Порнография – это все то, в чем нет истории.
ЭНДИ УОРХОЛ
GORAN MARKOVIĆ
BEOGRADSKI TRIO
Published by agreement with Laguna, Serbia.
Copyright © 2018, Goran Marković
© Лариса Савельева, перевод на русский язык, 2024
© Livebook Publishing LTD, 2024
Об авторе
ГОРАН МАРКОВИЧ (Белград, 1946), кино- и театральный режиссер, сценарист и писатель, получил диплом по кинорежиссуре в Праге в 1970 году в знаменитой киноакадемии ФАМУ. После окончания обучения снял как режиссер около пятидесяти документальных фильмов, а с 1976 года занимается исключительно написанием и режиссурой полнометражных фильмов.
До настоящего времени снял одиннадцать полнометражных фильмов, в основном по собственным сценариям («Специальное воспитание», «Национальный класс», «Мастера, мастера», «Вариола вера», «Уже виденное», «Сборный центр», «Тито и я», «Оглушительная трагедия», «Кордон», «Водяная лилия», «Турне», «Фальсификатор», «Слепой пассажир на корабле дураков»). Кроме того, был режиссером одного телевизионного сериала, написал семь театральных пьес и поставил несколько театральных спектаклей.
Награжден более чем тридцатью отечественными и иностранными наградами и премиями за работу над кинофильмами и театральными спектаклями. К наиболее значительным наградам относятся две премии «Золотая арена» кинофестиваля в Пуле, награда за лучшую режиссерскую работу в фильме «Тито и я» на кинофестивале в Сан Себастьяне, Гран-при фестиваля в Монреале за «Кордон», а кроме того, награда за лучший современный текст в «Турне». Награжден офицерской степенью французского ордена Искусства и литературы.
Профессор ФДИ в Белграде.
Автор нескольких книг прозы отмеченных вниманием: «Чешская школа не существует», 1990 г., «Тито и я», 1992 г., «Один год», 2000 г., «Маленькие тайны», 2008 г., «Три истории о самоубийствах», 2015 г.
Живет в Белграде.
От автора
Перед читателем – своего рода архивные материалы.
Эта груда бумаги переезжала со мной с места на место более двадцати пяти лет; именно столько я ее собирал. Она содержит различные хронологически последовательные материалы: протоколы, сообщения, дипломатическую переписку и служебные записи, отрывки из одного дневника, кучу писем от одной молодой женщины и многочисленные документы от полицейских, военных и метеорологических сообщений до свидетельств о браке, а также о дорожных картах, шифрованных шпионских заданиях и всевозможных квитанциях за выданное снаряжение, а также еще много не связанных между собой свидетельств о событиях, о которых я намеревался рассказать.
Кроме того, я внимательно прочитал несколько романов, тех, что могли бы иметь связь с интересующим меня материалом, который я собирал. Я решил, несмотря на ненадежность, которую сама по себе носит любая выдумка, приложить цитаты из этих книг к общей, и без того разнородной, куче упомянутых документов, считая, что вымыслы, если они часть художественного действия, некоторым образом представляют собой достоверное свидетельство[2].
С поэтами нелегко
Судно: «Звезда Бразилии»
Из: Буэнос-Айрес
В: Ливерпуль
С заходом: в Рио-де-Жанейро, Лиссабон
Порт убытия: Центральный порт, авеню Томаса А. Эдисона
Капитан: Э. Ф. Гильберт
БИЛЕТ ПАССАЖИРОВ ПЕРВОГО КЛАССАКаюта номер: 8
Имя и фамилия пассажиров: Лоренс Даррелл и Эва Коэн
Цена билетов: 39 фунтов, в одном направлении
Комиссия дирекции Британского совета в составе сэра Рональда Адама, председателя, сэра Малькольма Робертсона и Дороти Кимберли 20 января 1948 года провела разговор с господином Лоренсом Дарреллом, преподавателем английского языка и литературы при канцелярии в Буэнос-Айресе. Поводом этого разговора было исключение господина Даррела из Британского совета в Аргентине и его возвращение в Англию. Такое решение принял директор канцелярии в Буэнос-Айресе господин Питер Клиффорд после ряда выявленных недочетов в работе и поведении господина Даррелла.
До сведения Даррелла было доведено, что решение Клиффорда принято на основании многочисленных замечаний как студентов, которые обвиняли его в лени и частом игнорировании занятий, так и служащих Британского посольства, многих его коллег, знакомых и соседа-аргентинца, упрекавших его в аморальном образе жизни и организации попоек, которые принимали образ настоящих оргий.
Даррелл не отрицал высказанных комиссией обвинений, однако объяснял, что он поэт, а поэты, как известно, «ищут рациональные доводы для веры в абсурдное». На настойчивую просьбу более подробно объяснить свою мысль он сказал, что «мораль ничего собой не представляет, если она сведена к форме хорошего поведения». На замечание госпожи Кимберли, что имеются сведения о его промискуитетной жизни в Буэнос-Айресе, Даррелл ответил: «Каждый мужчина состоит из глины и демона, и нет женщины, которая может удовлетворить и одно, и другое».
Дальнейшей ход разговора касался семейной ситуации Даррелла. Ему 36 лет, он разведен с первой женой Нэнси Изабель Майерс, дочь Пенелопа осталась у матери по причине доказанного насилия над супругой со стороны мужа. С декабря прошлого года он обручен с барышней Эвой Коэн. На вопрос о роли, которую в его жизни сыграл во время многолетнего пребывания в Греции всем известный Генри Миллер, американский писатель, автор нескольких спорных книг с сексом в центре внимания, спрашиваемый ответил: «Он мне помог понять сущность любви. Она представляет собой нечто абсолютное; нечто, забирающее все или ничего». На вопрос о том, какова природа этой дружбы, которая, похоже, разыгрывалась вчетвером – учитывая, что Даррелл, его тогдашняя супруга Нэнси, господин Миллер и его сотрудница Анаис Нин некоторое время жили вместе, сняв виллу на Корфу, – Даррелл процитировал Зигмунда Фрейда: «Привыкаю к мысли, что рассматриваю любой сексуальный акт как процесс, в котором задействованы четыре лица».
На основании всего этого комиссия заключила, что поведение господина Даррелла не соответствует принципам и нормам, которые служащие Британского совета должны уважать, и в соответствии с этим его дальнейшая помощь больше не требуется. Предлагаем прекратить сотрудничество с ним со дня расторжения договора № 5902/47.
Сэр Малкольм Робертсон-старший,Лондон, 20 января 1948 г.
Дорогая мама,
Пишу тебе лишь спустя несколько дней, которые потребовались мне после возвращения из Аргентины, чтобы прийти в себя. Дорога была весьма тяжелой, Атлантический океан необычно разбушевался, а прислуга оказалась кошмарной. Лоренс все время был в нескрываемо плохом настроении, и это понятно – учитывая то, что наше возвращение оказалось столь внезапным, неожиданным. Он считает, что решение убрать его из Буэнос-Айреса – это следствие сплетен и провинциального мировоззрения небольшой группки британцев, толкущихся вокруг Совета, с чем я совершенно согласна. Возможно, Ларри, если принять во внимание его профессию, раньше вел себя в определенном смысле свободнее, но перестал с того момента, как мы обручились. Он теперь совершенно другой человек, поверьте мне. Однако давление мелкобуржуазной среды не уменьшалось, и в конце концов нам пришлось вернуться назад, в Англию.
Лоренс в настоящее время без работы, чем он пользуется для завершения своей новой театральной пьесы. Название ее необычное: «Сапфо»! Пьесу я еще не читала (он не показывает незаконченные рукописи), и поэтому не могу сказать тебе, о чем она. С нетерпением жду возможности заглянуть в эту драму. Я буду первой читательницей чего-то, что (я в этом уверена) взбудоражит нашу культурную общественность!
Также я жду не дождусь увидеть папу и тебя. Поскольку Лоренс очень занят поисками новой работы и завершением пьесы, может быть, я в следующем месяце могла бы приехать к вам в Оксфорд? На одну-две недели. А с моим женихом вы познакомитесь, когда приедете в Лондон, не так ли?
Итак, до скорого свидания!
Твоя единственная дочь Эва
P. S. Лоренс просит папу подумать о небольшом займе, который он ему вернет, как только найдет работу или получит первый гонорар за «Сапфо».
Уважаемый господин Даррелл,
У нас нет возможности ввести в наш репертуар вашу драму в стихах «Сапфо». По нашему мнению, она неприемлема для сценического исполнения, слишком растянута и изобилует текстом, при том что собственно действия в ней очень мало. По нашему мнению «Сапфо» скорее могла бы быть поэтическим сборником, а не театральным спектаклем.
Примите наш сердечный привет,
Хью ВонтнерДиректор театра «Савой»
Дорогой Роджер,
С большой теплотой рекомендую тебе Лоренса Джорджа Даррелла, молодого человека с исключительными способностями и весьма разносторонне образованного. Думаю, что Министерству иностранных дел необходим именно такой сотрудник.
Родился он в Индии, в Джаландхаре (Джапандар), где его отец работал главным инженером на строительстве железной дороги. Начальную школу посещал в Дарджилинге, пока его семья не перебралась в Англию, где продолжил обучение в школе Святого Эдмунда в Кентербери. Завершив образование, переселился в Грецию, на остров Корфу, где начал писать. Следующим этапом была Александрия в Египте. Там он жил всю войну, продолжая заниматься литературным трудом. В 1947 году был приглашен работать преподавателем английского языка и литературы при канцелярии Британского совета в Аргентине. В настоящее время находится в Лондоне.
С Лоренсом Дарреллом я познакомился в период службы в Индии. Он был, насколько мне помнится, очень необычным ребенком, остроумным и наблюдательным. Снова я встретил его недавно, в «Скотиш-сторс». Мы с ним выпили несколько кружек пива, и у меня сложилось впечатление, что это порядочный человек, несколько темпераментный, однако при этом настоящий эрудит. Говорит на нескольких языках и знаком с самыми разными культурами. Кроме того, он не скрывает своего желания подключиться к усилиям Соединенного королевства в деле осуществления благородных целей во всем мире.
Мне неизвестно, какова сейчас ситуация у вас, ты ведь и сам знаешь, что два года назад я ушел на пенсию, но все же прошу тебя по крайней мере прощупать почву.
Будь уверен, что я не забыл – надеюсь, как и ты – те важные годы, которые мы с тобой провели в Центре.
Сэр Дэвид Петри
Ларри, друг мой,
Сидишь в том вонючем городе, а мы с Анаис – на другой стороне канала, всего в нескольких сотнях миль от тебя! Почему бы тебе не заглянуть к нам?
Раз уж речь зашла об Анаис, знаешь ли ты, что она мне сказала спустя некоторое время? «Нужно было еще десять лет назад сбежать с Корфу вместе с Ларри!» Я ей на это ответил: «А меня бросить с той фригидной Нэнси?» Вообще-то, я не уверен, что речь шла столько же о либидо, сколько и о предрассудках.
Я серьезно, Ларри. Сядь в поезд и притащи свою жопу в Париж. Этот город лечит все раны, особенно открытые, о которых мы сейчас не хотим говорить.
Ждем тебя!
Твой Генри
2: Этот разговор происходит в стенах СИС, Бродвей-хаус, в четверг, 25 марта 1948 года. Сейчас 10 часов и 10 минут.
1: Добрый день. Вы готовы?
Д: Как заряженное ружье.
1: Вы в какой-то момент покинули Великобританию?
Д: Да. Думаю, это было в 1935 году. Сразу же после свадьбы с Нэнси. Мы поехали на Корфу и там и остались.
1: Что было причиной такого решения?
Д: Причиной? У нас не было об этом какого-то определенного разговора. Просто нам там понравилось, и мы решили не возвращаться.
2: Всего лишь?
Д: Да. Ладно, еще кое-что: приятный климат и дешевая жизнь. Несколько издателей отвергли «Флейтиста-любовника», и мы оказались в незавидной финансовой ситуации.
2: Флейтиста?
Д: …любовника. Мой роман.
3: Ясно… Вы упоминаете вашу супругу. Нэнси…
Д: Майерс. Она больше не моя супруга. Мы развелись.
2: Есть ли у вас дети?
Д: Дочь. Пенелопа.
1: Она с вами?
Д: Решением суда она осталась с матерью.
1: В чем причина такого решения?
Д: Не знаю.
3: Что написано в решении суда?
Д: Не знаю. Не читал.
2: Позвольте вернуться к вашему пребыванию в Греции. Где вы жили, пока находились на Корфу?
Д: В доме одного из моих друзей.
2: Он тоже писатель?
Д: Нет.
3: Может быть, это автор тех, назовем их обсценными, произведений…
Д: Вы имеете в виду Генри Миллера? Нет, это был не он. И его книги вообще не «обсценные».
1: Хорошо, оставим это. Скажите нам, каковы ваши политические взгляды?
Д: Мои? Не знаю… Никакие.
2: Неужели вы в студенчестве не симпатизировали социалистам?
Д: Да, совсем недолго. Но сейчас я так не думаю.
3: Что же изменилось?
Д: Все. Я считаю, что коммунисты злоупотребили благородными идеями, от которых я в молодости приходил в восторг.
3: «Благородными идеями»?
Д: Да, социальное равноправие и тому подобное.
1: А сейчас вы думаете иначе?
Д: Насколько я вижу, коммунизм безнадежен; анализ человека с позиции экономического бихевиоризма отнимает у жизни все, что весело, а лишать его личной психики – это безрассудство.
1: Хорошо, думаю, что на сегодня достаточно. Продолжим завтра, если вы не против?
Д: Как скажете. У меня в распоряжении все время этого мира.
3: Продолжение разговора с господином Д в помещениях СИС, Бродвей-хаус. Пятница, 26 марта 1948 года, 10 часов и 20 минут.
2: Вы упомянули, что жили в доме вашего приятеля и что это был не Генри Миллер.
Д: Он появился позже.
3: Один?
Д: С Анаис.
1: Кто она ему? Жена?
Д: Нет. Хотя по сути дела – да. В том смысле, что он живет с ней.
3: И все вы тоже жили в этом же доме?
Д: Нет. Нэнси, Генри, Анаис и я спали в отдельном домике для прислуги, совсем рядом.
3: И сколько там было комнат?
Д: Две.
3: Две спальни?
Д: Две комнаты. Обычные.
2: Какими были ваши отношения?
Д: Что вы имеете в виду?
2: Кто вы? Друзья, семейные друзья или что-то третье?
Д: Я не понимаю вопроса.
1: Откуда взялась дружба с ним, а не с кем-то другим? Например, с каким-нибудь родственником или товарищем по школе.
Д: Зачем мне дружить с товарищами по школе? Или с родственниками? Я так и не понимаю вопроса.
3: Оставим это в стороне. Вы пишете?
Д: Да.
3: Какого рода литературу?
Д: Каким временем вы располагаете?
3: Кратко, прошу вас.
Д: Пишу в основном романы.
2: Шпионские?
Д: Нет.
2. Но вы любите читать шпионские романы?
Д: Нет.
1: А если бы вас кто-то нанял, заплатил, чтобы вы написали шпионский роман, вы бы пошли на это?
Д. Не знаю. Если бы я оказался в отчаянном финансовом положении, то, вероятно, согласился бы.
3. Каково ваше финансовое положение, господин Даррелл?
Суббота, 1 мая
Рассвел дивный весенний день, словно по заказу для праздника. Мы с Борой вышли около десяти и направились к Нижнему городу, на Калемегдан. Там уже было много наших товарищей и подруг, все в прекрасном настроении, веселые, счастливые. Встретились нам и генералы – Арсо Йованович и Ранко Чаджа Стричевич, друзья Боры по Академии. Однако они были в плохом настроении, отошли в сторону и что-то громко обсуждали. Когда позже я, возвращаясь домой, спросила Бору, о чем была беседа, он ответил мне коротко: «Ни о чем. Это, Вера, мужской разговор».
Придя домой, Бора закрылся в рабочем кабинете и долго слушал «Радио Москва». Думаю, что его опасения, как и опасения его друзей, относились к некоторым вещам, о которых лишь перешептываются, но открыто не говорит никто. Мне трудно это вообразить, но похоже, что между нашим и советским руководством существует какой-то конфликт. Но может быть, все-таки речь идет лишь о слухах и непроверенных сообщениях, которые распространяет антикоммунистическая агентура на Западе?
Вечером я занималась переводом романа « Доводы рассудка» Джейн Остин. Хотя эта история далека от нашей реальности и касается общества, которое давно уже изжило себя, меня эта книга привлекает непреодолимо. У меня нет никакого договора ни с каким издательством, и за эту работу я взялась просто для собственного удовольствия. В настоящий момент я на 22-й странице, на эпизоде, когда над Энн и Фредериком нависает опасность разлуки.
«Нависает»… Это правильно – так сказать? Интересно, что после возвращения с учебы в Оксфорде (точнее говоря, после вынужденного перерыва в годы войны) я обнаружила, что стала терять наши слова. За два года и десять месяцев, проведенных в Англии, я отлично выучила их язык, однако немного забыла свой. Сейчас, взявшись за нынешнюю работу, я начала побаиваться, что, видимо, до нее не доросла.
Поздно, почти полночь. Я опасаюсь того невысказанного, что висит в воздухе. И хотя оно не имеет облика, но начинает страшно давить. Тем не менее надеюсь, что это всего лишь кризис, через который проходит социализм, и что вскоре мы снова будем на том пути, которым идем, между прочим, уже четыре года.
Дорогая мама,
Наши планы стремительно изменились. Лоренсу доверили важную государственную работу. Он будет работать в Министерстве иностранных дел! Не могу описать тебе, как я счастлива. На прошлой неделе он был там на собеседовании, а сегодня ему сообщили, что он принят. Мы все еще не знаем куда поедем, но это наверняка будет какая-нибудь далекая экзотическая страна! Сейчас ему предстоит пройти в министерстве краткий курс, и потом мы уедем! Не могу дождаться!
Вы, конечно, поймете, что сейчас визит к вам невозможен. У нас очень много дел. Мне нужно покупать целый гардероб и кое-что для путешествия. Мы, правда, пока не знаем, какой климат ждет нас там, но я уже могу приобрести основные вещи. Возможно, у вас будет шанс познакомиться с Лоренсом, когда вы навестите нас, где бы мы ни были.
Я счастлива, мамочка. Хочу, чтобы ты это знала.
Люблю вас, ваша Эва
P. S. Сейчас вы можете послать нам немного денег, а мы их вернем вам как только получим первую (дипломатскую) зарплату.
Пусть М=С=Z26. Этим определяется, что шифрованные сообщения вместе с пробелами обозначаются массивом 26 чисел; напр. А=0, B=1, …, Z =25.
Допустим, у нас есть таблица соответствий для шифрования сообщения:
Это означает, что код 0 заменяется кодом 21, вместо кода 1 пишется код 12 и т. д. Ключ не используется.
Предположим, что передано:
IT WILL HAPPEN AGAIN[3].
Шифрованная передача: YL GYDD PXCCQF XUXYF (пробелы не зашифрованы).
Таблица соответствий для дешифровки выглядит так:
Итак, дешифрованное послание таково:
IT WILL HAPPEN AGAIN.
28 июня 1948 г.
Информационное бюро в составе представителей: Болгарской рабочей партии (коммунистов), Румынской рабочей партии, Венгерской партии трудящихся, Польской рабочей партии, Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), Компартии Франции, Компартии Чехословакии и Компартии Италии, обсудив вопрос о положении в Коммунистической партии Югославии и констатируя, что представители Компартии Югославии отказались от явки на заседание Информбюро, единодушно согласилось о следующих выводах:
1. Информбюро отмечает, что руководство Югославской компартии за последнее время проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма. В связи с этим Информационное бюро одобряет действия ЦК ВКП(б), взявшего на себя инициативу в разоблачении неправильной политики тт. Тито, Карделя, Джиласа, Ранковича.
2. Информбюро констатирует, что руководство Югославской компартии проводит недружелюбную по отношению к Советскому Союзу и к ВКП(б) политику. В Югославии была допущена недостойная политика шельмования советских военных специалистов и дискредитации Советской Армии. Для советских гражданских специалистов в Югославии был создан специальный режим, в силу которого они были отданы под надзор органов госбезопасности Югославии и за ними была учинена слежка. Такой же слежке и надзору со стороны органов госбезопасности Югославии были подвергнуты представитель ВКП(б) в Информбюро тов. Юдин и ряд официальных представителей СССР в Югославии. Все эти и им подобные факты свидетельствуют о том, что руководители Компартии Югославии заняли недостойную для коммунистов позицию, в силу которой югославские руководители стали отождествлять внешнюю политику СССР с внешней политикой империалистических держав и ведут себя в отношении СССР так же, как они ведут себя по отношению к буржуазным государствам. Именно в силу этой антисоветской установки в ЦК компартии Югославии получила распространение заимствованная из арсенала контрреволюционного троцкизма клеветническая пропаганда о «перерождении» ВКП(б), о «перерождении» СССР и. т. п. Информбюро осуждает эти антисоветские установки руководителей КПЮ, несовместимые с марксизмом-ленинизмом и приличествующие лишь националистам[4].
1. Карманный револьвер BRITISH BULLDOG, калибр 42, 500 пуль
2. Микрокамера THE MINOX TLK 8245, шесть катушек кинопленки 8×11 мм
3. Бинокль TASCO BINOCULARS модель 304, 7×35, кожаное покрытие, легкий
4. Компас US FOREST SERVICE модель 183, в деревянной коробке
5. Куртка HINSON HUNTIG, размер 44
6. 2 бамбуковых рыболовных удочки STONE HARBOR в полотняным чехле
29 июня 1948, выдал S. Long
29 июня 1948 года
В связи с публикацией Резолюции Информбюро, Центральный комитет Коммунистической партии Югославии заявляет следующее:
Критика в Резолюции основана на неточных и необоснованных утверждениях и представляет собой попытку разрушить авторитет Коммунистической партии Югославии как за границей, так и у нас в стране, вызвать волнение в массах и у нас, и в международном рабочем движении, ослабить единство КПЮ и ее руководящую роль. Тем более удивительно, что ЦК ВКП(б) отказался тут же проверить свои утверждения, как это предложил ЦК КПЮ в своем письме от 13 апреля с. г.
В резолюции без единого доказательства утверждается, что руководство КПЮ ведет враждебную политику по отношению к Советскому Союзу. Утверждение, что в Югославии ни во что не ставят советских военных специалистов и что гражданские специалисты подвергались слежке со стороны органов безопасности, абсолютно не соответствует истине. Эти утверждения, а в особенности то, которое связано с товарищем Юдиным, имеет исключительно одну цель – дискредитировать КПЮ и ее руководство перед другими партиями.
Напротив, точным является наше утверждение, высказанное в письме Центральному комитету ЦК ВКП(б) от 13 апреля и основанное на ряде заявлений членов КПЮ, предоставленных в партийные организации, а также и других граждан нашей страны от освобождения и до нынешних дней, которое состоит в том, что их вербовали органы советской разведслужбы. ЦК КПЮ считало и продолжает считать, что такое отношение к стране, в которой правящая партия это коммунисты и которая идет в социализм, это недопустимое отношение, которое ведет к деморализации граждан ФНРЮ и ослаблению и подрыву государственного и партийного руководства. ЦК КПЮ считало и считает что отношение Югославии к СССР должно быть основано исключительно на доверии и искренности и согласно такому принципу югославским государственным органам никогда бы не пришло в голову следить за гражданами Советского Союза или еще каким-либо другим способом контролировать их в Югославии.
Дорогая мама!
Наконец-то мы прибыли к нашему пункту назначения – Белграду. Я все еще не могу описать тебе, что это за город (здесь мы всего лишь второй день), но должна сказать, что наш путь сюда напоминал ночной кошмар.
На наших проводах в Лондоне присутствовал лично генерал Джон Синклер. Его мне Лоренс представил как своего шефа, но там был и еще один человек. Оказалось, что это не кто другой как Петр, последний король Югославии! Он торжественным тоном сообщил Лоренсу, что глаза всех порабощенных югославов обращены сейчас к нему! Я была более чем изумлена почестями, оказанными моему мужу.
Между тем нам пришлось прервать путешествие сразу после его начала. На вокзале в Париже нас ждал американский писатель Генри Миллер, которого сопровождала некая Анаис Нин, дама неопределенных занятий и крайне необычной внешности. Этот Миллер предложил нам покинуть поезд и задержаться у них хотя бы на два дня?! Лоренс согласился остаться на 24 часа и вынудил меня покинуть вагон вместе со всей нашей горой чемоданов. Должна сказать тебе сразу – этот Миллер своим странным поведением, не хочу употреблять какое-нибудь более тяжелое слово (например – извращенным), произвел на меня ошеломляющее впечатление. Еще больше меня смутило, что он и Лоренс прекрасно понимают друг друга и что, несомненно, за их отношениями стоит нечто мистическое, ужасающее! Что именно – не вполне ясно, но это несомненно что-то мрачное и нездоровое.
На следующий день мы продолжили наше путешествие «Восточным экспрессом» по направлению к Балканам. В спальных вагонах (вполне приемлемых, удовлетворительно чистых) поспать как следует нам не удалось. Все время нашего путешествия мы провели в обсуждении того, что он назвал вопросами, касающимися «свободы поэта». Я потребовала объяснений его поведения по отношению к тому, образно говоря, странному американцу и его удивительной любовнице, но Лоренс на это ответил: «Анаис всегда казалась мне лунатиком, которого увидели шагающим по опасной ровной оловянной крыше высокой башни, и любая попытка разбудить ее выкриками могла бы привести к несчастному случаю». И что на это скажешь?
Первая встреча с Югославией была удручающей. На границе аккуратная прислуга покинула железнодорожный состав, а их место заняла группа небритых кондукторов, которые не знали ни одного иностранного языка. После них появилось несколько агентов в кожаных пальто, они пристально изучили наши паспорта. На первой же станции в поезд набилась целая орда пассажиров, которые толкались и постоянно что-то выкрикивали. Мы попытались протестовать, так как в коридоре нашего спального вагона поселилось несколько крестьян с набитыми чем-то корзинами, и только после пантомимической дискуссии с кондуктором тот согласился загнать пришельцев в другой вагон. Думаю, нет смысла уточнять, что и во вторую ночь мы не сомкнули глаз.
По прибытии в Белград нас поселили в прекрасной вилле, которая находится, если так можно выразиться, в элитной части города, которая называется Дедине. Лоренс как атташе по печати будет получать зарплату в 5.000 фунтов в год, а также льготы, компенсации и оплаченное жилье. (Да, мы вышлем деньги, которые вы дали нам взаймы, как только Лоренс получит первую зарплату.) Поскольку дом практически пуст, за исключением каких-то отвратительных довоенных предметов мебели, мне придется срочно заняться покупками. Одна весьма любезная госпожа из посольства, Алисон Харди, обещала мне помочь в поисках необходимых вещей. Хотя люди здесь живут на грани нищеты, а в магазинах, похоже, ничего нет, она сообщила мне хорошую новость – для дипломатов существуют особые склады, где, по ее словам, можно найти достаточно нужного.
Заглянув в буфет и большой комод, которые стояли в доме, я нашла фотографии и письма предыдущих владельцев. Одно из писем было на английском и адресовано какому-то далекому родственнику в Америке, однако, похоже, его так и не отправили. Дата на нем стояла, если не ошибаюсь, 17 октября 1944 года. В письме говорилось о «красных, которые приближаются и наверняка будут вести себя как гунны и авары»! Письмо целиком состоит из драматических воплей боли и выражений надежды, что кто-нибудь из родственников добудет от американских властей разрешение на выезд из страны. Меня заинтересовало, что с ними стало и где они сейчас, однако Лоренс на этот вопрос ответил кратко: «Ты, дорогая, действительно все еще наивная девочка».
Я надеюсь, что эти первые мрачные впечатления все же не окончательная картина страны, в которой мы проведем следующие годы. Я по-другому представляла себе наше пребывание за пределами острова, но надеюсь, что все будет в порядке. Вы ведь приедете к нам, когда мы понемногу наладим нашу жизнь? Должны же вы наконец познакомиться с моим будущим мужем!
Поцелуй папу, а тебя любит твоя Эва.
Наш человек в Белграде
МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СОДРУЖЕСТВА НАЦИЙ
Лондон, SW1A 2AH
Эрнесту Бевину,
государственному секретарю МИД
Белград, 5 июля 1948 г.
Дорогой Эрнест,
Сообщаю тебе, что господин Даррелл прибыл в Белград.
На первой же встрече в посольстве я предупредил его, что следует быть крайне осторожным, так как вся система в этой стране немилосердно разлагается, как морально, так и духовно. Несмотря на то, что Тито в ссоре со Сталиным, жизнь в его государстве невыносима для отдельных лиц, которые не согласны с его идеологией, а любой их контакт с противниками внимательно рассматривается, и, разумеется, такой человек будет подвергаться большому риску.
Даррелл сообщил мне, что собирается начать поиски тех, кто верит, что югославский король в один прекрасный день вернется, но я выразил серьезное сомнение в успехе такой миссии. Монархисты здесь разобщены, в городах они совершенно вне закона, а остатки четников (движения полковника Михайловича) скрываются в неприступных горных районах. Даррелл, однако, не расстается со своей идеей, так что я передал ему несколько имен верных королю людей, находящихся на территории Белграда.
Затем я обратил его внимание на деятельность агентов УДБ[5], которых можно обнаружить повсюду, в частности поблизости от домов, в которых мы живем, и особенно вокруг нашего посольства. Нет сомнения, что они попытаются следить за каждым его шагом. Даррелл человек новый в такой работе и явно не имеет большого опыта в подобных миссиях. Также я объяснил ему, что в этой примитивной среде почти никто не говорит по-английски, и посоветовал как можно скорее найти преподавателя сербохорватского. В любом случае, выучив здешний язык, он будет менее заметен.
Прошу тебя, передай привет Мэри и скажи, что я до сих пор не могу забыть те волшебные пирожные, которыми она меня угощала во время моего последнего визита в ваш дом.
Чарльз БринслиПосол Соединенного Королевства в Югославии
JESAM / sam = я (есть)
JESI / si = Вы/ты (есть) – ед. ч.
JESTE / je = он/она/оно (есть)
JESMO / smo = мы (есть)
JESTE / ste = вы (есть) – мн. ч.
JESU / su = они (есть)
DOBRO JUTRO = Доброе утро
DOBAR DAN = Добрый день
DOBRO VEČE = Добрый вечер
ZDRAVO = Привет/Пока
DOVIĐENJA = До свидания
KAKO STE? = Как у тебя/Вас дела? – ед. ч.
KAKO SI? = Как ваши дела? – мн. ч.
DOBRO, HVALA = Хорошо, спасибо
KAKO SE (TI) ZOVEŠ? = Как тебя зовут? (разг.)
KAKO SE VI ZOVETE! = Как Вас зовут? (оф.)
ZOVEM SE… = Меня зовут…
KOJI JE TVOJ POSAO? = Кем ты работаешь?
JA SAM… = Я (работаю)…
KUVAR = повар
APOTEKAR = аптекарь
VODOUNSTALATER = сантехник
PROFESOR = профессор
PILOT = пилот
KONOBAR = официант
POLICAJAC = полицейский
SLIKAR = художник
KROJAČ/KROJAČICA = портной/швея
Воскресенье, 11 июля
Черные облака нависли над нашей страной и нашим домом. Ситуация после Резолюции стала более чем драматической. По всему городу арестовывают тех, кто симпатизирует Советскому Союзу. Достаточно анонимного доноса, чтобы к тебе в квартиру среди ночи вломились и увезли в неизвестном направлении.
Лицо Боры почернело. Почти не ест, курит каждый день по четые пачки сигарет. Перестал слушать «Радио Москва». «Вера, у стен тоже есть уши», – сказал он позавчера. Несколько дней назад он в Топчидерском парке встретился с Арсо и Чаджей. Было решено обратиться к советскому послу, и Бора пообещал взять это на себя. Я была против – по причине того, что вокруг советского посольства все кипело от агентов-доносчиков, однако он решил туда пойти. Лучше бы он этого не делал!
Ему с трудом удалось убедить вахтера пустить его в здание. Советский посол Лаврентьев принял его неохотно; он, несомненно, был в большом раздражении по причине растущего напряжения. Бора объяснил ему, что советским симпатизантам грозит опасность и что необходимо их организовать и связать друг с другом, однако Лаврентьев все время увиливал, утверждая, что никто им никогда ничего не обещал. Бора был ошеломлен. Когда он уходил, Лаврентьев сказал, что теперь им больше нельзя встречаться здесь, в посольстве! И предложил встретиться где-нибудь за городом, когда просоветски настроенные люди организуются. После этого Бору буквально вышвырнули на улицу.
Что до меня, то в пятницу я была на первом уроке сербохорватского языка у одного англичанина, зовут его Лоренс Даррелл. Он здесь британский атташе по печати, что бы под этим ни подразумевалось. Странный человек: все время подозревал меня в том, что я работаю на полицию, но при этом явно развлекался! Несколько раз я пыталась добиться от него серьезности и перейти к материалу урока, однако он все время шутил и рассказывал анекдоты. Под конец он попытался заплатить мне за урок, но я объяснила ему, что работаю через дипломатический сервис и платить надо им. На прощание он сказал мне: «Если вы захотите когда-нибудь узнать меня, вам придется открыть для себя, что тем, кто глубоко чувствует и кто хоть немного осознает нерасторжимые сплетения человеческой мысли, остается лишь один способ говорить – ироническая нежность и молчание».
1. Обвиняемый Борислав Пекич виновен в том, что он вместе с первым обвиняемым Еремичем в фашистских целях организовал монархическую организацию «Союз демократической молодежи Югославии», чтобы с помощью пропагандистской политики и вооруженной борьбы уничтожить существующий порядок ФНРЮ, федеративное устройство государства, равноправие и братство народов Югославии и заменить власть народа возвратом королевства.
2. Обвиняемый Пекич с момента освобождения нашей страны занимался враждебной деятельностью. В 1945 году он у какого-то четника взял листовку и давал ее читать разным людям. В 1946 году расклеил немалое количество листовок в Балваниште. В 1946 году в Белграде связался с Арсовичем и Джоричем и стал членом нелегальной группы. В течение 1946 и 1947 годов участвовал в организациях школьных беспорядков, выступая против народной власти. В этот период он уже и сам писал листовки и разбрасывал их по школе.
3. На железнодорожной ветке Шамац – Сараево он договорился с другим обвиняемым, Еремичем, создать организацию, о чем говорится в пункте 1. Вернувшись с железной дороги, заново активизировал работу своей группы, принял в нее семь новых членов и при формировании как организатор СДМЮ взял на себя функции политического секретаря Главного комитета. Для нее он написал соответствующий программе устав, который содержит 49 статей и в котором в качестве основной задачи ставится разрушение коммунистического режима. Обязанность членов организации, в частности, состоит, наряду с остальным, и в неутомимом приготовлении к идеологической и вооруженной борьбе против коммунизма. Организационную сеть он сформировал таким образом, как это сформулировано в пункте 1.
4. Работал политически и готовил лекции для газеты, которую нужно было начать издавать. Предложил и приготовил формирование интеллектуального клуба. Участвовал в краже копировального аппарата и готовился принять участие в краже пишущих машинок. Когда обвиняемый Миленков предложил членам главного комитета связаться с шпионской организацией, обвиняемый заинтересовался и согласился подготовить сообщение.
5. Таким образом, обвиняемый Пекич и первый обвиняемый Еремич участвовали в организации фашистских действий против Конституционного порядка и занимались шпионажем, то есть собирали сведения, которые по своему содержанию являются военной и государственной тайной, для передачи их в шпионскую организацию, совершив тем самым действия, предусмотренные в статье 3, пункты 8 и 10 Закона об уголовных преступлениях против народа и государства в связи с пунктами 27 УК или пунктом 1, а наказуемо по статье 4 стр. 1 Закона об уголовных преступлениях против народа и государства.
На основании всего вышеприведенного обвиняемый Борислав Пекич приговаривается к 15 годам тюремного заключения, а также к лишению гражданских и политических прав.
Смерть фашизму – свобода народу!
Ситуация с нашими друзьями довольно плоха. Мне пока не удалось встретиться ни с одним членом рыболовного общества. Я был на судебном процессе юноши, осужденного за браконьерскую ловлю рыбы. Суд проходил крайне некорректно и неестественно. Молодой рыболов был схвачен на месте, где якобы запрещена рыбная ловля. Хотя в сумке не нашли ни единой рыбы, его задержали со всей строгостью.
Я попытался разыскать председателя союза рыболовов и рассмотреть с ним возможность поездки на дикие горные реки, богатые форелью. Между тем этот человек, оказывается, исчез, а в его квартире теперь живут какие-то другие люди, которые на террасе держат домашних птиц и там же, но в корыте, живого поросенка.
Предполагаю, что для меня единственный способ поймать в этой стране что-то достойное – это отправиться к диким рекам в заброшенных горных массивах. Говорят, что там форель в изобилии.
РыболовРасшифровано 14 июля 1948 г. M. L.
Суббота, 17 июля
Бора тайком встретился с Арсом и Чаджей. Он говорит, что они должны были тщательно соблюдать конспирацию, так как пребывают под постоянным контролем. В Ритопек они пробрались с разных сторон и не вступали друг с другом ни в какие контакты, пока не убедились, что за ними никто не следит. Они ожидали здесь встречи с кем-нибудь из Советского посольства, но на запланированную встречу никто не пришел. Арсо предложил им всем вместе бежать из страны. У него есть надежный шофер, который подбросит их до румынской границы. Там в местном гарнизоне у него есть земляк-черногорец, он перебросит их через границу. А в Румынии их ждут русские. Чаджа тут же согласился, но мой Бора колебался. Он предложил им повременить, пока он еще раз не поговорит с советским послом. Однако оба они на это не согласились.
Начали следить и за мной. Между прочим, вчера произошло нечто невероятное. Я не явилась на прошлый урок, и тот англичанин, Даррелл, во-первых, высказал протест в отделе дипломатического сервиса из-за нового преподавателя, которым меня заменили, а затем каким-то образом узнал, где я живу, и направился к нашему дому! Он сразу же заметил нескольких агентов, дежуривших у наших ворот, и прошел мимо, в ближайший парк, где уселся на скамейку, откуда было можно следить за ситуацией.
Когда я отправилась в детский сад за Милой, меня сопровождали агенты, которые время от времени менялись. Однако англичанину удалось пробраться во двор детского садика через заднюю калитку, и, когда я отвела Милу на игровую площадку к остальным детям, он неожиданно появился из-за соседней ограды! Я тут же пошла к зданию детского сада, но он от калитки позвал меня по имени. Я оглянулась и, сама не зная почему, вернулась к ограде. Он сказал мне, что за мной следят, а я ответила, что знаю. Он принялся настаивать, будто знает, что и почему произошло. «Преследуют моего мужа», – ответила я. «Что он сделал?» – спросил он. «Вы бы этого не поняли», – сказала я и собралась уйти, так как мы уже привлекли к себе внимание воспитательницы. «Подождите, Вера! Может быть, я смогу как-то помочь…» – настаивал он. У дверей со слезами на глазах я сказала нечто такое, что никогда не посмела бы сказать: «Нам больше никто не может помочь». Воспитательница все слышала и поглядывала то на меня, то на него. Я пулей влетела в здание.
СВИДЕТЕЛЬСТВО О БРАКЕКА 013905№ запроса: 594/400/48Консульское отделение Британского посольства в БелградеУполномоченное лицо:
Британский вице-консул Уилсон Кенет
Имя и фамилия:
Лоренс Джордж Даррелл
Эва Коэн
Дата и место рождения:
27 февраля 1912, Джапандар, Индия
14 ноября 1927, Александрия, Египет
Статус:
Разведен
Незамужняя
Род занятий:
Атташе по печати
Венчание состоялось в Британском посольстве в Белграде в соответствии с Правилами заключения брака за рубежом от 1892 года.
Свидетели:
Чарльз Бринсли, британский посол
Алисон Харди, служащая Британского посольства
20 июля 1948
Дорогие мама и папа,
Мы поженились! Знаю, что вы шокированы, но и Лоренс, и я больше не хотели, чтобы мой статус здесь вызывал подозрения. Невеста – это слишком широкое понятие для здешней консервативной среды.
Венчание проходило в консульстве, в присутствии всего лишь двух свидетелей. С моей стороны это была Алисон Харди, чудесная женщина, о которой, как мне кажется, я вам уже писала, а со стороны Лоренса – посол, чопорный, старомодный господин. Но что поделаешь – за границей не выбираешь, с кем дружить, ты обречен на небольшую группу собравшихся вокруг тебя земляков.
После церемонии мы со свидетелями отправились на обед в дипломатический клуб. Лоренс выпил немного больше, чем следовало, и в результате дело дошло до небольшого препирательства с послом. Представьте себе о чем: о ловле рыбы! Я и понятия не имела, что Ларри настолько увлекается рыбалкой. Он даже захватил из Англии специальные бамбуковые удочки и целый набор каких-то «воблеров». Мало того, нам придется отложить на целую неделю наше свадебное путешествие из-за его поездки на дикие реки где-то в Сербии! Он говорит, что сейчас начинается сезон форели и такое он никак не может пропустить! Посол отговаривал его от этой экскурсии, рассказывал, насколько опасной для иностранца, да к тому же и дипломата, может быть дорога туда, но безрезультатно, Ларри уперся, что он именно сейчас поедет на эту дурацкую рыбалку.
Вы мне не ответили, когда планируете поездку в Белград. Мы отправимся в свадебное путешествие на очень красивое озеро в Словении, оно называется Блед (не беспокойтесь, я проверила, рыбная ловля там запрещена), но вернемся в Белград уже в конце августа. Жду не дождусь встречи с вами!
Любящая вас ваша Эва Коэн Даррелл
ЛИЧНО В РУКИ
МИНИСТРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
СРОЧНО!
Извещаем вас об инциденте, который этой ночью имел место поблизости от 16 пограничного поста на югославско-румынской границе.
Этой ночью, несмотря на сильную непогоду, в наш гарнизон в Белой Церкви в обществе полковника Боры Танкосича прибыли генералы Арсо Йованович и Ранко Чаджа Стричевич. Генерал Йованович потребовал прислать к нему водителя санитарной машины поручика Никчевича, которого в тот момент в гарнизоне не было ввиду того, что он на служебном автомобиле уехал на какую-то свадьбу в Банатской Паланке. Тогда полковник Бора Танкосич нашел в казарме партийного секретаря капитана Крстича, с которым он, похоже, был знаком уже давно, и приказал выделить ему один джип. Капитан Крстич некоторое время отказывался, объясняя это тем, что у него нет разрешения передавать военный автомобиль в руки офицеров из другого армейского подразделения, однако в конце концов согласился лично перевезти их. Они не сообщили ему, зачем им нужен автомобиль и куда они едут. Едва покинув территорию казармы, генералы Йованович и Стричевич вместе с полковником Танкосичем приказали капитану Крстичу отвезти их к румынской границе. Из-за сильного ливня джип застрял в грязи. После нескольких попыток сдвинуть машину с места вся тройка продолжила движение пешком, а капитан Крстич воспользовался возможностью и сбежал.
Тройка тем временем ввалилась в один из сельских домов. Хозяину они объяснили, что совершают обход границы, но заплутали, и приказали ему проводить их до границы. Хозяин, который сразу понял, о чем идет речь, угостил их ужином и попытался уговорить никуда дальше при такой непогоде не ходить. Они, однако, настаивали, неубедительно объясняя, что выполняют важную задачу. Хозяин отказывался ехать, но полковник Танкосич вытащил пистолет и принудил его отвести их.
Хозяин довел их до места, где обычно через границу переходят конокрады. Показал им какой-то свет неподалеку, утверждая, что там уже румынская сторона. В этот момент дождь вроде бы прекратился. Беглецы двинулись в направлении, которое им указал проводник, но тут раздались звуки стрельбы из автомата, которую открыла наша пограничная часть. Генерал Арсо Йованович не успел припасть к земле и его скосила очередь. Он был убит на месте. Крестьянин, который привел их туда, был тяжело ранен, и его увезли в больницу во Вршац. Полковник Бора Танкосич полез за пистолетом, но не воспользовался им, так как генерал Стричевич попросил его не стрелять.
Генерал Чаджа Стричевич вскоре после этого сдался, а полковнику Танкосичу удалось сбежать. Его активно разыскивают.
П. Манойловичкапитан Службы военной разведки
Рыболов отправился на экскурсию курьерским автомобилем, который каждое воскресенье переправляет дипломатическую почту в Скопье. Он все время лежал на заднем сиденье, накрывшись пледом, так что никто из автомобиля Инспекции, который все время висел у нас на хвосте, его не заметил. Где-то на середине грунтовки, когда поднялась пыль, он на одном повороте незаметно выпрыгнул из автомобиля. Предварительно мы договорились, что через два дня встретимся на том же месте. Если его там не будет, он оставит под корнями ближайшего дуба записку. Он перешел реку и направился вверх, к горам, где, по его представлениям, полно форели. Сообщим вам о результатах улова, как только снова восстановим связь с ним.
СкрипачРасшифровано 10 августа 1948 г. S. C.
Четверг, 12 августа
Бора исчез! Просто так, в понедельник, пока я отводила Милу в детский сад и ходила на рынок, он вышел из дома и больше не возвращался. Я в отчаянии, не знаю, что с ним, жив ли он, если жив, то где он. Не грозит ли ему опасность? Он не оставил даже записки о том, что происходит. Вероятно, он хотел меня защитить. Я перыла все в шкафу и обнаружила, что он ушел в военной форме, захватив с собой пистолет. Мне ужасно страшно.
Я ждала в понедельник и во вторник, не изменится ли что-то – может, я получу от него хотя бы самый маленький знак, – а когда поняла, что этого не случится, начала размышлять, что же мне делать. Я не имею права пойти на службу, потому что меня там уже десять дней назад вычеркнули из табеля преподавателей для иностранцев и, вероятно, внесли в черный список. Идти в милицию нет смысла, потому что именно они его и ищут (если уже не нашли). К кому обратиться за помощью?
Тут мне в голову пришла безумная идея: вчера я пошла домой к тому англичанину, Дарреллу, которому дала тот самый единственный урок. Дверь мне открыла его супруга, красивая молодая женщина, которая, естественно, была очень недоверчивой. Она сказала, что ее муж сейчас в отъезде и спросила, не может ли она мне как-то помочь. Я не знала, что сказать. Ответила только, что она, вероятно, не может ничего для меня сделать, но попросила передать ее мужу, что его искала Вера, преподавательница сербохорватского.
Я в отчаянии. Я беспомощна. Никогда еще не чувствовала ничего похожего. Кроме того, пока пишу эти строчки, я постепенно понимаю, что этот дневник может быть блестящим доказательством против Боры. Да и против меня, если однажды придут за мной. Думаю, не уничтожить ли его? Сжечь. Но с другой стороны – он мое единственное утешение в данный момент. Не будь у меня этой тетрадки, я бы, наверное, сошла с ума. Пока я пишу эти слова, у меня все еще есть какая то связь с нормальной жизнью. И я должна держаться хотя бы ради моего ребенка, ради Милы.
Лично в руки
полковнику УДБ
Йове Капичичу
Приказываю полковнику Йове Капичичу блокировать Панчевский мост ввиду возможности, что сбежавший полковник Бора Танкосич может привести в действие военную часть из Вршца и двинуться на Белград. В этих целях Капичичу следует привлечь гвардейский полк из Топчидера, а если потребуется, то и необходимое количество пехоты из казармы «Герой Тито» в Панчево. Информировать меня о развитии ситуации каждый час.
S. F. – S. N[6].
Александр Ранковичминистр внутренних дел ФНРЮ13 августа 1948 г.
Суббота, 14 августа
Ночью появился Бора. Выглядел он ужасно. Измученный, грязный, совершенно не в себе. До нашего дома добрался около полуночи. Сразу же заметил двух агентов, которые слонялись перед входной дверью. Он выждал удобный момент, когда они подошли к какому-то автомобилю, и шмыгнул внутрь.
Я не смогла сдержать испуга, увидев его таким жалким. Приготовила ему что-то из еды, но он не хотел задерживаться и даже не помылся. Сказал, что сейчас это слишком опасно и для него, и для меня. Еще он сказал, что я должна найти кого-нибудь, кто пошел бы в Советское посольство и сообщил, что ему не удалось бежать и что он попробует снова. Я сразу же сказала, что, разумеется, пойду я сама. Он испугался, что меня могут тут же схватить, но я сказала, что это самое малое, что я могу сделать за своего мужа. Бора мне тогда сказал, чтобы я передала русским, что в следующий раз он попробует сбежать через венгерскую границу между Суботицей и Баймоком. Важно, чтобы там его ждали русские, а не венгры, которые могут передать его назад нашим.
Все же мне как-то удалось уговорить его переодеться, а еще я сунула ему в карман еду, какая была. Он нашел карты нужного региона, взял компас и поцеловал меня на прощанье. Попросил быть осторожной, так как его преследователи способны на все. Скрылся он через задний двор, перепрыгнув забор, отделяющий нас от соседей.
Я все еще чувствую вкус его губ. Неужели это наш последний поцелуй? Я не должна думать об этом. Я должна думать, что все закончится благополучно. Что мы, все втроем, опять будем вместе: он, Мила и я. Как же все встало с ног на голову? Еще два-три месяца назад все было прекрасно и полно надежды. А теперь…
Не знаю, что мне делать с этим дневником. Снова думаю, что нужно его сжечь, в нем полно доказательств против нас с Борой. А с другой стороны – что останется после всего происходящего с нами? Узнает ли кто-то когда-нибудь истину об ужасных временах, в которых мы сейчас живем? Может быть, нужно найти какое-то потайное место, которое они, если ворвутся (а они рано или поздно ворвутся), не смогут найти. Пожалуй я знаю одно такое…
МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СОДРУЖЕСТВА НАЦИЙ
Лондон, SW1A 2AH
Эрнесту Бевину
Государственному секретарю иностранных дел
Белград, 15 августа 1948 г.
Дорогой Эрнест,
Должен сообщить тебе, что миссия Лоренса Даррелла потерпела полное фиаско. Поэтому предлагаю тебе немедленно остановить его активность, чтобы ущерб не стал больше.
Прошу тебя передать привет Мэри и сказать ей, что Хелен ждет вас к нам в гости, если обстоятельства приведут вас с визитом в эту несчастную страну. Хотя выбор здесь довольно жалкий, Хелен намеревается познакомить вас с несколькими интересными блюдами балканской кухни.
Прими выражения моего дружелюбия и глубочайшего уважения.
Чарльз БринслиПосол Соединенного королевства в Югославии
ПОСОЛЬСТВО ВЕЛИКОБРИТАНИИ В БЕЛГРАДЕ
Белград, улица Первого мая, д. 46
Чарльзу Бринсли
Послу Соединенного Королевства
в Югославии
Лондон, 20 августа 1948 г.
Дрогой Чарли,
Миссия Лоренса Даррелла не завершается. Прошу тебя, пришли мне подробное сообщение о его поездке на юг.
Мэри просит Хелен записать некоторые из восточных рецептов и послать их ей дипломатической почтой.
Прими выражения моего глубочайшего дружелюбия.
Эрнест БевинГосударственный секретарь по иностранным делам
Генштаб
Югославской народной армии
XII управление
СРОЧНО!
Сообщаем вам, что полковник Бора Танкосич сегодня около часа ночи в селе Растина поблизости от югославско-венгерской границы ворвался в дом старухи Иоланды Ретер и, угрожая револьвером, потребовал показать ему дорогу до границы. Хотя старуха-венгерка не знала сербского, она сразу поняла, чего требует Танкосич, и повела его куда было велено. Они прошли несколько сотен метров, добрались до кукурузного поля, старуха показала ему направление, в котором следовало идти дальше, и вернулась назад. Полковник Танкосич, с трудом продвигаясь по раскисшей земле, двинулся куда было указано. По пути на него, судя по всему, напала стая бродячих собак. На руках у него были следы укусов, хоть он и отбивался от них палкой. Кроме того, похоже, что он заблудился в кукурузе, так как неподалеку от него был найден брошенный компас, который не работал, видимо от влаги.
Дальше он двигался наобум, в основном по кругу. Потеряв силы от блуждания по кукурузному полю, он сел на землю и закурил – вероятно, ожидая утра, когда удастся понять, в какой стороне Венгрия. Он поджигал спичку за спичкой, роясь в картах, которые захватил с собой, и это заметили солдаты нашего погранотряда. Бойцы третьей роты батальона «Бачки брег» окружили его и направили на него оружие, кто-то из них крикнул «Стоять!». Полковник Танкосич встал с земли и, не сопротивляясь, поднял руки и сдался нашей роте.
Капитан Стоян Деспич,командир батаьона «Бачки брег»23 августа 1948 г.
МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СОДРУЖЕСТВА НАЦИЙ
London SW1A 2AH
Государственному секретарю по иностранным делам
Эрнесту Бевину
Белград, 24 августа 1948 г.
Дорогой Эрнест,
Вот детали визита Лоренса Даррелла на юг Сербии.
Насколько мне удалось восстановить события, он, покинув наш автомобиль, продвигался вверх по течению реки Студеницы. На каком-то месте увидел неподвижно сидящего на берегу рыболова. Подкрался к нему, но тут же понял, что на самом деле это покойник с табличкой «ПРЕДАТЕЛЬ» на груди. Человек был в военной форме и в пилотке со звездой, из чего Даррелл заключил, что тот – военный или полицейский, убитый из засады, вероятно, роялистами. На этом месте его оставили, судя по всему, в качестве предостережения врагам. Затем Даррелл проверил, откуда бы мог быть сделан выстрел, убивший рыболова, и двинулся в том направлении. Вскоре он вышел на поляну перед замаскированной пещерой и обнаружил на земле стреляные гильзы. В пещере никого не было кроме опасной ядовитой змеи у входа. Тем не менее Лоренс все-таки остался спать здесь.
Лоренс проснулся на рассвете и выбрался из своего убежища. «Я решил, что безопаснее будет двигаться» – это его слова. «Я попрощался со змеей очень любезно, но она не реагировала», – добавил он. Далее он занялся дальнейшим изучением территории. Неожиданно он увидел, как какие-то люди гонятся за человеком в меховой шапке. Бежали несколько военных из армии Тито. Этот раненый в живот человек налетел на Даррелла, и Лоренс оттащил его подальше в пещеру. Преследователи добрались до ее входа и наткнулись на опасную змею. Некоторое время они, вероятно, раздумывали входить в пещеру или нет, но в конце концов, к счастью, отказались. Даррелл попытался узнать у раненного, где его товарищи, но тот умер у него на руках.
После длительного штурма ущелья Студеницы Даррелл наконец наткнулся на отколовшихся четников (роялистов). Те скрывались в густом лесу на вершине горы Голии. По отношению к нему они, однако, повели себя отнюдь не дружелюбно. Более того, узнав, что он англичанин, проявили откровенную враждебность. Их командир, хорошо известный воевода Баняц, сказал, что англичане продали их Тито и поэтому сейчас он будет расстрелян без суда и следствия. Даррелл напрасно убеждал их, что пришел помочь, что у него есть инструкции важнейших британских институций по организации сопротивления диктатору. Четники привязали его к ближайшему дереву и продолжили есть и пить, сидя вокруг костра.
Даррелл в течение ночи смог как-то освободиться от веревок и сбежал в лес. Спустился по крутому ущелью вдоль стремнины Студеницы, несколько раз скользя вниз по камням и по ходу дела получая новые травмы. После поисков в темноте он все же нашел заранее обговоренное место встречи с автомобилем посольства. Однако там был припаркован грузовик, из которого группа солдат выгружала какой-то материал. Занималась заря, и Лоренсу было страшно, что он теряет возможность спастись. Но солдаты окончили разгрузку и уехали – в последний момент перед появлением автомобиля нашего посольства. Дарреллу удалось запрыгнуть в машину незамеченным из автомобиля УДБ, который все время висел на хвосте нашего транспортного средства.