0
Из сна Макса вырвали бесцеремонно – потряся за ногу. Он заворочался, поднял голову и заспанно вопросил о причине такого к себе нелестного отношения. “Дали добро на посадку” – ответила кондукторша. Пробормотав что-то похожее на слова благодарности, он отстегнул страховку и сел на верхней полке плацкарта, за три дня надоевшей ему до чертиков.
До ощутимой тряски оставался еще час, а значит было время на сборы, хотя вещей у Макса с собой было немного – небольшой чемодан на колесиках и маленький “городской” рюкзак. В отличие от него, соседи по плацкартному купе везли с собой огромную кучу баулов, занявших не только нижние, но и верхние ящики. Порой у Максима закрадывались подозрения, что эти люди даже арендуют ячейки в грузовых отсеках, чтобы увезти с собой весь скарб.
Две дородных тетки восточной внешности, оккупировавших нижний ярус, как раз судорожно собирали пожитки и убирали со столика еду и питье. По-началу Макса ввело в ступор такое вопиющее нарушение техники безопасности – шутка ли, открытые емкости с жидкостью, а если гравитацию обрубит? Но на третий день он смирился и уже не рвался закрыть тару при первой же возможности. Третьим был сухонький поджарый старичок, занимавший полку напротив. Его Макс за глаза прозвал “рюкзачок” из-за двухсотлирового монстра, которого дед нес за спиной во время посадки. Судя по кряхтению старика и звяканью содержимого рюкзака, вез он то ли аккумуляторы, то ли металлолом.
Тетки закончили сборы минут за пять до объявления, и теперь уже Макс со стариком судорожно складывали верхние полки, весившие килограмм по сорок каждая.
“Внимание пассажирам, наше судно входит в плотные слои атмосферы, просим занять сидячие места и пристегнуться” – объявление застало Макса за проверкой натяжения шлеек. Дедок нервничал, тетки оживленно переговаривались через стол, а Максим закрыв глаза, предавался воспоминаниям о недавнем обучении в младшей офицерской академии гвардии Космофлота.
Дрожь переборки усиливалась – Макс буквально чувствовал работу старенького реактора лопатками. Сэкономив, он взял место в самом хвосте, и все путешествие жил под урчание систем охлаждения и реактора. Тихий гул скачкообразно перерос в рокот, и Максим почувствовал, что могучая сила старается оторвать его от стены и впечатать в старичка. Макс от такого в голове обматерил того, кто проводил этой посудине ТО и не заменил гравикомпенсаторы, и тут же помолился, чтобы с ремнями было все в порядке.
“Пилот, включающий реверс в верхних слоях атмосферы – либо большой виртуоз, либо такой же большой дурак” – вспомнилось Максу, и асами в такой глуши не пахло со времен Второй Великой Войны. Оставшееся время посадки он сквозь зубы ругался на пилота, но обошлось. Села посудина вполне успешно. Пропустив вперед попутчиков, Макс в числе последних покинул борт “Тюльки-421” и ступил на поверхность планеты Газли-17a.
1
Космодром впечатлял. В плохом смысле. Нет, размах постройки был нешуточным: добрый десяток малых стартовых площадок и две больших, уходящая в горизонт взлетно-посадочная полоса и даже вертикальный стартовый стол. Вот только между плитами даже на площадках пробивалась какая-то жёлтая и очень твердая трава, а вне ее на стыках росли даже одуванчики, хоть и тоже в “пустынном” варианте.
До здания космопорта под палящей желтой звездой было топать добрый час, но народ ничтоже сумняшеся тонким ручейком шел в сторону построек. Пожав плечами, Макс последовал за ними, волоча за собой подпрыгивающий на стыках плит чемодан. Он благодарил буклет об этой планетке, найденный в интернете, и совет про головной убор оттуда. Поэтому сейчас палящим лучам была подставлена не коротко стриженая макушка бывшего курсанта, а пустынного цвета панама с шлейкой на подбородок.
Газли-17a была аграрной планетой, обращающейся вокруг желтого карлика в одной из малых галактик-сателлитов Андромеды. Ближайшая из двух, земного типа, гравитация чуть меньше эталона, температура чуть выше, сутки 27 с лишком часов. Вторым в системе, если не считать всякой мелюзги, был газовый гигант с массой в два Нептуна, и тоже ледяной. Между планетами была узкая разреженная полоска астероидного пояса.
Место это было глубочайшими задворками заселенного людьми пространства. Основной статьей экспорта Газли-17a были зерновые и мясо-молочно-шерстяные изделия, основной статьей импорта – запчасти для сельхозтехники и новости из внешнего мира. Военный гарнизон здесь был номинальным, и его основу составляли солдаты Великого Эмирата – небольшой страны, основанной выходцами из Ближнего и Среднего Востока, в основном пуштунами. Численность же имперских сил здесь была до абсурда смешной: три стареньких кораблика, и максимумом этой эскадры был малый патрульный корабль – посудина на три десятка душ длиной чуть больше семидесяти метров.
Когда Максу сообщили о месте прохождения выпускной практики, он чуть не взвыл. Амбиции разбились о полную бесперспективность места назначения: захолустная планета на глубоком отшибе, находящаяся под административным управлением другого государства, не располагала к каким-либо наградам. Обжалования и просьбы не помогли, дирекция академии стояла на своем. И ладно бы Макс был троечником, но нет, хорошист, выше среднего в потоке, с упором на ведение космических боев, один из лучших в тактике борьбы с превосходящими силами врага. И тут такой облом! Целый год надо будет провести в такой дыре!
За невеселыми раздумьями он не заметил, как дошел до здания космопорта, и оно лишь закрепило ощущение безнадеги. Трехэтажная панельная постройка щеголяла выцветшим на солнце бетоном, щедро утыканным блоками вентиляторов. К пассажирскому терминалу примыкал большой грязно-серый ангар, в котором, судя по всему, в периоды урожая хранили зерно на экспорт. Матовая дверь-вертушка лениво крутилась под слабым ветерком, приглашая зайти внутрь. Оттуда вместо запаха хлорки и металла тянуло бараниной и пловом. Чертыхнувшись, Макс толкнул дверь и вошел внутрь.
В зоне досмотра было пусто, из пяти окошек работало только одно, зато из него доносились бодрые шлепки печатью и жужжание транспортера металлоискателя. Очередь туда также двигалась довольно резво, поэтому уже через десять минут Макс предстал перед взором местного пограничника. Полноватый мужик средних лет восточной (кто бы сомневался) внешности с заметными залысинами и небольшой бородой равнодушно впаял на предоставленный Максимом девственно чистый загранник печать о прилете в Эмират. Кажется, он даже не обратил внимания на тисненый на странице герб Космофлота Империи.
Вестибюль, совмещенный с залом ожидания, пестрел лавочками с сувенирами и забегаловками, из которых как раз и тянуло пойманными Максом на входе ароматами. В животе заурчало, но он, твердо помня про опасность для желудка вокзальных яств, пресек желание купить поесть на корню. А вот карту города вместе с путеводителем приобрести пришлось, потому что имперская симка тут не работала и интернет не давала.
Первым делом было решено наведаться в обменный пункт и приобрести местной валюты. Конечно, обменник был и в самом космопорте, но курсант еще не забыл жизнь до академии, и знал, какой грабительский курс здесь заломают. Поэтому Макс, взгромоздившись на одну из многочисленных железных лавочек, углубился в изучение карты-путеводителя.
В ней, кроме собственно карты города, была и короткая справка о планете на интерлингве, русском и местной смеси пушту и дари, уточняющая некоторые моменты, но не дающая картины в целом. Например, население города с гордым названием Ашхабад, являвшегося столицей планеты, по буклету составляло девятьсот тысяч душ, но входили ли в эту цифру близлежащие фермы, сказано не было. Сама карта тоже казалась неполной, хотя, скорее всего, ее делали с расчетом на туристов. Гостиницы, хостелы, парк развлечений, куча столовых и кафе, но ни слова о маршрутах транспорта. Но, на славу, были отмечены отделения банков, и здесь даже был офис Госбанка – основного банка Империи. Туда Макс и направился.
2
Уже полчаса он плелся по пыльным улицам Ашхабада. Местное солнце стояло почти в зените, поэтому дома тени не давали. Немного спасали желтые пальмы, аккуратно рассаженные вдоль улицы. Людей было мало, да и те сидели под навесами лавочек, спасаясь от палящего светила. Поляризационные очки не справлялись с потоком света, поэтому Максу приходилось щуриться, рассматривая местные грязно-бежевые выцветшие шестиэтажки. Через пару поворотов и минут десять ходьбы он таки добрался до офиса банка. Закрытого на дневной сон офиса банка.
В памяти тут же всплыла забытая до этого момента фраза из найденного в интернете буклета: “из-за большой продолжительности суток и высокой температуры на улице, местные имеют привычку уходить на послеобеденный сон, длящийся 4-5 часов”. Вот тут Макс уже не выдержал и выматерился вслух, переходя с русского на интерлингву, с нее на дойч и обратно на родной великий и могучий. Ко всему прочему, когда сиеста кончится, сказать он не мог, даже при наличии времени открытия на дверях банка – часы были настроены на стандартные сутки и синхронизированы с Гринвичем, как и на всех кораблях Флота. Отчаявшись, Максим зашел в ближайшую к банку открытую кафешку, даже не посмотрев на вывеску.
Полуподвальное помещение тускло освещалось пятью лампами в сетчатых торшерах, подвешенных под потолком. На звон колокольчика над входной дверью из подсобки за стойку выскочила девчушка лет шестнадцати и что-то спросила на пушту. Макс лишь устало вздохнул и на интерлингве спросил, понимает ли она его. Понимание было, но владела девочка международным английским через пень-колоду, поэтому разговор хромал на обе ноги. Объяснив, что местных денег у него нет, Макс едва ли не жестами попросил показать ему часы. Вбив в телефон местное время и поставив будильник на время открытия банка, он сел за дальний столик и погрузился в чтение взятого с собой небольшого космофантастического томика. Чтиво было увлекательным, поэтому время пролетело незаметно. В кафе за все время, кстати, зашла лишь пара человек, взявших себе по местному аналогу шаурмы и удалившихся в закат, получив купленное.
Банк не открывался еще пятнадцать минут после назначенного времени. Зато дом уже отбрасывал заметную тень, поэтому Максу не пришлось снова спускаться в забегаловку. Отперла дверь женщина средних лет и заспанного вида в платке до пояса. Видимо, у местных женщин покрывать голову было нормой, и, учитывая солнце, с такой традицией поспорить было сложно. К счастью, интерлингву она знала неплохо, поэтому довольно быстро обменяла десять марок на местные деньги в размере чуть больше пары сотен тенге наличностью. Довольно выгодный курс, кстати. На вопрос о проезде по адресу, написанному в рекомендательном письме, она посоветовала пойти в центральный автовокзал и разузнать там. Зато автобус туда шел от ближайшей остановки.
Поблагодарив сотрудницу банка, Макс отправился к остановке, представлявшей собой столб с табличкой на все том же пушту. Редкие машины, поднимавшие тучи пыли, не были похожи ни на автобус, ни на автомобили, видимые парнем ранее. В отличие от своих зализанных или нарочито-квадратных собратьев, местный автотранспорт отличался лаконичными рублеными формами с редкими закруглениями и общей обветшалостью. Зато по части цветов и украшений местные могли дать сто очков вперед жиголо из планолисов1.
Из-за поворота вырулил пыхтящий и дребезжащий автобус, абсолютно подходящий под местный колорит: в некогда белый корпус въелся килограмм песка и пыли, зато изнутри кабина была увешана огромным количеством безделушек. На входе в автобус не было ни камеры для считывания сетчатки, ни терминала для карт, зато водитель открыл окошко и спросил, до какой остановки едет Макс. Точнее он понял это только потому, что ничего другого водитель бы не спросил. Снова ответ на интерлингве, пара секунд размышлений со стороны местного, и вновь ломаный ответ – двадцать тенге. Макс удивился ценам, но виду не подал и спокойно, если так можно охарактеризовать сорок минут прыжков по кочкам под восточные мотивы, доехал до места назначения.
Широкое одноэтажное здание местного автовокзала встретило его прохладой и все теми же мотивами, доносящимися из громкоговорителей. В противовес космопорту, людей здесь было порядочно, и все они куда-то спешили и громко ругались. Уже потом он узнал, что так выглядит местный час-пик, но сейчас такой контраст на несколько секунд ввел его в ступор. Но, как истинный уроженец большого города, Макс быстро сбросил с себя оцепенение и ввинтился в толпу, проталкиваясь к очередям в кассы. Десять минут стояния в окошко наконец принесли свои плоды, и, к его радостному удивлению, напомаженная до ушей кассирша ответила ему на хорошей интерлингве, объяснила, куда ехать и на каком автобусе, и тут же продала билет. Кстати значительно дешевле, чем мужик в автобусе, еще и за большее расстояние.
Нужный рейсовый автобус стоял в третьем ряду, и был больше и новее той развалюхи, на которой Макс добрался до автовокзала. Билет ему пробили без проблем, и, на просьбу предупредить об остановке, водитель улыбнулся и покивал. За десять минут автобус набился целиком, а соседом бывшего курсанта стал мужчина неопределенного возраста с брюшком, сразу же уткнувшийся в телефон. Макс наконец расслабился, и теперь с интересом глядел в окно. Тронулись. В салоне стало легче дышать, а за стеклом поплыли улицы. Панельная застройка вскоре сменилась глинобитными домиками, все увеличивающиеся расстояния между которыми занимали огороды и небольшие поля.
Вскоре автобус наполовину опустел, вышел и сосед Макса. Виды за окном своей однообразностью навевали сон, но парень держался, чтобы не проспать свою остановку. И вот, наконец, больше чем через час езды, в предместьях города поменьше под именем Новый Латанбар, водитель крикнул долгожданную остановку. “Тебе как выйдешь направо” – предупредил он, за что Макс его поблагодарил и сошел на пыльный грунт. Местная звезда клонилась к закату и окрасила пейзажи в рыжеватый оттенок. Направо было на восток, поэтому парень шел, гоня перед собой длинную тень. Через несколько минут он уперся в отходящую под прямым углом дорогу, и вспомнил, что именно на нее говорила идти кассирша. Еще через пять минут ходьбы по пальмовой роще за плавным поворотом он увидел ворота с таким знакомым гербом Флота и колючкой над ними. Едва не сорвавшись на бег, Макс достиг цели своего долгого путешествия и постучал в окошко.
3
– Чего надо? – спросили Макса изнутри на пушту. Смысл он понял, опять же, из контекста.
– Старший мичман Максим Быстров для прохождения выпускной практики прибыл! – как можно бодрее ответил он на интерлингве.
– Не знаем таких, – ответили ему на лингве с сильным акцентом.
– У меня есть приказ с собой!
– Дай сюда! – из окошка высунулась пухлая рука. Макс шустро выудил из рюкзака лист пластбумаги2 и сунул в руку, тут же втянувшуюся внутрь. Несколько минут из окошка слышалось лишь тихое бормотание, после чего ему сказали “Жди здесь” и захлопнули створку. Ждать пришлось долго, минут двадцать. За это время Макс вытоптал перед входом небольшой ровный кружок. Наконец окошко открылось, и уже другой голос практически без акцента попросил Макса показать паспорт. После изучения этого документа был выдан вердикт “ну вроде сходится”, и в сторожке приглашающе открылась дверь для одного человека.
Внутри при тусклом свете его ожидали двое, один – тот самый сторож, полноватый мужчина среднего возраста восточной внешности, и второй – изможденного вида славянин в погонах младшего лейтенанта. Он-то и позвал Макса с собой, а сторож вновь занял свое место перед монитором с камерами. Общение с лейтенантом закончилось на сказанной им устало фразе “сейчас отведу тебя к командиру, всю информацию получишь у него”, так и не начавшись. Всю дорогу Максим косился на провожатого – обычно новеньких встречали с интересом, тем более в таких далеких частях, а младлей вместо расспросов с кем-то ругался по телефону.
Территория внутри забора оказалась вполне ухоженной и даже немного милой: ровные газоны, аккуратные ряды пальм вдоль дорог, даже была пара скамеек. Лейтенант вел Макса к небольшому увитому винградом двухэтажному зданию с неизменными прямоугольниками вентиляторов на фасаде, внутри они поднялись на второй этаж и направились к одной из комнат. На двери ее висела поблескивающая бронзовым напылением табличка с гравировкой “Старший лейтенант Бьянко Жерар Антуан.”. Доложившись, младший лейтенант быстрым шагом удалился.
Кабинет старшего лейтенанта в довольно странных формах сочетал в себе европейский конструктивизм, европейский же классицизм и восточный лоск, немного отдающий цыганщиной. Здесь был стол с явной претензией на классику века этак семнадцатого (еще того, до Первого Вторжения), в который был вделан рельс, и по нему скользил двойной монитор. Под столом шумел компьютер неплохой модели. Под капитан-лейтенантом было кресло. Нет, не так, Кресло – монументальная конструкция с кнопками климат-контроля на левом подлокотнике. Шкаф в противовес этой помпезности был броским в своей европейской утилитарности – скошенный раздел дверей, на одной из которых было зеркало, черная вторая створка и хромовые ножки резко контрастировали со столом. Но картину ломал богато украшенный чайник литров на восемь, подпирающий потолок и попирающий шкаф. Под казенно-белым потолком разрасталась позолоченная лепнина, а на полу лежал огромный и цветастый ковер. У стенки стоял низкий столик и пуфики.
Сам старший лейтенант был высоким и худощавым, лет было ему не больше сорока3, а лицо его совмещало французские и итальянские черты, порождая смесь, обворожительную для дам и завидную для господ. Во всем его внешнем виде чувствовалось сочетание аристократичности, залихватства и полной безынтересности в отношении службы, а манера речи подтвердила эти догадки.
– Итак, мичман Быстров, Вас направили сюда для прохождения выпускной практики?
– Так точно!
– Хм, оценки неплохие, склонность к тактике, амбициозный… И чего ж тебя сослали в эту глухомань? Провинился перед кем?
– Не могу знать, товарищ старший лейтенант!
– Да что ты как на докладе? Мы тут все-таки как офицер с офицером разговариваем, тем более оба, хе-хе, ссыльные. Ты вообще пушту знаешь?
– Нет, у меня был профиль по немецким государствам, на дойче говорю почти без акцента.
– Даже на хохдойче?
– Jawohl, Genosse Oberleutnant. Ich kenne Altdeutsch auch ein wenig, aber im Allgemeinen sind die Sprachen nicht mein Profil, im Gegensatz zur Taktik4.
Жерар захлопал в ладоши, Макс театрально поклонился, и тут у него предательски заурчал живот.
– Ой, ты ж голодный, и с дороги, поедем поедим, тут недалеко есть замечательный ресторанчик!
– Извините, но мне бы хотелось побыстрее поесть и лечь спать, я к местным суткам еще непривычный.
– Ладно, но завтра мы поедем выбирать тебе жилплощадь!
– Какую еще…
– Всё-всё-всё, есть и спать!
Он что-то набрал на голограммной клавиатуре, и из соседнего помещения вошел солдат восточной наружности. “Отведи, пожалуйста, нашего нового мичмана в столовую” – распорядился старший лейтенант, и его, видимо, адъютант вытянул Макса из кабинета за руку.
Быстрым шагом они дошли до одноэтажной панельки, из которой доносились вполне вкусные запахи. Адъютант тут же ухватился за выходящего из столовки старшину, на которого и передал своего временного подопечного. Старшина в свою очередь поймал матроса, выходящего оттуда же и наказал ему прийти за Максом через десять минут и отвести как поест к мичманам. Кормили вкусно и сытно, даже выбор был. Хотя у Максима возникли подозрения, что это связано с религиозностью местной части личного состава.
Матрос пришел как раз когда Макс относил поднос, чем заслужил от него удивленно-уважительный взгляд. Мичманы обитали в одноэтажном здании, но, в отличие от офицерских “хором”, здесь не было и намеков на виноград. Не до конца понимая, почему, бывший курсант записал это в плюс. Через минуту после стука в дверь, ее открыл парень сантиметров на пять выше Макса, выглядящий практически полной противоположностью старшего лейтенанта: славянская внешность, крупные черты лица и неплохая физическая форма, которую не скрывал, а скорее подчеркивал легкий китель, надетый в спешке, но явно по уставу.
– С чем пожаловал? – на чистом русском спросил открывший.
– Да вот новенького к вам привел, товарищ мичман, – ответил матрос.
– Новенького? Интересно, за какие заслуги… Ладно, свободен. А тебя-то как зовут?
– Максим Быстров, – подал он руку. Мичман ее пожал, рука у него была шершавой, а хватка – крепкой.
– А меня Дмитрий Лебедев, можно просто Дима. Ну ладно, пошли в дом, что ж мы через порог треплемся!
Внутри было восемь комнат по два койко-места, довольно уютных кстати, общая прихожая, некое подобие кают-компании и четыре санузла. В отличие от старлеевских хором, здесь явно придерживались концепции “утилитарного уюта”, поэтому везде стоял необходимый минимум мебели, приправленный личными вещами. Примерно также было везде, в том числе и у них в академии.
Они собрались в зале, называемой по привычке кают-компанией. Восемь человек, не считая Макса. Два старших мичмана и шесть мичманов обычных. Все они смотрели на него с сочувствием и интересом.
– Можешь приземляться в любой комнате из свободных. Домик на шестнадцать человек, а нас тут вдвое меньше, и живем мы по двое. Я Антон кстати, а тебя как звать?
– Максимом. А почему по двое? По одному разве не удобнее?
– Да мы как-то привыкли, с кем в пустоте, с тем и на грунте.
– Кстати, а ты у старлея был?
– Ага.
– И как тебе наш Жиголо?
– Этому персонажу такое погоняло подходит. Он мне еще обещал, что завтра поедем смотреть мне квартиру. А это он о чем?
– А, так ты не знаешь… – и начался невеселый рассказ о реальном положении дел в части.
Офицеров было четверо, считая старлея, но реально в части появлялись только он и тот усталый, Лазар Радич. Еще двое жили в городе, один в столице, а другой тут. Столичный был кутежником похлеще Жерара, а второй – вообще из местных, и в городе у него был какой-то свой бизнес, что-то связанное с мастерскими.
Личный состав в части тоже был разделен по этническому признаку, но уже в обратную сторону: из трех сотен душ европейцами были меньше сотни. Остальные – местные. На кораблях они не летали (да кто бы дал), зато на земле им было очень вольготно. В пустоту ходило в сумме шестьдесят человек, и дальше местного облака Оорта они не выбирались.
Кораблики вроде как были добротные, но уже порядком изношенные и нуждались в капиталке вообще всего. Командование слало какие-то средства, на них даже что-то закупалось, но ни денег, ни запчастей местные механики не видели. В мичманской среде витали подозрения, что Жиголо и местный офицер как раз спелись на продаже военных комплектующих.
На этой грустной ноте Макс попросился спать, дошел до койки и рухнул на нее, забывшись мертвым сном.
4
Утро подопечного Академии редко начиналось позже 6:00 утра, и столь же редко начиналось не с баззеров общей тревоги. Тем удивительнее было пробуждение в десять с хвостиком по местному времени. Судя по всему, проспал Макс часов двенадцать, и будить его никто не собирался. А еще его что-то беспокоило, что-то было не так.
Парень рефлекторно начал ощупывать кровать на предмет застежек страховки или кнопки открытия “саркофага”, но не нашел их. Тут же вспомнился весь предыдущий день, и он резко сел на кровати. К нему пришло понимание причины беспокойства, и он усмехнулся – его испугала тишина, от которой он отвык за четыре года жизни в пустоте. Одежда, которую он забыл снять перед сном, сейчас выглядела еще более пожеванной, чем после стирки. Видимо, новый комплект придется надевать досрочно.
В чемодане было немного вещей. Сверху комплект пластиковых столовых приборов, чуть ниже несколько герметичных пакетов с одеждой. На самом дне лежал запасной кошелек с десятком мелких купюр. В одном из пакетов с одеждой и была сменная форма. При беглом осмотре комнаты, на тумбочке у изголовья кровати обнаружились ключ-карта и записка. На ней размашистым почерком было написано предупреждение:
“Обязательно запирай на ключ дом и комнату и закрывай окна, местные тянут все, что не приколочено. Дима”
Настроение тут же просело. Макс убрал рюкзак в чемодан, а его закрыл на кодовый замок и убрал в шкаф. После чего опять достал и открыл, потому что забыл достать зубную щетку.
Через десять минут он уже шел в столовую с рюкзаком за спиной – идей получше, куда бы упрятать ключ-карту и другие мелкие вещи не нашлось. Однако поесть ему не дали – уже знакомый адъютант Жиголо схватил его за руку и потащил к воротам части, а на вопрос, в чем собственно дело, отвечал “мсье Жерар ждет Вас”. Покорившись судьбе, Макс с пустым желудком поспешил за прытким провожатым. Старлей действительно ждал их у ворот части, сидя в кремового цвета автомобиле с позолоченными бамперами и огромной длины капотом. Под ним урчал двигатель, который, судя по звуку, соответствовал скорее танковому, чем автомобильному. Из открытого окна звучала задорная смесь восточной музыки и рэпа, которая, правда, сразу же стихла, стоило адъютанту и Максу подойти.
– О, ну вот и вы! Максим, прошу, садитесь рядом, на пассажирское сиденье и поедемте скорее! Я чертовски голоден, особенно в такую рань!
– От еды бы и я не отказался, но почему бы нам не поесть в части? – ответил Макс, садясь в машину. Здесь на полу также были цветастые коврики, а на подголовниках были надеты мягкие шерстяные чехлы.
– В части кормят совсем не изысканно, и сервис там отсутствующий! Мы поедем в ресторан к моему хорошему другу Саиду, заведение одно из лучших в городе!
– В каком городе?
– В Ашхабаде, конечно! – на этих словах мотор перешел с тихого гула на завывание, и машина, заложив крутой вираж, рванула по пыльному проселку в сторону шоссе. До города доехали молча – вой двигателя и шум ветра все равно было сложно перекричать – и очень быстро, минут за двадцать. Ресторан занимал глинобитное трехэтажное здание почти в самом центре, резко контрастируя с панельками. Макс начал догадываться, что в центре глинобитное жилье означало не бедность, а достаток и приверженность традициям, тем более каркас дома явно был выполнен из каких-то более прочных материалов. Жерар эффектным движением припарковал машину прямо у дверей, но на двух швейцаров это не произвело никакого впечатления, и они сноровисто открыли двери. Один из них сел за руль и, как только гости вышли и взяли вещи, укатил во двор ресторана.
Другой швейцар открыл дверь и с легким поклоном сделал приглашающий жест рукой внутрь ресторана. Старлей поманил Макса за собой, и они вошли в здание, изнутри представлявшее собой “Мишлен-по-азиатски” – очень дорогое и помпезное убранство здесь было в каком-то непомерном количестве, при этом интерьерщик явно плевать хотел на сочетание стилей и валил в одну кучу европейские и азиатские роскошества.
К ним тут же подскочил официант и повел на третий этаж по винтовой лестнице из красного дерева, опоясывающей колонну в позднеантичном стиле. Им достался (хотя Макс подозревал, что скорее был забронирован) столик в углу на веранде под тканевым навесом. Ресторан стоял на пригорке, и застройка тут была низкой, поэтому с третьего этажа открывался прекрасный вид на город.
Со стороны лестницы прозвучал радостный крик на пушту, обращенный к Жерару, и он ответил на него практически без акцента. К ним шел полноватый мужчина среднего роста, одетый в богато украшенный кафтан, из под которого выглядывали белые шаровары и белая же свободная рубашка. Обменявшись приветствиями, они оживленно заговорили на пушту, но вдруг мужчина извинился на практически чистой интерлингве:
– Прошу меня простить, я не знал, что друг моего друга не говорит на пушту.
– Да что уж, не стоит извиняться, – смутился Макс.
– Не скажете мне Ваше имя, старший мичман?
– Максим Быстров, можно просто Максим.
– Очень приятно, мое имя Саид, и я хозяин этого скромного заведения. С приветствиями, думаю, окончено, и можно переходить к трапезе. Вы, Максим, вижу, голодны. Чего изволите?
– Вы тут всему голова, поэтому доверюсь Вашему вкусу.
– Прекрасно, молодой человек, Вы мне определенно нравитесь! – во все тридцать два зуба улыбнулся Саид и закричал что-то на пушту. Через несколько минут принесли еды. Кормили тут и правда вкусно, и Максим, хоть и не был ценителем восточных блюд, вполне понял, почему Жерар питается здесь на постоянной основе.
Прием пищи растянулся на добрый час. За едой говорили обо всем и ни о чем, Макса спрашивали, как ему планета, давали возвышенные советы, подкладывали новые куски баранины и новые плошки плова. После такого плотного обеда им принесли выпивку и кальян, но мичман отказался, сославшись на то, что следит за здоровьем, и попросил воды. Старлей на это скривился, но заставлять не стал. Когда еда в желудках улеглась, Жерар потащил Макса в машину – смотреть жилье. Осоловев от количества съеденного, он почти не сопротивлялся, и начал осознанно реагировать на происходящее только в дверях “очень хорошей и скромной квартирки”. На скромные три комнаты.
От такого Макс повторно выпал в осадок, а когда хозяин и Жиголо начали яростно торговаться, услышав цены, спросил, откуда у него возьмутся такие деньги. На это старлей махнул рукой и сказал “из бюджета части, откуда еще” и продолжил торг. В третий раз за десять минут выпавший из реальности Макс быстро сложил два и два, прикинул цену запчастей на корабли и машины Жиголо, и паззл сложился.
– Так, никакая квартира мне нахрен не нужна, я военный, и мое место в части! – перебил он спорщиков. Что у старлея, что у арендодателя от таких слов глаза приняли размеры фар Жераровского автомобиля. После этих слов Макс, печатая шаг, вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.
5
В часть он добрался только через четыре часа – вновь плутал по городу, торговался с водителем автобуса, ждал рейса в нужном направлении и больше часа трясся в забитом транспорте. Охранник был другой, но, увидев на Максе флотский китель, пустил без вопросов. В мичманском домике было пусто, и он, вымывшись, вновь рухнул на койку. Правда полежать ему почти не дали – пикнул кодовый замок, и в дом вошел адъютант Жерара. Поочередно проверив пустующие комнаты, он, наконец, добрался до Макса и потребовал немедленно проследовать за ним к старлею. Судя по тону рядового, выволочка предстояла знатная.
Еще на пути к офицерскому домику Максим услышал рушащий всю восточную пастораль речитатив рэпа с испанским акцентом. С приближением к зданию, в какофонию звуков довольно органично влился сербский мат – видимо Радич в моменты нервного напряжения переходил на язык своих дедов и прадедов. На наиболее эмоционально окрашенную его часть, если быть точным.
Поднявшись по лестнице, Макс прошел к кабинету старлея, взглянул на табличку – она немного протерлась на уголке и теперь щеголяла пластиком, – усмехнулся и толкнул дверь. Жерар возлежал в своем кресле, закинув ноги на стол, на котором теперь, помимо экранов, стояли две бутылки чего-то алкогольного. Одна из них была почти пуста, а Жерар был порядком пьян и крайне зол. Складка пролегла через его аристократичный лоб, а челюсти периодически сжимались, демонстрируя небольшие желваки на скулах. Заметив Максима, он пьяным жестом выключил музыку и вперил в мичмана осоловевшие глаза.
– Какого хрена это было?!
– Това…
– Малчать! Слова не давали! Ты! Ты опозорил меня перед моим хорошим другом Са-ик!-идом! Ты попрал их традиции!
– Но то…
– Слова не давали! Че-чему вас там учат?! Уж точно не хорошим ма-анерам! Что тебе сделал хозяин квартиры?!
– Товарищ старший лейтенант, я военный, и место мое в части!
– Д-дурак ты, мичман! Такой же, как и этот пс-ик!-хованный серб! О, придумал! Ты будешь работать с ним, а я видеть тебя не хочу!
– Разрешите идти, товарищ старший лейтенант?
– В-выметайся с глаз моих долой, шпана!
Прикрыв дверь, Макс решил, не откладывая в долгий ящик, подойти к Лазару. Он как раз перестал ругаться по телефону, поэтому мичман, пройдя несколько метров, ткнулся в дверь с бумажной табличкой “Мл. лейтенант Л.Д.Радич”.
– Кто там еще? – отреагировал Радич на стук в дверь.
– Старший мичман Максим Быстров, товарищ младший лейтенант! Откомандирован к Вам старшим лейтенантом Бьянко!
– Новенький?
– Так точно!
– Чего хотел?
– Вообще помочь. Пообщавшись со старшим лейтенантом я понял, что больше пользы принесу в части, чем в городе.
– И чего умеешь?
– В технике разбираюсь немного, с бумагами подрабатывал еще школьником, на гражданке, и вообще соображать умею, вроде как.
– В кораблях разбираешься?
– В основном как тактик и пилот, но матчасть нам преподавали, да и железо мне близко.
– Отлично, подсобишь мне по корабельной части. Если надо будет вопросы какие решить, звони мне. Ты кстати получил местную симку?
– Вообще нет, как раз спросить хотел.
– Заодно выдам, пошли.
После похода на склад и получения второй симки с каким-никаким интернетом и связью, Радич повел Макса вглубь части. Там он еще не был, и заинтересованно разглядывал аккуратные аллеи пальм и кипарисов. Дорожка уперлась в забор с широкими воротами, которые дежурный открыл, как только увидел младлея. За ними высился ангар, к которому Радич и направился.
Светлое помещение вмещало в себя полупустые штабеля, гору металлолома и пару столов. В центре стометрового зала высился флагман местной эскадры с надписью “Осмотрительный” на носу. Макс узнал эту серию кораблей – очень удачные малыши проекта “Сетунь” разошлись огромным даже по имперским меркам тиражом. Половина вообще убыла на экспорт, но все равно в любом оживленном порту можно было встретить как минимум одного представителя этой серии. Неприхотливые, легко модернизируемые, дешевые в содержании и обслуживании. Всем эта рабочая лошадка хороша, но был, как водится, нюанс. Конкретно этой лошадке было полтораста лет.
Конечно, для крупного корабля это не срок, да и для корпусов таких малюток тоже, знай себе между полетами храни в ангаре и обслуживай вовремя. Но жизненный цикл двигателей, электроники, реактора – да всего, кроме корпуса – был в сильно короче. Для малых кораблей раз в пять.
– А сколько двигателям? – осторожно спросил Макс у младлея, заглянув в черные от многолетней копоти дюзы.
– Скоро пятый десяток будет, – со вздохом ответил он. Мичман на это ответил калейдоскопом эмоций, но смолчал. Оба понимали, что Лазар не мог противопоставить воле Жерара ничего, кроме осуждающих взглядов.
В крыльях ангара ютились каботажные5 трансатмосферники6 неизвестной Максу модели. Со слов Радича, они были немного моложе “Осмотрительного”, но тоже преодолели столетний рубеж. И массы покоя у них было по 550 тонн на брата против 2100 с лишком у флагмана. У “Ласки” проблемным местом был реактор. Изношенный до дыр, он не выдавал и 75% мощности и почему-то фонил, хотя откуда взяться радиации в процессе аннигиляции материи и антиматерии? “Фенек” же больше всего страдал от логических ошибок в центральном ядре компьютера.
Помимо основных болячек, у всех трех корабликов был обширный список диагнозов поменьше, решаемых зачастую простой заменой неисправной детали, но запчастей категорически не хватало. За приоткрытыми внешними воротами ангара курила смена, смотрящая за кораблями. Пятеро матросов, старшина и один из старших мичманов. При виде Радича, они вытянулись по стойке смирно, но он лишь махнул рукой и представил Максима. Мичман Леон Бронсон был заведующим по корабельной матчасти, и у него для обслуживания, ремонта и диагностики вверенного имущества отчаянно не хватало рук. Сын автомеханика, грезивший пустотой с раннего детства, не вышел воинственностью, поэтому отправился по распределению в гарантированно мирную глушь, и тут откровенно тосковал.
На вопрос, как же “Осмотрительный” еще не откинул двигатели прямо на стартовой площадке, Леон поманил Макса внутрь. Экскурсия по кораблю началась с носа, в который они попали по лестнице на передней стойке шасси. Торпедный отсек был вычищен до блеска, но в нем было отчаянно пусто. Вместо механизмов заряжания торпед по бортам ютились полупустые штабеля со сканерами – шарами сантиметров пятнадцать в диаметре, единственной задачей которых была регистрация и отправка данных о присутствии корабля в радиусе сканирования. На немой вопрос Бронсон ответил “сломались” и пошел дальше по палубе.
В орудийном отсеке было довольно тесно. Здесь, помимо капсул-коек7 механиков, находились дежурные места части из них. Артустановки явно тоже были проблемным местом.
Жилые отсеки почти не отличались от таковых на других малых кораблях любого из человеческих государств. Немного тесные, но жить можно. Порадовала командирская рубка. Уже порядком устаревшая электроника поддерживалась в хорошем состоянии, а места всех членов экипажа снабжены новыми страховочными ремнями. Позитив обломал Леон, объяснивший, что новые ремни оказались дешевле гравикомпенсаторов. Да и то Жиголо выделил средства после того, как дежурный на маневре вылетел из кресла и сломал руку.
Реакторная зона была увешана десятком предупреждающих табличек разного калибра и содержания. Реактор тут тоже дышал на ладан, а техники дежурили около него во время полётов круглосуточно. Совсем грустной история стала у двигателей. Их только использовали сорок семь лет, а выпустили еще за пятнадцать до этого. Таким старичкам даже регулярное (еженедельное!) ТО помогало мало. Синхронизаторы тупили, проводка чадила, преобразователи массы8 работали с КПД около 40%, а система охлаждения каждый полет плевалась маслом.
Вышли они через аппарель под брюхом, и Бронсон со словами “а теперь посмотрим на корабли в плохом состоянии” направился в одно из крыльев ангара. Витиевато выматерившись, Макс последовал за ним.
6
Теперь каждый день новоиспеченного помощника по технической части начиналось в семь утра по местному, как и у всех остальных. С утра до вечера Макс лазил по кораблям, инспектируя и проверяя. Тонкий блокнот, в который он решил записывать неисправности, закончился в первый же день. Ползать по металлу с планшетом и пачкой пластбумаги на нем было неудобно, но больше блокнотов не было. На составление списка неисправностей ушло четыре дня, зато ревизия склада запчастей завершилась часа за четыре, большую часть этого времени Максим и двое помощников искали не пустые ячейки. А потом он начал переписывать эти сведения в комп и составлять отчет.
– Макс, я войду? – раздался стук в дверь комнаты.
– Да, Дим, входи! – сонно отозвался он.
– Ну, показывай, что накатал! Нифига себе, сорок страниц! А прейскурант? В конце? Нифига второй раз, ты с Жигало хочешь шестьсот тысяч содрать! Силен!
– Силен-то силен, но я ни в жизнь этих денег не увижу. Он здесь царь и бог, все финансы через него, а ему они самому нужнее.
– Ты когда к нему пойдешь?
– Завтра с утра, а что?
– Есть у меня идея одна.
– И какая же?
– Воспользуемся опытом нашего коллеги! Леха, можешь подойти?
В час дня в дверь старшего лейтенанта постучали. Звук застал его врасплох, и окончательно отвлек от местного бесконечного сериала. “Входите” – крикнул Жерар и в последнюю секунду убрал ноги со стола. На этот раз к нему пожаловал давешний новенький, которого командир части уже успел выкинуть из головы: не отсвечивает, и ладно.
– Товарищ старший лейтенант, меня назначили помощником по технической части, и я хотел бы попросить Вас выделить средства на покупку запчастей.
– Мм? – старлей все-таки решил сконцентрироваться на подчиненном.
– Говорю, нам необходимы средства на ремонт кораблей.
– А, ну это мы можем себе позволить! Что там именно надо? – проблема показалась Жерару плевой, и он уже собрался поскорее откупиться парочкой деталей, чтобы начать собираться на званый ужин.
– Я составил список. В первом разделе то, без чего на выходить в пустоту опасно для жизни, а далее по нисходящей, – с этими словами Макс достал из сумки под планшет скрепленную пачку листов страниц на двадцать. Старлей недоверчиво взял отчет. Вчитался. Полистал. Вчитался снова. И уставился на мичмана. Немая сцена затягивалась, и офицер решил ее нарушить:
– Сколько?
– Что сколько?
– Денег сколько нужно за весь этот хлам?
– Ну двигатели для “Осмотрительного” тысяч в сто сорок минимум обойдутся, ядро для “Фенека” еще в…
– Сто сорок тысяч чего?
– Имперских марок, конечно. На Флоте расплачиваются ими.
– Сколько?! Сто сорок тысяч марок?! А не охренел ли ты, мичман, часом, чтобы с меня столько денег требовать?!
– Вообще не с Вас, а из бюджета части, товарищ старший лейтенант.
– Кругом! Шагом марш из моего кабинета! И чтобы я даже мыслей об этом от тебя не слышал!
Макс отдал честь и, печатая шаг, покинул кабинет. До мичманского домика он дошел в абсолютном молчании, с плотно сжатыми губами. И только когда дверь в здание закрылась, он позволил себе чуть-чуть расслабиться, достать из нагрудного кармана телефон и выключить запись. Все мичманы были в сборе, все смотрели на Максима. “Удалось?” – спросил Дима. На это новичок злорадно улыбнулся во все тридцать два зуба. Мышеловка сработала, и теперь остался лишь финальный штрих.
План был незатейливо прост, и основывался на “боевом” опыте Алексея. На вечерних посиделках, когда зашла речь о приключениях в подростковом возрасте, он рассказал, что через нагрудный карман снимал на камеру девушек в купальниках на пляже. Правда запись для удобоваримого вида пришлось резать, потому что на песке загорали не только топ-модели. Сей опус был встречен дружным смехом, и благополучно забылся бы, если б не Дима и его идея таким же методом заснять отказ Жиголо.
Первая и самая опасная часть плана ложилась на Макса, а вот прошение вышестоящему начальству решили писать всем коллективом. Начав “за здравие”, мичманы довольно быстро поняли, что у каждого есть своё мнение, зачастую расходящееся с мнением соседа, и процесс заглох. Поэтому, разогнав всех по комнатам, Макс в одиночку написал прошение, прикрепил к нему обрезанное видео и отправил его на несколько адресов одновременно: уж до кого-нибудь да дойдёт.
Весь следующий день Макс провел в ангаре, вчитываясь в мануал по автомату заряжания торпед и искренне не понимая, что могло сломаться в такой простой конструкции. Казалось бы, револьверный механизм на пять труб, что в нем вообще сложного? Нет, вроде все по отдельности исправно, но в сборе работать не хочет. Правда периодически желание проверить почту, не пришел ли ответ от снабженцев пересиливало, и он лез в телефон. Период был стабильным, раз в пятнадцать минут. Но в первый день ответа не последовало. Во второй тоже. И в третий.
О том, что на письмо все-таки было прочитано, и на него отреагировали, Макс узнал лишь на шестой день. К тому моменту он уже нашел поломку в одном револьвере и теперь инспектировал второй. Матрос застал его в пикантной позе – по пояс внутри одной из труб, которую мичман увлеченно изучал. От этого занятия его отвлек только стук по трубе, отдавшийся низким эхо:
– А? Что?
– Да там адъютант старлея у ворот, говорит, что Вас требуют.
– А что Жиголо от меня потребовалось?
– Да черт его знает, товарищ старший мичман, но говорят очень срочное дело.
– Раз срочное, значит надо идти, – скидывая куртку, вздохнул Максим. Идея встретиться с Жераром после их последнего любезного разговора ему хорошей не казалась. Ворчание адъютанта о том, что господин ждать не любит, мичман просто проигнорировал. Все тем же быстрым шагом они прошли через часть, и Макс оказался на пороге кабинета Жиголо. Очень недовольного Жигало. В голову мичмана даже пришла мысль о том, что сейчас начнется рукоприкладство со стороны начальства, но он отмел ее, здраво рассудив, что старлей не захочет пачкать руки о замасленный комбез. Зато покричит от души:
– Ну и какого хрена это было?!
– О чем Вы, товарищ старший лейтенант?
– Ты заснял меня и настучал командованию! Это же полнейшая infâme9!
– Для сохранения здоровья и жизней личного состава, корабли необходимо починить. Для этого нужны запчасти, а для них нужны деньги.
– Но до этого же корабли летали, и все было хорошо! Но тут приходишь ты, и выясняется, что им нужна починка!
– Благодаря чему эти корабли еще не взорвались при попытке оторваться от грунта, известно только Богу и Императору, а лично я не собираюсь полагаться ни на благосклонность высших сил, ни на провидение Его Величества! Нам. Нужны. Запчасти!
– Ладно, будет тебе все, что ты просил. Но отвечать будешь сам, ясно?!
– Так точно, товарищ старший лейтенант!
– Иди уже, eroe10!
Окрыленный успехом, Макс покинул кабинет Жерара, и, сдерживаясь, чтобы не побежать вприпрыжку, направился обратно в ангар. Там его уже ждал Леон:
– Ну что, загребли Жиголо?
– Да нет, зато он сказал, что закупит детали. Операция прошла успешно!
– Но за такое он должен был вылететь со свистом, разве нет?
Максим задумался, и остаток дня провел в размышлениях. С таким настроем найти неисправность тоже не получилось. Вечером, в кругу мичманов, они еще раз обсудили эту ситуацию, и она не понравилась никому. Жерара явно прикрывали где-то наверху, и с этой “крышей” он превратился из вздорного дамского угодника в хитрого и, вероятно, крайне опасного противника. После отбоя Макс еще долго не мог заснуть, ища выход из сложившейся ситуации. В какой-то момент ему пришла мысль написать об этом отцу, но он с яростью отмел ее: он – Максим Быстров, а не “просто сын Георгия Быстрова”! На этом он и вырубился.
7
Корабль со снабжением для части приходил раз в квартал. На нем привозили то, что военные не могли или не хотели покупать на месте: медикаменты, боеприпасы, запчасти, дроны, сканеры и так далее. Список был довольно обширным, но общая сумма денег выходила довольно скромной. Людей было мало, техники вообще кот наплакал. Сканировалась система по минимальному уровню, а значит и корабли бывали в пустоте мало. Следующая поставка ожидалась через полтора календарных месяца, и Макс уже приготовился всё это время куковать, пытаясь починить то, что есть тем, что найдётся.
Но уже на следующий день на рабочей почте мичмана обнаружилось письмо от снабженцев, в котором говорили, что уже через восемь дней им персонально (!) пришлют конвой с запчастями, и доставят их чуть ли не к ангару. В конце даже спросили, не нужно ли что-то ещё сверху, и, если нужно, пусть напишут в течение трёх календарных дней. Новость разлетелась моментально, и буквально каждый подданный Империи строчил свой список необходимого и желаемого. Что-то повторялось, что-то было очень странным, что-то крайне личным, а что-то, как оказалось, жизненно необходимым для функционирования всей части.
В основном, каждый просил максимум десяток вещей бытового назначения. Бухгалтерия заказала пару принтеров (видимо, доставка из центра выходила выгоднее закупки у местных), а больше всего удивил Леон. У него первым пунктом скромно стояла пара истребительных БПЛА, а вторым – десяток дронов-ремонтников. И они были в разделе необходимых! Впрочем, логику “гулять так гулять” Макс поддерживал. Вряд ли эта часть в ближайшее время получит вторую такую же партию. По итогам этой великой переписи всего нужного, список разросся до совершенно неприличных размеров, и отправить его успели за двадцать минут до окончания сроков, да и то потому, что Макс за час до этого отказался принимать дополнения и правки.
Остаток дня и всю ночь он проспал, запершись в своей комнате. Утро встретило его стуком в дверь. Максим хотел его проигнорировать, но сон окончательно выветрился. Голова раскалывалась, спина скрипела как у двухсотлетнего деда. Он списал это всё на переработки и долгое сидение за компом. Мичман открыл дверь и только потом осознал, что стоит перед Радичем в одних трусах. Эта мысль сработала лучше любого энергетика, и Макс вытянулся по стойке смирно, демонстрируя готовность тут же выполнять любые приказы. Лазар окинул поджарое тело подчиненного, хмыкнул и сказал “даю две минуты”. К концу этого срока Максим, одетый по всем возможным правилам и уставам, вновь предстал перед непосредственным командиром.
“Ну и как ты это провернул? Жиголо на запчасти больше десяти тысяч марок ни разу не давал, а тут на полмиллиона минимум!” – спросил он. Рассказ много времени не занял, а подробность про источник идеи была опущена, дабы не компрометировать товарища. По окончании истории, младлей задумался, подперев стенку спиной, а затем протянул:
– Если Жерар так легко отделался, значит у него наверху есть серьезные покровители…
– Мы с парнями также подумали.
– Хреновые у нас дела… Он теперь тебе проходу не даст, злопамятный, собака.
– Я это понимаю, товарищ младший лейтенант, но корабль надо было чинить любыми средствами.
– Это верно. Кстати, тебе теперь заведовать ремонтом.
– А как же Леон? Он же в технике разбирается значительно лучше меня!
– Он за полгода не смог выпросить запчасти, а ты справился с этим за неделю. Тебе и флаг в руки!
– Так точно! – не слишком бодро отдал честь Макс. Умом он понимал, что являлся, наверное, единственным шансом всколыхнуть это болото. Но браться за дело, в котором он был не сильно компетентен, Максим откровенно боялся. Если похерит, груз ответственности ляжет именно на него.
Эту новость он и выдал Леону. Он же только порадовался, заверив Макса, что будет помогать ему словом и делом. Впрочем, в нём Максим действительно не сомневался. Он же предложил пока начать снимать проблемные компоненты, чтобы можно было сразу поставить новые. Идея была одобрена и тут же претворена в действие. Но быстро “выпотрошить” корабль не получилось. Для снятия бронепластин лёгкого корпуса уже нужна была кран-балка, а когда дошло дело до прочного, пришлось исполнять чудеса эквилибристики.
За первый день удалось целиком вынуть переднюю орудийную палубу и приступить к аккумуляторным погребам. Каким-то чудом удалось снять нижнюю башню, поставив ее на старенькую подъемную платформу и придерживая сверху канатами. Второй день целиком ушел на батареи. Верхний ряд сняли быстро, а с нижним ковырялись до поздней ночи, матеря инженеров, упаковавших основные аккумуляторы под брюхом кораблика. Третий день был посвящён мостику, а параллельно из бункеров вытягивали метаемое вещество – мелкодисперсный углеродный порошок11.
Проблемы начались на четвертый день, когда решено было демонтировать двигательные блоки. Два ускоряющих контура в одном корпусе со всеми системами защиты и непосредственного управления весили чуть больше 85 тонн. Тридцатитонная кран-балка не могла поднять такой груз при всём желании. После часового мозгового штурма решено было использовать “Фенек” в качестве подъемного крана. Но задача от этого сильно проще не стала. Каждый из двух двигательных блоков стоял не вертикально или горизонтально, а был отклонён от вертикали на 30°. Между ними, как в развале цилиндров V- образного мотора, находилась задняя установка ПВО, блоки ложных целей и погреба верхней задней башни главного калибра. Часть прочного корпуса над ними была съемной и весила добрых десять тонн.
На демонтаж всего этого добра ушла первая половина дня, а потом “Осмотрительного” и “Фенека” вывели на лётное поле, и начали снимать движки. Маленький кораблик кряхтел и тужился, пытаясь поднять груз в пятую часть от своего веса, и даже в какой-то момент было высказано предположение от греха подальше подключить второй трансатмосферник к подъемным работам, но обошлось. Пустынная лисица, подключив маневровые, вытянула ношу, и уже к вечеру в ангаре стояли двигательные блоки отдельно от корабля.
Пятый день оказался самым напряженным – снимали реактор и его топливные бункеры. Зачастую, в них оставались излишки топлива, а тратить его было слишком дорого. Кантование восьми стандартных бункеров на 75 килограмм антиводорода каждый стало настоящим испытанием для нервных систем всех причастных. Шесть из них были пусты, а вот в двух последних суммарно было чуть больше тридцати кило взрывного груза. Их сразу же отправили на защищённый склад около ангара. После чего опять пришлось ругаться на инженеров, поставивших башню главного калибра прямо над реактором. Из-за этого там образовались три слоя защиты, что хорошо, но разбирать всё это было настоящим геморроем. Но справились, и даже ничего не поцарапали. Ну почти.
На шестой день приступили к препарированию “Фенека”. Лёгкий кораблик оказался покладистее более крупного собрата за счёт отсутствия внешнего лёгкого корпуса и в целом гораздо менее массивных комплектующих. Двигатели, коих было три штуки, и реактор сняли за первый день, а всё остальное – за второй. Под вечер Макса вызвал Радич. В систему прыгнул целый конвой из транспортника и трех корветов.
8
Снабженцев принимали всемером: Лазар, Леон, Макс и четверо матросов-техников. На побитые жизнью плиты с воем приземлилась туша военного транспорта. Полторы сотни тысяч тонн массы покоя, двести сорок метров длины – огромный корпус закрыл собой закатное солнце. Из-под носа открылась широкая аппарель, по которой сошли несколько человек и направились к встречающим. Старший по званию представился капитан-лейтенантом Вешняковым и сходу спросил о состоянии кораблей.
Увиденное снабженцев порадовало и огорчило одновременно. Аккуратно разложенные по полу возле остова проблемные агрегаты удостоились похвалы, но вот их состояние ввело гостей в лёгкий шок. На вопрос “Как вы на этом в пустоту ходите?” не ответил никто, да и не нужно было. Все всё понимали. От предложения каплея помочь никто не отказался.
“Ласку” разобрали за день благодаря подсобившим техникам снабженцев. Следующие два дня прошли в разгрузке-погрузке транспортника: сначала из него достали весь безумно длинный список наименований, заказанных частью, а потом загрузили неисправные запчасти, которые могли представлять опасность для людей в части или ценность для врага. Прощальным подарком от техников в конце третьего дня была помощь с установкой двигателей. За время пребывания на планете они успели наслушаться от местных о чудесах эквилибристики, которые исполнял “Фенек”, и сердобольно решили помочь. Выдвижной кран на триста тонн решил проблему, на которую у маленького корабля ушло полдня, за час.
После того, как “Осмотрительного” припарковали в ангар, следующим днем было решено устроить выходной. К этому моменту и Макс, и Леон, и матросы со старшинами, участвовавшие в ремонте кораблей, пропитались смазкой и потом до печенок, устали и работали на пределе. Мичманы вместе дошли до домика и, пожав руки, разошлись по своим комнатам. Обычные посиделки с парнями вечером не клеились уже несколько дней – работавший допоздна Максим приходил в домик только ради помывки и сна, и сил на разговоры не оставалось совсем. Сказывался и более длинный день, из-за чего он постоянно не высыпался, и от этого болела голова. Скрипнула дверь. Кто-то босыми ногами прошлепал по полу и лег на соседнюю кровать.
– Я уж думал, ты там в “Осмотрительном” ночевать останешься со снабженцами.
– Дим, ты?
– А кто еще? Не Жиголо же, не к ночи будь помянут!
– Снабженцы уже час как улетели, или ты настолько глухой, что не слышал воя движков этой баржи?
– Да ну тебя! – повисла пауза. Ее через несколько минут прервал Дима:
– Скажи, а почему ты пошел на флот? Я не выпытываю секретов, если что.
– Да никакой тайны тут нет. Из-за отца. Про майора Георгия Быстрова слышал?
– Вообще нет. Сейчас больше флотские на слуху, а про планетников мало кто помнит.
– Так он и не планетник. А вообще неудивительно, что ты о нем не слышал.
– Погоди, а откуда тогда он?
– В правильную сторону думаешь. Разведка и контрразведка в человеческом пространстве.
– Охренеть…
– Все так говорят. А меня достало быть только лишь сыном своего отца. Поэтому я и пошёл в Академию. Хотел проявить себя, сделать себе имя, а не быть тенью героя! Но меня послали в эту дыру, где я либо стану таким как Жиголо, либо таким как Радич. Мне такое счастье нахрен не сдалось!
– Слушай, ты уже себя проявил, вообще-то.
– Починил три мелких посудины? Охренеть заслуга! Максим Починитель Рухляди!
– Ну и дурень. Ты этим спас от вероятной гибели шесть десятков человек. Много это или мало – думай сам своей тупой башкой. Лично я спать! – скрипнув кроватью, Дима встал, хлопнул дверью и пошлепал к себе. Макс ещё с полчаса ворочался, а потом забылся беспокойным сном.
Делать в выходной было решительно нечего. Посидеть в интернете и посмотреть последние новости не вышло. В отличие от больших галактик, в которых все планеты были хоть как-то интегрированы в общую сеть, маленькая галактика-сателлит такой роскошью не обладала. Здесь был свой интернет, свои новости, свои знаменитости, но доступ во внешнюю сеть стоил конских денег. Ретрансляторы дальней связи здесь были на семи центральных мирах и на главной станции военных, а Газли-17a такого себе позволить не могла.
Пообщаться с однокурсниками не вышло. Вообще, у Макса ни с кем из них не было какой-то очень сильной дружбы. Приятельство, легкий флирт с редкими девушками, прошедшими жесткий отбор в Академию, но не более. Дух соперничества в них был гораздо сильнее. Но сейчас Максим был бы рад и таким собеседникам.
Других занятий он не нашёл. Конечно, можно было попросить у Радича увольнение и пойти гулять в город, но зачем? Языка Макс не знал, город ему был неинтересен, а заводить здесь знакомства он не хотел. Решение было принято максимально просто и лениво: сидеть в своей комнате, читать книжку, смотреть фильмы, в промежутках спать. И первые полтора часа все было действительно хорошо: время текло под сериал, мышцы расслаблялись, немного клонило в сон. Но на середине третьей серии в окно постучали. Максим проигнорировал – у него выходной, делает что хочет. Стук повторился, дольше и сильнее. Максим опять проигнорировал. Стук перерос в барабанную дробь, к ней прибавились крики. Не выдержав, мичман открыл окно:
– Что такое? Младший лейтенант Радич дал мне выходной!
– Господин старший лейтенант требует Вас к себе немедля!
– Что Жерару на этот раз от меня нужно?
– Не знаю, но, если не поторопитесь, Вам же хуже!
Да, Макса снова посетил адъютант Жиголо. Этот проныра умел рушить настрой одним своим видом, а слово “немедля” в его тираде означало большие проблемы, конденсирующиеся над головой мичмана. Через три минуты он вышел из домика, у входа ждал переминавшийся с ноги на ногу адъютант. Он кинул “пойдем” и тут же стартанул в сторону командирских апартаментов. Максиму ничего не оставалось, кроме как поспешить за ним, гадая, что преподнесет ему начальство на этот раз.
Жерар встретил их улыбкой, порядком сбившей мичмана с толку. Но произнесенное старлеем задание все расставило на свои места:
– Максим Быстров, Вам, как человеку способному и инициативному, я поручаю дело стратегической важности – закупку продуктами в городе.
– Товарищ старший лейтенант, но я не знаю языка!
– Заодно и научитесь! Среди вверенных Вам бойцов есть тот, кто неплохо говорит на пушту, он поможет на первое время.
– Когда выезжаем, товарищ старший лейтенант?
– Прямо сейчас, машины и люди уже ждут Вас у ворот! И я в Вас верю, уж Вы не подведете, правда?
– Так точно! – Максим отдал честь и вышел из покоев старлея. Жиголо полностью оправдал прогнозы Радича и подложил свинью. Крупную такую, нажористую, прям олицетворение термина “харам”. Мысленно обматерив весь род Бьянко до седьмого колена со всеми побочными ветвями, мичман двинул к воротам. Выходной закончился за полтора часа.
9
У входа в часть действительно тихо гудели два армейских грузовика, а в их тени скучали четыре матроса и старшина. Ни одного из них Макс еще не знал в лицо. Краткое знакомство показало, что один из матросов, Вадим, до армии учился на переводчика. Правда профильным его языком был классический арабский и одна из его новых языковых групп, а пушту он знал серединка на половинку. Но он и так был подарком судьбы – арабоговорящих тут любили, поэтому матрос уже несколько раз ездил за покупками. Старшина тоже несколько раз ездил закупаться в город, и имел при себе список, к тому же умел водить, как и ещё один из рядовых. Максим усадил вместе с собой в первый грузовик старшину и Вадима, а трое рядовых разместились во втором.
По рассказу старшины Андре, продуктовых магазинов в понимании жителя имперских мегаполисов тут не было. Торговля шла на базарах, рынках и ярмарках. В Ашхабаде и еще нескольких крупных городах рынки были крытыми и благоустроенными, и напоминали смесь супермаркета и торговых рядов. Только в них можно было не опасаться за сохранность своего кошелька. Рынки в городах поменьше (те, что работали на постоянной основе) имели огороженную территорию и представляли собой ряды палаток и навесов, в которых и продавали практически все. Последней разновидностью были стихийные базары и ярмарки, возникающие, зачастую, где придется и как попало.
Андре рекомендовал ехать либо на центральный рынок Ашхабада, либо на одну из ярмарок, проходивших в Новом Латанбаре. На первом вероятность покупки качественных товаров была кратно выше, а на втором можно было неплохо сэкономить. Коллегиально решили держать путь в столицу, тем более Андре там уже был. Дорога до города на армейских грузовиках заняла около получаса: эти машины были заметно быстрее престарелых автобусов, да и попутки давали себя обгонять.
Ашхабад в это сравнительно прохладное время был оживлен: по узким улочкам сновали мопеды и электрорикши, по улицам покрупнее – машины, грузовики и автобусы всех сортов и размеров. Рынок находился вблизи центра города, и добираться туда маленькому конвою пришлось по пробкам. Старшина периодически материл излишне дерзких лихачей и неосмотрительных пешеходов, но и сам порой выполнял повороты в опасной близости от углов домов, столбов и прохожих. Неприхотливый трехосник такое ему спускал с рук, но недовольно гудел двигателями. В такие моменты Макс вспоминал отцовский глайд-кар, способный парить над городской суетой на высоте в несколько сотен метров и разворачиваться на месте на сферических колесах. На планолисах такой транспорт был нормой, а здесь мичман еще не видел ни одного. Впрочем, здесь хитрая техника давно бы засорилась песком и сломалась, а еще раньше диковинку бы кто-нибудь спер.
Центральный рынок оказался крупным зданием в два этажа, хотя здесь скорее подходило слово “ярус” – пятиметровые потолки производили впечатление даже на Макса – коренного жителя планолиса. Рядом находилась парковка в добрый десяток низких ярусов, куда андре уверенно повел машину. Скучающий сторож выдал им парковочный жетон и продолжил что-то смотреть в телефоне. Автоматов оплаты не было – судя по всему, платить за стоянку придется ему же. Парковка не была сильно популярным местом: забиты были только первые три уровня, и уже на четвертом нашлись два места рядом в грузовом секторе.
Первое, что увидели военные, войдя на территорию рынка через незастекленный мостик, были клетки с живностью разной степени экзотичности. Здесь, как оказалось, продавали вообще все и в больших количествах. Строго говоря, четких границ у рынка не было, а крытая часть была его сердцем. От него во все стороны по обочинам расползались всевозможные лавки, навесы и магазинчики, в которых вели дела те, кто не мог себе позволить место под крышей.
Из динамиков под потолком лились негромкие восточные мотивы, подчеркивающие атмосферу. Вопреки стереотипам, здесь не кричали зазывалы и не стоял гомон, а наоборот – опрятные мужчины и женщины сидели за прилавками уставленных товарами магазинчиков. Андре потянут заглядевшегося на это все Макса к эскалаторам – продуктовый отдел был на первом этаже. И все же мичман глазел по сторонам, вновь отмечая изысканную архитектуру этого места: тонкие колонны аккуратно росли из пола и соединялись арками под потолком. Максим не сомневался, что под фасадом “под старый мрамор” скрывается железобетонное плетение, но впечатление постройка все равно производила.
В продуктовом отделе, треть которого занимал один огромный магазин, властвовала прохлада. Здесь все следили за сохранностью товара, да и островок свежести в море жары никогда не бывал лишним. По этой причине, кстати, это место пользовалось популярностью у посетителей, и они могли часами сидеть в специально для этого отведенных кафе, ведя ленивые беседы с родственниками, друзьями или случайными собеседниками. Андре вновь отвлек Макса от пространных мыслей – к ним, в сопровождении двух парней в униформе магазина, приближался высокий худощавый мужчина с аккуратной бородкой. “Хозяин заведения” – шепнул старшина. Судя по всему, флотских тут знали и, наверное, любили. Впрочем, кто не любит клиентов, покупающих регулярно и много. Цепкий взгляд управляющего, пошарив по гостям в униформе, впился в погоны Макса, и он обратился к нему на хорошей интерлингве:
– Господин старший мичман, я рад приветствовать Вас в моем скромном заведении! К сожалению, не имел чести видеть Вас раньше. Позвольте узнать Ваше имя?
– Максим Быстров, можно просто Максим, – склонил голову мичман. С ним надо держать ухо востро, он явно в ладах с Жераром, а обдирать людей как липку он явно умеет и любит. Есть вероятность, что Жиголо предупредил этого дельца, и Макс может стать его новой жертвой.
– Очень рад нашему знакомству! Я Анис Рахмани, – он склонил голову в ответ, – Господин не желает обсудить дела за чашечкой чая?
Максиму оставалось лишь ответить утвердительно – законы гостеприимства здесь чтили, а гостей любили. Отказаться значило поставить себя в невыгодном свете, но принять предложение означало оказаться один-на-один с этим хитрым пуштуном.
Они прошли в небольшой кабинет в функционально-минималистичном стиле, отделанный темным деревом. Немногочисленная мебель поблескивала черным металлом, обрамляющим деревянные вставки. Анис явно отдавал предпочтение европейскому стилю: даже ходил он не в пуштунском национальном костюме (надо сказать, хорошо адаптированном к жарким условиям), а в пиджачной паре кремового цвета. Его одежда резко контрастировала с кабинетом, еще сильнее приковывая внимания.
Его секретарь (тоже одетый по европейским лекалам) внес поднос с фарфоровым сервизом на двух персон. Из чайника тянуло приятным ароматом, а вкус у напитка оказался ничуть не хуже: черного чая с таким букетом трав Максу еще пить не доводилось. Первые две чашки были выпиты молча, отдавая дань уважения тому, кто делал напиток. Наконец, когда было разлито по третьей порции, и чайник опустел (впрочем, тут же был подан новый), хозяин решил перейти к делу:
– Итак, господин Быстров, чай Вам, вижу пришелся по душе.
– Да, господин Анис, он был восхитителен.
– Я премного рад это слышать! Думаю, теперь мы можем обсудить цель Вашего ко мне визита, – Рахмани активировал голограмму монитора. Подивившись присутствию здесь такого сложного устройства, как голографический (и, как оказалось, твердый) монитор, привычный для более обеспеченных миров, Макс положил на указанное хозяином кабинета место телефон и перекинул с него список. Анис, видимо, открыл какую-то программу и внес туда список. Во всяком случае, мичман понял это именно так. У него начали закрадываться сомнения о прозрачности голограммы (и тем более о прозрачности намечающейся сделки). Чуйка прямо-таки орала “не ведись”, и Максим решил ее послушать.
Через несколько минут все было готово, и на стороне Макса возникла смета с ценами за товары и итогом. Конечно же, они исчислялись в тенге, а не в марках, поэтому сказать, много это, или мало, он не мог. Но смутно помнил, что за марку в банке давали чуть больше двадцати тенге. Проведя нехитрые расчеты в мобильнике, мичман сначала подумал, что ошибся с нулями. Проверка дала то же число. Интернета не было, и курс он посмотреть не мог, но сомневался, что за полторы недели его здесь пребывания валюта Эмирата обрушилась на пару тысяч процентов. Развод был наглым, прямолинейным и рассчитанным на тупого солдафона, в голове которого обитали лишь приказы командиров. Попасться же Максу можно было лишь из принципа, и он решил сыграть с Анисом на его же поле:
– Господин Рахмани, могу я посмотреть на товар на прилавках?
– Вы сомневаетесь в компетенции моих работников? – с удивлением спросил Анис. И это расставило все точки над i.
– Конечно нет, но, знаете, самому выбирать несколько привычнее. Можно будет предотвратить оплошности и ошибки, Вы же понимаете, не так ли? – наградой Максу был короткий кивок. Путь до прилавков много не занял, и дальше мичман методично сверял цены из сметы с таковыми на прилавке, и тут же менял их. С каждой находкой лицо Аниса мрачнело, но сделать он ничего не мог – покупатель оказался дотошным, и это в его праве. По итогам проверки, занявшей больше получаса, итоговая цена сократилась в те самые примерно двадцать раз, и Максим с улыбкой подал руку хозяину магазина:
– Благодарю Вас, уважаемый Анис, за понимание, с которым Вы отнеслись к моей дотошности. Надеюсь на плодотворное с Вами сотрудничество!
– Взаимно, друг мой! Вы показали себя человеком дела, и я с радостью буду ждать следующей нашей встречи! – сказано было настолько приторно, что Макс не сомневался во лжи.
Полчаса спустя холодильники в кузовах грузовиков оказались забиты под завязку, и флотские отправились в обратный путь, занявший чуть больше часа – пробки к этому времени уже рассосались. Оставив разгрузку продуктов подошедших на поваров, Макс взял курс на офицерский домик для отчета. Здание встретило его тихими переливами классической музыки, доносившимся из кабинета Лазара. Старлея же на месте не оказалось, он опять укатил в город. Поэтому мичман, от нечего делать, побрел в свою комнату, где и завалился смотреть сериалы, после чего благополучно уснул.
Жерар появился только к двенадцати утра следующего дня. Это Максу стало понятно по тому, что за ним, как и в прошлые разы, прибежал адъютант. Правда ему пришлось подождать: мичман как раз в это время принимал непосредственное участие в установке кормовой турели на “Осмотрительного” и оторваться не мог. Естественно, переодеваться не было смысла: он все равно вернется к парням после доклада, они как раз реактор ставить будут. А у Жиголо и так есть поводы быть не в духе:
– Ну как прошла закупка, мичман?
– Штатно, товарищ старший лейтенант! Вот чек, посмотрите, – старлей взял листок и посмотрел его по диагонали, вперившись в итоговую сумму. “Да он не знал о том, что было в магазине!” – осенило Максима. И правда, Жерар от увиденной суммы едва заметно скис, но тут же улыбнулся и поздравил мичмана с удачно проделанной работой. Когда Макс вышел, он тут же начал кому-то звонить, впрочем, понятно кому.