Читать онлайн Связка писем

…посылаю тебе акварель Довлатова из коллекции Вячеслава Владимировича Веселова. Краску для этюда Сергей Донатович брал, как показал Веселов, выдвинув нижний ящик письменного стола, из набора «Нева» № 4. Не лучший выбор. Курганский акварельный бомонд предпочитает «Ленинград» № 2». Из чего я делаю вывод, что наши друзья-писатели не общались с курганским акварельным истеблишментом, а выпивали келейно, что подтверждается фразой Веселова: «Попутно зашли в «Канцелярские товары», Серёжа купил коробку красок».

Спрашивается, зачем Серёже коробка красок? Он что, не мог купить её в Ленинграде? Мог, разумеется. Но мог ли Довлатов предположить, что именно в Кургане ему захочется писать акварелью? Здесь надо сделать небольшое отступление в историю зауральской акварельной тусовки. Во время войны в Курган был эвакуирован заслуженный художник Дагестана, друг Эрзи, скульптора, Илюшин Валериан Фёдорович. Через изостудию Валериана Фёдоровича в Доме пионеров Кургана прошли все нынешние светила водяной живописи.

Валериан Фёдорович дружил с известным виртуозом кисти Климашиным, который незадолго до смерти, возвращаясь из Индии, посетил столицу Зауралья и даже дал на центральной площади прямо перед окнами Дома-пионеров мастер-класс для учеников Илюшина. Среди учеников был юный Слава Веселов. К моменту появления в Кургане Довлатова, тогда ещё никому не известного писателя, Илюшин был в отличной форме, хотя и стар. Не знаю, отразился ли в творчестве Довлатова и Веселова визит к старому мастеру, но посылаемая тебе акварель, точнее фото её, говорит о серъёзной подготовке наших друзей к посещению мэтра…

P.S.

Уезжаю на заработки. В тайгу на месяц. Пиши на Курган.

Валера! Я попозже напишу пространнее, – сейчас только посылаю вышедшую, наконец, газету. И сообщаю неприятные новости: Катерина затеряла твои «Договоры подряда», хотя и нашла доверенность. Два «Д. п.» я тебе посылаю, заполни (где птички) и пришли – желательно до конца года (я хотел их заполнить сам, но Катерине не нравится это). Юра

Ты в курсе, что Николай Болдырев опубликовал в «Уральской нови» в рубрике «Необязательные заметки» и мою заметку о новой повести Нины и Славы в «Звезде»?

Нина в восторге от твоих реакций на «Учителя иврита». М.б. мне удастся эти твои реакции куда-нибудь пристроить. Твой «Краеугольный паук» уже пристроился в «Местное время». «Местный» редактор культ-художественного отдела, которому я вполне случайно показал эту твою статью, пришёл в полный восторг и тут же его напечатал. Копию тебе высылаю. Но тут возникла некоторая трудность тебе с оплатой за эту статью. Оплата эта будет иметь место только в начале марта. Сколько-то тысяч (я думаю от 5 до 7) выплатят только в начале марта. Выслать тебе? Отвезти твоей матери? Книжку какую тебе приобрести? Жду пожеланий на эту проблематику.

А у вас там в Кургане что ли и газет нет? Ланина в них, м.б. и не печатают за его хитрости всякие не хорошие, но м.б. напечатают Пысина Бориса Борисыча? В Перми я так и не смог пристроить ни одного его рассказа.

Дорогой Юра! Пысина я передал в «КиК» (газета «Курган и курганцы») лично писателю В. В. Веселову. Вячеслав Владимирович при мне прочёл «Письмо Солярису», поставил в номер. Слава Веселову! Как выйдет, сразу вышлю. На прошлой неделе он опубликовал мой логико-философский экспромт «Выйти из класса во время диктанта» под рубрикой «ироническая проза», что обнадёживает; я тебе эту миниатюру высылал, кажется.

Привет родителям.

Да, и о гонораре. Моей маме относить гонорар не надо. Потрать его сам на что-нибудь, купи конверт для письма, блокнот, авторучку… Я тут осенью заработал денег (точнее не тут, а за Байкалом), думаю издать чемодан писем. Помнишь рецепт «литературы мирового уровня» от т. Климентова (Платонова): «По моему глубокому убеждению, достаточно собрать письма людей, умело их разложить по страницам и получится литература мирового уровня»

Замысел книги мирового уровня замечателен тем, что письма уже написаны, их не надо сочинять. А разложить по страницам – это просто. Как поленицу сложить.

Какой, кстати, счёт в Гамбурге?

Замысел, конечно, интересный. Он мог перейти к Андрею Платоновичу от Пушкина, который уже и начал было писать "Роман в письмах", но отложил. Что касаемо Гамбурга, то счёт там по-прежнему гамбургский. Жаль, что нет премии типа нобелевской. А как бы хорошо звучало: премия по гамбургскому счёту…

От Бориса Борисыча тебе всяческие и многочисленные спасибо. Он давно так не радовался, приятно было посмотреть. Но вообще-то смотреть на него страшно, мой отец выглядит и лучше, и – моложе.

Боря и по квартире-то передвигается с трудом, а всё на работу таскается, гори она синим пламенем. Ну, сумасшедший, что возьмёшь…

Отец у меня прочитал его рассказы и в восторге от «Острова гениев». Говорит, что я такого не писал.

Нина Горланова и Слава Букур передают тебе два горячих привета. От статьи о пауке они (и я) в восторге (и Пысин Борис Борисыч).

Совершенно неожиданно и только вчера (и сугубо случайно) я обнаружил, что «Сны» (роман-эссе «Сквозь сны» – В.Л.) тиснули и – даже – сколько-то там времени назад, поскольку они имеют быть в № 2, а вышло уже четыре номера «Урала» (за 1996 г.) Читать я не стал, так что не знаю, что они там выбросили, а что оставили. Об этом можно поговорить в рецензии, если захочешь таковую написать. Пошли в «Литературное обозрение» (например). Можно и для «Местного времени» и «Пермских новостей» (можно, наверное, и для «КиКа» вашего? М.б., заодно можно будет в «КиКе» напечатать и «О шахматах» – оставив, но вскрыв анаграмму «Конслаев» (или не оставив). Или «Истину»? И она ведь должна у тебя быть? Судя по прошлогодней переписке с «Уралом», они должны были выбросить пересказ рассказа о гениальном идиоте и «исправленное в соответствии с истиной» стихотворение Ахматовой с прилегающим текстом.

Букгоры (Букур+Горланова. – В.Л.), кажется, войдут в шестёрку (это я о Букере).

Получил твоё письмо с книжкой Болдырева /до книжки ещё не добрался.

Что-то я тупеть стал. Только из этого твоего письма – с убийственным опозданием – понял, наконец, что ты подразумевал под своей русофобией: «описание безумия и дурдома». Ну, это само собой – что безумие и дурдом – но я, признавая это не называю это русофобией. Вообще говоря, я довольно долго, можно сказать до настоящего времени, воспринимал свою национальность как прочерк в соответствующей графе. У грузина, еврея, чукчи и даже татарина национальность, но какая может быть национальность у русского? И только в последнее время, когда отец стал часто и бурно формулировать мои недостатки, я вдруг сообразил, что он предлагает тем самым очерк «Характер русского народа». Это, уже, пожалуй, в самом деле русофобия, хотя даже в этом случае мне такой ярлык не нравится.

Но что касается романа, то, хотя я практически не отрываюсь /и именно поэтому/, это – «описание безумия и дурдома». Есть там и собственно дурдом, но это ничего не меняет: и в дурдоме дурдом, всё нормально и равномерно.

Я перепечатал около 100 страниц /из 240/ и сломал машинку /вот тебе письмо перепечатываю на уже починенной/. Но надо напечатать хотя бы ещё столько же прежде, чем посылать: иначе будет непонятно, что это такое и зачем. С другой стороны, посылать 200 страниц сразу страшно: для меня это большой труд и если он по дороге потеряется, я этого не переживу. Вот взял бы да приехал.

Что касается твоих замечаний о моих стихотворениях, то они, скорей всего, справедливы. Последние несколько лет я перестал понимать, какие стихи пишу и явно не способен ничего о них сказать, кроме их происхождения: я давно перестал «работать над стихом» /и даже понимать, что это такое/ и если ст-ие занимает больше 15 минут, то я его просто бросаю. Отец полагает, что это личностный изъян: ему-де Бог диктует, а сам он человек ленивый и к труду не способный.

Касательно о. Александра и его стихов, то я помню, как он давал свои стихи известным /а иногда и хорошим/ поэтам, а когда они воспринимали их более, чем спокойно, он с ними ссорился и нёс стихи другим – и т.д. Хоть это и весьма печально, но очень для о. Александра характерно. Человек от природы очень одарённый и переживший за свою жизнь какое-то количество восторгов окружающих по своему поводу /и не столь уж малое/ и заслуженно, он почему-то думает, что те, кто его порицает, порицает незаслуженно: вот ведь хвалили меня умные люди – пусть и за другое, а эти лицемеры глупые из зависти меня ругают. Очень подходящая характеристика для принятия сана. А из отцов – «нет возврата». Это имело бы хоть какой-то смысл в 70-е годы, когда церковь была на птичьих правах, но сейчас быть «отцом» церкви государственной это ведь почти то же, что в 70-х вступить в КПСС.

Моё же религиозное чувство воспринимает всякую церковность и конфессиональность, а уж тем более почитание своего как единственно верного /вроде марксистско-ленинского учения/ самым обыкновенным дурным национализмом и расизмом. Но даже простое признание своей конфессии самой правильной /хотя, понятно, что она может быть правильной для кого-то/. В Индии не говорят /многие конфессии/, что их путь самый правильный, а все другие пойдут в ад, там говорят: все люди разные и каждый ищет свой путь. Я-то полагаю, что если кто и пойдёт в ад, то люди с таким мнением. А определённость и истинная религиозность есть только в личном опыте которого православные /да и все христиане боятся как чёрт ладана, потому что в личном опыте, что-нибудь да будет не так, как в спущенном шаблоне/.

Я внимательно прочитал твои рассуждения о сознании и ещё почитаю, но то, что ты пишешь в последнем письме, меня сильно удивило, вроде как не ты писал те заметки.

Приветы жене. 9/3-2г. Ю.Ю.В.

P.S. Как ты заметил, машинка у меня опять сломалась и я не стал вставлять отсутствующую «о». Надеюсь, что и так понятно. Мои извинения. ЮВ.

Не помню, что я такое написал, что ты меня даже не узнал. Надо бы завести привычку оставлять себе черновик. Впрочем, предполагаю, что ты меня сейчас и на улице при встрече не узнаешь. Я внешне и внутренне сильно меняюсь от скучного тяжёлого труда с железобетоном с утра до вечера без выходных, удовлетворительно, по сравнению с землекопами, оплачиваемого. Срочная работа, строим мемориал с бронзовым скульптурным монументом, автор Лытченко-Меткий. Памятник лыжному полку, павшему под Москвой в начале войны. Полк формировался здесь, под Курганом. Далековато от мест, описанных в классическом «Слове», которое Л.-М. знает наизусть, удивляя литейщиков, форматоров, меня в частности. Но это ещё присказка. Я чуть не упал с лесов, когда Валерий Палыч Лытченко-Меткий показал мне фотографию монумента героям французского Сопротивления в парке Мореск Аркашона. Статуя Геракла работы скульптора Клода Буско (Claude Bouscau) по замыслу автора символизирует мужество французов в годы немецкой оккупации. И что ты думаешь? Местные дамы сочли, что главный символ мужества у Геркулеса слишком большой и заставили его укоротить. Бедный скульптор укорачивал эректильный орган дважды. Но на этом злоключения античного полубога не закончились. С момента установки в 1948 году и по сей день вандалам не даёт покоя причинное место статуи, его регулярно отламывают и крадут. Поймать злоумышленников ни разу не удалось. Приходилось ЕГО каждый раз восстанавливать, что выливалось в копеечку городскому бюджету. Горсовет принял единственно правильное решение: пенис у статуи решили сделать съёмным. Он будет надеваться по «особым случаям» – когда в парке проходят какие-то официальные мероприятия или праздники. Кто видел памятник в Аркашоне с отбитым хуем, никогда не забудет немецкую оккупацию. Сама скульптура, прямо скажем, не ахти. Героям Сопротивления можно было что-нибудь и покруче изваять. Тем более что на пьедестале высечена фамилия Laninе, т.е. моего однофамильца.

Ты предлагаешь поговорить о "Снах…" в рецензии. Я сейчас просто не смогу это сделать физически: засыпаю на ходу от усталости, сплю как убитый. Перефразируя Нину Викторовну – сон со всеми неудобствами.

Непереводимая игра снов… Лучше тебя это \написать рецензию\ никто не сделает.

Здравствуй, Валера! Даже по моим записям – последнее твоё письмо – уже третье (1/XII – 12/XII – 26/XII), на которое я никак не отвечу. Правда, ещё в письме от 21/XI я послал тебе xerox из «Урны» (газета «Уральская новь». – В.Л.), но ты ни в одном письме так и не написал, получил ли. Получил ли?

Бориса Борисыча я видел за три дня до смерти. После смерти сына он занял у Каткова 800 тысяч, и я застал его сидящим в плаще на разобранной кровати, в сиську пьяным и с большим количеством бутылок. Через три дня я зашёл, попал на жену, высказал ей свои соболезнования по поводу сына, спросил, где Боря. – «В морге». Не сразу съориентировался.

В «Местном времени» лежит отрывок из моих «Снов» (роман-эссе «Сквозь сны». – В.Л.) с сопроводительным письмом Каткова.

С Новым годом! Привет жене. Если возможно, то и – Веселову, пусть выздоравливает. Пиши. 27/XII-95. ЮВ.

P.S. Твои замечания по поводу да Винчи принял к сведению, – спасибо. Прилагаю два варианта письма правой рукой, когда внушено, что это левая рука, и три варианта письма левой рукой, когда пишущий полагает, что пишет правой; из этих трёх вариантов два тяготеют к обычному письму правой рукой (особенно в одном из этих вариантов) и один вариант с обращением в зеркальное письмо.

Присовокупляю письмо Каткова (Владимир Катков, кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии, проректор ПГПУ):

"Эффект Власенко"

(Послесловие к одному фрагменту романа-путешествия "Сквозь сны")

«Эффект Власенко революционизирует фундаментальные представления, согласно которым он как бы и не может иметь места. Я целиком согласен с автором, что самое удивительное, что такой эксперимент вообще был проведён. Представьте себе, что кому-нибудь пришла в голову мысль внушить в гипнозе испытуемому, что он находится в состоянии невесомости – и испытуемый вдруг поплыл бы через комнату! Увы! Каковы бы ни были его субъективные ощущения (разумеется, он может испытывать, переживать состояние невесомости), они не могут отменить законов природы. Надо полагать, такой эксперимент никогда и не проводился по той причине, что исход его ясен заранее. Впрочем, попробуйте – ведь практически так же обстоит дело и с экспериментом Ю. Ю. Власенко: заранее известно, что правое полушарие мозга, управляющее левой рукой, не имеет развитых зон, отвечающих за письмо и речь (у правшей). Следовательно, что бы ни внушалось испытуемому-правше, его письмо левой рукой не может улучшиться хоть сколько-нибудь значительным образом и уж заведомо не может стать столь же дифференцированным, как письмо правой рукой. Однако описанный эксперимент опровергает это вроде бы абсолютно естественное положение.

Обнаружение подобных явлений, про которые как бы известно заранее, что они не могут иметь места, называется, вообще говоря, ОТКРЫТИЕМ и предполагает оформление его соответствующим патентом (а открытие, как вы понимаете, гость гораздо более редкий, чем "обыкновенное" изобретение).

Чудеса, однако, на этом не кончаются. В том же эксперименте обнаруживается ещё одно явление: ряд испытуемых, которым было внушено, что их левая рука – правая. вдруг переходят на зеркальное письмо, которое оказывается полностью симметричным обычному письму правой рукой в бодрствующем состоянии. Как и почему это происходит, остаётся неизвестным, но факт, противоречащий наличным представлениям, определённо говорит об их полной или значительной недостаточности.

Зеркальное письмо левой рукой всё чаще связывается со специфической одарённостью "феноменом предвосхищения": в определённых отношениях и допусках будущее и настоящее как бы меняются местами. Человек. владеющий дифференцированным зеркальным письмом, овладевает тем самым информацией "из будущего". Но если до сих пор подобными возможностями обладала, как думали, только часть левшей, которых и всех-то очень мало по сравнению с правшами, то теперь, когда ЭФФЕКТ ВЛАСЕНКО обнаружен и может наблюдаться каждым экспериментатором, оказывается, что этой способностью "предвосхищать будущее" наделены все люди. Просто до обнаружения этого эффекта мы не могли об этом и подозревать.»

P.P.S. Я сегодня с твоей сестрой разговаривал в Институте культуры. Поговорили насчёт того, чтобы дать твои "Тёщины рассказы" студентам для курсовых.

Спасибо. «Тёщиным рассказам» в этом году исполняется …дцать лет.

…Мама была девушкой. Дедушка с сынами уехали в город, наказал: «Марфа, позови Иринку, ночуйте под крышей.» Был навес над парадним. Собака была. «Серку отвяжи.» СеркО порвёт сразу. Умные собаки.

Как стало в полночь… Иринка сразу уснула, а я никак не могу. Руки за голову сделала…» Ночь лунная, всё видно.

Видно, задремала. Потом глаза открыла… Гришка, сосед, стоит над ней с топором. Он в маске, а она его узнала, говорит:

– Вот, куманёк, хоть и зарубишь меня, а ведь ты.

Серка молчит.

– Серко, бери его!

Серко лежит. Дядя Яков, дедушки брат, стоит возле собаки.

– Если ты меня оставишь живой, я никогда ворожить не буду.

Держал, держал топор и попустил, и пошли… На задний двор пошли, пёс залаял и рвётся. Как дали… кокнули.

А из-за чего… Гулянка была. У кого-то сидели, обнаружили, что деньги исчезли. Мама: «Сейчас я найду. Давайте мне воду».

Стакан воды дали. Все над ней склонились.

– У него деньги.

– Да я пошутил, – куманёк этот, Гришка.

Молодая была, неопытная.

Вот так отвадили от ворожбы. А Иринка дрыхнет…

Гришка вороватый был. Уже ему там где-то глаз выбили, в тюрьме. Слегой. Там слега лежала вместо лавочки. Мне рассказывал: «Когда собираешься воровать, так перед Богом не одну свечку сожжёшь…»

<…>

У мамы нас двое. Сестру звали Феофанией. Отчим меня вызывает, меня и сестру, помогать ему там, на ссылке, на лесоповале. Меня люди отговорили, у которых я жила, Иван Иваныч с Антониной Павловной: "Зачем это тебе. Он тебе не родной." А сестра поехала. ЧащУ собирать. Он такой сумасшедший работяга. Ему нормы большие давали. Лес пилить. Сестра поработала и двустороннее воспаление лёгких заработала. "Дядя Саша, увези меня." Сделал санки и вёз сколько километров там, чёрт их знает… Такие морозы. Повёз на санках в свою деревню. Привёз, она уже умирает, говорит: "Вы не обмывайте меня мёртвую. Не хочу чтобы меня мёртвую мыли. Чащичкой протопите банку".

Раньше баню вытопят, там обмоют.

Торопит: "Быстрей-быстрей истопите. Ой, скорей!"

Унесли в баню, моют, а она: "Ой, не успею… меня там дожидаются. Окачивайте".

Только из предбанка вынесли, по небу так золотым ссияло, и небо как расщепилось, – раскрылось, – и белый столб…

– Вот, я же говорила, что меня ждут. Вот, чуть успели.

Только в дом занесли, положили, она умерла. Младшая сестрёнка.

Дядька, чужой, в больницу к нам пришёл, сказал: "Сестра твоя умирает. Пойдёшь хоронить?" Это 70 километров пешком. В ночь пошли. Из сугроба в сугроб идём. Ему хоть бы что, а я расписалась… А она ждала, ждала и умерла. Пришли, я села над лицом и всё на неё смотрела, – хоть бы она мне показалась… хоть бы показалась… Долго сидела. Гроб сделал этот дядька. Говорит мне: "Насилу дождался. Ты сидишь и сидишь". Вот тут я в первый раз в обморок упала. Отводились, голову намочили. Повезли её хоронить. Батюшки нету. Разрешил пасаломщик поставить в церковь. Царские ворота открыл. На второй день поп приехал. Приехал, отпел, мы повезли, зарыли. Обратно как шла, не помню, – до террасы бы дойти…

Антонина Павловна: " Долго как ты была". Иван Иваныч вышел, лёгкие послушал: "Ложись спать".

Навалилась тоска. И вот стала она мне являться. И я её жду, что она вот-вот выйдет… Она явится и в подпол… Я лампу зажигаю, она коло меня. Чуть кто стукнет, она пропадает. Я иду на приём, она в приёмную вперёд меня… С больницы иду, она со мной; как молодёжь встретится, она потеряется. Только молодёжь пройдёт, она стоит. Говорит:

– Я так хочу, чтобы Серёжа туфельки сделал…

Серёжа Шараборин с тятей на германской был, вернулся.

Я корову дою, она стоит коло меня, мне радость.

Антонина Павловна два ведра воды принесла с колодца, поставила коло дверей. Огня не зажгли. Я захожу, она бух на меня ведро. За ним второе. Перепугала. Я дрожу. Затащили на печку. Легла, за бабку держусь. Иван Иваныч встал, послухал:

– С лёгкими всё хорошо.

А утром корову доить надо. Встала. А если в баню идти, то как-то жутковато…

Два месяца прошло. Паша видела сон. Сидят на крыше, ну до чего все в золоте, Пашина дочка и сестра моя, Феофания. <…>

Привет! Посылку и письмо получил, спасибо. Хотя, м.б. меня несколько расстроило, что это случилось так быстро. Ответ я напишу, но т. к. это дело серъёзное и может сколько-то затянуться, то этой открыткой о сём уведомляю.

Привет жене.

ЮЮВ, 31 окт. 88.

«Немного расстроила» (так я написал в открытке?) меня, конечно, не критика или там неприятие. Как раз полное приятие говорило бы о том, что я, собст., ничего не сказал и мне осталось бы только выбросить свои заметки в корзину (я и выбросил из них 2/3, показавшиеся «лежащими на поверхности», слишком «общепонятными»). Пожалуй, я не могу даже сказать, что стремлюсь быть понятым, – в конце концов, это тоже внешняя, посторонняя к сути дела цель; можно стремиться, видимо, только к тому, чтобы сказанное было как можно ближе к тому, что ты собираешься сказать, хотя полученная в результате ясность сплошь и рядом оказывается на посторонний взгляд мутной или пустой (В «Темах для медитации» есть такой пассаж Н. Бора: «Когда человек в совершенстве овладевает предметом, он начинает писать так, что едва ли кто-нибудь ещё сможет его понять»).

«Расстроила» меня только «быстрота реакции», – вроде бы и достаточно лестной, тем более, что заметки сочтены достойным или хотя бы достаточным материалом для «переписки из двух углов», – хотя вина в этом моя целиком и полностью, поскольку произошло это, как я понимаю (и как следует из некоторых твоих высказываний), от того, что я нерасчётливо соединил то, что можно назвать «собственно калокагатиями» с несколькими философскими рассуждениями (вроде рассуждений о «сущности» и «форме», об «исчезновении материи», о том, что доля онтологического в процессе последовательного познания уменьшается в каждом следующем шаге и пр.) и, конечно, дал тем самым даже не повод, а чуть ли не объявление повесил, что это – философские (в нормальном, узком смысле слова) заметки. Но это не так. Это – не философия. Ближе всего это стоит м.б. к лирике, пусть и «философской», и, как и положено философской лирике, формулировки носят «исходный» характер, а терминология (если здесь вообще можно пользоваться этим термином) в принципе не может быть унифицированной. Я тебе говорил, что собрал несколько десятков высказываний под названием «Темы для медитации». Это – тоже – «калокагатии». Среди «тем» (одну из которых я уже привёл) мало высказываний из собственно философских текстов и, разумеется, в соседних текстах «термины» могут использоваться в очень далёких (и даже противоположных) значениях. Вот ещё несколько примеров из «Тем»:

– «Неразрешимые антагонизмы реальности воспроизводятся в произведении искусства как имманентные проблемы его формы» (Т. Адорно)

– «Мир меня ловил, но не поймал» (Г. Сковорода)

– «Будьте слабыми в обстоятельствах т.н. частной жизни, но есть жизнь вне обстоятельств и она не выносит ни слабости, ни частностей» (М. Цветаева)

– «Только желание есть заслуга» (Ю. Конслаев)

– «Я есть то, чего я не знаю, чего я отчётливо не воспринимаю» (П. Валери)

– «Поэт – из души, а не в душе (сама душа – из)» (М. Цветаева)

– «Определить Прекрасное легко: оно – то, что обезнадёживает. Оно – освобождает от иллюзий». (П. Валери)

– «Только в обвинении жизни заключено достоинство мысли, и мысль, оправдывающая мир, перестаёт быть надеждой и становится унижением» (Мальро)

– «Тот, кто обладает свободой действий согласно своей воли, суть Агент или деятель, которым обладает воля, а не обладающий ею» (Эдвардс)

Не присваивая себе эти высказывания, я их всё-таки присваиваю, т.е. «отвечаю» за них также, как и за свои.

Если «философские» высказывания требуют критического подхода: каким образом из сказанного следует вывод и насколько он обоснован, то «калокагатии» требуют противоположного движения: каким образом сказанное справедливо? Т.е.: предположим, что это справедливо и попытаемся выяснить для себя почему, попытаемся найти условия их справедливости, – в любом случае это требует времени в противоположность философским построениям, которые в той или иной <…> должны быть самодостаточными. Именно поэтому те, «чужие» калокагатии» названы «Темы для медитации», а не «для чтения», например. И это т.с. (так сказать) специфика жанра, как и то, что совсем непонятую калокагатию «объяснить», видимо, нет никакой возможности, как невозможно «объяснить» стихотворение (можно, пожалуй, только съориентировать, уточнить). И я хочу закончить свой затянувшийся опус стихотворением, которое и само – типичная «калокагатия» и, кроме этого, посвящено «происхождению» любых «калокагатий»:

Не предлагай Богам ни труд,

Ни боль. Твой подвиг – отреченье.

И лучше пусть стихи умрут,

Чем их порочить сочиненьем.

Иначе смолкнут небеса -

Ведь суета всегда напрасна:

Не обитают чудеса,

Где всё подсчитано и ясно.

Не покидай своей души, -

Живи! Вот все твои уроки.

Но строго в Книгу запиши

Тебе ниспосланные строки. (Ю.Конслаев)

Что касается «внутрицеховых комплиментов» и вообще «авторского самолюбия», то я слишком асоциален, чтобы мной управляли подобные механизмы.

«Калокагатии» приведу в ближайшее будущее в божеский вид и напечатаю/пере-/. Само название «Калокагатии» я взял случайно и условно. Не слишком ли претенциозно? Пожалуй, нужно заменить на что-нибудь попроще и понейтральнее.

Посылаю часть своей выборки из текстов Гаврилова со своим предисловием /возвращать её необязательно/. Вся выборка раза в 1,5 больше, но сейчас у меня только один экземпляр и он мне может понадобиться для послесловия – рассказа о Гаврилове /точнее о его текстах/, я, кажется, о нём говорил. Но те тексты, которые посылаю, тоже – «законченная выборка»: это всё, что я первоначально выбрал как относительно внятное, остальное, включая и то, что я добавил сейчас, представлялось мне тогда б.-м. невнятным шумом.

Да! Что касается философских заметок, незаконно просочившихся в «Калокагатию», то их нужно выделить в какие-нибудь «Популярные мысли». У меня, правда, сложилось впечатление, м.б. – превратное, что именно мета-физика тебя вовсе и не заинтересовала.

Привет жене. С уважением и проч. ЮВ. 20.II.88.

««Только в обвинении жизни заключено достоинство мысли, и мысль, оправдывающая мир, перестаёт быть надеждой и становится унижением» (Мальро). – Не присваивая себе эти высказывания, я их всё-таки присваиваю, т.е. «отвечаю» за них также, как и за свои.»

Не претендуя на достоинство мысли, восхищаюсь жизнью. За пределами мира ничего нет, поэтому и надежда, и унижение остаются в нём. Оправдание\обвинение мира это примитивный идеологический концепт. Лично мне здесь не над чем медитировать. Кстати, «тот свет» точно так же должен принадлежать миру, бытию. Я пишу об этом в книге «Тот свет в конце тоннеля».

Записал на работе стиш, не могу не поделиться:

При отлитии памятника

Воздух горячий лицо обжигает

в пустыне литейного цеха,

голос садится, душа замирает…

Логос родился. Слышится эхо…

Недавно приезжал Юзефович на презентацию своей книги у Пирожникова (помнишь, мы видели у него макет?). Я его тревожить не стал и очень рад, что сам Юзефович нашёл время найти по крайней мере Бориса Борисыча. – 20/2 было по Пермскому TV 45-нутная беседа с Лёней кого-то, не без интереса посмотрел, несмотря на то, что к этому времени у меня зачем-то поднялась t до 39,9 С (Через день всё бесследно прошло).

В начале февраля не без давления Горлановой, отослал в «Урал» «Сны» (даже не перечитав), а дней через 6-7 позвонили из «У», что как бы взяли. И долго у меня интересовались, что пишут мои друзья и почему им не посылают. Всё это у них не от хорошей жизни, но грех не прислушаться.

Хотя я получил твоё письмо 15/IX и сразу же начал писать ответ, продолжать мне этот ответ приходится I/XI: катаклизмы меня не забывают. Не успел я дописать тебе письмо, как у меня полностью на какое-то время отказал вестибулярный аппарат. Это я сначала так думал и квалифицировал. Потом (теперь) пришёл к выводу, что дело обстоит совершенно иначе: расстройство схемы тела. Врачи (как водится) наговорили ахинеи, которая не имеет точек соприкосновения с действительностью.

Возможно, тебя это явление заинтересует (всегда приятно угодить человеку чем можно).

Вобщем пролежал я в больнице снова (и больше месяца) и только сейчас смог закончить письмо. Но я стараюсь и когда могу – и чем могу – тебя развлекаю, а ты – отписываешься.

Ну, и роман мой таким образом сильно обогатился.

Я предположил /и косвенным образом аргументировал/ у онтологического мироздания абсолютную связность. И если она абсолютна, то это ведь и значит, что она неделима, элементарна и представлена одним предметом. И только в нашем мире явлений мы видим части, размеры, иерархию.

И последний ход: Если есть только единственный и элементарный предмет, то и его нет, потому что его не с чем сравнивать.

И резюме: тотальная связность и пустота /ничто/ – это одно и тоже, это два названия одного и того же с разных сторон. Но только абсолютная связность может дать /через способы созерцания/ абсолютное разнообразие, хотя с другой стороны она будет оставаться полным ничем, пустотой…

Мышление никак не может быть единством, поскольку для своего существования ему нужно, необходимы способы созерцания которые нарушают единство.

Ну, ладно, что-то я завёлся на этой теме, даже вспотел.

Привет жене. С уважен. и проч. ЮВ. 2/XI-01

Tы почему не уточняешь, какой схемы…

Есть принципиальная схема и есть монтажная схема, и они различаются между собой, как небо и земля. Расстройство принципиальной схемы тела, я думаю, в принципе невозможно. Расстройство же монтажной схемы тела не только возможно, но и повсеместно распространено, начиная от закупорки какого-нибудь мелкого синапса в мозгу, колбочки в глазу, кончая тем, что модельщики и формовщики литейного цеха (а я между прочим тоже литейщик) обозначают словом «пересЕкло». Боюсь, что твои врачи не совсем неправы. Мы с Фаиной переживаем за тебя, Нина со Славой, полагаю, тоже. Как-то учитывай это.

И да, связь между обеими схемами существует. Но что это меняет? Это не меняет ровным счётом ничего. Ничто остаётся вне контекста всех и всяческих связей, вне связности.

Привет тебе!

Эта чёртова машина (которая настольная типография) должна к концу следующей недели как бы уже и приехать, и Катерина завела отдельный портфель для (под) некоего эстетского то ли журнала, то ли альманаха. Содержимое евонное (портфеля) я сегодня прочёл и пришёл в определённое разочарование. Всё, вроде, любопытно, но если этот журноальманах будет и с моим именем, то ничего из сегодняшней наличности в него не пойдёт. Я это к тому, что бы ты там поколлекционировал у себя и окружающей действительности (если она имеется), у Веселова, чтО есть (если что-то есть). А то, боюсь, сорвётся наш альманахожурнал из-за такого неестественного положения, как отсутствие текстов. Никаких глухих реализмов предлагать не надо. Я против них ничего не имею и могу даже почитать, но в дело они не пойдут.

Мне тут Мошегов говорил, что ты там что-то в «Урале» наопубликовал, но я по близорукости найти не смог. Это где?

P.S. Что касается искомых текстов, то речь вовсе не идёт обязательно о т. н. (так называемых) художественных текстах.

P.P.S. Посылаю тебе первые 18 страниц своего опуса. Посылать сразу много – страшно, а спешить, вроде, некуда, так, потихоньку и перешлю всё, а если что и потеряется, то восстановить будет нетрудно.

Сам я ожидаю, естественно, твой опус. И надеюсь.

Надеюсь, у тебя остался черновик твоего последнего письма. Иначе мои реплики на него не будут до конца понятны.

«…ты сводишь «или-или» к союзу «и»: полнота и пустота, а всё остальное от мышления» (твои слова).

От мышления всё. От мышления – тот мир, в котором мы живём, от «мышления» в широком смысле, куда входят и пространственно-временные способы созерцания мира. А «полнота» и «пустота» есть результат додумывания до конца этого способа, конечные из него выводы. Причём «полнота» и «пустота» вовсе не описывают разные предметы или сущности, они обозначают одно и то же, это только разные способы отсылки к одному и тому же.

«Последнее утверждение мне не совсем понятно: трансцендентно относительно чего? Если всё едино, то никакой трансцендентности просто нет" (твои слова) – но этого уже я совсем не понимаю.

Что значит "относительно чего"? Трансцендентно – значит неподвластно мышлению, его аппарату, невыразимо в его терминах (других, впрочем, нет = все термины его).

Какая-то путаница с "единством". Ты выделяешь "два смысла" = 1. единственность и 2. соединённость. Но "единственность" есть финитный вариант "соединённости": пока в "соединённости" можно различать части больше или меньше связанные друг с другом, мы наблюдаем определённый дефицит "единства". И только тогда, когда подобное различение принципиально снимается, мы имеем "единство" как таковое, – т. е. "единственность".

"Но ни того (полноты), ни другого (пустоты) мы, кажется, помыслить не можем, с чем, я думаю, ты согласишься" (твои слова). – Я соглашаюсь, я уже согласился, НО когда сказал, что "единство вполне трансцендентно". Какой ещё смысл может тут быть? Или "единство" есть и тогда это трансцендентная "вещь-в-себе", или "единства" нет и тогда мы можем видеть те или иные структуры и говорить о них.

"Сущность мышления (читай: единого) остаётся нераскрытой" (твои слова) – Но мышление ж определённо есть то, что различает. Сущность мышления – в различении. "Единое" мышлению внеположено.

"Мышление как каталогизация (а именно это следует из твоего определения "мысли как сравнения, описания одного поср. другого" (твои слова) – акстись! Сравнение это не каталогизация, это именно мышление как процесс, а отдельно взятое сравнение – это его, мышления, орудие. Так характеристики электрического тока до определённых пределов черпаются из сравнения эл. тока с водой (рекой). Так появляется боровская модель атома – планетарная. Etc.

"Мир явлений и мир сущностей – единый мир. Мир един. И этот мир един есть мышление" (твои слова) – Ну, я уже сказал, что мышление единству внеположено, оно может стоять как угодно от него близко, но там, где единство становится окончательным единством – т. е. единичностью, там у мышления остаётся только это название (единство, единичность). Можно, конечно, согласиться, что "мир явлений и мир сущностей – единый мир", но, проистекая так или иначе из "сущностного мира" "мир явлений" принципиально неедин – откуда и "явления". Какие могут быть "явления" в "единстве"? "Явления" появляются, когда одно можно отделить от другого. "Явление Христа народу": вот Христос, вот народ. Положим, что и есть какое-то высшее единство Христа и народа, но в явлении – как и в каждом явлении – они прекрасно различимы.

Поскольку мышление возможно не только потому, что есть "сущность" – единое, единственное, но и потому, что оно из себя же порождает явления (здесь мы способ созерцания включаем в мышление), постольку в плодах мышления, его результатах всегда присутствует произвольный (субъективный) момент.

Черновики? Я даже романы пишу без черновиков, а ля прима, как истинный акварелист \зачёркнуто\ монументалист. Сохраняются только цитаты: "враги человеку – домашние его"…

… мой дядя, Михаил Никитич, в застолье изрекает: "Жить будете, но детей у вас не будет. Напоили вас."

В комнате воцаряется мёртвая тишина.

– Залил шары, – сурово одёргивает его жена. – Ты что мелешь!

Дядя Миша оскалился… – у меня хорошая зрительная память – назвать его гримасу улыбкой запрещает врождённое чувство формы.

Информация за столом была подана так неожиданно, что азъ грешный целиком её не воспринял. Помню ощущение какой-то неловкости, не более… Я вообще на слова мало обращаю внимания, чаще пропускаю их мимо ушей. Елизавета, как она – спустя годы – мне рассказывала, «хотела в тот момент встать и уйти, но сдержалась».

Ретроспективно вырисовывается неприглядная картина.

Винер:

"… если вы попросите метео-ролога дать аналогичный \каталогу звёзд\ перебор облаков, то он рассмеется вам в лицо или, быть может, терпеливо объяснит, что в метеорологии нет понятия облака как определенного объекта, остающегося всегда более или менее тождественным самому себе, и что если бы таковое и существовало, то у него, у метеоролога, нет средств сосчитать облака… Метеоролог со склонностью к топологии, пожалуй, мог бы определить облако как связную область пространства, в которой плотность воды, имеющейся в твердом или жидком состоянии, превосходит некоторое значение. Но это определение не имело бы ни для кого ни малейшей ценности и описывало бы в лучшем случае весьма преходящее состояние."

Скажите, а люди всегда ли остаются тождественными самим себе?" «Удетерон»

«И вновь, за полосой депрессии, начинался подъём, невероятный и столь же бессмысленный, как само существование мироздания.» «Сквозь сны», с.53.

Быстро пробежав глазами несколько страниц, скорочей понимает, что послание адресовано Конслаеву.

Конслаев – последний гений прединтернетовского эона. Скорочей. Тот читал всё, что появлялось пред его всеохватным взором напечатанным или написанным от руки. И что немаловажно – всё понимал с полуслова. Сохранился список прочитанного Юр Юричем во время его работы над романом-эссе «Сквозь сны». Далеко не полный список. Всё, что не касалось романа либо касалось других его произведений, не вошло в этот перечень из более чем тысячи наименований.

Перебираю ветхие страницы списка, великодушно подаренного мне Ю. Ю. Власенко.

<…>

«Бывший «Гумфонд», который уже во время печатания моих верлибров переименовался в «Новую литературную газету», вдруг вспомнил меня в лице Дм. Кузьмина. Того самого, который просил моностихи (что за дикое название! Есть же для стихотворений в одну строку простое русское обозначение «удетерон») для составляемой им антологии моностиха. Он прислал предварительную публикацию «Из «Антологии моностиха»» в журнале «Арион» (М., июнь 1996 г.) со своей вступительной статьёй. В «Из…» есть и моя строчка, или, лучше сказать, и моё значительное произведение: На тот свет из этой темноты.»

«В полдень Никита Фирсов прилег около маленького ручья, текущего из родника по дну балки в Потудань. И пеший человек дремал на земле под солнцем, в сентябрьской траве, уже уставшей расти здесь с давней весны. Теплота жизни словно потемнела в нем, и Фирсов уснул в тишине глухого места. Насекомые летали над ним, плыла паутина, какой-то бродяга-человек переступил через него и, не тронув спящего, не заинтересовавшись им, пошел дальше по своим делам. Пыль лета и долгого бездождия высоко стояла в воздухе, сделав более неясным и слабым небесный свет, но все равно время мира, как обычно, шло вдалеке вослед солнцу…»

В этом послании для меня интересно то, что человек прилёг возле ручья, название которого совпадает с моей фамилией: Ланин – левый приток реки Потудань. протекает в Репьёвском районе Воронежской области. Таким не совсем обыденным манером я впадаю в рассказ Платонова.

Дальше – больше. «Насекомые летали над ним, плыла паутина…» – в рассказ впадает стихотворение Власенко «Паук». Вот оно:

В пространстве плавает паук,

Держа лучи во рту.

В локтях согнул он восемь рук

И обнял пустоту.

Сверяя с нею свой чертёж,

Он точностью томим.

Но вместе с истиною ложь

Всегда стоит над ним.

Что – пустота? Что суть её?

Но мыслить обречён,

Пронзив лучами бытиё,

Плывёт в пространстве он.

«Мыслить обречён» – ключевая фраза в этом стихотворении. Мыслящему не дано понять суть небытия, пустоты…

Дорогой мой Валера!

Последнее время я получаю от тебя по несколько писем в день и, что приятно, уже с готовым конвертом для моего немедленного ответа. Разумеется, конверты эти следует потратить и как можно скорее. Как ты, м.б. (может быть; учитывая твою нелюбовь к сокращениям), уже обратил внимание, я к этому приступаю. Надеюсь отправить сегодня не менее 2х (двух) писем.

После некоторого анализа я обнаружил, что количество текста, обращённого непосредственно ко мне, прогрессивно падает и в последнем письме упало до нуля, к которому так последовательно стремилось. Правда, в этом (последнем) письме, кроме Текстов, я обнаружил что-то вроде бумажки из-под конфеты (её части, – бумажки, а не конфеты) и долго её исследовал: смотрел на свет, смачивал водой (ничего другого под рукой, увы, не было), но – безрезультатно. Возможно, я в чём-то не прав.

Теперь о журнале. Предприятие это, хотя и колеблется в разные стороны, но окончательно упорно не умирает. Абашев – друг Кальпиди, участник его издательской деятельности, зав. каф. рус. лит. ПГУ и автор статьи в «Знамени» – я у него недавно был – организовал недавно некий фонд, кажется, им. доктора Живаго, и хотя те деньги, которые он под этот фонд достал, он собирается тратить «согласно приоритетам», в каком-то месте списка этих приоритетов находится как бы и журнал. Он же (т.е. Абашев сказал мне, что числа 20-го мая приезжает, возможно, и сам Кальпиди, который в письме к нему (Абашеву) пишет о журнале «приблизительно в том же духе, что и ты» (т. е. – я; – это цитата). Похоже, что это я Кальпиди и достал. Когда я говорил ему о журнале в первый раз, он просто меня послал, во второй – уже не очень просто и даже что-то прикидывал, рубрики сочинял etc, но тоже, в конце концов, отстроился… Ещё был, кажется, какой-то задумчивый разговор. А теперь вот сам о журнале пишет.

Ещё у меня в запасе зам. директора банка «Заря», который оказался другом детства моего друга детства; банк этот, кстати, всё время даёт всем деньги (в основном театрам – кукольному, ТЮЗу, Механошину). До этого зам. директора я ещё не добрался, поскольку мне посоветовали собрать сначала подписи культурной прослойки под обращением к ним (и вообще к Имущим). Обращение это написано под меня (что-то я, вроде уже писал тебе об этом, но ничего не делал), а под ним, соответственно, подписи проректоров, зав. кафедрами, доцентов-профессоров, писателей-поэтов-художников (тех, естественно, у которых есть какой-никакой, т.е. какой-то, статус), кого-то из оперного, из Галереи etc. У меня тут теперь есть мальчик, который сам появился и вызвался, и сейчас всё это подписывает и почти что уже подписал.

Да! Вспомнил тут по ходу: Бор.Бор-ич (Борис Борисыч) стал вдруг писать массу фантастических произведений, одно из них, кстати, про меня. Думаю вот, куда бы их прислонить. А Татьяна Геркуз (которая Кузьмина) написала на меня штук шесть (семь, восемь?) пародий, одна из которых, вместе с пародией на Дрожащих и беспримерным стихотворением «Как хочется!» – напечатана в газете «Зеркало» (самая, кажись, неприличная пародия). Ейные произведения я и присовокупляю (как прекрасно звучит это слово рядом с её стихами!) – ЮВ, 20/V-94 – Продолжение следует.

Исповедь.

О, Господи, да много ль мы хотим,

Годами покарябанные бабы?

Ну, взгляда непристойного хотя бы

С намёком на когда-нибудь! интим.

Хотя «когда» конечно не случится,

Угрюмый Ангел отпугнёт гостей,

И баба. как голодная волчица,

Жрёт поедом заплаканных детей.

Когда же надоест ей жор садистки,

Всплывёт Сатурн, её полночный страж,

Она привычным жестом онанистки

Берёт здоровый, толстый карандаш.

И занятая этим злобным актом,

Она шипит и пенится в строке,

Потом стихает и храпит как трактор

С малиновым оргазмом на щеке…

Источится ли грифель – обкусать!

Как хочется!! Как хочется писать!!!

{Т. Геркуз. 08.93}

«Maxinа» в целом одобряю, тем более, что местами он сильно смахивает на пародию в связи с моими философическими измышлениями (что-то все скопом и сразу стали меня пародировать. Впрочем, м.б., я и не прав, и у меня элементарная мания величия).

Мне тут и рисуют, кстати (как бы для журнала), и тоже (?) весьма любопытно.

Абашев дал мне ещё несколько книжек из серии Кальпиди, которые вышли после моей (и его). Местами интересно, но прислать смогу только попозже из-за отсутствия присутствия наличности. Но они лежат.

Если ты ещё не утомился высылать письма, я буду рад, если ты это продолжишь. Но можешь написать и что-нибудь о себе (или, хотя бы, обо мне).

Чтобы письмо (конверт) было достаточно загружено, прилагаю несколько бумажек (3) из древних, которые несколько у Каткова размножились, м.б. как-нибудь пригодятся, хотя бумага не очень удобная.

Пока я, кажется, исчерпался.

Пиши. Жду с неослабевающим напряжением. ЮВ 20/5-94.

В последнем письме ты пишешь, что текста предыдущего письма о да Винчи ты не помнишь и копии не имеешь. Это ты напрасно. Переснять твоё письмо и тебе же, что ли, переслать? М.б. мне самому написать от твоего имени? (с использованием твоих соображений.)

Тот же из «Местного времени», что опубликовал твою «Краеугольность», напечатал и обо мне статью. Тоже присовокупляю (копию). Получал ли ты Лида Галустова? Кажется, я посылал. А письмо моё в «Уральской нови» с критикой ихневого дзен-буддизма?

Статью Немзера на Нину («Мёд») тоже прилагаю. Есть ещё моя статейка «Учитель иврита по дороге из Иерусалима», но я уже боюсь пихать в один конверт, – не было б лишку.

Может тебе надоело в Кургане? Приезжай, отдохнёшь от него немножко.

ЮВ, 7/2-95

«На тот свет из этой темноты», – скажет Юрий Юрьевич некоторое время спустя и пошлёт этот однострок-моностих («что за дикое название! Есть же для стихотворений в одну строку простое русское обозначение «удетерон». – Ю.Ю.В.) в антологию Дм. Кузьмина.

«Тот свет», если он вообще существует, точно так же принадлежит бытию, как и «этот свет». В небытии – пусто. А мне интересно именно небытие, ничто, ибо только оно вечно. А через вечность мы можем кое-что выяснить…

Далее.

В рассказ впадает текст Льва Толстого, точней – моя аллюзия на его пейзажный набросок в рассказе «Набег»:

ВЫЙТИ ИЗ КЛАССА ВО ВРЕМЯ ДИКТАНТА

«Неподвижный воздух…»

Л. Н. Толстой, «Набег»

«Выйти из диктанта» – ближе к истине, чем «выйти из класса». Из класса выходишь за дверь, из диктанта – неизвестно за что. Из класса можешь выходить, можешь не выходить, как тебе заблагорассудится; из диктанта не можешь не выходить. Из класса могут вывести, вынести, выволочь, выпнуть, выпихнуть, вытолкать, выбросить в окно; из диктанта никто никого не выводит, не выносит, не выволакивает, не выпинывает, не выпихивает, не выталкивает, не выбрасывает в окно. Из диктанта можно выйти совершенно спокойно, написав его. Диктант – пишут. Сначала – пишут, потом – диктуют.

Например, пишешь: «Солнце прошло половину пути и кидало сквозь раскалённый воздух жаркие лучи на сухую землю».

Учительница диктует: «Солнце прошло половину пути и кидало сквозь раскалённый воздух жаркие лучи на сухую землю».

Ты пишешь: «Тёмно-синее небо было совершенно чисто, только подошвы снеговых гор начинали одеваться бело-лиловыми облаками».

Учительница Анна Львовна повторяет каждое предложение три раза. Поэтому диктует: «Солнце прошло половину пути и кидало сквозь раскалённый воздух жаркие лучи на сухую землю».

Ты пишешь: «Неподвижный воздух, казалось, был наполнен какою-то прозрачною пылью: становилось нестерпимо жарко».

Учительница спрашивает тебя: «Ланин, ты почему не пишешь?»

Ты отвечаешь: «Разве?»

Вы оба, ты и учительница, смотрите друг на друга и вроде бы ждёте чего-то ещё…

Ты можешь сказать: «Я себя плохо чувствую».

Анна Львовна скажет:

– Выйди из класса. Тетрадь положи на стол.

Идёт контрольная по русскому. Контрольный диктант. «Выйти из класса» означает «вылететь из школы».

Легче решать уравнения на уроках математики, когда выходишь из уравнений. Из уравнений выходишь, не думая, – ответы сходятся сами собой. Диктант тоже пишешь, не думая. Только в диктанте нет ответов. В диктанте есть что-то лишнее, какой-то остаток, который не знаешь куда отнести, к какому действию…

Учительница диктует: «Солнце прошло половину пути и кидало сквозь раскалённый воздух жаркие лучи на сухую землю». «Ланин… – повторяет она, дотрагиваясь до тебя. – Ты слышал, что я сказала? Выйди!»

Этот остаток, это что-то лишнее есть ты сам. Из диктанта никто никого не выгоняет, не отчисляет… Выйти из диктанта можно совершенно спокойно, написав его… без остатка.

Учительница диктует: «Тёмно-синее небо было совершенно чисто, только подошвы снеговых гор начинали одеваться бело-лиловыми облаками».

Выйти из класса – дальше от истины.

Учительница говорит: «Кто ближе, откройте окно».

Ты – пишешь…

И вдруг я получаю письмо от родственников поэта:

«Уважаемый Валерий Васильевич,

письмо написано по просьбе Юрия Антоновича (отца Ю.Ю.Власенко – В.Л.), сам он писать не может после операции на обоих глазах.

Юрий Юрьевич последние несколько месяцев страшно пил, 4 декабря прошёл ВТЭК и получил пенсию, 5 декабря ушёл из дому, оставив записку, что он идёт в больницу к дочери (она с мужем разведена, а родила от другого мужчины).

Но у неё он не был и домой не вернулся. Ваше письмо решили распечатать.

Его публикация на фоне событий выглядит довольно зловеще.

Хотелось бы знать как и когда это попало в Шадринск.

Горланова Сергея Борисова не знает. Информация об этом может иметь значение для судьбы Юрия Юрьевича.

Напишите, пожалуйста, Юрию Антоновичу.

22.01.03»

В армии мне приснился сон: отец сидит в лодке без вёсел, его сносит течением реки. Я почувствовал угрожающую отцу смертельную опасность и наяву кинулся его спасать…

Опоздал.

С Юрой несколько другая история. Распечатанное письмо с моим текстом, а точнее сам текст «Выйти из класса во время диктанта» Юра так и не прочёл.

<…>

Раскрываю тебе страшную тайну: Ландаун готовит к выпуску в свет «Трапезу антропофагов». Сочинение Ланина «Выйти из класса во время диктанта» опубликовал, как я тебе уже докладывал, Веселов в «КиКе».

Геркуз, я слышал, ещё и танцует.

КОНСЛАЕВ – ЛАНДАУНУ

Валере \с напарником и подсобником\ – привет!!!

Посылку и письмо получил, спасибо. Хотя, м.б., меня несколько расстроило, что это случилось так быстро. Ответ я напишу, но т.к. (так как) это дело серъёзное и может сколько-то затянуться, то этой открыткой о сём уведомляю.

Привет жене.

ЮЮВ, 31 окт 88

Привет! «Немного расстроила» (так я написал в открытке?) меня, конечно, не критика или там неприятие. Как раз полное приятие говорило бы о том, что я, собст., ничего не сказал и мне осталось бы только выбросить свои заметки в корзину (я и выбросил из них 2/3, показавшиеся «лежащими на поверхности», слишком «общепонятными»). Пожалуй, я не могу даже сказать, что стремлюсь быть понятым, – в конце концов, это тоже внешняя, посторонняя к сути дела цель; можно стремиться, видимо, только к тому, чтобы сказанное было как можно ближе к тому, что ты собираешься сказать, хотя полученная в результате ясность сплошь и рядом оказывается на посторонний взгляд мутной или пустой (В «Темах для медитации» есть такой пассаж Н. Бора: «Когда человек в совершенстве овладевает предметом, он начинает писать так, что едва ли кто-нибудь ещё сможет его понять»).

«Расстроила» меня только «быстрота реакции», – вроде бы и достаточно лестной, тем более, что заметки сочтены достойным или хотя бы достаточным материалом для «переписки из двух углов», – хотя вина в этом моя целиком и полностью, поскольку произошло это, как я понимаю (и как следует из некоторых твоих высказываний), от того, что я нерасчётливо соединил то, что можно назвать «собственно калокагатиями» с несколькими философскими рассуждениями (вроде рассуждений о «сущности» и «форме», об «исчезновении материи», о том, что доля онтологического в процессе последовательного познания уменьшается в каждом следующем шаге и пр.) и, конечно, дал тем самым даже не повод, а чуть ли не объявление повесил, что это – философские (в нормальном, узком смысле слова) заметки. Но это не так. Это – не философия. Ближе всего это стоит м.б. к лирике, пусть и «философской», и, как и положено философской лирике, формулировки носят «исходный» характер, а терминология (если здесь вообще можно пользоваться этим термином) в принципе не может быть унифицированной. Я тебе говорил, что собрал несколько десятков высказываний под названием «Темы для медитации». Это – тоже – «калокагатии». Среди «тем» (одну из которых я уже привёл) мало высказываний из собственно философских текстов и, разумеется, в соседних текстах «термины» могут использоваться в очень далёких (и даже противоположных) значениях. Вот ещё несколько примеров из «Тем»:

– «Неразрешимые антагонизмы реальности воспроизводятся в произведении искусства как имманентные проблемы его формы» (Т. Адорно)

– «Мир меня ловил, но не поймал» (Г. Сковорода)

– «Будьте слабыми в обстоятельствах т.н. частной жизни, но есть жизнь вне обстоятельств и она не выносит ни слабости, ни частностей» (М. Цветаева)

– «Только желание есть заслуга» (Ю. Конслаев)

– «Я есть то, чего я не знаю, чего я отчётливо не воспринимаю» (П. Валери)

– «Поэт – из души, а не в душе (сама душа – из)» (М. Цветаева)

– «Определит Прекрасное легко: оно – то, что обезнадёживает. Оно – освобождает от иллюзий». (П. Валери)

– «Только в обвинении жизни заключено достоинство мысли, и мысль, оправдывающая мир, перестаёт быть надеждой и становится унижением» (Мальро)

– «Тот, кто обладает свободой действий согласно своей воли, суть Агент или деятель, которым обладает воля, а не обладающий ею» (Эдвардс)

Не присваивая себе эти высказывания, я их всё-таки присваиваю, т.е. «отвечаю» за них также, как и за свои.

Если «философские» высказывания требуют критического подхода: каким образом из сказанного следует вывод и насколько он обоснован, то «калокагатии» требуют противоположного движения: каким образом сказанное справедливо? Т.е.: предположим, что это справедливо и попытаемся выяснить для себя почему, попытаемся найти условия их справедливости, – в любом случае это требует времени в противоположность философским построениям, которые в той или иной должны быть самодостаточными. Именно поэтому те, «чужие» калокагатии» названы «Темы для медитации», а не «для чтения», например. И это т.с. (так сказать) специфика жанра, как и то, что совсем непонятую калокагатию «объяснить», видимо, нет никакой возможности, как невозможно «объяснить» стихотворение (можно, пожалуй, только съориентировать, уточнить). И я хочу закончить свой затянувшийся опус стихотворением, которое и само – типичная «калокагатия» и, кроме этого, посвящено «происхождению» любых «калокагатий»:

Не предлагай Богам ни труд,

Ни боль. Твой подвиг – отреченье.

И лучше пусть стихи умрут,

Чем их порочить сочиненьем.

Иначе смолкнут небеса -

Ведь суета всегда напрасна:

Не обитают чудеса,

Где всё подсчитано и ясно.

Не покидай своей души, -

Живи! Вот все твои уроки.

Но строго в Книгу запиши

Тебе ниспосланные строки. (Ю.Конслаев)

Что касается «чёрных мыслей» и «плагиата», то ты меня обижаешь; что касается «внутрицеховых комплементов-комплиментов» и вообще «авторского самолюбия», то я слишком асоциален, чтобы мной управляли подобные механизмы.

«Калокагатии» приведу в ближайшее будущее в божеский вид и напечатаю/пере-/. Само название «Калокагатии» я взял случайно и условно. Не слишком ли претенциозно? Пожалуй, нужно заменить на что-нибудь попроще и понейтральнее.

Посылаю часть своей выборки из текстов Гаврилова со своим «предисловием» /Возвращать её необязательно/. Вся выборка раза в 1,5 больше, но сейчас у меня только один экземпляр и он мне может понадобиться для «послесловия» – рассказа о Гаврилове /точнее о его текстах/, я, кажется, о нём говорил. Но те тексты, которые посылаю, тоже – «законченная выборка»: это всё, что я первоначально выбрал как относительно внятное, остальное, включая и то, что я добавил сейчас, представлялось мне тогда б.-м. невнятным шумом.

Да! Что касается философских заметок, незаконно просочившихся в «Калокагатию», то их нужно выделить в какие-нибудь «Популярные мысли». У меня, правда, сложилось впечатление, м.б. – превратное, что именно мета-физика тебя вовсе и не заинтересовала.

Привет жене. С уважением и проч. Ю. Власенко

20.II.88.

P.S. Да! Едва ты уехал, буквально на след. день был разговор о «Фонде Дягилева» с его инициаторами. Правда, всё это предприятие находится пока в самой первичной стадии. Но, кроме всего прочего, одной из важнейших форм его деятельности предполагается печать (в какой форме – будет видно).

В связи «Фондом» у меня к тебе небольшая (?) просьба: Нужна простенькая, но по возможности выразительная эмблема «Фонда Дягилева». Его основные формы деятельности, как ты, видимо, и сам знаешь, организация выставок художников и балет; сам он выступал т.с. (так сказать) в поддержку своей организационной деятельности как критик-публицист. Вот, вокруг всего этого, видимо, и надо придумывать эмблему.

И ещё одно. Не помню, почему не спросил адреса Чекасина. Если знаешь – напиши.

Приложение.

Я ссылался на Канта, который первым в Европе последовательно и сообразно провёл идею, что пространство-время не есть такая же внешняя к человеку реальность, как кирпич, вода etc, а есть способ их воспринимать (созерцать). И поскольку сами по себе кирпичи существуют как-то иначе, то в явленном нам кирпиче какие-то его онтологические качества опущены, а другие качества – уже не онтологические – добавлены.