Глава 1. Не остановишь поезда – я труп
– Остановить работу целой ветки метро – это…
– Я на рельсах. Не остановишь поезда – я труп.
Ночь. Улица. Фонарь.
Я стоял и с удовольствием втягивал в легкие горячий дым, стряхивал пепел и ждал Маришку. Гулкие частые шаги, наконец, раздались за спиной – она почему-то бежала по брусчатой аллее. Я бросил сигарету и наступил на нее ногой, чтобы потушить, выдохнул остатки пагубного наслаждения – не хотелось обдавать губы любимой девочки смрадным дыханием никотина.
Повернулся и встретил полный паники взгляд Маришкиных глаз. Она что-то хотела сказать, но ее голова с противным хлопком оторвалась и полетела мне в руки.
Я не успел ее поймать, онемевший от ужаса, потому что в груди что-то рвануло, череп словно раскололся, как грецкий орех. Меня отшвырнуло спиной в фонарный алюминиевый тонкий столбик так, что оглушило, и по позвоночнику словно густой ток пустили, а потом будто кто за грудки рванул – и я уже держал за горло Тарасова Олега, черты лица которого плыли и менялись. Не мой полный ярости и ненависти голос вырвался из моего рта, обжигая язык хрипловатым рыком:
– Я сказал тебе, гнида, не тр-рогать его!
Лицо мажора окончательно трансформировалось, и на меня смотрел с наглой ухмылкой… я сам:
– А то что? – резанул слух собственный веселый голос…
…и я подскочил на постели весь в холодном поту. Хапал воздух пересохшим ртом, как обезвоженная рыба на горячем песке, и вместо сердца в груди дико билась чистая паника.
Понадобилось несколько минут и сонный Маришкин вздох, чтобы осознать, что это снова кошмар – я видел его почти каждый день с тех пор, как получил смс от Тарасова.
«Красивая девочка. Молоденькая, нежная, горячая, влюбленная… Живая… Игра еще не окончена, Гром. Продолжение следует…»
Лег снова, укрыл мою девочку одеялом – конец августа выдался дождливым и неуютно холодным, а у нее и без того всегда прохладные ступни. Раньше она грела их в шерстяных носках, теперь засовывала мне между ног.
Любимая моя.
Едва коснулся ее щеки губами и осторожно встал, чтобы не разбудить. Вышел в гостиную, закурил, чувствуя, как до рези в легких нужна доза никотина. Накинул на голое тело махровый халат и вышел босой на балкон.
Сегодня дождя не было, но густой туман скрывал двор. Я стоял и разглядывал воздух прямо перед собой – видел водяную пыль и наблюдал за хаосом в ее движении. Такой же царил в моей голове.
Я с ног сбился искать Тарасова. Он затих, ни звука от него, ни шороха. Кроме того послания, заставившего меня круто изменить свои планы.
В тот вечер я вез в карете Маришку в ресторан, где ждали ее родители и мой отец, чтобы сделать ей предложение. Я и сделал, но после этого не вернул девочку домой к маме и папе, а увез к себе – не мог доверить ее никому. Боялся за нее безумно.
Почему я не многорукий многочлен? Опутал бы Маришку всем собой и любил, любил, любил без устали. Хотелось трогать ее сразу везде, целовать сразу всю. Какое-то всеобъемлющее наваждение – желание укутать ее в свою любовь и не выпускать из рук ни на мгновение. Каждый раз отрывался от нее с трудом, каждый день отпускал ее на работу в универ, как будто срывал пластырь с раны, и нервоточил, пока снова не получал ее в свои лапы. Мне нужно было каждую минуту знать, где она и что с ней все хорошо. Смотрел на движения маячка, установленного в ее телефоне, едва держал себя в руках, чтобы не срываться к ней, не мог не звонить, чтобы узнать, что это она куда-то пошла, а не ее кто-то у меня забрал.
Я просто чертов клинический идиот, но ничего не мог сделать с этим. Без нее воздух – стекловата. Люблю ее без ума и памяти.
Нежные руки обвили мой торс:
– Виталь, опять кошмары?
Развернулся к ней, выплюнув сигарету, обхватил за талию:
– Зачем босиком вышла? Не хватало еще, чтобы простыла, – хотя тогда бы она сидела дома, и мне было бы спокойнее. – Вставай мне на ноги, – нахмурился и понял, что, кроме длинной футболки, на ней ничего не было. – Еще и голожопая, – ворчал, как дед Карелий, растягивая узел на поясе своего халата и запахивая в него нас обоих.
– Ты такой бука, – проворковала расслабленно, заглядывая мне в глаза.
А у меня от ее тепла член поднялся. Маришка смущенно заулыбалась и потерлась о него, моя шалунья. Её щеки заполыхали, как будто не живем мы вместе уже несколько месяцев и не занимаемся любовью везде, где приспичит, и так часто, как хочется. Целовал обе алые щечки, любуясь своей красоткой, сполз поцелуями к ее губам и не смог от них оторваться. Маришка вся прильнула ко мне, вытянулась всем телом, задрав ножку, скользнув коленкой по моему бедру.
Я подхватил ее под попу и опустил на член, поймал ртом первый всхлип удовольствия. Моя девочка подняла вторую ножку, сжала меня коленками и сама задвигала попкой, а я помогал ей, пытаясь держать еще и халат, чтобы моросявый воздух не заморозил мою ненасытную невесту.
– Солнышко мое… – прошептал ей и ничуть не соврал – даже яснее вокруг стало, когда она выглянула из квартиры. – Люблю тебя…
Не уставал ей признаваться в этом, нравилось, как начинали блестеть ее глаза, как она закусывала губу, пытаясь скрыть счастливую улыбку, как бросалась мне на шею и принималась целовать. И каждое такое признание всегда заканчивалось жарким сексом… если позволяло место и время.
Я и не знал, что могу быть влюблен вот так паталогически. Но не хотел, чтобы это чувство стало слабее. Меня все устраивало, мне очень нравилось ей принадлежать целиком, нравилось, что она это чувствовала и понемногу училась принимать.
Первый раз, когда она сама проявила инициативу в сексе не забуду никогда. Я волновался как ни разу в жизни, боялся, что ее напугает собственная неловкость и смущение, и она больше не осмелится взять то, что принадлежит только ей одной. Тот наш раз был волшебным, я впервые был настолько возбужден и осторожен. Мне нравилось все: и сбивавшийся ритм ее движений, и рваные вдохи и стоны, которые она и не пыталась сдержать.
Я не выдержал только, когда она сползла с моего члена и прикоснулась к его головке губами. У меня мозг и кровь схлынули вниз, так что все перед глазами поплыло, трясло всего от напряжения, потому что сдерживался из последних сил, чтобы не кончить Маришке в ротик в первый же раз. Стонал от того, как она гладила кожу на внутренней поверхности бедер и старалась взять член глубже, ласкала его языком и осторожно посасывала.
Почувствовал, как прошла под кожей волна жара, подмял мою смелую невесту под себя, вставил лом в ее узкую дырочку и жахнул со всей дури, массируя клитор и жадно трахая языком теплый ротик. Когда она стиснула меня влажными упругими мышцами, закричала в губы, царапаясь, как безумная, я кончил с рычанием, и это был самый долгий и сильный оргазм в моей жизни.
Правда, мне его было мало. И я продолжил.
А моя зефирка потом ходила довольная, поглядывала на меня, думая, что не вижу этого, закусывала губку и улыбалась так, будто украла конфетку и не попалась.
Красть «конфетку» ей понравилось, а я был доволен, что она раскрывалась только со мной и только для меня. Наблюдал, как изучает свою сексуальность. Как-то даже застал ее, когда она ласкала себя пальчиками, извиваясь на постели и постанывая. Прикрыл тихо дверь и ушел в гостиную. Девочка сравнивала свои ощущения от секса со мной и наедине с собой. И я выиграл тот раунд – она вышла из комнаты возбужденная и сама отдалась в мои руки со словами «Ты лучше». И я это доказал, вбил в нее членом, зашлифовал языком и заставил выкрикнуть в момент каждого оргазма.
Шагнул с балкона в комнату, пнул за собой дверь, чтобы закрылась, сел на диван и откинулся на спинку, поддерживая мою горячую девочку под попку одной рукой, и стиснул грудь другой, захватив губами маленький сосок. Просто балдел от того, какой он нежный и сладковатый, какая бархатная кожа на груди и шелковая на ареоле. Сам себе завидовал и насытиться ощущениями и эмоциями был не в состоянии – жадно хапал и хранил все оттенки чувств, каждое прикосновение, каждый ее взгляд.
Я совершенно точно безумец.
– Мари-ина-а… – простонал, когда выпустила из себя член и, стоя надо мной на корточках, массировала его ладошкой. Она закусила губку и лукаво смотрела на меня из-под полуопущенных ресниц. – Что, моя сладкая… что ты хочешь? – притянул к себе ее за шею, лоб в лоб, взгляд в глаза, шепот в губы.
– Чтобы ты сделал мне… стыдно, – зажмурилась.
Она все еще стеснялась слишком открытых поз, и когда я смотрел на то, как член входит в ее тесную щелочку. Порочная и все еще невинная. Моя. Любимая.
Без слов унес ее в спальню, скинул халат и снял с нее футболку. Желание моей принцессы – нерушимый закон. А мне сегодня хотелось запечатлеть совсем другие картины в памяти, не те, что снились.
Развел ножки моей красавицы широко. Она там блестела от влаги, но ее половые губки были закрыты, скрывая розовую сердцевинку от взгляда, и напоминали бутон тюльпана. Покрыл живот и ножки поцелуями, подбираясь к нежной мякоти, провел языком между складочек, задержав его на клиторе. Марина отзывчиво застонала и запустила пальцы мне в волосы – аж до мурашек по хребту, потянула голову к себе ближе, подалась навстречу, еще сильнее раскрываясь. Так эротично и уязвимо.
Раскрыл пальцами налившуюся плоть и вылизал бутончик изнутри, посасывая упругий бугорок, вызывая у моей девочки стоны. Вход во влагалище пульсировал, чуть приоткрываясь, по персиковой коже пробежалась рябь мурашек. Обвел кончиком языка дырочку и вонзил его внутрь, пальцами нежно растирая влагу по половым губкам и клитору.
Маришка застонала и поднялась на локтях, я поднял глаза на ее затуманенные. Трахал языком и держал взглядом, пока не почувствовал, как мне в рот потек терпко-сладкий оргазм. Моя девочка стонала от удовольствия. Когда затихла, поднялся на колени и развел ноги еще шире, подтянул ее на себя, еще трепетавшую, направил член в мокрую дырочку, соединив «борта».
Смотрел на то, как скользит толстый, длинный ствол, раскачивал «лодочку», сложенную из наших ног, и иногда вскидывал взгляд на лицо Маришки. Она ловила его и сразу же краснела, а я медленно соскальзывал по ее телу к нашей тесной сцепке и тащил за собой и ее взгляд тоже. Набирал ритм, вбивался, как гвоздь, до упора, рывками дергая на себя бедра моей девочки.
– Ты… красивая… – сообщал стомиллионный раз, пальцем проводя по раскрывшимся на члене гладким складочкам.
И Маришка дрожала всем телом от откровенности, от бесстыдства, от моего восхищения, от наслаждения, которое дарил ей и испытывал сам. Хотелось взять ее по-животному неуправляемо, спустить себя с тормозов, и я перевернул ее на живот, снова широко развел ножки и вбивал членом в постель, лаская клитор. Рычал, расслабив ягодицы и бедра, давая собраться махровому комку, прокатиться щекотно от основания до кончика члена и выпорхнуть в красивую мокрую дырочку струей, размазать ее по гладким тесным стеночкам и вытрахать все возбуждение до искр из глаз под ее длинные стоны от нового оргазма.
– Маринка… – терся носом о ее вспотевшую шею под волосами, – я люблю тебя так, что сам себя боюсь… – шептал, потому что грудь разламывало от нежности. – На разрыв просто… Как я жил без тебя, не понимаю…
Она потерлась попкой о мои бедра и перевернулась подо мной, обняла крепко, прильнула всем горячим телом и губами к губам:
– У меня мурашки бегут по сердцу и в животе, когда ты так говоришь, – смотрела в глаза серьезно. – Я чувствую, как ты меня любишь, и иногда не верю, что это правда…
– Правда, Маришка. У меня в груди при виде тебя все дрожит, а когда тебя нет рядом, так скребется, что думать не могу ни о чем, только о тебе. Я хочу тебя всем собой каждую минуту…
Не понимал, почему мне нужно было высказаться именно сейчас, что-то горело в солнечном сплетении, что-то тревожило, как ни хотели мы оба, чтобы я забыл чертов кошмар. И я говорил и говорил, удивляясь, откуда знал столько этих слов.
– …только твой, не могу без тебя дышать – и это не фигурально, это по-настоящему… Слышишь, Марин? Я только твой, только для тебя, помни это.
– Ты как будто прощаешься… – тяжело сглотнула она, и в глазах загорелся испуг. – Что-то случилось? Ты что-то не говоришь мне, да?
Напугал, идиот. Хотя теперь и сам испытывал как-то странный иррациональный страх, как олень, почуявший, что его уже назначила жертвой стая гиен.
– Нет, зефирка моя, я приношу тебе клятву верности и любви, – целовал ее, а самого трясло от беспокойства все сильнее. – Не хочу и не могу ждать до свадьбы. Я люблю тебя, всю жизнь буду любить. Буду верным мужем и защитником… Ты – моя. Я – только твой, Мариш… – смотрел глаза отчаянно, записывая ей все, что говорю, сразу в матрицу. – Слышишь, Марин? Только твой…
– Я… – задохнулась почему-то, смотрела широко распахнутыми глазищами прямо в душу, – я знаю, люблю тебя… Виталь, – жалобно прозвучало мое имя. – Ты меня пугаешь…
Я прижал любимую девочку к себе и повернулся на бок, укутав ее собой и одеялом.
До звонка будильника оставалось полчаса. И я больше не хотел ничего говорить, хотел просто чувствовать ее, защищать, держать в руках и никуда сегодня не отпускать.
Почему-то сегодня – особенно.
***
– Звони мне, когда захочешь и по любому поводу, ладно? – казалось, сказал это спокойно, а в груди тряслась паника. – Я приеду через три-четыре часа. Никуда не уходи из универа. – Черт, что я несу! Сам извелся от дурного предчувствия и ее накручивал. – Люблю тебя. Помнишь? – голосом потребовал ответа.
– Помню, – улыбнулась, наклонилась, чтобы подставить губы под поцелуй.
Чмокнул ее и с трудом отпустил. Каждый ее шаг к лестнице главного корпуса крошил мою выдержку. Сцепив зубы, я перебрался на переднее сиденье, когда за ней закрылась массивная парадная дверь.
– Громила, ты сам на себя не похож – белый весь, как будто смерть увидел, – заметил Дим и тронул машину с места. – Случилось что-то?
– Нет, но… кошмары замучили.
Белый весь… Я и сам это видел, когда брился. Ноги и руки похолодели, даже губы обесцветились от того, что кровь вся из конечностей отхлынула и собралась беспокойным сгустком, студенистыми волнами обволакивающим внутренности мерзким беспомощным страхом. Разница температур в одном теле вызывала то морозную дрожь, то испарину на лбу и вдоль хребта . Меня штормило нешуточно.
– Куда едем?
– До метро Китай-город подбрось, там в кафешке подожди.
Всю дорогу не проронили ни слова больше. Я уставился в окно, но не видел ни черта, кроме самого себя и наглой ухмылки: «А то что?»
В бюро расследований особо опасных преступлений ворвался злым комком нервов, пронесся мимо дежурного, на ходу мазнув электронным пропуском по считывающему экрану.
– Гром! – ударилось в спину. Крош. Лучше ему принести хорошую новость, потому что я уже едва держался, чтобы не разнести все вокруг в щепки. – Пошли, я нашел, где он исчез.
Мы оба знали, о ком речь. Перед глазами так и стояло лицо ублюдка, исказившееся и превратившееся в мое. Этот фокус в моих кошмарах случился впервые.
– А что, раньше нельзя было сделать?! – рыкнул в нетерпении.
– Ты слышь, Гром… – возмутился Игорь.
– Ладно, извини. Нервы ни к черту, – перебил, оправдываясь.
До моего отдела, где за стеклянной перегородкой нашлось место и для Кроша, дошли быстро. Сразу рванули к хакерскому пульту, конечно, не такому крутому, как у него дома, но ему хватало. Едва Игорь коснулся мыши, на мониторах загорелись экраны входа в профиль. Хакер долбил пальцами по клавиатуре с такой же скоростью, с какой мой револьвер расстреливал барабан – шестнадцать знаков за четыре секунды.
На экране появилась топографическая карта района, схема технических тоннелей метрополитена и канализации.
– В общем, «братская могила» с секретом оказалась, – Игорь упал в свое кресло и наложил все три схемы друг на друга. Нужное нам место тут же приблизилось. – Вот тут примерно метр между линией канализации и технической веткой метро. Не удивлюсь, если там была развалена стена.
– Тогда бы увидели, я сам прошел весь тоннель… – осекся, поймав тяжелый взгляд Игоря. – Ладно, продолжай.
Меня колотило от плохого предчувствия, и нервы сдавали окончательно.
– Спасибо, – с сарказмом склонил голову хакер, а я подумал оторвать ему ее, чтобы вспомнил, кто его жопу от зоны отшептал. – Я ни в чем не уверен, надо место осмотреть, – сменил тон. – Если найдешь там лаз, дверь, дыру – хоть что-то…
Его слова догоняли меня уже на выходе из отдела, а спустя минуту я получил на сотовый координаты тонкостенья. Почему-то казалось, что это первая за все время существенная зацепка.
***
Клуб со времен ареста его владельца – криминального авторитета Хрома, папаши садиста Дениса – стоял опечатанный и под вневедомственной охраной. Мне пройти внутрь труда не составило – я вел дело Игрока.
Теперь его объединили с делом Тарасова. Под ответственность моего отца. Все равно так и так выходило, что мы оба лица заинтересованные, а передавать это дело из Бюро закрытых расследований в Следственный комитет пока не собирались.
Вошел в зал, и взгляд упал на клетку – филина. Кулаки и челюсти сжались сами собой. Я столько раз видел в кошмарах Маришку в пропановом огне, каждый раз просыпался и не мог уснуть, думал о том, что надо было глушить Олега, пока рядом не было его ловцов. Да даже будь они с ним, я бы справился – не с такими борцевал.
Я крупно облажался.
Отодрал взгляд от клетки и спустился на блатной этаж. Здесь, в казино, все осталось, как было, и меня не интересовало – это не моя сфера «обслуживания». Прошел за драпировку в тот самый зал.
И снова накатило.
Стеклянные глаза Алины, недоверчивая осторожность мажора…
Штора, закрывавшая проход в коридор, в котором я неверно расставил приоритеты и, спасая Верхову от самой себя, бросил Тарасова, даже не связав его, теперь была отодвинута, и темный зев казался входом в мои кошмары. Включил свет, и тусклые лампы зажглись неохотно, одна лопнула, порвав мне нервный узел неожиданным хлопком. Я выматерился от души, достал пачку сигарет, прикурил и шагнул в прохладный подземный ход, вынимая из кармана сотовый. Крошевская прога автонаведения уже считала мое местонахождение и выстроила маршрут до нужных координат – двести четыре метра с двумя поворотами мимо раздолбанных стен «братской могилы» и брошенных монтировок, пары ломов, лопат и бог знает чего еще.
Когда обнаружили замурованные скелеты и еще пока тела, дар речи потеряли даже бывалые. Патологоанатомы и антропологи еще долго будут идентифицировать всю эту гору недомумий, а следаки возобновлять дела и ловить звезды на погоны. По большому счету, я отделался рапортом и отстранением от дел на два месяца только потому, что это вот все перекрыло то, что я упустил Тарасова и ни на шаг не приблизился к Игроку.
И даже исповедь Алины, которую записал на мою мобилу Егор и которую она позже повторила на допросах – уже без признаний мне в любви, – не помогла ничуть.
Но я словно чувствовал дыхание Игрока мне в затылок, и это дико нервировало.
Двести четыре метра я прошел неторопливо, выбросив сигаретный бычок как раз на нужной отметке. Земля под ногами задрожала, приглушенный гул поезда метро прошелся по телу вибрацией. До станции отсюда еще примерно несколько сотен метров, но это не точно. И, похоже, была еще одна неточность – в этих координатах. Потому что я ни черта не видел, даже могильник здесь уже закончился, а стена, отделявшая этот тоннель от метрополитеновского, была целехонькая, очень даже…
…целехонькая…
…очень даже…
Я поискал вокруг, поднял обломок кирпича и начал простукивать кладку. Пара ударов – и понял, что бью не по камню, а по пластиковой стеновой панели под кирпич. Обнаружить дверь стало делом внимательности, открыть ее – техники и пары минут: простецкий замок, лишь бы дверь держалась закрытой в немного нависавшей под углом стене, переходящей в полукруглый потолок.
Я оказался в тесном тёмном пространстве, стало жутковато – еще одна могилка, если закрыть обе двери. Замок двери напротив тоже взломал, хотя пришлось повозиться гораздо дольше, открыл ее и чуть не вывалился на рельсы метрополитена – узкий приступок был пологим и скользким от влаги. Я вцепился в дверь, чтобы удержаться, и только подгреб сорвавшиеся с бетона ноги, из-за близкого поворота вылетел поезд метро. Махина мчалась мимо, потоком ветра увлекая меня за собой, а у меня гулко колотилось сердце. Аж в пот прошибло. Еще бы две-три секунды, и получила бы Маришка меня назад инвалидом.
Хотя нет, не получила бы. Портить или усложнять ей жизнь я не собирался никаким из всевозможных способов.
Поезд промчался, но я все еще был оглушен, в ушах стоял гул такой, что приближение следующего локомотива-убийцы я бы не услышал. По-хорошему, нужно вызывать оперативную группу, но я изнывал в неведении несколько месяцев и не мог себе позволить проволочек.
Тем более у нас с Маришкой свадьба скоро. Мне нужно поднажать.
Я засек время и пропустил еще три поезда, прикинув, что сейчас средний интервал между ними плюс-минус три с половиной минуты. В эти короткие перерывы осматривал тоннель в поисках места, куда отсюда мог деться мажор с довольно-таки объемным рюкзаком бабла. Прижаться к стене и идти вдоль нее – исключено, размазало бы тонким слоем.
Вернулся в подземный ход клуба и набрал Кроша:
– Узнай интервал движения поездов на этой ветке в тот день.
Тогда был вечер, час пик уже кончился, и интервалы наверняка были не три с половиной минуты. А от этого зависело все – за пять минут пройти можно большее расстояние, чем за три с половиной, тем более когда точно знаешь куда идти. Вероятнее всего, где-то есть еще одна дверь. Или…
– Игорь, от меня до станции сколько?
– Около километра. Точнее… – хакер замолчал, слышно было, как быстро стучит по клавишам, и через паузу я услышал: – километр двести восемь метров…
Слишком много для трех минут.
– …а интервал был от шести двадцати до семи пятнадцати минут, – ответил на первый вопрос Крош. – Гром, ты же не собираешься делать то, что я думаю? Это очень узкий тоннель…
– Поэтому сделай так, чтобы я мог пройти это расстояние спокойно. Куда-то ведь Тарасов с килограммами бумаги делся. Даже семь минут для человека с такой тяжелой ношей мало, если он вышел на станции. Кстати, проверь это. Если он спокойно уехал на метро, где его искать – одному черту известно.
Отсмотреть видео со всех станций – утопия. На это уйдет год.
– А что я, по-твоему, должен сделать? Остановить работу целой ветки метро – это…
Его голос заглушил поезд. Я рванул в проход и, едва последний вагон махнул хвостом, спрыгнул на пути:
– Игорь, я на рельсах. Не остановишь поезда – я труп.
Слушать оглушительные маты не стал – рванул по тоннелю, как сайгак от своры охотничьих собак. Лампы неплохо освещали рельсы, бежать по шпалам было трудно, и уже скоро – как-то слишком быстро – пятна света от фар поезда, вынырнувшего из-за поворота сзади, мазнули по стене и догнали меня.
Не помню, чтоб я так бегал когда-то еще, даже в армии. Сигнал едва не разорвал барабанные перепонки, но подстегнул как крапивой по голой заднице. Метрах в двадцати впереди свет фар выхватил разветвление линий, и я на последних жилах рванул к стене между ними с диким криком «А-а-а-а!», но чувствовал – не успеваю.
Железная кишка, как монстр из кошмаров, шипела и визжала, смрадный запах горячего железа забил ноздри. Земля под ногами дрожала, и жопой я уже почти чувствовал последнее прикосновение в этой жизни.
Жаль, что не Маришкино.
Глава 2. Биохакинг
Красота – штука поверхностная,
а уродство доходит до самого нутра.
Олег
Виталя. Егор.
Игрок.
Олег приколол два одинаковых фото и картонный силуэт на пробковую доску.
Валет, король и Джокер – только одна из этих карт уверенно нашла свое место, и силуэт Игрока обрел злорадную улыбку.
– Хм-м… – протянул Олег, раздумывая, кто из оставшихся двух король. – Кто же вы такие?
Идентичные. Тысячу раз разглядывал копии снимков с паспортов, взятых у Грома в квартире, и не мог найти ни одного отличия. Предположение было дикое, но единственное все объяснявшее – это одно и то же фото из набора на паспорт.
Или…
…или это один человек.
Это было маловероятно, и Олег склонялся к тому, что похожим людям просто не было необходимости делать отдельные комплекты фото на документ. Но яростное «Я сказал тебе, гнида, не тр-рогать его!» все еще гремело в памяти и напрочь отметало этот вывод.
Виталий Гром. Цель номер один. Все ответы – у него. И его уязвимые места известны. Но как к нему подобраться, Олег пока не думал – занимался «перелицовкой».
Олег перекроил свое лицо и тело. Имплантация мышц трансформировала не слишком тренированное тело в торс как на обложке модного журнала; силиконовый протез на роговицы изменил цвет глаз на изумрудно-зеленый; иссечение части хряща в гортани сделало голос сексуально-хрипловатым, низким и вибрирующим; загнанный под кожу лица собственный жир скорректировал форму скул; имплантация волос в брови подправила их форму, придав взгляду глубину, а в ресницы – сделала их гуще, и само лицо ярче.
Биохакинг удался на славу.
Олег теперь часто рассматривал себя в зеркало, стоя голым – никаких сложных для пластический хирургии операций делать не пришлось, а результат восхищал. Из очень обычного парня он превратился в гламурного идола современных мадам быстро, хотя и дорого, зато без необходимости вносить в паспорт сведения об изменении внешности.
Впрочем, документы у него теперь новые – не зря терся в «Синем Филине», обзавелся кое-какими связями.
Его новый имидж – заказ по модному германскому каталогу – доставили еще вчера. Олег любовался собой. Оказалось, что ему к лицу футболки и кожаные куртки. От холеного мажора в рубашках и брюках не осталось и следа. Его место занял свой в доску парняга с татушками на лобке – надпись «Если ты это видишь, значит, ты сосешь», плече – логотип компьютерной Игры, шее – что-то невнятное, но, когда выбирал, пришедшееся по душе.
Олег репетировал новую улыбку – широкую, озорную – и разглядывал ямочки-скобочки на щеках, тоже хирургически сформированные и похожие на те, что у Грома. Марине должны понравиться.
Фотография этой девчонки всегда была под рукой – стояла на заставке на новом айфоне. Олег пожалел, что не трахнул ее в клубе в тот вечер, но раз сучка жива…
Олег перевел взгляд на растение в прозрачном горшке на окне – изумительно изящную нежнейшего персикового оттенка орхидею. Невероятно эротичный цветок с коралловыми слегка влажными лепестками в центре, похожими на раскрытые половые губки; с бутоном-клитором, наполненным нектаром, и узенькой колонкой, похожей на влагалище. Ее едва слышный сладкий и свежий аромат с пикантной горчинкой возбуждал.
Олег почувствовав, как напрягся его собственный «стебель» и налились «корни». Обхватил член и хорошенько отполировал крепкой ладонью, окропив семенами землю в цветочном горшке. Он видел в нем не цветок, а второкурсницу Хорошилову. Приятно будет трахать ее и снимать видео – отличный подарочек Грому получится.
Верхова даже свою соперницу уничтожить не смогла! Никчемное существо! Все придется делать самому.
От этой мысли внутри дрогнуло. Ни разу Олег не убивал собственными руками. Как это будет? На что похоже? Он любил боль, жесть, грубый и грязный секс. А эта девчонка – трепетный цветочек, хотя…
Олег вспомнил, как она вручила Верховой вибратор. Это было дерзко и смело. И потому даже интересно теперь будет поиграть с Мариной в кошки-мышки.
А Алина его больше не интересовала. О ней он вспоминал с глубоким разочарованием. Вернее, сначала он чувствовал разочарование, а уж потом, как его воплощение, перед внутренним взором всплывал образ сводной сестренки. Шлюха, наркоманка, дрянь. Что в ней нашел Гром?
Взгляд снова уперся в фото Витали. Или Егора. Кто есть кто? Что-то все равно не сходилось. Олег снова взглянул на две пришпиленные к пробковой доске игральные карты. Он все выяснит.
Олег еще не знал, какой придумает для мента квест. «На кон я поставлю гораздо больше, чем ты представляешь», – так сказал Гром. Но только ставка та же – его девка. Это будет захватывающая Игра!
А сейчас Олегу нужно было расслабиться, вознаградить себя за месяцы боли и страха быть пойманным.
В какой-то момент коротких перебежек, скрывая лицо под отпущенными усами и бородкой, темными очками и капюшоном, он почувствовал на шее удушающую хватку паники и вдруг подумал о жертвах Игры, ощутил их ужас. Он не всегда знал их имена, но представлял полные смертельного ужаса взгляды. Эти глаза… Они все чаще снились в кошмарах.
Олег устал. Ему требовалась разрядка.
Пара кликов по сенсорному экрану мобильного – и билет в хорошо знакомое царство разврата упал QR-кодом в кэш.
***
Возбуждающее эротическое шоу, зрелищное японское шибари и громкий шранц из-под ножа самого модного в этом кругу ди-джея Ла-Дьяволо, под который обалденно по-животному пороться, прижавшись к стене в темном углу клуба, закатив зрачки к затылку – на грязных секс-пати в «Санк'туме» развлекались эротоманы, свингеры и адепты фетиша, заглядывали сюда и европейские фрики. Здесь пропагандировались свободное отношение к своему телу, отказ от стыда за проявление сексуальности и демонстрацию интимных потребностей и желаний. Здесь занимались сексом на виду у всех и незаметно, главное – обоюдное желание.
Олег давно уже стал здесь vip-персоной. И пока клубная машина забирала его и везла сюда, ему подготовили лучшие блюда, знакомства и зрелища – vip-персон здесь только что в попку не чмокали. Биохакнутому суперпарню не терпелось обкатать тюнингованное тело на полную катушку, насытиться этой дурной энергией перед тем, как он наконец-то сделает свой первый шаг.
Он будет мстить. И месть его будет… вкусной.
А пока Олег переоделся в кабинке в обтягивающий кожаный черный с коричневыми вставками мото-комбинезон Ixon Legendary с мягкими флекс-подложками под невидимыми молниями в области паха, опустил на новое лицо лаковую черную маску. Чувственных губ коснулась довольная ухмылка, когда хакмен осмотрел свое отражение в огромном зеркале.
Фейс-контроль для vip-посетителя был чисто номинальный: костюм, маска и настроение, которое полыхало в изумрудно-зеленых глазах жаждой трахаться – все в наличии.
– Добро пожаловать на вечеринку!.. – услышал, едва вошел в основное помещение с баром – шоу начиналось.
Амбьянс1 проникал в кровь и заставлял ее смешиваться с адреналином в равных долях, но этого было мало – Олег обожал полный привод!
Заняв свой столик, он окинул публику внимательным взглядом и зацепился им за фигурку девушки у барной стойки.
Тоже кожаный шоколадно-чёрный костюм лисы оставлял обнажённой высокую вздернутую грудь с пирсингом и попку, из которой торчал богатый лисий медно-рыжий с коричневой кисточкой хвост. Из-под кожаной шапочки-маски с ушками выбивалась густая в тон хвосту медно-рыжая волнистая грива. Два хлястика перехватывали упругие ягодицы, еще два – лопатки. Как этот занимательный костюм выглядел впереди – Олег рассматривал не слишком пристально. Все внимание оттягивал на себя шикарный хвост, который смотрелся так органично и натурально, что казалось, вот сейчас махнет изящно и ляжет девушке на коленки. Высокие чулки на двадцатисантиметровых – точно не меньше! – шпильках будили фантазии, которые Олег намеревался воплотить, не оттягивая момент слишком долго.
Девушка почувствовала его взгляд и обернулась, безошибочно определив источник внимания к себе. Улыбнулась и грациозно спустилась с высокого барного стула. Продефилировала к столику Олега, как по подиуму, давая рассмотреть себя, дважды по дороге повернувшись вокруг своей оси, подошла и оперлась руками на стол, наклонившись так, что красивые груди с пирсингом на сосках оказались напротив лица Олега. Девушка чуть повела плечами, дразня аппетитными формами, облизала губы остреньким розовым язычком и улыбнулась:
– А ты красавчик! – Ее взгляд стек с лица Олега по тату на шее к его груди, закованной в кожу, к твердому животу и оттопырившему мягкую вставку члену. – Покажешь мне его? – вернула взгляд в глаза хакмену и прикусила нижнюю губу, кокетливо склонив голову набок.
– Конечно, – ухмыльнулся Олег и откинулся в кресле, расстегивая невидимые молнии.
Бедрам стало свободно, когда штанины остались держаться лишь на швах по бокам. Готовый к употреблению член под пошлой надписью гордо выпрямился. Лисичка скользнула по нему взглядом, еще раз ощупала им пресс и грудные мышцы, подняла его на ухмылявшийся нагло рот Олега и улыбнулась совершенно иначе – завлекающе, хищно, завораживающе.
– Хороший экземпляр, – одобрила не то член, не то все тело, а потом спросила так же непонятно, к телу Олега это относилось или к коктейлю «Крези» перед ним: – Угостишь?
– Не сомневайся, – ухмыльнулся довольный хакмен, – начнем с закуски или сразу с горячего? – поддержал иносказания, зная, что девушка его понимает.
Его заводила эта игра, ее тоже – глаза лисы полыхали, а тело так и выдавало неявные сигналы один за другим: возьми, можно, не сомневайся.
Олега долго упрашивать не пришлось, ему не давал покоя этот длинный пушистый хвост, да и сама девица оказалась слишком аппетитной, в его вкусе: невысокая, фигуристая, упругая и такая же, судя по поведению и доступу в vip-зал, безбашенная, как он сам. Идеально как раз сейчас, когда руки чесались мять, жать, тискать, ломать и причинять боль, когда тело вибрировало от избытка дурной энергии, когда злость и застарелая душевная боль сжирали изнутри. Хотелось со всей дури вмазать членом в тесное нутро и дать жару на всю катушку.
И Олег не слишком медлил. Встал и обошел свой столик – Лиса даже не шевельнулась, только проводила взглядом и полуулыбкой, опустила руку между ног и освободила доступ к телу, что-то сделав со своим комбинезоном. Олег схватил в кулак хвост у его основания и пропустил шелковый мех между пальцев, надавил ладонью между голых лопаток соблазнительной девушки, провел пальцами вдоль позвоночника, между аппетитных половинок попки сердечком, задержался на пару секунд у хвоста, но все же скользнул ниже – к уже напитанной предвкушением плоти партнерши.
Член вошел во влажную сердцевину под обоюдный стон. Олег наклонился, прижавшись пахом к попке, вжимая девушку в стол, прикрученный к полу как раз для таких вот случаев, сжал пальцами ее бедра, потянул ладони выше, ощупывая тонкую талию, и еще выше, сжал запечатанные в мягкую кожу плечи и рванулся в глубину податливого тела еще раз… и еще…
Дыхание срывалось, возбуждение нарастало, хотелось большего – видеть, что чувствует его партнерша, смотреть в болотно-зеленые с карими жилками глаза, хотелось острых ощущений, чтобы каждый нерв – на грани разрыва, чтобы каждая клеточка кожи дыбилась будоражащими мурашками, чтобы по крови – пьяный огонь.
Но для этого мало одного тела. Олег любил наблюдать, делить кайф на троих, четверых. Ему нравилось подчинять девушек, они созданы удовлетворять его так, как ему нравилось. Он наслаждался животным ощущением, голыми инстинктами, звериной похотью. Он обожал ощущать власть.
Но ему хотелось и подчиняться более сильному, чувствовать неизбежность и предвкушение насилия над собой, он дрожал от страха перед болью и членом в его заднице, но желал этого, потому что очень давно научился сублимировать эти эмоции в оргазм, они теперь – пикантно-острая приправа.
Лиса стонами отвлекла Олега от воспоминаний, которые были ему неприятны и приятны одновременно. Этот диссонанс, который он вымещал на окружающих его людях, был его личным внутренним разломом. Олег научился с ним жить и даже уже играючи перепрыгивал с одного края на другой, ловил трип от смены собственного восприятия, ощущений и настроения. В такие моменты он казался себе шнурком в ботинке, стягивавшем две крайности его личности в одну годную для дороги жизни обутку.
Лиса оказалась превосходной! Тесной, заводной, умелой – она играла мышцами, стягивая член еще теснее, массировала его кольцами влагалища, пуская по ним волну напряжения – нереальный кайф! Олег вколачивался в тело этой невероятной девушки, тиская полные груди, прижимаясь к спине плотнее.
Оргазм подкатывал неумолимо от искусных сокращений Лисы. Олег зажмурился и вытянулся струной, когда по позвоночному столбу побежал электрический ток откуда-то из-под волос в копчик, основание члена. Его яйца будто прострелило, он вскрикнул и с шумным «Х-ха-а-а» кончил, вжимаясь в партнершу, содрогаясь всем телом и еще делая рваные толчки внутрь ошеломительной теплоты.
Это было очень мощное ощущение, опустошающее и обессиливающее. Но Лиса требовала своей доли. Она повернулась к Олегу лицом, откинулась на столик, с которого давно уже слетел бокал с коктейлем, развела ноги, свесив хвост с края стола. Томный и лукавый взгляд исподлобья и юркий язычок, прошедшийся по пухлым губам, лучше слов выражали ожидание рыжей бестии.
Олег хотел видеть ее лицо. Потянул осторожно шапочку-маску с ушками с головы очаровательной любовницы и, не встретив протеста, снял ее. Густая медно-рыжая грива рассыпалась по плечам, растрепалась, опала на лицо. Убрав пару прядей, Олег увидел мордашку в веснушках, маленький вздернутый носик, длинные ресницы, четкие бровки – девушка не была красавицей, но миловидной, обаятельной, и ей очень подходил образ плутовки. Наверняка она и была такой по натуре.
Лиса уперла каблук в плечо Олега, и он отвел его в сторону, обхватив кулаком. Подхватил так же второй и задрал коленки к ее груди, подхваченной снизу кожаными полосками, заставил задрать попку выше. Его взгляд то и дело падал на шикарный хвост и его основание, которое в следующий раз он вытащит и заткнет то самое отверстие членом. Но прямо сейчас он не мог этого сделать – слишком сильным и опустошительным был первый оргазм.
Олег присел на корточки и положил ладони на внутренние поверхности бедер Лисы, развел их и прижал к столешнице, рассматривая мокрую сердцевину. Провел языком по возбужденным половым губкам и принялся кружить им по клитору и трахать только что выебанное им влагалище. Лиса запустила свои длинные пальчики между своих ног и раскрыла складочки, откровенно требуя острых ощущений, нетерпеливо постанывала.
Олег поднял взгляд, когда кто-то загородил неяркий свет, падавший на девушку. К ней подошел обнаженный мужчина, мускулистый, гораздо старше. Он положил большие ладони на груди Лисы и не получил отпора.
В клубе действовало правило первого прикосновения: не получил отказ – бери. Девушка запрокинула голову, спуская с другого края стола волнистую рыжую гриву, и открыла немного широковатый для ее лица рот. Член присоединившегося к их сексу мужчины тут же занял его собой, и Олег почувствовал, как его собственный отросток набирает силу.
О да! Именно это Олегу и нравилось!
Он смотрел, как Лису трахают в рот, трахал ее языком и поглаживал свой член, возбуждая себя на новый рывок. И много времени на это не потребовалось. Ствол наливался, головку постреливало нетерпением, и Олег выпрямился, вытащил хвост Лисы, зажав его в кулаке, и упруго вошел в розовую дырочку анального отверстия, растянутого пробкой. Смотрел, как Лиса берет в глотку, как ее просто грубо имеют в рот, и трахал ее не менее резко, закинув ножки себе на плечи и плотно прижав к своему телу. Крутил бедрами, елозил, скользим вверх и вниз и просто долбил на всю длину, восторгаясь взахлеб от того, что и этими мышцами Лиса владела отменно. Непонятно было, он трахал ее или она его, но обоим это нравилось. Девушка мастурбировала одной рукой, а второй ласкала крупные яйца взрослого партнера. Оба наслаждались Лисой, постоянно скрещивая взгляды и роняя их на члены друг друга, словно мерились их силой и возможностями. Никто не хотел проиграть в этом спарринге, и девушку драли от души.
Она кончила остро, выгнувшись на столе, получила два заряда спермы и сыто облизала губы. Села и поправила сбившиеся хлястики, натянула шапочку-маску и встала:
– Вы оба отпад, мальчики. Встретимся, – взяла хвост и грациозно ушла в темноту в сторону коридора, где располагались комнаты для уединения и душевые.
Олег хватил салфетку, упавшую на пол, вытер свой пах и посмотрел на торчавший член не скрывавшего под маской лицо помощника. Мужчине под сорок, но тело прокаченное, от костюма на голове осталась лишь фуражка копа.
Почему-то это взволновало хакмена, его пробрало внутренней дрожью азарта и предвкушения. Он воспользовался правилом первого прикосновения – подошел и обхватил член длинноволосого высокого и весьма мускулистого мужчины кулаком.
Тот не отстранился, дал ощупать себя, перехватил запястье настойчивого Олега и хрипловатым громоподобным голосом, наклонившись к уху, сказал:
– Увидимся, – и отошел к бару.
Олег довольно ухмыльнулся – он получит свою дозу страха и поймает отвратительно-желанный кайф от подчинения и власти над собой.
Но его задевало то, что он хотел быть выебанным местным «копом». Сразу вспомнился Гром. Его тело привлекало Олега, его крупный член хотелось почувствовать в себе и узнать, каков он на вкус. Но это всё досталось Алине. Тупая сучка…
Олег внезапно разозлился на то, что ревновал Грома к ней. Хотелось сделать ему больно, отобрать у него его любовь. Нагло вырванный поцелуй в коридоре клуба «Синий Филин» был коротким, но Олег запомнил вкус губ Витали. Сглотнул, вспомнив о нем, облизал рот и почувствовал на минуту тоску.
Вот зачем нужна Марина… Только что оформившиеся в понятные мотивы эмоции как-то сразу расслабили. Все верно, нужно действовать через Марину, развести их с Громом. А дальше…
А дальше… будет день – будет пища. Не так уж они с Громом и непохожи. Им однозначно с Громом будет вдвоем хорошо, просто нужно, чтобы он попробовал. А уж Олег постарается.
Отсосать член по-настоящему охрененно может только тот, у кого он тоже есть.
Олега аж в жар бросило от возникших фантазий, а яйца поджались в предвкушении. Определенно, нужно было выпить что-то ледяное, освежающее, чтобы не горело в груди от нетерпения и желания быть зверски наказанным этим рослым мощным парнем – Громом Виталей, быть им отхлестанным и оттраханным так, чтобы ноги подкашивались, чтобы дымила задница, чтобы саднило и жгло, чтобы болело до пены из глаз. И в награду за это – нежный поцелуй полных чувственных губ этого желанного до воя, до тоски, до желания свернуть тонкую шейку его девке мента.
Олег задумался: что значило его уничтожающе-яростное «Я сказал тебе, гнида, не тр-рогать его!»? Кто все-таки был тогда – Егор или Виталя? Мент или Игрок? И кто из них волновал тело и душу самого Олега? Он не мог точно ответить на эти вопросы, но сейчас у него появился новый бокал со свежим коктейлем и время, чтобы в уютной обстановке подумать об этом еще раз.
Олег окинул взглядом помещение. Уже вовсю сношались, можно было насытить свою потребность лицезреть чужой секс, но присоединиться ни к кому не хотелось. Он нашел на этот вечер своих партнеров, правда, сейчас их не было здесь, возможно, они в другом зале наблюдали шоу шибари, а может быть, Лиса прямо сейчас кончала от умелых рук сквирт-массажиста.
Сюда все приходят, чтобы скинуть напряжение, получить новый опыт, забить на мораль и предрассудки, отдаться во власть низменных желаний и получить полный комплект необходимых удовольствий.
***
Коп появился спустя часа два, уже в штанах с ремнем и маске, не делавшей его неузнаваемым. Он был не один – второй, одетый по полной полицейской форме, был еще более внушительным. Он повел пальцем по губам хакмена, пользуясь правом первого касания.
Олег ухмыльнулся и…
…тут же был «арестован». Замок на его костюме расползся, освобождая тело от плена мягкой хорошо выделанной кожи. Через минуту он стоял между копами нагишом, еще через секунды – ткнутым лицом в сиденье обитого плюшем диванчика со спинкой на широко разведённых коленях. Коп сзади держал его за волосы, заставляя запрокинуть голову, пока второй впереди расстегивал ширинку, высвобождая огромный фаллос. Олег краем зрения увидел рыжее пятно сбоку и повернулся туда – Лису, поставив ее ножку на высоченном каблучке на подножку барного стула и наклонив вперед, трахал какой-то престарелый рыхлый пузан. Девушка смотрела на Олега, не отрываясь, подняла средний палец и облизала его.
Олег ухмыльнулся широко, поняв ее игру, и облизал член копа перед ним. К голой ягодице прикоснулся тёплый металл пряжки первого «знакомого». Ануса коснулась прохладная капля лубриканта, большой палец проник внутрь, размазывая ее и массируя простату. Член Олега напрягся, яйца поджались в предчувствии каждый раз ожидаемого, но страшного проникновения.
Лиса сунула палец в рот и начала его посасывать. И хакмен, не отводя взгляда от нее, разомкнул губы, принимая на язык словно отполированную гладкую головку.
Сосала лиса – сосал Олег. Лиса лизала палец, Олег – член. Девице тоже нравилось смотреть – людям вообще нравится, когда на них смотрят с живым интересом и откровенным желанием. Они оба делали это с азартной улыбкой. Олег был сильно возбужден, член вибрировал, головку ломило, яйца звенели от напряжения. Когда в его задницу протолкнулся фаллос, на секунды зажмурился перебороть страх, как когда-то давно, когда с ним такое сделали впервые.
Но страх скоро разжал тиски, и скольжение члена в заднем проходе запустило второй виток возбуждения, острого, как лезвие бритвы, не щадившего нервы, вздыбливавшего синапсы во всем теле. Оно – возбуждение – превращалось в монолитную похоть, в животный инстинкт совокупляться грязно, чтобы ненавидеть себя от души и наслаждаться всем этим на полную катушку.
Это было интимное наказание, необъяснимое ему самому и непонятное другим. Олег давно принял себя таким, отдавал себе отчет в некоторой ненормальности, но ему нравилось это ощущение на грани унижения, питавшее его некоторое время в обыденной жизни, делавшее его дерзким и циничным, жестоким и безжалостным – таким, как обходились с ним.
А сейчас, когда Лиса подначивала его азартно, с огоньком в глазах, наблюдая и отдаваясь тому, кому за пределами этого клуба никогда бы не дала, Олег ощущал все словно вдвойне. Его пробило в пот, он дрожал внутренне и содрогался всем телом от сильных толчков в задницу. Потянулся, чтобы приласкать себя и кончить, но услышал хриплое громко:
– Не тр-р-рогай себя! – и мощный толчок до искр из глаз и яиц, столкнувшихся с чужими.
Ему завернули руки за спину, продолжая ебать в хвост и в рот, и он не отводил взгляда от Лисы, сосавшей свой палец и возбуждавшей себя другой рукой. Они словно трахались с Олегом на расстоянии, разделяли и усиливали ощущения обоюдно.
Олег стонал от близкого оргазма, когда пузан отпустил Лису. Она подошла к копам, коснулась обоих и, получив молчаливое согласие, опустилась на колени у диванчика, принялась тоже лизать член. Они с Олегом целовались, брали его в рот по очереди, не прерывая зрительный контакт, лизали губы и языки друг друга и сизую головку.
Олег почувствовал, что его руки отпустили, и приподнялся, чтобы дать Лисе лечь под него. Ее стройные ножки раскинулись в сторону перед его лицом, а член оказался у нее во рту. Она теперь лизала и сосала его, а не свой палец, а огромный член копа вошел в ее попку.
Олег приник губами к клитору, сосал и вылизывал, и чем самозабвеннее делал это, тем круче получал ласку от Лисы. Она владела не только внутренними мышцами, но и виртуозной техникой минета.
Коп вбивался в задницу Олега все мощнее, с рыком, сжимал его ягодицы, а он сам словно превратился в комок похоти, стонал и двигался навстречу рту и члену. Лиса дрожала под ним, ее плоть пульсировала, и он тоже содрогался от оргазма, они кончили вдвоем: он – впиваясь ртом в нее, она – глотая его сперму. И когда их собственные искры возбуждения удовлетворенно затухали, кончили и отвалили копы, заправив свои дубинки в штаны.
А Лиса и Олег оказались в руках друг руга, целовались и улыбались, оба получившие в этот вечер все, за чем пришли. Через полчаса после общего душа они вышли из клуба и пошли по улицам ночной Москвы, чтобы встретить утро вместе.
Глава 3. Проходной двор
Жить вот так я устал.
Я просто человек, не супермен.
Не сразу понял, что этот визг – сигнал поезда, помноженный на мои вопли, шипение – срабатывание пневматических тормозов, а запах горячего металла – так пойди не разогрейся, когда такая махина применила экстренное торможение.
Сполз по каменной стене, в которую впечатался – лик Грома Виталия Семеновича теперь будут изучать археологи будущего ничуть не меньше, чем плащаницу, – и упомянул того самого в коротком:
– Господи…
Сел на землю в треугольнике между развилкой, вытянул ноги и полез за сигаретами. Сунул в рот сразу две – плевать. Руки тряслись, ноги дрожали, сердце, по-моему, проглотил на бегу – не стучало припадочно, а должно бы.
А может, я уже умер?
Еле в карман попал – колотило меня, как за ноги о столб, и ощущения похожие, – достал сотовый и набрал номер:
– Мариш… – голос, оказывается, приклеился к горлу – просипел что-то нечленораздельное. То ли каркнул, то ли кашлянул и повторил: – Мариш…
– Виталь, с тобой все в порядке? – встревожилась. – У тебя горло болит?
Заботливая моя. Губы сами в улыбке растеклись. И сердце забилось.
– Все хорошо, зефирка. Я тебе сегодня говорил, что очень тебя люблю? – наблюдал, как машинист выбирается из вагона.
Не так уж и узко, хоть и обтер рубахой своей вагон и стену, а пролез. Хотя стой я там, поезд на скорости меня как слайсером хамон нарезал бы. И как тут тогда Тарасов просочился? Или не просочился? Может, раскатало его? Потому и тишина о нем уже три с гаком месяца. Хорошо бы.
– Говорил, – моя красотка улыбалась, я как будто видел эту до сих пор смущенную улыбку и блестящие счастьем глаза.
– Давай вечером в кино сходим? Я билеты возьму на «Демона-парикмахера с Флит-стрит», – заерзал.
Кажется, едва не упорхнувшая от меня жизнь поздоровалась со мной – в задницу врезались острые углы щебня, бок закололо, тело обессилило, аж губы затряслись.
Пиздец я придурок.
– Вау! А он уже в прокате, да?! Давай сходим! Только попкорн брать не будем, – хихикнула.
Я хмыкнул – в прошлый раз мы были дико голодные и взяли аж четыре больших ведра и два литра Колы, в итоге нас раздуло, пришлось сбегать с премьеры 3d-картины, вполне годного нуара в викторианском стиле. Оказалось, моя зефирка любит такие, и тема Викторианской эпохи для нее до писка «Вау!». А еще выяснилось, что она хорошо рисует.
Что только делает на курсе бизнеса?
– Ладно, не будем. Придумай пока, что хочешь вместо попкорна, – послал в динамик чмок и завершил вызов.
– Парень, жив? – добрался-таки до меня машинист.
– Как видишь.
– Откуда ты тут взялся?
– Из стены выпал. – Содержательный диалог, ага. Поднялся, отряхнулся – ноги еще тряслись, но уже не так. Главное – голос прорезался нормальный, можно работать. – До станции далеко отсюда?
– За поворотом, – кивнул вперед на левую от меня ветку, – метров шестьсот до нее.
– А интервал у тебя какой от переднего?
С какой же я скоростью несся-то?! Что на грани возможного – да, но мировой рекорд Усэйна Болта вряд ли побил2. Хотя не удивлюсь. Адреналин мне нормально вставил.
– Две минуты, – без сомнений ответил мужик и заговорил в рацию с диспетчером: – Человек в тоннеле на рельсах. Экстренная остановка. Пришлите дежурного на…
Твою. Мать… Две минуты!
– А чё так мало?! – возмутился я.
Но тут же забыл о возмущении, когда услышал голос диспетчера:
– …минирование поезда на ветке, тяни до станции…
Ну Игорь дал!
Что это он «заминировал» поезда на всей ветке, я даже не сомневался. Только теперь одним рапортом не отделаешься – отец мою шкуру на стену в своем кабинете прибьет, а тушку на ковер к главному отправит.
Так ярко эту картинку представил, аж зачесалось везде.
Бля, поймаю Тарасова и Игрока – сдамся доку на пару лет. Отдохну по-человечески на койке.
– Что там? Поезда заминировали? – уточнил я у машиниста, когда диспетчер замолчал.
– Да, говорит, кто-то кипиш устроил. Я и гнал на станцию.
Я щас не понял…
– То есть если поезд заминирован, он не останавливается?
– А как народ тогда из вагонов выколупывать? Экстренное торможение только в случае неисправности маршрутного светофора, – кивнул назад, и я вспомнил, что был какой-то фонарь и табличка с цифрами. – Или вот когда такие, – на меня кивнул, – на рельсах, – снова окинул меня неодобрительным взглядом машинист.
А я сначала нервно хихикнул, а потом заржал. Выходит, мне всего-то нужно было разбить этот чертов желтый фонарь, и поезд бы остановился?!
А продуманный гад, этот Тарасов!
– Вон, за тобой идут, – спустя несколько минут кивнул на левую ветку и поднял ладонь в приветственном жесте, развернулся и назад в кабину свою пошел.
Я голову высунул посмотреть и увидел женщину в форме с большим фонарем. Тучная, низенькая, запыхалась от быстрой ходьбы. Так зыркнула на меня, что рука сама за удостоверением потянулась – расследованием прикрыться, пока не прикопали меня тут без свидетелей эти добрые люди. А что им этого очень хочется, я прям кожей ощущал.
– Ну, – дернула подбородком на меня дежурная, – приличный с виду человек, – окинула придирчиво с ног до головы, недовольная и недружелюбная, – а туда же, в дыру лезешь? Замков не напасешься!
Я только тут увидел в другой руке у нее навесной небольшой замочек.
– Про дыру подробнее, – достал все-таки удостоверение, раскрыл и представился: – Гром Виталий Семенович, закрытое бюро расследований.
– ФэБэРэ, что ли? – фыркнула женщина и презрением окатила.
Темные люди, чесслово! Хотя знай о нас все, были бы мы не закрытое бюро, а проходной двор, что котиков ищет и украденные у подъезда санки, брошенные хозяевами «на минуточку».
– Так что за дыра? – проигнорировал нелюбовь к полицейскому мундиру.
А профессиональное чутье уже подсказывало – я взял след.
– А вот в какую дыру вошел, через ту и выходи.
Ну это вряд ли.
– Как ваше имя и фамилия? – спросил я строго. – Документы покажите, – теперь совсем вызверился, гаркнул так, что даже эхо испугалось – пару раз пискнуло что-то и заткнулось.
Дежурная по станции протянула мне служебную ксиву, я сфотал ее – не до того, чтобы в памяти держать.
Женщине это не понравилось:
– А это еще зачем? – руки в боки.
Как с ней муж живет? Скандальная бабеха. То ли дело моя Маришка. Добрая. Ласковая. Любимая.
– Вызову вас повесткой в бюро как свидетеля. Где дыра, о которой вы говорите? – спросил уже спокойно.
– Да вон там, в тупике, – махнула рукой налево. – А вы не там просочились?
– Не там.
– А где?
– Это служебная информация.
Тетка повела меня по пологому, но заметно поднимавшемуся тоннелю, в котором огни не горели. Светила фонарем до поворота, обратного тому, что выводил на станцию. Рельсы пролегали лишь до следующего стыка. Потянуло сыростью и канализацией.
– Скажите, Вера Дмитриевна, были случаи неисправности светофора на этом отрезке?
– По весне было. Разбит он был. Да тут время от времени случалось такое и раньше.
– В тот раз в тоннеле были посторонние?
– Не знаю.
– Как быстро ремонтники добрались до светофора?
– Ну-у… минуты три-четыре, – не слишком уверенно проговорила. – Там рядом служебный выход как раз из техчасти… Только в тот раз, – остановилась на секунду, пальцем указательным затрясла, – несколько ламп еще менять пришлось – все подряд были разбиты. Точно-точно! Все зафиксировано как надо! Тогда-то замок я на эту дыру, – вперед кивнула, – и повесила. Бомжи не бьют ничего, переночуют и уходят. Жалко их. А тут вандалы какие-то наведались, вот и пришлось закрывать.
Какие-то городские легенды вырисовываются с подземными ходами и интригами.
Впереди забрезжил дневной свет, просачивавшийся сквозь решетку вместо двери в глухой стене.
Я слушал, и картинка потихоньку складывалась. Откуда Тарасов узнал про дверь в стене – у него узнаю, когда поймаю, а вот допросить еще разок Хрома придется – он-то явно знал о ней. А мне интересно другое…
– …а как же ты-то сюда попал? – недоуменно смотрела на навесной замок на решетке женщина.
– Я ж сказал – из стены выпал… – нахмурившись, повторил. – А что за дверь у вас метрах в трех от светофора, по этой, – дернул правой ладонью, – стене? Приступок там узкий, ноги не поставить.
В глаза моей проводницы появилось понимание:
– Вон из какой дыры ты появился…
***
А та дыра, которую пришлось расколупать – то есть сбить замок, чтобы не посылать за ключом дородную дежурную, не ожидавшую, что он будет цел, – выходила на задворки какого-то бывшего комбината. Его перевели в Подмосковье, а огромное здание переделали под торговые площади. Прямо напротив дыры на углу торгового комплекса стояли мусорные бункеры, а на стене – да моя ж ты красавица! – мигала красным огоньком видеокамера!
Я поскакал к охранникам ничуть не медленней, чем улепетывал в подземке, только эмоции разнились. Я даже о том, что пыхнуть сигареткой хотел, забыл.
Лишь бы записи камер еще хранились…
…Они хранились аж по три года! И никакой тайны из них не сделали – скинули Крошу на мыло без всяких проволочек.
Пожав руку седому начохраны, я выскочил на улицу и помчался на ту самую станцию метро, куда так стремительно бежал, не спотыкаясь. При свете белого дня бег наперегонки со смертью уже казался адреналиновым бредом. Никогда прежде не задумывался, а тут вдруг словно земля стала прозрачной, и все эти поезда, норы, дыры, тоннели и ходы – все стало как на ладони, пронизывало город запутанной нитью, покрывалось мистикой и обретало загадки.
Я видел дно. Хорошо, что всего лишь города, а не жизни.
Спустился в метро с ощущением, которое появляется, когда прикоснешься к чему-то, что простым смертным знать не положено. Зашел в вагон – движение восстановили после того, как я заверил дежурную, что бомба – это я.
Еще одна бомба меня ждала в бюро, и только на Кроша вся надежда и опора. Я давал ему время, которого мне полковник выделил пятнадцать минут, иначе на шестнадцатой ждал рапорт об увольнении.
Вздохнул и сел на полупустую лавку. Рядом какая-то девица рассматривала интерьерный журнал, и я утопил в нем свое внимание – понравился один мудреный шкафчик. Огни станции, на которой мне уже надо было выходить, осветили вагон, и я, не слишком долго сомневаясь… забрал у девушки журнал и выдрал из него этот лист.
– Эй! Ты совсем охренел? – завопила она.
Успел выхватить из бумажника пятисотку и сунуть ей, выскочил на платформу, когда двери уже закрывались. На эскалаторе поднимался, разглядывая картинку и прикидывая, какого размера заказать такой же и куда его лучше поставить. Эти мысли занимали меня до самого моего прибытия в отдел.
Пятнадцать минут истекли пятнадцать минут назад. Я сел за свой стол, схватил ручку и лист бумаги и начал строчить.
– Гр-ром! – услышал над ухом раскатистый рев.
– От Грома слышу, – поднял на отца взгляд и широко улыбнулся, на мгновение скосив глаза на Кроша, пробиравшегося вдоль стеночки к выходу.
– А ну быстро ко мне в кабинет! – рявкнул полковник, бордовый, как вишня.
Даже моя Маришка так краснеть не умеет.
Крош застыл у самой двери, втянул голову в плечи и вышел первый. За ним полковник, потом я. Придержал хакера, отставая на пять шагов, и шепотом спросил:
– Нашел?
Игорь кивнул. Я похлопал его по плечу и расправил свои.
– Сходи отдохни! – рявкнул мимоходом секретарше мой отец, подождал, пока она выйдет, и запер дверь приемной. Буквально втолкнул нас с Игорем в свой кабинет. А потом я за уши едва не схватился от его нечеловеческого рева: – Вы! Оба! Два! Идиоты! Вы чем думаете?! – и так грохнул по столу, что слетели трубки с аппаратов внутренней связи.
– Товарищ полковник…
– Заткнись! – перебил Игоря мой разъяренный отец. Я положил руку на плечо хакера – знал истинную причину ора, сейчас не нужно ничего говорить, надо дать спустить пар. – Ты мне должен был сразу доложить, что он, – ткнул в мою сторону и затряс указательным пальцем, – задумал!..
Как он вообще узнал?
– …Это же надо было додуматься – сигануть в тоннель метро! Где была твоя голова?! Я тебя спрашиваю!
Только присутствие постороннего спасало меня от участи быть прибитым к стене. Со шкурой я помелочился – меня бы прибили целиком, вместе с тушкой.
– Я…
– Заткнись, старший лейтенант Гром! – прорычал отец и устало опустился в кресло за своим столом. Помолчал, закрыв лицо ладонями, совсем по-стариковски, и у меня сердце сжалось. – Ты знаешь, что он, – кивнул на Кроша, – тут устроил? Он все бюро на уши поставил. Так орал, что «поезда на ветке заминированы, немедленно остановите!», – передразнил, – что все из кабинетов повыскакивали – подумали, что у нас тут заминировали! Трясся весь, как суслик…
Я прыснул смехом, Крош насупился, метнув на меня уничтожающий взгляд.
– Ну а что мне оставалось? – промямлил.
– Иди, – махнул на него полковник рукой, жестом а-ля «выметайся, пока жив», – работай. Я с тобой потом тет-а-тет поговорю.
Крош одарил меня взглядом «ну спасибо, родимый», а я подмигнул ему. Дождался, когда выйдет, и сел за стол совещаний.
– Товарищ полковник, – завел проникновенно, – вы сами в курсе: чтобы остановить метро, надо санкцию получить, а это время – неделя, десять дней. Сколько уже можно тянуть? Пока еще по регламенту метрополитен бы сработал, расписание подогнал, перевозку пассажиров устроил, а там дел было на пять минут…
Смотрел честно, прямо в глаза, но голос сбивался, потому что глаза отца были… напуганные, влажные. Ему всех сил стоило не дать слабину, но покрасневшие белки выдавали, как скакнуло у него давление, а легкий запах коньяка в его дыхании красноречиво докладывал, чем отец его сбивал.
Я – гад. Мне нечего сказать в свое оправдание, кроме того, что уже сказал. Ну и еще пары слов:
– Пап, пойми, я не могу так больше.
Меня изводило молчание Тарасова. Чем дольше, тем хуже. Слишком много времени у него и слишком много денег, чтобы устроить мне настоящий Армагеддон. Они с Игроком вдвоем слишком на многое способны. Я ходил по острию. И не только я. У меня есть еще папка, Маришка, Пашка. И от этих мыслей внутри пружина сжималась все сильнее.
– И поэтому ты сиганул под поезд? Сын…
– Пап, – перебил, потому что знал, что он скажет, – я верю своим парням, Игорь бы не подвел. Откуда ему было знать, что бомба поезд не остановит? Но ты сам сказал – он сделал, что мог. У него была всего минута, он не мог искать инструкцию машиниста поезда метро.
Я только с Маришкой был вот так же искренен, как сейчас с отцом. Отец должен верить мне… нам. Крошу и Дятлу. Мы – команда. А для меня команда – не пустой звук. Очень часто моя жизнь будет зависеть от Игоря и Филиппа. Я не могу не верить им. Я сам их выбрал и уже испытал. И они не конченные. У каждого в жизни случается дерьмо. Главное – найти силы выбраться из него.
– Я все понимаю, сынок… – открыл стол, достал почти пустую бутылку и вылил остатки в стакан. – Рапорт приготовил? – хмыкнул, взглядом указав на лист в моей руке.
– Да, – положил на стол перед ним.
Рапорт не на увольнение, а о случившемся и результатах моего расследования сегодня.
Отец пробежал по нему взглядом, мгновенно превращаясь в полковника. Я про себя улыбнулся этому – так-то лучше. Спокойнее.
– Твои дальнейшие действия?
– Игорь просматривает камеры, на чем Тарасов уехал от торгового центра. Там есть три бесплатных автобуса, два коммерческих маршрута и стоянка такси. Найдем, на чем уехал – найдем, где вышел.
Полковник только изменившимся взглядом одобрил и кивнул мне на дверь. Я встал, и когда уже взялся за ручку, он сказал:
– Игоря ко мне отправь… спасибо скажу…
Я улыбнулся:
– Окей.
– Отвечай по форме, старший лейтенант!
– Есть, товарищ полковник! – отчеканил, вытянувшись в струнку.
– Паяц… Егор как?
Я пожал плечами и вышел.
Егора я не слышал и не чувствовал с того самого вечера. И это настораживало даже больше, чем молчание Тарасова. Потому что от двойника пиздец нагрянет, как всегда, не вовремя. Пугало, насколько он стал силен. Каким образом?
Я уже привык к тишине в мозгах, к одиночеству в теле, но это была плохая привычка. Расслабляться опасно.
Но и жить вот так я устал. Я просто человек, не супермен.
Я хочу к Маришке.
Когда ее не было рядом, меня ломала тактильная недостаточность. А это куда хуже, чем Егор в голове.
Марина
Стопятисотый раз проиграла презентацию, запланировала паузы, рассчитала общее время, составила посекундный план и настроила громкость. Десятый раз проверила почту – ждала из ресторана меню, скосила взгляд на упаковки дорогой минеральной воды, стопку планшетов и блоки бумаги с логотипом семинара, второй этап которого должен скоро состояться. Я волновалась.
Виталя все это время сидел на диване и терзал сотовый – кому-то писал. Выходил в коридор позвонить, а то вдруг открывал окно и высовывался по пояс, чтобы не дымить в моем кабинетике горьковато-терпким «Капитаном Блэком».
Мне нравился аромат этих сигарет, он здорово сочетался с парфюмом и запахом кожи моего парня. А на то, как Виталя курит, можно смотреть часами – это отдельный вид творчества, когда он витал мыслями где-то среди дымных фигур, которые выпускал изо рта. Кажется, я уже немного понимала, о чем он в такие моменты думал: когда злился – создавал длинное копье; когда не знал, что решить – окутывал себя облаком.
Сегодня Гром склеивал из колечек цепочку.
– Мариш, – позвал, не поднимая головы от телефона.
– М? – отозвалась с улыбкой, откинувшись на спинку в кресле и зубами тихонько стуча по кончику простого карандаша.
– Ты скоро закончишь? – а сам строчил что-то, снова сурово сведя брови, хотя голос звучал спокойно. – Мы опаздываем уже примерно… – бросил взгляд на наручные часы и, наконец, посмотрел на меня, чуть прищурился, уронил взгляд на мои губы, – …примерно часа на два… три… с половиной.
Я засмеялась, запрокинув голову, а он отложил свои электронные штучки и подошёл ко мне. Обнял ладонями лицо и занял мой рот своим наглым языком. Я ответила на поцелуй, но когда почувствовала, что на блузке расстегиваются пуговицы, уперлась руками в его грудь и оттолкнула немного:
– Нет-нет-нет, только не тут! – еще помнила выговор Оксаны.
А сейчас хоть и было в универе почти пусто, но это еще хуже, потому что вообще неизвестно, кто и в какой момент ходит по коридорам.
– Окей, Мариш. Закругляйся.
Скомандовал невыносимый, но трепетно мною любимый Гром! Он просто невозможный!
– У меня рабочий день вообще-то! – с улыбкой возразила, на что получила взгляд, полный укоризны. Ну конечно! Кого я обманывать пытаюсь?! У меня нет твердого графика, и не было никогда. Хоть вообще не приходи, лишь бы работа была сделана. И уж кто-кто, а Виталя это точно знал! – Ну ладно-ладно, с презентацией я закончила, сейчас скину заявку Оксане, и пойдем в кино.
– Нет, в кино пойдем на последний сеанс. А пока у меня есть идея поинтереснее…
***
Маришка сильно удивилась, когда мы вышли из такси у автоцентра.
– Что мы здесь делаем? – распахнула глаза, задирая голову на многоэтажную экспозицию иномарок.
Я взял ее за руку и повел внутрь.
Пока Маришка занималась своими заказами и семинаром, я уже выбрал авто и договорился о тест-драйве. Мою покореженную бэху забрали на эвакуаторе парни из автомастерской. Отдал машину в разборку, потому что кататься на перевертыше – плохая примета.
– Надо проверить кое-что, – честно сказал – как обычно то есть. Поискал глазами нужную модель цвета мокрого асфальта с немного агрессивным дизайном, кожаным светлым салоном и полным фаршем. Впрочем, кое-что я уже сразу же намеревался усовершенствовать. Но это уже по части Кроша. – Вон он красавчик! – довольно ухмыльнулся, выведя Маришку вперед себя и обхватив ее талию сзади. Положил подбородок на плечо и шепнул на ухо: – Правда, он зверь?
– Злой и страшный серый волк, – часто-часто моргала, а потом увидела ценник, и лицо ее вытянулось: – Ничего себе! Целую квартиру можно купить!
Я даже растерялся сначала, потом всколыхнулось неоправданное раздражение:
– Зачем тебе еще одна квартира? У нас и так две.
– Еще моей бабушки, что ли? – повернула ко мне недоуменную мордаху невеста.
Не понял… Причем тут бабушка? Аж мушки перед глазами черные полетели – что за глупости?
– Мариш… – еле совладал с непонятной злостью, – квартира в старом дворе все еще наша с отцом. Мы сдаем ее. Если хочешь, можем переехать туда… Или обменять…
Вот вообще не собирался сейчас решать квартирные вопросы. Волшебство момента растаяло. Настроение рухнуло, а в груди шипящий ком застрял, жалил ядом, который хотелось выпрыснуть.
Да что за на хер?!
– А-а-а… – протянула Марина и положила ладошки на мои руки на своем животике. – Но она такая дорогая… – разглядывала машину.
Твою мать! Я что, на сраную машину не заработал, что ли?!
Шесть с лихуем миллионов… Мда… Понятно, почему спрашивает Маришка. Непонятно, почему это бесит меня…
– Простите, могу я предложить вам другую модель или такую же, но другого цвета? За эту машину уже внесен частичный платеж… – подошел менеджер в белой рубашке и голубом галстуке.
– Это я внес платеж! – рыкнул на него.
– О-о, одну минуту, я принесу ключи!
Он быстро ушел, я открыл Маришке переднюю дверцу:
– Садись, – едва не гаркнул, с трудом сдерживая странную агрессию. Что со мной происходит?! – Прокатимся за город.
Глава 4. Секс-драйв
– Заколдуйте меня и скажите уроду в моей башке,
чтобы он пошел на хер.
Казалось, сел не за руль, а овладел легкоступом3 – смял пространство и время, незаметно оказавшись на загородной трассе… и ни черта не помнил, что было до этой минуты.
– …вот про этот магазинчик я говорила! – воскликнула Маришка, ткнув палец в боковое стекло.
И я дал по тормозам от неожиданности, отпустил их и скатился на обочину, чувствуя, как колобродит в груди сердце и затряслись руки. Сжал руль до хруста в пальцах, сглотнул липкий ужас – как Егор выключил меня и вернул обратно вот так… незаметно?
– Виталь, ты чего? – положила ладошку мне на плечо Маришка.
Мне стоило всей выдержки повернуться к ней как ни в чем не бывало:
– Зайдем посмотрим? – предложил нейтральное, что пришло в голову первым.
Марина с готовностью выскочила из машины, а я запоздало понял, что не могу оставить бэху – с транзитным номером она идеальный вариант для угонщиков. Так и остался сидеть за рулем.
– Ты идешь? – заглянула моя нетерпеливая.
– Иди сама сходи, я вспомнил… мне по работе надо… позвонить… Купи там что-нибудь, что там… в кино взять решила, – кажется, я нес бред.
– Мы же уже купили клубнику, – перевела она растерянный взгляд на заднее сиденье.
Я обернулся, чувствуя, как потеют ладони и по спине ползет ледяная змея. В коробке и правда стояло литровое ведерко клубники. Отборной, спелой… ароматной. Как можно было не почувствовать ее запах, когда им вся машина пропиталась?! Где, черт побери, в последние дни августа можно купить ее?!
Что происходит?!
Что происходит со мной?!
– А попить? – ляпнул невразумительно.
– Сейчас, что ли? – снова удивилась Маришка.
А мне уже хотелось орать, биться башкой о руль.
– Не помешало бы…
– Ну ладно, куплю Пепси.
– Лучше минералки, – вырвалось само собой…
…и мне стало по-настоящему страшно.
Я не чувствовал никого, не ощущал двойственности и эха мыслей двойника, но он…
…он говорил моим голосом.
Маришка вошла в пригородный магазинчик с пафосной для него вывеской «Универмаг». Я проводил ее взглядом, инспектируя свои ощущения, и не находил двойника ни в теле, ни в голове. Но был уверен, что он понимает, что я ищу его, и он сейчас здесь.
– Как ты это делаешь? – спросил мысленно.
– Точно так же, как и ты, – получил ответ так, будто давал его сам.
Я, кажется, сходил с ума. Если док, добиваясь слияния двух моих личностей, имел в виду вот это, то я предпочту оставить все как есть.
Как было.
– Я не враг, – получил на это ответ.
– А кто же ты? – фыркнул я враждебно и вслух.
– Союзник, – ответил мой рот.
– Союзники не выключают в опасных ситуациях – это безусловное правило, – возразил я.
Мы никогда с Егором не обговаривали это, но на скорости посреди дороги перехватывать тело – запрет, и это не требовало обсуждения.
Только я уже не был уверен, что это – Егор. Я отлично знал его голос и манеры, всегда его чувствовал, а этот новый Егор – будто я сам… спятивший.
…и на меня смотрел с наглой ухмылкой… я сам:
– А то что? – резанул слух собственный веселый голос…
Руки не тряслись, когда потянулись за пачкой сигарет, сунули одну в губы, подкурили и легли на руль… потому что это делал не я.
Мне дали прикурить. В прямом и переносном виде. Это все – демонстрация силы.
И ответ на замечание я получил безжалостный, циничный и беспринципный взгляд в зеркало заднего вида. А когда в машину вернулась Маришка… я не смог ей ничего ответить.
– Там не было «Боржоми», но вот эта вроде бы ничего, – сообщила моя девочка.
Не я наклонился, чмокнул ее в щеку и подмигнул:
– Ну что, зефирка, проверим одну мою теорию?
Собственный веселый голос заставил меня внутренне содрогнуться. Мой оживший ночной кошмар завел машину и тронул ее с места, глотая воду из бутылки, которую держала моя невеста. Она улыбалась, а я провел языком по ее пальцам, на которые пролил воду.
– И что же это за теория? – кокетливо ластилась к моей руке у себя между ног моя девочка, уже догадываясь, что ее ждет.
А я не мог произнести ни звука, тоже понимая это со всем отчаянием.
– Думаю, эта дорога приведет нас если не на берег речушки, то в укромный уголок точно, – заигрывал не я.
А я все чувствовал. Ее нежную между ног кожу и шершавое прикосновение кружева трусиков, ее тепло, руль под другой ладонью, вкус дыма «Капитана Блэка» во рту… и возбуждение, распиравшее штаны от предвкушения – так чувствовал, будто сам трогал и курил. Но это делал не я. Я лишь чувствовал, но на тело не влиял.
Это страшное ощущение беспомощности сплелось с ошеломлением от того, насколько легко Егор сделал это. Но как?! Меня охватила паника – я терял себя.
Наблюдал, как проселочная дорога скатывается прямо к воде. Минута – и авто скрыто от посторонних глаз на диком пляже, руль заблокирован, сиденье отодвинуто назад. А мой рот произносит:
– Иди ко мне…
Маришка скинула туфли и забралась на колени, ее глазищи распахнулись, а зрачки расширились от возбуждения. Она чувствовала себя любимой и желанной, ее щеки пылали, а вот-вот запылает в этих – моих? – руках и она сама.
Я тоже пылал. Горел. А аду. В груди словно раскаленные угли – невыносимо больно от ревности… к самому себе? Ощущал, как расстегиваю пуговицы на ее рубашке, молнию на короткой джинсовой юбке, снимаю с нее эту бесполезную сейчас одежду. Маришка мне доверяла, а я…
…словно сам отдавал ее чудовищу, насильнику, раздевал и вручал ему ее обнаженное любимое тело.
– Не смей! Не трогай ее! – срывал голос беззвучно и…
…ласкал языком ее твердые соски и нежные, как пенка на молочном коктейле, ареолы. Как будто в первый раз пробовал ее, исследовал губами, будоражил кожу зубами до мурашек и любовался тем, какая она отзывчивая, пылкая, любимая… моя!
Марина стонала и прижимала к своей груди голову, в которой я бился к ней, но проигрывал битву. Я ненавидел себя и сходил с ума. Задирал ее стройные лодыжки на плечи и подхватывал под попку, чтобы впиться губами в мокрую плоть и лизать ее, лизать, наслаждаясь, кайфуя, дыша ее возбуждением и баюкая слух ее стонами… стремясь ее оттолкнуть, вышвырнуть из машины и самому себе врезать со всей своей яростью.
Марина содрогалась под моим немым языком, я пил ее, накрыв нежную плоть ртом и лаская языком пульсирующую, сочившуюся оргазмом дырочку… и освобождал стиснутый брюками член, чтоб опустить эту мокрую дырочку прямо на него… плотно, жадно, до рыка, порвавшего грудь изнутри.
Я вопил, чтобы он не смел! Я сдыхал от ужаса и ревности, крушил собственный разум, но пробиться к ней не мог. Мой член трахал мою невесту, мою девочку, мою Маришку, мою любимую, и она отдавалась с готовностью, заводилась от губ на ее груди и шее, отвечала на поцелуй, целовала сама мои губы, не понимая, что я сейчас чувствую, что умираю от ее любви и от своей любви к ней… потому что сейчас она меня убивала…
Я безумно хотел и отторгал ее, ненавидел, ревновал. Я ею наслаждался, сходил с ума от ее тела и ощущений, подаренных им, и бесновался от насилия над ней и собой.
Наши тела сплелись, бились навстречу друг другу, а меня разламывало от противоречивых ощущений. Это был кошмар наяву.
– Прекрати! Ублюдок! Отпусти ее! – орал, вжимая ее бедра в себя и чувствуя, как прокатывается предвестие наслаждения по члену.
– А то что? – резанул внутренний слух собственный веселый голос…
…и я застонал, стискивая в руках Маришку, запрокинувшую голову, дрожавшую всем телом от нового оргазма, слившегося с моим.
Он был горьким и сладким, чужим и моим собственным…
– Я люблю тебя… – шептала моя невеста, обнимая мое лицо, целуя мои губы…
…и я вдруг понял, что… свободен.
Теперь я владел руками и голосом. Только сказать ничего не мог. Член еще пульсировал в ней, но ощущения его были словно чужими. Я был дезориентирован и растерян… напуган. Дышал с трудом, голова кружилась.
– Это было так круто, – шептала Маришка, – еще никогда мне так хорошо не было… – прозвучало восхищенно… добивая меня, размазывая, кроша выдержку и полосуя нервы.
Я зажмурился, меня колотило всего. Я безмерно любил ее, а сейчас еще и ненавидел… не мог простить измены… с самим с собой.
Ад не отпускал. Когда он исчез, стало только хуже. И я не знал, как справиться с собой. С тем, что чувствовал. Меня подломило. Я онемел и обессилел. Меня оглушило.
Как мне это пережить?..
Я не знал…
Она целовала меня, а я закрывал глаза, еле нашел сил, чтобы прохрипеть обожженными ее лаской губами:
– Пора ехать назад…
Она послушно, тяжело, как объевшаяся кошка, перебралась на свое сиденье и начала одеваться, а я смотрел на это и еле сдерживался, чтобы не взорваться, не схватить ее за шею и не спросить: «Разве ты не видела, что это был не я?! Как ты могла?!».
Выскочил из машины, задыхаясь в плену запаха чужой похоти и своих эмоций.
И будто что-то прожгли угли в груди, всхлипнуло, прокатилось тяжелым горьким комом, и… слезы брызнули из глаз – злые, тяжелые, обжигающие. Я утирал их, не понимая, как остановить, прикусил край ладони, чтобы не завыть, как дурная баба, только внутри все горело и бурлило адской лавой, взбивая и смешивая в кошмарный коктейль мои эмоции и ощущения, и лавину это было не удержать. Я заорал в голос:
– А-а-а-а-а! – пугая птиц своим отчаянием. – А-а-а-а… – перешло в стон.
Я согнулся, как от удара под дых…
Хлопнула дверца машины – вышла Марина. Я выпрямился, проглатывая сгусток соли и соплей. Она подошла ко мне и застыла испуганная.
– Виталя… что случилось? – побледнела, съежилась вся…
…и напомнила ту маленькую девочку.
Я не мог на нее такую сердиться. Дернул к себе в руки, вжал в себя всю до последней клеточки нежного тела и покрыл ее поцелуями: волосы, лоб, щеки, глаза, тут же налившиеся влагой от непонимания, ее рот и щеки…
– Это я от… счастья, – соврал впервые в жизни и содрогнулся от понимания, что этот раз – не последний.
И я не только о лжи сейчас подумал.
Слезы рвали глотку, разбитое ревностью сердце скребло ребра острыми краями своих осколков, и в каждом я видел наглую ухмыляющуюся рожу… свою…
– Прости меня, Мариш… – прогонял воплотившийся перед внутренним взором кошмар, – я люблю тебя… слышишь… очень люблю… мы справимся, – пугал ее и боялся сам, что… нет, мы не справимся.
Я не справлюсь.
А ей не надо знать. Она ни в чем не виновата. Потому что он – это тоже я.
Но как убедить в этом себя?
Марина
– Виталь… – жалобно протянула я, кутаясь в его халат и поджимая пальцы на ногах. – Что происходит, а?
Он сегодня словно смерть свою увидел… от пыток.
– Все хорошо, Мариш, – повернулся, отрываясь от молчаливого созерцания двора с балкона, повернулся и протянул мне руку.
Я с порожка сразу встала на его босые ноги, обняла крепко, обхватив крепкий торс, а он запутал пятерню в моих волосах, пропустил их между пальцев и губами ткнулся мне в лоб.
– О чем ты думаешь?
Уже два часа, глотая дым второй пачки сигарет и молча.
– О нас, – ответил тихо и за волосы голову мою потянул. Я откинула ее, встретила взгляд в глаза. Он помолчал, потом спросил: – Почему ты учишься на факультете бизнеса, а не в художественном институте? Или не на факультете истории?
У меня брови полезли на лоб – никак не ждала подобных вопросов, не в этой атмосфере, когда чувствовала себя в чем-то виноватой, искала причины, но не находила, а когда спрашивала его, то получала прилив нежности и слов о любви, которую и так ощущала. Странное противоречивое чувство – без вины виноватая. Виталя смотрел то как-то отчаянно и дико, то завораживал таким теплом, что я как масло под лампой таяла от этого его взгляда.
Он любит меня. Так любит, как я даже не мечтала. Я и представить не могла мощь его чувств.
Но что-то произошло.
И первой мыслью было, что вернулся Егор. Его давно не было, и мы оба уже привыкли быть вдвоем. Но даже если Виталя почувствовал своего двойника снова…
Нет, это не то. Виталю что-то сильно тревожило. Он то бледнел и выглядел растерянным, то его лицо шло красными пятнами, а скулы напрягались и ходили ходуном. Что-то раздирало моего парня на части, и это не вопрос, почему я учусь на факультете бизнеса.
– Просто образование должно быть серьезным, а потом можно заниматься тем, чем хочется… – замолчала, наблюдая, как изменяется выражение лица Витали.
– Чьи это слова? – нахмурился задумчиво.
– Мамы с папой, – теперь, когда меня держал в руках без минуты муж, состоявшийся профессионал и мужчина, который меня трахает, это прозвучало нелепо.
– А ты сама? – чуть склонил голову набок, серьезно всматриваясь в мое лицо. – Тебе нравится?
Я подумала о том, что мне больше нравится работать, чем учиться. Тем более моя зарплата оказалась совсем не те тридцать тысяч, что были заявлены на собеседовании, а со всеми премиями и надбавками выходило до сорока пяти. И Виталя как будто и не задумывался над тем, что у меня есть эти деньги. Они копились на зарплатной карте, потому что у меня была еще одна – которую он мне дал.
Но да, по большому счету, это действительно хорошее образование, но…
В ответ на вопрос Витали я пожала плечами. Он снова прижал мою голову к своему плечу и вздохнул.
– Знаешь, Марин, о чем я думаю… – ответ ему был не нужен, я просто ждала, что он скажет дальше. – У меня опасная работа, много врагов… Я боюсь за тебя.
– А мне с тобой ничего не страшно, – заверила его, и это было правдой.
Я знала, что где-то на свободе гуляет Олег Тарасов, но этот неприятный пижон не казался мне таким уж опасным и неуловимым. Виталя его точно найдет.
– У нас до кино еще есть время, чем хочешь заняться? – неожиданно сменил тему.
– Сексом, – потерлась бедрами о его. Сексом мы занимались много и часто. Мне это нравилось. – Я что-то уже жалею, что так опрометчиво распорядилась тем вибратором, – призналась, о чем думала последнее время, и уткнулась жениху в грудь лбом, пряча зардевшееся лицо.
– Да я тебя совсем испортил! – глухо и хрипло рассмеялся Виталя. – И что бы ты с ним делала, моя шалунья? – поднял за подбородок мое лицо.
– Шалила бы, пока ты гоняешься за преступниками, и посылала тебе видео, – хихикнула.
Его глаза загорелись:
– Обещаешь? – лукаво улыбался.
О-о, я знала этот обворожительный оскал с ямочками-скобочками на щеках! У Витали, кажется, даже настроение исправилось… а между ног напряглось.
Я тоже заулыбалась, потому что сразу будто светло стало от того, как загорелись его глаза. Тряхнула с готовностью головой, но под его пристальным хищным взглядом – словно он спрашивал, как далеко я могу зайти, – у меня щеки просто воспламенились. Я закрыла лицо руками и охнула. А Виталя на это засмеялся тихо, подхватил меня на руки, заставив закинуть ноги ему на талию, и унес на диван. Усадил на него, коснулся кончиком носа моего и весело приказал:
– Сиди тут, я сейчас приду!
***
Смешная такая. Любимая. Моя.
Черт его знает, почему, но сейчас я улыбался, как придурок. Загонялся последние два часа, едва доку не сдался на опыты – сто раз доставал телефон вызвать его медбратков и сто раз откладывал это, сканируя свои ощущения вдоль и поперек.
Теперь все, что случилось в машине, казалось каким-то нереальным кошмаром, самым настоящим бредом. Ну ведь это же я трахнул в машине свою невесту? Я же все чувствовал. Раньше ведь, когда Егор трахал ту же Верхову, я этого не ощущал. Все понимал, но ничего не чувствовал.
Может быть, это такой период интеграции личности Егора в мою? И все это пройдет со временем? У него даже голос теперь мой.
Убеждал себя… неубедительно. Потому что оставалось много такого, что мешало верить самому себе. Но когда открыл холодильник и достал ведерко с клубникой, шампанское и скоренько настрогал сыра, копченый окорок и насыпал в плошку пару горстей ореховой смеси, решил, что достаточно дал себе слабины, пора просто быть собой.
Как в этом много смысла для меня…
Покидав все на поднос, докинул пиалку с медом и шоколадную пасту и вернулся в комнату.
– В общем, план такой, – ухмыльнулся предвкушающе, поставив на пол поднос, – сейчас мы включим порнушку и будем есть, пить и грязно трахаться… Наверное, до утра.
– А кино? – захлопала глазенками Маришка, но протеста в них я не увидел.
А вот любопытство и азарт – да! Моя девочка!
– Будет тебе кино, – усмехнулся я, – и член в шоколаде, и писька в мёде…
***
– Зачем?! Нет! Виталя! Нет! – мотала Маришка головой, испуганно пятясь от нашей новой «БМВ» седьмой модели.
Я поставил ее на учет, воспользовавшись блатом, чтобы не терять полдня, по пути домой купил дымчатые чехлы, вонючку и кучу всего, что обычно катал в машине: пару пледов и подушку, блок сигарет и пачку презервативов – эти взял по привычке и чертыхнулся, потому что Маришка поставила укол, чтобы не заморачиваться противозачаточными пилюлями и этими вот резинками. Детей мы решили отложить на пару лет – ей надо учиться, а мне разобраться с гостем в моей голове. Десяток шоколадок, рулон тряпок, автохимия и еще воз и маленькая тележка всего, что нужно, если вдруг придется сорваться в дальнюю поездку.
Мне было приятно покупать все это и думать о своей девочке, предугадывать, что может ей понадобиться. Мне нравилось делать ей приятные сюрпризы каждый день: какую-нибудь мелочь вроде пирожного или пачки особенных карандашей – я и понятия раньше не имел, что бывают акварельные, которые можно размочить, как краски, или неоновые, а стержнями с металликом полвечера однажды сам раскрашивал купленную для Маришки толстенную раскраску-антистресс по мотивам миров Лавкрафта.
Но я не лукавил, когда говорил ей на балконе, что боюсь за нее. Она у меня слишком молодая, слишком уязвимая, слишком беззащитная и слишком зависимая от меня. Домашняя любимая девочка мамы и папы, хоть и вполне самостоятельная уже – с содроганием вспоминал ее работу в сауне, – но все равно доверчивая. Я забрал ее от родителей, увел за руку, сделал своей невестой. И, черт возьми, этот статус ей шел больше, чем жена. Как-то нежнее и больше подходило к ее натуре: мягкая – хоть и с острыми зубками и коготками; добрая – хотя умела злиться и шипеть, как кошечка; отзывчивая и уступчивая. Вообще не приспособленная к окружающему миру. Может быть, я преувеличивал, но так я чувствовал. И очень хотел уберечь ее от всех мерзопакостей, что могли обрушиться на наши головы.
Хотелось нацепить на нее какую-то броню, и я не придумал ничего лучше, как записать ее в автошколу и научить стрелять.
– Да, Марина, – рубанул ее возражения, взял за руку, подвел к передней двери и подтолкнул на сиденье. – Я оставлю тебя у Оксанки, пока вы там обсуждаете свои свадебные тайны, а когда заберу тебя, поедем на автополигон учиться водить.
Она захныкала, как ребенок:
– Ну, Виталь, посмотри на этого монстра и на меня! Я же не справлюсь с ним!
– Со мной же справляешься, – ухмыльнулся я, застегивая на ней ремень безопасности.
– Очень смешно, – надула губы, которые я тут же и чмокнул.
– Не капризничай, лучше посмотри в бардачке, что там есть для тебя, – улыбнулся ей обезоруживающе.
Глазищи Маришки заблестели, она сразу нажала кнопку, и когда ящик открылся, наклонилась и сунула туда руку. Вытащила куколку в прозрачной упаковке с прической и в одежде викторианском стиле – все как моя девочка любит. Эта коллекционная игрушка из ограниченной серии, я смог найти ее только на интернет-барахолке. Теперь у Маришки была полная коллекция, жемчужиной которой считается вот эта восьмисантиметровая светская дама в черном. По мне – пф! А Маринка завизжала от восторга и расцеловала меня.
В груди нахохлилась гордость от того, что я смог сделать ее чуточку счастливей.
Всю дорогу до мамы-Сан она без умолку щебетала о том, что каждая модель в коллекции имеет реальный прототип – я, каюсь, не очень слушал.
Мысли укатились во вчерашний день. И хотя сегодня все произошедшее казалось продолжением кошмара, дока я решил навестить.
***
– Не могу сказать, что рад вас видеть, молодой человек, – покачал он головой и сложил руки, как на школьник на парте, когда я вошел к нему в кабинет. – Но семейная жизнь вам определенно пошла на пользу: вы хотя бы прекратили наносить мне визиты по ночам и втягивать в свои криминальные авантюры.
– Не жалуйтесь, док, – усмехнулся я, – вряд ли у какого-то еще психотерапевта в нашей стране столь разнообразная и насыщенная жизнь.
– С этим невозможно не согласиться, – усмехнулся Вадим Юрьевич. – И я уже предвижу, что раз вы появились, то либо вас беспокоит Егор, либо в городе снова объявился маньяк, на которого вы охотитесь.
– Маньяк все тот же. – Я сел на стул, протянул руку к маятнику, поставил его перед собой и красноречиво посмотрел на дока: – Заколдуйте меня и скажите уроду в моей башке, чтобы он пошел на хер.
Глава 5. Я – оборотень!
Всякий уважающий себя шизофреник обязан время от времени
обсуждать с собой, любимым, текущие проблемы.
(Макс Фрай)
– Психика человека представляет собой не какую-то абстрактную субстанцию, а связку субличностей. Они разнообразны по, так сказать, функции и возрасту: «внутренний ребенок», «внутренний взрослый», «внутренний родитель» и так далее. Они могут быть, кхм, парадными и скрытыми, могут отражать мужскую – «анима» – и женскую – «анимус» части. У среднестатистического человека все функции слаженно работают… – не иначе как читал мне курс психиатрии Вадим Юрьевич. – При диссоциативном расстройстве связь между субличностями нарушается, одна из них выделяется и может конфликтовать с остальными или с личностью-хозяином… Виталий Семенович, я не могу вас загипнотизировать и сказать одной из ваших субличностей «пошел на хер», – развел руками док.
Угу. Он – это тоже я.
– И что мне делать?
– Как я и говорил всегда – устранять конфликт. Вы – феномен во всех смыслах, дорогой мой друг, начиная от самого факта диссоциативного расстройства, закачивая общей, по вашим словам, с альтер-эго синестезией. Примите себя, Виталий Семенович, это будет первый шаг на пути самоинтеграции.
Попробовал бы он это принять, когда его женщину трахали бы его членом, но не он.
Бля-я-ядь, бред даже для такого психа, как я.
– Док… – вдруг ошпарило мыслью, – а я сам-то вообще… – повертел пальцем у виска, – не спятил?
– А как вам кажется?
Спятил.
– Так, ладно, я пошел…
– На МРТ, – перебил док, взяв мое направление, встал следом и кивнул на дверь. Я закатил глаза – сейчас запихает меня в эту «выхлопную трубу» и будет песочить мозг, дергая то мою личность, то альтер-эго. И так до тех пор, пока ему не покажется, что уже достаточно. – Посмотрим результаты и продолжим. Вы сегодня у меня задержитесь, молодой человек.
Серьезнее заявы от него я еще не слышал. И голос-то не изменил, но чувство, что в смирительную рубашку упаковал. Так я и поплелся за ним на МРТ и ПЭТ-сканирование.
Вот я попал…
***
Док стоял и рассматривал нейровизуализацию моего головного мозга. А я хоть и не первый раз видел эти срезы с разноцветными зонами, но ни черта не понимал.
– …Позитронно-эмиссионная томография зафиксировала, что при переключении на альтер-эго области, отвечающие за эмоции, функционируют в обычном режиме, как и при личности-хозяине…
Юрьич мял пальцами подбородок и всматривался в картинки, а я нетерпеливо посматривал на часы – собирался же учить вождению Маришку, но тут, походу, зависну еще на пару часов – уж я-то хорошо знал этот взгляд дока. А ведь собирался еще в бюро заскочить к Игорю. Ну надо же было сунуться к доку именно сегодня.
– То есть он чувствует все то же самое, что и я? – уточнил.
Вдруг из нас двоих мне это сомнительное счастье выпало?
– Да-да, именно так… – ответил психиатр, и я злорадно ухмыльнулся, посылая доппельга́нгеру «Еще раз к Маришке прикоснешься – буду пиздить тебя, как резиновую грушу». Надо было сначала к Пашке – попросить его, чтобы врезал от души, пусть бы двойник прочувствовал всю прелесть его отлично поставленного удара. – Но удивительно другое, дорогой мой друг… – док и так, и сяк рассматривал мои снимки и сверял с прошлыми, надолго замолчав.
Я не выдержал:
– Вы сейчас моей или своей смерти от старости ждете? – поинтересовался у него, цедя слова сквозь зубы. – Что там еще, твою мать?!
– Дело в том, что… хм-м… – док проигнорировал мою вспышку ярости и нетерпения, подсовывая снимки под зажимы на подсвеченном стекле. – Эта субличность не создает для вас барьеров, активность разных частей гиппокампа – центра памяти обо всех событиях жизни – полностью активна!
– Вадим Юрьевич, будьте проще! – взмолился я. – Я не сыплю полицейскими или военными словечками, а что я должен понять из всего, – покрутив рукой, обводя эти картинки, – этого? Я ваших институтов не кончал! Что вы хотите этим сказать?
– Или Егор прекратил выполнять функцию защитника и перестал реагировать на триггер… – док перевел взгляд на меня, любопытный такой, вопросительный.
Я его сейчас точно медленно душить начну!
– Перестал, – кивнул я, помня, как док объяснял, что Марина – триггер Егора, а не мой. Это тогда многое объяснило в его поведении в присутствии моей зефирки, а теперь становилось понятно и его молчание все эти месяцы – моя девочка его больше не «вызывала». – То есть Егора больше как бы и быть не должно?
По-моему, это логично. Нет тела – нет дела.
– Я подтверждаю, – пристально посмотрел на меня док, – что его и нет больше.
Ага, как же!
– Он есть, и он стал сильнее.
Юрьич на это покачал головой:
– Это не он. Не Егор.
На письме я бы свое состояние после этого заявления обозначил бесконечной строчкой точек. А так только глаза вылупил и челюсть отвалил. Когда дар речи вернулся, вышептал:
– То есть?
– Видите ли, мой друг, мы с вами не закончили исследование субличности, называвшей себя Егором, как вы помните, – надавил голосом, пеняя мне, что так и не явился ни разу на все его приглашения завершить серию исследований моего двойника. Но он же не вылезал, а кому охота лишний раз к психиатру соваться? – У меня было подозрение на то, что он и сам имеет субличность…
К такому меня жизнь не готовила. Я точно псих. В геометрической прогрессии. Геометрический псих. Треугольник Пенроуза. Занимательная математика, блядь!
– …при расщеплении личности происходит фрагментация сознания и воспоминаний. Каждая из личностей имеет доступ только к конкретному участку памяти, поэтому какие-то события выпадают из нее при переключении… – док продолжал, а я, оглушенный новостью, кажется, пропустил что-то из его объяснений, – …так было с Егором. Но в случае с этой вашей новой субличностью этого не происходит. Вы оба обладаете полной памятью, и вы, Виталий, должны знать все, что знают ваш исчезнувший и новый двойник. Кстати, весьма приятный молодой человек, с хорошим чувством юмора. Очень похож на вас.
– Пф, – не сдержался я. Как-нибудь потом, когда времени больше будет, послушаю запись сеанса гипноза, что там мой отщепенец намяукал. – Просто душка, да-да! Взял и… кхм… занялся сексом с моей невестой.
Док аж очки с носа уронил и на меня, как на клинического идиота, уставился:
– Так вот чем вызван ваш приход и просьба выставить его «на хер», как вы изволили выразиться, – дошло до него под венец моего терпения, и я только руки развел – подробностей не будет, но взглядом дорассказал психиатру историю секса «втроем». – Височно-теменной узел, в том числе и угловая извилина, которые отвечают за формирование ощущения саморасположения и телесное самовосприятие, активна, когда активны обе ваши личности, поэтому вы чувствуете одно и то же, – он покачал головой, будто устал объяснять неразумному мне простые истины. А у меня уже глаз дергался от его терминов. – Виталий Семенович, ваш новый двойник совершенно ничего от вас не скрывает, вам доступна его память, вы друг для друга – открытые книги. И мне показалось, что он ждет, пока вы что-то вспомните. Возможно, вам стоит побеседовать по душам. Судя по графике, – постучал он кончиком карандаша по одному из снимков, – вы и общаться должны в режиме, как сейчас принято говорить – онлайн…
И снова взгляд пытливый такой, того и гляди пилу возьмет и вскроет мне череп, чтобы натурально в нем покопаться. Чур меня…
– Местами, – скупо ответил я на это.
Пусть сам догадывается, что я имел в виду. Достал уже загадки загадывать! К Маришке хочу, мать твою!
– Ну, поскольку это новый для вас, кхм… компаньон, то нужно заново учиться не «выключаться»…
Мне это нескольких лет стоило с Егором, если что. Он сейчас издевается?
– …Но ваши провалы не будут длительными, как бывало с Егором. Эта ваша субличность слаба и малофункциональна…
Опять двадцать пять!
– …Этот парень может быть лишь в каких-то конкретных ситуациях сильнее вас или в некотором роде способным делать то, что не можете делать вы, – таки заметил, как я раздраженно и недоверчиво закатил глаза, – но он не способен на длительное функционирование и не рвется стать основной личностью, хотя, как часто делают другие альтер-эго, может имитировать вашу частично или полностью…
…на меня смотрел с наглой ухмылкой… я сам:
– А то что? – резанул слух собственный веселый голос…
Сон в руку.
– …И он, по его убеждению, ваш союзник…
– Это я уже от него слышал, да верится с трудом! – перебил я.
Эта ехидно-саркастическая морда из сна у меня перед глазами так и стоит, а голос, полный торжественного злорадства…
– Господи! – подхватился док и встал из-за стола. – Виталий Семенович, миленький вы мой, ну послушайте же вы меня! – руками затряс. Похоже, я его уже достал. – Он – часть вашей психики! Это не какой-то прохожий, – аж замаршировал по кабинету пионером, целую пантомиму изобразил, лишь бы до меня дошло, – который залез в вашу голову и делает там, что хочет! Все его реакции – это реакции ва-шей собст-вен-ной психики! – по слогам, как тупому. Вообще, доходчиво, да, бесспорно, но только пусть бы он сам в это попробовал поверить на моем месте! – Он – часть вашего сознания, ва-ше-го Я! Вы не можете его бояться…
Еще как могу!
– …ревновать к нему…
Да ладно?! Серьезно?!
– …сделать ему больно…
Заеду к Пашке, чтобы дурь из башки двойника вышиб!
– …не причинив такую же точно боль себе!..
Э-э-э…
Вадим Юрьевич помолчал, внимательно глядя на меня, потом предложил:
– …Если вы хотите знать, о чем беседовали ваша невеста и двойник, я могу провести сеанс гипнотической регрессии, – док вернулся за стол и маятник мой любимый передо мной поставил.
Я блескунчик решительно отодвинул, а то у меня на него уже рефлекс: чуть увидел – сразу в транс. Судя по всему, мой двойник болтал с Маришкой ни о чем, и клубнику где-то для нее раздобыл… Может, он не такой и мудак?
– Не, док, лучше скажите мне, как память Егора и этого нового… А как его зовут, вообще? – спохватился я.
Егор сам себя обозначил, а этого док ни разу по имени не назвал.
– А он не представился, – развел руками Юрьич.
А у меня что-то в том онлайне забрезжило, мысль какая-то мелькнула, но до конца не оформилась. Неужто двойник эмоцию какую-то проявил?.. Учись теперь заново понимать… Вздохнул тяжело, через губу воздух из легких выпустил и лоб в ладони уронил.
– Док, за что мне все это, а? – одним глазом на него из-под руки выглянул.
– Ну, милый мой друг, психика у всех людей разная, у вас оказалась слабой, потому и появилось диссоциативное расстройство, и это не худший вариант. А будь психика покрепче, его могло и не быть. Но над вами и насилия не совершалось постоянно, а люди, которые долго подвергались сексуальному или другим видам насилия над личностью, часто получают целый букет проблем: стокгольмский синдром, биполярное расстройство, шизофрения, пассивно-агрессивное расстройство, маниакально-депрессивный психоз… Такие люди десоциализарованы, часто находятся в состоянии истерии и дистресса и могут быть склонны его умышленно причинять другим.
– Ладно, док, избавьте мою слабую психику от подробностей! Лучше про память мне скажите – как вспомнить все?
– Фрагменты памяти будут сами спонтанно появляться под воздействием всевозможных раздражителей. Память – это, по сути, библиотека триггеров и реакций психики на них. Так что у вас буду всплывать образы, мысли, знания, навыки – что угодно. Возможно, всплески будут происходить во снах или в период физического переутомления – тогда мозг наиболее активен. Или в момент сильного напряжения, выплеска адреналина, проявления наиболее сильных эмоций.
Может, в автосалоне были не мои эмоции, а Егора? Его память проявилась необоснованной злостью на Маришку?
– А эмоции Егора? Они тоже достались мне в наследство?
– Я думаю, вы лучше ответите на этот вопрос. Наблюдайте за собой, если что-то вас раздражает из того, что раньше вы принимали спокойно, скорее всего, так и есть – вы унаследовали и чувства, и какие-то привычки двойника. Я вот вижу на вас рубашку и классические брюки, а вы, мой друг, не очень-то их жаловали.
Точно. Я просто взял рубашку и брюки из половины шкафа Егора и даже не задумался об этом.
Йо-о-оперный театр…
***
К Пашке я все-таки заехал.
Всю дорогу до его дома думал о том, что говорил док. А он наговорил лет на пять моего пребывания в его клинике. Голова разболелась от мыслей, я злорадно усмехался, что этот новенький тоже ее чувствует.
Только ни хрена эта мысль не грела. Прав док: раз у нас все общее, то глупо кидаться на самого себя.
– Как тебя зовут-то хоть? – спросил свое новое несчастье. Только привыкли с Маришкой быть вдвоем, и вот те нате хер в томате. В ответ – тишина. – Ладно… – ворчал я, как старик, – слушай сюда, моя вторая половинка, – до чего ж смешно прозвучало! – Мы тут до тебя с Егором договорились как-то, сосуществовали… Говнюк он, конечно, был еще тот, и панихиду я по нему точно справлять не стану, а вот что с тобой делать…
Пиздец… Я брежу.
Что я собирался ему сказать? Правила поведения зачитать? Договор заключить. С кем? С куском собственной психики, которая выскакивает, как черт из табакерки, когда его совсем не ждешь? Это, наверное, как с опухолью договориться, чтобы она не болела и по телу метастазами не расползалась, а то неприятно, сука, как-то.
Я точно псих.
Не повезло со мной Маришке. А ей надо как-то теперь рассказать.
Блядь!..
– Ладно, хрен с тобой… – пробурчал и одной рукой вскрыл аптечку.
Насухую сожрал пару таблеток, чтобы голова не болела. А то эти «височно-теменные» доли просто разламывало.
У дома Пашки постоял на улице, выкурил спокойно сигарету. Боль не совсем, но в большей степени отступила.
Августовские последние деньки стояли очень даже летними, приближение осени вообще не чувствовалось. Если такая погода продержится весь сентябрь, то можно будет опять с каретой договориться. Хочется для Маришки праздник устроить такой, чтобы на всю жизнь и память, и фото, и было что на ночь внукам потом рассказывать.
Если доживу.
Подумал об этом и только больше в намерении научить Маришку водить машину и стрелять укрепился. Может, не так чтобы в десяточку, но если хоть как-то сможет – уже легче. Хотя, наверное, ей это ни к чему, а вот пару приемов самообороны или пару сеансов у военного психолога, чтобы морально в любой момент была готова давать отпор – это вещь, это я по себе знал… Почему бы и да?
Свистнул особым сигналом, прислонившись к машине, и увидел, как в освещенном окне Пашкиной квартиры дернулась занавеска, потом выглянул он сам:
– Ого! – выдал, глядя на бэху. – Свежий ветер!
– А то! – я довольно ухмыльнулся и махнул ему рукой, чтобы спускался.
Совсем не хотелось подниматься в квартиру.
Не знаю, что там док с моей башкой сделал, а только какое-то принятие неизбежного я все-таки чувствовал. Больше всего успокаивало, что я все вспомню, и что засранец этот, нелегал в моей башке, – явление кратковременное и малофункциональное. Когда знаешь, что твое тело при тебе и останется, сразу как-то жить легче становится. Хотя кто меня в этом поймет?
Как там сказал док? Егор был гораздо больше самостоятельной личностью, нежели этот новенький. Надо его как-то обозвать.
– Лука́, – прилетело в мозг.
Я аж сигарету последнюю, только что вынутую из пачки, уронил.
– Вот и познакомились, – мысленно сделал я ножкой и с сожалением на сигарету посмотрел. – Вот же черт ты, Лука.
Он не ответил. И слава богу, потому что как раз подошел Пашка. Машину медленно обошел по кругу, сел за руль, я на пассажирское рядом упал. Друг детства завел бэху и плавно тронулся с места:
– Круто! Одним пальцем можно руль вертеть! А послушная! – прокатился вокруг детской площадки и встал на том же месте. Ко мне повернулся: – Поздравляю! – и руку на «дай пять» подставил.
Я по ладони его хлопнул, сжал.
– Как чувствуешь себя?
У него после встречи с охотниками Тарасова и двухчасовой комы голова стала болеть чаще, и, мне казалось, Пашка как-то отдалился от меня. На мою реплику об этом только рукой махнул и сказал, что просто не хочет нам с Маришкой в медовый период мешаться, а так он всегда рад нам. И так и было – все по-прежнему, но… как-то не так. Словно у Павла какая-то тайна завелась. Я даже подумал, что он с какой-нибудь девчонкой познакомился, встречается. Но друг на это только глаза округлил, будто этого вообще не может быть, потому что быть этого не может. Я не знал, что еще предположить, но старался Пашку не забывать ни по какому поводу.
Вот только вчера даже машину обмыть его не позвал. Хотя после этого двойника и секса «втроем» мне не хотелось кого-то еще видеть. Я трахался с невестой и самоутверждался, как малолетний придурок, доказывая себе, что это меня она хочет, я лучше, я – мачо!
Сам с собой писькой мерился.
Мда…
– Да нормально все, – отговорился он, мотнув головой, и наморщил нос.
Я еще больше утвердился в мысли, что что-то не так. Я его про «всё» не спрашивал. Но и допрашивать смысла не было.
– Я нашел, где он из клуба вынырнул, – сообщил, хотя не положено это: тайна следствия, а Пашка – лицо заинтересованное.
У него глаза засверкали, руки на руле напряглись, сжал его так, что костяшки побелели:
– И где же? – ему не удалось спросить равнодушно, он никогда врать не умел. Тем более мне.
– На заднем дворе «Ковчега», – что-то во мне воспротивилось сказать точнее, шевельнулось внутри четкое «нельзя».
Прислушивался к ощущениям, которым доверял – проверено опытным путем, что чуйка у меня как надо работает, – и понимал, что не просто так друг замер, пока ответа ждал. Важно ему знать. Очень важно. Почему-то гораздо важнее даже, чем было, пока я Тарасова в универе «водил».
Не доверяет мне после того, как я ублюдка в клубе упустил?
– Что дальше? – и снова у него равнодушно не вышло.
– Искать, куда и на чем уехал, – ответил, стараясь незаметно фиксировать все сигналы его тела.
Кстати, надо заглянуть к Макарычу в отдел психологической диагностики преступлений.
– Удачи. Как подготовка к свадьбе? – посмотрел, наконец, на меня и расслабился, потому что тему на безопасную перевел.
– Девчонки шушукаются, – усмехнулся я. – Будешь и шафером, и шофером, согласен?
– На этой? – заулыбался, по рулю стукнул легонько. Я кивнул. – А то! – еще шире улыбка стала.
– А у меня новый альтер-эго, – прицокнул я языком, типа похвастался.
– Ого… – Пашка на меня как на диковинку смотрел. – Ты их где-то специально выращиваешь?