Читать онлайн Когда искушение становится работой

*Человек не имеющий ничего, ничего не потеряет.

Глава 1 Ты веришь в Дьявола?

Я щелкнула зажигалкой и закурила. Золотой портсигар зазвенел о столик. Роза из рубинов на нем горела огнем.

– Это вредно, – раздалось сбоку от меня.

Я взглянула на юношу, что сидел в соседнем кресле. Много младше меня. Копна каштановых кудрей горит подобно розе в свете тлеющего заката. Пухлые, почти женские губы чуть подрагивают в отвращении, когда я выпускаю струйку дыма. Тогда я подаюсь вперед и заглядываю в его янтарные глаза. Парень держится смело. Взгляд не отводит. Хотя ему определенно хочется. Что-то подсказывает, что стоит отвернуться. Возможно даже сбежать. Что-то на уровне инстинкта. И в его глазах отражается та самая борьба, какую я видела за свою жизнь столько раз, что и не сосчитать. Борьба человека и зверя, напуганного хищником покрупнее.

– Даже смертельно, – добавляет он, видя, что я молчу.

– Умирают не от сигарет, – отвечаю я и все также не отводя взгляд тушу сигарету и бросаю в разбитое сердце пепельницы рядом с моим портсигаром. – Раз уж я перестала убивать себя, может и ты назовешь мне свое имя?

Парень вздрагивает, и я вновь усмехаюсь. Такой забавный. По-детски невинный и милый. Чем-то похожий на моего сына. Правда Адам немного крупнее и не такой зажатый. Этот же явно боится. Что иронично, ведь он проник в мой дом и поджидал меня в гостиной с оружием в руках.

Вспомнив про это, я вновь бросаю взгляд на невысокий столик. Там, за букетом алых роз поблескивает револьвер.

– Меня зовут Давид, – наконец выдавливает из себя юноша и я вновь смотрю на него.

Он съёживается под моим взглядом. На щуплом, но при этом поразительно мягком лице отпечатывается страх. Я даже вижу капельки пота на его лбу. Одна стекает за воротник голубой рубашки из какой-то до омерзения дешёвой ткани. Собственно, как и брюки. И ботинки. Но если одежда хоть и дешевая, но новая и аккуратно отглаженная, то обувь… Он будто войну в них прошел, причем в самых извращенных условиях. На секунду мне даже становится его жаль.

– Так что ты хотел Давид? – спрашиваю я и вновь встречаюсь с ним взглядом.

Надо отдать ему должное. Меня он осматривает также бесстыдно. Также открыто и вызывающе.

– За правдой, – отвечает Давид, садясь чуть ровнее.

– Для человека, пришедшего за правдой с оружием в руках, ты слишком робок, – усмехаюсь я.

– Револьвер, – парень осекается. – Я пришел с оружием не чтобы использовать его против вас.

– Вот как? – удивляюсь я.

Признаться меня это расстраивает.

– Ваши псы, – он вновь обрывается, едва начав говорить, будто боясь, что из-за его следующих слов я сама схвачу револьвер и прострелю ему голову. – Ваши псы, я читал про них, – продолжает парень. – Мне надо было, нет, не так. – Он вздыхает. – Мне просто необходимо было увидеть вас, а все говорили какая у вас тут серьезная охрана и ваши, ваши собаки… Говорят они отгрызли ногу одному из наших и теперь он в больнице.

– Одному из ваших? – переспрашиваю я и одновременно пытаюсь припомнить, не было ли чего подобного за последний месяц.

– Да, Жене, – кивает Давид. – Он хотел взять у вас интервью, но попался собакам, хотя его и предупреждали. Все говорили ему не делать этого.

Я пристальней вглядываюсь в блестящее от пота лицо своего собеседника. Теперь я понимаю, про какую ногу он говорит. И правда, буквально пару недель назад ко мне в дом попытался проникнуть какой-то жалкий писака из местной газеты.

– Ничего ему не отгрызли, – махаю я рукой поняв в чем дело. – Мои собаки лишь немногое его покусали. Хотели бы крови – съели бы его заживо.

Парень нервно сглатывает.

– Так значит ты тоже работаешь на газету? – спрашиваю я, наблюдая как нервно подрагивают его пальцы.

Парень кивает.

– Я лишь хотел узнать вашу историю, – говорит он.

– Зачем тебе моя история? – Я накланяюсь вперед чтобы лучше видеть его лицо. – Ради денег? Так я могу и за молчание заплатить тебе в десятки раз больше, чем ты заработаешь за целую жизнь.

Парень поджимает губы и что-то ворчит.

– Что? – переспрашиваю я хмурясь.

– Дело не в деньгах, – говорит он. – Мне не нужны ваши деньги.

– Тогда зачем тебе нужна моя история, еще и так сильно, что ты был готов пристрелить моих бедных псов ради нее?

Давид сглатывает и растирает вспотевшие руки.

В этот момент он выглядит таким беззащитным. Таким потерянным. Таким человечным.

– Пожар в «Альбатросе». – От упоминания этой фирмы во мне что-то зашевелилось, и я села ровнее. – Вы единственная выжившая. Единственная, кто знает, что произошло с этой строительной компанией. Единственная, кто может рассказать, что разрушило жизни трёхсот человек. Из-за чего все они умерли.

Я вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Забавно, это было почти двадцать лет назад, а кажется прошла целая вечность. «Альбатрос» стал для меня чем-то наподобие давно забытой страшилки. Историей, которую лучше не вспоминать.

– Прошу вас, – продолжал Давид. – Вы же работали там. Знали Халлеров. Вы же были близки. О ваших отношениях с их старшим сыном писали везде. – Парень вскакивает и касается моей руки от чего я гневно поворачиваюсь к нему, но в этот раз он даже не вздрагивает. – Анна… Прошу. Прошло уже двадцать лет. Город должен узнать правду.

Я убираю его руку, и парень возвращается на место, в свое кресло. Смотрит на меня каким-то безумным взглядом, в котором отражаюсь и я, и эта комната, и будто бы даже мое прошлое.

«Альбатрос».

Конечно все в городке жаждали услышать историю о том, как рухнула компания великих Халлеров, забрав жизни каждого члена этой семьи. Годами, меня уговаривали рассказать об этом. Поведать тайну их взлета и такого грандиозного и жуткого падения. Но проблема в том, что эта история была не только моей. И я была не единственной выжившей в знаменитом пожаре «Альбатроса».

– Матери до сих пор не знают, что с лучилось с их детьми, – продолжал настаивать Давид. – Жены не знают, куда делись их мужья. Дети, отправившиеся в приюты, так и не узнали, что стало с их родителями.

Сглотнув, я убираю выбившуюся из прически прядь. Смотрю в янтарные глаза Давида и теперь он кажется мне абсолютно бесстрашным.

– Двадцать восьмого октября, триста пятьдесят два человека вошли в здание «Альбатроса», а вышел только один. Среди пепла не было даже костей. Люди хоронили закрытые гроба своих родных. Полиция разводила руками. Никто не знал, что случилось, а единственная выжившая отказывалась говорить. – Давид вздохнул и потер переносицу. – Анна, люди должны узнать правду.

Он почти умолял. Его большие щенячьи глаза светились мольбой. Мне не хотелось это признавать, но этот юноша был прав. Люди заслуживали правды. Но что в ней толку? Однако… Я и правда должна была это сделать. Так почему бы не сделать это сейчас? Почему бы не рассказать обо всем этому парню, что пришел в мой дом с оружием. Тому, кто умолял так, будто это касалось и его лично.

– У тебя кто-то погиб в том пожаре? – спросила я, вертя догадку в голове.

Давид сразу стал серьезным. Мне показалось он сейчас обвинит меня в чем-то, но парень сдержанно кивнул вопреки всем моим ожиданиям.

– Моя мать, – ответил он. – Она была секретарем. Одним из.

Я вздохнула. Подумала о сыне.

Хотела бы я чтобы он знал правду, погибни я еще в те дни, когда он был совсем мал? Наверное нет. Но заслуживал ли он ее получить? Определенно. И тогда я решилась. Все произойдет сегодня. В конце концов ночь у нас впереди долгая.

Кивнув, сама себе я коснулась серебряного креста на своей шеи, какой носила казалось дольше чем жила, встала с кресла и подошла к окну. Взглянула на пожелтевший сад у меня за окном. На пожухлую траву. На алое, до боли прекрасное небо. Сегодня было двадцать седьмого октября. Последние двадцать лет в этот день были самые красивые закаты. Будто сама природа пыталась отдать дань памяти тем, кто завтра не вернется домой.

– Я расскажу тебе свою историю и то, что случилось в «Альбатросе» тоже, – сказала я, все также смотря на алое небо. – Но сначала ответь мне на один вопрос, Давид.

Я взглянула на него через плечо. Его лицо было на удивление спокойным. Даже красный свет на его коже выглядел мягким. Успокаивающим. Парень мне чуть улыбнулся одним уголком губ, будто пытаясь наглядно продемонстрировать как он рад. Я же осталась серьезной и спросила:

– Ты веришь в Дьявола?

Глава 2 «Альбатрос»

Чайные листья расправились от кипятка и теперь напоминали завитки водорослей в прозрачной воде пруда на моем заднем дворе. Закрыв крышку расписного чайника, я поставила его на остров рядом с Давидом и пошла за чашками. Белый фарфор поблескивал в желтом свете кухни, казался еще тоньше чем был в реальности и несмотря на свою средневековую утонченность прекрасно вписывался в интерьер. Его я разрабатывала сама. Эта комната, пожалуй, была моей гордостью. Строгие, даже аскетичные фасады. Мраморная плитка и темный мореный дуб: все это мягко мерцало в идеально расставленном свете. Сейчас я редко готовила, но раньше, когда Адам еще жил со мной, мы могли часами пропадать на кухне. Я готовила под Шопена, а он тихонько читал или делал уроки, но чаще помогал мне.

Взяв золотой поднос, я составила на него чашки и чайник. Взглянула на Давида, что до этого внимательно наблюдал за мной все это время. Парень чуть расправил плечи и сдержанно улыбнулся.

– Пойдем в гостиную, – сказала я, беря поднос.

Он кивнул и пропустив меня пошел следом.

– На самом деле я не ожидал, что у вас будет так, – сказал он, садясь в кресло.

– А чего ты ожидал? – спросила я разливая чай.

– Толпу слуг, швейцара, человек десять охраны, – пожал он плечами. – Не думал, что вы живете одна.

Я усмехнулась, садясь в кресло.

Одиночество. То, что многие не выбирают. Это состояние, в котором ты оказываешься зачастую совсем не по своей воле. Как и в моем случае. Одиночество скорее было логическим завершение, а не выбором. Концом, к которому я шла несмотря ни на что.

–Мне не нужна охрана, – ответила я. – Мои псы справляются лучше любого человека.

Давид усмехнулся. В этот момент мы оба подумали о Жене.

– Вы обещали рассказать, как все началось, – напомнил парень. – О «Альбатросе» и о его падении.

– И с какого момента ты хочешь, чтобы я начала?

– С самого начала, – ответил он без колебаний. – Начните с того, как вы попали в эту компанию.

Я улыбнулась, вытягивая ноги. Было приятно расслабиться после целого дня на шпильках. Они были едва ли удобнее моего черного строгого платья.

– Ладно, я расскажу, как попала в «Альбатрос».

Давид кивнул и полез в карман брюк. Достав диктофон и включив, он положил его на столик рядом с моим портсигаром. Взглянул на меня и поудобнее устроившись в кресле всем своим видом демонстрировал, что готов слушать.

Солнце уже почти спряталось за горизонт. Комната, обставленная на манер английских домов сороковых тонула в легких сумерках, разрушаемых лишь светом торшера у наших кресел. Я прикрыла глаза мысленно возвращаясь на двадцать лет назад. В дни, когда весь мир мне казался одной большой неизведанной землей полной возможностей.

–Мне исполнилось в мае двадцать три, а в июне я получила свой желанный диплом, – начала я. – Университет тогда высосал из меня все соки и напрочь убил веру в то, что я смогу реализоваться в архитектуре. Тогда я даже засомневалась, хочу ли я этого. Свобода духа во мне, какая свойственная только, пожалуй, юности, кричала, что я должна бежать куда глаза глядят и наслаждаться жизнью. Как и всем, мне хотелось путешествовать, а не сидеть в пыльном офисе за компьютером, а то и того хуже за кипой бумаг. Но выбора у меня не было.

Несмотря на то, что день рождение я праздновала каждый год пятнадцатого мая, точная дата моего рождения оставалась для меня загадкой. Пятнадцатого мая был днем, когда меня оставили на пороге приюта при церкви, в котором я провела семнадцать лет. Жуткое место. Пропитанное религией и суеверием. Нас растили монашки. Примерные послушницы господа. Только святого в них ничего не было. Эти женщины не скупились на слова и действия. Если и существует в мире кнут и пряник, то там пользовались только кнутом. Бежала я оттуда не оглядываясь. Никто не верил, что я смогу выучиться и тем более никто не верил, что я когда-то встану с колен, на которые меня поставил этот мир. Но я смогла. Шесть лет учебы и подработок в баре сделали из меня зверя. Хотелось скорее сбежать от запаха спиртного и жадных взглядов пьянчуг. Какое горе меня бы не постигало в прошлом я стойко шла вперед, не вспоминая о нем. В конце концов все шрамы грубеют и в конечном итоге служат броней. Во мне в те времена зрела уверенность, что я способна на большее. Я чувствовала будто сам бог, которому нас учили молиться в приюте приготовил для меня нечто особенное. О, знала бы я только что.

В приюте я подружилась с Ритой. Она попала туда намного позже меня. Ей исполнилось восемь, когда она впервые переступила порог нашей тюрьмы под руку с матерью смотрительницей и утонула в печали под готическими сводами. Тогда мы стали друг для друга спасением. Пережило вместе такое, что другим и не снилось. Мне до сих пор снятся кошмары с тех времён. Как нас заставляли молиться стоя на коленях и как обжигали удары кожи если ты не слушался. Все это мы переживали вместе, после, также вместе делили одну комнату в общежитии. Когда учеба закончилась Рита предложила мне поехать вместе с ней в город, в котором она когда-то жила. Там как раз в компанию, где работал ее двоюродный дядя набирали молодых сотрудников. Вариантов у меня все равно было немного, а так хоть квартиру можно на двоих снимать. Я согласилась.

Наверное, тогда-то все и пошло вверх дном.

Город этот сразу нагонял тоску. Небольшой, весь изрезанный извилистыми узкими улочками. Пешеходные улицы здесь были вымощены камнем, церковь в центре – из мрамора и вся позолочена. Всюду небо пронзали готические шпили, лестницы вели в неведомом направлении. Невысокие старинные дома с острыми крышами заполонили всю окраину и большую часть центра. Главная достопримечательность здесь была огромным парком. Пожалуй, он был единственным, что мне нравилось. Осенью в нем всегда было красиво. Яркие огненные листья повсюду. Благодаря краскам даже заросшие мхом скамейки не выглядели такими мрачными. Хорошо, что с новым местом своего жительства я познакомилась только в эту прекрасную пору года. Рита первым делом повела меня как раз-таки в парк. Точнее в старую заброшенную оранжерею, принадлежащую городу. На территории еще находился заброшенный особняк, построенный после первой мировой. В два этажа. С массивной лепниной. Уже тогда он восхитил мою душу. Рита рассказала, что его уже больше десяти лет постоянно выставляют на аукцион, но никто так и не решился приобрести это произведение архитектуры. Меня это удивило. Были бы деньги, и я купила бы этот дом без раздумий.

Жили мы с Ритой как раз в самом центре. В квартире в одном из тех старинных домов с острой крышей. На мансардном этаже, куда надо было пробираться по узкой лестнице. Нам принадлежали две комнаты, небольшая ванная и кухня. Окно моей спальни выходило на шумную улицу. Там даже в будние дни по вечерам толпилась молодежь и играла музыка. Не удивительно, что брусчатка менялась городом три раза в год. Осенью, когда мы въехали, она как раз вся была разрыта и шли ремонтные работы. Домой мы добирались по тоненькой полоске досок.

– Надо надеть что-то посерьёзней, – говорила Рита, вертясь перед зеркалом в моей комнате.

Оно единственное в квартире позволяло охватить в отражении всю себя.

– Может что-то чёрное?

Рита повернулась ко мне требуя совета.

Я отложила книгу и взглянула на подругу. Она собрала свои роскошные русые волосы в хвост оголяя шею, надела классическую белую блузку и серые брюки, какие только еще входили в моду и в целом выглядела отменно.

– И так все красиво, – сказала я. – Разве у нас в договорах написано, что мы должны ходить в черном?

Рита скептически поджала губы.

– Первое впечатление очень важно, – напомнила она. – Помнишь, что было с профессором математики? Он ненавидел всех девушек, что пришли к нему на первое занятие в юбках.

Я усмехнулась, вспоминая, как этот престарелый засранец ненавидел нас на протяжении двух лет и постоянно угрожал отчислить.

– Если чтобы работать в «Альбатросе», нужно отказываться от твоих любимых юбок, то пусть он катится к черту, – сказала я, вставая с кровати и походя к подруге. – По-моему ты выглядишь на все сто. – Мы обе повернулись к зеркалу. – Определенно соблазнишь начальство.

Рита засмеялась.

Я видела, что она заметно успокоилась после моих слов. Сложно было сказать из-за чего она больше переживала, из-за нового места или из-за того, что не понравится начальству. А точнее Олегу Халлеру. Ещё до нашей встречи, я была наслышана о нем как о личности с выдающейся внешностью и финансами. Старший сын Халлеров и на тот момент исполняющий обязанности директора. Его мать, Агнес Халлер, отступила от дел несколько месяцев назад. Она все также регулярно появлялась в офисе, но теперь позволяла сыну отвечать за все инвестиционные проекты и выбирать что и когда будет проектироваться и строиться.

– А ты в чем пойдешь? – спохватилась Рита, окинув в отражении мою замученную фигуру.

Я пожала плечами. В целом я рассчитывала, что надену джинсы и новый серый гольф, но первые были безвозвратно испорчены нашей сегодняшней поездкой к родственникам Риты, где мы катались верхом. Поэтому я прикинула, что у меня есть из приличного и ответила:

– Наверное черные брюки и тот новый гольф, что мы с тобой выбрали.

Рита еще раз недовольно окинула меня взглядом.

Я знала о чем она думала. После дня в беготне я выглядела потрёпано. Волосы, собранные на затылке, что обычно отливали бронзой поблекли. Под глазами круги от недосыпа из-за подготовки к новой работе. Голубой халат тоже не скрашивал мой внешний вид. В нем я еще вдобавок казалась тощей. Нелепо.

– Подожди, – оживилась Рита и скрылась за дверью.

Мне было даже страшно подумать, что она вытащит из своего бесконечного гардероба. Иногда казалось, что в ее шкафах просто нет стен. Они как черные дыры поглощали в себя тонны кофточек, блузок, всевозможных брюк и платьев, которые девушка надевала максимум два раза. Правда так было не всегда, а лишь после того, как в восемнадцать лет Рита смогла получить наследство. Несмотря на сиротство и приют в отличии от многих там она не была одинока. У нее всегда были дядя с тетей которые приезжали к ней каждые выходные и пускай за десять лет так и не смогли получить права на опеку, никогда не оставляли попыток. Завидное упорство. Это качество у них было семейное.

За окном сгустилась непроглядная ночь и когда Рита вернулась с платьем, в желтом свете электрических ламп, то мне показалось воплощением моего отчаянья. Иссиня-чёрное, вязаное плотной нитью, оно шло вместе с тонким поясом и представляло собой вещь, какую обычно носили люди с полной уверенностью, что они лучшие.

Я с сомнением покосилась на подругу.

– Померь, – потребовала она.

Спорить было бесполезно, и я согласилась. К тому же если оно мне не подойдет Рита первая укажет на это. Она слишком рьяно боролась за поддержание красоты в этом мире, чтобы позволить кому-то расхаживать в чем-то уродливом и портить ей атмосферу.

Надев платье, я так и замерла у зеркала. Оно вовсе не было таким ужасным как мне показалось на первый взгляд. Пояс красиво очерчивал талию, а глубокий цвет делал мою внешность ярче вопреки ожиданиям.

Рита сняла заколку с моих волос и янтарные, почти красные кудри упали мне на плечи. Казалось, даже карие глаза заблестели.

Я улыбнулась своему отражению и повернулась к подруге.

– А неплохо, – протянула она, продолжая меня рассматривать. – Оно тебе идет даже больше, чем мне. Забирай. С твоими сапогами будет вообще отменно.

– Рита, я…

Она не дала мне запротестовать и махнула рукой, показывая, что это бесполезно.

– Я все равно сомневалась в его длине, – сказала она и теперь окинула меня беглым, довольным взглядом. – А тебе как раз. Вот те пять сантиметров каких мне не хватало на тебе растянулись идеально. Платье село как надо. И цвет твой.

Я неуверенно посмотрела на подругу. Вещь всё-таки дорогая. Не в моих правилах было принимать подарки за просто так.

– Бери, – настаивала она. – Тебе же понравилось.

Я снова взглянула на свое отражение. Да, мне понравилось то, что я увидела.

– Тогда и ты надень что-то по-ярче, – попросила я сдавшись. – Не хочу идти в чем-то таком пренебрегая дресс-кодом в одиночестве.

– Да нет там у них дресс-кода, – отмахнулась Рита. – Это же не банк. – Я нахмурилась, глядя на легкомысленную улыбку подруги. – Ладно, – вздохнула она. – Надену зеленую блузку. Так будет достаточно ярко?

Я улыбнулась и закивала. Та блузка с легкостью затмевала любое платье. Даже если оно было бы красное. Рита купила ее в каком-то винтажном магазине. Произведение искусство какого-то нездорового мастера. Из легкого шифона, с обилием рюшей и кружева, она была в добавок расшита мелкими зелеными камешками.

Утром, когда я осталась одна в коридоре «Альбатроса» наша выходка с нарядами показалась мне безумной авантюрой. Но деваться было некуда. Я уже стояла среди белых стен, как пятно чернил на белоснежной скатерти.

С Ритой мы распрощались еще в кадрах, когда “очень” милые дамы разъяснили нам в какие кабинеты идти. Несмотря на то, что мы с Ритой учились на одном факультете, нравилось нам разное. Ее всегда интересовала окружающая среда больше, чем сами дома. Неудивительно что в итоге, она решила работать с генпланом. Меня же ждал отдел архитектуры и как только я переступила его порог, то мне показалось, что я попала в другой мир. Мир, где вертелись кипы бумаг, бесконечные столбики чисел, цветов и чертежей. Вокруг царил настоящий хаос. Я даже представиться толком не смогла. Ко мне сразу подбежала женщина и всунув стопку бумаг сказала отсканировать их.

Всего в кабинете нас было пятеро. Двое парней чуть старше меня и две женщины ровесницы дяди Риты. С первой я познакомилась с Настей, или Анастасией Игоревной как она любила говорить о себе в третьем лице. Высокая брюнетка с мраморной кожей. Именно она протянула мне первую пачку документов. Взглянув на ее руки, я поразилась тому какой идеальной была ее кожа. Эта женщина была не просто блендой. Ее можно было сравнить разве что с статуэткой из слоновьей кости. Глаза маленькие круглые сапфиры, губы аккуратные прорези, а длинные тонкие пальцы акт поклонения скульптора музыки.

Настя совсем не выглядела на свой возраст. Ей было чуть больше сорока, дочь уже заканчивала школу, и она всегда с гордостью присущей любому родителю рассказывала о ее успехах. Она вместе с Кристиной часто болтала о школе, учебе и прочих вещах, связанных с детьми. Кристина – ее подруга, была немного младше. Ее муж вечно находился в командировках на севере и ей приходилось самой справляться с тремя детьми. На работу она прибегала всегда взмыленная, с растрепавшейся укладкой. На первый взгляд она казалась суровой, несмотря на мягкие черты лица. Что-то в ее внешности отдавало холодком. Может дело было в ее немного грубой комплекции, а может в глазах. Они были абсолютно черными. Их взгляд пугал меня и завораживал одновременно. Но если несмотря на первое впечатление мои соседки по офису оказались довольно милыми, то о парнях я такого сказать не могла. Рита выслушивала мои жалобы на них на протяжении всей работы.

Леша и Стас может и были хорошими архитекторами, но людьми они были паршивыми. К ним было просто невозможно подойти. Чуть что сразу начинался конфликт. Даже банальные вопросы по работе принимались в штыки, не говоря уже разговор о чем-то что требовало объяснений. Хоть они и были старше меня всего на четыре года, казалось, нас разделяла пропасть. Леша, высокий брюнет, всегда носил очки и, если он сдвигал их ближе к краю носа, все знали – сейчас начнутся нравоучения. Он умудрялся поучать даже начальство. Иногда мне казалось, что его спасало лишь смазливое лицо. Красавчикам все прощается, особенное если они ходят с накрахмаленными воротниками.

Стас был его противоположностью. Их общение держалось только на общей нелюбви к непрофессионализму и к глупости. Если Леша все делал быстро и вносил часто правки, то Стас работал медленно и кропотливо. Его чертежи не нуждались в дальнейших доработках. Буквально идеальны. Ничего лишнего. Стоило видеть во что превращался кабинет, когда ему приходили правки непосредственно со стройки. В такие моменты мне казалось, что он через телефон задушит человека на том конце провода. В остальные моменты Стас не отличался яркостью характера. Он даже скандалил тихо, не повышая голос. От него исходили мрачные волны, что медленно иссушали тебя.

В первый месяц я работала, не поднимая головы. От платья быстро отказалась в пользу джинс и свитера. Когда я не пыхтела, разбираясь в навалившейся работе, то бегала по кабинетам с печатью или ездила на объекты. Там хоть и был больше отдых, так как выезды были в городе и скорее чисто символическими ведь я не работала с тем, что смотрела как строят. Меня посылали для галочки. Трясясь в рабочем авто, я подолгу наблюдала в окно как живет новый для меня город. Ка люди спешат в магазины, как дети идут из школ и как студенты единственного вуза на это пристанище архитектуры прошлого обреченно шагают на учебу.

Город, в который я приехала в большей степени поддерживал, что имел, чем строил новое. Поэтому если дело касалось объектов по месту, компания брала в основном реставрации, реже реновации. Конечно, люди вокруг строились. «Альбатрос» был монополистом в городе. Уже когда я пришла ни один проект не проходил мимо. Мы были сами себе и судьи, и обвинители. Тем не менее его название гремело на всю страну. В первые недели я очень удивлялась как столь немногочисленной фирме удавалось выигрывать крупные тендеры, а потом мне стало некогда задумываться.

В конце октября я понемногу втянулась в процесс. Работать стало полегче и дел стало поменьше. Вечерами мы с Ритой могли даже посплетничать на кухне пока одна из нас готовила ужин. Тогда те вечера воспринимались как приятная обыденность. Но совсем скоро и они потерпели изменения. Рита начала встречаться с парнем из своего отдела. Глеб. Блондин старше ее на пять лет. Симпатичный. Напоминал мне норвежца. Он стал часто появляться у нас в квартире и вечерами на кухне мы все чаще сидели втроем. Зато теперь я знала все сплетни «Альбатроса».

****

Пятница началась с дождя. С самого утра лило как из ведра. Даже выйдя под зонтом я вся промокла. А природа будто обозлилась на весь мир.

Стоя у окна в кабинете, я смотрела как дождь с остервенением срывал последние листья на дубе, что рос у входа. За стеной в инженерном ругались. От их криков небеса дорожали. Мне показалось, что из-за них дождь и начался. Это просто мир не выдерживает такого накала страстей. Я слышала, как хлопнула дверь на коридоре. Второй хлопок раздался уже у нас в кабинете и я, оторвала взгляд от здания напротив, что в отличии от нашего сверкающего офиса покрывалось мхом.

В кабинет вошел Леша. Весь красный. Даже кожа вокруг глаз побагровела. Он выглядел как разъярённый зверь. Остервенело, бросив чертеж на стол, он уселся в кресло.

Настя, сидевшая у входа, привстала чтобы получше его рассмотреть.

– Они опять что-то поменяли? – спросила Кристина с опаской поглядывая на подругу.

– Да пусть катятся в бездну со своими изменениями перед выдачей, – прорычал Леша. – У одних резко не проходят сети, а другие не вносят в общий доступ изменения будто я сам должен догадываться, что там у них происходит.

– Ну время еще есть, – вздохнула Настя. – Значит будем менять.

– Вот ты и меняй, а я из принципа в это не полезу, – заявил он откидываясь на спинку.

Мы с Кристиной обменялись встревоженными взглядами, и я предусмотрительно села на место. Как на зло мой стол стоял возле окна, рядом с Лешиным.

В кабинет постучали и через секунду дверь приоткрылась. В проеме показалась девушка лет тридцати. В строгом костюме, в прямоугольных очках и с немного ехидным сощуром глаз. Это была секретарша Халлера.

Все взглянули на Лешу думая, что она пришла за ним.

– Кто разрабатывал концепцию по бассейну? – спросила она продолжая стоять в дверях.

Я напряглась, почувствовав, как по спине пробежал холодок.

– Аня, – сказала Кристина взглянув на меня.

Я кивнула.

– Олег Владимирович хотел вас видеть, – сказала секретарша уже мне.

Я вновь кивнула и встала. По дороге я так и не поинтересовалась что от меня хотят, решила, что лучше узнаю на месте, а то стану только больше нервничать.

До этого момента я никогда не общалась ни с кем из Халлеров. Только пару раз видела Олега в коридоре и то мельком. И даже этих быстрых взглядов мне хватило, чтобы понять почему Рита так вздыхала о нем. Да, собственно, не было девушки, которая бы не вздыхала. На данный момент Олег являлся названным главой компании. Молод, красив, амбициозен. Он пошел весь в отца портрет которого висел у него в кабинете. Суровый мужчина. Строгие черты лица. Прочерченные скулы. Серые глаза с вечным налетом грусти. С мыслей о Халлерах я всегда перескакивала на мысли о богах олимпа. Те были столь же прекрасны, как и ужасны в своем существовании. Что в первых, что и, во вторых, нельзя было сомневаться. Боги правили в Греции, а Халлеры здесь, в этом маленьком городке.

Ни одна семья в истории города не оказала на него такого влияния как эти приезжие из Германии. О каждом своем решении мэр совещался с главой семейства, Агнес Халлер. Женщина унаследовала все богатство своего покойного мужа. Была таким же воином и с пером в руке, как и в бархате на светском обеде. Ей принадлежала большая половина акций компании и большая часть города. Вся недвижимость какая была здесь в частном владении была ее. Ее дочь, Алиса, младшая из Халлеров. Любимый и избалованный ребенок, была единственной в этой семье кто не оголяла клыки ради сохранения семейного дела. Она обладала ровно противоположными качествами. Ветренная, любознательная, игривая, она не любила поле боя, в которое превратила ее семья город, а тянулась к музыке, танцам, искусству. Театр и галереи пользовались ее покровительством. Артисты водили с ней дружбу. Однако говорили, что рядом с покойным отцом она проводила больше времени чем брат и ее мать вместе взятые и переняла от него все повадки. Утверждали будто именно она хранит в себе все тайны Халлеров. Будто только ей старый Халлер доверял настолько, чтобы поведать все.

Присутствие Халлеров создавало ауру – атмосферу, где все кажется возможным. Непокорность и мрачные тайны переплетались в их чертах, как свет луны, разрезает вечную ночь. Те, кто были рядом, чувствовали себя защищенными, словно попадали под покровительство самого бога.

Поэтому поход к Олегу ощущался даже острее похода к священнику на исповедь.

Секретарша провела меня в просторный кабинет и закрыла за мной дверь.

– Добрый день, – поприветствовала я и тут же пожалела.

Возле стола из эбенового дерева стоял не только Олег, но и его мать. Судя по всему, я прервала их разговор. Мне сразу же стало неловко.

Агнес Халлер была женщиной, внушающей страх всем. Овдовела неожиданно и с тех пор сама лично правила миром, который создал еще дед ее мужа. Женщина с мертвой хваткой. Она была подобна белой розе в саду сплошных алых лилий выращенных Халлерами. Щеки ее украшал румянец, а ее вытянутое лицо с большими синими глазами обрамляли светлые густые локоны. На лоб падала искусно отделённая прядь.

На ней был костюм из багрового бархата с золотыми завитушками по плечам. На шее торчало черное кружево. Образ дополняли черные лакированные туфли на шпильке и такая же блестящая сумка в руке.

Эту женщину следовало поместить на развороты энциклопедий. Поистине зверь в облике вельможи.

Ее глаза злобно сверкнули, когда хлопнувшая дверь заставила ее обернуться на меня.

– Договорим дома, – сказала Олег и женщина, взглянув на сына вышла.

Ей стоило отдать должное. Как только ее взгляд коснулся лица любимого ребенка он в миг утратил всякую злобу. Был наоборот нежен, как прикосновение легчайшего шелка к коже. Как свет рассвета по утру. Как поцелуй.

Агнес ушла, хлопнув дверью и тогда я впервые смогла взглянуть на Олега вблизи. По-настоящему рассмотреть его.

Он стоял у стола всего в паре метров от меня, но казался недосягаемым как самая сокровенная тайна. Я ощущала силу исходящую от него, идущую рука об руку с отвагой, что помогла ему пройти через пики завистников и легионы тех, кто стремился разрушить наследие его семьи. Настоящий воин в простых брюках и серой рубашке. В смуглых руках он сжимал книгу. Красную, с золотым обрезом.

– Так ты? – его голос прозвучал сладко, но не словно дорогое вино, а скорее сладкая вата, купленная в парке.

– Анна, – сказала я. – Вы хотели меня видеть. Я делала концепцию бассейна.

– Ах, точно, – Олег улыбнулся и обойдя стол сел в кресло.

Книгу он спрятал в ящик рядом.

Я подошла, ближе ожидая что он скажет дальше, но к моему удивлению парень выдержал секундную паузу. Он осматривал меня. Его серые глаза скользили по моему лицу. По волосам. По белой рубашке. По джинсам.

– У меня всего несколько вопросов, – сказал он с таким видом будто меня и не рассматривал вовсе и вернувшись к моим глазам улыбнулся. – Я не займу много времени.

Я улыбнулась в ответ. Несмотря на то, что возможность разработать концепцию попала ко мне в руки совершенно случайно: все были слишком загружены, чтобы взять его, я особо не волновалась, что не справлюсь. Это был общественный бассейн со СПА и разными видами бань. Идея, воплощенная до меня тысячами людей, но все равно в один момент во время разговора мне показалось, что я стою у обрыва и спасти меня может только чудо.

Но Олег оказался совсем не таким принципиальным и резким как его описывали работники. Он просто спокойно разъяснил, что ему не нравится и я пошла вносить правки. На следующей недели я ходила к нему каждый день. Он стал даже звонить мне и сам вызывать. Иногда я бегала в его угрюмый темный кабинет по десять раз на дню. Вокруг быстро стали шептаться. Их можно было понять. Я и сама видела, что все совсем не так просто. Постоянные вызовы, личные беседы и совершенно очевидная симпатия. Я понравилась Олегу. А он понравился мне. В некотором смысле я чувствовала себя мотыльком стремящемся на пламя чтобы сгореть.

Но наш роман не стал достоянием общественности.

В «Альбатросе» были запрещены отношения. Подписывая договор, мы связывали себя обязательством не заводить романы в этих стенах. А после увольнения должен был пройти минимум месяц, прежде чем город согласился бы заключить брак между бывшими сотрудниками «Альбатроса».

Каждый день я знала, что сегодня опять встречусь с Олегом, загадочным и харизматичным мужчиной, который вбирал в себя свет и тени города, как никто другой. Каждая встреча с ним была как удар молнии – мгновение, которое разрывает тишину привычного мира.

Пока на горизонте не возник Олег, первые месяцы работы казались мне мятежными, сложными. Его непроницаемый взгляд и уверенные движения незаметно всколыхнули во мне чувства, которые я давно забыла. Последней моей влюбленностью был Леви. Еврейский парень из детского дома, где я росла. Мы расстались давно. Наши дороги разошлись и каждый выбрал свой собственный уникальный путь. Но прощание далось мне тяжело. Тогда даже подумывала отказаться от мечты лишь бы остаться с ним рядом. Но Леви мне не позволил, а я поклялась больше не связывать себя узами, которые не разорвать.

Однако Олегу удалось поменять и это.

Однажды, после долгого рабочего дня, когда в стеклянных стенах офиса уже не осталось ни одного лучика солнечного света, Олег пригласил меня на кофе. Тот вечер был особенно красивым. Нежным. Не похожим на то, что происходило, между нами, на работе. Казалось, Олег снял с себя какую-то невидимую броню и теперь больше не бог, а обычный смертный, гуляющий среди пожухлых листьев парка. Тогда наши разговоры перемещались между проектами и личными историями, как между водоворотами и спокойными водами реки. Я смеялась над его шутками, стеснялась, когда он смотрел на меня с неподдельным интересом. Каждый его взгляд казался мне обещанием, каждый жест – намёком на что-то большее.

Олег рассказал мне о истории парка. О том, как его дед боролся за его сохранение и о том, как уже несколько десятков лет никто не может выкупить особняк в самом центре этого зеленого острова. Оказалась, особняк был его давней мечтой, но как только его выставляли на продажу торги срывались и поэтому город принял решение пока оставить попытки его продать. Мистическое, таинственное место будто ждало своего хозяина и никого не подпускало близко.

В тот вечер мы много говорили, смеялись, делились историями из прошлого пока в один момент не оказались вдвоём в неопределённом пространстве между работой и чем-то более глубоким. По-настоящему личным. Я знала, что впереди нас ждёт буря, но не смогла, да и не захотела отказать соблазну. Впервые, моя жизнь напоминала сказку, какие я видела по телевизору.

Пятнадцатого ноября выпал первый снег. Город окутала едва заметная дымка чарующего сна, какая возникает перед приход зимы. Мир вокруг погрузился в сонливость. И люди, и деревья, и даже дома. Только Халлеры остались по-прежнему энергичными. Но и они поменялись. С первым снегом в Олеге что-то сломалось. Он стал нервным, иногда даже грубым. Вечно пропадал по вечерам и не поднимал телефон, когда я звонила. Если мы выходили в город, в кафе или театр, к концу он обязательно злился. Вел себя странно. Будто чего-то боялся. Мне сразу подумалось, что он что-то скрывает и я решила, что вот, сказка закончилась и он просто хочет расстаться. Мой разум захлестнула тысяча вопросов и омыло жутким чувством стыда и вины.

– Почему ты просто не скажешь мне правду? – зло спросила я, стоя в гостиной его строгого дома.

– О какой правде идет речь? – спокойно уточнил Олег, откладывая телефон и вставая с дивана.

Я нервно разгладила невидимые складки на вязаном платье.

– Не знаю, о том, что ты влюблен в другую?! – вспылила я. – О том, что твоя мать настолько против этих отношений? Что я твое прикрытие? Что тебе стало скучно? – Я всплеснула руками. – Да хоть какую-то правду!

Олег одарил меня улыбкой.

Его взгляд озорно просиял, как бывало в минуты заключения выигрышной сделки.

– Абсурд, – сказал он и проведя рукой по лицу вновь взглянул на меня с улыбкой. -С чего ты разбрасываешься такими обвинениями?

Я стиснула зубы, отчаянно желая узнать истину. Может Олег и не спал с другими, но он точно что-то скрывал.

– Ты ведешь себя странно последние несколько недель, – сказала я. – Вечно злишься, избегаешь меня, а когда мы проводим время вместе, то ведешь себя как мудак. Срываешься на меня по пустякам. Стоит ли вспоминать, что сегодня ты кричал из-за чертовых цветов, которые я забыла поставить в вазу?!

Под моим напором парень сделался серьёзным. Насупил брови и взглянул на меня по-настоящему. Казалось, Олег и вправду услышал меня, но потом все исчезло. На его лице вновь появилась улыбка и он, раскинув руки для объятий двинулся на меня.

Я запротестовала и вырвалась.

– Аня, ты просто выдумываешь, – заявил он, когда я отскочила от него к дальней стене. -Какие измены? Что за бред? А нервный я из-за работы. Сама видишь какой там бардак. Мы второй месяц не можем нормально закрыть.

– Так дело в работе? – фыркнула я. – Ты же врешь мне глядя в глаза.

Сложив руки на груди, я усмехнулась. Взглянула в серые глаза человека, в которого, как мне казалось, влюбилась. Напоролась на бесконечные, острые иглы его сознания.

Олег тяжело вздохнул. В холодном свете ламп он выглядел усталым и бледным. Я вновь почувствовала себя виноватой. Но теперь во мне зрело чувство другого рода. Вина смешалась с предательством, с обидой. Я испытывала что-то сродни тому, что чувствует палач, исполняя приговор. Ему жаль, что осужденный погибнет, но он знает, что тот сотворил и понимает – приговор заслуженный.

– Либо ты мне скажешь правду, либо я ухожу, – вздохнула я. – Мне не интересно строить отношения с лжецами, и я не позволю себя использовать.

Я видела, что Олег колебался. Долго смотрел на меня, казалось, ничего не видящими глазами. Потом что-то треснуло. Раскололось. Его взгляд переменился, и он спросил:

– Ты же знаешь церковь на окраине? Из серого кирпича. Ту, где мы делали проект по реконструкции. – Я кивнула. – А слышала о ней что-то выходящее за рамки проекта?

Я покопалась в памяти. Что-же там было…

Постройка 1800-сотых годов. Церковь возвышалась холме, окруженная могучими лиственными деревьями. Мне показалось, что холм насыпной. Позже священник сообщил Леше, что когда-то между валами находился арочный мост.

Снимок не смог бы отразить всей той мощи, которую излучала эта церковь. И пейзаж, висевший у входа, где здание частично скрыто за массивными стволами возрастных деревьев, также не способен был передать всю его красоту.

Церковь была одноапсидная, с трапезной и трёхчастным притвором. Четвёртый уровень завершался купольным сводом и массивным барабаном. Буквально, каждая деталь, украшающая здание, была необычной, отличалась от всего увиденного мной ранее. Когда я увидела ее впервые то поразилась, каким богатым на самом деле был этот город раз столетия назад кто-то смог позволить себе такую постройку. Удивляло разве что, что здание не принадлежало епархии. Священник, который встречал нас у входа показался мне тогда странным. Невысокий, щуплый, еще и заикался. Он не создавал вид человека, который бы смог управлять чем-то подобным. К тому же, судя по всему, церковь не пользовалась спросом. В остальном все было обычным.

– Помню странного священника, – сказала я и Олег только сильнее нахмурился. – Не знаю, церковь красивая, старинная. Настоящее наследие. Чего ты вообще про нее вспомнил?

– Потому что проект по реконструкции выйдет нам боком, – ответил Олег, вздохнув и сел на диван.

Я напряглась и шагнула ближе.

– О чем ты говоришь? – не поняла я.

В «Альбатросе» все говорили, что этот проект чуть ли не самый прибыльный за все время. Будто церковь заплатила какие-то неприличные деньги и все еще удивлялись почему. Да, про заказчика отзывались двояко, говорили, что с ним работают чуть ли не с самого основания «Альбатроса». Но Олег явно не разделял всеобщей радости. Он смотрел на меня угрюмым пронзительным взглядом.

По спине побежал холодок. Стало неуютно и я поспешила сесть напротив.

– Все дело в заказчике, – начал Олег, не сводя с меня глаз, будто хотел втолкнуть свои мысли мне в голову. – Он сложный человек. Нетерпеливый и вспыльчивый. Ненавидит все мирское и презирает все, и вся.

Я усмехнулась, вспоминая священника.

– Мне он таким не показался, – сказала я.

– А ты его и не видела.

Я удивленно повела бровью, а Олег продолжал:

– Заказчик не тот старик, который приходил в офис. Он просто доверенное лицо. Один из представителей церкви. У них там своя иерархия и все больше похоже на бизнес, чем на религиозное пристанище. Заказчиком выступает глава. С ним мы общались дистанционно. До ноября. Сейчас он приехал в город и останется здесь пока мы со всем не закончим.

– И что в этом такого? – не поняла я.

Я знала, что бывают сложные заказчики, бывают строптивые и нервные, но со всеми можно работать. Поведение Олега все равно оставалось для меня загадкой.

– Дело в том Аня, – он вздохнул. – Что эту работу не стоило никому брать. Мы с ней не расхлебаемся. Понимаешь?

Нет. Я не понимала. Но Олег смотрел на меня таким взглядом, что я не могла ничего с собой поделать и кивнула. Сделала вид, будто поверила. Будто не заметила, что он что-то не договаривает. И казалось, все наладилось. Тягучие склизкие лапы лжи, больше не ощущались так остро. Этот разговор мы больше не вспоминали.

Приход зимы мы праздновали вместе. Вдвоем в его доме на окраине города. Там было тихо, хотя немного мрачно. Олег всегда стремился сократить отвлекающие его факторы до минимума. Поэтому мебель вся была простая, хоть и очень дорогая, а цвета сдержанные, чаще серые.

С его матерью я старалась не пересекаться. Даже на работе обходила ее фигуру в бархате и брильянтах стороной. Эта женщина меня ненавидела. С ее точки зрения я была сиротой, что водит за нос богатенького мальчика, хотя за нос водили меня. В конечном итоге бедный мотылёк всё-таки подлетел слишком близко к огню.

Глава 3 Истинное лицо

Когда пришла зима сперва мне показалось, что тьма отступила. В сердце мне, растекаясь по жилам устремился огонь. Я была влюблена и быстро забывала обо всех разногласиях. Впервые за всю мою жизнь мне казалось, что судьба преподнесла мне подарок. Настоящий. С розовым бантом.

– Слышали вчера на спектакле у акробатки порвался страховочный трос, и она сломала обе ноги? – говорил Глеб, поедая чипсы сидя за столом в кухне. – Она попала в больницу. Диана сказала, что та больше не сможет ходить. Все. Конец карьере.

Я распахнула глаза и посмотрела на парня. Он приобнял Риту, сидящую радом, и немного встряхнул.

– А ты говоришь, что у нас работа сложная, – сказал он. – Девушка вон, считай жизни нормальной лишилась.

Рита покачала головой и вздохнула.

– А это точно? – спросила я, беря печенье из вазочки рядом. – Что девушка ходить не сможет?

Глеб усмехнулся и выпрямился.

– Конечно, Дианка же медсестра у нее, точно знает, – сказал он с видом гордого брата.

Я взглянула на Риту. Та побледнела. В детстве, когда мы жили в приюте, она часто лазала на его острую крышу и танцевала там. Мечтала стать балериной, пока однажды не съехала вниз по черепице и не сломала ногу. Очнулась в больнице со спицей в колене и запретом врача на любые нагрузки на целую жизнь вперед.

– В городе вообще в последнее время сплошные трагедии, – поспешила сказать я. – Читала, что на комбинате свиньи загрызли мужчину. Ужас.

– Да, да, – оживился Глеб. – Он вроде был еще жив, когда его нашли. А слышали, что было вчера в автобусе? – Мы с Ритой отрицательно покачали головой. – Там какая-то женщина бросилась прям под колеса и водителю пришлось резко затормозить. В автобус въехало три машины. Смертей нет, но пострадало пятнадцать человек. – Глеб повел бровью и взял еще чипсов. – Вообще Дианка говорит, что больница переполнена. Проклятая зима. Вечно какие-то форсмажоры.

Чайник закипел, и я разлила кипяток по чашкам. Белые нам с Ритой. Красная Глеба. Он сам ее купил. Яркая. Специально чтобы мы точно знали – она его.

– А давайте в выходные сходим в кино? – предложила Рита.

– Я не могу, – ответила я, подув на свой чай. – У меня работа.

– Олег тебя загонял, – фыркнула девушка. -Такое чувство, что ты только и делаешь, что работаешь.

– Знаешь же, что у нас в отделе завал.

– Знаю, – вздохнула она.

– Тогда сходим вдвоем, – улыбнулся Глеб и чмокнул ее в щеку.

Рита кивнула.

– Вот, соглашаешься, – улыбнулся он. – Может и выйти за меня замуж согласишься?

Рита засмеялась, отрицательно мотая головой. Глеб обиженно нахмурился.

– А вот Аня бы могла взять фамилию Олега, – задумчиво протянула Рита. – Или не согласишься?

Я пожала плечами.

– Не знаю. В целом я бы хотела. К тому же его фамилия открывает все двери.

– Это правильно, – кивнула мне подруга и взглянула на парня. – А вот я бы не стала брать фамилию мужа.

– Почему это? – удивился Глеб.

– Потому что, как и сказала Аня фамилию нужно брать если она открывает все двери, а не если гарантирует то, что меня отпирают за гаражами.

Глеб с улыбкой покачал головой.

На улице стоял гул. Даже сквозь закрытое окно до меня доносились звонкие голоса певиц, расхаживающих с гитарами у магазинчиков и кафешек. Всем было будто плевать, что сейчас четверг и мороз. Люди веселились, пили и не думали о кошмарах завтрашнего дня.

Я отпила чая и откусила печенья. Сразу стало как-то не по себе. Вкус сладкого кунжута показался мне отвратительным, но было терпимо и я проглотила. Быстро поняла, что это ошибка. В горло мне устремился огонь. Привкус меди и ржавчины оставался на языке, когда я поставила чашку на стол и зажмурилась, пытаясь совладать с тошнотой.

Тошнота.

Наверное, так плохо мне не было никогда в жизни.

Распахнув глаза, я поняла, что так просто не отделаюсь. Мне стошнит прямо сейчас от этого мерзкого привкуса на языке. Живот скрутило в ту же секунду. Я как в бреду бросилась в туалет под удивленные взгляды друзей.

Сидя на коврике между ванной и унитазом, я прикоснулась головой к прохладной керамике раковины. Во рту все еще стоял омерзительный вкус кунжута. Горло, казалось, рассекли ножом, так оно горело. Я вытерла губы рукавом домашней кофты и подняла взгляд. Надомной стояли взволнованные Глеб с Ритой.

– Ты как? – спросили они в унисон с таким видом, будто сейчас умрут от разрыва сердца.

– Печенье не пошло, – сказала я, поднимаясь и тут же замерла.

Меня снова замутило.

– Я же его ела утром, нормальное было, – сказала Рита. – Ты же его всегда любила.

Я кое как выпрямилась, поборов тошноту и взглянула на подругу. По ее лицу скользнула странная эмоция и я тут же прочитала ответ в ее глазах. В них отразилась моя догадка.

– Нет Рита, – отмахнулась я, выходя из ванной. – Даже не произноси это вслух.

– Раз мы с тобой подумали об одном и том же, значит что-то есть, – сказала она, остановив меня возле двери в мою комнату. – Хочешь я в аптеку схожу? Ты такая бледная. Нужно все исключить.

– Я просто отравилась, – сказала я.

– А если нет?

– Рита…

– Так о чем вы? – не выдержал Глеб стоящий все это время рядом.

Я взглянула на его растерянное лицо.

– Рита думает, что я беременна.

Парень с ужасом отшатнулся, будто я ему сказала, что больна чумой.

– От Олега? – выдохнул он. – Тебя же изживут из города если так. – Я непонимающе мотнула головой. – Ты что, Аня, мало того, что это скандал, так еще и его мать… Все в «Альбатросе» знают, что она тебя ненавидит, а если узнает, что ты беременна… Того и гляди мы с Ритой у тебя на похоронах окажемся раньше времени.

– Не так уж она меня и ненавидит раз Олегу плевать на ее мысли, – сказала я. – И я не беременна. Все.

Я закрыла дверь прямо перед их носом.

В глубине души я терзалась одними догадками с Ритой, но все равно продолжала надеяться, что мне полегчает и все закончится благополучно. Однако, когда наступила суббота я поняла, что с моим организмом что-то не так. Выяснилось, что еда, которая раньше была моей любимой теперь вызывала во мне отвращение. Меня тошнило минимум пару раз за день, а если я случайно съедала что-то непроверенное, то и того чаще. Это был кошмар. В конечном итоге я сдалась и сделала тест. Результат был неутешительным.

Стоя перед зеркалом в ванной, я смотрела на десяток положительных тестов на раковине и не знала, что делать. Было страшно и… Я боялась повторить путь своих родителей. Не могла перестать думать о них. О одиночестве на которое они меня обрекли. О всей той боли, что причинили своим отсутствием.

Сжав в руке последний тест, я взглянула в зеркало. Оттуда на меня смотрела измученная девушка в растянутой серой кофте. Выглядела я паршиво. Разве что волосы горели огнем, но и они не давали мне того шарма, с каким я могла заявиться к Олегу с новостью. Я хоть и была влюблена, но прекрасно осознавала природу наших отношений. Сейчас не могло идти речи о детях. Возможно в будущем, лет через десять, но точно не сейчас. Не спустя несколько месяцев рабочего романа. В душе я надеялась, что он обрадуется, но даже если нет, он не заставил бы меня убивать ребенка и не уволил бы просто из злости.

Я решила, что все ему расскажу. Переоделась в джинсы, сменила кофту на вязаный красный свитер и накинув дубленку вышла из дома. На улице мело так, что ничего не было видно. Дорога мне предстояла тяжелая. До Олега добраться от меня и так было сложно. Даже в хорошую погоду. Сегодня я решила вызвать такси.

У его дома я засомневалась. Там у входа стояла чёрная машина его матери. Они были вместе. Возможно так даже лучше. Пластырь надо отрывать резко. Так у Олега хотя бы не будет возможности обмануть меня.

Я медленно вошла в дом, с колотящимся от волнения сердцем. Подобное я испытывала разве что во времена жизни в приюте, когда тебя выводили на очередной осмотр перед приехавшими семьями, желающими обзавестись ребенком. Было волнительно и тревожно. В груди теплилась надежда, что тебя выберут. Но они не выбирали. Не в первый раз ни в сто первый. Я была тощей, с веснушками. Непослушное огненные волосы торчали в разные стороны. Никому не хотелось такую дочь. Сейчас может я и превратилась из гадкого утенка в лебедя, но что-то мне подсказывало, что беременная я стану слишком «сложной» для Олега. Он тоже не захочет видеть рядом с собой кого-то похожего на меня.

Дверь в дом оказалась не заперта, что было странно, ведь Олег всегда был помешан на безопасности и запирался на все замки даже если на улице утро. Мне подумалось, что так сама судьба благоволит мне. Возможно, всё не закончится катастрофой.

Я сразу услышала знакомые голоса, доносившиеся из гостиной, и медленно побрела по направлению к ней. Олег о чем-то спорил с матерью.

– Ты пойдешь туда, – говорила он. – У тебя как у Халлера есть свои обязанности. Хочешь, чтобы старания твоего прадеда канули в лету? А? – Я замерла у входа наблюдая из-за угла как Агнес гневно вскинула руки. – Если ты думаешь, что у тебя хватит сил уничтожить нашу жизнь, то ты ошибаешься!

– Я никогда не говорил подобного! – возмутился Олег. – Просто все это звучит как бред! Неужели нельзя разорвать этот порочный круг?

Агнес вздохнула и посмотрела на сына.

– Каждый вносит свою плату Олег. Сегодняшнее собрание, это обязательная процедура. Как и все ты обязаны там присутствовать и выказать уважение. Поэтому ты придешь в эту проклятую церковь Рафаила, сегодня ровно к девяти и будешь улыбаться всем, как и положено на празднике воссоединения.

Олег долго смотрел в глаза матери, но потом сдался и кивнул.

– Ладно, – сказал он. – Я понимаю. Просто все это так неожиданно.

– Мы готовились к этому двадцать лет, – сказала Агнес и на ее губах поселилась печальная, мечтательная улыбка.

– Ты готовилась, для меня же все в новинку.

Агнес, успокаивающе коснулась плеча сына.

– Все будет хорошо, -сказала она и убрала руку. – Только не вздумай тащить туда девчонку.

– Но…

– Это не обсуждается, – отрезала женщина. – Она не часть семьи, не часть истории и ей нечего предложить, а значит нечего делать рядом с нами.

Эти слова больно ранили меня, но я заставила себя проглотить обиду, ожидая, что Олег заступится за меня, но он лишь сдержанно кивнул. Агнес еще раз улыбнулась сыну и вышла на кухню. Пришло и мое время показаться из укрытия.

– Аня? – удивился Олег и сразу нахмурился, видя мое серьёзное, наверняка измученное лицо. – Что-то случилось? Ты выглядишь бледной? Все хорошо?

– Нам надо поговорить, – выдавила я из себя и вымучено улыбнулась.

– А это не может подождать до завтра, просто сейчас не самое удобное время…

– Не может, – перебила я.

– Ладно, ты только не нервничай.

Олег обнял меня за плечи и усадил на диван. Он улыбался. Так тепло смотрел на меня. В нем было столько любви и понимания, столько ласки в глазах. Даже и не скажешь, что секунду назад он предстал передо мной совсем в другом обличии. Возможно, я ошибалась, и Олег любил меня настолько чтобы принять.

– Что ты хотела мне сказать? – спросил, он, вглядываясь мне в лицо. – Что-то случилось?

Я не знала, как признаться. Собрала остатки силы.

– Олег, я… я беременна, —объявила я наконец, борясь с волнением.

Лицо Олега переменилось. Он отшатнулся. Стало душно. Хлопнула дверь и в комнату вошла его мать. Возможно так даже лучше. Пускай и она знает правду.

Я убеждала себя в этом.

Убеждала, смотря в бледные лица Халлеров.

Агнес, ничего не понимая, остановилась на пороге, будто ощутила холодное напряжение в воздухе. Я видела, как мои слова повисли между ними, как неоплаченный счет, который теперь необходимо было выкинуть.

– И как давно ты знаешь? – спросил Олег поднимаясь.

– Я только сама узнала.

Я пыталась словить его взгляд, но он больше не смотрел на меня.

– Значит еще есть время…

– Время на что? – спросила я, страшась ответа.

В этот момент мне все было ясно по лицу Олега. Я уже слышала, как рушилась моя жизнь.

– Сделать аборт, конечно.

Тогда все и рухнуло окончательно. Палач вознес свой топор над моей головой и ловко воспользовался им.

– Я не стану этого делать, – мой голос задрожал, и я медленно понялась с дивана. – Не хочешь ребенка ладно, я забуду, что ты его отец, но убивать его я не стану.

В животе у меня все скрутило от взгляда Олега. Внезапно я поняла, что он не просто раздосадован новостью, а зол. Взглянула на Агнес, но та к моему удивлению молча стояла у стены с ничего не выражающим лицом. Я попыталась объяснить, что ребенок не станет концом жизни, что справлюсь сама, но чем дольше я говорила, тем больше искажалось лицо Олега.

Это было не то, что он хотел услышать. Я тоже в душе ожидала поддержку, а наткнулась на злость. Сердце снова забилось быстрее, и я умолкла. В комнате воцарилась мучительная тишина. Инстинкт подсказывал, что мое решение может изменить все в их жизнях. Олег долго смотрел на меня, а потом спросил:

– Ты что, с ума сошла? Тебе, больше нечем заняться? – Он шагнул ко мне ближе, и я попятилась, боясь его безумного взгляда. – Какие дети? Сейчас же не до этого! Ты должна сделать аборт.

Сейчас не до этого.

Не до этого.

В моей голове проскользнул вопрос не думали ли мои родители также, отдавая меня в приют. Я почувствовала, как подступают слеза. Стало мерзко и тошно.

– Я не могу, Олег, – сказала я как в бреду. – Я тоже росла в детдоме. Я не хочу повторить судьбу, которая меня туда привела.

Лицо Олега исказилось, но я стояла твёрдо, готовая отстаивать свою жизнь и своё будущее. Он бы не смог меня переубедить и наверняка уже понимал это.

– Если ты оставишь ребенка, то я уволю тебя, – объявил он. – Сделаю так, что ты не найдёшь работы в этом городе. Понимаешь?

– Увольняй, – тихо ответила я, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Да, это будет сложно, но я не пожертвую своим ребенком ради твоих страхов. Я заслуживаю право на выбор, даже если он тебе не нравится.

Снова стало до жути тихо.

Глаза Олега потемнели от гнева, и я почувствовала, как напряжение в комнате нарастает. Агнесс, наконец, вмешалась, обрывая молчание:

–Олег, подумай, это же все меняет. Может быть, ты не все понимаешь? Ей нужна поддержка, а не угрозы. Ребенок Халлер как и мы. Первенец.

Олег вздрогнул от слов матери и обернулся к ней.

– Халлер как и мы? – презрительно усмехнулся он. – Бред. Этот ребенок не начнет новое поколение Халлеров, не с моей подачи.

Я смотрела на него, и внутри меня всё закипало. Мне было не понятно, как он мог быть таким жестоким.

– Олег, – предостерегла его мать, но тот уже отвернулся.

– Я не могу верить в твой выбор, – сказал он мне становясь ровно напротив. – Ты же не осознаешь, что мать – это не только привилегия, но и бремя. Откуда тебе вообще знать об этом?

– Я не позволю тебе решать за меня.

– А ты глупее чем я думал, – усмехнулся он. – Решила будто можешь прийти сюда и отстаивать свои интересы? Аня, ты же никто. Щелчок и город о тебе даже не вспомнит. Что ты будешь делать? Какую жизнь дашь ребенку? Ничтожную. Он вырастет в вечных мечтах достигнуть того, что ему не светит, как и тебе.

– Я не могу поверить, что ты так думаешь, – прошептала я. – Я не хочу, чтобы мой ребенок испытывал ту же пустоту, которую испытала я. Я смогу дать ему лучшее, даже если это потребует от меня невозможного.

Олег расхохотался.

– Лучшее? Скажи мне, как? Ты думаешь, что одной только мечтой можно создать семью? Ты живешь в иллюзиях, Аня.

– Ты не знаешь меня! – вспыхнула я. – Я не боюсь. Я могу дать этому ребенку то, что не получила сама. Да, я росла в приюте, но это не значит, что я не смогу быть хорошей матерью.

Олег, казалось, был готов взорваться от ярости. Его губы скривились в недовольной усмешке, он вновь шагнул ко мне ближе, но я стояла на месте.

– Но я не позволю, – прошипел он. – Я сделаю всё, чтобы ты пожалела о своем решении.

Было так больно. Мерзко и липко. Я почувствовала, как слова Олега ранят мою душу, вызывая бесконечный поток сомнений. Как я могла вообще верить ему. Почему решила, что он хороший человек? Как влюбилась? Каждый его упрек звучал как печать на приговоре, но я не могла позволить себе сдаться. Я повернулась к Агнес, ища в её глазах поддержку, но она была холодна, как и всегда. Что ж, раз они решили уничтожить мою жизнь, может мне удастся нарушить их покой первее.

Отвратительно. Обидно. Я вновь чувствовала себя одинокой.

На продолжение этого нелепого спора у меня не осталось сил, и я ушла. Переступая порог своей квартиры, я думала о будущем. В моей голове все еще звучали слова Олега о том, что я бы все равно не смогла стать хорошей матерью.

Глава 4 Праздник воссоединения

Острые края месяца блистали в небе, как наконечники креста, возвышающийся над входом в церковь. Вокруг не было фонарей. Последний остался в метрах ста на улице. После ярких огней проспекта природного света звезд казалось мало. Мой взгляд впился на дорожку света из-под дверей церкви. Яркая. В темноте она напоминала золотую полоску браслета.

Я растерла замёрзшие руки и сделала еще пару шагов к двери.

Вокруг было тихо. Безлюдно. Словно это место погрузилось в какой-то таинственный, магический транс. Мне показалось странным, что Олег пошел бы сюда. Я засомневалась, что правильно все запомнила. К тому же мне было страшно. Тягучее, опаляющее чувство страха разгоралось у меня под грудью. Оно все росло и росло по мере того, как я стояла перед дверью церкви и не осмеливалась зайти. Отчего-то мне казалось, что там меня ждет нечто ужасное. Нечто, способное сломить. Покалечить. Даже убить. Но злилась я сильнее чем боялась. Мне хотелось испортить Олегу вечер также как он испортил мне жизнь. Маленькая и дешёвенькая расплата за его холод. За обиду, которую он мне нанес.

Я нахмурилась. Мысли о Олеге и его семье теперь ощущались иначе. Они как последний отзвук печальной мелодии скрипки, как оборванный в середине спектакль, как дождь, заставший тебя в ночи, имели привкус разочарования и подступающей трагедии. Несокрушимый замок его жизни давил на меня своими холодными стенами. Я хотела, чтобы своды его дворца дали трещину. Чтобы этот идеал пошатнулся, как шатался у меня всю мою жизнь.

Коснувшись массивной ручки, я решительно отворила дверь и переступила порог церкви, в которой уже бывала, но дальше пройти не смогла. Замерла на пороге пораженная видом, что открылся мне подобно самой сокровенной тайне преступника. Я помнила, как выглядел холл, когда я впервые его увидела. Помнила, какое впечатление он на меня произвел, каким величественным, но при этом ветхим показался. Но святые мне свидетели, чьи лики были изображены здесь на фресках, раньше это место не выглядело столь гнетущим и мрачным. Таким пугающим.

Сразу за дверью меня встретила вереница людей в черных мантиях и таких же черных как сама ночь масках. Их лиц я не видела, но и они будто не замечали меня. Напоминали статуи, вросшие в земли подобно вековым дубам у церкви. Никто из немых стражников не шелохнулся, когда я шагнула на блестящие плитки пола. Они продолжали стоять, образуя черный коридор тел.

Я двинулась вперед по этому коридору старясь не обращать внимания на жуткие фигуры. Задумалась как выгляжу со стороны. Я надела единственные мало-мальски праздничные вещи, что у меня были. Олег говорил о сегодняшним собрании церкви как о празднике, и я решила, что стоит выглядеть соответствующе. Хотя, получилось так, что я мало чем отличалась от фигур по бокам. Вся в черном. Такая же мрачная в своем единственном черном кружевном платье. Осенних сапогах на шпильке и черной, приталенной дубленке. Если бы не мои рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, я бы и вовсе слилась с тенью.

Быстро стало понятно, что вереница людей ведёт меня вовсе не в главный зал, а в другое незнакомое мне место. Она заворачивала у входа, а поле вывела к арке и спуску в подвал. Спустившись по крутой каменной лестнице, я ожидала, что окажусь среди серых сводчатых потолков, но на самом деле вышла в комнату, увешанную черным бархатом. На одной из стен висел багряный занавес и из-за него доносились голоса и звуки духовых инструментов.

Я замерла.

О том, что я видела здесь раньше напоминал только каменный пол под моими ногами, но и тот частично был скрыт дорожкой. Раньше на месте занавеса была кирпичная стена и я определённо не помнила, чтобы на планах за ней было еще хоть какое-то пространство.

Стало душно и я сняла дубленку. Вдохнула сырой, вязкий, подобный дегтю воздух. Еще одно напоминание о подвале.

Было бы странно сейчас попробовать вернуться обратно. Но мне очень захотелось это сделать. Инстинкты подсказывают кролику, что лис опасен. Мои же инстинкты кричали мне, что за тем багровым занавесом меня ждёт нечто ужасное. Но пересилив собственный страх я шагнула на звук голосов и музыки. Оказалась в просторном, мрачном зале с высоким, почти недосягаемым потолком, арочными нишами в стенах и белым мраморным полом. Все здесь было необычно: и люди, и убранство. Ряды черных стульев выстроились перед сценой у дальней стены. Там облаченные во все черное люди уже рассаживались с видом полного трепета и благоговения. Несмотря на мрачность и вечерние наряды ощущалось, что ты пришел в церковь. Вокруг все будто ждали, что сейчас выйдет сам господь бог и начнет раздавать дары. Никому не было дела до незнакомки, тайком проникшей в их обитель. Всех интересовала сцена и они сами.

Меня схватили за локоть и потащили в сторону, к нише. Я возмущённо дернулась, но взглянув на нарушителя моего спокойствия увидела Олега.

– Ты какого черта сюда пришла?! – зашипел он на меня, стараясь не привлекать внимание, но на нас уже смотрели особенно любопытные.

– Пришла посмотреть, что же ты за человек на самом деле, – ответила я, вырывая локоть.

– Уходи.

– Что?

– Проваливай отсюда сама или я лично, вытолкаю тебя, – прорычал он, нависая надомной.

Я вжалась в стену под его напором. Никогда прежде я не видела Олега таким. Он буквально источал ярость. Бледный, глаза налились кровью. Кулаки сжаты. В своем черном костюме, он мне напомнил дьявола, каким его изображали в современной поп-культуре.

– Никуда я не пойду, – ответила я. – Переживешь, что я поприсутствую, на такой дорогой твоему сердце мессе.

По лицу Олега я поняла, что меня ждет еще одна вспышка его гнева, но помощь подошла откуда я и подумать не могла. Его мать выросла перед нами подобно гарпии, восседающей на крыше.

– Успокойтесь, – потребовала она и взглянула на сына. – Пошли поговорим.

Тот к моему удивлению покорно отошел в сторону. Я наблюдала как они о чем-то спорили, но в конце концов Олег вернулся ко мне.

–Сядешь с нами, – сказал он и взял меня за руку.

– Не стану, – запротестовала я.

– Сядешь.

Я гневно на него посмотрела и попыталась вырвать руку, но он держал крепко.

Внезапно стало тихо. Как в могиле. Как в последнюю секунду скорби о безвременно погибшем. Как в коридорах детского дома, где я росла, когда кто-то нарушал правила и все уже знали, что его ждет.

Олег потащил меня к стульям и насильно усадил с краю, а сам сел между мной и матерью.

– Просиди это время тихо, – прошептал он мне. – Постарайся чтобы тебя не заметили и молись.

Я ничего не ответила. Потерла ушибленное запястье и посмотрела на сцену. Как и все. Люди вокруг взгляда от нее не отрывали. Будто там развернулась трагедия, видимая всем кроме меня. Свет в зале чуть померк, а на сцене разгорелся чуть ярче.

Это было чем-то из родни фантастики.

Ощущение накрыло и в миг поглотило меня, как морская волна прибрежные камни. Словно дуновение ветра в жаркий день. Касание прохладной воды к босым норам. Сытный ужин после долгой дороги. Мурашки поползли по рукам, и я сильнее сжала дубленку, что лежала у меня на коленях. Люди вокруг тоже почувствовали это. Олег почувствовал. Его мать. Они смотрели на сцену, залитую теплым светом софита. Пустую мгновение назад. Сейчас там возникла фигура словно сотканная из теней. У меня перехватило дыхание. Я замерла.

Подобно ночи. Как сама тень, спрятавшаяся в расщелинах гор. Как черный бриллиант, выпавший из короны великого правителя. Капля чернил, на девственно белом листе. Первородный грех человека, оживший и представший на всеобщее обозрение.

Он был облачен в одежду священника. Длинная, непроглядно черная сутана со стоячим воротником – плотная ткань и золотые нити. Он не был похож на мужчин каких я встречала прежде. Мне подумалось, что в этом незнакомце нет ничего человеческого. В мягком свете, он скорее напоминал духа, божество или ангела, почтившего нас своим присутствием, таким красивым и таинственным он был. Светлые кудри непослушно спадали на его лоб. Прямой нос с небольшой горбинкой какой я видела раньше лишь у скульптур, высеченных из мрамора, очерченные скулы на лице, обтянутом идеальной бархатной кожей. Голубые, пронзительные глаза следили за всеми нами, хоть и оставались прикованы к чему-то, что было поодаль, там, за нашими спинами.

– Боже, – прошептал Олег и я была с ним солидарна.

Мне и самой едва удалось подавить желание перекреститься. Я и прежде видела красивых мужчина, видела властных и статных. Богачей и тех, кто считал себя выше других, кто чувствовал, что он выше. Будь то дело в статусе, внешности или деньгах, неважно. Но все они не шли ни в какое сравнение с этим человеком.

Он вышел на край сцены, струящийся силуэт, словно вырванный из снов. Его глаза, глубокие и таинственные, искрились светом, о котором невозможно было бы сказать, откуда он исходит. Каждое его движение было плавным, как будто он скользил по земле, не касаясь ее, оставляя еле заметный след из легкости и невесомости, подобно тому, какой след оставляет струйка табачного дыма. В этот момент я осознала, что на его лице не было ни тени заботы, ни печали – только абсолютный покой. Бесстрастие.

Мужчина не видел вокруг людей – лишь рабов веры.

Он чуть наклонил голову и протянул руку к краю сцены. Тогда я увидела еще две фигуры, которые очевидно изначально были на сцене, но затерялись в тени света священника. Молодая девушка и парень, мои ровесники. Они носили багряное. Первая была в длинном, струящимся платье, с корсетом и кружевным ободком. Такое в пору было надеть невесте. Только этот наряд, казалось, пропитала кровь. Светлые волосы теплыми волнами ласкали голые плечи девушки и ниспадали до самой талии. Бледно-зеленые глаза смотрели на всех с безразличием, но как только девушка перевела взгляд на священника в них отразилось благоговение и восторг.

Она шагнула к мужчине, нет проплыла багряным силуэтом по сцене и отдала священнику папку, а потом также неспешно вернулась на место к юноше, что скучающе осматривал толпу своими черными как бездна глазами. Несмотря на юные черты лица, на бархатную не изрезанную морщинами смуглую кожу, мне показалось, что этот парень был давним обитателем земли и не первый век коротал под лучами солнца. В багряном костюме, с легким презрением в глазах, в руках он сжимал серебряный клинок, который, казалось, уже окрасила чья-то кровь, но то было лишь отражение наряда его обладателя.

– Приветствую вас, служащие верой и правдой, – раздалось со сцены и вновь моим вниманием завладел мужчина в одежде священника.

Голос его был бархатистым, звучал мрачно, подобно сумеркам, сгустившимся над землей, но я отчетливо представила, что наступавшую тьму разрезали звезды.

Мужчина, сжимая папку завел руки за спину и улыбнулся. Томно, проникающе, и мне показалось, что он читает мои тайны, как открытые страницы книги, даже не видя меня.

– Кто он? – спросила я у Олега.

Взглянула на его в миг осунувшееся лицо. Он побледнел сильнее. Казалось, перед ним предстал некто могущественный и страшный, кто-то о ком он и подумать не мог. Дрожащим голосом он прошептал имя человека, что улыбался толпе взирая на нее как зверь взирает на свою добычу. Человека, который, казалось, охотился на нас.

– Рафаил Хейлель.

Глава 5 Рафаил Хейлель

Я взглянула на сцену. Рафаил на ней улыбался мрачной улыбкой, медленно оглядывая присутствующих.

– Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его, – сказал он криво усмехнувшись. – Но мы то с вами знаем, что это не так. Хотели бы вы стать лучшей версией себя? Красивее? Богаче? Бесстрашнее? О, – он прикрыл рот рукой обводя взглядом зал. – Конечно хотите… Я правда рад видеть вас здесь снова, посмотреть в ваши глаза, жаждущие власти, денег и крови. Вы, ненасытные. Вы отверженные. Привели с собой таких же отрекающихся от сути жизни. Тех, кто, как и вы, готовы предложить то, что есть только у них и взамен получить нечто большее, чем готов предложить этот город.

Люди ахнули, когда Рафаил развел руками словно для объятий. Их лица исказились в неведомой мне эмоции. Блондинка в багряном громко произнесла:

– Поприветствуйте новичков.

Эти слова были с родни приказу, и все зааплодировали. Даже я невольно начала хлопать.

– Агата Волчинская, – звонкий голос блондинки заглушил аплодисменты. – Игорь Войчик…

Всего она назвала двадцать человек и каждый как заколдованный поднимался со своего места и поднимался к троице на сцену. Они склонялись к мужчине в одежде священника и шептали ему на ухо свои желания. Там на сцене, за спинами незнакомцев я разглядела алтарь, украшенный розами и свечами. Каждый из тех, то выходил на сцену подходил к алтарю, где его ждал юноша в багряном с клинком и проливал свою кровь под пристальный взгляд черных глаз.

Некоторых людей из списка блондинки я знала. Как и тех, кто сидел неподалеку. Иногда я видела их в «Альбатросе» – заказчики. У кого-то свой маленький бизнес, а кто-то владел заводом или чем-то еще. Но на сцену, судя по возрасту и фамилии выходили их дети.

Мне казалось, что голоса вокруг сливались в единый хор, где каждый из участников не вполне осознавал цену, которую называл Рафаилу. Все казалось мне каким-то нереалистичным и абсурдным. Все награни.

– Я отдам сердце за знание, что могло бы избавить меня от страха, – сказала молодая девушка с изможденным лицом, в то время как молодой парень, раскрыв ладони, предлагал свою руку, чтобы влюбить в себя девушку, что его отвергла.

В ответ на слова последнего раздался смех, неистовый и неземной. Рафаил, перед которым тот склонил голову произнес:

– Ради краха конкурентов тебе нужно предложить, что-то весомее.

Парень, казалось, сейчас умрет от страха. Он не мог и слова произнести.

– Я дам тебе что ты хочешь, но цену назову позже, – продолжал Рафаил. – Когда затребую уплату долга не сбежишь?

Тот в ответ отчаянно замотал головой.

– Ладно.

Мужчина расплылся в улыбке и махнул человеку в багряном. Тот протянул руку указывая на клинок, и юноша побрел к алтарю как в бреду. Он был последним из списка.

Мне показалось, что тени вокруг множились, как страхи, крепко сжимающиеся в сердцах пришедших. Хотелось сбежать. Забыть картину, представшую перед моими глазами. Забыть эти лица безумцев, предлагающих священнику жизни, деньги, конечности за беззаботное будущее.

Но я не могла уйти. Мое тело словно окаменело, а глаза были прикованы к сцене. В тот момент я поняла, что я здесь не одна. Вокруг меня были люди, которые готовы были отдать все ради власти, денег и безопасности. Они были готовы заплатить любую цену, лишь бы их желания исполнились.

Рафаил, казалось, находил происходящее забавным. Его глаза блестели, в ярком свете софита. Будто он и правда был тем, кто на миг мог управлять их судьбами, кто решал, кому дать шанс на успех, а кому – на вечную тьму.

Когда последний из списка спустился со сцены, Рафаил поднял руки, и в зале наступила тишина. Все ждали его слов, словно приговор. И вот, он произнес:

– Итак, все сделки заключены.

С этими словами он опустил руки, и в зале раздался аплодисменты. Люди аплодировали, словно они были на каком-то странном представлении, где главным действующим лицом был этот мужчина в одежде священника.

Я взглянула на Олега, пытаясь понять по его лицу зачем он пришел сюда, но, как и прежде он оставался измученным и несчастным. Казалось, прибывание здесь было для него пыткой. Тогда я взглянула на его мать. Та тоже была бледной, но на ее лице ничто больше не указывало на испытываемые эмоции, разве что складка между бровей.

Мне стало не по себе, и я вновь взглянула на сцену. Мир вокруг будто замер. Я встретилась взглядом с горящими голубыми глазами и мне показалось что они осветили весь мир. В моменте меня наполнило некое давно позабытое чувство трепетного восторга, и я не смогла избавиться от него. Сейчас существовали только эти глаза. Мир вокруг померк. Люди испарились. Все исчезло. Стало зыбким. Таинственным. Печальным.

– Вижу я не всем уделил время, – раздалось со сцены и эти слова, произнесённые мужчиной, подражающем священнику, а он именно подражал, в этом я не сомневалась, вывели меня из магнетического транса.

Олег взял меня за руку призывая не двигаться. Он встал, оправил пиджак и улыбнулся. Казалось, вокруг начал вращаться неведомый мне механизм. Кто-то бросил кости на игорный стол, я отчетливо слышала их стук, но все никак не могла понять во что, и кто с кем играет.