Читать онлайн Жажда подлинности: Как идеи Симоны де Бовуар помогают стать собой
- Автор: Скай Клири
- Жанр: Зарубежная психология, Саморазвитие, Личностный рост
Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)
Переводчик: Мария Десятова
Научный редактор: Эдуард Сафронов
Редактор: Ольга Лебедушкина
Издатель: Павел Подкосов
Руководитель проекта: Мария Ведюшкина
Арт-директор: Юрий Буга
Дизайн обложки: Алина Лоскутова
Корректоры: Ольга Бубликова, Татьяна Мёдингер
Верстка: Андрей Фоминов
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
В книге упоминаются социальные сети Instagram и/или Facebook – продукты компании Meta Platforms Inc., деятельность которой по реализации соответствующих продуктов на территории Российской Федерации запрещена как экстремистская.
© Skye C. Cleary, 2025
This edition published by arrangement with The Curious Minds Agency GmbH, Louisa Pritchard Associates and The Van Lear Agency LLC
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2025
Посвящается Али
Моя философия должна проистекать из жизни.
«Дневник студентки-философа», том 1
Введение
Как стать подлинным бунтарем
Во мне что-то бушует, и мне от этого страшно, я чувствую напряжение, которое изнуряет меня. Но я соглашаюсь на это великое приключение – быть собой.
«Дневник студентки-философа», том 2(Cahiers de jeunesse)
«Просто будь собой». Можно подумать, это и в самом деле просто. Было бы просто, этому не приходилось бы учить. А учить, как выясняется, нужно. Мы жаждем подлинности именно потому, что она встречается до боли редко и ее трудно достичь. В конце концов за подлинность приходится бороться. Эта книга призвана помочь в ее поисках.
Подлинность сейчас девальвирована, размыта как понятие почти до потери смысла. Что значит «просто быть собой», остается лишь догадываться. В пособиях по лидерству нас учат имитировать подлинность, обещают раскрыть ее «секреты», которые помогут добиться профессионального успеха. Опра Уинфри говорит, что, если бы знала, насколько прибыльное дело – быть самой собой, стала бы таковой намного раньше. Брене Браун, написавшая популярную книгу «Дары несовершенства»[1], определяет это свойство так: «Быть естественным – значит каждый день заново забывать о том, что думают другие, и принимать себя такими, какие мы есть». Не ориентироваться на шаблонные представления о том, какими мы должны быть, – это, конечно, хорошо, но как нам узнать, кто мы на самом деле? Чтобы обеспечить свое счастье, мы, по идее, должны принять свою подлинную сущность. Но в чем она состоит и есть ли она у нас в принципе?
Раз уж мы собрались использовать слово «подлинность», хорошо бы уточнить, что под ним подразумевается, – это то, что у нас уже есть, или то, чего мы должны достичь? Стоит задуматься, как получить доступ к подлинности, как ее добиться и как изменится жизнь, если мы зададимся целью обрести себя. Можно ли считать воплощением подлинности рэп-певицу Лиззо, громко заявляющую о любви к себе и отрицающую стандарты красоты, навязанные другими? Или подлинность воплощает философ Анджела Дэвис, когда отважно отстаивает свои убеждения, выступая против несправедливости в виде сексизма, войн и тюремного заключения? А может быть, надо пойти от противного и присмотреться к явной неподлинности – безудержной лжи политиков, сплетням и злословию коллег и приятелей, селфи популярных блогеров, безупречным благодаря фотофильтрам? Как мы определяем, что все это противоположность подлинности?
Французская экзистенциалистка Симона де Бовуар считала подлинность основополагающим элементом смысла жизни. Однако она имела в виду вовсе не набор тривиальных призывов быть верным своей истинной сути. Для де Бовуар никакой неизменной «сущности» в нашем бытии нет, поскольку сегодня мы всегда не такие, как вчера. Де Бовуар придерживалась концепции «существование предшествует сущности»: сперва мы появляемся на свет, а потом всю жизнь создаем себя (свою сущность){1}. Она полагала, что нет никакого «подлинного “я”», которое необходимо открыть в себе, а есть лишь живое, изменчивое «я», которое мы создаем, выбирая из множества вариантов. Иными словами, мы представляем собой творческое ничто.
Стать подлинным означает создать свою сущность. Созидание здесь – самое важное. Мы не открываем себя, мы себя создаем. Подлинность – способ выразить свою свободу: осознать и признать, что мы свободны; ясно понимать, что мы вольны, а что не вольны выбирать применительно к себе, своим обстоятельствам и окружающим; и наконец, возможность использовать свою свободу как инструмент для формирования себя. Наше «я» не продукт цепочки обезличенных причин и следствий. Сотворение себя – вид искусства, акт целенаправленного выбора.
Подлинность – это поэтическая одиссея, непрерывный процесс самосозидания и самообновления, полный неповторимых рифм и ритмов, строк и строф, отступлений от темы и промахов. Нет никаких четких стилистических правил и предопределенных целей, которыми необходимо на этом творческом пути руководствоваться. Свою подлинность нужно выстраивать самим. И все будет зависеть от того, как мы ее выстроим.
Подлинность – постоянный поиск, но она не может быть достигнута в одиночку, и на то есть две основные причины. Первая состоит в том, что у подлинности в том смысле, в котором ее понимает де Бовуар, есть этическое измерение. Мы делим мир с другими людьми, взаимодействуем с ними и примерно понимаем, чего они хотят от нас и чего мы хотим от них. Иногда другие возвышают нас. Иногда создают нам препятствия. Как бы то ни было, наша жизнь неразрывно связана с окружающими. Вторая причина: мы можем находить что-то свое в историях других людей, даже (или, пожалуй, особенно) в их ошибках и заблуждениях. Познавая себя, других и свои возможности для развития, мы крепнем и закаляемся на пути к самореализации.
Подлинность состоит в том, чтобы прокладывать собственные пути, но это не значит, что можно идти напролом и творить что угодно. Для Симоны де Бовуар свобода без ответственности бессмысленна. Ответственность означает осознание, что все мы связаны между собой и живем в конкретном времени и месте. Философия де Бовуар уникальна тем, что она, как никакая иная, помогает человеку разрешить конфликт между полетом на волне собственной свободы и необходимостью лавировать среди других людей, пытающихся делать то же самое.
Де Бовуар писала: «Наша жизнь будет ценной до тех пор, пока мы находим ценной жизнь остальных, выражая это в любви, дружбе, негодовании, сострадании»{2}. В отличие от любви, дружбы и сострадания, которые почти непременно встречаются во всех списках важных человеческих свойств, негодование здесь редкость. Де Бовуар имела в виду негодование по поводу засилья несправедливости в мире. Именно поэтому сострадание к другим так важно для подлинности, и именно из него рождается бунт – протест против гнета и стремление отстоять право каждого человека на свободное созидание своей жизни.
До начала Второй мировой войны Симона де Бовуар склонялась к пацифизму, но, наблюдая распространение фашистской идеологии и воочию видя ужасы фашизма, осознала всю важность гуманизма, солидарности и сопротивления. Она прожила в Париже весь период нацистской оккупации. Ее спутник жизни Жан-Поль Сартр девять месяцев провел в лагере для военнопленных. Многие из ее друзей пропали при невыясненных обстоятельствах. Де Бовуар создала отряд сопротивления, но через некоторое время распустила его, поскольку в других подпольных группах начались аресты, после которых люди исчезали бесследно. В 1939 году она писала: «История завладела мною, чтобы уже не отпускать»{3}. Точно так же захватила и не отпускала ее до самого конца жизни этика подлинности.
Этическое измерение подлинности Симона де Бовуар выражает через понятие интерсубъективности, то есть умения считаться друг с другом и уважать чужую свободу. В одном из самых провокационных своих эссе под названием «Нужно ли сжечь маркиза де Сада?» де Бовуар исследует интерсубъективность в сексуальном садизме. Известный либертин XVIII века маркиз де Сад получал удовольствие от жестокости в сексуальных отношениях, насилия и пыток.
Де Бовуар видела проявления подлинности у де Сада в том, что он устанавливал собственные правила, не считался с общественными условностями и со всей страстью предавался своим излюбленным занятиям (как писательству, так и садизму). Но с экзистенциальной точки зрения де Сад не обладал подлинностью, поскольку путал свободу и власть. Он вменил скандал себе в обязанность, игнорировал социальное неравенство, лишал свободы жертв, превращая их в пассивные объекты своего желания, и действовал как тиран.
Вывод Симоны де Бовуар состоит в том, что де-садовский эгоизм можно принять за проявление верности себе. Но такой образ жизни не учитывает взаимосвязанности наших существований. Путь к подлинности не может быть эгоистичен и направлен исключительно вглубь. У подлинности есть моральное измерение, поскольку мы сосуществуем с окружающими. Экзистенциальная свобода предполагает ответственность перед другими, потому что все мы принадлежим к роду человеческому.
Противники экзистенциализма часто обосновывают свою позицию так: если мы вольны сами выбирать собственные нравственные ценности, а обретение подлинности состоит в том, чтобы принять свободу и пользоваться ею, и ничто не мешает нам эксплуатировать других, что заставит нас поступать нравственно? Об этом спрашивает Ф. М. Достоевский в «Братьях Карамазовых»: если Бога нет (то есть если за нами никто не надзирает), стало быть, все позволено? Де Бовуар пыталась разрешить этот конфликт и старательно выстраивала этику, основанную на свободе. Неизменное противостояние этому «все позволено» – одна из отличительных особенностей философии де Бовуар, выделяющая ее среди философов-экзистенциалистов.
Во всех своих работах – от ранних романов до поздних автобиографий, внушительных философских трудов и множества эссе – она очерчивала возможность подлинной жизни, предполагающей взаимосвязь с другими. В конце концов, подлинность означает смелость быть честным с самим собой. Подлинность требует ясного, незатуманенного взгляда на себя. Стоит только присмотреться к себе пристальнее, и мы непременно увидим, насколько зависимы от других. Мы обнаружим, что обогащаем жизнь окружающих или становимся помехой для их намерений.
Как же обрести подлинность в экзистенциалистском смысле, который вкладывает в это понятие де Бовуар? Стремитесь быть творчески мыслящим бунтарем, борющимся за идею. Эта идея – свобода. Чтобы прийти к подлинности, необходимо освободиться не только от внешнего гнета, но и от тех цепей, в которые заковываем себя сами. Мы загоняем себя в плен страха, тревоги и стремлений вписаться в общество. Надеваем маски, угодные окружающим, но зачастую прячем какие-то части своего «я» и от себя самих – те части, которые чем-то смущают. Подлинность наделяет нас свободой снять маски, которыми мы прикрываемся, защищая себя. Она дает возможность строить то будущее, которое выберем.
Бунтуя, ставя на кон само свое существование, рискуя поступить так, как считаем правильным, мы творим себя – превращаемся в творческих бунтарей. Отважиться на такое – волнующий шаг. Но для этого придется потрудиться. Начать думать дважды. Действовать, не следуя бездумно чужим ожиданиям. Совершать поступки, осознавая, что наша жизнь тесно сплетена с остальными. Действовать, беря на себя ответственность за то, кем мы станем.
Я узнала о Симоне де Бовуар при самых неожиданных обстоятельствах. Я сидела на четырехчасовой вечерней лекции по программе MBA, вникая в тонкости корпоративного управления. Когда внимание аудитории стало ослабевать, а кто-то и вовсе начал клевать носом, преподавательница невольно ускорила темп. А потом, заговорив громче, спросила совсем о другом.
«Насколько вы на самом деле свободны на работе?» – услышала я и вскинула голову. Что за странный вопрос? Какое отношение имеет свобода к технике ведения совещаний? Преподавательница тем временем с жаром рассказывала о Симоне де Бовуар, Жан-Поле Сартре и о том, как они отстаивали идеи свободы, подлинности и ответственности человека за свой выбор. Она говорила о том, как организации любят создавать иллюзию свободы, однако на работе выбор у большинства людей только один – смириться с имеющимися условиями или уйти. Считается, что мы должны мыслить нестандартно – уметь выходить за рамки, – однако в действительности это почти никогда не приветствуется. Вот теперь я включилась полностью и ловила каждое слово.
Экзистенциалисты призывали нас создавать свои личные моральные ценности, продолжала она, но на работе мы вынуждены либо исповедовать корпоративные ценности, либо рискуем не вписаться в команду. Нас муштруют, ориентируясь на корпоративную культуру, и берут в штат, исходя из того, будем ли мы ей соответствовать. Независимо от результатов нашей трудовой деятельности эта практика противоречит экзистенциалистской идее о том, что человек есть постоянное изменение и становление, зачастую неожиданное и непредсказуемое. Теперь я чувствовала легкое головокружение. Я не успела поесть перед занятиями, но дело было не в этом. Эта лекция и правда была головокружительной.
О французских экзистенциалистах Симоне де Бовуар и Жан-Поле Сартре я к тому моменту что-то знала, но очень отрывочно и поверхностно. Помнила, что де Бовуар подняла волну феминизма своей книгой 1949 года «Второй пол» – радикальным манифестом, бросавшим вызов угнетению женщин. И о том, что не меньше, чем идеями, она прославилась личной жизнью – принадлежностью к интеллектуальной элите, проводившей время в парижских джазовых клубах и кафе, и длительными скандальными отношениями с философом и донжуаном Сартром.
Жизнь и философия де Бовуар отличались от моей удручающе тривиальной жизни как небо от земли. В профессии я состоялась, но выгорела дотла и была в тупике. К двадцати семи я выстроила карьеру международного арбитражного трейдера и управляла собственным портфелем ценных бумаг и валют. Я провела на Уолл-стрит шесть лет, но потом моя рабочая виза H-1B закончилась, и я вернулась в Австралию, организовала себе домашний офис и продолжила торговать на американском и европейском рынках ценных бумаг из Сиднея.
Год, когда я пробыла финансовым вампиром – сидела ночами, не сводя глаз с блумберговского терминала, и тянула деньги из дыр в рыночной структуре, меня надломил. Тогда как раз лопнул пузырь доткомов, компьютерные алгоритмы сузили спреды, что повлекло за собой увеличение риска и падение прибыли. Я надеялась, что MBA станет для меня обратным билетом в мир живых и ступенькой к новой карьере. Я не знала, куда податься. Какое-то время заигрывала с журналистикой, потом отработала несколько лет в небольшой консалтинговой компании, параллельно занимаясь докторской диссертацией.
Все это время я состояла в подавляющих меня в интеллектуальном и профессиональном плане отношениях с человеком, который не понимал моих устремлений. Неизменно со всех сторон я сталкивалась с давлением. Мне подсовывали книги с названиями вроде «Правила. Как выйти замуж за мужчину своей мечты и сохранить любовь навсегда». Чего ждет общество от меня, почти тридцатилетней одиночки, было понятно: найти любовь, выйти замуж, родить детей и жить долго и счастливо до конца дней своих. Но я подозревала, что это ложная формула счастливой жизни.
Экзистенциализм вошел в мою жизнь, когда я не просто в нем нуждалась, а, сама того не подозревая, жаждала его. Когда со всех сторон уже не нашептывали, а истошно трубили про тикающие часики, для меня, задыхавшейся под гнетом общественных ожиданий, экзистенциализм с его речами о свободе, ответственности и тревоге стал глотком свежего воздуха, пробуждением – или по крайней мере побуждением прожить оставшуюся часть жизни не как сомнамбула.
Осознанно существовать во взрослом мире так же обманчиво трудно, как и быть собой. Философия Симоны де Бовуар импонировала мне как подход к тому, как нужно жить и любить и как добиться значимой подлинности в мире, где мы постоянно вынуждены продаваться – ради работы, ради одобрения друзей, ради профиля в соцсетях – и заполнять пустоту бесчисленными селфи и статусной атрибутикой.
Де Бовуар пробудила меня к жизни, потому что сама была амбициозной, живой и жизнерадостной. Она обладала блестящим умом, которым не кичилась, и природным обаянием. Она была предана философии и пошла против воли родителей, желавших, чтобы дочь приобрела какую-нибудь более практичную профессию, например стала библиотекарем. Семья де Бовуар не была состоятельной. У Симоны не было приданого, поэтому работать ей пришлось бы в любом случае, но она и сама хотела работать, поскольку желала полагаться только на себя. У нее был постоянный спутник жизни – Жан-Поль Сартр, – но она любила и других. И ее философия показалась мне более тонкой и полной оттенков, чем у ее современников-мужчин. Так, де Бовуар доказывала, что контекст имеет значение. Для женщины ситуация будет в корне отличаться от того, с чем приходится сталкиваться мужчинам, а значит, и доступные решения тоже будут разными.
Я разочаровалась в жизни. Чужие ожидания загоняли меня в угол, припирали к стенке и перекрывали свет. Я хотела знать, как смотрела на мир Симона де Бовуар и как бы она посмотрела на мир, оказавшись на моем месте. Я не собиралась ее копировать, мне нужно было разобраться в ее подходе и понять, как и мне добиться большей осознанности в решениях и их последствиях. Я хотела творить себя, но мне нужно было опереться на философские рассуждения де Бовуар, чтобы мои действия были подлинными. Я думала, что, изучив ее идеи, избавлюсь от гнета чужих ожиданий, не позволяющего вздохнуть. Так начались мои попытки понять философию подлинности Симоны де Бовуар, которые продолжаются и сегодня, и эта книга посвящена тому, что мне удалось найти к настоящему времени.
Кем была Симона де Бовуар? Французским философом, писательницей и активисткой. Она родилась в 1908 году, выросла в Париже, изучала философию в Сорбонне – в те времена, когда женщин только начали допускать к получению образования наравне с мужчинами. Она запоем читала Карла Маркса, Розу Люксембург, Эдмунда Гуссерля, Мартина Хайдеггера, Серена Кьеркегора, Готфрида Вильгельма Лейбница и Георга Вильгельма Фридриха Гегеля. Она училась бок о бок с теми, кто впоследствии, как и она, станет величайшими интеллектуалами своей эпохи. В их число входили Жан-Поль Сартр, Морис Мерло-Понти и Симона Вейль.
Де Бовуар была девятой представительницей женского пола и самой молодой среди всех когда-либо сдавших экзамен agrégation – высокоавторитетное, предполагающее суровую конкуренцию квалификационное испытание для потенциальных преподавателей, которое проводилось в Высшей нормальной школе{4}. Она стала одним из самых известных и читаемых философов в истории. Американская писательница и драматург Лоррейн Хэнсберри предположила, что «возможно, “Второй пол” окажется самым важным произведением [двадцатого] века ‹…› И мир уже больше никогда не будет прежним». Сара Бейквелл называла «Второй пол» «самым преобразующим из всех экзистенциалистских трудов», а когда де Бовуар скончалась, ее соотечественница философ Элизабет Бадентер воскликнула: «Женщины, вы стольким ей обязаны!»{5} Вышедший в 1954 году роман Симоны де Бовуар «Мандарины» удостоился Гонкуровской премии, самой престижной награды французской литературы.
Однако называться философом Симона де Бовуар не желала{6}. Она скептически относилась к участию в элитарной, как она считала, традиции, требующей с фанатическим усердием создавать «бред под названием “философская система”», чем и занимались другие философы, не исключая Сартра{7}. Ее больше интересовали «живые» жизненные подходы и практические экзистенциальные решения{8}. В том числе поэтому она стала автором романов, автобиографических произведений и даже написала пьесу.
«Второй пол» начинается с вопроса о том, кого считать женщиной{9}. Ответ оказался настолько сложным, что исторический и философский анализ растянулся у де Бовуар почти на тысячу страниц. Между тем на этот массивный труд у нее ушло чуть больше года. За усердие и трудолюбие Симону прозвали Castor – «бобр». Кроме того, в этом прозвище обыгрывается созвучие фамилии Бовуар английскому названию бобра – beaver{10}. (Был ли здесь, кроме прочего, сексуальный подтекст, неизвестно[2]. Де Бовуар своего отношения к этому прозвищу не высказывала, но, судя по всему, оно ее не задевало.)
И вот, корпя, как бобр, над «Вторым полом» в 1940-х, де Бовуар остро ощутила неравенство между полами. Она осознала, как ей повезло получить образование и выстроить преподавательскую карьеру, хотя хорошие учебные заведения стоили семье дорого. Симона усердно училась. Благодаря уму и происхождению (буржуазная белая семья, принадлежащая к среднему классу) у де Бовуар был выбор, которого большинство женщин были лишены. Но своим привилегированным положением она сумела распорядиться правильно. «Нет, я не только не страдала из-за принадлежности к женскому полу, а скорее соединяла начиная с двадцати лет преимущества двух полов», – писала де Бовуар{11}.
В 1970-х годах она рассказывала в одном интервью о том, как работа над «Вторым полом» изменила ее собственные взгляды:
[Работающая женщина – например, секретарь] не могла просто посидеть в кафе и спокойно почитать книгу – к ней обязательно кто-то начинал приставать. Ее вряд ли пригласили бы на вечеринку ради «ее мыслей». Она не могла оформить кредит или владеть имуществом. Я могла. Что еще важнее, я посматривала свысока на женщин, не находивших финансовых средств и душевных сил демонстрировать независимость от мужчин. Пусть даже не формулируя это для себя, я считала: «если я могу, то и они могут». Но занимаясь изысканиями для «Второго пола», я осознала, что мои привилегии – это результат моего отказа, по крайней мере в некоторых принципиальных отношениях, от собственной женственности{12}.
Одна из ключевых идей философии де Бовуар состоит в том, что мы заброшены в мир и выстраиваем свое бытие за счет выбора. Если нам препятствуют в выборе, это угнетение; если мы сами выбираем поступиться свободой, это нравственное фиаско{13}. «Второй пол» превратился в двухтомное исследование того, как – и в результате угнетения, и вследствие принятия этого угнетения женщинами – женщина становится вторичной по отношению к мужчине (а ее положение безусловно было таковым и в 1940-х годах, когда Симона де Бовуар создавала свою книгу, и зачастую таковым остается и по сей день).
Самый революционный и одновременно самый известный тезис де Бовуар – «Женщиной не рождаются, ею становятся»{14}. О смысле этих слов спорят со времен выхода первого издания книги, но более или менее сходятся в одном: если пол – биологическая данность, то гендер – социокультурный конструкт, хотя сама де Бовуар во «Втором поле» термин «гендер» не использовала{15}. С точки зрения де Бовуар, женщина становится женщиной под давлением общества, которое вынуждает ее определенным образом вести себя. Это давление включает в себя и воспитание, и ожидания со стороны представителей социального круга, и даже самоцензуру, направленную на соответствие стереотипам. Всего этого достаточно, чтобы заставить человека действовать, жить и даже выглядеть именно так, а не иначе.
Однако из наличия матки как такового совершенно не следует, что женщина должна заниматься преимущественно домашним хозяйством, а мужчина – быть добытчиком. Де Бовуар доказывала, что ложная логика, придающая чрезмерное значение биологическому началу и сводящая предназначение женщины к рождению детей, использовалась для того, чтобы подчинить женщину мужчине в социокультурном (и как следствие – финансовом) отношении.
Сентенцию о том, что женщиной не рождаются, ею становятся, можно толковать и по-другому: нас не создают женщинами, у нас есть потенциал превратить себя в женщину. Во «Втором поле» де Бовуар интересовали оба измерения: понимание того, как внешние силы загоняют нас в рамки традиционных представлений, и наша свобода творить себя. «Второй пол» заканчивается призывом к женщинам действовать – противостоять гнету, принимать свою свободу и жить подлинной жизнью, следуя собственным замыслам и строя собственную карьеру.
Де Бовуар прославилась тем, что переосмыслила роль женщины не только теоретически, но и на практике, опираясь на свои принципы в повседневной жизни. Из нее растили истовую католичку и примерную дочь, она мечтала стать монахиней, но приверженность католицизму сохраняла недолго. Де Бовуар отказалась от традиционного для женщин пути, предполагающего замужество и детей. И в то же время она хорошо понимала переживания других женщин и смогла поделиться своими идеями о том, как выбрать либо традиционную, либо альтернативную дорогу и идти по ней в согласии со своей подлинной сущностью, свободной и сильной, а не потому, что другого не дано.
Симона де Бовуар написала «Второй пол» в 1949 году, всего через пять лет после того, как француженки отвоевали себе право голоса: в принятии закона о всеобщем избирательном праве Франция ощутимо отставала от Новой Зеландии, установившей его первой из всех стран мира в 1893 году, Соединенных Штатов (1920) и Великобритании (1928). Во время Второй мировой войны женщинам пришлось взять на себя роли, традиционно отводившиеся мужчинам. Борьба за возможность голосовать началась задолго до войны, но уже после, обладая правом голоса, феминистки продолжили сражаться за равенство на рабочих местах и в семье.
Потрясения и тяготы Второй мировой создали почву для солидарности – для того, чтобы сплотиться и сообща бросить вызов сложившимся представлениям о месте женщины в обществе. В Европе, Северной Америке и других регионах мира поднималась новая волна феминизма, несущая более широкий доступ к образованию и средствам контрацепции, а также спустя еще некоторое время возможность развода по взаимному согласию сторон. Без этих и других прав женщины не смогли бы стать хозяйками собственной судьбы.
В 1975 году де Бовуар выразила радость по поводу того, что ее работа нашла отклик у такого количества обычных женщин и активисток, включая иконы феминизма Бетти Фридан, Глорию Стайнем и Кейт Миллетт. Де Бовуар не была основоположницей феминистского движения, однако философ Юлия Кристева считает, что именно она очертила, выкристаллизовала и приблизила феминистскую революцию середины XX века{16}. Работа де Бовуар побуждала бороться за право женщин распоряжаться своим телом, за их доступ в профессиональную и политическую сферы и за трансформацию отношений между полами.
Времена Симоны де Бовуар во многом отличались от наших. Она пережила две мировых войны, у нее не было вайфая, социальных сетей и стримингового телевидения. Но идеи де Бовуар не теряют актуальности в том числе и потому, что они рождались в чрезвычайно мрачное время, исполненное политических бурь. В нашей жизни по-прежнему хватает потрясений, не только политических, но и экзистенциальных: перед многими разверзлась пропасть бессмысленности существования. Четко расписанным готовым рецептам, которые предлагают религия, семья, общество или руководство, доверия мало. Нередко кажется, будто мы погружаемся в мир постправды. Нам необходимо окинуть свою жизнь критическим взглядом, и Симона де Бовуар может нам в этом помочь. Задача моей книги – рассказать, что мы можем вынести из философии де Бовуар, чтобы по-новому взглянуть на свою жизнь и обрести подлинность.
В экзистенциализме – и, в частности, в экзистенциализме де Бовуар – нет строгих правил. Даже в определении своей философии экзистенциалисты расходились во мнениях. Для этого философского направления важны такие темы, как личный опыт, свобода, подлинность, ответственность, индивидуальность, тревога, смерть, вовлеченность, конкретные действия и поиски смысла жизни.
Расцвету экзистенциализма в 1940-х способствовали не только работы де Бовуар и Сартра, но и Карла Ясперса, Габриэля Марселя, Мартина Хайдеггера, Мориса Мерло-Понти, Альбера Камю и других. Популярность экзистенциализма объясняется в том числе признанием важности индивидуальной свободы, коллективной ответственности и абсурдности мира, в котором возможно такое варварство, как война.
Серией эссе и лекций в конце Второй мировой, когда нацистов выдворили из Франции, де Бовуар и Сартр начали «экзистенциалистское наступление», как они его называли{17}. Обращаясь к трудам Симоны де Бовуар, я продолжаю экзистенциалистское наступление на поверхностную литературу по прикладной психологии и сопротивление поиску быстрых решений. Я не даю рецептов и не гарантирую результатов. Однако я намечаю отправную точку, первый шаг к тому, чтобы увидеть и понять тиранический характер чужих требований и почувствовать те цепи, в которые мы заковываем себя сами во имя любви, долга и других оправданий, помогающих нам снять с себя ответственность за собственную свободу.
Экзистенциалистское мышление – не лайфхак. Это не инструкция, как стать победителем в жизни. Экзистенциализм – не диванная философия, а осознание того, что каждый волен создавать смысл жизни и ценности, деятельно участвуя в жизни мира, сопротивляясь угнетению, ограничивающему наши возможности, и, наконец, выходя и действуя, а не только размышляя о том, что можно было бы сделать. В трудах де Бовуар ясно прослеживается мысль, что окружающие люди – условие нашего существования. И если мы дорожим собственной свободой, то должны дорожить и чужой. Считать иначе – значит обманывать себя.
Симону де Бовуар критикуют за то, что она смотрит на мир сквозь очки белого среднего класса. Да, она действительно практически не затрагивает некоторые темы, в частности расизм, поэтому, чтобы заполнить эти пробелы, нам придется обратиться к другим мыслителям. Чтобы получить более глубокий анализ, включающий структурный расизм и теорию интерсекциональности (пересечения дискриминаций), можно обратиться к работам белл хукс, Одри Лорд, Гаятри Спивак и других – тех, кто знает расстановку сил в обществе на личном опыте. И тем не менее де Бовуар многое сделала для того, чтобы выявить структурные принципы угнетения и свободы. Она была глубоко обеспокоена материальным неравенством, поэтому сосредоточивалась, среди прочего, на половой, возрастной и классовой дискриминации.
Мы живем в мире, охваченном расовым и экономическим неравенством, подверженном пандемии коронавируса, изменениям климата и природным катастрофам, – в мире, где необходимо осознать нашу взаимосвязанность и пересмотреть отношение к себе и друг к другу. Де Бовуар указывает на способы осмыслить свое положение в этом сумбурном мире, где столько уродливого и отвратительного и где так трудно бывает разглядеть красоту жизни. Многие люди борются с несправедливостью и пытаются что-то изменить, но немало и тех, кто пребывает в неопределенности, не понимая, как быть, что менять, и менять ли, и как лучше действовать.
Экзистенциализм де Бовуар дает нам возможность стать ответственными людьми, способными изменить мир к лучшему. Среди мощных когнитивных инструментов, которые она предлагает, – умение понять, над чем мы властны, а над чем нет, способность выбирать перспективные цели и посвящать себя им, способность учитывать существование других людей при принятии решений и не скрывать от себя самих жизненные противоречия и конфликты.
Эта книга не пошаговое руководство «Двенадцать правил подлинности»{18}. Это введение в философию, являющуюся обоснованием подлинности, и исследование того, как стремление к самореализации обогатило жизнь реальных женщин. Я буду приводить примеры успеха и неудач, которые переживала сама де Бовуар, другие женщины и лично я на своем пути к подлинности{19}. Как вы узнаете из этой книги, я не раз сбивалась с этого пути. Однако мои поиски продолжаются, и опираюсь я в них прежде всего на идеи Симоны де Бовуар, но преимущественно – и это самое важное – на мои собственные идеи. Оставаясь верными идеям де Бовуар, нужно начать этот путь самостоятельно.
Я пишу эту книгу, потому что размышления де Бовуар о подлинности изменили мою жизнь к лучшему. Думаю, философия Симоны де Бовуар может изменить и вашу жизнь – точнее, вы сами можете изменить собственную жизнь, если проникнетесь основной идеей этой философии. Она помогает понять возникающие перед нами вызовы и осознать необходимость неустанно делать выбор, касающийся нас самих и всего, что нам дорого. Можно научиться этому, осваивая философию де Бовуар и адаптируя ее к требованиям сегодняшнего дня.
«Быть искренним не так-то просто», – рассуждает один из персонажей романа Симоны де Бовуар «Мандарины». Отчасти именно поэтому так трудно «просто быть собой». Как нам выразить себя, передать наше мировосприятие и мироощущение, почувствовать крутые повороты жизни на пересечениях с жизнями друзей, врагов, любимых – и делать это искренне, подлинно?
Эта книга о подобных противоречиях – несоответствиях между тем, как мы создаем себя, как влияют на этот процесс другие люди и как мы влияем на их жизни, – и о том, как мы могли бы сообща переделать мир, ориентируя себя на подлинность. Структура этой книги отчасти заимствована из «Второго пола», где рассматриваются факты и мифы, касающиеся женщин, с примерами из реального жизненного опыта.
Первую часть посвящена ряду ключевых составляющих человеческого бытия – экзистенциальному взгляду на то, что нам подвластно, а что нет; некоторым способам формирования и регламентирования женственности; юности как времени, когда наши решения и выбор особенно влияют на окружающий мир.
Во второй части исследуется, каким образом напряженность между нами, другими людьми и окружающим миром проявляется в конкретных жизненных ситуациях. Мы творим себя, состоя в интерсубъективных и взаимных отношениях с друзьями и любимыми. Брак и родительство отягощают многих бременем традиций и чужих требований, но мы можем своими решениями и выбором изменить мир так, чтобы эти жизненные роли не уничтожали нашу свободу. Старение также не повод прекращать творить себя и создавать мир, способный нейтрализовать дискриминацию. Но даже смерть исподволь влияет на наше существование, заставляя настойчиво искать в нем смысл.
В части третьей я фокусируюсь на выборе проектов: как понять, какие из них станут поддержкой в поисках самореализации, а какие собьют с пути. Нарциссизм (самолюбование), мистицизм (самоотречение) и стремление к счастью способны отвлечь от подлинного пути, а бунтарские замыслы – наоборот, ключ к освобождению себя и других людей от самосаботажа и угнетения, чтобы возможно было свободно строить свою подлинную жизнь и подлинный мир вокруг.
Называя что-либо – взаимоотношения, жизнь, счастье – подлинным, я подразумеваю нечто по-настоящему значимое. Речь о том, наполнены ли наше существование, становление, действия, выбор, поступки, отношения подлинностью. То есть представляют ли собой наши истинные намерения не эгоистичный порыв, а подтверждение уникальности личности и ее положения в мире.
Книгу нельзя назвать всеобъемлющим обзором философии де Бовуар. Я действовала избирательно, сосредоточиваясь на темах и стратегиях, которые считаю особенно актуальными для нашей сегодняшней жизни. Моя работа обращается и к биографии де Бовуар, и ее идеям не только потому, что временами само ее существование было бунтом, но и потому, что она описывала свою жизнь и размышляла о ситуациях, в которых оказывалась, как философ. Она побуждает нас поступать так же. В своих письмах, дневниках, мемуарах и прочих текстах де Бовуар делится глубоко личными подробностями, и эти грани ее публичного образа помогают нам понять ее мысли.
Меня как философа учили не обращать внимания на личную жизнь мыслителей: неважно, кем был теоретик и как он себя вел, главное, что в своих рассуждениях он приходил к верному заключению. Предполагалось, что важны только идеи, аргументы и доказательства в пользу сделанных выводов. Если говорить о таких абстракциях, как философия математики, личность философа действительно имеет минимальное отношение к делу. Принципиально ли для философии математики Готлоба Фреге, что ее автор был антисемитом? Скорее всего, нет.
Но когда речь идет о человеческой природе, все это выходит на первый план, поэтому «биографические отступления» вполне оправданны. Конечно, рассказывать, как можно было бы жить, – это совсем не то же самое, что проживать жизнь самому. Но знание о выборе и действиях, которые де Бовуар совершала, о ее успехах и неудачах одновременно воодушевляет и дает понимание того, что для нее значило добиться подлинности. Неустанно борясь с представлениями других людей о том, как ей надо жить и действовать, она рекомендует так же бороться и нам. Присмотревшись к ее жизни, мы получаем шанс предвидеть те или иные вызовы, которые могут возникнуть и перед нами.
Почему так важна де Бовуар? Философский канон полон мужских голосов, со всеми сопутствующими представлениями, предубеждениями и оптикой. Женщины, лишенные доступного мужчинам образования, родившиеся и росшие под гнетом или с детства ощущавшие себя вторым сортом, в своем философствовании отталкиваются от иного опыта и имеют другую точку зрения. У многих женщин сегодня больше возможностей, чем во времена де Бовуар, – особенно у белых представительниц Запада, к которым отношусь и я, и тем не менее мы до сих пор сталкиваемся с вызовами, которых для мужчин не существует.
В 2021 году, когда я пишу эти строки, Поправка о равенстве прав в Соединенных Штатах, гарантирующая равные юридические права всем гражданам независимо от пола, по-прежнему ратифицирована не всеми штатами. В этом же году Техас запретил почти любые аборты на сроке больше шести недель, то есть когда женщина зачастую еще не подозревает о беременности. Верховный суд Соединенных Штатов (на момент написания моей книги) этот запрет не отменил[3]. белл хукс писала когда-то: «Столько слов любви, которые предлагают нам великие люди, оказываются непригодными, когда мы вплотную сталкиваемся с действительностью»{20}. Учитывая, что окружающая действительность далека от идеала, женщины вынуждены сопротивляться как никогда активно. Надеюсь, что примеры, которые я привожу в книге, помогут вдохновить на борьбу и других людей.
Один из нескольких автобиографических трудов де Бовуар начинается с вопроса: «Почему я – это я, а не одна из миллиардов других вероятностей?» Ее поражает, что ей выпало жить именно этой жизнью. «Если бы я не родилась, никаких вопросов не было бы. А значит, за отправную точку придется брать неоспоримый факт, что я все-таки существую»{21}. Как часто мы бросаем бездумно: «Я сегодня сама не своя». Но можно задуматься и деконструировать эту фразу. Она поднимает важные вопросы: каким образом и почему мы стали теми, кем являемся, и как нам быть, когда мы это поймем?
Жан-Поль Сартр сказал как-то, что сам он не обладал подлинностью, но указывал путь к подлинности другим. Вот и я тоже не утверждаю, что достигла подлинности. Но с того момента, как экзистенциальная философия де Бовуар перевернула мои представления о жизни, которой я жила, я пытаюсь жить подлинной жизнью. Как правило, я делаю собственный выбор, а не подчиняюсь чужому. Я не всегда знаю, насколько точны принятые мной решения, – иногда это выясняешь, только совершив выбор. И да, я делаю множество ошибок.
Но подлинность оценивается не по успеху и неудачам. Подлинность раскрывается в намерениях и их воплощении на практике. Подлинность – процесс, в ходе которого мы отважно принимаем свою свободу, делаем решительный шаг в жизнь и создаем собственную сущность и свой мир. Отправляясь в поход за подлинностью, мы утверждаем свободу для себя и других, творим мир, в котором стоит жить.
Однако подлинная жизнь – еще и стремление к абсолютно недостижимому идеалу. Это бесконечный процесс. Существование в состоянии «и еще чуть-чуть». Призрачная цель, исчезающая, словно тающие снежинки на теплой коже. И если вы думаете, что добились подлинности, то это точно не так. Подлинность не сертификат, который можно повесить в рамочке на стену. Подлинность – путь, а не конечная цель.
Зачем же гнаться за недостижимой целью? Затем, что отказаться от стремления к подлинности – значит обречь себя на метафизическое голодание. Отказавшись от подлинности, мы истощаем ту составляющую нашего бытия, которая простирается за пределы текущего момента. Для де Бовуар поиски подлинности – это вопрос бытия и небытия. Не стремясь создавать себя, мы рискуем превратиться в пассивный объект, на который мир и общество будут воздействовать без нашего согласия{22}.
Экзистенциализм – не набор практик, а язык для осмысления задач, которые задает нам жизнь. Это не учение, которое нужно исповедовать, а платформа, состоящая из знаний и представлений, с которой каждому из нас предстоит совершить прыжок{23}. Куда именно мы прыгнем – каждый решает для себя. Экзистенциализм де Бовуар взыскателен и требователен. Это не терапия, он не принесет комфорта или душевного покоя, но может помочь точнее настроиться на осмысленную, целеустремленную, яркую жизнь. Подлинность не гарантирует счастья, но мы гарантированно не добьемся подлинности, если не найдем в себе сил ступить на этот отважный путь. И я пришла к выводу, что никаким другим путем истинного счастья не достичь.
Часть I
Годы становления
Экзистенциальная система мышления
Как только мы соглашаемся рассматривать личностную перспективу, в которой тело определяется исходя из понятия существования, биология становится абстрактной наукой.
«Второй пол»
После президентских выборов 2016 года в Соединенных Штатах я услышала от знакомой: «Хорошо, что победил мужчина. Женщины слишком эмоциональны для того, чтобы управлять страной». Это пример одного из самых устойчивых гендерных мифов: женский мозг и гормоны якобы обусловливают склонность к истерии, а значит, их обладательницы не подходят на ответственные должности в государственном и частном секторах. Кроме того, руководитель не должен вести себя «как женщина» (что бы это ни значило){24}. Де Бовуар много писала о мифах – или мистификациях, как она часто их называет, – касающихся женщин. Мистификации – это ложные представления о том, кто мы и какими должны быть. Проблема в том, что эти иллюзии мешают нам быть подлинными.
К мифам такого рода относится и предположение, что людям присущи врожденные абсолютные качества: женщин принято считать эмоциональными, а мужчин – рациональными, поэтому из вторых получаются лучшие президенты и руководители, чем из первых{25}. Подобные представления в конце концов превращаются в жесткие структуры угнетения. Каждому важно понимать, что в наших жизненных обстоятельствах обусловлено средой, а что мы можем контролировать. Вам, наверное, доводилось слышать молитву о душевном покое: «Боже, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого». Де Бовуар была атеисткой и не нуждалась в молитвах, но она пыталась отделить факты о природе человека от мифов. А отличить подвластное нам от неподвластного невероятно сложно, поскольку допущения, предубеждения и предрассудки переплетаются с фактами.
Современная наука исследует и иногда находит решение для некоторых из этих сложностей, таких, например, как противоречие между свободой воли и детерминизмом. Есть свидетельства в пользу того, что, несмотря на частичную детерминированность бытия, мы явно способны преодолевать свои инстинктивные порывы и, вероятно, даже обучать мозг созданию новых связей{26}. И если в какой-то степени работа мозга все же запрограммирована, в экзистенциальном плане наибольший интерес представляет диапазон человеческой свободы.
Заблуждения по поводу того, что можно контролировать, а что нет, порождают множество проблем, в том числе искаженные представления о себе и других, ограничивающие наши возможности. Чтобы создать лучшие и более четкие перспективы и смыслы, нужно разоблачать мифы и механизмы их действия. Жить подлинной жизнью получится только в том случае, если мы точно определим, на что в состоянии повлиять, и затем будем следовать своему пути максимально осознанно. К сожалению, патриархальная культура всегда старается ограничить способность женщины к подлинной жизни{27}. К счастью, полностью искоренить подлинность не удается, поскольку наш жизненный опыт не всецело определяется обстоятельствами.
«Экзистенциальная система мышления», как называет ее де Бовуар, может помочь нам разоблачить распространенные мифы и разобраться в собственных обстоятельствах{28}. Де Бовуар описывает природу человеческого существования как сочетание свободы и фактичности. Свобода – это движение к бытию и в то же время незавершенное, непрестанное существование. Фактичность – это данности, факты нашей жизни, которые мы не выбираем на момент рождения: родители, тело и мозг, окружение и социальное положение.
Симона де Бовуар учит, что мы являем собой не только фактичность (тело и обстоятельства), но и трансценденцию (цели и намерения). Мы становимся свободными, трансцендируя, то есть преодолевая свою фактичность: задаемся вопросами о самих себе, делаем решающий выбор, стремимся к своим целям и вовлекаемся в окружающий мир. На этом основана экзистенциалистская идея «существование предшествует сущности», означающая, что, попав в этот мир, каждый решает сам, кем ему стать.
Однако мы появляемся на свет в разных обстоятельствах и с отличными друг от друга телами. Мы растем в разнообразной обстановке. Мы по-разному интегрируемся в социум. Этические проблемы возникают, когда мы оказываемся лишены (или сами себя лишаем) свободы и тонем в фактичности. Погружение в фактичность де Бовуар называет имманентностью. Проявление свободы представляет собой трансценденцию. (Под трансценденцией я подразумеваю преодоление фактичности.)
Чтобы жить подлинной жизнью, мы должны трансцендировать свою фактичность, стремиться в будущее, свободно идти к самостоятельно поставленным целям – проектам, как называет их де Бовуар. Человеческое существование подразумевает самопроизвольное проецирование себя в мир. Мы ставим перед собой жизненные цели и движемся к ним. Проекты – это деятельность, которая привносит в нашу жизнь согласованность, позволяет найти смысл и оправдание жизни. Такая активность может воплощаться в чем угодно – карьере, страсти, хобби, домашней или общественной работе, творчестве, – но она будет подлинной только в случае, если отражает личный выбор и способствует коллективной свободе.
Противоположность подлинности – неподлинность, иногда ее еще называют «самообман» или «недобросовестность», что (в экзистенциалистском смысле, в противоположность юридическому) означает отрицание собственной или чужой свободы. Самообман проявляется в том, что человек, возможно, и хотел бы жить иначе, но ничего для этого не делает, не способен трезво оценить свои жизненные обстоятельства или не считает себя ответственным за совершенные поступки{29}.
В сборнике связанных между собой рассказов «Анна, или Когда главенствует дух» (Anne, ou quand prime le spiritual) Симона де Бовуар анализирует серию примеров самообмана. Героиня одного из рассказов, Шанталь, демонстрирует окружающим свой глянцевый гламурный образ. Самообман здесь заключен в неспособности взглянуть правде в глаза и попытках манипулировать восприятием других. Но внутренний монолог Шанталь обнаруживает пропасть между ее частной и публичной жизнью{30}.
Самообман – не только создание фальшивого образа, но и отказ от себя ради кого-то еще. Героиня другого рассказа, Марсель, мечтает раствориться в великой любви. Ее самообман превращается в одержимость тем, чтобы быть примерной женой, поддержкой и опорой мужу, и превращает в фальшивые добродетели покорность и готовность терпеть не устраивающий ее секс: «Каждый из пронзающих насквозь толчков Дени она принимала со страстным повиновением и, чтобы он смог овладеть ею целиком и полностью, позволила сознанию уплыть в ночную темноту»{31}.
Самообман – это и отрицание ответственности за собственную жизнь, когда мы полагаем, что наш выбор и последствия совершенных поступков ничего не значат. Дени берет на себя некоторые обязательства – например, женится на Марсель, – но не считает, что чем-то связан. Он уверен: все происходящее с нами просто «случается», в действительности никакого выбора у человека нет, и остается только слепо покориться судьбе.
Персонажи сборника «Анна, или Когда главенствует дух» показывают, что, как писала де Бовуар во «Втором поле», «подобная позиция[4] внушает сомнения и не оправдывает себя»{32}. Марсель чахнет в отношениях с тираном Дени. Сам он пребывает в отчаянии и депрессии. Рассказ завершается словами Маргерит, сестры Марсель, сокрушающейся, что два ее любимых человека «так и умрут, не узнав и не полюбив ничего настоящего»{33}. Когда же мы воспринимаем мир подлинно – приветствуем свою свободу, принимаем ответственность за свой выбор, отказываемся уничтожать себя во имя иллюзий и фальшивых кумиров, – перед нами открываются прекрасные возможности.
Экзистенциальную систему мышления де Бовуар – фактичность, трансценденцию, свободу, самообман – можно представить на примере: фактичность означает родиться в англоязычной семье, а трансценденция – решить изучать французский. И хотя французский никогда не станет для вас родным (поскольку никто не может изменить обстоятельства своего появления на свет), преодолеть пределы своей англоязычной фактичности вполне возможно. Вы в состоянии свести свою свободу к минимуму за счет самообмана, если будете преуменьшать способность к изучению французского разными отговорками вроде «возраст уже не тот» или «ума не хватит». А можете проявить свободу, постаравшись добиться беглого владения французским. Постепенно вы станете билингвом, человеком, свободно говорящим на двух языках. Правда, если вам запрещают учиться, уверяют, что ничего не получится, отказывают в базовых средствах обучения (библиотеках, доступе в интернет), вы теряете возможности для проявления свободы.
Можно было бы возразить, что допущение, будто свободу можно ограничить извне, – тоже самообман. Но если сделать вид, будто ограничений вообще не существует, получится как в сцене из фильма ужасов, когда злодей отпускает пленника на все четыре стороны, предварительно отрубив ему ноги. Так же обстоит дело с меритократией и привилегиями для белых: из-за проявлений системного расизма упорный труд для очень многих людей вовсе не является залогом успеха.
Если вы не вольны распоряжаться своей свободой, речь не может идти о свободе в полном смысле слова. Нужно быть свободным от гнета, чтобы обладать свободой в стремлении к подлинности. Это значит, что закрывать глаза на структуры, не позволяющие людям реализовать свою свободу, – тоже самообман. Сила философии де Бовуар в том, что она признает: человеческое существование – сложное смешение конфликтов между свободой и фактичностью. Со своей фактичностью мы ничего поделать не можем, но быть свободным означает иметь возможность управлять своей жизнью, преодолевая обстоятельства.
Человек не появляется на свет как tabula rasa, наделенный абсолютной свободой. Хотя нам приходится создавать сущность с нуля и сочинять жизнь как стихотворение, мы пишем его не на пустых листах, находящихся в вакууме. Наш мир – это мешанина человеческой истории, над которой возвышается прочная социокультурная конструкция. В этих условиях мы и осуществляем свой путь к подлинности.
Де Бовуар доказывала, что одной из основ этого социокультурного конструкта является миф, низводящий женщину до положения второго пола. Женщину воспринимают через отношения с мужчиной как универсальным началом. Мужчины выполняют сущностную роль (Субъект), женщины – несущностную (Другой){34}. Термин «Другой» (именно так, с большой буквы) обозначает лицо, которому отказано в субъектности.
По мнению де Бовуар, процесс «отчуждения» – определение одних людей через других и противопоставление им – глубоко человеческий. Разделение на «своих» и «чужих» происходило и происходит у представителей разных слоев общества, рас, религий, классов, возрастов, обладателей разных способностей и сексуальных предпочтений. Оказавшийся Другим сразу по нескольким параметрам испытывает гораздо более серьезные последствия разделения. Вопросы, поставленные де Бовуар во «Втором поле», таковы: почему женщина столь часто оказывается Другим по отношению к мужчине? Почему женщины безоговорочно подчинились мужчинам? Почему взаимоотношения между полами упорно стремятся к неравенству? Как мужчинам удается так успешно угнетать женщин?{35}
Для себя люди являются субъектами, для других – объектами. У де Бовуар, как и у Сартра, человек – это «бытие-для-себя», тогда как объект, например камень, – это «бытие-в-себе». Ключевое различие в том, что человек разумен, то есть представляет собой трансцендирующее сознание, способное задаваться вопросами о себе и побеждать свою фактичность. Камень ничем подобным не обладает. Мы признаём свое бытие-для-других, понимая, что для остальных являемся объектами. Мы не можем испытывать чувство неловкости в отношении камня, но вполне можем испытывать его в отношении людей. В идеале мы даже в состоянии достичь бытия-с-другими, то есть солидарности и дружбы.
У каждого может возникнуть конфликт между бытием-для-себя и бытием-для-других – личной самооценкой и пониманием, что нас оценивают другие. Чрезмерная сфокусированность на бытии-для-себя – это эгоцентризм, из-за которого другие, скорее всего, сочтут вас невыносимыми. Чрезмерная сфокусированность на бытии-для-других в ущерб бытию-для-себя позволит другим вытирать о вас ноги и грозит окончательной потерей индивидуальности.
Угнетение умаляет человека до бытия-в-себе, уподобляет его камню и лишает всяческих претензий на бытие-для-себя. Оно низводит человека до объекта, лишает его субъектности и исключает из взаимного бытия-с-другими. Женщины выступали Другими по отношению к мужчинам не только в экономическом плане, в силу соответствующей зависимости от мужчин, но и в экзистенциальном, и этот расклад обычно играл мужчинам на руку.
Когда человек утверждается в мире и пытается разобраться в своем бытии, он сталкивается с препятствиями, будь то опаздывающий поезд метро, пассажиры, пытающиеся втиснуться в вагон в час пик, или собственные желания и потребности, такие как голод или нужда в бесплатном вайфае. Окружающие объекты могут быть внешними, неподвластными нам, как опаздывающий поезд, а могут пассивно нам подчиняться, как, например, сочный персик, которым можно владеть, съесть его или раздавить. Обращаясь с Другими как с объектами, мы вступаем в противоречие с их свободным сознанием, представляющим такое же, как и у нас, устойчивое бытие-для-себя.
Симона де Бовуар в своей философии делает из этого два вывода. Первый: угнетая другого, мы обращаемся с ним как с объектом, подлежащим обладанию, потреблению или уничтожению, а не как с подлинным субъектом. Второй: взаимодействие с объектами вроде персиков не дает глубокого понимания себя. Чтобы разобраться в себе, нужны другие люди. Только другие свободы, другие субъектности могут раскрыть те аспекты бытия, которые мы не разглядели сами.
Жан-Поль Сартр вывел из этой дистанции между бытием-для-себя и бытием-для-других формулу «ад – это другие»{36}. Симона де Бовуар признавала, что другие могут быть как друзьями, так и врагами, в зависимости от того, как человек воспринимает контакт. Подлинно человеческие отношения подразумевают доброжелательность и уважение, так как требуют взаимного признания другого лица как субъекта, преодоления жажды присваивать и контролировать друг друга. Они невозможны без постоянной борьбы с намерением поместить себя в центр вселенной. Де Бовуар считала подлинные взаимоотношения лучшим из достижений человечества{37}. Риск состоит в том, что мы не знаем, окажутся ли эти отношения взаимными, какими бы они ни были – романтическими или платоническими. Но если от нас не зависит, будут ли окружающие относиться к нам как к Другому, наше отношение к окружающим зависит именно от нас.
Миф о «вечной женственности» стал одной из попыток устранить конфликт между бытием-для-себя и бытием-для-других и при этом избежать рискованности и уязвимости подлинных отношений. Вечная женственность – идеализированный образ женщины как бытия-для-других: кроткой, щедрой, добродетельной и отзывчивой спутницы мужчины. Как отмечала де Бовуар, вершинным проявлением этого идеала выступает Дева Мария{38}.
Говоря, что женщиной становятся, де Бовуар имела в виду, что подчиняться мифу о вечной женственности в основном приучает цивилизация. Именно приучает: женщины учатся вживаться в отведенные им роли под нескончаемый поток наставлений о том, как надлежит соответствовать идеалу. Подчиненное положение женщины прописано в глубоко заложенных культурных сценариях, продолжающих диктовать и современное поведение.
Миф о вечной женственности поддерживают и мифы творения в христианской, иудейской и исламской традициях. Во второй главе Книги Бытия утверждается, что Ева была создана для Адама, чтобы стать его покорной служанкой. Адам был сотворен первым, и потому его присутствие в этом мире первично, а присутствие Евы вторично. Таким образом создается прецедент, согласно которому мужчина становится мерой всего мира, универсальным человеком, творцом, а женщина – комфортной, приятной компаньонкой. В экзистенциальной парадигме Адам – сущностное создание, а Ева – несущностное. Она – приложение к мужчине, подчиненный (впрочем, ненадежный) Другой, созданный из него и для него.
По де Бовуар, миф о вечной женственности разрушает взаимоотношения между полами, так как мужчины хотят видеть в женщине Другого. Они пытаются свести фактичность, согласно которой женщины всегда вторые, а мужчины первые, до уровня порабощения. Однако укротить женскую трансценденцию целиком и полностью не удается, и это раздражает мужчин, которые хотели бы контролировать женщин{39}. Конфликт порождают посягательства на то, что мужчинам не принадлежит, – женскую свободу. Подобными заблуждениями в какой-то мере объясняется, почему мужчины так одержимы идеей контроля над женским телом и так жаждут заставить женщин замолчать.
За то, что она бросила вызов мифам вроде идеала вечной женственности и не пожелала им соответствовать, Симоне де Бовуар пришлось расплачиваться. После выхода «Второго пола» на сорокаоднолетнюю писательницу обрушилась лавина похвал и ненависти. Де Бовуар открыто рассказывала о женском опыте, подробно рассуждая, среди прочего, на такие табуированные темы, как менструация, половое созревание, секс и угнетение женщин.
Одни читатели горячо восхищались ее искренностью и храбростью. Вторых шокировало обнародование такого количества интимных подробностей, касающихся женского тела. Третьи критиковали де Бовуар за то, что она недостаточно осветила разнообразие женского опыта – в частности, обошла вниманием темнокожих. По словам самой де Бовуар, недовольные, особенно мужчины, не стеснялись в выражениях, осыпая ее колкостями и бранью, и не жалели желчи: «Неудовлетворенная, холодная, ненормальная, пережившая сотню абортов, нимфоманка, лесбиянка – я была всем, и даже родившей вне брака. Предлагали вылечить меня от фригидности и утолить мои вампирские аппетиты»{40}.
Философ Альбер Камю, лауреат Нобелевской премии по литературе 1957 года и в прошлом друг де Бовуар, утверждал, что она «выставила на посмешище французского самца»{41}. Кто-то называл ее произведение порнографией. Вспоминая в более поздних мемуарах о реакции на «Второй пол», де Бовуар отмечала разгул двойных стандартов: для мужчины обсуждать женское тело нормально, а женщину за то же самое заклеймят как развратницу. «Можно было подумать, что ни Фрейда, ни психоанализа не существовало. Какая демонстрация общего цинизма под предлогом бичевания моего!» – писала она{42}.
«Второй пол» явно задел мужчин за живое и извлек на свет множество комплексов: а что, если их превосходство над женщинами незаслуженно; а вдруг они не так хороши в постели, как надеялись; неужели женщины способны получать сексуальное удовлетворение и без них? Некоторые боялись, что книга поможет женщинам осознать: им вовсе не обязательно терпеть недостойное поведение мужчин.
В неоконченном комментарии 1957 года Лоррейн Хэнсберри вспоминала противоречивую реакцию на «Второй пол» в Соединенных Штатах. По ее свидетельству, американцы восприняли книгу серьезнее, чем американки. Мужчины, поддерживающие идею равноправия, ею восхищались. Некоторые из них, даже не соглашаясь с де Бовуар, отнеслись с достаточным уважением к ее труду, признавая «его колоссальный вес и несомненную гениальность», как писала Хэнсберри. Нашла книга преданных поклонниц и среди женщин. Одна знакомая Лоррейн Хэнсберри, актриса и драматург, к ужасу режиссера-мужчины, читала «Второй пол» вслух своим коллегам, «просвещая» их между выходами на сцену. Иные читательницы штудировали книгу с карандашом, видя на ее страницах свое «освобождение» и призывы к «égalité, fraternité, liberté – pour tout le monde!»[5]. Однако многие женщины, даже образованные и придерживающиеся феминистских взглядов, отнеслись к труду де Бовуар прохладно и критиковали его за излишнюю жесткость в том, что касалось брака и материнства, и за чрезмерную озабоченность сексом. «Я видела, как четко и трезво мыслящие типичные американки (не терпящие и презирающие наиболее возмутительные проявления кодекса мужского превосходства), поморщив какое-то время лоб над книгой, откладывали ее в сторону и больше к ней не возвращались»{43}.
Ватикан, видимо, счел «Второй пол» слишком опасным, чтобы просто отложить в сторону, поэтому в 1956 году внес его (вместе с романом «Мандарины») в ныне упраздненный список запрещенных книг{44}. Иногда, впрочем, черный пиар – тоже пиар: «Второй пол» продавался на диво хорошо. За первые пять месяцев было напечатано около 55 000 экземпляров – огромный тираж для любой книги, а уж для философского сочинения в 1949 году просто запредельный. С тех пор книгу перевели почти на сорок языков и издают миллионными тиражами{45}.
И все равно де Бовуар находилась в привилегированном положении. Немалому числу представительниц ее пола отказ соответствовать идеалу вечной женственности – мужским стандартам, определяющим, какой должна быть женщина, – может стоить жизни. –[6]. Темнокожие американки всегда страдали больше, чем белые, – еще со времен рабства, когда им не принадлежало даже собственное тело. Если с белыми женщинами могли обращаться как с объектами иногда, то темнокожие были вещью в самом буквальном смысле, и наследие этого «белого взгляда» не изжито по сей день.
На пути прогресса часто встают и мифы, связанные с биологией. Обычно биологию привлекают для объяснения различий между полами. У животных самца и самку, как правило, определяет их роль в размножении, хотя исключения есть и здесь. Сравнивая себя с животными, мы можем что-то узнать о биологических процессах у живых существ. Но о смысле человеческого бытия биология ничего нам не скажет.
Экзистенциализм предлагает собственный ответ на вопрос, чем отличается человек от всех прочих животных: они действуют инстинктивно, а человек трансцендирует. Де Бовуар во «Втором поле» доказывала, что человек идет на риск, чтобы преодолеть свое естественное состояние, выходит за пределы данных ему обстоятельств и ищет в жизни смысл{46}. (Животные тоже думают, чувствуют, образуют социальные связи, но, насколько нам известно, не умеют философствовать.) Быть человеком – значит деятельно преодолевать факты своего существования так, чтобы создавать смысл.
«Как только мы соглашаемся рассматривать личностную перспективу, в которой тело определяется исходя из понятия существования, биология становится абстрактной наукой»{47}, – писала де Бовуар. Биология задает факты нашей жизни, но не смысл. Смысл рождается из того, как мы живем, что делаем и как поступаем. Мы создаем этот смысл, совершая выбор, будучи обладателями доставшихся нам от рождения половых органов в обществе, где этим органам приписываются определенные ценности.