Читать онлайн Медвежья злоба

За первым медведем

Осенняя практика в охотхозяйстве нашего института подходила к концу. Сданы последние зачёты. Впереди каникулы – весь сентябрь. Целый месяц, причём один из самых охотничьих.

Я решил, что начало каникул проведу, охотясь на медведя в одном из районов Кировской области, где живёт знакомый лесник – дед Иван с бабой Дашей. Впрочем, решил не я один, а со своими друзьями по учёбе, Александром и Валерием. Идея поездки родилась после лекций по любимому предмету «Технология добычи». Наш преподаватель Александр Петрович так обстоятельно и увлечённо рассказывал об охоте на медведя, что нам, в ту пору студентам третьего курса, казалось: возьмём косолапого без проблем.

– При охоте на овсах на лабаз надо заходить с центра поля, а не ходить вдоль края, – говорил, бывало, Александр Петрович. – Одежду нужно иметь чистую, не пахнущую потом, стираную и высушенную на ветру подальше от жилых построек. А вот валяться перед охотой в коровьем навозе, как поступают некоторые охотники, совершенно не обязательно…

Это мне помнится и сейчас. Впрочем, как и многое другое, что «закладывали» в нас в Кировском сельхозинституте, где готовились кадры биологов-охотоведов для всего Советского Союза.

Деду Ивану заранее послали письмо с просьбой выкупить для нас лицензию на медведя, но, честно говоря, опасались, что забудет. Водился за ним грешок – любил выпить. Но была не была, едем!

От Кирова нам предстояло ехать всю ночь на север области. Только под утро поезд приходил на нужную станцию. В общем вагоне (никакой другой мы не могли себе позволить) народу, как всегда, было битком. Я забрался на самую верхнюю полку, где обычно возят багаж. Положив под голову рюкзак, попытался заснуть. Но было жарко и душно. Я, закрыв глаза, просто лежал и думал о предстоящей охоте. Представлял, как сажусь на лабаз, заряжаю ружьё, сижу, осматривая овсяное поле. Вот выходит медведь. Огромный, как копна. Целюсь в лопатку, стреляю. Медведь рявкает, падает на землю и остаётся лежать неподвижно. Начинаю спускаться с лабаза. Тут я, наверное, задремал. Поезд резко дёрнулся, рюкзак полетел на головы пассажиров, а я чуть не упал с полки и едва успел упереться рукой в потолок.

Всю оставшуюся часть дороги мы провели в тамбуре. Курили и обсуждали предстоящую охоту. Обговорили всё. Единственное, на чём споткнулись: куда девать столько мяса?

От станции до деревни около двадцати километров. Утро выдалось прохладное, и, выйдя из тёплого вагона, мы продрогли. Но уже через несколько минут ходьбы по размытой дороге стало жарко. Ведь на себе тащили почти неподъёмные рюкзаки с едой, патронами и многими другими вещами, необходимыми в лесу. Плюс ружья.

Дорогой часто останавливались, отдыхали. До дома деда Ивана дошли под вечер. Оказалось, наше письмо он получил и знал, какого числа мы будем у него. Дед не скрывал радости по поводу встречи, и пока мы разоблачались, ополаскивались, он суетился на кухне, подгонял бабу Дашу:

– Ставь самовар, вари картошку, ребята молодые, здоровые, с дороги устали, есть хотят!

Мы сидели на крыльце, отдыхали. Наверное, счастливее нас в этот момент людей не было. Позади ещё один год учёбы, мы уже четверокурсники! Впереди – охота и поездка домой к родителям. Словом, сплошная благодать!

Баба Даша тем временем накрыла на стол. Сколько здесь было всякой вкуснятины! Солёные и маринованные огурчики, капуста квашеная, мочёная брусника, мёд, варёные яйца, картошка, жареные караси… На привезённую нами из города варёную колбасу, считавшуюся тогда дефицитом, и смотреть не хотелось.

Достав привезённую с собой бутылку водки, уселись за стол. Дед разлил водку по стаканам. С хитрой улыбкой спросил:

– Ну что, на медведей приехали?

Мы утвердительно закивали в ответ.

– Тогда за ваше здоровье, ребята!

Усердно жевали всё подряд: огурцы, грибы, картошку, карасей…

– Между первой и второй перерывчик небольшой, – с той же хитроватой улыбкой объявил дед, подняв наполненный стакан. – Ну что. ребятки, лицензию я вам выкупил, путёвку у охотоведа районного взял. Ещё раздай вам Бог здоровья…

Потом мы опять сидели на крыльце и курили.

– Как дела в институте? – нарушил молчание дед.

– Дела, дед, у прокурора, а у нас делишки, – ответил за всех нас Александр. – Всё нормально. Экзамены и практика позади. Мы теперь на четвёртом курсе. А помнишь, как ты нас из леса выводил? Мы тогда на первом курсе были. Два дня блуждали по вятской тайге. Молоды-зелены были…

– А сейчас взрослые? И медведей не испугаетесь? – спросил дед.

– А что их бояться? Выйдет – убьём! – вмешался я в разговор.

– Ну-ну. Вот вас прошлый год не было. А осенью медведица местного тракториста из соседней деревни поломала. Рассказать?

– Валяй! – сказал Валерка.

– Пошёл он со своим другом в лес, я точно не знаю, зачем. Из оружия – один топор на двоих. В лесу их медведица и подловила. Давай тракториста ломать. Сгребла и катает по земле. А дружок бегает и бьёт медведицу обухом топора по голове. Не испугался, не убежал. Медведица катала, катала тракториста, всего искусала. А потом бросила его и наутёк. Дружка не тронула. Как медведица убежала, дружок взвалил товарища на спину и потащил в деревню к фельдшеру. Как принёс, тот очнулся и спрашивает: «Где медведица?» А друг его отвечает: «Убежала». – «А ты её не бил, что ли, топором?» – «Как же, бил, и всё обухом». – «А почто обухом, а не лезвием?» А тот и отвечает: «Чтоб шкуру медведю не попортить».

Тут мы все разом рассмеялись.

– Вот как оно бывает, – подвёл итог дед. – Сейчас видеть друг друга не хотят. А были, как вы, тоже не разлей вода.

– У нас такого не будет, мы профессионалы. Охотоведы. Точно медведя уложим, дай срок, – ответили мы почти в один голос.

– Медведя-то много? – спросил я у деда.

– Да куда ему деться. Много. Кому сейчас медведь нужен? Теперь каждый норовит лося стрелять. Мясо получше, да и хлопот меньше. Завтра пройдёте по полям, сами посмотрите, как овёс нынче медведи потоптали. Сейчас самое время для охоты.

Вышла баба Даша:

– Старый, хватит ребят байками потчевать, а то они и до своих медведей не доберутся! Пусть ложатся, я им в чулане постелила, на полу.

Раздевшись, улеглись на чистую постель. Усталость взяла своё, и мы быстро заснули…

Когда встали, дед Иван уже орудовал на кухне: накрыл на стол, заварил крепкого чаю и поставил на стол бутылку самогонки. Как только мы вошли на кухню, он тут же предложил опохмелиться. Мы отказались. От одного вида самогонки бросило в дрожь. А вот деду хоть бы что. Он налил, крякнув, выпил и, закусив грибочком, стал разливать чай. Баба Даша, войдя с ведром парного молока, сказала:

– Что, старый, с утра лечился? Вы его, ребята, не слушайте. Не пейте, у вас охота серьёзная. Выпейте чайку или простокваши. Сейчас я вас блинами угощу.

С этими словами она взялась за дело. Вскоре блины были готовы и выставлены на стол. Мы с Валерой наелись быстро. А у Сашки, по его словам, при виде блинов проснулся зверский аппетит. Он уминал блин за блином, обильно смазывая сметаной, которую черпал из большой глиняной миски деревянной ложкой. Дед Иван разговорился.

– Вы, ребята, сейчас на охоте не усните. А то в прошлый раз были двое из города. Как и вы, на медведя приезжали. Жили у охотоведа. Вечером хорошо поддали, утром полечились, здоровье поправили. Да, видно, перестарались. Когда на лабаз сели, их и разморило. Один возьми и засни. Так на землю с лабаза и грохнулся. Хорошо, ничего себе не сломал, только ударился сильно. А вот приклад у ружья – хрясь и пополам. Крику было, крику! А кого винить? Только себя, – сидел и философствовал дед.

Сашка тем временем съел всю сметану с блинами и попросил добавки.

– Саня, живот-то как у тебя, выдержит? Сметана-то у нас жирная. С непривычки оно того, может конфуз произойти, – сказал дед. – Мне не жалко, ешь на здоровье.

– Ничего, дед, не волнуйся. У меня желудок медные пятаки переварит. Все будет о’кей. – И, намазав очередной блин сметаной, Саня отправил его в рот.

– Ну вот, теперь можно и на медведя. – Сашка наконец поднялся. – С полным желудком и на лабазе сидеть спокойнее. А на голодный мысли разные в голову лезут.

Поблагодарив бабу Дашу за завтрак, мы пошли собираться.

Взяв ружья и всё необходимое для сооружения лабазов, вышли к овсяным полям, первое из которых было в километре от деревни. Сразу бросились в глаза медвежьи тропы по краю поля. Каждый из нас выбрал для себя место для засидки. Делали небольшие лабазы – всего из нескольких жердей. Лишь бы было на чём сидеть и куда ставить ноги. Потом решили обойти вокруг других полей и посмотреть, куда ещё ходят звери. Обнаружив подходящие места, и там соорудили лабазы. Как учили в институте: пусть медведи к ним привыкнут, и мы в случае неудачи в первые дни попытаем счастья здесь.

Овёс уже вызрел. На поля кроме медведей выходили и кабаны. По краю поля, которое было ближе к деревне, походили и подняли несколько выводков тетеревов, а когда из-под ног взлетел глухарь, руки так и зачесались. Зарядить бы ружьё дробью да побродить, пострелять боровую дичь. Но нельзя – медведь сейчас для нас главное.

Обойдя все ближайшие к деревне поля, мы соорудили десять лабазов. Часа в два дня, пообедав, уснули на краю последнего, дальнего от деревни, поля. Проснувшись, пошли на самые лучшие, по нашему мнению, места. Садиться решили недалеко друг от друга. Договорились – до выстрела: лицензия-то одна. Если выстрел, то другие уже не стреляют, пока обстановка не будет выяснена. Если выстрелов не будет – сидеть до темноты. Спустившись с лабаза, каждый должен посветить фонариком, чтобы другой не принял его за медведя.

Сидеть было неудобно. Через некоторое время стали затекать ноги. Я начал ими шевелить, то опуская, то поднимая. Потом заболела спина. Я стал крутиться на лабазе, ища для неё опору. Берёза, на которой я соорудил лабаз, оказалась жидковатой, прислониться спиной было не к чему. Ко всему прочему дерево качало ветром. И я подумал, что так и свалиться недолго. Темнело довольно быстро. Вот-вот должны были появиться медведи. Я понемногу «усиделся», нашёл точки опоры и понял, что смогу выдержать на лабазе до темноты.

Но неожиданно со стороны Саши начали доноситься странные звуки. Я долго не мог понять, что же там у него происходит. И когда наступило самое ответственное время, до меня донёсся крик:

– Я больше не могу терпеть!

Сашка спрыгнул с лабаза. Ломая сучья и держа в одной руке ружьё, а другой на бегу расстёгивая ремень, он побежал через поле.

– Ребята, я не могу, простите! Завтра поохотимся. Никуда медведи от нас не уйдут! – орал он уже на другом конце поля. Стало ясно: охота на сегодня закончилась.

Дед Иван ждал нас на улице.

– Что, касатики, как медведи? Никак не дотащите? – пошутил он. – А я вам баньку натопил. Венички запарил. Бутылочку достал. Давайте парьтесь – и за стол.

Мы рассказали, что случилось с Сашкой.

– Ничего, я его вылечу, – сказал дед. – После бани водочки с солью выпьет, и всё как рукой снимет.

Парились мы долго, часа два, от души. Выйдя на улицу, сели рядом с баней на скамейку и стали смотреть на небо. Оно было чистое и всё в звёздах. Ничего не хотелось делать, даже шевелиться.

– Всё-таки, мужики, как хорошо! – сказал Сашка. – Если бы не живот, я сейчас был бы самый счастливый человек на всём белом свете… Чёртова сметана!

– Не сметана виновата, а твоя жадность, – сказал Валерка.

…Стол опять был накрыт, в центре стоял ведёрный самовар. Сашка выпил стакан крепко солёной водки, и его передёрнуло, но он стойко перенёс процедуру лечения. С перекошенным лицом взял солёный огурец с тарелки и смачно захрустел. Подсевшая к столу баба Даша пыталась нас успокоить:

– Не переживайте вы из-за этого медведя. Нужен он вам! Ну убьёте, а может, его и есть нельзя? Больной. Вы же сами рассказывали, что такое возможно. Купите лучше у нас с дедом бычка. Замучил он нас совсем. Домой не загонишь. Чтоб его волки разорвали!

– А то правда! – оживился дед. – Купите, много не запросим.

– Ты, баба Даш, извини, но бык нам не нужен. Мы, охотоведы, мясо привыкли добывать в лесу, в тайге. А тут бык домашний. Засмеют нас. Мы уж как-нибудь на медвежатнике посидим, – ответил за всех Валерка.

В ту ночь мне вновь снились медведи. Они ходили по полю, подходили к лабазу. Я пытался стрелять, но ружьё почему-то не стреляло. Стало так обидно, что я проснулся.

На улице светило солнце. Ребята посапывали, прижавшись друг к другу. Я встал, оделся и вышел на улицу. Дед уже суетился во дворе по хозяйству.

– Проснулся? Иди глянь быка. Вон пасётся, – вернулся он ко вчерашнему разговору.

Я посмотрел в сторону, указанную дедом. Там, на краю огорода, пасся довольно упитанный бык, совершенно чёрной окраски. Бык поднял голову, посмотрел на нас и замычал.

– Посмотри, красавец какой наш Борька, мясо слаще любой колбасы! – сказал дед.

– Извини, дед Иван, не нужен он нам, – ответил я.

– На нет и суда нет. Как хотите. Моё дело предложить. Ваше – отказаться. Иди буди ребят. А то спать здоровы.

…На лабазы сели уже в пятом часу вечера. Для этого поля трёх за-сидок было бы многовато, и Сашка с Валеркой решили сесть вместе.

Прошло около часа, когда я услышал за спиной чьи-то шаги. Некто остановился, засопел, втягивая воздух. Кто это был, медведь или кабан, я не определил. Но что это зверь – сомнений не было. Он минут двадцать топтался не так далеко от моего лабаза и пошёл в сторону ребят. Видно, что-то учуял. Лабаз в этот раз у меня снова был на тонкой берёзе. Я сидел на нём, как и в первый раз, раскачиваясь то вправо, то влево. Радовало одно: вокруг были свежие медвежьи выходы, а одна тропа проходила прямо под лабазом. Я чувствовал, что сегодня мне повезёт – увижу медведя. И не ошибся. Не просидел я и часа, как метрах в ста от моего лабаза, на краю поля, заметил шевеление. Медведь! И сразу же из леса на поле выбежал медвежонок. За ним второй. Отойдя от опушки метров на семьдесят, они остановились и стали скусывать метелки овса. Медведицу я не видел, но чувствовал, что она где-то рядом. Стоит и из-за кустов следит за своими детёнышами. Стрелять медведицу и медвежат я не собирался, поэтому стал наблюдать, что же они будут делать дальше. Медвежата медленно ходили по полю, лакомясь верхушками овса. Я подумал: «Пасутся, как коровы, только очень маленькие». Медведица появилась позже. Выйдя на край поля, она встала на задние лапы. Огляделась. Решив, что опасность не угрожает, пошла к ним, в глубь поля. Так вся семья двигалась в мою сторону. Меня они не замечали. Поравнявшись с моей берёзой, медвежата, видимо, насытившись, устроили игру. Они визжали и кусали друг друга. Наблюдать за ними было смешно и интересно. Но ружьё я на всякий случай, сняв с предохранителя, держал наготове. Мало ли что. С медведицей шутки плохи. Медвежата продолжат драться, и тут, видно, один укусил другого очень больно. Укушенный, пронзительно взвизгнув, попытался убежать, но второй схватил его за заднюю ногу. Так они и стояли. Один визжит и рвется, а другой его не пускает. Матери это не понравилось. Она подошла к ним и врезала лапой тому, который визжит, такую оплеуху, что шлепок, как мне показалось, был слышен на все поле. Медвежонок завизжал еще сильнее. Рванул от матери в сторону леса, прямо на мою берёзу. Бежит и визжит. Я не утерпел и рассмеялся. Тут медвежонок врезался в мою березу. Она содрогнулась, и я, потеряв равновесие, полетел вниз, одновременно нажав курок и выстрелив в воздух. Медвежонок после удара о дерево и выстрела отпрыгнул в сторону с таким визгом, который нельзя описать. Он рванул за мамашей и вторым медвежонком, которые также улепётывали в лес. Приземлившись, выстрелил в воздух еще раз. Лежал под деревом и смеялся.

Через некоторое время подошли Валерка и Сашка. Стояли и смотрели на меня, как на дурака. Первым не выдержал Валерка:

– Хватит ржать, мерин! Расскажи, что случилось? В кого стрелял?

Я, немного успокоившись, рассказал. Они заулыбались.

– А вы-то видели кого-нибудь? Я слышал, как краем леса в вашу сторону прошёл кто-то.

– Слышали, – сказал Валерка. – Но зверь на выстрел не дошёл.

Мы подвели итог охоте. Всё. Сегодня звери на это поле уже не выйдут. На другие идти не было смысла.

На следующий день решили караулить медведей поближе к деревне. Сашка долго убеждал нас, что напуганные звери сегодня теоретически должны выйти на ближние поля, где мы не были. Дед Иван его поддержал. Подумав, мы согласились. Тем более что это поле медведи посещали очень охотно.

К вечеру уже сидели на лабазах. Всё сделали, как учил Александр Петрович на лекциях. Зашли с центра поля к местам засидок, предварительно определив, откуда дует ветер. Одежду надели чистую, которую привезли с собой из Кирова про запас. Всё предусмотрели.

Мне достался дальний конец поля, Валерка сидел ближе к деревне, а Сашка в центре. Сашка позавидовал Валерке: у тебя, мол, угол классный, точно медведь выйдет. Не промахнись.

– Будь спокоен, только бы вышел, не промахнусь! – ответил тот.

У меня в этот раз лабаз был очень удобный. Ребята построили его на совесть. Я сел, замер и стал наблюдать, что происходит вокруг. Примерно около часа просто сидел и любовался окружающей природой. Смотрел на поле, берёзы, слушал, как шумит лес. Что может быть прекраснее на свете!

Быстро темнело. Небо затянуло тучами. Начал накрапывать дождик, и я стал подумывать об окончании охоты. Опять не повезло. Только подумал, как с Валеркиной стороны раздался выстрел. Через некоторое время второй. Наступила тишина.

«Добил», – подумал я. Стемнело полностью. Спускаться с лабаза я побоялся – вдруг подранок? Решил подождать. Еще выстрел. И сразу Валеркин крик:

– Готов! Давай сюда!

Я мигом слетел с лабаза и быстрым шагом пошёл в сторону, где сидели Сашка и Валерка. Сашка ждал меня у своего лабаза. Когда я подошёл, он посветил фонариком и окликнул:

– Что я говорил! Слышал? Готов!

– Пошли, предсказатель, – ответил я.

Подойдя к Валеркиному лабазу, мы увидели, что он все ещё сидит на дереве.

– Где зверь? – спросили мы.

– Там, метрах в семидесяти от нас. В низинке. Поздравьте меня. Я сижу, уже сумерки, думаю: «Ну всё, не вышел медведь!» Вдруг вижу – краем поля движется чёрный силуэт. Здоровый. Выцеливаю, как учили, в лопатку. Стреляю. Слышу стук, значит, пуля попала. Он упал. Вдруг как рявкнет! Живой, думаю. Вторым – стук. Вижу, готов. Посидел, перезарядил ружьё. Думаю: «Для верности нужно добавить. Зверь ведь серьёзный!» Прицелился, ещё – стук. Не шевелится. Ну я и закричал, что готов. Вот, сижу, жду вас.

С ружьями наперевес мы с Сашкой двинулись в сторону чётко выделявшегося на фоне овсяного поля чёрного пятна. Подойдя к убитому животному, опешили: перед нами лежал… Борька.

– Что, большой? – кричит Валерка. – Самец?

– Конечно, самец. И большой. Что, его зря, что ли, дед Иван и баба Даша два года кормили… Креста на тебе нет! – выругался Сашка.

Увидев убитого бычка, растерянный Валерка сказал:

– Что делать? Может, чёрт с ним? Не видели. Может, его волки… того, съели?

– Что ты мелешь? – ответил я. – Не волки, а мы. Будем есть твой трофей всем общежитием. Поохотились… Обдирайте и думайте, как такую прорву мяса сохранить и где денег занять, чтобы со стариками рассчитаться. А я в деревню. Нужно им сказать, что мы быка решили купить. Да и лошадь найти, чтобы мясо перевезти. Медвежатинкой после побалуемся, ещё надоест. Медведи сейчас жирные, от такого мяса может быть изжога. А у этого бычка мясо диетическое, для здоровья полезное.

– Я так и думала, что наш Борька вам понравится, – обрадовалась баба Даша, узнав, что мы надумали совершить покупку. – Приезжайте ещё, у нас тёлочка подрастает…

Медвежья злоба

Часто можно услышать, что медведь неопасен, так как этот зверь довольно робок. Как правило, встречая медведя в лесу, люди отделываются лишь страхами. Даже медведица с медвежатами, за редчайшим исключением, ограничивается тем, что старается отпугнуть человека, которого боится сама.

Нападение же на человека со стороны медведя обычно бывает вызвано болью или ответной реакцией, когда человек первым вызывает его раздражение. А так как этот зверь обладает огромной силой и в то же время чрезвычайно проворен и ловок, то при встрече с медведем необходимо ежесекундно помнить об опасности, которую тот собой представляет…

Утром рабочие старательской артели уехали в посёлок. Уже несколько недель они работали в тайге без выходных, поэтому, по словам бригадира, необходимо было «культурно освежиться», чтобы потом снова «пахать и пахать». Бригада его, конечно же, поддержала. В лагере остались бульдозерист, рабочий по хозяйству, повариха да двое её сыновей.

– Ребята! Вы мне с утречка помогите на кухне, а потом можете в тайгу сходить, – сказала повариха. – Малина должна уже поспеть. Пошукайте по вырубкам, а я вам киселя наварю. Любите кисель-то?

– Любим, кто же не любит! Может, и грибов наберём. В прошлый год мы в это время на жарёху уже находили.

Братья, радостные оттого, что появилась возможность побродить по тайге, кинулись помогать матери. Им, как и взрослым, надоело сидеть безвылазно в лагере, поэтому парни были готовы и дров наколоть, и посуду помыть…

Средних размеров медведь чёрного окраса двигался в поисках медведицы. В конце июня – начале июля у медведей разгар гона, и природа требовала своего. По дороге медведь раскапывал муравейники, ища личинки насекомых, переворачивал камни, отдирал пласты дерна. Иногда, словно вспомнив что-то, подходил к деревьям, вставал на задние лапы и зубами и когтями обдирал кору, оставляя на стволах характерные метки.

Запах самки он почувствовал на рассвете. Остановился, втянув через ноздри прохладный утренний воздух. Но вдруг что-то его насторожило, отчего на загривке поднялась шерсть. Появился еще один запах – запах самца, а значит, соперника. Черный медведь хрипло заворчал и понёсся вперед. Самцы столкнулись в центре поляны, и начали клубком кататься по ней, подминая кусты и небольшие деревца, в то время как самка стояла в стороне, равнодушно наблюдая за дракой. Треск ломающихся сучьев и медвежий рёв разносился по тайге, на траве оставались клочья меха и капли крови.

Постепенно верх начал одерживать второй самец, оказавшийся крупнее первого. Все чаще и чаше он сбивал чёрного могучими лапами, подминал его под себя, рвал шею клыками. Чёрный начал уставать. Когда понял, что проигрывает, попытался убежать, но крупный самец не отпускал, нападал всё агрессивнее. В какой-то момент оба медведя оказались совсем рядом с медведицей, и чёрный от обиды за проигранную схватку прыгнул на неё, укусил за бок. Визг самки отвлёк внимание побеждающего. Этого времени как раз хватило чёрному, чтобы пересечь поляну и скрыться в зарослях…

Переделав все дела и пообедав, братья стали собираться в тайгу.

– Мама, ты нашей корзины не видела? – спросил старший. – Нам ещё и банки под ягоды нужны.

– До темна обязательно возвращайтесь, – мать передала сыновьям корзину и банки. – Не задерживайтесь. И, пожалуйста, не ругайтесь между собой. Братья ведь. А ты за младшим приглядывай. – Она погладила старшего по голове.

– Мам, что ты! Всё нормально будет, чай, не первый раз в тайгу ходим. – И они вышли из вагончика столовой на улицу.

– Что, сорванцы, мать по ягоду отпустила? – спросил бульдозерист. – Эх, мне бы с вами! Ну, может, завтра выберусь. А вы пока ягодные места разведайте. Только не заблудитесь.

– Немаленькие. Сами знаем, – пробурчали в ответ ребята и быстрым шагом направились к лесу, обходя краем большой котлован, вырытый старателями с тех пор, как здесь началась добыча золота.

– Интересно, какой этот котлован глубины? – спросил старшего брата младший, бросая вниз камень.

– Наверное, метров двадцать, а может, все тридцать будет. Гляди, высота какая! Вон сколько земли наворочено. Золото – оно просто так не даётся, – с серьёзным видом ответил старший словами бригадира, который частенько любил повторять это выражение. – Ладно, пойдём, а то ягоды собрать не успеем.

Дойдя до первых деревьев, ребята обернулись, услышав, как заработал бульдозер.

– Отремонтировали, видать. А мать печь растопила, смотри – дым пошел из трубы. Хлебную закваску готовить будет. К вечеру блинов обещала испечь. Горячие, они с ягодным киселём в самый раз.

– Давай сначала ягод наберём, – предложил младший. – Грибов по дороге посмотрим.

Малина только начала поспевать. Созревшие ягоды были крупными, от прикосновения пальцев легко отделялись от веток, оставаясь в ладонях. Прежде чем собирать ягоды в банки, ребята решили вдоволь ими наесться.

– Ух, сколько же ее здесь! – радовался младший. – Ешь не хочу. Если бы ещё не комары, я бы отсюда никуда не ушёл.

– Хорошо, что бригада в посёлок уехала, – сказал старший с полунабитым ртом. – А так бы нам малинки не поесть. Она же быстро созревает и осыпается. Несколько дней, и всё. Собирай её потом на земле. Неудобно. Тогда её одни медведи и жрут.

– А я слышал, что медведи ложатся в малинниках, кусты лапами обнимают и так ягоды объедают. Мне бригадир рассказывал. – Младший отправил в рот очередную горсть. – А вдруг сейчас медведь где-нибудь поблизости тоже малину ест? Увидит нас, нападёт!

– Не должен. Летом они сытые, сами людей боятся и при встрече с ними убегают. Мне это тоже наш бригадир рассказывал. Он ведь охотник, много медведей добыл. Зимой – другое дело. А то, что медведь малину любит, – правда. Запросто может на вырубке оказаться. Заберись-ка на всякий случай на пень, посмотри, вдруг увидишь! – с улыбкой посоветовал старший.

Младший брат забрался на самый высокий пень и осмотрелся. После лесозаготовительных работ осталась трелёвочная дорога, тянувшаяся вдоль старой лесосеки, слабо заросшая подростом. Сейчас дорога хорошо просматривалась, и совсем недалеко на ней стоял чёрного цвета медведь, уткнувшийся мордой в развороченный трухлявый пень.

– Медведь, – удивлённо сказал парнишка, спрыгивая с пня. – Только он не малину ест, а что-то копает.

– Ладно врать-то! – не поверил старший.

– Не веришь, так сам посмотри. Но лучше давай закричим, может, он испугается и убежит?

– Я тебе закричу! – Старший забрался на пень и тоже увидел медведя, который неторопливо направлялся в их сторону. – Что у него в башке-то? Кинется ещё. Вон идёт и хромает, вдруг ранен? Давай лучше быстрей на дерево залезем от греха подальше.

Сказано – сделано. Ребята по очереди, обхватывая ногами берёзовый ствол и хватаясь за сучки, забрались на приличную высоту. Сидя на сучьях, они, затаив дыхание, смотрели на приближающегося зверя. Тот шёл, часто останавливаясь и не пропуская ни одной колодины возле обочины дороги. Вот он оказался у берёзы, на которой затаились ребята.

И тут случилось непредвиденное. Старший брат, пытаясь получше рассмотреть зверя, изменил положение, и сухой сук, не выдержав его веса, затрещал и переломился. Парень полетел вниз прямо на медвежью спину.

Чёрный медведь, не понимая, что его ударило в спину, инстинктивно отпрыгнул. В следующую секунду, когда обожгла боль потревоженных ран, увидел поднимающегося с земли человека. Не раздумывая, медведь кинулся на него, свалил с ног, начал рвать клыками.

– Мама! Помогите! – закричал сверху младший брат, прижимаясь к берёзовому стволу. Видя, как рычащий зверь терзает брата, и понимая, что помощи ждать неоткуда, он стал спускаться вниз.

Медведь не видел, как второй человек спустился с дерева и поднял увесистую палку. Обернулся с рычанием, лишь когда тот со всего маху врезал ему по башке. Оставив истекающего кровью противника, бросился на того, кто с палкой, и одним сильным ударом проломил парнишке череп…

Старший брат открыл глаза, с огромным трудом сел и огляделся. Всё вокруг было забрызгано кровью, одежда разорвана в клочья, болели искусанные медведем руки, лицо. Подняться на ноги удалось лишь при помощи валявшейся рядом палки.

«Где медведь, где брат?» – были первые его мысли.

Кое-как захромал по направлению к лагерю и почти сразу наткнулся на большое кровавое пятно на траве, от которого тянулся след, будто тащили что-то тяжёлое в сторону малинника. Сделав несколько шагов по следу, увидел в кустах между двух пней тело брата, полузаваленное сучьями и прочим хламом. В глазах потемнело, и он упал, потеряв сознание…

– Поели, попили, а теперь давайте на улицу. Нечего на кухне рассиживаться. У меня и без вас дел полно! – беззлобно ворчала повариха, выпроваживая из вагончика бульдозериста и рабочего.

Те, поблагодарив её за вкусный обед, не очень-то торопились покинуть кухню.

– Разреши ещё посидеть-то! – улыбался бульдозерист. – Вдруг мы еще добавки попросим?

– Никаких добавок. У меня только для ребят осталось, из тайги ведь голодными вернутся. Так что идите, идите. Мне ещё посуду мыть надо.

Мужики вышли на улицу и прямо около вагончика прилегли покурить.

– Когда докурите, сходите за водой, – высунулась из окошка повариха. – Нечего прохлаждаться!

– Не дала отдохнуть после обеда, – поднимаясь и хватая вёдра, сказал бульдозерист. – Пойдём, у ручья с полчасика полежим.

– А если хватится? – спросил рабочий.

– Крикнет – услышим.

Перемыв посуду и наведя на кухне порядок, повариха немного передохнула и начала заниматься блинами. Поставила на печь большую чугунную сковороду, дождалась, пока нагреется, смазала маслом…

Подойдя к опушке, медведь остановился. Ветер, дувший со стороны лагеря, донёс запах дыма и человека. Дым пугал, но человека после встречи с ним на вырубке медведь больше не боялся. Поэтому, когда зверь вдохнул ещё и запах еды, он прямиком двинулся к вагончику. Подойдя к окну, встал на задние лапы и зарычал, оскалив жёлтые клыки.

– Ой, кто тут? – встрепенулась повариха. – Медведь!

Много лет работая в старательских артелях, женщина несколько раз сталкивалась с медведями. Видела, как они выходили из тайги, иногда сразу уходили обратно, иногда задерживались у ям, куда выбрасывался мусор и отходы кухни. Пару раз встречалась с ними в лесу буквально нос к носу. И всякий раз медведи, как только замечали человека, старались сразу убежать. Много было и рассказов о том, что медведь скорее лесной проказник, чем опасный для человека зверь. Поэтому-то повариха считала, что медведей нечего бояться и, увидев «гостя», не испугалась, а лишь удивилась.

– А ну давай отсюда! – прикрикнула она и ударила зверя по голове половником, которым только что выкладывала блинную закваску.

Медведь сначала опешил, но в следующую секунду заревел, вцепился когтями в оконную раму и протиснулся в вагончик. Не растерявшаяся женщина, обжигая пальцы, успела схватить раскаленную сковородку и бросить в него. Но медведь рассвирепел ещё больше и навалился на врага. Ограниченный в движениях теснотой вагончика, он не имел возможности нанести удар лапой, поэтому стал кусать и кусать кричавшую и отбивавшуюся повариху…

Тем временем мужики полёживали на берегу ручья и вели неспешную беседу. Вдруг один из них насторожился.

– Тише. Кажется, голос поварихи… Совсем мы с тобой затрепались. Слышишь, опять зовёт.

– Точно, кричит.

– И ещё рев какой-то! Ну-ка, пойдём быстрей, разберёмся!

Они схватили наполненные вёдра и поспешили в лагерь. У вагончика ничто не указывало на случившуюся трагедию. Один за другим они вошли в открытую дверь, и тут бульдозерист, шедший первым, остановился как вкопанный.

– Что встал? Проходи! – ткнулся ему в спину рабочий. И тут же, выглянув из-за его плеча, тоже увидел окровавленную медвежью морду. Стоя передними лапами на груди лежавшей на полу растерзанной женщины, зверь оскалил пасть и зарычал.

Мужики вмиг оказались на улице. Бульдозерист схватил прислоненную к стене вагончика лопату и подпёр ею дверь.

– А теперь я с этим гадом разбираться буду! Не уйдёт, убийца! – крикнул он и побежал к бульдозеру.

Мотор завёлся, и машина, ревя двигателем, двинулась на вагончик, где остался запертый зверь. Послышался звон разбитых стёкол, хруст досок… Многотонный бульдозер раздавил вагончик, затем проехал по нему ещё и ещё раз. Рабочий что-то кричал товарищу, сидевшему за рычагами, но тот, словно обезумевший, утюжил и утюжил гусеницами остатки вагончика.

Наконец мотор заглох, и сразу наступила тишина. Вытирая льющийся со лба пот, бульдозерист вылез из кабины и сел тут же на землю.

– Смотри, сколько у нас теперь работы, – сказал он подошедшему рабочему, закуривая и глубоко затягиваясь горьким дымом. – До приезда артели не управиться. Как думаешь?

Но рабочий не успел ответить. Он так и остался стоять с открытым ртом, глядя на показавшуюся из-за бульдозера чёрную медвежью башку. Бульдозерист обернулся и встретился взглядом со зверем. Перед прыжком медведь вздыбил на холке шерсть и раскрыл пасть, обнажив клыки в кроваво-жёлтой пене. Человек метнулся в сторону, но мощный удар лапы перебил ему позвоночник.

Рабочий с криком ужаса помчался прочь. Медведь, чуть задержавшись у трупа, ринулся вдогонку. Он почти настиг очередную жертву, но человек в последний момент прыгнул с обрыва в котлован и, скатившись на самое дно, вдавился всем телом в землю, закрывая руками голову.

Медведь остановился на краю обрыва. Человек внизу не шевелился и не издавал никаких звуков. Зверь помотал башкой и несколько раз подпрыгнул. Посыпавшаяся вниз земля слегка присыпала лежавшего внизу. Медведь ещё раз подпрыгнул, засопел, фыркнул и пошёл прочь от котлована в сторону леса…

Рабочий так и пролежал в котловане всю ночь. Выбрался утром и только тогда вспомнил о ребятишках, ушедших в тайгу. Но в одиночку отправиться на их поиски не решился. Артель вернулась в лагерь к обеду. Старшего брата в бессознательном состоянии нашли на краю леса. По его следу пошли до места, где произошла трагедия. Тело младшего брата так и лежало в кустах, заваленное сучьями. Неподалёку, в стоявшей на земле банке на самом дне алело несколько крупных и сочных ягод малины…

Таймень – противник серьёзный

Загруженная ягодой моторная лодка, нарезая волну, неслась по реке в сторону посёлка. Сашка, молодой парень на вид лет двадцати трёх, ловко управлял посудиной, объезжая плывущие навстречу топляки.

Сейчас Сашка заготовитель ягоды в промхозе. Временно. Он будущий охотовед. На пятом курсе института, где он учится, все товарищи-студенты разъехались по стране проходить преддипломную практику. Сашка выбрал Сибирь. Жить и работать в промхозе его мечта, хотя сам он городской, родом из Подмосковья. Начитался интересных книжек о приключениях, путешествиях и природе, решил стать охотоведом. Теперь мечта сбывается. Когда закончится заготовка, Сашку забросят вертолётом в тайгу на пушной промысел. У него будет свой участок, изба для жилья…

До начала пушного сезона ещё месяц, а в тайгу на охоту хочется уже сейчас. Но времени нет – какой уже день мотается на лодке по реке туда и обратно, решая производственные вопросы. Директор смеётся, говорит, что зима большая – ещё надоест охотиться. Советует заняться рыбалкой, половить тайменей.

Сашка рыбалку обожал с детства. В летние каникулы целыми днями пропадал на реке, ловил плотвичек, окуней, пескарей. Когда родители отпускали, рыбачил с ночёвкой. Он считал, что лучшие дни его жизни прошли на реке и в лесу.

Учась в институте, любил, пока все спят, посидеть с удочкой у пруда, «погонять» на червя золотистых карасей. На завтрак приходил с пойманной рыбой, которую жарили на кухне, заливая купленными у местных старушек куриными яйцами. Вот и все его рыбалки. А тут таймени!

Неожиданно лодка наскочила на довольно толстый сук дерева, который плыл посередине реки. Мотор взревел, и Сашка его заглушил. Поднял из воды винт – все нормально, не сломан, только сорвало шпонку. Чертыхаясь, полез в сумку с инструментом искать запасную.

– Однако, парень, авария. Помощь не требуется? – раздался вдруг голос.

Сашка от неожиданности вздрогнул. Рядом плыла лёгкая деревянная лодочка местного изготовления. С веслом в руке в ней сидел человек, одетый в затёртую национальную кацавейку из выделанной кожи северного оленя. На голове красовалась ондатровая шапка. По чуть раскосым глазам можно было догадаться, что он принадлежит к одному из северных народов, живущих в этих местах. Человек улыбался.

– Нет, помощь не нужна, сам справлюсь, – ответил Сашка. – Только шпонку поменяю и дальше в посёлок. Топляка много.

– Река, однако, совсем плохая стала. Лес валят, сплавляют. Никто не думает, губят природу. Зверя не будет, рыбы не будет. Как жить будем? – глядя на Сашку, сказал мужичок и добавил: – Меня Васькой зовут. Я местный, а ты кто? Что-то раньше тебя в посёлке не встречал.

– Александр, можно Сашка. Студент-охотовед, на практику в промхоз приехал.

Василий подгрёб, причалив свою лодчонку к борту «казанки». Лодки стали сплавляться рядом.

– Однако ты молодец, что к нам приехал, – закуривая сказал Василий. – Как тебе, нравится?

– Ничего, жить можно, – не переставая ковыряться с мотором, ответил Сашка. – Правда, я мало что ещё видел. Контору промхоза, реку, лес по берегам да ягоду. Ещё мои будущие охотничьи угодья на карте.

Василий курил, улыбался. Слушал. Наконец Сашка заменил шпонку и опустил винт в воду.

– Ладно, бывай, однако, – сказал Василий, отталкиваясь от «казанки». – Я тоже в поселок, через пару часов доберёмся. Вечером, если не возражаешь, зайду в контору, поговорим.

– Хочешь, Вась, садись ко мне. Твою лодку сзади привяжем, чего ты на вёслах!

– Однако большое спасибо! – снова улыбнулся Василий. – Твоя лодка гружёная, тебе и так тяжело.

Сашка завёл мотор, оставив позади Василия, обернулся и подумал вслух:

– Интересно, как это он на своей лодчонке за два часа до посёлка доберётся? Здесь на моторке хода два часа, а ему на вёслах – дай бог до завтра.

Река сделала поворот, русло резко ушло в сторону. На время забыв о Василии, Сашка следил за топляками, боясь снова нарваться на неприятности. Минут через тридцать впереди показалась лодка с человеком. Удивлению Сашки не было предела, когда он узнал в нём Василия.

– Ну ты даёшь! Как это? Я полчаса на моторе бензин жгу, а ты впереди.

– Однако места знать надо. Я же говорил, что через пару часов в посёлке буду, чего мне обманывать. Езжай, там увидимся.

Прибавив газу, Сашка во второй раз оставил позади нового знакомого. Через некоторое время обогнул мыс и опять поравнялся с его лодкой. На этот раз не остановился, хотя так и не понял, как такое происходит. К пристани они приехали почти одновременно. Сашка даже на несколько минут опоздал – Василий уже привязал свою лодку.

– Ты, Вась, однако, мастер! – крикнул он. – Рассказывай, а то не успокоюсь, пока не узнаю твои фокусы.

– Никаких фокусов, – хитро поглядывая, сказал тот. – Наши реки извилистые. Ты на моторе по всему руслу плывёшь, а я свою лодочку метров пятьсот по земле перетаскиваю и впереди. Ты пять километров, я пятьсот метров. Снова речная петля, я опять лодку на себе тащу. Говорил, места знать надо. Но гружёную лодку не перетащить. Мы раз рыбы наловили, сидим, скучаем – уха есть, а водка кончилась. Водка такой продукт, всегда не вовремя заканчивается. Однако смотрим, по реке продуктовая баржа плывёт. Поменяли рыбу на водку. Посидели часок, попили, не хватило, однако. Набрал я рыбы, реку на лодке переплыл, берегом прошёл, баржу ещё долго ждал, сидел, курил, пока ещё водка не подплыла. Вот такие наши реки, понял?

Сашка кивнул в ответ.

– Я что подумал, может, завтра на рыбалку рванём? – предложил Василий. – Покажу, где таймени живут. Покидаешь блёсенку, а я пока своими делами займусь. Пробудем на моём участке дня два.

Сашка, не раздумывая, согласился и побежал отпрашиваться у директора. Тот не препятствовал, а вечером даже принёс Сашке свой спиннинг с катушкой и парой блёсен. Объяснил, что больше нет, а потом долго рассказывал, как ловить тайменя. С горящими глазами размахивал руками, кричал. Сашка даже подумал, что тот вот-вот бросит все дела и уедет с ними. Напоследок директор спросил:

– Всё ясно? Ружьё не забудь. Патроны подойдут любые.

– Ружьё-то зачем? – не понял Сашка.

– Вместо подсачка, – засмеялся директор. – Василий объяснит.

Когда директор ушёл, Сашка долго рассматривал блёсны. Одна была заводская, слегка изогнутая, серебристого цвета с одной стороны, медного – с другой. Вторая – самодельная, сделанная из серебряной ложки. Сашка усмехнулся – видать, из директорского фамильного сервиза. Чего ни сделаешь ради рыбалки! Вспомнил, как однажды, снаряжая патроны для охоты, нарубил пыжей из своих новых валенок и долго потом объяснял матери, что укороченные голенища удобнее. От воспоминаний отвлёк стук в дверь.

– Войдите! – разрешил Сашка.

В комнату заглянул Василий.

– Однако молодец, собираешься! – похвалил он, увидев его со спиннингом в руках. – Завтра с рассветом отчаливаем. Вечером будешь ловить. На вот, держи. Я сейчас директора видел, он велел тебе передать.

Он протянул что-то похожее на багор, только маленький, с короткой деревянной рукояткой. Крюк багра был сделан из восьмимиллиметровой проволоки, с острозаточенным концом без зазубрины. Сашка попробовал кончик пальцем и укололся.

– Острый! Багор – это мне понятно. Ружьё-то зачем? Мы на рыбалку едем, не на охоту.

– Как зачем! Рыбу ловить. Без багра и ружья никуда. Представь, таймень на десять килограммов попадётся. Намучаешься, пока он устанет. Подведёшь его к берегу и стреляешь – рыба твоя. Даст Бог – попробуешь. Ну, я пошёл, собираться ещё надо. – И, пожелав спокойной ночи, Василий ушёл.

Спал Сашка беспокойно – всё представлял предстоящую ловлю тайменей. Встал рано, когда на улице ещё было темно. Быстро позавтракал, собрался и, захватив всё необходимое, поспешил на пристань. Василий уже был там.

– Здорово, рыбак! – весело приветствовал он, заливая бензин из канистры в лодочные бачки. – Ничего не забыл?

– Вроде нет. Главное, подсачки с собой.

До участка Василия добирались почти целый день. Даже на обед не остановились – перекусили парой пирожков с капустой, запивая чаем из термоса. Сашка сидел на носу и, замечая плывущие навстречу топляки, оборачивался, указывая на них Василию. Наконец мотор затих и лодка ткнулась в песчаную косу. Несколько секунд оба сидели молча. Из оцепенения Сашку вывел Василий:

– Однако прибыли. Вылазь.

Сашка встал на ноги, распрямил колени и спину. В коленях захрустело, спина заныла – вот что значит долго не двигался.

– На этом участке я уже несколько лет охочусь и рыбу ловлю, – говорил Василий, перетаскивая вещи на берег. – Зимой ко мне на озеро даже промысловая рыболовецкая бригада прилетает. Сетями из-подо льда рыбу ловим на заготовку. Наловим, по рации Ан-2 вызываем. Прилетает, ребят и весь улов вывозит, а я остаюсь. Бывает, с ними вылетаю. По-разному. Всё зависит от того, как пушной промысел пойдёт… Ты, Сашок, собирай спиннинг, иди рыбачь. Вся река в твоём распоряжении. Людей нет. А я вещи сам перетаскаю – изба недалеко. – Он показал рукой в сторону леса, и Сашка, приглядевшись, увидел избу.

– Хочу до темноты успеть на озеро съездить. Там тоже изба – проверю. Таймени, однако, по всей реке. Выбери яму и блесни, только ружье не забудь. Пусть заряженное на плече висит, в любой момент может пригодиться.

Василий взял кое-что из вещей и потащил к избе. Сашка же первым делом собрал ружьё, зарядил, поставил на предохранитель. Рыба рыбой, а вдруг утки налетят. Затем оснастил спиннинг, привязав заводскую блесну. Рассудил, что, если оборвет серебряную блесну, директор будет ругаться. Узел сделал на «удавку» – так привязывал капканы к тросику. Багорик сунул в рюкзак, ружьё повесил на плечо и двинулся берегом вверх по течению.

Раньше спиннингом Сашка ловил мало, скорее, имел об этом лишь представление. Наверное, поэтому, при первом же забросе на приглянувшейся яме, пытаясь послать блесну как можно дальше от берега, забыл снять катушку с тормоза. Блесна, описав в воздухе круг, вернулась к Сашке, зацепив его за штаны. Отцепить тройник оказалось непросто, пришлось доставать нож. Сделав в штанах внушительную дырку, наконец освободился. Следующий заброс получился что надо, а через час блеснения Сашка считал себя уже чуть ли не профессионалом.

Но вот при очередном забросе он отвлёкся, и на леске образовалась борода. От того, чтобы вновь воспользоваться ножом, удержало только одно – связанная узлом леска могла бы не выдержать большого тайменя и лопнуть. Кое-как распутал и продолжил ловлю, переходя от ямы к яме. Не клевало.

Отойдя на порядочное расстояние от избы, Сашка начал подумывать о возвращении – скоро должно было стемнеть, да и есть хотелось. Напоследок решил поменять блесну – вдруг на драгоценный металл возьмёт!

Блесна попала, куда целился. Сашка закрутил ручку катушки, видя, как та блестит в глубине. Но вот на середине ямы блесна исчезла, и сразу почувствовался зацеп. «Ну вот, только этого мне не хватало!» – подумал он, автоматически делая подсечку.

Таймень дернул с такой силой, что потащил Сашку к воде. Плохо соображая, что произошло, он чуть не упал, зацепившись за лежавшую на берегу корягу. Сумел перепрыгнуть через неё, еле удерживая в руках спиннинг. Он изогнулся дугой, катушка затрещала и больно ударила по пальцам, леска с бешеной скоростью стала разматываться.

Всё закружилось вокруг – река, таймень… Сашка тормозил катушку, пытался намотать леску, бегал по берегу за уходящей в глубину рыбиной. Таймень бросался из стороны в сторону, дёргал, сгибал спиннинг, нарезал на поверхности воды буруны.

Сколько всё это продолжалось, Сашка не помнил. Наконец с огромным трудом он остановил рыбу и начал подтаскивать её к берегу. Вот в воде показались тёмная спина, оранжевые плавники и хвост. Таймень медленно приближался к человеку. Сашка торжествовал – таких трофеев в его жизни ещё не было.

Вдруг таймень вновь начал сопротивляться, вновь затрещала катушка, и справляться с ней становилось всё труднее. Но вот уставшая рыба оказалась на мелководье. Сашка вспомнил о багорике, но тот был в рюкзаке. Только сейчас подумал о ружье. Как стрелять? Переложил спиннинг в левую руку, правой снял с плеча ружьё, с трудом приложил его к плечу, прицелился…

Отдохнувшая рыбина, развернувшись, показала хвост величиной с сапёрную лопатку и дёрнулась в глубину. Сашка потерял равновесие и, падая, нажал на спусковой крючок. Из воды поднялся весь мокрый. Рыба исчезла вместе с блесной из драгоценного металла. К тому же заряд дроби перебил кончик директорского спиннинга.

Бредя к избе, Сашка вновь и вновь мысленно возвращался к эпизодам борьбы с огромной рыбиной. Вот это рыбалка! Жаль, конечно, что таймень ушёл, но столько удовольствия он не получал даже от охоты. Впечатлений хватит на всю практику.

Василий, готовивший ужин, посмотрел на Сашку и сразу всё понял:

– Тайменя, однако, зацепил. Ну, раздевайся, суши одежду и рассказывай, что произошло.

Сашка, как и директор, стал рассказывать, размахивая руками, совершенно забыв, что находится в избе, а не на реке. Выслушав, Василий подвел итог:

– Ничего, главное – зацепил. Завтра ещё на тайменя посмотришь. Я постарался. А сейчас ешь и отдыхай…

Сентябрь. Днём тепло, ночью холодно. Сашка проснулся от холода и от звука хлопнувшей двери. Светало. Он пошёл к реке умываться.

От утреннего холодка слегка зазнобило, но вода показалась тёплой. Вернувшись в избу, спросил Василия, растапливавшего печь:

– Как ты думаешь, влетит мне от директора за то, что я его спиннинг расстрелял?

– Вряд ли. Зачем тогда давал? Жалеть, конечно, будет, но обойдётся. Давай завтракать и на озеро тайменя смотреть. Сетку я вчера поставил.

Завтракали не спеша. В лодке вновь сидели молча, думая каждый о своём. Озеро оказалось большим с чёрной по цвету водой, наверное, из-за пасмурной погоды – начинал накрапывать дождь. Не доплыв метров двести до противоположного берега, Василий заглушил мотор и сел на вёсла.

– Сашок, ты сеть выбирать умеешь? – спросил он, бросая в воду «кошку» и сразу цепляя сеть. Тот кивнул. – Тогда начинай, а я погребу.

Рыбы попалось немного: окунь, карась, пара налимов. Вдруг сеть повело в сторону. Сашка обернулся на Василия, который невозмутимо управлял лодкой. Сеть вновь повело. Сашка не удержался:

– Вась, греби, пожалуйста, ровнее, выбирать трудно.

– Сашок, я стараюсь, однако. Хорошо гребу, да и озеро сегодня тихое…

Сашка вгляделся в воду и сначала не понял, откуда в озере взялся топляк. Только потом понял, что это рыба. Она стояла у самой сети, медленно перебирая оранжевыми плавниками. Таймень! Это он сеть тянул. Вчерашний против этого – ребенок. Сашка потянул сеть на себя и увидел, что рыбина не запуталась, а просто засосала в пасть её кусок вместе с попавшимся налимом. Сашка медленно начал подтаскивать тайменя к «казанке» – он оказался длиной в половину лодки. Василий с неменьшим удивлением смотрел на гиганта. Он потянулся было к ружью, но передумал. Медленно, не делая резких движений, достал из рюкзака багорик и передал Сашке.

Пока острый крюк подводился под жабры тайменя, тот даже не шелохнулся. Глубоко вздохнув, Сашка всадил багорик в тело тайменя. Дальше он плохо помнил, что произошло. Вода взбурлила, руку дёрнуло так, что чуть не вывихнуло, лодку через накренившийся борт залило водой, а таймень… был таков.

– Ушёл, – удивлённо сказал Сашка и поднял зажатый в руке багор. Восьмимиллиметровая проволока распрямилась, не выдержав рыбьей силы. – Вась, как это могло произойти?

Но Василий в ответ только улыбнулся…

Зимой Сашка приехал из тайги в госпромхоз. Собирая для дипломной работы необходимый материал, вспомнил о сентябрьской рыбалке, об огромном таймене. Директор рассказал, что примерно через неделю на берегу того самого озера рыбаки нашли рыбий скелет. По их рассказам, погибшая рыбина была огромной – таких они никогда не встречали. Пытались довезти скелет до посёлка, но не смогли – развалился.

Золотая лихорадка

Ручей брал начало далеко в сопках и, подпитываясь водой тающих снегов, бежал к большой реке. Быстрое течение тащило по дну ручья песок, мелкую гальку, небольшие камни. Со временем в устье образовалась приличная яма, на дне которой и собиралось всё, что вода приносила с собой…

Подошедший к яме человек устало опустился на колени, положил на землю карабин и нагнулся, чтобы напиться. И только сделав несколько глотков, он вдруг заметил на дне в преломляемых водой солнечных лучах что-то блестящее. Человек закатал рукав рубашки, опустил руку в ледяную воду, зачерпнул со дна горсть песка. На ладони вперемешку с песком и речной галькой выделились несколько тёмно-жёлтых золотых крупинок.

Дрожащими руками он аккуратно положил их в шапку и теперь уже опустил в ручей обе руки. Может быть, золота больше не окажется. Но вновь небольшие «самородки-тараканы» заблестели на ладонях. По щекам человека покатились слёзы, во взгляде появилось безграничное счастье. Беззвучно шевеля губами, бережно выбирая из песка каждый самородочек, он сложил золото в шапку. Затем несколько раз перекрестился и поклонился появившемуся богатству.

Вдруг лицо его стало каменным, тело напряглось. Оглядевшись по сторонам, человек поднял с земли карабин и передёрнул затвор, дослав патрон в патронник. В заблестевших по-звериному глазах одновременно появились страх, алчность и злоба. И когда из тайги к ручью вышел ещё один охотник, он приложил к плечу карабин, прицелился и плавно нажал на спуск…

В общежитие Валерка вернулся раньше всех сокурсников. Зимой дома делать было нечего. Погостив немного у родителей, собрался – и назад, в Киров. Во время каникул в общежитии хорошо: никого, занятий нет, в институт ходить не надо. Валерка побывал в лесу, прошёл на лыжах по путику, проверил поставленные капканы. Попалась куница. Сейчас он сидел в своей комнате и правил шкурку, восхищаясь густым зимним мехом.

Валерка обожал охоту. Любую: ружейную, капканную, весной, зимой, осенью – всё равно, лишь бы в лес, в поля, луга. Поэтому и профессию выбрал по душе – в институте, где он учился, был факультет подготовки специалистов для нужд охотничьего хозяйства. А началось всё с книг, которыми Валерка зачитывался с детства. Повествования о приключениях, таёжных походах, частенько авантюрных, о жизни животных подтолкнули его связать жизнь с охотой и лесом.

Точно таким же был и его товарищ Володька, который сейчас открыл дверь в комнату. За спиной у него был огромный рюкзак, на плече охотничье ружьё, в руках две пары лыж и собака на поводке. Лайка, увидев сидевшего на кровати Валерку, прыгнула к нему, поставила лапы на колени и завиляла пушистым хвостом.

– Узнала. Молодец, красавица! – Валерка потрепал собаку по шее, пристально посмотрел на Володьку: – Ты откуда такой?

– Помоги лучше рюкзак снять. – Он положил лыжи на кровать и повернулся к другу спиной.

– Что у тебя там, железо? – удивился Валерка, принимая рюкзак и опуская его на пол.

– Как угадал? Капканы там да пара глухарей. Из леса я. Вы-то по домам разъехались, а я в тайгу. В родные края успею летом съездить. Зимой там только водку пить с друзьями детства. А в лесу сейчас – во! – Он показал Валерке большой палец. – К тому же я ещё и лыжи у местных аборигенов выменял. И себе, и тебе.

Лыжи, сделанные из ели и обшитые лосиным камусом, были примерно полтора метра длиной при ширине сантиметров пятнадцать и толщине – два.

– Как ты на них ходить собираешься? – спросил Валерка. – И чем тебе наши заводские не угодили?

– Много ты понимаешь! Эти лыжи один дед делает, а он в охоте толк знает. Я ещё и посох охотничий приволок. Койбедь называется.

Посох имел с одной стороны лопаточку, а с другой – железный наконечник. Володька пояснил, что посох заменяет лыжную палку, а при стрельбе может служить сошкой. Лопаткой охотники раскапывали снег, чтобы переночевать в лесу, наконечником пробивали лёд. При помощи посоха выпугивали белку, затаившуюся на дереве, можно было устанавливать капканы и маскировать их под снегом.

– Где ты такого старья насобирал? – улыбнулся Валерка.

– Места знать надо! Давай завтра на испытание этих лыж рванём, тогда увидишь, какое это старьё.

– Давай! – сразу согласился Валерка. – Чего в общаге сидеть.

Рано утром ребята уже ехали в поезде, а часа через три вышли на нужной им станции и с удовольствием вдохнули морозный воздух. При помощи шнурков приладив на ноги лыжи, двинулись лесом подальше от железной дороги. По сравнению с заводскими эти лыжи были значительно тяжелее, и идти в них по снегу было удобно – скользить не давал камус. Но ноги быстро устали, и друзья сели отдохнуть на поваленное дерево неподалёку от ручья.

– Что я говорил! Заводские лыжи легче, – сказал Валерка, закуривая сигарету.

– Камусные тоже неплохие. Только привычка нужна, как в любом деле. – Володька тоже закурил.

Они какое-то время сидели молча. Потом Володька, сказав, что хочет пить, стал спускаться к ручью.

Несмотря на мороз, ручей местами не был покрыт льдом, а на небольшом перекате вода даже шумела, переливаясь на каменистом дне. Подойдя к берегу, Володька промерил посохом глубину, которая оказалась не больше полуметра. Сняв лыжи, он присел на корточки, зачерпнул ладонью воду и стал пить. Когда попытался зачерпнуть воды ещё раз, обратил внимание, что на дне поблёскивают маленькие жёлтые кусочки.

Глаза Володьки широко раскрылись от изумления. Закатав рукав и опустив руку в ледяную воду, он зачерпнул со дна песок вперемешку с галькой. Когда поднёс ладонь к лицу, увидел множество жёлтых кристалликов.

– Золото! – выдохнул он. – Кругом много золота! – Володька поднялся, распрямился и вытер выступивший на лбу пот. С минуту стоял не шевелясь.

– Ты где? Утонул? – вывел его из оцепенения голос друга.

– Не ори! – вздрогнул Володька. – Давай быстрей ко мне!

– Что с тобой? – изумлённо спросил подошедший Валерка. – Бледный весь – краше в гроб кладут.

– Тихо! Вдруг кто услышит. Нам сейчас только этого не хватает!

– Да что с тобой? Свихнулся, что ли?

– Сам ты свихнулся. На, смотри! – Володька протянул руку, показывая лежавшее на ладони.

– Ну и что тут такого?

– Неужели золота не видишь? – со злой хрипотцой в голосе спросил Володька. – Золото в ручье! Всё дно им усеяно.

Валерка недоверчиво покачал головой и, приблизившись к берегу, стал вглядываться в воду.

– Видишь, как кристаллы блестят, – горячо зашептал ему в спину друг. – Это самое настоящее золото. Я знаю – один раз видел, как старатели его моют.

Он стал черпать из ручья мокрый песок и укладывать его на снегу в аккуратную кучку до тех пор, пока она не достигла внушительных размеров.

– Ты работать собираешься? – наконец обратился он к Валерке, который, судя по его виду, никак не мог понять, что здесь происходит. – Водичкой холодненькой умойся – полезно! – Володькины глаза светились. – Это же золото. Радуйся, мы теперь богаты, теперь другая жизнь начнётся…

– Да откуда здесь золото может взяться? – возмутился Валерка. – Я, когда в институт поступал, один журнал научный специально прочитал, про природу края. Так там было написано, что в этой области золота нет и быть не может. Это геологами доказано.

– Ты, брат, даёшь! – вскочил на ноги Володька. – Веришь каким-то статейкам, каким-то мифическим геологам. А мне и глазам своим не веришь! Я тебя ещё убеждать должен! Посмотри на песок. Видишь, как кристаллы на солнце характерным золотым блеском сверкают? Написано, написано! На заборе знаешь, что написано? А там – доски. Давай снимай рюкзак, породу загружать будем. В городе я тебе научно докажу, что это золото.

В рюкзаке оказался большой целлофановый пакет, который будущие охотоведы почти полностью наполнили мокрым песком. Рюкзак оказался тяжеленным, но Володька, бодро сказал, что своя ноша не тянет, и с помощью Валерки кое-как взвалил его себе на плечи. «Своя ноша» потянула к земле, и Володька, качнувшись, еле устоял на ногах.

– Ничего, дойдём! – просипел он и с трудом заскользил по лыжне в направлении железнодорожной станции.

Обратный путь оказался очень долгим. Ребята часто останавливались, чтобы по очереди нести неподъёмный рюкзак. Лыжи с каждым шагом казались всё тяжелее. Когда показалась станция, ноги еле двигались.

– Главное, породу до поезда дотащили. Даром ничего не даётся, богатство заработать нужно, – рассуждал Володька, сидя на лавочке. Валерка в ответ лишь кивал, от усталости не было слов.

В общежитии они появились поздно ночью. Затащив рюкзак в комнату, закрылись на ключ. На всякий случай Володька подёргал ручку двери, проверяя, надёжно ли она закрыта, после чего зашептал:

– Господь помог, что никого из ребят не встретили. Нам лишние разговоры ни к чему. Плохо только, что по дороге местные на нас пялились. В следующий раз нужно быть осторожнее. И породы меньше брать будем. Я думаю, часть золота на месте у ручья отделять можно. Палатку с печкой поставить, иногда и заночевать в лесу. Ещё шурфы бить необходимо. Самородки могут попадаться. Ты готов?

– Когда начнём? – спросил Валерка.

– Через пару дней. Проверим только, золото у нас или нет. Ты же не веришь.

– Почему? Верю! – обиделся Валерка. – А проверить всё равно нужно.

– Ты прав. Завтра сходим в областную библиотеку, попросим геологический справочник-определитель. У тебя читательский билет сохранился?

– Не помню даже, где он, – пожал плечами Валерка.

– Оболтус! В библиотеку ходить надо, а ты капканы по тайге ставишь.

– А сам что, лучше? Где твой-то читательский билет? Покажи!

– Успокойся, билеты восстановить не проблема. Давай пока золото от породы отделим. За ночь успеть надо. Завтра ребята приезжать начнут, а нам ещё от песка избавиться надо.

Высыпав на пол песок, они всю оставшуюся ночь выбирали из него кристаллы и складывали их в пробирку, к утру оказавшуюся полной. Землю пересыпали в большую хозяйственную сумку, чтобы днём вынести из общежития и где-нибудь выбросить. Спать решили не ложиться. Умылись холодной водой, попили крепкого чая и стали собираться в библиотеку.

– Что-то больно рановато пожаловали, – удивилась старушка-библиотекарша, когда студенты попросили оформить им читательские билеты. – Нужда какая?

– Нужда, хозяйка, огромная нужда. На карту, можно сказать, поставлена вся наша будущая жизнь, – серьёзно ответил Валерка. – И чтобы её спасти, дайте нам, пожалуйста, геологический справочник-определитель.

Получив справочник, ребята поспешили сесть за стол как можно дальше от немногочисленных в это время посетителей библиотеки. Володька стал лихорадочно перелистывать страницы.

– Так. Металлы и неметаллы. Неметаллы нам не нужны. Только металлы. Вот они! А вот и золото! – Он громко хлопнул рукой по столу, после чего шёпотом стал читать текст. Когда прочитал всё, что касалось золота, лицо его сияло от счастья, точно так же, как вчера в лесу у ручья. – Убедился? – торжествующе спросил он товарища. – Всё сходится. Место обнаружения, сопутствующие породы, цвет, блеск. Всё! Мы с тобой теперь богаты, понял! Эх, жаль, в библиотеке кричать нельзя! Пойдём быстрее в общагу!..

– Теперь у нас только две проблемы, – рассуждал Володька, когда они шли домой, вдыхая морозный воздух. – Первая – намыть как можно больше золота, а вторая – куда потратить кучу денег, полученных за презренный металл.

– Володь, а как мы его продадим-то? Да и противозаконно это… А может, это всё-таки не золото?

– Если ты такой Фома неверующий, то пойдём сейчас на кафедру химии и узнаем, как определить золото не по определителю, а в натуре. Ну а насчёт сбыта не волнуйся. Было бы что сбывать. Пошли! – И Володька хлопнул друга по плечу.

Ребятам повезло – учительница химии была в своём рабочем кабинете, хотя и собиралась уходить. Не тратя времени на какие-либо объяснения, Валерка сказал:

– У нас тут одна небольшая проблема. Короче, хотим узнать, как происходит процесс определения золота.

– Хотите узнать, как определить катионы золота? – удивилась учительница.

– Нет. Только чистый металл.

– Это делается «царской водкой», – стала объяснять учительница. – То есть смесью, состоящей из одного объёма концентрированной азотной кислоты и трёх объёмов концентрированной хлороводородной, другими словами, соляной кислоты. «Царская водка» растворяет золото и платиновые металлы, не взаимодействующие с азотной кислотой. Действие её объясняется образованием свободного хлора и хлорида нитрозила, хлорокиси азота, обуславливающих высокую скорость окисления. Реакция с золотом обычно записывается так… – Она встала и быстро написала мелом на доске формулу. – Раствор принимает характерный жёлтый цвет. Понятно?

Они робко кивнули.

– А можно мы посидим на кафедре и позанимаемся? – попросил Валерка. – Попробуем сами раствор «царской водки» приготовить. А если не получится, попросим лаборанта помочь.

– Хорошо, – согласилась учительница, немного подумав. – Только будьте поаккуратнее. Оставляю кабинет под вашу ответственность.

– Немаленькие, понимаем, – успокоил её Володька, а когда учительница ушла, радостно потёр руки: – Отлично! Лаборанту до лампочки, чем мы занимаемся. Попросим – поможет.

И действительно, пришедшая вскоре в кабинет лаборантка приготовила по их просьбе раствор «царской водки». Володька недоверчиво потряс пробирку с раствором:

– Проверим здесь, чего тянуть! – Он подошёл к окну. – К тому же в общагу сейчас уже толпа зевак понаехала. А лишние вопросы нам ни к чему.

Он достал из кармана пакетик с жёлтыми кристаллами и аккуратно пересыпал небольшую их часть в пробирку с «царской водкой».

– Смотри, они уменьшаются в размерах! – через пару минут воскликнул Володька. Он взболтал раствор, который на глазах начал желтеть.

– Золото, золото манит нас, – пропел он песню из известного кинофильма. – Я оказался прав. Мы миллионеры! Все, в институт ходить больше незачем. Все прелести жизни для нас…

– Пошли в общежитие, миллионер, – как можно спокойнее сказал Валерка, хотя радость друга передалась и ему.

Идя по коридорам общежития, ребята старались придать лицам серьёзное выражение. Удавалось это с трудом, ведь глаза их так и светились счастьем.

– Откуда такие радостные? – встретил ребят вопросом их сосед но комнате Пашка, только-только вернувшийся из дома. – Я-то думал, вы в лесу на охоте. Давно приехали?

– Давно, Пашенька, пару дней назад. А радостные… Об этом не рассказывать, об этом песни петь надо. – Володька схватил стоявшую в углу гитару и, ударив по струнам, запел: – Люди золота жаждут, чтоб его тратили. Вечно в мире суровом бродят старатели… Пашка, ты счастливый человек. Но чего тебе в жизни не хватает? – вдруг спросил он.

– Я-то, конечно, счастливый, – почесал голову Пашка. – Мне многого не надо. Вот только долг отдать ребятам, ну и деньжат на бутылку водки.

– Немного же тебе для счастья надо, – не успокаивался Володька. – Ну а вот мечта у тебя есть? Несбыточная?

– Есть, как без мечты! Вы же знаете, я на остров Фиджи уехать хочу. Там тепло… – Пашка откинулся на кровать и блаженно закрыл глаза.

– Это серьёзная мечта. Так вот, наш юный друг. Мы, я и Валерка, можем твою мечту осуществить. И это сущая правда, – Володька ударил себя кулаком в грудь.

– Ладно врать-то! – отмахнулся Пашка.

– Не вру я, Паша! Посмотри, дружище, в мои честные глаза. А мне не веришь, так Валерка подтвердит.

Валерка утвердительно кивнул головой, после чего Пашка приподнялся и снова сел на кровать, недоверчиво переводя взгляд с одного на другого.

– Врёте. Откуда у вас могут быть такие деньги? Банк ограбили или вас усыновил какой-нибудь миллионер? А может, выгодная супружеская партия подвернулась?

– Не угадал, – улыбнулся Володька. – Вторая попытка…

– Клад нашли?!

– Теплее, теплее, дружище. Думай, Паша, думай. – Володька закурил сигарету и передал её приятелю.

Тот, затянувшись, сказал:

– Раз не клад, значит, что-то другое нашли. Рассказывайте, черти, хватит мучить. Не видите, как волноваться меня заставили, аж руки задрожали.

– Расскажем? – Володька посмотрел на Валерку.

– Давай. А то ещё помрёт от инфаркта. Ты же знаешь, какой он впечатлительный. – Валерка достал пробирку с жёлтыми кристаллами.

– Смотри. Что это, по-твоему?

Пашка взял пробирку в руку и внимательно стал рассматривать содержимое.

– Не знаю, – наконец сказал он.

– Золото это. И мы знаем, где его немерено. Только тихо! – Володька приложил указательный палец к губам.

– Золото? – переспросил Пашка. – Какое золото? Откуда?

– Оттуда, где природа для нас – бесплатный магазин. Мы уже проверили по двум каналам, и анализы подтвердили правильность наших исследований. Это золото! – Володька поднял руки вверх и закатил глаза. – Господь Бог дал нам счастье за все наши благие деяния, чтобы провести жизнь в достатке и наслаждении. Или ты, Пашка, не желаешь?

– Желаю. Только что-то во всё это верится с трудом. – Пашка встал с кровати, взял чайник и через носик стал пить воду. Попив, вытер губы. – Во рту даже пересохло. Кто-нибудь ещё об этом знает?

– Ты что, нас за дураков держишь? – Володька покрутил пальцем у виска. – Только с тобой решили поделиться. В общем, завтра начинаем добычу металла.

– А институт, учёба?

– Какой институт? Понадобится тебе на Фиджи институт – построишь и будешь в нём учиться. Давайте лучше обсудим предстоящее мероприятие.

– Я думаю, сейчас нам необходимо найти побольше денег на еду, снаряжение и тому подобное, – сказал Валерка. – Намоем золота, сразу долги отдадим. А пока у меня денег кот наплакал.

– И у меня не густо, – демонстративно порылся в карманах Володька. – Все потратил на каникулах. Правда, кое-что из пушнины можно продать.

– А мне взаймы никто и не даст. Я и так всем должен, – уныло сказал Пашка.

– Ладно, придётся нам с Володькой у ребят занимать! – Валерка подошёл к двери и прислушался: – Вроде всё тихо. Давайте подробнее обсудим детали…

Только к полуночи все детали были обговорены. Утром ребят разбудил крик «Подъём!», прозвучавший на всю общагу. Студенты начали собираться на занятия.

– Вставайте, лодыри! – засуетился Володька. – Нам хоть в институт и не надо, но разлёживаться некогда. В лес пора.

– Труба зовёт на подвиги, – потянулся Пашка и, посмотрев в окно, сказал: – Мороз сегодня. Холодно будет в воде-то копаться.

– Главное, успеть сделать ходку к ручью и обратно, – сказал Валерка. – В тепле с породой работается лучше.

Завтракать ребята старались как можно дольше – ждали, когда все студенты уйдут на учёбу. Попадаться на глаза с рюкзаками за плечами в их планы не входило.

– Для нас сейчас основное – конспирация и ещё раз конспирация, – говорил Володька, то и дело посматривая на часы. – Но и задерживаться особо нельзя, а то до темноты из леса выйти не успеем…

У ручья троица старателей оказалась только к обеду. Володька сразу зашёл в воду и, зачерпнув лопатой со дна песок, поднёс к лицу Пашки:

– Смотри, это то, что нам нужно! Тут таких кристаллов видимо-невидимо.

Кристаллы ярко блестели на солнце. Перекурив, ребята принялись за работу. Несколько часов они, не обращая внимания на холод и усталость, занимались каждый своим делом: по очереди стоя в воде, доставали со дна песок, вываливали на берег, где покрасневшими от мороза пальцами выбирали жёлтые кристаллы и складывали их в пробирки. Опомнились, только когда начало темнеть и мороз ещё больше усилился. К тому времени ноги и руки замёрзли так, что ими было больно шевелить.

– Володь, может, на сегодня хватит? – не выдержал Валерка. – Задубели совсем. Грузимся и едем в город.

– Хватит-то хватит, но домой нам сейчас нельзя, – вздохнул Володька. – Нас же в общаге все увидят, породу до комнаты незаметно никак не протащишь. Так что придётся здесь ночевать, а утром, когда все в институт уйдут, поедем. Согласны?

Немного подумав, Валерка и Пашка согласились с этим предложением и стали готовиться к ночёвке. Хорошо, что догадались захватить с собой топор и пилу. Проблем с дровами не было. Усталые, но счастливые, они сидели у костра, пили чай и высчитывали, много ли им удалось намыть золота и сколько ещё понадобится дней трудиться, чтобы богатства хватило на всю оставшуюся жизнь. Получалось что-то около месяца.

Ночь прошла беспокойно. Дрова прогорали быстро, становилось холодно, постоянно приходилось подбрасывать сухие сучья в огонь. С рассветом накинули на плечи полные рюкзаки и гуськом двинулись по направлению к станции. Идти было тяжело, сказывались и тяжёлый трудовой день, и почти бессонная ночь. На поезд успели еле-еле…

Дома отбросили мысли об отдыхе и принялись перебирать породу. Сил хватило только на два рюкзака. Третий засунули под кровать и повалились спать. Проснулись от настойчивого стука в дверь.

– Вы почему сегодня на занятиях не были? – набросился на ребят староста группы, когда ему открыли дверь. Преподаватели спрашивали, что с вами случилось, и мне пришлось врать, что вы пока ещё с каникул не вернулись. Объясняйте, что происходит!

– Не кипятись, – стал успокаивать старосту Володька. – У нас всё нормально, просто дело очень важное появилось. Ты нас пока прикрой в институте сколько сможешь, а мы тебя не забудем, отблагодарим. Нам сейчас на учёбу некогда ходить, понимаешь?

– Я-то вас прикрою, – озабоченно сказал тот. – Только смотрите, предметы в этом семестре сложные… А что всё-таки происходит? Кто-то слух пустил, что вы сегодня в общагу тяжеленные рюкзаки притащили. Что это значит?

– Потом расскажем, потом. Ты нас извини, мы не выспались. Приходи завтра, поговорим. А сейчас нам поспать нужно. – И Володька тихонько, но настойчиво вытеснил старосту из комнаты в коридор, после чего захлопнул перед его носом дверь…

Следующие три недели Валерка, Володька и Пашка, не разгибая спин, добывали золото. Участок работ был оборудован по всем правилам старательского искусства. В лесу у ручья стояла палатка с железной печкой внутри, и последние несколько дней ребята не появлялись не только в институте, но и в общежитии, ночуя в лесу.

Их постоянное отсутствие обросло среди студентов множеством различных слухов, дошедших и до декана. Всех троих вызвали в деканат, куда никто из них не явился, ведь они об этом даже не догадывались. «Золотая лихорадка» заставила забыть обо всём на свете.

Первым опомнился Пашка.

– А из института-то нас, наверное, уже выгнали, – сказал он. – Шутка ли, почти месяц на занятия не ходили! Одичали здесь совсем…

– Да, – согласился Валерка. – Пора в город. Долг ребятам надо отдавать, а то обидятся. Занимали-то на две недели, а прошло вон сколько.

– Хорошо, вы оба правы, – согласился Володька. – Нужно отдохнуть, а то совсем нас золото затянуло. К тому же я чувствую, что простыл, кашлять начинаю.

– Возвращаемся к людям! – обрадовался Пашка. – И так намыли золотишка предостаточно. Пора сбывать и тратить!

– Но палатку снимать не будем, – упрямо заявил Володька. – Зимой наш лагерь никто не найдёт. А мы через некоторое время сюда вернёмся и ещё поработаем.

Через пару часов ребята шли к станции. В общежитии, умывшись и переодевшись, они заперлись в своей комнате и собрали добытое в одну общую кучу на столе, которая была довольно внушительных размеров. Ребята не могли оторвать от этого богатства счастливых глаз. Сидели, курили, мечтали…

Потом, словно что-то вспомнив, Пашка подошёл к своей тумбочке и, порывшись в ней, вернулся к столу, держа квадратную батарейку для фонарика, маленькую лампочку и иголку. Под недоуменными взглядами товарищей он выбрал из кучи самый крупный кристалл, положил его на один из контактов батарейки, затем соединил его в единую цепь с иглой, лампочкой и вторым контактом. Лампочка не загорелась. Пашка повторил опыт ещё несколько раз – результат оказался тем же. Он убрал кристалл с контакта, и лампочка сразу вспыхнула ярким светом. Пашка выбрал из кучи ещё несколько кристаллов, по очереди проверил их – лампочка всякий раз оставалась незажжённой.

– Ток не проводит, – невозмутимо сказал он, – значит, наше золото не металл. А значит, и не золото.

– Ах ты, физик чёртов! – вскипел Валерка. – Ну-ка, дай я проверю.

Он повторил эксперимент, но результат остался тот же. Лампочка ну никак не хотела загораться…

Первым начал смеяться Володька. Сначала тихо, затем всё сильней и сильней. Через минуту смеялись уже все вместе.

– Не металл, не золото, – вытирая выступившие от смеха слезы, вновь и вновь повторял Володька. – Тогда что же это такое?

– Чёрт его знает. – Пашка встал со стула. – Да и какая разница, что это такое! Главное – не золото.

– Лучше скажите, что нам теперь делать? – вздохнул Валерка. – Золота нет, вместо денег – одни долги, да и с институтом теперь, видимо, будут одни проблемы…

Декан поставил им условие: не будет «хвостов» – останутся в институте. И до самой весны ребята навёрстывали то, что пропустили за месяц. А вечерами после учёбы всей троицей ходили разгружать вагоны, чтобы рассчитаться с долгами.

Как-то раз, во время уборки территории возле института, Валерка заметил в чёрной весенней грязи множество мелких жёлтых блёсток. Он зачерпнул грязь лопатой и поднёс её к Володькиному лицу:

– Нашего золота даже в луже навалом.

– Ну и что, – сказал Володька, – подумаешь, ошиблись! С кем не бывает? Ты лучше вспомни, какое чувство испытал, когда то самое «золото» увидел! Что мы все пережили! Настоящей золотой лихорадкой переболели. А ведь такое далеко не каждому в жизни испытать доводилось. Среди всех наших ребят только тебе, мне да Пашке…

Волчьи игры

Закончилась война, длившаяся четыре долгих года. Оставшиеся в живых солдаты возвращались домой. Вернулся в свою деревню и родной брат моего деда – Федор. Он прошел всю войну, несколько раз был ранен, заслужил не одну боевую награду. Отдыхать дома было некогда – дел накопилось множество, а рабочих рук не хватало, и Федор отдал всего себя работе.

Деревня Липовка Пензенской области, где родился Федор, находилась в двадцати километрах от железнодорожной станции и считалась «глухой», так как добраться до нее было непросто. Весной и осенью дороги размывало дождями, зимой – переметало снегом. Поездка или поход на станцию становились проблемой. К тому же степь, изрезанная глубокими оврагами, давала пристанище множеству волчьих стай, не дающих покоя ни людям, ни домашней живности.

Статистика того времени гласила, что всего за десять месяцев 1944 года в 27 районах Пензенской области от волков погибло: 599 лошадей, 183 головы крупного рогатого скота. 5111 овец. 305 свиней. Поэтому в области за уничтожение волков были назначены премии: за разорение волчьего логова и выемку волчат выдавались телка и две овцы, за истребление трех волков – премия 500 руб., а за истребление пяти волков – 1000 руб. и поросенок.

Но охотников в деревне не было, как, впрочем, и охотничьих ружей. И ближе к осени по вечерам за деревней частенько слышался жуткий вой, заставляющий жителей вздрагивать. А лишь только смеркалось, волчьи выводки выходили на охоту, рыская по степи и дорогам в надежде раздобыть пищу. Сильные и выносливые звери, поселяясь вблизи человеческого жилья, превосходно приспосабливались к окружающим условиям, питаясь домашними животными и активно размножаясь.

В зависимости от обстоятельств волки вели себя по-разному. Иногда бывали очень дерзкими, несмотря на крики людей, прямо в деревне хватали овцу, поросенка или гуся, не бросая тащили вплавь через реку и разрывали на части на противоположном берегу. Или же, схватив бегущего теленка за хвост, натянув и резко отпустив, волк перегрызал упавшей скотине горло, особо не обращая внимания на подбегавших пастухов, размахивающих кнутами и палками. В других случаях, лишь только заметив человека, серые хищники с поразительной быстротой старались скрыться.

Волков «кормили ноги». Ночами они передвигались от селения к селению, совершая значительные переходы, с неохотой сворачивая в зимнее снежное время в сугробы. Нередко подводам с людьми приходилось далеко объезжать волчьи стаи. Случаи нападения волков на лошадь в упряжке были крайне редки, но за бегущей рядом собакой они могли выскочить и даже вскочить в сани и вырвать ее из рук хозяев!

Довольно часто волчьи стаи задерживались на ночь и за деревней Липовка у скотомогильника – так называемого калетого оврага, в который сбрасывался погибший скот. В такие ночи вся деревня слышала волчью грызню, а утром люди видели лишь кости животного. Если в скотомогильнике оказывалось сразу несколько туш, то еще перед заходом зимнего солнца можно было видеть, как волки по глубокому снегу цепочкой, след в след, движутся к оврагу. А когда могильник долгое время оставался пуст, дерзкие хищники бродили по деревне, охотясь за собаками…

В то время дед Федор работал в колхозе конюхом. Однажды во время ночного дежурства на конюшне он услышал на улице собачий лай, визги, шум драки. Федор, схватив вилы, выскочил из конюшни на защиту своего четвероного помощника – здоровенного волкодава по кличке Полкан. Пес в одиночку мог запросто справиться с волком средних размеров, но только не с целой стаей. В этом конюх вскоре убедился, обнаружив Полкана с перехваченным горлом и разорванным животом метрах в восьмидесяти от конюшни. Кругом была кровь, собачья и волчья шерсть – результат неравной схватки. Федору осталось только погрозить вилами волчьим теням, скрывшимся в ночи.

Примерно через год после этой трагедии деду Федору представился случай отомстить за гибель Полкана. Три волка взобрались по сугробу на крышу колхозной овчарни, находившуюся недалеко от конюшни, разгребли лапами солому и спрыгнули вниз. Несколько овец волки зарезали, но уйти не смогли – слишком высоки оказались стены овчарни. Услышав блеяние овец, дед Федор сообразил, что произошло, сбегал за подмогой, и вскоре волков убили, по очереди заколов вилами.

Как раз в это время в соседнюю деревню приехал работник заготконторы, который, прослышав о случившемся, явился в Липовку. Он помог Федору правильно снять и обработать шкуры, заплатил за них деньги и выписал приемочные квитанции. Затем объяснил деду, что тому надо получить в сельском совете справку о добыче волков, и тогда ему будет выплачена еще и премия, которую можно будет отоварить за счет местных фондов мануфактуры керосином или другими предметами ширпотреба (на эти цели выделялись пальто, костюмы, полушубки, сапоги, валенки).

Ошалев от навалившегося счастья, дед Федор несколько дней ходил сам не свой, прикидывая, как лучше потратить причитавшуюся ему премию. В те далекие послевоенные годы жители Липовки и многих других таких же деревень наличных денег практически не имели – работали за трудодни, отоваривая их продуктами питания. Поэтому жена Федора долго составляла список, наказывая, что нужно купить из одежды и еды.

Наконец, оформив необходимые документы, он отправился с попутной подводой в поселок. Получив премию, Федор часть денег потратил тут же, в заготконторе, купив себе, жене и детям подарки. На улицу вышел преобразившимся – в новом овчинном полушубке и хромовых сапогах, гармошкой собранных в голенищах. Потом отправился по магазинам закупать продуктовые деликатесы. Он подолгу задерживался у каждого прилавка, болтая с продавцами и другими покупателями о жизни и о том, что происходит в мире.

Уже вечером, очень довольный тем, что выполнил все наказы жены, купив все необходимое, Федор пошел на станцию, надеясь найти попутчиков в Липовку. Но таковых не оказалось, и он заглянул в буфет, чтобы согреться и немного выпить. В буфете встретился с такими же, как он, бывшими солдатами, теперь налаживающими мирную жизнь в родном крае. Федор быстро нашел с ними общий язык. Вспоминали войну, говорили о трудностях деревенской жизни, дошел разговор и до волков.

– В такой войне победили, а с этими тварями справиться не можем. Вон сколько они скотины губят! – сетовал один из собеседников Федора. – Пока мы все силы фронту отдавали, здесь в тылу волчье поголовье в несколько раз выросло. Бороться с ними некому было, вот и расплодились.

Федор рассказал свою недавнюю историю с волками и о том, что получил премию. Все его поздравили и тоже стали делиться воспоминаниями. Один рассказал про стаю, состоящую из двух матерых и пяти молодых волков, которая полгода терроризировала все деревни в округе, уничтожая взрослых лошадей и жеребят, коров, овец, коз, домашнюю птицу. Другой – о том, как два матерых волка напали ночью на отару овец, находившуюся в загоне у скотного двора, и в течение часа зарезали с полсотни овец.

– У нас волки особенно наглые, – стал рассказывать третий. – Ходят прямо по деревне, за собаками охотятся. За одной даже под крыльцо дома залезли. А год назад напали на почтальоншу, которая в санях ехала. Наверное, когда стая лошадь догнала, сани подпрыгнули на ухабе, почтальонша и выпала. Сожрали ее волки подчистую, одни только ноги в валенках остались.

Вспомнил и Федор, как одни парень из Липовки, возвращаясь домой, не дошел до деревни буквально с километр, когда увидел волков. Чтобы спастись, он забрался на телеграфный столб и просидел на нем всю ночь. Почти до смерти замерзшего, его обнаружили только утром. Парень так перепугался, что до сих пор заикается.

– Да, много вреда нынче от волков. Если их не уничтожать, житья не дадут, – подвели итог разговору мужики.

Выпив рюмку водки, Федор засобирался домой. Его стали отговаривать, предлагая переночевать здесь. Недаром же про волков весь вечер говорили – вдруг что случится! Но подвыпивший Федор стоял на своем, уж очень хотелось ему побыстрей оказаться дома и порадовать подарками близких.

– Я на фронте немецких «тигров» не испугался, а тут какие-то волки! – храбрился он. – Сейчас морозец, идти по дороге легко, двадцать верст пробегу – и не замечу. Быстрее любой лошади. На войне аж до Берлина дошел, а тѵт до родной Липовки.

Пожав мужикам на прощанье руки, Федор вышел на улицу. Там и в самом деле было холодно, и дед решил вернуться на вокзал. Но мужики могли бы посчитать, что он испугался, поэтому, поплотнее закутавшись в полушубок, Федор направился в сторону своей деревни.

Подходя к окраине поселка, он еще продолжал думать о волках, но потом забыл о них. Перед глазами появились его жена, дети, дом на краю деревни, семейный ужин за большим деревянным столом, когда каждый по очереди черпает из одной большой миски распаренные в русской печи щи из кислой капусты…

Часа за три быстрой ходьбы он преодолел значительное расстояние. Миновал деревни Алексеевка и Ульяновка. повернул на Липовку, до которой осталось километров семь. Мелькнувшие в ночной степи волчьи тени он сначала не заметил. Остановился лишь, когда где-то сбоку послышался хруст снега. Подумал, что показалось, но, как только сделал пару шагов, звук повторился.

– Волки! – Федора пробил холодный пот. – А может, собаки? Но какие тут, к черту, собаки – их всех давно волки сожрали.

Почувствовав чей-то взгляд в спину, Федор обернулся. На дороге метрах в десяти от него стояли два волка. Луна хорошо освещала этих красивых зверей, смотрящих на человека. Они напомнили Федору крупных остроухих немецких овчарок, которых ему довелось повидать на войне. Но сейчас перед ним были не собаки. В глаза бросались широколобые остромордые волчьи головы, воедино слитые с могучими мускулистыми шеями. Передняя часть тела была несколько выше задней, поджарый корпус, мощные, длинные упругие ноги, прямые неподвижные хвосты. Звери завораживали.

Решение, что делать дальше, пришло внезапно. Федор сорвал с головы шапку, дико заорал и швырнул ее в сторону волков, а сам, повернувшись, кинулся наутек. Бежал под тяжестью набитого подарками вещмешка, задыхаясь от морозного воздуха. Обернулся – волки остались на месте, обнюхивая шапку. Пробежал еще сколько было сил и остановился, сильно закашлявшись.

Услышав кашель, волки оставили шапку и прыжками бросились к человеку. Расстояние, которое он пробежал, они преодолели за считаные секунды и остановились от него всего в двух метрах. В их глазах было любопытство. Федор начал пятится, и волки сразу же зарычали. А когда он пошел от них, все убыстряя шаг, один из волков прыгнул и ударом лап повалил человека на снег.

«Сейчас загрызут. – мелькнула мысль. – На фронте не погиб, а тут, видно, конец пришел!»

Стараясь укрыть голову и шею руками, он всем телом вдавился в снег. Напавший зверь стоял, уперевшись передними лапами в его спину, и грозно рычал. Наконец Федор почувствовал, что лапы больше не давят. Вокруг тишина. Он приподнял голову и вздрогнул. Оба волка сидели рядом и неотрывно следили за каждым его движением.

Федор сел. Нащупал в кармане спичечный коробок. Чиркнула спичка, и волки вмиг отпрыгнули, но всего на пару метров. Он стал жечь одну спичку за другой, пока не израсходовал последнюю, но хищники так и не ушли.

Не зная, что еще можно сделать, Федор встал на карачки и стал громко лаять, подражая собаке. Волки лишь немного попятились не спуская с него глаз. Постепенно лай перешел в хрип, затем в смех сквозь слезы. Слезы обиды и бессилия…

В отчаянии Федор сорвал с рук рукавицы и одну за другой бросил в волков:

– Нате, жрите!

Волки медленно подошли к рукавицам и принялись их обнюхивать, а Федор встал и пошел прочь. Но далеко уйти не удалось – волки нагнали его и вновь повалили на дорогу. После чего уселись неподалеку.

– Ну что вам надо? Сволочи, фашисты проклятые! – закричал он, поднявшись и замахав на них руками. И тут же волк прыгнул на него.

– Пропадите вы пропадом, – шептал Федор, прижатый тяжестью лап. – Нет, если хочу остаться живым, надо что-то придумать. Это сейчас они не кусают, а через минуту возьмут и перегрызут мне шею.

Когда волк сошел с его спины, Федор кое-как поднялся на ноги и огляделся. Кругом степь, снег и кусты. Как назло, нет ни одного дерева, только голые телеграфные столбы.

Через минуту он уже карабкался вверх по мерзлому дереву столба. Мешали полушубок и вещмешок за плечами, руки и ноги скользили, но все же ему удалось добраться до середины столба. Посмотрел вниз – волки никуда не делись, сидели и смотрели на него, задрав морды.

– Ничего, надоест ждать без толку, уйдете. А я посижу. Продержался ведь тот парень на столбе всю ночь, вот и я продержусь.

Но с каждой минутой Федору становилось все холоднее. Волосы на непокрытой голове превратились в ледышки. онемели пальцы на руках, все тело бил озноб. Удерживаться на столбе становилось все труднее, и он начал медленно сползать к земле. Попытки подняться вновь ни к чему не привели, и в итоге он оказался на снегу нос к носу с волками.

Окоченевшими пальцами он судорожно развязал веревку вещмешка, достал из него свои старые ботинки, в которых приехал на станцию, и бросил в серых. Пока они их обнюхивали, Федор, волоча за собой мешок, пошел по дороге. Когда за спиной вновь послышалось рычание, он достал из мешка связку баранок, стал по одной их отрывать и бросать назад. Волки так же по одной обнюхивали и съедали их. Закончившиеся баранки сменила колбаса, затем селедка. Скоро в опустевшем мешке осталось лишь платье, купленное в подарок жене. Федор глубоко вздохнул, и платье упало на снег. Почему-то волки обнюхивали его особенно долго…

Но вот до слуха деда Федора донесся лай собак. Через несколько минут он вышел к реке, на другом берегу которой была Липовка, его родной дом. Федор оглянулся на волков, так и не оставивших его в покое, и встретился с их тяжелым взглядом. В любую секунду ожидая прыжка зверей на спину, он спустился к реке, вышел на лед, добрел до середины…

Только перейдя на противоположный берег, Федор заставил себя обернуться еще раз. Серые хищники бежали по дороге назад, туда, откуда начали сопровождать человека.

Жена так и не поверила рассказу Федора. Считала, что он прогулял и пропил все деньги, а пока шел домой, хмель выветрился на морозе. Не верили Федору и деревенские. Слушая его, понимающе кивали, чтобы не обижать мужика, и думая в то же время, что Федор мастак на выдумки…

А еще через год волков начали уничтожать с самолетов По-2. Волки, застигнутые с самолета в степи на открытом месте, практически не имели шансов на спасение. Зимой в ясную погоду жители Липовки хорошо слышали стрекот самолета над степью и частые хлопки выстрелов. А после видели поднимающиеся в небо черные столбы дыма. Это горели облитые керосином волки.

Рагу по-охотничьи

Старенький институтский пазик медленно тащился по размытой дождями дороге, проваливаясь в глубокие лужи и разбрызгивая грязную коричневую воду. Капли дождя, попадая на автобусные стёкла, ненадолго задерживались, потом, соединившись с соседними каплями, тоненькими струйками стекали вниз, отчего картофельные поля за окнами видны были нечётко, расплывчато. На некоторых полях картофель уже был собран, на других сейчас работали машины и люди.

Первым из сидевших в автобусе студентов, с молчаливой грустью смотревших в окна, заговорил белобрысый коренастый парень.

– Когда же это закончится? – обратился он и к своим товарищам, и к преподавателю, назначенному старшим группы. – Из года в год одно и то же. Как осень, так нас трудовым десантом на поля бросают. В прошлом году овёс по снегу стоговали, сейчас картошку из глины выкапывай! А глина-то здесь, сами знаете, такая, что ни от картошки, ни от сапог, ни от одежды не отскрёбывается.

Он замолчал, но в автобусе тут же возник гул голосов, поддерживающих парня.

– Вечно ты, Михаил, недоволен, – громче других сказал преподаватель, строго поглядев на студентов.

– А чему тут радоваться? – тут же встрепенулся белобрысый. – Я, может, в институт учиться приехал, а не картошку собирать. Ладно бы еще на мясокомбинат послали, как на первом курсе. Вот там лафа была. Там мы отъелись…

Мишка закрыл глаза, вспоминая, как он каждый день, прежде чем уйти домой с мясокомбината, опоясывал тело, словно пулемётными лентами, гирляндой сосисок, скрывая их под брезентовой курткой-штормовкой, чтобы не поймали на проходной. Сейчас он был одет в ту же куртку, на спине которой было написано красной краской: «Нам жить в двухтысячном году».

– У него тогда даже глаза жиром заплыли, в щелочки превратились. – Сидевший рядом с Михаилом его друг Володька, живший с ним в общежитии в одной комнате, толкнул того в бок: – Правда, Миш?

– Ну вот, всё испортил, – открыл глаза Мишка. – Только о хорошем подумал, и на тебе!

В это время автобус притормозил и, аккуратно съехав на обочину, остановился возле трактора, к которому был прицеплен картофелеуборочный агрегат. Второй трактор с огромной, заляпанной грязью телегой, стоял неподалёку.

– Выходите, демагоги, приехали! – скомандовал преподаватель и первым покинул автобус.

Ребята по очереди стали спрыгивать с подножки на землю. Преподаватель, поговорив с трактористом, объявил:

– Здесь, на этом поле, нам предстоит работать два дня. А дальше видно будет. Так что сейчас делитесь на две группы. Одни будут идти за картофелекопалкой и собирать картошку в мешки, другие – грузить мешки на телегу. Работать будем без обеда, чтобы пораньше освободиться. Согласны?

Студенты согласились. Через минуту трактор, взревев двигателем, медленно потащил за собой картофелекопалку, оставляя на мокрой земле следы колёс и вывернутые картофелины. Ребята двинули следом, наблюдая, как картошка, протрясясь по грохочущему транспортёру, отделялась от земляных комков и сыпалась в бункер. Оставшиеся на земле картофелины приходилось складывать в вёдра, которые по мере наполнения пересыпали в мешки – по пять в каждый.

Работали с неохотой. На обувь ребят налипла глина, которая счищалась с большим трудом. Все часто останавливались, трясли ногами. Чем дальше, тем лица ребят становились все недовольнее. И только старший группы с умным видом стоял на площадке возле транспортёра, следя, чтобы на него не попало ничего лишнего.

– Слышь, Володь, ну сколько можно! – начал возмущаться Мишка. – Уже два часа глину месим без перекура. Нам ведь ордена не нужны. Подай-ка вон тот булыжник, я его на транспортер подложу. Может, тогда эта штука остановится. – И он положил на транспортёрную ленту довольно тяжелый камень.

– Надо же, какой булыжник вывернуло! – удивился преподаватель, беря в руки камень и отбрасывая его в сторону.

– Заметил наш Зоркий Сокол! – ухмыльнулся Мишка. – Ладно, повторим операцию.

Он поднял с земли только что выброшенный камень и вновь незаметно сунул его на транспортёр.

– Булыжник. Точно такой же, как и первый! – Преподаватель во второй раз выбросил камень.

– Может, теперь не заметит! – Мишка в третий раз положил злополучный булыжник на транспортёр.

Ребята, забыв о картошке, следили, что будет дальше. Камень доехал до площадки, где стоял преподаватель. На этот раз, увидев булыжник, как две капли воды похожий на два первых, тот от удивления снял очки и, близоруко сощурив глаза, довольно долго его рассматривал.

– Ничего не понимаю! На этом поле камни какие-то одинаковые попадаются.

Он размахнулся, чтобы отбросить его подальше, но, на секунду задумавшись, опустил руку и положил камень рядом с собой. После этого он подозрительно посмотрел на ребят, которые как ни в чём не бывало шли за трактором. Тут трактор остановился. Ребята собрались в кружок, закурили.

– Что, мужики, такие кислые? – спросил у них вылезший из кабины тракторист и, не дождавшись ответа, задал ещё один вопрос: – А охотников среди вас случайно нет?

– Тут все охотники, – ответил Володька. – А в чем дело?

– Дело в том, что вон на той опушке леса уже который день волк крутится, – показал тракторист на край леса. – Я его несколько раз видел. Причём в одно и то же время – аккурат после обеда.

– Где, где ходит? Что он там делает? – посыпались вопросы. Мишка же, недолго думая, забрался на крышу трактора.

– Ничего не вижу, – сказал он, но, приглядевшись, добавил: – Хотя что-то есть. Точно, пацаны, что-то серое на опушке мелькает. Может, и правда, волк?

– Точно, там волк, – улыбнулся тракторист. – В прошлый раз я к нему на тракторе вплотную подъехал. Он мышей ловит и на трактор внимания не обращает, чуть его не задавил, а он в самый последний момент из-под колёс отпрыгнул, оскалился и в лес удрал. А на следующий день смотрю – опять на прежнем месте мышей ловит.

– Давай подъедем, посмотрим, – стал просить Мишка. – Случай-то уникальный – волк на поле днём выходит и не боится никого. А вдруг он бешеный?

– Чего зря зверя пугать? Если вы все здесь охотники, так привозите завтра ружьё. Повезет – добудем зверюгу! Вот тогда и посмотрим, больной он или какой. А сейчас давайте работать: для вас картошка – развлечение, а у меня план горит.

– Правильно товарищ говорит, – поддержал тракториста преподаватель. Завтра будет день, будет и охота. Разрешаю одному из вас взять с собой ружьё и патроны с картечью. Пусть это будет… Михаил.

Вечером в общежитии вся группа собралась в комнате, где жил Мишка. Обсуждали, как лучше добыть волка: с подхода, скрадом, на засидке. Кто-то предложил поставить на волчьей тропе капкан или петлю. В конечном итоге согласились с предложением тракториста – стрелять волка с подъезда.

– Не промажешь? – строго спросил Мишку Володька.

– Ребята, вы же меня знаете, – обиделся тот.

– Да пусть стреляет, не промахнётся, – поддержали Мишку друзья.

– Главное, чтобы наш препод не подхватил инициативу. А то еще притащит свой карабин, и начнётся, – сказал Володька. – Помнишь, Миш, как однажды мы ему за его «Барсёнка» по шее накостыляли?

– Когда накостыляли? – спросил кто-то. – Расскажите.

– Да на прошлой осенней практике, – стал рассказывать Мишка. – Сидим мы в охотничьей избе, в девятнадцатом квартале. Я, Володька и Серёга. Только что супа поели, сидим, чай пьем. Вдруг на улице выстрел. Пуля пробивает дверь, пролетает между нами и входит в стену. Нас какое-то чудо спасло. Ну мы по-военному падаем на иол, лежим, ждём. Тут второй выстрел, за ним третий. Пули только в стену шлёпают. Четвёртый, пятый. Удовольствие, я вам скажу, не из приятных. Потом тишина наступила, но мы всё равно с пола не встаём. Потом слышим шаги. Дверь открывается, и на пороге появляется наш препод. Смотрит этот снайпер на наши задницы и говорит: «Ой, ребята, вы здесь? А я-то думал, изба пустая. Решил вот своего “Барсёнка” пристрелять…»

Мишка прервал рассказ, взял чайник, налил в стакан кипятка и стал сыпать туда заварку. Сидевшие по кроватям ребята смотрели за его действиями, ожидая продолжения.

– Дальше-то что было? – не выдержал кто-то.

Мишка отхлебнул небольшой глоток:

– Что дальше? Догнали мы его и надавали по шее за такие дела. Карабин отобрали… Правда, потом вернули. Мужик он неплохой, с кем не бывает…

Утром каждый посчитал своим долгом зайти к Мишке в комнату. Напоминали, чтобы не забыл ружьё, патроны, давали советы. Последним, кто поинтересовался о ружье, был преподаватель, встретивший Мишку у пазика. Вместо ответа Мишка повернулся к нему спиной, демонстрируя висевший на плече чехол с ружьём.

– Картечь в кармане, – похлопал он себя по куртке и запрыгнул в автобус.

– Мишка, этот хлюст всё же припёр своего «Барсёнка», – сказал подсевший к другу Володька. – Я его спросил, зачем, а он говорит, что, мол, для страховки. Но ты не волнуйся. Раз решили, что тебе стрелять, значит, так оно и будет.

Тракторист встретил ребят с улыбкой:

– Ружьё привезли?

– Даже два, – буркнул кто-то.

– Ну и хорошо. Сейчас начнём работать, а когда зверь появится, постараемся к нему подобраться.

– Как?

– С трактора, как же ещё! Стрелок пусть сядет ко мне в кабину. Мы потихоньку подъедем к волчаре. Ты, паря… – Тракторист посмотрел на Мишку. – Прямо сейчас ружьё в кабину положи.

Мишка так и сделал. Трактор завёлся, картофелекопалка загрохотала, ребята начали собирать картофель, и глина сразу налипла на их сапоги и одежду. Работа шла вяло. Дождик, моросивший с самого утра, к обеду закончился, но тучи по-прежнему висели над землёй одним черно-серым слоем.

Наконец, к радости ребят, тракторист остановил свой агрегат и отцепил картофелекопалку. Мишка забрался в кабину, открыл окно, быстро собрал и зарядил ружьё.

– Всё, теперь спокойнее, – сказал тракторист и медленно поехал поперёк картофельных борозд в сторону леса.

От такой езды Мишку болтало из стороны в сторону, он больно ударялся о какие-то железки и рычаги, но только крепче сжимал ружьё и пристальней всматривался в лес. Доехав до опушки, трактор двинулся вдоль неё. И вот тракторист толкнул Мишку в бок и кивком головы показал вперёд. Там был волк.

Мишка видел, как он прыгает, с силой ударяя по земле лапами, таким образом выгоняя из нор мышей. Зверь был удивительно красив. Звуки и вид приближающегося трактора, казалось, совсем его не тревожили.

Пока стрелять по нему было далековато, и Мишка попросил тракториста, чтобы он поехал немного стороной, однако сокращая со зверем расстояние. Высунув ружьё в окно, снял его с предохранителя и приготовился стрелять.

Трактор подъезжал всё ближе и ближе, а волк по-прежнему не обращал на него внимания. Когда расстояние между ними сократилось метров до тридцати пяти, тракторист заглушил мотор. Волк сразу насторожился, выгнул спину дугой и посмотрел прямо на Мишку. Прицелившись в шею, Мишка нажал на спусковой крючок. Волк споткнулся, задев мордой землю, попытался бежать, но Мишка выстрелил второй раз, и зверь упал.

– Готов! – Голос тракториста вернул Мишку к реальности. – Молодец, парень, с полем тебя!

Подбежали ребята, каждый хлопал Мишку по плечу, поздравлял с добычей. Окружив волка, все гладили его по спине, голове, обсуждали отличия дикого зверя от собаки. Подошел преподаватель и тоже сдержанно поздравил Мишку.

– Работы всё равно сегодня больше не будет, – сказал он. – Собирайтесь домой, а завтра сполна отработаем. Михаилу на один день от работы освобождение. Завтра шкуру в заготконтору сдашь и все необходимые документы оформишь. За такого зверя тебе премия положена. Тем более что это волчица. Обдирать здесь будем?

– В общаге лучше. Чего тут в грязи купаться! – ответил за всех Володька. – Нам бы всем и сфотографироваться с трофеем не мешало, ну и, соответственно, «на кровях» по рюмочке пригубить. Традиция!

– Хорошо. Тащите его в автобус. Только чтобы этих самых «на кровях» было в меру. А то я вас знаю!

В автобусе шло бурное обсуждение, почему волк охотился за мышами на картофельном поле, да ещё и днём. Некоторые считали, что он больной, другие доказывали, что раз в пасти нет пены и мех не тусклый, значит, волк самый что ни на есть обыкновенный.

Не доезжая до общежития нескольких кварталов, Мишка вдруг попросил остановить автобус.

– Ты что, нам еще ехать и ехать! – удивился Володька.

– Можно мы волка немного по городу понесём? – посмотрел Мишка на преподавателя. – Пусть люди посмотрят. Для многих это экзотика.

– Хулиганство это, а не экзотика! Дети на улице!

– Да разреши ты им! – остановил автобус водитель. – Всё равно не отстанут. Я тебя до дома довезу – скажешь, что раньше сошёл и ничего не видел.

– Ладно, – немного подумав, сказал преподаватель. – Выходите. Только в случае чего меня не выдавайте.

Ребята мигом выскочили на улицу. Волчицу старались нести по очереди, поэтому часто менялись местами. Прохожие, завидя их группу, изумленно останавливались и показывали в их сторону пальцами.

– Что это вы тащите? – остановил процессию у входа в общежитие вахтёр дядя Паша.

– Волка, нами добытого, – сказал Мишка, который взялся нести трофей самым последним.

– Не положено. Не пущу, – загородил дорогу вахтёр.

– Что не положено? Мы же сейчас праздник на всю общагу устроим, – подмигнул дяде Паше Володька. – И вам поднесём, не забудем!

– Ладно, проходите, – смилостивился тот. – Хороший трофей!

– На кухню тащите. Там и обдирать будем, – посоветовал Володька.

Волка притащили на кухню, положили на длинный кухонный стол. Желающих снимать шкуру нашлось много. Прежде чем приступить к работе, Володька предложил скинуться всем, кто хотел принять участие в празднике, пообещав вернуть деньги, когда за шкуру будет получена премия. Денег он собрал прилично.

– Мне одному не справиться, – сказал Володька. – Нужен помощник и пара сумок, чтобы напитки донести.

Помощник нашёлся сразу, и гонцы поспешили в магазин.

– Закуску купить не забудьте. А то опять одним хлебом закусывать придётся! – крикнули им вдогонку.

Начали снимать шкуру. Прежде всего сделали разрез по внутренней стороне передних лап, начиная со среднего пальца. Затем – разрез по внутренней стороне задних лап – от пятки до заднего прохода. Распороли хвост. Шкуру снимали, осторожно подрезая плёнку. Долго возились, снимая кожу с лап так, чтобы когти остались на шкуре. Чтобы облегчить дальнейшую съёмку, тушу подвесили на крюк. Вскоре на кухню заглянул Володька.

– Молодцы, быстро вы её. А я там в нашей комнате уже стол накрыл. Прошу.

– Тащи сюда, здесь махнём, – сказал Мишка, продолжая обезжиривать шкуру.

Через минуту Володька принёс на кухню бутылку водки, стаканы, луковицу, полбуханки чёрного хлеба и небольшой кусок сала. Выпили. Жуя хлеб, Мишка спросил:

– Как там остальной народ?

– Отмечают. – Володька разлил по стаканам оставшуюся водку. – Ждут, когда вы освободитесь.

– А ты закуску-то купил? – спросил Мишка, глядя на луковицу.

– Взял кое-что. Кефира, например. Чем завтра с утра лечиться будем? А кефир в самый раз. Хлеба ещё купил. Лук и сало у нас в комнате есть. Мясо бы сейчас не помешало, но нет его в магазинах.

– А это чем вам не баран? – сказал Мишка, показывая на висевшую тушу. – Смотрите, как похож, даже жирок на боках имеется!

– Ты что? Волка есть собрался? – Володька посмотрел на друга с недоверием.

Ребята, мездрившие шкуру, остановили работу и тоже с интересом посмотрели на Мишку.

– А что? Представьте себе, что вы в тайге от голода погибаете. И тут волка добыть удалось. Не стали бы его есть?

Ребята пожали плечами.

– Еще как съели бы! В жизни с нами, охотоведами, всякое может случиться. Так что необходимо попробовать. – Мишка отрезал от волчьей лопатки небольшой кусок мякоти, внимательно его рассмотрел и даже понюхал: – Мясо как мясо. И псиной совсем не пахнет. Вспомните собаку, которую в прошлом году ели. Эта псина совсем не хуже. А если её по рецептам из «Книги о вкусной и здоровой пище» приготовить, то и вовсе от барана не отличишь. Сейчас я её принесу.

Вскоре Мишка принёс кулинарную книгу и, сев на стул, стал перелистывать страницы и читать вслух:

– «Закуски». Нет, это не то. «Соусы». Не то. «Первые блюда – бульоны и супы». Так… «Бульон из костей, суп из баранины с овощами и рисом…»

– Тебе супчику захотелось? – перебил его Володька.

– Не мешай! Суп нам не потянуть – овощей нет. – Мишка перевернул очередную страницу: – Раздел «Жареное мясо. Ростбиф. Мясо жаренное в сметане с луком, бефстроганов, бифштекс с картофелем, шашлык». – Мишка снова посмотрел на тушу. – Нет. Нашего «барана» лучше варить, чем жарить.

Он стал зачитывать раздел за разделом. Но каждый раз для приготовления требовалось слишком много компонентов.

– Может, просто наварить мяса в кастрюле? – не выдержал Володька.

– Просто, Володя, только кошки… с крыш падают. А мы народ культурный. Принеси лучше еще одну бутылочку, а я пока еще рецептик поищу.

Когда Володька принёс бутылку и все выпили, Мишка не без гордости сказал:

– Смотри, что я нашёл! «Приготовление блюд в полевых условиях. Рагу по охотничьи». – И он стал читать: – «Промытую и вымоченную тушку зайца разрезают на куски по сорок-пятьдесят граммов, кладут в котелок или чугунок, заливают водой и добавляют имеющиеся у охотников в наличии специи…»

– Тут заяц, а у нас волк, – сказал Володька, когда рецепт был дочитан до конца.

– Это одно и то же, – возразил Мишка. – Мясо – оно и в Африке мясо. У нас в общаге самые что ни на есть полевые условия. Давай тащи наш котелок и все компоненты захвати: лук, соль и так далее.

Володька опять вышел, а Мишка, слегка пошатываясь, подошел к туше и начал срезать с неё небольшие куски мякоти. А ещё через несколько минут вода в котелке уже кипела, и волчье мясо варилось почти по рецепту, указанному в кулинарной книге. Ребята покинули кухню и присоединились к компании, пировавшей у Мишки в комнате. Произносились тосты за охоту, за институт, за охотничье оружие (при этом тосте водку в стаканы лили через стволы ружья, из которого сегодня стрелял Мишка). Потом начались тосты за дам и жён охотоведов. Кто-то заметил, что неплохо бы пригласить на праздник девчонок с соседнего факультета. Они бы, мол, облагородили компанию. Гонцом вновь стал Володька.

– Дамы скоро обещали быть, – сказал он, вернувшись примерно через час. – Даже отужинать с нами согласились. А как там мясо?

– Когда девушки придут, тогда и мясо сварится. Ты давай наливай! – Мишка стал убирать со стола мусор.

Вскоре пришли девчонки, которых ребята встретили радостными приветствиями. Выпили предложенную водку.

– Что так с закуской бедно? Сказали, так мы бы захватили чего-нибудь.

– Не волнуйтесь. У нас охотничье рагу готово, – сказал Володька и выбежал из комнаты. Вскоре он принёс котелок и поставил его на подставку посреди стола.

– Угощайтесь, пожалуйста!

Сидевшие за столом потянулись за мясом. Володька ухаживал за девчонками. Выпив, стали закусывать.

– Вкусно, – сказал кто-то.

– Из чего рагу? – спросили девчонки.

– Баранину одному из наших родители из дома прислали, – улыбнувшись, сказал Мишка.

Концовку пирушки он помнил плохо. В памяти остались танцы, выпивка и снова танцы. Очнулся он утром у себя в комнате. Лежал на кровати в одежде. Голова раскалывалась. За окном шёл дождь, по небу плыли всё те же серые тучи. Мишка посмотрел на часы. Хорошо, что сегодня на картошку не надо. А вот ребят пора будить, а то опоздают. Но прежде он открыл свою тумбочку, достал бутылку кефира и несколькими большими глотками выпил содержимое. Немного полегчало. Крикнул:

– Подъём, товарищи! Страна зовёт на подвиги!

Первым глаза открыл Володька. Машинально полез в тумбочку за кефиром. В комнате было слышно, как по коридору бегают студенты. Стояла обычная утренняя суета. Мишка пошёл умываться, а когда вернулся, в комнате уже никого не было. Недолго думая, он снова завалился спать.

Проснулся Мишка часа через три. Голова уже не болела, и чувствовал он себя сравнительно бодро. Упаковав шкуру в сумку, Мишка, немного подумав, пошёл на кухню. Волчья туша по-прежнему висела на крючке, и он ножом срезал внутри неё несколько небольших кусочков мяса (так называемые ножки диафрагмы). После этого он направился в институт.

– Тебе чего, Михаил? – спросила его заведующая кафедрой зоологии, когда он заглянул в её кабинет.

– Да я тут пришёл, – замялся он, – в общем, мне нужно проверить на заражённость мясо волка.

– Давай проверим. У меня как раз есть немного свободного времени. – Заведующая кафедрой взяла из его рук кусочки мяса и села к микроскопу.

– Отлично видны трихинеллы спиралис, – сказала она через некоторое время.

– Что видно? – робко спросил Мишка.

– Трихинеллы. Этот волк при жизни был заражён трихинеллёзом. – Завкафедрой посмотрела на начинающего бледнеть Михаила.

По его спине между лопаток тонкими струйками стал стекать пот. Его даже качнуло, и чётко вспомнились слова профессора на лекции: «Личинки проникают в организм вместе с заражённым мясом. Инкубационный период заболевания равен 10–15 дням. Начало болезни острое: возникает лихорадка, отёчность, появляются мышечные боли. Наиболее часто больных беспокоят боли в глазах, шее, жевательных и икроножных мышцах. Трихинеллёз может осложняться миокардитом, пневмонией и поражением других органов. При интенсивном заражении нередко отмечается летальный исход».

«Вот и поели охотничьего рагу! Всё, конец!» – Мишка сел на стоявший у стены стул. Его вдруг прошиб озноб.

– Расскажи, где это ты волка больного взял? – Завкафедрой в упор посмотрела на Мишку. – Где туша? Её необходимо уничтожить.

Мишка поднялся со стула и молча вышел из кабинета. Как очутился в своей комнате, он не помнил. Сообразил что делает, только когда нашёл недопитую бутылку водки и выпил одним махом почти полный стакан. Водка обожгла горло, в голове сразу зашумело. Он налил ещё, но пить не стал. Нашёл в тумбочке чью-то пачку сигарет, закурил, глубоко затягиваясь. Курил он очень редко, но теперь…

Через час бутылка была пуста. Испуг притупился, и теперь Мишка чувствовал полное безразличие к жизни. Он лёг на кровать и сразу уснул. Ему приснился преподаватель. Глядя ему в глаза, он говорил:

– Я же тебя лично просил, чтоб в общежитии без проблем. А ты что натворил?

Разбудил его Володька.

– Ты что, пьяный? – удивился тот. – Во даёшь! Вставай, мы приехали. Устали, как собаки, есть хотим. Давай-ка выпьем и мясцом закусим.

– Нельзя мясо, – осипшим голосом сказал Мишка. – Заражено оно трихинеллами. Это смерть. Инкубационный период всего несколько дней, а дальше – хана.

– Что ты мелешь? Какая смерть?

– Мы все умрём. Ты, я, Серёга, девчонки. Кто ел вчерашнее рагу – все умрут. Заведующая кафедрой зоологии определила заражённость нашего волка трихинеллёзом. Она ошибиться не может.

Сообразив, что друг не шутит, Володька испугался. Руки задрожали, и он долго не мог прикурить – спички все время ломались. Наконец получилось.

– Слушай, Миш, а чего ты лежишь? Наверное, в больницу нужно бежать?

– Трихинеллёз неизлечим.

– Что же делать? Лежать и помирать?!

– Делай что хочешь. Я не знаю…

– Пойду ребятам расскажу, – сказал Володька. – Может, они что-нибудь посоветуют.

Через некоторое время в комнату один за другим стали приходить ребята. Растерянные, испуганные. Рассказали, что на верхнем этаже ревут, причитая о себе как о покойницах девчонки. Спрашивали у Мишки, что делать.

– Что делать? Напиться нужно напоследок. Всё равно скоро помирать. Кто в магазин пойдёт? А тушу волка проклятого закопать надо…

На следующий день все, кто ел волчье мясо, на уборку картофеля не поехали. Зачем? Всё равно скоро смерть. Сидели по своим комнатам, горевали. Девчонки продолжали реветь.

Весть о случившемся быстро распространилась по институту. Зачинщиков пирушки вызвали в деканат, потом в ректорат. Долго выясняли, что да как. Ребята, потупившись, отвечали. Последней инстанцией, где им устроили допрос, была кафедра анатомии сельскохозяйственных животных, куда привели сразу всех. Старенький профессор внимательно оглядел ребят:

– Прошу вас, милейшие, правдиво ответить на мои вопросы. Волчье мясо ели?

– Ели, – буркнул за всех Мишка.

– Водку пили? – Профессор приложил руку к уху, чтобы лучше слушать.

– Пили, – снова за всех ответил Мишка.

– Когда пить начали, до еды? Много ли водочки было?

– Много. А пить начали сразу, как в общежитие вернулись. Мясо ели, уже плохо соображая, зачем мы его едим. Варили его долго… Мы же знаем, что волк может трихинеллёзным оказаться. Учили когда-то. Так получилось, мы не виноваты, – перебивая друг друга, загалдели студенты.

– Так-так, голубчики, – зацокал языком профессор. Молодость, молодость… Факт, конечно, вопиющий. Наказать вас необходимо! Пусть другим неповадно будет. Однако со здоровьем у вас всё в порядке. Водочку благодарите. Она, родная, вас спасла. Благодарите!

Выйдя из института, ребята не могли поверить в свое счастье. Но последние слова профессора ни у кого не выходили из головы.

– Радость жизни необходимо отметить, – сказал Мишка. – Заодно и водочку поблагодарим.

– А где деньги взять?

– У девчонок в долг просить придётся, – сказал Володька. – Тем более что и им радостную весть сообщить нужно. Они тоже не умрут – водку до еды пить начали. У профессора диагноз точный, и они с такой радости не откажут. А когда за шкуру премию дадут, с долгами и рассчитаемся.

На следующий день на дверях деканата вывесили приказ, в котором пофамильно объявлялся выговор каждому студенту, нарушившему дисциплину и распорядок проживания в общежитии…

Блесна из ружейной пули

Обойдя дальние путики, я ближе к вечеру вернулся в охотничью избушку. На улице темнело и подмораживало, а в избе было тепло и уютно, можно спокойно заниматься своими делами, которых поднакопилось немало. Накормив собак, занялся снятием и правкой шкурок с принесённых из тайги соболей. От работы отвлёк сначала лай одной из собак во дворе, а потом дверь в избу отворилась, и я увидел моего знакомого Толика.

Я познакомился с ним ещё в июле, когда прибыл в местный гос-промхоз для прохождения преддипломной практики. Толик был штатным охотником, занимал соседний с моим участок, и именно он помог мне добраться до этой избушки – в августе по воде завёз на моторной лодке вместе с продуктами, снаряжением и всем моим скарбом. Сейчас на дворе стоял декабрь. С Толиком я имел связь исключительно благодаря запискам, которые он оставлял в расставляемых мной капканах на границах наших участков и в которых обычно сообщал, что у него всё хорошо и что скоро он наведается в гости. И вот теперь он с улыбкой поздоровался, сел за стол, налил себе чаю.

– Что, студент, всё хорошо, соболи ловятся? – поинтересовался Толик первым делом и, не дождавшись ответа, продолжил: – А у меня приманка кончилась, вот и решил к тебе зайти. Пошли на рыбалку. Наловим побольше рыбы, и еда, и приманка будут. Вдвоём ведь сподручнее. Согласен?

– Какая рыбалка? – с удивлением посмотрел я на охотника. – У меня ни сетей, ни снастей. Зима, мороз, на реке лёд, снега по колено. Ты что! С приманкой и у меня туго, но перебиваюсь.

– Студент, положись на меня. Я местный. Всё тут знаю. Ловить будем не на реке, а на озере. Тут недалеко, километров 15–20 от твоей избы. За день дойдем. Там жильё есть. Крючки и леска у меня имеются, а больше нам ничего и не надо. Увидишь, как здесь рыбу ловят. Там её – рыбы – немерено. Не веришь? – Он вопросительно посмотрел на меня.

Я недоверчиво покачал головой. Что за озеро, где оно? Бросить промысел и тащиться куда-то из обжитой избы за 20 вёрст «киселя хлебать» меня не прельщало. Но улыбающийся Толик продолжал меня уговаривать:

– Я как-то летом там на моторной лодке был. Вдруг недалеко от берега мотор заглох – винт не провернулся. Думаю: что случилось? Глянул за борт, а там караси стоят, спина к спине, воды не видно. У них как раз тёр был, вот они у берега и собрались. Такое количество, что лодка не пошла. А как до берега добраться? Пробовал шестом – не получилось. Плюнул, шагнул за борт на карасёвые спины, так по ним на берег и вышел.

Толик замолчал, глядя на меня и оценивая, какое впечатление произвёл рассказ.

– Да ладно врать! – засмеялся я. – Такого не бывает.

Толик сделал вид, что обиделся.

– Не веришь? Спроси Витьку Зыкова. Мы тогда с ним вместе были. Он подтвердит…

– Ладно, верю, – слукавил я. – Но если Витьку увижу, обязательно спрошу про твоих карасей. Но сейчас-то не лето, и клевать они вроде бы не должны. Как их ловить-то?

– Ну и тёмный ты, студент! – Толик посмотрел на меня с видом явного превосходства. – У вас в институте охотоведы все, что ли, такие? Караси сейчас спят, а мы будем ловить хищника. Окуней. Полосатых и горбатых. Хочешь участвовать – завтра идём. Нет – оставайся.

Подумав с минуту, я согласился. Чего я теряю? Ничего. Зато места новые посмотрю, с Толиком пообщаюсь, а то в последнее время, кроме собак, ни с кем не разговаривал. А когда рыбы не поймаем (я был в этом уверен), выведу приятеля на чистую воду.

– Хорошо, завтра собираемся – и в путь, – обрадовался Толик. – А теперь давай перекусим, да и собаку мою покормить надо.

Я наложил ему в миску гречневой каши с зайчатиной, вышел во двор покормить собаку и, вернувшись, разлил по стаканам чай.

– Вот только к чаю ничего нет, – пожаловался я.

– Давай оладьев испечём.

– Мука закончилась. Давно сижу на сухарях, кашах да макаронах.

– Ну ты, студент, даёшь! Макароны есть, а оладьев нет. Ну-ка, тащи их сюда!

Толик взял кастрюлю и стал укладывать в неё наломанные на мелкие части макароны. Наполнив кастрюлю наполовину, залил макароны теплой кипячёной водой, накрыл крышкой и поставил возле печи. Закваска готовилась часа три, и за это время Толик несколько раз поднимал крышку кастрюли и помешивал её содержимое ложкой.

– Готово, – наконец сказал он. – Давай я буду печь, а ты завари чайку свеженького.

И он стал ловко выкладывать на разогретую и промасленную сковородку получившуюся закваску. Подождав, переворачивал оладьи, и, снова подождав, укладывал готовые в тарелку. По избе распространился неповторимый запах. Когда мы сели за стол, мне показалось, что вкуснее оладьев я не ел никогда в жизни.

– Переписывай рецепт, студент, – с ноткой превосходства сказал Толик, когда я нахваливал этот деликатес.

Наевшись, мы легли спать. Я долго ворочался и всё никак не мог представить, как же мы будем ловить рыбу. А когда заснул, мне снилось, что я ловлю огромных окуней, но почему-то на спиннинг.

– Дорогу-то мы найдём, не заблудимся? – спросил я у Толика, когда утром мы вышли из избы на мороз.

– Я туда неоднократно наведывался, – уверенно сказал он. – Несколько километров пройдем по старой дороге на север до одинокой сухой кедры. Дальше на запад до кривой кедры, от неё опять на север, а там и до озера недалеко.

Подперев дверь избы поленом, мы в сопровождении собак двинулись в путь. Идти было легко – после недавней оттепели на снегу образовалась корка, и лыжи не проваливались. До сухой кедры шли довольно долго, хотя и не останавливались. Лишь один раз собаки облаяли белку, и я, не удержавшись, её подстрелил. У кедры развели костёр и пообедали. Холодные макаронные оладушки пришлись к чаю в самый раз.

У кривой кедры мы оказались, когда стемнело. Дальше шли, включив фонарики. По одному ему известным приметам Толик вёл меня к затерянному в тайге озеру. Когда я от усталости уже проклял всё на свете, он остановился, присел на поваленное дерево и закурил.

– Садись, студент, ещё один рывок – и мы у цели.

– Пятнадцать километров мы уже давно отмахали, – сказал я с упрёком. – Вышли-то по-тёмному, а сейчас ночь. Нигде не задерживались…

Толик молча сидел и курил. И лишь когда выбросил окурок, сказал мне, улыбнувшись:

– Кто их в тайге мерил, эти километры! Пошли дальше.

О том, что мы вышли к озеру, я понял не сразу. Просто деревья кончились, и впереди оказалась белая гладь. На противоположной стороне озера проглядывалась чёрная полоса леса.

– Ну вот и озеро, а ты переживал! – обернулся ко мне Толик. – Рыбы здесь прорва. Сейчас еще разок передохнём, и к избе.

– А где изба-то? – не удержался я.

– На том берегу. Озеро перейти надо. Оно неширокое, километра три…

Я промолчал. К избе мы подошли далеко за полночь. Она была добротная, но, видимо, люди останавливались здесь нечасто и в основном в тёплое время года. Приезжали сюда на рыбалку или за ягодами. Но главное – имелись крыша, окна, двери, печь, нары и даже кое-что из посуды. Правда, не было дров. А таскать их из леса было далековато. Все, кто здесь жил, пользовались сухостоем, который со временем вокруг избы повырубили, и каждый раз ходить за дровами приходилось всё дальше и дальше. Вот нам и пришлось ещё часа два при свете фонарей рубить и таскать к избе сухие деревья. Когда затопили печь, я буквально валился с ног. Но прежде чем лечь спать, мы ещё напилили и накололи дров, после чего сложили их в поленницу. В итоге обустроились мы только к утру. Я рухнул на нары и сразу уснул.

Проснулся днём. Толик, сидя за столом, что-то вырезал на доске охотничьим ножом. В избе было тепло, в котелке на печи стояла сваренная каша.

– Ну и дрыхнуть ты здоров! – сказал он. – Давай обедай, и на рыбалку.

– А ты чем занимаешься? – спросил я.

– Блёсны нам делаю. Самые окунёвые.

Я увидел доску, на которой гвоздём были нацарапаны две небольшие рыбки, одну из которых Толик углублял ножом под форму.

– Сейчас пули на печи растопим и свинец в эту форму зальём, – пояснил он.

Закончив работу ножом, Толик вложил в форму крючок и залил в неё свинец, растопленный в консервной банке. Доска зашипела, повалил дым. Через некоторое время он перевернул доску, ударил по ней, и на стол выпало подобие рыбки. Толик вновь пустил в дело нож, срезая растёкшийся по бокам формы свинец, потом шилом проделал отверстие в области глаза, и блесна была готова. Вскоре сделал и вторую блесну.

Он привязал блёсны к леске толщиной где-то 0,5 мм и длиной всего метра полтора, а леску – к полуметровым сучкам.

– Вот и готово! – объявил Толик. – Выбирай.

Я выбрал снасть, где блесна больше походила на рыбку, и через несколько минут мы были на озере. Уже в двадцати метрах от берега мой приятель начал рубить топором лунку. Я посмотрел на него скептически, всё ещё не веря в успешную рыбалку, но потом принялся делать то же самое.

С каждым ударом по озёру шёл гул. Откалывавшиеся крошки льда разлетались в разные стороны. Минут через пятнадцать, когда уже образовалась внушительная яма, топор прорубил лёд до воды, и она тут же заполнила лунку. Вот только дырка оказалась маленькой, а рубить дальше было невыносимо. При каждом ударе приходилось погружать руку в воду, брызги окатывали меня с ног до головы и тут же замерзали, и вскоре шапка, рукавицы, телогрейка покрылись ледяным панцирем. В итоге топор выскользнул из рук и… утонул. Я плюнул и пошёл к Толику.

– Какая здесь может быть рыба? Да и топор утонул, – пожаловался я ему. – Пропади пропадом эта рыбалка!

– Эх ты! – улыбнулся он и показал свой топор. В ручке была проделана дырочка, через неё пропущен кожаный ремешок, петля которого захлёстывала запястье. Если бы топор выскользнул, то так и остался бы висеть на руке. – А теперь учись лунку рубить. Сначала разрубаешь как можно глубже, пока не останется тонкая перегородка по всему дну проруби. Вытаскиваешь крошки льда и только потом прорубаешь до воды.

Толик ещё несколько раз ударил топором, в результате чего образовалась лунка сантиметров 30 на 30. Он опустил в неё снасть сначала на всю длину лески, потом приподнял и стал ритмично подергивать блесной. Минут через пятнадцать, так и не увидев поклёвки, он принялся рубить новую лунку.

По льду озера мела позёмка, было холодно, не успевали наши собаки лечь на лёд, как их сразу заваливало снегом, и они превращались в сугробы. Я наблюдал за Толиком и в душе немного злорадствовал, что ему не везёт. Уже почти стемнело, когда мой товарищ опустил снасть в очередную свежепрорубленную лунку, шестую по счёту, и вдруг вытащил из неё семисотграммового окуня!

Я замер. А Толик лишь улыбнулся, не мешкая, вырвал у рыбы глаз, насадил на крючок и опустил блесну в лунку. Не успела она достичь дна, как вновь поклёвка, подсечка, и еще один полосатик, уже граммов на девятьсот, забился на снегу. Через несколько минут у него уже было с десяток рыбин, две из которых весили явно больше килограмма. Мне оставалось только ему завидовать.

Было уже совсем темно, когда клёв прекратился.

– На сегодня хватит, – улыбаясь, сказал Толик. – Видишь, какой улов! Фома неверующий.

Крыть мне было нечем. Ко всему прочему, по дороге к избе я умудрился провалиться одной ногой по колено в занесённую снегом лунку. Промок насквозь, а про себя подумал: «Это меня Бог наказал, чтобы впредь не злорадствовал!»

Когда пришёл домой, моим самым большим желанием было согреться и попить горячего чайку. Но единственный котелок был занят недоеденной кашей.

– Если немного потерпишь, я заварю чай в стеклянной банке, – предложил Толик.

– Как в стеклянной банке? – удивился я, а Толик уже налил в литровую банку воды до самых краёв и поставил её на холодную печь, которую очень быстро растопил.

– Я, студент, не знаю всех законов физики, но через несколько минут у нас будет кипяток, – сказал он, закуривая.

Вскоре печка нагрелась, нагрелась и банка, со дна которой к поверхности стали подниматься пузырьки, и вот вода… закипела!

– Усёк? – вновь улыбнулся Толик. – Главное, чтобы полную с верхом холодную банку поставить на такую же холодную печь, а когда вода закипит, поставить банку на тёплую доску – тогда не лопнет.

Этой ночью я вновь таскал из озера окуней на спиннинг. Проснувшись ни свет ни заря и быстро перекусив, я, не будя Толика, помчался на озеро. И вновь я чуть не провалился в лунку – хорошо вовремя заметил. В ней-то и начат ловить. Сначала безрезультатно, но когда перешёл на другую вчерашнюю лунку, сразу почувствовал по леске удар. А через пару секунд в руках у меня был первый, довольно крупный, полосатый красавец. Я быстро вырвал у рыбы глаз, и вот еще один килограммовый горбач сопротивляется на леске. Больше я уже ничего вокруг себя не видел. Только лунка и удочка. Поклёвка, подсечка, окунь. Поклёвка, подсечка, окунь… Сколько это продолжалось, не помню. Лишь когда поклёвки прекратились, увидел рядом внушительную горку окуней. Перебежал к другой лунке, и сразу начались поклёвки. Минут через пятнадцать еще одна кучка окуней на снегу. Все горбатые, полосатые – стандарт. Следующая лунка – поклёвок нет. Хватаю топор, рублю новую… и опять поклёвки, подсечки, окуни.

– Ну ты, студент, молодец! – вернул меня к реальности голос Толика. – Целый рюкзак натаскал! Можешь сбегать пообедать, я из вчерашней рыбы уху сварил.

– Вечером пообедаю, – отмахнулся я, – холодная уха вкуснее!

И снова бегаю по лункам, рублю лёд, ловлю. Окуни клюют без остановки. Прав был Толик – их здесь немерено.

Но вот, зацепив очередного крупного окуня, я почувствовал, что леска ослабла, и увидел её оборванный конец. Пропала блесна. Разочарованный, я пошёл к Толику и заметил, что уже начинает темнеть.

– Не волнуйся, студент, – сказал он, не спеша вытаскивая из лунки окуня. – Вечером сделаем тебе новую блесну.

Поглощая уху в теплой избе, я с воодушевлением рассказывал Толику, как таскал своих окуней. Впечатлений масса – такой рыбалки у меня никогда еще не было.

А он, отлив для меня новую блесну, сказал:

– Завтра ловим, и на этом хватит!

– Как же так? – с сожалением воскликнул я. – Ведь такой клёв!

– Ты лучше скажи, как всю эту рыбу мы домой дотащим? – рассмеялся он. – На спине?

Я с сомнением почесал голову. И в самом деле, даже рыбы, пойманной сегодня, слишком много.

– Всё-таки не тому вас в институте учат, – вновь улыбнулся Толик. Он вывел меня на улицу и показал прислоненные к избушке нарты.

– Откуда? Ты что, и нарты сделать успел?!

– Да нет. Сюда осенью знакомые геологи за ягодой приезжали, вот я и упросил их нарты припрятать. Сейчас откопал. Я ведь каждый год сюда за рыбой хожу. Для приманки да и просто поесть. А то мясо надоедает. К тому же чем такая рыбалка не развлечение? Она, наверное, тебе на всю жизнь запомнится?

В эту ночь мне вновь снилось, как я ловлю окуней. Теперь, правда, не на спиннинг, а на палку, леску и блесну из ружейной пули.

Хозяйка омута

Река делала крутой поворот километрах в двух за околицей деревни. Тут, под крутым глинистым берегом было самое глубокое место. Из года в год течение размывало берег. Деревья, росшие на крутояре, падали в воду и, подхватываемые течением, уплывали вниз. Только одно из них не отпустили корни, и дерево так и осталось лежать на дне омута, давая укрытие рыбам.

В сентябре рыбьего племени здесь заметно поубавилось. Заплывшая в омут огромная щука уже несколько недель жировала. По ее виду можно было судить, насколько она прожорлива. Длинное цилиндрическое тело оканчивалось приплюснутой головой с выдающейся вперед нижней челюстью, сплошь усеянной острыми зубами. Темная, почти черная спина и потемневшие бока старой хищницы делали ее незаметной для проплывающих мимо рыбешек.

Вот и сейчас, укрывшись между корней, медленно перебирая плавниками, щука наблюдала за своей младшей родственницей, которая, в свою очередь, выслеживала малька. Вот та рванулась за окунишкой, но тут же сама была перехвачена поперек туловища хозяйкой омута. Челюсти сомкнулись, вода забурлила и успокоилась, когда схваченная рыба перестала биться, а победительница опустилась с ней на дно омута…

В давно опустевшей деревне доживали свой век лишь старики да старухи. Молодежь подалась в город, где были работа, деньги. Те, кто остался, жили за счет хозяйства: сажали картошку, держали скотину, собирали в лесу грибы да ягоды, охотились, ловили рыбу.

Самым заядлым удильщиком в деревне считался дед Василий. Его невысокую сгорбленную фигуру часто можно было заметить у реки. Удочкой ловил он небольших ельцов и плотвичек, самодельным спиннингом бросал блесну, когда у хищника начинался жор, на лодке ставил сети.

Из-за рыбной ловли Василий имел массу неприятностей. И начальство на работе, и жена дома не понимали его страсти, а он, несмотря ни на что, при первой возможности бросал все и сбегал на реку. Когда дед вышел на пенсию, казалось, что свободного времени будет вдоволь, но нет – вдруг сразу прибавились дела по дому, по хозяйству. А река манила…

– Никакой сегодня рыбалки, – ворчала жена. – Дождь второй день, а ты вчера еще совсем хворый был, с печи подняться не мог. Чуть отпустило, и уже на реку собираешься! Разве дома дел нету?

– Да я всего на часок, – упрашивал Василий. – Если клевать не будет, сразу вернусь – и за дела. Их-то все равно все не переделаешь, а рыба, может, именно в такую погоду клевать будет…

– Дров наколоть надо. Скоро холода наступят, а у тебя на уме только окуни да щуки, щуки да окуни. Ведь восьмой десяток уже, а все на речку как мальчишка бегаешь. Сколько уж раз тонул, ревматизм заработал, еле ноги волочешь.

– Да пойми ты, что сейчас сентябрь – самое время щуку ловить.

– Вот и женился бы на своей щуке! В общем, выбирай: или я, или твоя рыба. Точка!

Подведя итог разговору, жена пошла в хлев, доить корову. Василий выругался:

– Вот чертова баба! Мне, может, жить осталось день или два, а тут последнего удовольствия лишают.

Он посмотрел в окно. Дождь заканчивался, из-за туч проглянуло солнце, осветив речной берег. Не переставая думать о рыбалке, Василий взял топор и отправился на улицу колоть дрова. Небольшие пиленные березовые полена разбивал сначала напополам, потом каждую половину еще на две части. Через полчаса притомился и присел отдохнуть.

– Вот и молодец, – похвалила жена, увидев внушительную кучу наколотых дров. – Рыбалка от тебя не уйдет. Через час обед будет готов…

Пообедав, Василий лег на диван, включил телевизор и через некоторое время сделал вид, что уснул. Жена, как назло, долго не уходила, бродила по комнате, шумела посудой. Но как только послышался звук хлопнувшей двери, Василий вскочил и начал собираться. Надел свитер, плащ, сапоги, взял спиннинг с прикрученной изолентой большой катушкой, на которую была намотана толстая леска с металлическим поводком и с блесной внушительных размеров.

Входная дверь оказалась запертой. Но Василий лишь ухмыльнулся хитрости жены, по лестнице в сенях забрался на Чердак, а оттуда уже по другой лестнице спустился на улицу.

Дождь давно закончился, и на реке было хорошо. Тяжелая блесна, описав небольшой полукруг, шлепнулась в воду. За многие годы дед Василий изучил реку как свои пять пальцев. Знал все перекаты и омуты, мели и лежащие на дне коряги, где какая рыба стоит, и как ее поймать. Сейчас, неспешно идя вдоль берега, он останавливался в проверенных местах, забрасывал блесну, делал аккуратную проводку.

Наконец при очередном забросе Василий почувствовал удар и сразу подсек. Щука повела в сторону, потом выпрыгнула из воды, широко разинула пасть и замотала головой, пытаясь выплюнуть блесну. Не получилось. С вываживанием Василий не торопился, знал, что с такой рыбой надо быть осторожным, не дать ей запутать леску, гасить резкие рывки. Когда щука устала, быстро подвел ее к берегу, схватил пальцами за глаза и выбросил на траву. Не дав ей опомниться, поднял валявшуюся рядом увесистую палку и три рада ударил но голове. Все.

– Ай да Вася, ай да молодец, – причитал дед, утирая со лба пот. – Так и знал, что клев сегодня будет.

Он высвободил тройник из щучьей пасти, достал из кармана кусок бечевки, сделал на ее концах петли и повесил рыбу на «кукан». Перекинув веревку черед плечо, взял спиннинг и пошел дальше по берегу.

Вторая щука «села» быстро. Но после подсечки метнулась к берегу под нависшие над водой кусты и там застряла. Василий натянул леску и ощутил, как рыба, дернувшись, сошла. А блесна зацепилась за ветки под водой. Обрывать ее было жалко – уж больно уловистая. Василий обошел куст, стал тянуть с другой стороны. Наконец блесна освободилась, и он во избежание дальнейших зацепов быстро подмотал леску…

Опять начал накрапывать дождик. Дед посмотрел на сереющее небо и решил было идти домой. Но передумал. До омута осталось всего ничего, а там обязательно должна стоять щука. А что дома – дела, жена, скандал… Пока есть возможность, лучше рыбку половить.

Пробраться на площадку, откуда в омут можно делать забросы, оказалось непросто – только по узкой тропинке на самом краю берега. В сухую погоду сюда можно было спуститься и сверху, по обрыву. Но сейчас из-за скользкой намокшей глины рисковать не стоило, и Василий шел не торопясь, опираясь рукой о берег. Дойдя до нужного места остановился, чтобы отдышаться и осмотреться.

Он хорошо знал омут и дно в этом месте. Знал, что щука, скорее всего, должна держаться у затонувшего дерева. Приладившись, Василий сделал заброс вдоль берега метров на пятнадцать от себя и медленно стал вращать катушку.

Щука напала на приманку без всякой осторожности и, схватив ее, продолжила движение, пока не почувствовала сопротивление натянувшейся лески. После резкого рывка Василий с трудом удержал спиннинг в руках. С первых же секунд борьбы, он понял, что рыбина попалась огромных размеров, и контрольную подсечку сделал со всей силы, на пределе крепости лески и спиннинга.

Хищница, испытавшая болевой шок, на несколько секунд прекратила сопротивляться. Однако Василий, как ни старался, не мог провернуть ручку катушки. Тогда он схватил леску и, перебирая руками, как можно быстрее стал тащить к себе бревном идущую щуку. Как и в первый раз, Василий схватил рыбу за глаза, однако одной правой рукой вытащить ее не хватило сил, и пришлось помогать левой, сунув пальцы под жаберную крышку.

Таких трофеев у деда не было за всю жизнь. Размеры рыбы пугали. Не щука, а настоящий крокодил. Длиной чуть ли не в рост деда, весом не меньше пуда. Вот жена удивится. Что жена – все деревенские! Такой рыбы у нас еще не видели. Но что теперь с ней делать, как домой нести? Для начала попробовать оглушить концом спиннинга?

Василий трижды ударил щуку по голове. Показалось, что этого с нее достаточно. Осталось вытащить блесну из пасти и тогда тащить домой. Надавив концом спиннинга на ее нижнюю челюсть, он заставил щуку открыть пасть. Блесна оказалась не очень глубоко, и он аккуратно просунул в пасть кисть. Но как только дотронулся до тройника, щука дернула головой, удилище соскользнуло с челюсти, и пасть захлопнулась, сдавив руку капканьей хваткой.

Сначала рыболов не почувствовал боли. Но щука начала биться, и ее кинжалообразные зубы глубоко вошли в руку, отчего у Василия потемнело в глазах. На несколько секунд он даже потерял сознание. А когда очнулся и понял, что все еще остается пленником пойманной им рыбы, схватил свободной рукой удилище и неистово начал молотить по ее телу, хвосту, голове.

– Отпусти! Отпусти, гадина! – повторял он. Челюсти не разжимались, а щука, извиваясь всем телом, начала скользить к воде, таща за собой беспомощного деда.

– Помогите!!! – закричал он.

Но хозяйка омута продолжала тянуть. Василий выпустил спиннинг и стал хвататься пальцами за землю, упираться ногами. На некоторое время ему удалось задержаться, вдавить пальцы в глину. Потом щука вновь забилась, потащила за собой, все ближе к кромке берега. С каждой минутой слабеющий от потери крови и навалившейся усталости дед Василий понял, что не может больше сопротивляться. Он заплакал. А щука уже коснулась воды хвостом…

Последнее, что услышал Василий, был голос жены. Она искала его на реке…

Дожить до дня рождения

Соболь попался под утро. Сильный зверёк долго сопротивлялся и затих, только когда выбил весь снег вокруг шалашика, где стоял капкан. Жизнь покидала его тело. Подбежавшую лайку увидел, лишь когда она была всего в метре. Попытался прыгнуть в её сторону.

Алтай (так звали лайку) перехватил пастью соболя, сдавил тело и резко тряхнул, переломив позвоночник. Для контроля, аккуратно ударяя крепкими клыками, прошёлся от соболиной головы до хвоста. Убедившись, что зверек мёртв, оставил его в покое и повернулся к подошедшему хозяину, завилял хвостом.

– Что, Алтай, еще один? – спросил Василий. – Фартит нам в этом году.

Василий с Алтаем жили в тайге уже четвёртый месяц. Дела шли неплохо, соболя ловились хорошо, даже отлично. Сегодня, выйдя с рассветом на путик и пройдя небольшое, по таёжным меркам, расстояние, обнаружили в капканах трёх соболей. Этот был четвёртым.

– Так, Алтай, дело пойдёт, скоро план выполним и перевыполним. – Василий прислонил карабин к дереву, снял рюкзак и стал освобождать соболя из капкана.

Пёс, лёжа на снегу, внимательно следил за его действиями.

– Чего молчишь? Ведь всё понимаешь. Умный ты пёс. Если бы ещё и говорил, то цены бы тебе не было. А так и перекинуться словом не с кем. Одна радость – через четыре дня у меня день рождения, сын Юрка навестить должен. Тогда и наговоримся.

Он взял соболя в руки, подул на мех, залюбовался чёрной шкуркой, отдающей на зимнем солнце металлическим блеском.

– Хорош кот! Хорош!

Убрав трофей в рюкзак, Василий достал кусок глухариного мяса со шкуркой и перьями. Стал прилаживать приманку на проволоку внутри шалашика. Закончив, установил капкан, полюбовался проделанной работой.

– Счастливое место. Шестого соболя в этом сезоне здесь ловим. Может, ещё повезёт? – подмигнул Алтаю. – Ну, хватит лежать, пошли дальше, дел ещё много!

Он накинул на плечи рюкзак, подошёл к дереву, где стоял карабин, потянул за ствол рукой…

В первый момент Василий не понял, что произошло. Лишь ощутил, как карабин дёрнулся в руке, и вылетевшее из ствола пламя опалило лицо. Затем был грохот выстрела, и сильный удар в челюсть свалил его на землю. Боли не было. Василий сразу попытался подняться, опёрся на карабин и увидел на снегу капли крови – словно кто-то рассыпал горсть клюквы.

– Откуда это? – пронеслось в мозгу.

И тут пришла боль. Жгучая, страшная, пронзившая всё тело. Василий приложил руку к лицу, нащупал слипшуюся от крови бороду и перебитую пулей висевшую нижнюю челюсть.

– Меня ранило, – понял он, теряя сознание.

Алтай, испугавшись неожиданного выстрела, отбежал, поджав хвост. Остановился, не понимая, что происходит. В кого стрелял хозяин? Где добыча, в какую сторону кинуться на поиски зверя?

Хозяин лежал на земле и не шевелился. Пёс подошёл к нему, обнюхал и, почувствовав кровь, начал слизывать её с лица Василия тёплым шершавым языком, не понимая, что тем самым оказывает ему неоценимую услугу, останавливая кровотечение. Лизал долго. Когда перестал чувствовать в пасти солоноватый привкус, заскулил. Хозяин зашевелился и застонал. Алтай залаял, потом сел рядом на снег и, подняв вверх свою красивую голову, стал выть долго и протяжно.

К Василию вернулось сознание. Он открыл глаза, приподнял голову, увидел верного пса.

– По покойнику воешь? – хотел спросить он, но получилось что-то похожее на стон и шипение. Говорить не мог, тупая боль жгла горло. Лучше было молчать.

Он кое-как сел, прислонился спиной к дереву, осмотрелся. Солнце было еще высоко, значит, сознание потерял ненадолго. Снова ощупал лицо – свежей крови не было, зато у Алтая вся морда в крови. Теперь необходимо добраться до избы. Там снегоход, по накатанному следу можно добраться до лесников, а у них есть рация. Сообщат в леспромхоз, вызовут санрейс вертолёта. Может, всё обойдётся.

От этих мыслей Василию немного полегчало. Он с трудом поднялся на ватные ноги. Надо было идти. Нагнулся за рюкзаком, и сразу ударила боль, закружилась голова. Но соболей бросать нельзя. Василий опустился на колени и, пересиливая боль, начал рыться в рюкзаке, пока не вытащил соболей. Засунул их за пазуху и, поднявшись, медленно двинулся в сторону избы. Алтай, повиливая хвостом, бежал впереди.

Дорога домой показалась Василию вечностью. Утром он преодолел это расстояние довольно быстро. Сейчас приходилось часто останавливаться, отдыхать, прижимаясь к деревьям. Он чувствовал, как силы медленно покидают его, но не садился, боясь, что подняться уже не сможет и замёрзнет. Шёл на одних нервах.

В горле пересохло, очень хотелось пить. Язык распух и горел так, что темнело в глазах. Немного спасал снег. Василий брал его с веток деревьев и протирал лицо. Пытался смачивать горло, но получалось плохо. Пуля перебила не только челюсть, но и язык, причём у самого корня. Весь перепачканный кровью, он был виден из не закрывающегося рта.

До избушки добрался глубокой ночью. Хорошо, что была луна, а то бы в таком состоянии мог её и не заметить. Алтай подбежал к избе раньше хозяина, нетерпеливо заскрёб лапой в дверь. Василий открыл её и тут же зашатался и упал, ударившись лицом о порог, да так, что кровь брызнула во все стороны. Алтай догадался, что требуется его помощь, схватил хозяина за ворот телогрейки и потащил тяжёлое тело внутрь избы.

Если бы не Алтай, Василий не смог бы найти силы, чтобы прикрыть дверь. Он на ощупь нашёл печку, сложил в неё сухие дрова и бересту, чиркнул спичкой. Пока забирался на нары, огонь в печи загудел, стало тепло. В голове была лишь одна мысль: спасён, спасён…

Очнулся от холода и тупой боли. Алтай лежал рядом, и с этой стороны тепло от его тела согревало. Раньше пёс никогда бы не позволил себе такой дерзости – забраться в постель к хозяину. Но железная печь давно остыла, и пёс принял верное решение.

Какое-то время Василий лежал не двигаясь, смотря в потолок и обдумывая сложившееся положение. Что делать?

Вариантов было два. Первый – оставаться в избе и ждать сына. День рождения через три дня, и Юрка обязательно должен прийти. А вдруг не придёт? Мало ли что. Задержится на пару дней, и тогда хана. Есть и пить Василий не мог. Без еды продержаться три дня можно, но не без воды.

Второй вариант – ехать до лесников. Снегоход на ходу, дорога известна. Но пятьдесят километров по тайге в таком состоянии… И всё же охотник выбрал второй вариант.

Но сначала надо было напиться. Василий двигался по избе медленно, чтобы туман, появляющийся в глазах, не превратился в сплошную темень. Из оставшихся в доме дров разжёг печь и поставил на неё чайник с остатками воды. Подошёл к висевшему на стене зеркалу и тут же отшатнулся, испугавшись своего отражения. Глядевший на него человек был страшен. Лицо почернело, борода торчала одним клоком, из которого видны были зубы и язык. Большие серые глаза выражали боль. Лучше больше не смотреть.

Вода согрелась, но как пить? Попробовал вставить носик чайника в горло. Поднял голову, попытался попить, но глотать не смог. Вода, смешиваясь с кровью, стекала на одежду. Только намучился и усилил боль и жажду. Остатки воды вылил в миску Алтаю – пусть хоть он попьёт.

На улице оказалось холоднее, чем накануне. На небе не было ни облачка, светило негреющее солнце, мороз обжигал лицо. Заставляя себя не отключаться, Василий подошел к «Бурану». Завести его на морозе было непросто. Он подкачал бензин, взялся за ручку стартера. Дернуть надо было резко, и Василий боялся этого. От резких движений сразу начинала кружиться голова. Он дёрнул. Двигатель не завелся. Дернул ещё раз, и снова безрезультатно. И тут сдали нервы. Стал дёргать ещё, ещё, ещё. Боль резко ударила по голове, и, потеряв сознание, Василий упал сначала на снегоход, потом сполз на землю.

И вновь к человеку подбежал Алтай и, как в прошлый раз, начал облизывать лицо. Кобель заскулил, понимая, что хозяину очень плохо. Василий поднял руку и потрепал кобеля по шее, а про себя подумал:

– Не волнуйся, Алтай. Пока живу. Ехать не получится, остаётся ждать сына.

С огромным трудом поднялся с земли и, пошатываясь, пошёл в избу. Теперь главное – продержаться до дня рождения. Дожить. Придёт Юрка – поможет…

Да, такого дня рождения у Василия ещё не было, и никогда он так сильно не ждал его наступления. Если сын успеет – спасёт, значит, в этот день Василий родится во второй раз. А сейчас необходимо экономить силы. Юрка придёт обязательно. Несколько лет подряд они в тайге на промысле. День рождения всегда отмечали вместе.

Пока остаётся надеяться только на себя. Сколько лет он занимался промыслом – только на себя и надеялся. Сколько за эти годы погибло друзей, сколько, не выдержав тяжёлых условий, бросили охотиться… Из старых штатных охотников в промхозе, почитай, он один и остался.

С ним тоже разные случаи приключались, но ничего, обходилось. Вот, видно, настал и его черёд отдать дань тайге. Но ведь нестарый ещё, всего лишь пятьдесят должно исполниться, ещё жить да жить!

«Нельзя погибать! – Василий отогнал прочь плохие мысли. – Пока есть силы, нужно натаскать в избу дров. Как можно больше. Мороз крепчает и, если не топить печь, можно замёрзнуть».

В поленнице колотых дров оказалось мало. Только сейчас он вспомнил, что собирался перед праздником пару дней не ходить на охоту, а отдохнуть, переделать накопившиеся по дому дела, помыться, наколоть дров. Эх, знать бы, где упадёшь…

Сейчас браться за топор не было сил. Таская дрова в избу, Василий двигался чисто механически. Голова была как в тумане, и он еле справился со ставшей вдруг такой сложной задачей. Последние две чурки приволок домой, когда стемнело. Алтай был рядом, и обессиливший охотник закрыл дверь – выходить на улицу больше было незачем. Оставалось только ждать и терпеть.

Покормил кобеля. Глядя на него, почувствовал боль в желудке – два дня во рту не было ни крошки. Но если голод ещё можно было побороть, то жажду и боль не удавалось. Он лёг на нары и постучал рукой рядом с собой. Алтай всё понял, прыгнул и прижался к телу тёплым боком. Василий уснул, а может, опять потерял сознание.

Ночью он несколько раз вставал и подкладывал в печь по два-три полена, которых к утру осталось всего несколько штук. А к полудню дрова и вовсе закончились. Василий бродил по избе, выискивая, что ещё можно подбросить в печь. На улицу выходить боялся – знал, что если упадёт и потеряет сознание, то замёрзнет. Печь совсем погасла, и сразу почувствовался холод. Василий лёг и прижался к Алтаю. Он понимал, что теперь на собаку у него единственная надежда.

Так прошёл ещё один день.

Следующий был сплошным кошмаром. Изба вымерзла. От холода спасал только Алтай. Он всё понимал и не отходил от хозяина, страдая вместе с ним от голода и жажды. Иногда поднимал голову, прислушиваясь, что творится на улице, а затем вновь прижимался к человеку и закрывал глаза.

К концу дня Василий не выдержал. Стал искать оружие.

«Зачем мучиться? – бились мысли в помутившемся рассудке. – Пусть карабин доделает, что начал. Ещё один выстрел, и всё закончится…»

Обшарил всю избу, но карабина не нашёл и устало сел на лавку. Пёс аккуратно положил голову ему на колени. Умные глаза выражали преданность и страдание. Только сейчас Василий вспомнил, что оставил карабин на улице.

– Хорошо, что так получилось, иначе бы застрелился. Теперь потерплю. Завтра мой день рождения, и я не должен умереть. Родиться должен. Сейчас главное – ждать, ждать…

Утром, очнувшись, остался лежать. Перед глазами прошла вся жизнь: молодость, свадьба, рождение сына, внуков… Шум подъехавшего к избе снегохода и радостный лай Алтая он не услышал – был без сознания.

Со своего участка Юрка выехал рано. Спешил к отцу на день рождения. Долго думал, какой сделать подарок, и решил преподнести старику пять первосортных собольих шкурок. Каждую за десять прожитых лет. Что ещё можно подарить в тайге за сотни вёрст от магазина? А для выполнения плана шкурки будут в самый раз.

К отцовской избе Юрка подъехал после полудня и сразу почувствовал что-то неладное. Заглушив «Буран», сказал вслух:

– Что-то не то. Праздника не чувствуется.

Услышал, как в избе лает отцовский кобель. На бегу увидел забрызганный кровью снегоход, карабин у стены, кровь на пороге. Ворвавшись в избу, ужаснулся – вид отца был страшен. Василий сильно похудел, лицо узнать было невозможно, вся одежда в крови. Юрка осторожно тронул его за плечо:

– Пап, что случилось? Как же день рождения?

Василий с трудом открыл глаза, и Юрка сразу понял, что расслабляться ему нельзя, что необходимо срочно принимать единственно правильное решение.

Первым делом он побежал к снегоходу и достал из рюкзака бутылку водки. Чтобы влить её отцу в горло, пришлось надавить концом ложки на корень языка. Вскоре водка сделала своё дело. Василию немного полегчало и он самостоятельно сел. Юрка, уже успевший наколоть дров, хлопотал у печи – разжигал огонь, готовил мясной бульон и всё время спрашивал:

– Как же это случилось? Расскажи. Ты ведь опытный, всегда аккуратный. Что произошло?

Василий молча смотрел на сына. Молодец. Пропасть не даст, спасёт. Правда, молод ещё. Не понимает. Расскажи да расскажи. А как, когда половины лица нет?!

Остудив бульон, Юрка как мог покормил отца. Дал ещё водки и воды. Спросил:

– Ночь выдержишь? Вертолёт только утром вылетит из города. Тут будет к обеду.

Вместо ответа Василий кивнул. Сколько терпел, неужели теперь не выдержит!

– Держись, батя. Я поехал!

Оставшись вдвоём с Алтаем, Василий отдал ему остатки бульона и всё варёное мясо. Пёс был непоследним на празднике его пятидесятилетия, на дне его второго рождения.

Вертолёт прилетел, как и обещал Юрка, во второй половине дня. Сделав круг, приземлился недалеко от избы. Оказать первую медицинскую помощь и сопровождать раненого послали медицинскую сестру.

– Как ты, живой? – вошёл в избу Юрка. – Я тебе из города доктора привёз. Сейчас помощь окажет. А я за водой побегу.

– Здравствуйте, больной. – Медсестра взглянула на Василия и, ойкнув, повалилась на нары, теряя сознание.

«Вот тебе и помощь! – подумал Василий. – Такого страшилу эта девочка ещё не видела. А я ещё удивлялся, чего это сын на меня старается не глядеть, всё глаза отворачивает».

Он встал и начал искать в аптечке нашатырный спирт.

– Нет, вода этому доктору не понадобится, – сказал вернувшийся с ведром Юрка. – Только зря бегал. Давай её в чувство приводить и полетели. Быстрее получится. Но сначала я тебя напою.

Он стал поить отца водой, как делал это в первый раз – при помощи ложки, потом дал немного водки.

– Ну что, до города продержишься?

Василий кивнул в ответ и протянул сыну пузырек с нашатырём. Юрка стал приводить медсестру в чувство. Наконец она открыла глаза:

– Простите, не знаю, как это получилось. Простите!

– Бывает, – успокоил Юрка. – Давайте на свежий воздух, лётчики ждут.

Сначала он под руки вывел из избы медсестру и, посадив её на нарты, вернулся за отцом. От морозного воздуха у Василия потемнело в глазах, и ему пришлось держаться из последних сил, чтобы вновь не потерять сознание. Лётчики, увидев его, пораскрывали рты. Знакомый командир произнёс:

– Угораздило тебя, дядя Вась! Врагу не пожелаешь. Ну, теперь всё позади. Скоро в больнице будешь.

Последним в вертолёт запрыгнул Алтай. Загудели, раскручиваясь, винты. Юрка сразу стал рассказывать, как добирался до леспромхоза, как, определив его в больницу, вернётся в тайгу на участки, обеспечит порядок, закончит сезон…

А Василий, закрыв глаза, думал, что на этот раз смог победить и тайгу, и себя самого, и что его пятьдесят – это ещё так мало. Что ещё жить и жить…

Поспешный выстрел

Вертолёт пролетел над охотничьей избушкой, стоящей у ручья, сделав разворот перед посадкой. Один из пилотов обернулся в салон:

– Иван, глянь вниз, гость у тебя побывал, сейчас удирает.

Штатный охотник госпромхоза щёлкнул затвором, чуть ли не по пояс высунулся из иллюминатора, увидел: вниз по ручью, к реке, бежит довольно крупный медведь. Зверь двигался быстро, хотя и хромал на правую лапу.

Иван сел на скамейку, произнес:

– Слышь, Урман, старый знакомый пожаловал. Помнишь, прошлой осенью медведя стреляли? А подранка добрать поленились… Оба мы виноваты. Помнишь?

Урман, пятилетняя западносибирская лайка, прижал уши и опустил обычно закрученный в тугое кольцо хвост. Всем своим видом кобель давал понять: всё помнит и вину признаёт. А дело было так.

В один из осенних дней, уже под вечер, Иван с Урманом шли по берегу самого дальнего на участке ключа, проверяли капканы. Иван не хотел в тот раз идти на ключ, но ударил мороз и охотник побоялся, что капканы вмёрзнут в лёд. Вырубать их не так-то просто, да и шкурки зверьков можно попортить. Подходя к последнему капкану, Иван заметил чью-то тень. Ещё подумал: кто-то его снастью промышляет. Но сразу отогнал эту мысль – человека здесь не встретишь, место безлюдное. Через несколько секунд разглядел медведя. Зверь был крупный. Иван автоматически сдёрнул с плеча карабин и нажал на спуск, даже не подумав, зачем стреляет. Косолапый не нападал, не угрожал, да и страха перед ним не было. Скорее всего, сработал какой-то рефлекс. И уже в следующий момент охотник ругал себя самыми последними словами. Но дело было сделано.

Медведь рявкнул, куснул себя за правую лапу, упал. Поднялся он быстро и, хромая, скрылся за деревьями. Второй раз Иван выстрелить не успел.

Урман, занятый тем временем ловлей мышей, рванул на рёв медведя и начал его преследовать. Зверь бежал небыстро, лапа, пробитая пулей в суставе, сильно болела. Но он старался как можно дальше уйти от места, где только что в первый раз встретил человека, услышал грохот выстрела, ощутил жгучую боль. А сейчас его догнала собака и впилась в гачи. От неожиданной новой боли зверь присел, замахал здоровой лапой перед её мордой. Но страх перед человеком был сильнее страха перед серой зубастой тварью, и медведь бросился наутёк.

Иван сначала пошёл было в сторону лая. Голос собаки быстро удалялся. Не догнать! Подумалось: видимо, Урман не может остановить зверя, ну и чёрт с ним, с медведем, хотя подранка оставлять нехорошо. Придётся заночевать у костра, а завтра, с рассветом, добрать.

Охотник присел на сушину, закурил, задумался. Быстро темнело. Ночевать на морозе не очень-то хотелось.

Вернулся Урман, прижав уши и поджав хвост. Он всегда так делал, чувствуя за собой вину, подошёл к хозяину.

– Что, Урмаша, ушёл косолапый, не остановил? Бывает…

Вертолёт приземлился недалеко от избушки. Иван не дождался полной остановки винтов, выпрыгнул из машины, пригнулся и побежал к зимовью. Первое, что бросилось в глаза – вырванная оконная рама. Как такой здоровенный зверь смог пролезть через окно в избу? Но он пролез в зимовье, разорвал и попробовал «на клык» одежду, постель, посуду, радиоприёмник, рацию и многое другое, так необходимое в тайге. Вокруг избушки были разбросаны дрова, пустые бочки из-под бензина, разломанная нарта, разорванное в клочья сиденье снегохода, а сам «Буран» вытащен из-под навеса и перевёрнут.

– Да, наделал дел мишка, – зачесали в затылках подошедшие вертолётчики. – Нужно этого зверюгу пристрелить, а то повадится, не до соболей будет.

Вертолётчики помогли разгрузиться, прибраться в избушке и сели пить чай.

– Чёрт, нож в этом бардаке где-то потерял, – сказал Иван, когда понял, что нечем открыть консервы.

– Дело поправимое. На вот. – Один из пилотов протянул Ивану нож. – Сам сделал. С одной стороны лезвие, с другой – консервный. Очень удобно. Сталь что надо. После промысла вернёшь.

Иван принял подарок, поблагодарил вертолётчика. Наутро охотник принялся мастерить петли. Делал дело и но застарелой привычке разговаривал с собакой:

– Смотри, Урмаша, что у нас получается. Петли – лучшее средство от медведя. Попадётся зверюга, не уйдет. Меня ещё отец покойный учил петли ставить. Орудие, конечно, браконьерское, но косолапого нам брать надо. Думаю, ты со мной согласишься…

Иван готовил петли из пятижильного тросика, который всегда захватывал в тайгу. Обычно он привязывал к отдельным жилкам соболиные капканы, а сейчас в дело пошел весь. Чтобы тросик держал форму петли, охотник обмотал его тонкой проволокой. Узел сделал профессиональный – «на удавку». Чем сильнее будет биться попавшийся зверь, тем сильнее затянется петля.

Когда всё было готово, Иван взял карабин и пошёл по берегу ручья. Медвежьи тропы начинались недалеко от избы. Но здесь они были слабо заметны, кое-где лишь примята трава. Через километр охотник натолкнулся на свежий след. Вскоре появилась уверенность.

– Смотри, Урман, косолапый правой лапой песок за собой гребёт. Хромой это, – произнёс Иван. – Часто, видно, вдоль реки ходит, рыбу ловит. Тут мы его и возьмём. Вон у той берёзы. С двух сторон завалы, а здесь – аккурат проход. Деваться ему некуда.

Иван натёр тросик заранее приготовленной хвоей, чтобы отбить запах, и поставил петлю с таким расчётом, чтобы она приходилась на медвежью шею.

Вечером Иван неспешно ужинал, а мысли его всё время забегали в завтрашний день. Он был уверен, что сполна воздаст хромому медведю за разорение зимовья, хотя где-то в глубине души и чувствовал за собой вину перед этим зверем…

Медведь шёл тропой вдоль реки, шёл и ничего не боялся. Здесь, в тайге, врагов у него не было. Человека он больше не встречал, обида на него забылась. Лишь когда забрался в охотничью избушку, отдаленно вспомнил запах, ассоциировавшийся с ранением. Но запах был так слаб, что не вызвал ни страха, ни злобы. А когда зверь услышал шум приближающегося вертолёта, вообще забыл обо всём на свете, кроме желания быстрее скрыться от грохота в тайгу. И вот сейчас, проходя между двух берёзок, где бывал уже не раз, снова почувствовал слабый запах человека и собаки. Зверь даже не успел понять, откуда идёт этот запах, как ощутил: что-то слегка сдавило шею. Первое, что пришло в звериную голову – отпрыгнуть подальше. Прыжок был так силен, что береза, к которой Иван привязал тросик, нагнулась, готовая переломиться. Дерево спружинило и выдержало, тросик выдержал тоже. Петля затянулась на шее, перехватила дыхание. Вместо грозного рычания из пасти вырвался хрип. На какие-то мгновения зверь от нехватки воздуха потерял сознание. Очнувшись, прыгнул ещё раз, надеясь освободиться. Тросик и береза снова выдержали. Зверь повалился на землю, пытался перегрызть то, что сдавливало его шею. Могучими лапами он ломал росшие вокруг кусты и деревья. Ничего не помогало. Пасть наполнилась кровавой пеной. Медведь катался по земле, вставал и прыгал ещё несколько раз.

Под утро зверь полностью выбился из сил и затих. Когда взошло солнце, он снова почувствовал запах человека и собаки, сначала слабый, потом всё более сильный. Медведь, качаясь, встал, увидел бегущую к нему по тропе знакомую серую собаку. Она сходу, как и в прошлый раз, схватила за гачи. Боли зверь не почувствовал. Собака продолжала кусать, а он вяло отбивался, ночная борьба с невидимым врагом отняла силы. Медведь ни о чём не думал, кроме свободы.

На тропе показался человек. Медведь остро почувствовал прошлогодний запах, вспомнил, что с ним произошло осенью. Он ненавидел человека, но в положении, в котором сейчас оказался, не мог ни напасть, ни убежать. Увидев, как человек приложил к плечу карабин, попытался уйти от новой опасности, ведь карабин куда страшнее петли, об этом вдруг напомнила острая боль в лапе. Зверь прыгнул в сторону, в прыжке заметил пламя и услышал грохот и вдруг почувствовал, что ничего больше не впивается в шею, ничто не держит, и рванул в тайгу.

Собака завизжала, прыгнула на спину зверя, вцепилась клыками в шею. Медведь, не обращая внимания на серую зубастую зверюгу, продирался сквозь кусты и где-то стряхнул с себя псину, которая ещё долго его преследовала. Только к вечеру она отстала. А медведь, найдя убежище между двух сушин, залёг и принялся зализывать раны. Злость на обидчиков придавала ему силы.

После выстрела Иван не сразу понял, что произошло. Он был уверен, что медведь упадёт, ведь целился точно в голову. Зверь же, отпрыгнув, побежал в лес. Второй раз стрелять Иван не мог, боялся зацепить Урмана.

Охотник подошёл к месту схватки, поднял тросик. Тот был слегка перекручен, именно в это место попала пуля и перебила петлю.

– Бывает же такое! – вслух подумал Иван. – Вот когда начинаешь в Бога верить.

Охотник прислушался к лаю и понял: Урман медведя и в этот раз не остановит, так что добыть зверя он не сможет. Поневоле пришлось возвращаться в зимовье.

Урман заскрёб в дверь ночью, вошёл в избушку с опущенным хвостом и услышал:

– Не виноват ты, Урмаша, моя вина… А еще везёт хромому…

Пёс повеселел и пошёл к миске с едой.

Прошло две недели. Иван следов медведя не встречал и начал подумывать, что пуля всё-таки попала в зверя и тот где-нибудь сгинул в тайге, а может, навсегда покинул его, Иванов, участок – всякое в жизни бывает.

Как-то вышел Иван на путик. Он строил соболиные шалашики, устанавливал капканы, закладывал приманку. Вскоре Урман облаял глухаря, Иван выстрелом сбил птицу. Оба порадовались: день начинался удачно. А ещё веселило душу охотника то, что сезон по соболю обещал быть урожайным. Иван надеялся план по пушнине выполнить до Нового года и так размечтался, что не сразу услышал, как впереди негромко рявкнул зверь. Визг собаки вернул человека к реальности. Охотник бросился на помощь другу. Подбежал и увидел, что Урман с перебитым позвоночником и разорванным брюхом лежит у ручья, земля вокруг залита кровью. Иван присел, положил голову собаки на колени:

– Урмаша, как же так? Как же ты его не причуял? Я тебя вылечу, не волнуйся. Держись…

Урман смотрел в глаза хозяину, попытался прижать уши и хвост, как это делал, когда чувствовал за собой вину. В этот раз у него получилось плохо. Лайка закрыла глаза, по её телу пробежала дрожь.

Всю ночь Иван провел рядом с мёртвым Урманом, вспоминал совместные охоты, а утром похоронил собаку возле зимовья. Два дня охотник не выходил из избушки, лежал, слушал, не слыша, радио, пытался читать. Промыслу теперь конец, без собаки в тайге делать нечего. Иван знал твёрдо: хромой его в покое не оставит. Один раз он подкараулил Урмана, теперь его, Ивана, черёд. Само собой пришло решение идти в посёлок. До него хода дня четыре. Там можно выпросить или купить собаку. Через неделю с небольшим он вернётся в тайгу, тогда и поквитается с хромым медведем.

На рассвете Иван взял карабин, рюкзак с продуктами, повесил на пояс нож и вышел из зимовья. Стояла тишина. Она не успокаивала, как обычно, а вселяла в душу тревогу. Иван кожей чувствовал, что хромой где-то рядом. И тут же в этом убедился: у ручья увидел свежие следы – одна лапа чертила по песку. Сначала Иван надумал было вернуться, в тайге от зверя отбиться будет сложнее, чем в зимовье, – дома и стены помогают. Но он сразу отбросил эту мысль. Всю зиму в избушке не высидишь, и нельзя же постоянно жить в страхе. Иван взял оружие наизготовку и пошёл в ту сторону, откуда прилетел всего три недели назад.

Медведь, хромая, поднялся от реки вдоль ручья и, как это делал в последние дни, покружил возле зимовья – проверял, на месте враг или нет. На этот раз он не закончил обход, почувствовал свежий след человека. Шерсть вздыбилась на загривке зверя, он с шумом втянул запах и пошёл по следу. Шёл, как преданная собака, не отвлекаясь. Ближе к сумеркам остановился, прислушался. Было слышно, как человек рубит дерево. Потом потянуло дымом костра.

Медведь начал медленно скрадывать врага. Он остановился у большой поляны, увидел сидящего у костра спиной к нему охотника. До него было большое открытое пространство, незамеченным не подобраться. И оценив ситуацию, зверь затаился в кустах. Ждать он готов был долго.

Скоро стемнело. Небо заволокло тучами, пошёл дождь. Пламя костра освещало только небольшой круг возле человека. Пора! Медведь медленно пополз. Сжигаемый чувством мести, он не боялся ни огня, ни оружия.

Сучья в костре трещали, шипели от падающих на них капель. Иван понимал, что лучше бы перебраться куда-нибудь под разлапистую ель, там не так бы досаждала непогода. Но там он будет более уязвим. Придётся ужинать под дождём.

Достав банку тушёнки, он стал открывать её подаренным вертолётчиком ножом. В этот момент медведь рявкнул и прыгнул на охотника. Иван обернулся, увидел открытую пасть с жёлтыми клыками, капающую с них слюну и сунул в пасть руку с ножом. Ничего другого не оставалось, да и не успел бы дотянуться до карабина.

Медведь сбил человека, сел ему на ноги, придавил к земле, но что-то мешало сомкнуть клыки на шее врага. Нож, встав вертикально, разрезал медвежьи челюсти. Кровь залила пасть. Зверь ревел от боли, пытался лапами достать нож, но это не удавалось. Он пытался ещё и ещё.

Иван тем временем пришёл в себя, понял, что у него появился шанс, и потянулся к лежащему возле костра топору. Получилось. Охотник коротко размахнулся, ударил. Лезвие с глухим звуком вошло в медвежий череп. Зверь ухнул, начал медленно валиться на Ивана, забрызгивая одежду и лицо тёплой, чуть солоноватой кровью. Всё кончилось…

Закон тайги

На берегу маленькой речки, несущей свои тихие воды по сенокосным луговинам, стояла выгоревшая от солнца армейская палатка. Рядом горел костёр, над ним на треноге висел закопчённый чайник. Вода кипела, временами поднимала крышку и стекала в костёр, который при этом шипел и дымился, затухая, вскоре снова разгораясь и вспыхивая с новой силой.

– Однако вода убежать может – без чая останетесь, – смеясь, сказал невысокого роста якут, подошедший к отдыхавшим в тени палатки деревенским косарям.

– А, Семён, привет! – поздоровались мужики, поднимаясь.

– Давно тебя не видели. Мы тут уже который день косим. Что нового в посёлке?

Якут не спешил с ответом. Он обратил внимание на вилы и грабли, прислонённые к толстой лиственнице, три косы и дополнявшие этот «натюрморт» видавший виды карабин и двустволку.

– Однако завтра бабы должны приехать сено собирать, – объявил он.

– Это мы и сами знаем, – перебили его. – Ты скажи, где был, что видел?

Косарей звали Анатолий, Иван и Василий. Все из посёлка, где жил и Семён. Якут обосновался там, женившись на русской. Это была на редкость счастливая пара. Уже дочери пора в школу. Семён был неунывающего нрава, работящий, лучший в посёлке охотник и рыбак. Держал собак, имел свои охотничьи угодья, где промышлял в долгие зимние месяцы.

– В тайге ходил, однако, – наконец ответил он, – рыбу мало-мало ловил. Плохую новость, однако, узнал.

Семён замолчал. Его не торопили – сам скажет. И он сказал:

– Помните, в прошлый год геологи на озере стояли, золото искали? Они медведя ранили. Никому не сказали о подранке – закон тайги нарушили. Однако мишка шибко на людей обижен. Как бы беды не было. Я утром, когда сети проверял, видел этого медведя – шибко худой зверь. Как меня заметил – в мою сторону поплыл. А я, однако, карабина не брал – тоже закон тайги нарушил… Медведь, однако, к берегу повернул, передумал нападать.

Семён снова замолчал, присел к костру, стал раскуривать трубку. Мужики осмысливали новость. Пыхнув дымом, Семён встал:

– Побегу в посёлок, людей предупредить. Карабин, однако, взять, собачку, стрельнуть медведя надо. Жена с дочкой по ягоды сегодня в тайгу собирались – задержать надо.

Он поделился уловом с косарями, но не стал даже пить чай, хотя Анатолий уже заварил и разлил по кружкам, говоря:

– Спасибо, друг, за рыбу, за то, что предупредил!

А сам подумал: «Хорошо, что захватили с собой ружьё и карабин!» Но пожалел, что не взял с собой кобеля – в тайге с собакой спокойней.

После ухода Семёна косари еще немного посидели у костра и поднялись.

– Косить будем за ручьём, – объявил Иван и, взяв косу, пошёл к воде.

– Карабин брать? – спросил Анатолий.

– Возьми ружьё и патронташ. Смотри, ружьё заряжено!

Перейдя ручей, Иван и Василий сразу начали косить. Анатолий присоединился к ним, предварительно повесив ружьё на одинокое дерево. Работа пошла споро, только и слышалось: «вжик, вжик». И вырастали высокие валки, словно застывшие волны на зелёном море.

Прошёл не один час работы без перекура, когда Анатолию почудилось, будто кто-то за ним следит из недалёких кустов. Сначала подумал, что это просто не выходит из головы рассказ Семёна про медведя. Но неприятное чувство не покидало косца. Он вдруг резко обернулся и увидел метрах в пятидесяти от себя колыхнувшуюся траву, а в ней – притаившегося медведя. Это был крупный самец, сильно исхудавший, со сбившейся в клочья шерстью.

– Мужики! – крикнул Анатолий. – Медведь сзади! – И рванул к палатке за карабином, успев краем глаза заметить, что зверь приготовился к прыжку.

Почему он побежал за карабином, который находился у палатки, а не за ружьём, что было рядом, Анатолий объяснить не мог. Но этот поступок оказался для него спасительным.

За Анатолием побежал Василий, но, сделав всего несколько шагов, косец схватился за грудь и упал. Анатолий этого не видел. Подбежав к палатке, он схватил карабин, и в это время до него донёсся медвежий рык и душераздирающий короткий крик человека. Анатолий догадался, что это кричит Иван и, передёрнув затвор, бросился на помощь. Сначала он увидел Василия, лежавшего в неестественной позе. Опустившись на колени и приложив ладонь к шее друга, Анатолий понял, что тот мёртв – больное сердце не выдержало испуга. Но где же Иван? Подойдя к дереву, на которое они вешали ружьё, он увидел, что оно валяется на земле рядом с патронташем. Там же, на траве, была кровь.

– Опоздал! – выдохнул он, прислонясь спиной к дереву.

Ноги стали ватными, и Анатолий без сил сполз на землю. Прикурить удалось только с четвёртой попытки и лишь после второй выкуренной сигареты он кое-как пришёл в себя. Необходимо было найти Ивана, и Анатолий медленно пошёл по кровавому следу в сторону леса. Мелькнула мысль сначала сбегать в посёлок за людьми и собаками, но другу могла потребоваться помощь именно сейчас, и он решительно вошёл в лес.

А всего через десять шагов увидел под выворотнем ноги, обутые в резиновые сапоги со стёртыми каблуками. Держа наизготовку карабин, Анатолий обошёл выворотень, каждую секунду ожидая нападения медведя. Только убедившись, что зверя поблизости нет, прислонил карабин к дереву и с немалым трудом вытащил из-под выворотня Ивана… без головы.

Тем временем Семён, вернувшись домой, нашёл на столе записку, в которой говорилось, что жена вместе с дочкой ушли в тайгу за ягодой и что вернутся они ближе к вечеру.

– Вернутся – хорошо, – сказал себе Семён. – Однако в тайгу надо!

Взяв карабин и отвязав у крыльца собаку, он остановился у калитки в раздумье: может, они уже в посёлке, зашли к кому-нибудь в гости? В это время до него донёсся надрывный плач.

– Беда! – догадался Семён и поспешил на край посёлка.

Скоро он увидел толпу мужиков, баб и детей, окруживших Анатолия. Увидев подошедшего якута, тот сказал:

– Напал на нас твой медведь, Семён…

Больше говорить он не мог. Его душили слёзы, но глаза оставались сухими, только худое тело сотрясалось, как в лихорадке.

Семёну было уже не до Анатолия. Все, кого бы он ни расспрашивал про жену и дочку, лишь отрицательно качали головами. Тревога росла в его душе, и он, крикнув участковому милиционеру, что сам найдет своих, почти бегом направился в сторону леса.

– Настя, Маша! Ау! – стал звать Семён, оказавшись на ягодных местах, так любимых его родными. В ответ было только эхо.

Пройдя по ягоднику вдоль озера, он остановился и снова стал звать. Вдруг послышались лай собаки и ответное рычание медведя. Не медля, Семён поспешил на шум. Он ступал бесшумно, понимая, что зверь, хоть и занят собакой, всё равно не подпустит человека близко. Но прежде чем стрелять, охотник должен был убедиться, тот ли это медведь, который убил людей.

Наконец в сгущающихся сумерках он увидел медведя, который, отбиваясь от собаки, удалялся в тайгу. Перебегая от дерева к дереву, Семён вдруг обо что-то споткнулся. Это было пластмассовое ведёрко дочери. Вокруг лежали рассыпанные ягоды чёрной смородины…

До сих пор в душе охотника ещё была надежда, что его родные живы, теперь сомнений не осталось. От нахлынувшей боли он вскрикнул. Медведь его услышал, рявкнул и припустил в заросли. Собака побежала следом, но что она в одиночку могла сделать против такого зверя! Семён опустился на землю, закурил трубку. Стало совсем темно, и он решил дождаться рассвета здесь. Вернулась собака и, жалобно поскуливая, села рядом с хозяином. Наверное, она так же, как и Семён, чувствовала, что его жена и дочка где-то рядом.

Когда рассвело, охотник, держа в одной руке карабин, в другой ведёрко, направился в сторону завалов. Они были не так далеко от тропы, идущей вдоль озера. Собака метнулась под ствол давно упавшей лиственницы и сразу же жалобно заскулила. И тут Семён увидел свою семью. В разорванной, перепачканной кровью одежде, слегка заваленные ветками, на земле лежала Настя, а на ней маленькая Маша. Его заколотило так, что карабин и ведёрко выпали из рук. Семён заскрежетал зубами и не выдержал – зарыдал.

Сколько прошло времени, пока он оплакивал родных, Семён не знал. К действительности его вернула собака, которая принялась слизывать кровь с лица маленькой хозяйки. Глядя на это, охотник принял решение – отомстить, убить медведя-убийцу, который всего за один день принёс столько горя людям. Если его не остановить, смертей может быть ещё больше.

Семён взял собаку на поводок и стал разбирать следы. Вскоре стало понятно, что жена и дочка, закончив собирать ягоды, возвращались по тропе в посёлок. Медведь скрадывал их у тропы, и когда люди поравнялись с ним, обнаружил себя. Жена и дочь побежали в разные стороны, но разве можно уйти беззащитному человеку от дикого зверя! Кого первым догнал и убил медведь, Семён выяснять не стал. Убийца сложил тела под лиственницу и завалил ветками, а уже после этого направился в сторону посёлка и напал на косцов. И только ближе к ночи вернулся к своей первой добыче, где его и обнаружила собака. Значит, зверь вернётся сюда еще раз.

Семён прикинул, на каком дереве можно расположиться и просидеть несколько дней в ожидании медведя. Выбрал дерево, росшее неподалеку от места, где лежали родные. Затем пошёл в посёлок.

Участковый, только что вернувшийся из больницы, куда доставили тела Ивана и Василия (голову Ивана так и не нашли), увидев Семёна, сразу понял, что трагедия на сенокосе – неединственная. Не глядя в глаза постаревшему за одну ночь охотнику, спросил:

– Что предлагаешь?

– Однако бить зверя необходимо, – сурово ответил Семён. – Думаю, два дня хватит. Тогда и моих из тайги привезём. Сейчас нельзя. Не придёт медведь тогда. Опять жертву искать будет. Объясни народу, пусть пока в тайгу не ходят, поостерегугся. Я всё сам сделаю. Это моё.

Выйдя от участкового, Семён направился к Анатолию. Тот до сих пор не пришёл в себя. Сидел, курил, уставившись в одну точку.

– Анатолий, возьми моих собачек. Я на несколько дней в тайгу, а их кормить некому. Нет у меня больше никого! – И больше ничего не сказав, Семён ушёл. Анатолий, поняв всё, закрыл лицо руками и зарыдал.

Дома у Семёна всё валилось из рук. Перед глазами мелькали эпизоды прошедшего дня, из которых самым незабываемым было лицо мёртвой дочки. Кое-как сосредоточившись, он положил в карман куртки патроны, хлеб, налил в бутылку воды. На пояс повесил нож, через плечо – карабин. Немного подумав, выложил на стол трубку и табак. Чтобы не было соблазна курить.

По дороге в тайгу сильно разболелась голова – мысли о погибшей семье не давали покоя. Оказавшись у намеченного для засидки дерева, Семён, не глядя в сторону погибших родных, залез на него. Сооружая лабаз, привязал к суку потолще захваченные из дома дощечки. Проверил, не будет ли что-нибудь мешать стрельбе. Замер.

Возникла мысль: зачем он всё это делает? Может, нужно предать тела близких земле, а не ждать, пока из-за жары на них страшно станет смотреть? Но вновь появившееся перед глазами окровавленное лицо дочери заставило сильнее сжать карабин, слиться с деревом в единое целое. Так он просидел до темноты. Вспомнив, что давно ничего не ел, позволил себе пожевать хлеба, запивая его водой из бутылки. Семён молил Бога, чтобы на небе не было туч, тогда стрелять будет очень хорошо. Туч не было, но и медведь не приходил. И только под утро послышался лёгкий шорох. Семён напрягся. В предрассветных семерках он сумел разглядеть росомаху. Она прошла по стволу поваленной лиственницы, ловя ноздрями чуть сладковатый трупный запах, который уже держался над этим местом. Затем стала разгребать ветки, под которыми лежали люди, стараясь добраться до их тел. Семён хотел выстрелить, но остановил себя. Шуметь было нельзя. Более того, нельзя было пугать росомаху – вдруг медведь где-то рядом? И охотник стал ждать. Он слышал как росомаха, добравшись до добычи, урча, рвала тело его любимой дочери. Насытившись, росомаха ушла, а Семён так и не пошевелился. И лишь когда полностью рассвело, организм его сдался, и Семён заснул.

Очнулся от невыносимого запаха и громкого жужжания мух, летающих над разлагающимися телами. Семёна чуть не стошнило. Но злоба на медведя победила, и он, протерев глаза, только крепче сжал карабин. Приближающийся шорох охотник услышал, когда уже начало смеркаться. Было ясно – идёт осторожный и большой зверь. Семён чувствовал это всей кожей. Зверь останавливался, чего-то выжидал и снова шёл. Вот он остановился за соседним выворотнем и с шумом втянул в себя воздух. Теперь Семён был уверен, что это медведь.

Охотник не боялся, что убийца почует его присутствие, ведь запах от разлагающихся тел был настолько сильным, что перебивал все окружающие. И действительно, медведь обошёл вокруг засидки и ничего не почувствовал. Семён, удостоверившись, что это тот самый медведь, держал его лопатку на мушке, но пока тот двигался, стрелять не торопился. Вот зверь приблизился к телам своих жертв и принялся за трапезу. Семён выстрелил.

Охнув, медведь осел и повалился на тех, кого пожирал. Семён выстрелил в тушу ещё раз. Ещё, ещё. Пока не кончилась вся обойма. Он был уверен, что все выстрелы нашли свою цель. Посидев на лабазе еще несколько минут, охотник спустился на землю и, не глядя в сторону своих близких и медведя, пошёл к посёлку.

Там Семён рассказал участковому, как всё произошло, и объяснил, где лежат жена, дочка и медведь. После этого он пошёл домой. Теперь всё ему стало безразлично, не нужно. Он оглядел свой осиротевший дом, затем налил полный стакан водки и выпил залпом. Закурил…

Затушив сигарету, Семён перекрестился на висевшую в углу икону и взял в руки карабин. Заменив пустую обойму на полную, дослал патрон в патронник, глубоко вздохнул и выстрелил…

Тринадцатый

Рыбалка закончилась. Все уехали в посёлок сдавать последнюю в этом сезоне пойманную рыбу. Охранять снасти и снаряжение оставили Сергея – одного из штатных охотников, так как рыбачили как раз на его участке.

В промхоз Сергей устроился сразу после службы в армии. Работа понравилась: летом заготавливал ягоды, грибы, ловил рыбу; с началом пушного промысла забрасывался в тайгу, где добывал пушнину, стрелял лосей, медведей. Хоть был ещё молод, но считался опытным охотником – одних мишек добыл уже одиннадцать штук, чем очень гордился. Охоту на косолапых Сергей считал делом простым и удивлялся, когда старые охотники рассказывали, что зверь этот опасен, особенно если ранен.

Проводив друзей, Сергей первым делом повесил сушиться невод, затем отправился на вечернюю зорьку за уткой, которая обитала здесь в изобилии. Пострелял в удовольствие и решил вновь пойти утром. Но охота сорвалась. Проснувшись и выйдя из дома, он увидел, что невода на месте не оказалось. Зато на песке отчётливо отпечатались крупные медвежьи следы. Вскоре охотник определил: медведь сорвал невод, утащил его в кусты и там, запутав в клубок, бросил.

– Вот гад! – возмутился охотник. – Наделал дел, а мне разгребать. И зачем ему невод понадобился, если рыбы в нём нет?

Чертыхаясь, Сергей потащил невод обратно. Он был тяжёлым: завозили невод на моторных лодках и вытаскивали всей бригадой. Пока разбирал и распутывал снасть, а затем вновь вешал сушиться, провозился до обеда. На вечёрке старался стрелять побольше, чтобы медведь, испугавшись выстрелов, больше не появлялся. Второй раз возиться с неводом не хотелось. Сейчас Сергей пожалел, что с собой нет пулевых патронов – забыл дома. Хорошо хоть дробовых достаточно.

Утки летали хорошо, и после каждой серии выстрелов из пятизарядки одна, а то и две выпадали из стайки. Охота прекратилась, когда патронташ опустел. Шума наделал столько, что медведь наверняка больше не подойдёт к дому.

Однако утром невода на месте вновь не оказалось. Сергей нашёл его в тех же кустах ещё больше запутанным и к тому же с прогрызанной дырой.

– Вот зверюга! – разозлился Сергей. – Понял я, почему ты невод таскаешь – рыбой он пахнет. Ну, погоди, я тебе устрою!

Вечером, когда невод вновь был распутан, отремонтирован и развешан на кольях, Сергей занялся сооружением петли из стального тросика. Петли ставить он умел, хотя медведя таким способом не ловил. Зверь затаскивал невод в кусты – там, на росшем невдалеке дереве, охотник и поставил петлю, закрепив её с таким расчетом, чтобы она затянула зверю шею.

Проснулся Сергей от медвежьего рёва. Взяв ружьё, выскочил на улицу. Невод висел на кольях нетронутым, а на фоне кустов чёрным пятном выделялся медведь. Огромный самец топтался на месте, удерживаемый за шею стальным тросиком. Увидев человека, медведь оглушительно заревел.

Сергей вскинул ружьё, но вспомнил, что оно заряжено дробью. Стрелять не было смысла, и он, не делая резких движений, стал отходить к дому. Там быстро растопил железную печь. Затем высыпал дробь из одного патрона в пустую консервную банку и поставил свинец плавиться. Другую банку разрезал и свернул из жести нечто похожее на «фунтик».

Заарканенный зверь продолжал реветь, и Сергей старался всё делать быстро. Расплавленный свинец вылил в «фунтик», подул, остужая, затем бросил в ведро с холодной водой. Самодельную пулю вставил в патрон вместо дроби, пальцами обжал края папковой гильзы и побежал к медведю, на ходу заряжая ружьё.

При его приближении медведь заревел еще громче, и Сергей, недолго думая, выстрелил ему в район грудной клетки. Медведь как стоял, так и остался на месте, продолжая реветь и махать на человека лапами.

– Неужели промазал?! – удивился Сергей и, как и в первый раз, стал медленно пятиться к дому.

Печь была горячей. Он подбросил в неё дров, высыпал в банку дробь из второго патрона, и вскоре ещё одна пуля была готова. На этот раз Сергей, не торопясь, прицелился в голову зверя. Выстрел. Медведь отпрыгнул в сторону и понёсся по тропе к сопке.

– Удрал двенадцатый! – в сердцах плюнул Сергей. Он подошёл к дереву и внимательно осмотрел оборванный тросик. Перебить его могла только пуля, хотя в такую случайность верилось с трудом.

Ребята, приехавшие на следующий день из посёлка к Сергею, и в самом деле засомневались в правдивости его рассказа. Что медведь приходил и рвал невод, сомнений не было, а вот в то, что пуля перебила тросик, и освобожденный из петли зверь не набросился на человека, верить отказывались…

Примерно через месяц Сергей на своём участке добыл двенадцатого медведя. Снимая шкуру, подумал, что этот мог быть тринадцатым. Где-то сейчас ходит тот, который так «полюбил» его невод, что с ним?

Вновь о цифре тринадцать он вспомнил весной, когда выписывал очередную лицензию на отстрел медведя. Сергей, как и все охотники, был немного суеверным и, подумав о «чёртовой дюжине», даже сплюнул через левое плечо.

И вот он неспешно шёл на лыжах по вершине сопки и просматривал в бинокль места, где мог находиться медведь. Чёрное пятно на снегу он заметил ближе к обеду, когда уже немного подустал и собирался передохнуть. Вместо отдыха начал скрадывать. Большой самец чёрного окраса лежал у входа в берлогу. Скоро склон сопки совсем должен был освободиться от снега и, как только зазеленеет первая травка, медведь тронется от берлоги. Сейчас он просто грелся на солнышке.

До медведя осталось метров сто – для выстрела из пятизарядки далековато. Вот если бы был карабин! Но ближе не подойти – ветер дул от Сергея в сторону зверя, и тот мог его почуять. Всё же Сергей решил стрелять и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок. Какое-то время после выстрела медведь продолжал лежать не шевелясь. Потом дернулся, вскочил, покрутил башкой, словно выясняя, кто посмел нарушить его покой, и бросился вниз по склону, да так быстро, что Сергей не успел выстрелить второй раз…

Лишь через четыре дня Сергей вновь обнаружил большого чёрного медведя. Солнце припекало вовсю, и медведь, спасаясь от его лучей, разгрёб снег и лежал, раскинув лапы в стороны и уткнувшись мордой в землю. Сергею удалось приблизиться к нему метров на сорок-пятьдесят. С такого расстояния зверь показался огромным. Невольно мелькнула мысль: «Тринадцатый! Повезёт ли на этот раз?»

Хороший выстрел сделать было непросто – головы медведя практически не видно, лопаток тоже. Прежде чем прицелиться, Сергей достал из патронташа ещё один пулевой патрон и зажал его зубами. На всякий случай. Медведь не шевелился. Наведя мушку ружья примерно на то место, где находится лопатка, Сергей выстрелил. Приклад привычно толкнул в правое плечо. Донёсся чёткий шлепок пули, попавшей в тушу, и медведь, дёрнувшись, замер.

Неужели готов?! Но уже через секунду зверь смотрел прямо в глаза Сергею, а ещё через секунду кинулся в его сторону. Выстрел. Голова медведя раскачивалась в такт движениям – вверх-вниз, вверх-вниз. Выстрел. Видно, как на спине зверя раздвинулся густой мех – пуля попала. Выстрел. Переднюю правую лапу отбрасывает назад, но медведь всё ближе. Выстрел. Закрутил башкой, но ещё один прыжок – и…

Мощный удар лапой пришёлся по прикладу ружья, от которого лишь полетели щепки. Сергей лежит на снегу, сжимая левой рукой ствол. Правой пытается вставить в патронник запасной патрон. В мыслях: «Закроется ли затвор? Где медведь? Успею ли выстрелить?»

Затвор, щёлкнув, закрылся. Сергей встал на колени. Медведь, по инерции проскочивший мимо, затормозил лапами по снегу и начал разворачиваться. Сергей, держа ружьё у живота, направил его на близкую цель и выстрелил. Рукам больно от отдачи, но медведь вдруг замирает, медленно оседает в снег и катится вниз по склону…

Сергей лежит на спине и смотрит в небо. Оно голубое, без единого облачка. Но перед глазами Сергея – мчащийся на него зверь. Испуг приходит только сейчас, и только сейчас он осознает, что могло с ним произойти. На снятой шкуре были видны дыры от попавших пуль. А в шее обнаружилась застрявшая самоделка – та самая, переплавленная из дроби. Сергей долго держал её на ладони, рассматривая. Затем достал лицензию и ручку. Заполняя документ, написал: «Медведь, самец». Немного подумав, добавил: «Тринадцатый».

Драма у таёжного ручья

Мне немало довелось поездить по стране, особенно в годы учёбы на факультете охотоведения в Кировском сельхозинституте, встречаться со многими интересными людьми: штатными работниками охотничьего хозяйства, охотниками-промысловиками и любителями. Множество историй услышал я от них, в том числе и драматических. Одна такая история буквально потрясла меня.

Началось всё со встречи в конторе госпромхоза одного из таёжных посёлков. Я увидел там ещё довольно молодого мужчину с настолько изуродованным лицом, что страшнее, казалось, и придумать невозможно. Вместо лица была страшная маска. Правой руки не было по самое плечо, одна нога изогнута дугой. Из разговоров с охотоведом госпромхоза и другими жителями посёлка в деталях предстало всё, что случилось с этим человеком. Картину произошедшей с ним трагедии помогло дополнить посещение места, где она разыгралась…

На поляну к охотничьей избушке вышла небольших размеров медведица. Остановилась, принюхиваясь, втягивая ноздрями прохладный утренний воздух. За ней не вышел – выкатился медвежонок. Подбежал к одной из железных бочек, двинул её лапой и сел, смешно наклонив голову и прислушиваясь к раздавшемуся уханью.

Медведица ёще раз с шумом втянула воздух и, поняв, что ничего не угрожает ей и медвежонку, пошла к избе. У закрытого окна поднялась на задние лапы и снова начала принюхиваться – нет ли внутри чего-нибудь из еды. В этом случае она разбила бы лапой окно и залезла бы в избу. Но покинутое весной зимовье потеряло запах присутствия человека и пищи. Был только запах леса.

Тем временем медвежонок оставил в покое бочку и подошёл к аккуратно сложенной поленнице дров. Начал разваливать, цепляя дрова когтями. В конце концов все дрова упали на него и медвежонок, жалобно заскулив, прыгнул в сторону.

Мамаша услышала визг, грозно рявкнула и в один миг оказалась возле детёныша. Она оскалила клыки на невидимого врага и успокоилась, лишь когда медвежонок ткнулся в её тёплый живот. Он был её первенцем, к тому же, судя по виду, очень слабым. Может, по этой причине молодая мать-медведица так оберегала его.

Закончив дела по дому, Антон зашёл к своему другу Ивану и уговорил его посетить завтра на моторных лодках свои охотничьи угодья. И Антон, и Иван полтора года назад вернулись в родной посёлок после срочной службы. Они с детства любили охоту, поэтому и устроились на работу в госпромхоз штатными охотниками.

Охотничьи угодья друзей граничили между собой. До начала промысла времени оставалось немало, но у штатного охотника в тайге и летом работа всегда найдётся. Антон решил отремонтировать крышу своей охотничьей избы, которую строил ещё его отец. Большую часть промыслового сезона он проводил в ней. Изба, считавшаяся базовой, была построена в очень удобном месте на берегу таёжного ручья. Рядом всегда была чистая питьевая вода. Да и в баню, которую охотник срубил прошлым летом, воду было носить не так далеко.

У Ивана в тайге дел тоже было невпроворот. Захватив продуктов на неделю, друзья ранним утром тронулись в путь. «Казанка» Антона шла первой. На носу лодки лежала пятилетняя западносибирская лайка по кличке Юкон. Этого кобеля продали его отцу заезжие охотники, когда Антон ещё служил в армии. Сейчас Юкон был в расцвете сил. Лёжа в лодке, он по-хозяйски осматривал проплывающие мимо берега, всем своим видом как бы говоря Антону: смотри, какой я красивый и сильный. Единственным, что портило экстерьер лайки, были жёлтые волчьи глаза, видимо, доставшиеся ему от далёких предков.

Но Антону на экстерьер было совершенно наплевать: ездить по собачьим выставкам он не собирался. А по рабочим качествам Юкону в посёлке не было равных: он прекрасно работал по соболю, глухарю, лосю, медведю. Соболя и глухаря облаивал нехотя, будто давая понять, что делает это только из-за уважения к хозяину. Лосей мог гонять днями и ночами напролёт. Найдя свежий след, Юкон делал по направлению хода зверя несколько прыжков и, останавливаясь, оборачивался на хозяина. Если тот говорил: «Давай. Юкон, давай!» – он бросался за лосём и преследовал его до выстрела. Если же Антон говорил: «Нет, Юкон, лось не нужен», – ещё какое-то время стоял на месте, а потом плёлся за хозяином, опустив хвост.

Больше всего Юкон любил гонять медведей. Хватанув запах косолапого, он, казалось, забывал обо всём и сразу кидался на зверя. И не просто облаивал, а лез в драку, хватал за гачи, нанося мощными клыками рваные раны. Несколько раз медведи подцепляли его своими когтистыми лапами, но, обладая отменной реакцией, пёс отделывался лишь царапинами. Охотники госпромхоза так и не могли понять, почему Юкон так ненавидел медведей. Может, потому, что только в них видел достойных противников? Что же касается собак, то те из них, с которыми Юкон из-за чего-то не поладил, погибали от его острых клыков. Особенно запомнился такой случай.

Антон с другом поехали на рыбалку, взяв с собой собак. К лайке Ивана, красавице Яне, Юкон был явно неравнодушен. Результатом их «любви» становились крепкие щенки, на которых был большой спрос. Когда Юкон был рядом с Яной, он оберегал ее от любых посягательств со стороны «женихов». Вот и в тот раз Юкон и Яна бегали, играясь, по песчаной косе у реки. Их хозяева, увлечённые рыбалкой, не сразу увидели подъехавшую к реке машину, из которой выскочили две немецкие овчарки. Заметив лаек, те рванули в их сторону. Зная характер Юкона, Антон стал кричать, чтобы приехавшие остановили своих собак, но было поздно. Овчарки неслись прямо на Яну, и она, увидев чужих собак, побежала прочь. Юкон за ней. Овчарки стали настигать их. Когда вырвавшийся вперёд здоровенный кобель оказался возле Юкона, тот упал на спину. Овчарка по инерции пробежала над ним, а Юкон в перевороте успел разорвать ей шею и встать на ноги. Со второй овчаркой картина повторилась. Всё продолжалось не больше нескольких секунд. Хозяева овчарок так и не поняли, как всё произошло. Что было потом – долго рассказывать…

Едва «казанка» ткнулась в берег недалеко от устья ручья, Юкон спрыгнул на землю и убежал в тайгу. Видимо, он решил обойти все свои владения, поискать собачьи тайники. Пёс оставлял их в те времена, когда ему и хозяину удавалось добыть лося или медведя. В этих случаях Юкон, наевшись до отвала, начинал прятать на чёрный день недоеденные куски мяса и кости. Причём уносил их на довольно большие расстояния. Наверное, в собачьем мозгу тоже возникала мысль: подальше положишь – поближе возьмёшь.

Направился он вверх по ручью, но вскоре ветер донёс до него запах медведя. Загривок Юкона мигом поднялся, пёс напрягся и, оскалив клыки, кинулся в сторону врага. Выскочив на увал, нос к носу столкнулся с небольшим медвежонком. С ходу схватив зверёныша за гачи, пёс разорвал ему мышцы на задней лапе. Медвежонок завизжал резко и пронзительно. И тут же на лайку кинулась разъярённая медведица. Увернувшись от удара лапой, пёс развернулся на месте и укусил её за гачи. Медведица остановилась возле детёныша в боевой позе. Юкон закрутился вокруг. В какой-то момент он подскочил к зверю слишком близко, и тому удалось подцепить его лапой. Пса подбросило вверх и, перевернувшись в воздухе, он ударился о лиственницу. Решив, что ему необходимо восстановить силы, Юкон удалился с места схватки.

Тем временам Антон стоял у избы и курил, провожая взглядом лодку друга. Они договорились встретиться через неделю. Докурив, охотник взял топор и пошёл вверх по ручью, как раз в ту сторону, где находились медведица с медвежонком…

В очередной раз втянув воздух, медведица почувствовала запах человека. Она зарычала. Уши прижались к голове, нижняя губа отвисла, а верхняя приподнялась, обнажив клыки. Глаза налились кровью.

Антон рубил очередную слегу и не сразу увидел приближающуюся медведицу. А когда заметил, успел подумать, что, видимо, где-то рядом медвежонок и мать просто пугает его. Вот сейчас она остановится, встанет на задние лапы и рявкнет, чтобы отогнать чужака. Но разъяренная медведица с ходу напала на охотника. Он попытался отпрыгнуть в сторону, одновременно ударив её топором. Но в прыжке удар не получился, острие топора скользнуло по черепу зверя, что разозлило его ещё больше. Удар медвежьей лапы пришёлся по руке. Она хрустнула в плече, топор выпал. Второй удар – по спине. Антон почувствовал, как лопнула телогрейка, и острая боль обожгла спину. Обняв охотника, медведица принялась кусать его голову. Он почувствовал зловонное дыхание зверя, ощутил, как клыки медведицы рвут лицо…

Очнулся Антон в темноте. Он лежал у ручья между двух камней, заваленный хворостом. Болело все тело, горело лицо. Одежда была разорвана в клочья. Почему медведица не убила его? Очевидно, сработал инстинкт – убедившись, что от человека не исходит признаков жизни, медведица затащила его в примеченное место, забросала хворостом и валежником, после чего вернулась к медвежонку.

Когда Антон попытался выбраться из-под веток, медведица, услышав шум, вновь бросилась на охотника. Но в это мгновение на её пути появился Юкон. Укус его оказался силён, и медведица, рявкнув от боли, села на землю. Пёс бросился к оказавшемуся рядом медвежонку и начал рвать его. Медведица, забыв об охотнике, кинулась на выручку детёнышу. Этого Антон уже не видел – вновь потерял сознание.

Первое, что он услышал, когда пришёл в себя, было рычание Юкона. Он нападал на медведицу, не подпуская её к хозяину. Антону удалось подняться. Пройдя несколько десятков метров, он упал и снова потерял сознание. Теперь уже надолго.

Очнулся только на рассвете. И сразу услышал шум схватки, догадавшись, что его верный друг всю ночь спасал его от зверя. Пересиливая боль, охотник пополз к избе. Оглянувшись, увидел бегущего к нему Юкона, а за ним – разъярённую медведицу. Заметив охотника, она метнулась к нему. Юкон уже не с рычанием, а с диким воем прыгнул ей на спину и впился в шею. Медведица взвыла и попыталась упасть на спину так, чтобы раздавить навязчивого врага. Поняв её маневр, пёс отпрыгнул в сторону и тут же, впившись ей в пах, вырвал большой кусок. Собака нападала на медведицу с такой яростью, что она вновь отступила от человека. Оставив её в покое, Юкон подбежал к хозяину, схватил его за ворот телогрейки и стал тащить к избе. Антон как мог помогал ему ногами.

Через некоторое время увидев, что медведица возвращается, Юкон оставил хозяина и опять кинулся на неё. Завязалась новая схватка. Антон продолжал ползти к избе – там спасение. Оглядываясь, он видел клубок дерущихся: собаку и медведицу. Время от времени клубок распадался, и Юкон подбегал к нему, пытаясь тащить к избе. Потом вновь кидался на приближающуюся медведицу.

Сколько времени Антон полз до избы, он не помнил. Помнил только, что, когда наконец удалось открыть дверь и перевалить тело через порог, на улице было уже темно. Он в очередной раз потерял сознание.

Последующие дни были сплошным туманом. Невыносимая боль жгла всё тело. Сил забраться на нары у Антона не хватило. Он лежал на полу, изредка дотягиваясь до чайника, чтобы напиться. Охотник понимал, что помощь придёт только с приездом Ивана, и старался держаться. Юкон тоже держался – то и дело был слышен его лай.

Иван, словно предчувствуя недоброе, приехал раньше условленного срока. Открыв дверь в избу, он увидел лежащего на полу друга. В изодранной одежде, весь в засохшей крови, с обезображенным гноящимся лицом – он являл страшное зрелище. Но Антон всё ещё был жив, в чём убедился Иван, когда поднёс к его губам воду. Он что-то прошептал, и Иван смог разобрать: «Юкон. Юкон».

Обработав другу раны, Иван вышел из избы и сразу услышал странные звуки, похожие на стоны и хрип. Схватив карабин, Иван пошёл на звуки. Сначала он увидел сидящую медведицу, а уж потом – лежавшую невдалеке собаку. Юкон следил за движениями медведицы и, как только она делала попытку двинуться с места, кидался на неё и хватал за гачи, представлявшие из себя сплошное кровавое месиво. Ударить собаку у медведицы не было сил, и она просто вновь садилась на землю. После этого Юкон отходил и ложился на землю. Прицелившись, Иван выстрелил зверю в лопатку. Юкон посмотрел на охотника и сделал попытку вильнуть хвостом, что у него плохо получилось…

Погрузив друга в лодку, Иван перенёс туда и Юкона, который спал и не двигался. Через шесть часов Антон уже был в поселковой больнице. Так и не проснувшегося Юкона он на руках отнёс к Антону домой.

Из больницы Антон вышел через несколько месяцев. Охотиться он, конечно, теперь уже не мог. Устроился ночным сторожем в контору госпромхоза. Юкон продолжал охотиться с Иваном – так решил Антон. Но после окончания каждого охотничьего сезона пёс возвращался в дом к своему хозяину…

Возвращение с дипломной практики

Выйдя из охотничьей избушки на улицу, Валерка почувствовал, как морозный воздух обжёг лицо. Пройдя метров семьдесят по направлению к реке, он замер, прислушиваясь. Тишину нарушил скрип снега за спиной. Валерка обернулся и заругался на подбежавшую собаку:

– Тише ты, морда! Не слышно из-за тебя ничего!

Рыжего окраса кобель, видно, что непородный, лайкоид, преданно смотрел на хозяина.

– Жрать, наверное, хочешь? Мне и самому ужас как хочется, вот только нечего. Эх, чёртушка, ты мой. – Валерка снова прислушался.

– Слышишь, Чёрт! Вроде вертолёт гудит, – обратился он к собаке.

Услышав кличку, кобель завилял хвостом. Валерка слушал.

– Видно, показалось. Не будет вертолёта. Нужно с возвращением решать, а то поздно будет. – Он повернулся и пошёл к избе.

В избу не вошёл. Остановился у собачьей будки, сооружённой из жердей в виде шалашика, накрытого лапником. Внутри, на подстилке из сухой травы, лежала ещё одна собака. Увидев хозяина, она подняла голову.

– Лежи, милая, лежи, ты и так за сезон намаялась, исхудала, бедная. Ничего, дома отъедимся! – Он нежно погладил лайку, та забила о землю хвостом, вытянулась всем телом и начала чуть прискуливать от навалившегося счастья.

Вертолёта не было уже целую неделю, хотя в госпромхозе чётко назначили дату, когда его и Володьку собирались вывезти из тайги, где они проходили дипломную практику. Ко всему ещё Володька вроде бы серьёзно заболел. Возможно, заработал воспаление лёгких. Так что ждать вертолёта больше не было смысла, надо выходить из тайги самотопом. Вот только дорога предстояла дальняя, а с продуктами напряг. Валерка порылся в кармане бушлата, достал сухарь, сдул с него табачные крошки и протянул собаке:

– На, Векша, подкрепись пока.

Собака захрустела полученным лакомством. Услышав это, Чёрт попытался пролезть мимо хозяина в будку, но Валерка схватил его за шиворот и откинул прочь:

– Куда, Чертяра! Ты и так двойную норму продуктов сожрал. А толку от тебя, как от козла молока.

Кобель зарычал, оскалив белые клыки, но когда хозяин протянул руку к увесистой палке, поджал хвост и отбежал подальше. Валерка подождал, когда Векша догрызла сухарь, ещё раз потрепал её за ушами и пошёл в избу.

– Что там, Валер, вертолета не слышно? – спросил лежавший на нарах в спальном мешке напарник – такой же, как и он, студент-охотовед. Спросил и закашлялся. Сильно, с хрипотой в горле.

– Нет, Володь. Видно, забыл про нас директор. Помнишь, перед нашей заброской он сильно пьяный был. Ну ничего, доберёмся до посёлка, обязательно с ним разберёмся. А пока попей-ка чаю из боярышника! – Валерка наполнил кружку из стоявшего на печке чайника и подал её другу. – Сахара только нет, да и продуктов практически не осталось. Я думаю, ждать больше нельзя. Сколько до посёлка, не помнишь?

– Наверное, километров с восемьдесят будет, – сказал Володька, прихлёбывая чай. – Если в день по двадцать проходить, то за четыре дня доберемся.

– Шустрый ты – по двадцать! Ты же больной.

Дней шесть назад Валерка в последний раз обходил путики. Заночевал в одной из избушек, находившихся на их участке. А вот Володьку, который после обеда тоже решил проверить путики недалеко от базовой избы, застала пурга. Он думал, что управится быстро, часа за два, поэтому одет был по-лёгкому и даже фонарика с собой не взял. Пурга началась, когда он только-только добрался до дальних капканов. Мгновенно стемнело, повалил сильный снег. Володька сообразил сразу повернуть и по накатанной лыжне побежать обратно. Но на полпути лыжня пропала, и ему пришлось то и дело голыми руками нащупывать её впереди себя. До избы он добрался только к полуночи – весь мокрый от пота и снега, с обмороженными руками.

Теперь кожа на руках потрескалась, держалась высокая температура, мучил кашель. Лечиться было нечем. В медицинской аптечке нашли какие-то таблетки без упаковки, но употреблять их не рискнули. А зелёнка и йод против простуды не помогли бы. Хорошо ещё, что в запасе был медвежий жир. Им Валерка натирал другу грудь и руки, давал с чаем внутрь. Володька держался. Но это в избе, а что будет, когда придётся ночевать в лесу у костра? Морозы стояли сильные. И всё же Валерка решился.

– Собираемся – и завтра в путь. – Он достал старенький компас и положил на стол, глядя, как стрелка немного поколебалась и замерла, указывая на север. – Поселок у нас строго на севере, думаю, не промахнёмся. И знаешь, что мы там в первую очередь сделаем?

Володька отрицательно покачал головой.

– В первую очередь зайдём в магазин. Помнишь, какие у продавщицы тёти Груни вкусные булочки продавались и топлёное молоко в железных банках?

– Еще бы! Разве такую вкуснятину забыть можно! Жаль только, мало мы тех булочек с тобой перед охотой съели и молока выпили.

– Ничего, дай срок – наверстаем.

Со сборами Валерка провозился до темноты. Упаковывал добытую пушнину, остатки продуктов, проверял лыжи, нарты и прочее снаряжение. Ужинали глубокой ночью. Долго сидели и пили чай, на этот раз с клюквой, брусникой и шиповником. Последнюю вермишель сварили вместе с несколькими беличьими тушками и отдали собакам, следя, чтобы Чёрт, проглотивший свою долю одним махом, не отнял еду у Векши.

– Ты, консерва хвостатая, получишь у меня когда-нибудь, – погрозил Валерка кобелю кулаком, когда тот бросился облизывать пустую Векшину миску.

Проснулись рано. Володька, одеваясь, пошатывался от высокой температуры и слабости. По традиции присели на дорогу.

– Ладно, как говорится, спасибо этому дому, пойдём к другому, – сказал Валерка.

На улице от свежего воздуха у Володьки закружилась голова, и он прислонился к избе. Собаки, видя хозяев с ружьями на плечах, радостно завиляли хвостами, показывая, что готовы отправиться на охоту. Валерка поймал сначала Чёрта, потом Векшу и впряг их в нарты.

– Идти сможешь? – обратился он к Володьке. Тот кивнул. – Тогда поехали.

Валерка взял ремень-потяг, сунул руки в петли и вместе с собаками потащил нагруженные охотничьим скарбом нарты. Идти было не тяжело. Снега выпало немного, наст держат. По дороге нарваш спелых ягод рябины, Валерка подстрелил сойку. Если бы не состояние Володьки, всё было бы нормально. Но он часто останавливался, садился на нарты и отдыхал. Кашель на морозе усилился. Валерка и собаки ждали, когда он сможет идти дальше.

– Всё, на сегодня хватит! – сказал Валерка часа за два до темноты. – Ты, Володька, отдыхай, а я ночлег приготовлю.

Он разгреб лыжей снег у выворотня, разжёг костёр и начал споро пилить сухие пихтовые безвершинки, готовя брёвна к ночи. Нарубив жердей, изготовил нары, набросал на них и на разгруженные нарты лапника, расстелил спальные мешки.

– Я на нарах перекантуюсь, а ты на нарты ложись – всё от снега повыше будет, а значит, теплее. Эх, из чего бы ужин приготовить? Крупы немного осталось да пара сухарей. Затянули мы с возвращением. Чёртов директор. Придём в посёлок, я ему рёбра пересчитаю! – Валерка посмотрел на друга: – Ты есть сильно хочешь?

– Нет. Сам знаешь, когда болеешь, есть совсем не хочется. – Володька вновь закашлялся.

Валерка бросил в костёр заготовленные брёвна. Пару самых толстых прижал друг к другу, третье, поменьше, положил сверху.

– Нодья готова. Ты сейчас кипяточку попей и ложись. – Открыв крышку чайника, он вместе с клюквой и боярышником стал бросать в него гроздья рябины. Потом достал из рюкзака добытую днём сойку, не ощипывая, наколол её на палку и стал поджаривать над огнём. Минут через пять разорвал обуглившуюся тушку птицы пополам. Одну половинку кинул Чёрту, который схватил её на лету и моментально проглотил.

– Смотри, Володь, на Чёрта. Он и не понял, что поужинал, – засмеялся Валерка.

Чёрт завилял хвостом, надеясь, что перепадёт что-то ещё.

– Ты свою пайку схавал. Хватит. Векша, иди ко мне! – позвал Валерка собаку.

Она подошла к хозяину, обнюхала сойку, аккуратно взяла её с руки и захрустела косточками. Съев, вопросительно посмотрела Валерке в глаза.

– Всё, хорошая, больше нет. Завтра я вдвоем с Чёртом нарты потащу, а тебя отпущу, чтобы белок поискала или глухаря. Вот тогда и наедимся.

Векша, словно поняв, о чём говорит хозяин, вильнула хвостом и отошла к лежавшему недалеко от огня Чёрту. Валерка разлил по кружкам кипяток. Напиток оказался горьким, вяжущим рот.

– Нормальный компот получился. А витаминов, витаминов сколько! Кстати, в сырой рябине их ещё больше. – Он подал Володьке горсть мороженых ягод.

– И кто только сказал, что рябина после мороза сладкой делается? – поморщился тог, жуя. – Накормить бы его сейчас этой ягодкой.

– Курить будешь? – спросил Валерка, доставая сигарету.

– Не хочу, боюсь, горлу от дыма только хуже станет.

Володька допил «компот», после чего снял валенки, бушлат, подложил их под голову и забрался в спальник.

– Нам главное – не сгореть, – сказал он. – Гляди, как пихта угольками стреляет.

Валерка долго не мог уснуть, всё прикидывал, сколько километров они прошли за сегодняшний день. Потом подложил в костёр дров и, как и Володька, подложив под голову валенки и бушлат, забрался в спальник. Не успел закрыть глаза, как перед ним появилась продавщица тётя Груня, а за её спиной полки с горами сдобных белых булочек и топлёным молоком в железных банках, на которых были нарисованы упитанные коровы…

А потом ему приснилось, как Чёрт подходит к нему и прямо через спальник кусает его за ногу. Стало очень больно. Валерка тряс ногой, но Чёрт никак не размыкал челюсти.

Проснувшись, он увидел, что спальник дымится. Валерка одним махом выпрыгнул из спальника на снег, который зашипел от тлеющих носков. Схватив чайник, Валерка попытался залить мешок, но оказалось, что вода успела замерзнуть. Отбросив чайник, он стал втирать снег по краям образовавшейся в спальнике большой дыры. Вата продолжала тлеть, и её пришлось вытаскивать.

– Что случилось? – проснулся Володька. – Пожар?

– Пожар. От спальника всего лишь половина осталась. Теперь его в поселок тащить нет смысла. Разве что для отчёта…

Больше Валерка не спал, сидел у костра рядом с собаками.

– Как себя чувствуешь? – спросил он, разбудив приятеля перед самым рассветом.

– Идти смогу. Правда, усталость во всём теле чувствуется.

Попив рябинового кипятку, ребята стали собираться. Как Валерка и говорил, в нарты он впряг только Чёрта, а Векшу пустил вперед. Кобель, видя такую несправедливость, заартачился, отказываясь идти. Но, получив пару пинков, нехотя потащил нарты вместе с Валеркой.

Второй день пути оказался похож на первый. Шли, собирали рябину, когда просил Володька, останавливались. Единственным развлечением стала полайка Векши и меткий выстрел, которым Валерка сбил с высокой пихты белку. Ближе к вечеру Валерка почувствовал, как навалилась усталость. Крича на Чёрта, что тот ленится тащить нарты, он понимал, что сказываются и бессонная ночь, и отсутствие еды. На ночлег остановились пораньше – когда Володьке стало совсем плохо и он уже просто не мог стоять на ногах.

На этот раз с дровами Валерка провозился значительно дольше. Рябиновый компот не лез в горло. Сварили последнюю крупу с тушкой белки. Половину солдатского котелка получившейся каши разделили на всех. Собакам дали чуть больше – им досталась часть белки, которую отказался есть Володька, сославшись на болезнь.

Этой ночью загорелся спальник Володьки. От попавших искр он стал тлеть сразу в нескольких местах, но Володька продолжал спать. Когда Валерка разбудил друга, у того уже начали прогорать брюки и свитер. Хорошо, что ожоги на теле оказались легкими.

– Отделался испугом, – говорил Валерка, смазывая остатками жира его ногу и грудь прямо через образовавшиеся в одежде дыры. – Теперь и твой спальник тащить нет смысла – остались от него только вход и выход.

– Как же теперь на морозе спать-то будем? – расстроился Володька.

Остаток ночи они провели у костра, постоянно подбрасывая в огонь сучья. С рассветом снова тронулись в путь и прошли довольно большое расстояние. Векша в поисках пищи умудрилась найти несколько мышей. Валерка и Володька довольствовались на ужин лишь мороженой рябиной. Даже Чёрт проглотил несколько ягод. Голод брал своё.

Ночь оказалась очень беспокойной. Ребята то и дело просыпались, мучимые холодом и голодом. Утром Валерка долго не мог разлепить глаза. В голове крутились воспоминания из прочитанных книг о том, как люди замерзали из-за невозможности двигаться. Наконец он резко потёр снегом лицо и встал на ноги. Еле-еле растолкал ещё спящего Володьку, для которого подъём тоже оказался настоящей мукой. Стоянку смогли покинуть только через час. Первые метры Валерка и кобель тащили нарты с огромным трудом. Затем стало не столько легче, сколько привычней, и они шли и шли строго на север.

Векша залаяла на одинокую пихту ближе к вечеру, ясно давая понять, что где-то наверху затаился зверёк. Валерка с ружьём наготове не спеша подошёл к дереву, осматривая его от нижних сучьев до вершины. Обнаружив маленький темно-серый комочек и убедившись, что это белка, прицелился и выстрелил. Падая, белка зацепилась за самый нижний сучок, на какое-то время задержалась, и тут отвязавшийся и подбежавший на выстрел Чёрт подпрыгнул, сорвал зверька и проглотил в одно мгновение.

Выстрел, и Чёрт, завизжав, ткнулся мордой в снег. Попытался подняться, но второй выстрел успокоил его навсегда.

– Теперь и нам будет что поесть, – сказал Валерка, вновь перезаряжая ружьё.

Векша, видя, как Чёрт упал, поджала хвост и скрылась в лесу. Вернулась не сразу, а после долгих призывных криков Валерки. Подошла к мертвому кобелю, обнюхала его, лизнула кровь. Поняв, что случилось, сжалась всем телом в комок.

– Не бойся, милая, – попытался успокоить собаку Валерка. – Он всё равно бестолковый был. А нам на одной рябине до посёлка не дотянуть. И так еле ноги волочим.

– Что там у тебя за стрельба была? – спросил Володька, когда тот вернулся к нартам. – Почему собака визжала?

– Смотри, какого зверя застрелил! – сказал Валерка, кладя перед ним мёртвого Чёрта. – Сейчас обдерём его и поедим горячего.

– За что ты его? – вздохнул Володька. – Он хоть и балбес был, но вроде как привыкли.

– Достал он меня. Я белку подстрелил, а он сожрал. Ну я его в горячке и приговорил. Зато хоть объедимся. Чертячье мясо оно полезное…

– Как теперь один будешь нарты тащить?

– А что их переть? Возьмём пушнину, оружие и мясо. Остальное бросим, а за убытки заплатим кому следует.

Пока Валерка рубил дрова, жерди для нар и лапник, Володька разделывал застреленную собаку. Вскоре собачье мясо лежало на снегу. Остальное Валерка отнёс подальше в лес и закопал в большом муравейнике.

– Похоронил останки Чёрта, мир его праху, – сказал он, вернувшись. – Выручил он нас. Давай варить.

Валерка порубил топором приличный кусок мяса и покидал его в котелок с растопленным снегом. Затем наполнил снегом чайник и тоже подвесил его над костром.

– Ты, Володь, не помнишь, кто покойному такую кличку дал – Чёрт?

– Как не помню! Мужик, который нам его перед началом промысла за бутылку приволок. Он тогда всё приговаривал: «У, чёрт, хорошая собака. Еле поймал чертяку. А здоровый-то прямо как чёрт!» Вот так и пошло: Чёрт и Чёрт.

– Я тоже вспомнил. Мужик тот его, наверное, на первой помойке поймал. Вот нам перед промыслом и впарил. – Валерка проткнул ножом кусочек мяса, вытащил из котелка, подождал, пока остынет, попробовал: – Готово! Ешь, Володь, а горячим бульоном запивай, не стесняйся!

– Я не стесняюсь. Лучше скажи, будет ли твоя Векша это мясо есть?

Он взял небольшой кусочек мяса и стал звать лежавшую неподалёку собаку. Векша подняла голову, но подходить не стала и, отвернувшись, уткнулась мордой в свой пушистый хвост.

– Я так и знал, что есть не будет, хоть и голодная, – сказал Володька. – Видно, собаки не каннибалы.

Наевшись горячего мяса и запив его несколькими кружками рябинового компота, оба улеглись поближе к костру и вскоре уснули. Мороз перевалил за двадцать градусов. Небо вызвездило, показалась луна. Разбудил ребят жуткий вой.

– Что случилось? Откуда волки? – запаниковали они спросонок.

– Да нет, это не волки, – наконец успокоился Володька. – Наверное, Векша выла от тоски.

– Где же она? Векша, Векша, иди ко мне! – стал звать собаку Валерка.

Через пару минут она медленно, с опущенным к земле хвостом и прижатыми ушами подошла к хозяину и ткнулась холодным носом ему в руку.

– Успокойся, хорошая, успокойся, – погладил её Валерка.

– Это она по Чёрту воет, – сказал Володька. – Боюсь, теперь нам спать не даст.

Он оказался прав. Как только глаза ребят закрывались, Векша начинала жалобно выть. Так продолжаюсь до самого рассвета. Утром Володька с огромным трудом напялил на плечи рюкзак с пушниной и еле встал на ноги.

– Слабость такая, что хочется лечь вот тут и уснуть, – сказал он.

– Если уснём, сразу замёрзнем, – возразил Валерка, убирая в свой рюкзак оставшееся мясо. – Идти нужно. Еще пару дней – и мы у цели.

Следующие два дня ребята шли, словно в тумане. Во время ночёвок вновь загоралась их одежда, и они вновь её тушили. Векша более-менее успокоилась и выть перестала. Днём всё своё внимание она обращала на ловлю мышей и поиск белок. Но удалось поймать лишь одну мышь и облаять пару белок, одну из которых застрелил хозяин, а вторая затаилась, и обнаружить её Валерка так и не смог. Векша, продолжая лаять, еще долго сидела под деревом, надеясь, что хозяин вернётся, но потом понуро побежала догонять ушедших людей.

Володька шёл на одних нервах, стараясь не отставать от товарища. Но это получалось плохо. Валерке постоянно приходилось останавливаться и ждать его. Он давно забрал у больного ружьё и рюкзак с пушниной, а теперь прикидывал, что на следующий день придётся тащить и самого Володьку. Перед очередным ночлегом сварили остатки мяса, но есть его Володька отказался.

– Не хочу я есть и не могу, – сказал он. – Лучше посплю, а то меня знобит что-то.

– Обязательно надо есть, – убеждал друга Валерка. – Если не поешь, завтра идти не сможешь. А я тебя до посёлка не дотащу. Так что давай, глотай через силу. А в посёлке я тебя булочками откармливать буду и молоком отпаивать.

Ночью было очень холодно. Костёр не грел, и Валерка спал, обняв Векшу, чтобы было хоть чуть-чуть теплее. И всё равно последние часы перед рассветом, когда мороз усилился, приходилось, отогнав сон, постоянно подбрасывать ветки в слабый костерок.

– Если сегодня до посёлка не дойдем, хана нам, – сказал утром Володька.

– Постараемся дойти, – бодрился Валерка. – Знаешь, что мне в голову пришло? Я вместо своей дипломной работы «Биология и промысел белки на примере госпромхоза» напишу другую – «Техника выживания студентов-охотоведов в период преддипломной практики в угодьях промысловых хозяйств». Звучит?

– Давай сначала до конторы этого государственного промыслового хозяйства доберёмся, – улыбнулся Володька. – Ты лучше на себя посмотри: лицо от грязи чёрное, борода подпалена, бушлат прогорел, вместо рукавичек на руках носки…

– А сам-то лучше? Придём в контору – отмоемся.

Через час, переходя по упавшему дереву небольшой ручей, Володька сорвался, упал и, пробив тонкий лёд, провалился по пояс в воду. Валерка кое-как вытащил его на берег.

– Раздевайся, снимай валенки, штаны! – кричал он, принимаясь рубить сухие сучья с деревьев. – Доставай у меня из рюкзака запасные носки и брюки. Но сначала сухой портянкой ноги разотри. Быстрее, быстрее!

Володька в точности выполнил всё, что требовал приятель. Теперь необходимо было высушить валенки у разгоревшегося костра. Но тут ему послышался далекий лай собак.

– Тихо! – сказал он подошедшему Валерке. – Вроде бы где-то собаки лают.

Валерка прислушался и, не говоря ни слова, начал карабкаться вверх по склону оврага, проваливаясь по колено в снег и цепляясь за редкие кусты. Через минуту он был наверху, а еще через минуту скатился обратно вниз.

– Володя, наш посёлок! – крикнул он. – Сразу за леском. Пройти совсем ерунда осталась. Эх, знать бы, что он так близко, и ночевать бы в лесу не надо было. Не поверишь, но я, кажется, даже магазин видел, где тётя Груня работает!

– В таком случае, как договаривались – в контору после пойдём, а сначала в магазин за молоком и булочками, – сказал Володька, торопливо натягивая на ноги мокрые валенки…

В открытую дверь магазина первой прошмыгнула Векша. За ней Валерка с Володькой. Сдобные белые булочки и топлёное молоко в железных банках стояли на полках. От увиденного у Володьки закружилась голова, и он прислонился спиной к стене.

– Тёть Грунь, – сказал Валерка, – нам, пожалуйста, три булочки и три банки молока. Пожалуйста.

– А деньги у вас есть? – недоверчиво спросила продавщица.

– Нет. К сожалению, нет. Но мы отдадим, поверьте. Завтра всё до копеечки отдадим.

– Без денег не могу товар отпустить, – отрезала тётя Груня.

– Вы нас не помните? – чуть не расплакался от обиды Валерка. – Мы студенты. Осенью у вас отоваривались перед заброской в тайгу. Еще помогали машину с дровами для магазина разгружать. Нас забыли из тайги вывезти, вот мы сами и пришли. Володька болеет. Пока к вам шли, только о булочках и думали. Мы заплатим, вы не волнуйтесь. Вот и пушнина у нас есть. – Дрожащими руками он стал выкладывать из рюкзака на прилавок добытых куниц.

– Ребята? Так это вы? – Лицо продавщицы смягчилось. – Не узнала – богатыми будете. Да вы и на себя-то сейчас не похожи. А я, глядя на вас, сначала подумала, что в посёлке бомжи появились. Конечно, конечно, берите! – И она торопливо сняла с полок три банки молока и три булочки.

– Спасибо большое, – обрадовался Валерка. Он достал нож и пробил в крышке одной из банок две дырки.

На полу стояло пустое блюдце, из которого питался живущий в магазине кот. Туда Валерка и вылил содержимое банки. Потом искрошил туда же одну из булочек. Векша терпеливо наблюдала за его действиями и только после команды хозяина приступила к еде.

Пробив дырки в оставшихся банках, Валерка вместе с булочкой отдал одну Володьке, вторую бережно поднёс к своим губам. Набрав в рот топлёного молока, немного подождав и испытав огромное наслаждение, сделал глоток. Отщипывая от булочки маленькие куски, стал есть, запивая их молоком. Тётя Груня молча следила за ним и за Володькой.

– Может, ещё по булочке и по молоку? – спросила она и, не дожидаясь ответа, выложила на прилавок «добавку».

– Давайте! – не раздумывая согласился Валерка и стал распихивать всё по карманам. – Мы сейчас в госпромхоз. Пушнину сдадим и сразу деньги занесём.

Директор госпромхоза был в своём кабинете. Валерка, аккуратно постучав в дверь, зашёл к нему, таща за собой Володьку, который еле держался на ногах.

– Вот и мы, товарищ директор. Возвращаемся с дипломной практики…

– Ребята! Живые? – От удивления директор раскрыл рот.

– Врезать бы вам! – Валерка сжал кулаки. – Но не сейчас… Вот отъемся немного, может, и врежу!

– Будете так себя вести, я вам плохие характеристики в институт напишу, – сказал директор, нервно перебирая лежащие на столе бумаги.

– Дайте машину. Володьку надо до больницы довезти, – грозно сказал Валерка. – А свою характеристику сверните трубочкой и засуньте себе… Так лучше будет!

– Конечно, отвезём, – сразу засуетился директор. – Я сейчас же сам его в больницу доставлю. Ну а ты отдыхай, отдыхай! Я ведь за вас отвечаю.

Директор выскочил из кабинета, и через несколько минут Володьку увезли, а Валерка так и заснул на диване в директорском кабинете.

Утром, с трудом разбудив практиканта, директор стал оправдываться:

– Валер, ты пока приводи себя в порядок, а я уже баньку истопил. Жена стол накрывает. Помоешься, переоденешься во всё чистое. Володька-то простудился сильно, но врачи обещали через неделю его на ноги поставить. А сейчас пошли ко мне. Ты только не обижайся. Я ведь летал к вам на участок два дня назад. В избе вас нет, следов нет. Сделали облёт – не нашли вас. Что было делать? – Директор вздохнул. – Не поверишь – все эти дни не спал, думал, что погибли мои практиканты. Хорошо, что в институт не успел сообщить. А что было бы, если б телеграмма о вашей гибели в деканат ушла? Представить страшно!

В бане Валерка сидел несколько часов. Никак не мог прогреться. Помывшись, заложил в печь всю свою грязную одежду, которая горела, словно пропитанная бензином. Чистое бельё приятно облегло тело.

– Помылся? Пошли! – Директор позвал Валерку в дом. Усадил за стол, достал бутылку водки, разлил по стаканам.

– Давай выпьем за ваше возвращение!

Валерка, молча чокнувшись с директором и его женой, выпил. Голова сразу закружилась, телу стало тепло.

– Ты ешь, ешь! – подбадривал директор. – Когда в последний раз сытно ел?

– Давно. Вы собаку мою покормите, пожалуйста, тоже голодная.

– Сейчас, сейчас покормим. Не волнуйся! – Директор вместе с женой вышли во двор, где сидела привязанная Векша.

Валерка стал медленно накладывать в свою тарелку еду со всех стоящих на столе блюд. Начал есть, но через минуту у него сильно разболелся живот.

– Ты что не ешь, не вкусно? – удивился вернувшийся за стол директор.

– Вкусно. Готов всё съесть, но вот не могу. Вы меня извините, я лучше пойду. Мне ещё к Володьке в больницу заглянуть надо.

– Ну хорошо, иди, – сказал директор, а Валерка, улучив момент, когда тот отвернулся, быстро сунул себе в карман пару бутербродов и приличный кусок недоеденного мяса…

Целую неделю Валерка собирал в госпромхозе необходимые ему и Володьке материалы для дипломных работ. Сидел в конторе, писал, чертил графики. Каждый день ходил в больницу навешать больного друга. Приносил ему купленные в магазине продукты. Чаще всего это почему-то были белые сдобные булочки и топлёное молоко в консервных банках. Володька поправлялся быстро…

В поезде ребята весело смеялись, вспоминая своё возвращение из тайги, но только каждый раз во время еды они почему-то машинально рассовывали по карманам продукты.

– Валерка, ты не знаешь, зачем мы так поступаем? – однажды поинтересовался Володька.

– Не знаю, – сказал тот и, немного подумав, добавил: – С поездом ведь тоже всякое может случиться…

Нужный человек

Вечером, после работы, я решил заехать в районное общество охотников и рыболовов. Председатель правления в это позднее время был в своем кабинете, кому-то звонил по телефону. Увидев меня, очень обрадовался, оставил аппарат в покое:

– Здравствуй, охотовед! Прекрасно, что заскочил. Как дела, хорошо?

Я кивнул в ответ, он продолжил:

– Помощь твоя завтра потребуется. Охоту необходимо одному человеку организовать. Мы с Правлением посоветовались и решили устроить охоту на кабана. Это интереснее и спортивнее, чем на еще что-то. Завтра с утра выезд. Поучаствовать сможешь?

– Конечно, смогу, всегда рад помочь. Если надо, ради родного общества под поезд брошусь. А тут всего и делов – охота на кабана.

Председатель, явно воодушевленный моим ответом, заулыбался:

– Понимаешь, очень нужный нам человек. Обещает помогать во всем. Запчастями, кормами, бензином… Для него все эти вопросы не проблема, а для нас вечная головная боль. Согласись?

Я согласился, прекрасно понимая трудности охотничьих хозяйств. Как-никак сам охотовед.

Председатель продолжал:

– Мы его давно заприметили. Решили охотником сделать. В общество приняли, полгода назад билет охотничий торжественно вручили. Приобрести ружье помогли. Ружье отличное, штучное. Пристреляли – бой что дробью, что пулями исключительный. Осенью на уток вывозили. Мужик вроде ничего, компанейский. Утку одну добыл, радости было – хоть отбавляй. Рассказывал, что немало в жизни поохотился, но в общество вступить времени не было. Сильно занятый человек. Начальник! Вот как приходится ковать кадры. Одобряешь?

Я одобрил. Председатель – дальше:

– Так ты постарайся завтра с егерями, чтобы на него кабанчик вышел. Пусть стрельнет. Убьет – совсем наш будет. Кстати, зовут его Иван Иванович. Не забудь.

– Не забуду. Устроим, чтобы он кабана добыл. Тем более «чайникам» всегда везет. Наверное, зверь их чувствует. Не сплоховал бы только…

– Не должен. Хотя черт его знает… Завтра посмотрим.

Из общества я уехал только часа через три, когда план операции был окончательно отшлифован.

Утром, взбодрённый легким морозцем, я вышел к условленному месту встречать машину. Вскоре подъехал старенький уазик, в салоне которого сидели охотники во главе с председателем общества. Мне не был знаком только один – здоровенный дядька в ондатровой шапке, лихо сдвинутой на затылок, новом офицерском бушлате и унтах. Лицо его было раскрасневшимся от мороза и, судя по запаху в салоне и бутылке в руках, от дорогого коньяка.

– Приветствую вас, Иван Иванович, – протянул я ему руку. – Я охотовед.

– Вы меня уже знаете? – удивился он.

– Наслышан от наших охотников. Много хорошего рассказывают.

Всю дорогу Иван Иванович рассказывал, как охотился раньше, каких зверей бивал. Ведь по службе ему пришлось пожить во многих регионах страны, и везде, где бы он ни был, нет-нет, а на охоту выезжал. Как только в наш район перевели – сразу в общество.

Минут через сорок машина остановилась, и к нам подошел старший егерь. Мужик он отличный и толковый. Если так можно сказать – знающий в лицо всех зверей, обитающих в хозяйстве. Он сразу доложил нам, что кабаны вчера лежали в ельнике и сегодня должны быть там же. Звери непуганые. В это время егеря обходят по свежему снегу ельник, чтобы еще раз убедиться, что кабаны на месте. Загон надо делать, когда окончательно определимся, а пока он пригласил всех в дом попить «чайку с огурчиком», сказав, что по маленькой еще никому не повредило.

Дружно поддержав эту идею, мы пошли в избу, где уже был накрыт стол. Мы увидели самовар и нехитрую деревенскую закуску: сало, квашеную капусту, соленые огурцы и помидоры, к чаю – мед и пироги, испеченные женой егеря.

Пока чаевничали, разговор не утихал. Больше всех говорил наш гость, ну, а мы ему дружно вторили. Просидели часа два, пока из леса не вернулись егеря. Они вошли в дом чуть приуставшие, но радостные – кабаны в окладе. Уступив место за столом вновь прибывшим, мы с председателем вышли на улицу.

– Ну что, охотовед, сможешь выставить на гостя кабана? – спросил он.

– Не волнуйся, загон известный. Я сам вместе с егерями пойду, а ты номера расставь. Иван Иванович пусть на краю ельника и болота встанет, возле осинок. Кабаны всегда этим краем ходят. А стрелять там удобно. Только пусть тихо стоит, не курит…

– Так и сделаем!

Вскоре мы двумя группами двинулись к лесу. Стрелков повел председатель, а я и старший егерь – загонщиков. Наша команда особо не спешила, так как стрелкам на номера предстояло идти подальше. Пока дойдут, пока расстановятся, осмотрятся, ружья зарядят…

Начался загон. Я крикнул, услышал ответы остальных загонщиков и вошел в лес.

Мне нравится быть в загоне. Идешь, покрикиваешь, смотришь по сторонам, распознаешь следы животных, слушаешь выстрелы. А на номере что? Стой, не шевелясь.

Не дай бог промажешь! Засмеют! Хотя если добыл зверя – ты герой. Почет тебе и уважение от команды!

С этими мыслями я пересек вчерашние следы довольно крупного кабана и пошел по ним. Метров через триста заметил в кустах лежку из еловых веток. Резко крикнул. Хороший секачишка, поднявшись с лежки, замер, определяя, откуда идет опасность. Я спокойно поднял ружье, прицелился в лопатку, но тут же опустил – не мой кабанчик, а нужного нам Ивана Ивановича.

Крикнул еще раз. Кабан, ухнув, сорвался с места, явно недовольный, что его потревожили, и побежал в сторону стрелков. Через некоторое время там, где должен был стоять Иван Иванович, раздался дуплет. Выстрел за выстрелом, почти без паузы. А вслед за дуплетом по лесу покатилось истошное:

– Помогите! Помогите! А-а-а-а!

Я бросился на крик, соображая, что в кабана, скорее всего, попали. Крики смолкли. Остальные загонщики, видимо, тоже спешили на помощь человеку. Приблизившись к номеру Иван Ивановича, все увидели валяющегося в снегу кабана. Рядом под осиной на снегу с бледным лицом сидел стрелок. Ружье и ондатровая шапка валялись тут же. Члены команды пытались понять, что же произошло, но Иван Иванович говорить был не в состоянии. Каждый из охотников стал выдвигать свою версию случившегося.

Больше всех суетился председатель общества, бегая от одного к другому и повторяя:

– Все хорошо, все нормально. Кабан убит, люди живы. Все нормально…

Кто-то самый мудрый из нас наконец произнес:

– Налейте мужику граммов сто водки, пусть отойдет.

После этих слов каждый полез в свой рюкзак.

Председатель опередил всех, налил полную крышку от термоса и подал ее Ивану Ивановичу.

Тот, поняв, что от него требуется, выпил содержимое одним глотком. Через минуту по глазам гостя стало видно, что он начал соображать. Придя в себя, стал рассказывать:

– Смотрю – кабан! Стреляю. Кабан ко мне. Я на дерево. Повис. Тот схватил меня за ногу и тянет. Ору. Кабан отошел, постоял немного и упал в снег. Я тоже. Все!

Охотники посмотрели на осину и увидели на стволе следы от ногтей. Стало ясно, что, когда кабан тянул стрелка за пятку, тот, пытаясь спастись, цеплялся за промерзший, без единого сучка, осиновый ствол так, что ободрал с дерева кору.

Мы подняли гостя с земли и все по очереди стали его успокаивать:

– Все отлично! Трофей что надо! Молодец! Не подвел. Настоящий охотник. Таких мужиков поискать, – перебивая друг друга, говорили мы.

Иван Иванович молча стоял, слушая нас. Ему подали ружье. Отличное штучное ружье. Он посмотрел сначала на него, потом исподлобья на всех нас и со словами: «Плевал я на вашу охоту, ваше общество и ваших кабанов!» – с силой ударил прикладом о ствол осины, да так, что щепки полетели во все стороны. Еще раз размахнувшись. Иван Иванович забросил стволы и остатки приклада в кусты, после чего повернулся и, немного хромая, пошел в сторону деревни.

Мы опешили. Наконец молчание нарушил председатель:

– Черт с ним! Гнать надо таких из нашего общества. Обойдемся без него! Жили раньше и теперь не пропадем. Подумаешь, кабан укусил. Тоже мне гусь. Гусь кабану не товарищ!

Все окружили трофей. Нужно было снимать со зверя шкуру, тащить к машине мясо, отдать жене старшего егеря печенку, чтобы начала готовить. Как переделаем дела – сразу за стол. Только «нужного» нашему обществу Ивана Ивановича с нами не будет. А мы так старались…

Дело случая

После телефонного разговора с Сергеем – моим институтским однокурсником, с которым мы не виделись уже несколько лет, меня охватило приятное волнение. Ведь он предлагал приехать к нему в гости на открытие медвежьего сезона. Говорил, что лицензии на медведя и кабана он уже взял, что звери активно посещают поля и что мы обязательно что-нибудь добудем. От таких предложений отказаться я не смог и пообещал приехать.

Расстояние от моего дома до деревни, где жил Сергей, было около пятисот километров. Ехать к нему надо было на машине, и я стал прикидывать, кто их моих знакомых автомобилистов готов составить мне компанию. Друзей-охотников у меня много, но практически все, кому я звонил по телефону, сначала загорались, однако, узнав, что ехать надо именно на медвежью охоту да еще за пятьсот километров, с извинениями вспоминали про неотложные дела и отказывались. Правда, каждый обещал, что обязательно поедет со мной в следующий раз.

Я уже совсем было решил, что охота из-за отсутствия машины сорвется, когда, вернувшись домой, вспомнил, что мой сосед Константин имеет жигуленка и что у него тоже есть ружье. Хотя от охоты он был далек, а все больше ездил на рыбалку да за грибами и ягодами. Костя обрадовался моему приходу, усадил за стол, стал угощать чаем.

– Я в отпуске, – сказал он мне, – предлагаю вместе за грибами съездить.

– Грибы могут подождать, – возразил я. – Давай лучше рванем к моему товарищу на медвежью охоту. Всего-то верст с пятьсот ехать…

– Я-то за, – сказал Костя, немного подумав. – Но ты же знаешь – я, как ружье купил, так его больше в руках не держал. А тут на медведя охотиться!

Все сомнения товарища я развеял в следующие полчаса, рассказывая все, что знаю об этой охоте. Он слушал, не перебивая, а потом серьезно спросил:

– Пули дашь? Я понял, что медведя нужно пулями стрелять. И еще скажи, куда нужно целиться, чтобы убить сразу, наповал.

– Конечно, дам. Пару патронов в ружье зарядишь, пару в карман положишь – больше все равно не понадобится. А стрелять лучше всего в лопатку.

Я схематично нарисовал тушу медведя и поставил крестик, обозначающий убойное место. Потом мы пожали друг другу руки и разошлись, чтобы начать сборы.

Спать мне не пришлось – то одно дело, то другое. Отвлек меня звонок в дверь. На пороге стоял улыбающийся Костя:

– У меня все готово. Поехали!

Дорога до дома Сергея утомительна, но Костя вел машину без особого напряжения, всю дорогу расспрашивая меня про охоту на медведя. Усталость почувствовалась, только когда мы подъехали к дому моего друга. Погода стояла замечательная, солнечная. Сергей, как всегда, был рад приезду гостей.

– Пообедаем и в лес, – говорит он, провожая нас в дом. – У меня все готово. уазик старенький, но на ходу. А на вашем жигуленке к полям не проехать.

За чаем я рассказываю о себе, семье, прожитых после окончания института годах. Сергей в свою очередь рассказывает о своей жизни. Про Костю мы совсем забыли – все в воспоминаниях.

– Стоп! – Посмотрев на часы, Сергей обрывает разговор. – Пора ехать, а то совсем заболтались.

Костя, взяв ружье, чуть ли не бегом торопится на улицу.

– Твой напарник давно охотится? – спрашивает Сергей, придерживая меня за рукав. Я отрицательно качаю головой:

– Хотя ружье уже несколько лет имеет, но на охоте впервые…

– Ну что ж, – говорит Сергей, немного подумав. – Посажу его на один лабаз, куда медведь вряд ли выйдет. Хотя на охоте все случается. Пошли.

Машина охотоведа, судя по виду, успела пройти «огонь, воду и медные трубы». Усевшись на переднее сиденье, я практически ничего не смог разглядеть через лобовое стекло, которое передо мной почти все было в мелких трещинах.

– Нравится вам мой аппарат? – спрашивает Сергей, доставая из бардачка отвертку.

– Конечно, нравится, – говорит Костя. – Другой-то все равно нет.

– Она, конечно, не городская, но для наших дорог в самый раз, – улыбается Сергей. Он вставляет отвертку в ключ зажигания, поворачивает, и уазик, к моему удивлению, сразу же заводится.

Ведя машину по деревенской дороге, Сергей умудряется здороваться со всеми встречающимися на улице. Люди оборачиваются, разглядывают меня и Костю. Такое ощущение, что все местные жители уже знают, зачем мы здесь.

Поля начинаются сразу за околицей. Нам нужно поле, где засеян овес. Думая о предстоящей охоте, о медведях, я отключаюсь от внешнего мира и прихожу в себя, только когда машина останавливается.

– Вот твое поле, – говорит мне Сергей. – Лабаз на противоположной стороне. Садиться можешь не сразу, а пока полежать на опушке, покурить. Времени у тебя достаточно, а вот нам еще ехать и ехать. Жди меня до самой темноты.

– Все понял, не подведу. Я ведь тоже как никак охотовед.

– Давай вылазь, – улыбается Сергей. – И не забудь, что у нас, деревенских, за промах – литр беленькой.

– Ты же особо не пьешь? – удивляюсь я.

– Я не пью – люди пьют. Не нам здешние порядки менять…

Оставшись один, я закуриваю и всматриваюсь в противоположный конец поля. На березе замечаю еле заметный лабаз. Сесть в него лучше пораньше, ведь зверь непуганый и может прийти еще по светлому.

К лабазу двинулся напрямую, памятуя еще с института, что, чем меньше ходишь по полю, на котором собираешься охотиться, тем лучше – меньше оставляешь запахов, которые могут насторожить зверя. По помятым колосьям овса видно, как кормившийся ночью медведь ползал здесь на брюхе, собирая метелки. Следы свежие, значит, сегодня зверь вновь должен прийти. На душе становится радостно – не зря приехал.

Лабаз оказался добротным. Доски его почернели от времени – охотятся здесь из года в год. Забравшись на него по прислоненной к дереву лестнице, осматриваюсь. Место выбрано – лучше не надо. Хорошо видны набитые медведями тропы. Мое сердце стучит так, что слышно самому. Немного успокоившись, усаживаюсь поудобнее и заряжаю свою старенькую двустволку. После этого время для меня останавливается. В такие моменты вся моя суетная жизнь отходит на второй план, и думается только об охоте…

Прошло около трех часов моего сидения на дереве. Солнце скоро зайдет за макушки деревьев. Тень от них уже легла на овес. В лесу послышался треск. Снова треск. Через несколько секунд на поле появляется кабан. Я в замешательстве – стрелять или нет, ведь я ожидал медведя, а не секача. Автоматически снимаю ружье с предохранителя и выцеливаю зверя. Понимаю, что до него далековато. Между тем кабан, скусывая овсяные зерна, быстро движется по полю. Пока я соображаю, что делать, он достигает моего заходного следа и моментально замирает, поймав запах человека. Затем резко разворачивается. Нервы у меня не выдерживают – стреляю! Кабан бежит к лесу. Второй выстрел. Кабан скрывается за деревьями.

Я начинаю ругать себя. Зачем стрелял? Видел же, что далеко для стрельбы из гладкостволки. Уверенный, что медведь сегодня уже не выйдет, спускаюсь на землю и иду осматривать место – вдруг попал, и зверь ушел раненым. На земле отчетливо видны кабаньи следы. Крови нет. Чистый промах, и, может, это и к лучшему.

До темноты еще с час времени и от нечего делать я опять забираюсь на лабаз. Настроения нет, не то что полчаса назад. Бегущий по полю кабан до сих пор у меня перед глазами. Вдруг краем глаза замечаю на поле шевеление. Метрах в шестидесяти от меня в овсе сидит медведь средних размеров и, загребая лапами колосья, обсасывает их. Сидит как-то по-домашнему, и у меня такое ощущение, что он находился на поле все время. Как же я прозевал его выход?

После недавно пережитых волнений я плохо себя контролирую. Поднимаю ружье, целюсь в грудь зверя, поспешно нажимаю на курок. Вижу, как медведь вскакивает и удирает. Второй раз выстрелить я уже не успеваю.

И снова я ругаю себя. Зачем стрелял не подождав! Раз медведь кормится, значит, опасности не чувствует и может приблизиться к лабазу. Тогда будет возможность сделать верный выстрел…

Сергей и Костя подошли ко мне, когда уже совсем стемнело.

– Можно поздравить с добычей? – спрашивает охотовед.

В ответ мое кислое лицо.

– Как же так? Я всю дорогу доказывал Косте, что зверь взят. Первым был дуплет, через короткий промежуток времени – еще выстрел. Значит, добил. Мы все бросили – и к тебе.

Я стал рассказывать, как было дело. Выслушав, Сергей, как всегда, улыбнулся:

– Ладно, охотник, не переживай. С кем ни бывает. Главное в охоте – процесс. Адреналину в кровь накачал, это уже неплохо.

– А как у вас дела? – спросил я.

– У нас по нулям. Правда. Костя что-то слышал в лесу. Но на поле зверь не показался. Завтра места дислокации поменяем.

Проснулся я только в обед. Пока спал. Сергей с Костей вымыли обе машины, и теперь они прямо-таки светились на солнце. Они успели обсудить предстоящие места охоты и решили, что Костя займет вчерашнее место, а для меня соорудим новый лабаз, рядом с полем, где овес посеян вперемешку с горохом. Мне такая идея не очень-то понравилась. Ведь такие поля больше любят посещать кабаны, а я приехал за медведем.

Когда я увидел это, небольшое по размерам поле, где гороха было больше, чем овса, то по-настоящему расстроился. Но делать было нечего, и мы с Сергеем стали строить лабаз на березе, стоявшей на краю леса прямо у кабаньей тропы. Я подавал ему метровые березовые жерди, которые мы принесли с собой, а он привязывал их к веткам Дерева. Минут через тридцать засидка была готова.

– Охоты на этом поле никогда не было, – успокаивал Сергей меня. – Звери непуганые. Обязательно выйдут. Я поставлю уазик на противоположном конце поля. Покараулю. Как думаешь?

Я согласился, хотя в нулевом результате охоты был уверен. Сергей слез с дерева, и я забрался на его место. Лабаз оставлял желать лучшего. Сидеть на нем было не только неудобно, а просто невозможно. Но человек может привыкнуть ко всему, и, покрутившись, я кое-как усиделся. Зарядил ружье: правый ствол пулей, левый – картечью.

Прошло минут двадцать. За моей спиной в лесу что-то еле слышно треснуло. Прислушался. Снова треск, шуршание листьев. Слышно, как кто-то идет по тропе. Я замер, боясь не то что пошевелиться, а даже дышать. Зверь остановился под березой, на которой я сижу. Медленно наклоняюсь и смотрю вниз, но видна только тень зверя. Наконец замечаю шкуру серо-желтого цвета. Кабан? Секач? Если бы это была свинья, то рядом были бы поросята. Торопиться с выстрелом нельзя. Опускаю вниз стволы ружья и тут вижу под собой медвежью голову.

Вот тебе и кабан! Медведь стоит и смотрит на поле. Целюсь в него, но что-то удерживает меня от выстрела. Зверь делает шаг вперед. Останавливается. Еще шаг. Стали видны его лопатки. Прицеливаюсь между ними и стреляю.

Медведь валится на землю и, ревя, загребает передними лапами траву, листья, сучья. Переламываю ружье и, заменив стреляный патрон на новый, вновь стреляю. Медведь катается по земле. Снова и снова перезаряжаю ружье и стреляю. Зверь затихает, и я во всю глотку кричу Сереге, что убил медведя. Вскоре он подруливает на уазике к моей березе и, осмотрев зверя, говорит:

– Наповал. Слезай. Самец, года два-три.

После этого сообщения я становлюсь, наверное, самым счастливым человеком на земле. Пока я слезал с березы, Сергей принес из машины бутылку водки.

– Ты чего одиночными стрелял?

Я пожимаю плечами, не зная, что отвечать. Сергей налил себе и мне, побрызгал из бутылки на медведя:

– Это богу нашему охотничьему. Спасибо, что помог. Ну, давай выпьем на крови, чтобы традиции не нарушать.

Выпив, мы сели на землю рядом с моим трофеем. В такие моменты нет ничего прекраснее охоты. Чувствуешь себя настоящим мужчиной, добытчиком, кормильцем семьи, способным горы своротить.

– Что со шкурой делать будешь? – спрашивает Сергей, поглаживая мех. – Зверь одет отлично, такое в августе редко бывает.

– Выделаю и дома на стену повешу. Пусть напоминает об этой охоте…

На Костю в тот вечер снова никто не вышел. Зато после охоты он с большим удовольствие отведал приготовленную Сергеем медвежью лапу.

Следующий день выдался пасмурным и дождливым. С выездом на охоту мы припозднились – ждали, пока Сергей сдаст в заготконторе медвежье мясо. Костя с самого утра нервничал, и когда охотовед спросил, где бы он хотел сегодня охотиться, сказал, что на том же лабазе, где провел два вечера.

Высадив нашего начинающего охотника, мы с Сергеем заехали в лес и заглушили машину. Дождь все усиливался.

– Ну, что, будем мокнуть? – спросил друг.

– Мне что-то не хочется.

– Мне тоже, – сказал Сергей. – Медведь сегодня вряд ли выйдет. Перемена погоды. Ну а твой напарник пусть охотится. Ему полезно.

Не успел он договорить, как мне показалось, что прозвучал выстрел.

– Слышал? – спросил я.

– Слышал! Что делать будем, подождем или пойдем? Вдруг своим появлением все испортим…

– Пошли. – Я вылез из машины под дождь.

– Тогда идем прямо через поле, чтобы Костя нас издалека заметил и за медведей не принял.

Через некоторое время мы подошли к рябинам, на которых был сооружен лабаз моего напарника. Костя сидел на досках и курил.

– Это ты стрелял? – крикнул я.

Он закивал в ответ.

– Так чего сидишь, давай к нам.

Костя не слез, а спрыгнул с лабаза и подбежал к нам.

– Ребята, там медведь! Здоровенный, черный, я таких и не видел. Он вышел из леса и стал по полю ходить, а я сидел не шелохнувшись. Когда подпустил его поближе, выстрелил. Он прыжками в лес, в елки. Там пошумел, и все стихло…

С заряженными ружьями мы пошли к месту, на которое показывал Костя. Перед елками на граве была видна кровь. Медведь лежал от нас метрах в двадцати. Судя по размерам, он был раза в два крупнее моего. С карабином наготове, Сергей подошел к туше и пнул ее ногой. Медведь не шелохнулся.

– Есть! Второй зверь за три дня! Радуйтесь – не всем так везет. А зверь-то какой – я таких, сколько здесь работаю, не встречал. Черный! Лет шесть зверюге. Ай да Костя, ай да новичок в охоте! – от всего сердца радовался Сергей. – Первая добыча, и какая! Это, конечно, дело случая. А может, все дело в медвежьей лапе, которую ты вчера съел.

Мы с Костей смотрели на медведя, и слов у нас не было.

– Ну, начинайте снимать шкуру, а я машину поближе подгоню. Да и бутылку принесу – такую охоту обмыть надо. Традиция!

Константин попал медведю, что называется, по месту. При разделке туши мы нашли пулю, и, сидя в машине, Костя все время держал ее в ладони. В деревню мы приехали глубокой ночью. Мокрые, уставшие, но с хорошим настроением.

Как же мы были благодарны Сергею за эту охоту! И пусть такой удачной она оказалась случайно, зато такие случаи навсегда остаются в памяти.

Гуси над Переславским

Многие охотники из года в год перед открытием нового сезона чувствуют приятное волнение. Я – не исключение. Почувствуешь запах прелой весенней травы и тут же словно видишь перед собой косяк гусей, токующего тетерева или подсадную утку-крякушу. И эти видения преследуют меня независимо от того, нахожусь я дома или на работе.

Много лет болею я охотой на гуся. Она более сложная, чем охота с подсадной на селезня, для нее нужно иметь набор манков, гусиных профилей, которые приходится постоянно таскать за собой в поездках за пятьсот и более километров от Москвы. Охота на гусей сложна и тем, что надо угадать конкретные дни основного пролета, когда птица, как говорится, валит валом. А это всего три-четыре дня за десятидневный период весенней охоты. Попробуй угадай!

Вот и в тот раз: двухнедельная подготовка, сборы, звонки по телефону, переживания… А что в результате? Поехал в Рязанскую область, в пойму Оки и Мокши (от Москвы 480 км), посмотрел на отдельные стаи, которые утром и вечером на недосягаемой высоте пролетали над разливом и полями, и понял, что гусь прошел. Для успокоения души посидел денек в шалаше. Утки, в большинстве парами, редко пролетали стороной, никак не реагируя на зазывное кряканье подсадной. Разочарованный, я вернулся домой, не надеясь еще раз в ту весну побывать на охоте.

Но буквально через несколько дней из Костромы позвонили друзья и позвали на открытие, обещая «вал» птицы. Главное – чтобы патронов хватило! Я задумался, не совершить ли еще одну, скорее, авантюрную поездку в «дальние дали» за мифическими гусиными стаями. И… начал сборы, правда, не в город на Волге.

Я всегда имел возможность охотиться в хозяйствах Военно-охотничьего общества. Правда, раньше считал, что в них можно неплохо поохотиться на глухаря, тетерева, вальдшнепа и утку, но только не на гуся. Поэтому из года в год предпочитал отправляться в дальние края. Но в этот раз решил побывать вместе с сыном Петром в Переславском хозяйстве, угодья которого располагались всего в 165 километрах от столицы.

Собравшись, мы через три часа неспешной езды на автомашине были на центральной базе. Там уже шло бурное обсуждение предстоящей охоты. Кто-то хвастался рабочими качествами своих подсадных, кто-то демонстрировал недавно приобретенное оружие импортного производства, хорошее ценой и совершенно не пригодное для охоты.

Главный охотовед хозяйства посоветовал нам поехать в самый дальний егерский обход, километров за пятьдесят от базы, где жил мой знакомый егерь Василий. Для того каждый приезжий охотник – всегда желанный гость. Короче, на следующее утро мы с сыном сидели в шалаше. Он был огромный, можно сказать, со всеми удобствами, хотя и стоял на воде. Заботливый Василий даже соорудил из осиновых бревен настоящие кресла. Отпустив на ногавке нашу Катьку (я даю эту кличку всем своим подсадным) и усевшись поудобней, я и Петр стали слушать и ждать.

Многие охотники знают, что такое весенний рассвет на воде. Это в первую очередь голоса птиц, которые как бы дополняют друг друга. Вот закрякала подсадная, заблеял бекас, прокричал чибис где-то над соседним полем… А охотник сидит и слушает, не раздастся ли долгожданное «шварканье» селезня, которое неопытному уху сразу и не расслышать в общем гвалте голосов.

– Папа, гуси, – вдруг прошептал Петр.

Я тоже услышал гоготание, и сердце сразу заухало, кровь бросилась в голову. Лишь огромным усилием воли я подавил в себе желание покинуть шалаш и бежать на поиски гусей. Да и сын бы не понял моей прыти…

В то утро Катька осадила под наши выстрелы двух селезней. Когда вернулись в охотничий домик, Василий сообщил, что много из пролетавших над нашим шалашом гусей сейчас сидит на полях приметно в пяти километрах от нас. Чуть позже мы разглядели с дороги в бинокль всю стаю, насчитывавшую голов двести. В основном это были белолобые гуси, кормившиеся в трехстах метрах от дороги. Прикинув, куда они могут полететь, если их спугнуть, мы с сыном пошли прятаться, а Василий – скрадывать гусей с подхода, чтобы толкнуть в нашу сторону.