Читать онлайн Багровые Слезы Императора

Глава 1 Железо и Вера

Воздух был густым и тяжелым, задыхаясь от едкого смрада горящего прометия. Вонь горелой плоти орков, тошнотворно сладкий и гнилостный запах, смешанный с металлическим привкусом человеческой крови, приторным запахом озона и мускусом тысячи зеленокожих, сбившихся в неистовство насилия. Гортанные рев, прерываемые дикими боевыми кличами, хриплым смехом жестокого веселья и тошнотворным хлюпаньем раздавленной плоти, разносились по разрушенному городскому пейзажу. Отрывистый лай лазганов и оглушительный грохот разрывающихся гранат создавали отчаянный контрапункт орочьей какофонии.

Альберту едва исполнилось двадцать, на его молодом лице отпечаталась усталость ветерана, он присел за разбитой феррокритовой баррикадой, его молодые черты были грязными от пота, пыли тысячи сражений и потеков засохшей крови. Его дыхание сбивалось в груди, каждый вдох был жгучим напоминанием о задымленном воздухе. Вокруг него громоздились стреляные гильзы, металлический горный хребет, свидетельство отчаянной, проигранной борьбы. Его лазган, стандартное оружие Имперской Гвардии, был тщательно ухожен, его металл блестел, несмотря на беспощадную бойню. Это было больше, чем оружие; это был якорь, символ долга, его преданности Императору и, возможно, его единственный настоящий друг. С отработанной эффективностью он нажал на курок, и луч раскаленной энергии вырвался наружу, испаряя нападающего орка. Гротескное лицо существа, маска клыкастой дикости и пожелтевших зубов, растворилось во вспышке зеленой крови. Его грубая рубка, всего в нескольких дюймах от лица Альберта, с грохотом упала на землю рядом с дымящимися, дергающимися останками.

Вокруг него остатки его отделения, Терранского 88-го, сражались с запавшими глазами и решимостью людей на грани. От первоначального взвода осталось едва ли дюжина, на их лицах были маски изнеможения, страха и преследующих воспоминаний о товарищах, разорванных на части острыми зубами и ржавыми клинками. Один человек, с широко раскрытыми от ужаса глазами, возился с заклинившим лазганом, слезы текли по его грязным щекам. Другой, с изуродованной культей руки, привалился к баррикаде, бормоча отчаянную молитву давно забытому богу. Они удержали свои позиции против волны зелени – неповоротливые звери, одетые в ржавый металлолом, их толстые, зеленоватые шкуры блестели от пота и крови, орудуя грубыми чоппами и ржавыми слаггами. Глаза орков горели диким ликованием, когда они крушили кости и рвали плоть, упиваясь бойней. «Император защищает… Он защищает…» – прошептал Альберт, слова были хрупким щитом против надвигающегося отчаяния.

Земля задрожала, когда эскадрон валькирий пронесся над головой, на мгновение заглушив звуки резни. Валькирии выпустили разрушительный шторм огня, прорвав ряды орков. На драгоценное мгновение волна зеленокожих дрогнула.

Среди бойни возник новый звук – ритмичное скандирование Сестёр Битвы. Облаченные в силовую броню цвета полуночи, они продвигались с непоколебимой грацией, их движения были точными и дисциплинированными. «Не позволяйте ведьме жить!» – скандировали они, их голоса отдавались эхом непоколебимой веры. Их благословенные болтеры изрыгали праведную ярость, каждый выстрелил молитвой Императору. «Сжечь еретика!» Печати чистоты, украшенные священными стихами и сияющими иконами, развевались на их доспехах. Возглавляла отряд сестра Серафина из Ордена Багровой слезы. На ее покрытом шрамами лицевом щитке была единственная, сияющая печать чистоты, на которой была написана Литания Ненависти. Ее богато украшенный болтер, украшенный серебряной филигранью и исписанный священными стихами, выбивал ритмичный удар смерти. Тяжелый, богато украшенный цепной меч, благословленный верховным жрецом, висел у нее на боку. Она остановилась, поцеловала маленькую иконку Императора, висящую на ее четках, а затем двинулась в бой, маяк праведной ярости в сердце бури. Прибыли Боевые Сестры.

Глава 2 Багровая слеза

Огненный выстрел из болтера оглушительно ударил по силовой броне сестры Серафины, ударный контрапункт гортанному реву орочьей орды. Изумрудно-зеленая кровь брызнула на ее полуночно-черный керамит, свидетельство эффективности ее благословенного болтера. Ее лицо, хотя и невидимое под шлемом, было маской мрачной решимости, ее вера была оплотом против ужасов, разворачивающихся перед ней. Каждое нажатие на курок сопровождалось шепотом молитвы Богу-Императору, литанией праведной ярости против ксеноскверны, оскверняющей Его священное творение. Розарий, зажатый в ее перчатке, тихо щелкнул, ритмично напоминая о ее священном долге.

Через забрало своего шлема Серафина осматривала поле битвы. Остатки рваной Имперской Гвардии, в порванной и запятнанной кровью и грязью форме, отчаянно цеплялись за свои позиции. Их огонь из лазганов, когда-то дисциплинированный залп, превратился в спорадический, панический шквал. Их формирования, когда-то жесткие и упорядоченные, теперь были раздроблены и фрагментированы, угрожая полностью развалиться под беспощадным натиском орков. Слабые, подумала она, это слово было горьким привкусом на ее языке. Это было не суждение об их храбрости, а отражение укоренившегося недоверия между церковью и Гвардией, раскол, рожденный разными доктринами и противоречивыми толкованиями воли Императора. Гвардия сражалась храбро, да, но без непоколебимой веры, которая питала сестёр битвы, их храбрость была хрупкой, склонной к разрушению под давлением.

Гортанный рев, громче остальных, привлек внимание Серафины. Огромный орк, грубая броня которого была украшена черепами павших людей, ринулся на колеблющиеся ряды гвардии, размахивая огромным ржавым рубилом. Серафина увидела страх в глазах гвардейцев, как их решимость рушилась перед лицом такой звериной дикости. Они сломаются, поняла она, и ее сердце ожесточилось. И если они сломаются, строй падет.

С приливом праведной ярости Серафина подняла свой болтер. «За Императора!» – крикнула она, ее голос прозвучал ясно и сильно среди грохота битвы. «Очистим нечистых!» И затем, когда она обрушила на атакующего орка шквал болтерного огня, одна-единственная алая слеза, слеза не печали, а праведного гнева, проложила путь по ее щеке, невидимая под холодным, непреклонным взглядом ее шлема.

Глава 3 Столкновение доктрин

Земля содрогнулась под тяжестью приближающейся силовой брони. Альберт, вытирая грязь и пот со лба тыльной стороной перчатки, наблюдал, как Сестры битвы Багровой слезы продвигались сквозь клубящийся дым и обломки. Облегчение боролось с негодованием внутри него. Облегчение от прибытия столь необходимого подкрепления, негодование от кажущегося превосходства Сестер, их непоколебимой веры, часто переходящей в презрение к простым солдатам Гвардии.

«Вот идут лучшие из церкви», – пробормотал он молодому гвардейцу рядом с ним, Ларсу, его голос был пронизан сарказмом. Ларс, едва достигший возраста бритья, нервно поправил шлем. «Они переломят ход событий, сержант», – слабо предложил он, его глаза были широко раскрыты от смеси благоговения и страха. Альберт усмехнулся, дернув подбородком в сторону приближающихся Сестер. «Да, они приплывут, все блестящие и праведные, благословят нас своим присутствием, пока мы будем умирать. Затем они заявят о всей славе Императора, пока мы будем гнить в безымянных могилах».

Болтеры Сестер продолжали ритмично зачищать оставшихся орков, воздух был густым от смрада горелой плоти и резкого запаха озона. Их черная силовая броня, украшенная серебряными чашами и печатями чистоты, казалось, поглощала тусклый свет поля битвы, придавая им почти призрачное присутствие.

Серафина, возглавлявшая отряд, услышала замечание Альберта. Ее улучшенный слух, дар ее генетически модифицированного телосложения, улавливал даже самый слабый шепот среди какофонии войны. Ее глаза, хотя и скрытые за бесстрастной маской ее шлема, сузились. Она резко остановилась перед Альбертом, ее возвышающаяся фигура отбрасывала на него тень. Керамитовые пластины ее доспехов слабо скрипели, когда она двигалась, звук, который каким-то образом усиливал напряжение.

««Гвардеец»», —сказала она, ее голос был усилен вокс-решеткой ее шлема, прорезая грохот битвы с холодной, резкой точностью. Воздух потрескивал от невысказанной враждебности между ними, микрокосма более широкого разрыва между церковью и Гвардией. «Твой цинизм служит только ослаблению дела Императора. Мы здесь, чтобы сражаться вместе с тобой, а не судить твои усилия». Ее тон был пронизан леденящей набожностью, тонким напоминанием о ее непоколебимой вере и его кажущемся отсутствии таковой. Альберт встретил ее взгляд, отказываясь отступать. Он почувствовал вкус крови, ее резкий и знакомый привкус, рассеченную губу любезно оставила грубо сделанная дубинка орка. «Легко тебе говорить, сестра», – парировал он, его голос был напряжен от обиды. «Ты сражаешься с благословения Императора. Мы сражаемся с тем немногим мужеством и удачей, что у нас осталось». Невысказанное обвинение тяжело висело в воздухе: что сестры, защищенные своей верой и превосходным оружием, не могли по-настоящему понять жертвы простого гвардейца.

Глава 4 Объединенные врагом

горящего прометия и разлагающейся плоти. Земля вибрировала с новой силой, дрожь, которая говорила не только о взрывах – первобытный, сотрясающий землю грохот, возвещавший о прибытии чего-то большого, чего-то злого. Орки, на мгновение отброшенные, снова ринулись вперед, их гортанный рев поднялся до лихорадочного пика. Напряженное противостояние Альберта и Серафины, микрокосм вековых трений между Гвардией и сёстрами битвы, было мгновенно забыто.

Из клубящегося дыма и пыли появился неповоротливый орк Варбосс, чудовищная фигура, облаченная в грубую, подобранную металлическую броню. Шипы и зазубренные куски металлолома украшали его массивный каркас, гротескная пародия на имперское убранство. Его бивни, пожелтевшие от времени и никотина, торчали из нижней челюсти, словно зловещие лезвия. Он размахивал массивным ржавым рубилом, с краев которого капала кровь павших гвардейцев. С ревом, который, казалось, сотрясал самые основы разрушенного городского пейзажа, Варбосс бросился к имперским линиям, олицетворяя собой брутальное неповиновение в одиночку.

Внезапное появление Варбосса воодушевило и Альберта, и Серафину. Доктринальные различия, кипящие обиды, столкновение веры и прагматизма – все это было отметено в сторону непосредственной, подавляющей угрозой. Выживание на данный момент вытеснило все остальные заботы.

Альберт, с мрачным молодым лицом, вскинул лазган к плечу и нажал на курок. Луч раскаленной энергии ударил в грубую броню Варбосса, разбросав искры, но не проникнув внутрь. Рядом с ним Ларс заскулил, его лицо побледнело от ужаса. «Император, сохрани нас…» – прошептал он, возясь со своим лазганом.

Серафина, прежнее презрение которой сменилось холодной, сосредоточенной интенсивностью, подняла свой богато украшенный болтер. Оружие, шедевр мастерства и религиозной преданности, изрыгнуло град разрывных снарядов. Удары заставили Варбосса покачнуться на каблуках, его толстая шкура дымилась там, где попадали благословенные снаряды. «Клянусь троном Бога-Императора!» – взревела она, ее голос отдавался эхом праведной ярости. «Умри, мразь ксеносов!»

Другие Сестры присоединились к драке, их болтеры молотили контрапункт непрерывному огню оставшихся гвардейцев. Воздух наполнился визгом разрываемого металла, ревом огня болтеров и гортанными ревами разъяренного Варбосса. На короткий, ужасающий момент судьба всей линии зависела от этого единственного отчаянного противостояния. Молодой гвардеец, закаленная Сестра Битвы, объединились против общего врага, их объединенная огневая мощь была мерцающим пламенем неповиновения надвигающейся тьме.

Глава 5 Семена уважения

Поле битвы представляло собой бурлящий водоворот насилия и смерти, склеп, освещенный мерцающим светом горящих жилых блоков и вспышками выстрелов бесчисленного количества оружия. Воздух, густой от дыма и медного привкуса крови, потрескивал от энергии лазерного огня и рева болтеров. Орки, движимые первобытной жаждой крови, хлынули вперед неумолимыми волнами, их гортанный рев эхом разносился по опустошенной местности.

Альберт, в разорванной и запятнанной кровью форме, с лицом, покрытым грязью и потом, сражался с мрачной решимостью человека, цепляющегося за жизнь на волоске. Он двигался инстинктивно, перезаряжая свой лазган с отработанной эффективностью, каждый выстрел был отчаянной молитвой о выживании. Рядом с ним сестра Серафина, ее силовая броня сверкала в свете костра, была вихрем праведной ярости. Ее богато украшенный болтер выплевывал разрывные снаряды с оглушительным ревом, каждый удар разрывал плоть и кости орков. Их первоначальное недоверие, рожденное укоренившимися предрассудками и различными доктринами, на мгновение было забыто в общей борьбе за выживание. Они сражались спина к спине, молодой гвардеец и опытная Сестра Битвы, маловероятный союз, выкованный в горниле войны.

Альберт, посреди бойни, обнаружил, что его восхищает непоколебимая храбрость и непоколебимая вера Сестер Битвы. Они сражались с рвением, граничащим с фанатизмом, каждый их удар подпитывался глубоко укоренившейся верой в праведность своего дела. Он видел, как они пели молитвы Императору, стреляя из своих болтеров, их голоса были непоколебимы даже перед лицом ужасающего насилия. Он видел, как они бросались в гущу боя, их вера была щитом против жестокой дикости орков.

Серафина, в свою очередь, осознала мрачную решимость и стойкость гвардейцев. Эти люди, лишенные генетических улучшений Сестер и благословенного оружия, сражались с мужеством, рожденным отчаянием и глубоко укоренившейся преданностью своим товарищам. Она видела, как они держались, несмотря на невероятные трудности, их лазганы изрыгали неповиновение до последнего вздоха. Она видела, как они защищали своих раненых, даже когда сами истекали кровью и умирали. Шепчущие молитвы умирающих гвардейцев, хотя и отличались по форме от ее собственных литаний, резонировали с похожей искренностью.

Когда атака орков наконец начала колебаться, зеленокожие отступали от объединенной огневой мощи Гвардии и сестёр битвы, между двумя фракциями начало зарождаться новое взаимопонимание. Семена маловероятного союза, рожденного общей жертвой и взаимным уважением, были посеяны в пропитанную кровью землю. Битва была далека от завершения, но впервые Альберт и Серафина увидели не просто товарища-солдата, а товарища по оружию, человека, сражающегося за то же отчаянное дело перед лицом всепоглощающей тьмы. Слабейший проблеск надежды мерцал в сердце бури.

Глава 6 среди руин

Остатки орочьего WAAAGH! были рассеяны, оставив после себя пейзаж полного опустошения. Разрушенные здания цеплялись за дымное небо, их скелетные каркасы были свидетельством разрушительной ярости орков. Горящие обломки усеивали улицы, отбрасывая мерцающие тени, которые танцевали на усыпанной щебнем земле. Воздух, густой от смрада горелой плоти и едкого запаха взрывчатки, висел тяжелым и гнетущим. Тошнотворно-сладкий подтекст, затяжные остатки странной, грибовидной биологии орков, пронизывали все.

Альберт и Серафина оказались среди руин разбомбленного жилого блока, ища кратковременной передышки от беспощадной борьбы. Тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени и далеким, спорадическим хлопком лазганов, резко контрастировала с оглушительной какофонией битвы. Внезапная тишина усилила звон в ушах Альберта, постоянно напоминая об ужасах, свидетелем которых он стал.

Пыль и пепел посыпались с останков скелета жилого блока, покрывая все тонкой серой пленкой. Серафина деактивировала свой цепной меч, жужжащий звук резко прекратился, внезапная тишина почти оглушила. Благословенное оружие, его зубья были окрашены орочьей кровью, тяжело висело у нее на боку, суровое напоминание о насилии, которое только что произошло. Она прислонилась к участку рушащейся стены, ее силовая броня излучала слабое тепло, ее взгляд охватил пустынный пейзаж.

«Ты хорошо сражался, гвардеец», – сказала она, ее голос был тише, чем прежде, лишенный обычной ледяной отстраненности. Вокс-решетка ее шлема, обычно усиливающая ее слова почти металлическим резонансом, казалась приглушенной, почти нежной.

Альберт прислонился к рушащейся стене напротив нее, его лазган свободно держался в руке, его пальцы все еще подергивались от напряжения битвы. Он выглядел моложе своих двадцати лет, его лицо было бледным под грязью и усталостью. «Ты тоже, сестра», – ответил он, намек на искреннее восхищение окрасил его голос. Он все еще чувствовал укол своей прежней обиды, укоренившееся недоверие между их фракциями, затянувшееся присутствие, но общий опыт битвы, вид ее непоколебимой храбрости перед лицом орды зеленокожих, заслужили его уважение.

«Твоя храбрость… она вдохновляет», – продолжила Серафина, ее взгляд встретился с Альбертом через забрало шлема. Он неловко переместился, не привыкший к такой похвале от Сестры битвы. Он привык к кратким приказам и холодному презрению, а не к искреннему восхищению.

«Просто исполняю свой долг перед Императором», – пробормотал он, отводя взгляд, его щеки слегка покраснели. Слова, механический ответ, вбитый в каждого гвардейца с рождения, в этот момент казались неадекватными.

Проблеск чего-то похожего на улыбку коснулся губ Серафины, едва заметно смягчив ее обычно мрачные черты. На короткое мгновение тяжесть войны, жесткие доктрины Империума, огромная пропасть между их постами, казалось, исчезли, оставив только общий опыт двух человеческих существ, находящих связь среди руин. Воздух, густой от запаха смерти и разрушения, содержал новый, почти неуловимый аромат – хрупкий аромат надежды.

Глава 7 Разделенное бремя

Последующие дни превратились в мрачную рутину патрулей, стычек и неустанной охоты за очагами сопротивления орков. Война с зеленокожими, хотя и приближалась к концу, все еще цеплялась за разоренный мир, словно гнойная рана. Альберт и Серафина, сведенные вместе обстоятельствами и общей угрозой, обнаружили, что сражаются бок о бок все чаще. Их скоординированные усилия, смесь прагматичной огневой дисциплины Гвардии и ревностной ярости сестёр-, оказались на удивление эффективными. Знание Альбертом местности, почерпнутое из бесчисленных патрулей, дополняло тактическую проницательность и непоколебимую решимость Серафины. Они зачищали разбомбленные жилые блоки, очищали зараженные мануфакторумы и загоняли оставшихся орков глубже в безлюдные пустоши.

В короткие затишья между боями они делились историями. Альберт рассказывал о своей семье на Терре, мире, который он едва помнил, о жизни, которая казалась далекой мечтой. Он описывал шумный город-улей, где он вырос, тесную квартиру, которую он делил с родителями и братьями и сестрами, простые радости жизни, не тронутой войной. Серафина, в свою очередь, рассказывала о своей строгой подготовке в Ордене Багровой слезы, суровой дисциплине, непоколебимой преданности Императору, постоянной борьбе за подавление всех земных желаний. Она говорила о священных клятвах, которые она принесла, о тяжести своего долга, о постоянной угрозе ереси и коррупции. С каждой общей историей, каждым взглядом в прошлое друг друга их связь крепла, первоначальное недоверие медленно растворялось в чувстве товарищества и понимания.

Однажды вечером, когда они сгрудились вокруг мерцающего огня среди руин разбомбленного собора, разговор стал более личным. Пламя отбрасывало танцующие тени на их лица, освещая истощение и оставшиеся следы страха в их глазах. Воздух, все еще густой от запаха дыма и разложения, хранил хрупкое тепло, временное облегчение от пронизывающего холода ночи планеты.

Альберт, глядя в пламя, поведал Серафине о кошмарах, которые его мучили. Он говорил о лицах своих павших товарищей, их глазах, пусто глядящих в пустоту, их телах, искривленных и сломанных. Он описывал ужасы, свидетелем которых он стал, – жестокую дикость орков, коварный шепот Хаоса, надвигающееся отчаяние, которое грозило поглотить его. Его голос, обычно грубый и уверенный, надломился от эмоций.

Серафина терпеливо слушала, ее взгляд был устремлен на лицо Альберта, ее обычный стоицизм смягчился состраданием. Не говоря ни слова, она протянула руку и легко положила свою руку ему на руку, холодный керамит ее перчатки был удивительным утешением для его кожи. В этот момент между ними возникло молчаливое понимание, общее бремя войны и потерь, которое превзошло пропасть между их фракциями, их доктринами и их совершенно разными жизнями. Мерцающий свет костра освещал не только их лица, но и зарождающуюся связь между ними, хрупкую связь, выкованную в сердце тьмы.

Глава 8 Запретный взгляд

Война продолжала бушевать, неумолимая волна насилия, которая грозила поглотить все на своем пути. Рев болтеров, визг лазганов, гортанные крики орков, умирающих и убивающих – эти звуки наполняли воздух, постоянно напоминая о мрачной реальности их существования. Но среди хаоса Альберт и Серафина находили утешение в обществе друг друга.

Украденные моменты, выхваченные между патрулями и перестрелками, стали драгоценными сокровищами. Общий взгляд через поле битвы, краткое прикосновение рук при обмене боеприпасами, шепот слова ободрения среди грохота битвы – эти маленькие жесты, когда-то незначительные, стали наполнены более глубоким смыслом. В мимолетные моменты передышки они искали друг друга, привлеченные невидимой силой, которая бросала вызов жестким доктринам Империума и ужасам, которые их окружали.

Запретная любовь начала расцветать среди руин, хрупкий цветок, растущий в тени войны. Это была любовь, рожденная не романтическими идеалами, а общими трудностями, взаимным уважением и отчаянной потребностью в человеческих связях в мире, лишенном нежности.

Серафина, закаленная годами войны и связанная ограничениями своей веры, обнаружила, что ее влечет к тихой силе и непоколебимой преданности Альберта. Она восхищалась его мужеством, его отказом поддаваться отчаянию даже перед лицом подавляющих трудностей. Она видела в нем чистоту духа, простую преданность долгу, которая резонировала с ее собственной глубоко укоренившейся верой, хотя она и выражалась в другой форме. Под его грязной внешностью и грубым поведением она чувствовала нежную душу, проблеск доброты, который согревал ее сердце в холодном, беспощадном пейзаже войны.

Альберт, в свою очередь, был пленен непоколебимой верой Серафины и яростной решимостью, которая горела под ее стоической внешностью. Он восхищался ее мужеством, ее готовностью без колебаний противостоять ужасам галактики. Он видел в ней силу, которая превосходила физическую, духовную стойкость, которая вдохновляла его. Его привлекала сила ее веры, то, как она освещала каждое ее действие, резкий контраст с прагматичным цинизмом, который стал его собственным щитом против отчаяния.

Жесткие доктрины Империума, непреклонная догма, разделявшая церковь и Гвардию, запрещали такой союз. Любовь между Сестрой битвы и гвардейцем была ересью, преступлением, караемым смертью. Но ужасы, свидетелями которых они стали вместе, общее бремя войны и потерь, постоянная угроза уничтожения, выходили за эти границы, создавая связь, которая бросала вызов логике и разуму. Их любовь, хрупкий маяк во тьме, была свидетельством несокрушимой силы человеческого духа, дерзким актом надежды в галактике, охваченной войной.

Глава 9 Нечестивые символы

Ход войны против орков начал меняться. Неумолимый WAAAGH! зеленокожих, притупленный объединенной мощью Имперской Гвардии и сестёр битвы, наконец начал отступать. Оставшиеся орки, ослабленные и деморализованные, были отброшены обратно в безлюдные пустоши, их гортанный рев сменился всхлипами разгромленных. Хрупкое чувство победы, робкое и горько-сладкое, поселилось в имперских силах. Однако под поверхностью этого зарождающегося триумфа начало гноиться новое беспокойство, ползучий страх, который говорил об ином виде угрозы.

Шепот о странных происшествиях начал циркулировать по рядам Гвардии и сестёр – приглушенные разговоры об оскверненных святынях, пропавших патрулях, тревожных открытиях среди руин. Слухи распространялись как зараза, подпитывая растущее чувство беспокойства. Символы, вырезанные на стенах разбомбленных зданий, символы, которые говорили о чем-то древнем и нечестивом. Странные, тревожные запахи, витающие в воздухе – приторная сладость неизвестных духов, медный привкус крови, смешанный с чем-то еще, чем-то тошнотворно неестественным.

Отряд Альберта наткнулся на одно из таких открытий во время обычного патрулирования руин разрушенного города. Скелетные останки зданий царапали заполненное дымом небо, их тени были длинными и искаженными в сумерках. Воздух был тяжелым от смрада разложения и сохраняющейся памяти о битве.

Спрятанная в руинах разбомбленной часовни, ее витражи были разбиты, алтарь опрокинут, они нашли коллекцию испорченных артефактов. Искривленная икона Императора, когда-то символ надежды и преданности, теперь оскверненная непристойными символами, которые говорили о запретных удовольствиях и гротескных излишествах. Чаша, сделанная из кости и инкрустированная серебром, наполненная вязкой, неестественной жидкостью, которая мерцала маслянистым, переливающимся блеском. И книга, переплетенная в содранную человеческую кожу, страницы которой были заполнены богохульными стихами, написанными на языке, который, казалось, корчился и извивался перед глазами Альберта.

Холод, холоднее, чем пронизывающий ветер, свистевший в разбитых окнах часовни, пробежал по позвоночнику Альберта. Он узнал знаки, коварные символы Искусителя, Темного Принца Удовольствия, Того-Кто-Жаждет. Он видел их раньше, нацарапанные на стенах убежища еретика во время предыдущей кампании, леденящее напоминание о коварной силе Хаоса. Он знал с тошнотворной уверенностью, что орки были не единственным врагом, с которым они столкнулись, что в тенях таилась гораздо более коварная угроза, угроза, которая терзала не плоть, а душу.

Глава 10 Тень Змея

Обнаружение оскверненных артефактов в разрушенной часовне вызвало рябь тревоги в имперском командовании. Неуверенная победа над орками, хрупкое чувство облегчения, которое воцарилось над охваченным войной миром, были разрушены. Фокус резко сместился с уменьшающейся угрозы зеленокожих на коварное присутствие культа Искусителя, гораздо более опасного врага. Шепот, который когда-то считался бреднями испуганных солдат, теперь приобрел леденящее значение. Сообщения о пропавших патрулях, оскверненных святилищах и странных, тревожных происшествиях лились в штаб-квартиру командования, рисуя мрачную картину растущего культа, действующего в тени.

Слухи об их извращенных ритуалах и ужасающих жертвоприношениях, передаваемые шепотом, достигли ушей Серафины. Рассказы о оргиастических церемониях, о невинных, принесенных в жертву Темному Принцу в обмен на запретные удовольствия и неестественные силы, наполняли ее праведной яростью. Она знала коварное прикосновение Искусителя, соблазнительные шепоты, которые могли развратить даже самую набожную душу. Мысль о том, что эта порча распространяется по рядам Империума, превращая верных Императора в слуг Принца Удовольствия, наполняла ее холодной, непоколебимой решимостью.

Она разыскала Альберта, найдя его среди руин разбомбленной рыночной площади, наблюдающего за распределением пайков среди выживших гвардейцев. Его молодое лицо, обычно отмеченное мрачной решимостью, теперь выражало глубокое беспокойство. Он поднял глаза, когда она приблизилась, его глаза встретились с ее глазами, молчаливое признание общего страха, тяжело висящего в воздухе.

«Орки – не единственный наш враг, гвардеец», – сказала она, ее голос был тихим и настойчивым, обычный металлический резонанс ее вокс-решетки сменился леденящей гравитацией. Ее силовая броня, обычно символизирующая силу и неповиновение, казалось, отражала надвигающуюся тьму.

Альберт мрачно кивнул, его взгляд был устремлен на разрушенный городской пейзаж, скелетные останки зданий – суровое напоминание о потерях войны. Он знал, что она собиралась сказать. Он видел символы, читал богохульные стихи, чувствовал холод нечестивого присутствия в разрушенной часовне.

«В тенях таится гораздо большая угроза», – продолжила Серафина, ее слова отражали невысказанный страх, охвативший их обоих. Она описала испорченные артефакты, искривленную икону Императора, чашу, наполненную неестественной жидкостью, книгу в переплете из человеческой кожи. Она говорила о символах Искусителя, шепоте растущего культа, охотящегося на слабых и уязвимых.

Альберт слушал, его собственный опыт ужасов Хаоса, леденящее воспоминание о встрече с еретической ячейкой в предыдущей кампании были свежи в его памяти. Холодный ужас, чувство надвигающейся гибели сжимали его сердце. Война против орков, жестокий, физический конфликт, который поглощал их так долго, приближался к концу. Но новый, гораздо более коварный конфликт, война за саму душу мира, должен был вот-вот начаться. Тень змеи, соблазнительный шепот Искусителя, пала на мир, отравив его заразой, гораздо более опасной, чем любой зеленокожий WAAAGH!.

Глава 11 Украденные мгновения

Надвигающаяся угроза культа Искусителя, змея, извивающаяся в тенях, бросала тень на поле битвы. Хрупкое чувство победы над орками сменилось грызущим беспокойством, всепроникающим ужасом, который просачивался в каждую трещину и щель раздираемого войной мира. Шепот о порочных ритуалах, о пропавших патрулях, о нечестивых символах, высеченных на самих камнях города, создавал атмосферу страха и подозрения. Однако, как ни парадоксально, эта общая опасность, это знание о скрытом враге сблизили Альберта и Серафину. Хрупкая связь между ними, выкованная в горниле битвы, была смягчена и укреплена надвигающейся тьмой.

Жесткие доктрины Империума, непреклонные стены, разделявшие церковь и Гвардию, казались менее непреодолимыми перед лицом этой новой угрозы. Их запретная любовь, когда-то тайна, передаваемая шепотом, стала источником силы, убежищем от ужасов, которые их окружали. Они находили утешение в украденных моментах, тайных встречах среди руин, вдали от любопытных глаз своих товарищей. Скелетные останки разбомбленных зданий, разрушенные остатки некогда яркого города стали их святилищем.

Эти встречи были наполнены смесью нежности и страха. Радость их связи, простое удовольствие от присутствия друг друга смягчались постоянной угрозой разоблачения. Каждый общий взгляд, каждое сказанное шепотом слово, каждое мимолетное прикосновение были риском, вызовом имперскому кредо, который мог стоить им жизни.

В приглушенной темноте разрушенной часовни они встречались, лунный свет просачивался сквозь разбитые витражи, окрашивая сцену в эфирные оттенки. Альберт снимал шлем, открывая юношеские очертания лица, усталость, запечатлевшуюся вокруг глаз, остаточные следы страха и надежды. Серафина не снимала шлем, бесстрастная маска служила щитом от мира, но тепло ее взгляда, едва уловимое смягчение голоса выдавали эмоции, которые она скрывала от внешнего мира.

Они говорили о своих страхах, о надвигающейся тьме, о коварных шепотах Искусителя, которые грозили испортить все, что им было дорого. Они говорили о своих надеждах, о будущем после войны, о будущем, где их любовь не будет грехом, о будущем, которое с каждым днем казалось все менее вероятным. Они делились историями, не о сражениях и кровопролитии, а о тихих моментах, о простых радостях, о жизни, которую они прожили до того, как война забрала их.

В эти украденные моменты, среди руин умирающего мира, они находили хрупкий мир, временное спасение от ужасов, которые их окружали. Их любовь, запретный цветок, расцветший в тени змеи, была свидетельством непреходящей силы человеческих связей, смелым актом надежды в галактике, поглощенной тьмой.

Глава 12 Шепоты ереси

Как коварный грибок, распространяющийся по сырому подлеску гниющего леса, шепот об Альберте и Серафине начал распространяться по рядам Имперских войск. Их украденные моменты, их тайные встречи среди руин не остались незамеченными. Среди гвардейцев циркулировали слухи о близости Альберта с Сестрой битвы, встречаемые смесью недоверия, непристойных шуток и глубоко укоренившегося неодобрения. Жесткие доктрины Империума, вдалбливаемые в каждого гвардейца с рождения, запрещали такое братание. Сестра битвы была фигурой почтения, воплощением божественной воли Императора, а не объектом привязанности.