Читать онлайн Академия Сна и Грёз

Милалика

Не хочу учиться, а хочу… Чего я хочу, учитывая, что замужем уже два года? Учиться точно не хочу, пусть и согласилась на эту странную Академию. Ну, с Сережей вместе, потому что я, несмотря на то что царевна, без него все равно не встречаюсь. Истинная любовь – редко случающаяся и налагающая свои ограничения, хоть мы их и не замечаем.

Обучение в Академии, как нам объяснили, происходит во сне. То есть мы с Сережей уснем и вдруг окажемся в этой самой Академии, что бы это ни значило. С одной стороны, все логично, с другой – посмотрим. Если и есть у нас какой-то дар, то, во-первых, он один на двоих, потому что истинная любовь, а во-вторых, развивать его надо, потому что кто знает, когда пригодится. Так Кикимора Александровна говорила, ну, которая ведовство у нас вела. А раз надо развивать, значит, будем пробовать развивать.

Спать ложусь с некоторым волнением: кто знает, как там будет? Однако, этот самый Ригер сказал, что обучение можно прекратить, потому что это не тюрьма. Да и Яга подтвердила: если что, Кощей запрет что угодно. Но любопытно же, поэтому, пообщавшись с Сережей на эту тему, я все-таки соглашаюсь. И вот у нас, получается, первая ночь…

– Не волнуйся, – прижимает меня к себе любимый. – Ничего плохого произойти не может.

– Я верю, – улыбаюсь ему. – Просто беспокойно немного.

– Обереги бдят, – напоминает он мне, на что я просто киваю.

Обереги эти следят за состоянием наших организмов, они колдолекарские, и, если что, и нас разбудят, и бригаду к нам выдернут. В царстве нашем у каждого ребенка да и у многих взрослых они есть, поэтому болезни, как и смертность от проклятий разных, совсем упали. Как Сережа говорит, «до статистических величин». Огромное дело сделали подруга моя близкая с мужем своим, просто огромное, хоть и сами этого не понимают, наверное. Ну а наши обереги – они специальные, для нас, царевна я или погулять вышла?

Я устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза, принявшись засыпать, что из-за обилия разных мыслей у меня сразу не получается. Спать хочется, с одной стороны, а с другой, я беспокоюсь, конечно. Может, ошиблись они насчет этого дара – во сне бывать в разных местах? А маму я видела, потому что это память и мама же… А остальное только фантазии, и все. С одной стороны, жалко, а с другой – фантазии разными бывают.

Думая так, я успокаиваюсь, а в следующий момент оказываюсь стоящей посреди сравнительно небольшой комнаты – с нашу спальню размером. Я оглядываюсь по сторонам, но Сережа замечает меня первым, обнимая со спины, отчего я успокаиваюсь и более внимательно рассматриваю место, куда нас занесло. Итак, вспоминаем, что я, вообще-то, особист… Стены зеленые, никаких украшений или портретов не наблюдается. Вдоль стен стоят овалом столы со стульями. На мой взгляд, столы и стулья обычные, ученические. Далее… окно наличествует, но затянуто серой мутью, мы с Сережей стоим, по-моему, в центре помещения, а справа от меня туманно переливается нечто неопределимое. Вот и вся комната, и что теперь?

– Добро пожаловать, Ваше Высочество, – знакомый голос слышится со стороны двери, которой раньше тут, похоже, не было. – Академия Сна и Грез рада приветствовать носителей дара.

– Здравствуйте, – здороваемся мы с Сережей. – Благодарим за приглашение.

Логичного вопроса я не задаю, хотя Ригер его явно ждет, но я решаю побыть вредной царевной – имею же право? А сотрудник этой самой Академии, вздохнув, предлагает присаживаться. Он внимательно смотрит на то, как Сережа уже привычно проверяет помещение, усаживаясь рядом со мной так, чтобы перекрыть любые возможности атаки.

– Вы ведете себя нехарактерно для принцессы, – замечает Ригер.

– Опыт у нас есть… хм… разный, – уклончиво отвечает ему Сережа, а я до поры предпочитаю помалкивать. – И боевой в том числе.

– Я так и понял, – кивает сотрудник Академии. – Что же, тем проще будет все объяснить.

Эта фраза меня заинтересовывает, но своего интереса я выдавать не спешу, оставляя лидирующую роль мужу, ибо он в таких вещах лучше разбирается. А если вдруг Ригер подумает, что у нас женщина ничего не решает, то рано или поздно будет ему сюрприз, что тоже, по-моему, хорошо.

Рассказ начинается с истории Академии, причем выглядит она еще большей сказкой, чем Тридевятое: какие-то сущности, утомившись от шастающих где попало носителей дара, вдруг решили сотворить учебное заведение. Смешно. Скорее всего, Академия создана с целью унификации знаний и контроля, вот и все. То есть рассказанного на данный момент достаточно, чтобы на этом и закончить.

– Вы же понимаете, что рассказанное вами недостоверно? – спокойно интересуюсь я. – Так даже в сказках не бывает.

– Вы мне не верите? – удивляется Ригер, но что-то в его поведении не так.

– Нет, конечно, – хмыкает мой Сережа. – Нам же не пять лет.

– Обратите внимание, – слышу я голос того же мужчины откуда-то слева. – Вот вам простое доказательство неправильной оценки собеседника.

Сидящий напротив Ригер неожиданно исчезает, а вокруг нас вдруг обнаруживается большое количество детей, подростков и даже взрослых. Стоящий перед ними сотрудник Академии вещает о том, что важно правильно выбрать, как и с кем говоришь, ну и заодно – сколько вреда бывает от вранья без серьезного мотива. Я понимаю, что из общения с нами сделали урок, но меня этот факт раздражает.

– Здравствуйте, Высочества, – здоровается с нами Ригер. – Прошу прощения за сие представление, но эта возможность была единственной не вызывающей тяжелых последствий. Прошу не чувствовать себя оскорбленными…

– Ну что, любимая, – обнимает меня Сережа, – дадим дяденьке еще один шанс или направим Академию пешим эротическим маршрутом?

– Русские, – убежденно говорит кто-то из толпы. – Только они так говорить умеют. Неправильно вы объект выбрали, герр Ригер. Они запомнят и отомстят.

– Ну, нам не десять лет, – вздыхает мой любимый. – Мы просто уйдем и заблокируем возможность проникновения в наш мир.

– Это возможно? – удивленно интересуется тот же голос.

– Вполне, – кивает Ригер. – И все же я прошу вас выслушать меня.

Ну ладно, пусть говорит, что намеревается, а потом я подумаю, стоит ли нам тут оставаться. Потому что пока мне не хочется общаться с теми, кто меня использует. Я все-таки царевна, а не контрацептив!

Ххара ка Лос

Для всех я образцовая фелис, следующая заветам предков, как велит Великая. Зовут меня Ххара, мне пятнадцать весен, и я самка! Мне с рождения повезло быть самкой, потому что самца бы… Когда я родилась, моя мать отчего-то захотела сделать меня неживой, уже прихватив за шею своими клыками, отчего у меня следы остались на всю жизнь. Будь на моем месте самец – никто бы ничего и не сказал, потому что самцы тупые, годны только за потомством следить да на кухне трудиться. Ни к какому сложному труду они не способны.

Но я оказалась самкой, а самок убивать просто так нельзя, потому полузадушенную меня у мамы отобрали и передали в другую семью. Что стало с мамой, я не знаю, да и как маму ее не воспринимаю, потому что, когда мои глаза открылись, перед ними была совсем другая самка. Она меня не любит и запрещает мамой называть, отчего в детстве я много плакала, неизменно получая по носу за слезы. Потом уже мне объяснили, что означает «ка Лос» вместо принадлежности к семье. «Ничья» это означает, как клеймо на мне самой…

Но я докажу! Я смогу стать лучшей! Потому что я самка!

По слухам, еще до Пришествия на нашей планете жили только безухие мутанты – гадкие, отвратительные существа, которых нужно уничтожать. Они расплодились на поверхности под жаркими лучами Светила, а наших родственников держали в клетках, убивали и ели. Но пришедший народ фелис поставил на место безухих, почти всех их уничтожив. Однако мутанты все еще встречаются на поверхности, где находиться можно очень недолго. Ими занимается Служба очистки – вылавливает и уничтожает в больших печах, потому что мутанты очень живучи и иначе могут заразить собой все пространство. Мы совместимы с ними генетически, но при вязке фелис и мутанта рождается мутант, поэтому остается их только уничтожать, а не превращать в разумных.

Позади осталась школа, где каждый считал долгом ткнуть меня в мое происхождение, да и в то, что семья меня не приняла. Почему они со мной так поступили, я не знаю, но однажды узнаю. Вот стану лучшей, вызову к себе фелину Ррдах и спрошу ее: за что они так с котенком? Но школа закончилась, и теперь наступает время выбора.

Создать семью мне не светит, потому что, во-первых, нет денег, а, во-вторых, положение не то. Сначала мне надо кем-то стать, поэтому я и подала заявление в Службу очистки. Если меня туда возьмут – это будет очень хорошим стартом. И платят на удивление хорошо, особенно когда идет чистка мутантов. Не знаю, правда, почему, ведь мутанты по сути животные, ни на что не способные, кроме как заражать все вокруг своим мутантством.

Положа руку на сердце, Служба очистки – это мой единственный шанс, потому что без принадлежности к семье статус у меня только чуть повыше, чем у самцов. Например, за избиение меня ничего никому не будет, чем в школе пользовались одноклассницы, стараясь унизить посильнее и ударить побольнее. А обзывались так, что мне иногда и жить не хотелось. Но теперь все это позади, и я смогу стать важной, смогу всего добиться, потому что самки – венец эволюции.

Только вот иногда мне снится сон, в котором я будто совсем маленькая, и там у меня есть мама. Она говорит, что меня забрали у нее, и вылизывает так ласково, как никто и никогда не делал. От этого я просыпаюсь на мокрой подушке, но с нетерпением жду следующего сна, потому что там я чувствую себя важной… Там со мной обращаются так, как мне в детстве мечталось. Жалко, что в реальности это невозможно.

Сейчас я сижу в своем углу, потому что таким, как я, комнаты не положено, и жду ответа Службы очистки с надеждой на то, что все-таки шанс мне предоставят. Потому что если нет, то придется идти в ассенизаторы, хоть это и чисто самцовая профессия. В университет меня не возьмут, а заводы бывают только у самцов. Семьи, чтобы меня содержать, у меня нет, так что это единственный шанс.

Звенит колокольчик пневмопочты, и все во мне замирает от немыслимой надежды. Но самой брать капсулу нельзя, за такое можно свободно огрести по чувствительному носу или даже палкой… Поэтому я не двигаюсь с места, только складываю руки в жесте молитвы Великой. Ну пусть мне хоть раз в жизни повезет, ну пожалуйста!

– Эй ты! – В меня летит капсула письма, что интересно, невскрытая. – Тебе письмо от ассенизаторов!

– Ка-ак?! – я задыхаюсь на мгновение, но затем понимаю, что «мама» просто издевается – на капсуле хорошо знакомый всем и каждому крест Службы очистки.

Дрожащими руками вскрыв письмо, я замираю, стараясь унять быстро-быстро бьющееся сердце, ведь в капсуле – мой приговор. Я медленно раскрываю кусок пластика, на котором выцарапаны по древнему обычаю слова. Все официальные документы выцарапываются, для этого один коготь всегда острый, остальные-то подрезаны, конечно, мы же разумные существа.

Не сразу поняв, что написано, я затем давлю счастливый визг. Меня берут! Берут стажером в самый боевой отряд – по уничтожению мутантов! Это значит, я скоро смогу жить отдельно! Пробежав глазами письмо, вдруг замечаю приписку, не увиденную сразу – общежитие! Мне предоставляют место в общежитии, поэтому я могу уйти из этого дома, пометив порог в знак проклятья. Тоже по древней традиции, но я этого делать не буду, потому что для такого надо разоблачаться, а такое делать просто страшно, особенно в этом доме. Сколько раз меня раздевали, чтобы отлупить гибкой палкой, даже сосчитать невозможно.

Уже собираясь бежать со всех ног, я останавливаюсь, понимая, что сначала надо собрать вещи, которых у меня почти что и нет: три смены белья, два платья и все. Зимы у нас не бывает, ведь мы не на поверхности живем, а для гуляния там выдадут специальные скафандры, поэтому нервничать не нужно. Еще, наверное, форму выдадут – черную, украшенную молниями, как знак того, что никакой мутант не спрячется.

Я много знаю о Службе очистки, ведь я давно мечтаю попасть именно туда. Вовсе не потому, что не люблю мутантов – я их и не видела-то никогда, а потому, что там хорошо платят. Сказки о священной задаче искоренения мутаций пусть визор рассказывает, я тоже так, кстати, умею говорить, потому что очень не люблю, когда больно, а у нас попробуй только не знать такие вещи – вмиг на доске окажешься…

Милалика

Ну ладно, допустим… У них действительно нет других таких, как мы, и предупреждать нас с Сережей было плохой мыслью, а урок получился показательным. Ригер объясняет нам, почему он поступил именно так, и это объяснение имеет смысл. Нам действительно не десять лет, поэтому я принимаю аргументы, решив дать им еще один шанс, и Сережа со мной солидарен.

– Прошу садиться, – Ригер обращается к другим ученикам. – Сейчас мы поговорим об истории, распределим вас по группам, чтобы всем было комфортно.

– Группы? – поднимает бровь мой муж.

– Вы приходите в Академию в разное время, в разном возрасте и с разным уровнем понимания, – объясняет назвавший себя Зовущим. Интересно, что это такое? – Потому и группы разные.

Одноклассники начинают рассаживаться за столы, бросая на нас заинтересованные взгляды, но делают они это молча, что вызывает еще большую заинтересованность с моей стороны. Всего учеников человек пятнадцать, то есть не так уж мало, но и совсем не много. Выглядят они по-разному, да и одежда на них разная – от камзола до чего-то напоминающего скафандр.

– Понятно… – кивает Сережа, в задумчивости потерев нос.

– Итак, история… – Ригер присаживается прямо на стол, за которым будто специально никто не сидит. – Официальная история говорит о том, что Академия была всегда, существовала с незапамятных времен, по крайней мере, установить время ее формального создания еще никому не удавалось. Поэтому для простоты будем считать, что была она всегда, как и ваш дар.

– От создания мира, – комментирует кто-то, тяжело вздохнув.

– Миров множество, – вздыхает преподаватель. – Миры объединены в ветви, сгруппированные по своей сути. При этом два человеческих мира могут принадлежать разным ветвям. Кто приведет пример?

– Таурис, например, – комментирует кто-то из девушек, собравшихся чуть ли не кучкой.

– Очень хороший пример, – кивает Ригер. – Находящиеся под присмотром демиургов, но не созданные ими миры обладают зачастую сложной и необычной историей, совершенно непохожей на другие.

Лекция, построенная на вопросах и ответах, меня неожиданно увлекает. Дело даже не в истории, а в том, что именно изучает эта самая Академия, как она устроена и зачем вообще нужна. Так вот… Кроме структуры миров и общей теории, навыки здесь даются в основном практические, ибо во сне занести может куда угодно, да и сами сны бывают разные.

– Представляю вам мастера Майю. – Миловидная женщина возникает посреди класса. Сразу отмечаем крупные фиолетового цвета глаза, слегка заостренные кверху уши и очень бледную кожу. – Она вам будет читать теорию взаимодействия.

– Здравствуйте, – здоровается женщина басовитым голосом, будто идущим из бочки. Контраст между голосом и внешностью настолько разителен, что все в классе вздрагивают. – Мы поговорим с вами…

Тут я замечаю, что Ригер куда-то исчез, при этом он не разбил нас на группы, как обещал. Что же, возможно это произойдет позже, а пока я прислушиваюсь к тому, что говорит мастер Майя. Очень интересное имя, если подумать, любопытно, как оно отображает суть? Отображает ли, вот в чем вопрос. Об этом, правда, можно подумать и позже.

– Во снах вы можете быть наблюдателями, а можете и взаимодействовать, – продолжает свою лекцию преподаватель. – Вот во втором случае есть опасность нападения и тяжелых последствий.

В возникшем посреди класса кубе нам демонстрируют разные ситуации, вызывающие интерес: на одной грани седоватый мужчина с узнаваемыми погонами майора воздушно-космических сил обнимает мальчишку с острыми ушами, на другой – взрослый душит девушку. И каждый случай подробно описывается, включая последствия, потому что смерть во сне ни к чему хорошему в реальности не приводит.

Это как раз понятно, вот только, получается, кроме таких воздействий, мы, если что, ничем помочь не можем. Это несколько угнетает, ибо случаи бывают разные, а нам показывают все больше вариантов: девочка, разделенная с отцом, получает инструкции, как всех спасти; умирающий неизвестно от чего ребенок улыбается в руках плачущей женщины; погибшие родители поддерживают своих живущих детей… Иногда от вида этих картин хочется просто плакать, потому что я понимаю, в каких условиях находятся те или иные люди.

– Выбор сна зачастую случаен, – вздыхает мастер. – Хотя на этот счет существует теория.

Ну да, все как всегда – нас притягивает туда, где мы нужны. Так себе теория, честно говоря, но некоторое право на существование имеет, раз уж закономерности не прослеживается, а Мокошь едина во всех мирах, хоть и зовется по-разному. По крайней мере, мне ничего о судьбе объяснять не надо, вот рядом моя судьба сидит, улыбается. Необходимость регулярного тактильного контакта сохраняется, кстати, но меня это не заботит, вот буду рожать, тогда Сереже невесело придется. Хотя, учитывая, как выкрутился его тезка, может быть, и не случится никакой катастрофы.

Проснувшись, я некоторое время укладываю в голове изученное сегодня, пытаясь понять, как мне относиться к этой информации, но нужно вставать. Я царевна, у меня есть своя доля ответственности, поэтому день начинается привычно. Я лечу. Ну, проснувшийся Сережа берет меня на руки и несет в ванную. Привычный и очень любимый мною утренний туалет. То есть душ вдвоем, умывание, ну и так далее.

Затем завтрак. Наша мамочка уже ждет, Машенька солнечно улыбается, солнце заглядывает в окна. Но сегодня царица хочет знать, как у нас прошло занятие во сне, поэтому за завтраком мы рассказываем. Сначала я рассказываю, потом Сережа добавляет от себя, а мама кивает. Маше очень интересно, но она ни за что не хочет куда-то ходить во снах, и я ее понимаю.

– Значит, какая-то опасность есть, – делает вывод мама.

– Есть, мамочка, – киваю я, отложив столовые приборы. – Но если тут воля Макоши, то нам этого не избежать, лучше уж мы будем готовы.

– Это правильно, доченька, – кивает она. – Но осознавать опасность, с которой мы ничего не можем сделать…

Я ее очень хорошо понимаю: не иметь возможности защитить свое дитя от всех мыслимых и немыслимых угроз – это неприятно. Но мы защищены максимально – обереги бдят, если что, точно откачают, я Вареньке верю. Для мамы это, конечно, так себе утешение, поэтому она и беспокоится. Но сейчас у нас завтрак, а потом много разных дел.

Ххара ка Лос

Надев свое лучшее серое платье, я с собранной сумкой, сообщив «маме» только то, что меня вызвали, покидаю дом, именно домом мной не воспринимающийся. Приглашение на мое имя устройства на работу не означает, потому что разное может быть. Именно тот факт, что надо мной часто издевались, научил меня оставлять себе место для шага назад. Но я, конечно, надеюсь, что это не шутка. Хотя подделка символики – штука очень специфическая, за это могут больно сделать. Хотя прямо сейчас и проверю.

Дойдя до станции пневмопоезда, я предъявляю охраннику приглашение. Он проверяет документ, пропуская через контрольный механизм, после чего кивает, открывая турникет. Значит, это по правде и меня действительно ждет Служба очистки. Внутри все замирает от радостного предвкушения. Возможно, уже сегодня я не вернусь в свой угол, не услышу издевки в словах живущих рядом. Лучше быть одной, чем постоянно опасаться удара под хвост, хотя хвостов у нас как раз и нет.

Капсула пневмопоезда останавливается прямо перед носом. Туда надо забраться и правильно улечься, стараясь удержаться от рефлекторной реакции. Ну, палкой бьют в этой же позе, так что страх поднимается из глубины души будто сам по себе. Но я сильная, я смогу не закрыться рефлекторным жестом, потому что должна получить эту работу.

Ускорение вжимает меня в пол, но глаза я не закрываю – когда еще увижу город сквозь прозрачные стены тоннеля? Капсула летит с большой скоростью, пронизывая собой тоннели переходов и позволяя рассмотреть, как живут другие фелисы. Отдельные картины, но мне и этого хватает. Вот двое идут, держась за руки, а вот мать вылизывает своего котенка, а вот… нет, нельзя, я плакать буду, и это сразу заметят!

Если получу комнату в общежитии, поплачу сегодня в свое удовольствие, впервые ложась спать без страха. Домашние обожают будить меня пинком утром, из-за чего спать не очень просто и расслабляться нельзя. Всю жизнь, все пятнадцать весен, мне показывают мой собственный статус, но теперь я докажу! Я стану сильной и отомщу всем! Буду хорошо уничтожать мутантов, а от случайностей никто не застрахован. Я отомщу!

В таком настроении выползаю из капсулы, чтобы встать на ноги. Самый дешевый транспорт совершенно не заботится об удобстве пассажиров, потому что мало кем используется. Только самцами, ассенизаторами и такими, как я.

Теперь мне нужно пройти вдоль галереи, повернуть направо, и я уткнусь в дверь Службы очистки. Дойдя до них, предъявляю приглашение, после чего дверь открывается. За ней обнаруживается длинный стол, на котором лежит что-то обгорелое, я не присматриваюсь, что именно, и сидит фелис с пронзительным взглядом. Властно протянув руку, она почти отнимает у меня приглашение, вчитывается в него и вдруг улыбается. Так могла бы улыбаться скала, если бы умела, вот четкое ощущение, что скальный межуровневый переход улыбнулся!

– Добро пожаловать в Службу очистки, стажер, – говорит она. – Вам необходимо пройти на склад, чтобы получить форму, затем за снаряжением и направлением в общежитие.

Она не спрашивает, нужно ли мне общежитие, показывая тем самым, что знает обо мне совершенно все. Затем фелис сообщает мне, что у меня есть три часа, затем меня в форме ждут в кабинете на третьем уровне для начального инструктажа. Это обычная практика в любом месте, даже у ассенизаторов, поэтому я не удивляюсь. Мне нужно теперь быстро шевелиться, чтобы все успеть.

Как ни странно, но фелис рассказывает мне, где что находится, и я благодарю ее, чуть ли не бегом устремляясь в сторону склада. В первую очередь надо переодеться, потому что правила Службы в этом отношении очень строги. В голове всплывают разные страшилки, касающиеся того, что делают с юными стажерами, но я стараюсь о них не думать. Чего только не рассказывают: и что заставляют раздеться догола, и что лапают, и что бьют палкой просто так, и могут даже… Ну то, что мне пока нельзя, потому что я маленькая для оплодотворения еще.

Я не верю во все эти рассказы, потому что это же Служба очистки! После Блюстителей традиций – самая престижная служба, поэтому тут такого быть не может. А раздеть могут для осмотра там или переодевания, мало ли какие правила существуют? Так что я опасаюсь, конечно, но не слишком, – я очень надеюсь на то, что мне повезет хотя бы сейчас. Должен же у никому не нужной фелис быть хоть какой-нибудь шанс?

Вот и склад. Я захожу, поздоровавшись, сразу же протягиваю выданное мне направление. Склад как склад: ряды полок, на них что-то разложено и большой стол от стены до стены. Кладовщица внимательно читает направление, затем кивает.

– Раздевайся, – командует она мне. – Твои вещи останутся здесь, потом заберешь, если испытательный срок пройдешь.

– Полностью? – как могу спокойно, спрашиваю я, стараясь не дрожать, – не понравилось мне это «если».

– Слухов наслушалась? – понимающе кивает она. – До белья. Белье у тебя свое, все остальное предоставляет Служба.

Я робко улыбаюсь, почти сдергивая платье. Фелис внимательно смотрит на меня, качает головой и уходит. Холодный ветерок, неизвестно откуда здесь взявшийся, будто желает проникнуть под простое белье, заставляя сжиматься от холода, но кладовщица быстро возвращается с солидным тюком вещей. Затем она принимается объяснять, что и как надевать, под конец поставив на стол высокие сапоги. В общем-то, ничего неожиданного, нормальная стажерская одежда: блузка, китель, свободная юбка до середины бедра и сапоги, все черное, конечно, потому что Служба очистки.

– Сейчас ты идешь получать ключ и часть снаряжения, – инструктирует меня кладовщица. – А потом на собеседование и инструктаж. На собеседовании могут проверять твою психическую выносливость, так что прими душ.

– Спасибо, – ошарашенно благодарю я.

Что это за проверка, для которой надо душ принять? Я не знаю, но решаю послушать доброго совета, потому что мне кажется, что эта фелис отнеслась ко мне хорошо. После инструктажа надо зайти в библиотеку – внутренний устав Службы прочитать, потому что его положено знать наизусть, иначе накажут, а какие тут могут быть наказания, мне узнавать совсем не хочется.

Я спешу получить ключ от общежития, сложить свои вещи и быть готовой ко всему. Ведь попасть сюда было моей мечтой, и я ни за что не упущу свой шанс!

Милалика

– Сопряжение снов возможно, если вам необходимо спросить совета, – начинает лекцию Майя. – Сегодня мы с вами рассмотрим подобный случай.

Вот это уже интересно. Возможность устроить мозговой штурм в каком-либо случае привлекает, конечно. Особенно когда сон со взаимодействием – попросить кого-то подстраховать или нечто подобное. Мне сразу же рисуются всевозможные варианты, например сошедший с ума человек – он же и во сне псих, так что да. Правда, не в нашем случае, у нас с Сережей после свадьбы все сны совместные. Яга объясняла причины этого, но я поняла только, что это из-за половой близости, завершившей процесс слияния душ. Она долго объясняла, конечно, но резюме от этого не изменилось.

В знакомом нам кубе молодая девушка пытается разговорить мальчика лет восьми, не реагирующего ни на что. Я всматриваюсь в ребенка, уже понимая, в чем может быть дело. Рядом тяжело вздыхает Сережа – он видит то же, что и я. Мальчик просто-напросто потерял всех, и жить ему незачем. Мы с Сережей о таком знаем и даже видели.

– Вы понимаете, что происходит? – слышу я негромкий голос мастера Майи.

– Да, – уверенно киваю я. – Ребенок потерял всех как дитя войны, поэтому…

– Что, по-вашему, нужно сделать? – интересуется она.

– Как минимум обнять, – отвечаю я, хотя объятий, конечно же, недостаточно.

Мальчика надо грамотно выводить из этого состояния, причем не во сне. Не дай Горыныч, он заякорится на человека во сне – проблем не оберемся, вся его жизнь тогда в сон сместится, он просто не захочет жить в своей реальности. Поэтому ему очень нужен свой якорь, о чем я и говорю мастеру, хотя, я так чувствую, она и сама это знает.

В кубе людей становится больше, они общаются с девушкой и с ребенком, постепенно нащупывая выход. Сон за сном мальчик меняется, снова обретая смысл жизни, и вот однажды он называет девушку мамой. Я очень боюсь того, что она отреагирует как-то неправильно, но коллега все делает хорошо.

– Ребенок, как оказалось, в числе многих был захвачен пьющими кровь, – объясняет мастер. – Из детей высасывали кровь, чтобы напоить солдат.

Я оглядываюсь на немца. Под моим взглядом он бледнеет, осознавая, о чем говорит наш преподаватель. А я раздумываю: рассказать или нет? Ведь сейчас мы не враги, он наверняка из более отдаленных времен, но в эту минуту я смотрю на него, а бледный немец плачет, глядя на картины в кубе. Он плачет, понимая, что видит.

– Что случилось, Герхард? – интересуется мастер Майя.

– Ему стыдно за свой народ, – отвечаю я. – Когда-то очень давно на Землю пришли звери. Они очень хотели быть господами, а всех остальных назвали недочеловеками.

Я рассказываю эту историю, понимая, что большинство наших коллег из разных миров даже представить себе не могут подобного, судя по их глазам. Майданек, Треблинка, Дахау, Бухенвальд, Красный Берег и множество других очень страшных названий камнями падают в тишину комнаты.

– Сестра бабушки погибла в Саласпилсе, – говорит немец. – Мы никогда не забудем того, каким зверем может быть человек.

И тут только мастер Майя, видимо, понимает, что речь идет не о вампирах, а о двуногих прямоходящих. Глаза ее становятся больше, увеличиваясь в размерах, и выглядит это немного смешно, если повод бы не был таким грустным. Тут я понимаю, что эта Академия, конечно, обладает знаниями, но какая-то она слишком… наивная, что ли? А как еще назвать существ, так удивляющихся человеческой подлости и мерзости?

Та война, с немцами, нет-нет да и показывает себя в нашей жизни. Вон Вареньку если вспомнить, ведь чуть не уничтожили девочку, если бы не ее Сережа. На самом деле, весело у нас: мой муж – Сережа, ее муж – Сережа, и оба – «летучие мыши». Впрочем, я отвлеклась. Нам в кубе показывают различные ситуации, когда может понадобиться помощь друзей, затем рассказывают, как именно делается подобное объединение технически. Очень интересно, кстати, получается – что-то типа ответа на зов, как в школе учили. То есть выходит, что снохождение в чем-то с ведовством пересекается. Интересно, а колдовство или ведовство в таких снах возможно?

Задав вопрос, я с удивлением узнаю, что никто не пытался. Значит, есть у нас пространство для эксперимента. Сегодня, кстати, у нас еще один предмет добавляется, если коротко – взаимодействие во сне, то есть что можно, что нельзя, что не выйдет, ну и так далее. Читают его так, что очень хочется самим проверить, на провокацию смахивает.

– Простите, мастер, – останавливаю я преподавателя. – Вы намеренно нас провоцируете?

– Что вы имеете в виду? – интересуется преподаватель, имени которого я не запомнила.

– Вы строите предложения таким образом, – объясняю ему я под сдержанное хихиканье мужа, – что заставляете усомниться в своих тезисах, что вызывает желание перепроверить.

– Очень интересное и своевременное замечание, – доносится голос Ригера откуда-то сзади. – Так как, коллега, вы намеренно это делаете? С какой целью?

– Ты все равно ничего не сде… – начинает фразу мастер, но не заканчивает ее, потому что мой Сережа просто прыгает на него, надежно фиксируя. Из руки преподавателя выкатывается прозрачный шар.

– Совсем интересно, – ошарашенно произносит Ригер. – Благодарю вас, царевич, – говорит он Сереже.

– И что он хотел? – интересуюсь я больше для проформы, но ответа ожидаемо нет.

Становится ясно – не с любовью мастер сюда этот шар принес. Судя по очень белому лицу Ригера, так себе сюрприз был, но при этом все произошедшее выглядит как-то показушно, что ли. Как будто театр, спектакль, специально показанный для нас, и вот именно это мне не нравится. Не люблю я третьесортных театров, да и тут фальши ведро… Хочется прямо с ходу задать вопрос, но я пока молчу. Внимательно посмотревший на меня муж тоже закрывает уже открытый рот, но Ригер вмиг становится нормальным, щелкнув пальцами.

– Итак, – нормальным голосом произносит он, – вы сейчас увидели, что далеко не все может быть таким, каким кажется. Но догадались только ваши коллеги.

Все очевидно: очередная проверка на вшивость, непонятно зачем. Или не проверка, а только часть ее, ибо на капсулу Ригер реагировал честным страхом. Интересные вещи творятся в этой Академии, ничего не скажешь. Наверное, нам стоит посетить библиотеку, потому что иначе я решу, что овчинка выделки не стоит.

Ххара ка Лос

Комната в общежитии после моего угла кажется мне огромной, хотя она маленькая, конечно. Стандартная кровать, крохотный столик, стенной шкаф и табурет – все, что в ней есть. Быстро развесив полученное и свое в шкафу, я решаю все-таки последовать совету и душ принимаю, даже со специальным мылом, уничтожающим мои специфические запахи. Затем, взглянув на часы, спешу на инструктаж.

Общежитие находится в соседнем со Службой проходе, идти мне минут пять. Поднявшись на нужный этаж, я стучу в дверь, входя затем в класс, но представиться не успеваю – меня явно здесь ждут, сразу же молча указав на свободный стол. Осмотревшись, я замечаю несколько странных взглядов – как будто кому-то из собравшихся здесь десятка фелис меня жалко.

– Инструктаж у вас будет проводиться на протяжении трех больших циклов, – объявляет фелис с офицерским погоном на кителе. – Затем малый цикл – тесты и допуск. Все понятно?

Мне все понятно: большой цикл – это месяц, их за условный год у нас пятнадцать, а малый – неделя, их четыре в большом цикле. В Службе практикуется отсчет времени традиционный – циклами, а не как в школе – месяцами и неделями, но разницы никакой, потому что просто названия разные. Три месяца будут занятия, а потом неделя тестов, по итогам которых меня или возьмут дальше работать, или выпнут в ассенизаторы.

– Сегодня вводное занятие, – объясняет фелис, – затем часть из вас пройдет собеседование на лояльность и психологическую устойчивость.

Почему-то эта фраза отдает чем-то страшным, но выбора все равно нет, потому что собеседование обязательное, а не пройти его я права не имею. Я киваю, приготовившись внимательно слушать. Фелис же, осмотрев класс, начинает рассказывать о мутантах – их опасности, их способности скрываться. Некоторые даже умеют говорить человеческим языком, но это все равно мутанты, которых надо уничтожать.

– Именно способность говорить на нашем языке лучше всего показывает, что загнанный в угол зверь ищет любую возможность остаться в живых, – назидательным тоном произносит офицер. – Более умные особи опаснее, более глупые легко поддаются ликвидации.

– Простите, а мелкие особи – щенки, они как уничтожаются? – интересуется фелис с маркировкой старшего стажера на форме.

– Очень хороший вопрос! – улыбается фелис-офицер. – Только огнем, ибо они крайне живучи. При обнаружении, если огнемета под рукой нет, следует проделать вот что…

На экране изображен маленький голый безухий мутант – смертельно опасное существо. Указываются его уязвимые точки, демонстрируется, как правильно направлять огнемет, как захватывать шею специальными щипцами. Офицер рассказывает нам, что мутанты очень привязаны к щенкам, поэтому ради спасения одного может сдаться вся колония, чем, конечно же, необходимо пользоваться ради экономии сил и средств. Я внимательно слушаю, но при этом чувствую себя немного не в своей тарелке.

Представив ушки на этой голове, я понимаю, что щенки мутантов от наших котят в этом возрасте не отличаются ничем. Именно это осознание почему-то очень для меня болезненно, убивать, по сути, детей мне будет сложно. Хотя я понимаю, что мне устроят, если не буду убивать – о смерти молить стану. Сделать мои последние часы очень мучительными они смогут точно, поэтому выхода у меня нет. Впрочем, подумать об этом можно и позже, а сейчас просто идти на собеседование.

Инструктаж проходит довольно формально и заканчивается как-то очень быстро. Нам рассказывают о том, что во время стажировки мы никто и звать нас никак. Но это для меня не новость, я в таком положении всю свою жизнь, поэтому даже не удивляюсь, а вот некоторые фелис пугаются. Что тут пугаться, надо просто привыкнуть. Я же привыкла? Значит, нет в этом ничего сложного.

Пока мы не прошли тесты, прав ни у кого из нас нет. Это значит, например, что меня могут наказать за недостаточное прилежание, как котенка, ну или просто выкинуть на улицу. Это тоже не новость, как и необходимость лизать сапоги каждому офицеру. Надеюсь, только фигурально, хотя, если придется, буду. Зачатки гордости из меня выбили еще пять весен назад, так что если я не хочу боли…

Подойдя к двери, за которой со мной будут беседовать, отмечаю ее толщину и видный даже отсюда – с запертой стороны – слой звукоизоляции. От одного этого мне становится очень страшно. Не зря комната так хорошо звукоизолирована, не зря. Что же со мной будет? Несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и, удостоверившись, что наверху горит знак «свободно», тяну ручку. Внутри темно, но я все равно делаю шаг вперед, потому что темнота для фелис не проблема.

Стоит двери с тихим клацаньем закрыться за спиной, и сильный удар в живот бросает меня на пол. Загорается яркий свет, а между тем я получаю еще один удар, и еще. Я пытаюсь закрыться, перевернуться, но какая-то сила сдергивает с меня юбку, и вдруг перед самыми глазами я вижу огромный… ну, тот орган, которым оплодотворяют. Мне с силой раздвигают ноги, но, увидев, кто это делает, я начинаю сопротивляться изо всех сил – безухий мутант хочет меня заразить. Если у него получится – меня сожгут, чтобы не распространяла инфекцию. Это все знают! Я прижимаю ноги к животу и резко бью его, а потом как-то вскакиваю, хватаю стул и бью еще и по голове, откуда только силы берутся!

– Отлично, – удовлетворенно произносит фелис, которую я пока не вижу. – Уберите падаль! – командует она.

Я уже хочу усесться на пол и расплакаться, но вдруг эта самая фелис оказывается прямо передо мной, без слов сильно ударяя меня ладонью по носу, отчего даже в глазах на мгновение темнеет. Затем достает знакомую мне гибкую палку – но за что? Что я сделала?

– Раздеться! – приказывает она. Я понимаю, что сейчас меня изобьют, но давлю в себе истерику.

Меня привязывают, но не бьют. Вместо этого сыплются вопросы – о традициях, Великой, зачем я пошла в Службу. Вопросы перемежаются угрозами выбить из меня правду, а я уже вся дрожу от происходящего. Я и сама больше не понимаю, что говорю, ожидая удара каждую секунду, отчего мне очень страшно, просто до ужаса. Это собеседование?

Меня чуть не заразил мутант, теперь грозятся избить ни за что, я не представляю, что сейчас происходит – кружится голова, мигающий свет, направленный в глаза, делает больно, но даже потерять сознание я не могу.

– Отлично! – резюмирует фелис. – Будешь приходить сюда каждый малый цикл, а сейчас одеться и пошла вон!

Значит, такой ужас меня ждет каждую неделю?

Милалика

Мне не нравится эта Академия, мне не нравится это странное поведение Ригера, мне вообще ничего не нравится, поэтому, проснувшись, я решаю поговорить с Сережей. В конце концов, ночью надо спать, а днем нам есть чем заняться вместо того, чтобы забивать себе голову всякими вопросами.

– Сереж, – обращаюсь я к мужу в процессе одевания. – А может, ну ее, эту Академию? Нам что, больше делать нечего?

– Сам об этом думал, – кивает он, показывая тем самым, что мысли у нас бродят в голове одинаковые. – Предлагаю с Ягой связаться.

– А там пусть Кощей поможет, – соглашаюсь я.

Не жили богато… В конце концов, я отлично обойдусь и без других миров, а вот Академия… мутная она какая-то. Приняв это решение, мы топаем на завтрак, где нашу задумчивость сразу же отмечает мама.

– Рассказывайте, дети, – улыбается она нам.

Переглянувшись с Сережей, я начинаю говорить об Академии, ее мутности, да и нашем нежелании продолжать этот никому не нужный театр. Мамочка внимательно слушает, задает уточняющие вопросы, а затем кивает. Потянувшись к переговорному блюдцу, она запускает яблоко, через некоторое время вызвав Ягу. Мы продолжаем питаться, потому что и Яге нужно какое-то время.

– Кушайте, я проинструктирую нашу легендарную, – мама гладит меня и Сережу, как в детстве, после чего покидает малую трапезную, чтобы встретить Ягу.

Я себя чувствую странно, потому что принятое решение правильным не кажется. Напротив, ощущение возникает, будто я пытаюсь убежать от какой-то проблемы, и именно это ощущение мне не нравится, потому что обычно такие чувства несут какую-то важную информацию. Но вот какую, я сейчас не понимаю. Отложив столовые приборы, задумываюсь.

– Беспокоит что-то? – интересуется муж, повторив мой жест.

– Ощущение, что бегу от проблемы, – отвечаю я ему. – Только проблему не вижу.

– Либо надо подумать, либо отвлечься, – советует он, вставая. – Пошли с Ягой поговорим.

Это правильно. Ягу мы пригласили, чтобы она нам с Кощеем помогла, – Сережа с ним познакомился методом «с ноги», потому и боязно напрямую обращаться. Так вот, Кощей и сможет нас от этой Академии закрыть, чтобы наши сны были просто снами, мы скоро забудем о них, и все. По-моему, очень хороший план, и разбираться не надо будет.

Выходя из малой трапезной, я все еще чувствую какую-то неправильность принятого решения, но углубляться в это не хочу. Ну сколько можно, в самом деле! Мне надо родителям помогать, о царстве заботиться, а не вот это все… Зачем мне копаться в проблемах, к Тридевятому вообще не относящихся? Вот именно.

– Здравствуй, матушка Яга, – традиционно здороваюсь с легендарной нечистью.

– Здравствуй, царевна, – улыбается она мне в ответ. – Сейчас Коша к нам присоединится, и подумаем мы о вашей беде.

– Не сказал бы, что это беда, – замечает Сережа. – Но раздражает неимоверно.

– Значит, тоже беда, раз царевича раздражает, – Яга сегодня улыбчива, как будто знает что-то, нам недоступное.

Мы садимся ожидать. Сережа объясняет, почему «нет», на что Яга кивает, начиная улыбаться все шире. Это подозрительно, честно говоря, но сама она ничего не скажет, так что запасаемся терпением. Кощею нужно некоторое время, чтобы добраться, поэтому ничего удивительного в ожидании нет. Сказка есть сказка, и у нее свои законы.

– А вот и Коша, – говорит Яга, когда до нас доносится железный лязг со двора. – Сейчас и поговорим.

Кощей появляется внезапно, прямо посреди гостиной, только чудом не впилившись в стол. Он явно хочет выругаться, но только вздыхает, а потом оглядывает нас всех. Вздыхает еще раз, затем с лязгом усаживается на стул. Лязгают его доспехи, непонятно зачем нужные, ведь он бессмертный.

– Жалуйтесь, – предлагает нам Кощей.

– Пригласили нас в эту Академию, – начинаю я свой рассказ. – Только мутная она какая-то. И вроде бы знания дает, и красивые картинки, но бесит неимоверно. Проверки еще эти странные… Нам же не десять!

– Любимая не выносит третьесортного театра, – замечает Сережа.

Взяв процесс объяснения в свои руки, муж сжато и четко рассказывает бессмертному о наших затруднениях, заставляя того напрячься. Размышлять мы ему не мешаем, только переглядываемся. Раз Кощей задумался, значит, не все так просто, а это уже симптом, как Варенька говорит. Я жду результатов его размышлений.

– Ну, пошли, – зовет он вдруг, поднимаясь со стула. – Побалакаем с противной стороной.

Учитывая присутствие бессмертного нашего, мне вообще ничто угрожать не может, поэтому я согласно киваю. Кощей просто так предлагать не будет, а раз он предлагает поговорить, значит, его наш рассказ удивляет. Учитывая срок его жизни – еще какая загадка. А загадка будит любопытство.

По мановению руки Кощея перед ним появляется клубящееся облако. Он хватает Сережу за плечо и тащит за собой. Ну и я с мужем, конечно же, как иначе-то. Так вот, шагнув в марево, я обнаруживаю себя во вполне обычном кабинете: зеленые стены, стол, стул, кипы бумаг на полу. На стуле восседает мужчина в черном костюме со странной прической – как будто куст растет на его голове.

– Акаир, это как называется? – с ходу спрашивает мужчину Кощей.

– Здравствуй, Кощей, – улыбается тот ему в ответ. – Что именно называется?

– Царевна с царевичем хотят изолироваться от Академии, – объясняет бессмертный наш. – Вы что себе там придумали? Ну-ка, Высочество, повтори дяде, что мне рассказал.

Сережа кивает и начинает свой рассказ. И о некотором отсутствии плана обучения, и о бардаке, и проверках этих, сильно раздражающих. Он пересказывает наши уроки, а названный Акаиром мужчина выглядит все более удивленным – да что там удивленным! Он явно поражен до глубины души.

– Ваш наставник Ригер? – интересуется он, затем поднимает руку ладонью вверх и что-то ею делает.

– Да, Ригер, – кивает муж, хотя Акаиру явно подтверждение не нужно.

В следующий момент в том же кабинете появляется и Ригер. Он выглядит несколько удивленным, при этом смотрит только на позвавшего его Акаира. Насколько я вижу, Ригер несколько отличается от того, каким мы видим его на уроках, что меня озадачивает. Да и удивление Кощея – оно не просто так, значит, что-то тут нечисто.

– Сейчас мы во всем разберемся, – обещает Кощею Акаир. – Несколько минут.

Ххара ка Лос

Не знаю, как добираюсь до общежития, – все в тумане таком. Со мной сегодня чуть не сделали то, чего нельзя, потом напугали избиением, накричали – за что? Что я сделала такого? Я не понимаю, от этого на душе еще горше. Служба очистки очень страшная, оказывается, гораздо страшнее всех слухов вместе взятых, просто ужасная. Я и не представляла себе, что с фелис можно так обойтись, ведь напали на меня внутри Службы!

Я не понимаю, почему сразу подчинилась приказу раздеться, почему не дрожала оттого, что чуть не случилось, а боялась исключительно палки. Только сейчас меня накрывает осознание, потому, сбросив форму, я прячусь под одеяло. Накрываюсь с головой, сворачиваюсь в клубок, дрожу и горько плачу. Я так не плакала с тех пор, как мне сказали, что «мама» вовсе не мама и я не ее котенок, а приблудная, которую хотела убить родная мать.

Мне очень страшно от всего, что случилось сегодня, а еще тошнит и живот болит. Наверное, потому что его побили, больше не от чего. Мутант оказался действительно диким зверем, да еще и самцом! На меня хотел запрыгнуть самец! Да меня сейчас вырвет от отвращения! Но в туалет я не бегу, потому что страшно. Вдруг, стоит мне только подняться, опять начнется все то же самое? Зачем мне приказали приходить каждый малый цикл? Мне страшно…

Пожаловаться некому, да и бессмысленно жаловаться на Службу, только хуже будет. Может быть, лучше было бы в ассенизаторах? Нет, я туда всегда успею, надо попробовать пробиться здесь! Учеба рано или поздно закончится, меня выпустят с группой уничтожения, и вот тогда я отомщу всем мутантам за то, что со мной хотел сделать один из них! Я их буду просто истреблять!

Зачем со мной так поступили, ведь нападение невозможно было бы без санкции? Значит, они хотели узнать, что я буду делать при угрозе заражения? Или причина в чем-то другом? Я не знаю, наверное, я слишком глупая и «мама» была права – мне дорога только в ассенизаторы, там мозги не нужны. Не зря столько слухов ходит, не зря… Но я сама выбрала, надо постараться выстоять.

В эту ночь меня ждет новый удар: мне ничего не снится – только серая муть, как стена, сквозь которую ничто не способно проникнуть, а я бегу вдоль нее и зову маму. Утром подушка опять мокрая, но по другой причине. Мне хочется реветь постоянно, без остановки, но нельзя, потому что нужно идти на Службу. Сначала в столовую общежития, куда я вчера сдала карточки на питание, полученные вместе с ключом. Без таких карточек никто кормить не станет, даже если подыхать от голода будешь. Самый большой мой страх с детства – потерять синие кругляшки, на которых выбито мое имя и месяц.

В детстве карточки были у родителей… Как и во всех нормальных семьях, только у меня не так – карточки были моей заботой, ведь питалась я в школе, а их могли украсть, испортить, выбросить… Поэтому страх со мной навсегда. Поэтому у меня обязательно есть накопленный хлеб и сухари, которыми он становится через некоторое время – если потеряются карточки, хотя бы не умру от голода. Принадлежала бы я семье – этого страха не было бы, но я ничейная и никому не нужная. Но я сдала карточки на месяц вперед, что позволяется в Службе и не позволялось в школе, поэтому быстро умываюсь и под трели очень голодного желудка почти бегу в столовую.

Я вчера не поужинала же, весь вечер плакала и боялась. Я и сейчас очень боюсь, поэтому надела специальное белье, снять которое не так просто. В школе бывали нападения, а если бы со мной там сделали то, что нельзя, это, получается, ответственность «мамы», то есть ее бы наказали. Вот почему у меня и есть такое специальное белье, а иначе она бы с меня вообще все стянула… Ненавидит меня «мама», не знаю за что.

Столовая – это круглая комната с овальными столиками, все серого цвета, и окошком раздачи. У окошка надо идентифицироваться, после этого получаешь питание. Я прикладываю полученный вчера после всех мучений служебный жетон к специальному окошку, и из него выпадает контейнер. Он желтого цвета, что означает ограничение порции, потому что я стажер и есть досыта мне не положено. Правда, как это, когда больше не хочется, я не знаю.

В контейнере обнаруживается кость какого-то животного и немного мяса на ней, затем овощи, два куска хлеба и еще один закрытый контейнер. В нем хлеб и сыр, кажется, судя по надписи. Это «тормозок», потому что обед будет не скоро, а мало ли где я сегодня окажусь? Ну, надеюсь, сначала на инструктажах объяснят, что и как делать, а потом уже с группой выпнут. Поэтому контейнер пойдет к остальным моим сокровищам, но сейчас я кладу его в карман, в мгновение ока уминая завтрак. Как-то он быстро закончился, будто не было его. Я вздыхаю.

Надо подняться и идти – сначала в свою комнату, а потом на инструктаж. Бросаю взгляд на часы. Время еще есть, можно не бегать. Спокойно иду наверх, чтобы надеть китель, проверить, хорошо ли висят молнии и знак стажера Службы. Нужно быть очень аккуратной, потому что за любое нарушение в одежде в лучшем случае будут бить палкой до обморока, а о худшем мне и думать не хочется. Вчера я все о Службе поняла, и выхода у меня нет.

Я иду на инструктаж, думая о том, чему нас будут сегодня учить, и надеюсь, как и каждый день в школе надеялась, что проживу его без боли. Только в прошлом мои надежды были тщетны. Может быть, хоть сейчас будет по-другому? Ну может же мне хоть когда-нибудь повезти?

Вот и знакомый кабинет. Интересно, мне кажется или народа стало действительно меньше? Кто-то не перенес собеседование? Или кого-то насильно оплодотворили, поэтому теперь сожгут… То, что и меня ждало бы, кстати, но мне вчера повезло так, как никогда еще не везло.

Я спокойно усаживаюсь, ожидая преподавателя. Кажется, нас действительно стало меньше, отчего мне становится сильно не по себе, – получается, мы для Службы действительно пока совсем не важны, а это осознавать очень грустно. Тем не менее я никак не выдаю своих мыслей и радостно улыбаюсь офицеру, когда она входит.

– Сегодня мы поговорим о вашем снаряжении, – с ходу начинает фелис, выкладывая на стол какие-то железки. – Начнем с вооружения. Пистолет, – она показывает нам оружие, выглядящее скорей игрушкой. – Он должен быть всегда с вами, куда бы вы ни попали. Разряжается так…

Она очень подробно объясняет, как заряжать, чистить, обслуживать это маленькое, но, как оказывается, такое смертоносное оружие. Значит, пистолет меня сможет защитить?

Милалика

– А что я сделаю, – устало произносит Ригер, кивнув в нашу сторону. – У них дар сильный, к тому же они Истинные, значит, вместе усиливают его в десятки раз. Они ждут гадости и подлости каждую минуту, а какие в Академии могут быть гадости?

– То есть ваших сил для компенсации не хватает? – удивляется Акаир.

– Мы пытаемся, большую часть компенсируем, но… – машет рукой наш наставник. – Вот и выходит муть… Может, действительно им не нужна Академия, раз они подлости ждут?

– Подождите, – до мужа, кажется, что-то доходит. – Вы хотите сказать, что вся эта муть, проверки – это мы творим?

– Вы, – кивает Ригер. – Подсознательное ожидание подлости формирует облако желаний, управляющее вашим даром. А так как вы не умеете противостоять этому, получается формирование реальности сна.

– Дар у вас очень сильный, – усмехается Акаир. – Поэтому вы меняете реальность на уроках, но Академия устроена так, чтобы было комфортно каждому, понимаете?

– Значит, Академия посчитала, что гадости всякие нам комфортны, – доходит и до меня.

Стало быть, если им верить, то мы все это сделали сами. И полубредовые уроки, и муть страшную самой Академии, и отторжение оной. Наше опасение, наш опыт, наше ожидание… Это надо осмыслить, поэтому я бросаю вопросительный взгляд на Кощея, чтобы проверить достоверность сказанного.

– Очень похоже на правду, – вздыхает бессмертный наш. – Надо тогда решать – или вы оба попробуете поверить академикам, или мы блокируем вам сны одним миром. Подумайте.

Ригер начинает рисовать какие-то непонятные графики, Акаир хватается за голову, а я прижимаюсь к Сереже, с надеждой глядя ему в глаза. Мне не хочется почему-то ничего решать, и любимый это отлично понимает. Я-то думала, они все нехорошие и их надо в угол, а оказалось… Оказалось, что я сама себе проблемы устроила. Что с этим делать, я не знаю, а Ригер, например, ждет нашего решения.

– Мы постараемся доверять, – вздыхает Сережа. – Мало ли…

– Я дам вам обереги, – произносит Кощей. – Абсолютные которые. Вам будет проще поверить, а случись что, они вас и из Нави выдернут.

Мы благодарим его, после чего оказываемся в нашей гостиной. Яга и мамочка смотрят на нас в ожидании, а я только вздыхаю. Признаваться же надо, а мне немного страшно объяснять, хоть я и знаю, что ничего плохого случиться не может, но страшно отчего-то, и все.

– Минутку, – просит Сережа, а потом просто меня обнимает. – Ты чего разволновалась?

– Ну налажала же, получается, – почему-то жалобно это у меня звучит.

– У-у-у-у, – тянет муж, сразу же взяв меня на руки. – Растопырило родную.

Он прижимает меня к себе, коротко объяснив маме, что мы узнали, а потом уносит свою царевну в комнату. Меня то есть, тихо объясняя на ушко, отчего мне вдруг грустится и вообще ничего не хочется. От этих объяснений мне на мгновение становится стыдно, но затем Сережа вливает в меня отвар, убирающий все симптомы. Минут через десять я уже улыбчивая.

– Сты-ы-ы-ыдно, – признаюсь я ему.

– Что естественно, то не безобразно, – отшучивается любимый, после чего несет обратно – по-людски с мамой поговорить.

Не уследила я, выходит, за календарем, вот и настроение такое, но мой Сережа все отлично понял и исправил. Теперь все еще немножко стыдно, но уже не так сильно – меня любят, и я это чувствую. Только поэтому можно успокоиться. Муж вносит меня в гостиную, где по-прежнему чаевничают мама и Яга, усаживает на стул, наливает чаю.

– В общем, все проблемы с Академией мы устроили себе сами, – объясняет он. – Наше ожидание подлости да сильный дар, который резонирует. Поэтому Кощей дал нам обереги, которые будут с нами во сне, а Академия теперь учтет свои ошибки.

– А вдруг они… – начинаю я старую песню.

– Давай договоримся, – предлагает мне Сережа. – Об этом побеспокоюсь я, а ты попробуешь им поверить. Согласна?

– Согласна, – вздыхаю я, но тут меня обнимают мамины руки, и я расслабляюсь.

Да, получается, все проблемы мы сделали себе сами, но теперь мы расслабимся и все будет иначе. Ну, я надеюсь. Потому что есть у меня ощущение, что не зря мы в эту Академию попали, возможно, и тут рука Макоши, а такие вещи игнорировать нельзя. Поэтому я и соглашаюсь, успокаиваясь.

Весь день я уговариваю себя, что Академия – она такая же, как наша школа, и ничего плохого случиться не может. Уговариваю изо всех сил, Сережа временами шутит, поэтому день проходит спокойно. Перед тем как улечься спать, я выпиваю успокаивающий отвар, чтобы опять не начать всех и все подозревать. Все-таки особист из меня так просто не вытравливается. Почувствовав, что успокаиваюсь внутренне, обнимаю Сережу, чтобы в следующий момент оказаться в классе.

Я буду считать, что дала Академии последний шанс, а сама послежу за собой и своими мыслями в этом отношении. Сережа рядом сдержанно улыбается, поглядывая на меня, ну и на появившегося в классе мастера Ригера. Выглядит тот не так, как обычно во сне, а очень похоже на совсем недавнего – на встрече с Кощеем. Значит, получается, не давим мы?

– Сегодня мы поговорим о том, как ваше сознание или подсознание может изменить реальность сна, – произносит наставник.

Понятно, решил прочитать лекцию на эту тему, чтобы поняла даже глупая Милалика. Обидеться или нет? Может, стоит? И уйти в реальность, а они тут пусть сами тогда, вот!

– Любимая… – тихо произносит Сережа. – Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ.

– Ла-а-адно, – тяну я, успокаиваясь.

Отвар отваром, но в эти дни я все равно дерганая немного. Может, мне уже деток пора, а я все никак не нагуляюсь? Ну вот пойдут малыши, стану с ними играть, кормить, заниматься и не буду совсем ни о какой Академии нервничать? Вдруг мне это надо, а не учиться?

– Поэтому даже подсознательное желание может изменить реальность сна… – заканчивает фразу Ригер, а затем вздыхает. – Царевич, царевна, у вас вопросы есть?

– Нет у нас вопросов, у нас проблемы, – хмыкает муж, беря меня на руки.

Странно, я же отвар пила, что это со мной опять? Не должно же быть? Или может такое быть? Надо будет, проснувшись, мамочку спросить, потому что вообще никаких мыслей нет, а это совсем нехорошо – как заколдовали. Капризничать хочу!

Ххара ка Лос

Не сможет меня защитить пистолет. Нас всех ведут на нижние этажи, там вдоль тоннелей, где на каждом повороте светятся грозные предупреждающие надписи, пока не приводят в довольно большой зал, перегороженный чем-то прозрачным. На той стороне зажигается свет, и я вижу того самого мутанта, который напал на меня. Он кажется очень большим, я едва не делаю ошибку, желая шагнуть назад.

Фелис открывает низенькую дверцу в прозрачной перегородке и несколько раз стреляет из пистолета в сторону мутанта. Тот злобно рычит, прыгая в сторону офицера, но та быстро закрывает дверцу, отчего страшное существо лишь скребет когтями по перегородке. Но главное нам показали – мутанта пистолетом не возьмешь. Вопрос, правда, возникает – зачем нам тогда пистолет? Но этот вопрос я не озвучу, страшно.

С детства я запомнила, что вопросы лучше не задавать – неизвестно, отчего взбесится учитель. Поэтому я молчу, а нас ведут обратно, чтобы ознакомить и с другими образцами снаряжения. Запугивают в Службе, конечно, намного сильнее, чем в школе, зачем я, правда, не понимаю, но ничего с этим сделать не могу, так что просто молчу и жду новой информации.

– Пистолет – это оружие ближнего боя, – произносит офицер, едва мы рассаживаемся за столами. – Из него надо стрелять почти в упор, если это мутант, или с расстояния до ста шагов, если это зараженная фелис. Для борьбы с мутантами лучше всего подходит огнемет.

Это я знаю. Огнеметы бывают двух типов – с большим ранцем или с метателем. Те, которые с метателем, на один раз, зато гарантированно выжигают квадрат два на два. Практическое занятие с огнеметом нам обещают завтра, а сегодня мы слушаем лекцию о том, что делать, если есть опасность заражения. Мутанты заражают или через то место, которое нельзя, или через рот. Как это через рот происходит, я не понимаю, но опять же молчу.

– Стажеры примут участие в первом рейде через большой цикл, – сообщает офицер. – Вы будете на подхвате, но, возможно, получится пострелять. Остальные – по своему плану.

– Отлично! – громко заявляет какая-то фелис с двухцветной прической, а я даже пригибаюсь, чтобы меня не задело.

– Сейчас все свободны, – обозначает окончание урока офицер. Вот теперь можно спрашивать.

– Стажер Ххара, – представляюсь я так, как было в учебнике написано. – Разрешено ли посещение библиотеки?

– А причина? – удивляется фелис.

– Изучение внутреннего распорядка и традиций Службы, – как могу бодро отвечаю я, хотя боюсь реакции, конечно.

– Похвально! – откликается офицер. – Ваш жетон!

Она берет мой жетон, вставляя его в висящий на поясе аппарат, и через секунду отдает мой основной здесь документ обратно. Объяснив мне, где находится библиотека, офицер останавливает ту, двухцветную. Я понимаю зачем, ведь написано же в уставе: без команды реагировать нельзя. Поэтому догадываюсь, что сейчас будет. И действительно, поднимаясь по лестнице, слышу отзвук крика. Все ясно. Двухцветная сама себе проблемы сделала – наверное, домашняя. Так ей и надо!

Я отправляюсь в библиотеку изучать именно то, что сказала. Усевшись за стол и обложившись книгами, я прилежно занимаюсь. В общежитии делать нечего, а праздное шатание не одобряется нигде, поэтому я должна быть занята, чтобы не вызвать желания что-то со мной сделать или куда-то послать. Стоп, а это что?

Некоторое время я сижу замерев, потому что среди уставов обнаруживается маленькая книжечка – «Устройство и эксплуатация космических кораблей». Открыв ее, я убеждаюсь, что это не фантастика. Но и книжка очень странная; она выглядит древней, написана немного архаичным языком, но я все равно зачитываюсь. С детства люблю фантастику, а тут как раз она – ожившая мечта о звездах. Официальную историю я, разумеется, знаю, но увидеть подобное совсем не ожидаю. Даже если это ловушка, я ничего предосудительного не делаю, просто читаю фантастическую книгу, ведь всем известно, что космический корабль – штука невозможная.

Очень интересно описано, причем так, что поймет и младенец. Любопытно, почему она попала ко мне? В случайности я не верю, значит, у нее есть какой-то смысл, только вот какой? Этого я не понимаю. Но нужно и традиции прочитать, особенно те, которые касаются стажеров. С сожалением отложив космическую книгу, открываю том с традициями.

Не все так просто со стажерами, получается. Очень непростые и двусмысленные формулировки: «Стажер – собственность службы», «выбить самостоятельность», «проверка на лояльность допросом» и так далее. Получается, что либо я стану сотрудником Службы, либо меня просто забьют и отправят на розжиг, никакого «на улицу» не будет. Именно поэтому кладовщица сказала тогда «если».

Странно, но я не пугаюсь, как будто у меня не осталось больше сил бояться. Всю жизнь я не знаю, что будет завтра, ну вот, теперь знаю – будут бить, жестко допрашивать и еще что-то делать. Возможно, проверять самостоятельность, чтобы ее выбить. То есть ничего хорошего на ближайшие три больших цикла у меня нет. Наверное, после вчерашнего я чего-то подобного и ожидала, так что даже, кажется, не удивляюсь, возвращаясь к космической книге. Мне как будто все равно, что теперь будет, просто силы закончились, и все.

Теперь я знаю, что выхода со Службы нет – только в то самое место, где сжигают мутантов. Меня это радует, потому что тогда закончатся унижения. То есть получается, тем или иным путем они закончатся раз и навсегда. Ну а если не будет и меня, то пусть, я все равно очень устала. Как-то наваливается все, поэтому я откладываю книги и иду в общежитие на обед.

Сокращать что-либо, даже название «общежитие», категорически запрещено. Это я еще из школы помню. Почему так сделано, я не знаю и давно уже этим вопросом не задаюсь. Какая разница?

Войдя в столовую, поспешаю к окошку раздачи, чтобы получить свой контейнер. На обед у нас какая-то безвкусная бурда, называемая «суп», несколько злаковых, овощи и фруктовое желе. Химия сплошная, откуда возьмутся фрукты у таких, как я? Но мне уже очень голодно, и я всасываю обед в мгновение ока, принявшись за десерт, который можно посмаковать, а потом опять идти в библиотеку. Мне нужно выучить устав, чтобы как можно дольше избегать избиения. По-моему, это хороший мотив.

Милалика

Мамочка говорит, что мне нужно поменьше размышлять и отпустить себя. А еще – не надо пытаться все объяснить. Вот я прислушиваюсь к ней и устраиваю себе день отдыха. Общаюсь с Варей, и меня потихоньку отпускает. Исчезает желание капризничать и плакать, я прихожу в себя. Варя – доктор и все отлично понимает.

– Ты просто перегрузила себя подсознательным страхом, – объясняет она мне. – Надо помнить, что рядом Сережа, что тебя защищает Кощей, и расслабиться.

– Да я помню, но как-то… – пытаюсь объяснить я свои чувства.

– Спроси Ягу, может, это очередной зов судьбы? – подает она мне хорошую идею, и я связываюсь с Ягой.

Объясняя легендарной нашей, что меня беспокоит, я понимаю, что уже не так дергаюсь, как будто это «что-то», заставлявшее меня нервничать, спряталось. А Яга просит не пытаться сопротивляться себе, наверное, поэтому вечером я уже вполне расслабленная и способная воспринимать информацию. День пролетает как-то очень быстро, я его и не запоминаю даже, почему-то желая поскорее окунуться в сон.

– Сегодня мы с вами попробуем так называемый «свободный поиск», – говорит нам мастер Тагор, он ведет у нас практические занятия.

– Простите, мастер, а ведь задача Академии не совсем в том, чтобы научить нас ходить по снам, – замечает Сережа, зацепившись за знакомый термин.

– И да, и нет, Сергей, – отвечает мастер. – Единицы из вас станут чьими-то ангелами-хранителями, а кто-то спасет жизнь. Но это не обязательно, поэтому мы не говорим об этом.

Ой, чует мое сердце, не зря учитель об этом сказал, не зря… Что же, надо посмотреть, что будет. А вперед уже вызывают девушку абсолютно нечеловеческого вида. Мастер Тагор инструктирует ее отпустить себя, и тут вдруг мы все оказываемся в лесу. Шумят деревья под ветром, поют птицы, а на полянке стоит мальчик лет семи. Он смотрит в небо, а по его лицу текут слезы. Девушка подбегает к нему, чтобы обнять, и исчезает. Вместе с ней пропадает и картина леса.

– Ваша коллега установила контакт с ребенком, потерявшим надежду, и отключила нас, оставшись с ним наедине, – объясняет мастер Тагор. – Она проделала это неосознанно, но я покажу вам, как отключать и включать общий канал.

Некоторое время он рассказывает, как именно можно отсоединиться ото всех, как подсоединиться, как позвать на помощь, затем мы пробуем это проделать осознанно. У нас с Сережей это получается с первого раза, а вот немец все никак не может изолироваться. Что-то у него совсем не выходит, он будто боится остаться один, наверное, это что-то значит.

– Пойдем дальше, – предлагает мастер Тагор. – Кто у нас есть из хомо… Ирэн, прошу вас.

Вперед выходит очень тоненькая девушка лет шестнадцати на вид. Она выслушивает инструкции, кивает, а затем перед нами появляется обычная комната, в которой на кровати лежит женщина. Она вдруг встает, кого-то ища глазами, а Ирэн срывается с места с криком: «Мамочка!» – и влетает в объятия этой женщины. Но тут мастер Тагор машет рукой, как будто творя колдовство, и рядом с женщиной и девушкой появляется мастер Майя, после чего картина гаснет.

– Я не знал о том, что Ирэн потеряла мать, – тяжело вздыхает Тагор. – Ей помогут, но день сегодня явно неудачный… Наверное, стоит отложить на следующий раз.

Я уже хочу согласиться, но какое-то чувство не дает мне это сделать, будто толкая изнутри. Я оглядываюсь на Сережу, а он обнимает меня, кивнув. Видимо, у него такие же ощущения, поэтому он и соглашается. Не спрашивая мастера, вещающего о том, что надо искать более удачные дни, чтобы не получить неприятных сюрпризов, я расслабляюсь в Сережиных руках, позволяя тому, что толкает меня, вести…

Некоторое время ничего не происходит. Все вокруг вдруг становится серым, затем появляется детский плач, кто-то зовет маму и жалуется на боль, мелькает черная униформа. Я даже и не понимаю вначале, что означает эта черная форма, но затем взгляд останавливается на картине – яркий свет в лицо, женщина в черном, но на кителе формы блестят молнии, по две в каждой петлице. Можно ли не узнать эту форму? И вот тут, будто будя какие-то ассоциации в моей голове, появляются серые стены. Плач вдруг становится многоголосым. Но вот все вокруг призрачное, нереальное.

Будто щелчком появляются маленькие дети, о которых заботятся старшие, становящиеся «мамами» и «папами». Я достаточно читала о немецких концлагерях, чтобы легко узнать и одежду, и происхождение. Медленно появляется больше деталей – эсэс в не совсем обычной форме, то есть основные элементы наличествуют, но не там и не те. Однако это действительно эсэс, тут не перепутаешь.

– Что это? – негромко спрашивает кто-то.

– Это лагерь, – в тон ему отвечает Сергей. – Не совсем обычный… Любимая, глянь-ка!

На голове одного ребенка кошачьи уши. Именно о нем заботится девочка, обнимает, гладит и ребенок тянется к ней, как росток к свету. Я не понимаю и понимаю одновременно, что происходит. Но откуда здесь такое страшное место? Что происходит?

– Это место создали вы с реципиентом, – произносит мастер Тагор. – У реципиента не было ассоциаций, только эмоции и ощущения, а картины взяты из вашей памяти.

– Такое было в нашем мире, – вздыхаю я. – Очень давно, но было. Правда, форма выглядит чуть иначе, и кошачьих ушей точно не было.

Мастер начинает объяснять, что происходит, а я смотрю на то, как девочка лет тринадцати своим телом защищает ребенка, и плачу. На это невозможно смотреть без слез, но при этому я слышу, что говорит мастер Тагор. Какой-то ребенок в далеких мирах испытывал сильную боль, при этом эту боль причинили существа в этой форме, а в реальности, судя по всему, малышу или малышке зацепиться не за что, поэтому картины взяты из моей памяти.

Я знаю, что у нас с Сережей очень сильный дар, но что мы такое можем, мне неведомо. Подумав, я решаю не отключать остальных. Это просто страшно видеть, а пока еще кто-то есть, кроме нас с Сережей, у меня нет паники. За призрачными стенами барака встает здание, хорошо знакомое мне по фотографиям. Так называемый «красный дом» – газовые камеры и крематорий. Получается, мы видим Освенцим… Страшнее место на Земле просто представить сложно. За что кому-то достался такой кошмар, почему? Неужели в этом виновата я?

Ххара ка Лос

Мне снится странный сон, в нем я очень маленькая. Мне очень-очень больно, но кричать нельзя, так говорит старшая девочка. Она старше меня, но я понимаю – ей весен десять, может, одиннадцать. Она кормит меня странным хлебом, причем во сне я знаю, что это хлеб, и не отдает каким-то страшным существам в форме Службы очистки. Самцы в форме нашей Службы вызывают ужас у маленькой меня. Она не отдает меня им, прячет, и за это ее бьют, очень сильно бьют прямо на моих глазах. Это так страшно, просто невыразимо как! Ее ушки прижаты к голове от страха, потому что я их не вижу, но она защищает меня от страшных самцов.