ПРОЛОГ.
– Сломала кофеварку? – поймал я ее за руку в кухне.
Коснулся ее и снова словно пришло током… Не могу ее трогать. Я теряю над собой контроль. Но не смог побороть желание прикоснуться.
– Кажется, да, – закусила она нижнюю губу от волнения и отняла у меня свои пальцы.
– Слушай, ну мне придётся рассказать отцу, что ты косорукая и портишь вещи. Пусть выгонит тебя.
В ее глазах заблестели слёзы.
– Не говори. Пожалуйста, – заломила она свои маленькие ручки. – Мне некуда идти, ты же знаешь.
– А кого это волнует? – усмехнулся я. – Мы тебя, сироту, и так по доброте душевной пригрели, а ты вещи портишь. Нет, я всё-таки скажу ему. Пусть тебя вернут туда, откуда забрали.
Я сделал пару шагов от неё и обернулся. Девочка опустила голову. Рыжие волосы, на которых красиво играли лучи солнца, упали на лицо. Из глаз капали слёзы на ее сцепленные между собой до белых костяшек пальцы.
– Значит, так, – поставил я руки в боки и, наклонив голову набок, наблюдал за ней. – Ты хочешь остаться в этом доме?
– Да… – тихо ответила она.
– Тогда тебе придётся играть по моим правилам. Одно мое слово – и ты вылетишь отсюда пробкой. Ты это понимаешь?
– Понимаю.
Я подошёл к ней ближе и поднял пальцами ее подбородок на себя. В который раз словно провалился куда-то, глядя в глубину ее глаз.
– Тогда будешь делать то, что я скажу тебе. Ясно?
– Что ты хочешь, чтобы я делала? – тихо спросила она, понимая, что в моей полной власти.
Так и было – она в моей власти. Наконец-то.
Нежная, красивая до дрожи и такая слабая. Теперь моя.
Прекрасное чувство…
– Даже и не знаю, что с тебя взять-то кроме анализов… – наклонил я голову и наблюдал на неё, словно рассуждая. – На что ты мне, такая бестолковая, сгодилась бы.
Она смотрела на меня с волнением и настороженностью,будто ожидая приговора.
– Поцелуй меня.
– Ч-что? – расширила глаза девчонка и отпрянула от меня, врезавшись в стол бедром.
Я последовал за Котёнком и поймал её в капкан, поставив по обе стороны от девчонки руки на столешницу буфета.
– Целуй меня, сказал. Ты глухая, а, рыжая?
– Но я думала, что ты…
– Мне плевать, что ты думала, – оборвал я ее, ощущая, как меня начинает потряхивать от близости к ней. Я жадно втягивал в себя запах её волос словно зависимый. – Целуй. В губы.
Она нервно сглотнула и осталась неподвижной. А я уже просто умирал от предвкушения, желая ощутить сладость и мягкость её губ, которые никто никогда не целовал. Я буду первым…
– Умеешь?
– Нет… – почти шёпотом ответила она, словно мышка, которую загнали в угол.
– Щас научишься.
1.
РОМАН.
Громкая музыка разносилась по всему дому. Девчонки, напитки, бассейн – мы провожали последнее лето перед вступительными экзаменами и грядущим, самым важным учебным годом. Скоро мы разлетимся кто куда, а пока мы отрываемся и прожигаем нашу жизнь.
– Скучно как-то, – заявил Архип, перекатывая по барной стойке свой стакан.
– Нормальная туса, – пожал я плечами. – Чё тебе ещё надо?
– Драйва не хватает.
– Иди окуни в бассейн одну из подружек Инги – будет тебе драйв.
– О нет, они же верещать будут потом до ночи.
– Ну тогда предложения закончились.
– Зато есть предложение у меня, – вклинился между нами Самсонов.
– Какое? – поднял я брови вверх.
– Но Роману оно не понравится, – ответил главный балагур нашего, теперь уже одиннадцатого “А”, класса.
– Ты мне хочешь предложить поцеловать нашу рыжую заучку? – моё лицо приобрело выражение крайнего отвращения. – Даже не проси. Я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт.
– Да нет, – заржал Семён. – Но тоже неплохо. В смысле поцеловать прилюдно заучку – надо запомнить.
– Вот чёрт, подал идею…
– Должно же это случиться хотя бы в наш последний учебный год. А то только ругаетесь всё.
– И не мечтай, – фыркнул я.
– Так ему есть кого целовать, – промурлыкала над моим ухом Инга, обвивая мою шею руками. – Зачем ему кто-то ещё?
– Уверена, что я этого хочу? – сжал я её руку на своей шее.
– А разве нет? – уселась она ко мне на колени и заглянула в глаза.
– Не уверен.
– А так?
Инга потянулась к моим губам. Инга – негласная королева школы и уверена, что любой парень готов на всё, лишь бы только она улыбнулась ему. Но она ошибается, думая, что особенная и для меня.
Для меня особенная та, кого я никогда не поцелую. И это не Инга. Но мне нравится, как она бегает за мной. Это забавно.
– Подожди, – увернулся я от её губ и заставил девушку встать с моих колен. – Тут Сеня предлагает какой-то прикол.
– Короче, сегодня снова проходят уличные гонки, – он поиграл бровями, намекая мне на вкусный куш, который я не раз уже имел возможность урвать для нашей банды.
Прав у меня нет, мне только семнадцать. А вот водить я умею с двенадцати лет, обожаю и понимаю механизм автомобиля. Поэтому участие в гонках было бы само собой разумеющееся, если бы они не проводились нелегально и не являлись бы столь опасными… Тем более накануне первого сентября.
– Я пас, – заявил я. – Отец меня убьёт, если узнает.
– Да ладно тебе, – продолжал подбивать меня Самсонов. – В первый раз, что ли… Там сегодня такой куш.
– Сколько?
– Больше двухсот тысяч!
– Ни хрена себе, – подавился я содержимым своего бокала. – Двести, блинская муха, кусков?!
– Ага. Погнали, Ромыч.
– Ты их всех как детей сделаешь.
– Гульнём потом.
– А папе не скажем!
– Ты же лучший, Питер!
– М-м… Ну чёрт с вами! – вскочил я на ноги.
Гонки я обожаю, но, слава богу, пока ещё ни разу не попадался на них. Участвую не столь часто, но иногда весьма успешно.
– Погнали!
1.2.
Нас встретили на поле для гонок, а точнее, это был заброшенный аэродром, фырканье мощных моторов и смех парней и девушек. Здесь мы были едва ли не самыми молодыми гостями и гонщиками – в основном собирались уже студенты.
– О, Питер подвалил, – тут же протянул мне руку Миха, отвечающий за ставки. – Ты сегодня на трибуне тухнешь или гоняешь?
– Гоняю, – ответил я и крепко пожал его руку в ответ.
– Вау, круто! – оценил Миха. – Чья тачка?
– Архипа, как и всегда.
– Да-да, моя, – навалился на меня мой друг и соратник с первого класса.
Архипу есть восемнадцать, он старше нас на год. Его родители жили за границей и забирали его с собой, и первый учебный год он пропустил, а затем оказался с нами в классе, когда предки Арха приняли решение вернуть свои кости обратно на родные просторы. Ему принадлежала отличная мощная спортивная иномарка, на которой мы уже и успели сорвать несколько кушей на ставках.
– Поедешь с Питером? – спросил Миха уже друга.
– Естественно, шеф.
– Тогда ставка от тебя не принимается.
– Эй, почему? – возмутился Архип. – Раньше ж можно было.
– Правила изменились, – развёл руками Миха. – Ты заинтересованная сторона, и тачка твоя.
– Козлы, – обиделся Арх.
– Сам бородатый, понял? – отбрил его парень. – А вас, дамы и господа, попрошу вложиться в общий банк. Кто готов поставить на победу Питера?
Ребята сделали свои ставки, и мы принялись готовиться к заезду. Поставили машину на исходную точку.
– А поцелуй на удачу? – залезла ко мне в окно Инга.
– Сегодня нет.
– Почему? – надула губы девчонка. – Ты же всегда меня целовал перед заездом.
– Время идёт, всё меняется.
– Чего?
– Ничего, – ответил я и нажал на кнопку стеклоподъемника, отрезая бубнёж блондинки от нас под ржач друга.
– Чего ты с ней сегодня так? – спросил он.
– Да бесит, – нахмурился я, сжимая руль. – Надоела уже.
– Красотка – и надоела?
– Дело не в красоте же, – ответил я. – Да и красота бывает разная.
– Хрена се, – уставился на меня Арх. – Это ты чего сегодня такой нудный-то?
– Подумать захотелось для разнообразия.
– Понял, – кивнул Архип. – А я думал, томик Ницше начал читать по ночам.
– Пока не так всё плохо.
– А, ну ясно-ясно… Вон, сигналы дают! – кивнул в сторону линии Архип.
Мы тут же сосредоточились и отбросили в сторону шутки. Сейчас надо выложиться на трассе по полной, объехать круг вокруг аэродрома и вернуться на исходную точку первым. Деньги из кубышки меня мало интересуют, а вот драйв от быстрой езды и победы – это очень вкусно для меня…
Поцелуй на удачу бы пригодился… Только не от Инги. Перед глазами на миг появилась она – опять улыбается, лучится вся, словно маленький рыжий котёнок… Улыбается, только не мне.
Сморгнул, прогоняя непрошеный морок. Но всё равно – пожелай мне удачи, Рыжая!
Девушка с флагом на старте дала отмашку, и машины сорвались с места.
Под визг шин мы помчались по прямой, с первых секунд умудрившись вырваться вперёд.
– Машина – зверь, – восхищенно высказался я, вдавливая педаль газа в пол. – Держись, прокачу с ветерком.
Автомобиль летел по трассе с такой скоростью, что захватывало дух. Именно этот животный страх, смешанный с кайфом от быстрой езды, я обожаю, за ним я гонюсь, иногда приезжая сюда, чтобы показать всем, что я молод, но я не проигрываю. Никогда.
– Давай, Ромыч! – подбадривал Архип, понимая, что у нас сегодня есть шанс забрать всю кубышку. – Жми ещё.
Вдруг, уже почти перед финишем, машины стали поворачивать кто куда. Я стал стремительно сбрасывать скорость, пытаясь понять, что случилось. Слишком поздно до нас дошло, что впереди мигалки полицейских машин…
– Чёрт, – ударил я по рулю, пока ставший бледным Архип смотрел на приближающихся мужчин в форме. – Твою бабушку, а… Так шли хорошо.
– Ну вот и пришли, – ответил он. – Нас кто-то сдал. Полная зад…
– Выходим из машины, – постучал по стеклу дубинкой полицейский.
Кто ехал после нас, успели уехать с нелегальных гонок, с трибун просто разбежались кто куда. Нам с Архипом и ещё паре ребят повезло куда меньше.
– Руки на капот, – приказали нам, и мы выполнили приказ, понимая, что нарываться бессмысленно, – только по почкам дубинкой ещё получим. Лучше дождаться возможности позвонить отцу. Он всё разрулит, хоть и будет орать, как бешеный крокодил.
Они осмотрели наши карманы, заставили дыхнуть в трубочку.
– Ну хоть не пьяные. Поехали в отделение. Будем выяснять.
1.3.
– Значит, прав у тебя нет? – спросил меня полицейский, когда нас с Архипом уже запихали в отделение.
– Нет.
– А чья машина? Твоя? – перевёл капитан взгляд на Архипа.
– Да, – ответил он.
– А ты знаешь, что за предоставление транспортного средства лицу без прав попадаешь на штраф? Помимо штрафа за участие в нелегальных уличных заездах. И товарищу твоему тоже штрафы. В школу сообщим – вы ведь выпускники. Что же вы так, сынки? Скоро первое сентября, а вы гоняете…
– Можно позвонить отцу? – спросил я.
Телефоны у нас отняли, и, чтобы связаться с отцом, мне предстояло воспользоваться стационарным телефоном.
– Ну на, – протянул полицейский мне телефон. – Позвони.
Я забрал трубку радиотелефона из его рук и набрал номер мобильного. Приложил к уху телефон и стал слушать длинные гудки. Никто не брал трубку.
– Чёрт… – проворчал я, набирая номер отца ещё раз. – Наверное, занят.
Но и на второй звонок тоже никто не ответил. Мне пришлось отдать трубку Архипу, который дозвонился своему отцу и обрисовал ситуацию, попросил сообщить и моему отцу, что мы находимся в КПЗ.
– Ну, а пока проходим, – открыл дверь камеры с решётками капитан. – Отдыхаем.
Мы вошли внутрь, переглянулись. Несмотря на буйную молодость, в камеру предварительного заключения мы оба угодили впервые. Грязь и бедность так и кричали из каждого серого угла железной коробки. Внутри находились только жёсткая лавка и приспособление для справления нужды. От нечего делать и оглядывая лавку с омерзением, мы всё же сели на неё – не стоять же, в самом деле.
– Добро пожаловать, заключенный Питерский, – пихнул меня в бок Архип и нервно засмеялся.
– Да тьфу на тебя, – отмахнулся я. – Не дай бог тут просидеть всю ночь. Бр-р!
– Отец скоро приедет, – ответил Арх. – И твоему сообщил, наверное.
– Хорошо бы, – хмыкнул я. – А то ещё привезут каких-нибудь бомжей… Это мы пока тут вдвоём.
И я почти угадал – скучать вдвоём нам долго не пришлось. Вскоре клетка пополнилась тремя девчонками в коротких юбках и ярких нарядах.
– Ну, капитан, – канючила одна из них, просунув лицо сквозь прутья решётки. Возраст её определить было сложно – где-то между пятнадцатью и тридцатью. – Ты почему девочек обижаешь, а?
Её подружки мерзко загоготали, поддерживая свою соратницу.
– Уймись, Лоткова, – ответил капитан. – Девочкой ты была в двенадцать, а сейчас на тебе клейма негде ставить.
– Фу, как грубо… – сморщилась девушка, а её товарки опять захихикали.
– Как есть, Лоткова. Ты когда бросишь своё ремесло? Тогда и мы тебя закрывать перестанем.
– Как бросить-то? – спросила она совсем по-взрослому. – А жрать на что?
– Лоткова, – покачал головой полицейский. – Ну устроилась бы в магазин, на кассу. Трудилась бы честно, как другие девушки. Ничего же, живут как-то.
– Да дуры они, – надменно заявила девица. – Бесплатно делают то, что за деньги делаю я, а потом бутерброд с икоркой кушаю.
– Ну вот и сиди тогда, – отвернулся от неё капитан. – До выяснения обстоятельств.
Лоткова вздохнула и одарила своим вниманием нас. Окинула нас с Архипом оценивающим взглядом. Отметила стоимость шмоток на нас и возраст.
– Привет, мальчики, – улыбнулась она нам, и мы не сговариваясь переглянулись с Архипом. – Девочки, сегодня есть с кем поболтать. Какие красивые мальчики… Конфетки.
Они уселись по обе стороны от нас, едва ли не прижимаясь к нам и источая тошнотворный запах слишком сладких дешевых духов.
– Давайте знакомиться.
– А ну отвалили, – отпихнул я Лоткову, которая села рядом со мной.
– А что так невежливо? – изогнула бровь она. – Я просто познакомиться хочу.
Она прильнула к моему плечу. Я одним движением схватил её за белобрысый хвост и стряхнул с себя и с лавки.
– Ай! Ай! – заверещала девка, цепляясь за свои волосы. – Придурок, больно! Отпусти!!
Я, сведя брови вместе, глянул в её лицо.
– Отвали от меня, дрянь. Ещё раз сядешь рядом – я за себя не отвечаю и, что ты «девочка», не посмотрю.
– Капитан! Капитан! Убивают! – орала она.
Я выпустил её хвост и сел в свободный угол клетки, не желая возвращаться на лавку к бешеным тёткам.
– Что там у вас происходит, чёрт возьми? – спешил уже к нам полицейский.
– Он… Он меня за хвост таскал по камере и угрожал избить! – указала Лоткова пальцем в мою сторону.
– Не бреши! – отозвался я. – Я не так сказал.
– Угомонись, Питерский! – одёрнул меня капитан. – А то оставлю тут на неделю и уже с бомжами.
Девушки отсели от нас подальше, опасаясь, что и Архип может быть таким же агрессивным, как я. Ненавижу, когда меня касаются посторонние люди, да ещё и без моего на то желания! Руки бы оторвал…
В камере наступила тишина. Девушки переговаривались между собой, но нас уже не трогали. Когда в отделение вошёл отец Архипа, мы оба подскочили на ноги.
– Пап! – позвал его Арх через решётку.
Тот лишь кинул на нас короткий взгляд и направился к капитану, чтобы побеседовать по поводу нас.
Мужчины о чём-то говорили, отец Архипа кивал головой, потом протянул ему свою визитку, после чего полицейский вместе с ним направился в нашу сторону. Капитан достал ключи и открыл замок клетки.
– Ветров, на выход.
Архип вышел и, опустив голову, подошёл к раздувающему от гнева ноздри отцу. Кажется, Олегу Петровичу придётся отдать довольно круглую сумму, чтобы дела, которые мы натворили, замяли – он политик, ему не нужны пятна на репутации.
Я пошёл было следом за Архипом, но капитан остановил меня и прямо перед моим носом закрыл дверь обратно.
– Про тебя, Питерский, речи не шло. Ты остаёшься.
– Олег Петрович, – позвал я отца Архипа. – Извините, вы сказали папе про меня?
– Сказал, – кивнул тот.
– И где он? – спросил я в недоумении.
Отец что – не полетел меня вызволять из КПЗ?
– А он сказал, Рома, чтобы ты посидел здесь и подумал над своим поведением. Так что… Извини, помочь ничем не могу. А ты, – подтолкнул к выходу сына Олег. – На выход. Дома будет серьёзный разговор, кусок лоботряса… Вырастил на свою голову.
Они ушли, а я сел обратно в угол камеры. Шумно выдохнул. Значит, папочка решил меня поучить уму-разуму… Прекрасно, просто прекрасно.
Отличный последний день лета, чёрт побери!
1.4.
КАТЯ.
Завтра наступит первое сентября. У многих школьников, таких как я, скоро начнётся новый учебный год. Учебный год в элитной гимназии в классе, в котором меня так и не приняли.
Вздохнула, глядя, как детвора за окном гоняет мяч на площадке. Счастливые… А у меня детство закончилось: интенсивная учёба, подготовка к экзаменам, сами экзамены, получение аттестата и поступление в вуз мечты.
– Катюш, мы пельмени-то лепить будем? – тронула меня за плечо бабушка, возвращая из раздумий в нашу тесную кухоньку.
– Да, бабуль… – ответила я. – Уже иду в магазин. Мясо только нужно?
– Я написала тебе список, в коридоре положила вместе с деньгами. Много не бери – больно дорогая свинина стала, а мы и так все наши пенсии потратили на тетрадки и учебники.
– Прости, бабуль, – прижалась котёнком я к ней. Мягкая, добрая, родная – вся моя семья. – Зря я, наверное, в эту гимназию так рвалась. У них и учебники дорогущие, и форма ещё…
Бабушка получает пенсию по возрасту, а я – по потере кормильца. Родители погибли, когда мне было десять. И сборы в гимназию для всех её учеников – пыль под ногами и мизер, в то время как мы с бабушкой копили всё лето. Я подрабатывала, а она вязала на заказ, когда глаза не так сильно болели – так и зарабатывали мне на форму для гимназистки.
– И ничего не зря, – погладила меня по голове бабушка. – Ты заслужила это место. Как и шанс на лучшее будущее, чем могла бы дать тебе твоя старушка. Я горжусь тобой, Катенька.
– Спасибо, бабуль. И никакая ты не старушка у меня! Ты ещё знаешь какая!
– Ну, какая? – добродушно рассмеялась она.
– Ого-го!
– Ой, да ну тебя, Кать! – отмахнулась бабушка, при этом даже не скрывая искренней и тёплой улыбки. – Иди уже в магазин. И не забудь ничего из списка. Надеюсь, там хватит…
В небольшом супермаркете у дома я собрала в корзину всё, что написала бабушка. Только насчёт молока сомневалась – влезает ли оно в бюджет? Прикинув в голове, что вроде бы на него хватает, я положила самый недорогой вариант молока в упаковке-пакете в корзину и пошла на кассу.
– О, Романова, – услышала я за спиной и обернулась. – Приветик!
На кассу за мной встал одноклассник Дима. Корзины в его руках не было, он держал лишь бутылку с газировкой.
– Привет, Дим, – улыбнулась я ему, выкладывая продукты на ленту. – Ты здесь какими судьбами? Ты же живешь не в нашем квартале.
– Я к другу в гости иду. Он как раз тут и живет.
– А, понятно.
– С вас восемьсот тридцать четыре рубля, – обратилась ко мне кассир, закончив укладывать продукты в мой пакет.
– Чёрт, – буркнула я себе под нос, понимая, что мне не хватает денег – бабушка дала мне только восемьсот рублей…
– Э-м-м… А можно молоко убрать? – смущённо улыбнулась я. – Мне не хватает.
– Убираем молоко? – уточнила кассир.
– Подождите, – вклинился в диалог Дима. – Сколько не хватает там?
– Тридцать четыре рубля, – ответила кассир.
– Да не нужно, – посмотрела я на Диму. – Я отменю молоко, и все, это не самое важное из списка.
– Оставьте молоко, – сказал парень и положил сверху моих денег купюру в сто рублей.
Кассир забрала все деньги и выдала сдачу, на которую Дима уже оплатил свой напиток.
– Спасибо большое, – поблагодарила я его, ощущая, как на щеки опустился жар стыда. – Я тебе в школу деньги принесу…
– Да не надо мне ничего, – отмахнулся Дима от меня и взял мой пакет. – Давай я лучше помогу тебе донести продукты.
– Да я сама донесу, спасибо. Тебя же друг ждёт!
– Ничего. Подождёт, – уверенно ответил Дима и двинулся к выходу из магазина вместе с моим пакетом.
– Как лето провела? – спросил меня парень, когда мы пошли по тротуару в сторону моего дома.
– Вожатой в лагерь ездила, – ответила я. – На море.
– Ого, крутяк! – восхитился он. – И чё, на море была, кормили, дискачи всякие, ещё и денег дали?
– Конечно дали, – ответила я. – Это же работа.
– Классно!
– А кроме моря и дискачей ещё: ранние подъемы каждый день, ответственность за детей, хоть я и была при воспитателях обязательно, занятия с ними до ночи практически.
– А вот это уже менее классно… – протянул Дима.
– А ты как хотел? Думал, там курорт?
– Как тебя вообще взяли-то? Тебе же семнадцать.
– Ну и что, вожатой можно, – сказала я. – Тем более там ещё бабушка подсуетилась – она же в прошлом воспитатель у меня.
– Понятно. Всё лето работала так?
– Да. Три смены по три недели.
– Ну и сколько заработала?
– Неплохо, – улыбнулась я.
На самом деле платили там не так уж и много, а у меня так и вообще была ставка неполная. Едва хватило этих денег на покупку обычной формы и формы для физкультуры. Но говорить об этом Диме, я не стала. Хотя он как раз едва ли не единственный относится ко мне по-человечески в нашем классе. Пережить бы ещё один год и забыть об этой гимназии как страшный сон…
– Ну вот и пришли, – повернулась я к нему, когда мы остановились возле моего подъезда. – Спасибо тебе большое за помощь, Дим. А деньги я принесу обязательно.
– Я же сказал – мне ничего не надо, Кать, – ответил парень. – Можешь поблагодарить иначе, – лукаво улыбнулся Дима. – И будем в расчёте.
– Как? – захлопала я ресницами.
– А сходи со мной в кино.
– В кино? – переспросила я.
– Ну да, – сказал он и заправил мне за ухо прядь медных волос. – Ты за лето изменилась. Стала такая красивая…
Я смутилась и опустила глаза. Парни раньше мало обращали на меня внимание – рыжая, с веснушками, с копной ярко-медных волос. Одежды модной у меня нет, да и красивой фигурой я не отличалась. Раньше… Но за это лето моё тело действительно изменилось – бёдра стали более округлыми, талия – тоньше. Даже бабушка отметила, что я теперь выглядела более женственной и взрослой… Однако представить, что меня пригласил в кино именно одноклассник, было невозможно.
– Я пока не знаю, – ответила я. – Нужно к школе готовиться. Ведь скоро учебный год.
– Чего к ней готовиться? – изогнул бровь Дима. – Ты портфель купила?
– Да, – кивнула я, не понимая пока, куда он клонит.
– Форму купила?
– …Да.
– Тетрадь с ручкой купила?
– Ну, купила. И чего?
– Всё, Романова, – развёл руками парень. – Ты в полной боевой готовности! Поэтому – погнали завтра в кино.
– Ну-у…
– Зайду завтра за тобой. В пять вечера.
– Ладно, – пожала я плечами. Почему бы в самом деле не развеяться перед тяжёлым учебным годом и не провести приятно последние летние дни?
– Тогда до завтра, – подмигнул он мне и протянул пакет. – Это твоё.
2.
Дома разложила по полкам продукты.
Меня никогда ещё не звал на свидание никто из этих золотых детей. Они предпочитают не обращать на меня внимания. Впрочем, это лучше, чем подвергаться издёвкам из-за яркого рыжего цвета волос и отличных отметок по всем предметам за четверти.
Прошедший год, проведённый в компании мажоров и дочек богатых родителей, был для меня тяжёлым – мне пришлось многое стерпеть, потому что цель оправдывала средства – я хотела учиться последние два года в этой элитной гимназии, грант в которую я и выиграла на олимпиаде по нашему региону и получила льготное место среди отпрысков состоятельных бизнесменов, госслужащих и чиновников. Я приложила много усилий, чтобы выиграть эту квоту. Только радость длилась недолго – едва я переступила порог новой школы в форме, на которую мы снова с бабушкой работали всё лето, как меня встретило напряжённое молчание и оценивающие взгляды новых одноклассников… Все они, конечно, были в курсе, что я из небогатой семьи, сирота и ученица бюджетного места, за которое их родители выкладывают каждый год суммы с пятью нулями. Стоит ли говорить, что я так и не стала там своей? Прошёл год, а я все ещё серая тень, «отсядь от меня» и «рыжая, дай списать!»…
Снова вздохнула и на миг прикрыла глаза, чтобы успокоиться и выровнять дыхание.
Спокойно, Катерина!
Мы с бабушкой и не такое переживали.
Вытерплю. Зато я получаю крутое образование и поддержку учителей, что директор даже обещала договориться с университетом, в котором я хотела бы получить высшее образование на факультете иностранных языков.
– Катёнок, ну ты чего стоишь? – мягко тронула меня за плечо бабушка, и я словно вынырнула из своих мыслей. – Пельмени кто просил?
Катёнок – это прозвище мне дали ещё родители: ласковое производное от имени Екатерина.
– А…Я что-то задумалась, – поторопилась я начать подготовку к приготовлению теста.
И тесто, и фарш для пельменей мы с бабулей делаем только сами – вкус такого домашнего блюда несравним со вкусом магазинных полуфабрикатов.
Пока ждала тесто и крутила фарш из мяса на электрической мясорубке – мой подарок, на который я копила почти полгода, бабушке на её юбилей, – всё думала о предложении Димы сходить в кино. Это, получается, свидание? Но я словно совсем этому не рада. Дима – приятный парень, симпатичный и один из немногих одноклассников, кто видел во мне человека, но на свидания с ним мне ходить не хочется. Пожалуй, напишу ему завтра, извинюсь и скажу, что не смогу составить ему компанию. Причины я сама не понимала, но мои тараканы в голове явно проголосовали против Димки.
Возможно, дело в том, что он мне приятен, но не более того, а давать ложные надежды я не хотела.
А может, причина в том, что место в моем сердце уже занято…
Занято тем, кого любить нельзя ни в коем случае, потому что объект моей глупой детской симпатии относится ко мне едва ли не хуже всех в этом классе. Любить такого – это остаться с сердцем в бинтах, это получить в душу ножевую рану…
Я всё понимала. Но взяла и влюбилась. Глупому сердцу никто приказывать так и не научился, оно, шальное, всё стучало и стучало о нём, грохотало в ушах и больно било по рёбрам каждый раз, едва он оказывался рядом или я случайно пересекалась со льдом его голубых глаз… Умных глаз в сравнении с большей частью нашего класса, которая ходила на занятия просиживать форменные штаны и юбки. Точнее, ездила – они приезжали в гимназию на шикарных иномарках.
И только я одна ездила на учёбу на автобусе, что являлось ещё одним поводом для насмешек.
– Ну что, помощь требуется? – услышала я позади себя голос бабушки. Она села на табуретку возле стола. – Старушечий патруль прибыл к месту назначения!
– Да нет, бабуль, – улыбнулась я ей, сворачивая очередной аккуратный пельмешек. – Старушечий патруль пусть выезжает обратно и смотрит сериалы про сводных сестёр. А я тебя, как готово будет, позову ужинать.
– Ну, смотри сама, – прокряхтела она. – Умница ты у меня. И руки у тебя золотые. Достанется кому-то такая жена – повезёт ему!
Я мягко рассмеялась в ответ. Вот уж о чём я не думаю вообще – об отношениях и замужестве. Мне сейчас просто некогда, да и не нужно это всё – глупости эти все любовные. Я только и мечтаю, что закончить школу, получить аттестат с золотой медалью, стать студенткой и забыть уже эти холодные голубые глаза, которые так и преследуют меня во сне.
– Так а кто меня учил? У меня есть шикарный учитель в области кулинарии.
– Девочка моя, – приобняла меня бабушка и поцеловала в щёку.
– Ну, бабуль… Я ж в муке вся.
– И ничего, чай, она не заразная же. Ладно, кухарь… Я пошла. Щас как раз, пока дойду до зала, ты уже все и сваришь. Раз, два – взяли!
Бабушка с усилием поднялась с табуретки и отправилась в зал. Вскоре в комнате послышались голоса привычного телевизионного сериала.
2.1
– Алло, – прижала я трубку телефона к уху плечом.
– Привет, – услышала я на том конце провода голос подруги Дашки Суворовой, моей бывшей одноклассницы. – Как дела?
– Нормально, – отозвалась я. – У тебя что-то срочное? Я в муке вся просто.
– А, печёте что-то?
– Лепим. Пельмени.
– Пельмени – это я люблю! Щас буду.
– Кто бы сомневался, – усмехнулась я.
Даша просто обожает нашу с бабулей стряпню. Скажи ей про пельмени или пирожки – она тут как тут.
– К чаю что-нибудь купить? Может, рулет? Со сгущенкой.
– Давай. До встречи тогда.
– Пока.
Суворова прискакала еще до того, как я закончила бы лепить последнюю партию, чтобы затем отправить их в морозилку про запас. А еще партия уже кипела в кастрюльке на плите.
– Здрасьте, Полина Ефимовна! – поздоровалась она с бабушкой.
– Привет, Дашенька! Молодец, что забежала.
– Как ваше ничего?
– Скриплю помаленьку!
– Вот и прекрасно. А я вам рулет принесла, со сгущенкой.
– Очень хорошо. Попьём все чайку опосля.
– Ну, я к Кате пошла.
– Только не забудь сначала вымыть руки!
– Обязательно, Полин Ефимовна! Уже бегу.
Спустя пару минут она наконец дошла и до меня.
– Привет! – светло-русая голова выглянула из-за двери кухни, а затем показалась и вся Дашка.
– Как ты быстро пришла, – усмехнулась я. – Бежала, что ли? Так сильно хотелось пельменей?
Дашка рассмеялась колокольчиком.
– Да я просто тут рядом кружилась, – ответила она. – Зашла в супермаркет возле вашего дома.
– Не ври мне. Я знаю, что ты сильно любишь наши пельмени!
– Да люблю-люблю, – усмехнулась она, занимая табуретку возле стола. – Я и не спорю!
– А чего это ты тут ходила? – спросила я подругу.
– Да в магазин заезжала один. Духи там классные продают, масляные. И стоят недорого.
– Покажи.
Даша вынула из сумки несколько маленьких флакончиков миллилитров по десять.
– Боже, какие малыши! И это духи? – удивилась я.
– Ага, – кивнула она. – Это же аромамасло. Оно сильно концентрированное. Понюхай.
Она отвинтила крышку одного из флакончиков и поднесла его к моему носу. Я ощутила приятный и тонкий аромат ванили.
– М-м… – протянула я, вдохнув в себя нотки нежной изысканной ванили. – Действительно, хорошее масло. И сколько стоит?
– Да триста рублей, – ответила Суворова. – Мазать надо на запястье. Вот так.
Она ухватила мою руку и намазала немного масла мне на кожу.
– Теперь потряси рукой, – сказала она.
– Зачем? – уставилась я на нее.
– Да потряси, – схватила она сама мое запястье и заставила меня помотать рукой.
– А теперь еще раз нюхай.
Я поднесла руку к носу и снова втянула аромат. На коже он ощущался гораздо приятнее и будто расцветал с новой силой.
– Да-а-а… Классно пахнет, – оценила я.
– Нравится?
– Очень!
– Тогда – дарю, – Даша закрыла масло крышкой и поставила его рядом со мной.
Я покосилась на флакончик.
– Спасибо, но не нужно.
– Почему? – надулась тут же Суворова. – Сама сказала, что понравились.
– Понравились, – подтвердила я, продолжив заниматься пельменями.
– Что тогда? – вгляделась в меня подруга.
– Я тебе не смогу отдать деньги за них, – честно ответила я ей.
– Да господи, – отмахнулась Суворова от меня. – Я тебе разве что-то говорила про деньги? Так бери.
– Так неудобно.
– Да брось! – сказала Даша. – Бери. Будешь завтра на линейке пахнуть лучше, чем эти богатые курицы!
Это вряд ли. «Богатые курицы» сплошь пахнут исключительно дорогущими брендами.
– Ладно, – ответила я. – Считай, что за это я дам тебе большую тарелку пельменей.
– А вот это дело, – подняла палец вверх Дашка. – Я совсем не против!
2.2
– Катя! М-м… Божественно! – мычала сквозь пельмени Суворова.
– Когда я ем – я глух и нем, – пожурила её я, впрочем, довольно улыбаясь.
– Ну, серьёзно, – утёрла она губы салфеткой. – Невозможно остановиться. Нежные такие.
– Ну, спасибо, – отмахнулась я. – Уважила.
– Слушай, – уставилась на меня подруга немигающим взглядом.
– Что? – заволновалась я и на всякий случай осмотрелась вокруг.
– Романова!
– Я!
– Женись на мне, а?
Через секунду мы обе прыснули со смеху.
– Ой, Дашка… – смеялась я. – Ну, ты как скажешь – хоть стой, хоть падай.
– А что? – вытянула она ноги под столом. – Готовишь классно. Не пререкаешься, чисто всегда у вас. Я б за такую жену такой калым бы отвалила! Ой-ёй.
– Да хватит уже, – не могла перестать я смеяться. – Скажешь тоже…
– А я же растяпа, – опёрлась Даша спиной о стену. – Ничего не умею! Вон, только магазинные пельмени и могу сварить – и то не факт, что не развалятся…
– Хочешь, я научу тебя? – спросила я. – Это несложно.
– А давай, – кивнула Суворова.
– Договорились, – улыбнулась я. – А то бабуле тяжело уже. Мне одной скучно.
– Понятно, – перестала шутить Даша. – Сдаёт здоровье?
– Ну а как иначе? – я и сама мигом загрустила. Легко ли видеть, как увядает твой единственный близкий человек, не считая Даши. – Возраст берёт своё.
– Главное, чтобы снова не понадобилось серьёзное лечение…
– Не напоминай, – вздрогнула я. – Я не переживу такого ещё раз. Надо к экзаменам готовиться, я не могу мыть полы до ночи!
– Дай бог, чтобы всё обошлось, – вздохнула Даша.
– Дай-то бог, – повторила я за ней, словно мантру, в которую сама горячо верила.
– Форму-то купили? – сменила тему Даша, и я осталась ей за это благодарна.
– А… Да, – ответила я. – Так жаль, что прошлогодняя мне уже не подошла – так неудачно я и подросла, и в бёдрах раздалась… Блузки на груди не застегнулись. Пришлось полностью всё менять: летняя форма – два комплекта, зимняя форма – два комплекта, и спортивная тоже…
– Ну да, – протянула Даша, окидывая меня придирчивым взглядом. – Ты изменилась. Неудивительно, что старая форма не налезла.
– Угу, – горько кивнула я. – Пришлось раскошелиться на другую.
– И две косы заплтетёшь?
– Да.
– И банты?
– Да! Белые.
– Ой, Катюха! – покачала она головой, снова окидывая меня цепким взглядом.
– Чего?
– Сведёшь с ума ваших вредных золотых парней.
– Ой, Даш! – рассмеялась я. – Ты о чём говоришь-то вообще? Они на меня никогда внимания не обращали даже.
– Но ты изменилась, Катя.
– И что?
– И то, – изогнула она одну бровь. – Поверь мне на слово – скоро из этих избалованных мажоров за тобой очередь выстроится, а ты ещё будешь выбирать среди них, с кем в кино пойти!
Вспомнила сразу о Диме. Ведь сегодня он как раз пригласил меня в кино и сделал мне кучу комплиментов… Но это видение сменилось другим – голубые глаза смотрят надменно, а я слышу очередные гадости в свой адрес.
– Да не будет такого, – отмахнулась я.
Даша задумчиво побарабанила пальцами по столу. Потом перевела внимательный взгляд на меня.
– Не хочешь туда идти? – спросила она.
– Не хочу, – поджала я губы. – Но придётся.
– Ну, потерпишь ещё годик, – пыталась приободрить меня подруга. – Ты же так хотела в эту гимназию попасть и выдержала там год, не потеряв льготы.
При нарушении условий меня бы просто перевели на платный контракт. Я старалась изо всех сил и получала только хорошие отметки. Особенно тяжко было, когда бабушка заболела и мучилась с давлением. Нужны были дорогие лекарства, питание, и я выбивалась из сил – днём грызла гранит науки, после обеда мыла полы в супермаркете, а ближе к ночи садилась за учебники…
– Потерплю, – ответила я уверенно. – Обязательно. Зря, что ли, это всё…
– Вот именно, – поддержала меня Суворова. – Главное, чтобы этот к тебе не вязался… Как его… Питерский. Придурок тот.
При звуке его имени я опустила ресницы. Она считает, что я не люблю говорить о нём, потому что он – тот, кто треплет мне нервы и не даёт спокойно вдохнуть больше других. Но была и ещё одна – даже своей близкой подруге я не рассказала, какие чувства одолевают меня, когда я думаю о нём…
– Надеюсь, что за лето он поумнел, – ответила я, собравшись, подняла глаза на подругу и даже смогла улыбнуться.
– Этот дебил? – сморщилась Даша. – Сильно сомневаюсь. Горбатого ничего уже не исправит.
– А вдруг? – усмехнулась я. – Случилось чудо.
– И в сказки, диво дивное да чудо чудное я тоже больше не верю, – припечатала меня Суворова.
– Посмотрим, – вздохнула я, в глубине души на самом деле согласившись с ней. – Буду стараться поменьше попадаться ему на глаза.
– Это сложно будет, – хмыкнула она. – Учитывая, как он любит тебя.
Я взмахнула ресницами и ошалело уставилась на подругу. Даже не сразу дошло, что Дашка сказала последнюю фразу в переносном смысле, настолько она меня царапнула по больному…
– Что ты сказала?
– Ну, в смысле любит тебя. Мутузить, – добавила Даша. – Словесно то есть.
– А… В этом плане.
– Ну а в каком ещё? – с подозрением вгляделась в меня она.
– Никаком, конечно, – решила я закруглить неприятную и острую для меня тему. – Я просто нервничаю перед завтрашним днём и туплю немного.
– Да я сама нервничаю, – ответила Дарья. – Веришь, нет? Каждый раз как в первый раз.
– Верю, – улыбнулась я.
– Тогда давай по чайку – да пойду я.
– Давай.
Я поднялась из-за стола, чтобы поставить на газ старый чайник со свистком.
2.3
РОМАН.
Отец приехал в отделение уже ночью. Я начал засыпать сидя, на полу камеры. Бешеные тётки ко мне больше не лезли, но продолжали бесить своим присутствием и тем, что без конца трепались даже ночью про всякую чушь.
В тишине отчетливо послышалось, как заскрипели петли старой тяжёлой двери, и возле поста оказался мой отец. Я сразу подобрался. И рад ему, и не рад одновременно – сейчас устроит мне жуткую головомойку… Впрочем, как обычно.
Папа переговорил о чём-то с полицейским, тоже дал ему свою визитку, а затем они оба пошли к камере. Капитан открыл дверь клетки.
– Питерский, на выход.
Я не стал заставлять его повторять и с облегчением вышел из камеры в тускло освещенное отделение.
– Заберите вещи, – указал он на коробку, в которой лежали мой телефон, ключи, жвачка, несколько купюр и мелочь. – Можете быть свободны. И больше не нарушайте!
Хмурый отец попрощался с капитаном и пошёл к выходу.
– Я думал, ты меня тут оставишь на ночь, – сказал я ему.
– Я был в Бангкоке. Забыл? Извини, заставить самолёт прилететь раньше только ради тебя я не мог.
– А… Точно. Забыл.
– А ты, кроме как о своих делах, ни о ком не помнишь, Ром.
Я лишь хмыкнул, но не стал развивать эту тему. Папа сейчас и так злой, того и гляди укусит за бочок.
– Знаешь, я оставил бы, – зыркнул на меня отец, доставая ключи от машины. – Только завтра начало учебного года. А так – тебе бы не помешало посидеть там и подумать о своём поведении, засранец.
– Па-а…
– Что “па”?!
– Ну ты не был молодым, что ли?
– Был, конечно. Но я в твоём возрасте не знал, что такое гулянки и деньги. Я пахал ночью, чтобы прокормить больную мать. В отличие от тебя, балбес. Вам всё лучшее хочешь дать, в итоге получается вот это… В машину садись.
Слушать его было неприятно, хотя он прав. Наверное. Он круче меня, конечно. Всегда и во всём. И лишь я один в этом мире ошибка природы. Я не тот, кем он бы гордился. А Архипа отец любит несмотря ни на что, а мой словно только и думает, что о своей безупречной репутации. Я понимаю, что служебное положение обязывает, но есть же вещи и важнее…
– Ты хочешь, чтобы я тоже пахал? – спросил я, когда мы уже выехали на ночную дорогу.
– Не передёргивай, – кинул он новый хмурый взгляд на меня. – Я тебе этого никогда не предлагал. Тебе надо учиться, у тебя есть такая возможность, да еще и учиться будешь в одном из лучших университетов. А ты, вместо того чтобы это ценить и стремиться к учёбе, творишь чёрт знает что!
Я поджал губы и промолчал. Безусловно, отец старается. Но старается для кого? Для себя. Потому что его сын не может учиться где попало – только в лучшем учебном заведении. И только на юриста, естественно. Профессия должна быть уважаемая и презентабельная, а мои пожелания никогда не учитывались. Игра на гитаре, подаренной ещё мамой, так и осталась лишь хобби. У нас в гараже есть небольшая база для любительской группы, отец сам позволил мне организовать там место для репетиций, даже не орет, когда мы участвуем в конкурсах и снимаем видосы, чтобы затем выгрузить их в Сеть. Ему приятно, что некоторые успехи у меня имелись, но папа сразу предупреждал о том, что это так и останется лишь хобби. Как и плавание, в бассейн я уже давно хожу только для поддержания формы.
– Иди, ужинай, и спать, – сказал отец, когда мы вошли в дом.
К нам вышла Наташа – невеста отца, которая уже несколько месяцев живёт с нами и бесит меня тем, что пытается со мной подружиться. А лучше бы просто не трогала – я бы к ней тогда гораздо теплее относился! И чего ей сейчас не спится в двенадцать ночи? Волнуется типа? Да мне её волнение как-то… Фиолетово. Закатил глаза, не удержался.
– Всё нормально? – спросила она.
– Да, – устало ответил отец. – Всё в порядке.
– Ром, тебя не обижали? – окинула она меня внимательным взглядом, словно ей действительно было до этого дело.
Спросила, будто я не в КПЗ полночи просидел, а с мальчиками в песочнице играл… Дура.
– Нет, – хмыкнул я.
– Слава богу, – сложила она свои маленькие ручки вместе. – А то я так переживала, когда папа сказал…
Ути-пути… Она переживала. Чуть не стошнило на дорогой персидский ковёр гостиной.
– Не стоит, – изогнул я одну бровь. – Я в порядке.
– Ладно.
– Поесть есть что-нибудь? – спросил отец, развязывая галстук. – Все разговоры давайте на завтра перенесём.
Его пиджак уже лежал на спинке дивана.
– Да, конечно, – кивнула Наташа. – Вы идите руки мыть, а я пока всё подогрею.
У нас есть прислуга, но Наташа так хочет угодить отцу, что готовит сама. А мне её стряпня как-то… Не заходит.
– На меня не грей, – сказал я ей, встретив её мигом ставший грустным взгляд. – Я спать хочу.
Жрать хочу как конь, но её еду есть не стану. Пока приму душ и спущусь позже, сделаю сам себе бутербродов. А они могут греть друг другу ужин сколько им нравится… Только без меня. Вечно себя третьим лишним ощущаю рядом с этими голубками! Но отец довольно доходчиво объяснил, что при Наташе надо держать рот на замке, да и не планировал я их разводить. С мамой они уже давно развелись, и я прекрасно понимал, что одному ему одиноко, и даже рад, что он встретил кого-то, кто скрасит его серую жизнь. Мне, в принципе, пофигу было, когда она приехала сюда с чемоданами. Раздражает только, когда она пытается со мной играть то в мамочку, то в подружку…
После душа до кухни так и не дополз – отрубился прямо на застеленной кровати в одних боксёрах.
3.
– Подъём! – Кто-то шлёпнул меня по заднице.
Надеюсь, это не Наташа… Хотя голос явно мужской. Спросонья ничего не пойму…
Оторвал голову от подушки, кое-как разлепил глаза и сфокусировал взгляд на тёмном пятне напротив меня. Пятно медленно, но верно превратилось в моего отца.
– Ну па-а… – прокаркал я хриплым со сна голосом.
– Вставай, – сказал он. – Завтракать вместе будем.
Значит, станет сейчас песочить. Фетиш у него такой – под чашку кофе распекать меня, жующего омлет.
– А сколько времени?
– Половина седьмого.
– О боги… – простонал я.
Как я отвык после длительных каникул вставать в такую рань! Пытка…
– Давай умывайся и спускайся. Через час выезжаем уже.
– Ты отвезёшь меня на линейку сам?
– Конечно, – кивнул отец. – Ты же выпускник. Хочу посмотреть линейку.
– Воу. Ты же вечно занят.
– А сегодня свободен. Половину дня. После линейки домой, Наташа обещала праздничный обед.
На этих словах меня перекосило, и папа, конечно, заметил это.
– Лицо попроще, сын, и не показывай такое выражение Наташе.
– Наташа, Наташа… – передразнил я его. – Господи, какие все идиоты, когда влюбляются. Ты хоть о чём-то кроме неё думать и говорить можешь?
– Хм, – усмехнулся отец. – А ты уже достаточно взрослый, чтобы к этим идиотам присоединиться.
– В смысле? – не понял я, взлохмачивая волосы пальцами и зевая.
– Тоже влюбишься, – пояснил отец. – Вот тогда и посмотрим, как запоёшь ты.
– О нет, – встал я на ноги. – Этот придурочный мир не для меня. Я в душ.
***
Как я и предполагал отец, едва мы успели нормально поесть, уже за чашкой с кофе принялся сверлить меня взглядом. Наташи с нами не было – в такие моменты она оставляет нас наедине.
– Ну что? Щас меня в камень обратишь взглядом, Медуз Горгон.
– Не коверкай персонажей мифов Древней Греции. Она – женщина.
– А что поделать, если ты, как она, смотришь, только он?
– Не паясничай, – обрубил отец. – Ты когда за голову возьмёшься, Рома?
– Зачем за неё браться? – поднял я брови вверх. – Она и сама прекрасно болтается.
– Роман, – нахмурился отец, и я понял, что с шутками пока стоит завязать.
– Я слушаю тебя, папа.
– Я задал вопрос: когда ты возьмёшься за ум? Последний учебный год, а ты вытворяешь что? Гонки, КПЗ… Что ещё?
– Пока всё, – не удержался я.
– Но ты наверстаешь?
– Не планировал.
– Слава богу. А я думал, у тебя есть план “как довести отца до могилы”.
– Да брось, пап, – пожал я плечами. – Я не специально же.
– Роман, – оставил он даже кофе и устремил взгляд на меня. – Я тебя прошу как взрослого человека – прекращай так себя вести. Думай об учёбе, не встревай никуда, не устраивай драк. И никого не доставай.
– Да кого я достаю?
– Мы прекрасно оба знаем кого. Сделай так, чтобы меня не вызвали в школу к директору уже второго сентября, не позорь отца.
– Никого я трогать не собирался, – пробурчал я.
– Что тебе сделала эта рыженькая девочка?
Я промолчал. Хороший вопрос – что? Только ответа у меня и самого нет. Просто раздражает своим видом, с первого дня, как пришла учиться к нам. Умница чёртова… Всем её в пример ставят, и учителя, и даже отец как-то меня ею попрекнул – вот, мол, учится девочка, старается, на льготном месте, не то что я, лоботряс! И как после этого к ней нормально можно относиться?
– Так что она тебе сделала? Не слышу ответа.
– Ничего, – процедил я сквозь зубы. – Просто бесит. Сирота казанская, всем её жаль.
– Прекрати так говорить о девочке, – обрубил отец. – Чтоб я больше не слышал такого в адрес кого бы то ни было. Понял?
– Понял, – рявкнул я и нахмурился.
– Не трогай девчонку, Ром, – настаивал отец. – Далась она тебе. Вот играешь в группе своей – играй, спускай пар там. Столько энергии в тебе, не туда ты её направляешь.
– Да не нужна она мне, па! – вскочил я на ноги. Я как раз кофе благодаря отцу выпить не смог. – Чего ты ко мне привязался с ней?
– Вот и не трогай.
– И не собирался! Заняться нечем больше?
– Ну-ка стой, – не дал мне уйти отец. – Я ещё не договорил.
Я обернулся к нему. Он так и продолжал сидеть за столом и смотреть на меня поверх сцепленных между собой пальцев.
– Я уменьшаю твой лимит на карте.
– Что?!
– Сильно уменьшаю.
– Ну пап!
– Это твоё наказание за КПЗ. Хватит только на очень мелкие расходы.
Хотелось бы заорать, что он не прав и это несправедливо, но как раз всё ровно наоборот. И поэтому я просто понуро опустил голову.
– А если ты будешь вести себя так, что меня станут снова вызывать в школу, – продолжил говорить он. – Я лишу тебя денег вовсе. Ты понял?
– Понял, – процедил я сквозь зубы.
– Я очень на это надеюсь, – не поверил мне отец, но, видимо, решил всё же закончить неприятный для нас обоих разговор. – Иди собирайся. Скоро будем выезжать.
Я пошёл в свою комнату, чтобы там надеть школьную форму. Обернулся у лестницы, ведущей на второй этаж.
– Я тоже надеюсь.
– На что? – поднял голову отец.
– Что ты не потащишь на линейку эту свою.
– Эту свою зовут Наташа.
– Потому что придёт мама.
– Я в курсе, – ответил папа. – И Наташа не поедет с нами, можешь расслабиться.
– Хоть одна хорошая новость за сегодня, – буркнул я и ушёл наверх.
3.1.
– Готов? – окинул взглядом меня отец, когда я спустился в форме со второго этажа.
– А сам как думаешь? – задал вопрос я.
– Опять ёрничаешь, – покачал головой папа. – Если у Ромы плохое настроение – всем лучше спрятаться.
Наташа уже крутилась возле отца, помогая ему завязать галстук. Он будто сам разучился это делать… Прекрасно раньше завязывал и без неё.
– Петь, повернись на меня. Ну откуда у мальчика настроение, если он просидел полночи в камере? Оставь в покое его. Ну красавец!
Это она сказала моему отцу, когда закончила с галстуком. Снова неосознанно скривился – терпеть не могу эти телячьи нежности! Как отцу это нравится? Гадость же… Ещё и Наташа защищает меня – приплыли.
– А он сам виноват, – крякнул отец. – Уже и не мальчик, а юный мужчина. Вымахал вон лось, выше меня… Вот пусть взрослеет и учится отвечать за свои поступки. А то привык, что папа все за него решает.
– Так дай ему решать самому, – развела руками она.
– Он нарешает… Угу. Поехали!
Вот так всегда. Впервые я почти проникся к Наташе, но отец снова дал понять, что сам я решать ничего не буду. Хотя насчёт университета я просто согласен с отцом – нужна серьёзная профессия, чтобы потом пойти по его стопам. Папа уверен, что рулит мной, однако это далеко не так. Разубеждать его я, конечно же, не стану.
Я вышел следом за ним и сел в машину, которой управлял личный водитель. Мой личный водитель. Пока прав нет, хоть я и сдал уже теорию, и меня возит в гимназию нанятый для этого человек.
– На, – протянул мне отец букет цветов, который лежал на спинке сиденья в салоне.
– Что это за чухня? – сморщился я.
– Не чухня – что ещё за выражения такие, чёрт возьми! – а цветы для классного руководителя.
– Обойдётся, – заявил я, нажал кнопку стеклоподъемника и выкинул цветы в окно на полном ходу автомобиля.
– Ну и что ты сделал?
– Выкинул твой веник.
– Минус две тысячи с лимита твоей карты, – заявил отец, а я уже готов быть кипеть, как чайник на плите, от этого «прекрасного» утра.
– Да ради бога! Только дарить цветы я никому не буду!
Отец ответил лишь хмурым взглядом и отвернулся к окну.
3.2.
КАТЯ.
– Ну всё, бабуль, я поехала!
Я крутилась возле трюмо с зеркалом во весь рост. В длинных рыжих косах белые банты на резинке, школьная форма… Ресницы подкрасила тушью, что сделало глаза ещё более выразительными и огромными. Ну вот так поехать на линейку не стыдно.
Бабушка вышла в коридор и улыбнулась.
– Эх, Катёнок! Красивая ты у меня!
– Вся в тебя, бабуль!
– А то как же, – засмеялась она. – Я тоже молодая ух какая была! Правда, не рыженькая – это у тебя от мамы цвет солнышка!
– Ага, и противные веснушки… – сморщилась я.
– Очень даже красивые, – ответила ба. – Ничего ты не понимаешь. Тебя солнышко поцеловало!
– Угу, – кивнула я. – И теперь все дразнятся рыжей-конопатой. До сих пор!
– Да не обращай внимания на дураков! – сказала бабушка. – Эта красота отличает тебя от других, и однажды это заметит тот, кто тебе нужен.
Я опустила ресницы, чтобы бабушка не смогла прочесть в моих глазах смятение. Это вряд ли… Тот, кто мне нужен несмотря ни на что, меня замечает только тогда, когда ему хочется поразвлекаться и не на ком больше оторваться!
– Может быть, – ответила я, надевая новые белые балетки.
– Не может быть, а точно! – подняла вверх палец она. – Бабушка фигни не посоветует!
– Ладно, бабуль, – улыбнулась я ей. Так забавно, когда она повторяет за нами с Дашкой молодёжные словечки. Научили бабулю плохому… – Неси цветы.
– Ага, щас.
Она доковыляла до балкона и вынула из вазы скромный, но красивый букет пионов с дачи соседки, которая растила их для первого сентября своей внучке и мне. Бабушка протянула цветы, и я забрала их.
– Опусти бутонами вниз, – сказала она мне. – Поломаешь ещё.
– Ага. Такси уже приехало.
Сегодня я поеду по-царски – на такси и с шашечкой. Негоже девушке с цветами и с белыми бантами ехать на автобусе… Хотя обратно я поеду именно так. А пока – как королева, и даже на иномарке!
– Жаль, что не смогу тебя проводить, – огорчалась всё бабуля. – Так хочется посмотреть вашу выпускную линейку.
– Ну мы же говорили об этом, ба, – погладила я её по плечу, чтобы она не расстраивалась. – Там будет жарко, много людей, шум, присесть негде… Оставайся дома. Всё хорошо со мной будет.
– Ну да, ну да… – кивнула она, а грусть в её глазах осталась. – Ты там хоть попроси сфотографировать тебя, что ли… Хоть так поглядеть на тебя.
– Ладно, найду я тебе фотографа, – ободряюще улыбнулась я ей. – Всё, пора, а то опаздаю. Пока, ба!
Такси доставило меня до школы быстро. Вскоре я уже шла по тротуару к месту проведения линейки. Ещё издалека я увидела свой класс, который топился на отведённом нам квадрате бетона, и пошла к ним. Радости у меня никакой не было от встречи с “милыми” одноклассниками после летней разлуки. Не видела и ещё бы сто лет не увидела. Среди всех я не увидела пока главного мародёра нашего класса – значит, пока можно выдохнуть спокойно.
Ребята скупо поздоровались со мной. Да и я ответила им тем же.
– Привет, – оказался возле меня Дима.
– Привет.
Я скорее ощутила, чем увидела, что приехал он. Рома… Всё внутри похолодело, едва я почувствовала, что он тут. Высокий статный парень приблизился к нам скорым шагом и поравнялся со мной. Подняла голову и встретилась с взглядом его холодных голубых глаз, направленных на меня исподлобья. Я словно оказалась под дулом пистолета…
3.3.
Через секунду, которая показалась мне вечностью, Рома отвернулся и прошёл мимо. Дышать стало легче. Я сделала несколько глубоких выдохов, чтобы успокоиться. Только первое сентября, а я уже вся на нервах!
Роман встал недалеко от нас со своим другом Архипом. Их тут же окружила стайка девочек, которые всегда делали вид, что в их компании.
– Как дела, Питер? – прилипла к нему Инга, всемирная королева всех красот…
Ещё бы… У такого, как Питерский, всё должно быть только самое лучшее. Даже девушка.
– Могло быть и покруче, – угрюмо отозвался Рома.
– Кать, – позвал меня Дима, и я чуть не выронила с перепугу телефон. Оказалось, что Питерский ушёл, а я так и смотрела ему вслед, да ещё и прислушивалась к тому, о чём он говорил с Ингой…
– Что? – перевела я взгляд на одноклассника.
– Не смотрела б ты на него, – сказал он, слегка нахмурившись.
– На кого? – пожала я плечами, стремительно краснея. Дима заметил мои взгляды…
– На Питерского, – говорил он так, чтобы слышала только я.
– Да я не… Не смотрела.
– Не пара он тебе, Кать.
– Я и не…
– Или ты успела забыть, сколько гадостей он тебе сделал? – изогнул бровь Дима.
О нет. Прекрасно помнила. Потому так и трясёт от нашей встречи…
–Так, Попов! Не выдумывай, – вздернула я нос. – Делать мне нечего, как только на него пялиться. Я просто задумалась.
– Ну-ну…
– Лучше сфотографируй меня, – протянула я ему свой старенький телефон, предварительно включив на нем камеру. – Бабуля очень просила фото с линейки.
***
РОМАН.
Инга болтала без умолку какую-то чушь и задавала мне нудные вопросы, но я словно не слышал её. Отец остался позади всех, с другими отцами и мамами. Мой же взгляд намертво прилип к рыжей.
То ли я забыл, какая она, то ли она за лето изменилась – лицо стало более взрослым, черты лица все ещё мягкие, но уже не девчонки, а девушки. Даже бантики в честь праздника её не портили – наоборот. С телом тоже что-то случилось. У неё словно округлилось то, что нужно. Налилось соком и расцвело. Так бы и сжал её талию, чтобы ощутить, насколько она хрупкая и тонкая.
Стройная, яркая, вкусная…
Теперь ненавижу её ещё сильнее. Стоит мне увидеть эти рыжие косички и огромные голубые глаза, полные чистоты и наивности, как я становлюсь неуправляемым идиотом…
Красивая до дрожи в руках. И это плохо. Потому что сегодня ночью я опять не смогу уснуть.
Нежный юный бутон. Возле которого уже пытается осесть садовник.
Попов… Терпеть его не могу. Так и крутится возле неё с конца прошлого года. Бесит!
Она болтала с ним, а затем передала свой телефон. Дима взял его в руки мой смартфон и встал напротив.
– Как я выгляжу? – спросила взволнованно она.
Охренительно, чёрт возьми…
– Ты очень красивая, Катюш!
Свело аж челюсти от злости. Подмазывается к ней, индюк тупой! Сам не заметил, как я вытянулся струной, чтобы услышать её ответ на это…
– Да я не о том, – смутилась рыжая. – Не съехали ли банты, не перекосилась ли юбка…
– Нет-нет, все чудесно, – показал «класс» рукой Попов, а мне почему-то дико захотелось ему эти пальцы переломать к чертям собачьим… – Слушай, ну камера у тебя – сущий ужас! Вообще ничего не видно толком.
– Ну как-нибудь уж сфоткай, – вздохнула она. – Я бабуле обещала.
– Давай я тебя на свой телефон сфотографирую и передам тебе фотографии, – предложил Попов. – У меня хорошая камера, твоя бабуля будет довольна.
– Давай, – просияла Катя. Она так красиво и заразительно улыбается, что мне тоже всё время хочется в ответ растянуть и свои губы в улыбке. Только бесит, что улыбается она кому угодно, но не мне.
Попов вытащил свой смартфон и стал её снимать. Катя позировала, выставляла кокетливо ножки, улыбалась. Солнце играло в медных прядях, красиво переливаясь зайчиками на её волосах.
– Ром, – дергала меня за рукав школьного пиджака Инга.
– Что? – ответил я, не в силах отвести взгляда от позирующей Кати.
– Ты совсем не слушаешь меня!
– Отстань, Максимова! – отмахнулся я от неё, и девушка наконец замолчала, обиженно надув губы.
– Ну вот, – сказал Попов. – Готово.
– Получились хоть несколько фото хорошими?
– Да все, Катюнь! Какую ни открой – везде красавица. Камера любит тебя. Ты в актрисы не думала пойти?
Я опять заскрипел зубами от злости. Какие тупые дешевые подкаты… Неужели она на это поведётся?
– Да брось ты, Димка, – рассмеялась она колокольчиком. – Это не для меня. Ну, передай мне тогда фотки.
Я задумчиво переводил взгляд с неё на Попова. У него есть номер рыжей? Или они общаются в Сети? Теперь я хочу убить Попова ещё больше. И главное – он что, оставит её фотки у себя на телефоне?
– Продиктуй свой номер.
Она негромко назвала ему цифры, и он стал их вбивать в телефонную книгу. Еле подавил желание отнять его аппарат и раскурочить как следует об бетон!
Какого хрена?!
Надо найти способ фото забрать у него, а с его телефона удалить без возможности восстановления. Как и номер телефона.
Сузил глаза, не отрывая взгляда от него. Козел хитросделанный.
Камера у него лучше… Специально это всё и придумал, чтобы фотографии ее себе получить. Или её номер…
Попал ты, Попов.
3.4.
КАТЯ.
– Всем доброе утро! – обратилась к нам Алла Дмитриевна, привлекая к себе внимание класса и прекращая наши разговоры. – Поздравляю вас с первым сентября, выпускники!
– Ой, да спасибо, – высказался Архип. – Только тут соболезновать надо.
– Да-да, точно! Так себе праздник!
– Нет, Ветров, именно праздник! – ответила ему наш классный руководитель. – И поэтому я буду вас именнопоздравлять! А теперь выстроились в два ряда. Девочек вперёд, мальчики позади.
Мы начали меняться местами, пока не встали так, как просила Алла. Девочки оказались впереди, парни, которые почти все возвышались над нами на целую голову, топтались позади.
– Все ведём себя тихо. Скоро начинается торжественная часть. Роман, идёмте со мной.
– Куда это? – тут же насторожился Питерский.
– Да не бойтесь – пока вы ничего натворить ещё не успели или мы об этом не знаем! – ответила Алла Дмитриевна. – Вас, Рома, выбрали нести первоклашку с колокольчиком.
– О-о… Почётная миссия! – хлопнул его по спине Архип.
– Э-э… Ладно, – пожал плечами Роман и пошёл следом за Аллой.
Всю торжественную часть мы топтались и перешёптывались. Нас чествовали сегодня как никогда – одиннадцатый класс у нас был только один.
– А теперь, дорогие наши выпускники, для вас звенит этот последний в вашей жизни школьный звонок, ознаменовавший начало учебного года.
По периметру школьной площади пошёл Роман. На его плече сидела маленькая рыжеволосая девчушка с огромными белыми бантами и звенела колокольчиком, перевязанным красным бантом. Меня так растрогала эта сцена, что на глазах выступили слёзы. Рома, такой большой и сильный, с широким размахом плеч, твёрдо шагал мимо нас и нёс на плече девочку, словно она пушинка и он её веса совсем не ощущает… Красивый. Не получается глаз отвести… Да и вся женская часть линейки с удовольствием наблюдала за статным парнем и симпатичной девчушкой на его плече. Хотя бы тут я могла смотреть на него и не переживать, что кто-то это заметит и будет опять надо мной насмехаться…
Роман пронёс по кругу рыжую малышку и поставил её возле учителей.
– Спасибо большое, Роман и Алина! Первый и одиннадцатый класс! Встреча времён! Это было очень красиво! Можете вернуться к своим классам, а мы продолжаем.
Директор говорил что-то в микрофон, но мои мысли куда-то расползлись. Всё перед глазами стоял образ Романа, несущего девочку на своём плече… И почему меня так это впечатлило?
– Девчушка рыженькая была, – заметил Дима, который топтался где-то рядом позади меня. – Красиво.
– А меня так тоже несли в старой школе в моё первое сентября.
– Да? Здорово.
– Они тебя сами выбрали? – сказал Питерский, и я, вздрогнув, обернулась. Белый бант вместе с косой случайно задели его. – Зря. Такое убожество… Никого красивее рыжего дистрофика не нашли, что ли?
Как он тут очутился? Почему, когда вернулся, не встал к Инге и Архипу?
– Сам ты убожество! – нахмурилась я. – Отстань от меня!
Я снова задела его бантом, когда отворачивалась.
– Убери свои банты дурацкие, – проворчал парень. – Напялила тоже ещё…
– Сам встал тут, – ответила я. – Тебя сюда не звали!
– Питерский, а ты чё сюда припёрся-то? – вмешался в диалог Дима, толкнув Питерского, чтобы занять своё место позади меня. – Иди к своей компашке.
– Отвали, – пихнул его в ответ Роман. – Тебя забыл спросить, мля, где мне стоять!
Дима снова толкнул его, и уже сильнее, и Роман случайно налетел на меня. Я не удержала равновесия и начала заваливаться набок.
– Стоп, не падаем, – поймал он меня за талию, не давая упасть.
– Чё вы творите, идиоты? – стала ругаться я. – Отойдите оба от меня!
Я замолчала, понимая, что воздух перестал поступать в лёгкие, – руки Ромы так и остались лежать на моей талии. И не просто лежать – он почему-то сжал пальцы теснее, сминая мою форму и кожу под ней. На пару секунд меня словно парализовало. Горячие пальцы, жар которых я ощущала даже через ткань, сжимали меня, его тело позади себя я тоже чувствовала совсем близко. Я запаниковала, не нашла ничего лучше, как ударить по его рукам, и Питерский выпустил меня. Я тут же сорвалась с места и вклинилась дальше от них между девчонками.
– О, ты чё такая бешеная, Романова?
– Я… тут постою, – ответила я, ощущая, как больно бьёт по рёбрам взбесившееся сердце и покрываются пунцом щёки.
– Капец ты придумала! Кто тебя сюда звал?
– Ну-ка тихо! – нарисовалась возле нас Алла. – Девочки, что мы тут выясняем прямо на линейке! А… Питерский! Не смейте бить Попова! Я… Немедленно отпустите Попова!
Я обернулась и поняла, что за нашими спинами действительно что-то происходит между Поповым и Питерским, – он просто оторвал его от бетона и тряс за ворот рубашки… Алла поспешила к ним и заставила Рому отпустить Диму, который явно по силе ему проигрывал и выглядел довольно жалко… Даже неудобно стало за него. Питерский – медведь тот еще… Мало кто из парней в классе сравняется с ним по силе, особенно если он зол. А этим утром у него явно что-то не заладилось. Неужели они с Поповым не поделили теперь квадратный метр бетона?
4.
Я не слышала, что парни говорили друг другу, но Алла Дмитриевна их еле разняла.
– Безобразие! – пыталась отдышаться она. Прическа сбилась, одежда немного перекосилась, как и у взъерошенных парней. – Затеяли драку прямо на линейке! Вашим родителям я об этом непременно доложу!
Отец Романа уже смотрел в сторону нахмуренного сына, но подойти ближе было нельзя. Но, судя по взгляду папы Питерского, его ждёт та ещё головомойка…
– А теперь – идёмте в свой класс! – скомандовала Алла. – У нас классный час с вами и получение расписания на завтра…
Мы все нестройным отрядом пошли следом за классным руководителем.
– Ай! – взвизгнула я от неожиданности на лестнице, ведущей на второй этаж, где располагался закреплённый за нами класс.
Кто-то смачно, абсолютно наглым образом, бессовестно шлёпнул меня по заду! В полном шоке я обернулась, но позади оказались девчонки. Я нахмурилась и с подозрением пропустила их вперёд. Дурочки они, что ли, совсем? Или это всё же не они и тот, кто это сделал, позорно сбежал? Тогда я снова повернула голову и пропустила сзади идущих.
Мимо прошёл хмурый Роман, который даже не взглянул на меня, словно я была одним из элементов перил лестницы.
Я нахмурилась ещё больше. У меня два варианта: хлопнули меня по попе либо девчонки, которые шли позади, ради шутки, либо… Питерский.
И только я об этом подумала, как в желудке что-то ёкнуло.
Питерский ударил меня по… попе?
Даже мои брови невольно полезли наверх, а губы растянулись в улыбке – мне самой стало смешно от такой глупой догадки. Роман не стал бы меня трогать! Он – последний, кого интересует мой зад!
И не девчонки – им-то это зачем?
Хотя если выбирать между ними – пусть это окажутся девчонки…
Пропустив почти всех, я шла за ребятами последняя.
– Кать, чего отстаёшь? – дождался меня Дима и пошёл рядом.
– Да задумалась просто, – ответила я.
– О том, какое кино ты хочешь посмотреть сегодня? – спросил он.
– Э-э… – замялась я. Идти с ним на свидание у меня желание так и не появилось. – Дим… Ты извини, но я не смогу пойти.
– Почему? – Парень явно расстроился.
– Бабушка себя не очень хорошо чувствует, – ответила я. Извини, бабуля! Дай бог тебе здоровья! – Я останусь с ней.
– А, тогда – конечно, давай перенесём, – кивнул он. – Может, тогда завтра? А бабуле сил побольше!
Я поджала губы. Вот настырный. Но так не хотелось бы потерять нормальное отношение хоть кого-то в этом классе.
– Я пока не знаю, Дим, – сказала я. – Ничего обещать не могу. Зависит от того, когда поправится бабушка. Я не могу ходить и развлекаться в такой ситуации, сам понимаешь…
– Понимаю, – ответил Попов. – Ладно, пока выберу фильм.
Чёрт. Ну как ему сказать, что с ним вообще не пойду? Духу не хватило.
– Посмотрим, Дим.
– Понял.
– А что у тебя за война с Питерским? Что вы не поделили на линейке? – спросила я. Всё же очень любопытно… – Что он тебе говорил?
– Ой, да придурок он, – ушёл от ответа Попов. – Не обращай внимания даже.
Дальше расспрашивать у меня бы и не вышло – мы пришли к классу.
4.1.
Алла Дмитриевна долго говорила об организационных моментах. Продиктовала расписание нашего первого учебного дня завтра, а затем перешла к беседе. Вызывала по одному одноклассников к доске и просила выступить: рассказать о том, как они провели лето.
– Катя Романова, – назвала учитель мое имя.
Настала моя очередь выходить к доске. Мои успехи за лето весьма скромные на фоне других. Я даже стеснялась рассказывать о своих каникулах перед всеми. Им это точно неинтересно… Но делать нечего, и я поднялась со своего стула и отправилась на середину класса, к доске, которая всегда заставляет меня волноваться по полной.
По дороге между рядов я ощутила, как кто-то больно потянул за косу!
– Ай! – пискнула я и ухватилась за собственные волосы.
Повернула голову и обнаружила, что моя резинка с белым бантом, которая закрепляла одну из кос, теперь в руках Питерского. Именно он нагло и довольно больно стянул ее с меня и теперь под гогот друзей победно вешал бант себе на пиджак как трофей.
– Очень весело, – высказалась я, чувствуя, как распускается коса.
Убрала ее за спину, заплету уже после выступления у доски. Только нахмурилась. Придурок! Как же я его не выношу…
Попыталась абстрагироваться от всего и встала к доске лицом. На миг прикрыла глаза, чтобы выровнять дыхание. Затем повернулась к классу. Неловко сцепила пальцы рук между собой под взглядами одноклассников, как и всегда пренебрежительными.
– Итак, как вы, Катенька, провели лето? – спросила Алла Дмитриевна. – Список литературы, который задавали вам, прочли?
– Да… Я прочла, – кивнула я, ощущая, как взгляды становятся еще более пренебрежительными… Кажется, из всех я одна и прочла весь список.
– Кто бы сомневался… Заучка, – не преминул воспользоваться возможностью в очередной раз поддеть меня Питерский.
Холодные голубые глаза так и припечатывали к доске. Руки дрожали, колени тоже. Ну почему я так его боюсь? Мне кажется, что я просто даже не вижу никого, только эти глаза жесткого избалованного мальчишки…
– Так, тишина, – постучала указкой по столу Алла и повернулась снова ко мне. – Это похвально, Катя! Недаром вы у нас лучшая ученица гимназии!
Градус в классе упал ещё ниже. Зря Алла об этом говорит – потом я неизбежно подвергаюсь нападкам одноклассников. Но сказанного уже не воротишь…
– Спасибо, – скупо ответила я.
– Так как вы лето провели? – задала вопрос учитель. —
– Да ничего интересного не происходило… Индии, слонов и путешествий у меня не было. Я работала.
– Вот как… Где же?
– В детском лагере. В Анапе. Частично и отдыхала, выходит.
– Кем же вы там работали, Катенька?
– Прислугой, кем ещё… – влез в наш диалог Питерский. – Посудомойкой, наверное… На что она ещё годится, да и подальше от нормальных людей возле мойки и посадили.
Тут же по классу послышались язвительные смешки. Он унизил меня на весь класс. Опять…
4.2.
Я так надеялась, что смогу выдержать целый год, но уже в первый учебный день в горле встал ком, а глаза заволокло слезами. Ещё более унизительным было бы только расплакаться здесь на виду у всех…
– Питерский! – загремела Алла. – Прекратите так себя вести и извинитесь перед одноклассницей!
– И не подумаю, – нагло отозвался парень и сложил руки под грудью.
– Я напишу записку вашему отцу!
– Пишите, Алла Дмитриевна.
– Да что вы за человек такой, Роман? Вам же обидеть другого ничего не стоит!
– Можно я выйду? – попросила я ее негромко, ощущая, что больше не могу сдержать слёз, а плакать при всех мне не хотелось.
– Иди, конечно, – кивнула она. – Иди…
Я, ни на кого не оглядываясь, вышла из класса и почти бегом добралась до туалетной комнаты. Внутри никого не оказалось, и я подошла к окну. Опёрлась о него руками и закрыла глаза, пытаясь успокоиться и подавить рыдания.
Не хочу из-за него плакать, не хочу!
– Кать, – тронули меня за плечо, и я вздрогнула.
Обернулась и наткнулась глазами на Диму. Видимо, он пошёл следом за мной, а я за своими мыслями не слышала даже, как он дверь открыл.
– Возьми, – протянул он мне бумажный носовой платок, который я приняла.
– С… спасибо, – поблагодарила я его и утёрла глаза и нос. – Очень кстати.
– Не плачь ты из-за него, – говорил Дима. – Козёл он тупой.
– Я знаю, – комкала я в пальцах салфетку. – Но всё равно обидно.
– Понятное дело. Хочешь, я ему морду набью?
– Нет, – подняла я на одноклассника глаза. – Не вздумай! Бабушка узнает, что из-за меня драка, будет волноваться. А ей нельзя.
– Ладно… – нехотя согласился Дима. – А так руки чешутся.
– Я прошу тебя – не надо, – покачала я головой, глядя ему в лицо.
Роман – серьёзный противник, крепкий парень, который выглядит едва ли не старше и крупнее своих одноклассников, спортсмен и мастер спорта по плаванию. Если Дима нападет на него – произойдёт серьёзная драка. Это может стоить мне места здесь.
– Хорошо, обещаю, что не буду его трогать, – ответил Дима.
– Хоть он и заслуживает, если честно. Он меня вообще ведь за человека не держит.
– Да придурок он, – заправил мне за ухо он прядь волос. – Как можно тебя обижать? Ты же как котёнок беззащитный…
Рука Димы так и застыла на моих волосах – одна из кос окончательно распустилась. Он смотрел прямо мне в лицо и смущал меня. Этот момент почему-то казался мне каким-то интимным…
Внезапно дверь открылась, и моё сердце в очередной раз словно провалилось куда-то в пятки. Дима невольно отдёрнул руку и отступил на шаг от меня. К нам вошёл третий – Питерский. Он встал напротив нас и переводил взгляд с меня на Диму. На Диме он остановил взгляд и смотрел на своего одноклассника предельно странно: недобро, исподлобья, сузив глаза.
Меня и успокоить никому уже нельзя? Питерский желает, чтобы я заливалась слезами вечно?
– Я не понял, Попов, – сказал Роман однокласснику. – Что мальчики делают в туалете для девочек?
Слово «мальчики» он выделил голосом особенно.
– Встречный вопрос, Питерский, – не остался в долгу Дима. – Я исправляю тут то, что натворил ты.
– Я шёл в туалет и услышал мужской голос из женского туалета, – ответил ему Роман. – И решил, что кто-то нарушает правила…
– Как и ты сейчас.
– Да, как и я, – согласился Питерский. Меня тут словно бы не было вообще.
– Поэтому мы оба отсюда выходим, – Рома указал длинной рукой ему на дверь.
Дима перевёл взгляд на меня.
– Всё нормально, – ответила я ему. – Вам действительно здесь не стоит находиться… Идите, я приду скоро. Косу только переплету…
– Ну, ладно, – неуклюже потоптался Попов на месте и вышел первым.
Роман пошёл следом, но вместо того, чтобы тоже выйти вдруг закрыл дверь на щеколду изнутри…
4.3.
Я обернулась на него и раскрыла глаза шире. Что происходит?
– Ты зачем закрыл дверь? – спросила я, кожей ощущая опасность, которая исходила от него. Будь я на самом деле котёнком, то обязательно уже бы выгнула спинку, вздыбила шерсть и вовсю бы шипела на подходящего ко мне слишком близко Романа.
– Эй! Придурок! Ты чего там закрылся? – затарабанил в дверь Дима. – Я щас позову на помощь.
Роман же устремился прямо на меня, заставляя с каждым своим шагом невольно отступать, а моё сердце – биться где-то в горле.
– Слышь, рыжая! – ухватил он меня за руку и больно сжал пальцы на моем запястье, когда нагнал меня у стены женского туалета. – У меня из-за тебя проблемы будут теперь.
– Из-за меня? – возмутилась я негромко, пытаясь освободить свою руку и отступая под натиском все дальше и дальше, пока не врезалась спиной в холодный кафель. Дальше отступать было некуда. – Ты сам ведь меня задеваешь.
– А ты… – навис он надо мной, каким-то диким взглядом впиваясь в моё лицо. – …могла бы и не рыдать на весь класс, чтобы тебя потом все жалели. Алла передаст отцу, что я довёл до слез одну заучку!
– Но ты и правда меня обидел, – вжималась я в стену, пытаясь уберечь себя от его тепла и запаха, которые я ощущала так близко, что мое тело предательски начинало дрожать.
Питерский ровно секунду ещё вглядывался в мои глаза, затем скользнул взглядом по моим губам, отчего их внезапно закололо. Он неожиданно наклонился ниже. В голове невольно стали появляться дурацкие мысли, что он сейчас меня поцелует…
Я вздрогнула, когда кончик его носа коснулся моей макушки. Роман сжимал своими горячими пальцами мое запястье, а носом втягивал в себя запах моих волос.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как дикий зверь какой-то, он словно наслаждался этим процессом.
Я же стояла и не дышала, словно замершая статуя. Меня просто парализовало, я не могла и двинуться с места.
Зачем он это делает? Играет, как кот с мышью… Я же собрала все свои силы, заставила себя напрячься в попытке сбежать от этого гнёта. Но он и сам уже отступил на шаг, выпустив мою руку с нескрываемым пренебрежением.
– От тебя булками несёт, что ли, заучка?
– Это духи… – еле пролепетала я.
– С запахом булки? Оригинально. Ты пахнешь столовкой. На, – достал он из кармана белоснежный носовой платок. А бумажный – платок Димы – забрал и выбросил в мусорное ведро. – Выкинь эту гадость одноразовую… Он чистый. Вытри свои сопли. Ненавижу бабское нытьё…
Роман вложил мне в руку платок. Повернулся ко мне спиной, за несколько огромных шагов пересёк небольшую комнату, открыл дверь и вышел в коридор.
4.4.
Я опустила глаза на платок Ромы. Такой белоснежный, что жаль портить. Убрала его в карман пиджака, нос утёрла салфетками в уборной. Тоже отправилась в класс.
В коридоре Алла отчитывала Романа, который, насупив брови, слушал её.
– Ты зачем закрылся, Питерский? Что вы там делали?
– Разговаривали.
– И для этого надо было закрыть дверь?!
– Попов мешал.
– Попов беспокоился о девушке!
– Ей не нужна его забота. Пусть засунет её себе в зад…
– Питерский, следите за языком! Вы с классным руководителем говорите! Катя, подождите.
Алла увидела идущую мимо меня. Мне пришлось остановиться на расстоянии пары шагов от них. Ледяные глаза Романа уставились на меня, и по спине побежал холодок. Ненавижу, когда он так смотрит. И ненавижу свою реакцию на это… Я не выдержала и первая опустила ресницы, переведя взгляд в пол под моими ногами.
– Да, Алла Дмитриевна, – отозвалась я. – Слушаю вас.
– Питерский вас обидел? – заглянула она мне в лицо, словно ища признаки какого-то насилия. – Скажите, не бойтесь! Мы найдём на него управу.
Обидел?
Да.
Но я не хотела выносить это на всеобщее обозрение.
– Н… нет, – отлепила я язык от нёба и ответила ей. – Ничего страшного мне… Рома не сделал.
– Что вы там происходило? – строго спросила она меня.
Я подняла глаза и снова встретилась со льдом голубых глаз Романа. Он сузил их и ждал, что же я скажу о том, что было за дверью женской уборной.
– Мы просто поговорили, – ответила я. – Рома хотел извиниться. Даже дал мне носовой платок. Вот.
Я достала из кармана пиджака вещь Ромы и продемонстрировала её учителю.
– Да? – взметнула брови вверх Алла и переводила взгляд с него на меня. – Извиниться?
– Да, – кивнула я. – И сейчас тоже хочет. Так и сказал мне: “Катя, я готов извиниться перед Аллой Дмитриевной и перед всем классом”.
Повисло молчание. Питерский свёл брови вместе, понимая, что я спасла его зад, но одновременно и подставила.
– Ну что же… – остыла тут же Алла. – Тогда это меняет дело. Похвально, Питерский, похвально. Это так по-мужски – признать ошибку и попытаться её исправить.
– Согласна с вами, Алла Дмитриевна, – поддакнула я, уже предвкушая, как стану слушать извинения Ромы при ребятах. С другой стороны, в душу закрался страх – Питерский не простит мне своего позора и обязательно отомстит. Но это будет потом… – Очень по-мужски. Он готов.
– Тогда идёмте, – указала она рукой на двери нашего класса, и мы двинулись за ней следом.
Роман дождался, когда я поравняюсь с ним, и пошёл рядом.
– Слышь, рыжая, – дернул он меня за рукав. – Ты что это придумала?
– Извиняться будешь на весь класс, – сказала я с улыбкой, вздёрнув нос. Достал уже за прошлый год. Пора бы уже и отвечать за своё хамство.
– А ты не офигела, заучка? – сверкнул он глазами, словно разъяренный волк, и я невольно вжала голову в плечи. Очень надеюсь, что он этого не заметил…
– Офигел у нас ты, Питерский. И только ты один.
– Что вы там шепчетесь? – обернулась с подозрением на нас Алла.
– Слова подбираем. Для извинений прилюдных, – ответил ей Роман.
– Правильно, – кивнула она и остановилась у двери, пропуская нас первыми. – Сейчас и начнём.
Мы встали с ним посередине класса на обозрение множества пар глаз. Одноклассники притихли и ждали, что будет. Алла прошла мимо нас к учительскому столу и подтолкнула Романа.
– Итак? Роман, вы что-то хотели сказать Катерине?
Он молчал какое-то время, поджав губы. Я чувствовала словно кожей его недовольство и гнев. Бесится – и поделом. Кажется, мы два вампира – питаемся отрицательными эмоциями другого…
– Извини, – пробурчал он себе под нос.
– Громче, Питерский, – попросила его Алла Дмитриевна, и Роман уставился на меня так, словно сейчас схватит, закинет на плечо и выкинет в окно. Невольно захотелось отойти от него – настолько меня прошибала его ледяная энергия.
– Извини, – повторил он громче.
– Катя, вы принимаете извинения от Питерского? – спросила Алла меня.
В моём воображении Роман извинялся с куда большим чувством и не столь сухо, но и так тоже сойдёт! Услышать извинения из уст Питерского – уже восьмое чудо света. Стоит позвонить на радио и поздравить с этим значимым событием всю Россию.
– Да, принимаю, – кивнула я и снова наткнулась на взгляд, красноречиво сказавший мне, что так просто этот номер не пройдёт…
5.
РОМАН.
Я смотрел на неё и мечтал прожечь взглядом насквозь.
Чёртова заучка! Так умыла меня перед всем классом! Что теперь пацаны обо мне думать будут?
Камикадзе.
Я ей это так просто с рук не спущу!
– Можете садиться на свои места, – сказала Алла, и мы под гомон одноклассников заняли их. – Тишина в классе! Продолжаем.
Алла Дмитриевна довела классный час до конца, раздала всю необходимую информацию для завтрашнего учебного дня и отпустила нас. Однако меня все же попросила задержаться.
– Роман, – обратилась она ко мне, когда мы остались наедине.
Я поднял на неё глаза, ожидая, что она скажет дальше. И быстрее бы уже сказала – мне надо ещё разобраться с зарвавшейся заучкой!
– Вы действительно осознали свою вину и хотели извиниться? – спросила она.
Конечно, мля! Горел желанием.
– Да, – кивнул я. Зачем уж развивать эту тему, раз Алла сама всё придумала с помощью рыжей.
– Что ж… Это уже большой прогресс для вас. Тогда я, в честь праздника сегодня, вашему отцу об инциденте в женской уборной сообщать не стану. Но буду надеяться на вашу сознательность!
Я с удивлением посмотрел на неё. Сильно меня это, впрочем, не спасёт – отец видел потасовку с Поповым на линейке. Но всё же одной головомойкой меньше. – Спасибо, Алла Дмитриевна.
– У всех должен быть шанс исправиться. Только щеколды будут везде теперь убраны – из-за вас, Питерский.
Я пожал плечами в ответ.
– Могу я задать личный вопрос, Рома? – спросила осторожно Алла. – Чем вам так не угодила эта девочка? Зачем вы её обижаете?
– Не можете задать вопрос, – нахмурился я. Вот это уж не касается училки!
– Так я и думала, что вы ответите мне именно это, – вздохнула она. – Только позвольте всё же дать совет: если девочка вам… нравится, то это не способ её добиться.
– Я не понимаю, о чём вы говорите, Алла Дмитриевна, – равнодушно отозвался я. – Вы извините, но меня ждёт отец.
– Пора взрослеть, Роман, – произнесла она. – Иначе можно потерять нечто важное.
– Отлично сказано, – кивнул я. – Так я пойду? Отец ждёт.
– Идите, Роман, – ответила классный руководитель, явно сокрушаясь о том, что её слова остались мной не услышаны. – До свидания.
– До свидания, – отозвался я и, поправив на плече рюкзак, вышел в коридор.
Осмотрелся вокруг себя.
Блин, и где её искать теперь? Наверное, ушла уже. А Попов, как собачонок, следом побежал. Алла потратила драгоценные минуты на бессмысленную болтовню.
Тут мой взгляд зацепился за рыжую. Она с кем-то заболталась по телефону и стояла у окна на первом этаже.
***
КАТЯ.
– Да, – говорила я в трубку. – Классный час закончился. Сейчас уже буду выходить и…
Телефон вырвали из рук. Я обернулась и наткнулась на Романа.
Опять он?! Да отстанет он от меня сегодня уже?
– Дай сюда, – протянула я руку за телефоном, на котором он нажал кнопку отбоя и поднял его вверх, чтобы я забрать не могла.
– Прыгай, – изогнул он одну бровь.
– Отдай телефон, я сказала, – повторила я, смело глядя в холодные глаза избалованного гадкого мажора.
– Прыгай, я сказал, – повторил и он. – Хочу поиграть с тобой в «собачку». Ты высоко прыгаешь, а, заучка?
– Питерский, ты просто идиот, – вздохнула я, начиная злиться и не понимая, как отнять свою дешёвенькую модель смартфона, которая ему точно ничем более не интересна кроме того, что моя.
Его глаза тут же стали ещё злее и ещё холоднее.
– Я щас его вообще разобью о стенку, – ответил он, сжав телефон в кулаке.
– Не надо, – вырвалось из меня помимо воли. – Я не смогу купить такой же…
– А мне плевать, – усмехнулся он и взглянул на смартфон. – Дерьмо какое… Как ты им пользуешься вообще?
– Нормально, – отозвалась я. – Не все родились принцами, как ты, Питерский.
– Ну да, – окинул он меня презрительным взглядом. – Некоторые рождаются, чтобы нас обслуживать. И телефоны у них соответствующие.
Нервно сглотнула ком в горле. Когда же этот год закончится? Мои нервы не выдержат просто.
– Отдай мне телефон, Ром, – устав пытаться вырвать его силой под смех мажора, попросила я.
– Никак, что ли, не достанешь? – ржал этот конь на весь коридор. – Че ты такая короткая и недоразвитая, а? Ущербная со всех сторон.
– Это ты шпала недоразвитая! – вспылила я и ударила его по груди. Рома машинально перехватил мою руку и сжал запястье пальцами. – В рост вытянулся, мышцы нарастил, а про мозги… забыл!
Последние слова я договорила, растеряв былой пыл и испугавшись. От Романа снова стала исходить ощущаемая кожей опасность. Он наклонился ниже, чтобы то, что говорил он, слышала лишь я одна.
– А ты себя всё глубже закапываешь, да, заучка?
– Ром, просто отдай мой телефон, – почти шептала я, пытаясь вырвать свою руку из захвата. – Меня бабушка ждёт, она будет волноваться. Да и тебя отец ждёт, я видела, что он здесь.
– Я ведь могу твою жизнь совсем в ад превратить, – проигнорировал он мои слова. – Превратить тебя в обслугу, в рабыню.
Я смотрела на него широко распахнутыми глазами.
Что?
– Ты сама сбежишь отсюда и лишишься своего прекрасного бесплатного места. То, что было – просто цветочки. А сейчас начнутся лютики. Или я сделаю так, что ты здесь учиться перестанешь, или ты будешь делать то, что я тебе скажу. Ты меня поняла, Катя?
***
Меня всю перетрясло. Я не могу лишиться этого места! Я не могу потерять это место, но и быть его служанкой я не готова тоже. Я смотрела на него, закусив нижнюю губу, и не знала, что говорить. Рома легко может устроить мне всё то, о чём сказал минуту назад.
– Я не слышу ответа, – изогнул он одну бровь. – Опять прикидываешься глухой, рыжая? Хочешь жить в аду?
– Я тебя поняла, – сказала я.
– И?
– Не хочу жить в аду.
– Тогда первое, что ты сделаешь сейчас – извинишься передо мной за цирк, который ты устроила в классе, «идиота» и «шпалу».
– Ты сам напросился! – вспылила я.
– Да? Ну хорошо, – ответил Питерский и вручил мне мой телефон обратно. – Забери свою рухлядь и не плачь потом, что я тебя не предупредил о последствиях.
Он уже сделал шаг к выходу, как я остановила его.
– Подожди.
Питерский повернулся ко мне, и я, действуя словно по наитию, осмелилась подойти ближе. Это мой единственный шанс спасти себя. Я смотрела в его глаза, он смотрел в мои и ждал.
– Извини, – сказала я. – Я не должна была никого оскорблять. Я не права.
– Ты меня на весь класс клоуном выставила, рыжая. Ты думаешь, тебе это просто сойдёт с рук?
– Я не буду так больше делать, – продолжала я смело смотреть в его лицо. – Обещаю.
– Можешь попробовать сделать ещё раз, – хмыкнул Роман. И навис надо мной сам, опершись о стену рукой над моей головой. Ну, самый настоящий медведь. Я рядом с ним как мушка мизерная. – И узнаешь тогда мой гнев в полной мере, мелкая! Извинилась – молодец, послушная девочка. Только ничего ещё не окончено, ясно?
– Ром, – пролепетала я и положила руку на его грудь, пытаясь снова остановить и как-то успокоить, что ли… Взгляд так и не сводила с его лица, которое теперь оказалось совсем близко, и я понимала, что куда-то начинаю будто проваливаться – его глаза, и больше ничего вокруг. – Я прошу тебя – не поступай так со мной. Ты же знаешь, что… Что я не могу потерять это место – моя жизнь будет разрушена. Это у тебя есть папа, он тебя куда хочешь отправит учиться, а у меня только бабушка. Старенькая бабушка, которая часто болеет, ей нужны дорогие лекарства. Я должна получить образование, чтобы иметь возможность содержать себя и её. Нам больше некому помочь. Понимаешь? Ром…
Его имя я почти мурлыкала, пытаясь найти к нему подход и человека. Должен же быть в нем человек, в конце концов!
– На жалость давишь, рыжая? – спросил он тише обычного. В его голосе появилась явная хрипотца, а глаза будто затянуло поволокой. – Не по адресу!
Что у него за реакция странная на мои слова? От его взгляда и ощущения своей ладони на его крепкой груди, в которой бешено билось его сердце – я чувствовала очень четко, – меня била дрожь, но я не убирала своей руки.
– Нет, – покачала я головой. – Просто надеюсь, что ты лучше, чем хочешь казаться. Ром… Ты такой большой и сильный, разве ты обидишь слабую девочку? Рома…
Роман неожиданно накрыл мою дрожащую ладонь своей – огромной и горячей. Я не ожидала этого и невольно дёрнулась, хотела отнять её, но он в ответ сжал мои пальцы своими, не дав двинуться с места. Его глаза стали как будто совсем пьяными, он вдруг наклонился ещё ниже, одновременно подтягивая меня к себе. Я прерывисто дышала, не понимая, как себя сейчас вести, и слышала в ответ безумную дробь его сердца. Я не ожидала, что он захочет меня…
– Нет! – вырвалось из меня, когда он почти коснулся моих губ.
Мне удалось увернуться, я изо всех сил надавила руками ему на грудь, и Роман выпустил меня.
Медленно отступала от него, а потом, больше не сказав ни слова, развернулась и почти бегом бросилась из школьного коридора на улицу.
***
Сердце колотилось где-то в горле, пока я, сжимая телефон в руке, неслась по лестнице вниз. Только оказавшись на улице и пройдя шагов пять, я стала успокаиваться и замедлять шаг. Даже если сейчас Питерский пойдёт за мной – здесь ещё много школьников и ожидающих их родителей, в том числе нахмуренный отец Романа.
Руки так тряслись, что я одной сжимала телефон, а другой – лямку рюкзака, чтобы хотя бы попробовать замаскировать волнение.
Питерский пытался меня поцеловать.
Меня.
Поцеловать.
Меня…
Это просто не укладывалось в голове.
От мысли о возможном поцелуе в животе тут же вспорхнули бабочки и так сильно стали щекотать стенки желудка крылышками, что я невольно опустила руку на блузку в области солнечного сплетения. Шумно выдохнула.
Боже, ещё секунда – и он мог действительно меня поцеловать!
И это был бы мой первый поцелуй…
Никому из парней я не позволяла так близко приблизиться к себе… Никогда.
Бабушка часто говорила мне:
«Будь осторожна сюношами, девочка моя! Ты уже взрослая и должна понимать, что мальчиков тянет к девочкам. Им необходимо очищать своё естество, но ты должна понимать, что это не проявление любви. Ты не должна позволять прикасаться к себе или что-то большее до свадьбы. Нужно беречь себя для любимого. Настанет тот момент, когда какой-то мальчик захочет перейти грань дружбы – не позволяй, жди, когда свататься придёт!»
Только когда была молодой моя бабушка – времена шли совсем другие. Сейчас брак зачастую никто и не предлагает. Девушки сами позволяют вступать с ними в отношения – так зачем им жениться?
Но… Получается, я стала для Романа той, с кем он хочет… очистить это самое естество? Если я, конечно, верно поняла смысл сказанного бабушкой…
От этой мысли совсем голова закружилась, а бабочки в животе взбесились окончательно и готовы были просто вылететь ворохом и улететь в небо.
Или это часть очередной глупой игры Питерского?
Вдруг он заметил, что нравится мне, и решил превратить меня в свою верную собачку? Влюбит меня в себя, и я начну делать всё, что Царь захочет, – может, на это расчёт?
Только не дождётся! Не буду я ползать возле его брендовых кроссовок.
– Кать, – услышала я и вздрогнула.
– А… Дима, ты…
– Ну да, кто же ещё? Ты чего такая взволнованная? Выглядишь так, словно за тобой волки гнались.
Почти. Один волк. Очень злой и безжалостный, и тоже чуть не сожрал меня, стискивая в огромных лапах моё хрупкое тело.
– Ничего, всё в порядке, – ушла я от ответа и попыталась его обойти. – Я пойду, Дим. Извини.
– Куда? – увязался он всё же за мной.
– Домой.
– Так я тебя, вообще-то, ждал тут. Давай провожу.
– Разве тебя родители не ждут?
– Не-а, – мотнул он головой. – Не смогли они прийти.
– Дим, – остановилась я и посмотрела на него. – Если честно, я хочу побыть одна. Спасибо тебе сегодня за поддержку и…
Краем глаза я заметила движение на лестнице школьного крыльца и машинально повернула голову. Со ступенек сбегал хмурый и злой как чёрт Питерский. Я понимала, что возле чёрного танка-иномарки его ждал отец, но всё равно испугалась, что Роман опять что-то выкинет или привяжется к Попову из-за меня. Мне захотелось тут же сбежать, и, ухватив за рукав Попова, я потянула его за угол гимназии под ледяным взглядом ненавистных голубых глаз мне в спину, пока Питерский не дошёл до нас.
– Пошли.
***
Мы завернули за угол школы, и я выдохнула, когда пропал этот острый взгляд мне в спину. Мы шли молча какое-то время, Дима не отставал, а я не знала, что ему говорить. Поглядывала на него и никак не могла подобрать слова. Ну зачем он за мной пошёл? Тем более на виду у Ромы… Мне почему-то показалось, что ничем хорошим не кончится то, что Питерский нас видел – как мы уходим с Поповым вместе. Возможно, если бы не ожидавший Романа у ворот гимназии отец, он бы пошёл следом. Хотя… Может, у меня уже просто паранойя разыгралась? Какая разница Питерскому, с кем я хожу? И зачем бы ему идти за нами?