Читать онлайн Африканский гамбит

Пролог.

Много, много сражений прошло перед моими глазами (фильмы любил смотреть на историческую тему: «Триста спартанцев», и тому подобные), а сейчас и самому пришлось в них постоянно участвовать, не сказать, что это мне нравилось, но делать-то было нечего. Уж слишком большой разгон я взял сначала.

Хотелось просто выжить, а выжить просто не получалось. Пришлось выкручиваться, придумывать, реагировать на постоянные вызовы судьбы. Да, и хотелось пожить ещё немного. Не очень приятно сознавать, что тебя съели. Наконец, надо было отомстить людоедам, потом захватить власть, потом достигнуть минимального уровня комфорта, потом – максимального.

К тому же, хотелось женщин, много и разных, красивых и безобразных (шучу), и разной цветовой гаммы. Вот только белоснежек не было, но были же в Африке альбиносы, которые пока мне не встречались. Но чувствуется, альбиноски появятся в моей жизни гораздо быстрее, чем обычные европейские женщины. Се ля ви, и шерше ля фам.

Второе было убито на корню на сегодняшний день. Сначала была мимолётная связь, как я по дурной привычке думал, а потом, когда Нбенге не стало, оказалось, что это была любовь, единственная и неповторимая.

Нбенге ушла в страну вечной охоты и любви, а я остался здесь, один на один с дикарями, и должен был найти её убийцу. Довести его до кондиции жареного поросёнка, и уничтожить, а лучше всего, съесть. Личная месть Аль-Максуму – это святое, и есть ради чего жить дальше. И может быть, даже создать государство, мааааленькое, но очень сильное. К сожалению, пока это было трудно сделать, и мне жутко не хватало соратников.

Нет, негров было полно, и они были и сильными, и выносливыми, а многие даже умными, но вот уровень развития у них был очень низким, и они только сделали всего лишь первый шаг на лестнице духовного и умственного просвещения.

Многое, очень многое было утрачено в процессе освоения Африки и уничтожения самих носителей знаний, в виде разных негритянских племён, истребленных, как белыми завоевателями, так и чёрными аборигенами в результате междоусобных войн.

Но, ничего, зато я знал очень многое о возбудителях болезней, обладал превосходным иммунитетом ко многим тропическим болезням и различным видам малярии, и кроме этого, много знал о ядах и лекарствах, систематизируя всё обнаруженное здесь.

Многие и многие свои знания я не мог применить по причине отсутствия производственной базы, и самого понятия об этом. Прогрессорство, как таковое, было осложнено.

Ну и что, что я знал, как собрать простейший радиоприёмник, здесь было не из чего его собирать, к тому же, меня бы просто высмеяли, потому что он ещё не был придуман. Да и сигналы моего передатчика никто не мог бы принять.

Здесь ещё воевали копьями и мечами, иногда капсюльными ружьями. А весь центр Африки был до сих пор, не изучен до конца, и скрывал в себе многие богатства, о которых европейцы не знали. А я знал.

Ну, как знал, слышал краем уха о том, как в ЮАР и Конго нашли алмазы, а также добывали их в Намибии, Танзании и Сьера-Леоне. Но вот, где эта Сьера, которая сьела Леоне, я хоть убей, не помнил. И где искать эту страну, я естественно, не знал.

Но, лиха беда начало, всё было впереди, я ещё развернусь, если раньше не остановят и не убьют. Всё-таки, историю я немного знал, и многое помнил. На фондовой бирже не сыграешь, конечно, и на акциях не разбогатеешь, но вот по оружию можно было шагнуть вперёд, были бы деньги.

Одно я знал точно, в арабских странах не шиша, как говорится, не было. Только нефть, но кому она нужна в 1889 году в Африке. Двигатель внутреннего сгорания только, только был изобретён. А керосин, получаемый в результате крекинга нефти, ещё долгое время использовался для травли вшей, и в качестве топлива для керосинок, а не для питания самолётных и корабельных дизелей.

Поэтому, я не собирался устремлять туда свои чаяния, но чувствовало моё сердце, хотя даже не оно, а кое-что другое, что если я развернусь и разбогатею, то придётся мне основательно погулять по Судану, и прочим Палестинам. А не то, они придут ко мне и спросят: «А кто тут такой интересный и богатенький, а к тому же ещё и чёрный, Буратинка».

Закопал тут, понимаешь, золотые монеты в землю Африки, и орёт себе: крекс – пекс – фекс, и ждёт, когда они дадут урожай на континенте чёрных дураков.

А можно ли с него постругать немного чёрного дерева и золотых стружек… напополам с серебряными опилками и брильянтовой пылью. Можно, можно. Он ведь слабый, и воины у него в строю не умеют воевать. А я вот не согласен с такой концепцией… категорически, и мы посмотрим, кто и как умеет воевать, и ради чего.

Планы в моей голове созрели поистине наполеоновские, но Россию я захватывать не собирался. Зачем? Она сама ко мне придёт, лет через тридцать. Моя же задача на сегодня, не стать чёрной закуской для имперских хищников всех мастей. Ну что ж ребята… потанцуем. Поговорим о том о сём, и если ты ничем здесь не рискуешь, то не получишь НИЧЕГО!

Глава 1. Вау…

Ночь прошла, настало утро, и войска пошли вперёд. Чёрный негр, зевая жутко, всех на штурм послал. Негры стройными рядами, ощетинившись копьём, молчаливо, не стеная шли на приступ в город Вау…

Да, что-то с рифмой никак. Не рифмуется Вау. Вау, звучит гордо, наверное, но не рифмуется.

Я стоял на холме, сжимая в руках моё, теперь почти родовое, копьё, с бунчуком из змеиных шкурок, с оскаленными клыкастыми пастями, и смотрел на город, выраставший впереди из утренней туманной дымки.

За спиной торчал ствол винчестера, на поясе висел мачете и револьвер. Хопеш лежал в мешке, а арабская сабля – рядом с мешком, так, на всякий случай. Все хижины, находившиеся за оградой небольшого города, были сожжены по моему приказу, а их жители укрылись за смешным палисадником из колючих кустарников и рвом, давно размытым дождем.

Недалеко от города текла река Вау, сейчас немного обмелевшая, по причине давнего отсутствия сезона дождей, приближения которого я опасался. Где-то за ней находился, словно в засаде, Эмин-паша и выжидал исхода боя. Я тоже… выжидал, ожидая, когда созреют защитники города.

Мне нужны были деньги и оружие, а не их жалкие жизни. Аль-Максума среди них не было. Я уже говорил с представителями городской элиты, но наши переговоры окончились безрезультатно. Только зря потратил своё время, объясняя, что к ним лично претензий не имею, как бы такая штука: – У меня убили всю семью, и угнали моих поданных в рабство. А это не хорошо, даже, можно сказать, что очень плохо. И за это должен кто-нибудь ответить, точнее, заплатить кровью. В ответ тишина.

Старый нубиец, до этого ведущий себя несколько нагло, и грозивший мне карами и расплатой за захват города, сейчас, поговорив со мной, и увидав численность моих войск, несколько присмирел, осознав в какую ж…, простите, в какой переплёт, они попали. Но денег, сволочь, всё равно не предложил.

В итоге мы разошлись, как в море корабли. Я не спешил.

Почему? А потому, что в этом городе было около тысячи бойцов, и совсем не невидимого фронта, а самого, что ни есть, настоящего. Сотня стрелков, около пятисот копейщиков, ну, и сотня всякого сброда, который нельзя было причислить и не туда, и не туда, но вооружённого всем подряд, и стянутого в город со всех окрестностей.

Мои лазутчики сообщили об упадочном настроении среди защитников города. И это была приятная новость. Неприятно, что придётся брать город штурмом, а это потери, и не только у них, но и у меня. И вот я ждал, словно у моря погоды, надеясь, что фортуна повернется ко мне лицом, а не тем, чем обычно.

Ну, и дождался.

Защитнички города решили атаковать, надеясь на своё мнимое превосходство. Флаг, в виде непонятного штандарта, находился в руках направляющего, и вся толпа нестройными рядами устремилась на нас. Смешались кони, люди. Гм, коней не было, были ослы, но они не стали нас атаковать, а разбежались, громко оглашая окрестности своим неизменным «иа».

Мой сброд встретил нападающих приветственными криками, вызывающим поведением, и голыми чёрными жопами, которые были показаны им при отступлении. Ну, а как вы хотели, когда на вас бегут с копьём и щитом, а у вас из оружия только нож и гм… храбрость, которая ещё и мешает вам бежать.

Так и хотелось крикнуть… «Заманывай, заманывай». Но я молча стоял на холмике, и смотрел, как будет дальше развиваться сражение за Вау, по плану, или без плана.

Сражение взбрыкнуло, и решило развиваться не по плану. Вслед за дикими арабскими и донколанскими копейщиками, которым не понравился вид убегающих мужских ягодиц, высыпали, словно горох из консервной банки, стрелки.

Не мудрствуя лукаво, они решили поддержать своих товарищей, и открыли пальбу в сторону убегающих, не заботясь о том, что могут попасть в своих же товарищей.

Подумаешь, пара-тройка убитых, и с десяток раненых, война она на то и война, все спишет, а потом можно будет рассказывать у ночного костра, как подстрелил своего друга. О пардон… не друга, а дикого и кровожадного негра, что пришёл к нам с копьём, а погиб от пули товарища.

Убегающая толпа моих воинов просочилась сквозь своих собратьев, что стояли позади, и как два ручейка, раздалась в противоположные стороны. Воины, которые стояли впереди, дали разномастный залп из выданных им старых винтовок, и также дали дёру, уносясь с линии огня.

Несколько особо одарённых, побежали было не туда, куда надо, но были сбиты с ног брошенными дубинками, и тем самым спасены от смерти. В самом конце моего строя стояла стрелковая сотня, впервые подвергшаяся испытанию, находясь в бою, а не на учебном полигоне.

Их было четыре шеренги, по двадцать пять человек. Настало время показать всё то, чему я их научил за месяцы упорных тренировок, ну они и показали.

Вытащив свой древний рог, я выдул протяжный звук сигнала на открытие огня. Первая шеренга дала слитный залп, и упала на землю, чтобы в положении лёжа перезарядить оружие. Вторая шеренга, вслед за первой, дала залп и присела на колено. Над их головами дала залп третья шеренга, и также присела вслед за второй перезаряжаться, уступив место последней, которая выстрелила вслед за остальными.

Выстрелы буквально выкосили первые ряды наступающих шеренг донколанцев. Процедура повторилась, вызвав ещё большие потери, панику, и растерянность. Прозвучал второй сигнал рога, и мои трусливые негодяи вновь пошли в атаку, светя своими голыми чёрными задницами, но теперь уже мне.

Вместе с ними бежали и те немногие, что владели огнестрельным оружием, время от времени останавливаясь, и открывая одиночный огонь из винтовок.

Сотня стрелков, защищающих город, тоже непрерывно стреляла, вопрос был в кого. Копейщики смешались, и отхлынули назад, к стенам города. За ними бежали, дико при этом завывая, шеренги слабо вооружённых негров. Раскрашенные в боевые узоры, с перьями, клыками и масками на головах, они выглядели эффектно, но слабо влияли на исход битвы.

Залпы винтовок донколанцев, также стали выбивать из их рядов то одного, то другого воина. Мои стрелки вовремя сократили расстояние и вмешались в исход сражения, открыв пальбу со всех сторон уже не четырьмя, а двумя шеренгами.

Бросив стрелять во всё, что движется, донколанцы быстро отступили за ров и укрепления города, оставив убитых и раненых. Наша атака захлебнулась, и шеренги моих голых, но храбрых воинов были вынуждены отступить. Я не стал вводить в бой вторую сотню «аспидов», во главе с Момо. Что-то подсказывало, что это было лишним, и мне было жалко людей. Махдисты явно не хотели сдаваться без боя, а потери мне были не нужны.

Мои войска отошли на прежние позиции, забрав своих раненых, и пока оставив убитых. Поле боя осталось за нами. Сотни стали перегруппировываться для следующего боя, когда над несерьёзными укреплениями города появился парламентёр и стал орать, призывая к вниманию.

Ну что ж, говорить – не воевать, твою мать. Группа парламентёров явилась с предложением о почётной капитуляции и разрешением покинуть город вместе с теми жителями, которые не хотели оставаться на милость победителя. Меня их предложение устроило, подкреплённое, к тому же, солидным выкупом.

На сборы они попросили три часа, после чего вышли из города, подойдя к реке, погрузились на большие плоскодонные лодки, и, отдав выкуп, отчалили в сторону Хартума.

Вау… город Вау мой. Пришлось дать указание грабить, но никого не убивать. К небу поднялся чёрный столб дыма. Старые циновки горели, правда, плохо, но пальмовое масло и старый буйволовый жир поддали необходимой густоты и черноты.

Эмин-паша заявился только на следующий день, когда отряда махдистов уже и след простыл. У него было мало людей, всего около сотни солдат, носильщиков и приближённых, убежавших вместе с ним, и скитавшихся по Южному Судану в поисках помощи в организации сопротивления восставшим. Судя по небольшому количеству людей, дела у него шли плохо.

Это был худощавый мужчина, выше среднего роста, с тонким, интеллигентным лицом, украшенным небольшими усами, и резкими пронзительными глазами. Говорил он резко и отрывисто, сразу попытавшись меня осадить и подчинить.

Ничего себе наезды. Не успел в дом ко мне войти, а уже с такими правами, которых и у меня не было. Пришлось осадить нетерпеливого седока, ссадив с горячего коня под названием наглость. Ну, с кем не бывает. Был большим начальником, стал изгоем и беглецом, но беглецом с большими возможностями и деньгами.

Южный Судан, это не только ценный мех диких обезьян, но и две, три сотни килограмм слоновой кости в месяц, которая так нужна гордым европейцам, и прочим американцам, для клавиш пианино, украшений и прочих безделушек. Ну, и попутные товары не менее ценны, чем слоновая кость… в общем, есть за что бороться.

Оглядев меня, сидевшего в одной из приглянувшихся мне хижин, на деревянной скамье, застеленной чистой циновкой, он наверняка подумал: – «Что это грязный нигер, который смеет ставить тут условия, и пытается казаться хозяином положения, ату его ату».

– Добро пожаловать в захваченный моими верными соплеменниками город, – начал я разговор с однозначных фактов.

– С кем имею че… возможность разговаривать?

– Я верховный вождь народа банда, и владею территорией от реки Убанги на западе, до реки Уэле на востоке. Под моим началом тысячи воинов, готовые идти за мной, хоть на край Африки.

Получилось немного хвастливо, конечно, но выходить из образа туповатого нигера было нельзя.

– Несомненно, ваши территории весьма обширны, а воины ваши сильны и свирепы, но что вы можете мне предложить?

– Предложить я могу вам этот город, а также город Ньяла, захваченный мною ранее. Взамен мне нужно оружие и патроны, хорошо бы ещё иметь полезные мелочи, вроде железных фляг, которые я видел у ваших людей.

Эмин-паша задумался, оценивая моё предложение и просчитывая свою выгоду. Судя по его поведению, он навёл обо мне все справки, которые смог добыть из того противоречивого клубка сплетен и слухов, что окружали мою скромную персону.

– Скажи мне, вождь, как долго ты собираешься воевать с махдистами?

– До тех пор, пока Аль-Максум, и все его соратники не будут мертвы, – незамедлительно ответил ему я.

Мой ответ явно удовлетворил его. Дальше разговор перешёл в область торга, постепенно скатившись на частности. В общих чертах, мне удалось договориться с ним. Я должен был продолжить свой путь к озеру Альберта, очищая его территорию от махдистов. За это Эмин-паша запрашивал помощи от своих хозяев, и получал её оружием и снаряжением, через территорию Южной Родезии, или английского Сомали, либо другим способом.

Пути получения им требуемого, меня не интересовали. Через три месяца, я должен был с ним встретиться, также возле озера Альберта, и получить обещанное, а потом ударить по Южному Судану, и освободить его от восставших махдистов. Задача была непростая, но решаемая.

Я продиктовал список всего необходимого секретарю Эмин-паши, который записал всей на бумагу. Обширный список вызвал внимательный взгляд Эмин-паши. Почувствовав его взгляд, я рассказал о том, какой у меня есть замечательный, и к тому же белый, советник по имени Луиш (почти белый и почти пушистый).

Эмин-паша процедил сквозь зубы немецкое ругательство, добавив – «и здесь пролезли португуеши, тараканы чёрные…», после этого он перестал присматриваться ко мне, а только уточнял нужную информацию, и задавал наводящие вопросы, пытаясь узнать как можно больше сведений обо мне.

Я отвечал охотно, засыпая его морем бесполезных фактов, наполовину состоящих из хвастовства, лжи и слухов, почерпнутых из разных источников. Судя по его, сначала настороженному, а потом всё более отупелому выражению лица, лапша, навешиваемая ему на уши, уже достигла невероятных размеров и продолжала расти в геометрической прогрессии.

Наконец, устав от словесных излияний моего языка без костей, и волнений длинного дня, переживаний, не только за свою судьбу, но и за дело в целом, он удалился в караван-сарай, бывший здесь одним из немногих мест, лишённых африканских клопов и прочих «прелестных» насекомых, вечных спутников человеческого жилья.

Закончил и я работать с его секретарём. И выпив местного напитка из перебродившего сорго, очень похожего на пиво, тоже завалился спать, и не где-нибудь, а на простой циновке, подложив себе под голову свой мешок, вытащив оттуда всё колюще-режущее, в количестве трёх штук.

Сон мой был сладок и крепок. Снилась мне моя родина. Гора Машук с телевышкой, торчащей тонким шпилем в небо. Красивые горы Предкавказья, и просторные ставропольские степи, а также Калмыкия, с выжженной степной травой, с одурманивающим запахом, и от этого запаха я и проснулся.

Запах, чувствуемый мною во сне, здесь оказался таким же. Это сквозь округлый вход простой глиняной хижины жаркий ветер приносил запах, уже порядком высохшего африканского разнотравья, который и раздражал мои обонятельные рецепторы, вызвав похожие ассоциации во сне.

Эх-ма, лето не зима, и я окончательно проснулся.

Глава 2. Дальше – больше.

Налетевший из саванны ветер, окончательно развеял мой сон, к счастью, оказавшийся не кошмаром. Город был взят и разграблен. Больше мне нечего было в нём делать. Через сутки, забрав выкуп, и снова пополнив свои ряды всеми желающими, взамен погибших, я готов был отбыть из Вау.

Эмин-паша пытался восстановить управление, но у него не осталось здесь доверенных людей, они либо сбежали ещё раньше, либо погибли при восстании махдистов, и последующем моём штурме. Городом было просто некем управлять. И Эмин-паша сдался. Собрав своих людей, он присоединился ко мне, уговорив идти на Джубу.

Нам, татарам, всё равно, на Джубу, значит на Джубу. Хотелось, конечно, на Джубгу, но она была слишком далеко – у самого Чёрного моря. Время мне не позволяло совершить дальний поход, да и не по пути мне было. Меня ждал с грузом оружия капитан Феликс фон Штуббе, на реке Уэле.

Внезапная мысль пришла мне в голову, – «А как я встречусь с фон Штуббе?»

Лихорадочно копаясь в папирусных свитках, на которых были нанесены карты местности, я отыскал на одном из них местность, где протекала Уэле.

Путь туда лежал, действительно, мимо Джубы. Часть пути можно было сократить, за счёт путешествия по Белому Нилу. Добраться до его истоков, а потом, повернув резко на запад, выйти к Уэле. Но вот где там искать фон Штуббе?

– Вот я осёл! – я ведь даже не подумал об этом. Тут же мне вспомнилась гаденькая улыбочка Феликса. Наверняка, он всё рассчитал, и решил кинуть доверившегося ему дикаря на алмазы. Но ничего, сволочь, я тебя всё равно найду! Тем более, он говорил о какой-то вышке, которую должен был построить специально для этого на берегу реки. Вот и посмотрим, кто от кого прячется.

Ну ладно, с одной проблемой разобрался, теперь перехожу к следующей.

Мои войска вытягивались из разграбленного города, двигаясь по караванному пути на юго-восток, к Джубе. Город был «вкусным». Он находился в нижнем течении Белого Нила, являющегося притоком легендарного Нила.

По этой реке можно было доплыть до озера Альберта в Уганде, и до Каира, если плыть в противоположную сторону. Это был крупнейший торговый путь из Египта в юго-восточную Африку, по которому шёл транзит слоновой кости в порты Средиземного и Красного моря.

Ну и дальше, преодолев большое, но не критичное расстояние, путешественник мог достигнуть английского порта Момбаса, на побережье Индийского океана.

Тот, кто владел этим городом, тот владел и всем Южным Суданом, и его стоило захватить, как первый шаг к покорению Африки. Эмин-паша, следуя вместе со мною на осле, всячески поддерживал эту мысль, рассчитывая на успех в захвате моими сотнями города.

Я поначалу, тоже пребывал в радужных надеждах, но, чем дальше мы продвигались к Джубе, тем сильнее уменьшалась моя уверенность.

Мало того, что Эмин-паша стал довольно навязчив, и фактически шпионил за мной, но и приток людей к моему войску стал уменьшаться. Весть о том, что мы захватили и разграбили Вау, давно разлетелась по окрестностям, и все деревни, и проживающие там племена негров, стали разбегаться при нашем приближении.

Они не хотели с нами воевать, но и переходить на нашу сторону, тоже не спешили, воспринимая нас как саранчу, что внезапным набегом опустошает всё вокруг, и также быстро исчезает, как и появляется.

Моих целей и задач они не знали, но им хватило захвативших всё вокруг нубийцев, так называемых «абу-турк», которые сменились махдистами, обещавшим им освобождение от тяжких податей и постоянного разграбления и обнищания.

Я их понимал.

Когда к тебе постоянно приходят солдаты, сопровождающие купцов, за бесценок скупавших слоновую кость, а потом, прикрываясь слухами о враждебности туземцев, грабят, и выносят из хижин всё самое ценное, включая красиво сделанные резные скамеечки, циновки, ритуальные маски, музыкальные инструменты и прочее, что радует взгляд любого оседлого негра, поневоле задаешься мыслью, а зачем мне всё это надо.

Кроме этого, у местных негритянских племён, занимавшихся скотоводством, постоянно угоняли стада, причём, даже съесть их полностью не могли, убивая животных просто так. Разграбляли запасы зерна, обрекая племена на голодную смерть. Всех, пытавшихся сопротивляться, убивали, и разобщали, стравливая вождей разных племён друг с другом, применяя старый, как мир, посыл: – «Разделяй, и властвуй».

Ну, а о том, что местными женщинами пользовались, как хотели, угоняя в рабство, либо пользуя на месте, и речи даже не было, это происходило, как бы, между прочим. Вот они и убегали от наших орд, и от Эмин-паши тоже.

До Джубы мы шли полторы недели, и вот дошли. Сначала показалась огромная река, а потом уже и сам город, представляющий собой смешение негритянского и арабского стилей, с отдельными вкраплениями нубийского зодчества.

Этот город уже был окружен высокой и широкой глиняной стеной, с площадкой для стрельбы, и зубцами для отражения штурма. Конечно, одной батареи пушек хватило бы, чтобы разнести всю стену на куски, но вот беда… у меня не было этих самых пушек.

У бывшего губернатора этой провинции, Эмин-паши, их тоже не было. Здесь нас обоих ожидал неприятный сюрприз: на стенах города, и под его стенами, находилось множество воинов.

Мои самые глазастые лучники были отправлены под стены Джубы, со связкой деревянных палочек, применяемых неграми для подсчёта.

Через час, я знал примерное количество воинов, противостоящих моему сводному отряду кадровых чёрных стрелков и прибившихся к нам «партизан».

Меня ожидало войско, состоящее, примерно, из полутора тысяч копейщиков, двух сотен стрелков, и порядка трёх сотен лучников и мечников. И это против двух моих ударных сотен, и около семистот «партизан», десятка солдат Эмин-паши, а также его приближённых, едва превышающих тридцать человек.

Нет, если бы у меня было хотя бы пятьсот подготовленных стрелков, не вопрос, мы разорвали их боевые порядки, как тузик грелку. Но, увы, у меня не было ни винтовок, ни стрелков. Наступать не было никакого смысла, как не было смысла и обороняться, пора было, говоря по-русски… уносить ноги.

Пока я искал взглядом Ярого, чтобы отдать ему команду по-тихому сворачиваться, и бежать с награбленным, Эмин-паша, стоявший неподалёку, уловив произошедшую со мной перемену, подошёл ко мне.

– Вождь! Надо атаковать, пока они не готовы.

Я поднял на него свои чёрные глаза, встретившись с его карими.

– Вы предлагаете мне погибнуть во славу Аллаха.

– Причём здесь Аллах, ведь вы не мусульманин.

– Вот именно. Я не мусульманин, и поэтому я проиграю, а эти… мусульмане победят. У меня всего тысяча человек, вместе с вашими, а у них одних стрелков только две сотни. Нас раздавят, как насекомых, уважаемый паша.

–Вы должны тогда прикрыть наше отступление, и держать оборону.

– О, уважаемый, но мы так не договаривались с вами.

– Я губернатор, я паша! Вы должны подчиняться моим приказам!

Здесь моё терпение уже окончательно лопнуло, и маска чёрного вождя слезла с меня, как лоскуты кожи с паршивой собаки.

– Чтоооо! Вы видимо, уважаемый, решили закончить жизнь прямо здесь, и украсить своей головой моё копьё, – и я кивнул на свое оружие, воткнутое рядом в землю.

Эмин-паша, как давным-давно де Брюлле, схватился за револьвер. Вот только револьвер был не только у него, а и у меня тоже, и в руках. Мои два телохранителя схватились за мечи. Пробуравив друг друга взглядами довольно продолжительное время, мы почти одновременно убрали оружие.

Обстановка, тем временем, продолжала ухудшаться. Поняв, что нас меньше, суданцы стали выстраиваться в боевые порядки, собираясь атаковать.

Надо было срочно принимать любое решение, разряжать обстановку, становившуюся угрожающей, и переходящую в безысходную. И я продолжил диалог.

– Я предлагаю предоплату, уважаемый Эмин-паша. Вы платите мне золотом, или любыми ценными вещами, а я обязуюсь задержать здесь суданцев в течение часа, чтобы вы смогли успеть уйти и затеряться среди галерейных лесов, и пересохших в это время болот.

Эмин-паша недолго поколебавшись, посмотрел на меня, потом на своего соратника, отдал ему приказ, и я стал богаче на одну резную шкатулку из палисандра, в которой находились золотые монеты и украшения.

Наш обмен любезностями состоялся, и я воткнул моё копьё в центр расчерченного круга, игравшего роль солнечных часов. Тень от него упала на цифру ноль, и стала медленно перетекать к цифре один, но Эмин-паши уже не было. Вся его кодла поспешно удирала, ведя за собой вьючных животных.

Место и сроки встречи мы с ним оговорили, и теперь только от меня зависело, сможем ли мы встретиться в дальнейшем.

Увидев, что суданцы были почти готовы атаковать, я отдал приказ отступать, но не всем сразу, а отрядами. Недалеко от реки находился не очень высокий холм, один из множества вокруг. Местность перед ним была довольно пересечённой, а справа подступы перекрывала река, несущая мимо нас свои очень мутные волны.

Первыми на вершину холма забрались стрелки из первой сотни. Позади холма расположилась вторая сотня копейщиков, под командованием Момо. Перед стрелками выстроились «партизаны», с копьями и щитами.

К ним спешили последние отряды, в панике бежавшие от пустившихся в атаку суданцев. Видя наше поспешное отступление, они явно приободрились и решили скорее напасть на нас, не ожидая подхода и построения всех своих сил.

Ну, ждём, ждём-с. Мне пришлось лично выбирать на вершине холма позиции для каждого стрелка. Слабо вооружённая пехота, состоящая из "партизан", двумя крыльями обогнула холм, и остановилась возле его подножия, но, скорее позади него, чем впереди.

К моменту, когда до нас докатились первые шеренги копейщиков, мы, в целом, были готовы к отражению атаки. Не дожидаясь начала штурма, я отдал приказ открыть огонь из винтовок. Холм заволокло белым дымом, почти скрыв его защитников.

Немецкие винтовки показали, в очередной раз, надёжность и качество. А мои стрелки существенно увеличили точность, чего нельзя было сказать о противнике. Стрелял и я, спрятавшись за огромным круглым щитом, который держал один из моих телохранителей.

В бойню включились и лучники, ставшие осыпать градом отравленных стрел идущих на штурм суданцев. Не выдержав потерь, те откатились назад, уступив место своим стрелкам. Почти сразу, их позиции окутались таким же белым дымом, как и наши.

Пришлось вступать в стрелковую дуэль. По моей команде, стрельба начала вестись с колена, а кто мог, тот стрелял и лёжа. Мой винчестер, непрерывно лязгал затвором, а его экстрактор выкидывал мне под ноги очередную гильзу. Суданские стрелки стали нести существенные потери.

Стрелять сверху было намного удобнее. Большинство стрелков были малозаметны со стрельбы с колена, а многих ещё и прикрывали щитами их товарищи. Увидев колеблющихся суданцев, я решился на контратаку, и направил в бой, прятавшихся до этого позади холма, «аспидов», и оба крыла «партизан».

С диким гиканьем, нечленораздельными возгласами, обнажив оружие, они кинулись в атаку, стремительно сокращая расстояние до суданцев.

– "Мамба, мамба, мамба», – неслось справа и слева от холма. Стрелки поддержали их огнём.

Две волны сошлись в рукопашном бою, больше похожем на мясорубку. Это было прекрасно видно с вершины холма. Чаша весов победы начала стремительно колебаться, грозя совсем опрокинуться.

Сотня «аспидов», размахивая руками, начала стремительно выкашивать своих противников, используя всё своё мастерство на полную катушку, и хоть противников было намного больше, начав колебаться, они стали отступать, шаг за шагом.

Видя всё это, я разделил сотню стрелков Ярого на две полусотни, и бросил их с вершины холма по обе стороны, для того, чтобы фланговым огнём добавить паники в ряды суданцев.

Внимательно наблюдая за боем, я, наконец, смог увидеть командовавших своими отрядами пашей, или как там их звать. Отметив одного из них, усиленно размахивавшего саблей и подгонявшего своих подчинённых, тщательно прицелился в него, сщурив левый глаз. Остро не хватало оптики, да и винтовка была не приспособлена для ведения снайперского огня, ну, да мы это дело в будущем поправим, если выживем.

Выстрел, и паша рухнул под ноги своим подчинённым, те дрогнули. Прицелившись, я уложил следующего двумя выстрелами, а потом включились в атаку обе полусотни, и суданцы, не выдержав, стали разрывать контакт, стремительно откатываясь назад, но, не убегая, а отступая.

Достав древний рог, я подал из него сигнал к отступлению. Мои потрёпанные боем сотни, стали отступать назад к холму, оставив на поле боя убитых, но забирая с собою раненых. Суданцы, тем временем, отступили назад, к стенам города, чтобы перегруппироваться и пополнить свои силы.

Я не стал дожидаться их повторной атаки, а подал сигнал к отступлению. Подхватив своё имущество и раненых, мы начали отступать, направляясь вдоль реки. И шли до самого вечера.

Нас никто не преследовал, остановились мы уже в темноте, для отдыха и лечения раненых. Потери были, и мои кадровые сотни уменьшились, но ненамного. Среди стрелков Ярого, вообще не было потерь, одни раненые. Но, около трёхсот партизан, мы всё же потеряли в этом бою.

В середине ночи я услышал странный шум от реки. Посланные мною люди на разведку, вернувшись, доложили, что слышали плеск вёсел, а потом видели несколько тёмных громадин, бывших, по всей видимости, речными кораблями махдистов.

Признаться, я недооценил арабов, или дарфурцев, не разберёшь, кто тут из них кто. Они смогли перехитрить меня, и послали свежие силы мне вдогонку, на кораблях. Я не сомневался, что назавтра меня ждала горячая встреча впереди.

Вызвав к себе Момо, я начал объяснять ему задачу.

– Момо, твои люди сейчас отдохнут. Через три часа, я подам команду, и вы пойдёте вперёд. Там, на берег должны будут высадиться суданцы, чтобы встретить нас утром.

– Момо?!

– Да, Мамба.

– Вы должны напасть на них на рассвете, как я вас учил. Сначала вырезать часовых, а потом и весь лагерь. Раздели сотню на две части, и захвати корабли, отрезав тех, которые будут на суше, от воды. Если не сможешь, то гони их всех в воду, и там добивай, а корабли брось. Ты понял?

– Вернёшься, проси, что хочешь!

– Я всё сделаю, Мамба, – и он без лишних слов растворился в ночи, а я направился к раненым. Через три часа я разбудил их сотню, а сам удалился спать, валясь с ног от усталости, и весь в чужой крови.

Утро наступило для меня неожиданно, осветив лицо яркими лучами солнца. Лагерь давно уже проснулся, ожидая команды на выступление. Момо не вернулся. Подозревая самое худшее, я отправил вперёд сотню Ярого, а сам с остальной частью отряда, ранеными и партизанами, двинулся следом.

Но удача не отвернулась от меня, как оказалось впоследствии. Момо выполнил свою задачу, вместе со своей сотней, он вырезал половину отряда махдистов ночью.

Уверенные в своей безнаказанности, и в том, что остались не замеченными, они безмятежно отдыхали, надеясь вступить в бой не раньше позднего утра. И потому, неожиданный манёвр, предпринятый Момо со своей сотней, разрушил все их планы, позволив ему вырезать сначала часовых, а потом и половину спящих, загнав оставшуюся половину в воду, а затем, как мокрых крыс, на речные корабли.

Корабли, покрутившись на середине реки, развернулись и уплыли назад к Джубе.

До места их высадки было около двадцати километров, которые мы преодолели за четыре часа. Не видя смысла возвращаться обратно, Момо ожидал нас на месте ночного боя, явно хвастаясь своей храбростью и хитростью, а также взятыми в бою трофеями.

За этот бой его следовало наградить. Теряясь в догадках, что же он попросит, я подозвал его к себе и спросил об этом. Всё оказалось гораздо прозаически. Не лишённый тщеславия, молодой сотник вожделенно смотрел на мою саблю-шамшир, и пожелал иметь такое же копьё, как у меня, с бунчуком из змей.

Пожав плечами, я торжественно вручил ему вожделенную саблю. Насчёт копья, пообещал подарить похожее, а вот бунчук, это уже личное, его не заслужить надо, а сделать самому, из шкур своих врагов.

От пенисов врагов, подвешенных вместо шкурок змей, я его отговорил, нечего здесь непотребство разводить, а вот скальпы, почему бы и нет, чем страшнее твоё оружие, тем слабее твои враги.

Здесь мы остановились на сутки, пройдя немного вперёд от места боя, побросали убитых в реку, чтобы не тратить силы на копку могил. Необходимо было передохнуть и набраться сил перед трудным переходом.

Дальнейшее продвижение на юго-восток потеряло всякий смысл, и я принял решение поворачивать на запад, сверяясь со своей картой. Отдохнув, и заново навьючив ослов, отобранных у суданцев, мы повернули на запад, следуя вдоль реки.

Где сейчас находился Эмин-паша, я не имел ни малейшего понятия, и, в принципе, мне было всё равно, если суждено нам ещё раз встретиться, то мы встретимся, несмотря ни на что.

Дальше мы продвигались по абсолютно незнакомой местности, сверяясь только с картами, имеющими многочисленные белые пятна. Здесь были указаны, в основном, одни торговые маршруты и примерное расположение рек, гор и деревень, но всё же мы разобрались, особенно, когда выловили местных негров.

От нас, по-прежнему, убегали, боясь встречаться, а, особенно, боялись нашего огнестрельного оружия. К винтовкам Маузер уже заканчивались патроны, те, которые мы брали с собой в этот поход. Больше их взять было негде, все трофеи, что мы захватывали у суданцев, были ремингтоновскими винтовками. Было немного и системы Гра, но вот патронов к ним было совсем немного. Добравшись до истока реки Уэле, мы разделились.

Ярый увёл свою сотню, вместе с большинством «партизан», в сторону Баграма. По пути он должен был захватывать и угонять с собою молодых мужчин и женщин, и, по возможности, заключать с местными племенами военные союзы от моего имени.

А со мной остался, донельзя довольный Момо, со своей сотней, пятёрка выживших в походе пигмеев, во главе с пигмеем по имени Жало, и сотня «партизан», в качестве носильщиков, из числа наиболее проверенных.

Расставшись с основными силами отряда, мы сделали остановку в приречных джунглях для отдыха, а потом отправились вверх по руслу на поиск Феликса фон Штуббе, и его весьма ценного для меня груза, ища высокую вышку, или что-либо, похожее на неё.

Глава 3. На разных направлениях.

Интерлюдия. Йоаханныс-IV.

Император Абиссинии негус (царь царей) и потомок Соломонова рода Йоханныс-IV стоял в своём лагере, в окружении своих приближённых. Стоял там и его друг, и купец, специалист по тайным миссиям, Аксис Мехрис.

Впереди строились войска. Немногочисленные всадники слева, копейщики и мечники в центре, и группы стрелков, раскиданные в боевых порядках в качестве усиления. Сейчас в строю стояло не меньше пятидесяти тысяч воинов, собранных со всей Абиссинии. Многие семитские и кушитские племена прислали своих солдат со всех концов страны, чтобы защитить её от вторгшихся суданцев.

В 1884 году негус Йоханныс-IV поддержал Египет в борьбе с восставшими махдистами, в отместку на насильную исламизацию приграничных племён. «Дервиши» Абдаллаха-ибн-Мухаммеда этого не забыли. Выиграв у египтян, и разгромив их войска, они напали в 1888 году на абиссинский город Гондэр. Разграбили его, а потом сожгли все древние христианские церкви, его жителей они уничтожили, либо угнали в рабство.

А сейчас снова подошли к границам Абиссинии, угрожая войной, грабя и угоняя в рабство её жителей. Настало время пресечь их грабительские набеги. И теперь две большие армии стояли друг напротив друга, готовясь к бою.

Махдисты смогли собрать армию, но она была гораздо меньше, и теперь они делали вид, что готовились атаковать. Их разгорячённые в фанатичном экстазе лица были хорошо видны в подзорную трубу, в которую смотрел на будущее поле боя император.

Март 1889 года только начался, когда обе армии «нашли» друг друга. В нескольких километрах отсюда находился город Галлабата. Вдалеке, за рядами суданских стрелков и копейщиков, готовили коней многочисленные всадники, составлявшие основную ударную силу махдистов.

Человеческая волна непрерывно колыхалась, стоя в едином строю, объединяя и чернокожих, и просто смуглых подданных императора. Суданцы, не выдержав долгого ожидания, стали перемещаться за пешими шеренгами, время от времени стреляя из кавалерийских карабинов в воздух.

Времена, когда махдисты бросались с одними ножами на англо-египетские войска давно прошли, и теперь они не только пользовались трофеями, но и смогли осуществлять закупки оружия. И даже организовали небольшое производство, собирая винтовки из доставленных контрабандой комплектующих.

Негус собрал совет в своём походном шатре, и стал обсуждать с военачальниками план битвы. Вся знать древней африканской империи находилась в шатре возле него.

Не было только раса богатой провинции Шоа Менелика Второго, он поднял бунт против законного императора, и собирал свою армию, вооружая её на деньги итальянцев, а также их же оружием.

Суданцы, воспользовавшись паузой и нерешительностью эфиопов, стали организованно отступать к небольшому пограничному городу Галлабата, стоявшему на пересечении торговых путей, и не раз переходившему из рук в руки.

Отступив, они заняли оборону за зерибой, которая, по сути, была барьером из переплетённых ветвей колючего кустарника. Отборные части вошли в старую цитадель, украсив её стены своими ружьями и пушками.

Наконец, несмотря на ожесточённую дискуссию, и подковёрную борьбу противоборствующих фракций, совещание закончилось, выработав общий план сражения. Но суданцы уже ушли за укрепления.

Сражение за Галлабату началось на следующий день, 9 марта 1889 года.

Левым крылом армии негуса командовал его дядя рас Гугше, правым – внебрачный сын Менгеше, а центром – сам негус. Сигнал к штурму подали пять орудий армии негуса. «Дервиши» ответили выстрелами трёхорудийной батареи, и битва началась.

Отряды центра и крыльев ринулись в атаку. Несмотря на храбрость и мужество, войска негуса были плохо вооружены. Часть войск вообще была вооружена капсюльными ружьями, и даже луками.

Дервиши были более подготовленными. Спаянные дисциплиной, и участием во многих сражениях с египтянами, они не менее яростно встретили атакующих. К тому же, многие из суданцев были фанатиками.

Из-за зерибы выметнулась кавалерия дервишей и ударила в правый фланг войска негуса, заставив тех в панике отступить. Увидав этот манёвр, навстречу им поскакала кавалерия эфиопов. Крича и вздымая вверх лёгкие копья, две лавы набросились друг на друга.

Дико ржали кони, сбитые вместе с всадниками наземь, метались кони, оставшиеся без седоков. Хрипели, свесившись с коней, раненые, стреляли в упор из ружей выжившие, место сражения затянуло густым белым дымом и поднятой пылью, в которой были видны мутные тени сражающихся.

Выстрелы, крики, ржание коней, и многоголосый гул убиваемых людей, кричащих в агонии, или от ненависти, поднялись вверх над сражением, реквиемом вечной борьбы за место под солнцем.

Всадники бились, перемешавшись между собой, сверкали, как молнии сабли, падая на шеи врагов, раненые сражались на земле, отпрыгивая от мчащихся коней. Кони, хрипя и безумно вращая глазами, кусали друг друга и лягались.

Наконец, всё это безумие закончились, и немногие уцелевшие дервиши стали поворачивать коней, спеша укрыться за барьером. Они понесли огромные потери, но до конца, всё-таки, не проиграли.

Остатки их войска сумели выйти из боя и укрыться за оградой. В бой вступила пехота. Выстрелы гремели со всех сторон. Людская волна, ощетинившись копьями, саблями, и штыками ружей, шла в атаку, накатываясь на зерибу, волна за волной, рубя её саблями и простреливая насквозь. Люди падали на землю, повисали на колючих ветках, кричали, умирая, и стреляли друг в друга.

В одном месте удалось прорубить барьер, и в проход ринулись атакующие. В них со всех сторон полетели пули. Лилась кровь, ожесточение овладело сражающимися в полной мере. Стремясь отбить проход, дервиши бросились в отчаянную атаку, визжа и рыча.

"Аллах Акбар, Аллах Акбар", – это вечное утверждение выкрикивали они, бешено бросаясь на эфиопов, и погибая от их пуль и сабель.

Но и эфиопы слишком дорого платили за возможность победы. Ожесточение битвы нарастало всё сильнее. Несмотря на отчаянное сопротивление, дервиши, неся потери, стали отступать к старой цитадели, сделанной из жёлтого песчаника и глиняных кирпичей, и вскоре укрылись там.

Со стен непрерывно раздавалась пальба, но необходимо было сделать последнее усилие. Увидев это, негус пожелал лично возглавить атаку.

– Не делай этого, повелитель, – в отчаяние кричал Аксис Мехрис, но негус никого не хотел слушать.

– «Я не для того сюда шёл, чтобы отсиживаться за спинами моих воинов».

– «Если мне суждено умереть, то пусть я тогда умру за свою веру, и свой народ», – сказал он, и возглавил последнее отчаянное усилие, направляя воинов в атаку на цитадель.

Воодушевлённые воины бросились с удвоенными силами в атаку. Аль-Максум, стоявший на стене, и руководивший отражением атаки на своём участке, внезапно увидел среди наступавших человека с царственной осанкой, и в богатых одеждах, держащего в руке хорошую винтовку. Позади него находились двое воинов, сжимающих личный штандарт.

– Никак сам негус, – невольно подумал про себя Аль – Максум, – вот она удача и надежда на спасение.

– Ахмад, Ахмааад, – позвал он лучшего стрелка. Из дыма вынырнула фигура тощего «дервиша», с перепачканным лицом.

– Видишь вон того, – указал он на негуса Йоханныса.

– Вижу, повелитель.

– Убей его… и десять золотых монет твои!

Радостная улыбка осветило чумазое смуглое лицо суданца.

– Не сомневайся, «шариф», щас сделаю.

Прищурившись, он быстро прочистил шомполом ствол своей однозарядной винтовки. Потом полез в патронную сумку и достал из неё горсть патронов. Тщательно осмотрев, он выбрал один, который понравился ему больше всего.

Прошептав над ним молитву, он протёр его и сунул в патронник. Щёлкнул затвором, загнав патрон в положенное ему место. Оперев ложе винтовки на кирпичный зубец стены, он тщательно прицелился в негуса, не обращая внимания на кипевшую вокруг битву, дым и свистящие кругом пули.

Негус, вся защита которого состояла из дорогих шерстяных одежд и храбрости, воодушевленно кричал, потрясая винтовкой и поднимая в атаку своих людей. Он был величественен в своих императорских одеждах и самоотверженности. Выстрел Ахмада остался неслышен в общем гуле сражения. Но имел поистине катастрофические последствия, изменив историю африканского континента.

Пуля, преодолев канал ствола, закручиваемая нарезами, вылетела, подгоняемая пороховыми газами, и устремилась в цель, пронзив грудь негуса.

–Ахгр, ааа. Пронзённый пулей, негус закачался, выронил винтовку, схватившись рукой за грудь. Сквозь его судорожно сомкнутые на груди пальцы начала сочиться кровь, она же показалась у него на губах кровавой пеной, пузырясь с каждым его выдохом. Пуля пробило ему левое лёгкое.

Негус упал.

– «Императора убиилиии», – пронёсся над войском безумный крик. Телохранители, не сберёгшие своего повелителя, бросились в толпу, вытаскивая из-под ног сражающихся тело императора.

Подхватив безвольно тело негуса, они вынесли его из боя. Но весть о его гибели уже обошла штурмующие цитадель войска. Атакующий порыв стал ослабевать, наконец, атака захлебнулась, и эфиопы стали отступать, бросив осаждать цитадель.

Суданцы уже готовы были сбежать, или сдаться на милость победителя, от этого решения их отделяли всего лишь мгновения, но личный порыв и храбрость сыграли с самоотверженным негусом плохую шутку, он был тяжело ранен, атака захлебнулась, и дело всей его жизни осталось незавершённым.

Тело негуса внесли в шатёр, вокруг столпились придворные.

– Позовите Мегеша, – прошептали обескровленные губы негуса.

Его приказание было исполнено тотчас, через несколько минут прибежал Мегеше.

Негус взял его правую руку своей окровавленной рукой и сказал.

– В трезвом уме и доброй памяти, я объявляю моего незаконнорождённого сына новым императором. Я умираю, и передаю ему всю полноту имперской власти.

– «Люби и защищай свою Родину и свой народ, мой сын!»

Сказав столь длинную фразу, он выпустил руку сына, и свалился обратно на подушку, натужно хрипя. И тяжело задышал, захлёбываясь кровью. Походные лекари ничем не могли помочь своему повелителю. Придворные молча толпились, военачальники, не зная, что делать, дали приказ отступать на прежние позиции.

Над телом ещё не умершего императора начались распри. Одни поддержали право на трон Мегеше, другие, наоборот, выдвигали свои кандидатуры. Наиболее вероятным претендентом на трон был отсутствующий здесь рас Менелик, правитель области Шоа.

Покинув шатёр, многие несогласные с решением императора стали уводить свои отряды, покидая поле битвы, и коалиция распалась. Победа осталась за суданцами. Началось позорное отступление превосходящих над суданцами сил.

Императора везли вместе со всеми. Через двое суток, 11 марта 1889 года он умер, не приходя в сознание. Отступление приняло панический характер, армия таяла на глазах. Вокруг тела императора сплотились лишь самые преданные. Остаток войск увел в столицу Абиссинии, город Аксум, его внебрачный сын Мегеше.

Траурная процессия, брошенная всеми, кроме самых преданных, двигалась медленно, конвоируя гроб с телом храброго императора. Их было сто десять человек, его личной охраны, во главе с родным дядей расом Арейя.

Суданцы, преследовавшие отступающие абиссинские отряды, наткнулись на медленно идущий небольшой отряд почётного караула императорских телохранителей. Их догнал отряд военачальника дервишей Зеки Туммаля, завязался бой.

Телохранители отчаянно отстреливались, защищая тело своего императора, их ряды таяли, а патроны кончались, но ни один из них не сбежал, и не покрыл своё имя проклятьем позора. Когда патронов не стало, рас Арейя отбросил бесполезную уже винтовку, выхватил свой родовой меч, и, закрывшись щитом, вступил в своё последнее сражение со словами…

– «Я уже слишком стар, и моё время прошло; я не смогу служить другому господину, так что лучше сложить мне голову в бою с неверными, чем умереть от дряхлости, подобно мулу в конюшне», – и с этими словами он погиб в бою, защищая своего императора.

Махдисты выкинули захваченное тело императора из гроба, отрубили ему голову, и, насадив её на копьё, увезли в свою столицу Омдурман. Так закончилась очередная страница истории, которая имела свои последствия и для Ивана Климова, по имени Мамба.

Интерлюдия. Аксис Мехрис.

Аксис Мехрис гнал своего коня по грустным пейзажам эфиопского высокогорья и рыдал. Погиб его друг и повелитель, император Абиссинии, а он ничем не смог ему помочь, ничем…

Распри и предательство погубили всё дело его жизни, не позволив Мегеше занять престол и возглавить армию. Император умер, но его долг перед ним – нет. Сидя в седле, он поклялся самому себе, что сделает всё, что в его силах, чтобы спасти свою несчастную страну и помочь внебрачному сыну императора (единственный сын от законной супруги умер несколько лет назад) взойти на престол.

Сейчас его путь лежал в Джибути. С чего-то же надо было начинать. И он решил начать с Джибути, там засел, непонятно откуда взявшийся, отряд русских, захвативших старую крепость на побережье, и решивших там основать колонию.

Они засылали своих представителей к негусу, надеясь стать посредниками между императором Абиссинии и русским императором Александром Третьим, но безрезультатно. О них он и вспомнил сейчас.

При дворе ему пока нельзя находиться, слишком всё было зыбко и расплывчато. Взаимное предательство, интриги, отравления и подлые убийства, в ход шло всё. Он не хотел в этом участвовать.

В Джибути засел казачий отряд из двухсот охотников, во главе с пензенским мещанином, называвшим себя казаком, а на самом деле, прожжённым авантюристом, жаждущим приключений и славы. Этим самым мещанином был некто Ашинов Николай Иванович.

Сейчас он сидел в полуразрушенной башне, и смотрел в подзорную трубу на манёвры французской канонерской лодки, готовящейся открыть огонь по крепости.

Здесь их никто не ждал, ну ладно бы не ждал, так ещё и не желал видеть. Главную партию в этом регионе играли две скрипки – Англия и Франция. По взаимной договорённости, находившаяся поблизости канонерская лодка французского правительства, получив однозначный приказ, взяв на борт небольшой десант из пятидесяти солдат пехоты, отплыла в Джибути.

Мимо старой крепости, смотрящей бойницами на Баб-эль-Мандебский пролив, проходила оживлённая морская судоходная трасса, по которой следовали транзитом торговые суда из Суэцкого канала, через Красное море в Индийский океан, и далее к местам назначения.

Канонерка, развернувшись правым бортом, дала залп одним орудием. Снаряд, прошелестев где-то над крепостью, разорвался далеко позади, взметнув в воздух большой султан песка. Грохот взрыва донёсся чуть позже.

– Подумаешь, – сказал вслух есаул Ашинов, – напугали…

– Бах, бах, бах, – грохнула залпом всего борта канонерка. Снаряды, взвывая, стали взрываться, где попало. Один из них воткнулся в стену, развалив старую кирпичную кладку и проделав в ней солидную дыру.

– Вот суки, – с грустью вздохнул есаул, – сейчас потребуют сдаваться.

Он не ошибся. Канонерка спустила на воду шлюпку с белым флагом и команда, усиленно работая вёслами, погнала её к берегу. На носу сидел офицер в белом кителе, и отрывисто взмахивая рукой, задавал темп матросам.

Сверкая каплями воды на форштевне, оставляя за собой небольшой пенистый след, шлюпка помчалась к недалёкому берегу, нисколько не опасаясь выстрелов оттуда. И действительно, какой смысл стрелять по парламентёрам, если победы всё равно не видать, а нахождение здесь было осуществлено без ведома официальных структур Российской империи.

– Господа казаки. Делать- то, что будем? – обратился к вольному обществу Ашинов.

– Есаул, выкурят они нас, как пить дать, выкурят…

– Что предлагаете, братья?

– Тянуть кота за яйца, есаул. Тянуть, а потом отступить.

– Куда?! Шхуна ушла две недели назад. Припасов и продовольствия мало, да и пески кругом. До ближайшего селения сутки пути, а потом куда?

– Твоя правда, есаул, но надо подождать. Сдаться всегда успеем, вдруг что выгорит, или Бог поможет. Бог не Миклошка, поможет немножко.

На том и порешили.

Тем временем, лодка закончила свой забег по волнам пролива и причаливала к песчаному берегу. Офицер, легко перемахнув через её борт, ступил на песчаный берег, по его команде матросы втянули лодку чуть дальше, и тоже вылезли из неё.

Оставив в ней с десяток матросов, морской офицер взял с собой десяток пехотинцев, вооружённых карабинами и револьверами, с пристёгнутыми к поясу окопными тесаками, и отправился в старую крепость.

Подойдя к ней, он сначала на французском, обратился к засевшим за её стенами казакам.

– Я, мичман Ле Февр, прошу выйти на переговоры со мной вашему командиру, и объяснить ваше местонахождение в этой крепости.

– Мы не грамотные, по хранцузски не разумеем. Идите на ….

Мичман кивнул головой одному из матросов. Тот вышел вперёд, и на ломаном русском, смешно путая польские и русские слова, стал переводить слова мичмана.

– Что они отвечают, Ежи?

– Ругаются, месье.

– Как?

– Грязно, месье.

– Животные!

– Это не животные, месье, это казаки.

– Русские?!

– Ну, можно сказать и так, это казаки, месье, они ещё хуже, с ними не договориться.

– Ну, Ежи, не надо пессимизма. Орудия нашей Луары и не таких уговаривали, а она, всё-таки женщина, да ещё и француженка. Давайте пошлём от неё горячий поцелуй этим грубым скотам. Посмотрим, как им понравится! – и он махнул рукой в сторону моря, подавая условный сигнал.

С корабля раздался очередной залп всеми орудиями. Снаряды, пролетая над головами французов, пропели победную песнь, и разорвались вокруг крепости. Одни из них повредили стены, и так уже основательно разрушенной крепостицы, другие заставили взлететь вверх песок в местах падения.

– Хрен с вами, лягушатники, – раздалось со стен старой цитадели, – что вам от нас надо?

Поляк на французской службе исправно перевёл мичману их слова.

– По какому праву вы здесь находитесь, и на каком основании?

– По праву свободных людей, и исследователей Африки.

– Вы официальная экспедиция?

– Нет, мы вольное казачье обчество, состоящее из охотников, пришедших сюда в частном порядке.

– Я обязан вас арестовать, и интернировать отсюда. Если вы окажете сопротивление, то наш корабль будет вынужден открыть огонь на поражение, и крепость будет взята штурмом.

– Вот суки, – зло сплюнул есаул Ашинов, повернувшись к столпившимся позади него хорунжим и подъесаулу.

– Что будем делать, братья?

– Срок до завтра, есаул, а потом что-нибудь придумаем.

– Дайте нам срок до завтра, – заорал обратно французу Ашинов, – мы должны провести собрание со всеми казаками.

– Ви! Срок – сутки. Дальше, либо бой, либо почётная сдача, – сказав это, мичман повернулся, и дал знак своим подчинённым грузиться обратно в лодку. Через десять минут лодка была столкнута обратно в воду, и, развернувшись на мелкой морской волне, помчалась к канонерке, подгоняемая мощными взмахами двух рядов вёсел.

Есаул с двумя сотнями казаков, действительно провёл общее собрание, спросив мнение каждого казака. Все были недовольны быстро закончившейся авантюрой, и отсутствием денег и приключений, за которыми они и приехали сюда, но делать было нечего.

«Сила – солому ломит». Так, ничего не решив, все разошлись собирать свои манатки, и снаряжение.

Уже поздно вечером, дозорный рассмотрел на фоне заходящего солнца силуэты немногочисленных всадников. Насчитав два десятка, он поднял тревогу, вскоре весь маленький гарнизон крепости стоял на ушах… на ногах.

Через полчаса всадники добрались до крепости, здесь их уже ждал весь гарнизон. Вперёд выступил сидящий на гнедом коне Аксис Мехрис, и обратился на арабском к казакам. Ашинов в поход собирался не с бухты-барахты, и человек, умеющий говорить на арабском, у него был, да и не один. Диалог начался.

Аксис Мехрис не жалел красноречия, обещая золотые горы за помощь ему, а также кров и отдых в землях Абиссинии.

– Во, как чешет, – восхитился один из казаков.

– Да пошёл он, – выразил громко своё мнение другой казак, шумно высморкался, и долго и витиевато матерился.

Аксис Мехрис, до которого долетели матюки казака, навострил уши, узнав знакомые слова, которые слышал от чернокожего вождя, и совсем недавно.

Чтобы проверить свою догадку, он повторил услышанные им от Мамбы слова.

– А не пошли бы вы на…

– Ну, не хрена себе, – выразил общее мнение подъесаул на такой пассаж от негра.

Аксис Мехрис убедился в своей правоте, увидев, какую реакцию вызвали его слова, повторённые за Мамбой. Неясная мысль, бродившая в его мудрой голове, окончательно оформилась, и превратилась в далеко идущий план.

Переговоры не продлились долго. Собрав пожитки и оружие, казаки погрузили его на любезно предоставленных Аксисом вьючных лошадей, и отбыли вместе с ним. К утру старая крепость снова опустела.

Канонерка дрейфовала недалеко от берега, встав на якорь. Лучи утреннего солнца осветили её, свёрнутые в рулоны, паруса.

– «Мичман, ваш выход», – обратился капитан к Ле Февру. Тот молча кивнул.

Через час, две шлюпки с матросами абордажной команды отчалили от канонерки, но уже приближаясь к берегу, Ле Февр понял, что казаки ушли, а старая крепость опустела. Выгрузка только доказала этот факт.

Побродив по развалинам, он нашёл лишь остатки костров, мелкий мусор, и оторванную пуговицу. Задумчиво повертев её в пальцах, он отдал команду собираться и возвращаться на корабль.

Казаки исчезли, только конные следы показывали направление, куда они ушли, и это направление вело вглубь континента. Мысленно пожелав им благополучно сгинуть на его просторах, он погрузился в лодку и убыл на канонерку, выкинув из головы этот случай, как досадное недоразумение.

Глава 4. Тайнос агентос.

Эмин-паша благополучно добрался на припрятанных лодках, по Белому Нилу, до озера Альберта, а потом отправился знакомым караванным маршрутом до океанского порта Момбасы. Недаром на британских рупиях с названием этого города, были изображены весы.

Прибыль и расчёт. Товар и прибыль. Прибыль грабежа с помощью оружия. Фунты, марки, франки, долла́ры. Вот главные символы британской колониальной политики. За помощь Мамбы, он отдал всё наличное золото, но не пожалел об этом ни разу. На его счетах в немецких и английских банках скопилось такое состояние, на которое он мог купить столько золота, сколько весил этот самый Мамба.

Но дело было не в нём, точнее не совсем в нём, а в том, какую силу он представлял. А представлял он не понятно кого, и что. И этим надо было воспользоваться. Из-за больших расстояний, труднодоступности внутренних районов Африки, инфекционных болезней, тяжело переносимых европейцами, продвижение вглубь континента было затруднительно, и, иногда, вообще невозможно. Ещё более затруднительным было направлять сюда свои войска.

Конечно, были у Великой Британии и туземные войска, состоящие из гуркхов и синкхов, да и много из кого, но это было не то, и подразумевало большие расходы, а ещё войска были необходимы в других колониях.

Например, на самом юге Африки, где назревало что-то грандиозное, и надо было немного потеснить буров в их экспансии. Только Великая Британия, над которой никогда не заходило солнце, была достойна глобальной экспансии для получения тысячных прибылей, и навязывания всему миру своей политики.

Добравшись до территорий, которые входили в состав Южной Родезии, Эмин-паша почувствовал себя более свободно, и его путь значительно ускорился. Прибыв в Момбасу, он направился в здание колониальной администрации.

Здание было огромным и двухэтажным. Сделанным из серого камня, доставленного с горных отрогов и из близлежащих каменоломен, оно символизировало незыблемость британской империи, её основательность и непоколебимость, что полностью соответствовало представлениям Эмин-паши.

Он, полюбовавшись монументальным зданием, всего лишь пару секунд, вошёл в полутёмный прохладный холл. Здесь его знали, и приветливо встретив, проводили прямо в кабинет главы колониальной администрации Южной Родезии в Момбасе.

Это был полковник Ричард Вествуд, моложавый выходец из графства Уэльс, высокий и худощавый, с длинным вытянутым лошадиным лицом, и внимательным взглядом голубых глаз. Он немало пожил в Африке, и был участником многих исследовательских экспедиций по чёрному континенту. Ну и, имея звание полковника, работал сразу на несколько структур, в том числе, и на британскую разведку.

– Привет, Рич, – по-свойски обратился Эмин-паша к своему давнему знакомому.

– Здравствуй, здравствуй, Эмин-бей, – немедленно отозвался тот, и, встав из-за стола из красного дерева, вышел к нему, протягивая раскрытую для рукопожатия ладонь.

Пожав друг другу руки, они немедленно уселись на свои места. Ричард Вествуд – в своё широкое и глубокое кожаное кресло, а Эмин-паша, на правах гостя, на роскошный стул, с вычурной спинкой, и набитой конским волосом, кожаной подушкой.

– Сигару… бей?

– Ха, ха, ха, не откажусь!

– Как успехи Эмин, какими судьбами к нам?

Эмин-паша, давно уже отвыкший от хорошего табака, и куривший последнее время всякую местную дрянь, выращиваемую на небольших клочках полей, неграми, отрезал с помощью кинжала кончик сигары, проигнорировав при этом сигаретную секиру на медной массивной подставке.

Отрезав кончик сигары, и небрежно швырнув его на стол, он скривился от вопроса, который задал Вествуд. Отложив подготовленную для курения сигару, он ответил на ожидаемую реплику.

– Рич! Давай не будем играть в кошки-мышки, и рассуждать о русских медовых пряниках. Мы оба знаем, кто мы такие, и ради чего здесь находимся.

– Ты, наверняка, уже знаешь о моих проблемах, и сдаётся, даже больше, чем я. Не так ли, мой уважаемый друг, и мастер масонской ложи.

– Ха, ха, ха, – в свою очередь рассмеялся упомянутый Рич, – вот только не надо сюда приплетать пирамиду с раскрытым глазом, дорогой мой представитель древнего народа, продавшего Христа за тридцать серебряников.

– Фу, как грубо и недостойно, Рич. И это мне говорит лучший агент британской разведки, от Кейптауна до Каира.

– Ну, скажем, следом за мной, сразу идёшь ты, мой уважаемый друг. Англия, Германия, Австрия… кажется, Франция. А где Франция, там и Бельгия. Твои связи превышают количество прожитых тобою лет, мой любезный коллега!

– Или ты будешь с маниакальной настойчивостью утверждать, что у тебя нет с разведками этих стран никаких связей? Или, скажем по-другому, у тебя нет с представителями этих стран никаких общих интересов?

– Шшшш, зашипел, как змея, выползшая из глубокой норы, Эмин-бей.

Набрав в грудь воздуха, он хотел было очередной фразой поставить на место своего торгового компаньона и соратника по многим делам и делишкам, но… сдержался. Обратив снова своё внимание на валявшуюся на столе, и забытую в пылу разговора, сигару, он подхватил её с полированной поверхности дорогого стола, и, вложив в рот, начал искать спички.

– Вот зажигалка, Эмин. Не кипятись. Я, конечно, знаю о твоих проблемах, и скажем так, даже не верю своим глазам, что ты до сих пор жив.

– А ты, оказывается, жаждешь моей смерти? – снова вскипел Эмин- паша.

– Бог с тобой, Эмин. Зачем мне желать твоей смерти, это ведь НЕ-ВЫ-ГОД-НО. Ты же знаешь наш принцип работы: «У Англии нет постоянных союзников, у Англии есть постоянные интересы» – и ты… входишь в сферу её постоянных интересов.

– Давай не будем играть эмоциями, и ты спокойно расскажешь мне, что с тобой произошло....

– Хорошо.

«… и вот, мне пришлось отдать этому черножопому весь свой запас золота, но другого выхода я не видел», – закончил долгий рассказ о своих злоключениях Эмин-бей.

– Так, так, так, – задумчиво протянул Ричард, – то есть, ты утверждаешь, что этот самый команданте Мамба, не так глуп, каким хочет казаться?

– Ты понимаешь, что дело не в том, глуп он, или не глуп. Дело в том, что он развит, и имеет понятие о таких вещах, о которых знают не все белые люди. Умных негров я встречал достаточно, несмотря на то, что мы их считаем дикарями, и расой тупикового развития. Но я ни разу не встречал, чтобы даже простой австрийский бюргер, мог так хорошо разбираться в оружии, иметь понятие о дипломатии, и мастерски загонять в тупик своего оппонента действиями и словами.

–Я видел, как он управляет своими людьми. Как кошка с мышами. Причём, мыши твёрдо уверены, что они не еда.

– Ты преувеличиваешь, Эмин.

– Возможно Рич, возможно. Но он заключил со мной договор, забрал у меня все деньги, заручившись моей помощью, и всё это время меня не покидало ощущение, что меня обманули.

– Он выполнил свою часть договора?

– Да, он задержал суданцев, дав мне время скрыться. Я сплавился по Белому Нилу и прибыл сюда.

– Что он хочет?

– Он хочет оружия. Современных винтовок и револьверов, с огромным запасом патронов к ним, а кроме этого… Впрочем, вот список требуемого им имущества, который он мне надиктовал. При этом, он постоянно порывался написать мне его сам, и это было видно по его дёргающейся руке, и тому, как внимательно, со знанием дела, он следил за тем, как я пишу.

– Понимаешь… Негр, вождь непонятного племени, умеет писать!!! И знает английский и немецкий алфавит!!! Я специально изменял язык, когда писал под его диктовку, а он переспрашивал, почему я начинаю писать на другом языке, и назвал мне его.

– Откуда, откуда он знает английские и немецкие буквы?!!!

– И это при всём при том, что он вылитый дикарь, с безобразной рожей, и усеянным шрамами лицом и телом, которое раскрашено в разные цвета. Единственное, его кожа показалась мне немного светлее, чем у остальных соратников, но это часто встречается у них. Ты же знаешь, нет негров с чисто чёрной кожей, у них море всяких оттенков, начиная с желтого цвета, и заканчивая красно-коричневым.

Ричард задумался на минуту.

– Это метис, – убеждённо заявил он, – видимо, папаша не оставил свою семью, и время от времени навещал её в каком-нибудь порту. Я не удивлюсь, если это был обедневший немецкий дворянин, из карликовых ваших герцогств, вроде Гессен-Дармштадского.

– Приехал, затосковал при виде зелёных бананов и огромных слонов. Был укушен мухой це-це. Впал в ступор и анемичность. Местная негритянка, дочь вождя прибрежного племени, выходила его. В благодарность, он воспользовался её невинностью, подарив ей сына с его «голубой» кровью, и умотал восвояси с изрядным состоянием, полученным в результате торговли слоновой костью.

В родном герцогстве женился, а детей не было. Всё проклятая муха це-це высосала. Или, скажем, были одни дочки. Затосковал по сыну, вернулся в Африку, а там оба-на. Бегает малолетний сынок, с умными глазёнками, и светлой кожей. Сердце отца не выдержало.

Слёзы, сопли, и обучение основам всего: языкам, пониманию законов физики, природы, психологии, ну и прочая лабуда. Потом он снова уезжает, и умирает в гордом одиночестве, либо окружённый одними дочками, в своём замке, например, в Лихтенштейне.

– Чёрный байстрюк, выросший и возмужавший, ждёт отца, льёт слёзы, а того всё нет и нет, но голос крови силён, а развитые мозги требуют действий, вот он и идёт ва-банк. Сначала подчиняет себе соседнее племя, потом вместе с ними, подчиняет другие племена, и уже лезет во все чёрные места, куда даже мы боимся соваться. А ему что, из грязи, да в чёрные князи.

В Европе мог быть только герцогом, а тут князь, потом царь, потом… Ладно, про потом не будем, так что всё объяснимо, мой любезный друг и соратник.

– Всё так, всё так, – задумчиво протянул Эмин-паша, – но у него ещё убили любимую жену суданцы.

– О… значит, это наш клиент! Как там, говоришь, его кличут?

– По-разному… Мамба, Чёрный Змей, команданте Мамба. Да, он вроде ещё и унган.

– Ну вот, я же говорю тебе, Эмин. Нахватался всего подряд от папаши, и вперёд, долбить несчастных соплеменников, и мир захватывать свой чёрный. Да ещё и месть. Хотя это, наверное, не немец, а испанец, идальго какой-нибудь и…

– Хватит, Ричард. Ну, хватит, я всё понял, тебе бы книжки писать… фантастические, а не агентом британской разведки быть.

– Одно другому не мешает, Эмин, ну да ладно, так что ты там с ним за договор заключил?

Эмин-паша, называемый ещё Эмин-беем, хотя настоящее его имя было – Эдуард, снова начал подробный рассказ, а потом протянул полковнику Вествуду надиктованный Мамбой список.

– Гхм, ну что ж, сам договор логичен. Людей у него немного, а противник уже доказал свою боеспособность. Наши военные советники с египетскими солдатами проигрывают одно сражение за другим. И тут он прав, мы поможем ему с оружием. Людей ему тоже нужно набирать, и имущество также необходимо.

– Ну, каковы познания, каковы, – задумчиво произнес полковник Вествуд, вчитываясь в отданный ему листок папирусной бумаги.

1. Винтовки фирмы «Ремингтон» – 2000 штук. Боеприпасы к ним, на каждую по 2000 патронов.

2. Револьверы, любых модификаций, лучше фирм Кольта и Смит-и-Вессона, можно Маузера и Ле-Фоше – пятьсот штук, боеприпасы к ним из расчёта по пятьсот патронов на каждый.

– Он что, любит круглые числа, и повторяться, – спросил он, оторвавшись от чтения занимательной бумаги.

Эмин-паша, только молча пожал плечами, и глубоко затянувшись, пустил огромный клубок дыма, а потом его остаток, маленькими кольцами из носа, потеребив себя за тонкий ус, и бесцельно уставившись взглядом в потолок кабинета.

– Ладно, что там дальше?

3. Железные каски – 3000 штук.

4. Пробковые шлемы – 3000 штук.

5. Походные палатки на пять человек – 500 штук.

6. Короткие абордажные сабли – 1000 штук.

7. Мачете – 5000 штук.

8. Кожаные ремни – 10000 штук.

9. Алюминиевые или жестяные фляги -5000 штук.

11. Комплекты лёгкой военной формы из парусины – рубаха + штаны – 10000 штук.

12. Короткие бриджи, длиной до колена, из плотной хлопковой ткани – как можно больше.

– Действительно, уникум. Он что, умеет считать до тысячи, и оперировать такими суммами?

– До миллиона.

– Что?

– Он умеет считать до миллиона, а может, и больше, я не интересовался, – равнодушно выпустив в потолок очередную порцию дыма, ответил Эмин-паша.

– Однако, – изумлённо сказал Вествуд, – вот это кадр. Я сегодня же доложу об этом в Министерство.

– В которое, Рич?

– Во все три, Эмин, во все три.

–Угу, значит в Министерство по делам колоний, в Управление разведки и контрразведки, и в Министерство обороны. А! Забыл… ещё и в Торговую Западноафриканскую компанию.

Теперь уже настала очередь скривиться Вествуду.

– Ну, а лично он для себя, этот Мамба, что-нибудь хотел?

– Да, – пожав плечами, ответил Эмин-паша. Золота и баб.

– В смысле?

– Ну, про золото и так понятно, денег он хотел, в виде золотых монет. Франков, марок, рублей, австрийских крон, соверенов и гиней. А про баб, про баб говорит: «Хочу поиметь белокурую красотку, вот с такой задницей» – и Эмин-паша широко развёл свои руки, показывая размер требуемого.

– «Я знаю, говорит, – у вас такие есть!» Что ты скажешь на это, любезный Рич?

– Ну, сутенёром я не подряжался подрабатывать. Выживет, и сам купит за деньги. Вывезем его в Европу, если он заслужит. Прокатим по кабакам, и по борделям всех столиц. Везде побывает: и в Италии, и в Швеции, в Германии, и во Франции, в России и Египте, даже в Ирландию свезём. Везде, кроме Англии.

– А пока… пока будем заказывать ему оружие. Думаю, по оружию разделим указанное им количество на два, и привезём, а по его непотребству, что ты тут под его диктовку написал, разделим на пять, а то, и на десять. А то, ишь, фляг ему алюминиевых подавай. И откуда он только этот металл знает. Папаша, наверное, паразит, научил физике. Тарелки из алюминия не во всех богатых домах сейчас есть, уж больно дорого изготавливать этот металл приходится, да и железных касок у нас нет. Ему что, средневековые шлемы подавай, морионы? Обойдётся!

– Ладно, ты где остановился?

– Нигде, пока.

– Тогда прошу ко мне, поговорим, расслабишься, отдохнёшь, а там оружие привезут, и снова в бой, покой нам только снится. И они расстались до вечера.

Глава 5. Храм мёртвого бога.

Ярый ушёл в сторону Баграма, по пути я ему велел заключать союзы с мелкими племенами, набирая там воинов и молодых женщин, и уводить их в Баграм. Кто не желает дружить, того насильно забирать в плен, и уводить туда же. Только женщин тогда забирать всех, кроме старух и тёток с малыми детьми, и то, если у неё больше двух (у нас, если что, ещё родит).

Сам же я с Момо отправился к западу, следуя вдоль берега реки Уэле, от её истоков к верховьям. Дорога была очень трудной, даже для нас. Река, то сужалась, то внезапно расширялась, растекаясь по неглубокому руслу, подтапливая низменность вокруг себя, и создавая болотистую местность, с её дурными миазмами.

Кого здесь было много, так это различных птиц, и рыб, а также всяческих гадов, норовивших укусить. Ну, меня кусать, себе дороже, а вот другие страдали. И если бы не противоядия собственной разработки, и здоровые организмы, не ослабленные цивилизованностью и комфортом, то мы бы понесли ужасающие потери на пути нашего продвижения к цели.

При совершении этого похода, да и раньше, я обратил внимание, что негритянские племена почти не умеют ловить рыбу, и боятся воды. Рыбу они могли ловить только вершами, и то, в неглубоких местах.

Сетями они не умели пользоваться вообще, и их не было, даже самых примитивных. Крючка и лески они тоже не знали. Поэтому, и рацион был скуден. Одними обезьянами не прокормишься!

Из-за многочисленности разнообразных змей, я обновил свою коллекцию шкурок на бунчуке, украсив его редкими экземплярами, и изрядно увеличил свои запасы ядов. Люди почему-то боятся вампиров. Зря! Бояться надо не вампиров, а фармацевтов и химиков, это они травят нас, да ещё и за наши деньги.

А вампиры скоро вымрут, это я вам точно говорю, то, что течёт сейчас в наших жилах, кровью можно назвать с ооочень большой натяжкой, и больше похоже на смесь нефтепродуктов, наночастиц, и всей таблицы Менделеева в одном флаконе, за исключением особо редких и благородных металлов, и то не факт!

Ну, так вот. Дорога была и опасна, и трудна, полна разных встреч с местной фауной. Особенно мне понравилось мясо африканского удава, больше похожее на курятину, но нежнее. А кожу на воротник…, то есть на рабские ошейники, можно с успехом продавать, или самим использовать, как решим.

Наконец, террасовый лес, спускавшийся уступом, начал редеть, и впереди показалось небольшое пространство, с низкой растительностью, и практически отсутствием деревьев, что было необычно для этих мест.

Подойдя, я понял причину этого, и решил остановиться здесь на ночь. Место было хорошее. Река рядом, но не близко. Растительности мало, ветерок гулял, отгоняя вредных насекомых. К тому же, отсюда были хорошо видны окрестности.

Феликса фон Штуббе, и его людей мы пока не смогли обнаружить, но я не отчаивался. По моим подсчётам, время Ч уже наступило, но было в пределах погрешности, так что надо было искать, и не сдаваться в своих поисках.

Своим мачете я поковырял землю, и обнаружил под толстым слоем перегноя, состоявшего из слежавшейся листвы и стеблей травы, твёрдую основу. Набравшись терпения, я выковырял на свет божий гладко отшлифованный камень. Внимательно осмотрев ещё раз местность, своим взглядом городского жителя и человека XXI века, я обнаружил очевидные следы человеческого пребывания.

Эти следы, даже на мой любительский взгляд, по времени были никак не меньше пару тысячелетий назад, а может быть, и больше. Запахло тайной, и мною овладел азарт исследователя. Клад, здесь должен быть клад.

– «Деньги, деньги, деньги» – кто не мечтал в детстве, и уже в более зрелом возрасте, внезапно наткнуться на клад монет. Лучше золотых…, можно серебряных…, или, если уж совсем, если, то медных, но чтобы было оооочень много!

Что-то подобное испытывал и я сейчас. Устремив свой взгляд вперёд, я пошёл по еле угадывающейся просеке, заросшей чахлым кустарником и сухой травой, раздвигая ветки и стебли копьём. Мои манёвры не остались незамеченными, и двое телохранителей, отделившись от общей массы воинов, последовали за мной. А я шёл дальше.

Древний путь вёл меня всё глубже и глубже в джунгли. Через некоторое время, впереди показались куски невысоких скал и разбросанные вокруг камни. Всё было оплетено лианами, и скрыто ползучей растительностью. Многочисленные корни торчали из земли, и свешивались со скал и отвесных стен. В том, что это были когда-то стены, я уже не сомневался.

То здесь, то там валявшиеся большие куски скал, несомненно, были остатками, некогда сложенной из них стены, и доставлены сюда от гор, возвышавшихся к югу отсюда, на расстоянии не меньше тридцати километров. Сами же эти камни никак не могли здесь оказаться. Вулканов тут не было, да и следов вулканической деятельности тоже, а скал и подавно, не наблюдалось.

Ни одно животное никогда не притащит камень просто так, да и вообще, не притащит, включая горилл. Так что, очевидный вывод напрашивался сам собой. Недалеко отсюда протекал Белый Нил, и впору было вспомнить о царице Савской, и более древних временах.

В сопровождении двух моих телохранителей, я начал обходить скалы и искать что-нибудь похожее на остатки города или селения, форта, замка, дома, храма. Последнее из перечисленного больше походило на правду. Наконец, мои усилия увенчались успехом, и среди корявых деревьев и лиан, мне открылось тёмное пространство.

Один из моих воинов, увидев мой интерес к этому месту, решил туда залезть, надеясь заслужить мою благосклонность, но я вовремя оттолкнул его, не позволив совершить сумасбродный поступок, угрожавший жизни. И был прав.

Реагируя на его движение, из тёмной зловонной дыры в скале выстрелила чёрная тень, с оскаленными зубами. Благодаря тому, что воин успел отшатнуться раньше, она не достигла цели и упала на землю, громко шипя.

– Какой интересный экземпляр, – мелькнуло у меня в голове. Давай-ка познакомимся с тобой поближе, змеючка.

Змея была необычной, ярко-жёлтой окраски и, несомненно, принадлежала к так любимому мной подвиду мамбы. Кроме чёрной и зелёной, я теперь имел удовольствие наблюдать ещё и песчаную, или ядовитую, или апельсиновую. Апельсиновая, это название мне больше понравилось.

И я быстро, мгновением раньше, чем она среагировала, ударил её древком копья, на котором давно была прикручена рогулька. Это примитивное приспособление, одним движением переводившееся из положение «прижата», в положение «кого поймать?», сейчас тоже оказалось действенным, прижав морду змеи к земле.

Осторожно перехватив пальцами голову змеи у её основания, я поднял вверх великолепный экземпляр, длиною не меньше метра. Змея бешено сопротивлялась. Ну да, не таких уламывали. Сейчас, сейчас, моя родная, ты пополнишь собою мою коллекцию, а твой яд украсит отдельную тыквенную кубышку, и мы поэкспериментируем в дальнейшем с твоим ядом… красавица.

Выйдя на более освещенное место, я сцедил яд, и сунул кубышку в кожаный мешок, носимый с собою специально для этих целей. Смеркалось. Глядя на сильно потемневшие джунгли и заходящее солнце, я решил, что не стоит в очередной раз испытывать судьбу, и лезть в пасть дьяволу.

А то, что внутри меня никто не ждал, я знал абсолютно точно. Азарт доморощенного исследователя во мне несколько поугас, особенно после происшествия со змеёй, и я не собирался понапрасну рисковать. Надо было подготовиться к этому.

Насчёт возможности найти клад, я тоже остыл. Скорее всего, мне удастся найти там древние вещи, возможно, немножко раритетов и артефактов непонятного назначения. Может быть, немного золота и драгоценных камней, и всё. А может, только древние, давно истлевшие кости станут сомнительной наградой моим изысканиям.

Я и так не любил кладбища, и всё, что с этим было связано, а тут ещё лезть и копошиться внутри скалы. Но и сидеть сиднем, ожидая с моря погоды, мне не нравилось. Лучше уж поискать, и чего-нибудь найти, кроме приключений, чем просто разводить руками и жалеть. Не змей же мне, в конце концов, бояться.

Рассудив таким образом, я улёгся спать, плотно поужинав, и отдав все необходимые указания на завтра. Змею я решил убить завтра, как раз она подкопит свой яд, а утром я его у неё сцежу.

Ночью мне снилась эта самая змея, умоляя её выпустить из мешка человеческим голосом, но на незнакомом мне языке, обещая мне всякие кары. Ну, об этом я скорее догадался, чем понял. Уж больно тон был угрожающим. Во сне я ответил ей: – «ну, ты тут мне ещё пошипи, тварь ползучая», «сказал, что утром освобожу… значит, освобожу – на бунчук пойдёшь… людей пугать… вечно!» и дальше продолжал спать (скотина бесчувственная).

Утром, проснувшись и позавтракав, я развязал мешок и вытряхнул оттуда давешнюю змею. Змея выпала… мёртвой.

«Гхм, а сон-то был, что называется, в руку». «Не простая, стало быть, змейка, не простая. Не выдержала она неволю, да и померла». Взгрустнулось. Взяв её за хвост, я сначала захотел притянуть её морду к своему лицу, чтобы получше рассмотреть,… но передумал, а то мало ли что. Перехватив её голову, я разжал сомкнутые челюсти, и стал сцеживать остатки яда, которых оказалось удивительно много, он был молочного цвета, и густой, как масло.

Надо бы быть с этим ядом осторожнее, что-то он мне не сильно нравится. Яд пах резким запахом, сходным с запахом старого склепа, навевавшим не сильно приятные ассоциации. Я слил его в подаренный ещё фон Штуббе флакон из очень толстого стекла, из-под «чекушки» водки. Подумав, налил туда и спирта. Неожиданно началась бурная реакция, и из флакона повалил густой дым.

Увидев это, все негры сбежались сначала ко мне, а потом бросились в ужасе, кто куда. Я тоже сначала чуть не обоср… испугался, но закалка интернетом, фильмами ужасов и офисной работой, дала о себе знать.

А в армии меня научили, что убить можно всё, даже мысль, (особенно умную). Так что, я не выпустил флакон из руки, а продолжал наблюдать за химической реакцией.

Покипев и бурно испаряясь, молочная жидкость осела, а потом на глазах образовала осадок, больше похожий на густое масло или жир, который стал стремительно темнеть, пока я не догадался, что он окисляется, и не заткнул его толстой металлической пробкой. Он так и остался окраски топленого молока.

– «Как интересно!»

Мне захотелось срочно бежать в эту дыру, но я сдержался, и, крикнув своих обосравшихся… пардон, испуганных воинов, пошел готовиться к вылазке.

Посещение подземелья обещало стать интересным и непредсказуемым, и изрядно будоражило мою кровь, ставшей весьма холодной после смерти Нбенге. Меня стало тянуть на приключения, которые могли разнообразить моё унылое существование после всех неприятных событий.

Это происходило из-за того, что во мне смешалось всё: боль утраты дорогого мне человека, шок от попадания в чужой мир, и культурный шок человека 21 века, в котором я до сих пор находился, от всего увиденного. А ещё, месть и постоянное напряжение, смешанное с вынужденной жестокостью, без которой невозможно было выжить в этом мире.

Доброта и мягкость не приветствовались, и за это сразу следовало наказание, рабство, либо смерть, ни больше, и ни меньше. Вот, в качестве компенсации, меня и тянуло на всякие авантюры.

Со мной напросилось идти ещё пятеро воинов, то ли глупых, то ли преданных, то ли жаждущих славы (такие тоже имелись), ну и ладно, вождя надо защищать. Перебирая своё снаряжение, и задумчиво косясь на шкурку змеи, уже украсившую собой моё копьё, я тщётно пытался придумать, что мне ещё надо было с собою взять. Наконец, придумал.

Я достал флакон с универсальным противоядием, собственного приготовления. Покрутил его в руках, сердце кольнуло в предчувствии. Вытряхнув весь мой мешок на землю, я стал перебирать все, что у меня было. Сильно развитая интуиция, замешенная на знаниях, и смутном понимании действий тех или иных ядов, что досталась мне от прежнего хозяина этого тела, так называемая память предков, вела мою руку.

Наткнувшись на флакон, подаренный мне вождём пигмеев, я подозвал к себе пигмея по имени Жало, и спросил: – «Что это за яд?»

– Это яд унганов, вождь.

– Для чего он нужен?

– Он позволяет им говорить с духами.

Дальше я действовал по наитию. Достав тыквенную фляжку со спиртом, я налил из неё в глиняную кружку, откупорил бутылочку с ядом унганов, и добавил в кружку несколько капель, потом достал свежий яд жёлтой мамбы, и добавил ещё и его. Видимых изменений раствор не произвёл, только стал пахнуть ещё резче, вот собственно, и всё.

Слив полученную жидкость в отдельную бутылочку, я подвесил её к поясу, за одну из специально сделанных петель. В голове возникли ассоциации подготовки героя в компьютерной игрушке перед тем, как спуститься в неизведанное подземелье.

В подземелье я пойду, и твой левел отниму, а потом ещё зайду, и добычу заберу. В голове действительно, словно что-то щелкнуло, и я стал по-другому смотреть на свои сборы.

Так, защита: я стал надевать на себя свои кожаные доспехи, не пренебрегая ни одним элементом экипировки. Оружие: из оружия я взял с собой револьвер, хопеш, и старый кинжал. Поколебавшись, взял ещё копьё, хоть оно было немного громоздким, но зато им можно было пошурудить в подозрительных дырах, без всякой опаски, да и мало ли, что я там обнаружу. Пулемёт ещё никому не помешал.

Но пулемёта у меня не было, так что, и копьё сойдёт. С оружием я закончил, дальше следовало побеспокоиться о мане. Но вот что-то ничего подобного я у себя не обнаруживал. Хотя… если взять тему разговора с духами, как раз флакончик, в который я только что слил сделанный эликсир, может смело сойти за эликсир восстановления маны.

Осталось разобраться со своим здоровьем, с этим было вроде всё нормально, но вот ранения вполне могли быть, причём, самые разные. Решив подстраховаться, я выпил противоядие, и укрепляющий эликсир, дававший прилив жизненных сил. В мешок сунул свёрнутые листья целебных растений, и листья, используемые для перевязки ран, жгут, сделанный из лианы, и кусок чистой материи, с кубышкой спирта.

Спирт, он завсегда спирт, а то придётся копаться в старых костях, не очень приятное, скажу вам, занятие, и не всякий его потянет, а то, что там обязательно будут мёртвые, я ни капельки не сомневался, уж это мне мой опыт подсказывал.

Окончательно собравшись, и оглядев пятёрку воинов, шедших вместе со мной, я оценил их подготовку, сделал им пару замечаний, и они экипировались по полной программе, не к женщинам, чай, идут, и не на дискотеку. Хозяйство надо прикрыть, а то цапнет кто-нибудь, а я виноват буду. Среди них затесался и Жало, с азартно горевшими глазками.

Экипирован он был не хуже меня, а судя по его блестящим глазам, он и вовнутрь что-то принял, и думаю, что не спирт. Небось, листья местной коки нажевал, или грибы, вроде наших мухоморов, с галлюциногенным эффектом, а ещё тут произрастал орех, называемый "кола". В общем, он был готов, был готов и я, а также оставшаяся четвёрка моих воинов.

Кивнув Момо, остающемуся за старшего, я наговорил ему целую кучу заданий, чтобы он не расслаблялся в моё отсутствие. И мы отправились покорять подземелье, надеюсь, там не будет какого-нибудь местного босса, появляющегося раз в месяц, и по большим праздникам.

Путь был уже знаком, и мы добрались быстрее, прочищая себе дорогу, разрубая остатки лиан, которые, как змеи, оплетали всё вокруг, и, цепляясь своими отростками за неведомо как перенесённые сюда скалы, висли на них, со всех сторон, плотно закрывая ковром из своих стеблей всю массу камня.

Сейчас я был уже более внимательным, и понял, что наткнулся не на город, а на большое здание, но не пирамиду, а больше похожее на мавзолей, приземистый и широкий, из собранных кусков скал, плотно подогнанных друг к другу.

Становилось всё интереснее и интереснее. Обойдя кругом массу камня, я увидел небольшой и почти разрушенный временем и растениями барьер, преграждавший в иные времена подходы к зданию. Поискав возле него хоть что-нибудь, что могло указать на тайну здания, я обнаружил только слежавшиеся хрупкие кости, рассыпавшиеся при прикосновении к ним лезвия ножа.

Чьи это были кости, и как они оказались тут, было загадкой. Очень хотелось найти отгадку, но ключик от неё находился за тем самым входом, больше похожим на дыру, ведущую в преисподнюю, и где на нас напала змея.

Чувствуя себя Алисой, попавшей в зазеркалье, я воткнул копье в тёмный и мрачный вход, откуда ощутимо несло влажностью и плесенью, смешанной с неведомыми запахами.

В ответ, а в ответ – ничего. Ну да, змеи тоже не могут бесконечно размножаться, а может, она попала туда совершенно случайно. Ползала, ползала по скалам, сорвалась, ушиблась, разозлилась…, а тут мы, нехорошие людишки. Она раз, и кинулась на нас, чтобы слить свои негативные эмоции, а заодно, и избавиться от лишнего яда. И ей хорошо, и… нам плохо.

Мысленно пожав плечами, я запалил факел. Факел я сделал из найденных здесь сухих веток, скрученных между собой, и политых захваченным маслом. Ещё раз, оглянувшись по сторонам, я осторожно сунулся в мрачную темноту подземелья.

Факел осветил влажные и гнилые листья деревьев, лиан и прочего мусора, которые и давали соответствующий запах. С низкого потолка длинного коридора, уводившего в темноту, падали редкие капли конденсата, увлажняя воздух и давая возможность спокойно гнить, нанесённым сюда ветром и мелкими животными, остаткам растительности.

В разные стороны кинулись от света огня мелкие животные и насекомые, в щелях под потолком затаились крупные пауки, с моей точки зрения, конечно. Они шевелили своими длинными лапами, и теребили ими нити своих паутин, даже на вид имевших очень прочное плетение.

По полу бегали крупные тараканы, величиною с мелкую мышь, вместе с ними метались и скорпионы, любители тёмных укромных помещений. Их членистые хвосты, с навершиями ядовитых жал, бесконечно распрямлялись и стегали тени, отбрасываемые светом факела.

– «Ну-ну… насекомые. Расшалились тут». Я аккуратно поддел лезвием своего копья одного из них, и проткнул его, насквозь пришпилив к стене низкого коридора. Тварь не желала сдаваться, шевелила клешнями и стегала жалом. Тараканы, наконец, нашли забытые в панике щели, и расползлись по ним. Скорпионы тоже исчезли, кроме товарища, принесённого в жертву моего любопытства.

Стряхнув с копья скорпиона, рассеченного надвое, я, нагнув голову и ссутулив плечи, направился дальше по коридору. Но, через два шага, меня обогнал пигмей Жало, и, держа перед собой факел, пошёл первым. Ему не надо было нагибаться, и он всё отлично видел, в отличие от меня.

Были здесь и змеи. Одна из них, свернувшись клубком, затаилась под потолком, укрывшись в глубокой трещине. Но я знал их подлую сущность, и не менее подлые повадки, и был готов к этому. За полом смотрел пигмей, а я отслеживал потолок. Поэтому и смог вовремя заметить чёрную, блестящую в свете факела, упругую живую петлю.

Выстрелить в нас своей головой я ей не дал. Кожаный чехол, закрывавший мой специфический бунчук от пыли, не помешал лезвию копья ударить точно в цель.

Змея, рассечённая надвое, упала вниз, дёргаясь на полу коридора двумя неравными половинками. Подхватив с земли ту половинку, которая питала к нам свои недобрые намерения, я разжал её, ещё вполне дееспособные челюсти, и сцедил яд, пока она ещё была жива. А то, чего уж добру-то пропадать.

Продвигаясь дальше по коридору, мы спускались глубже, судя по ощущениям. Неожиданно, коридор резко повернул, и вывел нас сразу в огромное помещение, с высоким потолком, своды которого терялись в полутьме, и не были освещены светом наших факелов.

Здесь было сухо. Воздух неподвижен. Ничто не нарушало мрачную тишину этого места. Факел, коптя, освещал всё тусклым светом, выхватывая куски огромного помещения. Пол, на котором стоял я и все воины, был сложен из массивных плит. Там, где мы стояли, было чисто и сухо, а впереди угадывались непонятные предметы, отсвечивая тусклым белым светом.

Подойдя ближе, мы обнаружили выбеленные временем и очищенные от малейшего куска мяса и кожи, кости. Нет, это были не человеческие кости, это были позвонки и челюсти тысячи тысяч змей, которые, словно найдя здесь своё ритуальное кладбище, умирали тысячелетиями, устилая костями пол этого храма.

Я был разочарован. Я, понимаешь, пришёл сюда за сокровищами, а вместо них нашёл кости змей. Несомненно, из них можно было наделать миллионы амулетов, и продавать их унганам, или самим плясать в боевых танцах, тряся страшными, оскаленными в предсмертной муке, челюстями, пугая окружающих.

Но вот, что-то это меня не прельщало. Подняв над головой факел, я шагнул дальше. Туда, где находилось возвышение, сделанное из большой плиты, положенной сверху на пол, в виде постамента. В то же мгновение мой факел погас, как бы от дуновения ветерка, непонятно откуда здесь взявшегося.

Из-за помоста, из глубокой ниши, находившейся позади него, метнулась тень, чернее самой темноты. Только благодаря напряжению, которое не оставляло меня с самого того мгновенья, как я зашёл в этот, без всякого сомнения, храм, я успел уйти с линии атаки неизвестного животного.

Удары следовали один за другим. Я тоже был чёрным, но проклятой змеюке, а это наверняка, была она, судя по шипению и специфическому шуршанию чешуйчатого тела, это не мешало.

Я же видел только неясные тени, и удары хвоста, рассекавшие воздух и сбрасывающие с помоста на пол груды мелких костей. Удары моего копья не поражали невидимого врага, а только отталкивали его. Один раз мне удалось зацепить его широким лезвием. Издав громкое шипение, змея смогла обвить древко хвостом, и оно вырвалось у меня из руки, покатившись по каменному полу, разбивая в костяную пыль древние черепа.

– Ах, ты ж тварь!

Вырвав револьвер из ременной петли, я, не целясь, выстрелил в её сторону. Грохот разорвал вековую тишину подземелья. Яркий свет вспышки выстрела высветил огромную змею, отдалённо похожую на удава или питона, только скромнее размерами.

Самыми страшными были не её размеры, а то, что она была трёхголовая.

– Оба-на, Змей… Горыныч, – в ужасе подумал я, оцепенев. Мозги были в шоке, но нервный импульс, поступивший от мозга, с приказом нажимать на курок револьвера, продолжал действовать.

Выстрел следовал за выстрелом, рука, сжавшая мёртвой хваткой оружие, направляла его для точности, повторяя движения всёх трёх голов неведомого монстра.

Может быть, старое, доброе, холодное оружие здесь было и неэффективно, но новое изобретение человеческой техники оправдало себя на двести процентов. Свинцовые пули в медной оболочке, разогнанные пороховыми газами, ввинчивались в тело монстра, поражая головы, одну за другой.

Заливая всё вокруг тёмной кровью, змея издала инфразвук, ударивший по барабанным перепонкам из пасти последней головы. Зажав руками уши, воины попадали на пол, потеряв сознание. Револьвер, отстреляв последний патрон, сухо щёлкнул курком.

Как ни странно, но инфразвук, который вывел из строя моих воинов, пробил моё оцепенение, и ступор, в котором я находился с самого мгновения, как увидел это чудовище. Встряхнувшись, я шестым чувством определил, где валяется моё копьё, и поднял его.

Предчувствуя свою гибель, смертельно раненая змея бросилась в последнюю атаку, и нарвалась на неловкое поднятое копьё. Почувствовав её атаку, я машинально выставил копьё перед собою. Обвившись вокруг него, змея мощными движениями своего тела начала проталкивать себя ближе ко мне. Снова бросив копьё и бесполезный револьвер, и схватив хопеш, я ударил изо всех сил по змее.

Медный хопеш, не раз выручавший меня в бою, с хрустом врезался в тело змеи, и сломал её шейные позвонки своим толстым лезвием. Дёргаясь в предсмертных конвульсиях, и стегая всё вокруг своим хвостом, змея задела то, что находилось на постаменте.

Этим оказалась старая мумия.

Я не сразу осознал, что попал в переделку, а мои воины оказались бесполезными, валяясь в беспамятстве на холодном каменном полу (Не простудились бы!).

Не знаю, что случилось, но стены стали светиться мерцающим холодным светом, переливаясь мерцающими волнами. Как будто, мириады светлячков решили посетить мрачное подземелье, повинуясь неясной прихоти матушки природы.

Этот холодный свет озарил сюрреалистическую картину происходящего. Моих лежавших воинов, умирающего трёхголового монстра, и мумию, весьма отдалённо напоминавшую человеческое тело.

Ужас накрыл меня с головой, все страхи детства внезапно ожили, и закрутились вокруг меня, пугая криками упырей, видом мертвецов, протягивающих свои руки, с лоскутами сгнившей кожи. Зомби, неведомые монстры, полтергейст, все возможные страшилки прибыли сюда мгновенно, минуя промежуточные станции, и закрутились в хороводе, питаясь миазмами ужаса, накрывшего меня с головой.

Тело мумии шевельнулось, раз, другой, третий. Хопеш выпал из моей парализованной ужасом руки, присоединившись к другому моему оружию, валявшемуся там же.

– Что деется… то! Мама! Я хочу домой! Бежать! Скорее бежать!

Но ноги не шли, а руки обвисли. Кажется, я «надул» в свои шорты. Стыдно-с, уважаемый, вы же вождь! И не просто вождь, а команданте!

– Идите вы все на хрен, – мысленно послал я далеко своих внутренних собеседников, слетевшихся, как вороны, на падаль.

– Что же делать? Что делать???

Из тела мумии, освещённого призрачным светом подземелья, выползли небольшие чёрные змейки, свившие там своё гнездо. Подняв морды, с мелкими чёрными глазками, они оценили жертву, и, не сговариваясь, бросились в атаку.

Против этой тройной, очевидно, паскудной, атаки, у меня не оказалось своего лома, и я проиграл. Укус, ещё укус. Ну, и контрольный укус, но уже не в щиколотку, а в бедро, куда смогла залезть подлая змейка.

Через небольшой промежуток времени, яд стал действовать, на долю мгновения выводя меня из ступора. Этого мгновения хватило, чтобы принять единственное правильное решение. Схватив, специально закреплённую для удобства быстрого вытаскивания кубышку, в которую был залит свежеприготовленный эликсир, я стряхнул с неё пробку, и выпил одним глотком всё содержимое.

Выпитый эликсир и яд змей вступили в реакцию в моём теле, борясь друг с другом. Мир вокруг меня закружился, убрав всякую реальность происходящего. Стены мрачного подземелья закружились, и исчезли в туманной дымке, оттуда вышел получеловек, полузмея, в жёлтой блестящей чешуе, покрывающей его тело до пояса.

В руках он держал похожий на мой, хопеш. Его холодные, жёлтые глаза, с узким вертикальным зрачком, как у змеи, уставились на меня.

– Кто ты, существо с двойной душой?

– Я человек! – ответили мои губы.

– Ничего смешнее, за всё своё существование, я никогда не слышал, ответил мне змей.

– Меня зовут Сет, и я повелеваю всеми пресмыкающимися в этом мире.

– Твой мир давно погиб! А от тебя осталась одна мумия. Да и та, как гнездо, для змей.

– Ну что ж, даже после смерти, я остался полезен своим подопечным.

– Зачем ты нарушил мой покой? Ты… существо, называющее себя человеком.

– Да так, мимо проходил. Думал, найду что-нибудь для себя полезное, оружие, или деньги, чтобы купить оружие.

– Ваше племя до сих пор воюет? Как, вы ещё не уничтожили друг друга… Но, ты ведь сам стал оружием. Ни один из твоего племени не смог бы со мной говорить, если бы не имел никакого отношения к змеям. Ты смог, значит, и оружие у тебя есть, ты только не умеешь им пользоваться.

– Согласен! Научи меня!

– Хах! И для этого ты нарушил мой покой?

– …

– Хорошо, я дам тебе шанс. Если победишь моих призраков, то получишь то, на что сможешь приобрести все блага своего мира. Только обещай мне, если выживешь, замуровать вход в мой храм. Я не желаю видеть никого из твоего племени. Скоро случится землетрясение, а потом наводнение. И это место навечно скроется в глубинах земли, и будет занесено илом реки, которая закроет всё своим руслом.

– Я обещаю. Клянусь памятью любимой!

– Ха. Я вижу, на твоем, ставшем змеиным, сердце, шрам. Береги его, он не раз тебя выручит в твоей жизни. Я принимаю твою клятву. В бой! – и он исчез в туманной дымке.

Моё сознание снова вернулось в подземелье, залитое холодным иррациональным свечением. Над мумией, лежавшей на постаменте, повисли два призрачных тела, в виде людей, со змеиными головами. Их призрачные руки держали хопеши.

Через мгновение, призраки уплотнились, их призрачные тела потеряли зыбкость, и приобрели стабильность. За мгновение до того, как они бросились в атаку, я приставил древний рог к губам и дунул в него. Низкий протяжный звук посетил подземелье, и, отразившись от стен, ударил по призракам, швырнув их обратно туда, откуда они поднялись.

Старый кинжал был уже в моей руке, готовый к бою. Его лезвие мерцало, ослепительным блеском отражая ирреальный свет стен. Висевшая у меня на груди, костяная пластинка соскользнула с шеи, разорвав шнурок, и упала на руку, сжимавшую кинжал.

Не думая, я вложил её в ладонь, сжимавшую и рукоятку кинжала. Удар в призрака, и он, завывая, развоплотился. Второй успел снова подняться, и закружился вокруг меня в боевом танце. Его треугольная змеиная голова смотрела на меня немигающим взглядом, пытаясь загипнотизировать.

Действие противоядия продолжалось, а костяная пластинка ощутимо нагрелась, обжигая мою руку. Я заплясал вокруг призрака. Древний рог также обжигал мою кожу, как и костяная пластинка, стимулируя на быстрые действия.

Подчиняясь воле этих предметов, и наитию, посетившему меня, я прыгнул к призраку, выставив перед собой кинжал. Клинок пронзил мёртвую нереальную плоть, и призрак исчез. Вместе с его исчезновением, рассыпалась и костяная пластинка, с изображением проткнутого копьём человеческого черепа, и непонятными символами на другой её стороне.

Сразу после этого моё сознание померкло. Не знаю, сколько я провалялся на холодном каменном полу, надеюсь, что недолго, наконец, я очнулся. Обведя вокруг себя глазами, уже привыкшими к тьме подземелья, я различил сгустки темноты.

Это оказались мои воины. Кряхтя, поднявшись с пола, я стал приводить их в чувство. Начал с себя. Достав из сумы склянку с чистым спиртом, я сделал глоток. Обжигающая волна пронеслась от горла по пищеводу, и упала в желудок, сжигая всё на своём пути, и приводя мысли и чувства в порядок.

Ту же процедуру я проделал и с моими товарищами, приводя их поочерёдно в чувство. Только Жало очнулся раньше всех, и без применения спирта, которого на дух не переносил. Он настороженно, и с удивлением поглядывал на меня, но ничего не говорил.

Подняв с пола затухшие факелы, и снова их запалив, я нашёл своё оружие, и перезарядил револьвер, бросив пустые гильзы в патронную суму. Воины, обнаружив трёхголового змея, тут же разорались, как обиженные обезьяны, бурно обсуждая увиденное. Оставив их разглядывать чудо-змея, я направился к постаменту.

Тело мумии по-прежнему лежало на нём, но я не прикоснулся к нему. Пускай себе лежит. То, что само тело ничего не скрывает в себе, кроме змей, я был уверен. Следовало обыскать помещение, пока мои воины с удивлением оценивали монстра, и разглядывали всё вокруг, с откровенным страхом.

Помощи от них всё равно не было, а лишние свидетели мне были не нужны. Страху я и так натерпелся, и теперь мне было нечего бояться. Искать долго не пришлось.

Древний храм поражал простотой помещения. Кроме одного коридора, ведшего в огромный зал, с обычным плоским постаментом, на котором лежала мумия, в нём ничего больше не было. Этакий древний минимализм.

За постаментом была небольшая ниша, которую мне удалось обнаружить, просто коснувшись стены рукой, показавшейся подозрительной. Крышка, закрывавшая нишу, упала вниз, нажав на скрытую пружину, которая вытолкнула вперёд каменную урну с изображением змеи, смотревшую на меня двумя мелкими изумрудам.

Не став мелочиться, я осторожно отодвинул крышку лезвием кинжала. Ничего не произошло. Осмелев, я ещё сильнее нажал на лезвие, сдвинув крышку наполовину. Там что-то замерцало, играя в свете факела. Окончательно сняв крышку, я обнаружил в каменной урне горсть крупных изумрудов, и других драгоценных камней. Все камни были изумительной чистоты, и огромных размеров. Там были и кроваво-красные рубины, и синие, как весеннее небо сапфиры, александриты, жадеиты, и один, но очень крупный красный алмаз.

Сверху камней лежало украшение, в виде фигуры, изображавшей голову змеи, с оскаленной пастью. Длинные клыки, казалось, сочились ядом, и были влажными на ощупь. Это, без всякого сомнения, произведение искусства, сделанное неведомым мастером, дышало таким вдохновением, что казалось живым. Оно было сделано из цельного куска камня, структурой и цветом похожего на малахит, и сразу мне понравилось.

Ссыпав все найденные драгоценные камни в свою патронную сумму, я закрыл обратно нишу, отодвинув вглубь каменную урну, с положенной обратно на место крышкой, нажал на вторую пружину, и урна скрылась в глубине поднявшейся обратно стены.

Развернувшись к своим воинам, я приказал им взять тело змеи, и мы вышли из подземелья, пройдя обратно тем же коридором. Спасибо, что ничего не обрушилось, и не загородило выход, как в американских фильмах, так что мы спокойно покинули подземелье.

Выйдя на свет, я остановился, приказав искать камни. Воины разбрелись по округе, в поисках подходящих обломков скал. Я же занялся снятием шкуры и голов необычного монстра. К тому моменту, как я закончил свежевать добычу, камни были найдены, и установлены на свои места, надёжно замуровав вход.

Засыпав его мусором и ветками, мы ушли, не оглядываясь. Добравшись до лагеря, я выпил разведённого соком местных фруктов, спирта, и завалился спать, что называется, без задних ног, не обращая внимание на боль во всём теле, и испуганно-любопытные взгляды моих воинов, рассматривающих меня, и тело трёхголовой змеи, принесенное нами.

Сон пришёл сразу, погрузив меня в объятия Морфея, сменившего железные объятия Сета. И я уже не слышал того, что обсуждали у ночных костров мои воины, и весь тот бред, который рождался здесь и сейчас, возле забытого всеми богами и людьми, храма.

Глава 6. Феликс и другие.

Полковник Долизи последним переправился на одной из лодок своего отряда. Их заметили. На берегу, перед городом, заметались чернокожие, подняв тревогу. Несколько выстрелов, прозвучавших с реки, успокоили их, и, в буквальном смысле, отбросили от реки.

Высадившись на берег всем отрядом, Долизи повёл своих людей в атаку, на лежащий перед ним негритянский город. Немногочисленные солдаты перезарядили свои винтовки, и ринулись вперёд, построившись в шеренги, неся победу на кончиках своих штыков.

Их встречало около ста пятидесяти негритянских воинов. Дико крича и размахивая копьями, а потом, сомкнув щиты, они сбились в кучу, готовясь отразить атаку.

Непрерывная дробь выстрелов из старых винтовок аборигенов, и ещё более быстрая канонада магазинных винтовок десятка белых, разрушила планы. Теряя воинов, они бросились в самоубийственную атаку, по команде высокого негра, одетого в тунику из растительной ткани.

Пятьдесят винтовок переломили ход сражения, и атака негров захлебнулась в самом начале. Потеряв половину воинов, они бросились в ужасе врассыпную. Бой был выигран, а солдаты полковника Долизи не понесли никаких потерь. В очередной раз технический прогресс, организованность и сплочённость, принесли заслуженную победу.

Дальше было так же просто, как и в бою. Оставшийся без защиты город, пал перед новым врагом. Часть жителей бежала из него, часть была захвачена врасплох. Остальные приветствовали белых освободителей от ига чёрного захватчика Мамбы.

Был пойман и приведён вождь всего этого позора, под названием, негритянский город Банги. Им оказался визирь, с правом управления городом и всей прилегающей территорией, по имени Масса.

Долизи достал заранее приготовленные бумаги, где были указаны границы территории, передаваемой местным вождём в собственность правительства Франции.

Масса особенно не сопротивлялся, и где-то даже был рад, что всё так получилось. Он с готовностью признал новых хозяев, но очень при этом боялся пресловутого Мамбу. Всё время повторяя, что если этого Мамбу не убьют, то он вернется, и убьёт их всех, а ещё, может и проклясть. И этого он боялся сильнее, чем обычной смерти.

Судя по тому, как боялся Масса Мамбу (вот же дикарские имена!), этот чернокожий вождь был ещё тем зверем, а судя по кличке, не зверем, а пресмыкающимся.

Мысленного окрестив будущего противника чёрной тварью, полковник Долизи приступил, собственно, к делу, ради которого преодолел больше пятисот километров от Атлантического побережья Африки.

– Вождь! – через переводчика обратился он к негру.

– Вот бумаги, которые ты должен подписать. Вот здесь и здесь указано твоё могучее имя, а тебе надо лишь поставить здесь плюсик, или чёрточку, или галочку. И ты сразу получишь много, много подарков.

По знаку полковника, один из негров-носильщиков открыл ящик с бусами, материей, и даже превосходными ножницами. Масса со страхом смотрел на кусок мелованной бумаги, с золотыми гербами Франции, изображением фигуры женщины, и разными художественными орнаментами.

Мамба предупреждал его об этом, но он не верил. А вот сейчас, убедился в очередной раз в том, насколько прозорлив был чернокожий вождь, пришедший из ниоткуда, и ту да же ушедший. Все страхи и сомнения, исчезнувшие перед неожиданным нападением, и проигранным сражением, внезапно вернулись обратно. Он задрожал в испуге.

Долизи заметил перемены, произошедшие с визирем, но понял их по-своему.

– Спокойно, это всего лишь бумага, и она ничего тебе не сделает, тебе лишь надо поставить вот здесь, и здесь крестик, – и он протянул визирю перо, обмакнутое в походную чернильницу, с трудом доставленную сюда.

– Нееет, – заблеял, как овца, испуганный Масса.

– Вот же, баран! – подумал Долизи, и кивнул своим подчинённым. Те, обхватив тело визиря, скрутили его, освободили его правую руку, и, зажав его пальцами перо, поставили неровный крестик в двух местах.

– Ну вот, дело сделано, – с удовлетворением подумал Долизи, – дело сделано!

И, пнув ногой тело рыдающего в ужасе визиря, что доставил ему столько хлопот, он ушёл организовывать здесь перевалочную станцию. Всё прошло как нельзя лучше.

Солдаты и носильщики быстро установили примитивный флагшток, и под пение Марсельезы, исполняемой грубыми голосами солдат, и подпевающих им негров, был поднят трёхцветный флаг республики.

Всего лишь за две недели была построена примитивная база, огороженная небольшим частоколом, а местные жители приведены к присяге. Подошёл небольшой караван, состоящий из солдат прибрежных племён, давно уже покорённых Францией.