Читать онлайн Якудза: преступный мир Японии

Пролог. Отмечай победу похоронной процессией

Когда убиты тысячи – следует горько плакать. Победа означает погребальный обряд.

Лао Цзы, китайский философ

28 октября 2008 года

Порой, победив соперника, хочешь просто немного повеселиться. Я решил встретиться со своим наставником, бывшим прокурором Тосиро Игари, в отеле «Вестин Токио» и отпраздновать поражение нашего общего врага, Тадамаса Гото, которого в этом же месяце, четырнадцатого числа, выставили из «Ямагути-гуми». Гото был Ричардом Брэнсоном[1] мира якудза – харизматичным, неприлично богатым крупнейшим акционером «Джапан Эйрлайнс», имевшим серьезные политические связи и возглавлявшим организацию в тысячу человек. А еще убийцей-социопатом. В 2008 году он заказал меня и мою семью, в результате чего мы все были под защитой полиции, потому что я пытался написать что-то, что ему не понравилось.

В то время группировка «Ямагути-гуми», которая базируется в Кобе, была крупнейшей из всех преступных группировок Японии: она насчитывала почти восемьдесят тысяч членов и имела представителей во всех отраслях японского общества. Гото возглавил вторжение на территорию Токио и последовавшие за этим войны между бандами. Когда его вместе с десятью очень близкими к нему боссами исключили, это стало общенациональной новостью – конечно, в журналах для фанатов якудза об этом не писали, но крупнейшие газеты Японии осветили этот факт так подробно, словно уволен был президент «Сони». Гото создал кризис в мире организованной преступности, что-то вроде шока Лемана[2] – шок Гото.

Я приехал раньше времени, подождал в холле. Игари я узнал, еще не видя его лица: само его телосложение выдавало бывшего прокурора. Вся его манера напоминала мне бульдога, но очень умного бульдога.

Я наблюдал за ним краем глаза, листая таблоиды. Он быстро нашел меня, и мы направились в ресторан отеля. Он был в темном, хорошо сшитом костюме, белой рубашке и без галстука. На мне были брюки и серая рубашка – я только начал получать удовольствие оттого, что появляюсь на публике без костюма.

Игари всегда меня восхищал. В Японии прокуроры после выхода на пенсию нередко идут работать на сомнительные организации, в том числе и на якудза. Есть даже особый термин «ямекен бенгоши», означающий «юрист, оставивший должность прокурора». Он отражает всеобщее пренебрежение к таким вот людям, его можно в общем-то даже перевести как «продажная личность». Игари же был одним из тех редких людей, которые предпочли деньгам честь и после ухода из правоохранительных органов продолжали сражаться с якудза, а не начали на них работать. Вот одна из многих причин, по которым я его уважаю. Игари-сан стал легендой в мире правоохранительных органов и написал несколько книг о борьбе с организованной преступностью и предотвращении ее вторжения в мир бизнеса.

Едва мы уселись поудобнее и обменялись обычными любезностями, он сразу же перешел к делу:

– Принес?

– Да, – ответил я и протянул ему конверт из манильской бумаги.

– Попозже посмотрю. Я себя знаю: если сейчас начну читать, уже не смогу оторваться, так что еда остынет, а пиво нагреется. Ну так что – во-первых, поздравляю. Уверен, ты рад, что он больше не босс якудза, а экс-якудза. И, честно говоря, он такой засранец, что, думаю, вся Япония от этого выиграет. – Некоторые полицейские уже подробно рассказали мне о том, что произошло, но у Игари были свои источники. Я хотел услышать то, что знает он. – Вот что я знаю: причин, по которым его исключили, несколько. Во-первых, он постоянно пропускал заседания совета директоров, и когда он позвал на день рождения целую компанию звезд, а собрание опять проигнорировал, терпение руководства лопнуло. Еженедельный журнал «Сюкан Синчо» написал об этом довольно обширную статью. Не лучшая реклама.

Я улыбнулся.

– Согласен. Жаль, что им не хватило смелости указать его имя. Этим они меня разочаровали.

Игари усмехнулся.

– Ха! Ну, они часто опускают имена и так всем известных людей. Ну и во-вторых, думаю, твоя статья о его трансплантации печени и книга, в написании которой ты участвовал, тоже подбросили дровишек в этот огонь, вот его и выгнали. – Я кивнул. И тут Игари сказал то же, что уже писал мне по электронной почте: – Твое упорство и преданность делу его свержения окупились. Ты написал статью, из-за которой он впал в немилость. Что и говорить, впечатляющее достижение. Ты сделал то, чего никогда не сможет сделать полиция.

Я не знал, что ответить. Происходяшее по-прежнему казалось мне не вполне реальным, но я чувствовал, что чего-то достиг. После долгой череды поражений было приятно оказаться в числе победителей. Моя статья вышла в «Вашингтон Пост» за 2008 год, и в ней рассказывалось, как Гото заключил сделку с ФБР, чтобы получить визу в США. Каким образом он это сделал? Он выдал всех своих друзей в «Ямагути-гуми» и предоставил властям ценную информацию. Взамен он получил визу в США и новую печень в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, опередив куда более достойных и прекрасных людей. Трое его приятелей-якудза сделали такую же пересадку в том же Калифорнийском университете, но они, по всей видимости, своих братьев-гангстеров не предавали. В довершение всего он обманул ФБР, выполнив лишь пятую часть того, что обещал, прежде чем исчезнуть из больницы после операции. Просто получил свою печень и сбежал. Видимо, он заключил сделку с дьяволом, поскольку что бы он ни делал, он почти всегда побеждал. В общем, моя победа была в самом деле грандиозной, так что я заказал еще и «Хибики» со льдом – японский виски по-настоящему хорош.

Мы оба были в прекрасном настроении. Отель «Вестин» мы выбрали не случайно: в другой октябрьский вечер, семь лет назад, Игари помог отелю избавиться от надоедливого клиента – самого Тадамаса Гото. Когда-то здесь был его второй дом, но его оттуда выгнали, так же как выгнали сейчас из рядов якудза.

Отель этот расположен на площади Эбису Гарден Плейс, когда-то самое модное в Токио место – здесь рядом станция Эбису, много новых интересных ресторанов, Музей фотографии и авангардного кинотеатра. «Вестин» считался самым подходящим отелем для свиданий, и статус у него был что надо. Штаб-квартира банды Гото находилась в префектуре Сидзуока, но он возглавлял вторжение «Ямагути-гуми» в Токио и часто приезжал в город. Конечно, ему нравилось останавливаться в модных отелях. Он очень полюбил «Вестин» и торчал там целыми днями. Каждый раз, когда он появлялся, он вносил залог в иенах, эквивалентный десяти тысячам долларов; так что с точки зрения денег был отличным клиентом. Проблема была в том, что чем дольше он оставался, тем более наглым и требовательным становился. Он и его друзья имели привычку издеваться над персоналом, мучить гостей и превращать это место в настоящий ад для всех его обитателей. Управляющий отеля, приближавшийся к выходу на пенсию, решил, что в качестве своей последней обязанности он должен раз и навсегда избавиться от этого нежелательного клиента. И вот холодной октябрьской ночью он, весь трепеща, отправился к самому Гото. Его люди с радостью столкнули управляющего лицом к лицу с гремлином, и смягчать свои слова бедолага не стал.

– Все здесь знают, что в этом отеле остановился известный босс якудза, то есть вы. И, честно говоря, все сотрудники напуганы и обеспокоены, и это мешает нам работать. Простите за грубость, но не могли бы вы оказать нам любезность и выписаться из отеля?

Гото удивился просьбе, однако возмущаться не стал. Он лишь велел показать ему договор на размещение в отеле (в Японии вы обязательно должны его подписать, прежде чем заселяться в отель). Сидя в кресле за столом в окружении двух телохранителей, он водил пальцами по документу, строчка за строчкой, и спрашивал:

– Где это сказано? Где написано, что якудза не может останавливаться в этом отеле? Не вижу ни слова. Покажите мне. – Когда Гото надоело, он швырнул бумагу управляющему, потерявшему дар речи, и продолжал: – Разве мое пребывание здесь незаконно? Вовсе нет. И тем не менее вы хотите, чтобы я ушел. Один из ваших лучших клиентов. На каком основании?

– На том, что вы беспокоите гостей и персонал, – ответил управляющий.

Так продолжалось час, два, три часа. Управляющий отказывался сдвинуться с места. В конце он уже стоял на коленях и, плача, умолял Гото уйти. Гото, не то разочарованный, не то восхищенный, сказал ему:

– Ты смелый человек. Ну ладно. Может, я и уйду.

Утром Гото и его сопровождающие действительно покинули отель. Но они оставили после себя кое-что: залог в десять тысяч долларов.

Это была головная боль для всего отеля. Персонал понятия не имел, куда отсылать деньги, и если бы даже имел, не могло ли это быть воспринято как оскорбление якудза? С другой стороны, они не очень-то хотели приглашать босса и его банду вернуться в отель и забрать залог. И поэтому они решили проконсультироваться с прокурором в отставке, уже хорошо известным своим умением бороться с якудза и своей неприязнью к ним. Этим человеком был Тосиро Игари, мой наставник.

Пакет документов, который я принес Игари, принадлежал одному из подчиненных Гото. Это были поправки, прниятые на заседании высшего эшелона «Гото-гуми» касательно изменений в японском законодательстве об организованной преступности. Конечно, на встрече присутствовал бывший прокурор, ныне адвокат мафии, который объяснил законы и их лазейки.

Вы можете задаться вопросом, почему один из людей Гото дал мне внутренние документы. Ответ прост: он ненавидел своего босса. Я его тоже не любил. У меня было на то много причин. Именно благодаря ему я все еще находился под защитой полиции, и мне пришлось нанять бывшего якудза в качестве телохранителя. Он был со мной двадцать четыре на семь с начала 2008 года. Здесь были свои плюсы, но это было дорого. Сайго, или Цунами, как его иногда называли, конечно же, был согласен водить только «Мерседес-Бенц». Машина ела бензин, как Такеру Кобаяши[3] пожирал хот-доги. Сайго в прошлом был боссом якудза «Инагава-кай» и одно время имел в управлении сто пятьдесят человек. Он проработал в организации двадцать лет, прежде чем его выгнали. Гото он тоже не любил.

– Высокомерный сукин сын, обожающий убивать, – так Сайго о нем отзывался. – Всегда таким был. Если как-нибудь его встречу на дороге, собью, не задумываясь, и скажу, что принял акселератор за тормоз.

Свое прозвище «Цунами» Сайго получил потому, что сносил и разрушал все на своем пути, – если, конечно, как следует его разозлить.

Уход Гото из «Ямагути-гуми» заставил всех как следует поволноваться. Группа сочувствующих, крупных боссов якудза, направила письмо протеста исполнительной власти «Ямагути-гуми». Когда об этом письме стало известно, Киёси Такаяма, руководитель организации, отреагировал исключением еще нескольких сторонников, временным исключением других и понижением в должности третьих. Игари объяснил, что «Ямагути-гуми» опасаются гражданской войны якудза, если Гото и его приятели не будут исключены из организации. Они еще не забыли, каким кровавым разгромом обернулась война Яма-Ичи[4].

– Что теперь будет с Гото? – спросил я Игари.

– Если он не станет вести себя осторожнее, «Ямагучи-гуми» решат, что он безнадежен, и убьют его. Он – тлеющий огонь в мусорном баке. Интересно, что его исключили, а не изгнали, то есть позволили уйти красиво.

– Может, теперь, когда он вышел из группировки якудза, он снова заглянет в отель.

Игари рассмеялся.

– Не думаю. Такой парень остается в списках как член организованной преступной группировки минимум пять лет. Но интересно узнать, что он намерен творить дальше.

Я хотел узнать немного больше о его конфликте с Тадамасой.

– Я знаю, что у вас с ним произошла стычка, но мне хотелось бы узнать и остальную часть истории.

И он начал рассказ.

Сотрудники отеля связались с Игари после того, как наконец избавились от Гото и его окружения, но так и не выяснили, что делать с залогом. После долгих споров между ним и друзьями гангстера Игари составил юридическое соглашение, регулирующее счет, и отправил его в офис Гото. Личный секретарь Гото съездил в его офис и передал залог наличными. На этом история и закончилась бы, если бы не тот факт, что она вдохновила Игари.

Он задумался: а что, если в соглашениях о размещении будет пункт, прямо запрещающий представителям организованной преступности останавливаться в отеле? Фактически и теоретически уже существовали некоторые ограничения, и в компетенцию отеля или любого другого заведения входила возможность отказать в обслуживании криминальным элементам. Основные преступные группы были признаны таковыми в соответствии с японским законодательством. После долгих размышлений над этим инцидентом Игари пришла в голову простая, но блестящая идея: особый пункт об организованной преступности. По-японски это называлось борёкудан хайдзё дзёко. Игари с энтузиазмом объяснил мне это.

– Я решил, что мы должны использовать договорное право и создать положение об исключении организованной преступности, которое можно было бы включить в любой контракт или любое соглашение в Японии, чтобы оно давало людям рычаги воздействия при борьбе с якудза. Как нам всем известно, здешние законы по борьбе с этими хулиганами слабы и неэффективны. Держать их в рамках может только уголовное право. Но и с помощью договорного и гражданского мы, безусловно, могли бы противостоять якудза. И, возможно, только возможно, мы могли бы создать фонд, который не только не позволит им посещать отели и поля для гольфа, но и исключит их из японского общества. – Он продолжал объяснять с большим энтузиазмом: – Тот управляющий отеля – смелый человек, и я им восхищаюсь. Но нельзя ожидать, что каждый станет героем. Однако почему бы не извлечь из этой истории урок? Если бы в соглашении о проживании был пункт, запрещающий якудза останавливаться в отеле, его могли бы выгнать. Это было бы легко и просто. Если бы все предприятия включили такой пункт в свои контракты и торговые соглашения, им было бы легче выйти из ситуации, когда возникнут проблемы.

– И как это будет работать?

– Ну, сотрудники просто скажут: извините, но мы не сможем вести с вами дела по причине вот этого пункта, где указано, что мы не ведем и не будем вести дела с антиобщественными силами, так что уходите. И все.

Я не был так уверен.

– Что конкретно будет в нем указано?

Вместо ответа он достал свою книгу, опубликованную в ноябре прошлого года, под названием «Темные силы сожрут вашу компанию», в красивой ярко-зеленой обложке, на которой был нарисован крошечный босс якудза в мятом сером костюме и серой шляпе, с пистолетом в руке. Игари издал ее под своим именем. Он долистал до нужного раздела и протянул книгу мне. Я начал читать, и все это показалось мне несколько глупым.

– Игари-сенсей, я до сих пор не понимаю, как это может работать в реальной жизни.

Он рассмеялся и вынул из чемодана еще один документ.

– Все проще, чем кажется, Джейк-сан. Вот черновик для банка. Я дорабатываю материал для клиента – ты легко догадаешься, кто он.

– Ситибанк?

Он вновь рассмеялся.

– Пусть это останется тайной.

Теперь стало намного понятнее. Я раньше не сталкивался с чем-то подобным при открытии банковского счета, но у меня было ощущение, что в будущем это станет стандартом для любого банка:

Клиент заявляет, гарантирует и обязуется гарантировать, что он, его материнская компания, дочерние компании, связанные компании, а также сотрудники и акционеры, обладающие 50 процентами прав голоса (в дальнейшем именуемые «связанные стороны»), не согласны работать с лицами и организациями, подпадающими под следующие категории (в дальнейшем именуемые «антисоциальные силы»):

(1) организованные преступные группировки;

(2) члены организованной преступной группировки;

(3) квазиучастники организованно преступной группировки;

(4) лица, связанные с компаниями или объединениями организованных преступных группировок;

(5) лица, связанные с корпоративным шатнажом;

(6) другие эквивалентные им группы из вышеперечисленных (пункт 19.1).

Клиент заявляет, гарантирует и обязуется гарантировать, что связанные стороны сами или с помощью третьих лиц никогда не совершали или не будут совершать в будущем какие-либо из следующих действий:

(1) требование с применением насилия;

(2) необоснованное требование, выходящее за рамки юридической ответственности;

(3) использование запугивающих слов или действий в отношении транзакций;

(4) действия, направленные на опорочивание репутации или вмешательство в деятельность как Банка, так и любого из его аффилированных лиц путем распространения слухов, использования мошеннических средств или применения силы;

(5) другие действия, эквивалентные вышеуказанным (пункт 19.2).

Игари улыбнулся и передал мне копию.

– Если якудза после подписания этого контракта откроет банковский счет, он не сможет протестовать, если этот счет закроют. Если банк подозревает, что его клиент – якудза или подставная компания, он может потребовать информацию для проверки. Если клиент отказывается подчиниться, банк может закрыть учетную запись. Так что ему придется взять деньги и перевести их в какое-нибудь другое место.

– Ну а если он просто откажется подписывать соглашение?

– Тогда он вообще не сможет получить банковский счет.

– А если подпишет его, скрыв свом связи с якудза, и все равно откроет счет?

Игари откинулся назад и скрестил руки на груди.

– Именно на это я и надеюсь. Если этот человек – полноценный член группы якудза, то он, подписывая соглашение, совершает мошенничество. Потому что он, конечно же, понимает, что врет. И это уже не гражданское дело, а уголовное. Приходят полицейские, и прощай якудза. Мошенник попадает в тюрьму, счет закрыт.

– Ух ты.

На словах все было отлично. Я понимал, к чему это может привести. Если все до единого японские учреждения включат эти пункты в контракты, через несколько лет якудза не смогут заселиться в отель, открыть банковский счет, арендовать машину или купить дом.

Игари постучал указательным пальцем по столу, привлекая мое внимание.

– Закон, – сказал он, – может сработать и как лекарство, и как яд. Все зависит от применения. Если хочешь бороться с плохими парнями, необязательно быть прокурором. Тебе просто нужно быть юристом, и тебе просто должно быть на все наплевать.

Да, я понимал, что он имеет в виду.

– Я едва не поступил в юридическую школу.

– Ах, Джейк, ты хотел стать юристом? Для меня это новость. А что случилось?

Мне пришлось углубиться в воспоминания.

В 2005 году я вернулся в Миссури с намерением заняться чем-то совершенно иным, чем работа репортера. Родители согласились меня поддерживать, пока я готовлюсь к вступительным экзаменам. Все, что я помню из этой подготовки, – как я одну за другой рисовал диаграммы Венна, которые представляли собой множество пересекающихся кругов, связанных с предметами. Вроде бы они меня бесили и вроде бы мне нравились. Но на юридический факультет я не пошел не поэтому.

Я бы прошел туда даже с моими ужасными баллами благодаря агрессивному пиару и интересному жизненному опыту. Но я выбрал другой путь.

– Что такое? Я задел больное место? – спросил он, когда я не ответил. Я пожал плечами.

– Меня приняли в юридическую школу – действительно хорошую юридическую школу. Но в тот же день мне предложили координировать торговлю людьми в Японии, которую спонсирует Госдеп США. И я, ни с кем не советуясь, решил принять это предложение, потому что оно показалось мне более важным. Юридический факультет, подумал я, никуда не денется, но вот торговля людьми чудовищна и сама по себе, и как источник огромных денег для «Ямагути-гуми» и гангстера, который нам обоим очень не нравится.

Он кивнул несколько раз.

– И что же… Ты считаешь, что принял правильное решение? Не сожалеешь, что не пошел учиться, хотя мог бы? Не думаешь, что твоя жизнь сложилась бы лучше?

Я хотел ему ответить, но не мог подобрать слов. Он развел руками и сказал таким тоном, будто обращался к судейской коллегии:

– Думаю, ты принял правильное решение. Ты увидел шанс сделать что-то хорошее и воспользовался им даже в ущерб тому, что могло бы сделать комфортнее твою собственную жизнь. Но я хочу, чтобы ты задумался вот о чем. – Помолчав, он продолжал: – Порой мне кажется, что мы сталкиваемся в жизни только с той несправедливостью, которую призваны исправить. У всего есть высшая цель. – Игари пробило на удивительно философские размышления. – Ты еще можешь пойти в юридическую школу. Ты поступил правильно. Никогда об этом не жалей. Часто ли нам выпадает шанс действительно изменить мир к лучшему? Юристов в мире много.

Конечно, он был прав. В этом мире нет недостатка в юристах, хотя, возможно, в Японии их не хватает. Но мне было любопытно, почему он сам тогда стал адвокатом вместо того, чтобы продолжать карьеру прокурора. Я так и спросил.

– Это будет длинная и скучная история о том, как я бросил то, чем занимался всю жизнь. Так что в другой раз.

Наклонившись чуть вперед, он сказал мне, что изучает законодательство США по борьбе с мафией и у него есть несколько вопросов. Я пообещал на неделе заглянуть к нему в адвокатскую контору и поговорить об этом. В конце концов разговор перешел к обсуждению компании, недавно фигурировавшей в новостях и, возможно, связанной с Гото.

– Ну, – заметил я, – она определенно не выглядела подозрительно. В совете директоров у них состоял бывший прокурор. Я еще подумал, не ваш ли он приятель.

– Вот как? Для меня это новость. – Игари поднял брови. – Ты много знаешь об этой компании и этом деле. С домашним заданием ты справился, Джейк-сан.

– Ну, – помолчав, ответил я. – Я проявляю куда более глубокий интерес к тому, за изучение чего получаю деньги. Внештатная журналистика не платит по счетам.

Игари улыбнулся.

– Значит, ты сейчас проводишь комплексную проверку?

– Да, и весьма старательно. С две тысячи шестого года.

– А лицензия у тебя есть?

– А она мне нужна?

Он рассмеялся и попросил меня показать визитку, что я и сделал.

– Нет, лицензия не нужна, но, думаю, название должности придется изменить.

Он достал из кармана ручку, вычеркнул слово «киша», означавшее «репортер», и написал японскими иероглифами «тантей», то есть «частный детектив».

Вот кем я стал. И должен признать, выглядело это круто, хотя и несколько по-дурацки.

Глава первая. Ковбои и якудза

В Японии два правительства: одно – открытое, представляющее собой действующую группу политических фракций. Другое – скрытое, и оно дает директивы государственным учреждениям. Это скрытое правительство по большей части состоит из якудза.

Такеши Китано, кинорежиссер

2007 г., ранняя весна

Комплексная проверка требует бумажной работы, а порой и беготни – больше, чем вы можете себе представить, и если уж вы ею занялись, надеюсь, вы находите этот процесс таким же увлекательным, каким нахожу его я. Решение головоломок в реальном мире для меня всегда было и будет интереснее, чем любой роман, квест и видеоигра. Я верю, что истина всегда где-то рядом, и ответ найдется, если правильно поставить вопрос.

Видимо, поэтому в то время мне больше всего нравилось работать журналистом-расследователем.

Правда, трудно было смириться с тем фактом, что я больше не репортер. Я не писал статьи уже почти два года. Странно было осознавать, что теперь я произвожу не тексты для большой аудитории, а отчеты, которые будет читать только один человек, максимум два или три.

Еще до того, как мы сделали заказ, клиент вручил мне новую визитку – или, как их называют в Японии – мейши. Для японцев мейши очень важны. К ним относятся так, словно у них есть душа. Если японец дал вам визитку, вы не можете в его присутствии ничего на ней записать, и даже то, как вы берете у него эту карточку, многое говорит о вас и о вашем к нему отношении.

Мой клиент был иностранцем, как и я. Я не чувствовал необходимости оказывать ему какие-либо особые почести. Визитная карточка, которую он мне вручил, была не его собственной, а компании, в которой он поручил мне провести расследование. Она была напечатана на хорошей японской бумаге ваши. Шероховатая поверхность, немного нечеткий почерк – и то и другое означало знак качества. На японском и английском языках было выведено следующее:

Фонд «Накатоми»

Мы строим ваше финансовое будущее

Фамилия «Накатоми» казалась мне смутно знакомой и в то же время довольно странной – в Японии она не распространена. Что-то было не так.

– Этот фонд кажется многообещающим, – заверил мой клиент, – но нам все равно хотелось бы провести базовую комплексную проверку. Даже лучше несколько.

По большей части этот термин обозначал проверку надежности корпорации или организации, ее репутации и возможных рисков. Мне поручили следственную работу, и оплачивалась она прилично, так что я мог позволить себе многое из того, что раньше было не по карману.

В тот вечер мы сидели за столиком в ресторане «Дубовая дверь» отеля «Гранд Хаятт Токио». В тускло освещенном здании толпились посетители, но наш столик располагался в дальнем углу ресторана, напротив гардероба, где нас никто не мог легко услышать. Ближайшие посетители сидели за три столика от нас. Пухлый японец в дорогом костюме и очках в золотой оправе рассказывал что-то очень веселое высоченной блондинке в блестящем черном платье и кроссовках. Они пили хорошее шампанское из дорогой бутылки – по всей видимости, начали вечер в баре «Хартленд» на этой же улице и вряд ли планировали закончить его здесь. Девушка хрипло смеялась, чуть запрокинув голову, японец слегка покраснел. Они явно наслаждались всем происходящим.

Сказать то же самое о себе я не мог. Клиент, с которым мне уже доводилось работать, пришел в темно-синем костюме и белой рубашке в тонкую полоску; его запястье туго стягивал ремень позолоченных часов «Патек Филипп». Это само по себе говорит о многом, потому что «Патек Филипп» старается изо всех сил, чтобы их часы не выглядели слишком пафосными. Читая меню, он чуть сдвинул свои прямоугольные очки, всегда блестевшие так, будто он их только что протер, и они едва не коснулись его ресниц. Он продолжал бубнить, и я вновь уловил слова «базовая комплексная проверка». Я прочистил горло.

– Мы не проводим базовую комплексную проверку. Скажем так, если вы хотите знать, с кем он собираетесь лечь в постель, я не смогу вам об этом сказать, просто проехав мимо его дома. Мне нужно зайти в сам дом, порыться в шкафах.

Он кивнул.

– Да, но мы почти уверены, что стоим на твердой почве. Почти все факты можно подтвердить.

– Отлично. Выходит, я вообше вам не нужен. Тогда просто поужинаю и выпью.

К нам подплыл официант, и я на безупречном японском языке заказал стейк из префектуры Миядзаки, но он уточнил по-английски:

– Хотите стейк?

– Да, – ответил я тоже по-английски, а потом вновь перешел на японский, попросив приготовить его средней прожарки и не обрезать жир. Клиент, который хотя и прожил здесь несколько лет, по-японски мог разве что поздороваться, сказал официанту, что будет то же, что и я, и вежливо от него отмахнулся.

– Хорошо, мы готовы заплатить вам столько, сколько вы привыкли получать. Мы не против. Но решить вопрос нужно быстро. В течение недели.

– Это очень недолгий срок.

– И это всего одна компания. Один только фонд «Накатоми».

Такую фразу мне уже доводилось слышать.

– Давайте начистоту: сейчас вы скажете мне, что это всего одна компания, а потом окажется, что это холдинг из десяти, и я должен проверить их все на предмет связи с антиобщественными силами. Этого я сделать не могу, во всяком случае, за неделю, и уж точно не за фиксированную плату.

Он отпил пива. Я отпил кофе. И тут меня осенило: название компании напомнило мне о вымышленной площади Накатоми, где происходит действие «Крепкого орешка». Вот почему они выбрали такое название, подумал я, но решил, что лучше держать свои мысли при себе. Мой клиент продолжал говорить:

– Только одна компания. Фонд «Накатоми», и все. Она существует уже давно. С семидесятого года.

Я вздохнул.

– Если это холдинговая компания, значит, она, скорее всего, имеет ряд подконтрольных. И я должен сразу уточнить, что не смогу рассмотреть каждую компанию под эгидой.

– Это скорее союз инвесторов. Анонимный.

Я попросил показать, что он принес. Я надеялся, что он покажет мне какую-нибудь информацию о компании и тем самым сэкономит мое время, но он предъявил лишь еще одну визитку, которую украшала надпись, сделанная посредством катаканы – то есть одной из графических форм японской слоговой азбуки. На карточке было название и веб-сайт фирмы. Я так понял, это лицевая ее сторона. Слово «Накатоми» было написано по-японски, все остальное, включая слово «фонд» – катаканой. На оборотной стороне стоял английский перевод.

Выглядело это примерно так:

^{中富ホールディングス}

Сложные иероглифы, кандзи, взяты из китайского языка и имеют японское произношение. Их можно прочитать и по-другому. Имена собственные на японском языке – настоящий кошмар даже для самих японцев. Поэтому заимствованные слова и научные термины пишутся катаканой. Можно заменить слово его японским синонимом, но здешние бизнесмены отчего-то очень любят японские слова, звучащие в то же время вроде бы и по-английски. Им кажется, что это стильно.

Я уже готов был согласиться, но с некоторыми оговорками.

– У меня есть один вопрос. Вы можете мне рассказать, что намерены делать с этой фирмой? Котируется ли она на японской фондовой бирже? В каких списках состоит? Планируете ли вы с ними сотрудничать? Сообщите все, что поможет понять, куда копать.

– Ну, не будь у нас подозрений, что это не вполне кошерно, мы бы к вам и не пришли.

– Потому что я еврей?

Он уставился на меня и сказал:

– Нет, ваша национальность тут вообще ни при чем. Вам известна эта фирма?

Я понял, что он не понимает изначального значения слова «кошерный» и моя шутка не удалась, так что не стал ее объяснять. Я внимательнее посмотрел на визитку. Качество визитной карточки тоже может многое рассказать о человеке или его фирме. Это ключ к информации.

Визитка фирмы была не только напечатана на лучшей японской бумаге, но и украшена мраморным узором. Явно недешевая карточка. Офис фирмы находился в Роппонги, но не в самом лучшем районе. В старом здании примерно в двухстах метрах от «Тантры», элитного мужского клуба, который некоторые считали стриптиз-баром. Хотя, если уж на то пошло, «Тантра» был кошерным стриптиз-баром. Там даже стояла красивая статуя Тары, Зеленой Богини, что воздавало своего рода дань уважения тибетской буддийской версии тантрической практики. Центральная идея Тантры заключается в том, что освобождение от желания, особенно сексуального, может быть достигнуто посредством самого желания. Другими словами, можно избавиться от сексуальной зависимости, если правильно медитировать и понимать секс как полностью осознанный и мистический акт.

Однако я не сказал бы, что большинство посетителей искали духовного просветления. Это место было популярным в основном среди банкиров из «Голдман Сакс», куда они водили клиентов в счет корпоративных расходов. Стриптиз-бары попроще предлагали сиськи и пиво, «Тантра» – сиськи и шампанское. Красиво.

Вообще-то мне стоило перестать размышлять о шампанском и сиськах и обратить внимание на некоторые другие аспекты. Клиент распечатал страницу компании в Википедии. Сперва я был поражен тем, до какой степени мне было странно знакомо ее название, но я не мог понять, почему эта связь породила у меня смутные подозрения. Я не мог не задаться вопросом, почему, собственно, они взяли название из «Крепкого орешка». Есть специальный термин, обозначающий заимствование определенного названия с целью обмануть людей, и я слышал этот термин, но сразу его не вспомнил.

Я поделился с клиентом своими мыслями, но оказалось, что он ни разу не видел этот фильм. Он был из Сингапура, но все же…

В сценарии «Крепкого орешка» есть по крайней мере одна из величайших цитат мира, хотя она и ненормативная. Если вы тоже не смотрели фильм, позвольте мне поместить эту фразу в контекст. Я слишком хорошо его знаю. Когда я учился в колледже и работал в кинотеатре в Колумбии, штат Миссури, его крутили шесть недель подряд. Я посмотрел его семнадцать раз.

Наш герой, дежурный полицейский Джон Макклейн (Брюс Уиллис), оказывается в ловушке в здании «Накатоми Плаза» после того, как оно было захвачено немецкими террористами. Вот почему все знают название «Накатоми». Банду террористов возглавляет социопат Ганс Грубер (Алан Рикман). Макклейн в одиночку начинает уничтожать террористов одного за другим, но они понятия не имеют, кто он такой и почему он здесь. Ему удается спровоцировать Грубера по рации. И вот между ними происходит следующий диалог:

Ганс: Мистер Таинственный Гость? Ты еще там?

Джон: Да, я еще здесь. По крайней мере, пока не откроешь для меня парадные двери.

Ганс: Боюсь, это невозможно. Но ты поставил меня в тупик. Кто я, тебе известно, а ты-то кто такой? Просто очередной американец, в детстве пересмотревший боевиков? Или сирота несостоятельной культуры, возомнивший себя Джоном Вэйном? Рэмбо? Маршаллом Дайллоном?

Джон: Если честно, мне больше нравится Рой Роджерс. Эти его рубашки в блестках.

Ганс: Думаешь, ты имеешь против нас хоть один шанс, Мистер Ковбой?

Джон: Йо-хо-хо, ублюдок.

Ну да, действительно.

В общем, я, конечно, был на стороне Макклейна и тех, кто управляет «Накатоми». Ну а представители Фонда были террористами от мира якудза. Кто же не хочет быть героем?

Но если я Макклейн, подумал я, вдруг я обзаведусь лысиной, как у Брюса Уиллиса? Надо, сказал я себе, подумать насчет приема средства от облысения. Я такой же тщеславный, как все мужчины. Но поможет ли он? Может, мне нужно другое средство.

Прежде всего, однако, мне следовало получить регистрацию компании. Я работал субподрядчиком в другой фирме, которая занималась комплексной экспертизой, и моим руководителем был Тони, он же Экшн.

Он организовал встречу. Он дал мне прозвище Колчак, потому что я напомнил ему любопытного репортера из сериала «Колчак: Ночной охотник» – «Секретных материалов» того времени. Он настоял на том, чтобы мы использовали кодовые имена, и это была неплохая идея. Люди не любят, когда вмешиваются в их бизнес.

Я позвонил ему, и он попросил свою жену Монако принести копии документов. Тони много лет проработал в Японии, в сфере физической безопасности, и имел хорошие связи с удивительно многими преступниками, бывшими солдатами и полицейскими. Умей он читать и писать по-японски, я бы, возможно, и вообще ему не понадобился, но я привнес в его жизнь и что-то еще помимо грамотности. Четырнадцать лет работы репортером-расследователем всегда пригодятся.

Гонка за корпоративными преступниками почти всегда начинается с бумажной волокиты. Каждая компания в Японии по закону обязана зарегистрировать свой бизнес в Министерстве юстиции. Информация о регистрации доступна всем, хотя за ее просмотр или получение копии придется заплатить. Если вы умеете читать объемный документ, он может многое рассказать о фирме.

Как ни странно, даже якудза регистрируют свои подставные компании – в 2007 году они уж точно это делали. Штаб-квартира «Ямагути-гуми» в Кобе принадлежала компании по недвижимости, в состав совета директоров которой входили некоторые топ-менеджеры. Это значило лишь одно: их компания по недвижимости – на самом деле преступное предприятие, однако они и не считали нужным это скрывать.

Якудза легально существует в Японии с конца Второй мировой войны. Им принадлежат офисные здания, они раздают визитные карточки и владеют подставными компаниями, часть из которых законны. Но однажды они стали настолько влиятельными, что правительство решило их подавить, и в 1992 году вступили в силу законы о борьбе с организованной преступностью. Они были слабыми и по большей части неэффективными, но дали неожиданный побочный эффект: они продвинули якудза дальше в мир законного бизнеса. Законы запрещали якудза публично демонстрировать свой герб и название организации. «Инагава-кай», «Ямагути-Гуми», «Мацуба-кай» и тому подобные группы больше не могли просто разместить название организации на почтовом ящике или двери офиса: им требовалось прикрытие. И вскоре основой существования якудза стали подставные компании. Например, офис банды якудза третьего уровня «Инагава-кая» – «Такада-гуми» – стал называться «Предприятие Такада» и заниматься «консультированием по недвижимости» и чем-то еще столь же туманным. В каком-то смысле теперь для ведения нелегального бизнеса необходимо было иметь законный бизнес.

Многим якудза пришлось объединиться. Инкорпорация подразумевала создание компании, определение бизнес-целей, вложение капитала и регистрацию всей этой информации (без каких-либо фальсификаций) в Министерстве юстиции. По закону представитель компании обязан был при регистрации компании указать свое имя и домашний адрес. Большой плюс для репортеров: сведения о регистрации компании можно получить от правительства Японии за небольшую плату.

Поскольку представительный директор компании при регистрации должен указать и свой домашний адрес, то адрес самой компании и представительного директора затем можно использовать для получения документов на недвижимость, которые также могут многое рассказать вам о компании или о лице, с которым вы собираетесь иметь дело.

Недвижимость в Японии часто становится залогом любого кредита или финансовой сделки. Получив документы на недвижимость, вы сможете узнать ответы на некоторые вопросы. Владеет ли компания зданием и имуществом? Выплатил ли недавно генеральный директор ипотеку или передал собственность жене? С какими банками и финансовыми учреждениями они ведут бизнес? Все это поможет вам составить более четкое представление о том, с кем вы имеете дело.

Если компания переехала, в документе о регистрации может быть указан и прошлый адрес. Если она изменила название, то вы обычно путем запроса можете выяснить предыдущее. Эта информация поможет вам отследить историю фирмы.

Таким образом, часто существует своего рода бумажный след. Чтобы отмотать назад и узнать информацию о компании вплоть до ее первоначального владельца, первоначального местоположения и первоначального названия, может потребоваться очень долгий путь. Но пройти его все-таки стоит. Сомнительные компании на ранних этапах бизнеса часто совершают ошибки, а потом заметают следы. Меня всегда удивляло, как много можно узнать из деловых записей.

Глава вторая. От бумажной работы к работе на местах

Документация может многое рассказать о компании, но это, как говорится, уровень 2D. Большую часть времени вам все-таки придется исследовать мир 3D, – то есть выключать компьютер, поднимать задницу и идти туда, где находится компания. Перефразирую то, что от кого-то слышал: проводить комплексную проверку – не значит спрашивать, идет ли дождь, и записывать в отчет два разных мнения. Это значит смотреть в окно, а потом выходить на улицу и выяснять, промокнешь ты или нет.

На следующий день после встречи с клиентом я отправился в офис фонда «Накатоми». Столичная полиция Токио составила список из более чем тысячи подставных компаний якудза в городе, включая агентства недвижимости, субподрядчиков строительства, агентства талантов, биржевых маклеров, частные детективные фирмы, аудиторов, импортеров и даже пекарню. «Накатоми» в этом списке не было. Пока не было.

Последний адрес, по которому компания была зарегистрирована, находился в Роппонги, что само по себе довольно обычное дело. В Японии есть несколько деловых районов, где сконцентрированы фирмы той или иной направленности, ну а Роппонги – рассадник иностранных инвесторов и фондов.

Офисы «Леман Бразерз» располагались в Роппонги-Хиллз, центре венчурного капитала для нуворишей. Здесь же находились огромные торговый и культурный центры. Где-то в процессе строительства были наняты «Ямагути-гуми», «Гото-гуми» и «Инагава-кай Цукумаса-икка», чтобы терроризировать всех арендаторов, которые жили в этом районе, пока их не вынудили покинуть помещения. Многие продали свою недвижимость гиганту «Мори Билдинг» или согласились перебраться в кондоминиумы с низкой арендной платой, своего рода стильное гетто.

Раньше Роппонги называли «высоким городом», и никто не был до конца уверен, что именно это означает, но под блеском этого района скрывались порок и подлость. Так что, конечно, неудивительно, что в этом районе располагались офисы «Леман Бразерз» и «Голден Сакс». Неудивительно, и что к ним присоединился фонд «Накатоми».

Примечание. В то время в «Леман Бразерз» еще не пробрался юрист, имевший опыт работы в подставных компаниях «Ямагути-гуми», и не лишил компанию трехсот пятидесяти миллионов долларов. Это случилось в 2008 году, но на том история не закончилась. Вы узнаете ее целиком в 2024 году, когда свою книгу опубликует Тони, он же Экшн.

Пытаясь определить легитимность компании, вы учитесь обращать внимание на то, что я называю «территориальным несоответствием». Расположено ли здание в районе, где вы ожидаете его обнаружить? Например, район Нерима-Ку – можно сказать, сельская община. Если бы там располагалась компания, предлагающая инвестиционно-консалтинговые услуги, это стало бы тревожным сигналом.

Самое важное и очевидное, что необходимо сделать при проверке финансовой компании, – отправиться туда, где она находится. Много мотаться пешком – неотъемлемая составляющая любой детективной работы. У японской полиции, особенно у следователей уголовного розыска, есть поговорка: «Место преступления, повторить сто раз». Смысл очевиден – снова и снова возвращайтесь туда, где все произошло, чтобы не упустить ни малейшей улики.

Офисы фонда «Накатоми» расположились на верхнем этаже офисного здания в трех минутах от станции Роппонги. Девятиэтажное здание, подвал. Я пришел туда в униформе известной японской службы доставки почты и с пакетом в руке. Сине-белая рубашка меня полнила, но я же не на показ мод пришел. Довершали образ темно-синяя бейсболка и очки в черной оправе, защищавшие от ультрафиолетовых лучей и придававшие мне вид ботаника. Благодаря им мое лицо становилось чуть менее запоминающимся, хотя мой гигантский нос спрятать не могло ничего, даже козырек бейсболки.

Прежде чем войти, я сделал еще кое-что. Я сфотографировался перед зданием и отправил фото Михиль Брандт, моей помощнице, и Сайго, – чтобы в случае, если что-нибудь пойдет не так, эти два человека знали, где я нахожусь.

Михиль была тем человеком, которому я в случае чего доверил бы обратиться в полицию. Она знала полицейских, с которыми я дружил и которым доверял, и, обратись она к ним с просьбой, они бы ей помогли.

Сайго был сплошные мускулы. Он выглядел как аниме-версия чудовища, созданного доктором Франкенштейном – серая кожа, черный костюм. Когда-то он был легендой преступного мира, непредсказуемым, неожиданным и всегда оставлял позади себя разрушения. Настоящий цунами. Рыская по какому-нибудь жуткому или опасному месту, я был рад тому, что он рядом, – эта ходячая энциклопедия о преступном мире. В тот день он не мог поехать со мной – у него были другие дела, и я не стал спрашивать, какие. Поэтому мне нужно было вести себя сдержанно.

Если вы собираетесь обследовать здания Токио в поисках улик, надо стать невидимкой. Лучше всего одеться курьером – на них мало кто обращает внимание.

Над входной дверью располагалась большая камера наблюдения с ржавыми заклепками, но, войдя внутрь, в комнату слева, где находились почтовые ящики, я никакой камеры не увидел.

Почтовые ящики могут многое рассказать о бизнесе. Иногда название фирмы выгравировано прямо по металлу, что указывает на ее солидность Название компании – фонд «Накатоми» – было напечатано на желтой этикетке, приклеенной к внешней стороне почтового ящика, одного из многих в рядах почтовых ящиков. Судя по всему, этикетки изготовила фирма «Тепра», и никто не удосужился снять остатки других этикеток, наклеенных там до нее. В почтовом ящике оказалась куча конвертов с брошюрами и презентационными буклетами, и один из них упал на пол. Воровать почту – преступление, но подбирать вещи с пола – не преступление, и я, как добрый самаритянин, забрал набитый пакет себе и чуть разгрузил место в почтовом ящике.

Наводя порядок, я заодно сфотографировал на свой желтый телефон-раскладушку все конверты снаружи. В 2006 году, когда никто не слышал об айфонах, японские мобильники были чудом технологии. Японский телекоммуникационный гигант НТТ Докомо в 1999 году выпустил услугу мобильного Интернета, доступ к которой был возможен с помощью сотовых телефонов, намного опережавших свое время. Пока японцы уже играли в игры, пользовались Интернетом и даже смотрели фильмы на гладких раскладушках, их коллеги в Соединенных Штатах все еще набирали сообщения на крошечных экранах громоздких мобильников.

Однако у японских телефонов были свои недостатки. При съемке всегда слышен громкий щелчок, что особенно неприятно, когда хочешь остаться незаметным. Но на то есть причина. В Японии всегда хватало извращенцев, поклонников своего рода хентай, которые тайком фотографируют голых женщин или женское белье. От одного вида трусов некоторые тут впадают в экстаз. Вот честное слово. Есть даже специальное слово, «панчира», которое переводится как «вспышка трусиков», и обозначает волнение, которое это зрелище вызывает у некоторых персонажей. Я как репортер написал целый ряд статей о ворах трусов, которые собирают огромные коллекции и сортируют по цвету, размеру и наличию кружев. Те, кому не хватает смелости воровать сами трусы, довольствуются их фотографиями. Те, кто постаромоднее, предпочитают просто голых женщин. Телефон с камерой (предшественник смартфонов) стал союзником тех и других извращенцев. На него фотографировали школьниц под юбками, посетительниц туалетных кабинок и, конечно же, обнаженную натуру в общественных банях. После того, как в 2000 году одну телевизионную знаменитость категории В поймали на фотографировании женского нижнего белья в токийском метро, производители телекоммуникаций начали встраивать звук затвора, срабатывающий при каждой фотографии. Это несколько сократило количество фотографий, сделанных тайком, и стало настоящей занозой в заднице для тех, кто пытается сделать фото инкогнито. Цифровые камеры были оснащены такой же звуковой функцией; многим приятно, сделав фотографию, услышать механический звук затвора, но только не мне с учетом моей работы. Я слышал, что в Акихабаре есть место, где за определенную плату можно отключить звук, но, возможно, это просто городская легенда.

Спокойнее всего было бы просто переписать адреса в блокнот, но у меня ужасный почерк и на японском, и на английском, а адреса мне нужны были правильные, и помочь могли только фотографии. Так что я просто велел себе не думать об этом и надеяться, что рядом никого нет.

Я сфотографировал все, что мне требовалось, и направился к лифту. Мне хотелось посмотреть, что находится на верхнем этаже, и получить представление об офисах Накатоми. Внутри лифта тоже находилась камера видеонаблюдения. Работала ли она, я понятия не имел.

Я вышел из лифта, посмотрел на адрес на посылке, который намеренно написал неправильно, и побрел по коридору в следующее здание. Офис фонда «Накатоми» был закрыт, на массивной металлической двери висела красивая вывеска. Сбоку располагался звонок с домофоном. Над дверью висела камера – очень новая, отличная от камер в остальной части здания. Все заклепки на ней блестели. Это указывало на необычный для малого бизнеса уровень паранойи, и я не мог не отметить эту деталь. В дверь кабинета, ближе к низу, был встроен еще один почтовый ящик – может, для газет, а может, для периодических изданий. В нем было отверстие, большое, но все-таки недостаточно большое, чтобы туда могла пролезть моя рука и что-нибудь вытащить. Так что я решил, что на сегодня хватит, и ушел. В конце концов, работа только начиналась.

Вернувшись домой, в Ниси-Азабу, я приготовил себе чашечку кофе, поудобнее уселся на футоне и стал читать собранные материалы.

Алгоритм расследования был в то время далек от точной науки. Не было ни руководства, ни общедоступных источников, которые можно было бы использовать, но было то, на что я всегда обращал внимание. В первую очередь – на противоречия, на то, не является ли что-то (или кто-то) не тем, чем себя называет. Для этого в первую очередь нужно было выяснить, как он себя называет, и я принялся искать нужную мне информацию в рекламном буклете.

Возможно, подумал я, экземпляр этой брошюры был и у моего клиента, и было бы неплохо, если бы он с самого начала мне его предоставил. Я не питал иллюзий о дружеских отношениях с ним, но в его интересах было бы облегчить мою работу, рассказав мне все, что ему уже известно. Однако большинство клиентов считали нужным рассказывать как можно меньше, чтобы посмотреть, что я смогу найти, или же следовали бессмысленной информационной политике «необходимых знаний». Способ ведения бизнеса исходя из «необходимых знаний» не всегда хорош. Если вы следователь, то чем больше у вас информации, тем лучше вы сможете выполнить свою работу, а того, что вам необходимо, вы можете не знать до самого конца.

Фонд «Накатоми» подчеркивал, что он основан в 1970 году, и это свидетельствует о его долгой истории. Однако, покопавшись в документах о регистрации, начиная с самых последних и заканчивая самыми ранними, я выяснил, что гордиться тут нечем. Первоначальная компания не имела почти ничего общего с тем предприятием, которое я сейчас изучал.

Дата основания компании указывалась на ее старом веб-сайте, который был закрыт. В презентационных материалах отмечалось следующее: «Традиционно деятельность [компании] была сосредоточена на покупке, продаже, аренде, управлении и использовании недвижимости, а также на оказании управленческих консалтинговых услуг, а затем в области исследования хедж-фондов и подбора управляющих для институциональных инвесторов».

Так вот, компания была действительно основана в 1970 году, 1 июля. Однако сначала она называлась Рюкава Тосо и была зарегистрирована в городе Хиросаки в префектуре Аомори – одной из самых северных частей Хонсю, главного острова Японии. Мне нравится представлять ее как эдакую японскую Сибирь. В «Ёмиури Симбун», когда я там работал, ходили слухи, что если ты по-настоящму облажаешься, тебя сошлют в бюро Аомори на несколько лет.

Итак, этот финансовый голиаф изначально занимался покраской домов и офисов на севере Японии. Тосо означает «живопись». Хотите покрасить окна в черный цвет? Отправляйтесь к таким вот персонажам.

29 октября 1990 года компания была переименована в «Книги Мидори» и переехала в город Сидзуока в префектуре Сидзуока. Согласно корпоративной регистрации, она продавала книги в розницу и ничем другим не занималась. Все члены правления были японцами. Хорошо, но как малярная компания перешла к торговле книгами, а следом к консалтингу?

Далее брошюра рассказывала следующее: «Десять лет назад нынешние старшие партнеры начали сотрудничество с компанией в области международных прямых инвестиций и хедж-фондов… По мере расширения сотрудничества компании объединились в 2002 году, а затем деятельность компании дополнительно расширилась. Теперь она включала в себя еще и выбор инвестиционных инструментов, и рекомендаций по частному банковскому обслуживанию.

Несмотря на эти заявления, при регистрации компании не было упоминания о предполагаемом слиянии в 2002 году.

В брошюре отмечалось, что в 2005 году первоначальные владельцы компании вышли на пенсию и нынешние старшие партнеры взяли на себя управление компанией.

В некоторой степени эта фраза выглядит правдивой: согласно регистрации компании 11 апреля 2006 года, все японские члены совета директоров покинули свои должности, и компания была переименована в фонд «Накатоми». В тот же день нынешние члены правления заняли свои должности. Ее бизнес-цели круто изменились, и компания внезапно перешла от продажи книг к продаже, покупке, обмену недвижимости, аренде, а также управленческому консалтингу.

Компания переехала в свой нынешний офис 22 мая 2006 года. Больше, кроме веб-сайта и презентационного листа компании, никакой информации обнаружить мне не удалось. Согласно ее старому веб-сайту, сохранившемуся в архиве, компания якобы работала в основном с «институциональными квалифицированными инвесторами, не проживающими в Японии», и предоставляла «консультационные услуги по инвестициям в Японии». Специализировалась на консультировании финансовых учреждений и вторичных сделках с известными хедж-фондами, фондами прямых инвестиций, а также на прямых и совместных инвестициях.

Пояснения на английском и японском языках о том, чем конкретно эта компания занимается, не имели особого смысла, но включали несколько модных бизнес-словечек, которые казались значимыми. Они хорошо имитировали насыщенную бизнес-сленгом речь.

«Используя свою всемирную сеть частных банков, семейных офисов и управляющих активами, фонд «Накатоми» расширился до консультирования по стратегиям расширения этих фирм, помогая финансовым учреждениям проводить слияния и поглощения и формировать альянсы, особенно на азиатских и европейских рынках».

Однако никакой информации об именах клиентов компании обнаружено не было. Я просмотрел «Джи-Сёрч» и «Никкэй-Нави», две крупнейшие в Японии базы данных газетных и журнальных статей, и ничего не нашел. Поиск в Интернете тоже ничего не дал. Компанию будто совершенно не освещали в СМИ.

Я сделал еще кое-что. Я просмотрел компании, отправлявшие почту фирме, и сверил их адреса со списками подставных компаний якудза в Токио и за его пределами. Это отняло много времени, да и других недостатков у данного метода поиска информации хватало. В Японии адреса иногда записываются японскими иероглифами и европейскими цифрами, а иногда полностью японскими иероглифами, включая числа и знаки, составляющие адрес. То есть иногда, чтобы получить результат, приходится ввести несколько знаков одного и того же адреса.

Наконец я нашел одну фирму, приславшую им счет. Когда я ввел имя и адрес в свою базу данных, по указанному адресу оказался офис «Ямагути-гуми Мио-гуми» в Токио. «Ямагути-гуми Мио-гуми», также известный как «Ямагути-гуми Горё-кай», отвечал за операцию стоимостью в миллиард долларов, в результате которой были даже отмыты средства в Лас-Вегасе и Швейцарии. И фонд «Накатоми» вел с ними дела. Вряд ли это было совпадением.

Все это снова и снова возвращало меня к одному и тому же вопросу. Как получилось, что малярная компания в префектуре Аомори, на северном полюсе Японии, стала финансовым центром? Я предполагал, что найду ответы в Аомори. Мне следовало поехать туда. Лучший способ разобраться, что происходит сейчас, – вернуться к началу.

Я позвонил клиенту, сообщил новую информацию и попросил прибавить денег в связи с поездкой. Он согласился. Еще я решил позвонить Тосиро Игари, много лет назад работавшему в Аомори.

Я заглянул к нему в офис, выпил с ним кофе и спросил, насколько Ямагути-гуми обосновались в городе Хиросаки, потому что мне уже было ясно, что они в какой-то степени здесь замешаны. Игари, бульдог с идеальной прической, сообщил мне, что влияние «Ямагути-гуми» там не особенно сильное.

– Джейк, я был там в восемьдесят третьем году, довольно давно, – сказал он мне. – В то время в центре кровавой войны между бандами были «Умэка-икка» и Кекуто-кай Сато-кай. Битва была эпическая, прямо как в кино… «Умэка-икка» в конечном итоге были втянуты в «Инагава-кай», который теперь под каблуком у «Ямагути-гуми». Что случилось с «Сато-кай», я не в курсе.

Он вкратце изложил мне красочную историю бандитских войн и сообщил еще много важной информации. «Кекуто-кай» получили свое название в честь частного детективного агентства, которым управлял его основатель. Я подумал, что из этой истории мог бы получиться неплохой сериал, типа «Частного детектива Магнума», но только вместо крутых усов Тома Селлека герои радовали бы зрителя татуировками и отсутствием пальцев. В том, что якудза управляли частным детективным агенством, не было ничего необычного – в конце концов, где информация, там и деньги, – но я не знал, что существует крупная группировка мафии, получившая свое название в честь этой операции.

Я объяснил ситуацию Игари, и он предположил, что люди, стоявшие за фондом «Накатоми», по всей видимости, убеждали людей в своей легитимности, используя всем известное имя. Все равно как если бы сомнительный инвестиционный фонд назвался «Сумитомо», «Фуджи» или даже «Митцуи»[5]. Авторскими правами на эти названия никто не владеет, так что и проблем не возникнет, а вот клиентам знакомое имя даст чувство безопасности.

Больше он мне ничего подсказать не мог, но дал контакты полицейского из префектуры Аомори, который, по его словам, мог быть мне полезен. Я был благодарен Игари за помощь. Хорошо было заранее знать, что хоть один человек там согласен со мной поговорить.

Я немного сомневался, стоит ли действительно ехать в Аомори. Я там никого не знал, и Сайго со мной не ехал. Он бы составил мне компанию, если бы я заплатил за билет, но я почти не сомневался, что справлюсь и без него.

Аомори не зря считается местом ссылок. Зимы там невероятно холодные, и снега каждый год выпадает до двадцати шести футов (восьми метров). Я мог только порадоваться, что сейчас не зима.

Глава третья. Север Японии

Чтобы добраться до Аомори, я решил проехать часть пути через Синкансэн[6], и это показалось мне очень-очень долгим путешествием. Из Токио вы можете сесть на поезд «Хаябуса» линии Тохоку Синкансэн (компании «Джи-Эр») до Син-Аомори (три с половиной часа) и пересесть на местный экспресс до станции Аомори (пять минут). Билет в один конец стоит 17 500 иен, покупать его следует часа за четыре. Поезд отправляется примерно раз в час. У меня смутные воспоминания о том, что в 2007 году это было более хлопотно, но по прошествии пятнадцати лет я могу ошибаться.

Когда я добрался до места, было уже слишком поздно делать что-либо, кроме как заселиться в бизнес- отель и немного поспать. Утром я взял такси до здания, где изначально располагался фонд «Накатоми». Теперь на месте него вырос небольшой магазинчик с вывеской «Живопись Сасаки», которую не мешало бы покрасить.

Я заглянул туда, и мне навстречу вышел худой мужчина лет сорока в темно-синем костюме и кроссовках. Я вручил ему визитную карточку с надписью «Нитибэй Сине Теса» (Американо-японское кредитное расследование), где я значился как следователь. Иногда самый лучший подход – действовать напрямик. В большинстве случаев при расследовании деятельности компании вам запрещено разговаривать напрямую с компанией или с кем-либо, кто недавно ее покинул. Для этого есть ряд причин, по большей части связанных с соблюдением правил. Я никогда толком их не понимал, но все же вынужден был им следовать. Мне не хотелось давать фонду «Накатоми» знать о том, что я им занимаюсь, как не хотелось и ехать в префектуру Сидзуока, к «Гото-гуми» и Горё-кай. Так что я решил раскрыть лишь часть информации.

– Простите, что беспокою, но я должен проверить одну токийскую фирму, которая занимается финансовым консалтингом, – сказал я мужчине. – И самое странное, что она начала свой бизнес именно здесь, где теперь находитесь вы. Я был бы очень признателен, если бы вы мне помогли.

Мужчина, по всей видимости, Сасаки, чуть поморщился, но ответил:

– Ясно, хорошо. Думаю, вам лучше поговорить об этом с моим отцом. Я ему позвоню.

Закончив разговор, он сказал, что его отец может встретиться со мной в местной кофейне через час, в одиннадцать.

Лишь выйдя из магазина, я понял, что забыл спросить, как до нее добраться (гугл-карт тогда не существовало, как и айфонов). Я взял с собой карту города, где была указана кофейня, но не совсем понимал, где именно она находится. Возвращаться в магазин мне было слишком неловко, и я боялся, что, задавая глупые вопросы, я сорву интервью, которое мне только что назначили.

Карта могла бы мне помочь, умей я читать названия улиц, но как это часто бывает с именами собственными, на кандзи они читаются весьма своеобразно, поэтому, хотя некоторые символы и были мне знакомы, я не был уверен, что правильно их произнесу.

Я был в Кикено, месте, которое обозначали два иероглифа, из которых я знал только один, обозначавший поле, а добраться мне нужно было до Дотемачи. Увидев старика в серых спортивных штанах и тяжелой синей парке, гулявшего с собакой, я вежливо поинтересовался, как мне дойти до кафе. Он несколько удивленно посмотрел на меня и склонил голову набок. Я повторил вопрос.

Его выражение лица сделалось таким озадаченным, как если бы с ним заговорил не я, а собака, и он что-то быстро мне ответил на местном диалекте, известном как Цугару-бен, так что я ни слова ни разобрал.

– Не могли бы вы повторить на классическом японском? – спросил я.

Он долго молчал, и я уж было подумал, не обидел ли его намеком, что его диалект – не классический японский, хотя что тут такого: вы никогда не услышите диктора, говорящего на Цугару-бен, по Эн-Ка-Эн, японскому аналогу Би-Би-Си. Если по телевизору показывают жителей регионов, под их именами ставят субтитры. Некий телеведущий-гайдзин даже сделал японский диалект своей фишкой. Все это пронеслось в моей голове за один миг, а потом старик просто рассмеялся.

– Вы вообще откуда?

– Из Токио, – ответил я.

Он улыбнулся и велел мне следовать за ним жестом, который часто сбивает с толку многих иностранцев, потому что они принимают его за знак уйти: выставил ладонь вниз, пальцы вперед, чуть согнул и снова выпрямил. Я знал этот знак, но все же не мог не испугаться: вдруг на севере Японии он означает «отвали». По счастью, я зря волновался: он молча довел меня до нужного места, по пути кивнув, по-видимому, знакомой женщине в костюме, открыл мне дверь и пожелал удачи, после чего исчез.

Кофейня оказалась красивой, а кофе – просто чертовски восхитительным. Здесь царила непринужденная атмосфера и было приятно тепло. Говорят, что один из самых известных японских авторов, Осаму Дазай, учась в старших классах, часто сюда заглядывал. Дазай – блестящий писатель, но по жизни полный придурок. Его книга «Нингэн Сиккаку» («Исповедь неполноценного человека») стала литературной классикой. Я прочитал ее, еще когда учился в Джучи Дайгаку (Софийский университет). Отличная книга, но, к сожалению, порой сложно отделить художника от его искусства, особенно в его случае.

Дазай, избалованный мальчишка, сын богатого землевладельца, родился в Аомори в 1909 году. У него была привычка знакомиться с женщинами, влюблять их в себя и убеждать заключить с ними договор об обоюдном самоубийстве, а потом не выполнять свою часть обещания – он жил, она умирала. По счастью, некоторым женщинам тоже хватило ума остаться в живых. В конце концов ему все-таки пришлось сдержать слово, и его карьера закончилась. Свои жизненные неудачи он воплотил в полухудожественные романы, создав прообраз японских эго-романов. (Можно даже воспринимать его как своего рода Джеймса Фрея, того, что написал «Миллион маленьких кусочков»). Возможно, это его литературные амбиции заставляли Дазая совершать глупости, чтобы о них написать, так что в результате его прозу трудно отделить от реальности, как это и бывает в эго-романах.

Как ни странно, большинству японцев как будто все равно, что в эго-романе правда, а что вымысел. На Западе есть книги, которые продаются как научно-популярные, например «Якудза Мун» Секо Тендо, но на самом деле это эго-романы.

Короче: Осаму Дазай, великий писатель, редкостный засранец.

Пока я ждал в кафе Сасаки-старшего, я читал о Дазае и работал над своей первой книгой «Полиция Токио: американский репортер о полицейском участке в Японии», и вдруг до меня дошла ирония всего происходящего. Блин, еще одним Осаму Дазаем я становиться не планировал. Потом я заказал яблочный пирог, и тут подошел человек, который, по всей видимости, и был мистером Сасаки, потому что увидел меня и сразу же направился туда, где я сидел. Он продемонстрировал мне свою визитку и подтвердил, кто он такой.

– Не знаю, какая у вас фамилия. Я буду вас называть просто Джейк-сан. Джейк-сан, вы не возражаете, если я закажу кофе?

Я заказал кофе за него. Ему могло быть лет семьдесят, а могло и девяносто. Густая шевелюра, тонкие седые волосы, зачесанные назад, и лицо до того морщинистое, будто его вырезали из яблока, которое потом засохло. Он напомнил мне тсантсу, высушенную голову.

Едва ему принесли кофе, он сразу же перешел к делу.

– Так, значит, моя старая фирма теперь стала модной биржевой брокерской компанией в Токио? Вот так сюрприз! Мне всегда было интересно, что с ней стало. И теперь я знаю. – Он отхлебнул кофе. – А вам зачем эта история?

– Это моя работа. Если конкретнее, я должен выяснить, является ли нынешнее воплощение вашей компании законным предприятием.

Он кивнул и спросил, можно ли ему закурить. Я ответил, что, конечно же, можно. Он достал пачку «Милд Севен», зажег одну сигарету, другую предложил мне. Я отказался и достал свои.

– Вы когда-нибудь играли в азартные игры? – спросил он.

– Не всерьез, – ответил я. – Не люблю проигрывать и терпеть не могу терять деньги, взамен не получая ничего.

– Вы мудрый человек. А я раньше был игроком. Находил в этом кайф. Но я играл в маджонг, и дело здесь не только в удаче. Здесь требуется умение. Не просто бросать кубики как попало. Играли вы в маджонг?

Я признался, что играл в колледже, а теперь иногда могу сыграть в журналистском клубе, но почти не понимаю правил и всегда проигрываю. Он рассмеялся глубоким хриплым смехом.

– Я и в покер играл, и сейчас, бывает, играю, но уже не ради денег. Но вот маджонг я просто обожал и в каком-то году, кажется, восемьдесят девятом или девяностом, совсем потерял голову. У нас был салон, где можно было поиграть за деньги, и я часто туда ходил. Потерял там около двух миллионов иен – в долларах это выходит двадцать тысяч. И для меня это были большие деньги.

Я кивнул.

Салоном заправляли «Умеда-икка». Они не были официальными владельцами, но забирали у владельцев деньги. Сасаки спросил хозяина, можно ли расплатиться как-нибудь по-другому, и тот ответил, что есть человек, который согласен ему помочь, если Сасаки передаст ему свой бизнес. Он ничего не потеряет, просто передаст другому человеку название компании и корпоративную регистрацию. Звучало как выгодная сделка.

– Так вот, в один прекрасный день в магазин заходит хорошо одетый парень, который уже знает, как меня зовут, и предлагает купить мою компанию как раз за двадцать миллионов иен наличными. Он называет себя кайша-я, этот термин я не знаю, но он мне объясняет. У него уже есть копия регистрации моей компании и несколько форм, которые нужно заполнить. Я достаю из ящика стола личную печать. Мы обо всем договариваемся как раз здесь, в этой самой кофейне. Он обещает мне, что я не несу никакой ответственности и мне просто нужно заполнить бланки.

Я спросил, помнит ли он, что это были за бланки.

– Смутно, – ответил он.

– Да, они собирались переместить компанию в Сидзуоку или Токио – по крайней мере, на бумаге. Вместо моего имени будет значиться совершенно другой совет директоров. Тогда мне было все равно. Все это казалось сомнительным, но, опять же, люди, которые нас познакомили, владели нелегальным салоном для игры в маджонг, так чего уж от них многого требовать.

– Было ли в том человеке что-нибудь необычное? – поинтересовался я. – Что-то, что бросилось вам в глаза? Может, у него не хватало пальца?

– Да нет, ничего подобного. Просто холеный парень. Но помню, что рукава были длинные, и когда он скрещивал руки, можно было увидеть небольшую татуировку. Так что, думаю, он тоже занимался этим бизнесом.

В тот день Сасаки было нечего делать, а мне нужно было уезжать только завтра, так что мы немного поболтали. Он рассказал, что получил оплату наличными, пошел в тот салон, расплатился по счету и «никогда больше не играл в азартные игры».

Я спросил его, почему. Он коротко объяснил:

– У меня заканчивается удача.

– В каком смысле?

– Ну, вот моя теория. Удача подобна колоде карт. Сперва у вас так много карт, и среди них хватает хороших, но по мере того как вы играете, у вас заканчиваются тузы, короли и валеты, да и сама колода становится все потрепаннее. Может быть, кому-то и удается получить новую колоду, но удача – ограниченный ресурс, и я решил, что потратил столько, сколько мог, на всякие глупости, в том числе и на азартные игры, и перестал играть. Хотя признаю, что порой играю онлайн.

– Онлайн?

– Ну, милый мой, не смотрите так удивленно. Я хоть и стар, но не настолько, чтобы не понимать, как пользоваться компьютером. У меня дома есть «Мак», очень надежный. Может, я и хотел бы купить что-нибудь японское, но «Маки» никогда не подведут. Не хочу, чтобы мой компьютер сломался, когда я буду выигрывать.

Мы еще немного поболтали. Он любил поговорить, а я мало что знал о жизни в Аомори, поэтому слушал его рассказы. Не худший способ провести день, и к тому же мне некуда больше было идти.

Прежде чем я ушел, Сасаки достал из сумки небольшую визитницу:

– Вот. Это визитная карточка человека, который купил мой бизнес. Возможно, вам она пригодится.

Я окинул ее быстрым взглядом. Компания называлась «Бизнес-мозг», и эти слова были выведены на английском и катакана. Под ними стояли номер телефона, номер факса и имя представителя. Я достал свой ультрасовременный японский телефон с камерой, сделал фото, отправил Михиль с пометкой «попробуй отследить эту компанию» и еще раз поблагодарил Сасаки-сан. Я никогда не забуду эту кофейню и его особенное понимание удачи как невосполняемого ресурса. И эта встреча оказалась не последней. На большинство моих вопросов я получил-таки ответ.

Тем же вечером я встретился в баре со старым другом Игари из полицейского управления префектуры Аомори, детективом Кудо. Он был вторым человеком в отделе по борьбе с организованной преступностью, но уже собирался выходить на пенсию. Игари как следует представил меня ему, так что встреча прошла гладко. Детектив Кудо рассказал мне все о бандитских войнах, которые разразились в городе Хиросаки в восьмидесятых, и о роли Игари в судебном преследовании участников первой бандитской войны. Второй случай произошел в конце восьмидесятых, после того как Игари перешел на новый пост. Я поинтересовался у него, что такое кайша-я, потому что мое представление было весьма смутным, а у Сасаки я не спросил.

– Это те, кто покупает и продает в основном бездействующие компании. Кайша означает «компания», а я – просто суффикс, обозначающий продавца чего-либо. В Японии чем старше компания, тем более уважаемой она выглядит. Но существует множество компаний, у которых есть одно название. Иногда их называют юрэй кайша, призраки компаний или зомби-компании. Они могут быть полезны в случае, если вы хотите сэкономить на создании собственной компании, или создать видимость приличия, или планируете заняться каким-то крупным или мелким мошенничеством. Например, если вы были генеральным директором небольшой компании и хотели платить жалованье своей любовнице, вы могли купить у кайша-я мертвую компанию и поставить любовницу во главе, а потом переводить деньги этой мертвой компании, и никто не сомневался бы в легитимности платежей. Еще зомби-компании могли быть использованы для хищения средств, улучшения показателей продаж и уклонения от уплаты налогов. Но важно было помимо этой компании владеть еще и настоящей, чтобы никто не разобрался, что к чему. Кудо сказал, что в Японии такие махинации проводятся сплошь и рядом и за многими из них стоят кайша-я. Они помогают организованным преступным группировкам создавать подставные компании и арендовать недвижимость. Ни один здравомыслящий человек не стал бы сдавать офис «Ямагути-гуми Киокушин-кай», но он мог бы сдать его в аренду компании «Киокушин Энтерпрайзис», основанной в 1959 году. Большинство людей, особенно агенты по недвижимости, не собираются проверять историю компании. Допустим, компания «Киокушин Энтерпрайзис» начинала как производитель туалетной бумаги в префектуре Тиба, называлась «Ками Ко» и владела капиталом в пять миллионов иен, а затем внезапно в один прекрасный день стала инвестиционно-консалтинговой фирмой, сменила название и переехала в Осаку, а следом и в Токио, увеличив капитал до пятиста миллионов иен. Люди склонны принимать то, что им дают, за чистую монету. Все, на что они обращают внимание, – последняя регистрация компании. И именно поэтому их часто обманывают.

По мнению Кудо, цена покупки в двадцать миллионов иен в некоторых случаях была разумной сделкой, хотя сущность кайша-я, как и любых других бизнесменов, заключалась в том, чтобы платить как можно меньше и продавать как можно дороже. Однако крупная покупка обеспечивала и молчание продавца, который вынужден был поклясться никогда не обсуждать сделку. Кудо добавил:

– Большинство людей все-таки пробалтываются. Проходит год или десять лет, и кто-нибудь возьмет и ляпнет насчет странной сделки, которую заключил, но к тому времени компания уже сменит столько локаций, и отследить ее будет сложнее.

Я показал ему информацию о компаниях, которая была у меня при себе, и спросил, знакомо ли ему какое-либо из этих названий. Он не знал ни одного.

– Знаете, я не живой словарь якудза. Какого-нибудь крупного местного босса я знаю, но этих людей – нет.

Мы засиделись в баре допоздна. Он подробно рассказывал о здешних бандитских войнах и материалах из фильмов о якудза. На следующий день я при первой же возможности отправился в вагоне первого класса обратно в Токио, прикупив пива «Асахи» и немного рисовых крекеров.

Для отчета оставалось сделать только одно. Мне нужно было проверить офисы подставной компании якудза «Голубая гора», выставившей счета фонду «Накатоми». В каком-то смысле «Голубая гора» тоже была прикрытием – ямайский кофе, который она производит, очень популярен в Японии.

Счета «Голубой горы», выставленные «Накатоми», лежали в груде почты, которую я так ловко подобрал с пола, просмотрел и любезно вернул. Судя по всему, компания занималась импортом и экспортом кофе, но это было лишь мое предположение, основанное на логотипе с чашкой кофе на фирменном бланке.

У меня еще было достаточно времени, чтобы это проверить. На выходные я решил сделать перерыв и еще поговорить с Михиль.

Найти «Голубую гору» оказалось непросто. Она несколько раз переезжала, и Михиль выслеживала ее, пробираясь через лабиринт документов на недвижимость и корпоративных регистраций, которые оставляет после себя теневая компания-однодневка, продолжая двигаться вперед.

На обратном пути мне позвонила Михиль, и я вышел из вагона в тамбур.

– Думаю, я нашла кое-что о «Бизнес-мозге»! Генеральный директор – некто Акио Кумагая, раньше он работал в «Страховании Номура», и у них есть офис в Икебукуро.

– Отличная работа, – одобрил я. – Увидимся завтра в офисе.

Джон Донн как-то написал: «Никто из нас не остров, все мы – часть континента, часть главного». Думаю, эти слова справедливы и в отношении следователей, проводящих комплексную проверку. Это работа не для одного человека – вам нужен партнер, надежный партнер. А в моем случае Михиль была единственным человеком, на которого я мог рассчитывать. Она была моей Пятницей в юбке, моей лучшей подругой. Без нее я никуда не годился.

Глава четвертая. Знакомьтесь: Михиль Брандт

Михиль Брандт присматривала аспирантуру в США. В Японию она приехала, когда я уже занялся делом «Накатоми», и я был бесконечно рад, что она здесь. Она была моей правой рукой, и я должен был как следует ее встретить. Мы решили вместе пойти на концерт, так что встреча обещала быть не только рабочей. К тому же я не хотел слишком сильно ее нагружать – она приходила в себя после болезни.

Она приехала в пятницу ближе к вечеру, очень деловая, в длинной юбке, блузке цвета подсолнуха и строгих очках. Был теплый октябрь. Лето вело себя как ленивый студент, которому никак не хочется возвращаться к своим занятиям.

Михиль всегда казалась мне похожей на эльфа – милое круглое лицо и большие щеки, как у бурундука. Когда она улыбалась – а улыбалась она часто, – ее карие глаза сверкали, а под ними появлялись морщинки. Она любила всласть посмеяться и, поскольку выросла в Японии, очень по-японски прикрывала рукой рот, но это не помогало заглушить смех. Невысокого роста, она двигалась легко и проворно.

В тот вечер она привезла целую стопку законченных и полузаконченных отчетов. Я поблагодарил ее, похвалил за то, что она выследила «Голубую гору» и «Бизнес-мозг», попросил положить все отчеты мне на стол в соседней комнате, а потом мы направились в «Голубую ноту», чтобы послушать, как Галь Коста исполняет музыку легендарного бразильского композитора Антонио Карлоса Жобима. Нам предстояло долго идти до ближайшей станции, но она любила прогуляться.

– Джейк, я жду не дождусь этого вечера. Большое спасибо за билеты. – Она крепко сжала мою руку, пока мы шли к Роппонги. Ей было легко держать меня за руку – хотя я намного выше нее, руки у меня длинные, как у гиббона. Я не хотел, чтобы она неловко себя чувствовала оттого, что билеты мне дорого обошлись.

– Мне только в радость. Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Считай это небольшой прибавкой к своей паршивенькой зарплатке.

– Как я выгляжу? – спросила она. – Мне хотелось принарядиться по такому случаю.

– Ты будешь самой элегантной канарейкой, – ответил я, указывая на ее ярко-желтую блузку. Она рассмеялась, прикрывая рот.

– Ты беспощаден.

– Да нет, ты классно выглядишь. Изумительный наряд. Я недостоин держать тебя под руку. Спасибо, что помогаешь скрасить мою никуда не годную внешность.

Ей всегда удавалось поднять мне настроение. Она прямо-таки излучала счастье. Уверен, большинство людей были бы злы на весь мир, доведись им пережить то, что пережила она. Уже подходя к станции, мы взялись за руки. Я пытался вспомнить, сколько уже знаком с Михиль, потому что мне казалось, будто я знаю ее всю свою жизнь.

Но нет, всего около четырех лет…

Впервые я увидел ее в 2004 году, когда еще работал криминальным репортером в «Емиури симбун», крупнейшей газете Японии, Михиль училась в японском Университете Васэда и изучала вопросы иммиграции. В то время мне поручили прикрывать департамент столичной полиции Токио, в частности, заниматься вопросами организованной преступности. Торговля людьми становилась признанной проблемой страны. Меня пригласили принять участие в форуме по этому вопросу, организованном ООН. И вот, когда я проводил спонтанную экскурсию по кварталу красных фонарей для нескольких стажеров посольства США, она последовала за мной. Тогда-то мы и познакомились.

Она уже окончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе по специальности «политология и международные отношения». Она исследовала международные трудовые нормы и помогала нуждающимся женщинам. Она была очаровательной, дружелюбной, любопытной, смелой и умной. Энтузиазм, который она излучала, был заразителен. Наша дружба развивалась быстро. Мне стыдно признаться, но поначалу она казалась мне просто милой заводной куклой. Мне потребовались годы, чтобы осознать, как много она для меня значит и как личность, и как помощница в моих расследованиях.

Михиль сопровождала меня на конференциях, сотрудничала с неправительственными организациями, которые борются за права жертв торговли людьми в Японии. Покинув газету в ноябре 2005 года, я семь месяцев работал над углубленным исследовательским проектом по торговле людьми, финансируемым Государственным департаментом США. В процессе работы я нанял Михиль в качестве научного ассистента, потому что она, как и я, свободно говорила на японском и английском языках и обладала обширными знаниями о проблеме и ее аспектах.

И в процессе всего этого она едва не погибла. Я никак не мог предвидеть того, что едва ее не убило, да и она тоже.

Я помню вечер, когда все началось. Я только приступил к работе над докладом о торговле людьми для Государственного департамента США, и Михиль работала над ним вместе со мной, проводя исследования и сопоставляя информацию.

Она хотела пойти потанцевать со своей подругой Крис из Кореи. Единственным известным мне местом, где танцевать было весело, был «Желтый клуб», расположенный в переулках Роппонги. Они играли техно и транс, и это было настолько ритмично, что даже я попадал в такт. Составить нам компанию в этот вечер я попросил специального агента Ларри Футу. Конечно, он согласился. Ну а Кен, бывший офицер разведки и неисправимый ловелас, пригласил себя сам. Не поймите меня неправильно: Кен мне нравится. Даже несмотря на его привычку разводить меня на траты, превышающие мою зарплату.

Михиль надела джинсы и изумрудно-зеленую рубашку, очень подходившую к ее карим глазам. Мне сказали, что они у нее карие, но мне они всегда казались темно-зелеными (признаюсь, я немного дальтоник). Она, как всегда, поинтересовалась:

– Как я выгляжу?

– Как сексапильная Эм-энд-Эмс.

Она пихнула меня в плечо.

– Спасибо, Джейк.

– Всегда пожалуйста, Мими.

Ее все называли Мими. Это прозвище она получила еще в детстве, только я не помню, при каких обстоятельствах.

Появился Ларри с бокалом мартини в руке, как всегда, в костюме, и заявил:

– Михиль, ты великолепна. Не слушай Адельштейна – ему нравятся только стриптизерши выше него ростом.

– Не обязательно выше, – возразил я, – это просто предпочтение.

Ларри повел Михиль на танцпол, и где-то около полуночи, когда мы болтали с Крис, Михиль вдруг пошатнулась и пробормотала:

– Джейк, что-то мне нехорошо.

Я взял ее за плечи, помог сесть. Она вся побелела как полотно. Мы с Ларри вызвали ей такси и отправили домой. Я написал письмо ее родителям. Три дня спустя после попытки связаться с ней я получил ответ.

Михиль диагностировали лейкемию. Нужно было немедленно начинать лечение. Я был в шоке. Ей поставили Т-клеточный лейкоз-лимфому взрослых, тип лейкемии, который обычно встречается после сорока, а ей было всего двадцать три. Врачи честно сказали, что она вряд ли доживет до следующего года. Медицинская литература подтвердила, что у таких пациентов выживаемость составляет три процента. Я не верил, что она выживет. А вот сама Михиль, как ни удивительно, ни разу в этом не усомнилась.

Я навещал ее в больнице. Принес портативный DVD-плеер и подборку хороших и ужасных фильмов, чтобы ей было чем заняться долгими часами в постели. В августе 2005 года врачи дали добро на трансплантацию стволовых клеток костного мозга от ее брата Дэниела – они по результатам испытаний идеально ей подходили. Это редкость даже среди братьев и сестер. В общем, свершилось чудо, и к осени ее выписали из больницы, и она быстро пошла на поправку.

И еще кое-что странное. После первой трансплантации костного мозга у нее начали виться волосы, и она стала похожа на маленькую сиротку Энни из одноименного фильма. Я, конечно, немного над этим посмеялся – такой уж я друг, – но не стал постоянно называть ее Энни, потому что я все-таки человек тактичный, а некоторые шутки хороши только один раз.

В результате всего этого у нее не было работы, а она хотела поступить в аспирантуру, так что я ее нанял. Для меня это было очень важно. Она не была уверена в своих способностях по части японского, но от нее требовалось знать всего лишь несколько слов и понятий, необходимых для работы, – черт, да я и сам не все их знал. Когда я в этом признался, она сделала для нас обоих карточки.

Сначала я не хотел поручать ей слишком много работы из опасений за ее здоровье, но она настояла. В конце концов ее рвение утомило меня, и я уступил. Она посетила несколько конференций в качестве моего доверенного лица, всегда собирая полезную информацию, контакты и материалы. Она проводила интервью со связанными сторонами и сопровождала меня на встречах с государственными чиновниками. Она была незаменима для проекта, работала очень усердно и за очень небольшую плату.

И еще Михиль, к моей великой радости, оказалась прекрасным исследователем. Я не поручал ей самые серьезные задачи до конца 2007 года, в котором ей была проведена вторая трансплантация костного мозга – тяжелое испытание. Тогда мы в основном поддерживали связь через гугл-чат. Это было нечто.

12 марта 2007 г., 9:06

Я: Привет, Мими!

Михиль: Привет! Ты прикинь, я уже дома! Завтра мне установят катетер, поэтому врач сказал, что я могу ночевать где хочу.

Я: Угу! Я видел катетеры. Они для химиотерапии, да?

Михиль: Угу, и трансплантации.

Я: Теперь тебя можно называть Бионическая Джейми?

Михиль: Ахаха. А разве ее звали не Бионическая женщина?[7]

Трансплантация прошла успешно. К ноябрю 2007 года Михиль снова была готова работать полный рабочий день.

Не то чтобы я вспоминал обо всем этом, пока мы шли к вокзалу, но все же я думал о Михиль. Когда мы приблизились, она нежно сжала мою руку и не дала налететь лбом на вывеску женского бара.

Концерт был прекрасен. Я люблю послушать талантливых певиц, а Галь Коста – большая молодец. Мы заняли хорошее место в кабинке, выпили несколько тики-коктейлей. В наших камеди-баттлах, ставших неизменной составляющей тесной дружбы, Михиль всегда высмеивала меня за то, что я вечно заказываю самые девчачьи напитки, желательно с бумажным зонтиком.

– Михиль, – отвечал я ей на это, – я провожу большую часть своей общественной жизни, выпивая с полицейскими, преступниками, адвокатами, прокурорами, сотрудниками правоохранительных органов и людьми с низким уровнем жизни. Так что это всегда сначала пиво, за ним саке, виски или сетю (картофельная водка). В лучшем случае мартини с водкой, и то потому, что его пьет агент 007. Хватит с меня мужских напитков!

– Что ж, ты мог бы проявить смелость и заказать колу «Малибу». Может быть, твои собутыльники проникнутся уважением к твоему выбору. Я-то ведь стараюсь.

– Вряд ли. Скорее мой авторитет окажется окончательно подорван.

Если была зима, Михиль непременно указывала на мой зеленый (оранжевый, синий, фиолетовый) свитер и заявляла:

– Любой мужчина, нацепивший такой свитер, уже подорвал свой авторитет, так что с таким же успехом можно пойти ва-банк.

Это был наш маленький манзайский номер. Моя любовь к ярким кашемировым свитерам возникла из-за того, что в конце зимы их можно очень дешево купить на сайте Lands’ End. И она об этом знает.

Мне всегда было с ней очень комфортно. И не было ничего более расслабляющего, чем слушать голос Галь, когда Михиль прижималась ко мне, а я ее обнимал.

Было удивительно прохладно. Голос Галь Косты, гладкий, как шелк, соблазнял, завораживал, как пение сирены, гипнотизировал. Как будто она была заклинательницей змей, а змеей, выходит, стал я. Михиль тоже понравился концерт, но после химиотерапии она еще не привыкла веселиться допоздна и вскоре сонно замурлыкала.

Когда мы собрались уходить, Михиль спросила, не хочу ли я съездить с ней и парочкой ее друзей в Хаконе, посмотреть на горячий источник и музей скульптур. Мне бы очень хотелось, но нужно было работать, и она это понимала. Дело «Накатоми» было серьезным, а сроки нам поставили жесткие.

Я решил, что наиболее плодотворно будет взяться за кайша-я. Михиль проделала огромную работу по поиску их офиса в Токио. Получив фото моей визитки от Сасаки, она провела проверку регистрации фирмы и всех полученных сведений, после чего обнаружила, что у нее есть филиал в Токио. На всякий случай она отозвала корпоративную регистрацию этого офиса. Оказалось, что представительный директор у них тот же самый.

Я так и думал, что компания, бизнес которой заключается в покупке и продаже сомнительных фирм сомнительным людям, будет настоящим кладезем информации. Успех был не за горами.

Глава пятая. Хочешь пирожных – иди к пирожнику

Кажется, люди думают, что в Японии нет преступности, но они глубоко ошибаются. Уличная преступность – низкая, но процветают мошенничество и финансовые преступления. Существует огромная инфраструктура преступного мира, благодаря которой грабить людей и предприятия гораздо проще, чем вы можете себе представить. Когда такая компания, как «Олимпус», разоблачается в мошенничестве с бухгалтерским учетом на сумму в миллиард долларов, это становится новостью, но другие мелкие финансовые преступления упоминаются на последних страницах газет, если упоминаются вообще.

Подпольная экономика Японии огромна. Легальная секс-индустрия приносит миллиарды долларов, нелегальная, по всей видимости, еще половину. Один только объем выручки от эротического массажа, известного здесь как «модное здоровье», составляет около 515 миллиардов иен в год. Это все легальные доходы. Бары-грабители, известные как боттакури, приносят организованной преступности 10 миллионов долларов в год. Мошенничество с переводом денег ежегодно приводит к потере сбережений гражданских лиц от 300 до 500 миллионов долларов США.

На корпоративном уровне у «Леманн Бразерз» в 2008 году украли 350 миллионов долларов, большая часть которых так и не была возвращена. В результате мошенничества с инвестиционным фондом AIJ пропал почти миллиард. Крупномасштабные преступления не могут быть совершены без инфраструктуры преступного мира с ее подставными бухгалтерскими фирмами, фиктивными компаниями или старыми компаниями, которые теперь используют в мошеннических схемах, службами управления рабочей силой и другими инструментами, позволяющими объединить все это воедино. Кайша-я – одна из частей этой инфраструктуры.

Суффикс «я», идущий после названия профессии, как правило, означает специалиста. Например, мясо по-японски – нику, мясник – нику-я. Продавец овощей – яо-я. Пекарь – пан-я.

Распространен этот суффикс и среди представителей нелегальных профессий. Один из моих любимых терминов – атари-я. Атари означает «быть ушибленным», и атари-я специализируются на том, чтобы попасть под автомобиль (или сделать вид, что попали), а потом стрясти с водителя как следует. Довольно прибыльный бизнес, если только водитель не из тех, что собьет тебя и сбежит с места происшествия. Слово «атари» я легко запомнил, потому что фирма с таким названием одно время производила видеоигры, и я уже достаточно старый, чтобы это помнить.

Существует и современная версия старой профессии – смартфон-атари-я. Эта работа гораздо менее опасна для преступника, но и доход приносит куда меньший. Смартфон-атари-я скрываются в вокзальных туалетах, в торговых центрах, кинотеатрах и универмагах в поисках рассеянных придурков. По иронии судьбы, лучшими мишенями становятся те, что, не отрываясь, смотрят в свои дорогие смартфоны.

Атари-я с силой налетает на таких и «роняет» свой телефон, а потом достает другой, с уже треснувшим экраном, и начинает громко ругаться и требовать компенсацию. Иногда они работают в команде: один человек играет жертву, а другой – очевидца. Стоимость ремонта экрана айфона может легко варьироваться от десяти до сорока тысяч иен, так что они выбирают золотую середину – пятнадцать тысяч, которые для многих проще заплатить, чем иметь дело с полицией или стоять на своем.

Время от времени полиция арестовывает кого-то из преступников за мошенничество, но это редкий случай. Доходы смартфон-атари-я оцениваются в несколько миллионов долларов в год.

Цель атари-я всегда состоит в том, чтобы заставить вас выплатить им компенсацию, а не обращаться в суд или рисковать связями с полицией. Они могут объединиться с дзидань-я (продавцом договоров), который умеет оказывать давление на людей, чтобы заставить их заключить сделку. Обычно дзидань-я как-то связан с якудза, а может, даже состоит в их числе.

В последние годы, по мере того как число адвокатов в Японии увеличилось, количество дзидань-я сократилось. Однако в прежние времена японским гражданским судам требовалось вечное разрешение гражданского спора, шансы на получение оплаты были низкими, а адвокаты стоили дорого. А вот если обратиться к местным якудза, чтобы они помогли разрешить спор или взыскать причитающиеся деньги, это давало какую-никакую гарантию того, что вопрос будет решен быстро и вы получите половину того, что вам причитается. Остальное заберут якудза, но половина лучше, чем ничего.

Продавец мертвых компаний или фирм, подлежащих вторичному использованию, называется кайша-я. Как вы уже знаете, существует множество причин, по которым покупать у них компании может быть выгодно. Некоторых из них я не знал, пока не пообщался с самим кайша-я. Есть замечательная японская поговорка о японских липких рисовых пирожных под названием моти:

Моти ва моти-я.

Хочешь пирожных – иди к пирожнику.

Вообще она употребляется в том смысле, что любое дело лучше доверять профессионалу. Но я как репортер всегда интерпретировал эту поговорку: спрашивать обо всем лучше экспертов.

Пришло время встретиться с кайша-я.

Офис компании располагался недалеко от западного выхода со станции Икебукуро. Этот район представлял собой захудалый, второсортный Квартал красных фонарей (развлекательный Диснейленд для взрослых в Синдзюку), который, как мне хотелось бы сказать, знавал лучшие дни, но я не думаю, что он когда-то процветал. Офис нашего дилера компаний-зомби, которым руководил человек по имени Акио Кумагая, некогда находился неподалеку от западного выхода со станции Синдзюку, быстро развивавшегося района, полного высотных офисных зданий, модных отелей и дорогих ресторанов. Вот он какие-никакие лучшие дни, пожалуй, видел.

Я попросил Сайго отвезти меня в офис и подождать снаружи. До компании было примерно пять минут езды от вокзала, она располагалась на четвертом этаже многофункционального здания, судя по его виду, построенного еще в шестидесятых. На первом этаже был магазин соба, а если и был лифт на четвертый, то я его не видел. Почтовые ящики на первом этаже были в открытом доступе, и я нашел тот, что с наклейкой «Бизнес-мозг». Наклейка чуть выцвела, других надписей на ней не было. Я поднялся на четвертый этаж, постучал в металлическую дверь и распахнул ее, когда хриплый голос велел:

– Войдите.

В офисе оказалось на удивление много места. Стены были заставлены книжными полками, битком набитыми папками, справочниками, юридическими справочниками и даже парой книг на тему, как бороться с подставными компаниями организованной преступности. Планировка показалась мне очень странной. В глубине комнаты за деревянным столом сидел мужчина; перед ним лежала груда документов, стояли компьютер и большое многофункциональное устройство, сочетающее в себе сканер, факс, принтер. Окна выходили на другое здание, шторы были опущены.

На потолке висела флюоресцентная лампа, но она была выключена. Часть помещения освещали стоявший в углу большой торшер и настольная лампа. У владельца кабинета был неплохой вкус.

Так я впервые увидел Акио Кумагая. На нем были белые туфли, белый костюм с накладными плечами, красный галстук и роскошный золотой «Ролекс» на левом запястье. Толстые круглые очки почти идеально повторяли форму его толстых круглых щек. Я не мог сказать, лысеет ли он, потому что свои седые волосы он коротко стриг. Да, еще он был худым. Казалось, Бог собрал его из разных частей, как будто приделал голову одной куклы к туловищу другой: большая голова, толстые щеки, худое тело, выпученные глаза. Может быть, у него было заболевание щитовидной железы. Он чем-то напомнил мне капитана корабля.

Я представился ему. Много говорить не стал, а прямо рассказал ему, почему и как я там очутился. Честность, казалось, застала его врасплох.

Мы быстро поладили. В какой-то момент я спустился вниз и купил кофе. Еще приобрел бутылку дешевого виски «Сантори» в винном магазине через дорогу. Вернувшись, плеснул немного нам в кофе. Пока мы болтали обо всякой чепухе и ходили вокруг да около, я как бы между делом упомянул, что знаю о его раскопках в Западном Синдзюку.

– Что случилось? Я думал, у такой компании, как ваша, все будет хорошо.

Он покачал головой.

– Раньше это был неплохой бизнес, и я прилично зарабатывал. Компании-призраки, или зомби-компании, как их ни назови, представляли какую-никакую ценность. Зомби-компанию можно было продать за высокую цену. Полноценные корпорации с акциями стоили больше всего. Раньше, чтобы создать корпорацию – кабусикигайся, требовался капитал в размере десяти миллионов иен, то есть девяноста тысяч долларов. Корпорация с ограниченной ответственностью, она же югенгайша, обходилась подешевле, но все равно не меньше трех миллионов иен или тридцати тысяч долларов. Такие суммы для большинства были просто неподъемны. Мои корпорации уходили за десять тысяч долларов или чуть больше, в зависимости от того, сколько им было лет. Но в две тысячи третьем году они изменили законы. Теперь компанию можно основать только за одну цену.

Он знал, о чем говорил. 2006 году законы о компаниях были пересмотрены, и требование минимального размера капитала было фактически отменено. Это была отличная новость для стартапов, но плохая для таких людей, как он.

Я кивнул, выражая сочувствие. Он был красноречив, полон энтузиазма и явно эрудирован. Если заткнуться и внимательно слушать кого-то, кто по-настоящему увлечен своей работой, можно узнать много ценной информации. Скука – главный враг исследователя. Но когда прислушаешься как следует, то, что поначалу казалось скучным, может стать интересным.

– Да, – сказал я, – в наши дни от такой компании, как ваша, наверное, немного пользы, – это прозвучало несколько обидно, и я испугался, не задел ли его профессиональную гордость.

– Нет, этот бизнес, в отличие от многих предприятий, которыми мы торгуем, еще не совсем умер. Некоторые компании, уже получившие специальные разрешения или лицензии, могут быть полезны для того, кто начинает свой бизнес, потому что нет первоначальных затрат на их создание. В последние несколько лет я начал торговать некоммерческими организациями, которые служат отличным прикрытием для… Ну, вы поняли.

Он не сказал «якудза». Он просто провел рукой по лицу, изображая шрам.

– Думаю, для авторитетных компаний существует возможность так называемой регистрации с черного входа. Может быть, сейчас это даже более распространено, чем раньше, – предположил я. У него загорелись глаза.

– Совершенно верно. Вы знаете кого-нибудь, кому это нужно?

Я понял, что между нами начала зарождаться какая-то связь, хотя, может быть, не совсем та, что мне требовалась. И все же это взаимопонимание было приятно.

Регистрация с черного входа имеет место быть, когда фирма сливается с зарегистрированной на фондовом рынке компанией, чтобы избежать первоначальной проверки, и фактически становится публичной. Предположим, сейчас 2006 год, и ваша компания производит секс-игрушки, которыми можно управлять с помощью смартфона, назовем ее «Смарт Секс». Ваш продукт – высокотехнологичные секс-игрушки. Вряд ли ваша фирма войдет в списки фондовых рынков, но если вы на свой ограниченный капитал приобретете компанию-зомби, у вас может появиться шанс.

Теперь предположим, что вы купили фирму по производству пейджеров в те времена, когда пейджеры были чем-то крутым. Назовем ее «Биг Бип». Она была зарегистрирована во второй секции Токийской фондовой биржи и сейчас почти прекратила свое существование. Вы покупаете ее, объединяете со «Смарт Сексом» и получаете зарегистрированную на бирже компанию. Вы даже можете изменить название компании на что-нибудь вроде «Бип Смарт Биг Секс». Теперь это законно. Вы можете одалживать деньги в банке. Ваш когда-то сомнительный бизнес теперь полностью легален. Вот вам и преимущество регистрации с черного хода. На протяжении многих лет чеки по таким листингам были в лучшем случае номинальными.

Токийская фондовая биржа очень консервативная, и проверки, прежде чем внести фирму в список, она проводит очень строгие. Чтобы попасть в первый или второй раздел, нужен большой капитал. Но если вы умело воспользуетесь компанией-зомби (другими словами – «черным ходом»), у вас появится возможность попасть на Токийскую фондовую биржу. В общем, Кумагая – весьма полезный парень.

Конечно, у регистрации с черного хода есть и другое применение – завоевание доверия инвесторов для совершения крупномасштабного мошенничества. Тут Кумагая был прав: его бизнес-модель не была полностью мертва, просто ее оборот уступал 2003 году.

Я вынул из внутреннего кармана конверт, набитый деньгами. Чтобы он казался пообъемнее, я напихал туда в основном купюр по пять тысяч иен, но сверху и снизу положил солидные, по десять тысяч. В общей сложности вышло двести тысяч иен или две тысячи долларов США. Я прикинул, что примерно столько же составляет двухмесячная арендная плата за грязный офис Кумагая.

Я видел, что его терзают сомнения, так что решил немного его успокоить:

– До того, как приняться за это дело, я работал журналистом. Моя этика осталась прежней. Вы для меня – источник. То, что вы мне скажете, останется со мной, и я никогда никому не расскажу о нашем разговоре, если вы не дадите мне разрешения. И даже в этом случае я, скорее всего, не стану упоминать ваше имя. Мне просто нужно знать, кому вы продали компанию – не имя, указанное в регистрации, а имена тех, кто на самом деле владеет компанией, купившей у вас фирму. – Я положил конверт на стол, вне досягаемости Кумагая, придержал пальцами края.

– Вы можете мне пообещать, что не расскажете обо мне в вашем отчете?

– Да. Обещаю, что не буду вас вмешивать. Мне просто нужно знать, кто купил фирму. Не название фирмы, потому что его я уже знаю. Людей, стоящих за этой фирмой.

Кажется, я его убедил. Он написал имя на розовом квадратном стикере и придвинул ко мне. Я посмотрел на имя, порвал стикер и выбросил в мусорное ведро возле стола.

– Спасибо.

– «Рачи-гуми», – произнес он. – Вы их знаете?

Я кивнул. Я действительно их знал. Это была группа третьего уровня в «Ямагути-гуми». Группа второго уровня, стоявшая над ними, имела офисы в префектуре Сидзуока.

– Вы знаете что-нибудь о фирме под названием «Голубая гора»? – и я протянул ему конверт. Я мог бы подождать, пока он ответит и на этот вопрос, но мне хотелось показать себя порядочным человеком. Он яростно потер подбородок, как будто это могло каким-то образом завести его мозг. Искры, может, и летели, но двигатель не заводился.

– У вас есть о ней что-нибудь?

Я показал ему печатные материалы с названием компании и их адресом, которые приобрел во время работы. Он ушел в кабинет, дверь которого располагалась возле его стола. В этом кабинете стояли полки с блокнотами, телефонными книгами, списками компаний и папками. Десять минут спустя он вернулся с толстым блокнотом. Нужную страницу он уже пометил розовым стикером.

– Раньше по этому адресу располагался офис подставной компании Миогуми. Теперь имя другое, но цель, вероятно, та же. Это все, что мне известно.

Я глубоко поклонился в знак благодарности и указал на кабинет, полный блокнотов и переплетенных печатных материалов.

– Что этам такое?

– Мейбо. Справочники, некоторые корпоративные, некоторые криминальные. Это мой побочный бизнес. Имена, номера телефонов, списки клиентов. Вся эта информация очень ценна.

Я не стал говорить то, о чем думал. Эта информация была невероятно ценной для тех, кто занимался мошенничеством, особенно в отношении пожилых людей. Чтобы убедить дедушку или бабушку, что вы их внук и отчаянно нуждаетесь в финансовой помощи, вам нужно сначала узнать их имя и номер телефона. Кумагая, конечно, это понимал. Но кто я такой, чтобы судить? Он продавал информацию. По работе он не обязан был знать, что его клиенты сделают с этими данными. Я мельком заглянул в кабинет и увидел справочник сотрудников Асахи Симбун, на вид довольно старый. Интересно, подумал я, сохранилась ли у меня телефонная книга Йомиури. Кажется, да. Я не собирался ему ее продавать. Это было бы плохой и глубоко непорядочной идеей. Люди, информация о которых указывалась в этой книге, были моими коллегами. Но я солгал бы, сказав, что эта мысль не приходила мне в голову.

– У вас есть список подставных компаний, работающих в Токио? – спросил я и подумал, что это было бы очень ценно.

– Только один – префектуры Канагава. Знаете, такие каталоги составляет только полиция. Надо быть довольно глупым якудза, чтобы составить список своих подставных компаний.

– Люди глупы во многих отношениях. И людям нравится отслеживать, кто есть кто в этом мире. Полиция и якудза – не исключения, пусть даже это и глупость, – возразил я.

Он усмехнулся.

– Ладно, буду начеку. Может, организуем совместный бизнес?

– Думаю, мы вполне могли бы.

Я спросил, можно ли взять с собой один из еженедельных журналов, которые лежали у него на столе, чтобы мне было что почитать на обратном пути.

– На здоровье, – ответил он.

«Голубая гора» располагалась в здании, сдаваемом в аренду под офисы, в районе Синдзюку, в двух минутах ходьбы от станции Ниси-Синдзюку на линии Маруноути – красной линии метро. Я хорошо знал этот участок, потому что он был ближайшим к полицейскому управлению Синдзюку. С 1999 по 2001 год я обслуживал Четвертый округ, в который входили Синдзюку и Кабукичо, и провел много времени в этом полицейском участке. На верхних этажах находился пресс-клуб полицейских репортеров, где у каждого был отгороженный уголок и собственный стол. Еще была большая комната с татами и множеством футонов, где можно было вздремнуть днем или в конце пьяной ночи, перед началом рабочего дня. У меня возникло искушение просто зайти в клуб, но мне пришлось напомнить себе, что я больше не репортер и уже не могу воспользоваться этими привилегиями.

Большую часть здания занимали небольшие офисы, сдаваемые в аренду. На одном из этажей было общее пространство с конференц-залами, цветными принтерами и торговыми автоматами. «Голубая гора», согласно данным о регистрации компании, импортировала кофе и находилась на пятом этаже, в офисе 509. Брошюра, которую я взял у входа, сообщила мне, что 509 – довольно большой офис, но арендная плата за него составляла менее 1200 долларов в месяц. Это была разумная плата за аренду в таком районе. Может быть, люди действительно платили больше за престижный адрес, чем за услуги. Как я и ожидал, над дверью 509 кабинета была установлена камера.

Я прихватил с собой пакет и усердно делал вид, что ищу нужное мне помещение. Название компании «Голубая гора» было напечатано на этикетке, висевшей на двери компании, где еще виднелись следы предыдущих этикеток. На клочке одной из них, почти выцветшем и полустертом, было написано «Инвестиции Накатоми». Не «фонд», а «Инвестиции». Ага.

Сначала я подумал, что можно постучать в дверь и посмотреть, кто выйдет, но потом решил, что рисковать не стоит, тем более и переждать мне было негде. Пока я обдумывал, что делать дальше, дверь открылась, и из нее вышел очень высокий мужчина с длинными угольно-черными волосами. Казалось, его насильно запихнули в черный костюм на размер меньше. Что-то говоря в мобильник, который держал возле уха, он быстро направился к двери лифта. Он был похож на бойца якудза из «Централ Кастинг»[8]. Я должен был это предположить, учитывая, что два года назад полиция определила: компания является прикрытием для организованной преступности.

До почтовых ящиков здания было не добраться, так что я вышел, прогулялся минут десять, добрался до любимого кафе в Кабуки-тё и, сидя там, написал отчет. Я добавил несколько деталей, которые выявились в результате анализа цифр и данных.

Если вам предстоит выполнять работу в качестве частного сыщика и у вас ограниченное количество времени, в своем итоговом отчете вы должны указать, что вы знаете, чего не знаете и что подозреваете. Это своего рода цветовая кодировка отчета: черный, белый, серый. Пока у меня были лишь некоторые темно-серые данные.

Существовала вероятность того, что один из членов правления, который ушел в отставку в 2005 году, в 1996-м был арестован за мошенничество. Я провел поиск по базам данных газет и журналов по всем членам правления и нашел точное совпадение с одним из них. У него было то же имя, что и у человека, которого поймали на продаже поддельных акций зарегистрированной на бирже компании. Но, не зная больше ничего о человеке, включая его возраст, я не мог быть уверен, что это тот, кто нужен мне. Не было никаких интервью или статей на японском языке, в которых упоминался бы кто-либо из нынешних членов совета директоров.

Мы с Михиль просмотрели проект отчета у меня дома, сравнили цифры с исходными материалами и проверили, правильно ли записаны даты. Она убедила меня внести в формулировки некоторые коррективы.

– Джейк, это звучит так, будто ты говоришь клиенту: «Слушайте, придурки, держитесь подальше от этих людей. Вы, черт возьми, спятили?» И может быть, ты действительно хочешь им это сказать, но есть и более приятные выражения.

– Например, какие?

– Давай я за тебя напишу.

Вывод был прост: фонд «Накатоми» выглядит крайне подозрительно. Возможно, это подставная компания «Ямагути-гуми». Настораживают как отсутствие информации о фирме, так и ложные заявления, которые компания делает на своих веб-сайтах и в материалах о своей истории. Похоже, что фирма нацелена на иностранных инвесторов и использует ложную историю, чтобы внушить им уверенность и заставить их инвестировать в успешный, по их словам, хедж-фонд с высокой доходностью. Нет никаких доказательств того, что они когда-либо создавали успешные бизнес-проекты.

В состав совета могут входить осужденные преступники. Поэтому любой бизнес представляется крайне рискованным, и его следует избегать. Уточню: слова «следует избегать» в рамках комплексной проверки означают «держитесь подальше».

Очень редко можно сказать наверняка, с какой фирмой вы имеете дело. Было бы здорово, если бы вы всегда имели возможность знать, чем на самом деле занимается компания, но, увы, это не так. Существовала небольшая вероятность того, что фонд «Накатоми» – законная компания, просто чертовски хитрая.

В тот же день я отправил Тони окончательный отчет по электронной почте. Он остался очень доволен работой и сказал мне по телефону:

– Молодец, Колчак[9]. Думаю, клиент с ума сойдет.

Тем же вечером Тони переслал ему отчет и оказался прав: клиент совершенно взбесился. После нескольких отчаянных ночных звонков я согласился встретиться с ним на следующий день. На этот раз мы встретились в вестибюле отеля «Окура», заняли столик в углу, и я все ему рассказал.

Я не знал, насколько сильно его фирма была связана с «Накатоми» – может, они были в сговоре, – но только вид у клиента был такой, будто он вообще не спал. Возможно, компания уже доверила этому сомнительному предприятию крупную сумму денег. Судя по всему, в этой же рубашке в тонкую полоску, в которой он сюда пришел, он несколько дней где-то валялся, а его очки были заляпаны отпечатками пальцев.

Мне пришлось знакомить его с отчетом страница за страницей и объяснять весь процесс, потому что много чего я не мог изложить на бумаге. Я дал ему оригинал брошюры фирмы, с которой уже сделал копию.

Когда я закончил, он спросил, есть ли у меня какой-нибудь совет.

– Ну, – протянул я, как можно лучше изображая акцент штата Миссури, – как вы видите в брошюре фонда «Накатоми», их лозунг следующий: «Мы строим ваше финансовое будущее». Я бы сказал, что сегодня финансовое будущее вашей компании выглядит довольно паршиво.

Он даже не улыбнулся. Максимально сухо он сообщил мне, что его фирма уже подписала с «Накатоми» дорогостоящий консалтинговый контракт. Я спросил его, есть ли в их контракте с фирмой пункт, исключающий организованную преступность.

Такого пункта не было. Я вздохнул.

Я дал ему номер телефона и адрес электронной почты бывшего прокурора Игари Тосиро.

– Этот парень вам понадобится. Когда будете иметь дело с якудза, теми, кто входит в одну из организаций в настоящий момент, или бывшими, звоните именно ему.

Я никогда бы не подумал, что несколько лет спустя окажусь в том же положении, нарвавшись на очень сомнительную компанию, и постучу в дверь Игари, чтобы попросить о помощи.

Глава шестая. Издержки профессии

Порой вы любите свою работу, даже зная, что она может вас убить. Если тратить слишком много времени на репортажи о якудза или раскрытие их подставных компаний, легко забыть, что насилие – неотъемлемая часть их культуры. Близость к опасности порождает беспечность. Мне потребовалось как следует огрести по голове, чтобы вспомнить простую истину: какими бы вежливыми, умными и дружелюбными ни были мои знакомые из преступного мира, но если они из якудза, они в любом случае чем-то напоминают самодельные взрывные устройства, и причину, по которой они взорвутся, предугадать невозможно. Я наступил на мину в 2010 году, а шрам остался до сих пор.

В конце января 2010 года мне как следует прилетело по голове от бывшего босса якудза. Думаю, тогда-то все и пошло не так.

Это должно было случиться. Кто спит с собакой, наберется блох. Кто делает репортаж о преступном мире, тот неминуемо столкнется с насилием и запросто может сменить роль наблюдателя и летописца на роль жертвы, далеко не такую приятную.

Где якудза, там страдания. Как-то я взял интервью у бывшего члена банды Кюсю, который впоследствии отошел от дел и стал медбратом, видимо, желая таким образом искупить свои грехи. Между делом он объяснил мне суть своей работы. Весь этот бизнес построен на насилии. Вот что он сказал мне в ходе нашего очень долгого разговора:

– Мы стараемся не убивать жителей нашего района, потому что это оттолкнет от нас остальных людей, и мы уже не сможем за их счет зарабатывать деньги. Да, мы причиняем боль и терпим боль, но все, что мы делаем, очень продуманно. Люди становятся якудза, чтобы воплотить все то, что они хотят воплотить, но не могут. Они либо не знают, как это сделать, либо боятся это сделать, потому что опасаются последствий. Умные якудза занимаются финансовыми махинациями, но у большинства из нас занятие другое. Насилие – вот то, что мы продаем; без насилия мы просто кучка неудачников, не способных ни на что. Акт насилия требует сложных расчетов. Мы продаем услуги по насилию, но мы должны и учитывать затраты на предоставление этих услуг. Допустим, ко мне приходит клиент и просит, чтобы кого-то похитили, избили и проучили. Может быть, он хочет, чтобы кому-то отрубили руку. За это мне заплатят определенную сумму денег. А если меня поймают, что вполне вероятно, то в каком преступлении меня обвинят? Очевидно, в каком-то из тех, что связаны с похищением, насильным удержанием и нанесением телесных повреждений. За это запросто можно получить шесть лет тюрьмы. Это не шесть лет сидения на заднице – это шесть лет каторжных работ. Но мне предлагают пятьдесят миллионов иен. Чувак, это много денег. По сути, если посчитать, то мне будут платить шесть миллионов иен, то есть девяносто миллионов долларов в год, целых шесть лет за одно только преступление. Достаточно ли это за год моей жизни? А как насчет шести лет тюрьмы? Стоит ли преступление потраченного времени? На оценку затрат влияет и то, кто обращается с просьбой. Старший брат по организации? Или мой оябун, то есть босс? Если меня просит оябун, речь идет уже не о ценности моих услуг, а о моем долге. Если я что-то делаю для организации, она потом позаботится обо мне. Я получу бонус и повышение по службе. Если же меня попросит совершить что-то жестокое кто-нибудь за пределами организации, первым возникает вопрос, какой вариант устроит нас обоих. Важно помнить, что я должен сделать все, чтобы не попасться. Когда меня нанимали, чтобы похитить и проучить какого-нибудь обманщика, я планировал, что меня поймают, и меня не поймали. Но прежде, чем идти на такой риск, важно продумать худший сценарий развития событий. Тот, при котором меня поймают и посадят в тюрьму. Стоит ли оно того? Есть и другой худший сценарий: если я ненароком убью того, в кого пытался вбить немного здравого смысла. В этом случае уже никакие деньги радости не принесут. Хотя мы профессионалы и знаем, от чего может умереть жертва, поэтому прекращаем задолго до того, как все может плохо закончиться.

Я уже успел забыть об этих его словах. Все может пойти не так. Вы имеете дело с жестокими людьми.

Даже если бы не было преднамеренного насилия, все могло пойти не так. Я стал слишком самоуверенным и безрассудным. Мне следовало быть осторожнее, но опять же, может быть, это был неизбежный профессиональный риск.

Вот что произошло.

У меня были планы навестить Фумио Акияма (имя изменено), умного человека, бывшего босса якудза. Я хотел взять у него интервью. В какой-то момент он был одним из редакторов новостной службы якудза, предназначенной только для подписчиков, которую «Ямагути-гуми» молчаливо одобрили. Клиентская база была строго ограничена, и мне пришлось попросить его тайно переслать мне информационный бюллетень. Ему очень понравилось писать статьи и анализировать последние аресты, борьбу за власть и проблемы преступного мира.

В 1999-м, когда мы познакомились, Акияма был членом низшего ранга группы второго уровня «Ямагути-гуми». За несколько лет он поднялся по служебной лестнице японского преступного мира, прежде чем его спустили с этой лестницы в результате события, получившего название «Шок Гото», в конце октября 2008 года.

В 2008 году финансовый мир пережил то, что в Японии называют шоком Лемана, но в том же году японский преступный мир пережил шок Гото; это была крупномасштабная чистка некоторых высших руководителей «Ямагути-гуми».

В середине октября, пока руководители «Ямагути-гуми» обсуждали, следует ли изгонять из организации Тадамасу Гото, несколько боссов якудза направили в штаб-квартиру письмо протеста. Авторы письма возмущались тем, что Гото исключили, и еще много чем. Второй человек в организации, насчитывающей сорок тысяч человек, Киёси Такаяма, 20 октября ответил массовой чисткой. Из организации были навсегда исключены два высокопоставленных босса, пять участников поменьше, и еще троих на время отстранили. Чистка прошла бескровно, но стало довольно напряженно.

Те, кто был слишком близок к Гото или кто яростно выступал против его исключения из организации, впоследствии тоже были исключены или отстранены. Ходили слухи, что Гото планировал разрушить всю организацию путем переворота, и причиной его исключения стало именно это. Еще одним гвоздем в крышку его гроба стало предательство с целью получить в США новую печень.

Как и многие бывшие якудза, Акияма в период шока Гото покинул группу или был вынужден ее покинуть, но продолжал поддерживать с организацией связь. Он управлял небольшим бизнесом в сфере недвижимости в офисе в Синдзюку, недалеко от южного выхода. У него всегда были проблемы с наркотиками, и, возможно, это стало одной из причин, по которой его исключили.

Когда я пришел в его офис, то попросил разрешения процитировать его в книге «Последний из якудза», над которой работал, и разрешения поделиться некоторой деликатной информацией, которую он мне дал, с третьей стороной.

Хотя это была формальность, я решил, что спросить не помешает. Ну, я очень ошибался. Иногда, задавая неправильные вопросы, вы можете серьезно пострадать. За спрос денег не берут, но страдания причиняют.

Едва я постучал, он открыл дверь и впустил меня. Я вошел в приемную, а за ней находился его личный кабинет. Слева был деревянный шкаф, у стены – кушетка и маленький белый диванчик, на котором можно было посидеть. Между нами стоял низкий деревянный столик с хрустальной пепельницей и хрустальной же роскошной зажигалкой. Под столом лежали стопки журналов – еженедельники, журналы для фанатов якудза, немного порнографии, несколько деловых журналов. Пепельница была битком забита окурками, а небольшая мусорная корзина в углу комнаты – банками из-под кока-колы.

Акияма больше походил на учителя, чем на якудза: темно-синий костюм с красно-белым галстуком, небольшие залысины, крошечные глазки, которые казались еще меньше из-за толстых очков без оправы, начищенные до блеска коричневые туфли, правда, с парой дырок – я подумал, что от пепла сигарет.

Он предложил мне кока-колу из мини-холодильника, и я с радостью взял банку и сделал глоток. Он залпом выхлестал свою банку, словно нашел ее, бредя по пустыне, и тут же открыл другую.

– Чем могу быть полезен, Джейк? – спросил он. – Или, может, у тебя есть для меня какая-нибудь информация о подходящем участке недвижимости?

Акияма специализировался на проблемной недвижимости. В Японии, когда собственник квартиры умер или убит, агент по недвижимости должен сообщить об этом клиенту. Данные обстоятельтва снижают стоимость недвижимости или делает ее практически непригодной для сдачи в аренду или продажи. Акияма умел скупать проблемную недвижимость и обходить закон, чтобы продать ее по более высокой цене, чем он заплатил. Если на моем участке происходило убийство или самоубийство, я отправлял ему адрес места преступления, чтобы облегчить задачу, а взамен получал информацию.

– Ну, – ответил я, – я сейчас пишу книгу об истории якудза после войны, под названием «Последний из якудза»; я хотел бы взять у тебя интервью и, если возможно, указать твое настоящее имя.

Он кивнул, отхлебнул глоток кока-колы. Пока я объяснял, над чем сейчас работаю, он почесывал руки. Но тут-то я и сказал то, что стало триггером:

– Ты как-то рассказал мне кое-что о Тадамаса Гото, и я пообещал никому больше этого не рассказывать. Хотя я и выполнил это обещание, мне хотелось бы получить твое разрешение поделиться информацией с еще одним человеком. Я знаю, что она никому не разболтает. У меня есть причины ей доверять.