Читать онлайн Розвинд. Тьма

Глава 1

1.1. Предвестие бури

Резные фонарики на потолке медленно покачивались от лёгкого сквозняка. Рассеянный свет мягко падал на красные с золотом атласные скатерти на пустых столах, скользил по барной стойке тёмного дерева, с барельефами1 карабкающихся по бокам драконов, и тонул в растекающейся из-за неё луже крови. Из кухни доносились раздражённые голоса, там что-то звенело и падало.

Внезапно двустворчатая маятниковая дверь распахнулась, открыв взгляду кружащееся под потолком облако специй, разбросанные по полу кастрюли и сковородки, распахнутые настежь дверцы шкафов и миниатюрную женскую ногу в потёртой зелёной сандалии в проходе между столами. В зал неспешно вышел мужчина лет тридцати, с поблёскивающим в руке пистолетом и в сдвинутой на лоб лыжной маске, из-под которой выбивались свалявшиеся рыжие патлы, водившие лишь шапочное знакомство с шампунем и расчёской. Он обвёл взглядом пустой ресторан и крикнул:

– Ну что, ничего нет?

Ему ответил прокуренный, надтреснутый голос:

– Да нет тут ни хрена. Проклятые китаёзы! Отгрохали хоромы почище гробницы своего императора, а в кассе триста двадцать семь долларов!

– Ладно, наплевать, прихватим бухло и валим отсюда. Мы и так потратили уже больше часа, чтобы всё тут перерыть, разве что стены не разнесли.

Подельник рыжего, чертыхаясь, тоже вышел из кухни, пнув попавшуюся ему на пути эмалированную кастрюлю. Им оказался низкорослый плюгавенький тип в потёртой кожаной куртке, с вызывающе торчащими над бледными тонкими губами усишками и злобным лицом, делавшим его похожим на голодного крысёныша.

– Всё, пошли.

Он выбрал себе с полок несколько бутылок и направился к выходу, под его грязными строительными ботинками похрустывало стекло от разбитых бокалов. Рыжий тоже прихватил выпивку и, насвистывая под нос, побрёл вслед за плюгавым.

Не успел первый грабитель подойти к дверям, как вдалеке послышался стремительно нарастающий вой полицейской сирены.

– Чёрт, уносим ноги, у нас, кажись, появилась компания!

Распахнув дверь ногой и сдирая с головы маску, он ринулся к припаркованному у края тротуара синему, в разводах грязи и ржавчины, с помятым задним крылом и поцарапанными дисками, «форду». Запрыгнув на пассажирское сиденье, коротышка свернул крышку с одной из бутылок и сделал большой глоток, пока его напарник спешил к водительской дверце.

Рыжий сунул пистолет в боковой карман куртки, рывком открыл дверь и сел за руль. Оглянувшись, он увидел, как за спуском дороги со стороны парка разгорается зарево полицейских мигалок, и, подгоняемый крещендо сирен, как трубы архангелов, возвещающих о скором прибытии кавалерии, с остервенением вдавил педаль газа в пол. Дверца водителя захлопнулась, и колымага прыгнула вперёд, оставив позади отчётливые следы горелой резины.

Из ближайших магазинчиков стали выглядывать зеваки, побуждаемые любопытством относительно причин такого переполоха. Из-за угла, лихо войдя в поворот, завизжав покрышками, выскочила патрульная машина.

Старенький «форд» тем временем набрал скорость и устремился в сторону выезда из города, к, сворачивающей под прямым углом в дальнем конце Сильвер-лэйн, Эпл-роад, на которой ещё местами сохранились деревья, когда-то давшие ей название. Но другая полицейская машина уже выехала на перекрёсток и, резко затормозив, заблокировала проезд. Выскочившие из неё копы, прокричав в мегафон приказ остановиться и убедившись, что преступники не собираются подчиниться их требованиям, открыли прицельный огонь. Рыжий выругался, даже не подумав снять ногу с акселератора, но тут в одно из колёс вонзилась пуля. Вильнув пару раз, как пьяный, «форд» выскочил на тротуар и, высекая искры из стен, помчался дальше, сбивая опустевшие столики уличных кафе и поднимая за собой пыльные вихри.

Прохожие разбегались с пути сумасшедшего водителя, укрываясь за деревьями и в магазинах; какой-то мужчина замешкался, пытаясь схватить поставленную до этого на асфальт сумку, и не успел среагировать на приближающуюся к нему смерть. Рыжий чертыхнулся и попытался объехать неожиданное препятствие, но тротуар, отнюдь не являющийся четырёхполосным шоссе, не предоставил ему такой возможности. Беднягу подбросило на капот, где он врезался в лобовое стекло, и отшвырнуло на проезжую часть, оставив лежать там безжизненной сломанной куклой.

От удара «форд» повело в сторону, он задел крылом бетонную тумбу, покрытую культурными слоями афиш и анонсов различных собраний; рыжий отчаянно попытался выровняться, но скорость была слишком высока, а повреждённое управление норовило по-своему распорядиться вверенными ему двумя тоннами стали. Машину занесло, и она влетела в стеклянную витрину магазина одежды, где наконец, признав своё окончательное поражение, замерла в облаке осколков, шарфиков и шляпок.

Рыжий с трудом поднял голову – при ударе его бросило на руль и оглушило, но приближающиеся звуки погони стучали в висках отмеряющим улетучивающийся эфир времени метрономом. Взглянув на пассажирское сиденье, он увидел, что коротышка, потеряв сознание, неподвижно распластался на передней, быстро краснеющей, панели. Ему досталось сильнее: он ударился головой о ветровое стекло, и по его лицу расползались кровавые, смахивающие на племенные, узоры. Рыжий закашлялся и протёр рукой глаза. Схватив катающуюся у него под ногами бутылку и, плеснув коротышке в лицо виски, попытался влить немного ему в рот. Тот замычал, откинулся на сиденье и прерывисто задышал.

– Вставай, копы уже здесь, уходим, быстро!

Отвесив коротышке пару оплеух поувесистей, рыжий наконец привёл его в чувство, но тот лишь моргал и никак не мог сообразить, что от него требуется. Под застывшими взглядами побледневших продавцов и покупателей рыжий выпрыгнул из машины и, опираясь на неё одной рукой, обошёл вокруг. Открыв пассажирскую дверь, он вытащил раненого подельника наружу и прислонил к измятому борту, затем достал свой пистолет и два раза выстрелил в потолок. Находившиеся в магазине люди, опомнившись, исчезли из поля зрения. Достав ещё один пистолет из бардачка он сунул его в руку коротышке.

– Держи крепче и приди, наконец, в себя, ты мне нужен!

Коротышка вцепился в рукоятку протянутого ему «кольта» обеими руками и, покачиваясь, отвалился от искорёженного крыла. Нетвёрдой походкой он побрёл за рыжим в глубь магазина, чтобы попытаться выскользнуть из захлопнувшейся ловушки через запасной выход.

В это время снаружи, визжа тормозами, остановились две полицейские машины. Копы выключили сирены и бросились к торчащему из разбитой витрины «форду».

– Чёрт, в таком состоянии нам не убежать! – зло прошипел рыжий и огляделся по сторонам.

Заметив сжавшуюся за вешалкой с блузками молодую женщину, которая, закрыв лицо руками, сидела на корточках и всхлипывала от ужаса, он подошёл к ней и, вцепившись в руку, заставил встать, не обращая внимания на то, что она вся дрожит и вот-вот упадёт в обморок. Закрывшись живым щитом, он начал отступать к заветному выходу, а коротышка, опираясь на стенку, следовал за ним. Один из полицейских уже карабкался через ослепший, изуродованный «форд», и коротышка несколько раз выстрелил в его сторону. Отдача чуть не заставила его упасть. Поскольку он еле держался на ногах, пули лишь разнесли пару витрин и разбили лампу в примерочной.

Полицейский открыл шквальный огонь, и платья на вешалках заколыхались, словно в них вселились привидения. Остальные гончие, с удвоенной осторожностью форсировав импровизированную баррикаду, спрятались за полками с сумочками и туфлями. Они не спешили: лиса уже попала в капкан, а значит, незачем рисковать, если можно просто дождаться, пока дичь перестанет огрызаться. Время от времени то с одной, то с другой стороны раздавались выстрелы, с потолка сыпались пыль и куски панелей.

Внезапно коротышка закричал и упал, рыжий оттолкнул всхлипывающую пленницу и бросился к нему, но отшатнулся, увидев на его затылке чернеющую глубокую рану. С яростью обречённого он схватил пистолет и стал беспорядочно палить в сторону преследователей. Лишь когда курок защёлкал вхолостую, рыжий отбросил ставшее бесполезным оружие и побежал.

Ему почти удалось скрыться, но, когда до служебного выхода оставались считанные ярды, в облаке пыли за его спиной возник полицейский; опустившись на корточки, он хищно оглядывался в поисках цели, которую тут же и обнаружил. Пистолет в его руке вздрогнул, и рыжий, уже схватившийся за ручку двери, так и не успел её повернуть.

1.2. Солнце закрывает тень

Набивая квартальный отчёт для шефа, Стэнли Брайт то и дело бросал взгляд на стоящие перед ним на столе часы. Зелёные цифры на их электронном табло сменялись, казалось, слишком медленно, нехотя приближая конец рабочего дня.

У «Индра Технолоджи» выдался хороший год, и статистика изобиловала графиками роста продаж и оптимистичными прогнозами. Закончив с разделом внедрения инноваций, Стэнли встал и пошёл налить чёрного кофе, чтобы взбодриться и успеть закончить работу за оставшиеся пару часов. Вернувшись на место, он откинулся на спинку кресла и, попивая небольшими глотками обжигающий напиток, посмотрел на фотографию Изабель, висящую на стенке его кабинки между календарём и расписанием, мысленно обращаясь к ней за терпением и поддержкой.

Он отлично помнил день, когда она была сделана, – солнечный и тёплый выходной в Голден-парке. Они с Изабель прокатились в ландо, запряжённом двумя ухоженными пегими лошадками, которыми правил седой, попахивающий сигарами и пивом, потёртый мужичок с длинными отвислыми усами. Ели мороженое в уличном кафе, гуляли по озорно извивающимся дорожкам под шелестящим пологом умудрённых временем раскидистых вязов, разговаривали и смеялись, по поводу и без, просто оттого, что им было очень хорошо. Проходя мимо пруда в центре парка, они увидели молодого фотографа, энергично предлагавшего всем желающим сделать это мгновение действительно незабываемым. Не устояв перед его напором, Изабель сняла широкополую шляпку с искусственной розой и, встряхнув густыми каштановыми волосами, подбежала к берегу, и теперь её фотография на фоне искрящегося солнцем пруда, с немного взъерошенной причёской и сияющей белозубой улыбкой, неизменно скрашивала время до тех пор, пока он не мог увидеть её воочию.

Допив кофе, Стэнли улыбнулся ей в ответ и, нехотя оторвавшись от нахлынувших мечтаний, занялся бумагами, стремясь поскорее вернуться домой и претворить мечты в реальность.

* * *

Капитан Блэкуотер мрачно грыз зубочистку и читал рапорт сержанта Брогана, иногда хмуро поглядывая на него из-под кустистых, с проблесками седины, бровей.

– Произошедшее на Сильвер-лэйн иначе как бойней и не назовёшь! Подобному непрофессионализму нет и не может быть никаких оправданий! Убиты пять гражданских, ранен полицейский, разгромлен магазин, оба подозреваемых мертвы! Пресса уже наседает на меня, требуя сделать заявление, комиссар в ярости, мэр настойчиво пожелал взять это дело под личный контроль, а у меня есть только вот эта маловразумительная жвачка! Позвонившая в 911 местная жительница сообщила о припаркованном возле китайского ресторана внедорожнике, оказавшемся, согласно номерам, принадлежащим разыскиваемым уголовникам. Пусть они и отмечены в базе как «вооружены и опасны», но прибывшие на место полицейские открыли пальбу в магазине, полном людей! В ходе перестрелки убиты два гражданских, ещё два трупа найдены в китайском ресторане ниже по улице, прохожий, которого сбила машина подозреваемых, умер в больнице. Топорная работа, которая может стоить мне головы!

Выслушивая разнос, сержант переступал с ноги на ногу и хмурился, когда же капитал умолк, вздохнул и, поправив форму, ответил:

– Мы ещё опрашиваем свидетелей, но приблизительная картина уже ясна. Подозреваемые убили владельцев ресторана при попытке ограбления, но их спугнули прибывшие по вызову из соседнего дома патрульные, так как проживающая там старая леди заподозрила неладное, обратив внимание на чересчур долго стоящую рядом, цитирую, «подозрительную машину». Убийцы попытались скрыться с места преступления, но, не справившись с управлением, врезались в витрину магазина одежды, где их и настигла полиция. При оказании вооружённого сопротивления оба были застрелены. Сбитый ими на улице местный турагент был доставлен в окружную больницу, где и скончался от полученных травм. До получения результатов баллистической экспертизы нельзя этого утверждать, но, по предварительному анализу, оба гражданских, погибших в магазине, – продавщица Эмили Стоунбридж и покупательница Изабель Меллоун – пали жертвой преступников.

– Ладно, побыстрее заканчивайте с показаниями очевидцев, и пусть каждый офицер, имеющий отношение к этой вакханалии, предоставит мне собственный рапорт о случившемся. А также проследите, чтобы, как только результаты экспертизы будут готовы, они тут же попали ко мне на стол. И оповестите родственников погибших, а я пока подготовлю вразумительное объяснение для мэра и прессы.

Сержант помялся, как будто собираясь что-то сказать, но лишь кивнул и, молча повернувшись, вышел, а капитан, выбросив изжёванную в щепки зубочистку в урну рядом со столом, уставился на разбросанные по столу бумаги так, словно под ними притаилась ядовитая змея. Он проработал в полиции достаточно долго, чтобы знать, что охватившие его мрачные предчувствия – лишь слабый отблеск приближающейся с пока неизвестной стороны грозы.

* * *

Стэнли вышел из дверей прохладного офиса наружу, и жара окатила его, как горячий душ. Он даже сбился с шага и закашлялся. Остановившись на пару минут, он подставил лицо увядающему солнцу, чтобы немного привыкнуть к кипящему супу городских улиц, прежде чем окунуться в него с головой; протёр глаза рукой, смахнув выступившую испарину, и, достав из пиджака ключи, направился к стоянке.

Невысокий кустарник, служащий одновременно украшением и оградой, устало вздыхал в такт лёгкому ветерку, покачивая сникшими ветками. Стэнли нажал кнопку сигнализации на брелоке, и его «мерседес» S-класса, послушно откликнувшись, разблокировал двери. В салоне Стэнли тут же включил кондиционер и, упав на раскалённое сиденье, нажал кнопку запуска двигателя. Автоматически включилась магнитола, и из неё полилась одна из слащавых песенок-близнецов очередной модной группы быстрого приготовления.

Несколько минут он сидел погрузившись в свои мысли, а затем вздохнул и поехал домой. Мотор негромко урчал, и Стэнли, расслабившись, глазел по сторонам.

Вдруг мимо с рёвом пролетел красный «мустанг». От неожиданности Стэнли вывернул руль и нажал на клаксон. Впрочем, лихой водитель не обратил на это ровном счётом никакого внимания и, проскочив на мигающий жёлтый свет, исчез за поворотом. Высказав про себя всё, что он думает о подобном стиле вождения, Стэнли потянулся к магнитоле: настроение слушать музыку испарилось.

Заметив передвижной киоск с булочками и кофе, он свернул к обочине чтобы успокоиться. Заказав капучино и булочку с маком заправлявшему киоском пожилому мексиканцу, он стал раздумывать о выходных, которые они запланировали с Изабель: поехать в кемпинг на Лазурное озеро, снять домик, жарить барбекю, наслаждаться тишиной, покоем и друг другом.

– Эй, парень, твой заказ!

Кофе и булочка с кунжутом и изюмом стояли на бумажной тарелке на краю прилавка. Даже на такой жаре от стаканчика шёл пар. Не став пререкаться, Стэнли расплатился и сел обратно в машину – перекусить в относительной тишине и прохладе. Отхлёбывая дрянной кофе, он разглядывал уличную суету: проезжающие машины, женщину в майке с эмблемой ирландского кафе и фиолетово-розовыми прядями волос на голове, неспешно прогуливающуюся по тротуару, безликое кирпичное здание на противоположной стороне улицы, спешащую на вызов машину скорой помощи с включенной сиреной, вышагивающего по бордюру разморённого жарой голубя. Наконец, одним глотком допив остывающий кофе, он сжевал последний кусок булочки и, вырулив на проезжую часть, сосредоточился на привычной дороге.

Когда Стэнли выехал на свою улицу, то почти сразу увидел припаркованную у их дома полицейскую машину и прибавил скорости. Предчувствие беды обволокло, как вата, он остановился на подъездной дорожке и медленно, будто выплывая из глубины, вышел наружу, отстранённо слушая приглушённый участливый голос полицейского, сообщавший, что миссис Меллоун убита в перестрелке бандитов с полицией и нужно будет поехать в морг, чтобы опознать тело.

* * *

Утро робко предъявляло свои права на владение Розвиндом: дождевые капли чертили на оконном стекле размытые иероглифы, негромко работал телевизор, приглушённый свет торшера мягко падал на диван из красного плюша и стеклянный журнальный столик с разбросанными по нему газетами и тарелкой с недоеденным сандвичем.

Стэнли находился в состоянии полудрёмы с того самого момента, как полицейский сообщил ему о смерти Изабель. На него как будто накинули пыльный мешок, через который можно с трудом разглядеть окружающее и нельзя свободно дышать.

Нехотя поднявшись, Стэнли выключил телевизор и отправился в душ: наступил понедельник, а значит, пора идти на работу, которую он теперь выполнял совершенно машинально, как скверно запрограммированный робот, делающий слишком много ошибок. Он понимал: если так будет продолжаться, его выгонят, но не мог заставить себя проявить к этому интерес.

Включив горячий, какой только мог вытерпеть, душ, он постоял под ним, чтобы немного прийти в себя, а затем долго растирал всё тело махровым полотенцем, в конце экзекуции почувствовав себя сваренным заживо на обед какому-то людоеду. Вытащил из сушилки линялую майку с изображёнными на ней облезлыми пальмами и надписью «Алоха, приятель!», надел джинсы и кроссовки, снял с крючка около двери связку ключей и вышел в сонный рассвет.

Его внимание не задерживалось на происходящем вокруг. Наверное, даже если бы на дорогу перед ним упал метеорит, он просто объехал бы досадное препятствие. Навалившаяся беспросветная апатия порой удивляла его самого, но лишь так получалось справиться с терзающей душу потерей. Из двух вариантов – не чувствовать ничего или чувствовать, как лава бежит по твоим венам, постепенно сжигая мозг, – он выбрал первый, дабы сохранить рассудок.

На работе он привычно разбирал документацию, поступающую от различных отделов и клиентов, отправляя готовые подборки в соответствующие подразделения. Рутина, до этого утомлявшая, теперь, наоборот, успокаивала, позволяя уйти от реальности в свои мысли, в которых он снова и снова возвращался то в день, когда они с Изабель попали на вечернику по случаю открытия шикарного отеля в центре города и танцевали под разбрасывающими хрустальные брызги света огромными люстрами, пили шампанское и ели изысканные деликатесы, обсуждали наряды гостей и, как школьники, целовались за бархатными портьерами; то в день, когда он сделал ей предложение в одной из прохладных аллей Голден-парка, словно в ажурной колоннаде, сотканной из теней и зелени; она была в простенькой бежевой кофточке из джерси и синих джинсах, но и одежда из золота и шёлка не сделала бы её прекраснее в тот момент, когда она сказала: «Конечно, Стэнли, я согласна».

Но иногда память вытаскивала на свет красную тряпку воспоминаний о том дне, когда он узнал о её гибели, и тогда у него перед глазами снова появлялось восковое, безжизненное лицо, принадлежащее брошенному душой телу, более не имеющему с его любимой ничего общего. В такие дни он был ещё более отстранённым, поглощённый неудержимой злостью к тем, кто готов растоптать любого на своём пути ради денег или развлечения, совершенно не заботясь о причинённом ущербе. Он проклинал не только двух убивших его жену ублюдков, он ненавидел всех подобных им носителей вируса бешенства.

Сегодня настал как раз такой день, и ему приходилось надолго прерывать работу, пока не спадала багровая пелена и не разжимались стиснутые до дрожи кулаки.

Когда на него в очередной раз накатил кипящий прилив ярости, он встал с кресла и пошёл в туалет, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Он с трудом переставлял ноги, видя только просвечивающее через красную вуаль мёртвое лицо жены, а другие работники офиса боязливо перешёптывались у него за спиной, замечая его перекошенное лицо и слыша с присвистом вырывающееся через крепко сжатые зубы дыхание.

Зайдя в сверкающий кафелем и зеркалами туалет, Стэнли на минуту зажмурился и глубоко вздохнул, затем подошёл к отделанной под мрамор раковине, повернул хромированный вентиль на полную мощность и, подставив под ледяную струю голову, стоял так, пока череп не начало ломить, а кровавый туман не рассеялся. Опершись на раковину, он смотрел в зеркало, а вода ручьями стекала с волос и струилась по лицу, смешиваясь с хлынувшими из глаз, как только выдохся охвативший его гнев, слезами. Это приносило некоторое облегчение, как будто концентрат боли растворялся и вытекал из мышц и сухожилий, оставляя внутри лишь блаженную пустоту.

Стэнли закашлялся: оказалось, он не заметил, как перестал дышать. Зажмурившись, он судорожно вздохнул, пытаясь унять боль в лёгких, и схватился правой рукой за грудь. Наконец он медленно открыл глаза, перед которыми назойливыми суетливыми мошками плавали бурые точки, и ещё раз посмотрел в зеркало, откуда на него таращился взъерошенный, мокрый, в измятой потной майке и с застывшим в покрасневших глазах страданием, тяжелобольной человек. Вздрогнув, он попытался хоть немного привести себя в порядок.

Вдруг в зеркале мелькнул расплывчатый образ. Видение продолжалось всего пару мгновений, и Стэнли не смог разглядеть фантом как следует, но ему показалось, что он похож на кадры из фильма ужасов – по границе восприятия прошло существо неправдоподобно ужасное. Дело было не в каком-то одном элементе, а в безупречной совокупности черт, пробуждающих какие-то потаённые древние инстинкты в ответ на неотвратимую угрозу, заставляющую диких животных при встрече с ней замереть и покорно ждать смерти, так как ни бежать, ни сопротивляться больше не имеет смысла. Он попытался закричать, но смог выдавить только сиплый шёпот, не громче комариного писка.

Отшатнувшись в ужасе, Стэнли чуть не упал, но, покачнувшись, всё-таки удержал равновесие. Мысли катались в голове, как разбитые шары на бильярдном столе: сталкиваясь, разлетаясь в стороны и не желая попадать в лузы.

– Видимо, я окончательно лишился рассудка, – сказал он в пустоту, не в состоянии принять увиденное за реальность.

Стэнли начало трясти, его пронзил такой холод, что мышцы свело, и, обхватив плечи руками, он застонал и уставился в пол. Через пару минут его немного отпустило, и, усилием воли ослабив хватку, он судорожно задышал, всё ещё не решаясь снова заглянуть в тьму зазеркалья. Медленно, как приговорённый к эшафоту, он заставил себя поднять взгляд к предательскому стеклу – в слое амальгамы отражался только раздавленный горем, а теперь ещё и смертельно напуганный, человек.

Он уставился на своего зеркального двойника, как будто пытаясь разглядеть за зыбкой серебристой поверхностью какой-то другой мир, но измерений по-прежнему оставалось четыре, и, заставив себя собраться, Стэнли выключил продолжавшую хлестать из крана воду. Не проронив ни слова, он повернулся и направился к своему рабочему месту, не обращая внимания ни на тревожные взгляды, которыми провожали его коллеги, ни на их острожное перешёптывание; отклеил со стены кабинки фотографию Изабель и так же молча вышел на улицу – о возвращении сюда можно забыть, если он дорожит уцелевшими в катастрофе осколками разума.

Как ни странно, приняв это решение он полностью успокоился и начал планировать необходимые для выживания шаги: машину он пока оставит, а вот жильё придётся найти подешевле и там, где его никто не потревожит. Если экономить, сбережений должно хватить на пару лет, и за это время он сможет прийти в себя, а если нет… то дальнейшее не будет иметь значения.

Пока он шёл к машине, ему показалось, что мир изменился: ветер то напевал в ветвях деревьев, то злобно шипел в кустах, воздух, обретя вес, давил на плечи со всей безжалостной мощью атмосферного столба; здания вокруг превратились в лабиринт, в котором люди-мышки носятся по выученному маршруту в поисках кусочков сыра, избегая мышеловок и кошек, что удавалось им не всегда, и тогда последний жалобный писк знаменовал окончание их суеты. Но потом он понял: мир остался прежним, что-то сломалось в нём самом, какая-то важная шестерёнка соскочила с оси, и механизм его реальности начал сбиваться с ритма, скрипеть и грозил вот-вот остановиться.

Он ускорил шаг, а затем побежал. Ему не терпелось поскорее оказаться в тишине и знакомой обстановке, чтобы осмыслить корёжащие его перемены. Руки тряслись, как у заправского алкоголика, и он не сразу смог попасть в зажигание. Когда мотор всё-таки завёлся, ему пришлось сдерживаться, чтобы не нажать на педаль газа со всей силы.

На дороге он пристроился за голубым седаном с парой старичков. Откинувшись на сиденье, наугад включил радио на популярной станции, где диджей с прокуренным голосом лез из кожи вон, перемежая скабрёзные шутки недолгими музыкальными паузами. Стэнли не вслушивался в неиссякаемый поток возведённых в ранг искусства плодов деградации, просто хотел снова почувствовать себя частью привычного мира, начинавшего расплываться в дымке нереальных событий. Истошные дифирамбы2 большим грудям и дешёвому алкоголю сменились аляповатой песней, в которой солист на все лады подвывал сбивчивой атональной мелодии, но Стэнли не пытался разобрать слова: музыка служила лишь фоном его собственным мыслям, которые, словно заевшая пластинка, без конца возвращались к увиденному им в зеркале чудовищу.

Безо всякого интереса он скользил взглядом по проезжающим машинам. На заднем сиденье одной из них Стэнли увидел прильнувшего к стеклу бульдога, казалось, пристально наблюдающего за ним, то ли чрезвычайно заинтересовавшись бликами на капоте, то ли почувствовав окружающую его мрачную ауру. По тротуару куда-то спешила женщина с ребёнком – мальчик в коротких баклажановых шортах и синей майке на два размера больше, смотря под ноги, увлечённо лизал мороженое, а мать целеустремлённо тащила его вперёд, как буксир, выводящий лайнер на рейд.

Впереди загорелся красный свет, и Стэнли, увлёкшийся сопереживанием малышу, которого, как и его самого, влекла куда-то некая сила, едва успел среагировать на остановившийся перед ним седан. Он резко надавил на педаль, и тормоза недоумённо заскрипели, а вокруг послышались гудки разгневанных водителей. Стэнли выключил радио и заставил себя сконцентрироваться на управлении машиной, чтобы случайная авария из-за его погружённости в своё горе не сделала путь домой намного длиннее.

Всю оставшуюся дорогу он внимательно следил за движением и светофорами, хотя это давалось нелегко – на лбу выступили капли пота, а руки так вцепились в руль, что заболели пальцы. Когда он наконец загнал «мерседес» в гараж и вышел наружу, то чувствовал себя пробежавшим стомильный марафон, и настоящим подвигом стало открыть парадную дверь, проковылять до дивана в гостиной и упасть на него совершенно без сил. Как только голова коснулась подушки, на Стэнли упал тяжёлый, не приносящий отдыха сон.

* * *

Они с Изабель гуляли по красивому лугу под безоблачным небом, держались за руки и смеялись. Увидев перед собой холм с одиноким дубом-великаном, они побежали к нему, но, как только оказались на вершине, небо грозно нахмурилось, зарядил ледяной дождь, просачивающийся в каждую пору кожи промозглой липкой изморосью. С другой стороны холма оказалась река, её чёрные яростные воды неистово обрушивались на берег, и он начал подаваться, обваливаясь рваными пластами, исчезающими в раскрывающихся, как голодные рты, бурлящих водоворотах.

Тем временем дождь усилился, и к нему присоединился злой, сбивающий с ног ветер. На ветке над их головами, как ни в чём не бывало, сидел ворон и молча косил то одним, то другим глазом. Холм начал подрагивать, а ветер рыдал и вопил, словно умоляющие о пощаде души грешников. Они упали возле казавшегося незыблемым могучего дерева на колени, в ужасе обхватив друг друга руками.

Холм теперь сотрясался в агонии – река пожирала его огромными ломтями, которые со стоном тонули в бездонных разъярившихся водах. По вершине холма пробежала трещина, и вековой исполин нехотя, цепляясь за землю толстыми, уходящими глубоко в недра корнями, начал заваливаться.

Ворон каркнул и взлетел в небо, но продолжал, сопротивляясь шквальному ветру, описывать вокруг них ломаные круги, зорко наблюдая за происходящим.

Холм тряхнуло, словно под ним взорвалась мощная бомба. Стэнли не удержался на ногах и кубарем скатился вниз по склону, оставив оглушённую толчком Изабель лежать на самом краю воющей пропасти. Из последних сил он встал на четвереньки и пополз наверх, чтобы вытащить её из этого адского хаоса. Он почти дотянулся до её ноги, когда земля обречённо ухнула и стала медленно оседать, погружаясь в огромную раскрывшуюся пасть чёрной, как безлунная ночь, воды.

Замерев, не в силах произнести ни слова, он смотрел, как ярд за ярдом исчезает в ревущем водовороте раздробленная вершина холма с сокрушённым великаном и маленькой безжизненной фигуркой с развевающимися волосами. На мгновение, когда вздыбленные над проваливающимся в бездну хрупким островком, вращающиеся в безумном хороводе стены воды сошлись вокруг погибающей Изабель, время, казалось, замерло: умолк ветер, даже ворон застыл в воздухе, словно отлитый в янтаре, а готовый вырваться крик застрял в горле свинцовым удушающим комом.

На несколько бесконечных секунд всё вокруг остановилось, будто вырванное из лап скаредного времени подкараулившим удачный момент фотографом, а затем, навёрстывая упущенное, хаос сорвался с поводка, и исполинские аморфные горы рухнули в образовавшуюся воронку, поглотив Изабель под рыдания и свист безумного ветра, танцующих джайв3 в обсидиановой, поглощающей любые отблески света рассвирепевшей пустыне водоворотов и его собственный жалобный крик, напоминающий вой одинокого койота, а над всем этим накручивал расплывающиеся в глазах круги зловещий чёрный страж.

Наконец время утомилось и, прервав спринт, вновь перешло на размеренный шаг. Смолк крик, начал стихать ветер, перестала дрожать земля, и только вода, будто вытекшая прямо из адских глубин, бесновалась и рычала внизу.

Ворон прекратил кружить над головой Стэнли и спикировал на уцелевший кусок холма перед ним. Усевшись, он уставился прямо в глаза человеку, и от его взгляда становилось ещё более тоскливо, хотя и до этого Стэнли казалось, что пришитую суровыми нитками к его естеству душу безжалостно, с мясом, вырвали, и теперь она кровоточит и задыхается.

– Ты не смог ей помочь, – гортанно прокаркал ворон, и Стэнли почувствовал, что проваливается в бездонный, наполненный склизкой тьмой колодец. – Но ты можешь помочь многим другим, – так же пристально смотря ему в глаза, изрёк пернатый оборотень. – Впусти нас! – внезапно проорал он, а затем, распушив перья и судорожно забив крыльями, упал навзничь; его глаза, подёрнувшись серой плёнкой, лишились своей магической притягательности, тельце начало прямо на глазах разлагаться, и через несколько мгновений от него остался только прах, который тут же смело в океан.

Стэнли впал с состояние болезненного оцепенения. Голову заполнила звенящая пустота. Стоя на коленях, дрожа, он смотрел туда, где только что сидел ворон, и просто ждал конца. Вой ветра постепенно начал складываться в осмысленные фразы, и, холодея от ужаса, он разобрал в нём всё то же надсадное отчаянное требование, как будто терпящие невыносимые мучения души бились в дверь его барабанных перепонок:

– Впусти нас! Впусти нас! Впусти нас!

Вой всё нарастал, слова накладывались друг на друга, превращаясь в бессмысленный, затягивающий в пучину отчаяния рёв. Вдруг раздался оглушающий раскат грома, и в землю ударил ослепительный сноп молний.

* * *

Стэнли резко очнулся и, полуослепший и оглушённый, долго не мог понять, где находится. В голове пульсировал заглушивший все мысли вой. Наконец, дрожа и чувствуя ужасную слабость, он смог разглядеть, что лежит на полу своей гостиной около дивана, с которого упал в попытках сбежать из поглотившего его кошмарного видения. Коричневый, с золотыми прожилками и замысловатым узором шерстяной ковёр, который они купили с Изабель, как только переехали в этот дом, неприятно щекотал лицо и испытывал на прочность обоняние запахами слежавшейся пыли и средства для чистки. Но лишь через полчаса Стэнли набрался сил унять охватившую его дрожь и встать. Мысли лихорадочно метались в голове, не складываясь ни во что определённое, а сюрреалистический сон с говорящим вороном и погибающей в бездонной пучине любимой казался до боли реальным.

С трудом поднявшись на ноги, спотыкаясь, он добрался до комода из тиса, уставленного фарфоровыми вазочками, керамическими, стеклянными, хрустальными и деревянными фигурками медвежат, которые так нравились Изабель, и взял в руки фарфоровую фигурку медвежонка, играющего на банджо, сидя на пеньке из разноцветного стекла. В сердце вонзилась тонкая раскалённая игла: это была её любимая фигурка.

Он крепко сжал медвежонка в кулаке, зажмурился и, тяжело дыша, опёрся на комод свободной рукой. С губ сорвался приглушённый стон, кулак разжался, и медвежонок, упав на пол, разлетелся на цветные осколки.

Стэнли открыл глаза и оглядел знакомую, с любовью обставленную комнату, раньше всегда дарившую тепло и умиротворение. А сейчас, куда бы ни бросил взгляд, он видел только Изабель – как они выбирали золотистые с красными маками обои, как он вешал книжные полки, а она, смеясь, рассказывала, как прошла встреча с подружками, как он привёз удачно купленный на распродаже телевизор с большим экраном и они провели целый вечер обнявшись, пересматривая «Вестсайдскую историю», «В джазе только девушки» и «Странствия Салливана».

Каждый предмет обстановки хранил отпечаток Изабель. Это не только рождало много счастливых воспоминаний, но и подливало бензин в разведённый вокруг него костёр, превращая и без того невыносимую потерю в незаживающую кровоточащую рану. Держась одной рукой за стену, он вышел на кухню, открыл холодильник и достал пакет томатного сока. Залпом выпив содержимое, выбросил пакет в мусорное ведро и, усевшись за накрытый клеёнкой с изображением Золотых ворот4 обеденный стол, откинулся на спинку резного дубового стула, положив руки перед собой.

Оглядываясь вокруг, он видел лишь терзающие душу вещи: полочку для специй, которую держали на плечах два бронзовых медведя, купленную для Изабель в лавке старого еврея-антиквара, фарфоровую банку для печенья в виде Микки-Мауса – они выиграли её на ярмарке штата.

Он понял, что в их доме всё будет напоминать о растоптанной грязными сапогами на тихой окраинной улочке любви и рано или поздно это или сведёт его в могилу, или отправит в сумасшедший дом.

Решив приступить к выполнению своего плана немедленно, Стэнли встал, вернулся в комнату, наскоро собрался, в последний раз закрыл входную дверь и, не глядя по сторонам, сел в машину и поехал в присмотренное им ранее в телефонном справочнике риэлторское агентство, чтобы выставить на продажу дом и подобрать небольшую, спокойную гавань, в которой он сможет переждать обрушившийся на него шторм.

1.3. Если жизнь измеряется в деньгах, она не стоит ничего

Хитрый Витти быстрым шагом направлялся в ресторан «У Джо». Выглядел он неряшливо – мятая цветастая рубашка с незастёгнутыми верхними пуговицами заправлена в синие шерстяные штаны с капельками грязи по нижнему канту, почти скрывающие когда-то неплохие, а теперь полинявшие рыжие мокасины.

Свернув с респектабельной Оранж-вэллей, с её бутиками и множеством копов, в небольшой, не слишком чистый проулок, он ещё ускорил шаг и достал из заднего кармана полиэтиленовый пакетик с несколькими таблетками. Выбрав одну, кислотно-розового цвета, кинул её в рот. Эти колёса он приобрёл вчера в клубе у знакомого барыги по весьма сходной цене. Барыга рекомендовал их как «ваще улёт, чувак», и теперь Витти решил проверить это определение.

Дилер хорошо знал Витти и, разумеется, понимал, что если обещания будут расходиться с действительностью рекламаций не последует – Хитрый просто выбьет из него всё дерьмо и заставит вернуть деньги вместе со значительной неустойкой. Бизнес не для маркетологов, привыкших не заботиться о соответствии товаров громким рекламным лозунгам.

Витти улыбнулся своим мыслям и перепрыгнул через лужу, образовавшуюся в застарелой выбоине, – городские службы вылизывали каждый дюйм дорожного покрытия на центральных улицах, но безлюдные задворки не получали и малой толики этой заботы: потрескавшийся асфальт покрывали россыпи мусора, а кирпичные и бетонные стены окружающих домов разукрасили наскальной живописью местные питекантропы5.

Витти показалось, что воздух начинает светиться, а по стенам поползли разноцветные волны, слух обострился – он мог слышать, как кошка ищет в мусорном баке съедобные отбросы, а в одной из квартир ругает мужа какая-то женщина.

Его распирало веселье и, от избытка хорошего настроения, он даже подпрыгнул, щёлкнув подошвами ботинок друг о друга. Переулок круто свернул в другой, не менее запущенный, но Витти шёл по тропинке в волшебном лесу, петляющей между хрустальных, негромко звенящих деревьев; шмыгающие вдоль стен грызуны казались ему лепреконами, прячущими своё золото в корнях, а далёкий звук полицейской сирены доносился пением радужных фламинго. Хотя вместо скрытого от глаз обывателей городского лабиринта Витти наблюдал гораздо более впечатляющую картину, тем не менее, как магнит знает, где север, так и он безошибочно приближался к цели своего путешествия.

Когда до ресторана оставалась пара кварталов, дурман начал постепенно спадать и вскоре сквозь него окончательно проступила реальность.

Отсюда уже явственно слышался шум оживлённого автомобильного движения на Линкольн-авеню, и спустя несколько минут Витти ступил на залитый светом тротуар, по которому мирно прогуливались воркующие парочки и торопились по своим и чужим делам чистенькие клерки и посыльные.

Все они вызывали у него только презрение своей правильной, скучной жизнью, своими щегольскими нарядами, а особенно тем, что, чёрт подери, были счастливы, несмотря на бессмысленное карабканье по барханам карьеры, долгов и однообразной работы, где каждый шаг вверх давался им неимоверным трудом. А когда песок осыпался из-под ног и они скатывались назад, то снова ползли на вершину, стараясь передать своим детям эту безмозглую муравьиную целеустремлённость.

Как и большинство выросших в трудном районе подростков, Витти знал только, что в этой жизни сильный всегда жрёт слабого, даже слабые могут сожрать сильного, если собьются в большую стаю, а стая сильных всегда сожрёт с потрохами стаю слабых. Он не окончил школу, не читал книг и к десяти годам прибился к местной банде, где шлифовал своё образование, понимая смысл жизни так, как его видел. Поэтому он никогда никого не жалел, никогда никого не любил, руководствовался в своих поступках только личными интересами, старался заручиться поддержкой сильных, держал в страхе слабых и ради выгоды мог без колебаний пойти даже на убийство.

Свернув налево, он увидел вывеску «У Джо» сразу за цветочным магазином, из которого как раз выходил средних лет мужчина в синем твидовом костюме, с проседью в волосах, с надеждой держащий в руках букет роз. Инстинкт, как всегда, направил Витти точно к цели, впрочем, принимая это как факт, он не испытывал по этому поводу удивления.

Напротив ресторана стоял газетный автомат, и, подойдя к нему, Витти купил свежий номер «Бульдог Дэйли» – жёлтенькой газетёнки, пробавлявшейся скандалами, громкими происшествиями и сплетнями, иногда не брезговавшей даже непроверенными материалами, если за день не набиралось достаточного количества настоящих сенсаций.

Засунув газету под мышку, он направился к ресторану, не обращая внимания на то, что какая-то парочка была вынуждена притормозить, когда он пересёк им дорогу.

«У Джо», как следовало из названия, принадлежал Джо Мяснику – бывшей правой руке итальянской мафиозной семьи, который, умудрившись дожить до пенсии, теперь рубил тесаком лишь говядину на своей кухне. Разумеется, в лицензии он фигурировал под своим настоящим именем – Джо Сильвестри. Его заведение считалось вполне респектабельным, и еду (конечно, итальянскую) там подавали вкусную и дорогую.

Хотя Мясник отошёл от дел, его ресторан являлся излюбленным местом встреч преступников и ублюдков всех мастей, и здесь никому не пришло бы в голову задавать лишние вопросы, если, конечно, вышеозначенная часть тела дорога её хозяину. К тому же Джо не гнушался передать и сохранить (разумеется, не бесплатно) кое-какие поручения и секреты и организовал своеобразную биржу труда для лиц тех профессий, которые не встретишь в колонке с вакансиями «Сандэй Ивнинг».

Витти открыл тисовую дверь с огромными бронзовыми ручками и, войдя в зал, огляделся по сторонам. Из двенадцати тяжёлых дубовых столов занятыми оказались лишь несколько. Справа от входа с аппетитом налегал на минестроне какой-то банкир, его толстое брюхо под лоснящимся красным лицом говорило, что еде в его жизни отдана значительная часть приоритетов. Он целиком сосредоточился на тарелке, кашемировый пиджак висел на спинке стула и опытному карманнику представлялся чем-то сродни детёныша тюленя для полярного охотника: даже не пришлось бы напрягаться, чтобы его выпотрошить. Но Джо без обиняков донёс до всех заинтересованных лиц, что клиенты, пришедшие к нему хорошо заплатить за хорошую еду, должны остаться довольны и вернуться за добавкой, а стало быть, по крайней мере внутри ресторана, обладают неприкосновенностью.

Мало кому захотелось бы нарушать установленные Мясником правила. Так что Витти прошёл мимо банкира, даже не повернув в его сторону голову, и направился к дальнему столику, освещённому низко висящей лампой в красном тканевом абажуре, где уже сидело два человека, ради встречи с которыми он и совершил вечерний променад.

Неспешно подойдя к столу, он присел на свободное место, положив перед собой газету. Сидящие молча кивнули, протянув руки для приветствия. Сначала он пожал огромную волосатую длань Гитариста Тони, получившего прозвище отнюдь не за любовь к этому музыкальному инструменту, а за то, что свои жертвы он душил гитарной струной. Затем, в соответствии с иерархией, поздоровался с его доверенным лицом, Хриплым Стью, обзаведшимся скрипучим, хриплым баритоном из-за шрама на горле, оставленного ножом более не присутствовавшего среди живых конкурента, решившего в старомодной гангстерской манере отстоять свою территорию от притязаний мафиозного клана Тони.

Витти периодически выполнял различные щекотливые поручения для клана Тони, впрочем, как и для многих прочих, не желая присоединяться ни к одному из них, за что и получил кличку Хитрый.

Тони вернулся к своим каннеллони, запивая их белым мускатным вином, в то время как Стью налегал на большую порцию спагетти карбонара. Витти подозвал официанта и заказал лазанью с лососем и стакан виски: в любое время суток он предпочитал крепкие напитки, не задумываясь, подходят ли они к конкретному блюду.

Какое-то время, пока Витти ждал заказ, просматривая городскую жёлтую хронику, а Тони со Стью ели, за столом царила тишина, прерываемая только скрипом вилки по тарелке и звуками, доносившимися из кухни. Наконец Тони отложил вилку, отпил из бокала и вытер рот бордовой хлопчатобумажной салфеткой. Сыто откинувшись на спинку стула, он взял из хромированной вазочки зубочистку.

– Слышал ли ты, Хитрый, о перестрелке на Сильвер-лэйн? – начал он без предисловий и, сощурив глаза, повернулся к Витти.

Оказавшись в перекрестье цепкого взгляда сорок пятого калибра, Витти подождал с ответом. Как раз в это время официант принёс его лазанью, а рядом поставил стеклянный, с выдавленным на нём весёлым усатым поваром, стакан с напитком цвета тёмного янтаря.

– Слухи уже есть на улицах. Пара отморозков грабанули китайский ресторан, но были слишком тупы, чтобы покинуть его вовремя, и, дабы окончательно исключить сомнения насчёт своего интеллекта, ввязались в перестрелку с копами, – ответил Витти и задумался, к чему клонит Тони.

– Всё так, но дело в том, что эти безмозглые куски навоза выполняли наше поручение. И не только его не выполнили, но и наследили, как стадо ужаленных в жопу слонов на кукурузном поле.

– Говорил я тебе – не стоит нанимать случайных гопников, такая экономия обязательно выйдет нам боком. Даже если поручение кажется достаточно простым, чтобы с ним справился и идиот. Эти болваны гораздо тупее среднестатистического идиота, иначе не зарабатывали бы продажей краденых телевизоров и грабежами пьяниц по тёмным углам, – вполголоса пробурчал Стью, оторвавшись от стремительно пустеющей тарелки.

– Не важно теперь, кто что говорил! – огрызнулся Тони. – Дело до сих пор не сделано, а значит, мы потеряем большие деньги, если не доведём его до конца! Хитрый, ты парень надёжный и способный, а нам как раз надо закрыть кое-какие хвосты, которые теперь, благодаря этим дебилам, могут привлечь внимание полиции. Как видишь, я ничего не скрываю: работа достаточно сложная, но и оплата будет соответствующая.

Витти прикрыл глаза и задумался. Деньги, конечно, ему не помешают, но, если придётся шустрить под носом у копов, есть шанс, что потратить их удастся только лет эдак через двадцать. К тому же надо учитывать, что криминальный люд чрезвычайно жаден, поэтому, собственно, и занимается криминалом. Если оплата будет слишком щедра, то вместо денег Тони может запросто подарить ему струну номер пять.

– О какой сумме идёт речь? – спросил он вслух.

– Двадцать кусков. По десять до и после. Оплата более чем достойная: если бы вокруг не кружились стервятники, хватило бы и десятой части, но, поскольку теперь урегулирование этой проблемы стало довольно рискованным, я готов заплатить гораздо больше.

– А что за проблема? Деньги неплохие, но хотелось бы узнать, в какую петлю я засовываю голову.

Тони отпил немного вина и не спеша вытер тыльной стороной руки губы.

– У мистера Шенга случайно оказались весьма полезные документы о городском планировании, которые он раздобыл для нас через свои каналы в мэрии, а поскольку одним из наших законных бизнесов является строительство и продажа недвижимости, знание о некоторых, так сказать, неявных особенностях различных участков даёт возможность покупать их заранее и дёшево, а затем продавать, разумеется, гораздо дороже. Но в этот раз китаёза решил запросить за свои услуги больше изначальной суммы, так как, по его утверждению, достал какую-то уж очень важную информацию. Не желая прислушаться к голосу разума и соблюдать заключённое соглашение, он отказался передать документы за оговоренную плату. Поскольку задача выглядела плёвой – слегка поучить косоглазого законам ведения бизнеса и забрать бумаги, для того чтобы всё провернуть, мы наняли двух мелких беспринципных ублюдков. За бумаги мы не боялись, поскольку, во-первых, эти идиоты всё равно не знали, что с ними делать, а во-вторых, они знали, что с ними сделаем мы, если их не доставить по назначению. Но кто мог подумать, что эти обдолбанные имбецилы устроят такое побоище! И теперь полиция кишмя кишит вокруг ресторана и всей этой проклятой улицы! Искомые бумаги сэкономят нам кучу денег при заключении сделки на парочку интересных объектов на следующей неделе. Проблему я вижу только в одном – тот, кто знал, где они находятся, мёртв, а значит придётся чрезвычайно осторожно прощупать ближайшее окружение, принадлежащую мистеру Шенгу и его близким недвижимость, банковские ячейки, чёрт, если это необходимо, то выкопать его из могилы, но бумаги должны оказаться у нас в руках вечером в понедельник, то есть на всё про всё у тебя будет пять дней.

Тони замолчал и принялся сверлить Витти напряжённым взглядом, ожидая его ответа. Витти тоже молчал, раздумывая, стоит ли ему ввязываться в эту сомнительную авантюру. В принципе, он не видел особых сложностей: ему приходилось добывать информацию из куда менее сговорчивых источников, а учитывая, что большинство эмигрантов находится в стране нелегально, полицию в этом случае бояться не стоит – жаловаться они не пойдут. Существует небольшая вероятность, что они могут обратиться к китайским мафиози, с которыми лучше не пересекаться, но такие услуги стоят дорого, и позволить их себе могут только весьма состоятельные члены азиатской общины. В любом случае перед тем, как лезть напролом, этот вариант надо будет проверить. В целом работа, на первый взгляд, казалась выполнимой даже в такие сжатые сроки. Ещё немного повертев в голове варианты, он кивнул в знак согласия.

– Хорошо. Думаю, мы договорились.

– Вот и славно. Я знал, что мы достигнем взаимопонимания.

Тони повернулся к Стью и кивнул. Тот отложил вилку, полез во внутренний карман своего белого пиджака из тонкой шерсти, выудил оттуда увесистый конверт и протянул его Хитрому. Витти, заглянув в конверт, убедился, что он туго набит сотенными купюрами, но, проявляя уважение, не стал их пересчитывать.

– Всё окей. Мне принести документы сюда?

– Пожалуй, не стоит. Приезжай в центральный офис, тебя будет ждать Открывашка. Передашь ему бумаги – он отдаст тебе оставшуюся часть денег.

Витти знал Открывашку – здоровенный, как бык, жестокий и бескомпромиссный грек, получивший свою кличку за то, что взламывал дома и сейфы ломом, полагаясь на свою звериную силу, а не на навыки и отмычки, сейчас работающий у Тони начальником службы безопасности, или попросту грубой силой для выбивания долгов, при необходимости исполняя обязанности телохранителя. Если Тони прикажет убить Витти, то у него будет не больше шансов, чем у канарейки в лапах гориллы, но вряд ли из-за десяти штук Тони захочет лишаться надёжного, проверенного работника. Тут вроде всё чисто.

– Договорились, в понедельник вечером буду у вас в офисе.

Он встал и протянул руку сначала Тони, а затем Стью. Взяв со стола конверт, положил его в задний карман брюк и, повернувшись на каблуках, направился в сторону выхода.

Вечер уже стал поздним. Фонари накрыли улицу пологом света, защищая прохожих от негостеприимной темноты. Витрины бутиков погасли, вечно спешащие трудяги исчезли – их сменили шатающиеся в поисках развлечений скучающие недоросли и группки подростков, собирающиеся вокруг ночных магазинчиков. Там они по очереди сосали пиво из двухпинтовых пластиковых бутылок, сквернословили, видимо, пытаясь таким нехитрым способом привлечь внимание не слишком взыскательных лиц женского пола, и время от времени затевали драки. В общем, всё как обычно.

Витти достал из кармана пачку сигарет и инкрустированную перламутром серебряную зажигалку. Прикурив, глубоко затянулся. Немного постоял, выдыхая дым в прохладный ночной воздух, прикидывая, как лучше подступиться к стоящей перед ним задаче. Вариант с банковской ячейкой или несгораемым сейфом в подвале не выглядел многообещающим: это была рядовая сделка, и документы, скорее всего, припрятаны в ресторане или квартире. Но вламываться в «Золотую луну» в процессе текущего расследования – не лучшая идея: то, что кому-то понадобилось грабить уже ограбленный ресторан, будет выглядеть крайне подозрительно, и дело может перекочевать из категории «разбойное нападение», в котором преступники уже вне игры, в спланированное убийство, подозреваемые в котором до сих пор на свободе, а становиться подозреваемым ему совершенно не улыбалось.

Гораздо проще будет начать с квартиры, на которую направлено не столь пристальное внимание, а если документов там не окажется, то потрясти людей из ближайшего окружения Шенгов. Для этого желательно уже сейчас выяснить, не имеет ли кто-то из них знакомств, способных доставить крупные неприятности. Только если эти шаги не приведут к цели, ничего не останется, как тщательно присмотреться к ресторану.

Пепел длиной в половину сигареты упал на бордюрный камень и скатился на проезжую часть. Витти посмотрел на оставшийся окурок, сделал ещё одну затяжку и метким щелчком отбросил его по направлению к ближайшей сливной решётке; рассыпая искры, тот ударился об асфальт и нырнул в коллектор.

Это уже походило на план. Сначала Витти навестит своего информатора Ли Мина из азиатского квартала, чтобы озадачить его выяснением, с кем убитый ресторатор общался достаточно часто, а ближе к ночи посетит квартиру покойного.

Как всегда, когда план готов и необходимые действия кристально ясны, Витти почувствовал душевный подъём – задача ещё не решена, но с его хитростью, решительностью и способностью идти вперёд, как носорог, успех – это просто вопрос необходимого инструмента и времени. «Кстати об инструменте», – подумал он.

Оглядев дорогу, Витти не спеша перешёл на другую сторону улицы и, пройдя мимо пары закрытых стальными жалюзи магазинов, свернул в тёмный узкий проулок. Надо будет заглянуть на арендованный склад на Ривер-стрит, недалеко от приходской больницы святого Иммануила. Всё, что может поведать о его незаконных занятиях и должно пригодиться сегодня ночью, хранится там: комплект отмычек, пистолет со сбитыми номерами, потайной фонарь, несколько предоплаченных телефонов и набор фальшивых документов различных служб, не раз открывавших перед ним двери без помощи отмычек и угроз.

Но сначала он посетит Мина, инструменты и квартира ресторатора подождут глубокой ночи, когда обычные граждане спят, а на улицах города можно встретить только припозднившихся гуляк, не нашедших клиента проституток, рыщущих в поисках легкой добычи воришек и редкие патрули замогильной смены. Насвистывая одну из прилипчивых модных песенок, он исчез в темноте закулисных городских лабиринтов.

1.4. По следам зла

Хотя офицер Боб Маколти служил в полиции меньше года, его уже иногда направляли на подмогу детективам, если в сложном деле не помешали бы лишние глаза, руки или ноги. К тому же, помимо служебного рвения и въедливой дотошности, в его распоряжении находилась располагающая к доверию внешность, не раз помогавшая добывать информацию у слишком настороженных или испуганных свидетелей: волевое скуластое лицо с ястребиным носом и пышными рыжими усами смягчал добродушный, в чём-то детский, взгляд, а когда он улыбался, то выглядел как любимый дядюшка, которому можно доверить все свои секреты.

Друзья и родня тоже считали его добрым и весёлым, к тому же Боб просто обожал любые праздники, так как ему нравилось дарить хорошие, тщательно подобранные для каждого подарки. Но его благодушие не распространялось на отбросы, мешающие хорошим людям вести умиротворённую, счастливую жизнь, и он поступил на службу в полицию, чтобы по мере сил выметать с улиц человеческий мусор, словно натасканная овчарка, с примерным упорством защищающая стадо от хищников, готовая вцепиться в глотку любому волку, решившему напасть на подопечных овечек.

В данный момент капитан направил Боба помочь детективам, работающим по громкому делу на Сильвер-лэйн, чтобы опросить свидетелей, пока его товарищи будут собирать улики на месте преступления. Он не имел ничего против – ему нравилось общаться с простыми людьми. Разговор с глуповатым и ограниченным, но сердечно встречающим посетителей хозяином местной бакалеи давался ему не в пример легче, чем беседа с очередным высоколобым и лицемерным выпускником элитного колледжа.

Выйдя из участка, он немного постоял, греясь на солнце, с удовольствием разглядывая идущих мимо прохожих и вздыхающие на сонном ветру посаженные вдоль дороги платаны. Тщательно выглаженная полицейская форма сидела на нём как влитая, а стрелки на брюках словно прочертили по линейке. Достав из заднего кармана фланелевую тряпочку, он протёр жетон и пряжку на ремне. Полицейский должен являть собой пример и вызывать уважение – Боб считал это аксиомой. А начинается уважение с того, как он выглядит: никто не будет уважать неопрятного слугу закона. Расправив складку на кителе, он поправил согнутым указательным пальцем усы и направился к своей патрульной машине, дожидающейся его на служебной парковке слева от участка.

С трёх сторон вокруг парковки высились стены окружающих домов и участка, а на выезде стоял шлагбаум, открывающийся только при наличии специальной карточки, идентифицирующей работника полиции. Когда он подошёл ко входу, шлагбаум как раз поднимался, чтобы пропустить выезжающую машину. За её рулём сидел Джунипер Торнбуш, родители которого, видимо, ещё долго надрывали животики над столь остроумной шуткой. Притормозив, Торнбуш опустил боковое стекло, чтобы поздороваться с коллегой.

Боб недолюбливал этого уже немолодого, слегка обрюзгшего, с нездоровой бледностью, типа с колючим пронзительным взглядом, так как тот просто тянул лямку ежедневной рутины в ожидании пенсии и, вполне ожидаемо, спустя двадцать три года работы в полиции еле-еле дослужился до сержанта. Боб не сомневался: если дело покажется сержанту чересчур сложным, он вполне может спустить его на тормозах или вообще предпочтёт не влезать. Поэтому, холодно ответив на приветствие, Боб направился к своей машине в дальнем конце площадки. Обойдя вокруг, убедился, что она такая же надраенная, как и хозяин, ведь каждый вечер после смены он отгонял её на мойку, чтобы с утра не тратить на это время.

Сев за руль, он пристегнул ремень безопасности и включил радио, настроенное на городские новости. Притормозив на выезде, достал из-под солнцезащитного козырька персональную магнитную карточку и приложил её к регистратору. Пока шлагбаум открывался, он переключил новости на музыкальную радиостанцию, затем вырулил со стоянки и покатил по нехотя просыпающемуся городу в направлении Сильвер-лэйн.

Бобу импонировали неспешные утренние поездки: солнце ещё не слишком высоко, ночная прохлада уже уступает место бодрящей свежести, а новый день распахивает дверь в неизвестность и сулит удивительные возможности. Слушая вполуха музыку и разговоры ведущих, он цепко поглядывал по сторонам, с удовлетворением наблюдая, как русла улиц постепенно наполняются жизнью – люди спешат на работу, открываются магазинчики, дети удут на занятия в школу.

Когда Боб въехал на Сильвер-лэйн со стороны парка, то сразу увидел кирпичного цвета седан с выключенным проблесковым маячком на крыше возле опустевшего ресторана и нахмурился: проявления жестокости и крайней степени эгоцентризма всегда портили ему настроение, особенно если их сопровождали разрушения и смерть. Подобные свидетельства людской неполноценности заставляли его относиться с подозрением к окружающим, из-за чего он чувствовал себя не в своей тарелке. Благо через некоторое время, когда впечатления от увиденного меркли, он возвращался на человеколюбивые круги своя.

Припарковавшись за полицейским седаном, он оглядел спокойную улицу, уже позабывшую о недавнем происшествии, оставившем только накипь сплетен и разговоров в барах. Подобная гибкость человеческой психики, позволяющая спустя не так уж много времени после шокирующего потрясения снова радоваться окружающему миру, внушала уверенность, что человек обладает гораздо более крепкой сердцевиной, чем кажется на первый взгляд, и затоптать ростки надежды в его душе не так уж и просто. Закусив горечь разочарования порцией оптимизма, Боб пошёл к застеклённым дверям ресторана.

Перешагнув через ленты полицейского ограждения, он толкнул створку двери и под звон колокольчика, извещающего о посетителях, вошёл в зал.

Детектив Джим Коллинз что-то записывал, сидя за одним из столов, но сразу оторвался от блокнота и повернулся к вошедшему. Боб отрапортовал о своём назначении и отдал честь, оставшись стоять в ожидании, пока его введут в курс дела.

Снимая одноразовые перчатки, из кухни вышел детектив Лэйни Чейз и, тепло улыбнувшись, протянул холёную, но сильную руку. Они знали друг друга со школы, оставшись приятелями, которые не прочь иногда пропустить стаканчик-другой в каком-нибудь баре.

– Здорово, Боб! Что, работаешь детективом на полставки? Если будешь продолжать в том же духе, может, даже получишь досрочный перевод.

– И тебе не болеть, Лэйни. Просто я пашу на совесть, а иногда и за двоих, вот капитан этим и пользуется.

Отмахнувшись от его пафосных речей, Лэйни направился к столу, за которым сидел Коллинз, и устало присел на стул напротив.

– Хорошо если шутишь. Ведь если без конца пахать на износ, то рано или поздно этот износ и произойдёт, а ты окажешься или в тюрьме, или в психушке. Но в любом случае у тебя уже не будет шанса спокойно пожить на заслуженной пенсии. Большинство копов работают хорошо, просто мало кто готов класть жизнь на алтарь идеалов.

Джим нетерпеливо постучал другим концом ручки по столу и вклинился в разговор:

– Вы закончили с философскими аспектами полицейской работы? Пора бы уже обсудить практические. Что дал осмотр кухни?

– Джим, не кипятись. Отпечатки пальцев обоих подозреваемых у нас уже есть, так как они лежат в городском морге. Кроме них на кухне обнаружены ещё семь комплектов – два принадлежат семье Шенг, остальные – потенциально обслуживающему персоналу, сейчас мы как раз дактилоскопируем работников, чтобы установить это точно. Простая формальность: маловероятно, что, кроме этих двух субчиков, тут побывал кто-то ещё, да и устроенный ими разгром указывает на обычное разбойное нападение. По предварительному заключению, преступники вошли в ресторан около часа дня. Один сразу принялся угрожать оружием хозяину, который в это время находился за стойкой бара. Видимо, он как-то спровоцировал нападавшего – может, потянулся рукой под стойку, где у него припрятан (кстати, незарегистрированный) помповый дробовик, но, поскольку дробовик остался в креплении, мистер Шенг явно не успел им воспользоваться, получив две пули в грудь из пистолета «люгер» – дешёвое оружие мелких уличных бандитов. Второй грабитель ворвался на кухню, где миссис Шенг мыла овощи, но выстрелил не сразу – тело было обнаружено в нескольких ярдах от работающей мойки со следами побоев. Видимо, ублюдки пытались заставить её рассказать, где спрятаны какие-либо ценности. К их разочарованию, как мы уже выяснили, миссис Шенг почти не говорила по-английски, а все дела вёл её муж. Убедившись в этом, её убрали как свидетеля – она скончалась от выстрела в голову из револьвера «Смит и Вессон». После чего головорезы перерыли все шкафчики на кухне и в зале. Так и не сумев обнаружить ничего стоящего, они забрали деньги из кассы и пять бутылок виски из бара, выбежали из ресторана и попытались скрыться от прибывшего по вызову наряда полиции. Не справившись с управлением, эти мерзавцы сбили прохожего и врезались в магазин одежды, где убили ещё двух гражданских, затеяв перестрелку, в которой, наконец, и были застрелены полицейскими. Сами владельцы ресторана не замечены ни в чём противозаконном, а значит, вероятность того, что нападение было спланировано, крайне незначительна. В общем, дело ясное, как безоблачный день. На тебе, Боб, лежит задача опросить жителей близлежащих домов и немногочисленных свидетелей. Особо не усердствуй, тут явно нечего выяснять, надо просто выполнить положенные стандартные процедуры, чтобы с чистой совестью отправить дело в архив.

Боб сосредоточенно выслушал изложение ситуации, на первый взгляд, соответствовавшей описанию Лэйни, ведь на городских улицах действительно более чем достаточно наркоманов и отморозков, которые и за такой жалкий куш способны убить двух человек. Для подобной швали только одна жизнь имеет значение – их собственная, остальные – лишь способ получить желаемое. Но, согласно принципам Боба Маколти, будет недостаточно просто опросить несколько случайно выбранных человек. Он должен собрать исчерпывающие сведения из всех доступных источников.

– Ещё пара вопросов, Лэйни. Кто вызвал полицию?

– Одна старая одинокая леди, которая из-за отсутствия хобби и кошки целыми днями наблюдает за окрестностями. Эдакий оплот правопорядка. На любой улице есть человек, звонящий в полицию, как только кто-то припарковал машину у пожарного гидранта или бросил фантик мимо урны, но иногда, как, например, в этом случае, подобный зануда-педант бывает крайне полезен. Она живёт в доме напротив на третьем этаже, квартира номер одиннадцать.

– Отлично, тогда с неё и начну. Ещё были какие-то свидетели?

– Пара человек видели, как от ресторана отъезжает машина, ну и, конечно, половина улицы наблюдала трагический финал. Настолько громкий тарарам не мог не привлечь пристальное внимание обывателей, но дать показания согласились всего пять человек.

Лэйни достал из пиджака блокнот, записал семь фамилий с адресами и, вырвав листок, протянул его Бобу.

– Первые две – это те, кто видел, как отъезжают преступники, остальные – свидетели развязки в магазине.

Боб бегло просмотрел список, аккуратно сложил и убрал его в карман рубашки.

– Всё ясно. Разрешите выполнять?

Он вытянулся в струнку и козырнул. Устало посмотрев на него, Лэйни покачал головой.

– Примерный служака! Удачи. Присоединишься к нам в субботу? Мы с Томсоном собирались погонять шары в баре «Вуден Игл» на Винд-стрит.

– Отлично, хотя я не люблю загадывать так далеко, сам знаешь, какая у нас работа, – можно сглазить.

Лэйни расхохотался и, встав из-за стола, похлопал Боба по плечу.

– Не знал, что ты такой суеверный! Может, и в призраков веришь? А не чупакабра6 ли ограбил на прошлой неделе винный магазин на Тэйпер-роад?

Детективы рассмеялись. Боб присоединился к ним – он не обижался на коллег, иногда им требовалась разрядка в виде безобидных шуток, чтобы снять угнетающий стресс от ужасов, с которыми приходится сталкиваться каждый день. Отсмеявшись, он пожал обоим руки и направился к выходу.

– Созвонимся в пятницу вечером, раз ты не хочешь планировать отдых заранее, – крикнул на прощание Лэйни.

Боб, не оборачиваясь, поднял руку с оттопыренным большим пальцем и вышел на улицу.

Он любил ходить пешком, дышать прогретым солнцем воздухом, к тому же так он мог лучше наблюдать за происходящим. Особенно ему нравилось гулять по таким районам – спокойным, заполненным маленькими семейными магазинчиками и резвящейся во дворах ребятнёй, где никто не боится, что в следующий момент какие-то наркоманы или бандиты примутся выяснять отношения, и можно просто наслаждаться жизнью. Но бессмысленное, зверское убийство на какое-то время лишило живущих здесь людей уверенности в завтрашнем дне.

Это чувствовалось в настороженных взглядах, которые бросали прохожие, в отсутствии на улице детей, в том, как люди старались побыстрее добраться по назначению, не позволяя себе роскошь насладиться прекрасным днём. Такие свидетельства хаоса, принесённого в упорядоченный мир, заставляли челюсти Боба сжиматься от злости, подталкивая к утроенным стараниям, чтобы обычные люди, не пытающиеся любой ценой ухватить кусок побольше, могли просто жить и получать от этого удовольствие.

Но для этого им необходима опора и защита. Сильные могут постоять за себя и сами, а сообща им по плечу и вовсе свернуть горы, в то время как слабые, даже объединившись, всё равно при первой же опасности будут спасаться бегством, бросая сородичей на произвол судьбы. Так львиный прайд сообща охотится и защищает свою территорию, для газелей же стадо – лишь способ выжить, пожертвовав кем-то другим.

И Боб старался, чтобы словосочетание «страж порядка» отвечало своему назначению. Сначала он обошёл указанных Лэйни очевидцев произошедшего возле ресторана и тщательно выспросил все подробности увиденного ими в исходной точке вектора разрушений, а затем ещё пару часов опрашивал свидетелей перестрелки в магазине, пусть фактически это и не относилось к произошедшему в ресторане и не могло ничего прояснить. Тем не менее он скрупулёзно записал каждое слово.

Никто из них не знал Шенгов достаточно близко, чтобы сообщить что-либо о подоплёке их убийства и не добавил ничего нового к уже известному. Только одна девушка вспомнила, как однажды видела мистера Шенга выходящим из дорогой машины с тонированными стёклами. – Цвет? Пожалуй, тёмно-синий. Нет, она не запомнила её номер или марку, да и вообще рассказала об этом только потому, что офицер просил вспомнить любые необычные подробности, а это с натяжкой можно считать таковой.

Все свидетели феерического конца погони рассказывали одно и то же: машина сбила прохожего, а затем протаранила витрину, преступники отстреливались от полиции, но хорошие парни выиграли. Нет, они ничего не говорили, или никто этого не слышал.

В итоге Боб тоже начал склоняться к версии простого ограбления, но решил ещё поспрашивать у детективов и офицеров в участке про хозяев ресторана. Даже маленькая зацепка может в корне поменять дело, а значит он должен всё проверить.

1.5. Логово зверя

Стэнли приехал на Рэдрок-стрит, в деловой центр города, около полудня. Судя по рекламе, агентство «Хиллман и сыновья» гарантировало продажу недвижимости за три дня, а по телефону ему также обещали большое количество нужных квартир в наличии. Хотя это и смахивало на известную поговорку про щит и меч, у него не было ни сил ни желания рыскать по городу в поисках лучшего предложения. К тому же офис агентства располагался в дорогом районе, немалую часть стоимости которого составляла репутация, и каждый арендатор здесь проходил обязательную проверку, чтобы в местное приличное общество не затесались надевшие маску респектабельности прощелыги.

Поскольку Стэнли хотел побыстрее закончить дела, он, мельком просмотрев предложения, выбрал однокомнатные апартаменты в новом многоквартирном доме на окраине города. В Саус Оринж проживали обеспеченные представители среднего класса и недвижимость там стоила достаточно недёшево, чтобы позволить её себе могли только те, кто готов платить за комфорт и отсутствие представителей хомо инсипиенс7. В этом районе обосновались люди из деловых кругов, точно знающие, как уберечь свои инвестиции. Полиция в Саус Оринж присутствовала в достаточном количестве и работала на совесть, поскольку некоторые разочарованные недостатком её усердия влиятельные граждане могли запросто устроить разговор капитана участка с мэром и не сочли бы за труд нанять дорогих изворотливых адвокатов, чтобы вчинить городу парочку судебных исков.

Спустя час Стэнли уже заключил договор и, передав документы на полный мучительных воспоминаний дом, получил ключи от своего нового жилища, куда, по достигнутому соглашению, мог заселяться хоть сегодня. Его это полностью устраивало, несмотря на то, что стать полновластным собственником квартиры и получить разницу в стоимости он сможет только через неделю.

Когда дела были улажены, мистер Хиллман проводил клиента до выхода, улыбаясь и рассыпаясь в заверениях, что мистер Брайт может ни о чём не беспокоиться. Открыв дверь, он сердечно попрощался, очевидно, потому, что Стэнли не торговался о цене ни на продажу, ни на покупку, и, вручив свою визитку, назначил день завершения их сделки. В ответ Стэнли лишь равнодушно кивнул – единственное, чего он сейчас желал, – это заползти в тихую, обошедшуюся ему в кругленькую сумму нору и забыться, пытаясь восстановить силы и душевное равновесие.

На свою новую квартиру Стэнли ехал, опустив передние стёкла и выключив радио, мучимый не только воспоминаниями об Изабель. Нет, боль утраты и ненависть к людям, способным оборвать чужую жизнь ради своих прихотей, нисколько не уменьшились, но теперь к ним добавился суеверный ужас от преследовавших его видений. Их кажущаяся реальность сводила его с ума. Они выглядели как смесь ночных кошмаров и чего-то неуловимо чуждого, ощущаемого на уровне подсознания, не дающего наполнить их смыслом, который можно принять или отвергнуть.

Эта неопределённость заволакивала разум тягучим, липким туманом, мешающим разглядеть то, что ворочалось и пыталось вырваться наружу из его серой пелены. Заблудившись среди искажённых отражений памяти, Стэнли не заметил, как въехал в Саус Оринж, и вернулся в реальный мир только благодаря резкому звуку автомобильного гудка: он продолжал стоять на перекрёстке, хотя светофор уже давно переключился на зелёный, и коротко стриженный мужчина в красном «шевроле» позади, не жалея сил, напоминал ему об этом. Вздрогнув, он махнул рукой в окно, показывая, что отлично понимает, что от него требуется, и без сопровождающих яростные нажатия на клаксон двусмысленных эпитетов. Нажав на газ, он выехал на перекрёсток и уже начал поворачивать налево, когда внезапно из радиоприёмника послышалось шипение, через которое издалека, казалось, пробивался какой-то голос.

От неожиданности Стэнли вдавил педаль газа в пол, отчего железный конь прыгнул вперёд и стал резко набирать скорость. Опомнившись, он со всей силы нажал на тормоз прежде, чем выскочил на тротуар; не привыкший к такому вольному стилю езды «мерседес» возмущенно заскрипел и, проехав ещё футов десять, замер посреди дороги. Теперь уже к сигналам остальных машин подключился хор испуганных пешеходов, которые что-то кричали, показывая на то ли пьяного, то ли попросту ненормального водителя.

Хотя он не мог разобрать слова, но не сомневался, что кто-то из свидетелей его манёвров уже наверняка вызывает полицию. Через лобовое стекло как раз отлично виднелся рыжеволосый толстяк в безразмерной жёлтой рубашке и синих шортах, который что-то гневно излагал в практически исчезнувший в огромной руке телефон.

Очень аккуратно Стэнли проехал немного вперёд и затормозил у обочины. Руки мелко тряслись, а сердце билось в грудной клетке, как пойманная в силки птица. Не сразу через окружающую какофонию он услышал, что магнитола по-прежнему издаёт странные шипящие и щёлкающие звуки, хотя ни одна лампочка на её панели не горит; словно коробка, наполненная змеями и скорпионами, из которой пробивается утробный низкий голос, настойчиво повторяющий одни и те же ускользающие от понимания, бессвязные фразы.

Парализованный животным ужасом, Стэнли уставился на магнитолу, ожидая, что в следующий момент из неё полезут все те жуткие твари, которые так стремятся вырваться из неназванного бесформенного ничто. Внезапно шипение, стрекотание и шёпот стихли. Магнитола включилась, цифры на её дисплее быстро и хаотично менялись, и на секунду не задерживаясь на какой-то одной станции.

Он затравленно посмотрел в окно. Похоже, время, субъективно тянувшееся для Стэнли часами, на самом деле не слишком продвинулось вперёд: красный «шевроле», тоже повернувший налево, только что проехал мимо, водитель показывал ему в окно руку с оттопыренным средним пальцем. Стэнли опять взглянул на одержимую духами магнитолу: цифры продолжали свой непонятный танец, но вдруг мельтешение прекратилось, и они замерли на частоте 55.5. В тот же миг шум снаружи исчез, и наступила глубокая, затягивающая тишина, сменившаяся неживым, гулким, скрипучим голосом. Если бы песок умел говорить, то именно так бы он и звучал. Голос произносил непонятные речитативные предложения то увеличивающейся, то уменьшающейся интенсивности, вызывающие тоску и несовместимые желания немедленно заткнуть уши и слушать дальше. Наконец бессмысленная абракадабра умолкла. Песчаный голем8, или что бы это ни было, чётко, с явственной силой произнёс:

– Не враг!

Прошло ещё несколько бесконечных мгновений, наполненных лишь атмосферными помехами.

– Ты не смог её спасти!

Опять удушающая тишина.

– Можешь спасти многих других! В багажнике красного «шевроле» лежит девушка, Элоиз Бронсон. Сегодня она умрёт. Можешь остановить. Прими силу возмездия, и ты не будешь знать поражений!

Стэнли впал в полубессознательное состояние – каждый вздох давался ему с трудом, он судорожно проталкивал в лёгкие ставший кисельно-густым воздух и не мог пошевелить ни одним мускулом. Голос обволакивал, проникая внутрь через поры кожи. Инстинктивно Стэнли понимал: нечто, спрятавшееся в океане радиоволн, ждёт ответа, но не мог заставить себя разомкнуть челюсти. Каждый волосок на его теле дрожал от ужаса и ощущаемых всем естеством пронизывающих кабину «мерседеса» потоков энергии неимоверной мощи, способной гасить солнца и превращать в пыль галактики. Разум говорил: такого просто не может быть, а всё происходящее – лишь приступ сумасшествия, в то же время какая-то его часть хотела впустить эту силу, поглотить, стать с ней одним целым. Но из каких-то потаённых глубин сокровенных знаний пришло откровение, что её нельзя будет использовать, что это не безвозмездно дарованное могущество, – он станет разящим клинком, но в чужой руке. Когда Стэнли уже начал терять сознание от тяжести обрушившегося на него безмолвного вопроса и недостатка кислорода, то, как будто со стороны, услышал свой крик:

– Не-е-ет!

В тот же миг неизвестное измерение, в котором протекала его агония, схлопнулось, и в лицо ударил порыв горячего, пахнущего городом ветра. В машине всё ещё метался громкий, отчаянный крик. Стэнли понял, что кричит он сам, но только неимоверным усилием воли ему удалось заставить себя замолчать. С него ручьями стекал пот, вся одежда промокла насквозь, словно он упал в бочку с горячим сиропом, а в зеркале заднего вида отражалось незнакомое перекошенное лицо с совершенно безумным взглядом.

Судорожно дыша и сотрясаясь всем телом, он сидел, до боли сжав кулаки и пытаясь собрать мечущиеся в голове обрывки мыслей в осмысленное целое.

– Сэр, вы в порядке?

Голос раздался совсем рядом, и Стэнли чуть не выпрыгнул из салона «мерседеса», пронзённый иррациональным страхом: ему показалось, что незримый мучитель пробрался в реальный мир и теперь преследует его во плоти. Но вопрос был задан живым властным голосом, с оттенком беспокойства, и, очевидно, принадлежал обычному человеку.

Повернув голову, Стэнли увидел заглядывающего в окно водительской двери внушительных размеров лысого негра в форме полицейского. Офицер хмурился, и его правая рука предусмотрительно лежала на расстёгнутой кобуре. Стэнли посмотрел вперёд и увидел в самом конце улицы быстро покидающий зону видимости красный «шевроле». Он уже почти собрался рассказать полицейскому о девушке в его багажнике, которой угрожает опасность, но затем подумал, как это заявление прозвучит из уст того, кто явно не в себе, к тому же без каких-либо доказательств, и осёкся.

Во рту пересохло, в горле начало першить. Он сглотнул и закашлялся. Кашель никак не прекращался, Стэнли бил озноб, на глаза навернулись слёзы. Когда он всё-таки смог перевести дух и немного пришёл в себя, то, выдавив жалкое подобие улыбки, ответил:

– Я в порядке, офицер. Просто голова закружилась – может, перегрелся. Но теперь всё в порядке.

Не спуская с него подозрительного взгляда, полицейский отступил на шаг от дверцы, так и не сняв руки с пистолета.

– Вы живёте в этом районе?

– Да, только сегодня приобрёл квартиру на Хармони-сквер, могу показать договор купли-продажи, – сдавленно прохрипел Стэнли.

– Если вас не затруднит. Я патрулирую улицы этого района уже пять лет и знаю тут в лицо почти всех. Так что можно считать это неофициальным знакомством.

Стэнли наклонился к бардачку и, открыв его, начал копаться в поисках требуемых бумаг. Краем глаза он заметил, как офицер сузил глаза, немного вытащив пистолет из кобуры. «Обычная предосторожность», – убеждал себя Стэнли, но нахождение под прицелом нервировало, и ручьи стекающего по спине пота превратились в водопад. Наконец он отыскал договор и, не спеша распрямившись, протянул его в окно. Лишь теперь полицейский, заметно расслабившись, снял руку с оружия. Внимательно изучив документы, он вернул их уже без скрытой враждебности.

– Добро пожаловать в Саус Оринж, мистер Брайт. Может, вызвать скорую помощь? Выглядите вы и правда неважно.

– Благодарю, не стоит, я ещё немного посижу, чтобы окончательно прийти в себя, а затем поеду домой.

Полицейский козырнул и пошёл к стоящей позади патрульной машине, по дороге придирчиво осматривая «мерседес». Стэнли перевёл дух и огляделся. На тротуаре уже столпилось человек семь зевак, жадно высматривающих, чем закончится разговор чокнутого водителя с полицией. Когда патрульный направился к своей машине и стало очевидно, что ни задержания, ни погони, ни других столь же милых сердцу простого обывателя развлечений не предвидится, разочарованная толпа стала постепенно рассасываться.

Стэнли ещё с полчаса сидел в машине, рассматривая улицу и раздумывая о случившемся. Всё вокруг казалось вымытым и начищенным. Свежевыкрашенные дома, в основном пяти- и семиэтажные, часть в классическом стиле, часть построенные по индивидуальному дизайну, создавали гармоничную, восхитительно умиротворяющую атмосферу, как будто он смотрел в детский калейдоскоп, хаос разноцветных осколков в котором сложился в затейливый чудесный рисунок.

Перед многими домами раскинулись дворики, засаженные сиренью, липами и японскими клёнами, с разноцветными клумбами и скамейками вдоль игриво вьющихся дорожек. Мимо проезжали красивые автомобили, а по тротуарам, несмотря на будний день, расслабленно и неспешно прогуливались нарядные прохожие. Женщина в хлопковой розовой блузке и синих джинсах клёш подошла к книжному магазину, держа телефон в одной руке и миниатюрную дамскую сумочку из белой кожи в другой. Проходивший мимо мужчина отрыл дверь и придерживал её, пока она не зашла внутрь, а затем как ни в чём не бывало пошёл своей дорогой.

Стэнли взирал на раскинувшуюся вокруг него волшебную страну с лёгким чувством недоумения и тревоги. Ему, привыкшему к современному жестокому миру, где каждый сам за себя и против всех, это казалось лишь иллюзией, скрывающей за парадным фасадом обычную, совершенно не похожую на увиденное жизнь.

Он снова вспомнил о полученном то ли во сне, то ли в Валгалле предупреждении о красном «шевроле» с обречённой девушкой в багажнике, но по контрасту с увиденным оно звучало совершенно нереальным, словно включённый на детском утреннике хеви-метал. Цунами эмоционального потрясения ещё не стихло, но чем больше он наслаждался покоем и иррациональным порядком вокруг, тем более эфемерными мнились ему эти сумасшедшие бредни. Пронизывающая окружающее нега подействовала на него почище тройной дозы валиума и окончательно спутала ниточки между реальным и вымышленным.

Стэнли успокоился. Хотя он ещё не испытывал уверенности в способности здраво размышлять и адекватно реагировать, всё же, заведя машину, отъехал от тротуара и, поддавшись умиротворяющему ритму, неторопливо поехал на Хармони-сквер.

* * *

Хотя в Розвинде и нет ярко выраженного Китайского квартала, тем не менее большинство выходцев из Поднебесной отдаёт предпочтение району Оак-парк. Здесь не наблюдается привычного для азиатской общины засилья суши-баров и лавочек с сушёными корешками, но каждый второй его житель замешан на пряном куличном тесте. Вывески в Оак-парке дублируются на китайском и японском, а многие рестораны и кафе оформлены в красно-золотых тонах с резными иероглифами, стараясь выглядеть, даже если на самом деле таковыми не являются, восточными. Многолюдные улицы освещены большими раскрашенными фонарями – местные жители обычно допоздна ходят по магазинам и ужинают в кафе, закрывающихся далеко за полночь.

Несмотря на поздний вечер, большинство заведений гостеприимно светились, подтверждая мнение о работящих азиатах, которые прикладывают значительные усилия, чтобы дать своим детям лучшее образование, какое только могут себе позволить, открывая следующему поколению более широкие перспективы.

Витти прогуливался по тротуару, мощённому фигурной бетонной плиткой, с любопытством осматривая замысловатые витрины, оформленные в соответствии с многовековыми традициями культуры, зародившейся за тысячелетия до европейской. Витиеватые надписи выглядели как произведения искусства, а товары иногда выкладывались грандиозными инсталляциями. Витти не являлся ни знатоком искусства, ни даже тем, кто им вообще интересуется, но увиденное в Оак-парке ему определённо нравилось, хотя он и не смог бы сформулировать причины этого даже для себя.

Ли Мин держал антикварный магазинчик на углу Санрайз-авеню и Моссрок-стрит – в удалении от наиболее оживлённых мест, где арендная плата слишком высока, но в достаточной степени на виду, чтобы снискать какую-никакую известность.

Пройдя по ярко освещённой, праздничной Санрайз-авеню и получив от этого изысканное удовольствие, Витти свернул к принадлежавшему Мину «Застывшему времени».

Магазинчик не мог похвастаться большими красочными витринами, но хозяин придал ему самобытный, запоминающийся стиль. В небольшом закутке за стеклом возвышалась пагода из лакированного палисандра, а окружающие её стены украшала панорама древней китайской гористой местности с деревеньками на склонах и горящими вдоль нарисованных вьющихся тропинок маленькими фонариками. У самого края сидел, таращась на прохожих выпученными стеклянными глазами, раскрашенный гипсовый самурай, держа на коленях церемониальный японский меч или его очень неплохую подделку. Вывеска была сделана из искусственно состаренной бронзы на фоне из чёрного с красноватыми прожилками мрамора.

Витти толкнул деревянную, тоже выкрашенную в чёрный цвет дверь, и о его приходе негромко известили меланхоличные колокольчики.

Ли Мин сидел за большим потемневшим столом из красного дерева в окружении множества старинных вещей, столь же невозмутимый, как Будда. О том, что он заметил посетителя, можно было судить только по мимолётному взгляду с прищуром, оценивавшему, принесёт ли этот визит прибыль. Обойдя стоящий у двери манекен в средневековых рыцарских, слишком блестящих для подлинных, доспехах и миновав полки, уставленные серебряными портсигарами, керамическими и бронзовыми фигурками, макетами замков и вовсе уже потерявшими название штуковинами, Витти оказался перед старым антикваром, молча и бесстрастно наблюдавшим за его перемещениями.

Мин не боялся грабителей. Во-первых, он оказывал услуги различным влиятельным личностям, которых мог попросить об ответной услуге – например, чтобы незадачливый грабитель больше не беспокоил нужных и уважаемых людей. А во-вторых, всё самое ценное хранилось в солидном, намертво вмонтированном в бетонную стену, двухсекционном сейфе в кладовке, доступ в которую защищала стальная, запирающаяся на два надёжных замка решётка, и Витти мог поручиться, что заставить хозяина их открыть не выйдет даже под угрозой смерти. К тому же в основном Мин зарабатывал не следами минувшего, а продажей информации и документов, которые никому не пришло бы в голову красть, так как они представляли ценность исключительно для заказчика.

Мин не любил попусту тратить время, поэтому ходить вокруг да около не имело смысла, как и настаивать на выполнении заказа, если он по каким-то причинам не хотел за него браться. Зная эти его особенности, Витти перешёл сразу к делу.

Когда он умолк, непроницаемый китаец взял лежащую на подставке справа от него трубку и не торопясь принялся её набивать. Оставшись доволен результатом, так же неспешно Мин вынул из бокового кармана расшитой шёлковой куртки спички и закурил, погрузившись в размышления.

Витти знал и то, что поторапливать Мина не стоит, – он всё равно будет равнодушно смотреть сквозь тебя своими раскосыми глазами, словно видит за твоей спиной не увешанные давно отслужившими своё предметами стены, а открывающиеся его взгляду глубины мироздания. Как бы ни старался посетитель добиться внимания, Мин ответит, лишь когда примет решение и оценит риски и труды в некоторой сумме в долларах, хотя иногда казалось, что в такой атмосфере гораздо уместнее прозвучали бы дублоны или тетрадрахмы.

Наконец Мин выпустил длинную струю пахучего дыма и вернул трубку на место.

– Задача несложная, но мне не нравится шпионить за соплеменниками, особенно если после этого они могут пострадать, – медленно проговорил он с характерным акцентом, пристально уставившись в глаза просителя.

Витти знал, что на соплеменников этому последователю Сунь Цзы9 наплевать и он просто набивает себе цену. Хотя плата за получение документов была назначена достаточно щедрая, Витти и не думал сорить деньгами и платить за услуги косоглазого вымогателя дороже, чем они могут стоить.

– Сколько? – спросил он прямо.

– Пятьсот долларов, и завтра к вечеру у тебя будет та информация, которую ты просишь.

«Вот же наглый сукин сын! – подумал Витти. – Вряд ли она стоит хотя бы половину этой суммы».

– Могу предложить двести, если информация будет завтра вечером, и двести пятьдесят, если завтра днём.

– Я могу навлечь на себя гнев Куан Кун. Если он посчитает, что мои действия несут зло, я буду должен принести ему щедрое пожертвование, дабы умилостивить. Четыреста долларов, и информация будет завтра вечером.

– Я дам тебе двести пятьдесят долларов и оплачу благовония, чтобы ты мог принести их в жертву своему богу.

– Сжечь благовония в курильнице – это хорошее подношение, но хорошие благовония дороги. Жертва могущественному богу, способному лишить меня богатства и покоя, не может быть меньше, чем сто долларов. Триста пятьдесят долларов, и информация будет у тебя завтра днём.

Витти задумался. В принципе, сумма его устраивала, но если не торговаться с изворотливым китайцем до последнего, тот сочтёт его простачком и с этого момента за любую помощь будет драть три шкуры.

– Триста долларов, и я обещаю, что не причиню вреда указанным тобой людям. Мне просто надо задать им несколько вопросов, и твой бог не будет гневаться, если ты пожертвуешь ему благовоний на пятьдесят долларов.

Мин сунул в рот трубку и, прищурившись, затянулся. Помолчав около минуты, он ответил:

– Хорошо. Триста долларов, и ты получишь информацию завтра вечером. Но если ты обманешь мои ожидания и кто-то из этих людей пострадает, Куан Кун10 будет рассержен недостаточным за столь тяжёлый проступок подношением, а значит, я потеряю много денег, которые ты должен будешь мне компенсировать.

Витти усмехнулся и покачал головой. «Вот же ушлый пройдоха, уже пытается оговорить штраф, но вряд ли с безобидными расспросами возникнут какие-то сложности».

– Хорошо, никто не пострадает! Мы договорились?

Он достал из кармана портмоне, отсчитал три сотенные бумажки и протянул их хозяину «Застывшего времени». Слегка помедлив, Мин взял деньги, и они тут же исчезли в каких-то потайных карманах его куртки. Он величественно кивнул, подтверждая достигнутое соглашение, и, уставившись в стену или другие измерения, закурил, вновь превратившись в неподвижную статую.

Витти понял, что аудиенция окончена и задание принято к исполнению. Он тоже кивнул и, попрощавшись таким образом, вышел на улицу. На сегодня оставалось ещё одно дело – наведаться в квартиру мистера Шенга, и можно с чистой совестью идти спать.

Повернув направо, он прошёл ярдов пятьдесят по тенистой Моссрок-стрит и, увидев проулок между уже закрытым офисом юридической конторы и облицованным панелями из розового песчаника жилым домом, нырнул туда. Он прибавил шагу – сначала ему надо попасть на Ривер-стрит, чтобы забрать со склада кое-какую экипировку, а туда путь не близкий. Путешествие тёмными городскими закоулками его нисколько не тяготило, скорее наоборот, он словно отправлялся на удивительное приключение, ощущая себя если и не Индианой Джонсом11, то по крайней мере Бенджамином Франклином Гейтсом12.

Достав из заднего кармана целлофановый пакетик, он вынул из него синюю таблетку, служащую проводником в удивительный и полный безумных странностей мир. Причмокнув от удовольствия, закинул её в рот, после чего, тихо насвистывая себе под нос, скрылся в той части городского лабиринта, о котором большинство обывателей предпочитает не знать.

* * *

Закончив с опросом свидетелей, Боб поехал обратно в участок. Ему хотелось обсудить с Чейзом и Коллинзом аспекты этого дела, но сперва надо будет кое-что проверить, благо, как и любой полицейский, он имеет доступ к обширной базе департамента. Выбрав свободный терминал, он ввёл личный пароль и углубился в изучение данных, вызывающих у него смутное беспокойство.

Вроде бы всё выглядело ясным и для современного мира вполне привычным – чтобы раздобыть денег на дозу, наркоманы убили несколько человек. Или просто два самодовольных и уверенных, что все остальные – лишь расходный материал для получения желаемого, подонка решили по-лёгкому срубить деньжат, ограбив ресторан. Хозяева оказали сопротивление – пули дёшевы, чужие жизни ещё дешевле. Тоже абсолютно заурядный сценарий.

Боб ненавидел такую шваль всеми фибрами души, но в рамках закона, который чтил неукоснительно, как бы ему ни хотелось иногда немного заступить за эту черту. И хотя дело на первый взгляд казалось очевидным, что-то не давало ему вздохнуть с облегчением и списать его в архив – слишком много людей пострадало от бесцеремонного вторжения в их упорядоченную жизнь хаоса. Он обязан был убедиться, что ничего не упустил, поэтому собирался задать столько вопросов, сколько потребуется для того, чтобы докопаться до сути. Наконец, получив всю необходимую информацию, он отключился от базы и поднялся в отдел расследований.

До конца смены оставалось меньше часа, и половина столов пустовала. Детективы, если не возникало необходимости заняться составлением отчётов или разбором улик, далеко не всегда приезжали к концу рабочего дня отмечаться о своём формальном присутствии. Такой бюрократии не придавалось значения – когда расследование ведёт по горячему следу, – бросить всё, чтобы поставить галочку в журнале посещений, как в начальной школе, явилось бы верхом идиотизма.

Детектив Чейз, тем не менее, оказался на месте и что-то набивал на клавиатуре, устало откинувшись на спинку кресла. Боб подошёл к его столу и молча уселся на стул для посетителей, дожидаясь, пока тот закончит работу. Он оглядел стандартный, облицованный белым пластиком деревянный стол с разместившимися на самом видном месте семейными фотографиями и аккуратно сложенными на дальнем конце телефонными справочниками, папками и новым романом Дина Кунца13. Как и во всём, принадлежащем Лэйни, здесь царил образцовый порядок: бумаги сброшюрованы и разложены по лоткам органайзера, канцелярские принадлежности – каждая на своём месте, а прилёгшую отдохнуть на поверхность стола пылинку ждала участь быть немедленно стёртой влажной салфеткой. В делах он соблюдал ту же пунктуальность, а события в его отчётах излагались точно и исчерпывающе.

По этой причине Боб сидел тихо и старался не мешать: пока Лэйни скрупулёзно всё не запишет и не убедится, что записал всё правильно, он не станет прерывать начатую работу.

Минут через десять Лэйни перестал заполнять бланк, ещё раз пробежался по нему глазами, подумав, внёс несколько исправлений, удовлетворённо вздохнул и, сохранив документ, отправил его на печать. Как только принтер начал заглатывать листы бумаги, Лэйни повернулся к Бобу и, вежливо улыбнувшись, спросил, чем может ему помочь.

Такая форма общения с сидящими в кресле для посетителей у детективов приобретала вид автоматизма, так что Боб не стал пенять Лэйни на сухость приёма и ответил:

– Прости, что отвлекаю, но прежде чем сдавать рапорт, хотел кое-что уточнить по сегодняшнему делу с китайским рестораном.

– У тебя есть по нему сомнения? Выяснились какие-то дополнительные факты?

– Нет, предварительное заключение соответствует показаниям свидетелей. Мне не даёт покоя бесцеремонность ограбления, совершённого на тихой, ничем не примечательной улочке, да ещё и посреди дня. Тебе не кажется это подозрительным? Разве не проще обчистить заправку на отшибе или ночной продуктовый? Вряд ли, пойдя на такой риск, они собирались поживиться несколькими сотнями долларов, обычно и бывающими в кассе подобных заведений. По мне, так они пришли туда за чем-то конкретным и не собирались никого убивать, пока несговорчивый хозяин не полез за оружием. Мы имеем дело, если судить по истории обоих нападавших в полицейских архивах, с которыми я ознакомился перед разговором с тобой, с мелкими уличными бандитами, а значит, с большой вероятностью, их кто-то нанял для грязной работы.

– Разумные доводы, Боб, но как ты собираешься их проверить, ведь и пострадавшие, и нападавшие уже лежат в офисе коронера14, а свидетели, как ты сам убедился, ничего толком не видели?

– Да, дело выглядит сложным, но если за этим убийством кто-то стоит, я должен выяснить, кто именно. Я пришёл сюда, потому что рассчитываю на твою помощь.

– Конечно, помогу, чем смогу. Давай вместе подумаем, за какие ниточки потянуть, чтобы размотать этот клубок.

– Я вижу два пути решения этой головоломки. Первый – хозяева ресторана. Можно попытаться выяснить у тех, кто хорошо их знал, не занимались ли они чем-то помимо стряпни экзотических блюд, и для этого нам потребуются сведения об этих людях, которые сначала надо раздобыть. Второй – два убитых отморозка. Поскольку допросить их удастся только с помощью медиума, необходимо выяснить их круг общения и то, какой заказ они могли выполнять, а самое главное – чей. Я также прошу тебя поговорить с капитаном, чтобы он пока не закрывал расследование.

– Без каких-либо улик, подтверждающих твою версию, я могу лишь попросить о небольшой отсрочке, чтобы мы успели их добыть, но искать зацепки придётся в основном в свободное от работы время, так как расследование не получит официальный статус. Оба наших преступника – мистер Портер и мистер Квандайк – проживали в районе Сайлент Гарден, где на них скопилось изрядное досье. В том участке у меня есть знакомый детектив, которого я попрошу лично позаботиться о том, чтобы раздобыть сведения об их связях. Ну а ты тем временем наведайся-ка на Блюроуз-стрит, где проживала чета Шенг, это на юг от Оушен-парка, допроси хозяина дома и ближайших соседей, а также, когда это выяснишь, тех, с кем они близко общались. Может, и всплывёт что любопытное. Ещё я неофициально попрошу своего знакомого из ФБР проверить Шенгов и их убийц по базе федов – вдруг что-то прояснится. Вроде ничего не упустили. Если в этой истории есть какие-то скрытые фигуры, это должно заставить их проявиться.

– Спасибо, Лэйни. Надеюсь, этого окажется достаточно, чтобы разобраться, что же там на самом деле произошло. В любом случае, не имея возможности получить ответы из первоисточника, больше мы не в силах ничего предпринять.

– Значит, решено. Отчёт я подготовил, у меня есть ещё полчаса до конца смены – как раз хватит затребовать информацию о наших мёртвых ублюдках из Сайлент Гарден. А ты сегодня по пути домой заезжай на Блюроуз-стрит, чтобы задать несколько вопросов. Если повезёт, мы зацепим что-то, с чем завтра можно будет пойти к капитану.

Боб встал со стула и протянул Лэйни руку.

– Отлично, я тогда прямо сейчас и поеду к хозяину дома, где жил мистер Шенг, чтобы расспросить его, а заодно и соседей. Зачем терять время?

Лэйни привстал и крепко пожал ему руку.

– Удачи, Боб. Не думаю, что кто-то станет недоумевать, почему обычный патрульный занимается расследованием убийства, но, если потребуется удостоверить твои полномочия, не задумываясь давай им мой номер, а я уж постараюсь убедить этих приверед сотрудничать.

– До завтра. Надеюсь, мы добудем хоть что-то, с чем можно будет отправиться к Блэкуотеру.

Надев фуражку, Боб пошёл к выходу. Рабочее время заканчивалось, и немногие оставшиеся в участке детективы уже собирались домой. Когда он проходил мимо застеклённого офиса капитана, то увидел, что жалюзи на его окнах подняты, а сам он сидит перед разложенными на столе бумагами и устало потирает виски.

Боб посочувствовал ему – ответственная и неблагодарная должность. Много политики и никакой реальной полицейской работы. Капитану надо уметь жёстко отстаивать свою позицию в любой инстанции, а также приходится зорко следить за действиями своих подчинённых, при необходимости наказывая проштрафившихся. С такой работой трудно заводить друзей.

Уже вечерело, и фонари накрыли улицу пологом электрического света в тщетной попытке защитить город от изголодавшейся ночной тьмы. Сев в машину, оставленную у входа в участок, Боб почувствовал, как на него наваливается усталость. Очень хотелось поехать домой, выпить стаканчик виски, посмотреть вечерние новости и лечь спать, но добровольно принятая ответственность за безопасность людей не позволяла ему увиливать от исполнения своего долга. Заведя мотор и оглядев темнеющую улицу и редких случайных прохожих, он уверенно вырулил на дорогу в сторону Блюроуз-стрит.

* * *

Когда Стэнли подъехал к своему новому дому, то уже почти оправился от сюрреализма последних дней. Не то чтобы он забыл, что с ним случилось, или полностью успокоился, но, по крайней мере, чувствовал себя в состоянии адекватно реагировать на окружающее и выглядел человеком, при общении с которым собеседник не побежит вызывать полицию или скорую помощь.

Дом номер сорок семь он нашёл почти сразу. Здание показалось ему великолепным – розовое с жёлтым, в приглушённых тонах, с маленькими уютными балкончиками, лесенкой идущими по фасаду. Просторный двор, с ведущей к единственному подъезду широкой дорожкой, по краям обсаженной рябиной и каприфолью, в аккуратных нишах вдоль которой стоят чугунные скамейки с некрашеными деревянными сиденьями. Слева виднелся подъезд для автомобилей, ведущий в подземный гараж.

Местом в гараже Стэнли не обзавелся, и оно ему не понадобится: с работы он уволился, все прежние связи оборвал после смерти Изабель, а продукты собирался приобретать в супермаркете в паре кварталов от своего нового дома, где можно недорого заказать доставку. К тому же мистер Хиллман показал ему на карте района общественную бесплатную стоянку, расположенную совсем рядом, на углу Хармони-сквер и Виндстрим-авеню. Постояв немного около дома и убедившись, что он полностью соответствует его представлениям о спокойной гавани, туда Стэнли и отправился.

Просторную стоянку ограждал забор из металлической сетки, и почти все места оказались заняты. Он покружил по территории, выискивая ячейку подальше от въезда, так как его породистому скакуну предстояло скоротать тут в одиночестве довольно много времени. Наконец он увидел просвет между белым «субару» и вишнёвым «кадиллаком», причём второй уже давно не трогался с места: запылённый, с приспущенными шинами и усыпавшими лобовое стекло засохшими листьями, явно не вчера облетевшими с растущего за забором клёна.

Приткнувшись в эту брешь, он открыл бардачок и вынул оттуда всё, за исключением дорожных карт, поскольку, кроме как в машине, они нигде не могли пригодиться; на всякий случай проверил багажник, но там лежали только аптечка и домкрат. Взяв с заднего сиденья куртку, положил документы во внутренний карман, перекинул её через руку, закрыл дверцы и, сунув ключ в карман брюк, зашагал прочь.

Выйдя со стоянки, он прогулочным шагом направился в сторону мегамаркета, который отлично просматривался ниже по Виндстрим-авеню, чтобы приобрести там недорогую кровать, телевизор, кое-что для хозяйства и провизию, которой бы хватило до конца недели, собираясь расслабиться и обстоятельно подумать.

Магазин оказался громадным. Чтобы найти в дебрях этой мекки потребительства15 нужное Стэнли несколько раз пришлось уточнять дорогу у многочисленных консультантов с приклеенной на их лица за пять долларов в час улыбкой.

Спустя час блужданий между рядов, заполненных красочными упаковками, он решил, что, пожалуй, с него хватит, и вышел в неоспоримо заявляющий о себе вечер с квитанцией службы доставки и оплаченными чеками на внушительный список покупок: от необходимых, вроде полутораспальной кровати, до случайно попавшихся на глаза, типа картофельных чипсов.

От долгого хождения в утробе сверкающего и, даже несмотря на поистине необъятные размеры, тесного монстра он почувствовал утомление, и ему захотелось побыстрее вернуться домой, хоть тот пока не обустроен и пуст.

Открывая магнитным ключом дверь в ярко освещённый подъезд, Стэнли чувствовал себя входящей в долгожданный порт основательно потрёпанной штормом тартаной16. Консьержа на месте не оказалось: судя по доносящимся из задней комнаты слабым запахам овощного рагу и чесночного соуса, он ненадолго оставил свой пост, чтобы перекусить и Стэнли вздохнул с облегчением – меньше всего ему сейчас хотелось проявлять учтивость и отвечать на какие-то ненужные вопросы.

Квартира располагалась на третьем этаже, и, молча пройдя мимо пустующего КПП, он вызвал лифт, с интересом разглядывая вестибюль. Просторный холл выглядел светло, чисто и по-домашнему: белый мраморный пол, свежеокрашенные в брусничный цвет стены с панелями из бука понизу, оштукатуренный белый потолок с галогенными лампами, зеркало на стене над журнальным столиком с парой слегка потёртых кресел – вроде бы ничего особенного, но вместе эти не бросающиеся в глаза детали создавали ощущение уюта и надёжности.

Тем временем прибыл лифт. Стэнли зашёл в отделанную под мрамор кабину и нажал «тройку» на пульте из хромированной стали. Его этаж тоже не вызвал разочарования – застеленный бежевой ковровой дорожкой пол из красноватого мрамора и выкрашенные в пастельно-голубые тона стены с бордюром из дубовых реек смотрелись довольно стильно и успокаивающе.

Найдя квартиру с прикрученной к бордовой двери бронзовой цифрой девять, Стэнли открыл оба замка и, не разуваясь, обследовал свои владения, зажигая везде свет. Хрустальных люстр и орехового паркета он, конечно, не увидел, но квартира выглядела аккуратной; потолочные лампы в стильных тканевых абажурах разливали неяркий тёплый свет по оклеенным бумажными обоями стенам и покрытому линолеумом со сложным геометрическим орнаментом полу.

Учитывая, что он нуждался в месте для отдыха, а не для коктейльных приёмов, увиденное его вполне удовлетворило. Он перекусил в кафетерии супермаркета и есть не хотел, зато неимоверная усталость буквально навалилась на плечи, и нести этот груз сил уже не оставалось. Выключив свет, он, как собака, походив кругами по пустой комнате, выбрал приглянувшееся место и, бросив под голову сложенную куртку, мгновенно провалился в сон.

Разбудили его требовательные звонки в дверь. Солнце по-хозяйски разогнало тени по углам, из чего Стэнли заключил, что проспал часов двенадцать, но, хотя чувствовал себя выспавшимся, избавиться от усталости и тревожности, прячущихся в окутавшем сознание тумане, не удалось.

Держась за стену и потирая спину, которую отлежал, заснув на твёрдом полу, он поднялся и сделал пару наклонов.

– Секунду! – крикнул он и, прошаркав в ванную, сполоснул лицо холодной водой.

Немного взбодрившись, он подошёл к двери и посмотрев в глазок, увидел искажённое линзой обветренное лицо с пышными чёрными усами и буйной растительностью того же цвета на голове и подбородке.

– Доставка из мегамаркета «Страна комфорта», – отрекомендовался посыльный густым баритоном.

С неудовольствием вспомнив свой вчерашний приступ шопоголизма, Стэнли открыл замки и распахнул дверь.

– Мистер Стэнли Брайт?

– Да, всё верно.

– Распишитесь тут.

Бородач указал автоматической ручкой на поле внизу бланка, где Стэнли и поставил свою закорючку. Если байкер-курьер и обратил внимание на то, что жилец явно спал в одежде в пустой квартире, от комментариев он воздержался. Взяв подписанный бланк, он повернулся к лифту, откуда пара мексиканцев уже выносили кровать, и молча пожевал губами. Затем пожелал Стэнли хорошего дня и, не дожидаясь пока лифт освободится, направился к лестнице.

Стэнли посторонился от входной двери и начал управлять расстановкой многочисленных коробок и пакетов, а когда весь заказ перекочевал в квартиру, ставшую ощутимо напоминать склад, дал грузчикам двадцатку и, закрыв за ними дверь, первым делом распаковал и собрал кухонный стол, затем поставил на него электрический чайник, а на подоконник – СВЧ-печку.

Наполнив и включив чайник, он достал из пакета рыбные палочки и разогрел их в печке, а налив в стакан чай и позавтракав нарезанным батоном из отрубей и палочками, ощутил немного большую принадлежность к этому миру, чем вчера.

Насытившись, он разделся догола и отправился в душ, где долго стоял под обжигающе горячими струями, пока не начала зудеть покрасневшая, как у варёного рака, кожа. Насухо растёршись махровым полотенцем, он надел чистое нижнее белье, хлопковые синие штаны с белой майкой, а грязные вещи сложил в корзинку, чтобы позже отнести в прачечную.

Закончив утренний моцион, Стэнли вернулся в комнату и собрал кровать, после чего его снова потянуло в сон. Не став противиться зову Морфея17, он упал на ещё пахнущий целлофаном матрас и провалился в морочащее разум вязкое забытьё.

Когда он проснулся во второй раз, солнце уже почти скрылось за домами, отбрасывая на Хармони-сквер прощальные слабые лучи. Ещё полчаса Стэнли лежал в полудрёме, в объятиях смутного, оставившего горькое послевкусие сна, в котором они с Изабель всё-таки поехали на Лазурное озеро и жили в уютном летнем щитовом домике возле пляжа. Отправившись купаться, они, подзадоривая друг друга, заплыли уже далеко от берега, но, когда солнце начали обволакивать тучи, он первый остановился и предложил вернуться. Они поцеловались, беспечно покачиваясь над голубовато-зелёной бездной, и поплыли к берегу.

В следующий момент Стэнли проснулся в своей квартире со смешанным чувством невосполнимой потери, радости и тревоги. Когда сон окончательно развеялся, им овладело странное тоскливое беспокойство, и, заставив себя встать, он пошёл на кухню перекусить.

Голода он не чувствовал, но, чтобы поддержать силы, заставил себя выпить стакан минеральной воды и съесть пару фруктовых йогуртов. Сновидения не принесли отдыха, и усталость смешалась с тоской, создав термоядерный коктейль, способный разорвать сознание на части. В последнее время его посещали мысли о самоубийстве, но он считал подобный выход из ситуации непозволительной слабостью; для него, конечно, мучения прекратятся, но он потеряет возможность что-то изменить, кому-то помочь. Он должен жить ради Изабель, приняв на себя обязанности хранителя драгоценных воспоминаний, позволяя любимой незримо присутствовать в этом мире и воздействовать на него руками тех, кому она дорога, чьи действия будут проходить через призму её света и доброты, таким образом делая её в определённом смысле живой. Так что обязательные для нормального функционирования действия, как, например, следить, чтобы организм получал достаточное количество питания или сна, он выполнял неукоснительно, вне зависимости от собственного желания.

Покончив с нехитрой трапезой, Стэнли решил подключить телевизор. За неимением лучшего поставив его на пол напротив кровати, он наметил себе на будущее приобрести для него какую-нибудь тумбочку.

Включив RNC, он посмотрел репортаж об открытии библиотеки на испанском, сменившийся дебатами в конгрессе по согласованию бюджета на исследования в области возобновляемой энергетики, вылившимися в спор о целесообразности увеличения их финансирования. Когда, наконец, эта демократическая мельница перемолола достаточно чепухи и личных интересов, слово взял комментатор криминальной хроники. Он в красках расписывал произошедшие за день ограбления магазинов, пожары и даже арест высокопоставленного чиновника, уличённого в связях с мафией.

Стэнли особо не вслушивался в этот поток основательно разведённой водой болтовни, он просто хотел оставаться причастным к кипящей снаружи жизни, но внезапно его словно пронзил электрический разряд, сменившийся неприятно расползающимся по телу ледяным холодом. Диктор назвал имя, услышанное Стэнли днём ранее, – Элоиз Бронсон.

Он сглотнул неожиданно возникший в горле ком и прибавил громкость. Репортёр сообщил, что найденное сегодня утром в одном из переулков за Кеннеди-стрит тело женщины со следами удушения опознано и что полиция просит сообщать ей любую информацию по этому делу.

Репортаж продолжался, но Стэнли уже не ничего не слышал – в его ушах застучал басовитый гулкий барабан, а голова начала раскалываться от пульсирующей боли. Он судорожно выключил телевизор и уставился в пустой экран. Когда барабаны переместились за соседнюю гору и голова перестала вздрагивать от создаваемых ими инфразвуковых колебаний, Стэнли закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.

До этого момента он был уверен, что его видения – это или галлюцинация, или симптом поглощающего его сумасшествия. Чёрт, он бы даже согласился на опухоль мозга вместо того, чтобы признать реальность пережитого кошмара, но минуту назад доказательство обратного прозвучало по центральному новостному каналу – женщина, имя которой он услышал, как он надеялся, от голосов у себя в голове, действительно мертва.

Стэнли вскочил и зашагал по комнате, потирая виски и содрогаясь от завладевшего им панического страха. Выбежав на кухню, он приготовил крепкий чёрный кофе с пятью ложками сахара, куда, отыскав в неразобранных пакетах бутылку, влил унцию коньяка, и, с трудом дождавшись, пока кофе слегка остынет, выпил его большими глотками. Горячий напиток, сдобренный алкоголем, немного его согрел. Он поставил чашку и уселся на пол в угол кухни, обхватив голову руками и медленно покачиваясь; его трясло, но уже не от холода.

Вдруг он замер, как парализованный, даже сердце, казалось, перестало биться: в комнате включился телевизор, но не на одном из настроенных каналов – из динамиков раздавался только белый шум атмосферных помех. Телевизор продолжал шипеть, как приготовившаяся к броску чёрная мамба, и Стэнли, зажмурившись, неподвижно сидел и ждал того, что должно произойти, а события последних дней продемонстрировали, что произойти может что угодно. После нескольких минут ожидания, что его вот-вот затянет в очередной виток ужаса и безумия, Стэнли открыл глаза и прислушался. Телевизор продолжал шипеть, но никакие другие звуки не пытались ворваться в его убежище, и он позволил себе надежду на сбой электроники, залипшую на пульте кнопку – что-то, не имеющее никакого отношения к потустороннему.

Держась одной рукой за стену, он встал и, осторожно войдя в комнату, увидел на экране только помехи – среди них не мелькали посторонние образы, и через слой поликарбоната в этот мир не рвались никакие чудовища. Не отрывая взгляда от телевизора и ожидая подвоха, он подошёл к кровати, нагнулся и, схватив пульт, нажал кнопку выключения. Телевизор, послушный его воле, погас, но, не удовлетворившись этим, Стэнли на всякий случай отключил его от розетки.

Всё ещё во власти не поддающейся логике первобытной жути, он присел на кровать. Если бы кто-то спросил, много ли времени он просидел, глядя в пустой экран, Стэнли затруднился бы ответить. Его ощущение реальности подточили бурные потоки, несущиеся со склонов скрытых в густом тумане пиков неизвестности.

Когда он, наконец, вышел из сковавшего его транса, то почувствовал смертельную усталость – эмоциональное потрясение, словно принёсший иссушающий зной пустыни самум, вытянуло из него все соки. Обессиленный и напуганный, Стэнли откинулся на кровать и закрыл глаза, но сон не шёл; мысли улетучились, и он лежал в пустоте, в которой остались только усталость, боль, страх и одиночество.

Постепенно они начали уступать место злости: на людей, способных растоптать чужую жизнь, как травинку, ради своих интересов; на силы, играющие им, как слепым котёнком, и устроившие из его жизни американские горки для своих непонятных целей; на свою неспособность противостоять всему этому.

Затем злость начала плавиться, терять конкретные очертания, стала отливаться в форму ослепительной безликой ярости против всего, что несёт зло, страдания и разрушения в этот мир. Словно очищающее пламя, ярость выжгла из его разума все сомнения, усталость и страх. Он почувствовал себя выгоревшим, опустевшим сосудом, в который хлынул поток энергии, наполняя его силой и жаждой возмездия.

Такие ощущения Стэнли ранее не были известны, и, пытаясь заново осознать себя в навсегда изменившемся мире, он будто бы отправился на захватывающее приключение в неизведанную вселенную. Когда он принял новых себя и окружающий мир, то глубоко вздохнул и, открыв глаза, увидел, что лежит на каменном, украшенном замысловатым орнаментом постаменте, стоящем в поле с неподвижной красной травой, освещённой струившимся, казалось, отовсюду серебристым, с красноватым переливающимся оттенком, светом.

Он посмотрел туда, где полагалось быть небу, но увидел лишь пустоту, в бесконечности которой, словно гигантские змеи, извивались постоянно меняющие форму белёсые, чёрные и золотистые полупрозрачные ленты. Искристые, подвижные, они свивались в клубки, складывались в немыслимые фигуры и колыхались, будто на сильном ветру.

Стэнли с удивлением понял, что не испугался увиденного и дух его нерушим, как титановый сплав: пылающий щит ярости давал надёжную защиту от неизведанного. Он сел на своём гранитном ложе и с любопытством огляделся. Насколько хватало глаз, вокруг простиралось застывшее поле той же красной травы, ни деревьев, ни возвышенностей, но от места его появления в этом странном мире тянулась чётко видимая, прямая, как луч прожектора, тропинка. В указанном тропинкой направлении, за горизонтом, сиял ореол багрового зарева, и Стэнли решил не игнорировать столь явное приглашение.

Без колебаний спрыгнув на удивительно тёплую землю, он быстро зашагал по утрамбованному кроваво-красному песку. Только сейчас он обратил внимание, что его прежняя одежда пропала, а он облачён в почти невесомую алую мантию, свободно облегающую его до лодыжек. Как живая, она текуче переливалась, то тут, то там на ней загорались похожие на молнии яркие сполохи, которые, пронзая ткань, ветвились и ломались, пока не достигали земли.

Он шагал вперёд и удивлялся полному отсутствию звуков. Не пели птицы, не рычали звери, не дул ветер, и ни одна травинка в поле не шевелилась, только над головой безмолвно продолжался завораживающий танец разноцветных лент.

Стэнли не знал, сколько он уже идёт по этому скорбному полю, – часы или дни, так как на небе, если это можно было назвать небом, не сверкали звёзды. Тут не заходило и не всходило солнце, и течение времени словно остановилось. Зарево, тем не менее, становилось всё ближе и ярче, и он разглядел, что оно исходит от огромного города, ограждённого высокой стеной с гигантскими воротами, в которые и упиралась тропинка.

Наконец он подошёл к ним вплотную. Ворота были сделаны из абсолютно чёрного материала, неизвестно даже, из камня или металла, – ему преградила дорогу поглощающая свет арка тьмы. Понять, что это действительно ворота, а не единая плита, он смог лишь потому, что между створками они блестели тускло отсвечивающим в этом сюрреалистическом неверном свете золотом. Стену, тянувшуюся от горизонта до горизонта, сложили из громадных обтёсанных глыб красного мрамора, а её верхушку удалось разглядеть, только задрав голову.

Стэнли застыл, обдумывая увиденное, но его жизненный опыт не позволял даже предположить, ни что это за место, ни как он здесь очутился, и потому он отложил на потом вопросы, на которые сейчас всё равно некому дать ответы.

Поскольку у ворот не оказалось ни часовых, ни звонка, чтобы как-то оповестить хозяев, он с силой постучал по золотой пластине одной из створок.

Стук получился оглушающим, словно он колотил в туго натянутый гигантский барабан, и ещё долго перекатывался в воздухе, постепенно затихая вдали, как раскаты грома. Когда вернулось безмолвие, створки ворот дрогнули и начали медленно и совершенно бесшумно раскрываться. Как только они растворились достаточно, чтобы в них стало можно свободно пройти, он бесстрашно шагнул внутрь.

1.6. Две стороны одной смерти

Витти вынырнул из тёмного переулка слева от больницы святого Иммануила, когда часовая стрелка приближалась к двенадцати. Убедившись, что улица пуста, он перешёл на другую сторону, повернул налево и быстро зашагал вдоль окружающего склады бетонного забора.

Поскольку больница работала круглосуточно, главный вход ярко светился. Большая вывеска с изображённым на ней державшим в руках чемоданчик средневекового лекаря святым, у которого она позаимствовала имя, давала не только представление об уровне предоставляемых услуг, но и гораздо больше света, чем фонари на подъездной дорожке.

Район Айэри заполонили складские и производственные комплексы, между которыми ютились пара десятков многоквартирных домов с похожими на ящики от пианино квартирками, в основном заселёнными работающими на близлежащих мини-фабриках иммигрантами. Половина фонарей не горела, а остальные тлели вполнакала ради экономии, так как ночью мало кто из местных жителей решился бы по собственному почину выйти на улицу.

Витти не случайно арендовал склад в этом районе: здесь никто не проявлял интереса к делам окружающих, а полицейские встречались так же часто, как инопланетяне. Лучшего места для хранения различных противозаконных, но совершенно необходимых в его работе предметов нельзя было и придумать.

Ярдов через двести, не встретив ни одного прохожего, он свернул в неохраняемый проход к складам. Внутри поддерживался какой-никакой порядок, имелся даже ночной сторож, который, всегда слегка навеселе, периодически прогуливался по территории вместе со старой колченогой овчаркой. Фонари, по одному на складской бокс, светили еле-еле, зато все.

Дойдя до своего бокса, Витти открыл навесной замок на откидной двери и прошмыгнул внутрь, после чего плотно её закрыл и включил две большие потолочные лампы, осветившие стоящие вдоль стен полки, шкафы, потёртый рабочий стол в центре и гобелен на противоположной стене, изображающий лежащего на поляне льва, будто бы охраняющего вмонтированный в стену несгораемый сейф, где хранилось самое ценное и то, что могло доставить Витти неприятности при его обнаружении.

Немного подумав, он стал ходить между шкафами и выкладывать одну за другой на стол различные вещи. Через полчаса, потирая подбородок, он уже разглядывал отобранные для налёта на квартиру Шенга инструменты. Перед ним лежали набор отмычек, маленький ломик, фонарь, карманный кистень, стетоскоп, небольшая «кошка» с привязанным к ней прочным капроновым тросом, сканер для стен, обнаруживающий неоднородности в структуре и металл (незаменимая вещь при поиске тайников), и считыватель кодов для взлома электронных замков.

Открыв сейф, он достал «глок» с привинченным к нему глушителем и наплечную кобуру, а также поддельное удостоверение муниципального инспектора по безопасности, с помощью которого уже не раз попадал в квартиры доверчивых граждан под предлогом утечки газа или угрозы отравления ртутью. С одной из полок он взял коричневую дорожную сумку с изображением восхода солнца и убрал всё со стола туда.

Пристегнув кобуру и спрятав в неё пистолет, Витти уверенно улыбнулся: теперь он готов к любым неожиданностям, которые могут встретиться ему сегодня. Выключив свет, он вышел, запер бокс и, оглядевшись по сторонам, двинулся в путь. Улица оставалась такой же пустынной. Когда он переходил дорогу, к одному из домов подъехал жёлтый обшарпанный «пикап», и вышедший из него латинос, в белой майке и парусиновых брюках, скрылся в погружённом в сумрак подъезде. Витти не проявил к этому никакого интереса: существующее в этом районе негласное правило не соваться в чужие дела полностью согласовывалось с его собственными убеждениями.

Пройдя мимо тёмного дома, в котором теплилось лишь несколько окон, он нырнул в малозаметный проулок, окунувшись в прогорклую тьму. Идя между стоящих в проходах мусорных контейнеров и перепрыгивая через грязные лужи, он не позволил себе достать заветный пакетик – в этот раз ему будет нужна светлая голова.

Квартира Шенга располагалась в хорошем районе с достаточным количеством полицейских, и Витти избрал незаметный вариант проникновения – чёрный ход или пожарную лестницу, чтобы избежать встречи с припозднившимся жильцом. У него, конечно, имеется липовая причина там находиться, но в любом случае засветиться рядом с целью, к тому же если та находится в списке текущих расследований, ему совсем не хотелось. Шанс, что кто-то запомнит совершенно обычного с виду незнакомца, а полиция зачем-то будет опрашивать жителей и он ненароком попадёт в список ошивающихся не там где надо «подозрительных личностей», был один к миллиону, но всё же отличен от нуля. Свои делишки Витти обстряпывал аккуратно и осторожно, потому-то ни разу и не попал в круг интересов стражей правопорядка, чем заслуженно гордился.

Свернув в очередной проход между домами, он вышел на грузовую площадку какого-то магазина, у пандуса которой весело проводила время, судя по количеству валяющихся рядом пустых бутылок, компания недорослей в спортивных костюмах. Витти относился к этим особям с презрительным равнодушием и потому, как обычно, хотел пройти мимо, но те уже выпили достаточно, чтобы набравшее силу чувство стаи заглушило природную трусоватость.

– Дядя, сигаретки не найдётся? – слегка заплетающимся языком изрёк лысый гомункул, в спортивной куртке «Найк» и с фальшивой золотой цепью с болтающейся на ней оторванной от чужой машины эмблемой.

Остальная кодла захохотала и сгрудилась вокруг забияки. «Погорячился Линней18, определив всех людей оптом в хомо сапиенс, – подумал Витти. – Данный подвид тянет лишь на хомо – не способны даже выдумать предлог, чтобы ограбить прохожего. И откуда, святые макароны19, я это взял?!»

– Курить вредно, особенно для назойливых хамоватых неврастеников! Можно и умереть, только никотин будет уже ни при чём! – ответил он и, достав из кобуры «глок», выстрелил в забранный в ржавую решётку тусклый ночной фонарь над пандусом.

Выстрел прозвучал как слабый хлопок, так что Витти не боялся привлечь нежелательное внимание, но он не учёл, что у глушителя есть и отрицательная сторона: хотя на головы хомо посыпалось стекло, их задыхающийся от паров алкоголя мозг не осознал угрозу.

Лысый начал вопить и ругаться, его дружки заметались и принялись что-то орать, а когда сориентировались в наступившем мраке, то прониклись неразумным желанием проучить осмелившегося им перечить нахала. Витти не хотелось стрелять в этих тупых ублюдков, но отнюдь не из жалости, просто, когда они побегут, рыдая, к мамочке и та отвезёт их в больницу, первый же врач обязательно сообщит в полицию о пулевых ранениях. Учитывая их состояние и царящую кругом темноту, они, конечно, не смогут его запомнить, да ещё и каждый будет описывать стрелка по-разному, но от пистолета всё равно придётся избавиться, а чистый ствол без номеров стоит недёшево. Так как проводить урок хороших манер за свой счёт он не собирался, то развернулся и побежал.

Витти старательно поддерживал хорошую форму и прекрасно ориентировался в лабиринте переулков, а «спортсмены», и так еле стоявшие на ногах, получили свои шмотки явно не от олимпийских спонсоров. Так что спустя несколько поворотов, обречённая изначально, погоня уже закончилась, причиной чему, видимо, послужил мусорный бак: Витти услышал только раздавшийся сзади грохот и звуки падения тел. Он продолжал бежать, пока за спиной не утихли визги и ругань.

Больше на его пути никаких проблем не возникло, и без пятнадцати два он уже стоял в переулке за домом номер пятнадцать по Блюроуз-стрит. Внимательно осмотревшись в поисках способов незаметного проникновения, он увидел дверь чёрного хода, запертую на простой врезной замок (такой он мог открыть хоть с завязанными глазами), и ведущую на самую крышу пожарную лестницу с поднятой выдвижной секцией, что не являлось проблемой, так как он предусмотрительно захватил со склада «кошку».

Немного подумав, Витти решил воспользоваться практически незапертой дверью, прикинув, что в столь позднее время шанс натолкнуться на бродящего по коридорам жильца намного меньше, чем попасться на глаза какому-то бедолаге, страдающему от бессонницы в одной из выходящих на пожарную лестницу комнат.

Приняв решение, он не стал медлить и, покопавшись в сумке, достал футляр с набором отмычек. Осмотрев замок, выбрал из футляра подходящие и аккуратно, по одному, протолкнул удерживающие личинку штифты, после чего мягко провернул цилиндр; раздался негромкий щелчок, и дверь приоткрылась. Убрав футляр в сумку, он осторожно протиснулся в образовавшуюся щель, цепко окинув взглядом упирающийся в лифтовую площадку ярко освещённый коридор. Убедившись, что в холле никого нет, стараясь не шуметь, он проскользнул по лестнице на третий этаж, где находилась квартира Шенга.

Подъезд, как и полагается в хороших районах, выглядел ухоженным – ровно окрашенные в лимонный цвет стены с укреплённым на них деревянным поручнем; бетонные широкие ступени, покрытые мозаикой из гранитной крошки; литые чугунные светильники на потолке. Витти обратил внимание отнюдь не на гармоничность отделки; она просто говорила ему, что внизу точно сидит консьерж и жители такого дома обладают достаточным самоуважением, чтобы не побояться вызвать полицию, а значит, вариант с крушением стен здесь не пройдёт.

Как он и рассчитывал, по дороге ему никто не встретился. Аккуратно вскрыв замок, он вошёл в квартиру и бесшумно притворил за собой дверь.

Ожидания, что квартира будет вся уставлена китайскими божками, курильницами и застелена бамбуковыми циновками в стиле открывающего китайский ресторан китайца, не оправдались. Он попал в обычные, в современном стиле, с дорогими тиснёными виниловыми обоями на стенах, натяжным потолком и мебелью в стиле модерн, двухкомнатные апартаменты. В их оформлении преобладали сталь и белая кожа, из общего ансамбля выбивались только полки из полированного бука в коридоре.

В одной из комнат огромный плоский телевизор висел на стене между двумя стойками матовой стали с дымчатыми стеклянными полками, на которых рядами стояли коробки с дисками; под ним примостилась аудиосистема; напротив располагался угловой диван из белой кожи, а перед ним – круглый столик-аквариум на витых чугунных ножках; в углах стояли высокие колонки из лакированного палисандра.

В другой комнате, очевидно спальне, у левой стены распласталась двуспальная кровать из обитого белой кожей ясеня, с прильнувшей к ней слева тумбочкой из карельской берёзы с хромированными стойками по бокам, удерживающими полку из белого мрамора; всю правую стену занимал белый шкаф-купе.

А вот кухня полностью соответствовала логову ресторатора. На длинной, во всю стену, мраморной столешнице выстроились как на парад тостер, миксер, вафельница, блендер, аэрогриль, хлебопечка и СВЧ-печь; еще с десяток всяческих приспособлений для готовки нашлись во встроенном в противоположную стену шкафу; на стенах висели шкафчики из бука и матового зеленоватого стекла с хромированными ручками, где хранились посуда, столовые приборы и крупы; между стальной мойкой и разделочным столом втиснулась посудомоечная машина, а по другую сторону от мойки блестела нержавеющей сталью электрическая плита; в углу сонно гудел огромный, двухсекционный, отделанный под металл холодильник.

Предварительный осмотр показал только маниакальный порядок и чистоту – в шкафах висела и лежала выглаженная одежда, каждая вещь – на своём месте, постельное бельё – свежее до хруста, посуда сверкает, и наверняка, Витти почти в этом не сомневался, диски на полках расставлены в алфавитном порядке.

Составив первое впечатление о хозяевах квартиры, он решил, что такие болезненно аккуратные люди не стали бы прятать документы абы как. Наверняка и для этого у них есть тщательно обустроенный схрон, вряд ли находящийся за тяжёлой мебелью, которую надо двигать, тем самым пачкая вымытый до блеска пол.

Надев одноразовые перчатки из латекса, он решил начать со шкафов. Внимательно обследовав содержимое шкафа-купе и не заметив никаких признаков тайника, он взялся за дело более целенаправленно: вынул полки, простучал стенки, перетряхнул коробки, но напрасно – всё оказалось тем, чем кажется – никаких секретов. Закончив со шкафом, он убрал вещи обратно, чтобы те, кто придёт сюда делить между собой остатки чужой жизни, не поняли, что в них кто-то рылся, и перешёл к кухонным шкафчикам, так же аккуратно вынимая содержимое каждого и простукивая его, затем по возможности расставляя всё как было.

Проверив самые очевидные места, он переключился на бытовые приборы: снял кожухи и панели везде, где только возможно, приподнял блок конфорок электрической плиты, даже опустошил морозильную камеру холодильника и пристально осмотрел его дверцы.

Включив сканер, изучил каждый дюйм стен и пола, скрупулёзно простучав и осмотрев все кажущиеся подозрительными участки. Вытерев пот со лба, сдвинул диван и кровать, перебрал диски на полках, снял задние панели колонок, прощупал верхнюю одежду и проделал много другой столь же утомительной и безрезультатной работы.

В итоге, после четырёх часов поисков, не обнаружив ничего стоящего внимания, он сдался, решив, что если тут что-то и спрятано, то, чтобы это найти, придётся разбирать всё на кирпичики и винтики.

Пройдя по квартире и убрав следы урагана «Витти», он присел на диван и спрятал инструменты в сумку. Что же, этот вариант себя исчерпал, пора вернуть набор взломщика на склад и пойти немного поспать, а вечером, получив от Мина список, начать с пристрастием расспрашивать знакомых Шенга.

Вздохнув, он поднялся и направился к входной двери. Посмотрев в глазок, убедился, что в коридоре пусто, вышел из квартиры и старательно её запер.

Спускаясь по лестнице, он столкнулся с миниатюрной старушкой с взъерошенным рычащим терьером на плетёном кожаном поводке. Наклонив голову, поздоровался и не спеша прошёл мимо, не дав той возможности задать какие-то вопросы. Он, конечно, мог воспользоваться удостоверением, но если она не увидит его лицо, значит, не сможет и опознать, а через пару дней и вовсе не скажет, видела ли она мельком в такую рань высокого стройного брюнета или хромого блондина среднего роста. Терьер затявкал ему вслед и Витти про себя наградил рядом нелестных эпитетов чёртовых собачников и их не в меру общительных питомцев. Вышел он так же, как и вошёл, – через чёрный ход, не забыв его снова запереть.

Переходя улицу, Витти потянулся и широко зевнул, ничуть не расстроившись, что его усилия пропали втуне. Сегодня он хорошо поработал – главное, что дело идёт вперёд, и если один вариант не достиг результата, значит, надо сосредоточиться на остальных, а неудача – всего лишь шаг к успеху. Перед тем как исчезнуть в путанице тёмных переулков и дворов, он набросил на голову капюшон и поплотнее застегнул куртку, так как солнце только начинало золотить небо и было не по-летнему зябко.

* * *

Боб ехал по вечерним улицам на пределе разрешённой скорости. Ему хотелось поскорее оказаться дома – смыть усталость в горячей ванне и остудить голову парой банок холодного пива. Дорога до Блюроуз-стрит занимала около получаса, и он рассчитывал закончить расспросы часам к девяти и попасть домой не позднее десяти вечера. Разумеется, если потребуется, он будет работать хоть до завтрашнего утра, но спланировать свои действия наперёд – значит не только делать верные шаги, но и значительно сэкономить время.

С этими мыслями он проехал мимо Оушен-парка и через пять минут припарковался возле нужного дома. Выйдя из машины, он посмотрел в зеркало заднего вида и, поправив значок, направился к парадному входу.

Справа от двери находилась панель с номерами квартир и фамилиями жильцов, а ниже – кнопка вызова консьержа, на которую Боб и нажал. Через минуту, когда он уже собирался нажать вызов повторно, замок зажужжал и открылся. Войдя в парадное, он сразу направился к сидящему за стеклянной перегородкой сухонькому, похожему на грустную мышь старичку, близоруко смотрящему на посетителя сквозь толстые линзы очков.

– Простите, что не сразу впустил вас, офицер. Прилёг отдохнуть, а пока доковыляю… К нам редко заходят те, кому нужна моя помощь, чтобы попасть внутрь.

– Ничего страшного. Могу я увидеть домовладельца, чтобы побеседовать о мистере Шенге и его супруге?

– А, чета Шенг, такая ужасная трагедия, вежливые и тихие люди, таких жильцов ещё поискать! Мистер Крамбхёрт, как всегда, в своём офисе. Первый этаж, квартира номер один. Проходите, проходите, всегда рад помочь.

Старый привратник вернулся на красный плюшевый диванчик в углу перед телевизором, а Боб, пройдя по объёмистому холлу, поднялся по коротенькой лестнице, отделяющей его от лифтовой площадки, и, свернув налево, оказался в небольшом коридоре, где находились офис домовладельца и хозяйственные помещения. Направо он заметил коридор, упиравшийся в дверь чёрного хода.

Деревянная, обитая кожей болотного цвета дверь квартиры номер один закрывалась аж тремя замками и щурилась маленьким глазком в бронзовой оправе. Боб поправил фуражку и нажал кнопку звонка справа от неё, после чего немного отступил назад, чтобы хозяин смог отчётливо его рассмотреть.

Внутри квартиры кто-то завозился, а затем раздался звон падающей тарелки и последовавшие за этим приглушённые ругательства. Спустя какое-то время, потребовавшееся для отпирания всех замков, дверь распахнулась, и перед Бобом предстал низенький толстый лысеющий итальянец, в пижамных штанах и белой толстовке с большим пятном от кетчупа, которое он пытался оттереть салфеткой.

Боб пожелал ему доброго вечера, представился и назвал причину своего визита. Ещё немного повозив салфеткой по животу и убедившись, что это лишь усугубляет проблему, хозяин вздохнул и недовольно посмотрел на незваного гостя.

– Вечер был добрый, пока я не уронил тарелку с моими ригатони болоньезе и не остался без ужина.

– Прощу прощения за причинённое неудобство, можете прислать мне счёт из прачечной. Но вы оказали бы неоценимую помощь расследованию, если бы ответили на несколько вопросов о семье Шенг, бывших владельцах ресторана «Золотая луна».

Мистер Крамбхёрт ещё раз вздохнул, явно разочарованный направлением развития вечера, и, посторонившись, обречённо махнул рукой в приглашающем жесте. Берлога домовладельца оказалась внушительных размеров квартирой-студией, состоящей из единственной прямоугольной комнаты, с окрашенными в матово-голубой цвет стенами и застеленной бежевым, с каким-то горным пейзажем, ковром. Расположившаяся справа барная стойка из белого пластика символически отделяла кухню, напротив стоял раскладной велюровый диван, на стене около двери висел большой плоский телевизор, всю левую стену занимал книжный шкаф, забитый разношёрстной литературой, фотографиями в рамках и коллекционными моделями локомотивов.

– Извините, офицер, я не принимаю гостей и, боюсь, вам некуда здесь присесть. Если хотите, могу принести с кухни стул.

– Не стоит, думаю, наша беседа не займёт много времени.

– Хорошо, задавайте ваши вопросы, если смогу ответить – отвечу. Но хочу сразу отметить, что не имел чести близкого знакомства с семейством Шенг. Они были хорошими квартирантами: вовремя платили аренду, в их адрес не поступало жалоб, к ним не ходили шумные компании, и это всё, что мне известно.

– Я хотел бы узнать, были ли у них дружеские отношения с кем-то из соседей? Или, может, их посещали гости извне?

– Я не устраиваю слежку за жильцами и не интересуюсь, чем они занимаются, пока это не нарушает договор аренды. Но пару раз видел миссис Шенг в компании мисс Трамптон из квартиры номер двенадцать, это на том же этаже. Ещё они водили знакомство с семьей Дартмуртов из квартиры пятнадцать – как-то раз заходил к ним проверить отопление и видел, как они вместе обедают. Спросите лучше Джона, это наш консьерж. Если кто и в курсе, так это он.

Боб аккуратно записал все имена в блокнот и убрал его в карман.

– Спасибо, вы мне очень помогли. Если позволите, я хотел бы поговорить с жильцами соседних квартир и семьей из квартиры пятнадцать, чтобы уточнить некоторые детали.

– Как вам будет угодно. Большинство квартирантов уже дома, так что можете их опросить.

– Благодарю. Если что-то вспомните, позвоните детективу Лэйни Чейзу, ведущему это расследование. Вот его визитка.

– Хорошо, если что-то вспомню, обязательно позвоню. Надеюсь, убийцы понесут наказание.

– Обязательно. Ещё раз спасибо и доброго вечера.

Боб козырнул и направился к двери, которая захлопнулась за ним как только он шагнул за порог. Под ритмичный скрежет запирающихся замков Боб сверился с блокнотом, а затем поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру номер двенадцать.

Дверь открыла красивая брюнетка лет тридцати с глазами цвета агата, в халате с принтом молодого зелёного бамбука, который словно бы колыхался на ветру, когда она двигалась.

– Добрый вечер, мисс Трамптон, надо полагать. Я офицер Боб Маколти, участвую в расследовании убийства мистера и миссис Шенг. Вы ведь были знакомы с покойной?

– Здравствуйте, офицер Маколти, – ответила женщина удивительно мягким контральто. – Мы не были подругами, если вас это интересует, просто иногда пили вместе чай, болтали на женские темы и понемногу учились друг у друга. Я – китайскому, а она – английскому, просто для разнообразия. Какая жалость, что они погибли, да ещё так бессмысленно. А ведь мистер Шенг собирался продать ресторан и переехать куда-нибудь на побережье.

– Конечно. Прискорбно, что хорошие люди уходят из жизни. А вы, случайно, не знаете, почему он хотел его продать? Дела шли плохо?

– Да нет, дела у них шли хорошо, но отнимали почти все силы и время, а жизнь – это не только работа. Зачем тебе деньги, если ты не можешь позволить себе роскошь их тратить? Мистер Шенг говорил, что им осталось накопить ещё немного; тогда, когда они продадут ресторан, если не будут разбрасываться деньгами, смогут безбедно прожить на них до старости, а потом ещё немного, – она поправила чёлку и невесело улыбнулась.

– А вы, случайно, не знаете, был ли у мистера Шенга какой-либо доход, кроме ресторана?

– Нет, мы были не настолько близки, да я и не интересовалась, просто светская болтовня.

– Может у Шенгов были враги или подозрительные знакомства?

– А у кого нет врагов? Но я ничего про это не знаю.

– Что же, спасибо за помощь. Всего хорошего.

Боб улыбнулся и протянул визитку.

– И вам, офицер.

Когда она закрывала дверь, Бобу послышался шелест побегов бамбука.

На этаже помещались четыре квартиры. В остальных двух проживали негр на пенсии и молодой бледный фармацевт из Индианы. Оба ничего не слышали и общались с соседями, только здороваясь при встрече.

Последними шансами получить тут какую-то информацию оставались квартира номер пятнадцать и консьерж. Боб поднялся на четвёртый этаж и позвонил в изящный перламутровый звонок. Дверь открыла высокая крашеная блондинка, с томными глазами цвета потемневшего серебра. Услышав о цели его прихода, хозяйка немного помедлила в нерешительности, а затем повернулась и крикнула:

– Том, тут полицейский спрашивает о Джене и Нинг.

Из дальней комнаты вышел такой же высокий брюнет, с тоненькими усиками над полными губами, и, обняв жену за талию, поздоровался с Бобом. Он же и ответил на вопрос, знали ли они безвременно усопших рестораторов:

– Мы часто обедали в «Золотой луне». Как-то разговорились с хозяином, и выяснилось, что живём в одном доме, с тех пор иногда обменивались визитами. Когда мы услышали про случившееся, то просто не могли поверить, что таких приятных людей может настичь столь ужасная смерть.

Он запнулся, и миссис Дартмурт, вытирая рукой слезу, посчитала нужным уточнить:

– Я подружилась с Нинг – милая и тихая женщина. Она говорила по-английски с трудом, и обычно половину разговора ей переводил Джен.

– Когда вы в последний раз встречались?

– На прошлой неделе в субботу, мы заходили к ним на чай и бутылочку «Каберне», они умеют заваривать действительно вкусный и освежающий чай… то есть умели, – произнёс Том и нахмурился.

– А вы не замечали в их поведении каких-либо странностей? Может, настороженность или тревогу?

– Нет, обычный междусобойчик. Поговорили о новостях и кино, выпили немного вина. Ничего не указывало на то, что они чем-то обеспокоены.

– Может, вы знали о каких-то их подозрительных знакомствах или что-то видели?

– Мы общались, просто чтобы скоротать долгий вечер в приятной компании. Максимум личной информации, которой мы делились, – это как дела на работе, и Шенги никогда не упоминали о каких-то проблемах, хотя это не значит, что их не было. Просто они считали, и, надо заметить, справедливо, что невежливо утомлять этим гостей.

– Понятно. Спасибо за уделённое время.

Вежливо улыбнувшись, Боб приложил руку к фуражке и дал им визитку. Он увидел, что, перед тем как захлопнуть дверь, Том обнял вытирающую слёзы жену за плечи и что-то прошептал ей на ухо.

Пока удалось разузнать очень немногое, но Боб не расстраивался: из песчинок образуются горы, просто надо хорошо выполнять свою работу, и свет в конце туннеля рано или поздно забрезжит.

Вызвав лифт, он спустился на первый этаж и подошёл к будке Джона. Тот лежал на диване, укрывшись шерстяным клетчатым пледом, и смотрел «Колесо фортуны», но, увидев приближающегося Боба, заворочался и, кряхтя, поковылял к разделяющему их стеклу.

– Ну как, офицер, разузнали, что хотели?

– Отчасти. Расследование продолжается, а сбор информации – его неотъемлемая и самая важная часть.

– Конечно-конечно, я понимаю. Уже уходите?

– Да, только задам вам напоследок пару вопросов.

– Буду рад ответить, если смогу.

– Вы знали чету Шенг?

– Только как жильцов, личных контактов не поддерживал.

– К ним приходил кто-нибудь посторонний?

– У нас ведь установлен домофон, и наружную дверь своему гостю открывает жилец, так что я даже не знаю, к кому он пришёл.

– А с кем из жильцов Шенги водили знакомство?

– Иногда они выходили гулять вместе с семьей Трамптон, больше не могу никого припомнить.

– Спасибо, Джон, больше вопросов сейчас нет. Вот, возьмите, пожалуйста, визитку и, если что-то вспомните, позвоните.

– Боюсь, ничем больше не смогу быть полезен.

– Всё равно спасибо. Всего хорошего.

– До свидания.

Консьерж открыл дверь, и, посмотрев на часы, Боб вышел на готовящуюся ко сну Блюроуз-стрит. Половина девятого. Хотя он и закончил раньше, чем планировал, но уходит несолоно хлебавши, так что радоваться тут нечему. Может, Лэйни повезёт больше.

Незаметно подкравшаяся усталость взгромоздилась своей угловатой тушей на плечи, навалилась, зашептала, потянула в сладостное забытьё. Боб попытался встряхнуться, но затем поддался на её уговоры, решив, что лучшее, что он может сейчас предпринять, – это основательно выспаться.

Сев за руль, он включил радио и, поймав станцию с расслабляющей музыкой, не спеша поехал домой, предвкушая заслуженный отдых и надеясь на завтрашний день.

Глава 2

2.1. Врата в Ад

Миновав толстые, как дом, створки ворот, Стэнли оказался на пятиугольном, выложенном чёрной брусчаткой дворе, ограждённом цельнометаллической стеной, на противоположной стороне которой виднелась узорная стальная решётка. В центре возвышался тускло рдеющий обелиск высотой с Эмпайр-стейт-билдинг20, покрывая багровыми тенями какую-то тёмную, укутанную в серебристый плащ с капюшоном фигуру рядом с ним.

Позади раздался негромкий скрежет, и, обернувшись, Стэнли увидел, что, отрезав путь назад, ворота закрылись и щель между створками исчезла. Он повернулся и спокойно направился к отбрасывающему вокруг кровавые сполохи обелиску, возле которого безмолвно и неподвижно застыла серебристая тень. Когда он подошёл ближе, голова существа повернулась, уставившись на него мерцающими углями глаз, внимательно следя за званым, по всей видимости, гостем.

Стражник откинул, казалось, сделанный из жидкого металла капюшон, и Стэнли замер, поражённый увиденным. Ему открылось совершенно не похожее на человеческое лицо: скуластое, бледное и неподвижное, будто вырезанное из слоновой кости; широкий, безгубый, усеянный крохотными, похожими на кошачьи, зубами, рот по бокам раздвигали в ухмылке два заострённых, торчащих вперёд клыка; приплюснутый, с широкими ноздрями, горбатый нос переходил в узкие, выступающие надбровные дуги; высокий прямой лоб покрывала сеть трещин, а немного удлинённый назад череп венчала корона из острых костяных выступов, прикрытая заплетёнными во множество косичек длинными седыми волосами.

Некоторое время Стэнли и зловещий стражник изучающе смотрели друг на друга. Наконец существо раскрыло рот и заговорило. Стэнли показалось, что это царапают стекло несомые ураганом мелкие камешки.

– Добро пожаловать в Ад, Стэнли Брайт. Я Владыка Врат – Кхарсторван.

– Здравствуй… Кхар. Я умер?

– Наоборот. Ты призван как будущий проводник ярости Владыки Владык, сидящего на нефритовом троне в центре мира. И не смей умалять моё имя, смертный! Я, хранитель извечных знаний, стоящий на границе миров, – один из старейших. Я Кхарсторван! Преклони колени перед вечным стражем!

Глаза древнего монстра вспыхнули ослепительным белым огнём, и, помимо своей воли, Стэнли упал на колени. В подтверждение его первого впечатления прямо из цельной поверхности обволакивающего фигуру Кхарсторвана плаща вынырнула иссохшая белая длань с четырьмя пальцами, заканчивающимися острыми, как лезвия, блестящими металлом когтями.

Стэнли зажмурился, опустил голову и замер в ожидании смертельного удара. Теперь он прочувствовал значение слова «покорность» – безропотное принятие неизбежного, подчинение гнущим тебя, словно травинку, превосходящим силам, которые даже не заметят твоего сопротивления, как полноводная горная река не обращает внимания на падающие в неё с обрыва валуны.

Страж почему-то медлил с возмездием, а в душе Стэнли, противясь безропотному принятию судьбы, начала закипать и разбухать, заполняя каждую алчущую её клеточку тела, неистовая ярость. Ощутив в своих венах этот бурлящий всепоглощающий огонь, неимоверным усилием воли он стал медленно подниматься с колен, а когда с трудом раскрыл налившиеся кровью глаза, то увидел, что страж протягивает ему руку, и благодарно схватился за неё, смирив бушующий внутри гнев.

Распрямившись, он посмотрел в глаза Владыки Врат, и ему показалось, что за непроницаемой, иссушённой бесконечным временем маской промелькнуло одобрение.

– Ты силён. Он не ошибся, ты подходишь. Можешь пройти, – прошелестел Кхарсторван и начал что-то напевать на стылом, как сама пустота, незнакомом языке.

Мелодия текла волнами, то стихая до шёпота, то гремя, как падающая гора. Внезапно она прервалась, и Стэнли увидел, что закрывавшая проход решётка вздрогнула и бесшумно распахнулась.

– Не медли. Тебя ждут.

Капюшон вновь скрыл лицо адского привратника, он развернулся и, как через воздух, прошёл в поглотивший его обелиск. Стэнли удивлённо прикоснулся к нему ладонью, которую тут же окружили алые, складывающиеся в причудливые узоры сполохи, – твёрдый и холодный камень. Лишь только он убрал руку, все следы мгновенно исчезли.

Обойдя пылающую ледяным пламенем колонну стороной, он, не оглядываясь, зашагал к открывшемуся выходу, за которым его взору предстал ажурный город, террасами поднимающийся до величественного дворца из янтаря, в чьих полупрозрачных стенах цвета гречишного мёда призрачно отражался танец небесных змей.

Ко дворцу тянулась широкая дорога, засыпанная, как щебёнкой, драгоценными камнями. Не тратя времени на неуверенность, Стэнли пошёл вперёд, разглядывая обступающие дорогу безупречно грациозные, кажущиеся невесомыми дома. Узорные архитравы21 и изящные аркбутаны22 опирались на колонны самых различных видов и форм, часто расписных или даже в виде переплетённых, тянущихся к небу лиан. Невообразимое разнообразие форм и расцветок пестрило в глазах и заставляло его недоумённо смотреть на словно бы вытряхнутые из коробки с игрушками избалованного принца шикарные чертоги, пагоды23, мегароны24, базилики25 из золота, порфира26, гранита и слоновой кости.

Под стать городу выглядели и его жители – зеленокожие, одетые в бронзовые латы воины с головами рептилий; высокие, ослепительно красивые, похожие на людей существа, тонкие, как тростник, и с огромными голубыми глазами; уродливые приземистые гоблины с выпирающими кривыми зубами; вызывающие отвращение рыхлые и бородавчатые, похожие на борова, цвета дохлой жабы существа, казалось, выпрыгнувшие прямо из ночных кошмаров. Все они мирно сосуществовали, нисколько не удивляясь друг другу.

Стэнли заметил, что никто не выходит на дорогу к Янтарному дворцу, используя для её пересечения высокие мраморные арки, через равные промежутки нависающие над искрящейся каменной рекой. От него не укрылось и отсутствие здесь другой жизни – деревьев, птиц и зверей.

На гостя не обращали внимания, лишь изредка кто-то мельком бросал взгляд и спешил дальше по своим делам. Остановившись, Стэнли поднял с земли горсть алмазов, рубинов и сапфиров и, покатав в руке, убедился в их высочайшей чистоте. Не то чтобы он вдруг превратился в ювелира, способного торговать на «Алмазной миле»27, но блеск и кристальная прозрачность говорили сами за себя. Полюбовавшись на игру света в разноцветных гранях, он без сожаления высыпал камни обратно и быстро зашагал к видневшейся в конце дороги высокой арке.

Беспрепятственно попав внутрь дворца, Стэнли огляделся и увидел, что находится в огромном зале, целиком застеленном кроваво-красным толстым ковром. В стенах из янтаря плавали тени и смутные образы, а через проделанные по всему периметру у самого потолка узкие вертикальные оконца на них падали вспыхивающие огненно-жёлтыми искрами лучи света. На потолке драгоценными камнями неизвестный художник выложил фреску какой-то батальной сцены, но она располагалась на такой высоте, что разглядеть подробности Стэнли так и не смог. В центре зала вздымались неохватные столпы из золота, образующие ведущую к двустворчатым золотым дверям в противоположной стене колоннаду. Вдоволь насмотревшись на окружающее великолепие, он зашагал прямо к ним.

За плавно разошедшимися от лёгкого нажима створками оказался ещё один зал. Если первый выглядел огромным, то невообразимая величина этого вызвала у Стэнли приступ благоговения – золотой купол терялся в вышине, между стенами уместились бы нескольких футбольных полей, а где-то за горизонтом, на постаменте, с ведущей к нему широкой лестницей, возвышался громадный тёмно-зелёный трон, на котором, откинувшись на спинку лишь ненамного выше его головы и положив руки на массивные подлокотники, восседал призвавший его Владыка Ада.

По бокам от входа в тронный зал Стэнли увидел двух минотавров28 с внушительными бронзовыми обоюдоострыми топорами. Он остановился, но стражники даже не шелохнулись; о том, что это живые существа, а не статуи, говорил только вылетающий при выдохе из их ноздрей пар.

Минотавры никак не прореагировали на его появление, и, сочтя это дозволением приблизиться, он направился к трону, но, ступив на антрацитовую ковровую дорожку, сразу почувствовал, как с каждым шагом увеличивается сопротивление, будто ему приходится спускаться на дно океана через толщу становящейся всё более густой воды.

Пытаясь совладать с невидимым соперником, он заставил себя переставлять ноги, но вынужден был остановиться, когда от напряжения заныли все мышцы, а дыхание стало прерывистым и начало причинять боль. Оглянувшись, Стэнли увидел, что охранники, словно не замечая его фиаско, застыли у двери, от которой он не удалился и на пятьдесят ярдов. Попробовав вернуться, он обнаружил, что ему ничего не мешает, но, пойдя вперёд, снова окунулся в густой, пружинящий воздух. Шагнул влево – свободно, отойдя на приличное расстояние от дорожки, пошёл вперёд – та же вязкая стена.

Он направился обратно к дорожке, сел на пол и в недоумении посмотрел на неподвижного гиганта вдалеке. В этом странном мире его с самого начала подталкивали к определённой цели, а Кхарсторван говорил, что он избран; тогда что, чёрт возьми, это значит, почему ему не дают завершить своё путешествие?! Раз его не хотят пропускать к Владыке, значит, не так уж Стэнли ему и нужен. Может быть, весь пройденный, чуть не доведший его до сумасшествия путь, то, что его силой затащили сюда и дали надежду понять что-то важное или даже смириться с гибелью любимой, – всё это только части какого-то дьявольского замысла, и он лишь собачонка на привязи, которая никак не может достать до поддразнивающих её мальчишек и, надрываясь от лая, снова и снова бросается вперёд, лишь туже затягивая на горле цепь?

В таком случае выйти из игры получится, только отвергнув её правила. Самым логичным будет отправиться домой, предположительно воспользовавшись алтарём в красной пустыне, через который он попал сюда. Остаётся надеяться, что это действительно точка перехода и он доберётся туда без боя, а если нет – что же, на этом его мучения и закончатся.

И всё же Стэнли остался на месте, и вовсе не потому, что боялся умереть, – он жаждал получить ответы на многочисленные вопросы, порождённые вмешательством этих существ в его жизнь, или по крайней мере заставить их ответить за то, что с ним сделали! Ярость раскалилась добела и запылала, ему казалось, ещё немного – и с кончиков пальцев во все стороны хлынет огонь.

Поднявшись, Стэнли устремил взгляд на сидящего на троне, несомненно потешающегося над его страданиями, колосса. Ярость бушевала, как огненный смерч, мир вокруг сузился до размеров дорожки перед ним. Да! Вот она, его цель! Он достигнет её, и ничто не сможет ему помешать!

Он сделал шаг вперёд, нога весила, наверное, тонну, словно её отлили из чугуна, грудью он, казалось, толкал вагон с кирпичами, но это только заставляло ярость внутри раскаляться всё сильнее с каждым преодолённым ярдом. Она клокотала и бурлила, поглотив чувства и мысли, в нём осталось лишь стремление двигаться, ничто другое больше не имело значения. Преодолевая нарастающее сопротивление, он медленно переставлял ноги, шаг за шагом приближаясь к трону, и остановить его могла лишь смерть.

Когда ему стало казаться, что мышцы вот-вот лопнут, как слишком туго натянутая струна, а грудная клетка будет раздавлена и он упадёт бездыханным, Стэнли вдруг почувствовал, что его больше ничто не удерживает. Ноги подкосились, и он рухнул на слегка подрагивающий, показавшийся ему мягче перины, пол, чудом удержавшись на границе бессознательности.

Непреодолимая преграда исчезла. Распростёршись лицом вниз, он тяжело дышал, чётко видя каждую прожилку мраморного узора, не в силах даже перевернуться на спину. Мышцы рвало на части судорогой, а холод камня начал проникать внутрь, остужая бушующий в нём огонь.

Способность мыслить возвращалась постепенно, по мере того, как нахлынувший из океана ярости прилив с рокотом в барабанных перепонках отступал. Силы начали восстанавливаться, и, опершись на руки, он попробовал встать. Каждая жилка болела, в глазах клубился багровый туман, но с неимоверным трудом ему всё же удалось подняться. Шатающейся походкой он заковылял дальше, а когда достиг подножия трона, уже чувствовал себя гораздо лучше: ноги больше не дрожали, взгляд очистился. Сжав кулаки, он поднял голову и бесстрашно посмотрел на владыку этого странного места, не зная, станет тот палачом или вратами к спасению.

Трон высотой в десять человеческих ростов был вытесан из цельного куска нефрита и весь изукрашен резным орнаментом с вкраплениями драгоценных камней. На нём спокойно и безмолвно восседал хозяин дворца, вид которого поражал воображение. Золотистая кожа покрывала его огромное тело; то, что издалека Стэнли принял за сапоги, оказалось чёрными, как уголь, раздвоенными копытами; просторный шёлковый балахон не мог скрыть похожие на клубки стальных тросов мышцы; кисти рук размером с лопату для снега заканчивались длинными гибкими пальцами, с количеством фаланг явно намного большим, чем у людей; бочкообразную шею частично закрывал широкий квадратный подбородок с окладистой бородой, вблизи оказавшейся покачивающимися и шипящими змеями. За тонкими карминными губами приоткрытого рта чудовища виднелись ряды акульих зубов; широкие скулы заметно выдавались по бокам, оставляя место для четырёх глаз, по два на каждой стороне, разделённых широким, с горбинкой носом, шестигранные значки рдели, как угли в доменной печи; изо лба росли два золотых винтовых рога, сросшихся на затылке и образующих что-то вроде ореола над лысым шишковатым черепом.

Помня об уроке Кхарсторвана, Стэнли, опустив глаза, преклонил колено перед Владыкой Владык, и слова пришли к нему сами.

– Приветствую тебя, Великий. Я пришёл, так как ты призвал меня. Покорно внимаю твоей воле и вверяю себя в твои руки.

Исполин сжал подлокотники и медленно подался вперёд, отчего заскрипел каменный трон. Нависнув над маленькой фигуркой у его подножия, гулким, как эхо обвала в глубоком ущелье, голосом он произнёс:

– С радостью приветствую тебя в Аду, Стэнли Брайт. Зови меня, скажем, Демогоргон29 – всего лишь одно из имён, данных мне людьми. Ты прошёл долгий путь, вынес многие испытания, и твои жертвы не напрасны. Каждая из них приближала тебя к этой встрече и познанию твоей сути. Ярость, сделавшаяся частью тебя, обратится возмездием для недостойных, и содрогнутся они, и будут сокрушены. Поднимись ко мне – и да обретёшь ты все ответы, которых алчешь.

Стэнли выпрямился и пошёл по лестнице из красного мрамора, каждая ступень которой издавала еле слышимые мелодичные звуки, наверх к трону, где увидел площадку с установленными по её периметру золотыми скамьями. Он встал перед испытующе рассматривающим его гигантом и встретил прямым взглядом его пылающий взгляд.

– Садись и вопрошай, и отопьёшь ты горький напиток истины сполна, – изрёк Владыка, и Стэнли, оглядевшись, присел на скамью по правую сторону от него.

– Ты, как всегда, прав, Владыка Владык, меня одолевает множество вопросов, но какой-то должен стать первым.

Он задумался и склонил голову. Спустя некоторое время он поднял глаза и спросил:

– Что такое Ад? Это место не похоже на то, которое описывают земные религии.

– Этот вопрос – одновременно и простой, и сложный, – Демогоргон величественно откинулся на спинку трона и, прикрыв глаза, задумался.

2.2. Секреты обходятся дорого

Сэм Рэдборн мерил шагами свой огромный шикарный кабинет и нервно потирал руки. Остановившись у инкрустированного слоновой костью и янтарём кофейного столика из палисандра, взял с него хрустальный графин и налил минеральной воды в стакан из муранского стекла. Отпив пару глотков, он немного успокоился и сел на кожаный диван под гобеленом с изображением ночного Парижа.

Удобно расположившись на диване, Сэм погрузился было в глубокие раздумья, но надолго его не хватило. Он снова вскочил и подошёл к широкому рабочему столу из красного дерева. Упав в объёмистое кожаное кресло, достал из нижнего ящика стола припрятанный там футляр с гаванскими сигарами и, откусив золотой гильотиной кончик одной из них, прикурил от лежащих там же кедровых спичек; с наслаждением вдохнув ароматный дым, откинулся на спинку кресла и надолго задумался. От сигары осталась половина, когда он бросил её в пепельницу и, облокотившись на обитую кожей антилопы столешницу, нажал кнопку селектора.

– Элис, я должен отъехать, перенеси все дела на завтра и принеси чашку кофе.

– Хорошо, мистер Рэдборн. Желаете конкретную марку?

– Свари, пожалуй, того колумбийского, подарок от Хэмптона Миллза, и покрепче.

– Сейчас приготовлю. У вас сегодня назначена встреча с представителем «Билдинг Динамикс». Её отменить тоже?

– Всех на завтра, сегодня у меня много дел.

– Будет сделано.

Селектор отключился, и через несколько минут в кабинет вошла стройная блондинка в синем батистовом платье с золотым шитьём на лацканах, которая несла перед собой поднос с чашкой из полупрозрачного фарфора и блюдцем с маленькими крекерами. Поставив его на стол так, что вырез декольте оказался как раз перед глазами сидящего в кресле босса, она повернулась на каблуках и удалилась, жеманно покачивая бёдрами. Сэм проводил её взглядом и не спеша выпил обжигающе горячий напиток с лёгким привкусом красного вина, закусывая подсоленными крекерами и получая от этого несравненное удовольствие.

От кофе Сэм одновременно взбодрился и успокоился – его личная странность: чем он становился энергичнее, тем спокойнее воспринимал окружающее. Повышенный тонус давал ему уверенность, что он может справиться с чем угодно, а сейчас как раз было с чем справляться. Взяв трубку радиотелефона, он набрал отлично известный ему номер и нетерпеливо барабанил пальцами по ручке кресла, пока на том конце не раздался жизнерадостный голос сенатора Джеффри Лайонфилда.

– Сэм! Какими судьбами?!

– Здравствуй, Джеффри. У нас появилась серьёзная проблема, и я не могу обсуждать её по телефону. Я уже заказал столик в «Голден Лэнс» на шесть.

– А это не может подождать? Сегодня вечером я собирался с женой в театр, на новую постановку Гарри Бруно «Васильковые грёзы».

– Думаешь, я говорю, что проблема серьёзная, просто чтобы найти повод для совместного времяпровождения?!

– Ладно-ладно, не кипятись. Надо будет попросить у тебя отсыпать того колумбийского кофейку, пригодится на собрании конгресса. До встречи в шесть.

В трубке послышались короткие гудки. Сэм нажал кнопку завершения звонка и посмотрел на серебряные часы в форме амура, стреляющего в обнажённую парочку по другую сторону от циферблата, на которых стрелка только что передвинулась на без пятнадцати четыре. Более чем достаточно времени, чтобы перед ужином с сенатором заехать к Филу Имерсону и поинтересоваться, как продвигается его расследование.

Фил ответил уже после второго гудка. Пропустив обмен стандартными приветствиями, Сэм перешёл непосредственно к сути:

– Это мистер Рэдборн. Я собираюсь заехать к вам где-то через полчаса, чтобы узнать новости о моём небольшом затруднении.

– Добрый день. Очень кстати. Я тут кое-что разузнал, и, думаю, вас это заинтересует. Буду ждать вас через полчаса в моём офисе. До встречи.

– До встречи.

Фил Имерсон не любил молоть воду в ступе, всегда говорил коротко и по делу, ну и профессионал он действительно отличный, в чём Сэм уже неоднократно убеждался.

Встав из-за стола, он подошёл к бронзовой трёхногой вешалке и, сняв с неё оливкового цвета лёгкое пальто из бостона, перекинул его через руку и направился к выходу.

Махнув на прощание рукой секретарше, разговаривающей с кем-то по телефону, он вышел в заполненный спешащими людьми коридор и свернул направо, в сторону широкой лестницы, двумя полукругами сбегающей в холл, к фонтану из белоснежного мрамора. Приветливо здороваясь с теми, кого знал он, и теми, кто знал его, Сэм спустился вниз. Ответив кивком на вежливое «до завтра, сэр» охранника, толкнул створку деревянной, благородно потемневшей двери, чьи стальные ручки блестели от многолетней полировки руками, и оказался на улице.

В любое время суток жизнь на Пайн-стрит бьёт ключом – тут располагаются многие государственные учреждения, такие как мэрия и окружной суд, так что днём из-за нескончаемого потока служащих и посетителей она напоминает пчелиный улей; вечером её заполняют отдыхающие, которые съезжаются в большой кинотеатр «Мэджик Лайт» и находящийся на другой стороне улицы театр неформального искусства «Рэйвен Физэ», ночью же на вахту заступают посетители элитного клуба «Олд Дьюк» и круглосуточного бара «Джонсонз».

Четыре часа дня не стали исключением, и, чтобы добраться до машины, Сэму пришлось лавировать в бурной пешеходной реке, как плывущему на нерест лососю. Наконец он выскочил из людского потока на служебную парковку, на которой сверкал начищенным серебром его новенький «порше-911». Усевшись на мягкое кожаное сиденье, он пристегнул ремень, нажав на газ, прислушался к рёву шестицилиндрового мотора, затем вырулил на дорогу и покатил на Руби-лэйн, где находился офис Фила. Сэм любил красивые дорогие вещи, особенно машины, поэтому неблизкая поездка, даже в такой непрезентабельный район, доставляла ему почти сексуальное наслаждение.

До места он добрался ровно за полчаса и, свернув с Пэлм-роад на Руби-лэйн, остановился у пятиэтажного обшарпанного здания, где снимали офисы многочисленные торговые агенты, неудавшиеся антрепренёры30, безуспешно пытающиеся стать первооткрывателями какой-нибудь начинающей звезды, и просто разнообразные мошенники, выискивающие, где бы урвать свой кусок.

* * *

На втором этаже сего рассадника снимал офис частный детектив Фил Имерсон, в основном промышлявший утрясанием семейных дрязг и слежкой за нечестными сотрудниками различных фирм, но обслуживавший и некоторых влиятельных клиентов, для которых добывал труднодоступную, а то и попросту незаконную информацию. Более двадцати лет проработав в полиции он знал многих весьма полезных людей по обе стороны закона, что и позволяло ему успешно выполнять подобного рода задания. К тому же, в неменьшей степени, чем сама информация, его вип-клиентов интересовала конфиденциальность, а поскольку Фил не только быстро выполнял даже весьма заковыристые поручения, но и напрочь забывал имена своих благодетелей, если ими кто-то интересовался, те из больших шишек, кто пользовался его услугами, щедро их оплачивали и рекомендовали своим друзьям. Так что неказистый офис в дешёвом районе являлся, скорее, прикрытием – Фил вполне мог себе позволить и шикарные хоромы на Рэдрок-стрит, но тогда начал бы привлекать слишком много ненужного внимания, и лучшие его клиенты тут же бы испарились.

Своего рода парадокс – чтобы зарабатывать хорошие деньги, ему нужно оставаться скромным и незаметным. Если бы он самонадеянно переехал в роскошные апартаменты, то тут же потерял бы свой заработок, и ему пришлось бы ютиться в этой каморке уже не ради конспирации, а по куда более прозаичным мотивам. Но перед искушением обзавестись хорошей мебелью и купить мощный дорогой компьютер он не смог устоять. К тому же компьютер ему нужен для работы, где надёжность и быстрота играют далеко не последнюю роль, так что это была скорее необходимость, чем прихоть.

Вот и сейчас, развалившись на мягком велюровом диване, он просматривал свежую почту от хорошо оплачиваемых информаторов, в которой, разумеется, не имелось никаких конкретных сведений. Когда кто-то из них обнаруживал нужный кусочек мозаики, то скидывал ему на электронную почту уведомление c его кратким изложением и стоимостью, и если Фил считал что это того стоит, то назначал встречу и там уже получал требуемое целиком. Его жена Файни, спортивного вида рыжеволосая ирландка с нефритовыми глазами, способными менять оттенок в зависимости от настроения – от нежно-зелёного удивления до почти чёрной неукротимой ярости, его компаньон и секретарь, вошла в кабинет и оперлась правой рукой на широкий стол из морёного дуба с резными элементами из вишни.

– К тебе пожаловал Сэм Рэдборн, этот продажный сноб и крохобор. Ты уверен, что хочешь вести с ним дела?

Посмотрев на жену, Фил увидел, что её глаза отливают малахитовым спокойствием, и ответил довольно развязно:

– Дорогая, я тебе уже говорил, что Рэдборн вращается в очень высоких кругах и по его рекомендации мы получили около десятка богатых клиентов, некоторые из которых даже стали постоянными. Хотя он, несомненно, является изворотливой ядовитой змеёй в костюме от Версаче, он нам весьма полезен. Так что постарайся если не выказывать ему уважение, так хотя бы не морщить свой прекрасный носик. К тому же его задания редко выходят за рамки закона, и если я могу отплатить ему, выполняя столь несложные дела, за которые он, кстати, ещё и хорошо платит, я всегда рад видеть мистера Продажного Сноба на нашем пороге.

– Ладно, ты же у нас босс, – ехидно усмехнувшись, сказала Файни.

– Конечно, я босс! Ты осмеливаешься сомневаться в моём авторитете?

Он строго посмотрел на жену и скорчил жуткую рожу. Оба рассмеялись. Файни подошла к дивану и, наклонившись, поцеловала мужа.

– Заигрываешь с начальством? – произнёс Фил, когда они наконец оторвались друг от друга.

– Ага, надеюсь на хорошую премию к Рождеству и упаковку французских колготок.

– Ладно, пошутили и хватит. Зови Сэма, он не из тех, кто привык ждать, незачем его злить понапрасну.

– Слушаюсь, мистер Имерсон, сию минуту будет исполнено, – улыбнувшись, ответила Файни.

Открыв дверь в кабинет, она пригласила гостя войти и отправилась варить кофе.

– Рад вас видеть, мистер Рэдборн, присаживайтесь.

Фил встал с дивана и приглашающим жестом указал гостю на удобное плетёное кресло напротив стола, за который сел сам.

– Взаимно, Фил. По телефону ты сказал, что у тебя есть для меня новости.

– И преотличные. Один из моих осведомителей, имя которого я, к сожалению, не могу назвать, так как он достаточно плотно увяз в криминальном болоте нашего города, на днях раздобыл кое-какие сведения о тех, кто стоит за делом с похищенными у вас документами. По его словам, громкое дело с китайским рестораном, о котором вы наверняка слышали, имеет к этому самое непосредственное отношение, и он абсолютно уверен, что хозяин ресторана, мистер Шенг, собирался их продать кому-то из мафиозной верхушки. Он не знает, кому именно, но обещал выяснить это до конца недели.

– Как, демократы меня избери, хозяин ресторана получил эти документы? Это он их украл?

– Вряд ли. Я, конечно, сразу им заинтересовался, как только всплыло его имя, но выяснил только, что он был добропорядочным гражданином и примерным семьянином. Мои люди сейчас распутывают его связи на улицах, выясняя, от кого он мог получить документы и как вообще затесался в эту чехарду. Но основная цель на данный момент – это конечный пункт назначения. Пока я не выясню имя покупателя, мы не сдвинемся с мёртвой точки. Да и вам, я так понимаю, главное – вернуть бумаги, а не разбираться в хитросплетениях преступной иерархии.

– Это, бесспорно, приоритетная задача, но я хотел бы выяснить и непосредственного виновника, чтобы избежать подобного в дальнейшем. Если в моём окружении шныряет крыса, её надо вычислить и нейтрализовать. Как я буду вести дела, если не могу никому доверять? Если подозревать всех и каждого, это парализует мою работу.

– Я понимаю и, разумеется, приложу все возможные усилия, чтобы выяснить имя вора. Мои информаторы работают в обоих направлениях – ищут и конец цепочки, и начало. Мы об этом уже говорили, но у вас не появились мысли, кто из вашего окружения может вызывать сомнения в своей лояльности? Так как я не имею представления о содержании документов, то не могу и определить круг заинтересованных в получении конкретной информации лиц, а стало быть, вынужден шерстить любые варианты. Это не проблема, и я уважаю ваше желание, просто на расследование вслепую потребуется намного больше времени, и, соответственно, расходы тоже увеличатся.

– Нет, ума не приложу, кто бы мог получить доступ к моему сейфу. Ключ есть только у меня, и я его никому не даю. К тому же вор должен был знать, что они находятся именно в сейфе, да и вообще – как он узнал про их существование? Про такие вещи не пишут в газетах и не выпускают бюллетени. Я готов потратить больше для сохранения конфиденциальности. Не то чтобы я вам не доверял, вы уже не раз доказывали, что умеете хранить секреты, но эти бумаги для меня действительно крайне важны, и чем меньше людей будет знать, о чём в них говорится, тем лучше.

– Что ж, отлично. Пока это всё. Много людей в этот самый момент собирают по крупицам нужную информацию, и, я уверен, к концу недели мы будем знать гораздо больше.

– Ну, начало неплохое. Вы нашли перекупщика, осталось выяснить, у кого он их купил и кому собирался продать. Думаю, с вашим опытом это не вызовет особых проблем?

– Естественно. Буду держать вас в курсе событий.

– Прекрасно. Сколько я вам задолжал на данный момент?

– Внесённого задатка пока достаточно, к тому же вы постоянный клиент, в чьей платёжеспособности я не сомневаюсь, поэтому я не собираюсь требовать у вас оплаты каждого возникающего в процессе счёта.

– Приятно это слышать. Но всё равно, пожалуй, выпишу вам чек на текущие расходы. Хорошая работа должна хорошо оплачиваться.

Сэм вытащил из кармана пиджака чековую книжку и, заполнив чек, оторвал его и протянул Филу, который, посмотрев на более чем щедрую сумму, усилием воли заставил себя никак не проявить удивления.

– Благодарю вас, мистер Рэдборн, за столь положительную оценку моих усилий. Я гарантирую, что всё будет сделано в лучшем виде и наше агентство вас не разочарует.

– Я в этом уверен, именно поэтому я здесь. Мне пора на другую встречу, и я вас покидаю, но прошу немедленно извещать о любых изменениях по моему вопросу. До свидания.

Сэм встал со стула, пожал руку Филу и, кивнув, пошёл к дверям.

– До свидания. Я свяжусь с вами, как только что-то узнаю.

Фил услышал, как Рэдборн попрощался с Файни и как хлопнула входная дверь. Спустя минуту в кабинет вошла его жена и, сев на диван, закинула одну ногу в обтягивающих джинсах стрейч на другую.

– Ну как? Мистер Тёмные Делишки остался доволен?

– Судя по чеку – да, и весьма. Хотя это, скорее, указывает на то, что он просто до дрожи напуган тем, что кто-то может воспользоваться его бумагами. И его готовность значительно переплачивать за их поиск вслепую лишний раз это подтверждает. Вот, посмотри сама.

Фил протянул жене чек. Взглянув на сумму, она присвистнула и изумлённо приподняла брови.

– Однако. Десять тысяч долларов на текущие расходы. И столько платит человек, от которого обычно не дождёшься и благодарственной открытки. Рэдборн точно напуган до чёртиков. Ты уже выяснил, что же такого в этих документах?

– Пока я даже не знаю, кто за этим стоит. Но я прикормил (или со времён работы в полиции имею рычаги влияния на) достаточное количество людей различного уровня, чтобы рано или поздно докопаться до сути.

– Главное, чтобы не слишком поздно. Ты собираешься ознакомиться с документами, когда они попадут к тебе в руки, или будешь играть в хорошего парня и просто отдашь их Рэдборну?

– Посмотрим, не стоит делить шкуру неубитого медведя. Но, скорее всего, надо будет их изучить: уж больно он вертится – как уж на сковородке.

– Я тоже так думаю. На случай, если он захочет устроить нам какую-нибудь пакость, страховка не помешает.

Файни встала с дивана и, подойдя к мужу, обняла его и поцеловала. Вытерев с его щеки помаду, она направилась в приёмную, шутливо бросив на прощание:

– Я знаю, ты справишься. Иначе вышла бы я за тебя замуж!

Фил улыбнулся и вернулся к проверке сводок от вездесущей агентуры.

* * *

Сэм уселся в машину и на некоторое время задумался. Расследование сдвинулось с мёртвой точки – это хорошо, но плохо, что пока невозможно сделать какие-то выводы. Он всё ещё не имеет понятия, каким образом эти бумаги попали к хозяину занюханного китайского ресторана и кто из его окружения несёт ответственность за их пропажу. По сути, дело так же покрыто туманом, как и вначале.

Вздохнув, он завёл машину и поехал на встречу с сенатором, которого предстояло огорчить, чего Сэм с удовольствием избежал бы. Но если документы где-то всплывут, а он не предупредит Джеффри, чтобы тот подготовил защитную тактику, с неприятно большой вероятностью на следующие лет десять они могут получить одинаковые должности в федеральной тюрьме. Эта встреча необходима, и Сэм петлял по улицам города, неумолимо приближаясь к точке икс.

Поглядывая по сторонам, он не различал лиц. Даже езда в мощной машине потеряла своё очарование. В мягком кресле с подогревом, созданном лучшими дизайнерами, он чувствовал себя неуютно, и с каждой минутой оно всё больше напоминало подушечку для иголок. Когда он припарковался у отделанного в средневековом тяжеловесном стиле «Голден Лэнс», то уже просто не находил себе места и хотел только, чтобы ноша на его плечах, весящая, кажется, целую тонну, оказалась разделена поровну.

Он вышел из машины и направился к дверям ресторана, по обе стороны которых стояли выточенные из дерева крашеные фигуры рыцарей в латных доспехах, как бы охраняющие стилизованный под ворота замка вход. Потянув за большое железное кольцо, он открыл створку и шагнул внутрь.

Зал ресторана напоминал харчевню восемнадцатого века – огромные дубовые стропила, на которых висели электрические лампы, вполне достоверно имитирующие керосиновые, большие тёсаные столы из досок с лавками вместо стульев; на стенах, искусно замаскированных под бревенчатый сруб, развешаны вымпелы и геральдические щиты. В дополнение к оригинальному антуражу здесь подавали отменную еду, тоже в основном из меню герцогов и баронов, пировавших в своих фамильных замках после рыцарского турнира или охоты на лис.

К Сэму подошёл метрдотель в форме королевского пажа и, сверив заказ столика с лежащим у него в поясной сумке планшетным компьютером, провёл гостя на свободное место через лес квадратных потрескавшихся колонн.

Джеффри ещё не пришел, и Сэм попросил меню, предупредив метрдотеля, что будет не один. Сенатор появился с опозданием на двадцать минут, когда Сэм уже доедал приготовленное на яблоневых углях барбекю из индейки, отлично прожаренное и с изумительным подбором специй.

С лицом римского патриция31 и сединой в волосах, которую специально не закрашивал, Джеффри выглядел очень представительно и вызывал уважение одним своим видом, который помог ему сначала попасть в конгресс, а затем и в сенат. Заметив его, Сэм привстал. Обменявшись рукопожатием, они уселись за стол; пока Сэм доедал индейку, сенатор тоже сделал заказ, остановив свой выбор на овощном супе с потрохами и горшочке свиного рагу.

Отложив в сторону меню и облокотившись на стол, Джеффри сцепил руки перед собой и положил на них подбородок.

– Я еле вырвался от Мисси. Она намеревалась сегодня выйти в свет и купила по такому случаю новое шикарное платье, а нет более обиженной женщины, чем та, которой не удалось покрасоваться в сногсшибательном наряде перед жёнами других влиятельных и богатых мужчин. В итоге разразился жуткий скандал – я, мол, ставлю свои дела выше неё, и теперь ей придётся ходить так в мясную лавку. Можно подумать, она знает, где находятся обычные магазины, не торгующие модными тряпками и драгоценностями. Так что причина, по которой ты меня так срочно вызвал, должна быть очень весомой.

– Более чем. Помнишь, как ты протолкнул одну заковыристую поправку, вследствие которой прерогатива определять допустимый уровень загрязнения и минимальную дистанцию расположения от его источников для участков земли под застройку перешла от федеральной комиссии к городскому муниципалитету? Я ещё представил отчёт экспертов о безопасности такого строительства, а общественный совет на время ослеп благодаря компрометирующим председателя документам, не оставившим ему другого выбора, кроме как подписать всё, что скажут. А также, я уверен, ты не забыл, что мы поровну владеем купленными до ратификации этой поправки участками земли, стоимость которых теперь выросла минимум втрое.

– Не вижу, к чему ты рассказываешь то, что я знаю и так. Да, мы славно нагрели руки на этой афере, но ты должен за это благодарить меня не меньше, чем я тебя. Каждый из нас выполнил свою часть работы и получил заслуженный профит. Нашему взаимовыгодному партнёрству уже не первый год, и, надеюсь, оно продлится ещё много лет, пока одного из нас не сбросит брыкающийся норовистый бык по имени Соединённые Штаты Америки.

– Да, мы отлично сработались, а надёжный партнёр в наше время в прямом смысле на вес золота. Но я позвал тебя не для того, чтобы вспоминать былое, и рассказал об этом деле, только чтобы напомнить, как крепко мы в нём завязли. Суть в том, что документы, в том числе топографическая карта с отмеченными спорными землями и компроматом на председателя, несколько дней назад были украдены из моего сейфа. Там же находилась выписка из кадастрового реестра, где чёрным по белому указаны имена тех, кто приобрёл эти участки. Я сразу же нанял проверенного частного детектива, который не станет задавать лишних вопросов и будет держать язык за зубами. Его расследование уже дало кое-какие плоды, но я хотел поставить тебя в известность о случившемся и, как ты сам понимаешь, не мог обсуждать это по телефону.

Сэм замолчал и выжидающе посмотрел на сенатора, который расцепил холёные руки и теперь потирал одной из них подбородок.

Лайонфилд полагал себя уравновешенным и спокойным человеком и очень этим гордился, но сейчас он чувствовал, как в давшую трещину броню его невозмутимости заползла склизкая змея страха. Он своими руками и обаянием воздвиг недосягаемый для большинства сверкающий небоскрёб жизни Джеффри Лайонфилда, и мысль, что тот может рухнуть из-за чьей-то некомпетентности или жадности, привела его в ярость. Нахмурившись, он прекратил массировать подбородок и стукнул кулаком по столу.

– Я так понимаю, теперь похититель имеет на руках доказательства нашей причастности к не совсем законным операциям с недвижимостью, и если он решит их обнародовать, то, по наиболее скромной оценке, мы лишимся своих нынешних мест и возможности занимать какие-либо государственные должности в будущем, а про худший вариант даже не хочется думать. Как ты допустил подобное?

– Не могу даже представить, как это могло случиться. Они хранились в намертво вмурованном в стену моего кабинета, одном из самых надёжных, практически невскрываемом сейфе. Оба комплекта ключей находятся у меня, и даже моя жена и любовница не имеют ни малейшего представления ни о чём, кроме официальных заявлений. Если ты намекаешь, что я не обеспечил достаточную защиту и конфиденциальность своих дел, то ты заблуждаешься. Я перецеловал множество задниц, покрывал дурно пахнущие делишки высокопоставленной швали и раздал много тысяч долларов взяток, чтобы добиться избрания меня грёбаным мэром этого вонючего городишки, уже на второй срок, между прочим. Думаешь, я страдаю излишней доверчивостью или неосторожностью?! Я отлично понимаю, чем нам грозит этот кризис, и потому трачу значительные личные средства на его разрешение. Ты не имеешь права обвинять меня во всех грехах, лучше давай решать, как защитить наше положение, если случится худшее и документы всё-таки всплывут.

Джеффри глубоко вздохнул и покрутил головой, чтобы размять шейные позвонки, которые в последнее время стали частенько ныть.

– Ладно, не нервничай, паника в критической ситуации может привести к действиям, которые сделают её непоправимой. Только взвешенный анализ и чёткое планирование способны решить любую проблему, какой бы сложной и опасной она ни казалась. Продолжай своё расследование и держи меня в курсе, а мне надо основательно всё обдумать и принять оптимальное решение. Возможно, придётся на всякий случай заручиться поддержкой в Верховном суде и Департаменте юстиции. А сейчас я хочу спокойно провести вечер за прекрасным ужином, и, пожалуй, мне надо привести нервы в порядок.

Официант как раз принёс серебряную тарелку с густым супом и поставил между ними миниатюрную жаровню с углями, на решётке над которыми шкворчал, распространяя упоительный аромат искусно приготовленной еды, керамический горшочек.

Джеффри повязал вокруг шеи накрахмаленную салфетку и заказал официанту двойную порцию чистого виски двадцатилетней выдержки.

– Присоединяйся, для выпивки нужна компания, а то я буду выглядеть алкоголиком.

– Почему бы не выпить со старым другом, да и успокоиться мне тоже не помешает.

Больше они о делах не говорили, просто наслаждались отменной кухней, обсуждая машины, женщин и скачки, завзятыми поклонниками которых являлись. Они справедливо полагали, что в бизнесе нет места обидам, есть только прибыль, ради которой можно и закрыть глаза на недостатки и оплошности партнёра.

Во многом очень разные, в основном они были вылеплены из одного теста, что и позволяло им успешно сотрудничать и проворачивать смутные делишки, в которых просто необходимо взаимное доверие.

Спустя пару часов, отдохнув, наевшись до отвала и немного захмелев, Сэм оплатил счёт и вызвал сенатору такси. Сердечно попрощавшись, как будто между ними и не пробегала чёрная кошка, они разъехались по домам.

2.3. Начало – лишь часть бесконечности

Радиобудильник разразился бодрыми звуками кантри, и, открыв глаза, Боб увидел над собой потолочный вентилятор, который медленно, словно бы нехотя, крутился, взбалтывая душный кисельный воздух. Откинув простыню, заменявшую одеяло, он встал с кровати и отправился в ванную.

Его однокомнатная, по-армейски опрятная квартирка в пяти кварталах от участка содержала минимум вещей, которые обычные люди, будто сороки в гнёзда, стаскивают в называемый ими домом склад, доказывая себе, что в этом мире они чем-то владеют.

Помывшись и наскоро перекусив, он быстро оделся, взял с крючка около входной двери фуражку и, выйдя на улицу, подставил лицо набирающему силу дню. Боб всегда ходил на работу пешком, чтобы размяться и окунуться в пробуждающуюся жизнь города. Пребывая в хорошем настроении, он с улыбкой разглядывал прохожих и зарождающуюся дневную суету, не забывая бдительно отмечать любые события, требующие его вмешательства.

Утро выдалось спокойное – вокруг сновали деловитые мужчины в костюмах, неопределённого возраста молодые люди в джинсах и майках, женщины в платьях и мини-юбках; у входа в закусочную плюшевая корова зазывала попробовать новый гамбургер с салатом-латук и жареным луком, а по проезжей части нёсся разноцветный поток автомобилей, чей бег то и дело прерывался красным сигналом светофора, и тогда металлические рысаки нетерпеливо фыркали и рвали удила.

Без происшествий добравшись до участка, Боб отметился о прибытии на службу и получил наряд на патрулирование Хорнбрук-террас – тихого жилого района на самом краю его участка. Перед выездом он поднялся в отдел расследований проверить, на месте ли Лэйни. Как всегда пунктуальный, тот сидел за рабочим столом и деловито стучал по клавиатуре.

Здороваясь с остальными детективами, Боб испытывал уколы зависти: эти люди занимаются серьёзным делом – раскрывают преступления и являют собой олицетворение закона для преступивших его черту. Они казались ему рыцарями в сверкающих доспехах, и он мечтал однажды примкнуть к этому славному ордену.

Когда он подошёл, Лэйни уже закончил печатать и разбирал бумаги в органайзере. Боб просто забежал узнать последние новости и вкратце рассказать о поездке на Блюроуз-стрит, подытожив выуженные из хозяина и соседей показания, так что, пожав Лэйни руку, сразу перешёл к сути.

– Шенгов не назовёшь слишком общительными: в доме у них было лишь несколько поверхностных знакомых, которые не могут сообщить ничего интересного, так как дальше вежливой житейской болтовни дело не заходило. Хотя некая мисс Трамптон утверждает, что они собирались продать ресторан и копили деньги на безоблачную старость. В общем, негусто, и пока ничего не говорит про какую-то тайную вторую жизнь, за которую им пришлось расплачиваться явной. Попозже я занесу полную распечатку опросов каждого свидетеля, но ничего стоящего ты там не найдёшь. Может, хоть у тебя есть хорошие новости?

– Ты застал меня, как раз когда я отправлял запрос насчёт зафиксированной криминальной деятельности и судимостей Портера и Квандайка. Ответ, скорее всего, придёт после обеда. Если там обнаружатся какие-то пробелы, я позвоню знакомому детективу в Сайлент Гарден и попрошу их заполнить, намекнув, чтобы он уделил особое внимание уличным связям наших усопших мерзавцев. Приятелю из ФБР я позвонил вчера, и он обещал посмотреть, что у них имеется на фигурирующих в этом деле лиц. В общем, удочки заброшены, и теперь нам остаётся только следить за поплавками.

– Ты, я вижу, зря времени не терял. Прекрасно. Я отправляюсь на патрулирование и вернусь в участок вечером. Тогда и поговорим об улове за день.

– Звучит как план. У меня тоже ещё полно работы, так что вечером в самый раз.

Кивнув на прощание, Боб спустился на первый этаж, как всегда, наполненный гомоном арестованных и несмолкающим перезвоном телефонов, и, невозмутимо миновав этот бедлам, вышел на улицу. С сегодняшним нарядом ему повезло – в Хорнбруке в основном живут пенсионеры и страховые агенты. Там даже не установлено наличие уличных банд, только хулиганы и алкоголики, которые время от времени проводят ночь в участке, а потом о них долго не ни слуху ни духу.

Такие рабочие дни можно назвать отдыхом – Боб не спеша колесил по району, периодически заворачивая в сквозные переулки, но даже там единственным нарушителем оказался бомж, копавшийся в мусорном контейнере за круглосуточным универсамом. Проезжая по округе, Боб наслаждался текущей по улицам Хорнбрука неспешной жизнью, разглядывая сидящих на аккуратных скамейках в тени вязов и тополей старичков; развешивающих на балконах постиранное бельё или, облокотившись на перила, высматривающих повод для сплетен с подружками домохозяек; небольшие семейные магазины, торгующие выпечкой, канцелярскими товарами и недорогой одеждой. Также здесь располагалось на удивление много туристических агентств. Казалось, что жители района, когда не греются на солнце с медовой слойкой в руках, пакуют чемоданы для поездки на Карибы или в Сан-Диего.

Пообедал Боб в уличном кафе около засаженного пихтами и лиственницами сквера. Почти все столики оказались заняты, но его внимание привлекла только пожилая седовласая пара, оба пышные и розовощёкие, которая, прихлёбывая чай, налегала на пончики с банановой глазурью, возвышавшиеся горкой посередине стола. Улыбнувшись, он представил себе, что это мистер и миссис Санта-Клаус, приехавшие с Северного полюса в Розвинд погреться и отдохнуть от составления бесконечного списка непослушных детей.

За весь день Боб не заметил ни одного серьёзного правонарушения – один раз пожурил летящего на скейтборде по улице с риском сбить кого-то с ног или разбить себе голову подростка и ближе к вечеру помог старушке, медленно переходившей дорогу и застрявшей посередине, когда пешеходный светофор уже переключился на красный.

В конце смены он чувствовал себя чуть ли не более отдохнувшим, чем утром, – так освежающе подействовало на него время, проведённое среди довольных жизнью, вменяемых людей. Помыв машину и поставив её на стоянку, он отправился проведать Лэйни, но его стол ещё пустовал.

Санджей Сингх, наверное, единственный детектив индийского происхождения во всём Розвинде, сказал, что Лэйни с утра не возвращался, и предложил дождаться его в комнате отдыха – комнатушке с продавленным кожаным диваном и небольшим старым телевизором; зато там, на специальной тумбочке, сверкала хромом новая кофемашина – гордость всего участка, способная приготовить десять видов кофе.

Санджей присоединился к Бобу, и, наслаждаясь ароматом свежесваренного капучино, они поболтали о выматывающих полицейских буднях и о том, что Миррен, жена Санджея, уехала на неделю к родне в Феникс, с вытекающей из этого сравнительной характеристикой забегаловок быстрого обслуживания поблизости от работы. Допив кофе, детектив вернулся на своё место, а Боб откинулся на спинку дивана и неожиданно для себя задремал.

Проснулся он от того, что кто-то трясёт его за плечо.

– Вот, значит, за что полицейское управление платит тебе зарплату, – ухмыляясь, пошутил Лэйни.

– Да сам не знаю, как это я умудрился тут заснуть. Присел выпить кофейку – и вот меня уже будишь ты. – Боб встал с дивана, потянулся, растёр затёкшую шею и, подняв упавшую на пол чашку, вымыл её под горячей водой в раковине. – Ну что, лёд тронулся?

– Пожалуй, да. Перед тем как тебя будить, я просмотрел входящую корреспонденцию и нашёл там ответ из Сайлент Гарден. Оба наших жмурика находились на прицеле у местных детективов – грабежи, разбой, квартирные кражи, но доказать причастность удалось лишь по двум эпизодам, за что они и отсидели пять лет в «Бирслоу». Вышли на свободу полгода назад и, видимо, принялись за старое. Ох уж мне эти каталажки общего режима – нечто среднее между курсами повышения квалификации и домом отдыха для ублюдков всех мастей. Порой я жалею, что тюрьмы одиночного содержания остались во временах Диккенса. Вот уж от них-то преступники старались держаться подальше! В общем, за эти полгода их не удалось прищучить. По донесениям информаторов, они ещё и спутались с какими-то авторитетными уголовниками, стали держаться гораздо уверенней и, опять же по слухам, занялись чем-то посерьёзнее воровства телевизоров. Скорее всего, подались в шестёрки одной из семей. Поздравляю, твоё предположение, что они там оказались неспроста, получило косвенное подтверждение. Я уже позвонил Бену Сайдволлу – это мой хороший знакомый в том участке – и попросил его неофициально допросить тех, кто может прояснить ситуацию с их нанимателями.

– И он не откажется потратить своё время на то, что его не касается?

– Борьба с преступностью затрагивает всех полицейских. Детективы различных участков постоянно обмениваются такими услугами, когда расследование выходит за рамки их юрисдикции, – негласное соглашение, значительно облегчающее работу. Он выполнит мою просьбу, а я помогу в каком-то его деле на нашей территории. Он обещал прогуляться по некоторым подозрительным личностям; как только что-то узнает – немедленно сообщит. В общем, подождём до конца недели. К понедельнику я соберу воедино все кусочки, и, может, тогда этот криптекс откроется.

– Отличная работа, Лэйни. Теперь мы знаем, что убийство четы Шенг – это не случайный налёт, а спланированная акция.

– Точно. И хотя пока неизвестно, кто дёргал за ниточки и для чего это им понадобилось, но совершенно ясно, что кукловод есть и он оставил после себя множество брошенных мёртвых кукол. Если получится раздобыть хоть какие-то твёрдые доказательства, то дело перейдёт в разряд официальных, и тогда мы обязательно докопаемся до истины.

– Надеюсь скоро доказательства обнаружатся. Мы должны постараться, чтобы вместо обедов в дорогих ресторанах эти моральные уроды ещё много лет довольствовались тюремной баландой.

– И мы постараемся, не сомневайся. Ладно, Боб. Мне ещё писать отчёты, потом надо заехать в химчистку, продуктовый и забрать жену с пилатеса.

– Семейные заботы? Счастливец! До пятницы, звони вечером, если буду свободен – пропустим кружку-другую пивка. А пока я собираюсь завалиться в кровать и проспать часов эдак двенадцать.

Они пожали друг другу руки, и, отметившись у дежурного о конце смены, Боб вышел в тёплый вечер и поспешил домой, где, как и обещал, провалился в глубокий, как бездонный колодец, сон.

* * *

Витти отлично выспался, но, раскинувшись на шёлковых простынях, не спешил вставать. Наслаждаясь заслуженным отдыхом после отлично выполненной работы, он включил телевизор на стене напротив и ещё час, пока ему не надоело, щёлкал каналами: урывками посмотрел новости, какую-то мелодраму и даже документальный фильм о королевских пингвинах.

Он всегда переходил к активному состоянию сразу, без раскачивания. Бодро вскочив на ноги, он отправился в просторную, отделанную дорогим кафелем ванную комнату, где добросовестно почистил зубы и, ополоснувшись горячей водой в душевой кабине, энергично растёрся махровым полотенцем.

Как был, голышом, весь розовый, чувствуя, как дышит каждая пора кожи, он прошёл на кухню с итальянским гарнитуром из эбенового дерева и палисандра и заварил душистый зелёный чай, специально заказанный со Шри-Ланки, благодаря которому его утренний прилив энергии обрёл силу цунами.

Встреча с загадочным китайским шпионом была назначена на шесть вечера, и, получив весь день в своё распоряжение, он собирался основательно расслабиться, поскольку потом такая возможность могла представиться не скоро.

Подумав, Витти надел белый костюм из тонкой шерсти и хлопковую синюю рубашку. Натянув на босу ногу кожаные сандалии, он вышел из квартиры и, сбежав по мраморным ступеням в огромный шикарный холл с пальмами в кадках по углам, поздоровался с важным консьержем в бархатном сюртуке, невозмутимо стоящим за широкой конторкой из лакированного красного дерева. Тот вышколено пожелал ему доброго утра и поинтересовался, когда мистер Лепатроне вернётся, на случай если его будет кто-то спрашивать.

Легкомысленно отмахнувшись от услужливого привратника, Витти гоголем вышел на Колдмаунтайн-вэллей, фешенебельную улицу в центре города, где могли себе позволить купить жильё лишь те, кто далеко шагнул за границу, по другую сторону которой стоял и истово завидовал их положению средний класс. Он любил жить с размахом и не желал соглашаться на предлагаемые жизнью средненькие варианты, с лихвой устраивающие большинство.

За годы преступной деятельности он скопил порядочную сумму и не разбрасывался деньгами попусту, как более глупые коллеги, спускавшие целые состояния на элитные вина, азартные игры и женщин лёгкого поведения. Его активы, включающие пакеты надёжных акций, несколько объектов недвижимости, сдающихся внаём, и ряд банковских счетов, обеспечивали вполне достойный ежемесячный доход. Но бросать свою работу Витти даже и не думал – во-первых, она ему нравилась, а во-вторых, он верил, что человек должен трудиться, так как праздность и лень ещё никого не доводили до добра.

Не спеша прогуливаясь по узорной гранитной брусчатке, он глазел по сторонам, заглядывал в витрины различных бутиков, расплодившихся тут в изобилии, и засматривался на нарядных девушек с бутафорскими собачками на поводке, совершающих паломничество по этим святыням жертв маркетинга.

Остановившись у витрины магазина, торгующего наручными часами, немного подумав, он зашёл внутрь. Слащавый пожилой еврей в алом кашемировом жилете приторно улыбался и слегка кланялся, демонстрируя перспективному клиенту свои лучшие хронометры. Примерив с десяток вариантов самого причудливого дизайна, Витти решил пока не менять свой неброский «Патек Филипп» и вернул часы разочарованному хозяину, сразу понизившему уровень с лакейско-подобострастного до вежливо-уважительного.

Выйдя наружу, он посмотрел на небо и увидел, как с запада наползает туча, – скоро на город прольются освежающие струи, чтобы смыть пыль и грязь с его улиц. Поёжившись под налетевшим холодным порывом ветра, он почувствовал желание выпить горячего кофе, благо одно из уличных кафе располагалось ярдах в двадцати от магазина.

Когда Витти присел на кованый стул в кафе, то заметил, что люди вокруг него тоже начали посматривать вверх и в их движениях прибавилось торопливости.

Улица быстро пустела, но Витти надвигающийся дождь не беспокоил, так как он сидел под большим фиолетово-оранжевым полосатым тентом. Устроившись поудобнее, он заказал большую чашку кофе с сахаром и пару бриошей. Вежливый официант, в фирменном красном с голубым жилете, принёс заказ и отправился собирать посуду и вытирать столы, а Витти с удовольствием принялся смаковать мягкую аппетитную булочку.

Конец трапезы совпал с первыми робкими каплями, принявшимися расписывать мостовую кляксами в стиле ар-нуво32 и выстукивать джазовые синкопы33 на барабане тента. Зонта Витти с собой не взял, так что заказал ещё кофе, свежую газету и преспокойно наслаждался вынужденным бездельем, пока небо рыдало навзрыд, поливая землю водопадами слёз.

Когда, примерно через час, солнце наконец прогнало навевающую тоску хмарь, Витти как раз дочитывал спортивные новости и допивал третью чашку кофе. Сложив газету, он бросил её на стол и, расплатившись по счёту, отправился домой, перепрыгивая через образовавшиеся в углублениях тротуара лужи.

Дома он разделся, повесил чистую одежду обратно в шкаф и решил вздремнуть, проведя этим наилучшим способом несколько часов до встречи с Мином. Поставив будильник, чтобы не проспать, он по-ребячески подпрыгнул спиной назад, упав на простыни, немного поворочался – и через пять минут уже путешествовал по стране грёз.

***

Старый бабушкин будильник с двумя маленькими гонгами по бокам, единственная вещь, позволявшая упрекнуть его хозяина в сентиментальности, громко зазвенел, и Витти тут же открыл глаза. Он оставил этот будильник не столько в память о бабушке – строгой итало-американской матроне с большим количеством усов, чем у моржа, сколько потому, что с детства привык к его звуку и всегда моментально от него просыпался, в отличие от новомодных игрушек, которыми пытался его заменить.

Прошлёпав босиком по напольной плитке на кухне, он достал из холодильника молоко и, отпив прямо из бутылки, вернул его на место, после чего намазал бутерброд паштетом из гусиной печени. Наскоро перекусив, вынул ящик со столовыми приборами и отнёс его на стол, приподняв боковину, сдвинул нижнюю панель и достал из тайника несколько удостоверений, хранившихся тут на всякий случай, который сейчас и представился.

Выбрав удостоверение детектива с настоящими именем и фамилией сотрудника полиции, он закрыл тайник и убрал ящик на место. Фотографию, разумеется, он наклеил свою, но даже если у кого-то возникнут сомнения и он решит позвонить в участок, то лишь законченный параноик станет ещё и сверять внешность. К тому же, от греха подальше, Витти менял эту ксиву раз в год. Знакомый изготовитель фальшивых документов брал данные напрямую из полицейской базы, которую он давно взломал и, будучи осторожным профессионалом, до сих пор оставался там незамеченным.

Одежда для работы – скромная и неброская – висела в отдельном небольшом шкафчике. Облачившись в синие джинсы и светло-коричневую футболку с длинными рукавами, выйдя в коридор, Витти накинул салатовую ветровку, почистил щёткой и надел мокасины, которые предпочитал кроссовкам из-за удобной подошвы. На этот раз, выйдя на улицу, он не прогуливался по мостовым и не любовался видами. Отойдя ярдов на двести от своего дома, он уверенно свернул в чистый, освещённый переулок между облицованным гранитом десятиэтажным многоквартирным домом и белым, с фигурными известняковыми плитами на фасаде, особняком в стиле барокко.

В столь богатом районе даже изнанка выглядела беззаботно и празднично, с ухоженными тенистыми двориками, лавочками для отдыхающих и слегка пахнущими сосной и лаком резными беседками.

Уверенная, что является хозяевами мира, здешняя публика совершенно не опасалась посторонних. Витти прошёл мимо девушки с короткими золотистыми волосами в амарантовой вязаной кофточке и хлопковых бриджах, читающей какой-то роман, которая на него даже не взглянула. В следующем дворе, за столом под нависшей акацией, двое мужчин среднего возраста играли в нарды и пили светлое пиво из стеклянных бокалов, наливая его из стоящего рядом переносного холодильника.

Обойдя их стороной, Витти нырнул в прореху в кусте сирени, за которой, незаметный для всех остальных, притаился узкий проход между домами. Здесь начиналась менее ухоженная часть города – на асфальте появились трещины и грязь, а на стенах – пока ещё редкие подтёки и уличная живопись.

Чем больше он удалялся от фешенебельного центра, тем запущеннее и непригляднее становились переулки и дома вокруг. Наконец, свернув в L-образный промежуток между кирпичными многоквартирными высотками, он попал в мир запустения и упадка. Как очень хитрая мышка, всегда знающая, где в запутанных дорожках лабиринта припрятан сыр, Витти юркнул в очередной проулок и, миновав спящего на обрывках грязных коробок бродягу, исчез за поворотом.

На этот раз он не собирался гулять по местному Чайна-тауну и, выскользнув из какой-то тёмной подворотни в двадцати ярдах от «Застывшего времени», сразу направился к чёрной двери, бессменно охраняемой строгим гипсовым самураем.

Под мелодичный перезвон спрятанных где-то под потолком колокольчиков, из задней комнаты, засунув руки накрест в широкие рукава, вышел невозмутимый хозяин с трубкой в зубах и уселся за свой незыблемый, олицетворяющий надёжность стол. Витти поздоровался в ответ на вежливый неспешный кивок и встал напротив.

– Как моя просьба? Ты достал информацию о нужных людях?

Мин неторопливо выпустил несколько колец дыма и положил трубку на подставку. Открыв ключом нижний ящик правой тумбы стола, он достал оттуда конверт и бережно положил его перед собой.

– Всё здесь, – выдал он исчерпывающий ответ. – Помни о нашем договоре – никто из этих людей не должен пострадать.

– Не беспокойся. Раз я сказал, что им ничего не угрожает, значит, так и будет. Моё честное слово – такая же надёжная валюта, как и золотые банковские слитки, ведь стоит один раз его нарушить – и дела сильно осложнятся.

Китаец пожевал губами и толкнул конверт к Витти.

Он протянул руку и вскрыл его, обнаружив внутри листок с шестнадцатью именами и адресами. Около двух стояли красные номера один и два, а на другой стороне Мин написал две строчки – название влиятельного мафиозного клана под цифрой один и фамилию, которую Витти видел первый раз в жизни, под цифрой два.

– Я так понимаю, номера – это связи указанных лиц с определёнными людьми и организациями, способными доставить неприятности. Но что значит номер два? Я, по крайней мере, о нём не слышал.

– Это детектив полицейского управления Розвинда Джунипер Торнбуш, который очень крепко держит этого человека за яйца, сделав его полицейским информатором. Выяснять, почему он вынужден работать на полицию, я не стал, вряд ли ты будешь пытаться съесть червячка и не заглотнуть крючок. Думаю, тебе достаточно информации, что к нему лучше не приближаться.

– Да, всё так, мне просто надо знать, кто из этих людей может доставить проблемы, а в детали их биографии я вдаваться не собираюсь. Благодарю за помощь, пусть твои китайские боги принесут тебе здоровье и процветание.

Китаец слегка раздвинул уголки губ в улыбке.

– И тебе желаю того же. Все мы во власти Юй-Ди34, и снизойдут на нас умиротворение и достаток, если он пожелает того. Рад, что ты удовлетворён моими скромными усилиями, всегда желанный гость в моём доме.

Мин благосклонно поклонился, и Витти ответил ему тем же, после чего засунул конверт за пазуху, вышел на улицу и направился в сторону ближайшего ресторана под стихающий за его спиной робкий, немного печальный звон.

Ближайшим оказался «Нидито Комодо» – небольшой мексиканский ресторан, заглянув в который, Витти увидел идущие вдоль стен отдельные кабинки, идеально подходящие для того, чтобы спокойно посидеть и составить план. Удовлетворённо кивнув, он прошёл в зал с ярко-оранжевыми колоннами, увешанными гирляндами и фотографиями Мексики, и голубым, как сухое безоблачное небо в жаркую и душную сиесту, потолком с висящей в его центре большой, ярко раскрашенной пиньятой. Выбрав кабинку в дальнем углу, он сел за тёмно-бордовый деревянный стол, над которым на каменной стене висело сомбреро, и заказал гуакамоле35, мексиканское рагу и двойную текилу одетому в плетёное цветастое пончо официанту.

В ожидании заказа Витти снял куртку и положил её на сиденье рядом с собой, затем достал из конверта список и мельком его просмотрел, мысленно поблагодарив Мина за то, что успешно избежал полицейской ловушки. Да и с китайской мафией тоже лучше не сталкиваться. Он даже не стал бы выполнять для них поручения, уж больно злы и жестоки эти татуированные от пяток до макушки косоглазые маньяки. Имена ему ничего не говорили, и он посмотрел на адреса. Основная часть нужных ему людей проживала на Санрайз-авеню или на соседних улицах и они являлись, без сюрпризов, азиатами, четверо – неподалёку от «Золотой луны»; рядом с двумя европейского вида фамилиями стоял тот же адрес, что и у Шенгов, а последние две строчки разбросало по разным концам города.

Витти только подивился, как Мин умудрился собрать такую подробную информацию всего за один день. Ему самому потребовалось бы на это не меньше недели. Разумеется, ушлый китаец ни при каких условия не выдаст методы своей работы, которые, бесспорно, весьма эффективны, оттого он и пользуется широкой известностью в определённых кругах.

Тем временем официант принёс квадратный поднос с едой, высокой узкой стопкой и несколькими дольками лимона на медном блюдце. Витти убрал список во внутренний карман куртки и принялся за еду, заботливо приготовленную и очень вкусную, решив запомнить это местечко, чтобы заглядывать сюда, когда окажется поблизости.

Он не только с удовольствием утолял голод, но и выстраивал план по вытягиванию информации из отобранных Мином людей, с помощью живого ума и мёртвой, отлично прожаренной коровы убивая сразу двух зайцев.

Сначала, конечно, стоит опросить азиатов, которым, как соотечественникам, Шенг с большей вероятностью доверил бы свою тайну, но сбрасывать остальных со счетов тоже нельзя, ведь наименее вероятные места как раз и обеспечат наибольшую сохранность документов. К тому же это запросто может оказаться заклеенный пакет без опознавательных знаков и его временный хозяин не имеет ни малейшего понятия о его содержимом.

Витти решил сегодня посетить как можно больше людей из списка, проживающих в непосредственной близости. Всех, конечно, за один вечер допросить не удастся, но когда есть много работы, единственный способ её выполнить – это закатать повыше рукава.

Пятеро из списка, в том числе номер один, облюбовали Санрайз-авеню, и, достав из кармана золотую шариковую ручку, Витти подчеркнул четырёх ненумерованных – они будут первыми, кому придётся ответить на его вопросы.

Тянуть резину после выяснения диспозиции противника и необходимых для победы действий он считал форменным преступлением. Отставив недоеденное рагу, выпил залпом текилу и, посолив лимон, впился в него зубами. Популярная композиция прожгла дорогу в желудок и разлилась теплом по мышцам, финальным аккордом слегка зазвенев в голове и создав приподнятое настроение.

Расплачиваясь по счёту, Витти оставил щедрые чаевые и, накинув куртку, вышел на улицу. На память он не жаловался, но на всякий случай заглянул в список. Ещё в ресторане он составил кратчайшую траекторию обхода всех своих подопечных и теперь направился прямиком к её началу.

2.4. За небом прячутся звёзды

Прервав, казалось тянувшуюся вечность, паузу, Демогоргон властно поднял руку. Воздух в центре зала пошёл рябью, и в нём возникло гигантское, объёмное, состоящее из нескольких слоёв изображение.

В одном из них, смутно припомнив научно-популярные передачи, Стэнли узнал Вселенную, какой её знали люди, – перед ним величаво плыли в бескрайней пустоте галактики, мерцали, загорались и гасли звёзды; внезапно где-то в этом ошеломляющем великолепии космического вальса полыхнула ослепительная вспышка, словно кто-то разжёг среди тьмы и холода космоса огромный костёр. Стэнли догадался, что видит какую-то грандиозную катастрофу, и вопросительно посмотрел на хозяина трона.

– Столкновение галактик, уничтожение тысяч планет и высвобождение огромной энергии. Как ты уже, наверное, догадался – перед тобой своеобразное окно, через которое можно увидеть происходящее во Вселенной в этот самый момент. Смотри дальше, это далеко не всё.

Молча повернувшись к окну во Вселенную, Стэнли внимательно присмотрелся к другим слоям, но происходящее там выглядело настолько непривычным, что, наконец, он признал своё бессилие и покорно обратился за разъяснениями.

– Молю тебя поделиться своей мудростью, о Великий, так как слаб мой разум, и, имея глаза, я слеп для очевидного.

– Ты видишь лишь части единого целого. Я показал их так, чтобы ты смог узреть каждую грань безупречного алмаза, называемого мирозданием. Граней намного больше, здесь же предстали лишь важные для тебя. Каждый слой – это та же самая Вселенная, но в другом состоянии. Представь себе радиоприёмник, который ловит множество радиоволн, но ты слышишь лишь ту, на которую он настроен. Все эти волны пребывают в одном и том же времени и пространстве, но для тебя реальна лишь одна из них, остальные как бы не существуют, пока ты не выставишь на шкале их частоту. В одном слое ты сразу узнал часть Вселенной, являющуюся твоим домом. Во втором ты сейчас разговариваешь со мной в Янтарном дворце. Сюда попадают те, кто при жизни выбрал путь воина и защитника, кто не желает мириться с несправедливостью и прощать врагов. Мы – непоколебимые судии, носители вселенской ярости, Воины Справедливости, неотвратимое возмездие для тех, кто сеет зло и хаос в мире Первородных. Как рачительные садовники, мы выпалываем эти ядовитые побеги, отравляющие души и сердца. И наши пути разошлись с третьим уровнем, который привыкли называть Раем. Туда переходят те, кто всей душой стремился к добру, беззаветно любил и не замечал окружающего зла. Там властвует тот, кого вы называете Богом, творец и источник покоя, но он устранился от всех проблем и страданий людей. Мы непримиримые враги, так как нам не по пути с тем, кто хочет, чтобы никто ни во что не вмешивался, предоставив всему идти своим чередом. Неотъемлемая от сущности демона ярость не даёт нам спокойно наблюдать за болью и унижениями – мы должны вмешаться и наказать зло, отправив его прямиком в Геенну, которую ты лицезреешь в четвёртой волне. Геенна соответствует человеческому понятию преисподней – места, где оказываются все истинно злые души. Там нет ни владык, ни законов, лишь нескончаемый хаос и бесконечная пустота. Ничто не может быть там создано, так как зло способно только разрушать. Там нечего крушить и нет смерти, поскольку убить бессмертную душу по силам лишь тому, кто может создавать из хаоса порядок, кто способен управлять неисчерпаемой энергией Вселенной. В Геенне нет ни страха, ни боли, и запертые в ней кровожадные твари не могут испытать столь желанное ими чувство безграничной власти над другими и лишь рвут друг друга на части в тоске и безысходности, чтобы возрождаться и погибать снова и снова до конца времён.

Стэнли внимательно посмотрел на четвёртый слой и не увидел там ничего, кроме тьмы. Он задумался и надолго умолк, но Демогоргон не торопил его, понимая, что ему требуется время, чтобы осознать услышанное. Наконец Стэнли поднял взгляд и спросил:

– Если все эти волны находятся в одном и том же месте одновременно, то как получается, что каждая из них существует отдельно? Почему люди живут в своей вселенной, а ты и эти удивительные существа – тут и для каждого только его волна является реальностью? Что служит настройкой приёмника, которая позволила мне сюда попасть?

– Волна, из которой ты пришёл, служит чем-то вроде яслей – родившиеся в ней существа получают часть энергии мироздания, называемую душой, и именно там начинается её путь. Они не появляются на свет добрыми или злыми и сами должны выбрать, что нести в окружающий их мир. Именно выбор является той настройкой, которая после смерти физической оболочки перенесёт душу в соответствующий ей новый дом. Но не все, умерев, смогут отправиться дальше. Только полностью состоявшиеся личности, не важно, злые или добрые, обладают достаточной энергией для перехода. Энергия же слабых, безвольных, ничем не интересующихся и не способных понять величие мироздания просто рассеется по изначальной волне и будет отдана новой жизни, дав той шанс сделать выбор. Как ты уже, наверное, понял, раньше в ней жили и все демоны, после смерти превратившиеся в тех, кем они себя видели. Поэтому они выглядят настолько разными и каждый возводит себе дом, к которому привык. Но всеми ими движет одна и та же страсть, иначе бы они не оказались здесь, – пылающая на костре впитавшейся в их плоть и кровь ярости жажда возмездия.

– А как я попал в эту волну? Я же вроде не умер, просто заснул. Или я всё-таки мёртв?

– Ты жив, и именно это позволяет тебе сохранить прочную связь с твоим миром, но теперь ты связан также и с моим. Владыка Врат может открыть проход лишь для того, кто уже ступил одной ногой в Ад.

– Но почему именно я, зачем Кхарсторван открыл Врата для меня?

– От наполнивших тебя из-за понесённой тяжёлой потери отчаяния и злости оставался лишь шаг до всепоглощающей ярости. Нужно было лишь немного подтолкнуть тебя в нужном направлении, чтобы ты полностью совпал с нашей волной. Никто из последующих ступеней не может попасть в изначальную без проводника – существа, ей принадлежащего; и то лишь на короткое время. Чтобы нести желанное возмездие, демонам необходим тот, кто будет не только открывать дверь, но и находить подходящую цель, ведь их пребывание в вашем мире длится слишком мало, и его не хватит на то, чтобы искать её самостоятельно. Но если жертва, выбранная проводником, окажется чистой душой, наш договор будет расторгнут, и проводник сам превратится в того, за кем раньше охотился. Будет выбран новый проводник, который свергнет отступника и навечно отправит его в Геенну.

– И как много таких избранных?

– В каждом мире всегда лишь один проводник, но во Вселенной неисчислимо миров. Тебе оказана великая честь познать истину, доступную лишь единицам, и сидеть по правую руку от Владыки. Ты умрёшь, только когда на то будет твоё желание… или если нарушишь договор. За слишком долгое время, чтобы ты мог его осмыслить, множество проводников оставили свои миры и по праву заняли почётное место в Аду. Но и немалое их число пополнило сонм душ, обречённых на неутолимую жажду крови и нескончаемые мучения. Так что будь осторожен в своём выборе, который может принести тебе как великую награду, так и беспощадную расплату.

– Смогу ли я верно определить того, кто сеет зло? Ведь иногда и добрые люди совершают злые поступки, а возмездие должно пасть только на головы тех, в ком не осталось добра.

– Ты почувствуешь это. Отныне ярость всегда будет пылать в твоём сердце, но к тем, кто несёт зло и страдания, ты почувствуешь обжигающую ненависть, которая, словно компас, направит твою карающую длань.

– Наш договор подразумевает, что я должен всегда позволять утолить праведный гнев демонам-воинам, или могу воздать по заслугам нечестивым сам?

– Можешь обращаться к нашей помощи, только когда она будет действительно необходима. Также ты обретёшь уникальные способности, которые будут проявляться по мере того, как скоро ты докажешь приверженность нашей общей цели и чистоту своих намерений.

– Значит, чем больше я уничтожу зла, тем сильнее стану?

– Именно. Чем чаще ты станешь вздымать пылающий меч возмездия, тем ярче будет становиться его свет. Ты имеешь право удалиться от мира для отдыха и раздумий, даже бессмертным нужно время от времени перевести дух, но когда услышишь зов о помощи, то не сможешь его игнорировать.

– А что за способности я получу? И как мне узнать, что я открыл новый дар и какой именно?

– Ты обязательно это почувствуешь. Как знаешь, что рука – это рука, так и единожды обретённая способность навсегда становится частью тебя. Великие проводники, жившие по несколько тысяч лет, обретали поистине божественное могущество, оставляя свои имена в легендах и мифах. Дольше служили Аду единицы – когда никакой отдых уже не в состоянии излечить усталость от бесконечной войны, они приходят к Янтарному дворцу, где обретают покой.

– Чтобы вернуться в Ад, мне придётся умереть? Если у меня появятся какие-то вопросы, могу ли я обратиться к тебе, о Владыка?

– Для тебя врата между волнами больше не откроются, пока ты не возжелаешь покоя и не сложишь оружие. Задавай любые вопросы, которые тебя беспокоят, здесь и сейчас. Я не тороплю, думай, сколько пожелаешь. В нашем мире нет ни голода, ни жажды, а время для бессмертных ничего не значит.

– Тогда, Владыка, с твоего позволения, мне надо попробовать разобраться в хаосе новых для меня истин.

– Не спеши и обдумай всё хорошенько: как только ты минуешь врата Уган-ра, обратной дороги не будет.

Стэнли опустил голову, и безудержный поток мыслей закрутил и понёс его в бурные воды неизведанного. Слишком много нового он узнал, и слишком непривычным было услышанное, чтобы осознать его сразу. Безмолвие надолго заполнило огромный зал Янтарного дворца, но время тут не имело власти.

Наконец, спустя часы, а может, и дни, сумбур в голове Стэнли понемногу упорядочился, и он понял, что предлагаемые ему возможности полностью соответствуют его желаниям. Подняв глаза вверх, он посмотрел на неподвижного гиганта и уверенным голосом произнёс:

– Я готов принять свой путь и сопутствующую ему ответственность. Моя ярость принесёт заслуженные плоды сеятелям зла. У меня остался последний вопрос: как призвать демона и могу ли я вызвать кого хочу или этот выбор остаётся за ними?

– Для этого тебе не понадобятся амулеты или заклинания. Достаточно просто мысленно воззвать о помощи к силам Ада, и она придёт. Став проводником, ты будешь неразрывно связан с нами, как наш брат по оружию и по духу. Ты можешь обратиться к демону, которого хочешь увидеть, по имени, но лучше предоставить выбор посланника Хранителю Врат – не стоит заводить себе любимчиков. Подойди и встань на колени – ты поклянёшься защищать достойных этого людей несокрушимым щитом своей ярости и истреблять угрожающее им зло сверкающим клинком безжалостного возмездия.

Стэнли поднялся с золотой скамейки и, опустив голову, преклонил колени перед Демогоргоном, покорившись своему предназначению. Заскрипел камень трона – колосс поднялся на ноги и простёр руки над головой маленькой, застывшей перед ним фигурки.

– Стэнли Брайт, ты вступаешь в братство Воинов Добра и клянёшься следовать его законам и устремлениям. Ты клянёшься вступать в бой со злом, неотступно преследовать и вырубать его ядовитые побеги из сада жизни.

– Клянусь.

– Ты принимаешь в сердце искру света, которая навеки свяжет тебя с Адом, его воинами и его извечным властелином.

– С благодарностью принимаю, о Великий.

– Да будет так. Дарую тебе звание проводника и наделяю силой вершить правосудие во имя Добра. Нарекаю тебя Лоднельт, что значит «Меч Ярости», и да не посрамишь ты столь достославное имя!

С рук исполина начали беззвучно срываться молнии, глаза ярко засветились белым светом, а из его уст полился напевный речитатив на непонятном древнем наречии. Стэнли почувствовал, как через него текут реки энергии, разливаясь внутри невиданной доселе силой и непоколебимым спокойствием. Казалось, его тело превратилось в глину, из которой Владыка Владык лепит сосуд, готовый вместить новую бессмертную сущность.

Дряблые мышцы человека, не злоупотреблявшего физическими упражнениями, вздувались буграми; трещали сухожилия, растягиваясь, чтобы соответствовать утолщающимся костям; сердце, как мощный насос, гнало по венам галлоны крови; очистившиеся от налёта городских испарений лёгкие, казалось, могут вместить столько воздуха, что хватит надуть дирижабль. Все органы чувств воспринимали окружающее с точностью профессиональных детекторов – он слышал, как падают на мрамор пола капли горячего, катившегося по нему ручьями пота, и ощущал изменение температуры в зале на каждый градус, на который она поднималась из-за бушующего в нём океана энергии. Когда Стэнли почувствовал, что заполнен ею до краев и сейчас взорвётся, он закричал и потерял сознание.

Стэнли Брайт умер, вместо него родился Лоднельт – дозорный Адского Воинства, безжалостный садовник жизни, от которого нельзя убежать или скрыться.

Он очнулся, лёжа на полу, видя каждую прожилку мрамора и слыша, как потрескивает трон, принимая огромный вес хозяина. Наконец буря внутри Стэнли улеглась и, слившись с ним воедино, стала его неотъемлемой частью. Тяжело поднявшись на колени, а затем встав во весь рост, он посмотрел на своё неузнаваемо изменившееся тело, отныне принадлежащее могучему Воину Добра и полностью соответствующее этому званию. Прислушавшись к внутренним чувствам, он разобрал только шум стремительно бегущей по венам крови, отдающийся толчками боли в его разгорячённой, затуманенной голове.

Демогоргон тем временем устало навалился на покрытые ажурной резьбой подлокотники: видимо, процесс инициации проводника отнял у него много сил.

Стэнли – нет, теперь уже Лоднельт – опустился на правое колено и, склонив голову, молча отдал дань уважения Владыке Ада.

– Поднимись, Меч Ярости, теперь ты бессмертный Воин Ада и полностью готов служить ему и мне, как подобает настоящему проводнику. Теперь ты можешь возвращаться в свой мир, но никогда не потеряешь связь с моим.

Гордо выпрямившись, Лоднельт посмотрел в глаза наместнику мироздания.

– Разрешит ли Владыка задать ещё один вопрос?

– Спрашивай, у меня нет секретов от преданных соратников.

– Почему в Аду нет ни животных, ни деревьев – кругом лишь красная трава и камень?

Демогоргон прикрыл глаза и погладил своими гибкими пальцами бороду из змей, которые зашипели, раскачиваясь, словно в трансе.

– Всё, что ты тут видишь, – отнюдь не плод трудов строителей или ювелиров. Весь этот мир создан из неиссякаемой энергии Вселенной сознанием его властелина. Разум это самый умелый каменщик и истинный творец всего сущего. Но есть границы, неподвластные даже ему. Сутью естества всех демонов является неукротимая ярость, а существа, живущие, чтобы убивать, даже во имя добра, не могут создать жизнь. Я способен воздвигнуть незабываемо прекрасный город, усыпать его улицы драгоценными камнями и оградить его неприступными стенами, но не в моих силах пробудить к жизни ни единого стебелька, ни даже крохотной мошки. То, что ты принял за траву, – всего лишь красный горный хрусталь. В нашей силе – также и наша слабость. Зародить жизнь может только любовь, поэтому Рай – всегда цветущий и бьющий ею через край, но Бог и его ангелы – лишь погрязшие в бездействии и прощении безвольные наблюдатели, старающиеся уберечь свою ненаглядную благодать. Мы презираем их нежелание запачкать руки и не променяем восстановление справедливости и защиту тех, кто в этом нуждается, на благодушное самолюбование и экстаз в прострации. Мы – воины, а не сидящие на игле благодати и распевающие псалмы самодовольные ослы! Ты ведь тоже не смог простить убийц своей жены, потому и стал одним из легионеров Ада, тем, о ком в твоём мире будут слагать легенды, а изверги и злодеи, услышав твоё имя, задрожат от страха.

– Я понимаю тебя, о великий Демогоргон. Прощать тех, кто сеет вокруг лишь разрушения и хаос, я не могу. Зло не должно оставаться безнаказанным; вырывая с корнем его ядовитые побеги, я буду создавать лучший мир для всех, в том числе для тех, кто способен любить и прощать и кто, избежав его смердящего дыхания, после смерти пополнит ряды ангелов господних, чего без нашего вмешательства не произошло бы.

– Я не ошибся в тебе, Стэнли Брайт, наречённый Лоднельт. Если у тебя больше нет вопросов, то настала пора возвращаться, чтобы приступить к своим обязанностям. Твой захлёбывающийся в крови и страхе мир с нетерпением ждёт своего героя.

Новоиспечённый проводник низко поклонился и, медленно повернувшись, начал спускаться по поющей лестнице. Ему слышалась воодушевляющая и торжественная мелодия, хотя, возможно, переполняющие его схожие эмоции просто заставили принять еле слышный напев за гимн Адского Легиона.

Тронный зал больше не казался Лоднельту ни враждебным, ни слишком большим. Теперь это и его мир, надёжная крепость, тихая гавань в бурю. Здесь он дома. Минотавры у дверей всё так же безмолвно и неподвижно охраняли покой своего господина, но, когда Лоднельт проходил мимо, склонили головы, показывая, что теперь он их собрат по оружию, а не заблудившийся, полный злости и обиды ребёнок, которым входил в эти двери когда-то давно, в прошлой жизни.

Ступив на дорогу из сверкающих камней, он увидел, что жители города оставили свои дела и молча стоят вдоль неё. Чувствуя на себе их пристальные взгляды, он пошёл к видневшимся в её конце непроницаемо чёрным воротам, разглядывая полные радостного ожидания лица.

Словно тянущийся к вожделенной фляге с живительной влагой путник в раскалённой пустыне, Адское Воинство предвкушало, что Лоднельт преподнесёт им освежающий глоток возмездия и утолит их жажду справедливости.

Дойдя до середины дороги, проводник остановился и взволнованно оглядел устремлённые на него и следящие за каждый его шагом глаза всевозможных форм и расцветок – змеиные, круглые, узкие, как щели амбразуры, и шестигранные зелёные, небесно-голубые, красные и антрацитовые. Он почувствовал единение с каждым из этих невообразимо странных, ужасно безобразных и оглушающе прекрасных существ, ждущих его зова, по которому они безотлагательно придут к нему на помощь, и, наполнив свою широкую грудь воздухом, прокричал:

– Приветствую вас, братья! И хотя мы братья не по крови, внутри каждого из нас горят ярость и неспособность отступать, когда где-то требуется наша помощь. Я, Меч Ярости, клянусь без устали защищать добро и безжалостно истреблять зло, где бы оно ни затаилось. Пусть враги трясутся от страха и расползаются по своим тёмным, вонючим норам, охотники со смертью на цепи, послушной их воле, придут! Легион Ада не остановить и не отвратить от его цели! Да здравствуют славные воины Демогоргона и да сгинут его недруги в вечной тьме!

Он воздел руку со сжатым кулаком вверх, и оглушительный боевой клич потряс древний прекрасный город – первобытный, неистовый и яростный, вырвался он из множества ртов, не похожих друг на друга, но единых в своём порыве. Лоднельт опустил руку и зашагал по перекатывающимся у него под ногами драгоценным камням, рассыпающим пёстрые яркие искры по обращённым к нему лицам, и громогласный, сотрясающий мироздание рёв провожающих его жителей Ада не стихал, пока он не достиг стальной закрытой решётки, за которой находился мощённый чёрным камнем двор с красным обелиском.

Услышав за спиной тишину, он оглянулся и увидел, что, все как один, демоны уставились на ворота дворца, где, заполняя собой огромную арку, стоит Владыка Владык. Тот поднял руку в прощальном жесте, и Лоднельт наклонил голову, с прокравшейся в сердце печалью расставаясь с Демогоргоном и его городом. Повернувшись, он шагнул через порог во владения Кхарсторвана, неподвижно замершего у оплетённого ветвистыми багровыми сполохами маяка. Не проронив ни слова, привратник подождал, пока Лоднельт подойдёт, и лишь тогда медленно и тихо вымолвил:

– Рад видеть, что ты исполнил своё предназначение и не разочаровал меня, проводник. Настала пора возвращаться. Удерживать врата между мирами открытыми требует огромной энергии и отнимает у меня очень много сил.

Только сейчас Лоднельт обратил внимание, что, и до этого казавшееся безжизненным, лицо Кхарсторвана стало похоже на гипсовую маску, а поблёкшие угли глаз догорают – от источаемого ими света почти ничего не осталось. Вздрогнув, он растроганно ответил:

– Благодарю тебя, мудрейший. Ты открыл для меня путь, и я пройду его до конца, приложив все силы для того, чтобы твоя жертва не пропала даром.

Извечный страж лишь кивнул и, взмахнув рукой, прошептал несколько таких же древних, как сам мир, шелестящих, словно порыв ветра, слов. Ворота ночи вздрогнули и начали бесшумно открываться. С трудом подняв руку, он показал на тянущуюся от них уже знакомую проводнику тропинку и еле слышно произнёс:

– Возвращайся к краеугольному камню. Ложись на него, закрой глаза и успокойся. Затем подумай о тех, кто тебе дорог в твоём мире. Когда настроишься на свою волну, ты окажешься дома. Поспеши, мои силы на исходе.

Лоднельт склонил голову в знак признательности и быстро зашагал между подрагивающих иголок красного хрусталя, принятых им сначала за траву. Ворота прекрасного города демонов закрылись у него за спиной, и они больше не откроются для него, пока он жив и может следовать цели, которой посвятит всего себя.

Подойдя к алтарю, он обернулся и, в последний раз взглянув на покинутый им наполненный загадочной жизнью оплот справедливости, где восседал на нефритовом троне его бессменный Владыка, улёгся на холодный гранит. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и окунулся в пучину воспоминаний об Изабель.

Несмотря на то, что теперь он стал абсолютно другим, если так можно сказать, человеком, память сохранила мельчайшие подробности всей его жизни. Любовь к погибшей жене и обжигающая ненависть к повинным в том, что им пришлось навсегда разлучиться, подонкам стали якорем, удерживающим его в своём мире. Изабель всегда была полна любви и прощения, а значит, умерев, отправилась туда, где на троне из вечноцветущих растений восседает их живое воплощение и куда Стэнли Брайту, а уж тем более Лоднельту, путь заказан. Он вызвал из тайников памяти любимое лицо, во всех его чарующих, приносящих одновременно радость и боль чертах, – глаза цвета голубого опала под тонкими, чуть приподнятыми бровями; пышная шапка непослушных каштановых волос, блестящих в солнечных лучах, как гранатовая патока; слегка курносый нос с непоседливыми веснушками, которые не поддавались её усилиям их извести и в тёплую погоду рассыпались по щекам, как одуванчики по лугу; неглубокие ямочки в уголках губ, появляющиеся, когда она смеялась; и острый точёный подбородок с маленькой родинкой, придававший ей сходство с прекрасной дикаркой или особой королевских кровей.

Его подхватил ураган эмоций – горе, радость, уют домашнего очага, созданного двумя близкими людьми, – и понёс, как Дороти из Канзаса36, сквозь пустоту и тьму, пролившись на мятущуюся душу освежающим дождём слёз; хотя ярость и защищала от страха и физической боли, она оказалась совершенно бессильна против ран, заставляющих кровоточить сердце.

Открыв глаза, всё ещё плачущий, Лоднельт обнаружил себя распластавшимся перед телевизором на полу своей квартиры, к тому же абсолютно голым. Поднявшись и обведя комнату взглядом, он подумал, что, очевидно, путешествовать по волнам мироздания дозволяется лишь налегке, так как его брюки и рубашка в беспорядке валялись на кровати, упавшие с внезапно исчезнувшего тела, а балахон, в котором он скитался по безжизненной пустыне Ада, сейчас, надо полагать, одиноко лежит на затерянном среди измерений граните алтаря.

Несмотря на все перенесённые испытания, Лоднельт не чувствовал усталости, только волчий голод, что неудивительно, ведь он совершенно не представлял, когда в последний раз ел. Но сперва он отправился в ванную и принял сначала ледяной, а затем обжигающе горячий душ. Ему требовалась встряска, и, подставив лицо упругим струям, он стоял так, пока тело не начало гореть, как будто его растёрли шерстяным покрывалом.

Наконец он выключил воду и, преследуемый облаками пара, отправился на кухню, наугад достал из холодильника какой-то пакет и, разорвав его, с жадностью, как дикий зверь, набросился на оказавшиеся в нём замороженные сосиски.

Полуоттаявшие, с кусочками льда, они лишь немного утолили его голод, и он стал вытаскивать и пожирать один за другим оставшиеся продукты, остановившись, только когда почувствовал, что желудок набит до отказа. Погладив ощутимо увеличившийся живот и сыто рыгнув, он посмотрел на заваленную пакетами и вскрытыми контейнерами кухню и вернулся в спальню, где с досадой выяснил, что к вылепленному Демогоргоном телу бессмертного легионера не подходит ни один предмет из его прежнего гардероба.

Задумавшись, он сел на кровать. Можно, конечно, вызвать консьержа и, посулив небольшую компенсацию, отправить его приобрести какие-нибудь сносные шмотки. Стэнли разминулся с ним в первый вечер в новом доме, а значит, тёзка-громила, занявший квартиру прежнего субтильного жильца, не вызовет подозрений. Удивительное везение, избавляющее его от необходимости объяснять эту нелепую ситуацию полицейскому детективу, которому история с подаренным Владыкой Ада новым телом вряд ли покажется более убедительной, чем убийство и подделка документов.

Покрутив этот вариант в голове, он пришёл к выводу, что, пожалуй, лучше избежать знакомства с консьержем при таких обстоятельствах, а значит, надо попытаться найти магазин, который торгует одеждой с доставкой и где можно сделать заказ по телефону… или, завернувшись в простыню на манер тоги, притвориться римским императором и гордо прошествовать в таком виде по улице, игнорируя возможность оказаться уже в другом государственном учреждении.

Второй прожект, безусловно, никуда не годился, но и у первого имелись свои минусы. Начать хотя бы с того, что он не догадался купить телефонный справочник. Но эта проблема, по крайней мере, вполне решаема – справочник может оказаться у кого-то из соседей, если они, конечно, откроют дверь здоровенному голому парню.

Откинувшись на подушку, он решил отдохнуть. Слишком многое с ним случилось за последнее время, так что передышка является не желанием, а необходимостью, к тому же решение скорее придёт в светлую голову. Он улёгся поудобнее и, хотя спать ему вроде бы не хотелось, спустя несколько минут уже провалился в мир сновидений, благо, чтобы туда попасть, не потребовалось никаких ухищрений.

3.1. Избравши путь, не сомневайся

Лэйни Чейз стал детективом из-за отца, который дослужился в том же участке до лейтенанта, а на пенсии, как и тропические ураганы, не смог пройти мимо флоридских пальм. Чтобы не обмануть его ожидания, Лэйни без колебаний брался за самые запутанные дела, не щадя сил для их раскрытия.

Даже сейчас, за тарелкой горячего лечо, приготовленного его любящей и внимательной женой, Лэйни обдумывал задачку, которую ему подкинул Боб. Поднося ко рту ложку, он уже, наверное, в сотый раз пришёл к выводу, что они выбрали правильный угол обзора убийства на Сильвер-лэйн: под поверхностью очевидности там явно скрывается нечто большее. И пусть пока не удалось разглядеть подробности, в глубине этого мутного озера, без сомнения, проглядывает чёрная тень притаившегося зла, а стало быть, придётся запастись багром побольше.

Иногда даже самому усердному и самоотверженному полицейскому необходима рука помощи, и Боб, разумеется, не исключение. Конечно, он примется рьяно копать, пока не загонит преступника в угол и не обложит его таким количеством улик, что никакому дорогостоящему прощелыге-адвокату, готовому добиваться оправдания хоть для Чарли Мэнсона37, не удастся сбить с панталыку и запутать присяжных. Но тут ему одному не справиться. Чтобы раскусить этот орешек, надо работать сообща.

Лэйни видел в Бобе идеального напарника и уже подходил к капитану Блэкуотеру, чтобы попросить о его переводе. Он аргументировал это тем, что от детектива Маколти будет намного больше пользы, чем от офицера Маколти. Капитан принял рекомендацию Лэйни довольно благосклонно, а значит, скорее всего, быть патрульным Бобу оставалось недолго.

В принципе, Лэйни устраивал его теперешний напарник, Джим Коллинз, но тот предпочитал рутину и спокойствие, а приказы начальства ставил выше закона. В итоге, не хватая звёзд с неба в работе, он быстро поднимался по ступеням карьерной лестницы, довольствуясь ростом их количества на погонах. Коллинз являл собой точную иллюстрацию к определению «исполнительный служака», и можно было ставить миллион на то, что если он должен что-то сделать, значит, это будет сделано. Он свято чтил кодекс полицейских и никогда не бросил бы напарника в беде, но полное отсутствие инициативы и нежелание заниматься тем, чем можно и не заниматься, делали расследование в его компании схожим с поеданием пресных замороженных вафель.

В кухню вошла Марлин Сэндворк – его вторая половинка, с чуть подкрашенными, чтобы скрыть начинающую серебрить голову седину, чёрными волосами, пухленькая и смешливая. Когда Марлин удивлялась или пугалась, её карие, немного раскосые глаза раскрывались так широко, что она становилась похожа на фарфоровую куклу.

– Дорогой, я сегодня пойду в гости к Софи и вернусь поздно. Наши сорванцы остаются на тебя. Не позволяй им опять выдуть всю газировку и смотреть до полуночи мультики.

Лэйни улыбнулся и ответил:

– Хорошо. Обещаю кормить их сухарями и запереть в подвале сразу после девяти вечера.

– У нас нет подвала, мы живём на пятом этаже, хотя иногда я об этом жалею.

Они рассмеялись, и Лэйни встал из-за стола и обнял жену за талию. Поцеловав её, он сказал:

– Не волнуйся, всё будет в порядке. Отдыхай, ты и так весь день хлопочешь по дому. Будете перемывать косточки соседям?

– Вряд ли, хотя полностью такую возможность исключить не могу. Но вообще-то мы собирались посмотреть фильм из проката и распить бутылочку красного вина с мини-сэндвичами. Если придут Ванесса и Рози, сыграем по маленькой в покер. Ну а если вдруг заскучаем, то пригласим стриптизёра, и, возможно, не одного.

Усмехнувшись и потрепав Лэйни по волосам, она ещё раз поцеловала его и пошла одеваться, а он вернулся за стол доедать свой ужин и думать.

Он уже вымыл тарелку и заваривал чай из пакетика, когда зазвонил его мобильный. Вытерев руки хлопковым полотенцем с нарисованным весёлым тираннозавром, поедающим морковку, – двойной удар по логике – он направился в комнату.

Телефон лежал на прикроватном столике, освещённом стоящей на нём керамической, расписанной золотом лампой – подарком Марлин на день рождения, моргал экраном и вибрировал от нетерпения, всячески пытаясь донести до недогадливого хозяина, что с ним хотят поговорить. Нажав кнопку ответа, Лэйни поднес трубку к уху и, услышав дежурное приветствие, сразу узнал Родни Мэлтстоуна – специального агента ФБР по организованной преступности, с которым они в детстве жили на одной улице и продолжали общаться до сих пор, несмотря на то, что жизнь раскидала их по разным частям страны.

– Здравствуй, Лэйни.

– И тебе не болеть. Как дела?

– Нормально, на той неделе взяли банду латиносов в Калифорнии. Торговали кокаином и поставляли мексиканских девушек для местных борделей. Теперь лет двадцать в федеральной тюрьме вправят им мозги, в смысле тем, кому мы их не вышибли при захвате. Ха-ха.

– Смотрю, настроение у тебя приподнятое.

– Всегда приятно хорошо выполнить сложную работу и упрятать в прочную бетонную клетку пару десятков ублюдков.

– Это да, не спорю. Ну как, ты узнал что-нибудь?

– А как же. Думаешь, я звоню тебе рассказать, как хороши тёплые ночи Калифорнии, когда ты лежишь в бассейне с ледяным бокалом дайкири?

– Не трави душу! Мы с женой проведём отпуск в гостинице в национальном парке – много чистого воздуха, свободного времени и горячего пунша у камина, но совершенно никакой цивилизации, а из развлечений только прогулки по этой горе, потом по той горе и наблюдение за милыми лесными зверушками.

– Ха-ха, настоящая романтика, можно только позавидовать! А нам в ФБР удаётся передохнуть, только если осталось время между выполненным заданием и следующим заданием, зато отдых получается что надо. В следующем месяце у нас расследование деятельности группировки по отмыванию денег в Лас-Вегасе38 – пару недель работы по двадцать пять часов в сутки и несколько дней на самый шикарный загул, какой ты себе можешь представить.

– Да уж, умеете вы в ФБР пускать пыль в глаза. Ха-ха.

– Ладно, не ёрничай. Зависть – это смертный грех, ну или по крайней мере должна им быть. Перейдём к нашим баранам. Я прогнал по базе Джена и Нинг Шенг. Ничего особенного за ними не числится.

– Ну что же, видимо, не повезло. Буду копать дальше.

– Да погоди. Есть один весьма подозрительный тип, из-за которого они и попали к нам в базу, – Вайн Холдбрук, больше известный как Карамелька. Не знаю уж, откуда у подобного хмыря такая кличка, послужной список у него преизрядный – начинал с уличной банды и подозревался в убийствах минимум трёх человек, ни одно из которых не смогли доказать, затем подался в ростовщики, заслужив репутацию кровопийцы и вымогателя, теперь занимается шантажом и подделкой документов. Его никак не удаётся схватить за руку – он параноидально осторожен и тщательно подходит к выбору партнёров. Рано или поздно мы его прищучим, и, разумеется, проверяли всех, кто имел или мог иметь к нему какое-то отношение. Так вот, твоя сладкая парочка засветилась в этом списке: Джен Шенг недолго вёл дела с Карамелькой, а его жена выполняла роль курьера между ними.

– Чем же они занимались и как давно разорвали своё партнёрство?

– Пару лет назад Шенг продавал Карамельке некие документы личного и делового характера, проливающие свет на конфиденциальные, в том числе незаконные аспекты жизни различных влиятельных людей, что привело к банкротству одной известной компании, нескольким разводам и паре самоубийств. Остальные, должно быть, всё же заплатили за возвращение скелетов обратно в родной шкаф. К сожалению, такого рода деятельность крайне непросто подвести под уголовную статью, пока этих шельм буквально не ловят за руку с поличным. И даже тогда сложно доказать, что фигурирующие в деле компрометирующие документы являются ворованными, чему способствует вполне понятное нежелание тех, у кого их умыкнули, сотрудничать. Они предпочитают решать свои проблемы самостоятельно, а если их грязное бельё всё-таки всплывает на поверхность, открещиваются от него, как от заражённого чумой.

– И почему же их дорожки разошлись?

– Мы не знаем, но можно предположить, что, как это часто бывает в среде, где отсутствуют какие-либо моральные принципы, уж точно не из-за того, что один из них показал себя отъявленным мерзавцем. В своих делах преступники руководствуются исключительно доходностью, а значит, скорее всего, они не сошлись в цене; если бы кто-то из них обманул или подставил другого, ты нашёл бы трупы гораздо раньше.

– Видимо, так. Преступники редко меняют профиль, а следовательно, владельцы скромного ресторанчика на окраине продолжали торговать краденой информацией, просто нашли других покупателей. Тогда получается, их убил или тот, кто не получил важный заказ, или настоящий хозяин документов – из мести или в попытке вернуть их любой ценой.

– Ага, обычные разборки. Теперь ты знаешь, откуда ветер дует, надо лишь найти его источник.

– Благодарю, эти сведения, несомненно, имеют огромную ценность. А что про нападавших? Они, случайно, в вашей базе не значатся?

– Нет, никаких Портеров и Квандайков. Явно мелкие сошки, шестёрки со стороны, которых нанимают на разовую грязную работу. Такая шваль в поле интересов ФБР не попадает, разбираться с ней – это ваша работа.

– И мы её выполняем, можешь не сомневаться, но они плодятся быстрее, чем мы их ловим. Да ещё и армия правозащитников, адвокатов, продажных судей и прочей нечисти, которая за деньги или расположение избирателей готова целовать любые жопы и вставать грудью на защиту ущемлённых интересов наркоторговцев, маньяков и насильников, оправдывает и нескончаемым потоком выпускает их обратно на свободу. Это борьба с ветряными мельницами, так что нам, да и всем честным гражданам, на руку, когда одни мерзавцы убивают других, а ещё лучше, если друг друга. Жалко только, что погибли хорошие люди, которые просто оказались не в том месте и не в то время. Это дело чести для полиции – найти и примерно наказать тех, кто нанял эту мразь.

– Ну что же, удачи в твоём расследовании. Если понадобится ещё какая-нибудь информация, обращайся, помогу, чем смогу. Помнишь, как так же глупо погиб Сэнди Рокман, когда мы учились в пятом классе?

– Словно это было вчера. Он ехал на своём велосипеде в игровой зал, когда обдолбавшиеся метамфетамином бандиты открыли стрельбу прямо на улице, и его срезало шальной пулей. Это стало одной из причин, по которым я пошёл по стопам отца и сразу после школы подал заявление в Полицейскую академию.

– Да, пожалуй, тот случай оказал определённое влияние и на мой путь, только я выбрал морскую пехоту, а затем Академию ФБР. Я к тому, что несправедливость и всякие ужасы случаются почти каждый день, и нельзя себя винить за поступки других. Хочешь отомстить за смерть хороших людей, которых ты даже не знал, и наказать их убийц – отлично, поступок настоящего человека, но нельзя взваливать на свои плечи вину за все те мерзости, которые творятся вокруг.

– Не волнуйся, я не возлагаю ответственность за весь мир на себя, а ты не мой психотерапевт. Я лишь прилагаю все усилия для достижения положительного результата, а не протираю штаны в ожидании пенсии. Лэйни Чейз – в полном ажуре. А в нашем славном городе у тебя не планируется расследований? Показал бы, как отдыхают агенты ФБР, а то, может, просто хвастаешься?

– Ха-ха. Нет, пока не намечается, но, если так случится, что меня занесёт в Розвинд, ты не отвертишься от шикарной вечеринки, это я тебе обещаю.

– С чего бы это я стал избегать встречи со старым другом? Если ты, конечно, не намереваешься снимать проституток и разъезжать по городу пьяным, расстреливая дорожные знаки. В таком случае придётся тебя арестовать.

Родни заразительно расхохотался.

– Договорились. Значит, как обычно – виски и гольф пивными банками на пустыре. Вспомним славные юношеские забавы, типа как ты спёр у папаши кабриолет, а я у матери – початый «Джек Дэниэлс» и нас чуть не замели, когда ты сшиб почтовый ящик у кинотеатра на Веллсонг-драйв.

Настала очередь смеяться Лэйни.

– Пожалуй, такие выкрутасы нам уже не по возрасту. К тому же то, что детектив полицейского управления Розвинда всего лишь решил вспомнить молодость, вряд ли сгодится в качестве смягчающего обстоятельства при аресте.

– Тут ты прав. Надо будет придумать более разумное объяснение – например, что пришельцы умыкнули твоё тело и проводят эксперимент о влиянии количества спиртного, выпитого конкретным индивидуумом, на снижение эффективности работы почтовой службы.

На этот раз дружный хохот прозвучал с обеих сторон.

– Ладно, пора завязывать, а то, пока мы тут веселимся, колумбийская мафия угоняет линкор, чтобы доставлять наркотики в Пасадену, а у твоего подъезда бандиты уже вовсю торгуют оружием и поддельными билетами на концерт Рианны39.

– Окей, Родни, приятно было тебя услышать. И спасибо за помощь! Надеюсь, у нас ещё будет возможность пообщаться не через бездушную машину.

– Бывай. Как-нибудь обязательно увидимся. Если две частицы притягиваются, то они рано или поздно столкнутся.

– Ого, как ты заговорил! Видимо, одной из лабораторий, которую вы захватили, управлял на полставки доктор физики.

– Ты удивишься, но бывало и такое. Пока, Лэйни. Удачи и до встречи.

– Счастливо. Будем на связи.

Нажав кнопку отбоя, Лэйни вернул телефон на место, затем снова взял его в руки, повертел на ладони и всё-таки положил на тумбочку, так и не набрав номер. Он решил не спешить со звонком Бобу. Ну да – китайцев наверняка убрали из-за их криминальной деятельности. Но по–прежнему непонятно ни что это за информация, ни кто её хозяин, ни кто покупатель.

Лучше дождаться сведений из участка Сайлент Гарден. Тогда можно будет связать все обрывки в прочный узелок и, следуя за тянущимися от него ниточками, выйти на заказчиков этого убийства. Окончательно решив повременить сообщать Бобу новости, чтобы не будоражить его понапрасну, он выключил свет и пошёл в гостиную, из которой доносились звуки спора жёлтой губки в штанах с туповатой морской звездой.

Лэйни считал, что такие низкопробные поделки отупляют мозг полным отсутствием здравого смысла, но его дочке Шайни восьми лет и сыну Донни шести это шоу очень нравилось. В компании с его полоумными героями их можно было оставить перед телевизором на пару часов, не боясь, что они устроят какой-то беспорядок.

И подобные опасения, к сожалению, были отнюдь не беспочвенны – они уже заслужили, и достаточно обоснованно, прозвища Ураган и Русалка. Донни мог разгромить любое помещение со скоростью разрушительной силы природы, в честь которой получил свою кличку, а Шайни просто обожала воду – часами сидела в ванной, из бассейна её приходилось буквально вылавливать, и, оставленная без присмотра, она могла тут же залезть в ближайшую наполненную H2O ёмкость и если не утонуть, в силу того, что, как шутила Марлин, у неё уже развились жабры, то с лёгкостью устроить потоп почище библейского, только вполне настоящий.

Занять чем-нибудь их ненаглядных монстриков, от чего те не стали бы отвлекаться, являлось весьма непростой задачей, и Лэйни готов был смириться с тем фактом, что его дети будут считать, что губки для мытья посуды живут на дне моря, если это даст ему и Марлин немного личного времени.

Однако сейчас он пришёл в гостиную провести вечер в цветнике жизни, поэтому сел между детьми на широкий плюшевый диван и, обняв их за плечи, стал наблюдать за играющей с осьминогом в футбол креветкой, периодически давая ответы и, если потребуется, опровержения на многочисленные вопросы, появляющиеся у его зачарованных действием на экране отпрысков.

* * *

Витти лежал на кушетке в своей квартире под лучами раннего утреннего солнца и обдумывал произошедшую вчера нелепицу. Согласно полученному списку он начал обходить указанных Мином людей, и поначалу всё шло гладко.

Не слишком интересуясь причинами возникновения на их пороге детектива и не имея ни малейших намерений удостовериться в подлинности его истории, полулегальные азиаты охотно рассказывали всё, что Витти хотел услышать, щебеча на ломаном английском с характерным акцентом и периодически кланяясь грозному слуге закона, как они привыкли у себя на родине, а уж он постарался напустить на себя максимально строгий вид.

Он уже посетил троих и постучался в квартиру четвёртого. Ки Пэн значился как близкий друг Нинг Шенг, приходясь ей сводным братом по отцу, умершему в Китае, и, соответственно, казался весьма перспективной фигурой на доске разыгрываемой партии. Дверь открыла миниатюрная китаянка в шёлковом, перевязанном сзади красным бантом халате, расписанном изображениями журавлей и моря. Увидев полицейское удостоверение, она прочирикала что-то на своём языке и покорно замерла в дверях, как будто ожидая наказания за совершённый проступок.

Витти изумлённо уставился на неё, но тут услышал раздавшееся в глубине квартиры осторожное шебуршание и последовавший за ним сухой деревянный стук, природа которого не вызывала сомнений, – удар рамы о косяк. Очевидно, мерзавка предупредила кого-то внутри, скорее всего мужа, и теперь тот пытается улизнуть по пожарной лестнице.

Оттолкнув загородившую проход храбрую миниатюрную женщину, он пронёсся по узкому коридорчику и ворвался в единственную небольшую комнату, успев заметить исчезающую на лестнице за окном бугристую лысину. Он попытался было догнать беглеца, но, поняв бесполезность этого, остановился, наполовину высунувшись на улицу, с досадой наблюдая, как шустрый и ловкий мистер Пэн, скача по пролётам, как горный козёл, быстро приближается к асфальтированному дну бетонного колодца между домами. Спрыгнув на землю с высоты примерно десяти футов без каких-либо видимых повреждений, тот, с быстротой молнии, исчез в уходящем во дворы проулке.

Витти не на шутку разозлился и, с грязным ругательством захлопнув окно, сжал кулаки и повернулся к стоящей с таким же покорным видом – наклонив голову и прислонившись к стене – миссис Пэн. Нависнув над ней, как скала, он прищурился и, цедя слова сквозь крепко сжатые зубы, попытался добиться от неё ответов на вопросы, которые ему очень хотелось прокричать ей в лицо, держа его рукой так, чтобы она не могла его игнорировать. Но женщина не произносила ни слова и только вздрагивала, когда он поднимал тон.

В итоге Витти пришлось уступить и покинуть квартиру, так как он понял, что здесь может добиться только того, что соседи вызовут настоящую полицию. Смирив бушующую в нём бурю, он несколько раз подчеркнул имя сбежавшего китаёзы, решив оставить его на потом. Надо будет подкараулить мистера Пэна во дворах, которыми тот умело пользуется, и допросить с пристрастием, несмотря на обещание, данное Мину. Но сначала он проверит всех остальных, а сложные варианты останутся на десерт.

Остаток вечера прошёл спокойно и запланированно: он допросил ещё две семьи, не пытавшихся сбежать или что-то скрыть, но не продвинулся ни на шаг вперёд: никто не знал ни про какие документы – или, по крайней мере, кто-то из них очень хорошо притворялся.

Витти потянулся всем телом, благо длина кушетки это позволяла, быстро встал и отправился готовить завтрак. Сегодня ему некогда разлёживаться – в списке ещё достаточно фамилий, сроки подходят, а никакого прогресса пока не видно. Несмотря на уверенность в себе, он немного занервничал: ему не хотелось провалить работу. В этом случае его профессиональная репутация понесла бы серьёзный урон, и получение важных и хорошо оплачиваемых заданий оказалось бы под большим вопросом.

Этот вариант, разумеется, крайне нежелателен, но предпочтительнее второго, в котором Тони, беспокоясь уже о своей репутации, прикажет ненароком «потерять» обманувшего его ожидания исполнителя, а для выполнения этого поручения воображение подсказывало бессчётное количество мест, ни одно из которых не являлось Диснейлендом40. В общем, надо ускориться, чтобы, если ни один из простых вариантов не даст результата, осталось время заняться высокорисковыми, например, вернуться к плану «разнести проклятый ресторан по кирпичикам».

Но прежде чем начать анализировать ситуацию и перейти к стадии окончательного планирования, он позволит себе потратить ещё один день на выуживание информации о потерянных документах у знакомых усопших. Взяв со стола брошенный туда вчера вечером список и просмотрев адреса, Витти составил в голове примерную карту их расположения в городе.

Как он и прикидывал раньше, сегодня ему понадобится машина. В ожидании такого случая на платной стоянке пылится уже немолодой, но в отличной форме «понтиак», раз в полгода непременно проходящий техосмотр, чтобы не выкинуть какой-нибудь фортель, когда хозяину понадобятся колёса.

Начать он решил с самого удалённого адреса. Некий Фу Цзай проживал в Клоуверфилде – расположенном на юге за чертой города бедном районе с одноэтажной типовой застройкой в виде щитовых домиков с шестью квадратными футами садика или огорода, как кому нравится. Жители таких, похожих на фавелы41, районов, часто безработные или работающие от случая к случаю, целыми днями сидят дома и смотрят ток-шоу в ожидании чека с пособием. Лишь единицы из их детей находят в себе достаточно ума и силы воли, чтобы съехать из родного болота. Если аборигены уезжали в поисках лучшей жизни или просто умирали, в оставленную ими нору заползал новый трутень, чтобы кричать на жену и ругать правительство, которое ничего не делает для тех, кто ничего не делает.

Он по личному опыту знал, что визит в Клоуверфилд не несёт опасности, по крайней мере днём, поскольку тамошние обыватели слишком ленивы, чтобы представлять собой достойную внимания угрозу; обычно у них хватало запала только на ругань с соседями – местный вид развлечения, за отсутствием желания занять себя требующими каких-либо усилий способами. Ночью по этим полуосвещённым ободранным джунглям расползались, как тараканы, и сбивались в кучки местные подростки. Злобные и тупые и, как следствие, мнящие себя незаслуженно обделёнными и непонятыми, при достаточном количестве алкоголя в крови они пытались опровергнуть собственную полную никчёмность драками между собой или с подвернувшимися под руку прохожими; впрочем, увидев в руках у предполагаемой жертвы оружие, эти подзаборные бешеные собачонки расползались по кустам и щелям, продолжая тявкать оттуда вслед распугавшему их матёрому зверю.

Витти не проявлял никакого интереса к утверждению своего авторитета среди сирых и убогих, поэтому старался наведываться в такие места днём, когда туземная фауна отсыпается после вчерашнего или осоловело валяется в продавленных садовых креслах на обшарпанных верандах.

Часы показывали умеренно раннее утро – без пятнадцати десять, – то, что надо для посещения этой вечной сиесты. Полусонные хозяева будут рады побыстрее ответить на вопросы и уползти обратно в свою конуру, чтобы продрыхнуть ещё по крайней мере до обеда.

Заглянув в шкаф, он выбрал стиль одежды «свободный отдых»: белая майка с короткими рукавами, бежевые льняные брюки и кремово-жёлтые туфли – достаточно респектабельный наряд, чтобы представляться копом тем, кто неделю ходит в одном и том же нижнем белье, и в то же время достаточно небрежный, чтобы не вызвать их раздражение излишней франтоватостью. Одевшись, Витти убрал список с адресами в небольшую кожаную борсетку и спрятал в её потайном кармашке удостоверение, после чего, оглядев себя и оставшись доволен увиденным, достал из ящика стола ключи от машины, закрыл квартиру и вышел на залитую солнцем улицу.

Тротуары пустовали; встречающиеся редкие прохожие торопились по своим делам, не обращая друг на друга никакого внимания. Поэтому на их фоне особенно выделялся потерянного вида мужчина, в измятом, местами покрытом разного цвета и консистенции пятнами, дорогом синем кашемировом пиджаке и в заляпанных грязью шерстяных брюках. Из-под растрёпанных волос соломенного цвета сквозь прищуренные веки на окружающее бессмысленно таращились красные, оттенка неспелой вишни, глаза. Объект передвигался неуверенно, и его синусоидальная траектория время от времени прерывалась столкновениями с инородными предметами вроде фонарного столба или разукрашенной, как свадебный торт, кружевами пожилой матроны.

Витти проявил интерес к данному НПО исключительно из желания проследить, чтобы его прямая не совпала с кривой гуляки. Произведя манёвр уклонения, он задумался, как такой персонаж оказался на столь чопорной улице, но этот вопрос недолго занимал его голову. Выкинув из неё отвлекающие посторонние мысли, оставшиеся пару десятков ярдов до паркинга Витти преодолел, нахмурившись и сосредоточенно планируя сегодняшние действия.

Стоянка представляла собой трёхэтажный бетонный комплекс с открытыми маркированными стойлами для железных коней. Его красный «фаербёрд» две тысячи первого года выпуска стоял и, блестя лаком, как норовистый жеребец, нетерпеливо ждал возможности горделиво помчаться, дав волю своей мощи, через распутье городских улиц.

Он купил эту машину за её обтекаемый вид и мощный мотор, а ещё – с закрытыми шторками фарами она напоминала ему спящую кобру. Усевшись в сделанное на заказ кресло водителя, он завёл двигатель и, слегка погладив обитый кожей руль, переключил скорость и вырулил со стоянки.

В Клоуверфилд Витти поехал кратчайшим маршрутом – он мог поклясться, что прямо-таки слышит, как утекает оставшееся у него время. На пересечении Вайтрэйн-авеню и Фоксфорест-стрит он притормозил на светофоре, и «фаербёрд», с недовольным воем турбины умерив свой бег, остановился практически рядом с ограничительной полосой.

Нетерпеливо постукивая большими пальцами по рулю, он увидел, что к дороге на перпендикулярной улице подошла шикарная блондинка в обтягивающих синих джинсовых бриджах и расшитой люрексом шёлковой блузке, из-за которой фраза «выглядит блестяще» приобретала буквальный смысл. Блестящая пепельная блондинка оглядывала улицу, теребя в руках небольшую тёмно-синюю дамскую сумочку и ощутимо источая неуверенность. Витти уже почти решил немного задержаться и помочь незнакомке доехать туда, куда она явно спешила, чтобы получить ненавязчивый повод для встречи тет-а-тет с потенциалом развития, но тут рядом с ней притормозил золотистый кабриолет и, подобрав её, рванул с места.

Витти пожал плечами и, увидев на светофоре зелёный, нажал на акселератор – переживать об упущенной возможности он не собирался. Он рассматривал женщин только как часть приятного времяпровождения и обычно, выбирая очередную сногсшибательную пассию, руководствовался лишь тем, насколько хорошо она будет смотреться рядом с ним в ресторане или на приёме. Он вполне мог считаться богачом, хотя никогда этого не афишировал, и для него не составляло проблемы совершенно бесплатно обзавестись подобающим этому статусу эскортом.

Множество красивых, не слишком разборчивых женщин охотились на состоятельных мужчин, и они готовы были выйти в свет даже с сущим квазимодо или откровенным бандитом, при условии что у него водятся деньги и он потрудился хотя бы смыть кровь с рук перед тем, как пригласить их на ужин, а некоторые и вовсе искали кратковременных сильных ощущений от скуки или недостатка ума.

Витти к тому же выглядел далеко не уродом и не собирался топить разрезанный труп чрезмерно назойливой кокотки в соляной кислоте, во всяком случае, если в этом не будет необходимости, а его холодная отстранённость, точно свет фонаря, лишь сильнее притягивала этих ночных бабочек, так что его нисколько не огорчило, что блондинка уехала не с ним.

Щит «Вы въезжаете в Клоуверфилд» можно было и не устанавливать – многоэтажные дома сменились небрежной коттеджной застройкой с маленькими, через одну стриженными лужайками, окружёнными покосившимися, давно не крашенными заборами.

Улицы тут не имели названий, и разыскать дом номер пятьдесят три, в котором жил Фу Цзай, оказалось не так просто. Витти два раза пришлось уточнять у местных зевак, сидевших на крыльце с бутылкой пива или прогуливавшихся от безделья по району, дорогу, прежде чем он припарковался у опрятного белого коттеджа с серой черепичной крышей.

Номер пятьдесят три содержался в образцовом порядке: лужайку аккуратно подстригли, посыпанная гравием дорожка оказалась ровной и чистой, а подслеповатые узкие окна с плотными бархатными шторами не давали любопытному взгляду проникнуть внутрь.

Бегло осмотревшись, Витти подумал, что такое жилище в подобном районе лишний раз доказывает упорство и работоспособность азиатов. Скорее всего, они купили этот дом, исключительно чтобы сэкономить деньги, а все излишки копили в ожидании возможности поменять убогий пригород на что-нибудь более комфортабельное. Он вышел из машины и направился прямо к входной двери, не оглядываясь и стараясь выглядеть уверенно, соответствуя вымышленному образу служителя неумолимого закона.

Дверь в коттедж открылась почти сразу после звонка. На пороге стоял крепко сбитый босой китаец средних лет, своим нарядом из клетчатой байковой рубашки и синих потёртых джинсов старательно подражающий голливудской внешности американского работяги. На появление детектива он отреагировал спокойно, бегло изучил удостоверение и посторонился, пропуская Витти. Судя по всему, являясь владельцем дома в районе, где две трети населения живёт на пособие, к визитам полиции он уже привык. Внутренняя обстановка тоже ничем не выделялась, только фотографии улыбающихся во весь рот узкоглазых родственников на фоне пагод и дворцов выбивались из ансамбля простых крашеных стен и вязаных половичков.

Пригласив «детектива» присесть на небольшой диван с обивкой из флока, хозяин взял стоявший у окна стул и уселся напротив. Периодически кивая, он молча выслушал разъяснения о причинах визита и лишь тогда перестал смахивать на куклу с головой на пружинке. Немного подумав, он рассказал Витти немало не интересующих того подробностей о жизни семьи Шенг в Китае и Америке и о том, что сам работал на их семью с шестнадцати лет, сначала в Шанхае42 и Пекине43. Затем он перебрался в Розвинд, где какое-то время был поваром в ресторане у Джена, но год назад уволился, найдя более перспективную работу, хотя доверительные отношения между ними сохранились.

Витти, до этого умело притворявшийся интересующимся перипетиями жизни мистера Цзая, насторожился и, стараясь не выдать своего нетерпения, поинтересовался:

– А не просил ли мистер Шенг сохранить для него какие-то вещи, может быть, документы, конверт или пакет?

Оказалось, действительно, порой Джен оставлял у давнего семейного работника кое-какие вещи, а когда не мог забрать их сам, просил передать указанным людям. Витти сделал охотничью стойку, как фокстерьер, почуявший лису, и, чуть не искрясь от напряжения, задал вопрос, ради которого сюда и приехал:

– А не осталось ли чего-нибудь из принадлежавшего мистеру Шенгу у вас на руках?

После недолгой заминки Цзай радостно закивал. Поднявшись со стула, он направился к полированному секретеру, откуда, порывшись в его многочисленных ящичках, достал плотный заклеенный конверт, который и протянул Витти.

Осторожно взвесив конверт в руках, Витти прикинул, что там лежит стопка бумаг.

– Я бы хотел взять это с собой. Может быть, внутри находятся важные улики, которые помогут найти тех, кто убил ваших друзей. Вы сможете забрать его в полицейском управлении, когда закончится расследование.

– Джен и Нинг – единственные из семьи Шенг, кто набрался смелости начать всё сначала в чужой стране и кто мог бы за ним обратиться, так что пусть лучше он остаётся в полиции.

– Вы не вскрывали этот конверт?

– Нет. Он запечатан, а я слишком уважаю того, кто дал мне кров, работу и помог обустроиться в этой, полной возможностей, стране, чтобы пытаться раскрыть доверенный мне секрет, даже после смерти его хозяина. Но передать конверт вам – это правильное решение. Надеюсь, он поможет отомстить за смерть моих друзей.

– Вы ведь понимаете, что полиция не занимается вендеттой? Если мы найдём виновных, они будут отвечать перед законом и понесут наказание в полном соответствии с ним.

– Достаточно того, что оно последует; безнаказанное убийство таких замечательных людей нарушает гармонию мироздания. Настоящее возмездие свершится, когда убийцы ступят в царство Янь-вана44, но земное правосудие сохраняет животворную энергию инь и отнимает у злых людей самое драгоценное в этом мире – время, которое невозможно купить или украсть. Потому я отдаю вам этот конверт с чистым сердцем и надеждой – тем, что питает наши стремления и заставляет бороться и добиваться намеченных целей.

Сначала Витти не нашёлся с ответом, а затем, словно бы пародируя сыплющего вселенской мудростью Цзая, закивал и произнёс:

– Благодарю вас, сотрудничество граждан с полицией – это основа порядка и справедливости, – а после этого выспреннего клише добавил уже вполне искренне: – Можете не беспокоиться, содержимое этого конверта будет использовано по назначению.

Он поднялся с дивана и протянул мистеру Цзаю руку, которую тот энергично пожал. Слегка поклонившись, Цзай встал, чтобы проводить гостя. На крыльце они сердечно попрощались, и Витти пошёл к своей машине, а дверь за его спиной тут же захлопнулась.

Пока он разговаривал с китайцем, из соседнего дома выполз и теперь, забравшись в продавленный гамак, покачивался на ветру обрюзгший небритый индивид в мятой белой майке с застарелыми пятнами.

Брезгливо поморщившись, Витти сел в машину и, захлопнув дверь, внимательно посмотрел в зеркала, проверяя отсутствие слежки; не потому, что почувствовал наблюдение, просто сработали отточенные за годы жизни в городских джунглях инстинкты.

Вскрыв конверт, он достал из него пачку распечатанных на принтере бумажных листов с какими-то фамилиями, названиями фирм и пометками, с особенным интересом пробежавшись по нескольким последним строчкам, благо перед каждой стояли месяц и год. Почти каждый месяц в году содержал как минимум две-три записи, а некоторые и больше десяти, но в этом месяце значилась только одна – «Сэм Рэдборн (закон об изменении застройки, коррупция)». И напротив – «Тони Сальмерра (10 000)».

Не требовалось быть Видоком45, чтобы понять: он держит в руках своеобразный гроссбух. Также не вызывало сомнений, что оба этих имени ему прекрасно известны. С покупателем он ужинал не так давно и получил у него работу, а вот первое имя заставило его брови изумлённо поползти вверх: если Шенг действительно раздобыл принадлежавшие мэру Розвинда грязные документы, где указывались будущие изменения в правилах городской застройки, то становилось ясно, почему он решил запросить за них больше. На его беду, Тони никогда не платит лишнего.

Важность утерянных документов не вызывала сомнений, поэтому плата за то, чтобы они достигли назначения, и оказалась столь щедра. Хотя, судя по предположительным барышам от вытряхивания из мэра города выгодных контрактов и покупки дешёвых земельных участков с гарантированной прибылью, Тони ещё основательно пожадничал. Впрочем, как и всегда.

Шенг, очевидно, хотел использовать эту платёжную ведомость как страховку на крайний случай, поэтому и отдал её на хранение доверенному лицу, но никакая бумага не защитит от выпущенной в упор пули, в чём он запоздало и убедился.

Витти убрал тайную бухгалтерию китайца обратно в конверт и бросил его в бардачок, затем откинулся на сиденье, растирая левой рукой шею. Эта находка, конечно, помогла ему понять, что он ищет, но ни на дюйм не приблизила к цели. Единственный вывод, который с натяжкой можно из неё сделать, – вероятность обнаружить настолько ценный компромат у одного из знакомых Шенга превращается в незначительную, так как тот вряд ли доверил бы его кому попало. Тем не менее Витти доведёт запланированные допросы до конца – оставить неотработанной ниточку, даже если её важность сильно понизилась, – непростительная глупость, а это то, чего он себе никогда не позволял.

Достав из кармана список Мина и выбрав следующую цель, он завёл двигатель и быстро поехал обратно в город.

3.2. Войти в закрытую дверь

Если в этот раз во сне его и преследовали видения, он их не помнил. Отлично выспавшись и чувствуя себя достаточно отдохнувшим, чтобы решить любую проблему, которая может перед ним возникнуть, Лоднельт буквально выпрыгнул из кровати и, не успев приземлиться на пол, издал громкий боевой клич. Это удивило его самого: в прежней жизни выделывать подобные кульбиты ему не хотелось.

Ноги коснулись линолеума, словно лапы дикой кошки, настолько мягко, грациозно и бесшумно перемещалось его новое тело. Наслаждаясь силой и уверенностью, являющейся приятным бонусом к первой, он отправился в ванную, где принял долгий освежающий душ, а затем – на кухню, где выпил большую чашку крепкого кофе, после которой, окончательно проснувшись, ощутил себя живым, вышедшим из царства мёртвых.

В первую очередь Лоднельту предстояло решить проблему с одеждой, и сегодняшнее залихватски-разудалое настроение подбрасывало ему идеи одна безумнее другой. Постаравшись, чтобы разумная часть всё-таки одержала верх над необузданной эмоциональной, он отклонил варианты пробежаться голышом по крышам в поисках развешанного сушиться белья или сварганить из обрывков старых вещей костюм а-ля «пугало» и выдать его за последнее веяние моды.

И тут он задумался, а какие же способности прилагаются к сущности проводника… В основном о том, можно ли использовать их, чтобы одеться, не прибегая к экстриму и безумствам.

Однажды в каком-то фильме он видел, как сверкающий полированной лысиной монах искал все ответы с помощью медитации, и решил последовать его примеру. Усевшись на пол, он скрестил ноги, закрыл глаза и принялся глубоко дышать, старательно пытаясь извлечь знания о своих возможностях из подсознания, или четвёртого измерения, или откуда их там извлекают вообще.

В конце концов, поняв что лишь зря тратит время, Лоднельт встал и, чтобы взбодриться, отправился выпить ещё кофе. Не отдавая себе в этом отчёта, он прошёл на кухню прямо через стену, осознав произошедшее, только когда начал заливать кипятком растворимые гранулы. Уставившись на дешёвые бумажные обои, он почувствовал, как по всему телу бегают мурашки, а волосы на руках и груди встали дыбом, словно у дикого зверя, учуявшего нечто потустороннее.

Горячая вода из чайника, наполнив чашку, полилась через край, стекая по руке на пол и собираясь в грязно-коричневую лужу у его ноги. Выйдя из ступора, в который впал от неожиданности, Лоднельт поставил чайник и чашку на стол и подошёл к стене. Ощупав её, убедился, что она построена из твёрдого монолитного бетона и никакой возможности пройти сквозь неё без отбойного молотка или динамита не существует. Однако минуту назад он был в комнате, а затем очутился на кухне, и память утверждала, что он совершил сей вояж, игнорируя очевидный факт существования для этой цели дверей. Но раз стена выглядит неприступной, значит, он не мог пройти сквозь неё.

Мозг начал буксовать.

Не глядя взяв какую-то тряпку, которой оказался новый фартук, валявшийся на полу среди оставшихся после его вчерашней ненасытной трапезы объедков и мусора, он вытер им кофейную лужу. Тут память услужливо перевернула ещё одну страницу, и он мешком упал на табуретку: кипяток из чайника тёк по держащей чашку руке, но, внимательно её осмотрев, он не заметил не то что ожога, даже покраснения.

Лоднельт, конечно, понимал, что он теперь не совсем человек, скорее, даже совсем не человек, но понимал это разумом, а если бы инстинкты, основанные на прежнем жизненном опыте, могли кричать от ужаса, то сейчас в его голове стоял бы многоголосый вой бьющейся в истерике толпы.

Руки стали трястись, но усилием воли он заставил себя успокоиться. Теперь ему по силам многое из того, что раньше казалось невозможным; пора научиться принимать это как должное и, самое главное, разобраться, как этим пользоваться. Если рука не получила ни малейших повреждений от кипящей воды, значит, его кожа способна выдерживать довольно высокую температуру.

Приняв это как факт, он отложил его на потом, чтобы исследовать более подробно и узнать порог своей жаростойкости: хватит ли его на то, чтобы просто доставать голой рукой варёные яйца из кастрюли, или же можно будет спокойно войти в горящий дом, например, чтобы спасти попавших в западню людей.

Сейчас же, в силу обстоятельств, его чрезвычайно заинтересовал трюк со стеной: если он умеет перемещаться сквозь твёрдые предметы, это точно позволит обзавестись новой одеждой, не привлекая к себе ненужного внимания.

Поскольку он, очевидно, до сих пор не провалился сквозь пол и стена на ощупь, как ей и положено, осталась прочной и холодной, вырисовывалось только два варианта. Он моментально перенёсся из спальни в кухню или (а его подсознание выступало за эту теорию) может проходить через любые преграды, как через воздух, при осознанном или, в его случае, неосознанном стремлении их преодолеть.

Перед тем как проверить данное, весьма спорное, утверждение, он решил немного отвлечься, наведя порядок на кухне, в данный момент напоминающей помойку у магазина после драки бомжей за выброшенную пиццу. Собрав разодранные контейнеры и пакеты, он нашёл один побольше и сложил всё туда, затем смёл мусор поменьше и, таким образом набив пакет до отказа, так что его содержимое норовило высыпаться обратно, оттащил его в коридор, аккуратно поставив у входной двери.

Вернувшись в комнату, он встал около стены, разделяющей его квартиру с соседней, и некоторое время собирался с духом – вдруг его предположение неверно, к тому же там вполне могут оказаться люди, реакция которых на появление из стены голого незнакомца будет непредсказуемой, но, без сомнения, весьма экспрессивной.

Положившись на удачу и на то, что часовая стрелка едва миновала полуденную отметку, Лоднельт сосредоточился и захотел, чтобы ничто не помешало ему оказаться по ту сторону. Глубоко вздохнув, он шагнул вперёд – и в следующий момент с радостным удовлетворением обнаружил себя стоящим в чужой комнате с застеленной двуспальной кроватью из полированного ясеня под большой фотографией живописного водопада в металлической рамке.

Замерев, он прислушался, но никаких звуков из квартиры не доносилось: удача не подвела. Он надеялся раздобыть тут хоть какой-то предмет одежды, который подошёл бы ему по размеру, но согласился бы и на телефонный справочник, откуда можно почерпнуть адрес магазина, где можно её заказать.

Окончательно успокоившись, Лоднельт внимательно осмотрелся. У смежной с его квартирой стены он увидел только хромированную тумбочку, с разбросанными в беспорядке телевизионными афишами, парой модных глянцевых таблоидов и как-то затесавшимся в их компанию выпуском журнала «Счастливый фермер». Открыв ящики и не обнаружив там ничего, кроме всяких житейских мелочей типа помады и мятных карамелек, он закрыл тумбочку и прошёл в небольшую квадратную прихожую, где на крючках для одежды висели драповое синее пальто и длинная прорезиненная ветровка.

На кухне ему повезло больше – над стеклянным столом с витыми стальными ножками нависала разукрашенная грубой резьбой деревянная полочка, на которой, среди баночек со специями, пробок от винных бутылок и расчёсок лежала стопка рекламных каталогов. Он выбрал пару наиболее свежих, недельной давности, и, пролистав их, нашёл в относительной близости несколько магазинов одежды. Подумав, Лоднельт не стал вырывать нужные страницы, чтобы не вызвать подозрений у хозяев, и, сняв телефон со стены, начал обзванивать магазины.

Через полчаса он всё-таки нашёл магазин с доставкой и уже приготовился сделать заказ, когда понял, что не знает, какой у него размер. После недолгих сомнений, решив, что не слишком промахнётся с экстрабольшим, он заказал майку, джинсы и кроссовки, а положив трубку, устало вздохнул – миссия выполнена.

Постаравшись разложить всё так, как оно лежало до его появления, Лоднельт оглядел чистенькую кухню с недорогой сборной мебелью и, убедившись, что не оставил следов своего пребывания, вернулся к смежной с его квартирой стене. Представив, что на самом деле перед ним не существует незыблемой бетонной преграды, он шагнул вперёд… и ударился об неё лбом.

Что-то пошло не так, почему-то вдруг камень и сталь заартачились, воспротивившись его воле. Потерев лоб рукой, Лоднельт уставился на цветастые обои с нарисованным лугом, как на заклятого врага: только он начал понемногу осваиваться со своим новым, с иголочки, телом, как тут же попал впросак. Закрыв глаза и несколько раз глубоко вздохнув, он снова мысленно убрал со своего пути стену и предпринял вторую попытку.

Результат оказался столь же плачевным, только на этот раз он ушиб палец. Чертыхаясь и прыгая на одной ноге, он внезапно расхохотался, осознав всю комичность выражения «чтоб тебя черти побрали», ведь в его случае оно вполне могло оказаться их вызовом.

В сердцах плюнув на стену, он спохватился и вытер плевок. Биться о неё и дальше явно не имело смысла. Покачав головой, он вышел в прихожую. Взглянув в глазок и убедившись, что коридор пуст, стараясь не шуметь, он повернул ручку замка и, приоткрыв дверь, высунул голову. Никого не увидев, торопясь использовать остатки везения, Лоднельт вышел в коридор и захлопнул за собой дверь квартиры, где побывал незваным гостем.

Пробежав несколько ярдов до своей двери, он попытался её открыть, но она, разумеется, оказалась заперта. Ему не хотелось выбивать замок, и перед этим он решил попробовать урезонить свою ветреную способность. Закрыв глаза и сосредоточившись на необходимости оказаться по другую сторону двери, он, немного поколебавшись, шагнул прямо на неё – и беспрепятственно попал в свою прихожую, неблагоустроенную и пустую, что нисколько не уменьшило его радость.

Вернувшись наконец домой, Лоднельт почувствовал облегчение и сильную усталость. Пройдя в комнату, он упал на кровать и расслабился, но это не помогло, так как утомление разливалось из головы. Поворочавшись и недовольно заворчав, он встал и пошёл на кухню, где заварил чёрный, как жидкий уголь, крепкий чай. Когда он мелкими глотками допивал вторую чашку, иссушённое унизительной неудачей озеро уверенности в себе понемногу вновь стало наполняться. В конечном счёте произошедшую осечку можно списать на процесс обучения. Совершенно очевидно: чтобы полностью овладеть арсеналом внушительных адских способностей, ему придётся потратить немало времени и усилий.

Допив чай, он отнёс чашку в раковину и помыл. Он как раз выключил воду, когда затренькал звонок домофона: прибыл его гардероб – временный, так как вероятность, что купленная наугад одежда окажется ему впору, была сродни тому, что это Земля вращается вокруг Луны. Главное, чтобы, выйдя в ней на улицу, он не привлекал особого внимания и мог спокойно прогуляться по магазинам, на этот раз тщательно подобрав вещи по фигуре. Поскольку Лоднельт не хотел выглядеть совратителем курьеров, он обернул вокруг тела простыню, таким образом всё-таки выполнив изначальный план, хотя и в сильно урезанном варианте.

Лоднельт приоткрыл дверь квартиры и стал поджидать свой пропуск в большой мир. Ждать пришлось недолго – через несколько минут худой, как палка и с выражением лица человека с перманентным несварением желудка посыльный отдал ему туго спелёнутый бумажный свёрток и получил оплату с небольшими чаевыми, так как наличных в кошельке у Воина Ада осталось немного. И без того болезненное, лицо человека-палки стало ещё более кислым, но, ничего не сказав, он передал чек на покупку, развернулся и побрёл восвояси.

Вернувшись в квартиру, Лоднельт высыпал покупки на кровать и стал одеваться, надеясь на то, что штаны хотя бы прикроют лодыжки, а майка не будет висеть мешком. К его немалому облегчению, беспокоился он напрасно – в целом его обнова выглядела достаточно прилично. Расчёски в доме не нашлось, а прогулка через стены в её поисках явно не оправдывала цель, так что он пригладил волосы руками и остался этим вполне доволен.

Положив в карман джинсов кредитку, он взял ключи и вышел из квартиры, открыв, а затем заперев за собой дверь, тем самым применив на практике слегка изменённый принцип бритвы Оккама: если одно и то же действие можно выполнить двумя способами, лучше избрать тот, который проще и не вызовет приглашения священника.

Спустившись по лестнице, чтобы немного размять ноги, Лоднельт распахнул наружную дверь и шагнул в тёплый солнечный день, окунувшись в наполняющую его размеренную, сдобренную заботами, радостями и надеждами жизнь. Он никуда не спешил, так что, не став интересоваться у консьержа, где расположены ближайшие магазины одежды, неторопливой походкой направился в выбранном наугад направлении.

Карусель бытия с неслышным басовитым гулом крутилась, сменяя декорации и персонажей, мчась к своей непостижимой для людей цели, что, однако, не мешало им получать от её вращения удовольствие.

Маленькая девочка, в полосатых, как радуга, колготках и джинсовом платье, болтая ногами, сидела на лавочке рядом с увлечённо читающей роман матерью и ела ванильное мороженое в вафельном стаканчике. Вдруг мороженое упало на горячий асфальт и тут же начало плавиться, как на сковородке. Девочка сморщила носик и захныкала, теребя любительницу романов за рукав лиловой блузки, стараясь привлечь её внимание к произошедшей катастрофе, но та слишком увлеклась бурлящими на страницах книги страстями и лишь погладила дочку по голове, сразу вернувшись в увлекательный выдуманный мир. Девочка насупилась и скрестила руки на груди, обиженная тем, что мать не принимает её нешуточную проблему близко к сердцу. Откинувшись на спинку, она погрузилась в извечные размышления юных жителей планеты, отчего взрослые с ними не считаются и не понимают, что важно, а что нет. Проходя мимо, Лоднельт улыбнулся девочке, но та лишь сильнее нахмурилась.

Увидев дальше по улице французское уличное кафе, Лоднельт почувствовал, что лёгкая закуска, пожалуй, будет кстати. Половина столиков под полосатым красно-синим тентом пустовала, и он, выбрав один поближе к невысокому металлическому ограждению, заказал двойной капучино и пару круассанов, на некоторое время позволив себе забыть о ждущих в нетерпении демонах, своей нечеловеческой сущности и миссии, ради которой прошёл через столько испытаний.

Небрежно развалясь в уютном деревянном кресле с мягким велюровым сиденьем, прикрыв глаза, Лоднельт ощущал невесомые руки ветра на своём лице и аромат свежей выпечки, получая истинное наслаждение от этих мгновений покоя.

Но ничто не длится вечно – ни хорошее, ни плохое. Закончив трапезу, он со вздохом поднялся и, расплачиваясь с официантом, всё-таки спросил, где можно купить сносную одежду и ботинки. Услышав, что магазин готовой одежды находится за углом, ярдах в пятидесяти от кафе, он поблагодарил вежливого молодого человека с усыпанным веснушками лицом и упрямо норовящей принять вид куста вереска после урагана шевелюрой, оставив ему хорошие чаевые.

В большой застеклённой витрине указанного магазина красовались манекены в шикарных нарядах всевозможных фасонов, а по бокам висели разнообразные сумочки и галстуки. Внутри он тоже не выделялся из тысяч подобных ему заведений: по стенам располагались полки с обувью и аксессуарами, в центре находились ряды вешалок с костюмами и верхней одеждой, а в дальнем конце спрятались примерочные кабинки и широкий деревянный прилавок, за которым скучала продавщица.

Лоднельт выбрал очень неплохие кожаные полуспортивные ботинки на каучуковой подошве, две хлопковые рубашки, несколько маек и толстовку с капюшоном. После недолгих раздумий примерил и короткую кожаную куртку без подкладки на случай вечернего похолодания. Наконец, решив, что теперь-то полностью укомплектован, он направился к прилавку и, сложив на него покупки, достал карточку.

Меланхолично жуя клубничную жвачку, молодая брюнетка с розовыми прядями в волосах и множеством живописных дыр на чёрной полиэстровой блузке пробила чек, так же безучастно сложила вещи в фирменный пакет и передала его Лоднельту. Поблагодарив флегматичную поклонницу увядания мира и бессмысленности существования, он вышел из магазина и направился прямиком домой.