Читать онлайн Шанс #3

Глава 1

Ева Воронецкая придирчиво разглядывала себя в зеркале: «Итак, 31 год, и что я имею? Лишний вес, длинный нос и уставший взгляд? А еще это чертово платье!.. Все округлости обтягивает. Я просто огромный блестящий слон!» Ева раздраженно шагнула ближе к отражению, и с вечернего платья с длинным разрезом на бедре посыпались маленькие серебристые звездочки.

По правде говоря, большинство мужчин назвали бы Еву аппетитной, но уж точно не «слоном». Умный взгляд серых глаз говорил о проницательности и независимом характере, незаметная морщинка у губ – о жизнелюбии и умении смеяться, ну а нос?.. Если и был чуть длинноват, то совершенно не портил внешности. Да и пятый размер груди вряд ли можно назвать недостатком. Но Ева была к себе безжалостна.

«Конечно, отрастила бока! Красотка, блин! И зачем я вообще согласилась на такое открытое платье?!» Глубокое декольте в пух и прах разбивало Евины высокие моральные принципы. Но ради новогоднего корпоратива (все-таки «Стрим.Ру» впервые праздновал с таким размахом) о морали решено было забыть.

На самом деле больше всего Еву угнетала не вызывающая соблазнительность наряда и даже не цифры на весах, а дурацкий формат «плюс один». Обычно на корпоративы люди приходили в гордом одиночестве, но только не сегодня: ее начальник, разведенный ловелас и основатель «Стрим. Ру» Валерий Игнатьев, вздумал с пафосом отпраздновать десятилетие компании. Сотрудников и их половинки вечером ждали в шикарном Grand Cafе́. В других обстоятельствах такая щедрость босса порадовала бы Еву, но сейчас…

«Разумеется, все придут парами. Все, кроме меня! Пять лет с Лешей закончились ничем. Мы жили вместе, были в глазах окружающих мужем и женой, я представляла зеленоглазых детишек, которых рожу ему… И что теперь? Я „неблагодарная сука“, потому что устала ждать, когда он повзрослеет? „Ненавижу тебя“ – прощание, которое я заслужила?»

Да, Ева сама закончила эти отношения. Упивалась холостяцкой свободой и возможностью не решать наконец чужие проблемы. Но плата была высока – тоскливое одиночество. Любимое дело – журналистика – давало ощущение нужности. Но редакция никогда не станет семьей. Путать такие вещи опасно – вот спросите хотя бы у Димы Белозерова, лучшего друга Евы, который каждый вечер последним выключал свет в офисе.

Поправляя длинные локоны темно-шоколадного цвета, девушка с грустью размышляла, что съемная однушка на окраине и редкие и противоречивые смс от бывшего («Вернись! Я люблю только тебя», «Ненавижу! Всю жизнь мне сломала!») никак не тянут на премию «Успех года». А ведь уже середина декабря, неумолимо приближается время подводить итоги. Настроение становилось все более паршивым.

«Белая Mazda будет у вашего подъезда через десять минут», – вежливым голосом произнес в трубку диспетчер такси. «А новую, беленькую жизнь через десять минут можно?» – с тоскливой иронией подумала Ева, но вслух сказала только: «Спасибо. Жду».

В Grand Cafе́ звучала приятная музыка, и коллеги уже интеллигентно разогревались виски. В своем платье – точная копия Valentino – Ева была хороша.

– Ты сегодня просто красотка! – улыбающийся Дима Белозеров подошел к ней, помешивая трубочкой «Белый русский». Удобно, когда лучший друг работает с тобой в одной компании. Ловким и заботливым движением Ева поправила Диме бабочку чернильного цвета:

– Спасибо, ты тоже отлично выглядишь.

Одобрительные взгляды ребят из отдела продаж и восхищенное присвистывание начальника охраны Юлиана Андроновича убедили Еву: с нарядом она не ошиблась. Боковым зрением девушка заметила, как ее босс, Валерий Игнатьев, неумолимо приближается к сцене. Это означало, что следующие полчаса будут посвящены «увлекательному»: рост аудитории, охваты, кликабельность… Избежать долгих речей Игнатьева можно было только одним способом: не слушать их. Ева взяла бокал ледяного шампанского с подноса (ей показалось или услужливый молоденький официант действительно подмигнул?) и незаметно покинула толпу скучающих коллег.

Прохладный декабрьский ветер коснулся лица, пробежал по бархатной ткани платья. Оно заискрилось мириадами горящих звезд. Стоя на крыльце, Ева смотрела на вечерний город, уютно нарядившийся к Рождеству. Момент можно было назвать идеальным, если бы не силуэт Стаса Калиновского, показавшийся из темноты.

Со Стасом, популярным фотографом «Стрим. Ру», Еву связывали странные, противоречивые отношения. Он, безусловно, был хорош собой, разбирался в высокой кухне и вине, выходные предпочитал проводить в музеях Рима и Мадрида, а еще – отчаянно хотел Еву. Портила картину одна ма-а-а-ленькая деталюшечка: Калиновский был глубоко и безнадежно женат и воспитывал двух прелестных дочерей.

Ева, верная высоким моральным принципам, сопротивлялась настойчивым ухаживаниям Стаса. Но искры безобидного флирта между ними регулярно вспыхивали в совместных рабочих поездках и заграничных командировках. Кульминацией стал единственный поцелуй, за который Еве до сих пор было немного стыдно. Стас же, напротив, гордился своей маленькой победой. Но полтора года назад Ева решительно расставила точки над i: «Стас, у тебя – жена и дети, у меня – Леша. Я устала от твоих пьяных сообщений и пошлых намеков. Исчезни». Казалось, это сработало. Стас оставил Еву в покое, и из непристойного остались только редкие взгляды, брошенные в ее сторону. Но сегодня, разогретый крепкими коктейлями, Калиновский решил вернуться на скользкую дорожку супружеской неверности.

– О, Воронецкая! Для кого так вырядилась? Надеешься, Игнатьев декольте оценит? И зарплатку тебе повысит, да? – слегка пошатываясь, выплюнул оскорбления Стас.

В первые секунды Ева даже не сумела разозлиться: она, конечно, видела Калиновского разным, но еще никогда не сталкивалась с такой неприкрытой, беспричинной агрессией.

– Смотрю, кто-то тут очень пьян. Давай сделаем так: ты сейчас разворачиваешься и уходишь, а я притворяюсь, что ничего не слышала.

– Думаешь, можешь играть со мной? Да у меня таких, как ты… десятки! Хватит ломаться, я тебя насквозь вижу. Строишь из себя невинность! В отель давай поехали!

– Все, Калиновский, ты сейчас реально перешел черту. Это уже за гранью. Давай до свидания! – Ева рассерженно развернулась, чтобы зайти в ресторан. На виду у коллег и босса Стас уже не будет таким смелым.

Калиновский внезапно схватил Еву за плечи и силой развернул к себе:

– Сука! Ты не дослушала!

Вот тут Еве стало по-настоящему страшно. Фотограф был на голову выше нее, явно зол, а алкоголя в его крови хватило бы на нескольких крепких мужчин. Рука Стаса больно сжимала предплечье, пьяное дыхание становилось все ближе, а на крыльце, как нарочно, больше никого.

– Ты же сама этого хочешь, я вижу! – И Калиновский грубо потянул Еву. Его алчные губы впились в ее рот, не спрашивая разрешения. Стоя на обледеневшем крыльце на тонких шпильках, Ева почувствовала себя совсем беззащитной. Бокал с шампанским выскользнул из рук и звонко разлетелся на кусочки. Из ресторана доносилась бодрая музыка, происходящего снаружи никто не слышал.

Ева изо всех сил попыталась оттолкнуть Калиновского, но фотограф сжал ее еще крепче.

– Что, не нравится, когда тебя трогает настоящий мужчина? – Лицо Стаса дышало наглым возбуждением, рот был измазан Евиной красной помадой, бесцеремонная рука уверенно опустилась на грудь девушки.

– Нет! Пусти меня! – вскрикнула Ева.

– Дама же ясно сказала: «Нет!» – раздался незнакомый властный голос, и в эту секунду удар заставил Стаса выпустить добычу. Лишившись точки опоры, Ева потеряла равновесие. Чья-то сильная рука подхватила девушку, не дав упасть. Ева подняла голову: оценивающий взгляд холодных васильковых глаз разглядывал ее наряд.

Глава 2

Телефон назойливо подпрыгивал на прикроватной тумбочке. Наконец он соскользнул на пол, и вибрация прекратилась.

– Твою мать… Игнатьев, пять утра! – Никита Осадчий недовольно повернулся в постели.

– Кит, наконец-то! Я тебе пятнадцать сообщений отправил, а ты меня игноришь, – раздался из трубки жизнерадостный голос Валеры Игнатьева. – Ну не мог я ждать, пока у тебя настанет полдень. У меня офигенные новости.

– Ради которых ты будишь лучшего друга в долбаные пять утра?

– Именно. Расклад такой: Луневич продает свою долю.

– Какой Луневич? Какая еще доля? – сонно пробормотал Никита, но Игнатьева было не остановить.

– 49 % акций «Стрим.Ру» выставляются на продажу через три недели. Луневич сваливает на Кипр и избавляется от ненужных активов. Ты понимаешь, что это значит, Кит? Все, как мы мечтали еще в универе: общий бизнес, и никаких лишних людей у руля.

– А сам почему не выкупишь? Стал бы единоличным владельцем.

– А друг-миллиардер мне зачем? – рассмеялся Валера. – Да и потом, в прошлом месяце у меня было достаточно мелких расходов. Яхту купил. Вторую. Так что, Осадчий, пакуй чемоданы и вали из своего Сан-Франциско в наш славный город-герой. Ты вообще сколько времени дома не был? Даже на мою свадьбу не соизволил прилететь, друг называется.

– Да ты развелся через три месяца, толку-то…

– Давай так: приезжаешь на две недели, смотришь, как мы работаем, вдохновляешься родными местами. Не понравится – я настаивать не буду. Найду кому продать или сэкономлю на завтраках и сам куплю.

– Валя, у меня и здесь дел полно. Я даже не знаю…

– Это значит «да»? – с надеждой спросил Игнатьев.

– Это значит «подумаю». И еще «не смей звонить мне в такую рань».

– Я учту, – бодро расхохотался Валера. – До связи! И брату привет!

С весельчаком и гедонистом Валей Игнатьевым Никита был знаком еще со школы. Никто не понимал, как эти двое могли стать лучшими друзьями: Валера вечно влипал в неприятности, а Никита считался воплощением надежности. Пока Валя прятал сигареты по карманам, подделывал подписи в дневнике и главной своей целью ставил поцеловать всех девочек в классе, Кит привез из Кейптауна диплом олимпиады по информатике, заработал на свою первую приставку и пригласил на свидание самую популярную девочку школы (кстати, она согласилась).

Трагедия изменила все. Валера был первым человеком, кому Никита позвонил в тот день. И, если бы не его поддержка, неизвестно, что произошло бы с семьей Осадчих. В свой шестнадцатый день рождения Никита стал гораздо старше, чем должен был. Казалось, внезапно свалившийся груз ответственности должен был обездвижить его, заставить отказаться от любых планов и желаний. Но случилось ровно наоборот. Никита налег на английский и программирование. Уже в 22 года парня хотели видеть своим сотрудником три пусть и небольшие, но подающие надежды компании Кремниевой долины. В 25 лет Осадчий, резидент Сан-Франциско, основал Soft Powers и, вопреки насмешкам и перешептываниям хейтеров, быстро заработал первый миллион. С тех пор прошло десять лет. Сегодня 35-летний Никита, загадочный миллиардер из Восточной Европы и обладатель убийственно синих глаз, был самым завидным холостяком Долины.

Рабочий день в деловом центре Сан-Франциско, известном как Западная Wall Street, начинался в 8:00. Кэролайн Стоун, амбициозная брюнетка с модной стрижкой, дожидалась босса в офисе Soft Powers на последнем, сорок восьмом этаже небоскреба Transamerica. Кэролайн жилось непросто: уже второй год она настойчиво соблазняла шефа, но без малейшего намека на успех.

Ровно в 8:00 Никита Осадчий, неизменный в своей пунктуальности, зашел в свой кабинет, заканчивая телефонный разговор. Вообще-то статус и масштаб Никиты – в его компании работали почти 350 тысяч человек – позволяли ему появляться в офисе раз в год, со вкусом прожигая жизнь на пляжах Кабо-Сан-Лукас, как, собственно, и делали некоторые его конкуренты в индустрии. Но перфекционизм Осадчего никогда бы такого не позволил. Вежливо, но отстраненно он кивнул терпеливо ожидавшей его Кэролайн.

– Доброе утро, Ник! Через час за вами заедет машина из отеля Four Seasons. Все готово к съемке для журнала GQ, – ослепительно улыбнулась девушка. Как личному ассистенту, ей часто приходилось сопровождать босса на интервью и фотосессии.

– Вот черт, напрочь забыл. Игнатьев все утро перевернул с ног на голову.

– С ног на голову? – недоуменно переспросила Кэролайн.

– Неважно. Через час буду готов.

Белая Tesla с тонированными окнами бесшумно ехала по Калифорния-стрит, и Никите было о чем подумать. Два месяца назад его компания презентовала новый смартфон Alpha Power. Продажи взлетели до небес, внимание журналистов было приковано к самому модному гаджету сезона и его создателю. Осадчего буквально атаковали просьбами об интервью. Фотосессия для GQ была уже третьей за этот месяц. Одинаковые вопросы репортеров изрядно приелись, да и мог ли он дать честные ответы? Было бы забавно: «Что вы почувствовали, когда обошли по продажам Pear Incorporated?» – «Смертельную, блять, усталость». «Почему закончился ваш роман с актрисой Элис Платт?» – «Он и не начинался. Этот спектакль от начала и до конца придумала PR-служба ради наших рейтингов». «Почему вы никогда не рассказываете о прошлом?» – «Слишком страшно вспоминать».

Звонок Игнатьева пробудил в памяти все то, что Никита старательно гнал от себя почти двадцать лет. День рождения, звуки сирен, крики брата…

Кэролайн нетерпеливо поглядывала на часы: шел второй час фотосессии, и до встречи Никиты с Алексом Уайтом, вице-президентом Soft Powers, оставалось все меньше времени. В любой другой момент девушка аккуратно поторопила бы босса, зная его нелюбовь к опозданиям. Но глядя на мускулистую спину Никиты, обтянутую белоснежной, наглаженной рубашкой от Dior, Кэролайн забыла о времени. Дерзко закатанные рукава обнажали загорелые руки. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, давая волю фантазии. Ровная двухдневная щетина подчеркивала скулы и аристократичную геометрию челюсти. Единственным изъяном на этом почти идеально вылепленном лице, напоминающем Джеймса Дина в лучшие годы, был небольшой шрам слева на верхней губе. Как ни странно, он лишь добавлял Никите притягательности, заставляя тысячи женщин представлять, каково это – коснуться его. На фоне бархатных интерьеров отеля синие глаза Осадчего становились темными и опасными, как море перед штормом. Прикусив губу, Кэролайн представила, что запускает руку в его темно-каштановые волосы, нарочито небрежно уложенные стилистом, проводит пальцами по шее, опускается под рубашку…

– Мистер Осадчий, предлагаю добавить в нашу съемку больше страсти. Это понравится читателям, – хищно улыбаясь, промурлыкала рыжеволосая Рэйчел Вудс, стилист GQ. Ее наманикюренные пальцы нагло расстегнули еще несколько пуговиц, обнажив атлетичный торс Никиты. Кэролайн захотелось немедленно выцарапать глаза этой рыжеволосой дряни.

Никита кивнул и натянуто улыбнулся в камеру. Происходящее не доставляло ему совершенно никакого удовольствия. Все жесты были выученными, отрепетированными, до смерти наскучившими. Десять костюмов, висевших на вешалке, смотрелись на нем одинаково идеально. Чернильная пара от Armani сочеталась с цветом глаз. В клетчатой тройке Gucci из мягкого твида он выглядел как настоящий английский джентльмен. Элегантный черный смокинг от Tom Ford подчеркивал талию и, в сочетании с запонками из белого золота и шелковым платком, делал из Осадчего нового Джеймса Бонда – ни больше ни меньше.

Впрочем, сам Никита Агентом 007 себя не считал. И строгим пафосным костюмам предпочитал худи, джинсы и майки спортивного кроя. Но глянцу нужно было другое. Ради продающих обложек и кликабельных заголовков пришлось изобрести миф о «безупречном Никите Осадчем», который, конечно, помогал бизнесу, но совершенно не соответствовал реальности. Один раз ему даже зафотошопили шрам на губе: видимо, боялись, что картинка получится недостаточно идеальной. Ну и скандал тогда разгорелся!

Необходимость изображать секс-идола порождала горькое ощущение, что некоторая часть его жизни – и Никита даже не знал, насколько большая, – была ненастоящей.

Чем ближе был конец фотосессии, тем меньше оставалось на Осадчем одежды. Последний его образ и вовсе состоял из боксерских шорт и перчаток – еще одна идея Рэйчел Вудс. Удивительно, что никто до нее не решался на это, хотя вся Долина знала: Никита много лет занимается боксом. Смелый стилист тешила себя мыслью – даже если полуобнаженные кадры не попадут на обложку, они станут украшением ее личной коллекции.

Пока ассистенты щедро наносили масло на рельефный торс Никиты, Кэролайн нервно глотала слюну, любуясь природной красотой его тела. Крепкие ноги были напряжены, а руки застыли в стойке для удара. Мышцы пресса и дорожка темных волос уходили под низко спущенные шорты.

– Ник, вы просто в прекрасной форме! – не удержалась от комментария Рэйчел. – Часто боксируете?

– Достаточно. Думаю, вы получили все, что было нужно, – сухо произнес Никита и взглядом дал понять, что съемка закончена. Вопрос о боксе его разозлил. Еще не хватало объяснять первому встречному, что заниматься он начал не ради рельефа и восхищенных взглядов, а чтобы справиться с яростью.

Воспоминания вихрем закружились в голове… Тусклый свет дешевых мерцающих ламп падал на убитый боксерский ринг. Никита пришел в «Бизон» через две недели после трагедии. Хозяин косо улыбнулся новичку. В этом неблагополучном районе, привычном к уличным разборкам, зал стал надежным прибежищем для тех, кто хотел дать отпор шпане. Первая тренировка сразу показала, что Никита схватывает все на лету: уверенная стойка, прямые удары в солнечное сплетение, крепкая защита. Но на втором занятии парень сорвался. Когда они с напарником отрабатывали хук справа, Никита нанес удар раньше сигнала и сломал ему нос. Глядя на чужую кровь, капающую на футболку, Осадчий почувствовал странное удовлетворение. Тренер устроил Никите знатную выволочку, закончив словами: «Гнев сожрет тебя изнутри, если ты не станешь его хозяином».

Никита мысленно вынырнул из полуподвального «Бизона» в шикарный Four Seasons. Поблагодарив всех за проделанную работу, покинул отель. На сегодня было запланировано еще пять встреч, но сконцентрироваться на делах не получалось. Владелец самой прибыльной компании в Долине не любил затягивать с принятием решений, поэтому ответ Игнатьеву хотел дать до конца дня. «Лететь или нет?» – в тысячный раз за сегодня спросил себя Осадчий.

Из ступора его вывел звук входящего сообщения. На экране телефона горело: «Ты хоть помнишь, что у мамы сегодня день рождения?» Никита побледнел. Последняя модель «альфы» полетела в стену.

Неделю спустя личный самолет Никиты Осадчего набирал высоту над Сан-Франциско. «Ориентировочное время полета составит 16 часов. Команда желает вам приятного путешествия», – произнес дружелюбный голос пилота. Услужливый стюард подал единственному пассажиру стакан односолодового виски. Никита сделал глоток и мрачно посмотрел на свое отражение в иллюминаторе: «Ну здравствуй, проклятое прошлое. Я готов».

Глава 3

– Дама же ясно сказала: «Нет!»

Высокий темноволосый незнакомец мастерским ударом сбил опешившего Калиновского с ног. Сильные руки обхватили Еву за талию и поставили девушку на верхнюю ступеньку. Лицо мужчины было так близко, что она могла в мельчайших деталях рассмотреть точеные скулы и едва заметный шрам на губе. Спокойное дыхание, будто и не было внезапного удара, раздавалось рядом. Ева с осторожной благодарностью посмотрела в темно-синие глаза.

– Умеете вы выбрать компанию на вечер, – неожиданно надменно произнес «спаситель», бросив взгляд на лежащего на крыльце Стаса. Тот пытался подняться и одновременно вытереть платком идущую из носа кровь.

– Что? – в замешательстве произнесла Ева.

– Инстинкт самосохранения у вас, как я вижу, совсем не работает. Нашли с кем пить шампанское, – продолжал нравоучения незнакомец. – О чем вы вообще думали?

Взгляд брюнета, казалось, был полон презрения. Он смотрел на девушку сверху вниз и, судя по всему, упивался своим превосходством. Ева несколько раз удивленно моргнула, пытаясь понять, не мерещится ли ей.

– Спасибо, вы вовремя вмешались, – несмотря на лед в голосе мужчины, девушка была рада, что ее избавили от компании Стаса. – И я…

– …и вы сегодня побили все рекорды несамостоятельности. Может, вас еще и за ручку отвести домой? – Тон был таким, что Ева не выдержал.

– Благодарю, но я могу сама со всем разобраться, – подчеркнуто холодно ответила она.

– А так и не скажешь. У вас всегда красная помада размазана по подбородку? – насмешливо поинтересовался наглец.

– А вы, что ли, разбираетесь в макияже?

– В чем я только не разбираюсь. Вам и не снилось.

Ева вскипела. Оставаться наедине с этим типом не имело смысла. С женщинами, пусть и спасенными, так не разговаривают! Она гордо развернулась к дверям ресторана, но красиво уйти не получилось. В полуметре от двери Ева в очередной раз поскользнулась и не слишком грациозно ухватилась за металлическую ручку: «Чертовы шпильки! Ненавижу!» Закрывая за собой дверь, девушка услышала сзади самодовольный смех.

Вечеринка была в самом разгаре. Официанты проворно разносили подносы с шампанским, а кейтеринговая служба постаралась на славу. Оленина с брусникой, копченые креветки в тарталетках, фуа-гра с вареньем из инжира…

Дресс-код требовал вечернего наряда – и гости не подвели. Кто бы мог подумать, что любители кроссовок и худи будут так органично смотреться в элегантных платьях и наглаженных рубашках. Хрустальная люстра мерцала мягкими огоньками, столы украшали муслиновые скатерти и серебряные канделябры. Изящная фарфоровая посуда добавляла праздничности. Все это напоминало рождественскую сказку.

– Ну что, много на праздник спустил? – Никита Осадчий дружески хлопнул по плечу Валеру Игнатьева.

– Кит, ты все-таки прилетел! Дружище, как же я рад тебя видеть!

– Удивительно, но я тоже, – улыбнулся Никита. – Ты, конечно, расстарался. Настоящий бал. Одну как-бы-Золушку я уже встретил, а ты у нас, значит, фея-крестная? Или фей?

– Ага, фей, с большой волшебной палочкой, – радостно заржал Игнатьев. – Так что за Золушка?

– Не стоит нашего внимания. Карета уже превратилась в тыкву, а кучер оказался не очень разговорчив.

– Ни черта не понял… Ладно, надеюсь, ты повеселился. – Валера сделал глоток шампанского, а потом пристально посмотрел на друга. – Слушай, не хочу занудствовать, но давай серьезно: как ты?

– Погода у вас дерьмовая, а в остальном – порядок.

– То есть тебя не было здесь тринадцать лет, мы видимся только в Штатах или на нейтральной территории, любые разговоры о доме – под запретом, и все, что я слышу сейчас, – это «погода дерьмовая»? Ну, зашибись!

– Валя, мне есть что рассказать. Но давай не сегодня. В конце концов, это твой праздник. Зачем его портить хреновыми воспоминаниями?

– Окей. Но ты теперь должен мне разговор. Так просто я не отстану.

– Даже не сомневаюсь. Не волнуйся, еще успеем. У нас больше двух недель впереди.

– Раз душещипательных историй сегодня не предвидится, предлагаю славно покутить! – Игнатьев протянул другу стопку текилы.

– Давай без меня, Валя. Я только поздороваться пришел. Два часа назад прилетел, хочу в гостиницу, высплюсь как следует.

– Кит, да поживи хоть немного! Когда ты в последний раз расслаблялся? Я же не предлагаю слизывать икру с сосков стриптизерш!

– Вообще-то, два года назад в Амстердаме ты именно это и предлагал.

– Потому что я умею развлекаться! – гордо парировал Валера. – Серьезно, давай выпей, пригласи симпатичную девушку на танец, повеселись. Тут на тебя половина зала слюни пускает. А вторая половина гадает, что здесь забыл этот угрюмый красавчик. Лови момент!

В мотивационный спич Игнатьева неуклюже вмешался тощий блондин:

– Валерий Михайлович, прошу прощения… Луневич пытается до вас дозвониться. Ответите?

– Очень вовремя, конечно, – скривился Валя. – Кит, прости, рабочие моменты. Скоро вернусь. Не скучай.

Никита скептически обвел взглядом ресторан. Мелодия с энергичной сменилась на более спокойную, несколько парочек танцевали в центре зала. Прильнувшие друг к другу силуэты отражались в окнах с мягкой подсветкой. Взгляд Никиты выхватил из толпы знакомый профиль: как-бы-Золушка увлеченно беседовала с рыжеволосой девушкой, покачиваясь в такт музыке.

На спонтанность и импульсивные поступки в плотном рабочем графике Осадчего никогда не оставалось места. Но в родном городе Никита вдруг почувствовал себя не успешным предпринимателем со страниц Forbes, желанной добычей папарацци, а семнадцатилетним студентом, свободным и безрассудным. Он подумал: «Черт возьми! А что я теряю?», решительно пересек зал и подошел к дерзкой брюнетке.

– Могу я пригласить вас?

Медленные танцы никогда не были у Евы любимой частью программы. Вот и сейчас она поглядывала на обнимающиеся парочки с легким недоумением: зачем коллегам изображать влюбленность на один вечер? Неприязнь девушки уходила корнями в подростковые годы. Сложно представить, но с 12 до 18 лет Воронецкая считалась типичным гадким утенком. Все ее воспоминания о школьных дискотеках были похожи: умная, но совсем не популярная у парней девчонка подпирает стену в гордом одиночестве, пока подружки обжимаются со старшеклассниками. Кульминацией стал выпускной. Любовь всей жизни (по крайней мере, так казалось тогда), Паша Подвальный, медленные танцы провел в горячих объятиях молоденькой учительницы французского. Это был просто конец света! Ева проплакала в школьном туалете всю ночь, сокрушаясь о своей несчастной доле. Пока ее одноклассники встречали рассвет полными надежд и алкоголя, она вытирала тушь с подола розового платья и смотрела на непривычно серьезное отражение в зеркале. Всего за один вечер Ева перестала верить в чудеса. Мечты о прекрасном принце были навсегда похоронены в актовом зале средней школы № 246.

С тех пор были и вечеринки, и мужчины, охотно приглашавшие на танцы. Появлялись поклонники и даже анонимные ухажеры, которые отправляли букеты в редакцию. Но все это не могло утешить заплаканную девочку в помятой выпускной ленточке. Прекрасный принц так и не случился.

В конце концов Ева встретила Лешу. Пять лет, проведенные с ним, были не такими уж и плохими. Даже сейчас, после расставания, девушка сохранила чувство благодарности. Именно Леша сумел слегка отогреть ее израненное сердце. Не то чтобы Ева окончательно уверовала в благородство и честность мужчин, но и считать их врагами человечества перестала.

Воспоминания прервали плавные звуки Total Eclipse Of The Heart. Пространство становилось тягучим и пряным, по телу разлилось приятное тепло. Вечер, вопреки воле Евы, казался все более романтичным.

– Это же моя любимая песня! – сказала она Анне, приятельнице из отдела рекламы, и мечтательно закрыла глаза.

На долю секунды мир вокруг перестал существовать.

– Могу я пригласить вас? – неожиданно прозвучал знакомый голос.

Ева обернулась и с удивлением увидела перед собой того самого высокомерного типа. «Да никогда в жизни!» – чуть не сказала она. И торжествующе улыбнулась, представив, как сейчас откажет «самому красивому мальчику в классе». Но заплаканная девочка из актового зала возмутилась: «Немедленно иди танцевать, дурашка!» Ева засомневалась.

– Ну соглашайтесь же. В конце концов, я вас сегодня спас, – с вызовом улыбнулся брюнет.

«Да он издевается?! Тоже мне, прекрасный принц. Такого снисходительного и чванливого „спасения“ еще не знала история!» – пронеслось в голове у Евы.

Стоявшая рядом Анна смотрела на происходящее с нескрываемым изумлением: как можно раздумывать, если приглашает такой красавчик?

– Ева, если ты не хочешь, я вполне могу составить компанию молодому человеку, – кокетливо произнесла девушка.

– Что ж, давайте потанцуем, – Ева сама удивилась своему ответу.

Никиту охватило забытое, но приятное чувство победы. Он не мог вспомнить, когда в последний раз уговаривал женщину потанцевать. Самодовольная улыбка расплылась на его лице.

Ева почувствовала, как большие ладони легли на ее талию. Синие глаза внимательно смотрели на девушку, и она поймала себя на мысли, что где-то видела это лицо. Слегка нерешительно положила руки на грудь незнакомца и сквозь гладкую ткань рубашки почувствовала очертания мышц. Мужчина притянул Еву ближе, еще ближе… Ее голова легла ему на плечо, движения стали плавными, все вокруг замедлилось. «And if you only hold me tight we'll be holding on forever», – пела из колонок Бонни Тайлер.

Через пару минут Еве стало не по себе. Возникшее чувство близости сменилось тревогой: от красивых мальчиков добра не жди. «Вспомни, как отвратительно он разговаривал на крыльце», – настойчиво шептал внутренний голос. К счастью, уже через несколько секунд закончилась песня, а вместе с ней и магия момента.

– Спасибо за танец. Хорошего вечера, – отстраненно произнесла девушка. Не дав партнеру произнести ни слова, она решительно развернулась и вышла из зала.

Уже сидя в такси, Ева размышляла об этом странном вечере: отвратительная выходка Стаса, появление незнакомца, танец… И все же где она могла видеть его лицо?

– А вы тоже с корпоратива едете? – прервал внутренний монолог бесцеремонный таксист. – Сейчас такая пора, много заказов. А мне и хорошо – хоть подзаработаю. Жена хочет на Новый год «Альфа Пауэр», последнюю модель. Весь мозг уже вынесла…

Черт возьми!

В ту же секунду Ева поняла, ктó ее таинственный спаситель.

Глава 4

– Ева, пожалуйста, это моя личная просьба. Взамен все что пожелаешь, – устало произнес Игнатьев и уронил голову на стол.

Обычно ему хватало благоразумия не напиваться в хлам перед началом рабочей недели, но возвращение друга детства на историческую родину нельзя было не отметить. Они и отметили: двенадцатилетнее «Шабли» в модном ресторане, коллекционный виски в недавно открывшемся хипстерском баре, авторские коктейли в задымленной кальянной, поднос шотов с текилой в «Эль Кактус» и, наконец, содержимое мини-бара в гостиничном номере Никиты. Дальше – пустота…

– Воронецкая, ну пожа-а-а-луйста… Мне так пло-о-охо…

– Да, я вижу, – не без удовольствия заметила Ева. – Поймите, я не могу: на этой неделе очень много работы. Съемки, пресс-конференция с министром, да еще два недописанных лонгрида висят. И вообще, почему я? Попросите кого-нибудь другого.

– Ты пойми, это не просто новый инвестор, а мой лучший друг. Я хочу, чтобы он купил акции, а для этого ему должно понравиться то, чем мы занимаемся. Ничего особенного и не нужно: просто проведи по офису, познакомь со всеми, возьми с собой на пару интервью.

– Почему Наташа или, например, Ульяна не могут? Они такие же журналисты, как и я.

– Ева, не скромничай. Мы оба знаем, что ты лучшая. И тут еще такой момент… Как бы тебе сказать… – По Игнатьеву было видно, что слова даются ему с трудом, а мысли об аспирине занимают больше, чем забота о новом загадочном инвесторе. – Кит странно действует на женщин.

– Кит? На женщин? Валерий, с вами все нормально?

– Сколько я себя помню, дамы на него вешались пачками. Работе это, знаешь ли, мешает. А тебе я доверяю, ты девушка ответственная, серьезная. К тому же, если Кит примет мое предложение – а он точно примет, просто сам еще об этом не знает, – то станет совладельцем «Стрим. Ру». О том, что служебные романы у нас не поощряются, тебе напоминать не нужно, в отличие от Натальи.

Ева молчала. С одной стороны, у нее не было времени развлекать какого-то там бизнесмена. С другой – ужасно любопытно: что это за друг, чье мнение так много значит для босса?

– Ну пожалуйста, Воронецкая. Голова раскалывается, больше нет сил тебя уговаривать, – жалобно простонал Игнатьев.

– Ох, хорошо. Я согласна. Надеюсь, он не будет вмешиваться в мою работу. Хочет посмотреть, как у нас все организовано – пожалуйста. Но отвлекать от…

– Не волнуйся! Кит – самый воспитанный, тактичный и молчаливый человек на планете. Ты даже не заметишь, как… Кстати, а вот и он.

Дверь кабинета открылась. На пороге, сверля девушку неприветливым взглядом, стоял высокий брюнет с насмешливой полуулыбкой, и она невольно ощутила ту самую магию, о которой говорил Игнатьев.

На этот раз Ева знала – перед ней сам Никита Осадчий.

– Что от меня потребуется?

– Приблизиться к нему. Заинтересовать. Соблазнить.

– Всего-то? – Длинные пальцы с розовым маникюром нетерпеливо накручивали прядь жемчужно-белых волос, изящная татуировка – ядовитый цветок олеандра – украшала тонкое запястье.

– Думаешь, будет так же легко, как с твоими обычными папиками? – раздался в трубке ехидный смешок. – Нет, эта рыбка из другого пруда. Здесь придется потрудиться.

– Как вообще мне с ним познакомиться?

– Это я беру на себя. Сейчас он в отъезде, но через пару недель вернется в Сан-Франциско.

– Поняла.

– Смотри не подведи меня, детка. Я ведь не просто так плачу пятьдесят штук.

– Даже не сомневайся. Ты же знаешь, я еще ни разу не проигрывала. Он будет моим.

Девушка положила трубку и подошла к большому, в полный рост, зеркалу в спальне. Внимательно посмотрела на отражение и довольно улыбнулась, явно любуясь собой. Затем взяла с прикроватной тумбочки свежий номер GQ: с обложки внимательно смотрел темноволосый мужчина в белой рубашке, небрежно расстегнутой на груди. Лаконичность образа лишь подчеркивала его опасную, редкую красоту. Быстрыми уверенными движениями блондинка вырезала фото и прикрепила к стене поверх других портретов: «Добро пожаловать в коллекцию!»

– Ева, знакомься, мой друг и будущий компаньон – Никита. Кит, это Ева – твой проводник на ближайшие две недели. Не сомневаюсь, что вы поладите, – широко улыбнулся Валера Игнатьев.

На секунду Ева замерла, подумав, что это какой-то дурацкий, довольно жестокий розыгрыш. Но затем быстро взяла себя в руки:

– Здравствуйте, Никита, приятно познакомиться.

Непроницаемое лицо Осадчего не выражало ни единой эмоции. Помнит ли он вообще о том, что произошло на корпоративе? Узнал ли ее без вечернего макияжа и открытого декольте?

– Предлагаю начать завтра утром. Валера сказал, вы организуете экскурсию по офису и введете в курс дел. Девять часов вас устроит? – сухо произнес Никита.

Ева, как могла, пыталась сохранить невозмутимое выражение лица и вести себя по-деловому, но острый, изучающий взгляд Осадчего не давал сосредоточиться.

– К сожалению, именно в девять у меня очень важное интервью. Отменить не могу, у реаниматологов каждый час расписан. Перенесем на одиннадцать?

– Если бы вы представляли, сколько стоят два часа моего времени, то не предлагали бы такой вариант, – безапелляционным тоном отрезал Никита.

Ева окончательно поняла, что не ошиблась в своей оценке. Предвзятый, высокомерный, презрительный – это все о нем.

– Ребята, давайте не будем ссориться. Ева Павловна, все понимают, что ты занята. Приезжай завтра в офис сразу после интервью, Никита немного подождет, – примиряюще сказал Игнатьев.

– Окей, я подожду. На крыльце, – с ударением произнес Никита и выразительно посмотрел на девушку.

Никаких сомнений – этот сноб все прекрасно помнит.

Официант учтиво поставил на стол два блюда с оладьями и крем-фрешем, поднос устриц и большую чашу со льдом, в которой стояла хрустальная вазочка черной икры. Ловким отрепетированным движением открыл бутылку шампанского:

– Ваш завтрак à la russe подан. Приятного аппетита!

Ева старалась скрыть свое смущение и смотрела на Осадчего подчеркнуто безразлично. Ее простые синие джинсы и черное худи плохо вписывались в дорогой интерьер Cafe de Luxe. Сюда даже на завтрак приходила наряженная, с иголочки, публика: дамы едва ли не в вечерних платьях и мужчины им под стать. Никита среди этой роскоши выглядел как завсегдатай. Кашемировый кардиган глубокого серого цвета подчеркивал фигуру, футболка в тон добавляла притягательной расслабленности, равнодушный взгляд скользил по залу.

– Предлагаю выпить за успешно начатую работу, – с ухмылкой поднял бокал Осадчий.

– Работу? Мы ведь даже по офису не успели пройти. По плану у нас была планерка в редакции, встреча с отделом маркетинга, презентация у CEO…

– О-о-очень увлекательно.

– …а вместо этого мы тут!

– А вы что, часто здесь завтракаете? – Никита ехидно изогнул бровь.

Еве захотелось стукнуть этого выскочку. Она мстительно представила, как запускает в него ножом для устриц. Но вслух сказала лишь:

– А вы часто пьете шампанское вместо того, чтобы работать?

– По крайней мере, у моей работы есть конкретный результат, – все еще ухмыляясь, Осадчий достал из кармана пиджака последнюю модель «Альфа Пауэр», мельком глянул на экран и демонстративно положил на уставленный закусками стол.

– Намекаете на то, что мой труд никому не нужен?

– Вы сами это сказали… Еще шампанского?

Если бы не обещание Игнатьеву, Ева уже давно хлопнула бы дверью. Но босс есть босс, и поэтому девушка молча давилась блинчиком с черной икрой.

– Прошу прощения за беспокойство, Никита Андреевич. Наш ресторан и я лично счастливы принимать вас у себя, – прервал напряженное молчание подошедший к ним импозантный мужчина в двубортном жилете, и Ева узнала в нем Валдиса Корсакова, известного ресторатора и частого героя светской хроники. – Надеюсь, вы получаете удовольствие от нашего фирменного завтрака.

– О да-а, массу удовольствия, – с плохо замаскированным сарказмом произнес Никита, но Валдис не заметил подвоха и продолжил щебетать:

– Мы так рады, что вы вернулись в родной город! Следим за вашими успехами! Я лично до шести утра смотрел презентацию новой «альфы»! Это же просто гениальный гаджет! – Как будто в подтверждение своих слов Валдис жестом фокусника достал смартфон и нежно провел по эмблеме пальцем с массивным перстнем.

Ева с тоской подумала, что в ресторане она единственная, у кого нет этой чертовой «альфы».

– Никита Андреевич, могли бы вы оказать любезность и расписаться в нашей книге для почетных гостей? – расплылся в улыбке Корсаков.

– Мог бы, – ледяным тоном ответил Никита, и довольный ресторатор скрылся.

– Вы, наверное, привыкли к такому? – меланхолично спросила Ева.

– Что вы имеете в виду?

– Вас же постоянно узнают, подходят сделать селфи… Вы видели лицо водителя, когда он понял, кого везет?

– Видел. У меня было такое же, когда впервые встретил Стива Джобса. – Никита улыбнулся одними уголками губ, а потом продолжил более серьезно: – На самом деле к этому сложно привыкнуть. Да и за свой успех я дорого заплатил.

Еве показалось, что в пронзительно синих глазах на мгновение мелькнула грусть. Она даже не была уверена и набралась было смелости спросить, но Осадчий резко продолжил:

– Вот только с вами я это обсуждать не намерен.

Ева рассерженно замолчала и до конца завтрака больше не произнесла ни слова. Спустя пятнадцать минут Никита подозвал официанта и попросил счет, казалось, даже не замечая повисшей неловкости. Девушка быстрым движением достала кошелек из сумочки.

– Уберите деньги. Плачу я, – не терпящим возражения тоном произнес Осадчий.

– Вы, конечно, можете считать, что мой труд никому не нужен и результаты, по сравнению с вашими, ничего не стоят. Но уж завтрак-то я могу себе позволить.

– На вашем месте я бы не спорил с будущим боссом. К тому же родители успели научить меня хорошим манерам. Все расходы в ближайшие две недели я беру на себя. Считайте это компенсацией за то, что приходится терпеть мое общество, – насмешливо сказал Никита.

С мрачной иронией Ева подумала, что всех денег мира не хватит, чтобы компенсировать время, проведенное с этим чванливым индюком.

Глава 5

Как ни странно, промозглые декабрьские вечера нравились Еве: вместо того чтобы притворятся бодрой тусовщицей, она после работы ехала прямиком в свою уютную норку. Никаких баров, шумных вечеринок и «давай пойдем на пиво!» с коллегами. От всех заманчивых и не очень предложений можно было спокойно отказаться. Вот и сегодня после утомительного дня девушка с облегчением зашла домой и, даже не разуваясь, обессиленно опустилась в кресло.

Свою квартиру, пусть и съемную, Ева очень любила и, как могла, старалась сделать уютной. Из каждой поездки привозила не бесполезные китайские сувениры, а действительно приятные вещи: чайный фарфоровый сервиз – из Лондона, бокалы из цветного стекла – из Венеции, изящную деревянную шкатулку – из Бангкока… Что-что, а создать настроение в доме Ева умела.

Девушка быстро сбросила одежду, расстегнула синий эластичный топ, обнажив белую кожу. Зажгла свечи, добавила капельку миндального масла в аромалампу… Только ванна с пеной способна привести в чувство после сложного дня.

Через полтора часа в гости должны были прийти друзья, Дима Белозеров и Алиса Макеева. Глядя на лопающиеся пузырьки пены, Ева размышляла о суровой точности, с которой все блага распределяются в мире. Словно где-то есть большая чаша весов и кто-то старый и мудрый отмеряет унции: не стала красоткой – получи доброе, чуткое сердце; не заработала миллион – зато гордишься любимым делом; недовесили в личной жизни – вот тебе друзья всем на зависть. С Димой и Алисой они познакомились еще в университете и с тех пор прошли через многое. Ночевали вместе в Нью-Йорке на речном вокзале, приезжали друг к другу в слезах и хохотали до умопомрачения, шиковали и бедствовали, напивались и зожничали, – и Ева даже не знала, за какие заслуги в прошлой жизни ей повезло встретить эти родные души.

Из ванны девушка вышла отдохнувшей и расслабленной. Пока она добавляла в глинтвейн корицу, кардамон и мускатный орех, раздался звонок в дверь.

– Давно не виделись! – с веселым смехом ввалился в прихожую Дима Белозеров, стряхивая снег с капюшона.

– О да, целых трое суток, пока ты был в командировке. И как я только это выдержала! – засмеялась Ева в ответ.

– Невыносимые, нечеловеческие страдания! – поддела Алиса, снимая пальто. – Ева, лучше скажи, как там твое мегарасследование? Когда читать?

– Мне не хватает одного источника. На днях должна была встретиться с ним, но в последний момент все отменилось по непонятной причине… Мне даже начинает казаться, что к этому приложил руку новый босс. Видимо, ему нравится портить мне жизнь.

– И что это за босс такой, который может заставить человека отказаться от интервью? – с сомнением произнесла Алиса.

– Черт, всего три дня в командировке, а столько всего пропустил. Сенсация! Раскрыт заговор боевых рептилоидов: они мешают Воронецкой работать! Берегитесь, скоро придут за вами, – заржал Дима.

– Я понимаю, звучит как бред, но Осадчий…

– Осадчий?! – в два голоса воскликнули друзья.

– Именно. Создатель какого-то дурацкого телефона, одноклассник Игнатьева и, похоже, тот самый человек, от которого скоро будет зависеть наша с тобой зарплата, Дим.

Белозеров поперхнулся чаем:

– Ты видела Осадчего? Вживую? Он разговаривал с тобой?!

– И ты туда же! Чувак придумал телефон, а с ним носятся так, будто он изобрел лекарство от рака, – фыркнула Ева.

– Потому что «альфа» – это не просто телефон. Это космос!

– Ева, что ж ты не начала с самого главного. Он просто секси! Ничего себе, какой фотосет в GQ! – перебила Алиса и развернула к друзьям планшет: с экрана смотрел, насмешливо улыбаясь, Никита Осадчий в коротких шортах-боксерах.

Ева засмотрелась. На долю секунды она забыла, что этот эффектный красавец и есть ее заносчивый босс. Глядя, как пристально подруги разглядывают голый мужской торс, обильно политый маслом, Белозеров закатил глаза:

– Девочки, мужчина в трусах – это, конечно, прекрасно, но Осадчего ценят за другое. Он с нуля создал технологию, о которой не могли мечтать даже в фильмах про будущее. Не буду утомлять вас подробностями о ядрах процессора и точках матрицы, просто поверьте: это революция.

Как бы ни хотелось Еве обесценить все достижения Никиты, к мнению друга она прислушалась. В конце концов, Белозеров был редактором отдела «Гаджеты» и лучше всех разбирался в технических новинках.

– Черт возьми, это же Элис Платт рядом ним! «Самая элегантная пара на красной дорожке», – продолжала гуглить Алиса. – Еще бы! В таком платье от Armani я бы смотрелась с Осадчим не хуже… Хотя стоп, информация устарела. Сразу после этого «Оскара» они и расстались. Но, судя по фото, он недолго горевал. Смотрите, в мае уже зажигает на музыкальном фестивале с Линдой Лайт – помните ее? Она еще в клипе танцевала в купальнике из бургеров! «Oh, baby, you can taste my ham».

Алиса с Димой попытались изобразить манящий танец Линды. Но без купальника из бургеров это выглядело не так эффектно.

– Слушайте, а я помню эту песню! Это же был главный хит лета: «Oh, baby, you can taste my ham, I'm gonna be your sexy ma'am…» У Осадчего, конечно, странные вкусы, – с легкой ноткой недоумения протянула Ева.

– …но очень разнообразные! Сайт WhoDateWho попытался подсчитать количество его девушек и сбился со счета. Вот ваш секси-босс на яхте с моделями, здесь – выходит из клуба в обнимку с селебрити из соцсетей, а вот ужинает с телеведущей NBC… Насыщенная жизнь у человека.

– Моя бабушка назвала бы это не «насыщенной жизнью», а «кобелизмом», – хмыкнула Ева, мельком глянув на фотографии.

– Эй, хватит демонизировать Осадчего. Читали бы нормальные сайты, знали бы, что он и серьезными делами занимается. Вы в курсе, что летний пожар в Калифорнии так быстро потушили только благодаря его деньгам? Или что Осадчий пожертвовал миллионы долларов на разработку моноклональных антител? – вступился за Никиту Белозеров.

– Так он еще и филантроп. Боже мой, я хочу от него детей! – с восторгом застонала Алиса.

– А я хочу от него интервью, – засмеялся Дима.

– И вы оба будете крайне разочарованы. Никому не нужны такие высокомерные дети, а интервью со снобом – сомнительное удовольствие, поверьте. К сожалению, мне придется две недели терпеть этого нарцисса поблизости.

– Ева, серьезно? Ты две недели проведешь рядом с самым завидным холостяком планеты, и, хочешь сказать, у тебя нет ни малейшего интереса к нему? Вот даже ни разу не тянет ущипнуть за секси-ягодицы? Случайно оказаться наедине? Чтоб он влюбился в тебя без памяти и увез в свой замок на берегу океана?

– Алиса, оставь эти сказки детям. Глупо отрицать реальность. Мы с ним из разных миров, зачем миллиардеру ничем не примечательная девушка из Восточной Европы? К тому же любить он явно не способен. Я удивлюсь, если в этом мире есть хотя бы одно существо, к которому он искренне привязан. И на этом закроем вопрос, – решительно ответила Ева.

Вечер плавно переходил в ночь. За бутылкой калифорнийского вина троица обсуждала последние новости: Алиса наконец-то решилась открыть собственную кондитерскую и заканчивала составлять меню. «Мятный мильфей или профитроли в сиропе из луговых трав?» – советовалась она с друзьями. Диме тоже хотелось поделиться своей историей. Последнее его свидание было настолько неудачным, что он попросту сбежал из ресторана, тайком оплатив счет. Все это было довольно забавно, но ребята невольно возвращались к обсуждению загадочного приезда Осадчего.

– Интересно, почему он столько лет не был в родном городе, а тут вдруг прилетел? Неужели ради акций «Стрим. Ру»? Вряд ли с его доходами это такая важная покупка, – рассуждал Дима.

– Вопрос хороший, но ответа мы никогда не узнаем. Откровенные разговоры явно не его конек, и вообще… – начала было Ева, но в этот момент телефон, лежащий на кухонном столе, настойчиво завибрировал. Сообщение с незнакомого номера гласило: «Буду завтра на пресс-конференции. Встретимся на месте. Осадчий».

– Помяни черта, вот и он.

– Правда? Сам написал? Тебе?! – радостно запрыгала на стуле Алиса.

– Ничего интересного, чисто по работе. Вот, сама посмотри, – протянула телефон Ева.

Алиса с энтузиазмом взяла и тут же начала строчить ответ: «Слушаюсь, Мистер секси-ягодицы!»

– Ева, предлагаю так и отправить, – со смехом произнесла девушка.

– Не забудь еще про детей написать! – расхохотался Дима.

– Да ну вас! Дайте телефон, а то еще отправите случайно эту дичь. Я ему потом отвечу. Подождет.

Алиса разочарованно вздохнула.

Ближе к полуночи друзья разъехались по домам. Лежа в постели, Ева настраивалась на завтрашний день. Она вспомнила, что так и не ответила Осадчему. Взяв телефон, чтобы набрать вежливое «хорошо, до встречи», девушка чуть не свалилась с кровати. Зеленым светом в исходящих горело: «Слушаюсь, Мистер секси-ягодицы!»

Сообщение, набранное Алисой, было отправлено.

И прочитано.

Глава 6

Ранним утром у Евы было два повода нервничать – пресс-конференция с министром здравоохранения и сообщение, мистическим образом отправленное Осадчему. Допрос с пристрастием ничего не дал: и Алиса, и Дима божились, что не имеют к игривой эсэмэске никакого отношения. Поиск виноватых Ева решила отложить на потом. Все мысли сейчас были о работе.

С Министерством здравоохранения Еву связывали долгие и мучительные отношения. Ни с какими другими чиновниками не было так сложно договориться об интервью, получить комментарий или просто разрешение на съемку в больнице. «Трусливые идиоты!» – каждый раз думала Ева, сталкиваясь с очередными запретами.

В этот раз все было еще абсурднее. Накануне ежегодной пресс-конференции аккредитованным журналистам разослали список разрешенных к обсуждению тем. Отдельным абзацем шло строгое предупреждение: «Вопросы о вакцине VFC задавать запрещено».

Ева сложила документы в папку и убедилась, что ноутбук заряжен.

Строгий брючный костюм был отутюжен еще три дня назад. Взгляд девушки упал на бирку, и она тяжело вздохнула: на размер больше, чем в прошлом году. «Такими темпами скоро придется заворачиваться в парус от крейсера. Чертовы, чертовы ляжки!» Каждый раз, оказываясь в центре внимания, Ева переживала мучительные приступы нелюбви к себе. В самые мрачные дни ей казалось, что все вокруг только и делают, что рассматривают ее фигуру и перешептываются: «Ужас! Ну и задница!» Вот и сегодня Еву пугала не столько необходимость задать острый вопрос, сколько сам момент, когда микрофон окажется в руках и оценивающие взгляды коллег будут обращены на нее: «Вы только посмотрите на эти пухленькие ручки!», «Что за щеки…», «У журналистки явно вопрос про питание!».

«Хватит, Ева. Соберись. Никто не собирается нападать на тебя в пресс-центре, всем абсолютно плевать на чужой размер одежды, ведь обычно люди зациклены на том, как выглядят сами… Ты справлялась с задачами посложнее – справишься и с этой», – настраивалась девушка. К счастью, у способности затягивать себя на эмоциональное дно была и обратная сторона: никто не умел так быстро утешить Еву, как она сама.

Девушка разгладила бархатные лацканы темно-синего пиджака, подняла подбородок и смело посмотрела в зеркало: «Пора!»

В пресс-центре гудели журналисты, щелкали затворы фотокамер, операторы искали лучшие ракурсы для съемки… Новенькое здание с огромным стеклянным куполом и просторными залами использовали только по особым случаям.

– Привет, Дина, давно не виделись, – Ева дружелюбно обняла коллегу из популярной ежедневной газеты.

– Евушка, отлично выглядишь. Костюм просто шикарный, а как подчеркивает талию! – с восхищением воскликнула девушка.

Если бы Ева не знала Дину уже много лет, то наверняка бы подумала, что та издевается. «Шикарный костюм? Подчеркивает талию? Она что, слепая? Я же бегемот!» Но смущения своего девушка не показала, а лишь сдержанно улыбнулась в ответ:

– Спасибо! Ты, как всегда, красотка!

– Кстати, читала писульку из Минздрава? Все только об этом и говорят. Но не вслух, конечно. Полушепотом.

– Читала, конечно. Мерзость, – слегка рассеянно ответила Ева, глядя по сторонам. Осадчего нигде не было видно. Пресс-конференция должна была начаться с минуты на минуту.

Весь этот спектакль Ева прекрасно знала. Каждый год происходило одно и то же: министр с пафосом рассказывал о невероятных успехах отечественной медицины, приближенные подобострастно кивали, а журналисты задавали заранее известные, удобные вопросы. На выходе получались бесцветные хвалебные тексты и сюжеты. Скука смертная!

Казалось, и сегодняшний день не станет исключением:

– Илья Желтков, канал «Как бы новости». Как вы оцениваете успехи нашей медицины за этот год?

– Доступность и качество медицинской помощи только растет. У нас выстроена продуманная система здравоохранения с колоссальными возможностями…

– Ангелина Руденко, газета «Правда и истина». Сначала я хотела бы похвалить вас, господин министр. Наконец-то нашему народу повезло с руководителем системы здравоохранения! Какое счастье, что у нас теперь есть вы – широкой души человек! Не сочтите за наглость, но я хотела бы спросить: учитывая все неоспоримые достижения, необходимо ли что-то менять в существующей системе?

– Основное, на что нужно обратить внимание, это повышение эффективности работы. Все наши кадры – результат тщательного отбора…

Прошел час. Большинству журналистов в зале хотелось спать (и немножко умереть). Ева терпеливо ждала подходящего момента. Сумка с документами была открыта, пальцы нервно сжимали диктофон.

– …и я не устаю вам повторять: наше главное богатство – это дети. Для их лечения мы используем только самое лучшее! – продолжал разглагольствовать министр.

Если до этой минуты Ева еще раздумывала, стоит ли открывать ящик Пандоры, то сейчас стало кристально ясно: момент настал. Она вправе озвучить все, что не давало покоя последние месяцы. Проглотив комок в горле, журналистка уверенно подняла руку.

– Ева Воронецкая, «Стрим. Ру». Господин министр, как вы прокомментируете следующие факты: в этом году зафиксированы 734 детские смерти, вызванные введением отечественной вакцины VFC. – В ту же секунду по залу пронесся напряженный гул. – Исследования доказывают, что немецкий аналог не имеет подобного токсического действия, но он почему-то не получил лицензии и доступа на рынок.

На долю секунды лицо министра исказила гримаса страха. Он закашлялся, судорожно схватил бумаги и, не глядя, попытался положить обратно, промахнувшись мимо стола:

– Ваши сведения не являются достоверными…

– Сомневаетесь? Вот доказательства. – Ева взмахнула стопкой документов. – И наконец, самое главное: не связана ли закупка дорогостоящей VFC с тем, что компанией-производителем владеет ваш сын? Разумеется, не напрямую, а через сложную цепочку подставных лиц.

В огромном мраморном зале повисла оглушающая тишина.

Полгода Ева занималась этим расследованием: изучала сайты госзакупок, консультировалась с фармацевтами, сидела ночами в отделениях интенсивной терапии для новорожденных, разговаривала с теми немногими врачами, которые не боялись правды… И наконец картинка сложилась. Старая, как мир, коррупционная схема. И 734 детские жизни, на которые всем было наплевать.

О своем расследовании Воронецкая не сказала никому, даже Дима с Алисой толком не знали. И сейчас, стоя посреди мрачного холодного зала, Ева физически ощущала, как тревожные и опасные взгляды впиваются в нее.

– Очень жаль, что единственное, на что вы способны, – это желтая журналистика, слухи и клевета. А ведь такая симпатичная девушка, кто бы мог подумать! – На лице министра показалась фальшивая снисходительная улыбочка. – Боюсь, в следующем году ваша редакция останется без аккредитации. Если она вообще продолжит существовать…

Во взгляде министра горела угроза. Журналисты лихорадочно строчили в ноутбуках, все камеры были обращены на Еву. Она надеялась, что никто не слышит, как предательски дрожит ее голос:

– Вы можете угрожать мне сколько угодно. Можете даже добиться моего увольнения. Но из-за вас на этой неделе умерло двое детей, Захар и Егор. Вот их фотографии. Я смотрела в глаза их родителям, а вам хватит смелости? Прямо сейчас в отделении интенсивной терапии второй городской больницы лежит Соня. Ей всего месяц. Без нужного препарата она умрет. Счет идет на часы. А вы полдня рассказываете нам о «колоссальных возможностях» и «лекарствах, не имеющих аналогов»! Мне противна ваша ложь. И пока я действующий журналист, требую, чтобы вы ответили на мои вопросы!

Зал для пресс-конференций стал похож на пчелиный улей, потревоженный внезапно брошенным камнем. Десятки рук поднялись в воздух, желая задать вопросы. Шум нарастал. К министру подскочила побледневшая, взъерошенная пресс-секретарь и судорожно начала что-то шептать. Через минуту она взяла в руки микрофон и нервным, срывающимся голосом произнесла:

– Коллеги, прошу тишины. Пресс-конференция окончена. Министр недоступен для комментариев. Просим вас немедленно покинуть пресс-центр.

Ева устало опустилась на стул, наблюдая, как разъяренный министр в окружении своей свиты торопливо идет к выходу. «Поздравляю, Воронецкая, теперь ты еще и безработная…» – пронеслось в голове. Вокруг суетились коллеги, из хора голосов она сумела разобрать: «Давно занимаешься этим делом?», «Как удалось найти связь с сыном министра?», «Не боишься, что тебя уволят?..».

Все напряжение этого дня, разочарование и невысказанная ярость к министру опустились на Еву тяжелым грузом. В руках, не переставая, вибрировал телефон: четыре пропущенных от Игнатьева. Поднимать трубку не было смысла. Единственное, что оставалось, – поехать в офис и собрать вещи.

Окруженная людьми, под слепящими вспышками фотокамер, Ева чувствовала себя беззащитной. Казалось, не хватает воздуха. Она смотрела на толпу, окружившую ее, совершенно не радуясь внезапно обретенной славе и думая только о том, как поскорее выбраться отсюда.

– Дайте пройти, – услышала Ева знакомую властную интонацию. Высокая темная фигура Осадчего, лицо которого было скрыто под низко натянутым капюшоном, пробилась сквозь кольцо журналистов. В суматохе его никто не узнал.

– Возьмите меня под руку, – скомандовал Никита.

Ева собиралась возразить, но на это совершенно не было времени. Как в тумане, опираясь на его руку, девушка прошла сквозь толпу, пересекла зал и спустилась по ступеням в холле. Выдохнула она, только сев в машину. Как ни странно, появлению Осадчего Ева была рада.

– Вы в порядке? – Никита смотрел невозмутимо, с едва заметной иронией.

– Пока не знаю…

– Вид у вас, конечно, не очень. Хоть завтракали сегодня?

– Не помню… Кажется, нет.

Телефон в руках Евы в очередной раз завибрировал, на экране высветилось: «Валерий Игнатьев». Девушка еще не успела решить, будет ли она разговаривать с боссом (скорее всего, уже бывшим), но Никита ловко взял гаджет и выключил его.

– Валя подождет. Сначала позавтракаем. – Никита наклонился к водителю и быстро отдал распоряжение.

Ева не нашла что ответить и молча кивнула. Глядя на серый заснеженный пейзаж, пробегающий за окном: бетонные вазы у ворот старого парка; посыпанный песком тротуар, по которому укутавшийся в шарф блондин ведет таксу на длинном поводке, – девушка с грустью представила, как будет прощаться с коллегами. Жаль, что восемь лет, проведенных в редакции, заканчиваются вот так. Гнева Игнатьева она опасалась, но знала, что вредить ей он не станет. В конце концов, для журналиста главное – правда. И даже имей она шанс прожить заново сегодняшний день, Ева все равно задала бы министру тот самый вопрос…

– Спасибо, что увели меня из конференц-зала. Я не думала, что все будет настолько… нервно. – Ева смущенно посмотрела на Никиту, ожидая услышать в ответ колкую шуточку из его привычного репертуара.

– Не благодарите. Уверен, вы прекрасно справились бы и сами.

Неожиданная человечность Никиты в одну секунду изменила атмосферу в салоне. Ева почувствовала, как запылали ее щеки, и краем глаза увидела, как Осадчий нетипичным жестом – он что, хочет ей понравиться? – одернул худи, расправив плечи.

Черный Porsche остановился у небольшого ресторана в центре города. Ева ждала, что, по обыкновению, водитель Осадчего услужливо откроет дверь и подаст руку, но выйти из автомобиля ей помог сам Никита.

– Откуда вдруг хорошие манеры? – не сдержалась Ева.

– Говорил же, родители научили. И потом, вы сегодня герой дня.

– Никита, вряд ли…

– Никита? Почему так формально? Еще вчера я был «Мистер секси-ягодицы».

– Это случайность. Я могу объяснить… – Щеки Евы запылали от стыда.

– Что значит «случайность»? А сегодня уже не секси? – с притворным возмущением схватился за сердце Никита.

– Давайте сделаем вид, что никакого сообщения не было, пожалуйста.

– Ну уж нет. Наконец-то у меня появился компромат на вас. – Осадчий улыбался своей фирменной улыбкой, по которой нельзя было понять, издевается он или говорит всерьез. Ева решила не выяснять.

Поднимаясь на лифте в редакцию «Стрим. Ру», журналистка отсчитывала этаж за этажом: девятый, десятый, одиннадцатый… Паника нарастала. В своей голове девушка рисовала мрачные картины: вот сейчас двери откроются, и в коридоре ее будут ждать встревоженные коллеги, а рассерженный Игнатьев бросит в лицо трудовую со словами: «Ты подвела компанию!»

Совсем отчаявшись, Ева посмотрела на стоящего рядом Никиту. С того момента, как им принесли завтрак, он не произнес ни слова и ни разу не выпустил из рук телефон. «Ну скажи хоть что-нибудь ободряющее!» – пронеслось у Евы в голове. Но тот продолжал смотреть в экран, невозмутимый и холодный, как мраморная статуя.

Наконец лифт остановился на нужном этаже, и Ева сделала шаг.

– А вот и она! – раздался громкий голос Белозерова. Дима подбежал и крепко обнял девушку. Остальные журналисты вмиг вскочили со своих рабочих мест в просторном оупен-спейсе.

– Ева, как ты его приложила! Ты просто монстр!

– Воронецкая, героиня дня!

– Ну ты крута! Мое уважение!

– Ева Павловна, гордость наша! – неожиданно возник в толпе Игнатьев и принялся жать ничего не понимающей девушке руку. В какой-то момент чувства окончательно переполнили Валеру, и он заключил ее в объятья.

– Да что вообще происходит? – с изумлением спросила Ева, вырываясь из рук босса.

– Ты победила! Полчаса назад министр подал заявление об отставке. Судя по всему, будет уголовное дело. Вакцину VFC снимают с производства и закупают немецкий аналог – об этом только что объявили. Соне уже везут лекарство. А тебя цитируют все СМИ страны. И я, конечно, злюсь, что ты не сказала о своем расследовании, но… это было грандиозно!

Все еще не веря, Ева села на край стола и закрыла лицо руками. Горячие слезы побежали по щекам. «Я это сделала, я смогла», – тихо повторяла она.

Осадчий стоял в стороне от восторженной толпы, но Ева почувствовала на себе его пристальный взгляд. Девушка подняла голову и в синих внимательных глазах Никиты увидела что-то похожее на гордость.

Домой Ева возвращалась, переполненная эмоциями. Пьянящий триумф впервые вскружил голову, стирая любые сомнения: она действительно на своем месте, ее работа меняет жизни, – и этот день, черт возьми, сто́ит запомнить!

Улыбаясь своим мыслям, таким не похожим на те, полные обвинения и самобичевания, с которых начинался день, девушка повернула ключ в двери.

Сумка с ноутбуком выскользнула из рук и грохнулась об пол.

На кухне огромным чужеродным пятном белел букет свежих роз, словно флаг, поднятый с просьбой о перемирии. Напротив него с невозмутимым видом сидел Леша.

Глава 7

– Игорь Осадчий, на выход! Вас освобождают под залог. – Полицейский открыл дверь камеры, и высокий худощавый юноша в бейсболке San Francisco Giants лениво потянулся на скамейке. Пригладил взъерошенную копну русых волос, откинул челку назад.

– Ну вот, только успел со всеми подружиться. – В синих глазах заплясали озорные огоньки.

Майкл Уоррен, юрист семьи Осадчих, ждал Игоря на выходе с пакетом вещей, отобранных при аресте. На улице шел мелкий дождь – типичная погода для декабрьского Сан-Франциско.

– О, Майкл, давно не виделись! Извини, что испортил вечер.

– Нет проблем, я уже привык.

– Он очень злится?

– Поговори – сам узнаешь, – ухмыляясь, Майкл протянул Игорю телефон.

Никита поднял трубку после первого гудка.

– Какого хера! Ты с ума сошел? Хоть понимаешь, чем это могло закончиться?! – Осадчий-старший был вне себя от ярости.

– И я рад тебя слышать, брат, – с сарказмом ответил Игорь.

– Да иди ты к черту со своей радостью! Две машины в лепешку, только чудом обошлось без травм, а тебе весело! Майкл с ног сбился, чтоб тебя вытащить.

– Сколько я должен тебе за залог? Я все верну.

– И где ж ты возьмешь тридцать тысяч баксов, бариста несчастный? Шикарное начало взрослой жизни – напиться в хлам и расхерачить два спорткара. Молодец, что сказать!

– А чего ты еще хотел? И так считаешь, что я никчемный и безответственный. Приходится соответствовать. Доволен?

– Нет, сука! Я заботился о тебе всю жизнь! Оплатил учебу, устроил на стажировку, которую ты успешно саботировал. Путешествия, машина, развлечения… Чего еще ты хочешь?!

– Наконец-то, блять! Решил узнать, чего я хочу! Знаешь чего? Жить своей гребаной жизнью! Ты же шагу мне не даешь ступить! Выбрал за меня школу, колледж, стажировку, даже, блять, друзей пытался выбрать! Не разрешил жить отдельно! Чертов серфинг – и тот запрещал! – Игорь орал в трубку, не стесняясь прохожих.

На том конце повисла тишина. Осадчий-младший глянул на экран, чтобы удостовериться, что брат еще на связи, и яростно продолжил:

– Думаешь, самый умный? Привык, что за всех решаешь, а они слушают открыв рот?! – Голос Игоря начал дрожать. – Да ты хоть раз спросил, что мне нужно? Купил машину – и все теперь, брат года? Ни хера так не работает! Ты не знаешь, что такое быть братом, другом, любить кого-то! Да ты наглый бессердечный… урод!

Никита молчал. Когда стало понятно, что Игорь окончательно выговорился, он произнес ледяным тоном:

– До суда ты не имеешь права покидать штат. Поговорим, когда я вернусь.

…Первоклассники, окруженные родителями, толпились возле табличек с надписями «1А», «1Б», «1В»… «Оля, улыбнись в камеру!» – хлопотала невысокая брюнетка, густо накрашенная перламутровой помадой. «Кто-нибудь видел Марью Алексеевну?» – суетливо бегала по школьному двору завуч.

Шестнадцатилетний Никита крепко сжимал руку брата, неся на плече рюкзачок с мультяшным Шреком. Игорь, которому всего пару недель назад исполнилось шесть, вцепился в огромный, почти с него ростом, букет лилий. Растерянно, но с интересом мальчик смотрел на галдящую толпу: своим скучающим видом в ней выделялись только старшеклассники. Все они, в том числе и Никита, явно стремились показать, что уже выросли и не нуждаются в подобных формальностях.

– Кит, здорово! Наконец-то нашел вас… Столько народа! – Валя Игнатьев подошел к другу и хотел было обнять его, но потом замялся и торжественно, по-взрослому пожал руку. После случившегося он и сам не знал, как вести себя. – Малой, и тебе салют! Букет не маловат?

Классная руководительница Нина Антоновна стояла неподалеку, с трудом удерживая охапку несуразных пестрых гладиолусов. Ее взгляд выхватил из толпы высокую фигуру Никиты Осадчего и его младшего брата, рассеянно поправляющего русую челку. Еще минута – и они подошли ближе.

– Здравствуй, Никита! Как… прошло лето?

– Нормально, – стараясь не смотреть в глаза учительнице, пробормотал Никита. Он явно чувствовал себя некомфортно и хотел, чтобы сочувственное сюсюканье поскорее закончилось. – Игорь, это твоя классная, Нина Антоновна. Букет дарить будешь? Или домой понесем?

Осадчий-младший смущенно протянул белые лилии, перетянутые неоново-синей лентой, и сразу спрятался за спину брата.

Спустя полчаса все условности этого дня были соблюдены: одиннадцатиклассник пронес на плече умилительную первоклашку, звенящую в колокольчик, и песня «Учат в школе» вызвала скупые слезы родителей. Стоя среди наряженной толпы, Никита чувствовал себя не в своей тарелке. Ему было трудно изображать обычного беспечного подростка, чьи главные заботы – девочки и сигареты. Классная Игоря что-то негромко говорила, а он механически кивал, даже не слушая…

Младший брат, неожиданно осмелев, сам подошел к стайке одноклассников. Не успели они обсудить последнюю версию «Супер Марио» и саблезубую крысобелку из «Ледникового периода», как невинная фраза повисла в воздухе:

– А где твои мама с папой?

Все звуки исчезли, оглушительный звон вопроса ударил по барабанным перепонкам. Никита мгновенно обернулся, и плохо державшаяся маска напускного равнодушия тут же слетела с него. Первоклашки с любопытством уставились на растерявшегося мальчика, даже не подозревая о жестокости своего вопроса. Игорь беспомощно смотрел на брата, прижимая к себе рюкзачок, словно щит.

– Они не придут, – ответил вместо него Никита. Стараясь казаться спокойным, он взял брата за руку: у того на глазах показались слезы. – Валя, подержи рюкзак, мы сейчас вернемся.

Братья отошли к школьному стадиону, подальше от музыки и ненужных глаз. Никита присел на корточки, сочувственно глядя в глаза Игорю:

– Ну что ты? Кто тебя расстроил?

– Никто. Отойди от меня!

– Игорь, ты должен понимать: я всегда буду о тебе заботиться. Если тебя кто-то обидит – скажи мне. Я рядом.

– Где мама и папа? Почему они не придут? Почему все с родителями, а я – с тобой?! Не хочу с тобой! Ты плохой! Уйди! – Мальчик плакал и пытался оттолкнуть Никиту, крепко держащего его за плечи. – Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!

Черный Porsche стоял в пробке больше часа. «Понапокупают прав, а ездить не умеют!» – недовольно пробубнил Артур, водитель, и это была единственная реплика, произнесенная в машине за это время. Ева отстраненно смотрела в окно на сигналящие автомобили, прокручивая в голове вчерашний разговор с Лешей. Никита нервно барабанил пальцами по клавиатуре ноутбука. Казалось, что мыслями он не в этом городе, а на другом континенте. Тишина и напряжение, повисшие в салоне, были осязаемы.

Неожиданное появление Алексея заставило Еву нервничать. Почти год она не видела его лица, не слышала голоса, не открывала профили в соцсетях – сделала все, чтобы окончательно завершить эту историю. И вдруг вчера он вновь появился на ее кухне. Вроде бы все то же самое: мягкие волосы цвета льна, добрый, открытый взгляд, безвольно опущенные уголки губ, большие руки, столько раз обнимавшие Еву… Но было что-то еще, неуловимое и не сразу понятное.

– Ева, наше расставание – ужасная ошибка. Ты наверняка и сама это почувствовала. Я многое понял и сделал все, как ты хотела. Вернул врачебную лицензию, работаю офтальмологом в частной клинике. Вожу машину. Не Porsche, конечно, но уже и не метро, – нервно улыбнулся Леша. – Съехал от родителей. Недавно вернулся из Парижа, помнишь, ты так хотела настоящее французское шампанское – вот, привез тебе. Поверь, я очень изменился… Дай мне второй шанс.

– А как же твой «успешный» мыловаренный бизнес? Не срослось? Удивительно. А что с доставкой домашних пирогов? Не выгорело? – Ева понимала, что сейчас она говорит как настоящая сука, но ничего не могла с собой поделать. Какого черта он пять лет ждал, чтобы повзрослеть! Сколько раз она просила его хотя бы подумать о том, чтобы вернуть лицензию, получить водительские права, выбраться за границу! Но нет. Надо было столько времени кормить ее пустыми обещаниями, расстаться и только тогда начать, блин, действовать!

– Котик, я понимаю, тебе есть на что злиться. Но я хочу быть с тобой. И заслужу твое прощение, только не отталкивай меня. Пожалуйста!..

Ева молчала, пристально изучая узор средиземноморской майолики на кухонной плитке. Происходящее казалось ей абсурдным, нереальным.

– Я не прошу многого. Просто ужин со мной. В любом месте. Только скажи – и я забронирую столик.

– Леша, мне кажется, это не самая хорошая…

– До того, как ты скажешь «нет», вспомни, как хорошо нам было вместе. Неужели эти пять лет прошли напрасно? Мы ведь друг другу родные люди.

– Я подумаю, но ничего не обещаю. Верни мне дубликат ключей от квартиры.

И Ева действительно думала. Ночью не могла уснуть, вспоминая их с Лешей первое свидание: как тот полчаса прождал под проливным дождем, накрыв букет ирисов своей курткой; как страстно целовались у подъезда; как решили съехаться и в тот же день пошли в магазин за бокалами для вина… Но одновременно в голову приходили и другие, совсем неприятные воспоминания. Вот Леша виновато смотрит в глаза: «Детка, ты же заплатишь сама за квартиру в этом месяце?», вот жалостливо объясняет: «Милая, подумаешь, влез немного в долги, с кем не бывает. Ты же выручишь меня?», вот в сотый раз оправдывается: «Прости, я забыл, что мы договаривались…», вот Ева в сердцах кричит: «Собирай вещи, я не хочу жить с неудачником!»

Сегодня, сидя в просторной новой машине, пахнущей кожей и терпкими духами, и глядя на уверенный профиль Осадчего – прямо в эту минуту он обсуждал с неким Алексом покупку завода за несколько миллионов долларов, – девушка чувствовала, что эта роскошная жизнь, которую она едва-едва пригубила, совершенно чужая. Завтраки с устрицами и черной икрой? Не смешите. Леша и пиццерия в соседнем доме – вот ее реальность. Может, нужно согласиться на ужин? В конце концов, они действительно не чужие. Да и разве она достойна кого-то лучше? «Посмотри на себя, радоваться надо, что есть такой Леша. Кто еще на тебя клюнет?» – сливались в хор голоса мамы и двоюродных сестер. Наверное, они были правы.

– Артур, остановите машину, пожалуйста, – голос Осадчего прозвучал неестественно громко. Ева, все еще погруженная в свои мысли, удивленно посмотрела по сторонам. Porsche припарковался напротив первой городской гимназии.

– Подождите здесь, я скоро вернусь, – коротко распорядился Никита.

Ева уже привыкла к эксцентричным выходкам Осадчего и даже не стала спрашивать, что вообще происходит. Вышагивает миллиардер по школьному стадиону – ну и ладно. Ей как раз было чем заняться: сеанс самобичевания и панихида по несбывшимся мечтам были в самом разгаре. Но когда прошло полчаса, а Никита так и не появился, терпение девушки стало заканчиваться.

– Пойду потороплю его, – сказала она водителю и выскользнула из машины.

К ее удивлению, Никита сидел на детском турнике: голова опущена, плечи поникли, ветер растрепал темные волосы… Ева нерешительно подошла ближе:

– Извините, что отвлекаю от важных дел, но мы опаздываем на встречу. Вы скоро?

– Здесь так много всего изменилось… – рассеянно произнес Никита, словно даже не слышал вопроса. – Помню, на этом месте росли липы и мы с ребятами курили втихаря, спрятавшись в тени веток. Неужели их спилили?..

– Так вы здесь учились?

– Да, кэп, – слегка улыбнулся Никита, и вместо издевки Ева услышала в его голосе что-то похожее на одобрение. Словно ее вдруг пригласили к более доверительной приятельской беседе, где позволено говорить не только «Здравствуйте, Никита Андреевич», но и подтрунивать друг над другом.

– Даже не представляю, каким школьником был Никита Осадчий. Скорее всего, золотым мальчиком, любимцем одноклассниц, ведущим на «Последнем звонке». Или нет? – Ева внимательно вгляделась в задумчивое лицо мужчины. – А, я поняла! Вы были главным хулиганом, который проносил пиво на каждую дискотеку, а потом, свесившись из окна в кабинете истории, блевал прямо на школьный двор.

Никита усмехнулся одними уголками губ:

– А вот и не угадали. Я был тем еще ботаном. Впрочем, девочкам все равно нравился. До сих пор, презентуя новую «альфу» перед миллионами людей, не могу поверить, что это делает человек, который в восьмом классе стеснялся выйти к доске или пригласить в кино одноклассницу Риту Грибову. Где-то внутри меня и сейчас живет этот ботан. А ведь столько воды утекло…

– Ну так что, математику дадите списать? – заговорщицки шепнула Ева, интуитивно пытаясь подыграть Никите, развеять эту непонятную тоску в его глазах.

Осадчий медленно поднял голову, пристально посмотрел в глаза Еве и, снова игнорируя ее вопрос, вдруг спросил:

– А вы когда-нибудь чувствовали, что подвели самого близкого человека и уже поздно что-либо исправлять?

Ева не поняла, в какой момент их диалог резко поменял тональность.

– Никита, что-то случилось?

– Ничего. Просто я ужасный человек, и мне об этом постоянно напоминают.

Ева молча смотрела, не зная что сказать, и Никита продолжил:

– Почти двадцать лет назад прямо на этом школьном дворе я провожал младшего брата в первый класс. Обещал всегда быть рядом и заботиться. А сегодня услышал от него, что я не способен быть настоящим братом и любить хоть кого-нибудь…

– Почему он сердится? Вы росли порознь и редко виделись?

– Наоборот. Мы всегда были вместе. Я так стремился дать ему хорошее образование и защитить от любых неприятностей, что, похоже, переусердствовал.

– Знаете, Никита, так вышло, что я со всем в жизни справлялась сама. И будь у меня старший брат, который помогал и защищал, я была бы благодарна.

– Видимо, я все равно сделал недостаточно, – горько усмехнулся Никита.

– Я совсем мало вас знаю, но уже вижу… – Ева запнулась и чуть покраснела. – Почему-то мне кажется, вы сделали все, что было в ваших силах. По крайней мере, так говорят психологи: в каждый момент своей жизни человек делает лучшее из того, что может. Наверное, брат пока этого не понимает… Не будьте к себе слишком жестоки.

Ева села на турник рядом с Никитой и аккуратно, буквально на пару секунд, сжала его замерзшую руку. Какое-то время они оба сидели молча, глядя, как редкие снежинки тают в лужах на школьном дворе.

Глава 8

– Леша вернулся. Точнее, хочет, чтобы я к нему вернулась. Представляешь? – Ева устало плюхнулась в большое мягкое кресло, сделала глоток чая и выдохнула, впервые за эту долгую неделю.

– И как тебе это? – участливо спросил Вадим Андриевский, расположившись в кресле напротив. Ева была его постоянной клиенткой уже третий год, и гештальт-терапевт с интересом ждал каждую пятничную сессию.

– Грустно, если честно. Муторно. Но все-таки он повзрослел: нашел работу, вернул лицензию… Позвал меня на свидание… Наверное, я должна радоваться такому варианту.

– Почему должна?

– Ну как же! Вот он, мужчина, которого я достойна. Леша явно хочет быть со мной. Глупо отказываться, тем более что очереди из поклонников под своим окном я не вижу.

– Чей это сейчас голос, Ева? Какой важный взрослый мог говорить тебе такое?

На минуту Ева растерянно замолчала.

– Да, ты прав… Ведь именно это мне всегда твердила мама и прочие… доброжелатели. «Ты же у нас не красавица», «соглашайся на любого», «без мужчины женщина неполноценна». Сколько раз мы с тобой об этом говорили, и вот опять! Мне 31, а я до сих пор послушно следую таким сценариям. Я безнадежна…

– Вообще, грустно наблюдать этот феномен: из раза в раз красивые, умные, яркие женщины, сидящие в этом кресле, абсолютно серьезно утверждают, что они непривлекательны, неинтересны и ничего не достойны.

– Но в случае со мной все так и есть! За последнюю неделю я очень четко поняла, где мое место.

– Что ты имеешь в виду?

– У нашей компании новый акционер – человек из другого мира. Целую неделю я езжу с ним по рабочим делам, с личным водителем, на новеньком Porsche, завтракаю в самых пафосных ресторанах… Вся эта жизнь абсолютно не моя. Я чувствую себя жалкой неудачницей, которая ничего не добилась.

– И это я слышу от человека, который начал одно из самых громких расследований последних лет? «Уволил» министра? Да-да, даже я читал. «Журналист года» – вот как тебя называют.

– Ну да… Наверное…

– Мне интересно вот что. Почему из всех событий ты постоянно выбираешь только те, которые подтверждают твою картину мира – ту, где ты незначима, нелюбима, беспомощна?

– Потому что эта картина мира правдивая! – Ева разозлилась: Вадим посягнул на самое святое – ее статус жертвы. – Вот тебе свежий пример. Еще вчера мы с Осадчим, тем самым акционером, разговаривали как равные и обсуждали его семью, а сегодня он смотрит свысока и посылает меня за кофе, словно я девочка на побегушках!

– На что ты сейчас злишься?

– На то, что этот человек холоден, высокомерен, постоянно указывает мне мое место. Как будто я и сама его не знаю!

– А почему тебе так важно признание человека, с которым ты знакома всего неделю?

– Не так уж и важно. Просто неприятно, как он со мной обращается. Пусть со своими модельками так разговаривает!

– Окей, не так уж и важно. Но тогда почему ты говоришь об этом человеке с гораздо большим оживлением, чем о Леше, который, цитирую, «подходящая партия», «абсолютно моего уровня» и все в таком духе?

Ева начала яростно доказывать Вадиму, как он неправ и насколько ей безразлична персона Осадчего. На это ушел почти час.

– Итак, подведем итог: ты потратила целую сессию, рассказывая, как тебе наплевать на Никиту. Убедительно.

– Вадим, к чему ты клонишь? Я хочу его, мечтаю проснуться с ним в одной постели, так, что ли?!

За свою долгую карьеру психолога Вадим Андриевский точно усвоил одно: есть такие вопросы, ответы на которые не требуются.

Назойливый звук испортил уютное сонное утро субботы. Ева нащупала телефон под подушкой и недовольно посмотрела на экран. Несколько секунд она раздумывала, стоит ли отвечать, но абонент был чересчур настойчив.

– Привет, мам! Я еще…

– Привет, бегемотик! У меня потрясающие новости! Я уже в аэропорту!

– В смысле? В каком?

– В твоем, дурашка. Совсем забыла предупредить. Скоро буду у тебя, жди!

Ева недоуменно смотрела на погасший экран, не в силах поверить, что ее мать, которая уже много лет живет в маленьком испанском городке Эль Альгар, прибывает на родину. И не просто на родину, а в Евину, черт возьми, квартиру! И почему без предупреждения?!

Девушка судорожно оглядела комнату. Высокие Евины требования по части порядка нарушали платья, висящие на спинке кресла, – они тут же были водворены в шкаф, а несколько блокнотов с рабочими записями спрятаны в письменный стол. Ева суматошно взялась за швабру, ведь полы никогда не бывают слишком чистыми. Когда они наконец заблестели, а на книжных полках не осталось ни пылинки, девушка уже прилично устала, но пошла готовить завтрак на двоих. Так всегда случалось рядом с матерью: не успеешь заметить, как уже отдала все силы.

Ева, хоть она сама в этом никогда бы не призналась, отчаянно хотела понравиться маме и заслужить ее похвалу.

Увы, это было невозможно.

– А вот и я! Почему так долго открываешь? Ева, боже, ты еще больше поправилась? Нельзя же так!

– И тебе привет, мам.

– Я так устала после перелета. Какой-то младенец в самолете орал всю дорогу. Отвратительно! А что за публика в аэропорту! Ни один «мужчина» не догадался, что нужно донести мой чемодан до такси. Ну и воспитание! А погодка у вас вообще ужас! Не Испания, конечно.

– Куда уж нам до великих потомков Сервантеса…

– Ева, не дерзи матери. А что это за балахон на тебе? Разве я не учила, что даже дома нужно одеваться соблазнительно? Почему ты никогда меня не слушаешь?

В такие минуты Ева была счастлива, что они с матерью живут в тысячах километров друг от друга, видятся раз в пару лет и созваниваются исключительно по праздникам. Когда-то Ева пыталась сделать их контакт более похожим на отношения дочери и матери, проведя не один час в кабинете Вадима и пролив немало слез. Напрасно. Аврора Воронецкая-Карраско, любившая брать фамилии своих бывших мужей, была неисправима.

– Кстати, а где Леша? Почему не встречает меня?

– Может быть, потому что он здесь уже год как не живет, мам?

– То есть? Ты умудрилась профукать последнего в своей жизни мужчину?!

Ева замерла с чашкой в руке. Стараясь справиться с гневом и обидой, ледяным голосом она произнесла:

– Мы не будем об этом говорить.

– Вот так всегда! С родной матерью тебе не о чем разговаривать!

– Черный чай или зеленый? – невозмутимо поинтересовалась в ответ Ева.

– Ты же знаешь, что я не пью эту дрянь из супермаркета. Неужели так сложно купить для меня уишаньский улун с утеса Синего Нефрита? Я что, так много прошу?!

– Еще раз спрашиваю: черный или зеленый?

– О боже, ну наливай уже этот свой черный. Только сахар не сыпь: хоть кто-то в этой семье должен следить за фигурой. Кстати, в понедельник тебе нужно взять отгул. Утром у меня парикмахер, потом отвезешь меня в посольство, оттуда – на маникюр, затем – к Марианне, губы подколоть. Там рядом с ней неплохая кафешка – возьмешь мне обед. Вечером я бы хотела в театр – говорят, в кои-то веки модная постановка «Чайки». Лиза сказала, что билетов не достать. Но зачем мне тогда дочь-журналист? В общем, нужно два билета. А сегодня вечером я встречаюсь с подружками и…

Ева смотрела на женщину с ярко накрашенным хищным ртом, крупными пластмассовыми серьгами, черными волосами, собранными в безупречный узел, и горько думала: неужели это и есть моя мать?

– Мама, зачем ты приехала?

– Ну как же, я ведь сказала: посольство, ботокс в губки, подружки…

– А ко мне зачем ты приехала?

– Я так и знала… Ты мне не рада!

– Ответь на вопрос.

– Странные у тебя вопросы! Вот так растишь детей, отдаешь им все, жертвуешь карьерой, а взамен – черная неблагодарность. Даже несчастный уишаньский улун купить не могут!

– Карьерой? Мам, ты же была учителем рисования в младшей школе.

– И что? Такие гениальные художники, как я или Пикассо, рождаются раз в столетие. Если бы не ребенок и декрет, я бы сейчас выставлялась в одних залах с Ван Гогом.

– Мам, давай начистоту. Ты не Пикассо, и стать великим художником тебе помешал не декрет. Винить меня в том, что тебе не хватает таланта, как минимум несправедливо. И я не буду брать отгул в понедельник и решать чужие проблемы. Я – твоя дочка, а не твоя мама!

Губы Авроры, и без того неприлично алые, приобрели угрожающе бордовый оттенок. Густо накрашенные ресницы, больше похожие на паучьи лапки, недоуменно, театрально захлопали.

– Да как ты можешь говорить такое! И еще язык поворачивается? Сколько ненависти в тебе! А знаешь почему? Да ты не можешь вынести, что у настолько красивой, роскошной и талантливой матери родилась такая бездарная и неприметная дочь! После всех оскорблений, выслушанных в этом доме, я ни минуты не хочу здесь оставаться! А вот ты сядь и подумай, куда катится твоя жизнь.

Жалобно-дребезжащий звук, с которым колесики чемодана прокатились по ламинату, вывел Еву из мрачного оцепенения.

Аврора Воронецкая-Карраско хлопнула входной дверью, словно выстрелила из ружья.

– Смотри, вот эта! – улыбаясь, Никита толкнул локтем сидящего рядом Валеру.

– Ну нет, она же вылитая Маргарита Андреевна, только помоложе. Помнишь, математику у нас вела? – расхохотался Игнатьев.

– А вот та брюнетка у барной стойки?

– Как-то я не уверен, что ей есть восемнадцать. Сейчас молодежь такая пошла… Не хочется рисковать.

– Валя, я тебя не узнаю. С каких пор такой разборчивый? Обычно твое коронное ведерко с шампанским отправляется на первый попавшийся столик с симпатичными девушками.

– Годы берут свое, Кит. Тяжело столько лет быть кобелем, – проникновенно, с пафосом произнес Игнатьев. Друзья переглянулись, помолчали, а затем одновременно разразились хохотом.

Старательный официант появился возле их столика совсем незаметно:

– Валерий Михайлович, шампанское охлаждено до нужной температуры. Какому столику его преподнести?

– Не сегодня, друг мой, не сегодня, – не выходя из роли, ответил Валера. – Давай лучше бутылку виски. Этим вечером у нас, видимо, холостяцкая вечеринка.

– Нет, Валя, настоящая холостяцкая вечеринка была у моего брата – до сих пор юристы расхлебывают.

– Ты розги уже приготовил?

– Только не говори, что ты и сейчас на стороне Игоря.

– Я на стороне братской дружбы, любви и справедливости. Кит, ты же понимаешь, что не сможешь всю жизнь его опекать. Ослабь вожжи, дай возможность мало́му набить свои шишки. В конце концов, ему уже двадцать пять. – Игнатьев удобно вытянул длинные ноги и откинул голову на спинку кресла, предвкушая долгий разговор.

– Черт, Валя, ты не знаешь, каково это – лишиться детства в шесть лет. Он до сих пор винит меня, ведь я не дал ему попрощаться…

– Слушай, тебе тогда было шестнадцать. Это не тот возраст, когда человек принимает осознанные решения. Я в шестнадцать прятал водку в большущих стереоколонках в актовом зале. До сих пор помню, сколько бутылок помещается, – мечтательно заулыбался Валера. – Так что не грызи себя.

– Хах, даже я помню…

– …четырнадцать! – хором провозгласили два друга.

– That's my boy! Горжусь! – Валя одобрительно кивнул. – Кит, я серьезно, тебе пора отпустить Игоря и жить своей жизнью, а не стараться быть одновременно мамой, папой, братом, боссом и курицей-наседкой.

– А что мне тогда останется? Я ведь по-другому и не умею. Забыл, как это. Вся моя жизнь – списки целей, рядом с которыми я ставлю галочки и иду дальше. Новая модель «альфы» к Рождеству – done, место для брата в Беркли – done, следующая «альфа» – done… Такими категориями я мыслю, так живу. – Осадчий, нахмурившись, машинально потер складку между бровями.

– Ну и к чему это привело? Если память мне не изменяет, Игорь взял академический отпуск и слонялся по побережью Австралии двенадцать месяцев – официально чтобы подумать о своем будущем и жизненных целях, а на самом деле – чтобы свалить как можно дальше, хоть немного ослабить эту вашу… – Валя смял в руке салфетку, пытаясь подобрать верное слово, – пуповину.

– Думаешь, я сам этого не понял? Но с братом такая история… У меня чувство, что стоит мне ослабить эту нашу, как ты говоришь, пуповину, – Никита недовольно поморщился, – отпустить вожжи, и Игорь из своего сраного упрямства, иногда граничащего с идиотизмом, устроит карнавал саморазрушения. И я найду его то ли под мостом, то ли в роли босого дауншифтера на Бали.

– Не преувеличивай. Максимум найдешь его через год главой наркокартеля где-нибудь в Гвадалахаре, – Игнатьев откровенно издевался.

– Это не худший поворот. Тогда я смогу наконец бросить работу и жить за счет младшего брата, – впервые за вечер Никита искренне улыбнулся.

– За это давай и выпьем! За мир между братьями, несмотря на все различия!

– Выпьем!

Официант смотрел на парочку друзей во все глаза. Если один из них – тот, о ком он подумал, то мужчинам должно быть около тридцати пяти. Но почему-то сегодня эти двое больше походили на шебутных подростков: громкие, смешливые, оживленно жестикулирующие. Даже свечи на столе, казалось, горели в два раза быстрее обычного.

– Так, пока мы не слишком пьяные, признавайся, ты будешь покупать акции или нет? – Игнатьев поставил на стол пустой бокал.

– Ты же сказал: у меня две недели, чтобы дать ответ. Сейчас я склоняюсь к тому, чтобы купить. Но есть одно условие…

– Ииииии? – Валера в нетерпении забарабанил пальцами по столу.

– Ты должен уволить фотографа.

– Какого еще фотографа?

– Стаса Калиновского. Не спрашивай почему. Теперь у тебя есть неделя, чтобы подумать.

Произнеся это имя, Никита брезгливо скривился. Вчерашняя встреча с фотографом оставила такой же неприятный осадок, как и первая – на крыльце Grand Cafе́, в день прилета. Сидя за столом в переговорке, Осадчий сквозь стеклянную дверь увидел, как Калиновский подошел к Еве и что-то прошептал на ухо. Лицо девушки вспыхнуло, через пару минут она зашла в зал для переговоров, почему-то неся поднос с кофе, и швырнула его перед Осадчим. Ее ярость была настолько осязаемой, что пронеслась по чашке, словно цунами, и расплескала напиток. Никита даже не успел поинтересоваться, зачем ему кофе и нет ли в нем яда, как девушка вышла из комнаты.

– Эй, Кит, ты здесь? – подливая виски в бокал, спросил у друга Игнатьев. – Как тебе в целом редакция? Лучшие журналисты страны, между прочим. По крупицам их собирал. Взращивал.

– Нормальные ребята. Молодец ты.

– С Евой сработался? Нашли общий язык?

– Валя, если честно, странная она какая-то, – слегка раздраженно мотнул головой Никита.

– Потому что не вешается тебе на шею, как ты привык?

– А зачем мне это? Она абсолютно не в моем вкусе.

– Ну и отлично, потому что ты тоже не в ее вкусе. – Валера посмотрел с хитроватым прищуром.

– Это почему же?

– Как тебе сказать, старина… Выглядишь на троечку, прямо скажем. Зарабатываешь скромно. Ну что там твои миллиарды? И живешь непонятно где – поди налетайся в Калифорнию. Это определенно отпугивает женщин, – заржал Игнатьев, довольный своей шуткой.

– Ну вот и славно. Я и не…

Ответ Никиты был прерван внезапным шумом в центре зала. Официанты и администратор столпились вокруг столика, за которым сидели несколько женщин. Одна из них, с ярко накрашенными губами, загорелой кожей и не по возрасту глубоким декольте, отчаянно жестикулировала: «И вы правда считаете, что это съедобно?!» – «Мадам, но вы же съели всю порцию». – «Ужасный повар, отвратительное обслуживание. Я не буду за это платить! Вы не знаете, с кем разговариваете! Аврора Карраско этого так не оставит!» – доносились истеричные выкрики.

– Бррр, какая нервная тетя. Слава богу, это не моя мама, – улыбнулся Игнатьев.

– Лучше порадуйся, что это не твоя теща, – невозмутимо парировал Осадчий.

Стас Калиновский поставил тяжелую сумку с объективами на пол и прохладно кивнул проходящей в комнату жене. Дочки нетерпеливо подлетели навстречу: «Папа пришел!» – и он с наигранной веселостью, делая вид, что соскучился, по очереди поднял их на руки.

– Ужин в холодильнике, разогреешь сам, – донесся голос Яны из гостиной.

– Ладно, – ответил Стас жене.

Он поставил на стол тарелку с лазаньей, натер пармезан к овощному салату, включил кофемашину. Глядя, как чашка наполняется черным ароматным напитком, Стас впервые за несколько дней улыбнулся: «А ты хорош, Калиновский. Пусть эта сучка знает свое место».

Все неделю фотограф был сам не свой. В понедельник он пришел на работу в уверенности, что Ева уже пожаловалась боссу и его немедленно уволят. Мало того, вскоре выяснилось: урод, ударивший Стаса на крыльце, – не просто один из гостей корпоратива, а, сука, близкий друг Игнатьева и, скорее всего, новый совладелец «Стрим. Ру». Гаденький липкий страх преследовал Калиновского несколько дней. Но наступил четверг, Игнатьев разговаривал с ним как обычно, очевидно не собираясь увольнять, и Стас выдохнул. Пронесло.

Еву он увидел только в пятницу, за полчаса до планерки, и та даже не поздоровалась. Несколько минут Стас наблюдал, как девушка беззаботно попивает кофе. В темно-синих брюках-палаццо и пиджаке оверсайз она выглядела свежо и привлекательно, с явным неудовольствием констатировал фотограф. Тварь, даже не подозревает, что по ее милости он не спал несколько ночей, представляя, как придется паковать вещи под брезгливые перешептывания коллег. Тупая дрянь! Наметанный взгляд фотографа заметил, что Осадчий невольно засматривается на Еву через стекло. Судя по всему, этот похотливый ублюдок имеет на нее виды. Не сдержавшись, Калиновский подошел к Еве и тихо, чтобы никто не услышал, но убедительно произнес:

– Никита Андреевич попросил тебя принести ему кофе, и побыстрее.

– В смысле? Я здесь не обслуживающий персонал.

– Видимо, он так не считает.

Все еще не веря, Ева обернулась и посмотрела на Осадчего. На секунду Стасу показалось, что его непродуманную пакость раскроют, но – нежданная удача! – именно в этот момент Никита холодно кивнул Еве, словно подтверждая слова фотографа. По лицу девушки разлилась краска гнева, и Калиновский улыбнулся одними уголками губ.

– Папа, смотри, я тебя нарисовала! – Детский голос выдернул Стаса из приятных мыслей о том, что его маленькая месть осталась безнаказанной. Значит, можно действовать дальше.

– Подожди, малышка. Папе нужно написать важное письмо.

Калиновский отодвинул остывшую лазанью, открыл ноутбук и в два счета нашел имейл популярного портала – главного конкурента «Стрим. Ру» в мире новостей. Длинные пальцы ловко застучали по клавиатуре.

«Информация о новом совладельце „Стрим. Ру“ от инсайдера», – гласила тема письма.

Через несколько минут Калиновский с удовлетворением пробежал глазами по тексту. И неохотно нажал «Сохранить черновик».

Еще не время.

Глава 9

Часы показывали три ночи. Ева ворочалась в кровати и вздыхала. Неужели она действительно отказывается признавать очевидное – свое влечение к Осадчему? Внутренний пуританский голос – бабушкино наследие – строго шептал: «Ты в своем уме? Как можно думать об этом! Чувства к боссу запрещены, и точка. Он все равно никогда не ответит взаимностью». Но стоит ли слушать бабушку в 31 год?

Всего несколько дней они провели вместе, и Ева, пусть и нехотя, признавала, что рядом с Осадчим чувствует себя в безопасности: чертов умник помог ей там, где девушка и рассчитывать не могла на чужую поддержку. Кроме того, с ним интересно, драйвово и – кто бы мог подумать – временами даже весело. Конечно, Осадчий не упускает случая поддеть ее, но делает это беззлобно, по-дружески. Да и Ева себя в обиду не дает. Хотела бы она дружить с ним?.. Девушка зарылась лицом в подушку. Нет, какая еще дружба, он явно считает всех вокруг бесталанными идиотами, не стоящими его драгоценного внимания. Черт, черт, черт!..

Утром разбитая и невыспавшаяся Ева впопыхах собралась, на бегу допивая чай. Выйдя из подъезда и ругая чертов гололед, она удивленно остановилась: уже знакомый черный Porsche стоял рядом с подъездом.

– Доброе утро, Ева, – бодро улыбнулся водитель.

– Артур… Что-то случилось?

– Спокойно! Отставить панику, – хохотнул мужчина. – Довезу вас до работы в лучшем виде.

Недоуменный Евин взгляд продолжал сверлить Артура, и он понял, что девушка ждет объяснений.

– Мой шеф, он же ваш шеф, сказал доставить вас в офис этим утром. Ну, вы же понимаете… – жизнерадостно подмигнул водитель.

– Честно говоря, не очень.

– Ева, садитесь, пожалуйста. Вы ведь знаете, какой Никита Андреевич требовательный. С ним лучше не спорить.

Понимая, что дальнейшая дискуссия не имеет смысла, Ева с досадой закатила глаза.

И села в машину.

«А к этой мужики все ходят!» – недовольно цокнула спрятавшаяся за занавеской местная блюстительница морали Марья Ивановна.

Громкий визг тормозов и рев сигнализации разорвали тишину. От резкого толчка Еву швырнуло вперед, она ударилась головой о водительское сиденье, содержимое сумки разлетелось по всему салону.

– Твою ж мать! Вы в порядке? – выкрикнул Артур. – Долбаная Audi на летней резине! Охренели совсем!

Ева ответила не сразу. Несколько секунд она сидела, не решаясь открыть глаза, и мысленно сканировала свое тело. Наконец выдохнула и посмотрела по сторонам: в машину прямо со стороны ее сиденья врезалась красная Audi. На перекрестке уже собиралась приличная пробка.

– Кажется, все нормально, – неуверенно ответила она Артуру. – А вы как?

– Да я-то живой. В такой машине ничего не страшно, она ж как танк. А вот ребятам в Audi не позавидуешь… Пойду посмотрю, как они. Будем вызывать ДПС.

Хлопнула дверь, и Ева осталась в салоне одна. Медленно вытянула одну за другой руки и ноги – вроде бы переломов нет. Очевидным пострадавшим в этой машине был только ее старенький телефон: глубокие трещины паутинкой расползлись по стеклу. В правом виске кольнуло болью, и Еве захотелось выйти на воздух.

Девушка опустила стекло и увидела, как бородатый водитель Audi подошел к Артуру и начал эмоционально объяснятся: типичная перебранка вспыльчивых мужчин. Через пару минут их запал иссяк, бородач отошел к своей машине, а у Артура зазвонил телефон.

– Я вам говорю, никто не пострадал… Да-да-да, уже вызвали… Так и сделаем, – донеслись до Евы обрывки фраз. Девушка поняла, что ближайшие полчаса, а то и больше, придется потратить на ДПС. Она обессиленно откинулась на спинку сиденья и провалилась в странный то ли сон, то ли забытье… Из дремы ее вывел резкий голос:

– Ева, посмотрите на меня. У вас что-нибудь болит? – Осадчий, склонившись над девушкой, внимательно изучал ее лицо. Ева не могла понять, реальность это или сон.

– Вы слышите меня, Ева?

– Никита?.. Вы здесь?

– Да. Вы в порядке?

– Угу. Не беспокойтесь.

– Голова не болит после удара?

– Нет, все хорошо, – и Ева демонстративно попыталась встать, всем своим видом показывая, что помощь ей не нужна. Но грациозность никогда не была сильной стороной девушки. Стоило сделать шаг – и она стремительно начала терять равновесие. Земля ушла из-под ног, и девушка не понимала, то ли виноват утренний гололед, то ли голова действительно кружится после столкновения. Никита, не успев осознать, что делает, крепко схватил Еву за плечи.

– Возьмите меня за шею. Я отнесу вас в свою машину.

– Никита, не надо… Я… слишком… тяжелая. – Ева покраснела от смущения.

– Пффффф, – отмахнулся Никита, оставив девушку в недоумении: он действительно не считает ее такой уж огромной или просто не привык, когда с ним спорят?

Ева хотела было протестовать дальше, но давайте начистоту: как часто миллиардеры носят вас на руках? Она решила, что со смущением разберется потом, а прямо сейчас стоит довериться Никите. Большие руки бережно подняли ее, мягкий шарф коснулся щеки, и Ева неожиданно почувствовала себя в безопасности. Она осторожно прислонилась к плечу Никиты, думая, что тот в любую секунду отстранится. Но этого не произошло. Казалось, он, наоборот, прижал ее к себе еще крепче.

Усадив Еву в Range Rover, Никита аккуратно пристегнул ее ремнем безопасности и сел за руль. Машина завелась, и уже через пару минут разбитые автомобили и нервные водители были позади. Остановившись перед светофором, Осадчий пристально взглянул на свою спутницу:

– Хотите воды?

– Не-а, – мотнула головой Ева.

– Подогрев сидений?

– Спасибо, ничего не нужно.

Некоторое время они ехали в полной тишине, и Ева по привычке достала из кармана телефон. Но чуда не произошло: несмотря на все усилия, воскресить «старичка» после аварии не удалось. Ева разочарованно вздохнула. В этот момент внедорожник остановился, но вместо редакционной парковки она с удивлением увидела перед собой крыльцо «Омега Клиник». Девушка не успела и слова сказать, как Никита уже открывал перед ней дверь машины.

– Вам помочь выйти?

– Никита, спасибо за заботу, но мне давно пора быть в офисе.

– Сначала вам нужно к врачу.

– Я сама в состоянии решить, куда мне нужно, а куда – нет, – упрямо скрестила руки на груди Ева.

– Точно головой не ударились? – неожиданно улыбнулся Никита и протянул руку. – Пойдемте, нас уже ждут.

– Нести меня на этот раз никуда не надо. Сама пойду.

– Хотите сказать, вам не понравилось?

– А нужно выставить оценку, как в такси? Услуга «спасение девы от беды»? – иронично выгнула бровь Ева.

– Именно. Сколько дадите звезд из пяти?

– Четыре с половиной, – уклончиво ответила девушка, заходя в клинику.

– Ну вот, испортили мне статистику. До этого никто из дев не жаловался.

Обстановка и услужливость врачей в «Омега Клиник» разительно отличались от простого медцентра, который Ева привыкла посещать. За час девушке сделали все анализы и КТ, принесли поднос со свежими фруктами и поинтересовались, какой из пятнадцати сортов чая она предпочитает. Администратор, с модельной походкой от бедра, благородным блеском бриллиантов в ушах и макияжем словно только что из салона, ласково промурлыкала:

– Ева Павловна, через десять минут к вам придет профессор Свердлов. Просим прощения за ожидание.

Никита, нахмурившись, посмотрел на часы.

– Если вы спешите, то поезжайте, я сама здесь справлюсь.

– Нет, я останусь с вами.

Спустя двадцать минут Ева вышла из кабинета вместе с профессором Свердловым. Никита, сидевший за дверью, тут же поднялся навстречу:

– Ну что?

– Все в порядке, как я и говорила.

– Доктор?

– Сотрясения мозга и переломов нет, только небольшая ссадина. КТ отличное, анализы, в общем-то, в порядке. Витамин D слегка понижен. Никаких лекарств не нужно. Я уже сказал Еве Павловне, что лучшее лечение – это отпуск в теплых странах. Как писал Бродский, «сядь в поезд, высадись у моря»… – И доктор Свердлов, довольно насвистывая, скрылся в кабинете.

На ресепшене Никита привычным жестом достал бумажник, а Ева таким же привычным жестом попыталась его остановить:

– Я заплачу сама.

– Серьезно? Ну давайте, – ухмыльнулся Никита.

Девушка сразу поняла, что есть какой-то подвох. Какой именно, стало ясно, когда администратор наманикюренной ручкой протянула чек. Ева попыталась посчитать нули, нервно сглотнула и виновато посмотрела на Осадчего. Тот, с трудом скрывая торжествующую улыбку, достал банковскую карточку:

– Может, все-таки пять звезд, а не четыре с половиной?

Дима Белозеров выскочил на перекур, поежился и плотнее укутался в шарф. Щелчок зажигалки – и седой дымок плавно заструился по воздуху. Стряхивая пепел с сигареты, он думал о том, что в декабрьской суете как-то нужно подвести итоги года и не умереть. В целом, эти двенадцать месяцев были не такими уж и плохими. Единственным пунктом, где никак не удавалось поставить галочку, оставалась личная жизнь. Сделав затяжку, Дима задумался: что притягивает людей друг к другу? Иногда, как бы ты ни старался, одних усилий недостаточно. Порой любовь не имеет ни причины, ни логики…

Философские рассуждения были прерваны появлением незнакомого темно-синего Range Rover на редакционной парковке. Мужчина за рулем увлеченно рассказывал о чем-то своей спутнице, та беззаботно смеялась. «Красивая пара», – пронеслось у Димы в голове. В этот момент девушка убрала прядь волос с лица, и Белозеров увидел знакомый профиль. Это же Ева!

– …С тех пор брат больше на велосипеде не катался, – невозмутимо закончил свою историю Никита, и Ева расхохоталась. С удивлением она обнаружила, что в компании Осадчего чувствует себя очень свободно.

– Кстати, еще кое-что… Держите. – Никита взял с заднего сиденья серебристую коробку и протянул Еве. – Я видел, что ваш сломался. Считайте это «выдачей служебного оборудования».

Ева с подозрением смотрела на знакомый всем логотип: стилизованная греческая буква на черном фоне.

– Ну, берите уже. Обычно люди иначе реагируют на это чудо инженерной и дизайнерской мысли, – улыбаясь, сказал Никита.

– Боюсь, слишком сложная для меня технология.

– Почему-то мне кажется, что вы справитесь.

– Да у меня симка старая, наверняка не подойдет.

– Давайте сюда. Сейчас все сделаю.

Никита уверенно включил «альфу», нажал на «Синхронизацию контактов» – и на экран посыпались уведомления: пропущенные вызовы, иконки рабочих чатов… Не успел Осадчий вернуть телефон в руки новой владелицы, как раздалась трель входящего сообщения.

Две пары глаз, серые и васильково-синие, в замешательстве смотрели на короткий текст:

«Ева, я люблю тебя больше жизни. Твой Леша».

Глава 10

– Я устал, больше не могу, тащи его сам!

– Тише, соседи услышат.

– Не буду! Отстань! Он мерзко пахнет!

– Игорь, еще пятьдесят метров – и избавимся от него. Ну же!

Под покровом ночи двое Осадчих, стараясь не попадать в пятно фонарей, тащили огромный, свернутый в трубку трухлявый ковер. Пах он действительно ужасно. Двадцатидвухлетний Никита, пыхтя и периодически останавливаясь перевести дух, с досадой думал о том, что первый год в США он представлял себе иначе. Двенадцатилетний Игорь с недовольным лицом плелся сзади и демонстративно вздыхал.

Наконец пытка ковром закончилась. С третьего раза удалось засунуть его в небольшой мусорный контейнер и плотно закрыть крышку. Никита винил себя в том, что он плохой брат. Наверное, надо было одному тащить чертов рулон! Но горькая правда заключалась в том, что даже несчастные $20, которые нужно платить за вывоз крупногабаритного мусора, были сейчас Осадчему не по карману. Пришлось проявить находчивость и подбросить ковер, оставшийся от предыдущих жильцов, ничего не подозревающим соседям.

Жизнь в Эксельсиоре, мексиканском гетто Сан-Франциско, была мало похожа на американскую мечту: небольшая съемная квартирка с террасой, шумные филиппинские соседи, громко выясняющие отношения, бесконечная дорога до офиса… Вообще-то Никита мог позволить себе условия получше, но предпочел тратить бóльшую часть денег на частную школу для брата. И, конечно, это имело последствия.

– Я хочу вот эти кроссовки! У меня полкласса в таких ходит!

– Возьмем Nike, на них скидка.

– Сам в них и ходи, придурок!

– Игорь, потерпи немного, пожалуйста. Мой испытательный срок уже заканчивается. Скоро денег станет больше. Я тебе обещаю, будут и кроссовки, и новый скейт, и много чего еще.

– Да пошел ты!..

Никита, как мог, старался быть терпеливым. Он понимал, что брату сейчас непросто. Все друзья остались на другом континенте, а новые одноклассники избегали нелюдимого парня с сильным русским акцентом. Но у самого Никиты были такие же проблемы, только уже не в школе, а во взрослой жизни.

Никогда не страдавший от недостатка женского внимания, Осадчий-старший с удивлением обнаружил, что в городе у залива мужчины без солидного счета в банке и новенького Lamborghini не котируются. Видимо, сказывалась общая избалованность: накачанные серферы, хипстеры, сутками не вылезающие из тренажерного зала, успешные стартаперы… Женщинам Западного побережья было из кого выбирать.

– Могу я угостить вас коктейлем? – уверенно подошел Никита к самой эффектной блондинке в баре, куда его после работы затащили коллеги.

Та придирчиво посмотрела на мятую футболку, растрепанную шевелюру и надменно произнесла:

– Нет, я не думаю.

Таких отказов Осадчий услышал немало. Но самым болезненным стал случай с Эммой. Никита был абсолютно уверен, что его чувства взаимны. Десятки свиданий, поцелуи на последнем ряду в кино, секс на водительском сиденье ее ослепительно-желтого хэтчбека… По меркам двадцати двух лет это был серьезный роман. Но в один прекрасный день Эмма ушла, бросив на прощанье: «С тобой весело развлекаться, но до отношений ты еще не дорос, Никки. Даже в приличный ресторан меня сводить не можешь!» – «Подожди немного…» – пытался оправдаться Осадчий, но Эмма и слушать не стала.

В тот же день у Никиты был похожий разговор с Игорем.

– Да я заколебался ждать! Какого черта мы вообще сюда переехали?! – орал младший брат со всей своей подростковой яростью. – Ненавижу твою Америку!

– Не нравится? Так вали назад! – не выдержал Никита.

– Ну и свалю!

– И кто тебя там ждет? На могилки, что ли, пойдешь?

– Не твое дело! Только денег на билет дай, сука!

– Ага, разбежался. Тебе надо – ты и заработай. Выгуливай соседских собак, коси лужайки, разноси газеты, делай что хочешь!.. Как только накопишь – сядешь на первый самолет.

– А вот и накоплю!

Те долгие месяцы стали переломными для них обоих. Братья постепенно перестали чувствовать себя изгоями-эмигрантами, обросли связями, даже купили доски для серфинга и абонементы на бейсбольные матчи San Francisco Giants. Игорь шаг за шагом превращался в прежнего себя – душу компании, которого наперебой приглашали на дни рождения. Осадчий-старший получил постоянный контракт, а Осадчий-младший заработал первые деньги, подстригая газоны всему кварталу. Через год брат постучался в комнату Никиты с огромной жестяной банкой, полной монет и мелких купюр:

– Здесь ровно тысяча. Столько стоит билет.

– И я должен купить тебе его? Ок, сделаю, раз обещал.

– Нет, ты не понял. Это тебе. Я остаюсь.

В комнате повисла внезапная тишина.

– Почему? Ты же так хотел домой, – недоуменно, почти растерянно смотрел на гору десятицентовиков и мятых долларов Никита.

– Потому что ты мой брат. Прости, что я только сейчас это понял.

Никита крепко обнял Игоря и в тот момент почувствовал, что все будет хорошо.

– Игореша, задувай свечи! – Ольга Осадчая торжественно подвела сына к именинному торту, который испекла накануне. Большая цифра пять, выложенная шоколадом и малиной, утопала в белом сливочном креме.

– Становитесь ближе, фотографирую! Никита, Валера, давайте сюда, торт ждать не будет, – улыбнулся Андрей Осадчий, и сеточка озорных морщинок показалась в уголках синих глаз.

– Уже идем. – Двое закадычных друзей ввалились в комнату, полную детей. – Ну-ка, именинник, залезай на плечи!

– Подождите, у нас важное дело! – перебила Ольга с притворной суровостью. – Сынок, загадывай желание.

Игорь, чувствуя важность момента, набрал полные щеки воздуха, изо всех сил сжал маленькие кулачки и торжественно задул пять свечей. Никита тут же схватил его под мышки и подбросил в воздух. Отец успел поймать этот момент на фотографии: довольно хохочущий Никита и пищащий от неожиданности Игорь с по-хулигански разметавшимися волосами.

Еще несколько щелчков фотоаппарата, и все начали усаживаться за стол. Только Игорь, не в силах сдержать эмоций от подарка – радиоуправляемого вертолета, – носился по комнате кругами.

– Мммммм, торт просто вкуснятина… – двухметровый Андрей Осадчий притянул к себе жену и легко поцеловал в губы, та смущенно покраснела.

– Ой, опять эти телячьи нежности, – вздохнул Никита, наигранно высунул язык и скривился, словно его тошнит.

– Что еще за полиция нравов? – закатил глаза Андрей Осадчий. – Лучше помоги брату разобраться с вертолетом.

– Ладно-ладно, я понял. Мелкий, неси сюда игрушку.

– Тетя Оля, а можно добавку? – промычал Валера, измазанный до ушей сливками и шоколадом.

– Ты ж еще не доел, – ткнул друга Никита.

– Он у нас мальчик запасливый, – в голосе Михаила Игнатьева послышалась шутливая гордость.

– Поднимите руки, кому еще торта. Миша, ты… – Внезапный звон стекла прервал Ольгу.

Игрушечный вертолет со всего размаху ударился в сервант с хрустальными бокалами. Посуда полетела вниз, а вместе с ней и фотография в деревянной рамке.

– Ой, бля, – тихонько сказал Никита.

– Мам, я нечаянно… – Игорек растерянно смотрел на осколки.

– Ничего страшного, это же просто посуда. Я сейчас уберу.

– Я помогу. – Никита присел на корточки, собирая кусочки стекла. – Рамку надо будет поменять. Хорошая же фотка.

Со снимка, сделанного на крыльце роддома, растроганно смотрели мама и папа Осадчие, а старший сын с гордостью и волнением держал сверток, перевязанный голубой ленточкой. Увы, фотография в светлой рамке не выдержала падения с высоты. По стеклу расползлась огромная трещина, разделившая снимок пополам. Никита аккуратно достал его и как ни в чем не бывало выбросил осколки в ведро.

…Поздним августовским вечером, не в силах заснуть, Игорь забрался по лесенке на верхний ярус кровати к брату.

– Что, устал сегодня? – спросил Никита, взъерошив волосы мелкому.

– Немножко… А круто мы в полку врезались, да? И мама даже не ругалась.

– Круто, круто.

– А видел, как я свечи задул? С первого раза!

– Клево! Что хоть загадал?

– Низя говорить. А то не сбудется.

Игорь немного подумал, а потом все же сказал:

– Я загадал, чтобы я, ты, мама и папа всегда были вместе.

Тишину кладбища нарушал звук начищенных кожаных ботинок, скрипящих по снегу. Никита не сразу нашел нужное место. Полчаса он в растерянности бродил среди старых оград, пока не увидел знакомое надгробие. Иней блестел на черном мраморе в лучах зимнего солнца.

– Здравствуй, папа. Здравствуй, мама. Простите, что так долго не приходил…

Осадчий бережно положил на плиту букет бордовых роз. Снежинки медленно опустились на хрупкие лепестки, словно драгоценные камни на бархат. Рукой в черной перчатке Никита провел по памятнику, и лица родителей проступили из-под слоя инея. «Любимые Андрей и Ольга, наша боль не закончится никогда», – сверкнула серебряная надпись под портретами.

– У меня все хорошо. Игорь уже совсем взрослый, университет оканчивает, и не какой-нибудь, а Беркли. Жаль, вы этого не увидели. А я… говорят, воплотил американскую мечту, – горько улыбнулся Никита. – Заработал столько денег, что хватит и мне, и Игорю на несколько жизней. Наверное, вы бы мной гордились…

Лица родителей, казалось, смотрели на него с грустью.

– Я помню, мам, ты хотела много внуков, но тут у Игоря больше шансов вас порадовать. Мою холостяцкую жизнь вы бы вряд ли одобрили… Обещаю, как только у меня появится кто-то важный – я расскажу.

В этот момент в ветках сосны, склонившейся над памятником, раздался треск, и комок снега прямо с верхушки соскользнул Никите за шиворот.

– Ч-черт! – вырвалось у Осадчего. – Это вы в меня снежками кидаетесь? Я что-то не так сказал?

Но ответа Никита, конечно же, не услышал.

Еще некоторое время он сидел и смотрел, как медленно замерзают розы, покрываясь прозрачной ледяной корочкой. Плавно спускались сумерки.

– Я, наверное, пойду, – неуверенно произнес Никита.

Повернувшись и сделав пару шагов, он вдруг остановился, поняв, что самого главного так и не сказал.

– Простите меня. Это я во всем виноват. Я ужасный сын. И брат тоже никчемный. Если бы я только знал!.. Так скучаю по вам… Черт возьми, мне не хватает вас каждый день этой долбаной жизни! Я бы отдал все свои деньги, компании, дома, – все, что у меня есть, лишь бы вы были живы!

Никита сел на землю, в отчаянии обхватив голову руками, и безутешно расплакался.

Впервые за девятнадцать лет.

Глава 11

Двери лифта открылись, и Артем Ратмистров ослепительно улыбнулся встречавшей его девушке-эйчару, словно копил обаяние все двенадцать этажей, пока поднимался в редакцию, чтобы теперь включить рубильник на полную. Артем прекрасно знал: он не был красавцем в общепринятом смысле, и чертам его лица не хватало утонченной симметрии, но природный магнетизм и отточенное за сорок лет умение подать себя с лихвой это компенсировали. Прибавьте сюда волнующий огонь ярко-зеленых глаз, идеально уложенную бороду оттенка меди с вкраплениями серебра, любовь к пошитым на заказ рубашкам, – и вы поймете, почему юная эйчар завороженно смотрела на крепкую фигуру мужчины.

Проходя по редакции, Артем успел подмигнуть паре симпатичных маркетологинь и сделать комплименты зардевшимся от удовольствия дизайнеркам, щедро распыляя свое очарование, словно добросовестный фермер – удобрения в надежде на богатый урожай. Последние пятнадцать лет Ратмистров занимался медицинским оборудованием и, надо сказать, весьма успешно. Сегодняшнее интервью с журналисткой «Стрим. Ру» обещало быть достаточно протокольным, но Артем не стал упускать возможность прорекламировать свой бизнес – а заодно и себя.

– …Вы же понимаете, что не все больницы могут купить ваши томографы? Да, они самые точные, но стоят слишком дорого. – Ева Воронецкая пристально смотрела на собеседника.

– Цена высокая, не буду отрицать, – спокойно ответил Ратмистров, но его косматые, живущие своей жизнью пшенично-медные брови удивленно взметнулись вверх. – Прямо сейчас мы делаем все, что можем. Вчера я встречался с новым министром здравоохранения. Кстати, весьма толковый, в отличие от предыдущего. И за это нужно благодарить вас, Ева.

Артем сделал театральную паузу, ожидая, что девушка как минимум смутится, а как максимум начнет соблазнительно, томно хлопать ресницами, – обычная реакция на его невинный флирт. Но ни того, ни другого не произошло. Ева как ни в чем не бывало продолжила:

– Это никак не меняет стоимость томографов.

– Знаю, но мы стараемся помогать. Получили список самых нуждающихся больниц и… подарили им двадцать аппаратов, – слегка замешкавшись, продолжил Ратмистров, явно не ожидая неудобных вопросов. – Понимаю, это капля в море, но тем не менее…

В эту минуту раздался негромкий стук, дверь открылась, и в переговорную с непроницаемым выражением лица зашел Никита Осадчий. Лишь по тому, как были напряжены его плечи, Ева заподозрила, что он сегодня не в настроении.

– Добрый день. Я не помешаю? – Вопрос больше напоминал утверждение. – Хочу посмотреть на работу своих сотрудников.

Две пары глаз ошеломленно посмотрели на Никиту, но тот, казалось, даже не заметил.

– Конечно, – ответила Ева тоном, в котором явно читалось «что, черт возьми, происходит?».

– Никита Осадчий? Вот это встреча! – широко улыбнувшись, произнес бородач и, поднявшись, протянул руку через длинный стол. – Артем Ратмистров, будем знакомы.

Никита кивнул и пожал руку в ответ, впрочем, без особого энтузиазма. Он сел на противоположный конец стола, выбрав выгодную для наблюдения позицию, и тут же достал телефон.

– Не обращайте на меня внимания, – голос Осадчего звучал ровно, но в нейтральной фразе Еве почудилась издевка.

Все еще не понимая, какого черта он здесь забыл, девушка с тайным любопытством наблюдала за разворачивающейся сценой. Ей кажется или эти двое что-то не поделили? Почему в воздухе внезапно запахло враждой?

Мужчины, расположившиеся друг напротив друга, на первый взгляд казались похожими: сидящие как влитые костюмы на атлетичных телах (это ж сколько времени нужно провести в тренажерке? они вообще в курсе, что существуют джинсы и худи?); безупречные, волосок к волоску, стрижки; и главное – абсолютная, непоколебимая уверенность в собственной значимости.

Но стоило присмотреться – и разница между ними становилась колоссальной.

Точеные, благородно-бесстрастные черты Осадчего резко контрастировали с открытым лицом Ратмистрова, на котором можно было прочесть каждую эмоцию. Прямо сейчас по тому, как нахмурились его непослушные брови и напряглись уголки губ, Ева легко уловила оттенок недовольства, вызванного вторжением Никиты. Пепельно-русые волосы Артема, словно выгоревшие на летнем солнце, отражали теплый, земной, раскрепощенный нрав своего обладателя. Девушке было прекрасно известно о его легендарных любовных похождениях: даже в большом городе сложно держать в тайне такую бурную личную жизнь. «Опасный викинг в костюме от Armani», – называли разведенного Ратмистрова юные девицы в приторных колонках светской хроники. И теперь Ева понимала почему.

Никита, увлеченный содержимым своего телефона больше, чем окружающими, в холодном свете офисных ламп казался особенно далеким и недоступным: бледная кожа, черные как смоль волосы, плотно сжатые губы, ни один мускул на лице не дрогнет… Чертова закрытая книга! Ни журналистский опыт Евы, ни ее природная эмпатия – ничто не помогало понять этого человека. Зачем он бесцеремонно нарушил интервью? О чем сейчас думает? Что ему вообще нужно? Не в силах получить ни одного ответа, она хотела лишь поскорее закончить работу.

– Артем, спасибо. Думаю, у меня уже достаточно материала. Вы очень интересный… э-э-э… собеседник, – выделяя каждое слово, произнесла Ева. Интуиция подсказывала, что прямо сейчас в комнате происходит невидимое человеческому взгляду соревнование двух мужских эго. Из чувства мести за сорванное интервью она решила занять сторону Ратмистрова, подбросив ему дополнительных очков.

Взгляд умных зеленых глаз с интересом скользнул по девушке. Артем, мгновенно поняв правила игры, поправил очки в дорогой оправе и демонстративно придвинул свое кресло ближе к Еве. Краем глаза девушка посмотрела на Никиту, но тот, увы, никак не реагировал на происходящее.

– Благодарю. Я часто даю интервью, но столько удовольствия получил впервые, – довольно промурлыкал Ратмистров. – Не сочтите меня наглецом, но я бы очень хотел увидеть вас снова. Поужинаете со мной вечером?

Интервью принимало неожиданный поворот. Ева не думала, что спонтанно образовавшийся альянс против Никиты приведет к такому продолжению. На секунду она замешкалась, но Артем посмотрел на нее успокаивающим взглядом и незаметно подмигнул, словно говоря: «Подыграй же мне!»

– Даже не знаю… – протянула девушка со всем кокетством в голосе, на которое только была способна. – Мне кажется…

– Разве у нас сегодня вечером не запланирована рабочая встреча? – колючий тон, не оставляющий выбора, внезапно прервал ее. Никита наконец оторвался от телефона и смотрел Еве прямо в глаза – пристально, изучающе.