Предисловие
Здравствуйте, мой дорогой читатель.
Должно быть, что-то связывает Вас с миром лошадей, раз Вы взяли в руки эту книгу. Это просто сборник небольших рассказов. Несколько глав из бесконечной повести конного спорта. Некоторые получились довольно веселыми, хотя во время этих событий смеха было мало… И никакого художественного вымысла. Именно так все и было, так и продолжается по сей день. Главное – это вовремя записывать.
Глава 1. Синие огни
Моей семье
Завтра я еду к лошадям. И снова сяду в седло. Я не могу без этого жить. По крайней мере, так мне кажется сейчас. Мама дала денег. На один урок верховой езды. А бабушка – на дорогу. И еще они страшно волнуются, как это ребенок ОДИН поедет на ипподром, да еще в такую рань. На первой электричке в 4.45 утра…
Но туда всегда надо ехать на самой ранней электричке, потому что если проспишь, то билета не достанется. Все очень просто. И этот день недели – всегда самый лучший.
Летом короткие ночи. Но светать начнет только через час, поэтому я бегу на станцию в полной темноте. Но это совсем не страшно, если знать дорогу так, как знаю ее я. Я бегу по шпалам. Они очень удобно лежат. Если бежать как лошадь, четко и ритмично, зависая в воздухе на краткий миг, то как раз попадаешь на каждую вторую. Они деревянные, чем- то пропитаны и так здорово пахнут. Мои ботинки потом так же пахнут. Железной дорогой. Дорогой к лошадям. Сейчас еще совсем не жарко, бежать очень приятно. Главное, поглядывать под ноги. А то бывают разные интервалы между шпалами. Можно и загреметь случайно…
Станцию видно издалека. На обеих платформах горят фонари, но это не самое красивое. Семафоры. Самые маленькие стоят прямо на земле. Они почти всегда синие. Это так удивительно прекрасно – убегающие вдаль рельсы, синие огни внизу, возле них, наверху горят зеленые, а на запасном пути семафор всегда красный. Еще на платформе есть большие часы. Если присмотреться, то по положению стрелок можно узнать время. Даже издалека. У меня в запасе пятнадцать минут. Как всегда.
Здесь лучше пройти шагом. Это не очень удобно, потому что шагать по шпалам надо короткими частыми шагами. Но сейчас я как раз прохожу мимо домика железнодорожников. У них возле калитки растет огромный куст сирени. И сейчас он цветет. Еще два шага – и все вокруг заполняет запах сирени. Ветра нет, и поэтому он весь здесь. Я сажусь на холодный рельс и исчезаю в этом невидимом душистом облаке. Это все сейчас мое – и ожидание рассвета, и волшебные огни станции, и этот куст сирени. Если вдруг не придет моя электричка, я могу добежать до Москвы пешком, столько сил у меня сейчас…
Она всегда появляется вовремя. Идет со всеми остановками, и при этом несется так, что кажется, машинист решил немного полетать. На вокзале ее уже ждут те, кто спешит с утра пораньше за город. А мне в метро. Но метро еще спит. Огромные деревянные двери закрыты на внутренние засовы. На стеклах строгая надпись «станция метро КИЕВСКАЯ открывается в 5.35» Зато здесь тепло. В метро всегда тепло, и это здорово, ведь если одеть утром куртку, то значит тащить ее потом на себе домой. А еще сейчас здесь очень тихо, и слышно как гудит вентиляция. У метро тоже есть свой запах. Оно пахнет теплом большого города. И эскалаторами. И шпалами, так же, как моя железная дорога.
Ровно в 5.35 появляется человек в метрошной форме с большой связкой ключей. Он быстро открывает двери вестибюля, и я несусь вниз. А вдруг сегодня первый поезд придет раньше? Но станция тоже спит. Чистые-пречистые полы, и такая тишина, что даже непонятно, как такое может быть. Из тоннеля идет ровный поток теплого воздуха. А потом вдалеке загорается искра и начинает медленно расти. Это поезд. Он тоже вовремя. И не спешит закрыть двери и умчаться в темноту тоннеля, как днем. Он же первый поезд.
Пересадка. Я опять бегу по длинному коридору перехода. Вокруг уже народ, и вагон на радиальной линии совсем даже не пустой. Я спешу, и надо решить, какой дорогой будет короче. Можно выйти на платформу к загородным поездам, пробежать по ней, потом под мостом и вдоль путей до самой проходной ипподрома. А можно выйти в сторону города и по тротуару вдоль железного забора до дырки в нем. Если честно, по времени получается одинаково. Но я умею бегать по шпалам…
Ворота проходной всегда чуть приоткрыты. Для тех, кто ходит на территорию с этой стороны. Я влетаю в ворота и попадаю в другой мир. Здесь не пахнет Городом. Здесь не место всему тому, чем живут обычные люди. По асфальту наперерез мне бодро шагает огромный вороной рысак. Наездник в ярком комбинезоне сидит небрежно, спустив ноги с проножек качалки и разбирая вожжи. Им уже пора тренироваться, наматывая бесчисленные километры на беговом кругу. Вдалеке тарахтит трактор, ровняет песок на дорожке. Воробьи заполонили все. Они не боятся ни лошадей, ни тракторов, ни машин. Они вездесущи. От их задорных голосов звенит в ушах. Я пропускаю рысака и бегу вдоль скаковой конюшни. Еще один поворот, и пробежка закончена. Все. Двери Манежа еще заперты, но на крылечке сидят люди. Такие же, как я. И теперь, заняв очередь в кассу, мы все можем сидеть и смотреть на то, как рабочий день ипподрома вступает в свои права. С каждой минутой на дорожках становиться все больше лошадей. Трактор сменяет поливальная машина, на скаковой конюшне конюха просеивают овес и выносят сушиться попоны…
До открытия Манежа полтора часа. Я одену все-таки куртку в следующий раз.
Глава 2. Вэлла-дизайн, или Лошадиная мода
Памяти Михайлова А. П.
Итак, дело было давно. Все конюшни Москвы и области легко умещались в коротеньком списке, соревнования проходили редко и были событием просто вселенского масштаба, особенно для небольшой областной конно-спортивной базы. Особенно – зимой! Ведь крытых манежей было всего ничего.
… Известие о том, что совхозная команда скоро поедет в Москву прыгать конкура разом перебаламутила всю компанию. Но не все в головах спортсменок занимал конный спорт.
Девчонки не могли не думать о том, что одеть и обуть, как причесаться и постричься. Вечная тема, нормальное состояние девичьей души. И обычно этот процесс как-то обходил лошадей стороной, но – до поры, до времени. Ах да, прически… Мама одной из спортсменок работала парикмахером. В салоне. И это было нечто совсем крутое для тех времен. И тут как раз очень кстати (или не очень) из этого самого салона, по огромному блату, была притащена баночка краски для волос. Страшный дефицит.
Не подумайте чего, эта краска была нужна для того, чтобы покрасить подруге челку. Тогда еще никто не знал слова «мелирование», но идея витала в воздухе, и веселые белые пряди вовсю пробивали себе дорогу к вершине популярности. А дальше в историю вмешалась Судьба. Дело в том, что после окрашивания девичьей челки этой самой краски, уже готовой к применению, осталось довольно много. Выбросить дорогостоящий продукт рука не поднималась. Идея пришла внезапно.
– А что если лошадке звездочку во лбу нарисовать? Осветлится?
Никто не знал. Взрослых ближе к вечерней кормежке на базе не оказалось, и гнедой лошадке нарисовали на лбу большую и красивую звезду. Но коварная краска и тут не закончилась. И тогда шаловливые девичьи руки добавили несколько забавных кружочков на каждую сторону крупа. Про то, что до выезда на соревнования оставалась всего лишь неделя как-то не подумали. А потом все заспешили на вечерний автобус, и лошадка осталась испытывать силу современного парикмахерского продукта в компании ночного конюха.
На следующее утро незабвенный наш тренер Михайлов А. П., порядка ради обходя лошадей, заметил на старом месте новую лошадь. То есть новую лошадиную голову. Поскольку никогда раньше не было у той спортивной лошади такой крупной белоснежной звезды во лбу… Но если бы только ЭТО!
… Когда к тренеру вернулся дар речи, никто не знает, но вечерняя тренировка началась с невиданного доселе разноса. Михайлов орал, объясняя группе юных дарований разницу между борделем и конюшней, обещал никогда больше не возить ни на какие старты-до-скончания-веков-пока-не-появяться-мозги…И лишь свежепокрашенная кобыла безмятежно улыбалась, недоверчиво поглядывая на свой могучий круп, гнедой в крупное белое яблоко…
На соревнования мечтали поехать все и всегда. Это было смыслом жизни, ее целью. Спорт. Мы молоды, талантливы, какого черта еще надо? Ну и что, что круп лошади похож на пляжный грибок? Кто смеяться будет? Пусть попробуют, мы им всем, блин, покажем… Но только вот что теперь делать то? Дело было зимой, и лошади шерсть отрастить успели приличную. Следующей великой идеей было состричь эту самую шерсть. Ту, которая осветлилась. Машинок для стрижки тогда практически не было. То есть они были где то, но достать такую штуку было абсолютно нереально. И тогда из той же парикмахерской были привезены острые и удобные ножницы, и беспримерный эксперимент продолжился.
… Стригли долго. Лошадь была не маленькая. Ровно не состригалось. Никак. Приходилось ровнять, стричь сперва вдоль, а потом еще и поперек, и получалось вроде побитого молью коврика, правда, довольно однородно. Но самое страшное разочарование ждало юных парикмахеров впереди. Краска оказалась качественной на все сто, и осветлила не только саму шерсть, но и кожу под ней.
Представляете себе, что получилось? Правильно, странная лошадь со стриженым крупом, по которому явственно проглядывали четко очерченные светлые круги…
Мир тебе, Михайлов… Девочка все-таки поехала на эти соревнования, а кобылу накрыли попонкой, и предупредили коноводов, что снимать ЭТО НЕ НАДО, даже в деннике. Но там, на большой московской базе, ветврач лично осматривал всех прибывших на старты лошадей…
Последняя попытка как-то подкорректировать ситуацию была предпринята спортсменкой перед самым отъездом. В порыве отчаяния белые пятнышки были намазаны гуталином. Черным, конечно. Какого цвета у спортсменов может быть гуталин?
Дело было вечером. Дежурить, кормить и поить, остались самые смелые. В конюшне было вполне себе тепло, и никто в попонах не стоял. Только крашеная красавица. И в глаза это бросалось изрядно. Подумав еще немного, попону все-таки сняли.
-… Лишай? – только и спросил врач.
– Нет! – честно глядя в глаза, ответили храбрые коноводы.
– Тогда что? – продолжил допрос ветеринар, в глубине души должно быть, догадываясь, что правды ему не узнать.
Рассказывать все никто не собирался. Но и шутить с заразным заболеванием тоже. Врач задумчиво поковырял ногтем один из белых кружочков, понюхал палец и вынес свою резолюцию:
– Так. Сейчас я принесу синюю лампу, и мы точно узнаем, лишай это или нет.
На то, чтобы дойти до лазарета и вернуться обратно, ушло не менее получаса. За это время дежурные успели узнать, что и вправду есть такое чудо – лампочка, светящаяся синим светом. И если свет этой штуки направить на участок кожи, пораженный лишаем, то свечение изменит цвет на насыщенно-зеленый. Это было вполне понятно. Остался один вопрос, – а от гуталина она случайно не позеленеет?
Чтобы помыть лошадь, нужно время. Вытереть эту прелесть до конца тоже не получилось. И вот тут то и состоялся беспримерный опыт по испытанию лампы для выявления очагов лишая на участке крупа гнедой лошади, покрашенной в белый цвет, потом постриженной вдоль и поперек парикмахерскими ножницами, потом слегка заретушированной черным гуталином, и, наконец, с перепуга тщательно вымытой и вытертой чистым полотенцем.
Лампа цвет не поменяла. Врач настойчиво ходил к кобыле все три дня пребывания команды на соревнованиях.
Надо все-таки добавить, что уникальная масть не повлияла на результаты. То есть выступили хорошо. Выполнили разряды, заняли призовые места, тренер отчитался за успехи ДЮСШ. Но историю эту помнят многие до сих пор, а так как лет прошло не мало, то почему бы и Вам всем это не рассказать?
Глава 3. Большой кардан
Всем, кто нас возит…
Раньше, когда такого понятия как «коневозка» в принципе не было, лошадей тоже возили на соревнования. Не очень часто и не совсем быстро, но все-таки возили. Или пытались возить. Кстати, соревнований в те времена было не очень много. То есть их было совсем мало. А если совсем честно, то ни шиша их не было, особенно зимой.
И вот тут такая история. Зима. В смысле не как сейчас в Москве «европейские зимы», а нормальная такая зима. Со снегом, морозом под двадцатник днем, и мерзким пронизывающим ветром. И вот в такую прекрасную погоду тренер хочет поехать выступать в Сокольники. Да – да, именно так, а слова «Сокорос» тогда в природе еще не существовало. И дирекция совхоза выделяет своим спортсменам машину для перевозки лошадей. Ну, короче ту, которая в этот день не нужна для работы по хозяйству. «Зилок» такой небольшой. Кузов? Тент? Не, машина простая. Бортовая. Но спереди борт высокий, как раз там своих одров и привяжете. Холодно? Ветер жуткий? Дома тогда сидите, и не мешайте сельхозпредприятию добиваться рекордных надоев и максимального суточного привеса молодняка.
Попоны тоже были в дефиците. Шила их одна фабрика. Шорно-экипажная. На вид они были сильно страшные, но сделанные из нормальной шинельной шерсти и по-настоящему теплые. Просто их вечно не хватало, так как несознательные лошади, много лет назад, шкодили так же непринужденно, как и сейчас. И порвать драгоценную одежку на узкие ленточки могли запросто. И рвали. А спортсмены таскали из дома пледы, пытаясь хоть как – то восполнить потери. Но пледов дома тоже было не много, как и всего остального, кстати.
… Машина пришла в шесть утра. Перед рассветом погода казалась еще более отвратительной, чем при свете дня. Но иначе успеть на первый конкур было невозможно. Хотя такого понятия как «пробка», на дорогах Москвы еще не существовало в принципе, решили немного подстраховаться. Кстати, трапа для подъема-спуска на таком автомобиле тоже быть не могло в принципе. Поэтому заводили лошадей по специальной погрузочной платформе. Это такое давно построенное сооружение, стоящее между коровниками и свинарниками. Не, не очень далеко, меньше километра. Седла? Ну, можно на тачке отвезти, все сразу влезет. Только тачка здоровенная, и по снегу едет совсем неважно.
Но народ был не избалованный и тренированный, поэтому такие мелкие трудности даже в расчет особенно не брали. Надо отнести – отнесем. Лишнее притащили, значит отнесем назад и положим на место. И выедем вовремя.
Везти выступать собирались двух кобыл и одного жеребца. Поставить можно было только в один рядок. Так как сзади их надо подпереть специальным бревном. Чтобы не вывалились случайно, потому что задний борт никто не наращивал и даже не собирался. А жеребцы, они в обществе кобыл, начинают немного куражиться. Встают на дыбы, задом бьют, шалят одним словом. И вопрос о том, кого поставить в серединку, а кого с краю, был чисто риторическим. В результате серьезных тренерских раздумий жеребца поставили посередине. Чтобы он выбирал, думал, а там глядишь и приедем уже… Недоуздки тогда были крепкие, из двойной прошитой сыромятины, и никаких там силуминовых пряжек и модных чомбуров. Веревки тоже были крепкие. Привязали как следует.
Группа сопровождения, состоящая из двух добровольцев, забралась под самые лошадиные морды. Там по определению будет меньше всего гулять ветер. Седла положили к заднему борту, жеребцу еще раз напомнили о рамках приличия и плавно отчалили от платформы.
… Когда машина движется, лошади сильно заняты. Они ловят равновесие. Поэтому драться им по большей части некогда. Но стоит машине замереть на месте – начинаются пляски, визг, клацание зубами и прочие игры. В данном конкретном случае жеребец, неожиданно оказавшийся между двух кобыл, вел себя на удивление сдержанно. Похоже, действительно сильно удивился.
Ранним холодным утром на дороге было совсем свободно. Недостатки асфальта приятно сглаживал снежок, поворотов было не много. И примерно через полчаса «Зилок» успешно вырулил на скоростную трассу. Водитель поддал газу, начиная разгон, лошади грустно вздохнули, пытаясь спрятаться от усилившегося ветра, добровольные коноводы задремали…
… Страшный удар снизу подбросил машину в воздух. Несколько мгновений полета закончились жестким приземлением. Обиженно взвизгнули рессоры, хрустнул промерзший пол, охнули от неожиданности лошади. «Зил» завилял по скользкой дороге, словно спасаясь от артобстрела, лошадей швыряло от левого борта к правому и обратно. Скрип тормозов смешался с возмущенным ржанием. Но вот скорость все-таки снизилась. А потом машина наконец-то остановилась на заснеженной обочине.
Когда коноводы выбрались из своего гнезда и поздравили друг друга с тем, что неведомая опасность миновала, водитель уже успел сбегать куда-то назад, по трассе, и теперь возвращался к машине, тащя в руках какую-то железяку. Железяка напоминала толстую трубу. Это было не совсем понятно. Мотор исправно фырчал. Это мы так опасно тормозили, чтобы успеть подобрать эту трубу, что ли? Что, такая великая ценность и валяется одна на дороге?
Водитель дотащил свою ношу до машины, открыл дверь кабины и ловко задвинул эту железку внутрь, вдоль сидений. А потом достал коробку с папиросами и неспешно закурил. Мотор продолжал исправно фырчать.
Коноводы переглянулись и признались друг другу в том, что самостоятельно понять происходящее не в силах. То есть все вроде бы было в порядке, но то неторопливое спокойствие, с которым шофер смаковал свою папироску, таило угрозу. Потому что времени на перекуры не планировалось.
– А че это было то, дядь Леш? – наконец осторожно поинтересовались из кузова.
– Большой кардан, – грустно выдохнул водитель. Потом закурил еще, и коротко обрисовал своим пассажирам устройство автомобиля «Зил» и роль большого кардана в способности передвигаться хоть куда-нибудь. То есть большая и сильная машина, лишенная этого важного агрегата, самостоятельно передвигаться не могла. Двигатель работает, это здорово. Бензина полный бак. Значит, печка в кабине будет исправно работать. И это просто здорово, потому что на улице минус девятнадцать. Потеплело немного с рассвета.
… Водитель ушел пешком в город, искать телефон-автомат. Надо было позвонить в гараж и сообщить о случившемся. До города было километра два-три, ерунда какая-то. А еще он разрешил оторвать все одеялки и покрывалки с сидений кабины. Чтобы замотать лошадей поплотнее, так как вряд ли помощь прибудет быстро. А вернувшись часа через полтора, он притащил бутылку газировки и батон хлеба. На троих вполне нормально. Время от времени коноводы лазили в кузов к лошадям, поправляли попоны и одеяла, потом снова забирались в кабину и отогревались там.
Короткий зимний день заканчивался. В колхозном гараже не было свободной машины для спасения лошадей. Поэтому на выручку поехала первая из тех, что вернулась из своего рейса.
… Таскать грузовик можно только на жесткой сцепке. Это такой прочный железный треугольник. Но такой штуки не нашли. Поэтому привязали просто на трос. И поехали разворачиваться. На МКАД. А потом домой. «Зилок», привязанный на веревочку швыряло и мотало так, что встречные машины отпрыгивали на обочины. Повалил снег, началась метель, вконец замученные лошади начали все-таки биться в кузове.
Через двенадцать часов, если считать от начала погрузки, экспедиция завершилась. Поставить грузовик к платформе было невозможно. Отцепили на краю территории гаража. Приехал резвый синий трактор и молниеносно нагреб сзади огромный сугроб. Прямо до борта. И лошади спокойно в него спрыгнули.
Самое удивительное, никто не заболел, жестоко простудившись. На лошадях не было ни царапины. Попоны не порвались. И никто не начал вопить ничего типа:
– Да чтобы я еще раз хоть когда-нибудь!!!
Другое было время, понимаете ли.
Глава 4. Про сено
Палычу. Чугунову А.П.
Милые истории юности, проведенной на конюшне, тема неисчерпаемая. Однако этот трудовой подвиг из разряда тех приколов, что легко слушаются в любой мало-мальски лошадиной компании. Так вот, дело было осенью…
Колхозная секция конного спорта могла позволить себе большую роскошь – трех штатных конюхов. Попасть в их число в те не очень давние, но абсолютно совковые годы, было примерно так же просто, как записаться в отряд космонавтов. Поэтому работали и за совесть, и за счастье быть на конюшне, и за конный спорт, и за зарплату.
Старший конюх был, по сути, начконом. То есть работали двое других. Молодежь. Парень и девушка. И никаких скидок ни на что. Вас сюда силком загоняли, леди? Нет? Вы же так мечтали о работе на конюшне? Ну так вот и работайте на здоровье. Главное – не надорвитесь.
Лошадей было голов двадцать. Опилки за конюшней во дворе. Тачки огромные, железные, с опрокидывающимся кузовом. Навозница во дворе за сараем с опилками. В общем, по пути… Асфальт? Не смешите мои тапки. Если давно не дождило, то по сухой дорожке очень даже ничего, главное правильно взять разгон. А вот по грязи мы ее и вдвоем-то еле выдергивали.
Мы прибегали на конюшню к семи утра, быстренько расхватывали ведра, поили лошадок, раздавали комбикорм, запаривали кашу на обед, брались за тачки. До обеда надо все отбить, подмести проход, двор, если приехали опилки – закидать их в сарай. Фанерной деревянной лопатой. Пластиковых, ловких и удобных, тогда не было в природе. В два часа дня – обед. В смысле у лошадей. Снова налили ведра, пробежались по конюшне и в летники, раскидали кашу. Помыли ванну от каши. Подкидали грязные опилки повыше в навозницу. Дальше – легче. Между прочим – поход в столовую, порцию съесть до конца непросто, готовят вкусно, мясо свое, колхозное. Потом можно вспомнить про цель в жизни, в смысле пойти седлать лошадь.
Глобальные катастрофы типа приезда десяти тонн сена планировались заранее. Старший конюх Палыч, человек вполне разумный, никогда не забывал привлечь к этому делу тренеров и весь состав конно-спортивной секции.
…Но как-то раз система дала сбой. Не получалось что-то там с большой партией. А кормить надо было. Голодными лошадей дирекция никогда не бросала, хотя причиной этому была не совесть или безграничная любовь к животным. Просто в случае любых серьезных накладок Палыч надевал новый ватник, обязательно – белые шикарные валенки если зима и командовал выводить Карабаса. Орловский рысак Карабас был главной лошадью на конюшне. Он возил разряды, выигрывал область, от него тащились киношники. Палыч торжественно взгромождался на жеребца и ехал в контору. Мимо голубых елок и шикарного сугроба на месте огромной клумбы, мимо столовой и магазина. Гордо и непринужденно останавливался возле парадной двери конторы, нисколько не переживая за сверкающие «Волги» областного начальства…
Короче, директор таких выездов не любил, и поэтому сводил причины, их вызывающие, на ноль.
Так вот, чтобы не любоваться еще разок своей кавалерией, начальство с кем-то там договорилось и на конюшню, чтобы перебиться, прислали маленькую машину с сеном. Рассыпным. Всего пять тонн, ерунда какая-то. Ради такой ерунды собирать много народу на погрузку-укладывание было как-то не солидно. Вполне хватит штатного персонала.
Когда конюха эту машину увидели, то чуть в обморок не хлопнулись. Кто и как ухитрился столько навьючить на обычный бортовой «Зилок», осталось загадкой.
… Веселый молодой водитель лихо развернулся во дворе, молниеносно скинул три прочные веревки, крепившие эту передвижную скирду к машине, и кузов пошел наверх. Конюха стояли и смотрели как два идиота, на эту гору сена, которая медленно поднялась над хозяйственными постройками, негромко зашуршала, вкусно запахла летом, дальними полями и незнакомыми дорогами, и наконец рухнула вниз, превращая небольшой дворик в сенной рай. Или не рай.
«Ура!» громко крикнули лошади. А конюхов никто и не спрашивал. Знаете, есть на этой планете один почти что мертвый язык, на котором слова «отчаяться» и «надеяться» звучат одинаково. Так вот, даже не зная этого, конюха отчаянно надеялись что мы успеют сложить эту гору лошадиной еды в стог до того, как шаловливая погода поздравит с праздником труда каким-нибудь подходящим дождиком.
Чтобы закидывать сено наверх, нужны вилы с длинной ручкой. А чтобы оно, сено, не сваливалось, надо брать сразу большой «навильник». Тяжелый. Потом крутить его «через себя», то есть через голову, иначе никаких сил не хватит его поднять высоко. Потому что настоящая скирда или стог складывается по определенным правилам. Основная масса сена кладется на углы. И там утаптывается. То есть надо еще постоянно лазить наверх, укладывать и поправлять. А потом опять снизу кидать.
…Конюха все перетащили. Вдвоем. Сложили аккуратно и правильно, потому как незабвенный Палыч раз и навсегда научил своих подчиненных все делать правильно. Как по настоящему косить и как надо косу отбивать, траву в кучи собирать так, чтобы между ними телега помещалась и поднимать удобно было, ничего за собой не оставлять и на возу так раскладывать, чтобы не одна былинка не упала в дороге. Труд свой ценить и уважать и над чужим не глумиться…
…Конюха сидели, привалясь спинами к своему стогу. Солнышко пряталось за крышу конюшни, лошади хрустели этим чертовым сеном, воробьи устали драться на навозной куче. И тут в благостной тиши этого вечера, на дороге, в проеме между опилочным сараем и гаражами, как в картинной раме, нарисовался Палыч. Чуть прихрамывая непонятно на какую ногу, в вечной своей кепочке, чуть сдвинутой на одно ухо, и с такой же неизменной папироской в углу рта… Как же все всегда хотели, чтоб он похвалил. Не понятно, зачем, но – очень хотели. Каким то странным мерилом трудовой жизни, чести и совести был этот человек. Самым главным судьей, чье мнение сомнению не подлежало, и никем никогда не бывало оспорено.
Палыч обошел стог сена вокруг, заглянул в ближайший денник, поковырял горку опилок, просыпавшуюся из под воротины сарая и повернулся к подчиненным. Природа смолкла, лошади прекратили свое вечное шуршание и жевание, планета на секунду притормозила свой беззвучный полет сквозь глубины космоса, когда мудрый старший конюх сказал:
– Ни хрена ни правильно сложили… Завтри придете – будем перекладывать!
Милый мой Палыч… Спасибо тебе за все. За то, что взял на работу. Спасибо за то, что гонял нас без всякого передыха. За любовь к лошадям. За белые валенки и науку все делать правильно и по настоящему.
Глава 5. Сила духа
Настоящим спортсменам посвящается…
Про соревнования можно рассказывать бесконечно. Но есть истории молодости, ставшие классическими поговорками. Это невозможно забыть, это нескучно вспоминать и совсем просто представить.
Так вот. Дело было давно. В Союзе. Да-да, нашем. Советском. Битца. Свежепостроенная и нарядная. Крутой комплекс. Чемпионат страны по троеборью. Первый день состязаний -манежная езда.
… В общем, это выглядело так. Небольшая группа московских спортсменов – намытых, начищенных, кое-кто даже на выездковых седлах, некоторые – обалдеть – во фраках! Троеборцы! Ну, блин, столица, до чего дошел прогресс… И все остальные. Из регионов нашей, тогда еще совершенно необъятной родины. Надо сказать, что полное отсутствие конного снаряжения порождало различные странные модные идеи. Например, вместо вальтрапов клали под седло одеялки детские байковые. В основном в клеточку. Но иногда и в цветочек. Но это больше на конкур. На езду, конечно, старались что-нибудь беленькое. Бывало что и наволочку, еще можно пеленку для этого дела приспособить, или хотя бы простыню на четверых поделить. Откуда простыня? Вот это уже сложный вопрос, здесь про простыни не будем.