Читать онлайн Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

БИТВА ПЕРВАЯ

Пленник

На востоке небо потемнело так, словно на него опрокинули чернильницу, на западе же оставалось лазурно-чистым, не тронутым. Солнце облило золотом зелень просторного кряжа, сделало его на фоне этой мрачной небесной завесы ослепительно красочным. Пахло луговыми цветами, наступающей грозой. И дымом.

Конь протяжно фыркнул, тряхнув косматой головой. Сабуро ободряюще похлопал его по могучей взмыленной шее и устремил внимательный взгляд на разлившейся под кряжем холм Окэхадзама. Вражеские знамена рассыпались по всей местности, холм пестрил от неисчислимого количества шатров, до ушей долетал бой молота по наковальне, ржание лошадей и монотонный гул голосов. Не потребовалось ломать голову и напрягать глаза – княжеский шатер Имагавы Ёсимото размером с небольшой дом стоял в самом центре лагеря и буквально кричал пурпуром. Сабуро знал и был уверен – этот самодовольный прыщ чувствует себя в полной безопасности в окружении двадцати тысячного войска.

Он провел внимательным взглядом по горизонту – захваченные накануне форты все еще испускали густые клубы дыма. Их танцующие черные столбы практически сливались с небом. Спешившись, он наиболее отчетливо ощутил, как спина затекла от долгой скачки. Пошевелив плечами и тем самым прогоняя усталость, в голове мелькнула мысль: поскорей снять тяжелый доспех и отправиться спать. Оставшиеся в авангарде самураи внимательно следили за своим командиром, устало ждали новых приказов. Верные военачальники находились тут же, готовые в любой момент идти в наступление. Переключив внимание с оккупантов, командующий одарил подчиненных многозначительным взглядом.

Первым вызвался ответствовать Акэти Мицухидэ, но едва ли с целью услужить. В его голосе, как и всегда, играли нотки презрения, а в глазах цвета расплавленного золота сквозил холод.

– Татсусиро-сама1, из доклада разведки следует, что крепость Одака – как мы и опасались, – взята. Имагава оставил там около сотни человек, которые контролируют перемещение припасов за стены. Если дадим им еще время, они укрепятся за стенами, чем сильно усложнят нам последующие задачи.

По окончании короткого рапорта стало заметно, как челюсть самурая плотно сомкнулась, а тонкие губы сложились в прямую линию и стали еще тоньше. Наиболее тяжело бывалому воину давалось звать мальчишку по имени, возведенному в ту степень, при которой взрослого мужчину начинает снедать чувство унижения и ощущение, что об тебя хорошенько вытирают ноги. С высоты зрелых лет, он недолюбливал главнокомандующего, частенько норовил ослушаться приказов, доказывая свою правоту и точку зрения, указывая на бо́льший опыт в военном деле, но, как правило, его тактика и стратегия частенько давали сбой, ибо строились не на мудрости и прозорливости, а лишь на желании подорвать авторитет Татсусиро. Нарушение субординации периодически вынуждало молодого человека ставить Акэти Мицухидэ на свое место, да так, чтобы все остальные это видели и мотали на ус. Их отношения пролегали глубоко в прошлое и с самых истоков приобрели негативный оттенок, но так или иначе свою работу капитан разведки знал и ни раз доказывал хитрость ума и осторожность при сборе сведений о врагах.

Татсусиро никак не отреагировал на доклад, продолжая всматриваться недвижимым взором в мрачнеющую посекундно даль, затем опустил взгляд, рассмотрел позиции смотровых, возвратил к небесному полотну, постепенно наползающему тяжелым брюхом на холм и погрузившему его во мрак. Где-то в незримой близости ворчал гром.

Постепенно лагерь врага замерцал множеством огней; похоже, войско готовилось отужинать в честь своей быстрой и легкой победы. До поросшего деревьями кряжа доносились громкий коллективный смех, протяжные мотивы боевых песен, легкое бренчание не лучшим образом настроенного сямисэна2.

Военачальники окружили небольшой походный стол, устремили взгляды на карту местности, разрисованную и исписанную заметками командующего. Несколько суток в седле, долгие часы сражений на западе сильно вымотали воинов, однако внезапное вторжение многотысячной армии врага, что стремительно захватила главную крепость и заняла позиции на охранных фортах, вынудило отложить мечты об отдыхе.

Татсусиро указал собравшимся на изображение леса, лежавшего западней холма.

– Оити, вы с Сато поведете кавалерию сквозь лес и займете позиции чуть дальше рва. Без условного сигнала в атаку не идти, не геройствовать. Если же сигнала не последует, или враг перегруппирует свои силы, что повлечет за собой невозможность внезапного нападения – вовсе отойти к начальным позициям и ждать. Я тем временем возглавлю штурмовой отряд, зайду с левого фланга, в обход кольца обороны, и проникну в самый центр их лагеря, лучники прикроют нас насколько будет хватать видимости.

– Не думаю, что лагерь останется без защиты. Имагава самоуверен, но не законченный идиот, – задумчиво промычал Хисимура Сато, почесывая длинный шрам на щеке.

Татсусиро замер, с хитрым прищуром рассматривая общую картину, но тут же продолжил спокойным сиплым голосом, сорванным в недавней битве.

– В лагере, без сомнений, останется элитный отряд самураев, но едва ли они смогут помочь своему господину. – Генерал вновь уставил взгляд на изображение леса на плане наступления и на длинную линию чуть восточней от него. – Здесь я подготовил некую подстраховку. Учитывая превосходящие силы врага, она должна внести в их строй некоторые коррективы.

– Ловушки? – догадался Хисимура Сато.

– Огненный заслон, – подтвердил командующий. – Как только войско Имагавы отойдет от лагеря на достаточное расстояние, Акэти подожжет заслон, отрезав путь к отступлению и любую возможность подкрепления из лагеря.

– Это и будет условным сигналом, я полагаю? – вздохнула устало Оити, рассматривая досконально карту.

– Когда начнется хаос, – игнорируя комментарий, проговорил Сабуро, – вы с Сато вступите в бой и прижмете их к «полыхающей стене» конницей.

Девушка нахмурила тонкие брови и заглянула в глаза командиру, словно пытаясь понять, не шутит ли он часом.

– Хаос или нет, мы в меньшинстве, – напомнила.

– В раз так десять, – подхватил Сато, но едва ли с тем же негодующим посылом, что соратница. Его глаза сверкали как у хищного зверя, который принял решение завалить добычу в несколько раз больше себя самого.

Сабуро, похоже, мало волновало роптание подчиненных, он уже не в первый раз сталкивался с подобными сомнениями, и сейчас у него не было ни сил, ни желания доказывать им, что риск того стоит. Он поставил все две тысячи жизней своих людей на кон, уповая – чего греха таить, – на удачу и счастливый случай, что, конечно же, не поддавалось здравому смыслу. Вся эта стратегия скорей походила на акт самопожертвования. Но во славу чего?

– Выполнять, – приказал Татсусиро Сабуро голосом, не терпящим возражений.

Капитаны как будто замешкались, но ослушиваться приказа не рискнули, зная о вспыльчивом характере командующего. Собрав остатки сил и храбрости в кулак, они один за другим отступали от походного стола с распростертой на нем картой. Все, кроме Оити. Татсусиро задержал взгляд в ее зеленых глазах, но лишь на мгновенье, как бы давая понять, что не отступится от задуманного, а затем с грацией дикой кошки вскочил на вороного жеребца. Девушка, с разочарованием уловила этот ментальный посыл и, плотно стиснув челюсть, последовала примеру командира. За спиной генерала остался стоять отряд из пяти сотен солдат.

Ждать пришлось недолго. Когда с обратной стороны от лагеря Имагавы ветер донес до кряжа бренчащий и стройный марш тысяч ног, тревога и сомнения моментально отпустили сердце Татсусиро. Третья сторона конфликта была на подходе вопреки всем противоречиям и законам логики. На ее внезапное появление Сабуро возложил дюжую часть успеха своего отчаянного контрнаступления, и как только ухо самурая уловило этот заветный и столь желаемый звук, их изначально жалкие шансы на победу возросли в два или даже в три раза.

Со своего превосходного наблюдательного пункта Татсусиро мог видеть, как главнокомандующие вновь прибывших армий приблизились к первой линии обороны лагеря Имагавы и начали переговоры. Он предвидел, чем переговоры кончатся и от этих мыслей, уголки его губ приподнялись в ликующей ухмылке.

Оити и Сато, спустившись с кряжа, мчались во всю прыть сквозь темный мокрый после ливня лес к западному фронту, где дожидалась командования конница.

– Он окончательно выжил из ума! Его приказы слишком опрометчивы! Слишком рискованны! И с каждым новым сражением они становятся все более безумными! – кричала Оити, чтобы Сато услышал ее на скаку. – Как ему вообще в голову пришло отдать родную землю без боя?! Мы что, зря проливали здесь кровь два года назад?! Нам ни за что теперь не выбить Имагаву из Овари с этими позициями и количеством людей!

– Но даже если так, я не нащупал ни крупицы сомнений в его приказах, а самодовольный вид дает понимание, что он уверен в победе. Если врага нельзя взять силой – его можно взять хитростью, а если хитрость приправлена удачным стечением обстоятельств – победа сильно вероятна. К тому же наш Татсусиро-сама не в первый раз сталкивается с подобным перевесом сил, – напомнил рыжеволосый юноша. – Ты же знаешь: легкие пути не в его пошибе! Наша цель заманить вражеские войска в ловушку, создать суету, посеять смуту, а там уже пойдет-поедет, как по накатанной. Под таким мощным прикрытием, Сабуро без труда прорвется в самое сердце врага.

– Всем бы такую веру в командующего, как у тебя, Сато. Соратники в сильном смятении, ты же видел. Сложно выполнять столь безрассудные приказы.

– Каждый безумный план Сабуро приносил нам сладкую победу. Для меня нет повода сомневаться в сегодняшнем успехе, хоть и сопоставление сил вызывает смех.

Или ужас?

Князь Имагава прибывал в своих покоях, наслаждаясь подогретым саке, когда в шатер ступил один из командиров (а командиров у могучей армии Имагавы Ёсимото было немало) и топорно поклонился. Вид у него был озабоченный, но это, похоже, не насторожило вальяжно развалившегося на походной лежанке генерала.

– Имагава-сама, на подступах к холму выстраивается войско Такэды Сингэна численностью не меньше пятнадцати тысяч солдат. Мацудайра Мотоясу вместе с Ии Наомори отправились на переговоры, но прежде чем были достигнуты какие-либо договоренности, предательская стрела снесла Наомори-сана с лошади. Насмерть.

На этом моменте старик встрепенулся и разместил свое расслабленное тело из горизонтального положения в вертикальное, злобно сощурив и до того злобные глазки.

– Про́клятый Такэда, – проскрежетал старик сквозь желтые зубы. – Мало ему было прервать поставки провизии, он решил еще и зубы поскалить?! Его требования?

– Требований нет, – смутился докладчик, – скорей предостережения о возможном ударе в тыл силами Татсусиро Сабуро.

– Прекрасно, – слишком загадочно ухмыльнулся князь.

Видя хищную ухмылку на лице своего господина, самурай внутренне возмутился и проговорил уже более напористым тоном:

– Но, как я уже сказал, переговоры были прерваны скоропостижной гибелью Ии Наомори. Мацудайра-сан взял на себя смелость отдать приказ к наступлению…

– Прекрасно, – повторил Имагава, – Мацудайра знает, что делать, пусть действует. А я подожду.

– Но, Имагава-сама, не лучше ли будет отступить к захваченной крепости Одака и засесть там в оборону? Что если Такэда прав, и Татсусиро…

– Я не просто так встал на самом видном месте, Мунэнобу! – раздраженно прервал торопливую речь подчиненного князь. – Неужели мне следует объяснять это вам? Бывалым воякам и прекрасным стратегам? Займитесь Такэдой, отбросьте его красную армию так далеко, насколько это будет возможным. Он не должен мешать.

– А как же Татсусиро?

– На Татсусиро у меня особенные планы. – И снова хищная ухмылка расползлась на полноватом и раскрасневшемся от алкоголя лице Имагавы Ёсимото.

Такэда Сингэн – владыка скалистой провинции Каи, – как и многие в этой сумятице, ознаменованной гражданской войной, хотел свергнуть утратившее авторитет правительство и установить свой политический режим, но, когда на арену вышел Татсусиро Сабуро – его уничтожение встало чуть ли не во главе приоритетов. Он прекрасно знал, чем прославилось его покрытое тайной воинство. Знал, что проблему надо душить в зародыше, пока амбициозный юноша не заручился поддержкой могущественных соседей. А потому, собрав все силы воедино и даже объединившись на время с давним врагом – Уэсуги Кэнсином, он хотел убедить Имагаву отступить с земель Татсусиро, перегруппироваться, объединить усилия и ударить единоразово, но запредельно мощно по всем стратегически важным объектам, тем самым отрубив чудовищу все головы одним махом.

Кроме того, клан Имагава играл немалую роль в экономической жизни всей провинции Каи. Явившись на холм Окэхадзама столь многочисленным составом, Такэда хотел не только донести до соратника, что застать Татсусиро врасплох в его же землях – это все равно, что забраться в нору дремлющей и голодной росомахи, но и тем самым спугнуть где-то затаившегося хозяина. Однако старый князь узрел в его просьбе плутовство и, опьяненный своими военными достижениями, без сомнений объявил войну бывшему союзнику.

Конница Такэды Сингэна выдвинулась авангардом и казалась издали алым ровно текущим полотном лавы. Ветер злобно трепал их красные знамена с четырьмя черными ромбами. По правую сторону от Такэды выводил своих пехотинцев Уэсуги Кэнсин.

Заметив, как вражеские армии пришли в движение, войско Имагавы поспешило перегруппироваться, асигару3 с копьями нестройным порядком отступили, и их место заняли лучники.

Татсусиро терпеливо наблюдал за этим переполохом с высоты своего наблюдательного пункта: кряж был просторный и предоставлял прекрасную возможность разглядеть все стороны света, а потому позиции врагов были как на ладони, которую молодой человек намеревался сжать в кулак.

Стрелки Имагавы сдержанно дожидались команды и, как только враг подошел достаточно близко, пустили рой стрел, накрывший неприятелей, словно волна разъяренного океана. В этот момент хваленая конница Такэды начала стремительно сокращаться. Вслед за дождем стрел хлынули всадники, за ними тут же последовали копьеносцы, начиная вытеснять проредившие порядки врагов к лесу. Наступающие, под неудержимым натиском имагавской армии, с трудом удерживали свои позиции.

Лучники Татсусиро прекрасно пользовались разразившимся хаосом, их дальнобойные стрелы настигали всех подряд, пробивая доспехи врагов с такой легкостью, словно те состояли из пергамента.

Такэда верхом на гнедом боевом коне, не чураясь марать руки в крови, рубил направо и налево громоздким обоюдоострым мечом – так не похожим на привычное оружие самураев, – но широкую грудь скакуна пронзила стрела, он повалился на землю, сбросив всадника. Сингэн ловко избежал тяжелого падения, всем весом приземлился на ноги, подняв вокруг себя облако пыли и, стиснув рукоять двуручного меча до треска, бросился в бой с воинственным криком. Войска прижались к лесу.

Акэти был уже на условленной точке. Завидев нужные позиции неприятелей, он в одной руке с факелом, а в другой с катаной, погнал коня карьером, поджигая заслон, растянувшийся по холму на несколько тё4, и попутно устраняя тех, кто отстал от основного строя. Стена пламени взвилась в небо яркой раскаленной вспышкой, моментально отрезав имагавцам путь к отступлению. Языки огня ласково лизали свинцовое небо, набухшее в преддверии ливня, облака грозно простреливало короткими синими вспышками. Гром растворился в нависшим над Окэхадзамой лязге мечей, в воплях людей, реве обезумивших животных.

Татсусиро воздел правую руку, отряд напружинился, подобрался, дожидаясь приказа. Кони, словно не в силах больше ждать, грозно храпели под ездоками, взрывали копытами землю. Густой черный дым от бушующего заслона усложнял лучникам видимость, но состояние аффекта врагов свело на нет это небольшое неудобство. Те настолько оторопели, обнаружив, что угодили в пламенную ловушку, что боевой порядок стремительно начал рушиться. Дым кусал глаза, жар от огня сбивал с толку. Солдаты пугались собственных теней, нападая на союзников.

Сабуро вытянул из ножен меч и скомандовал:

– Вперед.

– Имагава-сама! Войско отрезано от лагеря стеной огня! Мунэнобу-сан считает, что ловушку устроил никто иной, как Татсусиро…

– Явился! – расхохотался старик, вскочив с ложе и отшвырнув блюдце. – Найти! Схватить! Привести ко мне! И чтоб царапины на Татсусиро не было! Чего вылупился? Я отдал приказ!

– Но Имагава-сама, никто не видел Татсусиро на бранном поле, вполне возможно, что эта диверсия прикрывает его проникновение в лагерь, – попытался вразумить докладчик, говоря торопливо и задыхаясь от волнения. – Прошу вас, нужно отступить к крепости Одака, где вы непременно будете в безопасности…

– Я кажется приказал вам доставить ко мне Татсусиро, бестолочи! – зашипел дед. – Вы что, не в силах расправиться с кучкой жалких бездарей?! Приведи мне Татсусиро! Быстро! И если хоть волос упадет с его головы, я вас…

– Не упадет.

Властный тенор, заставил сердце старика юркнуть в пятки. Он вырос, точно призрак, за спиной молодого солдата, князь не уследил, как меч полоснул докладчика от плеча до бедра. Тот рухнул ничком, чуть не задавив своего владыку. Имагава растерянно уставился на высокого самурая в черных тяжелых доспехах. На смуглое лицо Татсусиро взошла скверная ухмылка, летний влажный ветер тронул белоснежные пряди волос, забранные в высокий хвост. Старик, похолодев всем телом, попятился назад, как от дикого зверя, который намерен разорвать жертву на куски в любой момент, но будто запутавшись в собственных ногах, завалился навзничь.

– Н-нобунага… – дрожащим голосом закряхтел он, словно старая телега.

– Эге, – фыркнул с явным негодованием Татсусиро, – давно меня так не называли. Впрочем, сейчас не до этикета, верно? Если я не ослышался, ты возжелал лицезреть меня лично, и вот я тут. Но ты должен понимать, Имагава-сама, после всех учиненных тобой пакостей, я не намерен вести никаких переговоров, никаких торгов жизнями, землями и золотом. Давай обойдемся без каких-либо обиняков и порассуждаем. Ты и я, наедине, – проговорил юноша и небрежно откинул ногой выпавший из рук докладчика меч. – Возьми. Может хоть он придаст мужества этому дряхлому телу.

Ёсимото судорожно подобрал клинок, сжал его плетеную рукоять трясущимися руками и встал в нелепую стойку, оттопырив зад, широко расставив ноги и выпучив глаза.

«Что делать? Что мне делать?! Что я должен сейчас делать?! Личная охрана по-видимому мертва, войско ёкай 5 знает где! Он кончит меня! Точно кончит!!»

Татсусиро осклабился белизной зубов и вложил меч в ножны. Князь двинул бровью, совершенно сбитый с толку расслабленным поведением внезапного гостя.

«Издевается он что ли?!»

– Бедный Имагава-сама, – начал Татсусиро неспешно, будто тщательно подбирая слова, прежде чем выпустить их на волю. – Подчинив медленно увядающие самурайские семьи вроде Мацудайры, Сайто и Асахины, он с чего-то решил, что собрал непобедимую армию, способную свергнуть сегунат в одночасье. Этот торопящий события успех так вскружил ему голову, что уважаемый Имагава-сама, не моргнув глазом, объявил войну Татсусиро Сабуро. Заняв высоту холма, не постеснялся разорвать союз с Такэдой. А ведь именно Такэда смог бы в данную минуту встать на защиту напыщенного глупца. Ух, когда старый Тигр узнает, какую услугу оказал мне, его гневу не будет конца и края. – Сабуро издевательски хохотнул. –Высокомерие и запредельная спесь сыграли с тобой злую шутку. Ты чувствуешь, что оступился и сейчас судорожно перерываешь закоулки затуманенной саке памяти, выискивая где именно, не так ли?

Старика била крупная дрожь, а колени то и дело подгибались, словно кто-то хотел вырвать почву у него из-под ног, он, совершенно не отдавая отчет своим действиям, вознес катану над головой, попытался атаковать. Татсусиро остановил движение лезвия голой рукой, потянул с силой на себя, в результате чего Имагава спотыкнулся на ровном месте и завалился лицом в землю.

– Видишь? Один ты ни на что не годен, на ногах-то держишься с трудом. Но не бойся, твое имя обязательно впишут в историю, обзовут бесстрашным командиром двадцати тысячной армии, проигравшей двум тысячам безродных вояк, – расхохотался беловолосый самурай.

Старый князь истерично кинулся под полотно шатра, с трудом протиснулся, теряя атласные тапочки, и взялся удирать так, будто где-то его ждало спасение. Сабуро устало выдохнул, взмахом меча рубанул пурпурную ткань перед собой. Яркая вспышка молнии осветила покинутый лагерь, дымящиеся костища, и тут же небо вместе с рокотом грома обрушило ливень на все вокруг.

– Кто-нибудь!!! Я здесь! Эй!! – верещал старик, удирая сквозь лагерь, мимо опустевших шатров.

Татсусиро прыгнул на коня, быстро нагнал Имагаву, который бежал, сам не понимая куда, но в надежде найти помощь. Конь закружил вокруг капитулянта, словно в танце, разбрызгивая массивными копытами грязь, звеня тяжелыми доспехами, яростно храпя.

– Вторгся в мои владения и думаешь уйти живым?! – рассмеялся Татсусиро и рубанул Имагаву по спине. – Ты же главнокомандующий могучей армии! Сражайся, ёкай тебя дери!

Имагава рухнул на мокрую землю, скорчившись от боли, но продолжал ползти по лужам, размякшей почве, завывая о помощи и оставляя за собой кровавые следы.

Клинок Сабуро сверкнул мрачным полированным ониксом во вспышке разъяренной молнии, в секунду скользнул по шее врага, отделив голову от тела. Фонтан крови вырвался бурным темным потоком и тут же растворился в грязных лужах. Молодой самурай проводил равнодушным взглядом, как разодетое в дорогие одежды тело врага грузно рухнуло в грязь.

Реальность ворвалась в его сознание неприятным пинком, вырвав из красочного, казавшегося реальностью сна. Но разомкнув глаза, он как всегда ничего не увидел. Тьма окружала с ног до головы, а ледяной воздух касался кожи, покрывая ее мурашками.

«Хоть бы лучик света. В этой тьме недолго свихнуться, – пронеслось в голове. Он щурил глаза и качал головой. Кисти рук и щиколотки плотно стискивали металлические браслеты, цепи угрюмо позвякивали при каждом движении, шею так же сдавливал металлический ошейник, прикованный тяжелой цепью к стене, что касалась своими ледяными камнями его голой спины. – Снова этот чертов сон. Такой яркий и реалистичный, что аж тошно становится».

– Очнулся? – Оглушительную тишину разорвал тихий голос. До боли знакомый голос.

«О, угрюмый надзиратель приперся. Снова будет задавать идиотские вопросы и бить почем зря». - Угрюмо фыркнув, он заморгал, пытаясь выискать во тьме хозяина голоса, но все было тщетно. Эта колющая глаза темнота была необычной, походила на плотную вуаль, накинутую на него сверху, и пахла свежей кровью. Его кровью?

– Как твое имя?

«Каждый день приходит сюда и спрашивает одно и то же. А когда я отвечаю, дубасит меня. Он что, идиот?»

– Татсусиро Сабуро.

Сильный удар в челюсть заставил в очередной раз пожалеть о сказанном, но пленник лишь ухмыльнулся, сплюнув кровь.

– Как твое имя?

Он устало прищелкнул языком и жадно заполнил легкие воздухом, от вкуса которого его замутило, а желудок скрутило в комок.

– Как. Твое. Имя, – не унимался незнакомец.

– Ода Нобунага.

На этот раз удар пришелся в ребра, и показалось, что одно из них уж наверняка треснуло. Гнев бросил в жар, он что-то неразборчиво заворчал себе под нос, что-то очень походившее на грязную ругань.

– Что тебе снится?

– А ты что, предсказываешь судьбу по сновидениям? – прыснул он ядовито и приготовился в ответ получить очередной удар, но его не последовало.

– Что. Тебе. Снится.

Он пошевелил руками, размял затекшую шею и устало выдохнул.

– Ты до блевоты настойчивый. Привык получать что пожелаешь? Только все никак не возьму в толк на кой хрен тебе сведения о моих снах? Хоть убей, не вижу в этом никакого смысла.

– Говори.

Пленник тяжело вздохнул, усмехнулся и покачал головой, дивясь глупости всего происходящего.

– Послушай, с вчера или позавчера, или сколько я уже тут гнию – ничего не изменилось.

– Говори! – рявкнул нетерпеливый надсмотрщик.

– Ладно, ладно, угомонись уже! – повысил голос пленник. – Все, как и прежде: всюду огонь, идет какое-то сражение; со мной несколько сильных союзников, остальные лица в тумане, точно тени; осада то ли замка, то ли какого-то форта. Кажется, моего. Смерть старика, от него пахнет почему-то карамелью. А еще пламя до самых небес, стена огня. – Он вдруг поморщился, как будто ощутил острую головную боль. – А еще снова эта зеленоглазая девушка. Вот уж от образа кого я никак не могу отделаться все это время. Между нами точно что-то есть, какая-то прочная связь. Кто она? Раз ты всемогущая гадалка, поясни.

– Ты – не Татсусиро Сабуро и не Ода Нобунага. В своих снах ты видишь судьбоносную битву при…

– Не верю я в судьбу, – возвысил хриплый голос страдалец. – Нет никакой высшей силы, что направляет тебя на ее тропу. Мы сами творим свою судьбу.

– Верно. – Голос угас во тьме подобно тусклому пламени. – Судьба – это необратимые последствия нашего выбора. Тебе всегда снится один и тот же сон?

– Сон с зеленоглазой девушкой. Эта кровавая резня ничего не значит. Образ сна растаял в колючей тьме. Но эти бесподобные зеленые глаза. Я до сих пор вижу их перед собой как наяву. Кто она?

– Продолжим завтра, – выдохнул незнакомец.

Послышалось, как кованые каблуки застучали по каменному полу.

– Эй, – окликнул пленник. Шаги стихли. – Не хочешь ли ты сказать, что у меня больше нет имени?

– Ты прав, у тебя отобрали право на имя давным-давно. Ты никто. Тень героя из прошлого, которого уже никто не помнит. Тебя не существует.

От этих слов его бросило в холод, а сердце затрепетало.

«Разве могу я не существовать? Как я тогда ощущаю боль от его дурацких ударов, злюсь на его идиотские вопросы? Где я? А главное – кто я?»

Тьма раздражала его, как раздражал неприятный холод в этой каменной комнате неизвестных размеров. Раздражали тесные и тяжелые цепи. Раздражал этот навязчивый запах крови в затхлом воздухе. Он не мог сосчитать, сколько дней, недель или месяцев пробыл здесь. Но этот сон видел так часто, что выучил наизусть. Он не испытывал ни голода, ни чувства жажды, иное чувство мучило его изнутри. Будто голодало не его физическое тело, а сама душа. Она ныла и скреблась изнутри, норовя покинуть бренную оболочку.

– Я уготовил для тебя иную судьбу. Я уверен – она придется тебе по вкусу. Но для этого ты должен все забыть. И поверь, я приложу все усилия, чтобы так оно и было.

– Ты жесток.

– Не тебе мне рассказывать о жестокости, Демон-повелитель Шестого Неба.

– О! – воспрянул заключенный, загремев цепями. – А не проболтался ли ты случаем, дружище? Теперь так и буду отвечать, учти.

– Смирись, отбрось упрямство и прими действительность. Иного пути у тебя нет.

– Иного пути? – прыснул насмешливо. – Всегда есть выход, если хорошенько поискать. И я его найду, не сомневайся.

– Буду ждать с нетерпением.

БИТВА ВТОРАЯ

Сиротский приют

Ночь выдалась поразительно тихой для сезона дождей, ясное небо освещалось ликом луны так ярко, что деревья и постройки отбрасывали упругие тени. В низинах крался туман, обтекая стволы стройных туй, изваяния божеств и каменные фонари. Богато отстроенное поместье, стояло особняком от замка Янаги, расположившись в цветущей долине реки Шонай. Его просторы покрывали не меньше двух сотен акров земли, располагали тремя конюшнями, богатыми садами и парой великолепных додзё. Ежегодно в начале осени глава рода Ода вывозил всю семью в эти края, где неделями мог охотиться вместе с сыновьями в густых лесах на вепрей и лосей.

В ту умиротворенную ночь, не страшась яркого лунного света, на территорию поместья проникла вооруженная группа. Они проскользнули мимо охранных постов, точно мрачные тени, устраняя любого, кто мог бы поднять тревогу, затем разделились и открыли свою собственную охоту.

Когда ночное небо зарделось на западе бутоном алого пламени – полыхнул склад с зерном – ночные, привычные уху, звуки сменились песнью стали, отчетливо воспевающей свой кровожадный гимн, предрекая грядущие потери всякому, кто решит вслушаться в ее звучную и ритмичную мелодию смерти.

– Уходите немедленно! – прогремел властный мужской голос, который тут же заглушил звон металла.

Крепкий черноволосый мужчина вбежал в покои, встал в среднюю оборонительную стойку у самой двери, держа катану перед собой. Он схватил растрепанную женщину за руку, подтолкнул к выходу в сад, глянул строгим взором на двух деток, в глазах которых правили непонимание и страх.

– Возьми лошадь. Скачи во всю прыть в Нагою, передай мой приказ Акэхиро: сейчас же созвать войско…

Договорить ему не дали. Путь через сад теперь был отрезан, его заполонили мечники в черных доспехах. С треском выломав сёдзи6 в покои, бандиты не теряли времени, один за другим нападая на главу семейства, который к слову весьма искусно отбивался от их агрессивных атак. Бой полностью поглотил его, он уже ни на что не отвлекался, тело действовало интуитивно. Взяв быстро с места, он подскочил, полоснул одного из убийц по лицу, разукрасив стену с изображением танцующих цапель карминовым веером, боковую атаку моментально парировал ножнами, нанес колотую рану в сочленение доспехов атакующего, попал точно в артерию. Комната заполнилась воплем, скрывшим за собой вопль иной. Женский. Кровь в висках била шумным напором, свирепый князь ничего не слышал за его багровыми потоками, кроме собственного сердцебиения.

– Толпой свалить хотите, выродки?! Я спрашиваю вас!

Он увернулся от горизонтальной атаки, парировал вертикальную, ударил в ответ, загнав лезвие под подмышку врагу, и легким нажатием на рукоять отделил конечность от тела.

– Я отправлю вас к хозяину по частям! Каждого из вас! Сражайтесь по чести, собаки! Кто тут главный?!

– Я. – Голос прозвучал со спины. Вооруженная группа синхронно отступила за границу комнаты, пол которой стал липким от крови.

– Дзиро Куроносукэ желает видеть тебя, Ода Нобухидэ.

В комнате было темно, облаченные в черные доспехи фигуры замерли, точно изваяния из оникса, однако говорящий будто светился в миазмах собственной жажды крови. Он выплыл со стороны веранды тихо, как ядовитая змея. Ода Нобухидэ вперился в его глаза цвета золота, рассмотрел тонкие черты лица: острый аккуратный нос, паскудную ухмылку на тонких губах, заостренный подбородок.

– Но вот незадача, – продолжал главарь, – видеть он хочет лишь твою голову.

И только тогда глава рода Ода рассмотрел недвижимо лежащее тело жены за спиной головореза. Вначале он оцепенел, воздетая рука с мечом безвольно опустилась к полу, ноги слегка подкосились, и он попятился назад, к стене. Никто не нападал, но оцепление черные мечники держали стройным порядком. Главарь сделал неоднозначный жест рукой, и один из самураев вывел двух детей примерно лет шести-семи так, чтобы все происходящее не ускользнуло от их глаз. Мальчик и девочка заливались слезами и дрожали; все, чего им хотелось в данный момент: очнуться от кошмара.

– Любишь семью, Нобухидэ-сама? – вопросил с усмешкой убийца и принял стойку, потянув из-за пояса вторую катану.

– Обозначь условия! Я пойду навстречу, обещаю! Дзиро всегда отличался жадностью. Чего он хочет? Земли? Золото? Говори!

– То, чего он хочет, – прошипел предводитель, – тебе не выкупить никакими средствами.

Оба напружинились, словно две дикие кошки, рассыпая искры из глаз в тусклом свете свечей, расставленных в бронзовых держателях по углам комнаты. Каждый ждал, когда враг сделает первый шаг, когда враг первый совершит ошибку. Убийца был неспешен, хладнокровен и совершенно спокоен. Ода Нобухидэ – разгорячен, преисполнен ярости, его тело разрывала изнутри ненависть. В такой атмосфере любой посторонний звук сошел бы для него за сигнал к атаке.

Таким предательским сигналом для Оды Нобухидэ стала сиси-одоси7, что с характерным звуком опустилась дном на каменную плиту в саду. Все произошло в пару шагов, в один взмах мечей и уложилось в пару секунд. Молниеносно проскользнув мимо друг друга, противники замерли. На глазах детей, отец вдруг уставился сквозь пространство пустым взглядом, перебирал сухими губами, точно произнося безмолвную молитву, а потом выронил клинок из рук, сделал пару шагов к бездыханному телу жены и грузно рухнул на пол. Черная во тьме ночи лужа медленно обрамляла его тело, словно пытаясь спрятать страшный порез во всю грудь. Главарь еще несколько мгновений смотрел на поверженного врага, затем рывком смахнул с лезвия свежую кровь и отдал приказ к отступлению.

Поместье полыхнуло за спинами головорезов, быстро занялось огнем, отдавая нестерпимый жар. Языки пламени разукрасили ночное небо жуткими кровавыми тенями, танцующими свой танец жертвоприношения на темно-синем полотне. Где-то отдаленно во тьме забили в колокол, призывая все возможные силы на тушение пожара. Бандиты подняли лошадей в галоп и умчались прочь, прихватив с собой юных наследников клана Ода.

Перед глазами проносились небольшие деревушки и густые леса. Покинув земли Овари, избежав чудесным образом всех постов, всадники остановились на ночлег в лесу близ какой-то крохотной деревушки. Пленникам дали по засохшей рисовой лепешке и глотку воды, а когда мальчишка пожаловался на нужду, один из мужланов зарядил ему шипастой рукавицей по голове и посоветовал что-то в духе – мочись под себя.

Утро началось с жесткого пинка в спину, и снова дорога понесла куда-то на восток. Переходя вброд реку Тоёкава, малец свалился с вздыбившейся лошади в воду и чуть не утонул. Всадник вовремя схватил его за шиворот и грубо кинул обратно поперек седла. Когда девочка попросила обращаться с братом иным образом, один из мужиков разбил ей губу, зарядив пощечину наотмашь. Больше детишки голосов не подавали.

Ближе к вечеру того же дня, пробравшись сквозь густой и, кажется, бесконечный лес, всадники осадили лошадей и спешились. В непроглядной гуще деревьев, у самого подножья Фудзиямы, на десять кэн8 вверх вздымались стены из темного камня. Сверху послышалось командное: «Открыть ворота!», и громоздкие, обитые толстыми листами металла, двери медленно поползли в разные стороны. Широкий сводчатый проход в город охраняли две каменные, не похожие на традиционные, башни. Лучники со своих высоких позиций проводили вновь прибывших всадников настороженными взглядами. На стенах патрулировали солдаты с тяжелыми арбалетами.

Небрежно кинув поводья конюшему, главарь схватил мальчика за шиворот и, стащив с лошади, поволок за собой по дороге, будто мешок риса. Паренек выглядел болезненным, очень исхудавшим и бледным, длинные черные волосы растрепанные и испачканные в пыли, закрывали лицо, покрытое ссадинами. Тело бедняги так ослабло без еды и воды, что не находилось сил даже звука издать, ни то что оказывать сопротивление. Другой бандит схватил девочку, повел следом, а когда та стала вырываться, выкручивая руки, поднял ее перед собой сначала за руку, но потом перехватил за растрепанные волосы. Малютка залилась визгом боли.

– Будешь брыкаться, я понесу тебя так всю дорогу, поняла? А?! Я с тобой говорю, маленькая дрянь! Не слышу ответа!

– Довольно, – одернул его первый. – Дзиро-сама не любит ждать.

Оба вошли в большой богатый дом, тут же склонившись в глубоких поклонах. Мальчика жестко толкнули в спину, и он, потеряв равновесие, неуклюже завалился, уставив взгляд в деревянный, натертый до блеска, пол, тут же испугавшись собственного отражения. По спине неприятным холодным червяком кралась капля пота, а волосы на затылке встали дыбом.

Опасливо подняв голову, его глаза столкнулись с укоризненным взором черных глаз, пробивающих своей проницательностью, словно огненными стрелами. Сердце мальчонки похолодело в ужасе и отчаянии. Нечто подобное испытывает мышь, попав под цепкую лапу кота. Ему не сбежать из-под цепкой лапы этого человека.

На расписном стуле из красного дерева с черными вставками и позолотой величественно восседал мужчина в дорого расшитом кимоно. Длинные черные, словно крыло ворона, волосы спускались на плечи и заканчивались чуть ниже груди, ровная челка скрывала большой выпуклый лоб. Рубленые черты лица, острый взгляд, опущенные книзу уголки губ – все в его чертах говорило о жестокости и безжалостности характера. Черного цвета глаза пронзали до глубины костей, будоражили сознание, от страха у мальчишки пересохло во рту, язык прилип к нёбу, а желудок подступил к самому горлу.

– Хм, странно. Кажется, я приказал доставить ко мне двух мальчишек, но вместо этого вижу девчонку. – Как будто с безразличием проговорил Дзиро Куроносукэ. Голос его грохотал и полностью соответствовал внешности.

– Дзиро-сама, – стало заметно, что золотоглазый мужчина замешкался, потупив взор и покрывшись испариной, – третьего наследника мы не обнаружили, но даже, если он где-то прятался, огонь не смиловался над его бренным телом.

– Вы обыскали все владения? Думаю, ты заметил, что они внушительных размеров. Мальчик мог прятаться где угодно. Или же вы решили поразвлечься, поджигая все без разбора, Мицухидэ? Не отвечай, – воздел он руку, даже не глянув на подчиненного. – Твой доклад в письменном виде я жду до наступления сумерек.

Дзиро величаво, поднялся со своего трона, и показалось, что был высотой футов десять, мрачная тень от его могучего стана погрузила мальчика во тьму. Только выпрямившись в полный рост можно было отметить, что телосложением он походил на могучего медведя. Оголенные до локтя руки казались невероятно тяжелыми из-за груды мускул. Дзиро с показным величием прошагал к веранде, ведущей в сад, задумчиво уставился на деревья, листва которых еле заметно подрагивала на ветру.

– Вы еще слишком малы, чтобы понимать, за что судьба обошлась с вами столь жестоко. Вам страшно, ведь впредь у вас нет покровителей. Теперь вы сами себе защитники. Вам все придется делать самим. Вы – избалованные и залюбленные дети своих родителей, – вдруг осознали, что мир не добрая сказочка с яркими картинками и счастливым концом, не так ли? – Он обернулся, и оскал на грубом лице вызвал дрожь по всему телу, а в желудке как будто извивались змеи. – Отец ваш поступил очень плохо со мной. Он постоянно мешал и лез не в свои дела. Знаете ли вы, что бывает с любопытными воронами? Слышали эту старую притчу? Как ворона тут да там летала, лесным жителям покою не давала, всем советы навязывала, мешала и подворовывала, а потом случайно стала обедом тигра. Очень люблю эту историю, – абсолютно инфернально улыбнулся Дзиро. – Я вижу, что страх затмил ваш разум, вы не понимаете и половины того, что я произношу. Что ж, тогда упростим эту аудиенцию. Здесь ваш новый дом и выходов из его стен всего два. Первый – стать верным вассалом. Вы должны отдать мне свои тела и души, свои плоть и кровь, беззаветно служить и быть преданными общей цели. Второй путь – смерть. Вы можете принять это или отвергнуть, но, кажется, выбор тут очевиден, не так ли? Однако, – он шагнул к мальчику, навис над ним, точно гора, – принимать слабаков и бездарей я не могу. Тут не приют для обездоленных и осиротевших. Все упирается в ресурсы и место под небом. Готов ли ты служить? Готов подчиняться моим приказам и лизать господские сапоги, сын Нобухидэ?

Мальчик молчал.

– Давай я помогу тебе. Ты ведь уже взрослый мальчик, правда? Ты можешь принимать решения и расставлять приоритеты. Ты рос как цветок в саду любимых родителей, но вот жизнь дала тебе свой первый пинок, и ты кубарем угодил в бездонную яму. – Дзиро щелкнул пальцами.

Стоявший в дверях воин ухватил девочку грубо за волосы, запрокинул головку назад, приставил кинжал к тоненькой шейке. Малютка даже не пикнула, лишь громко сопела, вцепившись и пытаясь разогнуть окаменевшие на ее загривке мужские пальцы. Мальчик моментально вырвался из пут страха и тут же с головой погрузился в омут отчаяния, уставившись умоляюще на Дзиро Куроносукэ.

– У нас есть женское додзё, это верно, но, как всем известно: не всякая баба в поле воин. – Он улыбнулся собственному остроумию. – Очень малый процент девочек проходит отбор. Поэтому я и требовал доставлять ко мне исключительно мальчишек. – Тут Дзиро сделал ярко выраженный акцент и метнул на Мицухидэ яростный взгляд. Капитан потерял живой цвет лица и склонился в еще более глубоком поклоне. – Только вчера Китаморэ-сан доложила, что женский корпус переполнен, а ты приволок мне девчонку. Непорядок, Мицухидэ. Придется лишить тебя месячного жалования и некоторых привилегий.

Мицухидэ сдержанно молчал, не меняя позы. Юнец тем временем видел, как на белой коже сестры появился порез, как тонкие карминовые струйки потекли по шее. Он бессилен перед взрослыми вооруженными мужчинами. Что он может сделать в такой ситуации? Ему хотелось разреветься и умолять, он был готов на что угодно, лишь бы сестра жила, но страх парализовал тело. Так ему казалось.

– Если вам нужен воин, – выдавил жалобно мальчонка, – это не я. Прошу вас… – его голос осекся. – Нет. Я умоляю вас, позвольте поменяться с Оити местами. Обещаю, от нее будет гораздо больше толку, нежели от меня. Умоляю вас.

Он склонился лбом в пол, Дзиро видел, как страх колотит его тело, слышал, как сбилось от страха дыхание.

– Самопожертвование и братская любовь столь девственная и чистая, что аж слеза наворачивается, – всплеснул руками самурай и развязно расхохотался. – Ты должен знать, что я поощряю подобную отвагу, сын Нобухидэ.

Здесь не работали законы морали, а кодекс бусидо сильно видоизменялся. С малых лет, малышей приучали смело смотреть в глаза смерти, внушали, что, если того будет требовать долг – не моргнув глазом отдать жизнь за командира – дело чести. Но в то же время, стоило лишь выглянуть за пределы додзё, и можно было увидеть и учуять растленное общество, погрязшее в похоти, пьянстве и презрении друг к другу.

Зачастую черные мечники пополняли ряды рекрутов, нападая на известные самурайские дома, забирая детей силой, оставляя после себя руины. Но не брезговали и добровольцами, да странствующими безродными воинами, однако далеко не все оказывались способны удовлетворить Дзиро своими навыками. Не оправдавших его интерес наемников, как правило, больше никто не видел.

Они называли себя Черной Цитаделью, над чьим именем висела зловещая легенда, отпугивающая даже бакуфу9. Поговаривали, что призрачные самураи являлись в самый разгар сражений, сметая всех на своем пути. Легенд и сказаний было великое множество, среди которых имело место быть и происхождение названия. Простой люд любил сочинять байки, запугивающие детишек. Одни рассказывали, будто и название, и монсё10 клана родились еще в незапамятные времена от некой проклятой черной башни, что хранит в себе артефакт, охраняемый неведомой силой. Другие выдумывали истории, повествовавшие о некоем оплоте – концентрации дьявольской силы, куда воинов изрыгает сам Дзигоку11. Некоторые из селян даже прозвали черных мечников Синигами12 и распускали слух, что те пожирают младенцев каждое полнолуние.

– Детство кончилось! – с ледяным торжеством объявил Акэти Мицухидэ.

С самой первой встречи присутствие молодого капитана вызывало у сына Оды Нобухидэ болезненные спазмы. Он не мог заставить себя даже мельком взглянуть в его глаза, но хорошо запомнил их цвет расплавленного золота. Они отражали тусклый свет свечей в комнате, где отец отважно стремился защитить семейство. В этом волчьем взгляде всегда сквозил холод, всегда отражалось высокомерие и брезгливость к тем, кто стоял ниже рангом. Такие герои, как Акэти Мицухидэ, в детских сказках выступают главными злодеями. В сказке с участием наследника семьи Ода, капитан стал именно таким человеком. Человеком, разрушившим его маленький и уютный мир в один взмах меча, но по иронии, их судьбы плотно сплелись, по иронии впредь мальчик должен подчиняться приказам этого человека чтобы выжить. Он не был бойцом, никогда не умел давать отпор обидчикам, однако без страха мог подставить спину ради защиты ближнего.

– Вы добьетесь всего сами, – продолжал Акэти, теперь представший учителем для всех собравшихся в стенах додзё детей. – Хотите вы того или нет, в итоге, как любое живое существо, вы приспособитесь. Вы захотите жить, возжелаете стать лучше других, вы отречетесь от такого понятия как дружба и забудете, что такое доверие по одной простой причине: в стенах этого города нет места слабым соплежуям. Право существовать под этим небом придется заслужить. Участи проигравших в схватке с Судьбой – я не завидую, но поверьте, засвидетельствовав, как ловко она отсеивает ненужный сброд, вам захочется отбросить все моральные принципы, обусловленные человечностью, и превратиться в зверя. Вы станете такими или будете выкинуты за безбрежные просторы вечности.

Он умел подать истину так, что начинало горчить во рту; говорил без надрывов менторским баритоном. Мальчишки смотрели на этого стройного и высокого, словно безупречный клинок, воина, затаив дыхание, будто позабыв, через что им пришлось пройти, прежде чем попасть сюда. Сын Нобухидэ не разделял их восторга, граничащего с неким тайным оккультизмом. На тот момент никто из них даже не представлял, что имел в виду Акэти Мицухидэ, пугая так называемой схваткой с Судьбой, но первый показательный турнир растворил пелену на их глазах так же быстро, как горячая вода растворяет кусочек сахара. Они воспринимали обучение кэндзюцу13 как нечто увлекательное, как некую игру, где можно вдоволь помахать деревянным мечом.

Когда десятерых мальчиков, проигравших в турнирных сражениях и показавших посредственное мастерство, построили на главной площади, а после надели на их головы мешки из плотной ткани и увели за ворота города, понимание тренировок – как и обещал Акэти Мицухидэ, – переломилось в корне. Из задиристой игры, обучение кэндзюцу обернулось борьбой за выживание. Показательная казнь подействовала безотказно, а тренировки стали не такими увлекательными и безобидными. Теперь за каждую провинность, будь то опоздание или нарушение этикета, за каждое лишнее движение, не понравившееся Акэти, следовали самые разнообразные наказания: от мытья додзё неделю кряду, до избиения бамбуковыми палками. Исполнителем экзекуции выступал учитель лично, не боясь испачкать рук, вызывая паническую боязнь перед своей безжалостной личностью у учеников. Казалось, он испытывает небывалое удовольствие, прикладываясь палкой по спинам юных подопечных.

Зато в свободное от тренировок время детям дозволялось заниматься чем угодно: ловить рыбу в озере на окраине города, играть в кости или сёги14 со взрослыми или же просто бесцельно шататься по улицам. Не возбранялся контакт и с женской половиной населения. Девочек было мало, но обучали их отнюдь не искусству чайной церемонии, не танцам с веерами; им не заплетали красивых причесок, не представляли на выбор цветастых платьев и бус. Теперь их лучшими друзьями были кэйкоги15 из грубой ткани и тяжелый боккэн16. Всех их готовили в разведку, а кураторство над юными особами взяла на себя капитан разведки со звучным именем Китаморэ Эри, которая, к слову, стала эталоном образа воительницы для девочек.

Сам город за стеной из темного камня мало чем отличался от обычных уездных поселений, разве что стоял в непролазной глуши моря деревьев, у подножья спящего вулкана, а количество додзё на его территории переваливало за десяток. Одноэтажные домишки для юных рекрутов теснились друг к другу, как куры на насесте, но были просторные и уютные внутри, ученикам не приходилось спать вплотную друг к другу. Кормили детей отменно, не возникало проблем и с гигиеной; у каждого комплекса жилья, состоящего из трех домиков, имелась своя просторная баня и онсэны17 на заднем дворе.

Дом главнокомандующего же стоял особняком в южной части города и напоминал уменьшенную копию замка Киото, что отгородился ото всех стеной высотой в двенадцать локтей, а вход охранялся целым отрядом, будто Дзиро – могучий самурай и полководец, – боялся нападения своих же подчиненных.

Потенциал в детях виден с первого взгляда. Одним тренировки давались без особого труда, и они подходили к ним с неподдельным интересом, другим хуже, но те усердно старались поднять уровень своего мастерства, равняясь на лучших. А бывают иные, которые сколько бы ни старались, сколько бы сил ни прикладывали – плоды трудов оказывались никудышными. Про таких говорят – не дано, но должно быть он хорош в другой отрасли. Однако в таком месте как Черная Цитадель других отраслей, кроме как военной, не существовало.

Таким учеником, которому не дано, стал сын Нобухидэ. Он старался преуспеть в каждом направлении, будь то кэндзюцу, стрельба из лука или же верховая езда, внимательно слушал каждое замечание в свой адрес и работал над ним, не жалея сил. Как отпрыск рода Ода, отец вложил немало сил и средств в обучение старшего сына, желая видеть в нем достойного наследника, но тот никак не мог оправдать ожиданий. Тело его было слабым, мальчик часто болел, и как бы отец не корпел над своей мечтой сделать из него могучего воина – все было зря. Вскоре он оставил попытки, обратив все свое внимание на младшего сына.

Теперь же потуги отца взвалил на свои плечи Акэти. Он не жалел палок и колких слов, стараясь пробудить в мальчике хоть толику злости и желания доказать, что тот способен на большее, но в результате лишь подал дурной пример другим ученикам, после чего издевательства посыпались на бедолагу со всех сторон. Юнец терпел, никогда не огрызался и не давал сдачи, смиренно принимая побои и обзывательства, чем лишь усугубил всеобщую «любовь».

Он уставился недвижимым взглядом на серое небо, следил заворожено за пышными снежинками, бесшумно опускающимися на все вокруг. Даже ветер боялся спугнуть их вальяжный танец. На улице было стыло, но юноша стоял без верхней одежды в одном тренировочном кимоно и наминал пальцами плечо, на котором уже расцветал лиловый синяк. Десятый турнир выдался самым ожесточенным из всех предыдущих: противники бились не на шутку, применяли любые хитрости и все свое мастерство. Но он выдержал это испытание и теперь радовался, что может вот так стоять и наслаждаться мгновением, в котором притаилась целая вечность.

До ушей донесся шуршащий звук отворяющейся амадо18, и на широкой веранде появился Акэти, кивком головы пригласил ученика на аудиенцию с командующим. Живот юнца болезненно заныл, а в ногах осела слабость. Оставив обувь за порогом, он немедля припал на колени, поклонился в пол, ждал, когда Дзиро позволит поднять взгляд. Генерал стоял на веранде, ведущей в сад, такой грузный, высокий и на первый взгляд совершенно непобедимый. Его черные глаза внимательно изучали заснеженные деревья, прудик, подернувшийся тонкой коркой льда, вальсирующий снегопад. Почти прозрачный, еле уловимый луч солнца, пробился сквозь пелену облаков, и снежинки в его холодном серебряном свете заискрились потоком самоцветов. Два снегиря о чем-то спорили, причудливо поскакивая по камням взад-вперед.

– Что нас делает сильными, Нобунага? – Низкий бас Дзиро хлестанул мальчика, точно удар кнута по оголенной плоти, он знал, что командир не ждет от него каких-то философских рассуждений, что философствует ради показушной важности, но растерянно забегал взглядом, подсознательно подбирая в голове верный ответ. – Наши страхи? – Генерал обернулся, и их глаза встретились. – Страхи бывают разными. Кто-то трясется за свою жизнь, другой за статус и репутацию, третий боится утратить нечто материальное, а иной бережливо защищает духовное. Может ли страх выступать мотивацией в стремлении стать сильней? – Он не сводил глаз с мальчика. – Каков твой страх, Нобунага? Мне известно, что насилие тебе чуждо, что тебе претит день ото дня только и делать, что махать мечом. Но вместе с тем, тебе нравится помогать кузнецу в конюшнях. Так может тебе следовало стать конюшим? – Огонек в его черных глазах означал претензию, Нобунага хорошо знал этот огонек.

– Работа на наковальне укрепляет мышцы, Дзиро-сама, – постарался оправдаться юноша сдавленным голосом.

– Сила измеряется не только размером мышц, знаешь ли. Нужно иметь в себе большую решительность, чтобы лишить человека жизни, а любое промедление или растерянность могут оборвать твою собственную. Рука должна быть тверда перед лицом врага, а разум чист. – Он скрестил тяжелые ручищи на груди, окинул взором сад. – Ты многому научился за эти пять лет. Но ответь же мне: следуя бескровным путем, смог бы ты заступиться за семью в тот день? Смог бы ликвидировать всех, кто угрожал жизням твоих близких, не пролив и капли крови? Ведь чтобы защищать что-то, нужно уметь устранять угрозу. Хладнокровно, без размышлений. Нужно уметь убивать.

Нобунага молчал.

– Страх – это всего лишь эмоция. Скверная эмоция, которую надо извлекать из себя раскаленными щипцами, как наконечник стрелы из плоти. Иначе рана начнет гноиться и нарывать. Ты не трус, Нобунага, но страх живет в тебе. Он притаился под кожей и не позволяет переступить через моральные принципы, навязанные когда-то дурнем отцом. «Самурай берет в руки меч, во имя защиты, но никогда ради убийства», – так? Полнейшая чушь! – возвысил голос. – Переступай! Нарушай! Никто не накажет тебя, не отругает. Ты станешь сильней, если в твоих руках будет больше твердости! – Его злорадный оскал на квадратном лице в тот момент выглядел пугающе. – У каждого свой путь, и я предостерегаю тебя, Нобунага: если ты не станешь относиться к своему положению серьезно, если не осознаешь, что нельзя защищать, не отбирая чью-то жизнь, жизнь отберут у тебя. Все закономерно. Кто-то жертва, а кто-то охотник. Все как у животных, – он улыбнулся. – Только в отличие от животных у людей есть право выбирать кем быть.

Юноша покинул генеральский дом с неприятным осадком. Его результаты ниже среднего, он всегда болтался где-то в хвосте страшного списка, по итогам которого десятерых последних ждала незавидная участь. На тренировках мешкал, нанося удары вполсилы, как будто жалея противников, в то время как те к нему жалости не испытывали.

«Что нас делает сильными? – Этот вопрос плотно засел в голове. Все время, пока Дзиро разглагольствовал, Нобунага размышлял: -Что делает человека сильным? Грубые и болезненные удары Судьбы. – Он уверовал в эту истину так же четко, как религиозные фанатики верят в бога. – Судьба бьет без промаха, без жалости, бьет, не жалея сил. Она сбивает нас с ног, чтобы, поднявшись вопреки всем противоречиям, мы стали сильней, крепче вцепились ей в холку и бросили новый вызов. И тогда она вновь и вновь преподносит нам испытания, переполненные болью, страданиями и множеством потерь. Однако жизнь продолжается, она идет вперед без оглядки и твердой поступью, она не станет ждать, пока ты утрешь сопли и соберешься с силами. И мы поднимаемся вновь, закаляя свои разбитые вдребезги душу и сердце подобно металлу под молотом кузнеца».

Кто-то грубо пихнул плечом, вырвав юношу из философских раздумий, он едва не завалился в сугроб, обернулся. Все лица были ему хорошо знакомы – каждый из пяти мальчишек не упускал возможности пихнуть, пнуть или подразнить Нобунагу. Теперь же все пятеро устремили на него порицающие взоры, будто это их толкнули мгновенье назад. Юнец не успел и рта раскрыть, как самый здоровый ухватил его за ворот кимоно, грубо пихнул в сторону, намереваясь сбить с ног, что непременно станет увеселительной картиной, но объект издевательств на зло всем удержал равновесие, удрученно вздохнул.

– Мне не нужны неприятности.

– Неприятность – твое второе имя, Нобубу-ки.

Они дружно расхохотались. Нобунага чувствовал, как тошнота затяжными волнами подкатывает к горлу, как ноги опутала слабость, но бежать, тем не менее, не собирался. Он знал, что его будут дразнить стандартными фразочками, возможно даже собьют с ног и будут окунать головой в ближайший сугроб. Они стояли на дороге в сторону жилого квартала, пролегающей меж стройного ряда туй, а вокруг ни души. Заводила шайки ступил вплотную, нахально и вызывающе вперившись в глаза Нобунаге, а затем, как бы в шутку, закинул руку ему за шею, но сдавил так болезненно, что мальчик осознал, что, если другие четверо перейдут к действиям, ему нипочем не вырваться.

– Да ладно тебе, Нобубу-ки, мы же друзья, да?

Нобунага не отвечал, уперев обе руки в предплечье обидчика и стараясь ослабить натиск.

– Но знаешь, как-то не по-дружески во время поединка бить в спину, а. Ты ведь прикидываешься мямлей, верно? А сам вон как Кинрю отделал. Теперь ему грозит мешок на голову и путешествие по лесу Дзюкай в компании волков.

Нобунага молчал, плотно стиснув зубы и выдыхая сквозь них клубы пара, не оставлял попыток вырваться. Заводила подался вперед всем корпусом, заставил свою жертву согнуться, свободная рука начала действовать. Удар под дых выбил весь воздух из легких. Нобунага охнул от боли, согнулся, как вдруг всплеск белой краски залил все вокруг. Он чувствовал соленый привкус крови во рту, нос, куда угодило колено обидчика, пульсировал жаром и онемел. Мальчик опустился на колени, рассматривая карминовые кляксы на белоснежном снегу; за шипящим гулом в ушах доносился гогот обидчиков.

«Помогите. Я не сделал ничего плохого. Помогите».

– Что, Нобубу-ки, начнешь звать сестру на помощь?

Хулиганы снова грохнули со смеху. Зачинщик схватил Нобунагу за волосы, с силой окунул его лицом в сугроб. Это было даже к лучшему – ледяной снег, словно обезболивающее, подействовал на расквашенный нос.

– Ну, дай мне сдачи! Давай же!

Хулиган вдруг отвлекся, заметив, что его подручные притихли, увидел, как испуганно пятятся. В тот же миг до ушей донеслась быстрая и стремительная поступь. Зачинщик невольно отпустил свою жертву, кинулся прочь. Нобунага весь сжался, закрыв голову руками и надеясь, что на этом экзекуция закончится. Он расслышал возню за спиной, приглушенные звуки ударов, хриплые вскрикивания. С опасением приподнявшись с земли, осмотрелся. Один из обидчиков лежал ничком, двое других торопливо пытались тащить его прочь от неприятностей, заводила получил по лицу так, что вместе с кровью потерял зуб. Мальчик рассмотрел пламенно-рыжую голову, мелькающую то тут, то там, словно ожившую комету возмездия. Нобунага поспешил было встать с земли, но споткнулся на ровном месте и вновь завалился в снег. Хулиганы, бранясь и таща друг друга под руки, поспешили отступить, изрыгая ругань и угрозы.

– И чтоб духу вашего не было рядом с Нобунагой! – яростно закричал им вслед рыжий, пригрозив напоследок кулаком.

Он упер руки в боки и задорно рассмеялся. С разодранных костяшек кулаков в снег шлепнулось несколько капель крови, затем обернулся и по-доброму улыбнулся Нобунаге, блеснув белыми зубками. Тот все еще вздрагивал от дрожи, что неумолимо била его тело, трясущейся рукой утер кровь под носом, который опух и стал напоминать перезрелый помидор. Рыжий протянул руку и только тогда юнец пришел в себя, робко ухватившись за его ладонь.

– Ничего не меняется, – вздохнул Нобунага удрученно. – Спасибо Сато-сэмпай19. Такими темпами я буду вечным твоим должником. Как ты догадался о происходящем?

– Я знал, что Дзиро-сама вызвал тебя, хотел пойти следом, но задержался у устроителя турнира, выясняя, не ошиблись ли они с подсчетом баллов. И вот иду я, значит, и вижу, как моего друга мутузят целой толпой. Тоже мне герои! – Он брезгливо сплюнул. – Пошли, а то прохладно. О, духи, ты же промок насквозь.

«Он и вправду считает меня своим другом? Сильный, смелый, такой улыбчивый и лучезарный Хисимура Сато считает своим другом плаксу и размазню? В этом месте все только и делают, что шпыняют меня, да косо смотрят. Даже, если я очень захочу стать сильным, у меня ничего не получится. Перед каждым турниром я дрожу, а во время битвы не дерусь, а только бегаю, чтобы меня не побили», – на минуту задумался Нобунага, уставившись в спину своему спасителю искрящимися от слез глазами.

Покачав раздраженно головой и сглотнув ком, что стоял в горле уже длительное время, он догнал своего защитника и хотел что-то спросить, но слова застряли в гортани, так и не выбравшись на волю, и он лишь стыдливо потупился. Ребята вернулись в жилой квартал и двинулись к своему дому. Навстречу им выбежала Оити, радостно размахивая руками, будто они сто лет не виделись. Вокруг шеи улегся пышный красный шерстяной шарф, а сверху кимоно подбитое овечьей шерстью хаори черного цвета с длинными рукавами. Оно казалось на порядок больше, чем сама девочка.

– Братец! – Она налету ухватилась за костлявую руку брата, потянув его на себя, прыгая и крутясь, не прекращая смеяться. – Ой, что это с твоим лицом? На турнире схлопотал? Сильно болит?

– Пустяки, Оити, – улыбнулся Нобунага. – Снова заняла первое место?

– Да, Оити самая сильная! – рассмеялась та, кружа вокруг и эмоционально жестикулируя.

Мальчик улыбнулся и опустил руку сестре на голову, взъерошив иссиня-черные волосы. Та прижалась к нему, обхватив ручонками, не отрывая зеленого взгляда от глаз брата. Сато со стороны наблюдал за ними в легкой озадаченности.

«Одной крови и все же так разняться друг от друга. И как он не понимает, что, если не станет решительней – не сможет быть полезным ей. Да что там. Не сможет просто оставаться рядом с ней, быть ей равным».

Нобунага действительно любил сестру. Она стала для него единственной радостью в этом суровом мире, в который его пихнули пинком под зад. Неважно, что происходило, когда он видел ее – лицо расплывалось в улыбке. Он все прекрасно понимал, знал, что не соответствует и в душе ненавидел себя за то, что слаб и маленькой девочке приходится за него бесконечно заступаться.

Брат с сестрой направились в сторону дома, как вдруг Сато опустил руку на плечо Нобунаге.

– Только что вспомнил, мне надо с тобой кое о чем поговорить, Нобунага.

Оити тоже остановилась, удивленно посмотрев на друга и поднеся указательный палец к уголку тонких губ. Она была невысокого роста и в этой груде теплой одежды смотрелась умилительно забавно.

– Оити, возвращайся, я догоню.

Девочка с оттенком подозрения водила глазами от Сато к Нобунаге, но потом кивнула, пустившись вприпрыжку к дому.

Сато стоял неподвижно, только дыхание его курилось легким паром на морозном воздухе. Глаза неподвижно уставились в точку белеющего впереди переулка жилых домиков, руки безустанно теребили конец длинного рыжего хвоста, тянущегося от затылка.

– Сато-сэмпай? – разбудил Нобунага, пытаясь поймать взгляд.

– Послушай, ты ведь понимаешь, что если не станешь сильней – все закончится крайне скверно?

Нобунага прекрасно догадывался о грозившей ему участи. Именно это и пытался до него донести Дзиро на аудиенции. Мысли об изгнании порой лишали сна, кидали в ужасающую непроглядную бездну. Он думал о своей ничтожности практически каждую минуту свободного времени. Страх ослабляет тело хуже яда змеи, и мальчик был всецело им отравлен.

– Желаешь вытащить из меня очередные оправдания своей ничтожности? Так вот, я придумал новое: мое тело противится всему, чему его здесь пытаются научить. Смешно, не так ли? – кисло улыбнулся юноша. – Я всегда желал защищать Оити, так ведь поступают братья и мужчины, да? Но все внутри меня перевернуто с ног на голову. – Спазм стиснул горло стальной хваткой. – Кому нужен защитник, который за себя-то не способен постоять?

– Снова пытаешь обмануть сам себя? Я не единожды видел бушующее пламя в твоих глазах. Иногда, во время поединка, ты отвлекаешься от этих дурацких дум – просто не хватает времени – и тогда твое тело кричит: я не желаю проигрывать, я могу сражаться, я готов защищать, наплевав на все вокруг! Но ты словно боишься отдаться сражению целиком. Не понимаю почему. Я могу тебя тренировать.

– Это бесполезно, – грустно вздохнул Нобунага, отведя заискрившийся взгляд.

– Это бесполезно, потому что ты не хочешь думать иначе! Ты никогда ведь не представлял себя кем-то, кто владеет силой, кто способен дать отпор обидчикам? Хватит жалеть себя, перестань жалеть других. Откопай уже гордость на дне своей добросердечности, куда ты ее схоронил. Разозлись! Не бойся, я помогу тебе, мы будем тренироваться три раза в неделю. Главное, держи в себе мысль, пожелай всем сердцем приобрести эту силу. Человек способен сделать себя сильным одним велением мысли, знаешь? Поверь в себя, взгляни на свои способности с другой стороны, – улыбнулся Сато и зашагал в сторону дома, – и все изменится.

Еще три года затерялись средь черных стен города в чаще леса Дзюкай. Тренировки Сато действительно работали и помогли Нобунаге продержаться в турнирах все это время, но он по-прежнему был недалек от конца списка. Несмотря на эти небольшие, но заметные достижения, Дзиро неведомо почему злился, неустанно вызывая мальчика на беседы, где продолжал выковыривать из глубин его сознания едва-едва затаившиеся страхи. Все чаще в этих аудиенциях проскальзывали слова ненависти к давно почившему отцу юноши, всплывали в них старые обиды и разногласия, которые генерал Цитадели взгромождал на плечи своему подопечному, словно тот должен был унаследовать волю Нобухидэ противостоять Дзиро после своей смерти. Эти разговоры болезненно кусали сердце Нобунаги.

Невзирая на суровое воспитание, юноша любил и уважал отца, всегда хотел оправдать его ожидания, хотел, чтобы он гордился старшим сыном. Из этих бесед становилось ясно, что Куроносукэ и Нобухидэ были кровными врагами, посвятившими противостоянию все время и силы.

Акэти беспрекословно выполнял разного рода распоряжения командира, всячески усложняя мальчишке жизнь. Нобунага отхватывал тумаки за любую оплошность, частенько отстранялся от тренировок, а на турнирах против него выставляли соперников в разы крепче, чем он сам. Но, невзирая на непосильные трудности, вырастающие перед ним подобно сорнякам на грядках, Нобунага упрямо старался не свалиться в «черную» десятку.

Эти три года изменили ребят. Прибавили им мужественности и роста. Бесформенные детские тела окрепли, бугрились мышцами. Но кроме того эти долгие и нелегкие три года невероятно прочно закалили дружбу Сато и Нобунаги. Они повсюду слонялись вместе, и агрессивные нападения хулиганов сократились до нуля.

– В чем дело, Нобунага? – оскалил ухмылку Сато, напирая на свой истерзанный тренировками боккэн всем весом, прижимая Оду к полу с каждой секундой сильней. Тот, обливаясь потом и стиснув зубы, стремился удержать эту невероятную давку. – Только не говори мне, что ты устал.

Нобунаге было не до разговоров, он собрался отпихнуть рыжего ногой, но тот предвидел это движение и отскочил назад собственными силами, закинув меч на плечо. Его противник обтер пот, стекающий по подбородку тыльной стороной ладони и, тяжело дыша, попытался подняться на ноги. Сато видел, что друг практически достиг предела собственных сил на сегодня.

– Давай отдохнем.

– Нет! Я в порядке, продолжим!

Мальчик торопливо вскочил на ноги и принял небрежную стойку, продиктованную усталостью. С каждым разом он все меньше хотел казаться слабым в глазах Хисимуры, он мечтал стать ему равным.

– В порядке, да?

Сато ступил к нему на шаг и одним ударом, выбил деревянный меч из ослабших рук. При этом Нобунага вскрикнул от боли в запястье и опрокинулся навзничь, растянувшись звездой на деревянном полу. Грудь его колыхалась от нехватки воздуха в легких, на плечах уже начали выступать свежие синяки и кровоподтеки.

– На сегодня хватит. Какой толк от тренировки, если ты будешь загонять себя?

– Какой толк от тренировки, если ты будешь продолжать поддаваться мне?!

– Боюсь, если я не буду поддаваться – наши тренировки будут очень короткими.

Нобунага негодующе заскрежетал зубами в тот момент, как амадо старого заброшенного додзё не без усилий распахнулось, впустив в пыльное помещение свежий утренний воздух и снопы ярких лучей солнца.

– Ну, дела! – воскликнула Оити. – Вы что, спать не ложились?!

– Мы спали здесь, – улыбнулся рыжий. – Вчера вечером братец твой свалился без сил, прям как сейчас, и моментально уснул. Поэтому я решил не тащить его тушку через весь город и улегся рядом.

– Тащить мою тушку?! – возмутился Нобунага, вскочив в положение сидя. – Да ты сам любитель провести ночь в додзё! Сколько раз находил тебя здесь поутру! Слюнями весь пол залил.

– Зато я не опаздываю на тренировки как некоторые.

– Подумаешь, – фыркнул юноша и обижено отвернулся.

Девочка присела подле брата, присмотревшись к свежим ссадинам, и негодующе вздохнула, обняв за руку и прижавшись вплотную. Оити очень изменилась за эти три года. По-женски округлилась там, где следует. Иссиня-черные волосы лоснились блестящим шелком аж до поясницы, глаза приобрели ледяной блеск настоящего воина. При желании такой взгляд мог легко пригвоздить на месте. Лишь улыбка осталась неизменна и все так же несла Нобунаге тепло и успокоение.

– Как насчет освежиться в озере? – воспрянул Сато, сладко потянувшись.

– Отличная идея! – обрадовалась Оити, вскочив на ноги и потянув Нобунагу за собой.

«Время уходит. Нужно стать еще сильней. Еще намного сильней и выносливей! Всего за два часа силы меня полностью покинули. В настоящем сражении, где нет времени на передышки, где никто не позволит тебе расслабиться и на долю секунды, я буду совершенно бесполезен», – тревожные мысли неотступно накинулись на мальчика, словно свора голодных собак, терзая со всех сторон.

В такие моменты ему было сложно выдавить из себя улыбку, а еще трудней выбраться из пучины гнетущих размышлений. Солнце ударило в глаза подобно потоку горячей воды, и Нобунага раздраженно прикрылся рукой, устремив взор на безоблачный небосвод. Там, высоко и так далеко, напоминая движущуюся плавно точку, свободно парил ястреб, изредка взмахивая широкими крыльями, и юноша пожалел, что родился человеком, а не птицей.

– Нобунага, о чем задумался? – голос Сато резко хлестнул его, выдернув из мечтаний.

– А-а-а… ни о чем, идемте.

Оити бежала впереди, что-то эмоционально рассказывая. Сато слушал, периодически посмеиваясь над ее смешными высказываниями. Озеро находилось вдалеке от домов и додзё. Его отделяла от города массивная тории20 из камфорного дерева выкрашенная в алые цвета. Тут же, под пушистыми и старинными, судя по толщине стволов, дубами, краснело и поблескивало позолотой под углообразной черной крышей уютное святилище Хатимана21. Закаменелую тропу обрамляли причудливые каменные фонари, а по правую сторону от святилища растекалось и сверкало в лучах утреннего солнца озеро, занимающее здесь немалую долю пространства. В нем водилось полно рыбы, и многие коротали время за рыбалкой, другие любили освежиться после тренировки. И как правило, эти два типа посетителей были не в восторге друг от друга. Множество лесных ручейков стекались к озеру, обеспечивая постоянную фильтрацию и круговорот застоявшейся воды. Каменистое дно делало ее кристально чистой и прозрачной.

Оити продолжала радостно скакать, пока не столкнулась с кем-то прямо под тории. Шарахнувшись в сторону, она зашипела подобно разъяренной кошке.

– Все скачешь как пятилетняя, Ода Оити?

Всеобщему взору предстала юная особа, брезгливо смахивающая со своего черного кимоно воображаемую пыль от столкновения с Оити. Светло-каштановые пряди ее волос заполоскал теплый ветер, необычайно крупные песочного цвета глаза холодно и высокомерно впились в соперницу. Судя по «ласковому» приветствию, эти две подругами не являлись. Оити недобро ухмыльнулась, показав белые зубки, и уперла руки в боки.

– А ты бродишь как всегда одна, полукровка.

Полукровкой Такахико Орин прозвали соратники втихомолку за неординарную внешность, но только Оити хватало наглости называть девушку так в лицо. Непривычный, но приятный глазу облик, сыграл с ней злую шутку – все сторонились девочку, поговаривая, что та одержима демонами. С Оити же у нее были особые отношения, подпитанные небывалой ненавистью и чувством соперничества. Ода носила титул сильнейшей фехтовальщицы среди учениц, но светловолосая гналась за ней по пятам. Несколько раз случайные очевидцы растаскивали этих двух бестий, которые дрались где-нибудь в подворотнях, на торговых улицах, возле конюшен – где угодно помимо додзё. Китаморэ порой не понимала, как следует проводить тренировки, по итогам которых дикарки обязательно сходились в дуэли, дубася друг друга с пугающей кровожадностью.

На язвительное «полукровка», девочка, изучив взглядом спутников Оити, стиснула зубы от злости, но сумела промолчать. Однако зеленоглазая забияка подливала масла в огонь.

– Такахико, а правда ли говорят, что твоя мать грешила с демоном и поэтому твоя внешн…

Не успела Оити докончить, как та бросилась на хамку сломя голову, устремив кулак в направлении ее лица, однако соперница ловко отскочила в сторону, ухватила Орин за вытянутую руку и заломила за спину. Такахико жалобно взвизгнула, вывернулась влево и уже размахнулась ногой, но удар неожиданно был перехвачен Сато, возникшим из неоткуда между воительницами. Он предплечьем правой руки удержал тяжелый удар ноги светловолосой, а ладонью левой блокировал кулак Оити. Все трое замерли.

– Фух, еле успел, – заулыбался рыжий, чертовски довольный собой.

– Что, Ода, обзавелась телохранителями? Самой-то духу не хватает довести хоть раз бой до конца?! – зарычала Такахико и вынужденно отступила чуть в сторону, метнув на Сато яростный взгляд, рассыпая искры из глаз.

– Она бы с радостью продолжила, но смотреть потом на ваши разукрашенные мордашки – выше моих сил, – рассмеялся Сато.

Такахико Орин презрительно сузила глаза.

– Ты кто вообще такой?

– Я?

– Не называй ей своего имени! – выпалила Оити, схватив друга за плечо. – Проклянет же!

Стало заметно, как Такахико Орин еле сдерживается, чтобы снова не перейти к решительным действиям. Она плотно сомкнула челюсть, вся насупилась, сжимала и разжимала кулаки, болезненно впиваясь ногтями в ладошки. Но даже в этом воинственном образе, Сато находил ее привлекательной или, если точней, притягательной.

– Жаль, мои проклятия не распространяются на тебя, Ода. Легко бросаться дерзостями за спинами других, да? Хотела бы я посмотреть, как ты запоешь, будь мы наедине.

– Нечего там смотреть. Я к твоим услугам в любое время, полукровка.

Нобунаге было неприятно видеть подобное поведение сестры, ведь она вела себя абсолютно так же как мальчишки, беспрестанно задирающие его самого. Однако в отличие от него, Такахико Орин имела достаточно силы и решительности, чтобы отстоять свою гордость и честь, и от этой мысли он ненавидел себя еще сильней.

– Оити, прекрати, – тихо проговорил Нобунага, не глядя ни на кого из присутствующих. – Подобное поведение не делает тебе чести. Важно всегда оставаться человеком. Даже по отношению к проигравшим.

– Проигравшим?! – выплюнула Орин. – Да я тебе доходяга сейчас ребра пересчитаю!

– Это было сказано не в отношении тебя, Такахико-сан! – замахал руками Нобунага, испуганно пятясь от наступления разъяренной бестии. – Я говорил в общих чертах!

– Не оправдывайся перед ней, брат, – повысила голос Оити, перегородив сопернице дорогу.

– Думаю, нам всем стоит немного остыть. – Сато схватил Оити под руку, мягко подтолкнул к Нобунаге, но не отводил глаз от озлобленной Такахико, красотой которой наслаждался с неприкрытой несдержанностью. – Среди вас двоих нет ни слабых, ни проигравших, Оити. Гляди. – Он поднял рукав кимоно, оголив предплечье, на котором уже расцвел лиловый синяк. – Вы тренируетесь разбивать камни в пыль в женском додзё? – рассмеялся. – Если все еще хочешь кого-то поколотить, Такахико-сан, я к твоим услугам.

Девушка украдкой заглянула в глаза Хисимуры, взора которых избегала все это время, и через сей мимолетный контакт вдруг ощутила, как злость и враждебные намерения отпускают ее. Не проронив больше ни слова, она легким взмахом кисти откинула светло-каштановые волосы за плечо и зашагала мимо в сторону города. За ней по пятам проследовал яркий запах пиона. Хисимура продолжал глядеть ей в спину, любуясь статной фигурой, упругой, точно кошачьей, походкой.

Ястреб взмахнул мощными крыльями и камнем бросился к земле, в секунду стиснув своими смертоносными когтями трепыхающуюся ласточку. Дзиро с удовольствием наблюдал за этой картиной жестокой расправы. За его спиной ожидал реакции на свой короткий доклад молодой капитан, на точеном лице которого отражалось негодование и легкий оттенок злости.

– Значит, Хисимура его тренирует, – задумчиво хмыкнул генерал. – Много же тебе потребовалось времени для выяснения этих обстоятельств, – фыркнул с претензией, но тут же смягчился. – Хотя, вряд ли это поможет мальчишке в следующем турнире. Ты ведь придумал, как избавиться от него, Мицухидэ? Не медли. Мое терпение не вечно, и оно на грани выплеснуться наружу. Выплеснувшись – ты первый попадешь под удар.

БИТВА ТРЕТЬЯ

Пророчество

Акэти не понимал. Он прожил всю сознательную жизнь подле Дзиро Куроносукэ и – сколько себя помнил, – не видел, чтобы командир так нервничал из-за какого-то сопливого доходяги. Организовывая нападение на поместье Ода, он продумывал стратегию так, как не продумывал ее при захвате крепостей своих самых закоренелых врагов. Это удивляло. И настораживало. Каждый знал про могущество и большой военный опыт Оды Нобухидэ, но таких неотступных и посвятивших всю свою жизнь кодексу бусидо самураев было пруд пруди.

– Дзиро-сама, все ваши мысли занимает этот мальчуган. Могу я узнать причины? – с осторожностью вопросил Акэти Мицухидэ.

Главнокомандующий хранил молчание, будто не слышал вопроса, хотя пытливость капитана пробудила в нем кипящее жерло гнева. Темные глаза продолжали недвижимо следить за точкой, запримеченной на пейзаже пышущего зеленью сада. Листва глухо шелестела в легких волнах ветра, жирная цикада, еле заметная на фоне темной коры старого сливового дерева, медленно зашевелила прозрачными крылышками и пронзительно завопила.

– Пророчество, – проговорил Куроносукэ угрюмо и тихо. – Помнишь ли ты, Мицухидэ, как пару лет назад, после утомительной битвы на севере, мы встали лагерем близ бедной деревушки Фукагава?

Акэти кивнул головой в знак того, что помнит этот поход.

– Ты тогда остался в лагере, не последовал за мной в деревню, хоть я и настаивал, – с ощутимой претензией проговорил генерал, как будто намекая, что неблагоприятный исход истории ложится ответственностью на плечи подчиненного. – Шествуя по центральной улице этой бедной, провонявшей старостью деревни под копыта моего коня кинулась старая женщина. Пришлось грубо осадить и спешиться, потому что животина встала в свечку и готова была забить старуху копытами насмерть, и ёкай ее раздери, я должен был позволить этому случиться, – процедил Дзиро сквозь зубы и продолжил с не менее ожесточенным лицом. – Ее землистого цвета морщинистое лицо нервно дергалось, а тело лихорадочно трепыхалось. Мной овладел гнев, я грубо оттолкнул женщину в сторону, но та схватила меня за руку и завопила, что за мной по пятам ходит смерть. – Инфернальный оскал расплылся на его лице. – Я усмехнулся ей в ответ: мол, ты права, смерть моя верная спутница, ведь я ее уполномоченный исполнитель. Но бабка, побледнев, застонала, что моя судьба предрешена, что меня настигнет тень давнего врага, чьи кости погребены под пеплом, что я приютил у себя мстительного духа, и он ищет силы. Убеждала, что мне не избежать судьбы, что смерть приближается ко мне стремительными шагами. – Командующий умолк на мгновенье, побелев будто молоко. – Я быстро забыл о случившемся, даже не пытался разгадать смысл ее слов, ведь я не верю во всю эту чушь, пока однажды в мой сон не вторгся Нобухидэ. Этот высокомерный поганец смеялся, сжимая в руках окровавленный кусок мяса, но только потом я разглядел, что он пожирает свое собственное сердце.

Мицухидэ стоял недвижимо, внимательно всматриваясь в мимику лица своего командира. Он знал, что противостояние между Дзиро и Одой пролегало корнями очень в глубокое прошлое, но никак не мог связать эту историю с Нобунагой.

– Давний враг, что погребен под пеплом – Ода Нобухидэ, – задумчиво промычал Куроносукэ. – А мстительный дух – это нобухидэвское отродье. И, как ты мог заметить, этот паршивец действительно ищет силы.

– Дзиро-сама, это просто смешно! – несдержанно выпалил капитан. – Вам стоит хоть раз побывать на тренировках или хотя бы почтить своим присутствием турнир, чтобы обрести понимание: Оду способен поколотить даже ребенок. Он не трус, но слишком бесхребетный. Он не способен наносить кому-либо вред даже в рамках соревнования. Я бы сказал – ему не место в додзё, но ранее вы приказали мне заняться его обучением…

– Я помню, о своих приказах! – рявкнул генерал и пригвоздил Мицухидэ взглядом. – Слушай новый приказ, Мицухидэ. – Его голос стал тихим и леденящим. – Я хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.

Акэти Мицухидэ не удивил подобный приказ, ни одна мышца не дрогнула на его худом лице.

– Можно инсценировать самоубийство, как последствия всеобщей травли. Веревка у меня всегда найдется.

Нервная ухмылка выпрыгнула на лицо Куроносукэ.

– Ты всегда любил играть грязно, Мицухидэ. Нет. Я желаю видеть, как он станет отчаянно цепляться за жизнь, как страх погасит свет в его глазах. Я желаю его видеть сломленным и жалким. Я желаю, чтобы его агонию видели все. Его ретивая сестра частенько доставляет хлопоты Эри. Это станет уроком для нее, как и проучит выскочку Хисимуру.

– У меня есть некоторые мысли на этот счет, Дзиро-сама.

Напряжение как будто отпустило Дзиро Куроносукэ, он медленно развел могучие плечи, выгнул спину и удовлетворенно улыбнулся капитану.

– Ступай, мой верный клинок, несущий смерть непокорным. Ступай и не разочаруй меня, Мицухидэ.

Капитан откланялся и поспешил скрыться за белоснежным амадо, быстрым шагом вышел во двор. Вспышки безумия стали проявляться все чаще, все отчетливей, частенько доводя Дзиро Куроносукэ до несдержанных воплей, и Акэти опасался, что рано или поздно, генерал схватится за меч. Дзиро не любил повторять приказы дважды, и Акэти Мицухидэ хотел непременно ему угодить.

– НОБУНАГА!

Пронзительный крик над ухом вырвал мальчика из сладкого сна и тот, перепуганный до смерти, подскочил с футона22 на максимальной скорости, прямым курсом в нависшего над ним Хисимуру. Раздался глухой удар и перед глазами обоих заплясали пьяные россыпи звезд. Мальчишки отпрыгнули с воплями друг от друга, схватившись за лбы, на которых тут же проросли идеально округлые шишки. Сато рассмеялся, а Нобунага закряхтел, уткнувшись лицом в одеяло и схватившись за голову двумя руками.

– С ума сошел?!

Он бы продолжил причитать и возмущаться, если бы внимание не привлекла непривычная тишина в завсегда шумном с утра пораньше жилище. Обычно под раскатистый гонг во дворе, утреннюю возню и громкие голоса сожителей, сон, как рукой снимало, а в тесной обители начинался новый день, но тут все точно сговорились, бесшумно собрались и ушли на тренировку, оставив Оду отсыпаться. Такое происходило ни единожды, и каждый раз, когда Сато ночевал вне стен общежития, а посему Нобунага подсознательно сетовал на друга за разгульный образ жизни, но смелости высказаться рыжему в лицо ему не хватало, как не хватало в данный момент времени на душевные терзания о том, что он как был изгоем, так и остался. Юноша, как подорванный, вскочил с койки, буквально впрыгнул в кэйкоги23 и метнулся со всех ног к выходу, по пути подвязывая волосы веревкой.

Единственное, что Нобунага делал лучше других – так это бегал. В этом он никому не уступал. Мальчику так часто приходилось удирать от обидчиков, что ноги стали самой развитой частью его тела.

Додзё располагалось на противоположенном конце города, за белоснежной стеной в десять сяку24. Перед началом тренировки ворота на территорию запирали, а опоздавшие подвергались наказанию в виде двух сотен взмахов мечом, тридцати ударов палками по голому телу или же пребыванию в течение суток в яме без еды и воды. Запуганные дети не решались опаздывать, но частенько подшучивали над Нобунагой – теперь это стало единственным их развлечением, учитывая, что определить зачинщика не представлялось возможным. Один раз Акэти избил провинившегося Оду до такого состояния, что бедняга не мог ходить несколько дней. Острая боль от ударов четко запечатлелась в его памяти, он до ужаса боялся повторения наказания.

Ребята бежали так быстро, насколько это было возможным. Солнце протянуло свои золотые лапы сквозь высокие деревья, ласкало теплыми прикосновениями кожу, а ветерок, играясь с волосами, приятно щекотал. Но друзьям было не до того. Нобунага несся напрямик, срезая привычный маршрут через подворотни, перепрыгивая встречные ограды на пути, Сато старался не отставать.

На рынке ребята чуть не снесли двух плотников, переносящих длинные доски. Ода ловко шнырнул подкатом под преградой, Хисимура проворно вспрыгнул на изгородь и промчался мимо по ее шаткой конструкции. Пробегая мимо конюшен, с мальчишками поздоровался кузнец:

– О! Нобунага-сан, доброе утро! Снова опаздываешь?

– Извините, Сосуке-сан, позже поговорим! – махнул рукой мальчик, промчавшись мимо.

– Сегодня придешь?

– Да помогут мне ду́хи, – задыхаясь ответил тот.

– Чудный парень, – улыбнулся кузнец, скрестив руки на груди.

Друзья свернули за двухэтажное здание казарм, подняв под ногами в повороте тучу пыли и, завидев, что ворота додзё не заперты – вложили все силы в этот последний рывок. Скорей всего Акэти еще не пришел, потому что ребятня сидела на веранде, шумя разговорами. Сато и Нобунага буквально ввалились в додзё.

Оба согнулись ровно пополам, задыхаясь в тяжелой одышке. Длинные волосы Нобунаги, убранные в хвост, растрепались, свисали черными нитями по всему лицу. Он плюхнулся на пол, продолжая задыхаться. Друзья успели вовремя, а если быть точней минута в минуту. Следом за их громким вторжением вошел Акэти и вонзил взгляд золотых глаз в растекшихся, словно перебродившее тесто, по полу учеников. Настолько грубое нарушение этикета бросило учителя в пламя ярости, он прищурился и навис над ними подобно разъяренному медведю, отбрасывая черную тень, сверкая взбешенным взглядом.

– Я разве не рассказывал об этикете, сопляки?! – взгляд перетек на Нобунагу. – Ода!

Мальчик вскочил на ноги, вытянулся в прямую линию и окаменел.

– Твое тяжелое дыхание подсказывает, что ты снова проспал. Как и ты, Хисимура.

– Но мы же не опоздали! – воспротивился Сато.

– Молчать! – рявкнул капитан, схватив рыжего за ворот кимоно и подтянув к себе нос к носу. – Опять таскался всю ночь по злачным местам, а?! Как думаете, чем вы лучше других? Или считаете, что у вас есть какие-либо привилегии? – Он брезгливо оттолкнул Хисимуру в сторону. – Правило для всех одно! И каждый, находящийся на территории города должен строго блюсти его! Я заставлю вас драить нужники языками, щенки!

– Хисимура-сан не виноват! – воспрянул Нобунага, выступив вперед, но как только волчий взгляд впился в него, резко поумерил пыл, потупившись. – О-он из-за меня пришел так поздно! Я слишком крепко спал и поэтому Хисимура-сан не мог меня разбудить! Я один провинился!

Сато ошарашено вскинул брови, обернувшись и не веря собственным ушам. «Взял всю вину на себя?! Ты весь трясешься от страха и все равно берешь всю вину на себя? Не говори больше и слова, не то Акэти перегрызет тебе глотку. Он подобно псу, чувствует страх в людях!»

Нобунага боялся до трясуна своего учителя, но эмоции и голос совести предательски толкнули его в клетку с разъяренным зверем по имени Акэти Мицухидэ. Однако капитану понравилась эта самоотверженность в дрожащем голосе подопечного. Он оскалил одну из своих ядовитых ухмылок, вскинул голову кверху, не сводя глаз с мальчика.

– У кого-то, кажется, голос прорезался, а? Думаешь, что готов подставить спину для защиты друга? Ах нет, кажется ты всегда готов подставить спину за любого из здесь присутствующих? Кем ты себя возомнил? Богом милосердия? Думаешь, если станешь подставляться под удар, тебя полюбят? – Громкий смешок вырвался из его горла. – Вскоре ты поймешь, что не милосердие располагает на свою сторону людей. – Он прошел на середину комнаты и кинул напоследок: – Тряпка для мытья полов ты уже знаешь где.

– Так точно, – вяло выдохнул Нобунага, потупив виноватый взгляд в деревянный пол.

Сато печально покосился на друга, а Акэти, заполучив приподнятое настроение, довольный собой, приказал всем построиться. Ученики тут же выстроились в ровную шеренгу, выпрямили спины и как обычно боялись встретиться с пронзительным взглядом учителя. Капитан размеренно прошелся сперва в одну сторону, затем неторопливо прогулялся в другую. Тут он остановился и закинул боккэн на плечо.

– Сегодня я займусь тем, что проверю у каждого из вас удар из верхней стойки – Камаэдзё. – Тут же едкая ухмылка скривила линию его губ. – Раз уж ты сегодня провинился, Ода-сан, с тебя мы и начнем.

Юноша, сглотнув ком, что стоял в горле уже длительное время, вышагнул вперед. Все было, как и всегда. До ушей доносились насмешки и не самые лестные, но привычные, прозвища. Кто-то прыснул смешком, кто-то сунул под ноги тренировочный меч, но Нобунага предусмотрительно перешагнул, лишив обидчиков зрелища и повода в очередной раз расхохотаться. Мальчик за столь долгое время научился пропускать мимо ушей все грубости в свой адрес.

– Покажи мне Камаэдзё, – скомандовал Акэти.

Нобунага торопливо смахнул пятерней выбившиеся из хвоста пряди волос, расправил плечи, перенес вес тела на левую ногу, правую выставил широко вперед, и схватился за гладкую рукоять боккэна ни жестко, ни мягко. Его стойка казалась безупречной, олицетворяла собой нерушимость и целеустремленность. Медленно вознеся меч над головой, юнец замер, намереваясь совершить резкий выпад и концентрируя силу в плечах и предплечьях.

«Малец и вправду стал сильней за эти годы. Он все прекрасно знает и понимает. Если бы у него было больше решимости и желания, кто знает, каких бы успехов добился отпрыск рода Ода», – светлая мысль пронзила мрачного Акэти Мицухидэ, но он быстро отогнал ее от себя пинками.

Не позволив ученику завершить свое выступление, капитан угрожающе нахмурился, взял короткий замах и саданул по рукам ученика, а когда тот вскрикнул от боли и выронил боккэн, зарядил теперь уже размашистым ударом по лицу. Мальчик рухнул на колени, сгорбившись и почувствовав, как по онемевшей щеке крадется тонкая струйка крови. Сато хотел броситься к другу, но учитель оттолкнул его обратно в строй и прорычал, не сводя глаз с Нобунаги:

– Убирайся с моих глаз долой, щенок. Жди окончания тренировки за воротами.

Мальчик поднялся и, будто охваченный лихорадкой, покинул додзё, а в спину летели сдавленные смешки. Когда ворота с грохотом закрылись за его спиной, волна горечи, обиды, стыда и жалости к себе подкатилась к самому горлу и незамедлительно поползла выше. Он впивался в ладони ногтями до боли, закусил губу, чтобы прогнать эти постыдные чувства, но они оказались сильней. Взгляд растерянно уцепился за точку на белой гальке под ногами, изображение плыло от застилающих глаза слез.

«Вот снова, – всхлипнул юноша. – Чем я снова заслужил все эти насмешки?! Я же сделал все правильно! Старался изо всех сил! Мне кажется, что даже если я стану сильным – отношение ко мне не изменится. Не милосердие располагает к себе людей?! Но если человек не хранит в душе доброту, в кого он тогда превратится? В зверя? Чушь! Я отказываюсь от этой реальности!»

Тренировка закончилась в полдень, ворота со скрежетом распахнулись, и толпа взмокших учеников хлынула кто куда. Хисимура вышел в числе прочих и осмотрелся в поисках друга, но Нобунаги и след простыл. Когда поток галдящих мальчишек рассеялся и воцарилась тишина, рыжий расслышал бодрое и знакомое «Хоу!» из тени деревьев близ стен.

Весь взмокший, запыхавшийся и растрепанный, Нобунага махал мечом из верхней стойки Камаэдзё. Его четкие и уверенные движения невероятно понравились Сато. Листок, сорвавшийся с кроны клена, плавно закружил к земле, но подхваченный разорванным в клочья потоком воздуха, исходящим от меча, рывком взметнулся вверх, обогнув дугой юнца, и приземлился у самых ног.

– Неужели ты тренировался все это время?!

Мальчик вздрогнул от неожиданности и опустил руку с мечом. Сквозь пышную листву старого клена, свет пятнами ложился на все вокруг. Капли пота на лице Нобунаги искрили в золотых лучах, он устало выдохнул и потупился.

– Не волнуйся, я помогу тебе с уборкой. Вместе мы управимся меньше, чем за час. Ты даже успеешь поработать у Сосуке-сана.

– Ты не обязан. Я один должен отработать свое наказание.

– Брось, – улыбнулся Сато, – я же не могу не помочь другу! Пойдем.

Приятное удивление приподняло брови Нобунаги, он озадаченно глядел в спину Хисимуре, в развалку скрывающемуся средь деревьев. Эти слова невероятно ободрили, грустная улыбка прорезалась на губах, и он потрусил следом.

Друзья вооружились тряпками и, уперевшись в них руками, устроили забеги наперегонки от стенки до стенки тренировочной комнаты. Громко гогоча, они носились, подобно быстрокрылым ласточкам, взад-вперед. В одном из поворотов Нобунага поскользнулся и с грохотом шлепнулся на пол. Сато закатился громким хохотом, швырнул в друга тряпку и угодил прямо в лицо. Он хохотал до тех пор, пока в его направлении не направился поток воды из ведра, ударив всем напором и вымочив рыжего до нитки. Оба рухнули на пол, задыхаясь в приступе смеха.

Расплесканную повсюду воду пришлось собирать с десяток минут, но эта уборка в кои-то веки принесла друзьям заряд хорошего настроения на весь оставшийся день. Они вышли на улицу, уставившись заворожено на проглядывающий сквозь кроны деревьев лазурный небосвод, и неспешно двинулись по выложенной щебнем дорожке.

– Послушай, Сато-сэмпай… Раньше я задавался одним вопросом все свободное время, но только сейчас могу иметь смелость спросить.

Сато заинтересованно обернулся, не замедляя шага, но поймав во внимание серьезный настрой друга – остановился.

– Ты действительно считаешь меня своим другом?

Брови Сато поползли вверх.

– Когда ты пытаешься защитить меня перед Акэти-сенсеем, я готов сквозь землю провалиться. В эти моменты мне кажется, что я не достоин даже имени твоего произносить. Почему ты так добр ко мне?

Хисимуре не потребовалось много времени на ответ.

– Это же элементарно, – рыжий глядел без улыбки. Необычайно серьезно. – Потому что мы совершенно разные. Друг – это тот, у кого есть свои стремления и цели. Тот, кто не стремится угодить или оставить какое-то впечатление о себе. Друг – это тот, кто в любой ситуации остается собой. И это ты, Нобунага, – доложил твердо, не отводя глаз. – Посмотри на этот сброд вокруг. Только и слышишь отовсюду: я хочу, чтобы мной восхищались, я хочу, чтобы меня боялись. И знаешь что? У них ведь здесь, – он стукнул себя кулаком в грудь, – совсем пусто. Алчные лицемеры – вот кто нас окружает. Жадные до богатства и славы, несомненно, каждый из них построит свой путь на крови. А ты хочешь стать сильней, чтобы защищать. Для этой жестокой эпохи – ты невероятно добрый человек, Нобунага.

Нобунага замер в изумлении, он никогда прежде не слышал ничего подобного. Обычно люди заводят друзей, которые, так или иначе, похожи на них самих. Это может быть внешность, характер или цели, но Сато говорил совершенно непонятные вещи. Эти два человека разнились друг от друга так же сильно как белое и черное.

– Раз в тебя закрались сомнения, слушай внимательно: с этого самого дня, вся моя сила принадлежит тебе. Я буду драться за тебя, Ода Нобунага, кем бы ни был мой противник!

Ошеломленно хлопая глазами Нобунага тут же угрюмо потупился, сжав кулаки.

– Я не стою подобных заявлений…

Сато громко рассмеялся в ответ и опустил обе руки на его худые плечи.

– Ну-ну, друг! Еще немного и ты раскиснешь, точно клецка в бульоне. Стоит ли тебе верить мне на слово? Определенно. Хочу ли я чего-либо взамен? Едва ли. Ты наверняка только что подумал: да с меня и взять нечего. Ну и что – отвечу я тебе. Дружба – это ведь что-то безвозмездное, да? А подобное заявление имеет место быть лишь потому, что того требует моя душа. – Высказав все это на одном дыхании, он с шумом вдохнул. – Мы никто в этих стенах, и не уверен, что доберемся до того момента, когда кем-то станем. Кем-то действительно стоящим. У меня неподдельное ощущение, что этим местом правят самые обычные бандиты, что все здесь происходящее какая-то непонятная игра с чужими жизнями. Не выйдем мы отсюда воинами армии протестантов, но что бы не случилось – я буду тебе опорой, Нобунага. Только не сомневайся во мне, прошу тебя.

Нобунага не верил своим ушам, но на душе от этих слов стало теплей.

– Идем, наверно Сосуке-сан уже заждался.

Всю дорогу до кузницы друзья молчали, прокручивая этот волнительный разговор каждый у себя в голове. Нобунаге казалось, что все проблемы, страхи и неприятный осадок утренней тренировки – улетучились, а на душе стало уютно. Сато же скорей был доволен, что друг отбросил тоску хотя бы на время.

Когда перед мечтателями выросла кузня, Сато махнул на прощание и потопал дальше, закинув руки за голову, а Нобунага отворил скрипучую старую дверь и вошел в душное помещение, переполненное запахом гари, и осмотрелся. Это место стало для него словно потайным убежищем вдали от города, дышащего враждебностью; от злых глаз и острых языков. Нигде он себя не чувствовал так в безопасности, кроме как в этой старой кузнице.

В горне, изредка потрескивая, переливались раскаленные угли. Камни для заточки, клещи и молотки разных размеров были неаккуратно раскиданы на верстаке. Мальчик еще раз провел взглядом по помещению, выискивая в сумраке Накату-сана, как вдруг его взгляд приковала заготовка меча – по сути грубый кусок металла, возлегающий на громадной наковальне, занимающей здесь добрую половину помещения. Были и другие наковальни, поменьше, но та словно шла в комплекте с этой необработанной черной глыбой, лишенной пока изящества, но составляющей в длине не меньше пяти сяку25. Нобунага тихо приблизился, завороженный грубым черным лезвием, пожравшим казалось и до того тусклый свет отовсюду.

«Неужели этот гигантский кусок железа когда-нибудь станет катаной? Необычный цвет. Это темная сталь?» Юноша прежде никогда не держал настоящий меч в руках, и хоть клинок был лишь на этапе изготовления, представлял собой, ни больше ни меньше, глыбу руды – рука неудержимо потянулась к шершавому хвостовику. Зачарованный необычайным размером и цветом, он приподнял заготовку, левой рукой придержал за грубое лезвие. «Тяжеленный! Да в нем же не менее семи кин26! Кто станет сражаться таким неповоротливым мечом?!»

– Выглядит абсурдно, правда? – Голос неожиданно разорвал тишину, Нобунага вздрогнул и, проклиная свое любопытство, чуть ли не бросил меч обратно на наковальню. Кузнец дружелюбно приветствовал своего подмастерье кивком головы и прошел к желобу с водой, удерживая в сильных руках ведро. – Пока эта глыба не оказалась у меня на верстаке, я и не задумывался, какую проблему приобрел на свою седую голову. Заточка по-настоящему хорошего клинка требует немало времени и усилий, а с такими размерами процесс может сильно затянуться.

– Для кого этот неподъемный меч?

– Кажется, ему суждено остаться без хозяина. Это сложное оружие, требующее невероятного уровня умений. Оно скорей как символ моего ремесла. Прежде я никогда не изготавливал нодати. Эта невероятно кропотливая работа требует уйму времени, а свободное время в этой клоаке – небывалая роскошь. – Он шутливо хохотнул. – Я работаю над ним в свое удовольствие. Выбор пал на весьма непростую конструкцию, посему спешка излишня. Тут наисложнейший процесс соединения семи слоев стали, а в случае с этим мечом – инферитиума.

– Инфе… что? – сморщился Нобунага.

– Добыча этой невероятной руды принесла столько хлопот, что испортить изделие – смерти подобно. Это большая честь для кузнеца, хотя бы раз в жизни сделать такой меч.

– Я никогда прежде не слышал про нодати, а про инфери… как его там? – и подавно.

– Это двуручная катана. Таким мечом можно запросто развалить всадника вместе с лошадью. Правда для ближнего боя он несколько громоздок и неповоротлив. Но ведь тактически всегда важен лишь первый удар?

– Ужасно, – весь скривился мальчик.

– Когда-нибудь, если ты попросишь, я научу тебя ковать мечи, – сказал мужчина, протягивая Нобунаге клещи. – Сегодня мы должны успеть подковать с дюжину лошадей. Времени у нас в обрез, выезд запланирован с заходом солнца, так что поторопимся. Подкуй тщательно, дорога предстоит неблизкая.

Кузня не превосходила размерами обычное жилое помещение, чего нельзя было сказать о конюшнях. Здесь насчитывались около трехсот голов крепких боевых коней, другая часть менее значимых скакунов содержалась на другом конце города в специально отведенных загонах.

Знакомство Нобунаги с Накатой Сосуке произошло совершенно непредвиденно. Проходя как-то раз мимо кузни, мальчика окликнул пожилой мужчина в кузнечном фартуке. Его морщинистое лицо и всклокоченные седые волосы покрывал густой слой угольной пыли. Кузнец просил подержать ногу лошади, пока он снимает искореженную подкову с поврежденного копыта. Животина испытывала сильную боль, буянила, ломая вокруг себя все и вся, норовя как следует лягнуть своих спасителей. Нобунага не смог отказать, хоть потом и пожалел не менее ста раз, потому что коняга пытался вырваться, несколько раз наступал мальчику на ноги, толкал его мордой, опрокидывая навзничь, но совместными усилиями дело достигло положительных результатов.

С тех пор юноша частенько захаживал к кузнецу Накате, а в скором времени заделался подмастерьем, проводя вечера за интересными разговорами и узнавая много нового не только в части, касающейся кузнечного ремесла. Прожив на свете достаточно долго, повидав множество и множество разных разностей, Наката рассказывал мальчику о мире за пределами стен и леса Дзюкай; об истории и давно забытых сражениях; о бусидо и легендарных героях. Нобунаге нравилось это место, он чувствовал сильную привязанность к старику, схожую с сыновней любовью.

За работой время пролетело моментально, но кузнец и его юный помощник успели закончить еще до захода солнца. Утомившийся Нобунага сидел на скамье, рассматривая переливающиеся красным светом угли в печи. Руки его до сих пор гудели от ударов молота, в теле ощущалась приятная расслабленность. Сосуке опустился рядом, протянул юнцу чашку с горячим чаем. Тот с благодарностью принял ее. Ненадолго воцарилась тишина, заполняемая редкими потрескиваниями углей в остывающем горне. Из распахнутой на улицу двери в помещение ворвался сквозняк, разбавив кусачий запах гари.

– Как твои успехи в кэндзюцу? – разорвал затянувшееся молчание кузнец и отпил чай.

Нобунага угрюмо промолчал, слегка заерзав на месте.

– Я знаю, как ты относишься к военному делу, Нобунага-сан. Знаю, что тебе претит философия Акэти Мицухидэ. Знаю, что его понятие о бусидо сильно искажено, сильно отличается от того, которое в тебя вложил Ода Нобухидэ-сама. Ведь одно из основных постулатов бусидо: обнажать меч для защиты – никогда ради убийства. Меч не обнажают, чтобы показать свою силу или утолить жажду крови. Меч должен служить справедливости. – Нобунага внимательно вслушивался в каждое слово, не осмеливаясь поднять глаз. – Не хотелось бы оправдывать этого негодяя, но даже Акэти не всегда был таким. В жизни каждого человека рано или поздно наступает переломный момент. Кто-то стоически выдерживает сей сокрушительный удар судьбы, а кто-то ломается, затаив злобу на целый мир. Жестокость Акэти произрастает из далекого прошлого, но даже если так – учитель из него откровенно дерьмовый.

Нобунага улыбнулся.

– Вы хорошо знаете Акэти-сенсея, Сосуке-сан.

– Я слишком давно знаю этого засранца, – фыркнул старик. – Тебе когда-нибудь доводилось отбирать чужую жизнь, Нобунага-сан? Любую. Пусть даже не человеческую.

– Нет.

– Как бы чудовищно это не звучало – людей убивать не так-то сложно. Вот, например: между человеком и животным есть разительное отличие, которое не делает первым чести.

Нобунага молчал.

– Животные убивают ради выживания. Они убивают, чтобы прокормиться или же из-за инстинктов самосохранения. Если ты не нападешь – животное не станет искать повода для драки. Люди же напротив: убивают забавы ради; они находят в убийстве наслаждение. Только люди могут жестоко издеваться, прежде чем убить. Деньги, власть, удовольствия – вот фундамент безжалостных кровопролитий. Они находят радость жизни в битвах и жестоких расправах. Человек боится смерти, но, не моргнув глазом, обесценивает чужую жизнь. – Сосуке выдохнул с неким разочарованием. – В эту эпоху ты сможешь найти много подтверждений моим словам.

– Меня всегда удивляли ваши познания, Сосуке-сан. Если честно, – смущенно произнес мальчик, – вы кажетесь куда значимей, чем простой кузнец.

– Может, по мне и не скажешь, но давным-давно я был мечником.

Нобунага всем корпусом развернулся в сторону собеседника.

– Как же давно это было, надо же. Словно в другой жизни. В те времена бусидо чтили в этих стенах и строго соблюдали кодекс. – Он еле заметно улыбнулся давнишним воспоминаниям. – Ты даже не представляешь, каким я был мерзавцем: не ценил чужие жизни, ломал чужие судьбы, точно хворост для костра, подкидывая его в пламя своего цинизма. Отбирая жизнь у сильных или слабых, у детей или стариков – громко насмехался над их ничтожностью. Ради денег, ради забавы и от скуки. Но как это обычно происходит: бессмысленные убийства мне наскучили, я стал искать действительно сильных противников. И судьба предоставила мне то, чего я с такой жадностью желал.

Я повстречал молодого воина в черных как смоль доспехах. Мы столкнулись на мосту через реку, имя которой мне уже не вспомнить. Он не выглядел враждебно, но, кажется, учуял мою жажду крови моментально, потому как взгляд его изменился. И я напал на него без всяких размышлений, возрадовавшийся шансу сразиться с кем-то воистину сильным. Однако поединок завершился, не успев начаться. – Его казавшаяся светлой улыбка сделалась вдруг скорбной. – Его звали Сэйгэн Окицу – подающий большие надежды новоиспеченный лидер Черной Цитадели и возлюбленный ученик Основателя. Сэйгэну не понадобился даже меч, чтобы обезоружить и швырнуть в реку такого дурня, каким был я.

Нобунага удивленно вскинул брови:

– Он был чудовищно ловок?

– Ловок, быстр и не имел намерения марать свой меч в крови отброса общества. Когда я – мокрый и взбешенный – принялся кричать ему, что он трус, не способный даже убить своего противника, тот ответил, что человек, разум которого находится в беспорядке – не больше, чем глупец, опьяненный своими желаниями. – Сосуке вдруг воспрянул и широко улыбнулся. – Знакомство с Сэйгэном-сама стало для меня судьбоносным. Он объяснил мне, для чего существует меч, ради чего стоит сражаться и когда следует отступить. Он сделал меня по-настоящему сильным. Я до самого последнего дня служил этому человеку. Когда к власти пришел Дзиро – отказался от должности капитана авангарда и с тех самых пор лишь создаю оружие.

– Акэти-сенсей по неизвестным причинам не любит говорить об этой личности, хотя мне известно, что Сэйгэн-сама был достойным человеком.

– Оно и понятно. Дзиро сильно недолюбливал своего предшественника. Он так рвался к власти, что после того, как Сэйгэн-сама оставил свой пост по причинам тяжелой болезни – праздновал семь дней и семь ночей. Окицу презирал Куроносукэ и не преминул напоминать своему подчиненному, что такому чванливому и высокомерному задире никогда не стать главой Черной Цитадели. Как жаль, что он ошибался.

– Ваши рассказы о былой Цитадели так разняться с реальной ситуацией, что мне порой кажется, что вы это придумали, – шутливо подметил Нобунага.

– Та Цитадель, которую я знал, вступая в ряды черных мечников – давно в прошлом. Ее лидеры меняли судьбы беспризорных душ в лучшую сторону, направляя всю их злобу и силу на благое дело. Только после встречи с Сэйгэном Окицу я, наконец, понял, чего искал в каждом бою. То были ни слава, ни удовольствие и уж точно ни деньги. – Глаза старика заблестели. – Я искал смерти, да и только. Запомни Нобунага битва – это не игра и не веселье, не шанс похвастать силой. Никогда не насмехайся и не недооценивай врага. Будь доблестен и справедлив. Те, дураки, что кичатся рангом и силой не больше, чем опьяневшие от крови глупцы.

– Акэти-сенсей сегодня сказал, что не доброта располагает к себе людей, а я…

Беседу внезапно прервал шум приближающихся голосов и в кузню вошли закованные в доспехи самураи, что-то бурно обсуждая, хохоча и ругаясь грязными словцами, но заметив, что кузнец не один, притихли.

– Все готово, Наката-сан?

– Да. Лошади снаряжены, напоены и готовы к отправлению, – ответствовал мужчина, поднявшись с места.

– Мое почтение, – произнес один из воинов, – по-видимому, капитан, – поклонившись.

Самураи пересекли мрачное помещение и вышли через узкую арку в конюшни.

– Нобунага-сан тебе пора возвращаться, уже поздно.

– Пожалуй, – сладко потянулся юноша. – Но я бы сидел и сидел здесь до самого утра, слушая ваши истории, Сосуке-сан.

Старик добродушно улыбнулся и опустил руку подмастерью на плечо:

– Не проспи завтра. Не давай Акэти Мицухидэ повода поиздеваться над собой.

– Доброй ночи, Сосуке-сан.

Нобунага откланялся и вышел из кузницы, закрыв за собой старую скрипучую дверь. К этому позднему часу ночное небо заволокли тяжелые грозовые тучи, и создавалось впечатление, что оно не выдержит и вот-вот обрушится водопадом на город. Где-то высоко в небе, среди бурлящих черных облаков, промчалась серо-фиалковая вспышка. Дорога, по которой Нобунага ступал с особой осторожностью, еле-еле освещалась огнем в старых жаровнях, а из-за черного неба видимость стала минимальной.

Нобунага напряженно вперил взгляд вперед, стараясь не обращать внимания на мрак закоулков, в которых ему мерещились пугающие очертания. Внезапный шорох в переулке резанул слух. Ода окаменел, ощутив, как страх повязал его по рукам и ногам, а по спине крадется ледяной пот.

«Наверно кошка, – попытался успокоить себя. – Или крыса».

Он боялся присматриваться к мрачным подворотням, титаническим усилием заставил себя прибавить шагу, сжав кулаки, стиснув зубы и смотря строго вперед. Но когда из тьмы где-то позади донеслось утробное завывание, мальчик остолбенел в то же мгновение, ощутив, как подгибаются колени. Выдыхая сырой воздух сквозь плотно стиснутые зубы, он сделал еще несколько шагов вперед одеревенелыми ногами.

Нобунага никогда не верил в духов, ёкаев, демонов и прочую нечисть, всему пытался найти логическое объяснение, но тут к завыванию добавился глухой звук равномерных ударов чего-то сильно напоминающего бамбуковую палку. К стуку присоединился тонкий звон колокольчиков, которые обычно используют жрицы храмов. Звон дополнился тихими шагами. Тут-то мальчик и вспомнил все детские страшилки и слова защиты от них.

– Бэтобэто-сан, пожалуйста, проходи27, – забормотал дрожащим голосом, потому как решил, что лишь подобное заклинание спасет его от неминуемой встречи со злым духом. – Бэтобэто-сан, п-пожалуйста…

Скосив взгляд в направлении надвигающегося нечто, Нобунага разглядел тусклый свет в узком проулке меж плотно стоящих домов и сначала не поверил своим глазам. Резко шаги участились, свет стал стремительно приближаться. Нобунаге показалось, что дух его покинул тело и удрал, позабыв прихватить с собой все остальное.

Пронзительно взвизгнув, юноша, как бы интуитивно попытался привлечь хоть чье-то внимание к передряге, в которую угодил, прытко рванул с места, вздыбив под ногами облако пыли.

Сато давясь со смеху показался из темного переулка со светильником, прикрепленным к голове повязкой белого цвета, но увидев с какой скоростью улепетывает друг, решил гнаться за ним до победного, подвывая и кряхтя.

Однако догнать Оду оказалось непростой задачей. Юнец летел без оглядки и буквально через несколько минут добрался до жилого района. Ворвавшись в дом, он споткнулся о ступень веранды, налетел на одного из сожителей и неуклюже плюхнулся на крестец, закряхтев от острой боли.

– Нобунага, поганец! – взъярился пострадавший, угрожающе приблизившись к обидчику.

Но тут в дом, задыхаясь в одышке, заполз Хисимура и захрипел предсмертным голосом:

– Ни одному призраку не схватить тебя, Нобунага… ни одному и никогда…

Засвидетельствовав на голове друга светильник, который потух во время оживленной погони, а в руке бамбуковую палку с подвязанными к ней колокольчиками, мальчик вскочил на ноги подобно выпущенной пружине, и отпихнул плечом желавшего его проучить юнца с такой дерзостью, словно его и не существовало.

– Так это был ты, Сато-сэмпай?!

Сато напряженно улыбнулся и хотел что-то сказать, но Нобунага грубо схватил его за ворот кимоно и начал трясти, ругаясь и срывая голос в крик:

– Зачем?! Я думал, помру со страху!!! Ты бесчувственный Сато-сэмпай!!! Ты же знаешь, как я боюсь призраков!!!

Но Сато не мог ответить, Нобунага так сильно его тряс, что тот был на грани потери сознания. Все ошарашено следили за этим спектаклем.

Амадо с грохотом распахнулась, заставив всех мгновенно оцепенеть, а лица всполошившихся учеников потерять живой цвет, когда в помещение ворвался разъяренный Акэти Мицухидэ:

– Чего разорались, сопляки?! Не видели сколько времени?! А?! – Взгляд капитана напоролся на Нобунагу и Сато, развалившихся на полу. В его глазах полыхнула вспышка молнии, и он зашипел словно гремучая змея. – Но-бу-на-га… опять ты…

Юноша тут же отпустил друга и рухнул учителю в ноги, отчеканив:

– Мои глубочайшие извинения, Акэти-сенсей!!!

– Ха?! – возмущенно вылупился капитан, левый глаз нервно задергался. – И к чему мне твои извинения, щенок?!

Тут Сато подключился и тоже склонился у ног мастера, закричав:

– Примите мои извинения, это все моя вина!

– А?! – вдруг растерялся Мицухидэ, водя яростным взглядом от одного мальчугана к другому. – Услышу еще хоть шорох со стороны вашей конуры – отхожу палками так, что питаться сможете только собственными соплями! Я последний раз закрываю глаза на ваши идиотские выходки, это ясно или нет?!

– Так точно, Акэти-сенсей!

– Чего вылупились, паскудники?! – накинулся он на обомлевшую толпу учеников. – По койкам, быстро! Пусть только один проспит тренировку, я заставлю вас еще и женское додзё вылизывать! Услышу хоть звук, будете до самого утра нарезать круги вокруг торговой площади! А ну!

Акэти, точно павлин, расхаживал по додзё из стороны в сторону, изучая с прищуром учеников и явно рассчитывая отыскать хоть малейший изъян, за который – на потребу своей мрачной души – устроит показательную головомойку. Но все собравшиеся выглядели отдохнувшими и небывало боеготовыми, а потому учитель, раздосадовано нахмурив брови, отдал команду построиться, будто с минуты на минуту готовился отправить ребятню в бой.

– Что ж, раз вы дожили до этого дня – значит пришло время познать исключительную технику кендзюцу. Не все здесь достойны постигнуть это учение, но ваше усердие так или иначе должно быть вознаграждено. Однако не обольщайтесь! – возвысил голос насмешливо. – Грядущий турнир окончательно расставит все по своим местам. Техника требует много времени для закрепления, много физической силы для применения, а главное ее не постичь тому, кто все еще находится в поисках себя. – Тут он глянул на Нобунагу с ядовитой усмешкой. – Впервые технику двух мечей вывел Основатель – Такахиро Рюсэй, распространяя свои знания только на тех, кто был достоин. Достойны ли вы? Скоро узнаем. Усвоили ли вы главное правило любой техники? Ода-сан?

– Чтобы защищать что-либо, нужно уметь убивать, – промямлил сдавленно юноша.

– Верно! Слабым не место в этой эпохе. Пытаясь стать защитником слабых и угнетенных, в один момент вы сгинете паскудной смертью, но не думайте, что кто-то оценит подобную жертву. Взявшись за меч однажды, вы даете своеобразную клятву быть неумолимым и беспристрастным к своим врагам. Владение мечом присваивает вам особое право распоряжаться чужими жизнями.

Если бы кому-то удалось заглянуть чуть дальше в будущее, он смог бы узнать, что однажды Ода Нобунага узрит в словах Акэти Мицухидэ неотвратимую истину и охотно примет ее, но сейчас она скребла его непорочную душу своими отвратительными кровавыми когтями. Он подходил к сказанному с разных ракурсов, однако лицо истины всегда было одинаково гадким. Но есть ли у него право противиться? Неужели своим пацифизмом он хочет казаться лучше других?

Он снова и снова думал: вот бы вырваться за пределы проклятых стен и бежать как можно дальше, но не понимал, что куда не ткнись – законы жизни эпохи Сэнгоку одинаково паршивы для каждого, кто хочет выжить. Он всеми силами отворачивался и отводил глаза, даже не осознавая, что тем самым неотвратимо прокладывает себе путь на эшафот, заготовленный Дзиро Куроносукэ.

БИТВА ЧЕТВЕРТАЯ

Клятва

Несмотря на небольшие размеры и удаленность от экономически развитых регионов, деревушка Фукагава всегда была оживленным местом. Приобняв по обе стороны тракт, соединяющий Эдо с Киото, каждый день через нее проходило множество торговцев и пилигримов.

Солнечный весенний день пах прохладой и свежескошенной молодой травой. Этот живительный аромат вселял бодрость в тела селян, не разгибающих спины на полях с раннего утра, разглаживал морщины на лицах самых ворчливых трактирщиков и вызывал головокружение у той юной части населения, что так падка сердцами на весенние – буквально будоражащие кровь, – импульсы.

Однако этому весеннему волшебному настроению суждено было омрачиться визитом не самых приятных гостей. Когда отряд из шестерых пеших самураев и одного верхового миновал старую покосившуюся арку, селяне заметно притихли, вжались поглубже в узкие закоулки и не смели поднять взоры или даже попытаться рассмотреть столь вычурно бросающихся в глаза воинов в черных доспехах. Возглавляющий самураев всадник не посчитал нужным спешиваться с коня, расточая гневные взоры по сторонам. Если бы хоть один из деревенских посмел поднять взгляд на этого высокопоставленного дворянина – на что без сомнений указывал искусно сделанный доспех, – он бы отметил суровый пронзительный взгляд, плотно стиснутую челюсть, говорящую о вспыльчивости характера и бескомпромиссной жестокости. Грубые черты лица и ярко выраженный враждебный настой были идеальным посылом всем окружающим держаться от этого человека подальше.

Черный узорчатый панцирь переливался в лучах солнца отполированным ониксом, подчеркивал могучее телосложение самурая, а змеящиеся золотые узоры на громоздких наплечниках невольно приковывали взгляды. Массивный шлем с удлиненными шейными пластинами украшали плоские рога в виде полумесяца все того же золотого цвета, а часть лица от самых глаз покрывала черная демонообразная мэмпо28 с оскаленной пастью.

По мере продвижения отряда по главной улице деревушки – взрослые второпях уводили детей, вопящие торговцы невольно умолкали, а местные наемники прятали трусливо взгляды, старались не привлекать излишнего внимания. Вороной боевой конь ступал грациозно, высоко выбрасывая ноги, выгибая мускулистую шею и размахивая шелковистым хвостом, точно разъяренный тигр.

Дзиро Куроносукэ нравилась всеобщая покорность и страх, что так отчетливо въелся в воздух, он вперил ледяной взгляд вперед и с наслаждением вдыхал этот пьянящий аромат, как вдруг под ноги коня с воплями бросилась пожилая женщина. Животное моментально всполошилось, вздыбилось, грозно закричало, размахивая мощными копытами по воздуху и выгибая шею. Старуха повалилась на землю, выставив руку перед собой так, словно загораживалась щитом, который помог бы ей защититься от неминуемой гибели. Дзиро грубо одернул поводья, вынудив норовистое животное подчиняться своей воле, проворно выскользнул из седла, грубо ухватив коня под уздцы, а второю рукой стиснув за длинную черную гриву. Успокоив вороного, он разъяренно схватил женщину за серые одежды, но не успел и рта раскрыть, как ее лицо нервно задергалось, ослепшие глаза широко распахнулись.

– Несчастный!

Куроносукэ опешил от подобной дерзости настолько, что вмиг растерял все мысли. Сильной рукой он брезгливо отпихнул старуху в сторону, в результате чего та завалилась на землю, но тут же уставила на самурая порицающий кривой палец с длинным поломанным ногтем.

– За тобой по пятам ходит смерть!

Люди торопливо стали покидать улицу, боясь лицезреть момент расправы над старой женщиной. Дзиро, не сводя с умалишенной пламенного взора, зловеще зашипел, теряя контроль над собой:

– Проклятая ведьма, как смеешь ты даже смотреть в мою сторону, будучи хоть сотню раз слепой?! Я – Дзиро Куроносукэ, смерть – моя верная спутница!

– Глупый мальчишка! Упрямый, самоуверенный сопляк! – взвизгнула она. – Величие твое – точно туман на рассвете. Ты падешь… Да, да! Падешь от руки мстительного духа! Как бы ты не пытался бежать от своей кармы, мстительный дух догонит! Да… Тень врага, чьи кости покоятся под пеплом, настигнет тебя холодной ночью! Белый демон утащит тебя в Дзигоку!

– Замолчи, женщина! – разъяренно рявкнул Дзиро, катана в мгновение ока выскользнула из ножен. Рука дрожала от неподвластной ярости.

На улицу выбежала худенькая девушка, загородив собой старуху и начала умолять, рухнув носом в землю у самых ног Куроносукэ:

– Господин, простите мою мать за подобную грубость! Она больна! Она не понимает, что говорит! Умоляю, сохраните ей жизнь!

Дзиро заскрежетал зубами, с шумом выдыхая сквозь них воздух, оглянулся: жители испуганно поглядывали со всех сторон, робко перешептывались. К командиру Цитадели приблизился один из офицеров, зашептав на ухо предостережения, что слегка остудило разгоряченного воина. Вооруженная мечом рука опустилась, но дыхание по-прежнему оставалось порывистым и возбужденным.

– Белый демон! Белый демон!! – вопила в спины удаляющимся воинам старуха.

Рокот грома вырвал Куроносукэ из кошмара, он в лихорадочной трясучке вскочил в положение сидя. Ледяной пот струился по лицу, спине и груди, сердце отбивало стаккато, тело колотила дрожь. Он постепенно стал приходить в себя, испуганно глазея по сторонам, будто выискивая в колющей глаза темноте кого-то. На улице бушевала гроза, освещая сквозь молочного цвета амадо комнату беспрестанными вспышками. Тени гнущихся в разные стороны деревьев отражались на их поверхностях, точно силуэты безобразных злых духов. Они тянулись кривыми лапами в разные стороны, кланялись к земле. Ледяная рука неумолимо дрожала, коснулась лица, отерла липкий пот со лба.

– Нет-нет… Не бывать этому. Не бывать!

Утреннее весеннее солнце пряталось за облаками, но, несмотря на это, на улице стояла по-летнему жаркая погода. Воздух казался раскаленным и липким. Ветер совсем пропал, птицы притихли, только откуда-то из глубины леса раздавались пронзительные вопли цикад. Сато и Нобунага проснулись раньше всех и неторопливо направлялись на тренировку. Сато шел, сгорбив плечи с полузакрытыми глазами, периодически зевая и постоянно спотыкаясь, то о торчащие из дороги камни, то о собственные ноги. Проклиная себя в который раз, он зарекся не играть больше со взрослыми в кости до первых соловьев. В это время Нобунага разрывался бурными эмоциями, жестикулируя и смотря сквозь реальный мир искрящимися глазами.

– Я никогда не видел ничего подобного! Его лезвие черное, как крыло ворона, а еще он длиной в человеческий рост! Наката-сан создавал его больше полугода, потому как инферитиум очень сложный металл, и каждый слой требует основательной закалки, а их там семь! А лезвие! Линия закалки переливается сотней оттенков! Весит правда, что твоя коняга, но вчера мы вонзили его в землю и летящий на лезвие дубовый лист прошел как призрак сквозь заточку и только потом распался на две части, а значит это невероятно острый меч! Такой острый, что, отрубив им кому-нибудь голову, бедняга ничего и не поймет, пока не решит отправиться по своим делам.

Сато закинул руки за голову и вздохнул, утомленный энергичной болтовней друга:

– О духи, пацифист Нобунага говорит об оружии и отрубленных головах с пламенем в глазах. Ущипните меня боги, что с тобой случилось? Где Нобунага? Где этот добряк, что при виде раненой птички бежит со слезами на глазах к Цукиёри-сан и умоляет спасти животине жизнь?

– Рукоять такая длинная и толстая, но идеально ложится в руку, – продолжал юноша, жестикулируя. – Наката-сан поработал над балансом так, что нодати вовсе не кажется неуклюжим оружием.

– Невероятно, он меня совершенно игнорирует, – фыркнул Сато себе под нос, отведя взгляд в сторону.

– Наката-сан сказал, что вручит нодати Дзиро-сама во время открытия тринадцатого турнира. Как думаешь, командир возьмет меч на вооружение?

– Вряд ли, – равнодушно ответил друг, зевнув так сладко, что на ресницах застыли слезинки.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что! – выпалил Сато раздраженно. – Дзиро Куроносукэ – приверженец школы парных мечей. Если он возьмет этот нодати, ему придется взять и второй точно такой же, а какой недоумок станет сражаться двумя нодати, словно это обычная катана? Даже с одним таким мечом трудно совладать, два ты просто не удержишь в руках. Если уж ты воспылал таким интересом к орудиям убийства, зайди как-нибудь в библиотеку к Кондо-сан и поищи на полках писания Кадзуки Кейти «На острие меча». Там очень красочно описывается функциональность каждого вида оружия, и приводятся примеры использования. – Он остановился, уставив взгляд к небу, как будто вспоминая. – Во-первых, – рыжий загнул указательный палец, – в открытом бою для использования нодати требовалось два человека. Два! Потому что хотел бы я поглядеть, как быстро ты сможешь извлечь столь длинный клинок из ножен самостоятельно. Во-вторых, после убийства им врага – одного или по счастливому случаю двух, а по невероятно счастливому случаю вместе с лошадью, что бывает крайне редко – нодати бросали и шли в бой с обычной катаной. В-третьих, мой юный оружейник Нобунага, с таким же успехом можешь привязать к рукам булыжники и полезть в драку. Изделие Накаты-сана не больше, чем символический подарок для Дзиро Куроносукэ.

Нобунага все это время стоял и, затаив дыхание, слушал лекцию друга, а затем встрепенулся и явил робкую улыбку:

– А ведь ты прав, Сато-сэмпай. Никак не могу взять в толк, как ты в себе сочетаешь все это?

– Что «это»?

– Ты сильный и способный в боевом мастерстве, в то же время умен и любознателен, а от одного взгляда на тебя девчонки растекаются как масло на огне.

– Я просто пытаюсь искать всяческие преимущества своего нахождения в этом месте. Но с девчонками ты загнул, конечно! Не знаю, что до остальных, но Такахико от меня прямо-таки воротит. – Он оскалил белозубую ухмылку. – Как только сталкиваемся взглядами, она аж вся зеленеет.

– Такахико-сан странная, не стал бы я на твоем месте с ней связываться. Проклянет еще.

Беседу прервал звук быстрой и легкой поступи за спиной. Оити, не церемонясь ни секунды, подбежала к брату и заключила в столь нежные объятья, что Сато невольно налился краской и отвел взгляд. Нобунага, так же раскраснев, ощутил приятное прикосновение пальцев сестры к спине, с наслаждением вдохнул знакомый аромат вишни от ее убранных в тугую прическу волос. От пылких объятий сердце зашлось в груди раненой птицей, и Нобунага боялся, что Оити узнает об этом. Девушка припала щекой к плечу брата, подняла свой ясный изумрудный взгляд и прошептала, поднеся губы к самому уху так, что от дыхания по всему телу пробежала приятная щекотка.

– Кицубоси-чи, какой сегодня день?

Оити с малых лет звала брата Кицубоси – именем, данным ему при рождении. С тех самых пор оно несло в себе скрытый смысл, связывающий только их двоих, навевало теплые воспоминания о доме, пропитанные насквозь запахом вишневого дерева, шумом травы в саду, теплотой и уютом.

– Ох, совсем забыл. – Он задумчиво почесал затылок и улыбнулся самой искренней улыбкой.

Сато, кажется, тоже вспомнил какой сегодня день: «Нобунаге сегодня исполняется шестнадцать. Или семнадцать? Ну, надо же. Хороший же из меня друг».

Оити взяла брата за руку и опустила позолоченную ленту ему на ладонь. Золотые плетения искрились в солнечных лучах множеством оттенков, приковывали взгляд. Юноша присмотрелся и тут же воспрянул, удивленно взглянув в глаза сестре.

– Ити, это же…

– Когда-то ее мне подарила матушка. Наверно, это единственная память о ней.

– Вещи, связанные с воспоминаниями необычайно важны. Ты уверена?

– Это мое желание. Хочу, чтобы она была у тебя. Как некая, – она запнулась, забегала глазами, – связь. Ее волокна прочны и долго не износятся.

Юноша улыбнулся, дернул за кончик льняной грубой веревки, и длинные черные волосы рассыпались каскадом по спине. Золотая лента затянулась туго на затылке, сверкая в солнечном свете, рваная челка всегда была слишком коротка, чтобы попасть в прическу, разделялась на две непослушные пряди, обрамляя худое лицо. Устыженный Сато бодро подскочил к другу, закинул руку за его тонкую шею и, подтянув к себе, затараторил:

– Нобунага, ты все же перехвалил меня. Оказывается, недостатков во мне тоже пруд пруди. Например, я весьма скверный друг! За этими нескончаемыми тренировками обо всем позабыл! Дни так быстро летят… – Он умолк и натянуто улыбнулся, углядев серьезность во взгляде друга. – Что, не простишь меня?

– Я подумаю, – протянул с важностью юноша, скрестив руки на груди.

– Ну, пожалуйста.

– Ну, не знаю.

– Ну, смилуйтесь, Ода-сама. – С этими словами рыжий рухнул другу в ноги в низком поклоне.

Нобунага подскочил на месте и принялся поднимать Хисимуру с колен.

– С ума сошел?! А если кто-нибудь увидел? Слухи полетят быстрей, чем мухи слетаются на свежее дерь…

– Помилуйте, – рассмеялась Оити, – вам нужно выступать на сцене!

Отряхнув колени от песка, Хисимура облегченно выдохнул, опустил руку на плечо друга и, глядя в глаза, бодро отчеканил:

– Приказывайте, Ода-сама, на сегодня я Ваш верный вассал.

– Ха, – заулыбался юноша, – не искушай меня, а то войду во вкус. Хотя одно поручение у меня для тебя все же найдется.

– Я – весь внимание.

Нобунага вдруг уставил взгляд куда-то в сторону, словно с особой осторожностью подбирал слова, словно есть только один шанс выпустить их на волю, а выпустив – не вернуть. То и дело складывая ладонь в кулак, мальчик повернулся к Хисимуре. Хисимура ждал, затаив дыхание, но ожидание так затянулось, что он просто не мог умолчать:

– Только не проси меня убить Акэти, я пока не готов.

Ребята на момент замерли, глядя друг на друга, а потом громко расхохотались. Сато всегда умел разрядить обстановку неуместной шуткой и тем самым превратить серьезную беседу в дружескую болтовню, уничтожая неловкость и стеснение на корню. И Нобунага любил его за это.

– Хочу, чтобы всегда так оставалось. – Задорная ухмылка утратила яркость и обратилась скорбной улыбкой. – Даже не представляю, как бы я справился со всеми невзгодами этого места без вас двоих. Вы – неделимая часть меня, понимаете? Хочу, чтобы всегда так оставалось, – повторил, тронув грудь ладонью. – Просто хочу, чтобы вы знали – я не глядя подставлю спину ради вашей защиты. Не смейтесь, рано или поздно я стану вам полезен, вот увидите. Я стану сильным, стану вам опорой. Вы, наконец, сможете на меня положиться, а не только вытаскивать из передряг. Я даю слово, что навсегда останусь вам верен, и – растерзай мою душу Владыка Ужаса Эмма29, – если когда-нибудь отступлюсь от этого обещания.

– Похоже, Эмма Дай-О никогда не дождется этого дня, – улыбнулся Хисимура. – Даже как-то обидно за него стало. Что ж! – Он хлопнул себя по щекам, выпрямился, вперив искрящийся взгляд в друга. – Я принимаю твое обещание, Нобунага, а в свою очередь обещаюсь всегда оставаться твоим другом и братом. Обещаю поддерживать любые твои начинания.

– Всегда?

– Всегда-всегда!

– Даже, если я решу уйти в горы и пройти посвящение в монахи?

– Я лично обрею твою башку наголо, – ощерился рыжий.

– И даже, если захочу совершить покушение на Сёгуна?!

– В стране каждый третий мечтает совершить покушение на Сёгуна.

– Вместе, у нас бы получилось, – улыбнулся Нобунага.

– Еще как! О нас услышат во всем мире!

Они сцепились предплечьями, точно собрались помериться силой, и громко рассмеялись. Оити широко улыбнулась, закинула руки им за шеи и сдавила, сколько есть сил, в объятьях, проговорив:

– А я обещаю терпеть ваш идиотизм, так уж и быть!

Сато, смежив глаза, думал: «Я буду хранить это обещание в своем сердце, Нобунага. Что бы ни случилось».

Нобунага мечтательно улыбался: «Я не подведу вас, я справлюсь с чем угодно, если вы будете рядом».

Оити бодро махнула ребятам рукой и устремилась по узкой дорожке в сторону женского додзё.

Друзья же неторопливой походкой продолжили свой путь. На этот раз они пришли раньше всех, да и вообще на территории додзё царила тишина и идиллия. На пушистых ветках молодого ясеня распевали соловьи. Ученики с неким оттенком замешательства оставили обувь у веранды, отодвинули амадо, поклонились и ступили внутрь.

Акэти сидел в позе сейдза перед небольшим камидза30, в котором тлели благовония, распространяя приторный запах корицы, лаванды и розмарина. Солнечные лучи медленно перебирали длинными пальцами голубоватую дымку в помещении. Раздраженный внезапным вторжением, прервавшим его медитацию, учитель выдохнул, сложил ладони перед собой, поклонился и встал на ноги. Волчьи глаза вонзились в учеников, что застыли в дверях, потихоньку осознавая, что-то неладное.

– Вы, двое, что здесь забыли так рано?

Юноши осторожно переглянулись, вопрошая друг у друга взглядами ответ на поставленный вопрос. Сато не успел и рта раскрыть, как учитель его перебил:

– Не говорите, что вы забыли. Я отменил все тренировки на сегодня.

Мальцы изумленно уставились на сенсея, их лица медленно обретали каменные очертания. Потрясенные услышанной информацией, они медленно обернулись друг на друга, как будто начиная вспоминать.

– Бестолочи, я говорил, что сегодня заседание военного совета. Вы как всегда пропустили важную информацию мимо ушей. Однако, – его глаза хитро прищурились, – если завтра вы опоздаете – отхватите вдвойне. Ода – свободен. Хисимура – задержись.

Облегченно выдохнув, Нобунага поклонился и поспешил покинуть додзё, задвинув за собой амадо.

Моментально комната погрузилась в невыносимую тишину. Сато, еле дыша, остался стоять перед учителем, слегка перебирая ткань штанов большим и указательным пальцами правой руки. Обычно таким образом, он перебарывал излишнее волнение, но сейчас эта методика не помогала. Акэти загадочно молчал, вперившись юноше строго в глаза и ухмыляясь исключительно взглядом. Говорили, что этот человек обладал невероятным взглядом. Мало кто выдерживал натиска его глаз цвета расплавленного золота. Казалось, этот взгляд проникал прямо в глубину подсознания, раскрывая самые потаенные страхи. Но Сато даже не моргнул, продолжая нагло впиваться в глаза учителю. Акэти злила спесь ученика, но он хладнокровно выдержал паузу, а затем вопросил тем тоном, при котором волосы на загривке встают дыбом:

– Хисимура, что же ты будешь делать, когда на турнире против тебя выйдет Ода Нобунага?

Тело Сато словно ошарашили разрядом тока, он слегка пошатнулся, округлив глаза. Реакция явно позабавила Мицухидэ, его и до того неприятный взгляд сделался ледяным и невыносимо острым, как наконечник стрелы.

«Так вот что ты задумал, мерзавец».

Сато не заметил, как от потрясения впился ногтями в ладони до кровавых отметин, гнев, а не страх приподнял волосы на затылке.

– Разумеется, дам ему выиграть.

– Отважно, – осклабился учитель. – И весьма глупо. Я подозревал подобный ход твоих мыслей, но не думал, что ты заявишь об этом с такой наглостью.

Сато начало казаться, что шутки про царя Эмму достигли недр Дзигоку, и тот решил проверить недавнее обещание друзей на деле. А может, Акэти Мицухидэ и есть Эмма Дай-О в человеческом обличие?

– А на что вы, Акэти-сенсей готовы ради друга? Разве вы не поступили бы точно так же?

– Думаешь, Дзиро-сама понравится этот спектакль?

– Мне наплевать, как это будет выглядеть со стороны, – заявил Хисимура, широко раскрыв глаза. – Неважно, что со мной будет, я не допущу, чтобы Нобунагу приговорили по вашей коварной задумке. Он отдает всего себя тренировкам, действительно старается. Он стал сильней. Только вы, Акэти-сенсей, не хотите этого замечать. Цитадель набирает рекрутов из известных самурайских домов для приумножения численности исключительных воинов с дворянской родословной и мощным генофондом. Вы уничтожаете за собой все следы, избавляетесь от целых кланов тихо и хладнокровно. Зачем же вы разрушили его жизнь, а теперь просто хотите избавиться? Я не понимаю. Он борется изо всех сил с судьбой, которую вы ему предоставили. Я не понимаю, за что вы так его ненавидите! – С каждым словом, Сато начинал вскипать. – Слишком жестоко, даже для вас, Акэти-сенсей.

– О да, ты прав, он стал сильней, – хохотнул капитан. – Ведь ты всеми силами тащишь этот камень на поверхность. Смотри, Хисимура, всему есть предел, и когда твой предел настанет, этот камень утащит тебя на самое дно.

Сато с такой силой стиснул кулаки, что захрустели суставы.

– Боюсь, вы не можете знать, каков мой придел, Акэти-сенсей. Прошу простить.

Юноша чопорно поклонился и отступил к выходу. Акэти хитро ухмыльнулся и тихо прошипел вдогонку:

– Хоть бы так оно и было, Хисимура. Хоть бы так и было.

Сато на секунду замер, повернув голову слегка вправо, но тут же вышел, захлопнув за собой амадо с чрезмерной яростью. Акэти продолжил задумчиво разглядывать деревянные таблички с иероглифами: Власть, Сила, Непревзойденность, Скрытность, Смерть.

– Ты может и не заметил, но камень уже повязали на твою шею, осталось лишь толкнуть тебя в воду, Хисимура Сато.

Сато нашел друга в тени пушистого клена, он схватил за стебель резной лист и рассматривал его жилки, обратив к свету солнца.

– Что хотел Акэти-сенсей?

Прежде чем проронить хоть слово, Сато стремился утихомирить бешеный ритм своего сердца, вызванный изначально злостью, что теперь обратилась отвратительной тревогой.

– Это по поводу предстоящего турнира, – произнес он как можно спокойней. – Он обещает быть тяжелым, поэтому мы должны продолжать усердно тренироваться, возможно, даже поработать над сложными верхними и нижними стойками.

– Нижние стойки редко пригождаются во время турнира, – удивленно уточнил Нобунага, ощутив во взгляде Сато нечто, чего раньше не замечал. Нечто схожее с растерянностью. – Ты же знаешь турниры проходят в два три удара и, как правило, первый наносится из верхней стойки, а если этого недостаточно, проще всего довершить дуэль вольтом из средней…

– Времени мало, – перебил напористо сэмпай, но тут же мысленно одернул себя и продолжил уже сдержаннее, – поэтому мне следует переосмыслить наш подход к тренировкам. Дай мне время до завтра, а сам как следует отдохни.

Хоть Нобунагу и насторожил столь нехарактерный этому оптимистичному человеку встревоженный вид, но он так безропотно доверял ему, что принял совет безоговорочно.

– Ну, раз так, я отправляюсь досматривать прекрасные сны – глаза слипаются, – широко зевнул Нобунага. – Увидимся позже.

Сато растерянно кивнул, закинул руки за голову, и выдавил натянутую улыбку:

– Я пойду к озеру, там хорошо думается.

Нобунага махнул другу рукой и побрел в сторону дома, не прекращая зевать во весь рот. Сато провожал его взглядом, пока тот не скрылся средь строений торговой улицы.

«Акэти, раздери его ёкай. Что на уме у этого безумца? Я не понимаю причину такой ярой ненависти к Нобунаге, но настроен он серьезно. Нам следует быть готовыми в разы лучше, чем предполагалось. Ситуация может резко поменяться не в нашу пользу. Акэти хитер, и только демоны знают, что у него на уме. Как поменять ход событий в нашу пользу? Что мы можем противопоставить командованию Цитадели? Мы же обычные мальчишки».

Сато замер, яростно накручивая на указательный палец конец рыжего хвоста, беспокойство отправило мурашки маршировать по всему телу, и он невольно поежился.

«Вероятней всего, если против Нобунаги выйду не я – выйдет кто-то не менее слабый. Такой как Минагава или Тиба. Что делать в этом случае?! Только превзойти их».

Погруженный в размышления Хисимура добрел до додзё, не отдавая себе команды, завернул за угол, где простирался сад, но вместо шумящих зеленью деревьев уткнулся в небольшое озерцо. Удивленный представленным зрелищем, он замер, осмотревшись и стараясь идентифицировать свое место нахождения. Отрешенность совершенно случайно завела юношу на территорию дома военного совета, где, по словам Акэти Мицухидэ, сегодня должна состояться важная встреча высшего командования.

Край озера, что улеглось на расстоянии от одноэтажного длинного здания, впивался в корявую стену горы, с которой шумящим напором ниспадал небольшой водопад, отбрасывая рябь по всей изумрудной поверхности. Каменистое дно не позволяло измерить точную глубину. Казалось, что оно совсем близко, но юноша был знаком с подобным обманом зрения. Зеленый ковер вокруг природного бассейна очерчивали заросли молодого бамбука, который шелестел при каждом легком дуновении ветра. Под отвесной каменной стеной, стремящейся на несколько кэн31 ввысь, притаилась магнолия – вся в розовом цвету, точно сказочное облачко.

Что-то вроде фантомной боли от ударов палками намекало Сато, что здесь находиться запрещено, но желание прикоснуться к оазису заставило его позабыть обо всех запретах и суровых последствиях. После неприятного разговора с учителем ему, как любому подростку, с высоты своих шестнадцати лет, хотелось непременно встрять в неприятность, действуя наперекор своим надзирателям. Будь он взрослым и равным по рангу Акэти Мицухидэ, он бы не преминул вызвать этого хитрого демона на поединок, чтобы в тот же миг зарубить.

Сухой воздух пах хвоей, легкий ветер ласкал теплыми поцелуями кожу, от его мягких прикосновений листья бамбука испуганно шептались. Сато, приняв окончательное и бесповоротное решение опорочить это нетронутое никем место своим вторжением, торопливо скинул одежду, свернув и спрятав меж стеблей бамбуковых зарослей. Не упуская из внимания веранду дома, он бесшумно погрузился в ледяное озеро; сдержал вопль прилива адреналина, ощущая, как вода обжигает и бодрит каждое нервное окончание тела. Мурашки выступили на коже, юноше хотелось рассмеяться во весь голос, и он погрузился в потоки с головой, дав волю эмоциям, пока греб к эпицентру гремящей воды.

Дно у подножья водопада умостили булыжники, что из-за постоянно бьющей воды обрели овальные гладкие формы; глубина в том месте едва ли дотягивала до ягодиц. Сато ступил на камень, подставил спину под напор, уперевшись руками в корявую стену горы. Смежив веки, он ощущал, как хлещут потоки по его спине, оказывая довольно грубый массаж, и – сам того не осознавая – желал, чтобы кто-нибудь вышел на веранду дома, застав нарушителя с поличным, но как бы он не старался добыть эти самые острые ощущения, угрюмые мысли настигли его прежде.

Нескончаемый поток мрачных дум демонстрировал сложившуюся ситуацию с разных сторон, быстро подкидывая всевозможные пути решения; он накрыл юнца подобному тому самому потоку воды, ниспадающему с каменного утеса, и унес за пределы этого запретного сада, что грозило неприятными последствиями. Однако интуиция никогда еще не подводила Хисимуру, и сейчас он, словно на духовном уровне, ощутил чье-то присутствие за спиной.

Настороженно повернув голову, проникая взглядом сквозь сверкающие потоки воды, рыжий распознал знакомый силуэт. Такахико Орин стояла у края берега, пораженно устремив взгляд на обнаженного Хисимуру. Приятно удивленный Сато лукаво ухмыльнулся, развернулся в ее сторону и выступил из-под напора воды. Девушка тут же встрепенулась и раскраснелась, забегав глазами, подыскивая объект, в который можно было уставиться, лишь бы случайно не наткнуться взглядом на выставленные на показ прелести Хисимуры.

– Такахико! Вот это сюрприз.

Он сиганул с камней под воду, скользнул под ее прозрачным покровом подобно хищной рыбе, и вынырнул у самого берега, поглядывая с плутовством.

– Присоединишься?

Девушка задохнулась от такой наглости и поспешила ответствовать:

– Ты… прикрылся бы чем-нибудь! И вообще, что ты здесь делаешь?!

– А ты? Такахико, ты застигла меня врасплох, понимаешь? – С едкой ухмылкой он медленно начал всходить на берег. – Ты же понимаешь, что теперь мне придется сделать так, чтобы ты никогда и никому не рассказала об увиденном?

– Даже не думай приближаться ко мне!

– Ты главное не шуми, а то составишь мне компанию в экзекуции Акэти. А это мероприятие не из приятных.

– Я ухожу!

– Э, нет.

Сато оскалил белозубую ухмылку, выбрался на берег с той стороны, где располагался единственный выход, явив себя во всей красе, впиваясь обезоруживающим взглядом прямо в глаза Такахико. Орин растерянно осмотрелась по сторонам, будто ища поддержки, но вокруг не нашлось ни души.

– Не говори, что ты не знаешь, кто я! Искалечу же!

– Каждую нашу встречу я слышу только обещания, – перебил юноша, хитро осклабившись.

– Дай пройти! – потребовала девушка.

– Не дам, – был ответ.

Орин злобно заскрежетала зубами, перехватила боккэн, выставила его перед собой, сжала рукоятку двумя руками. По ее неуверенным движениям Сато мог прочитать, что девчушка не расположена к противостоянию. Ухмылка на его лице приобрела более похабные оттенки, он буквально наслаждался ситуацией. Выставив левую ногу вперед, Такахико выжидала удобный момент для атаки, противник терпеливо ждал.

«Он безоружен… – метался в голове Орин вихрь мыслей. - Но тогда почему так уверен в себе? Как вообще с ним сражаться с таким-то внешним видом?! Ужасно отвлекает! Первый раз мне хочется бросить все и убежать!»

Такахико прогнала прочь дурацкие мысли, вся напружинилась и уверенно взяла с места, воздев боккэн над головой Сато. Ее скорость атаки и движений восхитила, но рыжий играючи и изящно увернулся в пируэте и, отскочив в сторону, пропустил воительницу вперед. Девушка крутанулась на правой ноге, ударила в быстром вольте из-за левого плеча, навалившись на меч всем весом, но атака по-прежнему не дала никаких результатов. С какой бы скоростью и силой она не кидалась на противника – тот словно насмехался над ней, отскакивая и уворачиваясь подобно акробату в цирке. Это паясничество в итоге измотало, и бестолковая беготня прекратилась.

Обнаружив безрезультатность своих столь энергозатратных выпадов, Орин воспылала злостью, но тут же постаралась успокоиться, замерла, восстанавливая сбившееся дыхание.

«Увернулся от всех моих атак?! Да кто он такой?!»

Сато нагло изучал воительницу взглядом, и ей на мгновенье показалось, что на ней также отсутствует одежда. Краска с новой силой прилила к ее лицу.

– Ты вроде хотела уйти, а путь тем временем давно свободен, – уведомил Хисимура. – Неужели не можешь на меня наглядеться?

Орин скрипнула зубами, сдвинула брови, обхватила боккэн двумя руками, зафиксировала меч над головой. Ее дыхание восстановилось, в отличие от внутреннего взбудораженного состояния.

– Оу, – смутился юноша, – знаешь Дзёдан? Я думал в женском додзё не практикуют эту стойку.

Не в силах больше выносить комментариев Хисимуры, она рванула напролом, меч обрушился на рыжую голову подобно каре небесной. До ушей донесся треск. Лицо Орин исказил испуг, удивление и восхищение одновременно. Дзёдан ничуть не устрашил Сато. Он остановил движение боккэна одной рукой. Хотя боль разрядом прокатилась от кончиков пальцев до локтя – юноша не посмел подать вида, а его ухмылка обернулась хитрым оскалом, взгляд завладел глазами разгоряченной соперницы. Такахико хотела было отвести взор, но почему-то оказалась не в силах сопротивляться притяжению этих проникновенных глаз.

Сато, уловив смятение Орин, немедля этим воспользовался, подтянул ее за меч к себе. Они оказались вплотную друг к другу, так близко, что девушка могла ощущать дыхание Сато у себя на коже. Воительница тут же налилась краской с новой силой, вознамерилась оттолкнуть наглеца в сторону, но тот остановил ее гневный замах, плотно стиснув запястье. Такахико отпустила меч, вздумала зарядить под дых второй рукой, но и эта попытка была пресечена.

– Не смей трогать меня, ты! Рыжее чудовище!

– Как грубо!

Безвыходность положения вынудила ее отпрянуть и ошарашить Сато ногой под самые ребра. Удар оказался неслабым, заставил на мгновенье сморщиться от боли.

– А ты действительно сильная!

Он стал напирать на нее, и Орин ничего не оставалось, кроме как отступать под натиском его движений и этих обезоруживающих глаз. Не желая поддаваться, девушка выкрутилась в цепких руках соперника, точно юркая ласка, решила отступить, но не успела. Сато не позволил дистанцироваться, ловко обхватил воительницу за талию и небрежно сиганул в воду. Всплеск заглушил возмущенный вопль, а брызги воды с шумом разлетелись во все стороны. Взбешенная подобной наглостью и ребячеством Орин моментально вынырнула, нашла взглядом обидчика, набросилась с кулаками, разбрасывая брызги воды. Она яростно стиснула шею Хисимуры пальцами, хватала грубо за волосы, стремилась утопить. Юнец несдержанно хохотал и ловко отбивался от агрессивной девушки. Немного угомонившись, Орин отпустила Сато и отплыла в сторону, продолжая взбешено зыркать, уперев руки в бока и задыхаясь в одышке. Отсмеявшись, Сато прыснул:

– Такахико, у тебя грудь видна. – Он снова закатился хохотом.

Девушка в секунду покраснела и, торопливо отвернувшись, закопошилась в мокрых и липнущих к телу одеждах. Ребята так расшумелись, что забыли про место, в котором находятся. Внимание Сато совершенно случайно привлек высокий силуэт, отбросивший тень на белоснежную амадо дома. Он тут же сгреб Орин в охапку и утянул за собой под воду, стремительно двигаясь к гремящему водопаду, где их будет не видно и не слышно. Орин конкретно усложняла задачу, стремясь вырваться, трепыхаясь, царапаясь и лягаясь словно дикая кошка.

Обвив Орин руками, Сато спиной коснулся шероховатой поверхности камней, а водопад, гремящий бурным потоком, прикрыл их поспешный отход с места преступления. Стоило им вынырнуть, Орин почти успела раскрыть рот, но Сато стиснул его рукой, прижал девушку к себе плотно и замер. Она все еще недопонимала, в чем дело, пока рыжий не указал ей головой в сторону дома.

На веранду вышел Дзиро и с неким подозрением осмотрел пейзаж перед собой. Ужас сковал тела обоих. В бурном юношеском воображении проявлялись картины, как их двоих дубасят палками, подвесив за ноги, или кидают в яму на несколько дней без еды и воды. Молодые люди тут же забыли, как дышать и похолодели настолько, что вода перестала казаться ледяной. Дзиро изучил взглядом искрящуюся на солнце поверхность озера, шумный водопад, задумчиво хмыкнул и зашел обратно в дом.

Как только оцепенение отпустило тело Орин, девушка почувствовала, как спаситель стискивает ее непосредственно за грудь. Гнев волной прокатился по всему телу, взяв размах побольше, она зарядила наглецу локтем в лицо. Сато закряхтел, отстранился, схватившись за нос руками и ощущая, как кровь заструилась сквозь пальцы. Девушка, воспользовавшись моментом, рванула к берегу, рыжий погнался следом, сплевывая кровь и бранясь себе под нос.

– Все из-за тебя, рыжее чудовище! Еще бы чуть-чуть и нас бы поймали! – вопила Орин, когда они уже следовали по улице мокрые и всклокоченные.

– Если бы не орала как резанная, он бы вообще не сообразил, что в саду кто-то может быть!

– Мало того, что ты подверг мою жизнь опасности, еще и облапал всю!

– Я не специально!

– Не оправдывайся! И вообще, как у тебя ума хватило прийти в это место?!

– У меня тот же вопрос к тебе!

– Замолчи, извращенец!

– Замолчи, извращенец! – передразнил Хисимура.

Орин почувствовала, как закипает от злости. В мыслях она уже кромсала наглеца на куски голыми руками, но тут Сато схватил ее за плечо, остановился и заглянул прямо в глаза. И снова этот взгляд, оторваться от которого оказалось слишком тяжело, лишил девушку всяких сил и воинственных намерений. Она тряхнула головой и с прищуром прошипела:

– Да просто увидела идиота, идущего туда, куда вход запрещен и…

– И-и-и… – протянул Сато. Девушка хотела что-то сказать, но Сато не дал ей и рта раскрыть. – Я тебя раскусил, ты решила подглядывать за мной.

– Да кому ты сдался! И вообще у тебя воспаленное самомнение!

– Почему бы и нет.

– И в кого ты такой наглый?

– В себя.

Он приблизился вплотную к Такахико и мягко опустил руку ей на голову, взъерошив мокрые золотисто-медовые пряди. Глаза Орин тут же изменились от удивления, но буквально через мгновенье она злобно вперилась в юношу и стервозно отстранилась.

– Ты могла бы перестать зыркать на меня с таким отвращением, ведь возможно я здесь твой единственный друг.

– Мне не нужны друзья.

– Глупости, – проговорил Сато, – всем нужны друзья. Даже такой терновой принцессе, как ты, Такахико-сан.

Сато улыбнулся ей на прощание одними глазами и вразвалочку направился в сторону дома. Девушка продолжала растерянно глядеть ему вслед, а из головы все не шли эти проницательные глаза.

Хисимура, наконец, взял давно намеченный маршрут к озеру, что располагалось на отшибе города. Закинув руки за голову, он задумчиво взирал в небо, рассматривая рваную вату облаков. Теплый ветер, дующий с океана, терзал густую листву деревьев, и казалось, они перешептывались о чем-то сокровенном. Так тихо, чтобы кто-нибудь не услышал.

«Иногда мне кажется, что рисковать жизнью так возбуждающе. Невероятное чувство! Оно словно напоминает тебе, что ты жив. Сразу на лицо видны твои способности, решимость и сила. Сразу понимаешь насколько хорошо ты готов к крутым поворотам судьбы. Но только сегодня я осознал, как страшно рисковать, таща за собой кого-то. Сразу понимаешь всю ответственность. Понимаешь, что готов рискнуть собственной шкурой, только бы тот, кто рядом не пострадал. Несомненно, в одиночку действовать легче, полагаясь только на собственные силы и возможности, не отвлекаясь на посторонние факторы. Если бы Куроносукэ поймал нас, ударами палок мы бы не отделались, это точно».

Размышления перенесли юношу в иной мир, он и не заметил, как прошел мимо друга, который несколько раз позвал его по имени. Он бы и дальше разглядывал синеву небосвода, пока рука Нобунаги не дернула его за рыжий хвост. Хисимура раздраженно обернулся.

– Что с тобой происходит, Сато-сэмпай? Я раз пять позвал тебя по имени, – заворчал обиженно друг.

Сато опустил взгляд и увидел в руках юноши боккэн.

– Это еще зачем?

– Ты сказал пойдешь к озеру, но дойдя до места, я обнаружил только храпящего Сэймэя. Я хотел повторить удар из стойки Ёнакабури, но без оппонента сложно понять, как двигаться сначала, и как потом. Я вроде переношу вес на левую ногу, но скорости не хватает…

– Я же сказал отдыхать сегодня. Чего ты заладил?

Колючий комок застрял в горле мальчика, а в животе словно закопошились черви. Одна мысль о предстоящем турнире доставляла ему немало неприятных ощущений. Он ощущал раздражение Сато, знал, что докучает своими излишними переживаниями, но не мог отделаться от желания тренироваться снова и снова, ведь каждая минута, проведенная с мечом в руках, вселяла в него уверенность и надежду пережить предстоящий турнир.

– Пойми меня правильно, я боюсь проиграть! Более того, я хочу на этот раз занять более высокую позицию, чтобы Ити порадовалась. Я действительно хочу, чтобы хоть раз, она мной гордилась…

– Глупость какая, – перебил Сато сухо. Нобунага удивленно поднял взгляд. – Думаешь, ей это нужно? Самая большая радость для нее то, что у нее есть такой добросердечный брат. Этого достаточно…

– Нет! Ты вечно говоришь одно и то же! Как будто защищая меня от самого себя! Так было всегда! Я вечно влипал в дурацкие ситуации, а она меня из них вытаскивала! Даже родители смеялись надо мной… все смеялись! Но Ити… Ити всегда мне улыбалась, всегда поддерживала! С меня хватит. Мне уже не семь лет. Я должен доказать ей, что способен не только убегать от неприятностей. Отец всегда хотел видеть во мне воина, достойного наследника дома Ода. Но я так и не смог оправдать его ожиданий. Немощный и слабый, я жалок и прекрасно это понимаю! И только благодаря тебе, я увидел шанс. Такой далекий и яркий огонек зажегся для меня в небе. И я за ним бегу… бегу изо всех сил, стирая ноги в кровь, но… никак не могу догнать… Кажется он совсем близко, так близко, что можно коснуться рукой, но то лишь иллюзия.

Сато продолжал смотреть в полыхающие огнем глаза Нобунаги. Он не знал, что ему на это ответить, ведь сетования друга были криком души, с которым сложно спорить. Он всегда пытался донести до Оды, что никакой он не слабак. Добряк – да. Но слабак – никогда. Доброта – его самая сильная сторона и, если ее искоренить, насильственно вырвать из сердца, он превратится в заурядного жестокого юнца, с пустыми глазами и окаменевшем навечно сердцем. Он никогда не позволил бы себе собственноручно загубить эту кристально чистую душу жестокими наставлениями, которые проповедуют в этом городе на каждом углу. Он всеми фибрами души мечтал спасти друга от этой скорбной участи.

Сато потер лоб рукой в задумчивости и увлек Нобунагу за собой к озеру. Ребята дошли до размашистой поляны, огороженной поросшими мхом каменными фонариками. Сэмпай расправил плечи, поработал кулаком правой руки, которая неприятно ныла после схватки с Такахико, и принял стойку Ёнакабури, ухватив боккэн уверенно и держа его снизу одной рукой. Нобунага, перевязал позолоченной лентой волосы в высокий хвост, взялся за рукоять двумя руками.

– Во время боя не смотри на оружие врага, а тем более, если у него будет по оружию в каждой руке.

– Не смотреть?! – удивился юнец, выпрямившись. – Но как я тогда смогу отследить взмах меча, чтобы парировать или увернуться?

– Враг легко может обмануть тебя движением оружия, запутать, сбить с темпа. Мысленно подели верхнюю часть тела противника на четыре равные части, смотри точно по центру. Какой бы обманный маневр он не предпринял провести, его тело не даст соврать.

– Ты до этого сам додумался? – удивился Нобунага, впервые услышав о подобной теории.

– Нет, конечно, – осклабился рыжий. – Давным-давно меня этому научил старший брат. Отслеживай импульсы, малейшие движения мышц, дыхание. Начнем.

Ребята замерли в шести шагах друг от друга. Сато хитро ухмыльнулся и пододвинул левую ногу чуть вперед.

«Пытаться одолеть такого как Сато – безумство. Единственное, в чем он мне уступает – скорость. Если использую ее сейчас, возможно появится шанс хотя бы его задеть», – сосредоточенно подумал Нобунага, следя за движениями друга.

Он старался отследить каждую вибрацию его тела. Однако Сато славился своей непредсказуемостью. Он был одним из тех, кого невозможно прочитать. Но позволять ему действовать первым – так же могло стать грубой ошибкой и прямым путем к поражению.

Мысль подала сигнал в мышцы, Нобунага сорвался в бой, занеся меч из-за левого плеча, но перед самым носом противника сменил направление, быстрым левым вольтом оказался за его спиной, замахнулся. Сато показалось, что тот вовсе исчез из поля зрения, но не потерял бдительности, интуитивно ощущая оппонента затылком. Меч просвистел у правого уха, когда рыжий хладнокровно отклонился влево. Нобунага осознал свой просчет, замахнулся ногой, но удар был блокирован однотипным приемом. Боль куснула бедро, оба сморщились, отскочили друг от друга. Нобунага взял с места быстро и уверенно, воздел меч над головой, Сато слегка пригнулся, кинулся другу в ноги и толчком бедра перекинул его через себя, отправив прямиком в озеро. Громкий всплеск заглушил отчаянные вопли мальчишки.

– Что ж, – улыбнулся рыжий, отерев пот со лба, – это было неплохо!

Ода выполз на берег и развалился на траве, задыхаясь в одышке. Сато неряшливо откинул меч в сторону, плюхнулся рядом и опустил руку на голову друга, взъерошив волосы.

– Знаешь почему у тебя только что ничего не получилось?

– Слишком поторопился, – угадал Нобунага.

– Верно. Поединок – довольно напряженное мероприятие, враг с легкостью способен тебя спровоцировать, что повлечет неминуемые ошибки. Тут не всегда побеждает тот, кто быстрей или сильней. Допустим ты знаешь, что твой противник несокрушимый воин, неужели ты полезешь в лобовую атаку?

– Тем рывком я хотел вынудить тебя к решительным действиям.

– Но не вынудил, лишь позволил прочитать намерения каждым своим движением. Скорость могла стать твоим козырем, но ты похерил ее во время исполнения того дурацкого левого вольта. Я говорил раньше: твой вольт через левую сторону медлителен и неуклюж, не пользуйся им. Что в результате? Потерял темп, утратил запал, погрузившись в размышления почему тактика не сработала. Меньше думай, Нобунага, в битве у тебя не будет времени на размышления.

Нобунага устало улыбнулся и положительно кивнул, продолжая изучать взглядом лазурное небо. Сато растянулся рядом, подложив руки под голову. Теплый ветер создал невероятно умиротворенную обстановку, птицы переговаривались на ветвях гигантского дуба, где-то в лесу пела цикада. Листва глухо шепталась.

– Послушай, Сато-сэмпай…

– Хватит уже ко мне так обращаться, мы же друзья?

– Кхм… – Нобунага почувствовал себя невероятно неловко и налился краской. – С-Сато?

– Ну?

– Я ведь обуза для тебя?

– Вот же заладил, а! Мне не нравится, что ты обо мне такого мнения, ясно тебе? Мы ведь договорились, пообещали друг другу, помнишь? Так что не желаю слышать ничего подобного, усек? – Он сделал глубокий вздох, стараясь прогнать надоедливое внутреннее раздражение.

Молчание затянулось на несколько минут. Сато наслаждался тишиной. Нобунага продолжал терзаться тяжелой и неотступной тревогой.

– Это жестоко, ты не находишь?

– Что?

– Правило изгнания для проигравших.

– Это естественный отбор, не более.

– Но никто не пришел сюда по собственной воле, и называть это естественным отбором – неверно.

– Ты, прав, – уступил Сато. – Но закон жизни, к сожалению, един для всех, Нобунага. Слабаки никому не нужны. Они лишь мешаются под ногами подобно грязи. Сейчас жестокое время и тот, кто слаб – не имеет иной судьбы, кроме как исчезнуть.

– Но почему просто не постараться улучшить их способности?

Сато украдкой взглянул на Нобунагу, затем вновь обратил взгляд к небу, аккуратно подбирая в голове слова для объяснения:

– Тебе ведь знакомо кузнечное дело?

– Боле менее.

– Тогда ты знаешь, что, если клинок сделан из подгнившей и ветхой стали – сколько его не куй, он никогда не станет хорошим оружием.

– Я ведь тоже сделан из подгнившей и ветхой стали? Зачем ты тратишь столько времени на меня?

– Еще одно подобное высказывание, и я кину тебя в озеро, так и знай.

Тем не менее, как много утешающих и ободряющих слов Сато бы не подбирал, он прекрасно понимал, что, сколько бы они не тренировались, сколько бы сил и времени не потратили, Нобунаге не подняться выше его нынешнего положения в турнире, пока он не переломит себя, не вырвет из груди страх навредить противнику. Именно страх причинить боль другому не позволял бить в полную силу, отдаться поединку целиком. И сам Нобунага прекрасно это осознавал, но Хисимура не смел озвучивать приговор другу прямо в лицо.

Солнце еще не взошло, лишь из-за горизонта где-то очень далеко, тянулись ярко рыжие тонкие лучи, подсвечивая сиянием пышные силуэты облаков, походивших на нерушимые горы. К деревьям, траве и домам прикоснулась роса. Ветер отсутствовал, от чего воздух казался мокрым, пах хвоей и свежестью грядущего дня. В глуши леса прокричала цикада, на ее крик откликнулись еще несколько, затягивая непрерывный скрипучий канон.

В городе уже началась суета. Каждый раз в день соревнований город охватывало напряжение. Каждый был на взводе, кто-то бранился, кто-то яростно выяснял отношения, кто-то зажимался в углу и дрожал.

Нобунага и Сато бодрствовали с раннего утра. Проснувшись затемно, они упорно повторяли раз за разом все стойки, все движения и всевозможные хитрости. После разминочной тренировки оба сидели перед покосившимся алтарем в сумрачном заброшенном додзё, приводя мысли в порядок. Хисимура приоткрыл глаза.

– Готов?

– Да.

– Страшно?

– Немного.

– От страха сложно избавиться, но, если он контролируемый – все пройдет гладко. Контролируемый страх разгоняет адреналин, обостряет чувства, но не пытайся переоценить свои силы, действуй быстро, решительно, не исключай осторожность. Ты в хорошей форме, вынослив и быстр. Запутай противника, подтолкни его к совершению ошибок.

– Я помню.

– Хорошо. Идем, нельзя опоздать на церемонию открытия.

Длинный язычок пламени дернулся, когда пухлые пальцы писаря пододвинули свечу ближе к бумагам. Поправив круглые очки на переносице, он прищурил крысиные глазки, старался быстрей выискать названный Дзиро Куроносукэ абзац регламента. Уратака Осаму знал, что главнокомандующий не любит повторять дважды, и переспрашивать было бы непоправимой ошибкой и возможно окончанием рабочей деятельности писаря вовсе.

– Пиши, – скомандовал Дзиро, не отрывая взгляда от ночного сада. – С пометкой «внесение изменений от третьего года Онин, десятый день пятой луны».

Писарь не подал виду, будто его сильно взволновало внесение правок времен столь давних, что вероятней всего те строки были писаны рукой самого Такахиро Рюсэя. Он обмакнул кисть в чернила, приготовился. Акэти Мицухидэ стоял в дверях неподвижно, лишь нервно постукивая пальцами по рукояти катаны.

«Столько хлопот и возни ради одного сопливого мальчишки, но дойти до того, чтобы исправлять регламент турнирных соревнований столетней давности», - капитан еле заметно качнул головой в негодовании.

– «Составление расписания турнирных соревнований и формирование списков находится в полной компетенции Главного устроителя соревнований, а также согласовывается и утверждается Главнокомандующим».

Уратака Осаму быстро работал кистью, стараясь не заставлять Дзиро ждать.

– Теперь возвращаемся к странице по правилам формирования списков.

Осаму моментально сообразил, пролистал на три страницы раньше, Куроносукэ был доволен расторопностью своего писаря.

– «Заменить в регламенте проведения турнирных соревнований следующие строки: «Списки классифицируются на несколько групп: по возрасту, весовой категории, видам отрядов, уровню способностей соревнующихся» на «Списки классифицируются на несколько групп: по возрасту, весовой категории и видам отрядов». В самом низу сделай приписку: «Каждый участник соревнований имеет право вызвать другого участника на бой, не зависимо от возраста, весовой категории и вида отряда. Вызываемый на поединок участник не имеет права отказаться».

– Дзиро-сама, прошу простить мое вмешательство, – начал было Акэти, но острый взор командира тут же впился в подчиненного. Капитан хладнокровно выдержал взгляд, ни одна морщинка не дрогнула на его лице. – Думаю сие изменение должно работать лишь в отношении представителей низших групп, иначе…

– Я разве разрешал подавать голос, Мицухидэ? Я приказал стоять на страже и молчать!

– Но это противоречит…

– Закрой рот! Или я его закрою силой.

Акэти нахмурил брови, вытянулся в прямую линию и замер. Писарь испуганно водил взглядом от командира к капитану, ощущая, как испарина выступила на его выпуклом лбу.

– Пиши, Осаму! – рявкнул Дзиро, все еще испепеляя капитана взглядом. – «…не зависимо от возраста, весовой категории и вида отряда». «Победитель индивидуального поединка получает все прежде заработанные баллы своего противника». В конце этой главы припиши «Согласованные и утвержденные главнокомандующим списки участников не могут быть опротестованы». Ах да, чуть не забыл, – гадко ухмыльнулся. – Глава восьмая «Снаряжение и условия боя». Найди строку, где перечисляется оружие на выбор. В самом низу припиши: «В поединках старших, высших групп, а также в индивидуальных боях, может быть использовано как тренировочное оружие любых видов, так и боевое на выбор. Поединки с применением боевого оружия проводятся до первой крови, либо до признания поражения одним из соревнующихся». Дай сюда, я все прочту.

– Чернила еще не высохли, Дзиро-сама…

– Без тебя знаю.

Генерал взял лист за край, водил взглядом медленно и внимательно, взял другой, закивал.

– Хорошо. Возьми чернила и подай инкан32. Ну не мою же! Ту, старую. Глупец! У Такахиро были синие чернила, какого ёкая ты тащишь мне красные!

– Прошу простить, Дзиро-сама!

– Дай сюда.

Дзиро макнул конец деревянной печатки в чернила, занес над листом, покосился на неподвижного Акэти Мицухидэ.

– Ты что, осуждаешь меня?

– Ни в коем случае, Дзиро-сама. Ваши решения святы для меня.

Печать опустилась на пергамент, под иероглифом «Утвердить». Писарь аккуратно поднял листы, стал водить над свечой, слегка подпаливая пергамент. Вложив листы в архив регламентов, откланялся, засеменил к амадо, с опасением обступив капитана. Куроносукэ приблизился к подчиненному вплотную, уставился в глаза.

– Еще раз посмеешь мне перечить, Мицухидэ, я отрежу тебе палец. Да, на первый взгляд потеря незначительная, только вот мечником тебе уже не быть, – процедил Дзиро и зыркнул на подчиненного, точно хищник на жертву. – Ты знаешь, что делать дальше. Ступай и молись, чтобы этот план сработал.

Нобунага сидел, затаив дыхание, и не мог сосредоточиться на вступительной речи Акэти Мицухидэ, который с менторской важностью подводил итоги прошедшего года. Нобунага думал о победе любой ценой, проигрывал в голове каждое заученное движение, каждую базовую технику, вспомнил все выученные стойки и их применение. Он вдруг первый раз в своей жизни уверовал в победу над противником, чувствовал силу в руках. Перечисляя в голове возможных оппонентов, он с холодной рассудительностью осознал, что способен победить каждого из них. Буря в сознании стихала, поверхность воды в душе разгладилась и стала зеркальной, мальчик втянул носом влажный воздух, задержал его в легких, выдохнул.

На веранду додзё вышел главнокомандующий Цитадели – Дзиро Куроносукэ. На нем было дорого расшитое темно-бардовое кимоно с широкими рукавами, усыпанное от ворота до подола золотыми узорами. Воцарилась мертвая тишина, все, в том числе и члены судейской коллегии, замерли. Дзиро чувствовал свою значимость, чувствовал всеобщие страх и смирение перед своей великой и устрашающей личностью, упиваясь этим моментом. Генерал за редким случаем удостаивал турниры личным присутствием, но, когда это случалось, такие соревнования сопровождались показным торжеством, выдерживались все традиционные вступления, а правила ужесточались.

– Нечасто удается присутствовать на боях. Капитан Акэти долго готовил вас к тринадцатому турниру, пообещал мне много интересного и зрелищного. Я знаю, как вам тяжело дался этот год, знаю, как много сил вы потратили на тренировки, но поверьте, все это не пройдет бесследно. Эти знания, способности и рефлексы станут нерушимым фундаментом вашей силы. – Он сделал паузу не дольше пяти секунд. – Сегодняшние списки боев мы составляли до самого утра. Многие из вас за год преуспели, сильно повысили уровень умений. Об этом мне доложил капитан Акэти в своем ежемесячном рапорте. Сложный выбор предстал передо мной и устроителями соревнований. Посему мы решили сократить количество групп, а бои сделать смешанными.

Все сдержанно молчали.

– Также хочу довести до вашего сведения, что поединки среди представителей старших групп будут проходить с применением боевого оружия. Ха, смотрю, не многих испугал такой поворот событий. Думается, большинство из вас ждали такой возможности! – Генерал хитро ухмыльнулся, соединил руки под широкими рукавами кимоно. – Итак! Три этапа соревнований. Женская группа откроет наш турнирный фестиваль, завершит же его старшая группа, порадовав нас ожесточенным сражением до первой крови. В промежутках между ними выступят низшие и средние группы.

Сато внимательно слушал, ощущая назревающий подвох. Никогда прежде среднюю и низшую группы не объединяли в соревнованиях. Никогда прежде не проводилось боев с применением боевого оружия.

«Что же вы задумали, мерзавцы? Как хотите вывернуть правила соревнований? Акэти знает, что ставить на бой представителей разных групп – нарушение регламента. Как же ты поступишь, змей?»

Речь генерала завершилась, и на веранду поднялся Наката Сосуке с черным свертком внушительных размеров в руках, представ перед Дзиро и приклонив колено. Кузнец бережно раскрыл атласную черную ткань и протянул главнокомандующему на двух руках клинок невероятных размеров. Черные ножны из лакированного дерева украшали золотые напыления краски, хаотично расползающиеся по всей длине подобно трещинам в рассохшейся земле. Прямоугольная гарда несла на себе выгравированного серебряного дракона, глаза которого были инкрустированы рубинами, а от навершия вилось черное плетение с бахромой.

– Дзиро-сама, примите этот нодати в честь открытия тринадцатого турнира. Не хотелось бы хвастаться, но это лучший меч, который я когда-либо изготавливал.

Генерал весь распушился, точно павлин.

– Благодарю тебя, Сосуке-сан, – улыбнулся в ответ, учтиво приняв подарок.

Он медленно сдвинул ножны, оголив часть клинка. Широкое лезвие, выкованное из черного металла, жадно поглотило свет утреннего солнца, заточка переливалась разными цветами, что означало – клинок закалялся в специальной очень токсичной кислоте, которая наверняка придала металлу легендарную прочность. Капитаны замерли, поглядывая с неподдельной завистью. Нобунага, вспомнив пропитавшую его энергетику меча при соприкосновении с рукоятью, невольно заулыбался. Оружие вызывало небывалое изумление, длина составляла чуть ли не целый кэн33. Дзиро, похоже, и сам восхитился подарку.

– Начнем же! Прошу приготовиться женскому подразделению.

Девочки не дрогнули. Многие считали, что женский корпус – самый дисциплинированный и хладнокровный, поскольку готовился в разведку, и не ошибались.

– Как только список участников второй группы будет проверен Главным устроителем соревнований, вас объявят. – Акэти будто собрался войти в додзё, как вдруг резко остановился, развернулся и хитро осклабился. – Ах да. Совсем забыл. Хисимура Сато, пройди в додзё, ты участие в турнире принимать не будешь.

Хисимура ощутил, как ледяные иглы пронзили его тело от головы до пят, а сердце сжалось, холод проскреб по спине когтями. Он испуганно уставился на учителя, пока тот с небывалым упоением говорил:

– Мы так и не смогли подобрать тебе равного соперника. – Паскудная ухмылка не покидала его тонких губ. – Поэтому сегодня ты будешь присутствовать в качестве наблюдателя вместе с капитанами. Пройди в додзё.

– Не верю своим ушам, – забубнила Орин себе под нос.

Сато в глубоком потрясении поднялся на ноги, ощутив в них предательскую слабость и легкое онемение. Подсознание пленила омерзительная тревога, предвещающая неизбежную катастрофу. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько беспомощным. Ноги подкашивались, как у пьяного, он шатнулся вперед и зашагал одеревенелой походкой туда, где ожидал Мицухидэ, получающий сладкое удовольствие от бледного лица Хисимуры. Рыжий не решился взглянуть напоследок товарищу в глаза, молча проплыл мимо подобно призраку.

Нобунага проводил друга взглядом. Может, внешне было и не заметно, но внутри у него все задрожало и сжалось, испарина выступила на лице, а ладони неоправданно вспотели. Он не мог объяснить, что повлияло на него столь сильно, но волнение пожирало изнутри. Недолгое, но столь желанное спокойствие как ветром сдуло, желудок скрутило в узел, горло сдавил как удавка спазм.

Сато зашел в додзё и уселся на специально отведенное место справа от Акэти, потупившись. Учитель не мог усмирить довольную ухмылку на лице.

– Посмотрим, – прошипел, – как хорошо ты выдрессировал своего друга. Я докажу тебе, что у него нет шансов, а твои потуги потрачены впустую.

– Зря стараетесь, – храбрился юноша, хотя сдавленный голос выдавал все его внутреннее состояние. – Я верю в Нобунагу. Какую бы вы подлость не придумали – он справится.

– Ох, нет. Только не сегодня, Хисимура-сан, – ухмыльнулся капитан, с трудом подавляя издевательский смех.

Рука Акэти пододвинула Сато под нос список участников, разбитый на группы. Юноша впился в него глазами, перебирая одно имя за другим. Одно за другим. Столбец за столбцом. Одну группу, вторую.

Сначала онемели кончики пальцев, затем пересохло во рту, он перестал ощущать реальную обстановку. Сейчас в этом мире существовал только он и этот проклятый список. Впиваясь в два имени побелевшими от испуга глазами, он читал вновь и вновь, будто с каждым новым разом был шанс, что написанное исчезнет, возгорится праведным пламенем и рассыплется пеплом в его руках.

Ухмылка Акэти стала еще шире, еще ярче, расползаясь от уха до уха. Шипящий голос ядовито прозвучал над самым ухом:

– Удачи на турнире, Нобунага-сан.

БИТВА ПЯТАЯ

Казнь

Сато ощущал, как ядовитая змея вцепилась ему прямо в глотку. Ее смертельный яд медленно расползался по всему телу, отравляя каждую клетку, вызывая онемение и головокружение. Весь бледный и оцепеневший, он водил по листку побелевшими от страха глазами снова и снова. Он вычеркнул страх из своей жизни давным-давно. Забыл это паскудное чувство после того рокового дня, когда черные мечники забрали его силой из отчего дома, сея смерть, обращая все вокруг в пепелище. Но сейчас страх возрождался из недр памяти, разрывая в клочья закаленные годами храбрость и самоуверенность. Сгорбившийся, весь сжавшийся в комок, он чувствовал себя ничтожно маленьким и беззащитным перед Акэти Мицухидэ.

«Он победил».

Имя Нобунаги возглавляло короткий список тех, кого звали гордостью среди учеников Цитадели. В соперники ему приписали Минагаву Джуна – того самого Минагаву, появления которого так опасался Хисимура. Он раскусил этот зловещий план задолго до его реализации, но посчитал, что такого просто не может случиться. Это не предусмотрено ни одним регламентом, не прописано ни в одном уставе.

Тогда почему?

Как?

Акэти пошел по запретному и подлому пути, самому действенному пути.

«Он победил».

Сато боялся предположить, что именно Акэти посулил Джуну, за то чтобы тот измотал Нобунагу и жестоко расправился у всех на глазах, доставив тем самым Дзиро невероятное удовольствие. Насколько прогнили люди, что игры с чужой жизнью доставляют им столько удовольствия? Что можно предпринять в этой ситуации? Как обратить ее в свою пользу?

«Никак. Я проиграл».

Акэти сидел рядом, упиваясь реакцией Хисимуры, наблюдая, как агония поглощает его с головой, словно пламя лист тонкого пергамента. Крадется медленно и тихо, оставляя после себя лишь прах. Сато с трудом выдавил из себя шепотом:

– Не делайте этого.

– Что ты там лопочешь? Не слышу.

– Не делайте. Этого.

– Не делать чего? Не исполнять приказ главнокомандующего? – хохотнул Акэти, косясь на Хисимуру. – Мы все здесь солдаты, и ты знаешь не хуже меня – указания свыше не обсуждаются.

– Я не понимаю… – в ужасе прошептал Сато, качая головой. – Он не заслужил такого отношения к себе! За что Дзиро его ненавидит?! Умоляю вас, Акэти-сенсей, помешайте этому случиться!

– Не могу.

– Умоляю!

– Я не могу!

– Пожалуйста!!

Сато вскочил с места, а его голос разорвал тишину так громко, что все присутствующие резко обратили на него порицающие взоры. Юноша окаменел, округлившиеся глаза заблестели и забегали, он сгорбил спину в бессилии и медленно опустился на место, изо всех сил сжав кулаки и крепко зажмурив глаза.

«Все кончено? Неужели все кончится так паршиво?! Неужели ничего нельзя поменять? Ничего нельзя исправить? Воззвать к совести всех присутствующих! Тыкнуть их носом в регламент… Нет… Все они лебезят перед Дзиро, а этот спектакль, несомненно, его затея… Это конец?!»

Шел поединок за поединком. Один час сменил другой. Сато ни на миг не вынырнул из размышлений, ни на мгновенье не отвлекся, перебирая в голове всевозможные варианты по упреждению катастрофы. Он знал, что защитить Нобунагу мог только регламент, написанный и утвержденный еще Такахиро Рюсэем, но никто не позволит ему покинуть додзё без сопровождения, никто не пропустит его в секретный архив. Он думал дальше, выискивал другую возможность указать на несправедливость составленных списков.

Ни выступление Оити, ни ожесточенное сражение Орин не прервали хода его мыслей. Он продолжал искать путь во тьме, сотворенной руками Акэти Мицухидэ, и чем дольше искал, тем быстрей огоньки надежд гасли один за другим, тем плотней сгущались сумерки.

«Есть ли хоть частичка надежды, что Нобунага выстоит против Джуна? – Вымученная улыбка изогнула линию губ. – Глупец. Мне так хочется хранить надежду, что Нобунага сможет спастись от казни, что наши тренировки были не напрасны, что помогли выстроить для него спасательный плот, но… Неужели я настолько не верю в его силы? – Ужаснулся вдруг, разочарованно качая головой. Пальцы сложились в кулаки. – Я должен верить. Несмотря ни на что должен доверить Нобунаге это непосильное испытание. Он сможет с ним справиться. Он победит!»

Все это долгое время Нобунага сидел еле дыша, ожидая своего выхода, но его имя так и не прозвучало, будто о нем забыли вовсе. Наконец ощутив, как руки похолодели настолько, что кончики пальцев пробрало онемение и покалывание, мальчик осмотрелся по сторонам – соратников из привычного списка не осталось, он сидел совершенно один среди высокомерных и напыщенных мальчуганов, считавших себя будущим Цитадели. Они словно не замечали присутствия Оды, и это его невыносимо пугало, он вжал голову в плечи и трусливо потупился. Запуганный и не понимающий происходящей обстановки, он погрузился в глубины своих размышлений, холодея с каждой минутой, пока раздраженный голос Акэти Мицухидэ не разбудил его и не вырвал из дум:

– Ода! Третий раз повторяю! Если ты сейчас же не поднимешься в додзё, я публично затащу тебя туда за шкирку!

Юнец встрепенулся и вскочил на ноги, словно очнувшись ото сна. Все присутствующие с насмешкой косились на него, и на мгновение Нобунага почувствовал себя мышью, которую хотят раздавить веселья ради. Акэти указывал рукой на распахнутые сёдзи, и тогда его шныряющие из стороны в сторону глаза сфокусировались на высоком поджаром стане соперника.

«М-минагава-сан?!»

Тело опутала подобно цепям слабость, ноги будто вросли в землю, не желая двигаться с места.

– Это должно быть какая-то ошибка? – пролепетал он еле слышно.

– Ода, – прошипел Акэти, теряя самообладание, – я отрежу тебе уши, если ты сию секунду не поднимешься в додзё!

Спотыкнувшись на ровном месте, Нобунага зашагал к веранде, и ему показалось, что шел целую вечность эти несколько метров. Он чувствовал, как сердце подкатило к самому горлу и бьется барабаном, как испарина выступает на побледневшем лице. Смешки и грубости, сопровождавшие его приближение к додзё, не достигали сознания. Ступив на веранду, учитель грубым рывком вручил мальчику два меча, которые тот едва не выронил ослабшими руками.

«Почему я? Почему я?!»

Тяжесть боевого оружия вернула Нобунагу в реальность, он все еще боялся поднять взгляд, но чувствовал на себе кровожадный взор Джуна.

Сато стыдливо и очень виновато глянул на друга, увидел его бледное лицо, напуганные глаза, трясущиеся руки. Мальчик дрожащей рукой убрал катаны за широкий красный пояс, робко поклонился капитанам и противнику, на что тот фыркнул с отвращением и отвел взгляд.

Дуэлянты заняли стартовые позиции, извлекли клинки из ножен с характерным шипением.

«Тяжелые, не то, что деревянные пустышки. Такое ощущение, что я никогда не обучался фехтованию, будто это совершенно иное оружие. Я не до конца понимаю, какую тактику избрать, чтобы Минагава-сан не полоснул меня первым же выпадом. Страшно. – Он прикусил губу, сглотнул комок, застрявший в горле. – Вспомни все, о чем говорил Сато. Вспомни все, что он вбивал в твою бестолковую голову. Вспомни. Страх должен быть контролируемым. Тело должно двигаться интуитивно.

Ты здесь не случайно.

Минагава здесь не случайно.

Это не ошибка.

Все сделано намерено.

Они хотят, чтобы я исчез. Хотят позабавить себя зрелищем расправы, прежде чем вышвырнуть за пределы города.

А Сато? Он так напуган, что я отсюда слышу его учащенное дыхание. Он положил столько сил и времени на наши тренировки. Он так старался вытащить меня из трясины трусости и бесхребетности. Разве могу я теперь предать его чувства?»

Нобунага закрыл глаза, сконцентрировался на весе катан в каждой руке, стиснул оплетку рукояток не грубо и не мягко; вдруг понял, что вес мечей не так уж и важен сейчас для него. Они отлично сбалансированы, подчиняются любому изгибу руки. Ноги по приказу мысли приняли стойку: одна широко выставлена вперед, другая, опорная, позади, концентрация силы в руках на пределе. Тревога стала отступать, и его глаза, наконец, нашли смелость заглянуть в надменный взгляд противника, что расслабленно стоял в стороне и с нескрываемым омерзением косился на оппонента.

«Он не воспринимает меня в серьез. Это мне на руку».

– Начали!

Команда разорвала тишину и напряжение, скопившееся в воздухе. Джун перевалился с ноги на ногу, словно вяленый угорь, отшатнулся в сторону и стремглав кинулся на Нобунагу, замахав клинками с неистовой скоростью. Колющие удары посыпались, точно безжалостный град, устремляясь в лицо, плечи и торс, но Нобунаге невероятным образом удалось ловко увернуться от смертоносных лезвий. Вымуштрованное бесконечными тренировками тело действовало интуитивно, юноша с проворностью кошки отпрыгивал с места на место, подловил момент, когда движения врага замедлились, бросился в лоб быстро и уверенно, сманеврировал вправо, замахнулся и атаковал правым пируэтом в спину.

Но не тут-то было. Джун сиюсекундно среагировал, успел перекинуть клинок за спину. Пронзительный лязг пропел в комнате, сталь высекла искры, разбросала их всплеском по воздуху. Нобунага впал в ступор на долю секунды и тут же осознал свою ошибку. Противник тут же сменил стойку, ударил ногой, удлиняя дистанцию для предстоящей атаки. Тяжелый удар в солнечное сплетение выбил из легких воздух, хоть защитный слой бинтов и смягчил контакт, тем не менее, боль заставила мальчика согнуться пополам, отвлечься.

Открыв глаза, он отследил блеск лезвия, устремленного ему в левое плечо, быстро отскочил назад, тут же подался вперед и нанес горизонтальный удар, но тот был блокирован мечом левой руки. Развернув катану быстро и ловко, Нобунага с громким лязгом разбил скрещенные лезвия свободной рукой. Отдача оказалась значительно сильней, чем мог предположить противник, заставила ошарашено попятиться назад.

На пол плавно опустились черные нити волос Минагавы, а по щеке кралась тонкая струйка крови.

Сато, главнокомандующий и все капитаны в потрясении приподнялись со своих мест. На пол чавкнули алые капли, юноша трясущимися от приступа гнева пальцами коснулся царапины, размазал кровь вдоль щеки, присмотрелся, помусолил между большим и указательным.

– Победа… – прошептал Сато с нервной улыбкой на губах.

– Еще нет, – прорычал посекундно мрачнеющий, точно грозовая туча, Акэти.

Джун бешеным взглядом вгрызся в противника, твердой поступью стал надвигаться, скрестив мечи перед собой и ускоряясь с каждым шагом. Нобунага очнулся в тот момент, когда оппонент уже бежал на него с яростным воплем. Лезвия хаотично замелькали перед глазами, мальчик еле успевал уворачиваться от одного, как второе устремлялось в него с промежутком в долю секунды.

– Это нарушение правил! – кричал Сато, стремясь привлечь к проблеме всех присутствующих. – Бой с применением настоящего оружия ведется до первой крови!

– Царапина не может считаться раной, к тому же Джун не пожелал сдаваться, – проговорил учитель зловеще. Его волчий взгляд пылал жаждой крови.

– Вы ждете, пока кто-нибудь не лишится руки?! Только тогда это можно будет засчитать за поражение?!

– Закрой рот, Хисимура, и смотри. А то пропустишь самое интересное зрелище, – ухмыльнулся Акэти.

И правда, бой между учениками тем временем набирал нешуточные обороты. Нобунага уворачивался и парировал, парировал и уворачивался, но напор противника оказался таким прессующим, что в конечном итоге припер его к стене. Катаны разом обрушились сверху, Нобунага скрестил руки над головой, сталь лязгнула о сталь. Джун молотил его сверху двумя руками сразу, яростно вскрикивая, выкатив безумные глаза, брызжа слюной и желая пробить оборонительную стойку оппонента. Нобунага плотно стиснул зубы, ощущая, как боль прокатывается по рукам и спине, как мышцы сводит от натуги.

«Еще немного и сломает блок! Держи блок! Держи изо всех сил! Жди момент!» – взмолился Сато, подавшись всем телом вперед.

Акэти рядом с ним нервно покусывал ноготь большого пальца, украдкой косился на Дзиро Куроносукэ, который становился с каждой секундной все угрюмее.

– Да как ты посмел?! – визжал Минагава. – Ты! ТЫ!! Убью! Я убью тебя!

«Долго я так не выстою! Нет времени даже сменить стойку. Если попробую задержать его удары одной рукой, он тут же пробьет мою оборону, и тогда пиши – пропало!»

Очередной прессующий удар заставил колено левой ноги подогнуться, но в то же время Нобунага стал замечать, что движения противника замедлились – должно быть утомился. Очередной атакой Джун воздел клинки над головой слишком высоко, Ода ловко воспользовался этой возможностью, кинулся вправо проворно и быстро. Лезвия катан противника свистнули в воздухе, ударили о пол, оставив глубокие выщерблины. Нобунага зашел ему за левое плечо, так как знал – выбившиеся из прически локоны, загораживают обзорность – контратаковал в спину рывком из стойки Ёнакабури.

Минагава с нечеловеческой скоростью ушел от атаки по дуге легкими прыжками на пальцах ног, пропустил Оду вперед и провел быструю контратаку. Кровь алой лентой блеснула в воздухе, рваными кляксами украсила деревянный натертый до блеска пол. Ноги моментально ослабли от болевого шока, Нобунага неуклюже споткнулся и чуть не рухнул ничком. Удержать равновесие помогли катаны, вогнанные в пол.

– Думал я куплюсь на это дважды? – процедил Джун дрожащим от возбуждения голосом. – Вот и вся разница между нами! Вот как выглядит победа!

В додзё воцарилась глухая тишина, в которой слышалось лишь бешеное дыхание двух разгоряченных противников. Сато чувствовал, как во рту стало сухо, будто в пустыне.

Руки Нобунаги дрожали на рукоятях катан, боль жаркой волной разливалась по всей поверхности спины. Лихорадочное дыхание походило на хрип, плечи его вздымались вверх и вниз. По спине сквозь разодранное кимоно струилась кровь, распускаясь на ткани бордовыми бутонами. Тошнота подступила к горлу внезапно, голова закружилась так, словно его кубарем спихнули в пропасть, пальцы рук онемели, им еле хватало сил держаться за рукояти.

Джун понял, что оппонент собирается с силами, чтобы подняться и продолжить бой, не стал выжидать и несколько секунд, быстро подошел и с размаху пнул соперника ногой под ребра, точно бродячего пса, что мешался на дороге. Мальчик пронзительно вскрикнул, откатился в сторону, схватившись за ушиб рукой, поджав ноги под себя и размазав по полу кровавые следы.

– Сдавайся!

Нога Джуна грубо прижала голову Нобунаги к полу, он хрипел, скреб руками, наконец, нащупал лежащую рядом катану, отчаянно ухватился за ее рукоять одеревенелыми пальцами и с размаху зарядил противнику крышкой рукояти меча в лодыжку. Тот с неким остервенением отскочил прочь, зашипел как разъяренный гусь, перехватил катану в руке и, не дав Нобунаге и малейшего шанса перевести дух или же просто подняться на ноги, со всего маха вогнал лезвие чуть выше ключицы, пригвоздив к полу.

Ледяное лезвие пронзило плоть легко, будто нож масло, обдало адским жаром грудную клетку, Ода пронзительно завопил от нестерпимой боли. Позабыв обо всем, он выронил меч, ухватился за лезвие голыми руками, моментально порезав пальцы, кровь крупными сгустками покрывала пол, размазывалась по одежде и коже. Он извивался подобно змею на сковороде, нечеловечески вопил и вертелся, утратив чувство реальности, шныряя из стороны в сторону круглыми и побелевшими в агонии глазами. Ища помощи. Ища спасения.

Сато решительно вскочил с места, но Мицухидэ вцепился в его руку мертвой хваткой.

– Довольно!!! Умоляю!!

– Это я решаю, когда довольно.

– Нобунага, сдайся! Скажи, что ты сдаешься!

Мальчик уже не боролся, лихорадочно дрожал, побелел, уставившись невидящими глазами на друга. Тьма неумолимо застилала глаза, тело немело, он пытался выдавить из себя хоть слово, но дыхание сперло, а язык не слушался и как будто высох. Жадно хватая ртом воздух, Нобунага окровавленными пальцами скреб по полу, потянулся в направлении друга. Джун неуверенно выдернул катану из его плеча, попятился назад на ватных ногах, уставился испуганными глазами на окровавленного соперника, словно только осознав, что наделал.

Сато, наконец, вырвался из пут Акэти, сиганул через порог, подбежал к другу, с хрустом оторвал рукав кимоно, приложил к ране, желая хоть как-то замедлить кровотечение трясущимися руками. Ядовитая и самодовольная ухмылка взошла на худое лицо Мицухидэ, он украдкой покосился на Дзиро, который, казалось, вот-вот растечется от удовлетворения.

Невзирая на победу, в глазах Минагавы Джуна не читалась радость, в них царил страх, замешательство, сомнения. И отвращение. Он забился в угол, поджав под себя ноги, уставился широко раскрытыми глазами в точку на стене додзё. Ему обещали легкую победу, не предупредили, что у противника могут быть припрятаны острые когти. Он не рассчитывал, что отчаянная борьба этого щуплого мальчонки вынудит его впервые отведать вкус крови поверженного врага, осознать какого это пронзать тело человека насквозь мечом. Уговор был не таким. Акэти-сенсей сказал, что будет достаточно одного-двух стремительных ударов, что противник сдастся после одной поверхностной царапины. Но не тут-то было.

Солдаты схватили Сато под руки, придержали его, пока двое лекарей не унесли Нобунагу. Сато не сопротивлялся. Он словно утратил все силы, безжизненно свесился в грубых руках вояк. Его выволокли из додзё на задний двор, жестко толкнули в спину. Юноша рухнул на колени, бессознательно перебирая пальцами окровавленный лоскут ткани, утратив ощущение реальности и изредка вздрагивая. Онемевшая шея была не в состоянии держать головы, он сжался в комок, склонился, уперевшись лбом во влажную землю, бессильно ударил кулаком по рыхлой почве, не выпуская пропитанного кровью лоскута.

«Это финал. Я ничего не смог сделать. Я… Теперь Нобунагу убьют… Нобунага умрет… Оити… Оити не примет такой новости… Она не переживет такой потери… Я подвел ее… Я всех подвел…»

Солнце утонуло в лесной чаще, и город обрел зловещие очертания, казался враждебным и холодным. Чужим.

До ушей Сато доносилась отдельными фрагментами фраз заключительная речь Дзиро, чувствовалось в его тембре голоса приподнятое настроение.

«Думай, Хисимура».

Он оторвал голову от земли, снова уставился на кровавую тряпицу.

«Думай же».

Сжав и разжав кулак левой руки, рыжий залепил самому себе звонкую пощечину.

– Думай, Дзигоку тебя побери!!!

Сато знал, что времени на колебания у него нет. Если следует предпринять что-то решительное, нужно действовать, пока весь город здесь, пока охрана на всех постах ослаблена. В голове назревала абсолютно безумная идея, но он вдруг уверовал в возможность обратить ее в жизнь. Воспрянув духом, он поднялся на ноги и расправил плечи. Вновь и вновь убеждая себя, что не бывает безвыходных ситуаций, тихо и незаметно обошел двор додзё, прячась в тени пихт, прижимаясь к стенам, косясь на веранду, с которой Дзиро громко и с упоением рассказывал молодежи о планах на будущее.

Он быстро миновал рыночную площадь, шнырнул в подворотню, прошел закоулками жилой квартал и квартал ремесленников. В одной из темных и узких улочек ему под ноги кинулся черный кот, сверкая во тьме желтыми глазами и грозно шипя. Сато быстро обошел его стороной, выскочил у конюшен, стремительно пересек улицу, свернул за угол и, наконец, оказался у кузни. Дверь была отперта, и юноша, оглядываясь по сторонам, скользнул внутрь.

Старик Наката работал громоздкими мехами, раздувая жар в горниле, и не заметил внезапного гостя. Сато замер, обдумывая, как поступить. Он быстро изучил все предметы в помещении, уткнулся взглядом в катаны на стойках вдоль стены, сделал неуверенный шаг в их направлении.

– Сато-сан?

Сато замер, задрожав необъяснимо для самого себя, шныряя взглядом и оценивая с какой скоростью возможно схватить катану и броситься во двор. Наката Сосуке сразу уловил неладное, медленно отпустил меха, аккуратно отшагнул от горна, не сводя глаз с Хисимуры. Ему был знаком подобный взгляд человека, готового совершить безумный поступок. Взгляд полный агонии и безрассудства.

– Прошу, не делай глупостей, – необычайно мягко проговорил кузнец. – Я не стану тебя останавливать, но заклинаю: не делай глупостей. Что бы ты ни задумал – результат не принесет тебе желаемого.

Хисимура нахмурился, отведя взгляд и уткнув его в стену, пальцы обеих рук сжались в кулаки так сильно, что скрипнула кожа.

– Я так не могу, Наката-сан. Не могу допустить подобную несправедливость. Пожалуйста, не препятствуйте мне.

Сосуке раздосадовано покачал головой, отступил к горну, отвернулся. Он был слишком хорошо знаком с подобной решимостью и бесстрашием, с безрассудством, а также с разочарованием, скорбью, бессилием и болью. Он знал, что бессмысленно пытаться остановить разгоряченную молодую душу, сопротивляющуюся реалиям жестокого мира. Он знал на собственном горьком опыте, что юный Хисимура должен пройти через эту боль и отчаяние, чтобы, наконец, принять этот мир и впредь быть злей, хладнокровней и восприимчивей. Сато схватил с подставки катану, на миг задержался в дверях, мысленно благодаря кузнеца за понимание.

– Да хранят тебя духи, малец.

Он бежал, что есть мочи к зданию казарм, знал, что на воротах полно солдат, а достигнув высокой стены, затаившись в тени деревьев и обдумывая тактику прорыва, невольно расслышал разговор вояк, которые обсуждали сильно раненого бедолагу, который не мог даже самостоятельно идти, когда конвой шествовал к площади.

«Конвой уже ушел! Я успею. Я должен успеть!»

«Даже если успеешь, что потом?»

«Нападу на одного со спины, воспользуюсь неожиданностью, перережу горло второму».

«Сможешь ли? Ты никогда не убивал людей. Найдешь ли в себе силы отобрать жизнь?»

«Я смогу. Я смогу! Ради Нобунаги!»

«Тебя убьют. Их гораздо больше. Они профессиональные военные, головорезы. Вы не убежите, не скроетесь. Попытку к бегству тут же пресекут, вас повесят или того хуже. Дзиро только порадует ваша смерть. Подумай».

«Я смогу! Я справлюсь! Нужно лишь выждать момент. Нужен момент».

Толпа до краев заполонила центральную улицу, словно вода русло реки во время половодья, галдела, ругалась, толкалась, кое-где даже дралась. Хисимура настороженно изучил позиции всех солдат, постарался побыстрей слиться с толпой, прижимая катану к бедру и норовя скрыть ее за широким рукавом кимоно. Он настойчиво растолкал столпившееся мужичье подобно носу боевого корабля, режущему волны, пихнул плечом какую-то пышную женщину, которая тут же осыпала неряху матюгами, но упрямо протискивался в первые ряды. Резко гул усилился, толпа буквально вибрировала, первый раз Сато видел подобный ажиотаж. Он прислушался, людей явно теснил отряд солдат, отпихивая по краям площади, освобождая путь для конвоя.

«Плохо. Тяжелую пехоту мне никак не одолеть. Сколько их? Раз, два, шесть, восемь. Десять. Двенадцать… Много. Слишком много!»

Его грубо пихнули в живот, и острая боль прокатилась неприятной волной. Он ее игнорировал, хотел разглядеть происходящее, рванулся вперед, чуть не сбив с ног мальчугана лет восьми.

Резко раздался пронзительный вопль, зеваки зашумели пуще прежнего, напирая друг на друга, пихаясь и бранясь. Сато расслышал возню в самом эпицентре событий, кто-то взялся убегать, один из офицеров отдал приказ бить на поражение, и рыжий взмолился, чтобы этим глупцом не оказался друг. Свист стрелы прорезал слух так громко, словно все происходило у Хисимуры на глазах.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Сато торопливо протиснулся в первые ряды, где происходящее явилось как на ладони. Беглец лежал ничком со стрелой в шее. Кровь из артерии постепенно окружала его остывающее посекундно тело. Только теперь Хисимура уловил с десяток лучников на стенах, с позиции которых можно было перебить всю эту толпу в считанные минуты.

«У меня не выйдет… У меня ничего не выйдет! Нас нашпигуют стрелами, не успеем и глазом моргнуть. Думай!»

Изгнанники – растрепанные, израненные, со связанными за спиной руками – уставились на мертвеца с неподдельным ужасом. Что бы они ни предприняли, исход один – смерть. Нобунага стоял тихо и смиренно, старался не смотреть на мертвого товарища и лишь изредка вздрагивал, сжимая и разжимая кулаки, словно те держали вожжи, управляющие страхом. Черные волосы, запачканные кровью, свисали по лицу, ниспадали по перевязанному плечу. Бинты рябили алыми пятнами.

Сердце Сато затрепетало, от волнения закружилась голова. Он не раз присутствовал на церемонии своеобразного жертвоприношения, но никто до сих пор не предпринимал столь глупых решений, чтобы пытаться бежать. Ведь бежать было некуда – солдаты, куда ни плюнь. Он осознал, что рука его плотно улеглась на рукояти катаны.

«Ты не сможешь. Тебя убьют. Отступись. Отступись. Такие решения не принимаются спонтанно».

«А все эти люди? Неужели их это устраивает? Неужели они не видят? Почему никто никогда не предпринимал решений о восстании, о свержении тирана Дзиро? Почему они молчат? Почему их это устраивает?!»

«Они безвольный скот. Их устраивает чужое горе. Их устраивает, что беда коснулась других. Им нравится наблюдать».

Только после публичной демонстрации расправы над испуганным ребенком, разум осознал, насколько ужасный финал ожидает изгнанников.

Мицухидэ уловил появление отважного юноши практически сразу, насторожился, следя за каждым его движением, тихо и аккуратно; точно ядовитая змея подобрался ближе, и стоило Сато ступить чуть вперед, как катана капитана сиюсекундно выскользнула из ножен и притаилась у горла мальчика, оставив легкий порез на коже, как прямое уточнение его решительных намерений. Пылающий исступлением взор впился в учителя с неведомой этим глазам ненавистью. Он попытался обнажить катану, уже поддел ее за цубу34 большим пальцем, рука дрожала, а лезвие будто увязло в дегте, не желало высвобождаться из ножен. Учащенное дыхание вызвало головокружение.

«Ты не сможешь».

– Останови это, Акэти…

– Хисимура, ты действительно кандидат в будущее командование Цитадели, но это не дает тебе права обращаться ко мне как к какому-то знакомому.

– Останови! Ты знаешь, что это неправильно!

– Уведите его, – махнул рукой капитан.

На Сато навалились двое солдат, вырвав катану из ослабших рук. Мицухидэ с холодной надменностью наблюдал, как ученика схватили под руки, и не упустил возможности быстрым точечным движением ножен ударить Хисимуру в солнечное сплетение. Рыжий охнул, но продолжал сопротивление, брыкаясь, пихаясь и выкручиваясь в руках вояк.

– Нобунага!!!

Нобунага поднял голову, забегал глазами по толпе, намереваясь отыскать хозяина этого знакомого голоса. Он видел, как Сато тяжело ударили под дых, прошлись окованной в железо перчаткой по лицу, и юнец вскрикнул от боли, но вопреки всему не отрывал взгляда от друга, все еще норовил приблизиться к нему и вырвать из плена этих гнусных людей. В глазах Нобунаги на мгновение вспыхнул слабый огонек надежды. Ему так хотелось закричать изо всех сил: «Спаси!», но завидев товарища на грани безрассудного поступка, он лишь еле заметно улыбнулся и, закрыв глаза, отрицательно покачал головой.

– Улыбаешься? – ошеломленно прошептал Сато, прекратив сопротивление и свесившись в руках солдат. – Какого ёкая ты улыбаешься?! – тут же взревел он, срывая голос. – Почему?!…

Образ этой скорбной, невыносимо грустной улыбки отпечатался в памяти Хисимуры навсегда. Он так и не смог забыть лица друга в тот момент, этот груз навалился на его сердце неподъемной ношей.

Всем заключенным нацепили пыльные льняные мешки на головы, усадили в скрипучую телегу, и лишь Ода Нобунага удостоился проследовать к месту казни в одном седле с Акэти Мицухидэ. Армированные ворота с громыханием и скрипом отворились. Послышалось, как хлыст прошелся по крупам лошадей, телега заскрипела и устремилась под сводчатую арку ворот. Сопровождающий эскорт выскользнул следом, оберегая по обе стороны капитана Акэти.

Когда стальные челюсти ворот сомкнулись вновь, Сато, наконец, отпустили, и он бессильно рухнул на землю. Толпа постепенно рассосалась, обступая его стороной, обсуждая и усмехаясь. Он их не слышал, не замечал, просидел на одном месте ни десять и не двадцать минут. Казалось, смотрит в закрытые наглухо двери уже целую вечность.

«Почему он улыбался?! Это же… убийство… От него избавились по прихоти Дзиро. Он не заслужил такой участи. Почему же?! За что?! Если есть в этом мире сила, карающая Зло, благословляющая Добро, почему она отвернулась от Нобунаги?! Почему отказалась протянуть руку, отогнать прочь невзгоды, наказать обидчиков? За какие грехи он страдал так много? С детства нас учат уважению к богам и духам, но теперь я знаю наверняка – не существует никакой высшей силы, а мир враждебен и жесток».

Ощущение, что из его груди вырвали кусок плоти, не отпускало. Ветер пронесся по широкой улице, закружив облако пыли, черные стяги на башнях тревожно захлопали. Над лесной чащей, в ослепительной лазури прокричал ястреб.

Из мрачной бездны отчаяния юношу вырвали легкие шаги за спиной. Холод прокрался по спине мерзким слизнем, Сато вжал шею в плечи, задрожал.

«Оити».

Девушка робко притаилась позади товарища. Непонимание и тревогу отражали эти ясные зеленые глаза, ветер полоскал черный шелк волос и красного, точно кровь, цвета кимоно.

– Брата нигде нет.

Хисимура хотел провалиться под землю, лишь бы не наткнуться на взгляд ее глаз. Как рассказать ей правду? Как сообщить о смерти старшего брата? Никакие слова не уберегут ее от этого удара.

Девушка, будто вкопанная, застыла за спиной друга, ощущая, как коченеет тело, внезапно показавшееся ей невероятно тяжелым. Она стремительно отбрасывала ужасные мысли, подсознательно догадывалась, но отрицала всеми силами реальность.

– Оити.

– Да?

– Прости.

Люди всегда смотрят на чужое горе сквозь пальцы, подсознательно внушая себе, что с ними такого никогда не случится. Но, когда трагедия их затрагивает, внутри все ломается, сознание не верит до последнего, однако ощущается, как стынет кровь в жилах.

– Он наверно у озера. Я пойду. Найду его.

Сато ошеломленно обернулся. Потемневшие и утратившие все живое глаза широко смотрели на него с белого как полотно лица, что улыбалось уголками тонких губ. Эта улыбка пугала, словно сама смерть улыбнулась ему в этот момент.

«Она отвергает реальность. В таком состоянии ее рассудок…»

Юноша торопливо поднялся на ноги, ухватил девушку за руку в тот момент, когда она вознамерилась отправиться на поиски брата. Но стоило ему ее коснуться, та повалилась на землю, осыпалась подобно разбитой в дребезги вазе. Сато сгреб ее в охапку, стиснул в руках лицо, заглянул в утратившие жизнь глаза. Оити смотрела сквозь него, хватала ртом воздух, казалось, что задыхается.

– Оити, смотри на меня! Смотри же!

Ее ледяные пальцы вцепились ему в запястья, но взгляд все еще растерян, будто девушка потеряла зрение. Слова вряд ли долетали до ее сознания. Ощущение, что душу отделили от этого мира, лишило ее чувств и восприятия происходящего. Хисимура подхватил ее на руки, прижал к себе крепко, уткнувшись в вороные волосы, пахнущие спелой вишней. Она крепко обхватила его за шею, вжалась лицом в плечо, оцепенев в этом положении.

Гнедой мерин аккуратно перешагнул через толстые корни старого дуба, фыркнул негодующе и остановился. В лесной чаще ощущалась прохлада, пахло мхом, сыростью и перегноем. Акэти сдернул с головы Нобунаги мешок, срезал веревки с запястий и грубо спихнул с лошади. Мальчик грузно свалился на землю, морщась от боли, но вдруг замер под тяжестью устремленного на него взора. Учитель с холодом вперился в его напуганные, как у загнанной дичи, глаза, будто желая вытянуть прощальные слова, а если не их, то мольбы о пощаде.

– Паршиво все обернулось, не так ли?

Нобунага, дрожа всем телом, не без усилий поднялся с земли, потупился, весь сжался, хлюпнул носом, не в силах сдерживать панического страха.

– Должно быть, ненавидишь меня, а?

Мальчик не ответил.

– Вот что бывает, когда пытаешься прыгнуть выше головы. Но, в конце концов, неужели ты рассчитывал сравняться по силе с остальными? Все шло к тому, что тебе не место в рядах истинных воинов. Скажешь, что не выбирал себе такой судьбы? Верно, ты не выбирал. Это я выбрал за тебя. Жизнь ужасно несправедливая штука. Но ты старался и это похвально. Наверно паршиво осознавать, что был обузой для такого как Хисимура. Никому не охота возиться с никчемными слабаками. Даже, если ты не слышал этого от него напрямую, поверь мне, так он и думал.

Слезы неудержимо сбегали из глаз мальчика, он был не в силах их остановить. От обиды, от страха, от режущих слов учителя. Он был прав. Каждое его слово кололо сердце правдой.

«Слабаки никому не нужны, Нобунага. Они лишь мешаются под ногами подобно грязи», – Сато так и сказал. Он никогда не скрывал этого.

«Значит, это правда. Сато-сан возился со мной лишь из жалости».

Мальчик хлюпнул носом, потер влажные от слез глаза, но не осмеливался взглянуть на учителя, однако все еще ощущал колкость волчьего взгляда на себе. Кинжал вонзился острием во влажную землю у ног Нобунаги совершенно неожиданно, он вздрогнул и поражено уставился на Акэти.

– Возьми. В миг, когда тьма сгустится, и ты не сможешь выносить ее общества, воспользуйся им с умом. – Паскудная ухмылка выплыла на лицо капитана. – Все же это лучше, чем быть растерзанным стаей волков, не так ли?

Акэти ударил мощные бока мерина пятками и тот, вздернув голову и затанцевав, поднял резво в галоп, быстро испарился в лабиринте стволов деревьев, только топот копыт доносился в тишине, но вскоре исчез и он. Мальчик, обессилив, опустился на землю, слезы настойчиво сбегали по щекам, он торопливо вытирал их покрытыми слоем бинтов руками.

Он не заметил, как четверть часа просидел в этом положении, и очнулся лишь тогда, когда лес сдавил темнотой, словно склонился, рассматривая. Где-то в недосягаемом пространстве заворчали громовые раскаты, проплывая над лесной чащей волнами; затихая и наращивая громкость раз от раза. В какой-то момент он осознал, что прям у него под носом, утопая в темной почве, какое-никакое оружие.

– Он не убил меня, – проговорил, осознавая парадокс ситуации. – Почему он не убил меня?! Разве он не ненавидит меня? Разве не мечтал об этом самом моменте все время? Рано сдаваться, – решил для себя. – Я ранен, но в состоянии двигаться. А лес – не лабиринт и не бездна, из которых невозможно выкарабкаться. Если идти в одном направлении, рано или поздно он кончится. Только бы понять, в каком направлении двигаться.

Дрожь милостиво отступила, и мальчик отчетливо ощутил, как растекается боль от раны на плече по всей руке, охватывает жаром грудь, а перевязанные пальцы пульсируют и горят, словно сжимают раскаленные угли. Заткнув кинжал за пояс, Нобунага поднялся с земли, закинул голову кверху. Деревья переплетались мощными ветвями между собой, как люди в хороводе, объемистые кроны создали плотный купол, с трудом пропускающий солнечный свет в сердце леса. Почва здесь всегда оставалась влажной и рыхлой, выбрасывая из себя размашистые листья папоротников. Небо плотно затянули свинцовые тучи, и лес вмиг потемнел, затих, угрожающе навалился, заставив себя ощутить беззащитным насекомым. Органы чувств обострились, мальчику казалось, он слышит каждый посторонний шорох, треск веток. Из чащи донеслась быстрая дробь дятла, с противоположенной стороны кукушка неустанно кого-то звала своим унылым «ку-ку», ветер игрался листвой, и она будто нашептывала предостережения на неведомом языке.

Дверь истерично взвизгнула, и на пороге кузни показался Хисимура. Застыв в дверном проеме, он обессилено подпер плечом косяк. Сосуке сидел у наковальни, но при появлении гостя встрепенулся, вскочил на ноги.

– Как же это могло произойти?

– Как же это могло произойти, – повторил хрипло юноша. – Я не знаю, Наката-сан. Не знаю. Я перестал что-либо понимать. Может, вы мне объясните: почему никто и никогда не пытался остановить это безумие? Почему всех устраивает правление Дзиро и жестокие игры с человеческими жизнями? Почему, Наката-сан?! – Он стиснул виски пальцами. Воспоминания заставляли сердце болезненно сжиматься. – Против Нобунаги вышел Минагава. Но даже в столь абсурдном столкновении, Нобунага показал себя настоящим воином. Он боролся. Он действительно достойно боролся. Он первый пустил этому гусю кровь… Но меня никто не слушал… Я пытался донести до них, вразумить! Но меня никто не слушал! Они только сидели и смотрели, смотрели, смотрели! А потом насмехались! – вскричал несдержанно. – Да как они посмели смеяться над решимостью человека! Не прощу… Я никогда не прощу Акэти. Я никогда не прощу Дзиро. И я доживу до того дня, когда загоню нож в их бессердечные прогнившие изнутри тела! Я клянусь… Я этого так не оставлю… Не позволю Дзиро продолжать безумствовать. Лучше бы они меня убили, Наката-сан! Ведь я не отступлюсь от возмездия… Сейчас я недостаточно силен, но я совершу месть, вот увидите…

– Сато-сан, присядь, пожалуйста, – сдержанно проговорил кузнец. – Прошу, присядь.

Сато повиновался, опустился на скамью, моментально обессилив всем телом.

– Как себя чувствует Оити-сан?

– Она все равно что умерла… Уже несколько часов не выходит из комнаты, ничего не говорит, не ест и не пьет, даже не двигается. Смотрит стеклянными глазами в одну точку на стене. – Сато злобно сжал кулак, снова вскочил на ноги, подошел к еще не остывшему горну, разглядывая потрескивающие красно-черные угли. – У меня на глазах уводили друга на казнь, а я вдруг оцепенел, страх сковал меня по рукам и ногам, я и пальцем не смог шевельнуть. Я думал, что храбрец. Я всегда находил себя безрассудным и смелым, но вот случилась реальная ситуация и храбрость оставила меня. Наката-сан, – встрепенулся, – вы провели в этом городе практически всю жизнь, вы должны знать наверняка, как выбраться за пределы чертовых стен незаметно. Катакомбы, ходы или что-то еще. Расскажите.

– Не глупи! Все ходы охраняются или же замурованы, иначе бы город не считался неприступной крепостью, откуда невозможно сбежать!

– Я не могу бездействовать! Возможно, Нобунагу еще можно спасти!

– Сато-сан, послушай. Ты ведь не имеешь понятия, что делают с этими бедолагами за пределами стен. Послушай же, присядь. – Он опустил руки на плечи юноши, вновь усадил на скамью. – Уже слишком поздно, пойми и услышь меня. Слишком поздно.

Сато вопреки усилиям старика попытался встать, но могучие руки кузнеца усадили его на место.

– Им, – Наката стиснул зубы, выругался, и бессильно опустился на скамью рядом, – им перерезают сухожилия, чтобы пришедшие на запах крови волки приступили к трапезе безо всякого труда. Понимаешь?

– Откуда вы знаете?! Вы же просто кузнец! Вы лжете мне! Зачем вы… так безжалостно лжете мне?!

– Смирись! – рявкнул Наката Сосуке.

Юноша оторопел.

– Оити-сан в глубоком душевном потрясении, если она потеряет еще и тебя, ты подумал, что с ней станет?! Конечно, не подумал! Думаешь, за попытку побега тебя погладят по головке за сообразительность?! Это будет долгая и мучительная показательная казнь! Вот чего ты добиваешься! Ты молод и даже не представляешь, с какой подлостью тебе еще предстоит столкнуться в этой жизни! Прими это как должное! Всё уже случилось, ты не в силах ничего изменить!

– Вы не понимаете, – негодуя, покачал головой рыжий, вскочив со скамьи и попятившись к двери. – Извините за беспокойство.

Он решительным шагом скользнул в дверь, налетел на кого-то крепкого и высокого. Сильная мужская рука грубо вытолкнула его на улицу. Хисимура спотыкнулся, тут же ощетинился злобно и только потом присмотрелся.

– Куда-то торопишься, Хисимура-сан?

Волчий взгляд с издевкой впивался в него, заставил моментально оцепенеть.

«Он слышал».

Хисимура с опаской попятился от капитана, сглотнув колючий ком, что стоял в горле уже длительное время. Тяжелое небо засверкало серо-синими вспышками, явив пышные формы облаков, навалившиеся друг на друга.

– Незачем идти через грязные катакомбы. Я готов выпустить тебя через главные ворота. – Паскудная ухмылка изогнула его губы. – Жаль это ничего не изменит.

Желудок Сато болезненно скрутило в комок, ноги предательски подкосились. Резкий и громкий, как залп пушечного выстрела, тишину разорвал удар грома, заглушив заключительные слова Акэти Мицухидэ. Однако Сато отчетливо прочитал по губам, даже если не расслышал ни звука:

«Я убил его».

Мальчик обомлел, тяжесть собственного тела неумолимо потащила его к земле. Не в силах больше выносить реальности, он рухнул на колени у ног учителя, уставив безжизненный взгляд в сумрачную длинную улицу.

Под тяжестью грозового неба, улицы плотно погрузились во тьму. Сато продолжал прибывать в беспамятстве, пока очередной рокот грома не разбудил его. Юноша моргнул пару раз, медленно осмотрелся по сторонам, почувствовал, как холодная капля шлепнулась ему на шею, быстро побежала за шиворот. Он, неуклюже спотыкнувшись, поднялся на ноги, не успел сделать и шага, как дождь стеной обрушился на город, застучал тяжелыми каплями по черепице и закаменелой дороге, создал непреодолимую шумовую завесу. Тело заледенело меньше, чем за минуту, но обжигающие холодом потоки не снимали боли, что разъедала плоть изнутри, дыхание курилось во тьме, пропуская сквозь себя ливень.

Затуманенный горем взгляд внезапно уловил проскользнувший вниз по улице силуэт. Мозг моментально дал команду телу, заставив беспрекословно подчиняться. Хисимура бодро встрепенулся на манер гончей, что напала на след дичи, присмотрелся.

«Схожу я с ума, что ли?!»

Все еще ослабшие от потрясений дня ноги понесли его вперед. Быстрей. Настойчивей. Разум неуклонно вырисовывал перед ним образ друга, ускользающий в гремящем потоке дождя: худосочную долговязую фигуру, высоко забранный наверх хвост, походку. Куда он делся? Здесь свернул в переулок. Еще немного. Еще чуть-чуть. Сато прибавил шагу, вытянул вперед руку, желая поймать этого призрака любой ценой.

Спешащий укрыться от дождя «призрак» уловил небрежное шлепанье по лужам прямо за спиной, чопорно остановился. Сато всего на миг замешкался, и лишь натренированная годами реакция спасла его от смертельного поцелуя с ледяной сталью, что яркой вспышкой пронеслась прямо перед глазами. Однако конец лезвия все же дотянулся до цели, безжалостно прошелся ровной и длинной полосой через лоб, бровь и щеку аж до самого подбородка. Осознание обжигающей боли пришло не сразу. Хисимура завалился в лужу, уставился округлившимися глазами на заляпанные грязью темно-пурпурные штаны агрессивного «призрака». Заморгал быстро, убедившись, что глаз не пострадал и только потом ощутил, как кровь застилает алой вуалью всю левую часть лица.

Орин стояла перед ним невозмутимо, с презрением уставилась прямо в округлившиеся и напуганные глаза.

– Ты… ты чуть не убила меня только что…

– Максимум, ты бы лишился глаза. Я рассчитывала, что непревзойденный Хисимура Сато сможет с легкостью увернуться от любой атаки.

Сато раздраженно обтер струившуюся кровь мокрым и запачканным грязью рукавом.

– Думаю, тебя стоит разжаловать. Не оправдываешь свой титул…

– Не оправдываю? Да, пожалуй, ты права. Потешила свое самолюбие?

– Ты сам не свой.

– Разве?

– Я видела, что происходило на площади. Видела, как ты был готов обнажить меч и броситься на спасение этого бедолаги. Но, – она осеклась и сменила напористый тон на более осторожный, – неужели, ты и вправду надеялся, что он станет полноценным солдатом Цитадели? Не думала, что ты так наивен.

Сато молчал, сидя в луже под оглушительным ливнем и казалось, что вот-вот разрыдается, но нет. Он скорбно улыбнулся и дыхнул густым облаком пара.

– Не говори так, словно что-то знаешь о Нобунаге. Я был уверен, что у нас получится, но он… Нобунага… Понимаешь, Нобунага оказался слишком добрым, слишком мягкосердечным для этого места…

Ее взгляд смягчился. С треском оторвав широкую полоску от рукава рубашки, Орин присела, робко прижала ткань к ране на лбу Сато. Бережно промокнула израненную щеку. Похоже, что она перестаралась, порез оказался глубок, прошелся ровной и глубокой бороздой через всю левую часть лица, обильно кровоточил, но юноша не замечал уже ни боли, не раздражающего кровотечения, заливавшего глаз, и только внимательно следил за ее движениями, мимикой.

Такахико вздрогнула, когда сильная рука сжала ее тонкое запястье, остановив движения. Даже в темноте, сквозь льющий стеной дождь, она могла рассмотреть глубину его грустных глаз, в океане которых утонула целиком без остатка. Девушка не успела уловить стремительного развития событий, как ледяные пальцы настойчиво обхватили ее подбородок.

Все произошло слишком быстро, чтобы начать сопротивляться. Губы ощутили приятное тепло и металлический привкус крови, что показался ей удивительно сладким. Вкус его крови словно пьянил, Такахико охотно поддалась, впилась в его губы горячо и эмоционально, опустившись на колени в лужу и ласково поглаживая за ухом мокрые волосы. Когда девушка очнулась от пьянящего возбуждения, он прижимался к ней, как маленький ребенок, и дрожал. Неумолимо дрожал.

Внезапный удар грома, заставил Нобунагу подскочить на месте. Послышалось, как дождь забарабанил по широким листьям, которые подобно плащу гиганта нависли над крошечными жителями леса, уберегая от внешних факторов, но вскоре зеленый купол дал течь, и ледяная вода зашелестела по траве и рыхлой почве. Стемнело в мгновение ока, и мальчику показалось, что эта тьма стиснула его маленького и хрупкого в свой гигантский кулак. Деревья как будто ожили, жались к нему, а почва укуталась поволокой тумана как в одеяло.

Ноги ощущали тяжесть и болели, но это добавляло незначительное количество ощущений в общую копилку боли от полученных ран. Поверхностный, но длинный порез на спине отзывался колючей болью на каждое движение, а левая рука от самого плеча до кончиков пальцев горела и пульсировала, словно подожженная. Усталые ноги то и дело задевали за корявые и массивные корни, змеящиеся из-под земли повсюду. Ледяной дождь в одно мгновение вымочил мальчика до нитки и казалось, что этот холод смягчал боль в руке и плече.

– Слишком темно и холодно, чтобы идти дальше, – проговорил юноша мысли вслух. Тишина пугала, и он решил говорить все, что взбредет в голову, надеясь отпугивать таким образом зверье. – Кажется я уже на пределе своих возможностей и даже не знаю, в том ли направлении двигаюсь. Нужно устроить привал. Попробовать забраться повыше на дерево, чтобы хищники не добрались до меня, а утром с новыми силами продолжу искать выход.

Однако поиски подходящего места для ночлега не увенчались успехом. Все стволы деревьев были слишком высоки, их могучие ветви произрастали на высоте не меньше пятнадцати сяку35 от земли. Спустя три четверти часа безрезультатных поисков, мальчик потерял всякую надежду. Дождь, наконец, стал стихать, а гром ворчал уже где-то вдалеке, будто насмехаясь над промокшим, израненным и уставшим Нобунагой.

Он прижался к чешуйчатому дубовому стволу, поджав под себя замерзшие ноги и обнимая колени, когда наступила пугающая и сдавливающая голову тишина. Слух обострился настолько, что можно было различить, как капли стекают с листьев, плюхаются на мокрую землю и траву. Лес дышал подобно спящему зверю. Мерно, глубоко и устрашающе.

Треск веток во тьме заставил сердце мальчика рухнуть в пятки, он в один момент позабыл о боли и усталости. Вскочив на ноги, замер, прислушиваясь. Звук лап о влажную землю доносился все громче, плыл хаотично с разных сторон и сопровождался клокочущим рыком.

«Учуяли. Я надеялся ливень оттянет этот момент, смешает запахи. Наивный».

Неловкие пальцы окаменели на рукояти кинжала, подняли его на уровень глаз.

Первый волк показался из-за ствола дерева всего в пяти кэнах36 от Нобунаги, сверкая желтыми голодными глазищами, обнажив белые клыки, и ощетинив серо-черную шерсть. Рокочущее рычание звучало объемно, давало осознание того, что юноша окружен целой стаей. Ему не убежать. Не с такими ранами.

– Я слишком тощ, чтобы накормить всех вас.

Волки – не самые лучшие парламентеры, не прошло и пары секунд, как звери один за другим ринулись на жертву, разинув пасти. Кинжал плотно и тяжело вошел в ощерившуюся волчью голову, и Нобунаге показалось, что застрял там. Липкие от крови руки заскользили по рукояти, он торопливо потянул оружие на себя, но слишком промедлил. Челюсть стиснула щиколотку подобно стальному капкану. Юноша взвизгнул от пронзительной боли, истерично вогнал лезвие зверю меж лопаток, но тут его жестко сбили с ног, опрокинули навзничь, терзая со всех сторон. Острые клыки впились в перевязанное плечо, мальчик слышал и чувствовал, как ломаются кости под давлением смертоносных челюстей. Он визжал и извивался, хаотично махал кинжалом в руке вокруг себя, но лезвие лишь вспарывало воздух. Кинжал вывалился из ослабших рук, волки яростно рвали одежду и плоть под ней, нещадно трепали тело за конечности.

Без надежды на спасение, Нобунага уже не боролся, только кричал нечеловеческим голосом, разрываемый на куски голодными зверьми.

Когда он открыл глаза, его окружала тьма, взгляд уставился на черно-синее небо, проглядывающее через черные силуэты пышных крон деревьев. Толстобокая луна запустила тонкие пальцы сквозь их шевелюру, поглаживала, словно костяным гребнем. Нобунаге показалось, что волки ему лишь приснились, но эта мысль моментально развеялась, когда он попытался шевельнуться. Истерзанное до неузнаваемости тело более ему не принадлежало, кровь плавно покидала его вместе с жизненными силами. Узоры над головой кружились в непрерывном танце, убаюкивали.

– По… могите… – он перебирал окровавленными губами, язык с трудом ворочался, будто чужой. – Помоги… те…

«Тебе страшно?»

Мужской голос прозвучал в его голове отчетливо и громко, как через латунную трубу. Бархатный баритон. Властный, сильный, с легким привкусом насмешки.

«Страшно. Я не хочу умирать. Если бы я только был сильней. Если бы только сильней».

Слезы заструились из помутневших глаз мальчика обильно и неудержимо.

«Зачем тебе сила?»

«Я должен защитить дорогих мне людей. Я хочу быть им нужным. Только тогда я счастлив. Будь я сильней – этого всего бы не случилось. А теперь я заставил Оити плакать, а Сато страдать. Будь у меня сила, я уберег бы Оити и Сато от бед. Избавил бы их от заточения в стенах этого проклятого города. Лишь бы они были счастливы. Лишь бы… не страдали».

«Страдал все это время только ты. А сейчас ты умираешь. Умираешь из-за своей бесхребетности. Похоже, это тебе нужна защита, мальчик».

«Я хочу силы».

«Что ты готов отдать за столь желаемую силу?»

«Все. Я готов отдать, что угодно».

– Да будет так.

Когда он открыл глаза, лес не водил над ним хоровод, луна сбежала, трусливо подглядывала откуда-то с краю. Наполнив легкие запахом сырости, юноша приподнялся на локте, сел.

«Несуразица какая-то».

Перевязанные пальцы не болели, пропала и обжигающая боль в плече, однако одежда, что звери рвали в кошмарном сне, свисала на нем клочьями. Мальчик поджал под себя ноги, оперся рукой о проползающий мимо корень дерева, чтобы встать.

– Продолжим?

Нобунаге показалось, что сердце его сжали в ледяной кулак. Он вскочил на ноги, подобно выпущенной пружине, прижался спиной к корявому стволу старого дуба. Побелевшие в страхе глаза шныряли из стороны в сторону, стремились в слепой темноте выискать хозяина этого бархатного голоса.

Луна прорвалась сквозь спутанные ветви, посеребрила клочок земли. До ушей донеслось металлическое побрякивание в такт неспешных шагов; лунный свет лизнул наполированную серебряную пластину, явившуюся в этом клочке света из тьмы, но еще шаг и лунная вуаль обняла высокую поджарую фигуру, закованную в тяжелый панцирь. Глаза, сверкающие подобно двум раскаленным углям во мраке, уставились на мальчика с явным привкусом насмешки, и от этого взгляда во рту пересохло.

– К-кто вы?!

– А ты?

Вопрос ввел Нобунагу в ступор своей прозрачностью и простотой, он стыдливо потупился, вжал шею в плечи, весь сгорбился.

– Какая теперь разница.

– Всю жизнь живущий в страхе, ты подавил в себе истинного «я», Ода Нобунага. Но ты не трус. Слова, что я слышал, не могут принадлежать трусливому человеку.

– Знаете мое имя? Кто вы?! Один из приспешников Дзиро?!

– Не будь глупцом. Меня призвал огонь, что бушует в твоем сердце. Твоя израненная душа звала меня много раз. И вот я здесь.

Нобунага молчал, непонимание в его голове достигло колоссальных размеров.

– Но вот что интересно, – размышлял сладкий баритон, – с тобой поигрались, как с тряпичной куклой и выкинули, но я не нащупал в тебе и крупинки ненависти или злости. Только сожаления и эта темная непроглядная грусть. Впервые встречаю кого-то настолько чистого, что аж воротит.

– Поигрались?

– Кто знает, что Дзиро Куроносукэ взбредет в голову в следующий раз. Сегодня он объявил тебе смертный приговор из-за предсказания старой ведьмы, а завтра? Кто знает, что голоса нашепчут этому безумцу завтра, и чем он решит себя поразвлечь. Забавно наблюдать за твоим вытянувшимся лицом, Нобунага. Но мы отошли от основной темы. Помнится, ты говорил, что готов на все ради получения силы. Но вот незадача. За тобой целых два должка, ведь я спас твою шкуру от этих обезумевших зверей. Не смотри на меня так. Думал, что тебе это приснилось? Эти чудовища почти разорвали тебя на части. Зрелище было еще то!

Нобунага обомлел, не верил, что все это с ним происходит наяву. Незнакомец вырос прям перед ним незаметно, бесшумно, навис тяжелой тенью, прожигая светящимися во тьме глазами.

«Терять мне уж точно нечего. Кто бы он ни был – я обязан ему жизнью. Мне не страшно. Уже не страшно. Что он может с меня взять? С меня, оборванца».

Когтистая рука потянулась к мальчику и замерла ладонью вверх.

– Я дам тебе желаемую силу, Ода Нобунага, но цена может оказаться слишком велика. Решай.

Какова бы цена не оказалась, он был готов.

«Будь я сильней, всего этого бы не произошло. Впредь я не хочу проигрывать таким подлецам как Акэти Мицухидэ и Дзиро Куроносукэ. Я не хочу быть обузой Сато и Оити. Сейчас и впредь, я согласен отбросить все закостенелые во мне принципы и стать кем-то более значимым, чем запуганный и смеренный мышонок Нобунага. Я не боюсь грядущих событий».

Мальчик, не колеблясь, опустил свою руку сверху. В тот роковой миг он еще не понимал, что обратного пути не будет. В тот миг он уцепился за возможность. За шанс начать все с начала. В тот миг он не желал ничего иного, кроме силы. В тот злой миг ему было плевать на цену и плевать на последствия.

Незнакомец лукаво осклабился, стиснул его ладонь, впившись когтями в кисть. Кровь тонкой нитью побежала по руке, карминовыми слезами закапала на землю, что моментально вздыбилась невероятной силой, словно из-под почвы вырвался ураган, вспышка белоснежного света ослепила. Нобунага почувствовал, как жаркое пламя разливается по всему телу, расходится волной, ощутил, как сердце его заходится в груди, раздувая это пламя будто гигантскими мехами. Раскрыв рот и устремив взгляд к небу сквозь носящиеся вспышки света, он разглядел каждую из звезд на синем полотне, восхитился таким прекрасным зеленоватым Млечным Путем, что расплескался мерцающей бесконечной вуалью, разглядел ветки высоких деревьев, сплетающиеся кривыми пальцами между собой. Сама Вселенная распахнула ему свои объятия, приветливо улыбалась и подмигивала, заигрывая, словно любовница. Каждый волос на голове Нобунаги ожил, и вся длинная копна вороных волос резко обратилась серебряными нитями, затанцевала на ветру.

Когда ветер унялся, умчал в звездное небо, оставив после себя лишь плавно кружащий листопад, воцарилась идеальная тишина. Незнакомец стоял в двух шагах от Нобунаги. Наконец, можно было рассмотреть этого загадочного персонажа внимательней.

Кроваво-красный взгляд глядел на него с худого треугольного лица с насмешкой, уголки идеальной формы губ приподнялись в игривой ухмылке. Длинные черные волосы, зачесанные со лба, лоснились по плечам и спине, достигая лопаток. Возраст незнакомца не поддавался восприятию. Он был не юн, но и точно не достиг еще средних лет. Все в нем казалось идеальным и имело право подходить под одно определение – красавец. Он был слишком красив для человека. Словно сошел с картины. Высокий, стройный и с виду абсолютно непревзойденный.

Нобунага хлопал округлившимися глазами, что приняли темно-рубиновый цвет, и не мог подобрать слов всему случившемуся, но чувствовал, что изменился. Все его внутреннее мировоззрение перевернулось с ног на голову, и он предвкушал, как новое видение мира, безусловно, придется ему по вкусу.

БИТВА ШЕСТАЯ

Белый демон

– Прошло уже полгода, а я до сих пор не могу поверить, – проговорила Оити тихо, как будто обращаясь к самой себе. – А самое глупое – я каждый день прихожу сюда, украдкой оглядываюсь по сторонам в надежде застать его сидящим на камне, упражняющимся с мечом и ожидающим встречи с тобой. До чего же глупо.

Сато оставалось лишь мрачно вздохнуть в ответ, выпустив изо рта пышное облако пара.

Зима близилась к завершению, но холода упрямо не отступали, и начало казаться, что эта ослепительно белоснежная и безжизненная пора никогда не кончится. Cнег легкой поволокой прикрывал лед, вставший на озере идеально ровным темным мрамором. Зимой здесь всегда было безлюдно и тихо, одна Оити приходила каждый день после полудня. Она будто призрак безустанно бродила вдоль берега, озираясь вокруг безжизненным стеклянным взглядом. С того рокового дня никто не видел улыбки на ее лице, живые сверкающие озорством зеленые глаза потухли, подобно догоревшим углям, и теперь отражали лишь мрачную пустоту.

Первый месяц она ни разу не появилась на тренировках, а когда Китаморэ-сенсей решила провести воспитательную беседу, девушка в грубой форме указала наставнице, где ее место и кем она является, угождая беспрестанно Дзиро. Подобная дерзость отразилась на ее спине тридцатью ударами палок, но урок не оказал должного воздействия на частоту посещения занятий, а пренебрежительное отношение возросло до уровня откровенной ненависти ко всему офицерскому составу. Юная воительница беспрестанно искала повода для стычки со старшими по званию в результате чего ее наказывали, раз за разом ужесточая экзекуцию.

– Знаешь, в детстве отец все время срывался на Нобу. Как только у него накипало, он вымещал свою злость на нем без причины и объяснений. Мне казалось, отец его ненавидит за добросердечность. Один раз он даже заявил, что Нобу ему не сын и выгнал из поместья на ночь. Помню, как сбежала на его поиски наперекор наказаниям отца, назло упрекам матери. Я обнаружила его в старой смотровой башне на окраинах нашего родового замка. Мы всю ночь любовались звездами и жевали щавель. – Скорбная улыбка приподняла уголки ее тонких губ. – Нобу понимал за что отец с ним так суров, но вопреки его строгим учениям так и не смог принять насилие, как неотъемлемую часть пути воина, пути наследника клана Ода. Он предпочитал подставить спину, принять на себя любой сокрушительный удар, но никогда не шел на конфликт.

– Небывалый добряк, – выдохнул Сато, отшвырнув ногой небольшой камень на лед. – Мне сказали, ты снова не появилась на тренировке.

Оити не ответила.

– Ты не можешь и дальше отрицать смысл своего нахождения в этих стенах, – голос Сато вдруг сделался неприятно холодным. – Своим упрямством ты лишь вредишь себе, Оити. Прошло шесть месяцев, и пора принять действительность, а ты бежишь от нее сломя голову. Завтрашний турнир может преподнести тебе неприятный сюрприз.

– В Дзигоку турнир. Тебе поручили наставить меня на путь истинный?

– Никто мне ничего не поручал.

– А выглядит это именно так.

– Я переживаю за тебя, Оити. Ты думаешь, что своим поведением выводишь Китаморэ и Дзиро из равновесия, а на деле доставляешь им удовольствие, позволяя мордовать себя за каждый косой взгляд. Прошу, переосмысли свои поступки.

– Переосмысление ничего не даст, – обрубила девушка и подняла стеклянный взгляд на друга. – Злоба слишком глубоко въелась в меня. Я ничего не могу с ней поделать, Сато. Я не могу заставить себя как прежде склонять учтиво голову при появлении убийц моего брата. Знаешь, – нахмурилась, – пока Нобунага был жив, он словно поддерживал на плаву все мои светлые стороны, но теперь, когда его нет, я вижу сплошную тьму вокруг себя и даже не собираюсь с ней бороться. Я выбираю тьму, Сато.

– Тьма есть в каждом, это правда, но полностью отдаваться ей опасно. Вряд ли Нобунага хотел бы видеть тебя такой, как сейчас.

– Верно, – согласилась девушка. – Нобунага ненавидел насилие и до последнего дня придерживался поставленной идеологии. Даже под угрозой смерти.

«Ты не права, - подумал Сато. - Видела бы ты, как он сражался с Минагавой. Первая выпущенная вражеская кровь действует на всех одинаково. Даже на такого миротворца как Нобунага. Он прочувствовал эту сладость всем своим нутром, но смог совладать, не поддался искушению. А зря».

– Оити, – прервал Сато резко. Оити подняла отрешенный взгляд, – ты можешь сказать мне все, что тяготит твою душу. Все, что угодно, слышишь? Ты смело можешь показать мне любые эмоции. Слезы, крики, ругань – я приму все это на себя, если оно облегчит твою боль. Только не говори, что сдаешься, что готова быть поглощена тьмой. Прошу тебя, не говори подобных слов.

Девушка оторопела, потупилась, словно ребенок, которого отругали родители, и вся как будто сжалась, насупилась. Сато аккуратно обхватил ее за плечи, вынудил смотреть прямо в глаза. Она уставилась на него как впервые, задрожала. Прошла почти минута в молчании, говорили лишь взгляды.

– Мне так страшно, Сато, – всхлипнула, наконец. – Я ведь даже с ним не попрощалась. Все внутри меня отрицает его смерть. Понимаешь? Я не осознаю до конца, что больше никогда его не увижу. Никогда с ним не заговорю. Никогда больше не возьму его за руку. Я пытаюсь побороть в себе это, но…– Слезы сбежали по щекам. Первый раз за полгода. – Я не могу смириться с его смертью, Сато. Не могу. Будь я там, на площади в тот день… – она покачала головой, хлюпнула носом, – я бы костьми там легла, лишь бы он остался жив!

– Я знаю, Оити. Я тоже, – он стыдливо потупился. – Я тоже.

Хисимура аккуратно и мягко приобнял девушку, ощущая, как та задрожала в его объятиях, как уткнулась носом в шарф на его груди и замерла в этой позе. Юноша поднял взгляд к затянутому облаками небу. Пышные и легкие снежинки вытанцовывали в еле улавливаемых волнах ветра, закружили вокруг них двоих сверкающий хоровод.

«Нобунага, я не знаю можешь ли ты видеть ее слезы, но присматривай за ней внимательней, она на грани натворить бед».

– Чхи!

– Э, неужели кто-то поминает заморыша Нобунагу? – хохотнул высокий красавец, подпирая спиной толстый сосновый ствол.

Лесной лабиринт, даже укутавшись в белоснежную шубу, пугал своим видом, казался бесконечным и непроходимым. Оголившиеся стволы деревьев будто терлись друг о друга, желая согреться, возлегающие на широких сосновых лапах сугробы могли свалиться на голову и с легкостью поглотить человека с головой. В глухой тишине где-то высоко на ветвях ворчали вороны, доносился скрип покачивающихся под воздействием ветра замерзших веток.

– Нобунага, ты знал, что люди из ближайших деревень прозвали этот лес Дзюкай?

– Нет. Откуда мне знать? Я никогда не выходил за пределы стен города, – фыркнул юноша, искусно подкидывая кинжал за лезвие.

– Да нет, вышел же разок. – Очередная ирония собеседника заставила мальчика потемнеть от злости. – В годы, когда урожай совсем плохой, – продолжал черноволосый, – крестьянские семьи, что не в силах прокормить стариков и младенцев, уносят их в лес и оставляют там умирать. Прямо как отбросов из Черной Цитадели, – осклабился он злобно. – Ты только представь, сколько здесь людей погибло. Кого растерзали звери, кто сошел с ума в ужасающей тьме лесной чащи. Их души вечно будут блуждать по лесу, продолжая искать выход. – Его белозубая ухмылка обрела отчетливые оттенки кровожадности. Он чуть отклонил голову вправо, миновав вонзившийся с треском в ствол дерева кинжал. – Ты знаешь, что у тебя отвратительные манеры?

– Из руки выскользнул, – буркнул Нобунага, грея ладони над языками пламени, что энергично танцевали в своих оранжевых, красных и желтых платьях.

Над огнем шипело насаженное на ветку заячье мясо, распространяя невероятный аромат и вынуждая желудок ворчать в предвкушении.

– Корвус, если ты демон, значит, боги тоже существуют?

– Боги! – выплюнул брезгливо слово красавец. – Ага, как же. Когда тебя на куски рвали звери, и ты вопил нечеловеческим голосом, разве один из милосердных богов протянул тебе руку помощи? – Он разгладил пятерней черную копну волос. – Не припоминаю ни одного случая когда умирающий и бьющийся в агонии человек просил помощи, и в ослепительном теплом свете ему явился бог, протянул руку и сказал: «Пойдем со мной, дитя, ибо приведет этот путь в королевство Тэнгоку37!» Если боги и существуют – им точно нет дела до земных тварей.

– А демонам есть, можно подумать. Вы даете людям желаемое, но берете плату вдвое больше оговоренной. Вдобавок усугубляете трагичность ситуации. Про ваше коварство всегда слагали множество сказок и песен.

– Неужели? Мы рождаемся из человеческих эмоций, знаешь ли. Страх, ярость, жадность, агония, печаль – мы отражение ваших душ и ваше избавление. Мы дарим надежду и возможность достигнуть того, о чем вы могли лишь мечтать. Разве не здорово? За это не жалко отдать любую цену, не так ли?

– Поначалу так оно и есть, но когда настает время расплаты, уверен, каждый старается перетянуть одеяло на свою сторону. Вы слишком коварны, приходится быть осторожным в своих желаниях.

– Говоришь так, будто всю свою непродолжительную жизнь провел среди демонов.

– Хуже. Я провел ее среди людей. Но, так или иначе, в детстве я слышал много сказаний о вас, и каждая, на первый взгляд незамысловатая история, заканчивалась трагедией.

Со дня судьбоносной встречи Нобунаги с таинственным незнакомцем, что оказался демоном, призванным криком души умирающего мальчика, дни протекали в тяжелых тренировках. Ощущая небывалую силу в своих руках, юноша становился тверд как камень, а мрак все плотней окутывал его душу черным колючим одеялом. По прошествии времени Нобунага ощущал все отчетливей, как с каждым новым днем в нем остается все меньше и меньше светлых эмоций. Порой, замерзая в снегах, изнемогая от усталости и перебарывая боль в мышцах от изнурительных тренировок, он проклинал Дзиро, Акэти и всех прочих, по чьей вине оказался в этом треклятом лесу наедине со стихией и голодным зверьем.

Зима пугала своими морозами и бесконечными метелями. Обосновавшись в тесной пещерке, опутанной толстыми корнями старого дуба, словно щупальцами осьминога, Нобунага соорудил себе койку из веток, кострище, холодными ночами укрывался шкурами убитых волков, ел оленину и любую живность, что удавалось добыть. В худшие дни за еду шли тощие белки, а пару раз пришлось и кору пожевать. Но вся суровость ситуации не пугала Нобунагу, он считал, чем жестче условия, тем лучше он будет подготовлен к столь желаемой встрече с самураями легендарной Черной Цитадели. Частенько в его тревожные сны врывались картины расправы над Дзиро, он ощущал будто наяву, с каким упоением пронзает его плоть, слышит его предсмертные вопли, видит перекошенные страхом лица окружающих.

Оити в его снах была редким гостем. Хоть сердце и истосковалось по сестре, ненависть и жажда мести занимали все мысли, помогая просыпаться изо дня в день с новыми силами.

– Угостишь кусочком зайчатины? – полюбопытствовал Корвус, потянув носом в направлении костра.

– Обойдешься. Не похож ты на изголодавшегося доходягу.

– Скупердяй. Вот и помогай тебе после этого!

– Я не просил торчать здесь со мной дни и ночи напролет. Периодически, когда ты появляешься из неоткуда, от тебя несет спиртным. Вряд ли ты испытываешь недостатки в пропитании.

– А я предлагал тебе условия пригодные для зимовки. Показал выход из проклятого леса. Уж кто-нибудь бы приютил костлявого мальчонку, но ты выбрал эту конуру.

– Крестьяне избавляются от стариков и младенцев и с какой-то радости примут с распростертыми объятиями голодранца? Да они скорей в одну голодную ночь зарежут меня и сварят аппетитный супчик.

– Какие мерзости ты говоришь, – поморщился демон.

– Какой ты нежный. – Нобунага с жадностью вцепился зубами в заячье бедро.

Корвус демонстративно сглотнул слюну.

– Так, – тут же заговорил, опустившись подле Нобунаги и потянувшись рукой к языкам пламени, – ты собираешься сделать это сегодня?

– Да.

– Я уж думал, этот день никогда не настанет. А сможешь ли?

– Да, – твердо объявил Нобунага, кинув обглоданную кость через плечо. – Ожидания стали слишком невыносимы. Я не могу спать, не могу дышать полной грудью: все мои мысли занимает встреча с Дзиро Куроносукэ.

– Отобрать чью-то жизнь это тебе не вот абы что. Раньше ты и близко не подпускал подобные мысли. Уверен, что сможешь? Секунда колебаний может стоить тебе жизни.

На этот раз Нобунага не смог выдать моментальный ответ, задумался, нахмурив брови. Демон был прав, но чем чаще в голове вспыхивали картины долгожданной встречи, тем отчетливей юноша понимал, что, когда просил у своего спасителя силы, он имел ввиду нечто большее, чем невероятные физические способности. Именно это он и получил от Корвуса в первую очередь: силу духа, которой ему всегда так не хватало. Все с большей жадностью он предвкушал день, когда столкнется с Дзиро в бою, когда заглянет в его надменные черные глаза и разглядит в них страх смерти. И чем чаще ему мерещилась эта сцена, тем лучше он понимал: Корвус изъял из его груди то, что Сато просил беречь с особым трепетом. Сейчас ему было плевать, он не задумывался к чему приведет эта утрата, что с тропы той ему больше не свернуть, и ведет она во мрак. Ему было плевать.

Корвус поглядывал на Нобунагу с интересом, читая каждую его мысль, получая истинное наслаждение от того, как душа юноши искажается под действием демонической скверны, словно металл, который пожирает безобразная коррозия, точно фруктовый плод, который гниет под воздействием солнечных лучей.

– Не пойми меня неправильно, – проговорил Нобунага твердо и сухо, – Дзиро тот, кто разбил вдребезги мою жизнь, тот, кто отнял у нас с сестрой будущее. Я его не прощу, Корвус. Моя рука не дрогнет, и, если того потребует ситуация, я оборву все жизни, что встанут у меня на пути к достижению цели.

Демон расплылся в елейной улыбке, не сводя хитрых глаз с мальчика, взор которого буквально горел жаждой крови, предвкушая грядущие события, а зловещая – столь нехарактерная этому лицу – ухмылка лишь подтверждала решимость намерений.

– Нас ждет занимательное зрелище, да?

Сумерки навалились на поселение за черными стенами напористо, задолго до того, как если бы последний луч холодного зимнего солнца скрылся за великаном Фудзиямой, но солнце уже который день не могло пробиться сквозь плотную завесу облаков, то и дело источающих снежные хлопья. Деревья замерли черными чудищами, напирали на стены города, будто в намерении его захватить. Улицы моментально погрузились в серо-синюю тень, мороз прикоснулся серебряными красками к стенам домов, стволам деревьев, и в тусклом свете жаровен они казались сотворенными из стекла.

Снегопад начался ранним утром и продолжался на протяжении всего дня, словно стремился скрыть от чужих глаз нечто сокровенное, а к вечеру еще и усилился. Ветер стих, и пушистые белые хлопья размеренно и обильно опускались на все вокруг, создавая идеальную атмосферу умиротворения, но в то же время привносили в воздух нечто таинственное и тревожное.

Наката Сосуке вышел на улицу, упер руки в бока, обратив усталый взгляд к бездонному черному небу и ощущая, как снежинки легким покалыванием трогают его исполосованное морщинами лицо. Втянув носом поток морозного воздуха, он выпустил густое облако пара и зажег светильник у двери. Тьма пугливо бросилась прочь, теперь выглядывала из-за угла старой кузни.

– Будет буря.

Хисимура Сато вот уже вторую неделю кряду пропадал в стенах игорного дома, отдаваясь азартной игре в кости с головой, выпивая, ругаясь и пыхтя табачной трубкой, как все взрослые, что любили захаживать в это злачное место. Игра, алкоголь и растленная атмосфера уносили его усталую душу в те края, где нет забот и печалей. Жаль, что на утро все тягостные реалии возвращались на свои места, и тогда он снова шел играть в кости. Невероятным образом фортуна всегда была на его стороне, всего за три ночи, проведенных в игорном доме, он выиграл достаточно денег, чтобы прикупить себе отличное снаряжение и крепкого боевого коня.

С недавних пор его и еще с два десятка учеников с хорошими боевыми показателями расквартировали в отдельной казарме, но Сато упрямо отказывался от благодатных условий, что Акэти предоставлял, как будто позабыв о том дне, когда юноша чуть было не бросился на учителя с мечом. Хисимура ждал или даже лучше сказать – желал снести наказание за свою дерзость, но вместо этого капитан перестал обращать на него внимание вовсе. Однако игнорировать способности юнца в фехтовании было сложно, и вот его определили с другими молодцами в комфортную казарму. Засиживаясь допоздна в шумном и затхлом игорном доме, Сато редко был в силах добрести до своего нового места обитания и ночевал то в заброшенном додзё, то в теплых конюшнях, а то и вовсе не припоминал, где провел ночь, находясь под сильным воздействием алкоголя или еще чего похуже.

Но в ту ночь, что-то на духовном уровне подсказало Хисимуре Сато отказаться от любимого занятия, и в казармы он пришел довольно рано, завалившись на свое спальное место, тут же погрузившись в глубокий сон без сновидений.

Дозорные на стене близ центральных ворот оживленно расхаживали из стороны в сторону, побрякивая поросшими инеем доспехами. Они кутались в подбитые овечьей шерстью хаори подобно замерзшим птенцам, крепко вцепились окоченевшими руками в копья. Казалось, их конечности примерзли к оружию.

– Дзигоку их всех побери! Когда нас уже сменят?! Время – почти полночь! Я ни то, что рук, ног, я зада собственного не чувствую! – проскулил первый, с носом большим, плоским и красным от холода.

– Тебе не кажется, что эта треклятая зима никогда не кончится? Знаешь сколько всего я надел под доспех, чтобы не окоченеть? – прогоготал судорожно и стуча зубами второй, опираясь на древко копья всем весом. – Сколько мы тут уже торчим? Пойдем, погреемся у огня на восточной стене?

– Рисковать любишь, как я погляжу? Если Дзиро-сама узнает, что мы ушли с поста, он с нас три шкуры спустит.

– Прежде чем добраться до моей шкуры, ему придется разобраться со всей этой одежкой сверху.

– Лучше подождем, пока нас сменят. Осталось-то всего-ничего.

– Всего-ничего и я отморожу себе причиндалы! Быстро добежим, отогреемся и вернемся. Мышь не успеет проскочить! И вообще, ты хоть раз видел, чтобы к этим стенам кто-то подходил из внешнего мира?! Зимой в этот лес только сумасшедший сунется! Давай, шевелись!

Они украдкой двинулись вдоль по стене, стараясь создать минимальное количество шума по замерзшим камням. Тот, что шел позади, замедлился, вперил настороженный взгляд в черную и непроглядную бездну лесной чащи, навострил уши. Сердце его волнительно дрогнуло, он навалился на край стены, потер перчатками глаза, качнул головой.

– Эй, ну чего ты там застрял?! Давай быстрей уже!

– К воротам кто-то приближается.

– Хо-хо-хо! Шутка давно устарела! Ёкай с тобой, мерзни в одиночестве! – отмахнулся первый, но носатый схватил его под руку и грубо подтолкнул к краю стены, предварительно выслушав причитания и ругань.

Уставившись по направлению леса, оба солдата затаили дыхание и прислушались. И правда, во тьме голых деревьев слышался равномерный хруст снега, который можно было бы принять за приближение заблудшего зверя, если бы через мгновенье погодя от мрака деревьев не отделился высокий тощий силуэт, приближающийся к стенам неспешно, но уверенно. Не спуская глаз с внезапного пришельца, дозорные все той же украдкой вернулись на смотровую башню, притаились у края стены, а когда незнакомец подступил довольно близко, убедились, что это не коллективные галлюцинации на почве обморожения головного мозга.

– Глазам своим не верю, – проговорил большеносый, потянувшись к большому арбалету на спине. – Первый раз за несколько лет почувствовал себя полезным на посту.

– Как только этот старик добрался до сюда?! В такой мороз, ночью! Гляди, да он раздетый! – вылупился второй и уверенно выхватил арбалет, наведя на незнакомца. – Эй! Ни шагу больше, старик!

Пришелец не дрогнул, темп его движений не изменился. Лохмотья на теле развивались в такт шагам, серебряные спутанные пряди волос беспорядочно ниспадали по спине и плечам.

– Ты что, глухой?! Остановись и назови себя! Клянусь, я нафарширую тебя сталью, если ты не остановишься!

Ответа не последовало, «старик» остановился в относительной близости от громоздких ворот, что с некоторых пор прятались за мощной армированной решеткой, оценивающе прошелся по ней взглядом снизу-вверх, все еще не обращая внимания на доблестных защитников города. Дозорные недоумевающее переглянулись и посчитали не лишним снять оружие с предохранителей, взять незнакомца на прицел. Вдруг заприметив в его руках кинжал, необъяснимо для самих себя напряглись, прижались к ледяным арбалетам, трепетно поглаживая пальцами спусковые крючки.

Седоволосый расправил плечи, ловко развернул танто в руках, схватился двумя руками за его короткую рукоять и широким замахом вонзил в землю, погрузив целиком под рыхлый снег. Солдаты уставились на него с тем выражением лиц, с которым дети, впервые придя в цирк, наблюдают за движением рук фокусника, ожидая, когда же из его платка вылетит голубь.

– Шаман какой что ли? – прыснул с усмешкой один.

– Нашамань нам выпивки, мужик! – хохотнул второй, расслабившись и закинув арбалет на плечо.

Однако, когда из тьмы на них уставились горящие алым огнем глаза, ухмылки свернулись на лицах вояк кислым молоком, они трясущимися руками вернули оружие в боевое положение.

– Что за ерунда такая?!

Не успели дозорные опомниться, как на их глазах развернулось небывалое зрелище: земля вздыбилась, ожила под ногами вторженца, пошла волнами, всколыхивая снежные вихри вверх так, будто под ней притаилось чудовище невообразимых размеров, будто вот-вот вырвется на свободу. Разрушительные воздушные потоки с оглушительным ревом расчертили землю глубокими бороздами и стремительно накинулись на непреступные ворота. Раздался раскатистый грохот, за ним другой, от силы удара стена заходила ходуном, затрещала.

Не на шутку перепуганные стремительно набирающей обороты ситуацией, дозорные рухнули ничком, укрывшись за каменными бортами стены от снежного облака, которое накрыло высоченную стену и смотровые башни подобно яростной лавине. Снежный вихрь в сопровождении щепок, пыли и кусков разодранной в клочья решетки взмыл высоко вверх, пронесся со свистом над головами солдат и, грохоча, обрушился на территорию города, вонзив обломки в стены и крыши домов. Могучую армированную решетку раскурочило ровно посередине, металлические пластины выгнуло в разные стороны, ворота так вообще сорвало с петель, одна из них разлетелась в щепки по всей центральной площади, вторая надломилась посередине и свисала на одной уцелевшей петле.

– Кодама38 его забери, что… что только что произошло?! Что это такое?!

– Я не знаю! Не знаю я! Стреляй! Стреляй в этого демона! Не знаю, что он там наколдовал, но он явно пришел не с целью просить ночлега!

Вынырнув из укрытия, дозорные не пожалели целой партии болтов, но седоволосый лишь лениво отмахнулся рукой, словно отгоняя от себя надоедливую муху, и болты, столкнувшись с невидимой преградой, разлетелись россыпью в разные стороны. Лица защитников города исказила гримаса ужаса, они притаились за стеной, переглянулись, отбивая зубами дробь не столько из-за холода, сколько от охватившего их ужаса.

– Немедленно звони в сигнальный колокол, а потом стрелой лети и доложи Дзиро-сама! – затараторил носатый. – Я попытаюсь его задержать в пределах площади!

Товарищ моментально сорвался с места в направлении лестницы.

– Мог хотя бы сделать вид, что переживаешь за меня! – жалостливо заскулил вояка.

Одеревенелыми ногами спустившись по лестнице к разодранным в клочья воротам, он встал под сводчатой аркой и, дрожа от ужаса, стиснул древко копья, как ему казалось достаточно крепко, учащенно выдыхая густой пар сквозь стиснутые зубы, которые не прекращали стучать. Похоже, что всполошенные поднявшимся грохотом дозорные на других своих постах, наконец, заподозрили нависшую над их непреступной крепостью угрозу, потому как теперь со всех смотровых башен доносился бой сигнальных колоколов. На стенах цепной реакцией загорался один костер за другим, а к площади устремился немалый отряд самураев из двадцати или даже тридцати человек. Засвидетельствовав дыру в воротах, они тут же выхватили оружие и, перекрикивая друг друга, вопрошали у своего соратника о нападающих и сложившейся обстановке.

Очевидец вторжения молчал, сосредоточенно и не моргая глазея за пределы раскуроченных ворот. Оттуда, из бесконечной тьмы лесной чащи, доносился размеренный хруст шагов по снегу одного единственного человека. Неспешный, уверенный и пугающий.

– Дзиро-сама! Нападение! Ворота прорваны! Нападающего сдерживает на площади дозор западной и северной башен, но это лишь вопрос времени!

Лицо главнокомандующего вытянулось как кожаная мембрана, которую натягивают на боевой барабан. Поначалу донесение показалось ему очень дерзкой шуткой, но побелевшее лицо и округлившиеся как две тарелки глаза солдата, заставили отнестись к новости серьезней.

– Сколько их? Чьи знамена? У них что, осадные машины? Как они прорвались через армированные ворота толщиной в полметра?

– Один…

– Что?

– Он один.

– Смеяться надо мной вздумал, пес?! – взревел Дзиро и схватился за рукоять катаны.

Дозорный рухнул генералу в ноги, чуть ли не расшибив лоб об пол, и завопил истерично:

– Дзиро-сама! Клянусь! Я собственными глазами видел, как старик в лохмотьях…

Оглушительный грохот не позволил солдату договорить. Часть стены, будто от удара тараном разлетелась в щепки, балка, удерживающая потолок, затрещала, надломилась, и часть крыши, утратив опору, провалилась в помещение, подняв в воздух облако пыли. Дзиро еле успел отскочить назад, глаза заметались из стороны в сторону, стремясь уловить образ врага. На какой-то момент воцарилась оглушительная тишина, в которой раздавался лишь шелест опускающихся всюду обломков. Снегопад проник в комнату через образовавшуюся дыру в крыше, плавно ложился серебряной пылью на все вокруг.

– Ты веришь в судьбу, Дзиро Куроносукэ?

Голос прозвучал с леденящей кровь надменностью, заставив напыщенного Дзиро покрыться потом, невзирая на ворвавшийся в помещение холод. Холод ворвался прямиком в его каменное сердце, сковав цепями страха, покрыв тело от макушки до пальцев ног мурашками. Перешагнув через деревянную колонну, что надломилась ровно посередине и распласталась через добрую часть комнаты, из клубов пыли проявилась высокая фигура. Белые, точно снег, волосы вытанцовывали в еле ощутимых дуновениях ледяного ветра, лохмотья ученической униформы Цитадели свисали лоскутами, а рубинового цвета глаза вонзались в ошарашенного Дзиро с вызовом.

В пределах стен города он всегда чувствовал себя в безопасности, окруженный верными, как ему всегда казалось, самураями. Целиком отдаваясь потокам безмятежности и размеренного спокойствия, он знал предел своих сил и был уверен в собственной непревзойденности перед другими воинами. Но сегодня все эти чувства разбились вдребезги, как хрустальные, приоткрыв за собой страх перед невиданной прежде силой.

Враг наступал, а жажда крови, парящая вокруг его разгоряченного стана, заставляла каждый волос на теле стоять дыбом.

«Белый. Демон».

– Н-нобунага?

Нобунага с презрением разглядывал Дзиро: его округляющийся посекундно взгляд, плотно стиснутые зубы, искривленный рот, неуверенные движения. Он так долго ждал этой встречи, так долго желал увидеть все эти эмоции на его лице, что не смел торопить столь вожделенный момент, услаждая себя видом ошеломленного врага.

«Ущипните меня, ду́хи! Этого не может быть. Просто не может быть… Мне это снится!»

Дзиро лихорадочно заморгал, качнул головой, присмотрелся с прищуром, и ему почему-то стало казаться, что его тело состоит из размякшей глины – таким неуклюжим и неповоротливым он внезапно ощутил себя. Он хотел привычным командным голосом усмехнуться и высмеять безоружного мальчишку в лохмотьях, но почему-то не смог. Его лицо лишь нервно задергалось, а дыхание неожиданно сперло. Он, дивясь непривычной скованности, смог лишь негодующе захрипеть подобно старой телеге.

– Что нас делает сильными, Дзиро? – Юноша вскинул голову кверху, не отрывая взгляда от оцепеневшего генерала Цитадели, и его рот скривился в ядовитой ухмылке. – Когда-то ты задал мне этот вопрос. Тогда я трусливо промолчал, но теперь абсолютно точно могу ответить. Ненависть. Агония. Ярость. Да, пожалуй, именно эти эмоции посадили во мне семя, что проросло и преобразовалось в некую сущность.

Настал черед молчать Дзиро Куроносукэ. Он молчал и чувствовал, как остывает его тело от панического и необъяснимого страха.

«А всегда ли он был так высок и жилист?! Всегда ли смотрел на окружающих, словно на грязь?! Всегда ли его голос звучал так холодно и твердо?! Это кошмарный сон?! Пусть это будет кошмарным сном!»

Генерал заставил себя выпрямить плечи; стремясь унять дрожь в руке, потянул катаны из ножен. Уголки губ скривились в подобии ухмылки.

– Слишком дерзкие речи для мертвеца в дранье!

Юноша повел пренебрежительным взглядом по комнате, будто выискивая что-то определенное. Глаза остановились на дальней стене, изучили мощную дубовую подставку, прячущуюся во мраке безлунной ночи. Его взор заметно смягчился, а через секунду уже жадно пожирал длинное черное лезвие инферитового нодати, словно перед ним предстало не оружие, а молодая обнаженная женщина. Он вожделенно сглотнул, втянул в себя морозный воздух, ощутив, как приятная дрожь пробирает каждый миллиметр тела и потянулся вперед рукой, будто меч располагался в досягаемой близости.

Нодати задрожал, ожил под натиском его карминового взгляда, инферитовое лезвие зазвенело как живое.

С треском сломав дубовую подставку, меч сорвался со своего места и в ту же секунду оказался в руке Нобунаги.

Он с упоением ласкал взглядом черную заточку, измерил вес оружия в руке, полюбовно обвил пальцами плетеную рукоять.

Дзиро не верил собственным глазам, слова старой ведьмы, что пророчила ему смерть несколько лет назад, гремели в голове раскатами грома.

«Чушь собачья! Это всего лишь мальчишка в лохмотьях! Я – военачальник легендарной Черной Цитадели! Меня не напугать жалкими фокусами! Я закаленный в боях воин! А он… он – призрак! Наваждение!»

Разгорячившись ошибочным самовнушением, генерал сорвался с места в лобовую атаку, нанес яростный удар с двух рук, навалившись всем весом на рукояти катан, но мальчишка лениво и будто совсем не напрягаясь, блокировал удар, отбросил оппонента назад легким движением руки, тут же атаковал. Ошарашенный Дзиро сиганул в сторону, чудом избежав быстрого горизонтального удара. Под ноги попалась опорная поломанная балка, он спотыкнулся, чуть не завалился, но юноша не воспользовался неуклюжестью врага. Его глаза смеялись, линия губ изогнулась в насмешливой ухмылке.

Собрав решимость в кулак, Куроносукэ стремглав кинулся в атаку вновь, затанцевал вокруг, нанося удары – как ему казалось – быстро и неистово сильно. Однако Нобунаге не составляло труда отбивать их непринужденными движениями руки. И лишь уловив испарину на лице генерала, услышав тяжелое дыхание, мальчик, наконец, пошел в наступление. Он стремительно сменил стойку, наступая твердо, махая клинком широко и невероятно быстро, словно в его руках был не тяжелый двуручный меч, а деревянная палка. Дзиро, стиснув зубы, отступал, ощущая, как при каждом блоке вражеских ударов боль волной прокатывается от кисти до самого плеча.

Сталь и инферитиум пели звонко в глухой ночи, высекая серебряные россыпи искр, которые подсвечивали кружащийся вокруг воинов снегопад. Не в силах удержать наступление мальчишки, генерал пятился до тех пор, пока не уперся спиной в опорную колонну, с трудом успел увернуться от горизонтального удара, что рассек толстое дерево, словно травинку. Столб тут же повалился под тяжестью потолка, и очередной кусок крыши рухнул с грохотом в комнату. Дзиро чудом избежал обвала, но неудачно отпрыгнул в сторону и, подвернув ногу, инерционно завалился в груду обломков.

– Не думал, что ты будешь настолько жалок, Дзиро Куроносукэ. Посмешище. Как смеешь ты судить других?

В голосе мальчика действительно звучали ноты разочарования. Он медленно зашагал к генералу, опустив клинок к полу, развернув его устрашающе заточкой вперед.

– Нобунага, ты…

– Нобунага – мертв, – обрубил юноша со стальным холодом в голосе. – Ты же так хотел избавиться от мальчишки, верно? Поздравляю. В тот же вечер его на куски растерзали волки. Уверен, ты был так доволен собой, что отмечал столь грандиозную победу над слабым и никчемным ребенком несколько дней подряд. Думается мне, что даже выигранные сражения не приносили тебе столько упоения, как мысль о том, что ты избавился от бедолаги Оды Нобунаги.

Дзиро потерял живой цвет лица. Он торопливо поднялся на ноги от зловещего наступления, морщась от неприятной боли в бедре. Ничто и никогда прежде так не пугало его. Казалось, перед ним кружит злой дух, от которого нет спасения, который не успокоится, пока не сожрет душу жертвы.

«Почему я дрожу?! Это всего лишь мальчишка в лохмотьях! Без доспехов! С одним громоздким и неповоротливым мечом в руке! Да как он смеет так смотреть на меня?! На меня! На Дзиро Куроносукэ!»

Высокомерие брало верх над здравомыслием, притупляло чувство самосохранения. Воин выпрямился, принял среднюю стойку, расставив ноги широко одна от другой и держа мечи один снизу, другой вверху, подле лица. Юноша терпеливо ждал решительной и яростной атаки, не сводил взгляда с генерала, игриво перебирая пальцами по черной плетеной рукояти. Ему нравилась тяжесть меча, нравилась его длина и великолепный баланс. Он успел восхититься остротой инферитового лезвия, восторгался этим произведением искусства, сотворенным стариком Накатой Сосуке.

В гулкой тишине ночи прокатились командные вскрикивания и шум множества ног по хрустящему снегу. Не слишком расторопно, но высшее командование Цитадели спешило на помощь своему командиру. Нечеловеческой чуткости слух мог с точностью подтвердить, что меньше, чем через минуту они будут здесь.

«Наконец-то».

Юноша зловеще осклабился, принял верхнюю стойку, держа громоздкий нодати подле лица в горизонтальном положении и ждал. Вот и Дзиро распознал приближающееся подкрепление, почувствовал себя уверенней, перестал дрожать и теперь сжимал катаны значительно крепче.

Только капитаны вбежали в дом, пробираясь через обломки, генерал раскованно ринулся на врага, замахнулся широко и быстро. Беловолосый ловко увернулся, пропустил Дзиро вперед, ударил в спину, но тот вовремя крутанулся на левой ноге и парировал тяжелую атаку. Парирование не помогло, удар швырнул его в сторону. Не успел он сделать вздох или даже глазом моргнуть – враг наступал. Твердо, уверенно, устрашающе, как стихийное бедствие. Нобунага бил с такой силой, что каждый парированный удар заставлял мускулистого Дзиро неотвратимо отступать. Он знал, что долго так не простоит, что вот-вот его оборона рухнет, и был готов предпринять решительные действия, но не успел.

Инферитовый нодати с треском сломал одну из катан, которой Дзиро прикрыл фронт. Черная бритва с характерным звуком вонзилась в плоть, прошлась прямым маршрутом от плеча до самого пупка. Кровь темным сгустком сиюсекундно рванула из раны, чавкнула на пол. Дзиро вытаращил глаза, не мог выдавить из себя и звука, почувствовал, как тело моментально опутало онемение.

Зрители испуганно охнули. Нобунага услышал, как кто-то смелый и решительный бросился на него со спины, но не оторвал взгляда от побелевшего лица генерала, не мог прервать наслаждения зрелищем, гвоздем которого были страх и агония.

Смельчак подбежал быстро и уверенно, с воинственным криком замахнулся широко из-за головы. Юноша раздраженно прищелкнул языком, обернулся за секунду до удара и остановил обрушивающийся ему на голову клинок голой рукой. Зрители не сдержали эмоциональных воплей.

По кисти тонкими струйками побежала кровь. Напавшая Китаморэ Эри не поверила собственным глазам. Она побледнела, уставившись прямиком в кроваво-красный взор юноши, испепеляющий ее ненавистью и жаждой крови, попыталась рывком вернуть власть над мечом, но тщетно. Хватка оказалась каменной.

Узнав в лице нарушителя давно погибшего ученика, Мицухидэ моментально покрылся ледяным потом и торопливо спрятался в толпе, заинтересованно поглядывая и ожидая развязки. Среди собравшегося старшего состава Цитадели присутствовали и ученики, которые застыли, точно статуи, испуганно шептались, обнажили оружие, но не решались идти в атаку.

Китаморэ, наконец, высвободила клинок из рук врага, даже не допуская мысли, что ей это позволил сделать сам Нобунага, отступила назад, пошла стороной, выжидая момент для атаки. Нобунага не шевельнулся, следил за ней горящим во мраке взором.

Дзиро тем временем исчерпал последние свои силы, и как бы он не хотел становиться перед врагом на колени, тяжесть собственного тела потащила его прямиком в бездну. Он рухнул на пол, истекая кровью, тяжело дыша и упрямо стремясь держаться в сознании. Юноша рывком смахнул кровь с черного лезвия меча и ждал яростного нападения капитанов, но видимо одна лишь Эри желала сражаться за судьбу своего генерала.

– Посмешище. Как смеете вы называть себя самураями, когда ваш господин скулит у моих ног в луже собственной крови, а за его честь сражается женщина?

От этих слов воительница почувствовала себя невероятно значимой, безотчетно рванула в лобовую атаку, замахнулась из-за правого плеча. Но враг, к всеобщему сожалению, тут же пресек и эту попытку, отбив катану вниз и в сторону, моментально ошарашил ударом ноги под ребра. Женщина жалостно взвизгнула, рухнула на колени, согнулась в сухих рвотных позывах, не успела опомниться, черный нодати обрушился сверху, вонзился в плечо и с жутким хрустом остановился лишь в районе груди. Китаморэ Эри схватила ртом воздух, широко раскрыв глаза, затем обмякла всем телом и повалилась на пол, перестав подавать признаки жизни.

– Не-е-ет! – возопил Дзиро дрожащим от исступления голосом, тут же поймал взглядом перепуганные лица капитанов, что в ужасе пятились назад. – Чего стоите?! Убейте сопляка! Убейте!!!

Но вопреки его ожиданиям толпа оцепенела в ужасе, не решалась и пальцем шевельнуть в направлении убийцы.

– Так вот значит, как выглядит хваленая самурайская верность. Надо же. Что за отвратительное зрелище. Я рублю их господина на куски, а они трусливо отводят взгляды и дрожат, – проговорил Нобунага, рассматривая с презрением лица всех собравшихся. – Дзиро, для чего же существует Черная Цитадель, будь добр мне напомнить? Потому что я явно чего-то недопонимаю. Для чего столь жесткий отбор рекрутов? Ты собираешь непобедимую армию, которая способна дать бой даже приспешникам Дзигоку? А ведь я выбрался из самых глубин Дзигоку, чтобы ощутить на себе всю вашу легендарную силу, Черная Цитадель. Подходите. Можете даже все вместе. Ну же.

Генерал молчал. Собравшиеся молчали.

– Спрятался в черных стенах, и носа не кажешь наружу. Развлекаешь себя детскими побоищами, пьешь и трахаешь собственных подчиненных. – Он брезгливо бросил взгляд на бездыханную Китаморэ. – Поразительно, – паскудно ухмыльнулся, – да вы все тут друг друга стоите.

Колкие на слух слова мальчишки злили Дзиро, он кипел изнутри от негодования, стиснул зубы и рычал, желая подняться на ноги. Однако обильная кровопотеря обрубила на корню любые попытки оказать сопротивление.

– Нобу-нага… ты…

– Не зови меня этим именем, я не желаю его больше слышать. Мое имя – Татсусиро Сабуро.

– Хах, – криво усмехнулся поверженный генерал. – Какой вздор…

Сабуро наблюдал, как он медленно разворачивает катану в руке, держа ее за лезвие посередине.

– Как наивно, – фыркнул насмешливо. – Думаешь, я позволю тебе совершить сэппуку39? Ты не достоин таких почестей.

И с этими словами, Сабуро выбил из рук Дзиро оружие. Все собравшиеся затаили дыхание, но ни один даже не подумал прервать казнь, когда седоволосый юноша демонстративно воздел клинок над головой генерала, устремил надменный взгляд в его побелевшие от страха глаза.

«Тень врага, чьи кости покоятся под пеплом, настигнет тебя холодной ночью! Белый демон утащит тебя в Дзигоку!»

«Ведьма оказалась права. Неужели от кармы не сбежать?! Как могло случиться, что этот крысеныш выжил?!»

Он метнул взгляд на толпу, выискивая в ней Акэти Мицухидэ.

– Мицу-хидэ… собака… предатель…

Дзиро лихорадочно затрясся, зарычал, будто хотел отпугнуть надвигающуюся на него смерть. Сабуро вперился в его глаза, желая выманить последние слова, прежде чем тяжелый нодати отделит голову от тела, но генерал лишь сплюнул кровь, судорожно ухмыльнулся и буркнул:

– Будьте вы все прокляты… Слышите?! Будьте прокляты все вы!!

Клинок тяжело обрушился на лидера Черной Цитадели, и его голова покатилась с глухим звуком по полу. Тело грузно повалилось на бок, выбрасывая из шейной артерии фонтаны крови, орошая лицо победителя карминовыми каплями.

Хисимура Сато не сразу пришел в себя от всего случившегося, но быстрей всех остальных. Все это время он не мог поверить в картину, что развернулась на его глазах. Он признал в седовласом убийце погибшего друга, но далеко не сразу. В его груди замерло волнение, он хотел выбежать вперед, позвать его по имени, но почему-то тело не подчинялось приказам, замерло в оцепенении, словно перед ним предстал разъяренный и очень опасный зверь.

Неуверенным шагом, рыжий протиснулся в первые ряды. Рубиновые глаза сразу переключились на него, но не было прежней теплоты в том взгляде. Сато смело сделал несколько шагов в сторону друга.

– Нобунага…

Черное лезвие так быстро метнулось в его сторону, что Хисимура еле успел среагировать. Конец нодати неотвратимо резанул кожу вдоль щеки от уха до переносицы, перечеркнув свежий вертикальный шрам.

– Не подходи. Лицемер.

И даже жгучая боль от свежей раны так не взволновала Сато, как эти болезненные на слух слова. Он пошатнулся на ослабших ногах, будто его ошарашили тяжелым обухом по голове, заморгал округлившимися глазами.

«Лицемер?!»

Заметив краем глаза, как Оити проплыла мимо, как уверенно двигается в сторону убийцы, он хотел схватить ее за руку, остановить, но рука дрожала, и не нашлось сил даже пальцем шевельнуть.

«Признай ее, Нобунага. Признай хотя бы ее. Прошу тебя. Она страдала. Все эти полгода, она страдала. Если ты ее отвергнешь, она сломается. Навсегда».

Капитаны, еле дыша, проводили отважную девушку взглядами, боясь засвидетельствовать очередную кровавую расправу.

Взор Нобунаги перетек на нее. Девушка двигалась легко, изящно и уверенно, словно дикое животное на охоте. И когда их глаза встретились, твердая рука, стискивающая покрытый кровью громоздкий меч, медленно опустилась вниз. Убийца весь будто воспрянул, в одно мгновение стряхнул с себя ауру жажды крови, что все это время парила в воздухе. Рубиновый взгляд смягчился и тепло, что он источал, могла ощутить лишь эта юная особа.

Он не мог отвести взгляда, захотел дотронуться до сестры, но не смел себе позволить коснуться ее залитыми кровью руками. Она смотрела на него, широко раскрыв искрящиеся зеленые глаза и затаив дыхание. Смотрела, точно на героя из сказочных легенд. Смотрела, молясь, что это не сон, ведь в своих снах Оити слишком часто видела возвращение брата. Так часто, что, внезапно врываясь в реальность, бежала со всех ног в додзё, искала его взглядом, а потом все внутри нее будто осыпалось, когда приходило осознание, что это лишь жестокий обман, игры ее уставшего разума.

Но теперь, невзирая на зловещий облик, он стоял перед ней. Живой. А рубиновое море его глаз дарило тепло. Девушка собиралась наплевать на все и бросится в объятия возлюбленному брату, как вдруг легкое и бесшумное движение в толпе, моментально сменило блаженный настрой Сабуро на враждебный.

– Мицухидэ.

Капитан хотел воспользоваться трогательной сценой воссоединения брата с сестрой и незаметно улизнуть, однако не взял в расчет, что впредь от этих глаз ничто не ускользнет. Холод проскреб по спине Акэти Мицухидэ ледяным лезвием, и почудилось, что на него наставили тысячу мечей. Он замер, старался дышать ровно и унять дрожь в руках, но Татсусиро чувствовал его страх так же четко, как волки чувствуют запах крови. Недолго думая, Акэти развернулся, вышагнул вперед сбившейся в кучу толпы и без доли сомнений склонился в глубоком поклоне, коснувшись лбом пола.

– Татсусиро-сама! Я, Акэти Мицухидэ, с этого момента присягаю вам на верность!

– Мицухидэ, – прорычал красноглазый, – я должен тебе кое-что вернуть.

Акэти показалось, что его сердце вот-вот проломит грудную клетку и убежит в неизвестном направлении, он учащенно дышал, рассматривая пыль и капли свежей крови на полу, и подсознательно молился всем богам сразу. Новоиспеченный владыка Черной Цитадели упивался сим долгожданным моментом. Моментом, когда все те, кто насмехался и шпынял беззащитного мальчика, будут поглощены страхом, а в особенности эта змея – Акэти Мицухидэ.

Танто со звоном вонзился в пол, едва не угодив в руку капитана. В этот момент тот настолько сжался, что вызвал у Татсусиро ядовитую ухмылку.

– В тот страшный день ты вселил в меня надежду, Мицухидэ. Я принимаю твой меч к себе на службу.

Капитан прижался так плотно к полу в поклоне, что чуть ли не вдыхал пыль и обломки с досок.

– Но не думай, что я когда-нибудь забуду, какую службу ты сослужил Дзиро Куроносукэ.

В небе брезжал рассвет, окатив постельными красками небесное полотно от бледно-желтого цвета к фиалковому. Над острыми макушками сосен затаился серп молодой луны, звезды одна за другой таяли на холодном зимнем небосклоне. Снегопад, наконец, отступил. Великан Фудзияма на фоне предрассветного неба казался плавником огромного подводного чудища, вздымающегося над черным морем леса Дзюкай.

Солнечный свет только лизнул крыши домов, а центральная площадь уже собрала всех жителей города. Непонимание и волнение отражали их сонные лица. Стоял приглушенный гул, но, когда на площадь ровным порядком вышли достопочтимые офицеры Цитадели – обратился мертвой тишиной. Облаченные в белые кимоно, они покорно опустились на заранее подготовленные для грядущего обряда коврики. Собравшиеся могли видеть их бледные лица, но также ощущали смиренный настрой, обусловленный благодарностью к тому, кто осудил их и предоставил такой щедрый дар, как шанс смыть свой позор благородным обрядом сэппуку.

Шестеро самураев, не переговариваясь и не обмениваясь взглядами, подняли с ковриков ритуальные кинжалы. В этот момент на площади появился высокий седоволосый субъект, облаченный в дорогой наряд черного цвета.

Наката Сосуке с ужасом распознал в чертах лица юноши Оду Нобунагу. Он прижал обе руки к груди, раскрыл рот и не отводил ошарашенного взгляда. Другие же не признали в молодом самурае одного из казненных ранее учеников, перешептывались и спорили.

Юноша встал за спинами осужденных, внимательно наблюдая; одним лишь взглядом распорядился, чтобы к ним подошли назначенные для проведения ритуала кайсяку40, коих выбрали случайным образом из младшего офицерского состава. Шестеро самураев скинули с плеч кимоно, оголив свои тела по пояс, легкими и уверенными движениями обнажили лезвия кинжалов. В ответ на эти действия, кайсяку извлекли из ножен катаны, приняли стойки, занеся мечи высоко над головами.

Тишина резала слух, никто даже не пикнул, пока осужденные вспарывали себе животы. Кто-то еле слышно охнул, только когда кайсяку резким взмахом мечей отделили головы от тел, облегчив тем самым участь осужденных.

Непонимание представшей картины выросло до уровня вызывающей страх неизвестности. Люди боялись обмениваться комментариями с рядом стоящими и лишь мысленно вопрошали себя: «Кто этот юноша?», «Где Дзиро Куроносукэ-сама?»

Акэти Мицухидэ стоял по правую руку от новоиспеченного командира, и никто прежде не видел его настолько запуганным и жалким. Суровая судьба соратников быстро сбила с него спесь и нахваленное бесстрашие.

– Дзиро Куроносукэ – мертв, – заявил громко Татсусиро Сабуро всем собравшимся. – Его порочная власть опутала это место щупальцами растленности, насквозь пропитала похотью и другими премерзкими пороками. Он настолько поработил ваши безвольные умы, что вы напрочь позабыли об истинном назначении Черной Цитадели. – Он выдержал театральную паузу, обводя площадь острым взглядом. – Я верну Цитадели былое величие и обещаю, что вы никогда не пожалеете, что служили под моим началом. Только сомкнув ряды, мы добьемся желаемого, только сплоченность и единые цели принесут нам победу в грядущих испытаниях.

Страна находится в состоянии войны уже слишком долго, и я не собираюсь отсиживаться за стенами города, не намерен возлагать всю грязную и кропотливую работу на плечи других. Я желаю видеть Японию процветающей и сильной, как когда-то пожелал ее такой видеть Такахиро Рюсэй. Но одному мне не справиться. Без вас мне не достичь цели, не пройти этот тернистый путь. Поэтому взамен на мое покровительство я прошу от вас лишь преданности. Не мне, а общему делу. Я не требую от вас слепого повиновения, но прошу доверить мне опеку над вашими судьбами! – Волнение и возбуждение переполняло его сильный голос, он всматривался в лица собравшихся пламенным взором, но нашел в их глазах вовсе не то, что ожидал увидеть. Страх, сомнения, недоверие – отражали глаза этих вдруг оробевших людей. – Кто не разделяет моих взглядов, – продолжил, сбавив обороты, – или не желает признавать меня как лидера – могут уйти прямо сейчас. Ворота открыты, вас никто не остановит.

Притихшая толпа как будто зашевелилась, расправилась, молча переглядывалась, и не нашлось ни одной души, что пожелала бы покинуть город. Был ли это страх? Или же они поверили в грядущие изменения к лучшему? Тогда сложно было рассудить, но Татсусиро Сабуро с наслаждением отметил внезапную покорность определенных личностей, для которых покорность была прежде чуждым чувством.

Всю следующую неделю Татсусиро не покидал своих покоев, с головой погрузился в пергаменты и карты; в скором времени пол и стол в несколько слоев покрылись горами бумаг. Он ни с кем не разговаривал, никому не давал аудиенции. Не позволил себя отвлекать даже сестре.

Спустя шестнадцать дней Акэти прибыл с докладом и новостями из соседних земель. Он отметил, что под глазами молодого человека легли синие круги, однако взгляд не утратил леденящего холода, не подавал даже малейших намеков на усталость. Капитан доложил, что реконструкция стен и ворот успешно завершена, что внесены ранее оговоренные изменения в устав.

Сабуро долго водил строгим взглядом по пергаменту, по завершению одобрительно кивнул головой и скрепил внесенные в устав изменения своей собственной печатью. Больше не было показательных турниров, отменилось деление на элиту и всех остальных. Зато разнообразился вид войск, численность которых он собирался непременно приумножить. Теперь в состав армии входила тяжелая кавалерия, копейщики и лучники асигару, знаменосцы и писари, конная и пешая стража. Мицухидэ сильно удивился таким познаниям юноши в военном деле, стремился давать советы, но в ответ получал насмешки и язвительное недоверие.

Татсусиро оставил Акэти ранг капитана, назначил его командующим разведкой вместо Китаморэ. Теперь все синоби и теневые отряды в целом подчинялись исключительно ему.

Оити он присвоил титул советника, наделив полномочиями, равными своим и, после выяснения некоторых интересных обстоятельств, касаемых довольствия и бюджетных отчетов, поручил распоряжаться припасами и казной.

Сабуро стоял на веранде – как когда-то на этом самом месте любил стоять Дзиро Куроносукэ – внимательно разглядывал укутавшиеся в белые кимоно вишневые деревья. На ветку прыгнул снегирь, и алмазная пыльца осыпалась россыпью самоцветов. Юноша втянул полной грудью морозный воздух, который заколол легкие, и выпустил через рот облако пара.

Приклонив колено, склонив покорно голову, за его спиной ожидал Хисимура Сато. Он потупил глаза в зеркальный пол и ждал. Ждал возможности обмолвиться хоть словом с этим неизвестным теперь ему человеком, постараться понять столь враждебный настрой. Сердце все еще ныло от раны, которую нанесло одно лишь слово.

«Лицемер.

Что с ним происходило эти полгода? Как он смог выжить? И почему стал таким? О чем он думал холодными ночами? Я не могу с ним беседовать как раньше. Хочу, но не могу».

– Слабаки никому не нужны, Сато. – Голос разорвал тишину так внезапно и вырвал рыжего из потока мыслей так резко, что тот вздрогнул. – Ты всегда считал, что я лишь мешаюсь под ногами подобно грязи, не так ли?

Сато стиснул зубы, молчал. Любой ответ в сложившейся ситуации будет неверным. Любой его ответ сейчас способен вызвать лишь злость у этого человека. Сато знал это и чувствовал; он знал, что новоиспеченный командир вызвал его на аудиенцию не для дружеской беседы и приготовился отвечать без обиняков.

– Ответь же мне, я не понимаю: зачем ты возился со мной столько времени?

Сато молчал.

– Я хочу, чтобы ты обнажил меч.

Хисимура содрогнулся всем телом и устремил округлившийся взгляд в темно-рубиновые глаза Сабуро, что с презрением вперились в него. На фоне белоснежного сада его высокая поджарая фигура, облаченная в длинное кимоно белого с синим цветов, казалась небывало величественной. Красноглазый с наслаждением потянул инферитовую бритву из ножен, и она тут же жадно пожрала лучи солнца, переливаясь мрачным отполированным ониксом.

– Обнажай, – потребовал снова.

Сато поднялся на ноги, ощутил, как те предательски дрожат, наконец, сглотнул ком, что стоял поперек горла все это время, выпрямился.

– Нобу…

Договорить ему помешал агрессивный атакующий выпад. Такой быстрый и прессующий, что Хисимура не успел обнажить катану, лишь слегка вытянул ее из ножен, чудом успев блокировать удар. Нодати с ужасающим подавлением напирал на него, ноги неизбежно подкосились и рыжий был вынужден припасть на одно колено, стиснув зубы.

– Забудь это имя.

Татсусиро с показным высокомерием следил за Сато, что с трудом удерживал блок. На его лице выступила испарина, учащенное дыхание курилось клубами на морозном воздухе. Раздраженно фыркнув, Сабуро хотел отпихнуть рыжего ногой, но тот отклонил нодати в сторону прежде, успел избежать удара, быстро отступил на заснеженные просторы сада, но вспомнив про длину меча противника, осознал опрометчивость своего решения: в замкнутом помещении у него было бы преимущество перед длинным и неповоротливым нодати. Друзья замерли друг напротив друга.

«Вот это решимость. Он чувствует мою слабость и это его раззадоривает. Если не докажу, что не уступаю ему в силе – он не постесняется укоротить мне пару конечностей!»

Татсусиро опустил меч к земле, пошел полукругом, не сводя глаз с Хисимуры, который принял оборонительную стойку, ожидая в любую секунду выпада своего командира.

Сабуро замер, послышалось, как пальцы жестче стиснули рукоять. Сато думал, что готов, но не успел и глазом моргнуть – седоволосый рванул на него с такой скоростью, что снег от поступи взмыл столбом серебряной пыли в воздух. Рыжий бесстрашно принял удар в лоб, отпарировал, замахнулся из-за правого плеча, атаковал. Сталь и инферитиум затянули звонкую непрерывную песнь, высекая всплески искр на морозном воздухе.

Воины заплясали в пируэтах, беспрестанно нанося удары, никто не желал уступать, каждый был решителен и горделив. Сабуро бил быстро, точно и беспощадно, заставляя кровь холодеть в жилах, внушая, что каждый взмах клинка может оказаться последним. Снег под ногами поднимался клубами, разлетался подобно стае мотыльков в разные стороны, касался оголенной кожи и обжигал. Черная бритва полоснула плечо Хисимуры; тот в долгу не остался, оставил тонкий порез на бедре противника.

– Татсусиро Сабуро?! Похоже на имя какого-то театрального комика! – оскалил ухмылку рыжий, тут же уловив игривый огонек в красных глазах.

Мечи с лязгом схлестнулись, каждый напирал на рукоять во всю возможную силу, прессуя, тесня. Сабуро злобно фыркнул и зарядил другу ногой под дых. Тот согнулся пополам, выплюнув разом весь воздух, не успел сделать вздох, жесткий удар ножнами прошелся жгучей болью по лицу, опрокинул навзничь. Сато сквозь помутнение в глазах торопился подняться, чудом уловил, как Татсусиро замахнулся, поставил блок, но удар оказался слишком силен, выбил катану из окоченевших рук. Она сверкнула яркой вспышкой, описала в воздухе полукруг и вонзилась в нескольких метрах позади в землю.

– Слабаки никому не нужны, Сато, – ликующе ухмыльнулся Сабуро.

– Рано радуешься! – нагло осклабился рыжий.

Он взял с места быстро и ловко, налетел на красноглазого в лоб, тот опешил от такого нахальства, ударил клинком – не попал. Сато выгадал момент для атаки, увернувшись от длинного меча, что обрушился на землю, вздыбив вокруг снежные вихри, нырнул под левую руку и сокрушительной мощью ошарашил кулаком под ребра. Татсусиро сморщился от боли, безошибочно ощутив, как одно из ребер неотвратимо треснуло.

«Переборщил», – замялся Сато, но тут же уловил на себе молнию рубиновых глаз.

Татсусиро вогнал нодати острием в землю, выпрямил спину, скрипнув зубами от пронзившей бок боли и недолго думая рванул на Хисимуру, завязав самую настоящую бойню.

Сато увернулся раз и другой, на третий кулак ураганной мощью снес его с ног. Кровь алыми всплесками украсила белоснежный ковер. Сабуро запрыгнул сверху, не дав рыжему шанса подняться или даже глотнуть воздуха, начал молотить в лицо. Удары были быстры и слишком сильны, чтобы попытаться вырваться, но он смог. Увернувшись от очередного удара, скинул с себя этого задиру, и поменялся с ним местами. Они валялись в снегу, катаясь по всему саду и мордуя друг друга с поразительной жестокостью.

– Чем ты питался эти полгода?! Тебя накормили чем-то?!

– Ненавистью!

– А я тут причем?!

– Достаточно!

Женский голос остановил буйство двух мутузящихся воинов в тот момент, когда они поднялись с земли и держали друг друга за грудки, столкнувшись лбами. Сабуро скосил взгляд, не отпуская рук с ворота Хисимуры. На веранде стояла Такахико Орин, стрела была наложена на тетиву, плечи лука трещали от силы натяга. Татсусиро стал ее мишенью. Такой наглости красноглазый не ожидал, но смелость девушки его раззадорила. Он вернул взгляд на Хисимуру, хитро ощерил ухмылку.

– Она не промахнется, Нобунага.

Татсусиро снова бросил взгляд на смелую девушку.

– С каких пор она так яростно защищает тебя?

– Ты глубоко заблуждаешься, Ода Нобунага, – проговорила Орин твердым голосом. Твердым, как камень. – Да что ты знаешь о страданиях Сато?! Знаешь ли о том, что он чувствовал, когда тебя увозили на казнь? Знаешь, как рвался через толпу солдат, лишь бы защитить тебя? Как он обдумывал план выбраться из города? Как был готов вступить в драку с Акэти Мицухидэ? Как полгода он выхаживал эту идиотку Оити, что потеряла волю к жизни?! Как смеешь ты называть его лицемером! Ты, бесчувственное чудовище!

Татсусиро спокойно выслушал дерзкую речь воительницы.

– Это не твое дело. Не суй свой нос, – прорычал тихо.

– Отпусти Хисимуру!

– Не отпущу.

Сабуро заметил, как ее рука дрогнула. Возможно, на один лишь миг она колебалась, но то был лишь миг. Пальцы мягко отпустили тетиву, спустив стрелу, что с еле уловимым свистом рассекла воздух, невероятно быстро направилась прямиком в плечо Татсусиро. За долю секунды он выхватил ее налету, взбешено сжал в руке древко, с треском переломив надвое. Девушка побелела как молоко и чуть не выронила лук, застыв столбом.

Идеальная тишина воцарилась в зимнем саду. Татсусиро неторопливо убрал руку от ворота Сато, сплюнул под ноги, вытер кровь в уголках рта.

– Сато?

– А?

– Есть бутылка саке?

– Для тебя разыщу, даже если она окажется последней в этой стране.

– Неси. Хочу отметить назначение вас двоих капитанами.

Дверь в старую кузню со скрипом отворилась. Старик работал на наковальне тяжелым молотом и не слышал внезапного вторжения. Он опустил в желоб с водой раскаленный металл, который сердито зашипел, а пар заполнил помещение белыми как молоко клубами. Из густой пелены прорезался высокий силуэт. Мужчина вздрогнул от неожиданности, но быстро узнал гостя.

– Ода-сама…

– Больше нет, Наката-сан. Прошу, зовите меня Сабуро.

Кузнец учтиво склонил голову, но не осмелился стронуться с места. Неловкое молчание казалось могло затянуться, но Наката Сосуке был не робкого десятка. Он не моргая смотрел в глаза мальчика, которого когда-то полюбил как сына.

– Ты просил демонов о помощи, Сабуро?

Юношу удивил вопрос, заданный с тем спокойствием, с которым обычно интересуются о состоянии здоровья, но куда сильней его удивила осведомленность такого рода. Прошагав вперед, вдыхая столь знакомый запах старой кузни, Сабуро издал усталый вздох.

– Волки явились с приходом тьмы. Слишком быстро учуяли мои свежие раны. – Он поднял с верстака заготовку под вакидзаси, покрутил в руках. – Нас учат помнить о смерти каждое мгновение жизни, и мы следуем этому правилу, но в действительности, к ней невозможно подготовиться. Невозможно встретить этот миг с открытым сердцем и без намека на страх. Я никогда не отличался доблестью, но страх во мне поднял невиданные прежде силы, и я попытался отстоять свою жалкую жизнь. – Он обернулся. На старика Накату смотрели все те же грустные глаза мальчика, которого он однажды просил о помощи подковать норовистого коня. – Я был не готов встретить смерть так же красиво, как ее описывают в Бусидо. Я кричал, плакал и боялся. Страх довольно странная штука, правда? В тот миг меня пугала лишь грядущая вечная пустота. Я никогда не верил в перерождение, никогда не задумывался над ним. Но можно ли считать, что именно это со мной произошло?

Кузнец присел на скамью.

– Я видел перерождение подобное твоему, Сабуро, – проговорил аккуратно. – Я знаком с ним слишком хорошо. Что бы ни происходило в будущем – заклинаю, не теряй свое истинное я. Храни в себе ту драгоценную часть души, что так любили в тебе близкие друзья. Утратив ее однажды – дороги назад не будет.

– Слишком поздно, Наката-сан, – доложил сухо молодой самурай. – Почувствовав вкус крови, узрев смерть так близко – все во мне перевернулось. Перевернулся весь этот проклятый мир. Я ведь всегда боялся Дзиро. Он был для меня чем-то вроде злобного божества, до которого мне никогда не дотянуться. Я боялся его и ненавидел. Но когда мой меч первый раз куснул его плоть, жажда крови, словно кровавый дым, застлала мне глаза, таких приятных ощущений прежде я не испытывал. Он выл от боли, а я смеялся и следил, как вместе с кровью из него уходит жизнь. Страх в лицах капитанов, их дрожащие руки и круглые от страха глаза. – Сабуро сморгнул, и Наката похолодел всем телом. Теперь из сумрака на него взирали два алых полыхающих глаза. – Я получил от всего этого несравнимое удовольствие. Я без крупицы сожаления рубанул женщину одним ударом меча. В тот момент я был готов убить каждого, кто косо на меня посмотрит. Я без сомнений поднял меч на Сато, оставив ему на память о своей решимости яркую отметину. Так ответьте, Наката-сан: где же теперь мне нащупать в себе ту драгоценную часть души, о которой вы упомянули?

Спазм в горле не позволил кузнецу что-либо ответить, но Сабуро этого и не ждал. Он решительно подступил к наковальне, с грохотом возложил черный нодати на верстак.

– Когда-то вы сказали, что этому мечу суждено остаться без хозяина. Я собираюсь это изменить. Его сильный голос звал меня той ночью, когда я напал на Дзиро. Он хочет служить, хочет приносить мне громкие победы. Однако в его великолепии есть один изъян – его слишком трудно извлекать из ножен. Я уверен, что вы найдете решение этому небольшому неудобству.

Кузнец покорно склонил голову в молчаливом согласии.

– Кроме того, прошу, Наката-сан, создайте еще один меч, подобный этому. Простите мне мой эгоизм. Я знаю, что работы у вас теперь невпроворот, поэтому сегодня же распоряжусь выделить в помощники не менее дюжины людей.

«Он действительно собрался выйти на тропу войны».

– Верю – ты используешь эти клинки по назначению.

Татсусиро не ответил и, задержав на мгновение взгляд в глазах старика, зашагал к двери.

– Сабуро…

Юноша обернулся.

– Путь, который ты избрал – тернист. У клана появится еще больше врагов, как только ты заявишь о себе, ибо ими будет править страх перед твоей чудовищной силой. Не бросай то, что начал, не повторяй ошибок Дзиро. Сабуро… Нет. Нобунага, ты гораздо лучше того, кем хочешь казаться в глазах окружающих. Берегись или захлебнешься этим кровавым туманом в одно мгновение.

– Я знаю, Наката-сан. Я знаю.

Осенняя листва срывалась с изогнутых веток гигантских деревьев леса Дзюкай и, танцуя, слетала вниз. Нобунага сидел на земле, потирая рукой шею.

– Болит, – процедил юноша, начиная тереть шею еще усердней.

– Эй-эй, не трогай печать, а то она никогда не заживет, – заворчал демон, не шевельнув и пальцем.

Но мальчик будто пропустил мимо ушей, начиная впиваться ногтями в метку.

– Зачем она вообще нужна?! Почему так чешется?! – зарычал Ода, вцепившись в шею двумя руками.

– Это символ нашего контракта. С помощью этой печати ты сможешь меня призвать в любое время.

– И как же мне активировать ее? – выдохнул юноша, наконец, убрав руки.

– Капля твоей крови активирует клеймо, откроется портал и, в зависимости от моего желания я приду в этот мир, или же ты попадешь в мой. Будь готов к этому, – оскалил белозубую ухмылку Корвус. – Если на поле битвы станет совсем туго, не стесняйся и призови меня. Или же, если я почувствую, что твоей жизни угрожает опасность, приду сам, так что не удивляйся.

– Ты что, совсем не боишься появляться перед людьми? Разве нет тайны вашего существования?

– Тайны?! – выплюнул Корвус. – Не смеши меня! Сейчас каждый третий заключает договоры с демонами, правда в большинстве случаев они все неудачные.

Мальчик изумленно захлопал глазами.

«Значит я не первый, таких как я, сидзенрёку, много».

– Неудачные говоришь, – вздохнул Нобунага, встав с земли и выпрямившись.

– Я скажу тебе нечто важное, Нобунага. Запомни, чем сильней чувства к объекту твоих обожаний – тем сильней в твоих руках демоническая сила. Но. Если ты погибнешь – то, что тебе дороже всего отправится следом в Дзигоку. Взвешивай каждый свой шаг, не переоценивай свои возможности. Это может оказаться непосильной задачей. Когда человек получает долгожданную силу, его разум искажается. Ты не сможешь отследить, как приоритеты сменились, а моральные принципы обесценились. Вожделенная сила как наркотик. Ты пойдешь у нее на поводу, захочешь похвастать перед всем миром ее сокрушительной мощью. И тогда обратного пути уже не будет, алый туман захлестнет тебя и поглотит.

– Какой-то ты неправильный демон. Обычно демоны напротив, подталкивают к разрушению. Что же с тобой не так?

Демон загадочно улыбнулся, но не ответил.

БИТВА СЕДЬМАЯ

Два брата

Отец всегда говорил ему – прежде, чем пытаться привести мир в порядок, займись уборкой в собственном доме. Именно поэтому юный Татсусиро Сабуро решил вернуть себе в первую очередь то, что по праву ему принадлежало, а именно давным-давно утраченную провинцию Овари.

Приготовления были скрупулезными и долгими. Сабуро пришлось досконально вникать в политическую обстановку близлежащих земель, а поскольку настроение в соседних провинциях было нестабильным и взрывоопасным, разведка добывала информацию медленно и осторожно. В скором времени картина прояснилась и открыла некоторые неприятные обстоятельства.

С громогласной новостью о смерти Дзиро Куроносукэ враги, что затаились по углам, не мешкая набросились на беззащитные земли подобно шакалам на кусок падали, а союзники не преминули переметнуться на другую сторону баррикад. Татсусиро позволил им воспользоваться случаем, затаился в пределах черных стен, выезжал редко, осторожно, избегая громко кричащих знамен и большого количества людей в отряде. Действовал так осмотрительно, насколько это было возможно.

Кроме того, не столь давно разведка добыла сведения, согласно которым Овари обороняет войско, собравшее немало бывших союзников Дзиро. Подобная дерзость только раззадорила вспыльчивого Татсусиро, и он пожелал узнать больше о тамошних лидерах. Он как будто не испытывал особых чувств к этим землям, но внезапное появление некого самурая, называющего себя Одой Нобуюки подогрело его интерес.

Самодовольный и надменный Нобуюки быстро вернул земли Овари, принадлежащие роду Ода с незапамятных времен, обосновался в просторном замке Суэмори, который ему услужливо преподнес один из бывших прихвостней Дзиро. Хвастливо провозгласив себя наследником клана, Ода Нобуюки привлек прежних союзников Цитадели на свою сторону, иронизируя ситуацию еще и тем, что именно эти люди в свое время положили немало сил на само уничтожение клана Ода. Такое поведение вызывало диссонанс у Татсусиро. Он хотел было присмотреться к новому врагу пристальней, посчитав, что это должно быть какой-то хитроумный план, но его надежды не оправдались. Все дальнейшие действия Оды Нобуюки не говорили о нем как об умелом стратеге, и Сабуро немного отпустил ситуацию, позволив новому князю привести дела Овари в порядок, прежде чем явиться с личным визитом.

Следующие два года Татсусиро Сабуро ожесточенно сражался за земли провинций Исэ, Ига и Сима. Верным союзником в этой борьбе стал даймё провинции Мино – Сайто Досан по прозвищу «Гадюка». В свое время Досан вел с Цитаделью тесные деловые отношения, а когда лидер клана сменился – поспешил наладить взаимодействие. Сабуро пришелся ему по душе настолько, что клан Сайто немедля присягнул на верность целеустремленному юноше и его набирающему мощь войску. В силу своего многолетнего опыта ведения военного дела, он многому научил двадцати двух летнего лидера Цитадели, славящегося среди бывалых вояк своей экспрессией и жестокостью. Вместе они проводили блестящие набеги на мелкие провинции, быстро расширяя контролируемую Цитаделью территорию.

Однако госпожа Удача не любит долго задерживаться на одном месте, а потому довольно вероломно изменила Татсусиро в битве на реке Нагара, где Гадюка погиб от руки собственного сына – Сайто Ёситацу. Татсусиро спешил на помощь, но слишком припозднился. Ёситацу поспешно отступил и укрепился в Мино, а взъярившийся Сабуро обещал не оставить его бесчестные действия без внимания.

Смерть союзника ненадолго выбила молодого воина из колеи; дабы усмирить свою злость и утолить жажду крови, через пару месяцев он приготовился навестить Оду Нобуюки, который к тому моменту успел спеться с подлецом Ёситацу и к тому же пригрелся под боком провинции Мино, на которую у Сабуро были конкретные планы.

Войско Цитадели, не скрывая своих враждебных намерений, вышло на игровое поле, где уже несколько десятилетий не умолкала междоусобная война. Татсусиро предусмотрительно распределил численность своих передовых отрядов по всем захваченным провинциям, укрепил аванпосты на границах, в связи с чем для возврата родных земель повел за собой войско в две тысячи конных самураев, чем вызвал усмешки и недоверие союзников.

Все это время юный генерал воевал под прикрытием «Гадюки», но теперь, когда его не стало, столь опрометчивая выходка вселила неуверенность и некий страх в вояк. Тем не менее, Татсусиро чувствовал себя более чем решительно. Он долго подготавливал почву к этому походу. Ослабив территории вокруг Овари, сделал все, чтобы Нобуюки вдруг не получил помощи от соседей.

Его не пугали опытные военачальники, шептавшие на ухо главе рода Ода, куда следует ударить в первую очередь и чего стоит опасаться. Бывшие союзники Цитадели забыли учесть, что после гибели Дзиро сама сущность войска изменилась, а новый генерал скрывал ото всех свой истинный потенциал, позволив врагам почувствовать себя уверенными в победе, разрешив практически потрогать ее руками, потому как знал – потом эти руки будет проще отсечь.

Вороной боевой конь шел во главе войска, грациозно выкидывая мощные ноги, выпячивая мускулистую грудь, выгибая шею и храпя, точно огнедышащий дракон. Он шел плавно и уверенно, как боевой корабль по волнам, устрашающе гремел тяжелыми доспехами, защищающими шею, круп и грудь. Широкую морду покрывала шипастая маска с витиеватыми демоническими рогами.

– Ты действительно думаешь, что этот Ода Нобуюки окажется нашим братом? – вопросила Оити, двигаясь вровень с Сабуро верхом на буланом мерине.

– Будет много проще, если это он.

– Вы никогда не ладили в детстве, но я все же спрошу: его ждет незавидная участь?

– Зависит от его амбиций. Решит он воспротивиться мне или же присягнет на верность? – Язвительный оскал осветил смуглое лицо молодого человека. – Я не расположен давать ему выбор только потому, что в нас течет родственная кровь. Если он не признает мою силу – дорога одна. Я заберу у него Овари не только потому, что имею на это право, как старшего наследника. – Сабуро выдержал паузу. – Когда-то давно эти земли были захвачены Цитаделью, но как только тигр покинул свои владения, этот шакал нагло посягнул на них, получил их без боя. Слишком легко. Я не могу с этим смириться. Овари – то место, где сломались наши жизни, Ити.

Оити согласно кивнула головой. Воспоминания той ночи прошлись по ее телу ледяной волной и вызвали мурашки. Сато, сопровождающий Сабуро по левую сторону, внимательно выслушал беседу, задумался и попытался представить каким должен быть младший брат Татсусиро, но в голову приходил лишь образ еще более замкнутого мальчишки, чем когда-то был Нобунага.

Конное войско двигалось быстро, покрывая за час не меньше трех ри41 пути. За лоснящимися зеленым ковром равнинами уже блестел темным полотном океан, пахло солью и хвоей. Влажный ветер обдувал со всех сторон, мало-мальски усмиряя жар от припекающего летнего солнца. Тяжелые доспехи раздражали, а черный цвет буквально впитывал в себя солнечные лучи и накалялся быстрей, чем котелок на огне.

На прорыв первой линии обороны близ реки Ино ушло не больше часа, защитники не смогли выдержать столь подавляющего напора и спасались бегством. Сначала Сабуро хотел их преследовать, не сомневаясь, что те бегут докладывать о вторжении своему господину, но внутреннее чутье подсказало, что погоня лишь утомит, а их спесивый генерал не упустит возможности собрать все свои отряды и явиться собственной персоной. Если же мудрые военачальники смогут его убедить засесть в оборону в замке Суэмори – цель этого похода вряд ли будет достигнута, но Татсусиро почему-то был уверен, что Ода Нобуюки откажется от подобной тактики, узнав, что в провинцию вторглось столь незначительное войско во главе с малоизвестным командиром.

Сабуро приказал разбить бивак, предоставив своему войску возможность перевести дух и напоить лошадей. И пока время бережно отсчитывало один час за другим, он пытался вспомнить семью. Воспоминания ускользали.

Лицо матери выбелило время. Он не мог отыскать в закоулках памяти ее улыбку, но запомнил благородные, сдержанные очертания. Отец не позволял ей баловать детей любовью, но материнские глаза всегда дарили согревающее тепло каждому из возлюбленных отпрысков. Может поэтому она была так скупа на эмоции, ведь главе клана Ода сложно перечить.

Хотя отец часто отсутствовал, Сабуро прекрасно помнил его строгое лицо: густые черные брови, всегда аккуратно сложенные в узел волосы, жесткую квадратную челюсть, строгий взгляд. Помнил Сабуро и те замечательные дни, когда отец брал детей с собой на охоту, они были такими особенными для братьев.

Помнил он и брата. Тот был на два года младше, но в отличие от Кицубоси все у него в руках спорилось. Отец поощрял его успехи и все больше отстранялся от старшего наследника, не забывая тыкать носом в неудачи. Оттого младший чувствовал себя неимоверно значимым, не стеснялся задирать брата по каждому поводу. Они росли соперниками и никогда не проскальзывало между ними теплых чувств.

Когда солнце преодолело половину своего пути, на горизонте пылающего красками летнего дня проявилась темная полоса вражеского войска. Завидев стоянку врага, они протрубили два протяжных раза и остановились.

Татсусиро ухмыльнулся, довольный собственной прозорливостью. Враг предоставил Цитадели достаточно времени набраться сил; следующий шаг: подорвать боевой дух командира, что повлечет за собой ложные приказы. Сабуро наблюдал, как военачальники кружат верхом взад-вперед, выстраивая боевые порядки и тут же приказал подать коня. Сато пытался навязаться в сопровождение, но генерал отмахнулся от его компании, наказав готовиться к выступлению. Покидая лагерь, юноша украдкой присматривался и прислушивался к настроениям среди своих вояк, а убедившись, что настроение приподнятое, вознамерился во что бы то ни стало спровоцировать конфликт, дабы доказать соратникам, что он, Татсусиро Сабуро, способен воевать и принимать стратегические ходы без чьей-либо помощи.

Полоса боевого порядка противника растянулась во всю ширь горизонта, обрамляемая охранными башнями второй линии обороны. Татсусиро, с прищуром всматриваясь вдаль, узнал черные на желтом штандарты клана Ода. Их яркие краски с изображением пятилистного цветка отпечатались в памяти юноши еще с тех времен, когда семья Ода была нерушима, а отец обучал малышей кэндзюцу. Ему показалось, он слышит запах благовоний, что раздавался по додзё в те славные времена, и легкая улыбка изогнула губы.

– Какова их численность? – обратился он к Мицухидэ.

– Четыре тысячи, возможно больше. К нему подоспели войска Сибаты и Хаяси, – безынициативно ответствовал капитан.

Татсусиро задумчиво фыркнул, развернул вороного и послал его рысью в направлении вражеского фронта.

Едва заметив приближение всадника, в облике которого читался высокий ранг, Нобуюки выступил вперед в сопровождении двух военачальников, но не слишком далеко от войска.

Когда беловолосый подошел довольно близко, первое на что пал взгляд Нобуюки – мрачные даже в свете солнечных лучей чешуйчатые, точно покров дракона, доспехи, две притороченные к амуниции коня катаны внушительных размеров.

Татсусиро натянул грубо поводья, и конь игриво затанцевал на месте, сделал оборот, словно красуясь перед вражеским войском. Он дергал мощной головой, стремился вырвать из рук хозяина поводья, грозно храпел, выплевывая пену, взрывая копытами землю. Татсусиро с прищуром изучил напыщенное лицо вражеского генерала и больше не метался в сомнениях – перед ним действительно предстал младший брат. Но ни одна светлая эмоция не колыхнула сердце генерала Черной Цитадели, напротив, внутри него поднималась мрачная буря, и он немедля приступил ко второй части своего плана.

Нобуюки, конечно, не признал в беловолосом воине родного брата, смело вперил в него надменный взор, хоть и ощутил, насколько неприятен этот пронзительный демонический взгляд.

– Тацунари.

Юноша неконтролируемо вздрогнул и ощутил, как по телу прошлась волна леденящего холода, как руки невольно задрожали, а глаза округлились подобно двум тарелкам. Внезапно он испытал, как над ним будто нависла тень призраков прошлого.

Тацунари.

Это имя было известно лишь в семейном кругу. Отец так назвал любимого младшего сына. Нобуюки присмотрелся повнимательней, на мгновенье решив, что седоволосый человек перед ним – давно погибший отец. Сабуро действительно имел внешние сходства со своим родителем, но его молодое лицо быстро развеяло это заблуждение. Сознание не сразу, но безошибочно подсказало и раскрыло его личность и от осознания этого становилось жутко. Нобуюки постарался сохранять хладнокровие, но дрожащий голос предал его.

– Кицубоси?!

– Рад, что ты помнишь, как меня зовут. Не сказать, что я соскучился, но с нетерпением ждал нашей встречи. В свете последних событий ты сильно возбудил во мне интерес. Но не тем, что возродил клан Ода из пепла. А тем, что способен скалить клыки, не удостоившись изучить своего главного врага повнимательней. Подлецы всегда любят сбиваться в кучки – это объясняет твой союз с Сайто Ёситацу. Потрясающая наивность. – Он выдержал театральную паузу, рассматривая обомлевшее лицо брата с наслаждением и чем дольше вглядывался в его спесивые глаза, тем радикальней в голове менялись заранее принятые решения. – Я не стану тебя уговаривать решить все мирным путем. Твой вассалитет мне не интересен. Я здесь, чтобы покончить с тобой, Тацунари.

– Мой вассалитет?! – выплюнул юнец, опешив и задохнувшись от такой самоуверенности. – А не много ли ты берешь на себя, явившись в мои земли со своей жалкой горсткой всадников?! Лучше подумай дважды, прежде чем расточать столь вызывающие речи! Слышишь, Кицубоси? Я не пощажу тебя, не надейся! Если одумаешься сейчас и отступишь, я может и забуду эту дерзость!

Ядовитая ухмылка подернула линию губ Татсусиро.

– Ты кажется меня не расслышал, Ода Нобуюки? Я жажду этого сражения! Твое существование для меня как кость поперек горла, и я намерен от нее избавится здесь и сейчас. Сколько времени тебе требуется, чтобы позвать на помощь клан Сайто? Я готов ждать.

– Он должно быть пьян, – фыркнул стоящий по правую руку от Нобуюки Хаяси Митикацу.

– Мне не потребуется помощь Сайто. Это сражение не займет и часа, Кицубоси. Я спрошу вновь: откажешься ты от своего похода или желаешь сгинуть в Ино подобно бешеному псу?

Конь под Татсусиро протяжно зарычал, махнул косматой головой, словно подведя черту этим переговорам.

– Подобно псу, говоришь? – сверкнул глазами лидер Цитадели. – А неплохо сказано, Тацунари, – кровожадно ухмыльнулся. – Проклинай тот день, когда выбрал меня своим врагом, брат.

Вороной затанцевал на месте, развернулся и, вздыбив под копытами тучу пыли, устремился прочь. Нобуюки хоть и держал под контролем свои эмоции, но стоило Татсусиро удалиться, вмиг ощутил, как галопирует в груди сердце, как похолодели руки. Он вновь и вновь спрашивал себя: не ошибся ли он часом? Действительно ли этот человек его брат? Стальной холод в голосе, взгляд, лишающий всех сил и уверенности в себе. Неужели время способно малодушие обратить в бездушие? Да, именно пронизывающий холод бездушия ощутил Нобуюки в каждом слове врага.

«Пьян, говорите? Э, нет. Этот человек пришел сюда с абсолютно четкими намерениями и сделает все, лишь бы цель его была достигнута».

Татсусиро вернулся к своему войску, которое силами капитанов уже выстроилось в боевом порядке, ожидая приказа к началу наступления. Стяги штандартов слегка полоскались на ветру. Направив коня вдоль построения шагом, он устремил взгляд вдаль, а в голову яркими вспышками ударяли воспоминания. Он видел их, словно это было вчера. Это ненависть науськивает его душу против брата, подогревая старые обиды столь красочными воспоминаниями? Как по-детски глупо.

Он вспомнил, как детьми братья забрались на старую разрушенную башню, как Тацунари в шутку столкнул его в пропасть в полу. Кицубоси летел вниз несколько метров, едва не угодил на острые обломки камней, торчащие из земли. В тот день он разбил голову, потерял сознание, рухнув в кусты крапивы. В чувство его привели покусывания злой травы и бьющий в нос едкий запах.

Вспомнил, как младшенький кидался в него камнями, а он, Кицубоси, не мог дать сдачи и плакал, пока сестра не заступилась за беднягу. Эти мысли бросили Татсусиро в пламя ярости, он стиснул зубы и грубо натянул поводья, остановив вороного.

– Мы возьмем Овари любой ценой, – проговорил громко. – Предавшие Цитадель военачальники меня не интересуют, для перебежчиков только одна судьба – смерть. Что до Оды Нобуюки: смельчака, захватившего его живым, я щедро вознагражу.

Он дал коню под бока, и тот резво поднял в галоп, звеня доспехами, выгибая мускулистую шею, точно дракон. Татсусиро проскакал вдоль всей линии боевого порядка, потянул клинки из ножен, воздел правую руку к небесам, готовясь отдать приказ.

Нобуюки терзали сомнения. Нервно покусывая ноготь большого пальца, он ставил под вопрос доклад разведки, в котором говорилось, что враг вторгся в провинцию с войском численностью всего в две тысячи всадников. Стоит ли тогда воспринимать в серьез слова Татсусиро? Неужели он не знает, что здесь, в Ино, Нобуюки собрал пятитысячную армию? Неужели не видит две сторожевые башни с лучниками? Может ли быть, что у Цитадели на подходе еще силы? В таком случае откуда следует ждать удар? Или же стоит воспринимать хладнокровное спокойствие врага за блеф?

Союзники жужжали над ухом, давая советы, но он едва различал их слова, рассеянным взглядом разглядывая черные знамена врага, пока протяжный гул вражеского рога не разбудил его. Он прозвучал так траурно и низко, что сердце провалилось в пятки, кончики пальцев покалывало судорогой.

– Наступают! – прогремел грубый голос Сибаты Кацуиэ прям над ухом.

– Копейщики… – пробормотал молодой генерал. – Копейщики в авангард!

– Ода-сама, у Цитадели тяжело бронированная конница. Копья даже не оцарапают их! Они снесут нас как лавина обветшалую деревушку! Разделим войско на два фланга, встретим их стрелами…

– Да-да-да! Знаю я, знаю! Лучники, копейщики! Всем стоять стеной! Ни шагу от меня, слышите? – заметался мальчишка, шныряя напуганным взглядом вокруг себя. – Почему нет ни одного заграждения, Сибата?! Я как на ладони!

– Вы распорядились атаковать врага, а не защищаться…

– Я помню свои приказы! Почему ты меня не переубедил, глупец?! Сделай что-нибудь!

Сибата осуждающе покачал головой, резко развернул коня и направился к своему войску, выкрикивая приказы.

– Хаяси! Добудь мне голову этого демона любой ценой!

– Слушаюсь, Ода-сама!

Нобуюки дрожащей рукой ухватился за катану. Она показалась ему неподъемной, цуба42 звенела, а лезвие застряло, будто кто-то держал его изнутри ножен. Черная полоса на горизонте стала расти, ощущалось, как земля в ужасе трепещет от тысяч содрогающих ее копыт. Копейщики ровными порядками выстроились перед генералом, выставили длинные копья наизготовку. Лучники в тылу приготовились выпустить волну стрел, как вдруг вражеское войско разделилось на три части, две из которых сиганули в стороны, обходя неприятеля с флангов, игнорируя присутствие двух охранных башен, обзорность которых позволяла бить стрелами в любом направлении. Центральный же отряд во главе с Татсусиро пошел напролом.

Лучники замешкались, кто-то стрельнул невпопад, целясь во вражеского генерала, другие вовсе бездействовали, ожидая приказов. Сибата на правом фланге пытался взять ситуацию под контроль, отводя отряды, дабы не оказаться в кольце врага, пока его сюзерен судорожно соображал, как остановить брата и его стальную конницу. Когда земля заходила ходуном столь сильно, словно стремилась убежать из-под ног, Нобуюки понял, что времени для маневра уже нет и приказал встречать врага копьями.

Едва Нобуюки вытянул катану из ножен, бронированная конница влетела в щетинистую стену из копейщиков, раскидав их как боевой таран деревенский частокол. Треск и вопли утонули в жужжащем шуме возни. Лязг оружия навис над равниной, пыль клубами застилала глаза, устроила неразбериху.

Сабуро пробирался сквозь этот бурлящий кровавый хаос верхом напористо и резво. Работая нодати быстро и точно, он прорубал себе дорогу к брату. Внутри все пылало огнем, он вожделел эту встречу, с трудом удерживал в себе демоническую сущность, подавлял силу, что стремилась сорваться с черных инферитовых лезвий.

Из пыли и ярости битвы вынырнул Хаяси Митикацу. Коренастый и надутый как индюк, с копьем в руке, он взял с места в галоп, с прищуром глазел из-под конусообразного шлема на врага своими маленькими черными глазенками. Сабуро устремился ему навстречу, развернув клинок в правой руке заточкой вперед. Черное лезвие скользнуло быстрым горизонтальным ударом по макушке лошади, с лязгом и треском сошлось с копьем. Животное жалобно закричало, повалилось на землю, но Хаяси в затяжном прыжке уже перехватил копье и устремил его прямиком в спину врага. Татсусиро успел развернуть коня, ураганной мощью отпарировал агрессивную атаку. Сбитый силой удара вояка, рухнул оземь, потеряв на какой-то момент контроль над собственным телом. Ему повезло, что Татсусиро отвлекся на отчаянную атаку кого-то из солдат, остервенело рубанув рядового от плеча до пупка. Хаяси хватило этого времени, чтобы подняться на ноги, повторно кинуться на красноглазого.

Татсусиро раздраженно стиснул зубы, отбил левой рукой колющий удар вниз, правой вогнал нодати прямо в горло. Враг закряхтел, выронил из оцепеневших рук копье, замахал ими перед собой в отчаянной попытке найти опору и, задыхаясь в приступе агонии, грузно повалился на землю. Сабуро смахнул с лезвия кровь, устремился дальше в поисках брата, что явно где-то прятался. Это раздражало.

Натиск черных мечников оказался так суров, что могучее войско Овари безнадежно отступало, все ближе прижимаясь к охранным башням, с которых сыпали стрелами оварские лучники, прикрывая отход.

Сато пробивался стремительно вперед, раскидывая парными копьями врагов вокруг себя, словно надоедливых мух, а мух этих оказалось немало, ведь каждый считал своим долгом попытаться умертвить капитанов Цитадели. Однако у Хисимуры был искусный дух-хранитель. Такахико накладывала на длинный лук одну стрелу за другой, прикрывая прорыв капитана. А когда наступление подошло вплотную к башням, девушка прицельно и без единого промаха сняла вражеских лучников, что надоедливо постреливали во всех доступных направлениях.

В облаке пыли мелькнули черные с желтым доспехи Нобуюки и тут же скрылись из виду. Татсусиро грубо развернул коня, сжал его бока пятками, тот взял с места быстро и агрессивно, снес мощной грудью несколько человек, которых в тот же момент затоптали беснующиеся всюду солдаты.

Нобуюки пробивался к башне, где как ему казалось нашел бы надежное укрытие от кровожадных лап близкого родственника. Распихивая рядовых, уворачиваясь и пригибаясь, он ловко скользил в этой баталии, избегая разрубающих все на своем пути вражеских мечей, изредка парируя. Сабуро злобно стиснул зубы, прорубил дорогу напрямик, раскидав кровавые всплески вокруг себя алым фейерверком.

Даймё Овари почти достиг цели, хотел было скользнуть в сводчатую арку башни, но Татсусиро стремительно обрубил его замысел, выскользнув из седла прямо на ходу и сбив брата с ног. Оба прокатились кубарем по земле, быстро вскочили на ноги, держа дистанцию в пять-семь шагов.

– Где же твоя былая напыщенность, братец? – прыснул ядовито Татсусиро.

Стискивая дрожащими руками рукоять катаны и опасливо ступая стороной, Нобуюки не сводил глаз с Татсусиро. Попав во власть его демонического взора, он вновь ощутил, как силы покидают тело. Пятясь и воровски озираясь по сторонам в поисках защитника, он украдкой подбирался к башне. Глядишь кто-то заметит, что господин в опасности. Кричать о помощи очень хотелось, но такое поведение недостойно самурая. Кто за ним пойдет в будущем, если он начнет скулить и просить спасти его от кровожадных лап этого человека.

Будущем? А есть ли у него шанс на будущее после столкновения с Татсусиро Сабуро?

– Ч-что с тобой случилось, К-Кицубоси?! Я никогда бы в тебе не признал того сопляка, что вечно плакал. Что ты сделал с собой?!

– Чтобы измениться до неузнаваемости – человек должен пройти путь до Дзигоку и обратно. Ты не знал? Но не каждый способен вернуться. Должна быть нерушимая воля продолжать жить в этом поганом мире и бороться за то, что тебе дорого. Есть у тебя цель, Тацунари? Мечты?

– Это д-детские обиды подпитывают твою ненависть ко мне? П-послушай, в ту ночь отец тайно отослал меня в Янаги! Он знал, что будет н-нападение. Он подготовил людей, но головорезы, видимо, предвидели это, явились гораздо раньше. – Он схватился за голову. – А-а-а, я не помню всех подробностей! Я тебе не враг! Это отец всегда хотел, чтобы ты исчез!

– Тацунари, – Сабуро разочарованно покачал головой, – как же низко ты пал. Пытаешься себя защитить детскими отговорками? Не имеет значения, что было между нами в прошлом, не важно, что сделал отец, не важно, что он меня ненавидел. Есть настоящее и будущее. Есть ты и я. И мы враги. Если ты надеешься разбудить во мне теплые чувства – оставь.

– К-Кицубоси, послушай, – от страха он заикался. Он всегда заикался, когда нервничал или чего-то боялся. – Я отдам тебе Овари! П-позволь мне уйти?

Татсусиро возмущенно вскинул брови, опустил оружие к земле и разразился громким хохотом.

– Вот те раз!

Он снова расхохотался. Нобуюки стыдливо потупился, молча молился богам, чтобы брат смиловался, и ждал. Ждал его решающего слова.

– Нет.

За спинами гремел бой, над головами пронзительно свистели стрелы, доносились страшные вопли умирающих. Позади Нобуюки возник высокий и крепкий Сибата Кацуиэ. Он задыхался в одышке, был перепачкан пылью и вражеской кровью. Быстро смерив своим суровым взглядом Татсусиро, проговорил:

– Ода-сама, прикажите отступать!

Молодой генерал обернулся, резко ободрившись внезапно возникшему союзнику, попятился в его сторону. Татсусиро не стронулся с места, впиваясь взглядом в серые глаза Сибаты.

– Поздно отступать. Нужно было с самого начала не высовываться из Суэмори, но здравомыслие всегда было тебе чуждо, Тацунари. Выплескивая наружу спесь, ты решил, что сомнешь две тысячи безродных всадников в мгновение ока, не так ли?

Протяжный зов боевого рога прокатился над бушующим и лязгающим полем битвы, свидетельствуя о неизбежной победе Цитадели. Земля бугрилась несчетным количеством тел, всюду высились подранные штандарты клана Ода, поломанные древки копий, стрелы и мечи. Отряды Сибаты предусмотрительно отступили к ближайшему лесу, дожидаясь приказов. За гибелью Хаяси треть его армии бежала без оглядки, оставшаяся тысяча солдат была растерзана оголодавшими самураями Цитадели. Они взяли уцелевших в плотное кольцо, вынудили сложить оружие.

Нобуюки задрожал всем телом, и чуть было не выронил меч, его подбородок судорожно задергался.

– Что ты сказал?!

– Ты и верные тебе военачальники примите сэппуку, – повторил Татсусиро, закинув громоздкий нодати на плечо, и обернулся к оставшимся в живых солдатам Оды.

– Но… но… я…

– Ты не уберег Овари. Весь такой самоуверенный и горделивый. Мне казалось, отец учил нас чести и благородству. Прими сэппуку и сохрани свое доброе имя.

Нобуюки скис, потух, боялся поднять глаза и молчал. Он покачал головой, будто ребенок, которого попросили вернуть чужую игрушку. Оити смотрела на него с жалостью и неприкрытым отвращением. Она понимала, что судьба брата предрешена, и сейчас либо он поступит как настоящий самурай – оборвет свою жизнь через сэппуку, либо меч Сабуро неизбежно отделит его голову от тела и это станет великим позором рода Ода.

Нобуюки медлил.

Татсусиро ждал, но его терпение подбиралось к точке невозврата.

– Отказываешься, я полагаю, – выдохнул удрученно красноглазый и снял с плеча нодати.

Сибата Кацуиэ, что наблюдал все это время за сюзереном со стороны, негодующе покачал головой.

«У щенка не хватит духу поступить как истинному самураю. А за его смертью настанет мой черед. Нет. Не сегодня я встречу свою смерть. Не здесь и не сейчас».

Он давно обдумывал исход этой ситуации, и сейчас промедление могло сыграть с ним злую шутку. Его меч молниеносно выскользнул из ножен. Капитаны рефлекторно повыхватывали оружие, кинулись на защиту Татсусиро, но тот остановил их взмахом руки. Не успел Нобуюки опомниться, как конец стальной катаны вырос из его груди. Он захрипел, выронив меч из рук, хватал ртом воздух, что-то пытался сказать. Сибата жестким движением руки выдернул клинок из тела юноши. Тот покачнулся на ослабших ногах, проплыл вправо, закряхтел, словно задыхаясь. Сабуро бесстрастно наблюдал, как из младшего брата уходит жизнь, и ни одна мышца на его смуглом лице не дрогнула.

Будучи мальцом, он не испытывал к тому ненависти, никогда не пытался дать сдачи, но всегда гнался за ним как за примером. Отец любил младшего и не скрывал призрения к Кицубоси. Ни разу за семь лет отец не наградил его теплым взглядом, не подбодрил добрым словом, зато извечно тыкал в нос примером Тацунари, которым гордился, поступки которого – в основном с явным оттенком жестокости – поощрял с размахом.

– Что это значит, Сибата?

Военачальник вложил катану в ножны, опустился на колени перед Татсусиро и поклонился в землю.

– Татсусиро-сама, прошу простить, что усомнился в вас. Позвольте клану Сибата, как и прежде служить Черной Цитадели.

Сабуро с презрением вгрызался в этого коренастого воина, шагнул навстречу.

– Подними голову.

Мужчина выпрямился, не устрашившись черного нодати, что пламенно дышал ему в кадык.

– Надо же, как все просто в твоем понимании решается. Не столь давно ты дезертировал, примкнул к армии моего брата. Моего врага. Сейчас ты предал и его. Зарезал своего сюзерена как бродячего пса. Ты думаешь, я позволю такому перебежчику, как ты, служить мне? – Он испытующе всматривался в его глаза, но не разглядел в них ни страха, ни сожаления о содеянном.

Сибата был свирепым воином, сообразительным стратегом, и Татсусиро знал об этом. Он не раз приносил Дзиро громкие победы, и сейчас был готов к смерти, неустрашимо выдержал тяжелый взгляд победителя.

– Понимаю. Я не заслуживаю и капли вашего уважения, но, если вы позволите клану Сибата служить Цитадели и дальше, наши мечи принесут вам немало добрых побед.

Нодати опустился к земле. Кацуиэ повторно склонился в глубоком поклоне, негласно благодаря молодого воина за предоставленный ему шанс. На лице Татсусиро пылала злорадная ухмылка.

«Он презирает меня. Придется постараться, чтобы расположить этого юнца к себе. Придется очень постараться».

Вороной аккуратно ступал средь высокой травы, опустил голову, хлопал губами, стремясь урвать хоть несколько травинок, норовил остановиться, но хозяин настойчиво подгонял, сжимая мощные бока пятками и держа поводья в суровом натяжении. Попасть сюда оказалось несложно. Стены, обрамляющие владения, давно разрушались от времени и погодных невзгод, практически сравнялись с землей.

Огненный гигант уже скрылся за горизонтом, но небо продолжало догорать красками, издалека доносился крик цикады, на размашистом старом клене вели энергичную болтовню вороны. Подчиняясь движениям рук всадника, конь остановился, протяжно фыркнул.

Глазам предстала картина, что воспаляла самые далекие и темные уголки памяти. Прошло много лет, но поместье близ реки Шонай так и замерло здесь обугленными руинами. Белоснежная когда-то, растрескивавшаяся и кое-где обвалившаяся стена поросла мхом и диким виноградом. Уцелевшие при пожаре сооружения давным-давно пришли в разруху, на многих от крыш остались одни гнилые стропилы. Летняя беседка покосилась на один бок, а пруд, у которого она когда-то дарила умиротворенный покой, иссох и зарос бурьяном. Конюшни насквозь проросли деревьями. Додзё, утратив по периметру все раздвижные стены, превратилось в обдуваемый ветрами павильон, где пол умостили листья, пыль. Входная табличка с надписью: «Империей правит сила» болталась на одном гвозде, иероглифы выцвели и распознать их стало невозможно.

Татсусиро спешился, ухватил коня под уздцы, повел за собой. Смешанные эмоции вспыхивали внутри него, то озаряя мрачную душу теплыми лучами ностальгии, то вызывая отвращение и злость. Он остановился перед разрушенным алтарем во славу духа Инугами, выдохнул тяжело.

– Первые несколько лет я довольно часто вспоминал дом. Уживаться с нашим отцом было нелегко, но я всем сердцем тосковал по нему.

Оити стояла позади, провела пальцами по мягкому и влажному мху, что разросся по всей поверхности каменистой крышки фонаря.

– Удивлена, что ты с такой легкостью вспомнил дорогу сюда.

– Я не вспоминал. Дорогу мне указал Акэти.

Казалось бы, сердце должно помнить боль, страх и отчаяние, должно ассоциировать это место с бурей потерь, оно должно всколыхнуться и в очередной раз возненавидеть человека по имени Акэти Мицухидэ, но сердце Оити молчало. Ее взгляд задержался на размашистом дереве вишни.

– Как она вымахала, ты посмотри. Ты помнишь ее, Нобу?

– Да, – кивнул брат равнодушно.

– Отец посадил ее на мой пятый день рождения. Почему-то я очень отчетливо запомнила тот день, но совершенно не могу вспомнить день, когда нас лишили дома и семьи. – Она умолкла, напряженно уставившись в сторону, а потом набралась смелости и все же спросила: – С тех пор как ты вернулся, я часто задаюсь вопросом: почему Акэти избежал твоего гнева? Почему он все еще жив?

– Смерть не искупит все его поступки, Ити. Я посчитал, что такой легкой участи ему не видать, вот и все.

Оити было нечего на это ответить. Она на месте брата убила бы подлеца в первую очередь, заставила бы его заплатить за все сломанные судьбы. Но Сабуро был другой, холодная выдержка в нем была на том самом уровне, который позволяет хищникам выпрыгивать из засады и в считанные секунды настигать жертву. Девушке оставалось верить, что Акэти Мицухидэ в конечном итоге не уйдет от расплаты.

Оба молчали, созерцая дерево с размашистыми ветвями, что нависли над воинами как крылья гигантской птицы, с толстым стволом, покривившимся и покрывшимся лишайником.

– Пора ехать, – раздался голос Сато.

Он остановил гнедого коня около покосившейся беседки, с тоской рассматривая представший пейзаж. Разговора брата с сестрой он не застал, но сразу же понял, что за место так хотел посетить Сабуро. Воспоминания воспламенялись из темных закоулков души, куда он схоронил их много лет назад. Его, как и прочих детей, черные мечники вырвали из рук родных силой, обращая все вокруг в пепелище. Он помнил пламя, помнил вопли умирающих вокруг людей. Помнил последние минуты жизни отца, а потом все вокруг накрыла холодная гнетущая пустота. Пустота, мрак и всепоглощающий ужас.

Когда Татсусиро схватил вороного за густую гриву и поднялся в седло, откуда не возьмись налетел злой ветер, зашумев листьями старой сакуры, задергав молодых людей за волосы, поднимая пыль с сухой земли. Никто, кроме Сабуро, не придал значения тревожному знамению. Друзья удивились, когда генерал ни с того ни с сего медленно потащил из ножен нодати, и стоило ему обнажиться, в тот же миг и ни секундой позже, неведомая сила выбила Татсусиро из седла. Он тяжело ударился о землю, но чудом смог блокировать огромный меч, что стремился вцепиться ему прямо в глотку. От клинка исходили зловещие демонические импульсы, которым оказалось неимоверно сложно сопротивляться. С каждой секундой корявое лезвие сокращало дистанцию и вот уже коснулось кожи над кадыком, выпустив каплю крови. Нападавший кровожадно облизнулся, оскалив белозубую ухмылку.

Лошади всполошились, брыкались. Оити и Сато, не успев сообразить, что произошло, пытались успокоить взбешенных животных.

– Соскучился?! – процедил сквозь зубы Татсусиро, стремясь отклонить демонический клинок в сторону.

– Дорогой, ты мне совсем не пишешь, я волновался, – усмехнулся с привычной едкостью Корвус и быстрым рывком руки дотянулся до горла Сабуро, стиснув до боли.

Тот всеми силами напряг шею, оттягивая момент удушения и все еще пытаясь отпихнуть демона в сторону.

Сато первым пришел в себя, налетел на незнакомца быстро и уверенно, но цели достичь не смог – неведомая сила швырнула его в сторону, как оловянную фигурку, и впечатала в ствол сакуры с такой силой, что от удара осыпались листья. Рыжий повалился на землю кряхтя и тяжело кашляя.

В это время Корвус без усилий возымел преимущество над ситуацией, ведь в глазах Сабуро от удушья все начало покрываться тьмой. Демон с наслаждением разглядывал его побледневшее лицо, оторвал ослабшее тело от земли и швырнул рядом с Хисимурой.

Красноглазому в отличие от друга не потребовалось время, чтобы прийти в себя, он моментально вскочил на ноги, отыскал взглядом меч, который обронил, затем вспомнил, что второй нодати все еще при нем и в ту же секунду со злостью вырвал его из ножен.

– Мои шутки до сих пор для тебя не постижимы, – демон дурачливо ухмыльнулся.

– Твои шутки отвратительны, – процедил Сабуро.

– Да ну, брось. Зато смотри, как ты взбодрился. У меня не было больше сил смотреть на твою унылую рожу, вот я и решил тебя растормошить. Не злись.

Оити за все это время успела лишь обнажить меч, но сдвинуться с места так и не смогла. Ужасающая аура, что окружала незнакомца, ввела ее в состояние оцепенения. Теперь же она не моргая рассматривала его широко раскрытыми глазами. Безупречный и надменный. Слишком красивый, чтобы быть человеком.

Корвус почувствовал на себе ее зеленый взор, обернулся, смерил похотливым взглядом с головы до пят. Она и не заметила, как красавец приблизился к ней, ласково дотронулся когтистой рукой до подбородка, заглянул в глаза. Девушка обомлела, словно под сильным гипнозом, не могла шелохнуться и молвить даже слова.

– Интересно.

Пошлая ухмылка на лице демона заставила Татсусиро вспыхнуть сиреневым пламенем ревности. Он напористо зашагал в его сторону, развернув нодати заточкой вперед. Демон даже не шелохнулся, коснулся иссиня-черных локон Оити пальцами, а когда Сабуро подошел довольно близко, уничтожил гонор юнца одним взглядом.

– Миновало пять лет, Нобунага, а ты все бегаешь по округе и кричишь, размахивая руками, каким сильным стал. Глупо и нерасторопно, учитывая твое положение. Выбирайся из песочницы, мальчик. Будет жаль, если столь прекрасный цветок увянет раньше времени. – Он пригладил пятерней свои черные волосы, прошагал в сторону, уставив взгляд на проросшую мхом статую, тут же с отвращением поморщился. – Меня всегда удивляло, почему люди так любят окружать себя подобной безвкусицей.

Пройдясь пальцем по ощеренной собачьей пасти Инугами, демон легким толчком пальцев опрокинул статую наземь. Изваяние завалилось на бок, расколовшись на несколько частей.

– Что тебе нужно?

– Мне-то? Хотел донести до тебя одну важную мысль. Сам-то ты все никак не дойдешь до нее самостоятельно.

– Говори.

– Всего лишь одно маленькое предостережение, Нобунага: не слишком возгордись легкими победами, вроде этой. На горизонте уже появились персонажи поинтересней, и они жаждут встречи с тобой. Оступишься раз – они сожрут тебя подобно пламени, что спалил этот дом.

– В таком случае следует подать им сигнал к действию, – проговорил Сабуро с ледяным холодом в голосе. – Но какое тебе дело до моих достижений? У нас есть договоренности, не забывай. Не надо тыкать меня носом в последовательность моих решений.

Корвус поднял кверху руки, как если бы предпочел сдаться в плен, загадочно ухмыльнулся и растворился в дуновениях ветра, точно дым, оставив Татсусиро наедине со спутанным клубком не самых приятных мыслей.

Демон говорил намеками, но молодой генерал прекрасно знал, о чем речь. Он давно располагал сведениями обо всех именах своих потенциальных врагов. Слишком много времени было потрачено на возврат Овари, пора открывать карты и заявить о себе громко и уверенно. Для этого потребуются надежные и сильные союзники. Их имена Татсусиро тоже уже были известны.

Деревушка Накамура близ уезда Касугаи пропахла бедностью и навозом. Серую землю иссушило палящее солнце, растительность погибла, не успев дать плодов, а то, что удавалось чудом спасти, жители до последней крупинки вынуждены были отдавать несговорчивому даймё и его прислужникам, которых тот то и дело одаривал земельными наделами. Крестьяне и не подозревали, что их хозяин сменился. Не знали они и того, что новый владелец Овари изменит их жизни до неузнаваемости. Живущие десятилетиями под гнетом жадных владык, они привыкли подчиняться и выживать из последних сил.

Сумрак накрыл поселение тяжелым одеялом, опустил на крыши кровавую вуаль. За алой полосой над горизонтом небо зеленело, выливалось в синеву еще выше, и на его полотне уже прорезались первые робкие звезды. Над головами пронеслась стая ласточек, перекрикиваясь между собой весело и звонко.

Черные шатры рассыпались вокруг деревушки, облепив ее скромные стены из частокола, как ракушки дно корабля. В лагере стоял гомон и хохот, на кострах шипело и распространяло восхитительный запах мясо, саке лилось рекой, до слуха долетали раскатистые военные песни. Войско отмечало сладкую победу, гуляло на широкую ногу.

Жители испуганно попрятались по домам, надеясь, что захмелевшие воины не угостят их визитом.

Невзрачный и ветхий постоялый двор – с еще более невзрачным именем «Под вороньим крылом» – улегся на торговой улице, привлекая внимание своими размерами. Старые иероглифы «рёкан» имели настолько затертый вид, что прочитать их было практически невозможно, но, ступив за порог, нос игриво защекотал запах копоти от пощелкивающего в центре ирори43, над которым на стальных и проржавевших прутьях запекался фазан, щедро приправленный специями. Его шкурка уже зарумянилась, жир капал в огонь, заставляя языки пламени возбужденно подпрыгивать.

Старик, лет восьмидесяти усадил уставших воинов за стол, разлил всем саке и пока те распивали напиток, поведал историю о своем непутевом внуке. Трактир передавался из поколения в поколение с самого основания поселения Накамура, но в последние пять лет дела шли совсем плохо: почва истощилась постоянными засухами, а путники через деревню проходили редко. Еще и даймё взял манеру насылать на местных крестьян своих подручных псов, а потом и вовсе в каждой деревушке, где было хоть сколько-то рисовых полей, подселил наместников бандитской наружности. Те в свою очередь не давали трудягам продохнуть, буквально вырывая из рук последние рисовые зерна.

Совсем в недавнем прошлом единственный внук трактирщика скончался, предварительно сев в долговую яму. Не прошло и дня, как наместник и его банда головорезов явились за долгом, и теперь старику придется отдать заведение, чтобы хоть как-то расплатиться за проступки внучка. Дед так ударился в воспоминания, что аж всплакнул.

– Молодежь нынче совсем от рук отбилась, – прочавкал Сато, наворачивая ароматный рамен44.

– После того как я отдам постоялый двор, мне придется еще несколько лет отрабатывать те деньги, которые Рёта задолжал тем людям, ведь эта халупа ничего не стоит.

– Ваш внук был игрок? – задумчиво вопросил Сабуро, поднося блюдце с саке к губам.

– Верно. То игра в кости, то карты, а последний год полюбились петушиные бои. Говорил я ему: «Рёта, возьмись за ум!» Бесполезно, – покачал головой трактирщик. – Молодые в наше время любят легкие деньги, не желают палец о палец ударить. Его облезлая курица беспрестанно проигрывала. Знаете, эти азартные игры всегда затягивают, пока ты не останешься в одних портках, без единого мона45 в кармане. Он не отдал в срок значительную сумму, его бросили в долговую яму, но дурак решил бежать. После его смерти, бакуто46 пришли и сказали, что меня постигнет та же участь, что и внука. – Старик разрыдался с новой силой.

Пока он изливал душу, Сато доел лапшу и, поставив глиняную плошку на стол, вздохнул:

– А-а-а, будет обидно, если этот постоялый двор приберут к рукам какие-то лиходеи, ведь тогда здесь перестанут подавать такой бесподобный рамен. Развалину перестроят под публичный дом, но вряд ли он будет пользоваться спросом боле, чем ароматная похлебка.

Он задумчиво подпер подбородок правой рукой, на палец левой накручивал конец рыжего хвоста.

– Старик, у нас нет денег, чтобы покрыть долг твоего внука, но я с радостью могу выбить дурь из этих душегубов.

Дедуля в ту же секунду воспрянул, улыбнувшись во все свои пять зубов.

– Мы здесь не для благотворительности, – с укоризной проговорил Сабуро, поднося к губам блюдце с саке.

– Моя благотворительность не задержит наше выступление. Пойду прогуляюсь по округе.

Сато сладко потянулся, хрустнув плечным суставом, и подскочил с седалища, по-дружески хлопнув Сабуро по плечу, но тот не проводил друга даже взглядом.

В палатке поселился сумрак, две приземистые жаровни обливали мягкие стены тусклым светом, слегка подогревая воздух в походном жилище. Хисимура не без усилия отстегнул тугие петли кирасы, расшнуровал боковые крепления, стащил и уложил ее перед собой на пол, рассматривая на предмет повреждений. Входное полотнище еле ощутимо колыхал вечерний ветер, впуская в палатку аромат молодой осоки, вечерняя свежесть разливала всюду тонкое звучание луговых трав. Скинув иссеченные царапинами доспехи, юноша почувствовал себя невесомым, вдохнул полной грудью влажный воздух, что защекотал ноздри, и загадочно улыбнулся, ощутив присутствие за спиной.

Тонкая рука скользнула из-за спины и устроилась на груди молодого самурая. Он слышал, как Орин к нему подкралась, но игриво позволил застать себя врасплох. Девушка прижалась к его сильной спине худыми грудками, водила рукой по мышцам груди, гладила рельефный торс.

– Я думал, ты отдыхаешь, – улыбнулся он.

– Ты много думаешь, Хисимура, а потому застигнут врасплох. Сдавайся.

– Госпожа, – он обернулся, стиснув нежно ее за тонкое запястье и притянув к себе, – я бы и не посмел сопротивляться.

Сабуро оставил на столе деньги – много больше, чем полагалось – и молчаливо отправился на улицу. Ночь выдалась ясная, воздух еще не остыл от дневной жары, раздражал своей повышенной влажностью. Полумесяц в окружении тысячи звезд прогуливался по индиговому небу.

Он, избегая пьяных взглядов соратников, выбрался из деревни через узкий проход в частоколе и быстро скрылся в бамбуковой роще. Ступая небыстро, следовал тонкой тропой средь лабиринта идеально ровных, словно шерсть гигантского животного, стволов бамбука. Когда роща кончилась, перед ним высился белоснежный холм пушистой кортадерии. Трава плавно покачивалась от легких импульсов ветра, светляки то и дело сновали средь ее пушистых метелок пульсирующими огоньками, добавляя в атмосферу привкус волшебства.

Генерал взошел на холм, гладя рукой мягкие соцветия, с упоением насладился представшим пред глазами пейзажем плавно колышущегося моря травы. Где-то очень далеко рассмотрел еще одну крохотную деревушку. Золотом поблескивали огни в домишках. Беспечную тишину нарушал шелест листьев и скрип сверчков.

Порывистый ветер тронул его длинные белоснежные пряди в высоком хвосте, и снова все стихло.

– Я ощутил твое желание видеть меня. – Голос Корвуса звучал привычным бархатистым баритоном с оттенком лукавства. Татсусиро всегда раздражала его напыщенность, но, когда демон появлялся, юноша необъяснимо для самого себя обретал спокойствие.

– Корвус.

– Ну?

– Ты отпетый балабол, но полезные сведения из тебя хоть клещами вытягивай. Порой я не понимаю, где за этой болтовней кроется истина, а где гадкая насмешка.

Помолчали, неподвижно уставившись друг на друга.

– Когда-то давно ты упоминал, что моя сила напрямую зависит от предмета обожаний, что сей предмет – сердце нашего договора. Но… – Юноша нахмурил белые брови. – Сегодня меня осенило, когда ты приблизился к Оити. Что… что если, я лишусь этого предмета раньше, чем буду повержен сам?

– Мир разлетится вдребезги, Нобунага.

Сабуро злобно нахмурился.

– Это метафора, но довольно четкая хочу заметить. Что произойдет? Метка исчезнет вместе с силой, а то, что ты потерял – впредь станет моим. Вещь это или человеческая жизнь – не имеет значения. Далее, как по сценарию: я являюсь перед тобой, и мое лицо – последнее, что ты увидишь перед смертью, малыш Нобунага. Таковы были условия. Ты же не думал, что наши с тобой дружеские и теплые отношения смогут меня остановить и заставить передумать?

– Не думал. И едва ли они теплые.

– Борьба, о которой ты сложил так много речей, которую ты так вожделел, протекает нерасторопно, словно ты запамятовал, что время твое ограничено. Придется чаще напоминать тебе о моем существовании и о том, что за тобой двойной должок.

Татсусиро не сводил рубиновых глаз с демона, на сердце осела тяжесть, впиваясь своими острыми иголками. Он злился. Сейчас ему казалось, что та кошмарная ночь в лесу была лишь видением, что лучше бы он избежал той роковой встречи с этим высоким красавцем. Ему казалось, что нужно было отказаться от той сделки и принять смерть, пусть даже столь паскудную.

– Время утекает, как вода сквозь пальцы, Нобунага. Не забывай.

Агрессивный ветер поглотил демона с головой и растворился вместе с ним в небесах, от чего рваные облака закружились спиралью и плавно стали расползаться в разные стороны, посеребренные светом молодой луны.

Сабуро остался стоять на месте, впиваясь ногтями в ладони до крови.

Бордель стоял на ушах.

– Что это за дерьмо, щенок?! – прогремел здоровяк, изрисованный татуировками вдоль и поперек. Татуировки у него были даже на лице и ладонях.

– Это честная игра, – уведомил рыжий с язвительной ухмылочкой на лице и сложил руки на груди.

– Ты за идиота меня держишь?!

– Игра в кости основана на везении, ни больше ни меньше. Я понимаю, бакуто не привыкли проигрывать. Ну так как? Хочу поскорей забрать деньги и отправиться пьянствовать в более приятной компании. – Он поднялся, бесстрашно протянул руку в направлении здоровяка.

Слово «деньги», словно красная тряпка для быка, подействовало на головорезов. Все как по команде повскакивали со своих мест, выхватили оружие. Сато на это звучно просвистел, обведя собравшихся настороженным взглядом.

Где-то на заднем плане взвизгнула женщина, кто-то выронил блюдце, и оно звякнуло об пол. Татуированный вызывающе осклабился, свесив на губищах увесистую трубку, что жутко дымила и наполняла затхлое помещение щекочущим ноздри ароматом. Хисимура не стронулся с места.

– Такой толпой на безоружного путника? Как-то это не по-человечески. Я просто пришел сюда сыграть в кости и волей судьбы выиграл несколько раз подряд. Тут нет никакой хитрости, это чистое везение. Удача сегодня мне благоволит.

– Будешь рассказывать о везении в Дзигоку.

– Что за день такой, а. Все вокруг такие несговорчивые. Как же это раздражает, – лениво протянул Сато и устало потянулся, расправив плечи. – А я ведь так устал, но придется выбить эти деньги из вас силой.

Волна хохота заполнила помещение, бандиты с голодным оскалом сужали круг, походили на гиен, загнавших жертву в угол.

«Многовато их оказалось. Не потяну в одиночку».

Оценив окружающую обстановку, смерив помещение взглядом, глаз пал на сложенные у входа катаны, но, чтобы до них добраться, пришлось бы пробиваться через живую стену этих смердящих выродков. В то же время острый взгляд отметил палочки для еды, которыми сосед продолжал ковыряться в зубах, после того как уничтожил три плошки риса.

Сабуро задумчиво брел по сумеречным улицам деревушки. Они были узкими и грязными, пахло нечистотами и скотом, но юноша не замечал всего этого, слова Корвуса впились в голову, как не до конца вбитый гвоздь, зудели и сводили с ума.

Шум возни и грохот отвлекли, прервали течение мыслей. Неприглядная серая халупа, увешанная красными фонариками, трещала по швам. Доносились звуки ломающейся мебели, грязная ругань, звук бьющегося стекла, женские визги. С треском разнеся амадо в щепки, на улицу вывалился дородный мужик, покачиваясь на собственном пузе, как фруктовый пудинг. Татсусиро замер, скосил глаза во тьму дверного проема.

– Какой же ты шумный.

– Я просто хотел привлечь твое внимание. – Сато выступил на улицу, таща за шиворот худощавого юнца с перекошенным лицом.

Не успели друзья моргнуть глазом – поток бандюков из борделя хлынул, как перебродивший эль из бутылки, ровно распределился вокруг, злобно скалясь и наставив оружие. Сабуро недовольно повел бровью, осмотрев нападающих.

– Это что, шутка?

– Не похоже, что они шутят, Сабуро.

– Выходит, помощь тебе все же требуется.

– Старик, отойди в сторону! У нас дело к этому рыжему паскуднику! – зарычал татуированный, вывалившись из дома и растолкав толпу. С рыхлого тела на друзей пялился надувшийся, точно шар, тигр, крадущийся в зарослях.

– Старик? – уточнил Сабуро, покосившись на бугая.

Сато сразу сообразил, чем попахивает, насторожился, но уже ощущал, как жар духовной силы курится вокруг стана товарища. Рука Сабуро плотней стиснула ножны меча; Хисимура, упреждая грядущую кровавую бойню, хотел схватить командира за руку, как бы намекая не принимать поспешных решений. Татсусиро раздраженно отстранился.

– Вы либо глупцы, либо отчаянные.

– Дед нам угрожает, глядите! Сейчас наверняка покажет тайное ниндзюцу47! – хохотнул главарь и потянул за собой волну гогота всей банды.

«Это они зря», – Сато покрылся испариной и озирался по сторонам, едва ли переживая за положение, в котором они оказались. Его не пугал численный перевес, он боялся, что останки тел, раскиданных по всей улице, усугубят репутацию Цитадели в лице простых селян, тут же полетят поганые сплетни как пыльца на ветру, и тогда вряд ли их смогут назвать борцами за благо народа, пусть даже убитыми окажутся такие жестокие душегубы как бакуто.

– Были бы вы осмотрительней, заметили бы, что у деревни стоит войско. Будь вы умней – распознали бы штандарты, уже собрали вещички и бежали быстро и далеко.

– Войско далековато от этой темной улочки, господа самураи, – ухмыльнулся бугай. – Смотрю меч у тебя отменный. За такой можно выручить немалые деньги. Давай-ка сюда.

Он нагловато вытянул руку в требовательном жесте, но тут же выкатил глаза, наблюдая, как его собственная кисть шлепнулась на землю. Когда предводитель залился истеричным воплем, держась за культю, которая во все стороны источала кровавые брызги, его подручные впали в ступор, то наблюдая за главарем, то вопросительно взирая на беловолосого. Сабуро стоял, окутанный сумраком, и лишь глаза пылали из темноты диким огнем.

– Доставьте мне удовольствие, – проговорил мрачно беловолосый, – нападайте всем скопом.

– Сабуро, не надо, – подал голос Сато за спиной.

– Чего встали?! – закричал бугай, преодолевая болевой шок, что на какое-то время спер воздух из легких. – Убить!

– Сабуро!

Толпа медлила, бурча и переглядываясь.

– Разве не ты вызвался очистить деревню от этой скверны? – уточнил Сабуро.

– Я хотел их только спугнуть.

– Спугнуть? Вот этих-то? В одиночку? Что за глупости?

– Я отдал приказ! – все не унимался главарь, но тут к его уху прильнул дохлый мужичок, заговорил что-то быстро и взволнованно, пока другой подручный уже перетягивал культю какой-то тряпкой. – Посмотрим, как ты запоешь, когда сюда явится войско Оды-сама!

Лицо Сабуро подернула скверная ухмылка, он расслаблено расправил плечи и проговорил:

– Чтобы доставить донесение Оде Нобуюки, тебе придется спуститься в самые недра Дзигоку. Как кстати, что я могу тебя отправить к хозяину здесь и сейчас.

Кувшин саке был наполовину пуст. Сидя на холме под пушистыми ветвями многолетнего клена, Сабуро повязал его шелковый шнур на запястье. Вокруг слегка колышущихся на ночном ветру метелок кортадерий все также деловито плавали светляки.

– До чего немногословным ты стал, – проговорил Сато, опустившись подле друга и до сих пор переваривая недавние события у порога борделя. – И бескомпромиссным, – добавил угрюмо. – Помню, мы могли болтать ночи напролет, а потом измученные и усталые плелись на тренировку. Ух, Акэти негодовал тогда!

Сабуро не улыбнулся воспоминаниям и, продолжая следить за зелеными огоньками недвижимым взглядом, молча передал другу бутылку. Тот с аппетитом умирающего от жажды человека отхлебнул.

– Ты можешь злиться и запираться в себе, но я настаиваю, – осмелел капитан. – Расскажи, что с тобой происходило те полгода. Я обязан знать. Прошу.

Татсусиро молчал.

– Кто тот черноволосый воин и о чем вы говорили на руинах? Пожалуйста, Сабуро.

Татсусиро не ответил.

– Тебя что-то гложет, я же вижу. Доверь мне эту тайну. Доверься мне как раньше. Мы ведь давали друг другу обещание…

– Не дави на меня своим обещанием! – рявкнул Сабуро и отвернулся.

Сато захлопал округлившимися глазами, злясь. Злясь, что не может поддержать друга, что не может вытянуть из него и слова, что не может разделить боль, терзания, да все, что бурлит у него внутри подобно ядовитому зелью.

– Что ты хочешь знать? Что я обречен? Что поставил на кон дорогие моему сердцу жизни? Что струсил и связался с нечистой силой? Что?

– Сабуро, погоди…

– У меня нет сил это обсуждать, Сато, – заговорил вдруг поникшим голосом. – Как только напоминаю себе об условиях этой проклятой сделки – сердце рвется на части, понимаешь? Я, точно мотылек, угодивший в заманчивый огонь. Мотыльку показалось, что огонь его согреет, спасет от всепоглощающей тьмы, а он сжег его дотла.

Хисимура вопрошал взглядом. Сабуро сделал довольно смелый глоток, молчал больше минуты, смежив глаза и не шевелясь.

– Если бы ты умирал в одиночестве, – проговорил наконец, – и перед тобой поставили выбор: остаться гнить растерзанным на части в лесу, или же получить силу в обмен на нечто ценное. Что бы ты выбрал?

Сато выдержал взгляд, что с холодной грустью глядел на него с лица, в чертах которого сейчас так отчетливо виделся тот человек, с которым он много лет назад обменялся обещаниями хранить дружбу несмотря ни на что.

– Я должен успеть завершить задуманное, пока ему не надоело ждать. Сегодня он явился как раз за тем, чтобы напомнить о долгах. – Генерал жадно глотнул саке. – Меня гложет, ты прав. Гложет, что пришлось собирать Цитадель по кускам, возвращать территории. Я выбрал этот путь, пообещал людям достойное существование, но по правде говоря, часто мою голову занимают мысли все бросить. И тогда перед глазами снова стоит мерзавец Дзиро, которому всегда было плевать на чужие судьбы. И только тогда я собираю всю свою волю в кулак, и продолжаю ступать сквозь эту заросшую тропу, смердящую смертью.

Сато не смел встревать в этот монолог, слушал, затаив дыхание.

– К сожалению, желания зачастую идут разными путями с действиями. Пусть не сразу, но я выкарабкался из выгребной ямы, в которой меня оставил Дзиро, и теперь, стряхнув с себя желчь и грязь, готов идти дальше. И конечно мне не справиться одному. Мне не справиться без тебя, Сато. Разделяешь ли ты мои взгляды как прежде? Обернешь ли свой меч против моих врагов, как всегда это делал?

– Я ведь поклялся тебе в верности, к чему эти вопросы? – как будто с обидой проговорил Сато.

– Я отвергаю слепое повиновение, – напомнил Сабуро.

– Тогда я скажу тебе, друг, что ты ничем не обязан тем людям. Ты собрал войско, вернул родные земли, где теперь дела пойдут в гору. Может стоит остановиться? Когда ты говоришь, что готов идти дальше, знай: я без промедления последую за тобой, но мне не понять, куда эта дорога выведет.

– В Киото, разумеется.

Взгляд Сато округлился.

– Вступать в игру лишь ради самой игры – глупо. Цель игры – победить, ты знаешь об этом не понаслышке. Победой в этой войне можно будет назвать только захват столицы. Но прежде, чем забраться так высоко – придется прорубить дорогу через великое множество несговорчивых.

– Звучит, как заноза в заднице, – вздохнул лениво Сато. – Не думал, что ты охотлив до власти.

– Править мне претит, но управлять от лица безвольной марионетки – другое дело.

– Не вижу разницы.

– Дело не столько во власти, сколько в возможностях, которые я смогу открыть для людей, Сато. Будучи там, где мы есть сейчас, наши возможности сильно ограничены. Нам не повлиять на чужие судьбы, оставаясь мелким воинством, и я собираюсь перевернуть все закостенелые устои этих земель с ног на голову. Ты только представь: идеальная налоговая система, где крестьянам не придется отдавать последние крохи зерна отожравшимся князьям; расширенные торговые пути, целые рыночные площади всевозможного товара, в том числе импортного; свод законов, защищающий простых граждан, а не правительство и их услужливых псов.

Сато задумчиво молчал, не стесняясь налегать на выпивку. Столь возвышенные стремления друга были для него в новинку.

– В библиотеке Куроносукэ я нашел множество занимательной литературы. Там, на большой земле, сильные мира сего давно поняли, что есть враги извне, что прежде всего стоит укреплять внутренние владения и бороться с неприятелем объединенными силами. Мы же вдруг возомнили, будто одни в этом мире, будто к нам никогда никто не посмеет сунуться. И все почему-то забыли про вторжения монголов. На наши владения глаз положили уже тогда, а мы все грыземся за земли, меняя их границы и перетягивая туда-сюда подобно одеялу. Столько сил и средств тратится впустую. Столько жизней сгорает в бушующем пекле гражданской войны. Сильное государство – это в первую очередь забота и помощь простому народу, и я вижу, как построить подобную державу. Ведь я знаю, какого быть слабым и никому ненужным.

Мечтания на короткий миг превратили кровожадного и сурового Сабуро в смышленого и доброго мальчишку Нобунагу, и Сато был этому рад. Они отпили из бутыли по очереди.

– Я объединю раздробленную страну, приложу все силы, чтобы эта гражданская война, наконец, закончилась. Не допущу, чтобы число поселений подобных этому возрастало.

– Кажется работы у нас впереди по горло, – улыбнулся Сато. – Нам потребуются сильные союзники.

– И мы их найдем, друг, а деятельность гиен, подобных моему брату, сведем к нулю. Не знаю где и как он существовал до того, как смог вернуться в Овари, не знаю лучше ли зажили люди в окрестностях, но с его возвращением деревни подверглись жестоким налоговым обложениям. Прикрываясь войной, он пользовался страхом селян, как источником жизни, пообещав якобы защищать этих людей. Ты был тому свидетель, Сато. Ответь же: разве те душегубы, что учинили на главной улице бордель, были защитниками? И был ли я не прав, лишив таких людей жизни? – Сабуро скрипнул зубами. – Я изничтожу эту скверну в самом сердце страны. Бакуфу, сегунат и эти псевдо сёгуны: все они получат свое.

– Я понимаю, тебе хочется следовать возвышенной цели; понимаю и то, что ты хочешь продолжить дело Такахиро Рюсэя, но разве это не пустая трата времени?

Глаза Сабуро полыхнули, и он уставился на товарища с возмущением.

– Не спеши перебивать, – упредил Сато, воздев руку. – От войны нигде не скрыться, я это прекрасно знаю; знаю, что так или иначе каждая живая душа будет втянута в нее. Но, кроме того, я знаю, что сколько людей не меняй – все рано или поздно встанет на круги своя. Возвышенные цели всегда очень энерго и ресурсозатратны. Уверен, что нам хватит сил и времени довести дело до конца? Я не пытаюсь отговорить тебя от этой затеи, я боюсь, что результат разочарует, не принесет удовлетворения. В итоге время, дарованное тебе, будет потрачено впустую.

– Не попробовав – не узнаем, – нахохлился генерал Цитадели.

– Ну, – улыбнулся Сато, – это в любом случае лучше, чем просидеть всю жизнь за черными стенами среди моря деревьев. Я не настолько целеустремленный человек, Сабуро. В моей голове много вопросов, которые начинаются с «зачем» и «для чего», но я последую за тобой в любом направлении. Хочу взглянуть на мир, который ты построишь.

Морщина меж бровей Сабуро наконец разгладилась, и он взглянул на друга с усталой улыбкой.

– Кажется, я, наконец, понял, – проговорил тихо. – Я всегда думал, что у меня есть брат. Пусть я его боялся и недолюбливал, но как же – Тацунари мой брат по крови. Но теперь я понял, – повторил. – Не важно, что вы братья по крови, когда в вас кипит вражда и ненависть. Другое дело ты, Сато.

Сато удивленно поднял взгляд и разглядел в глазах друга теплые импульсы.

– Нас не связывают кровные узы – это верно. Но нас связывает кое-что более прочное. Я скажу это лишь раз, Хисимура Сато, хорошенько запомни: ты – мой брат, и я не пожалею собственной жизни ради твоей защиты. Я впустил в себя проклятую силу, чтобы быть тебе равным, чтобы ты мог положиться на меня. Это осознанная жертва. Прошу лишь одного – не теряй веру в меня. Возможно, под воздействием негативных факторов, я когда-нибудь буду на пороге принятия неверных решений, и тогда ты огреешь меня чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы привести в чувства.

Сато улыбнулся подобной мысли. В тот момент он воспринимал эмоциональные речи друга, как результат расслабленной обстановки, хорошенько сдобренной немалой дозой выпивки; в тот момент он не задумывался, что это обещание ему придется превращать в жизнь ни один раз, что друг, опьяненный своими военными успехами, однажды потеряет человеческий облик. Но сейчас он радовался, что за столь длительный срок они, наконец, смогли поговорить по душам.

БИТВА ВОСЬМАЯ

Откровения и прочие неприятности

День стоял необычайно серый. Небо было затянуто плотной пеленой дождевых облаков с самого утра, а горизонт завесой дыма вот уже как целый час. Запах горящих волос и плоти щипал нос, кусал глаза. Костры мерцали сотнями звезд на потоптанном и изрытом после побоища поле. В небе кружили вороны, высматривая, чем бы поживиться.

Татсусиро следил за пляшущим пламенем на погребальных кострах холодным взглядом. Пронзительный ветер дергал его белые волосы. Стояла мертвецкая тишина, слышались только шепот голодного огня и потрескивание погибающего в его плену хвороста. Оставшиеся почтить павших в бою соратников самураи скорбно рассматривали сложившуюся картину.

Под покровом ночи Сайто Ёситацу при поддержке передовых отрядов могущественного князя провинции Суруга – Имагавы Ёсимото перешел вброд реку Кисе и ударил по пограничным фортам Овари. Погибло немало людей, охранные башни, которые Сабуро приказал возвести на границах, сгорели дотла, а мерзавец, словно посмеявшись над проигравшими, не стал продвигаться вглубь земель и спокойненько отступил восвояси.

– Вот уже который раз этому крысенышу удается уйти. Среди наших доносчик, – констатировал Сато.

Хисимура небезосновательно изложил эту мысль, потому как знал, что Татсусиро максимально усилил оборону приграничных со строптивым соседом территорий не только башнями, но и отлично вымуштрованными отрядами. Однако тому каждый раз удавалось нанести ощутимый и болезненный удар. Используя дальнобойные осадные машины с зажигательными снарядами, враг обрушивал разрушительные атаки, оставаясь при этом на безопасном расстоянии для ответного удара и имея предостаточно времени на отступательный маневр.

– Может и доносчик, а может разведка у Сайто на том уровне, что остается все это время незримой для наших теневых отрядов, – выдохнул устало Сибата Кацуиэ, намекая на некомпетентность командующего этими самыми теневыми отрядами.

– Или интуиция нашего командира в который раз дает сбой, – парировал тут же Мицухидэ, кося волчьим глазом на Татсусиро. Татсусиро сделал вид, что не расслышал, но капитан продолжил нагнетать: – Я всего лишь исполняю приказы, а тебе лучше перестать витать в облаках и наконец предпринять что-то более решительное, чем перемещение гарнизона из одного угла провинции в другой.

– Мы не готовы идти на их главную крепость, – ответствовала вместо брата Оити. – Для ее взятия нам потребуется войско куда большее, чем у нас есть на данный момент. Кроме того, у наших границ притаился враг посерьезней трусоватого Сайто, который только и может, что бить исподтишка.

– Оити-сама безусловно права, – кивнул Сибата и аккуратно глянул на генерала, который по-прежнему хранил молчание, будто впав в глубокую думу, из которой так сложно выбраться. – Решим вторгнуться в Мино – Имагава Ёсимото в то же мгновение нападет на Овари. Вы же понимаете, чем это грозит?

– С потерей союзника в лице Оды Нобуюки, Ёситацу побежал просить помощи у того, кто на эти земли облизывается очень давно, – продолжал гнуть свое Мицухидэ. – Он отчетливо чувствует какую злобу ты на него затаил. За последнее время наши границы уже трижды подверглись нападениям со стороны Мино. Кроме того, его лазутчики повредили краны на каменоломне, в следствии чего работа встала на неопределенный срок, что несомненно отразится на нашей обороноспособности. Как ты собираешься возводить форты, о которых распорядился с такой яростью? Очнись наконец! Если так и продолжим бездействовать, Ёситацу нашепчет Имагаве, что Татсусиро Сабуро со смертью «Гадюки» растерял все свои зубы.

– Имагава может стать серьезной проблемой, – проговорил мрачно Сибата, как будто переступал через себя, соглашаясь с предыдущим оратором. – За последние несколько лет он сильно расширил свои территории путем непрерывных военных вторжений. Проигравшие кланы подписали вассалитет, так что войском князь Суруги располагает немалым.

– Навяжем Сайто сражение на наших условиях? – предложила Оити, повернувшись к брату и пытаясь поймать его отрешенный взгляд.

– Не выйдет, – качнул головой Сато, – иначе бы бой уже состоялся. Свои подлые атаки он проводит как раз за тем, чтобы мы потеряли бдительность и зашли в Мино, где у него явно будет преимущество.

– Не пойму одного, – задумался Сибата, – для чего Ёситацу нас выманивать из Овари? Чтобы взять провинцию, Имагаве с его-то войском не потребуется сильно напрягаться. Враги коварны, – подытожил. – Не стоит смотреть на них сквозь пальцы.

– Похоже нам не позволят удержать Овари, – как будто с отчаянием проронила Оити.

– Мицухидэ прав.

Все уставились на вдруг заговорившего Татсусиро так, словно тот заявил, что он сын богини солнца Аматэрасу. Глаза генерала горели недобрым огнем. Подобный взгляд у него был в те моменты, когда юноша замышлял что-то отчаянное, нечто, на что человек в здравом уме никогда не решится.

Радикальное мышление командира часто было поводом для насмешек тех, кто привык действовать по-солдатски просто, но потом переросло в тихое роптание, а у некоторых даже в желание дезертировать, лишь бы не подчиняться безумным приказам «малолетнего дурака».

– Мы позволим Сайто Ёситацу втянуть нас в сражение на его условиях.

Собравшиеся хлопали глазами, не отрываясь от командира. Сибата первый пришел в чувства, поспешив осведомиться:

– В каком составе прикажете собрать войско? – спросил, заведомо зная ответ.

– Всех, кто защищает Овари.

Величественный замок Имагавы Ёсимото на побережье города Сумпу сиял белизной стен и синевой черепичных крыш. Отвесная скала держала его высоко над синей гладью, впиваясь в бурлящий и беспокойный океан. Торговые корабли в порту покачивались на волнах, точно младенцы в колыбелях, на берегу же царили суета и шум. Одни моряки усердно драили палубы, другие разгружали трюмы, заставленные бочками с рыбой и мешками с рисом. На горизонте готовилось к швартовке небольшое торговое судно. Мужики бегали по причалу с тяжелой поклажей на плечах, предвкушая пьяный вечер в портовом борделе. Бордели здесь жались друг к другу, будто бедные родственники, наряду с трактирами и нескончаемыми игральными домами. Шлюхи заманивали посетителей короткими платьями и оголенными плечами, торговцы рвали глотки, что у них самая свежая на всем побережье рыба, под желтым парусиновым шатром показывали фокусы и организовывали поборы придорожные аферисты. Порт насквозь провонял рыбой, сырыми досками и развратом.

Князь Имагава суетливо мерил шагами просторную комнату, что-то неразборчиво бубнил себе под нос и был красным как перезрелый помидор. При каждом развороте он остервенело отбрасывал длинный подол расшитого золотой нитью синего кимоно, как будто отгоняя от себя прочь надоедливую собаку. Он был невысокого роста, и, несмотря на свои сорок лет, выглядел сильно постаревшим, сильно уставшим, поскольку непрерывно воевал с соседями с севера. Тонкие усы шли ниточками по краю верхней губы, впавшие глаза в обрамлении покрасневших воспаленных век казались совсем крошечными, жидкие волосы с редкой проседью собраны в узелок на затылке, залысины и выпуклый лоб поблескивали в свете, лившемся из распахнутого на улицу амадо.

Мотоясу устало следил за своим господином взглядом и, стиснув зубы, слушал его бесконечный бубнеж. Ему так опостылели психические выпады маразматика, что он и сам был готов полоснуть по его горлу ножичком, лишь бы освободиться от этой вынужденной службы. Воспользовавшись разрастающейся мощью своей армии, Имагава покорял кланы грубой силой и, подминая их под себя, заставляя служить, быстро расширял территории. Однако западные земли, будучи переходящим из рук в руки звеном, словно по воле богов никак не желали покоряться амбициозному захватчику. С какой бы стороны он не подступался к Овари, провинция, точно непокорный жеребец, не позволяла себя оседлать, взбрыкивая, кусаясь и стремясь затоптать любого, кто к ней приближался. У Мотоясу на эту конфронтацию были свои взгляды, однако права голоса перед князем он не имел.

Войну с древнейшим из хозяев Овари – родом Ода – в свое время поддержал его дед, продолжил отец, всячески содействуя Имагаве Ёсимото в его стремлении взять контроль над всем регионом Канто. Но даже завоевав доверие громкими победами над общим врагом, Ёсимото неизменно опасался, что клан Мацудайра переметнется на вражескую сторону, а потому маленького Мотоясу взял к себе на воспитание, как залог преданности соседа. С тех пор миновало почти десять лет, и сейчас юный полководец думал лишь об одном – как, наконец, вырваться из тугих оков сюзерена.

– Это неприемлемо! Я таких приказов не отдавал и договоренности были изначально другими!

– Я думал ваша основная цель – захват Овари, а Ёситацу как никто лучше подходит на роль дразнящейся мартышки. И, пожалуй, его тактика действительно сработала.

– Я читал доклад Мунэнобу, – будто через силу соглашаясь с подчиненным пробубнил князь.

– Он готовится встречать Татсусиро на горе Инаба, умостив всю крепость дальнобойными машинами и окружив себя отпетыми наемниками, что предположительно отнимет у врага весьма много времени на штурм, а нам даст прекрасную возможность войти в Овари превосходящим числом и в считанные часы захватить все их стратегически важные точки.

– Ты кажется забыл об одном небольшом нюансе, – проскрежетал Ёсимото сквозь желтые зубы. – Татсусиро мне нужен живым, а у Сайто, насколько я помню, планы совершенно иного рода. Он жаждет его смерти! Отправляйся в Инабаяму и проконтролируй этого змееныша.

– Вы же понимаете, что мое отсутствие сильно снизит боеспособность всей армии? Я не могу пойти на это, – с холодной учтивостью ответствовал юноша. – Кроме того, мое вмешательство едва ли изменит ситуацию.

– Что ты имеешь в виду?

– Ёситацу не пережить эту встречу какие бы толстые стены крепости его не защищали, сколько бы людей он вокруг себя не собрал, – спокойно продолжал молодой военачальник. – У Черной Цитадели набралось предостаточно поводов стереть его род из анналов истории раз и навсегда, но так или иначе, Татсусиро победа дастся нелегко, и тогда мы схватим его – ослабленного и изможденного.

Губы Имагавы подпрыгнули в похабной ухмылке, он настороженно всматривался в глаза Мотоясу, но нашел в них лишь непоколебимую уверенность и холодный расчет.

– Центральные силы Цитадели под командованием Сибаты базируются в крепости Одака, – продолжил юноша, встав со своего места и остановившись у стола с картой, на которой пестрели разного цвета флажки. – Он яростно будет держать оборону здесь и здесь, на приграничных фортах. Учитывая ландшафт, мы сможем подойти отсюда безо всяких проблем и ударить с тыла. – Мацудайра указал на поселение Укасаки, лежащее у восточных границ Овари. – Разведка доложила, что это наиболее ослабленное место, где стоит жалкий гарнизон в тысячу солдат. Разобьем Сибату Кацуиэ и займем крепость Одака. Потребуется много обозов для провизии и фуража, чтобы сдержать возможную осаду. Пока вы укрепитесь в Одаке, я сделаю все возможное, чтобы ваша встреча, наконец, состоялась. Вы одержите победу в этой битве безо всяких усилий, – заверил юноша. – Вместе с тем, провинция Мино также будет вынуждена склониться у ваших ног, как только Татсусиро угодит в наш незамысловатый капкан. Таким образом весь регион будет под домом Имагава.

Имагава задумчиво замер, и на его морщинистое лицо словно взошло озарение, разглаживая глубокие борозды на широком лбу. Он оттопырил указательный палец, с безумным взглядом протопал к балкону. Его глазки заметались по бескрайним далям, но не с целью рассмотреть что-то определенное средь умиротворенного пейзажа, а просчитывая каждый описанный военачальником шаг, выискивая в этой стратегии слабости.

– План хорош, но этого может оказаться недостаточно. Я наслышан о коварстве и жестокости Татсусиро. Рассчитав риски, он может и вовсе не прибыть на выручку Сибате. Надо вынудить его прийти к нам точно в лапы, отрезать все возможные пути к отступлению. Нужен очень весомый повод, чтобы мальчишка ринулся в самое пекло. Такой как пленник в наших руках. – Князь вперил безумный взгляд в морскую даль. – Мотоясу, добудь информацию касательно приманки для Татсусиро Сабуро.

– Я сделаю все возможное в короткие сроки, – выпрямил спину Мацудайра, – но как вы сказали, Татсусиро коварен и жесток, и возможно воспримет жертву Сибаты как должное, не отважившись рисковать своим и до того потрепанным войском. Кроме того, его ставка по-прежнему расположена в Дзюкае, который никто по сей день не смог покорить, чтобы подобраться к логову Черной Цитадели. Если, как вы выразились, «приманка» находится подле своего хозяина, нам нипочем не пройти Дзюкай без потерь. Вы с легкостью получите Овари, но про встречу с Татсусиро придется забыть.

Даже отправив разведывательный отряд, нам не преуспеть в этой кампании. Дзюкай – территория Смерти, а Татсусиро Сабуро ее ответственный исполнитель. Поговаривают он в одиночку сражался с сотней солдат и не получил ни единой царапины. Он хорош в стратегии, не боится проливать кровь врагов и свою собственную для достижения поставленных целей. Я бы не стал его недооценивать, Имагава-сама.

– Раздобудь информацию о приманке, Мотоясу, – гнул свое Ёсимото, теряя контроль, – потому как это может оказаться и не человек вовсе. Татсусиро долго и упрямо стремился отбить эти земли у Оды, теперь же яростно защищает их. Там есть что-то, что манит его, как гнилая падаль манит ворон. Он не позволит себе игнорировать захватчика, даже столь могучего как я. Он будет выдумывать хитроумные планы, будет ждать момент и явится собственной персоной в кротчайшие сроки. А я буду ждать. – Князь оскалил желтозубую улыбочку. – Чем сложней добыть плод – тем он слаще, не правда ли? Приложи все силы, понял меня? Я лично возглавлю этот поход. Разобьем пса Сибату, осядем в замке и на пограничных постах. Подождем столько, сколько потребуется, а затем перебьем Цитадель в одночасье. А Татсусиро… с ним я развлекусь по-особому.

«Старый извращенец, - брезгливо отвел взгляд юноша, сверкнув глазами. – Нельзя быть столь самоуверенным и беспечным, нельзя так легко поддаваться на провокации. Татсусиро не идиот. Но в одном ты прав – он нипочем не отдаст тебе эти земли, и ты заплатишь колоссальную цену за свою наглость и напыщенность. Иди в пасть к дракону. А я станцую на твоих костях».

Массивные движения Суруги всколыхнули волнение по всем ближайшим провинциям. Так кит, готовясь к миграции в теплые воды, поднимается к поверхности, взметая вокруг водные массы, распугивая на своем пути жадных до легкой охоты чаек. Для содержания своей огромной армии, Имагава прервал поставки провизии в союзные провинции, чем вызвал волну недовольств. Многие даймё не преминули разорвать договоры перемирий, что тут же повлекло за собой угрозы и оскорбления.

«Захватив регион Канто, вам меня будет уже не остановить, и я заберу ваши земли следующими!» – кричал князь на совете высшего командования. В тот вечер все чуть было не кончилось кровопролитием. Даймё возмущенно качали головами, оскорбленно скрипели зубами и живописно сыпали проклятиями.

Солнце подожгло белоснежную верхушку Фудзи, она сверкала как поплавок на темном силуэте нижележащих гор. Крепкий для своего зрелого возраста Такэда Сингэн восседал на любимом походном стуле из красного дуба и атласного красного бархата, сложив неподъемные руки на груди и настукивая правой ногой ритм. Разведчик закончил доклад и припал к полу в низком поклоне. Суровый взгляд военачальника безжалостно буравил его, но докладчик знал: грозовые тучи, которые сгустились над головой господина, обращены к скверной новости и едва ли настигнут его самого.

– Что за болван этот Ёсимото! – взревел Такэда громоподобным голосом, поднявшись на ноги. – Какое бы войско он ни собрал, сколько бы талантливых военачальников ни отправил на эту бойню – Овари не взять малой кровью.

– Мы отправимся ему на выручку, Такэда-сама? – раздался юношеский разгоряченный голос за спиной генерала.

Такэда обернулся, и при виде своего юного воспитанника, ожесточение оставило его благородное чело.

– Я не готов жертвовать своими людьми ради достижения эгоистичных целей этого дурака. Незамедлительно подготовьте письмо о расторжении союза.

Докладчик склонился еще ниже в поклоне и в таком согбенном состоянии попятился к выходу из комнаты. Воспитанник Такэды остался недвижим.

Сингэн славился своей силой и мудростью, про его отвагу вот уже как с десяток лет слагали легенды, все свои действия он совершал обдуманно, руководствуясь логичными рассуждениями, а не эмоциями в отличие от южного соседа из провинции Суруга, дерзкая выходка которого вызвала возмущение и усмешку. Он догадывался, чем грозит расторжение союза, знал, что тут же лишится поставок некоторой важной провизии, но это была крошечная цена в обмен на сохранение жизней людей.

– Я покажу этой жадной свинье, что бывает, когда переоцениваешь свои возможности, пренебрегаешь мнением союзников. Слишком опрометчиво собрать всех людей и отправиться на захват Овари, в то время как границы останутся без должной защиты.

Юноша молчал, затаив дыхание, и только пылающие огнем глаза выражали его нетерпение кинуться исполнять приказы своего наставника. Сингэн снял с железной стойки на стене обоюдоострый клинок, походивший своими размерами на громоздкий кусок железа, стиснул его длинную рельефную рукоять двумя руками и махнул перед собой с такой силой, что лезвие засвистело, замерло в дюйме от пола.

– Собирай войска, Нобусигэ.

Птица прилетела ранним утром, села на перила балкона, смотрящего в синюю даль моря. Белая голубка ласково заурчала, словно подзывая к себе. Тонкие пальцы тронули ее пушистую головку, погладили крылья. Северный ветер подхватил черный шелк волос, заполоскал белоснежное кимоно, накинутое на голое тело.

Уэсуги Кэнсин, высокий и стройный, снял с лапки клочок пергамента, проплыл изящно в покои. В белоснежных простынях кто-то заворочался, но князь не обратил на пробуждение женщины ни малейшего внимания, быстро водил внимательным взглядом по письму. Стало заметно, как его вальяжный и расслабленный настрой моментально омрачился коротким посланием.

– Тигр из Каи, наконец, сделал свой ход, – проговорил тихо и кажется с абсолютным безразличием.

О знаменитом противостоянии Уэсуги Кэнсина и Такэды Сингэна уже начали слагать легенды. Полководцы встречались на поле боя много раз, постигая друг друга и обращая многолетнюю вражду в чувство глубокого уважения. Кэнсин преклонялся перед стратегическим искусством Сингэна, а тот, в свою очередь, восхищался благородством Кэнсина. Многие последователи Уэсуги верили в то, что он является воплощением бога Бисямонтэна48, и прозвали его Богом войны из Этиго. Искусный тактик и благоразумный властитель северных земель – он завоевал любовь войска и народа своими подвигами. Эти люди пойдут за ним хоть на край земли.

– Мы на пороге кульминации? – прошептал Уэсуги и пустил клочок по ветру.

Он скользнул в северных потоках, ринулся к морю, кружась и танцуя.

Предпосылки к Сэнгоку Дзидай пустили корни по всей японской земле еще во времена смуты годов Онин49, в тот момент, когда сёгуны династии Асикага лишились контроля над страной, попадая под влияние того или иного рода, в результате чего ситуация в стране обернулась полной децентрализацией власти. Теперь же князья агрессивно начали открытую конфронтацию, охватившую впоследствии всю страну, точно пламя сухую безжизненную траву. Структура власти стремительно изменилась, обращаясь в хаос и бесконечную борьбу за земли. Каждый стремился расширить свои владения. Те, что звали друг друга братьями вчера, сегодня были готовы бить ножом в самое сердце. Земли дымились и пропитались кровью. Что ни день – то кровавое побоище.

Многие – не имеющие достаточно сил и решимости, а решимость здесь являлась исчерпывающим фактором – отсеялись, их подмяли под себя, заставили служить. Твердо стоять на ногах остались немногие, но даже им требовалась поддержка могущественных соседей.

Татсусиро не брезговал помощью, но был избирателен в выборе союзников, отчего его войско оставалось малочисленным, но достаточно искусным в ведении боя, будь то лучники, всадники или обычные пехотинцы. Уступая в численном превосходстве своим потенциальным врагам, Цитадель являлась в самый разгар битвы несговорчивых соседей, сметая на своем пути всех и вся, захватывая территории, вынуждая выбирать между смертью и службой. И в который раз Сабуро убеждался, что хваленая самурайская доблесть на деле оказывалась обычным фарсом и не мешала многим закрывать глаза на гибель своих хозяев, переходя на сторону победителей.

Границы каждой провинции теперь тщательно охранялись и походили на хорошо укрепленные заставы, оказаться в соседних землях стало тяжелой задачей. Тут и там улеглись гарнизоны, пограничные посты, конные разъезды беспрестанно патрулировали тракты и прилегающие к ним большаки, хватая подозрительных личностей и волоча на допрос, не чураясь кровавых расправ даже над непричастными. Путникам и торговцам приходилось платить несоразмерную с их доходами сумму, покуда на руках не было путевой грамоты, что тоже к слову стоила немалых денег.

Черные с красным стяги полоскались на ветру у белоснежных и высоких стен замка Одани, что считался жемчужиной озера Бива. Свисая над водами, он напоминал гигантский боевой корабль. Темно-синие крыши одна за другой устремлялись к небу, а самая верхняя сияла золотыми Сятихоко50 так ярко, что с легкостью могла бы побороться за звание второго солнца на побережье. Замок стоял на возвышенности и походил на обитель богов – так прекрасен он был. Гладко выстриженную территорию украшали остроконечные пихты, пышные плакучие ивы и молодые деревья сакуры. Дорожки, выложенные белоснежной гранитовой крошкой, вились вперед замысловатыми белыми змейками, многие уползали в стороны, выводя к пышущим зеленью и безупречным садам с прудами, за которыми неустанно следили садовники с граблями и лезвиями для стрижки непослушной листвы.

Татсусиро пригласили в главный зал, ярко освященный струящимся из распахнутых амадо дневным светом. Замок насквозь был пропитан светом и теплом, все сияло чистотой, пахло корицей и лавандой. Комнату переговоров украшали искусные ширмы с росписью ручной работы, у стены, обращенной к простирающемуся озеру, курился благовониями камидза во славу богини солнца Аматэрасу, сделанный из красного дерева, инкрустированного золотом.

Адзаи Нагамаса, стройный и широкоплечий молодой человек лет двадцати пяти, с большим энтузиазмом встречал гостя, учтиво поклонился. По правую руку от него стояла красавица Оити в белоснежной юкате51, расшитой красными цветами камелии. Тонкую талию стягивал алый широкий пояс, блестящие волосы складывались в сложную прическу и были украшены бусами, гребешками и шпильками с драгоценными камнями.

Прибыв в Одани для согласования последующих военных действий относительно нападения на Сайто Ёситацу, Татсусиро старался не подавать вида, что все его мысли занимало лишь замужество Оити и этого статного молодого самурая. Вынужденная мера сводила его с ума, он титаническим усилием скрывал оттенок негодования на лице. Свадебная церемония прошла почти полгода назад, и с тех пор девушка жила в этом превосходном замке и делила ложе с молодым князем.

Татсусиро по сей день не мог смириться с этой мыслью, но обещал запереть свое сердце на сотню замков во имя достижения целей, ценой которых оказалась столь дорогостоящая жертва. Сейчас ему как никогда требовался столь сильный союзник. Адзаи Нагамаса имел превосходное вооружение, владел большим войском и землями, славящимися своим богатством, а кроме того обладал острым умом и хитростью, но хитростью, действующей в рамках добродетели. Этот статный юноша казался эталоном храбрости и примером благородства, что полностью его отличало от жестокого и вспыльчивого Татсусиро Сабуро.

– Птица принесла дурные вести вчера утром, – проговорил Нагамаса, устремляя взгляд серых глаз на союзника и ныне своего названного брата. – Сайто Ёситацу собрал вокруг себя большой отряд головорезов и укрепился в Инабаяме, а Инабаяма, как известно, считается неприступной крепостью. Если ты все же решил идти на приступ, Сабуро-сан, я готов определить тебе в поддержку шесть-семь передовых корпусов, но ты же понимаешь, что Овари в тот же миг подвергнется нападению со стороны Суруги? Сибате Кацуиэ не выстоять перед армией Имагавы.

– За Сибату не переживай, мой друг. Он получил распоряжение, как действовать в этом случае. – Сабуро говорил с Нагамасой, но глаза его смотрели исключительно на Оити. – Я не собираюсь приносить старика в жертву; ни его, никого-либо еще. Как только с кланом Сайто будет покончено – я пришлю гонца.

– Да направят тебя боги, Сабуро-сан, – улыбнулся загадочно юноша.

– Я не верю в богов, друг мой, – ответствовал не менее загадочно беловолосый.

Он не поклонился, грубо пренебрегая элементарным этикетом, топорно развернулся и напористым шагом устремился прочь так, словно ему было ненавистно нахождение в стенах этого прекрасного замка. Оити что-то шепнула мужу на ухо и поспешила догнать брата. Она семенила в своих неудобных сандалиях на высокой платформе, платье сковывало движения, туго затянутый пояс затруднял дыхание, а шпильки с драгоценными камнями впивались в кожу головы, садня. Это злило. Нынешний статус вынуждал ее выглядеть соответствующе. Нагамаса выказывал недовольство прежнему образу жизни супруги, запрещал брать оружие в руки и облачаться в доспехи.

Однако вопреки наставлениям мужа, каждое утро девушка отправлялась в просторное додзё у подножья замка и не менее трех часов упражнялась с деревянным мечом. Помещение было дорого обставлено и предназначалось для большого количества людей, но тренировалась она всегда одна, с грустью вспоминая сражения на мечах с братом. Она помнила, как утренние лучи струились сквозь синеватую дымку благовоний, а брат с сестрой с улыбками на лицах устраивали поединки, делясь друг с другом различными видами техник.

Она нагнала Сабуро уже у выхода из замка, замерев на вершине длинной белоснежной лестницы.

– Брат!

Татсусиро обернулся, с тоской заглянул в ее зеленые глаза, но не стронулся с места, словно ожидая каких-то определенных слов. Подобрав подол юкаты, девушка неуклюже зашагала по ступеням. Сабуро видел, как ненавистны ей все эти одеяния и, будто уступив, двинулся навстречу. Нога неуклонно подвернулась на высокой колодке, и Оити, охнув, чуть было не рухнула кубарем вниз по ступеням. Генерал вовремя подхватил ее за талию, удержал в своих сильных руках. Девушка экспансивно прижалась к его груди, обняла за спину, крепко вцепившись в хаори пальцами, точно пытаясь дотянуться до тепла его тела сквозь барьер одежд. Юноша – хоть и нехотя, хоть и сквозь стиснутые зубы – не позволил ей подобного поведения, что могло с легкостью скомпрометировать молодую владычицу Оми. Теперь они не могут вести себя как прежде. Он отстранился, отвел взор, устремив его на гладь озера, что завораживающе переливалась в солнечных лучах.

– Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы сомневаться в твоей ненависти к этому человеку.

Сабуро молчал.

– И как только он утратит для тебя полезность, ты найдешь возможность избавиться от него.

Тишина в ответ. Оити упрямо ступила к брату ближе и вынудила смотреть в глаза.

– Зачем же кричать о своих предрассудках на всю округу? Подобная неосмотрительность может навлечь беду на мою седую голову. Ты не подумала об этом, дорогая сестра? – холодно спросил Сабуро. – Даже если бы я его ненавидел – мои личные чувства не играют никакой роли. Мы заключаем союзы не из симпатий, приносим в жертву хрупкому миру дорогих людей не потому, что так хотим. Усмири свой эгоизм, Ити, и не смей говорить со мной больше на эту тему. Это недостойные беседы для женщины твоего статуса. – Он не поднял на нее глаз, не посмел себе лишних прикосновений, лишь развернулся и зашагал вниз по ступеням.

В тот момент Оити показалось, что она потеряла брата навсегда, ведь сердце никогда не врет и сейчас оно изнывало от тоски. Ей не хватало его общества, его слов и улыбки. Заискрившимися глазами она смотрела ему в спину, а ветер дергал за одежду и уносил вдаль ее тихое всхлипывание.

Сато с интересом шел на звуки грохота, что отрывисто доносились из ночного сада. Они продолжались уже три четверти часа и начинали раздражать. Проскользнув через покои генерала, погруженные во мрак, он выглянул через веранду во двор.

Оголенный по пояс, Татсусиро яростно махал мечом из-за головы, и каждый взмах исторгал ураганный ветер, что уже изрядно исполосовал землю и полностью оголил от листьев старый клен. При каждом взмахе опавшие листья взмывали вихрем под небо, достигали наивысшей своей точки и плавным листопадом кружили к земле. Весь покрытый потом, он с новой силой поднимал тяжелый нодати над головой и со звериным рыком обрушивал его к земле. Мышцы рук, торса и груди настолько окаменели, что проступали реки вен. Хисимура подпер плечом столб веранды.

– Красивый сад был, однако.

Сабуро замер. Его плечи ходили вверх и вниз по причинам тяжелой одышки.

– Это не подготовка к предстоящей битве, – сделал вывод рыжий. – Это из-за Оити.

Генерал молча опустил руку с мечом, выпрямился. Листья, наконец, улеглись на землю, изрытую повсеместно глубокими бороздами. Несколько изваяний божеств были обращены в груду камней.

– Если ты так злишься, зачем отдал ее Адзаи?

– Не задавай глупых вопросов.

– Выпьешь со мной?

Оба уселись на веранде, ощущая, как ночная прохлада прикасается холодными руками к лицу и телу. Сабуро отпил из белоснежного блюдца. Саке слегка обожгло глотку, разожгло тепло в желудке, наделило приятной тяжестью руки и ноги, но никак не подействовало на душевные переживания. Если бы это было возможным, он с радостью бы напился до беспамятства.

– Тебе не стоит за нее переживать. Эта женщина уж точно сможет за себя постоять, а Адзаи не создает ощущения жестокого тирана. По нему все видно. Прямо-таки герой из сказочных легенд. До тошноты благородный. С ним Оити в безопасности.

– Я знаю! – раздраженно фыркнул друг. – Может, перестанешь его нахваливать?

Он сердито запустил блюдце во тьму ночного сада. Сато скорчил недовольную рожу и выкинул свое блюдце следом. Друзья приложились к горлянке по очереди. Немного помолчали. Ощутив, что переполох улегся, в помятых кустах заскрипели сверчки.

– Ты правда готов отдать Овари без боя?

– Имагава получит такую возможность.

– Говорят Ёситацу хорошенько укрепился в Инабаяме, окружил себя отпетыми головорезами, закупился боевыми машинами. Если мы потеряем много людей и времени при осаде крепости, как же, прости за занудство, мы дадим бой Имагаве?

– Ёситацу не спасут крепостные стены Инабаямы. Тут поддержка клана Адзаи для нас играет главенствующую роль.

– Зачем мы поддаемся на эту провокацию? К чему такие риски, Сабуро? – уже более напористо поинтересовался друг. – Среди наших союзников начинает доноситься тревожный шепоток. Многие считают, что ты собираешься вести людей на убой. Тут даже слепой догадается, что все спланировано так, чтобы позволить Имагаве беспрепятственно войти в наши земли.

– Именно, – кивнул Сабуро, сделав глоток побольше. – Возможно, ему даже удастся добраться до Одаки и засесть в оборону.

– Две осады за такое короткое время, звучит как геморрой размером с…

– Если в Мино все пройдет гладко, – перебил Сабуро, – нам не составит труда застать Имагаву врасплох.

– Это каким же образом?

– С каких пор ты стал такой дотошный?

– Дотошный! Знаешь, а я ведь могу и обидеться!

– Если бы ты чаще присутствовал на докладах старика Сибаты, тебе представилась бы отличная возможность заглянуть в чертеж крепости Одака.

– Крепость на то и крепость, чтобы держать оборону месяцами, что еще здесь нужно знать?

– Она действительно хороша для обороны, но лишь для тех, кто досконально знает ее планировку. Для напыщенных завоевателей ее сложное строение может оказаться очень неприятным капканом.

– Для всей этой хитроумной стратегии у нас есть ты, а я выполняю приказы, и меня это полностью устраивает.

– Тогда перестань во мне сомневаться, опираясь на «тревожный шепоток» никчемных трусов. К тому же, у вторжения Имагавы есть и обратная сторона.

Сато заинтересованно навострил уши.

– Он так разгорячился, что осыпал угрозами своего северного соседа, а с соседями, как всем известно, следует либо дружить, либо избавляться одним махом. Особенно, когда ты уводишь свое огромное войско так далеко от границ.

– Такэда Сингэн.

Татсусиро положительно кивнул, глотнул саке.

– А ударит он туда, куда взор Ёсимото устремлен наименьше всего.

– В Идзу, – подхватил Сато.

Сабуро хитро ухмыльнулся.

– Хорошо, если Такэда решит не ограничиваться одной победой в Идзу и двинется прямиком на замок Одавара. Тогда Имагава точно не сможет игнорировать его дерзкую выходку, ему придется разделить свою армию. – Он задумчиво сощурил глаза.

– И тут в дело вступает госпожа Удача.

– Под руку с госпожой Судьбой. Вся эта ситуация либо сыграет нам на руку, либо мы лишимся Овари навсегда. Но если же она сыграет нам на руку, – красноглазый упоенно глотнул ночного воздуха всей грудью, – мы приберем к рукам важнейший торговый путь из столицы в Восточную Японию.

Хисимура покинул покои друга далеко за полночь. Тихо задвинув амадо, он наткнулся взглядом на Орин, которая, судя по всему, искала возлюбленного, но услышав доносящиеся из сада голоса друзей, не посмела встревать, ждала под пушистыми ветвями вишни, наслаждаясь тишиной ночи и смешавшимися во влаге запахами цветов и травы. Захваченная врасплох Хисимурой, девушка вздрогнула.

– Не поздновато для прогулок, юная госпожа? – Он улыбнулся и, схватив девушку за руку, подтянул к себе, но Такахико остервенело отпихнула его в сторону, на что Сато раззадорено усмехнулся.

– Как можно быть столь легкомысленным перед сражением? – Она потянула носом в его сторону. – Еще и пьяным. Хисимура, когда-нибудь случится так, что я не смогу прикрыть твою спину.

– Если такое когда-нибудь случится, долго не плачь по моей кончине, ладно?

– Дурак, – буркнула Орин, глядя поверх его плеча куда-то вдаль.

Он уперся рукой о ствол дерева, навис над ней, потянувшись к губам, но девушка отклонилась.

– Прекрати, Сато. Как ты так можешь? Каждая битва может оказаться последней, будь серьезней, Дзигоку тебя побери.

– Если завтра мне суждено умереть, я желаю прожить этот вечер с тобой как в последний раз, – прошептал он, наконец завладев ее взглядом.

Он умел управлять эмоциями Орин одним лишь словом и успешно пользовался данной привилегией. Она раздражалась и ненавидела себя за слабость перед этим человеком, однако Сато и не считал это слабостью, для него это была клятва, давний договор на крови. Он был уверен, что каждая ночь перед битвой – самая важная ночь и принадлежит только им двоим.

Глухая и безлунная ночь была на руку нападающим. Войско Цитадели подобралось к подножью горы Инаба, где стояла неприступная крепость Инабаяма, бесшумно, словно полчище призраков, выстроилось двумя отрядами по пятьсот человек. На сторожевых башнях расхаживали часовые, не слишком увлеченные службой. Доносились эмоциональные разговоры, споры и смешки, которые обеспечили врагам идеальную обстановку для атаки.

Сабуро подал знак стрелковому отряду и когда сотни стрел были подожжены, замерцав во тьме подобно бликам на воде от заходящего солнца, на стенах крепости началась суета. Бой сигнального колокола сначала зазвучал одиноко, но скоро к нему присоединились другие два. На четырех башнях друг за другом полыхнули костры, оповещая всю крепость о нападении.

Ёситацу, готовый и уже заждавшийся своего ненавистного врага, велел подкатить к краям стен все возможные тяжелые боевые орудия. Солдаты, натренированные в обращении с этими страшными машинами, взгромоздили ядра и приготовились к обстрелу.

Сабуро изучил и это неприятное обстоятельство, поэтому встал отрядом слишком далеко для точного попадания снарядов, но достаточно близко, чтобы обстрелять стены замка горящими стрелами, которые не нанесут много урона, но точно раззадорят вспыльчивого противника. В своем плане Татсусиро поставил все на терпение. Послышалось, как первый залп шарахнул о землю, раскидав вокруг всплески черной земли. В ответ на это с неба посыпался звездопад подожженных стрел.

Хисимура и Акэти, следуя указаниям командира, воспользовались всеобщей суетой и, пока основные силы Ёситацу были резко брошены к главным воротам, со своими отрядами обошли крепость с северной стороны – там, где скалы казались непреодолимыми и слишком крутыми для восхождения. Осаждаемые толпились на стенах и на главной площади, шумели в южной части замка, в то время как сотни осадных кошек вцепились своими когтями в край стены. Теневые отряды Цитадели подобно паукам – тихо и быстро, поднимались друг за другом. Достигнув вершины, передовые отряды под командованием Хисимуры оперативно спускались во дворик при здании казарм. Отряд, возглавляемый Акэти, двинулся по верху, устраняя оставшихся дозорных на стенах и башнях. Их целью было добраться до ворот.

Когда Ёситацу понял, что истратил дюжину снарядов в пустую, а подожженные стрелы волна за волной накрывают стену и солдаты уже не успевают тушить укрепления, в которые те вонзаются, в ход пошли ответные стрелы. Черным дождем они взмывали в мрачное небо, стремясь обрушиться на войско Цитадели. Уследить в ночи их движение было невозможно, лишь свист свидетельствовал о приближении смертельного града.

Татсусиро воздел руку вверх. Войско быстро разделилось на два фланга, ринулось врозь, оставив генерала наедине со стрелками Ёситацу, которые в ночи не заметили этого маневра. Одним взмахом нодати Татсусиро сбил тяжелую волну стрел, раскидав их в разные стороны, ждал новой атаки. Нечеловечески точное зрение следило за всем, что происходило на стенах.

«Давай же, Сато. Поторопись».

Была отбита вторая и третья волна стрел, они хлынули практически сразу за первой. Татсусиро неустанно разбивал их потоки демонической силой, и вскоре на его лице выступила испарина.

«Что-то пошло не так, – запереживал он, почувствовав, как трепет охватывает тело. – Неужели я просчитался?!»

Течение тревожных мыслей разорвал затяжной гул боевой трубы. Град стрел прекратился, и со стен теперь посыпались тела. До ушей доносился лязг мечей, вопли, грохот. Тяжелые ворота дрогнули и рывками стали раскрываться перед Татсусиро Сабуро. Ликующая ухмылка непроизвольно изогнула линию его губ. Генерал громко свистнул и из тьмы, звеня доспехами, явился его вороной конь, а за ним показалась боевая конница, все это время выжидающая сигнала. Татсусиро поднялся в седло, бойко повел за собой всадников прямо к отворяющимся воротам.

Хисимура столкнулся с сопротивлением у складских строений. Отряд схлестнулся с мечниками клана Сайто, вытесняя их к главной площади, где по плану Татсусиро должен был прижать врага своей тяжелой кавалерией, но вражеские самураи не уступали, рубились отчаянно и беззаветно. Отряд нес потери, окровавленные тела то и дело падали под ноги. Сато увернулся от скользящего удара меча, пронзил врага точечным ударом копья в грудь, быстро продолжил продвигаться вперед. Скрестив копья перед собой, сдержал двоих солдат, но тут до ушей донесся воинственный вопль со спины. Стрела прошуршала у уха Хисимуры, вонзилась в голову нападающему позади. Тот с глухим хрипом свалился на землю. Воспользовавшись подмогой, рыжий откинул двух мечников назад; одного заколол в шею, другого в живот.

– Как ваше имя, госпожа?

– Не зевай, Хисимура! – разозлилась Орин, накладывая стрелы на тетиву и прицельно отстреливая врагов со стены.

Внезапно из толпы вынырнул всадник с неподъемным с виду копьем в руках. Таким, при желании, можно было снести даже ворота крепости. Как он удерживал эту махину в руках верхом на лошади – оставалось загадкой. Гигантский пегий боевой конь рычал подобно дикому зверю и шел увесистым галопом прямиком на врага. Тяжелый наконечник прошел в паре дюймов от плеча Хисимуры. Он успел отпрыгнуть в сторону, прокатиться по земле и снова ждал атаки, высчитывая, куда следует ударить, чтобы сбросить титана с коня. Грудь, круп и ноги этого зверя защищали толстые пластины металла. Бить нужно было в шею.

Титан шел в атаку, и Сато, выгадав момент, устремил копье в мощную шею скакуна, но удар был отпарирован с такой силой, что рыжего отбросило в сторону, и он, не удержавшись на ногах, кубарем прокатился по земле.

Всадник не дал и пары секунд на передышку, наступал. Три стрелы промчались в его сторону, но были сбиты одним взмахом копья. Такахико потемнела от ужаса, дрожащей рукой наложила другие три стрелы, пустила их, выигрывая Хисимуре время.

«Что за монстр! Он не человек что ли?!»

Панический страх на секунду дал сигнал в мозг: «Бежать».

Поток солдат хлынул к лестницам, быстро поднимался на стены. Такахико не могла более прикрывать Сато, отстреливалась, что есть сил, но ситуация поджимала ее, требовала отступления.

– Рин! Беги к южной стене! Найди Мицухидэ!

– Я не брошу тебя рядом с этим чудовищем! – срывавшимся в хрип голосом крикнула златовласка.

– Така…

Разговор прервал тяжелый топот копыт, наконечник копья просвистел у уха Хисимуры, обрубил рыжие пряди. Он чудом избежал удара, откатился в сторону, бросил взгляд на стену. Такахико пятилась назад, не прекращая спускать стрелы во врагов, что лезли отовсюду.

– УХОДИ!! – взревел Сато.

Девушка медлила с решением, хоть и понимала, что выбора у нее нет.

– Я приведу помощь! Дождись! Не смей умирать, Хисимура!

Убедившись, что возлюбленная направляется в сторону союзных сил, а преследователи не поспевают за своей жертвой, Хисимура почувствовал некое облегчение, и его губы приподнялись в улыбке.

Свет огня, что разрастался в охваченных пожаром складах, плясал на исцарапанном лице Сато, ярко освещал образ врага. Копье действительно было длиной не меньше пятнадцати сяку52 и походило скорей на китобойный гарпун, заостренный с четырех сторон. Лицо этого крепкого, бугрившегося мышцами воина, покрывала белоснежная маска Они53 с позолоченными рогами и разинутой клыкастой пастью.

Гигант сжал бока коня пятками и резво поднял в галоп. Сато ринулся навстречу, поставив на этот удар всю свою решимость. Промедли он хоть секунду, этот пятнистый зверь снесет его с ног, затопчет и смешает с грязью под ногами. Капитан Цитадели скрылся из виду прямо под ногами коня, и казалось, тот затоптал юношу, как вдруг жалобно завопил, весь задергался, закачался на ногах.

Копье прошло в самое горло, его наконечник показался меж ушей зверя. Титан не стал дожидаться, пока конь рухнет на землю и придавит его своей неподъемной тушей, ловко выскользнул из седла. Конь пятился в предсмертной агонии, и тянул Хисимуру за собой, он не успел вырвать копье из его гигантской головы, оно накрепко там засело. Оставалось полагаться на второе, и он схватился за его укороченное древко красного цвета крепко двумя руками. Анализируя ситуацию, капитан с иронией осознавал, что его оружие словно прутик против снаряда для скорпиона.

Воины замерли напротив друг друга, этого времени Сато хватило, чтобы перевести дух. Мышцы врага напряглись, он ринулся в атаку со скоростью дикой кошки. В какой-то момент рыжий ужаснулся такой проворности, сдержал удар древком, ощутив всю нечеловеческую силу оппонента. Титан с легкостью пробил защитную стойку юнца, тот упрямо сопротивлялся, стиснув зубы и прилагая к парированию все силы, но ноги неуклонно скользили по земле. Хисимуре показалось, что под таким страшным напором его тело ничего не весит, враг напирал на него словно разъяренный бык.

«Не могу отбить! Никак не могу!»

Резко изображение в глазах залила белая краска, искры заплясали на ее ослепительном фоне, все тело ощутило боль, будто от падения с большой высоты. Металлическая пластина кирасы на спине смялась и впилась болезненно в правую лопатку, Сато раскрыл рот в немом вопле, показалось, что вот-вот задохнется. Гигант впечатал юношу в стену с такой силой, что с нее посыпались камни. Хисимура повалился на землю, утратив чувство реальности, закашлялся, сплевывая сгустки крови. Глаза рассматривали расплывающееся изображение побитых под руками каменных плит. Он покачал головой, нащупал копье пальцами. До ушей донеслись быстрые шаги, он успел понять, что гигант идет в атаку и, перебарывая боль во всем теле, нашел силы для прыжка.

Неуклюже приземлившись, распластался у старых подгнивших ящиков, трясущимися руками оперся о копье, чтобы подняться. Враг угодил своей махиной в стену, наконечник накрепко увяз меж камней, он дергал за него и металл скрежетал в каменном капкане.

«Это мой шанс!»

Хисимура ухватился за древко двумя руками и, закрыв глаза на сводящую с ума боль в груди и спине, быстрой тенью бросился в атаку, взял широкий замах из верхней стойки, как вдруг враг провернул толстую рукоять копья против часовой стрелки. Сталь сверкнула в бликах огня, устремилась в ответном взмахе прямо в лицо Хисимуре. Он чудом успел отклониться, лезвие катаны скользнуло по металлической рукавице, прошло рикошетом, копье Хисимуры лишь вспороло воздух.

«Меч в рукояти копья?! Что за демонические трюки?!»

Сато отступил, стиснул зубы, качнул головой, отгоняя помутнение в глазах. Вонзив копье в землю, он со злостью срезал крепления кирасы, и та со звоном грохнула о брусчатку. Освободившись от помятых пластин, что с жуткой болью впивались в тело и затрудняли движения, он с облегчением выдохнул. Позади возлегала бездыханная туша коня, юноша поспешил вырвать из его головы второе копье, пока враг был занят высвобождением своего оружия из стены. Двигаться стало легче без тяжелого панциря, но теперь каждый пропущенный удар мог оказаться для него последним. Хисимура пытался здраво оценить ситуацию, остаток сил не позволял более совершать опрометчивых действий.

– Ты должно быть не человек, здоровяк, – выдохнул Сато, вымученно ухмыльнувшись. – Как твое имя?

Титан не удостоил его ответом, высвободил копье из капкана камней, притом отколов кусок стены, и принял стойку, ухватившись за толстую рукоять широко двумя руками. Сато это жутко не понравилось, а еще больше не нравилось, что он не мог прочитать врага. Из-за маски он не видел его глаз, не слышал голоса, он только знал, что тот нечеловечески силен и намерен раздавить оппонента как насекомое.

– Воинский этикет заставляет меня представиться. Чувствую, что ты можешь стать последним, с кем я столкнулся в сражении, – он вяло улыбнулся, закинул одно из копий на плечо. – Мое имя – Хисимура Сато.

Но и теперь противник промолчал. Его нога слегка пододвинулась вперед, мышцы на тяжелых руках напряглись. Такой массивный и быстрый – Хисимуру до судорог пугал этот воин. Первый раз он чувствовал себя настолько слабым перед врагом. Он не хотел позволять ему наступать первым, а потому, забыв про боль, в яростном рывке кинулся на здоровяка, держа копья понизу. Тот встретил его подобающе и начался танец со смертью. Сато быстрой тенью скользил вокруг противника, нанося удары с двух рук быстро и точно, но все они были парированы. Разбив скрещенные в руках Хисимуры копья и лишив его равновесия, титан нанес сокрушительный удар рукоятью копья в бок. Капитан лишь ощутил, как неизбежно сломались его ребра, а затем мир перед глазами завертелся, затанцевал, все перемешалось; на какой-то момент он перестал понимать, где верх, а где низ. С треском угодив в деревянные ящики и разнеся их в щепки, Сато утратил чувство реальности, закашлялся кровью с новой силой и проклинал тот день, когда взял в руки оружие.

– Лучше б я стал землепашцем, – прохрипел он, выбираясь из груды обломков. – Или рыбаком. Или профессиональным пьяницей. О да, это бы у меня получилось лучше всего!

Наконец ему удалось подняться на ноги, согнувшись в три погибели, шатаясь и тяжело дыша.

– Каков дурак, а. Не надо было снимать панцирь, ёкай его раздери.

Хисимура звучно хрустнул шеей и выпрямился, едва не закричав от боли в поломанных ребрах. Он мерно дышал, закрыв глаза и собирая силу в руках. Враг ждал, его грудь так же вздымалась от тяжелого дыхания под белыми одеждами.

Сато яростно развел руки в стороны, взял с места легко и быстро – так, словно сломанные ребра не доставляли ему чудовищной боли. Здоровяк встретил его горизонтальным взмахом копья, но Хисимуре удалось скользнуть понизу. Наконечник должен был ударить в голову, но лишь снял с макушки рыжие пряди волос. Оказавшись в слепой зоне, молодой капитан нанес колотую рану, угодил в артерию правой ноги, лишив врага возможности быстрого перемещения. Это ранение стало для него приговором. Грузный, с неподъемным оружием, он сделался невероятно медлительным и неповоротливым. Нога обильно истекала кровью, а вместе с кровью тело покидали жизненные силы.

Гигант сумел увернуться от колющего удара, устремленного в шею, второй удар, направленный в лицо, сдержал, схватившись свободной рукой за древко копья. Тогда Сато ошарашил его ногой под дых, а когда враг потерял равновесие, копье в левой руке неизбежно пронзило его живот сквозь белый размашистый хаори.

Оба замерли.

Здоровяк дрогнул, тяжело опустился на колени, кровь текла из-под маски, закапала с подбородка. Дрожащей рукой он схватился за нее, стянул с лица.

И только когда поднял взгляд на победителя, Сато обдало волной ледяного холода. Теперь лицо врага было так близко, что ошибиться в его личности стало невозможно. Руки задрожали на рукоятях копий, он попятился назад, извлек из вражеского тела оружие, и оно со звоном рухнуло на брусчатку.

За спиной в здании казарм бушевал пожар, разукрасив рыжими красками улицу, что устлали мертвые тела, мрачные тени плясали на стенах. С побелевшего лица на Сато уставился суровый взгляд глаз, короткие волосы цвета пламени слегка колыхались в жарких потоках воздуха. Юноше показалось, что время замерло, что вокруг нет никого – только они вдвоем, и кровь, струившаяся из смертельных ран этого непобедимого человека.

– Этого не может быть, – прохрипел Хисимура. Голос его дрожал как никогда. – Зачем ты… почему?? – Он сглотнул. – Ответь, почему, Сатору?

Мужчина не улыбнулся, виновато потупил взор, сгорбился и покачал головой. Сато будто очнулся, зашагал к нему, аккуратно обхватил за спину и уложил на землю, удерживая голову у себя на руках. Буря эмоций буквально обуяла молодого самурая: Сато отчетливо помнил Сатору с тех самых пор, как тот покинул их родовое поместье. Он отпечатался в памяти сильным, строгим и волевым человеком. Хоть разница в возрасте составляла почти десять лет, старший всегда брал маленького брата с собой, втягивая в невероятные приключения. Расставание братьев оказалось очень болезненным для малыша Сато, долгое время он тосковал по Сатору, который отправился далеко в горы, отдав себя целиком и полностью тренировкам. Братья часто устраивали поединки, и Сато грозился, что когда-нибудь, непременно одолеет Сатору.

– Вот ты и победил, Сато-чи, – прохрипел воин, ухватившись окровавленной рукой за его ладонь.

– Зачем же ты… зачем ты так со мной?! Так не должно быть… Так неправильно! Не такой я себе представлял нашу встречу! Слышишь? Почему ты не остановил это безумие даже после того, как я назвался?! Зачем продолжал бой?!

– Прости, – скорбная улыбка приподняла уголки его губ. Сато так редко награждался улыбкой брата, что сейчас это поразило его до глубины души. – Ты получаешь высшую похвалу, братец. Сегодня можешь заночевать в моей комнате.

Сатору разрешал ночевать брату рядом с ним, если тот после дня тяжелой тренировки показывал отличный результат. Эти слова заставили Хисимуру всхлипнуть, пелена слез обильно застилала глаза – впервые за столь длительное время. Он отрицательно покачал головой, сжал похолодевшую ладонь брата крепче, ощутил, как та ослабла и выпадает из его рук.

Сабуро настиг Ёситацу у громоздких дверей в донжон. Тот торопливо скользнул внутрь, выставив у входа целый отряд мечников. Красноглазый раздраженно прищелкнул языком, оценил взглядом скучковавшуюся толпу из человек двадцати, не больше. Кто-то из первых рядов выкрикнул команду: «В атаку!», и солдаты ринулись напролом.

Татсусиро пододвинул правую ногу чуть вперед и замер, подпуская врагов вплотную. Двое кинулись на него с фланга, четверо бежали по центру. Двумя быстрыми взмахами он сбил с ног нападавших слева. Одному отсек руку у самого плеча, другого располосовал от груди до бедра, четверо мечников рассредоточились, и тогда вся остальная свора ринулась в бой беспорядочным строем. Для Татсусиро они казались слишком медлительными, ему не составило труда в легком пируэте избежать их неуклюжих и неосмотрительных атак, нанести удары так быстро, что отряд повалился на землю практически единовременно. Все они вопили и извивались на земле, пока победитель шествовал к входу в замок. Какой-то смельчак ухватил Сабуро за ногу в попытке остановить. Генерал Цитадели покосился на вояку, заглянул в его залитые слезами глаза, перевернул нодати в руке и одним движением оборвал жалобное кряхтение.

Распахнув тяжелую дубовую дверь ударом ноги, он впустил поток утреннего света в недра крепости, и тут же тьма вражеской обители поглотила его с головой. Как бы Ёситацу не старался за мраком скрыть затаившихся лучников на отвесных балконах внутри строения, нечеловеческое зрение уловило каждого солдата. Стрелы были наложены и готовы к атаке.

– Не понимаю. Как такой сильный и умный человек как Досан, произвел на свет такую обезьяну как ты, Ёситацу?

Ёситацу остервенело махнул рукой, и град стрел обрушился на Татсусиро со всех сторон. Ликующая ухмылка растянулась на его лице от уха до уха, но только когда атака прекратилась, солдаты уловили, что стрелы левитируют в воздухе и цели не достигли. Они не успели прийти в себя от удивления, как стрелы тем же черным потоком устремись обратно, неизбежно пронзая тела лучников, которые беспорядочно посыпались с балконов. Ухмылка моментально скисла на лице Ёситацу, он затрясся от негодования, попятился к дверям смежного помещения, наверняка надеясь скользнуть прочь и сбежать по длинным запутанным коридорам на задний двор. Татсусиро ступал медленно и твердо, устрашающе развернув нодати в руках заточкой вперед.

– Досан был всего лишь легковерной рухлядью. Ты легко затуманил его разум своим коварством, настроил против меня. Он отвернулся от собственного сына в твою пользу, за что и поплатился жизнью. Жаль он не видит твоего фиаско, – фыркнул Ёситацу надменно. – Дорога в Овари для тебя теперь закрыта. Имагава растопчет вас всех в одночасье, будь уверен! Наверняка его армия уже подходит к стенам Одаки.

Сабуро молча сокращал дистанцию, чертя концом нодати о каменные плиты пола. Враг, раздосадованный тем, что диалог не состоялся, принял стойку, держа катану двумя руками по левую сторону. Сабуро ждал, испепеляя его пылающим во тьме взором.

Ёситацу пододвинул ногу ближе и в тот же миг сорвался с воплем с места, воздев меч над головой, Татсусиро скользнул тенью ему навстречу. Инферитовый клинок прошелся длинной диагональной линией от плеча до бедра. Ёситацу засеменил на ослабших ногах и, издав глухой хрип, завалился на пол. Он хватал ртом воздух, скреб руками по каменным плитам, словно в стремлении уползти от смерти. Сабуро пристально наблюдал за его потугами – так натуралисты следят за предсмертной агонией мухи в лапах паука.

– Пасть от руки такого трусливого червя, – проговорил наконец. – Досан был достоин лучшей судьбы, должен был пасть смертью храбрых в великом сражении за единство Хонсю, а получил нож в сердце от собственного сына. Каким бы никчемным ребенком ты ни был – он любил тебя. Любовь к тебе его и сгубила. У родителей это заложено в подкорках сознания, к сожалению. Им не дано принудительно вырвать это чувство из своего сердца. Даже если бы я попытался воздействовать на его отношение к тебе – ничего бы не вышло. Сайто Досан был несгибаем в своем отношении к людям, он чувствовал их сердцем, угадывал их сущность и стремления каким-то свойственным только ему одному инстинктом.

Ёситацу перестал барахтаться и теперь лишь хрипло дышал.

– Надеюсь в своей предсмертной песне ты сложил об отце немало добрых слов, Ёситацу. Иначе не жди от него прощения.

– Не отец он мне… Плевал я… на его… прощение.

– Как глупо, – сказал Сабуро и вогнал меч в левую лопатку, смирившемуся со своей участью, врагу.

Кто-то из раненых солдат еще кряхтел и тяжело дышал, кто-то все еще стремился уползти подальше от победителя, а за дверьми донжона отряхивался ото сна новый день. Серый и мрачный, будто отражающий внутреннее состояние Сабуро, одержавшего долгожданную победу над злонравным врагом. Душа его не ликовала, а сам он не ждал громких оваций от людей, которые до последнего не верили в победу. Он привык, что каждое его стратегическое решение втихомолку ставится под сомнения, но не имел привычки надрывать глотку, чтобы доказать действенность выбранной тактики. Вместо этого Татсусиро Сабуро завоевывал доверие и любовь окружающих его людей решительными действиями и – как следствие – победами.

И только теперь, возвышаясь над мертвым телом давнего врага, он в серьез прочувствовал, что победа в Мино потянет за собой стремительные – точно бушующие воды горной реки – события, что недруги, до этого не воспринимавшие его всерьез, устремят в сторону Черной Цитадели пытливые взгляды, что захотят прощупать его силу на деле.

Гонец окончил свой короткий доклад и склонился у ног Сабуро, ожидая ответного послания в адрес Адзаи Нагамасы. Генерал осмотрел собравшихся у дверей донжона воинов, имеющих усталый вид, и распорядился готовиться к выступлению немедля.

БИТВА ДЕВЯТАЯ

Окэхадзама

С опаленной сторожевой башни клубами валил черный дым, сливаясь с мрачнеющим в преддверье дождя небом. Под ноги то и дело попадались подранные и втоптанные в сырую почву штандарты трех белых на синем поле чешуек дракона клана Го-Ходзё. С соседних фортов уже пестрили красными полотнами стяги Такэды. Захват Идзу не занял и суток. Тигр из Каи ударил по границам немногим за час до рассвета, сопротивления практически не было. Запросив у дома Го-Ходзё в помощь вопиющую часть военного потенциала, Имагава Ёсимото предоставил отличную возможность для атаки своему оскорбленному соседу.

Сингэн ужинал, восседая на походном стуле, когда единовременно с воем боевой трубы в лагерь пришло тревожное донесение. Его статная фигура казалось никогда не поддавалась соблазну расслабиться или хотя бы ссутулить плечи, которые гордо несли голову, всегда смотрящую куда-то поверх горизонта. Кто-то завопил: «Уэсуги!» Даже не получив приказа от генерала, солдаты выходили из своих палаток, в спешке натягивая доспехи, так как знали: появление армии Этиго всегда влекло за собой нелегкое сражение.

Войско Бисямонтэна выстроилось на пару тё54 от лагеря Такэды, разбившись на восемь-десять отрядов. Два воробья, летящих навстречу друг другу в бамбуке, полоскались на синих штандартах в порывах северного ветра. Такэда распорядился пригласить дражайшего врага присоединиться к нему за трапезой.

Солдаты почтительно расступились, и взору предстал высокий молодой мужчина в синих с белым доспехах. Его лицо выглядело слишком изящным для воина, черты лица, словно нарисованные кистью художника с особенной утонченностью, слишком напоминали женские: красиво очерченный рот, тонкий нос, правильно расположенные глаза в окаймлении пушистых ресниц. Хотя голову покрывал белоснежный шелковый платок, непослушные пряди черных волос выбивались из-под его покрова, ниспадая по левому плечу. Он был строен и изящен, как самурайский клинок, сотворенный рукой мастера высшей категории. Острый взгляд внимательных глаз уставился на старика с леденящей проницательностью.

– Выпьешь со мной? Путь был неблизким, – пригласил Такэда голосом, не терпящим возражений.

– Пожалуй, – согласился Кэнсин и уселся напротив.

Полководцы подняли блюдца с саке и тут же осушили их, после чего воцарилась тишина. Они безмолвно всматривались в глаза друг другу, будто общаясь на духовном уровне, однако взгляды были отнюдь не приветливыми. Никто из свиты не уследил, как катана выскользнула из белоснежных ножен Уэсуги. Старик с невозмутимым лицом блокировал молниеносный выпад стальным боевым веером.

– О чем ты думаешь перед смертью, Сингэн? – проговорил Уэсуги Кэнсин спокойно, будто не прикладывал и капли силы к рукояти меча, которым давил на веер своего злейшего врага.

Ни одна морщинка не дрогнула на строгом лице старика, он размашисто оттолкнул Бисямонтэна назад, встал со своего стула, заинтересованно рассматривая глубокие зазубрины на металле.

– Прошу простить мой эгоизм, но сегодня я вынужден отказать тебе в сражении, друг.

Брови Кэнсина припали к переносице в откровенном негодовании, а сам он выпрямился, вопросив взглядом и ожидая развернутых объяснений.

– Нежели ты решишь настоять на битве, мне придется уважить твое желание, в следствии чего нами будет потеряно много времени и немалое количество жизней, а главное, – тут он сделал театральную паузу и красноречиво глянул на врага, – утрачена возможность.

Бисямонтэн качнулся всем корпусом. В этом движении Сингэн прочитал заинтересованность.

– Что ты знаешь о Черной Цитадели?

– Старые байки трактирных забулдыг, – фыркнул пренебрежительно молодой генерал.

– Но имя Татсусиро Сабуро наверняка долетало до твоих ушей?

Уэсуги передернул плечами и ответил:

– Мои владения слишком далеко, чтобы знать каждого, кто бьет себя кулаком в грудь, заявляя о притязаниях на сёгунство. С таким-то именем к власти прийти крайне сложно, полагаю55, – подметил без доли иронии.

– Татсусиро появился на полях сражений каких-то пять лет назад, тут же обзаведясь могущественными врагами, которые по сей день не могут дать ему отпор.

– Под могущественными врагами ты имеешь ввиду…

– Дом Имагава.

Уэсуги отвел задумчиво взгляд, но тут же спросил:

– В чем же его секрет? Могучая армия? Выдающиеся военачальники?

– Это нам и предстоит узнать, – хмыкнул Такэда, кивнув своему воспитаннику, застывшему у входа в шатер с обеспокоенным видом, и тот без особого желания оставил военачальников наедине.

– Нам? С чего ты решил, что меня это заинтересует? – чванливо вскинул аккуратную голову Кэнсин.

– Совсем недавно Татсусиро обратил в прах род Ода, захватив Овари с войском всего в две тысячи солдат. Следом за Одой в Дзигоку проследовал клан Сайто, который ни один год поддерживал конфронтацию с несговорчивым юнцом, – произнося «юнец», старик снизил напор голоса, как будто не был точно уверен, что объект их обсуждений действительно мальчишка. – И вот теперь Имагава идет на Овари с уверенностью, что Татсусиро ослаблен затянувшейся войной, рассчитывая без труда захватить эти земли, и я опасаюсь, что глупец просчитался.

– Спрошу снова: почему это должно меня взволновать? Отсутствие Имагавы дает мне прекрасную возможность сейчас же отправиться в Сагами и осадить замок Одавара.

– Или отправиться вместе со мной в Овари, дабы покончить с Татсусиро наверняка.

Тонкая бровь Уэсуги изогнулась в возмущенном протесте, но протест не успел обрести форму голоса.

– Нужно ли мне объяснять, что, если столь амбициозный молодой человек преуспеет в войне против Имагавы Ёсимото, чувство собственной непревзойденности захлестнет его, и тогда, преумножив собственные силы, он непременно двинет свою армию на наши земли. Воинов, подобных Татсусиро Сабуро, следует или душить в зародыше, или заключать с ними прочные союзы.

– Я не узнаю тебя, старый друг, – проговорил меланхолично Кэнсин. – Где это было видано, чтобы Тигр из Каи страшился кого-либо настолько, чтобы просить помощи у своего заклятого врага?

Проницательный взгляд Сингэна остывал на глазах, казалось он начинал жалеть, что опустился до уговоров, не делающих чести такому честолюбивому человеку, привыкшему склонять собеседников на свою сторону силой.

– Я мог бы заявить, – продолжал Уэсуги спокойно, – что подобное положение дел только делает меня победителем. Пока вы заняты усмирением Татсусиро, мои руки полностью развязаны. И кто бы не победил в этом противостоянии – победа не достанется легкой кровью, а значит победитель будет слаб и истощен, что дает мне, повторюсь, прекрасную возможность. Но поступить так – значит опустится до уровня падальщика, коим я себя не считаю. Кроме того, я уважаю достойных людей, подобных тебе, Сингэн. В этой связи, спешу откланяться.

Военачальник развернулся к выходу, сделал шаг.

– Что ж, – прогремел Такэда, как будто решил воспользоваться припрятанным козырем, который хранил для особого случая, – возможно твое решение изменится, когда ты решишь осведомиться о Татсусиро получше.

Бисямонтэн остановился перед входным полотнищем, обернулся.

– Согласно предоставленной мне информации, Татсусиро Сабуро необычный человек.

Уэсуги сузил вдруг вспыхнувшие огнем глаза.

– А информация родом… – он осекся и окинул шатер взглядом так, будто уточнял, что кроме них внутри никого, – из «тех самых мест»?

Вопрос повис в воздухе без ответа, но Бисямонтэн слишком хорошо знал своего заклятого врага, чтобы не прочесть ответ в его строгом взгляде.

Тысячи подожженных стрел обрушились метеоритным дождем на пограничные укрепления Овари. Деревянные вышки, охваченные пламенем, рушились, солдаты Имагавы, точно свора бешеных псов, рвали красные с черным монсё, поджигали их и бросали на землю, втаптывая в грязь. Сопротивления не было, но Имагаве Ёсимото это не показалось странным. Упиваясь своим превосходством, он устроился в уютном красном паланкине в самом тылу войска, а по завершению прорыва лишь устало зевнул и приказал разбить лагерь на холме Окэхадзама. Мацудайра Мотоясу учтиво просил старика потерпеть и добраться до крепости Одака, где владыка будет в безопасности, но тот лишь прикрикнул на него и устроился в пестром шатре в самом центре лагеря, где принял горячую ванну и потребовал подогретое саке со сладостями.

Бесцветный день подходил к концу, небо неторопливо сбрасывало с себя свет. Дождь то накрапывал, то прекращался, но это не замедляло работу солдатам, что безустанно отправляли обоз за обозом к стенам крепости, которую без особого труда удалось взять меньше, чем за световой день. Это обстоятельство так же не колыхнуло надутого Имагаву Ёсимото, и насторожило осмотрительного Мацудайру Мотоясу.

В шатер вошли два командира с докладом. В этот самый момент Ёсимото развалился на шелковых подушках, а две молодые девушки наминали старику ступни с таким усердием, словно тот лично участвовал в осаде и добирался до Овари от самой Суруги пешком.

– Захват укреплений Васидзу и Маруне прошел успешно. Строения при штурме не пострадали, сейчас на их территории мы разворачиваем полевой штаб для раненых, хоть таких совсем и немного. Семь отрядов асигару под управлением Мунэнобу держат оборону на границах, – доложил Мацудайра, стараясь не всматриваться в ловкость рук массажисток.

– Ты нашел Сибату Кацуиэ?

– Никак нет, – с негодованием выдохнул юноша, его внимательные глаза отражали блики огня большой круглой жаровни в самом центре шатра. – Сибата увел войска еще до нашего наступления. Слишком все просто. Никто не оказал нам сопротивления. Деревни пусты. Ни припасов, ни фуража. В крепости нас ждали только прислуги и две дюжины асигару, которые бросились бежать кто куда. Татсусиро что-то задумал. Этот человек не совершил бы такой колоссальный промах.

– Да что он может со своей кучкой голодранцев? Татсусиро брать живым. И чтоб царапины не было на его теле. Все, убирайся! Ты нагнетаешь на меня тоску, мальчишка! – замахал руками князь.

Мацудайра плотно сомкнул челюсть, с отвращением поморщил нос и скрылся за пурпурным входным полотнищем.

Татсусиро наблюдал, как необъятных размеров войско, точно насытившийся вдоволь тигр, улеглось пестрым лагерем на холме. Обозы шныряли один за другим по извилистому тракту, устремляясь караванами к стенам крепости Одака. Постепенно лагерь замерцал сотнями костров, слышались хоровые напевы боевых песен. Бивак Имагавы был так велик, что его хвост уводил в лес, где лесорубы уже вовсю валили невысокие деревья для поддержания огня в жаровнях и очагах кузнецов.

Размеренное поведение врага вселяло в Татсусиро сомнения касательно его изначальной стратегии, согласно которой новость о вторжении Такэды в Идзу заставит самодовольного оккупанта разделить свои силы и направить часть войска на выручку Го-Ходзё. Но по его расчетам прошло уже больше двух суток, а известие либо не достигло Имагавы, либо судьба союзника его совсем не волновала. Следовало начинать прорабатывать новую стратегию или же отказаться – как того боялась Оити – от Овари вовсе. Небо хмурилось в преддверье дождя, и это могло бы сыграть Цитадели на руку, если бы не чудовищный перевес сил врага. Учитывая, что часть войска пришлось оставить на недавно занятых территориях в Мино, а раненых оказалось больше, чем предполагал Сабуро – теперь готовых продолжать бой было не более трех тысяч.

Татсусиро кормил коня, когда в лагерь, обрамленный на скорую руку черными полотнами, влетел быстроногий буланый мерин Оити. Девушка буквально на ходу выскользнула из седла, напористым шагом направилась к брату, лицо которого не скрывало удивления. С тех пор как воительница стала супругой Адзаи Нагамасы – увидеть ее на коне при оружии и в доспехах стало настоящей редкостью. Тело девушки защищал легкий пластинчатый доспех, выкрашенный в белый цвет с синими заклепками и узелочками, иссиня-черные волосы заплетены в длинную толстую косу, ниспадающую по спине из-под шлема, украшением которого были три золотых орхидеи.

– Эге! Вы только гляньте! – выплюнула насмешливо Такахико, на мгновенье оторвавшись от смазывания стрел неведанной зеленой субстанцией. – Вот уж не думала, что Владычица Оми почтит наш скромный лагерь своим визитом!

Звеня доспехами Оити проследовала мимо, словно Орин для нее не существовало.

– Это безумие! – вспыхнула девушка, вперив зеленые глаза в оторопевший взгляд брата. – О чем ты только думал?! Если это не часть твоего хитроумного плана, дорогой брат, то наверняка наивысшая глупость! Как ты собираешься выходить из этой ситуации?!

– На подходе к границам армии Такэды и Уэсуги! – выкрикнул Хисимура, который ворвался в лагерь мгновенье назад, но наткнувшись на Оити взглядом, приветливо заулыбался. – Какая приятная встреча, Оити-сама!

Увидев товарища с перевязанной головой и подвязанной рукой, всего исцарапанного и такого уставшего, Оити отбросила гнев и удивленно округлила глаза. Разом окинув беглым взглядом весь лагерь, засвидетельствовала немало раненых и покалеченных воинов.

– О, боги. Осада Инабаямы не прошла гладко, я права? Сколько осталось способных пойти на это смертоубийство? Одна тысяча, две?! Это безумие, брат!

– Такэда и Уэсуги? – переспросил Татсусиро, игнорируя взволнованную сестру. – Вместе?

– Я удивлен не меньше твоего, – усмехнулся с привычным оптимизмом Сато. – Они столкнулись в Идзу, но боя между ними не состоялось. Напротив. Эти двое заключили перемирие то ли с целью дожать Имагаву, то ли закатить большую пьянку на этом самом холме в честь нашего полного уничтожения.

Сато говорил как всегда шутливо, но Оити заметно побледнела, а Орин устало вздохнула. Рыжий не отводил взгляда от вспыхнувших мрачным огнем глаз друга.

Еще минуту назад, он не знал, как выпутаться из петли, которая сужалась вокруг горла, норовя не просто задушить, но заодно и свернуть неказистую шею Черной Цитадели, но услышав новость, до ужаса напугавшую всех собравшихся, его изворотливый ум тут же напрягся, явив лукавую и столь неуместную ухмылку. А разгульные вопли из лагеря оккупантов тем временем нарастали подобно гулу надвигающегося шторма. Шторма, который неминуемо грозился ударить в лица приближающимся к Окэхадзаме военачальникам.

– Занятная новость, – ухмыльнулся Сабуро. – Если даже такие как Такэда и Уэсуги объединились, планы у них полномасштабные. Не думаю, что наше ничтожное воинство достойно подобной чести. Что же они хотят предложить Имагаве? Разделить эти земли? Или же, объединив силы, попытаются размазать старика по этому холму, а после устроить дележку всего региона Канто? – размышлял с холодом в голосе и с жаром в глазах.

Все молчали, отчего Сабуро чувствовал, как воздух пропитывается тревогой, точно ткань от обильного и неудержимого кровотечения.

– Подождем.

Он принял, как можно более самоуверенный вид, а собравшиеся украдкой переглянулись. Каждый пытался во взгляде другого отыскать спокойствие или уверенность, которые бы утихомирили клокочущую тревогу в груди. Один лишь Сато стоял в стороне, покуривая свою любимую трубку и будто совсем не слушая командира, но его спокойный вид никому не внушал столь желаемого успокоения, так как каждый знал насколько Сато пренебрежительно относится к таким ситуациям. Он верил в каждое решение генерала, а потому и не считал нужным ставить его слова под вопрос или же пытаться в чем-либо переубедить. Гавань его спокойствия становилась своего рода отдушиной для Татсусиро, который видел себя среди прочих недопонятым гением.

– Имагава хорошо позаботился о том, чтобы испортить отношения с Такэдой. Такэда в свою очередь зарядил бывшему союзнику звонкую пощечину, бесцеремонно напав на Идзу. Не думаю, что дерзость такого рода до сих пор не долетела до ушей Имагавы.

– Не похоже, что он осведомлен о событиях в Идзу, – не смог умолчать Акэти, сложив руки на груди и не сводя глаз с места стоянки врага. – Выходка Такэды не поддается логике. Зачем ему идти в такую даль за Имагавой, изнуряя и до того уставшее войско долгим переходом, вместо того, чтобы двинуться в сторону Одавары – стратегически важного объекта во всем регионе Канто?

– Подождем, – повторил Сабуро. – Внезапное появление Такэды – еще и в компании Уэсуги – непременно насторожит нашего захватчика и, что бы те ему не предложили, в ответ полетят сплошные угрозы. – Сабуро оперся руками о походный стол, рассматривая карту. – Где сейчас Адзаи? – обратился к сестре.

– Встал лагерем близ кайтского тракта, – ответствовала Оити бесцветным голосом. – Скоро новость о вторжении Такэды и Уэсуги достигнет его ушей, и боюсь он посчитает нужным отступить обратно к Оми, оставив тебя наедине с этой бедой. Откажись от Овари, брат, – попросила почти что жалостливо.

– Нет, – обрубил Сабуро.

– Это безумие! – возвысила голос воительница – что случалось очень и очень редко. – Нет никаких шансов победить в этом сражении, неужели ты не видишь?! Силы чудовищно неравны! Почему ты отказываешься признать… – она внезапно осеклась.

Сабуро казался недвижимым и бездушным, точно застывший миллион лет назад айсберг.

– Я возвращаюсь к Нагамасе.

– Ты нужна мне здесь, – ощетинился Сабуро.

– Он должен знать о сложившейся здесь ситуации из моих уст.

– Чтобы поспешить убраться подальше, – хмыкнул насмешливо лидер Черной Цитадели.

– Он не ты. Он не поведет людей на верную смерть.

Собравшиеся мрачно потупились кто куда, когда аура вокруг Татсусиро сменилась настолько, что волосы на руках становились дыбом. Упрек сестры болезненно кольнул его самолюбие. Нет. Не самолюбие. Это ядовитая ревность вздымалась в груди молодого человека подобно неуправляемому чудовищу, которое очень давно жаждет крови.

– Ты сберег гарнизон, приказав Сибате отступать, – поспешила добавить девушка, как только поняла, что сказала брату в лицо то, что не сказала бы никогда прежде. – Откажись от мысли отбить Овари у Имагавы, молю. Отступите к Мино и отдышитесь. Сколько вы уже в походе? Пять дней? Неделю? На что ты рассчитываешь, выжидая удобного случая для атаки?!

– Поступай как знаешь, сестра. Не смею задерживать, – скрежетнул генерал. – Но пока я командую этими людьми, – обвел рукой скромный лагерь, – они последуют за мной хоть в Дзигоку. Или я ошибаюсь? – возвысил голос, в котором читалась угроза. Все молчали, теперь не сводя с Татсусиро взглядов, хотя тот знал, что их покорность продиктована безвыходностью положения и едва ли самозабвенной верностью. Какая разница – умереть в сражении по приказу безумца или же умереть от рук безумца, приказ не выполнив? – Если мы не можем защитить этот клочок земли, как же захватим столицу? Как свергнем вероломное правительство? Можем ли мы называть себя истинными воинами, если сейчас отступим, понурив головы, как запуганные псы?! – Его голос грохотал. – Не вы ли называли себя последователями Такахиро Рюсэя?

Мицухидэ раздраженно фыркнул.

– Такахиро не был столь безрассуден…

– Гроза, – вдруг выпалил Сато, уставившись на мрачнеющее небо, доносящее периодически отдаленные громовые раскаты. – Дождемся грозы и сосредоточимся на одной стремительной атаке по центру лагеря.

Теперь капитаны хлопали глазами с таким видом, будто в их окружении стало на одного безумца больше.

– Сибата сделал все, чтобы уровнять наши шансы на победу с учетом перевеса сил, а Имагава решил устроить себе отдых прямиком на «пороховой бочке», – выдохнул Сабуро, явно уставший от этой дискуссии.

– Тот самый заслон, о котором ты распорядился перед походом на Мино? – решил уточнить Хисимура. Сабуро кивнул. – Он ведь расположился как раз в равной удаленности от лагеря и равнины, откуда движутся армии Каи и Этиго? И если Имагава решит перейти в наступление – лагерь и он сам будут отрезаны от основного войска стеной огня. Но это лишь в том случае, если конфликт состоится, – размышлял, точно наедине с собой капитан. – А где сейчас Сибата?

– Ждет сигнала у рва Шаппу, – проговорил генерал.

Акэти устало потер пальцами переносицу.

– Потрясающе. Я правильно понимаю, что твоя тактика держится на воле случая? – Уточнил насмешливо. Так, словно не боялся последствий. Так, словно забыл кто перед ним находится. – Как это по-взрослому, надо же, – уже не мог остановиться. – Твоя лихая бравада всех нас отправит в Дзигоку. Прислушайся к совету сестры.

Сато даже перестал пыхтеть трубкой, а его брови подскочили от удивления. Такахико прикрыла ладошкой рот, скрыв за этим жестом свернутые трубочкой губы, едва сдерживающиеся от позыва звучно и протяжно просвистеть. Рубиновые глаза медленно перетекли на капитана разведки и на мгновенье замерли, словно уточняя, пребывает ли тот в трезвости ума. Обычно Акэти воздерживался от едких комментариев в адрес командующего, так как знал на собственной шкуре, чем грозит излишняя дерзость, но сейчас, ощутив поддержку в лице довольно значимого для Татсусиро человека – Оити – не смог удержать ядовитое варево внутри себя, будто отыгрываясь за долгие и долгие месяцы молчания.

– Мицухидэ, – проговорил Сабуро к всеобщему удивлению спокойно и вогнал в карту и стол под ней танто ровно в том месте, где пролегла длинная черта, разделяющая холм Окэхадзама на две части, – раз ты так полон энергии, что осмелился оспаривать мои приказы, ты и подожжешь заслон. Но ты должен знать: если не справишься – лучше не попадайся мне на глаза. – Голос Татсусиро звучал поразительно мягко, но вот глаза. Глаза пылали угрозой. Акэти заиграл желваками, молча проглатывая проклятия. – Сато с конницей присоединится к Сибате, который осведомлен о порядке действий, – продолжал генерал, указывая одним взглядом на ров Шаппу, расположенный близ лесного массива – чуть левей того места, откуда двигались армии Такэды и Уэсуги.

– Если Сато уведет конницу, кто же с тобой пойдет в наступление?! – возмутилась Оити, пытаясь поймать взгляд брата.

– Для моего маневра хватит и две дюжины всадников.

Оити, похолодевшая и бледная, чувствовала, как леденеют пальцы рук от столь сумасбродной тактики. Она еще мгновенье всматривалась в глаза брата, но не нашла там ни страха, ни сомнений, потом ловко вскочила в седло, натянув жестко поводья, заставив коня танцевать.

– Сбегаешь к мужу? – вопросил генерал бесцветно, отвернувшись, точно испугавшись, что Оити разглядит в его взгляде огонь ревности, безжалостно обжигающий всю грудную клетку.

– Он ждет моего возвращения. Если я не появлюсь в скором времени, он примет решение отправить к Одаке отряд, и тем самым будет втянут в конфликт. Я не могу этого допустить.

Сабуро улыбнулся с иронией и, наконец, нашел в себе силы заглянуть в глаза сестре. Глаза, которые не могли скрыть тревоги и волнения за судьбу всех здесь собравшихся. За его, Сабуро, судьбу в частности.

– В таком случае, не смею задерживать.

Оити медлила, как будто разочарованная тем, что брат совсем не проявляет настойчивости, не пытается ее уговорить остаться. Женская вредность в ней диктовала свои правила. Она показательно отвернулась и уже собиралась направить коня прочь из лагеря, когда на холме показались первые ряды строем марширующих армий Каи и Этиго. Тень улыбки тронула тонкие губы девушки, но она тут же мысленно одернула себя. Покинуть лагерь Цитадели сейчас значило бы привлечь к себе внимание, привлечь внимание к их месту стоянки.

– У тебя еще осталась та бутыль тсусимского саке? – осведомился Сато, разглядывая многотысячное войско врага, выстраивавшееся на расстоянии от лагеря Имагавы ровными порядками.

– Храню для хорошего повода.

– Если доживем до завтрашнего дня, я желаю претендовать на сей божественный нектар, – рассмеялся рыжий.

До кряжа, где Цитадель разбила свой скромный лагерь, долетал вой боевых труб, бело-черные группы асигару Имагавы выстраивались в несколько рядов, держали копья и луки наготове. Воеводы верхом кружили меж их рядов, выкрикивая приказы, а на другом конце лагеря всадники с истеричной быстротой снаряжали своих боевых коней. Все выглядело так, будто мирным путем эта удивительная встреча не разрешится ни при каких условиях.

Такэда и Уэсуги отделились от своих войск, направились к линии соприкосновения с вражеским лагерем. Встречать их выехал Мацудайра Мотоясу собственной персоной в сопровождении другого не менее важного военачальника.

– Напрасно вы явились сюда, – сказал молодой самурай громко и с угрозой в голосе. – После вероломного вторжения в Идзу Имагава от вас мокрого места не оставит, – посулил, закинув на плечо громоздкий молот – столь не характерное оружие среди общепринятых.

– Вероломством было отменить торговое соглашение с Каи, поставив все мои владения в невыгодное положение! – вспыхнул Сингэн. – Я желаю говорить с Ёсимото лично.

– Не может быть и речи, – фыркнул чванливо юноша.

– Он думает, что Татсусиро так просто отдаст провинцию, за которую бился, точно лев, несколько лет подряд?! Вы не знаете с кем имеете дело. Пусть вас не вводит в заблуждение факт его малочисленного войска…

– Ты привел сюда свою армию, чтобы нашептывать предостережения, Такэда? С чего бы тебе заботиться о нашем положении, будь добр объяснить, – хмыкнул насмешливо Мотоясу.

– Мы хотим обсудить с Имагавой возможность объединить силы против Цитадели здесь и сейчас, – заговорил сдержанно Уэсуги.

– Здесь и сейчас вы вылезли на холм всем скопом, чем, несомненно, спугнули Татсусиро Сабуро. Он не настолько безрассуден, чтобы лезть в столь адское пекло.

– Он явится, будь уверен, мальчик. И тогда ты пожалеешь, что отринул руку помощи.

– Жду с нетерпением его появления.

– Не будь столь заносчив, Мацудайра, Татсусиро выпутывался из передряг и пострашней. Ты можешь не видеть, но тучи уже сгущаются и пока мы тут теряем время, демон подкрадывается все ближе, – продолжал Уэсуги Кэнсин. – Я желаю обсудить сложившуюся ситуацию с Имагавой, – настаивал, – и ты либо пропустишь меня, либо я прорвусь силой.

На мгновенье показалось, что лицо Мацудайры смягчилось, он призадумался, как это предложение сможет сыграть лично ему на пользу. Такэда и Уэсуги терпеливо ждали, когда юноша примет верное решение, но тот медлил.

Татсусиро напряженно всматривался в складывающуюся картину с высоты своего наблюдательного пункта, и долгие переговоры начинали вселять в него тревогу. Любой ценой он должен натравить этих идиотов друг на друга.

– Такахико.

Лучница вздрогнула от неожиданности – Сабуро редко обращался к ней напрямую – вышагнула вперед.

– Подай-ка свой дайкю56.

Орин удивленно вскинула брови, с некоторым недоверием протянула искусный длинный лук генералу, поставила у его ног колчан. Татсусиро наложил длинную стрелу с особым утяжеленным наконечником, прицелился, выставив указательный палец по направлению полета, натянул тетиву так, что древко затрещало. Дистанция казалась непреодолимой, а видимость скверной – никто не попадет точно в цель с такого расстояния. Промах мог все испортить: выдать позиции, ополчить три армии против горстки воинов Цитадели. Ни одна – даже самая дальнобойная – стрела ни за что бы не взяла такой полет. Однако Татсусиро для достижения поставленной цели не собирался играть честно.

Красноглазый отклонил голову, как будто уточняя конечную цель, и мягко отпустил тетиву. Стрела, опутанная поволокой еле заметных теней, метнулась сквозь густые клубы тумана, мимо пушистых ветвей елей, преодолела расстояние тихо, быстро, не сбившись с траектории ни на дюйм, и с треском угодила в голову военачальника, что сопровождал Мацудайру. Выбитый из седла силой инерции, он грузно свалился на землю замертво.

Сабуро присмотрелся, прислушался, и паскудная ухмылка растянулась на его смуглом лице.

Мацудайра моментально перехватил свой гигантский молот в руках, воздев его к грозовым небесам как сигнал, и тут же из лагеря донесся гул нескольких боевых труб сразу, возвещая всем о немедленном построении.

– Имагава-сама, переговоры с Такэдой и Уэсуги были прерваны скоропостижной гибелью Ии Наомори. Мацудайра-сан взял на себя смелость отдать приказ к наступлению, – отчеканил докладчик, склонившись в почтительном поклоне у ног князя.

Ёсимото не поменялся в лице, не сменил своей позы, все так же вальяжно возлегал на ложе, обмахиваясь пестрым веером, на морщинистом лице всплыла задумчивая гримаса.

– Они только что подписали себе смертный приговор. Растопчите этих собак. Мотоясу хорошо знает свое дело. Пусть действует.

Двадцати тысячное войско пыталось оперативно собраться в одно целое, но скорей походило на неповоротливого медведя, очнувшегося мгновение назад от зимней спячки. Многие уже изрядно выпили, держались на ногах вяло и неуверенно, другие, не успев нацепить некоторые составляющие доспехов, приготовились биться в одних портках да рубахах.

Чернеющее посекундно небо улеглось на холм тяжелым брюхом, злой ветер, точно сторожевой пес, терзал знамена неприятеля.

– Сейчас ливанет, – проговорил Кэнсин, брезгливо рассматривая черные пенящиеся облака. – Все на руку Цитадели. Все это им на руку.

– Непременно явится, – согласился Сингэн. – Копейщики в авангард! Конница на фланги! Перестроение! Перестроение!! Живее!

– Лучникам приготовиться! – скомандовал Кэнсин, пустив свою белоснежную кобылу легким галопом вдоль всего построения.

Ливень обрушился стеной, как только войска столкнулись по середине лоснящегося травой холма. Видимость стала настолько скверной, что дальше носа невозможно было что-либо рассмотреть. Конница Имагавы, налетев на живую стену из копейщиков, создала еще большую неразбериху. Лошадей пронзали в незащищенные места копьями, и животные падали, придавливая собой всадников. Люди, поскальзываясь на размякшей почве, валились под ноги бегущим позади соратникам, их затаптывали насмерть. Под тяжелым напором кавалерии, Такэде и Уэсуги ничего не оставалось кроме, как пятиться к лесу.

Татсусиро задумчиво наблюдал за этой шумной возней в грязи, сдержанно выжидая нужного момента. Дождь смешал с грязью тела павших солдат, земля буквально бугрилась трупами. Каи и Этиго неуклонно отступали, пятились, неизбежно приближаясь ко рву Шаппу. Войско Имагавы же полностью переступило заветную черту. Видя это, Татсусиро поднялся в седло, потянул нодати из ножен и ждал вожделенного зрелища.

«Сейчас».

Стена пламени с пугающим ревом взметнулась ввысь, быстро растянулась во всю длину холма, отделив войско Имагавы от лагеря. Рыжие языки жадно лизали набухшее черное небо, как младенец сосет грудь матери.

Адзаи Нагамаса широко раскрытыми глазами наблюдал, как дождливое небо на юге полыхнуло красками, и приказал немедля выступать по направлению крепости Одака, где столкнулся с сопротивлением извозчиков и жалким отрядом асигару, охранявших их. Суруговцы тут же побросали обозы и принялись удирать, но их быстро нагнала конница. Жалкие пять сотен солдат Имагавы решили даже не пытаться защитить добро своего князя, кинулись врассыпную кто куда. Молодой человек распорядился немедля занять крепость, а сам направил коня туда, где горизонт мерцал и искажался бушующим неудержимым огнем.

Оити должна была вернуться больше часа назад. Он предчувствовал, что отпускать супругу в одиночку – неправильно, но та заверила, что одной ей будет легче ускользнуть из-под пристальных взглядов разведывательных отрядов врага. Он доверился ей и теперь жалел о том, что был столь неосмотрителен. На холме происходило что-то страшное, и сердце молодого князя рвалось на части от переживаний за возлюбленную жену и едва ли испытывало волнение за положение дел Татсусиро Сабуро.

Сабуро ударил вороного пятками и потянул за собой скромный отряд из тридцати всадников в обход пламенной стены, устремляясь прямиком в сердце лагеря врага. Заслон так напугал сражающихся близ него солдат, что на какой-то миг бои прекратились. Озаренные яркой вспышкой лица наблюдали за струившимся к небу огнем с открытыми ртами.

Сато и Оити едва успели достигнуть отрядов под командованием Сибаты, как тот отдал приказ к наступлению, боясь упустить эффект неожиданности, стремясь запутать врагов и внести беспорядок в их строй. Сила огня была ужасающей, и даже сильный ливень оказался не в силах какое-то время воздействовать на бушующее пламя смерти. Жар от его языков вынудил самых впечатлительных бросить оружие и бежать прочь, бежать к лесу, где легко затеряться в густом мраке деревьев. В мраке, где теневые отряды Цитадели услужливо встречали капитулянтов, распахнув им объятия смерти.

Имагава не сразу заподозрил неладное. Дрожь земли от столкновения войск докатилась даже до центра его лагеря. Местность утонула в монотонном лязге мечей, боевых воплях самураев, сдобренном шумом дождя и наплывающими время от времени раскатами грома. До даймё Суруги долетел тревожный шепоток солдат, охранявших шатер, и тогда он отложил веер, поднялся на своей пестрой лежанке, напялил на худые ноги атласные тапочки.

Когда тряпичные покои рухнули, а дождь стеной обрушился на старика, он подумал, что все это ему снится. Двадцати пяти тысячное войско вопреки его самоуверенности не смогло остановить Татсусиро. И вот он здесь. Ёсимото долго вожделел эту встречу, но не думал, что она обернется вот так. Он был наслышан о высоком серебряновласом юноше и, в силу своих дурных наклонностей, часто представлял себе их знакомство. Но при одном взгляде на него воочию, вместо похотливых желаний, старика объял ужас.

Дождь струился по чешуйчатым доспехам, стекал струями по лезвиям черных катан, а рубиновые глаза с презрением впивались в Ёсимото, сверкали во тьме подобно двум раскаленным углям. Взгляд Татсусиро, что лишал мужества и сил, прожигал насквозь. Ноги подвели Имагаву, он завалился навзничь в лужу, закопошился в своих пышных промокших одеждах сродни жуку. Голову раздирал оглушительный скрип, за которым старик с трудом разбирал слова юноши, но не прекращал рассматривать его демонический образ.

Когда тот откинул ему ногой катану, Ёсимото истерично схватился двумя руками за рукоять и бездумно напал на генерала Цитадели. Сабуро остановил взмах клинка голой рукой, насмехался и высмеивал старого чудака, а когда тот взялся удирать – наградил ударом меча в спину.

Даймё Суруги продолжал ползти по лужам в надежде встретить помощь, однако войско сильно рассредоточилось, напуганное неразберихой и ужасающей пламенной стеной. Конь Татсусиро кружил в танце, разбрызгивая грязь в стороны мощными копытами.

Сабуро упивался этим моментом, он не сдерживал смеха, издевательски натравливал на старика потоки ветра, что опрокидывали его, то в одну сторону, то в другую. Веселье оборвалось, когда нодати скользнул по шее Ёсимото, и его голова укатилась в грязную лужу, а тело, будто сломанная детская кукла, исторгая темные потоки крови, завалилось у самых ног коня.

Улыбка угасла на лице Татсусиро вместе с огнем жизни, потухшем в теле врага за одно короткое мгновенье.

«Каким бы величественным не желал казаться человек – самое существо его подобно фарфоровой вазе. Какой смысл прятаться за спинами многотысячной армии, если изворотливый и хитрый враг способен пробраться в твои покои и застать тебя врасплох?

Почему таким дуракам, как Имагава достается сила, которой они не умеют распоряжаться с умом? Почему, такие как я, должны выкарабкиваться из бездны проклятий и неудач?

Трудности закаляют, делают сильней, а победы, подобные этой, способны дать ответ на многие вопросы. Хитрость. Сила духа. И, конечно же, сумасбродная отвага, граничащая с глупостью. Но сколько бы побед я не добыл, во мне видят безумца. Сколько бы блестящих сражений не провел – за моей спиной не перестанут шептаться».

Он отвлекся на приближающийся по лужам звук копыт. Из непроглядной стены дождя появились Оити и Сато. Сато волочил за лошадью грязного и израненного Мацуи Мунэнобу – военачальника одного из передовых отрядов Имагавы. Он то и дело падал, а Хисимура грубо тянул за веревку, волоча его ослабшее тело по грязи. Выскользнув из седла, рыжий ухватил его под локоть, подвел к Татсусиро и силой опустил на колени. Мужчина не успел опомниться, как его взгляд наткнулся на обезглавленное тело сюзерена.

– Ну что же вы, могучие самураи? Не смогли уберечь старика от горстки безродных всадников? Выстроили вокруг целую армию из двадцати тысяч солдат, а две дюжины оборванцев прорвали оппозицию и ворвалась в его покои. Он бежал, но помощи так и не нашел. Какие-то вы ненадежные.

Теперь Мацуи не моргая смотрел в кроваво-красные глаза Татсусиро, весь трясся и что-то неразборчиво перебирал губами. Сабуро спешился, обнажил нодати, приставив лезвие к горлу полководца, и только тогда расслышал хрипящую и срывающуюся в шепот речь.

– Сидзенрёку… Сидзенрёку…

Молодого генерала сильно удивили познания врага, но по его бесцельно блуждающим глазам становилось ясно, что тот бесследно утратил рассудок. Неужели фокус с огненным заслоном так напугал его? Или же он видел что-то более страшное и не поддающееся восприятию?

– Где Мацудайра Мотоясу? – вопросил Татсусиро, и черное лезвие плотней прижалось к горлу, пустило тонкую струйку крови.

– Сид… зенрёку… Сидзенрёку…

– Сабуро, это бесполезно. Он бормочет это слово с тех пор, как мы его связали. Мужик утратил чувство реальности.

– Войско бежало, – донесся голос Мицухидэ сквозь пелену дождя. – Такэда придал им знатного ускорения своей прославленной конницей. Что касается Мацудайры? Он вместе со своей армией дезертировал. Сдается мне, мальчишка планировал это с самого начала. Без его семи тысяч солдат охмелевшее и полуголое войско Суруги быстро пошло в расход. – Он остановил лошадь против генерала и продолжил: – Сибата все еще сражается у рва Шаппу с двумя тысячами солдат, нужно спешить. Долго они не протянут. Дождь почти усмирил заградительное пламя. Пора вытаскивать старика оттуда.

Буквально эти слова сорвались с губ Акэти, там, где догорал заслон, яркая вспышка пламени ослепила воинов, взметнулась струей под самый небосвод. Кони перепугались, всполошились, кричали и брыкались. Огонь собрался в воронку, затанцевал, закружил вокруг себя тяжелые грозовые тучи.

Татсусиро наблюдал за этим фантастическим зрелищем, защищая глаза рукой от яркого света. Жар от пламени чувствовался даже на расстоянии пары тё57. Друзья, увлеченные ужасающим зрелищем, замерли с открытыми ртами, но тут громкий хлопок оглушил, волна раскаленного ветра ударила разрушительной силой, снесла палаточный лагерь Имагавы. Сабуро защитил товарищей магическим барьером, который накрыл всех куполом, уберег от внешних факторов. В него то и дело отшвыривало поломанные деревянные заграждения, древки знамен, комки земли и камни.

– Что… что это было?! – прохрипел Сато, когда все стихло.

Уцелевшие солдаты с воплями уползали кто куда, покидав оружие и раненых соратников. Татсусиро не успел ответить на поставленный вопрос, как внезапно нарастающий гул заставил его метнуться вперед друзей. Он за долю секунды скрестил мечи перед собой и выстрелил ураганной воронкой ветра, что с грохотом столкнулась с несущимся сквозь стену дождя водяным потоком. Откуда он взялся и каким образом появился на холме Окэхадзама, Татсусиро тогда еще не знал, но сей факт вырастил в нем небывалый азарт и интерес.

Потоки столкнулись, напирая друг на друга и завывая тысячью голосов. Сабуро стиснул зубы, навалился всем весом на рукояти мечей, ноги неотвратимо скользили по мокрой почве. Ему казалось, словно он голыми руками пытается остановить напирающий на него тайфун. Со звериным рыком красноглазый развел клинки в стороны, и потоки ветра разорвали водоворот в клочья, брызги разлетелись во все стороны, растворившись в бушующем ливне.

Все стихло. Дождь шипел и парил, прикасаясь к еще раскаленному пепелищу заслона.

Не прошло и минуты, как из пелены дыма прорезался мощный силуэт, чуть дальше от него ступал второй – высокий и худощавый. Натиск дождя уменьшился, теперь печально накрапывал, стуча свою похоронную дробь по поломанным заградительным щитам и доспехам мертвых солдат.

На коренастом воине, облаченном в массивный красный доспех, красовался громоздкий шлем, украшенный алым мехом, из которого возвышались золотые загнутые назад рога. Такэду Сингэна было сложно с кем-то спутать. Как и Уэсуги Кэнсина – худощавого и стройного, похожего телосложением на юную деву.

Татсусиро дождался, пока эти двое не ступят достаточно близко, рассматривал их с интересом и, необъяснимо для всех остальных, радовался этой роковой встрече. Ледяные капли дождя стекали по белоснежным прядям и подбородку, гладили черные лезвия нодати.

– Надо же! – воскликнул Татсусиро с приветливой улыбкой на устах. – Сам Тигр из Каи пришел поприветствовать меня. – Приветливая улыбка моментально сменилась паскудной ухмылкой. – Имагава-сама передает тебе привет.

Он указал клинком на голову князя, что красовалась на копье в руках у Акэти Мицухидэ. Сато тем временем толкнул всем на обозрение израненного, но пока еще живого Мацуи Мунэнобу. Сабуро приставил лезвие к его затылку, указывая тем самым на свои намерения.

– Даже не предоставишь ему шанс оборвать свою жизнь как самураю? – вопросил спокойно Уэсуги.

– Самураю? Присмотрись, Бисямонтэн. Он утратил понимание реальности и сдается мне, вы этому поспособствовали. Вы ему показали тот же фокус, что и мне только что, правда? Господа сидзенрёку.

Воины переглянулись, а Татсусиро решил не затягивать с казнью. Клинок поднялся невысоко, но умудрился невообразимо мягко и бесшумно отделить голову полководца от тела. Порез был таким тонким и ровным, что приговоренный еще какое-то мгновение оставался в сознании, пока его тело не содрогнулось, и голова ниспала в мягкую траву; на лице застыла гримаса безмятежности.

– Интересно, что же вы хотели предложить Имагаве? – рассуждал Татсусиро, не сводя глаз с врагов и изучая каждого пытливым взглядом. – Застать меня врасплох на пути из Инабаямы? Купировать подступы ко всем замкам и фортам, лишив тем самым пунктов базирования и снабжения? Приятно, что столь выдающиеся люди уделяют мне столько внимания, – ухмыльнулся. – Теряюсь в догадках только с какой стати? – Улыбку сдуло ветром со смуглого лица, и он закинул один из мечей на плечо. – Должно быть, раз даже такие заклятые враги как вы объединились, уйти живым с этого холма мне будет сложновато. Неужели вас не предупредили с кем имеете дело? Разве не наслышаны, что Татсусиро Сабуро безумец, не боящийся сражаться в одиночку с целыми армиями своих врагов?

По сгустившимся на лицах генералов мрачным тучам стало понятно, что все это они, безусловно, слышали. Даже Уэсуги Кэнсин, утверждающий, что имя Татсусиро Сабуро для него совершенно незнакомо, вдруг вспомнил, как кто-то невзначай упоминал необычного юношу. Седой, но не старый; хитрый, точно демон; бесстрашный, словно раненый зверь.

– Буквально вчера я сетовал на бездарное сопротивление всех, кто так яростно бросает мне вызов, но вы, – продолжал Сабуро, шагнув полководцам навстречу с таким восторженным видом, будто захотел стиснуть обоих в объятьях. – Вы другое дело, – набрал в легкие воздуха с таким упоением, словно вдыхал аромат цветов. – Окажете мне честь? Можете даже на пару, но учтите одно: безумцы славятся тем, что не боятся здороваться со смертью за руку. Ваши опрометчивые действия могут потянуть за собой критические последствия. Даю минуту на размышления, господа.

Он снял нодати с плеча, глаза раскаленными углями полыхали из сумрака, и от одного вида Татсусиро, у генералов зашевелились волосы на затылках. Они слегка отшагнули назад, стиснули оружие в руках крепче и ожидали чего угодно от врага.

– Сабуро, что ты задумал? – взволнованно поинтересовался Сато, ступив ближе.

– Вы должны уводить войско к замку, – шепнул генерал в ответ. – Поспешите. Я их задержу в пределах холма. Ежели нет – вам придется принять бой уже в Одаке. Это будет куда проще, чем биться в поле.

– Ты в своем уме?! Опьянел от крови?! Я тебя одного здесь не брошу!

– Ты будешь мешать. В Мино тебя неслабо потрепало, в седле-то держишься с трудом.

– Акэти, отводи войска, мы тут разберемся, – перебил Хисимура, даже не дослушав.

– Эй! – разозлился Сабуро, обернувшись и словно позабыв о врагах.

Он расслышал тяжелую поступь Такэды за спиной, но ему не хватило мгновения, чтобы обернуться, как Хисимура кинулся на опережение. Обоюдоострый двуручный меч сошелся с копьями Сато, и сила столкновения швырнула молодого самурая, будто сухой лист в сторону. Он вскрикнул от боли, прокатился кубарем по земле. Оити немедля бросилась к товарищу, а Татсусиро со злобным рыком накинулся на старика, но под удар попал Уэсуги, что вырос прям перед носом. Левая рука сдержала его катану, правая тут же приняла на себя тяжелый меч Такэды. Они вдвоем напирали на мечи, теснили красноглазого. Кэнсин отпрыгнул в сторону, напал из-за спины, но Татсусиро парировал его жесткий выпад, грубо отпихнул ногой, резко обратился к Такэде, замахнулся сначала правой рукой, затем левой, намереваясь заставить старика отступать. Оба закружили в непрерывном бое мечей, осыпая друг друга стремительными ударами.

Товарищи с тревогой следили за неравной бойней. Неравной для Такэды и Уэсуги. Казалось, Татсусиро не прилагал ни малейших усилий, парируя выпады врагов или уворачиваясь, точно сокол в злых потоках ветра. Его атаки были по-волчьи свирепыми, с ярко выраженным намерением запугать, но не убить. Он видел все ходы неприятелей наперед, нападал быстро и решительно. Такому как Такэда пришлось пятиться, а Уэсуги уворачиваться.

Выбитые поперечным ударом из равновесия, отброшенные назад, оба прижались плечом к плечу, тяжело дышали. Татсусиро терпеливо ждал, перебирая пальцами по черным рукоятям. Будто мысленно договорившись, Тигр кинулся в одну сторону, Бисямонтэн в другую. Сабуро моментально отреагировал, махнул клинком в сторону Уэсуги и ветер, что сорвался с лезвия, разрушительной мощью поглотил его образ. Сам Татсусиро налетел на Такэду, атакуя с той скоростью, что не читалась обычным глазом. Такэда же видел каждый взмах, но по причине своей грузности и неповоротливости меча – медлил. Когда черное лезвие устремилось ему в лицо, старику пришлось остановить его движение голой рукой. Он буквально поймал Белого Демона, и пока тот замешкался, вонзил свой огромный меч в землю под ногами. В тот же момент из-под почвы вырвался столб огня, поглотив их двоих в своем всепожирающем потоке.

Товарищи испуганно вскрикнули, закрылись руками от жара пламени, что осветил яркой вспышкой все вокруг. Столб устремился прямо под небеса, и за его танцующими и шипящими потоками было невозможно что-либо рассмотреть.

Кэнсин не без усилий отбил яростный ветер, что натравил на него Татсусиро минуту назад, устремил волнительный взгляд на кружащую огненную воронку, как вдруг та зашипела, затанцевала, извиваясь подобно гигантскому змею, и в то же мгновенье взорвалась изнутри. Воины прикрылись от летящих во все стороны огненных всплесков кто кусками щитов, кто просто улегся на землю, закрыв голову руками. Когда свет померк, а шум оборвался, все разом присмотрелись. Татсусиро стоял, как ни в чем не бывало, и меч его был плотно скрещен с мечом Такэды. Старик тяжело дышал, и чувствовалось, что предел его сил близок.

Уэсуги поспешил воспользоваться ситуацией, напав со спины, но Сабуро небрежно отмахнулся от него, как от надоедливого жука, натравив очередной вихрь ветра, и тому снова пришлось прилагать силу, чтобы отбить угрозу в сторону. Красноглазый тем временем теснил Тигра все дальше от холма, устроив завораживающий танец с клинками. Старик парировал тяжелые удары, стиснул зубы и отступал.

До ушей донеслось уже знакомое завывание. Такэда предусмотрительно кинулся в сторону, Татсусиро успел лишь обернуться и скрестить перед собой мечи. Водоворот вздыбил за собой землю, с грохотом и воем столкнулся с беловолосым, полностью поглотив его образ за бурлящим потоком. Сабуро смог сдержать эту ужасающую силу, но понимал, что ответным ударом не воспользоваться. Ноги скользили по мокрой почве, а руки уже онемели на рукоятях от такой силы напора. Он не успел что-то предпринять – воронка воды вдруг поумерила натиск, замерла и расплескалась по земле необъятной лужей. Татсусиро пошатнулся на ослабших ногах, в глазах на секунду все поплыло, но он удержал себя от падения, осмотрелся яростно по сторонам.

Враги воспользовались ситуацией и сбежали.

– У-у-у, еще бы чуть-чуть.

Из туманной пелены выплыл Корвус: как всегда безупречный. Его поджарую фигуру украшала атласная черная рубашка с серебряной узорчатой брошкой под самым горлом, того же цвета плащ в пол с искусно сделанными серебряными наплечниками был единственным элементом доспехов, но использовался демоном явно для красоты и никак не для защиты. Черные длинные волосы намокли и блестели как отполированный металл, а глаза вперились в Сабуро с привычной хитростью. Юноша раздраженно фыркнул – как делал всегда при появлении старого знакомого.

– Сильных врагов ты себе вскормил, Нобунага. – Демон опустил руку на его плечо, но тот остервенело скинул ее. – Чего ты злишься, скажи, пожалуйста? Как будто это я их сюда притащил, – рассмеялся Корвус. – Знаю, сейчас начнешь отчитывать какого ёкая я не предупредил тебя о Такэде и Уэсуги, но разве ты не помнишь? Я говорил, что таких как ты немалое количество.

– Ты явился сюда задолго до того, как я сцепился с этими двумя. Прятался, подглядывал. Хотел потешить себя зрелищем, – проговорил Татсусиро обвинительно. – Неужели, в Дзигоку совсем нет хлопот, раз ты в который раз прохлаждаешься, наблюдая за разборками смертных?

– Я бросил все и явился, потому как отчетливо ощутил волнение или даже… испуг, – улыбнулся демон, приблизившись к Сабуро вплотную.

– Ты перепутал, – нахмурился юноша. – То был не испуг, а будоражащее кровь возбуждение от грядущей схватки с кем-то по-настоящему сильным. Что еще ты забыл мне рассказать, Корвус? Про Мацудайру Мотоясу, например?

– Хо, – хитро осклабился черноволосый, – растешь на глазах, раз научился чувствовать себе подобных столь отчетливо.

– Да нет же, – насупился генерал Цитадели, – я, видишь ли, запустил стрелу, усиленную ветром так, чтобы одним ударом лишить Имагаву сразу двух командиров. Стояли они уж больно близко. Но Мацудайра… – Хитрая улыбка подернула уголки его губ. – Он увернулся от угрозы за долю секунды. Со смертью своего сюзерена мальчишка должно быть попытается заграбастать все его владения со всеми ценными ресурсами, замками, крепостями и военным потенциалом. Мне бы пригодился такой союзник.

– С Мацудайрой могут возникнуть сложности, – поморщился Корвус так, будто проглотил листья полыни. Сабуро никогда не видел на его точеном лице такого выражения. – Контрактор у него больно несговорчивый.

– Его отношения с демоном меня не интересуют – лишь он сам и та поддержка, которую он может оказать. Скажи ты мне раньше, что в стане моего врага томится такой человек – мне не пришлось бы так рисковать своими людьми.

– Если на пути нет трудностей, то такой путь никогда не приведет тебя к желаемой цели. Твое легкомыслие меня обескуражило, и я примчался поглядеть как жизнь дает тебе жестокий урок, но, – Корвус прикрыл глаза и лукаво ухмыльнулся, – ты умудрился выкрутиться. Удача любит смельчаков, но она чересчур вероломна и полагаться на нее нужно крайне осторожно. Со стороны может и выглядело, что ты превосходный стратег, но мы то с тобой знаем, как на один короткий миг твое сердце оборвалось перед картиной неизбежного поражения.

Корвус видел Сабуро насквозь, с легкостью читал все его душевные переживания, и это невыносимо злило. Юноша ненавидел, когда ему указывали на ошибки, но миг, о котором демон говорил, ощутил так отчетливо, так ясно. Картина последствий пронеслась перед глазами мрачной тенью, оставив привкус тлена на языке; он почувствовал, как кровь в венах холодеет от одной мысли, что из-за его упрямства дорогие люди могут погибнуть.

– Нобунага, – окликнул Корвус, когда молодой человек направился к друзьям, чтобы убедиться в их безопасности, – знаю, ты привык всё и всех держать под контролем, но иногда от доверия и веры в других мы можем выиграть куда больше, чем, когда в одиночку пытаемся вытащить неподъемную ношу на своих плечах.

– О чем ты? – Выгнул бровь беловолосый.

– Оити находится в куда более надежных руках, чем тебе может показаться. Не наделай глупостей, – предостерег демон необычайно серьезно.

Адзаи Нагамаса гнал коня сквозь бушующую бурю. Брызги из-под копыт разлетались во все стороны, пятная его промокший насквозь алый плащ кусками размокшей глины. Дождь хлестал по лицу колючей дробью, застилая обзор, но молодой человек продолжал подгонять лошадь криками и пятками.

Когда под самые небеса взмыл столб огня, осветив пространство сколько хватал глаз, окатив волной жара окрестности, белоснежная кобыла испуганно шарахнулась в сторону, вздыбилась, отказываясь приближаться к эпицентру огненной бури, и молодому князю пришлось спешиться и добираться до холма собственными силами.

На его глазах Сабуро в открытую вступил в схватку с двумя военачальниками, разя сокрушительными ударами, быстрыми выпадами, кидаясь на врагов, точно дикий зверь, но больше всего Нагамасу поразила способность союзника управлять силой ветра, а врагов умение создавать из неоткуда пламя и воду. Он больше не торопился на помощь, и теперь притаился в тени брошенных палаток и наблюдал, внимательно рассматривая каждое движение действующих лиц этого красочного и смертоносного представления, от которого его серые глаза разгорались, а благородные черты лица искажались под гримасой лукавой ухмылки.

По ночному двору блуждал ветер, облака бежали по небу с пугающей скоростью, словно воды темной реки. Луна то выныривала из их пучины, то снова погружалась, и тогда стены и башни крепости Одака обволакивали черно-синие густые тени.

Сабуро ступил на покатый конек черепицы на стене и в один шаг поднялся на уровень выше, добравшись до косой крыши над главными воротами крепости. Темные чешуйки черепицы скрипели под его ногами, ветер дергал за спутанные пряди волос, хлопал подолом длинного кимоно, которое генерал очевидно надевал в спешке. Вид Сабуро имел уставший и взъерошенный, кое-где не смыл с лица капли вражеской крови. Достав из рукава трубку – тут же закурил. Пряный дым приобнял за плечи, но тут же сгинул, подгоняемый прохладным влажным ветром.

Солдаты, стоящие в дозоре на воротах, моментально уловили присутствие командира и выровнялись по стойке смирно, еле дыша.

– У донжона разливают рыбную похлебку, – обратился юноша к ним с высоты своего наблюдательного пункта. – Идите, угоститесь.

Солдаты смотрели на него так, словно генерал говорил на чужом языке, и удивленно хлопали глазами, приняв предложение за проверку их стойкости.

– Я настаиваю, – улыбнулся Сабуро, опустившись на крышу со скрещенными ногами. – За вашим постом послежу я.

Все еще вопрошая друг у друга молчаливым взглядом, дозорные медлили, пока Сабуро не замахал на них рукой, будто отгоняя назойливого комара. И вот, наконец, оставшись наедине с самим собой, его усталый взгляд долго всматривался в темный горизонт, куда час назад в сопровождении Адзаи Нагамасы и свиты уехала сестра. За последние месяцы пропасть между ними так разрослась, что преодолеть ее казалось теперь невозможным. Не подавая вида, не позволяя сердцу диктовать свои порывистые и эмоциональные правила, Сабуро нацепил на себя непроницаемую маску хладнокровия и безразличия, не допуская привычных взглядов и улыбок в направлении Оити. Для нее так будет лучше – убеждал себя. Для нее это прекрасная возможность реализовать себя как женщину. Она этого достойна. Кроме того, таким образом она будет отрезана от военных действий, и Сабуро не придется переживать за ее безопасность.

Он понимал это головой, но не признавал сердцем. Тут же, из темного уголка сознания подвывали последние слова Корвуса. Что он хотел этим сказать? К чему подобные предостережения?

Юноша попытался перечислить у себя в голове причины, которые служили бы веским основанием доверять Адзаи Нагамасе, и таких нашлось немало. Он рассудителен, не лишен смелости и чести, в его руках сосредоточена немалая военная сила, а провинция клана Адзаи процветает. Затем Сабуро вспомнил улыбку на уставшем лице сестры, когда ее супруг прибыл в крепость этим вечером. Не давая себе отчета, юноша с хрустом переломил курительную трубку в своей руке.

– Эге, – донесся голос Сато со спины. – Вот и дари тебе подарки после таких выходок, – забурчал обиженно и опустился подле друга с натужным кряхтением.

Сабуро устало выдохнул и с сожалением уставился на обломки кисэру, которую подарил ему Сато на двадцатилетие.

– Сделаю выговор лекарям за то, что плохо следят за тяжело раненными. Тебе ведь положен отдых.

– А нечего лазарет было устраивать окнами на главный двор. Пьяное веселье там в самом разгаре, вот я и выбрался, надеясь присоединиться к попойке бок о бок с генералом Цитадели, но мне сказали, что ты там даже близко не появлялся. Так что винить в моем бродяжничестве можешь только себя.

Сабуро вяло улыбнулся, все еще глядя куда-то сквозь непреодолимые дали.

– Интересно, что же тебя так разозлило?

Сабуро медлил с ответом, не желая обсуждать сестру и ее супруга даже с Хисимурой, а потому решил направить все свои мысли на другую, но не менее волнительную тему:

– Может ты был прав? – спросил. Сато удивленно обернулся. – Может не стоило ввязываться в эти политические игры? После сегодняшней победы обстановка вокруг Цитадели начнет накаляться с чудовищной скоростью и, боюсь, что вырваться из этого водоворота уже не удастся. Справимся ли мы?

– Я уже говорил прежде: куда ты – туда и я. Но в действительности тебя же тревожит совсем другое. Тебе словно перекрыли кислород с тех пор как Оити уехала жить в Одани.

Сабуро всем нутром содрогнулся, удивленный такой проницательностью Сато, и тут же забурчал:

– Не начинай.

– А ты не давай мне поводов своей кислой рожей. На-ка. – И он пихнул Сабуро локтем, буквально всучив горлянку с саке. – Сегодня празднуем великую победу над двумя надоедливыми тараканами. Никто не верил в нашу удачу, но она, похоже, все еще хранит тебе верность, – хохотнул рыжий. – Ну что ты молчишь? Расскажи хотя бы свои мысли о Такэде и Уэсуги. О том, что они такие же, как и ты, например.

А ведь правда, задумался Сабуро. На холме события происходили слишком хаотично, чтобы успеть переварить факт того, что его враги обладают демонической силой, как и он сам. Кроме того, мальчишка Мацудайра тоже заключил сделку с демоном, и теперь нужно во что бы то ни стало заполучить его в союзники.

– Сегодня мы нажили себе серьезных врагов, Сато. Поэтому я и задался вопросом: может не стоило лезть так глубоко и напористо.

Сато моментально подхватил мысль и теперь не смог смолчать:

– Когда шлюха уже оплачена – глупо отказываться от удовольствия, – ухмыльнулся. – Идя войной на Имагаву ты знал, чем это обернется. Падение такого дома просто не может пройти бесследно. Но разве когда-то было иначе? Разве выбранные нами пути оказывались легкими?

– Может это потому, что легких путей попросту не существует, – задумался Сабуро, приложившись к горлышку красной бутылки. – Нам потребуется заручиться поддержкой влиятельных даймё – иначе не выживем.

– Как думаешь, кроме Такэды и Уэсуги есть другие самураи с подобной силой? Вот было бы здорово собрать целый отряд таких воинов! – тут же придался мечтаниям Сато.

– Вряд ли обладая подобной силой кто-то захочет служить, – подметил Сабуро. – Однако, – тут же задумался, – именно это и случилось с Мацудайрой. Зачем ему было прислуживать Имагаве, обладая способностью крушить армии в одиночку?

– Ты сейчас утверждаешь, что Мацудайра Мотоясу из «твоих»? – удивился Сато, выпрямив спину и тут же шикнув от боли в стянутых перевязкой ребрах.

– Корвус так сказал, но предупредил, что этот союз может оказаться как поддержкой, так и проблемой для Цитадели. Если бы я еще внимал его советам, – усмехнулся с иронией генерал.

Сабуро по сей день удивлялся, как друг так быстро свыкся с мыслью, что в мире существуют люди, способные держать в своих руках разрушительную мощь стихий, ведь сам он до встречи с Корвусом не верил в потусторонние силы. Не верил в духов и ёкаев, в честь которых возводили алтари по всей японской земле, не верил в перерождение, не верил и в Дзигоку, а уж про демонов, подобных Корвусу, не верил и подавно. Но Сато был другим. Когда он впервые лицезрел силу ветра в руках Татсусиро, вопросы и восхищение сыпались из него, точно рис из прохудившегося мешка. И тогда друг делился всем доступным фольклором, который так нравился ему в детстве, в который их с братом и сестрой погружала кормилица, рассказывая удивительные истории про ёкаев и добрых духов.

– А я бы, если заключал договор, то исключительно с демоном бездонной бочки, – рассмеялся Сато. – Чтобы всегда под рукой была выпивка!

– Необязательно расплачиваться своей душой ради такой-то цели, достаточно связать себя брачными узами с женщиной из дома Сатоси. – Улыбнулся Сабуро, отбирая у друга горлянку. – Их семья уже много столетий делает саке по какому-то особому рецепту, который передается из уст в уста от наследника к наследнику.

– А в чем же тогда разница, если в таком случае мою душу выпотрошит вместо демона Такахико?

Оба заулыбались, приканчивая напиток финальными глотками.

БИТВА ДЕСЯТАЯ

Сломанные крылья

Черная, будто после пожарища, земля; камни, напоминающие своими силуэтами людей, что кричат в муках, распластались по всей пологой местности. Всюду высились одинокие мрачные строения, схожие очертаниями с фантастическими иглами на панцире некого древнего чудовища. Их темные шершавые поверхности кое-где захватил алый ядовитый плющ, выделяясь из этого монотонного пейзажа кровавыми пятнами. Если было бы возможным задержать взгляд на пару минут, можно было заметить, как тонкие вьющиеся ветви шевелятся подобно змеям, как листья сворачиваются в трубочки от легкого дуновения ветра, как редкие розоватые цветы с острыми лепестками испускают ядовитые миазмы в воздух.

Но будучи живым, наблюдать этот холодящий кровь своей мрачной красотой пейзаж не представлялось возможным. Обветренная безжизненная земля где-то растрескалась и извергала пар, по краю горизонта же высилась бесконечными дюнами серого и черного песка. Небо здесь всегда было глубокого карминового цвета, где замерли черные как деготь облака, порой меняющие свои формы без намека на ветер. Они, то двигались в сумбурном направлении, то замирали тяжелыми – прямо-таки фантастическими – фигурами. Мир без солнца и луны, без дня и ночи.

Царство тьмы, или как привыкли это место называть люди – Дзигоку.

Дзигоку – мир, где рождается, обитает и властвует истинное Зло. Ходят поверья, будто души умерших, что оказываются здесь, перерождаются в зловещие сущности; другие утверждают, что боги создали людей, а демоны родились из человеческих эмоций и пороков.

Сказания про Дзигоку слагались с незапамятных времен, и ни одно не могло приблизиться к истине. Еще бы. Чтобы говорить на языке истины – требуется побывать в Царстве Тьмы и умудриться вернуться.

Дзигоку – не просто место, куда после смерти можно попасть за те или иные «заслуги», это мир со своей системой иерархии, где каждый из огненных и ледяных уровней живет энергичной жизнью. Работа здесь бурлит раскаленным котлом, а представители Дзигоку – хмурые или веселые бесперебойно осуществляют всю эту кипучую деятельность, столетие за столетием безустанно распределяя души умерших по разным уровням в зависимости от сотворенных деяний при жизни. Но с некоторых пор здесь было мертвецки тихо. На разных уровнях подземного мира, будь то верхний Токацу или лежащий в самых недрах Мукэн, не было ни души – в прямом смысле слова.

Величественный, с множеством остроконечных башен, сверкающий в сумраке серебром, дворец Сигояма стоял особняком на отвесной скале, что нависла над бурными водами реки Сандзу58. Без видимых мостов и дорожек, замок казался непреступной крепостью, а размер его был так внушителен, что с самой высокой башни можно было рассмотреть любой из уровней Дзигоку. Не подающие признаков жизни мрачные окна зияли на теле замка, будто миллион червоточин; статуи неведомых существ были разрушены, от некоторых остались лишь лапы с заостренными, точно мечи, когтями. Самое дальнее крыло этого фантастичного строения давным-давно обратилось в груду камней. Всем своим видом Сигояма изображал место, лишенное какой-либо формы жизни, место давно забытое и всеми покинутое, но это было не так.

Хозяин дворца, а по совместительству и всего Дзигоку – Когараши Тэнгу, уже с тысячу лет провозглашенный владыкой мрачного мира, был правителем жестоким, бескомпромиссным и весьма честолюбивым. Некогда всеми любимый и многоуважаемый, сейчас же жестокий и коварный тиран буквально выживал обителей этих земель, создавая им условия, невозможные для существования, от чего беспризорные души были вынуждены скитаться по просторам Царства Тьмы, безнадежно выискивая выход, то и дело становясь добычей хищных и ненасытных тварей здешних пустошей.

В конце концов, хороший ты правитель или скверный – недовольные всегда отыщутся. Эта участь не миновала Когараши Тэнгу. Даже в лучшие времена его правления настроения среди обитателей зачастую были волнительными и нередко выливались в кровавые бунты, с прилагающимися к ним расправами над прислужниками короля и нападениями на удаленные от замка форпосты. Последние же пять сотен лет замок непрерывно подвергался атакам беснующейся толпы. Повстанцы собирались в обособленные кучки, стремились пробиться сквозь мощный силовой барьер, что словно купол навис над землями вокруг дворца, защищая от незваных гостей.

Однако подобные попытки чаще всего оказывались тщетны; Когараши отлавливал самых отчаянных, жесточайшим образом лишал их силы, обрекая на ничтожное существование. Жалкие клочки этой энергии он преподносил в дар своему ненасытному клинку Амэ-но Рёомо – проклятому мечу, обладающему собственной волей. Подобно любому живому существу клинок с жадностью поглощал чужую духовную силу, видоизменяясь и наращивая мощь. Амэ-но Рёомо оставался единственным верным союзником Когараши, и тот не жалел приносить ему в жертву своих врагов.

Так оно и было: Когараши становился все сильней – ополчение неминуемо слабло. Раз за разом ослабшие и покалеченные демоны уползали во тьму самых захолустных уголков Дзигоку, проклиная и суля рано или поздно расправиться с безжалостным царем. Но то были лишь пустые угрозы, ведь отброшенные и загнанные, они страдали от голода, их демонические силы иссыхали как влага в пустыне, а утратив со временем способность быстрой регенерации, эта безликая толпа недовольных лишилась последней веры в свои силы. Им оставалось лишь принять ту судьбу, что предоставил им жестокий правитель.

Отбрасывая раз за разом армии разъяренных протестантов, Когараши возвращался в стены своего пустующего огромного дворца, заполненного до краев могильной тишиной и поросшего пылью, укутанного вечным сумраком.

Конечно же, так было не всегда.

Некогда окна замка исторгали свет, а при дворе всегда стояла суета, зачастую замок шумел пышными празднествами. Через Сандзу тянулось множество мостов, и к дверям Сигоямы мог прошествовать любой желающий, каждый мог просить у царя аудиенции, и тот был готов с радостью выслушать, а нередко и помочь.

Просящих милости царя было великое множество, но тех, кто жаждал захвата власти – оказалось не меньше. Нельзя представить Дзигоку без подобных персонажей, ведь демоны рождены из человеческих эмоций, а природа людей такова, что им не интересно жить в мире. Они готовы каждый подходящий момент доказывать себе подобным, что они сильнее, умнее и претендуют на власть куда больше, чем нынешний правитель.

Самые сообразительные, не жалея сил и времени, копошились в анналах жизненного пути Когараши, выискивая такую сокрытую за тысячью замков тайну, которая повергнет толпу в гнев, а что может быть хуже разъяренной толпы, будь у тебя даже прислужники со всех уровней Дзигоку и непреступная крепость в виде дворца Сигояма?

Такая тайна без сомнений нашлась, и тут же к Когараши прилип неприятный титул узурпатора. Бунт не заставил себя ждать, и собрал этот бунт под своими лозунгами и знаменами больше половины Дзигоку. Повстанцы тщательно продумали нападение на непреступные стены Сигоямы, а повел их сильный лидер, славящийся свирепостью, силой воли и железным характером.

Самый отдаленный и захолустный край Дзигоку – Мукэн, что теснился к черной земле грудами руин, куда отправлялись души грешников на нескончаемые муки, погрузился в рев толпы. Демоны жались друг к другу, толкаясь и стремясь рассмотреть и расслышать хоть что-то. Многие из них походили на скелеты, обтянутые кожей. Кто-то лишился глаза, кто-то ноги или руки. Большая серая масса мучеников, их числу не было счета. На обломках повалившегося на бок сооружения разрывался громкими речами крепкий, бугрившийся грудой мышц демон. Левый глаз был слеп и недвижимо уставился на толпу белесым зрачком, закрученные спиралью рога возвышались с выбритой наголо головы, из доспехов на нем были лишь поножи и ремни, что крест-накрест перечеркивали иссеченную шрамами грудь и хранили в себе с десяток ножей.

– Все мы оказались здесь по милости нашего великодушного царя! Словно загнанные звери прячемся по углам таких низов Дзигоку как этот, где даже самый загаженный источник с Эфиром пересох! Разве вы это заслужили?!

– Не заслужили! – вздыхала толпа.

– Вы отдавали всех себя служению Асуре, но пришел он! Он лишил вас всего, чего вы так упорно добивались! Он оставил вас гнить, отобрав все ваши заслуги, лишив вас права на достойное существование! Ради чего?! Кого он поставил на ваши места? Верно! Неведомый сброд из других чужих миров заполнил Сигояму до краев!

– Узурпатор! Изменник!

– А все почему?! – продолжал бритоголовый. – Он боится вас! Вы беззаветно служили Асуре – строгому и бескомпромиссному, но справедливому! Вы не пожелали признавать Когараши Тэнгу как царя, и что же он сделал? Вместо того чтобы предложить вам достойную альтернативу, он моментально сбросил вас со счетов, окружив себя подельниками – этими тварями, которые к нашему миру не имеют никакого отношения! Им плевать, что это нарушает все здешние законы! Они творят что им вздумается!

– Когараши – трус!

– А ведь он был таким же слугой Асуры, как все вы! Этот падальщик! Хищный ворон! Мы ему покажем!

– Убить изменника!

– Правильно! Мы тут голодаем и буквально иссыхаем на глазах, в то время как Когараши закатывает пиры, живет на широкую ногу ценой наших жизней! И с каждым днем таких ослабших демонов как вы все больше! Разве вы заслужили такую жизнь?!

– Если бы мы могли пользоваться Вратами Миров, – простонала устало женщина в лохмотьях, правая часть ее лица была изувечена шрамом, что оставил огонь.

– Врата Миров! Именно! Многие ли из вас способны отдать цену, чтобы попасть в мир живых?! Верно! Ни один из вас! Такую цену может заплатить разве что хэнгэ59! Самые проворные успели улизнуть за пределы Дзигоку, обосновавшись в мире людей, но им там приходится несладко. Одни люди ведут на ёкаев охоту, другие пытаются подчинить своей воле, и лишь единицы почитают их как благостных духов, возводя алтари и храмы. Но таких единицы, остальные как мы знаем вынуждены поддерживать свое существование человеческой кровью, и даже с учетом этого нюанса у них отобрали самое главное – возможность к перерождению!

– Балаболить и подзуживать народ – любой способен, – проговорил красноволосый крепкий демон, подпирающий спиной одну из развалин. – Ты думаешь, эти ослабшие и израненные ёкаи способны оказать сопротивление сытой и полной сил армии Когараши? Зачем ты сеешь в их сердца семя смуты?

– Ты согласен продолжать так жить? Я – нет. И они – нет. Мы достойны лучшего! И сегодня я изменю судьбу этих бедолаг! Я верну Дзигоку на круги своя! Ты думаешь, я проснулся этим утром и вдруг решил дать бой узурпатору? Мысль о свержении Когараши я вынашиваю уже ни одно столетие!

– Сколько бы ты не обдумывал свой план, сколько бы недовольных не собрал – Когараши окажется хитрей и сильней, – вздохнул апатично красноволосый. – Ты даешь отчет последствиям этой вылазки?

Бритоголовый недобро нахмурился, впиваясь единственным глазом в серые глаза красноволосого.

– Как тебя зовут, брат?

– Не имеет значения.

– Откуда ты?

– Не имеет значения, – фыркнул молодой демон. – Я занимаю наблюдательную сторону, вот и все.

– Удобная позиция, – ухмыльнулся одноглазый. – Мы нуждаемся в твоей силе. Помоги нам обрести свободу и достойную жизнь. Помоги этим ёкаям выжить.

Толпа водила усталыми взглядами от одного оратора к другому. Красноволосый брезгливо сморщил нос, с презрением покосился на главаря и хмыкнул с усмешкой:

– Видеть, как в пустую гибнут эти доходяги – выше моих сил. Ты ничего не изменишь, друг, пусть даже я одолжу тебе свою силу. К тому же, – он вздохнул, – я чертовски ленив, поэтому подожду здесь, посчитаю по головам тех, кто вернется живым. Если такие найдутся, конечно.

Величественный гостевой зал освещался холодным призрачным светом синих кристаллов. Стройные и высокие колонны уходили на десятки кэн60 под сводчатый потолок. Помещение делил пополам исполинской величины камин – такой огромный, что походил на пасть чудовища, в глотке которого играет огонь. Для зала празднеств это была довольно мрачная и зловещая комната, но при желании уместила бы с тысячу голодных ртов. Празднества здесь гремели довольно часто, но в тот день за длинным мраморным столом на толстых, точно столбы, ножках восседали лишь двое.

Когараши Тэнгу с оттенком легкой задумчивости игрался золотым кубком в руке. Багровое спелое вино переливалось в отблесках драгоценного металла. По левую руку от него сидела молодая женщина, увлеченная ничем иным, как чтением в слух необычной книги, скованной в жесткий переплет и инкрустированной драгоценными камнями темных оттенков. Густой шелк ее длинных волнистых волос лился по спине и плечам раскаленным золотом, большие миндалевидные глаза внимательно скользили от строчки к строчке. Длинные пальцы свободной руки перебирали узелки атласной белоснежной юбки платья, усыпанной россыпью драгоценных камней.

– Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет, – дочитала она и коснулась страницы с целью перевернуть, но умиротворенную обстановку разбил в дребезги грохот дверей.

В зал твердым и тяжелым шагом бесцеремонно вошел капитан королевской гвардии. О высоком ранге говорили массивные доспехи темно-изумрудного цвета со вставками черного сапфирового стекла.

Когараши не сильно обрадовался его визиту; атмосфера в помещении резко накалилась, кристаллы, будто под разрядом электричества, замерцали, поскрипывая. Рубиновые глаза надменно вонзились в капитана. Грузный, клыкастый, с неподъемными ручищами, он стоически выдержал тяжелый взгляд короля.

– Должна быть веская причина, раз ты…

– Веская, как никогда, – с раздражением выпалил воин.

Когараши ждал продолжения, с откровенным раздражением перебирая пальцами по холодному мрамору стола.

– По всей протяженности барьера разломы. Бунтующая толпа подошла вплотную к границам через несколько порталов. У них порядка сотни сильных чародеев.