Читать онлайн Спасение

Глава первая. Маша

Солнышко какое сегодня теплое! Первый день лета, которое на Гармонии длится чуть ли не полгода, как всегда радует меня. Я плохо к зиме отношусь, потому что не люблю, когда холодно, нос мерзнет несмотря ни на какие шубы. Но сегодня очень приятно, хоть и не жарко, а я уже в летнем платье.

– На этом мы с вами на сегодня заканчиваем, – произносит Ниу Станиславовна, отпуская нас.

– Ура! – не сдерживаюсь я, вызывая добрую улыбку учительницы. – Танька!

– Отобус? – интересуется подруга, на что я киваю.

Я очень рада окончанию урока, потому что История Человечества – сильно невеселый предмет. Сегодня мы проходили один из периодов Темных Веков, страшный, как и все Темные Века… После этого урока очень хочется плакать, но без прошлого нет будущего, и, чтобы понимать, почему мы живем так, а не иначе, нужно знать Историю.

Схватив подругу за руку, я бегом направляюсь к отобусу, что унесет нас обеих домой. У нас дома рядом совсем, поэтому мы часто друг к другу в гости ходим. Достаточно сенсор нажать – и переходная галерея готова. Бросив взгляд на коммуникатор, замечаю отметку о том, что мне необходимо пройти контроль здоровья. Умный прибор постоянно фиксирует мое состояние, а раз в год нас еще и живые доктора проверяют, потому что дети превыше всего, а любую болезнь легче предупредить. Универсальная вакцина от болезней предохраняет, поэтому такой контроль у нас – просто дань старой инструкции, которые, как папочка говорит, кровью написаны.

Братик из своей Академии только к вечеру вернется, он у меня пилотом звездолета будет, а кем я буду, еще не знаю, потому что мне восемь всего. Надо мамочке передать, что меня на контроль зовут, а до госпиталя я могу и сама добраться – не маленькая уже. Очень мне нравится все самой делать, и родители мне это позволяют, только брат беспокоится. Сережа у меня самый лучший, заботливый, внимательный, и я его, конечно же, сильно люблю.

До вечера еще далеко, поэтому можно и в госпиталь слетать – или просто до доктора ближайшего? Контроль это довольно быстро, поэтому, наверное, можно и не тащиться на орбиту в госпиталь Флота. Надо хорошенько обдумать этот вопрос, а пока домой.

– Завтра контрольная по географии, не забыла? – напоминает мне Танька.

– У-у-у-у… – жалобно, как мне кажется, отвечаю я ей, на что подруга хихикает.

На Гармонии, да и на любой другой планете Человечества, ничего с ребенком случиться не может, поэтому мы, дети, вполне способны передвигаться сами. Вот и сейчас отобус опускается на площадку, протягивая галереи к нашим домам. Я прощаюсь с Танькой и вприпрыжку бегу домой, надеясь на то, что мама дома. Она у меня один из сильнейших интуитов Человечества, а папа во Флоте вице-адмиралом работает, он большой начальник.

Интуиты – это разумные, обладающие особым даром. Анализируя информацию, они способны почувствовать правильный ответ. Жалко, что в отношении себя и близких это не работает, но тут ничего не поделаешь. У меня этого дара вроде бы нет, но я не огорчаюсь, потому что нечего тут огорчаться. Вон братик грустит оттого, что он слабый интуит, но, по-моему, зря.

– Мамочка, я дома! – весело кричу я, сразу же запрыгивая на своего родного человека. Ну и что, что я большая уже?

– Здравствуй, егоза, – улыбается мне мама. – Как в школе?

– История хнык, – сообщаю я ей, пробираясь на кухню, и, увидев, что у нас на обед, радостно визжу: пельмени.

Мамочка у нас не доверяет синтезатору, она готовит сама, и часто древние блюда, но просто божественно, по-моему. Поэтому я уже скачу мыть руки, чтобы усесться за стол. Пельмешечки мои любимые, со сметанкой, красивые, вкуснющие просто, потому что мамочка не умеет невкусно готовить. Вот она улыбается, глядя на мои приготовления, потому что отлично знает, как мы любим то, что она стряпает.

– Мамочка, спасибо! – не забываю я поблагодарить ее. – Просто большое-пребольшое!

– Ешь уже, приятного аппетита, – мама смеется, глядя на то, как я приступаю к трапезе. Ум-ум-ум, просто удовольствие.

Пока я наслаждаюсь едой, мама рассказывает последние новости, которых немного. Ей сейчас надо будет улететь, а это значит, что у меня часа три ничегонеделанья, то есть вполне можно и до доктора добраться, а вечером географию повторю, чтобы завтра не получилось сюрпризов. Да, пожалуй, так и сделаю.

– Пока, мамочка, – киваю я ей. – Хорошего поиска!

Понятно, зачем интуита на работу зовут, оттого и пожелание такое. Мамочка уходит, я же, не отрываясь от еды, запрашиваю коммуникатор на тему ближайшего врача. Ответ получаю через секунду, удивившись. Не то, что ответ быстро получен, удивляет, а сама личность доктора – почему-то я раньше о нем не слышала. Новенький, что ли? Любопы-ы-ытно!

А пока я доедаю, вспоминая, что у меня завтра кроме географии. По-моему, больше ничего, поэтому можно спокойно смотаться на отобусе одну остановку до доктора, по-быстрому все закончить и вернуться домой. Или сначала экран посмотреть? Ну я ребенок же, отчего бы и не посмотреть? Танька говорила, новый фильм появился, как раз о Темных Веках, которые мы сейчас проходим.

Жуткое тогда время было, просто непредставимое. Детей могли мучить и убивать, а еще были такие нелюди, желавшие уничтожить людей. Сегодня вот нам рассказали, что в Темных Веках родители для чего-то били собственных детей! Оголяли сидячее место и лупили по нему всякими предметами! И еще оправдывали свою жестокость тем, что так лучше для ребенка… Невозможно поверить просто. Понятно, почему Человечество ушло с Прародины, кто ж такое выдержит. Я лишь на мгновение представила, как моя добрая, любимая мамочка начинает меня с улыбкой… Чуть на месте не умерла. У всех браслеты желтым цветом горели, потому что дети превыше всего, им нельзя делать больно вот с такими вот целями.

История Человечества изобилует страшными моментами: убийствами, пытками, еще чем-то, но люди в какой-то момент одумались и ушли к Звездам, чтобы стать разумными. Ни одно разумное существо не желает боли ближнему, не дикие мы, чай. Но чтобы осознать дальнейшие Эпохи, мы должны знать историю дремучей древности. Так наша учительница говорит, и я с этим полностью согласна.

Нет, пожалуй, слетаю-ка я прямо сейчас, а экран потом посмотрю, потому что сначала дело, так папа говорит. Вот и закончу с делами…

***

Вечером сидим все за столом, а меня что-то беспокоит, причем я не могу сходу сформулировать, что именно. Рядом брат, Сережа, улыбается мне ласково, потому что любимый братик, хоть иногда мы можем и поцапаться, но это ненадолго, ведь мы одна семья.

– А потом Ли и говорит, – рассказывает Сережа, – давай срежем!

– А ты что? – интересуется папа, уже точно знающий всю историю.

– А я что, я ему сначала напомнил об инструкции… – тянет братик, и мне становится все ясно.

– Угу, а потом диспетчер чуть не поседел, – хмыкает наш папочка. – Вы как навигатор отключили?

– Мы его уговорили, – признается Сережа, и тут хихикаю даже я.

Уговорить навигатор – из разряда фантастики, потому братика и не наказали, наверное, – надо понять, как они с другом это сделали, ну и исключить такую возможность в дальнейшем. Поэтому, видимо, будут изменены инструкции, в том числе и самих навигаторов, а Сережа, что называется, «проскочил».

Вечером мы сидим за экраном все вместе, это наша традиция, мы фильм смотрим из старых, и опять у меня какое-то беспокоящее ощущение, только не могу понять, какое. Фильм, кстати, интересный – о том, как в древности детей послали к звездам на досветовом корабле. То есть движущимся со скоростью, приближенной к скорости света, причем сравнительно недалеко послали. Насколько я помню, в Первую Эпоху такие корабли были, но это только у Сережи уточнять.

– У вас сейчас История Древности? – интересуется у меня брат.

– Темных Веков, – тяжело вздыхаю я.

– Мама, Маше надо успокоительное на ночь, – сразу же реагирует он. – Кошмары могут быть.

– По себе судит сын, – замечает папа, кивнув Сереже. – Имеет смысл, ибо Человечество прозябало в дикости, разума не имея. Такое может и кошмары устроить.

У всех после уроков Истории кошмары бывают, поэтому родителей обычно предупреждают, чтобы конфету «тихого сна» ребенку не забыли выдать. Но это нужно знать, причем именно сейчас, пока личность полностью не сформирована, так что необходимость изучения всяких порожденных людьми кошмаров понимаю. Нам это не раз рассказывали и родители, и в школе, поэтому нечего плакать, надо спокойно спать ложиться…

Вот в этот самый момент я понимаю, что меня беспокоит. Я не помню своего визита к врачу. Проверяю коммуникатор – отметка стоит, а вот вспомнить не могу. Усевшись на кровати в своей комнате, пытаюсь сосредоточиться… Вот я вышла из дома, остановилась в ожидании отобуса. Подлетел красный такой транспорт, я села, затем… Пролетела, вышла – это я помню, а вот дальше… дальше совсем ничего. Как будто закрыла глаза, открыла, и я на остановке с отметкой о прохождении контроля. Как такое может быть? А вдруг ерунда, забыла просто?

Тут начинает действовать конфета, выданная мне мамой, хотя этого момента я почему-то тоже не помню, заставляя меня засыпать. Но даже во сне я пытаюсь понять, что происходит. Это точно не болезнь, потому что браслет молчит, а так он бы сигнал тревоги выдал, но забывать мне несвойственно. Додумать эту мысль я не успеваю, открыв глаза только утром.

И опять появляется беспокоящее ощущение, но долго мне раздумывать некогда – надо завтракать и в школу спешить, потому что контрольная у нас сегодня. Потянувшись за платьем, бросаю взгляд в зеркало, сразу же поняв, что меня беспокоит: я с какого-то перепуга трусы задом наперед надела, вот и некомфортно мне! Переодеваюсь, натягиваю платье и спешу на завтрак. Если я второй день так гуляю, понятно, что меня беспокоит. Позавчера я душ принимала, вчера почему-то нет, но пока и так сойдет, не успею я с душем сейчас – в школу надо спешить.

Быстро впихиваю в себя сырники с Сережиным любимым вареньем. Он клубничное любит, а я земляничное, но некогда мне сейчас – проспала я будильник, получается. Родители уже ускакали, а разбудил меня брат, убегая в свою Академию. Спасибо ему, а то бы так и спала. Странная сонливость, на самом деле, но я об этом вечером подумаю, а пока едва успеваю вскочить в отобус, чтобы еще и в школу не опоздать.

В транспорте обнаруживается и дождавшаяся меня Танька. На лице ее беспокойство, но я только широко зеваю, и ей все понятно становится: от конфеты разоспалась, хоть и не должна была, но всякое бывает. Она кивает мне, усаживаясь рядом.

– Я уже поволноваться успела, – сообщает мне подруга.

– Будильник не почувствовала, – объясняю я. – Если бы не Сережа, опоздала бы всюду.

– Наверное, перезанималась вчера, – кивает Таня, задумчиво теребя свой наладонник с высветившимися шпорами. Это бессмысленно, потому что контрольная в вирте будет, но писать шпоры у нас поощряется – способствует запоминанию, говорят.

– Наверное, – отвечаю я, пытаясь восстановить в памяти вчерашний день, что у меня получается с трудом. Скорее всего, действительно перезанималась, потому что другого объяснения нет.

Отобус выкидывает галерею к школе, куда мы спешим со всех ног. Красивый белый шар, сияющий окнами в лучах восходящего солнца, будто подгоняет нас обеих, отчего мы уже бежим. До начала урока минут пять всего, а нам еще до класса домчаться надо. Но мы, хихикая, конечно же, успеваем – разум, управляющий школой, нам проход открывает, и мы оказываемся в классе за минуту до звонка.

– Здравствуйте, дети, – в класс входит наш учитель, Вячеслав Лиевич. – Сегодня у нас проверочная работа, а это значит что?

– Вирт, – тяжело вздыхает Ванька Проскурин, до последнего надеявшийся на то, что пронесет.

– Правильно, Иван, – кивает ему наш учитель, отдавая команду.

Виртуальная реальность, в которой мы оказываемся, для каждого индивидуальна. Наладонник не достанешь, в учебник не заглянешь, потому что и на столе, и на доске, и даже в окне задания проверочной работы светятся. Это для того, чтобы мы не отвлекались, хотя у Сережи в Академии все ровно так же устроено, а это значит, что такие вирты – просто стандарт.

Итак, что у нас по заданиям? География – она не сама по себе, у любого изучаемого материала должен быть смысл. Вот и мне демонстрируется рубка космического корабля, из которой местность видна. Как следует из вводной, исправны только импульсные двигатели, потому надо выбрать место для посадки, чтобы остаться в живых. Импульсники с жидкостями реагируют, особенно с водой – чуть ошибешься, и все. Я сосредотачиваюсь, визуально просматривая местность, чтобы представить, куда тут вообще можно сесть, чтобы не стать мелкодисперсной пылью.

Глава вторая. Сергей

Вот и полгода минуло, и снова я, как много лет назад, заканчиваю экзамены. Навигация с тех пор изменилась несильно, но новые принципы движения, конечно, свой след оставили. К тому же появился предмет «Темпоральные смещения», и к нему два десятка инструкций. Он мне точно пригодится, потому что, как искать Машу, я себе и не представляю.

Однажды уже похороненная сестренка жива. Эта новость чуть не отправила маму в госпиталь, да и меня тоже. Но вот теперь мы с Иришкой моей выдвигаемся на поиски сестренки. Даже несмотря на то, что считалась она умершей, что прошло много лет с тех пор, она по-прежнему очень любимая и родная моя сестра. И я ее, разумеется, найду.

– Капитан-лейтенант Винокуров, – звучит вердикт квазиживого экзаменатора. – Предмет отлично, вопросы безопасности отлично, допуск подтвержден.

Капитан-лейтенант – по выслуге лет, ну и за прошлое накинули, ну и допуск к самостоятельному управлению. Это очень хорошо, особенно с первого раза, хотя и предсказуемо. Я уже не зеленый курсант, а взрослый, поживший человек, внучата есть даже в большом количестве, так что логично отсутствие детскости в суждениях.

Но этот допуск означает, что время подготовки завершено и теперь мне предстоит принять новый корабль, проститься с детьми и внуками и, прихватив Иришку, ибо по отдельности мы не встречаемся, отправиться в неизвестное далеко. И хочется, и тревожно мне, причем, в основном, за Лику.

Выйдя из виртуального интерфейса, обнаруживаю вокруг себя всю семью, сразу же принявшуюся меня обнимать. Сначала-то папа лететь хотел, но у него недопуск уже по возрасту, к тому же Творцы довольно ясно выразились. Тоже, кстати, загадка. Долгое время Творцы считались сказкой, причем даже не нашей, а наших друзей. Люди таких то ли предтечами, то ли еще как-то похоже называли, но суть не в этом. Сначала они вышли на связь с Витей, это младший сын, ибо старшие у нас девочки, а затем и внучку – Аленку – порадовали. С ней, кстати, не все так просто, но Машка встала насмерть, поэтому копать глубже не стали.

– Ну что, папа, готов? – интересуется у меня Танечка, опираясь на своего загадочно улыбающегося мужа. – Пошли, с кораблем познакомлю.

Муж у доченьки – главный по снабжению всего Флота, так что подозреваю, корабль у меня будет непростой. Потом надо будет поинтересоваться у Машки в отношении его загадочной улыбки, а пока меня, распираемого от любопытства, с мамой нашей, Иришкой в смысле, ведут знакомиться с тем, на чем я летать буду. Внутреннее ощущение умиротворенное, значит, дар мой заранее со всем согласен, – уже интересно.

– Ну, пошли, – соглашаюсь я, подхватив супругу под руку. – Надеюсь, это не крейсер?

– Как ты догадался?! – восклицает Танюша, улыбаясь.

Это доченька шутит, по интонациям слышно, можно расслабиться, потому как крейсер – штука, в первую очередь, большая и вдвоем с ним не управиться. То есть будет что-то вроде рейдера какого-нибудь. Что ж, посмотрим, что доченьки любимые папе приготовили.

Идем мы сейчас по коридору главной базы Флота, встречая несколько удивленных офицеров. Удивляются они такой представительной делегации, в которой по центру каплей, а по бокам и позади адмиралы. Их можно понять, но тут интрига довольно быстро теряется – некоторые из встреченных молодых людей мне знакомы, значит, скорее всего, мои ученики, ибо сказать, что помню совсем всех, не могу.

Пока идем, мне вспоминается Маша. Не дочь, а сестренка моя, как оказалось, потерянная. Она же попала к Отверженным, они, скорей всего, обрушили ее мир. Сестренка могла и с ума сойти, так что медицину надо будет максимально укомплектовать. Даже представить невозможно, через что прошла Машка, но вот для того, чтобы ее именно спасти, нужно погрузиться во времени – это, кстати, совершенно понятно. Вопрос в том, как глубоко и где именно, но это я потом подумаю, старт точно не завтра, мне еще корабль изучать.

Над переходной галереей горит надпись «Витязь», намекая на то, что доченьки любимые ничего не забыли. А сам корабль… Необычно выглядит, если отсюда сквозь обзорку смотреть. Такое ощущение, что он сплав нескольких моделей, причем с ходу я его основное предназначение определить не могу.

– Это специальный корабль, папа, – сообщает мне понявшая мои затруднения Таня. – Защита эвакуатора, к тому же жилые отсеки именно от него с расчетом на два десятка разумных. Кубрик квазиживых на три десятка разумных. Оружие – самое мощное из существующих у нас и у наших друзей. Поэтому он такой крупный, но вот на планеты он садиться может, хотя, по нашему мнению, это не пригодится.

– А медицина? – интересуюсь я.

– Вэйгу четвертого поколения, с полным осознанием, – отвечает мне Лиля как специалист по медицине. – Обеспечение максимальное, что влезло.

Зная дочку – влезло много. Интересно, как я такой махиной управлять буду? Скорее всего, ручное управление предусмотрено, но вряд ли понадобится. Квазиживых у нас три десятка, что значит – десант есть. При этом наверняка имеются и пилоты, что немаловажно, а я буду всем этим добром командовать. Любопытно, конечно…

– Эмиттеры темпорального скольжения последнего поколения, – сообщает ее муж, глава инженерной службы. – Двигатели с тройным резервированием, хоть звезду протыкайте.

– Ничего себе!.. – не могу удержаться я. – У меня часом не линкор?

– Маленький он для линкора, – с сожалением в голосе вздыхает Танюша. – А так – и флоту можешь дать прикурить.

– Еще что интересного есть? – интересуюсь я.

И тут начинается экскурсия – жилые помещения, детские, небольшой госпиталь, способный подключиться к жилым, превращая их в дополнительные палаты. Системы вооружения – целая панель с собственным разумом, правда не осознавшим себя. Ну и основной разум «Витязя», конечно.

– Добро пожаловать на борт, командир, – в голосе мне слышится улыбка. Это значит, девчоночки мои пересадили разум с того самого «Витязя»?

– Здравствуй, Витязь, – здороваюсь я, улыбнувшись. – Хорошо, что ты тут.

– Мне тоже понравилась эта идея, – отвечает он мне.

– Папа умный, – сообщает Машка. – Он все прекрасно понял. Ну что, обновим столовку?

Мысль, по-моему, прекрасная: можно и поесть, и поговорить, и на модель синтезатора взглянуть. Насколько я понимаю, дочка хочет что-то о Лике мне сказать, чтобы мы с Иришей не беспокоились. Интересно, что?

***

Маша считает, что мы вернемся до родов Лики, что, в целом, хорошо. Но при этом доченька сама признается, что практически не чувствует, сколько времени пройдет для нас. Тут еще нужно помнить, что Отверженные, ставшие историей, как-то умудрились блокировать дар интуитов. Мама сильный интуит и даже если не почувствовала члена семьи, я-то должен был, да и коллеги у мамы были, вполне могли… В общем, дело довольно темное, и разбираться в нем нам.

Пора отправляться на поиски моей, как оказалось, украденной сестренки. В тридцать первом году прошлой эпохи ее украли, какой она стала за тридцать лет, мы выяснять не будем, потому что попробуем найти ее если не в момент подмены, то в течение наименьшего срока. Но тут, конечно, как повезет, ибо зависит от нас далеко не все.

– Пора прощаться… – произношу я, еще раз оглядывая всю семью.

Наши моментально заплакавшие девочки бросаются к нам с Иришей. Почти как в детстве, они обнимают нас, не очень желая отпускать в дальний неизвестный путь родителей, мальчишки держатся, а вот их жены… Затем наступает черед внуков, и прощание затягивается до вечера. Действительно, долгие проводы – лишние слезы, но и понять их можно.

Наш обновленный «Витязь» покинули уже все, а мы с Иришей в последний раз смотрим на нашу Гармонию. Зеленая планета тоже прощается с нами, но мы на правое дело уходим, как наши предки, а потому – выше нос. Что же, пора отправляться… Вопрос только, куда? Пожалуй, надо начинать с той точки, где была спасена Аленка, с которой все непросто. Она генетически идентична Машке, при этом памяти моей сестренки не имеет. То есть не реплицирование и не клон, ибо клоны живут недолго – у них сердце отказывает в течение очень малого срока.

– Витязь, – отдаю я первую команду. – Навигация в точку Ши-три в автоматическом режиме.

– Маршрут принят, – слышу я подтверждение и, подхватив под руку любимую, отправляюсь в сторону спальни.

Ужин у нас уже был, теперь же надо хорошенько отдохнуть. Сейчас мы с любимой пообщаемся перед сном и будем сладко спать, чтобы утром по корабельному времени начать поиск. Чует мое сердце, легко не будет… надо с любимой поговорить о том, какие именно последствия могут быть в таком случае.

– Не сойдет с ума, – отвечает на незаданный вопрос Иришка. – Может закуклиться, но с ума не сойдет. Зависит от условий, конечно… Но в восемь лет психика еще довольно гибкая, поэтому, скорее всего, в своем уме останется, а вот память…

– Тоже об этом думаешь, – киваю я, соглашаясь с мнением специалиста. – Память может утратить полностью, помню, говорили…

Мы усаживаемся на нашу кровать, чтобы просто посидеть в тишине, а я вспоминаю Машку. Радостную, смешливую, никогда не унывавшую. Как она комфортно чувствовала себя в моих руках, как любила «к братику на ручки», даже когда повзрослела. Каким страшным ударом для всех нас стала ее гибель, и какая надежда появилась в глазах мамы, когда внучка принесла благую весть.

Утро наступает жужжанием будильника и сообщением «Витязя» о выходе в назначенную точку. Я бужу любимую ласковым поцелуем, отчего ее глаза медленно раскрываются, позволяя мне полюбоваться их необычайным цветом. Двадцать лет прошло, а она у меня все такая же сияющая, яркая, красавица просто.

– Я тебя тоже люблю, – сообщает мне Иришка. – Пошли завтракать.

– Хорошая мысль, – киваю я. – Оладушки?

– Ола-а-адушки… – потягивается любимая моя. – Да!

Любит она их с тех самых пор. И доченьки мои ясноглазые и сыновья очень оладушки с утра любят. Со сметаной и вареньем, как у нас принято. Вот и сегодня мы начнем день с них, потому как у нас планируется первое погружение. Скольжение во времени назвали «погружением» поэтичные флотские товарищи.

Сегодня мы опустимся на двадцать два года назад, если получится. Идеально, конечно, было бы найти Машку сразу же, но шансы малы, да и временное смещение может оказаться совсем не расчетным, ибо технология хоть и освоенная, но не всегда точная, что показала экспедиция к Терре-два. Загадочная и легендарная планета попала во временную аномалию, поэтому то появляется, то исчезает, и времена на ней дикие. Что смогли зафиксировать автоматические зонды, выглядит очень неприятно, как бы не похуже лагеря, который дочки Витьки пережили. Так что всякое бывает, конечно.

Оказавшись в столовой, предоставляю право выбора любимой, поздоровавшись с квазиживыми. Питаются они иначе, но понятие ритуала имеют, поэтому Нюзин, Василий и Вен сидят за отдельным столиком, о чем-то беседуя. Ну мы друг другу не мешаем, просто пожелав доброго утра. Вен, кстати, пилот, будет в рубке помогать, если окажется необходимо.

– Вен, через полчаса погружение, – предупреждаю я миловидную квазиживую. – Скорее всего, все будет нормально.

– Но инструкция требует, – согласно кивает она.

– Тогда я своих не бужу, – решает Василий. Он у нас командир десанта, его время еще не пришло и, надеюсь, не придет.

– А я буду скучать… – задумчиво произносит Нюзин. – Потому что контакта пока не предвидится.

Она специалист группы Контакта, ибо в полете может встретиться что угодно, рисковать точно никто не хочет. Знаний у нее в квазиживой голове видимо-невидимо, и в случае встречи с возможными друзьями она мне поможет. А сейчас у нас завтрак и размышления за традиционной кружкой кофе.

Вот будь я на месте Машки, как бы реагировал на смену обстановки? Бежать попытался бы, Машка, скорее всего, тоже, значит ее или взаперти держат, или как-то гарантировали отсутствие побега. Что для Отверженных проще?

– Ириш, а как могли Отверженные гарантировать отсутствие побега? – интересуюсь я у жены.

– В зависимости от того, что делать собирались, – вздыхает она, готовясь озвучить неприятные новости. – От клетки до отрезания конечностей.

– Лучше первое, – понимаю я. – Второе очень уж нехорошо выглядит, а ей восемь было.

– Эх, Сережа, – тяжело вздыхает Ириша.

Иришка изучала все данные по Отверженным, что у нас были, ну еще что Настя с девочками принесли, конечно, поэтому ее тяжелый вздох значит многое. Задача, впрочем, не меняется – нужно как можно скорее найти Машку, ибо ситуация у нее может статься очень серьезной и совершенно неожиданной. А как подобные неожиданности способны подействовать на детскую психику, не ведомо никому.

Где же ты, Маша?

Глава третья. Маша

Я очень люблю мамин день рождения, потому что это же мама. Он совсем скоро, и к нему нужно приготовиться – подарок сделать, как у нас в семье принято, сегодня как раз выходной день. О визите к врачу, случившемся две недели назад, я уже и думать забыла, меня увлекли совсем другие заботы.

– Сегодня летим на природу, – предупреждает меня папочка, на что я киваю, стараясь не завизжать от радости.

На природу – это значит будет озеро, лес и жаренное в специальном приборе по древнейшей традиции мясо. Оно называется «шашлык» и очень вкусное. Единственное, по-моему, блюдо, которое готовит папа. И совершенно, по-моему, прекрасно готовит. Поэтому о подарке для мамы я подумаю потом, а сейчас спешу собираться. Надо купальник надеть и костюм лесной, потому что платье не подходит. В платье по деревьям не полазаешь, а я очень люблю залезть повыше и смотреть сверху в сторону линии горизонта.

Спустя час где-то мы все собраны, братик хватает взвизгнувшую меня на руки и подбрасывает к потолку, отчего я заливисто смеюсь, потому что очень мне это нравится. И на руках у него сидеть мне нравится, хотя я уже большая девочка, но это же Сережа… Вот вырасту я, и будет меня муж на руках носить, потому что так правильно. Папа маму тоже на руках часто носит, у них любовь просто волшебная. От этой любви мы с Сережкой народились, и так же, как друг друга, родители любят нас.

– Пошли в бот, – братик называет электролет по-флотски, демонстрируя привычку.

– Неси меня! – хихикаю я, на что тот только кивает, но не в руках несет, а на плечо, как сумку, забрасывает.

Это очень весело, на самом деле, поэтому я не сопротивляюсь, а обвисаю, как девушки на древних картинах. Правда, ненадолго, потому что Сережка щекотать начинает, поэтому я извиваюсь и хихикаю всю дорогу до семейного электролета. Оказавшись внутри, я смотрю на тихо пискнувший коммуникатор. Там светится приглашение к тому же врачу, на что я только пожимаю плечами. Непонятно это, да и необычно, поэтому я показываю коммуникатор брату. Он копирует данные врача, кивнув мне в ответ. Значит, сейчас запросит кого надо…

А семейный транспорт уже ввинчивается в небо, даря мне радость. Очень мне нравится проводить время с семьей, поэтому о том, что от меня врачу нужно, я и не думаю. Зачем мне об этом думать? У меня есть, чем заняться и без этого. Мы сейчас поворачиваем в сторону туристических площадок Гармонии – это специальные места, одно из которых сейчас зарезервировано нами, чтобы не мешать друг другу.

Вот и озеро, в которое я прямо сразу полезу купаться. Просто предвкушаю прикосновение теплой воды к почти обнаженному телу. А вода в озере обязательно теплая, потому что я папу знаю – он совершенно точно подумал обо всем, особенно о моем комфорте. Поэтому раздеваться я еще в электролете начинаю, под улыбчивым взглядом мамы.

И-и-и-и! Прямо из зависшего над водной гладью электролета сигаю в озеро. И наслаждение полетом такое, как в первый раз. Достав почти до дна, всплываю, чтобы отфыркаться и улечься на воду, глядя в огромное голубое небо, на котором сегодня ни облачка. Покой разливается по телу, и кажется мне, что я просто плыву не по воде, а в воздухе, посреди зеленых елей… Ощущение просто непередаваемое, дополняемое внутренним желанием провести здесь всю жизнь. Почему-то мне кажется, что впереди меня ждет что-то страшное, но у меня же нет дара интуита? Это проверялось еще года три назад! Значит, я просто переучилась и нужно не думать об этом. Сегодня такой прекрасный день, и о плохом, которого не может случиться с ребенком на Гармонии, думать не следует.

Возможно, это уроки истории и рассказы о том, как некогда людей били и заживо сжигали, на меня так подействовали? Надо будет тогда в госпиталь слетать… Вот сначала узнаю, что от меня доктор хочет, а потом сразу и слетаю, потому что такие ощущения не к добру. Вот была бы я интуитом – и того, что я чувствую, было бы достаточно для тревоги, может, и планетарной.

Меня ничуть не беспокоит тот факт, что я не интуит, потому что не всем же быть с дарами, правильно? Вот и мне не надо. Я плыву к берегу, чтобы посидеть с родителями и братом. Очень мне вдруг этого хочется, просто внезапно, и нет у меня понимания – почему. Но раз хочется, то посижу… Уже и запах вкусный с берега ветерок доносит, значит, скоро питаться будем.

Завтра, сразу после школы, заеду к этому доктору, а послезавтра, если сохранится ощущение, – в госпиталь. Там психологи, и мнемограф есть. Если что, хотя бы увидят, что именно меня беспокоит, потому что мало ли что, вдруг дар спящий? Тогда меня будут учить им владеть, понимать сигналы организма. А пока я доплываю до берега, чтобы быть обнятой полотенцем, которое Сережа в руках держит.

– Вовремя ты, – замечает папочка. – Как раз мясо поспело.

– Ура! – отвечаю я.

Наверное, я долго в озере пролежала, сама даже этого не заметив. А еще брат явно жмется ко мне, то погладит, то обнимет, поэтому я залезаю к нему на колени, чтобы прижаться к близкому. И Сережа успокаивается, обняв меня со всех, кажется, сторон. Так мы и сидим, пока папа не начинает раздавать железные палки с мясом.

Мне кажется, Сережа сам что-то чувствует, но не может сформулировать, что именно. Все-таки дар проявляется по-разному. Наверное, надо попросить его быть поосторожнее, потому что на планете со мной точно ничего случиться не может, а вот с ним в Пространстве… А вдруг…

– Что случилось? – сразу же реагирует на мою дрожь братик.

– Представила, что с тобой что-то случилось, – признаюсь я. – Даже в глазах потемнело.

– Со мной никогда ничего не случится, – улыбается он мне, гладя по голове. – Я всегда буду, и ты всегда будешь…

– А если я вдруг… потеряюсь? – как будто что-то внутри заставляет меня задать этот вопрос.

– Тогда я буду искать тебя хоть всю жизнь, – он целует меня в нос, и все мои вопросы исчезают.

Я тоже придумала: «потеряюсь». На Гармонии, да и на любой планете потеряться невозможно технически. Коммуникатор не даст, вмиг подняв по тревоге всех, до кого дотянется. Так что это мои детские фантазии… надо же, «потеряюсь»… А вот если коммуникатор неисправен? Тогда все равно найдут, и нечего об этом думать.

Лучше я поем этого вкусного мяса, заедая его зеленью, и понежусь в руках брата, а завтра… Может, не заезжать к врачу, а сразу в госпиталь? Ну, если что-то найдут, они его известят, наверное. Только это не очень вежливо получится…

***

Я просыпаюсь от холода, но, открыв глаза, не вижу ничего. Вокруг меня совершенно темно и очень холодно. Где я? Что со мной? Ощупываю себя, внезапно обнаружив отсутствие одежды, даже коммуникатора нет. Это страшный сон? Коммуникатор всегда со мной, если его нет – это точно сон, иначе не может быть. Я пытаюсь вспомнить, что было накануне.

С утра я решила поехать в госпиталь – вместо школы, потому что беспокоило ощущение странное. Почему я родителям не сказала? Не помню, а потом я вдруг оказалась в кабинете того доктора и… и всё. Я больше ничего не помню. Что произошло? Что я здесь делаю?

– Есть здесь кто-нибудь? – спрашиваю я, услышав свой голос, но это все, что я слышу, нет никакого ответа, абсолютная тишина.

Не сдержавшись, я кричу от обуявшего меня страха, кричу изо всех сил, но мой крик отражается от стен того места, где я нахожусь, не вызывая никакой реакции. Это точно сон, и я скоро проснусь. Ведь не может же происходящее быть реальностью!

– Папа! Мама! Сережа! – кричу я, не слыша ничего в ответ. Надо постараться проснуться, очень надо!

Но абсолютная тишина окружает меня, и на ум приходят картины из древности – ну те, которые нам на уроках истории показывали. От одной мысли становится так страшно, что нет сил выдержать, но в тот момент, когда я совершенно отчаиваюсь, прямо передо мной появляется слепящий белый прямоугольник. Догадавшись, что это дверь, я уже хочу вскочить, но не успеваю. Чья-то грубая рука хватает меня за волосы, сильно дернув, отчего привставшая я падаю обратно, но это никого не беспокоит – меня просто тащат по полу, вытаскивая в какой-то ярко-синий коридор.

Я пытаюсь что-то сказать, вырваться, но вокруг многоголосье говорящих на неизвестном языке или даже языках. Единственное, что мне удается, это закричать – и тут же ощутить боль. Меня будто обжигает тонкой полосой по спине, заставляя подавиться криком. От происходящего я чувствую, что просто с ума схожу, потому что этого просто не может быть.

Меня еще раз резко дергают за волосы и швыряют куда-то. Я падаю, ударяясь головой, отчего, кажется, на мгновение теряю сознание, потому что в себя я прихожу от того, что что-то сильно сжимает руки и ноги. Я лежу животом на чем-то твердом, не в силах пошевелиться.

– Отпустите! – кричу я. – Кто вы? Что вы делаете?

– Мольчать, объект четырнадцать двадцать два, – как-то не совсем правильно говорит кто-то, кого я не вижу. – Ты есть делать говоримое мной, а то боль!

– Что? – не понимаю я.

– Тупой объект, – произносит тот же голос. – Ты чувствовать, что бывайт за непослушаний!

Я даже не успеваю задуматься о том, что он сказал, потому что неизвестный выражается совсем непонятно, но в этот самый момент что-то противно свистит, и острая, какая-то обжигающая боль буквально разрезает меня пополам. Я громко кричу, но она только усиливается, становясь почти невозможной.

– Ты запомнить, тупой объект! – кричит незнакомец над самым ухом, и я понимаю: он как-то делает мне больно, наслаждаясь этим?

От осознания этого факта я теряю сознание. Но, видимо, ненадолго, потому что снова прихожу в себе на том же месте. Что это? Кто может делать больно ребенку? Я совершенно ничего не понимаю, сразу же начав плакать, потому что хочу домой к маме, папе и братику! Отпустите меня! Отпустите!

– Я не заканчивать, маленькая дрянь! – выкрикивает все тот же голос, и снова приходит тот самый свист с перепиливающей меня пополам жуткой болью. – Ты делать, что я говорить!

– А-а-а-а! – кричу я и снова теряю сознание.

На этот раз я прихожу в себя в той же черной комнате. Я лежу на боку, кажется, спина, попа и ноги болят очень сильно, поэтому я пытаюсь себя ощупать, сразу же почувствовав влагу, отчего все снова исчезает. Происходящего не может быть со мной, ведь для людей дети превыше всего, а эти, похожие на людей, делают мне очень-очень больно. Просто жутко больно. За что? Почему они это делают? И ведь им же нравится мой крик!

Мне вспоминаются уроки истории… Неужели я сейчас в Темных Веках? Может ли так быть, что я провалилась во времени? Тогда они меня убьют! Я не хочу умирать, я к маме хочу-у-у-у! Боль просто запредельная, и еще голодно немного, что значит – я здесь давно. Единственное, что я могу сейчас сделать – опуститься на пол и плакать. Все изменилось как-то мгновенно – только что я жила счастливо, и вдруг…

Надо бежать! Совершенно точно надо бежать, а то меня забьют насмерть! Но я сейчас только и могу, что лежать и плакать. Меня лишили одежды, сильно побили, отчего я совсем потерялась. Я просто в панике и ужасе, но все равно готова бежать, потому что очень страшно все вокруг, просто невозможно жутко. Я должна встать…

Как будто подслушав мои мысли, дверь снова открывается, я вскакиваю и бросаюсь вперед, чтобы убежать как можно дальше, но сильный удар отправляет меня опять в теплую черную реку, в которой ничего нет. Я плыву по этой реке, изо всех сил стараясь докричаться до мамы, папы и Сережи, но они меня не слышат. Как будто их и вовсе нет, а я одна на всем белом свете.

Очнувшись в очередной раз, я обнаруживаю, что в комнате есть немного света. Стены серого цвета, такой же пол, и больше ничего. На полу лежит что-то, похожее на собачью миску из мультфильма. Наверное, это еда, и есть ее предполагается прямо так. Но я не хочу, я хочу домой! Только, наверное, меня украли, и теперь нужно только исхитриться убежать. Почему они отобрали мою одежду? Где мой коммуникатор? Почему эти странные неразумные такие спокойные, ведь меня ищут, не могут не искать!

Но мои мысли ни к чему не приводят – голод становится сильнее, и я усаживаюсь к миске, чтобы поесть эту безвкусную жижу, непонятно из чего сделанную. Если я хочу убежать, то есть мне надо, иначе будет плохо, и я не смогу – а я очень хочу к маме! И к папе! И к Сереже! Я не хочу быть объектом! Я девочка, человек, разумная! И я опять плачу. Плачу изо всех сил, потому что, кажется, что выхода совсем никакого нет, а только боль…

Что же произошло? Кто это? Как я тут оказалась? Снова и снова я задаю себе этот вопрос, но не знаю ответа на него. Дверь снова раскрывается, давая мне возможность увидеть и моего мучителя, и длинную черную штуку, на антенну похожую, которой он делает мне больно. Очень больно. Так, что я снова отправляюсь в темную реку.

Глава четвертая. Сергей

«Погружение», по мнению «Витязя», проходит штатно, теперь надо только искать. Вот это и есть самая большая проблема: где именно искать. Прежде всего, стоит идти к планете Отверженных, хоть и не факт, что Машка там. Тем не менее с чего-то надо начинать, потому будем искать.

– Витязь, курс на планету Отверженных, – командую я. – Маскировку только натяни.

– Выполняю, – отвечает мне разум корабля, направляясь в субпространство.

Навигации тут мы не знаем, поэтому кружным путем пойдем, осторожненько. Маршрут давно построен, идем мы по широкой дуге с двумя-тремя остановками, чтобы не получить ненужные проблемы, ведь установлено же, что Отверженные с Врагом активно общались, а принять бой мы можем, конечно, но пока по возможности не будем.

Пока мы в субпространстве, делать особенно нечего, поэтому мы с Иришкой идем в свою каюту – посмотреть еще раз накопанное по Отверженным. Мне еще в прошлый раз в материалах почудилась какая-то нарочитость, поэтому надо еще раз взглянуть на то, что мы имеем. На самом деле, учитывая, что мы сейчас находимся в отрезке времени еще до моей эпопеи, нужно быть аккуратным. Можно было бы, конечно, дать сигнал на Гармонию о том, что Машка жива, но это почти гарантированно породит новую ветвь реальности, и тогда сестренку мы не найдем. А вот если ее изъять, когда она считается умершей… По мнению интуитов, новой ветви не будет. Что же, постараемся поверить, а пока…

– Давай еще раз по материалам планеты пройдемся? – предлагаю я Иришке.

– Давай, – сразу же соглашается она. – Тоже что-то не то почувствовал?

– Нарочито как-то все, – объясняю я. – В конце концов это их не спасло, конечно, но…

– Да, – кивает она. – Для такой нарочитости нужен повод.

Войдя в каюту, подаю на экран команду прямо с коммуникатора. Звучит отчет Феоктистова о найденном на планете. И вот тут что-то кажется мне странным. Итак, развернут центр, приживание органов Врага… Статистика, бесплодие. Все вроде бы логично, и временная линия соответствует.

– А возраст разбитого корабля уточняли? – интересуется любимая.

Даю запрос «Витязю», и вот тут нас ждут первые сюрпризы. Они не самые банальные, потому что не соответствует возраст основного корабля «чужаков» и катера небольшого, обнаруженного на планете. Либо большой корабль притащен для антуража, либо Отверженные смогли обнаружить и взять под контроль производственную линию. А если так, то кино получится совсем не смешным, как папа говорит.

– Получается разница в две сотни стандартных лет… – задумчиво произносит Иришка. – Да, не совпадает. Не может этот центр быть неосновным?

– А остальные тогда где? – интересуюсь я.

– Надо искать, – отвечает любимая. – Очень активно искать надо, вот что… Странное прошлое, выходит.

– Давай дальше смотреть, – предлагает она мне, и мы погружаемся в информацию обеих экспедиций. – Стоп!

Иришка свое прошлое, разумеется, помнит. И вот то, как представлено общество Отверженных, вызывает у нее ассоциации именно с ее прошлым, чего быть даже теоретически не может. Значит, вероятны сюрпризы, и не слишком обычные. Все-таки неясна роль Врага во всем этом. Несмотря на все легенды и рассказы, видится мне прямая связь между Отверженными и Врагом, но вот как это проверить, я не знаю.

– Командир необходим в рубке, – звучит в трансляции голос корабельного разума. Значит, что-то случилось.

Рывком поднявшись с кровати, протягиваю руку Иришке, чтобы помочь, после чего мы быстрым шагом движемся в сторону рубки, а «Витязь» в это время сообщает о выходе из субпространства. Значит, чуть не вмазались в какую-то массу прямо по курсу. Бывает и такое, так что сейчас откорректируем маршрут и дальше спокойно полетим.

Только реальность вносит коррективы в мои рассуждения. Едва войдя в рубку, наблюдаю непонятное нечто на экране, по верху которого бежит строка, информирующая о принимаемом сигнале. Молча нажимаю сенсор на коммуникаторе, вызывая Нюзин в рубку. Если у нас тут «сорок два», то она нужна довольно срочно, а пока плюхаюсь в капитанское кресло. Иришка оказывается в навигаторском – справа и чуть позади меня.

– Увеличение, – командую я голосом. – Что это?

Вопрос риторический, потому что объект напоминает звездолет, вскрытый и разодранный по всей длине, вокруг которого обнаруживаются объекты помельче. Тут я начинаю работать напрямую с панелью, уже подозревая, что увижу. Интересно, авария или нападение? Если второе, то это только Враг может быть, других таких желающих я в Галактике и не помню даже.

– Что у вас? – интересуется Нюзин, войдя в рубку.

– Думал, сорок два, – признаюсь я ей. – Но выходит, спасательная операция.

– Некого тут спасать, – сообщает мне «Витязь», увеличивая фигурки.

И вот теперь я чувствую себя так, как будто все мои волосы сейчас дыбом встанут – вокруг останков звездолета кружатся явно выброшенные взрывом… дети. Размеры и развитие тел указывает на детей, а вот это уже совсем плохо, с моей точки зрения, хоть тип корабля нам и незнаком. Трогаю пальцем другой сенсор.

– Вася! – зову я командира десантников. – Возьми группу, обследуй останки неизвестного корабля.

– Ничего ж себе… Выполняю, – отвечает мне Василий.

– Сигнал расшифрован, – добавляет «Витязь». – Это сигнал бедствия.

В общем-то, именно это и ожидалось, учитывая состояние того, что мы видим перед собой. Теперь нам надо только ждать, пока десант обследует корабль и всех тех, кто висит подле него. Сдается мне, что открытия у нас тут будут неожиданными, учитывая, что обнаруженные тела – дети, и их много. То есть временно занимаемся насущными делами и молимся про себя о том, чтобы среди погибших не было Машки.

Вот я замечаю наш катер, двинувшийся к разбитому кораблю. Я обнимаю Иришку, от такого непредставимого зрелища просто дрожащую. Я ее очень хорошо понимаю – зрелище просто очень страшное для любого из нас. Сейчас десант определит, что произошло, может быть, остались записи бортового регистратора, если он у них был. Очень важно узнать, что именно случилось и откуда они…

– Это коты, командир, – передает мне Василий. – На дочку твою похожие, даже очень.

– Вот так новость, – ошарашенно произносит Иришка, неотрывно глядя в экран.

– Не то слово, – вздыхаю я, потому что по времени много чего совпадает, а рассказ о том, откуда девочки-кошки взялись, я помню.

Как-то мне не по себе…

***

Самое главное, что нам нужно знать – живых там нет. Совсем нет, никого, причем, по мнению десанта, убивали их целенаправленно, а это сразу исключает катастрофу, на которую я все-таки надеялся. Сейчас они сортируют и хоронят погибших, а потом займутся и регистраторами, а я думаю о том, что сюрпризы у нас еще не закончились.

– Дети, полторы сотни исключительно мужского пола, – сообщает мне Василий. – Взрослые – двадцать два разумных обоих полов, явно экипаж.

– Принято, – вздыхаю я. – Возможно, Лика именно отсюда.

– Мальчиков убили, а девочек захватили в качестве игрушек, – кивает Иришка, для которой такое объяснение вполне близко. – Тогда все вполне логично выходит, да?

– Учитывая историю Лики, да, – киваю в ответ. – Особенно если выяснится, что это был Враг.

Есть у меня одна мысль нехорошая – о том, что чужаки и Отверженные в союзе были. Возможно ли такое? Теоретически возможно, но тогда поиск Маши может осложниться возможным военным столкновением, а рисковать именно так мне не нравится. Кто знает, выстоит ли корабль против флота… Ага, вот и возвращаются наши десантники. Теперь еще немного подождать, и много чего узнаем, хотя я, в принципе, представляю.

– Витязь, расшифровку добытого считать первоочередной задачей, – приказываю я, чувствуя, что это действительно так.

Это дар мой активировался, я интуит. Не слишком сильный, да и дар направлен почти исключительно на меня самого, но однажды это пригодилось, вот и сейчас, похоже, пригождается, так что команда отдана очень даже вовремя. Если в блоках памяти действующие заодно «чужаки» и Отверженные, то проблема у нас огромная. Пока всех не обнаружим, Человечество в опасности будет. Интересно, почему Враг не напал тогда на наши планеты? Нет ответа на этот вопрос.

– Обнаружена информация, – сообщает мне «Витязь». – Уничтоженный корабль сбросил младших детей в спасательных капсулах, вычисляю координаты.

Чего-то подобного я и ждал, правда, какой смысл в том, чтобы выбросить детей без сопровождения, я не понимаю, но чужая цивилизация, другие нормы, конечно. Сейчас «Витязь» высчитает координаты и пойдем спасать малышей. Учитывая наше везение, это могут быть девочки. Мальчики могли, возможно, встать с взрослыми на защиту корабля; еще один вариант – девочки как будущие матери могут быть священны в данной цивилизации. Впрочем, поживем – узнаем, для нас разницы нет. Мальчики или девочки, спасем всех.

– Витязь, движение к вычисленной точке без команды, – едва инструкцию не забыл, а корабельный разум мне не напомнил, вредничает, значит.

– Выполняю, – отвечает он мне, и картинка на экране смещается.

Интересно, почему Враг не уничтожил младших? Это действие похоже на то, как роботы во Вторую Эпоху себя вели – только выполнение поставленной задачи и ничего более. Отмечаю себе тот факт, что уже верю и без модулей памяти в то, кто напал на кошек. Очень уж информация «в струю», как папа говорит, с тем, что мы знали ранее. Так что, скорее всего, я не ошибаюсь.

Тем временем «Витязь» приближается к поясу астероидов, отвечая тем самым на вопрос, как спаскапсулам справиться удалось. Не могу сказать, что неправильно – так их заметить действительно сложнее, если точно не знаешь, что они здесь. Ну мы-то знаем, поэтому наш корабль даже без помощи десанта соберет три капсулы, прижавшиеся к довольно крупному астероиду, и позовет нас. А нас звать нужно, чтобы открыть капсулы, при таком квазиразумных обычно не зовут. Мотив этого простой – не напугать детей. Кроме Вики, почти никто из квазиразумных с детьми обращаться не умеет. В любом случае точно не десант.

– Пойдем? – интересуется у меня все понимающая Иришка.

– А как же, – киваю я, отправляясь в сторону лифта. – Пошли, душа моя.

Сейчас спустимся на два уровня и двинемся в док. Если дети – котята, то могут и реагировать, как на маму с папой, тогда все зависит от того, насколько они маленькие. Похоже, у нас будет возможность это узнать, и прямо сейчас.

– Похоже, что Отверженным нравится мучить именно девочек, – задумчиво говорит Иришка, вспомнив свое прошлое, – причем детей. Мальчиков они просто убили, а девочек…

Тут договаривать не надо: и ее история, и Настина, и Ликина – все они говорят именно о том, что Отверженные настроены именно мучить, унижать, избивать обязательно детей женского пола, и вот этот факт совершенно необъясним. Я и представить себе такую девиацию не могу, а ведь это не один человек, а целая этническая группа. Причем они же не своих мучают… Может ли целая этническая группа быть настолько… бракованной? Скорее всего, может. Генное нарушение там какое-нибудь – и девиация готова.

Остается пройти еще несколько шагов по темно-зеленому коридору, а двери дока уже приглашающе открыты. Из-за угла выворачивают три транспортные тележки – по числу капсул, это очень логично. «Витязь» опять поправляет своего забывчивого командира, за что ему большое спасибо. Все знать нельзя, а не летал я давно. Можно сказать, вообще не летал, один-единственный полет у меня был.

Спокойно входим в док – вот они. Три одинаковые капсулы, судя по всему, индивидуальные, то есть на одного разумного в лежачем состоянии. Были у нас такие во Вторую Эпоху, потом-то, конечно, мозг проснулся, и так издеваться над людьми перестали. Дети, выходит, в состоянии или сна, или паники, раз указаны «младшими».

Управление капсулой интуитивно-понятное, потому я последовательно касаюсь сенсоров, и крышки капсул поднимаются, открывая нам троих очень маленьких котят. Год им внешне, может два, но точно не больше. Хотя и пару месяцев может быть, ибо, как у них малыши развиваются, совершенно неизвестно еще. Вот Лика родит, и посмотрим, а пока я осторожно вынимаю сначала одну, потом вторую, а Иришка – третью. Это девочки, что заметно сразу, ибо в таких капсулах одетыми не бывают – нужно и массировать, и сливать физиологические жидкости, и много чего еще. Поэтому спящие котята отправляются с нами в лифт, а потом и в медотсек. Нужно их осмотреть, да и привить, чтобы никакой вирус не прицепился. На корабле атмосфера чистая, но кроме корабля еще и планеты есть, не будем же мы тут вечно жить?

Мы поднимаемся на лифте медленно и спокойно – скорость тоже корабельный разум регулирует. Коммуникатор сообщает о готовности Вэйгу, значит, нас ждут. Вот и хорошо, сейчас малышек устроим в кроватке, и будут они у нас дальше спать, пока их аккуратно из сна не выведут. Хотя бы физиология более-менее известна, спасибо Сашке, поэтому сюрпризов я не ожидаю.

Глава пятая. Маша

Постепенно я забываю свое имя. Меня бьют и мучают каждый день, при этом, что со мной делают, я не понимаю. Что-то творят с телом, но мне просто больно, а еще – очень страшно. И я больше не Маша Винокурова, теперь я «объект четырнадцать двадцать два», и это все, что у меня есть. Этот номер выжжен у меня на груди, беспокоя меня болью при неосторожном движении до сих пор; одежда мне не положена, потому что я, по мнению этих нелюдей, не человек, не девочка, а объект. Даже не животное, а просто номер, и все.

Мне уже кажется, что папа, мама и Сережа были сном, когда меня решают сломать окончательно – мне показывают трансляцию моих похорон. Я вижу плачущую маму, поседевшего от горя папу, едва справляющегося с собой Сережу и плачу, плачу изо всех сил. Теперь меня точно никто не ищет – я вон она, в гробу лежу.

Оказавшись в своей камере, я только и могу что плакать, потому что меня больше нет. Для всех разумных я умерла, и теперь обо мне будут помнить только родные, но искать точно никто не будет, ведь меня похоронили. Значит, и жалеть себя незачем, надо бежать. Вечером все равно изобьют до обморока, а так хотя бы постараюсь что-то сделать. Может быть, убьют окончательно, потому что так жить я не хочу. Я рождена свободной, разумной и должна оставаться ею.

Меня опять ведут куда-то, когда я вижу приоткрытую дверь и резко бью идущего позади куда попало. Он стонет, а я бегу в эту дверь изо всех сил. Мне очень нужно успеть до того, как она закроется. Отсутствие одежды уже не беспокоит, а вот отсутствие свободы – очень даже. Я успеваю проскочить, оказавшись в пустом коридоре, и бегу по нему что есть мочи.

Коридор длинный, серый, он освещен редкими лампочками, но меня это не беспокоит, потому что я вижу уже выход. Куда ведет эта медленно раскрывающаяся дверь, я не знаю, но лучше смерть, чем такая жизнь. В этот самый момент все вокруг гаснет, а я будто в огне оказываюсь. Боль пронзает все тело, да так неожиданно, что ноги мои подламываются, и я куда-то падаю. Всё падаю и никак не могу упасть.

Что это? Откуда такая боль? Я не знаю, но чувствую, что просто лечу в бесконечность. Мне хочется спрятаться от ставшего таким страшным мира, умереть, если невозможно иначе, я молю не знаю кого избавить меня от этого мира, но это невозможно. Что-то делает мне еще больнее, заставляя открыть глаза. Прямо передо мной на каком-то столе лежит, кажется, девочка, а рядом с ней что-то большое, черное, совсем непохожее на разумного. Меня охватывает ужас, я понимаю, что не хочу видеть… Но меня не спрашивают.

– Ты желать бегать, – слышу я омерзительный голос моего мучителя. – Мы показать, что быть с ты за этот поступок.

И вот тут происходит то, что потом долго снится мне в кошмарах. Я отворачиваюсь, зажмуриваюсь, но еще долго слышу дикий, захлебнувшийся крик и хруст ломающихся в мощных челюстях костей. Мой мучитель объясняет мне, что именно происходит, и от него не спрячешься. А затем доска, к которой я привязана, начинает свое движение вперед, и я понимаю: я следующая. От осознания того, что со мной сейчас будет, я отчаянно кричу, а потом будто умираю. Все вокруг исчезает, и я, кажется, тоже.

Я не знаю, сколько проходит времени, где я нахожусь и что со мной, но прихожу в себя в своей камере. При этом мои ноги болят так сильно, что я опять отключаюсь. Я жива еще, кажется, но боль такая, что я, кажется, схожу с ума, потому что сил это выдержать просто нет. На моих глазах только что убили человека… И меня точно так же убьют, когда им надоест со мной играть. Вот это я очень хорошо понимаю сейчас. Кажется, все что я знала, во что верила – все это было только что уничтожено.

И я снова открываю глаза. Ноги по-прежнему болят очень сильно, при попытке сдвинуться их прошивает еще большая боль, отчего я рефлекторно хватаюсь за них. Но в этот самый момент я понимаю – их нет. Ужас захлестывает меня с головой – выходит, меня все-таки отдали этому страшному, но он почему-то не стал есть меня всю? Серый свет потолочной панели позволяет мне увидеть истину: ног у меня почти совсем нет. Только совсем немного, но ходить я точно уже никогда не смогу. От осознания этого я хочу спрятаться… И снова мир гаснет.

Приходить в себя я не хочу, я цепляюсь за темную реку, не желая выплывать, но меня не спрашивают. Новая волна боли, заставляющая выгибаться, хрипло крича, выдергивает меня из забытья, и я обнаруживаю себя в той комнате, где обычно мучают.

– Ты теперь не бегать, – ухмыляется мой мучитель, почему-то не умеющий говорить на Всеобщем языке. – Ты есть ползать.

– За что… – шепчу я, ощущая, что мне постепенно становится все равно. Все происходит не со мной, я просто смотрю в экран, где мучают какую-то другую девочку.

– За то, что ты есть, маленькая дрянь! – отвечает мне это страшное по сути своей существо. – Ты приносить золото!

Эту фразу я совсем не понимаю, но мне уже действительно все равно, ведь я просто сейчас сижу перед экраном, в котором мне показывают очень страшный фильм. Наверное, в наказание за что-то, хотя меня никогда не наказывали. Я доселе и не знала, что ребенка можно бить и так мучить. Теперь-то, конечно… Я даже убежать больше не могу – у меня нет ног… Меня, наверное, просто нет, а это все кажется. Все вокруг – это моя фантазия, этого нет… Просто нет, и все.

В мою камеру меня теперь не ведут и не тащат – меня ногами пинают. Это очень больно, просто невозможно описать как, и я пытаюсь уже ползти сама, когда жесткий сапог мучителя снова и снова бьет меня, заставляя скользить и катиться. Я не представляла себе такого никогда, но осознаю: скоро я умру, и все закончится. Зачем они со мной так обращаются, я уже не задаюсь вопросом. Просто они все нелюди, оттого им приятно мучить людей.

Попав в свою камеру, я просто вытягиваюсь на сером холодном камне, ожидая, когда придет смерть. Нелюди пытаются меня бить, пинать, кричать, но мне все равно, пусть убивают. У меня отняли все: одежду, имя, семью, ноги… Мне незачем жить, просто совсем незачем. Я хочу, чтобы эта жизнь закончилась, поэтому просто жду, когда придет смерть, после которой мне совершенно точно не будет больно. Я прощаюсь с мамой и папой, а еще с Сережей, лиц которых уже почти не помню. Мне даже кажется, что я их придумала…

***

Эту девочку кидают ко мне в камеру, что-то рявкнув напоследок. Она медленно приподнимается, и я вижу: она младше, намного младше меня, но при этом не плачет. Волосы ее растрепаны, хоть они и недлинные. Незнакомка поднимает взгляд, видит меня, но ничего не говорит, только вдруг оказывается совсем рядом. Она обнимает меня, отчего я плачу, потому что меня очень долго никто не обнимал.

– Наконец-то я тебя нашла, ма… Маша! – как-то необыкновенно улыбнувшись, произносит она. – Меня зовут… пусть будет Аленка, ладно?

– Ладно, – киваю я, ничего не понимая.

– Они хотят, чтобы я тебя кормила и ухаживала за тобой, – объясняет мне Аленка. – Но я специально сюда попала!

И тут я вижу на ее голове треугольные ушки. Наверное, они были доселе прижаты к голове, а теперь поднялись и шевелятся. Я такого никогда не видела! А Аленка обнимает меня, рассказывая, что очень рада тому, что нашла меня, а я не понимаю, чему она радуется. Она иногда сбивается, будто желая меня мамой назвать, но останавливает себя. Тут какая-то загадка, наверное, потому что какая я мама в восемь лет?

– У тебя есть дар, Машенька, из-за него тебя мучают, – негромко произносит Аленка.

– Из-за дара? – удивляюсь я. – Но какой в этом смысл?

– Они думают, что можно тебя заставить болью… – вздыхает она.

– Но все же знают, что нельзя принудить… – я не понимаю, ведь это элементарные вещи.

– Они не знают, – отчего-то всхлипывает Аленка, а потом явно берет себя в руки. – У нас с тобой очень мало времени, поэтому…

Тут распахивается дверь, и в камеру, так комната называется, где меня держат, падают две миски с железным звоном. Аленка дергает ухом и вздыхает. Я не знаю, отчего она вздыхает, но думаю, что из-за еды, которая здесь очень плохая, – почти вода и совсем мало хлеба.

– У тебя есть дар, у меня тоже, – объясняет мне она. – Я… мне очень нужно тебя спасти, поэтому я стану тобой, а ты мной, хорошо?

– Это как? – не понимаю я, но она смотрит так жалобно, что я почти против воли киваю.

– Я отдам тебе весь дар, – продолжает говорить она совершенно непонятно для меня. – И толкну тебя, потому что сама ты пока не умеешь. Я не знаю, где и как ты появишься, потому что я еще маленькая, но там ты точно выживешь. Только ты немножко младше будешь.

– А ты? – не могу не спросить я.

– А я многое забуду, – вздыхает Аленка. – Но зато у меня будет мама и папа… когда-нибудь… Я верю!

Звучит это все как-то совершенно необычно, но я думаю, что все равно же с ума сошла, какая разница, как это выглядит теперь? Может быть, Аленка мне только кажется, потому что я не понимаю, о чем она говорит. Наверное, это все моя фантазия, потому что даров, которые могут перенести в пространстве, просто нет. Теорию даров в первом классе проходят, сразу же после диагностики.

– Тебе, наверное, будут сниться сны… – не очень уверенно продолжает она свой рассказ. – Главное, потянуться к разумным, тогда тебя чему-то научат.

– Как скажешь, – киваю я ей, подумав о том, что на такие сны я согласна, а не на те, где меня едят.

– Сейчас мы с тобой поедим, – предлагает мне Аленка. – А потом я начну становиться тобой.

– Но тебя тогда будут мучить… – я принимаю ее игру, но при этом хочу остановить такую хорошую, совершенно точно воображаемую девочку.

– Пусть, – мотает она головой. – Главное, чтобы ты жила! Ты – самое главное!

И вот тут я задумываюсь. Если бы я была ребенком, лишенным мамы, и могла бы ее спасти, на что бы согласилась? Я осознаю – на все. Может ли так быть, что в Аленке моя дочь живет?

– Скажи… Когда ты родилась, я была твоей мамой? – интересуюсь я у нее.

– Меня сделали из тебя, – опять совершенно непонятно говорит Аленка. – Поэтому ты моя мама, но если у меня получится, то будет живая мамочка… И папочка тоже будет! Я так хочу мамочку… – она всхлипывает, и тут уже моя очередь приходит ее обнимать.

Мы едим непонятное нечто, коим миски наполнены, Аленка о чем-то думает, а я просто пытаюсь представить, что сказанное ею может существовать на самом деле. Представляется с трудом, потому что верить в сказки меня это место отучило. Я не знаю, что это за место, сколько я времени тут и почему еще жива. Почему не сошла с ума, не умерла, не спряталась внутрь себя… Я просто хочу, чтобы это закончилось, хоть как-нибудь, все равно как… Если бы я могла, то сделала бы все возможное, чтобы не ходить тогда к этому странному доктору… Но уже поздно.

– У тебя дар творца, – отложив миску, объясняет мне Аленка. – Он у людей пока очень редкий, но кроме людей есть еще разумные, которые знают этот дар. Именно этот дар поможет тебя сместить в пространстве, понимаешь?

– Нет, – честно отвечаю я, потому что и в самом деле ничего не понимаю, на что она просто вздыхает.

– Даров великое множество, – будто лекцию повторяет, произносит Аленка. – Дар творца означает, что разумные ступили на следующую ступень развития и если они не нарушат законов Мироздания, то станут Творцами Миров. Очень-очень важно, чтобы ты выжила, поэтому я сейчас стану тобой!

И как-то незаметно она начинает меняться. Взяв меня за руки, Аленка смотрит, кажется, в самую мою душу, истерзанную и почти исчезнувшую, но пока существующую, и меняется. Вот лицо ее становится практически моим, вот на груди появляются цифры, но выглядят они не выжженными, а будто проектором сделанные, вот меняются ее руки и ноги. Вот ноги исчезают, растворяясь в воздухе… Спустя несколько мгновений она становится буквально зеркальной копией меня.

– Сейчас ты попадешь на другую… планету, – запнувшись, сообщает мне Аленка. – Там у тебя будет шанс на выживание.

– А как же ты? – цепляюсь я за ее руки.

– А я дам возможность им решить, что они всего добились, – улыбается она. – А потом тоже исчезну, но во времени… наверное. Я не знаю, как это точно работает, просто выживи, пожалуйста, хорошо?

– Я постараюсь… – обещаю я ей.

Мы обнимаемся и сидим так некоторое время. После увиденного я уже верю в то, что она может меня куда-то переместить, но при этом мне не хочется, чтобы такая хорошая девочка страдала. Наконец объятия расцепляются. Аленка не спрашивает меня, чего мне хочется, а чего нет, потому что она уже приняла решение. И я ничего с этим сделать не могу.

– Будь счастлива! – желает она мне, а потом что-то начинает делать, странно выгибая руки.

И тут вдруг камера исчезает. Я падаю с высоты на что-то твердое, вскрикнув от неожиданности. Как будто кто-то ждал моего крика, такое ощущение возникает, потому что вокруг вдруг становится светло. Это точно не моя камера и не место, где меня мучили. Значит… значит, я убежала?

Глава шестая. Сергей

Открывшие глаза, как удалось установить, полугодовалые малышки, смотрят на нас с Иришкой так, будто мы и есть их родители. Вылизывать их мы не можем технически, зато у нас есть специальные мягкие щетки – Сашка, сынок, позаботился о своих, отчего они вошли в аптечку. Именно поэтому малышки сейчас чувствуют все то же, что при вылизывании, в чем у них есть физиологическая потребность.

Трое маленьких котят, и опять девочки. Чем это вызвано, я себе пока не представляю. Материалы еще расшифровываются, но они совершенно точно теперь уже наши котята, потому что есть у меня такое внутреннее ощущение. Иришка сгребает всех троих в объятия, видимо, юность свою вспомнив. Лицо у нее такое… Особенное.

– Они только что глаза открыли, – сообщает мне любимая, озвучивая вердикт Вэйгу. – Так что…

– Никто и не сомневался, – улыбаюсь я, хотя сам и не подумал поинтересоваться этапом развития.

Только открыли глаза – значит, по рассказам Лики, первый, кого увидят, и есть родитель. А они нас увидели, поэтому совершенно точно навсегда наши котята. Все-таки почему именно девочки? Почему трое всего, это тоже очень серьезный вопрос, но о нем можно и позже подумать… Согласно докладу десанта, девочек, кстати, точно было больше, значит… Понятно, что значит.

– Командир, данные расшифрованы, – лаконично сообщает мне «Витязь».

– На экран госпиталя, – отвечаю я такой же краткой командой.

Нам нельзя сейчас отвлекаться от малышек – им нужно внимание родителей, да и питаться они могут только из наших рук, поэтому получают сейчас молочно-витаминную смесь, адаптированную под их организмы. Совсем маленькие котята напоминают и мне, и Иришке о времени, когда Саша с Витей были вот такими же малышами, отчего любимая улыбается.

– Анализ, – предупреждает меня «Витязь», демонстрируя на экране изображения котов и кошек. – Дикая цивилизация, считающая женскую особь священной и абсолютно всегда правой, уничижая мужские особи. Именно поэтому спасательные капсулы были рассчитаны только на женских особей.

– То есть выверт обратный тому, что у Иришки было, – вздыхаю я, понимая, что в контакт мы с дикой цивилизацией, как это ни смешно, не вступили – спасение детей выше инструкций.

– Было выпущено сорок спасательных капсул, – продолжает разум корабля. – Из них два десятка захвачены Врагом, и, кроме трех, остальные уничтожены.

На экране появляется изображение большого черного дискообразного корабля, нам хорошо знакомого. Он ведет огонь синими лучами по маленьким капсулам, стремительно разлетающимся от основного корабля. То есть очень хорошо нам всем знакомая по Витькиному протоколу картина. Все Человечество видело его бой, что означает… Враг напал на корабль котов, при этом девочки, то есть женские особи детского возраста, потом как-то оказались у Отверженных.

– Материнская планета котов погибла в результате неизвестной инфекции, – «Витязь» еще не закончил. – Этот корабль был единственным с выжившими.

– Дети? – удивляюсь я. – В смысле, только дети?

– Только дети, – соглашается со мной разум корабля. – По отчету Вэйгу – Космическая Оспа в инкубированном состоянии излечена вакцинацией.

Ну еще бы… Вакцина универсальна и берет все сразу, поэтому мы сейчас такие голодные. Еще малышкам надо имя дать, но это ждет немного, а что касается выводов – понятно, почему спасали девочек, и совсем непонятна связь Отверженных и Врага. Значит, надо будет выяснить, такое соседство мне не нравится.

– Витязь, продолжай движение по маршруту, – прошу я его, ибо сейчас занят.

– Необычно это все… – замечает Иришка, играя с малышками. – И опять девочки…

– И опять связь с Отверженными, – добавляю я. – Как котят назовем?

– Мурлыкательно, – хихикает она, вспомнив Сашку.

Ну, мурлыкательно так мурлыкательно, я не против. Сейчас придумаем имена маленьким котятам. Они у нас очень хорошие, и мы их, конечно же, любим. Дети же, как не любить? Иришка очень хорошо это понимает, хотя поначалу, помнится, много плакала от нашей любви. Но мы разумные существа, и с нашей точки зрения иначе быть не может.

– Марфуша, – в задумчивости гладит котенка с белыми ушками Ириша. – Ну ты посмотри, ведь настоящая же Марфушенька.

– Согласен, – киваю я, гладя остальных, чтобы им обидно не было. – Тогда… Марина? – поименованный котенок радостно улыбается, будто уже понимает.

– И… – Иришка задумывается.

– Иришка тоже мурчательное имя, – сообщаю я любимой жене. – Пусть ее зовут как маму.

И вот тут любимая замирает, а затем плакать начинает. Она не в голос, конечно, а просто слезы по щекам текут, да только малышкам без разницы – мама же плачет, поэтому через мгновение у нас дружный рев. Ну и мы принимаемся успокаивать наших малышек, беря их на руки. Поесть они поели, иммунизацию им провели, поэтому можно отправляться в каюту.

– Витязь, детские кровати типа «люлька» в нашу каюту, пожалуйста, – прошу я, потому что потянуться к коммуникатору не могу – руки заняты.

– Выполняю, – коротко отвечает он.

– Сейчас мы малышек уложим, – ласково говорю я доченькам. – Колыбельную споем, и будут они спать, пока мама и папа разбираются с наследием…

Улыбаются, мои хорошие, комфортно им, а это самое главное. Дети должны быть накормлены, комфортно устроены и в безопасности. Это абсолютное правило Человечества, как и всех наших друзей. Нам нужно сейчас спуститься на один уровень, а там и наша каюта, где доченьки смогут поспать. Коридоры у нас, как и везде во Флоте, серо-зеленого или темно-зеленого цвета, поэтому взгляд не раздражают, ну а дети просто оглядываются по сторонам, но ничего интересного тут нет.

Платформа мягко опускает нас на уровень ниже, при этом коридор совершенно не меняется, поэтому все внимание малышек отдано нам. Пройдя по коридору, ныряем друг за другом в открывшуюся дверь. Детские кровати уже в каюте – полукругом вокруг нашей, чтобы удобно было укачивать. Один из шкафов исчез, а на его месте – комплекс кормления и массажа малышек. Уже почти уснувших дочек наших.

И вот снова в тишине звучит колыбельная, еще мамина. Знакомая мне с детства, она стала любимой колыбельной детей и внуков, вот и сейчас малышки позевывают, затем засыпая. Ласковая мелодия буквально заполняет каюту, навевая воспоминания детства, отчего тянет улыбаться.

***

Пока малышки спят, мы движемся по своему маршруту, время от времени выходя в Пространство. Пустота и тишина, что, в принципе, нормально, учитывая, где именно мы находимся: тут навигации нет, и в то время, в котором мы находимся, и не было. Ни пригодных для жизни планет, ничего.

– Выход, – предупреждает «Витязь», и тут просыпается мой дар.

– Маскировку на максимум, – командую я.

– Выполняю, – отзывается разум корабля, через мгновение демонстрируя мою правоту. Иришка приглушенно вскрикивает, попадая сразу же в мои объятия.

В системе с явно мертвыми планетами у одной из них заметен черный корабль, пристыкованный довольно древней переходной галереей к кораблю-переселенцу времен Первой Эпохи. Тогда галереи прозрачными были, и это позволит нам сейчас рассмотреть, что именно происходит.

– Телескоп, – звучит короткая команда.

Витязь и сам прекрасно понимает ситуацию, отчего галерея приближается, увеличиваясь на весь экран. И вот в ней видны… люди. Есть те, кто целеустремленно идет в сторону «чужаков» во вполне обычном комбинезоне, но глаз цепляется за другое – насекомовидное черное страшилище, сверху которого что-то торчит. Я трогаю сенсор приближения и вздыхаю, ибо нечто подобное предполагал еще со времени появления Настеньки с детьми.

– Это костюм, – озвучиваю я увиденное. – Поэтому получается у нас…

– Люди и есть Враг? – безмерно удивляется Иришка.

– Возможно, так было не всегда, – я задумчив, потому что не сходятся концы с концами. – Но люди как-то сумели договориться… То есть Отверженные, выходит… Витязь, поправь меня!

– А что тут поправлять, – совершенно по-человечески вздыхает разум корабля. – Очень похоже на то, что черные корабли населяют Отверженные. Был такой термин в древности: «пиратство», вот именно это и напоминает.

Корабль Врага отходит от галереи, явно собираясь двигаться по своему пути, ну и мы за ним. Раз Отверженные и Враг союзники… а чем еще увиденное может быть? Так вот, если они заодно, то, следуя за «чужаком», мы можем набрести и на Машины следы. А потом прыгнем туда, где жила Лика, хоть я и не думаю, что сестренка там. Есть у меня такое внутреннее ощущение.

– Следуем за ним, – озвучиваю я свое решение. – Установи метку.

Почти неслышно отстреливается метка, чтобы мы не потеряли Врага в субпространстве, затем «Витязь» занимает позицию преследования, а я на всякий случай активирую оружейный комплекс. Кто знает, что натворит «чужак», особенно если это Отверженные. Иришка все понимает, кивнув мне. Она выводит на экран изображение малышек, чтобы вовремя среагировать, если проснутся, дальше же мы скользим вслед за нарушающим правила навигации Врагом. Уход в субпространство прямо из звездной системы – это очень глупый шаг, и закончиться может непредсказуемо, но нам сейчас необходимо не выпустить Врага из визира, поэтому мы тоже нарушаем инструкции.

– Как ты думаешь, куда он летит? – интересуется у меня Иришка.

– Витязь не зря о пиратстве сказал, – замечаю я. – Возможно, это ему что-то напомнило.

– Напомнило историю Первой Эпохи, – сообщает мне разум корабля. – Вспомнишь историю, командир?

И тут до меня доходит. Историю я, конечно, давно изучал, просто очень давно, но вот произошедшее на заре расселения помню. Это все помнят: Отверженные тогда еще не были таковыми, но вот они решили, что грабить проще, чем созидать, принявшись нападать на корабли и даже планеты, пока наконец люди не собрались, чтобы наказать нехороших себе подобных. «Витязь» мне сейчас намекает именно на эту историю. Что же, вполне вероятно…

В субпространстве довольно скучно, мне мой дар ни о чем не сигнализирует, поэтому просто ждем. Интересно, конечно, куда и зачем летят эти неразумные, но мы это рано или поздно сами узнаем. Тем не менее я готовлю оружейную систему для уничтожения черного корабля. Инструкции написаны кровью, и, если обстановка внезапно станет боевой, не хотелось бы судорожно искать, чем защититься.

– Враг всплывает, – сообщает мне «Витязь» о том, что черный корабль выходит из субпространства. Вот тут оживает мой дар, буквально заставляя вжать сенсор накачки орудия главного калибра.

Медленно, не торопясь, текут секунды. Мы тоже выходим в Пространство, готовясь маневрировать. И вот тут я вижу, куда стремился черный корабль – на помощь собрату. Очень знакомый мне внешне звездолет отбивается от атак Врага, к которому присоединяется и вновь прибывший. Странно, я и не помню, чтобы у друзей были сообщения о таких боях. Возможно, тогда, в нашей истории, корабль полностью уничтожили?

– Нападение на друзей, – констатирует разум корабля. – Принимаю сигнал бедствия.

Все, время размышлений закончилось. Мои пальцы пробегаются по сенсорам боевой консоли, главный калибр разряжается в сторону удачно висящих на одной линии кораблей Врага, после чего я добавляю им всем, что есть. Бой заканчивается как-то очень быстро, но это чистое везение – они не ожидали нападения с тыла.

– Маскировку отключить, – приказываю я. – Сигналы приветствия братьев по разуму по протоколу Первой Встречи. Нюзин в рубку.

– Но это же Друзья! – не понимает моих команд Иришка.

– Они стали Друзьями спустя три года, любимая, – улыбаюсь я ей. – А сейчас у нас как раз первая встреча.

– Принимаю сигнал, – сообщает мне «Витязь». – Приветствие и благодарность.

– На экран, – командую я и, встав из-за консоли, исполняю церемониальный поклон приветствия. – Здравствуйте, друзья! – улыбаюсь появившимся на экране.

– Здравствуй, – отвечает мне птицеподобное существо. – Мы не знаем тебя, кто ты, спасший нас?

– Я человек по имени Сергей, – объясняю я, а затем задумываюсь и говорю правду: – Мы встретимся только через три года. Но я не мог пролететь мимо.

Объяснив друзьям, что нахожусь в поиске «птенца из моего гнезда» – так звучит «член семьи» в их понятийной базе – рассказываю о Человечестве, наших критериях разумности, позволяя говорить и им. Хотя о друзьях мы знаем многое, все-таки столько лет, я жду, пока они выскажут свою часть приветствия братьев по разуму.

– Мы никому не расскажем, человек Сергей, о спасении, – произносит Акирл, так зовут моего нового друга. – До того срока, когда это будет уже можно.

Они отлично понимают опасность временных аномалий, потому действительно промолчат. Но вот что-то мне подсказывает, что точно так же было и в прошлый раз, а потому уже оправдано все, нами сделанное. Теперь бы еще Машутку найти, и будет совсем прекрасно.

– Вася, – трогаю я сенсор, – десант на обследование того, что от Врага осталось.

– Выполняю, – коротко отвечает Василий, но со связи уходит не сразу, поэтому мы с Иришкой еще некоторое время слышим отголоски его удивления на флотском наречии. Его можно понять, все-таки корабли Врага…

Глава седьмая. Маша

Упала я на жесткую, будто каменную поверхность, и меня за малым чуть не раздавили большие гремящие чудовища с ярко сияющими светом глазами. Вдруг откуда-то появились выглядящие людьми существа, но ко мне не подошли, а столпились неподалеку, разглядывая, как будто я диковинка какая. Мне очень больно и страшно еще, а они просто стоят и смотрят.

Наконец что-то меняется. С пронзительным воем низко движущееся еще одно чудовище вдруг оказывается совсем рядом и затихает, а я надеюсь только на то, что меня не будут есть заживо. В этот самый момент ко мне кто-то подходит – я слышу шаги и зажмуриваюсь изо всех сил. Страшно так, что просто слов нет, чтобы рассказать, да и кто меня слушать будет…

– Ребенок сильно избит, – произносит женский голос. – Запугана еще, одежду не наблюдаю.

– Наверное, поигрались и выкинули из машины, – вторит ей какой-то мужчина. – Везем?

– Как будто варианты есть, – вздыхает она, эта незнакомая женщина. – Я перенесу.

Меня аккуратно берут… Не за волосы, а на руки, куда-то унося. Бережно несут, как будто я чем-то важна… По крайней мере, при этом бить не будут, потому что руки заняты. Меня кладут на ровную поверхность, чем-то укрывая. Я чувствую это, но глаза открыть боюсь. Мне очень страшно их открывать, а женщина вздыхает и проводит рукой по моим волосам, отчего я сжимаюсь.

– Да, сильно избита, – соглашается она с кем-то. – К тому же культи выглядят не слишком хорошо. Давай в детскую.

Прямо надо мной раздается вой неизвестного чудовища, а затем меня начинает мотать во все стороны и подбрасывать. Становится еще страшнее, но я не плачу, потому что, наверное, нельзя. Я не знаю, что со мной будет, желая только, чтобы убили быстро. Пусть меня не будут мучить, пожалуйста… Меня подкидывает как-то особенно сильно, так что сдержаться нет сил, я хриплю и проваливаюсь в темную реку.

Сначала меня несет темная река, а потом я вдруг обнаруживаю себя в чем-то, на школьный класс похожем. Ну, тот класс, из моего нереального сна. Там у меня были мама, папа и Сережа, а еще имя, только я уже не помню какое, но оно совершенно точно у меня было. Правда, сейчас его уже нет совсем.

– Учитель, кто это? – слышу я голос, вмиг распахивая глаза.

Передо мной стоит… Она на осьминога чем-то похожа, потому что есть щупальца, голова человеческая почти, только на ней три глаза, а снизу ноги видны. Я не боюсь эту неведомую девочку? Женщину? Не знаю… Но я ее не боюсь, потому что она совершенно точно не человек и мучить меня не будет. Мучить могут только люди, а еще могут отдать черному страшному, чтобы он съел. А незнакомка, она зеленоватая по цвету, поэтому и не страшная.

– Это юный творец, – рядом с нею вдруг появляется еще кто-то. – Не бойся, дитя, здесь тебе не причинят вреда.

– Я знаю, – киваю я ему, хотя мне больно это делать. – Вы же не люди какие-нибудь.

– Меня Краха зовут, – представляется та, которая девочка, и… берет меня в щупальца. При этом мне так спокойно становится, как никогда не было, отчего я плачу.

– Люди… Это существа одного с тобой вида? – интересуется второй нестрашный. – Меня зовут Арх, я наставник творцов.

– А меня – объект четырнадцать двадцать два, – представляюсь я в ответ.

– Странное имя, – удивляется Краха, поглаживая меня так, что хочется улыбаться, хотя я, наверное, уже не умею.

– Это не имя, Краха, – вздыхает Арх. – Малышке совсем плохо среди существ своего вида. Наша история хранит такие случаи.

– Дикая цивилизация, – вдруг произносит она, а наставник творцов кивает.

В этот самый момент я перестаю чувствовать щупальца Крахи, внезапно обнаруживая, что меня кто-то будто тащит прочь, делая очень больно. Приходится смириться, просыпаясь. И вот я открываю глаза, обреченно думая о том, что ничего хорошего меня не ждет. Подергивает болью ноги, и руки почему-то очень слабые. Я лежу на чем-то не очень твердом, а рядом с тем местом, на котором я лежу, обнаруживается человек. Внимательно смотрящая на меня человеческая женщина будто выискивает что-то на мне, прикидывая, откуда начать мучить.