А. П. Райт
Горечь волчьей ягоды
Цикл «Тайны острова Сен Линсей», книга 2
2024 год
Глава 1
Возможно ли вообще забыть это невесомое, словно нежное суфле, чувство? Чувство безмятежности, безобидной лени и свободы, какое способно подарить тихое летнее утро за городом. Медовые ароматы цветов, хвойных масел и озёрной воды путаются в складках прозрачных занавесок. Щебетание птиц и тихий шелест листвы.
И так легко проснуться без будильника, когда никуда не надо спешить и нести ответственность за то, насколько продуктивной будет каждая последующая минута грядущего дня. Парадокс каникул. Главное не думать о том, что скоро они закончатся.
Лив всем своим существом попыталась впитать этот момент. Пусть и в сотый раз, но она обязательно попробует ухватить неповторимую красоту этого мгновения за хвост. Как же она любила этот домик у Солёного озера. Любила его скрипучие деревянные ступеньки на крыльце, тесные комнатки с большими кроватями и маленькие окна, через которые внутрь проникало не так уж и много солнечного света. Самый маленький и несуразный домишко из всех, лет тридцать назад он был единственным на этом берегу. Когда-то здесь жил егерь, а представители этой профессии никогда особенно и не стремились к излишествам. Теперь же в окружении красивых шале с их широкими окнами, ландшафтным дизайном и облицовками из грубого серого камня, маленький деревянный домик казался бедным родственником, неизвестно как затесавшимся среди богачей.
Не обуваясь, Лив уверенно толкнула скрипучую и низкую деревянную дверь. Из прохладной полутьмы дома она тут же переместилась на залитый солнцем берег сверкающего всеми оттенками лазури огромного озера. От крыльца до небольшого деревянного причала её отделяло всего десять-пятнадцать шагов, и это, вне всяких сомнений, было главным достоинством её временного летнего жилища. Лениво потянувшись, Лив подставила лицо ветру и полной грудью вдохнула пряный летний воздух. От нахлынувшего чувства далекого, почти забытого счастья чуть не закружилась голова. Иногда казалось, что эти мгновения никогда уже к ней не вернутся, но вот она… стоит на крыльце в мятой льняной рубашке и шортах, чувствует ступнями шероховатую поверхность ступенек. Что может быть реальнее этого?
– Доброе утро, Персефона! – донесся до неё чей-то кристальный голос вместе с прохладным утренним бризом. То ли от ветра, то ли от обращённого к ней приветствия Лив ощутила дрожь во всем теле, но скорее радостную и волнующую. Там, на деревянном причале, опустив ноги в сверкающую воду, сидела она. Та, кого впечатлительный турист вполне мог бы принять за сказочную русалку. И не мудрено: у Бритты было изящное тонкое и вытянутое тело, а вдоль прекрасного остроносого личика струились длинные, доходившие почти до пояса, локоны золотых волос. Ей было около тридцати, но выглядела она всегда на девятнадцать и, казалось, ничто уже не сможет этого изменить.
– Доброе утро, Афродита, – Лив иногда пыталась давать ей мифические имена в ответ, но всегда получалось как-то нескладно. И не потому что Бритте никак не подходили имена божеств. Как раз наоборот. Просто Лив была не сильна в оригинальной подаче своей речи, даже голос её всегда казался слишком низким и грубоватым на фоне переливающегося оттенками сирени сладкого сопрано подруги.
– Как по́шло! – покачала головой Бритта и звонко рассмеялась. Она несколько раз взмахнула ногами, и в воздух поднялись блестящие брызги воды. Лив почти уже дошла до неё, когда подруга подняла руку и жестом остановила её. – Ты же не собираешься встречать это утро, не подав мне моего любимого кофе, правда?
– Я что, на прислугу похожа? – возмутилась Лив, но её протест на нимфу у воды никак не повлиял. Она улыбалась и казалась при этом совершенно счастливой, наполненной какой-то особой легкостью, которой все в тайне завидовали. И никто не был в силах этому сопротивляться. Лив тоже. – Всё как всегда? Жуткая чёрная жижа с лимоном и тремя ложками сахара?
– М-м-м, – зажмурившись от удовольствия, протянула Бритта. – Да, пожалуйста!
Лив покорно развернулась и зашагала обратно в дом. Нельзя сказать, что её возмутило поведение Бритты. На самом деле, для них это было совершенно нормальной историей, своего рода ритуалом. Кто первым вышел на пирс, тот и приказывает. Второй подчиняется и напиток приносит именно такой, какой пожелает победитель.
Как правило, игры Бритты были совсем безобидными, ритуалы исполнялись спокойно и даже радостно, но отчего-то сегодня Лив не очень-то хотелось возвращаться в дом. Она решительными размашистыми движениями открывала двери шкафчиков и торопливо рассыпала кофе по чашкам, пока чайник лениво пыхтел на плите. Отрезая кусок лимона, она чуть было не порезалась, хотя ещё пару мгновений назад в её голове не было ни намёка на беспокойство. Что же изменилось? Куда она спешит? И откуда в руках и ногах взялась эта слабость? Лив попыталась унять нервозность и спокойно отдышаться, когда за спиной послышались шаги. Кто-то вошёл в домик.
– Лив! Не пугайся, это я! – донеслось из-за угла.
– Откуда ты? Неужели ещё не ложился? – стараясь не выронить чайник из ослабевших рук, Лив принялась разливать кипяток по чашкам. Она и не заметила, что поставила их три. Подсознательно готовилась к тому, что и Крису понадобится чашечка крепкого «римского» кофе, как называла его Бритта?
– М, запах кофейно-лимонной жижи… – появляясь в проходе кухни, сквозь зевоту протянул Кристофер Хегер и всем телом прильнул к стене. – А мне глоточек организуешь?
– Хоть два, – усмехнулась Лив, встречаясь взглядом со старым другом. От вида его сонных голубых глаз и растерянной улыбки её вдруг окатила волна странной и необъяснимой тоски. В груди что-то неприятно сжалось, перекрывая дыхание и не давая шевельнуться.
Крис. Когда в последний раз она видела его таким? Когда она вообще видела его в последний раз? И что она вообще здесь делает?.. Паника подступила к горлу и обдала горечью корень языка.
– Почему я здесь?.. – спросила она вслух, еле-еле шевеля губами от чудовищной, сжимавшей всё её тело, усталости. Крис этот вопрос как будто не услышал, уверенно оттолкнувшись от стенки, он приблизился к столу и схватил одну из чашек. С упоением он вдохнул запах горячего напитка.
– Как такая гадость может настолько божественно пахнуть?
– Почему мы снова здесь, Кристофер? – спросила Лив ещё раз, теперь с нажимом. Пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя говорить. С каждой секундой это давалось всё сложнее. Невидимое нечто сковало тело и дух Лив Сигрин, сделав все её движения деревянными, а звук голоса приглушенным. – Крис, прошу, посмотри на меня!
– Сестрица уже на пирсе? – спросил он тоном человека, принимавшего участие в совсем другом разговоре. Его движение сковывали разве что сонливость и лёгкое похмелье. Темные волосы его были растрёпаны, рубашка только наполовину заправлена в джинсы, а очки не совсем ровно сидели на носу.
– Да, – осознав суть его вопроса, кивнула Лив и стремительно направилась к выходу. Ни на секунду она более не задержится на этой кухне. Хотя первый же порыв к побегу немедленно столкнулся с сопротивлением всего чего только можно – воздуха, времени и собственного тела.
Осознание того, что такие невидимые зыбучие пески свойственны только ночным кошмарам, пришло к Лив совсем не вовремя. Она тянулась к дверной ручке, отчаянно пытаясь поймать не только её, но и само это мгновение. Ей необходимо было вернуться на пирс до того, как всё растает. До того, как это место и эти люди исчезнут из её жизни. До того, как эти безмятежные летние каникулы превратятся в зияющую рваную рану на теле её недавнего прошлого. Ей надо успеть разыскать Бритту. Успеть сказать ей, что без неё уже ничто и никогда не будет прежним…
– Мама, ты спишь?!
– Н-нет, – машинально отвечала Лив Сигрин, лениво размыкая воспалённые веки. Размеренный стук колес ворвался в её тревожные сны вместе с голосом её младшего сына Питера. Странное видение из прошлого, казавшегося теперь недостижимо далёким, испарилось. Она сидела в купе первого класса, ноги её непроизвольно разъехались в стороны, а волосы прилипли к вспотевшему лбу. В вагоне было душно. Чувствовалось приближение жаркой Линсильвы, столицы острова Сен Линсей.
– Ты что-то говорила во сне, – не отрываясь от экрана своего телефона, заметил старший. Йену лишь на днях исполнилось четырнадцать, а он уже на полном ходу нёсся по волнам переходного возраста, становясь безразличным и отстранённым. Иногда казалось, что его не интересует абсолютно ничего в этой жизни, кроме коротких видеороликов в соцсетях.
– Вот как?.. – Лив уже приходилось напрягать память, чтобы припомнить детали сна, впрочем, она точно знала его сюжет. Последние пять лет он стабильно давал о себе знать каждое лето. В этот раз наблюдался прогресс – видение из прошлого не беспокоило её аж до последней четверти июля. Маленькая, но всё же победа. Женщина нервно стряхнула взмокшие пряди с лица и потёрла затёкшие колени. Лучше бы они поехали на машине – там кондиционер и музыка, и Питер бы сидел в своём детском кресле смирно. Сейчас она постаралась не думать о том, как он оббежал все прочие купе вагона и довёл до ручки каждого встречного пассажира, пока она опрометчиво позволила усталости затянуть себя в царство Морфея. Из сумочки донеслась приглушенная мелодия мобильного телефона.
– Здравствуй, Ливи, – раздалось в динамике. Голос отца звучал спокойно, ровно и без особой нежности. – У нас небольшие изменения в программе…
– О, нет! – вспыхнула женщина и чуть не подпрыгнула на месте. – Только не говори, что это связано с «тем самым местом»! – последние слова она проговорила с нажимом, но в полголоса. Вряд ли Йен не догадался бы, о чём речь, но сейчас у него из ушей торчали наушники, и игравшая в них музыка вполне могла заглушить неприятную часть разговора матери с дедушкой. На прошлой неделе он впервые за долгое время выказал интерес к чему-то помимо интернета, и Лив с огромной радостью пообещала ему, что устроит им с братом экскурсию по знаменитому замку семьи Ди Гран.
– Это напрямую связано с «тем самым местом», – голос отца в трубке хохотнул. Лив поняла, как двусмысленно прозвучали её слова, но не засмеялась. К счастью, отец затягивать не стал и поспешил пояснить: – Вчера вечером я навещал госпожу Ди Гран…
– Которую из двух?
До недавнего времени единственными представителями славного рода потомков чудотворца Линсея (в честь которого и был назван весь остров) являлись Август Ди Гран и его юная племянница-сирота Виолетта. Август – всеми любимый патриарх и благодетель – умер несколько месяцев назад, погрузив местное население в многодневный траур. Его брат (отец Виолетты) вместе со своей супругой покинул этот мир тринадцать лет назад, а сама Виолетта ни капельки не стремилась выходить на связь с внешним миром, а потому все более-менее циничные граждане сделали вывод – знаменитое семейство вымирает. А поскольку любовь местных жителей к Ди Гранам доходила иной раз до состояния религиозного фанатизма, то подобные пересуды некоторыми суеверными персонажами воспринимались крайне болезненно. Фактически, как предзнаменование скорого конца света.
И вот (О, чудо!) у покойного Августа объявились наследники. Целых двое внучатых племянников – брат и сестра. И Лив даже довелось познакомиться с одним из них – крайне симпатичным Адальбертом. Как то раз она пустила его на ночлег и теперь очень надеялась, что отец, верой и правдой служивший Ди Гранам семейным врачом, не забудет упомянуть об этом факте, а его внукам удастся поглядеть на знаменитый фамильный замок. При жизни Августа осуществить это, наверное, было бы легче. Молодые же наследники привлекли к себе столько внимания, что теперь их нескромное жилище пришлось охранять от любопытных фанатов. Роскошный замок постройки конца пятнадцатого века стал неприступной крепостью для посторонних глаз.
– С Констанцией, – отец назвал имя, которое не сходило с заголовков местных газет вот уже больше месяца. С ней Лив не была знакома, но успела обратить внимание на то, с какой трепетной любовью относился к ней брат. Кажется, они были близнецами. Или погодками. Так или иначе, именно Констанция Ди Гран в некотором смысле унаследовала от покойного Августа большую часть авторитета и обожания островитян. И её явно было за что уважать. Как минимум за то, что всего за месяц своего пребывания на острове она каким-то образом успела раскрыть целых три убийства.
– Так, и? Нам не будут рады?
– Не говори глупостей. Всё как раз наоборот: она сказала, что будет счастлива принять вас.
– Хорошо-о… – Лив выдохнула с облегчением. Это, конечно, не соревнование, но всё же приятно было бы обыграть бывшего мужа в том, кто преподнесет Йену лучший подарок на день рождения. Как правило, она в этом вопросе всегда плелась в хвосте. Одно дело каждый день кормить сыновей, отвозить их в школу, на секции, отчитывать за плохие оценки и выслушивать жалобы учителей, и совсем другое – потратить целую кучу денег на новый телефон или игровую приставку. Лив не страдала от нехватки средств, просто она жила делами семьи здесь и сейчас, а у Томаса хватало времени и сил на то, чтобы подготовить и устроить замечательное отцовское шоу со всеми этими поездками на гидроциклах, пейнтболом, интоксикацией газированными напитками и прочей мальчишеской развлекаловкой. А тут вдруг такой редкий успех: Йен давно мечтал увидеть замок Ди Гранов, и именно у Лив появился шанс эту мечту исполнить. Томасу придётся серьёзно постараться, чтобы это переплюнуть. Он, конечно, попытается, и Лив мысленно пожелала ему удачи. Без особого энтузиазма.
– Ты здесь?
– Да-да, я просто вышла в коридор, – Лив поднялась со своего места, стянула с шеи надувную подушку и выскользнула из купе. Питер метнулся следом за ней, но почему-то решил на этом не останавливаться и побежал куда-то дальше. Видимо, в сторону туалета. Мать проводила его взглядом, но от телефонного разговора не отвлеклась.
– В общем, я обрисовал ей ситуацию: что вы с мальчишками приезжаете на выходные, и что Йен мечтает поглядеть на замок. И она предложила вам вместо разовой экскурсии полноценный пансион. Тем более, ты была так гостеприимна, когда приняла у себя её брата.
– П-полноценный пансион? Я правильно пониманию, что Констанция Ди Гран предложила нам остановиться в самом замке?
– Именно.
– Ты ведь отказался? Она проявила вежливость, но…
– Спорить с Констанцией Ди Гран, когда она твёрдо что-то решила, совершенно бесполезно. Скоро ты и сама в этом убедишься. Так что просто прими это как данность.
– О, боже…
– Разве тебе не было бы интересно с ней познакомиться?
Лив Сигрин очень хотела с ней познакомиться. И она всерьёз начинала думать, что тот сон приснился ей неспроста…
***
Линсильва кипела, шипела, булькала от этой чудовищной жары. Земля сохла и трескалась. Птицы и животные прятались в тенях древесных крон, а люди в своих домах – под прохладным дыханием кондиционеров. Некоторые вырывались к морю, но берега в столице были по большей части скалистыми и обрывистыми. Участков песчаных или галечных, с удобным подходом к воде было катастрофически мало, и в выходные дни там творилось жуткое столпотворение. Люди загорали разве что не друг у друга на головах. Впрочем, и в будни находилось немало желающих оккупировать пляжи. Заставлять себя работать в поте лица гражданам Линсильвы было всё сложнее день ото дня. Июльская духота была так беспощадна, выжимая из ярких цветочных бутонов столько приторных медовых ароматов, что от одного только вдоха, казалось, можно было подхватить сахарный диабет.
Констанция Маршан-Ди Гран, всю жизнь мечтавшая жить на каком-нибудь средиземноморском курорте, экстренно переосмысливала свой жизненный план. Кремы от загара как будто и не собирались спасать её. Время от времени лицо покрывалось пятнистым румянцем, а на носу и веках проступали рыжие веснушки, о существовании которых она не вспоминала с подросткового возраста. И волосы. Расчесать их было практически невозможно – светлые пшеничные локоны скручивались тугими спиралями, а затем путались между собой, словно старые телефонные провода. Вот уже третий день подряд она не предпринимала попыток причесаться. Просто сворачивала свою путаную светлую копну во что-то наподобие пучка и надеялась, что все примут это за часть её летнего имиджа.
К счастью, в детстве она много путешествовала с отцом и братом. В том числе и по жарким странам, поэтому хорошо знала главное правило летнего гардероба для теплых краёв: натуральные ткани (хлопок, щёлк и лён) спасут от палящего солнца, а максимальное оголение тела – увы, нет. Вопреки распространённому мнению. Теперь, когда ей предстояло жить на этом острове, она предусмотрительно обновила гардероб. Особенно она полюбила свои новые шелковые костюмы с накидками-кимоно. Выглядело солидно, на неидеальной фигуре сидело идеально, а ещё нежная шелковая ткань приятно щекотала кожу, обдавая её прохладой.
Вот и сейчас, вначале чудовищно жаркого дня, Конни вышагивала по внутреннему дворику родового замка Ди Гранов и почти не испытывала дискомфорта. Не считая того, что лицо щипало солнце, а птицы, поселившиеся в густой кроне магнолий, вполне возможно, подумывали в следующий раз разбить гнездо в её спутанных светлых волосах.
Путь через внутренний двор был самым коротким, если нужно было попасть в «общую» северную часть здания. Родовой замок основателя первого поселения на этом острове, Святого Линсея Ди Грана, имел форму идеального квадрата, каждая из четырёх частей которого была направлена строго по сторонам света. Теперь всё это массивное многокомнатное великолепие из серого камня было поделено между тремя наследниками семьи. Констанции досталась южная сторона, окна и балконы которой выходили в сторону моря. Её брат Берт поселился в восточной, откуда можно было наблюдать, как солнце поднимается над оранжереей, садом и терракотовыми крышами окраины Линсильвы. Из некоторых комнат на верхних этажах так же проглядывались фрагменты морских пейзажей. Изумительное сочетание цветов и ландшафтов.
Третья наследница семейных богатств Ди Гранов – Виолетта – слыла безнадёжной никтофилкой, поэтому жить в западной части замка ей было удобнее всего. Окна там выходили на густую самшитовую рощу, и на закате солнечные лучи очень быстро тонули в ней, как в банке с чернилами. То была самая тёмная часть дома.
А вот северную сторону было решено сделать своего рода нейтральной территорией, поэтому именно тут располагались самые уютные гостиные, столовые, обеденные и чайные комнаты, а так же две библиотеки и бильярдная. Всё делалось для того, чтобы оставшимся Ди Гранам хотелось проводить свободные минуты в компании друг друга.
Большую часть времени дом казался пустым, хотя тут жили люди и имелся штат как приходящей прислуги, так и работников с постоянным проживанием. Огромная площадь, обилие комнат и коридоров делали своё дело. Миражи, сквозняки, пустые помещения – классические атрибуты старых особняков и родовых замков. Естественно, многие местные жители были убеждены, что здесь живут привидения. Как же без привидений? Но Констанция суеверностью не отличалась, а безмолвие этих помещений за недолгий срок пребывания здесь успела полюбить. Тишина успокаивала её, а не пугала. Уверенно она толкнула тяжелую дубовую дверь в средневековом стиле и очутилась в прохладном каменном холле северной стороны. Как же хорошо! Кожа лица успела неприятно разгореться, и Конни еле сдержала порыв прильнуть щекой к холодной стене.
Пристальные взгляды с семейных портретов наблюдали за происходящим, и ей не хотелось вести себя при них как-то странно. Констанция Маршан взяла вторую фамилию Ди Гран всего пару месяцев как, а уже остро ощущала возложенную на её плечи ответственность за честь семьи. И можно было бы поспорить, ведь, строго говоря, её бабушка когда-то очень давно покинула этот остров и без колебаний сменила фамилию. Отец Конни родился в Бельгии, и на Сен Линсей побывал уже только во взрослом возрасте, но…
Эти портреты. С них на девушку сейчас смотрели сплошь Констанции и Адальберты разных форм и модификаций. Семейное сходство было настолько очевидно, что даже немного пугало. Отрицать было бессмысленно – здесь теперь её дом. Надо научиться принимать это и соответствовать.
Собственно, этим она сейчас и собиралась заняться, успешно отыгрывая роль опытной хозяйки поместья. Свернув из галереи портретов к мрачным каменным коридорам технического назначения, а затем в сторону просторного помещения замковой кухни, девушка с удовольствием вдохнула ароматы специй и жареного бекона. Давид Орман, семейный повар, носился от широкой старинной кирпичной печи к плитам из нержавеющей стали, попутно хватая что-то, нарезая, взбивая и смешивая. Впечатляющее зрелище. И завидные спортивная форма и сноровка для мужчины за шестьдесят. Этот человек был фанатом своего дела. При чем фанатом яростным…
– Доброе утро, господин Орман, – поприветствовала повара Констанция, забираясь на стул у кухонного острова, мраморная столешница которого была размером со средний легковой автомобиль. Голос её, смешанный с шипением масла на сковороде, эхом утонул под куполом сводчатого потолка. На такой кухне можно было бы разместить три кейтеринговые организации одновременно, но Орман колдовал здесь один, лишь иногда привлекая на помощь постоянную домработницу Руфь.
– Доброе утро, госпожа Ди Гран! Руфь подала завтрак в изумрудном зале. Или мне покормить вас здесь?
– Всё нормально, не беспокойтесь. Я просто заскочила, чтобы напомнить – у нас сегодня будут гости. Вы внесли коррективы в обеденное меню?
– А чем вам не угодило прежнее? Какой смысл его переделывать?! – повар очень комично ворчал, когда кто-то пытался влиять на его творческие порывы в области питания обитателей замка. Его седые усы начинали активно шевелиться, а сам он становился ещё более резким и стремительным в своих движениях. Конни уже успела понять, что в этом человеке нет ни капли злобы и агрессии. Он чем-то напоминал ей отца-художника. Тот тоже очень остро воспринимал любые комментарии, когда находился в процессе создания шедевра, но искренне зла никому никогда не желал. И даже обидеть в ответ не пытался. – Думаете, внуки доктора не способны оценить отличную еду?
– Внукам доктора четырнадцать и шесть лет. Не думаю, что они оценят стейк из лосося в трюфельном соусе со спаржей и оливками. Надо упростить. Это же дети.
– Упростить как? Что, по-вашему, едят эти дети – шоколад и бутерброды с сыром?
– Бутерброды с сыром, кстати, штука неплохая…
– Ох… – господин Орман на мгновение прервал свою кулинарную одиссею и замер на месте с максимально драматичным выражением лица. Констанция подарила ему теплый успокаивающий взгляд.
– Но я хотела бы предложить что-то вроде пюре с курицей. Может, наггетсы…
– Наггетсы?! – мужчина чуть было не перешёл на фальцет от возмущения. Лицо его покраснело. – Предлагаете пожарить полуфабрикаты?! В этом-то доме?!
– Предлагаю вам обвалять кусочки куриного филе в смеси специй и хлебных крошек так, как это может сделать только талантливый повар, вроде вас, – Конни оставалась спокойной и доброжелательной. – Ни о каких полуфабрикатах, конечно же, и речи быть не может.
– Вот именно! – Орман инстинктивно согласился с последним утверждением, и в пылу эмоций не заметил, что в своём упорстве проиграл. – Думаю, у меня есть подходящий набор для хрустящей панировки…
– Замечательно! – девушка вскочила со своего места и широко улыбнулась. – И, пожалуйста, никаких спаржи и оливок сегодня. Простые овощи и зелень.
И была такова.
Изумрудный обеденный зал идеально подходил для завтраков. Светлое вытянутое помещение с акцентной стеной, украшенной глубокого зелёного цвета плиткой, располагалось достаточно близко к кухне, чтобы еда попадала на длинный буфетный стол ещё горячей, но достаточно далеко, чтобы не слышать громкие возмущённые комментарии повара. А ещё здесь всегда был небольшой сквозняк, поэтому всё вокруг было преисполнено свежести и легкого летнего настроения.
За белым круглым столом у распахнутого арочного окна уже сидели двое: загорелая и прекрасная, похожая на царевну из восточных сказок, женщина лет сорока пяти, а так же высокий и белокурый молодой мужчина с лицом типичного Ди Грана. Севилла Сапфир, управляющая поместьем, первой заметила приближение Констанции и подняла на неё свой гипнотический васильковый взгляд. Волосы у Севиллы тоже вились, как и у Конни, но её безупречная причёска почему-то не превращалась в ужасное войлочное гнездо в этом жарком островном климате. Чудовищная несправедливость.
– Доброе утро, – дама поприветствовала девушку своим низким бархатным голосом, от которого у всех мужчин в радиусе километра по коже разбегались армии мурашек. Наверное, поэтому все сотрудники слушались госпожу Сапфир беспрекословно. Восхищение к её безупречности граничило со страхом и религиозным трепетом.
– Доброе, – Констанция приблизилась к столу и взлохматила волосы на голове своего брата, который не потрудился её поприветствовать. Только теперь он, кажется, заметил её присутствие и чуть было не подпрыгнул на месте от испуга и возмущения.
– Э-эй! Ты чего?! – чудом не расплескав свой кофе, молодой человек отпрянул от хулиганки-сестры.
– Ты ещё не проснулся, Берт? – весело поинтересовалась Конни. – Даже доброго утра мне не пожелаешь?
– Ой, брось ты эти церемонии! – отмахнулся Адальберт Маршан, вставший явно не с той ноги. Обычно это он выступал в качестве источника дурацких комментариев и нелепых подколок. Впрочем, поправив свою светлую шевелюру, он как будто немного взбодрился. – Ты, я смотрю, ждёшь не дождёшься гостей? Соскучилась по светской жизни?
– А ты нет? – Констанция направилась к буфетному столу, где налила себе кофе и уложила два яйца пашот с листиками жареного бекона на тарелку.
Ей нравилось жить в новом огромном доме, носить шёлковые костюмы, есть эту чудесную еду, гулять в огромном саду, бродить по самшитовой роще и спускаться по узкой тропинке к маленькому, скрытому от посторонних глаз, пляжу с золотым песочком. Но круг общения за последний месяц расширить не получилось. После того, как Конни имела некоторую наглость влезть в расследование убийств двух девочек и нотариуса почти два месяца назад, уровень её популярности и узнаваемости в Линсильве не самым комфортным образом возрос. Она полагала, что со временем весь этот ажиотаж сойдёт на нет, но пока страсти не утихали. Любой выход в город превращался в дискотеку со светомузыкой: незнакомые люди подходили к ней на улице, заваливали вопросами, просили добавить их в друзья в соцсетях и постоянно пытались из под тешка сфотографировать. Были и те, кто понимал, что новая Ди Гран теперь имеет свой голос в островном совете, поэтому спешили пожаловаться на всех и вся – полицию, медиков, дорожные службы и шумных соседей.
Семейный адвокат благоразумно предупредил Констанцию и Берта о том, что любое неосторожно брошенное слово из уст Ди Гранов обязательно будет, в случае чего, использовано против них же. Так что, не имея пока достаточного веса и вовлечённости в политической системе острова, не стоит вступать в дебаты с гражданами. И тем более не стоит строить из себя щедрых аристократов, раздавая направо и налево обещания процветания и решения проблем.
Так что приходилось ждать, когда страсти по раскрытым убийствам в Линсильве улягутся, максимально сократив свои контакты с внешним миром. В город Конни и Берт теперь выбирались только на машине, при чем не на роскошном Роллс-Ройсе «Сильвер Клауд» (ласково именуемом обитателями замка Клаудией), доставшимся брату и сестре в наследство вместе с домом, бизнесами и банковскими счетами. Эта машина была слишком узнаваемой и экстравагантной. Отныне брат с сестрой перемещались на белом Мерседесе не самой новой модели, и вот эта часть истории с вынужденными прятками от всего мира Констанцию вполне устраивала. Берт любил Клаудию и страдал от разлуки, но его сестру всерьёз беспокоило отсутствие в ретро-машине ремней безопасности и нормального кондиционера.
– Ужасная жара… – проговорил братец, делая тяжелый вдох. – Я хотел немного поработать на берегу сегодня, но, видимо, не выйдет. Это пекло просто уничтожит меня.
– Боюсь, до конца августа на похолодания можно не рассчитывать, – сочувственно произнесла госпожа Сапфир. Её блестящие чёрные локоны были аккуратно собраны в низкий хвостик, но две пружинистые пряди красиво обрамляли вытянутое лицо. Дама изучала какие-то хозяйственные документы и счета, объёмы которых с появлением в доме новых хозяев и дополнительных постов охраны значительно выросли. Но она справлялась блестяще – легко и непринуждённо. Вот и сейчас она, преисполненная спокойствия и внутреннего достоинства, медленно перелистывала страницы документов, делая короткие глоточки безумно крепкого эспрессо из крохотной фарфоровой чашечки. Конни точно знала, что все самые важные задачи управляющей Севилла успела переделать ещё за два часа до завтрака. Она всегда вставала очень рано.
– Замечательно, – проворчал Берт, лениво ковыряя вилкой свой омлет. Недавно он вновь воспылал страстью к живописи и впервые за очень долгое время взял в руки кисти и краски.
Понимание основ композиции, тени, света и перспективы досталось ему то ли генетически, то ли в процессе воспитания от их отца. Яна Маршана ещё при жизни считали гением, а после смерти и вовсе внесли в списки величайших творцов конца двадцатого – начала двадцать первого века. При таком масштабе таланта и всемирного признания было даже удивительно, что только у Берта в их семье действительно получалось запечатлеть что-либо на холсте. Констанцию творческое дарование обошло стороной. Хотя она очень сопереживала брату сейчас: выросшая среди художников, она прекрасно знала, какими замкнутыми и раздражительными они могут становиться, когда вдохновение есть, а возможности для реализации задуманного нет. Две недели назад Берт начал писать морской пейзаж и уже дважды чуть было не заработал тепловой удар на пленере.
– Осенью жара, как правило, немного спадает. Начинается бархатный сезон, – Севилла Сапфир мастерски научилась игнорировать творчески перепады настроения Адальберта Маршана, просто продолжая разговор с той точки, с которой хотела сама. – Я очень люблю это время. Можно будет устраивать пикники!
– Как было бы прекрасно… – Конни улыбнулась, представив себе пикник на морском берегу в прохладный день. Но сейчас ей нужно было переключиться на события ближайших нескольких часов. – К слову, комнаты для гостей уже готовы?
– Не обижайте меня, Констанция, – васильковые глаза Севиллы лукаво сверкнули. – Всё было готово ещё вчера.
– Это хорошо, – Конни кивнула. – Знаете ли, я просто немного нервничаю. Что обо мне подумает дочка доктора?
– Что ты, дурёха, влезла на частную территорию и получила за это камнем по голове, – одним глотком опустошая свою чашку кофе, выпалил Берт. Ему не нравилось говорить об этом, но и упустить возможность лишний раз ткнуть сестрицу носом в недавние события он не мог. Констанция поморщилась и машинально поднесла руку ко лбу: там, на границе роста волос, всё ещё оставался небольшой шрам. К счастью, удар прошёл по касательной и лишь ненадолго отключил сознание девушки. В тот момент, когда это произошло, Берт как раз находился в городе Сальтхайм, в гостях у той самой Лив Сигрин. Конни эту женщину ещё не встречала и отчего-то нервничала. Она бы назвала это предчувствием, если бы верила в предчувствия.
– Обязательно это вспоминать? – госпожа Сапфир взглянула на Маршана с укоризной, поднимаясь со своего места. – Кажется, мы все сошлись на мысли, что эта история должна остаться в прошлом? Пусть так и будет.
– Пусть так и будет, – эхом отозвался Берт, безразлично пожимая плечами, за что чуть было не получил подзатыльник от управляющей. Севилла Сапфир любила обращаться к новым хозяевам на «вы» и сохранять видимость субординации, но всем вокруг давно стало ясно, что авторитет её заметно выходил за границы профессиональных отношений. Матриархальная сила этой дамы быстро перевела её в статус строгой тётушки, пристально следившей за порядком как в хозяйстве, так и во взаимоотношениях Ди Гранов. Берт был пристыжен, а сама дама, прихватив с собой документы, покинула изумрудный зал.
– А к вечеру у тебя улучшится настроение? – поинтересовалась Конни, когда стук каблуков госпожи Сапфир стих где-то за пределами комнаты. Брат на мгновение задумался, поднося ко рту вилку с последним кусочком омлета.
– Если только будет не так чертовски жарко…
– Я велю Руфь подать нам ежевичного вина со льдом к ужину, – предложила Констанция весело. – Что скажешь?
– Скажу, что ежевичное вино – это всегда отличная идея, – Берт просиял. У него было точёное благородное лицо с ровным вытянутым носом, что могло бы сделать весь его облик строгим и солидным, но лучезарная улыбка и азартные огоньки в светло-серых глазах выдавали его истинную суть – симпатичного вечно юного чертёнка. Конни очень любила брата, хотя и не всегда была способна вытерпеть его перепады настроения.
Следующие несколько часов пролетели в хлопотах: как только брат с сестрой расправились с завтраком, в изумрудном зале появилась Ива, воспитанница госпожи Сапфир, и тут же вывалила на Ди Гранов целый ворох новостей самого разного толка. Пятнадцатилетняя девочка и её младший брат Леон жили в замке и исполняли мелкие поручения. С некоторых пор Ива сама назначила себя личным ассистентом Констанции – она передавала ей почту и сообщения о звонках (Увы, сотовая связь в замке не работала – приходилось пользоваться стационарным телефонным аппаратом). Так же она выступала источником невинных городских сплетен, не давая запертым в поместье потомкам Святого Линсея окончательно оторваться от общественной жизни Линсильвы.
И вот теперь Конни предстояло разрешить сразу несколько мелких задач. Для начала передать подтверждение для поста охраны, что она действительно ждёт посылку от своего друга Франка Аллана, потому что эти ребята были готовы звонить в полицию каждый раз, когда видели любой почтовый пакет из крафтовой бумаги. Парни очень старались сохранять профессионализм и предельную бдительность, временами перегибая палку.
Три письма ожидали ответа. Первое от директора винодельни «Жасминовый холм», совладельцами которого Берт и Конни теперь являлись. Директор интересовался планами новых хозяев относительно модернизации производства, подробно и с явными преувеличениями описывал свои профессиональные отношения с покойным господином Августом Ди Граном, выражал надежду на «благотворное сотрудничество». Почему-то последняя фраза в письме Констанции особенно не понравилась, и она тут же передала Иве задание связаться с семейным адвокатом. Пусть предоставит досье и исчерпывающий портрет этого директора.
Второе письмо, напечатанное на плотном глянцевом листе бумаги больше напоминало рекламный буклет. Мэр города Сальтхайм, Рекс Леманн, чей портрет на фоне гор и лазурного озера красовался с обратной стороны листа, в ярких выражениях описывал невероятные красоты заповедников Сальтхайма, а так же активно распинался о том, какое значение играет Фестиваль Волчьей Ягоды для культурной жизни всего острова Сен Линсей. Завершалось всё торжественным приглашением Ди Гранов «на главный праздник этого лета», естественно, за счёт администрации города.
Третье письмо Конни откладывала до последнего. Тёмно-бордовый конверт с золотыми вензелями она узнала бы из тысячи – фирменный стиль семьи Тенебрис, другой ветки потомков Святого Линсея. Вторая по степени своего влияния и первая по уровню богатства на Сен Линсей, эта семья имела весьма противоречивую репутацию. Вся их фамильная история была окружена интригами, жуткими легендами и мрачными тайнами. И, если средневековые страшилки и суеверия мало интересовали Констанцию Ди Гран, то вот коррупционные скандалы и сомнительные финансовые операции Тенебрисов не смогли укрыться от её пытливого взора. Последний разговор девушки с Амандин Тенебрис – самопровозглашённой королевой мрачного рода – вышел не очень приятным. Конни имела неосторожность раскрыть махинации дамы с одним благотворительным фондом, через который Амандин вероломно подсасывала деньги из островного бюджета.
Стоит ли говорить, что госпожа Тенебрис не воспылала любовью и уважением к своей собеседнице по окончании той встречи? Впрочем, на теплые взаимоотношения не стоило рассчитывать с самого начала. А теперь же происходило то, что и вовсе вызывало у Конни приступы неприятной крупной дрожи: госпожа Амандин Тенебрис спустя почти два месяца после их маленькой словесной дуэли вдруг изменила тактику поведения с тяжелого молчания на фонтанирующее дружелюбие. Она уже не раз присылала Ди Гранам официальные приглашения то на благотворительные балы, то на свои многочисленные курорты (на острове и на большой земле), то и вовсе к себе домой. Погостить на недельку.
От одной мысли об этом у Констанции челюсть сводило от напряжения. Нет, она не боялась быть коварно отравленной новой заклятой подругой. Результаты своего маленького расследования девушка не передала полиции, поэтому теперь госпожа Тенебрис, в некотором смысле, была ей страшно обязана, а потому менее всего была заинтересована в том, чтобы с девушкой что-либо случилось. И всё же эта резкая перемена в образе пристыженной дамочки настораживала. На все приглашения Конни отвечала вежливыми и максимально дружелюбным отказом. Сегодняшний день не стал исключением.
– Боже, ну почему мне из всех Тенебрисов пишет только эта кобра? – в сердцах выпалила Констанция, заворачивая лист со своим официальным ответом в узнаваемый диграновский конверт пыльно-розового цвета с золотым теснением в форме фамильного герба. – Почему мне не пишет Виктор Тенебрис? Он кажется мне куда более приятным другом по переписке…
– Потому что Виктор занят реальной работой – бизнесом и управлением, а не светскими играми и благотворительными балами, – не задумываясь, ответила Севилла Сапфир, принимая у Конни конверт. – Прикажете отправить сегодня же или можно отложить до завтра?
– Можно и до завтра, – девушка тяжело вздохнула. – Я ещё не решила, что ответить мэру Сальтхайма. Как сформулировать отказ так, чтобы это не выглядело, будто я отрицаю культурную значимость фестиваля Волчьей Ягоды?
– Уверена, что вы с этим справитесь, – улыбнулась госпожа Сапфир. Затем она вдруг нахмурилась и обратила свой васильковый взгляд в сторону окна. Здесь, в синей гостиной, расположенной на первом этаже, особенно хорошо было слышно, если на территорию въезжал автомобиль. И сейчас мирное шуршание гравия, за которым тут же последовал короткий гудок клаксона, ясно дало понять – именно это и происходит. Серебристый седан остановился у самых ворот поместья.
– Гости прибыли? – догадалась Конни, не поднимаясь со своего места.
Глава 2.
Доктор Сигрин и его дочь Лив были не очень похожи друг на друга. Он – высокий и сухощавый мужчина с большими синими глазами и выдающимся орлиным носом – всегда выглядел моложе своего возраста. Что именно молодило его – золотистый загар на обтянутом сухой кожей худом лице или крепкая офицерская осанка – не ясно, но при первой их встрече Конни решила, что ему должно быть лет пятьдесят, в то время как совсем недавно мужчина отметил своё шестидесяти пятилетие. Ярым поборником здорового образа жизни доктора назвать было сложно: он никогда не отказывался от предложенного бокальчика ежевичного вина, не ограничивал себя в употреблении углеводов и красного мяса, а ещё, кажется, курил сигареты (характерный запах исходил от его одежды время от времени). То ли все эти вещи никак не влияли на него из-за хорошей генетики, то ли он что-то скрывал от окружающих, но впечатление он производил человека одновременно сильного, здорового, спокойного и уверенного в себе.
Лив была немного другой. Конни никогда не считала себя высокой (особенно на фоне брата и отца она казалась самой себе коротышкой), но Лив Сигрин была ещё ниже на целую голову. Широкоплечая и крепкая при том, она явно занималась спортом и всеми силами старалась держать себя в форме. Это чувствовалось в её одновременно отрывистой и тяжелой походке и в крепком, почти мужском, рукопожатии. Впрочем, несмотря на некоторую общую грубость в облике, Лив была по-своему симпатична: небольшие светло-голубого цвета глаза и белые, словно первый снег, волосы необыкновенным образом контрастировали с густым и тёплым карамельным загаром. Зима посреди лета.
– Вы приехали на поезде? – после знакомства и дежурного обмена любезностями, Констанция повела гостей в замок. Сыновья Лив, Питер (младший) и Йен (старший), шли позади и осматривали явившееся им великолепие замка Ди Гранов, изумлённо разинув рты. Что ж, приехав сюда пару месяцев назад, Конни и Берт вели себя практически так же. Ничего удивительного – эти серые каменные стены, старинные гобелены и огромная раздвоенная парадная лестница кого угодно привели бы в восторг. Резиденция потомков Святого Линсея полностью соответствовала своему статусу – всё здесь было грандиозным и впечатляющим. Архитектура замка сочетала в себе элементы раннего Возрождения и поздней Готики – Конни обожала это. Она не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь прежде видела подобное – узкие и высокие готические окна в обрамлении каменного кружева сочетались с абсолютной, способной довести до экстаза любого перфекциониста, симметрией всех помещений и пристроек. Высокие сводчатые потолки. Витражи. Исполинского размера камины. Картины разных эпох в массивных золочёных рамах.
Госпожа Сапфир вызвалась устроить для мальчишек экскурсию, потому что те явно не собирались давать матери право на отдых после долгой дороги. Младший то и дело выкрикивал что-то вроде «ого! А это что такое?», тыкая в каждую встречную скульптуру или вазу пальцем. Старший всё повторял «вау» и крутился вокруг своей оси в холле, стараясь, видимо, разглядеть всё сразу и со всех возможных ракурсов. Эхо от их голосов, отскакивая от стен, троилось, наполняя всё вокруг непрекращающейся какофонией восторгов. Лив наблюдала за всем этим с тем самым выражением лица, в котором радость за мальчишек гармонично соседствовала с безнадёжностью и отчаянием. Поэтому, как только управляющая предложила показать юным Сигринам самые интересные помещения, Лив как будто не поверила собственному счастью.
– Хотите, чтобы я сразу проводила вас в вашу комнату или сначала присядете, отдохнёте, выпьете чаю? – поинтересовалась Конни вежливо, обращаясь к растерявшейся от внезапно воцарившейся тишины гостье.
– Выпить чаю – отличная идея! – опередил дочь доктор Сигрин, занося в холл дорожные сумки. – Только лучше холодненького, а то с меня уже пот бежит ручьём…
– Д-да, чай – это хорошо… – издав тяжёлый вздох, негромко проговорила Лив и попыталась смахнуть липкую испарину с загорелого круглого лба.
Конни проводила её и доктора в синюю гостиную, ближайшую от мраморного холла комнату, которую обожали практически все и обитатели замка, и гости, когда-либо побывавшие здесь. Очевидные плюсы этого помещения не ограничивались только лишь тем фактом, что именно здесь удобнее всего было караулить прибывающих гостей (высокие арочные окна смотрели прямо на главные ворота с примыкающим к ним симпатичным домиком привратника, где с некоторых пор расположился пост охраны). Нет, дело было в самой атмосфере гостиной и в том, как она была оформлена. На фоне стен завораживающего цвета индиго была расставлена мебель, сочетавшая в себе отголоски и барокко, и викторианского стиля, и неоклассицизма, но всё вместе смотрелось торжественно и гармонично.
Кресло с высокой спинкой, обитое бархатом яркого горчичного цвета, располагалось у окна и заметно контрастировало со всеми остальными элементами интерьера. То был личный трон Констанции Ди Гран, именно на нём она восседала, когда разбирала почту и все прочие важные документы, с которыми ей приходилось иметь дело. Для этих же целей рядом с креслом разместился красивый стеклянный столик на ножках, имитирующих сплетённые ветки дерева. Импровизированный кабинет уже не раз выручал девушку, хотя она и понимала, что ей пора бы организовать настоящий, в отдельном помещении. Как раз следом за синей гостиной, стоило лишь немного пройти по коридору, можно было обнаружить массивную дубовую дверь, за которой прятался кабинет покойного Августа Ди Грана. Можно было бы занять его, но отчего-то Конни никак не решалась повернуть ключ в замке и нарушить целостность того порядка, что установился в офисе при прежнем хозяине. Лишь подумав об этом, девушка вздрогнула и вспомнила о гостях.
Доктор Сигрин, чувствовавшийся себя в замке совсем как дома, удобно расположился в одном из кресел. Его дочь же, напротив, явно ощущала себя здесь лишней. Плечи и спина её были напряжены, взгляд сосредоточен и устремлён куда-то далеко, в пространство, да и сидела она на самом краешке дивана.
– Лив, вы уже бывали здесь раньше? – пытаясь разбавить неловкое молчание, заговорила Констанция вежливо. На центральном кофейном столике стоял индийский медный поднос с графином, наполненным чаем со льдом. Конни аккуратно разливала холодный напиток по бокалам, чувствуя на себе пристальный взгляд. Кажется, гостья изучала её.
– Да, но это было очень давно, – подумав немного, ответила дочка доктора. – И всё выглядело немного иначе, кажется. Даже эта комната…
– Ливи была тут ещё до того, как Август затеял ремонт, – поспешил пояснить доктор. Затем он вдруг поднялся со своего места и спросил: – А где же Адальберт? Не говорите мне, что он опять пытается рисовать свой пейзаж! В такой жаркий день солнечный удар ему обеспечен!
– Он в своей части замка. Наверное, просто ещё не в курсе, что вы приехали. Я ему сообщу… – Констанция направилась было к винтажного вида телефонному аппарату внутренней связи, но доктор остановил её.
– Если вы не против, – сказал он, – я бы хотел переговорить с Бертом кое о чём. Может, я сам приведу его?
– Конечно. Как скажете, – девушка пожала плечами, провожая взглядом стремительно удаляющийся силуэт доктора Сигрина.
– Наша компания ему наскучила, – подала голос Лив, как только эхо шагов её отца стихло где-то в лабиринтах дома.
– Доктору?
– Ага, – выдохнула гостья нервно и отпила из своего бокала. – С ним так бывает. В обществе, разбавленном мужчинами, он чувствует себя комфортнее. Тем более, когда я поблизости. Всегда так было.
– Но почему?
– Не знаю, – Лив пожала плечами и немного печально улыбнулась. – Он приведёт вашего брата, и обстановка сразу разрядится – вот увидите.
– Ясно, – Конни села напротив гостьи и тоже поспешила промочить горло холодным напитком. Несмотря на прекрасную систему кондиционирования помещений, под потоком солнечного света, проникавшим в комнату сквозь высокие окна, лёд в графине уже почти полностью растаял. Ещё немного и он начнёт нагреваться, превращаясь во вполне себе классический чай.
– Как ваша голова?
– Работает в прежнем режиме, – быстро ответила Констанция, подавляя желание в очередной раз коснуться шрама на лбу. Известие о том, что Конни стала жертвой нападения пришло к Берту как раз тогда, когда он находился в гостях у Лив, поэтому девушку нисколько не удивила такая осведомлённость. Интересно, обсуждала ли гостья всю эту историю с кем-нибудь из своих знакомых? Болтают ли в Сальтхайме о приключениях новых Ди Гранов так же, как и здесь, в Линсильве? Лишь представив себе это, Конни не смогла сдержать тяжёлого вздоха, и от внимательного взора гостьи это не ускользнуло.
– Простите, не хотела напоминать, – как-то немного неуклюже извинилась она. Голос у женщины был низкий, немного хрипловатый.
– Ничего страшного, – отмахнулась Констанция небрежно. – В конце концов, не так много проблем от синяка на голове, сколько от сплетен и пересудов. Как думаете, скоро все вокруг перестанут это обсуждать?
– Не знаю, – Лив устало улыбнулась, – но, кажется, такое значение всей этой истории придают только в Линсильве. А в наших краях все только и обсуждают фестиваль Волчьей Ягоды, стоит августу-месяцу замаячить на горизонте. Не обижайтесь, но лично я бы предпочла перемывать кости Ди Гранам – это хотя бы интересно…
– Вот как? Значит, есть на этом острове место, где за мной по пятам не будет следовать толпа любопытных зевак? – проговорила Конни негромко, всерьёз задумавшись о том, чтобы переехать в этот равнодушный к её персоне Сальтхайм. – А что не так с фестивалем? Говорят, это главное культурное событие лета. Чем он вам не угодил?
Лив ответила не сразу, и Констанция успела пожалеть о своём вопросе, пока тянулась эта странная пауза в их разговоре. И без того усталый взгляд женщины потух окончательно, став при этом опустошённым и печальным.
– Неприятные ассоциации, – Лив буквально выдавила из себя эти слова, и обеим собеседницам вмиг стало не по себе. Так бывает, когда в весёлой компании отпускаешь неуместную шутку, задевающую слишком личные и слишком больные темы. К счастью, шумное появление Берта и доктора Сигрина разбавило обстановку.
– Привет! – лучезарно улыбаясь во весь свой белозубый рот, выпалил брат, как только увидел гостью. Та мгновенно просияла в ответ. Такова была исцеляющая сила Адальберта Маршана – его обаянию и сладкому, воздушному, как сахарная вата, добродушию просто невозможно было противостоять. Конни терпеливо наблюдала за тем, как он заключает в объятия женщину, с которой был знаком лишь на один вечер дольше, чем сестра. И тем не менее они уже воспринимали друг друга по-дружески открыто и комфортно. Никаких формальностей и официоза. Никаких «вы» и сухих рукопожатий. Всего секунду назад на Лив лица не было, и вот уже она весело обменивается с Бертом остроумными репликами и чуть было не повизгивает от смеха.
– Как твои успехи в живописи? – сияя от восторга, спросила она, и Берт тут же изобразил театрально-недовольную гримасу, запуская руки в свои путаные светлые волосы.
– Паршивей некуда! А как твои мальчишки? Где они, кстати?
– Севилла решила устроить им небольшую экскурсию, чтобы Лив могла отдохнуть после долгой дороги, – пояснила Конни терпеливо, хотя могло бы показаться, что с появлением шумного братца на неё тут же перестали обращать внимание. К сожалению или к счастью, но так бывало довольно часто. Берт умел заполнять собою пространство и переводить взгляды на себя почти что профессионально. Голос у него был мелодичный и звонкий, внешность – яркая и аристократичная, а манера поведения могла меняться в зависимости от обстоятельств и окружения. Утром он ворчал и хмурился, а теперь глядите-ка – шутит, жеманничает и очаровывает всех вокруг своей лёгкостью и почти детской непосредственностью.
Все функции Констанции, как ответственной хозяйки, с этой секунды сводились к редким ремаркам и пояснениям. Так, например, увидев, что Севилла с мальчишками возвращаются после экскурсии, она вежливо предложила гостям помочь им расположиться в их комнатах, дала указания по поводу предстоящего обеда и со спокойной душой удалилась.
Примерно так же всё происходило и за обедом, и после него: источником шума и громких разговоров были Берт и Питер с Йеном. Иногда Констанция улыбалась и повторяла «всё в порядке, не беспокойтесь», когда Лив извинялась перед ней за ту или иную застольную выходку своих сыновей. В остальном же участие госпожи Ди Гран в общей беседе ограничивалось кивками головы и дежурным смехом, когда смеялись и все остальные.
Настроение у неё при этом было вполне сносное. Конни никогда не относилась к тому типу людей, которые грустят, если всё вокруг не крутится вокруг них. Наоборот, иногда подобное положение вещей снимало с неё груз ответственности за поведение и расположение духа окружающих. В такие моменты можно было думать о чём-то своём, сохраняя при этом внешнюю невозмутимость и благожелательность.
Садовник Годфри раздобыл для мальчишек футбольный мяч. И, что удивительно, идея погонять его по газону пришлась по душе не только двум внукам доктора, но и самому доктору. День клонился к закату, и тяжёлый горячий воздух потихоньку начал остывать. Пёстрая компания Сигринов, к которой присоединились и Берт с садовником и Леон, младший брат Ивы, носилась теперь под окнами, поднимая в воздух облака пыли и клочки земли.
– М-да, давненько я не видела ничего подобного, – протянула госпожа Сапфир задумчиво, направляясь в сторону Конни. Найти её оказалось несложно: девушка опять устроилась у окна синей гостиной, надеясь собраться-таки с мыслями и написать внятный ответ мэру Сальтхайма по поводу грядущего фестиваля и его приглашения, но дело никак не шло. Уже битый час она водила ручкой по бумаге, рисуя то ли сердечко, то ли яблочко, то ли чьи-то ассиметричные ягодицы. На официальное и предельно вежливое письмо с обоснованным отказом эти художества похожи не были.
– Что? – с трудом Констанции удалось отвлечься от медитативной практики бумагомарания и заставить себя обратить внимание на вошедшую даму.
– Я про них, – Севилла махнула рукой в сторону окон, мимо которых метеором пронёсся Питер, давя из себя протяжное «а-а-а!». Следом за ним с криком «в стекло не попади!» уже бежали доктор с Годфри. Управляющая еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. – Мужчины, похоже, никогда не взрослеют…
– Похоже, – не особо вникая в слова женщины, кивнула Конни. Затем она в последний раз взглянула на неудавшееся письмо и решительно смяла лист. Ей хотелось метко запустить получившийся комок в урну для бумаги, но таковой поблизости не оказалось.
– Вам нужен нормальный кабинет.
– У меня есть кабинет, – отвечала девушка. К её спальне в южной части замка действительно примыкало помещение похожего свойства, небольшое, но вполне функциональное. Проблема заключалась в том, что заставить себя работать там девушка не могла. Её сторона дома была пустынной и тихой, слишком уж оторванной от ключевых помещений, вроде архива, библиотеки и всего того, что могло бы ей понадобиться. Бегать всякий раз туда-сюда по лестницам, петлять по коридорам или вызванивать Севиллу по поводу каждой мелочи было бы просто нецелесообразно.
– Вам нужен кабинет в этой части дома. Займите офис Августа, он был бы не против.
– Я подумаю об этом, – соврала Конни, потому как думала об этом она и так довольно часто. И всякий раз наталкивалась на внутреннее сопротивление непонятной ей природы. Как будто некая часть неё так и не решалась принять тот факт, что именно она, Констанция Маршан, теперь глава этой семьи.
Глава семьи.
Даже произносить эти слова про себя почему-то было нелегко. Август Ди Гран – двоюродный дед, которого она не знала, – был всеобщим любимцем. Абсолютным идеалом мужчины: строгим, но справедливым, верным своим принципам, заботливым и почитаемым всеми вокруг. Его любимая жена умерла, когда им обоим было лишь чуть за сорок, но он так и не женился повторно, хотя желающих утешить и обогреть состоятельного и красивого вдовца нашлось бы немало. Десять лет спустя он пережил трагическую смерть младшего брата и невестки, взял на себя роль опекуна для их дочери и вырастил её, одаривая заботой и нежной отцовской любовью. Человек с безупречной репутацией. Увы, Конни не чувствовала себя даже на полпроцента равной ему. И, хотя она охотно взялась за дела семьи, заменой для личности такого масштаба, как Август, она себя не видела. Или не желала видеть.
– Как там Виолетта? Чем она занимается? – переводя тему, поинтересовалась Констанция у госпожи Сапфир.
– Читает книжки, как всегда, – вздохнула дама разочарованно. Её раздражал тот факт, что самая юная из Ди Гранов наотрез отказывается вести светский образ жизни при свете дня. Даже не вышла поприветствовать гостей. Впрочем, вынуждать девушку находиться в компании малолетних Сигринов было бы всё равно, что подвергнуть бедняжку психологическому насилию. Днём Ви всегда казалась слабой, вялой и замкнутой. Доктор Сигрин был убеждён, что так проявляются последствия перенесённой в детстве психологической травмы. Неспособность девушки выносить яркий солнечный свет он считал надуманной, ведь никаких реальный болезней у неё выявлено не было. Тем не менее, Виолетта упорно отсиживалась в тени днём и вела куда более активную жизнь ночью.
– Она присоединится к нам за ужином?
– Не знаю! Сами у неё спросите, – устало потирая виски, отозвалась госпожа Сапфир. Борьба с причудами Виолетты занимала немалую часть её повседневного существования, поэтому периодически это серьёзно даму утомляло. – Ох, она такая же упёртая и капризная, как и её мать, упокой Господь её душу!
– Агата тоже предпочитала бодрствовать ночью? – Конни вдруг осознала, что прежде речь почти никогда не заходила о покойной госпоже Ди Гран. Севилла и Агата были родными сёстрами, но ни госпожа Сапфир, ни Виолетта не любили говорить о ней.
– У неё вообще не было хоть сколько-нибудь чёткого графика, – рассмеялась Севилла. – Агата могла проспать дня два, а потом шататься с супругом под луной вокруг дома с бутылкой вина. Она бывала взбалмошной и наивной, как ребёнок, но, если уж вбивала себе что-то в голову, то всё! Ни вправо, ни влево! Только так и никак иначе. И хоть ты тресни, уговаривая её пойти на уступки.
– Да, очень похоже на Виолетту.
– Да, – повторила женщина, присаживаясь в одно из кресел. Губы её дрогнули и растянулись в улыбке, одновременно добродушной и печальной. – Они и внешне – одно лицо. Конечно, из Ви не получилось типичной Ди Гран, но, знаете ли, и в нашем роду полно красавиц! Взгляните хотя бы на меня!
– Это правда, – Конни улыбнулась в ответ и нехотя поднялась со своего места. – Похоже, сегодня у меня не получится написать господину мэру ничего путного. Предлагаю растормошить Виолетту к ужину и всем вместе выпить ежевичного вина. Как вы на это смотрите?
– Прикажете оповестить наших мужчин?
– Пусть играют, – отмахнулась девушка. Где-то вдалеке по-прежнему были слышны гомон и крики, страстно увлечённых футболом мальчишек. – Но, возможно, Лив захочет к нам присоединиться. Пригласите её.
***
«Это шутка?»
Лив не могла поверить своим глазам. Она ещё раз пробежала глазами по тексту электронного письма. Потом ещё раз. И ещё раза три. Несколько минут её разум просто отказывался о чём-либо мыслить и рассуждать. Голову заполнила звенящая пустота. Отложив в сторону смартфон, женщина поднялась с постели и направилась в ванную.
В замке не ловит мобильная связь. Интернета тоже нет. Видимо, сообщение пришло, пока они ехали от вокзала. Во всей этой суматохе она даже ни разу не взглянула на телефон. Это и к лучшему. Наверняка, это бы выбило почву у неё из-под ног.
Ополоснув лицо холодной водой, Лив ухватилась за края раковины и буквально всем корпусом нависла над ней. Капли падали с подбородка, бежали ручьём по шее и заползали под одежду. Это подействовало отрезвляюще. Ей удалось подавить подступающий к горлу гадкий ком.
«Дорогая Ливи,
Как ты поживаешь? Как дети? Я слышала о твоём разводе. Давно хотела выразить тебе своё сожаление по этому поводу, но никак не могла подобрать слова. А теперь уже поздно, не правда ли?
Думаю, ты прекрасно понимаешь, какими непростыми для всех нас были эти пять лет. Кто-то всё же смог начать делать шаги к новой счастливой жизни, но кому-то это даётся значительно сложнее.
Знаю, Бритта хотела бы, чтобы все вы жили полной жизнью, искали себя, работали, влюблялись и строили планы на будущее. Надеюсь, в твоём случае именно так дела и обстоят.
Возможно, моя просьба покажется тебе странной, но я действительно была бы счастлива вновь увидеть тебя! В этом году я придержу бронь на хижину, если ты захочешь приехать и встретить фестиваль Волчьей Ягоды со мной, Крисом, Мэтью, Лотти и крошкой Кристин. Уверена, что Бритта, где бы она ни находилась сейчас, была бы счастлива увидеть всех вас вместе. Мы решили, что почтить её память таким образом – это важный и даже необходимый шаг для нашей чудесной маленькой семьи.
Но без тебя это кажется мне бессмысленным. Ты тоже часть семьи, Ливи. Не смотря ни на что. Всегда.
Пожалуйста, ответь мне и сообщи о своём решении.
С уважением и любовью,
Линда Хегер»
Сознание потихоньку начинало выходить из состояния полной заморозки. Смысл прочитанного оседал в голове, звеня и вибрируя в висках и переносице. Лив заставила себя сделать несколько медленных вдохов-выдохов и сосчитать до десяти.
Она же не девочка уже, она знает, что игнорирование проблемы лишь на время делает её невидимой, но не заставляет вовсе исчезнуть. Если жить и делать вид, что больше не больно, то боль лишь затаится где-то в глубине, ожидая подходящего (а точнее максимально неподходящего) момента, чтобы выскочить, будто чёрт из табакерки.
Горячие слёзы проступили на глазах, размывая всё вокруг и делая мутным. А ведь ей опять снился этот проклятый сон! Буквально перед тем, как Линда прислала ей своё письмо. Плотно сжав губы, Лив подавила подступающий крик и лишь немного погудела в нос, выпуская из себя накопившееся напряжение. Помогло. Смахнув слёзы, женщина попыталась встряхнуться всем телом, разгоняя кровь, приводя мысли в порядок.
Что ей теперь делать? Ответить Линде? Или проигнорировать? Госпоже Хегер было уже за семьдесят, и эта милейшая дама всегда была очень добра к Лив. Не ответить на её трогательное и такое искреннее сообщение было бы просто жестоко.
С другой стороны, каждая строчка, каждое слово, каждая буковка этого письма обжигали Лив так, словно кто-то тушил об неё сигареты, одну за одной. Читать его было больно, а писать ответ – каково? Дрожащими руками женщина взяла смартфон и вновь увидела перед собой эти строки. Надо ответить. Надо поблагодарить Линду за тёплые слова. Поблагодарить и вежливо отказаться от приглашения. Только и всего. Проще простого.
Кое-как Лив набросала коротенькое послание: «спасибо», «ценю», «но, к сожалению…» и так далее. Затем торопливо ткнула пальцем на команду «отправить». И ничего. Кнопка просто отказалась подчиниться. Стук в дверь отвлёк Лив Сигрин от десятой по счёту попытки отослать Линде Хегер эту жалкую отписку.
– У вас всё в порядке? – вежливо поинтересовалась Севилла Сапфир. Да, вопрос такой напрашивался неспроста. Выглядела Лив явно хуже некуда: растрёпанная, мокрая и дрожащая, как будто от холода. Это при тридцатиградусной-то жаре. Нервно она прочистила горло, надеясь, что голос её не задрожит при попытке ответить.
– Всё в норме. Просто я очень сильно… устала…
– О, что ж. Быть может, стоит тогда принести вам ужин сюда, в комнату? Констанция приглашает вас на бокальчик холодного вина, но, если вы хотите отдохнуть…
– Нет-нет! Всё в порядке. Я просто хотела ополоснуться и переодеться к ужину. Только и всего. Я не стану отказывать Констанции… – тараторила Лив нескладно, всё ещё пытаясь привести мысли в порядок.
– Вы уверены? – управляющая посмотрела на гостью с сомнением. – Никто не осудит вас, если решите лечь спать пораньше, например.
– Я выспалась в поезде, – отрезала Лив категорично. – И мне нужно выпить вина!
– Отлично, – кивнула госпожа Сапфир, а затем перевела взгляд на телефон, который гостья сжимала в руках. – Если вам нужно кому-то позвонить, то можно воспользоваться стационарным телефоном внизу. Просто напоминаю, что сотовая связь здесь не ловит.
– Да! Точно! – чуть было не крикнула ей прямо в лицо Лив и нервно рассмеялась. Какой же дурой она чувствовала себя сейчас. Вот почему письмо Линде не отправляется. Женщина с облегчением выдохнула и бросила смартфон в чемодан. Она ничего не может поделать, и ответить госпоже Хегер она просто-напросто не может тоже.
Обстоятельства. Технические неполадки. Логика. Уважительная причина. И не надо ни за что отвечать ни перед собой, ни перед кем-либо ещё.
Приняв душ, Лив затянула волосы в тугой хвост и попыталась подобрать что-то более-менее приличное, чтобы переодеться. Футболки, рубашки и джинсы всегда составляли основу её гардероба, но надо же было произвести приятное впечатление на любезно приютивших её Ди Гранов. После долгих сомнений и жарких внутренних диалогов выбор пал на белый лонгслив и тёмные узкие джинсы. Да, образ был далёк от изысканного, но альтернатив не нашлось. И чёрные джинсы выглядели почти как брюки – уже не плохо. Ливи ведь не знала, что придётся жить здесь и распивать вино с потомками Святого Линсея к тому же. Пришлось импровизировать.
Всех Сигринов хозяева поселили на северной стороне замка, чтобы те не заблудились, пытаясь разобраться в сложной географии коридоров и комнат, поэтому дорогу к теневому обеденному залу найти было не сложно. Именно здесь в сгущавшихся сумерках уже горели свечи, яркими жёлтыми огоньками освещая мрачную старинную мебель вишнёвого цвета.
Тёмно-бордовые шёлковые обои на стенах, резные деревянные своды под потолком, стулья с сиденьями из чёрного бархата и обилие массивных медных канделябров на столе. Глаз цеплялся за множество разнообразных деталей, которые постепенно поглощала подступающая тень ночи. Воздух здесь был под стать – тяжёлый, тягучий и сладкий с примесью древесных и травяных ароматов. На секунду Лив показалось, что она не идёт, а плывёт в густом мареве этого необычного помещения.
– Добрый вечер, – прозвучал вкрадчивый голос, и только сейчас госпожа Сигрин заметила фигуру в кресле у старого каменного камина. То была молодая девушка, немного похожая на фарфоровую куколку. Кожа у неё была цвета слоновой кости, что совершенно необыкновенным образом контрастировало с чёрными, как смола, волнами волос и большими яркими глазами, казавшимися при таком освещении насыщенно-фиолетовыми.
– Добрый вечер, госпожа Ди Гран.
– Вы не обижаетесь на меня? За то, что не встретила вас сегодня, как полагается, – спросила Виолетта, лениво поднимаясь со своего кресла и приближаясь к гостье. Одета юная наследница была немного вычурно, но стиль этот ей подходил. Молочного цвета блузка со множеством оборок и рюшечек в сочетании с длинной юбкой кого угодно сделала бы похожим на чудаковатого пришельца из прошлого, но не её.
– Нисколько, – покачала головой Лив и приняла протянутое ей рукопожатие. Крохотная и изящная ладошка Виолетты в грубоватой и загорелой руке гостьи показалась хрупкой и невесомой, будто вырезанной из бумаги. Странное ощущение.
– Это хорошо, потому что завтра я тоже не планировала развлекать вас своим присутствием, – вздохнула девушка равнодушно и жестом пригласила собеседницу присесть за стол. Здесь уже стояло ведёрко со льдом, из которого лукаво выглядывали три симпатичные и пузатые бутылочки ежевичного вина. Рядом расположились тарелки с закусками на любой вкус: сыры, салями, орехи, мёд и фрукты. Отчего-то Лив очень захотелось поскорее набить в себя всё это и залить содержимым тех самых бутылок. В глубине души она, конечно, догадывалась, с чем это связано, но гнала эти мысли прочь изо всех сил.
– Ага, вы уже здесь! – в комнату вошла Констанция, и при виде неё у госпожи Сигрин от сердца сразу отлегло. Девушка выглядела хорошо и стильно, но в одежде её не было и намёка на торжественность – синие брюки и наглухо застёгнутая светлая рубашка. Никаких коктейльных платьев, бриллиантов и высоких каблуков. Слава Богу!
– Я уже извинилась, – опережая какие-либо расспросы, поспешила сделать заявление Виолетта. Конни взглянула на неё с благодарностью и удовлетворённо кивнула.
– Как это мило с твоей стороны.
– Больше от меня ничего не требуется? – апатично поинтересовалась она, устало опуская свои тёмные ресницы. Казалось, она готова по первой же команде впасть в анабиоз. Этот ужин заранее утомил её. Смертельно утомил.
– Останься с нами, Ви, – попросила Конни одновременно ласково и авторитетно. – Я поговорила с доктором Сигрином, и он обещал, что нам позволят посидеть чисто женской компанией. Вы ведь не против, Лив?
– Но…а как же мальчики? – растерялась гостья.
– Они поужинают в изумрудной столовой вместе с доктором, а затем он уложит их спать. Они всей своей дружной шайкой набегались во дворе и ходят теперь чумазые, как трубочисты. Возможно, Берт и Севилла присоединятся к нам попозже, но вакханалии и шабаши мы устраивать не будем. Так что ни вам, ни нашей любительнице тишины Виолетте ни о чём не стоит переживать.
– Ладно, это не худший вариант развития событий… – проворчала Ви и, подцепив вилкой кусочек сыра бри, отправила его в рот. Расценив это, как хороший знак, Конни поспешила разлить по бокалам тёмную и терпкую пьянящую жидкость. Первые три бокала испарились почти мгновенно – ежевичное вино, производимое местными виноделами, не было похоже на прочие известные вина. Оно бежало по горлу, обжигая и охлаждая его одновременно, но никогда не горчило и не кислило. После каждого глотка оно оставляло на языке насыщенный ягодный вкус с еле уловимыми ароматами розмарина и древесных масел. От одного этого уже можно было захмелеть.
– В воздухе висят вопросы… – загадочно протянула Виолетта после того, как рядовое обсуждение жаркой погоды и путешествия из Сальтхайма в Линсильву уткнулось в неловкую тишину.
– В смысле? – отозвалась Лив растерянно.
– Мы тут все очень-очень любим дежурные обмены любезностями и всё такое, но давайте говорить откровенно, – сделав глоток из своего бокала, заметно оживилась «бумажная» девушка, – С недавних пор все, кто попадает в замок, на самом деле очень хотят расспросить Конни о двух вещах – об их с Бертом отце и об убийствах, естественно. Вот вас, госпожа Сигрин, что из этого интересует?
– Откуда в тебе столько желчи сегодня, золотце моё? – иронично выпалила Констанция, которую, похоже, нисколько не задели слова юной родственницы.
– Это не желчь. Просто твоё, безусловно, похвальное стремление до последнего сохранять дистанцию и обмениваться вежливыми, но бессмысленными репликами ведёт этот вечер в никуда. Раз уж у нас девичник, то стоит его подогреть немного. Или я не права?
– Интересно, что бы сказала госпожа Сапфир, услышав твои слова?
– В ярости она б была, но её тут нет, – впервые за весь вечер уголки маленьких губ Виолетты Ди Гран потянулись вверх, озаряя бледное лицо девушки лукавой улыбкой. Не теряя авантюрного настроя, она вновь обратилась к Лив: – Так о чём бы вы предпочли поговорить? Великий Ян Маршан или убийства?
– Я не очень хорошо разбираюсь в искусстве, поэтому вряд ли пойму что-либо в беседе о художниках, – вновь наполняя свой бокал, задумчиво протянула гостья. Осторожно она покосилась в сторону Констанции и, хотя та вовсе не выглядела напряжённой, избегание темы семьи явно удовлетворило её. Через стол она послала Лив еле заметный благодарный кивок головой и тёплый дружеский взгляд.
– Значит, убийства, – заключила Виолетта торжественно. – А вы знали, что Конни раскрыла сразу четыре одним махом?
– Четыре? А я слышала, что три! – искренне изумилась госпожа Сигрин.
– Четыре. Оказалось, что одна местная жительница несколько лет назад убила своего мужа и закопала в лесу. Конни даже место захоронения нашла, – кажется, этот разговор увлекал Виолетту даже больше, чем кого-либо ещё из присутствующих. Констанция вела себя спокойно и отстранённо, мирно прожёвывая фруктовое канопе, как будто разговор шёл и не о ней вовсе.
– А как вы нашли место захоронения? – привлекая её внимание, спросила Лив. В ответ девушка безразлично пожала плечами.
– Ви придаёт этому слишком большое значение. Берт говорил, что вы работаете в морге. Уверена, что на вашем счету гораздо больше раскрытых тайн…
– Ты что, лестью тему переводишь? – Виолетта изумлённо вскинула брови, и лицо её окончательно из кукольного превратилось в живое. Даже румянец проступил на щеках.
– При чём тут лесть?
– Да и льстить тут особо нечему, – спокойно отреагировала Лив. – Последние лет семь я никаких тайн не раскрываю. У меня административная должность в лаборатории экспертизы. Мёртвые тела я вижу только в двух случаях: на фотографиях и когда их мимо по коридору провозят. Кроме того, город у нас хоть и немаленький, но довольно тихий. В моём районе редко случается что-то необычное, вроде замысловатого убийства.
– Я бы хотела поработать в настоящей лаборатории! – восхищённо протянула Ви и устало подпёрла лицо руками, облокачиваясь на стол. Кажется, ей пора было завязывать с вином. Тем более вторая бутылка уже опустела.
– Она у нас изучает органические яды, – пояснила Конни. Брат и сестра Маршан поселились здесь всего пару месяцев как, но по манере общения Конни и Виолетты было видно, как быстро они сблизились и поняли друг друга.
– Какая у вас семья… неординарная, – чуть не хрюкнув себе под нос, усмехнулась Лив. Кажется, она тоже была уже немножечко пьяна. Удивительно, как она не заметила наступления этого волшебного момента.
– К слову о ядах, при чём тут волчья ягода?
– Что? – растерялась Лив.
– Чего?.. – вторила её растерянности Виолетта.
– Ну, фестиваль этот… – отмахнулась Констанция немного лениво. Лицо её было румяным, и удерживать осанку ей тоже было уже не так непросто. Как и Виолетта, девушка поспешила водрузить локти на стол, подпирая голову. – Мама меня водила как-то на фестиваль мороженого, и там все ели мороженое! Бывают фестивали вина, и там все пьют вино. Или мёда, например. Та же история. А на фестивале Волчьей Ягоды что, все едят волчьи ягоды? Они же ядовитые – так и помереть можно. Или я чего-то не понимаю?
– Никто не ест волчьи ягоды на фестивале, – покачала головой юная Ди Гран, и Лив охотно повторила её движения.
– Всё правильно, хотя, конечно, всякое бывало. Идиотов на свете хватает, знаете ли, – проговорила она, стараясь звучать трезво и вдумчиво. Впрочем, а зачем ей это было нужно? В ход пошла третья бутылка вина. – Это просто дань уважения старой местной легенде, только и всего. На Сен Линсей это нормальная практика – всё привязывать к старым легендам.
– Верно подмечено, – согласилась Виолетта, жестом отказывая протянутому к её бокалу горлышку бутылки. Разумно она решила переключиться на минеральную воду. Терпкий и удушливый воздух теневого зала путал сознание и ускорял процесс опьянения.
– И в чём суть? – спросила Конни, хмурясь. – Опять что-то про проклятья и привидений?
– Естественно! – со смехом воскликнула Лив, и в этот момент к их маленькой компании присоединилась уставшая, но всё такая же прекрасная госпожа Сапфир.
– О чём речь, дамы? – спросила она, бросая оценивающий взгляд на раскрасневшихся немного пьяных барышень.
– О фестивале, будь он неладен, – проворчала Лив. Наверное, не стоило так говорить, но теперь уже слова лились наружу непроизвольным потоком. – О легендах, демонах, привидениях и прочем…
– Как интересно, – игнорируя сквозящую в речи гостьи иронию, вежливо отозвалась Севилла.
– Только это же всё ерунда! Фестиваль придумал мэр Леманн лет пятнадцать назад, чтобы привлечь туристов. А теперь мы все дружно делаем вид, что это древняя древность и традиционная традиционность…
– Вот как? – переспросил кто-то, но Лив не была уверена в том, кто именно. В голову её вероломно вползало облако тумана, понемногу рассеивая внимание.
– Ага. На всём острове в это время года жара такая, что из дома выходить опасно, но у нас, в Сальтхайме, из-за особенностей ландшафта образовался собственный микроклимат. На берегу Солёного озера круглый год прохладно, а в июле-августе температура стабильно держится в районе двадцати пяти-семи градусов по Цельсию. Комфортная температура, средний уровень влажности – идеальные условия, чтобы заманить жителей других районов Сен Линсей и убедить их потратить свои денежки. А в разгар праздника со всякими увеселениями, концертами и ярмарками денежек можно заработать раза в три-четыре больше. Вот он и придумал всю эту историю с фестивалем.
– Полагаю, это пошло на пользу городу?
– Безусловно, – согласилась Лив, – одни мои… знакомые владеют небольшим курортом на берегу озера. Симпатичные домики в стиле альпийских шале, лодочки, барбекю и всё такое. Раньше мы каждый год там собирались с друзьями.
– Звучит вообще-то очень заманчиво…
– Так и было.
– Да и легенда настоящая, – вставила ремарку Виолетта. – Она описана в сборнике «Дети магнолии»!
– В этом сборнике все легенды напичканы убийствами и нечистью. Вряд ли это какая-то хорошая история, – покачала головой госпожа Сапфир, и волнистые чёрные пряди запрыгали у её лица. Женщина поднесла бокал к губам и метнула поверх него строгий взгляд в сторону племянницы. – Не смей пугать нас и наших гостей на ночь глядя!
– Ой, как нам не хватало вас за столом, тётушка… – проворчала юная Ди Гран себе под нос и уткнулась взглядом в тарелку с закусками.
Вечер догорал в молочных столбцах свечей и плавился воском, стекая по бронзовым канделябрам. Замок погрузился во тьму и столь желанную прохладу после долгого жаркого дня. Констанция предложила открыть нараспашку окна, впуская в помещение свежий воздух и мелодичное пение сверчков и цикад. Атмосфера в теневом обеденном зале воцарилась томная, как будто все присутствующие, не сговариваясь, окунулись в состояние коллективного созерцания тишины и покоя.
Лив поднялась со своего стула и встала у открытого высокого окна. Здесь можно было разглядеть толщину каменных стен дома. А ещё насладиться видом самшитовой рощи, тонувшей в ночной тьме там, за высокими коваными воротами поместья. В воздухе чувствовался солоноватый вкус моря, он приятно щекотал в носу и путался в волосах. Женщина сделала глубокий вдох, позволяя ему проникнуть в самую глубь своего существа, напитать каждую клеточку тела. На душе было всё так же гадко и тяжело, но этот миг спокойствия и свежести сбил пожар, тлевший где-то в груди. Грусть никуда не делась, но она уже не кусала её изнутри, а просто свернулась холодным комочком где-то между печенью и желудком.
«Уверена, что Бритта, где бы она ни находилась сейчас, была бы счастлива увидеть всех вас вместе»
Строчка из электронного письма возникла у неё перед глазами и вызывала странные ощущения. С одной стороны, упоминание Бритты неизменно причиняло боль, а с другой – ей хотелось рассмеяться так, как смеются те, кому уже нечего терять.
– «…где бы она ни находилась сейчас…» – негромко Лив произнесла это и поспешила ответить на эту ремарку тем, что при других обстоятельствах и в более трезвом состоянии ни за что не стала бы говорить вслух: – Она в земле, Линда. Где ж ещё ей быть?..
– Прости? – совсем рядом отозвался знакомый голос. Лив вздрогнула, ведь она напрочь позабыла о том, что стоит у окна не одна. Светло-зелёные глаза Констанции Ди Гран, похожие в отсвете огоньков свечей на кошачьи, смотрели на гостью, почти не моргая. Могло показаться, что хозяйка замка смотрит не столько на саму Лив, сколько на тайны и страсти, сокрытые глубоко в её подсознании.
– Я…я вспомнила кое-что. Говорила сама с собой.
– Вот как? – Конни понимающе кивнула, но эта её реакция заставила Лив Сигрин ощутить острую необходимость всё рассказать. Всё до мельчайших деталей. Здесь и сейчас. Она не знала и не понимала, почему ей так необходимо было это сделать. Между ней и Констанцией Ди Гран вовсе не возникло мгновенного взаимопонимания при первой встрече, она не казалась такой же открытой и непосредственной, как её брат. Она вообще, если говорить честно, немного напугала Лив. И это тоже было сложно описать словами или как-то обосновать. В ней было что-то…
Другое. Вот оно – самое подходящее слово. Если по Виолетте можно было сразу понять, что конкретно отличает её от большинства нормальных людей, то в Констанции это отличие пряталось, умело маскируясь. Красивый тёплый голос, поставленная речь, хорошие манеры без снобизма и высокомерия, симпатичные веснушки и светлые волны волос. Всё это производило приятное впечатление, но не могло полностью перекрыть это самое нечто. И, как ни старалась Лив, она не могла взять в толк, что же это, чёрт возьми, такое было.
– Пять лет назад во время фестиваля Волчьей Ягоды погибла моя лучшая подруга, – женщина сама не заметила, как произнесла это вслух. В глазах собеседницы лишь на мгновение проскользнуло что-то, похожее на сожаление и грусть, но она умело подавила их.
– Соболезную, – произнесла Конни на удивление спокойно и даже почти безразлично. На секунду Лив показалось, будто ей плеснули ледяной водой в лицо. Она мигом протрезвела и смогла в ответ лишь растерянно выпалить неуклюжее «спасибо…». – Как это произошло?
– Несчастный случай, – не успев толком собраться с мыслями, поспешила с ответом госпожа Сигрин. Удивительно, но далось ей это легко. Гораздо легче, чем она сама от себя ожидала. Уже очень давно она не говорила ни с кем о смерти Бритты. Недавнее письмо от Линды чуть было не спровоцировало у неё паническую атаку, но обескураживающее спокойствие Констанции Ди Гран волшебным образом лишило этот разговор пугающих эмоций.
– Теперь я понимаю, почему вам не очень радостно думать об этом празднике. Надеюсь, мы с Виолеттой ничем вас не обидели?
– Нет-нет, что вы. Дело не в вас. Просто… – на мгновение женщина замялась, борясь с зудящим желанием вывалить на свою новую знакомую всё, что накопилось за эти годы молчания и подавления неприятный воспоминаний. В итоге она сдалась. Держать это в себе просто не осталось сил. – Семье Бритты, ну, той самой подруги, принадлежит этот курорт у озера. Называется «Домик Егеря». Чудесное место. Все самые счастливые мои воспоминания связаны с ним…
– Полагаю, вы давно там не были? – тоном то ли робота, то ли компьютерного голосового помощника переспросила собеседница.
– Со дня её смерти. Раньше мы каждый год собирались там одной и той же компанией. А потом это случилось и… – Лив оборвала себя вовсе не потому, что её захлестнули эмоции. Напротив, говорить ей было необычайно легко. Просто у самого этого предложения не было внятного продолжения. Она банально не смогла его придумать. Помолчав немного, ей всё-таки удалось сформулировать мысль: – В общем, Бритта была чем-то вроде солнца. А мы – планетами, которые вращались вокруг неё, понимаете? Когда её не стало, вся наша солнечная система просто перестала существовать.
Глава 3
Конни не знала точно, что именно было с ней не так, но что-то определённо не так с нею было. Она умела быть рациональной и вдумчивой. Умела складно излагать свои мысли и в суждениях опираться на логику. По-правде говоря, ей всегда казалось, что именно эти качества она просто обязана в себе развивать. Пусть творческим и хаотичным остаётся Берт – ему куда больше подходит роль необузданной и эксцентричной рок-звезды семейства Маршан. Достойный наследник своего отца. Но она, Констанция, научилась быть другой. Она почти полностью вытравила из себя пресловутое магическое мышление и смогла устоять на земле. В её жизни не осталось места для примет, суеверий, всяких необъяснимых чудес и откровенно нездоровых привязанностей, которые многие люди почему-то считали неземной любовью.
Роботом она не стала, просто обычным взрослым человеком с обычным набором интересов – книги, музыка, прогулки на природе и непринуждённое общение.
И ещё убийства.
Вот тут, пожалуй, и начиналось то самое странное, чего Конни сама в себе до конца понять не могла. Иногда она прокручивала в голове тот день, когда обнаружила тело нотариуса Исидоры Совиньи с простреленной головой. Мысленно она вышагивала по светлому ворсистому ковру кабинета, наблюдала за пылинками, плавающими в горячем воздухе, бросала взгляд на репродукцию картины Яна Маршана, обрызганной кровью. И это не было похоже на травмирующее воспоминание, а должно было бы. Ведь глазам её тогда предстало зрелище, мягко говоря, не из приятных. А она отчего-то вновь и вновь возвращалась туда и пыталась понять…
Что же она пыталась понять? Кто убил Исидору Совиньи? Весь город был уверен, что убийца найден. Да и вряд ли Конни удалось бы найти новые улики, шатаясь по миражам и закоулкам памяти. Да и к чему поиски? Попробовала она себя в роли детектива – пора бы и честь знать. Вся Линсильва успокоиться не может, пережёвывая снова и снова подробности этого дела. Неужели ей мало славы? Когда вообще Констанция Маршан желала быть знаменитой? Наоборот, после смерти отца она надеялась, что её имя больше никогда не всплывёт в строчках светской хроники.
Навязчиво зудящее чувство поселилось в ней и не давало спокойно жить дальше. Ощущение незавершённости. Идиотское. Иррациональное. Неужели то самое предчувствие, в которое собранная и приземлённая Констанция отказывалась верить?
Она резко села на кровати и тут же пожалела об этом. Голова закружилась, а стены комнаты поплыли во все стороны. Наутро после девичника ежевичное вино передавало пламенный «привет». Схватившись за голову, девушка закрыла глаза и тихо застонала. После нескольких минут тишины и размеренного дыхания вестибулярный аппарат кое-как начал функционировать, возвращая разуму понимание того, где в этой спальне потолок, а где – пол. Тогда же раздался стук в дверь.
– Войдите, – сухими губами промямлила девушка, и вскоре на пороге комнаты появилась госпожа Сапфир в элегантном летнем брючном костюме насыщенного малинового цвета. Волосы её струились по плечам чёрными ручейками – необычная для неё причёска. В руках дама держала поднос с бутылкой воды, чашкой кофе и выпечкой. Чуть наклонив голову набок, управляющая внимательно осмотрела Конни.
– Как вы себя чувствуете?
– Как будто это не очевидно… – проворчала девушка в ответ. Пижама на ней была застёгнута неровно, волосы торчали во все стороны, а лицо заметно опухло. Севилла понимающе кивнула и направилась с подносом к прикроватному столику.
– Виолетта просила передать вам это, – дама протянула Конни маленькую бутылочку из тёмного стекла, наполненную густой жидкостью. – Думаю, вещь стоящая. Быстро поднимет вас на ноги. Ви сказала, что принять надо натощак.
– Супер, спасибо, – прохрипела госпожа Маршан, стараясь как можно скорее откупорить пузырёк. Если в чём-то Виолетта и разбиралась, так это во всяких чудо-настойках, способных и мёртвого привести в чувства. Не раздумывая, Констанция опрокинула горьковато-острое содержимое бутылки себе в горло и запила водой.
– Возможно, сейчас вам так не кажется, но вчерашний вечер прошёл очень неплохо. Похоже, вы с дочкой доктора нашли общий язык.
– Мы обсуждали трагические события…
– Неужели теперь все разговоры в этом доме будут упираться в убийства и ужасы? – тихо вздохнула дама, смахивая невидимую пылинку с украшенной замысловатой резьбой спинки кровати.
– Я не при чём, честно. Даже очередную попытку Виолетты вытащить на свет божий историю с Исидорой Совиньи я блокировала самым действенным методом… – вяло попыталась оправдаться Конни, но васильковый взгляд госпожи Сапфир не преисполнился благодарности. Женщина посмотрела на потрёпанную белокурую хозяйку с сомнением.
– Что ещё за метод?
– Изо всех сил делать вид, что в этой теме нет ничего интересного, пока Виолетта сама в это не поверит. Скучные истории быстро забываются.
– Ценю вашу креативность, Констанция, – усмехнулась Севилла. – Только очень сложно скандал такого масштаба сравнять с унылой лекцией о жизни дождевых червей. Даже при всём вашем таланте изображать безразличие.
– Прозвучало, как оскорбление…
– Вовсе нет. Простое наблюдение. К слову, как приведёте себя в чувство, спускайтесь в сад и объясните брату, что бегать в поисках сотовой связи вокруг замка – дохлый номер. Он с самого утра сам не свой.
Конни рухнула обратно на мягкие подушки, издав попутно что-то, похожее на недовольный рык. Только не это. Ну, вот и зачем она рассказала Берту о том, что в районе старой каменной лестницы в саду иногда появляется сеть? Теперь у этого дуралея раз в три дня случался приступ одержимости: ему во что бы то ни стало надо было написать якобы непринуждённое «привет! Как дела?» своей тайной зазнобе, чтобы потом целый день убеждать самого себя, что это обычная вежливость, и вообще он ни капельки не скучает по ней.
– Что вам сегодня снилось? – силуэт госпожи Сапфир скрылся за высокими и узкими двойными дверями гардеробной. Конни не любила, когда ей подбирали одежду, диктовали условия диеты и вообще обслуживали так, словно она сама была не в силах о себе позаботиться. Но, пока не подействовало виолеттино лекарство, можно было и потерпеть. Дама неприлично громко (а может так только казалось?) скрипела плечиками с развешенными на них платьями и рубашками, водя ими по металлической перекладине туда-сюда. От этих звуков у Конни неприятно кольнуло в висках, но боль быстро отступила.
– Озеро… – медленно выпустив струю воздуха через неплотно сжатые зубы, процедила девушка и уставилась в потолок. Фреска, изображающая виноградную лозу, ползущую от стены к старинной кованой люстре, выцвела и почти полностью растворилась в молочного оттенка штукатурке. Только маленькие птички – канарейки и неразлучники с пёрышками ярко-жёлтого, голубого и персикового цвета – сохранили более отчётливые очертания. Из-за этого могло показаться, будто бы их дорисовали на потолке гораздо позже, чем выступающую фоном зелень. Быть может, так оно и было.
– Озеро? – переспросила Севилла, вновь появляясь в спальне. В руках у неё были широкие шёлковые брюки изумрудного цвета и простая бежевая рубашка. Кажется, дама вовсе не собиралась предоставлять хозяйке право выбора. – Какое-то конкретное озеро?
– Нет… просто красивое место. Тихое, прохладное, с лодочками и домиками не берегу. И вода там была такого невероятного оттенка лазури – словами не описать! – Констанция попыталась ещё что-то вспомнить, но детали сна расплывались в памяти. Пагубное воздействие винных возлияний. Как правило, Конни хорошо запоминала свои сны и даже записывала их в дневник, но сегодня из этого вряд ли бы вышел толк. В себя б прийти для начала.
– Это на вас разговоры о фестивале так повлияли, – заключила госпожа Сапфир, и доводы её показались девушке очень разумными. Она машинально кивнула.
– Возможно. Лив говорила, что в Сальтхайме совсем не так жарко, как в Линсильве. И ещё у её друзей там курорт…
– Да, точно. Она же говорила про «Домик Егеря»? Я была там однажды. Очень приятное место – тихое, рядом с заповедником, все домики с роскошным видом и сервис очень приличный. Конечно, можно было и в «Эрнане» остановиться, но петляющих коридоров мне и тут хватает…
– Что за «Эрнан» и почему мне знакомо это название? – удивилась Конни, пытаясь вспомнить, где она слышала раньше про что-то подобное или созвучное. Сознание её потихоньку светлело, и шестерёнки в голове шевелились заметно энергичнее.
– Это отель. Отреставрированное поместье семьи Эрнан, владевшей озером бог-знает-когда. Эрнаны вымерли давно, здание и прилегающие земли выкупили инвесторы, и сейчас это место пользуется большой популярностью у островитян с достатком. К слову, – женщина аккуратно разложила вещи на бархатной оттоманке и резко выпрямилась, – если бы вы согласились на предложение мэра Леманна приехать на фестиваль, то он точно поселил бы вас с Бертом в «Эрнане». Его сын владеет небольшой долей бизнеса. Может, в письме это упоминалось?
– Упоминалось, – медленно кивнула Конни и тут же непроизвольно скривила губы, ощутив на языке неприятный кислый привкус, – но не в том, что от мэра Леманна…
– О, – догадалась дама и тоже заметно напряглась, – точно! Да, совладельцами отеля является семья Тенебрис. Об этом я не подумала.
– Видимо, Амандин зазывает меня на свои курорты, чтобы тихонечко закопать где-нибудь на поле для гольфа…
– Что ж, перспектива поездки на фестиваль растаяла прямо на наших глазах… – со вздохом заключила Севилла и одарила Констанцию горько-сладкой улыбкой.
***
Прохладное утро давно осталось позади – время шло к полудню, и потому весь сад был наполнен горячим и густым, как смола, воздухом. Немного помутневшие с годами стёкла оранжереи при столь ярком солнце сверкали, словно чистейший хрусталь, заставляя щуриться всех, кто проходил мимо. Грязно-жёлтая панама садовника Годфри плавала над ровно остриженным краем декоративных кустов, отделявших более презентабельную садовую территорию от той, где начиналась густая и мрачная самшитовая роща.
– Доброго дня, госпожа Маршан! – голос Годфри донёсся из недр зелёной плоти стены. Мысленно девушка поблагодарила его за то, что он не стал выглядывать и рассматривать её помятое праздной жизнью лицо.
– Доброго дня и вам, – махнув рукой (хотя никто этого жеста не увидел), поприветствовала Конни в ответ. – Вы Берта не видели?
– Он у старой лестницы – танцует там с телефоном опять, – добродушно усмехаясь, докладывал садовник.
Что ж, сегодня братец на удивление упорен. Раз он до сих пор не бросил эту затею со связью. Роза – их единственная ближайшая соседка, владелица небольшого магазинчика и лёгкая на подъём рыжеволосая красавица по совместительству – уехала из города всего полторы недели назад, а пылкая влюблённость Берта уже во всю прогрессировала, принимая форму лёгкой одержимости. Сын своего отца – что уж тут поделать. Роза с её хрустальным смехом и колдовским обаянием стала для него кем-то вроде музы. А статус музы Маршана предполагал множество интересных и (по мнению Конни) подчас нездоровых вещей, включающих эмоциональные качели, созависимые отношения и необузданные страсти вперемешку с затяжными приступами меланхолии. Берт никогда не обижал своих женщин, но контролировать свои страстные порывы у него получалось из рук вон плохо. Особенно, если его очередная зазноба по той или иной причине не была доступна ему вся целиком и без остатка. И это был как раз тот самый случай.
– Как успехи со связью? – щурясь от яркого света, поинтересовалась Конни, приближаясь к старой каменной лестнице. Севилла говорила, что раньше (лет сто пятьдесят назад) Ди Граны хотели здесь построить что-то вроде амфитеатра в античном стиле. Зрители должны были сидеть на каменных ступеньках, наблюдая за артистами в центре круга, но в итоге хозяева замка передумали и бросили это дело на полпути. Часть ступенек за эти годы вросла в ландшафт, почти полностью скрывшись под толстым слоем мха и травы, но одна небольшая секция всё ещё оставалась расчищенной и, судя по всему, уже давно использовалась в качестве места для отдыха и медитации, скрытого от посторонних глаз. В тени ивового дерева, здесь можно было остаться наедине со своими мыслями, вдыхая насыщенные ароматы зелени, рыхлой почвы и солоноватого морского бриза. А ещё тут иногда, очень-очень редко, можно было отправить смс-сообщение.
– Ничего не говори! – потребовал братец категорично. Рубаха его намокла от пота и облепила вытянутое туловище, светлые кудри торчали во все стороны, а остроносое лицо покрылось рваными пятнами багрового румянца. Удивительно, насколько в самом своём жалком виде Берт был похож на сестру. Констанции эта мысль, конечно, не польстила, но девушке удалось достаточно быстро её отбросить. Покорно исполняя просьбу, сестра наблюдала за тем, как братец устало водружает свою пятую точку на потрескавшийся серый гранит ступенек. Похоже, боги сотовой связи не услышали его молитв сегодня.
– Что со мной не так?.. – заговорил он, наконец, запуская длинные пальцы с волосы. – Почему я чувствую себя таким жалким? Откуда эта нелепая ревность?..
– О-о… – понимающе протянула девушка, осторожно присаживаясь рядом с Бертом. Она знала правдивый и весьма неприятный ответ на его вопрос, но озвучивать его не решилась бы. Кто-нибудь другой, кто не знал мужчин семьи Маршан так, как знала она, запел бы сейчас песню про пресловутую любовь. Про то, что Роза – та избранная, сумевшая укротить свободолюбивое сердце холостяка. Вот только это было неправдой. У Розы был официальный жених, вместе с которым она и уехала в отпуск. А, значит, существовало это невидимое «нечто», не дававшее Берту, подобно голодному вампиру, испить этот роман досуха и с пылающим сердцем, наполненным свежей горячей кровью, идти дальше.
– Я не хочу, чтобы было так, но я не знаю, как от этого избавиться, – будто бы прочитав мысли сестры, выпалил Берт сокрушённо. Он извлёк из кармана смартфон и принялся нервно крутить его в руке. – Рисовать не могу – слишком жарко. Позвонить или написать ей не могу – не хочу, чтобы Лаз что-то заметил…
– Лаз? – переспросила Конни. Брат поднял на неё потемневший взгляд и плотно сжал губы.
– Так его зовут. Её женишка. Я видел, как его имя высветилось у неё на экране телефона однажды…
– Вот оно что. Теперь у соперника вырисовывается личность, – тяжело вздыхая, заключила Констанция.
– Я не хотел ничего о нём знать. Оно само как-то… – мрачно проворчал Берт, как будто оправдываясь за свои неуместные и противоречивые чувства. Конни вовсе не собиралась осуждать его или злобно подтрунивать над столь знакомым ей сценарием поведения брата. Наоборот, она как будто надышалась вместе с ним отравленного воздуха и теперь чувствовала себя такой же подавленной и жалкой. Интересно, если она позволит себе ещё глубже уйти в эмпатию, появится ли у неё острое желание отправить смс Франку Аллану? Эта мысль отчего-то повеселила девушку и даже освежила мысли, прогоняя заразную меланхолию.
– Давай уедем! – внезапно предложила она, кладя ладонь брату на плечо.
– Куда? – с сомнением покосившись на сестру, спросил Берт.
– В Сальтхайм! Там не так жарко, и ты сможешь устраивать плэнеры. К тому же Лив говорила, что на нас там вряд ли кто-то будет обращать внимание. Особенно в дни фестиваля.
– Ты хочешь посетить фестиваль Волчьей Ягоды?
– Почему бы и нет? Мэр Леманн нас приглашает, а я так и не придумала, как ему отказать.
***
– Вы решили… что?
– Ну да, мы поедем на фестиваль, и я хотела попросить тебя о помощи, – Конни заглянула в комнату Лив как раз тогда, когда гостья собирала вещи. Их с мальчишками маленькие каникулы в Линсильве подходили к концу.
– И чем я могу помочь? – Лив стало не по себе. Она свернула комком футболку Йена и принялась нервно запихивать её в рюкзак. Разговоры о фестивале всегда вызывали в ней этот странный приступ паники, хотя за пять лет уж не мешало бы привести нервы в порядок. Ей было стыдно проявлять эту слабость перед Констанцией, и ещё более стыдно перед самой собой. Её работа была напрямую связана со смертью, и человеку с её опытом и характером как-то странно было бы теряться, потеть и грызть ногти до крови от одного только упоминания одной единственной давней потери. И всё же ей очень хотелось буквально выть от подступающей волны неизбежной тоски. Почему время шло, а боль никак не хотела притупляться?
– Мы хотим остановиться в «Домике Егеря», – пояснила Конни, и Лив тут же машинально кивнула. Предчувствие подсказывало ей, к чему идёт этот разговор. Как же ей не хотелось отказывать Констанции! Но и помогать – тоже.
– Боюсь, вы поздновато спохватились, – цепляясь за соломинку, выпалила Лив и растянула на лице виноватую улыбку, – до фестиваля меньше двух недель осталось, все отели забиты под завязку. Впрочем, в «Эрнане» наверняка найдётся свободный люкс…
– Мы не можем остановиться в «Эрнане», Лив, – категорично оборвала гостью Конни. В светлых глазах её блеснула сталь. – У меня что-то вроде холодной войны с Амандин Тенебрис. Меньше всего на свете мне бы хотелось сейчас оказаться с ней под одной крышей.
– Ого! – заявление девушки на мгновение сбило Лив с мысли, – У тебя серьёзные враги…
– Ещё бы! Но «Домик Егеря» – основной конкурент «Эрнана». А самое главное – он расположен рядом с заповедником на закрытой территории. Значит, никаких лишних глаз, ушей, а ещё никакой жары. Берту надо писать пейзаж, а мне – сменить обстановку и занять себя чем-то.
– И чем ты собралась себя там занимать?
– У вас есть каноэ? Хочу освоить греблю.
– Ты ведь это не серьёзно?
– Почему? У меня сильные плечи!
– То есть мы только вчера говорили с тобой об ужасной трагедии, случившейся на фестивале пять лет назад, и вот ты уже воспылала страстным желанием помахать веслом на Солёном озере? – не сумев сдержать эту мысль в голове, чуть ли не пропищала её Лив Сигрин. Это неслыханное по своей наглости замечание, кажется, нисколько не задело Конни. Наоборот, она будто бы даже задумалась над словами гостьи.
– Действительно, – произнесла она после недолгой паузы, – как удивительно всё совпало…
– Совпало? Или просто тебе нравится ковыряться в чужих судьбах? – понимая, что обратного пути просто нет, Лив продолжала говорить всё, что только приходило ей в голову. Этот разговор явно не должен был обернуться чем-то подобным. Ей вовсе не хотелось выяснять отношения с Ди Гранами. По-хорошему, ей надо было как можно скорее заткнуться или извиниться, но, как назло, подчёркнутое спокойствие и невозмутимость Констанции буквально вытряхивали из гостьи все скрытые эмоции.
– То есть ты нам не поможешь? – вопросом на вопрос отвечала госпожа Маршан. Вот это выдержка. Сама Лив не была уверена, что стерпела бы подобные выпады в свой адрес от малознакомого человека. Или же Конни и впрямь было плевать? Лив никак не могла разгадать этот характер, и от этого спина и шея начинали зудеть. Приложив немалые усилия, женщина заставила себя успокоиться. Ведь, если подумать здраво, Ди Граны не имели никакого отношения к её травмам и болям. А историю про смерть Бритты Лив вывалила на Констанцию сама, как и рассказы о чудесном климате Сальтхайма, «Домике Егеря» и прочем.
– Я попробую связаться с Линдой Хегер, но ничего не обещаю, – наконец, гостья заставила себя произнести эти слова. Конни и Берт были так гостеприимны – рискнули пустить с ночёвкой в родовой замок, напичканный антиквариатом, её двух гиперактивных сыновей. Неужели она может им теперь отказать? Тем более Линда и так ждёт от неё ответа по поводу фестиваля. Лив сглотнула едкий ком, подступивший к горлу, как только она вспомнила про то электронное письмо.
– Кто это?
– Хозяйка «Домика». Она как раз приглашала меня в этом году. Хочет собрать нашу старую компанию, чтобы…
– Чтобы что?
– Да чёрт её знает! – устало Лив уселась на оттоманку, прямо поверх разложенных на ней футболок и брюк. Собственные спина и плечи отчего-то казались ей сейчас тяжёлыми и неподвижными. Женщина попыталась покрутить головой, размять шею и кисти рук, возвращая подвижность телу и ясность мыслям. Как ни странно, это помогло. – Хочет почтить память Бритты, судя по всему. Я собиралась отказать ей вчера, но не получилось отправить ей сообщение. Может, это судьба? Как ты думаешь?
– Я не верю в судьбу, – пожала плечами Конни. Удивительно было слышать это от человека, именем чьего предка был назван весь остров и сотня-другая географических объектов на нём. Того самого предка, который, по местным поверьям, мог творить настоящие чудеса. Островитяне были суеверны, чего уж греха таить. Даже самые прагматичные нет-нет да и плевались через левое плечо. Лив повеселил ответ Конни, и она непроизвольно заулыбалась.
– Похоже, я ищу знамения там, где их нет. Не думай, пожалуйста, что я какая-то психованная или… не знаю… – гостья изо всех сил напрягла извилины, пытаясь подобрать толковое объяснение своему поведению: – Знаю, это глупо, но отчего-то вся эта история с Бриттой и «Домиком Егеря» странно влияет на меня. Я начинаю паниковать и делать глупости, хотя никаких видимых причин для этого нет.
– Когда умер наш с Бертом отец, первое время я не могла смотреть на его картины. Мне казалось, ещё секунда – и я рухну в пропасть. Иногда страх боли наносит больше вреда, чем сама боль.
Лив замерла, совершенно потрясённая услышанным. При этом голос Констанции, произносившей такие странные и такие верные слова, звучал на удивление буднично и спокойно. Ещё некоторое время они витали в воздухе, словно кто-то выдохнул их с облачком сигаретного дыма.
И час спустя, пока машина, в которой Лив с отцом и сыновьями покидали Линсильву, петляла про серпантину, в голове женщины по-прежнему плескалось услышанное.
Мальчишки на заднем сидении громко обсуждали всё то, что они видели в замке, предвкушая, как они расскажут об этом отцу. Томас как раз должен был забрать их к себе до конца августа, и Лив пока не придумала, чем занять остаток своего отпуска в отсутствие детей.
Телефон в кармане завибрировал и звонко крякнул. Женщина машинально выдернула его из кармана и взглянула на экран – на сверкающей поверхности высветилась рекламная рассылка. Кафе, в котором она пила кофе перед работой, запустило особое фестивальное меню – чёрный кофе с апельсиновым соком в фирменном праздничном стаканчике и песочные корзиночки со смородиной и черникой. Ко всем позициям прилагалась шуточная приписка «не содержит волчью ягоду», как будто это и так было не очевидно. Лив раздражённо фыркнула, но вдруг поняла, что, выехав за территорию поместья Ди Гранов, она вновь получила доступ к сотовой сети и интернету. С полминуты женщина гипнотизировала погасший экран, в котором теперь отражалось её лицо (естественно, не в самом удачном ракурсе).
«Иногда страх боли наносит больше вреда, чем сама боль» – проговорила она про себя, беззвучно шевеля губами. Дав этой мысли полностью раствориться в своём сознании, Лив решительно махнула пальцем по экрану и принялась искать нужный номер. Всего лишь два гудка спустя в динамике раздался растерянный и немного скрипучий женский голос:
– Алло…
– Линда, здравствуй. Это Лив Сигрин. Я не знаю, сохранила ли ты мой номер…
– Боже мой, Ливи! Как я рада тебя слышать! Ты всё же получила моё письмо? – неподдельная радость пожилой дамы вызвала у Лив острый приступ изжоги, словно кто-то убедил её хлебнуть бензина. Линда всегда очень любила её, гораздо больше, чем всех прочих друзей Бритты. И от этой любви сейчас почему-то хотелось спрятаться, но Лив себя переборола.
– Д-да получила, но звоню я не поэтому. Одни мои хорошие друзья хотят приехать в Сальтхайм на пару недель, может на месяц. Они очень хотели бы остановиться именно в «Домике Егеря», и я подумала, что ты могла бы помочь с поиском свободного шале. Понимаю, что времени до праздника мало, но мои друзья хорошо заплатят, по праздничному тарифу – с деньгами у них проблем нет.
– О…ну, я могла бы предложить им шестой домик в качестве исключения… – подумав немного, залепетала дама. В динамике послышался знакомый голос, и Линда тут же принялась кричать ему: – Крис! Крис, угадай, кто на связи! Малышка Ливи! Хочешь передать ей «привет»?
Кто-то что-то неразборчиво возразил пожилой женщине, из чего Лив достаточно точно уловила только интонацию. И не было в ней ни дружелюбия, ни радости. Ей очень хотелось бы услышать сейчас, как Кристофер Хегер весело передаёт «привет», дополняя его забавной и немного неуместной остротой, но этого не произошло. Голос человека, которого Лив Сигрин когда-то считала одним из самых близких друзей, стих где-то вдалеке.
– Он такой ворчун, наш Кристофер. Слишком ответственно относится к работе. Фестиваль на носу – сама понимаешь, – шутливо пояснила Линда, хотя между строк в её словах читалась печаль.
– Почему шестой шале пуст? – вопрос сорвался с губ Лив ещё до того, как она распланировала, как именно будет подыгрывать наивному самообману пожилой дамы. В динамике раздался усталый вздох.
– Мэтью не хочет там останавливаться. И, как ни странно, не он один. Дом уже не первый сезон пустует. То ли из-за той истории, то ли… Иногда мне кажется, что это Крис саботирует ситуацию, но точно сказать не могу.
– Понимаю, – и она действительно поняла, поэтому не стала задавать лишних вопросов. – Думаю, моих друзей этот вариант устроит. Шестой шале достаточно удалён от остальных, а им очень важна приватность. Значит, я могу сообщить им хорошие новости?
– Конечно, Ливи. Но…ответь мне, прошу, на самый главный вопрос – сама-то ты приедешь? Я по-прежнему держу для тебя хижину, но, если тебя не будет…
– Я приеду, Линда, – решительно выдохнула Лив, чувствуя, как воображаемый литр бензина в её желудке вспыхнул синим пламенем. С трудом ей удалось подавить подступающую тошноту. Нервно она принялась жать на кнопку в двери автомобиля, опуская стекло. Свежий воздух должен был помочь ей сохранить ясность мысли.
– Это чудесная новость, милая моя девочка! Ты так обрадовала меня! – чуть не взвизгнув от восторга, принялась причитать госпожа Хегер, – Немедленно скажи мне фамилию, на которую надо забронировать шестой шале, чтобы я успела всё записать и ничего не забыла. Сколько их будет?
– Двое. Фамилия – Маршан.
Глава 4
Иногда Конни казалось, что Сен Линсей не реален, что весь этот остров – плод воображения какого-то неизвестного чудака или художника, вроде её отца. Многие вещи здесь поражали её и вызывали ощущение сказочности происходящего: смешение стилей, культур и своя собственная, оригинальная мифология.
У Сальтхайма было два своих особых бренда – Солёное озеро и фестиваль Волчьей ягоды, и оба, конечно же, шли в сопровождении целой кучи пёстрых и волнующих старых легенд, щекочущих нервы. Что же ещё может так увлечь человека, как не страшные сказки под хрустальный звон бокалов? Атмосфера грядущего действа ощущалась уже при первом взгляде на город: плакаты, театральные декорации, флажки повсюду, а так же ряженые аниматоры у торговых центров и все прочие аспекты индустрии, направленной на выкачивание денег из туристов, заполняли собой чуть ли не каждый квадратный метр каждой улицы. Но, стоило отвлечься от всей этой мишуры, и глазам представал город, настолько странно контрастирующий с Линсильвой, что могло возникнуть ощущение, будто ты вдруг очутился в совсем другом государстве.
Во-первых, тут и впрямь было прохладнее. Когда Конни и Берт садились в поезд, вокзал столицы буквально плавился от жары, а воздух вокруг нервно дрожал, визуально искажая линии дорог и рельсов. Но, сойдя на перроне в Сальтхайме, оба Ди Грана ощутили приятный бриз и насыщенный аромат хвои и можжевельника, от чего по всему телу пробежала приятная дрожь.
Во-вторых, архитектура и инфраструктура города были другими. В отличие от Линсильвы, Сальтхайму была совершенно не свойственная средиземноморская романтика. Центр города был плотно застроен угрюмыми и в то же время монументальными серыми зданиями с элементами немецкой готики, а по окраинам разместились до тошноты одинаковые современные серые домики в скандинавском стиле. Да и жители здесь вели себя иначе – казались более сосредоточенными, а передвигались быстрее и решительнее, на ходу распивая кофе и поглядывая в телефоны. В Линсильве то ли из-за жары, то ли из-за особенностей менталитета, граждане всегда вели себя так, словно они в отпуске и никуда в этой жизни не торопятся. Иногда это раздражало.
Немного полюбовавшись на цивилизацию, брат и сестра тут же потеряли её из виду. Такси свернуло в сторону набережной, и глазам Маршанов открылось изумительное зрелище – огромное и сверкающее всеми оттенками лазури озеро, окружённое скалистыми холмами и стенами вековых голубых сосен. С одного берега озеро примыкало к городу, и здесь был оборудован симпатичный белокаменный променад с беседками, велодорожками, фонтанчиками и выходом к песчаному побережью.
Над всем этим уютным пространством доминировало единственное относительно высокое строение со своей собственной огороженной территорией и причалом, возле которого мирно покачивались на воде лодки и катера. Само по себе здание казалось старинным, но качественно отреставрированным и в меру роскошным. Исполненное в стиле раннего барокко, здание цвета слоновой кости имело форму буквы «п», ряды многочисленных колонн по периметру и ажурный гипсовый орнамент, опоясывающий весь дом под окнами второго этажа. Над центральным, массивным фронтоном в свете полуденного солнца переливались золотые буквы с названием.
– Значит, вот он какой…этот «Эрнан»… – внимательно рассматривая проплывающий мимо светлый силуэт роскошного отеля, проговорил Берт вслух. Таксист, будто бы всё это время ожидавший, что кто-то из пассажиров заговорит первым, тут же охотно подхватил слова Ди Грана.
– Отличный отель! Роскошный! Но особенно известен их ресторан. Моя кузина там справляла свадьбу и…Бог ты мой! Какие закуски! А ещё авторские коктейли!
Он так и продолжал говорить про свадьбу двоюродной сестры, пока, наконец, «Эрнан» не остался далеко позади. Может, он продолжал бы и дальше, но Конни стратегически перевела его внимание на обсуждение погоды и вероятности дождя в дни фестиваля. Водитель заверил её в том, что праздник пройдёт отлично, и им совершенно не о чем беспокоиться. Далее поток сознания повёл его в совсем уж расчудесные невиданные дали, и к моменту, как автомобиль обогнул озеро, оказываясь, фактически, на противоположном от «Эрнана» берегу, мужчина уже во всю советовал пиво, которое на дому варит какой-то его знакомый. К счастью, именно сейчас впереди показались широкие деревянные ворота курорта «Домик Егеря».
Брат и сестра выдохнули с облегчением. Дорога оказалась совсем не такой лёгкой, как они ожидали. Расплатившись и распрощавшись с назойливым таксистом, они извлекли из багажника авто свои вещи и направились ко входу. Здесь их уже ожидал высокий тёмно-русый мужчина лет сорока с пронзительно холодными голубыми глазами. Одет он был аккуратно, но в тоже время очень повседневно, что никак не выдавало в нём управляющего столь известного курорта: зелёная клетчатая рубаха, накинутая поверх белой футболки, тёмные джинсы и кроссовки. Да и расплываться в улыбке перед гостями он явно не собирался.
– Добрый день. Вы, я полагаю, господин и госпожа Маршан? – спросил он спокойно и протянул руку, намереваясь взять чемодан Констанции. – Меня зовут Кристофер Хегер. Я провожу вас к вашему шале.
Никаких «добро пожаловать» и прочих любезностей от Кристофера Хегера ожидать не стоило. Открыв калитку, он прошёл на территорию, а брат с сестрой покорно и молчаливо двинулись следом. Территория «Домика Егеря» очень напоминала парк или заповедник, так как домики и другие объекты курорта здесь очень гармонично сливались с природой. Деревянные и гравиевые тропинки петляли меж высоких елей и пихт, а аккуратные шале располагались на достаточно приличном расстоянии друг от друга, подчас почти полностью утопая в тени деревьев и густых кустарников. Под ногами скрипели сухие хвойные веточки, а воздух был прохладен и полон пьянящих ароматов леса.
– Здесь у нас главное здание и ресепшен, – небрежно махнув рукой куда-то в сторону, пояснил Кристофер. Действительно, домик, который они сейчас проходили, отличался от остальных – он был более высоким, широким и имел два входа, над одним из которых красовалась вывеска «Сувениры от Егеря», а, кроме того, вокруг него располагалось забетонированное пространство со скамейками и беседками, обвешанными бусами фонарей.
Следом за главным зданием обнаружился очень симпатичный ресторанчик, а за ним – бар, расположенный прямо на песчаном берегу озера, здесь же – причал с лодочками, катерами и сап-сёрфами. Обо всём этом Крис отчитался так же коротко и безэмоционально, как и в случае с главным зданием. Наконец, он совсем стих, и несколько минут управляющий и гости шли в абсолютной тишине.
Впрочем, Конни это даже понравилось. Она вдыхала волшебный кристально-чистый воздух и прислушивалась к шуму ветра, путавшемуся в кронах деревьев. Где-то неподалёку было слышно, как белка стремглав пронеслась по стволу вверх, и с ели посыпались пахучие иголочки. Далеко позади, в районе игровой площадки, смеялись дети. Из какого-то домика доносилась музыка. По озеру недалеко от берега проплывала лодка с парнем и девушкой на борту. Он старательно грёб, она – вслух читала книгу. Похоже на идеальное свидание.
Линия берега всё сильнее сужалась, уступая плотной стене леса, и именно здесь располагались самые дальние шале. Некоторые из них стояли удивительно близко к воде и даже имели свои собственные маленькие деревянные пирсы. У одного такого дома Крис вдруг остановился.
– Шестой, – отрапортовал он сухо. – Здесь две спальни. На случай, если к вам с супругой приедут ещё гости.
– Две спальни – это хорошо. Мы ведь уже давно не спим вместе! Кризис в отношениях – все дела, – с усмешкой выпалил раскрасневшийся Берт. Похоже, он немного отвык от таких энергичных прогулок на свежем воздухе, и перенасыщение кислородом подарило ему не только нездоровый цвет лица, но и острую потребность неуместно пошутить.
– Какая пошлость, – тяжело вздохнула Конни, одаривая брата долгим усталым взглядом. Затем она обернулась к Крису, обнаружив, что того всё-таки вывела из равновесия неожиданная ремарка Берта. Взор его казался смущённым и немного растерянным. – Мы брат и сестра, – пояснила девушка терпеливо, – поэтому две спальни – это как раз наш вариант. Спасибо.
– Но когда-то же мы спали в одной постели! – не унимался братец, таща свои сумки и мольберт по тропинке в сторону крыльца дома.
– Нам было по пять лет.
– С тех пор мы в кризисе… – кряхтя и потея, добил-таки свою юмористическую мысль брат. Констанция лишь покачала головой.
– Понятно, – после некоторой паузы, выпалил Крис и как-то иначе взглянул на двух гостей. Что именно поменялось, Констанция считать не успела. – Так вы друзья Лив?
– Вроде того. И спасибо вам за то, что выручили нас. Знаю, накануне фестиваля попасть к вам непросто, – Конни попыталась растянуть на лице максимально искреннюю улыбку, но усталость и спорное чувство юмора Берта этому препятствовали.
– Это не я, а Линда. Так что поблагодарите её при встрече, – угрюмо ответил Кристофер и засобирался уходить. – В доме есть всё необходимое, но, если что-то понадобится дополнительно – в холле есть телефон внутренней связи. Звоните на ресепшен.
Конни смотрела вслед удаляющемуся силуэту мужчины и мысленно сравнивала этот образ с тем, кого описывала ей Лив незадолго до их отъезда из Линсильвы. В её рассказах это был убеждённый холостяк, харизматичный и весёлый любимец женщин, обожающий свою работу. Что ж, видимо, они и впрямь очень давно не виделись. И, если когда-то он был для Лив лучшим другом, то почему сейчас даже не поинтересовался о том, откуда она знает Маршанов и как вообще её дела?
Конни медленно выдохнула, чувствуя, как капли пота сбегают по вискам и шее, ошпаривая разгорячённую от активной ходьбы и сбившегося дыхания кожу. Лениво переставляя ноги, она зашагала к крыльцу их пристанища на следующие пару недель. Домик выглядел очень уютно – окантованное серым речным камнем основание и белый фасад в стиле фахверк. Просто и со вкусом. Ничего лишнего.
Внутреннее содержание шале соответствовало внешнему – тёмные паркетные полы, деревянные балки под потолком и светлые стены, украшенные картинами с карандашными изображениями животных и редких насекомых. В небольшой гостиной, начинавшейся сразу за углом от небольшой прихожей, по центру располагался камин, инкрустированный всё тем же серым речным камнем, а по бокам от него манили к себе мягкие кожаные диваны с раскинутыми на них тёплыми пледами. Кухня от гостиной отделялась деревянной барной стойкой, и единственным хоть сколько-нибудь ярким пятном здесь выступала большая и пёстрая пиала в марокканском стиле, заполненная ароматными лимонами. Вокруг пахло деревом и цитрусами.
– На втором этаже матрас похуже, но вид из окна лучше. Ты где кости кинуть планируешь? – спускаясь по скрипучей, застланной тонкой ковровой дорожкой, лестнице, громогласно поинтересовался Берт.
– Мне без разницы. Это же ты у нас художник. Вид тебе важнее матраса?
– Ну уж нет уж! – отмахиваясь от сестры с таким видом, словно она предложила самую очевидную на свете глупость, выпалил белокурый Ди Гран. – Хороший сон – залог моего вдохновения! На озеро я и с берега полюбоваться могу. Кроме того, наверху нет кондиционера…
– Эй!
– А чего ты бесишься? Вот и узнаешь заодно, действительно ли здесь такой мягкий климат!
– Мы только въехали, а ты уже меня бесишь, Берт! – рыкнула на брата Конни, решительно вручая ему все свои сумки. Под ложечкой у неё неприятно засосало – сказывалась долгая дорога и, возможно, недружелюбное приветствие со стороны управляющего. – Тащи багаж наверх и не попадайся мне на глаза, пока я чего-нибудь не поем!
– Чего ты заводишься? Сама предложила здесь остановиться. Могли бы сейчас пить авторские коктейли у бассейна в «Эрнане» и бед бы не знали…
– Мои вещи всё ещё здесь, а я всё ещё голодна, Адальберт! – сквозь зубы процедила Констанция, и брат, услыхавший своё полное имя, тут же засеменил по ступенькам на второй этаж, ворча себе под нос что-то о том, что ему одному в их семье досталось врождённое добродушие и безобидное чувство юмора.
Пока он это делал, Конни улучила момент и заглянула за дверь слева от входа в дом. Тут располагалась та самая спальня первого этажа – просторная квадратная комната с большим угловым окном, занимающим сразу две стены. За стёклами мирно покачивались на ветру пушистые ветви хвойных деревьев и разукрашенные алыми бусами ягод кусты волчеягодника, почти полностью закрывая собой вид на озеро и пирс. Тем не менее, такая плотная стена живой и подвижной зелени, создавала непередаваемое впечатление, словно ты очутился в аквариуме, где природа смотрит на тебя, а не наоборот. В этом присутствовала своя собственная, нетипичная романтика, которая, видимо, и впечатлила Берта. И ещё кондиционер, конечно же.
– Когда Лив приедет? – донёсся голос брата со второго этажа, когда Конни вернулась в прихожую и заглянула за дверь ванной. Ничего особенного, но аккуратно и чисто: светло-серая плитка «кабанчик», полупрозрачная душевая шторка без рисунка, плетёная корзина для белья и картина с пастельным профилем гнедой лошади над унитазом. Почему люди вообще придумали развешивать картины в туалете? Конни щёлкнула выключателем, и ванная комната сгинула в темноте вместе с лошадкой, повидавшей слишком многое.
– Ближе к вечеру. Ей надо закончить какие-то дела на работе, – ответила девушка, решительно направляясь на кухню. Созваниваясь с Линдой Хегер для подтверждения брони и оплаты, девушка узнала, что к их приезду можно заказать кое-какие продукты, поэтому они не стали заезжать куда-либо по пути сюда. Хозяйка курорта их не обманула: в жужжащем холодильнике обнаружились запакованные сырные и мясные нарезки, яйца, молоко, бекон, (неожиданно) бутылка белого вина и два контейнера с готовым обедом, состоящим из мясного рагу с картофельным пюре. Конни решительно надрезала плёнку на упаковке и тут же почувствовала приятный аромат мяса, куркумы и чесночного масла. В животе у неё заурчало. Девушка поспешила засунуть контейнер в микроволновку и нажала кнопку для разогрева. Берт наблюдал за всем этим с некоторым скепсисом во взгляде.
– Пахнет вкусно, конечно, но… – поморщился он, когда сестра запустила в нутро микроволновой печи ту порцию обеда, что предназначалась ему.
– Но? – вопросительно вскинула брови Конни и, ловко подцепив вилкой немного картошки с густой тёмно-оранжевой мясной жижей, немедленно отправила обжигающую порцию еды себе в рот. Пюре оказалось сливочным и воздушным, как заварной крем, а мясное рагу – мягким и неожиданно сладко-солёным со множеством пряных вкусовых переливов.
– Но это не похоже на то, что готовит господин Орман, честно говоря, – пояснил своё отношение братец и ещё больше скривился, глядя на то, как уверенно его сестра принялась поглощать содержимое пластикового контейнера.
– Как быстро тебя избаловали деньги! – довольно улыбнулась она, чувствуя, как по горлу и пищеводу растекается живительное тепло. Никогда в жизни она не ела таких вкусных обедов из пачки. – Ты ещё пару месяцев назад лапшу быстрого приготовления запивал дешёвым ромом, а теперь от готовой еды нос воротишь?
– Во-первых, с ромом это было на спор. А, во-вторых, разве не в этом суть богатства? Чтобы нос воротить от всякого… Ладно! Дай вилку мне уже! Что ты там так аппетитно наворачиваешь? – нервно выпалил Берт и, приняв в руки столовые приборы, тут же бросился опустошать свою порцию. – Бог ты мой! Пища богов! – изумился он, когда обнаружил, что в контейнере ничего не осталось. Тогда он принялся вертеть его во все стороны в поисках этикетки. – А кто производитель?
– Линда Хегер, – быстро пояснила Констанция, которая успела прочитать всё, что нужно, пока распаковывала еду. – Это у неё побочный бизнес такой, видимо. Очень толково придумано и качество хорошее.
– Думаешь, Орман обидится на нас, если привезём домой парочку таких обедов?
– Задушит тебя во сне тем же вечером – это без вариантов, – со вздохом констатировала Конни, и Берт не смог не согласиться с этим выводом.
– Почему на этом острове всё такое вкусное? Как будто Сен Линсей жаждет моего ожирения…
– С твоим метаболизмом об этом можно не беспокоиться! – Конни весело отмахнулась от слов брата. Благодушие волшебным образом вернулось к ней вместе с сытостью. – К слову, тебе не показалось, что Кристофер Хегер был нам не рад?
– Ещё бы! Я удивлён, что он не пнул нас в сторону этого шале, если уж на то пошло. Интересно, это так на контрасте кажется? – задумался парень, хмуря брови.
– На каком контрасте?
– Ну, знаешь, – Берт театрально развёл руками, – обычно все вокруг, узнав в нас Ди Гранов, принимаются нас с тобой со всех сторон облизывать. А тут и в лицо не признали, и фамилия не та, и вообще за семейную пару приняли. Вот и вся любезность испарилась.
– Даже если никто не понял, кто мы, я вообще-то по двойному тарифу заплатила. В «Эрнане» чисто теоретически с нас взяли бы столько же. Понимаешь, к чему я?
– К тому, что это место не стоит своих денег?
– К тому, что мы с тобой хоть в статусе Ди Гранов, хоть как «беспородная» супружеская пара – перспективные богатые клиенты! А Хегер стремился от нас как можно скорее сбежать и даже не объяснил ничего толком. Странно всё это. Лив вроде бы говорила, что он обожает свою работу.
– Так Лив его пять лет не видела и словом с ним не обмолвилась. Она сама мне говорила.
– Ах да, пять лет, – Констанция понимающе закивала. – С тех пор, как Бритта умерла…
– Что за Бритта? – насторожился Берт, и Конни вдруг осознала, что так и не рассказала брату ту историю, которой дочка доктора поделилась с ней в порыве откровенности и под явным влиянием ежевичного вина. На мгновение девушка замерла, пытаясь вспомнить, не просила ли Лив сохранить всё это в тайне, но вроде бы ничего подобного оговорено не было.
– Лучшая подруга Лив умерла здесь, на этом курорте, пять лет назад. Она разве не рассказывала тебе? – изображая святую невинность, изумилась Конни, но брат её талантливую пантомиму не оценил. Сощурившись, он взглянул на сестру с подозрением.
– Та-а-к, – выдохнул он медленно. – И это, естественно, никак не связано с тем, что мы решили в дни фестиваля поселиться именно здесь?
– Не начинай! – оборвала его Констанция. – Не всё в моей жизни крутится вокруг загадочных убийств! Да и Бритта погибла в результате несчастного случая. Никакого криминала.
– А что с ней случилось? – Берт не то чтобы поверил, но и развивать свои предчувствия с подозрениями не стал. С интересом он подался вперёд, опираясь локтями о барную стойку, но Конни вроде как и рассказывать было нечего. Из их с Лив разговора она помнила очень немногое.
– Споткнулась на пирсе рано утром, ударилась виском о край конструкции, потеряла сознание и упала в воду. Чудовищная случайность.
– Понял. Держаться подальше от пирса… – Берт принялся водить воображаемой ручкой по воображаемому блокноту. Конни сделала вид, что забирает блокнот и криво усмехнулась.
– Достаточно просто смотреть под ноги и не злоупотреблять горячительным. Справишься с этим?
– По поводу второго пункта ничего обещать не могу. Сама понимаешь – фестиваль!
– Дурачок, – девушка потрепала волосы брата и тут же направилась к выходу из домика. Где-то там, неподалёку от их крыльца были слышны голоса, среди которых явно выделялся женский. Разобрать, о чём говорят беседующие, не представлялось возможным – шум ветра уносил обрывки фраз вдаль, к озеру. К счастью, Конни успела распахнуть дверь до того, как собеседники разошлись бы в разные стороны.
– Госпожа Хегер? – увидев в конце дорожки, упирающейся в пирс, симпатичную пожилую даму, позвала Констанция. Женщина тут же оторвалась от разговора с мрачноватым молодым человеком и сначала как будто испугалась, а затем растянула на лице приветливую улыбку.
– Госпожа Маршан! Ах, да-да, Крис сказал мне, что вы уже заселились… Я ведь к вам и шла! – затараторила она суетливо и, вновь обернувшись к своему собеседнику, поспешила извиниться: – Я вас поняла, господин… эм?
– Эдмон, – спокойным низким голосом ответил гость. Телосложением он был очень похож на Берта – сухощавый и плечистый. Одет он был в тёмно-бордовый брючный костюм и чёрную водолазку, а на ногах его сверкали чёрные лакированные туфли, что казалось странным и неестественным для этих мест. Даже Конни озаботилась подбором более расслабленной и удобной одежды. Для сравнения, на ней сейчас была белая футболка, синие бриджи и кеды, которые после долгой дороги уже не казались такими светлыми, как при покупке.
– Господин Эдмон, я займусь вашим вопросом или пришлю Криса сразу же, как появится минутка. Дело ведь терпит? Мне нужно встретить гостей.
– Терпит, – молодой человек кивнул и только теперь обернулся в сторону Констанции, прервавшей их разговор с хозяйкой курорта. Лицо его оказалось бледным и худым, а радужки глаз были настолько тёмными, что больше походили на чёрные дырки, выбитые в белках. Тем не менее, острые линии скул, резко очерченные линии губ и острый подбородок делали его облик на удивление привлекательным. Эдмон походил на меланхоличного вампира, явившегося со страниц девчачьих романов.
– Добрый день, – девушке стало вмиг не по себе от тёмного взгляда незнакомца, но она постаралась не подавать виду и нацепила на лицо дежурную улыбочку.
– Вот уж не думал, что застану настоящих Ди Гранов в этих краях, – проговорил гость и одарил Конни очень странной, немного ленивой ухмылкой. Жуткий тип.
– Что?
– Ч-что? – следом за Констанцией немного растерялась и Линда Хегер. Она замерла на месте и смотрела то на флегматичного гостя, то на новую постоялицу шестого шале, не имея ни малейшего понятия о том, что всё это значит.
– Моё имя Эдмон, – представился молодой человек повторно, протягивая Конни ладонь для рукопожатия. – Мы с моей подругой остановились по соседству, в четвёртом шале. Рад встрече.
– М, взаимно. Констанция Маршан, – кое-как девушка заставила себя поймать бледную и холодную руку соседа.
– А, понимаю, – на его бледно-розовых губах расползалась дьявольская улыбка, обнажая ряд маленьких жемчужных зубов. – И надолго ли вы с братом в наших краях?
– Пока не решили, – расплывчато ответила Конни, чувствуя, как по спине бежит неприятная липкая дрожь. Эти чёрные глаза прожигали её насквозь, а манера поведения соседа выдавала в нём человека, считающего себя чтецом человеческих душ. Вот только госпожа Маршан не любила, когда её пытались «читать». Машинально она скрестила руки на груди и обратилась к хозяйке курорта: – Госпожа Хегер, нам с братом нужно где-то отметиться, на ресепшене или?.. Просто мужчина, который встречал нас, как будто куда-то торопился…
– Ах, да! Крис, он… – женщина на мгновение замялась, и Эдмон воспользовался образовавшейся паузой, чтобы вновь вставить своё слово.
– Он бежал не от вас, а от этого шале. Говорят, здесь плохая энергетика.
– А, так мы за плохую энергетику заплатили по двойному тарифу? – на крыльце за всей этой сценой терпеливо наблюдал Берт и только сейчас решил подать голос, одаривая странноватого соседа едкой ухмылочкой саркастичного засранца. Конни чуть было не поперхнулась своим дыханием и, краснея от стыда, обернулась к хозяйке курорта. Невысокая и худая, словно девочка-подросток, Линда Хегер продолжала недоумевать и тщательно подбирать слова, но собравшаяся толпа сбивала её с толку своими разрозненными репликами. Наконец, большие бледно-синие глаза, обрамлённые сеткой морщин, упёрлись в лицо гостьи, и во взгляде пожилой дамы мелькнуло осознание.
– Я…вам нужно что-нибудь, госпожа Ди…Маршан?
– А давайте пройдём в дом и всё обсудим? Я очень устала с дороги и хочу присесть, – предложила Конни и, в последний раз обернувшись в сторону соседа, выпалила приторно-вежливо: – Хорошего вам денёчка, господин Эдмон.
– Просто Эдмон. Это имя.
– Хорошего вам денёчка, просто Эдмон! – звонко вскрикнул Берт вместо сестры и принялся энергично махать чудаковатому молодому человеку. Столь красноречивый намёк юноша не мог не понять и, одарив Маршанов ещё одной жутковатой улыбкой, направился прочь от шестого шале. Дождавшись, пока фигура в тёмно-бордовом костюме полностью скроется вдали, Берт презрительно цыкнул: – Глядите-ка – Эдвард Каллен для бедных!..
***
Иногда Лив казалось – ещё немного, и она непременно забудет это место. Его красоту: солнечные блики на поверхности озёрной глади, петляющие между деревьев тропинки, пронзительные лучи света, струящиеся через густые кроны деревьев. Его потрясающий запах: хвоя, можжевельник, речной ил и тонкий аромат свежесваренного кофе. Его мелодичное звучание: сверчки, всплеск воды, музыка и детский смех. Когда-то «Домик Егеря» был её маленьким раем, её убежищем от всех проблем внешнего мира, её домом. И в этом доме была семья. К своему стыду, проговаривая это про себя, Лив Сигрин вовсе не имела в виду своих детей и теперь уже бывшего мужа.
Линда, Крис и Бритта были её семьёй. Её идеальной семьёй. Сделав глубокий вдох, женщина подавила головокружение и с лёгкостью отворила кодовый замок у запасных ворот. Раньше она попадала на территорию «Домика Егеря» только так, и с тех пор комбинация цифр не изменилась.
«Четыре двойки – это несерьёзно!» – говорила Бритта когда-то, упрекая мачеху в том, что та никак не соберётся изменить код. Линда лишь пожимала плечами и невинно улыбалась – да кому может понадобиться проникать на территорию через узкую тропу в лесу, кроме своих? Об этой дороге даже и не знал никто. Бритта морщила нос и, нервно встряхивая свою роскошную шевелюру, сетовала на то, что никто не желает воспринимать её всерьёз. Тогда Линда всегда обещала, что подумает по поводу замены пароля или даже самого замка. Судя по всему, за пять лет ничего не изменилось. Только вот жаловаться на беспечность хозяйки курорта теперь было некому.
Лив привычным движением смахнула с волос хвойные иголки, пройдя под тенью многовекового тенистого дерева. Впереди показались спины однотипных шале и лазурного Солёного озера, выглядывавшего из-за них. Казалось, время здесь замерло. Впрочем, тропинки выглядели новее, и освещения стало больше. Некоторые фонарики, установленные на уровне земли, уже зажигались то тут, то там, озаряя тропы желтоватыми островками света в сгущавшихся сумерках. Когда Лив, наконец, приблизилась к тёмному силуэту деревянной хижины, свет вспыхнул и в окнах шестого шале, расположенного неподалёку.
– Твои друзья уже вовсю обживаются, – из тени, скрывавшей кривое деревянное крылечко хижины, донёсся до боли знакомый голос. До боли – буквально. От этого звука у Лив неприятно кольнуло в боку. Крис повертел лампочку в подвесном светильнике, и тот вспыхнул неприятным холодным светом, очерчивая лицо мужчины, ставшее за годы их разлуки каким-то осунувшимся и серым.
– Привет. Как ты?
– В полном порядке, как и всегда, – подчёркнуто равнодушно отвечал тот, чьи голубые глаза прежде искрились азартными огоньками при виде давней подруги. Кристофер Хегер был для Лив той самой первой школьной любовью, но ей ни за что на свете не хватило бы смелости признаться в этом. Даже теперь, когда им обоим было под сорок. Особенно теперь. Стараясь не обращать внимание на его безразличие, Лив всё-таки улыбнулась и шагнула навстречу другу, заключая его в неловкие объятия. С полсекунды он так и стоял столбом, позволяя невысокой женщине обхватить себя, но в итоге всё же похлопал её по плечу в ответ.
– Я рада, что ты в порядке, – искренне заявила Лив, хоть ей и хотелось выть от тоски, окутавшей всё её существо. Ей хотелось, чтобы он обнял её. По-настоящему. Как раньше. Она даже не знала, что так сильно скучала по нему. По его сменяющим друг друга однотипным клетчатым рубашкам, очкам в толстой оправе, которые почему-то только на нём одном во всём мире смотрелись хорошо, по запаху его крема для бритья и пронзительному светлому взгляду.
– Что ж… ты очень порадовала Линду тем, что приняла её приглашение.
– А тебя не порадовала? – переспросила Лив с усмешкой, но весь её безобидный сарказм потонул в темноте и огромной пропасти, что зияла теперь между ней и старым другом. Крис нахмурился и привычным неловким движением поправил очки.
– Пойми меня правильно, но я вообще не в восторге от этой затеи, – попытался оправдаться он, но звучало это, скорее, как с трудом подавленное желание оскалиться и порычать. – Да ещё и твои эти друзья… если они такие богатые, то чем им «Эрнан» не угодил? Неужели обязательно было отдавать им шестой шале?
– Разве не вы с Линдой принимаете эти решения? Я просто попросила помощи. Она могла и отказать.
– Она не могла отказать, Ливи, – Крис произнёс её имя так, словно это было обидное прозвище, и от этой интонации всё внутри у женщины полыхнуло огнём. Ей остро захотелось немедленно бросить свои сумки и бежать. К озеру, к холодной воде, чтобы та сомкнулась у неё над головой и своей кристальной прохладой погасила ужасный пожар, охвативший разбитое сердце госпожи Сигрин. Да, вот так театрально. И думать о драматично-нелепом побеге к озеру было легче, чем подавлять подступающие слёзы.
– Знаешь, я устала и меня к ужину ждут друзья. Если ты не хочешь спросить, как у меня дела или как дела у моих сыновей, то, может, ты уже впустишь меня в дом? – проглатывая солёный ком в горле, раздражённо выпалила Лив. Кристофер, не решаясь встретиться с гостьей взглядом, покорно отворил дверь и включил свет.
Внутри хижина была всё такой же скрипучей и кривой, обшитой старой лакированной рыжей вагонкой и, конечно, довольно тесной. Здесь, как ни странно, Лив ощутила давно знакомый уют и свободу. Она вдруг почувствовала себя так, словно вернулась домой после долгих лет бесконечных странствий. Удовлетворённо она выдохнула и сбросила с плеча тяжёлую дорожную сумку.
– Как дела у мальчишек? – Лив вздрогнула, услышав вопрос. Ей почему-то казалось, что Кристофер уже ушёл – настолько тихо он стоял в стороне, пока она осматривалась.
– Они сейчас с отцом и его новой подружкой, веселятся на полную катушку, – улыбнулась женщина, опираясь на сбитый из каких-то старых досок импровизированный туалетный столик.
– Сожалею по поводу твоего развода, – неуклюже буркнул Крис, как будто кто-то невидимый тыкал его палкой, заставляя произносить вслух эти слова.
– Не правда. Ты терпеть не мог Томаса и всё время спрашивал меня, не нашла ли я себе нового мужа.
– Это не значит, что мне не жаль, что твоя семья распалась, – засуетился, словно уж на сковородке, Крис Хегер и принялся нервно почёсывать шею. Этот разговор давался ему тяжело. Как ни странно, несмотря на долгую разлуку, Лив всё ещё очень хорошо понимала все его характерные жесты и причуды. Эти неловкие попытки проявить какое-никакое дружелюбие со стороны мужчины немного успокоили её и даже порадовали. Вот только вытягивать из него больше, чем он готов был сейчас дать, не стоило.
– Что ж, спасибо за поддержку. Я это ценю.
– Ты знаешь, что Кора тоже здесь?
– Кора? – Лив на секунду зависла, будучи совсем не готовой к такой резкой смене темы. Да и новость Крис на неё вывалил весьма неожиданную. – Ты не шутишь?
– Какие уж тут шутки. Линда сама удивилась, когда та объявилась месяц назад и попросила забронировать для неё и её бойфренда четвёртый шале.
– И… как она? Ты её уже видел?
– Видел. Хорошо выглядит – поправилась, отпустила длинные волосы, занимается йогой и медитирует. А вот её дружок странный до жути, так что будь внимательна. От него исходят сигналы то ли непонятого гения, то ли серийного убийцы…
– …и сложно сказать, что из этого хуже, – подхватила его слова Лив и неожиданно для самой себя рассмеялась. К её ещё большему удивлению Крис тоже хохотнул, но вовремя остановил себя. Впервые за время их разговора их взгляды встретились. Хегер казался уставшим и совсем не таким задорным, как раньше, но его обаяние хоть и поблекло немного, но не погасло вовсе. Где-то в глубине души он оставался всё тем же забавным и сумасбродным парнишкой, в которого глупая юная Лив была тайно влюблена в старших классах.
– Ладно, отдыхай, – немного помявшись на месте, Крис засобирался уходить, но на пороге вдруг остановился и, помолчав немного, виновато выпалил: – Я был не очень-то приветлив с твоими друзьями. Просто… знаешь, шестой шале и всё такое…
– Знаю. Я им всё объясню, – заверила друга гостья хижины, тепло ему улыбаясь. Кристофер несколько раз кивнул, как будто успокаивал сам себя.
– И их это не отпугнёт?
– Поверь мне – Маршанов не так-то просто напугать.
Глава 5
Когда-то давным-давно на берегу прекрасного заповедного озера появился дом. Дом семьи Эрнан.
Конечно, появился он не за один день. Большие поместья знатных семейств не вырастают из земли, как по волшебству. Но было это так давно, что никто уже и вспоминать не станет о том, как рабочие копали землю, как тащили и укладывали тяжелые камни, как поднимали высоченные мраморные колонны, осыпая их отборными ругательствами на самых разных языках. Весь этот колоссальный труд стёрся в пыль, угодив в жернова времени.
А дом остался. Слишком большой для немногочисленной семьи и слишком вычурный для столь скромного поселения. Озёрному духу это не понравилось. Конечно, Ладоэль понимал, что люди рано или поздно займут гораздо больше места. С людьми всегда так: где появляется один или двое, там вскоре плесенью разрастается целая орда снующих туда-сюда человечков. И та деревенька, из которой к берегу озера иногда приходили крестьяне, тоже постепенно росла, но этот дом…
До чего же он был уродлив и огромен! И до чего же чванливы и высокомерны были его обитатели. Казалось, ничто не волнует их на всём белом свете, кроме собственных персон. Но что это были за персоны? Такие уж важные да значимые? Разве что богатые. О, да. Богатствами Эрнанов судьба не обделила. Глава семьи гордился своими породистыми лошадьми, щеголял в бархатных одеждах цвета пурпура и всем вокруг рассказывал про свою нескончаемую библиотеку, напичканную редкими книгами, которые ему было некогда читать. Его сухая, лишённая всякого девичьего обаяния, жёнушка с крючковатым носом и мелкими тёмными глазками ни в чём ему не уступала: обвешивала себя драгоценностями с ног до головы и не упускала шанса напомнить всякому простому человеку, что никогда и никто не будет равен Эрнанам в этих краях.
Глупые люди, они не понимали, что у этого озера, у этих гор и скал и всей земли вокруг есть лишь один хозяин. Один страж, которого даже сама смерть была бы не в силах прогнать, покуда он сам бы того не пожелал. К сожалению, упиваться своим могуществом Ладоэдю было не так-то просто: глупые и жадные Эрнаны не желали слушать местных легенд, не выказывали почтения к озеру и не придавали значения смертям рыбаков и строителей, когда озлобленный Ладоэль утаскивал к себе на дно какую-нибудь зазевавшуюся жертву или бросался на путников в сером волчьем обличии.
Можно было бы подумать ненароком, что дух озера был чистейшим злом и людей ненавидел, да только всё было не совсем так. Большую часть времени Ладоэль спал на дне озера, под толстым одеялом стеклянной воды, или сидел в кронах деревьев, слушая шум ветра и щебетание птиц. Он был частью самой природы и за людьми наблюдал, как и за всеми прочими живыми существами в округе. Они ежедневно копошились, делали свои мелкие дела, убивали друг друга и размножались – чего уж тут особенного? Некоторые ему казались симпатичными, и он мог наблюдать за ними пристальней и дольше, даже иногда незаметно вмешиваясь в их дела. Особенно ему нравились дети и их глупые игры, а ещё крестьянские девушки, что приходили на озеро стирать бельё по субботам.
Ему нравилось, когда люди пели, даже если песня была не складная, а певец – не очень-то трезв и в своём уме. Ему нравился смех и тихие признания влюблённых. Иногда он с интересом наблюдал за сценами ревности и драками. Люди очень смешно дрались – нелепо, но изобретательно. Такое яркое зрелище попадалось на глаза не так уж часто, но всегда очень увлекало. Но Эрнаны Ладоэля раздражали в независимости от того, как они смеялись и дрались. В них всё ему было отвратительно, всякий жест и вдох. Быть может потому, что они посмели возвести у его озера этот пошлый уродливый дом или же потому, что они сами по себе были чужими для всего этого острова и даже не пытались стать ему роднёй.
Впрочем, появление на свет единственного наследника как будто ненадолго смягчило и Эрнанов, и отношение духа к ним. Ладоэль не трогал детей и не испытывал к ним какой-либо злобы. Напротив, если какой-нибудь глупый мальчишка сбегал от надзора матушки и попадал в холодные воды озера, Ладоэль тут же выталкивал его на берег, не желая потом слушать причитания и крики женщины, оплакивающей бездыханное тело своего непутёвого отпрыска. Хотя даже у него не всегда получалось помочь.
Иногда в деревне вспыхивали эпидемии, и тогда смерть приходила за всеми без разбора, не щадя ни детей, ни стариков. Юный Эрнан появился на свет как раз в самый разгар очередной вспышки какой-то жуткой болезни, от которой все вокруг желтели и теряли свои жизненные соки. Тогда любопытство Ладоэля разыгралось настолько, что он не выдержал и пробрался-таки в этот огромный домище через приоткрытое окно, чтобы понять, выживет ли дитя неприятных соседей. Ужиком он вполз в детскую комнату, где в своей колыбели мирно спал маленький аристократ.
Ладоэль долго разглядывал его бледные щёчки и совсем крохотные пальчики, чтобы в конце концов сделать неожиданный вывод – это последний Эрнан. Точно Ладоэль не мог понять, почему он так решил. Перед глазами его мелькали годы жизни наследника семьи: его детские шалости, нелепые кое-как скроенные рифмы поэм, занятия по фехтованию и верховой езде. Он видел, как дурному парнишке в одиннадцать лет предстоит получить рваный шрам на руке, когда он решит переползти через кованую ограду поместья. Чудом избежит смерти, но никто этого не поймёт, а сухая и строгая матушка лишь побранит отпрыска за то, что тот запачкал кровью бархатный сюртук. Во всём этом Ладоэль почувствовал особый смысл и решил приглядеть за юным Эрнаном.
Смелый мальчишка. Странный мальчишка. Последний в своём роду. Интересно, что будет, когда в его юношеском сердце вспыхнет любовь?
***
Констанция ещё никогда не просыпалась настолько резко. Очень необычный опыт – она вдруг просто распахнула глаза и глубоко вдохнула прохладный, наполненный озёрными и хвойными ароматами воздух. Всего секунда – и сознание ясное, а в голове нет и намёка на сонливость. Без особого труда девушка заставила себя сесть, поднимая лёгкое и полное энергии тело. Неужто местный климат так повлияли на неё?
В спальне всё ещё царил лёгкий полумрак, а за окном молочные облачка тумана лениво скользили по зеркальной поверхности Солёного озера. На часах светились цифры, на которые девушка с полминуты смотрела, не моргая.
«5:30»
В такое время приличные люди спят. И ей не мешало бы зарыться поглубже в мягкие белые подушки и одеяла, но никакие попытки уложить себя обратно в объятия Морфея успеха не возымели. Оставаться в постели просто не получалось – само её тело протестовало против этого – и Конни не стала его принуждать. Тихонько она спустилась по скрипучим ступенькам на первый этаж, попутно накидывая рубаху поверх пижамы.
Накануне вечером к ним заглянула Лив, всего на часик разминувшись с госпожой Хегер. Впрочем, она явно пока была не готова к тёплой встрече и дружеским объятьям. Дочка доктора уже успела столкнуться с Крисом и потому явилась к Маршанам в очень смешанных чувствах, с трудом поддерживала беседу и периодически ёжилась, словно от холода, как-то странно озираясь по сторонам. Находиться в стенах шестого шале ей было крайне некомфортно. В общем, ужин был довольно унылым и недолгим. Вслух Констанция попыталась списать всё на долгую дорогу, но про себя придержала кое-какие подозрения.
Выйдя за дверь, девушка очутилась на крыльце дома. Природа вокруг замерла в предрассветной тишине. Воздух был кристально чист, прохладен и совершенно неподвижен. Конни глубоко вдохнула, впитывая в себя окружающую её неповторимую атмосферу. Ощущение необычное. Оно и понятно, ведь столь ранние пробуждения отнюдь не входили в список её добродетелей.
Яркий диск луны всё ещё висел в светлеющем небе, как и некоторые серебристые точки звёзд, но где-то там, за зубастыми скалами и чёрными пиками хвойного леса уже проползали розовые лучи солнца. Констанция и подумать не успела о том, чтобы присесть на ступеньки или забраться в плетёное кресло на высоком крыльце, а ноги уже несли её по узкой тропинке к пирсу. Шестой шале остался позади, и туманная прохлада озера втянула тело госпожи Ди Гран в себя и поглотила, словно зыбучие пески.
– Конни? – чей-то далёкий голос рассёк мистическую плотную тишину и заставил Констанцию остановиться. Она часто заморгала, стараясь понять, где находится. Буквально на долю секунды она и впрямь выпала из реальности. Заснула на ходу? Обнаружила она себя уже на пирсе, у самого его края. Волосы и шея её покрылись ледяными и крошечными, словно песчинки, каплями росы. Растерянно она огляделась по сторонам. Туман рассеивался, и сумрак тоже отступал: на серебристо-зеркальной поверхности Солёного озера засверкали солнечные блики, в кронах высоких деревьев проснулись птицы и запели свои первые песни. По узкой тропе со стороны старой хижины навстречу Констанции неторопливо шагала Лив Сигрин. Когда она подошла достаточно близко, стало заметно, что для неё это утро не было радостным: глаза женщины опухли и покраснели от слёз. Она старалась дышать носом и даже улыбаться, но у Конни не было сомнений – ещё пару минут назад Лив плакала и, скорее всего, навзрыд.
– Так ты тоже ранняя пташка? – продолжая разыгрывать утреннее дружелюбие, выдавила из себя дочка доктора и, не сдержавшись, громко шмыгнула носом.
– Вообще-то нет, – Конни растерянно пожала плечами и быстрым движением смахнула с холодного лба осевшую туманную морось. – По правде говоря, когда есть возможность не вставать с постели до победного, то я всегда ею пользуюсь. Не могу вспомнить, когда в последний раз просыпалась так рано…
– О, а я всегда вскакиваю ни свет ни заря. Особенно здесь, – Лив, похоже, испытала огромное облегчение от того, что собеседница не стала заострять внимание на её слезах. Она сделала глубокий вдох и, устремив свой задумчивый взгляд на озеро, произнесла печально: – Боже, как же красиво. Самое прекрасное место на Земле. И поутру, когда все ещё спят, особенно…
– Да, пожалуй…
– Бритта тоже всегда поднималась до рассвета. Мы даже немного соревновались, – печальная улыбка мелькнула в уголках губ Лив Сигрин и тут же исчезла. В голубых глазах её плескалась печаль, хоть слёзы уже высохли. – Встречались тут, на этом пирсе. Кто раньше встал, тот готовит и подаёт кофе. Такая…традиция или вроде бы как игра, понимаешь?
– Понимаю, – Конни кивнула и вдруг осознала, что готова убить за чашечку горячего чёрного кофе. Желание её охватило столь яркое, что даже слюна проступила на языке, а в носу защекотало фантомным ароматом кофейных зёрен. Она с трудом подавила намерение сказать об этом вслух. Лив по-прежнему смотрела вдаль, скользя задумчивым взором по поверхности холодной зеркальной воды, и мысли уносили её далеко. Возможно, туда, где она была счастлива, но куда явно не хотела возвращаться до недавнего времени.
– Я почти всегда проигрывала. Бритта всегда оказывалась здесь, когда я выходила из хижины утром…
– Что же её так тревожило? – вслух подумала Конни, но эти слова словно разбудили Лив. Она вздрогнула и обернулась в сторону собеседницы. Лицо её сделалось изумлённым и озадаченным.
– Тревожило?..
– Не знаю. Наверное, мне просто сложно представить, зачем во время отпуска каждый день вскакивать в такую рань. Но… я просто сужу по себе, – Констанция, кряхтя и вздыхая, уселась-таки на край пирса. Доски были немного влажными и пахли илом, а колени сгибались как будто со скрипом. Что ж, тридцатилетие не за горами. Прощай, молодость.
Девушка осторожно опустила ступни в воду и тут же вся встрепенулась. Волна мурашек и холода обдала тело. Озерная водица бодрила похлеще крепкого кофе.
Лив молчала, и Конни даже испугалась, что своей прямолинейностью могла ранить её чувства, но уже через мгновение боковым зрением уловила движение. Госпожа Сигрин устраивалась на краю пирса рядом.
– Вряд ли её что-то могло тревожить, – вздохнула Лив задумчиво. – В ней всегда было столько лёгкости и оптимизма! Она заряжала этим окружающих. Рядом с ней ты всегда чувствовал прилив веры в себя и надежды на будущее, но одновременно с этим осознавал масштаб собственного несовершенства. На её фоне мы все были какими-то маленькими и несуразными. По крайней мере, мне иногда так казалось.
– А чем она занималась?
– У неё был популярный блог о туризме и культурной жизни на острове. Она делала обзоры на новые кафе, рестораны, выставки и фестивали всякие. Когда-то она изучала искусство и даже могла стать преподавателем, но академическая карьера ей бы быстро наскучила. Так она говорила. Зато она легко добилась успеха в местной журналистике. Всё, за что бы она ни взялась, у неё получалось. А ещё она была очень красивой и даже какое-то время подрабатывала моделью, участвовала в рекламной кампании местного ювелирного дома. Ну, и благотворительность, конечно. Много всего успевала…
– Ого, – Конни чуть было не присвистнула. Пять лет назад Бритте должно было быть около тридцати, а сама Констанция к своим годам успела (до получения диграновского наследства) добиться разве что пересчёта процентов по кредиту. Впрочем, в период своей жизни после смерти отца она как-то быстро растеряла амбиции и, если говорить прямо, постепенно утратила способность искать смыслы, ставить цели и кому бы то ни было что-то доказывать. Даже самой себе. Некоторая былая решительность начала возвращаться к ней лишь недавно.
– М-да, – казалось, Лив уловила вибрации внутреннего диалога своей утренней собеседницы. – Никто не знал, как она всё успевала: и карьеру строить, и личную жизнь. У них с Мэттом дочке тогда было всего три года. Она теперь в школе учится – надо же – а я её даже с тех пор и не видела…
– Мэтт – это муж Бритты?
– Да, Мэтью Дорф. Они с малышкой Кристин и Лотти должны сегодня приехать.
– Полагаю, Кристин – это дочь Бритты, а Лотти это кто?
– М… – Лив издала странный горловой звук, который тут же сама и проглотила. Подумав немного, она всё-таки решилась пояснить: – Шарлотта Хегер – новая жена Мэтью.
– А фамилия Хегер – это совпадение или?.. – осторожно попыталась уточнить Конни, и Лив, растянув на губах вымученную улыбку, кивнула.
– Или, – подтвердила она. – Лотти и Бритта были двоюродными сёстрами. Они с Мэтью поженились год назад, и я об этом узнала совершенно случайно. Увидела фотографию в соцсетях. Странное чувство… вроде бы пять лет прошло, и жизнь не стоит на месте, но это… озадачило меня. Впрочем, наверное, это только для меня и тот день, и «Домик Егеря» застыли во времени и пространстве, а на самом деле всё меняется, движется, боль притупляется – и это хорошо. Правда же?
– Правда.
– Думаю, я должна признаться ещё кое в чём, – Лив глубоко вздохнула и собралась было продолжить, но Конни сама не заметила, как опередила её:
– Бритта и Мэтью жили в шестом шале, да? И умерла она здесь, на этом пирсе.
– Тебе Линда рассказала? – удивлённо вскинула брови Лив. Констанция покачала головой и просто пожала плечами. С самого начала было очевидно – хозяева курорта недолюбливали это место. Вряд тут всё упиралось в отсутствие кондиционера на втором этаже.
– Я понимаю, почему муж Бритты с дочерью и новой женой не захотели сюда вселяться, но не очень понимаю, почему этот шале избегают все остальные. Как он оказался свободен перед фестивалем?
– Суеверия. Ими пропитано всё на Сен Линсей. Даже воздух отравлен ими, – сделав глубокий вдох, мрачно констатировала собеседница. – Через полгода после смерти Бритты здесь остановилась пара молодожёнов. У них постоянно билось стекло – посуда, столешница на кофейном столике, потом упало и разбилось подвесное декоративное зеркальце в коридоре. Вроде ничего особенного, но ты же знаешь эти байки про разбитые зеркала и семь лет несчастий? Чушь несусветная. Как будто вся удача мира на хрупком стекле только и держится…
– Всего-то? Уж очень молодожёны впечатлительными оказались.
– Ну, не совсем. Поначалу их это просто раздражало, но потом они вернулись с ужина, а тут буквально в каждом окне стёкла перебиты. Полы первого этажа были обсыпаны мелкими осколками, как снегом. Конечно, оставаться в таком домике пара не пожелала. Линда извинялась, как могла, предложила им другой шале и даже пару дней дополнительного бесплатного проживания, но эти двое предпочли отправиться в «Эрнан», а на следующий день нашли тех туристов в лесу неподалёку…
– Каких туристов? Парочку эту?
– Нет, не знаю, что это были за люди. Просто двое, мужчина и женщина, даже не постояльцы «Домика Егеря». Они стали жертвами нападения большой дикой собаки. Женщина умерла от потери крови, а мужчина спасся и тут же начал раздавать интервью местным низкопробным журналистам. Те превратили эту историю в страшилку про озёрного духа, связали со смертью Бритты каким-то образом. Оно-то и понятно, ведь Бритта была популярна и всем известна. В общем, раздули на этой почве истерию в интернете, и тут вдруг очнулись эти двое из шестого шале. И как начали повсюду распространять слухи о том, что якобы дух то ли Бритты, то ли озёрного покровителя поселился в этом домике. Только это же бред, понимаешь? По их логике получается, что одним людям этот кровожадный монстр глотки перекусывает, а другим стёкла колотит? Но они, конечно же, клянутся, что «ощущали там некое присутствие» и всё в таком духе.
– Идиотизм.
– Ещё какой, – Лив сокрушенно покачала головой и опустила руку в воду, чтобы затем охладить ею разогревшиеся от напряжения шею и лоб. – Знаешь, что самое сюрреалистичное во всём этом? Что посетители «Домика Егеря» после всех этих событий разделились на два лагеря: одни сторонятся шестого шале, обходят от греха подальше, а другие… ох уж эти «другие»!
– Дай угадаю: другие, наоборот, воспринимают это место, как аттракцион в стиле домов с привидениями?
– Эти были хуже всех. Бедная Линда первое время еле-еле от них отбивалась, но, к счастью, в наше время люди быстро находят себе новые скандалы и развлечения. Через год-два все эти любители охоты за сверхъестественным переключились на другие объекты. Благо, вся история острова утыкана жуткими тайнами от начала времён и до наших дней. Есть, из чего выбирать.
– Наблюдать за всем этим было нелегко, наверное, – Конни хорошо себе представляла, каково это – потерять кого-то и затем с ужасом лицезреть то, как все вокруг пытаются урвать свою минуту славы в момент всеобщей показной скорби. Когда великий Ян Маршан умер, это хотели обсуждать все. Все, кто знал его, но ещё больше те, кто не знал. И это было так странно, дико, неуместно и нереально, словно в один миг весь мир сошёл с ума. По крайней мере, тот мир, в котором Конни до этого жила. Новый мир без её отца оказался чем-то вроде параллельной реальности, где всё вроде бы и такое же, но слегка искажённое, другое. Сейчас, конечно, она привыкла к этой реальности, адаптировалась к ней, да и тема ухода из жизни знаменитого художника как-то себя исчерпала в общественном пространстве. Но тогда Конни пришлось приложить немалые усилия, чтобы просто сохранить рассудок.
– М-да, – Лив, похоже, хотела завершить обсуждение тех событий. Её можно было понять. С полминуты они сидели в тишине и просто болтали ногами, создавая тонкие переливающиеся волны на поверхности воды.
– Странно будет всех увидеть после всего того, что случилось тогда. Столько всего изменилось… – наконец, Лив вновь подала голос, хотя и могло показаться, будто она не нарочно проговорила свои мысли вслух.
– Ты про Мэтта и его новую жену?
– Про всех. Мы каждый год собирались здесь, в этих числах, одной и той же компанией со времён… не знаю, с окончания школы, наверное? Вроде бы да. Иногда мой тогда-ещё-не-бывший муж приезжал со мной, но чаще он работал летом. Да и друзей моих не очень-то любил. Особенно с Крисом они не ладили. Крис считал Томаса глупым и высокомерным, а Томас считал Криса кем-то вроде самопровозглашённого вожака стаи, в которую он не желал пускать чужаков, способных подорвать его авторитет. Мальчишеские разборки. В общем, я почти всегда приезжала одна. Потом с детьми. Не считая этого нюанса, состав участников почти никогда не менялся. Это всегда были я, Бритта с мужем Мэтью, Крис Хегер, Лотти Хегер и ещё двое наших друзей Кора Морган и Рекс Леманн.
– Погоди, – Конни на мгновение почувствовала себя загипнотизированной монотонным рассказом Лив, но одно имя заставило её очнуться. – Рекс Леманн? Это который мэр Леманн?
– Это который его сын – Рекс Леманн Младший. С мэром я не знакома лично, но его сын был другом детства Бритты. Он очень сильно её любил. Не только по-дружески, если ты понимаешь…
– Он ухаживал за ней? И Мэтта это не смущало?
– У Рекса не было шансов. Он на многие-многие годы застрял в зоне дружбы. Бритта без памяти любила мужа и открыто об этом говорила Рексу. Она бы никогда не стала изменять и, к слову, отнюдь не упивалась чьим-либо обожанием.
– Кажется, Севилла упоминала, что сын мэра владеет долей в отеле «Эрнан»… – задумчиво протянула Констанция, изо всех сил подавляя в себе порыв произнести совсем другие слова. Они наверняка показались бы Лив неприятными и ранили её чувства. Касались они того приторно-безупречного портрета Бритты Хегер, который дочка доктора обрисовала в своих рассказах. Люди склонны говорить и вспоминать об ушедших из жизни любимых только хорошее, и довольно часто память просто подменяет все неприятные воспоминания на красивые статичные картинки, вроде тех плоских двумерных открыток, что продаются в сувенирных лавках курортных городков. Яркие краски, вечное лето, чистое небо без облаков и длинные жёлтые линии песчаных пляжей без толп отдыхающих и мусора. Это унимает боль и помогает двигаться дальше, но, как правило, имеет очень мало общего с объективной реальностью. К счастью, перевод темы на личность Рекса Леманна вроде бы помог Конни уйти от этих размышлений.
– Это так. Наверное, как раз Рекса в этом году с нами не будет. После смерти Бритты, как я слышала, он замкнулся в своей работе. «Эрнан» стал его смыслом жизни. Да и с Крисом у них всё немного усложнилось.
– Странно, что у них с самого начала сложно не было. Крис управляет «Домиком Егеря», а «Эрнан» – ему самый прямой конкурент. Или я чего-то не понимаю?
– Не знаю почему, но раньше мы все не придавали этому большого значения. Может, потому что были молоды? – Лив задумчиво свела над переносицей светлые брови. – Впрочем, если бы мэр Леманн не инициировал всю эту историю с фестивалем, а инвесторы не восстановили бы «Эрнан», то и к «Егерю» никто бы не приехал, понимаешь? Всё всегда было связано. Каждый занимался своим делом. По крайней мере, так было раньше. В последние несколько лет конкуренция стала жёстче, и я не знаю, с чем это связано. Быть может, мировой кризис и до нашего озерца добрался?
– И в этом году Рекс тоже приглашён на вечер памяти, который устраивает Линда?
– Может и приглашён, но я сильно сомневаюсь, что он появится. Да и меня тут быть не должно… – на последнем слове Лив резко замолчала, словно подавившись собственным дыханием. Подумав немного, она медленно и глубоко втянула носом воздух, а затем более решительно повторила: – Мне тут не место.
– Разве ты не любишь «Домик Егеря»? Ты сама сказала, что это самое красивое место на Земле.
– Сказала, но ведь можно любить что-то и при этом испытывать боль от каждого прикосновения к этому? Или это только у меня так? – лицо Лив Сигрин исказила ломаная болезненная ухмылка, которую женщина поспешила спрятать вместе с подступающими слезами, резко отвернувшись от собеседницы.
Глава 6
«Домик Егеря» проснулся. По зеркальной поверхности озера медленно заскользила старая лодка службы лесничества и охоты.
Сотрудники курорта лениво обходили периметр, убирали мусор, сметали шишки и иголки с дорожек. Из ресторана, расположенного на первом этаже главного здания, доносился звон посуды и неразборчивые перекрикивания официантов. Дама за стойкой регистрации на ресепшене медленно и со смаком потягивала остывший кофе из железной кружки с логотипом отеля. Кто-то из постояльцев уже совершал свою утреннюю пробежку вдоль берега, а Крис Хегер решительным шагом двигался в сторону станции аренды спортивного оборудования. Параллельно он спорил с кем-то по телефону и, весьма красноречиво жестикулируя, давал понять курящим на углу у бара сотрудникам, что именно он с ними сделает, если они не приступят к работе немедленно. Те демонстративно подняли руки вверх, как бы сдаваясь, после чего метнули окурки в урну и лениво поплелись расставлять стулья вокруг ратанговых столиков.
Лив наблюдала за всем этим оживлением, неторопливо прогуливаясь вдоль побережья озера. Иногда ей казалось, что она очутилась в том самом прошлом, которое они все потеряли с уходом Бритты. Но потом взгляд упирался во что-то новое и непривычное, и ощущение реальности возвращалось, не давая утонуть в ностальгии. Время шло и «Домик Егеря», к счастью, развивался. Среди сотрудников практически не осталось знакомых лиц. Вот только Сет, инструктор по гребле и сапсёрфингу, один-единственный, кто всё так же оставался на своей станции несмотря ни на что. Худой, узкоплечий и неравномерно загорелый, он всё так же расхаживал по территории с голым торсом и в видавших виды потёртых шортах карго, из-под которых светилась белизной та самая граница кожи, которой никогда не касались лучи солнца. Увидев Лив, он изумлённо вскинул выцветшие тонкие брови и раскинул в стороны руки.
– Какие люди! И это в нашей-то глуши! – выкрикнул он, проигнорировав приближавшегося к нему Криса. Теперь, когда Сет обратился непосредственно к ней, Лив была вынуждена пойти на контакт и присоединиться к разговору. Она подошла ближе и позволила Сету себя приобнять. От него пахло потом, цитрусовым мылом и воском для полировки лодок. Неизменное для него сочетание.
– Доброе утро, Сет. Как поживаешь?
– Лучше всех, как и всегда. Давненько тебя не было видно! Чего не приезжала?
– Доброе утро, – встретившись взглядом с Лив, мрачно буркнул Крис и принялся нервно постукивать ногой, всем своим видом показывая, что светская беседа гостьи с инструктором мешает ему делать свою работу.
– А… эм… было столько дел! – проследив за движениями Хегера, Лив кое-как смогла сформулировать дружелюбный ответ. – Так разом всего и не расскажешь…
– Но ты ведь останешься на фестиваль? Будет у тебя время поболтать?
– Я пока не знаю…
– Сет, я увижу сегодня накладную на вёсла? – Крис перебил Лив, но это пришлось очень даже кстати, потому что она, на самом деле, не представляла, как будет отвечать на вопросы инструктора.
– Я перепроверил всё, – Сет извлёк из заднего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его боссу. – Все позиции в наличии, волноваться не о чем…
– Сколько раз я просил убирать документы в файлы? – проворчал Крис, брезгливо осматривая накладную со всех сторон. Местами бумага промокла, чернила поплыли.
– А сколько раз я говорил, что не собираюсь плодить пластик на своей станции? – Сет отмахнулся от слов Хегера и бросил весьма красноречивый взгляд в сторону Лив. – Как видишь, подруга, наш Крис постарел и растерял всё своё обаяние. Теперь ему интересны только бумажки да циферки.
– Иди работай!
– Кто-то сегодня встал не с той ноги, – пропел Сет и, весело подмигнув Лив, направился обратно на станцию.
– Тебе повезло, что Сет не умеет обижаться, – женщина попыталась немного разрядить обстановку, неторопливо вышагивая следом за Крисом. Она не собиралась составлять ему компанию и вовлекать в беседу, но сказать что-нибудь, чтобы заполнить повисшее тяжелое молчание, должна была. Кристофер резко остановился и звучно потянул носом воздух, пытаясь унять раздражение. Сет был прав – этим утром Хегер явно был не в духе.
– Это не… – он остановил себя вовремя. Лив знала, что именно он собирался сказать. «Это не твоё дело». И, в целом, имел на это право, но всё же сдержался. Устало он приподнял очки и потёр переносицу. Под глазами его пролегли тяжёлые тени. Он явно плохо спал этой ночью.
– Тебе нужно чем-то помочь? – оценив попытку старого друга не выдать грубость, Лив решила проявить ответную вежливость. Она смотрела на Криса в упор, настойчиво выжидая, пока он не решиться взглянуть ей в глаза. Наконец, он это сделал. Взор его был усталым и каким-то болезненным. Да что же с ним стряслось такое? Она чувствовала это вчера вечером в каждом его слове, вздохе и движении. И вот опять – вселенская усталость и нескрываемая то ли обида, то ли злоба. Когда это случилось с ним? В какой момент?
– Ничего не нужно, – покачал он головой и поспешил разорвать зрительный контакт.
– Хочешь, чтобы я помогла заселиться Мэтту с девочками? Могу встретить их и проводить вместо тебя.
– Что? С чего бы вдруг тебе это делать?
– Линда написала мне, что у неё дела в городе до обеда. Значит, их размещением должен заниматься ты. Но у тебя явно и без того куча дел.
– Уж на свою племянницу я смогу выкроить немного времени, – огрызнулся Крис так, словно Лив пыталась обвинить его в обратном.
– Это да, но…
– Но что? – переспросил он так громко, что даже официантки в кафе на мгновение замерли и перестали протирать столики. Лив терпеливо подождала, пока интерес окружающих немного спадёт, и все продолжат заниматься своими делами. Наконец, она набрала воздуха в лёгкие и максимально спокойно произнесла на выдохе:
– Но я не видела Мэтта и Лотти уже пять лет, как и малышку Кристин. Думаю, им было бы приятно со мной встретиться, не отвлекая тебя от работы. А потом ты освободился бы и провёл с ними весь день в спокойной обстановке.
– Кристин тебя не помнит. И ты здесь не работаешь, чтобы заниматься заселением.
– Я могу позвонить Линде и попросить о том же. Как думаешь, что она ответит? – начиная понемногу выходить из себя, Лив была вынуждена пойти на крайние меры. Подрывать авторитет Криса, как управляющего, ей не хотелось, но его поведение становилось запредельно раздражающим. Никак и ничем Лив Сигрин не заслужила такого отношения к себе. Она, безусловно, могла принять его отказ, но теперь решила стоять на своём из принципа.
После первого же раунда яростной игры в гляделки Кристофер Хегер нехотя сдался и извлёк из кармана джинс связку ключей. Могло показаться, что на его решение повлияли вовсе не слова Лив и даже не авторитет Линды, а острое нежелание управляющего удерживать прямой зрительный контакт с гостьей. Кроме того (и Лив думала об этом с самого начала их разговора), Крис совершенно точно не горел желанием заниматься заселением мужа покойной сестры с новой супругой. Именно поэтому она предложила свою помощь. Цели влезть в работу «Домика Егеря» и позлить его управляющего не стояло. Как раз наоборот.
– Восьмой шале, рядом с детской площадкой.
– Я знаю, где это. Во сколько они приезжают?
– Часам к десяти, – ответил Крис и, бросив взгляд на наручные часы, добавил: – то есть где-то через сорок минут. Плюс-минус.
– Отлично. Как раз успею с Маршанами попить кофе, – убирая ключи от восьмого шале в карман, кивнула Лив. Прекрасно понимая, что какой бы то ни было беседы у неё с Хегером уже не получится, она махнула ему рукой и направилась прочь, в сторону кафе, когда тот вдруг окликнул её.
– Мне Линда сказала кое-что насчёт твоих друзей, – выдал он неуверенно и как-то нервно повёл плечами. – Я думаю, что она ошиблась, но, учитывая, кем работает твой отец…
– О чём ты?
– Она думает, что эти двое на самом деле новые Ди Граны. Но ведь это бред, правда?
– А если нет? – с вызовом переспросила женщина, скрестив руки на груди. – Что это меняет?
– Тебе следовало меня предупредить. Да и зачем Ди Гранам останавливаться здесь?
– Чтобы отдохнуть инкогнито.
– У нас недостаточно шикарно… и я чуть не нахамил им вчера! – глаза Хегера округлились от осознания того, что Линда не разыграла его. Кажется, эта мысль застала его врасплох. И, по правде говоря, нахлынувшая на него бледность порядком повеселила Лив.
– Твоё странное поведение – это не их и не моя проблема, знаешь ли. Может, стоит задуматься?
– Это не смешно, Ливи. Ты меня подставила.
– А ты меня! – чуть не вскрикнула женщина в ответ. – Знаешь, как я им это место расписывала?
– Но зачем? И что мне теперь делать? – Крис как будто очнулся ото сна и стал прежним. Удивление преобразило его и ненадолго пробило толстую металлическую броню отчуждения.
– Не знаю. Высыпаться, пропить курсом экстракт пиона и не быть засранцем для начала.
– Не смешно! Я про отель. Мы поселили их в шестой шале. Мне перевести их в место получше?
– А у вас было место получше?
– Ну, нет, но мы можем что-нибудь придумать…
– Нет! – оборвала его Лив строго. – Ничего не меняй. Они хотят отдохнуть и не привлекать ничьего внимания, понимаешь?
– Ладно. Но почему не «Эрнан»?
– У них на то свои причины. Не наше дело.
– Хорошо. Допустим, – мужчина задумчиво кивнул, нервно почёсывая затылок. – Мне продолжать делать вид, что я не знаю, кто они?
– Нет, не будь дураком. Просто не акцентируй на этом внимание и не трепись с другими сотрудниками и гостями об этом. Договорились?
***
– Вы Констанция Ди Гран, верно? – Конни не успела незаметно прошмыгнуть мимо фигуры в белом льняном костюме, восседавшей в центре небольшой беседки с видом на озеро. Похоже, здесь, в тени нескольких голубых сосен, хозяева курорта разместили что-то наподобие места для медитации. Женщина лет сорока медленно разомкнула веки и направила на Конни пристальный взгляд ореховых глаз. Покрытое карамельным загаром лицо незнакомки явно подверглось неоднократному воздействию косметологических процедур. Лоб был сверкающе гладким, а брови и скулы, острые и прямые, располагались неестественно ровно и параллельно относительно друг друга.
– Простите? – осторожно переспросила Конни. Женщина медленно повела плечами, разминая их, но позу не поменяла. Она всё так же сидела в центре беседки и подчёркнуто спокойно делала вдохи через нос и выдохи через рот.
– Я говорю, вы – Констанция Ди Гран. Мой спутник предупредил меня, что вы с братом поселились здесь. Неожиданный выбор для столь знатной персоны, но я могу вас понять… – после нескольких дыхательных упражнений, вновь заговорила незнакомка. – Сколько раз я говорила себе, что ноги моей здесь не будет? И каков результат? Снова это озеро, снова «Домик Егеря»… и все те же самые лица. Вы верите в проклятья?
– Нет, – коротко ответила Констанция. Она не понимала, о чём говорит женщина и к чему она ведёт, но ту, похоже, ничего не смущало. Женщина повертела головой из стороны в сторону, разминая мышцы шеи.
– А я верю.
– Что ж… я не знаю, что вам сказать по этому поводу, – после продолжительной паузы, в течение которой Конни надеялась услышать хоть какое-то объяснение всему этому разговору, девушка засобиралась идти дальше. Берт нашёл место для пленера неподалёку, и сестра как раз направлялась к нему.
– Я Коралина Морган, ваша соседка, – наконец, соизволила представиться незваная собеседница. – А вы здесь по приглашению Лив?
– Точно, – сообразила Констанция, вспоминая свой утренний разговор с дочкой доктора. Имя Коры Морган упоминалось в числе тех, кого каждый год собирала здесь Бритта. – Вы приехали на вечер памяти? Или как это называется…
– Можно и так сказать, хотя меня никто не приглашал, – с горечью усмехнулась Коралина и смахнула длинную каштановую прядь, упавшую на лицо.
– Зачем вы здесь тогда?
– Решила посмотреть в глаза своим демонам, – загадочно протянула Кора, и в голосе её прозвучала не то печаль, не то отчаяние. Конни стало не по себе. – А вас как сюда занесло?
– Отпуск, – выпалила Констанция максимально невинным тоном и развела руками. – Лодочки, домики, хвойный воздух и всё вот такое.
– М, жаль. А я думала, дело в убийстве.
– В каком убийстве? – изумилась госпожа Маршан, а на широких пухлых губах Коры Морган вновь проскользнула эта ядовитая улыбка.
– А Лив вам не рассказывала, что про смерть Бритты говорят?
– Несчастный случай, насколько мне известно.
– Или нет, – Кора откинула спину чуть назад и вытянула ноги. – По крайней мере, не все так уж уверены в этой версии. Кто знает, может её убили. Или, скажем, она сама убила себя?
– С чего бы вдруг кому-то это делать? Или ей самой.
– Вам тут много всего интересного расскажут про Бритту. Про то, какой идеальной и прекрасной она была. Будьте морально готовы к нескончаемым дифирамбам…
– Хотите сказать, что это неправда? – не совсем понимая, как этот разговор вообще мог состояться, Конни всё же поймала себя на мысли, что он гипнотизирует и увлекает её в себя всё глубже. Низкий как будто немного плавающий, пропитанный едкой горечью, голос Коры Морган звучал, словно мантра и погружал в транс.
– О, это чистая правда. В том-то и проблема, – женщина вдруг рассмеялась, но, ожидаемо, этот смех не показался радостным. – Идеальных людей все любят, но и ненавидят одновременно. На их фоне мы кажемся самим себе такими ничтожными, что это становится невыносимо. Понимаете, о чём я?
– Не особо.
– Всё вы понимаете, – вставая на ноги, отмахнулась Кора лениво. – Эдмон говорит, что вас сюда привела та же сила, что нас с ним. Та же тайна. Он говорит, что вы собираетесь выяснить, что же произошло тем утром, когда умерла Бритта.
– Зачем это мне?
– Понятия не имею, – собеседница даже не попыталась задуматься над этим вопросом. Она отпила воды из своей спортивной бутылки, а затем принялась разглядывать её со всех сторон. – Когда-то я в таких бутылках таскала вино. Никто никогда не спрашивает, что конкретно ты из них пьёшь.
– Почему вы говорите со мной обо всём этом?
– Я вас ещё утром заметила. Вы слонялись у пирса вместе с Лив. Это вызвало чудовищное дежа-вю, – не отрывая взгляда от бутылки, пояснила дама. – Вы не похожи на Бритту, но у неё тоже были светлые волосы. Со спины и издалека так сразу и не сообразишь. Особенно ранним утром до приёма адекватной дозы кофеина. Мне на мгновение показалось, что меня перенесло в прошлое. Это было ужасно.
– Я не хотела вас напугать, – Конни решила, что Берт может подождать. Кора Морган не казалась ей приятным собеседником, даже наоборот – она производила впечатления очень тяжелого в общении человека, мрачного и токсичного. Занятия медитацией и йогой вряд ли смогли бы это исправить. Выглядело всё так, словно нескончаемая горечь пропитывала всё её существо. Тем не менее, на этой тёмной глубине не было места театральным ужимкам, притворным улыбкам и лжи. Если кто и мог бы поведать альтернативную, лишённую восторгов и стерильных фраз, историю о том, что случилось пять лет назад в день смерти Бритты Хегер, то только Коралина Морган. Странная женщина, поселившаяся по соседству на пару с вампироподобным Эдмоном. – Вы, наверное, тоскуете по ней?
– Нет, – Кора покачала головой, ни на секунду не усомнившись в том, какой стоит дать ответ. Она вышла из беседки и спустилась на ступень ближе к собеседнице. Ростом госпожа Морган была чуть выше Конни, но значительно шире в плечах, её прямые каштановые волосы переливались на солнце, как и массивный кулон с изображением золотой головы леопарда. Очень дорогая вещь.
– Эм…
– Мы не были очень близки, – добавила Кора, лениво закатывая глаза. Она явно была в курсе, что не такой прямолинейности люди ждут от потерявшего друга человека.
– И всё же вы приезжали сюда каждый год?
– Верно. Это хорошее место для отдыха, а ещё, как бы неожиданно это ни прозвучало, но не всё на свете вертелось вокруг Бритты Хегер. Я с детства дружила с её мужем, Мэтью. Он сначала приглашал меня с моим мужем, а потом я овдовела, и они продолжили звать меня. Видимо, из жалости.
– Если вам это не нравилось, зачем приезжали?
– А разве я сказала, что мне не нравилось? – вскинув одну бровь, переспросила Кора с вызовом в голосе, а затем почему-то снова рассмеялась. От этого смеха у Конни всё внутри болезненно сжалось. Она точно не могла понять, как именно определила это, но душная, отравляющая всё вокруг концентрация несчастья плотным сгустком уместилась в теле, голосе и даже в дыхании этой женщины. Подумав немного, Кора направила на Констанцию пристальный взгляд, совершенно по-особенному красноречивый, словно она собиралась сказать гораздо больше, но вынуждена была подвергнуть цензуре саму себя: – У меня была парочка очень нехороших, разрушающих мою жизнь, зависимостей. А выпивать в компании давних знакомых на террасе под россыпью фейерверков гораздо приятнее, чем в одиночестве у себя дома. Понимаете, о чём я?
– В общих чертах – да.
– Я знала, что вы поймёте, – уверенно кивнула Кора и зашагала вниз по лестнице, как будто увлекая собеседницу идти за собой. Конни сама не заметила, как сделала несколько шагов в том же направлении. – Эдмон говорит, у вас есть дар. Он никогда не ошибается в таких вещах…
– Простите, а Эдмон он… кто?
– Хороший вопрос, – госпожа Морган вдруг остановилась, и взгляд её устремился куда-то вдаль, как будто она и впрямь начала размышлять на эту тему. – Иногда мне кажется, что он – мой ангел-хранитель, но и демон-искуситель одновременно. Думаете, такое возможно? Хотя, зачем я спрашиваю? Конечно же, да.
– Я говорю о более приземлённых вещах. Вроде профессии, – осторожно пояснила Конни. Коралина легко переключалась на какие-то свои метафоры и ассоциации, совершенно не понятные собеседнице. Словно, параллельно с Констанцией, эта дама вела незримый диалог с кем-то ещё.
– Ему не нужна работа, госпожа Ди Гран, – Кора вдруг оторвала свой взор от горизонта и направила его на девушку. На загорелом лице её отразилось искреннее недоумение. – У него есть дар. Эдмон чувствует этот мир совершенно иначе, нежели мы с вами.
– То есть он… экстрасенс или типа того? – с сомнением протянула Констанция, заранее понимая, каким будет ответ на её вопрос. Тем не менее, такое предположение разочаровало Коралину Морган.
– Вы мыслите узко. Но, если вам так будет проще понять, то да. Эдмон обладает экстрасенсорными способностями. Он видит в людях то, что они никогда не рассказали бы о себе добровольно. И даже больше – их прошлое, будущее, все их боли и испытания.
– Понятно, – кивнула Констанция. Она почти мгновенно потеряла интерес к этой беседе. Очевидно, у Коры были проблемы с восприятием реальности. Конни не хотелось обижать её или спорить, но и воспринимать её слова всерьёз дальше не имело смысла. – Что ж, приятно было с вами познакомиться, госпожа Морган.
– Можно просто Кора.
– Эм, да, конечно. Спасибо за интересную беседу, Кора. Я… меня ждёт брат. Ещё увидимся!
Не то чтобы Констанции прямо-таки хотелось ещё раз увидеться со странноватой соседкой, но – понимала она – произойдёт это неизбежно. Вот же «повезло» поселиться в двух шагах от богатенькой полусумасшедшей бывшей алкоголички и её молодого любовничка-афериста. Понятно, почему им с Бертом этот Эдмон сразу так не понравился. Выдаёт себя за экстрасенса, развлекает скучающую мадам всякими мистификациями и получает взамен возможность вести комфортный и праздный образ жизни.
Конни вышла на узкую, посыпанную мелким гравием тропинку, ведущую вниз по склону к удалённому от домиков пляжу. Ближайшая лодочная станция, зоны барбекю и бары были в другой стороне, поэтому сюда приходило гораздо меньше людей. В основном те, кто проводил спокойный тихий отдых без детей и молодёжных тусовок. Отличное место для пленера.
С высоты небольшого холма силуэт брата в шортах, белой льняной рубашке, которую теплый порывистый ветер раздувал, как воздушный шар, и жёлтой соломенной шляпе, был хорошо виден. Он стоял перед мольбертом и кристально-чистым холстом, как будто ожидая от них чего-то. Ждал ли он, что неодушевлённые предметы прокричат ему: «Чего встал? Работай!»?
Конни ничего не знала о том, как устроено сознание и мысли художников. Они ей казались кем-то вроде инопланетян-гуманоидов. Внешне точно, как нормальные люди: говорят, едят, дышат и двигаются вполне естественно. Только под кожей они прячут какую-то непостижимо противоречивую суть, хаотичную, склеенную из разноцветных кусочков всего чего только можно. Иногда они управляют ею, а иногда – она ими. В последнее время Берт пребывал под воздействием этой невиданной силы, хотя, надо отдать ему должное, время от времени и предпринимал попытки вернуть контроль над своей жизнью самому себе.
– У меня сейчас состоялся о-очень странный разговор, – протянула Конни, приближаясь к всё такому же неподвижному силуэту брата. Тот, казалось, даже не услышал её слов и некоторое время стоял всё так же ровно, уткнув пустой взгляд в светлое полотно холста. Наконец, он очнулся и обернулся в растерянности.
– Что?
– Я встретила нашу соседку, говорю, – поспешила пояснить Констанция, привыкшая к подобному поведению Берта в моменты творческих кризисов. – Коралину Морган. Она тоже была подругой покойной Бритты Хегер. Этот странный парень Эдмон – её то ли бойфренд, то ли… не знаю, духовный гуру?
– Духовный гуру? – в серых глазах брата засверкал интерес в сочетании с лёгкой брезгливостью. Что-то при знакомстве с жутковатым соседом сильно не понравилось Берту. Сложно было сказать, что именно. Просто манера поведения и внешний облик Эдмона показались ему крайне отталкивающими.