохнула. Почти пять часов она ходила одна по холодному и жуткому сюжету, который высасывал все силы, эмоции и тепло из сердца.

Она поднялась по ступенькам, радуясь, что хотя бы автодом материальный, плюхнулась на кровать и накрылась одеялом с головой. Воспоминания душили, его запах, что остался на простынях, сводил с ума.

Блэр старалась не думать о Клаусе. Сдержит ли Аделин слово? По условиям сделки, она его не заберет… Значит, Клаус переживет создание новых Врат. Правда же?

Время распускать сопли закончилось, и пришлось за шкирку вытащить себя из кровати. Блэр в последний раз вдохнула запах одеяла, что пропиталось парфюмом Клауса, надеясь, что это поможет найти в себе уверенность. Сделала горячий чай, чтобы согреть уставший организм. С каждым глотком становилось чуть легче, словно жар не только согревал изнутри, но и пробуждал жизнь.

Блэр взглянула на часы и крикнула:

– Аделин! – В ответ раздалась тишина. Впрочем, другого она и не ожидала. – Аделин! Сука ты крашеная, ну или некрашеная, мне так-то все равно! Выходи!

Блэр прислушалась, ожидая появления Времени, но снова ничего. Она уже собиралась позвать вновь, как…

– Ну хорош кричать. Что ты хочешь?

Блэр резко обернулась, заметила Аделин, сидящую на незаправленной кровати. Нога на ногу, холодные светлые глаза, прожигающие до души, усмешка, делающая ее лицо еще прекраснее. Время махнула белыми волосами, уперлась ладонями в одеяло. В брючном костюме, словно деловая леди, что спешила на работу, но случайно забрела в погибший сюжет. И такая довольная, будто уже получила все, что хотела, верила, что принцесса готова отдать ей свою душу. Она же… все еще хочет ее душу, да? Мозг кольнуло, воображаемые Элайджа и Клаус подмигивали, намекая, что план Аделин не так прост, стерва что-то скрывает, что-то замышляет… Но времени на размышления не было.

– Я хочу предложить новую сделку.

– О, как. Нет, дорогая. Сделка есть сделка. Сначала ты торгуешься за условия, потом пожимаешь руку. Но не иначе.

Блэр посмотрела на часы, сглотнула, пытаясь унять панику. Смотреть на Аделин, которая сидела на кровати, где Блэр впервые оказалась в объятиях Клауса… Невыносимо. Хотелось выцарапать ей глаза, разбить губу и нос, выдергать все волосы, чтобы она ушла и не портила воспоминания.

– Ты можешь пересесть? Пожалуйста.

Аделин усмехнулась, оглядела смятые одеяло и простыню, скривилась, словно поняла, что там происходило. Хотя почему поняла, Блэр была уверена, что Аделин и так все знала, ведь буквально залезла в голову принцессы.

– Так будет лучше, ты права. Тут воняет сексом и мечтами, что никогда не сбудутся.

Блэр закатила глаза и отправилась на улицу, надеясь, что Аделин последует за ней. Они вышли в застывший мир, Блэр оперлась об автодом, вновь посмотрела на часы.

– Ты пыталась украсть мою душу.

– Пыталась. Что вы так за эти души цепляетесь, не понимаю?

– Ты правда никогда не любила?

– Никогда, голубушка.

– Так зачем эта месть? Уничтожение душ? Уйди на пенсию, да и все. Что вы вечно проблемы себе придумываете? Дом на болоте подарить? Элайджа подтвердит, как там здорово.

Аделин сверкнула глазами, но все же не скрыла улыбку.

– Хаос создал меня, чтобы я была женой Клауса. Это была моя участь. Моя жизнь. И я хранила ему верность, ведь верила, что по-другому нельзя. Но он не оценил. Предал. Ушел к другой. Изменял. Думаешь, он заслуживает тебя? Ты слишком хороша для него.

Блэр качнула головой и отвернулась, не желая объяснять, что Клаус вовсе не тот человек, которого придумала себе Аделин. Она читала его душу и знала, каков он, как он жалел о слишком многих поступках.

– И ты решила отобрать со злости у всех то, что не можешь испытать сама, так?

– Я не делюсь, дитя. И не отступаю от своих целей. Не хочу смотреть, как вы все испытаете то, что мне хаос забыл подарить. Смотреть, как вы любите… Мерзко.

Аделин дернула плечами, словно стряхивала с себя то, что витало в воздухе и особенно – внутри автодома. Блэр посмотрела на часы, сделала шаг к Времени.

– Клаус мой по праву. И теперь все выйдет даже лучше, когда он умрет ради этих Врат. Я уничтожу души, но его не смогу. И когда он вернется – ох! Только он сможет любить. Представь, как это будет больно.

– Но ты…

– Я не заберу его. И мои жнецы его не заберут. Это делает хаос. Моей власти тут нет.

Блэр подошла к Аделин вплотную. Сердце колотилось в груди, ладони потели от страха, но кажется, она сумела заболтать стерву 2.0. Она старалась не думать о Клаусе, понимая ошибку, понимая, что не увидит его вновь. Сейчас главное заткнуть это крашеную суку.

– Сделка: я дарю тебе любовь. На пару минут, конечно, ты же знаешь эту магию. А ты отпускаешь меня.

Аделин склонила голову, изучая эмоции Блэр, облизала губы, раздумывая.

– Ты следишь за временем. Что ты задумала?

– Просто хочу знать, когда время пойдет.

– У тебя – никогда.

Блэр улыбнулась, понимая, что пора действовать. Адреналин снес страх. Она покрепче сжала перстень Клауса, который ей передала мама, напитываясь магией. Спину обдало жаром, возвращая утерянные крылья, и это дало силы.

– Или прямо сейчас! – Блэр вжала ладонь в грудь Аделин, выдохнула, даря ей чувство любви. Глаза Времени расширились в ужасе, но тело обмякло, не привыкшее к подобной боли… Ведь ее заставили любить Клауса, того самого, что в эту минуту жертвовал собой. – Мам!

Аделин задергалась, понимая наконец, что ее обвели.

Аврора появилась из ниоткуда. Она коснулась лба Аделин, совершенно спокойная, уверенная в своих действиях. Время билась от страха, дрожала, ощущая, как ее время запускают. Блэр покрепче сжала перстень, чтобы помочь маме.

Глаза Аделин закатились. Ее душа унеслась обратно в хаос. Блэр хотела было спросить маму, не рано ли они избавились от Времени, но не успела.

Боль пронзила. Дыхание сперло. Блэр закричала, возвращаясь в реальный мир.

Она еще не знала, что Клаус умер в миг, когда она вернулась. Но уже ощущала дикую боль.

Глава 2. Немертвая

День ее смерти начался для Элисон Дейлайт вполне обыденно. Она проснулась, позанималась йогой на балконе небольшой квартиры, долго пела в душе, играясь с водой, создавая из нее причудливые узоры и разнообразные фигуры. Она разошлась настолько, что и сама удивилась, когда ей удалось создать дракона, такого детализированного, что многие стихийники воды позавидовали бы тому, как она развила способность.

Пока Элисон восхищенно разглядывала крылья водного дракона, его когти и уши, время неумолимо утекало в слив душа, таща стихийницу за собой, но вовсе не в трубы, а на шаг ближе к Подземному царству.

Элисон не подозревала, что умрет, пока бегала по квартире и запихивала в рот бутерброд, а в сумку – косметичку и ключи от машины. Даже выбежав на улицу и прикрыв голову от дождя, она представить не могла, что домой уже не вернется. Во всяком случае, живой. Опомнившись, Элисон разжала ладонь, образовала водный купол над собой, который действовал как зонт.

– Мама, мотри! Я тоже так могу?

Элисон обернулась на голос и увидела малышку лет четырех, что дергала женщину за рукав, указывая пальчиком на водный зонт. Голубые волосы – светлее на тон, чем у Элисон – подсказывали, что девочка тоже стихийница воды. Заплетенные аккуратными косами, они лежали на ее плечиках.

– Ну, если будешь стараться, – подмигнула ей Элисон.

Мама девочки – блондинка, что могло говорить, что она либо стихийница воздуха, либо хранитель жизни – щелкнула девчушку по носу и улыбнулась. Обе они стояли под обычным зонтом.

Элисон прыгнула в машину, посмотрела на себя в зеркало заднего вида, расправила прическу: неряшливый пучок, из которого выбивались синие пряди, украшенный серебряным ободком в виде цветов. Зонт распался, но завис каплями прямо в салоне. Элисон, заметив, как одна из капель чуть не прилетела в лоб, подула, заставляя воду вылететь сквозь приоткрытое окно.

– Мойра! – шикнула она, смотря на время.

Машина понеслась по городу, что когда-то называли городом Мертвых, теперь же – Витанова. Элисон жила на самой его окраине и любовалась видом на лес и горы из окна и балкона. Иногда ее прозывали стихийницей земли, ведь ее всегда тянуло к растениям, лесам и паркам, а не к воде. Ее родители работали на станции водоснабжения и отопления. Мать – стихийница огня, отец – стихийник воды, как и она. Работали… ведь умерли, когда ей исполнилось девятнадцать. Теперь Элисон занимала место матери на одной из скучнейших должностей: начальница управления водоснабжения Витанова. Работа важная, но какая же скучная…

Элисон свернула на обочину, ударила по рулю.

– Крылатый случай! – выругалась она, понимая, что оставила папку с документами на столе. Не привезет отчеты сегодня – начальство ее уволит. Так все устали, что она опаздывала, забывала про встречи и часть обязанностей. По правде, ее и держали на станции так долго только из уважения к ее погибшим родителям.

Элисон развернулась, смотря на часы: опаздывает! Мойра как опаздывает! Она неслась, обгоняя машины, нарушала правила, но ей было плевать.

В голове вдруг появилось желание все закончить. Она устала. Давно плыла по течению, грея себя мечтами, которым не суждено сбыться…

Мечтай осторожно, Элисон! Ведь мечты всегда сбываются…

Элисон очнулась пару минут спустя. Она не обратила внимание на пустоту в теле, отсутствие боли. Только стерла кровь, что шла из носа, и вышла на улицу. Хлопнув дверью, она оглядела разбитую машину, выругалась, а потом зажмурилась, сдерживая слезы.

Мозг купался в тумане, а ноги повели в сторону дома, который виднелся за поворотом. Она не замечала, что ощущала ничего, что спокойно двигала сломанной рукой, зато ревела, осознавая, как устала бороться с этим миром.

Элисон зашла в свою квартиру, хлюпнула носом и заметила фигуру, сидящую за кухонным столом. От черного плаща шел холод, мороз, что покрывал инеем волоски на теле.

– Кто вы?

Женские руки с красным маникюром скинули капюшон, Элисон пошатнулась, видя обычную женщину лет сорока с черными, словно тьма, волосами и колючим взглядом без намека на сострадание. Душа уже чувствовала, что произошло что-то, что меняло курс ее жизни, и билась в теле, воя от страха.

– И? – Элисон шагнула к незнакомке, видимо, хранителю душ. Заметила черные вены, пестрящие на шее, уходящие вниз, под плащ, и покрывающие подбородок. Безобразные, словно зараза. На большом пальце сверкал перстень. Элисон облизала губы, собирая остатки храбрости. – Еще раз спрашиваю, что вы делаете в моей квартире?

Женщина лишь дернула плечами. Элисон ожидала увидеть кого угодно под плащом, но точно не уставшую от жизни даму, которая достала из складки сигарету, щелкнула пальцами и закурила.

– Уже не твоя квартира, пирожочек ты мой. Уже нет… Даже интересно, что теперь с ней сделают.

– Выметайтесь! Сейчас же! А я опаздываю на работу.

– О, не волнуйся. На новой работе тебя ждут только завтра. А я, по правде, не особо рвусь в подземку, поэтому давай поболтаем.

Элисон ощутила слабость в ногах. Словно они стали чужими, деревянными. Дама же выдохнула дым, поднялась и потянулась, размяла шею.

– Знаешь, как это утомляет? Каждый раз одно и тоже: кто вы? Что вы хотите? Не мог я умереть! Не забирайте меня!

Элисон моргнула. Еще раз. В тайне веря, что так женщина в немодном черном плаще просто исчезнет. Но нет. Она все еще осматривала квартиру и курила, стряхивая пепел прямо на ковер.

Элисон не было нужды спрашивать, что случилось. Она знала. А душа, что вопила в груди с неистовой силой, пытаясь вырваться на свободу, это подсказывала.

Душа рвалась к этой женщине, словно в объятия к любимому.

– Ты – хранитель душ?

– Мимо.

– Ну, не некромант же?

– Тоже мимо.

– Не понимаю.

Дама затушила сигарету о раковину, повернулась к Элисон и улыбнулась. И улыбка эта была доброй, даже в глазах наконец проснулась жизнь, замерцали огоньки, но у Элисон почему-то пошли мурашки по всему телу.

– Мы с тобой еще поболтаем. И не раз! Женева, кстати.

Женщина протянула руку для рукопожатия, но Элисон мотнула головой.

– Но если…

– О! Не суждено тебе стать тенью. Пока точно.

Элисон кивнула. Происходило что-то нехорошее. Явно. Она выглянула в окно, заметила, что снова пошел дождь, несмотря на усилия стихийников воздуха, которые разгоняли тучи к празднику. И поняла, как хочет жить. Душа царапала ребра, а Элисон молча повернула к двери.

Оказавшись на улице, она закричала. Мимо проходили люди, пробежала собачка, а следом за ней женщина, машина окатила ее брызгами, а вдали девчушка, которую она видела утром, пыталась сделать водный зонт, чтобы укрыться от дождя. Но никто не видел Элисон.

Все продолжали жить. Никто не поставил дела на паузу, мир не замер, плача об ее уходе. Она – капля. Не будь ее – все просто продолжат жить, словно ее и не было никогда.

– Ну? Ты готова?

Элисон обернулась на голос. В груди жгло, словно внутри образовался костер. Пожар, что сжирал все ее мечты.

Женева снова курила, недовольно ежась под холодным дождем.

– Нет! Я… Я ничего не успела! – Слезы покатились по щекам, душа билась, словно запертая в клетке птица. – Не любила, не стала мамой, не открыла кафе на берегу, не обрела лучших друзей, не гуляла всю ночь… мойра! Я… я… Даже море не увидела еще раз! А я так мечтала море вновь увидеть! Как в детстве… Прошу!

Женева подошла, протянула к ней руку. В глазах мелькнуло сострадание, но только на секунду. Потом они стали холодными, пустыми, и Элисон поняла, что и для этой женщины ее смерть – просто работа.

– Тик-так, голуба. Боюсь, больше ждать нельзя, иначе твоя душа сгорит. Время на исходе.

Элисон дернулась в сторону женщины – жнеца смерти?! – понимая, что и правда пора. Душа рвалась в объятия смерти, но мозг все подсовывал картинки моря.

– Совсем немного…

– Время на исходе. Тик-так. Тик-так.

Элисон моргнула, прогоняя слезы. Мутная картинка прояснилась, она смогла разглядеть, как девчушка радостно прыгала под водным зонтом. Слегка дырявым, но все равно прекрасным…

– Тик-так, – тихо повторила Элисон и посмотрела на небо. Тучи почти рассеялись, пробивалось солнце, но крупные капли продолжали сыпать с неба, словно конфетти. Они били по щекам, мочили и без того мокрое лицо. – Прощай…

– Голуба?

Женева протянула руку, а душа затрепетала под ребрами. Элисон всхлипнула, схватилась за грудь, ощущая невыносимую боль, едва нашла в себе силы, чтобы сделать шаг и позволить себя коснуться. А потом ее поглотила тьма.

Элисон Дейлайт умерла. Но ее жизнь только началась.

Душа билась о ребра, царапала легкие. Элисон открыла глаза и сделала вдох.

Все было не так.

Она ощущала душу, что так и билась, словно птица в клетке, и бурю эмоций, которые лавиной придавили стихийницу к дивану.

– Добро пожаловать в Подземное царство!

Элисон дернулась, резко повернулась и увидела парня, что сидел рядом и с любопытством оглядывал ее. Черные волосы, убранные в короткий хвост, темно-карие глаза, искрящиеся от огня, что полыхал в камине напротив, чисто выбритый острый подбородок.

– Том Купер. – Парень протянул ей руку, а Элисон попыталась разглядеть под манжетой белой рубашки метку, но ткань оказалась слишком плотной.

Элисон несмело пожала ладонь, пытаясь сообразить, куда попала. Ее смущала старомодная широкая рубашка, небрежно застегнутая на все пуговки, кроме двух верхних. Она перевела взгляд на льняные брюки на подтяжках и устало вздохнула: так одевались дет двадцать пять назад, когда она еще ходила пешком под стол. А потом ее глаза расширились.

– Твою тень! Я умерла, да?

Элисон вспомнила, как встретила Женеву.

– Именно. Вот только твоя душа осталась запертой в теле, а потому ты не стала тенью.

– Почему?

Том улыбнулся, показав белые зубы, наклонился и чарующе прошептал:

– Потому что была избрана для второй жизни!

Элисон с сомнением вздохнула. Так, словно на ее плечи опустилась вся тяжесть бренного мира. Она сидела на мягком кожаном диване, слышала потрескивание бревен из камина, огонь освещал небольшую комнату, похожую на кабинет: деревянный массивный стол, кожаный стул и несколько заставленных стеллажей и шкафов.

– Не такой ожидала увидеть подземку.

Том встал и подал ей руку, она хмыкнула и поднялась сама. В теле была легкость и какая-то пугающая пустота.

– Это потому, что ты попала в мой кабинет. И если ты согласишься, я буду твоим начальником.

– Припахать решили после смерти?

– О, оплата тебе придется по душе. Если нет, что ж, щелчок пальцами, и твоя душа умчится на поиски спокойствия и тишины.

Том подошел к столу и приложил перстень к углублению одного из ящиков. Элисон сощурилась, разглядывая резную шкатулку, из которой он достал печать, на основании которой оказалась сотня иголок. Затем он вытащил папку из шкафа, сел на стул и углубился в чтение. Элисон несмело села напротив, едва он, не поднимая голову, указал на него рукой.

– Итак, – заговорил Том спустя пару минут, – Элисон Дейлайт. Стихийница воды. Двадцать шесть лет. Умерла в результате несчастного случая шесть часов и тридцать шесть минут назад. Работала на станции водоснабжения и отопления. Родители погибли семь лет назад в результате… хм, стоит прочерк.

– Автомобильная авария в Терравиле.

– Хм, печально. Что у нас дальше? – Лицо Тома не дрогнуло, глаза источали уверенность и спокойствие. А вот сердце Элисон гулко билось, когда она слушала о своей жалкой жизни из уст человека, которому было определенно плевать на все, что с ней произошло. – Одинока. Ни друзей, ни близких, что делает тебя идеальным кандидатом.

Элисон опустила глаза, сдерживая слезы обиды.

– Там что-то было про оплату?

Том сухо улыбнулся, смотря на нее совершенно без эмоций.

– В Подземном царстве с недавних пор появились отделы по помощи перерождения душ. Я предлагаю тебе работу в отделе переписи и распределения душ. Работа непыльная, прямого контакта с тенями нет.

Элисон облизала губы, задумалась, а надо ли ей после смерти работать? Не легче ли забыть эту дрянную попытку и поскорее переродиться? Ну, не вышло. Ну, потерпела она полный крах. Подумаешь – неудачница? Может, в следующий раз выйдет лучше? Она уже хотела сказать это, как Том поднял руку.

– Пятьсот лет службы в Подземном царстве, и ты возвращаешься в мир живых, причем, не меняя внешность, тело, и даже имя, если того пожелаешь. Ты будешь вольна выбрать любую жизнь, мы все организуем.

– Пятьсот лет?

– Пятьсот лет, – согласился Том, а его глаза блеснули в свете огня. – И затем сможешь исполнить все свои мечты. Стать тем, кем мечтаешь.

– Может, за пятьсот лет мир так изменится, что моя мечта будет неактуальной? Невозможной?

– Всегда можно выбрать быть богатой сукой и жить в огромном особняке с прислугой.

– Так, а что делать-то надо?

Том улыбнулся. На этот раз искренне, так широко, что образовались морщинки на лице. Элисон задумалась, сколько ему лет, но потом поняла, что он мог умереть очень давно… А если он хранитель, то и вовсе мойра разберись сколько ему лет. Она вновь взглянула на манжету, жалея, что не умеет прожигать взглядом дыры. Но потом заметила графин с водой, невольно дернула пальцем и довольно улыбнулась, когда пузырь застыл в воздухе. Том обернулся, хмыкнул.

– Многие неделями не могут понять, как тут использовать силы. Говорю же, ты – идеальный кандидат. Ну?

Элисон замялась. Последний год она часто думала о смерти. Она не помышляла закончить жизнь, вовсе нет, но иногда ей начинало казаться, что умри она сейчас – будет даже лучше. И вот она умерла, только все пошло не по плану, и ее душа все еще билась, норовя покинуть мертвое тело.

– Времени нет, Элисон, ты сама это чувствуешь.

Элисон коснулась груди, резко выдохнула, понимая, что Том манипулировал ею, не давал шанса подумать, взвесить желания. Она представила весы, попыталась разложить плюсы и минусы работы в подземке, но осознала, что ей так и не сказали, что предстоит делать и как она будет жить. Ну или не жить.

– Ну ладно, мойра с ним, поехали!

Том удовлетворенно хмыкнул и попросил ее руку. Элисон несмело протянула ладонь, а потом вздрогнула, едва Том шлепнул печатью по запястью левой руки. Она вытянула руки, разглядывая уже не одну, а две метки: стихийницы воды на правой и метку Подземного царства на левой.

– Добро пожаловать в клуб мертвых, но еще живых. Прошу за мной.

Том накинул деловой черный пиджак, который так не подходил его рубашке и штанам, что Элисон нахмурилась. Она засеменила следом, пытаясь понять, что изменилось. Душа, определенно, успокоилась и более не рвалась из тела, словно смирилась, что придется еще немного… пожить? Посуществовать? Побыть в мертвом теле? Мойра, она не любила черный юмор, но тут, видимо, придется шутить. Иначе как выжить… бр-р! Как быть мертвой, но живой?

– У меня сердце бьется. Почему?

– Чтобы твое тело функционировало. Как иначе кровь по венам разносить?

– Но я же мертва.

– Не совсем. Ты скорее застыла во времени, но вот твое тело вполне себе живет, ведь душа заперта в нем. Поэтому ты испытываешь эмоции. Есть и пить обязательно, иначе зрелище будет жуткое. Спать – нет. Но мой совет: спи хотя бы пару раз в неделю, чтобы разгружать мозг от мыслей. Мы, люди, эмоциональные, и надо бы отдыхать от эмоций хоть иногда.

Они пошли по длинному коридору, освещаемому зачарованными свечами, что висели на стенах. Элисон продолжала прислушиваться к ощущениям, но пока все казалось прежним. Может, это шутка? Не чувствует она себе мертвой!

– Офис! – торжественно воскликнул Том, открыл дверь и пропустил Элисон вперед.

Она попала в небольшую захламленную комнату. Несколько столов громоздилось в маленьком пыльном помещении без окон. На стенах паутинками трескалась краска. Четыре пары глаз заинтересованно уставились в ее сторону. Женщина в растянутом кардигане едва не подпрыгнула на стуле и хлопнула в ладоши.

– Наконец! Стажерка, да? – воскликнула она, хватая Элисон за руку. – Как я тебя ждала!

– Клавдия, – пояснил Том. – Она идет на повышение, а ты займешь ее место.

– Если справишься, разумеется! Ты уже четвертый стажер.

– Она просто очень хочет поскорее приступить к новой работе. – Том указал на зеленоволосого парня, сидящего за столом напротив. Тот поправил топорщившиеся волосы, которые и не думали его слушаться, ведь тут же вернулись в состояния «ежа», и кивнул Элисон. – Каспер, агент по распределению душ.

– Вода, да?

Она дотронулась до голубых волос. Кивнула.

– Земля или крашеный?

– Не переношу краску для волос.

С другой стороны сидели две девушки. Их столы были поставлены так же друг напротив друга: Николь была стихийницей огня, о чем подсказали ее огненно-красные волосы и искорки в глазах. Однако она улыбнулась так тепло, что Элисон подумала, что эта огненная дама, возможно, куда лучше всех, из-за кого у нее сложилось мнение, что с пламенем лучше не дружить. А вот вторая девушка – Белла – оказалась хранителем душ – одной из немногих, кто отказался переходить в Соларис и остался жить в подземке.

– Николь – начальница отдела распределения душ. Белла – еще один агент по распределению душ.

– Я тоже буду агентом?

– Ох, нет, конечно! Это так утомительно! – воскликнула Клавдия и подвела ее к столу, указала на бессчетное количество пухлых папок, в которых было столько листов, что они едва закрывались. – Мы с тобой – специалисты по записи и учету душ.

– А?

– Подшиваете документы тех, кто умер. Перекладываете в папку тех, кто стал душой и отправился на просмотр прежней жизни. А потом еще раз перекладываете в другую папочку, едва эта душа уходит вновь на землю. Учет ведете.

– О как, – выдавила Элисон.

– Тебе понравится, голубушка.

– Не сомневаюсь…

Однако Элисон сомневалась. Очень сомневалась, все сильнее волнуясь о предстоящей жизни после смерти. Может, это все же шутка?

Элисон пораженно замерла, не в силах вздохнуть. Она знала, что в Подземном царстве темно и холодно, но не знала, что настолько… темно и холодно. Мрак окутывал, пытаясь сделать ее совсем крошечной, а холод пронизывал до самой души. И какой мойры ей холодно? Разве она не мертва?

– Я ощущаю холод.

Том сухо улыбнулся, устало идя по улице. Элисон начинало казаться, что он желал поскорее от нее избавиться.

– Говорю же, технически ты не мертва. Ты застыла в моменте. Боль есть, но раны затягиваются. Никакой простуды и чего похуже. Но вот голод, холод твое тело воспринимает.

– А усталость?

– Не теперь. Считай себя супергероем, если угодно.

– Уж лучше бы меня радиоактивный паук укусил.

Они шли по темной мощеной улочке, освещаемой зачарованными свечами. Высокие здания нависали, давили своей мощью. Серые, однообразные, а небо было каменным потолком, таким высоким, что, казалось, словно это беззвездное небо в самую темную ночь в году. Элисон вздрогнула, заметив вдруг, что у одного из прохожих был пустой взгляд. На вид – обычный человек, вполне живой, но взгляд… Как бескрайняя, засасывающая в себя яма.

– Да, это тень. Их тут много. Привыкнешь не обращать внимания.

Элисон нервно облизала губы.

– Ты привыкнешь, все не так плохо, как тебе кажется. Есть свои преимущества. – Том открыл тяжелую дверь подъезда и пропустил Элисон вперед.

Они поднялись на третий этаж по крутой лестнице, а Элисон поняла, о чем говорил Том, ведь у нее даже не сбилось дыхание. Стало жутко. А особенно от уставшего взгляда нового начальника, который подвел ее к обшарпанной двери и подал ключ.

– Твоя квартира. Маленькая. Но зато соседи тихие.

– Кто тут живет? Все душнилы наверху.

– Работы много. Немертвых теперь тоже.

Элисон повернула ключ и несмело толкнула дверь. Внутри все оказалось гораздо лучше, чем она ожидала, хоть уже и понимала, как тяжело будет без солнца, тепла и нормального освещения. Уюта явно не хватало, Элисон уже размышляла, где бы добыть ковер и шторы. Она прошла по скрипучему паркету, заглянула за угол и рассмотрела небольшую кухню: холодильный шкаф, плита, работающая на зачарованном огне, пара тумб и висящих ящиков. Все черно-белое, поцарапанное.

– Магазины же есть? – спросила Элисон, подходя к окну с деревянной рамой. Вид был во двор, на пустующую детскую площадку, в которой более не было нужды в Подземном царстве.

– Разумеется.

– И зарплата у меня есть?

– У нас коммунизм.

– Вообще все, что хочу, могу брать?

– Говорил же. Плюсов тоже предостаточно.

Элисон сомневалась, что бесплатные товары в магазинах могут перекрыть тот факт, что она маленько не жива. Промолчала, ведь видела, как Тому наскучил их разговор, как он поглядывал на часы, словно опаздывал куда-то. Справа от окна стоял диван, такой же серый и безжизненный, как и все вокруг. Никаких полок, никаких сувениров и милых штучек, лишь безжизненные стены.

– Спальня там. Ванная.

Элисон проследила, куда указывал Том, заглянула за дверь, которую он приоткрыл, и облегченно выдохнула, видя краны: водопровод есть. Значит, стихийников воды тут достаточно.

– Ладно, дальше я сама. Спасибо.

Том недоверчиво вскинул брови. Элисон хотела бы задать еще миллион вопросов, но находиться в одной комнате с Томом становилось невыносимо. Словно его аура окутывала ее печалью и тревогой, затягивала в логово безнадеги.

– Найдешь дорогу завтра?

– Вполне.

– Значит, до завтра. Клавдия будет ждать тебе к девяти утра.

Едва Том вышел, Элисон резко выдохнула. Взглянула на метку, что теперь украшала ее левое запястье, пытаясь собрать мысли в кучу и понять, что происходило. Отчаявшись прийти хоть к какому-то решению, она пошла изучать спальню. Такая же печальная комната, как и кухня-гостиная. Пустые стены, отсутствие штор и тюля. Кровать да шкаф. Не веря в удачу, Элисон открыла дверки и тут же поцокала языком, находя пустые вешалки.

– Хоть один плюс коммунизма…

Она уже было пошла к двери, чтобы найти в подземке магазин, но замерла. Вспомнила теней, которых встретила по дороге сюда. И в итоге просто легла на кровать. Сначала мысли мешали, жужжали, словно пчелы, она все вспоминала последние мгновения жизни, понимая, что ничего не успела. Вскоре она погрузилась в сон.

Глава 3. Хаос

Блэр лежала в своей комнате, пожираемая тьмой. Все поняли, что нет смысла ее тормошить, и дали время прийти в себя. Насколько это возможно в ситуации, когда потеряла того, с кем скрепила душу. Единственного, кого могла любить так чисто, искренне и получать в ответ то же…

Иногда Блэр завидовала людям из мира без магии. Они не скрепляют души. Они вообще не знают, что у них есть души. Живут себе, любят, потом уже нет, женятся, разводятся, делят имущество, детей… Но потом она вспоминала, как хорошо было каждую минуту, каждую секунду, которую Клаус был рядом, и понимала, что никогда и ни за что не хочет лишиться этого.

Спустя два дня в дом пришел бог забвения. Сказал, что ощутил невыносимую боль и решил помочь. Блэр чудом не зарезала бедного бога, крича, что никому не отдаст воспоминания о Клаусе, как бы больно ни было помнить. Но кочергой несчастному досталось сильно – так он настаивал на своем. Такой же упертый, как его «отец»!

Блэр слышала, что собирали волонтеров в дополнение к тем, что уже были в Терравиле. На секунду запланировала отправиться в Портус, чтобы помочь городу, в котором магия разрушала привычную жизнь, но потом вновь легла и покрепче сжала перстень, что Клаус надел на ее большой палец.

Перстень всегда был горячим, от него шла магия Клауса… И она могла слышать его голос. Он просил ее жить… Глупец! Умер ради мойровых Врат, дрейфует себе в хаосе, не ощущает ничего… ни боли, ни тепла, ни любви. Просто ничего. И о чем-то смеет ее просить! Эгоист пустотый.

Лучше бы он был окончательно мертв, ведь хуже всего была надежда, которая одновременно заставляла ее жить дальше, но и медленно убивала, выворачивая наизнанку. Она не знала, сколько его предстояло ждать, стоило ли его ждать вовсе, ведь, возможно, он не вернется, пока она жива. И от этого было невыносимо находиться в собственном теле, с мыслями, что душили ее каждую секунду.

Нет ничего хуже неизвестности. Лучше окончательный проигрыш, чем вечно находиться в подвешенном состоянии и ждать ответа.

Элайджа почти не бывал дома, путешествуя от Портуса до Лостхилла. Возвращался только на ночь, пытался говорить с Блэр, но она молча отворачивалась к стене, сжимая перстень еще крепче. Он ласково гладил ее по спине, делился эмоциями, пытаясь хоть немного отогреть заледеневшую душу.

Зато мама всегда была дома. Блэр пыталась убедить ее, что справится и сама, – страдать на кровати, что тут сложного?! – но она была непреклонна.

«К мойре мир, пока мои дочери на грани!» – кричала Аврора во время споров с хранителями, что пытались убедить ее, что она очень нужна в Портусе. На ее стороне всегда был Элайджа, который понимал, что девочек одних лучше не оставлять.

Блэр знала, что они ждали, когда она что-нибудь сделает. Отец выставил охрану по всему периметру, чтобы не дать ей сбежать. И она бы уже давно отправилась на поиски опасностей на свою пятую точку, но… не понимала, куда идти. А еще знала, что ни за что не оставит родителей в неизвестности, не позволит им переживать из-за ее импульсивности.

Дафна страдала в соседней комнате, но хотя бы находила силы, чтобы привыкать к новой реальности. Она закопалась в книги и записи, которые остались от мойры, изучала новую магию, намереваясь принять эту часть себя.

«Держи друзей близко, а врагов еще ближе», – говорила Дафна, объясняя, почему ей так важно покорить магию мойры. А еще ее перестали мучить кошмары.

Иногда одна из сестер приползала ко второй, и они молча обменивались эмоциями, успокаивая друг друга. Слов не было. Они и так знали, о чем страдали. Смысл говорить вслух?

Боль пыталась поглотить Блэр, разжевать, не оставив даже костей, а по ночам подсовывала сны о Клаусе. Видеть его было невыносимо прекрасно, но после пробуждения неизменно оставались пустота и отчаяние. А надежда угасала с каждой минутой.

Спустя неделю Блэр притащила книги из дома Уайтов, надеясь выяснить, как вернуть Клауса из хаоса. Джейкоба же вернули? Да, это другое, ведь он был просто мертв, но… Блэр знала, где душа Клауса. Оставалось выяснить, как его оттуда вызволить.

В одну из ночей Блэр пробралась в комнату Дафны, легла рядом и сжала сестру в объятиях.

– Я чувствую твою тревогу, – прошептала Дафна. – Что ты задумала?

– Только спросить, – тихо ответила Блэр. – Боюсь сделать тебе больно.

– Больнее, чем я сама себе делаю, мне не сделает никто. Говори.

Блэр набрала воздуха в грудь, готовясь к вопросу. Страх налип на кожу, как паутина, но она смахнула его и выпалила:

– Ты видела, как мама призвала Время?

Дафна выпуталась из объятий, села, прислоняясь к стене. В темноте ее силуэт был едва различим.

– Я ждала, когда ты спросишь. Но нет. Это не поможет вернуть его.

– Даф…

– Не поможет, Би. Время хотела уничтожить Зазеркалье, поэтому так легко откликнулась на зов. Мама порезала себе вены, почти умерла, призывая к себе ту, от кого получила силы хранителя времени. Вот и все. Но… Я не знаю, чем помочь.

Блэр кивнула, закрыла глаза, желая хоть на минуту перестать чувствовать. Учись жить без него, ты должна быть сильной, мир не крутится вокруг мужика… Да, не крутится. И она могла жить без него. Ну… смогла бы, когда боль утихнет, но не хотела. В первую же встречу она решила, что Клаус – классный мужик, и он теперь – ее.

Блэр знала, что Клауса можно вернуть. И намеревалась это сделать. Она всегда была упертой и привыкла получать то, что хотела, даже если ради этого приходилось силой отбирать желаемое у жестокого мира. И сейчас она решила, что Клаус должен быть ее мужем до конца ее жизни.

– Би, прошу только об одном: не возвращай его сама. Просить помощь не стыдно. Это, напротив, показывает твою силу.

Блэр тяжело вздохнула. Пообещала не рваться в бой за душу Клауса в одиночку. Как минимум – предупредит всех, куда идет. Больше она никогда не сбежит из дома.

Блэр вздрогнула, ощутив чужое касание. Вырвалась из сна, проглатывая крик, но, заметив богиню похоти, расслабилась. О страхе напоминало только биение сердца и потное тело.

– Что тебе нужно?

– Никлаус просил беречь тебя, пока он… не здесь.

Ева лукаво улыбнулась, облизала губы, наблюдая, как Блэр подтягивала ночнушку, чтобы спрятать все голые участки тела. Душа выла от боли, и богиня похоти подкидывала дров в горящее сердце.

– Убирайся. Клаус мертв, и я снимаю с тебя эту обязанность.

Блэр плюхнулась на подушку, накрылась одеялом почти с головой, не желая с кем-либо говорить. Куда заманчивее была идея спать. Спать до конца ее мойровой жизни.

– Никлаус не мертв, дорогуша. Он в хаосе, и может в любой момент вернуться.

– В прошлый раз не возвращался пять тысяч лет, – пробурчала Блэр. Ева склонилась, провела носом по шее принцессы, облизала щеку и рассмеялась, едва та отпихнула богиню, утопая в чужой похоти… но было в эмоциях и что-то еще, словно бы… искреннее желание утешить?

– В прошлый раз он не хотел возвращаться. Нужна правильная мотивация. Когда-то его не было год, когда-то – пять. Иногда – целую тысячу, когда они поссорились с Любовью так, что он думал, будто потерял ее навсегда. Но она ждала его.

Блэр резко села, стряхивая руку Евы. Она уже не замечала похоть в глазах богини, лишь внимательно слушала елейный голосок.

– Он в хаосе. Кто сказал, что его нельзя выдернуть оттуда? – Ева подмигнула, склонила голову.

Блэр впервые ощутила надежду. Она уже две недели – с того самого момента, как узнала, что Клаус не пережил создание Врат – пыталась найти способ попасть в хаос. Но сейчас, слыша сладкую речь Евы, вдруг вспомнила, что души рождались в хаосе, но приходили в мир через Эклипсис. Она вскочила с кровати и понеслась к шкафу.

– Наши души после рождения проходят через источник жизни, так? Может, там проход? Ты поможешь? – тараторила Блэр, переодеваясь. Ей стало плевать на возбужденный взгляд Евы, пусть хоть оближет ее, если это поможет вернуть Клауса.

– Я не помогаю, лишь берегу твой покой.

– Думала, ты любишь Клауса? – Блэр замерла, так и не натянув кофту на голое тело. Ева опустила взгляд на грудь, заставляя принцессу опомниться и покраснеть. – Ну?

– Он вернется и так. Я бессмертна. Не вижу смысла приближать наше воссоединение: отдохну хоть от вечных приказов.

– Ну и мойра с тобой.

Блэр все же оделась и помчалась к двери. Созревал план, глупый и безрассудный. Она знала, что скорее всего умрет по дороге, ведь подземка захвачена жнецами смерти, но адреналин уже струился по венам, а тараканы в голове хлопали в ладоши и танцевали вальс, представляя, как хорошо им будет, если получится вернуть Клауса. Она тронула перстень, ощутила знакомое тепло.

Клаус прав. Любить – больно. Но эта боль делает нас живыми.

– Только совет, моя принцесса.

Блэр замерла, нехотя обернулась.

– Королева – не та, что сама всех спасает и жертвует собой, а та, что может объединить людей и умеет принимать помощь. Потому что никто не может и не должен все тащить сам.

– Поняла, – кивнула Блэр.

– И, принцесса, за блестящую идею прошу участия в процессе после вашего воссоединения. – Ева заметила взгляд Блэр, закатила глаза. – Хотя бы посмотреть!

– Правила сделки просты: сначала что-то просишь, а потом уже даешь нужное. Но не наоборот.

Блэр распахнула дверь, влетела в кабинет отца, краем глаза заметила Джейкоба, но решимость не убавилась: не скажет сейчас – испугается. А она не хочет быть трусихой.

– Я иду в Подземное царство, – выпалила Блэр и застыла напротив отца, спрятав руки за спиной. Она расправила плечи, предчувствуя, что он скажет, но не хотела лгать и сбегать.

– Хорошо, – ответил Элайджа.

– Нет! Я иду! Я не могу сидеть тут, пока Клаус в хаосе! Я пойду к Эклипсису, попробую… Что?

– Я говорю: «хорошо». Иди. А мы пока с Джейкобом вернем Клауса. Это будет не просто без тебя, конечно, но…

– Почему?

Она вглядывалась в глаза отца, пытаясь найти подвох: ее пытаются задержать? Не дать ей уйти? Сейчас придумают что-нибудь про Юпитер, зашедший за Сатурн, Солнце, что встанет на юге… Но потом она перевела взгляд на Джейкоба, заметила начерченные на руках знаки Подземного царства, Эклипсиса, хаоса и еще чего-то, что она видела впервые. Они были красными, словно… выведены кровью? Снова перевела взгляд на отца, тот устало вздохнул и тряхнул плечами. И выглядел он крайне серьезно, словно… не врал.

– Правда думала, что я лишу любимую дочь ее судьбы?

– Тебе он не нравится.

– Но ты его любишь: мне этого достаточно. Готова?

Блэр решительно кивнула, руки задрожали.

– Будет больно.

– Готова.

– Ты можешь умереть.

– Бывает.

– Тогда идем.

– Сейчас?

Блэр услышала, как дрогнул голос и покраснела, злясь на себя, ведь не хотела показывать, как ей страшно, но не оттого, что будет больно, а что они могут провалиться, и ей придется смириться с потерей.

– Полнолуние, – пояснил Джейкоб, вставая. – Когда как не сейчас?

– Дени знает?

– Нет.

Блэр понимающе кивнула: значит, есть вероятность не только ее смерти. Изучила взглядом Джейкоба, собранного, такого спокойного, словно он уже одной ногой был в подземке, а не здесь.

– И потому нам надо поспешить, пока Аврора отвлекает Дени, и они отпаивают Дафну успокоительным чаем, а то нам несдобровать. – Элайджа взял Блэр за плечи и подтолкнул двери.

– Мама знает?

– Без лишних подробностей. Она уверена, мы чай будем пить и немного поговорим с мертвыми.

– Может, так и лучше, – кивнула Блэр, а Элайджа обнял ее.

– Я желаю тебе самого лучшего, пчелка. Но если почувствуешь, что на грани – останавливай ритуал, поняла? – прошептал он на ухо. Блэр покрылась мурашками: кажется, все куда серьезнее, чем она может себе представить.

Джейкоб сидел без рубашки напротив Блэр. Грудь покрывали такие же символы, что и руки, черные волосы стояли торчком, а глаза почернели так, что казались бездонным океаном.

Они расположились на паркете в гостиной. Ковер скрутили, чтобы не запачкать кровью. Блэр переодели в топ с тонкими бретельками, чтобы иметь доступ к венам на руках.

Полная луна проникала сквозь панорамное окно, освещала спокойное лицо Джейкоба, который погружался в мир мертвых, и Элайджу у двери, что сложил руки на груди. Отец хотел бы занять место Блэр, она это знала, но не мог. Ему оставалось лишь взволнованно наблюдать за происходящим, позволять проводить опасный ритуал, итогом которого могла стать чья-нибудь смерть. И потому Блэр была безумно благодарна ему, ведь другой отец просто бы запер дочь в комнате, крича, что нужно смириться со смертью любимого. Но они были слишком похожи, понимали друг друга, как никто другой: Элайджа бы тоже рисковал жизнью ради Авроры, сделал бы все, что в его силах, чтобы хотя бы попытаться ее вернуть.

А еще луна освещала тело Клауса. Он лежал между Блэр и Джейкобом. Будто бы спал. Такой спокойный… Она мотнула головой, пытаясь вернуть себя в чувства. Страх облепил тело, покрыл мурашками, собрался резью в животе, едва она представила, что больше никогда не увидит искорки в его глазах, не услышит его ироничные шутки, не окажется в крепких объятиях, в которых всегда так надежно… Он может шутить, рисковать, удивлять ее, но никогда не сделает действительно больно, а в нужный момент всегда поймает и спасет.

– Так вы сразу это задумали, да? – прошептала Блэр, отворачиваясь, – так невыносимо было смотреть на мертвого Клауса. – Почему не говорили? Позволили страдать?

– Не хотели давать ложную надежду, – ответил Джейкоб, его взгляд прояснился, ведь он вернулся к живым. – Сейчас я уйду в Подземное царство, затем по нити, что оставил Клаус, в хаос. И там мне понадобится твоя помощь: я должен коснуться твоей души, чтобы найти Клауса, используя вашу связь. Иначе…

– Я готова.

Джейкоб протянул ей кинжал, указал на руки. Она кивнула, зная, что без крови не проходит ни один ритуал. Чем сильнее боль, тем больше магии ты призываешь. А сейчас им нужен весь резерв.

– Клаус просил не втягивать тебя в это, – сказал Элайджа, садясь рядом. Он осторожно забрал кинжал из ее рук. – Блэр… Это очень опасно. Прости, но… мы две недели пытались придумать, как провести ритуал без тебя.

– Все будет хорошо, пап, – ответила она, поворачивая руки венами. – Мама исцелит. Даже шрамов не останется. А если и останутся… плевать. Спасибо, что не перья.

Он поцеловал ее в макушку, прижимая к себе с такой силой, словно мог так обезопасить, не дать крошить душу ради кого-либо. Джейкоб поторопил их, намекая, что луна скоро скроется за тучами, и они не смогут использовать ее силу. Элайджа нежно обхватил Блэр за руки и сделал по порезу на каждой. Джейкоб делал то же самое и, закончив, протянул свою ладонь.

– Все произойдет быстро, – сказал он, соединяя их порезы. – Думай о Клаусе, ладно? Так больше шансов, что он откликнется, и тогда я затащу его в тело.

Блэр кивнула, бледнея от страха. Джейкоб вновь погрузился в себя. Знаки на его теле загорелись, и она поняла, что это тоже были порезы. Из незаживших ран потекла кровь, вязкая, словно смола, слегка мерцающая, окутанная черным дымом.

– Зачем? – с ужасом прошептала Блэр. Элайджа поддержал ее за спину, не давая разорвать контакт. Джейкоб не слыша, ведь был на пути в царство мертвых. Она вдруг вспомнила, как он ругался с Клаусом, когда они закапывали кости. Это тогда Клаус попросил его вытащить из хаоса после создания Врат?!

– Мы же его вернули из мертвых, – ответил за Джейкоба Элайджа. – Никто не любит быть в долгу.

Блэр поморщилась. Порезы горели как от огня. Их руки с Джейкобом объял дым, смешанный с кровью, соединил с такой силой, словно их склеили. Боль расползалась по телу, закрадывалась в каждую частичку, будто по венам текло разбитое стекло. А потом откликнулась душа. Блэр стиснула зубы, борясь с тошнотой. Метка, связывающая ее с Клаусом, зажглась, разрезая на части.

– Блэр! Клаус! – шикнул Элайджа ей на ухо, сжимая плечо.

Она опомнилась, послушно зажмурилась, отдаваясь магии Джейкоба. Ему тоже было больно, но не так, как ей, – часть его сознания была не в теле, а направлялась в хаос. Он вел ее душу за собой по нити, которая тянулась к Клаусу… И она позволила себе вспомнить его улыбку, глаза, как он касался, целовал, ласкал тело… Боль утихла, прячась от воспоминаний, а метка загорелась сильнее.

Блэр вздрогнула, осознавая вдруг, что покидает тело. Она вздохнула в последний раз и расслабилась, погружаясь в покой, тишину, умиротворение… не было боли, но не было и чувств. Было… никак. И это было так прекрасно. Так легко…

– Вернись же! – Жгучая боль на щеке. Кто это? Ей нужно…

Блэр ощутила, что ее зовут. Метка потянула за собой вглубь хаоса, в небытие, растворяя в себе, измельчая душу до крупиц. Но она знала, к кому несется…

– Вернись же! – Это отец? Элайджа тоже здесь? Что он забыл в хаосе?

Кто-то коснулся ее души изнутри. Горячие пальцы согревали, звали к себе, звали раствориться в себе…

Она закричала, вырываясь в жизнь. Блэр кашляла, слезы текли по щекам, так тяжело давался каждый вздох. Грудь горела, а душа металась, кроша ребра, оставляя ссадины на сердце и легких.

Разлепив глаза, она заметила лицо отца. Такое испуганное, словно она уже умерла. Он не знал, что делать.

Тело немело, унося в пучину покоя. И тут ее коснулись горячие пальцы, что залезли под топ. Душа начала затихать, отзываясь на мольбу.

– Эй, тише, – знакомый голос согрел обмякшее тело. Она сощурилась, не веря, что над ней склонился Клаус, вжимающий руку в ее грудь с такой силой, словно хотел достать душу. – Тише. Ты дома. Хаос тебя отпустил.

Блэр попыталась вздохнуть, но не смогла – внутри разлился пожар. Она хватала воздух ртом, но паника затягивала в кокон.

– Ребра сломаны, – констатировал Клаус. – Зови Аврору!

– Клаус!..

– Я справлюсь! Аврора! Сейчас!

Блэр хотела закричать, едва Элайджа осторожно передал ее Клаусу, но не смогла – ее утягивало в покой… туда, где нет боли… где нет чувств…

Клаус коснулся вены на ее шее, погружая в сон. Она бы хотела пошевелиться, сказать, что любит, но повиновалась магии, и все же упала в ничто.

Пробуждение походило на восстание из мертвых. Конечно, Элисон еще ни разу не восставала, но была уверена, что чувствовала бы себя именно так.

Сон не хотел отпускать, опутывал липкими лапами, затаскивая в пучину путанного сна, который тревожил всю ночь. Что ей снилось, она так и не вспомнила, остались только горечь на языке и дорожки слез на щеках.

Элисон прошла на кухню, чтобы найти чай или кофе, вздрогнула, заметив фигуру, сидящую за кухонным столом. Сердце пропустило удар. В прямом смысле. Но потом она заметила глаза мужчины в клетчатом пиджаке и расслабилась. Пустые, безжизненные. Всего лишь тень: отпечаток человека, что когда-то чувствовал, а теперь просто существовал, вспоминал и ждал следующую жизнь.

– Так ты умер, да?

Элисон села на соседний стул, уставилась на морщинистое лицо, пытаясь утихомирить сердце, стучащее где-то в горле. Надо привыкать: тени здесь повсюду.

– Ненависть захватит твое сердце, дитя. Захватит… ты пожалеешь, что не умерла. Пустота и страх…

Элисон покрылась мурашками, открыла рот, чтобы спросить, что это все значит, но услышала стук в дверь. Словно гром или удар сковородой, он вывел ее из страха, напоминая, где она была.

– Каспер, если вдруг забыла за ночь! – провозгласил парень, едва Элисон открыла дверь. Стихийник земли довольно улыбнулся, на щеках образовались ямочки. Зеленые короткие волосы топорщились в разные стороны. – Ты чего тень не выгоняешь?

Элисон обернулась к мужчине, пожала плечами. Из головы все не выходили слова, которые предрекли, что ненависть захватит ее сердце.

– Поверь, им абсолютно плевать на все, что ты с ними делаешь. Хоть бей! Они мертвые, а мертвым до пустоты на боль и эмоции. Они сами не понимают, как к тебе заходят. Напомни принести тебе шалфей, чтобы отпугивать их.

– Шалфей?

– Я магистр по травологии!

– Так ты еще и травник?

– Угу. Есть немного.

Каспер подошел к мужчине, безжалостно схватил за руку и потащил к двери. Едва тень оказалась в коридоре, травник захлопнул дверь и отряхнул руки.

– Слушай… А тени же будущее знают, да?

Каспер обернулся к Элисон. Он казался совсем юным, но глаза выдавали прожитые годы.

– Что он тебе сказал? Выброси из головы. Все это ерунда.

– Но провидицы…

– Провидиц больше нет, и тени больше ничего не знают. Едва мойра была побеждена, будущее стало зависеть от каждого из нас. Тени теперь видят миллионы исходов. И никто не знает, куда тебя приведут твои решения. Только ты выбираешь свое будущее. Так что… забудь, что тебе сказала тень. Это один из миллиона вариантов развития событий.

Элисон опустила глаза. Сердце продолжало бешено стучать.

– Или там что-то хорошее было, а?

– Забудь.

До офиса они шли молча. Каспер пытался разговорить Элисон, но в итоге понял, что лучше ее не трогать. Она слишком привыкла молчать и никого к себе не подпускать, ведь знала, что люди делают больно.

Клавдия распахнула руки, словно ожидала от Элисон объятий, но получила только ошарашенный взгляд.

– Что ж, давай начнем, голуба, садись скорее.

Элисон разглядывала Клавдию, ее вытянутый кардиган, глаза, такие светлые, что радужки казались почти белыми, и задавалась вопросом: «Кто это женщина?» Она выглядела молодой, такой красивой, словно до смерти работала моделью. Все портили очки в круглой оправе, белые волосы, завязанные в низкий хвост. Что-то не сходилось, царапало мозг Элисон, привыкшей не доверять людям, но она не успела подумать об этом, ведь Клавдия начала погружать ее в мир бумажек и скучнейшей во всем мире работы.

Клавдия тараторила без остановки, показывая Элисон документы, которые надо заполнять, подшивать, перекладывать туда-обратно до скончания веков. И все это так утомляло…

– Ты точно успеваешь? Может, тебе надо записать? – спросила в очередной раз Клавдия, оглядывая новенькую сквозь толстые очки.

– Нет, я все поняла. – Элисон тяжело вздохнула, злясь на недоверчивый взгляд. – Умирает душа – мне приходит документ. Я заполняю файл: имя, фамилия, вид, место жительство, возраст. Далее из отдела Зазеркального мне присылают досье на эту душу. Подшиваю. Ставлю на учет, складывая эти бумаги вот сюда. Копию отдаю коллегам, чтобы они смогли найти этой душе новое воплощение. – Элисон указала на правую створку шкафа, что стоял позади ее стола. – Далее разбираюсь с теми, кто ушел обратно в жизнь. Из отдела Зазеркального мне снова приходят досье. Нахожу документы, докладываю бумагу, где указываю информацию о новых воплощениях: имя, фамилия, вид, место рождения. Перекладываю в архив, надеясь, что душа проживет долгую и счастливую жизнь. И так по кругу.

Клавдия сняла очки, покусала дужку, с гордостью смотря на Элисон.

– С первого раза! Какая ты молодец.

– Самая простая работа в мире.

Клавдия выдавила улыбку и достала из верхнего ящика стола подшитые бумаги. Элисон устало потерла переносицу, видя свое имя.

– Я знала, что ты-то точно подойдешь! Мы с тобой похожи, голуба.

Элисон вздрогнула, едва Клавдия сжала ее коленку. Хотелось стряхнуть руку блондинки, убежать, спрятаться. Что-то с ней было не так. И это так… пугало.

– Кто ты? Хранитель жизни?

Клавдия улыбнулась.

– Времени, дитя. Хранитель времени.

Элисон выпучила глаза, обернулась к Касперу, тот пожал плечами, мол, это подземка, дорогая.

– Но ведь…

– Я умерла двести лет назад, и все это время провела в Подземном царстве, ведь могла себе позволить. А теперь мне нашлось место. Но давай о тебе! – Клавдия наклонилась и зашептала на ухо Элисон: – Не страдай, что не любила. Я тоже никогда не любила, поверь, без этого чувства куда проще. А что девственна… Что ж. Поверь, прелесть секса преувеличена. Но если интересно – здесь полно парней, что помогут тебе.

Клавдия отодвинулась, оглядела Элисон, щеки которой полыхали так, словно она оказалась у кипящей лавы.

– Это не твое дело, – выдавила Элисон, сжимая кулаки.

– Конечно, голуба, конечно. Думаю, ты справишься без меня, да? Сегодня я закончу дела, а завтра рабочее место в твоем распоряжении. Каспер поможет, правда?

– Конечно.

Каспер непонимающе смотрел на красную Элисон, которая сделала глубокий вдох, пытаясь избавиться от желания сломать Клавдии пару пальцев.

– Тогда я пойду. Изучу подземку, пожалуй.

И, не прощаясь, Элисон вылетела в коридор. Кто еще видел ее файл? Все теперь знают, какая она, да? Все будут шушукаться за спиной, называя черствой, ледяной королевой или еще хуже – фригидной?

Не понимая как, Элисон нашла кабинет Тома Купера среди коридоров и поворотов и без стука ворвалась внутрь.

– Том? Можно вопрос?

Элисон застыла в двери, наблюдая, как ее начальник раскладывал кости на столе. Он устало вздохнул, так и держа в руках чей-то череп.

– Все же некромант! – не удержалась Элисон. Том поджал губы.

– Для тебя «мистер Купер». – Его глаза зло сверкнули в свете огня. Он сел в кресло, жестом пригласил Элисон пройти. – Что ты хотела, Элисон?

Злость кипела в душе. Она никому не позволит так с собой разговаривать. Если бы она хотела быть тварью дрожащей в глазах начальника, что возомнил, что он право имеет, то она бы давно стала отличным работником, что не прогуливает работу и всегда вовремя приходит.

– Мистер Купер, нет ли для меня более подходящего места? – Элисон вложила все презрение в слово «мистер», что только могла, но уголки губ Тома лишь немного дрогнули, словно его забавляла ее попытка задеть его. – Я способна гораздо на большее, чем просто перекладывать бумажки.

– Разумеется. Но сейчас ты нужна нам именно в отделе распределения душ, чтобы вести учет. Наберись терпения, Элисон.

– Поняла, Купер.

Элисон хотелось скинуть кости со стола, разбросать книги, что хранились за стеклом в резном шкафу, а потом влепить Тому пощечину – так раздражала его самодовольная улыбка. Снисходительная. Словно он общался с ученицей младших классов.

– Мистер Купер, дорогая.

Элисон хотела вспылить. Но потом улыбнулась. Вспомнила, что и он читал ее мойров файл. Знал о ней все! Мойра! Значит, пора идти в наступление. Сделать все, чтобы ее уволили из этого дрянного офиса, и либо перевели в место получше, либо просто отпустили.

– Купер, боюсь, что я вам слишком нужна, чтобы вы смели командовать мною.

– Прости?

– Сколько, говоришь, уже стажеров было? Клавдия с ума сходит, так хочет покинуть этот дрянной офис. Не думаю, что стоит очередь на ее место. Значит, я вам нужна.

– Не переоценивай себя. Ты всего лишь жалкая девчонка. Знаешь, сколько таких, как ты, умирает каждый день?

– Однако вы выбрали меня. Я вам нужна. Да, Купер?

Том улыбнулся, смотря вдруг на Элисон по-другому. Он наклонился, чтобы оказаться с ней на одном уровне, коснулся красной щеки.

– Иди прогуляйся. Завтра тебя ждет сложный день. Может, тебе кажется, что это просто, но нет. Копаться в чужих судьбах, читать о душах, что умерли…

– Я справлюсь, Купер.

Элисон вышла и хлопнула дверью. Она не помнила, как добралась до конца коридора и рухнула прямо на пол, веря, что там ее никто не найдет. Наивно – но что поделать? Именно эта глупая наивность заставила ее сердце стать черствым и перестать верить в людей.

Она никогда не любила. Факт. Но как же она желала этого! Ощутить эти мойровы бабочки в животе, понять, каково это – когда тебя любят, о тебе заботятся. Дарить заботу и нежность в ответ… Но, похоже, кто-то в Зазеркальном отделе накосячил, и ее душу лишили возможности любить. Хотя стойте… Когда Элисон родилась, в Зазеркалье еще правила мойра. Вот кого надо винить за то, что Элисон не умеет любить.

Она зажмурилась, понимая, что нет смысла кого-либо винить, что она так и не сумела пустить кого-то в душу. Жизнь не раз показывала, что люди думают только о себе. Элисон предавали подруги, бросали, смеялись за спиной… Она всегда оставалась одна.

Элисон выругалась, нервно расчесывая метку на левом запястье, осознавая наконец, что умерла. Все. Финальная станция. Конец. Никакого больше шанса. Надежды.

Конец.

Финита ля комедия.

Хотелось орать. Разбить что-нибудь. Но она только всхлипывала, закрыв рот, чтобы сдержать истерику. Душа разбивалась на осколки, а Элисон ненавидела себя так сильно, что хотелось перерезать мойровы вены. Зачем она согласилась? Почему не пошла дальше? Зачем ей эта вторая жизнь? Она и первую свою ненавидела…

– Знаю, это тяжело.

Элисон вздрогнула, стерла слезы, понимая, что уже поздно: Каспер увидел ее слабость. Да и красные глаза и нос отлично подтверждали истерику.

– Меня не нужно поддерживать.

– Зря ты так.

Каспер сел на пол, прижался спиной к холодному камню. Какое-то время они сидели молча, и Элисон была благодарна за это, ведь не была готова обсуждать историю своей печальной жизни и смерти.

– Давно ты тут? – тихо спросила она, когда слезы высохли, а душевная боль немного утихла.

– Пять лет почти.

– Кто-нибудь остался?

– Мой тебе совет: не спрашивай никого тут о прошлом. Захотят – сами расскажут. Тут… умело выбирают кандидатов.

– Прости, я не…

– Я не про себя. Просто…

– Дай угадаю, у каждого никого нет из близких, а жизнь была такой никчемной, что и терять ее не жалко?

– Именно.

Элисон резко выдохнула. Вот и все описание ее жизни. Двадцать шесть лет и что? И ничего. Никаких воспоминаний, которые сейчас могли бы греть сердце, никто по ней не скучает, ведь она не научилась дружить, любить.

– Зачем им работники, у которых остались близкие? Любимые? Которые мечтают сбежать наверх, чтобы снова быть с ними? А нам всем терять нечего.

– Солнце и море, – заметила Элисон, закрывая глаза. Самый счастливый момент ее никчемной жизни: шестнадцатый день рождения, когда мама повезла ее в Лостхилл, чтобы показать море. Отец остался работать – они не могли себе позволить полноценный отпуск. Элисон с мамой несколько дней гуляли по набережным, любовались закатами, а дни проводили на пляже. И Элисон пообещала себе переехать в столицу, открыть кафе на берегу и стать счастливой. Но…

– Через пятьсот лет получишь ты свои солнце и море.

Элисон посмотрела на Каспера.

– Кто видел мой файл?

– Никто, Элисон. Только Клавдия. Ну, и верхушки, которые отбирают кандидатов в немертвые.

– Не думал, что нас обманывают? Мы же первые тут, верно? Сколько прошло?

– Двадцать четыре года с момента победы над мойрой.

– И? Никто еще не получил свое «долго и счастливо» после работы тут. Ведь никто еще не проработал здесь больше двадцати с хвостиком лет.

Каспер пожал плечами и отвернулся. Элисон вглядывалась в его спокойное лицо, печальные глаза, пытаясь понять, что за человек сидел с ней рядом. Что он пережил? Как оказался здесь? Какая боль преследует его? Но понимала, что спросить не может – расскажет сам, если сочтет нужным. Да и… нельзя пускать его в душу. Нельзя позволить и ему растоптать остатки желания жить.

– Надежда.

– Надежда?

Элисон недоуменно вскинула брови, а Каспер вдруг улыбнулся.

– А что еще остается? Я предпочитаю верить, что все будет хорошо.

– А если мы просто сдохнем через пятьсот лет? И все? Конец?

– И нам будет абсолютно все равно на факт нашей смерти.

– Но мы потратим пятьсот лет на вот это.

– А кто сказал, что мы не можем тут жить классно?

Элисон помотала головой. Они умерли. Застряли в подземке. Обязаны работать на скучной работе. Какая тут жизнь, когда твоя душа заперта в мертвом теле? Но Каспер уже повеселел, схватил ее за руку и потащил за собой.

– Экскурсия! Ты, верно, еще ничего не видела, да?

Каспер вывел Элисон на улицу, и она в сотый раз обругала все вокруг про себя: темнота закручивала в кокон, поглощая все радостные воспоминания, а холод лизал кожу, норовя залезть под ребра, чтобы достать до души. Как тут можно радоваться жизни?

– Немертвые, знаешь ли, все еще испытывают эмоции, хотят отдохнуть после работы, ведь спать нам особенно не нужно, а потому тут есть пара баров. И поверь, иногда мы тут такие тусы закатываем! Круче, чем живые!

Элисон качнула головой: ни одна «туса» не заменит ей солнце и дневной свет. Они быстро шли по темной улице, уворачиваясь от одиноких теней, что без присмотра бродили по царству, не в силах найти себе место последнего упокоения.

– Но у нас нет будущего! Мы застыли во времени! Все!

– Не усложняй. Ищи плюсы! Даже если это кресты на кладбище.

Элисон резко выдохнула, а потом вдруг улыбнулась.

– И вообще, дорогая Элисон Дейлайт, знаете ли вы, что есть можно все грибы?

Каспер остановился посреди мощеной улочки, посмотрел на нее, вскинув брови. Его глаза искрились, такие зеленые, словно трава в разгар лета, на которой утром блестела роса в лучах восходящего солнца.

– Но есть много ядовитых грибов, – осторожно ответила Элисон.

– Разумеется. А потому некоторые грибы можно есть только один раз.

Элисон прыснула, не выдержав, а Каспер подмигнул ей. Он улыбался, словно юный мальчишка, которому разрешили все летние каникулы играть с пацанами на улице. Улыбался так, словно у него еще вся жизнь впереди.

Каспер снова быстро пошел. Элисон едва поспевала за его широкими шагами, даже не пытаясь запомнить путь, ведь знала, что такое количество поворотов и разных, но на вид абсолютно одинаковых улочек, ей не запомнить.

– Знаю, это сложно. Я тоже рвался домой сначала… Но потом понял, что я ничего не могу изменить. И у меня есть выбор: переживать и гневаться, что все так вышло, и все эти пятьсот лет быть живой рекламой депрессии и уныния, или же принять тот факт, что прошлая жизнь – воспоминание, и двигаться дальше. И построить новую жизнь тут.

– Ага. И искать кресты на кладбище.

– А почему нет? Наш босс обожает общаться с костями.

– Некроманты всегда меня пугали.

– Купер… не простой человек. Факт.

Каспер вытолкнул Элисон вперед себя, закрыл ей ладонями глаза и обжег шепотом ухо.

– Вот сейчас ты точно удивишься!

– Каспер! Я сама могу….

– Ш-ш! Испортишь все впечатление!

Элисон все же сдалась и решила играть по правилам. Она осторожно ступала вперед, ощущая холодные руки Каспера на лице. Он резко повернул ее и все же позволил смотреть. Они стояли перед входом в огромное здание из камня, освещенное зачарованными свечами, словно прожекторами.

– «Магазин мертвого и живого»? – прочитала вывеску Элисон.

– Ага! И все бесплатно, между прочим.

Каспер тяжело вздохнул, не находя ожидаемой реакции от Элисон. А что он хотел? Чтобы она радовалась магазину в царстве темноты и холода? Она поежилась, а потом едва не заревела, когда Каспер потащил ее внутрь, хотя еще вчера планировала набрать декора для квартиры.

Они пропустили патрульного, который за шиворот вытащил тень и передал даме в деловом костюме. Та устало полистала папку, что-то прочла.

– Да, верно. Иди-ка сюда, Оливер Фостер, тебе пора в Зазеркалье.

Элисон часто моргала, наблюдая, как тень послушно шагала за женщиной, смотря пустыми глазами перед собой.

– Патрульные патрулируют подземку, – пояснял Каспер, заводя Элисон внутрь. – Следят, чтобы тени не разбредались по всему царству, пытаются как-то держать их в куче. Ну, и у выхода дежурят, чтобы никто без пропуска не покидал подземку.

– А женщина?

– Агент перемещения. Их дело – искать тех, кому пора на землю. Находят, сверяют по досье, что для них готовят агенты по распределению душ.

– То есть ты? – перебила Элисон.

– И я в том числе. И уводят в Зазеркалье.

– Но оно разрушено?

Каспер понимающе тряхнул плечами. Они замерли у входа, внутри витал теплый и яркий свет. Огромное помещение разделялось на зоны перегородками и темными шторами. В правом углу пестрили палатки, заваленные маленькими безделушками.

– Зазеркалье восстановили. Там теперь тоже офис.

– Мрак.

– Ни разу там не был. Но отдел Зазеркальный, как ты уже поняла, самый важный тут. Смотрители помогают каждой тени найти свою прежнюю жизнь и подготовиться к новой. И чтобы им было проще, есть мы. Агенты по распределению душ.

– А я-то тут зачем?

– В данный момент ты тут, чтобы найти себе кучу одежды. Или что ты там любишь?

– Ковры, как минимум. И солнце.

– Ну… Где-то видел светильник со свечами в форме звездного неба. Красотища!

И Элисон позволила утащить ее вглубь магазина. По пути она нахватала декоративных цветов (почти съежилась под взглядом стихийника земли, который не переносил подделки), пару картин, чтобы закрыть скучные стены, желтый и нежно-розовый пледы на кровать и диван, несколько подушек и, наконец, ковер. Каспер уже едва вез тяжелую корзинку, но Элисон вошла во вкус и продолжала заваливать ее вещами для декора.

Каспер помог новоиспеченной немертвой добраться до дома, вместе они занесли все покупки. Элисон понимала, что надо бы угостить Каспера хотя бы чаем, отблагодарить, но ком застрял в горле. Она смотрела на него, боясь сделать шаг, пустить в жизнь, привязаться.

– Слушай… я не умею дружить. Совсем. Я… ты пожалеешь.

Элисон села на пол с ножницами, чтобы разрезать веревку, что сдерживала свернутый ковер. Каспер внимательно посмотрел на Элисон, и этим взглядом почти прожег до души, но потом склонил голову.

– Ты ошибаешься, Элисон. Но я понимаю. Так что… бар, видимо, завтра покажу, да?

Элисон пожала плечами. По вечерам она предпочитала запивать вином очередной ужасный день, лежа на диване или в ванной.

– Каспер… я…

– Было больно. Знаю. Что ж, – он отошел к двери, – увидимся завтра на работе. Дорогу найдешь?

Элисон устало кивнула, радуясь, что он все же уходил, теребя веревку, которую так и не перерезала.

– Если что я живу в соседнем подъезде. Квартира «156». Буду рад в любое время.

Каспер попрощался, тепло улыбнулся и вышел, оставляя Элисон наедине с покупками, за которые не пришлось платить. Она все же освободила кремовый ковер, раскатала и легла, погружаясь в мягкость.

Элисон закрыла глаза, понимая вдруг, о чем говорил Том – спи, чтобы отдохнуть от эмоций. Да, Том, ты мойра как прав. Эмоции дико утомляют.

Она свернулась калачиком, закрыла глаза, не веря, что сумеет уснуть, но измученное тело поблагодарило ее и подарило в ответ покой. Хотя бы до утра.

Глава 4. Кризис средней немертвости

Блэр казалось, что она восстает из мертвых. Тишина и покой не отпускали, манили обратно, хватая холодными руками, но она не хотела умирать, поэтому сумела вcплыть на поверхность и разлепить веки.

Слабая боль оставалась в теле, но Блэр могла дышать. Несмело она пошевелила рукой, потянула нить, что слабо светилась, мерцая черным, сощурилась и, охая, привстала на локте. Нить вела к Клаусу, который спал в кресле, делясь с ней своей магией. В другом кресле спала Аврора, подобрав ноги под себя, такая бледная, словно даже во сне не могла избавиться от страха.

– Эй, – прохрипела Блэр, касаясь груди, невольно стоная.

Клаус проснулся первым. Он подскочил к Блэр, нежно обхватывая запястья, не позволяя вставать.

– У тебя ребра сломаны. Аврора слегка подлатала, но не была уверена, когда пора остановиться.

Блэр кивнула, сделала глубокий вдох, заметила, что подошла и мама.

– Джейк?

– С ним все хорошо, – ответила Аврора, касаясь ее груди. – Скажи, когда боль почти уйдет, ладно?

Блэр кивнула, глотая слезы, закрыла глаза, ощущая тепло. Боль покидала ее, ребра срастались от магии матери, а руку крепко сжимала такая знакомая горячая ладонь.

– Вроде все, – пробормотала Блэр, открывая глаза. Аврора провела по ее щеке, не в силах скрыть тревогу. – Прости.

– Я понимаю. Я бы сделала так же.

– Где папа?

– Важные дела. Все хорошо! Все живы!

Блэр догадывалась, что от нее что-то скрывали, но ощущала такую слабость, что могла только слабо шевелить извилинами, а не искать причинно-следственные связи.

– Я пойду проверю Джейка, хорошо? Он тоже под капельницей.

Аврора посмотрела на Клауса, поджала губы.

– Не позволяй ей больше рисковать жизнью ради тебя, понял?

– Я защищу ее. Всегда.

Аврора кинула, словно сталь в голосе Клауса сумела ее убедить, коснулась нити, сводя брови вместе.

– Думаю, еще минут пять будет достаточно, иначе ты слишком ослабнешь.

– Я справлюсь.

– Блэр уже достаточно, Клаус.

Он кивнул, провожая Аврору взглядом, подвинул Блэр так осторожно, словно она была фарфоровой куклой, и лег рядом. Она, не думая, прижалась к его груди, проникла рукой под рубашку, ведь только так могла убедиться, что он и правда живой, а не проекция ее умирающего мозга.

– С Джейком правда все хорошо? – тихо спросила она, расслабляясь от того, что Клаус начал гладить ее по спине.

– Так точно. Он вытащил нас с тобой из хаоса, говорю же, сильный некромант. Знал, что сможет, ведь он сам вернулся из мертвых. Просто ослаб после сложного ритуала.

– Это хорошо.

Блэр закрыла глаза, царапнула Клауса по груди, понимая вдруг, что он не давал читать свои эмоции. Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

– Незачем тебе читать мое беспокойство.

– Ты невыносим.

– Ну что? Только вернула и снова убьешь?

Блэр уткнулась носом в шею Клауса, пытаясь удержаться на плаву. Усталость не отпускала, не помогала даже магия, которой делился с ней сам Хаос. Все казалось сном, а туман в голове никак не рассеивался, норовя утащить обратно в сон.

– Ты сам-то не слишком слаб, чтобы магией делиться? – прошептала она.

– Я не первый раз возвращаюсь из хаоса. Хоть и ни разу это не было настолько больно. Ваш некромант явно не церемонился!

– Напиши жалобу и попроси переделать услугу.

Она услышала хриплый смех, улыбнулась сама, но потом резко села. Осознание настигло так неожиданно, словно кто-то вылил на нее ведро холодной воды.

– Ты был мертв! Ты умер!

Клаус виновато пожал плечами, смотря на нее так спокойно, словно просто вернулся из магазина чуть позже. Дрожь прокатилась по телу, а от злости покраснели щеки. Даже не собирается извиняться за то, что бросил ее!

– Умер ради мойровых Врат!

– Надо было спасать мир, Блэр.

Он говорил так просто, словно не было другого решения, смотря с такой любовью, что ярость пыталась отступить… Но он сделал ей слишком больно. Блэр вырвала из вены нить, отказываясь от магии Хаоса. И заколотила его в грудь. Ее ранило даже не то, что он умер, – вернули же! Вот он, рядом лежит, крайне довольный собой – а то, что он сам принял решение, как Блэр будет лучше жить. Не захотел слушать ее просьбы не умирать, не спрашивал ее мнения даже!

– Да к мойре этот мир! Ради чего все это? Ты мне нужен!..

Клаус перехватил ее руки, подтянул ее к себе.

– Ты чуть не умерла. Тебе нужен отдых.

– Я прекрасно себя чувствую! И пусти меня, ты, самовлюбленный…

Клаус подмял Блэр под себя. Поймал ее взгляд, остужая и захватывая власть. Она слабо пискнула от боли в груди, не смея вырываться. Увязла в его взволнованных глазах, что смотрели на нее со смесью нежности и тревоги, поняла, что еще раз потерять его не сможет, ведь просто умрет в ту же секунду, что и он.

– Ты потеряла много крови. Отдала всю свою магию, чтобы Джейкоб провел вас в хаос, а потом почти умерла – так слаба стала. Боль пожирала тебя. И хаос вцепился в твою душу, не желая отпускать. К счастью, я нашел тебя. И Джейкоб нас выдернул. Но я был готов, ведь для меня это естественно. А ты – нет. Душа не хотела возвращаться в твое тело. Она билась в истерике. Сломала ребра, почти остановила сердце. Я чудом успел утихомирить ее.

Блэр затихла, отпуская злость. Боль и обида, страх срослись в тугой узел и растаяли от нежного взгляда Клауса, его горячих рук, что крепко сжимали запястья.

– У тебя шрамы остались, – тихо сказал он. – На руках. И на душе. Душу я постараюсь исцелить, но руки…

– Да к мойре шрамы. Я люблю тебя.

Он прижался к ней лбом, позволяя вновь чувствовать его эмоции. Пытался скрыть тревогу, но не мог. И она вдруг поняла, как напугала его. Поняла, как серьезно все было. Слезы застлали глаза, ведь она наконец полностью осознала происходящее: Клаус снова жив, она все еще жива, Врата возведены, а значит… у нее есть шанс просто быть счастливой.

– Не умирай больше, ладно? – прошептала Блэр.

– А ты не спасай меня. – Он поцеловал ее, осторожно, нежно, словно боялся сломать. – Я люблю тебя слишком сильно, Блэр. Прости меня. Прошу, прости.

– Клаус, ребра!

Он лег рядом, подтянул к себе, несмело прижимая к груди.

– Прости! Я не должен был! Знал, что умру, но не смог… Я не должен был так привязывать тебя к себе. Но я не смог.

– Все хорошо, – хлюпнула носом Блэр. – Мы вернули тебя. Только не умирай больше. Прошу!

– Я постараюсь, пчелка.

Он указал на ее правую руку. Блэр нахмурилась, разглядывая линии и завитушки, что расцвели до локтя, захватывая пару пальцев. Среди узоров она заметила крылья: черные, вытянутые, и едва заметные – белые. Они тянулись друг к другу, а некоторые линии слишком уж напоминали ладони, ищущие друг друга.

– Хаос никогда не отпускает тебя без следа.

– Мне нравится. – Блэр сощурилась, оглядывая Клауса в поисках новых отметок. Он расстегнул рубашку и показал плечо, с которого новая отметка переходила на ключицу.

– Как моя? – прошептала Блэр, проводя пальцами по крыльям.

– Парные тату, получается.

– Я есть хочу.

Клаус рассмеялся и повел ее на кухню на поиски еды. Тело отказывалось двигаться, ноги казались чужими, а в груди немного болело: чтобы полностью исцелить сломанные ребра, надо отдать слишком много времени. Но все равно было хорошо. Мойра, как хорошо. Словно Блэр вернулась в беззаботное детство и проснулась первого января после празднования дня Любви. Дом утопал в тишине, на кухне осталась праздничная еда, впереди были каникулы, никому никуда не надо…

Блэр позволила Клаусу надеть на нее носки и теплую кофту, размышляя, откуда у него были силы. Не он ли отдал ей опять половину своей магии? Да еще и вернулся из хаоса…

– Еще ночь? – спросила Блэр, когда они зашли на кухню. Мозг пытался уснуть, противясь физической активности, но желание поесть пересиливало.

– Следующая.

– О-о.

Блэр села на тумбу, хватаясь за грудь. Мойровы ребра еще долго будут напоминать о небольшом путешествии туда, где зародилась каждая душа. Но это того стоило, ведь она опять могла наблюдать, как Клаус искал еду в холодильнике и пытался спрятать от нее торт, чтобы заставить поесть хоть что-то полезное. Заботился о ней, бросал лукавые взгляды, и вроде даже не собирался никуда уходить.

В итоге Блэр отвоевала шоколадный торт, поела пасту и даже несколько бутербродов – так проголодалась. Они сидели в темной кухне, освещаемой одной свечой, ели, говорили. Она пыталась не смеяться, ведь каждый раз ребра пронзала боль. Не могла скрыть улыбку, слушая любимый голос, наслаждаясь знакомыми касаниями. Казалось, она застряла в пузыре, что скрыл от всех невзгод, позволяя насладиться мгновением.

Когда солнце начало подниматься, Блэр с удивлением посмотрела в окно. Она как-то забыла, что жизнь продолжалась, не ставилась на паузу. Что мир жил так, словно она не теряла и не возвращала Клауса.

Холодные лучи вышли из-за дерева, заливая кухню, касаясь щек Блэр. Она устало выдохнула, вспоминая, что скоро зима. Закрыла глаза, погружаясь в объятия Клауса, веря, что с ним будет не так холодно.

Клаус повернул Блэр к себе, нежно провел по позвоночнику, поднимаясь до шеи, приблизился так, что почти коснулся губами, но замер.

– Не надо, – прошептала Блэр. – Я… либо вместе, либо никак.

Клаус улыбнулся, провел носом по ее щеке, ведя к уху, поцеловал мочку, прикусил. Блэр обняла, теряя контроль, отдаваясь чувствам. Его тепло оплетало, словно летнее солнце.

– Ты правда думаешь, я смогу еще раз от тебя уйти? – прошептал Клаус на ухо, а потом опустился к шее, оставляя дорожку поцелуев. Она охнула, когда он обнял ее слишком сильно.

– Ребра, Клаус.

– Прости.

Он прижался лбом к ее, оставляя между ними немного пространства. Блэр утопала в его дыхании, едва верила, что он стоял рядом.

– Я твой, Блэр. Навсегда.

Клаус приложил ее ладонь к своей голой груди. Блэр ощутила его душу под пальцами, которая с готовностью откликалась на зов. Потянулась, чтобы поцеловать, но заметила движение в коридоре.

– Джейкоб!

В проеме замерли Даниэлла и Джейкоб, которые, похоже, не ожидали увидеть на кухне кого-либо в столь ранний час. Клаус придержал Блэр за талию, помогая дойти до них, подал руку Джейкобу.

– Спасибо, Джейк.

– Не ради тебя. Нее.

Блэр встретилась взглядом с Джейкобом. Покрылась мурашками, понимая, что он рисковал и правда ради нее. Даниэлла устало вздохнула.

– Дени? Прости, – сказала Блэр, но королева пожала плечами.

– Начинаю думать, что в этой стране на королевах проклятие. Джейкоба вытаскивали с того света, твоя мама убила, потом оживила Элайджу. Теперь вот ты. Хвала крыльям, у меня будет сын.

– Сейчас сын. Потом дочь. А, может, и несколько, – улыбнулся Джейкоб.

– С такой жизнью – сомнительно, – ответила Даниэлла.

Блэр покачнулась, совсем устав. Тело не понимало, почему она ходит, а мозг гадал, зачем они думают после того, что произошло.

Они попрощались с Даниэллой и Джейкобом, которые шли к себе домой. Клаус взял на руки Блэр и понес ее отдыхать. Она хотела бы сопротивляться, но уснула еще до того, как они дошли до кровати, погружаясь наконец в спокойствие.

Жизнь, а вернее, нежизнь Элисон Дейлайт протекала обычно. Спустя неделю в подземке новоиспеченная немертвая вдруг с ужасом осознала, что ничего не изменилось. Ну, только пропал дневной свет и стало холодно. А так… одна, никого к себе не подпускает, предпочитает слушать и не участвовать в разговорах, работу свою ненавидит.

Душа ныла, гадая, почему попала в такое глупое тело. Трудно было отказать? Пойти дальше? Вот зачем она сохранила чувства?

Каспер не сдавался и пытался стать другом, но действовал так бережно и осторожно, что Элисон сама не заметила, как все же позволила ему подойти к ней чуть ближе, чем остальным.

Белла оказалась веселой девушкой, она вечно юморила и додумывала истории душам, которые попадали на ее стол. Николь ее веселья не разделяла и пыталась остудить голову «писательницы». Элисон с сомнением смотрела на единственного живого, которого нашла в подземке, пытаясь понять, почему Белла выбрала остаться в царстве вечного холода и тьмы.

– Это ее дом, – ответил как-то Каспер, когда все же привел Элисон в бар. – Ей тут хорошо. И тут есть еще живые, кстати.

Довольно быстро Элисон поняла, что так-то ей плевать, почему Белла решила остаться в подземке.

Работы было много. И это тоже не радовало Элисон, что предпочитала перекладывать обязанности на кого-нибудь другого. И это при том, что к ней попадали досье душ, что умерли в Лостхилле и Лаксе, остальными занимались другие офисы. Сколько их всего – ей так никто и не ответил, ведь похоже и сами не знали.

Утро Элисон начинала с кружки горячего горького кофе и попытки спрятаться от коллег, которые с ней здоровались. Она закапывалась в новоприбывшие бумаги, оглядывая фото и имена тех, кто умер вчера. Она думала, ей будет их жаль. Но нет. Мозг не верил в происходящее, отказывался понимать, что она перекладывала дела реальных людей, а не персонажей какой-нибудь пьесы.

Элисон записывала данные каждой души зачарованной ручкой в файл: имя, фамилия, вид, место жительства, возраст, причина смерти. Разобраться было не сложно, ведь ей присылали их паспорта. Далее она искала файл об этой же душе, которые ей присылали из отдела Зазеркального, подшивала, даже не читая. Зачем ей знать, чем увлекался тот, кто уже умер?

Затем она делала копии, которые отдавала коллегам. А оригиналы складывала в шкаф, где им предстояло лежать до выхода души в новую жизнь.

После этого следовал перерыв на обед. Аппетита не было, но жутко хотелось уйти из душного офиса хоть ненадолго, чтобы отдохнуть от голосов коллег и рутинной работы. Каспер обычно шел с ней. Первые дни она противилась, но к концу недели начала привыкать к зеленоволосому другу, таскающему с собой склянки с травами.

После перерыва Элисон снимала с учета души, что ушли в новую жизнь. Снова копалась в бумагах от Зазеркального отдела, чтобы понять, чьи документы надо выудить из архива. Искала. Грустила. Перекладывала в другой архив, в котором бумагам предстояло лежать до очередной смерти.

В первый день все ждали от Элисон вопросов, но она молча делала работу. Глупой она никогда себя не считала, а потому даже обиделась, увидев в середине дня Клавдию.

– Ты с проверкой?

– Разумеется, голубушка! А ты уже справилась?

– Ничего сложного.

Минут десять Элисон недовольно топала ногой, наблюдая, как Клавдия листала архивы, чтобы убедиться, что новый специалист по записи и учету душ ничего не перепутал. Но потом та все же выдавила улыбку, убеждаясь, что Элисон и правда схватывала все на лету.

– Ты молодец! – Клавдия сверкнула светлыми глазами за толстыми очками. – Что ж, тогда ты уже можешь приступить к своим остальным обязанностям.

– А?

Элисон выпрямила спину, изогнув брови. Она-то уже просчитывала, как сможет уходить из офиса пораньше, ведь довольно быстро справлялась с поставленными задачами.

Клавдия объяснила, что после постановки и снятия душ с учета Элисон обязана перебирать архив, чтобы связать жизни душ.

– То есть… я должна перебирать кучу документов каждый день, чтобы составить истории перерождения каждой души?

– Не каждой. Только тех, кто сейчас проживает в Лостхилле и Лаксе. Остальными занимаются другие специалисты.

Элисон закатила глаза и сложила руки на груди, не веря в происходящее.

– Зачем?

– Ох, голуба, это не сложно, всего-то…

– Я поняла, что это простая и рутинная работа. Я спрашиваю: зачем?

Клавдия подняла на нее взгляд, нервно хлопнула рукой по архиву.

– Таковы указания начальства. Больше тебе знать не нужно. Это же учет! Так важно! Все должно быть на местах, разложено по полочкам… Смотри, я раскладываю документы по алфавиту и по видам…

– Я поняла, Клавдия. С первого раза.

Клавдия недовольно поджала губы, забыв, что и правда успела дважды объяснить все.

И вот спустя неделю Элисон в пять вечера запихивала коробку в архив с буквой «П» в отдел с хранителями жизни. Ну, в их последнем воплощении. Элисон уже поняла, что почти при каждом рождении душа меняет вид, поэтому организация архива Клавдией ее жутко раздражала, но и менять что-то не было сил.

В офис зашла Николь, протянула ей коробку с пончиками, предлагая угощение, но Элисон качнула головой.

– Тебя Том, кстати, хотел видеть.

– Зачем это? Уже увольняют? – устало спросила Элисон.

– Не знаю. Но я бы на твоем месте поспешила: он не любит ждать.

Элисон накинула теплую кофту и отправилась блуждать по темным коридорам до кабинета Тома. Начальника она не видела с того дня, как нагло называла его исключительно по фамилии, и, по правде, надеялась в ближайшее время и не увидеть. Встречи она не боялась, зато испытывала… усталость. Все это слишком утомляло.

– Можно?

Элисон заглянула в кабинет без стука, увидела Тома, сидящего за столом, что был засыпан ворохом бумаг. Сощурившись, она заметила, что он читал досье на души, что она разбирала в архиве. Ему-то зачем это все?

– Да, Элисон, заходи. Присаживайся.

Стихийница села напротив начальника, вглядываясь в досье.

– Кого вы ищите?

Том поднял черные глаза, ухмыльнулся, сгребая бумаги.

– Иначе я не понимаю, зачем разбираю этот мойров архив. Вы ищите какую-ту душу, да? И не знаете, в кого она переродилась.

Досье полетели в ящик стола, а Том положил подбородок на сцепленные руки, упираясь локтями в дубовый стол.

– Как прошла первая неделя, Элисон?

Она закатила глаза, не зная, куда спрятаться от его взгляда, внимательного и заинтересованного. Она явно его чем-то зацепила, и ей это не нравилось.

– Отлично. Думала, меня уже увольняют.

– Не сегодня. Ты права – ты нужна нам. К тому же ты отлично справляешься с обязанностями. Хоть и… – Том раскрыл папку с отчетами о работе отдела распределения душ, которые ежедневно сдавала Николь. – Опаздываешь. Задерживаешься с обеда. И пытаешься уйти с работы пораньше.

– Такова моя натура, мистер Купер.

Элисон сама с трудом понимала, почему не могла перестать язвить Тому, почему так хотелось задеть его. Возможно, ее раздражала его уверенность, тот факт, что он владел ее душой, и она в его подчинении, без права разорвать контракт, чтобы уйти, хлопнув дверью. На прошлой работе сердце всегда грела мысль, что в один день она может бросить все, уехать, начать с начала…

По правде, она до жути пугалась того, как он на нее смотрел. С интересом и… желанием. Элисон не понимала этого, ведь никогда не видела подобных взглядов в свою сторону, но душа уже ощущала опасность, ведь появился тот, кто мог нарушить их депрессивный покой.

Том рассмеялся вдруг, откидываясь на спинку кресла, не сводя с Элисон глаз.

– Ты мне нравишься, Элисон.

– О, не надо вот этого, ладно? Я никому не нравлюсь. Привыкла.

Том поддался вперед, заставляя Элисон заерзать на стуле. Кожа покрылась мурашками, а сердце вдруг застучало быстрее. Она не могла оторваться от его глаз, черных, словно ночь.

– Нет, Элисон. Ты правда мне нравишься. Ты весьма… интересная личность. Я таких еще не встречал.

– Я тоже серьезно, Купер, не надо. Ты пожалеешь.

– Почему же?

– Я дурная. Ты же читал мой файл.

Том широко улыбнулся, разрывая наконец контакт. Элисон резко выдохнула, осознавая, что у нее покраснели щеки.

– Как скажешь, Элисон. Есть вопросы по работе?

Она помотала головой, вконец запутавшись. Он флиртовал с ней? Издевался? Насмехался? Вел себя обычно?

– Тогда иди домой. Ну, или куда ты там собиралась после работы?

Элисон молча встала, направилась к двери, желая поскорее уйти из кабинета, в котором вдруг стало слишком жарко.

– До завтра, Элисон.

Она замерла в двери, обернулась.

– Надеюсь, нет. Пока, Купер.

Элисон вылетела в коридор.

Элисон водила трубочкой по почти пустому бокалу с мартини и грустила, что больше не может запьянеть. Вот ж твою тень, а! Душа ныла, моля, чтобы ее отпустили дальше.

Перебирать бумажки? Сидеть в душном офисе? В атмосфере, которая давила на нее со всех сторон?

Возьми этот документ, переложи его в эту папочку. Теперь в эту. А теперь вот в эту. Сделала? Ох, какая ты умница! Такая сложная работа!

Элисон забарабанила пальцами по столу, лед в мартини неприятно загремел, но она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

– Что? Кризис средней немертвости?

Элисон открыла глаза, напротив уже сидел Каспер, лукаво оглядывая ее.

– Не вижу смысла в своем существовании. Не знаешь способа откинуться окончательно?

– Так скучно бумажки перекладывать?

Элисон гневно выдохнула, видя спокойный взгляд Каспера, даже насмешку. Раздражало, как он стучал пальцами по столу, едва сдерживал улыбку. Бесили его зеленые волосы, что вновь топорщились во все стороны.

– Я не вижу смысла в том, что мы делаем.

– А у всего должен быть смысл?

– Хотя бы польза. А в чем польза переписи душ? Они и до нас прекрасно перерождались.

– Раньше была мойра, которая за всем следила. Сумасшедшая, конечно… Но души сами к ней слетались в Зазеркалье. Без нее – увы.

– Хорошо. Оставить отдел зазеркальный. Мы тут зачем?

Каспер тяжело вздохнул, на лице отпечаталась грусть, которую он до этого умело прятал за шутками.

– Элайджа Блэк велел организовать нашу работу, когда хранители душ начали перемещаться в Соларис. Не знал, правда, что за пару дней до него кое-кто другой отдал точно такой же приказ…

– А? Кто-то выше Блэка?

– Вроде того. Но он уже тогда понимал, что без «пьесы» и душнил это место превратится в царство безнадеги, ведь души не смогут найти дорогу к новой жизни. И поэтому мы здесь, Элисон. Чтобы помочь каждому получить новое воплощение.

Элисон сложила руки на груди. Хотелось умереть окончательно. Но еще сильнее – увидеть море. Просто прийти на пляж. Сесть на песок. И заплакать от счастья.

– А кто выше Блэка?

– Это слухи. Не говори никому, ладно?

Элисон пожала плечами. Словно ей есть кому рассказывать об этом.

– Слушай, а эта Клавдия – кто? Неужели хранитель времени?

– Да она странная. Проработала с нами всего два месяца. Перелопатила весь архив, придумала эту свою систему, которая так понравилась Куперу, что тот всех специалистов заставил вести перепись перерождения душ. Чуть бунт не подняли! Но потом смирились, ведь им скостили аж сотню лет за это.

– Ого. – Элисон выпила мартини, с грустью обернулась к бару, чтобы узнать, есть ли там очередь, но нахмурилась, увидев, кто заменил бармена. Она вновь повернулась к Касперу. – А куда перевели Клавдию?

– Понятия не имею.

– И она – хранитель времени?

Каспер напрягся, тяжело вздохнул и опустил глаза. Скрывал что-то, догадалась Элисон, но промолчала, не желая вдаваться в подробности. Это не ее игра. Она – просто глупая девчонка.

– Слушай, мне правда жаль, но мне надо кое-куда отлучиться, ладно? Меня вроде как ждут.

– Да иди. Без проблем.

Элисон проследила за Каспером, который почти выбежал из бара. Опаздывает? Она выкинула его из головы, ведь пошла к стойке, чтобы поговорить с той, что забрала ее в подземку.

– Женева вроде, да?

Жнец смерти был без плаща. Футболка открывала руки, испещренные черными, выпуклыми венами. Казалось, нажми на них – взорвется. Вены тянулись по всему телу, уходя по шее к голове, и заканчивались на подбородке. Элисон дернулась, словно от холодного ветра, закусила губу, понимая, что пялилась.

– Верно. А ты – та новенькая, которую я забрала полторы недели назад.

Элисон устало кивнула, благодарно сжала протянутый бокал с мартини.

– Зачем работаешь за стойкой?

Женева тепло улыбнулась, тряхнула плечами.

– Это мой бар, просто помогаю иногда. Это весело. Не могу же я души сутками сюда переносить?

Элисон села на барный стул, отпила мартини, вновь жалея, что не может запьянеть. Странно – боль есть, тело реагирует на все, словно живое. Но ни голода, ни усталости нет.

– А ты когда-нибудь, ну… – Элисон задумалась, как корректно задать вопрос, но нахмурилась.

– Хочешь узнать, была ли я живой? – улыбнулась Женева. – Нет, дитя. Я была рождена жнецом смерти. И нет. У меня нет души.

– Ого. То есть… ого.

Женева склонила голову, наслаждаясь изумлением Элисон, держа бокал с вином в почерневшей руке. На одном из пальцев сверкал перстень.

– Ты умная девушка, Элисон. И способна на гораздо большее.

Элисон опустила глаза, дивясь резкой смене темы. По правде, она себя особенно умной не считала. Скорее ленивой особой, которая еще и в жизни разочаровалась.

– А ты… хм. Я даже не знаю, как сформулировать вопрос. А ты меня умной называешь.

Женева рассмеялась, указала ногтем на грудь Элисон, заставляя душу затрепетать.

– Твоя душа не готова к перерождению, дитя. И я догадываюсь, что ты хочешь знать. Жнецы созданы Временем, ведь она была не в состоянии сама заниматься таким потоком душ. Мы – исполнители. Подчиняемся ей беспрекословно.

– Ей? А как же Блэк? И кто это… она?

– Аделин. Первая женщина в нашей истории. Мы связаны с ней магией, не можем противиться приказам, так же как хранители душ не могут противостоять приказам своего короля. Блэку мы подчиняемся, потому что уважаем его. Он – хороший король. Вернее, подчинялись. Нам запретили это делать.

– Эта самая… Аделин, да? Она запретила? Чтобы подземку отжать?

Женева снисходительно склонила голову, а Элисон догадалась, что больше информации не получит. Ну и мойра с ним – не ее игра. Не ее забота. Она – секретарь, который днями торчит в архиве.

– Ладно. Последний вопрос: ты сказала «нашей» истории. Есть другие?

Женева хмыкнула, гладя на Элисон так, словно та была ребенком, который задавал очевидные для каждого взрослого вопросы.

– Ты же не думаешь, что человечество населяет эту планету всего десять тысяч лет? До нас были другие цивилизации, которые зарождались, развивались и приходили к концу. Но всегда существовал хаос, который неминуемо начинает все заново. И не веришь же ты, что Соларис – единственная страна, в которой есть магия? Этот мир куда больше, чем ты можешь представить.

– Еще магия? Но мы скрыты Вратами…

– Скалами, дитя. Врата – проход. Мы укрыты скалами. Кто сказал, что за сказали в море ничего нет?

Элисон нахмурилась, задумалась, хотела уже спросить, была ли там Женева, чтобы так говорить, но не успела. Жнец наклонилась, схватила ее за запястье, разнося холод и боль по организму, и тихо сказала:

– Будь осторожна. Плохие времена идут на Подземное царство. Когда падут Врата – беги отсюда.

– Что?

Но Женева уже залпом осушила вино и скрылась вдали. Элисон озадаченно смотрела ей вслед, пытаясь понять, как та перемещалась так быстро, а потому вздрогнула, едва рядом сел Купер.

– Думала, есть негласное правило, по которому ты не ходишь в этот бар.

Том улыбнулся, слыша очередную колкость. Щеки Элисон залились краской, а в голове все стучал вопрос: почему ты ему дерзишь? Он тебе ничего плохого не сделал. Но она не могла себя остановить – так пугал его взгляд, полный желания, а душа твердила, что нужно оттолкнуть его, забыть и не дать разбить сердце.

– Тебя искал.

Элисон устало вздохнула. Она бы хотела знать, как себя вести, когда к тебе открыто пристает твой начальник, но, увы, в такой ситуации была впервые. По правде, к ней кто-то приставала тоже впервые. Из головы сразу выпали все вопросы про скалы, другие миры и цивилизации, но желание найти Женеву и расспросить подробнее осталось.

– Эли, я же могу называть тебя «Эли», правда? – Том коснулся ее коленки, заставляя вздрогнуть. – Я просто хочу узнать тебя. Позволишь?

– Так файл понравился?

– К пустоте файл. Может, мне нравится, как ты дерзишь мне. Это жутко… возбуждает.

Элисон нервно облизала губы. Страх подползал к горлу, опасность сковывала, но она смотрела в глаза Тома, понимая вдруг, что этот человек ею интересуется. Что он может дать ей то, что она хочет, – нежность и заботу…

Ну, или он хочет переспать с ней и выставить за дверь. Такой вариант Элисон не желала отметать, а потому стряхнула его руку с колена и резко встала.

– По деловой этике подчиненным не стоит пересекать черту, общаясь с начальником. Нам лучше не сближаться.

Том широко улыбнулся, не сводя с Элисон глаз.

– Как насчет сделки? Ты даешь мне шанс, а я отвечу на пару твоих вопросов.

– Только пару?

– Тебе мало?

Элисон задумалась, сузила глаза: ее просили только дать шанс.

– Можешь проводить меня до дома. Я все равно запуталась, где нахожусь. Тут все одинаковое!

Они вышли из бара и окунулись в привычную прохладу. Том спрятал руки в карманы, но продолжал прожигать Элисон взглядом. Он кивнул в нужную сторону.

– Ты очень красивая. Удивлен, что ты отталкивала всех от себя.

Щеки покраснели, а Элисон зажмурилась, желая исчезнуть. И почему у мертвого тела краснеют щеки?!

– Говорю же, я дурная. – Элисон запахнула пальто, пытаясь так спрятаться от любопытного взгляда Тома. – Что за душу вы ищете?

– Прости?

– Никогда не поверю, что вы ведете этот глупый архив просто ради порядка и отчетности. Вы кого-то ищите.

– Ты умна. Не думаю, что ты надолго задержишься в статуте специалистки.

– Так кого?

Элисон остановилась, схватила Том за руку. Он едва прятал улыбку, внимательно глядя в ее глаза, сделал шаг, уменьшая расстояние между ними.

– Но слишком любопытная. Прямолинейная. Хочешь что-то узнать – манипулируй. Заговаривай зубы. Втирайся в доверие.

Элисон едва сумела вдохнуть, едва Том подошел еще ближе. Их губы почти касались, она ощущала его теплое дыхание, отчего страх подползал к горлу и застывал в безмолвном крике.