Читать онлайн Охрана музеев. Тайна номер 1

© Тур Тереза

© ИДДК

Глава 1

30 июня, 3:55. Дом на Петровской набережной

Санкт-Петербург. Нева. Белая ночь.

Звучит романтично. Почти как начало стихотворения или нежного, чуть печального романа.

Однако в этой ночи ничего красивого и романтичного не было… Красно-синие нервные всполохи машин дежурной части. Оцепленная жёлтой лентой детская площадка. Люди в форме с какими-то нарочито равнодушными лицами. Бледный мужчина. Ребёнок, плачущий на его руках. Время от времени взгляд кого-то из людей в форме натыкался на этого мужчину… и становился почти человеческим.

– Пожалуйста, – тогда говорили ему, – идите домой. Как только что-то будет известно…

– Понимаете, – в сотый раз начинал объяснять мужчина, прижимая к себе ещё крепче малыша, – моя жена никогда бы…

– Мы понимаем. – И в голосе появлялось рефлекторное псевдосочувствие, от которого становилось ещё горше.

К ограждению, возле которого с открытыми глазами дремал сержант, подъехал крутой мотоцикл со «скромным» логотипом BMW на бензобаке. Сержант завистливо присвистнул – и настороженно взглянул на одетого в стиле крутого байкера мужчину: чёрная кожа и шлем, чем-то похожий на немецко-фашистскую каску.

Незнакомец тем временем заглушил сыто и негромко работающий мотор, снял шлем и направился прямо к ограждению. Уверенно так направился. Привычно.

– Куда! – дёрнулся охранитель жёлтой ленточки. – Куда прёшь?

Увидев алую «ксиву» с золотыми орлами, служивый вытянулся было, но потом, посмотрев внимательнее (уж очень ему не нравился неуместный здесь байкер), заорал:

– Чё, совсем охренел! Отдел музеев?!

– Старшего позови, – без тени возмущения выдохнули в ответ.

На вид мужчине было лет сорок. Невысокий, крепко сложенный. Добродушное круглое лицо каким-то чудесным образом было одновременно и брутальным, и обаятельным, и… незапоминающимся. Живые блестящие глаза имели особенность зрачка занимать почти всю радужку, отчего казались чёрными и хитрыми. На самом же деле они были ярко-синие, искренние и наивные, особенно в тех случаях, когда это необходимо. Большой, чуть шершавой ладонью привычным движением он погладил выбритую макушку и, слегка пожав плечами, скривился не то в улыбке, не то в усмешке, встречая озабоченно семенящего к нему «старшего».

– Иду я, иду, – отозвался следователь на возмущённые вопли сержанта. – Свои это. Пропусти. Добрый вечер, Егор Иванович.

– И вам не болеть, господин старший следователь.

Байкер, преодолев заграждение и бдительного охранника, уже пожимал руку старшего.

– Что-то органы стали слишком часто меня вызывать на место преступления, Алексей Васильевич, – пожаловался он.

– Иваныч! После тех тра-ля-лей, что ваше начальство позволило себе выписать нашему, да ещё и в присутствии москвичей… Радуйся, что тебя на всякую бытовуху не вызывают… А планы такие были.

– Так думать же надо! Если из Летнего сада начинают чинно расходиться по своим делам статуи, то надо не спецтранспорт из психушки свидетелям вызывать, а нас! Кстати, вандалов, которые украли защитные щиты с Медузой Горгоной, вы поймали? Двадцать семь лет висели себе спокойно на ограде.

– Так это не вандалы были!

– А кто? – изумился Егор Иванович.

– Ваши и были, – засиял следователь. – Ваши. Реставраторы.

– Вот ведь как оно бывает, – даже не удивился музейщик. – Бардак, как говорит мой папенька, дело добровольное… Да. Значит, так. Если завтра тебя будут вызвать на убийство и разгром к нам в отдел – так это я гневаться буду… Заберёшь меня под арест – я хоть высплюсь у вас, за решёткой.

– Не-е, завтра – никак. Завтра не моё дежурство. Я пойду на отсыпной.

– А здесь что? Как в Летнем саду? Или начальство приказало мой сон просто так порушить? Из вредности?!

– Здесь вообще непонятно что, – печально покачал головой следователь. – Женщина пропала. Ребёнка в коляске трёхмесячного бросила. Свидетели всякую ересь несут.

– А вы чего сразу примчались? Двое суток положенных не выждали?

– Вот только не надо про бездействие правоохранительных органов!

– Ладно тебе, Алексей Васильевич. Вы тут кинулись прямо-таки всеми силами, потому что…

– Она – дочь нашего… – И следователь поднял палец к небу.

– Ясно. Ладно, пошли беседовать.

Парочка сидела на скамейке, тесно прижавшись друг к другу. Девчушка в слезах, парень нервно прячет руки между колен.

– Привет, ребята! Меня зовут Егор Иванович, – обратился к свидетелям «музейщик». – И у меня есть одна особенность: я верю всему, что говорят люди. Рассказывайте!

– Её похитили дети, – безучастно ответила ему девушка. – Понимаете? Маленькие дети… Крошечные… Дети… Крошечные…

Парень только кивал и трясся.

– Да… Толку от твоих свидетелей… – подытожил Егор Иванович.

– Обрати внимание: двор огороженный. И камеры установлены. Мы уже посмотрели запись. Сначала пришли эти. – Кивок на юношу и девушку. – Парень открыл вход во двор своим магнитным ключом. Они сидели на скамеечке, миловались. Вышла женщина. Потом через какое-то время помехи. Потом… фигня какая-то. Парочка мечется по двору. Коляска с ребёнком осталась. Где стояла – там и стоит. А женщины нет. И похоже, что калитку никто не открывал.

– А чего женщина ночью вышла-то на улицу? – недовольно спросил Егор Иванович.

– Муж говорит, что ребёнок раскапризничался, никак не унимался. Она решила выйти с ним – оказывается, они так часто по двору ночью гуляют. Двор закрытый – значит безопасный.

– Да… несуразность какая-то.

– И не говори, – согласился господин следователь. – Не считая того, что у этой «пропавшей» дамы могла попросту крышечка уехать. И завтра-послезавтра она, даст бог, обнаружится где-нибудь. Живая.

– Не знаю. Что-то странное тут есть. А свидетели не обдолбанные, случаем?

– Нет. В баночку уже писали – ничего. В трубочку дули – тот же отрицательный результат.

Тут девушка, словно почувствовав, что речь зашла о них, поднялась, подошла к следователю и забормотала, как в бреду:

– Уродцы… Это были уродцы. В шапочках. Странных шапочках. И запах. Запах дохлятины. Ужасный запах дохлятины…

– Занятная история, – произнёс спустя некоторое время Егор Иванович.

Они со следователем стояли в сторонке и курили.

– Ваше? – с надеждой спросил Алексей Васильевич.

– А то, – выпуская дым, ответил «музейщик».

– Чего делать будешь?

– Ведьму искать, – на полном серьёзе ответил Иванович.

Глава 2

30 июня, 8:30. Здание администрации Санкт-Петербурга на Английской набережной

– И вот представляете, Анфиса Витольдовна, стою я перед ней и понимаю… – До Старцева, сладко дремлющего на диване в отделе, донёсся жизнерадостный смех его старейших сотрудников. Начальник удивлённо приподнял бровь – обычно старая гвардия выясняла отношения, брюзжала и спорила. А вот так – мирно да со смехом… Старцев и не помнил, когда последний раз было такое.

– Конечно, Михаил Ефремович, я тоже удивилась! – сквозь смех раздался другой голос, женский.

– А как удивился отец Иннокентий!

И снова смех.

Нет, спать в таких античеловеческих условиях на работе стало совершенно невозможно – Старцев помотал головой. И стал просыпаться.

Голоса Анфисы Витольдовны и Михаила Ефремовича, гулко разносясь в старинном здании, надолго опередили их стареньких владельцев, которые медленно преодолевали высокие пролёты.

Старцев встретил их на лестничной площадке третьего этажа, которое в здании администрации и занимал отдел.

– Доброе утро! – хмуро поприветствовал он непонятно с чего жизнерадостных сотрудников.

– Разрешите доложить! – со смехом вытянулся перед ним Михаил Ефремович. – Порядок на кладбище восстановлен. Если бы не Анфиса Витольдовна, нас бы съели.

Старцев опять помотал головой и с укоризной во взоре уставился на сотрудников.

– А давайте зайдём в кабинет, усядемся, – предложила Анфиса Витольдовна.

Как и всегда, её пожелания, рекомендации и приказы исполнялись молниеносно. А как ещё? Эта величественная дама внушала трепет. В ярко-синих, ничуть не поблекших от возраста и утрат глазах было что-то… чуткое, искреннее, но не терпящее возражений. Бесшумная походка, безупречная осанка. Идеально выглаженные, старинного кроя (но каким-то непостижимым образом всегда уместные) блузки неизменно украшала массивная овальная брошь. Иссиня-чёрный камень, в глубине которого плясали маленькие яркие искорки, порой гипнотизировал, а порой был и вовсе незаметен. Он, казалось, жил своей жизнью, но при этом был во власти своей загадочной хозяйки. Кроме этой броши Анфиса Витольдовна украшений не носила, причуд не имела, сохраняла хладнокровие, ясность и остроту ума. От этой женщины исходила сила, ей хотелось покоряться.

Михаил Ефремович, а он единственный из всех с ней спорил, было у них такое развлечение на двоих, сегодня согласился, даже закивал.

– Так что у вас случилось? – Утреннее совещание началось лишь спустя полчаса – пока сварили кофе, пока уселись.

– Как вы помните, – начал Михаил Ефремович, – вчера днём появилось сообщение, что накануне ночью, недалеко от Старо-Никольского кладбища, что-то большое и чёрное, похожее на огромную кошку, напало на людей. И даже кого-то загрызло. Поскольку кладбища находятся под особым контролем, было решено подключить отца Иннокентия. И вместе с ним проверить.

– Вообще-то кладбища – это его епархия, зачем там мы-то? – широко зевая, пробурчал Егор Иванович.

– Мы всполошились, потому что есть легенда – на Старо-Никольском кладбище похоронен чернокнижник, который на этом самом кладбище пытался вызвать демона. Но что-то пошло не так. Чернокнижник во время обряда погиб, а демон превратился в огромного чёрного кота.

– Я всегда считала эту историю байкой, не заслуживающей доверия! – решительно вмешалась Анфиса Витольдовна. – Известно, что самая мощная защита – на кладбищах. И чтобы там что-то подобное делать… Для этого надо сначала погост разорить.

– Да, но мы все знаем историю, приключившуюся в начале девяностых на Охтинском кладбище, когда мёртвых подняли, – возразил Егор Иванович.

– Там сначала поработали вандалы, потом администрация стала уплотнять умерших. А потом уже секта пришла – и натворили они дел!

– Да ничего особенного не случилось. Все, кто участвовал в ритуале, погибли. Из простых граждан никто не пострадал. И даже не заметил. Мы успели, – пожал плечами Михаил Ефремович.

– А те, кто участвовал в ритуале, – не люди, что ли? Там в основном подростки были, – возмутилась Анфиса Витольдовна. Дама элегантным, совершенно молодым движением чуть тронула кончиками пальцев причёску. Копна серебристых волос была прихвачена полукруглым гребнем с вырезанными на нём русалками. Брошь заискрилась, синие глаза метнули в собеседника молнию, а одна из русалок, как на секунду показалось Старцеву, недовольно дёрнула хвостом.

– Надо головой думать, прежде чем демонов вызывать. К тому же эти подростки, чтобы провести ритуал, нескольких человек умертвили! Так что, на мой взгляд, каждый получил то, что хотел. А вот умерших жалко. Они ведь покойники. Уж чего-чего, а покой заслужили.

Михаил Ефремович подарил Анфисе Витольдовне почти виноватый взгляд, но по всему было видно, что злить свою собеседницу ему нравится. Его зелёные глаза были такими же живыми и яркими, как у его коллеги, несмотря на тот же весьма преклонный возраст. Бороды он не носил, был всегда идеально выбрит и коротко стрижен. Густые и жёсткие волосы поседели неравномерно – перец с солью. Крючковатый нос, резкие черты лица, очень высокий рост. Телосложения он был скорее сухощавого, но одного взгляда на широкую, чуть сутуловатую спину хватало, чтобы почувствовать недюжинную силу. Михаил Ефремович был силён, как Илья Муромец, и по отделу на эту тему ходило немало легенд. Он слегка прихрамывал на правую ногу, поэтому пользовался палкой. Палка была массивная, и пахло от неё сосной. Просто палка, но на ней почему-то постоянно задерживался взгляд. Старцев усилием воли оторвал его, провёл ладонями по выбритой голове и взмолился:

– А можно поближе к вчерашней истории, а то у меня и так голова болит!

– Хорошо, – покладисто согласился Михаил Ефремович. – Ближе к полуночи мы выдвинулись. Белая ночь. Марево над кладбищем. Красота!

– Ещё ближе.

– А я с ними отправилась, – уточнила Анфиса Витольдовна. – Мне любопытно стало, что же на кладбище происходит на самом деле.

– И это любопытство спасло нас с отцом Иннокентием. На нас действительно выскочила большая чёрная кошка. Отец Иннокентий молитву изгоняющую читает, я защиту ставлю и силок кидаю энергетический, чтобы тварь не убежала.

– А кошка оказалась самая реальная. И даже не кошка, а молоденькая пантера.

– И была она очень голодная! Хорошо ещё, что Анфиса Витольдовна умеет животных заговаривать.

– Погодите! – Егор Иванович приоткрыл глаза. – А откуда в Петербурге пантера? Они же здесь не водятся.

– Пантеры – нет, – согласился с ним Михаил Ефремович, – а вот идиоты – да. А в последнее время идиоты водятся часто с деньгами. Это вообще страшный вид.

– Точно. – Анфиса Витольдовна и не стала спорить, и даже сделала вид, что не заметила в речи коллеги слова «идиот». – Я, когда маленькую заговорила, узнала, что её отловили и привезли в подарок одним… торговцам. Захотелось им чего-то экзотического – вот партнёры и расстарались. А потом им пантера надоела, они её попросту выгнали.

– Хорошо ещё, что накануне люди не пострадали. Загрызла она собаку.

– Пантера – бедненькая, мечется. Голодная. Перепуганная. Малышка ведь совсем! Но мы с утра к её горе-хозяевам… наведались!

Егор Иванович пожал плечами – уж кого-кого, а хозяев зверушки, обречённых на большие и малые неприятности, ему жалко не было.

– Пантера сдана в зоопарк. Порядок в городе восстановлен, – бодро отрапортовал Михаил Ефремович.

– И вас с отцом Иннокентием не съели, – меланхолично отметил начальник.

– Так точно, – кивнул сотрудник.

– Вот и хорошо. Пишите отчёт, – подытожил Егор Иванович. – И, Анфиса Витольдовна, можно просьбу? Почти личного характера.

– Конечно, – величественно кивнула дама.

– Надо отправиться к реставраторам, в чьём ведении находится Летний сад, и объяснить, что щиты, решётки и все остальные детали снимаются только после согласования с нами. И объяснить так, чтобы они на всю жизнь запомнили, а лучше и внукам передали.

– Так статуи разбежались не из-за вандалов?

– Оказывается, нет. Коллеги постарались.

– Какой-то у вас вид не бодрый… – посмотрела на него Анфиса Витольдовна, – ночью вызывали?

– А как же!

– Пора штат увеличивать, Егор Иванович. Вы же сами понимаете, что пора. По нашему этажу должно бегать около десятка сотрудников. А что получается? Вы один. Мы с Михаилом Ефремович всё больше консультируем. Молодой человек ваш с компьютером – это замечательно, но из оперативников, что по городу бегают, считай, вы один.

– И секретаря надо найти, чтобы отчёты составляла! – тяжело вздохнул Михаил Ефремович.

– Вы живёте в состоянии аврала уже год – с тех пор как… – замялась Анфиса Витольдовна.

– Всё? – поинтересовался начальник.

– Вам надо спать. Вам надо есть. Вам надо нормально жить. А если случится что-то масштабное? Даже вы не сможете быть в двух местах одновременно!

– На этом закончили, – резюмировал Егор Иванович. – У нас в городе женщину похитили!

И он стал рассказывать о своих ночных приключениях.

Михаил Ефремович сразу переместился к огромной, во всю стену, карте Санкт-Петербурга. И как только назвали адрес, достал красные флажки. Один установил в точку, которая была во дворе дома, другими стал помечать что-то ещё, понятное пока только ему.

Анфиса Витольдовна отправилась к картотеке. Ряд деревянных ящиков занимал целую стену напротив карты.

Спустя минут тридцать – Егор Иванович успел подремать – его старая гвардия появилась рядом с диваном, готовая дать отчёт. Но по их недовольным лицам начальник понял, что ничего толком они не нашли.

– Может, русалки? – поинтересовался Старцев.

– Не должны бы. Хотя сейчас идёт русалья неделя, мы ведь сделали всё необходимое для того, чтобы эти создания не трогали людей.

– Берёзу заплетали? – поинтересовался начальник.

– Всё как полагается, – пожал плечами Михаил Ефремович.

– Две молодые берёзки к земле пригнули, лентами перевязали, – стала перечислять Анфиса Витольдовна. – Потом заплели косы из веток. Под деревом угощения. Обязательно варёные яйца. В этом году особенно удачно получилось. Боренька провёл целую интернет-кампанию. Просто огромное количество молодых людей приняло в этом участие. Языческие культы снова в моде, знаете ли.

– Борис – молодец! – похвалил их бойца интернета Михаил Ефремович. – У него даже толкинисты берёзки плели. Он им такую теоретическую базу подвёл, что они поверили.

– Мы-то уже стары берёзки заплетать, – как-то печально отозвалась Анфиса Витольдовна.

– А что молодые люди выделывали после берёзок… – мечтательно закатил глаза старый сотрудник. – Для закрепления эффекта, видимо!

– А вы-то откуда знаете? – с подозрением посмотрела на него коллега.

– Так они… это… на сайте выкладывали. А мы наблюдали. Контролировать же надо.

– Значит, это, скорее всего, не русалки? – отвлёк сотрудников от выяснения интереснейших аспектов Старцев.

– Они бы защекотали всех. Было бы несколько трупов – и всё.

– Тогда кто это?

– Место же замечательное! – начал Михаил Ефремович. – Петровская набережная. Нева рядом. Петропавловская крепость рядом… Стрелка Васильевского острова тоже. Практически это может быть всё что угодно.

– Я бы вообще запретила людям селиться в таких «замечательных» местах. Вот были здесь до Петра Первого запретные леса – и на Васильевском, и на Заячьем – где сейчас крепость. Так туда людям вообще запрещено было просто так появляться. Только в особое время. И с особыми ритуалами.

– И хорошо, если не в роли жертв, – не мог не съязвить Михаил Ефремович.

– Тогда считали, что границу с иным, непонятным нам миром необходимо закрывать именно так, – пожала плечами Анфиса Витольдовна. – По всей земле такие разломы разбросаны. Их немного, но они есть. Но вот строить в таком месте город… Это только у нас!

Глава 3

1717 год, лето

Генерал-губернатор новой столицы Российской Империи – Санкт-Петербурга – был в смутном, тревожном состоянии.

Наверное, Александр Данилович Меншиков слишком долго оставался на одном месте. Да ещё и в каком! В столице! Вот странствовать с Петром по Европе, бешено носиться на коне на поле боя, первым взобраться по лестнице в захваченную крепость… Это да. Говорить одно, думать уже про другое, нестись куда-то на край света за третьим… Вот это жизнь. А тут?!

Генерал-губернатор тяжело вздохнул и, чуть натянув поводья, остановил послушного коня.

Ночь никак не наступала. Красноватое солнце почему-то злобно поглядывало на безумцев, решивших строить здесь город. Меншиков вспоминал, что раньше он не чувствовал в этих местах такого противоборства человеческой воле. Или ему казалось от усталости, или раньше эти места относились к людям по-другому: с любопытством, но без злобы.

Что же изменилось?

Вот уже два года он безвылазно сидел в Санкт-Петербурге и следил за тем, чтоб город всё-таки строили. Это, конечно, выгоднее – что ни говори. Но он поближе познакомился с тем местом, где Петру пришло в голову строить его «парадиз». Кстати, даже он, Меншиков, не знал, почему именно здесь. Почему на этих островах, окружённых болотами да вырубками векового леса.

Вообще, когда царь велел: «Граду быть», и потом, когда они чуть больше десяти лет бывали тут наездами, никто из приближённых – да и сам повелитель – не понимал толком, что это за место.

Что-то он отъехал достаточно далеко от обжитой и местами каменной части города. Вокруг него были землянки и шалаши пригнанных на работы. Мужики спали вповалку, нарубив лапника. А кое-где ещё догорали костры.

– …чего ж хотели? – вдруг слух Александра Данилыча потревожил чей-то голос. Кому-то тоже не спалось. – Это ж надо, дотумкали… Русалку ловить. Вот водяной и озлился!

– Ой, Прошка! Всё бы тебе врать-то!

– Не любо – не слушай, – откликнулся тот самый жизнерадостный голос, который был так неуместен среди каторжных.

– Сказывай дальше, – прохрипел сиплый.

– Известное дело: русалки – они не злые. Любопытные – страх какие. Но не злые.

– Во брешет! А как же мужики дохнут от русальей щекотки?

– Так то ж с озорства.

– Хорошо озорство!

– А ты не лазь ночью подле воды. А если уж припёрло – так гребень с собой возьми. Русалка будет косы чесать, а ты и уйдёшь подобру-поздорову.

– А нынче что же в городе деется?

– Озлили их. Порядочно озлили. Слыхивал – мужики сказывали, что русалку в бочке привезли с моря. Русалка та особая, с хвостом. Дева морская – не чета нашим, речным, что с ногами. Отловили, дескать, царя-батюшку порадовать. Больно охоч он до диковинок.

– Болтали.

– Во! А русалка та издохла.

– Так ты, морда каторжная, мнишь, что из-за сказок твоих новики – парни молодые да здоровые – в Неву кидаются? Да так, что ещё ни одного живым не вытащили? – Над костром из тумана появился всадник.

Мужики вскочили да истово закрестились. Потом, увидев человека в треугольной шляпе с перьями, в немецкой дорогой одежде, закланялись.

– Ты прости нас, господин, за сказки неразумные, – обратился к нему самый старый.

– Прошка – кто? – жёстко спросил Меншиков.

Повисло короткое молчание. Потом один из мужиков, совсем молодой парень, шагнул вперёд.

– И что прикажешь с бедствием делать?

Парень помолчал. Потом, решившись, поднял на генерал-губернатора глаза – наглые, отчаянные, весёлые – и чётко произнёс:

– К водяному на поклон идти.

– Давайте вернёмся к похищенной женщине. Я знаю, что это похищение и что оно связано с иным миром. Я это почувствовал, – вмешался Егор Иванович. – Анфиса Витольдовна, кто мог заинтересоваться женщиной 1986 года рождения? Зовут Нина Александровна Немцова. Родилась двадцать первого марта. Ребёнку три месяца.

– Не знаем, – переглянувшись с Михаилом Ефремовичем, ответила Анфиса Витольдовна. – На мой взгляд, если бы похищали для ритуала – то младенца. Но на такие зверства – именно в плане магии – мы уже сто лет не натыкались.

– Если бы вылезла водяниха – это вполне могло произойти, Нева близко совсем, и как раз белые ночи, – то утащила бы молодого человека. Женщины её не интересуют.

– Может, это продвинутая водяниха. Современная, – задумчиво проговорил Михаил Ефремович.

Анфиса Витольдовна посмотрела на него недоумённо, Старцев хмыкнул – видимо, общение с интернетом, который под руководством Борьки осваивал пожилой сотрудник, не прошло бесследно. И Михаил Ефремович покраснел.

– А если это всё-таки ведьмы? – сменил тему Егор Иванович.

– Возможно и такое, – опять переглянувшись с коллегой, осторожно ответила Анфиса Витольдовна – про нелюбовь нынешнего начальника отдела охраны музеев к уважаемому сословию ведьм знали все, – однако…

– Надо смотреть по дате рождения пропавшей, кому и для какого ритуала она могла понадобиться, – добавил Михаил Ефремович. – И тогда поймём, кто её похитил. Я этим займусь.

– И пройтись по двору, откуда похитили жертву, посмотреть. Я, пожалуй, съезжу, – отозвалась Анфиса Витольдовна.

– И с ведьмами поговорить. Наверняка кто-то из них, – решительно подытожил начальник. – Да, а что у нас с плановыми мероприятиями?

– Праздник выпускников «Алые паруса» – пережили, – отозвался Николай Ефремович. – Летнее солнцестояние двадцать второго июня – пережили. К началу русальей недели – подготовились.

– Вот только со дня на день открывается выставка-продажа «Африка – экзотика и реальность». Экспонаты будут из частных коллекций. И надо бы посмотреть ещё на таможне, что они там привезут.

– Да… – согласился Егор Иванович, – африканские артефакты с их непонятной магией, да помноженные на Петербург с его энергетикой – эффект может быть самый феерический!

– Надо смотреть и защиту ставить! А кто поедет?

– Я попрошу Екатерину Юрьевну нам помочь – она как раз в экзотических экспонатах хорошо разбирается.

Анфиса Витольдовна посмотрела на начальника жалостливо – Екатериной Юрьевной звалась бывшая супруга Егора Ивановича. Ещё недавно сотрудница их отдела охраны музеев, она переехала в Москву и ныне являлась ведущим таможенным арт-экспертом.

– А может…

Но тут раздался телефонный звонок. Это был Алексей Васильевич – следователь. Он нашёл похожие случаи.

Глава 4

30 июня, 11:05. Стоянка у гипермаркета неподалёку от набережной лейтенанта Шмидта

– Вот отсюда тоже пропала женщина. Маргарита Николаевна Ивлева, 1986 года рождения, не замужем.

Алексей Васильевич вздохнул, предложил Старцеву сигарету, затянулся сам. Старцев был благодарен этому человеку за его «нормальность». После ничем не примечательных пахнущих сосной палок, вводящих в длительный транс, живых русалок на гребешке старушки и прочих спецэффектов его отдела, этот обычный во всех смыслах человек был для него как глоток свежего воздуха. Алексей Васильевич реагировал на всё быстро, оперативно, специалистом был внимательным и дотошным. При этом его жизненное кредо «меньше знаешь – крепче спишь» избавляло начальника отдела музеев от лишних вопросов и необходимости что-то объяснять. Даже внешность следователя была ничем не примечательна и восхитительно нормальна. Высокий, стройный. Средних лет. Светловолосый и сероглазый.

– Ребёнку пять месяцев. Няня говорит, что когда она уходила, то сказала хозяйке, что памперсы заканчиваются. А та ещё ответила, что заработалась совсем и забыла купить. И что это не страшно, они с Машенькой – так дочку зовут – съездят и купят.

– А когда это было?

– В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое.

– И они во сколько за покупками в магазин направились?

– Что-то после часа ночи. Сейчас диск с записью видеокамер принесут – посмотрим точно.

– Так тут тоже видеокамеры есть? – удивился Старцев.

– Сейчас везде видеокамеры есть… А толку.

– И что охрана говорит?

– Была женщина, – поморщился следователь. – Поставила переноску с ребёнком в машину. Открыла багажник – сумки поставить. Потом камера пару раз мигнула – и всё. Машина на месте, ребёнок на месте. Пакеты с покупками – в багажнике. Женщины нет. И, понимаешь, на записи помехи те же, что и в первом случае.

– А кто нашёл ребёнка?

– Местные труженики. Товарищ из солнечного зарубежья тележки собирал, увидел распахнутую дверь и подошёл к машине.

– Вышлите мне в отдел записи с камер – тех, что были во дворе, и с этих, магазинных. Я ещё своим покажу.

– Так что здесь было? – спросил Алексей Васильевич.

– Забрали женщину. Я чувствую. Только не понимаю – кто… И посмотри, что получается: пропадают женщины раз в три дня. А что тогда тремя днями раньше? Это когда, получается… Ночью с двадцать четвёртого на двадцать пятое?

30 июня, 12:45. Отделение полиции на набережной реки Фонтанки

– Не знаю… Мутная эта девица. Виктория Максимовна Петрова, 1995 года рождения. Я думаю, что никуда она не исчезала. И тем более никто её не похищал. Бросила коляску на улице перед подъездом и свалила к какому-нибудь очередному хахалю. Вы знаете, какой у неё послужной список по малолетке? А что она к своим шестнадцати годам два аборта сделала? А на третий раз рожать надумала? Нет, я вам точно говорю: ударилась в загул, очнулась непонятно где, непонятно с кем… Тут и про ребёнка вспомнила. А может, вспомнила только у нас, в отделении полиции, когда на неё дело завели за оставление в беспомощном состоянии. А сейчас, конечно, придумывает чёрт-те что!

Участковая – капитан полиции, немолодая крепенькая тётечка с кучеряшками – была эмоциональна. Видно было, что эта история задела даже её, человека по долгу службы и жизненному опыту достаточно равнодушного.

– А когда это случилось? – поинтересовался Егор Иванович.

– В ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое.

– А нашлась она когда?

– Да кто её знает! Задержали мы девушку-красавицу на квартире у её соседей-алкоголиков двадцать восьмого утром. Говорят, что вроде бы пришла двадцать седьмого ночью.

– Через трое суток, если допустить, что она говорит правду.

– Нашли мы её пьяную. Говорит, что так испугалась, что зашла к друзьям. Выпила для просветления в мозгах. А тут мы!

– Давайте мы всё-таки с ней поговорим, раз уж приехали, – обратился Старцев к представителям полиции.

– Давайте, – пожал плечами Алексей Васильевич.

Девочка была какая-то несчастная, потерянная. И очень-очень молоденькая. Старцев ожидал увидеть оторву, бесстыжую и наглую. А увидел затюканное жизнью существо и неожиданно для себя почувствовал жалость.

– Мне отдадут моего сына? – обратилась она к Старцеву, должно быть, уловив сочувствие в его глазах.

– Смотря что вы сделали. И, самое главное, чего вы не делали.

– Я не пила в тот вечер, когда исчезла. Правда. – Девчонка оглядела слушающих и сосредоточилась на Старцеве, старательно не замечая остальных.

– Что вы помните?

– Мы гуляли с Вадиком перед сном.

– Вадик – это?

– Это мой сын. Да… Мы гуляли. Я трезвая была. Правда!

– А потом?

– Потом… – Девочка убрала патетику из голоса и заговорила обычно. Устало: – Потом я ничего не помню. Очнулась. Бреду по дороге. И, главное, не понимаю – день или ночь. Светло ведь.

– Дальше. Что было дальше?

– Я поймала машину, уговорила подвезти. Уехала к Паше… К друзьям, – пояснила она, увидев вопросительный взгляд Старцева. – Да! – решительно закивала она. – У них я выпила. Я так испугалась… Какая-то тоска.

– И вы не помните, как и куда исчезли? Где были эти три дня? Как их провели? С кем?

– Тоска… Я помню тоску. По свету. По жизни. По маме.

– И это всё? – уточнил Старцев.

– Всё, – печально кивнула девочка и усмехнулась: – Похоже, я не сильно себе помогла.

– Увы… – не стал её обманывать Старцев. И отправился к двери.

– Я помню запах, – пробормотала себе под нос девчонка, словно опасаясь, что её кто-нибудь услышит. – Так покойники пахнут, когда их в закрытых гробах хоронят.

– А пойдём-ка посмотрим место, откуда ты пропала, – остановился в дверях Старцев. Сотрудник отдела музеев вспомнил, что об ужасном запахе тухлятины говорила ему вчера свидетельница.

– Вы ей поверили? – поинтересовалась у него участковая, а Алексей Васильевич вопросительно посмотрел. Они курили уже втроём, отпустив девицу.

– Если женщина, которая пропала у супермаркета, найдётся на третьи сутки, то есть сегодня к ночи, то да. Я бы ей поверил. А где её ребёнок?

– Мальчика забрала тётя этой красотки. Там история такая… Обычная. Жили-были две сестры. Погодки. Из самой обычной семьи. Неполной – папа рано умер. Одна стала врачом, профессором. А другая… Другую пришлось хоронить в закрытом гробу – пила с кем-то. Нашли в лесопарке. Падение с высоты своего роста. Что там вышло и с кем… Дочка, к сожалению, пошла в маму, не в тётю. Теперь оформляется лишение родительских прав, тётка хочет оставить мальчика у себя. И, честно говоря, я думаю, что ему там будет лучше. Даже если на этот раз Виктория говорила правду.

– А я думал, что такого в центре уже не осталось, – обратился Старцев к женщине-капитану, разглядывая двор. – Расселили да выкупили.

Питерские «колодцы»… Уходящие в небо грязно-жёлтые стены, запах мочи и помоев – неприятный, конечно, но вместе с тем обладающий каким-то особым магнетизмом депрессивно-меланхолического транса. Вот она, визитная карточка знаменитой «достоевщины». В таком доме, под самой крышей – комнатка с архитектурой гробика. У стены кушетка с порванными пружинами, с жёлтым, как эти стены, выцветшим матрасом. На нём трясётся в лихорадке молодой человек, охваченный граничащей с психозом тоской. Тонкие черты лица, восковая бледность рассвета белой ночи над Невой, шершавое, изъеденное молью полотно пальто, под которым тонкие, мерцающие голубой паутиной вен пальцы сжимают тёплое гладкое древко топора.

Эта картина мгновенно пронеслась в памяти, когда взгляд чуть задержался на самом последнем этаже, и вот наконец он тонет в квадратике неба… Свобода, тоска, вера, раскаяние, надежда – всё это вливается в грудную клетку одновременно, не спрашивая и не предупреждая душу, готова ли она, примет ли…

И каким бы ни было в этот момент небо – пасмурным, ясным, давящим тяжестью свинца, либо зовущим ввысь прозрачностью лазури, – «небо-над-Питером» – это нечто улавливаемое сознанием, воспринимаемое чувствами, субстанция, живущая своей жизнью и по своим законам. И чем дольше ты не покидаешь город, тем сильнее его чувствуешь. И это чувство, простите, бесполезно описывать словами.

Старцев с невероятным усилием оторвал взгляд от неба, чтобы не дать магии колодца завладеть им окончательно, глубоко вдохнул и тут же пожалел об этом. Мерзкий запах мочи перестал навевать философские размышления. Фу… Зато отрезвляет.

На первый взгляд, ничего, что могло привлечь его внимание и хоть как-то пролить свет на случившееся, не было. Скользя глазами вдоль стен с характерными подтёками, он случайно встретился взглядом с серой кошкой, которая мгновенно съёжилась и пулей шмыгнула в подвальное помещение через прямоугольное окошко. Старцев подошёл к двери подъезда, дёрнул дверь на себя, вошёл…

Да уж. Куда романтичнее вглядываться в квадратик неба, утопая в перспективе линий и вспоминая великого классика. В подъезде было темно, сыро, хотя лето в самом разгаре, и отвратительно настолько, что хотелось скорее выйти на улицу. Настроение испортилось окончательно. Его охватила злость.

Значит, когда ты «дочь самого» (он вспомнил, как следователь поднял палец и закатил глаза), когда двор, в котором ты живёшь, закрывается, охраняется, оборудован камерами и не выполняет функции общественного туалета в ночное время суток, – ты имеешь право на защиту и справедливость.

Он вспомнил огромные, темно-карие, почти чёрные, лишённые всякой надежды глаза Вики. Подъезд, где она жила, молчал, давил на Старцева своей исторически сложившейся безысходностью. Таковы законы жанра, ничего не поделаешь, девушка Вика… Ты родилась не в то время, не в том месте, ты живёшь в неправильном подъезде – и у тебя нет шансов на спасение.

Высокий чёрный армейский ботинок пнул огрызок с какой-то прилипшей к нему серой склизкой гадостью. Кошка, немного осмелев и устроившись на подвальном окошке, проследила за ним взглядом, но не тронулась с места. Он добьётся правды и вытащит девчонку из этой передряги. Он не нашёл ничего, ни одной зацепки, но каким-то невероятным образом колодец, в котором жила Вика, убедил его, что она говорит правду. И, сделав ещё один вдох, он наконец-то заметил, что участковая ему что-то увлечённо рассказывает, с чувством пританцовывая кучеряшками.

– В Петербурге всегда так было и так будет, – говорила между тем капитан. – И у нас – на набережной Фонтанки – как и везде… В одном дворе – богатые. У тех – камеры, отгороженные дворы. Дизайн местами. Шлагбаумы. Охрана. Всё загородиться от остального города хотят. А рядом – вот так.

Глава 5

30 июня, 14:30. Кафе, 8-я линия Васильевского острова

– Спасибо, Анфиса Витольдовна! – Старцев одновременно говорил по телефону и искал, где же забегаловка Ирмы. Искал и не находил, отчего начинал злиться ещё сильнее. – Да. И у меня уверенность, что эти три дела – наши. Похититель один и тот же, но я не смог проследить, куда женщин уволокли. Вы к реставраторам? Отлично! А Михаил Ефремович смог что-то разузнать по датам рождения, кому женщины могли понадобиться? Никому? Ещё лучше… Нет, я забыл позвонить насчёт африканской выставки. Вы сами позвоните? Спасибо огромное!

Старцев нажал на кнопку отбоя и вздохнул с огромным облегчением – что-что, а звонить бывшей жене и просить о помощи не хотелось. И не потому, что Катя стала бы издеваться или скандалить. Или отказала бы в помощи. Нет. Просто до сих пор было больно. И как-то непонятно, почему получилось так, как получилось.

Старцев плохо помнил, как называлась забегаловка Ирмы, зато не забыл, что определение «забегаловка» относительно её кафе бесило ведьму по-настоящему, а потому старался давать такое определение только мысленно. Как бы он ни любил ведьм вообще, а Ирму в частности, он всё-таки считал, что злить настоящую ведьму – глупо, а злить Ирму – глупо вдвойне. Поворот, ещё поворот – он зашёл во двор дома старого фонда на 8-й линии Васильевского острова, где на первом этаже располагалось разыскиваемое кафе. Место было шикарное во всех смыслах, и с точки зрения магии в том числе. Да уж… В умении вести дела Ирме не откажешь. Чёрт… Это не то кафе! Но он же точно помнит – 8-я линия, вход со двора…

Перед ним красовалась неоновая вывеска в рокерском стиле: «Парковка». Он уже хотел развернуться и удалиться в поисках зелёно-жёлтого названия (не то «Ирма», не то «Ирэна», не то «Ирис» – что-то в этом роде), вполне соответствующего названию кафе, которое для прикрытия своей основной деятельности обычно держали питерские ведьмы, как его внимание привлекла дощечка на двери: «Парковка. Бар».

Табличка была деревянной, очень искусно сделанной. По периметру вырезаны узоры и символы, замаскированные под растительный орнамент настолько тонко и изящно, что узнать их было очень трудно – излюбленный приём Ирмы. Окончательно же он убедился в том, что не ошибся адресом, когда увидел, что композиция завершается маленькой фигуркой летящей на метле ведьмы в огромной треугольной шляпе. Внимание табличка не привлекает на первый взгляд, но если присмотреться – сомнений в стилистике данного заведения у вас не останется никаких. Старцев совсем растерялся. Неоновая вывеска раздражала холодным голубоватым светом и названием.

Что за ерунда, зачем это Ирме вдруг понадобилось? Или современные ведьмы сменили метлу на мотоциклы? Ну тем хуже для них… Это уже слишком! Мотоциклы – та часть его души, куда он никого не собирался пускать, тем более ведьм!

Начальник отдела грубо толкнул дверь, проигнорировав изящный кованый молоточек, висящий под табличкой. Конечно, можно было бы им воспользоваться, почувствовать атмосферу старой сказки, как, видимо, и задумано дизайнером, но сейчас не до сантиментов. Старцев шагнул в полумрак.

Надо признать – впечатляло. При всём своём раздражённом, скептическом настрое он на несколько секунд искренне поддался очарованию этого места. Старцев с трудом попытался вспомнить, как кафе выглядело раньше: аккуратные столики, чистенькие зелёные скатерти, розочки в вазочках. Кажется, это было именно так, хотя он и не был в последнее время частым гостем у Ирмы. Тогда восхищение у него вызывали разве что отлично сваренный капучино и фирменный грушевый пирог. Но теперь…

Не совсем понятно, каким образом достигался эффект обволакивающего тебя со всех сторон тумана – ощущение, будто это сон. Пахло можжевельником и чем-то ещё, и это что-то ещё возвращало к детским мечтам и заставляло забыть на время обо всём, кроме тёплого молока и оладушков с вареньем. Под потолком висели кипы душистых трав, стойка бара была выложена из камней, в нишах – светильники с горящими свечами. Но самым удивительным оказались отсеки вдоль стен, где стояли мётлы самых разных видов и форм. Пышные и совсем редкие, с резными ручками красного дерева и просто с необработанным древком из сломанной ветки. С рунами, нанесёнными краской, привязанными амулетами, перьями и мехом, с глиняными колокольчиками на кожаных шнурках, наконечниками из кости.

Кое-где рядом с метлой висел плащ с капюшоном средневекового покроя, а над некоторыми отделениями чуть покачивались массивные клетки с остатками корма, но птиц в них не было. Заметив в одной клетке задушенную мышь, Старцев обрадовался. Ирма превзошла саму себя, конечно – дизайн что надо, да и название, теперь он это признавал, оригинальное, но за такие изыски санэпидемстанция по голове не погладит, так что ведьма теперь у него в руках – стало быть, всё выложит!

Глаза привыкли к полумраку, и он увидел за барной стойкой девушку, что-то наливающую в огромный бокал, на котором сидел маленький дракончик. Нет, это уже слишком! И он решительно шагнул к стойке с самым суровым видом, на который только был способен. Магия кафешки сдаваться не собиралась. Дракончик на бокале оказался фарфоровым, таким же белым было лицо девушки, которая приветливо-вопросительно посмотрела прямо в глаза, не говоря ни слова. Он тут же сделал заказ – капучино и грушевый пирог.

Чёрт, он не собирается угощаться, он же пришёл вывести Ирму на чистую воду… Но девушка уже колдовала над чашкой, и запах корицы почти примирил с идеей сначала выпить кофе. Он решил не идти в зал и уселся на высокий табурет за стойкой. Девушка улыбнулась, зажгла свечу. Он внимательно наблюдал за новой официанткой Ирмы.

Ярко-зелёные, чуть раскосые глаза, веснушки, длинные, стянутые в высокий хвост каштановые волосы. Худенькая, спортивная. Белая майка, джинсы с прорезями. На левой лопатке татуировка. Собака с огромными ушами – как у кролика. Странное животное, но, кажется, он что-то подобное видел не то в зоопарке, не то по Animal Planet.

Будто читая его мысли, девчонка произнесла:

– Фенек. Маленькая лисичка, живёт в пустыне. Вы когда-нибудь видели иллюстрации Экзюпери? Не задумывались, почему он такие большие уши у лиса нарисовал? Он имел в виду фенека.

– И ты сделала себе татуировку? Поклонница Экзюпери?

– Нет. Фенеков. А Ирму я сейчас позову. Вы к ней?

Старцев кивнул. Девочка удалилась. С наслаждением и сожалением одновременно он допил капучино и отправил в рот последний кусок пирога. Нигде в Питере нет такой вкуснятины – только у Ирмы, и этот факт его злил. Сейчас было необходимо собраться с мыслями перед боем.

Итак. Что мы имеем? Кафе Ирмы приобрело новый дизайн, новый имидж, новое название. Всё очень круто, конечно, но, во-первых, это напрямую отсылает к её роду занятий, а ведьмы обычно стараются маскироваться. Во-вторых, что-то не похоже, чтобы тут толпились толпы посетителей… Идём дальше. У Ирмы работает девочка. Не то и правда особенная, не то просто со странностями. И как бы ни хотелось Старцеву верить во второе – он чувствовал, что девочка обладает способностями.

– Убей меня бог мокрым полотенцем, кого я вижу?! Какими судьбами? Я смотрю, уже попили кофе? Замечательно, пойдёмте ко мне? Ещё кофейку хотите? Я девочке скажу ещё сварить, или, может быть, тогда уже чаю? – Сильный, громкий, с элегантной хрипотцой женский голос обволакивал, усыплял… Его чарующий магнетизм уже почти заставил забыть обо всём. Но он помнил, зачем пришёл.

– Спасибо, Ирма. Всё очень вкусно. Больше ничего не надо – я по делу.

Старцев задумался. Он вспоминал. Смотрел на неё и вспоминал.

Ирма Каримовна Хан – сильнейшая ведьма Петербурга, по одной ей понятным причинам не входящая в состав официального ковена Санкт-Петербурга и Москвы. Насколько он знал, открытого конфликта с ковеном у Ирмы никогда не было, но и звали её туда – он это тоже знал. Ковен был невероятно влиятельной и в какой-то степени беспощадной организацией, хотя и неофициальной. Как Ирме удавалось удерживать статус верховной ведьмы, не входя в его состав, для него была загадка. В любом случае все вопросы он решал только с ней – так уж повелось.

Он любил её голос, всегда поддавался его очарованию, но был способен держать себя в руках. Он знал каждое выражение её лица, и сейчас, когда широкие скулы на слегка смуглом лице чуть обострились от напряжения, а серые глаза смеялись, он понял, что она напряжена, заинтригована, но не напугана. Вспомнил, как нашёл кафе. Быстро несмотря на то, что был тут последний раз очень давно, голова не кружится, не тошнит… Значит, никаких чар защитных против него Ирма, в отличие от прошлого раза, не наводила.

– Ну по делу так по делу. Пойдём.

Они зашли за барную стойку, нырнули в глубь помещения и оказались в кабинете Ирмы. Кабинет сильно изменился. Раньше он был похож на рабочее место бухгалтера кафе: компьютер, калькулятор… Только подсвечник с обгоревшими свечами напоминал о том, что, когда закрывали дверь и задёргивали шторы, тут раскладывались карты таро желающим узнать судьбу и изменить свою жизнь.

Теперь всё было по-другому. Подсвечники, ножи, камни, карты, не стесняясь, красовались на полках. Удобный, покрытый чёрной скатертью стол. Два кресла. Полумрак, благовония… Ведьма играла в открытую – она явно больше никого не боялась. Это приободрило Старцева, он почувствовал, что ищет в правильном направлении, и решил перейти в наступление:

– Новый имидж?

– Да! Нравится? Это всё Фенек. Видел уже девочку мою?

– Фенек?! Это что, имя?

– Нет, это не имя. Это больше чем имя. Не очень-то я люблю оборотней, если честно… Но из этого лисёнка под моим чутким руководством, возможно, что-то путное и вырастет. Во всяком случае, девочка пока меня радует – это всё она придумала! Я уже давно мечтала сделать что-то своё – так, чтобы мне было комфортно.

– Какие оборотни, Ирма? Оборотней не существует! По крайней мере, в нашем мире.

– Ты пришёл прочитать мне лекцию о существующих и несуществующих мирах, Старцев? Об оборотнях, вампирах, ведьмах? Маэстро, а можно в следующий раз? А то мне сегодня некогда.

Старцев сделал первый промах. Никогда ни при каких обстоятельствах нельзя подвергать слова Ирмы сомнению. И только по одной причине – она всегда в конечном итоге оказывалась права. Но… оборотни?! Это уже слишком. Слишком даже для него.

– Ирма… Женщины пропадают. Их маленькие дети остаются, а женщины пропадают. Это ваших рук дело? Только давай честно и сразу. Во-первых, я устал, а во-вторых, совы в клетках в качестве аксессуаров твоего нового умопомрачительного интерьера – это, конечно, круто, но санэпидемстанция дохлых мышей не одобрит, так что выкладывай, и побыстрей! И… знаешь что? – Старцев откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову, улыбнулся одной из самых очаровательных улыбок. Этот вариант в его обширном арсенале значился с пометкой «только для женщин», и произнёс: – Зря я, наверное, от кофе отказался!

Он был доволен собой – теперь она никуда не денется. Есть только один монстр, с которым не может справиться и которого боится великая Ирма – санэпидемстанция! А он, Старцев, повелитель этого монстра!

– Фенек, девочка, сделай, пожалуйста, ещё капучино, двойной.

Ирма прикрыла дверь, села напротив, поправила причёску, часы на запястье, улыбнулась и, выбрав самый сладко-саркастический режим своего магического голоса, промурлыкала:

– Вам понравилась наша идея? Ой, мы очень рады… Я же говорю – талантливая девочка, мы с ней на одной волне! Мышка в клетке – муляж. Держать живых сов не получится, как вы совершенно справедливо заметили – могут быть проблемы с санэпидемстанцией. Поэтому птички у нас просто как будто улетели.

– А ведьмы как будто ушли?

– Ну конечно. Припарковались. Весь транспорт у нас в сохранности, парковка охраняемая, каждое стойло для метлы на сигнализации, за определённую плату древко полируем, прутья чешем, подновляем руны сажей с драконьей кровью… Всё для клиентов, бизнес прибыльный и чистый.

– Допустим… – набрал в лёгкие воздуха Егор Иванович.

– Старцев, что-нибудь ещё? – Ирма нарочито зевнула, глаза сузились и вспыхнули недобрым огнём, таким же кроваво-красным, какими стали сейчас её волосы. Волосы Ирмы всегда меняли цвет. Это не являлось колдовством – всего лишь неотъемлемая часть её непостижимой, изменчивой, творческой натуры… Её волосы были длинными и чёрными с фиолетовыми прядями, каштановыми и вьющимися, русыми, рыжими – сейчас же они были огненно-красными и короткими.

Старцев наслаждался второй чашкой капучино и думал. Может быть, он правда ошибся? Дизайн кафе Ирмы – не страшнее толкинистов, а ей действительно нечего бояться. Какая же она красивая, когда полностью владеет ситуацией… А она ей полностью владеет почти всегда, чёрт возьми.

– Ладно, хорошо. Женщины почему пропадают? Ведьмы?

– Нет. Не мои девочки точно. Да и вообще… Ничего такого за последнее время не было. Давно не было. Даже скучно – видишь, приходится развлекать себя самой!

– Вижу. А вот мне не скучно. Совсем. В городе пропадают женщины. Трое за девять дней. Одну вернули истощённой – в ней практически не осталось жизненной энергии. Я уверен, это кто-то из ваших.

– Ну естественно – во всём виноваты ведьмы!

– У меня есть повод так считать.

– Глупости!

– Возможно, но от лица нашего отдела охраны музеев я требую, верховная, чтобы вы провели расследование и отчитались о его результатах.

– Отчиталась? Вы с ума сошли?

Егор Иванович бросил на неё тяжёлый взгляд – наверное, таким награждали ведьм инквизиторы, приговаривая к костру и искренне веря, что только это и может спасти их несчастные души.

– По результатам отчитаетесь, – повторил он тихо. И вышел.

– Убей меня бог мокрым полотенцем… – выдохнула Ирма Каримовна, – каков, а!

И она растерянно оглянулась по сторонам. Заметила девушку, которая незаметной тенью проникла и была свидетельницей «беседы».

– Каков, а? – повторила верховная.

– Он что… Не понимает, с кем разговаривает? – Фенек посмотрела на наставницу как-то испуганно.

– Почему не понимает? Прекрасно понимает. Старцев знает, какой силой я обладаю. И мне порой кажется, что он хочет, чтобы я её использовала, чтобы схлестнуться со мной в открытую.

Верховная ведьма помассировала виски пальцами, словно у неё нестерпимо заболела голова.

– Почему?

– Ох, девочка моя… Да потому, что он когда-то придумал много чего… И о нас. И о том, что я сделала. И чего я не делала…

– А вы?

– А я… Убить я его, конечно, убью – без сомнения. Нет в нём силы. Но он наверняка как-то извернётся… Хотя… Вне зависимости от того, чем всё закончится, мне придётся покинуть город.

– А Петербург – то место, которое даёт силу.

– И это тоже… И силу мы можем черпать за счёт разломов в иной мир. Мир, что приманивает тех, у кого есть хоть толика силы. Завораживает. Мне кажется иногда, что я без этого города буду себя чувствовать как рыба, выброшенная на берег – вот он, воздух… А вдохнуть не могу.

– И что вы будете делать?

– Я окажу услугу отделу охраны музеев. Будем расценивать наши действия именно так. Только им это будет дорого стоить. А потом буду пытаться договориться, чтобы нас оставили в покое.

Глава 6

30 июня, 16:20. Петропавловская крепость. Улица Времени

В Петропавловской крепости есть двухэтажный жилой дом: жёлтый, классического петербургского канареечного цвета. Если выйти из дома, то прямо перед ним будет расположен бастион Нарышкина – тот самый, с которого открывается обворожительный вид на Неву, Дворцовый мост и Зимний.

Любопытные туристы фотографируют этот дом всегда старательно – на нём написано, что это памятник архитектуры XVIII века и что в нём раньше была гауптвахта.

Однако в этом доме живут люди. Представьте себе – в Петропавловке, на улице Времени… В самом сердце города, которого не должно было бы существовать.

В основном здесь были расположены служебные квартиры сотрудников Отдела охраны музеев при Президенте Российской Федерации.

Вот в дом номер один и направился во второй половине дня Егор Иванович Старцев, начальник питерского отделения этого самого четвёртого отдела.

– Привет, Борька, – закричал Старцев с порога, открыв дверь своим ключом, – к тебе можно?

– А то! – закричали откуда-то с другого конца квартиры. – Заходите!

– Как дела в городе над вольной Невой?

– Придурков много на земле… И разных судеб, – старательно запел Борис. Пел он, надо отметить, ужасно.

– За операцию по русалкам объявляю благодарность! А у нас тут новые напасти… Информации нет про то, что для чего-нибудь надо женщин похитить? У которых имеются маленькие дети… Такого не проскакивало?

– Нет. – Борис удивлённо покачал головой. – В интернете такого не было. Никто не светился.

– Выясни, пожалуйста. Что-то меня это дело беспокоит. У тебя попить что-нибудь найдётся?

– «Тархун», – с гордостью ответил знаток интернета и его обитателей, занимающийся в отделе отслеживанием в сети всех, кто мог причинить вред или беспокойство на вверенных территориях. Надо отметить, что с каждым годом таковых становилось всё больше.

– «Тархун», – скривился Старцев, – как ты его пьёшь! И он же зелёного цвета, ядовитого такого. Сплошной краситель с ароматизатором!

– «Тархун», – радостно закивал Борис, – я его люблю. Тут мне вчера доставка привезла гадость какую-то коричневую. Так у меня целая баталия была! А теперь всё в порядке. «Тархуном» я обеспечен. Жить можно. Есть будете?

И Борис выкатился из-за стола на коляске. На вид парню было года двадцать три – двадцать четыре, но так как сколько ему лет точно, никто не знал, считалось, что двадцать три. День рождения же решено было праздновать в тот день, когда его нашли. Светлые волосы упрямо росли во все стороны, удивительной красоты зеленовато-серые глаза стыдливо прятались за довольно толстыми линзами очков. Торс угадывался спортивный и крепкий под неизменной олимпийкой с изображением панды на спине.

– В следующий раз меня пивом обеспечь, – проворчал Старцев и отправился за парнем.

– Никакого пива! – строго ответил сотрудник. – Оно вредно для здоровья, к тому же вы на байке гоняете с такой скоростью, что пива вам нельзя. Да ещё и в любой момент вызвать могут – и вы полетите… – Тут его голос невольно сорвался в тоску.

– Это да… – сделал вид, что не услышал этой тоски Старцев. – Но пива-то хочется.

– Есть чай! В пакетиках. И Анфиса Витольдовна еду принесла.

– Давай что есть! Как там твои подопечные?

– Они мне в последнее время облегчают работу – все выкладывают в интернет. С замыслами, списками групп, местами встреч. Ставишь программы – и вперёд, по ключевым словам всё выскакивает. Вот, например, сегодня ночью у нас в дубовой роще на Таллиннском шоссе – пати от сатанистов.

– Что за ересь. – Старцев даже жевать прекратил. – Что у нас сатанисты в священной дубовой роще забыли?

– Так шабаш у них.

– Шабаш бывает у ведьм, сходка в дубовой роще – у каких-нибудь язычников, друидов, на худой конец. А сатанисты должны собираться… На развалинах храма, скорее всего. А так… безграмотно как-то получается.

– Его-о-ор Иванович! – протянул насмешливо подчинённый. – Вы ещё им пойдите, лекцию прочитайте о правильном поведении сатанистов при встречах. А ещё объясните необходимость принесения человеческих жертв и выдайте ритуальные тексты для призыва сатаны. Для повышения интеллекта и всеобщей грамотности населения.

– Всё равно – безобразие! – отрезал начальник. – Ну зафанател кем-то – всякое бывает. Так ты книжечку открой, буковки почитай. Там ведь всё написано.

Борька гоготал, уже не сдерживаясь.

– Вас печалит то, что сатанисты ведут себя недолжным образом и плохо учили, что должны делать?

– Меня печалит то, что вокруг одно невежество!

– Да ладно! Подростки как подростки. Социально активные. За рощами в окрестностях Питера они у меня присматривают – и на том спасибо. Если что не так – сразу пишут. Мы так весной предотвратили вырубку леса на севере города, помните? Где ещё дуб заветный.

– Бардак – дело добровольное. Сатанисты присматривают за деревьями! Бред.

– Вот такие у нас в Питере странные сатанисты… С гринписовским уклоном, – гордо ответствовал Борька.

– Слушай, а что твои сатанисты-гринписовцы в лесу забыли?

Борька довольно и даже гордо захрюкал от смеха:

– Так мы же все неформальные группировки, как вы знаете, подвигли плести берёзки – чтобы от русалок людей уберечь. Провели титаническую работу. Я им дезинформацию подкинул и убедил всех, что так и положено. По звёздам считали и не по звёздам… Каждой группировке свою легенду. Они и верят.

– Я про это уже слышал. Михаил Ефремович был в восторге.

Борька совсем закатился:

– Ещё бы не в восторге! Все в восторге – особенно ребята из секты.

– Так что у них случилось-то?

– Заплели они берёзки, красиво, кстати, получилось. Отпраздновали – выпили как следует. И решили закрепить это дело оргией. Под теми самыми берёзками.

– И что?

– Кому-то или в порыве страсти, или от выпитого померещились русалки. Грациозно качающиеся на ветвях тех самых берёзок и в лучших традициях местного фольклора расчёсывающие длинные золотые волосы…

– Никто не пострадал?

– Нет, но белочка оказалась заразной. Померещились девы речные не ему одному! Многие потом даже утверждали, что те самые русалки проявили к ним пылкие чувства! Я подробности опускаю, чтоб вас не смущать, но, если хотите – почитайте форум сами!

Борька веселился от души, а Старцев схватился за голову и тихо, чтоб его не услышал юный хакер, застонал:

– Вот заразы! Мне что теперь – от водяного упрёки слушать, что его… девочек совсем залюбили?

Подчинённый гоготал, совершенно не обращая внимания на страдания начальства.

Вздохнув, он с недоумением спросил:

– Так, а собираются они ещё раз зачем?

– Надеются на продолжение! – отчитался Борька.

И они снова засмеялись. Вот только… каждый о своём.

– Хорошо придумали, а теперь к делу. Можешь задать поиск по ключевым словам: похищение женщин с ребёнком?

– Тогда получится, что женщин похищали вместе с ребёнком.

– Нет. Ребёнка оставляли, а женщин забирали.

– Хорошо. Тогда похищение женщин, которые недавно родили.

Старцев кивнул, соглашаясь:

– И началось это с двадцать третьего на двадцать четвёртое.

– А раньше этих чисел такое не могло произойти?

– Вот и надо выяснить. Ладно, пошли ужинать. Потом будем работать.

Они который раз всматривались в кадры съёмки. Борька увеличивал, раскладывал покадрово… Проматывал побыстрее. Всё равно было непонятно, куда подевались женщины и кто их забрал.

Видеосъёмка огороженного двора сменялась кадрами парковки гипермаркета. Фигура одной похищенной женщины – другой. Но это по-прежнему ничего не проясняло. Несколько секунд мутного экрана – и всё. Дети остаются одни – женщины исчезают. Пробиться не получалось никакими фильтрами.

Ближе к одиннадцати у Старцева зазвонил телефон. Это был следователь.

– Женщина из супермаркета нашлась.

– Где? Когда? – оживился Егор Иванович.

– Не так давно, на перекрёстке Суздальского и Светлановского.

– Это же северная окраина города.

– Именно. Её чуть не сбил водитель. Он утверждает, что потерпевшая появилась прямо перед колёсами. Самое интересное, видеорегистратор это подтверждает.

– А что говорит женщина?

– Она вообще не говорит.

– И где она сейчас?

– В Бехтеревке, в отделении неврозов.

– Там встречаемся?

– Слушай, давай с утра. У меня сегодня типа был выходной! – взбунтовался следователь.

– Завтра с утра так завтра с утра, – не стал спорить Егор Иванович. – Только вот смотри: ближе к ночи третьего дня нашлась потерпевшая. Получается, что ваша девчонка, Виктория, которой никто не верит, говорила правду. Её тоже похищали.

30 июня, 23:57. Двадцать третий километр по Мурманскому шоссе

Ветер благодаря полям похожего на немецкую каску шлема не бил в лицо, а деликатно заглядывал под них, будто здоровался. Как же Старцев любил просто нестись в ночи куда глаза глядят! Конечно, было в этом что-то мальчишеское, что-то наивно-романтичное и, возможно, действительно не очень подходило его почтенному возрасту. Но в такие минуты он был самим собой.

Романтичным, беспечным, рисковым и… сентиментальным. Глаза начинали блестеть от слёз, если ночная прогулка затянулась и удалось встретить рассвет в живописном месте. Воспоминания задевали за живое, и что-то, чему категорически запрещалось высовываться в остальное время, начинало лезть прямиком в душу, и что уж совершенно не вписывалось ни в какие рамки – в голову лезли стихи. Записную книжку с редкими откровениями таких вот ночных поездок байкер хранил в потайном карманчике кожаного чемодана в заклёпках, намертво прикрученного ремнями к торцу сиденья.

«Быть самим собой, ни о чём не думать», – повторял про себя Старцев, незаметно прибавляя скорость и чувствуя себя абсолютно счастливым. Он забыл о работе несмотря на то, что ради этой самой работы и нёсся сейчас за городом в ночи на немыслимой скорости. Он забыл о личных проблемах прошлых и настоящих, он не думал даже о дочери, и – о чудо! – он не осознавал, что снова летит спасать мир, он просто ни о чём не думал, давил на педаль, сжимая обе ручки вкусно пахнущей и приятно шуршащей кожей перчаток. «Быть самим собой, ни о чём не думать».

Перед глазами снова, как много лет назад, встал образ хитроглазого, увешанного мокрыми зарослями травы, речных водорослей и кувшинок старикашки. Скрипучим голосом он поучал, грозя скрюченным пальцем с зелёным, покрытым мхом ногтем: «Ты должен быть самим собой, ни о чём не думать. Рожь возьмёшь с собой в холщовой суме, соли с кулак, самогона кувшинчик. Коня, на котором прибудешь, обезглавишь, голову в озерцо кинешь. И жди».

Зёрна ржи, как выяснилось опытным практическим путём, вполне удачно заменяла буханка бородинского хлеба, самогона кувшинчик – бутылка водки «Президент», а вместо свежеотрубленной головы несчастного животного в рюкзаке подпрыгивал руль от детского велосипеда. Последняя вынужденная имитация, адаптирующая общение со сверхъестественным в рамках реалий мегаполиса, приводила представителя того самого сверхъестественного в ярость.

Старцев улыбнулся, наклонил мотоцикл, вписываясь в довольно крутой поворот на бешеной скорости, и снова увидел перед собой хитрые, поразительно ярко-зелёные глаза, будто болотные огоньки, мерцающие в полумраке: «Это что такое?! Это что?!. Голова коня твоего железного? И ты думаешь, я на это куплюсь? А рожь где? А сроку положенного не выждал? А заклинание сорок раз, прежде чем воду мутить, не отчитал? Да ты хоть понимаешь, что я тебя насмерть замучить щас должен за такие дела? Лихорадкою болотной извести?..»

Быть самим собой… Ни о чём не думать… Только сжимая руль своего верного железного коня, он мог быть «самим собой», и только с двухсот на спидометре он начинал «ни о чём не думать». В этот мир он не пускал никого и никогда. Никогда никого не катал. Просились многие: жена в своё время обижалась, но байкер был непреклонен. Позже это просто стало необходимостью, настройкой входа в иной мир…

Ветер превратился в мерное жужжание, колёса будто заскользили по чему-то маслянистому, вязкому, уши немного заложило, как в самолёте сразу после взлёта, и чуть голубоватое свечение обозначило поворот в лес.

После железнодорожной насыпи надо было повернуть налево и проехать ещё несколько километров.

Старцев заглушил мотор, загнал мотоцикл в лес, чуть в сторону от дороги – и решительно шагнул в сторону блестевшей между берёзами воды.

– Всё равно все беседы о том, что происходит на Неве, надо начинать с него… – пробормотал он.

– А молодой человек не обидит беззащитную девушку? – раздался в темноте нежный голос.

Старцев вздрогнул всем телом и стал срывать с себя кожаную куртку.

– Любимый! – пропел голос совсем рядом, и нежные руки обняли его, – ты пришёл к своей Купаве?

– Не коснись меня, нечисть, ни словом, ни делом. Ни огнём, ни водою, ни ночью, ни днём, – скороговоркой пробормотал Старцев и вывернулся, оставив в руках у русалки свою кожаную куртку.

– Ну вот за что ты так со мной? – печально проронила нечисть, поглаживая вещь, которая только что была на человеке, и принюхиваясь к тёплому, живому запаху.

– Там, в верхнем кармане, для тебя подарок, – засмеялся Егор. – Не грусти!

Он быстрым шагом направился к воде. Вытащил из рюкзака руль от детского велосипеда.

– Со дна золотого на ночь тёмную. Владыка речной – покажись! – проговорил он фразу вызова. И кинул руль в воду.

Что-то плеснуло на глубине. Стало стремительно приближаться. Ближе. Ближе.

– Нет, я не понял, – ворчливо проговорил косматый старик с длинной бородой, откуда-то появившийся на коряге у берега. – Где лошадиная голова, которую надо кинуть в воду? Где рожь? Опять ты с этой железякой? Как это называется?

– Велосипед.

– А чего не от своего коня?

– Ну, знаешь ли… Мой конь кровей нездешних, цены немалой, – возмутился Старцев.

– Жадный ты и неуважительный, Егор Иванович! – печально сказал водяной.

– Слушай, – покаянно покачал головой Старцев. – Какие счёты между друзьями? Зачем тебе руль от моего мотоцикла? Отрезанной головы несчастного животного у меня нет. Есть только водка и сигареты. Ещё хлеб ржаной. Будешь?

– Наливай скорей, пока хозяюшка не проснулась, – тихо и быстро проговорил старик, оглядываясь на гладь реки. – А кто это там бродит?

– Купава вышла встречать, – поморщился Старцев.

– Надо же, как присохла девка… Не обижал бы ты её. Радости у неё и так немного… Али не красавица?

– Красавица. Только боюсь я у тебя на дне оказаться.

– Если бы тебе была судьба на дне у меня оказаться, – насмешливо проговорил старик, – ты бы уже у меня в чертогах сидел да нас с хозяюшкой разговорами развлекал.

Старцева привычно передёрнуло. Отчего-то такого развития событий он опасался больше всего.

– Купавушка, – окликнул хозяин реки русалку. – Ты пойди пока погуляй, девочка! Нам поговорить надо.

Девушка подошла. Кинула на колени Старцеву его куртку. Показала гребешок – именно его и вёз Егор ей в подарок – и убежала.

– Пойдёт на ветвях качаться, волосы расчёсывать да песни припевать. Жалостливые.

Старцев пока постелил газетку. Разложил хлеб, разлил по стопкам водку.

– Кстати говоря, – недовольно протянул водяной, – что там твои людишки учудили с моими девочками? Как можно спохабничать было русалок так, что они шутки свои позабросили и на землю носа не кажут?

Старцев, стараясь быть серьёзным, рассказал о происках Борьки и вдохновлённых им сатанистов.

– Совсем мир с ума сошёл, – как-то печально заявил водяной. Подумал и добавил: – Надо выпить.

– За здоровье! – Человек чокнулся с водяным. Выпили.

– Ты опять по делу? Просто же так не приедешь старика навестить?

– По делу, – вздохнул Старцев.

И он рассказал о том безобразии, что творится в городе.

– Не русалки, – покачал головой старик. – И вообще не водные. Утопленниц несколько дней не прибывало. А в город нам соваться сейчас… Как-то охоты нет. Шумно там стало. И грязно. И дети эти ваши человеческие… Это же кто такое бесчинства выдумал, когда они школу заканчивают! Кстати, последи – у воды часто окончание школы празднуют. Так они пьяные такое говорят, такое творят… Что ладно уж меня или моих подданных – мы к людям привычные и добрые. Достаточно добрые, – поправился он, увидев насмешку в глазах Старцева. – Так они кого похуже могут вызвать. И не жителей приграничья, как мы с тобой. А кого-то посерьёзней. И поголодней.

Как Егор и подозревал, водяной был не в курсе.

– И что получается? – говорил он хозяину вод, уже прощаясь, – синий сумрак над рекой прорезала ало-золотая полоска. – Никто ни при чём. Никому эти женщины не нужны. А пропадают.

– Если что узнаю – найду возможность сообщить. Ты к Неве хотя бы раз в день подходи, – кивнул хозяин и исчез.

Старцев покидал всё в рюкзак и отправился к своему мотоциклу.

– Не уходи. – Купава была у той же берёзки. – Не уходи. Мне ведь ничего от тебя не надо. Только немного тепла.

Егор развернулся навстречу прекрасной девушке, посмотрел ей в глаза. Увидел то же одиночество, что заставляло его не давать себе ни секунды передышки, чтобы не задумываться над тем, что происходит с его жизнью… И неожиданно для себя потянулся к русалке. Запутался в длинных волосах, нашёл её губы. А они оказались тёплыми. И сладкими.

Противно стрекотала сорока. Упорно, тревожно. И такое впечатление, что прямо возле головы.

Старцев приподнялся на локте. Лес. Поляна. Рядом – прекрасная обнажённая девушка расчёсывала подаренным им гребнем золотые волосы.

– Вот видишь, – засмеялась она. – Живой.

Её голос колокольчиком разнёсся по полянке.

– Будешь помнить водяного дочь? – Она легонько поцеловала его.

– Буду, – растерянно пообещал Егор.

– Ладно, помогу я тебе. Заслужил… – Она лукаво блеснула глазами, пальчиком поманила к себе и прошептала на ухо: – Двадцать шестого лунного дня, где носы кораблей каменных – колдовство было.

– Спасибо, – погладил её волосы Егор.

– Колдовство было не наше.

– В каком смысле?

– Чужое. Раскалённое. От него было больно. Я словно обожглась.

– А ты в городе была? – И тут он вспомнил свои ощущения во время прогулок вдоль набережных – будто кто-то следит за ним пристально.

– Придёшь ещё – скажу! – И звонкий смех растаял среди деревьев.

Глава 7

1 июля, 9:45. Психоневрологический институт им. Бехтерева. Улица Бехтерева

– Как-то мы не догадались, что пока доктора не проведут пятиминутки и прочие необходимые процедуры, то разговаривать с нами не будут, – пробурчал Старцев.

– Пятиминутку, – усмехнулся Алексей Васильевич. – Мы уже пятьдесят одну минуту ожидаем.

– Интересно, что скажет доктор, если ты ему сообщишь, что считаешь минуты?

– Не-не-не… Со здешним добрым доктором мои состояния обсуждать не надо.

Мужчины переглянулись, пытаясь отреагировать на шутку. Получилось как-то невесело. И очень нервно.

На самом деле коридор как коридор, больница как больница. Всё чистенькое, в персиковых тонах, на стенах – весёлые постеры с цветами. Преувеличенно важные медсёстры, спешащие по делам, но думающие о чём-то своём.

У Старцева здесь как-то странно холодел затылок, словно что-то ужасное, то, чего он всю жизнь панически боялся, осторожно поглаживало его голову.

– Давно ждёте, молодые люди? – Егору Ивановичу не показалось – на этот профессионально-мягкий голос дёрнулся не только он, но и следователь.

– Мы по поводу Маргариты Николаевны Ивлевой, женщины, которая к вам вчера поступила.

– Поступила, – кивнул психиатр.

– Когда мы сможем с ней побеседовать?

– Побеседовать. – Доктор грустно усмехнулся. – Пока у неё ступор. Утрата речи, обездвиженность. Мышечный тонус повышенный. Она попросту безразлична ко всему.

– Травмы? – спросил Алексей Васильевич.

– Нет. Этого нет. Ни травм головного мозга, ни ещё каких-либо повреждений на теле не зафиксировано. Анализы крови – чистые. Где бы она ни была, препаратов никаких не получала.

– И что с ней? – нахмурился Старцев.

– По всей вероятности, острый реактивный психоз. Какая-то психическая травма дала его. На лекарственные средства организм не откликается – вот что плохо. Так что насчёт «поговорить»… Не знаю.

– Могу я взглянуть на неё? – Егор Иванович был уверен, что несчастную утаскивали в иной мир, но по тому, как описывал врач состояние пострадавшей, воздействие было слишком сильным.

– А на каком основании, молодой человек? – строго смотрел на него лечащий врач.

– У нас есть ещё одна похищенная, – ответил за него Алексей Васильевич, показывая удостоверение.

– Я просто взгляну, и всё, – примирительно сказал доктору Старцев.

– Как вам будет угодно, – скептически отозвал психиатр. – Пойдёмте со мной.

1 июля, 17:06. Петровская набережная. Недалеко от дома третьей жертвы

Выйдя из дома скорби, Старцев сначала доехал до стрелки Васильевского острова, припарковал мотоцикл. И отправился блуждать по городу в надежде, что перпендикуляры улиц, гранит набережных, ленивое течение Невы и серое небо Санкт-Петербурга подскажут ему ответ на вопрос: что всё-таки происходит в городе?

Он шёл неторопливо. Всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь в окружающую его действительность.

Похищенные женщины, которых утащило в иной мир. Женщины без толики дара – по крайней мере, те две, которых вернули. Женщины с выбранной жизненной силой – её, насколько он мог судить, забрали нарочно. Обычно посещение иного мира действует хоть и угнетающе на психику человека, но не так разрушительно, как он наблюдал во втором случае.

А вот интересно, почему юная особа – как её там, Виктория, – так легко перенесла потерю жизненной силы? То ли надо было и второй водки дать выпить, то ли… Нужно посмотреть повнимательнее на девочку. Может, отдав свою жизненную силу, она получила что-то взамен?

Он прошёл от места первого похищения на набережной Фонтанки до набережной Лейтенанта Шмидта. Ещё раз осмотрел парковку. Вздохнул. И отправился к Петровской набережной – к дому третьей похищенной.

Рядом вода. Во всех случаях рядом вода. Если бы их утаскивала какая-нибудь водная нечисть, то женщины должны были бы быть совсем у воды. Да и находили бы их утопленными. Черт-черт, не слушай!

Но вода – это не только среда обитания всякой живности, благожелательно и не очень расположенной к человеку. Вода – это проводник магии. Наиболее устойчивый в нашем мире.