Читать онлайн Антикварный магазин в Дубулты. Библиотека журнала «Вторник»

Редактор Игорь Михайлов

Корректор Руслан Дзкуя

Дизайнер обложки Дмитрий Горяченков

© Олег Лебедев, 2024

© Дмитрий Горяченков, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0064-9271-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Автор книги Олег Лебедев принадлежит к тому поколению писателей, которых отчасти сформировали времена перемен – социализм, перестройка, капитализм и многое, им сопутствующее. Возможно, потому это поколение, прошедшее в своей жизни «пестроту» эпох, – очень и очень разное. На их таланте – печать интенсивной динамики истории, а не ее «тихого» периода.

Олег Лебедев вырос в коммунальной квартире старого московского дома на Садовой-Кудринской улице. Его мама, Лебедева (Никольская) Нина Ивановна, родилась в Москве, но своими корнями происходила из духовного сословия Тульской губернии. Она прочла своему сыну его первые книги. Она всегда, до своих последних дней, много читала. Отец, Лебедев Владимир Васильевич, после Великой Отечественной, которую он прошел и завершил в Вене, успешно закончил филфак МГУ. Во многом он посвятил себя изучению австрийской литературы. А это и Густав Майринк, и Франц Кафка, и Роберт Музиль, и Лео Перуц. Целое созвездие писателей, которые не были реалистами. А еще Владимир Васильевич еще в 70-х годах начал интенсивно пополнять семейную библиотеку. Тогда это можно было делать, в основном, на книжной толкучке в Сокольниках, где собирались люди, которые меняли, покупали и продавали дефицитные в те времена книги. Делалось это им, прежде всего, для своего сына.

По собственному признанию Олега Лебедева, мама и отец оказали на него влияние, которое невозможно переоценить. А ушли из жизни они почти одновременно. Мама – в декабре 2018 года, отец – в январе 2019 года.

Круг литературных интересов автора довольно широк. Из самых любимых – Николай Гоголь, Владимир Одоевский, Иван Тургенев, Антон Чехов, Валерий Брюсов. Это русская литература. А среди советской – Андрей Платонов, Михаил Булгаков, Константин Паустовский, Владимир Орлов, Владимир Распутин, Валентин Пикуль, Дмитрий Балашов. Особняком среди читательских предпочтений Олега Лебедева – Александр Солженицын, Евгения Гинзбург, Варлам Шаламов. А также сочинения русских историков – Сергея Соловьева, Василия Ключевского, Сергея Платонова, исторические произведения о периоде бывшего СССР.

В 90-х Олег Лебедев поступил в Литературный институт им. А. М. Горького. Надо сказать, писал он и раньше (и статьи, в основном, на темы отечественной истории, и прозу), но о Литинституте как-то не думал. Подать первые рассказы на творческий конкурс его уговорила мама.

Владимир Орлов… Так получилось, что Олег Лебедев оказался именно на его творческом семинаре в Литературном институте. Олег рассказывал мне, какое впечатление произвел на него впервые изданный в 1980-м году в «Новом мире» роман Орлова «Альтист Данилов». Будучи 14-летним подростком, Олег зачитывался этой книгой. Журналы с этим романом – до сих пор на почетном месте в его семейной библиотеке.

«Владимир Викторович Орлов очень многое дал мне, я слушал каждое его слово на семинарах, его замечания к моим работам были поистине бесценны. И – он всегда понимал меня», – говорит Олег Лебедев.

На пятом курсе Литинститута (это второе высшее образование, первым был МАИ) он написал «Нефритового голубя». Это детектив в стиле ретро. В остросюжетной книге почти с фотографической точностью воссозданы фрагменты жизни Москвы перед 1914 годом. Для реализации такой точности автор провел много времени в Ленинке, Исторической библиотеке, изучая дореволюционные газеты, журналы, другие источники. Детектив был издан журналом «Юность» в 1997 году (№10). Сейчас он продается в виде электронной книги. Впрочем, была и одноименная «пиратская», надо признать, неплохая по качеству аудиокнига.

Тогда же, в 1997 году, в «Московском вестнике» (№2) был опубликован обширный исторический очерк Лебедева «Московское старообрядчество». Тоже плод работы с массой первоисточников, посещений старообрядческих общин, общения с пожилыми староверами из почтенных, с вековой историей, семей этой конфессии. Очерк до сих пор является одним из источников в кандидатских диссертациях историков.

Затем в писательской жизни Олега Лебедева был перерыв. Он довольно долго почти ничего не писал. Как его давний друг, я знаю, что читал он тогда очень много. Наверное, шло накопление интеллектуальных, творческих сил перед движением вперед.

И оно, это движение, состоялось. В 2011 году «Юность» (творческая судьба Олега Лебедева тесно связана с этим журналом) печатает повесть «Рижский ноктюрн мечты» (№11, 12 за 2011 год и №1 и 2 за 2012 год). Затем также в «Юности (№1—6, за 2014 год) выходит роман «Старинное зеркало в туманном городе», за который автор получил литературную премию имени Валентина Катаева. За все это Олег Лебедев очень благодарен руководству «Юности» и особенно писателю Игорю Михайловичу Михайлову, который в те годы был заведующим отдела прозы этого журнала.

Эти произведения автор объединяет в цикл «Рижские истории. Почему именно «Рижские»? Так вышло, что Олег Лебедев немало бывал в этом городе, знает многие его районы, их настоящее и прошлое, не хуже самих рижан. Прежде всего, это относится к Vecrīga (Старая Рига, перевод с лат.). Но не только к ней.

Что касается жанра двух произведений, то это, скорее, «городское фэнтэзи». В действительность входит вымышленный мир. Мир сказочных созданий, призраков, добрых и злых духов. Все это разворачивается на фоне удивительных своей красотой декорациях Vecrīga. Но это фэнтэзи не кровавое и не злое, здесь нет никаких убийств, отвратительных сцен, присущих многим произведениям литературы ужасов. Это произведения о любви, о борьбе за нее, о поединке добра и зла, на стороне каждого из которых выступают как земные, так и таинственные, мистические персонажи.

«Хорошая проза не сиюминутна, немного старомодна и не от мира сего. Она вроде бы даже и не написана, а сыграна, как сольная партия на трубе одинокого музыканта или фортепьяно в кафе, сизом от сигаретного дыма. Олег Лебедев – вот такой писатель», – отмечал в своем послесловии к роману «Старинное зеркало в туманном городе» писатель Игорь Михайлов.

Кстати, еще о декорациях. Читавшие «Рижский ноктюрн мечты» и «Старинное зеркало в туманном городе» рижане говорили автору, что фактических ошибок в произведениях нет. Действительно, каждую улицу, переулок, где происходит действие, он исходил, как говорится, вдоль и поперек.

В 2024 году в библиотеке журнала «Вторник» вышел роман Олега Лебедева – «Собиратель книг, женщины и Белый Конь». Действие романа происходит в Москве, какой она была еще несколько лет тому назад, – автор начал работу над книгой в 2016 году.

Новый роман в чем-то прерывает традицию «Рижских историй», но вместе с тем и продолжает ее. Главный герой произведения Сергей Беклемишев – москвич, интеллектуал, фанатичный собиратель книг, неудачник в карьере (он главный редактор крошечной газеты «Обозрение зазеркалья»). И, что, возможно, главное – человек, умеющий как любить сам, так и откликаться и принимать другую любовь. Его привычная жизнь, в которой есть и не очень любимая работа, не очень любимая жена и ставшая привычной любовница, совершенно меняется, когда в ней появляется еще одна женщина.

Ее зовут Кен. Незамужняя англичанка. Но она еще и самая настоящая волшебница. Из старинного, уходящего корнями в кельтское прошлое Англии, семейства волшебников.

Сергей влюбляется в нее и оказывается между трех женщин. Выбор придется сделать…

Но Сергей живет не только этим. Московская жизнь продолжается, одновременно в его мир приходит мир совершенно другой – волшебный. Мир, где, как и у нас, есть любовь и ревность, жестокая борьба и привязанность, где есть необычные люди и удивительные разнообразные создания, живущие по своим законам и древним правилам. Сюжет книги динамичен. Это стремительно развивающаяся в своей интриге фэнтэзи-сказка. Сказка волшебная, совершенно не злая, с московским акцентом, рассказанная порой с грустью, порой – бесстрастно, а порой – с добрым юмором.

Новый роман Олега Лебедева «Антикварный магазин в Дубулты» автор включает в цикл «Рижские истории», хотя действие происходит не в самой Риге, а во всем известной Юрмале. Но, во-первых, они находятся совсем близко друг к другу. Рига довольно плавно переходит в Юрмалу. А, во вторых, даже формально Юрмала в советское время более десяти лет была районом Риги. Наконец, в третьих, у этих произведений есть много общего, в частности, жанр, который, как я писал, условно можно отнести к «городскому фэнтези».

Олег – это я точно знаю, все-таки прихожусь ему давним другом – долго работал над этой книгой. Первый вариант был завершен еще в 2011 году. В 2018—2019 годах книга была переработана. В 2023—2024 годах автор снова вернулся к ней. Теперь свое слово скажут читатели, первым из которых когда-то стала Нина Ивановна – мама автора.

Почему роман создавался так долго? Видимо, дело в задаче, которую поставил перед собой автор. Это не только красивая история любви, хотя именно ей посвящена большая часть книги. Это и сказочное начало. Оно более агрессивное и злое, чем, скажем, в «Рижском ноктюрне мечты». Это и отчасти детектив. Также автор рассказывает не только о событиях нашего времени, но и о трагедии, произошедшей со старообрядческой общиной на востоке Латвии в XVIII-м столетии. Между делами прошлого и настоящего есть очень сильная связь.

Произведение начинается с того, что в Юрмалу приезжает москвич Никита. Он не чужой человек на этой земле – и мама родилась в Риге, и латышская кровь в нем имеется. Почти сразу к нему приходит любовь. Он встречает молодую хозяйку антикварного магазина в Дубулты Инесе Иванидис. Но их роман не станет гладким. Инесе принадлежит к старинной семье антикваров, хранящей не одну тайну. Никите и Инесе предстоит выдержать борьбу со злом, связанную с одной из созданных некогда злым колдуном драгоценностей. Эта вещь несла зло в XIX-м веке. Она же стала причиной трагедий в семье антикваров. Она хранится в доме Инесе – дореволюционном деревянном доме с башенкой, который стоит возле самого берега Рижского залива. В борьбе со злом Инесе и Никите противостоит очень многое – от колдовства до столкновения с убийцей, одержимым идеей похитить эту драгоценную вещь.

В историю оказываются вовлеченными и загадочная тетя Инесе Магда, и старый служака следователь Таубе, и брат Никиты Антон, и очень непростая женщина – красавица Оксана, которая тоже полюбила Никиту.

Отмечу, что сюжет, с одной стороны, не просто красив, он разворачивается на фоне удивительно тонкой красоты Юрмалы, Балтики, но и динамичен. Сцены любви, таинственная история прекрасной на вид, но и зловещей драгоценности, несущей в себе абсолютное зло, интрига расследования убийств, другие тайны династии антикваров, одна из которых связана с архивом семьи, почти полностью уничтоженной нацистами, экскурсы в прошлое – все эту делает книгу действительно интересной.

И, как всегда, Олег знает тему, о которой пишет. Я знаю, он исходил, наверное, по нескольку раз каждую улицу Юрмалы – а она далеко не маленькая – длина курорта около 30 километров. Мне иногда приходилось быть компаньоном автора в таких – уж поверьте, многочасовых! – прогулках. Тогда, возможно, и рождались строчки этой книги. Многое может подтолкнуть к строчке произведения. И стоящий среди сосен старинный дом в дюнах Юрмалы, и море, суровое от ветра с Севера, и даже самая обычная сосновая шишка на песке пляжа. А, может, и кленовый лист на мокрой плитке, которой выложена прибрежная улочка.

Ну а теперь чуть-чуть в сторону. Сыновья автора – два мальчика – уже сделали свои первые шаги в литературной деятельности. Их сказки опубликовал журнал «Фантазеры» в специальном детском приложении.

Ярослав Алферьев

Мама, эта рукопись была твоей самой любимой.

Книга посвящается тебе.

Прости меня, храни меня и моих сыновей – твоих внуков.

Глава 1

Состояние моих супружеских отношений с Мариной можно было охарактеризовать всего двумя словами – семейный кризис. Он назрел и стал главным итогом нашей почти семилетней общей жизни.

Мы любили друг друга до брака, в самом его начале. Но и тогда часто ссорились. «Искрили». По поводам значительным и не очень. А часто почти на пустом месте. Думали, что со временем пройдет, притремся друг к другу, но этого не произошло. Как скандалили часто, так и продолжаем скандалить. Сколько раз мы, успокоившись и помирившись, обсуждали случившееся и, не находя, как правило, серьезных причин для ссор, решали положить этому конец. Все было тщетно.

Так и не получается притереться друг к другу. Может оттого, что натуры похожие – оба очень ранимые, чувствительные. Это основное.

Возможно, на отношения влияла и напряженная работа. Я – аналитик в банке, от каждого написанного слова многое зависит. Марина – корреспондент в информационном агентстве. Почти каждый день ей надо передавать срочные сообщения, а это требует напряжения. Короче, оба издерганные и нервные.

У каждого накопился осадок от ссор. При каждой новой вспоминаются старые. Прежней любви друг к другу уже нет. Но, несмотря на конфликты, взаимная привязанность сохранилась и даже окрепла. Я ценю ее преданность и заботу. За что-то ценит и она меня. Но жить вместе все-таки трудно. Тем не менее…

– Посмотри, сколько счастливых пар развелось, а мы как собачились, так и собачимся, но все равно вместе, может, так и до золотой свадьбы проживем, – не раз полушутя говорил я Марине.

Как говорят французы, в каждой шутке есть доля шутки. А есть и правда.

За наши общие годы мы стали более нервными, Марина уже не может заснуть без снотворного. У меня порой скачет давление. Это при том, что нам по тридцать три года. Несколько раз мы «расходились» – жили какое-то время раздельно. Но потом, то ли еще нерастаявшая любовь, то ли уже привязанность и привычка снова соединяли нас.

Есть у нас еще одна общая беда – брак до сих пор бездетный. Оба обследовались, у каждого врачи не находили ничего плохого. Но что толку нам было в этих диагнозах, когда почти у всех вокруг дети получались, если их, конечно, хотели, а у нас нет?

*****

Высказанная мной идея провести вдвоем не неделю и не две, а полный отпуск в очень близком для меня месте – Юрмале – казалась мне шансом выхода из кризиса. Очень надеялся, что сосны и море вылечат отношения, возродят все хорошее, а плохое рассеется как дым на свежем сильном ветру Балтики, возле любимых мной ее волн. У моря, думал я, будет спокойно и хорошо. Будем часто хотеть друг друга. Может, и ребенок получится.

До сих пор мы обычно вырывались из Москвы на несколько дней, максимум на неделю – так объездили всю Европу. Эти путешествия интересны, но они не были восстанавливающим отдыхом.

Сначала Марина хорошо восприняла мою мысль.

Я уже стал думать, где остановиться, чтобы она лучше почувствовала Юрмалу. Можно, например, пожить в отреставрированном старинном особнячке с непременной для здешней архитектуры башенкой. Таких маленьких и очень уютных отелей в последние десятилетия появилось много.

А можно выбрать совсем новую гостиницу. Они обычно красиво расположены, аккуратно вписаны в курортные улицы. В них большие окна, в которые хорошо видны сосны, а иногда, и море. Мне хотелось пожить совсем близко к нему. Так, чтобы слышать его, когда засыпаешь и когда просыпаешься. Это очищает и успокаивает. Но надо было думать не только о себе. Марина спит очень чутко, и, возможно, этот вариант ей бы не подошел.

Это могла бы быть наша вторая общая поездка в Латвию. Первый раз мы были здесь зимой, вскоре после того, как поженились. Остановились тогда в многоэтажном отеле в Майори и много времени провели в Риге – Марина совсем не успела узнать Юрмалу.

Так, как знаю ее, всю Латвию, я…

Вся история нашей семьи связана с Латвией. Здесь, в маленьком городе Тукумсе (он не так далеко от Риги и Юрмалы), родился мой прадед Айварс Балодис. Он участвовал в первой мировой, а затем, как и многие его соотечественники, оказался среди латышских красных стрелков. Слава Богу, в ЧК не служил, крови на нем точно нет. В самом начале гражданской был тяжело ранен, потом учился в МВТУ (студенты до сих пор называют этот институт Бауманкой), работал инженером на ЗИЛе. Его сын, мой дед, был латышом уже наполовину – прадед женился в Москве.

Так сложилось, что после войны дед вернулся на родину отца. Учился в медицинском, по распределению, в конце сороковых, попал в Ригу. Здесь родилась и выросла моя мама. Семья переехала в Москву, когда она заканчивала школу.

Рига, ее окрестности и Юрмала навсегда остались родными для мамы. Она приезжала отдыхать сюда с родителями, затем с мужем, а потом – уже с ним и с нами, своими детьми – со мной и моим братом, Антоном. И для нее, и для нас Латвия никогда не будет чужой страной.

Особенно это относится к маме, она очень хорошо знает Ригу, говорит и даже читает по-латышски. Мы с братом знаем лишь отдельные слова. Это вполне естественно – в советское время даже живущие в Латвии могли обходиться без знания латышского языка, а мы и вовсе приезжали туда на короткое время.

Мама помогла мне и Антону открыть и полюбить всю глубину красоты сказочной Риги и дивной природы Юрмалы. Когда родители стали старше (мы с братом у них поздние), мы с ним стали ездить в Латвию в отпуск уже без них. После того как Антон женился, обзавелся ребенком, забот у него прибавилось. Теперь он уже с трудом выбирался со мной в Латвию. А вскоре я лишился его общества.

– Я уже, Никита, тебе компанию не составлю, – сказал брат, когда стал отцом двоих детей.

С тех пор я, – до того, как женился, – каждый год отправлялся на Рижский вокзал один. Большую часть своих дней в Латвии проводил не в Риге, – город пусть даже самый красивый остается городом, – а в Юрмале.

Я знаю Юрмалу летнюю. Она красочная, ласковая, нежаркая, она манит своим длинным широким пляжем, по которому можно гулять часами, соснами, стоящими на дюнах, морем. Мне нравится и Юрмала, украшенная цветами осени, красота ее сосен, кленов и берез в закатах сентября. А зимой деревянные особняки и дачи приобретают особенный, уютный облик. Во многих окошках в конце декабря ставят свечи – Латвия встречает Рождество.

Я и Марина уже обсуждали наш общий будущий отпуск. Обычно это происходило перед сном, в кровати. Даже предвкушение хорошего делает жизнь лучше. Мы стали меньше ссориться. Больше занимались любовью.

Но потом… Потом все стало, чем прежде. Снова конфликты. Маленькие перерастали в большие, а за ними, как отрыжка после отравления, следовала череда маленьких. И так все время.

Может, подумал я, дело в том, что поездка в Юрмалу на целый месяц мне нужна больше, чем Марине? Это для меня она – родное и близкое место. А для нее?

– Если ты не хочешь ехать именно в Юрмалу, давай подумаем о другом месте, – предложил я. – Мы можем провести этот месяц в Хорватии или где-нибудь еще.

– Не стоит, – кратко ответила жена. – Мы ссоримся здесь, и это будет продолжаться хоть в Латвии, хоть в Хорватии и даже на Мадагаскаре.

– Послушай, но может на отдыхе все это как раз и прекратится?

– До сих пор этого не произошло, – напомнила Марина.

Это была чистая правда. Ни одна из наших предыдущих поездок не была полностью мирной. Правда, они были короткими и напряженными. Другое дело – планируемый отдых. В который раз я сказал об этом жене.

– Нет, я не верю, что будет хорошо и спокойно. Хотела убедить себя в этом, не получается. Я боюсь ссор на отдыхе. Здесь как-то притерпелась, а там… Там будет обидно и больно вдвойне, – грустно сказала она.

Был вечер. Она, обнаженная, лежала на спине, положив голову на ладони. Ее любимая поза. Глаза закрыла. Может, не хотела смотреть на меня? Не знаю…

– Поезжай один. А я отдохну здесь. Так будет лучше для нас обоих. Глядишь, после отпуска все и наладится. Наконец, прекратим ругаться, – произнесла она, не открывая глаз, – я этого безумно хочу.

Я чувствовал – она в самом деле хочет перестать ссориться. Что ж… Возможно, она права. Нам стоит провести отпуск в разных местах.

– Согласен, но как ты проведешь отпуск? – спросил я Марину.

– Поеду к маме на дачу, буду спать и гулять, – улыбнулась жена.

– И разговаривать со мной по мобильному.

– Это обязательно.

Таким образом, было решено, – я еду в Латвию, Марина – к своей маме на дачу.

Удивительно, но после этого мы стали жить более мирно. Я был поглощен планированием поездки, Марина помогала собраться.

Свой отдых я решил построить не так, как всегда – не останавливаться в одном отеле, а пожить в разных местах Юрмалы! Мне всегда этого хотелось. Несколько дней проведу у моря, несколько – среди сосен…

Ненадолго поселюсь в тихом Булдури, затем перееду в центр курорта – Майори. Обязательно остановлюсь в Дубулты, где всегда мы жили вчетвером – родители, я и Антон. Может, выберусь и в знаменитый своим прошлым, природой и грязями, курорт Кемери. И, конечно, обязательно съезжу на родину прадедушки – в Тукумс.

Глава 2

Провожали меня на поезд Марина и Антон.

– Смотри, Никита, передай привет от мамы, папы и меня всем нашим любимым местам в Юрмале и Риге, – обнял меня брат.

Как следует, обхватил. Он очень сильный, крепкий. Внешне мы не похожи: я более высокий, он намного ниже, более плотный. И цвет волос у нас разный – он рыжий в маму, а я блондин – скорее всего, в своего прадеда Айварса.

Антон откланялся, не дожидаясь отбытия поезда (дело было до пандемии и санкций, поезда благополучно ходили – прим. автора). Спешил домой. Семь месяцев тому назад он стал отцом в четвертый раз. Весь в хлопотах.

Я и Марина стояли на Рижском вокзале. Поезд Latvia уже ждал меня. Но посадку еще не объявили.

Мне нравится этот вокзал. Он тихий, не похож на другие московские. Я люблю его перрон, его старинные фонари. Для меня Прибалтика начинается уже здесь. С того момента, как я вхожу в здание вокзала.

А сегодня мне было хорошо и оттого, что рядом стояла Марина. Такой близкий человек… Черт возьми, почему мы все время ругаемся? Но сейчас мне не хотелось думать об этом, я обнял ее. Был июнь, и Марина была легко одета, я почувствовал ее тело…

Тем временем объявили посадку.

– Давай, садись уже, – тихо сказала она. – Бутерброды на вечер и на утро я тебе положила. Садись, а я пойду.

– Иди, и береги себя.

– Ты тоже.

Мы целуемся. Долгого поцелуя, когда языки ласкают друг друга, не получается. Она отстраняется, идет к выходу в город. Я сажусь в поезд. Приятная неожиданность – в купе я один – в Латвии кризис, пассажиров меньше, чем прежде. Поезд трогается с места, проводница собирает билеты. Приятные моменты начала отпуска. Я еду в Латвию, на Балтику…

Не сразу вспоминаю о том, что ни я, ни Марина при расставании не сказали, что любим друг друга. Раньше такого не было. Грустно…

Впрочем, настроение быстро меняется. Я люблю этот поезд, он для нашей семьи, как старый знакомый. И знаю: с каждой минутой я все ближе к своему отдыху, к своему самому большому за последние годы пребыванию в Юрмале.

На радостях выпил две бутылочки уже латвийского пива. Ранним утром, а, может, на исходе ночи, – не знаю, как назвать время между 5 и 6 часами утра, – пожалел об этом. Поезд пересекал границу.

«Все побывали перед нами, все побывали тут». Эти слова из стихотворения «Бородино» каждый раз приходят в голову, когда проезжаю границу. Таможенники российские, затем опять же российские погранцы. А потом в обратном порядке – сначала пограничники, затем таможенники – по поезду проходят представители Латвии. Как же после бутылок пива и недолгого сна болела голова во время общения со всеми ними…

Но вот, наконец, визиты государственных людей закончились. Поезд ехал по территории Латвии. Мне всегда кажется, что здесь он набирает скорость. Может быть, чувствует близость своего дома – Риги? Как знать…

А этот дом был все ближе и ближе. Мы проехали еще спавшую Латгалию (восточная, очень колоритная часть Латвии), миновали несколько небольших городков, предместья Риги.

Скоро я уже был на площади перед вокзалом – одном из своих любимых мест в Риге. Отсюда виден шпиль кирхи святого Петра в старом городе. Отсюда начинается обнимающее его полукольцо бульваров и парков. Отсюда совсем близко до его проспектов с величественными домами конца девятнадцатого и начала двадцатого века.

Несмотря на почти бессонную ночь, я смог по-настоящему насладиться этой картиной. День был ветреным, и оттого прохладным. Мне это было на руку – на ветерке всегда лучше себя чувствую. Вот и сейчас полегчало.

Я не стал долго задерживаться на площади – обязательно приеду сюда и не один раз. Обойду снова весь старый город, все его уютные уголки. Побываю в местах, где чувствуется сила столетий. Погуляю по паркам и по проспектам.

А сейчас меня ждала Юрмала. Мне очень хотелось пройти сквозь сосны к морю. Через несколько минут я услышал характерную для рижских продавщиц билетов на пригородные поезда фразу:

– Отправляется через минуту, если очень быстро побежите, то успеете.

Я последовал совету. Успел на поезд, уложившись в эту самую минуту.

Глава 3

Как здесь холодно… Такова была первая мысль Майкла, когда он вышел из здания рижского аэропорта. Да, это не Калифорния, откуда он прилетел. Который раз он был в Латвии, но так и не смог привыкнуть к перепаду температур.

«Закаляйся, в бассейн ходи», – все время твердит ему отец. Не до этого. Слишком много работы.

«Обязательно заболею», – подумал Майкл, но тут же твердо сказал себе и другое: «Как заболею, так и вылечусь».

Он много работает, и в Латвии сможет пробыть максимум две недели. Так что, сказал он себе, с болезнью, если таковая возникнет, придется справиться быстро. Расклеиваться нельзя, ему предстоит важное дело – поиск того, что было утрачено его семьей.

Прежние его приезды в Латвию были посвящены выполнению этой миссии. Пока дело не увенчалось успехом. Каждый раз, когда Майкл возвращался в Калифорнию, ему было больно видеть, как расстраивался отец. Он старался не демонстрировать это и даже отговаривал Майкла от продолжения поисков. Но сын знал – отец каждый раз ждет, он надеется. Он очень хочет, чтобы сын вернул то, что было когда-то потеряно.

Майкл любит отца. Когда после очередной неудачной поездки у него возникала мысль прекратить поиски, он отбрасывал ее прочь. Снова думал, как можно крутануться, какие действия предпринять. Поиски иголки в стоге сена занятие, конечно, сложное, но не обязательно бесполезное, убеждал он себя. Этот невысокий, старомодно одетый человек с голубыми глазами, открытым лицом и слегка вьющимися рыжими волосами был готов сделать все, чтобы на этот раз вернуться в Калифорнию не с пустыми руками.

Сначала Майкл заехал на такси в Ригу. Попросил отвезти его к старому городу. Здесь пробыл недолго. Скоро на другом такси он отправился в Юрмалу. Точнее, в Дубулты. Решил поселиться именно здесь – в основном районе своих поисков.

Дубулты… Когда-то это место называли иначе. Его отец помнит даже не одно, а целых два старых названия. Официальное и неформальное. Дуббельн и Юденбург. Последнее особенно близко его отцу.

Майкл обосновался в гостинице. Скоро впервые за этот визит в Латвию вышел на улицу. Приступил к своему делу. В эти минуты почувствовал: здоровье, кажется, может подвести. Несколько раз чихнул, начало болеть горло. Правда, пока несильно.

Глава 4

Старик продолжал молиться. Он очень худой, высокий, с длинной, но редкой рыжей бородой.

Он – один в небольшой деревянной часовне. Старой и ветхой. Вокруг нее – болота, озера, небольшие леса. На опушке одного из лесов – десятка три деревянных домов. Еще недавно в них жили люди. Теперь дома пусты. Из всех в деревне остались лишь он и хромоногая Антонина. Остальные ушли.

Жившие здесь люди поселились в этих местах без малого два века тому назад – горстка старообрядцев, бежавших из Пскова сюда, в Латгалию. Они хранили предания, которые говорили: их предки вели свой род от древних варягов. Никому не кланялись, всегда были вольными горожанами, веками ходили на вече. Может, поэтому и отказались от насильно вводимых реформ патриарха Никона, решили молиться по-старому.

В Латгалии, где осели староверы, у них не было священников. Были наставники – люди, главные в общей молитве, а порой и во всем.

Как этот неистово молящийся старик отец Флавиан. Он отвечает за все в общине. Перед Богом. И он оказался бессилен остановить беду.

В последнее время было очень много смертей. С тех пор, как это началось, он стал подолгу молиться, чтобы отвести напасть. Почти каждый день на часы уходил в часовню.

Теперь, когда старец остался в деревне вдвоем с Антониной, он по-прежнему приходит сюда. С трудом добирается до нее, – хорошо Антонина помогает, – и молится, молится, сколько хватает сил. Просит Господа простить грехи всем в общине – живым, и тем, кого не стало. И еще уничтожить напасть.

Никогда в общине не было такого горя. Все началось с того, как ночью с небес упал этот камень. Неподалеку от их домов. Хорошо, Господь отвел камень в сторону, не допустил, чтобы прямо на них свалился.

Отец Флавиан вспоминает, как потом люди смотрели на камень. Все – от мала до велика – пришли к нему только утром. Ночью никто не пошел, боялись.

Темный он, этот камень. Большой, цветом черный, почти на треть ушел в землю.

Люди подивились, перекрестились, поблагодарив Господа, что рухнул не на них, и разошлись. Многие потом еще раз приходили посмотреть на него. Приехал и барон фон Векстель, на земле предков которого поселились русские староверы. Он как раз тогда был в своем замке, что в верстах пяти от деревни. Барон удивился упавшему с небес камню, дважды обошел его, постучал по нему своей тоненькой тросточкой. Через несколько дней он снова уехал в Ригу, – в основном, жил там, – и, наверное, всем рассказал о таинственном камне.

А деревенские жители скоро почти позабыли про камень. За исключением ребятишек – они полюбили играть возле него. Даже пытались залезать на эту громадину. Но куда там, он был очень гладким.

Все началось через два года после падения камня.

Сначала что-то неладное стало твориться с детьми. Один за другим они почти переставали есть, слабели на глазах. Жаловались на сильную головную боль. И некоторые… даже облысели.

Обычные крестьянские средства не помогали. Антонина сбилась с ног, пытаясь помочь детям. Эта хромая пожилая женщина была в деревне, как лекарь. Лечила травами, заговорами и молитвами. Избавляла от болей в животе, убирала бородавки своими заговорами, ее молитвы останавливали кровотечения. И роды тоже принимала она.

У Антонины была и другая сила – сильный взгляд. Бывало, только посмотрит, и сильная боль сразу уходит. И от других бед мог спасти ее взгляд. Она избавляла людей от пьянства, падучей болезни, даже от безумия.

Ее уважали в деревне, но и немного побаивались. Из-за взгляда. Его мало кто мог выдержать. Только отец Флавиан и еще два старца.

Лечение недугов, помощь людям всегда было основным занятием Антонины. С детства хромала, и глаза немного косили. Мальчишки, да и сам Флавиан – они с Антониной почти ровесники – дразнили ее. Звали косой хромоножкой. Оттого она от всех держалась в стороне, а потом пристрастилась ходить к одной из старух, которая знала полезные травы, заговаривала недуги. Так со временем и переняла ее дело.

Детских обид Антонина не помнила. Будто забыла, как другие девки смеялись над ней из-за хромоты, косоглазия, как почти никто из парней не звал ее погулять. Двое, правда, начинали ухаживать. Но она отказывала им. Почему, было ведомо только ей, Антонине.

Насмешки не озлобили Антонину. Ее душа осталась чистой. Отец Флавиан знал об этом, ведь исповедовал ее, как и всех других. Она всегда помогала каждому, чем могла. Всегда люди надеялись на нее.

Теперь же, что не делала целительница с детьми, ничем не могла помочь им. Даже ее взгляд оказался почти бессилен. Медленно, но верно хвороба захватывала детей. Они становились все более слабыми. Некоторые уже не могли ходить, жаловались на сильные боли.

Затем начали болеть некоторые взрослые. С ними происходило то же самое, что и детьми. И снова Антонина не могла помочь. Бессилен был и отец Флавиан со своими молитвами. А дела становились все хуже… Скоро ему пришлось исповедовать девочку. Она мучилась от болей в боку, едва говорила. Через неделю ее похоронили. Антонина своим взглядом смогла избавить ее от сильных мук перед смертью. Сутками сидела возле нее, и боли ослабевали. Оттого девочка ушла тихо, будто заснула.

Отец Флавиан не помнил, кто на поминках по ней подал эту мысль – но она почти тотчас завладела всей деревней: болезни пошли после того, как упал камень, а, значит, это зло от него. И по детям оно ударило в первую очередь, потому что они частенько играли около камня.

Верно это, решил отец Флавиан, правильно. Но почему же раньше, когда болезни только начались, об этом никто не подумал? В том числе и он, отец Флавиан.

Сгинул бы этот камень отсюда, глядишь, все наладилось бы. Так рассуждали все.

Но что они могли сделать? Знали: сами, даже если всей деревней возьмутся, камень с места не сдвинут. К властям староверы обращаться не стали. Те их не очень жаловали. Даже новую часовню взамен совсем обветшавшей – еще лет пять и развалится – не разрешили построить!

Тогда написали о беде в Ригу, барону фон Векстелю. Ответа не последовало. У него в Риге была своя жизнь.

Скоро уже не одна, а три новых могилы было на кладбище, что возле деревни. Во всех лежали дети. Антонина облегчила им последние дни своим взглядом, а спасти не смогла. Она много занималась и другими больными, поила их отварами, настойками, читала свои заговоры. Но им становилось все хуже и хуже.

При смерти было еще двое детей. И кузнец, здоровый мужик, который ничем никогда не хворал.

Староверы старались держаться подальше от черного камня. Но это не помогало. Он был очень близко к деревне. Теперь уже почти все в ней недужили. Кто сильно, кто-то лишь начинал болеть.

Горько было решиться, но на сходе люди высказались за одно. Надо уйти из деревни. Другого выхода нет.

Дома пустели один за другим. Все произошло за каких-то несколько дней. Люди покинули дома. Ушли в другие деревни староверов, к родне.

Глава 5

Я остановился в гостинице «Лиелупе». Это высокое, узкое здание похоже на белоснежный корабль, бросивший якорь в Рижском заливе. Здесь тихо, высокие сосны. На пляже обычно малолюдно. Первые три дня проведу здесь. А потом перееду куда-нибудь…

Разместился и сразу вышел на море, поздоровался с ним, шумным в сильном сегодняшнем ветре. Маме позвонил, вместе его слушали.

– Тоже хочу сюда, – грустно сказала она.

Но ей не стоит уезжать далеко из Москвы. Возраст, а, главное, здоровье…

Я постоял на берегу, затем отправился погулять по некоторым из самых дорогих мест. На автобусе доехал до центра Юрмалы – Майори. А отсюда уже пешком – в соседние Дубулты. Так сложилось, что мое знакомство с Юрмалой, ее узнавание когда-то началось с этого места. Здесь я и хотел побывать в первую очередь.

На улице, по которой я шел, было тихо. Пик курортного сезона не начался, а рабочий день еще не закончился. Мне всегда очень нравилось идти этой дорогой – она ведет к самому любимому месту Юрмалы.

…Оно все ближе и ближе. Я уже вижу высокую стройную лютеранскую церковь Дубулты, деревья вокруг нее. Кирха песочного цвета, он такой теплый в лучах солнца. Она чем-то похожа на рижские соборы. Сходство не только в готических чертах облика. Оно – во впечатлении, производимом храмами, в заложенном изначально и усиленном годами их настроении.

По пути к храму я миновал площадь, где когда-то стоял памятник Ленину. Вождя изваяли в длинном плаще, будто хотели сделать похожим на латышского рыбака, а заодно защитить от прохладного ветра и балтийской сырости.

Сама Юрмала находится между Рижским заливом и полноводной рекой с ласковым названием Лиелупе. А центр Дубулты, куда я направлялся, самая узкая в прямом смысле слова часть курорта. Лиелупе здесь ближе всего к заливу.

Я снова в Дубулты… Ветрено и прохладно, несмотря на солнце в почти безоблачном небе. Железнодорожный вокзал станции с его удивительным образом изогнутой крышей. Уютные улочки. Если пройти еще немного – будет православная Владимирская церковь. Она деревянная, стоит прямо в соснах, выкрашена в голубой цвет….

Мне и хорошо, и грустно. Мама и отец уже не могут сюда приехать. Мама всякий раз, когда я возвращаюсь, засыпает вопросами – где был, как выглядит сейчас то или иное место.

Печально и оттого, что поехал без Марины. Женат, а отдыхать отправился в гордом одиночестве. Какой же это брак, черт возьми? Кажется, начинаю злиться. Скучаю по ней? И да, и нет. Когда мы живем мирно, нам хорошо, но так часто ругаться… Ладно, говорю себе, все это пока надо отставить в сторону. Не стоит сейчас копаться в себе.

По давней привычке зашел в магазин с вывеской Gramаtas («книги» в переводе с латышского – прим. автора). В 80-х, последних годах Padomju Latvia (Советская Латвия – в переводе с латышского – прим. автора), мой отец ухитрился собрать здесь чуть ли не пятую часть нашей тогдашней библиотеки. В Латвии не было такого книжного голода, как в Москве. Теперь здесь книги, в основном, на латышском. На русском их мало, и они дороже, чем у нас, в России.

*****

Кажется, знаю все в Дубулты. Нет, вот оно – новое.

Антикварный магазин. Раньше его здесь не было. Он между Gramаtas и банком. В одноэтажном доме с узким фасадом. Решил, конечно, зайти. Меня всегда привлекали редкие вещицы.

Открываю старую, сохранившуюся еще с ранних советских времен, дверь. Звенит колокольчик, предупреждая хозяина о моем появлении, но никого в магазине не видно. Здесь еще прохладнее, чем на улице. В очень большой, вытянутой в глубину дома комнате, которую он занимает, нет яркого света. День на исходе, солнце клонится к морю. А окна антикварного глядят на другую сторону.

Я иду вдоль этой комнаты, неторопливо, – какое счастье, когда не нужно никуда спешить! – рассматриваю выставленные предметы. Разнообразие поражает. Любителю старины есть из чего выбрать. На полочках книги самых разных годов издания и самой различной тематики, статуэтки, деревянные шкатулки, вазочки. Под стеклом выставлены украшения, монеты – советские, латвийские, немецкие, даже шведские. Мое внимание привлекают несколько старинных серебряных сакт (сакта – любимое традиционное украшение латышей, брошь, отделанная янтарем или недорогими камнями – прим. автора.) Рядом с ними – перстни. Тоже сделаны, скорее всего, в 19-м веке. Впрочем, что толку их разглядывать – эти вещицы не по моему карману.

Отдельное место в магазине занимает атрибутика четырех армий – русской императорской, советской, гитлеровской и довоенной латвийской. Такое сочетание можно встретить только здесь, в Латвии, такова история этой земли.

Я внимательно изучаю все это и невольно вздрагиваю, когда слышу женский голос. Приятный, с волнующей легкой хрипотцой:

– Lab dien! («добрый день» в переводе с латышского – прим. автора) – приветствует неожиданно появившаяся продавщица (а, может, хозяйка?) антикварного.

Она стоит около входа в магазин, рядом с кассой. Видимо, все это время она находилась в каком-нибудь подсобном помещении. Здороваюсь с ней. Тоже на латышском. Хорошо ее вижу. На нее падает свет. Эта женщина привлекательна. Кажется, ей чуть более тридцати.

Одета в темную блузку, застегнутую на все пуговички, узкую прямую юбку чуть ниже колен. Судя по всему, она старается соблюдать дресс-код, подобающий строгому продавцу антиквариата, но что-то в ее внутреннем «я» явно протестует против этих ограничений. Свидетельство тому – туфельки классической формы, но с открытым носом. Ухоженные ноготочки пальчиков ног покрыты лаком бордового цвета.

Она невысокая, очень стройная, прическа недлинная: светлые, слегка выгоревшие волосы спускаются чуть ниже шеи. Элегантная косая челка, закрывающая высокий лоб. Загорелое лицо, высокие скулы, небольшой прямой нос. Черты лица – не вполне латышские, но и не русские. В них – что-то не балтийское, восточное.

У нее очень красивые глаза – миндалевидные карие. В этих больших глазах – ум и грусть. Не сегодняшняя, давняя, сильная. И еще она явно напряжена. Слегка сжала губы. Пристально глядит на меня. Почему, не знаю…

Мне жаль, что в ее красоте – печаль, дума о чем-то тревожном, нерадостном. И все-таки, я чувствую, огонек жизнерадостности в этой женщине есть. Наверное, жизнь вылила на него много воды, но погасить не смогла. Такие люди обычно не слабы духом.

Несмотря на печаль в глазах, сейчас она не только внимательно смотрит на меня, но и явно собирается заняться мной, как клиентом ее магазина.

Кстати, много ли их, клиентов, приходит сюда? В основном, видимо, местные. А туристов, наверное, немного. Магазинчик малозаметен, расположен не в самом оживленном месте Юрмалы. А отели находятся, в основном, в Дзинтари и Майори. Там всегда более многолюдно.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга. Мне, собственно говоря, нечего сказать. Зашел больше из любопытства, не собираюсь пока ничего покупать.

Вскоре она прерывает молчание:

– Вы что-нибудь хотите выбрать, я могу вам помочь? – спрашивает уже на русском.

Акцент заметила!

– Пока нет, если честно, – признаюсь я. – Просто заглянул посмотреть. Я знаю эту улицу. Ведь раньше этого магазина не было?

– Нет, был когда-то давно. В советское время закрыли. Потом снова открылся, а в последние годы и, правда, не работал. Долгая история, – отвечает она после небольшой паузы.

Мой вопрос, кажется, взволновал ее. Чувствую – каждое слово значимо. Но в подробности вдаваться не хочет. Интонацией поставила барьер для возможных расспросов. Скорее всего, она – хозяйка. Продавщица не станет так разговаривать.

Продолжаю разговор. Теперь захожу с другого:

– У вас здесь очень интересно, просто глаза разбежались, – делаю я комплимент миниатюрной красавице.

Если честно, мне просто хочется немного поговорить с ней. В последние годы стал замкнутым, не привлекают новые знакомства, большие компании. А на отдыхе – я другой. Мне хочется общаться с людьми. Я и говорю с продавцами в магазинах, персоналом гостиниц, даже с полицейскими. Марина сердится на меня за это. Не понимаю, почему. Наверное, это еще одна «искра» между нами.

А с этой женщиной так и тянет пообщаться, зацепить ее слово за слово, ведь она действительно очень привлекательна. Жаль только, грустна.

– Я стараюсь подобрать много чего интересного, но покупают мало. – Она разводит руками. – Кризис. У местных нет денег. А туристы почти не знают про магазин.

Чувствую, напряжение оставляет ее. Правда, по-прежнему печальна, и, похоже, думает о чем-то своем.

– Когда же вы открыли его?

– Открыла месяцев восемь тому назад. В октябре.

Последние слова, похоже, даются ей с трудом. Будто вспомнила что-то очень тяжелое. Кстати, судя по ответу – она точно хозяйка.

– Все еще наладится, – говорю я, – узнают про вас, и дела лучше пойдут. После плохой погоды обязательно ждите хорошую. А в Прибалтике, вы это знаете лучше меня, погода меняется быстро.

Она понимает, что я поддерживаю ее пусть отчасти банальными, но искренне сказанными словами. Дарит мне улыбку. Улыбается на мгновение и одними глазами. На это мгновение печаль оставляет их.

А меня они просто притягивают. Как и вся она. Так бы и смотрел на нее. Именно это и делаю.

Откликается на мой взгляд! Сама смотрит приветливо. Может, это больше, чем вежливость? Жаль, тема разговора вроде иссякала. Неуклюже стараюсь продолжить беседу:

– А я приехал сюда отдохнуть, уже не первый раз. Было так приятно к вам зайти.

– Спасибо, – говорит она, – и где вы остановились?

Интересно, просто так спрашивает, или ей тоже интересно со мной общаться?

– В «Лиелупе», – охотно отвечаю я. И тут же делюсь своими планами. – Я здесь на четыре недели. Только сегодня приехал. Буду переезжать с места на место. Хочу побыть в разных уголках Юрмалы. Очень люблю ее.

– Это неплохое решение, – лаконично отвечает она.

– Теперь уже думаю, где буду жить после «Лиелупе».

– К чему склоняетесь?

– Еще не знаю. Может, найду что-нибудь на окраине Юрмалы, где совсем мало людей.

Она только кивает в ответ.

– Приехал один и свободен в передвижениях, – продолжаю я.

Что со мной происходит? Прямо сказал ей – один здесь. Это намек. Да, именно так. Она интересна мне.

В ответ – еле заметное движение длинных ресниц.

За разговором я медленно шел из глубины магазина. А она тоже шла в мою сторону. У нее очень легкая походка.

Теперь она совсем близко ко мне. Такая маленькая и такая грустная. Мне хочется долго разговаривать с ней. Но неудобно, да и она, может, не слишком расположена к длинной беседе с незнакомым человеком.

Больше не улыбается. Просто смотрит на меня, слегка наклонив голову. Челка легла красиво…

– Ой, – иду я наперекор себе, – заговорил вас, пойду.

– Заходите еще, – говорит она вежливо.

Дежурные слова? Или нет? Я надеюсь на это.

Я уже открываю дверь, чтобы выйти на улицу, когда она продолжает:

– Еще раз спасибо за пожелание хорошей погоды. Ее и, правда, давно не было. Может быть, вы привезли.

Был прав, когда надеялся – чувствую теплоту в ее голосе. Сразу оглядываюсь. Но она уже принялась за свои дела. Идет к полочкам с товарами, что-то переставляет с места на места. Что ж, для первого раза мы неплохо поговорили.

В отель я возвращаюсь по берегу моря. Ветер утих. Вместе с ним слегка стих и шум Балтики. Волны стали ниже, они с меньшей силой накатывали на пляж.