Читать онлайн Эзотерика в истории, культуре и искусстве

На первый взгляд кажется, что объяснить значение термина «эзотерика» легко. Однако в действительности все не так просто. Сразу отметим, что этот термин – «троянский конь», в котором скрыто множество смыслов, личностей, изображений и других материалов различного происхождения. Для начала необходимо разобраться с этимологией: слово «эзотерика» происходит от греческого esoterikós («личный, внутренний»). В философии Аристотеля термином «эзотерика» обозначали знания, доступные только для учеников, иначе говоря – для узкого круга последователей. Эта концепция дошла до наших дней практически неизменной. «Эзотерическое» означает нечто сокрытое, оккультное, секретное, неизвестное непосвященному человеку. В целом многие мистериософические философии и религии предлагают знания на двух уровнях. Первый предназначен лишь для последователей – это эзотерический уровень; второй рассчитан на всех – это уровень экзотерический, то есть «учение, которое можно разглашать непосвященным». Слово «эзотерика» стало употребляться в речи в XIX веке, а оккультист Элифас Леви (1810–1875) наделил его современным смыслом. До эпохи Возрождения область культуры, которую мы называем эзотерикой, состояла из совокупности знаний и традиций неоплатонизма и определяла символические взаимоотношения между человеком, космосом и богами.

ЭКЗОТЕРИКА

Греческий термин exoterikós (внешний) обозначает религиозное или философское учение, к знанию которого допускаются непосвященные. Другими словами, экзотерический – понятный любому.

Сейчас слово «эзотерика» наделено более широким смыслом и глубоким синкретизмом. Установим, что эзотерика – это секретное послание, язык, доступный лишь последователям (или посвященным); она не подчиняется научным правилам, а строится на основе особой логики, неприемлемой для позитивистского мышления. Яркий пример эзотерики – гностицизм, в котором инициация включает в себя «гносис», или знания, как путь к спасению. Такая концепция чужда религиям наподобие христианства, где знания общедоступны, хотя и несколько разнородны в зависимости от культурной принадлежности священнослужителей и верующих.

Преодоление материализма

В классическом мире эзотерическим считалось учение, предназначенное для узкого круга последователей и распространяемое в строгой секретности. В более широком смысле эзотерика – это религиозные и мистические доктрины и воззрения (теософия, гностицизм и другие), а также практика тайных сообществ и сект. В них истина путем многоуровневой инициации передается только избранным, способным в итоге постичь сокрытое. Можно было бы подумать, что эзотерика предлагает «альтернативное» объяснение любому аспекту человеческого существования; здесь главную роль играет представление о том, что путь к знаниям лежит не через науку, а через пополнение человеческой «мудрости». Подобное убеждение отчасти верно, хотя следовать по эзотерическому пути прежде всего означает вступать в дискуссии, идти за грани видимого, добираться до сути, находить тайные послания в значении символов, отражении картин, эхе слов и звуков. Если довериться многочисленным экспертам в области эзотерики, все религии и значимые герметические философии объединяет нечто общее, а именно – знание, достичь которого могут лишь посвященные. В свою очередь религия – самый подходящий культурный опыт, чтобы дать возвышенное определение эзотерике. Поиски Бога, часто требующие от человека немалого труда, могут опираться на «знаки» и «символы», которые сумеет разглядеть и расшифровать только внимательный наблюдатель: это главная задача духа, желающего преодолеть земные оковы.

«Современная цивилизация предстает настоящей аномалией в истории: единственная среди всех нам известных, она избрала сугубо материальный вектор развития, она единственная, которая не опирается ни на какой принцип высшего порядка. Это материальное развитие, со все большим ускорением идущее на протяжении вот уже нескольких веков, сопровождалось интеллектуальным упадком, который оно совершенно неспособно компенсировать. <…> Именно утрата или забвение подлинной интеллектуальности привели к двум заблуждениям, которые противоречат друг другу лишь на поверхности, по сути же соотносятся между собой и дополняют друг друга: рационализму и сентиментализму. <…> Понятие истины, будучи сниженным до обозначения простой чувственно воспринимаемой реальности, в конечном счете прагматически отождествляется с полезностью, что просто-напросто его уничтожает. И в самом деле, что значит истина в мире, устремления которого исключительно материальны и сентиментальны?»[1]

ЭЛИФАС ЛЕВИ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЭЗОТЕРИКИ

Альфонс-Луи Констан (1810–1875), известный как Элифас Леви, первым использовал термин «эзотерика» в современном значении. Его исследования в области магии и оккультных наук привлекли сюрреалистов, увидевших в нем истинного посвященного. Будучи дьяконом, он оставил церковь в 1836 году, чтобы не отказываться от своих эзотерических интересов. Леви начал вращаться в литературных кругах, где познакомился с писателями Оноре де Бальзаком и Альфонсом Эскиросом, автором романа «Маг», послужившего для него источником вдохновения. Дальше, как писал сам Элифас Леви, «в моих руках оказался “Спиридион” Жорж Санд. У меня было время изучить доктрину древних гностиков, учение отцов первобытной церкви, книги Кассиано и других аскетов, писания мистиков и удивительные, тогда еще неизвестные книги Мадам Гюйон». Размышления над этими трудами сподвигли его написать собственную книгу, которая считается основным документом эзотерического учения, – «Учение и ритуал высшей магии».

«Говорит» ли эзотерика о религии? Безусловно, да. Она рассматривает метафизические аспекты, используя сложный язык, который тем не менее возможно постичь. Ее язык – система символов, свободная от материального «здесь и сейчас», от простого «дать – получить». Эзотерика всегда выбирает самый длинный путь, чтобы попытаться проникнуть за внешнее и постичь суть вещей. Дорога познания – не шоссе, а крутая, извилистая тропа, для которой Франческо Петрарка (1304–1374) создал прекрасную аллегорию, описав свое восхождение на гору Ванту.

«Переносясь летучей мыслью от телесного к бестелесному, я укорял себя примерно такими словами: “То, что ты многократно испытал сегодня при восхождении на эту гору, да будет тебе известно, случается и с тобой и со многими устремляющимися к блаженной жизни; люди только не сознают это с той же ясностью, потому что телесные движения на виду, а душевные невидимы и сокровенны. Поистине жизнь, которую мы именуем блаженной, расположена в возвышенном месте; узкий, как говорится, ведет к ней путь. Много на нем высится холмов; надо переходить сияющими ступенями от добродетели к добродетели; на вершине конец всего и жизненный предел, на который нацелено наше странствие…”»[2]

Страница с двойным Уроборосом из «Алхимического компендиума» Иоганна Михаэля Фауста. 1706

Так мы приходим к пониманию, что эзотерика не похожа на науки, поскольку необходимо не просто усвоить, а постичь, что знание можно получить, следуя сложным путем, рассматривая контекст с разных точек зрения, не забывая, что искать знания нужно еще и внутри себя. В противном случае все теряет смысл, когда обращаешься к таким измерениям, как эзотерика, в которых изобилуют отсылки к священному языку. За каменным фасадом религиозной архитектуры, непроницаемыми аллегориями художественных шедевров, в потоке поэтической рифмы, в музыкальной партитуре, даже в самых «нормальных» с виду и привычных вещах скрываются знаки и слова, видимые только через познание и становящиеся отчасти инструментом инициации.

Тайна инициации

Когда мы говорим об инициации, наши мысли сразу обращаются к ритуалам из самых разных историко-географических областей. Несомненно, есть большая разница между инициацией в масонстве и, например, в «примитивной» культуре на стадии становления.

Слово «инициация» происходит от латинского initium («начало». – Прим. пер.) и обозначает церемонию «вхождения» в тайную организацию. Посвящаемый должен преодолеть испытания, которые регулируются строгими правилами и ведут к «перерождению». Так он проверяет собственные физические и/или психологические возможности, чтобы очиститься от несовершенств предыдущих этапов своей жизни и осознать необходимость развития. Последнее символически представлено переходом на высшие ступени познания. На психологическом уровне инициация – путь, предшествующий обретению внутренней свободы. В то же время Карл Густав Юнг (1875–1961) считал:

ОККУЛЬТИЗМ

Эзотерики обижаются, когда их отождествляют с оккультистами. Оккультизм, или оккультные науки, – массив знаний, не имеющих доктрины либо религиозного или идеологического основания. В целом оккультизм вобрал в себя – весьма туманно и приблизительно – темы, составляющие часть наследия герметической религии, философии и архаических традиций, таких как, например, алхимия. Вопреки ограниченной исторической, культурной и доктринальной значимости оккультизм – материя, которую предстоит изучить тому, кто в нее верит, чтобы найти ключ и постичь утраченные науки.

«Посвящение – это возвращение (символическое) к внутриутробному периоду жизни. Вначале новообращенного приводят к центру земли, к основе мироздания, в пещеру или камеру для размышлений, проще говоря, в некое пространство-время, где психе еще не сформирована. Таким образом ему дают возможность приобщиться к коллективному бессознательному»[3].

В антропологии существует три основных типа инициации:

1) обозначающая для молодежи принятие в круг взрослых (сакральная инициация);

2) дающая пропуск в секретное сообщество или эзотерическую группу (религиозная инициация);

3) обозначающая отказ от нормального состояния, чтобы овладеть могущественными способностями, иногда сверхъестественными, как, например, в шаманизме.

Инициации почти всегда предшествует попытка приобщиться к высшим знаниям или духовным мирам. Это становится возможным через перерождение, которое, как считал один из наиболее значимых специалистов западной эзотерики Рене Генон (1886–1951), соответствует обновлению души. Фактически перерождение в инициации подразумевает смерть – опыт притворный, однако, по словам Генона, «даже более реальный, чем смерть в ее привычном значении». Смерть при инициации наполнена символизмом, поскольку вся церемония буквально выстроена на символах.

Бог, представленный как архитектор мира. Миниатюра XIII века

Такой путь предполагает, что посвящаемый должен совершить переход между двумя сферами, часто отделенными друг от друга, – сакральной и мирской.

Однако более рациональное мнение гласит: инициация не является переходом «из одного мира в другой – это только видение мира, которое сохраняет место для другого видения. Меняется лишь посвященный, мир же остается прежним» [1].

Разные лики эзотерики

Эзотерика имеет множество граней, будь то алхимия, мистические и гностические религии, Каббала и другие. Наше исследование предполагает знакомство с эзотерикой в самом возвышенном ее значении, поэтому здесь она имеет два лика.

1. Секреты, которые известны только последователям. Доступ к знаниям можно получить путем инициации в рамках структурированной группы с четко определенными ролями и правилами.

2. Секреты, которые составляют часть вселенной и таковыми остаются. Посвященным доступна лишь доктрина, регулирующая почитание секретов, но не их познание.

Условно можем сказать, что в первом случае модель соответствует магическому мышлению, а во втором – мистическому.

Учитывая всю сложность и многозначность эзотерики, необходимо принять тот факт, что немалое число ее составляющих пришли на разных этапах из различных культур, начиная с самых древних. В тех культурах, которые мы столь высокомерно называем «примитивными», эзотерику можно проследить в обрядах инициации, почти всегда тайных. Эти обряды необходимы, чтобы определить привилегированность одних членов группы по отношению ко всем остальным.

АНТРОПОСОФИЯ РУДОЛЬФА ШТЕЙНЕРА

Антропософия, созданная Рудольфом Штейнером (1861–1925), – учение, которое распространено в немецкоязычных странах. Оно возникло из желания противопоставить материализму и научному позитивизму мистическое видение жизни. Учение изначально базировалось на эзотерической традиции теософии, со временем выросло в самостоятельное философское течение, направленное на человека и его «спасение» через физическое и духовное развитие. Несмотря на сильное присутствие христианской (католической) культуры и призыв к рациональному мышлению, в антропософии чувствуется неоспоримое влияние эзотерики и оккультизма. Наиболее ярко оно проявляется в том, как антропософия трактует роль человека в мире; эта трактовка – следствие объединения принципов эволюции и символических моделей, которые вышли из религии.

Если обратиться к мистическим и гностическим религиям прошлого, мы узнаем, что эзотерика, в сущности, заменяла доктрину. В современных религиях ярким примером служат тантризм и дзен, которые развились наряду с брахманизмом и буддизмом. В исламе наглядным примером служит суфизм.

Эзотерика существует и автономно от религии, порой замещая ее, – так процветают неоязычество, теософия, антропософия и многие другие направления. В некоторых из этих форм эзотерика все же связана с религией, и здесь можно найти отсылки к символам и традициям древности. Они призваны придать историзм более поздним доктринам, а также обеспечить вес современным эзотерическим практикам и объяснить их происхождение.

Мы установили, что эзотеризм по природе своей должен содержаться в тайне: последователь не может раскрывать за пределами своего круга то, что узнает в сообществе, членом которого является. Секрет сохраняет силу, лишь оставаясь секретом.

Раскрыть тайну означает снизить ее ценность – став достоянием общественности, она перестает считаться благом избранных, и, соответственно, уменьшается авторитет того, кто эту тайну знает. К тому же, распространяя тайну, последователь теряет силу, а его связь со священной и мистической сферой ослабевает.

Магия слова

Переход от устной передачи знаний к письменной ознаменовал одну из важнейших культурных революций для человечества. Генеалогическое древо письменности отражает развитие цивилизаций и уровень, которого они достигли, превратив устную речь в символы.

Обратим внимание на важный момент: язык и речь в религиозном, эзотерическом и магическом выражениях часто имеют формальную характеристику и семантику, которые призваны присвоить им яркую символическую значимость. Рассмотрим наиболее наглядные примеры.

I. Языки пророчества, ясновидения, мистики.

II. Язык инициации.

III. Язык литургии.

IV. Табуированные языки.

V. Интегрированные языки.

I. Язык (иначе передаваемый в письменной речи) отражает голос некой целостной группы (духи, божества, предки), которую видят лишь отдельно взятые люди (пророки, шаманы, мистики и т. д.), используя для общения способы, непонятные другим.

II. С помощью языка можно договориться о такой форме коммуникации, что станет частью практики инициации и будет ясна тому, кто приобретает новый статус.

III. В случае эзотерики литургические смыслы и послания могут смешиваться с языковыми средствами. В этой сфере используются так называемые тайные искусственные языки, созданные мистиками под действием особой идеологии (считается, что язык имеет божественное происхождение) и экстатического опыта (лингвистические механизмы, появляющиеся при контакте с высшей силой).

IV. Язык табуируется, когда необходимо обозначить предметы, людей или ситуации словами, отличными от тех, что приняты в обычной речи. Использование табуированной лексики может, например, лежать в основе богохульства.

V. Интегрированные языки не полагаются исключительно на письменное или устное слово. Им необходимы экстралингвистические элементы (жесты, мимика, хореография и т. д.), которые дополнят или усилят его действие.

Наиболее наглядным примером служит книга по алхимии.

«Если книга – инструмент для распространения знаний, то алхимики используют ее для противоположного: дать подсказку, но обмануть; вдохновить, но сбить с толку; указать путь, но в то же время спрятать его тысячей хитростей.

Книга по алхимии парадоксальна: читатель никогда не узнает из нее чего-то, что бы он еще не знал. Абсолютно бессмысленная для непосвященного, книга будет полезной тому, кто знает (и понимает) не меньше ее автора. Потоки информации, которые обычно уникальны в других книгах, в алхимической лишь двигаются по кругу. В ней нет новой информации или знаний – только подтверждение того, что читатель уже сделал частью своего духа» [2].

Пятнадцатая иллюстрация к Mutus Liber. Два ангела возносят уже старого Иакова

Стоит отметить, что авторы алхимических трудов хотели сделать свои книги крайне эзотерическими в самом каноническом значении слова. В большинстве случаев они достигали этой цели, создавая тексты на основе языка, совершенно непонятного тем, кто не владеет ключом для его расшифровки. Можно ли сказать, что их сочинения остаются тайной для непосвященных? Отчасти да. Однако на самом деле даже непосвященный способен справиться со смысловой частью эзотерических текстов, если изучит значения символов в ней и найдет способ их сопоставить. Давайте потренируемся, обратившись к одному из интереснейших эзотерических трудов – Mutus Liber.

Таинственная Mutus Liber

Mutus Liber – один из наиболее выдающихся и интересных опытов в искусстве алхимии. Эта книга представляет яркое свидетельство вселенной символов, которая функционирует на базе крайне загадочной структуры. Слово здесь заменено иллюстрацией, и можно найти немало способов истолковать ее значение. В книге приведено пятнадцать изображений без каких-либо комментариев, а целый оркестр символов выстроен тщательно: смысл не должен затуманиваться, однако обязан оставаться доступным лишь тому, кто обладает необходимыми знаниями священного искусства.

Иллюстрации показывают весь алхимический процесс от начала до конца, «рассказывая» через образы об отдельных этапах, которые приведут к результату.

Текст можно найти только у первой гравюры, используемой как фронтиспис. На ней изображен сон Иакова – метафора восхождения к знаниям. Ниже приведем содержание короткого комментария:

«Немая книга, в которой вся герметическая философия излагается иероглифическими изображениями, посвящена милосердному Господу, трижды милостивому и великому, и предназначена только для сынов Искусства автором, что носит имя Альтус (лат. “высокий” – Прим. перев.)».

Вероятнее всего, под этим именем скрывался Жак Толле (1630–1696) – алхимик, которому приписывают множество превращений. Однако реальная история и легенды слишком тесно переплетаются, что весьма характерно для алхимической культуры. Mutus Liber была опубликована в 1677 году. Уже в первой иллюстрации видно, что автор намеревался скрыть под иконографической структурой целую череду значений, смешивая образы и письменный текст.

От специалистов по алхимии мы знаем, что:

«Текст первой страницы информирует нас, что герметическая философия изображается иероглифами, посвящена величайшему милосердному Богу, обращена к сыновьям Искусства, solis que, автором книги под именем Альтус. Но даже в этом тексте содержится загадка. Слово solis написано иначе, а во втором слове опущены три буквы, так что его можно читать как qurunt или querit, то есть “которые ищут”. Сыновья Искусства ищут философское Солнце, белый и розовый Сульфур» [3].

Под надписью с левой стороны автор Mutus Liber указывает три библиографических источника, однако написанных наоборот, видимо, чтобы сделать их менее очевидными. Содержание стихов полностью соответствует содержанию книги, а значит, Альтус желал представить свой труд с помощью библейских текстов.

«Да даст тебе Бог от росы небесной И от тука земли, И множество хлеба и вина» (Бт. 27:28).

«Да благословит Господь землю его Вожделенными дарами неба, росою И дарами бездны, лежащей внизу» (Вт. 33:13).

«Израиль живет безопасно, один; Око Иакова видит пред собою Землю, обильную хлебом и вином, И небеса его каплют росу» (Вт. 33:28).

Обратим внимание, что в этих стихах особенно очевидны отсылки к земле и посеву с помощью росы – символа плодородия. Небесная роса, которую Плиний Старший называл «сестрой неба, плевком звезд», – символ искупления и жизни. Он перешел из религии во вселенную Каббалы и герметизма, превратился в метафору знания, которое нисходит, чтобы утолить жажду познания адепта. Роса – это регенерация, лимфа, несущая жизнь:

«Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя – роса растений, и земля извергнет мертвецов» (Ис. 26:19).

Знание переходит к последователю Иакову, которого во сне наставляют ангелы, когда он положил голову на камень. По версии автора Mutus Liber, это философский камень, искомый алхимиками. Впервые про сон как алхимический механизм заговорил К. Г. Юнг в своей книге «Психология и алхимия». Он считал, что истоки этого искусства скрываются не в философских теориях, а в личном опыте алхимиков, которые проецируют психологические переживания на уровень символизма химического процесса.

Обратимся к ветхозаветному тексту:

«Иаков же вышел из Вирсавии и пошел в Харран,

И пришел на одно место, и остался там ночевать, потому что зашло солнце. И взял один из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте.

И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней.

Одиннадцатая иллюстрация к Mutus Liber. Два ангела возносят сосуд, внутри которого находится Меркурий

И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему;

И будет потомство твое, как песок земной; и распространишься к морю и к востоку, и к северу и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные;

И вот Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю, ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе.

Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!

И убоялся и сказал: как страшно сие место! это не иное что, как дом Божий, это врата небесные.

И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его.

И нарек имя месту тому: Вефиль, а прежнее имя того города было: Луз» (Бт. 28:10–19).

В своем сне Иаков убеждается, что «истинно Господь присутствует»; так же и адепт, расшифровавший значение Mutus Liber, узнает, что Великое делание возможно. При этом, подобно Иакову, он понимает, насколько «страшным» может быть место превращения, где низкая материя поднимается на небеса, чтобы стать светом.

С этого места иллюстрации Mutus Liber становятся более легкими для расшифровки, но только отчасти, поскольку семантическое пространство дает наблюдателю множество вариантов для интерпретации.

На второй гравюре мы видим следующее: алхимик стоит на коленях перед атанором[4] вместе с soror mystyca, «мистической сестрой», необходимой – согласно некоторым источникам – для алхимического превращения. Находясь по разные стороны печи, они молятся. Над ними два ангела держат стеклянный сосуд, в котором заключены Нептун, Солнце и Луна. Сцена освещена присутствием Бога-Солнца, который раздвигает облака. Вероятно, на этой гравюре изображено начало алхимического процесса, которое передано молитвой, идущей снизу вверх.

На третьей гравюре показаны действия, необходимые для реализации Делания. Они представлены чередой образов, выстроенных вокруг некой композиции, которая напоминает древнюю географическую карту. Сверху находится, вероятно, Юпитер верхом на орле, рассматривающий ярусы концентрических форм – иллюстрации различных слоев созданного мира.

По внешнему кругу расположены антиподы – небо и море, по вертикальной оси – земля, а в центре – аллегорическое изображение того, как алхимик и «мистическая сестра» пытаются поймать Нептуна. Все три плана связаны знаками: трезубец Нептуна пронзает центральный круг – землю; леска алхимика с земли проникает в море по направлению к символической русалке, внешне напоминающей мифическую Мелюзину.

Четвертая гравюра – инципит к Великому деланию. Адепты получают «первичную материю» из эссенции, которая спустилась с небес, – капель дождя. Тема дождя отсылает нас к символизму росы, которая, как мы уже говорили, представляет собой основополагающий элемент в нарративе Mutus Liber. Согласно некоторым источникам, для процесса превращения необходима майская роса. Другие источники утверждают, что первичная материя – это простые, привычные нам материалы, но именно их алхимик с помощью своего искусства может превратить в Камень. По бокам от полотен, оставленных под лучами солнца на произвол настроения природы, мы видим быка и овцу, смотрящих в центр. Вероятно, они представляют мужское и женское начала, противоположности, которые стремятся навстречу друг другу.

На пятой гравюре указано, что собранную первоматерию необходимо дистиллировать. Иллюстрация демонстрирует эту процедуру на трех уровнях. На первом материю помещают в перегонный куб, затем при нагревании атанора происходит процесс дистилляции. На втором дистиллят переливают в сосуд поменьше, его передают человеку с младенцем в руках (возможно, это Сатурн); на груди человека изображен месяц как напоминание о роли лунных фаз на различных этапах Великого делания. На третьем уровне дистиллят находится в печи с числом 40 – это, вероятно, обозначает, что процесс идет сорок дней, пока материя не созреет в атаноре.

На шестой гравюре процесс продолжается. Дистиллят еще раз перегоняется, чтобы в атаноре появился «огненный цветок»: это послужит подтверждением, что процесс прошел успешно. После дистиллят переливают в маленький сосуд, и алхимик предлагает его мифической фигуре (вероятнее всего, Солнцу). В завершение дистиллят снова отправляют в печь, где ему предстоит еще одно нагревание.

На седьмой гравюре полученный продукт смешивают с черным порошком и помещают в перегонный куб, а затем в атанор. Наконец, полученный продукт переливают в бутыль, на которой изображены четыре звезды. В нижней части гравюры представлен сложный процесс в трех фазах. Первая, внизу слева, показывает человека в огне, пожирающего младенца, – возможно, это Сатурн. Во второй фазе тот же человек с младенцем находятся внутри большой бадьи, а алхимик поливает их дистиллятом, полученным в процессе алхимической операции. В последней фазе мы видим младенца на руках алхимика, обнаженного, словно Сатурн, вооруженного мечом, а нагая девушка держит бутыль с четырьмя звездами, на лбу у нее изображен символ полумесяца. Согласно исследованиям, Сатурн олицетворяет свинец, превращенный с помощью крови младенца и называемый «минеральным духом металла».

ЗНАКИ, СИМВОЛЫ И ЯЗЫКИ

Знак, простой или сложный, – это выражение конкретного кода, который через символизм передает информацию тому, кто может его расшифровать. В каком-то смысле авторы эзотерических трудов преследовали платоновский принцип, согласно которому письменный текст – покушение на «ценность» знания. Соответственно, те, кто писал герметические труды, вынуждены были сделать их понятными лишь для посвященных, которые умеют читать между строк, заглядывая за очевидные смыслы слов. Р. Генон писал о знаках следующее: «Философ Беркли… был неправ, что этот язык есть лишь сумма произвольных знаков, тогда как в действительности нет ничего произвольного даже в человеческом языке, поскольку у истоков каждого значения лежит соответствие или гармония между знаком и обозначаемой вещью. <…> Но если Глагол есть Мысль с внутренней стороны и Слово с внешней, и если мироздание – это порождение Божественного Слова, произнесенного в начале времен, то и вся природа может считаться символом сверх природной реальности. Все сущее, каково бы ни было его обличье, принцип своего бытия имеет в Божественном Интеллекте, а потому, на свой лад и соответственно способу своего существования, транслирует или выражает этот принцип. И так, от одного образа к другому, все сущее сплетается между собой; ищет взаимодействия, стремясь к универсальной и полной гармонии, которая есть как бы отражение самого Единства»[5].

Проще говоря, символ, какой бы ни была его форма: знак, жест, предмет, животное, человек, звук, – часто наводит на идеи, отличные от тех, что предполагает его внешняя форма. В целом означаемое (конкретная часть) связано с означающим (абстрактная часть) лишь конвенционально. Этот факт делает коммуникацию непонятной для того, кто не знает означаемого, которое приписано данному означающему.

В свете присущей ему проблематики символ не так легко расшифровать без герменевтических подсказок и тщательной оценки его культурного контекста, особенно когда к пониманию символа нельзя применить аналитический, рациональный и позитивистский подходы, как в случае с языком эзотерики.

К. Г. Юнг считал, что человек приступает к расшифровке символа следующими способами:

«1. Сравнение по аналогии: подобно солнцу и огню.

На восьмой гравюре ангелы несут стеклянный сосуд, в котором находится Меркурий, стоящий ногами на Солнце и Луне. Внизу алхимик и «мистическая сестра» молятся перед атанором: в нем уже установлен перегонный куб, готовый принять ртуть[6] и дистиллят, полученный к этому моменту.

2. Каузальное сравнение:

а) объектное сравнение. Либидо обозначается через свой предмет, например: благодатное солнце;

б) субъектное сравнение. Либидо обозначается через место своего происхождения или по аналогии с ним, например: фаллос или его аналог – змея.

При этих трех основных формах сравнения действует еще четвертая, а именно – функциональное сравнение, причем tertium comparationis (третий член сравнения) есть именно деятельность; например, либидо оплодотворяет, как бык, оно опасно – в силу своей яростной страсти, – как лев или дикий вепрь, и похотливо, как осел, и так далее»[7].

В целом речь идет о том, чтобы понять, использует ли эзотерика серию языков или сама по себе является языком. Вопрос этот сложнее, чем кажется на первый взгляд. Система коммуникации, принятая в эзотерике, включает в себя опыт, практики и теории, разделяющиеся на бесконечное множество лингвистических инструментов, которые невозможно поместить в определенные модели. В сущности, эзотерический опыт и язык представляют собой сложную структуру, которая не поддается систематизации и научному анализу. В этом культовом комплексе проблематик знаки играли и продолжают играть основополагающую роль. В лаконичных графических, оральных и жестовых элементах они передают весь массив древних знаний. Это наследие хранит форму «другой» культуры, сотканной из тысячи знаний, тайн и, естественно, знаков.

Иллюстрация из «Алхимического служебника» (“The Ordinal of Alchemy”) Томаса Нортона. Конец XV века

На девятой гравюре солнечные лучи падают на дистиллят, разлитый по шести сосудам, представляющим собой место, где созревает материя. По обеим сторонам от сосудов находятся бык и овца, о символическом значении которых мы говорили ранее. В нижней части гравюры прокаленная под солнечными лучами материя помещается в стеклянный сосуд. Меркурий принимает сосуд из рук «сестры» алхимика.

Десятая гравюра лаконично, но понятно показывает, как два вещества, аллегорически изображенных в виде звезды и цветка, помещают в Философское Яйцо. Алхимик, предварительно разведя огонь в атаноре, нагревает содержимое. Внизу, сбоку от печи, Солнце и Луна держатся за руки, символизируя соединение Философской Ртути и Философской Серы.

Гравюры одиннадцатая, двенадцатая и тринадцатая повторяют представленное соответственно в восьмой, девятой и десятой гравюрах. Алхимики считали необходимым повторять операции, первостепенные для того, чтобы Великое делание осуществилось. Здесь следует сравнить две иллюстрации и отметить интересный факт. На десятой и тринадцатой гравюрах внизу изображены Солнце и Луна, которые держатся за руки, подтверждая соединение Меркурия и Серы. На десятой гравюре у ног фигур указано число 10, а вот на тринадцатой числа оказываются гораздо больше. Это означает, что возможности Философского Камня привели к росту, улучшению Материи.

Десятая гравюра из книги Mutus Liber: алхимик соединяет две субстанции в Философском Яйце, разжигает огонь и нагревает содержимое. Внизу, сбоку от печи, находятся Солнце и Луна

На четырнадцатой гравюре вверху расположено несколько печей, содержимое которых было взвешено и обработано алхимиками; также видны инструменты, необходимые для операций. Примечательно, что алхимик и «сестра» указывают на необходимость соблюдать молчание – первый урок, который преподают алхимикам.

Пятнадцатая гравюра повторяет некоторые элементы первой, но Иакова, уже пожилого, возносят наверх два ангела; он коронован за осуществление Великого делания. В окружении огромного количества растительных символов он протягивает веревку алхимику и «мистической сестре». Алхимик восклицает: “Occultatus abis!” – обещая сохранить переданный секрет. Внизу все так же присутствуют Солнце и Луна, уже не используемая лестница и материальное тело (сырье) – ненужное, поскольку трансмутация привела к созданию нового существа.

Когда человек, мало знакомый с рисунками алхимической культуры, смотрит на сложные произведения, подобные Mutus Liber, он прежде всего стремится сформулировать когнитивную гипотезу, что позволила бы ему ясно видеть культурный путь, разработанный автором:

«Когда выделены основные характеристики: структурные, исторические, иконографические и иконологические, – а также символические значения и глубинные смыслы, выражаемые через форму, на первый план выходят открытые компоненты произведения. Они позволяют увидеть межкультурные и межтекстовые отсылки, которые в разных интерпретациях могут предоставить сеть отсылок внутренних, внешних и смежных с произведением и его главной темой. Это позволяет понять вариации аллегорической традиции в рамках определенного исторического процесса, свидетелем которого является эволюция темы» [4].

Адам и Ева совершают первородный грех. Андреа Мантеньи. Деталь картины «Мадонна Победы». 1496. Франция, Париж, Лувр

В любом случае необходимо помнить, что равновесие, понимаемое исключительно методологически, – это первое значение, которое наблюдатель принимает во внимание; фактически при изучении культурного комплекса необходимо представить его стабильным и последовательным.

Сегодня это довольно сложная задача по двум причинам:

◆ мы не знаем точное значение того, что наблюдаем в культурном и историческом контексте;

◆ изобилие современных образов затрудняет объективное толкование образов прошлого.

Физиологический факт видения может превалировать над культурным фактом наблюдения, ограничивая наш подход к знанию и оставляя нас барахтаться в водовороте поверхностного понимания. Более или менее неосознанная когнитивная догадка дает ощущение, что мы узнали что-то, лишь наблюдая за тем, как проявляется знание, отчуждая все прочие подходы и глубокую проработку, поскольку они слишком «разрозненны» и не могут сразу и полностью вместить все, как требует современный образ жизни. Однако, остановившись только на изображении, мы должны хорошо поразмыслить, как можно использовать его для познания и развития. Трудно узнать, что именно оставляет наблюдателю (или просто «зрителю») произведение, подобное Mutus Liber; в его разуме сохраняются лишь некоторые фрагменты, однако основное направление ускользает, избегая любых предвзятостей. Вне всякого сомнения, однако, изображения алхимии также служат своеобразными «хранилищами». Элиас Канетти писал о них следующее:

«Картины подобны сетям рыбака, а изображенное на них есть твой постоянный улов. Что-то со временем стирается, что-то покрывается патиной, но ты не оставляешь надежды, ты повсюду носишь с собой эти сети, забрасываешь их снова и снова, и с каждым разом улов становится все богаче. Но очень важно, чтобы эти картины сохранялись где-то за пределами человеческого сознания, ведь внутри его даже они становятся изменчивыми. Должно быть такое место, где они оставались бы в первозданном виде, где каждый, в ком зародились сомнения, мог бы найти их. Почувствовав шаткость своего опыта, человек может обратиться за поддержкой к картинам. И он утвердится в своем опыте, увидев его перед собой. И тогда рассеются его сомнения в познании действительности, в том, что это его собственное знание, несмотря на то что это лишь образ на картине. Может показаться, что это знание существует независимо от него, но это впечатление обманчиво, картине просто необходим опыт человека для того, чтобы ожить. Картины потому и остаются в забвении на протяжении целых поколений, что нет никого, чей опыт способен был бы пробудить их к жизни»[8].

Джованни Антонио Пеллегрини. Салмакида и Гермафродит. 1708. Италия, Венеция, частная коллекция

Некоторые изображения будут вести себя как живая магма, спящая в лабиринте иконического мира, всегда готовая перевоплотиться, давая выход эмоциям. Образ действительно нуждается в человеческом опыте, чтобы пробудиться и начать игру вызова и ассоциации, однако игра эта возникает исключительно из практики наблюдения. С другой стороны, сейчас, пытаясь точнее определить теоретическое и концептуальное отношение между содержанием и образом, мы теряем из виду субъект, непосредственно вызвавший столь резкое разделение между описываемой и наблюдаемой реальностями. Фактически опыт – дестабилизирующее явление, которое сопротивляется форме, особенно когда ее наблюдают. Мы должны понять, что объект и субъект алхимии прежде всего представляют собой часть того случая, из которого рождается само искусство. Процесс – формирующее начало, конструктивное, отражающее, гораздо более важное, чем результат. Можно думать, что визуальный опыт позволяет точно определить смысл, способствует пониманию и осознанию произведения искусства. Однако подобный опыт достижим только благодаря практике и скромности тех, кто знает, что каждый образ может хранить в себе более широкие и сложные значения, невидимые на первый взгляд.

Потерянное знание

«Если бы мы могли восстановить тысячи утраченных книг из разрушенных древних библиотек, нам пришлось бы переписать треть истории человечества».

Меткое наблюдение Паоло Кортези (1465–1510) из книги «Тайные манускрипты» (Manoscritti segreti) позволяет нам подумать о том, что знание, уничтоженное с гибелью великих библиотек прошлого, касалось не только научных, философских и литературных фактов, но и многих «истин», происходящих из эзотерического, алхимического и магического мира. Потеря эта была невосполнима: в библиотеках Мемфиса, Александрии, Пергама, Кесарии, Константинополя, Кордовы хранились сочинения из разных уголков света. Достаточно вспомнить о грандиозной Александрийской библиотеке, которая в середине I века до н. э. содержала целых 700 000 томов. К сожалению, в 47 году до н. э. пожар с кораблей Цезаря перекинулся на библиотеку, и огонь продолжал гореть десять дней! Чудом сохранившаяся часть великого наследия была окончательно уничтожена в 641 году, когда после завоевания Александрии калиф Омар сжег оставшиеся тома, ведь «в Коране есть все истинное, что нужно верующему для спасения».

Восток тоже не избежал массового уничтожения книг: в 213 году до н. э. китайский император Цинь Шихуан сжег все труды, находившиеся в его владениях.

Прочие библиотеки тихо исчезли, были скрыты или разорены, поскольку считались «неудобными»: так случилось с богатой коллекцией эзотерических рукописей и книг, которые император Рудольф II (1552–1612) хранил в своем замке в Праге.

Отголоском этой традиции стал роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», события которого разворачиваются в обществе будущего, где читать книги и хранить их считается преступлением. Подпольная группа скрывается в уединенном месте; каждый из ее участников запоминает наизусть одно или несколько классических произведений, и таким образом они сохраняют литературное наследие для человечества.

Человек как микрокосм. Средневековая миниатюра

Может ли природа быть эзотерической? Да, если прислушаться к философам. Однако у ученых, придерживающихся жесткого позитивизма, мнение противоположное. Они рассматривают природу как вселенную без секретов, исследованную во всех закоулках, даже самых темных. Это онтологическое столкновение двух позиций кажется непримиримым, а сторонникам той или иной интерпретации как будто не суждено найти точки соприкосновения.

Чтобы понять, насколько весома природа в эзотерике, достаточно отметить ее символическое значение в религиях. Начиная с доисторического периода, некоторые природные явления: солнечный свет и жар, смена времен года, молнии, иные особенности окружающего мира, порождавшие неосознанные образы, такие как пещера, гора, вода, – считались частью божественного языка, а соответственно, имели неземной смысл.

Эзотерики, постигая религиозные символы и вычленяя связи между микро- и макрокосмом (то есть между человеком и вселенной), подчеркивали, что природа обладает своим тайным языком, откуда берут начало не только мифологии и верования, но и вся человеческая культура в целом. Отсюда возникает двойное прочтение некоторых явлений. Например, гора, источник или лес не только способны очаровать наблюдателя, но и скрывают в себе более глубокое значение, отсылающее к общему языку тех, кто главным инструментом коммуникации выбрал символы.

«Тайны» природных стихий

Латинским словом elementa[9] обозначено начало Бытия и Жизни: базовые ценности в основе мироздания.

Вода, воздух, земля и огонь не только соответствуют осязаемым проявлениям, эмпирически ощутимым в реальности, но и наполнены символическими значениями, которые призваны поддержать священный язык.

Люди разных культур склонны приписывать стихиям особенное значение – так отображаются отношения между физикой и метафизикой, человеческим и сверхчеловеческим. Распространенная сакрализация природных стихий, существовавшая еще в далеком прошлом, позволила Фалесу утверждать: «Все полно богов».

Наше путешествие по миру эзотерических символов в природе мы начнем с воды. С древних времен источники, как и многие другие явления, наделялись сакральностью. Вода – поистине стихия ритуалов: она представлена практически во всех религиях, и там ей отводится четкая роль и созидающего, и разрушительного начала. Во всех вариантах это иерофания[10] с присущей ей способностью возрождать, приносить очищение – даже путем избавления от всего живого (символично, что Всемирный потоп присутствует в разных религиозных традициях).

Во многих культурах жизнь зарождается в воде, например в ведической традиции вода определяется как материнское начало, в котором появляется каждое создание. В религиях прошлого вода часто становилась одним из важнейших ритуальных элементов: ее мощь, способная очищать и возрождать, отмечается в различных культах по всему миру.

Вода – начало всякой формы жизни, это дар небес, что особенно ярко проявляется в иудейско-христианской традиции: в начале «и Дух Божий носился над водою» (Бт. 1:2).

Священная незыблемость, источаемая водой, очень заметна в контексте христианства, однако подобные коннотации встречаются и в символическом языке других религий. Сверхъестественное, как считалось, находится вне человеческого понимания, и подобное убеждение привело к тому, что воду провозгласили божественной стихией. В ней заключена очистительная энергия, ставшая панацеей, чудотворное средство для врачевания тела и души.

В результате можно выделить два уровня символизма воды: один – очищающий, исполняющий в основном ритуально-магическую функцию; второй – чудотворный, который имеет более ясные функции, ограниченные физическими потребностями.

В последнем случае сразу же появляется следующее прочтение – совершенно мирское, не связанное с божественным, обладающее почти магической важностью, которая удовлетворяет чисто практический интерес. Это так называемый «источник жизни» или «молодости», где вода – лишь способ вернуть утраченную физическую силу.

С символической точки зрения воздух ассоциируется со вздохом, то есть с дыханием, дающим жизнь всему сущему. Он представляет собой тонкий мир, находящийся между небом и землей. В китайской традиции воздух – это ци, вздох, главное, что необходимо для жизни. Воздух – космическое дыхание – в человеческом мире приобретает форму слова.

Во многих религиях воздух считается основой всего живого. Например, в Книге Бытия говорится, что руах, Дух Божий, есть дыхание, что выходит из ноздрей Яхве, который «носился над водою». Это же дыхание входит в ноздри первого человека и дарует ему жизнь.

В Индии вайю – это дыхание, связывающее все существа во всех мирах; человек состоит из пяти вздохов, дающих ему жизненные силы. В Китае есть несколько вариантов с различным количеством вздохов, которые объединились, чтобы оживить духа вселенной. В кельтской мифологии также признают важность стихии воздуха, особенно в том, что касается дыхания друидов: например, Мог Рут, великий друид, упомянутый в легенде «Осада Друйм Дамгайре», с помощью дыхания сбежал от воинов, собиравшихся его убить. Подув на них, друид заставил каждого превратиться в него самого. Воины думали, что перед ними враг, и убивали друг друга, и так друиду удалось спастись. Аналогичным образом Мог Рут применил свою силу и превратил врагов в камни. В Ирландии мифическое племя Туата Де Дананн, по преданию, отвело корабли Сыновей Миля – гойделов, которые пытались высадиться на берег, – с помощью магического ветра.

Земля – тело Великой Матери. Все живое от нее рождается и к ней возвращается. В индуизме пракрити – это базовая субстанция, только что отделенная от воды.

По своей природе земля плодородна. Сама по себе она создает минералы, металлы и ключевую воду. Если же на ней трудится человек, она, словно девственница, раскрывается под плугом и тяжелеет семенами, которые в свою очередь поддерживают жизнь различных созданий. Во многих цивилизациях земля тесно связана с материнской утробой. Иов говорит: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь» (Ив. 1:21). Эта концепция нашла отражение и в греческой культуре, например у Эсхила: «…Земля, что все родит и вечно зачинает вновь»[11]. Гея, богиня Земли, сначала дала жизнь богам, затем – людям, после – животным и растениям.

Изображение Земли и Небес в религиозной традиции Древнего Египта. Репродукция барельефа из храма в Дендере

В некоторых африканских племенах женщины, узнав о своей беременности, едят землю, а также занимаются посевом, чтобы урожай был богатым. Друиды использовали землю при клятвах: так она становилась гарантом людских намерений. В сложные взаимоотношения между человеком и землей вмешивается еще и камень – материя, в которой, несомненно, есть аура сакральности. Он глубоко проник в эзотерическую традицию. Любая религия всегда нуждалась в «вечном» камне, который мог засвидетельствовать бессмертие первозданной материи. Камень – символическое выражение между земным и небесным. В таком понимании он превращается в омфал – ключевую точку для общения человека и бога, лучшее место для молитвы и обращения к высшим силам. Есть множество тому примеров в различных религиях, приведем лишь самый яркий из них: символический сон Иакова, в котором камень оказался необходимым компонентом для божественного послания в форме вещего сна (Бт. 28:11–13).

Огонь стал частью человеческой культуры примерно 400 000 лет назад, когда люди, научившись использовать и контролировать его, отвели огню сакральную роль.

Умение контролировать огонь – способность, исключительная для человека и определившая качественный скачок в его развитии: она приблизила человека к ступени Homo sapiens и отдалила от предков, передвигавшихся на четырех лапах. Благодаря этому скачку произошло разветвление, пока не объясненное, но неопровержимое, в механизме эволюции.

Огонь позволил первым художникам времен палеолита посвятить себя созданию шедевров, которые археологи сегодня называют «доисторическими Сикстинскими капеллами». В этих рисунках отражены мифы, ежедневные занятия и, вероятно, «священные» аспекты, которые характеризуют Homo sapiens и Homo sapiens sapiens.

Кузнец – «повелитель» стихии

Ученые, изучая очаги, восстанавливают аспекты жизни доисторического человека, узнают о его повседневности: организации быта, питании, изготовлении посуды и многом другом.

Огонь стал главным героем еще одной великой культурной революции: он позволил придавать форму глиняным изделиям, укреплять их с помощью обжига. Огонь повлиял и на работу с металлом, превратив его в орудия сельского хозяйства, оружие и предметы культа. Благодаря огню кузнецы постепенно приобретали все более высокое – порой даже сакральное – положение в общине. Например, в западноафриканском племени фан его глава выступал одновременно жрецом и кузнецом – по их представлениям, это ремесло священно, и только предводитель может его выполнять. В странах Северной Африки старух и кузнецов объединяет право говорить от имени своего племени и заниматься магией, а также выполнять небольшие ритуалы.

Обладание огнем в различных мифологиях и религиях всегда ассоциировалось с божественным даром, тайным наследием, предназначенным лишь для тех, кто обитает на небесах. Если это благо оказывалось у человека, то лишь потому, что так было суждено, оно выступало наградой или его похитили у богов.

В этом ключе показательной является легенда о Прометее. Он известен тем, что украл огонь у Зевса. Однако ab origine, изначально, он был осужден за неповиновение. Прометей умел создавать весьма искусные статуи. Он возжелал превзойти богов: взяв глину, намеревался сотворить жизнь, что было дозволено исключительно Зевсу. Для оживления материи требовалась искра огня (согласно верованиям древних греков, человека создали из земли и огня). Тогда Прометей украл огонь у Зевса.

Отец всех богов, разъяренный подобным оскорблением, приказал Гефесту, богу-кузнецу, выковать цепь, которую невозможно разорвать. Этой цепью Прометея приковали к одной из вершин Кавказских гор. Хищная птица (орел или стервятник в разных версиях) клевала его печень, которая затем заживала, а после все повторялось. Огонь вернули на Олимп, но, как мы знаем, люди тем или иным образом все же сумели им завладеть… Эзотерическая грань огня находит выражение в фигуре кузнеца или шамана: «“Хозяева огня” – литейщики и кузнецы были ими, так же как и алхимики, – все они, помогая работе Природы, ускоряли временной ритм и тем самым подменяли собою Время»[12].

Таким образом, круг замкнулся. Древние представления о кузнеце-шамане переплетаются с более поздним преданием об алхимике. Переход от мифологического мироздания к аду происходил под давлением христианства, которое, разглядев в языческой кузнице архетип преисподней, переплавило там образы и модели апокрифической и апокалиптической традиций.

Однако негативная аура преследовала кузнецов с античных времен. В Книге Бытия Тувалкаин – мастер своего дела, «который был ковачом всех орудий из меди и железа», потомок Каина (Бт. 4:22). А значит, он принадлежал к проклятому роду и был слугой зла. Дж. Л. Беккариа отмечает, что имя Каин «в семитских языках означает “кузнец”» [5].

В Новом Завете Святой Павел говорит о некоем меднике по имени Александр, которого апостол «предал сатане» (1Тим. 1:20; 2Тим. 4:14). Вероятно, сочетание профессии грешника и его связи с сатаной было случайным, но сыграло на руку традиции, распространенной в разных географических областях.

В западной христианской культуре подозрительное отношение, недоверие к кузнецам и даже страх перед ними возникли в результате повсеместного ужаса перед дьяволом, что в свою очередь было последствием борьбы против любого пережитка язычества. Итак, кузнецы:

«Считались ремесленниками-колдунами, отшельниками, живущими на окраине леса или на угольных судах, обладавшими ужасными тайными силами железа и огня. Они находились в постоянном контакте с лоном матери-земли и, выковывая оружие – инструменты смерти, – бормотали древние заклятья. Однако не все были отшельниками: не случайно их ремесло и даже их внешний вид: сажа на лице, грубые одежды, – в европейском фольклоре унаследовали гномы и черти» [6].

У кузнецов существовало тайное сообщество с четкими ритуалами посвящения, где обучали секретам искусства кузницы (это место быстро стало символом алхимической лаборатории), которые нельзя было раскрывать.

Астральная печь. Иллюстрация из книги «Истинный методический курс по физике веществ, обычно называемой химией» Ганнибала Барле. 1657

В кузнице, каковую присутствие огня делало священным местом, происходила трансформация материи, принимавшей точные формы. Она обладала магической атрибутикой, а мастер «преображения» считался божеством или полубогом. Кузнецы перестали играть сакральную роль из-за технической революции:

«Религиозные представления и технические возможности изначально шли рука об руку. Хотя развитие технологий приводит к отдалению от религиозного мира и к обособлению, нарушая ту самую первоначальную связь, и приводит в итоге к его десакрализации» [7].

В Европе железо начали использовать около VII века до н. э. Народы, осевшие в местностях, богатых этим минералом, получили возможность развивать металлургию и копить знания, которые давали им преимущества в ратном деле.

У кельтов, чье искусство в обращении с железом было хорошо изучено в ходе археологических исследований, кузнецы пользовались большим почетом: только свободный мужчина мог заниматься этим ремеслом. Когда кузнец умирал, его инструменты хоронили вместе с ним, подобно тому как было принято поступать с оружием воина. Кузнец обучался у друидов и держал в строжайшей тайне секреты своего искусства. Сакральность, окружавшая работы по металлу, частично перешла на меч: в нем древние знания кузнецов приобретали форму и действенность, а в некоторых случаях считалось, что это оружие обладает магическими свойствами. Мифология богата священными мечами, которые ковались богами, гномами или демонами. Все они предназначались для героев, бывших живым воплощением надежд воинственных народов, что знали: меч – божественная иерофания.

Древняя первозданная сила заключалась между клинком и эфесом, образующими крест, и таким образом приобретала вид сакрального механизма. Эфес с мощами святых внутри стал новым imprimatur, разрешением, для христианского героя – воина и мученика, защищающего Слово Божье оружием божественного происхождения.

Кузница превращается в преисподнюю, меч передают архангелам, а созидающий огонь становится символом наказания. Отголоски работы древних кузнецов затихают, а дикие хранители секретов Гефеста и Вулкана низвергнуты ближе к чреву земли, к огню и саже, «на порог преисподней».

Символика пещеры

Неизменно находясь между легендой и историей, наукой и мистикой, пещера хранит ауру священного страха наших предков. Начало ему было положено, вероятно, когда человек впервые нашел пристанище под каменной толщей. Это темный мир – непознанный, населенный страшными неизвестными существами. Подобно прочим явлениям на поверхности, пещера меняла свое назначение в зависимости от этапов развития человечества.

Люди наделяли пещеру то божественным, то демоническим значением. Это пространство стало путем для перехода с уровня на уровень, из мира в мир. Божества, чудовища, демоны и прочие существа, которых антропоцентрическое сознание считает аномальными, дикарь, ведьма, чародейка, гигант, орк, а также аскет, святой, отшельник – все они находили пристанище в пещере. Человек превратил ее, столь богатую сверхъестественным, в своего рода святилище, место для проведения обрядов.

Когда охотники времен палеолита покрывали стены пещеры сценами охоты, навсегда оставшимися в истории западного искусства, то, по сути, начали процесс ее превращения в обиталище религиозного культа. Этот процесс не остановился, а, наоборот, прочно укоренился в религиозных архетипах нашей культуры. Ощущение сакральности до сих пор достигает своей высшей точки в гротах, где происходили видения, чудеса и другие паранормальные события, связанные с отношениями человек – бог. Пещеры издревле были пространством, посвященным божественному. У человека не возникало сомнений в том, что в подобном антураже из камня обитают сверхъестественные существа.

В эзотерике грот и материнское чрево взаимосвязаны. Это выражается в ритуальном механизме религии, порождая иные проявления в культуре, от настоящего культа до суеверий. Подземелье со всей совокупностью женских знаков предлагает мужчине – прежде всего на психологическом уровне – возможность вернуться к первозданной чистоте. Гроты Митры и Кибелы, катакомбы, пещерные храмы – символы возрождения и обращения к духам, которые человек и божество считают необходимым элементом любой религии, где напряжение между жизнью и смертью становится движущей энергией каждого ритуала.

Связь с темой доступа в пещеру, то есть опытом, ведущим к знанию, нашла особое мистическое выражение в христианстве, а именно в словах Иоанна Богослова, изложенных в «Апокалипсисе». По сей день на острове Патмос существует так называемая пещера Апокалипсиса, в которой на Иоанна снизошло откровение.

В еврейской культуре пещера обладает положительной аурой – это место для очищения духа и тела. Например, в Книге Бытия описывается пещера Патриархов – рай на земле, где хранится первозданное благо. Однако именно рождение Христа в Вифлееме дало возможность христианству выразить весь потенциал позитивных коннотаций, связанных с гротом. Таким образом здесь четко показан механизм символа, который тысячелетиями ассоциировался с местом, находящимся между священным и мирским, земным и божественным.

Гора: архетип восхождения

Физические характеристики, мифы и религиозные традиции превратили гору в одно из священных мест во многих культурах, весьма далеких друг от друга. Подъем на гору всегда полнился мистико-эзотерическими аспектами, скрытых в самом пути наверх и передаваемых с помощью элементов мифологии. На заре времен человек уже чувствовал сакральность, исходящую от гор, – недаром он поселил там своих богов и духов задолго до того, как они обрели явную антропологическую форму.

Постепенно гора превратилась в некую промежуточную территорию, своего рода преграду между миром людей и владениями богов и существ, стоящих выше простых смертных. Подъем виделся как вертикальный лабиринт, который необходимо преодолеть на пути к чему-то высшему. Таким образом, здесь возникает тема стремления ввысь, нашедшая отражение в религиозной архитектуре. От менгиров до пирамид, от зиккурата до ступы, до колоколен на наших церквях – во всех этих строениях очевидно желание человека установить связь между землей и небом. Это подтверждается и иконописной традицией, которая не допускает ни одной уступки в плане символизма, наоборот, сохраняет неизменной свою глубину с незапамятных времен. Мы можем констатировать, что архетип восхождения проявляется уже в доисторических религиях, а впоследствии закрепляется в культуре, обретая значения на стыке религии и суеверий, легенд и истории.

Археологические свидетельства, относящиеся к периоду, когда куски последних ледников начали уменьшаться и освобождать новые пространства ближе к вершинам гор, подтверждают, что человеку эпохи неолита, а особенно людям железного века, необходимо было прославлять богов, обитающих в недоступных для смертного частях гор. Когда человек только вырабатывал собственный язык культуры, на котором он пытался общаться с божествами, полновластными хозяевами природы и ее сил, многие наскальные изображения и другие источники (окаменелости, следы культа и прочее) запечатлевали свидетельства того, что люди часто поднимались на горные склоны. Все цивилизации обожествляли одну или несколько гор, отождествляя их с наиболее значимым богом местной религии. Ярким примером служат Албанские горы, на одной из вершин которых находился храм Юпитеру, знаменитые греческие Олимп и Парнас, а также Геликон – пристанище муз. Горные хребты классического периода хорошо известны и подробно описаны в мифологии. Именно они послужили моделью, которую переняли многие последующие культуры.

Горы важны и в восточных религиях, например, было установлено, что гора Меру, в ведическо-брахманской традиции место обитания богов, – это Кайлас в Тибетском нагорье. В Китае, согласно преданию, с горы Куньлунь сошел первый император.

Основная тема в мифологии, касающаяся гор, – подъем, трудное путешествие к вершине. Восхождение превратилось в необходимое испытание, чтобы получить сверхъестественные способности, найти утерянные сокровища или заполучить что-то, недоступное обычному человеку. В горах «награды» ожидают тех, кто нашел в себе силы преодолеть испытания (силы могут быть природного происхождения или помощью богов либо других существ, обладающих магией) и попал таким образом в мир бессмертных. Однако между ним и миром людей существуют препятствия (геоморфология окружающей среды в вербальной традиции) либо преграждающие путь мифические создания. Гора служит своего рода фильтром – это пространство, подчиняющее непреложным правилам тех, кто действительно намерен подняться на вершину.

Гора, по сути, – иной мир, неизведанная вселенная, где пространство и время искажаются, а реальность и воображаемое почти неотличимы друг от друга.

Пирамида Солнца в Теотиуакане, Мексика. Вид с пирамиды Луны

Дерево: союз земли и неба

Рассмотрим еще один элемент природы, который обладает символическим значением в эзотерике, – дерево.

Во всех культурах человек чувствовал энергию, источаемую деревьями, получая от них знания, которые со временем перешли в религии и мифологии. Трудно сказать, что люди начали делать раньше: практически использовать дерево (как строительный материал, источник пищи и лекарств) или символически почитать его как находящееся в центре вселенной божество. В любом случае оба подхода со временем смешались и переплелись в единое целое, в котором практическое и ритуальное неразрывны.

Дерево – это «место», где подземный мир соединяется с небесным, непрерывно давая жизнь космическому континууму. Корни (подземная вселенная), ствол (поверхность земли) и ветви (небо) делают дерево axis mundi, осью мира. Элемент этот был настолько важен в традициях многих стран, что из мифологии и религии он постепенно перешел и в фольклор. Дуб в Галлии, липа в Германии, ясень в Скандинавии, оливковое дерево в исламе, береза и лиственница у сибирских народов – это лишь несколько центральных образов, вокруг которых выстроена религиозная традиция культур, видящих в дереве символ жизни, а также прямую связь между миром людей и миром богов. Дерево жизни из Ветхого Завета (Бт. 2:9), чудесное древо Цзяньму в китайской мифологии и мировой ясень Иггдрасиль в германской завоевали культуры и географии, далекие от исходных, и приняли символические смыслы, на которые мы ссылаемся, часто даже не замечая этого.

Эрнест Борд. Диоскорид описывает мандрагору. 1909

МАНДРАГОРА

Безусловно, мандрагора – одно из самых известных магических растений. Некоторые считают ее мифом, однако она существует в действительности, происходит из семейства пасленовых, изучается и применяется с древних времен.

Одно из первых упоминаний мандрагоры встречается в Библии:

«Рувим пошел во время жатвы пшеницы, и нашел мандрагоровые яблоки в поле, и принес их Лии, матери своей. И Рахиль сказала Лии [сестре своей]: дай мне мандрагоров сына твоего.

Но [Лия] сказала ей: неужели мало тебе завладеть мужем моим, что ты домогаешься и мандрагоров сына моего? Рахиль сказала: так пусть он ляжет с тобою эту ночь, за мандрагоры сына твоего.

Иаков пришел с поля вечером, и Лия вышла ему навстречу и сказала: войди ко мне, ибо я купила тебя за мандрагоры сына моего. И лег он с нею в ту ночь.

И услышал Бог Лию, и она зачала и родила Иакову пятого сына» (Бт. 30:14–17).

На иврите слово, которым называют мандрагору, сходно с существительным «любовь», еще и поэтому ее считают афродизиаком. Для римлян это было священное растение богов загробного мира, в частности Гекаты, которой завидовали и всячески препятствовали. Необходимо было затыкать уши воском, потому что, когда мандрагору вытаскиваешь из земли, она издает ужасный крик, способный убить любого, кто его услышит. Растение вынимали постепенно, с помощью петли и веревки. Другой конец веревки был у голодной собаки: ей бросали мясо, чтобы она побежала за ним и потянула эту веревку, вырывая мандрагору. Та кричала, и пес тут же падал замертво.

По легенде, мандрагора появлялась из спермы повешенного. Считалось, что такое редкое растение защищает и приносит удачу. Как и другие «ведьминские» растения, она галлюциногенная, а в больших дозах очень опасна для жизни.

Сад Гесперид, дерево Бодхи, под которым на Будду снизошло просветление, ореховое дерево Беневенто[13] и многие другие деревья стали общим кодом разных культур: едва различимые знаки, петляющие следы, которые тем не менее неразрывно связывают нас с далеким прошлым, когда деревья еще «слушали».

Положительная энергия дерева кроется в его связи с жизнью, особенно с рождением: символичным в этом смысле становится «генеалогическое древо». Наша речь богата на «растительные образы», переплетенные с жизнью. Мы вспоминаем «ветви» семьи и ее «ствол» – прародителя, и даже «побег», когда говорим о детях. И возможно, вовсе не случайность, что Ромула и Рема волчица вскормила своим молоком именно под Руминальской смоковницей, название которой происходит от латинского слова «грудь, сосок».

Вероятнее всего, человек увидел в том, как дерево меняет свой облик в разные времена года, возрождение мифа о вечном возвращении. В вечнозеленых же растениях он чувствовал присутствие чего-то сверхъестественного, магического, божественного, что позволяет деревьям пережить холод и зиму.

Со временем сады стали отражением духовного мира человека. В них люди что-то искали, что-то демонстрировали, просто были или чем-то казались, прятались или ждали. Для большинства сады ассоциируются с ощущением умиротворения, спокойствия, с духовностью и личным комфортом. Это место, где уживаются разные виды растений, стихают эмоции, уходит смятение, там можно заглянуть внутрь себя, поразмышлять, помедитировать.

Однако сад – еще и символический путь, отмеченный многими аллегорическими элементами, которые мы можем найти в культурах, очень далеких друг от друга.

Например, в Эдеме – архетипическом саду, – также называемом Садом Бога, росли все возможные виды деревьев, включая Древо жизни и Древо познания добра и зла (Бт. 2:8–17). Однако в иных культурах рай представляется именно в виде сада. Часто в нем есть водоем, который, как рассказывала Шахерезада в «Тысяче и одной ночи», служит зеркалом.

Знаменитые висячие сады Семирамиды, одно из семи чудес света античного мира (и для многих лишь миф), находились в древнем городе к югу от современного Багдада; они были построены Навуходоносором II – воинственным царем, взошедшим на трон в 605 году до н. э.

Греческая мифология, а соответственно и римская, богата образами садов, в которых влюбляются, сражаются, ссорятся и мирятся бессмертные.

Мифологическая модель сада – это сад Гесперид, место, символизирующее плодородие природы. Геспериды – нимфы, дочери Геспериды и Атланта, живущие в волшебном саду, где растут деревья с золотыми яблоками. Вход в это райское место охранял «страж порога» – змей, которого убил Геракл, желавший заполучить сокровища сада.

У нас нет примера средневекового сада, общее представление мы можем получить только из литературных источников и картин.

Более классический пример – картина под названием «Маленький райский сад», написанная неизвестным немецким художником в 1410 году. На полотне мы видим сад, окруженный зубчатыми стенами. На них сидят разноцветные птицы, а вокруг растут деревья и цветы: ирисы, лилии, ландыши, розы и другие. В центре сада играет младенец Иисус, Мадонна читает, а остальные персонажи собирают фрукты, беседуют, черпают воду. В эпоху Возрождения сад становится местом восхищения природой. Сад – пространство, «прирученное» архитектурой, подогнанное под идеальные геометрические пропорции, которые выражают символическую метафизику, наполненное изображениями, статуями, барельефами, что воссоздают атмосферу Античности. Все это станет наследием, на основе которого в XVI–XVII веках появятся эзотерические horti, часто воображаемые алхимиками прежних времен.

Двойственная природа андрогина

Андрогиния – одно из свойств, вокруг которого существует огромное количество символов, нашедших отражение в литературе, от эзотерической до психоаналитической. Несомненно, андрогин находится на невидимой стороне мира. Этнические ритуалы, социальные игры, изобразительное искусство – вся иконография с его участием тревожна и странна. Однако этот архетип исторически сосуществует в человеческом бессознательном и часто встречается в живой природе. Андрогины, совмещающие мужское и женское, кажутся результатом сложных алхимических процессов. В Античности считали, что существовал третий пол. Так, Аристофан описывал гермафродита в платоновском диалоге «Пир»:

«А было этих полов три, и таковы они были потому, что мужской искони происходит от Солнца, женский – от Земли, а совмещавший оба этих – от Луны… <…>. Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов, и то, что Гомер говорит об Эфиальте и Оте, относится к ним: это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы напасть на богов»[14].

Интересно, что двойственные создания названы высокомерными, движимыми желанием «напасть на богов». Как и голем, классический гермафродит стремится низвергнуть власть своего создателя, он силен осознанием собственной силы, исходящей из двойственности его природы, которая вводит в заблуждение, позволяя видеть лишь несуществующие образы идеального.

Модель гермафродитизма отсылает нас к многим архаичным божествам: соединение двух полов в одном создании можно найти на последней ступени эволюции диад, на смену которым пришел культ бога-мужчины. Добавим, что coincidentia oppositorium, единство противоположностей, – один из самых древних способов выразить парадокс божественной реальности:

«В какой бы форме ни являло себя божество, оно есть последняя реальность, абсолютное могущество, и эта реальность, это могущество не допускают ограничения себя какими бы то ни было атрибутами (добро, зло, мужское, женское и т. д.). <…> У греков андрогиния признавалась до последних столетий Античности. <…> Божественные пары… – это чаще всего создания позднейших времен <…> В качестве необходимого логического следствия божественная андрогиния предполагает моногению, или аутогению, и множество мифов повествуют нам о том, как божество извлекло свое существование из себя самого, – простой и выразительный способ передачи идеи его самодостаточности»[15].

В иудейско-христианской традиции переход от гермафродитизма к разделению полов воплотился в фигуре Адама. Толкований было много и не все кажутся корректными сегодня. У раввинов толкование не обошло стороной андрогинию первого человека, поместив эту гипотезу рядом с ортодоксальным толкованием Книги Бытия, в котором четкое различие двух полов подтверждено свидетельствами:

«Это значит, что Адам, то есть первый, будучи сотворенным человеком, вмещал в себя мужское и женское без какого бы то ни было разделения. Также сказано, что Бог создал Адама по своему образу и подобию, таким образом, его создали мужчина и женщина» [8].

Гностическая традиция, соединившая в себе платоновский миф, герметизм и традиции мидраша, подтверждает в библейском Адаме бинарность, связанную с гермафродитизмом. Неоднозначная интерпретация формируется под влиянием двух описаний создания человека в Книге Бытия: два момента, которые многие считают противоречащими друг другу, рассказывают о разных гранях одного события.

Изображение андрогина на гравюре XVI века

Стих из первой главы переводили по-разному, что дало возможность интерпретировать его прямо противоположным образом:

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Бт. 1:27).

Однако даже строка «мужчину и женщину сотворил их» содержит допущения, которые породили роковую гипотезу об андрогинии Адама. Ее поддерживает «второе» создание, указанное далее, когда мужчина и женщина получают жизнь в разное время:

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Бт. 2:7).

«И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию.

И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку» (Бт. 2:21–22).

Читая текст, мы видим, что сначала мужчина и женщина были созданы одновременно, а позже – что сотворение женщины состоялось после сотворения мужчины. На основании этого противоречия было выдвинуто множество гипотез, в том числе:

«Возможно, Адам изначально был сотворен андрогином, и это создание было позднее разделено на мужчину и женщину. Такую точку зрения высказывали еще в вавилонской традиции» [9].

На практике «рождение» Евы было разделением первозданного тела на мужчину и женщину:

«Адам и Ева были сотворены спина к спине, соединенными в плечах; затем Бог разделил их топором, рассек надвое. Другие изображают это иначе: первый человек, Адам, был с левого бока мужчиной, а с правого – женщиной; но Бог расщепил его на две части»[16].

Традиция андрогинности является важной частью «Алфавита Бен-Сиры» (сборник пословиц XI века, приписываемый автору апокрифа «Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова»): в этом труде Адам и Лилит соединены в одном теле, согласно эзотерической интерпретации первой главы Книги Бытия.

Гностическое прочтение библейских стихов считает андрогинию Адама инструментом для поиска изначального смысла жизни:

«Тексты Талмуда, Аггада и мидраша четко выражают свою позицию на этот счет, и все обсуждения, согласно традиционному методу интерпретации священных книг, идут вокруг двух редакций: Яхвиста и Элохиста – сотворения человека, описанного в Бытии, и стиха 5 псалма 139 («Сзади и спереди Ты объемлешь меня и возлагаешь на меня руку Твою»), к толкованию которых и обращаются» [10].

Адам и Ева со Змеем. Капелла дель Сакро-Монте-ди-Варалло

Следует добавить, что извлечение ребра Адама для создания женщины часто интерпретируется как извлечение женского начала, скрытого внутри первого человека: эта тема подробна описана в раввинской литературе.

Безусловно, образ гермафродита – это загадка, что в эпоху алхимии внушала мечты о нереальном. Поэтому так много попыток найти этот образ в качестве ключа к разгадкам всех тайн: от смысла жизни первого человека до рецепта философского камня. М. Элиаде в «Очерках сравнительного религиоведения» отмечает, что не только мистикам от христианства хотелось отыскать андрогинию в священных текстах; многочисленные мифологии несут этот образ в разных трактовках: и позитивных, и отрицательных.

Парацельс и «магия» создания

Мы считаем, что наряду с темами, затронутыми в этой главе, необходимо поговорить более подробно о трудах одного из исторических персонажей, который был близок к языку алхимии как никто другой. Речь идет о философе и враче Филиппе Бомбасте фон Гогенгейме, известном как Парацельс, или, как он просил себя называть, Филиппе Ауреоле Теофрасте Парацельсе.

Он родился в Швейцарии, в Айнзильдине, 10 ноября 1493 года. Парацельс был магом и в то же время ученым-фармакологом. Он твердо верил, что сила исходит от Бога: только имитируя божественные творения, человек может приблизиться к идеалу.

Квентин Массейс. Предполагаемый портрет Парацельса. XVI век. Франция, Париж, Лувр

От божественного дыхания – вещества, из которого появилась первоматерия, состоящая из трех компонентов: сера (горючее), соль (летучее) и ртуть (огнеупорное), – человек мог черпать энергию, чтобы узнать правду и получить силы, появляющиеся в «теме» квинтэссенции и выступающие ключом к расшифровке великих секретов.

Даже в медицинских изысканиях Парацельс опирался на теологию, философию, астрономию и алхимию. Он использовал своего рода альтернативные методы, тесно связанные с герметизмом и символизмом. Естественно, все подобные исследования вызывали ненависть у научного сообщества того времени.

Парацельс умер 24 сентября 1541 года в Зальцбурге. На кладбище Святого Себастьяна на его могиле есть эпитафия, которая лишь подтверждает неординарность этого человека: «В год 1541, в 2‐й день сентября, сменил жизнь на смерть».

Тема превращений постоянно присутствовала в жизни Парацельса: говорили, что он мог оживить мертвых, вылечить любую болезнь, а также ходили слухи, что он обладал способностью менять пол живых существ.

Исследование останков Парацельса лишь подпитало различные гипотезы: проанализировав его скелет, ученые пришли к выводу, что перед ними гермафродит.

Антропологические измерения показали, что останки принадлежали мужчине в возрасте около пятидесяти лет, ростом метр шестьдесят сантиметров. Химический анализ выявил, что в костных тканях содержится достаточно большое количество ртути – важные данные, учитывая, что, будучи алхимиком, Парацельс много работал с этим металлом. Добавим, что на скелете не нашлось следов, подтверждающих версию о насильственной смерти Парацельса. Форма черепа – ярко выраженная женская, с небольшими трещинами в области глазниц и под носовой костью, лобная кость плохо развита, таз типично женский. Имеются все основания полагать, что это признаки адреногенитального синдрома, то есть гермафродитизма[17].

Жизнь Парацельса – великого мыслителя, путешественника, автора исследований, опережавших время, – окутана тайной, обросла множеством легенд, за которыми сложно найти реальные факты его биографии.

Помимо обстоятельств смерти, которая, согласно недавним исследованиям, произошла по естественным причинам и связана с непреднамеренным отравлением от использования большого количества ртути, остаются другие вопросы. Существует версия, что перед смертью Парацельс попросил своего ученика посыпать его тело после смерти каким-то таинственным порошком. Ученик в точности выполнил указания учителя, и через девять месяцев среди останков нашли эмбрион… Что правда, а что нет – еще только предстоит выяснить. И хотя заголовок одной австрийской газеты – «Парацельс был женщиной» – определенно преувеличивает, мы должны констатировать, что известные факты подпитывают магическую ауру, созданную вокруг этого человека и его жизни. Теперь дело за наукой – разгадать его последний секрет.

Тема создания жизни представляла для Парацельса большой интерес и весьма его занимала. В конечном счете он сосредоточил внимание на мифе о гомункуле, сотворенном в пробирке с помощью химико-биологического процесса, не отягощенного символическими условностями эзотерики:

«Другая, не менее важная идея состоит в том, что сосуд Гермеса (uas Hermetis), олицетворяемый ретортами и тиглями, содержал субстанцию, которая должна была трансформироваться. Несмотря на то что он являлся инструментом, он все же имел особенную связь с prima materia, так же как и с lapis, и, таким образом, не был простой механической частью аппарата. Для алхимика сосуд есть нечто чудесное: uas mirabile. Мария Пророчица говорит, что тайна сокрыта в устройстве герметического сосуда. “Unum est vas” («Сосуд только один») подчеркивается снова и снова. Сосуд должен быть совершенно круглым в подражание сферичности космоса, так, чтобы влияние звезд внесло вклад в успех операции. Это своего рода чрево или матка, из которого должен быть рожден filius philosophorum, чудесный камень. В связи с этим требуется, чтобы сосуд был не просто круглым, а яйцеобразным. Если кто-то и думает сначала о какой-либо реторте или колбе, то затем понимает, что ошибается, поскольку речь идет о мистической идее сосуда, о настоящем символе, как и все основные идеи в алхимии»[18].

Неотъемлемым элементом для создания гомункула является «сосуд», который можно символически связать с алхимическим атанором; внутри него происходят процессы по преобразованию разных субстанций, в том числе свинец превращается в золото.

Так, символ расширяет границы своего смысла, а субстанция в пробирке становится метафорой плаценты. В анатомических трактатах позднего Средневековья указывали, что мембрана – это колба, в которой зарождается жизнь. Первые теоретические работы по гомункулу приписываются Арнальдо де Вилланове (1240–1313). Однако именно Парацельс занимался этой темой и разработал научные методы создания этого таинственного существа:

Алхимик работает над созданием гомункула. Гравюра

«Никоим образом не должно нам забывать о сотворении гомункулов. Ибо существует в этом вопросе некая истина, хотя и на протяжении долгого времени содержавшаяся в самой оккультной форме и тайно, тем временем как среди прежних Философов не было в этом вопросе и малейшего сомнения касательно того, возможно ли для Природы и Искусства, чтоб человек был получен без женского тела и естественного чрева. И далее утверждаю я, что никоим образом не противоречит это Алхимическому Искусству и Природе, а наоборот, вполне возможно. Дай человеческому семени разлагаться самостоятельно в запечатанном сосуде из тыквы через высочайшее разложение venter equinus в течении сорока дней, либо же до тех пор, пока не начнет она жить, шевелиться или приходить в движение каким-либо иным образом, что легко заметно станет. То, что получится, будет в некоторой степени как человек, но при этом прозрачно и тела лишено. И если после этого ежедневно питать его и вскармливать терпеливо и осмотрительно эликсиром человеческой крови и так содержать его на протяжении сорока недель, согревая его постоянно и равномерно теплом venter equinus, то получится затем настоящее живое дитя, все члены которого такие же, как у ребенка, рожденного женщиной, только намного меньшего размера. Оно называется гомункулом; и следует его затем воспитывать с величайшим старанием и усердием, пока не вырастет оно и не начнет выказывать разумность»[19].

Далее Парацельс поясняет, что «технология» была, вероятно, известна еще в Античности, а «продукты» алхимических творений были искажены мифическими интерпретациями и доверены лишь памяти:

«Что бы ни было (техника создания гомункула. – Прим. авт.) скрыто от людей, лесные духи, нимфы и гиганты издревле обладали этими знаниями. Гиганты, гномы и другие подобные существа являются инструментами для воплощения великих замыслов Божьих, посему они одерживали славные победы над своими врагами, они знают секреты и тайны, недоступные людям, ибо сами произошли от таких гомункулов, достигших зрелого возраста.

Они получают жизнь от искусства, их тело, плоть, кости и кровь – от искусства, и рождаются они при помощи искусства. Искусство является неотъемлемой их частью, они ни у кого не учатся, напротив, учиться необходимо у них.

Они рождены и выращены искусством, как розы или садовые цветы, их называют детьми лесных духов и нимф, они напоминают духов больше, чем людей, благодаря своей силе и своим творениям».

В алхимической практике, предложенной Парацельсом, очевидно желание мужчины завладеть женской силой созидания, ведь искусственное сотворение жизни происходит без участия женщины. В эксперименте Парацельса именно семя играет основную роль в формировании гомункула, а женщина совершенно исключена из процесса, как и в мифе о големе. Однако в последнем по крайней мере есть отсылка к женскому началу в виде земли, участвующей в создании существа.

Теория гомункула находит плодородную почву в античной доктрине «перформации», отраженной в трудах Платона, Эмпедокла, Святого Августина и других отцов церкви. Основной характеристикой гомункула являются его размеры, сходные с величиной гномов или эльфов, часто встречающихся в мифологии.

К. Г. Юнг считал, что в одной из летописей Зосима (VI–V вв.) говорилось, будто человеческое существо «готовится» в сосуде, то есть изначальный смысл алхимического искусства мог заключаться в магической фертильности и возможности создать жизнь без участия женщины.

Впрочем, хватало тех, кто критиковал взгляды Парацельса. Фрэнсис Бэкон (1561–1626) в «Новом Органоне» призывал: «И пусть никто не подражает сумасбродству Парацельса»[20]. Сторонники Парацельса утверждали, что гомункул обладал лишь символическим значением:

«Ничто, кроме искусственного эмбриона или философского камня, не было настолько желанной целью оккультистов всех эпох в Китае, Египте, Персии и Европе. С одной стороны, поиск философского камня порождал фанатиков, как, например, маршал Жиль де Рэ, который в XV веке принес в жертву сотни невинных младенцев; однако он же вдохновлял на поиски Святого Грааля. В поэзии Вольфрама фон Эшенбаха (XII–XIII вв.) из-за влияния ислама впервые философский камень был заменен на Святой Грааль» [11].

«Невозможные» существа

История культуры знает множество существ якобы естественного происхождения; в действительности же их появлению мы обязаны мифам и тем значениям, которыми наделяли этих созданий прежде. Подобные значения формировались тысячелетиями и до сих пор составляют часть нашей жизни.

Мы все уверены, что драконы, василиски и единороги – вымышленные существа. Тем не менее мы постоянно о них вспоминаем (а некоторые продолжают их искать) в силу символического осмысления. О поверхностных значениях известно всем, но есть еще и более глубокие, тайные, порожденные эзотерической традицией. Именно эти смыслы превращают гибридное существо или чудовище в результат алхимического процесса или в отражение тех ценностей, которые необходимы человеку, чтобы найти высший путь.

Дракон – воплощение и хаоса, и порядка, вечный каратель Апокалипсиса и огромная рептилия, способная выпускать пламя из ноздрей; примитивное зло, в своей древней структуре сохранившее энергию четырех стихий:

Вода – тело дракона;

Земля – тело дракона;

Воздух – крылья;

Огонь – извержение пламени.

Архангел Михаил, убивающий дракона. Испания, Кафедральный собор Бургоса

В эзотерике дракон часто считается своего рода «стражем порога»: хтоническое существо, охраняющее подземные сокровища, почти всегда недосягаемые для простых смертных и доступные лишь после некоего ритуала по типу инициации. Связь с хтоническим миром сделала из дракона теллурическое создание, что повлияло даже на некоторые аспекты геологии. Так, энциклопедист А. Кирхер (1601–1680) в своем сочинении «Подземный мир» (1678) утверждал, что под землей обитают ужасные чудовища и непобедимый дракон.

Сложно точно установить, когда появилась первая легенда о драконе. Несмотря на то что мифология далеких друг от друга культур богата подобными образами (от хеттского Иллуянки до египетского Апопа, от авестийского Дахака до ацтекского Кетцалькоатля, от Гидры и других греческих гибридных созданий до драконов из кельтских саг, а также множество аномальных существ из язычества, перешедших в христианство), у нас нет научной базы, на основе которой можно было бы строить гипотезы. Добавим, что в средневековом изобразительном искусстве, в частности в сценографии к религиозным мистериям, врата в ад часто изображали в виде разинутой пасти дракона.

ЭЗОТЕРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЗМЕЯ

Змей не только связан с многочисленными преданиями о зле и грехе, но и символизирует тайное знание в эзотерике.

Во II веке змей находился в центре культовых традиций, переосмысливающих образ окаянной гадины. Новый образ поддерживала секта офитов, или офиан, у которых, по словам Цельса, «…Властитель… именуется проклятым богом; проклятым они называют бога иудеев, того, кто вызывает дождь и гром, творца этого мира, бога Моисея и его мироздания! Он достоин проклятия с точки зрения тех, кто составил себе о нем суждение, ведь он проклял змея за то, что тот дал первым людям познание добра и зла»[21].

Адам и Ева в Райском саду вместе со змеем. Гравюра

Для христиан это ужасающее творение служило аллегорией язычества, которое необходимо искоренить или по крайней мере сослать подальше. Как, например, в «Апокалипсисе», когда убийство дракона предшествовало провозглашению новой духовной эпохи. В алхимической традиции яйцо дракона обозначает сосуд, в котором проходит процесс и которое определяет изменение, что лежат в основе трансформации низкого металла в благородный.

Средневековая мифология представляла змея гибридом (что пришло из фантастической литературы), превращая его в существо, похожее на дракона. Например, Мелюзина – фея и женщина-змея, часто показываемая в христианстве как воплощение зла.

Так, Парацельс писал:

«Нам следует равным образом уделить большое внимание Мелюзине, ибо и она была не тем, чем ее считали богословы, а нимфой. Однако это правда, что она была одержима злым духом, от которого она бы избавилась, если бы осталась до конца со своим мужем. Ибо таков дьявол, который изменяет этих существ в иные обличия так же, как он поступает с ведьмами, превращая их в кошек, вурдалаков, собак и прочих»[22].

Однако в первую очередь змей – похититель бессмертия, и не только в христианской традиции; например, в вавилонской легенде о Гильгамеше герою даруют растение жизни, которое крадет змей. Его символическое значение связано с самой жизнью. Так, в арабском языке слова «змея» и «жизнь» очень схожи.

Еще одно животное, играющее важную роль в эзотерике, – василиск. Самое раннее описание этого чудовища встречается у Плиния Старшего:

«Такой же силой обладает и василиск, родиной которого является провинция Киренаика. В длину он не более двенадцати локтей, с белыми пятнами на голове, расположенными как бы в форме диадемы. Своим свистом василиск обращает в бегство всех змей и продвигается вперед не при помощи бесчисленных извивов, как прочие змеи, но высоко приподнимая середину тела. Он уничтожает кустарники не только своим прикосновением, но и дыханием; сжигает траву, крушит камни. Его сила губительна для других животных.

Существует поверие, что некогда один василиск был убит копьем сидящего на коне человека, и стекающие по копью выделения убили не только человека, но и коня. Но и на такое чудовище – в самом деле, цари часто хотели видеть его мертвым и уже не представлявшим опасности – находится управа: для него смертельно опасен яд ласок. Ведь незыблем закон Природы, в соответствии с которым силе противопоставлена сила. Ласки бросают василисков в свои норы, которые легко заметить по размокшей от их испражнений земле, убивают их своим запахом и тут же умирают сами – и [задуманная] природой борьба завершается»[23].

«Крови василиска, от коего и змеи бегут, ибо некоторых из них он убивает своим запахом, и чей взгляд, как говорят, смертелен для человека, волхвы приписывают удивительные свойства: сжиженная, она напоминает цветом и консистенцией слизь, очищенная, становится прозрачнее драконовой крови. Говорят, что она может исполнять просьбы, обращенные к правителям, и мольбы к богам, избавляет от недугов, наделяет амулеты магической и вредоносной силой. Ее называют еще кровью Сатурна»[24].

В средневековой литературе широко использовалось это описание, которое несколько видоизменилось под влиянием классической и еврейской традиций. Считалось, что василиск рождается из яйца, отложенного семилетним петухом. Это яйцо должны оплодотворить змей и высидеть жаба. Сложный процесс приводил к тому, что на свет появлялся гибрид с телом петуха и хвостом змеи. Интересно, что хохолок петуха воспринимался как корона и именно так интерпретировался на многих изображениях (возможно, василиск получил название от греческого basileus – король).

Предполагаемая способность василиска убивать человека одним взглядом, вероятно, происходит из народных традиций: целый комплекс верований возник вокруг силы дурного глаза, что приписывалась некоторым животным; впоследствии это стало частью предрассудков, называемых «сглазом».

Яйцо, из которого рождается василиск, упоминается в Библии, в Книге пророка Исаии: «…Высиживают змеиные яйца и ткут паутину; кто поест яиц их – умрет, а если раздавит – выползет ехидна» (Ис. 59:5)[25].

Союз петуха и змея имеет множество символических интерпретаций, которые со времен Античности давали ученым мужам возможности для анализа. Подчеркнем, что сочетание этих двух животных не было удивительным:

«Нет ничего необычного в том, что змея и петух объединились. Они являются священными животными Гермеса и Асклепия. У этих существ есть общие символические смыслы: речь о животных, связанных со смертью, однако обладающих способностью к перерождению (петух возвещает начало нового дня, а змея возрождается через смену кожи). Связь с Гермесом, проводником душ умерших в царстве Аида, и с Асклепием, известным тем, что мог воскрешать, лишь подчеркивает дихотомию “смерть – возрождение”» [12].

Гравюра XVII века с изображением василиска в короне

ГИППОГРИФ

В эзотерике среди множества невообразимых существ встречается еще одно – гиппогриф. Он появляется в «Неистовом Роланде», но его следы можно найти и в античной традиции; там же обнаруживаются различные свойства, что ему приписывали. Наиболее яркое его воплощение – Пегас. Обычно гиппогрифа представляют в виде грифона, у которого львиные части заменены на конские: по сути, это лошадь с головой и крыльями орла.

Единорог не менее символичен, чем гиппогриф. Для китайского литератора Хань Юя (768–824) единорог, называемый также цилинем, – это «благовещий зверь. Однако же цилинь, как зверь живой, в дворах хозяйских не разводится и в Поднебесной нашей часто не встречается. И с виду не похож он ни на что: ни на коня, ни на корову иль пса, свинью, шакала, волка, лань, оленя. А если это так, то даже пусть появится цилинь, нельзя будет признать в нем линя именно»[26].

Впервые это мифическое животное описал Ктесий (IV век до н. э.) в сочинении, известном нам в пересказе Фотия:

«Ктесий сообщает о том, что в Индии обитают дикие ослы размером с лошадей и даже больше. У них белое туловище, а голова красная, глаза же голубые. На лбу у них красуется рог в один локоть длиной. На расстоянии восьми пальцев от своего основания рог имеет совершенно белый цвет, на острие он багряно-красный, остальная же, средняя, его часть – черная. Из этих рогов изготовляются кубки. Говорят, что те, кто пьют из них, избавляются и от судорог, и от падучей; и даже яд не действует, если до его принятия или после выпить из такого кубка вина, воды или чего-нибудь другого. <…> Эти ослы быстрее и сильнее всех других существ, ни лошадь, никакое другое животное не может одолеть их»[27].

Согласно средневековым представлениям, чтобы поймать единорога, нужно было заманить его в ловушку: привлечь запахом юной девственницы, оставленной на полянке. Единорог появлялся из леса и ложился у ног девушки, тогда охотники выходили из укрытия и могли легко поймать желанного зверя. В «Физиологе» есть и такой вариант: «…Не может охотник приблизиться к нему из-за того, что сила его велика. Один рог имеет в середине головы его. Как же ловится? Девицу чистую бросают перед ним, животное устремляется к груди ее и сосет. И берет его к царю во дворец»[28].

Из этих кратких, но понятных описаний мы можем вычленить основные характеристики единорога. Самое значимое, помимо внешности зверя, – магические свойства его рога: несомненно, что он был очень важен для человека и постепенно превратился в неотъемлемый элемент апотропеических и искупительных практик. Весь миф формируется на сочетании сверхъестественной силы, сосредоточенной в единственном роге, и непохожести, вызывающей страх и сомнения. Строптивый и неприступный, пугающий и нежный, единорог всегда скрывал тайну своего происхождения – ни один средневековый трактат не объясняет, откуда он взялся.

Широкое распространение в христианском мире единорог получил благодаря Библии. В ветхозаветных книгах упоминается реэм – животное неопределенной этимологии (возможно, это большой тур с одним рогом). В некоторых греческих источниках его называют monokeros, то есть единорог.

Все это обозначило символические отношения между человеком и единорогом и стало отправной точкой многих западных легенд. Однако источник мифа о единороге следует искать на Востоке, в частности в Китае, Персии и Индии. Упоминания его встречаются в «Атхарваведе» и персидском «Бундахишне», а также в других основополагающих восточных сочинениях. Именно благодаря подобным текстам сложился средневековый образ единорога: его характеристики, поведение и символика, окружающая этого зверя до сих пор.

Столь необычное животное вышло из вод Ганга, хотя, объективно говоря, это кажется – даже с географической точки зрения – маловероятным.

По словам Плиния Старшего, единорог – чудовище с головой оленя, ногами слона, хвостом кабана, телом лошади и с длинным рогом на лбу. Описание интересное, однако сложное, ничем не подтвержденное и возможное лишь в свободном полете фантазии, не ограниченном реальностью. Цезарь считал, что единороги обитают в Герцинском лесу. Марко Поло описывал его как грубого и большого зверя, хотя, скорее всего, этот неутомимый путешественник говорил о носороге.

Тем не менее окончательный облик единорога утвердился примерно между XII и XIII веками, незначительно отличаясь в деталях.

Многие ученые прошлого скептически воспринимали рог этого зверя, выставляемый в качестве ценной находки или оказывающийся в «кабинетах редкостей». Удивительный предмет, который А. Кирхер в «Подземном мире» считал зубом морских зверей, – первый пример зрелой научной интерпретации, позволяющей установить прямую связь между мифическим единорогом и вполне реальным нарвалом, китом с длинным закрученным бивнем. Вероятнее всего, именно он послужил прототипом легенды о единороге.

Феникс – мифическое животное, особенно значимое в эзотерике, ведь эта птица, по легендам, обладает способностью возрождаться из пепла. Сгорая, феникс проходит путь, позволяющий ему получить новый статус. Таким образом, он представляет собой аллегорию алхимического процесса, которому, как известно, для завершения необходим огонь.

Одно из древнейших описаний относится к II–III векам и содержится в «Физиологе»:

«Есть птица в Индии, называемая феникс. По прошествии 500 лет она приходит в леса ливанские и наполняет крылья свои ароматами. И дает знак иерею Гелиополя… <…>. Иерей, получив знак, идет и наполняет алтарь виноградными ветками. Птица же приходит в Гелиополь, исполненная ароматов, и поднимается на алтарь, на себя огонь навлекает и сжигает себя. Наутро иерей, исследуя алтарь, находит личинку в золе. На второй день находит ее птенцом, а в третий день находит ее взрослой птицей. Приветствует она иерея и удаляется на свое прежнее место.

<…>

Ведь если эта птица имеет власть себя убить и оживить… <…> Феникс уподобляется Спасителю нашему. Нисходя ведь с небес, наполнил два крыла свои благовониями, то есть добродетельными небесными словами, чтобы и мы в молитвах простирали руки и посылали духовные благовония доброй жизнью»[29].

Сфинкс – существо с женской головой, телом льва и крыльями – появляется в мифе об Эдипе. Это чудовище прочно вошло в нашу культуру, особенно в связи с теорией З. Фрейда (1856–1939) относительно известного комплекса, названного по имени главного героя мифа Эдиповым.

Часто сфинкс ассоциируется с великим египетским памятником в Гизе, относящемся к III тысячелетию до н. э., а значит, не имеющему никакого отношения к Эдипу, миф о котором возник в I тысячелетии до н. э.

В эзотерике сфинкс – «страж порога»: аллегорическое существо, охраняющее вход, его задача – пропустить лишь тех, кто достоин пройти.

Круги на полях

Таинственные круги, возникавшие на возделанных полях, а в редких случаях – на лугах, особенно привлекали общественное внимание в последние десятилетия XX века, когда об их обнаружении стали писать средства массовой информации. Несмотря на то что их называют кругами, в действительности рисунки бывают различных геометрических форм. Символическое значение их интерпретируют по-разному. Точно лишь одно: существует множество мифов вокруг «демона зерна», «зерновой ведьмы» или «зернового ангела». Агроглифы наводят людей на мысль о «кругах судьбы», которые образовались в точках, где встречались мифические существа.

Первые находки, о которых много говорили, были сделаны в 1970-х годах. Многочисленные круги обнаружили в Великобритании, а затем и в других странах: от Германии до Италии, от США до Австралии.

Самые древние круги на полях – английские, они появились в 1678 году. Их создание приписывали дьяволу

По мнению некоторых уфологов, круги – сообщения от инопланетной разведки; другие считают, что это Land art, пейзажное искусство, и Earth art, искусство Земли. Это течение особенно активно в США:

«Не примитивная скульптура или живопись, но организационные схемы племенных и доисторических обществ, идеи о структурах примитивного мышления и веры, коллективные выражения, такие как архитектура и танец. Потерянные религиозные системы, новые версии о примитивном сознании, загадочные памятники, такие как Стоунхендж, заняли место отдельных объектов как главного источника вдохновения для артистов-примитивистов» [13].

Подобные «экспонаты» создаются прямо на земле, при этом используются природные материалы, которые организованы в монументальные схемы, обладающие огромной символической наполненностью. Один из самых грандиозных примеров был найден в Англии, в местечке Милк Хилл, 13 августа 2001 года: четыре сотни концентрических кругов, которые составили фигуру, насчитывающую 300 метров в диаметре. Подобные творения требуют немалых затрат и усилий, такое нельзя осуществить, не привлекая внимание местных жителей. В некоторых аспектах эти изображения можно считать родственными с геоглифами Наски (Перу) или, если не выходить за пределы Европы, с огромными узорами, например как Уффингтонская лошадь в Оксфордшире или «длинный человек из Уилмингтона» в Суссексе. Рисунки геоглифов, особенно круги на полях, графически весьма сложны и требуют наблюдения с неба – они в целом обретают смысл, только если рассматривать их с высоты. Адриано Форджоне, скрупулезный исследователь необычного, в рисунках на полях увидел эзотерический язык, переданный через священную геометрию, а также нашел взаимосвязь с алхимией и герметизмом. В своей книге «Наука, мистика и алхимия кругов на полях» Форджоне утверждает, что многие обнаруженные формы (как на приведенной фотографии) имеют мистическое начало, так как это не просто случайная геометрия, а фигуры, связанные с религией и эзотерикой. От узла Соломона до спирали, от «цветов» янтры до солнечного колеса, от алхимических символов до дерева жизни – в кругах встречается такое количество символов, что их невозможно не заметить. Отсюда осмелимся выдвинуть некоторые предположения.

◆ Кто бы ни создал круги, он не ограничивался стремлением к творчеству, а использовал язык эзотерики, знакомый лишь немногим.