Читать онлайн Дикое поле

Глава 1. Чудо-конь

Хутор Терновая балка, 1777 год.

Одинокий всадник не спеша ехал на своём вороном коне по Кубанской степи. Звали его Демид Котов. Был он казак из Терновой балки, небольшого поселения возле реки Терновки, прозванной так за обилие зарослей терновника, покрывавших её берега. Наш герой был средних лет и имел довольно приятную для глаз внешность: высокий рост, благородные черты лица, светлые волосы пшеничного оттенка, залихватски выбритые на висках и затылке, и тёплые карие глаза с лёгким прищуром. Про таких, как он, в народе говорили просто – «видный». По одежде, манере держаться в седле, и вообще по всей его колоритной наружности, он выглядел как типичный представитель своего времени и места, но это была только видимость. Если бы у кого-то была возможность заглянуть под его оболочку, то этот кто-то был бы немало удивлён, насколько внутренний мир седока отличается от внешнего.

Всё дело в том, что Демид волею судеб оказался в этом времени прямиком из 21-го века. Находился он здесь уже больше месяца, за это время успел отойти от шока, привыкнуть и даже войти во вкус. То, как он сюда попал и какие его тут ждут приключения, читатель узнает, если будет иметь терпение прочитать предлагаемую повесть, очень длинную, имеющую свойство постепенно раздвинуться шире, охватывая всё больше людей и событий, по мере приближения к завершению данной истории.

Временной период и локация мира, в который мы с вами попадём, очень мало ранее были освещены, хотя наполнены крупномасштабными и порой весьма драматичными событиями. По крайней мере, самим автором ещё не было замечено никаких художественных произведений на эту тему, так что, как говорится, пристегните ремни и добро пожаловать на территорию Кубани во времена правления Екатерины Великой.

Краснодарский край той эпохи, был последним осколком легендарного Дикого поля. Только-только начали сюда заселяться казаки с Дона и Запорожья, а также разный люд из других губерний. В этих бескрайних просторах до сих пор бродили кочевые племена ещё со времён Золотой Орды, в состав которой когда-то входили эти земли. После её распада, местные кочевья стали называться Ногайской Ордой, в честь знаменитого хана Ногая. Ногайцы составляли тут основную часть населения, и их численность превышала полтора миллиона человек.

Помимо ногайцев, в этой дикой степи ещё были разные «лица кавказской национальности», и вообще много кого судьба вынесла из густонаселённых мест на эту огромную, но почти безлюдную равнину. В основном, это были люди бедовые и отчаянные, которые не смогли ужиться по разным причинам среди своих братьев по вере. Они сбивались в мелкие и крупные шайки, рыскающие по окрестностям в поисках лёгкой добычи.

В местах где оказался наш герой, именуемых в будущем Тихорецким районом, сейчас жилось относительно спокойно. Основная резня была ближе к территории современной Тамани, Сочи, Адыгее, в общем, там где моря и горы. К тому же, вокруг только начинающих появляться хуторов, циркулировали казачьи разъезды, которые могли предупредить жителей о появлении крупных конных отрядов, или самостоятельно шугануть небольшие «бандформирования». Но при этом, для первых поселенцев не было никакой гарантии, что из ближайшего овражка не выскочат какие-нибудь озверевшие головорезы, для которых жизнь твоя, как говорил ковбой из знаменитого советского фильма, «не будет стоить и ломаного цента».

Настроение нашего героя было преотличнейшее, и на то имелась вполне основательная причина: не далее как пару часов назад молодому казаку неожиданно улыбнулась удача, и улыбнулась по-настоящему, со всей своей природной щедростью.

А дело было вот как: захотел он сегодня поменять свою чахлую коняжку на более приличную, разумеется, с как можно меньшей доплатой. На многое не рассчитывал, но чтобы, по крайней мере, быть не хуже других, надоело уже, проезжая, чувствовать на себе насмешливые взгляды и слышать шуточки за спиной. Для того и собрался он на местный «авторынок».

Попал уже к закрытию, как всегда не хотелось рано вставать. Не доехав даже до общей толкотни, он ещё издалека увидел, что в ту же сторону какой-то лапотник ведёт под уздцы превосходного скакуна, статного, тонконогого – ну просто чудо что за конь! По одному только беглому взгляду с уверенностью можно было сказать, что такой ему точно не по карману. Всё же, из интереса, или скорее для удовольствия, Демид подскакал на своей унылой лошадёнке поближе.

– Продаёшь животину? – как можно небрежней спросил он. Хотелось показать себя серьёзным покупателем, что таких коней он уже видел-перевидел и что интересуется исключительно от скуки. Мешала произвести надлежащее впечатление всё та же невзрачная кобылка, которая была под ним, она всем своим видом давала понять, что хочет только одного – чтоб ей наконец-то дали поспать.

– Для кого животина, а для кого лошадь, – глубокомысленно заметил детина.

При этом он даже как-то приосанился, тем самым показывая серьёзность своего замечания.

«Лошадь», – усмехнулся про себя казак, и ему привиделось, что даже благородный скакун слегка скривился от таких слов в свой адрес.

– Червонец! – неожиданно выпалил продавец, выпучив глаза с каким-то даже потаённым испугом, как будто зачитал страшный приговор, с которым сам не согласен, но что уж поделать, такова жизнь, иначе нельзя… – Ежели нету стока, ходи дальше, – продолжил он, уже слегка набычившись.

Демид пристально на него посмотрел, а про себя подумал: «Откуда он тут такой взялся? Да этому коню цена выше минимум в пятеро, а может, и гораздо больше. Десять рублей стоит просто хороший конь рядового казака. За мою лядащую, к примеру, можно выручить максимум пять, а её сравнивать с этим красавцем – всё равно что Ниву с Геликом».

Незадачливый бизнесмен был одет в простую мужицкую одежду, сам здоровый, с туповатым лицом и, как полагается, ядрёным перегаром.

Дело ясное, какой-то проштрафившийся мужик из какой-нибудь псковщины, спасаясь от своих гонителей, решил податься на Дикое поле. По пути подстерёг богатого наездника и экспроприировал его имущество. Всё уже успел проесть и пропить, и вот остался только конь, которому он по своей дремучести не знает цену. В Диком поле даже самые занюханные бродяги, даже мальцы на хуторе, и те разбираются в конских породах. И как этакого красавца у него до сих пор никто не отжал, и мужик добрался с ним до самой Терновой балки – вот уж воистину промысел божий!

Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове у парня, не облечённые в слова, а выраженные в каком-то едином чувстве.

Однако, надо было что-то решать, вон казаки уже косятся в их сторону, были бы они чуть поближе – давно бы подошли, дюже приметный конь. А ну как сейчас набегут и начнут торговаться, тогда цена может подскочить до небес.

– Давай так дядя, я тебе даю пять целковых и свою лошадь в придачу, не ходить же тебе пешком, ты вон какое пузо отрастил, ноги быстро устанут.

– Не-е, мало, – ответил тот, разворачиваясь уйти.

– Ладно, – сказал Демид, – ещё пару рублей накину, больше всё равно у меня нет, соглашайся, пока я добрый, ты, я вижу, человек хороший, с понятием, а тут такие деляги бродят, щас враз тебя обдурят, останешься без коня и без портков.

Мужик засомневался, стоял, переминаясь с ноги на ногу и опасливо поглядывая по сторонам, видимо, ему самому не очень хотелось идти на торг, да он просто не знал, как иначе продать такое серьёзное «движимое» имущество, скорей всего, ещё не обзавёлся знакомыми из местных.

– Ладно, давай деньгу, – наконец решился он.

Казак быстро ссыпал ему всё содержимое кисета и передал поводья, подождал, пока тот пересчитал монеты, потом лихо вскочил на коня премиум-класса и поскакал прочь, изо всех сил стараясь убрать с лица глупую счастливую улыбку.

Это ж надо, так удачно было попасть на торг! И как хорошо, что опоздал. А ещё переживал что с утра уже всех лучших коней разобрали, вот уж воистину верно говорят: «Бог захочет – и в окошко подаст». Приехал бы вовремя, как все, купил бы обычного скакуна, и не случилось бы никакого счастья!

Едва за спиной скрылись камышовые крыши хат, Демид начал всё быстрей и быстрей нагонять своего нового благородного друга, давая ему возможность показать себя во всей красе. Седла не было, конечно же мужик давно его пропил, спасибо хоть уздечку оставил, но это обстоятельство совсем не мешало получать удовольствие от езды.

Конь нёс своего седока плавно, длинными скачками, почти без тряски и очень-очень быстро, так, что казаку оставалось только приникнуть к нему поближе и время от времени покрикивать от восторга. Казалось, это просто сильный поток ветра подхватил нашего героя и понёс его над землёй куда глаза глядят.

За короткое время, они преодолели огромное расстояние, и когда уже начали появляться малознакомые места, Демид опомнился, и начал постепенно осаживать своего чудесного скакуна. Совсем остановившись, он ещё немного потоптался на месте, осматриваясь, и направился в сторону дома, стараясь держаться поближе к реке, чтоб найти место поудобнее, где можно будет напоить коня и отдохнуть.

И вот он ехал, довольно напевая себе под нос легкомысленную песенку из другой эпохи: «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, и перемене…» Непонятно, почему в голове заиграла именно она, наверное, дело в игривом мотивчике, или, может, мудрое подсознание подразумевало под «сердцем красавицы» госпожу удачу. Приятные мысли лениво протекали через его голову, некоторые ненадолго задерживались, заставляя задуматься о чём-нибудь отстранённом и малозначительном.

Почему-то вот, например, принято считать, что самые красивые места – это море и горы, но это наверное только потому, что в наше время уже давно никто не видел настоящей дикой степи. Когда вокруг тебя нет вспаханных полей, окружённых посадками из тополей и акаций, нет асфальтированных дорог, столбов электролиний и шума машин, вообще нет никаких следов жизни человека, есть только бескрайнее пространство, покрытое травой разных оттенков. Холмы и овраги как цветные волны бушующего океана, радуют глаз своим грозным величием, заставляя сердце биться чаще в радостном волнении.

Как море для моряка, так и степь для казака. Но в отличие от моря, по которому можно перемещаться только командой, в одиночку ведь корабль не поведёшь, степь принимает в свои тёплые объятия и одиночных путников.

Когда подолгу находишься один в дикой степи, невольно начинаешь чувствовать величие мира и свою собственную значимость в нём. Наверное, поэтому казаки такие наглые, гордые и лёгкие на подъём, как степной ветер. Осознавать себя одного в таком широком пространстве – очень приятное занятие, особенно если хорошее настроение, как сейчас, чувствуешь себя чуть ли не богом, главным существом в окружающей вселенной.

Приятный поток философских размышлений прервал какой-то шорох. Без пяти минут бога внезапно вырвала из седла неведомая сила, эта же сила плотно прижала руки к телу, не давая никакого манёвра при падении. «Аркан», – запоздало мелькнула мысль ещё в полёте. При этом контроль над ситуацией казак не потерял. По возможности сгруппировавшись, он как мог смягчил ногами удар о землю, поэтому не расшибся и не покатился по земле безвольным кулём, когда его потащили, а сразу же, развернувшись на земле на сто восемьдесят градусов, выстрелил, особо не целясь, лёжа, от пояса. Благо натянутая верёвка в этом положении была чем-то вроде лазерного прицела, точно указывая куда стрелять. Целью оказался всадник, по виду ногаец, внимательно рассматривать его было некогда. Он нахлёстывал коня, стараясь как можно быстрей разогнаться, чтоб от очень быстрого волочения жертва потеряла ориентацию и не смогла что-либо предпринять. После выстрела, нападавший завалился коню на загривок, и тот сразу начал сбавлять ход. Скорость заметно упала, и казак смог вскочить на ноги, побежать за верёвкой, привязанной к седлу, тем самым ослабив натяг и на ходу освобождаясь из петли. Попутно он слышал за спиной приближающийся стук копыт, второй наездник был уже совсем рядом, поэтому Демид, не оборачиваясь, выхватил саблю и резко пригнулся. И очень вовремя – над головой пронёсся леденящий душу свист рассекаемого воздуха, в то же мгновение казак быстро выпрямился и рубанул вдогонку. Удар пришёлся по руке, сжимавшей саблю, чуть выше локтя. Рука вместе с саблей отлетела в сторону, а сам наездник, то ли от ужаса, то ли от резкой перемены в габаритах тела, тут же потерял равновесие и свалился с коня. Упав на землю, он забился в траве, громко вопя и во все стороны фонтанируя кровью. Казак в два прыжка подскочил к нему и остановил этот безумный танец смерти , рубанув саблей по мокрой от пота шее поверженного врага. Всё, больше вроде бы никого не было. Демид обессиленно рухнул на траву, пытаясь отдышаться.

Вся баталия не заняла и двух минут, но какая плотность событий! Да ещё каких событий – каждое между жизнью и смертью. В такие моменты начисто исчезает страх, жалость и вообще все чувства, остаются только рефлексы, доставшиеся по наследству парню из старинного казацкого рода, чьи предки ещё со времён Ивана Грозного наводили ужас на ордынцев в Диком поле.

Отдышавшись, наш герой осмотрел себя, вроде цел, не считая ссадин и звона в ушах. Да ещё вся одежда разодрана в дрызг, особенно шаровары от такого аттракциона пострадали, пока стрелял, знатно на заднице по земле проехался, теперь в самом неприличном месте зияла огромная дыра, да так явно, что лёгкий ветерок приятно холодил ободранную кожу на открывшемся теле.

Казак кинулся собирать добычу. В первую очередь отловил коней, хорошо, они отбежали не очень далеко. Рядом протекал ручей, слегка поросший кустарником и небольшими деревьями, из-за которых, собственно, и появились эти двое. Так вот кони пили воду из ручья, причём все трое рядом, как будто старые закадычные друзья. Однако благородный красавец всё-таки посматривал на своих неожиданных знакомых с лёгким пренебрежением.

Демид быстро привязал их к ближайшим деревьям, чтоб не разбежались, и приступил к самому главному: шмону всадников.

Действовал он очень быстро, на звук выстрела могли появиться новые гости, например, друзья покойников, ну или вообще кто угодно жадный на хабар.

В первую очередь он оттащил трупы в кусты, поближе к тем же лошадям. Потом сбегал назад и подобрал саблю, вырвав её из омертвевшей руки, при этом не забыл прихватить и верёвку, на которой его тащили. Отрубленную голову, валявшуюся в траве, он прятать не стал, да и вообще старался на неё не смотреть, тошно. Покончив с беготнёй, он посрывал с ордынцев халаты и начал в них складывать всё, что было на покойниках. Ничем не брезгуя, в Диком поле каждый кусок ткани имеет свою цену, за пару минут он оставил лежать на траве два голых окровавленных тела.

Приятным сюрпризом оказались два тяжеленьких, аппетитно позвякивающих мешочка, которые были привязаны к поясам убитых, это была прям удача – у ногайцев деньги водились редко, обычно они предпочитали натуральный обмен. В общую кучу он их, конечно же, не кинул, а быстро спрятал за пазуху.

Внимательный осмотр добычи Демид отложил на потом, хотя, конечно, содержание этих туго перевязанных кожаных изделий интриговало до дрожи в руках. Затянув халаты в узлы, он связал их между собой верёвкой и перекинул через седло одного из трофейных коней. К седлу другого коня он приторочил собранное оружие, а это, между прочим, было два лука с полными колчанами стрел и две добротные сабли турецкого типа – в общем, шикарный куш по меркам дикой степи.

Едва наш герой закончил все сборы и уже направил свой маленький караван с добычей в сторону дома, послышался стук копыт.

По звуку Демид определил, что на этот раз всадников гораздо больше, чем двое, и в панике заметался между конями. Он не знал, что делать, ещё не поздно было вскочить на своего скоростного красавца и быстро «уйти в точку», но как же хабар? Совсем не хотелось расставаться с таким неожиданным богатством.

Пока он терзался сомнениями, из-за деревьев появился первый наездник. Демид жадно всмотрелся в него и сразу же отлегло от сердца – это был Чига, знакомый казак из родной Терновой балки, а следом за ним появился и весь отряд.

Надо заметить, что Чига, в крещении Николай, был персонаж очень примечательный, таких, как он, Демид встречал и в своём прошлом, а точнее в будущем двадцать первом веке. Несмотря на то что Чига был невысокого роста, тонкий в кости и вообще можно сказать тщедушный, он сразу всегда привлекал к себе внимание, наверное, дело в яркой харизме. Стоило посмотреть в его наглое, даже хищное лицо, и сразу начинаешь воспринимать его всерьёз, и очень даже не зря. Мало кто из казаков мог так владеть саблей, как он, в бою он был страшен, когда красная пелена застилала ему глаза, или как говорят, падала планка – вокруг только брызги летели, и его имя было известно даже за пределами Терновой балки. Но вместе с тем, не было на хуторе более весёлого казака, чем Николай. У него на каждое слово была шутка про запас, и своими приколами он не раз смешил до слёз даже самых суровых и угрюмых. Поэтому Чига всегда был желанный гость на любой гулянке и вообще был как бы местной «достопримечательностью».

С гиканьем и свистом отряд казаков очень быстро оказался совсем рядом. Всех вновь прибывших Демид хорошо знал и обрадовался им как родным. Чига осаживая коня, прокричал на скаку:

– Котяра! Ты чё тут буянишь?

– Да вот напали из куширей, еле отмахался, – ответил Демид, любовно поглаживая одного из коней по шее.

– Копчёные? – не столько спросил, сколько утвердил Чига. – Эти могут. На кой ты им только сдался, не купчина ведь. А нашего брата казака они поссыкивают, зазря на рожон не полезут!

– Чёрт их знает, может, на коня моего позарились, видал, какого красавца я сегодня на торге оторвал? – самодовольно ответил Демид, похлопывая по боку своё приобретение.

– Да-а, знатный коняга, – завистливо протянул Чига. – Таких у нас ещё не было, чур моя кобылка будет у него первая невеста! Будем эту породу множить.

Перспективную беседу внезапно прервал возглас:

– А вот и мне кое-что перепало!

Все обернулись на голос – это был Степан, по прозвищу Холодок, рыжебородый казачина лет сорока, с вечно бритым черепом и светлыми ледяными глазами.

Степан сидел на корточках неподалёку, рассматривая отрубленную голову, подняв её за слипшиеся от крови волосы, и делал это так непринуждённо, как если бы это был арбуз с грядки, который он изучал на степень зрелости.

Казаки с интересом подтянулись поближе, и тут Демид увидел свою промашку: на левом ухе убитого висела массивная золотая серьга, красиво посверкивающая на солнце.

– Да с каких делов? Разве ты эту голову срубил? – недовольно заметил наш герой.

Холодок в ответ так на него посмотрел, что у молодого казака реально по спине пробежал холодок. Демид сразу пожалел что ввязался, пусть бы себе забирал, ведь если по совести, это была Степана находка. Холодок же, очень серьёзный и уважаемый казак, глупо было лезть на рожон ради какой-то там серьги, хоть бы даже и золотой. Наступила напряжённая пауза.

– Так мы эту серьгу гуртом и прогуляем! – встрял Чига. – И никто не в обиде, лады?

– Лады, – охотно согласился Демид.

Остальные казаки одобрительно загудели.

– Лады, – сквозь зубы недовольно процедил Холодок, сорвал с окровавленного уха серьгу, вытер ее об траву и спрятал за пояс. Инцидент был исчерпан.

Демид облегчённо вздохнул, разумеется про себя, и направился в сторону своих навьюченных животных, всем своим видом показывая, что такому лихому казаку, как он, совсем не жалко для братвы какой-то блескучей безделицы, хоть бы и очень дорогой.

– Котяра, а ты чё, уже до хаты собрался? – снова подал голос Чига, вкрадчиво растягивая слова, как бы с ехидной насмешкой.

– А чего ждать, пока другие ногаи прискачут? – обернувшись, ответил Демид.

Ему не понравилась та манера, с какой Чига задал вопрос, тут явно чувствовался какой-то подвох. Всё-таки нервы ещё до конца не успокоились, поэтому Демид посмотрел на него с тревогой, при этом даже забыв её скрыть. Чига заметил это и дальше заговорил с деланно суровым лицом:

– Ты вроде сурьёзный казак, грамотный даже, а всё у тебя не как у людей.

– Да что не так? – не выдержал Демид.

– Такой богатый хабар взял, а всё одно с голой жопой! – уже с нескрываемым смехом выкрикнул Чига.

Все дружно заржали, причём так громко, что на мгновение показалось, что и их кони тоже поняли шутку и решили поддержать своих хозяев. Демид весело чертыхнулся про себя, в самом деле, не ехать же так на люди.

Он развязал один из узлов и достал оттуда татарские шаровары. Не долго думая, он надел их прямо поверх своих, хоть было и жарковато, но на голое тело одевать пропотевшие штаны незнакомого, да ещё только что убитого им же человека, было для него как-то не комильфо, всё-таки сказывались прожитые годы в двадцать первом веке.

У казаков же это вызвало весёлое недоумение, брезгливость в этом времени была весьма редкой чертой, поэтому сразу же посыпались новые шутки, и едва стихший смех разгорелся с новой силой:

– У тебя так яйца спреют! – крикнул кто-то.

– Будут совсем негожие! – подхватил другой, после чего все вообще чуть не попадали с коней от хохота – чувство юмора в эту эпоху тоже было весьма незамысловатое.

– Не спреют, – беззлобно буркнул Демид, наконец-то забравшись на коня и направив свой караван, теперь уже охраняемый целым десятком казаков, в сторону дома.

У всех было превосходное настроение, прохладный ветерок приятно обдувал раскрасневшиеся от недавнего приступа хохота лица, короткие смешки и новые шутки всё ещё слышались среди казаков, и все уже предвкушали предстоящую гулянку, к тому же они понимали, что на такую большую золотую серьгу кутить они будут долго, возможно не одну неделю…

Глава 2. Кладоискатель

Станица Терновская, 2024 год.

Теперь же, многоуважаемый читатель, мы переместимся на два с половиной века вперёд, чтобы попасть в начало этой увлекательной истории, как бы странно это ни звучало. Наш главный герой остаётся прежним, это всё тот же Демид Котов, но только здесь Демид – имя данное ему при крещении. Родители же назвали его Дмитрием, когда он появился на свет, ещё не было моды на старорусские имена.

Место событий тоже остаётся прежним, всё та же Терновая балка, которая, пройдя через столетия, сменила своё название на более благозвучное – станица Терновская, как если бы она была местная казачка, которая с годами из какой-нибудь юной Настьки превратилась в зрелую и гордую Анастасию. Войдя в возраст, станица, как это обычно водится у кубанских женщин, сильно раздобрела в теле, широко, по-хозяйски раскинулась она по обоим берегам реки, со временем вобрав в себя все мелкие хутора.

Наш герой вёл жизнь самого обычного человека, которому выпало родиться в великой и многострадальной России. Почти всё своё время он проводил в вечной погоне за деньгами, которую сильно стимулировали такие же вечные долговые обязательства. Лучшим средством отвлечения от этой невесёлой игры, в которую так самозабвенно играла почти вся страна, было погружение в мир исторической литературы – главной страсти Дмитрия, разумеется после красивых женщин.

Сколько сотен, а может и тысяч книг проглотил он за свою жизнь, в каких только эпохах не путешествовало его живое воображение: от домонгольской древней Руси до сталинских репрессий. Исторический мир занимал так много места в его душе, что даже во снах, находясь под властью Морфея, он иногда, к великой своей радости, видел себя в роли разных исторических персонажей: то он княжеский воевода, ведущий дружину на басурман, то благородный дворянин, совершающий побег из тюрьмы революционного Петрограда, то удалой казак, гуляющий по дикой степи.

Едва Дмитрию перевалило за тридцатник, он начал чувствовать, что одних только книг ему уже не хватает, чтоб утолять свой «исторический голод». Хорошенько над этим поразмыслив, наш герой прикупил профессиональный металлоискатель, тем самым вступив в ряды камрадов – именно так любят себя называть почти все кладоискатели.

Поначалу, он думал, что вот сейчас найдёт клад, ну или какие-нибудь ценные реликвии, и тогда начнётся настоящая жизнь, можно будет заниматься только любимым делом, да ещё при этом жить припеваючи. Однако, все его мечты быстро разбились о суровую реальность. Оказывается, таких желающих, как он, уже очень и очень много, к тому же есть люди, которые этим занимаются уже по 30-40 лет. Со слов опытных камрадов, все мало-мальски интересные места, то есть места, которые есть на старых картах, или видны на снимках со спутника, уже давно были «выбиты» камрадами ещё в начале нулевых. И тем не менее, каждый год, всё новые и новые «джентльмены удачи» покупают металлоискатели и надеются что-то найти на одних и тех же локациях. Наш герой просто оказался на очередной волне возросшего интереса к этому увлекательнейшему хобби.

Всё чаще и чаще, во время очередных бесплодных поисков, в голове Дмитрия звучала фраза из известного фильма: «Всё уже украдено до нас». Тем не менее, благодаря упорству, которое проистекало из безграничной любви к этому занятию, наш новоявленный камрад иногда что-нибудь да находил, пусть ничего особенно ценного, но всё-таки: старинные монеты (в основном медные и мелкие, потому что такие труднее найти и они остались незамеченными для предшественников), разные колечки, крестики и вообще много чего по мелочи набралось за несколько лет. Однако, если бы он решил распродать свои "сокровища", то выручка от всех этих «богатств» вряд ли бы даже перекрыла стоимость металлоискателя, не говоря уже о деньгах на бензин, который ему пришлось спалить, наматывая сотни километров в поисках новых «нычек», и потраченных сил на тонны земли, которую ему пришлось перекидать за это время. Так что, если рассматривать кладоискательство исключительно как способ заработать, то занятие получается, мягко говоря, нерентабельное, и как говорил тот же герой из того же фильма: «Это не серьёзно!»

И всё-таки, с каждым годом интерес к этому неблагодарному занятию только возрастал. Одно дело прикасаться к истории только в своих мыслях или снах, и совсем другое – делать это в буквальном смысле. Приятно, например, иногда включить какую-нибудь историческую аудиокнигу и при этом заняться чисткой монет, соответствующих именно тому временному периоду, который описывается в повествовании, получается как бы двойной эффект восприятия. Поэтому, свои находки наш герой иногда называл «кусочки моих снов». Возьмёшь в руку какую-нибудь старинную монетку, и сразу представляются люди из другой эпохи, которые могли к ней прикасаться: может, загрубелая рука казака доставала её из кисета, чтоб расплатиться на ярмарке за нарядные бусы для своей жинки, или холёная длань благородного господина протягивала её в табачной лавке за папиросы первого сорта «Мускатъ», а может, и нежная дамская ручка в длинной перчатке доставала её из ридикюля, чтобы дать на чай своему лакею.

В тот день, наш камрад, как обычно, катался по дальним окрестностям станицы, высматривая какой-нибудь «подозрительный» ландшафт: например, старые деревья, растущие в открытом поле, самим своим существованием указывающие на то, что в этом месте могла быть усадьба или двор со своим садом; живописные изгибы или устья рек, странные впадины или, наоборот, возвышенности. В общем, много чего попадало в этот список, иногда достаточно того, чтоб какое-нибудь место просто понравилось, ведь если тебе хорошо тут самому, то и тысячу лет назад здесь могли останавливаться или жить люди, потому что им тоже было тут хорошо.

Вскоре, он заприметил неглубокий овражек, похожий на высохший ручей, и решил его изучить на предмет наличия антиквариата. Тут могли останавливаться какие-нибудь всадники, чтоб напоить своих коней и отдохнуть, или стоять кочевье, которое водило сюда скот на водопой, а значит, здесь могли что-то прятать или терять. В общем, много чего рисовало оптимистически настроенное воображение, пока наш кладоискатель осматривал местность, при этом ощущая привычный азарт, разжигаемый наивным предвкушением чуда.

Для начала, Дмитрий походил по обоим верхам, когда-то бывшими берегами ручья – никаких сигналов, даже простые железяки не попадались. В какой-то момент показалось, что металлоискатель барахлит, настолько тихо он себя вёл. Убедившись что с прибором всё в порядке, и ещё не растеряв свой оптимизм, наш камрад подумал, что так даже лучше, значит, нет металломусора, а поэтому, каждый сигнал будет означать что-то интересное. Теперь он с удвоенным вниманием начал методично прочёсывать обе стороны оврага, постепенно спускаясь всё ниже и ниже.

Только когда он оказался на самом дне и пошёл вдоль русла, металлоискатель начал издавать первые звуки, и сразу стало гораздо веселей. Первое, что он нашёл, это был наконечник стрелы, не бог весть какой уникальный, были в его коллекции и подревнее, например скифские, которым больше двух тысяч лет. Этот же, по-видимому, принадлежал к гораздо более поздним кочевьям, скорее всего ногайским, но тем не менее такая находка на несколько градусов подняла настроение. Потом почти сразу нашлись ещё два наконечника, точно таких же. «Похоже, тут была перестрелочка», – весело пробубнил себе под нос довольный кладоискатель и не ошибся – буквально через пару шагов он достал из земли старинный нательный крестик из серебра, грубоватой работы, сразу видно – не позже восемнадцатого века. Такой вряд ли мог принадлежать кому-нибудь из кочевников, скорее всего тут была стычка ногайцев с казаками. Только он об этом подумал, как прибор начал издавать чёткий, короткий, но при этом грубоватый сигнал, так обычно звучат пробки из-под пива, и будь это место замусоренным, наш герой прошёл бы мимо и даже не стал бы проверять что там, но тут, уж извините, под таким сигналом может скрываться какая угодно прелесть. Не помня себя, он начал копать, бормоча себе под нос: «Ну пожалуйста, пожалуйста, давай, давай, не жмись, ну по-братски!» – причитал он, сам не зная, к кому обращается и чего именно просит.

Когда же в чёрной земле сверкнуло что-то празднично жёлтое, наш обезумевший от счастья герой, затаив дыхание, быстро протянул руку и медленно-медленно вытащил из земли массивное золотое кольцо, по виду – печатку. Дрожащими руками он начал тереть кольцо об штанину, освобождая благородный металл от презренной пыли и грязи, и то, что открылось его взору, когда печатка засияла на солнце во всей своей первозданной красоте, повлекло за собой новую волну восторгов и восклицаний. Он буквально чуть ли не взвизгнул, разразившись целой тирадой, из которой если убрать все матерные слова, то, наверное, ничего бы и не осталось.

И дело было вовсе не в том, что его так впечатлил чарующий блеск золота, а в том, что на навершии печатки была выгравирована руна! Этот факт сразу переводил просто дорогое ювелирное украшение в разряд уникальных. Руны на Руси использовались очень давно, ещё до крещения, а значит, этой находке не меньше тысячи лет. Описать в полной мере все те эмоции, которые испытывал наш счастливчик, судорожно сжимая в руке свою находку, было бы довольно сложно, поэтому пусть читатель сам домыслит, что творилось в душе у Дмитрия.

Как во сне, продолжил он свои поиски, однако больше уже ничего не попадалось. Спустя почти час бесплодного хождения по дну оврага, он наконец совсем успокоился и, «спустившись с небес на землю», отправился домой, напевая себе под нос всякий глупый вздор, даже не вспомнив, что в машине есть магнитола.

Зайдя в дом, счастливый обладатель древнего артефакта в первую очередь накатил рюмку рома, специально припасенного на какой-нибудь особенный случай, потом наскоро закусил и сразу же полез в интернет, чтобы найти хоть какие-то сведения о своей находке.

Едва он набрал запрос о печатках с рунами, появилась масса объявлений по продаже подобных изделий из любых драгметаллов, разумеется, в современном исполнении. Из этой рекламы удалось выяснить, что перстень с конкретно этой руной, а она, оказывается, называется «руна рода», даёт владельцу возможность получить духовное и материальное наследие своих предков и вообще как бы усиливает связь со своими корнями.

«Ну что ж, – ухмыльнулся Дмитрий, – для кладоискателя самое то, что нужно, особенно насчёт “материального наследия”».

Наверное, любой человек, к которому попала бы в руки такая вещица, захотел бы примерить её на себя, не стал исключением и наш герой, хотя он и видел, что кольцо будет великовато для его тонких пальцев. Но странное дело, каким-то непостижимым образом оно пришлось ему точно в пору, да так плотно, что без мыла снять его не было никакой возможности. Возиться с этим было лень, поэтому пришлось оставить всё как есть, и надо сказать, не без приятности, уж больно знатно она смотрелась на руке.

Выпив ещё пару стопочек ямайского напитка во славу своего рода, он немного разомлел и, довольный собой и жизнью вообще, прилёг отдохнуть. Окутанный приятными мыслями и парами рома, Дмитрий незаметно для себя погрузился в глубокий сон, оставив на лице своём застывшую улыбку.

Глава 3. Старый Новый Мир

Хутор Терновая балка, 1777 год.

Новое утро встретило нашего героя яркими лучами солнца, направленными прямо в лицо. Дмитрий поморщился, и не открывая глаз, повернулся на другой бок, спасаясь от такого жаркого приветствия. Однако, это совсем не сложное движение далось ему нелегко, тело было каким-то ватным и выполняло команды с большим опозданием, к тому же голова болела просто нещадно.

«Что ж такое, вроде выпил немного, походу ром был палёный», – болезненно ворохнулась в голове первая мысль. Ещё немного полежав, он понял, что аномально сильное похмелье – это не единственная странность, поджидавшая его в это утро: во-первых, он чувствовал необычный запах, приятный, даже какой-то душевный, но при этом абсолютно незнакомый; во-вторых, лежал он на чём-то уж очень непривычно жёстком и неудобном, это был явно не родной диванчик, на котором наш герой закончил свой вчерашний вечер.

Желая разобраться в чём дело, Дмитрий с лёгким стоном приподнялся и огляделся вокруг. То, что он увидел, на какое-то время ввело его в ступор: окружающая обстановка кардинально отличалась от привычной.

Оказывается, наш удачливый кладоискатель проснулся в какой-то убогой глиняной лачуге с неровными мазаными стенами и маленькими окошками, а лежал он, то ли на деревянной кровати, то ли просто на лавке, поверх которой было положено что-то похожее на матрас, судя по ощущениям, набитый обычной соломой.

Несмотря на всю абсурдность происходящего, окружающая действительность была настолько реальна, что он даже не стал прибегать к классическим действиям, например, таким как протирание глаз, поматывание головой или щипание себя с целью проснуться, в общем к тому, что обычно свойственно литературным героям, неожиданно попавшим в фантастическую ситуацию.

Нестерпимо хотелось пить, испепеляющая жажда со всё нарастающей силой заставила отложить на потом все мысли и эмоции, сконцентрировав внимание на поиске спасительной влаги.

На счастье, прямо рядом, на полу, стоял глиняный кувшин с какой-то жидкостью, не иначе как сам ангел-хранитель вмешался. Дрожащими от слабости руками Дмитрий поднёс кувшин к губам, и в нос сразу ударил душистый запах хлебного кваса.

С неописуемым наслаждением, огромными глотками, он начал быстро впитывать в себя этот божественный нектар. Напившись, он хотел было поставить кувшин обратно, но не удержал в руках, и тот с каким-то звонким хрустом упал на пол, разлетевшись на несколько крупных осколков и расплескав остатки содержимого по земляному полу.

Почти сразу же, с улицы донёсся громкий вздох, потом быстро приближающийся звук шагов, и в дверях появилась смутно знакомая женщина лет сорока.

Была она одета в какой-то выцветший бледно-голубой сарафан, на ногах что-то наподобие то ли кожаных мокасин, то ли шлёпанцев, голову же украшал ярко-цветастый платок.

В целом она имела довольно приятную внешность: невысокая, но довольно ладная фигура, карие глаза, светлые волосы, и главное – было в ней что-то такое особенное, отчего Дмитрий сразу же понял, кто это.

– Дёмка! Сыночек мой! Слава Богу! – кинулась она к нему и, крепко прижав к себе, забормотала что-то бессвязное, периодически целуя его голову.

«Дёмка, сыночек», – медленно повторил про себя «сыночек», не зная, как себя вести, и неуверенно высвобождаясь из жарких объятий. Откинувшись назад, он ощутил спиной приятную прохладу стены, немного расслабился и молча смотрел в светящиеся счастьем глаза новоявленной матери.

– А я тебе кваску рядом оставила, вдруг, думаю, разбуркаешься, пока я на улице, – не умолкала женщина, поочерёдно то хватая «Дёмку» за руки, то вытирая обильно текущие слёзы, отчего ладони нашего героя вскоре стали мокрыми.

– Что со мной случилось? Ничего не помню, – наконец осторожно произнёс Дмитрий, отводя глаза в сторону.

– Чё? А я те щас объясню! – со злостью выкрикнула она. – С Патехой, таким же дураком, дурмана вы объелись третьего дня, он-то ладно, здоровый лоб, сутки проспал и зараз как новый рупь, а ты до сих пор в беспамятстве пролежал! Нашёл с кем ровняться! Совсем мать не жалеешь! – продолжала женщина, переходя от слёз к яростному наступлению.

Приняв покаянный вид, непутёвый сын виновато опустил голову, а сам, пока мать отчитывала его по всей форме, тщательно анализировал ситуацию.

Ну что ж, отравление дурманом очень даже кстати, под это дело можно будет много чего списать, полную потерю памяти например, или же новые привычки, манеру говорить, всё-таки человек считай с того света вернулся, мало ли что там у него перемкнуло, тем более под дурманом, само только слово «дурман» уже говорит само за себя. Значит, есть хотя бы возможность для манёвра, можно будет, особо не стесняясь, узнать где я, кто я, и что вообще вокруг происходит.

Пока он так размышлял, появилось новое действующее лицо.

В хату вбежал мужчина высокого роста, худой, на первый взгляд даже какой-то нескладный, однако же в каждом его движении чувствовалась звериная сила и ловкость. Хотя и был он в больших запылённых сапожищах, но появился без топота, а как-то тихо и быстро, пружинисто и мягко касаясь земли. На вид было ему лет за пятьдесят, но тут можно было и ошибиться: чернявые, без проблеска седины волосы и тонкие черты лица сочетались в нём с глубокими морщинами и очень светлыми, как бы выцветшими глазами, к тому же усы с многодневной щетиной не добавляли молодости.

По властному взгляду и уверенной повадке Дмитрий сразу понял, что пришло время познакомиться с отцом.

– Ну чё, вражина, очухался? – холодно бросил тот с порога, причём в голосе его было столько ледяного презрения, что герой наш невольно весь как-то съёжился и замер, будто кролик перед удавом.

Пожелай сейчас этот, по сути, незнакомый человек, как-либо его наказать, Дмитрий безропотно принял бы от него любую кару, лишь бы только тот перестал гневаться. Нет, тело пока ещё всё-таки было не совсем в его власти, и в нём бродили какие-то посторонние рефлексы и инстинкты, не свойственные ему прежде, он не замечал раньше за собой такой склонности к самоуничижению. Однако, он быстро взял себя в руки, правда во многом благодаря тому, что распознал по глазам отца, что тот на самом деле скорее рад, чем зол, и что бранится больше для проформы, как бы отыгрывая роль разгневанного батьки, наиболее уместную, по его мнению, к данной ситуации.

– Мы уже попа звать собирались! – продолжал он.

– Господи, прости! – быстро перекрестилась женщина.

– Ты на мать посмотри, извелась вся, не знала уже где пятый угол искать. Вот же дал Господь сынка, за какие грехи! Ты мне скажи, на черта ты этот дурман жрал?

– Не знаю, – угрюмо буркнул Дмитрий. – Вообще ничего не помню, как отшибло, – немного помолчав, прибавил он.

– Нас хоть с мамкой узнаёшь? – с тревогой спросил «отец».

– С трудом, – виноватым тоном ответил Дмитрий, и продолжил: – Если б мама не обратилась ко мне по имени, то не знал бы даже, как меня и звать.

Хозяин хаты с тяжким вздохом опустился на лавку и с нескрываемым раздражением процедил:

– Был непутёвый сынок, а теперь и вовсе дурак, куда дальше-то?

Тут наш герой не выдержал и решил проявить характер. Собрав последние силы в кулак, он приподнялся с постели и начал вещать с убедительной твёрдостью:

– Дай ты мне хоть время оклематься! Может, ещё в разум войду и всё вспомню, а нет, так невелика беда! Зараз тогда новую жизню зачну! Был у тебя поганый сын, а зараз станет путный! Может, это сам Господь к тебе милость свою показывает, а ты наедаешь на меня! – закончил он свой короткий, но убедительный монолог и обессиленно откинулся на спину, при этом чуть прикрыл глаза, показывая, что совсем не осталось сил на дальнейшую дискуссию.

Наверное, читатель заметил, что наш современник начал почти сразу выражаться уж как-то не очень по-современному. Дело всё в том, что по первым признакам этого нового мира он успел сообразить, куда попал, ясно было, что это казачья семья, непонятно правда, какое сейчас время и где он находится географически, но, тем не менее, есть уже хоть какой-то ориентир для построения линии поведения. Поэтому Дмитрий выжимал из памяти слова, которые слышал в «Тихом Доне», и вообще старался говорить на манер того, как говорят старики в станице Терновской, пытался выразить свои мысли как можно проще, обильно удобряя речь колоритными казацкими словечками и не забывая при этом мягко произносить букву «г». Надо сказать, что особенно напрягаться ему не пришлось, наоборот, понадобилось просто расслабиться, ведь в его детстве почти все так говорили, это уже потом кубанский говор стал предметом для шуток, и новые потомки казаков уже вовсю начали напрягать горло, произнося слова с буквой «г».

– Спаси Христос от таких милостей, – вздохнув, ответил «батя» и, немного помолчав, продолжил: – Гутарить ты всегда умел кудряво. Ты у нас мастер вилами по воде писать.

Однако взгляд его немного потеплел, видимо, зажигательная речь нашего героя всё-таки произвела на него впечатление, может даже не сам смысл слов, а как раз «кудрявость» исполнения. Возможно в голове у недовольного сыном отца промелькнуло что-то вроде: «Будет из него толк или нет, то неведомо, ну уж по крайней мере он не дурень».

Пока шла словесная перепалка, женщина убрала с пола осколки кувшина, а частично впитавшуюся в земляной пол лужу просто присыпала сеном. Покончив с этим, она сказала мужу:

– Хорош гутарить, нихай ещё отдыхнёт. – Йисть хочешь? – обратилась она уже к Дмитрию.

– Нет, кваску бы ещё можно, – ответил он, его подташнивало, всё-таки сказывались последствия отравления, тем более как оказалось, не просто спиртным. Добрая мама принесла из какого-то закутка новый кувшин и, поставив его рядом, сказала:

– На, этот только не разбей.

Было видно, что она совсем уже успокоилась и больше не собиралась ни плакать, ни ругаться, тон её был деловит, уверен.

– Нихай сперва поест, сил наберётся, тогда и погутарим, а зараз пойдём, чё над душой сидеть, – вновь обратилась она к мужу.

Тот с недовольным вздохом поднялся, однако возражать не стал и молча вышел на улицу. Жена последовала за ним, напоследок одарив нашего героя ободряющей улыбкой.

Наконец оставшись один, Дмитрий вздохнул с облегчением, слишком уж много всего сразу навалилось с утра. К тому же, он уже успел сделать ещё одно очень важное открытие: тело было точно не его. Возможно, поэтому оно и подчинялось ему так плохо, подобно тому как если бы это был новый костюм, который предстояло ещё разносить, пока же он был непривычен и сковывал движения. Новое тело было моложе и здоровее, или даже правильней будет сказать, мощнее. Хотя и было оно ватным и плохо управляемым, однако же в нём явно чувствовалась дремлющая сила.

Посмотрев по сторонам, Дмитрий более внимательно изучил окружающий антураж. Несмотря на общую убогость, внутреннее убранство нового жилища имело и кое-какие элементы роскоши: на стене висели две довольно нарядные сабли в красивых ножнах, а также два пистолета, подобных тем, из которых стрелялись дуэлянты. В углу комнаты стоял большой сундук из резного дерева, с блестящими медными накладками, а главное, на столе, который, к слову сказать, был накрыт красивой узорчатой скатертью, стояло небольшое зеркальце, по-видимому, в серебряном окладе.

Именно к нему наш герой так и кинулся, не терпелось на себя посмотреть. Хотя ему это, наверное, только так показалось, что он именно прям кинулся, на самом же деле он, пошатываясь, еле добрался до стола и, опершись об него, поднёс зеркальце к лицу. К его удивлению, в зеркале он увидел почти то же самое, что привык видеть обычно, новая внешность его лишь незначительно отличалась от прежней, но всё же это было не его лицо. Сходство было таким, как если бы он увидел в зеркале какого-нибудь воображаемого близкого родственника своего пола, к примеру брата или сына, когда чувствуешь какое-то общее начало, или даже какой-то общий кусочек бога, который, наверное, и называется душой.

Не без приятности, он отметил про себя, что лет ему теперь не более двадцати, что, конечно же, сразу значительно подняло как настроение, так и общее самочувствие.

Налюбовавшись вдоволь на свою новую личность, Дмитрий отложил зеркальце и неуверенным шагом направился к двери, несмотря на общую слабость, очень уж не терпелось увидеть мир за пределами хаты.

Выйдя на улицу, он к своему удовольствию не попал сразу под палящее солнце, которое светило в окно, а оказался под прохладной тенью молодой берёзы, возвышавшейся недалеко от входа. И вообще, вокруг хаты было много деревьев, высоких, раскидистых, создающих сказочную атмосферу маленького леса. Причём деревья были не плодовые, а именно что лесные и при этом все разные, помимо упомянутой уже берёзы, тут был и клён, и дуб, и, конечно же, тополь, куда же без него на Кубани. Только возле стены, где были окна, ничего не росло, видимо, чтоб не закрывать источник света в помещении.

Чуть поодаль раскинулась большущая ива, под покровом которой на брёвнышке сидели его новые родители и о чём-то мирно переговаривались. Завидев нашего героя, мать было дёрнулась встать, но отец удержал её со словами «Нихай пробздится». Так что, спасибо батюшке, была возможность спокойно осмотреться.

Выходить на открытое пространство Дмитрий не стал, всё-таки не хотелось попадать под солнцепёк, а пройдя по тропинке к самому крайнему дереву, он опёрся об него рукой и с замиранием сердца огляделся вокруг.

Находился он на пологом возвышении, внизу которого протекала неширокая река. По обоим её берегам, на довольно приличном расстоянии друг от друга, расположились очень похожие между собой глиняные хаты с камышовыми крышами. Пожалуй, единственное существенное различие у них заключалось лишь в размерах. Однако же сразу была заметна одна характерная особенность: на той стороне реки, где находился наш созерцатель, каждую хату, так же как и у него самого, окружали могучие деревья, отчего дворы напоминали оазисы среди пустыни, и совсем не было огородов, просто росла трава, утоптанная домашней скотиной. На противоположном же берегу дело обстояло иначе. Деревья были поменьше и видно, что плодовые, для пользы. От хат к реке спускались огороды, на некоторых даже сейчас, несмотря на полуденный зной, копошились люди. И вообще, та сторона хоть отдалённо, но напоминала современную станицу, видно было, что тамошние жители ведут хозяйство, что-то там делают, суетятся. Здесь же всё было по-другому, будто на этой стороне находились помещичьи усадьбы или домики для отдыха, хотя семья, в которую попал наш путешественник во времени, совсем не была похожа на барскую. Впрочем, как выяснилось позже, фруктовые сады были и здесь, просто находились они по другую сторону от жилищ и на расстоянии, чтобы не докучали насекомые, привлекаемые плодами деревьев.

Дмитрий внутренне порадовался тому, что судьба его занесла именно на эту сторону реки, по всей видимости, тут живёт более благородное сословие, и строгий батька завтра не погонит его сажать картошку, ну или что у них тут сейчас принято сажать. И всё-таки главной особенностью этого поселения было само расположение дворов, как на этой, так и на другой стороне реки.

Не наблюдалось никакой закономерности, то, что было перед его глазами, никак нельзя было назвать улицами. Одни дворы были ближе к воде, другие дальше, да и расстояние между хатами не имело никакой симметрии и зачастую превышало ширину нескольких современных дворов. Видно было, что загребущая лапа государства сюда ещё не дотянулась, и земля никому не принадлежала, поэтому каждый селился там, где хотел, и обрабатывал такой кусок, какой ему был под силу.

Чуть правее, через реку проходил деревянный мост, довольно неуклюжий и по виду совсем не надёжный, но довольно широкий, по которому легко можно было бы проехать и на телеге. В общем, картина была довольно живописная и нашему герою очень понравилась. Ещё немного полюбовавшись, он вернулся домой, где добрая мама уже накрывала на стол.

Меню на обед оказалось очень обширным и весьма аппетитным. На первое была окрошка, почти такая же, какую привык есть наш современник, но только гораздо вкуснее и с некоторыми улучшениями: сделана она была на всё том же самом душистом хлебном квасе, сдобренном жирной домашней сметаной, вместо докторской колбасы в ней темнели ароматно пахнущие кусочки копчёного мяса, также присутствовали уже привычные варёные яйца, картошка, свежий огурчик, и всё это изобилие было обильно присыпано свежей зеленью, к тому же умелая хозяйка ещё подпустила в неё какие-то необычные, но очень уместные тут специи. На второе была жареная баранина, судя по запаху, скорее всего на костре. Помимо этого, на столе лежали уже порезанные овощи и домашний пахучий хлеб. Венцом всего этого великолепия, в центре стола стояла бутыль самогона, правда наполовину пустая, ну или наполовину полная. Оставалось только гадать, откуда всё это изобилие в семье, которая совсем не ведёт никакого хозяйства.

Глядя на этакую красоту, и окутанный чарующими ароматами, Дмитрий сразу забыл про тошноту и почувствовал зверский аппетит. Слава богу, никаких особенных ритуалов, наподобие специальной молитвы перед едой, или там первая ложка для главы семьи, не последовало. Отец просто разлил самогон по рюмкам, к слову сказать стеклянным и довольно изящным, все дружно чокнулись с неизменной фразой «за здоровье», издав при этом радостный звон, и с удовольствием выпив, сразу же набросились на еду.

После третьей рюмки «за любовь» аппетит уже чуть поутих и начал завязываться разговор.

– Ну чё, сынок, гутаришь, забыл, как нас с мамкой и звать? – протяжно начал старший в семье.

– Не помню, – смутившись ответил Дмитрий.

– Тогда давай заново знакомиться, я Аристарх, а это Фёкла.

При этих словах мать поперхнулась.

– Не спеши, Фёкла, никто не отберёт, – продолжил он, любовно похлопывая жену по спине.

Тут она уже не выдержала и залилась смехом, обняв его за шею и упершись лбом ему в плечо.

– Вот же дурко, вот дурко, – с трудом простонала женщина.

"Аристарх" тоже уже не сдерживал смех и одной рукой вытирая слёзы, а другой приобняв жену, сказал:

– Видел бы ты свою рожу! Аристарх! Фёкла! Да он поверил, мать!

Глядя на эту сцену, выражавшую совершенную любовь, и уже расслабленный самогоном, Дмитрий невольно умилился, и ему сразу стало легко и весело.

Отсмеявшись, отец посерьёзнел и уже без всяких шуток продолжил:

– Я Игнат, люди кличут Лютый.

– А я Ольга, – подхватила мать.

– Фамилия наша Котовы, запомнил, вражина? – с нажимом завершил Игнат.

– Запомнил, – примирительно ответил заново родившийся сын. При этом он про себя отметил большое внешнее сходство Лютого с одноимённым героем из «Неуловимых мстителей», его позабавило такое странное сближение папаши с советским актёром, и он невольно улыбнулся, вспомнив фразу «Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт».

– Чё лыбишься, спрашивай, чё ещё забыл, – прервал его размышления Игнат.

– Какой сейчас год и где мы находимся? – неосторожно выпалил Демид самое главное, что его сейчас интересовало.

– О-о, да тут видать тремя стопками не обойтись, – протянул Лютый, начисляя новую порцию горилки.

Выпив, он довольно крякнул и наконец произнёс то, что с таким нетерпением ждал от него наш герой.

– Год щас, одна тыща семьсот семьдесят седьмой от Рождества Христова, живём мы на хуторе Терновая балка, правит щас царица-матушка Екатерина вторая. Уразумел?

– Да, – кивнул Демид и сразу задумался.

Значит, переместился он только во времени, но не в пространстве, под ногами всё та же родная Терновская земля. Однако же странно, по официальной версии, станица была основана в 1778 году Александром Васильевичем Суворовым, это ещё почти год ждать, а тут уже вон, целый хутор. И судя по многолетним деревьям, образовался он не вчера. Видимо, появление здесь такой легендарной личности, как Суворов, просто-напросто затмило недолгую историю крохотного поселения.

К тому же, мысль уже побежала дальше, он оказался не только в родном месте, но и среди своей родни. Недаром же, новое тело так похоже на его собственное, да и фамилия Котов абсолютно недвусмысленно перекликается с его родной фамилией Каркошкин. Наверное, это какие-то его далёкие предки, скорее всего из параллельной ветки, но от одного корня. И тут же вспомнился найденный вчера перстень с руной «Род».

– Чё притих, сына, тебе не плохо? – встревожилась Ольга.

– Не, ма, мне хорошо, мне очень хорошо, – широко улыбнулся Демид, блаженно потягиваясь. – Просто разморило немного, считай, два дня живот пустовал, – продолжил он.

– Ну тогда по последней и отдыхать! – подхватил уже совсем раздобревший отец, разливая остатки из бутылки.

Судя по всему, никаких важных дел и забот на сегодня не предполагалось, что вполне устраивало нашего героя. Спустя недолгое время все уже мирно почивали, кто где, Демид на своём топчане, а родители в отдельной спаленке, маленькой, но очень уютной.

Пока все спят, тихонько заглянем в неё, ведь тут есть на что полюбоваться. Несмотря на миниатюрный размер – кроме кровати остаётся совсем небольшое пространство, позволяющее разве что только подойти к постели, находиться тут очень приятно, как будто попал в красивую бархатную шкатулку. Пол в ней устлан не только сеном, как в общей комнате, но поверх него лежит настоящий персидский ковёр. Стены украшают разные узорчатые ткани, сама кровать из морёного дерева с красивой резной спинкой. Покрывало, на котором, обнявшись, дремлют счастливые супруги, из толстой и мягкой ткани бордового цвета с каким-то восточным орнаментом, и из-под него виднеется белое постельное бельё, совершенно обычного свойства, примерно такое, какое выдают в поездах. К слову сказать, у хозяйки имелся в запасе и комплект из настоящего шёлка, который она стелила только в особенные дни, например в годовщину свадьбы или в день рождения мужа.

В общем, тут царит умопомрачительная роскошь по меркам этого времени и места.

А вы обратили внимание, какой стоит запах? Несмотря на перегар, который обильно источают спящие. Это выдумщица жена повесила в углу комнаты пучок чобора, наподобие того, как в машине вешают на зеркало пахучку.

Ну да ладно, не будем людям мешать и переместимся на улицу, чтобы по случайности не потревожить сон наших героев.

У нас уже была возможность осмотреться здесь вместе с нашим небезызвестным Дмитрием, ну или Демидом, пока не ясно, как его правильно называть. Поэтому просто присядем на то самое бревно под тенистой ивой, на котором ещё недавно ворковали Игнат и Ольга, и немного отдохнём, пока не началась следующая глава нашего повествования.

Глава 4. Адаптация

Хутор Терновая балка, 1777 год.

Прошло несколько дней. Герой наш потихоньку обживался на новом месте, начал общаться с людьми, завёл новые знакомства, приноравливался к местным обычаям и нравам. Уже на следующее утро, к нему прибежал друг по несчастью Семён Патеха, и тут же, как ни в чём не бывало, подступил к нему с горячим предложением немедленно отправиться с ним на выгон, где два каких-то их общих приятеля собирались махаться из-за какой-то девки.

Давайте немного задержимся на этом новом персонаже, потому как он был самым близким другом настоящего Демида Котова, чьё тело так неожиданно занял наш герой, и возможно, Семён ещё не раз проявит себя в нашей повести, поскольку был сердечно привязан к своему товарищу и уже не представлял никаких своих дел без его участия.

Это был молодой парень лет двадцати, с неутомимым нравом и доброй душой. Размерами он походил на средней величины медведя, при этом был он не толст, а именно что здоров. Сходство с повелителем леса ещё сильней усугублялось тем, что по отчеству он был Михайлович, и даже цвет волос имел какой-то красновато-бурый. Своими огромными лапищами он мог легко повалить молодого бычка, ухватив его за рога и сворачивая голову набок.

Одевался Патеха не броско, ярких цветов на себе не любил. Сейчас он был в бледно-синих шароварах и в просторной льняной рубахе. На ногах же, у него ничего не было вовсе, так что прибежал он только на своей собственной подошве, что опять же, придавало общему виду медвежье начало.

Демид, в сравнении с ним, выглядел настоящим щёголем. Он вышел к старому новому другу в начищенных сапогах, тоже в синих, но только ярко-синих, шароварах, и крахмально-белой, с цветными разговорами на воротнике рубахе, из какой-то тонкой, приятной к телу материи. К слову сказать, у нашего героя особо и не было выбора, такую одежду выдала ему заботливая мамочка, которая любила им любоваться и никогда не позволяла ходить в чём попало.

Не устояв перед мощным напором своего товарища, он неуверенно последовал за ним и уже по пути, почти на бегу, рассказал ему о полной потере памяти и о том, что он по сути видит его в первый раз. Семён же, на это лишь коротко хохотнул и даже не сбавил шаг, видимо, совсем не приняв всерьёз такую дикую небывальщину.

На выгоне, к всеобщему неудовольствию, всё быстро закончилось миром – виной тому был опять всё тот же Патеха. Когда они пришли на место, махаловка там уже началась, и оба соперника успели раскровянить друг другу носы. Но Семён тут же остановил петушиные бои, грозно заявив, что «негоже из-за бабы скубаться» и что «нихай сама выбирает». Видно было, что новый друг нашего героя привык чувствовать себя среди людей вполне уверенно, по-хозяйски, и бесцеремонно вмешивался во всё, что ему не нравилось, в чём опять же угадывалась медвежья ухватка.

Его совсем не смутило недовольство окружающих, которые собрались здесь ради зрелища. Один из зрителей было дёрнулся вмешаться, и со словами «да чё вы его слухаете» резво подскочил к нашей компании, на что Семён, уперев свою медвежью лапу ему в грудь, спокойно произнёс: «Измотаю как цуцыка».

Неизвестно, что больше подействовало, убедительные слова или грозный вид миротворца, но победила дружба. Оба ревнивца тут же согласились распить мировую, и потасовка плавно перешла в попойку. Кстати, Патеха был прав, впоследствии этой девицей успели воспользоваться и один, и другой, а окончательно остановилась она уже на каком-то там надцатом казаке, но это уже в строку не идёт и к нашему повествованию не относится.

Во время случившейся пьянки Дмитрий, изрядно захмелев, начал со всеми знакомиться, чем немало удивил молодых казаков, которые знали его с детства. Тогда он начал путанно объяснять, что потерял память, поминутно соскакивая с казачьей речи на современную и обратно, чем уже совершенно привлёк всеобщее внимание. Патеха, выслушав его, наконец-то вник в ситуацию и понял, что дело тут серьёзное. Однако же это его ни капли не смутило, а даже наоборот, сильней распотешило. Он со всей своей природной горячностью и добродушием принялся тискать и обнимать своего друга, приговаривая: «Братка мой заново на свет народился!», «Гуляем, у братки маво сёдня именины!»

Хотя, возможно, повёл себя Семён очень даже умно, ему совсем не выгодно было сгущать тучи, ведь если разобраться, то в этой ситуации был виноват именно он сам, ведь это он накормил себя и своего товарища дурманом. Но тут всё же, наверное, было обычное добродушие, это просто сам автор из-за своей мнительности умудрился увидеть хитрость и расчёт даже в таком простом и открытом человеке, как Семён Потеха, впрочем, оставим это на суд читателя.

Хутор был маленький, и люди жили в нём как одна большая, пусть и не всегда очень дружная, но семья, поэтому новость о Демидовом беспамятстве вмиг разлетелась по всей округе.

Потом, ещё в продолжение нескольких дней, к нему постоянно подходили казаки и казачки с неизменным вопросом: «А меня ты помнишь?» Причём, по всей видимости, далеко не все это делали из чисто праздного любопытства, потому как, получая на свой вопрос такой же неизменный ответ «Нет», некоторые казаки хмурились и начинали что-то бурчать про какие-то долговые обязательства, а молодые казачки иногда заметно обижались, одна даже убежала в слезах.

Впрочем, всё это не имело никаких серьёзных последствий, несмотря на всю суровость эпохи, сочувствовали православные Демидовой беде. Патеха же, от всего происходящего получал истинное удовольствие и даже немного гордился тем, что у него такой особенный дружбан, или «братка», как он любил его называть. Что ни говори, а пусть всего несколько дней, но зато весь хутор гутарил о наших приятелях.

Общаясь с местными, Демид Котов, или просто Кот, как оказывается уже давно прозвали его казаки, не столько из-за фамилии, сколько оттого, что одна бабка сказала когда-то про него при всех «блудлив как кот», постепенно начал понимать, как тут всё устроено.

Например, разрешилась загадка такой разной жизни казаков. Выяснилось, что на том берегу, где очутился наш герой, для удобства назовём его сразу «правый», жили потомки тех казаков, которые именно основали этот хутор. Как-то раз, возвращаясь с очередного набега на ордынцев, и имея на руках богатую добычу, они решили тут осесть, приглянулись им здешние места.

Общий хабар далёких предков заключался не только в драгметаллах, тканях, лошадях и прочих ценностях, но и в красивых молодых полонянках, на которых казаки сразу же переженились и уже были просто вынуждены наскоро построить тут маленькие хатки, чтобы начать ростить детей. Кстати, Игнат Лютый был как раз из первого поколения родившихся здесь, чем он очень гордился.

Основатели хутора были выходцами из донских казаков ещё старой закалки, они не признавали земледелия и жили только грабежом, считая ведение домашнего хозяйства уроном казачьей чести. В свободное от «работы» время, а его было много, они занимались только усовершенствованием своего воинского искусства, то есть сабельным боем, джигитовкой, стрельбой из всего возможного оружия того времени и прочим казачьим премудростям, ну или просто кутили. Такому способу бытия они учили и своих детей, а те, в свою очередь, своих. Их жизнь напоминала жизнь скандинавских викингов, только вместо морей тут была бескрайняя степь.

Впрочем, тут нет ничего удивительного – первые казаки пошли с Запорожья, а главный город тех земель, Киев, по одной из версий, основала шайка викингов. Ярлом этой шайки был человек по имени Кий, и потом, когда спрашивали «чей град?», отвечали «Киев», так и повелось. Наверняка Запорожскую сечь образовали потомки этих самых северных варваров, учитывая их любовь к свободе и боевую удаль.

Многое передалось южанам из далёкой Скандинавии, взять даже манеру выбривать виски и затылок, что было в основном присуще именно казакам, как запорожским, так и донским, в остальной же России такой моды не было, простые люди ходили косматыми, или носили волосы «в кружок».

Со временем, селенье разрасталось, и к нему прибивались всё новые и новые «горячие головы». Но потом, кроме отчаянных бандитов, стали появляться и беглые крестьяне, которым было уже невмоготу жить под гнётом помещиков, и они шли в казаки, иногда даже целыми семьями. Однако, вновь прибывшие не хотели расставаться с привычным укладом жизни, несмотря на новый статус и казачьи традиции. Поэтому, наряду с воинской обязанностью, заключавшейся в постоянных тренировках, защите поселения от набегов, а также, уже по желанию, походами за добычей, они упорно возделывали землю, при этом искренне удивляясь, как это можно не пользоваться таким благодатным чернозёмом, в который, как они говорили, палку воткни, и она зазеленеет.

Поначалу, коренные жители были мягко говоря недовольны таким поруганием казачьих традиций, но потом быстро смекнули, что тут есть немало выгоды, теперь не нужно было постоянно ездить на торг за провизией и прочими нужными в быту товарами за тридевять земель, а можно было все это купить или обменять у своих более мирных собратьев по оружию. Сошлись на том, что выходцы из крестьян селились на другом берегу, для общего морального благополучия. Таким образом, на левом берегу реки находилась хозяйственная часть поселения, на правом – военная.

Оказавшись в новом теле и новом мире, Дмитрий, конечно же, в первую очередь задумался о том, как тут можно использовать свои знания из будущего, но ничего дельного на ум так и не пришло.

Это только в современной литературе, человек, оказавшийся в далёком прошлом, уже через несколько глав добивается невероятных успехов, создавая новое для этой эпохи оружие и проявляя незаурядные организаторские способности. Такой сюжет стал очень модным, появился даже термин «попаданец», кстати сказать, отвратительное слово, которое, к сожалению, очень прижилось, и даже на многих книжных сайтах появились разделы с таким названием.

В реальности же, что может сделать обычный человек из нашего времени, который привык жить на всём готовом, оказавшись в казачьем хуторе восемнадцатого века? Создать автомат Калашникова? Так на это, как сказали бы местные, у Демида «хисту не хватит», то есть умения. Да если бы даже наш герой был оружейным инженером и ему хватило бы хисту, так откуда тут взять нужные материалы и инструменты? А знания менеджмента, которыми обладал Дмитрий, тут и вовсе были ни к чему, казаки точно не поймут. Так что после долгих раздумий, наш герой решил не «лезть в чужой монастырь со своим уставом», а просто наслаждаться происходящим, как увлекательным аттракционом.

В тот день, Демид поздно проснулся после очередной пьянки и дал себе зарок завязывать с зелёным змием. Первые дни это было ещё позволительно, алкоголь был хорошим смазочным средством для более плавного и непринуждённого вхождения в новую реальность, но всему есть границы. Причём дело было даже не в здоровье, благо молодое тело легко переносило этот многодневный марафон, и пили казаки не палёную водку из супермаркета, а стопроцентно натуральный самогон, или не менее качественное вино, поэтому поутру у Демида даже голова не болела. Просто пьяный угар уже стал надоедать, ситуация становилась похожей на тот старый анекдот, когда курортный отдыхающий после недельной пьянки в номере отеля вышел на балкон и удивлённо воскликнул: «Да ладно! Тут ещё и море есть!»

Поправив не очень пошатнувшееся здоровье изрядной порцией узвара, прекраснейшего напитка из сухофруктов, который у казаков считался хорошим средством очищения организма, наш герой вышел во двор и сладко потянулся.

На улице было пасмурно, но без дождя, лёгкий прохладный ветерок приятно обдувал лицо, окончательно пробуждая от сна и похмелья. Надо сказать, что такую погоду Дмитрий любил больше всего, солнце не слепит глаза, можно не щуриться и открыто смотреть на мир, всё окружающее приобретает какой-то мистический оттенок, и сами люди выглядят красивей и интересней. Наш «блудливый кот» даже свидания с новыми девушками старался назначать в пасмурные дни, считая такое время самым благоприятным для произведения должного впечатления на дам. Под угрюмым, но заботливым покровом из сбитых в стаю мрачных туч, сам воздух, не иссушенный лучами ультрафиолета, вдруг наполняется какой-то освежающей силой, почти осязаемой, так что некоторые особенно чувствительные люди иногда говорят: «Вот воздух, хоть пей». В такую погоду Дмитрию всегда хотелось действовать, потому как чувствовал он себя на порядок сильней и умней, вот и сейчас он сразу задумался, чем бы этаким себя занять. Однако реальность сама решила всё за него, причём наилучшим образом.

Невдалеке, послышался частый металлический звон, в котором легко угадывался сабельный бой. Демид встрепенулся и быстро посмотрел в ту сторону.

– Да не ссы, то наши ботаются, – раздался голос Игната, который, оказывается, сидел неподалёку на своём любимом бревне и наблюдал за сыном, покуривая трубку. – Сходи хоть разомнись, хорош балдеть, как саблю-то держать не забыл? – с нажимом продолжил он.

–Щас вспомню! – весело ответил Демид, уже направляясь к дому за «рабочим инструментом».

–Со стены не трожь, там за печкой возьми, – услышал он вдогонку строгий голос отца.

За печкой оказалась невзрачная сабелька с простой деревянной ручкой и туповатым лезвием, даже ножен к ней не прилагалось. «Пойдёт для тренировки», – пробурчал он уже на ходу, торопясь поскорей на мелодичный звон железа, такой приятный казацкому уху.

На том же выгоне, где недавно Потеха усмирял пыл влюблённых сердец, Демид увидел круг молодых казаков, в центре которого азартно рубились два молодца. Почти всех тут он уже знал, а с некоторыми пьянствовал этой ночью, после вчерашнего, лица у них были помятые, но при этом какие-то светящиеся, сказывалась зажигательная магия близкого сабельного боя.

Найдя глазами Семёна, что было нетрудно из-за его габаритов, Демид подошёл к нему и встал рядом. Тот коротко поздоровался, не отрываясь от зрелища, и наш герой тоже последовал его примеру. С живейшим интересом начал он наблюдать спарринг на саблях.

Два молодых парня, раздетые по пояс, отчаянно рубились друг с другом под разномастные возгласы казаков:

–Дюжей, хлопцы!

–Не бзди, Митька! Пыром его, как вошь на гребешке!

–Давай с протягом, чтоб аж чуб дыбом встал!

–Пусти кровшу, а то скушна, как в церкви!

–Ничё, щас пампушек поснедаем!

– Эй, Грицько, шевелись живей! Аль твоя сабля чижалей, чем тёща на свадьбе?!

Удары наносились с такой силой и скоростью, а выкрики были настолько кровожадными, что казалось, дело вот-вот дойдёт до смертоубийства. Наш герой даже немного оробел, вдруг осознав, что совсем не имеет опыта в фехтовании, и как бы любимой матушке и вправду не пришлось печь злосчастные поминальные пампушки. А ну как такой вот удалец, не рассчитав удар, снесёт ему башку? Э-э нет, сегодня, пожалуй, только посмотрю, малодушно подумал он.

Однако, немного постояв и присмотревшись, Демид понял, что удары были сильны только в замахе, на самом же деле казаки сдерживали руку, и бить с протягом никто не собирался, поэтому когда один из бойцов допустил ошибку и пропустил удар, то сабля противника не рассекла его надвое, а замерла в нескольких сантиметрах от тела. Ещё он понял, что недобрые отвлекающие выкрики тоже были частью тренировки, ведь в реальном бою тоже будет вокруг происходить много чего недоброго, и никто не станет для тебя создавать тишину, чтоб ты мог лучше сосредоточиться.

Тем временем, поединок закончился, и в центр круга вышел новый персонаж, молодой казак по прозвищу Валет, один из недавних знакомых нашего героя, тоже видный и лихой, но только совсем другой породы. Был он пришлый, из новых, беглый каторжник, что красноречиво доказывали татуировки на теле, выгодно выделявшие его на общем фоне местного населения. До появления Вальта на хуторе такой диковины ещё не видывали. Конечно, это были не те татухи, которые можно увидеть на современных зеках, ни тебе погон на плечах, ни звёзд, ни даже перстов на пальцах, однако что-то общее всё же просматривалось: на плече был выбит крест, на боку какая-то молитва, на груди какие-то святые, как Ленин и Сталин у блатных в советские времена. Нарушал общую картину дракон, неизвестно зачем поселившийся у него на спине. Видно было, что, несмотря на свой молодой возраст, Валет успел много чего повидать, много в чём поучаствовать и побывать в таких местах, в каких местным бывать не доводилось. Прозвище он своё получил за то, что всегда имел при себе замусоленную колоду карт, великую редкость в этих краях. Само слово «Валет» казаки впервые услышали от него, когда он обучал некоторых из них игре, правда, ему больше бы хотелось, чтоб его называли Туз, и он всячески пытался к этому подвести, но общество посчитало, что для него это будет «дюже жирно».

Немного постояв и посмотрев вокруг, Валет вдруг остановил свой взгляд на своём приятеле и весело крикнул:

– Котяра! Ты чё там жмёшься? Выходи не бойся! Уходи не плачь!

В первый миг «Котяру» прошиб холодный пот, но это был уже не страх смерти, ясно, что убивать его тут не станут, стыдно было опозориться перед всеми, не оправдать то уважение, которое оказывали ему его новые друзья. Мысленно перекрестившись и укрепившись духом, Демид вышел в круг уже почти спокойный, однако же перед самым боем не выдержал и малодушно подстраховался, тихо проговорив:

– Ты сильно не груби, я ещё не оклемался, не помню, как и саблю держать.

– Да ладно, не прибедняйся, – так же тихо ответил Валет, нанося первый удар.

Надо отдать ему должное, бил он не очень сильно и не очень быстро, но всё равно наш герой не смог достойно отразить нападение. Принял он удар на саблю уж как-то очень далеко от гарды, к тому же рукоятка опасно скользила во вспотевшей ладони, поэтому просто чудом он удержал оружие в руке, но всё-таки ощутимо получил по лбу обратной стороной своего же клинка, отчего по лицу тут же потекла кровь. Толпа неодобрительно загудела:

– Дёма, Дёма… Ты чё, как красна девица на выдане? – насмешливо крикнул кто-то.

– Не спи, замёрзнешь! Аль горилку вчерашнюю не переварил? – поддержал другой голос.

– Кто там кровши хотел? На! Валет, ты ему ещё и зубы пощупай заодно! – раздался хохот.

После небольшой паузы, дав противнику прийти в себя, Валет негромко проговорил:

– Ты чё как приведёный? Не бзди, здесь все свои.

Тут же, он снова перешёл в атаку и нанёс целую серию ударов, постепенно ускоряя темп. По мере ускорения, Демид всё меньше успевал думать и анализировать и всё больше поддавался общему ритму движений, доверяя рефлексам и памяти своего тела, которое отлично знало, что нужно делать. Пробыв с минуту в глухой обороне, он наконец почувствовал в себе уверенность и даже больше, ощутил радость битвы. Постепенно его движения стали более скупыми и точными, он начал с лёгкостью отбивать все удары, которые, уже не церемонясь, обрушивал на него противник, и, войдя во вкус, начал сам атаковать.

– Во, Котяра разошёлся! Гляди, как шерсть дыбом встала! – восторженно заорал Семён.

– Эй, Дёмка! Вдарь ему, чтоб с него карты посыпались! – веселился другой казак.

Чем глубже наш герой погружался в боевой транс, тем сильней менялся звук самого боя, звон железа стал тоньше, чище и чаще, а иногда и вовсе превращался в шелест, потому как умелый фехтовальщик перестал бить по клинку противника, а скользящими движениями лишь менял траекторию ударов и не останавливаясь, переходил в контратаку. Такая техника боя была возможна благодаря полному слиянию со своим оружием, как будто не сталью, а рукой, он касался сабли противника, плавно уводя её в сторону. Тело само знало когда нужно присесть, когда подпрыгнуть, а приходилось и прыгать, пару раз уже Валет делал выпады по ногам и там было не до «скольжения», в общем наш герой так уверенно себя почувствовал, что у него появилось ощущение абсолютной безопасности поединка и собственной неуязвимости. Казалось не существует никакого способа, чтобы кто-то смог достать его клинком.

– Пырни его! Пырни! – снова раздалось в толпе.

– Нихай тоже кровью умоется!

Валет рубился по простому, он не владел такими изысками фехтования как Демид, и старался компенсировать это скоростью и натиском, осыпая противника сериями ударов сверху, снизу, сбоку, по ногам, делая выпады в грудь, пытаясь пырнуть, как уже не раз советовали из толпы. Неопытному человеку со стороны могло бы даже показаться что Валет побеждает, настолько яростны были его атаки, однако всем окружающим уже было ясно чем закончится поединок. Когда каторжанин сделал очередной выпад, Демид каким-то змеиным движением сабли проскользил вдоль его клинка и упёрся остриём ему под ребра, чуть было его не поранив, благо сабля была тупая.

– Я ж говорил пырять надо! – не унимался тот же голос.

– Да найди ты себе уже бабу, родной! Её и будешь пырять! – задорно ответил ему кто-то.

Толпа взорвалась хохотом, а когда все утихло, послышались уважительные замечания:

– А знатно Котяра бьётся.

– Лютого наука.

– Мастерство не пропьёшь.

– И дурманом не прожрёшь!

Как зачарованный, стоял Демид, обливаясь потом и глупо улыбаясь. Как пение райских птиц, слушал он грубые комплименты казаков.

«Так вот почему Валет в начале сказал ”не прибедняйся“», – пришла в голову запоздалая мысль.

Пожалуй, такого восторга он ещё никогда не испытывал, даже когда нашёл ту счастливую печатку, давшую ему путёвку в этот мир, а ведь он здесь только с неделю, то ли ещё будет…

С этого дня, наш герой стал регулярно практиковать сабельный бой, но только уже не на кругу со сверстниками, как оказалось среди молодёжи ему равных нет, а дома, с батей, чему тот был душевно рад. В искусстве фехтования Лютый вообще на всем хуторе был номер один, а Демид, как его наследник, соответственно держал лидерство в премьер-лиге, хотя и среди матёрых казаков мало кто мог бы соперничать с ним, разве что Чига, о его мастерстве Игнат высказывался очень уважительно.

– Этому делу, – рассказывал он, указывая взглядом на саблю, – Меня отец научил, рубка у нас по наследству передаётся, а род наш ведётся ещё со времен Батыя, слыхал о таком?

– Слыхал, – ответил Демид, внутренне усмехнувшись и подумав: «Да ещё побольше тебя слыхал, сколько книг было прочитано об этом знаменитом завоевателе и о его ещё более знаменитом дедушке».

К слову сказать, Лютый был человек грамотный и тоже очень любил читать, это было ещё одна его особенность, выделявшая его на фоне местного контингента. У него даже имелись целых три книги, которые он по многу раз перечитывал. Это был какой-то совсем древний, истрепавшийся богослов, по которому его учил грамоте ещё его отец, и два уже почти новых образца современной и наверное модной на тот момент художественной литературы: «Метаморфозы» Паблия Овидия 1769 года издания и «Простодушный» Вольтера 1775 года, разумеется всё в русском переводе, если бы Лютый умел бы читать ещё и на иностранных языках, то это пожалуй было бы уже слишком, или как сказали бы местные «уж дюже».

Благо на дворе была эпоха просвещения, и в стране уже появилось много издательств, которые переводили на русский язык самые известные произведения зарубежных авторов, правда большинство книг все ещё печаталось за границей.

«Эх, – думал наш герой, – ещё совсем немного не дожил Игнат до расцвета русской литературы. Уже лет через пятьдесят, будут вовсю греметь Пушкин и Гоголь – два близких друга, два великих гения, заложивших основательный фундамент для будущих писателей и поэтов. Эти два товарища не только дали мощный толчок для грядущих поколений, но и до сих пор остались непревзойденными, про таких как они говорят “поцелованные богом“».

Не даром в самом центре Петербурга стоит памятник Николаю Васильевичу, если представить всех великих русских писателей как звёзды на небе, то Гоголь это будет полная Луна, которая никогда не угаснет. Многие известные классики признавали что именно этот великий мастер вдохновлял их на литературные подвиги. Да и сам автор этих строк, как уже наверное догадался читатель, тоже считает себя учеником Николая Васильевича. В общем, если бы Игнат Котов имел возможность прочесть «Тараса Бульбу», а тем более «Мертвые души», то уже навсегда позабыл бы про какого-то там Вольтера и Овидия.

Хотя.. не факт. Мода на зарубежных авторов сохранилась и по сей день. Русскому человеку всегда кажется что за границей всё лучше чем у нас, в том числе и литература. Да и сами англоязычные имена иностранных писателей выглядят в наших глазах как-то солидней, особенно сейчас, когда повсюду тренды-брэнды и прочие западные поветрия. Какой-нибудь Рэй Брэдберри, или Оскар Уайльд, одним своим названием сразу привлекает больше внимания, чем, например, Фёдор Михайлович Достоевский.

– Так вот предок наш, – продолжил Лютый, даже не догадываясь какие масштабные мысли сейчас в голове у его сына, – Был в то время летописцем, то была редкость великая, если даже щас, спустя почти пять веков, на всём хуторе читать умеем только ты, да я, да мы с тобой! Когда пришёл на Русь хан Батый, то наш пращур, имя его не сохранилось, сначала повоевал против него, а потом и сам попал в его войска. Татары так делали, отбирали рекрутов в завоеванных странах и отправляли их сражаться против других народов…

– Да знаю, знаю, – перебил его Демид, – Что там про предка?

Игнат недоверчиво на него покосился, но ничего не спросил и продолжил дальше:

– Пришлось ему побывать и повоевать в разных местах, и в Азии и на Кавказе и даже в Европе, вот где-то там, у кого-то он и перенял искусство боя на саблях, которое до сих пор у нас в роду передаётся. И с этого самого предка все казаки нашей линии обучаются грамоте. А что в нашем роду было до него, то неведомо. Хотя все мы от Бога свой род ведём, – немного помолчав, добавил он.

Помимо ежедневных занятий по фехтованию, отец показал Демиду ещё одну практику, которая позволяла отработать удары клинка до совершенства.

Поглубже в землю, втыкался деревянный прут, а на торчащий конец вешалась шапка, так вот нужно было так этот прут перерубить, чтобы шапка не отлетала в сторону и вообще не упала на землю, а просто опустилась на уровень ниже, на тот обрубок что остался после удара, и сам кусок прута должен был упасть вертикально вниз, желательно воткнувшись в землю. Для этого удар должен был быть неимоверной силы и скорости, наносился он снизу вверх, под углом. Впрочем эта практика уже не была семейной привилегией, так учились все казаки.

Попутно, молодой казак перенял у отца ещё одно полезное умение – метание ножа. Причём самым сложным манером, безоборотным, это когда нож в полёте не вращается, норовя попасть в цель рукояткой или вообще плашмя, а летит ровно, как стрела. Для этого бросок осуществлялся со специального захвата и в него вкладывался такой импульс силы, что нож втыкался в дерево сантиметров на пять, а в мясо вообще на всю длину.

Кроме тренировок, Демид нашёл для себя ещё одно увлекательное занятие – охоту. Правда к ней привели опять все те же тренировки, потому как охота велась из лука. Началось все с того что он заметил в хате лук, и разумеется захотел из него пострелять.

Надо сказать, что Дмитрий в детстве очень любил это нехитрое оружие, сам мастерил и луки и стрелы, конечно убойная сила этих изделий была мизерная, поэтому он всегда мечтал хоть раз пострелять из настоящего боевого оружия.

Лук был на хуторе далеко не в каждой хате, а если и был, то в основном у казаков на правом берегу, потому как заполучить его можно было только в качестве трофея. Лишь кочевники до сих пор относились к этому оружию всерьёз и знали толк в его изготовлении, казаки же уже перешли на огнестрельное, и лук использовали больше для охоты, да и вообще… Он стал чем-то вроде ружья для мужчины 21-го века – не очень-то сильно и нужно, но пусть будет, для души.

Однако, так просто взять его у отца сразу не получилось, как оказалось, у Лютого лук был не из простых, и стоил немалых денег. Далеко не каждый ногаец мог себе такой позволить, поэтому это был очень ценный трофей.

Такой лук называется составной, его древко представляет из себя не просто согнутую палку, а сложную конструкцию, состоящую из разных пород дерева склеенных между собой, и это очень существенно повышало дальность и точность стрельбы. Изготовление такого лука занимало несколько лет, из-за необходимости подолгу замачивать, а потом также подолгу высушивать древесину, для придания ей нужной формы и прочности. Поэтому на первых парах Игнат наотрез запретил трогать это дорогостоящее произведение искусства, но желание сына было настолько нестерпимым, и в глазах его было столько мольбы, одновременно с восторгом и надеждой, что отец смягчился и дал добро.

Сначала, Демид поупражнялся в стрельбе по деревьям, когда же научился попадать не только в ствол, причём с довольно приличного расстояния, но и по задуманным веткам, то ему конечно же захотелось пострелять по движущейся мишени. Первое попадание в летящую утку доставило столько удовольствия, что герой наш уже не мог остановиться и охота стала обязательным пунктом в распорядке дня. К тому же, это было как раз то что называется «приятное с полезным», теперь каждый день приносил он домой то зайца, то утку, то фазана, а когда достаточно поднаторел во владении своим элитным оружием, и мог за короткое время делать целую серию точных выстрелов, отточенным движением быстро вынимая стрелы из колчана за спиной, то нарвавшись на стаю, мог набить за раз целые вязанки дичи. Теперь мяса дома стало «не в поед», а излишки с удовольствием покупали местные казаки, особенно с левого берега, и в кармане появилась какая никакая деньга, плохо ли?

Плохо было с джигитовкой. Точнее с самой джигитовкой все было хорошо, как и следовало ожидать, тело само быстро все вспомнило и в первый же день, уже к вечеру, он довольно уверенно держался в седле, но сама лошадь была настолько невзрачной и квёлой, если даже не сказать хуже, дохлой, что ездить на ней было не только не солидно, но даже стыдно. При этом у Лютого был прекрасный конь, ногайской породы, пусть не из самых дорогих, но очень даже приличный. Демида возмутила эта вопиющая несправедливость и он потребовал от папеньки объяснений.

Оказывается, ещё недавно у него была лошадь не хуже, и тоже ногайской породы. Лютый пригнал отличную пару из последнего набега, себе он оставил коня, а сыну отдал кобылу, и вроде бы как у этой парочки была даже между собой любовь. Игнат рассказывал что погнал за собой одного только коня, а его спутница сама увязалась за ними, не желая расставаться с возлюбленным. И все было бы хорошо, если бы сынок, очень нехороший человек, не влетел по пьяни на ней со всего скаку в овраг и не свернул ей шею, при этом сам, к большому неудовольствию родителя, посмел остаться живым. Праведный гнев отца был настолько велик, что он на эмоциях купил на торге самую поганую и дешёвую лошаденку, и сказал что теперь «ты вражина на ней будешь страмиться, пока сам не добудешь себе путного коня». Позиция Лютого была настолько непримиримой, а вина Демида настолько тяжкой, что наш герой оставил всякие попытки уговорить батяню, и начал уже подсчитывать сколько нужно ему настрелять уток и зайцев, чтобы на вырученные деньги решить эту проблему. Выходило что немало.

Калькуляция получалась вот такая: мало-мальски приличный конь, ногайской или донской породы начинался от десяти рублей, пусть читателя не смущает такая маленькая сумма, но червонец в то время, это между прочим увесистый кругляш из чистого золота. Не каждый крестьянин за всю жизнь мог подержать такую монету в руках, это вам не то что современный аналог из обычного железа.

Лошадь на которой ездил наш счетовод можно было продать максимум за пять рублей, что между прочим тоже золотая монета, только размером вдвое меньше. Утка стоила в среднем пять копеек, заяц десять. Выходило, что для того чтобы пересесть на более приличный транспорт, нужно было сначала подстрелить, а потом ещё и продать примерно 50 зайцев, или 100 уток, да ещё и удачно сдыхать свою лошадёнку.

Местные жители были далеко не крестьяне и золотыми монетами тут никого не удивишь, но всё равно особенно много денег у них не водилось, всё таки не Петербург. Поэтому в основном народ был прижимистый и многие яростно торговались за каждую копейку при любой торговой сделке, будь то хоть продажа коня, хоть курицы.

Особенно бабка Андрониха, главный покупатель по части зайцев, каждый раз с большим удивлением и возмущением таращила на Демида глаза, когда он ей называл обычную для неё цену, махала руками, приговаривая: «Побойся Бога болезный, ты в уме ли? Выйди чуть за хутор, глянь, там зайцев такая погибель, земли не видно! Я так кумекаю, по пятачку за штуку будет самая красная цена!»

И начиналась тягомотина, неизвестно ещё что было труднее, добыть дичь или сторговаться с такой вот коммерсанткой. Но по итогу, бабка обычно отдавала положенный гривенник, со словами: «Ну что с тобой делать, за доброту свою терплю разорение».

Однако же, она была не в убытке, дед её, Михей, из заячьих шкурок шил отличные шапки и рукавицы, которые с удовольствием раскупали местные жители и даже приезжие купцы, а ободранные тушки она умудрялась продавать по куреням левобережья, где собственно и проживала, почти по той же цене, что и покупала у местных охотников ещё пушистых зверьков, даже чуть дороже. Словом, против потраченных денег она имела вчетверо.

Прикинув так и этак, Демид понял что задача выполнимая, но не быстрая, месяцок-другой придётся ещё потерпеть. Но делать нечего, и он взялся за дело со всем возможным усердием, тем более ему как местному «дворянину» по масти положен достойный скакун, да и случись у казаков новая «экспедиция» за добычей, его просто напросто с собой не возьмут, на такой кляче скорее сам в плен попадёшь, чем привезёшь домой хабар, а в грабительский набег нашему герою отправиться очень хотелось, хоть он и понимал что это не есть хорошо…

Наблюдая за тем как осваивается в новой жизни наш казак, никак нельзя обойти ещё один очень важный аспект, а именно половой вопрос.

Едва Демид познакомился с обществом и начал чувствовать себя в нем более менее уверенно, он уже заприметил несколько местных красоток и приступил к Семёну с расспросами как тут насчёт свободы нравов.

Оказалось что не очень, без сватовства вступать в связь с молодыми девушками было никак нельзя: во-первых несчастную потом точно никто не возьмёт замуж, а во-вторых самого соблазнителя могут запросто отправить на тот свет её возмущённый отец или братья. Но была и хорошая новость, на хуторе водились молодые и не очень вдовушки, а также просто гулящие девки, которые по разным причинам наплевали на общественную мораль и на свою судьбу. Приятным дополнением к этой новости, было ещё то, что сам Демид, ещё до подселения в него Дмитрия, у местных дам легкого поведения имел большой успех. Так что ему оставалось только с ними заново подружиться, в чем ему помог уже Валет, более сведущий в этом вопросе чем Потеха, который был не особенный ходок по бабам. В лице же Вальта наш герой нашёл настоящего единомышленника и незаменимого помощника в этом деле, тот быстро перезнакомил его со всеми «нужными людьми», среди которых между прочим были довольно колоритные персоны.

Например из вдовушек, самая известная была Пышата, дородная красивая женщина лет тридцати, в первую очередь славящаяся своими кулинарными способностями и опрятностью. Те избранные, которые добивались её расположения, попадали к ней как в рай: всегда на столе была бутылочка заветного крепкого напитка, вкусные закуски, приятная беседа, чистейшая постель, да и сама хозяйка была очень аппетитная и охочая до ласки. Родом Пышата была из Тверской губернии, когда-то они с мужем бежали оттуда в поисках свободной жизни, поселились в Терновой балке, но казак из мужа получился не очень удачливый, и его в первом же походе убило татарской стрелой. Вдова, отплакав положенный приличию срок, начала принимать в гости казаков, как не крути, а природа берет свое, да и мужские руки иногда очень нужны в хозяйстве. К тому же с пустыми руками к ней гости редко приходили, Пышата уже была вся в золоте, а сундук был полон разных нарядов и тканей, казаки были щедры за женскую ласку, особенно после удачных набегов. Однако же подолгу она у себя никого не задерживала и в душу свою не пускала, мужа очень любила и не могла его забыть.

Из гулящих девок больше всего разговоров ходило про Маняшу, весьма и весьма занимательную особу. Судьба у неё складывалась трагически, ещё в раннем детстве родителей угнали в рабство татары, и осталась она жить со своим престарелым дедушкой, который тоже надолго с ней не задержался и через недолгое время переселился в царствие небесное. Осталась Маняша совершенно одна в свои неполные двенадцать. Поначалу ей помогали всем миром, и казаки бывали у неё дома из абсолютно благородных побуждений, жалели сироту – кто дров наколет, кто еды принесет, а кто и деньжат подкинет. Вскоре сирота начала выражать свою благодарность не только на словах, но и гораздо более приятным для казаков способом, причем по своей инициативе.

В своём ремесле, а очень скоро это стало для неё именно ремеслом, она быстро набирала обороты, и теперь, к шестнадцати годам, уже не было почти ни одного казака на хуторе, который хотя бы раз не побывал в её хате. Только самые серьёзные и семейные, такие например как Холодок, никогда не посещали её курень. Причём такая жизнь ей была очень по душе, она всегда была готова на любые услуги совершенно искренне, даже когда бывали голодные времена и казакам было нечем платить, то она работала, как говорится «за идею». Впрочем, её самоотверженность очень ценилась в мужском обществе и поэтому жила маленькая развратница ещё побогаче чем Пышата, к тому же её никто никогда не обижал, помня её заслуги перед отечеством и беззащитный возраст. В общем казаки её очень любили, во всех смыслах этого слова. Но Маняша любила казаков ещё сильней, со всей подростковой неутомимостью, у неё всегда было много гостей, и из её хаты часто доносились недвусмысленные крики и стоны, отчего местные мамаши строго настрого запрещали детям гулять в окрестностях её двора, благо тот находился на отшибе. Надо ли говорить, что почти все хуторские бабы люто ненавидели юную куртизанку.

Стоит ещё сказать, что из-за дикости мест и отдаленности цивилизации, на хуторе не было никаких венерических заболеваний, поэтому можно было придаваться разврату совершенно не опасаясь за свое здоровье, что очень порадовало путешественника во времени из насквозь инфицированного двадцать первого века.

Приятной особенностью в половой жизни текущей эпохе, была также абсолютная женская естественность, как в духовном, так и в физическом смысле. Ещё не появилось никаких порно стандартов и прочих совершенно ненужных условностей, поэтому милые сердцу любовницы нашего героя во время близости не издавали каких-то искусственных стонов и прочих не настоящих звуков, и вообще ничего из себя не изображали, а просто старались получить от любовных утех максимум удовольствия, при этом совсем не стесняясь в выражении своих чувств и желаний, что приводило Дмитрия в настоящий восторг.

Ещё не научились закачивать силикон в разные части тела и волосы росли у девушек не только на голове. Да и на самой голове тоже были совсем другие волосы – не истощенные разными химическими завивками, покрасками, плойками, фенами и утюжками. Густые, сильные волосы местных красавиц выгодно отличались от безжизненной шевелюры большинства наших современниц. Мощным сверкающим каскадом ниспадали они на плечи во время страстных объятий, либо же заплетались в тугие упругие косы, если девушка хотела покрасоваться на людях.

Находясь здесь, Дмитрий очень остро осознал всю ненужность женских ухищрений, навязанных нашим милым дамам в двадцать первом веке при помощи рекламы и разной другой пропаганды с единственной целью – выкачать как можно больше денег.

Общественное мнение уже так устроилось, что несоблюдение этих совершенно ненужных правил считается почти неприличным, или даже может послужить поводом для насмешек, что ж делать, такое видно сейчас расположение в воздухе… И лишь только очень немногие, наиболее уверенные в себе женщины могут позволить себе природную естественность в современном мире.

Активная половая жизнь значительно отдаляла от Демида осуществление его первоначальной задачи, покупки доброго коня, потому как львиная доля заработка с охоты уходила на милых дам. Герой любовник уже начал продумывать новые источники доходов, не желая отказываться от удовольствий, как вдруг случилось маленькое чудо.

Милый друг папенька, видя какие разительные перемены произошли с его наследником, и как тот старается во всём преуспеть, одним прекрасным вечером, наевшись свежей зайчатины и запив это дело изрядным количеством домашнего вина, решил сменить гнев на милость и поощрить любимого сынка.

– Ну чё, сколько ты там уже насобирал? – без всякого вступления начал он.

– Два рублика, – быстро ответил Демид. Хотя было у него уже почти три, но он предчувствуя удачу специально занизил цифру, чтоб оставить запас.

– Брешешь негодяй, – засмеялся Игнат, забавно смешивая кубанскую речь с книжными словечками. – Ну да бог с тобой, отсыплю тебе три целковых, а то мне уже самому перед людьми срамно. Вижу я за ум ты взялся, завтра езжай на торг. Хисту хочь хватит самому коня купить, не обдурят тебя?

– Нет, – коротко ответил наш герой, не опускаясь до обоснования ответа на столь обидный вопрос.

Хотя при этом в лошадях он не разбирался, но общие представления уже имел и надеялся сориентироваться на месте.

– Ну добро, – сказал Лютый, выкладывая на стол три здоровенных серебряных кругляша, с изображением Екатерины Великой.

Сердечно поблагодарив, Демид взял монеты с особенным удовольствием, надо сказать что екатерининских рублей он ещё не держал в руках ни в этой жизни ни в той, тем более в таком сказочном сохране. Свой маленький капитал он насобирал в основном мелочью, хотя конечно медные копейки этого времени размером напоминали хоккейную шайбу, и называть их мелочью было даже забавно.

Сейчас империя переживала не самые лучшие времена правления Екатерины, и казаки часто жаловались на быстрый рост цен. Говорили, что лет двадцать назад, на один лишь медный пятак, можно было три дня жить в дешёвом дорожном трактире по принципу «все включено», причем помимо проживания и питания, в эту сумму входили ещё и услуги жриц любви, непременно находящихся при любом дорожном заведении. Правда это или нет, наш герой точно не знал, но восторженно впечатлялся когда слышал такие рассказы.

На следующий день Демид отправился за долгожданной покупкой, ну а как у него этот день прошел, читатель уже имел удовольствие наблюдать в начале этой книги. Что же с ним будет дальше, и как изменится его жизнь после такой невероятно удачной поездки, мы узнаем уже в следующей главе.

Глава 5. Обустройство

Хутор Терновая балка 1777 год.

Древние римляне очень любили своего императора Марка Аврелия, и когда он шёл по улице, то народ славил и восхвалял его. Но в каждую из таких прогулок, следом за императором шёл слуга и периодически шептал ему на ухо: «Ты всего лишь человек, человек».

Вот такой вот слуга очень бы пригодился сейчас нашему герою, когда он ехал по хутору верхом на высоченном тонконогом красавце, с караваном добычи за спиной и со свитой из десятка казаков.

Весть о его славном приключении вмиг разнеслась по куреням подобно степному ветру. Не так много на хуторе было развлечений, поэтому свежие новости были тут также необходимы как и своевременный подвоз съестных припасов.

Многие уже вышли посмотреть на удачливого казака, а главное на то какую добычу тот сумел захватить. Особенно приятны были взгляды женской половины населения, словно волшебные лучи они напитывали нашего героя жаром и он ощущал их почти физически.

Вопреки его ожиданиям, дома его встретили сравнительно спокойно, без восторженных криков. Причиной тому вероятно был Лютый, который сразу задал такой тон чтобы сынуля особенно не зазвездился.

С деланой небрежностью Игнат осмотрел барахло и оружие, и лишь с минуту полюбовавшись на коня, он всё-таки не выдержал и одной рукой приобняв сына, другой он продолжал поглаживать по шее благородное животное, в сердцах воскликнул:

– Хорош! Хорош!

При этом было не совсем понятно кого он хвалит, коня или сына.

Ольга неслышно подошла сзади и неспешным взглядом окинула всю открывшуюся перед ней картину, в глазах её сейчас плескался целый коктейль из ярких эмоций: гордость за сына, алчный восторг от свалившегося богатства, беспокойство за здоровье Демида, и всё это было ещё приправлено насмешкой над мужем, который радовался красивому коню как чистый ребёнок.

Подождав пока мужчины наобнимаются, она тоже прильнула к любимому сыночку и ничего не говоря молча стояла рядом.

Окровавленные тряпки сразу побросали к грязному белью – пусть потом хозяйка с ними разбирается, а вот оружие рассматривали долго и с удовольствием. В первую очередь конечно же схватились за сабли, обе оказались очень хороши, хоть и неброские, без всяких украшений, но зато из настоящего булата, а значит с превосходными бойцовскими качествами. Одну из них Игнат выделил особо, долго крутил её в руках, удивляясь каким-то только ему ведомым особенностям, потом протянул саблю Демиду с коротким словом «вещь».

У некоторых читателей наверное уже мог возникнуть вопрос, почему в нашей повести у героев именно сабли, а не шашки – более привычное к образу казака оружие. Об этом можно узнать сейчас же.

Дело всё в том, что шашки появились только к концу девятнадцатого века. Их существенным отличием от сабель стало во-первых, отсутствие крестовины на рукоятке, отчего такой клинок больше напоминал просто очень длинный нож, а во-вторых само лезвие было сантиметров на двадцать короче и с более закруглённым остриём, потому как шашкой больше подразумевалось рубить, но не колоть.

За счёт уменьшенных габаритов, научиться владеть шашкой было гораздо легче чем саблей, поэтому новое оружие быстро набрало популярность и вскоре сабли стали использовать только для парадного вооружения. Хотя конечно они гораздо эффективней, и против мастера сабельного боя владелец шашки никак не выстоит, но чтобы стать таким мастером нужны длительные тренировки. Что ж поделать, лень-матушка победила в этом соревновании.

Добытые луки тоже оказались непростые, почти такие же какой уже был в доме, разве что размерами чуть поменьше.

Когда закончив осмотр, все сели за стол и уже выпили по стопке за удачное происшествие, Лютый вдруг хитро посмотрел на сына и с насмешкой сказал: