Читать онлайн Оттенки и цвета

Скажи, что чувствуют твои глаза,

Чей аппетит ты утоляешь щедро?

Как глубоко под силу им пронзать

И подбираться к потаённым недрам?

Что в них останется, когда

Свои ресницы ты сомкнешь устало?

Огонь, враждебность, пустота?

А может то, что сердце нагадало?

Ответь себе без лжи и суеты,

Никто не будет на тебя в обиде:

Весь мир вокруг – это, что видишь ты?

Иль только то, что хочешь видеть?

Глава 1

Она не знала куда деваться. У неё больше не было сил, а остановка была равносильна смерти. Огромное, склизкое, уродливое животное, следовавшее за ней, тоже задыхалось, но, чувствуя, что жертва слабеет, предвкушало достойное вознаграждение за потраченные силы. Временами девушке удавалось оторваться от чудовища на некоторое расстояние, но пересохшая грудь душила, а ватные ноги подкашивались, и она падала. Вставала, бежала и опять падала. Её веки стали свинцовыми, и лишь слух будил почти не подчинявшийся мозг, ловя противное чавканье и тяжелое дыхание настырного преследователя. Она не чувствовала боли от содранных локтей и сбитых в кровь коленок, не обращала внимание на поломанные пальцы и потрескавшиеся губы. Казалось, её дух уже покинул тело и бежал впереди, увлекая за собой покинутую им плоть. У неё уже не было сил даже на то, чтобы осознать свой конец. Она просто бежала. Падала, вставала и вновь бежала. Но куда? Долго так продолжаться не могло… и она упала, теперь уже в последний раз. Хрюкающее убожество остановилось совсем рядом. Из полураскрытой пасти ручьями текла смердящая слизь, обнажая разыгравшийся аппетит. Девушка попыталась подняться, но смогла лишь пошевелить ногами. Она дрожала. Но это был не страх. Он остался лежать, не в силах подняться после её падений. Она дрожала, но не от боли, которая, видя всю тщетность своих попыток хоть как-то напомнить о себе, вырвалась с кровавым кашлем из глубины почти бездыханного тела и уползла. Девушка дрожала, ибо только сейчас она смогла осознать до конца, что происходит. Удивительно, но здравый смысл ещё не изменил ей и теперь нещадно терзал слабое сознание, требуя жизни именно тогда, когда её совсем не осталось. Жизни, влажные руки которой, коснувшись в последний раз плотно сжатых век, растопили их, открывая прекрасные молодые глаза. Глаза, которые видели ещё так мало. Внезапно девушка заметила, что лежит в нескольких шагах от огромной пропасти. Как странно меняются желания человека в зависимости от обстоятельств, в которые он попадает. Собрав последние силы, она поползла к краю обрыва, пытаясь ухватиться одеревенелыми пальцами за границу света и тьмы. Оставалось последнее усилие. Она замерла на мгновение и обернулась. Скользкие щупальца уже тянулись к ней, расточая зловоние. Они торопили её, торопили сделать выбор. Последний выбор. Девушка подтянулась поближе к краю и …

– Фантастикой увлекаетесь? – Пожилой мужчина, задавший вопрос, скорее смотрел не на объект своего обращения, а на огромную кипу книг, наваленных у того на столе.

– А? – испугавшись от неожиданности, ответил молодой человек. – Нет, так вот, выбираю кое-что.

– Библиотека закрывается, читальный зал тоже. Вы последний.

Молодой человек взглянул на часы: 20:55, 17.04.2003.

– О, Бог ты мой! Целый день! – воскликнул он.

– Мистер Коул? – поинтересовался пожилой мужчина, держа карточку очень близко перед глазами.

– Да.

– Ваша учетная карточка 415758 ВМ?

– Верно.

– Если здесь правильно написано, то вы взяли сегодня двадцать шесть книг. Позвольте мне принять их обратно.

– Да, конечно.

Пожилой мужчина, судя по всему близорукий, начал медленно перекладывать тома, лежащие на столе, в тележку, уже достаточно наполненную до этого собранными книгами.

– Простите, а где та милашка, что была сегодня на выдаче? – Молодой человек придал своему выражению лица живой интерес.

– Милашка? – с недоумением переспросил пожилой мужчина. – Брюнетка?

– Блондинка.

– В длинном голубом платье?

– Вообще-то я видел ноги. И значительно выше колен.

– Боюсь, что вы во власти воображения. Здесь такие не работают. – Равнодушно заключил старик.

– Да? – искренне удивился посетитель. – Тогда, наверное, это было вчера.

– Вчера вас здесь не было. – Старик улыбнулся.

– Да? – Эти слегка глуповатые "да", несомненно, удавались припозднившемуся читателю, мужчине лет тридцати трех, с аккуратной шевелюрой, в складно сидевшем деловом костюме. Скорее всего, он знал об этом.

– Ну, значит, это было в другом месте. Хотя нет. Вы, должно быть, её дедуля, а я вам жутко не понравился. Ну точно. Когда сегодня утром я вертелся около неё, она мне рассказывала о вас: худощавый седой мужик, стальной взгляд, суровый характер и … доброе сердце.

– Отличная попытка. – Старик усмехнулся

– Не может быть, чтобы она меня обманула. У неё были такие выразительные глаза.

– Вы же говорили про ноги выше колен.

– Это одно и тоже.

– А вы весельчак, Мистер Коул. – Старик помотал головой и случайно взглянул на кипу книг, наваленных в тележке. – Кстати, сколько здесь работаю, ни разу не встречал ничего подобного. – Он восхищенно указал на изрядное количество томов. – Это что же у вас за работа такая?

– Это хобби. – Ответ прозвучал скорее автоматически, чем обдуманно. Возможно, молодой человек даже и не слышал вопрос. Он его чувствовал.

– Любопытно, – прохрипел старик и, оглядевшись, присел на ближайший стул. Трудно сказать, было ли это уступкой боли в слабых старческих ногах, или же служило немым приглашением собеседнику задержаться ещё на некоторое время. В любом случае, пока старик шарил глазами в поисках места, мужчина полностью вернулся из промежуточного состояния, и на какое-то мгновение его лицо стало серьезным.

– Я думаю, вы меня не совсем правильно поняли. Хобби не то, что я много читаю, а то, где я читаю.

– Очень любопытно.

Молодой человек улыбнулся.

–– Дело в том, что я читаю только в библиотеках. Ну, во-первых, – продолжал он, отвечая на напрашивающийся вопрос, – вы вряд ли найдете где-нибудь ещё такой огромный выбор. Во-вторых, очевидная материальная выгода. И в третьих, что, на мой взгляд, самое важное – это уникальная атмосфера, которая позволяет вам почувствовать себя частью книги. Вы не обращаете внимание на то, что происходит вокруг именно потому, что вокруг ничего не происходит. Вы растворяетесь в происходящем на страницах полностью, ибо вы приходите в библиотеку с единственной целью – читать.

Мягкий, слегка философский тон, так отличающийся от легкомысленного и шутливого, которым был начат разговор, привел старика в не меньшую растерянность, чем содержание сказанного. Он осторожно окинул взглядом читальный зал, словно пытаясь увидеть и почувствовать то, о чем только что услышал. Такая резкая перемена темы разговора и характера изложения мыслей лишь подогрела его интерес к посетителю.

– Конечно, с вашими объемами поглощения, библиотека, безусловно, выгоднее.

– Что касается объемов, – продолжал молодой человек, – то это так, привычка. Вернее, практика. Ещё в детстве я убедился, что книга является единственным источником, который дает максимальное количество информации.

– Вы, наверное, много знаете?

– Я бы назвал это осведомленностью. Видите ли, осведомленность и знания – разные вещи. По крайней мере, я их разделяю.

– И всё же вы читаете очень много?

– Лишь благодаря скорочтению. Но что удивительно, им я увлекся вовсе не для того, чтобы читать как можно больше. Просто я терпеть не мог когда мне не удавалось осилить книгу за один присест. С этого всё и началось.

– Однако 20 томов за шесть часов! Впечатляет.

– За десять. Я здесь с самого утра.

– Ну, извините. – Старик улыбнулся.             На какое-то мгновение оба собеседника замолкли.

– Так что вот такое у меня хобби, – подытожил молодой человек.

– Нашли что то интересное?

– Нет, интересного не нашел. – Ответ вовсе не звучал виновато.

– Странно. А просидели десять часов.

– Я искал. Когда прочитаешь много книг, замечаешь, что люди, создающие их, читали тоже не мало. Понимаете о чем я?

– Догадываюсь.

– Меня не интересуют книги, как произведение искусства. Читая, я пытаюсь найти сочинение как можно более индивидуальное, не сшитое из избитых поворотов. Любая книга подобного плана для меня интересна.

Несмотря на то, что мужчина в основном отвечал на вопросы, то есть заведомо говорил больше, эмоциональность его предложений была сведена к минимуму. Старику ужасно хотелось поболтать ещё, но отсутствие взаимности придерживало язык.

– Ладно, Мистер Коул, не буду вас больше задерживать, – последовало за глубоким вздохом. Голос был окрашен в цвет досады. – Вам действительно следовало бы поспешить, целый день как никак.

– Да, в общем-то, спешить мне, вроде как, и некуда. Я в Й* по делам.

– На долго? – всё таки не удержался старик.

– Завтра уезжаю. Сегодня выдался свободный день, вот решил провести здесь. Всё равно не к кому податься.

– А где остановились? – старика понесло. – О нет, всё, всё, всё. А то вы так не уйдете.

Мужчина улыбнулся:

– Всё нормально. Единственно вот, – он похлопал себя по животу, – кушать хочется. Видел здесь одно кафе неподалёку. Было бы неплохо успеть.

– Есть планы после ужина? – Задатки следователя были у старика налицо.

– Нет. Что-то хотите посоветовать?

– Предложить.

– Что же?

– Ну, – старик замялся. Он полагал, что его дальнейшая фраза прозвучит несколько странно, но интерес к посетителю был слишком велик. – В общем, ничего особенного. Я предлагаю вам ужин в моей компании.

– Отлично. Куда мы идем? – Быстрый ответ застал старика врасплох.

– Вы меня неправильно поняли. Я предлагаю вам ужин здесь.

– ?!

– Да, в библиотеке, – подтвердил старик.

– А разве здесь кормят? Вернее, вам разве не нужно уходить?

– Я только пришел.

– ?!

– Дело в том, что я не работник библиотеки. Вернее, не совсем работник. Я сторож. Номинальная должность. Я здесь двадцать лет работаю. Нужды во мне, конечно, уж давно нет. Вот держат как реликвию.

– А… – мужчина начал робко, правдиво изображая состояние, в котором пребывал. Но его перебили.

– Об этом не беспокойтесь. Мой приятель работает поваром в одной мексиканской забегаловке. Сейчас всё организуем.

– А …

– Удобно, удобно. Я же вас приглашаю, – закончил старик и через секунду подстрекательски добавил: – Может, найдете что-нибудь интересное.

Посетитель колебался.

– По крайней мере, это обещает быть необычным, – наконец вымолвил он, чем привел старика в состояние явного удовлетворения.

– Ну вот и чудесно! – Сторож сиял. – Вы извините меня, я скоро приду. Буквально пару минут.

Он торопливо заковылял в сторону выхода, оставляя своего гостя в безмолвной компании опустевшего читального зала.

Глава 2

– Я, право, чувствую себя не очень ловко, – извиняющимся тоном нудил молодой человек, когда дуэт новоиспеченных знакомых следовал по тусклым коридорам и лестницам. – Вот так, пользуясь вашим добродушием и доверчивостью, я проникаю в хранилище, откуда и совершаю кражу очень ценных изданий.

Старик тихо рассмеялся:

– Это то дело, за которым вы в Й*?

– Точно.

– Хорошо, согласен. Но только после ужина.

– Вы думаете, это терпит?

– Думаю да. Более того, я сам вынесу то, что вам нужно, если вы ответите лишь на один вопрос.

– Очень кстати. Ну и?

– Зачем вам такие издания, если вас не интересует художественная ценность книг?

– Меня нет. Других интересует.

– Вы удовлетворяете нужды других?

– Скорее прихоти. За нужды мало платят.

Легкий хохот забрызгал воздух, впитываясь в мягкие стены окружающего полумрака. Молодой человек излагал свои мысли в спокойной и, в то же время, недвусмысленной манере, поэтому реакция старика выглядела довольно странной для человека, которому только что обрисовали события ближайшего будущего, в коих тому, по меньшей мере, предстояло испытать пару неприятных минут.

– Осторожно, Мистер Коул, здесь крутая лестница, – сказал старик.

– Я поражаюсь вам …, – молодой человек с грохотом принялся считать ступеньки, – … черт…

– Вам незачем извещать меня о своем приближении так громко. Вполне достаточно легкого пошаркивания за спиной.

– Я поражаюсь вам, – молодой человек предпринял вторую попытку, – вас привлекут за соучастие.

– Это ещё почему? Я пока ещё ничем не помог.

– Но вы и не препятствуете.

– Я пытаюсь.

– Неужели?

– Вы же предупредили меня о том, что собираетесь предпринять, я сделал то же самое. Надеюсь, вы не слишком пострадали?

– Спасибо, не слишком. Но разве вам не всё равно, произойдет ограбление или нет?

– Отнюдь.

– Тогда почему я до сих пор иду?

– Мне не хочется ужинать в одиночестве.

– Интересный способ самообороны.

– Интересная методика ограбления.

– Но вы ещё не знаете, что вас ждет впереди.

– И вы тоже.

– Не понял? – насторожился молодой человек.

Старик притормозил на секунду:

– Этот ужин – лишь слабая компенсация за нанесенный вам моральный и … гм … физический ущерб.

– В каком смысле?

– Дело в том, что обязанности сторожа – это только прикрытие для моей основной работы.

– Да? И в чем же она заключается?

– Я занимаюсь исследованиями человеческого мозга. Практическими исследованиями, – сделал акцент старик. – Могу похвастаться неплохой коллекцией. К сожалению, добровольцев на эксперименты, как вы сами понимаете, мало. Вот и приходится приглашать засидевшихся читателей на ужин.

На мгновение оба собеседника остановились. Нельзя сказать с уверенностью, как выглядело лицо молодого человека в эту минуту, ибо скромного освещения явно не хватало для того, чтобы различить какие-либо эмоции. Однако вполне можно было предположить, что оно изображало.

– Я почему-то чувствую себя неуютно, – сдавленным тоном выдавил он. – Вы не знаете от чего?

– Не беспокойтесь, Мистер Коул, – старик говорил медленно и слегка хрипловато, – у меня сегодня выходной. Даже в работе, что приносит удовлетворение, нужно делать перерывы.

В этот момент сторож уже безудержно хохотал.

– Вы меня напугали, – взволновано воскликнул молодой человек.

– А вы меня, – сквозь смех брякнул старик и щелкнул переключателем на стене. Затаившаяся впереди пустота лениво приоткрыла веки, встречая гостей оседающей пылью света, слетающего со стеклянных дверей.

– Вы довольно необычный собеседник, Мистер Коул, непредсказуемый, – заключил старик.

Он распахнул дверь, и мужчины вошли в огромное помещение, заставленное в строгом порядке высокими стеллажами, полными книг. Пожалуй, это производило впечатление, ибо молодой человек замер буквально на самом пороге, окидывая взглядом всё пространство, которое вырывали из мрака маленькие лампочки, зажженные в узких проходах. Вдруг, где то в стороне, послышался треск и это потянуло внимание. Коул повернулся и увидел сторожа рядом с чем то, напоминающим принтер.

– Судя по тому, как вы на меня смотрите, ваша работа не связана с компьютерами, – пробурчал старик.

– Именно потому, что она с ними связана, я смотрю на вас подобным образом. Странно, что мы ещё слышим друг друга.

Треск прекратился, и старик аккуратно оторвал отпечатанный лист.

– Зато удобно. Не надо бегать по всему хранилищу.

Подталкиваемый любопытством, молодой человек, всё-таки, сдвинулся с места и направился к загадочному аппарату. Подойдя, он робко ощупал его, словно не доверяя своим глазам. Однако физическое обследование не внесло ничего нового в ранее сделанное заключение: "безумно старый, умирающий принтер".

Рядом с аппаратом лежала стопка распечаток, подобных только что сорванной, То были информационный сводки. Данные с показателями местного микроклимата и состоянием системы безопасности: информация на конкретный момент времени.

– Что? – прервал молчание старик. Он почти умывался рассматриваемым листком, настолько близко тот был к его глазам.

– Судя по этому, – молодой человек слегка потряс в воздухе пачкой напечатанных листов, – ваша библиотека буквально напичкана датчиками. Не хватает только скрытых камер.

– Да, скрытых камер действительно не хватает, – серьезно посетовал смотритель, абсолютно не улавливая скрытой иронии. Встретив удивленный взгляд своего гостя, он добавил, – но вас, по-моему, всё это забавляет.

– В общем-то, я всегда считал, что камеры, в отличии от фотоаппарата, были изобретены специально чтобы фиксировать именно движение. Верно?

– Абсолютно. – Старик положил информационный листок в общую кипу распечаток и жестом предложил следовать за ним.

– Но, в то же время, мне трудно представить что либо более неподвижное и не меняющееся во времени чем то, что нас окружает.

– И всё-таки оно существует, – настаивал сторож.

– Вы разбудите меня, когда будет час пик?

– Думаю, в ваших же интересах, чтобы я вас не будил.

– Но я хочу потолкаться, – не унимался молодой человек.

– Не шутите так, Мистер Коул. Им это может не понравиться.

– О ком вы говорите?

– О тех, кто нас слушает.

Молодой человек оглянулся.

– А кто нас слушает?

– Мистер Коул, этому помещению уже очень много лет.

– И что?

– Вы что-нибудь слышали о непременном атрибуте старых зданий?

– Нет, вернее, я хотел спросить: вы что, поклонник мистики?

– Я очевидец.

– Да ладно, – недоверчиво отреагировал молодой человек. Однако, видя, что его скепсис весьма неуместен, вынужден был сдаться. – И как это происходит?

– Прошу прощения, Мистер Коул, но в другой раз. По крайней мере, не здесь. Привидения не любят когда о них говорят в их присутствии.

Молодой человек соединил ладони у груди и, поочередно поворачиваясь в каждую сторону, четыре раза повторил: – Виноват, виноват, виноват, виноват.

На лице старика вновь появилась усмешка. Пройдя ещё несколько шагов, он внезапно остановился и, обернувшись к догонявшему его гостю, слегка улыбаясь, сказал:

– Мистер Коул, возможно я неправ, но всё же мне кажется, что весь ваш интерес, всё ваше любопытство наигранно. На самом деле, вас ничего не интересует.

Ошарашенный таким заявлением, молодой человек не сразу нашелся с ответом.

– По-моему, я задал вам больше вопросов, чем вы мне.

– Вы тактичны. В смысле такта и в смысле тактики. Вы уважительны к собеседнику и прекрасно знаете, где нужно начать говорить и где нужно закончить. К тому же, вы много знаете. Именно этим я объясняю наигранность вашего интереса, а отнюдь не пренебрежением к теме разговора. Вам просто заведомо известно больше, чем вашему потенциальному собеседнику и я, например, не удивлюсь, если вы… скажете, как меня зовут.

Молодой человек смутился. На сей раз искренне.

– Я думаю, последнее предложение, сказанное вами, полностью опровергает всё, что ему предшествовало, – заметил он после некоторой паузы. – Во-первых, ни один тактичный человек не проговорил бы со своим собеседником полчаса, не спросив его имени. А во-вторых, лишь действительная увлеченность разговором может быть причиной такой нетактичности. Как бы там ни было, мне очень не удобно за мою …

– Осведомленность? – перебил старик.

– Неуважительность к вам, – с улыбкой закончил молодой человек. – Меня зовут Стив.

– Мюрей. – Старик протянул руку.

– А…

– Просто Мюрей.

– Но всё-таки?

– Мюрей Барнс, – выпало неохотное признание.

– Очень приятно, Мистер Барнс.

– Взаимно, Мистер Коул. Хотя, вы всё-таки его знали, – Старик пытливо смотрел в молодые глаза. Он не разжимал руку, тем самым давая понять, что хотел бы получить ответ на свой вопрос.

– Почти, – сознался молодой человек, наконец почувствовав свою руку на свободе. – Ваша машинка весьма учтива в обращении: "Многоуважаемый Мистер Барнс, на данный момент сохраняется следующая обстановка…". Именно так начинается каждая распечатка. Я знал имя, но не был уверен, что оно относится именно к вам.

Старик поморщился и испустил звук сожаления по поводу того, что всё оказалось так просто.

– Верно, – с досадой произнес он, – однако, мы уже пришли. Если хотите, можете что-нибудь посмотреть, пока я всё здесь приготовлю.

– Охотно.

– Это займет максимум минут десять.

– Хорошо.

Они свернули с центрального прохода и, пройдя несколько метров между стен из книг, оказались в весьма уютном тупике. Небольшой письменный стол, очевидно, очень старый, вернее, старинный, два стула того же порядка, книги от пола до потолка – всё это создавало иллюзию огромного рабочего кабинета. Немного в глубине, если можно употребить такое словосочетание по отношению к тупику, находился диван, потертый до такой степени, что трудно было определить, какой же цвет обивки являлся оригинальным. Рядом стояло кресло-качалка, чтение в котором, должно быть, было чудесным времяпрепровождением. А приставленный тут же невысокий торшер решал проблему локального освещения.

Молодой человек некоторое время восхищенно рассматривал возникшее перед его глазами. Затем, качая головой, проговорил:

– А у Вас тут здорово, уютно.

– Спасибо. Вы располагайтесь.

– Угу, – промычал Коул и, взяв один из стульев, бросил на него свой пиджак. Затем он облокотился руками на его спинку, обвел взглядом бесконечные ряды книг и отвлеченно произнес:

– Вообще-то, вы были не правы, когда определили область моих интересов.

– Неужели?

– Возможно, вам это покажется странным, но меня интересует всё. Абсолютно всё. – Молодой человек подошел поближе к книгам и стал исследовать переплеты. – Всё, что было, всё, что будет.

– А всё, что есть?

– Номинально существует три времени. Но на самом деле, каждую секунду мы одномоментно входим в будущее и выходим из прошлого. Однако, безусловно, существуют некоторые особенности: меня больше интересует будущее и прошедшее связанные со мной. Кстати, ваш старинный принтер напомнил мне одну любопытную историю.

– Какую?

– Не знаю даже, как это объяснить. – Коул начал несколько издалека. – Я никогда не был равнодушен ко всякого рода предсказаниям или легендам, хотя очень не люблю, когда мне гадают.

– Боитесь узнать правду?

– А почему вы решили, что это будет правда?

– Тогда тем более. Чего вам волноваться?

– Ну, это личное. Суеверие, наверное. Потом, я не люблю, когда есть что-то в планах. Понимаете, намного интереснее, если всё происходит вдруг, как бы из-за угла.

– Похоже, вы авантюрист, Стив, – сказал старик, раскладывая приборы. – Так и что дальше?

– На днях один мой приятель принес мне удивительную распечатку, – рассказывая, Коул ходил вдоль огромных стеллажей с книгами, изредка доставая некоторые из них для чуть более детального ознакомления.

– Касающуюся вашей жизни?

– Абсолютно точно.

– Разумеется, вы его прогнали.

– Разумеется, нет. Во-первых, потому что это был мой очень, – здесь было сделано ударение, – хороший приятель, а во-вторых, распечатка касалась моего прошлого.

– Далекого?

– Чрезвычайно далекого.

– Мемуары сиделки?

Ответа не последовало.

– Стив! – позвал старик.

– А? – отозвался тот, оторвавшись от только что взятой книги. – Послушайте, это же просто с ума сойти! Какие издания! – Он с восхищенным видом указал на томик в своих руках. – Почему они не указаны в каталогах? Господи, какие вещи! – Стив качал головой и восторженно перебирал соседние книжки. – Нет, – вдруг резко сказал он, возвращаясь к теме разговора. – Распечатка касалась моей прошлой жизни.

Здесь он внезапно перестал копаться в книгах и, взглянув на Барнса, спросил:

– Звучит неразумно, правда?

– Ну, – протянул старик, – вообще-то я об этом никогда не думал.

– Отлично. – Стив возобновил свои копания. – Что до меня, то я верю в реинкарнацию души не столько по разуму, сколько потому, что просто хочу в это верить.

– А для чего?

– Для чего верить?

– Да.

– В какой то мере, для бессмертия, наверное. Если ты жил в прошлом, живешь сейчас, стало быть будешь жить ещё. Мне, например, очень хочется жить вечно.

– Но это же абсурд, – возразил старик.

– Что именно?

– Ваше желание.

– Мое желание или возможность его реализации?

– Последнее.

– Не вижу ничего сверхъестественного. Допустим, вас лишили руки. Вы живете? Живете. Вас лишили ноги. Живете? Живете. Так почему вы не сможете жить, если вас лишат тела? – Стив придвинул стремянку к стеллажу и начал подниматься по ступенькам. – Ведь руки или ноги отнимаются у тела, а не у души. У души нет ни того, ни другого. Поэтому ей всё равно, в какой оболочке находиться: в той, у которой четыре глаза или семь пальцев.

– А если теряешь голову? После такой потери ты мертвец. Это исключение из правил? – Старик довольно улыбнулся.

– Нет, это подтверждение правила. – Стив не отрывался от просмотра книг. – Так уж получилось, что для человека, а он не единственная физическая форма, голова является хранителем сразу трех, самых важных каналов, через которые душа общается с внешним физическим миром: это слух, зрение и речь. Если лишить душу всех этих каналов сразу, заметьте, сразу, ибо потеря одного из них, или даже двух, не является причиной смерти, то у неё остаются лишь руки да ноги для совершения чисто физических действий. А это не её предназначение. Поэтому она и покидает обезглавленное тело. Вот так. – Коул слез со стремянки и, немного передвинув её, снова поднялся до второго яруса стеллажей.

– Интересная теория, – помолчав, изрек Мюрей.

– Я бы назвал это легкой вспышкой не совсем здоровой фантазии.

– Но даже если допустить такое, почему, покидая тело, душа, также отказывается от всего того, что было с ним связано? Я имею ввиду воспоминания и всё такое. Неужели нам это настолько ненужно? Для чего мы живем заново, вселяясь в младенца и умирая стариком, для чего делать те же ошибки, испытывать туже боль? Разумеется, я далек от мысли, что наша следующая жизнь будет полностью похожа на предыдущую, но ведь не исключено, что что-то повторится?

– О! – Стив громко захлопнул книжку, немного испугав звуком Барнса. – Как это верно! Вот сейчас мы подошли с вами к самому интересному. – Он уселся на ступеньку, лицом к своему оппоненту и, пошарив с мгновение глазами по книжным полкам, в поисках импульса для своего рассказа, сказал: – Насколько я помню, всё началось с распечатки. Так вот, я бы никогда не обратил на неё такого внимания если бы не одна деталь: там говорилось, что прошлую жизнь мне довелось провести, будучи женщиной. Конечно, прозвучит забавно, но иногда я ощущаю в себе некоторые женские начала.

– На мужиков тянет? – шутливо спросил старик.

– Но если единственное отличие, по-вашему, между мужчиной и женщиной заключается в этом, то, – Стив пожал плечами и хлопнул томиком по ладошке, – тогда, наверное, можно сделать такой вывод.

– Конечно, я так не думаю, – попытался оправдаться старик.

– Да ладно. – перебил Коул. – Дело в том, что, действительно, существуют моменты когда я, помимо своей воли, конечно, позволяю себе сделать некоторые чисто женские движения, жесты. И, пожалуй, самое удивительное, что это не машинальное действие: в такие мгновения я именно чувствую себя женщиной. – Стив посмотрел на старика.

– Я в порядке, Мистер Коул, – выдавил он, – … продолжайте.

– Ну хорошо. Так вот, – начал Стив, кладя книжку на место и собираясь с мыслями. – Вы были правы, когда сказали, что две жизни не могут полностью повторять одна другую, но отдельные фрагменты их могут совпадать. Вот почему мы иногда оказываемся в ситуациях, которые до боли поражают нас фактом своего повторения. Общеизвестное дежавю. Если вы прожили две жизни или, допустим, три, то вероятность возникновения таких ситуаций чрезвычайно мала. Однако она сильно возрастает с возрастом в десяток судеб. Наши жизни подобны синусоидам: у каждой своя частота и фаза. Располагаясь на одной временной оси, они пересекаются, но только что упомянутые ситуации – это не точки их пересечения, они только миг, и поэтому мы не успеваем их заметить. Моменты ощущения нечто подобного наступают тогда, когда две разные синусоиды имеют несколько общих точек, то есть частично повторяют друг друга.

– Ну и что?

– А то, что в такие моменты колеи двух абсолютно разных жизней сходятся, и некоторое время мы находимся одновременно в двух жизненных течениях. И вот загадка: почему потом, когда нам предстоит расстаться, мы выбираем новую ветку, а не проторенную. Хотя на этот счет у меня есть кое-какие сомнения. Иначе как быть с внезапными, необъяснимыми смертями.

– Вы полагаете, это именно те случаи ложного выбора пути?

– По крайней мере, обратное недоказуемо, так же, как и утверждение. Это лишь предположение, так сказать, «легкая вспышка не совсем здоровой фантазии», – процитировал себя Стив.

– Да, – протянул Барнс, вытирая лоб, – забавно, честное слово, забавно.

– Однако как это не прискорбно, но из сказанного следует, что, несмотря на всю нашу многожизненность, умереть нам, всё-таки, предстоит, – заключил молодой человек.

– ?!

– Да-да, ибо обязательно наступит такой момент, когда наша очередная жизнь будет полностью состоять из фрагментов, прожитых ранее. А это значит конец фантазии. А что такое душа? Это та же фантазия. Нет фантазии – нет души – нет жизни. Всё. – Стив развел руки в стороны, втянул голову в плечи и надул щеки.

– Но, вообще-то, в моей жизни было… полно неожиданностей, – пролепетал Барнс. – Скорее, она одна, сплошная неожиданность.

– Тогда, я вас искренне поздравляю, Мистер Барнс: вам ещё жить да жить, – добродушно заметил Стив, возобновляя исследование книжных полок.

– Но, если честно, я так и не понял, почему же мы, всё-таки, ничего не помним из наших прошлых жизней?

– Почему же? Кое что помним. – Коул улыбнулся. – Любая боль или радость рано или поздно умирает, оставляя лишь шрамы, при взгляде на которые возникают ассоциации от испытанного ранее. Ведь так?

– Ну-у-у-у-у, – промычал старик, – я слабо представляю себе эти шрамы.

– Я тоже. Впрочем, любую неосязаемую вещь можно представить себе лишь слабо.

– Но тогда …

– Что дает толчок к воспоминаниям? Обстановка, в которой Вы находитесь: картинки, звуки, запахи. Ваша память связанна с физическим миром, то есть единственные свидетели того, что с вами было – это, что вас окружает. Допустим, на дворе ночь. За окном идет сильный дождь. Вы чувствуете себя очень неуютно, потому что год, десять, сто лет назад тоже была ночь и дождь за окном и … сильная молния, которая ударила так близко, что в вашем доме повылетали стекла. А может она даже убила кого-нибудь. Вы никогда не забудете эти переживания, совсем не понимая, что было их первопричиной. Это и есть шрамы. Но меня, например, больше интересует вот какой вопрос: помните, я говорил вам о пересечении жизненных течений?

– Да.

– Так вот, если мы из будущей жизни попадем в прошлую, нам уже будет известен весь её дальнейший ход.

– Полагаю, да. Ведь она уже прожита.

– На первый взгляд, верно. Это как открыть прочитанную книгу посередине. Вроде бы читаешь заново, а конец уже известен. Но это ведь мы в будущей жизни знаем, что прожили настоящую, то есть читая шестой том, узнаем героев, появившихся в пятом. Кто же расскажет нам про нашу настоящую жизнь, если тот, кто должен нам о ней рассказать в будущем, в то самое будущее ещё не попал по той простой причине, что не прожил настоящего. Другими словами, мы можем знать, что пятый том уже прочитан, только читая шестой. Но для того чтобы начать шестой и узнать, что мы читали пятый, нам необходимо этот же пятый сначала прочесть. – Стив на некоторое время замолчал. Похоже, он сам старался понять свою теорию.

– Ну? – подтолкнул Барнс, напрягаю всю свою фантазию.

– Стало быть, замкнутый круг, и нет никакого шанса узнать свое прошлое, никакого. Каждый раз живем заново. Правда, я в этом не уверен. – Как бы находясь под грузом лишенного ясности рассуждения, Стив медленно передвинул стремянку, намереваясь проинспектировать очередной стеллаж.

– Мда, – с оттенком неугасшего любопытства подытожил Барнс, но оставил свои попытки вникнуть в услышанное. Наверное, следовало бы тактично намекнуть на необходимость повтора, но то ли старик не хотел полностью разочароваться в себе, то ли пожалел Стива, полагая, что воспроизвести заново свою мысль тому будет сложно. – Ладно, заканчивайте там ваши исследования и слезайте. Уже почти всё готово.

Скромный ужин мексиканской кухни мирно дожидался своего уничтожения.

– Стынет! – крикнул Барнс.

– Иду, – послышалось в ответ, – ещё секунду.

– Эмили! – послышался чей-то голос.

Стив резко обернулся. Настолько резко, что заставил стремянку слегка покачнуться.

– Мистер Барнс! – настороженно крикнул он, – Мистер Барнс!

– Да.

– Вы что-нибудь слышали?

– Лишь голодное бурчание в желудке.

– Нет, я серьезно. Вы меня звали?

– По-моему, это единственное чем я занимаюсь.

– А как вы меня позвали в последний раз?

– Словом «стынет». Это вас оскорбило?

Стив внимательно осмотрелся вокруг.

– Здесь никого нет кроме нас?

– Прекратите, Мистер Коул, конечно, нет. Спускайтесь, поболтаем за столом.

«Странно, – подумал Стив, – что за чертовщина». – Однако не столько факт происшедшего волновал его, сколько реакция на этот факт. Он отнюдь не испугался. Напротив, ему даже казалось, что он был готов услышать это слово. Он откликнулся на него так как будто за спиной раздалось его собственное имя: Эмили.

«Причем тут Эмили?» – подумал Стив и добавил вслух: – я иду!

– Эмили, не гони! – Снова тот же голос.

На этот раз Стив обернулся очень резко. Стремянка качнулась и, на мгновение, остановилась в неустойчивом равновесии. Секунда и …

– Аа-а-а… – закричал Стив, срываясь с самой верхушки складной лестницы.

Глава 3

Женщина упала на землю, но довольно мягко. Так, по крайней мере, показалось. Строптивая лошадь, сбросив наездницу, немного успокоилась и замедлила шаг. Из-за столов, скрытых слабой тенью деревьев и занятых небольшими группами людей, послышались возгласы ужаса и испуга. Умиротворенная атмосфера июльского полудня 1853 года впала в секундное оцепенение. Несколько женщин, потрясенные увиденным, позволили себе легкий обморок. Мужчины, находившиеся неподалеку, моментально ринулись к упавшей всаднице. Однако к желанию оказать элементарную помощь примешивалось ещё одно, более побудительное.

– Всё в порядке, господа, – сказала, лежащая на земле, женщина. Твердость голоса убеждала в искренности и ясно давала понять, что помощь не нужна. Первые добродеятели, боготворившие свою проворность, уже смаковали в своем воображении сцену, в которой им отводилась роль спасателей, когда этот уверенный женский тон обдал их холодом реальности. Застыв в нерешительности, несостоявшиеся герои глупо мялись с ноги на ногу, с досадой осознавая, что стопроцентная возможность обратить на себя внимание, став на некоторое время необходимой опорой, растаяла, как дым. Ни один из них так и не отважился подойти ближе и подать руки.

Похоже всадница, привлекательная, среднего роста женщина лет тридцати, ставшая причиной такого бурного волнения, не слишком баловала мужчин своим вниманием, тогда как на его недостаток с обратной стороны жаловаться не приходилось.

Внезапно какой-то мужчина, спрыгнувший с лошади, несущейся следом, продрался сквозь образовавшийся круг из статных красавцев, подскочил к лежащей на земле даме и присел рядом с ней на колено.

– Как хорошо, что на мне не мужской костюм, – продолжала молодая женщина, пытаясь выпутаться из величественно пышного платья, так поражавшего своей белизной, – иначе… – Она никак не могла подняться. – Будьте добры руку, граф. – Её голос смягчился при обращении к сидевшему рядом мужчине. Тот потянулся, намереваясь взять женщину на руки.

– Только руку, – чуть жестче сказала она, вынуждая повиноваться.

Толпа расступилась и пропустила образовавшуюся пару, которая медленно направилась к величественному особняку. Предстояло пройти не более ста метров, однако путь лежал через лужайку, уставленную дюжиной столиков, и сквозь сотню пристально следящих глаз. Женщина чувствовала себя неуютно: будучи сильной во всех отношениях, ей приходилось сейчас держаться за мужскую руку крепче обычного. Она почти повисла на руке графа, но всё же пыталась перебирать ногами.

– Позвольте, я донесу вас, – в очередной раз предложил провожатый.

– Я поражаюсь вам, Ричард. Вроде бы говорим на одном языке.

– Мне не понятно ваше упрямство, Миссис Уайт.

Женщина резко остановилась и, повернувшись к мужчине, бросила слегка гневным тоном:

– Неужели вы до сих пор не усвоили моих слабостей? Разве я похожа на человека, который, нуждаясь в чем-то, будет ждать пока это предложат?

Со стороны подобная раздражительность едва ли была объяснима. Скорее всего, недовольство было следствием не избыточной и настойчивой заботливости спутника, а рождалось той неловкой ситуацией, что будет предметом обсуждения всех гостей на ближайшие несколько часов.

– Жанет! – Женщина позвала служанку, со всех ног бежавшую к ней. Освободившись от мужской руки, Миссис Уайт, тем не менее, ласково поблагодарила за поддержку и медленно побрела в сторону центрального входа в особняк. Вскоре служанка уже участливо помогала своей госпоже. Ричард ещё некоторое время стоял и смотрел вслед удалявшейся паре. Когда женщины отошли уже достаточно далеко, он заметил, как служанка обернулась и, стараясь, очевидно, скрыть истинный предмет своего интереса, окинула взглядом большую территорию.

– Он всё ещё стоит, – пролепетала она, но Эмили Уайт, казалось, не слышала её.

Тем временем, оказавшись в усадьбе, Эмили дала волю своей слабости. Она еле волочила ноги по блестящему мраморному полу огромного холла, который был до того отполирован, что мог легко выполнять роль зеркала.

Добравшись до центральной лестницы, ведущей на второй этаж, она произнесла слабым голосом: – Спасибо, Жанет. Я поднимусь сама, а ты захвати теплой воды и полотенца.

– Да, мэм, – пролепетала служанка и скрылась в лабиринте из комнат.

Эмили продолжала стоять у подножья лестницы, собираясь силами и не решаясь начать восхождение. Она подняла руку и коснулась лба: он показался ей обжигающе горячим. Затем та же рука, скользнув вниз, прикрыла глаза, уже скрытые от света мягким покрывалом век. У Эмили кружилась голова, и боязнь упасть заставила её крепче ухватиться за перила.

В этот момент в холл робкими шагами вошел мужчина. На нем был дорожный костюм, и хотя на лице проступала усталость, мужчина выглядел весьма привлекательно. Только вот в данную минуту этого никто не мог оценить, ибо в огромном холле не было ни души, кроме одинокой женщины, да и то стоящей к нему спиной. Не слишком уверенные шаги и любопытствующий взгляд мужчины выдавали в нем человека, оказавшегося здесь впервые и чего-то искавшего. Или кого-то. Пройдя чуть глубже, он окончательно убедился, что ему не удастся встретить ни одного сгоревшего от желания поприветствовать его существа и уже собираясь уйти, он внезапно увидел силуэт женщины, или вернее, великолепного женского платья, вычерченного на фоне яркого солнечного света, что вливался в холл сквозь крупное окно, расположенное на верхней площадке, где лестница расходилась в разные стороны.

– Простите, – начал он, предварительно оглядевшись и удостоверившись, что ему не к кому больше обратиться.

Реакции не последовало.

– Меня зовут Джефри Оуэн, – чуть громче продолжил мужчина, медленно направляясь в сторону потенциального собеседника. – Я бы хотел видеть господина Кристофера Оуэна. Он мой дядя. Буду очень признателен, если вы … – он подошел почти вплотную к женщине, но она не изменила своего положения, – … если вы… – медленно повторил он и оглянулся. Нет, что-то здесь не так. Когда он вновь повернулся к женщине, она оказалась на пару футов ниже: она падала! Мужчина едва успел подхватить её на руки: «Боже, какая же она легкая! Платье, наверное, весит больше».

Шелест шагов позади него вернул обстановке реальность. Он медленно повернулся и увидел изумленную служанку, которой, ещё немного и, пришлось бы прибегнуть к помощи рук, чтобы удержать глаза там, где они должны находиться. Его вопрос прозвучал буднично:

– Куда нести?

Глава 4

– Сюда, пожалуйста. Только осторожно, Мистер МакСтейн, там крутая лестница.

Через мгновение крутизна лестницы была описана в самых живых выражениях.

– Какого черта, Раян, неужели нельзя было зажечь свет? – эта фраза завершала гневное бурчание, которому предшествовал характерный грохот упавшего тела.

– Да кто бы знал где его зажигать, сэр, – послышалось возражение. Голос выдавал привычку подчиняться. – В этих коридорах ничего не разобрать.

– Далеко ещё? – нетерпеливый и требовательный тон не столько спрашивал сколько выражал недовольство.

– Нет, уже близко.

– Господи! – в отчаянии воскликнул ведомый, – Пятница, вечер, столик заказан, в кои веков я провожу уикенд с девушкой. Целый день я считал минуты. Минуты!!! И тут этот … Сэм, – последнее слово вышло с трудом.

– Мне говорили, вы большие друзья.

– Да я его убью!!

– Тогда уж вам, наверняка, не встречаться с девушками ещё очень долго.

– Ты лучше говори куда идти и … – говорящий спотыкнулся и едва не растянулся на полу, – нет, я его точно убью! – Высказанное решение не оставляло сомнений в его окончательности. Оставшуюся часть пути мужчины проделали молча; один – потея и негодуя от злости, другой – едва поспевая.

Наконец они достигли последней двери и человек по фамилии МакСтейн, с силой распахнув её, ворвался в огромное помещение, заставленное в строгом порядке высокими стеллажами, полными книг. Быстро окинув взглядом всё пространство, он заметил в самом конце центрального прохода двух человек, сидящих за столом. Хотя до них было примерно метров тридцать, одного, из сидящих, он решил поприветствовать уже сейчас.

– Сэм, твою мать! Какого дьявола тебе нужно? Ты посмотри на часы! Ты понимаешь, что ты делаешь? Я рассказал тебе про свои планы вовсе не для того, чтобы ты нашел в них место для себя! – Оратор быстро сокращал расстояние, двигаясь огромными шагами. – Ты только подумай, где сейчас находятся мои мозги! Я бесполезен, разве это не ясно? Я здороваться ни с кем не могу, у меня руки влажные. Я уже снимаю с неё платье, ты это понимаешь? Ну, в чем дело? – последний вопрос был задан практически с полуметра.

– В Генри Джойсе, – последовал хладнокровный ответ, автор которого сумел безошибочно определить основной смысл речи и выбрать ключевую фразу, отводя всему остальному лишь роль лирического вступления.

– И? – возбужденный мужчина требовал продолжения.

– Успокойся, Саймон, – всё тот же хладнокровный голос, – присаживайся и слушай внимательно. – Говорящий подался вперед и, облокотившись на опертые о стол локти, проговорил медленно и отчетливо, – у нас живой, ты слушаешь (?), живой свидетель.

Информация, очевидно, была сногсшибательной, иначе не объяснить того пристального взгляда, которым только что сообщивший её пялился на своего партнера, ожидая увидеть, по крайней мере, отвисшую челюсть. МакСтейн, а именно его челюсть предполагалось увидеть отвисшей, казалось, вовсе пропустил это мимо ушей. Мельком взглянув на второго человека, сидящего рядом, он вновь уставился на Сэма и через секунду, склонившись над столом, словно передразнивая своего собеседника, медленно и четко произнес:

– В деле Генри Джойса «живой» и «свидетель» – понятия взаимоисключающие. – Затем он резко откинулся на стул и воскликнул уже более грубо: – Кончай мне дерьмо на уши вешать!

– Расслабься, Саймон, – невозмутимый голос Сэма терпеливо сносил откровенную злость и безропотно стряхивал налипшие грубости со своего хозяина, – мне очень жаль, что так вышло.

Сэм встал из-за стола и неторопливо направился к неподвижно сидящему напротив пожилому человеку, который за всё это время не произнес ни звука и с удивлением наблюдал за словесной перепалкой.

– Но если сейчас, – продолжал он, проходя за спиной Саймона, – существует вероятность, что ты даже скажешь мне спасибо, то если бы я не вызвал тебя, ты бы убил меня, наверняка.

К этому моменту Сэм уже стоял рядом с пожилым человеком.

– Мистер Барнс, – он слегка наклонился обращаясь к старику, – это детектив МакСтейн. Будьте добры, повторите ему то, что только что рассказали мне.

Прошло несколько секунд прежде чем до слуха донеслись скрипящие звуки.

– А чего рассказывать? – неохотно начал старик, – я, вообще, не понимаю в чем дело. Человек просто упал с лестницы, понимаете, случайно упал. Несчастный случай. Вы что же думаете это я его оттуда скинул?

– Чтобы думать нужно знать. – Мягкий голос Сэма выступал в роли успокаивающих пилюль. – Мы пока ничего не думаем так как ничего не знаем. Вы бы могли нам помочь.

– Чем? Я не понимаю, о чём говорить? Я уже всё рассказал.

– Начните сначала.

Возникла небольшая пауза, во время которой старик пытался справиться с переполнявшим его негодованием. Он нервно постукивал пальцами по столу и его прищуренные глаза скакали с предмета на предмет.

– Как его звали? – подтолкнул Сэм. В его манере вести беседу было что-то от специалиста из реабилитационного центра для наркоманов или людей увязших в глубокой депрессии. Его тон не требовал ответа, а, скорее, своей теплотой и участливостью, приглашал излить душу.

– Стив Коул, – пробормотал Барнс и посмотрел на, непонятно чего, ожидающих следователей. – По крайней мере, он так представился. – Старик замялся и опустил глаза, не выдержав той пристальности, с которой его исследовали.

– Он задержался тут, последний был. Все уже ушли. Ну, разговорились. Я предложил ему поужинать здесь. Он согласился. Потом спустились сюда … и .. потом я там .. ужином занимался, а он, это, книги смотрел. Ну, и.. я услышал только грохот… потом позвонил в больницу .. и всё.

– Вы всегда приглашаете поужинать припозднившихся посетителей? – Сэм, как обычно, был вежлив.

– Первый раз.

– Он сам предложился?

– Нет, нет, это была моя инициатива.

– Тем не менее, он охотно согласился?

– Я бы не стал этого утверждать.

– И всё-таки, почему же именно его? – дотошничал Сэм.

На лицо Барнса легло выражение задумчивости.

– Не знаю. – Он пожал плечами и продолжал настолько медленно, что казалось придумывал окончание слова только тогда, когда уже сказал первую его половину, – он.. какой-то… не..обыч..ный.. не..предсказуемый… не..логичный, вот! Нелогичный! – Последнее определение было по его мнению самым точным.

– Понимаю. Хорошо, и когда вы…

– Что он читал? – резкий голос МакСтейна неожиданно вклинился в разговор, грубо оборвав беседу.

Старик вздрогнул. Только-только начиная успокаиваться от обходительного тона одного из следователей, он внезапно вновь был брошен в состояние неуютного самочувствия. Сэм тоже испуганно дернулся, однако на его губах задержалась едва заметная улыбка, которая дополнила выражение сверкающих довольством глаз. Он добился того, чего хотел и, лениво откинувшись на спинку стула, с удовольствием и вниманием ждал развития несколько запоздалой инициативы МакСтейна. Кстати, их стили добывания информации разнились кардинально. Если отвечая на вопросы Сэма, вы чувствовали, что спасаете свою душу, то удовлетворяя любопытство МакСтейна, вас посещало убеждение, что вы спасаете свою жизнь.

– Да… фантастику какую-то, – буркнул старик.

– А именно?

– Я не знаю, не обратил внимания. Он заказывал много книг.

– А где они?

– Наверху, в читальном зале … в тележке. Я их ещё не успел разложить.

– Раян! – повышенным голосом позвал МакСтейн, запрокидывая голову и ожидая услышать ответ из-за спины.

– Да, сэр. – Молодой человек, не так давно приведший детектива, сделал шаг вперед.

– Сходи наверх, посмотри что к чему.

– Вы, что, мне не верите?! – широко открытые глаза Барнса выразили гораздо больше упавшего голоса.

– Отнюдь, мне лишь интересен его вкус, – спокойно возразил МакСтейн в тон звонкому эху удаляющихся шагов. Затем он сунул руку в боковой карман пиджака и вытащил пачку сигарет. Наблюдая пристальным взглядом за сторожем, он поставил пачку на стол и ловко повертел её, периодически касаясь потертого дерева одной из её сторон.

– Здесь, наверное, нельзя курить? – спросил МакСтейн, так и не дождавшись реакции Барнса на свои действия.

– О, да, конечно, нет, – спохватился старик, наводя резкость в своем взгляде

– Успокойтесь, Мистер Барнс. – Детектив убрал пачку обратно в карман. – Ничего страшного не происходит, обыкновенное любопытство ищеек.

– Да, да,.. конечно. Я.. просто никогда не имел дело с полицией.

– О чем вы с ним говорили?

– О разном.

– А конкретнее? – Видя, что старик снова повис в задумчивости, МакСтейн продолжал: – Хорошо. Что вы имели в виду, когда назвали его нелогичным?

Старик глубоко вздохнул и, надув щеки, выпустил воздух.

– Право, не знаю как объяснить. Понимаете, при разговоре с ним нельзя отвлечься или пропустить слово. Он всё время держит вас во внимании.

– И что же удивительного он вам рассказал?

– Мы говорили об абсолютно обычных вещах. Однако его взгляд на эти вещи, его точка зрения – вот что было необычным, нелогичным, непривычным, и это увлекало. И ещё, его непредсказуемость. Но это, наверное, следствие нелогичности. Мне непонятно как, начав разговор о военной технике, например, можно закончить его обсуждением женского нижнего белья. Он очень неожиданно меняет темы. Вам приходиться думать, когда вы говорите с ним. Постоянно думать.

– Вы затрагивали тему денег?

– Нет, – раздумывая выдавил старик, – хотя, косвенно…

– Как косвенно?

– Ну, он в шутку сказал, что, воспользовавшись моим доверием, украдет ценные издания.

Следователи переглянулись между собой, после чего МакСтейн встал из-за стола и, сунув руки в карманы брюк, с занудством маятника, стал медленно топтаться взад и вперед. Сторож внимательно следил за ним, а Сэм, почесывая подбородок, копался в своих собственных мыслях.

– Возможно, это была не такая уж и шутка, – наконец изрек тот, кому лучше думалось стоя.

– То есть? – почти с ужасом вырвалось из хрипящих старческих легких.

Однако МакСтейн не успел изложить свои догадки, ибо в этот момент входная дверь скрипнула, и все трое, дружно обернувшись, увидели силуэт, уверенно двигающийся в их направлении. До тех пор, пока фигура не вошла в зону света, никто не шелохнулся и не проронил ни слова. Первоначально, Барнс, впрочем, как и компания, полагал, что это тот молодой человек, Раян, которого отправили наверх для проверки книг. Однако очень скоро он понял, что ошибся. Приближающая личность была ему незнакома, что в тоже время вовсе не означало, что она также незнакома двум его собеседникам.

– Элиот?! – удивление буквально вышибло Сэма со стула. – Какого дьявола ты здесь делаешь? Я же сказал оставаться в больнице.

– Боюсь, но сейчас там от меня никакого толка. Вся клиника набита людьми Джойса. Они никого не пускают.

– А ты разве никто?

– Нас тем более. И журналистов. – Новое действующее лицо добралось до места действия. – Я оставил там Майлса, он за всем проследит. А вот это думаю вас заинтересует. – Мужчина вытащил аккуратно сложенный листок из внутреннего кармана пиджака и протянул его Сэму. Быстро пробежав глазами по тексту Сэм взглянул на сторожа и, с недоумевающим видом, передал бумагу МакСтейну. Пока тот проделывал аналогичную процедуру, Сэм обратился ко вновь пришедшему:

– Какие-нибудь ещё новости?

– Непроверенные.

– ?

– Говорят, что он умер.

Сэм не успел удивиться.

– Мистер Барнс, вы утверждаете, что видели некоего Стива Коула первый раз в своей жизни? – Вопрос МакСтейна был снова тверд и резок и застал старика как раз в тот момент, когда он уже открыл рот для выражения реакции на услышанное.

– Да.

– Вы писали что-нибудь в его присутствии?

– Нет.

– Давали ему какие-либо документы, бумаги, записки?

– Нет.

– Это ваш почерк? – МакСтейн положил перед стариком только что прочитанный лист.

– Да. – вглядевшись, ответил тот.

– А подпись?

Глаза Барнса спустились по тексту:

– Да, моя.

– Будьте добры вашу ручку. – Детектив указал на верхний наружный карман. Полученной ручкой МакСтейн чиркнул на полях листа. Чернила были идентичными. По крайней мере, визуально.

– Значит, вы говорите, что никаких бумаг ему не давали?

– Нет, а…

– У вас есть богатые родственники?

– Нет.

– Вы уверены?

– Послушайте…

– Хорошо, – МакСтейн признал свою чрезмерность, – хорошо, – уже в задумчивости.

– А это что? – старик кивнул на бумагу, которую детектив всё ещё держал перед своими глазами.

– Это? Здесь вы приглашаете к себе нотариуса в понедельник, к 10 утра.

– Я?! Почерк мой … – недоумевая, пробормотал Барнс – … и подпись, … но я этого не писал. А откуда это?

– Из его пиджака. Я там похозяйничал чуток, пока меня не попросили, – ответил Элиот.

– Странно, – Барнс погрузился в глубокое недоумение.

Воцарившееся безмолвие нарушил хорошо знакомый скрип извещающий, о том, что ещё один человек вошел в хранилище. На этот раз этот был Раян.

– Ну? – потребовал МакСтейн, как только этого позволило расстояние.

– Чудеса, – ответил тот, – я не могу сказать, что много читаю, но неужели стиль любовного романа так изменился, что его можно спутать с фантастикой. Потрясающая увлеченность мыльными сказками, сэр. Двадцать шесть книг и все на одну тему: романы о любви. Вот абонементная карточка, она лежала там же. – Он протянул тоненькую книжечку детективу. – К тому же, я полистал часть книг. Название соответствует содержанию.

– Почему вы решили, что он читал фантастику? – спросил МакСтейн, бегло просмотрев список.

– Я заглянул к нему в книгу, прежде чем он её закрыл. По крайней мере, это был не роман о любви, – несколько отступил Барнс.

На какое-то время обстановка вновь погрузилась в неопределенность.

– Ну ладно, бог с ним, – выдохнул следователь и, подняв руку, коснулся своего лба. Немного потерев виски, он принялся за глаза, проводя пальцами по контуру век. – Бог с ним, – ещё раз повторил он, но уже обдумывая дальнейший ход беседы. – Мистер Барнс, – начал детектив и медленно зашагал в направлении своего слушателя, – боюсь, но, – его взгляд, который, казалось, блуждал подобно его мыслям, на какое-то мгновение выхватил из тесноты боковых коридоров тускло освещенный уголок, очень похожий на рабочий кабинет. Диван, стулья, большой стол, накрытый на двоих, – вы попали не в очень неприятное положение.

– Простите?

Детектив посмотрел на старика глазами, лишенными выразительности, и его следующий вопрос был таким же бесцветным:

– Вы читаете газеты?

– Редко. Мне хватает книг.

– Но тем не менее, вам ни разу не попадалось имя Генри Джойс?

– Нет. Не помню.

– Впрочем, – МакСтейн снова поднес руку ко лбу, – между ним и вашим удивительным гостем можно поставить знак эквивалентности.

Старик молчал.

– Неважно, что он вам рассказывал про себя: можете забыть об этом. Человек, с которым вы провели сегодня вечер, на самом деле … очень богат. – МакСтейн углубился в боковой проход, не скрывая свой интерес к псевдо рабочему кабинету. – Достаточно богат, чтобы… – он подошел к столу и остановился, внимательно изучая приготовления к, так и несостоявшемуся, ужину. Затем, взяв от одного из приборов нож, ловко покрутил его между пальцев, – …скажем, …чтобы ни в чем себе не отказывать. Вы не возражаете, – детектив обернулся и показал сторожу нож, – …если я с ним немного поиграюсь?

При слабом свете старику было трудно понять, о чем идет речь. Возможно, Барнс так и не разобрал, что находится в руках у следователя, и его ответ прозвучал скорее как жест вежливости:

– Пожалуйста.

– Благодарю. Мне необходимо что-нибудь вертеть в руках, когда я пытаюсь в чем-то разобраться, – попытался объяснить МакСтейн, – Да, и могу вас уверить, ему, вашему сегодняшнему гостю, очень даже есть где провести вечер, а не коротать время в библиотеке.

– Хорошо, ну а я здесь причем?

– Помните мой вопрос относительно ваших родственников? Вы абсолютно уверены, что у вас нет близких, которые были бы достаточно состоятельными?

– Абсолютно. А вы хотите меня переубедить?

– Видите ли, Мистер Барнс, у Генри Джойса, или Стива Коула, если вам угодно, не было богатых родителей. Он не выигрывал крупные суммы в карты и ему вовсе не везло с тотализатором и лотереями. До 27 лет он был самым обыкновенным человеком, который снимает квартиру в захудалом районе, нигде не работает больше полугода и едва сводит концы с концами. И вдруг, умирает некто Боб Удворд, владелец сети магазинов в Манчестере и Ньюкасле. Сердечный приступ, смерть ничем непримечательная. Однако после этого произошли уникальные вещи. – МакСтейн искусно вертел нож, рассказывая неспешно и почти с выражением. – Согласно завещанию, 90 процентов его состояния перешло к … Генри Джойсу, знакомство с которым ставили под сомнение даже самые близкие Удворда.

Детектив сделал паузу, но вовсе не для того, чтобы проверить, какое впечатление произвели его слова. Поискав следующую мысль, он продолжал:

– Разумеется проводились всякие уголовные расследования и судебные разбирательства, но все документы были оформлены безукоризненно и являлись единственно истинными, как любая истина подлинна в своей единственности. – Последние слова были произнесены философским тоном и сопровождались свойственным в подобной ситуации застывшим взглядом со сбившимся фокусом. – Кстати, довольно нашумевшее событие. – МакСтейн вернулся из задумчивости. – И, честно говоря, я полагал, что о нем слышали все, но, оказывается, почти все.

Снова пауза. Такой рванный ритм рассказа немного нервировал старика и подталкивал к мысли, что все ждут от него вопроса. Но он продолжал молчать.

– Это было пять лет назад, – возобновил повествование МакСтейн. – Через полгода об этом уже никто не вспоминал и, вероятнее всего, не вспомнили бы уже никогда, если бы не смерть Джоржа Челси. Кстати говоря, его гибель волновала всех тогда меньше всего, хотя умер он при весьма загадочных обстоятельствах. Бомбой стало оглашение завещания, в котором говорилось, что новым владельцем огромной строительной корпорации «Хайлэндс», а также держателем контрольного пакета акций концерна «Уэйвс» является … Генри Джойс. Поиски причин подобного казуса, а также попытки оспорить подлинность документов, ни к чему не привели. Сам же Генри Джойс воздерживался от каких либо комментариев, заменяя свое присутствие, где это было возможно, доверенными лицами. После первого случая с Бобом Уодвордом, его, вообще, мало кто видел в живом варианте.

– А его знакомство с Челси? Они были знакомы? – решился на вопрос Барнс.

– Почти. Правда, что это было за знакомство никто не знает. Несколько человек из окружения Челси утверждают, что видели своего босса в компании Джойса буквально за несколько дней до трагического происшествия. но о чем они говорили, что у них было общего, – МакСтейн пожал плечами, – этого не знает никто. Кроме самого Джойса, разумеется.

– Может это был шантаж? – осмелился предположить Барнс.

– Может быть. Это может быть всё, что угодно. Мы пытаемся найти ответ вот уже четыре года, но до сих пор в этом деле есть только титульный лист. Да и на нем я бы вместо точек поставил вопросительные знаки.

– Версия шантажа была самой первой и, кстати говоря, основной, – неожиданно вклинился Сэм, – однако все «клиенты» Джойса дружили с законом, да и находились, скажем так, в том возрасте, когда нравственность становиться более устойчивой, чем некоторые части тела.

– После Челси были Уолш, Доннер и Ходсли, – основной рассказчик вновь перехватил инициативу, – добровольно отказавшиеся в пользу Джойса на сумму около одного миллиарда долларов. Причем, ни один не объяснил причин своего поступка, ровно как не оставил ни единой зацепки для следствия. И вот теперь вы. – МакСтейн остановился.

– А я здесь причем? – промямлил Барнс. – Вы думаете, я имею к этому какое-то отношение?

– Я вам могу сказать, что я думаю. Кем бы ни был Генри Джойс, одной из его особенностей было то, что он всегда знал несколько больше о людях, с которыми общался, чем те сами о себе. Могу вас уверить, его интерес к вам – это вовсе не желание расширить круг своих знакомых. Хорошо иметь деньги. Плохо не знать, что они у тебя есть. По какой-то невероятной случайности, назовем её так, – МакСтейн остановился перед стариком и несколько секунд пытливо смотрел на него, в надежде уловить в ответном взгляде реакцию на немного скользкий тон, – вам удалось избежать участи некоторых ваших коллег по богатству. Но есть ещё одно обстоятельство, последствий которого вам следовало бы избежать также. До настоящего времени тайна Генри Джойса была известна только ему и, возможно, единицам из числа особо приближенных. Но сейчас существуете вы, и вы единственный вне этого окружения, кто эту тайну, может быть, знает.

– Но я ничего не знаю, клянусь! – Барнс был в отчаянии.

– Это вы так думаете. Мы тоже можем так думать. Но им вы этого не докажете. Их даже не интересует было ли это убийство, самооборона, несчастный случай или ещё что-нибудь. Они лишь соблюдают правила игры. И если в ваших руках пистолет, им безразлично собираетесь вы им воспользоваться или нет. Они просто не любят людей с оружием. – МакСтейн замолчал и, опустив глаза, пару мгновений наблюдал за ловкостью своих пальцев, играющих с острым лезвием ножа. – И так, Мистер Барнс, сейчас мы едем в участок, и там я надеюсь услышать от вас самый подробный рассказ о сегодняшнем вечере и, в особенности, о некоем Стиве Коуле. – МакСтейн снова посмотрел на свою кисть и, резко обернувшись, с силой швырнул нож в доску для дартса, которую приглядел до этого.

Лезвие вошло почти на две четверти…

Глава 5

– Хороший бросок, а? – с восхищением воскликнул грузный джентльмен, и ещё несколько голосов сделали тоже самое. Чудесный июльский день был в самом разгаре, и тенистые поляны парка являлись наилучшим местом для послеобеденной болтовни. Группа мужчин разного возраста и калибра, разомлев от плотной трапезы, расположилась недалеко от массивного дуба.

– Ерунда, – возразил мужчина лет пятидесяти, седовласый, голубоглазый и подтянутый, в противоположность своему толстому собеседнику, – таких мишеней на охоте не бывает.

– Ну ладно тебе, Кристофер. – Толстяк скорчил гримасу. – Вечно ты. Признай, отличный бросок.

– Для пианиста, но не для настоящего охотника.

– Чего ты хочешь? – прозвучало раздраженно, хотя без малейшего намека на злость.

Кристофер посмотрел вниз, на бокал шампанского в своей руке и, слегка поболтав остатки, залпом осушил его.

– Видишь вон то дерево? – Он указал за спину своего собеседника рукой, в которой держал пустой фужер.

Тот обернулся:

– Ну?

– Вернее, ту самую нижнюю ветку, что …

– Уильям! – крикнул толстяк в направлении группы молодых людей, сосредоточившейся неподалеку, и, увидев, что его зов достиг цели, махнул рукой. – Иди сюда!

От шумной компании отделился юноша, автор того самого броска, который, по всей видимости, сейчас и обсуждался большей частью мужской половины. Юноша понимал, что его бросок заслуживал уважения и, подойдя к двум пожилым мужчинам, посмотрел на них горящими глазами, ждущими заслуженной похвалы.

– Видишь вон то дерево, сынок? – указал подозвавший к себе юношу.

– Да, папа, – четко ответил молодой человек, проследив взглядом за вытянутой рукой. Выражение его лица осталось прежним, но глаза немного потускнели.

– Мистер Оуэн хочет, чтобы … – толстяк повернулся к другому мужчине, предлагая продолжать.

– Уильям, малыш, – рука Кристофера нежно обняла юношу за плечи, – та, самая нижняя ветка, что под прямым углом отходит от ствола, видишь её?

– Да, сэр.

– 10 ярдов, Я хочу, чтобы ты доказал, что являешься настоящим охотником.

«Вообще-то, мне ближе медицина» – вертелось на языке, но юноша воздержался от комментария, разумно полагая, что добьется этим лишь неодобрительного взгляда своего отца. Кроме того, людей, находящихся в слабом подпитии, обыкновенно трудно бывает переубедить, а именно в этом состоянии пребывали сейчас Кристофер Оуэн и Боб Паркер.

Впрочем, если снабдить свой взгляд атрибутом внимательности и слегка осмотреться, то легче было бы сосчитать людей, которые в данный момент в таком состоянии не находились.

Большое количество строго одетых джентльменов и дам в роскошных платьях, утолив полуденный голод, в настоящую минуту заслуженно отдыхали. Часть продолжала сидеть за столиками, аккуратно расставленными на окраине обширной лужайки и скрытых прохладной вуалью шепчущихся деревьев, а часть, кто парами, кто в одиночестве, наслаждалась неспешным променадом, в беспорядке блуждая по зеленому бархату поляны.

Скопление женщин, большей частью немолодых, собравшихся справа от места недавнего потчевания, являло собой весьма умиротворенную картину: заслуженные дамы света, окруженные особами, только-только начинающими знакомиться с этой частью своего бытия, пытались превзойти друг друга в искусстве сплетен и слухов. Всё это делалось с таким умением и мастерством, что не оставалось ничего другого, как жадно впитывать самые пикантные моменты светских интриг.

Чисто мужское общество, разбитое на небольшие группы, располагалось слева. Расстегнутые, а иногда и вовсе снятые пиджаки, перекинутые через руку или плечо, руки, отягощенные неполными бокалами разной выпивки, рассеянное внимание, в сочетании с искренним желанием не дать обнаружить своего безразличия к обсуждаемой теме – всё это, и ещё, по всей вероятности, непристойные, если не сказать пошлые, анекдоты, хоть как то спасающие от атакующей дремоты, в легких штрихах давало представление о положение дел в лагере менее прекрасной половины человечества.

Воздух был наполнен ароматом лета и неосознанным предвкушением чего-то необычного. Все ждали. Ждали восхитительного бального вечера, намеченного на завтра в огромном танцевальном зале, который наверняка, как это случалось раньше, поразит непредсказуемостью своего оформления. Ждали диковинных блюд, экзотически заманчивых и одинаково поражающих, как своим внешним видом, так и вкусовыми достоинствами. Ждали жутко захватывающего действа, которым непременно бывала охота, устраиваемая через день после бала, с большим количеством собак, красивыми лошадьми и легким возбуждением от мнимой опасности. Однако все ожидали чего-то ещё.

Каждый год, на целую неделю, величественная усадьба Грин Касл, хозяином которой являлся Кристофер Оуэн, становилась своеобразной Меккой, куда, на семь чудесных дней, съезжались, пресытившиеся городской суетой, аристократы.

Времяпровождение в обстановке удивительного сочетания рукотворной роскоши и почти нетронутой дикой природы было сказочным. Быть среди гостей означало не только запастись пищей для приятных воспоминаний на весь год, но и приобрести весьма ценную репутацию человека, побывавшего на приеме в Грин Касл.

Однако существовало ещё одно обстоятельство, которое придавало этому событию оттенок специфичности. Всякий раз на нем случалось что-то необычное. Оуэн любил удивлять и на каждый сезон обязательно готовил какой-нибудь сюрприз. В основном, это были сюрпризы, напрямую зависящие от степени набитости кошелька.

Для Кристофера Оуэна, как человека неприлично состоятельного, практически не существовало вещей, которые бы он не мог себе позволить. Постепенно его безграничные финансовые возможности стали оказывать определенное влияние на диапазон его поступков, иногда синонимичных со вседозволенностью и пренебрежительным отношением к окружающим. Такие приступы не были долгими, однако об их исполнителе уже существовало твердое мнение, как о человеке со странностями. Никто, в то же время, не собирался осуждать или высказывать «фи» устроителю такой прекрасной летней недели; в конце концов, каждый имеет право на капризы. Да, существовала ещё одна деталь: она касалась пари.

– Хорошо, сэр. – Юноша развернулся и зашагал в направлении своей старой компании, которая с любопытством следила за его разговором.

– Мой сын – настоящий охотник. – Толстяк Паркер восхищенно провожал взглядом свое дитя. Кристофер делал тоже самое, однако значительно менее восхищенно.

Вскоре реальность выбранной мишени и расстояние, оговоренное для её поражения, стали темой живейшего обсуждения молодой компании, одному из членов которой предлагалось подтвердить должный уровень своих охотничьих достоинств. Юноша уже отмерил нужную дистанцию, когда любопытствующие, уважительно замолкая, заняли зрительские позиции. Сняв пиджак и передав его пареньку, услужливо толпившемуся поблизости, Паркер-младший тщательно уложил нож на свою ладонь и внимательно прицелился. Цель действительно была неразумной, и этого мнения придерживались все, за исключением Оуэна, который казалось вообще не интересовался исходом им же поставленного испытания. Или он его уже знал?

– Смотри, смотри. – С гордостью любуясь на своего сына, толстяк толкнул Кристофера в бок. В ответ, тот всё-таки повернул голову, однако, высоко поднятые, брови так и не смогли приподнять опущенные веки, а нижняя часть лица не избавилась от застывшей полуулыбки. Вероятно, Оуэна даже немного забавляло, что кто-то всерьез пытается одолеть такую задачу. Выбранный им сук, почти перпендикулярно отходивший на уровне груди от основного ствола, уже у своего основания едва ли превышал пять дюймов в диаметре. Во что превращалась такая толщина с расстояния в 10 ярдов, можно было легко представить.

Юноша замер на несколько секунд, затем резко распрямил руку, выбрасывая нож. Сверкающее лезвие, разрезая воздух, со свистом полетело в цель, но не поразило её, а лишь срезало узкую полоску коры с верхней части ветки. Среди собравшихся послышались оценивающие комментарии. Юноша попробовал ещё раз, потом третий, но эти попытки оказались менее удачными, оставляя мишень не пораженной, а претендента – с нерадужной перспективой в необходимости совершенствоваться.

Постепенно реакция публики перешла во вполне оправданный ропот, основное содержание которого сводилось к определению степени разумности предложенной цели и к вероятности возникновения подобной ситуации в реальной охоте. Роль главного возразителя, несомненно, принадлежала старику Паркеру, так огорчившемуся неудачей сына, что он почти задохнулся от обиды.

– Даааа, – протянул Оуэн, опережая толстяка и успокаивающе похлопывая его по плечу, – ну, ничего, у него ещё всё впереди. – Он хихикнул.

– Какого черта, Крис! – Паркер-старший был очень недоволен. – Ни один охотник не может быть настолько уверен в своих силах.

– Верно. Только настоящий.

– Ты знаешь хотя бы одного?

Оуэн запрокинул голову, медленно осушая бокал. Затем, столь же неторопливо и с улыбкой на лице, он обвел взглядом замерших в ожидании его ответа людей и, негромко усмехнувшись, произнес: – Одну минутку, господа.

Все следили, как, на удивление твердой походкой хозяин, поместья направился к одному из столиков, за которым в одиночестве коротал время, не нарушивший строгости своего костюма, элегантно одетый джентльмен. Впрочем, его одиночество было не совсем полным: он был с газетой. В то время как часть мужчин вновь погрузилась в разговоры, другая часть с любопытством продолжала изучать образовавшийся дуэт. Всех очень интересовал тот молодой человек, что при приближении Оуэна, быстро сложил газету и учтиво встал. Никому из собравшихся он не был знаком. Вероятно, его вообще никто не знал, кроме Оуэна. Как любой новичок в старой компании, этот довольно милый джентльмен, чисто выбритый, с аккуратно уложенными черными волосами, в безупречном черном ансамбле из брюк и пиджака, представлял определенный интерес. Прежде всего своей обособленностью. Он приехал сегодня до полудня и, засвидетельствовав свое почтение хозяину усадьбы, ограничился обществом из самого себя. Многие находили это странным, хотя вполне вероятно, что его просто некому было представить: единственный человек, который его знал, Оуэн, был настолько занят с остальными гостями, что буквально не находил момента для этой формальной процедуры. Но, очевидно, сейчас такой момент наступил.

Их беседа, которая казалось должна была взбодрить заскучавшего гостя, отнюдь не изменила выражения его лица. Ощущение неуютности, обычно возникающее, когда тебя считают чужим в устоявшемся обществе, вовсе не причиняло ему каких бы то ни было страданий. Он почтительно отвечал на вопросы, иногда позволяя своим чертам смягчиться в ответной улыбке. Во время разговора Оуэн несколько раз взглядом указывал в сторону только что покинутой им компании, по всей видимости, вводя своего собеседника в курс последних событий.

Наконец они пошли. Молодой человек скорее послушно, чем с желанием. Его поведение очень вежливо снабдило себя оттенками несогласия, но попытка деликатного отказа задействовать себя в перспективах самого ближайшего будущего была бесцеремонно проигнорирована, и никому неизвестный гость, в сопровождении Оуэна, брел сейчас с заинтригованному мужскому обществу.

– Вон он, мэм, вон там, рядом с господином Оуэном. – Маленькая женская ручка робко вытянулась, но уткнувшись в невидимое препятствие из стекла, быстро упала. Голос не был твердым и выдавал значительную степень волнения, в котором пребывала его хозяйка, совсем ещё молоденькая девушка. Она бросила короткий взгляд на стоящую рядом женщину и, убедившись, что её поняли правильно, сама стала с трепетом смотреть вниз из окна.

– Успокойся, Жанет. Он о чем-нибудь спрашивал? – Женщина не изменила своего положения, а её голос наполнил воздух ароматом утешения.

– Нет, Миссис Уайт… я только показала ему куда вас отнести и … потом он спросил где ему найти господина Оуэна… Он появился так неожиданно, мэм .. я… я..

– Тсс, – женщина медленно повернула голову, – об этом никто не должен знать. – Она улыбнулась и слегка коснулась указательным пальцем кончика маленького, почти детского носика своей служанки.

– Да, мэм, – поспешно ответила та и, ещё больше волнуясь, но уже по другому поводу, опустила глаза. Когда она их вновь подняла, её хозяйка снова внимательно следила за тем, что происходило в окне. Полузадумчиво, полувосхищенно женщина наблюдала, как Кристофер Оуэн и его неизвестный спутник приближались к месту недавнего спора.

– Боб, ты держишь со мной пари на пятьсот фунтов. Я разве тебе не говорил? – громко продекламировал Оуэн, не доходя нескольких метров до своего друга. Однако последний задал лишь один вопрос:

– Ты нашел человека, уверенного в своих силах?

– Точно.

Спиртное уже давало о себе знать и Оуэн, наполненный приятной слабостью, буквально млел от ожидаемой развязки. Ещё больше его дразнили недоверчиво-удивленные взгляды, которые своей скептичностью только усиливали ликование.

В это время незнакомец подошел к указанному месту и внимательным взглядом смерил расстояние. Затем бегло оценив цель, и не говоря ни слова, он взял поданный нож и уверенно занес руку для броска.

– Стой!

Взоры наблюдавших переместились в сторону раздавшейся команды и запечатлели Оуэна, опустошающего очередной фужер. Когда эта процедура была завершена:

– Слушай, Боб, – произнес он, слегка морщась и тыкая большим пальцем в грудь толстяка, – ты держишь со мной пари на тысячу фунтов. – Он вручил ему пустой бокал и медленно заковылял к мишени. – Ты же знаешь, я терпеть не могу проигрывать пари. Его промах избавит меня от неприятных минут. – Оуэн рассмеялся.

Сначала никто ничего не понимал. Замершие в ожидании и абсолютном неведении, зрители до боли напрягали свою фантазию и терялись в догадках относительно очередной причуды. Несколько мгновений все пристально следили за хозяином поместья, который, тихо хихикая, постепенно стягивал покрывало с контуров своей затеи. Говорить о всеобщем удивлении после того как, он достиг дерева и остановился, наверное, не стоило. Скорее, это был образец полного единения мысли, возникшей одновременно у всех присутствующих: Оуэн сильно перебрал, и в этом не было ни единого сомнения. Нагнув голову, зачинщик спора прошел под веткой и, развернувшись, встал рядом с ней, притом так, что та проходила как раз на уровне его шеи.

– Джефри! – крикнул он обращаясь к незнакомцу и, поймав его взгляд, указал на фрагмент дерева перед своим горлом. – Вот сюда.

Теперь все уже смотрели на незнакомца. Произошедшее за последние минуты, по-видимому, не очень его устраивало, впрочем, как и всё, что этому предшествовало. Однако его лицо оставалось невозмутимым. Большие выразительные глаза были опущены. В какой-то момент показалось, что он хочет отказаться от участия в подобном шоу и уйти. Правда, по какой именно причине, было не ясно. Установившаяся пауза казалась бесконечной. Что-то надо было решать, однако прежде чем кто-либо успел что-либо сообразить, человек по имени Джефри резко поднес руку, в которой лежал нож, к своему уху и мгновенно распрямил её, усиливая бросок поворотом корпуса. Если бы даже кто-то и хотел вмешаться в предстоящее действие, он просто бы не успел: нож был выпущен практически без подготовки и с такой силой, что когда собравшиеся повернули головы, они увидели уже результат. Оуэн был жив. В десяти дюймах от него, в той стороне, где ветка становилась ещё уже, торчал нож.

Паркер-старший, несмотря на свою загруженность спиртным, всё же озадачил себя некоторой нервозностью и сейчас в полной прострации хлопал глазами. Его застывшие в полусогнутом состоянии руки, обремененные высокими бокалами, постепенно расслабились, однако рот, тронутый немым криком, никак не закрывался. Кто-то глубоко сглотнул. Кто-то прокашлялся. Кто-то влил в себя остатки расслабляющего.

– Кто этот выскочка? – в полголоса поинтересовался Ричард у своего соседа, белобрысого дохляка, стоящего рядом. Оба стояли на некотором расстоянии от места действия.

– Никто толком не знает. Говорят какой-то американец.

– Американец, – повторил вслух Ричард и прищурился.

– Джефри, – жалобно промямлил Оуэн, отходя от дерева. Его лицо, скривленное в разочарованности, одолжило часть своего выражения голосовым связкам. – В чем дело, зачем ты это сделал? – Он подошел к молодому человеку и обиженно посмотрел на него.

– Я просто никогда не видел, как вы проигрываете пари, – хладнокровно ответил тот.

Старик расплылся в улыбке и негромко захохотал.

– Ну, во-первых, я не проиграл, правда, Боб?

Паркер-старший постепенно оправлялся. Его руки уже полностью опустились и сейчас беспомощно свисали вдоль грузного тела. Следы недавнего напряжения почти пропали и напоминали о себе лишь блеском крупных капель пота.

– Тебе не следовало так поступать, Крис, – наконец вымолвил Боб Паркер.

– Почему нет? Ладно, Боб, встряхнись! – Оуэн схватил толстяка за плечи и с силой тряхнул. Всё нормально. Ты же знаешь, как мне нужна была эта тысяча фунтов. У меня не было выхода. – Он засмеялся ещё громче и ещё крепче сжал своего друга. – Да, кстати, господа, я хочу вам всем представить моего племянника, Джефри Оуэна. – Он положил руку на плечо молодого человека и слегка похлопал по нему. – Человека, уверенного в своих силах.

Будучи представленным, Джефри учтиво поклонился.

– Не думаю, что это верно, дядя. Просто я выпил меньше всех. – Голос Джефри был сдержанным.

– Верно, верно. Не будь я убежден в этом, думаешь, стал бы я изображать из себя героя?

– Прошу меня извинить. – Джефри снова сделал символический жест вежливости. – Меня ещё ждет моя доза.

– Так это сын того чудоковатого брата Оуэна, которого, вот уже как, лет тридцать нет в Англии? – снова в полголоса произнес Ричард. Его глаза следили за удаляющейся фигурой. – Как там его звали, Фрэнсис, вроде бы?

– Да, вроде, так, – подтвердил белобрысый дохляк.

Глава 6

Когда Эмили Уайт, наконец, добралась до анфилады комнат, в какой-то мере чисто мужских, ибо если дамы там и присутствовали, то лишь исключительно в качестве скучающих наблюдателей, она с большим трудом сдерживала шаг, закрывая глаза всякий раз, когда не могла остановить их жадный бег, порожденный желанием отыскать вполне определенное лицо. Её фигура медленно переплывала из комнаты в комнату, изредка задерживаясь у больших игорных столов. На участливые, заданные почти шепотом, вопросы о её самочувствии Эмили отвечала коротко, но, в тоже время, благодарно.

Прежде чем войти в последнюю комнату, она немного задержалась у открытых дверей, затем осторожно, как будто на цыпочках, ступила через порог, стараясь остаться незамеченной. В этом помещении было почти темно. Света от пары тройных подсвечников, помещенных на столе, едва хватало для играющих в карты. В отличии от остальных комнат, в этой их было только двое. Ещё несколько человек, не больше пяти, молча следили за игрой, в неподвижности застыв вокруг.

Эмили бесшумно приблизилась к зрителям. Она даже не пыталась разглядеть их, направляя всё свое внимание на людей, сидящих за столом. То, что происходило между игроками было, очевидно, весьма захватывающим и держало в напряжении. Было настолько тихо, что Эмили боялась выдать свое присутствие обыкновенным дыханием.

– Когда мне понадобиться выиграть состояние вы позволите воспользоваться вашими услугами? – Голос был хриплым или, скорее, севшим от длительного молчания. Эмили слышала его раньше. «Должно быть это сэр Уолш» подумала она, опуская глаза на объемный силуэт мужчины, сидевшего к ней спиной.

– Ради бога. Только я думаю, что это будет вашей ошибкой, – послышался ответ с другого конца стола. Его автором был Джефри.

– Принимая во внимание сегодняшний вечер, я полагаю, у меня есть основания с вами не согласиться, – продолжал сэр Уолш.

– Возможно. Однако, ваша неудача вовсе не означает, что я играю хорошо. Она также может быть причиной того, что вы плохой игрок.

Эти слова явно позабавили сэра Уолша, и он не смог сдержать улыбки. Однако промолчал.

– Я прекрасно знаю свои силы, – продолжал приятный голос Джефри, и Эмили отчаянно вглядывалась в полумрак, пытаясь разглядеть человека, которому он принадлежал. – Поэтому, мне было безумно интересно, насколько долго вы будете мне подыгрывать. Даю вам слово, вы усыпили мою бдительность. Самое время воспользоваться этим. Одну, – говорящий сбросил карту и стал терпеливо ждать, пока его партнер сделает замену. Однако, сэр Уолш вовсе не торопился. Его пальцы крепко сжали колоду с четырех сторон и плавно меняли её конфигурацию, сдвигая карты то вправо, то влево. Наконец, незнакомец перестал следить за колодой и поднял глаза: сэр Уолш смотрел на него.

– Мистер Оуэн, – произнес последний, – не понимаю, у вас хорошая комбинация, зачем вы меняете карту?

– Вы же собираетесь её улучшить, не так ли?

– Это вопрос или утверждение?

– Вам виднее.

– Ну, хорошо, – спустя мгновение уступил сдающий и, сняв с колоды верхнюю карту, ловко бросил её своему противнику.

Полумрак, осевший в комнате, почти полностью скрывал лица людей, пытающихся опустошить кошельки друг друга, однако он не смог потушить блеска, которым сверкнули глаза того из них, кто только что проверил значение предложенной замены.

– Вы меня разыгрываете? – Говоря, молодой человек оторвал свой взгляд от сэра Уолша и обвел им присутствующих в комнате, как бы ища подтверждение тому, что всё происходящее здесь является умело спланированным розыгрышем. Сама не зная почему, Эмили вдруг резко подалась назад и спрятала свое лицо за чьим-то плечом.

Сэр Уолш никак не отреагировал на комментарий и лишь сосредоточился на своих собственных картах.

– Ставлю пятьдесят, – спокойно объявил он.

– Сто, – также невозмутимо послышалось в ответ.

– Добавляю. У меня две пары.

– Карэ. Вас это удивляет? – Джефри казался неподдельно искренним в своем вопросе.

– Уже нет.

– Меня тоже. Однако у всего должны быть пределы. И у гостеприимства тоже. Мне кажется, вы сделали больше чем нужно. Я начинаю чувствовать себя обязанным.

– Прошу прощения? – не понял сэр Уолш.

– Мы оба знаем, что происходит, – заявил Джефри.

– Разумеется. Вы здорово выигрываете.

– Всё обстоит несколько иначе.

– И как же?

– Не я выигрываю, а вы проигрываете. Все мои догадки на предмет того, почему так происходит отпали одна за одной. Вы мне объясните?

Пожилой человек ответил не сразу. Он не выглядел неудачником с трясущимися руками и мокрым носовым платком. Его движения были ровными и спокойными, а лицо, остававшееся невозмутимым, лишь изредка смягчалось в доброй улыбке. Возможно, если бы он был более разговорчивым, то можно было бы допустить, что проигрыш доставляет ему не меньшее удовольствие, чем выигрыш. Собрав карты и неторопливо помешивая их, сэр Уолш обдумывал ответ.

– Как вы думаете, Мистер Оуэн, почему мы играем вдвоем? Вы не находите это странным?

– Нисколько. Вы предложили мне свою компанию, я согласился. Если вы больше никого не пригласили, я полагаю, на то были определенные причины.

– А вы? – спросил сэр Уолш.

– Что я?

– Почему вы никого не пригласили?

– Мне нужен гид, чтобы не заблудиться в этих комнатах, – немного позабавленный вопросом, молодой человек улыбнулся, – Я здесь никого не знаю.

– Зачем вы хотите казаться слабее, чем вы есть на самом деле, Мистер Оуэн? – неожиданно спросил сэр Уолш.

– Это мой вопрос, сэр Уолш. Я задал его несколько раньше.

«Между ними разница, по крайней мере, лет тридцать» – думала Эмили, в зачарованности вглядываясь в лицо Джефри, которому завязавшийся разговор, казалось, был намного интересней, чем все сыгранные до этого партии в покер. – «Племянник Оуэна. Самонадеянный американец. Самоуверенный», – она прищурила глаза, как будто примеряя объекту своего внимания всё то, что успела услышать в комментариях шушукающихся гостей.

– Видите ли, Мистер Оуэн, – в голосе сэра Уолша блуждали оттенки удовольствия, – почти любой мужчина, которого вы встретите здесь, проиграл мне не одну сотню фунтов. Не каждый захочет взять это в привычку, поэтому в следующий раз они предпочитают выбирать себе равных противников. Найдется немного желающих составить мне компанию. Теперь, я надеюсь, вы можете сделать определенные выводы?

– О, да и этот вывод касается мужчин, собравшихся в этом доме.

– ?! – сэр Уолш вопросительно наклонил голову, немым жестом высказывая просьбу продолжать.

– Безусловно, необычайно джентльменский поступок не обмолвиться ни единым словом о том, что меня ожидает.

– Они хотели сделать вам сюрприз, – улыбнулся пожилой человек.

– У них это получилось.

– Скорее у вас, Мистер Оуэн. Вы являете собой удивительный пример того как нужно появляться в обществе, в котором ты никому незнаком. Оказывается, вовсе не обязательно просить кого-то представлять себя окружающим. Достаточно лишь обладать некоторым чувством места и времени. Можно даже не говорить ни слова. Просто слегка изменить установившийся порядок. Как будто случайно, дабы не показаться выскочкой. После того как вы сегодня утром хладнокровно расстались с ножом, выпустив его с 10 ярдов в спятившего старика Оуэна, о вас уже говорит половина гостей. Завтра к ней присоединится оставшаяся, как только станет известно, что вы оставили меня без четырехсот фунтов. Многие захотят познакомиться с вами лично.

– Любой новичок, появившийся в компании людей хорошо и долго знающих друг друга, будет представлять определенный интерес. Особенно сначала, как струя свежего воздуха в душной комнате. Потом, когда с ним наиграются, его либо заменят, либо ..

– Оставят?

– Нет. Либо он уйдет сам. Итак, как видите, добиться вашего внимания было в общем-то нетрудно. Новичок может быть неплохим малым, но он должен знать свое место, не так ли? Вам же первому захотелось обставить меня в покер?

Сэр Уолш разумно полагал, что лучший способ избежать ответа – это сделать вид, что не было вопроса.

– Но почему же он не может остаться? – в реплике было что-то от недоумения.

– Наши мнения на этот счет совпадают, сэр Уолш, и, – молодой человек замолчал, затем, склонившись над столом, продолжил доверительным тоном, – я бы охотно избежал любых разговоров обо мне. Для начала, хотя бы оставшейся половины. Я могу на это рассчитывать?

– Если вы собираетесь вернуть мне четыреста фунтов, то боюсь, это уже не поможет.

– Я собираюсь вам их проиграть.

Сэр Уолш чуть слышно рассмеялся:

– Уверен, это займет много времени. – Он положил руки на стол, готовясь подняться. – Мистер Оуэн, благодарю вас за компанию и прошу вашего позволения откланяться.

– Это не займет много времени. – Возражение прозвучало настолько мягко и учтиво, что вполне могло сойти за скрытую просьбу задержаться ещё на некоторое время.

Сэр Уолш поддался на этот уговаривающий тон:

– Да?

– Мы сыграем всего одну партию, последнюю, на всю сумму сразу. Вы согласны?

Прежде чем последовал ответ, прошло несколько секунд.

– А я могу отказаться?

– Разумеется.

Снова небольшая пауза. Конечно, проигрыши по четыреста фунтов за вечер не входили в привычку сэра Уолша, тем не менее, он легко мог позволить себе проиграть и значительно большую сумму. Всё зависело от обстоятельств. Многие знали об этом, поэтому возможный отказ от дальнейшей игры мог быть вызван какой угодно причиной, но только не лимитом наличности.

– Ну, хорошо, – добродушно согласился он, – последнюю.

– Сменим сдающего? – предложил молодой человек.

– Я не возражаю. – Сэр Уолш взглянул на своего оппонента и, встретив ожидающий взгляд, понял, что выбор сдающего предоставляется ему.

– Ну, вот, мистер Хогли, например. Вы не против? – предложил сэр Уолш.

– Мне будет очень приятно.

– Джек! – позвал Уолш, запрокидывая голову и припоминая, что где-то здесь он видел мистера Хогли. – Ты нам поможешь?

– Конечно.

Карты ловко легли на стол и сдающий застыл в ожидании следующей команды.

– Мне две, Джек, – сказал Уолш, едва взглянув на свой набор. Он играл быстро, тем самым как бы подгоняя своих противников. Но его нынешний оппонент совсем не стремился за ним в вдогонку.

– Клянусь, будет чертовски обидно проиграть с такой комбинацией. – Уолш любовался своими картами, – А вы собираетесь что-нибудь менять, Мистер Оуэн?

– Да, я полагаю, да. – Молодой человек всё ещё не поднимал глаз.

– Должно быть одну?

– Должно быть так. – Джефри отложил одну карту в сторону и потянулся за предложенной взамен. Однако, чья-то рука успела накрыть карту первой. Чья-то женская рука. Прежде чем играющие смогли поднять глаза, мягкий, женственный голос наполнил комнату:

– Прошу прощения, господа, но всё это настолько интересно, что я просто не могу в этом не поучаствовать.

– Эмили? – воскликнул Уолш, чье хладнокровие и невозмутимость внезапно уступили место пылкой участливости. – Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо. – Голос был мягким и строгим одновременно. – По правде говоря, сэр Уолш, я даже и не предполагала, что ваше великодушие распространяется до таких пределов. Я просто говорила себе: «Эмили, не верь тому, что видишь, этого не может быть». Но, к сожалению, ваша алчность оказалась сильнее. А жаль. Вам стоило лишь сказать «нет», и последней партии бы не было.

– Вы меня в чем-то обвиняете?

– Совсем нет. Разве только в том, что вы были не достаточно гостеприимны с нашим гостем.

– Помилуйте, дорогая, это в его карманах лежат мои четыреста фунтов, а не наоборот.

– Так вот, я хочу, чтобы они там и остались. Надеюсь, вы понимаете, что дело вовсе не в деньгах. Я лишь хочу показать, что в этом доме могут быть гостеприимными до конца.

Эмили медленно повернула голову и опустила глаза на Джефри. Таким голосом, каким она произнесла следующую фразу, обыкновенно, говорят о чем-то близком сердцу:

– Какую карту вы бы хотели получить, Мистер Оуэн?

Ответа не последовало, что, впрочем, было логичным для того состояния, в котором находился противник сэра Уолша. Молодой человек, очевидно, так до конца и не понял, что же происходит. Он остановил свой взгляд на лице женщины и больше не позволял себе даже моргнуть.

Ему было знакомо это лицо, он видел его сегодня утром, как только приехал. Но только тогда оно было бледным, хотя не менее прекрасным чем сейчас. В эту минуту теплый свет свечей осыпал его золотом и оставил два маленьких, мерцающих огонька вместо глаз. Оно улыбалось ему, улыбалось еле заметным изгибом губ. В эти уста господь вложил частичку божества. Они порождали лишь одно желание: желание прикоснуться, прижаться к ним неистово и никогда больше их не терять.

Однако, ни одна из эмоций, скопившихся внутри мужского тела, не покинула тех пределов, в которых была рождена и только пристальный взгляд стирал оттенок безразличия. Эмили пришлось повторить вопрос.

– А вы волшебница? – внезапно прозвучало в ответ.

– А это имеет значение?

– Если вы исполняете желания, то у меня есть одно, более существенное, чем выбор какой-то там карты.

– С ним вы можете обратиться к господину Оуэну, вашему дяде, он самый известный местный волшебник. Я лишь только учусь. Пока на картах. Итак?

Молодой человек неохотно оторвался от очаровательного личика.

– Десять треф, – заказал он, хотя, на самом деле, карты волновали его сейчас меньше всего. Глаза неудержимо тянулись вверх, к магическим чертам неизвестного образа. Казалось, на это совершенство можно смотреть бесконечно. Оно обладало каким-то колдовством. Очень скоро пришла мысль, что чем больше смотришь на него, тем труднее отвести взгляд.

Эмили что-то говорила, но молодой человек слышал только сладкую мелодию, ублажающую слух и сердце. Грудь наливалась трепетными чувствами. Их ему удавалось скрыть, а вот горящие глаза… Впрочем, здесь его выручали свечи, зажигающие глаза всем, кого касался их свет.

– … и ничего другого. Прошу вас, сэр Уолш, – до слуха долетели последние женские слова.

– У меня три вольта. – Пожилой человек, не скрывая удовольствия, разложил карты.

Эмили перевела взгляд на молодого человека:

– Надеюсь вы заказали правильную карту?

– Надеюсь, у вас был хороший учитель. – Джефри медленно открывал свои карты, одна за одной. Первым лег валет, потом дама, затем король и последним туз. Все были из лагеря треф. – Вы дополните комбинацию?

Каждый из присутствующих с любопытством следил за рукой Эмили, под которой находилась последняя не открытая карта. Каждый, за исключением Джефри Оуэна. Он смотрел несколько выше, туда, где эта рука начиналась. Его пылающие глаза, разорвав отношения со стыдливостью, медленно обводили соблазнительные женские контуры, задерживаясь на самых пикантных из них. И закрытое платье прелестной волшебницы отнюдь не связывало руки неудержимому воображению, а только возбуждало аппетит. Он слышал как Эмили начала говорить своим мягким, льющимся голосом, звучащим в унисон его настроению. Поначалу ему хотелось прислушаться к тому, что слетало с её губ, но, с некоторым удивлением, он обнаружил, что не может сосредоточиться. Его взгляд скользнул в сторону Уолша, но тот тоже сидел неподвижно и взирал на Эмили. Аналогично вели себя и те немногое зрители, что скопились около стола. Все, казалось, слушали Эмили с исключительным вниманием, и молодой человек почувствовал, что пропускает что-то интересное.

– … и этого делать вовсе не обязательно. Я право чувствую себя неловко, сэр Уолш. Мне почему-то вовсе не хочется сказать вам «мне очень жаль». Ведь вы же не сомневаетесь, что там десять треф, не так ли? Я полагаю, мое сожаление вам ни к чему, как, впрочем, и те восемьсот фунтов, что вы проиграли. Да, кстати, господа, надеюсь вы не объявите эту партию недействительной из-за моего нежданного участия в ней. Что может сделать женщина, потакающая своим капризам? Вряд ли что-нибудь существенное, я полагаю. Но, тем не менее, здесь лежит десять треф. Как приятно приписать случайность своей заслуге. Ваша счастливая карта, Мистер Оуэн.

Эмили убрала руку и все увидели десять маленьких крестиков. Подержав карту открытой чуть дольше мгновения, она вновь взяла её и, полностью повернувшись к молодому человеку, положила карту в его внешний нагрудный карман. Их глаза встретились:

– Добро пожаловать в Грин Касл, Мистер Оуэн, – заключила она.

Глава 7

Огромная зала слепила глаза. После полумрака игровых комнат здесь было не просто светло, а ужасно светло. Сотни свечей, повисших в хрустальных люстрах и застывших в напольных канделябрах, искали свое отражение в причудливых узорах настенной живописи и, лобзая сверкающие контуры дорогих предметов, их теплые руки спускались ниже, по гладким поверхностям отполированной мебели, по золотым ниточкам штор, спускались, чтобы слиться в этом море света, в которое превращался начищенный паркетный пол.

Зал был полон людей, однако вся публика пребывала в неподвижности и молчании. Светские дамы, с кожей цвета парного молока и веерами как раз подходящих размеров, чтобы прикрыть то, что не удалось сделать платью, оккупировали окраины огромной комнаты, оставляя её центр для объекта своего внимания. Таковым являлся дуэт из пианиста и фортепиано, который небезуспешно завораживал своим исполнением всех присутствующих. Самыми благодарными слушателями были женщины. Так, по крайней мере, казалось. Что до мужской половины, то она завораживалась несколько иным предметом. В большей части равнодушные к музыке, мужчины, почтительно застыв за спинами своих жен и тем самым скрывшись из их поля зрения, абсолютно безнаказанно и бесстыдно рассматривали других женщин, иногда подолгу задерживаясь на подробностях, особо захватывающих дух.

Между тем, музыка действительно была восхитительной и люди, неравнодушные к ней, без всякого сомнения, получали огромное удовольствие. Все места в комнате были заняты, и вновь приходящим, желающим насладиться красотой звуков, приходилось оставаться в дверях. Эмили Уайт стояла в одном из входов и пленялась чудесной мелодией. Её взгляд был нечетким, хотя иногда она незаметно исследовала гостей, находившихся внутри комнаты глазами горящими и потухшими одновременно. В один из таких моментов деликатный мужской голос шепнул ей на ухо:

– Который из них ваш муж?

Эмили еле заметно вздрогнула, но, тем не менее, обернулась лишь после того как ответила:

– А которая из них ваша жена?

– Вы ищете её? – Джефри Оуэн вошел в поле зрения.

– Не вижу для этого причин.

– Абсолютно верно, ибо вы знаете, что миссис Джефри Оуэн не существует.

– Моя осведомленность не настолько велика. Единственно, что я знаю, это ваше имя. А нет, обманываю. Ещё я знаю, что вы американец.

– Это уже много.

– Вовсе нет, об этом знают все те люди. – Эмили кивнула в направлении зала.

– Это много по сравнению с тем, что мне известно о вас.

– А мне показалось вас больше интересует мой муж.

– Это неправда.

– Тем не менее, его вы упомянули в первую очередь.

– Я лишь хотел взглянуть на безумца.

– То есть?

– Который выпустил руку такой женщины.

– Вам незнакомо чувство верности, я полагаю.

– Просто, у меня ещё не было возможности его проверить.

– Вам следует поискать такую возможность.

– Что я и делаю.

– Я думаю, вы выбрали не совсем удачное место.

– Напротив.

– Откуда такая убежденность?

– Зрячий в обществе слепцов обладает некоторым преимуществом.

– Каким же?

– Например увидеть одинокую, красивую женщину.

– Ну, во-первых, я не одинокая женщина, а потом, просто, Моцарт превосходит меня в популярности. Впрочем, как и вас.

– Мне жаль мужчин, которые предпочитают музыку женщинам.

– «Предпочитать» не значит «пренебрегать».

– Вы оправдываете этих мужчин?

– А вы судите людей, с которыми даже незнакомы?

– Достаточно знать их отношение к некоторым вещам.

– Вы ошибаетесь.

– Убедите меня в обратном.

– Моя помощь вам не потребуется.

– А жаль. Было так приятно оказаться под защитой такой прелестной волшебницы. Вы так быстро исчезли, что я даже не успел вас поблагодарить. Хотя, честно говоря, при таких обстоятельствах, я предпочел бы проиграть.

– При каких обстоятельствах?

– Я не знаю чем мне предложат расплатиться.

– Если вас беспокоит этот вопрос, то вы расплатились со мной заранее.

– Это чем же?

– Вашим умением оказаться в нужном месте в нужное время.

– Я не понимаю, о чём вы говорите.

– Конечно понимаете. Вообще-то, у меня нет привычки падать в обморок, особенно при незнакомых мужчинах. Могу я надеяться, что дальше вас это не пойдет?

– Ужасно приятно делить с вами тайны, но вы меня определенно с кем то путаете.

– Тогда мне придется поискать того человека.

– Чтобы стать для него удивительным талисманом везения?

Эмили промолчала и слегка приподняла брови.

– Я бы хотел иметь такой талисман, – добавил Джефри.

– Дело не в том, что вам повезло, – Эмили улыбнулась, – а в том, что все поверили в то, что вам повезло. – Она мягко протянула руку к нагрудному карману мужчины и вынула карту, которую опустила туда некоторое время назад. Но вместо крестовой десятки сейчас там был пиковый король. – Извините, меня ждет мой муж. – Она вложила карту в неуверенно протянутую мужскую руку и, улыбнувшись ещё раз, развернулась, собираясь войти в зал.

– Простите, – окликнул мужчина.

– Да.

– Я всё-таки хочу представиться. Меня зовут Джефри Оуэн.

– Эмили Уайт. Миссис Уайт. – Она еле заметно подчеркнула вторую фразу.

В следующее мгновение они не сказали ни слова и пристально посмотрели друг другу в глаза.

– Вы хотите познакомиться с кем-то ещё? – полувопрос, полупредложение Эмили прозвучало неожиданно.

– А разве меня ещё не все знают?

– Пусть даже так, но вы никого не знаете.

– Мне достаточно вас.

– Боюсь, что не смогу уделить вам слишком много времени.

– Я буду рад если вы уделите мне хотя бы чуть-чуть.

– И всё же, вам следует поискать себе другую пассию.

– Это было бы возможно лишь при одном условии.

– Каком?

– Если бы вас не было здесь.

– Я уже ухожу, до свидания.

– Вы меня неправильно поняли, – поспешно воскликнул молодой человек, но Эмили уже направилась в зал. Она даже не обернулась на его слова, как будто их просто не было.

Прошло несколько минут, прежде чем Джефри начал успокаиваться. К этому времени он уже успел подняться в отведенные ему покои, скинуть тесный жакет и подойти к окну. Сквозь полурасстегнутую рубашку прохладный воздух сбивал жар вспотевшего тела, однако сердце продолжало бешено колотиться, делая дыхание глубоким и частым. После нескольких минут тупого и неподвижного взгляда в абсолютную темноту, Джефри запрокинул голову и, побродив глазами по потолку, неожиданно посмотрел вниз, на свои руки: они до сих пор были влажными.

«Господи», – пораженный увиденным, Джефри искренне недоумевал, – «просто сумасшествие какое-то». Он зашагал по комнате, изредка останавливаясь и замирая на пару мгновений, в течении которых прокручивал в памяти моменты недавних событий. Иногда его рот искривляла усмешка, но очень быстро лицо вновь становилось задумчивым, и он снова начинал мерить шагами спальню.

– Мальчишка! – неожиданно воскликнул он, замирая в очередной раз, – что с тобой? Ты ведешь себя как мальчишка! Где твоя голова? – Джефри ощупал упомянутую часть своего тела. Она оказалась на месте.

Обстановка спальни, исполненная в убаюкивающем стиле, идеально располагала если не к меланхолии, то уж, по крайней мере, к состоянию глубокого забытья. Подобное состояние не являлось привычным для Джефри, и он отчаянно пытался выбраться из него. Но то ли его усилий было недостаточно, то ли эта отрешенность была терзающей и приятной одновременно, во всяком случае, Джефри не удавалось задержаться в реальности дольше нескольких секунд. В один из таких моментов бессвязных блужданий он обнаружил, что стоит перед зеркалом, которое совершенно ясно отражало его текущую душевную неустойчивость.

– Всё, хватит! – Он помотал головой, словно вытряхивая одолевающие его мысли, а затем отвесил себе пару пощечин. – Надо отвлечься иначе… иначе… иначе… – Его взгляд уже шарил по комнате в поисках чего-нибудь отвлекающего. Единственным, что могло претендовать на подобную роль, среди ублажающей идиллии пассивных предметов обстановки, были книги.

– Оно! – Взяв в руки первый попавшийся томик, Джефри присел на край кровати и заставил себя углубиться в его содержимое. Однако до следующего своего восклицания он едва ли успел прочитать более двух предложений:

– Какая женщина! Господи, какая женщина! – В этот раз фантазии увлекли его слишком далеко. Богатое воображение тянулось к её рукам, чье прикосновение, должно быть, было таким же нежным и ласкающим как прикосновение пера, к её волосам, безумно душистым и мягким, как первые весенние цветы, к её глазам, в которые можно смотреть бесконечно. От этой женщины невозможно уйти, но и остаться с ней тоже невозможно, ибо она берет твое сердце и держит в своих руках до тех пор, пока ты не перестанешь дышать и не упадешь к её ногам, как изможденный раб.

Захлопнув книжку, Джефри швырнул её в сторону и откинулся на кровать. Его ужасно интриговала необычность их знакомства, эта странная история с картой, совершенно необъяснимый факт того, что такая женщина не окружена дюжиной поклонников. Он очень хотел понять, что происходит, но не мог. Джефри увяз в своих фантазиях, отдаваясь их власти так же безропотно и безвольно, как ленивая кошка, ласкающей руке хозяина.

…в этих губах столько страсти, что от одного прикосновения к ним можно сойти с ума … их огонь… их жажда… Джефри застонал: сейчас она целовала его лицо, обжигая огненным жаром каждый миллиметр кожи. Её губы прижимались к напряженным мышцам шеи, плеч, груди и оставляли после себя пылающий след удушающего возбуждения…

Внезапно в дверь кто-то постучал. Настолько внезапно и робко, что поначалу это событие гармонично дополнило живописные сцены, одолевающие воображение, распластанного на кровати, мужчины. Лишь после того, как стук повторился, Джефри открыл глаза и, с трудом пытаясь придти в себя, попытался ответить как можно естественнее:

– Да, войдите. – Он принял вертикальное положение и попробовал сосредоточиться на двери.

В небольшой щели появилось личико:

– Простите, сэр. – Теперь уже посетитель целиком просочился в комнату. – Господин Оуэн интересовался может вам нужна какая-нибудь помощь? – Очаровательная милашка лет двадцати придала своему выражению лица искреннюю озабоченность.

– Нет, спасибо, – отмахнулся мужчина, едва ли удостоив посетительницу взгляда. Затем он отвернулся, разумно полагая, что тема исчерпана и разговаривать больше не о чем.

– Может быть вам всё-таки что-нибудь нужно? – Такая неожиданная настойчивость заставила Джефри оглянуться и повнимательнее оглядеть девушку: это был удивительный образец грации, свежести и простоты. Однако, при всей красоте её лица, первое, к чему тянулись глаза, была грудь. Небрежно прикрытая, или же, скорее, умело обнаженная, она была слишком броской, чтобы глядя на неё думать о чем-нибудь другом. Внезапно Джефри почувствовал, что внутри у него что-то перевернулось. Бесплотные мечтания показались вдруг такими далекими и бессильными по сравнению с физически ощутимой реальностью, что в течении нескольких мгновений он находился в замешательстве.

– Господин Оуэн имел ввиду что-то конкретное? – наконец прокомментировал он, раскрашивая вопрос соблазнительным оттенком своей улыбки.

Девушка промолчала. Очевидно определившись с тем, как он поступит дальше, Джефри почувствовал себя увереннее и продолжал:

– Передай своему господину, что я искренне тронут оказанным вниманием и, дабы избавить его от утомительной муки предугадывания, я впредь буду непременно сообщать ему о своих потребностях заранее.

Девушка продолжала молчать, то ли ожидая более прямого указания относительно своей ненужности, то ли давая мужчине последний шанс оценить ту степень возможных удовольствий, от которых тот собирается отказаться.

– Тебя как зовут? – неожиданно спросил Джефри. Неожиданно для себя.

– Мими, сэр. – Девушка опустила глаза, когда мужчина двинулся в её направлении. Он мягко взял её за плечи.

– Тебе сколько лет, Мими?

– Девятнадцать, сэр.

– Ты давно здесь работаешь?

– Я родилась тут.

Джефри пристально смотрел на девушку сверху вниз и несколько раз в поле его зрения оказывалась дразнящая воображение женская прелесть, которая поднималась и опускалась в такт его же собственного сердца.

– Ты должно быть ненавидишь своего господина? – вдруг спросил он.

– Почему? Он всегда добр ко мне. – Ответ прозвучал до крайности интригующе.

– А то, что он заставляет тебя делать?

– Он никого никогда не заставляет.

Джефри не знал за какую из своих эмоций ему ухватиться.

– Так стало быть, ты пришла сюда по своей воле?

– Я бы не посмела, сэр. Господин Оуэн спросил не хочу ли я оказаться вам чем-нибудь полезной.

– И, насколько я понимаю, ты выразила согласие.

Девушка промолчала.

– Да? – Джефри отпустил её и сделал несколько шагов назад.

– Да, сэр, – решилась девушка. Смущение и растерянность охватили её полностью

– А ты могла оказаться?

Опять пауза. Джефри не переставал удивляться происходящему. Он ловил себя на мысли, что каждую минуту всё больше и больше погружается в невероятную среду таинственного. Ему непременно нужно было остановиться и внимательно проанализировать последние события, но любопытство дышало в спину.

– Итак, ты не могла отказаться, – заключил Джефри.

– Я не думала об этом, сэр.

– Почему?

– Господин Оуэн очень добр ко мне, – повторила девушка, – и он никогда не сделает того, что было бы плохо для меня.

– И факт того, что ты здесь, не заставляет тебя думать иначе?

– Нет, сэр. Господин Оуэн лишь просил меня узнать, что вам будет угодно.

– И всё?

– Да, сэр.

– Тогда мне будет угодно следующее: – его тон стал немного резче. – Раздевайся.

На удивление Джефри, девушка молча подошла к ближайшему креслу, сняла тапочки и несуетливо принялась расстегивать всевозможные пуговицы и развязывать разнообразные завязочки, постепенно освобождая свое тело от скрывающих его одежд. Её глаза были опущены, и это вводило в ещё большую неопределенность относительно охватывающих девушку чувств. Какой бы пошлой не выглядела эта картина в глазах благовоспитанного человека и какими бы развратными не чудились поступки молодой девушки, Джефри почувствовал, что от всего этого веет чистейшим целомудрием. Когда женские руки добрались до корсета и, расстегнув несколько пуговиц, слегка приоткрыли грудь, Джефри не выдержал:

– Стой!

Какими бы невинными не были его намерения вначале, сейчас Джефри понимал, что ещё чуть-чуть, и ему уже будет трудно определиться в правильности своих поступков.

– Тебе всё равно? – спросил он.

– Простите, сэр? – переспросила девушка и внезапно подняла глаза. В её взгляде было столько незатейливости и простодушия, что хотелось плакать.

– Тебе всё равно с кем ты будешь спать?

– Нет, сэр.

– И ты не возражаешь против того, чтобы провести эту ночь со мной?

– Вы же не сделаете мне больно, сэр, – прозвучало почти по-детски.

Джефри оторопел:

– Почему ты так думаешь? – слетело с его губ, но это было вовсе не то, что на них вертелось.

– Если бы Господин Оуэн знал, что вы сделаете мне больно, он бы не попросил меня придти сюда.

«Потрясающе», – подумал Джефри. Хозяин Грин Касл, очевидно, безраздельно властвует над душой этой девчушки и прочно оккупировал её сознание, воплощая собой образ некоего бога или великодушного покровителя.

– Ну хорошо, – продолжил он вслух, – слушай меня. Одевайся и уходи. – Джефри развернулся и, дойдя до кровати, бросил свое тело в мягкие объятия одеял. Его уста больше не издали ни звука, а глаза воровато подсматривали, как девушка исполняла последнее указание.