Читать онлайн Энси

Иншунак

Уриа, усудуриа

Гируа, гибадуриа

Муриа мусудуриа…1

Очнувшись от спячки, озябшая и измученная ветрами земля К‘ингир2 подставила наконец свои бока под палящие лучи солнца и стянула с горных вершин Арманума3 одеяло снежного покрова. Наступил месяц баразагар4, и массивные потоки талой воды устремились на юг, наполняя сначала быструю Идигину5, а затем и менее проворный Бур-Анун6, словно губы божественной Тиамат7, весенней чувственностью. За прошедший сар8 после Великого Потопа саггиги9, следуя заветам своих божественных учителей, научились справляться с буйной водной стихией, каждый год бравшей в тиски их новую родину. Время разливов уже не казалось им столь коварным и беспощадным, как ранее, и рачительные хозяева использовали его для перевозки грузов, путешествий в Аратту10 и тщательной подготовки к севу. По рекам и прорытым между ними каналам то и дело сновали в обоих направлениях парусные лодки и плоты, гружённые зерном, мелким скотом и утварью, а в Урхе11 уже швартовались ма-гуры12 из Магана13, доставлявшие в Двуречье высоко ценившиеся здесь медь, древесину и другие товары.

Стараясь не привлекать внимания, сопровождавший Нанайю Энси не стал заходить в центр города, а сделал большой крюк и обошёл пристань с южной стороны. Оставив позади защитный вал, вместе они направились к устью Бур-Ануна, где он встречается с заливом, и к вечеру смогли нанять двух плотоводов, назвавшихся Малахом14 и Мигирапалом15, которые за «две руки»16 сиклей17 и молодого быка в придачу обязались доставить их до самого Нимхпура18.

Путешествие предстояло долгое и небезопасное, поэтому, погрузив «трофейную» колесницу со скарбом на принадлежащий им плот, который, по-видимому, когда-то был переделан из пришедшего в негодность ма-гура, и закрепив всё верёвками и канатами, решено было переночевать в расположенной на берегу реки тростниковой хижине и с первыми лучами солнца отправиться в плавание.

Старший из плотоводов – Малах, оказавшийся к тому же отцом Мигирапала, по одежде и имени безоговорочно признал власть Энси и дал наказ сыну заботиться в пути о его таинственной спутнице. Затем, отправив своего отпрыска с полученным в качестве предоплаты быком назад в Урх, он быстро разжёг костёр и подогрел остатки жертвенного животного и лепёшки. Поужинав, Энси и Нанайя19 расположились на ночлег в старом, но ещё хорошо сохранившемся и утеплённом козьими шкурами жилище рыбаков, а Малах остался снаружи, чтобы поддерживать огонь в костре и дожидаться возвращения сына.

С первыми лучами солнца плот поймал в свой парус попутный ветер и медленно, но уверенно тронулся, преодолевая течение. Путешественники двигались только днём, а к закату приставали к берегу, чтобы совершить трапезу и переночевать. По умелым и слаженным действиям Малаха и его сына было видно, что они бывалые плотоводы и уже не в первый раз проходили этот маршрут. На третий день плавания они направили плот по западному рукаву Бур-Ануна и, оставив на северо-восточной стороне Ларсу20, к полудню четвёртого дня подошли к Уруку21. Пришвартовавшись на небольшой и почти неприметной пристани рядом с двумя другими рыбацкими лодками, они достали пустые бурдюки и подошли к импровизированной палатке, смастерённой из закреплённой на плоту повозки, палок и накинутого на всю эту конструкцию старого паруса, в которой жрец и Нанайя прятались от солнца и ветра и коротали холодные ночи.

– Господин! – обратился Малах к Энси, не решаясь заглянуть внутрь, – нам надо пополнить запасы пресной воды и лепёшек. Может быть, госпожа желает совершить прогулку до городских ворот? Я знаю там пару неплохих торговцев туниками, местные храмовые прядильщицы22 славятся своим виссоном23.

Медленно выбравшись наружу, Энси с головы до ног смерил взглядом старшего плотовода, отчего тот смутился и понурил голову. Удивлённый столь прямым намёком на их неприглядный вид, он всё же не счёл это за дерзость и после возникшей заминки как ни в чем не бывало ответил:

– Кто знает, как сложится путь далее. Незачем нам лишний раз привлекать к себе внимание лихих людей. Одежды мы сменим ближе к Нимхпуру. Что ж, отправляйтесь с Мигирапалом в город, а мы присмотрим за плотом и вещами. И не забудьте прихватить пива и побольше фиников!

Снабдив отца и сына деньгами, Энси дождался, когда оба исчезнут из виду, и решил осмотреться. Сначала ему показалось, что вокруг не было ни души: рыбацкие лодки мирно покачивались в заводи, и стоявшее в зените светило заставляло всё живое прятаться в зарослях камыша на заболоченном берегу реки. Энси выбрался на сушу и, взойдя на небольшой пригорок, увидел две удалявшиеся фигурки и вдалеке, почти на линии горизонта, силуэт зиккурата24. Он невольно впал в раздумье: «Великий Энки25… Снова Ты ведёшь битву, непонятную нам». Уже немолодой жрец, всю свою жизнь верно служивший в Э-Куре26 Инанне27, терзался мучительными сомнениями. «Правильно ли я понял Твои знаки, Энлиль? За что Ты удостоил меня – ничтожного муравья, жалко копошащегося в своём муравейнике, – такой чести лицезреть её и помогать ей? – испытывая благоговейный страх перед Нанайей, Энси не решался произнести её «настоящее» имя. – Кто жаждет её кончины? Кто те боги, что сбросили в К‘ингир её воинов и преследуют их? Заклинаю, скажи!» Вслушиваясь в тишину, жрец с надеждой ждал ответа, но, кроме ветра в ушах и стука собственного сердца, так ничего и не услышал. Постояв ещё какое-то время, он снял сандалии и босиком отправился назад к плоту. И тут до него донеслись чьи-то голоса. Энси остановился и прислушался. По направлению звука он сообразил, что к ним вдоль берега приближается группа мужчин. Памятуя о случившемся с Ихидом, Энси решил, что лучше не показываться им на глаза. Вброд добравшись до плота, он забрался в палатку и, задёрнув за собой вход, шёпотом сообщил:

– Тс-с! Идут!

– Их пятеро! – кивнула ему лежавшая у колёс повозки Нанайя. – Не бойся! Их слишком мало, чтобы привлечь внимание луча. Но, возможно, кто-нибудь из них окажется нам полезным.

Шум шагов становился всё ближе и ближе, и вскоре Энси отчётливо услышал, как кто-то присвистнул, выражая удивление, и компания на мгновение остановилась и замерла.

– Глядите! У нас гости! – раздался чей-то голос. – Какой большой плот!

– А где хозяин? Эй, есть кто? – поинтересовался другой. – Э-э-эй! Выходи!

Не получив ответа от затаившихся Энси и Нанайи, пришедшие явно осмелели и, уже не стесняясь, наперебой принялись обсуждать, как поступить с плотом:

– Никого нет. Давайте заглянем, что там внутри? Может, есть чем поживиться?

– Да, но только надо успеть отчалить отсюда до прихода хозяев.

– А может, просто заберём плот с собой?

– Дурень! Такой плот потом нигде не спрячешь! А зачем он нужен, если им нельзя будет воспользоваться. Смотрите, похоже, там, в палатке, есть кое-что и для нас! Стойте здесь – я проверю! – предложил подельникам мужчина средних лет с сильно вьющимися смоляными волосами, являвшийся, по-видимому, их предводителем.

Из разговора стало ясно, что никакие это не рыбаки, а, скорее всего, разбойники да пираты, промышлявшие грабежами проходящих здесь судов. Пока налётчики переговаривались между собой, Энси осторожно сунул руку под накидку, прикрывавшую находившийся в телеге скарб, и вынул оттуда кинжал.

В это время кучерявый прошлёпал по воде к плоту и, забравшись на него, приблизился к палатке. Остальные, войдя по щиколотку в реку, стали ждать его команды. Тихо ступая, грабитель обошёл палатку по кругу и под краем свисавшей парусины заметил фрагмент прикрытого ею деревянного колеса. «Вот удача! – обрадовался он. – Если это повозка, то она должно быть чем-то нагружена, иначе зачем её перевозить на плоту?» Тут ему показалось, что он услышал лёгкий шорох, а одна из дыр, зиявших в старом парусе, внезапно почернела. Интуиция подсказывала ему, что внутри кто-то есть. Обернувшись к своим, он подал знак, и подельники, стараясь действовать тихо, начали окружать плот со всех сторон. Высунувшись из-за угла, разведчик одной рукой попытался слегка приоткрыть полу палатки на входе и заглянуть внутрь. Как только ему это удалось, из темноты на него сверкнули два налитых кровью глубоко посаженных глаза, и в тот же миг он почувствовал лёгкий укол в шею и тёплую струю, побежавшую от ключицы вниз по груди, и отшатнулся. Оцепенев от шока, он ещё несколько секунд остекленевшим взглядом безмолвно созерцал Энси, вышедшего на свет с кинжалом в руке. Затем его тело обмякло и повалилось на тростниковый пол плота прямо в руки одному из стоявших в воде разбойников, оросив того фонтанирующей кровью из пробитой артерии. Брезгливо оттолкнув от себя труп, разбойник кинул боевой клич:

– Гу! Гу28! Хватайте его!

Но его тут же перебил голос самого старшего их них:

– Не троньте его! Слепцы! Разве не видите, что это жрец!

В смятении разбойники не знали, как действовать дальше, переводя взгляд с Энси на медленно отдалявшийся по воде труп товарища.

– Не слушайте его! – прервал их замешательство залитый кровью грабитель. – Жрец говоришь? Тем лучше для нас! Значит, ему есть что скрывать! А раз ты такой сердобольный – уступи свою долю нам! Кто желает заполучить долю старика, пусть первым пронзит сердце этого гала29!

И четверо разбойников, наперегонки карабкаясь на плот и сверкая бронзовыми кинжалами, стали наседать на Энси, прикрывавшего своей спиной вход в палатку. Тут он услышал, как позади него под лезвием пытавшегося прорваться внутрь разбойника затрещала парусина, и тогда, вознеся руки к небу, он громогласно воззвал:

– О воды Бур-Ануна! Явите Лахаму30!

И Лахаму не заставил себя ждать: парусиновая крыша взлетела и накрыла стоявшего сзади грабителя. Взвившись , из палатки выпрыгнуло существо размером с крупное животное, напоминавшее не то огромную рыбу, не то червяка с костяным рогом и блестящей чешуйчатой кожей. Словно дельфин, «Лахаму» перевернулся в воздухе и буквально рухнул на главного подстрекателя, поразив его костяным рогом. Выплюнув откушенную голову, чудовище, будто гигантская кобра, изогнулось крючком и, крутя рогом, стало выискивать следующую жертву.

– Лахаму! Лахаму! – закричали в ужасе нападавшие и попрыгали в реку, полагая найти на берегу спасение. Лишь старый разбойник остался стоять у плота, взывая к милости повелителя вод.

Несмотря на небольшое расстояние, ни одному из беглецов не удалось достичь суши: «Лахаму» вслед за ними скользнул в воду и, оказавшись в «родной» стихии, в считаные мгновения затащил всех троих в более глубокое место, где и расправился, разорвав на куски. Затем он подплыл к старику и взобрался тому на спину, занеся над головой свой грозный рог. Согнувшийся от тяжести разбойник закрыл глаза и, приготовившись умереть, скороговоркой затараторил молитву:

– О Лахаму! Порождение Энки! Бог Бур-Ануна! Смилуйся и пощади! – и, обращаясь к жрецу, добавил: – О благочестивый энси31! Замолви обо мне словечко, и я выполню всё, что ты пожелаешь!

Наблюдавший до этого за жестокой расправой Энси подошёл к краю плота и, широко расставив ноги, вытер наконец свой кинжал от крови и засунул за пояс.

– Как твоё имя, «черноголовый»32? – грозно спросил он трясущегося разбойника.

– Иншунак33! – не открывая глаз, ответил тот осипшим от всхлипываний голосом.

– Смотри и запоминай, Иншунак!.. – приказал он.

Разбойник, едва удерживавший на своём горбу чудовище, упёрся руками в плот и, подняв голову, посмотрел на жреца, стоявшего в лучах полуденного солнца. От страха тот показался ему настоящим великаном с бритым наголо черепом, сверкающими белыми зубами и длинной волнистой бородой. Из трёх пальцев сжатой в кулак правой руки Энси сложил замысловатую фигуру: сначала он разжал мизинец, затем поднял вверх большак и под конец выпрямил указательный, направив его на «Лахаму», и одновременно произнёс «Отменяю!», после чего чудовище тотчас сползло со спины Иншунака и бесшумно скрылось в воде.

– Иди и расскажи всем, что видел! Скажи, что Энки разгневан тем, что саггиги помогали Энлилю убивать его воинов, и посылает в Нимхпур повелителя Лахмы и Лахаму34.

Сказав это, Энси величаво вскинул голову, сложил руки на груди и выставил вперёд левую ногу. Старый грабитель по-своему расценил это и принялся целовать сандалии жреца, но тот отдёрнул ногу, и Иншунаку не оставалось ничего другого, как прикоснуться губами к краю обрызганной кровью бахромы, украшавшей его тунику.

– Иди! Пока я не передумал! – грозно приказал Энси.

И грабитель что было сил бросился на берег и скоро уже скрылся из виду. Послышался всплеск воды, и на край плота взобралась совершенно нагая Нанайя.

– Подай мне одежду! – повелела она, выжимая при этом свои длинные и густые волосы.

Но это было излишним – Энси уже стоял рядом и держал в руках кусок мягкой ткани, чтобы она могла обтереться, её сандалии и накидку. Протянув ей вещи, он молча склонил голову в поклоне и сделал шаг назад.

– Вот так и будешь действовать впредь! Делай, что велю, и я дам тебе власть над «черноголовыми». Ты вернёшься в Нимхпур не как энси – они сами внесут тебя во дворец!

– Да, госпожа! Твоя мудрость сравнима только с твоей милостью, и обе они безграничны! Прикажи – и я сделаю!

– Молва летит быстрее птицы, и не какому-то плоту тягаться с ней в скорости! Мы ещё будем в пути, когда в Нимхпуре начнут готовиться к твоему возвращению – будь готов и ты!

Облачившись в тунику, Нанайя спрыгнула с плота и побрела к берегу.

– Госпожа желает совершить прогулку? – крикнул вдогонку Энси и поспешил за ней…

Белапал

Между тем до смерти напуганный Иншунак, высунув язык, промчался мимо городской стражи, взимавшей плату с прибывающих в Варку торговцев, и, преодолев несколько проулков, вбежал на территорию рынка. Там он пал на колени и, вырывая себе волосы и разрывая одежду, буквально завыл:

– Люди! Слушайте, что я сейчас видел на реке! Горе! Горе нам! Нас было пятеро, а остался я один. Все, все погибли!

Вокруг него, позабыв, зачем пришли, стали собираться горожане.

– Хватит причитать! Говори, что случилось? – послышались крики зевак. – В самом деле, не томи! Неужто как в Урхе всех пожгли?

– Я его видел! Не будет нам теперь покоя ни на земле, ни на воде! Он здесь, он пришёл и мстит нам! – продолжал свою сумбурную речь несчастный. – Лахаму всех забрал!

– Расступись! Дорогу! – расталкивая толпу, в сопровождении двух копьеносцев к нему подошёл следивший за порядком на рынке начальник стражи. – Отвечай, кто ты, чем занимаешься и как тут оказался? – сурово потребовал он, а копьеносцы нацелили на него своё грозное оружие.

Иншунак попытался было приподняться с колен, но один из стражников тотчас больно «ужалил» его в плечо остриём копья, давая понять, чтобы тот и не думал шевелиться.

– Меня зовут Иншунак, я рыбак из Ларсы, – соврал он. – Вместе с товарищами я переплыл на эту сторону Бур-Ануна в поисках богатого на улов места. Бросив якоря в одной из излучин в половине бéру35 отсюда, мы решили осмотреть берег. А когда вернулись, обнаружили рядом с нашими лодками плот, а на нём – спрятавшегося гала в рваной и грязной одежде, сопровождавшего какой-то груз, размещённый на привязанной к плоту телеге, словно он от кого-то бежал или скрывался. Нам показалось это подозрительным, и мы решили проверить, что он везёт. А когда первые из нас взошли на плот, жрец произнёс заклинание – и из разверзшихся вод реки выскочил сам Лахаму!

Толпа ахнула, но любопытство всё же пересилило страх:

– А какой он – Лахаму? Как близко ты его видел? – робко спросил один юноша.

– Как огромная рыба размером с крокодила, с рогом и тьмой ужасных и острых зубов!

Толпа вновь ахнула.

– Я тебя знаю! – вдруг перебил его кто-то, и все перевели взгляд на богато одетого продавца туник, который уверенно направлялся к начальнику стражи. Подойдя к нему ближе и поклонившись, он продолжил: – Уважаемый Хаззан36! Этот человек в самом деле чужак, но никакой он не рыбак! Он – разбойник! Во время прошлого разлива он со своими подельниками напал на нас, когда мы возвращались из Нима37. Одно судно им удалось отбить у нас, а его я запомнил, потому что он среди них был самый старый.

– Сознавайся, несчастный! Правда ли то, что сейчас сообщил нам уважаемый Белапал38? – сверкая глазами, грозно спросил Иншунака начальник стражи, и копьеносцы упёрлись ему в бока острыми наконечниками. Разбойник взвыл теперь ещё и от боли, умоляя о снисхождении:

– Всё… Всё, что сказал этот господин, – правда, – вынужден был согласиться он. – Но я не далее как час назад уже понёс суровое наказание за свои грехи: все мои товарищи действительно погибли! Не ходите к реке – умоляю вас! Там Лахаму свирепствует и никого не оставит в живых! Он порвал на куски четверых, как если бы это были обыкновенные дождевые черви! Он откусит головы и затянет в пучину всякого, на кого покажет этот жрец!

– Отчего же тебя он пощадил? – съехидничал кто-то из собравшихся, не доверяя словам старика.

– Чтобы я передал его послание!

– Какое такое послание? – заволновалась толпа.

– Энки накажет нас за то, что мы помогали лучу!

– Вы слышите, что он говорит? Мы должны были отдать наш город свалившимся с небес чудовищам на погибель! Так? – вновь вмешался в разговор торговец туниками. Обнажив кинжал, он гордо оглядел присутствующих. По его поведению и реакции толпы было видно, что он был не из робкого десятка и весьма уважаемым человеком в городе.

– Я не знаю, но он так сказал, чтобы я передал всё, что видел, и самое главное – что он и есть повелитель Лахмы и Лахаму и теперь направляется в Нимхпур.

– Хаззан! Нельзя допустить этого! Пусть ведёт нас к тому месту! Саггиги! Кто готов вновь сразиться со злыми демонами? – обратился торговец туниками к начальнику стражи и собратьям. – Каждому, кто отважится, я подарю отрез из пурпурной ткани!

К этому времени количество собравшихся достигло не менее полусотни человек. В предвкушении щедрого подарка на его слова сразу откликнулись многие стоявшие здесь мужчины.

– Веди нас! Ну же! – бросил клич Белапал.

– Ни за что на свете! – взмолился Иншунак. – Лучше бросьте меня в яму со змеями – там я дольше проживу, но не заставляйте меня ещё раз показаться ему на глаза! У меня трясутся поджилки и от страха вот-вот лопнут кишки!

И действительно, находившиеся к нему ближе всех копьеносцы почуяли смрадный запах, исходивший от старого разбойника, и только сейчас заметили, что тот стоит на коленях в луже собственных испражнений.

– Схватить его! Ведите ко дворцу, пусть лугаль39 решит, что с ним делать дальше! – приказал наконец Хаззан, и стражники, воротя носы, заломили Иншунаку руки за спину и поволокли под бурные выкрики базарной публики на храмовую площадь…

В тот момент, когда внимание улюлюкавших переключилось на процессию во главе с начальником стражи, от толпы незаметно отделились два человека с бурдюками и мешками в руках и за спиной и молча направились к городским воротам. Покинув пределы Варки, Малах и Мигирапал поспешили на пристань. Став случайными свидетелями переполоха на базаре, оба сразу сообразили, кого имел в виду Иншунак.

– Ада40! Может, нам не стоит туда возвращаться? – решил наконец обратиться к отцу юноша, впечатлившись услышанным на базаре. – Нам щедро заплатили вперёд, отдав вола, да и сейчас у нас ещё осталось 300 ша41.

– А о плоте ты подумал? Горшок у тебя вместо головы или что? – разозлился на сына Малах. – Ты на быке собрался рыбу ловить? Может, накрутишь ему парус на хвост и выйдешь в плавание?

– А что если энси прикажет Лахаму убить нас, чтобы завладеть плотом? – не унимался Мигирапал.

– Ты что, поверил этим россказням? – попытался успокоить сына рыбак, в душе понимая, что для беспокойства были все основания. Ещё несколько дней назад у Шурумпака они собственными глазами видели тлеющие останки страшных демонов, похожих на Пазузу42, о которых местные жители рассказывали, что они вылупились из огромных яиц, вывалившихся из лап гигантского орла. Так что история с Лахаму вполне вписывалась в общую картину последних событий, происходивших повсюду в К‘ингире.

Юноша обиженно поглядел на отца: он переживал не только и не столько за себя, но в первую очередь за своего уже немолодого родителя. И страха молодой плотовод не испытывал, напротив, он готов был хоть сейчас сразиться с кем угодно – благо он был крепкого телосложения и чрезвычайно ловок. Но перед глазами у него стояла картина с напуганным до смерти старым разбойником Иншунаком, и Мигирапалу совсем не хотелось увидеть своего отца в столь ничтожном виде, если бы им вдруг пришлось столкнуться с Лахаму.

– Не бойся за меня! – как будто прочитав его мысли, продолжил Малах. – Если тот несчастный на базаре рассказал правду, то до Нимхпура доберёмся под защитой жреца, а дальше видно будет. В общем, будем молчать и делать вид, что ничего не произошло и мы ни о чём не догадываемся.

Житейский опыт Малаха подсказывал ему, что это был тот случай, который выпадает раз в жизни: сильные мира сего оказались в ситуации, когда они нуждаются в таких, как он с сыном, и готовы щедро платить за услугу. «Как же – целого вола уже отдали! И деньги сулят немалые! – мысленно воскликнул он. – Что интересно – прошёл слух, будто Нимхпур без верхушки остался. Демоны, мол, всех забрали. В городе беспорядки. А энси именно туда торопится попасть. Неужто он сам? – мелькнула у него догадка: – Хм… Да, тем более надо постараться. А там, глядишь, и нам перепадёт чего…» И уже вслух добавил:

– Надо показать свою преданность и не совать нос куда не следует. Чем меньше знаешь – тем спокойней спишь! Если бы энси желал отобрать у нас плот, то уже давным-давно сделал бы это. Нет, ему нужны верные помощники, особенно сейчас. Один он не справится.

– А как же госпожа?

– А что с ней не так?

– Тебе не кажется странным её поведение? Ты велел мне прислуживать ей, но как, если я её почти не вижу? Нам даже неизвестно её имя!

– Думаю, что она и есть причина, по которой энси ведёт себя так осторожно, сын мой, но об этом нам лучше не знать, и не вздумай что-либо выведывать! Ты понял?

– Да, ада, слушаюсь, – не очень убедительно ответил Мигирапал. Ведь именно этого ему и хотелось. За те редкие разы, когда он лицезрел спутницу жреца, он успел разглядеть её неповторимую красоту и по-юношески влюбиться в таинственную незнакомку. По ночам дежуря у костра, он придумывал всякие способы, чтобы поближе познакомиться с ней, и мечтал, как однажды возьмет её за руку, притянет к себе, а затем, отбросив с лица волосы, прикоснётся к её нежной коже. Как она закроет свои похожие на два полумесяца глаза, давая понять, что губы её жаждут жаркого поцелуя…

Так, каждый думая о своём, они быстрым шагом преодолели остаток пути до пристани.

– Очнись, сын! Смотри под ноги! – голос отца вернул Мигирапала на землю.

В этот момент юноша, чья ноша была гораздо тяжелее, чуть было не налетел на огромный валун, лежавший у них на пути. Увернувшись, он, однако, не сумел удержать равновесие и повалился, утянув за собой и отца, который в последний миг схватил его за руку. Распластавшись, оба побросали бурдюки с пивом. Мигирапал первым оправился от падения и принялся помогать отцу, который, чертыхаясь, на корточках собирал рассыпавшиеся финики. Ползая так по земле, они не заметили, как перед ними оказались Энси и Нанайя, давно заждавшиеся возвращения плотоводов.

– Кто не знает пива – тот не знает радости!43 – наблюдая за вознёй горе-добытчиков произнёс с сарказмом жрец. – Вы что, весь каш44 выпили?

От неожиданности Малах выпустил из рук мешок с только что собранными финиками и, сообразив, кто перед ними стоит, уткнулся лбом в глинистую почву и стал дёргать Мигирапала за щиколотку, призывая последовать его примеру. Но юноша, поднявшись с колен, лишь покраснел и потупил взгляд при виде Нанайи. В обеих пятернях он держал по горсти больших грязных фиников, которые выторговал специально для неё.

– Вымой и подай их мне сегодня вечером! – бархатным голосом приказала госпожа.

У юноши перехватило дыхание. Впервые Мигирапал услышал, как она говорит и при этом обращается именно к нему. Покраснев ещё сильнее, он не мог уже сдержать улыбки на лице и, осчастливленный, почти переходя на крик, выпалил:

– Слушаюсь, моя госпожа!

– Вставай, старик, я пошутил, – успокоил Малаха Энси.

Прогуливаясь вдоль берега, они с Нанайей давно заметили приближение отца с сыном и видели, как те неуклюже завалились.

– О энси! Не стоит волноваться! Пиво не пострадало – я купил лучшее усакани45 для вас! А финики мы сейчас помоем! – быстро сгребая их в мешок, бормотал Малах.

– Хорошо! Не суетись! А скажи нам, Малах, – и Энси пристально, в упор посмотрел в глаза старику, – не заметил ли ты чего-то необычного в Варке? Может, слух какой или человек дрянной?

Вопрос застал Малаха врасплох. И от этого его вдруг словно осенило: «Стража повела несчастного разбойника к лугалю. Что если тот решит послать сюда отряд копьеносцев?» И он, вопреки своему первоначальному плану, как на духу вывалил всё, что они с сыном услышали на базаре. Этим он совсем сбил с толку и без того зачарованного Мигирапала.

Выслушав старика и поддакивавшего ему сына, жрец и его спутница переглянулись и, не произнеся более ни слова, развернулись и быстрым шагом направились назад к пристани, давая плотоводам понять, что ночлег на берегу отменяется и полакомиться финиками сегодня уже не удастся.

День клонился к вечеру. Ещё не прогретая земля быстро охлаждала воздух, а медленно растекавшийся Бур-Анун тянул за собой и перемешивал воздушные массы. Задул прохладный бриз, и Энси, оставив Нанайю на суше, по пояс в воде добрался до одной из покачивавшихся на волнах лодок. Отвязав судёнышко, он вернулся к берегу и, следя за тем, чтобы Нанайю не намочила вода, усадил в него свою спутницу и переправил на плот. Вместе они принялись восстанавливать развалившуюся палатку. Вскоре подоспели и Малах с сыном.

– Грузите вашу поклажу туда! – приказал Энси, указывая на вторую лодку. – Привяжите обе лодки к плоту. Они теперь наши!

От услышанного у Малаха заблестели глаза: «Вот она – удача! Еще пять дней назад я не знал, как свести концы с концами, а тут так и повалило!» Он взглядом дал сыну команду, и Мигирапал быстро подогнал лодки к берегу. Забросав туда бурдюки и переложив часть своих вещей с плота, они прикрепили трофеи крепким канатом и, помогая друг другу, забрались на палубу. Внезапно послышались едва различимые звуки.

– Тихо! – поднял руку Энси и замер. Нанайя, закрыв глаза, на несколько секунд застыла, будто настраиваясь на определённую волну. Пока все стояли в ожидании команды, Малах краем глаза заметил на плоту лужицы уже свернувшейся крови и незаметно подтолкнул сына локтем, чтобы тот тоже обратил на это внимание. Оба понимающе переглянулись.

– Это Иншунак, и с ним – воины, там пешие и впереди – всадники, они скоро будут здесь! – уверенно произнесла Нанайя и открыла глаза. – Нам не о чем с ними беседовать, энси! – обратилась она к жрецу и продолжила тщательно укрывать парусиной то, что было спрятано в телеге.

– Эй вы! Быстро поднимайте якорь – надо уходить! – крикнул жрец плотоводам.

Действуя, как всегда, слаженно, отец с сыном вытянули из воды огромный камень, служивший якорем, опустили выдвижной киль и подняли парус. Малах встал у руля, а Мигирапал кинулся помогать Энси закреплять палатку. Едва они отошли от берега, ещё не успев лечь на курс, как на пригорке у пристани появились первые всадники, среди которых выделялись Хаззан и Белапал. Завидев плот с привязанными к нему лодками, они стали кричать и требовать беглецов вернуться, но тут же сообразили, что их потуги напрасны – Малах уверенно двигался на середину Бур-Ануна, понимая, что иначе их достанут копья и стрелы. И в самом деле: когда Энси, оставив Мигирапала доделывать палатку, выпрямился во весь рост и закрыл собой Нанайю, один из всадников – это был Белапал, – проскакав на коне несколько метров по воде, мощно метнул копьё в его сторону. На счастье Энси в этот же момент плот подкинула накатившая справа волна, и он, чтобы не потерять равновесие, был вынужден переминуться с ноги на ногу. Это спасло его от неминуемой смерти, ибо брошенное всадником копьё, пролетев то место, где он только что стоял, с треском вонзилось в днище, раздробив тростниковую настилку.

Трое мужчин на плоту и противостоявшие им воины, словно ожидая отмашки к началу боя, молча устремили взгляды друг на друга. Возникшую тишину нарушил крик Иншунака, появившегося позади всадников в сопровождении отряда лучников:

– Это он! Это он! Что я вам говорил! О повелитель Лахмы и Лахаму! Смилуйся надо мной! Я всё сказал им, как ты велел! Я не виноват – они меня заставили прийти сюда! – разбойник в очередной раз пал ниц, чем, видимо, сильно раздосадовал воинов, которые тотчас принялись одаривать его пинками и колоть копьями.

– Заткните ему рот! – приказал Белапал. – Эй, жрец! Тебя обвиняют в чародействе и убийстве! Вернись, или мы будем преследовать тебя, пока не поймаем, но тогда уже не жди пощады! – громко обратился он к Энси, сложив ладони рупором. Полный решимости, он ожидал, что тот вступит с ним в диалог.

Но, вместо ответа, из-за спины жреца кто-то четвёртый, остававшийся до этого незамеченным, одной рукой выхватив застрявшее в полу копье, а другой, отстранив Энси, произвёл молниеносный бросок в коня Белапала, не оставив бедному животному ни единого шанса. Сила удара оказалась неимоверной: легко пронзив грудь, медный наконечник копья, словно вращающийся буравчик, разворотил в боку коня дыру и вылез наружу, угодив при этом в колено торговца. Белапал вскрикнул от боли, а конь замертво повалился в воду, увлекая за собой всадника.

– Ныряйте и держитесь за плот! – буквально прошипела Нанайя сопровождавшим их плотоводам так, чтобы её не услышали на берегу, – и не вздумайте высовываться, пока не скажем!

Бросив руль и парус и набрав полный рот воздуха, Малах с сыном тотчас прыгнули в реку.

– А ты заткни уши и закрой глаза! – обратилась она теперь уже к Энси.

Между тем ошеломлённые всадники и лучники сначала загудели от негодования, но, увидев, как поспешно Малах с Мигирапалом покинули плот, бросив одних жреца и женщину, расценили это как сигнал к действию и, следуя за Хаззаном вдоль берега, начали их преследование, оставив придавленного тушей убитого коня и запутавшегося в сбруе Белапала, то захлёбывавшегося, то выныривавшего, барахтаться в воде.

Когда Энси прислонился к мачте и, плотно заткнув уши пальцами, закрыл глаза, он уже предчувствовал, что сейчас произойдёт. Он хорошо помнил, как в считаные секунды Нанайя умертвила две дюжины саггигов, мародёрствовавших близ Урха. На этот раз она не стала тратить времени на трансформацию, осознавая, что Малах с Мигирапалом из-за нехватки воздуха скоро вынырнут, чтобы подышать, и сами могут стать жертвами ее действий. К тому же показаться им в другом обличии сейчас она сочла несвоевременным. Поэтому, расправив руки и широко расставив ноги, Нанайя просто слегка закинула голову назад, закатила глаза и протяжно завыла, словно волчица, потерявшая щенят, постепенно наращивая интенсивность издаваемого ею звука. Услышав вой, кони под всадниками встрепенулись от испуга и понесли, разбегаясь в разные стороны. От леденящего душу завывания у воинов на головах зашевелились волосы, а в ушах полопались барабанные перепонки, они, как и кони, потеряв ориентир и сбивая друг друга с ног, с воплями бросились врассыпную. Очумевший от головной боли Хаззан, принялся яростно хлестать всех и вся, кто попадал ему под руку, его конь, встав на дыбы, не выдержал такой пытки и, увлекая за собой начальника стражи, с кровавой пеной у рта повалился на край пригорка, где лежал избитый Иншунак. Послышался хруст ломающихся костей, и втроём они кубарем скатились вниз к реке и застыли в неподвижных позах .

Устроенная Нанайей бойня длилась не более минуты. Когда пал последний воин, она очнулась и, убедившись, что цель достигнута, толкнула Энси в плечо и, совершенно обессиленная, присела возле повозки. Поначалу жрец не мог ничего толком различить: несмотря на меры предосторожности, звук подействовал и на него – его чуть не лопнувшие от внутреннего давления глаза затекли кровью. Опустившись на колени, оглохший, он почти на ощупь пробрался к краю плота и подергал за руки прятавшихся в воде Малаха и Мигирапала, давая понять, чтобы они поскорее выбирались из реки. К этому времени потерявший управление плот с привязанными к нему лодками уже начало сносить к противоположному берегу.

Водяной лев

Когда обуянные ужасом и непонимающие причины мгновенной гибели такого количества хорошо обученных воинов Малах с сыном выровняли курс и с помощью Энси полностью восстановили «шатёр» для Нанайи, уже наступили сумерки. Ветер задул сильнее, и впереди, на горизонте, прощающийся Уту46 «поджёг» редкие облака, как бы осветив дорогу заступавшему на службу Наннару47. Алый закат предвещал холодную ночь, но путешественники даже после наступления темноты решили не приставать к берегу, чтобы уйти как можно дальше на северо-запад, прочь от злополучного Урука, откуда после случившегося можно было ожидать ещё более серьёзной погони.

Плавание в это время было опасным ещё и потому, что во время разливов в реке зачастую оказывались трупы крупных животных и различные коряги, заметить которые в темноте было практически невозможно. Однако Энси запретил плотоводам освещать путь факелами и сам дежурил на носу, пристально всматриваясь в тёмную гладь воды. К полуночи все трое озябли настолько, что стали слышать стук собственных зубов. Даже накинутые шкуры не могли защитить их от пронизывающего насквозь ветра, гнавшего на парус нависший над Бур-Ануном тяжёлый сырой туман. Спрятавшаяся в палатке Нанайя, по-видимому, тоже ощутила дискомфорт, поскольку оттуда послышались шорохи: она что-то то и дело двигала, перемещаясь из угла в угол.

Вдруг она затихла, а от палатки во все стороны, словно невидимые лучи, потекли струи тёплого воздуха. Малах с сыном почувствовали животворное тепло первыми. Сгорая от любопытства, каждый думал о том, как хоть бы краем глаза заглянуть внутрь, чтобы увидеть источник эдакого чуда. Когда же потоки дошли и до Энси, и жрец, оставив свой пост, зачем-то вернулся к Нанайе, такая возможность представилась Малаху, управлявшему на корме рулём. Сквозь открывшуюся на доли секунды щель в проходе старый плотовод успел заметить установленную в центре «шатра» необычную штуковину размером с ягнёнка со множеством гибких, болтавшихся ножек. Штуковина эта напомнила ему каракатицу, которую он однажды, ещё мальчишкой, видел в прибрежных водах Горького моря48. С детства привыкший лишь к виду речных карпов да сазанов, впервые наблюдая во время купания диковинных морских тварей, Малах тогда окончательно поверил в существование чудо-острова Тульмун49. Ибо откуда, как не из Тульмуна, могли появиться такие красивые создания? Увиденная Малахом вещь светилась и переливалась, что придавало ей ещё большее сходство с плывущей в пронизанной солнечными лучами воде каракатицей. «Так вот в чём дело! – робко предположил он. – Теперь понятно, кто она и откуда!» – и, заслышав движение в палатке, быстро отвёл взгляд в сторону, сделав вид, что его ничего не касается. В тот же момент оттуда появился жрец, который, сурово оглядев Малаха и Мигирапала, сквозь зубы процедил:

– К рассвету ищите укромное место, чтобы пристать, и наловите рыбы!

– Слушаемся, энси! – почти хором ответили отец и сын.

Затем жрец вернулся на своё место на носу плота, и они, согревшись, продолжили путь в ночной мгле. Проведя ещё несколько часов в напряжении, совершенно обессиленные, все трое с великой радостью встретили первые лучи забрезжившего рассвета, пробивавшиеся сквозь нависший туман. Лёгкая улыбка на лице Энси, не ускользнувшая от опытного взгляда Малаха, послужила сигналом к окончанию плавания. Высмотрев на берегу подходящее укромное место, старый плотовод перевёл руль в нужном направлении, и с восходом солнца путешественники пришвартовались на отдых. Появившаяся из палатки Нанайя, покачивая бёдрами и распущенными смоляными волосами до пояса медленно проследовала за жрецом на берег. Тянущийся за ней шлейф благоуханий, разделившись на две невидимые змейки, пробрался в ноздри Мигирапала и ужалил того, лишив разума и покоя. Опьянённый красотой и проснувшимся желанием, юноша едва смог убрать парус и, обхватив руками мачту, заворожённо смотрел вслед удалявшейся Нанайе. В очередной раз застав сына в таком состоянии, Малах не на шутку стал переживать за него. Теперь, когда он «понял», кем является спутница энси, старик злился на себя за то, что поручил Мигирапалу прислуживать ей. «Как бы он не испортил всё своей влюблённостью!» – подумал он и, бросив якорь, в два шага подскочил к сыну и дернул того за ухо.

– Не туда смотришь! – прошипел Малах. – Пастух не должен стремиться стать земледельцем50! Не пара она тебе! Даже не думай!

От резкой боли Мигирапал даже вскрикнул. Убедившись, что Нанайя не стала свидетельницей такого унижения, он оттолкнул отца и дерзко ответил:

– Хватит мне указывать! Небось сам положил на неё глаз? Что? Неправда? Да я же видел, как ты подсматривал за ней в палатке!

Побагровевший от гнева Малах, не дослушав, влепил своему отпрыску пощёчину. Мигирапал, тяжело дыша и едва сдерживая себя, попытался собраться с мыслями и высказать отцу что-нибудь ещё более обидное, но тот опередил его и, сообразив, что перегнул палку, кинулся обнимать и утешать сына:

– Прости, сын мой, прости! На меня что-то нашло. Они ведь неровня нам! Сегодня ночью я видел…

Но тот его уже не слышал. Затаив обиду, юноша думал, как по окончании путешествия сбежит от докучавшего ему родителя и сделает всё, чтобы быть рядом с Нанайей. Он готов был пойти к энси в прислужники, лишь бы больше не чувствовать запаха дохлой рыбы и не мёрзнуть на сырых циновках плота. Видя помутневший взгляд сына, Малах принялся трясти его, взывая к разуму:

– Очнись! Энси и она пришли к нам с Тульмуна! Она не та, какой мы её видим. Помнишь, что случилось со стражниками! А-а-а? А ещё у неё там в телеге такой чудесный зверь… Ну, помнишь, вчера – тепло, исходившее от палатки? Это она, точнее, этот зверь сделал. Понимаешь?

– Ты просто ревнуешь и оттого сам не знаешь, что бы ещё такого придумать! Тебя не поймёшь – то ухаживай за ней, то не лезь, то молчи и ничего не говори, а сам вываливаешь всё как на духу. Оставь меня в покое! Я уже не мальчик!

Мигирапал вновь отстранил от себя отца, не желая больше разговаривать с ним, но тут послышался голос жреца, исходивший откуда-то из зарослей джигиды, обильно разросшейся по обе стороны русла реки:

– Чего застряли там? Несите пиво и пищу!

Сразу прекратив ссору, Малах с сыном подхватили приобретённую в Варке провизию и выбрались на берег к жрецу и его спутнице, которые уже удобно расположились под ветвями ещё нераспустившегося пшата.

– Старик! Когда наконец будет рыба? – спросил Энси, сделав несколько больших глотков из бурдюка.

– Сейчас, сейчас! – заторопился плотовод, подталкивая сына назад к воде. Но тут его остановили:

– А ты, – Нанайя обратилась к Мигирапалу, – останься!

Малах с тревогой заглянул сыну в глаза, но воспротивиться не решился. Растерявшийся юноша перевёл взгляд с госпожи на отца, давая понять, что не может не помочь родителю.

– Ведь это отец научил тебя ловить рыбу? – видя его замешательство, спросила Нанайя.

– Ну да, – недоумевая, ответил юноша.

– Ну тогда с этим делом он вполне справится сам!

– Иди, старик, и да поможет тебе Оаннес51! – вмешался Энси.

Старый плотовод крепко сжал губы и решительным шагом направился назад к плоту. Там он достал из рыбацкого сундука небольшой бредень с двумя шестами и, закрепив один из них за край плота, спрыгнул в воду. Удерживая вертикально второй шест, Малах сначала выдвинулся к середине реки, чтобы растащить сеть. Когда же он почувствовал, что ещё немного – и он не сможет стоять на ногах и удерживать невод, повернул назад и, продвигаясь по кругу против течения, вернулся к плоту, захлопнув таким образом ловушку. Отвязав первый шест, Малах перекинул концы невода через плечо и медленно побрёл к берегу. Будучи опытным рыбаком, он уже знал, что улов удался. Барахтанье попавшейся в сети рыбы передавалось ему в плечо и руки. Тяжесть была приличной – он еле волочил ноги. Оказавшись на суше, старику едва хватило сил дотянуть бредень до мелководья, откуда течение уже не смогло бы унести улов назад в реку, после чего он воткнул шесты глубоко в мягкую глину и повалился на землю, чтобы сделать передышку. Бессонная ночь, страхи, переживания и тяжёлый физический труд тотчас дали о себе знать: как сомкнулись глаза, Малах даже не заметил…

Тем временем Мигирапал, оставшийся на берегу по приказу Нанайи, стал прислуживать ей и Энси во время утренней трапезы. Прежде всего вместо стола он разложил на земле белую овечью шкуру. Достав из мешка три лепёшки, на одну он высыпал очищенные от пыли финики, а две другие порвал на части и сложил горкой. Пока они ели, юноша стоял и следил за тем, чтобы в небольших мисках не заканчивалось пиво, в которое жрец и его спутница макали кусочки хлеба. Когда они насытились, Нанайя предложила Мигирапалу присоединиться к их завтраку, а не дожидаться отца:

– Присядь, отведай и ты своих фиников.

– Благодарю, госпожа! – не стал отказываться молодой плотовод. У него в самом деле сильно сосало под ложечкой, а наблюдая за тем, с каким аппетитом Энси поглощал смоченный в пиве хлеб, он едва успевал сглатывать слюну. Стараясь, однако, не подать виду, он размеренными движениями положил большой чёрный финик на кусок лепёшки и, немного откусив, принялся его медленно пережёвывать. Съев, наконец, первую порцию, юноша всё так же спокойно и с достоинством наполнил на треть отдельную миску пивом и отпил из неё. Затем он повторил всё это ещё несколько раз, пока на импровизированном столе не осталось ровно столько же, сколько отведал он сам.

– Благодарю, госпожа! – ещё раз вежливо повторил он и попытался подняться, чтобы сходить за отцом, но Нанайя остановила его.

– Постой! – её горячая рука с длинными тонкими пальцами коснулась его запястья и задержалась там. – Твои манеры не соответствуют твоему происхождению. Они не похожи на поведение твоего отца. У тебя был хороший учитель?