Читать онлайн Живые души (limited)

Предисловие

Как написать книгу? Стоит ли относиться к этой «работе» ответственно? Отвечу вам – нет, совсем нет. Потому что никакая это не работа вовсе. Я не знаю, почему писателей считают серьезными людьми. На самом деле нет ничего проще, чем жить на Свете и делиться с другими собственными мыслями. Этим и занимается художник слова. Он передает живое впечатление, своё восприятие Мира. И поверьте – оно в той или иной мере есть у каждого.

Единственное, что нужно уметь делать качественно – это рассказывать историю непринужденно. Так, будто вы сидите на лавочке с близким человеком или старым знакомым, зная, что он никогда не станет донимать вас неуместными расспросами или расстраивать непониманием. Так, будто вы сидите и ждете поезда, который придет ещё очень нескоро, и у вас как раз есть время на задушевный разговор.

Я рад, что моё дело жизни оказалось не таким уж и сложным. Честно говоря, люблю заниматься чем-то так, чтобы тратить как можно меньше усилий. Хоть и лукаво избежать трудностей у меня получается далеко не всегда, но с писательством – прямо скажу вам – я не просчитался. Как раз то, что так было нужно мне все годы жизни.

Думаю, что предисловие должно приводить читателя в особое расположение духа, рассказывать ему ещё непонятными словами, каким будет предстоящий путь. Приоткрыв лирический занавес, на первый взгляд случайный человек сможет заглянуть за простую обложку и осознать, какую пёструю дорогу ему предстоит пройти вместе с автором, бродя по страницам книги. А ведь писатель ждёт этого самого спутника, не торопится отправляться в одиночку. Просто так – то есть, без никого – ему быстро наскучит однообразие чувств, и он не найдёт в путешествии ничего, кроме собственных переживаний. И потому – да – художник слова на самом деле надеется на читательский отклик. И он действительно приходит. Только совсем не случайно, как может показаться сначала.

Если вы чудом взяли в руки эту книгу и стали зачитываться ею сходу, если вам искренне нравится авторский способ выражать мысли – знайте – вам предначертано прочесть её свыше. А если вас нисколько не заинтересовала вся эта белиберда, состряпанная из несуразных рассуждений, и вы закрыли книгу сразу же после первых строк – слава Богу, что именно так всё и произошло. Наверняка ваше жизнепонимание это произведение нисколько не расширит – лишь навредит ему.

Если же вы до сих пор читаете эти строки, но они совершенно не приходятся вам по духу – скорее бросайте это гиблое дело!

Когда вы, наконец собравшись с мыслями, готовы шагать ногу в ногу с проводником, то можете внезапно ощутить, как вас подхватывает бурный поток начинающейся истории. И если уж и идти в плавание, то только на надежном судне. Недаром говорят, что как корабль назовёшь, так он и поплывёт.

Эта книга посвящена живым душам. Тем, кто на жизненном пути испытал самые разные чувства. Тем, кто любил и страдал, ошибался и менялся, черствел и смягчался, иронизировал над собой и судьбой, искренне умел радоваться счастью и не боялся быть собой. Каждая душа – особенная – и отличается от всякой другой самобытными оттенками неповторимо прожитых ощущений. Но всех их объединяет только одно желание, самое ценное и важное – желание жить.

Эта книга написана от чистого сердца, и всё, что рассказывается в ней, происходило со мной на самом деле. Я давно мечтал посмотреть на главные вопросы о смысле жизни через призму увиденного и прочувствованного, перейти на это вечно не паханное поле бескрайней и в то же время опасной свободы, однако мне никак не хватало инструмента, скрепившего бы между собой все воспоминания. К тому же, без задающего ритм вступления я не мог начать. И вот мне была послана гениальная идея, переваренная умом далеко не сразу. Как и всё гениальное, она больно кололась и заставляла усомниться в своей правильности.

Без чего просто не может жить почти любой современный подросток? Вопрос, конечно, риторический, потому что вовсе не требует ответа. Разумеется – без музыки. Я долго думал над тем, как уделить ей особое внимание в моей книге. Сколько бы ни мучил себя этим вопросом, ответ в голову всегда приходил только один – посвятить каждой главе отдельное музыкальное произведение. Он казался мне абсурдным, потому что такого ещё никто никогда не делал до. По крайней мере, ничего подобного за всю свою жизнь я не встречал. А потом меня осенило – это же отлично и просто невероятно, что сия мысль не беспокоила никого и ни разу, кроме меня.

И потому на Свет появилось нечто среднее между эпиграфами к главам и просто музыкальным сопровождением. Каждая упомянутая песня или же композиция, что была выделена курсивом, стала связующим звеном в почти что бесконечно-длинной цепи воспоминаний, которую я взялся описать.

Впрочем, выбора у меня и не было. Оно и к лучшему. Мой знак зодиака – весы, и особой решительностью в обмозговывании сложных вопросов я не отличаюсь. Господь, конечно же, знает главную слабость моей души и потому никогда не устаёт указывать мне путь.

И ещё. Перед началом.

В этом предисловии я хочу поблагодарить всех, кто позволяет мне наслаждаться каждым днём жизни. Без моей семьи не было бы ни этого меня, ни этой книги.

Вот они – те самые люди, кто вкладывает частицы своих душ в моё счастливое «сегодня». Моя бабушка, моя мама, мой младший брат и мой папа. Тот самый, который настоящий.

I

«Как оказалось, моя жизнь действительно вмещает в себя совершенно разные невероятности…» – задумчиво проговорил я, сидя на крыльце деревенской бани-бочки и всматриваясь в даль бездонной голубизны неба.

«Невероятности… невероятности…» – на языке почему-то безостановочно вертелось это слово. Я раздумывал над тем, какое название подошло бы моей книге лучше всего.

Лето медленно подползало к концу. Август уже точно стал лучшей частью моей солнечной трилогии. За этот месяц я наконец понял, что умею неплохо писать, собравшись рассказать свою историю. Мне удалось всецело ощутить призвание как раз таки в конце лучезарной поры, когда я пересмотрел все случившиеся события до сегодняшнего дня. Почему я раньше в полной мере не осознавал своей тяги к творчеству – считая его пустой тратой времени – вопрос непостижимый. По крайней мере, такой ворох мыслей кружило в голове, когда заставляющим действовать импульсом просияло моё предназначение.

Идея начала точить меня изнутри ещё с поздней весны – и виделась тогда совсем неясно. Оказывается, когда ты хочешь что-то написать, первые робкие порывы мысли выражаются каким-то неопределённым чувством. Оно похоже сразу на всё на Свете – и на неразделенную любовь, и на грусть разлуки, и на тяжесть неподъемного груза, лёгшую на сердце… И в то же время на детскую веселость – необъяснимо, мимолётно и резво ворвавшуюся в распахнутую настежь душу. Кажется, что прямо-таки надо записать хоть любые слова, но почему-то боязно начать. Но если всё-таки неиссякаемой внутренней силой, дающейся человеку Господом, побороть свой страх и приступить, предложения начинают литься рекой сами, пока не закончатся. Конечно, всегда можно пробовать продолжить, чтобы вымучивать из себя несвязные отрывки, но эти старания бессмысленны. Потому что на самом деле чётко ощущается тот миг, когда пора остановиться. Дабы не стать неестественным.

Как раз таки сегодня побороть себя, чтобы начать, было нелегко. Наступила середина дня, медленно и незаметно клонившаяся к вечеру.

Наша семья отдыхала в деревне уже восьмое лето подряд. За знойные, а порой и холодные годы, протекавшие здесь, я осознал, что именно эта земля стала исконно-родной и ближе всего лежит к моему сердцу. Наш дом – большой и просторный внутри, но скромный снаружи – оживленно смотрел на округу добрыми окнами. Он искренне радовался тому, что ещё с давних времён оказался нужен людям; что смог согреть их, накормить и стать для них летним тёплым пристанищем.

Я всем сердцем люблю жить летом в деревне. Детство, частично проведённое в местных краях, сделало её моим источником силы. И неспроста.

Дом, купленный дедом вместе с большим участком, был обжит за годы летнего обитания. Чувствовалось, как избушка питает всех энергией мудрости и благодарит за то, что её не бросили, а полюбили. За подвиг ежегодных приездов в деревню стоит наградить мою бабушку, не прервавшую устаканившуюся традицию даже в самые холодные года. Она всей душой желала, чтобы её внук провёл каникулы на природе и свежем воздухе.

В деревне я всегда находил, чем заняться. Здесь часто появлялись общительные сверстники, готовые объединиться со мной ради весёлых детских игр и приключений.

Меня всегда искренне изумляли сногсшибательные закаты, ослеплявшие своей целостностью и величием; рассветы, вселявшие желание жить всеобъемлюще. В деревне я впервые ощутил, как в моей душе рождается чувство настоящего восхищения, обращённого к природе.

Мы каждый год всей семьёй приезжаем в деревню ради того, чтобы слиться с необыкновенной и будто бы уже забытой стихией, столь отдаленной от человека в городе. Ради того, чтобы вновь научиться ощущать ценность каждого мгновения жизни. И ради того, чтобы начать проникаться чувством безмерного счастья. Оно всегда охватывает нас с ног до головы, как только мы вспоминаем, что существует истинная летняя безмятежная жизнь, не связанная напрямую со скоростным течением цивилизации.

В деревне обретается спокойствие души. Удивительно, но отношение к жизни меняется мгновенно, начиная влиять и на физические ощущения.

В местах, где человек господствует над окружающей средой, не существует никакой гармонии. Приходится очень сильно напрягаться, чтобы прочувствовать её, но – увы. Чаще всего лишь удаётся создать иллюзию настоящей жизненной симметрии. В деревне же каждый шорох задуман природой – нужен для того, чтобы она продолжала жить. И потому, когда человек, приезжая в сельскую местность, тоже становится частью необъятного, ладного мира, он испытывает неподдельный восторг.

Нынешнее лето стало для меня особенным. Оно выделялось среди всех прочих тем, что я наконец-таки понял своё предназначение, витавшее в воздухе где-то поблизости – рядом со мной. Несвойственная мне определённость искренне восхищала мою душу и в то же время неслабо щекотала нервы.

«А вдруг ты выбрал не тот путь?» – шептала Тьма, пытавшаяся развернуть меня к безжалостной борьбе и внутренним поискам. Знаете, Мрак порой очень помогает. Помогает закрыться от внешнего мира, защититься от лишней суеты и преодолеть возникшие из неоткуда трудности. Но когда ты оказываешься в нужном месте в нужное время, Тьма иногда совершенно некстати. Она сильно мешает сосредоточиться на главном.

Я как всегда тряхнул головой, прогоняя накатившие сомнения. Мне нужно было взять себя в руки, и этими самыми руками, а точнее – пальцами – напечатать текст на светящемся экране.

Моей писательской берлогой стала баня-бочка. Днем мне было очень удобно уходить туда, потому что по обыкновению я занимался топкой. Разумеется, там же мне было легко отдыхать от приятных, но порой изматывающих семейных дел – и писать тексты.

Летом после обеда всем хотелось спрятаться от изнуряющего солнца. Мне, по правде говоря, толком не удавалось улизнуть от вездесущей жары. Скорее, наоборот – я запекался по полной. Однако, стоит заметить, что совершенно осознанно. Мне всегда предлагали остаться в доме – на первом этаже, среди прохлады.

Бабушка с моим четырёхлетним братом обычно ложилась наверху – на втором этаже – а мама оставалась на первом. Время от времени они менялись друг с другом, чтобы поочередно караулить нашего счастливого, растущего ребёнка. А мне требовалось полное уединение, для того, чтобы превратить идеи в слова и набросать хоть какие-то строчки. И потому отпадали все варианты дневного перерыва, в которых я был вынужден проводить время с семьёй. К тому же, я знал, что всем будет спокойнее, если хотя бы на вечерне-дневную передышку мы с Ваней разойдемся полежать.

Поэтому – стоящая за домом причудливая баня-бочка – стала для меня наилучшим убежищем от конфликтных ситуаций. Я вроде бы шёл туда по делу, но потом оставался на значительно более долгое время, чем планировалось. Однако никто на меня не жаловался и не нападал. Все понимали – каждому хочется отдохнуть после насыщенной первой половины дня.

Если же немного отвлечься от основного повествования и поведать о не менее важных деталях, невозможно не упомянуть о восторженных деревенских жителях, приходивших посмотреть на баню-бочку. Ни у кого в округе не было такой экзотичной постройки овальной формы. Мало того, что она выглядела весьма внушительно, так в ней ещё и можно было мыться! Думаю, этот факт не укладывался у некоторых в голове. Мальчишки на великах, часто проезжавшие по дороге вдоль нашего длинного трухлявого забора, удивленно смотрели на протестно выделяющуюся баню и тыкали в неё пальцем. А взрослые люди специально приходили по несколько раз, чтобы полюбоваться столь творчески и мастерски собранным сооружением.

На этот раз – днём – я снова оказался на привычном месте. В моей штаб-квартире сегодня было почти что невозможно находиться из-за полного отсутствия воздуха на квадратный километр. Августовское солнце безжалостно пропекало поля и лесопосадки, гармонично расположившиеся вокруг нашего огромного участка в сорок соток земли.

Но если вы думаете, что неблагоприятные условия могли остановить меня, то глубоко ошибаетесь. Я оставался несгибаем даже в крайне нетворческую погоду. Не сдаваться в написании текстов стало моим девизом в дни всеобще-беззаботного лета. Я старательно вымучивал строки до тех пор, пока не уставал окончательно и бесповоротно, понимая, что дальше метаться мой ум не в силах. Когда наконец завершился привычный ритуал рождения текстов, уже ставший ежедневным, я наконец решил расслабиться и охладиться. Вдоволь наобливавшись прохладной водой, я подумал, что было бы неплохо слегка подтопить баню. Но не очень-то уж и сильно – вечер собирался выйти на редкость тёплым.

Я разжёг пламя спичками. Дрова из общей огромной кучи неспешно прыгнули в печку, а я потолкал их кочергой для того, чтобы пуще раззадорить подергивающийся огонь.

После того, как с приятными хлопотами было покончено, я быстро распахнул дверь и так же мгновенно её затворил, дабы не начать топить улицу. Автор последнего выражения – моя бабушка. Она повторяла вышеупомянутую самобытную фразу, когда я начинал плохо справляться с обязанностями топщика бани. Но на этот раз, кажись, пронесло. Все ошибки, связанные с прошлыми неудачами, были учтены. После очередной тщательной проверки каждого нюанса, я вышел посидеть на крыльце и посмотреть на закат, выплывавший из зноя прошедшего дня. Несмотря на то, что небо потихоньку окрашивалось в вечерние тона, воздух всё ещё оставался очень тёплым, и лучи коварного солнца только начинали отступать.

Вдруг я почувствовал мощный поток воздуха, задевший меня и полетевший дальше – вперёд. Ветер будто бы образовывал невидимый мост, на который можно было ступить. Пространство словно подтолкнуло меня, предложив взойти на него. «Ну и пусть…» – заговорил внутренний голос шальной лени, ненадолго застрявшей у меня в голове. «Какой же дурак упустит возможность посмотреть на разгорающийся закат?» – проговорил я, продолжая мыслить вслух и пытаясь найти оправдание своему наглому бездействию. Тут-то, похоже, до неспокойного ветра и долетели мои самоуверенные слова. Он вернулся, чтобы убедить меня снова, но на сей раз куда настойчивей, чем в прошлый. Ветер будто бы крикнул: «Ну и дурак! Я тут тебе такое показать хочу, а ты…» Нутром я ощутил, что почему-то будет лучше сделать так, как велит этот упрямый поток воздуха. «Ну и дела… – сказал я сам себе, ничуть не удивившись тому, что ноги уже встали с крыльца и понесли меня куда-то в середину нашего огромного участка – только с ветрами разговаривать осталось!..» Однако сколько бы я ни пытался корчить из себя нормального человека, стоит признать, что налетевший поток ещё больше вовлёк меня в выразительный знойный вечер, позволив стать непосредственным участником событий, а не просто быть сторонним наблюдателем. И, кажется, я начинал понимать, куда направляюсь.

Неизвестно, сколько времени утекло с мгновения заветной встречи. Мне чудилось, будто мы с ветром плывём до тайной калитки в конце участка уже целую вечность. Не замечая ничего вокруг, я шёл и шёл к старой дверце в покосившемся заборе. Разыгравшийся закат уже сменился поблескивающими сумерками, однако затянувшаяся прогулка почему-то ничуть меня не удивляла. Мне слышалось, будто всё время, что мы были в пути, играла одна спокойная и расслабляющая мелодия. Поток ветра, подталкивавший меня в спину и одновременно бежавший вместе со мной, вдруг куда-то рассеялся, когда я наконец подошёл к многолетней берёзе, величественно шелестевшей тихими листьями. Она слегка раскачивалась от гулких порывов Тьмы, налетевших из ниоткуда.

У подножья векового дерева я, к изумлению, увидел свой рюкзак. Раскрыв его, я вытащил книгу, на обложке которой ярко были высечены два слова – «Живые души». В каком-то особенном, будоражащем предвкушении я раскрыл её. Но все страницы почему-то оказались пустыми. Я ощущал, что с найденной книгой у меня уже существует неразрывная связь, однако, конечно же, объяснить своего чуднóго предчувствия я не мог. Ещё немного покопавшись в рюкзаке, так любезно появившемся в нужном месте, я совершенно внезапно обнаружил в нём и свой телефон. Только сейчас я спохватился тому, что вокруг творится не пойми что. Меня будто окатили холодной водой. Я отчётливо помнил, как оставил докучавший гаджет в бане – в тот самый миг, когда последовал за волшебным ветром. Тем временем продолжала играть знакомая и приятная мне музыка. Она тихо лилась из динамика смартфона и напоминала о том, что это настоящее, полностью выходящее за рамки приличия какой-либо обыденной жизни, действительно происходит со мной наяву. Да-да, прямо сейчас.

Пробуя разблокировать телефон, я увидел, что все его настройки сбиты. На экране высвечивалась дата, обычно появляющаяся после хорошей перезагрузки. Она самодовольно гласила, что сегодня – первое января. Со временем, утверждавшим, что сейчас – три часа ночи, я уже и не мог уверенно поспорить. Было никак не разобрать – то ли рассвет вот-вот собирался выкатываться из-за горизонта, то ли ночь наконец засыпала и повергала всё вокруг в кромешную тишину.

Как только мне удалось угадать собственный пароль с третьей попытки, то открылся плей-лист с тем же самым названием, что я прочитал на обложке дарованной мне книги. В него пока была загружена всего одна песня, проигрывающаяся прямо сейчас. Ну конечно. И как я мог не отгадать её по мелодии? Звучала композиция “Dirty Paws”, которую я переслушивал ото дня на день, пытаясь отыскать столь нужное вдохновение. Тогда мне казалось, что песня, пробиравшая меня до глубины души, отбрасывает тень непостижимости даже на всё прозаическое. Тогда мне чудилось, что когда я слушаю “Dirty Paws”, то могу прямо-таки на ощупь прочувствовать суть тайны – то есть, наконец-таки понять ранее скрытую от меня подоплёку жизни.

Сейчас же я ощущал, что песня оберегает меня от Тьмы, внезапно накатившей со всех сторон. Добрая мелодия будто стала маяком, указывающим мне путь в отъявленном Мраке.

Я присел на влажную деревенскую траву, чувствуя себя в полной безопасности. Я знал, что музыка не позволит Тьме подступить.

С одной стороны – всё, что случилось за этот день, как-то не укладывалось у меня в голове. С другой – соображал я, очевидно, уже плоховато. Картинка действительности слегка расплывалась перед глазами, но – почему-то казалось, что так и должно быть. Будто всё происходит так, как задумано.

Я ощущал, что неведомая сила влечёт меня и просит открыть калитку. Более того – я знал, что не могу поступить иначе. До тайной дверцы оставалось всего несколько шагов, но я – всё-таки желая понять – есть ли у меня хоть какой-то выбор, решил обернуться.

Лучше бы я не делал этой глупости. Сердце ушло в пятки, когда ко мне снизошло осознание собственной беспомощности.

До бани-бочки и нашего дома меня разделяло уж очень далекое расстояние. Родные постройки словно находились на другом конце деревни, и различить их в сумерках я смог лишь по внешним очертаниям и уютным огонькам, тепло горевшим внутри. Участок окутал туман, и что-то мне подсказывало – не стоит, уже совсем не стоит идти назад.

Сначала, сидя на корточках, я вцепился в свой рюкзак. Он будто бы стал моей последней надеждой на спасение. Затем – сам не понимая того, что происходит – я быстро накинул его на плечи и резко шагнул к калитке – так, будто всю жизнь ждал мгновения, когда смогу выбраться за пределы одинокого забора и пройтись по позднему лесу, стоящему почти прямо за домом. Но, как оказалось, романтичной вечерней прогулке состояться было не суждено…

II

Неожиданно для себя я увидел, что всё вокруг залилось чистым Светом. А потом – сам до конца не понимая как – я оказался в таком же идеально светлом помещении. Нарушала воцарившуюся гармонию лишь одна деталь – та самая дверца, которую я открыл в покосившемся заборе, была и здесь. Она совершенно не вписывалась в обстановку идеально наведенного порядка. Я долго глядел по сторонам, с удивлением пощипывая себя, чтобы убедиться, действительно ли существует наяву встретившая меня аура спокойствия. Тем временем ничего не происходило. Сказать, что в комнате было тихо, значит – не сказать ничего. Здесь будто вовсе не существовало звука. Даже если бы я попробовал резко топнуть ногой по вежливому полу, то спокойствие, установившееся навечно, нисколько бы не потревожилось. На этот счёт у меня не находилось никаких сомнений. Шум попросту не нашёл бы поддержки у окружившего его интеллигентного молчания. Несомненно, мне нравилось тут находиться.

Светлая комната очень порадовала меня тем, что разрешила совершенно размеренно посидеть на скромном диване. Я с облегчением опустился на мягкую поверхность и задумался.

Мыслил я почему-то совершенно неспешно. Думаю, что здесь нельзя было рассуждать иначе. Как только я очутился в настолько умиротворяющей обстановке, то мгновенно овладел душевным равновесием. Оно затмевало мой привычный скептицизм к незнакомым местам. Конечно, окажись я где-то далеко не в идеальной комнате, то начал бы, наверное, уже нехило паниковать. Как мне вообще удалось оказаться совсем не там, где я ожидал? Где я вообще ожидал оказаться? Ожидал ли? И почему случилось то, что случилось? В конце концов, кто оставил мой рюкзак возле берёзы? Теперь вопросы стали наваливаться на меня один за другим и не унимались в голове, несмотря на идиллию, царившую вокруг.

Однако пока я восседал на диване, то ощущал, что всё меньше хочу вставать с него. И что всё меньше хочу рассуждать о чём-либо вообще. Живая мебель будто ждала, что я останусь навсегда в обители Света.

Умом я понимал, что, наверное, стоит пойти и дернуть ту самую калитку, что попала сюда – вместе со мной – каким-то магическим образом. Если честно, я всегда знал, что старая дверца в покосившемся заборе мне что-то недоговаривает. Уж очень подозрительно она там стояла. Видать, притворялась, что не при делах. Да-да, я подозревал её и пристально следил за каждым поскрипыванием… Однако настолько крутого поворота событий, произошедшего буквально только что, я всё-таки, признаюсь, ожидать не мог.

Тем временем диван, похоже, начал всеми силами усыплять меня, и, честно, от бесцельного сидения мне уже начинало становиться дурно. Нужно было сматываться из сонного царства. Перед уходом – я решил взять в руки последнюю вещь – хоть как-то связывающую меня из прошлого – с непривычной обстановкой в настоящем. Да, вы не ошиблись – я схватил свой рюкзак. Раскрыв его, мне захотелось снова подержать в руках ту самую книгу, материализовавшуюся будто бы из ниоткуда.

Когда я посмотрел на обложку пустых страниц в толстом переплёте, то увидел, как буквы на ней вдруг запылали ярким Светом. Какое-то внутреннее желание подтолкнуло меня снова полистать книгу. Я бы сказал, что в тот же миг – я так и сел, но, по правде говоря, мне уже и так удалось удобно примоститься на диване. Поэтому, врать не буду – я так и остался сидеть – в том же положении – даже не шелохнувшись. Но зато удивленно распахнул засыпающие глаза. Моим неровным почерком было исписано немало страниц, нацарапано немало слов. Складывался вполне членораздельный рассказ. «Как оказалось, моя жизнь действительно вмещает в себя совершенно разные невероятности…» – начинала разворачиваться первая мысль.

Видимо, сегодня мне не было суждено заснуть на мягком диване. От волнения у меня только что чуть не выпрыгнуло сердце. Чувство было поистине приятное, однако в то же время я его боялся. Словно любви, мимолётно зародившейся в душе.

Я прилёг. Да. Сначала просто лежал, уставившись в светлый потолок. Ни о чем не думая, потому что не мог. Спустя полчаса, а может быть – и день (времени в этом месте не существовало от слова «вовсе»), я начал приходить в себя. Первым ко мне вернулось чувство юмора. «Хорошо, что лежу не в гробу и не в белых тапочках!» – пронеслась весёлая мысль. Потом я решился допустить одно соображение, не дававшее мне покоя. Что если я начал писать свою историю тем, что оказался здесь – в каком-то таинственно-неизведанном месте? Да, такая правда не укладывалась в голове. Однако, похоже, что всё должно было сложиться именно так. Другого логического объяснения произошедшему я не находил. Да и можно ли было опираться на логику в такой, мягко говоря, незаурядной ситуации?

Сомнения продолжали терзать меня, и помещение стало незаметно окрашиваться в тёмный оттенок. Я решил, что этакая смена привычной спокойной обстановки явно не к добру. И интуитивно понял, что пора делать ноги. Пришлось быстро встать с дивана, почему-то ставшего уже не таким мягким, как несколько мгновений назад. Безобидная мебель будто бы задеревенела. Видимо, у неё испортился характер. И цвет, разумеется, по той же причине окрасился в противоположный. Отыскать в темноте загадочную калитку, что могла выпустить меня из потемневшего дома отдыха, оказалось не так-то и просто. Скажем так – я бы вообще не сориентировался в зловещем Мраке, наступившем совершенно внезапно, если бы дверца слегка ни подсвечивалась.

От охватившего меня волнения комната словно ещё сильнее взбушевалась. Чувствовалось, что веяло нехорошим присутствием Тьмы. Я дернул калитку, но – вот засада – она не поддавалась! Со всей силой я ещё раз налег на злополучную дверцу – но тщетно. Похоже, комната, где можно было остановиться на привал, оказалась совсем не такой безобидной, какой выглядела на первый взгляд. Складывалось ощущение, что Мрак, поселившийся здесь, мечтал задушить меня.

Наплевав на все инструкции по сохранению спокойствия, я вышел из душевного равновесия. В панике я всегда начинал делать всё, что только мог. Всё, что только мог, но только не то, что было нужно. Опрометчиво метаясь взглядом в поиске выхода из ситуации, я не придумал ничего лучше, кроме того, как залезть руками в рюкзак. Однако на сей раз бессмысленная привычка обернулась для меня спасением.

Как только я распахнул главный отсек, то сразу же невольно прикоснулся к книге, буквы на обложке которой осветили всю комнату. Они прямо-таки запылали рыже-золотистыми оттенками, и притом – намного сильнее, чем раньше. Так же мгновенно вдруг засветился экран моего телефона, благосклонно расположившегося по соседству с книгой. Причём гаджет действовал совершенно самостоятельно, без моего прямого участия. Куда уж мне. Я находился в ступоре от магических свойств, развеявших Тьму, подступавшую ко мне со всех сторон.

Спустя миг – показавшийся мне невероятно долгим – я всё же догадался схватить смартфон и открыть в нем единственное приложение – “Spotify”. Других программ в телефоне почему-то не наблюдалось, однако в столь волнительный миг я не мог думать о чём-либо, кроме своевременного побега из озверевшего помещения. Плей-лист «Живые души» спасительно обновился в тот самый миг, как только я зашел в него. Единственное, что мне удалось увидеть перед тем, как выключить экран – стало название нового трека, по-видимому, посланного мне судьбой. К прослушиванию меня поджидал “Rap God” Eminem’а.

Я изо всех сил вдавил пальцем на кнопку воспроизведения. Зазвучали первые, знакомые мне ироничные строчки: “Look, I was gonna go easy on you and not hurt your feelings…”

Тьма, уже собравшаяся подступить мне к горлу – будто бы для того, чтобы перерезать его —слегка ослабла… А потом Мрак мягко окутал меня, овил и воплотил в тёмную сущность, словно единую с ним. «Похоже, я не успел. Тьма овладела мной. Это конец?» – путаясь, пробормотались вслух смутные мысли, варившиеся будто бы вовсе не в моём котелке.

Всё время, что Мрак пытался напасть на меня, я давил телом на злополучную калитку изо всех сил, но она, точно нарочно, не поддавалась. И вдруг – случилось чудо. Тайная дверца резко открылась. Совсем не отдавая себе отчёта в том, что происходит вокруг – я внезапно провалился неизвестно куда из абсолютно тёмной комнаты.

III

Очнулся я не сразу. Но когда открыл глаза, то увидел, что снова нахожусь в помещении. «Кто-нибудь сегодня выпустит меня на волю?» – пробубнило моё недовольное эго, поначалу неприятно вцепившись в сознание. А потом я стал медленно успокаиваться. Приходить в себя и… Осматриваться.

Вокруг меня было уже не так уютно, как в прошлой комнате. Лежал, я, очевидно, на холодном бетонном полу. Каким-то чудом мне удалось ни капли не пострадать при падении. Впрочем, большого значения своему безопасному приземлению я почему-то не придал, несправедливо списав подхватившую меня удачу на счастливое стечение обстоятельств. Однако на пороге новых открытий мне должен был встретиться ещё не один повод для удивления.

Как оказалось, я путешествовал в настоящей полудрёме. Вообще не обращая внимания на физические ощущения. Мой разум был полностью отдан на растерзание мыслительному процессу, пытавшемуся устаканить происходящую со мной несуразицу, упорядочить её и подогнать под определённые общепринятые рамки. Однако не удавалось. Всё-таки не каждый день среднестатистические люди заваливаются куда-то в неизвестность – ровно после того, как за ними захлопывается деревенская калитка.

Не отдавая себе отчета в том, что моя одежда менялась с переходом из одного места в другое, я только сейчас осознал абсурдность – или, так скажем – нормальную невозможность сложившейся ситуации. Я покинул писательскую берлогу в шортах и удобной летней футболке. Когда мне довелось попасть в светлую обитель, у меня наверняка был весьма домашний прикид в белых тонах. А сейчас на мне отлично сидели джоггеры и любимое тёмное худи. Очевидно, шмотки как-то гармонично сочетались с окружающей меня аурой. Судя по всему, везде требовалось выглядеть по-особенному, подобающе – и никак иначе. Я весьма порадовался такому практичному подходу к делу. Проводник, решившийся познакомить меня с извилистой тропой приключений, хотя бы действительно заботился обо мне.

На этой прекрасно-высокой ноте мысли вдруг оборвались, потому что мои пытливые глаза, смотрящие на стремительно меняющийся Мир, наконец-то нашли предмет для изумления. На какое-то время я лишился дара речи и застыл. Представшее передо мной зрелище выглядело… Своеобразно.

Я не просто оказался на обычной автостоянке, как подумал сначала, когда пощупал пальцами бетонную поверхность, на которую упал. Нет. Место, «случайно» подвернувшееся мне под ноги, совершенно превзошло все мои ожидания и предположения. Перед собой я видел множество экранов – расставленных и развешанных повсюду. Их бóльшая часть скопилась в середине помещения, явно превышавшего по размеру прошлую светлую комнату.

Сначала я просто удивленно уставился на композицию из телевизоров и ноутбуков, нагроможденных чуть ли не друг на друга. А потом стал всматриваться в детали и различать картинки, мелькающие на светящихся мониторах. На них были запечатлены кадры из моей жизни. «За мной кто-то следит?» – прокричало в приятной тишине глупое паническое чувство. С чего бы вдруг было взяться этому ощущению? Да, на меня давила резко меняющаяся обстановка. А давила ли? Лишь отчасти. Ведь только сам человек может понять – какие идеи осмысленны, а какие – становятся оплотом воображения разыгравшейся Тьмы. С чем внутренне можно согласиться, а с чем – нельзя.

Однако после случившегося я решил вспомнить, что происходило со мной за последние несколько… Минут? Часов? Дней? Точную меру никак не удавалось подобрать, потому что мой телефон будто бы включился после хорошей перезагрузки. Он утверждал, что сейчас – 1 января. Крупные числа на светящемся экране обозначали три часа ночи. Становилось очевидно только одно. Всё, что происходило со мной в этот миг – оставляло в стороне привычное понимание времени. И простому цифровому устройству, как и мне, поначалу оказалось трудно приспособиться к новым условиям.

Да и разве существовали какие-то специальные условия? До того, как я обнаружил мониторы, мне было жутковато находиться в одиноком месте, немного смахивающем на одинокую ночную парковку. Над душой нависало неприятное ощущение неизвестности. На самом деле, страх продолжал бы буянить, если бы экраны не транслировали мгновения случившегося из моей собственной жизни.

Я быстро отбросил мысль, что за мной может кто-то шпионить. Присмотревшись к мониторам повнимательнее, я сразу же понял, что передо мной предстала картина, являвшая собой нечто посерьёзней многолетней слежки.

Пока я разглядывал сменяющиеся изображения и осмысливал происходящее, фоном, как оказалось, не переставал играть «Rap God» Eminem’а. Только сейчас я осознал, что до боли знакомая песня звучит не у меня в голове. Однако определить источник звука поначалу оставалось очень сложно. И даже, скорее всего, не из-за таинственности окружившей меня обстановки, а из-за моей обыденной рассеянности. Подойдя к мониторам поближе, я вдруг понял, что от каждого из них раздавался определенный отрывок из песни.

Сейчас мне довелось стоять возле достаточно большого плазменного телевизора. Присмотревшись, я понял, что это гаджет марки «LG».

“School flunkie, pill junky,

But look at the accolades, the skills brung me,

Full of myself, but still hungry

I bully myself cause I make me do what I put my mind to

And I’m a million leagues above you, ill when I speak in tongues,

But it’s still tongue in cheek, f**k you,

I’m drunk so Satan take the f**king wheel, I’m asleep in the front seat,

Bumping Heavy D and the Boys, still chunky, but funky,

But in my head there’s something I can feel tugging and struggling…” – тем временем звучали хорошо известные мне строчки. Я невольно начал качать головой в бит и подпевать.

«Уж очень эта плазма похожа на нашу. Ту, что на Маркса…» – подумалось мне, пока понимание, что я вижу перед собой действительно тот самый телевизор, не снизошло на меня отрезвляющим душем. Когда я увидел пульт, выглядевший точь-в-точь, как мамин, у меня уже не осталось никаких сомнений на счёт родного, старого-доброго “LG” . Схватив пульт слегка трясущимися руками и начав волноваться от осознания того, что сейчас почему-то происходит нечто особенно-важное, я машинально нажал кнопку переключения каналов и в изумлённом ожидании уставился на экран.

На слух я ощутил, что стал проигрываться другой куплет из “Rap God’а”. Теперь зазвучала, пожалуй, самая зубодробительная часть:

“…Lyrics coming at you at supersonic speed, (JJ Fad)

Uh, sama lamaa duma lamaa you assuming I’m a human,

What I gotta do to get it through to you I’m superhuman,

Innovative and I’m made of rubber,

So that anything you saying ricocheting off of me and it’ll glue to you,

I’m never stating, more than never demonstrating,

How to give a motherf**kin’ audience a feeling like it’s levitating,

Never fading, and I know that the haters are forever waiting,

For the day that they can say I fell off, they’d be celebrating,

Cause I know the way to get ’em motivated,

I make elevating music, you make elevator music…”

Я знал и этот отрывок наизусть (более того, не раз тренировался для того, чтобы идти в ногу с сумасшедшим ритмом). «Читать с такой же скоростью, как Eminem, значит активно развивать речевой аппарат, – иногда с лёгкой усмешкой думал я про себя, когда в голове начинал маячить вопрос, – а зачем тебе это надо?» Поэтому, когда я услышал первые строчки знаменитого part’а, ещё только отсылавшего к грядущему fast flow, то словно по команде тут же стал «стелить» речитативом. Тем временем, никакое изображение не появлялось. На меня смотрел очень тёмный экран. Не просто обыденно-чёрный, в котором можно увидеть своё смутное отражение, а действительно – очень тёмный. Я решил, что сломал местную систему неожиданным переключением каналов при помощи пульта. «Ну и дела, – подумал я про себя, – и тут умудрился что-то крякнуть…» А потом резко отпрянул назад от неожиданности.

На мониторе внезапно высветилось моё изображение. Здесь и сейчас. На бетонной «автостоянке». Честно говоря, я не находил ответа, как объяснить сей резкий поворот сюжета. Когда я дернулся в лёгком испуге, как вы понимаете, моё отражение в телевизоре двинулось вместе со мной, что ещё больше взбудоражило меня. Но то была мгновенная оторопь. Нельзя сказать, что меня пробирал нескончаемый страх. Наоборот – здесь я, скорее, чувствовал себя, как ни странно, в своей тарелке. Мне даже начинало сильно нравиться это таинственное место, и, кажется, я стал понимать почему.

Я отошёл от «LG» и решил пройтись вдоль других устройств. Кадры сменялись достаточно быстро, но общую идею мини-историй из моей жизни я уловить успел.

Сначала на каждом экране высвечивался неудачный исход событий, случившийся со мной сколько-то лет назад, а потом показывалось, как мне удалось не только вылезти из одного дрянного, всем известного места (да-да, речь, конечно, о пятой точке), но и выйти победителем. Были запечатлены те самые ценные мгновения, что помогли мне найти себя и твердо решить, кем же я хочу стать. Кстати, иногда на экранах появлялись и промежуточные события, дополняющие историю успешного завершения полезными напоминаниями о том, что действовать выигрышно в каждой из ситуаций было не так-то и просто.

За не такие уж и долгие годы, к моему удивлению, накопилось немало личностных побед. И я чувствовал, что магическое место, в котором мне удалось очутиться, с помощью светящихся мониторов объединяет все мои поводы для гордости – в единое целое. Вот почему мне было так приятно находиться здесь…

Пока я смотрел на стремительно сменяющиеся эпизоды из моей жизни, пространство вокруг меня будто бы колыхнулось. Перед глазами мелькнули чёрные искры, и я сел прямо на пол, ощутив руками лежащий подо мной холод. Теперь мне всё стало ясно. Неспроста я попал в комнату гордости, когда меня накрыло волной мощной энергии. Тьма пыталась пробудить во мне осознание, что в миг слабости – именно Она придавала мне сил, для того чтобы я не сдавался и мог доводить дела до конца. Никто не безупречен, а уж я-то – особенно.

Тьма, конечно же, говорила чистую правду, и внутренне я не мог с ней не согласиться. Без прямого участия Мрака в моей жизни – нечем было бы хвастать.

Однако нутром всё же ощущалось, что мне, несмотря на все добытые победы, не хватало чего-то важного. Какого-то завершающего элемента. Похоже, мне недоставало Света… Но как было Его обрести? И когда осознание своей беспомощности всецело поглотило меня, наконец стало ясно, что нужно сделать прямо сейчас.

Я снял с плеч рюкзак и вытащил книгу. На обложке по-прежнему ярко светились буквы, из которых ясно складывались два слова – «Живые души».

Между экранами, как оказалось, умещался мой письменный стол из бурого дерева. Он почти что спрятался среди окруживших его мониторов. Я не сразу заметил его, потому что поначалу видел только яркий Свет сменяющихся картинок.

Когда мне удалось подойти к столу поближе, то я обнаружил в нём аккуратно вырезанную выемку в виде вертикального прямоугольника. Рядом с ней удобно расположился ноутбук, в котором я тоже увидел своё двигающееся отражение. Тем временем, постоянно повторяясь, проигрывались завершающие строчки одного из главных хитов Eminem’а.

”Be a king? Think not. Why be a king, when you can be a God?..” – циклично произносились одни и те же слова, явно на что-то намекая. Нутром я уже чуял, что следует сделать – и потому вложил книгу в идеально подходившее по размерам углубление.

Всё это время, боясь потерять «Живые души», я сковывал их цепкой хваткой, будто бы охраняя какой-то ценный артефакт. Только мне стоило перестать держать книгу в руках, как страницы тут же начали перелистываться. Я успел заметить, что количество глав, исписанных моим неровным почерком, несомненно увеличивалось. Их уже стало несколько, чему я, конечно же, с непривычки очень удивился. Но всё же – начало книги пробежало быстро – и теперь – дальше шли нескончаемые, пустые, желтовато-белые листы. И, кажется, мне стало понятно, чего от меня хочет это таинственное место, в котором я очутился. А ещё в моей голове вдруг прояснилось, отчего я ощущал, что в юности и ранней молодости сделано ещё далеко не всё, чем можно гордиться.

Незаполненных страниц пока что, мягко говоря, было немало, и все они мчались и мчались до самого окончания «Живых душ». Так продолжалось ещё где-то несколько минут – до тех пор, пока последняя из них ни перелистнулась. И тогда будущий роман, продиктованный мне Господом, захлопнулся с завершающим треском.

Я ждал, как произойдёт что-то ещё из ряда вон выходящее, но вскоре подумал, что хлеба и зрелищ сегодня больше не предвидится. Однако известное выражение насчёт обманчивости первого впечатления пришлось бы сейчас как никогда кстати.

В углу просторного тёмного помещения с мониторами, внутри которого я находился, вдруг появилась тёплая дверь, напоминающая мне об отдаленном прошлом какой-то малой деталью. Этой двери я не видел здесь раньше. А, может, просто не обращал на неё внимания… Не удивлюсь, если она материализовалась в ту же самую секунду, когда предстала прямо перед глазами. Читатель может удивиться – откуда же я знал, что дверь тёплая, ещё до того, как попробовал её ощупать? Всё очень просто. Теплом повеяло везде – мрачную и холодную «автостоянку» залил яркий Свет, согревающий всё вокруг.

Откуда-то я уже знал, что в любой миг могу вернуться в комнату гордости, заполненную экранами и насыщенную звонким мерцанием. Например, для того, чтобы набраться сил или же снова обрести уверенность в событийном будущем, постепенно формирующемся после первой прогулки по воспоминаниям. А ещё я понимал, что книга продолжит писаться сама собой, даже если я оставлю её здесь. Но мне подумалось, что нужно обязательно взять с собой «Живые души». С ними почему-то было намного спокойнее. Они напоминали мне о том, что я пришёл из настоящего и собираюсь в него вернуться.

Ну а сейчас мне нужно было идти. Идти в ту самую дверь, отсылавшую меня к незапамятным временам моей жизни.

Поэтому я вытащил книгу из углубления в столе, аккуратно опустил её в рюкзак и взял в руки телефон. В плей-листе моего смартфона появилась новая мелодия. Я увидел, что мне посчастливилось выудить саундтрек из хорошего фильма, снятого по мотивам не менее захватывающей видеоигры – “Uncharted”.

Грандиозное прошлое уже ждало впереди. Оно намекало на свою насыщенность, открыто выражая восхищение названием композиции, скрепляющей моё настоящее с глубоким прошедшим. Заглавие торжественно гласило: “A Whole World You Haven’t Seen”.

Как только я нажал на кнопку воспроизведения, то полилась спокойная, текучая музыка.

Перед тем, как отправиться в далёкое плавание по воспоминаниям, я обнаружил на столе записку с красивыми крупными буквами, вычерченными мягким карандашом. Она состояла всего из трёх слов, настоятельно просивших меня исполнить их волю. Выражение «Играй по правилам» каким-то особенным почерком впечаталось мне в сознание и не давало покоя. До тех пор, пока я не сумел правильно осмыслить заключённую в нём истину.

Конечно, не сразу было ясно, что могла бы значить эта фраза. Однако когда я приоткрыл мягко-знакомую дверь, появившуюся весьма вовремя, меня почти сразу поглотило тропическое тепло. И тогда в голове вдруг всё мгновенно стало на свои места. Хотя бы на какое-то время.

IV

Окажись я на вилле в Таиланде во сне, то, наверное, ничуть бы не удивился. Сначала мне и правда чудилось, что всё происходящее со мной – одна длинная, волшебная дрёма. Кадры, медленно сменявшие друг друга, рисовали размытую картину, представавшую передо мной будто бы вовсе не наяву.

Как только я отпустил тёпло-приятную ручку двери, яркое солнце на время заполнило собой всё. Окружающее меня пространство словно утонуло в светлом тумане. Но потом я очнулся – а точнее – стал постепенно привыкать к резко сменившимся климатическим условиям.

Южные ветра щекотали меня на самом деле. Здесь и сейчас – в знакомом мне прошлом. А ещё я в мельчайших подробностях мог разглядеть даже крохотную песчинку. На устах таял хорошо узнаваемый ласковый морской бриз. На какое-то время я просто закрыл глаза и наслаждался удивительным ощущением тропической свободы, несравнимой ни с каким-либо другим чувством. «Никто не может забрать у меня эти солнечные лучи и тепло…» – колыхались блаженно и неспешно мои мысли.

Я мирно стоял и слушал дыхание моря. Моё упоение длилось необычайно долго. Я не знал, сколько времени прошло, но будто бы нащупал пульс текущего… Я бы даже сказал – осторожно бурлящего мгновения. Моё физическое воплощение словно растворилось в секундах и минутах, лениво толкающих стрелки на часах.

Душа парила и трепетала.

Моя искренне-тихая радость дышала до тех пор, пока ко мне не нагрянуло важное осознание от неспешно просыпающегося разума. Я вдруг ощутил всем телом, что значительно уменьшился в размерах. Непросто было свыкнуться с тем, что мои руки и ноги выглядят как тонкие прутики. Но в то же время в таком состоянии я чувствовал неописуемую легкость бытия и приятную невесомость. Не могу сказать, что в далеком, известном мне будущем я стал толстяком или хотя бы в меру упитанным подростком – но сейчас – в этом воспоминании – мой внешний вид изменился до неузнаваемости. И теперь я смотрел на всё вокруг снизу вверх. Мир точно гордо глядел на меня с высокого плеча, а я – робко помахивал ему рукой. Мол, смотри, я тоже существую, и когда-нибудь стану достаточно большим для того, чтобы ты мог хорошенько разглядеть меня!

Я снова ощутил себя ребенком. И лишь в это мгновение осознал, что означала фраза из записки, оставленной на моём письменном столе в самом начале приключения. Имелось в виду, что я перенесусь в прошлое для того, чтобы наполнить страницы книги ценными воспоминаниями, но изменить ничего в собственной биографии я не мог. Ну или же, по крайней мере, лучше не стоило подходить таким образом к решению поставленной задачи. Вовсе не хотелось проверять, как станет выглядеть моё будущее, если здесь – в прошлом – я поступлю иначе – то есть не так, как всё уже сбылось однажды. Я не из тех безрассудных смельчаков, кто любит эксперименты ради непредсказуемых результатов.

«Кстати, если говорить о книге. Где же она? Где «Живые души»?» – с волнением подумалось мне. Я огляделся. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что я уже прошел через дверь нашей виллы и каким-то образом очутился на пляже в Таиланде. Вместе со своей семьей – бабушкой и мамой. Отец работал – утром он частенько «закидывал» нас к морю, отвозя с ветерком на мотобайке, и забирал уже вечером.

Занять лежак было очень даже непросто, но, видно, в тот день нам всё же удалось совершить невозможное. Рядом с тенью зонтика устроилась поудобнее ещё совсем молодая мама в тёмных очках. На море она практиковала своё любимое пляжное занятие – загорала, на время отодвигая все препятствия, мешавшие раскаленному солнцу достигнуть её кожи. Снова удивившись своей лёгкости, я бесшумно пробежал мимо неё и приблизился к нашему сегодняшнему месту обитания, обнаружив возле маленький рюкзачок – с вышитым на нём Молнией Маккуином. Вообще, честно говоря, этот приключенческий ранец перекочевал сюда из моего далекого будущего. И даже не только из моего. Уж если быть точным – из нашего будущего. Говоря «нашего», я, конечно же, имею в виду своего младшего брата.

Портфель тех самых грядущих дней, жаждущих быть внесенными в книгу воспоминаний, появился у него совсем недавно. Тем самым летом – в котором я пребывал до известной катавасии, начавшейся с возвращения в прежние времена ради великой цели. Тогда, когда мы покупали рюкзак, переход из одного случившегося мгновения в другое под модным названием «путешествие во времени» ещё не представлялся мне возможным. «Приятно осознавать, что я действительно пришел сюда из будущего… То есть – наверное, из настоящего…» – нашёптывали мне простую, но в то же время запутанную истину крутящиеся в голове мысли, безостановочно бьющие ключом Божественной мудрости.

Но каким бы красочным ни было моё прошлое, никогда не хочется терять главный ориентир на «сегодня». «Всегда есть «здесь» и «сейчас», и их ничем не заменить», – размышлял про себя я, торопливо стягивая молнию рюкзака вниз. Покопавшись в межвременном багаже, я обнаружил вещь, о которой беспокоился в этот миг, пожалуй, больше всего на Свете. «Живые души» были целы и невредимы, а количество страниц с моим кривоватым, но разборчивым почерком постепенно увеличивалось. Подержав книжку в руках, я не отдал себе отчёта в том, что она уменьшилась до детских размеров. Наверное, потому что я сам был ребёнком в этом воспоминании.

Такая картина меня более чем устраивала. Успокоившись и осознав, что писательское дело успешно начато, я счастливо побежал обратно – к величественному морю, оставляя за собой мокрые следы на зыбком песке. Безграничная вода царила повсюду и казалась чересчур огромной для того, чтобы отыскать в ней глазом хоть какую-то деталь, сделать её своим ориентиром и раскрыть в воображении. Для меня такая процедура всегда очень важна (она помогает запомнить местность по ассоциации), поскольку страдать топографическим кретинизмом – моё привычное дело. Однако – кто я такой, чтобы размышлять о том, как стоит выглядеть природе и Мирозданию? Неукротимая стихия никогда не может поместиться в человеческой голове. И потому в ней порой так приятно потеряться.

Когда я вошёл в воду, нагретую знойным солнцем, всё будто стало на свои места. Я ощутил, что нужен воде. Моё детское тепло согревало прохладную и приятно-осязаемую жидкость. Искренняя любовь просияла в моей душе, и никакие солнечные лучи не могли затмить настолько яркое чувство, теперь облегающее меня с ног до головы.

Со стороны наше свидание с водой смотрелось не менее завораживающе, чем в моих мечтах, порой решительно подталкивавших меня начинать действовать, а не сидеть сложа руки.

Ребенок и нескончаемая водная гладь, простирающаяся на огромные километры и увиливающая вдаль – до самой бесконечности. Вот что я видел, чувствовал, и вот, что я точно знал об этом уединении со стихией.

Сегодня был на редкость тихий день. Обыкновенно, после полудня начинали бушевать высокие волны, которые мы очень любили ловить вместе с бабушкой.

Кстати, о моей бабушке. Вот, собственно говоря, и она. Жизнерадостно улыбается и бежит мне навстречу. Мне ещё всего шесть, а ей – всего пятьдесят шесть. Но выглядела она тогда разве что только на юные сорок. И то с натяжкой – можно дать меньше. Бабушка пребывала в полном расцвете сил и ощущала себя в разгаре своей второй молодости. Она вполне могла бы располагаться на обложке модных журналов, как бы кого ни смущало такое описание внешности. Её фигура поражала всех своей стройностью, а золотистые волосы, остриженные до плеч, весело кудрявились. Такой бабушка начинала воспитывать меня, сразу вложив в мою складывающуюся личность много собственных стараний и надежд. Думаю, что не подвожу её прямо сейчас, оставляя эти строки силой мысли на страницах книги.

Я побежал к бабушке навстречу, уже на ходу ощущая, как излучаются ласка и забота. Не видел кого-либо другого, кто умел бы так сильно и в тоже время понимающе любить внуков. А бабушек я знавал разных, поверьте мне на слово.

Вечер выдался замечательным. Алый закат восхищал всех своей грациозностью. Но, если только восторженно любоваться природой, запросто можно прощелкать главную детскую радость. Поэтому – не обошлось и без вкусностей.

Никогда в своей жизни я ещё не пробовал настолько насыщенного молочного пломбира, так искусно замешенного с шоколадной крошкой. В семейных архивах даже есть фотография, где счастливый я – в летней походной шляпе – стою с белым, высунутым языком и держу в руках это громадное, неземное мороженое. Испытанное тогда ощущение звериного восторга, порой накрывающего голодного человека во время трапезы, я не могу сравнить ни с чем. До сих пор.

Крупных волн в тот день действительно не предвиделось, поэтому я без остановки купался, а потом – обсыхая – бродил с бабушкой вдоль окраин пляжа возле мелких скал и крупных валунов. Там я обнаружил и набрал в пластиковое ведерко уйму миниатюрных рачков, порой больновато пощипывающихся после того, как я начинал трогать их без перерыва.

И как только мама с отцом разрешили взять этих чудных созданий с собой – в дом? Ума не приложу. Но факт остается фактом. Мы приехали на виллу, и я почти сразу же высыпал из маленького ведёрка взятых в плен членистоногих, начав с ними оживленно играть. Помимо меня бедных рачков атаковали весьма противные чёрные муравьи, свободно разгуливавшие по нашему жилищу время от времени. У несчастных существ, привезённых с моря, не оставалось никаких шансов на выживание. Они боролись до последнего, но в общей сложности протянули недолго. Честно говоря, и в первый день – по приезде с пляжа – они пахли не совсем приятно, а на следующий – и вовсе затухли. Мне пришлось распрощаться с новыми друзьями.

Но перекочевавшие с пляжа диковинные ракообразные были не единственными борцами за справедливость на всей вилле. По потолкам радостно шмыгали ящерицы-гекконы, поедающие комаров и прочую насекомообразную живность. Бабушка в свою очередь называла их «геликонами». Быстро перебирая лапками, они лазали по всем ровным поверхностям и пытались оберегать нас от различной нечисти, которой, к слову, было навалом. Чего только стоили одни летающие тараканы, от которых меня постоянно оберегала бабушка. Она не спала ночи напролёт лишь потому, что эти противные создания могли забраться к нам в уши. А как внезапно началась война термитов и простых муравьев, развернувшаяся на полу в один прекрасный день? Красные появились из ниоткуда и стали атаковать чёрных мощными набегами. Мама была в ужасе от происходящего, ровно как и я. Днём отца не бывало дома, и потому тогда бабушке пришлось героически сражаться с полчищами насекомых, обливая их кипятком.

Мы с мамой всегда страшились даже хотя бы чуть-чуть приблизиться к мерзким созданиям, постоянно проникавшим к нам в дом. К сожалению, избавиться от них казалось невозможным, потому что все они попадали внутрь через веранду. Конечно, мы закрывали двери, ведущие в наши покои, но разномастных тварей ничто не могло остановить. Они лезли через все щели. Не думаю, что бабушке доставляло удовольствие убивать дикую тропическую живность, но выбора, к несчастью, ей не оставили.

Но даже термиты казались безобидными существами по сравнению со страшным чёрным скорпионом, однажды любезно навестившим нас. В такой опасный миг снова не подкачала бабушкина ловкость рук, избавившая всех от отвратительно-наглого гостя. Ещё вспомнилось, как однажды нашу семью атаковал чёрный паук, предупреждавший об опасности своим окрасом. Мы все в ужасе приняли его за чёрную вдову. В этот день отец был дома. Он рискованным образом поймал членистоногое, посадил в банку и впоследствии – понес на работу в турфирму, чтобы показать существо тайцам. Те ответили, что паук не ядовит и что боятся нам нечего. И на том спасибо.

Пожалуй, ещё один случай бесцеремонного вторжения зверья окончательно дорисует отчаянную картину нашего житья на вилле в слоновой деревне. В одну спокойную ночь, не предвещавшую ничего особенно жуткого, к нам ворвалась летучая мышь.

Мы спокойно сидели внутри дома и ужинали. Вдруг сквозь открытую веранду к нам залетело тревожное создание, резко машущее крыльями и будто бы дергающее воздух. Оно мгновенно навело панику на меня и маму. Мы в ужасе перебежали из одной комнаты в другую, издавая устрашающие вопли. По бабушкиному лицу сразу стало видно, что она вовсе не напугана. Просто, она, так сказать, была весьма озадачена миссией запредельной сложности. Уж с кем только бабушка ни билась. Но летучая мышь!..

Слава Богу – дома тогда вновь остался отец. Он всегда был пронырлив и хитёр, поэтому достаточно быстро изловил хаотично летающий объект. Отец любил по-идиотски пугать меня и маму, зная, что мы не переносим любой дикой живности. Поэтому принес летучую мышь прямо к нам в комнату, чтобы показать её поближе – во всей «красе». Каким же отвратительным оказалось это зрелище!

Если не считать все ужасающие вторжения обитателей тропиков на нашу уютную виллу, жили мы весело и по-доброму событийно. В основном – благодаря бабушке. Она прилетела к нам не сразу. Без неё мы прожили где-то месяцев пять, а потом – вместе с ней – около четырёх. Но именно проведенные с ней часы – когда мы наконец собрались в полном составе – и стали самыми запоминающимися в дни моего детского одиночества, переставшего существовать после приезда бабушки.

Бабушка была готова на всё ради нашего семейного счастья! Поначалу она, конечно же, побаивалась лететь на самолете одной – в незнакомую страну – но очень скучала по мне. Мы чуть ли не каждый день созванивались в скайпе, и я душераздирающе просил её прилететь к нам. Мама тоже уговаривала её не раз. Без бабушки жизнь была не та. Мы привыкли существовать вместе с ней – одной семьей – и уже не могли иначе. Как вы понимаете, душа поэта – а точнее – поэтессы – всё же не выдержала. И бабушка стала собирать чемоданы. Я ликовал, что она приедет, и не мог усидеть на месте от радости. А бабушке предстоял весьма длинный и непростой путь. Но мы знали, что ради детей она всё преодолеет. И мысленно праздновали наше грядущее воссоединение.

Лететь надо было около двенадцать часов, и бабушка, хоть и была молода душой и телом, не знала, как ей выдержать настолько длинный перелёт. Она боялась самолетов. Летала до этого совсем немного, и каждый раз, как она оказывалась в небе, молилась о том, чтобы ей удалось спокойно приземлиться. У бабушки никогда не было клаустрофобии и прочих боязней на серьёзном психологическом уровне. Но нервы у неё натянуты туго – как и у всей нашей семьи.

Как выяснилось по ходу дела, длинный перелет наоборот помог бабушке расслабиться. Она пообедала в самолете, и, не заметив как, окунулась в глубокий сон. Когда бабушка раскрыла глаза и вернулась к действительности, пилот уже сообщал, что самолет приближается к аэропорту и скоро пойдет на снижение. Вот таким славным выдалось её воздушное путешествие.

Бабушка, сильно переживая за свой багаж, всё же выудила его с ездящей ленты, простояв немало времени в толпе пассажиров, и скорее поспешила к моему отцу, встречавшему её у выхода из аэропорта.

За несколько месяцев, проведенных в Таиланде, бабушка повидала многое – например, она не раз отправлялась в плавание вместе с экскурсией и посещала острова. Однажды ей «посчастливилось» чуть не попасть под беспощадный смерч, собиравшийся смести всё, что встанет у него на пути. Бабушка говорит, что когда она увидела этот смертоносный вихрь, у неё «онемело сердце». Одно дело знать, что определённое природное явление существует, и совсем другое – столкнуться с ним чуть ли не лицом к лицу. К счастью, капитан корабля вовремя сообразил, что нужно дать дёру, а не идти по запланированному маршруту, и поэтому никто не пострадал. Но, по словам бабушки, зрелище выглядело очень даже устрашающе.

В одно из других плаваний бабушке удалось погрузиться под воду, пользуясь специальным дайвинговым оборудованием. Её, разумеется, сопровождал инструктор.

На самом деле в каком-то смысле даже завидую ей. В жизни мне никогда не выпадал случай окунуться на большую глубину с гарантированно-безопасным исходом!

Бабушка рассказывала, что в диких тайских водах было лазурно. Она видела яркие коралловые рифы и прорву пёстрых рыб, мечущихся в нетерпении из стороны в сторону. По её словам, дух перехватывало от одного мгновения к другому. А ещё – время от времени – сердце начинало колотиться чересчур ускоренно, несмотря на то, что рядом всегда оставалась протянутой рука помощи.

Бабушка вдохнула жизнь в наши запылившиеся семейные отношения, отравленные разъедающей энергетикой отца. Она вновь дала почувствовать нам, почему стоит искренне любить друг друга и поддерживать в нелёгких, порой даже безвыходных ситуациях. А ещё бабушка всегда поднимала нам настроение своим житейским подходом к любому делу. Она никогда не раздувала из бытовой трудности целую трагедию и быстро помогала преодолеть любые препятствия, мешавшие всем нам спокойно наслаждаться тропическими приключениями.

Моя мама всегда гордилась своей мамой, говоря, что бабушка у нас такая одна-единственная на всём Свете. Мне думается, что именно в тот жизненный период, проведённый в солнечной стране, они окончательно стали не просто родными людьми, но и лучшими подругами.

Когда бабушка и мама гуляли вместе по магазинам, их принимали за сестер. Делали комплименты, говоря: «Вы так хорошо выглядите! Что старшая, что младшая!»

Ещё раз пережить все перечисленные события и в то же время оставить их на страницах книги оказалось неожиданно приятно. На душе стало спокойно. Ощутив чувство выполненного долга, я наслаждался состоянием полной расслабленности. Случилось именно то, чего мне не хватало все пережитые годы из известного далекого будущего. Наконец-таки свершилось. Я начал делать то, что в глубине подсознания так хотелось делать всегда. На что постоянно не хватало времени. Настолько не хватало, что я даже и думать боялся о путешествии по воспоминаниям. Может быть, и хорошо, что не решался. Потому что тогда бы я посмотрел на этот вопрос чересчур примитивно. Достал бы старые фотографии и погрузился бы их изучать. А на самом деле всё произошло намного более… Необычным способом. Теперь я снова стою здесь – в своём дивном детском прошлом – и наслаждаюсь ароматами тропической жизни.

В один из прекрасных солнечных дней, я решил выйти в сад, чтобы побегать и поиграть. Я не удивился, что хоть и дверь точно не была заперта, она никак не поддавалась. Просто пришла пора проверить плей-лист. Я уже начал немного привыкать. Коллекцию песен пополнила композиция “Collision of Worlds”. Нажав на кнопку воспроизведения и без колебаний открыв светлую дверь, что яро сопротивлялась всего несколько секунд назад, я шагнул вперед и тут же оказался у подножья горы, громоздившейся прямо возле нашей слоновой деревни.

V

Дорога была проасфальтирована с низа до вершины. Гора оказалась действительно огромной. На верхушке едва виднелся отдалённый домик. А у подножья мы с бабушкой очутились далеко не по случайности.

Однажды отец вернулся с пляжа, на котором он недавно устроился работать спасателем, и в страхе и панике начал кричать, чтобы мы собирали ценные вещи, документы и скорей – все вместе – выметались с виллы. Местные синоптики передавали оранжевый уровень опасности. Память о прошлом стихийном бедствии в Таиланде была ещё ой-как свежа. В начале века цунами не пощадило почти никого. И потому было совершенно неизвестно, ложной ли оказалась тревога на этот раз.

По-видимому, чтобы подготовиться ко всем непредсказуемым сценариям развития событий, я собрал полный рюкзак игрушек. Правда, внутри помимо них на этот раз также уместились «Живые души» и мой телефон. Уже не удивившись тому, что на самом деле на этот раз я ничего не упаковывал, и осознав, что все эти предметы оказались у меня за плечами сразу же после того, как только я переступил порог нашей виллы, мне подумалось, что нам предстоит весьма запоминающееся восхождение.

Мама с отцом поехали на быстром мотобайке, чтобы проверить, есть ли наверху место, где можно спокойно перекантоваться до самого вечера, а мы с бабушкой начали идти. Гора была действительно очень крутой и при этом широченной. Поначалу я думал, что с такими препятствиями сталкиваются только главные герои в остросюжетных книгах и фильмах. Однако история моей жизни не уступает ни по единому параметру ни одному художественному замыслу. Собственно говоря, она теперь и является им – если уж на то пошло.

Судьба любого человека может соответствовать захватывающему сюжету условного голливудского фильма, если он осмысливает Божье намерение. А если душа отбивается от воли Господа, то сходит с Истинного пути.

Я очутился в прошлом не просто так, а для того, чтобы воплотить в жизнь художественный замысел Творца.

Само собой разумеется, что никто бы не отказался от приключения, выпавшего на нашу долю. Особенно в детстве. Когда на тебе нет почти никакой ответственности за происходящее, всё воспринимается как одна большая игра. Кстати, в том настоящем, из которого я отправился в путешествие по воспоминаниям, открылась одна приятная истина. Без элементов игры, упомянутых в прошлой главе, невозможно творчески и заинтересованно жить в повседневности. И уж тем более – писать книгу (неважно, какой способ написания вы используете – выводите ли вы слова на бумаге ровным почерком – или же путешествуете во времени).

Мы стали шагать. Где-то спустя минут пятнадцать, бабушка уже была явно не в восторге от сложного подъема, деликатно предложенного родителями, несмотря на привычную жизненную легкость, что всегда оставалась при ней. Ну а я наслаждался каждой секундой большого события. Моя детская мечта вдруг сбылась на счастье в один прекрасный миг.

Я давно смотрел на огромную зеленую гору, возвышающуюся над нашей слоновой деревней, и даже думал, как бы здорово было однажды попасть на её вершину. Поэтому внезапная эвакуация искренне порадовала меня. Я называл её «походом», а порой и «пикником», потому что по пути мы останавливались на привалы. Во время таких перерывов я не только кромсал бутерброды, но и доставал из рюкзака игрушки и начинал вдохновенно придумывать сюжеты для супергеройских битв. С собой я успел взять только фигурки «постоянных бойцов», с которыми играл чаще всего. Кстати, единственное, что по-настоящему волновало меня, была судьба оставшихся внизу игрушек. «Что если их вместе с виллой затопит вода, и я больше никогда их не увижу?» – печально думалось мне. Вопрос, где мы будем ночевать в случае наводнения, меня почему-то не беспокоил.

Благодаря маме и бабушке, заботящихся о моих интересах, ещё в детстве я стал большим коллекционером. К шести годам я мог смело сказать, что у меня накопилась целая тонна игрушек. И эту могучую кучку я вполне мог осознанно тематически рассортировать. Были и LEGO-тачки, и ниндзяго на раскручивающихся круглых платформах (бабушка называла этих героев одним простым словом – «махайки»), и биониклы, и фигурки из серии «Бен-10», и особые часы главного героя из этого мультсериала, карточки черепашек-ниндзя, карточки «Скуби-Ду», фигурки Человека-паука, могучих рейнджеров… Простых-земных машинок у меня тоже имелось немало – в общем счете, наверное, их было около сотни. Я и по сей день отношусь к каждой игрушке бережно – со священным трепетом – потому что процесс собирания коллекций протекал невероятно-долго и захватывающе. Я ценю трепетные старания, зародившиеся в душе, и помню, что все они связаны с моим (а в известном будущем – нашим) огромным запасом игрушек, накопившимся за долгие годы. И тогда каждая фигурка, каждая карточка, каждая машинка кажется ещё более значимой, хотя она уже прекрасна с виду и так – сама по себе, без подводящей к ней нити воспоминаний. В мгновения ностальгии хочется прижать к себе все свои несметные богатства и никогда не отпускать их.

Собственно говоря, я начал не с того конца. В первую очередь стоило рассказать о том, как я, ещё будучи маленьким, обожал переноситься в разные вселенные, слушая и смотря истории с волшебного монитора. Как говорит мама, тогда считалось «крутым» показывать детям мультфильмы, ведь все они только-только появились в открытом доступе на пиратских сайтах. Поэтому на допотопном ноутбуке «Samsung» я смотрел почти всё подряд. Все выше перечисленные пластмассовые и рисованные воплощения героев появились у меня только после того, как я хорошо познакомился с их кино-образами. Я мгновенно становился настоящим фанатом почти что каждого хорошего мультфильма. Смотрел и слушал чутко и внимательно каждую историю. Я пел песни из «Черепашек-ниндзя» и «Человека-паука», помнил количество серий и сезонов, уже просмотренных мной. К тому же, в Таиланде я часто просил маму поставить мне «Скуби-ду». Главные герои мультфильма всегда много путешествуют. Тогдашний интерес к приключениям – проснувшийся весьма вовремя – представляется мне символичным трюком судьбы.

А вообще, как говорят бабушка и мама, сложность художественных произведений не пугала меня никогда – даже в детстве, и потому я оставался довольно-таки продвинутым пареньком. Когда мне было 5, мама попробовала начать читать мне «Гарри Поттера», и я действительно увлёкся самобытной историей мальчика в очках. Помню, что порой я смеялся, местами по-настоящему понимая юмор Роулинг. Знал, что главным злодеем оставался Волан-де-Морт. А ещё, я так же, как и Гарри, несусветно боялся дементоров. Он-то, конечно, в книге, а я – с ним – заодно – у нас на вилле.

Мы не только читали, но и смотрели фильмы, снятые по мотивам книг. Одним вечером я лег напротив телевизора рядом с мамой и отцом, и на достаточно большом домашнем экране загремели «Дары Смерти». Я сидел затаив дыхание и не шевелясь. Когда становилось очень страшно или чересчур громко, я закрывал глаза и закупоривал уши. Но мои испуганные гримасы никого особенно не волновали. Я и сам старался не тратить на них много времени. Кино было слишком интересным для того, чтобы делать вид, как мне жутко. Поэтому спустя недолгое время я собирался с духом и дальше прислушивался к диалогам героев, стараясь не пропустить ни единой реплики.

Уже в шесть лет меня до глубины души поразила сцена со скукоженным младенцем-Волан-де-Мортом. Я увидел, что скрывается на самом деле за настолько безжалостной личиной злодея. Ещё тогда мне стало ясно, что за любое зло, причиненное другому, человек платит частичкой своей души. И чем больше злодеяний он совершает, тем меньше в нём остается человеческого.

Пожалуй, тогда я впервые за всю свою светлую жизнь повстречался с безграничной силой Тьмы, столкнувшись с её воплощением в художественном Мире. И слава Богу, что только так! Потому что мне было позволено увидеть силу Мрака со стороны. Увидеть, как она поглощает человека изнутри, в том случае, если он не может направить её во внешнее русло. Как Тьма мгновенно сливается в единое целое с человеком и превращает душу в импульсивно мечущийся поток, требующий либо обуздать себя, либо же обречь окружающее пространство на разрушение.

От Тома Реддла уже почти ничего не осталось. Он считал себя невероятно могущественным, пользуясь силой Тьмы. Но вся правда состояла в том, что на самом деле именно Мрак пользовался им – медленно и отвратительно – съедая его год за годом.

Повторюсь – Волан-де-Морт стал крайним, наихудшим воплощением Тьмы. Но ведь у него был выбор. Был шанс вернуться к Свету, пока его душа не обуглилась окончательно. И выбор есть всегда.

Со дня своего рождения я оставался окружён Светом, поэтому меня, конечно же, испугала лютая Тьма. Даже просто в виде художественного образа. Но Мрак лишь мимоходом показал мне свой жуткий язык и скрылся. Поэтому я не успел прочувствовать, что значило слиться с Тьмой и обуздать Её. Тогда мне было намного легче справиться с Ней, чем потом, так как в то время Свет окутывал меня везде и всегда, и я был взращен в Его близости. Но, пожалуй, разглядев самую плохую стороны Тьмы, я ещё был не совсем готов к встрече с Ней. Страх, появившийся при виде Волан-де-Морта, спустя несколько мгновений отступил и вскоре перерос в осторожное любопытство. Можно сказать, что я сделал первый шаг в сторону правильного познания Света и Мрака.

Ну а тем временем, пока я вспоминал, сколько всего невероятного я успел узнать за свою только-только начинающуюся жизнь, мы снова решили сделать привал. Как оказалось, мы прошли уже очень немало. Я бы даже сказал – незаметно много. Я и бабушка так увлеклись походными разговорами, что совершенно забылись за ними и уже почти взобрались на вершину горы. Оставшаяся внизу, у подножья – слоновая деревня казалась чересчур далёкой и недосягаемой с просторной высоты, занятой нами. Да… Пока земля, возможно, ходила ходуном внизу, мы – наверху – уже утопали в безграничной зелени.

Дух не то что захватывало. Он улетел у меня при первом же взгляде вниз. Накатило громадное чувство, пытающееся разъяснить мне всего-навсего одну простую истину – все мы поначалу идем вверх ради собственного величия, но, оказавшись там, открываем для себя красоту Мира. Что-что, а никакая радость наподобие «мы это сделали и добрались» не сравнится с восторгом от столь гордого и в то же время совершенно-естественного пейзажа.

Нам было чем заняться на вершине. Недолго погодя мы узнали, кому принадлежит едва различимый дом, спрятавшийся здесь – наверху – среди деревьев от всеобщих глаз. В нём жил обычный англичанин, женатый на состоятельной тайке. Не знаю почему, но в столь прозаический исход судьбы было трудно поверить. Порой мне кажется, что такие таинственные места, как одинокий дом на гигантской горе – должны пустовать. Чтобы путники могли зайти внутрь, найти там древние вещицы или карту сокровищ; удивиться тому, как давно никто не живет в этом диковинном месте. Или понять, что они наткнулись на секретную базу; на оставленный штаб разведчиков… В общем, я ждал чего-то более мистического от найденного нами домика.

Хоть он тогда и не оправдал мои детские ожидания, сейчас я отметил про себя, что жить здесь необычайно романтично. Вы только представьте.

Просыпаться каждый день и глядеть в окно вниз – на слоновую деревню. Садиться в машину, лететь с горы вниз – в город – за покупками, проезжая уютные виллы, и подниматься обратно с радостным чувством, понимая, что скоро ты вновь доберешься до своей безобидной крепости, мирно стоящей на вершине. Выходить во двор утром, зная, что никто никогда не потревожит тебя, кроме жены. Что даже цунами, наверное, никогда не достигнет тебя, не поднимется так высоко. Выходить во двор утром и слушать тишину. Наслаждаться горным воздухом. Дышать полной грудью. Одним словом – жить. И жить действительно в полную силу. Теперь – спустя годы осмысления – должен признать – в таком образе жизни действительно и определённо есть своё очарование.

Хоть здесь – наверху – всегда было тихо, в дни всеобщего стихийного беспокойства всё же могли нагрянуть незваные гости – наподобие нас. На гору – вскоре после нашего восхождения – испуганно взлетела одна машина. Пассажиры и водитель оказались русскими, и мы быстро поняли – они приехали сюда по той же самой причине, что и мы. До них тоже дошла весть о возможном наводнении (или же, по некоторым данным, землетрясении), поэтому они незамедлительно отчалили со своего постоянного места обитания.

Наше приключение выдалось славным. Вместе с земляками мы переждали ложный катаклизм, оставаясь на горе до глубокого вечера. Моему восторгу не было предела. Можно смело сказать, что на нашу долю выпало настоящее запоминающееся событие. Целы и невредимы, уже ночью мы вернулись в слоновую деревню, по-прежнему мирно стоящую на своем месте.

Но одним только незапланированным подъемом на зелёную громадину наш список остросюжетных поворотов не ограничился.

Как-то раз, в совершенно безмятежный день, когда отец был на работе, мы с бабушкой и мамой решили прогуляться по близлежащему полю. Я бы даже назвал то поле пустырём. Уж слишком оно было одиноким. Никто будто бы никогда ни разу в жизни не проходился вдоль него. Но нам было нечего делать и очень хотелось выбраться из наскучившей виллы. Погода располагала к дневному приключению – воздух не ощущался невыносимо жарким, что в местных краях случалось довольно-таки редко. Казалось, что все звезды идеально сошлись для того, чтобы устроить нам выход на природу. И потому мы не стали упускать свой шанс.

На самом деле сначала не происходило ничего необычайного, что могло бы выйти за рамки школьного сочинения «Как я провёл лето». Мы просто шли по лысому полю, кое-где покрытому колючками и совсем изредка – клочками травы. Останавливались, чтобы пофотографироваться на память. Не так уж и часто мы бывали где-то, кроме пляжа (куда нас обычно отвозил утром отец). Поэтому сегодняшний день всё-таки уже стал по-своему приятным путешествием. Никто и не мог подумать о том, что самые настоящие приключения ещё только ждут нас впереди.

Мы шли неспешно. Шли, шли… И, похоже, пришли. Рано или поздно, все поля кончаются, и это стоит признать, как очевидный факт. Поэтому, вдоволь находившись по удобной местности, будто бы специально сотворённой для мягкой подошвы крокс, мы решили выйти в город. Уже хотелось обрадоваться и сказать, что мы срезали, добравшись короткой дорогой. Но, как говорится, не тут-то было.

Незадолго до того, как выйти с длинного и широкого пустыря, мы заметили двух довольно-таки устрашающе выглядящих ребят. Они были одеты исключительно в военную форму. Складывалось ощущение, что они охраняют секретный объект. Или же нечто другое, но действительно важное. На поводках они держали овчарок. «Охранники» встали прямо на нашем пути к выходу, так что просто пройти мимо них мы не могли никак. Без задних мыслей мы приближались к этим людям, ничего не подозревая.

Стало видно, что парни в темных очках насторожились. Как только мы оказались настолько близко, что могли слышать их, они закричали на ломаном английском, чтобы мы не двигались с места. Но мы все равно сначала не поняли их и подошли ближе. Нагулянное хорошее настроение уже постепенно улетучивалось. Вскоре сами «боевые» тайцы выдвинулись нам навстречу быстрым шагом. Остановившись возле нас, они стали вести достаточно жёсткие переговоры. Камуфляжные ребята требовали ответить на главный вопрос – где же наш мотобайк. Мама пыталась объяснить «охранникам», что у нас нет никакого мотобайка и что мы добрались до выхода к городу пешком. Ответы показались опасным парням неубедительными, и потому нам пришлось звонить отцу, для того чтобы он разъяснил тайцам, как мы сюда попали. Мама быстро обрисовала ситуацию, сказав пару слов о муже, и дала им трубку. Один из тайцев разговаривал по телефону со сморщенным лицом, а второй стоял рядом с кислой и в то же время серьезной миной и смотрел на нас с бабушкой. Бабушка с испуганными глазами смотрела на него и, указывая на меня, повторяла одно единственное, но очень жалостливое английское слово: «Бэби, бэби, бэби!..»

Переговоры отца с боевыми придурками не увенчались успехом. Тайцы по-прежнему пытались выяснить у нас, как мы оказались на этой территории, и где спрячен наш мотобайк. Тактической ошибкой этих парней стало то, что после разговора они вернули маме телефон. Тем временем бабушка уже стала понимать, что дело начинает пахнуть керосином. В критической ситуации она и по сей день (в далёком будущем) действует решительно, а потому тот случай из прошлого не стал исключением. Чтобы застать тайцев врасплох резким движением, она сорвалась с места и быстро крикнула нам с мамой: «Чего стоять, они не отстанут, бежим!»

Тогда нас мог спасти только гениальный выход из ситуации, и бабушка как раз мгновенно предложила его. Она резко рванула что есть мочи, и к ней тут же присоединилась мама. План молниеносного побега сработал на отлично, и спустя несколько мгновений мы уже бежали со всех ног (причем бедолага-бабушка тащила меня на руках, потому что я не успел осмыслить её маневр).

Тайцы были ошеломлены нашей наглостью и потеряли много драгоценных секунд. Сначала они, не веря своим глазам, стояли и кричали нам вслед, чтобы мы немедленно вернулись, а потом, поздно осознав ошибку и поняв, что они уже не смогут догнать нас своим ходом, спустили с поводков собак. Мы услышали, как псы разъяренно залаяли и погнались за нами. В этот миг стало действительно жутко, и по спине пробежала неприятная дрожь. Но когда овчарки начали преследовать нашу отважную группу «руссо-туристо», мы уже почти влились в город. Осталось всего пару поворотов – и вот мы уже затерялись в толпе. Мы бежали по рыночным улицам, заходили в торговые лавки и магазины, отсиживались там, где удавалось, стараясь проводить в безопасных помещениях как можно больше времени. Поэтому вскоре – гнавшиеся за нами псы потеряли след. Лай разъярённых собак будто бы уже остался в далеком прошлом. Хотя страх – мимолетно охвативший нас – всё ещё трепал нервы, в конце концов мы отделались только легким испугом. И слава Богу, что так.

Спустя несколько дней, когда владелец виллы по обыкновению пришел к нам, чтобы проверить, как живут его арендаторы, мы поведали ему о том весьма странном приключении с драматической развязкой. Глаза сорокалетнего лысого мужчины всё больше округлялись в недоумении, пока мы рассказывали ему о своих похождениях. Когда Тоби (так его звали) узнал, каким путем мы добрались до города, то строго-настрого запретил нам ходить по тому пустырю, где мы так радостно разгуливали и фотографировались в тот самый знойный день. Тоби проговорил чуть ли не с трясущимися поджилками, что по тому самому одинокому полю никто и никогда не ходит, ведь оно кишит ядовитыми змеями. Новость буквально сразила нас на повал; у бабушки даже подскочило давление, хотя обычно оно всегда оставалось чуть-чуть пониженным.

Теперь нам всем стало ясно, почему тайские «охранники» так яро пытались узнать, как нам удалось добраться живыми до выхода в город без мотобайка. Во время нашей прогулки произошло настоящее чудо, и я смело смогу сказать, что двух беззащитных, но смекалистых женщин и мечтательного ребенка – уберёг Бог.

Пожалуй, по нашей отважной «разведочной» вылазке можно было бы снять короткометражный фильм. Я до сих пор в восторге от того, как лихо мы удрали от камуфляжных парней в темных очках благодаря бабушке. Но не всегда же нам самим становится героями своей же истории. Для того, чтобы вдохновляться, порой нужно брать пример с профессионалов. Поэтому —вишенкой на торте всей шпионской конспирологии, витающей в воздухе, стал семейный поход в кинотеатр на «Тачки-2». Я восхищался яркими сценами гонок, совмещенных со своеобразными перестрелками и уличными драками. Финн Макмисл и Холли Делюкс очень колоритно вписались в ход развития событий, расширив мир тачек новым витком сюжета, показывающим разведку и шпионаж во всей красе. А подробно прорисованные «падения» и «взлёты» во взаимоотношениях Мэтра и Молнии продемонстрировали мне на своем примере, что дружить порой не так-то и просто. Но всё же оно того стоит.

Да и потом – вы только представьте – ведь мы смотрели вторую часть «Тачек» не где-нибудь, а в Таиланде! Да-да – ту самую часть, в основу которой заложили международные соревнования и путешествия. Мироздание будто бы намекало, что нам явно не стоит расстраиваться из-за денег, потраченных на недешевое проживание в местных краях. Всё-таки настоящий шанс повидать Мир выпадает не столь уж и часто.

Я – как истинный поклонник мультфильмов Pixar – знал, что лучше всегда оставаться в кинозале до последнего. Даже тогда, когда все встают и уходят. Поэтому мы всей семьей досмотрели титры и ничуть об этом не пожалели. Лишь после того, как ни одна пасхалка не осталась незамеченной, мы направились к выходу. За спиной у меня был тот самый рюкзак из будущего, с вышитым на нём Молнией Маккуином. Он пришелся как никогда кстати.

Когда мы начали приближаться к дверям, то в душе открылось свободное ощущение, напевающее, что время пришло. Телефон каким-то чудом уже сам оказался у меня в руках, и стало понятно, что вскоре мне предстоит встретиться с настоящей Тьмой. Мысленно настроившись на не самый приятный исход, я нажал на кнопку воспроизведения. Кажется, мы уже переступали за порог кинозала, когда зазвучали первые строчки песни “Desperado” в исполнении Rihann’ы. А потом в глазах внезапно потемнело, и я провалился в следующее воспоминание.

VI

Не каждый отдает себе отчёт в том, что Тьма окутывает нас повсюду – причём ежедневно. В воздухе всегда витает особая атмосфера, которую нельзя пощупать, но очень даже можно ощутить на своей шкуре. Чувства даны людям не просто так – они помогают осязать Тьму и Свет в окружающем пространстве. Притом каждый человек сам невольно является источником, порождающим их. В то же время никто не отменяет того, что Свет и Тьма могут передаваться от одной души к другой. В общем, с ними всегда всё непросто.

Но если со Светом разобраться всё же полегче – Он приносит только радость, веселье или же внутреннее умиротворение – то с Тьмой всё гораздо сложнее. Она может отравлять внутренний мир человека, и в то же время становиться мощным оружием, применяемым по назначению отомщенья. Тьму часто характеризуют плохими качествами личности и нехорошими поступками, но редко кто задумывается о том, что демонов можно превратить в поток силы.

Первая в жизни серьезная встреча с Тьмой – самая опасная. Если Мрак окутывает людей в юном возрасте, когда они ещё не готовы к сопротивлению, то Он начинает подчинять их себе, паразитировать на робких и беззащитных – не обладающих никакой силой.

Кому-то действительно не везет, и он сталкивается лицом к лицу с Тьмой с самого рождения. Даже если потом – во взрослом возрасте – человек познает Свет, внутренней борьбы с Тьмой на протяжении всей жизни ему всё равно не избежать. Мрак оставляет неизгладимый след в душе, который смердит, часто напоминая о себе.

Наша семья старалась. Старалась воспитать меня так, чтобы Свет окружал меня со всех сторон. И до шести лет делала всё, что могла, чтобы не дать счастью покинуть меня. Первые пробоины в идеальном щите из Света, правда, начинали проявляться ещё тогда, когда родители ругались друг с другом. Были крики. Порой не самые хорошие слова отца в сторону моей мамы.

Собственно говоря, виновен в зарождении Мрака в моей душе – по большой части – отец. Хотя я не могу сказать, что воспоминания о днях, проведенных с ним, исключительно окутаны Тьмой. Нет. Он до поры до времени по-настоящему любил семью и старался быть искренне-добрым.

Помню, как отец играл со мной после работы. Он придумывал смешные сюжеты для потешных игрушечных битв, учил меня шашкам, порой болтал несуразицу, чтобы поднять мне настроение. Он увлекался охотой и всегда брал меня с собой, идя на птицу. Я бегал с пластмассовым автоматом и делал вид, что тоже целюсь и стреляю.

Ещё мы вдвоём любили играть в «World of Tanks». Ну как – вдвоём… Отец играл, а я сидел на коленях и восхищенно наблюдал. Как оказалось, он зависал в играх не только в свободное время, но и в рабочее тоже. Тьма подговаривала его убежать от ответственности и последствий, а я, и не подозревая о его внутренней борьбе – как и любой другой нормальный ребёнок, просто всегда был рядом.

Но не бывает кромешной Тьмы без отблеска Света. Вообще Свет придаёт смысл всему. Без Его живого пламени не было бы и туннеля, в конце которого Он обязательно сумеет очутиться. С тех пор, как мы начали «гонять» с отцом в виртуальные танки, я углубился в мир военной техники. Это увлечение оказалось сопряженным с историей. Основа моего интереса, подталкивающего с энтузиазмом оттачивать знания по будущему школьному экзаменационному предмету, была заложена.

Полететь в Таиланд – было безумной и в то же время сногсшибательной идеей моего отца. Да, он всегда оставался авантюристом, но скорее со знаком «минус». Потому что оплатили всю нашу поездку и проживание дед с бабушкой.

Хоть тропические приключения и предстали перед нами светлыми и по-доброму запоминающимися, но отношения между мамой и отцом продолжали портиться – часто по вине самого отца. Ещё и поэтому мы с мамой так горячо ждали приезда бабушки. Она бы разбавила теплом и заботой напряжение и ругань, постоянно витавшие в воздухе. Как только бабушка переступила порог нашей виллы, мы с мамой стали проводить больше времени с ней, отвлекаясь на хорошее и не думая о неприятностях и ссорах.

Пожалуй, это всё. Всё из светлых воспоминаний об отце. Да и то – не все из них прямо-таки светлые.

Прошлое отца было непростым. Он вырос в чокнутой семье. Его, похоже, толком не любили, и вдобавок – совсем не понимали. За свою жизнь он не раз пережил предательства со стороны «друзей». Но впоследствии это не помешало ему предать нас.

В детстве отец был остер на язык и быстро прослыл среди сверстников задирой. Чтобы не хватать постоянных оплеух от других мальчишек, он пошёл на рукопашный бой, где стал усердно тренироваться и достиг немалых успехов. Поэтому вскоре его начали называть психом. Он бросался в драку из-за любого оскорбления и безжалостного колотил обидчиков.

В уже почти совершеннолетнем возрасте, как рассказывал мне сам отец, он подсел на наркотики. Смог слезть, но своей матери нервы он потрепал знатно.

История детства и юности у отца была непростая, но оправдывать его за дальнейшие жизненные решения я не хочу. Хотя уже не держу на него зла за вероломный поступок, навсегда изменивший ход будущего.

Дело было летом. Мы собирались улетать из Таиланда. Собственно говоря, уже собрались. Местом, в котором я очутился после перехода из прошлого воспоминания в следующее, стал аэропорт. Именно здесь раз и навсегда проляжет черта между нашей семьей и отцом. Мы возвратимся на Родину, после чего он и не подумает объявиться сразу за нами, как обещал.

Немного суетно. Бабушка с мамой переговариваются друг с другом. Мы проходим контроли, громоздя тяжеленные чемоданы на ездящие ленты. Уж не знаю, как получается так каждый раз, но, забегая в далекое будущее, могу сказать одно – мы везем горы вещей не только в заморские страны, но и в любые другие места. Приключение на дня два-три? За нами не заржавеет взять с собой хотя бы один огромный чемодан. В общем-то, за такой основательный подход я (в том числе) и люблю нашу семью. Так скажем, таким мне представляется один из пунктов в длиннющем списке, за что её можно и нужно искренне любить.

Ну а тем временем – действительность заставляет меня вынырнуть из облаков рассуждений, наваливающихся друг на друга.

Отец ведёт себя очень подозрительно. Он будто бы поскорее хочет проводить нас. Я бы даже сказал – сплавить. У него слишком хорошее настроение для того, чтобы начать скучать по нам ещё до отъезда. Но это всё замечается только сейчас, когда я перенесся в старое воспоминание и уже, как говорится, научен жизнью.

Тогда – в первый раз, когда всё случалось на самом деле, я – как скажет бабушка – витал в облаках. И всё же подберу слова поточнее – пребывал в параллельных, либо же просто других вселенных.

Сейчас я понимаю, что меня почти всегда – с первых дней жизни – занимали истории. Даже неясно, почему я только сейчас осознал свою истинную тягу к ним. Какие ещё могли быть сомнения по поводу того, кем мне стать, когда я вырасту?

Простите, кажется, я отвлёкся и начал отвечать на вопросы Тьмы, на самом деле не требующие никакой реакции. И не потому, что они риторические, а потому – что они бессмысленные. Я уже стал писателем – более того – я в каком-то смысле был им всегда. И сейчас расскажу вам почему.

На ходу я всегда думал о героях различных мультфильмов и книг. Меня очень волновали их судьбы. Я, ещё не отдавая себе ни в чём трезво-рассудительного отчёта, размышлял о том, почему определенные поступки привели персонажей к положительному или же отрицательному итогу. Меня очень брали за душу художественные образы, и из-за постоянных фоновых рассуждений об их сути, я часто оставался рассеян в быту.

Много чего проходило мимо моего внимания, но только не поступки и чувства. Я понимал значимость каждого ощущения – будь то горечь обиды или теплота сострадания. Некоторые роковые сцены из мультфильмов и мультсериалов доводили меня до слез и заставляли очень сильно понервничать. Я вживался в роль каждого из любимых героев и разделял с ними тяжесть бытия.

К слову, ничего с тех пор особенно сильно не изменилось. Можно сказать, что душа у меня – для представителя мужского пола – весьма ранимая. Однако все эти укрепившиеся в народе выражения – не более чем простые, необдуманные мысли, выкрикиваемые для красного словца.

Душа беспола, и род имеет только наше физическое воплощение. Которое, конечно, тоже немало важно. Но всё же оно не определяет от начала до конца всю сущность человека. Например, стереотип об обязательной брутальности и некой черствости «мужиков» настолько крепок, что порой все (даже сами мужчины) забывают, что и сильный пол способен познать «слабые» ощущения.

Что касается меня, то, Слава Богу, чувствительность во мне не заглушили. Во многом благодаря тому, что я был взращён бабушкой и мамой.

Бабушка, я бы даже сказал, придавала моему счастью особое значение и старалась сделать так, чтобы меня ничего не тяготило – как морально, так и физически. Поэтому с одной стороны я был совершенно несамостоятельным, а с другой – осознал уже в детстве, что есть настоящая любовь. И это вовсе не означает, что я был скучным хлюпиком, не способным промышлять мальчишескими играми и забавами.

Забота бабушки не знала границ. Но в то же время бабушка понимала, как не переступить черту личного, чтобы её тепло не загрело меня до смерти.

Со дня приезда бабушки в Таиланд, она постоянно играла со мной, часто беседовала о том о сём, рассказывала истории, обсуждала со мной прочитанные книги (в особенности интересно мы размышляли о «Гарри Поттере»). В общем, бабушка всегда была и до сих пор – в известном далёком будущем – остается моим (даже нашим с мамой) настоящим оплотом надёжности.

Чего нельзя было сказать о моём отце.

Он умудрялся провалиться почти на любой работе, где бы ни появлялся. Или мог вовсе резко разругаться с начальством и уволиться. Создавал впечатление поверхностного человека, хотя нельзя было сказать, что у него нет никакого художественного вкуса. Мама впервые услышала о многих хороших фильмах и некоторых занятных книгах именно от моего отца, и потом – спустя годы – передала его знание мне.

Если же возвращаться к нашей приключенческой жизни в Таиланде, то могу сказать, что на Пхукете мы оказались далеко не сразу. Сначала нам удалось прожить несколько месяцев в Паттайе, где мы снимали неплохую квартиру и плавали в уютных бассейнах во дворе. До тех самых пор, пока мой отец не поссорился с тайским начальником. Дошло до того, что последний показал отцу нож и пригрозил его угрохать. В потенциальной опасности оказались и мы с мамой. Поэтому скорыми темпами мы эвакуировались из оживленного города и попали на остров.

Не могу сказать, что кто-то из нас сожалеет о месяцах, прожитых в Тайланде. Когда ещё в жизни выпадет возможность побывать в тропической стране не в роли круглых туристов? Однако достаточно трудно вспомнить и осознать, что всё произошедшее с нами много лет назад – является правдой. И уж тем более не хочется пережить ещё раз мгновения всех рисков и различных бедствий.

И всё же одну отчётливую неприятность очень важно рассмотреть со всех сторон. То, что современные психологи называют «детской травмой», действительно оставило неизгладимый след в моей душе. Конечно, боль была очень резкой и неожиданной – что в порядке вещей. Ведь тогда состоялась первая настоящая встреча с Тьмой.

Вот мы прощаемся с моим отцом в тайском аэропорту, откуда улетаем без него обратно – на Родину. Бабушка помахала ему, и, быстро сказав «пока», уже хотела взять меня за руку, но он попросил меня подойти к нему ближе. Зачем? Чтобы окончательно разбить мне сердце? Или же – если посмотреть с другой стороны – для того, чтобы обречь меня на великую силу в будущем? Ещё недавно я бы сказал, что не знаю ответа. Однако сейчас понимаю, что великую силу души можно обрести и без великой боли. И потому отец провинился передо мной. Причём очень серьезно. И вот что он сказал мне тогда:

– Сынок, ты у меня молодец. Не скучай, я тоже скоро к вам приеду. Слушайся маму и бабушку.

Весьма банально, правда? Вроде бы говорил с энтузиазмом и даже смотрел мне в глаза. Я спокойно и любопытно заглядывал в его, а они метались из стороны в сторону. Вся его гордая бравада оказалась лишь пустым звуком. У отца выгорала искренность – Тьма сжигала её прямо в тот миг. И всё, что ему оставалось – это судорожно хвататься за спасательный круг эмоциональности, появившейся на время из-за боязни собственной лжи.

Зачем нагло врать ребенку, совсем не ожидающему подвоха от жизни?

Пожалуй, на этот вопрос я не смогу ответить никогда. Бог всех рассудит. Только Господь знает, с какой Истинной целью Он сам просит или отговаривает человека совершать те или иные поступки.

Кто-то верит, что выдающаяся личность действительно может повлиять на ход случающихся с ней событий, переделать свою судьбу самостоятельно, и радуется, если его теория подтверждается. Ощущение того, что человеку под силу «изменять реальность» – приятное, и оно мне знакомо. Однако есть одно «но». Только с маленькой (неправда, даже с большой) поправкой можно радоваться успеху, достигнутому подобным образом. Только отдавая глубокую дань уважения Творцу, позволившему триумфу, большому счастью, или же, наконец, вселенской радости – свершиться. Позволившему всем обстоятельствам совпасть, а времени – играть вам на руку.

Мой отец отказался идти по Истинному пути. Он пытался задействовать сгустки Тьмы, чтобы соткать собственную действительность, однако чем больше человек верит в свои независящие от обстоятельств сверхспособности, тем больше он погружается в пучины зла.

К чему я рассказываю вам всё это? Думаете, что я сбился с основной мысли? Возможно, вы правы, со мной порой случается такое. Однако на этот раз, кажись, я донес именно всё то, что желал. Я не знаю, почему люди полностью отдаются Тьме, не ведая, что они творят в таком упадническом состоянии. Не знаю, что они ощущают – и если даже они чувствуют себя приятно (в чем я очень сомневаюсь, так как Тьма поглощает свою жертву) – это не то удовольствие, к которому стоит стремиться.

Но знаю одно – если бы не было того резкого сюжетного поворота в истории моей жизни, то не было бы и этой главы, пишущейся в волшебной книге. Сейчас она лежит на верхней полке для ручной клади – в рюкзаке из далекого, уже известного мне будущего – в то время как мы с мамой и бабушкой занимаем места в самолете и готовимся к воздушному путешествию среди узорчатых облаков.

Пока мы парили в воздухе, разговаривая друг с другом о красоте неба, я ещё не осознавал, как постепенно всё отдаляется и отдаляется от нас первая точка невозврата. Что я уже не стану прежним после рокового расставания с отцом, а плохо это или хорошо – решать не мне. Бог всех рассудит.

Мы часто любим давать оценочные суждения. И я ничего не имею против них. Просто не стоит придавать своим и чужим мнениям большого значения. Мир устроен намного сложнее, чем нам кажется. Представляете, сколько всего нужно было совершить Творцу, чтобы привести вас к сегодняшнему дню? Какую работу Он проделал, чтобы вы не сбились с пути и продолжали оставаться на нём? И как в эту сложную систему могут вписаться такие простые понятия как «я – прав, а он – неправ», «я – хороший, а он – плохой»? Всё, что когда-либо случилось с человеком не просто нужно. Оно невозвратимо нужно. Каждое случившееся событие влияет на дальнейший путь. И вот что на самом деле – главное.

И если уж и говорить о правде, то всем известно, что она у каждого своя.

Да. Всем известна очевидная на слух истина, но не каждый понимает, какой смысл вложен в эти слова. Мы часто употребляем устойчивые выражения, не задумываясь об их подлинном значении.

У каждого своя правда потому, что она вымерена под каждого. То, что для одного будет правдой, не станет правдой для другого. Но и другой никогда не докажет своей правоты. Вообще, если вам нужно кому-то что-то доказать, то знайте, что этого никогда не случится. Желание «доказать» обусловлено желанием пободаться с кем-то. Никто не отступит от своей правды – и правильно сделает. Она дана людям, чтобы жить с ней. Бросить её – порой значит – бросить жить, как задумал Творец. Поэтому все, кто не согласен с тем, что здесь написано, тоже правы. По-своему.

Точно могу сказать только одно – что именно из чётко и громко расставленных точек невозврата и состоит наша жизнь. Можно сравнить их с чекпоинтами в видеоиграх, и, пожалуй, такова действительно наилучше подобранная метафора. С одной маленькой поправкой – что вернуться нельзя…

Постойте-ка. Ведь именно это я сейчас и сделал. Вернулся на тот самый checkpoint, чтобы рассказать вам о днях далёкого прошлого. Так что моё бессознательное (а значит и настоящее) «я» оказалось право. Действительно – лучше метафоры не сыщешь.

Когда девять часов – изнурительного, но в то же время внутренне обогатившего нас полёта – остались позади, мы неспешно стали доставать вещи. Я не забыл захватить рюкзак с нарисованным на нём Молнией Маккуином. Каким бы я ни был рассеянным, оставить будущий роман на полке самолёта оказалось просто невозможно.

Я знал, что на новом, но уже обжитом Ford’е из аэропорта нас заберёт дядя Сергей – бабушкин старый знакомый и добрый друг семьи. Я знал, что без него не бывает уютной ни одна поездка домой. Всё же то, что он встречал нас, было верным знаком. Да, нам стало хорошо далеко не сразу после того, как мы вернулись. Но всё-таки стало. И потом стало даже очень хорошо. Иногда Бог отправляет послания, разворачивающиеся в длинной перспективе.

Когда мы подошли к выходу из самолёта, я вдруг почувствовал, что ногу щекочет телефон, каким-то чудом оказавшийся в кармане шорт. Осознав на ходу значимость веселого ощущения, я молниеносно достал гаджет, будто бы уже сам просившийся попасть мне в руки, и разблокировал его быстрым движением. Понимая, что путь, который мне вновь предстояло пройти, будет тернист, я включил “Leaving Heaven” Eminem’а следующим треком в плей-листе и шагнул вперёд – в бездну известной мне Тьмы.

VII

Вы можете представить себе, что значит начать жить сначала? При том тогда, когда тобой движет не личностный выбор, а воля сложившихся обстоятельств. Да, они были искренне против нас, хоть мама, бабушка и я старались идти по Истинному пути. Однако получалось не у всех и не всегда. Нашей главной спасительницей в по-настоящему тёмное время стала бабушка. Она не прогнулась под тяжестью судьбы и стойко вынесла все испытания, тем самым вернув нас в верное русло. Но обо всём по порядку.

Пожалуй, главным шокирующим событием стало то, что отец не собирался быстро возвращаться из Таиланда. Да, у мамы были не очень хорошие отношения с ним, особенно в последнее время, но – по его же вине. Я помню, как отец наезжал на маму и доставал бабушку своей занудностью перед отъездом. В общем-то говоря, он разорвал связь со всеми, с кем мог. Однако и речи не было о том, что он заговорит о разводе в самое трудное время, когда мы только вернулись домой – в Обнинск – в однокомнатную квартиру бабушки, и меня надо было отдать в первый класс. Слава Богу, с выбором бабушка и мама не ошиблись – я пошёл в ту же частную школу, в которой училась мама с 8-го класса.

Каким же мерзавцем надо было стать тогда моему отцу, чтобы так – без малейших угрызений совести – он мог предать всю семью в тот миг, когда мы нуждались в его мужской поддержке. Однако бабушка не могла позволить какому-то придурку вроде него испортить нам жизнь. Она чувствовала себя в расцвете сил своей второй молодости. Бабушка приготовилась спасти нас всех, честно приняв свой жребий.

Она договорилась о том, чтобы меня приняли в школу. Я с нетерпением ждал того самого дня, когда начну учиться. Школьные годы казались мне радостным этапом в жизни человека. Я был уверен, что класс, в который я попаду, будет искренне дружным и весёлым. Что все будут поддерживать друг друга. Зачем причинять кому-то зло? Ответа на этот вопрос, как и самого вопроса, у меня в то время вовсе не возникало.

На самом деле никогда не было мыслей о том, чтобы вступать в конфликт первым. Так уж меня воспитали. Я отъявленный миротворец. Говорят, что каждый думает о чём-то в меру своей испорченности – я же думал о школе в меру своей порядочности, потому что мама и бабушка всегда учили по-доброму относиться к другим людям, быть совестливым и честным. Как совершенно бесхитростный мальчик, я принял эти важные правила и без каких-либо сомнений думал, что у всех дела обстоят примерно так же. И как же быстро суровая действительность нанесла удар по моей мягкой наивности и спокойной отзывчивости…

Чтобы вы лучше могли понять, насколько же неприятно мне стало учиться, сначала расскажу предысторию. На детской площадке (до школы) я никогда не стеснялся ни с кем знакомиться. У меня было много товарищей. Я а самых ранних лет оставался открытым и любил дружить. Я не ходил в детский сад от слова «совсем» – и только в Таиланде успел насладиться немногими днями, проведёнными в необычном месте, смахивающем на заведение подобного типа.

Больше всего этот детский сад запомнился тем, что там разрешали не спать днём. Несколько раз, как порядочный ребёнок, я пробовал заснуть в тихий час, но после провальных попыток воспитательницы осознали, что укладывать меня попросту бессмысленно. Поэтому мне стали давать вольную во время всеобщей дрёмы – я мог либо рисовать в другой комнате, либо сидеть на диване, либо же заниматься английским с «отдыхающей учительницей», как я её тогда называл. В общем, мне очень нравились открывшиеся возможности. Когда вокруг становилось тихо, я получал заветную свободу и мог исследовать недра «учебного» заведения, словно Алёша из «Чёрной курицы» на одиноких каникулах.

Со школой же у меня сразу не заладилось. Во-первых, даже маленькое частное учреждение показалось мне огромным и опасным, неизведанным и суетным. Я никогда не любил быстрые и громкие события, где участвовали толпы народу. Уж очень было сложно разобраться в этой суматохе. Не понять, что происходит вокруг. Чрезмерно большие скопления людей сразу вводили меня в ступор, ведь казались мне агрессивными и хаотичными. Становилось неясно, чего же от них можно ожидать.

Я уже говорил вам, что был взращён в окружении Света и любви. Что никто никогда не позволял мне выйти на улицу без надежной охраны бабушки или мамы. Что я был достаточно несамостоятельным домашним ребенком. И тут на тебе. Ни хвоста, ни подарков.

Только суровая реальность. Впервые в своей жизни я должен был отделиться от семьи и пойти куда-то в неизвестность. С самого начала меня немного смутил внешний вид школы. Не то чтобы это здание чем-то отличалось от других построек подобного типа, но я-то видел такое впервые. Старое кирпичное здание, обнесенное черным забором. Выглядело не как то место, куда хотелось бы возвращаться каждый день.

Тьмой веяло везде, но притом нельзя было сказать, что она пронизывала всё здание и внешнюю территорию. Слишком сильное смешение разных сгустков энергии пропитывало школу. Здесь находились совершенно непохожие друг на друга люди. Объединяло их только искусственное, внешне навязанное обстоятельство – то, что они были вынуждены учиться и работать вместе.

Именно такой расклад и считался для меня самым гнетущим. Меня будто бы приковало к земле острым впечатлением, когда я осознал свою беспомощность. Чувство безысходности металось по школе единовременно, и как бы некоторые из числа подавленных ни пытались обмануть себя, окружающих и заглушить его – не помогало абсолютно ничего. Тьма питалась страхами людей со сломанной волей. И распространялась через них.

Нужно отметить, что каким бы слабым и беззащитным я ни был на первый взгляд, мой внутренний стержень не могло надломить ничто. Но никакой моей личной заслуги здесь нет. С раннего детства я получил настолько сильный заряд тепла, любви и Света, что он оберегал меня от безвозвратного перехода на сторону Тьмы. А ведь добро предали многие из моих сверстников. В тот самый мрачный день, когда-то наступающий в жизни каждого. Да-да, я говорю про первое сентября.

Кто-то необратимо потерял себя уже тогда и, что самое главное, даже не заметил, как заместо него пришёл другой человек – расчётливый и жестокий. Десятки, а может, и сотни детей в те «праздничные» мгновения перешли на сторону Тьмы. Непроизвольно. Потому что у них не было достаточно сил и семейной поддержки, чтобы не сломаться.

Очень просто сдаться Тьме, особенно когда вы не осознаёте, что с вами происходит. И куда труднее встать обратно – на верный путь Света. Во взрослом возрасте приходится прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы вспомнить тот огонёк добра, когда-то пылавший в вашей душе.

Ведь очень сложно опомниться и выйти из этого безжалостного водоворота событий, подхватывающего каждого школьника с первого дня. К сожалению, таков гениальный план Тьмы.

Вы приходите в школу, и там вас сразу же к чему-то обязывают. Вы возвращаетесь домой недовольным и совершенно нежизнерадостным. На сердце неспокойно, чувство невыполненного долга в виде домашнего задания, нависшего над израненным сердцем, точит вас изнутри. Но вот вы дома, сделали все уроки и готовы насладиться отдыхом, чтобы как следует восстановиться. Но не тут-то было. Вас ждёт очередной день безграничного садизма над душой, привыкшей к безграничной свободе. И так каждый день.

Только представьте. И такая жизнь укладывается у вас в голове? Вот почему меня всегда очень коробит от выражений наподобие: «Это же всего лишь школа, чего там может быть сложного…» Я бы предпочёл другую формулировку: «Эта школа. Это насилие. Это безжалостный слом воли и ежедневная, почти что беспросветная Тьма». Звучит пугающе, правда? Зато намного правдивее.

И ведь никто не учил и не учит вас тому, как эффективно справляться с навалившейся на вас ответственностью. Самого главного учителя почему-то недоговаривают. И вообще-то я даже знаю почему. Они, к сожалению, как и вы, в основном, становятся рабами системы. Им никто не выделяет время и не даёт возможности на то, чтобы по-настоящему помочь ученикам.

Мне повезло много больше, чем тем, кто сразу остался без какой-либо поддержки. Дома бабушка тут же стала помогать мне делать уроки. Вместе мы справлялись, но каждое задание давалось с необычайной трудностью… На упражнение по русскому из пятнадцати-двадцати слов уходило по три-четыре часа. Наш с бабушкой совместный труд походил на жестокую комедию, где она уговаривала меня писать, а я повиновался, но в ступоре и с неохотой. Медленно – чувствуя себя ужасно из-за того, что делал совсем не то, что хотел – я выводил буквы в тетради.

Слава Богу – совсем другое дело сейчас, когда я рассказываю вам о днях своего прошлого. Буквы на страницах книги буквально летают из угла в угол, всё добавляясь и добавляясь. Рад, что мне вовсе не нужно стараться формулировать мысли на бумаге, да ещё и каллиграфическим почерком. Достаточно просто каллиграфически формулировать мысли в голове, а уж «Живые души» сами разберутся, как же мои драгоценные размышления должны выглядеть на белых листах в толстом переплете. Видимо, Господь пожалел меня и сделал такой подарок, за что я ему бесконечно благодарен. Однако подождите – сначала нужно рассказать о том, что предшествовало сей жизни лихой.

Первый класс не то чтобы не запомнился мне. Просто нечего вспоминать особенно-хорошего. Волею судьбы я совсем не был готов к предстоящим испытаниям, и поэтому сразу пошёл на попятную. Однако перед окончательным отступлением, всё же рассчитывая на доброту и светлость этого Мира, я попробовал подружиться с одним мальчишкой из класса.

Его звали Феликсом. Наши отчества совпадали, что немного сблизило нас с самого первого дня знакомства. Феликс показался мне честным и хорошим «другом». По своей наивности я принял его таким, каким он себя выставлял, и решил, что он ведёт себя добро и естественно. Ха. Как же я ошибался.

До сих пор не понимаю, к чему плести интриги в каких-либо взаимоотношениях. Если ты друг – то будь другом. Если ты отец – будь тем, на кого можно положиться…

С годами я стал более осторожным, но не потерял веру в людей. Поэтому всё равно внутренне жду от них такой же бесхитростности и… Настоящности, что ли.

Будто мне было мало предательства со стороны отца. Того, что нож пустит в спину ещё и Феликс, я не мог ожидать никак. Я не привык, чтобы кто-то из детей подставлял кого-то другого на детской площадке. Знаете, там всё было предельно просто.

«Давай дружить!» – и всё. Без кривляний души. Честно.

А здесь оказалось как-то совсем не так. Подло и мерзко. Ну да ладно, давайте расскажу, в чём заключалась суть дела.

Как только мы «подружились» с Феликсом, то сразу поняли, что у нас есть достаточно много общего среди увлечений. Он позвал меня к себе на день рождения, решив отметить праздник с новоиспеченным наивняком, попавшимся в предательские сети.

Я обрадовался и стал ждать заветного дня. Мне действительно нравилось ходить в гости. А ещё я любил принимать друзей у себя – и искренне радовался, приглашая всех, кого знал, к нам ещё с самых малых лет. Бабушка с мамой порой даже поругивали меня за чрезмерное гостеприимство.

Но вот настал тот самый счастливый час. Мне предстояло увидеть место, где обитает мой новый «друг».

Когда я вошёл к Феликсу домой, то сразу увидел, что они живут побогаче нашего. Трёхкомнатная квартира удивила меня своей просторностью. Не менее я поразился тому, что у моего нового друга была своя комната. О таком я не мог и мечтать. Все мы втроем с бабушкой и мамой еле помещались в нашей крохотной однушке.

В то тёмное время мама лежала дома целыми днями. Она окунулась в настоящую депрессию из-за развода. Никогда не прощу отцу того, сколько нервов он вымотал нашей неутомимой семье. Мы всё преодолели. Для того, чтобы я мог написать о наших страданиях. Для того, чтобы отец – узнал себя в этих строках и наконец почувствовал неисчерпаемый стыд за содеянное. Не знаю, ощущал ли он какие-либо угрызения совести по этому поводу до. Вместо того, чтобы принести извинения или хотя бы молчать, не раскрывая свою подлую сущность, отец уверял маму в том, что она не сможет жить без него и пропадет. Вот ведь гад.

Дед поддерживал нас финансово, не давая прогореть. Он предлагал маме не торопиться выходить на работу, чтобы оправиться после стресса и восстановиться. Однако мама никогда не была беспомощной. Она быстро взяла себя в руки и устроилась на хорошо оплачиваемую – и самое главное – интересную ей работу. Поэтому «гениальный» план отца обломался на ровном месте. Мы сами могли себя обеспечить. Спокойно. И без него. Нужным он нам не оказался. Скорее, если бы он дальше вмешивался в нашу жизнь, то оставался бы человеком с прозвищем «не пришей кобыле хвост». Отец не помог ровным счётом никак и был позорно изгнан из нашей семьи. Скатертью дорожка – тем более, он сам её выбрал.

Если же возвращаться ко дню рождения моего «товарища», то комната Феликса не переставала меня удивлять. Здесь стояла игровая приставка, громоздился огромный плазменный телевизор. В каком-то смысле я чувствовал себя как Бобик в гостях у Барбоса. Так и хотелось спросить – а это для чего? А это зачем нужно?

Однако я знал, что Феликс не смог переплюнуть меня в одном – в собирании игрушек. По нашим с бабушкой скромным подсчётам, ни у кого не было их в таком количестве, какое оно образовалось у нас. Сколько же хлама томилось у бабушки дома! При этом всегда хватало и полезных штук.

Несмотря на всё вышесказанное, в гостях у Феликса меня очень прельстила одна коллекция редких бакуганов. Не то чтобы мне их сердечно не хватало, но в гостях они казались какими-то особенными, неповторимыми. В общем такими, какими представляются детям идеальные игрушки.

Феликс, узнав о моей большой коллекции биониклов, тоже захотел заполучить мои игрушки себе. Мы договорились обменяться. По условиям сделки я должен был принести биониклов, а он – бакуганов. Я полностью доверился своему закадычному «товарищу» и наивно согласился на условия образовавшегося компромисса.

Кстати говоря, если проводить параллель между персонажами из биониклов и Феликсом, то мой новый «друг» идеально подошёл бы на роль предателя Метуса, впоследствии оказавшегося главным злодеем полнометражного мультфильма «Бионикл: Легенда возрождается». Прикидываясь добрым, Феликс представлял из себя такого же скользкого типа. Мерзкого, бесчестного подонка, нисколько не считающегося с другими людьми.

Ну а если же снова вспомнить об игрушках, то события разворачивались самым непредсказуемым образом.

Вот наконец настал торжественный день обмена. Мы передали друг другу мешки со своими игрушками и – довольные – разошлись по домам. Спустя некоторое время начался цикл моих нескончаемых болезней, с которыми я должен был столкнуться ещё в детском саду. Теперь я расхлебывал последствия многих лет домашнего уюта – всякая инфекция прилипала ко мне мгновенно и надолго. Выбыл в первый раз я примерно где-то недели на полторы. Почти сразу же на второй день, после того, как я прихворнул, позвонила мама Феликса и заявила, что ему наскучили мои биониклы. Она требовала отменить совершенную сделку и вернуть в целости и сохранности их бакуганов. Что мы, собственно говоря, сразу же и сделали. Бабушка пересчитала «кругляшков» (так она называла бакуганов) – не забыв никого из них – и положив всех до единого. Тот самый мешок, взятый мной у Феликса несколько дней назад, теперь был аккуратно завернут и предназначен для того, чтобы возвратиться в руки хозяев.

От Феликса пришли неаккуратно сложенные и полуразобранные биониклы. Какая-то часть деталей точно осталась у моего «товарища». Пересчитав недостающие элементы, мы с бабушкой попросили проверить, не найдется ли ещё запчастей от наших биониклов дома у Феликса. Спустя какое-то время пришла еще одна доля деталек, но всего лишь малая толика от той основной, что, по всей видимости, теперь была безвозвратно утеряна. Вот каким «честным» оказался наш договор.

Судьба нанесла мне настоящий удар под дых. Так как тогда я ещё оставался глубочайшим ребёнком, то был совершенно не готов к тому, чтобы терять свои коллекции. Я и бабушка копили их целыми годами. Однако на упомянутом инциденте «нечестность» Феликса – как я её тогда безобидно называл – естественно, не закончилась. Пока я болел, он настроил против меня почти что весь класс. Непонятно, по какой причине. Поэтому когда я вернулся в школу, то все смотрели на меня с каким-то презрением и насмешкой. Я хотел заговорить с самим Феликсом, но теперь его всегда окружала свита из четырех-пяти человек, которая не отставала от него ни на шаг; не подпускала никого на квадратный километр. Вот каким мощным воплощением Тьмы оказался маленький хитрый и вредный мальчишка.

Болезни после случившейся неприятности стали более частым явлением. Если я умудрялся проходить в школу неделю, то мы называли это успехом. Теперь период пребывания дома всегда очень затягивался. Я не мог выходить никуда от двух до трех недель. Вот вам и безобидная школа. Да-да, как же.

Угораздило же меня вернуться во времена бесчинствующей Тьмы. «Но ведь всё – для книги», – думал я, сидя на кровати и смотря на школьный портфель в прихожей, внутри которого помимо тяжеленных учебников и полупустых тетрадей лежали самопишущиеся «Живые души» и мой телефон из далекого будущего. Мои единственные напоминания о том, что здесь я временно и ради великой цели.

Когда в одно из утр я проснулся с чувством страдания, не слезающего с души, и осознал, что мне в очередной раз нужно идти в школу, вдруг стало ясно, что настал тот самый миг. Я быстро вынул телефон из кармана портфеля и открыл заветный плей-лист. Так я и думал. Меня вновь ожидала новая песня. На сей раз предстояло прослушать“Just Don’t Give a Fuck” Eminem’а.

Сходу сообразив, что мне стоит сменить скребущую на душе пластинку на не менее мрачную музыку, я нажал на кнопку воспроизведения и дернул кухонную ручку двери. Последнее, что я успел увидеть перед тем, как раствориться в пространстве, было бабушкино удивленное выражение лица. Судя по всему, в этот день я встал даже раньше обычного и пришел посмотреть на то, как идут её дела. В то время бабушка была измучена изнурительной готовкой. Но не из-за того, что ей представлялось сложным приготовить нам завтрак. Нет, вовсе нет. Просто срабатывала особенность того смутного времени, окутанного беспросветной Тьмой.

VIII

Мы строили семью заново. Мама быстро пришла в себя, как бы мерзко ни хотел обратного мой отец. Нам удалось вылезти из образовавшейся ямы. Разумеется, не без помощи всесильной бабушки. Однако не будем забегать вперёд. Сначала стоит рассказать о страданиях, через которые мы прошли.

Мало того, что с коллективом в школе у меня явно не заладилось, так мне ещё и недоставало самостоятельности. Если никому из моих сверстников не составляло труда одеться и выйти на улицу, чтобы погулять на большой перемене, то для меня эта процедура становилась целым испытанием. Я беспомощно бултыхался в раздевалке дольше всех, не зная, как правильно натянуть штаны и сапоги. Так как я всегда оставался очень задумчив, на пути к цели меня часто останавливали совершенно разные мысли, впечатляющие сознание. И потому процесс затягивался ещё дольше. Спасения я ждал только от бабушки, прибегавшей сразу же после нескольких первых уроков для того, чтобы вызволить меня из плена шнурков, лямок и подштанников.

Делать самостоятельно – то есть, своими руками – я толком ничего не умел – однако – всё сложилось так неспроста. С тех пор, как в раннем детстве я попал в больницу из-за какого-то кишечного расстройства, мама начала страдать обсессивно-компульсивным расстройством. Пугающие детские страдания произвели на неё неизгладимое впечатление, породив беспрерывную тревогу. Вполне могу её понять. Когда ребёнку нездоровится, старших всегда охватывает нескончаемый страх. Бабушка рассказывает, что после того, как мама побывала со мной в больнице, то вышла оттуда уже совершенно другим человеком. В том смысле, что теперь она намного больше заботилась о чистоте и, в особенности, беспокоилась из-за микробов, окружавших нас повсюду. По-видимому, по воле случая мы с мамой очутились не в самой приятной бесплатной больнице. Мама увидела своими глазами, какая антисанитария порой царит в подобных местах. К сожалению, безответственное обращение к чистоте в государственном учреждении подорвало мамино доверие к непорочности всего материального. И она решила стать примером для подражания в области безупречной стерильности, частично передав боязнь микробов и мне. Сейчас, когда я рассказываю вам об ОКР, то уже не столь сильно зациклен на протирании и дезинфицировании всего, что попадётся под руку в радиусе на квадратный километр. Хотя неизлечимый осадок в каком-то смысле определенно остался на всю жизнь. Ну ничего, он мне даже нравится. По-крайней мере, уже не могу без него жить. В конце концов, «нормальных» писателей не существует.

Однако – если возвращаться к школьному прошлому, то картина была весьма плачевной. Бабушка прибегала не только чтобы помочь мне одеться в разгаре учебного дня, но и провожала меня с утра. В довесок ко всему – ранним вечером я шёл домой – снова в её сопровождении. Я чувствовал себя растерянно, если рядом не оказывалось моей спасительницы.

Ситуация с классом только ухудшилась после того, как Феликс подставил меня. Бойкот объявили негласно. То есть, никто, конечно же, не заявлял об этом напрямую, но всё стало понятно и так. Одноклассники не то что дружить – но и разговаривать со мной не собирались. Мне было обидно и больно, и я не понимал, откуда у маленьких людей может браться столько злости. Все иллюзии о «хорошей» школе были окончательно развеяны, и я стал осознавать, что теперь мне нужно будет встречаться с Тьмой лицом к лицу – и притом ежедневно. Точнее, начал отчётливо ощущать эту безысходную неизбежность изнутри. Само понимание прошедших дней пришло ко мне совсем недавно, когда я отправился в это необыкновенное путешествие по воспоминаниям. Безусловно, на пути к далекому, уже известному будущему меня ждали далеко не только приятные события. Однако тем и многогранна жизнь. Несмотря на непредсказуемость её оттенков, стремлюсь и стремился я всегда только к одному – к добросердечному счастью. Именно поэтому мне удалось сохранить светлое начало, щедро подаренное Богом и семьей, которую Господь позволил избрать в начале Истинного пути.

Как видите, я не люблю сгущать тёмные краски. Да, моё прошлое действительно было не таким уж и радужным. Но со мной рядом всегда оставался мой ангел-хранитель – бабушка. Удивительно, как ей хватало сил на всё – заниматься домашними делами, бегать в школу по несколько раз на день и поддерживать морально и физически свою дочь (то есть, мою маму) в очень непростое время.

Можно вспомнить ещё многие другие неприятности. Из-за того, что в школе я ощущал сильнейшее давление, непрерывисто направленное на меня в мгновения всеобщего молчания, я стал чрезмерно робким и рассеянным. Когда я пробовал заговорить с кем-то из сверстников, то понимал, что слова еле-еле слетают с уст, но не доходят до собеседника. Ко мне начали относится как к ботанику-чудиле. Я очень расстраивался из-за того, что у меня совсем нет друзей, потому что по своей сущности всегда был очень общительным.

Помните, что я говорил вам про водоворот Тьмы? С каждым днём он затягивал меня всё глубже, и – что самое ужасное – я не знал, как из него выбраться. Никто не объяснил мне, как следует действовать – и на самом деле – никто и не мог. В неудачно сложившихся обстоятельствах не было моей вины. Мама на первых порах чувствовала усталость от жизни. Бабушка отчаянно спасала семью, и ей не доставало времени, для того, чтобы искать психологические причины постоянно сваливавшихся проблем.

Такое в народе называют «невезением», но я верю, что каждое «невезение» послано Богом для того, чтобы человек извлёк из него урок.

И потому впервые в жизни я начал проделывать неприятную, но всё же такую нужную душевную работу, чтобы изменить своё устаревшее восприятие Мира.

Всё, что окружало меня, перестало казаться только радостным и светлым. Мне находилось, над чем поварить котелком, однако я боялся начинать, и потому двигался к переосмыслению реальности короткими шагами. Чтобы отстраниться от непреклонной действительности, я неосознанно стал почти что засыпать на уроках, или же, как говорили учителя, «улетать в космос». В каком-то смысле они были правы. Я путешествовал по вселенным, знакомым мне с самого раннего детства. Переносился в совершенно разные пространства – книг, мультфильмов и мультсериалов.

На самом деле – трюк, который я научился проворачивать в те смутные времена, очень помогает жить и по сей день. Просто тогда я злоупотреблял своим навыком, не умел использовать его в нужный миг. Моё желание скрыть докучавшую действительность работало постоянно – и не на меня – а в обратную сторону. Я забывал то учебники, то тетради. Поэтому бабушке приходилось собираться посредине дня (зачастую после двух-трёх уроков) и пулей лететь в школу для того, чтобы помочь. Если мне и должно быть стыдно перед кем-то за то, что я был таким несобранным, то только перед ней.

Однако нельзя сказать, что всё было только ужасно. Я всё же сумел сколотить какой-то круг единомышленников, не подчиненных мнению Феликса. Более того, я даже стал лидером среди своих – таких же чудил, как и я. Их было немного, но я знал, что эти ребята никогда не предадут меня и не станут шушукаться за спиной. Они не пытались казаться хорошими, а просто оставались собой. Всё-таки даже тогда я уже кое-что извлёк из проделанной душевной работы. Конечно, я не формулировал чёткие определения в своей голове. Просто ощущал на уровне подсознания один усвоенный урок – притворство и коварство не смогут помочь в жизни ничем, а только собьют с верного пути, предначертанного Богом. Пускай, я мог быть неуклюж, пускай я мог быть рассеян, невнимателен к мелочам – но я не никогда не врал самому себе. Я был и остаюсь чист душой перед собой – в далеком и уже известном мне будущем.

Искренность, заложенная в человека Господом – точно не порок. Порой она может быть резка и неприятна, но она ничего не утаивает. А вот лицемерия я видел сполна, и потому мне часто приходилось защищаться, чтобы не вдохнуть его смрада. У меня осталась настоящая неприязнь к этой черной неестественности. Меня корёжит от чрезмерных и напыщенных чувств, вылепленных из лести. Уж простите. То самое живое отторжение Тьмы, взращенное во мне бабушкиным совестливым воспитанием с самого детства, оказалось настолько сильным.

Несмотря на то, что я по-прежнему очень часто болел, мне было достаточно появиться хотя бы на несколько дней в школе, чтобы единомышленники и дальше не забывали обо мне. Как только мы объединялись в группу на переменах, нам было чем заняться и о чём поговорить. Особенно весело становилось, когда на большом обеденном перерыве мы выходили на улицу. Я был главным затейником наших сюжетных игр. Обычно вместе мы лихо рубились в войнушку, причем история нашей совместной кампании тянулась будто бы ещё с незапамятных времён. На самом деле, всё так и было. Ведь она началась с самого первого дня нашего знакомства. Мы то «мочили» воображаемых врагов, то захватывали понарошечные базы и склады. Каждый игрок получал повышение в звании за выполненные миссии. До сих пор горжусь той системой, которая была выработана нами на протяжении многих битв. Мы будто бы играли в настоящий онлайн-шутер, только вживую! Я числился командиром среди товарищей и всегда опережал их как минимум на одну позицию во всеобщей иерархии.

Идеи для «сражений» на больших переменах я черпал из мобильных и компьютерных игр. Я погружался в них ежедневно и проводил там очень много времени. Настолько много, что эта привычка переросла в зависимость. Её степень оказалась настолько тяжелой, что три-четыре часа у светящегося экрана проходили для меня почти незаметно.

Из тех шутеров, что я прошёл, был, например, “Modern Combat 4”. Меня смутил маркер 18+, выставленный игре из-за сцен насилия в виртуальных перестрелках, но я скачал игру потому, что мне очень понравился трейлер, демонстрирующий геймплей. В процессе прохождения одиночной кампании меня очень расстроило то, что нужно было сражаться с предателем, в прошлом примкнувшим к «русским террористами». Моему возмущению не было предела. Помню, что даже рассказал бабушке о сюжете, перевиравшем реальные исторические факты.

Ещё тогда бабушка начала понемногу объяснять мне, что Россию не любят в мире, потому что завидуют её просторам и независимости. И всё же до сих пор не могу простить разработчиков.

Если же возвращаться к моей потребности в ежедневном гейминге, то я многое, что скачивал. Но не все пройденные игры достойны упоминания в этой книге. О первой я рассказал, потому что не хочу скрывать своего негодования, а о второй собираюсь, потому что не получится сдержать восторга. Шутер был от той же самой студии, что инкриминировала Россию в несуществующих преступлениях. Его я купил за символическую сумму, но уже на свой страх и риск. Однако в этот раз игра всё же не была отрицательно ориентирована на какую-либо страну. Скорее, она задавала настрой запоминающегося космического путешествия.

“N.O.V.A. 3” до сих пор поражает меня своей графикой и творческим подходом к сюжету. Не видел ничего подобного – даже в далеком будущем – среди мобильных игр. Забыл ли я, что студия “Gameloft” мягко говоря отрицательно относилась к России? Нет. Означает ли это, что их космический шутер плох? Тоже нет.

Политические взгляды творцов, к сожалению или к счастью, никак не могут повлиять на художественную ценность произведения искусства. В тот миг, когда душа парит по уготованному Богом невесомому пути, она забывает обо всём, что связано с действительностью. Личность в такие мгновения исполняет волю Господа, и потому в это время стираются её субъективные взгляды. Мироздание диктует душе её предназначение, которое ей искренне приятно выполнить.

Если возвращаться к “N.O.V.A. 3”, то могу сказать, что она заслужила всеобщее признание благодаря невероятной художественной силе своей истории. Немногие видеоигры можно причислить к современным произведениям искусства, однако “N.O.V.A. 3” – точно в их числе.

В наши дни продуктов творчества хоть завались. Объёмы информации все расширяются и расширяются. Но в этих залежах не так уж и просто отыскать настоящую жемчужину. И – тем более – сложно найти её среди игр, сделанных для телефонов и планшетов. Так в чём же проявляется художественная сила “N.O.V.A. 3”?

В её героях. Яркие образы Кэла Уордена, Маз’Раха, Руфуса и Елены вспоминаются мне до сих пор, даже в далеком будущем.

Первый из перечисленных – протагонист, от лица которого мне предстояло спасать галактику. Капитан должен был защитить её от вольтеритов – инопланетных захватчиков, пытающихся собрать три значимых артефакта, чтобы использовать их в гнусных целях. Если говорить простыми словами – они хотели уничтожить Землю. Все остальные, названные из вышеупомянутого списка персонажей – боевые товарищи Кэла, встречающиеся на разных этапах противостояния с космическим злом.

Наверное, я прошел “N.O.V.A. 3” раз пять и совершенно не пожалел времени, проведённого с эстетическим удовольствием. Я увидел смешение всего – шутера, хоррора, самобытных космических пейзажей, легкой влюбленности, запоминающейся истории дружбы, философских диалогов, совсем неожиданных поворотов сюжета, драмы и хэппи-энда. Не верится, что все эти элементы уместили в одном флаконе. Могли ведь сказать: «Пиши «пузырёк», да спать ложись». Но не ограничились чем-то одним, а сотворили настоящий голливудский фэнтези-фильм в наисовременнейшем формате. Когда я первый раз завершил игру и увидел концовку, мурашки бежали по коже нескончаемыми волнами. Хотелось плакать от горя и в то же время сиять от радости. Меня охватило то самое двойственное чувство, остающееся на душе после созерцания и осмысления настоящего искусства.

Если возвратиться к действительности, окружающей меня не в самый светлый период жизни, то мне становилось ясно, что наш союз чудил постепенно переставал влиять на положение дел в классе. Игры в войнушку иногда замыкались на нашем устоявшемся кругу общения. Новички поначалу довольно-таки заинтересованно присоединялись к нам, но, по-видимому, опасаясь мнения серого кардинала Феликса, так же быстро покидали наши ряды.

Я говорю о своём злейшем враге того времени в таком ключе потому, что он всегда прикидывался, будто бы совершенно не при чём. Феликс по своей натуре всегда оставался редчайшим мерзавцем. Он вёл себя с учителями совершенно целомудренно. Тихо и мирно. Словно он никак не был причастен к тому, что натравил на меня почти весь класс.

Феликс словно и не подозревал, что в где-то в Мире существует страшное зло, хотя сам являлся его абсолютным, всепоглощающим воплощением среди детей.

Косить под дурачка – это всегда самая выгодная тактика. Если она оправдана и вызывает улыбку, то в ней нет ничего отвратного. Однако в случае Феликса она выглядела подло и низко.

Несмотря на попытки бойкотировать меня всеобщими усилиями, популярность войнушек на большей перемене всё же иногда росла. Порой новобранцев у нас бывало несравненно много. По крайней мере, на первых порах. Пока Феликс спешно не отзывал их к себе по первому же щелчку. Так и текли мои школьные будни. До тех пор, пока не случился весьма неприятный инцидент.

Один раз в нашей игре на перемене собралось так много народу, что мне тяжело было управиться с тем, какие команды кому следовало отдавать. Мои товарищи обращались ко мне по прозвищу «капитан» и периодически ждали от меня разных указаний. Ритм разворачивающихся событий настолько гнал нас, что вскоре он перелился в чрезмерную энергию Тьмы. Если бы я мог посмотреть на себя и остальных со стороны, то сразу бы понял, что дело, затеянное огромное оравой взволнованных детей, добром не кончится. Однако, когда находишься в мгновении, очень тяжело остановиться. Особенно если ты ещё совсем маленький, и у тебя нет никаких техник самоконтроля. Поэтому я радостно бегал, крича и размахивая руками и ногами.

И вдруг, когда мы разделились на две тренировочные группы и начали понарошку отрабатывать приёмы, здоровяк из нашего класса не рассчитал траекторию движения своей руки и нечаянно, но смачно зарядил мне по лицу. Столкновение, как ни странно, не было болезненным, но ударная волна от толчка оказалась достаточно сильной. Худого меня, весившего не больше легкой тростинки, тут же отбросило к толстому дубу, росшему рядом с детской площадкой внутри школьного участка. Я больно ударился головой о твердейший ствол и завопил совершенно диким голосом на всю Ивановскую. Все дети столпились вокруг, переглядываясь друг с другом и смотря на меня с опаской. Чего-чего, а такого исхода воображаемой битвы не мог ожидать никто.

Однако бабушка снова спасла меня. Видимо, она подсознательно почувствовала нечто неладное и пришла на большую перемену, чтобы навестить меня и занести еды. Интуиция не подводила её никогда – ни в каких жизненных ситуациях. Она тут же услышала мой исступленный мученический ор с другого конца школьной территории. Кто-то из учеников средних классов, гулявших рядом с местом происшествия, побежал пугать бабушку с криками «вашего там убили!»

Бабушка, не доверявшая надуманным тревогам других людей в критических ситуациях, живо отмахнулась от этого мальчика и со всех ног побежала вперёд. Сама боясь увидеть того, что же могло случиться там. Но ведь побежала. Кто-то же должен был спасти её любимого внука, пока все вокруг пребывали в состоянии полнейшего оцепенения или же бесполезной паники.

Я лежал и продолжать вопить что есть от мочи – от боли, от обиды и от испуга. Все застыли и таращились на меня стеклянными глазами. Нависшее молчание резко прервала моя спасительница. Бабушка подбежала ко мне молниеносно, начав причитать и жалеть меня. Тот самый здоровяк, который случайно толкнул меня, стоял в ужасе и не мог даже пошелохнуться. Никто не сумел предвидеть, что всеобщая отработка «боевых» приёмов закончится именно так.

Сразу же после того, как всех загнали в класс перед началом уроков, мы с бабушкой неспешно пошли в школьную раздевалку, куда уже привели здоровяка, чтобы он извинился перед мной. Было видно, что он сам напуган не меньше моего и не хотел причинять никому зла. Бабушка сразу же поняла его испуг, увидев выражение лица. Здоровяк зарёкся махать руками и ногами когда-либо ещё в моём присутствии. Я ответил ему, что не в обиде на него, и, по-прежнему оставаясь немного ошарашенным от произошедшего, неспешно побрёл домой вместе с бабушкой.

У случившегося была хотя бы одна польза – удалось сбежать с последних уроков.

Я по-прежнему много болел, и кроме вылазок с «боевыми» товарищами на переменах, ничто не доставляло мне интереса и удовольствия в общеобразовательной тюрьме под милым названием «школа».

В одну из ночей, когда я совсем отчаялся и, видимо, уже подсознательно не хотел подниматься утром, меня охватила настоящая истерика, которую я поначалу никак не мог контролировать. Раньше со мной такого не случалось. В совсем раннем детстве я не то чтобы бы всегда оставался безупречным ребёнком, но – всё же – был более-менее спокойным и нескандальным. Теперь же нескончаемое давление довело меня до состояния абсолютного исступления, из которого, казалось, было не выбраться вовсе. Бабушка успокаивала меня и спрашивала, что мне так не нравится в школе. Я, сквозь слёзы и всхлипывания, пытался объяснить ей, что остаётся очень мало времени на игры и отдых. Что учиться заставляют слишком много и беспощадно. И по сей день считаю это чистой правдой, и я не шучу. Именно тогда, в полном отчаянии я произнёс знаменитую фразу, мгновенно ставшую крылатой в нашем узком семейном кругу: «Когда я вырасту, я взорву все школы!»

В тот самый миг, когда я яростно и бесконтрольно выкрикивал её откуда-то из гортани, то по-настоящему представлял, как пройдя все испытания и неудобства, взрослый я буду вершить правосудие над главной несправедливостью в жизни маленьких людей. Как я освобожу их от рабского труда, и школьники, не веря своему счастью, побегут домой, чтобы наконец наигрываться вдоволь каждый день, снова и снова смакуя сладость той самой беззаботной жизни, уже почти забытой под гнётом ежедневной чеканки сознания.

Однако в то время я ещё не знал, что не бывает вечной безнадёги. Не знал, что мой путь ещё только начинается и что впоследствии мне предстоит сделать многое для того, чтобы почувствовать сладость победы, о которой я в тайне, сам того не осознавая, уже мечтал.

В тот самый день, когда мы с бабушкой вернулись из школы раньше, чем обычно – то есть, после «головной встряски» – я почувствовал, что со мной происходит нечто, выбивающее из привычной колеи. Подумать только! Я почти забыл о том, что проживаю случившиеся события своего детства уже во второй раз. Легкая беспамятство неслабо удивило меня. Я не мог понять, как чуть ни потерял великую цель, ради которой и оказался здесь вновь. Чтобы удостовериться в том, что я не съехал с катушек, я начал рыться в школьном портфеле и с облегчением нащупал «Живые души» и телефон, мирно лежащий рядом. Эти два предмета всегда возвращали меня в привычную систему координат. Интуиция подсказывала мне, что я не просто так вспомнил о них.

Когда я открыл плей-лист, то увидел, что в нём появилась новая композиция, от которой так и веяло тайной. Мелодия под названием “Exploring Stanley” начинала будоражить всё привычно устоявшееся, заставляла усомниться в том, существую ли я вообще. Можно было ощутить преломления Света и Тьмы в то длинное мгновение, когда заиграла та самая музыка, будто бы лишающая пространство всяких границ и ориентиров.

Утром – вдруг задумавшись о вечном – я встал с большой кровати, на которой мы ютились втроём в нашей однушке, и пошёл на кухню – к бабушке, которая не спала уже давно. Когда я открыл дверь и ступил за порог маленькой комнаты, то, как ни странно, снова очутился на кровати – только уже в совершенно другой квартире.

IX

Всё так же играла таинственная музыка. По привычно ощутимой слабости я осознал, что болею. По-видимому, я сидел дома один. Бабушка, наверное, ушла в магазин. Думаю, можно и не говорить о том, что я никогда не терял времени даром. Несмотря на то, что в школе многие одноклассники с каждым моим новым отсутствием все больше относились ко мне как к отщепенцу, предложение побыть дома всегда воодушевляло меня. Я знал, что мне есть чем заняться, да и тем более— когда я оставался наедине с собой – то выпадал из всеобщего потока повседневности, что очень радовало меня.

Что-то подсказывало мне, что всегда существуют способы обойти систему. Заболеть – как раз один из них. Не пойти туда, куда идут все. Ну разве это не прекрасно? Плевать, что подумают другие. Тогда я не был связан со школой почти ничем. Натянутые нити принуждения, стремящиеся выкинуть меня туда, оставались очень тонкими, что позволяло мне не беспокоиться об исходе событий. Таким способом я убегал от проблем, ещё не умея рассеивать страхи в своей голове. И когда я действительно оказывался далеко-далеко от трудностей, то наконец мог выдохнуть спокойно. И погрузиться в новые миры. Те самые миры игр, видеоигр и мультфильмов, которые я обожал.

Ещё с самого раннего детства мне думалось, что осмысливать происходящие в жизни события намного нужнее, чем ходить в школу. Конечно, я не мог рационально объяснить и доказать, почему же мне кажется так, но чувства и не нужно доказывать. Их нужно понимать, что мне всегда неплохо удавалось. Тогда ещё никто не успел испортить мне мировосприятие, и потому я не мог усомниться в своих ощущениях. А ведь обратное, к сожалению, происходит с людьми очень часто. Они перестают доверять самим себе из-за испорченного жизнепонимания. Случается самый страшный, но в то же время очень незаметный сбой, который впоследствии может кардинально изменить траекторию будущего. Словно на железнодорожных путях кто-то нарочно сдвинул рельсы не в ту сторону. И всё. После этого кажется, будто пути назад нет.

Однако всё же есть один способ, позволяющий вернуть всё на круги своя. Он заключается в том, чтобы не постыдиться преодолеть страх, навязанный вам кем-то другим, и, признав существование этой боязни, возвратиться на то самое место, где кто-то когда-то сдвинул вам рельсы. И сквозь алую боль повернуть рычаг в изначальную сторону. Если вкратце, именно это и сделал я, перед тем как начать писать книгу.

Вы можете спросить, почему я заговорил аллегориями и метафорами. С какой это стати вместо того, чтобы описывать новую квартиру, я рассказываю вам про какие-то железнодорожные пути? «Что это вообще за билеберда?» – вполне справедливо возмутится читатель, ждущий развития событий.

Уж простите, так на меня действует музыка из The Stanley Parable. Когда играет эта таинственная мелодия, очень сложно сосредоточиться на чём-то материальном. Мысли невольно уходят в сторону философских рассуждений.

Что ж, если нужна определённая «привязка» воспоминания к какому-либо месту, то её срочно нужно смастерить.

В новой квартире, где со времён моего второго-третьего класса бабушка живёт и по сей день, мне впервые удалось познакомиться с видеоигрой, не укладывающейся ни в какие устоявшиеся рамки. Её суть разрывала все шаблоны, навязанные современным обществом. А ведь всё началось с того, что как-то раз я случайно набрёл на один летсплей на YouTube. Хотя… Недаром говорят, что случайности не случайны.

Ещё с самого раннего детства мне чудилось, что за мной кто-то наблюдает. Даже когда я сидел дома и смотрел прохождение The Stanley Parable, только что вышедшей в 2013 году, со мной происходило нечто очень важное. Конечно, я не мог рационально объяснить и доказать, почему мне кажется так, но ощущения и не нужно доказывать. Их нужно уметь осознавать, что мне всегда неплохо удавалось. Уже тогда, доверяясь некоему предчувствию или даже инстинкту, я понимал, что The Stanley Parable станет частью меня и войдет в ту самую историю, которую когда-то узнает Мир.

И вот – сейчас – когда я вернулся в это воспоминание – настал тот самый миг. Пора было осуществить план, предначертанный свыше. Я ощущал, как по телу бегут мурашки от значимости происходящего. В то время как я размышлял, слов на страницах книги становилось всё больше и больше, и та самая история, которая должна была быть рассказана, продолжала писáться. Сама. То есть, без моего физического участия. Меня охватило чувство искреннего волнения, поистине будоражащее сознание.

За мной действительно всегда кто-то наблюдает. Только не рассказчик, как в The Stanley Parable. Повествование веду я сам, полностью осознавая и к тому же – осмысливая этот процесс. Поэтому вариант раздвоения личности по канонам «Бойцовского клуба», к счастью, отпадает. Однако задаваться долгими мудрёными вопросами о неравнодушном наблюдателе вовсе не нужно. За мной, конечно же, присматривает Господь. И, представляете, я только совсем недавно узнал об этом чуде Света.

Теперь я ощущал чувство свободы, к которой стремятся все – в то же время совершенно не веря в то, что она существует. Поэтому многие и не могут её обрести. Этой житейской мудрости и научила меня игра The Stanley Parable, точь-в-точь транслируя уготованный ей Божий замысел. Чтобы сломать четвертую стену, нужно сначала осознать, что она вообще существует.

Когда я вдруг осмыслил новый подход к жизни – мне стало намного легче. А ещё меня охватило чувство тайны. Загадочность овеяла всё, что было вокруг, когда мне стало доступно то, чего не понимали другие. Я не привык скрывать что-то от семьи, но когда на меня впервые нахлынуло заветное осознание, подтвердившее моё предположение о неоднозначности реальности, я ощущал, что обмозгованное вряд ли можно будет обсудить с мамой или даже с бабушкой. История Стэнли не входила в их предопределенность. Она должна была войти только в мою. Поэтому я знал – объяснять что-либо – бессмысленно. Я просто стал расценивать всё, что творится вокруг, в ключе истории The Stanley Parable. Самостоятельно.

Я начал думать о том, что всё можно подвергнуть сомнению. Что на самом деле не существует никакого школьного расписания. Выходных и рабочих дней. Что всё это только модели в общем рутинном разуме людей. (Кстати говоря, такое понимание очень помогало мне на протяжении всех школьных лет. Когда ты развеиваешь тучу смешанного восприятия, становится намного спокойнее на душе, потому что суть происходящего открывается сполна). Теперь я осознавал, что во всём, что бы меня ни окружало, есть какая-то обратная сторона, скрывающаяся от обывательских глаз. Что школа, где я учился, всегда умалчивает нечто нечестное в своих стенах. Утаивает какие-то истинные мотивы, ради которых она функционирует… Что не просто так Тьма окутывает это место и что не просто так Свет старается оберегать меня. Я должен был выполнить своё предназначение, разгадав какую-то загадку, на которую невольно навела меня моя мама. Проучившись в этой школе всего три года, она провела время в счастливом неведении. Я, засланный судьбой сюда на более длинный срок, должен был расставить точки над всеми «i». Найти ключ к разгадке тайны, замаскированной так умело и существующей будто бы невзначай.

Вот какое невольное осознание пришло ко мне. Оно было явно ниспослано Господом. И как прикажете кому-нибудь такое рассказать? Тем более – когда я только во втором классе! Ведь примут же за сумасшедшего…

Однако я знал, что начинаю медленно подбираться к правде, к которой меня пока что умело старалась не подпускать Тьма. Но я понимал, что однажды всё-таки смогу сломить Её упорный натиск.

С того самого дня, как я посмотрел первую серию прохождения The Stanley Parable у Куплинова, я стал почти что настоящим следователем, сам того не заметив.

Сначала мой детский ум пытливо пробовал переносить историю Стэнли на существующую реальность. Я так и ждал, что в один из дней – когда я приду в школу – все вдруг исчезнут невероятным образом, и уж тогда-то я начну пристально изучать пустынные коридоры школы, плотно окутанные Мраком. Однако расследование уже началось. С того самого дня, как я начал принимать идеи Господа, размышляя о том, в чём же заключается тайна.

Если бы я точь-в-точь повторил историю Стэнли, то оказался бы уже не собой, а тем самым Стэнли из игры. Но по Божьей воле меня назвали Андреем, и мне нужно было оставить на страницах этой книги свою историю. А для того, чтобы оставить её, требовалось для начала воплотить её в жизнь.

И потому из школы никто не исчезал. Я терпеливо учился или же сидел дома, зная, что когда-нибудь подвернётся тот самый день, когда я стану ближе к разгадке.

Бывало, что иногда я начинал отчаиваться. Неужели никакой тайны не существует, и я всё только напридумывал? Однако трезвость ясного чувства возвращала меня к действительности. Мне просто не хватало терпения.

А как же. Людям же всегда нужно (и я говорю без презрения), чтобы им быстро подали счастье и ответы на все вопросы. Лучше прямо сейчас – единовременно. Мы недооцениваем творческой силы Господа и порой просим у него то, что действительно должно случиться с нами, но по Его плану – намного или немного позже.

Хоть выдержка порой изрядно подводила меня, тайна продолжала подогревать интерес к происходящему и заставляла меня появляться в школе. Однако чем дольше я не получал ответов на вопросы, тем быстрее я вдруг начинал забывать о своей основной задаче, ради которой мне приходилось с утра находиться «в нужном месте в нужное время». Когда я вспоминал про строгий режим, неизмеримая тоска начинала точить меня изнутри. Но когда разум вновь возвращался ко мне, нутром я ощущал, что всё происходит правильно – так, как оно и должно быть.

И всё же я знал ещё слишком мало о школе, понимая, что рассчитывать на успех в разгадке её тайны объективно рано. Мне были известны только учителя начальных классов. А ещё я успел понять, что в здании, которое я посещал уже второй год подряд, существует два этажа.

Сама школа была небольшой, но, как мне предчувствовалось, ключом к разгадке должны были стать не помещения, а некоторые учителя, всегда недоговаривавшие чего-то главного. Не то чтобы они мало говорили – вовсе нет. Некоторые даже очень много. Но не у всех из них была чиста совесть. Время от времени веяло мимолетной Тьмой, что я сразу же ощущал. Преподаватели, портившие общую ауру, совершенно точно обитали в школе. Но с ними я пока что не встретился, и это меня очень огорчало.

И куда улетучился боязливый я? По-видимому, ради разгадки заветной тайны, я стал готов идти трудностям навстречу. Не ко всем, конечно же. Но хотя бы к некоторым.

А вообще – я снова близился к тому, чтобы погрузиться в глубокое отчаяние из-за ситуации в классе. К тому же – если говорить про топографические неудобства – то меня изрядно возмущало, что добираться до школы от новой квартиры стало намного дольше. Теперь с утра приходилось ехать (самое меньшее) двадцать минут на маршрутке, в то время как раньше мы с бабушкой доходили до неё пешком минут за десять.

Конечно, бабушка никогда не подводила меня и по-прежнему помогала во всём – например, в подготовке уроков и собирании рюкзака. А ещё участвовала в отважных вылазках до школы. Градус её героизма зимой проявлялся особенным образом. Она бегала ко мне в минус двадцать или даже в минус двадцать пять! Днём бабушка приносила забытые учебники и тетрадки, ведь я был всё так же рассеян.

На фоне тёмной повседневности подвиги бабушки сияли в царстве меланхолии, однако в общем и целом мои дела всё равно ухудшались. Бойкот сделался ещё сильнее, а из-за него я стал ещё слабее и неувереннее. Мои «боевые» товарищи, с которыми мы привыкли проводить время на переменах, стали уходить из школы один за другим, так как их родители не могли потянуть высокую оплату (напомню, что школа была частной). А один из них и вовсе перешел в общеобразовательную тюрьму по соседству из-за несчастного случая. Тот здоровяк, что однажды «неспециально» задел меня, ещё по-доброму со мной обошёлся. Егору (так звали моего приятеля) повезло намного меньше. Когда он стоял на воротах, ему сломало руку сильнейшим ударом мяча. Бил, конечно же, ранее упомянутый здоровяк.

Я и раньше-то побаивался приближаться к футбольному полю; понимал, что не выдержу темпа, в котором бегали мои ровесники. А уж после этого несчастного случая – совсем зарёкся.

Получалось так, что я – с детства стремившийся к общению и обожающий дружить – снова остался без поддержки. Можно сказать, что мне не везло, и вроде тут ничего не попишешь. Однако ведь в жизни везёт и не везёт не просто так. У каждого счастливого и несчастливого исхода есть своё жизненное поучение. Спустя годы, я понял, что мой урок состоял в том, чтобы стать целостной личностью, никак не зависящей напрямую от мнения окружающих. Мне было нельзя всегда опираться на друзей – в надежде, что они помогут в любой сложной ситуации. Мне было можно полагаться только на себя, ощущая, что у меня есть неиссякаемая внутренняя сила. Я пришел к этой истине, но только совсем недавно – когда начал путешествие по воспоминаниям.

Тогда же – в годы своего детства – я попросту не был готов понять и принять её. Не мог, потому что сознание только ещё ступало на долгий путь к Богу.

В то время я думал, что на Свете не может быть ничего приятнее и полезнее, чем найти друга в окружающем меня Мраке. Такого друга, на которого я действительно мог положиться. Невероятно, но – по всей видимости – моё желание было настолько сильно, что Бог услышал мои мольбы. Как я понимаю сейчас, Господь сжалился надо мной, решив, что мне нужно дать передышку для того, чтобы я совсем не отчаялся. Он устроил мне встречу, в которой я очень нуждался.

Ну а пока – в этом воспоминании – она ещё не случилась. Мы с бабушкой стояли на остановке. Я сел на лавку – под козырёк, отбрасывающий островок тени в это безмолвное серое зимнее утро. Только моторы машин будоражили застывший воздух.

В кармане я внезапно нащупал вовремя материализовавшийся телефон и открыл плей-лист, в то же время торопливо расстегивая портфель, чтобы убедиться в том, что «Живые души» на месте. Осознание того, что прошлое останется прошлым на страницах моей книги, а я – пойду вперёд, грело меня изнутри.

Песня Eminem’а “Rock Bottom” заиграла тогда, когда бабушка торопливо дернула меня за рукав и сказала: «Андрюха, бежим, вон маршрутка пришла!»

Я спешно двинулся вдогонку, и после того, как шагнул внутрь ГАЗели, что была набита битком, очутился уже вовсе не в утренней маршрутке. Я вновь оказался там, где кромешная Тьма окутала всех и вся. Однако светлое пятно, появившееся из неоткуда, искрилось так ярко, что переливавшиеся краски смешивались в нечто прекрасное и завораживающее…

X

Как только я вновь почувствовал под ногами твердую почву, то интуитивно понял, в каком воспоминании мне доведется пребывать. Энергия Света весьма ясно ощущалась посреди окутавшей её Тьмы. Такое соотношение сил могло намекать лишь на один факт – мне предстоит встретиться с родственной душой. Однако обо всём по порядку.

Ещё с младенчества я усвоил важный урок. Никто не любит путаницы во взаимоотношениях, а уж особенно – дети. Чтобы знакомиться со сверстниками я всегда использовал один и тот же приём, который никогда меня не подводил. Звучал он очень просто: «Привет, меня зовут Андрей, а тебя как? Давай дружить». Да – прямо так – в лоб, без особых разъяснений. А что? Срабатывало ведь.

Вот и конкретно тот случай, что мне предстояло увидеть вновь, не стал исключением. Однако мои слова, произнесенные в миг встречи, по факту уже не имели никакой силы. Сама дружба была давно предначертана Богом; предрешена Мирозданием. Я и Максим – мой новый товарищ – оказались в нужное время в нужном месте. Сейчас расскажу почему.

Мы оба были выброшены за условную черту общества «нормальных». Нас в основном никто не принимал в классе. У него были свои странности, у меня – свои. Однако если со мной жестоко обходились из-за хитросплетений Феликса, то Максиму не везло из-за его лишнего веса.

Многие драчуны остерегались моего друга из-за внушительного телосложения, а противные девчонки, пользуясь стереотипом о «слабых» и «беззащитных» представительницах женского пола, избрали его грушей для битья, зная что Максим не сможет дать им сдачи. Они видели в нём огромного, беззащитного младенца и пытались замучить его до смерти. До сих пор не могу понять, чего тогда не хватало в жизни этим мигерам. Они избрали себе жертву для глупых игр и насмешек, начав постоянно терроризировать моего друга. Если я был вынужден терпеть бойкот и пассивный буллинг, то Максиму же, напротив, доставалось по-полной.

Маленькие вредины нападали на него толпой, самое меньшее – втроём, и начинали щекотать или тыкать его – то в живот, то в шею. Максим вопил завывающим голосом и пытался уйти в сторону от мучительного натиска, но узурпаторши часто загоняли его в угол. Они пользовались тем, что у моего друга уже с детства было хоть какое-то представление о чести, и он не хотел даже малейшим образом отвечать на постоянные провокации. Я в свою очередь тоже понимал, что драться с девочками вроде как нельзя – и не знал, как помочь другу. Я только и мог, что кричать – одновременно грозно и умоляюще: «Отойдите от него!» Но отчаянные восклицания, конечно же, не помогали.

Обычно Максима спасал звонок на урок, будто бы раздававшийся с небес. Тогда мой друг и я с облегчением выдыхали, и вдвоём – абсолютно без энтузиазма – плелись на занятия.

Повторюсь – в драках с мальчишками Максим не уступал никому, потому что от природы был крупным и сильным. Но вот девочки доводили его до белого каления, принимая его душевную доброту за слабость. Тогда мой друг злился, но в то же время понимал, что не может ответить ровно ничем. Так продолжаться долго не могло. Когда Тьма в любых своих проявлениях окутывает одного человека или группу людей, то обязательно начинает происходить нечто нехорошее. По своей природе Тьма капризна, и ей свойственно разрушать пространство и менять устоявшийся порядок.

Поэтому однажды – в очередной стычке Максима с маленькими мучительницами – случилось непредвиденное.

Враждебно настроенная группа вновь окружила моего друга, готовясь к атаке, и вскоре начала жалить большого, вынужденно бездействующего Максима острыми тонкими пальцами. Он снова взвыл от боли, и попытался вырваться из оцепления. Его не пускали. Я стоял, в очередной раз наблюдая за тем, как над моим товарищем бессердечно издевались, и не мог ничего сделать.

Тем временем Максиму стало невыносимо щекотно. Больше терпеть он не мог. Просто физически. Чтобы хоть на секунду освободиться от беспрерывного смеха, вырывающегося из груди, и глотнуть затхлого школьного воздуха, мой друг попытался оттолкнуть одну из наглых девчонок. Но тут-то и случилась та самая неприятность, о которой я уже упоминал.

Максим нечаянно задел то ли глаз, то ли нос атакующей. Опять же – он сделал это вовсе не со злым умыслом. Он всего лишь наконец обозначил свои личные границы. И то – по вынужденной мере.

И как же противно и бездушно повела себя та «пострадавшая» высокомерная змея. Тут же начав изображать, что она смертельно ранена, девчонка примерила на себя капризный вид. Максим, смотря то на себя, то на неё в ужасе от содеянного, начал стремительно извиняться. Хулиганка промычала что-то неприличное в ответ и стала делать вид, что сейчас упадёт в обморок прямо на месте. Подруги «обиженной» мгновенно растрезвонили о произошедшем учителям. Начались разборки. Я попытался доказать, что девчонка виновата сама, но меня, разумеется, никто слушать не стал.

Хамская дамочка нащебетала с три короба своим родителям, и вскоре – через несколько дней после инцидента – Максима вызвали к директору. Там он попытался оправдать изначально невинного себя, но ему, конечно же, никто не поверил.

Одного понять не могу. За что с некоторыми хорошими людьми порой случаются такие вселенские несправедливости? Человек же ведь сам прекрасно понимает, что его вины нет ни в чём; что его совесть чиста.

Мироздание будто бы отказалось помогать моему другу. Хотя, не стоит забывать о том, что задуманное Богом – безупречно.

В каждом событии надо научиться видеть урок. Возможно, в будущем Максиму предстояло проделать душевную работу и осознать, что ему надо научиться сразу брать опасно направленные ситуации под контроль, не давая им развиваться. Однако – чего уж и говорить – тогда мы с моим другом могли нащупать Божий замысел только интуитивно. Доморощенные дети, ограждённые от проявлений Тьмы – только-только обнаружили, что Мир бывает враждебным… Но нельзя винить в этом Господа. Ведь Он передает Своё послание неустанно, но только через тех, кто окружает человека. Создатель не виноват в том, что нас с Максимом встретила такая жестокая среда обитания.

Кстати говоря, мы с моим новым другом были похожи не только в том, что нас отказывалось принимать общество. Огромную роль в нашем воспитании сыграли бабушки.

Максима учила жизни Рита, а меня – Гульчачак. Имя моей бабушки в переводе с татарского означает «прекрасный цветок». Лучше назвать свою дочь мои прадед и прабабушка – то есть Дау Ати и Дау Ани – точно не могли, потому что ещё с малых лет я понимал – моя бабушка – и есть одно чистое проявление неземной красоты. Как душевной, так и внешней. Однако история о том, как имя «Гульчачак» стало отражением бабушкиной сути, на самом деле весьма забавная.

Моя прабабушка, которая до сих пора жива и отлично чувствует себя в возрасте девяносто пяти лет, в ранней молодости хотела назвать свою дочь Джульеттой. Вам, сейчас, наверное, неописуемо смешно, как и было мне, когда я впервые услышал эту наивно-добрую правду от бабушки.

Начитавшись Шекспира и (как сказала бабушка) «наромантичничавшись», Дау Ани не могла найти более подходящего имени для первой девочки в семье.

Однако у Максута – то есть, моего прадеда – напрочь вылетело из головы навороченное иностранное имя, пока он шёл до ЗАГСа, хотя главную идею жены ему всё же уловить удалось. Дау Ати интуитивно понимал, что в виду имелось нечто несомненно красивое и очаровательное. Осознав, что ему уже не под силу вспомнить забытое, Максут решился придумать изящное имя, сохраняющее главную мысль жены.

Когда его спросили, как молодые и счастливые родители назовут девочку, мой прадед не мог вымолвить ничего, кроме как: «Гульчачак». Это имя будто бы само сошло с его уст, потому что его уготовила судьба.

Теперь, когда мне на ум пришёл этот искренне рассмешивший меня пересказ событий древности, захотелось поведать вам ещё и о том, как бабушку могли бы звать в татарской деревне, если бы замысел Дау Ани осуществился.

Хоть история и не терпит сослагательных наклонений, иногда просто очень приятно пофантазировать на определённую тему, чтобы приподнять себе настроение. Собственно говоря, однажды я и бабушка так и сделали.

Как-то раз, сидя на кухне тёмным зимним вечером, мы вспомнили ранее упомянутую историю о забытом имени и стали рассуждать о том, как счáстливо живёт бабушка, спокойно оставаясь Гульчачак. Если бы её звали Джульеттой, то, по крайней мере, в детстве у неё появилось бы много больше трудностей и неприятностей. Во-первых, высмеяли бы чуждое татарам итальянское имя, а во-вторых, стали бы некрасиво коверкать его, по-просту называя бабушку «Джулёй». Когда я услышал эту догадку, то снова рассмеялся от души – как тогда, когда бабушка впервые рассказывала мне ту самую историю о походе Дау Ати в ЗАГС.

На самом деле только такие добрые беседы и спасали от неизмеримо-обидной тоски, охватывающей меня от осознания своей беспомощности в общении со сверстниками в школе. Правда – нужно сделать ремарку. Со сверстниками, оставшимися после катаклизмов. Абсолютно неадекватными и вытеснившими всех, кто не подходил под их лекало. Однако тогда я не понимал своего случайного несчастья. Разумеется, хотелось быть признанным. Хоть кем-то. Благодаря бабушке моя вера в себя не угасала. Свет продолжал искрить возможными успехами в учёбе, вера в которые приходила после очередного разговора по душам.

А вообще – если возвращаться к курьёзным историям с именем бабушки – то их неисчерпаемо много. Несмотря на красоту этимологии слова «Гульчачак», никто почему-то почти не может запомнить, как правильно его произносить. Совершенно разные люди от мала до велика нарекали бабушку за всю её длинную, насыщенную жизнь и «Гулиёй», и «Гуль-Чак-Чаком», и «Гульчанаком», и «Гульчатаем», и даже «Гульчачнёй Максутуровной»!

Ну да ладно. Бабушка никогда не держит ни на кого зла и не затаивает обид. Не такой она человек. К тому же, вряд ли она вообще бы стала обижаться на то, как люди ошибаются, когда произносят её имя. Чего же тут обидного? Можно только по-доброму посмеяться.

Если вернуться к основной мысли, предшествующей рассказам о происхождении имени одного очень значимого для меня человека, то можно смело сказать, что бабушки растили нас с Максимом чуть ли не с пелёнок. Поэтому и в школу за моего товарища пошли вступаться не родители, а не кто иная, как Рита.

У неё была особая манера речи. Когда она говорила, в её голосе будто бы всегда звучала нота недовольства. Рита никогда не пренебрегала нецензурными выражениями и умела в нужный миг лихо пользоваться ими. Готова была порвать за Максима глотку любому. Кто бы ни напал на её горячо любимого «пельменя» – она всегда оставалась наготове.

Рассуждая о неприятной истории в школе, случившейся с Максимом, могу сказать одно – думаю, что в кабинете директора не было никакого согласия и взаимопонимания между враждующими сторонами. Впоследствии, Рита рассказала моей бабушке, что она ответила, когда ей предъявили за – якобы – жалобу, поступившую к директору от девчонки-ябеды и её родителей. Рита уверенно произнесла с чистой совестью: «А что ещё Максим должен делать, если они его мучают? Он ни в чем не виноват и правильно поступил. Меньше будут приставать».

В общем-то говоря, Рита была совершенно права. Как с языка сняла те же самые слова, которые мы с бабушкой высказывали между собой в защиту Максима. Но, по-видимому, враньё мелкой доносчицы показалось директорше очень убедительным, и потому Максима вскоре провозгласили «жестоким», начав просить о том, чтобы он покинул школу.