Читать онлайн Настоящее время
© Благотворительный фонд помощи хосписам «Вера»
© ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024
КоЛибри®
Вот уже несколько лет кот Филя – символ Первого московского хосписа им. Веры Миллионщиковой. Сотрудники и гости называют его котом-терапевтом. А одна пациентка сказала о нем так: кот-утешитель…
Фотография Юрия Козырева
Нюта Федермессер и сотрудники Благотворительного фонда «Вера», координаторы немедицинской помощи
Фотография Надежды Фетисовой
Выражаем глубокую благодарность Нюте Федермессер, учредителю Благотворительного фонда помощи хосписам «Вера», и его сотрудникам, работающим в учреждениях паллиативной помощи и предоставившим свои записи для этой книги:
Марине Аймаловой
Кристине Акриш
Алёне Бездниной
Алексею Васикову
Анастасии Жихаревич
Анастасии Лаврентьевой
Дмитрию Левочскому
Татьяне Лобановой
Марии Ломоносовой
Светлане Лоскович
Анне Мерцаловой
Дилнозе Муйдиновой
Екатерине Обуховой
Валерию Першукову
Анне Самойловой
Алёне Сапрыкиной
Мире Тристан
Надежде Фетисовой
Ольге Фоменковой
Екатерине Чекмаевой
Артёму Шалимову
Валентине Яловега
Наталью Ануфриеву, Анну Марченко, Елену Сазонову, Александра Сёмина за помощь в работе над книгой.
• Паллиативная помощь[1] – это исключительное право человека на то, чтобы провести последние дни своей жизни без боли и унижения, в окружении близких.
• Хоспис[2] – это дом, в котором человек проводит последние дни своей жизни, чтобы не было страшно, больно и одиноко.
Заповеди хосписа
1. Хоспис – это комфортные условия и достойная жизнь до конца.
2. Мы работаем с живыми людьми. Только они, скорее всего, умрут раньше нас.
3. Нельзя торопить смерть, но и нельзя искусственно продлевать жизнь. Каждый проживает свою жизнь. Сроков её не знает никто. Мы лишь попутчики на последнем этапе жизни пациента.
4. Брать деньги с уходящих из этого мира нельзя. Наша работа может быть только бескорыстной.
5. Мы не можем облегчить боль и душевные страдания пациента в одиночку, только вместе с ним и его близкими мы обретаем огромные силы.
6. Пациент и его близкие – единое целое. Будь деликатен, входя в семью. Не суди, а помогай.
7. Если пациента нельзя вылечить, это не значит, что для него ничего нельзя сделать. То, что кажется мелочью, пустяком в жизни здорового человека, – для пациента имеет огромный смысл.
8. Каждый человек индивидуален. Нельзя навязывать пациенту своих убеждений. Пациент даёт нам больше, чем мы можем дать ему.
9. Принимай от пациента всё, вплоть до агрессии. Прежде чем что-нибудь делать – пойми человека, прежде чем понять – прими его.
10. Будь всегда готов к правде и искренности. Говори правду, если пациент этого желает и если он готов к этому… Но не спеши.
11. Незапланированный визит – не менее ценен, чем визит по графику. Чаще заходи к пациенту. Не можешь зайти – позвони; не можешь позвонить – вспомни и всё-таки… позвони.
12. Не спеши, находясь у пациента. Не стой над пациентом – посиди рядом. Как бы мало времени ни было, его достаточно, чтобы сделать всё возможное. Если думаешь, что не всё успел, то общение с близкими ушедшего успокоит тебя.
13. Хоспис – дом для пациентов. Мы – хозяева этого дома, поэтому переобуйся и вымой за собой чашку.
14. Репутация хосписа – это твоя репутация.
15. Главное, что ты должен знать: ты знаешь очень мало.
Прежде чем вы откроете эту книгу
Мне кажется, быть счастливым – невозможно. Думающего человека слишком многое выбивает из состояния покоя и радости: тревоги за детей, страх перед завтрашним днем, невозможность изменить свое отношение к происходящему, поиск ошибок в прошлом… На нас давит ответственность, обязательства, угнетает вина или стыд…
Но ведь бывает, что вот прямо сейчас – ты счастлив. Как это? Что мы чувствуем, когда счастливы? Когда мы это чувствуем? Я пыталась понять, из чего складываются мои моменты «сейчастья». И получилось, что я наполняюсь нужными для счастья молекулами, когда я выспалась, вылезла из-под теплого душа с мощными густыми струями, когда я на природе и в тишине, когда рядом нет незнакомых людей, когда я не тревожусь за детей и когда я не переживаю из-за невыполненных обязательств. И все это должно совпасть одновременно. Получается, я знаю, что я счастливая, но чувствую себя таковой я очень и очень редко. И каждое свое «сейчастье» я могу вспомнить…
Но раз я знаю, что делает меня счастливой, значит, я сама могу создать необходимые условия. Я сама могу сформировать свои молекулы счастья. Более того, оказывается, можно научиться отыскивать эти молекулы и в других обстоятельствах. Можно научиться замечать их, пропитываться ими, делиться ими и разбрызгивать их вокруг себя…
Эта книга – мой учебник «сейчастья». Оно не в достижениях, не в ожиданиях и не в воспоминаниях. Оно в настоящем времени. Оно тут, прямо сейчас. Мы живем тем, что будет, или тем, что было.
А герои этой книги живут сейчас. И другого времени для них нет. Так младенцы переживают каждое событие – на всю катушку. Слезы – самые горячие, если игрушка упала на пол. Радость – совершенно неповторимая, если папа кружит тебя по комнате. Так глубокие старики наполнены созерцанием и радуются всему, что происходит с ними здесь и сейчас: дождю, солнцу, знакомой мелодии, бутону на каждом цветке, червяку на асфальте… И так живут пациенты хосписов. Для них существует только одно время – настоящее. И в memento mori не страх смерти, а радость жизни.
Истории в этом сборнике – экспресс-курс «сейчастья» для желающих найти смысл в неприметности каждого дня.
Нюта Федермессер,учредитель Благотворительного фонда помощи хосписам «Вера»
Нюта Федермессер
Время в хосписе совсем иное. Весомее, что ли. Тут в несколько минут разговора можно уместить целую жизнь.
Вера Васильевна Миллионщикова[3], моя мама, когда-то говорила мне, что в хосписе время растягивается. А мне кажется, что тут оно словно бы останавливается – там и тогда, когда это важно самому пациенту.
Свидетелями этих маленьких вечностей в жизни наших пациентов становятся не только медики, но и волонтеры и координаторы в хосписах[4]. А кое-что им даже удается записать – короткие истории, похожие на те, что тридцать лет назад приносила домой утомленная работой мама…
Дилноза Муйдинова
За четырнадцать лет моей работы координатором в хосписе самое первое впечатление до сих пор не теряет своего вкуса.
На ум приходит именно это сравнение. Вкус сладкой горечи.
В тот момент я открыла книгу отзывов просто из некоторого любопытства, уважительного, но именно из интереса: что же можно написать в хосписной книге отзывов?
На первой же записи я как будто нырнула в бездонный колодец. Она мне напомнила самый короткий рассказ Хемингуэя про продажу детских ботиночек, неношеных[5].
Только слова сына бывшего пациента меня не просто растрогали, а выдали все силы авансом для работы в этом месте: «Наш отец и дед – ветеран войны, генерал-майор в отставке, за время своей болезни испытал многое: и равнодушие, и хамство, и полное безразличие к своей судьбе. У вас он почувствовал себя человеком! Он с огромной благодарностью говорил о вас и ушел из жизни спокойно, без обиды».
Уйти из жизни спокойно, без обиды и с благодарностью – я думаю, это единственное, ради чего стоит жить, какой бы жизнь ни сложилась.
Мира Тристан
Из чего состоит день координатора? Каждое утро, отправляясь в дорогу, я знаю (или думаю, что знаю), что нужно сделать сегодня. Что в первую очередь, что во вторую. Планирую. Как только открываю двери хосписа, все меняется, все перестраивается. И день строится в соответствии с фразой, которую недавно услышала: «Все идет по плану, который нам не известен».
Вот сегодня: занятия по кинестетике. Начинаю. Но в 11:00 обход в отделении во главе с главным врачом. Не могу пропустить. Бегу. Попутно прошу пищеблок сварить грибной суп из белых грибов для пациентов, которым очень хочется чего-то вкусненького.
Разговариваю с пациентами. Зоя Петровна плачет, проблемы в семье, нужно помочь. Из другой больницы вернулась наша пациентка, счастлива. Говорит: «Я домой вернулась!» Ей нужен крем для лица с кокосовым маслом. И нужно ее разместить в той палате, где ей будет комфортно.
Тамаре Фёдоровне нужен плеер с наушниками, слушать музыку. Владимиру Ивановичу книги подобрать для чтения.
Здесь нужен срочно священник. Еще нужно решить вопрос с доставкой и установкой аквариума, который отдает благотворитель. После обеда на прогулку. Пациентов везем на кроватях, колясках.
Спускаюсь на первый этаж, медсестры из приемного отделения просят показать хоспис родственнице пациентки, которая планируется к нам на госпитализацию. Идем. Пока ждем лифт, из грузового выезжает Людмила Семёновна на кровати. Спрашиваю: «Сигаретки взяли?» Любит Людмила Семёновна выкурить одну-две на прогулке. «Взяли!»
Стоим ждем лифт. Родственница будущей пациентки осторожно спрашивает:
– Скажите, а она что, правда курить будет?
– А как же! – отвечаю. – И чай пить на улице.
– А моя мама уже год на улице не была… – говорит она.
Идем, смотрим, рассказываю, что посещение круглосуточное, и это правда; что лежачих моют на специальной кровати; в холлах можно посидеть на мягком диване со своим близким и выпить чаю под приятную музыку. Каждую неделю мероприятия проводятся. Персонал очень заботливый и внимательный.
Приехала Анна, привезла диски с фильмами, это память нам от ее мамы. Теперь в нашем киноклубе помимо советских фильмов будет фильмотека «Классика зарубежного кино». А Сергей и Даша, волонтеры, наши незаменимые помощники, уже тележку с чаем и кофе вывезли на улицу. Угощают. Им спасибо не забыть сказать. А еще нужно с интересной пациенткой наш pr-отдел познакомить и написать о ней. И поздравить юную медсестру с днем рождения.
День заканчивается, а у тебя вопрос: «А ты сегодня что сделал?» А завтра новый день, с новыми задачами. Но вечером ты заходишь к пациентам, и тебя благодарят за отличный грибной суп на обед, а у Зои Петровны высохли слезы, и она перестала пить валерьянку, потому что она не одна со своей проблемой, а мы будем ее решать вместе.
И родственнице, которая утром знакомилась с обстановкой, стало спокойнее, она смогла увидеть и почувствовать атмосферу нашего хосписа. И та пациентка, которую перевели из другой больницы и которая, по ее словам, «вернулась домой», будет сегодня хорошо спать.
Так, может, мы все что-то всё же делаем?..
Алексей Васиков
У нас в Доме милосердия, что в Поречье-Рыбном[6], сегодня девятнадцать человек, в феврале мы приняли у себя девять новых жителей.
Отмечали день рождения Ивана Ивановича под русскую гармошку с застольем, пели частушки, играли в лото и в «Поле чудес». Пили вино под живое исполнение романсов и грустили под советский винил на веранде, глядя на тщетные попытки зимы вернуться в виде тающих на окне снежинок. У нас прошла выставка фигур из дерева, а 23 февраля были сто граммов и бутерброды с икрой.
Мужчины заняли три комнаты из восьми. Мужчины – это редкость, их очень ждут бабушки в столовой. Они приходят, когда «барыни» уже займут свои места. Приходят как бы нехотя, но ждут приветствий и взглядов.
Один грозный и важный. Но его душа тает, когда ты к нему с юмором. С юмором, но – как к старейшине, как к главному в стае.
Другой – как паровозик из Ромашково. Тот самый, из мультфильма, но в образе старика, торопящегося каждое утро услышать пение птиц. Сидит с сигареткой на качелях и медленно потягивает, так медленно, как будто густая жизнь в этот момент течет тут, в сейчасье.
Нюта Федермессер
В обычной больнице можно не знать пациента: поступил – пролечился – выписался. Пришел и ушел. Провел в больнице под наблюдением врача, скажем, неделю – и ушел домой восстанавливаться.
Но в паллиативной помощи не знать пациента нельзя. Без этого знания не получится помочь по-настоящему качественно. Уж если мы помогаем тем, кого нельзя вылечить, то прежде всего мы должны уметь любить и молчать, ждать и слушать. И слышать.
Помогать надо с учетом всех особенностей характера, с пониманием отношений в семье, с терпеливым и нежным вниманием к капризам, ворчанию, с желанием предугадать реакции пациента буквально на всё: на перемену погоды, на посетителей, на новую смену персонала, на концерт в холле…
У медиков, как правило, на это нет ни времени, ни сил.
А в хосписе без этих сил ничего не получится.
Дмитрий Левочский
Люблю читать вслух. Когда читаешь вслух, понимаешь больше. Есть даже какой-то термин для этого, но я его забыл.
В хосписе иногда просят почитать. Любопытно, что знакомые произведения превращаются для слушающих во что-то абсолютно новое, непознанное ранее.
Так, например, «Борис Годунов» совершенно поразил Светлану Ивановну, дня три она под впечатлением была, сказала: «В школе мы явно другую книгу читали…»
А Людмила Николаевна, напротив, совершенно разочаровалась в Алексее Толстом. По ее словам, «ничего более противного, мрачного и отвратительного, чем восемнадцатый век в глазах Толстого, я не знаю теперь. А раньше очень любила. Лет в двадцать».
А недавно опять читали Пушкина. На этот раз – для всех желающих.
Нет ничего лучше прозы Пушкина, правда?
Татьяна Лобанова
Это было в самом начале моего пути, все было впервые.
На меня тогда особенное впечатление произвел один молодой пациент. Его только привезли в хоспис, медсестры подготовили ему палату, он тяжело сел на кровать и сидел, опустив голову.
Смотреть на него было нелегко: невероятно худой, затуманенные глаза, резкие движения и много агрессии в тех коротких фразах, которыми он успел обменяться с медсестрами.
Наступило время обеда, и мне нужно было принести ему еду в палату, а войти было немного страшно. Я поставила тарелку супа на его столик, спросила, нужна ли ему помощь, чтобы поесть, и он грубо ответил мне: нет. Начал есть сам и опрокинул тарелку на пол. Я сходила за тряпкой, стала вытирать, он сидел и молча смотрел. А потом встал с большим трудом, посмотрел на меня неожиданно ясным взглядом и сказал:
– Простите меня, я очень сильно устал.
И обнял…
Наверное, в тот момент для меня открылась вся суть паллиативной помощи.
Анастасия Жихаревич
– Наталья Александровна, запыхались? Посидите.
– Настя, если уж играть, то выигрывать. Жизнь такая короткая, Настя.
Мира Тристан
– Олег Дмитриевич, как ночь прошла?
– Плохо.
– А чего так?
– Не храпел никто.
– Вот те на! Многие жалуются, когда храпят, а для вас храп как колыбельная?
– А то как же!
– Ну хорошо, будем исправляться!
Олег Дмитриевич в прошлом водитель-дальнобойщик, человек дороги и рева мотора.
А еще он знатный шутник, а юмор, как известно, помогает жить.
Нюта Федермессер
Еду домой и читаю по дороге чат наших хосписных координаторов.
Читаю и понимаю, что ничего мне больше не нужно. Делать бы свою работу и получать бы вечерами эти сообщения и фотографии как подтверждение того, что дело мамино растет и множится и день прожит не зря.
В саду Первого московского хосписа[7] пациенты ловят немногие оставшиеся теплые денечки. В их жизни это последнее осеннее солнце и последние теплые дни. Это дорогого стоит.
В другом хосписе пациенты собрались в палате и читают вслух «Войну и мир». Когда болеешь – спешить некуда и появляется время на то, что ускользало от внимания в счастливой здоровой жизни. Хотя кто знает, какая жизнь счастливее…
А здесь пациентов привезли прямо на кроватях в холл на киносеанс. Ага. И у них тусовка. И полумрак, свет выключен. И персонал ходит на цыпочках, чтобы не мешать. И для кого-то из них этот фильм будет последним.
А в хосписе в Поречье под Ярославлем Петра Сергеевича вывезли гулять на улицу. И он до слез растрогался от запаха сырых кленовых листьев. Просто оттого, что смог увидеть, потрогать и почувствовать эту осень. И столько в нем радости и счастья от этого соприкосновения, что кажется мне, это его последняя осень…
Екатерина Чекмаева
Не устаю удивляться, насколько наши подопечные благодарные слушатели! Их радует атмосфера, музыка, улыбающиеся люди. Я вчера танцевала немного, но постоянно подходила то к одному пациенту, то к другому. Меня подозвала Нина Ивановна, попросила: «Я не могу потанцевать, потанцуй за меня». Потанцевала. Очень старалась, ведь танцевала за двоих.
У нас вчера в гостях была Татьяна, коллега из Сибири, они планируют открыть палату для паллиативных пациентов. Хотела посмотреть, что делают волонтеры в хосписе. Сначала я много показывала, рассказывала, как-то спокойно общались. А потом на концерте она подошла с горящими глазами, показывает мне руки: «У вас такая атмосфера, у меня прямо мурашки».
А Ирма из нашего пищеблока в свой выходной испекла для пациентов потрясающе вкусный торт «Нутелла» (двенадцать слоев тончайших имбирно-шоколадных коржей и воздушный крем). Полдня пекла, принесла.
Казалось бы: работает человек в хосписе, всегда с любовью и на совесть, – а в выходной опять стоит у плиты – хочет от себя принести угощение!
Мира Тристан
Первый день после отпуска всегда очень эмоциональный. Радуешься встрече со старыми друзьями и с волнением идешь знакомиться с новыми.
Л. из психоневрологического интерната, с ней мы уже знакомы. Она, как ребенок, встречает меня радостно, помнит мое имя, рассказывает, как звонила мне в отпуск, а меня дома не было. Волонтер Маша присылала мне от нее аудиосообщение, и в конце та просила обязательно принести ей шоколадку.
В другой палате М. А., мы еще не знакомы. Тонкая, интеллигентная, очень спокойная. Она сразу доверительно предлагает мне присесть на ее кровать.
– Удивительное это место. Я за свои восемьдесят лет многое повидала и думала, что удивить меня уже нечем. Оказалась неправа. До того, как к вам приехать, я такие боли испытывала! Так намучилась… Здесь помогли очень. А теперь вот даже не знаю: считать дни или не считать? Вы хоть сами осознаёте, какое дело делаете?
В следующей палате Л. Т. расспрашивает меня о моем отчестве, национальности, детях. Разузнав обо мне, испрашивает разрешение у своей жены: можно ли рассказать мне об их сыне и его жизни. Жена одобрительно кивает и улыбается, но при этом беспокоится, что он меня задерживает. Поговорили о детях и чаяниях родителей.
И дальше, из палаты в палату, разговоры, вопросы, просьбы, знакомства, молчаливые взгляды. Кто-то присматривается, кто-то прислушивается. Утреннее волнение улеглось. Переживания, как пройдут новые знакомства, утихли.
И правда, удивительное это место! За восемь лет не перестаю удивляться. Те, для кого ты здесь, сами тебя подхватят, направят, успокоят и поддержат.
Дмитрий Левочский
Е. была моей ровесницей. Ее привезли в хоспис в очень тяжелом состоянии, с сильнейшей болью. Когда ее везли через холл, боль шла от нее волнами, как жар от раскаленной печки, не знаю, как это еще передать.
В хосписе ей стало значительно лучше, боль ушла, появился аппетит, я угощал Е. черешней и разговаривал с ней о Викторе Цое – наши музыкальные вкусы хоть и отставали друг от друга по времени (сейчас я слушаю уже немного другую музыку), но все-таки были очень похожими.
К Е. часто приходила мама, читала ей вслух, часами сидела рядом, иногда мы вместе пили чай, разговаривая о разном, – оказывается, наши взгляды совпадали не только в музыке. Мама Е. показалась мне удивительно спокойной женщиной, она часто приходила на наши концерты, просто так, одна даже, без дочери, мы говорили иногда, глядя в высокий потолок, – я до сих пор стесняюсь прямых взглядов глаза в глаза.
Е. просила включать ей детские фильмы и читать детскую литературу, один раз я читал ей «Уроки французского» Валентина Распутина и, читая, с неловкостью отмечал про себя, что, хотя это произведение и проходят в школе, в шестом классе, оно совсем не детское, но Е. была не против – она спокойно засыпала под мой голос, дочитать рассказ до конца я так и не успел.
Однажды она пожаловалась, что ночью в темноте бывает страшно. Я разыскал у себя в кабинете ночник-проектор, который ярким лучом диодного света зажигал на стенах и потолке палаты звезды и луну. Е. поблагодарила и больше не боялась.
Она ушла, когда меня не было в хосписе. Мне рассказали, что перед уходом она была в сознании и спокойно сказала, что чувствует себя свободной.
С мамой Е. я встретился в хосписе через день, когда пришел на работу. Мы обнялись, стоя у крыльца, я тогда подумал, что до сих пор, наверное, ни с кем не обнимался в нашем хосписе, если не считать поздравлений от сотрудников.
Сегодня нашел в палате, где лежала Е., проектор-шарик с луной и звездами. Батарейки в нем сели, видно, что им очень часто пользовались, – аккумуляторы были довольно мощными.
Хорошая штука. Красивая, яркая, и с ней действительно совсем не страшно ночью.
Марина Аймалова
У Анны Вадимовны завтра выписка, накануне обязательное купание. Анна Вадимовна ходячая; медсестра пришла, чтобы пересадить пациентку на специальный передвижной стульчик для принятия душа и отвезти в ванную комнату, которая есть в каждой палате. Я помогаю раздеться.
– Анна Вадимовна, раздевайтесь, поедем купаться.
– Прямо сейчас?
– Да!
Анна Вадимовна снимает халат. Спрашивает:
– А комбинашечку тоже?
– Конечно!
– Я что, по коридору голая поеду?!
– Зачем по коридору? Ванная же вот!
– А-а-а! А панталончики снимать? (Очень красивые, в кружевах…)
– Конечно.
– Ну как же я, голая-то, в коридор…
– Да мы не поедем в коридор! Если, конечно, захотите, можем и по коридору вас прокатить, но не голую точно!
– Ну, конечно, куда мне голой-то… У меня груди никогда не было, вот была б хотя бы как у вас!
И тут Анна Вадимовна показывает на меня, а у меня шестой размер!
А сама Анна Вадимовна весит килограммов сорок пять, и рост у нее метр пятьдесят…
Я говорю:
– Анна Вадимовна, хотя бы?!
Анна Вадимовна задумывается:
– Ну да, наверное, не пошли б они мне, падала бы часто. От перевеса…
Хохочем все вместе… Наша Анна Вадимовна – истинная женщина в свои девяносто восемь лет!
Мира Тристан
Чего хочет человек, находясь в больнице? Хочет выздороветь и отправиться домой.
Чего хочет человек, когда он знает, что его болезнь неизлечима, и неизвестно, сколько еще осталось жить? Все равно хочет выздороветь и жить. Это естественно для человека – хотеть жить.
А что можем мы сделать для наших пациентов? Подарить им радость сегодня и сейчас, снять напряжение и страх своим вниманием и заботой. Увидеть каждого с его историей жизни.
Нине Ефимовне восемьдесят восемь лет, она практически не разговаривает, все отрицает или со всем соглашается. Поехали с ней на прогулку, говорим – именно говорим – друг с другом. Спрашиваю: как в войну жили, как юность прошла, тяжело ли было? Да, отвечает, тяжело. А что, спрашиваю, было хорошего в жизни? Все было хорошо, отвечает, жили весело и дружно. А сейчас в чем радость? Чтобы внук хотя бы один раз навестил, телевизор посмотреть, выпить чаю самостоятельно и сидя в кресле, а не лежа в кровати. Спасибо, говорит, что вы мне время уделили.
А рядом в палате Лариса Антоновна говорит: «И чего вы с ней возитесь?»
Ревность. Каждый, каждый хочет участия и заботы.
Валерий Першуков
Леокадия Платоновна совсем одинока: муж умер, детей не случилось, ни сестры, ни брата нет и не было. Родилась она в далекой сибирской деревне, получив необычное имя от чудаков-родителей, и жила там до встречи со своим будущим мужем, заезжим шофером. Привез ее муж в Москву еще совсем юной, и вот дожила она до старости в до сих пор чужом городе и теперь осталась одна. Сидит часами на кровати в палате, словно окаменев.
Сегодня в хосписе итальянская «тележка радости»[8], и девушки-волонтеры вовсю стараются: все в нарядах в цветах итальянского флага, на тележке кусочки пиццы разных видов, в кастрюле горячая паста собственного производства с артишоками, на десерт нежнейший тирамису, виноград и сицилийский апельсин. Звучат итальянские песни, волонтеры предлагают угощения и снуют туда-сюда от тележки к столикам пациентов.
Леокадия Платоновна грустно взирает на все это великолепие и вдруг говорит, по-сибирски окая:
– Эх, девчонки, ну на кой мне эти ваши тирамисы сдалися! Чо я в их не едала-то? Ну акчо б вы мне картошечки б горячей приташшили да с сальцом и огурчиком соленым бы, вот оно б дело было, а не эта тирамиса.
Девчонки на мгновение ошеломленно зависли.
– Ну акчо, приташшим, – нашлась наконец Галина. – Завтра же и сварганим!
Так у Леокадии Платоновны появилась своя «тележка радости».
Алёна Сапрыкина
– Елизавета Петровна, у вас скоро день рождения. Какой подарок вам подарить?
– А сколько мне будет?
– Девяносто пять лет.
– Мне уже девяносто пять?! (Поворачивается к волонтеру.) Ёкалэмэнэ! Нет, ты представляешь, мне почти девяносто пять лет! Станцуем вальс?!
Светлана Лоскович
Я работаю координатором паллиативной помощи на выездной патронажной службе хосписа. Совместно с медиками мы помогаем тем пациентам, которые могут и хотят оставаться дома.
Переступая порог, ты знакомишься не только с пациентом, но и с его близкими, укладом дома, семьей, бытом – с его родной средой.
Это может быть любящая шумная толпа детей и внуков, а может быть печальное одиночество. Может быть старый мудрый кот, может быть капризная нечесаная собака или, наоборот, ухоженный верный пес… или сад на балконе.
К подопечному могут приходить дети, а могут коллеги по конструкторскому бюро; студенты, которых он учил; соседи, с которыми уже с течением лет многое связывает. Там, дома, может быть очень уютно. Или пыльно и запущенно…
Все это очень тонко, деликатно и глубоко. И нельзя никак потревожить эту жизнь!
И вот я пришла к Маргарите. Квартирка на третьем этаже без лифта. Цветы в вазе на круглом столе, красивая скатерть, чистые окна, легкие занавески, играет тихонечко приятная музыка.
Светлая! Легкая! Улыбчивая! Очень уверенная и одновременно трепетная Маргарита! Красивая невероятно! Ее дочери Кире двадцать шесть лет, у Киры рак.
Спрашиваю, чем помочь.
– Нужно оформить бумаги в соцзащите! И питание, Кире очень нужно специальное питание!
– Хорошо. Давайте вместе позвоним, всё узнаем, отправим документы – всё сделаем. И питание поможем закупить.
– Спасибо!
Звоним, узнаём, отправляем, ждать неделю!
Разговорились с Маргаритой:
– Света, жизнь моя закончилась двадцать лет назад. Накануне 1 сентября муж поехал за картой памяти для видеокамеры: дочка должна была пойти в первый класс, и он мечтал сделать кино про этот день! Трагически погиб… Все планы и мечты рухнули! А я так хотела уйти с работы, быть дома, забирать дочку из школы, делать с ней уроки, а потом гулять в парке. Вечером – ждать мужа с работы, вместе ужинать, снова гулять и – жить! Все оборвалось тем вечером. А недавно поставили диагноз Кире… Знаете, было бы очень здорово, если специальное питание будет со вкусом клубники! Кира так любит клубнику!
У меня рвется сердце… Как выносят эти красивые плечи столько испытаний?! Как эта красивая женщина остается такой жизнерадостной?! Откуда у нее силы заботиться о дочери, вести дом, любить, жить, быть красивой?!
Через неделю снова навестила их, вопрос с документами решен, я принесла тортик со свежей клубникой и сырным кремом. Кира и Маргарита радуются очень, мне так отрадно!
Выхожу из подъезда, автоматически поднимаю глаза на окна Маргариты, солнце слепит… Маргарита в красивом летнем ярком сарафане на балконе, а вокруг голуби. Много голубей! Очень много голубей! Я немного растерянно и удивленно смотрю… Маргарита замечает мое удивление, улыбается:
– Надоели они мне, назойливые очень, горластые! – говорит она, наливая воду голубям. – Ну а как? (Пожимает плечами.) Как? Нельзя же живое существо оставить без воды в такую жару!
Снова прощаемся, шлем друг другу воздушные поцелуи.
Сколько же любви и заботы может быть в человеке…
Господи, защити Маргариту и Киру…
Мира Тристан
«Знаешь, и хорошо, что нет комментатора, он только мешает. Я и сама все вижу».
В. И. не слышит, но это не мешает ей быть болельщицей «Зенита» и поклонницей Дзюбы.
Нюта Федермессер
Александр Петрович – бывший инженер, наладчик контрольно-измерительных приборов. Ему семьдесят. Его жене Валентине Ивановне шестьдесят пять. Вместе они уже сорок лет.
Сейчас супруги в хосписе. В своей комнате они принимают гостей – сына и невестку. Валентина Ивановна читает мужу газеты, вместе они смотрят концерты в холле и даже участвуют в мастер-классах по скрапбукингу.
Александр Петрович: Мы рады, что сейчас мы здесь. Вместе. Знаете, когда меня сюда привезли, очень болело.
Валентина Ивановна: И дома болело. Очень. Мучились мы несколько дней. Доктор к нам пришел, про хоспис рассказал. Что же вы так изводите себя, говорит. Вам в хоспис надо. А мы – ни в какую. Только дома, только вместе. Не знали, что здесь вот так.
А. П.: А вот однажды в выходные заболело нестерпимо. И до этого болело! У меня же рак, метастазы…
В. И.: А ведь еще летом мы отдыхать вместе ездили. К морю. Получили путевки в Геленджик от соцзащиты. Райское место: сосны, воздух, море, еда такая аппетитная. Наплавались, загорели. Гуляли подолгу. А вот из отпуска приехали – и на́ тебе. Посыпалось все. И я заболела: проблемы с желчным пузырем, операция. Да и у него внезапно опухоль выявили. Быстро все случилось.
А. П.: Сначала меня лечили. Плохо и больно было. А потом сказали, что дальше не будут. Врач мой мне так и сказал: «Оперировать опасно, риск большой, процент успешного исхода низкий». Я спрашиваю, сколько процентов успеха? Он сказал, что обычно 20 %, ну может 30 %. А я всегда был человек рисковый. Говорю, что даже если 10 % – лечите, режьте. Я не боюсь. Но доктор сказал: не возьмется, опасается, что организм уже не справится. Что не выдержу, мучения будут лишние. И только время потеряем.
В. И.: Он у меня всегда сам решения принимал. Всегда. Думал много, взвешивал. А потом как решал, так и делал. Окончательно, по-мужски.
А. П.: Да, я инженер, голова привыкла мыслить аналитически. Все за и против учитывать. Всю жизнь так. А с болезнью этой… Ну почему должно быть иначе? Все в жизни по определенным законам течет.
В. И.: Нам здесь нравится. Очень хорошо, все внимательные. Вот бежит сестра по коридору к другому больному. Видно, что занята. Но никогда не огрызнется на просьбу. Только скажет приветливо: «Конечно, я к вам подойду через пять минут. Всё сделаем». И спокойные все. И меня, не больную, а просто жену, успокаивают, объясняют всё. Я себе не позволяю ничего такого в палате. Если что, поплакать там, выхожу. Сестры подходят, обнимают, гладят, спрашивают, чего мне хочется. Вы знаете, они даже кормят меня. Приносят всё такое нежное, аппетитное. А ему – всё не по вкусу.