ОТ АВТОРА.
Дорогой, друг!
Прежде, чем ты начнёшь читать эту книгу, я хочу напомнить, что у тебя в руках исключительно фантастическое произведение. Любое совпадение имен или названия мест, где происходят события, всего лишь совпадение. У меня нет никакого желания кого-то оскорбить или унизить.
Эта удивительная история, рассказанная главными героями, больше похожа на историю их болезни, нежели на документальное повествование, а потому заслуживает твоего снисхождения.
Глава 1. Голос.
Тревога вязкой густой массой всё сильнее сжимала моё тело. Я физически ощущал это давление. Сердце, пытаясь вырваться из-под неожиданного гнёта, колотилось в груди испуганной птицей, отчётливо давая понять о своём месте положения. Разум пытался осмыслить причину этого состояния, но, понимая всю необоснованность неожиданно нахлынувшей тревоги, ещё сильнее разгонял страх в моей груди. Казалось, что ещё мгновение, и случится что-то ужасное. И, уж, скорее бы это случилось. Так невыносимо было ожидание беды…
И вдруг, чей-то голос в моей голове строго скомандовал: «Пиши!»
И я, как это было уже много раз, послушно сел за стол и набрал первые буквы на клавиатуре. Я не знал, что мне придётся писать в этот раз, но я знал точно, что боль и страх отступят, уступив место наслаждению. Потом также неожиданно, по команде чужого голоса в моей голове, я поставлю последнюю точку и, перечитав только что родившиеся строки, подумаю: «Неужели, это написал я?»
Впервые это произошло со мной несколько лет назад. Тогда я находился на краю жизни, брошенный всеми, без поддержки близких и друзей, погрязший в долгах, заливающий свою обиду на мир дешёвым вином. Смерть казалась единственным исцелением от унижения, которое с каждым днём становилось всё изысканнее. И только моя трусость не позволяла мне сделать последний шаг. И вот тогда я и услышал его впервые.
«Пиши!» – отчётливо прозвучала команда в моей голове. – «Тебе есть, что рассказать!»
И я писал. Каждый вечер я с упоением погружался в рождённые моим воображением миры, смеялся и плакал вместе со своими героями, помогал им выбраться из созданных мною же трудностей. А тем временем, реальная жизнь вокруг меня стала стремительно меняться. Мрак, сгущавшийся над моей головой, рассеялся. Стены раздвинулись, а двери, до этого момента запертые на тысячи замков, распахнулись, открыв мне дороги к свету.
Со временем я стал доверять Голосу в моей голове полностью. Он командовал мне, кому я должен был отправить материал, на какие мероприятия мне нужно пойти. Неожиданно мне писали или звонили с выгодными предложениями люди, которых я даже не знал. Обстоятельства, как нельзя лучше, складывались в мою пользу. Тогда я наивно полагал, что Голос – это я, а всё, мною написанное – исключительно продукт моего таланта. Как же я был наивен!
Первые сомнения закрались в мою голову прошлым летом, когда я встретил Андрея Геннадьевича.
Встреча с Андреем Геннадьевичем произошла на одной из презентаций моей книги в «Доме Литератора».
Неброский, стесняющийся всего вокруг, виновато улыбающийся, он протянул мне купленную им мою книгу и попросил поставить автограф.
– Как Вас зовут? – спросил я, надевая очки.
– Меня зовут Скупатов Андрей Геннадьевич можно просто Андрей, – ответил он, смущаясь. – Я корректор издательства «Премьер». У Вас, Илай, очень гладкий слог.
– Спасибо, Андрей Геннадьевич! – дежурно улыбнулся я и протянул ему книгу со своим автографом.
– Я с упоением читал Ваш роман. И меня не покидало ощущение, что я уже много лет знаком и с Вами, и с Вашим творчеством.
Я посмотрел внимательнее на своего собеседника, и мне, действительно, показался знакомым его голос, но я был уверен, что никогда не видел этого человека.
– Вы ошибаетесь. Я начал писать не так давно.
– Я по долгу службы читаю много книг, которые и читать-то не стоило. Но такова моя работа! – виновато пожал плечами мой собеседник. – Я могу с первой страницы узнать автора, если я его уже читал. Это мой профессиональный талант. Манера Вашего письма, сюжетные повороты, яркие характеры героев и основные посылы очень похожи на произведения одного неизвестного автора, с трудами которого мне приходилось сталкиваться.
– Андрей! – слегка раздражённо заметил я. – Вы хотите обвинить меня в плагиате? Я даже не знаком с этим господином!
– Нет. Что Вы! Я не обвиняю Вас в плагиате. Этот автор никогда никем не издавался. К тому же, он признался в своём предсмертном слове, что писал свои произведения «под диктовку Сатаны». Именно так и называлось его произведение. Так что, ни о каком плагиате речи быть не может! – улыбнулся Андрей.
Холодок пробежал по моей спине.
– Предсмертном слове? – переспросил я.
– Он страдал шизофренией. Последние несколько лет он провёл в клинике для душевно больных, где и написал это произведение. Меня приглашали, как эксперта, дать оценку его литературному таланту, после его смерти.
Андрей снова виновато улыбнулся и добавил:
– Извините ещё раз за мою бестактность! Не смею Вас задерживать.
Он нелепо поклонился и зашагал к выходу. Я смотрел вслед этому человеку и понимал, что его появление в моей жизни не случайно, как всё, что происходило со мной в последние годы.
– Андрей! – окликнул я его. – Вы не хотели бы со мной поработать? Мне нужен хороший корректор.
Андрей Геннадьевич повернулся и, улыбнувшись, ответил:
– В издательстве, с которым у Вас контракт, очень хороший корректор. Я бы даже сказал, что Аркадий Александрович – лучший из лучших.
Когда он скрылся, я почувствовал себя одиноким брошенным ребёнком в глухом лесу. Беспомощность и страх завладели моим сердцем. Я ощущал опасность у себя за спиной, но боялся повернуться, чтобы не столкнуться с ней лицом к лицу.
Всю следующую ночь я просидел у компьютера в поисках информации о романе «Под диктовку Сатаны». Но, увы, мой поиск закончился ничем, и я, изрядно устав, отправился спать.
Утро, как правило, рассеивает вечерние страхи и сомнения. И я уже не вспоминал вчерашний разговор с безумным корректором о каком-то сумасшедшем, покончившим с собой много лет назад.
Моя жизнь снова заиграла всеми красками, открывая мне новые горизонты. И я с упоением окунулся в неё.
Но однажды этот неприятный разговор снова напомнил о себе.
Я выходил от своего издателя, куда отнёс свой новый роман, и столкнулся в дверях с незнакомцем, который сразу меня узнал:
– Илай! – бросился он ко мне. – Я так рад Вас видеть. Я большой Ваш поклонник.
Я приветливо кивнул ему в ответ и поспешил уйти, но незнакомец оказался столь же проворным, сколь и бестактным и преградил мне дорогу:
– Вы не могли бы замолвить за меня словечко корректору этого издательства? Я, видите ли, написал роман, но корректор «Премьера», куда я обратился, заявил, что это не роман, а «Библия бездарности».
Я засмеялся:
– Я думал, что Андрей Геннадьевич более мягок в выражениях. Но, видимо, Ваш роман по-настоящему его вдохновил.
– Какой Андрей Геннадьевич? – удивился горе-писатель. – Я говорю про корректора издательства «Премьер», Головина Степана Алексеевича.
– А что стряслось с бывшим корректором «Премьера»?
– Я не знаю бывшего. Но судя по словам Степана Алексеевича, он «со дня основания издательства не встречал подобной бредятины».
– Как со дня основания? – удивился я.
Я точно помнил, что Андрей Геннадьевич представился корректором «Премьера». Зачем ему было врать?
Сразу после расставания с назойливым поклонником я набрал номер издательства «Премьер» и попросил позвать к телефону корректора Андрея Геннадьевича. Мои подозрения подтвердились. Такого корректора в издательстве никогда не было.
История о сумасшедшем писателе коварной змеёй снова заползла мне в сердце. Я не мог понять, почему меня это беспокоило? Если Андрей соврал о своей работе, почему же он не мог выдумать историю с романом «Под диктовку Сатаны»? Я часто встречал на своих презентациях шизофреников, которые сами искренне верили в свои больные фантазии. Но эта история почему-то мне не казалась выдумкой его воспалённого разума. Я должен был его найти. Но как? Где мне искать этого таинственного Андрея Геннадьевича? И, вдруг, меня осенило.
Я бросился к телефону и набрал номер корректора своего издательства:
– Аркадий Александрович, добрый день! Хотел поинтересоваться, как продвигается работа над моим последним романом?
– Да, все замечательно, мой любезный, – ответил Аркадий Александрович своим бархатным голосом. – Скоро закончу.
– Вы лучший корректор из тех, кого я знал, – произнёс я и добавил: – Кстати, недавно на презентации встретил одного Вашего знакомого, который так о Вас и отозвался, сказал, что Вы – «лучший из лучших». Его зовут Андрей Геннадьевич.
Я затаил дыхание. Если этот таинственный человек знал моего корректора, вполне могло случиться так, что и мой корректор был с ним знаком.
– Андрей Геннадьевич? – в недоумении переспросил мой корректор.
Я разочарованно вздохнул:
– Да. Андрей Геннадьевич Скупатов.
– Ах, Андрюша Скупатов! Так это мой одноклассник. Обязательно передавайте ему от меня привет.
– Так Вы его знаете? – оживился я. – А как я могу его найти?
– Ну, не прямо вот так знаю. Знал раньше. Мне не известно, где он живет, но могу дать телефон нашей одноклассницы, с которой они всегда были очень дружны. Она, наверняка, все про него знает.
Не прошло и часа, а я уже стоял на пороге дома, адрес которого мне сообщила по телефону Аня Шевенькова (одноклассница реального и мнимого корректоров).
– Я всегда рада гостям, – защебетала Аня, провожая меня в дом. – А, уж, друзей Аркаши особенно. Что я могу Вам предложить? Чай, кофе? Ой! Да у меня же торт есть. Давайте, торт кушать.
– Я вообще-то ненадолго зашёл, – пробормотал я.
– А я Вас и не задержу. Выпьем по чашечке, да и пойдёте по своим делам…
Уже темнело, а Аня рассказывала и рассказывала. Я узнал, как Аркаша в 6 классе сделал ей предложение, как она в 7 классе первый раз пошла на дискотеку и сама пригласила его на танец, как «Светка-разлучница» отбила у неё Аркашку, хотя, тот ей совсем не нравился…
Она не давала мне вставить слово. И вот, когда она, наконец, решила передохнуть, я спросил:
– Скажите, Аня, у вас в классе учился Андрей Скупатов. Вы его хорошо знаете?
– Ах, Андрюша! Андрюша! – Аня покачала головой. – Умер он на днях. Завтра в 12 вынос.
– Как умер!? – опешил я.
– Никто не понимает. Был человек и вдруг не стало. Так, к сожалению, бывает. Преподавал в институте, на филологическом. Говорят, книгу научную писал. И кто его дёрнул? Дочка пришла его наведать, а он в петле висит. Записку какую-то нелепую написал, мол, его жизнью управляют невидимые силы, которых ему не победить, и поэтому Андрюша решил повеситься. Встретить бы мне этого умника, кто его надоумил.
– Его заставили повеситься? – уточнил я.
– Нет. Замок был изнутри заперт. В доме никого не было. Говорят, что мол, привиделось ему что-то от усталости. Типа, голос услышал.
Я вздрогнул:
– Голос услышал?
Аня кивнула и закрыла лицо руками.
Я пообещал ей, что обязательно приду на похороны Андрея и распрощался.
Глава 2. В поисках ответов.
На следующий день я, действительно, пришёл на похороны своего мимолётного знакомого. С траурной фотографии покойного на меня смотрел тот самый Андрей Геннадьевич Скупатов, которого я искал.
Всеобщая скорбь передалась и мне. На душе было очень тоскливо. Я пытался разобраться в этом чувстве. Я знал Андрея всего несколько минут. Был ли он хорошим человеком или плохим, мне было не известно. Причин, чтобы быть расстроенным из-за его ухода, у меня не было. Но, тем не менее, мрак снова наполнил мою душу. Вместе с ним ушли ответы на те вопросы, которые я хотел ему задать.
– Простите, – молодая девушка вполголоса меня окликнула. – Вы были знакомы с моим отцом?
– Да. Недолго, – ответил я.
– Вы, ведь, Илай Гатто? – уточнила она. Мы с папой были у вас на презентации книги. Он много о Вас рассказывал. И книгу с Вашим автографом очень берег.
– Илай Гатто – это мой рабочий псевдоним, а зовут меня…
– Иван. Я знаю, мне папа говорил, – перебила меня незнакомка.
– А Вас как зовут?
– Я Настя.
– Скажите, Настя, а что именно Ваш отец рассказывал обо мне?
– Он много читает, – Настя смутилась и поправилась, – читал, посещал все книжные презентации, которые проходили. Вашу книгу он купил случайно в каком-то издательстве. Я помню, как папа всю ночь её читал, а утром мне сказал, что давно Вас знает.
– Мы с ним не были раньше знакомы.
– Он говорил, что Вы просто не помните, наверное, потому что были очень пьяным.
Я вздрогнул:
– А Ваш папа был адекватным человеком? Вы, уж, меня простите за эту бестактность. Просто на презентации он мне представился корректором издательства «Премьер».
– На презентации? – переспросила Настя. – Он не говорил, где работает. Я же стояла рядом с ним. Вы меня совсем не помните?
Я с удивлением смотрел на Настю. Я мог поклясться, что её не было. Боже! Неужели я схожу с ума, как тот горе-писатель, о котором говорил Андрей.
– Настя! А Вы помните, о чем была наша беседа с Вашим отцом?
– Конечно, – ответила Настя. – Он сказал, что Ваш роман ему понравился, попросил поставить автограф.
– И всё?
Настя пожала плечами:
– Вы поговорили немного о сюжете, о реинкарнации. И всё.
– А он не говорил, почему ему показалось, что мы были с ним знакомы?
– Нет.
– А про его командировку в клинику для душевнобольных он говорил Вам что-нибудь?
– Нет, – я видел, как от удивления у Насти округлились глаза. – Если бы такое было, он, наверняка бы, мне об этом рассказал.
– Возьмите, – я протянул девушке свою визитку. – Если что-то об этом вспомните, позвоните, пожалуйста!
В этот момент к Насте подошла заплаканная женщина в чёрном платке и позвала ее с собой. Настя извинилась и ушла.
Я стоял в полной прострации. Я помнил то, чего не было, и забывал то, что со мной происходило. Я напрягал память изо всех сил, но не мог вспомнить Настю на моей презентации, а слова Андрея о покончившем с собой авторе романа «Под диктовку Сатаны» я помнил очень отчётливо.
Когда человек теряет понимание реальности, у него остаётся три выхода: найти объяснение, забыть всё, как страшный сон, или сойти с ума. Самый популярный – вариант номер два. Но в глубине души я понимал, что не смогу забыть. Сходить с ума мне точно не хотелось, поэтому я выбрал вариант номер один. Я должен был найти объяснения тому, чего не может быть.
В тот вечер я брел домой с ощущением того, что моя жизнь перешла какой-то очень важный рубеж. Она изменилась и никогда не станет прежней. Я чувствовал себя повзрослевшим ребёнком, неожиданно увидевшим из-за ширмы кукольного театра, который всегда ввергал меня в восторг, руку кукловода, и потому навсегда переставшим верить в чудеса. Я пристально всматривался в глаза прохожих и неожиданно поймал себя на мысли. На мгновение мне показалось, что я знаю характеры и чувства этих людей. Но самое удивительное то, что я видел в глазах некоторых из них жизнь в то время, когда другие люди казались мне восковыми куклами. Мне сложно сформулировать эти ощущения, но я мог поклясться в тот момент, что эта разница между людьми есть. И это не плод моего богатого воображения.
Ночь тоже выдалась неспокойной. Я долго ворочался в постели прежде, чем уснуть. Мозг прокручивал перед моими глазами кадры прошедшего дня, повторяя некоторые из них.
«Говорят, что мол, привиделось ему что-то от усталости. Типа, голос услышал», – отдавались эхом в моей голове слова Ани Шевеньковой.
«Он не говорил, где работает. Я же стояла рядом с ним. Вы меня совсем не помните?» – вторил ей голос Насти.
Я открыл глаза. За окном было ещё темно. Накинув халат, я побрёл на кухню, чтобы налить кофе. Я понимал, что уснуть уже не получится. Постепенно внутри меня созревало чувство тревоги, граничащее с паникой. Именно то чувство, которое предшествует его появлению. Появлению моего главного соавтора, моего господина и моего мучителя. Я говорю о Голосе.
Я налил кофе, сел за стол и открыл ноутбук в ожидании его команды. Но он не появлялся. Чувство тревоги постепенно ушло. Спать не хотелось, и я набрал в строке поиска тот вопрос, который меня волновал: «Почему я помню то, чего не было?»
Мировой коллективный разум выдал мне множество вариантов причин происходящего: от перепрограммирования памяти Анунаками с планеты Нибиру до заумных статей о раздвоении личности и других психических расстройствах. Моё внимание привлекла статья о мульти вселенной, в которой автор аргументировано объяснял, что перемещение между мирами может происходить незаметно для человека, и обнаружить это можно только по каким-либо косвенным признакам. Далее следовал целый ряд признаков…
Я подумал, что эта тема вполне могла бы стать основой моего очередного романа и, закрыв ноутбук, побрёл в постель.
Меня разбудил телефонный звонок.
– Иван, здравствуйте! Это Настя, мы с Вами вчера разговаривали на похоронах моего отца.
– Здравствуйте, Настя! – ещё не проснувшись до конца, я не мог понять, с кем разговариваю.
– Я рассказала о нашем с Вами разговоре маме, и она призналась, что папа, действительно, ездил в командировку в одну клинику для душевнобольных, чтобы оценить литературные способности какого-то пациента. Но это было очень давно. Я тогда была совсем маленькой.
Меня как будто окатило холодной водой. Я вскочил с постели и стал нервно метаться по комнате.
– Как звали этого пациента? Где эта клиника?
– Я не знаю, – ответила Настя. – И мама, наверное, тоже. Но Вы можете сами с ней поговорить. Они с отцом в разводе давно, но контакты поддерживали. Может быть, она что-то знает. Я пришлю сейчас её номер телефона. Её зовут Светлана Ивановна.
В моей голове творилось что-то невообразимое – взаимоисключающие умозаключения разрывали мой мозг. Пациент был, а значит и роман «Под диктовку Сатаны» не был плодом моего воображения. Но откуда я это узнал, если, по словам Насти, Андрей мне про эту историю не рассказывал?
Я понимал, что для ответа на этот и другие вопросы, которые бесновались в моей голове, у меня было ещё слишком мало информации, и потому я постарался успокоиться.
«Всему есть объяснение, – говорил я себе. – Придёт время, и я всё пойму».
Глава 3. Клиника.
Разговор с бывшей супругой Андрея был недолгим.
– Это было в 2011 летом, – рассказывала она. – Или в 2012? Не помню. Тепло было. Пришёл как-то с работы и говорит, мол, надо уехать в командировку на пару дней. Знаю я его командировки! Лишь бы из семьи свалить. Говорит, что попросили оценить литературные способности какого-то психа. Типа, препод-филолог в этом эксперт. Я не поверила ему тогда, скандал устроила. Но он все равно уехал.
– А куда именно он поехал, не знаете? – обречённо спросил я.
– Как же не знаю? Я-то думала, что он любовницу завел и, как водится, обыскала все его вещи. Билет был туда и обратно, гостиница оплаченная.
Я оживился.
– Где находилась эта клиника?
– Он был в Казани, рассказывал, что это какая-то строгая тюремная психбольница, где содержаться одни маньяки, людоеды и прочие нелюди.
– Вы ему поверили?
– Он был очень убедителен.
– А что он рассказывал, собственно, про предмет своей поездки? Оценил он литературные способности этого таинственного пациента?
– Про это он мне ничего не рассказывал и обрывал меня всегда, когда я заикалась об этой чёртовой книге. После той злополучной поездки Андрюша стал совсем другим. Он отдалился от меня. Его перестала интересовать семья. Если с Настенькой он еще общался, то меня как будто и вовсе не существовало. Я ему как прислуга была…
В голосе Светланы Ивановны зазвучали металлические нотки былой обиды. Женщинам не свойственно их забывать. Они хранят свои обиды в укромных уголках своей души, чтобы время от времени доставать их, сдувать пыль прошедших лет и наслаждаться. И лучше это делать в компании. В компании подруг или мало знакомого мужчины, как я.
– Это и стало причиной вашего развода? – уточнил я.
Светлана задумалась:
– Причиной? Нет, скорее всего. А вот отправной точкой конца стало. Он только в облаках летал, нёс какую-то чушь. Я всерьёз решила, что он в этой дурке какой-то вирус от психов подцепил. Однажды утром просыпаюсь, а его нет. И вещей его нет, только записка на столе, мол, прости любимая, не хочу стать для вас с Настей обузой и проблемой. Когда-нибудь ты меня поймёшь. Ни тебе ссоры или скандала, ни объяснений или извинений. Просто взял и вышел. Его уже нет, а я так и не поняла. Может, Вы мне объясните, что это всё значит?
Я пожал плечами.
– Я думала, что бабу себе молодую нашёл, – Светлана смахнула слезу. – Так нет. Так один и прожил до самой смерти.
***
– Как ты это себе представляешь? – воскликнул мой редактор, когда я в лоб заявил ему, что для сбора материала для нового романа мне срочно нужна командировка в Казанскую тюремную психбольницу. – Я не прокурор, чтобы такие путёвки выписывать!
– Вы не прокурор, – возразил я, – а Ваш хороший знакомый, Александр Леонидович, замначальника ФСИН.
Редактор посмотрел на меня раздражённо и взял в руки телефон:
– Александр Леонидович, добрый день! Не отвлекаю от дел государевых? Всех злодеев уже изолировали?
Александр Леонидович, видимо, был в хорошем расположении духа, потому что мой редактор долго смеялся над его ответом.
– У меня тут интересный роман назревает. Не поможешь автору, так сказать, из первых рук материала набрать? Нет, Леонидыч, твои «руки» не подойдут, ему нужно с психами-маньяками пообщаться.
Редактор закрыл трубку рукой и обратился ко мне:
– Завтра в СИЗО он тебе устроит интервью с отъявленным подонком. Радуйся!
– Нет! – заорал я, не сдержавшись. – Мне нужна Казанская ТПБ!
Редактор испуганно на меня посмотрел и произнёс в трубку:
– До сегодняшнего дня был адекватным, но я уже и сам стал сомневаться!
Затем он положил на стол телефон и сухо произнёс:
– Собирай вещи! Леонидыч обещал завтра договориться с каким-то Мирзагитом Закировичем из Казани, чтобы тебя пропустили туда. Придумают же себе имена! Язык сломаешь!
Моей радости не было предела. Уже скоро я попаду в эпицентр тех загадочных событий, которые со мной происходят.
Но, к моему великому разочарованию, утром выяснилось, что таинственный Мирзагит послал нашего Леонидовича куда подальше. Мне это было преподнесено, как неожиданный карантин в ТПБ Казани, и в качестве альтернативы – экскурсия в Московскую психиатрическую больницу №2.
Был ли карантин в Казанской ТПБ на самом деле, мне было неизвестно, но тот факт, что обстоятельства играют против меня, никаких сомнений не вызывал.
Я вежливо отказался от экскурсии в подмосковную психушку и поехал в Казань на удачу, которая в последние дни от меня отвернулась.
Глава 4. Алмаз. Первая встреча.
Убаюкивающий стук колёс скоростного поезда Москва-Казань монотонно отбивал ритм давно забытой песни из далёкого детства, а мелькающие за окном деревья и убогие полустанки русской глубинки навевали щемящее и немного грустное чувство. На душе было спокойно. Я открыл ноутбук, чтобы забронировать гостиницу.
В эту поездку я сорвался без какого-нибудь мало-мальски продуманного плана. Первым, что пришло мне в голову, было решение о необходимости ехать в Казань, что я и сделал. Я понимал, что в саму больницу меня не пустят, но встретиться и пообщаться с людьми, которые там работали 5-10 лет назад, было более реально в самой Казани.
За окном стемнело. Мой сосед по купе стал укладываться спать.
– Я Вам не помешаю, если еще немного поработаю? – вежливо спросил я его.
– Да мне пофиг, – ответил он и отвернулся.
«Ну, пофиг, так пофиг!» – подумал я. – «В конце концов, нормы этикета я выполнил».
И вдруг, в моей голове прозвучал голос того, кто никогда не приходил неожиданно. Его появлению всегда предшествовало тревожное состояние, граничащее с паникой.
И вместо привычного «Пиши!» я услышал:
– Ты куда собрался?
– А ты как здесь оказался? – от неожиданности громко вскрикнул я.
Мой сосед испуганно повернулся и посмотрел на меня:
– Так я сам из Казани! – забормотал он. – К брату в Москву ездил, повидать. Взял отпуск на неделю и махнул. Надо иногда от работы отдыхать, а то и сам свихнёшься.
– Извините! – обратился я к соседу.
Но мой испуганный и удивлённый вид не произвёл на него успокаивающего действия. Он взял в руки свою дорожную сумку с верхней полки и, обняв её снова отвернулся.
– Я из органов, если что, – пробормотал он, снова засыпая.
– Я всегда оказываюсь рядом, когда тебе нужна моя помощь! – снова прозвучал строгий Голос в моей голове. – А она тебе сейчас нужна, потому что ты стремительно несёшься в пропасть.
– Я просто хочу собрать материал для книги, – попытался я оправдаться.
– Кого ты хочешь обмануть? – снова прозвучал Голос в моей голове. – Твои книги пишу я, а мне материал не нужен. Я знаю всё – что было и что будет.
– Пожалуйста, уйди! – громко прошипел я.
– Да, что Вы себе позволяете? – возмутился мой сосед по купе, поднимаясь с постели. – Я так же, как и Вы, купил билет в этот поезд. Если хотите побыть один, можете сами выйти.
Тем не менее, он встал, взял в руки свою драгоценную дорожную сумку и вышел из купе.
– Кругом одни психи, – пробормотал он, выходя из купе. – Думал, хоть в отпуске от вас отдохну.
– Разве я когда-нибудь давал повод усомниться в правильности моих рекомендаций? – снова прозвучало в моей голове.
– Я не сомневаюсь в них, но ведь я вправе сам распоряжаться собой? – возразил я.
– У каждого есть выбор. Это дар Божий или его проклятие. Но, так или иначе, скажи, будешь ли ты принимать решение, зная, что оно приведёт тебя в бездну? Я не буду препятствовать твоему выбору до тех пор, пока я ещё смогу тебе помочь. Но когда точка невозврата близка, я вмешаюсь.
– Хорошо, – согласился я.
– Что хорошо? Я уже вмешиваюсь. Что тебе не понятно?
– Я обещаю, что буду очень осторожен, – уговаривал я своего господина.
– Ты пытаешься узнать то, что не позволит тебе стать прежним. Ты изменишься навсегда, и эти изменения тебя не обрадуют. Ты потеряешь все, что имеешь, обретя те знания, которые ищешь.
– Пожалуйста! Уйди!
Неожиданно моё тело обмякло, и я повалился на кровать, погружаясь всё глубже в сон.
– Поезд прибывает к городу Казань! – прозвучал голос из динамика купе.
Я открыл глаза. Передо мной сидел сосед, обняв свою сумку, и смотрел с укором и опаской на меня.
– Доброе утро! – произнёс я.
Он ничего не ответил.
– Вы что, совсем не спали? – снова спросил я.
– Уснешь с вами, – процедил он. – Знаю я таких. Типа, мы не буйные, а отвернёшься, так заточенную ложку в бок воткнут.
– Что вы! Я безобидный человек. Вы говорили, что в органах работаете? – попытался я поддержать беседу.
– Можно и так сказать, – снова с опаской глянув на меня, ответил сосед. – Я психов в Казанской ТПБ охраняю.
– Что?! – от неожиданной радости вскрикнул я и попытался даже обнять своего соседа, так кстати, оказавшегося со мной в одном купе.
Но в ответ получил удар стаканом в голову и душераздирающий вопль:
– Не приближайся ко мне, животное!!!
На крик в купе ворвались проводница и сопровождающий поезд сотрудник полиции. Поскольку кровь на лице была у меня, мне всё-таки удалось загладить конфликт, как пострадавшему.
– Алмаз Тахирыч, Вы, уж, не держите на меня зла! – попросил я моего соседа по купе, которого я пригласил за мой счёт перекусить в привокзальном ресторане. – Для меня, как писателя, Вы – большая находка.
Алмаз налил себе еще водочки и налёг на солянку.
– Вы не могли бы мне рассказать подробнее о жизни пациентов в Вашем заведении? Может, были какие-нибудь интересные персонажи на Вашем веку? Вы, кстати, давно там работаете?
Мой собеседник покачал головой и с набитым ртом произнёс:
– Не. У нас подписка. Нам нельзя разглашать. А работаю я уже лет 7, наверное. Как с армейки дембельнулся, так и устроился.
Я налил ему ещё водки:
– А почему Вы меня приняли за психа?
– Бормочешь себе какую-то ахинею под нос. Вот и подумал.
– Я же Вам объяснил, что, когда пишу, всегда разговариваю со своими персонажами. Так проще прописывать диалоги.
– Да, понял я уже. Мои-то подопечные книг не пишут, а бормочут постоянно. Вечно у них какие-то голоса в головах.
– Что, совсем писать им нельзя?
– Ты чё, писатель! С ума сошёл? Им только дай в руки колющий предмет, себя или ещё кого обязательно пырнут просто для того, чтобы посмотреть, какого цвета кровь у рептилоида.
Алмаз громко рассмеялся, орошая всё вокруг, включая меня, содержимым своего рта. Видимо, общение с умалишёнными сказывается и на «нормальных» людях. Хотя, можно ли так называть тех, кто решил посвятить свою жизнь унижению слабых и больных.
Этот персонаж был мне крайне неприятен, но он был ярок и харизматичен. Кроме того, через него я мог выйти на историю, которая меня интересовала. Поэтому я продолжал с ним общаться.
– Скажите, Алмаз, есть ли надежда у больных на выздоровление? И какой уровень медперсонала?
– Выздоровление? – мой собеседник снова громко засмеялся. – Забудь. Есть бабло – «поправишься». Нет – сдохнешь на «вязках».
– На вязках? Это как?
– Поверь мне, писатель, тебе этого лучше не знать.
– А к Вам можно как-то попасть? Ну, типа, на экскурсию, что ли?
– Конечно, можно, братан! – Алмаз похлопал меня по плечу (или просто вытер об меня руку). И то и другое выглядело вульгарно. – По решению суда или на экспертизу. Милости прошу! Будет тебе экскурсия.
Алмаз снова расхохотался. С каждой рюмкой он видел себя всё более остроумным.
Наконец, он доел свой обед и вылил себе в стопку остатки водки. Допив их, он занюхал куском хлеба, видимо, оставленным специально для этих целей, и произнёс:
– Ты обещал ещё тачку мне до дома оплатить.
– Конечно, – ответил я.
– Так я заказываю?
– Да. Я оплачу, конечно. А Вам в какой район надо ехать?
– На Новаторов.
– А мне тоже туда, – соврал я. – Вот совпадение. Там гостиница… забыл название.
– «Дружба», что ли?
– Да, точно, – грустно произнёс я. – «Дружба». Прямо, как у нас.
Выходя из такси, изрядно выпивший Алмаз произнёс на прощание:
– Ну, бывай, как там тебя! Пиши свои книжонки.
– Хорошо, – буркнул я.
Первым делом, что я сделал, зайдя в свой гостиничный номер, встал под душ. Как же мне хотелось отмыться от своего нового знакомства. Не скажу, что я считал себя выше других людей, но общение с таким, прямо скажем, хамоватым быдлом, как мой новый знакомый, было для меня унизительным. Но я терпел эти унижения, чтобы получить хоть какую-то информацию о том загадочном учреждении, в котором хранятся ответы на все мои вопросы.
Глава 5. Первый шаг в бездну.
Я спал, как младенец. Гостиница «Дружба», хоть и не отличалась высоким сервисом, но теплый душ и мягкая постель сделали своё дело.
Утром я проснулся в хорошем расположении духа и потому был готов на решительные шаги в направлении свой цели. И я этот шаг сделал – свой первый шаг в бездну, как и предупреждал меня Голос.
И почему я решил, что если сам Александр Леонидович не смог договориться с Мирзагитом Закировичем, то у меня это получится? Я нагло пришёл в его приёмную, сказал секретарю, что меня прислал Александр Леонидович из Москвы и вошёл в большой кабинет начальника ФСИН Татарстана.
Хозяин кабинета смотрел на меня пристальным оценивающим взглядом, пытаясь понять с какой целью к нему приехал этот наглец из Москвы.
– Присаживайтесь! – сухо произнёс он, указывая мне на стул.
Я послушно сел.
– Как поживает мой дорогой друг из Москвы – Александр Леонидович? – натянуто улыбнувшись, спросил Мирзагит Закирович.
– Вашими молитвами! – попытался я выкрутиться.
Я в глаза его ни разу не видел, а слышал о нём только от своего редактора.
– Как его супруга с дочками поживают? Как сыр в масле, наверное, катается в этом бабском царстве?
– Да, что ж им станется с таким-то отцом и мужем? – опять ответил я уклончиво.
– А к нам-то, в провинцию, с чем пожаловали? Если нужна какая-то помощь, не стесняйтесь – обязательно помогу!
– Очень на это надеюсь! – улыбнулся я. – Дело в том, что я писатель. Александр Леонидович Вам звонил недавно по моему вопросу. Мне хотелось бы с пациентами пообщаться в Казанской ТПБ, чтобы собрать материал для моей новой книги. Она про психов. А у меня совсем нет опыта общения с данной категорией граждан.
– Да. Помню. Звонил мне Сашка, – задумчиво произнёс мой собеседник. – Только зачем же он Вас отправил сюда? Я же ему сказал, что там карантин.
– Я познакомился в поезде с одним сотрудником этого учреждения. Так вот он про карантин ничего не знает.
– Я смотрю, Вы уже собираете свой материал! – засмеялся Мирзагит Закирович. – Тогда зачем же Вам экскурсия в ТПБ? Это закрытое учреждение, и попасть туда можно только по решению суда.
– Да, знаю, – грустно вздохнул я, вспомнив слова Алмаза. – По решению суда или на экспертизу.
– Ну, как-то так, – подтвердил Мирзагит Закирович. – Я – человек законопослушный и изменить в этом вопросе ничего не смогу.
Затем он нажал на кнопку селектора и произнёс:
– Марина! Что у нас по плану на 10-00?
Тем самым он мне давал понять, что наше с ним общение закончилось.
Я встал со стула, ещё раз глупо улыбнулся и произнёс, протягивая ему экземпляр своей книги:
– Извините, что отвлёк Вас от работы. Это Вам. Я оставил свой номер, если я смогу быть Вам как-то полезен, буду рад.
– Несомненно, – сухо ответил Мирзагит, демонстративно не взяв у меня из рук книгу.
Я положил её на стол и вышел из кабинета.
Проходя приёмную, я услышал в селекторе голос рассерженного начальника:
«Марина! Срочно зайди ко мне!»
Ей, наверняка, сейчас попадёт от рассерженного моим беспардонным визитом начальника, за то, что она не выгнала меня сразу.
Я был расстроен, но не был отчаян. В глубине души я был готов к такому повороту событий и обратился к тому, кто знает ответы на все вопросы – к интернету. В новостях, в соц. сетях, в бесконечных обсуждениях всевозможных форумов я искал людей, хоть как-то связанных с интересующим меня заведением. Но к моему удивлению, все мои старания оказались тщетными.
«Возможно, люди, связанные с этим заведением, просто стеснялись себя афишировать. Будь ты санитар или бывший пациент клиники для душевнобольных, вряд ли ты будешь этим гордиться», – думал я, объясняя такую закрытость людей.
Но однажды удача мне всё-таки улыбнулась. Во всяком случае, я так думал. Мне пришло письмо от некоего Валерия, бывшего санитара Казанской ТПБ, который был готов на условиях анонимности дать мне интервью. Мы договорились встретиться у него дома, куда я и приехал в назначенное время. Спальный район недалеко от ТПБ, серая хрущёвка с зассаным подъездом и тёмным двором – такое встречается в любом городе России, даже в таком благополучном, как Казань.
Глава 6. Встреча с Валерием.
Дверь мне открыл подтянутый, спортивный мужчина лет 35 в чёрных джинсах и водолазке того же цвета, он с подозрением посмотрел на меня, осмотрелся вокруг и, наконец, предложил войти. Мы прошли на кухню, где уже был накрыт стол нехитрыми сладостями к чаю.
– Что будете пить? – спросил он меня. – Чай, кофе?
– Чай, – ответил я и сел к столу.
На столе стояла красивая деревянная подставка, а в ней размещались несколько охотничьих ножей ручной работы. Я взял в руки один из них:
– Вы охотник?
– Нет. Ребята со старой работы подарили.
– Вы здесь один живете? – задал я банальный вопрос для начала разговора, осматриваясь по сторонам.
– Раньше с женой жил. Теперь один, – сухо ответил Валерий и, налив чай, тоже сел к столу. – Я читал Ваши книги. Почему Вы выбрали такую тему? Вы же фантаст. А если Вы решили написать про ТПБ, то выбрали жанр ужастиков. Там нет чудес. Там только страдания, отчаяние и боль.
Холодок пробежал по моей спине. В голосе моего собеседника чувствовалась глубокая рана, оставленная заведением, в котором он когда-то работал.
– Валерий, давайте перейдём на «ты»! – предложил я, стараясь перевести нашу беседу из интервью в дружеский разговор.
– Давай! – равнодушно пожал плечами Валерий.
– Понимаешь, Валерий, когда я о чём-то пишу, я досконально изучаю эту тему. И не важно, реинкарнация это или психические заболевания.
– Психические заболевания? – переспросил Валерий. – Тогда почему именно ТПБ и именно Казанская? Я думаю, что в Москве много психиатров, которые расскажут тебе про психические заболевания лучше, чем я.
Я понимал, что передо мной сидит человек достаточно проницательный, юлить перед которым не имеет смысла. Он явно был гораздо умнее санитара.
– Хорошо, – произнёс я, немного подумав. – Я расскажу тебе, почему именно казанская психушка меня интересует, но сначала расскажи мне, как ты оказался санитаром? Это же не было твоей детской мечтой?
– Нет, конечно. Пять лет назад я работал опером в угрозыске. Я был «честным ментом», из числа тех, кого не любят. Мне попалось дело об убийстве жены одного местного олигарха. Дело было не сложным, но все улики вели к её сыну. Знаешь, такой 18-летний мажорчик с серебряной ложкой во рту, который за всю свою жизнь ничего, кроме своего хрена, не поднимал, но смотрел на всех свысока. Меня стали прессовать сразу, как только папка с делом оказалась у меня на столе. Сначала предложили денег, чтобы я спустил это дело на тормозах, затем угрожали. Но я довёл дело до суда, придав его огласке. В интернете поднялся хай, об этой истории написали центральные газеты, скрыть дело было уже нельзя, и сопляка взяли под стражу, – Валерий грустно усмехнулся, вспоминая снова эту историю. – Его в СИЗО, а меня с «волчьим билетом» попёрли из органов за «нарушение профессиональной этики». Как я ни старался устроиться по своей профессии, везде получал отказ. Так я и пришёл, в конце концов, в санитары.
– Печальный конец у этой истории, – подытожил я.
Валерий посмотрел на меня:
– Нет. Это был ещё не конец истории. Пацана на суде признали душевнобольным и отправили в ТПБэшку на лечение. Можешь представить моё состояние, когда я, опер, за плечами у которого не одно раскрытие, выношу утки, а этот малолетний убийца собственной матери, как сыр в масле, катается у меня на глазах, а через 4 месяца выходит на свободу, как излечившийся.
– Его отпустили? – удивился я.
– Папины деньги решили вопрос положительно. Главврач очень договороспособный человек. Если за клиента есть, кому заплатить, тот быстро идёт на поправку, а если одинокий старик или спившийся элемент, у которого осталась квартира, то его лечение становится пожизненным и частенько недолгим. За это тоже есть желающие заплатить.
– Но почему ты не написал заявление в прокуратуру, если там творится такой беспредел? – искренне удивился я.
Валерий снова грустно усмехнулся:
– А это уже история о том, как я перестал быть санитаром. Когда я увидел эту систему изнутри, конечно же, я не мог молчать. Но, как опытный опер, я не мог прийти в прокуратуру без железобетонного материала. Я собрал информацию от «излечившихся» пациентов, которые были готовы дать показания. Показания пациентов, находящихся в клинике, даже никто рассматривать не будет – медперсонал быстро напишет заключение о том, что у них бредовые видения или что-то вроде того. Да и сами больные не настолько сумасшедшие, чтобы так рисковать. Стоит им открыть рот, быстро угодят «на вязки» на пару недель, а то и на месяц другой.
– А что за «вязки» такие? – уточнил я.
– Это когда особо буйных пациентов фиксируют на специальной кровати в отдельной камере, чтобы им не могли облегчить страдания другие психи. Один из пациентов, особо лояльных к администрации, убирает за несчастным утку (если успеет) и кормит его белковой смесью, чтобы тот не помер, воду даёт по 50 грамм… Одним словом, средневековая инквизиция хлопала бы в ладоши. И это продолжается не 2 часа, как положено, по нормам, а гораздо дольше. Доходило до месяца и более. Были случаи, когда несчастные умирали от этих пыток.
Я с подозрением посмотрел на Валерия:
– Это невозможно в нынешнее время! Это же не ГУЛАГ!
– Не ГУЛАГ, – согласился мой собеседник и добавил: – Это гораздо хуже. Однажды я всё-таки не выдержал и заступился за одного психа, которого «фсиновцы» избили за то, что он выбросил пакет с мочой в окно. Тогда избили и меня. Я и раньше у этих зверей вызывал недовольство тем, что выводил больных в туалет по их просьбе. Посещение туалета тоже должно быть наказанием. Их выпускают в туалет на несколько минут всей палатой. И они, бедные, бегут (кто еще может, конечно), мочатся в один унитаз по нескольку человек. А потом с обоссаными штанами бегут назад, чтобы не оказаться последним, потому что последний получает удар резиновой дубиной по почкам. У половины из них больные почки или простатит, и позывы к мочеиспусканию гораздо чаще, чем посещение туалета по распорядку. Вот они и ссут в пакеты, а потом выкидывают их через решётку на окне на улицу, чтобы не дышать собственной мочой, потому что запах в палате и так не хвойного леса.
– И что было после того, как тебя избила охрана?
– Уволили за нарушение дисциплины, конечно. Это же я первый напал на «фсиновца». Я, конечно, написал заявление в прокуратуру, чтобы провели проверку, дал координаты выписанных пациентов, готовых сотрудничать, как обычно, привлёк местные СМИ…
– Виновных наказали? – облегчённо вздохнул я.
– Конечно. По полной строгости. Только виновным оказался я. Меня вызвали в прокуратуру для дачи показаний, забрали паспорт и стали мне «шить дело». У меня было два пути – в СИЗО или ТПБэшка, но уже в роли «клиента» для проведения экспертизы на вменяемость. Я впервые оказался по ту сторону закона, и я, ты не поверишь, очень испугался. Я подписал всё, что мне велели, лишь бы уйти на «подписку». Я признался во всём, что мне «шили». И теперь я в любой момент могу оказаться «за забором». Трое из моих свидетелей «случайно» погибли, а один вернулся на лечение.
У меня по спине пробежал холодок.
– Получается, что ты сильно рискуешь, общаясь со мной?
Валерий пристально на меня посмотрел.
– У меня нет другого выхода. Если я буду общаться с прессой, они дадут делу ход. Я окажусь в психушке, и любое моё слово будет всего лишь бредом сумасшедшего. Ты – моя последняя надежда. Ты не местный, о тебе они не знают.
– Вообще-то знают, – тихо произнёс я. – Я был на приёме у начальника ФСИН Татарстана, просил провести мне экскурсию в вашу психбольницу и получил жёсткий отказ.
Валерий побелел от страха.
– Мне конец, – прошептал он. – Тебе нужно срочно уезжать в Москву. Там они тебя не достанут. А если дашь огласку, то, возможно, и я останусь в-живых.
– Я не могу уехать, пока не узнаю историю одного пациента из вашей психушки.
– Он твой родственник, что ли?
– Нет. Я даже не знаю, как его зовут.
– А как же ты хочешь о нём узнать? – удивился Валерий.
– Он был необычным пациентом.
– Тогда тебе точно не светит, – ответил Валерий. – Там обычных пациентов нет совсем.
– Он написал в психушке книгу «Под диктовку Сатаны».
Валерий встал, чтобы поскорее проводить меня к дверям. Он был не на шутку встревожен. Его зрачки были расширены, а взгляд метался по комнате. Он сам был похож в этот момент на обезумевшего.
– Забудь про него и поскорее сваливай из города! В режимном учреждении никому не дадут в руки даже карандаш!
Он проводил меня до дверей и буквально вытолкнул меня из своей квартиры, немедленно заперев за мной двери.
– Может, хоть, его послушаешь? – спросил меня Голос.
Я вздрогнул. Было ли мне страшно в тот момент? Да, не то слово! Но оснований для того, чтобы опасаться за свою жизнь у меня не было, а правда, за которой я сюда приехал, была где-то совсем рядом, поэтому я решил прислушаться к своему разуму.
– Я его послушал, – ответил я, – и тебя послушал, но сделаю так, как считаю правильным.
Глава 7. Неожиданная удача.
Приняв душ, я растянулся на своей кровати в приятной истоме. Рассказ Валерия о ТПБ Казани, который так меня напугал во время нашего с ним разговора, всё более казался мне нелепой выдумкой. Не может быть, чтобы в наши демократические времена сохранялась средневековая инквизиция, как спрут распускающая свои щупальца далеко за границы своего логова.
Я проспал до 8 утра, и лишь телефонный звонок заставил меня открыть глаза. В трубке прозвучал знакомый голос, но на этот раз он был более приветливым.
– Доброе утро, мой дорогой! Это Мирзагит Закирович, Вы были у меня в гостях недавно.
– Очень приятно Вас слышать, – ответил я в недоумении. – Я могу чем-то Вам помочь?
Голос в трубке рассмеялся:
– Думаю, что это я могу Вам помочь. Я почитал Вашу книгу. Вы очень талантливый и глубокий писатель. Сочту за честь, если смогу помочь Вашему вдохновению для нового бессмертного произведения. Вы хотели посетить Казанскую ТПБ?
– Да, – промямлил я, немного напрягшись. – Но, ведь, там карантин.
– Карантин сняли, мой дорогой! Можете поболтать с маньяками и врачами, если Вам это всё ещё хочется.
– Конечно! – встрепенулся я. – Здорово!
– Я пришлю за Вами машину. Мой человек оформит все формальности. Сами понимаете, проход на территорию режимного учреждения всегда сопряжён с определёнными бюрократическими издержками.
– Конечно, я понимаю. Огромное Вам спасибо, Мирзагит Закирович! Не знаю даже, как Вас благодарить.
– Лучшей благодарностью станет Ваша новая книга, – засмеялся в трубку мой собеседник.
– Я разместился в гостинице…
Но в трубке уже звучали короткие гудки.
Не успел я опустить руку с телефоном, как в комнату постучали. На пороге стоял приветливый молодой человек в дорогом костюме.
– Я за Вами! Меня зовут Марат.
– Очень рад, – ответил я. – Что мне взять с собой?
– Всё, что пожелаете. Главное, чтобы паспорт был.
– Мы туда надолго? – спросил я, торопливо бросая в рюкзак необходимые для интервью вещи.
– Сколько пожелаете, – улыбнулся незнакомец. – Генерал просил Вас окружить заботой и вниманием, поэтому собирайтесь надолго.
На улице нас ждал дорогой мерседес. Кроме водителя в машине находился ещё один человек.
– Доброе утро! – поздоровался я, садясь на заднее сиденье автомобиля, но незнакомец в машине никак не отреагировал. Он что-то произнёс на непонятном мне языке водителю, и автомобиль тронулся с места.
Мы подъехали к отделению полиции, и Марат произнёс:
– Пойдёмте! Оформим формальности.
Я вышел из автомобиля. Таинственный незнакомец вышел вместе с нами. Он был мне неприятен. Я даже его побаивался. В его взгляде, манерах, осанке чувствовалась военная выправка.
Мы поднялись на второй этаж. Марат по-хозяйски открыл какой-то кабинет и пригласил меня войти. Сам он сел за рабочий стол, а мне показал на деревянный стул напротив. Незнакомец с военной выправкой остался стоять в дверях.
Марат, покопавшись в бумагах, достал какой-то листок и протянул его мне.
– Подписывайте, чтобы соблюсти формальности! – улыбнулся он.
В документе уже было записано моё имя со всеми паспортными данными. Я с удивлением поднял глаза на Марата:
– Откуда Вы знаете мои паспортные данные?
– Мы же опера. Мы всё можем узнать! – засмеялся Марат и добавил: – Мы в гостинице запросили Ваши данные, чтобы время не терять. Подписывайте.
Я стал читать документ:
«Согласие на прохождение психиатрической экспертизы».
– Но мне нужно всего лишь с врачами и пациентами пообщаться, – удивился я.
– Вот и пообщаетесь! Это же формальность. Я Вам сказал, на территорию закрытого учреждения возможно попасть либо на экспертизу, либо по решению суда. Не будем же мы дожидаться решения суда! Поболтаете со всеми, типа экспертиза, и домой. Я буду с Вами рядом, чтобы недоразумений не вышло.
Я взял в руки ручку и подписал бумагу, предложенную мне молодым человеком. Марат спешно забрал её у меня и убрал в стол. Оттуда он достал другой, более объёмный документ и снова протянул его мне.
– И здесь тоже черкните!
Я с подозрением взял в руки подшитые листы и снова прочитал заглавие:
«Начальнику РОВД …
Чистосердечное признание.
Я, …, паспорт …., проживающий по адресу…, признаюсь, что в ночь с 20 на 21 мая 2018 года в состоянии помутнения рассудка убил моего случайного знакомого Валерия Мурашова, с которым мы распивали спиртные напитки у него дома по адресу….»
– Нет, – холодок пробежал по моей спине. – Такое я не подпишу. Мы с Валерием просто чаю попили. Можете ему позвонить, он подтвердит.
– Подписывай, сука! – прорычал молчаливый до этого момента незнакомец и двинулся ко мне.
– Да, Вы как со мной разговариваете! – справедливо возмутился я. – Мирзагит Закирович мне …
Но договорить я не успел, потому что сильный удар в висок свалил меня со стула.
Пока я старался встать с пола, Марат взял мой рюкзак и демонстративно сунул туда какую-то рубашку.
– Позови понятых! – обратился он к свирепому незнакомцу, который склонился надо мной.
Буквально сразу вошли в кабинет двое гражданских (мужчина в больших очках и женщина средних лет) и сели на диванчик возле дверей.
– Вы присутствуете на допросе подозреваемого по делу убийства Валерия Мурашова, труп которого был обнаружен сегодня ночью по адресу его постоянного места проживания.
– Это Ваш рюкзак? – спросил он, обращаясь ко мне.
– Рюкзак мой, – ответил я, но Вы мне сейчас туда что-то подложили.
Марат, никак не реагируя на мои слова, взял в руки рюкзак и открыл его. Он достал рубашку, которую только что сам туда и положил.
– Это Ваше?
– Нет! – возмутился я.
– Ну, конечно. На этой рубашке следы крови. Экспертиза покажет, чья эта кровь. А этот предмет Вам знаком?
Он положил на стол тот самый охотничий нож, которым я восхищался в доме Валерия.
– Позовите мне адвоката! – потребовал я.
– Судя по всему, предмет Вам знаком? – невозмутимо спросил Марат.
– Я требую адвоката!
– Сначала отпечатки твоих шаловливых ручек снимем, – с улыбкой произнёс Марат и достал из своего стола всё, необходимое для этой процедуры.
– Я не буду ничего делать без адвоката! Вы обязаны мне предоставить право на один звонок. Где мои права?
Марат посмотрел на злобного незнакомца, который стоял у меня за спиной. Сильная рука беспардонно прижала меня лицом к столу, а другая вырвала из-за спины мою руку. Марат взял мою ладонь и прижал ее к чернильной подушке:
– Я тебя понимаю. Отпечатки пальцев – это твой приговор. С ножа, которым ты 16 раз ударил своего случайного знакомого, ты, наверняка, забыл их стереть?
Когда понятые вышли, я попытался уговорить своих мучителей:
– Марат! Друг! Это какое-то недоразумение! Я не маньяк. Вы можете сами позвонить моему редактору. Он подтвердит. Мы просто попили с Валерием чаю, и я ушёл. Он был жив.
– О чём Вы с ним говорили? – спросил приветливый Марат, делая вид, что готов меня выслушать.
Я задумался:
– Да, ни о чём. Так, о ерунде всякой.
– Вы были раньше знакомы с убитым? Какие у Вас были с ним отношения? Была ли личная неприязнь?
– Я его первый раз в жизни видел, – воскликнул я. – Какая там неприязнь!
– Вы его первый раз увидели, и он Вас пригласил в гости, на ночь глядя, чаю попить и о ерунде поболтать? Вы мне лжёте. Как я могу Вам верить?
Я понял, что каждое моё слово всё больше меня топит, и замолчал.
Но опер Марат и так уже получил от меня всё, что хотел и, встав из-за стола, произнёс:
– Поехали! Засиделись мы тут с Вами.
– Куда? – спросил я.
– Как куда? Ты же хотел нашу больничку посмотреть.
– Я без адвоката с места не сдвинусь! – ответил я и крепко взялся за привинченный к полу стул, на котором сидел.
Злобный незнакомец двинулся ко мне, но Марат жестом его остановил и произнёс, с улыбкой глядя на меня:
– Да, не ссы ты, писатель! Генерал велел тебе «квест» устроить, чтобы ты весь процесс прочувствовал и бестселлер написал. Шутка это была. Жив твой приятель.
Я с недоверием посмотрел на незнакомца, стоявшего в дверях, и перевёл взгляд на Марата:
– Уж, слишком натурально у Вас получается.
– Если по твоей будущей книге снимут фильм, можешь взять нас на роль, – засмеялся Марат и, подхватив мой рюкзак, открыл дверь кабинета.
Мы снова сели в машину. Висок после удара сильно гудел. Мне уже совсем не хотелось никуда ехать.
– Ребята! Давайте на завтра этот визит перенесём. У меня голова разболелась, – предложил я.
– Не-не, – Марат закачал головой. – Мы не экскурсоводы. У нас завтра тоже дела есть. Да, и генерал спросит вечером, как мы тебя развлекали?
Вскоре мы подъехали к воротам учреждения, в которое я совсем недавно так хотел попасть, и так не хотел этого сейчас. Я будто бы понимал, что выйти за эти ворота мне уже не удастся никогда.
Глава 8. Квест?
Мы долго шли по длинному коридору, пока не дошли до кабинета главврача. В коридоре стоял удручающий мерзкий запах мочи и пота.
Марат открыл дверь и, заглянув в кабинет, произнёс:
– Мы прибыли!
– Ждем! Ждём! – навстречу нам вышел мужчина средних лет в дорогом костюме под белым халатом. На его лацкане красовалась небольшая бирка с его именем и должностью:
«Главный врач. Замитдинов Рустем Дамирович».
Он производил впечатление очень приветливого человека, которому можно доверять. Но в глубине души он напоминал мне комического персонажа врача психбольницы из фильма Леонида Гайдая «Кавказская пленница», который тоже был приветлив, но не верил ни одному твоему слову.
– Как и договаривались, Рустем Дамирович, – улыбнулся Марат и подмигнул врачу, протягивая документы, – мы к Вам на экскурсию.
«Зачем он подмигнул?» – раздражённо думал я. – «И так ясно, что на экскурсию! Я же не псих!»
Рустем Дамирович по-хозяйски открыл документы и произнёс, не поднимая глаз:
– Знаю, знаю, мне уже позвонили!
Затем он поднял глаза на моих сопровождающих и произнёс:
– Можете быть свободны, молодые люди. Мы с уважаемым, – он ещё раз посмотрел в документы, – Иваном Андреевичем без вас уже закончим.
– Вот и замечательно! – Марат повернулся к дверям и сделал знак головой своему молчаливому коллеге.
Они вышли за дверь. Я с облегчением вздохнул и произнёс, пытаясь наладить контакт с доктором:
– Спасибо, Рустем Дамирович. В компании этих приветливых людей я почему-то чувствовал себя некомфортно.
– Поверьте мне, дорогой Иван Андреевич, как психиатру, психотип этих людей ни у кого не вызывает доверия.
Он широко улыбнулся и предложил мне сесть. Сам расположился напротив и, положив свою руку поверх моей, доверительным тоном произнёс:
– Ну, рассказывайте, как Вы к нам попали?
– Нет, – я аккуратно убрал свою руку. – Вы, наверное, неправильно поняли мой визит. Я писатель и сюда попал на экскурсию, чтобы набрать материал для своей новой книги.
– Ага, – Рустем Дамирович продолжал на меня смотреть с тем же самым доверительным выражение лица.
«Да, он реально считает меня психом!» – подумал я.
Раздражение наполняло меня, но я постарался успокоиться.
– Я писатель, – произнёс я, снова пытаясь расположить к себе доктора, и добавил для убедительности: – популярный. Илай Гатто.
Рустем Дамирович продолжал смотреть на меня, как на пациента. Его довольная физиономия всё больше вызывала во мне раздражение. Я даже поймал себя на желании харкнуть в его довольную рожу и посмотреть, измениться ли её выражение, но вовремя себя сдержал.
– Рассказывайте! Рассказывайте! – попросил доктор.
– Послушайте, уважаемый, у меня была тяжёлая ночь, затем эти два упыря устроили мне «квест» в ментовке, напугав меня до усрачки. Теперь Вы смотрите на меня, как на психа… Я уже ничего не хочу. Отвезите меня в гостиницу. Я собираю вещи и возвращаюсь в Москву.
– Хорошо. Только расскажите мне про свою «тяжёлую ночь». В Вашем деле написано, что этой ночью Вы зарезали своего знакомого охотничьим ножом. Что послужило поводом для столь резкого поступка?
– Да, не резал я никого, – вздохнул я. – Это Мирзагит Закирович так меня разыграл. Типа, квест решил мне устроить. Жив мой знакомый и здоров. Давайте, позвоним ему!
Я достал из кармана телефон, чтобы набрать номер, но доктор проворно выхватил у меня из руки телефон и спрятал его в сейф.
– Телефоны строго запрещены в нашем учреждении. Больные сильно нервничают из-за них. Я верну его Вам после экскурсии.
– Вы меня не поняли. Я уже не хочу Вашей экскурсии, – раздражённо прокричал я. – Верните мне мои вещи, паспорт! И я ухожу.
Доктор снова положил свою руку на мою:
– Успокойтесь! Вас здесь никто не держит. В Вашем деле написано:
«Направлен на психиатрическую экспертизу».
Это документ. И я обязан дать заключение о Вашей вменяемости. Затем провести экскурсию и отправить Вас дальше по Вашему маршруту.
– То есть «квест» не закончится, пока я не пройду его до конца? – спросил я.
– Вы всё правильно понимаете, – улыбнулся доктор и добавил: – Вы же не псих!
– Не псих, – буркнул я в ответ, мысленно проклиная себя за то, что вообще в это ввязался.
– Тогда давайте быстренько закончим с формальностями, и я покажу Вам больницу, познакомлю с коллегами и пациентами.
– Давайте, – согласился я.
Доктор достал из стола небольшую камеру и поставил передо мной.
– Это ещё зачем? – недовольно спросил я.
– Так положено, – ответил Рустем Дамирович. – Для отчётности, что экспертиза была. Если результаты экспертизы кто-то захочет оспорить, то по этой записи мои коллеги будут судить о правильности моих выводов. Но в нашем с Вами случае это чистая формальность.
– Хорошо, – согласился я.
– Как Вас зовут? Сколько Вам лет?
Иван Андреевич Рюмин. 42 года.
– В каком городе проживаете? С кем?
– В Москве. Один.
– Вы в разводе?
– Нет. Я не был женат.
– Внебрачные дети? Родители?
– Детей нет. Родители умерли.
– Одиночество является для Вас обременительным?
– Нет.
– Кем Вы работаете?
Я раздражённо посмотрел на доктора.
– Я помню, но это надо зафиксировать, – объяснил он.
– Я писатель. Пишу под псевдонимом Илай Гатто.
– А почему Вы выбрали такой странный псевдоним?
– Это не я его выбрал. Это мой Голос мне велел, чтобы иметь возможность быть продаваемым за границей.
– Вы слышите голоса? – уточнил доктор.
«Надо же было такое ляпнуть! Они так меня и вправду упекут в психушку», – выругался я про себя, а вслух произнёс:
– Боже упаси! «Голос» – это маркетинговое агентство, которое продвигает мои книги.
Доктор пристально посмотрел мне в глаза:
– То есть голоса Вы не слышите? Они не заставляют Вас совершать какие-то поступки? Они не диктуют Вам Ваши книги?
На этот раз я пристально посмотрел на доктора:
– Нет, конечно. Но почему Вы решили, что мне кто-то диктует мои книги?
– Такое случалось в моей практике.
У меня перехватило дыхание. Он, наверняка, знает того человека, которого я ищу.
– Расскажите мне про эти случаи. Это могло бы мне пригодиться для книги, – попросил я.
– Расскажу, конечно, – согласился Рустем Дамирович. – Но только после всех формальностей.
Он открыл ноутбук, лежащий на его столе, и включил видео.
– Расскажите, что Вы видите?
– Лицо человека вращается. Какая-то маска, – пожал я плечами.
– Вы видите что-то необычное в ней? – спросил доктор.
– Нет, – честно признался я.
– А когда маска поворачивается к Вам тыльной стороной, Вам не кажется, что она выгибается и снова становится лицевой?
– Нет.
– То есть Вы четко видите обратную сторону маски?
– Да.
Этот странный вопрос меня всё больше раздражал.
Главврач оживился. Он что-то нажал на ноутбуке, и передо мной стала крутиться маска какого-то клоуна.
– А теперь Вы тоже видите обратную сторону маски во время вращения?
– Конечно.
Доктор закрыл ноутбук и что-то записал в свой журнал. Затем он поднял на меня глаза и продолжил задавать свои тупые вопросы.
– В детстве у Вас была полноценная семья? Какие были взаимоотношения родителей?
– У меня было счастливое детство со всеми необходимыми атрибутами – любимые родители, велосипед и разбитые коленки…
– Их смерть сильно отразилась на Вашей психике?
– Они умерли около пяти лет назад. Я был достаточно взрослым мальчиком, чтобы пережить их уход.
Доктор снова что-то записал.
– Скажите, – снова произнёс он, – а кем Вы были до того, как стали писателем?
– Алкашом, – честно признался я.
Доктор снова оживился.
– Очень интересно. И где же тот водораздел, который отделяет популярного писателя, фантаста-философа от алкаша?
– Алкаш тоже может быть фантастом-философом, – заметил я. – Вся разница в том, что вряд ли его мысли будут кому-то интересны.
Доктор усмехнулся.
– Ну, не скажите, – ответил он. – У нас тут много философов, мнение которых мне интересно… с профессиональной точки зрения.
– И писатели бывают? – поинтересовался я, пытаясь осторожно перевести разговор на интересующую меня тему.
– О! Ещё какие! – доктор рассмеялся. – Такие романы рассказывали. Всем отделением заслушивались.
– А у меня будет возможность ознакомиться с этими произведениями? А ещё лучше с автором пообщаться.
– Не думаю, – неожиданно став серьёзным, ответил доктор. – Вы мне так и не рассказали свою занимательную историю о том событии, которое перевернуло Вашу жизнь.
Доктор был добр и приветлив, располагая к себе в разговоре, и у меня на мгновение появилось желание рассказать ему свою историю про Голос, который изменил всю мою жизнь, но внутри меня что-то щёлкнуло, запретив мне даже думать о своём невидимом собеседнике.
Я только пожал плечами:
– Да, не было никакой истории. Я с детства любил выдумывать разные сказки. Вот, видимо, и проявилась моя фантазия в книгах.
– А как долго Вы употребляли алкоголь?
– Послушайте, доктор! Я, наверное, неудачно пошутил, что был алкашом. Не думаю, что Вам стоит тратить наше время на эти разговоры.
– Разговоры – это моя работа. Вы же хотели узнать, как живёт наша больница, а работа лечащего персонала – неотъемлемая её часть, – он пристально на меня посмотрел и добавил: – История у Вас была. И, как я полагаю, интересная. Но почему Вы её так скрываете, мне не понятно. Обычно, люди с радостью рассказывают о событиях, повернувших их жизнь к лучшему.
– Вы, наверняка, хороший психиатр, – немного раздражённо произнёс я, – но я не на приёме. Давайте, перейдём к экскурсии.
– Да, – Рустем Дамирович улыбнулся и заглянул в свой журнал, – давайте перейдём к существу. В деле написано, что Вы нанесли своему знакомому16 ударов. Вы помните, как это произошло?
Страх, гнев и отчаяние выбили меня из состояния покоя.
– Я никого не убивал!!! – заорал я, вскочив со стула. – Прекратите свой «квест»!
В кабинет, как по команде, вбежали два человека в форме. Я успел увидеть их лишь боковым зрением, потому что в следующий момент удар в ухо свалил меня с ног. Они что-то кричали, но я не слышал, потому что страшный звон стоял в моей голове. Я пытался закрыть её от града ударов, но они летели по всем частям моего тела. Последнее, что я запомнил, теряя сознание – лёгкую улыбку на лице доктора.
Глава 9. Пациент.
Я открыл глаза. Надо мной свисал обшарпанный потолок с отвалившейся местами штукатуркой. Всё тело ныло. Я попытался перевернуться на бок, но привязанные к кровати руки и ноги не дали мне это сделать. Я с трудом повернул свинцовую голову, чтобы осмотреться. Комната три на три. Кафельный пол советского образца, деревянная (белая когда-то) дверь и крашенные в серый цвет стены, с тёмными пятнами от спин, прижимавшихся к ней когда-то пациентов. Рядом с моей кроватью находилась такая же убогая раковина, как и всё вокруг, что я видел. На небольшом окне была решётка. С потолка свисала на витом проводе лампа накаливания, дополняя и без того унылую атмосферу. Напротив меня сидел молодой парень в больничной пижаме и, покачиваясь, смотрел на меня.
– Развяжите меня! – медленно прошептал я.
Мне казалось, что время в моей голове сильно отставало от реального. Язык казался огромным и не поворотливым. Подумав о нём, я увидел фантасмагорическую картину, где мой язык очень быстро вырастает и превращается в огромную слюнявую субстанцию, которая вот-вот меня раздавит.
Увидев, что я пришёл в себя, парень встрепенулся и подбежал к двери:
– Он заговорил! – крикнул он в маленькое окошко на двери.
Вскоре дверь открылась, и в мою палату (или камеру – я не понимал ещё, где я нахожусь) вошёл человек в белом халате в сопровождении двух охранников, лицо одного из которых мне показалось очень знакомым.
– Очнулся? – приветливо произнёс человек в белом халате.
«Видимо, он тоже доктор», – подумал я.
Я кивнул головой. А может быть, мне только казалось, что я это сделал. Голова была очень тяжёлой.
– Мы тебя развяжем, если пообещаешь ни на кого больше не кидаться, – снова произнёс доктор, расстёгивая ремни.
Я снова постарался кивнуть.
– До утра останешься в этой палате, а там придёт дежурный доктор и решит, что с тобой делать.
В голове снова бурлили чувства несправедливости, хотелось кричать, топать ногами, требовать адвоката, но тело было настолько расслабленно, что сил хватило только на то, чтобы отвернуться лицом к стене.
– Антошка даст тебе воды и вынесет утку, когда попросишь. Он у нас сегодня за «смотрящего», – произнёс доктор, выходя из палаты.
Послышалось довольное хихиканье Антошки. Я снова собрался с силами и повернулся на другой бок. Доктор со своими сопровождающими уже вышел. Передо мной сидел псих Антошка и радостно мне улыбался.
– Смотрящий? – медленно ворочая языком, спросил я.
– Я смотрящий! – отозвался Антошка, довольный собой.
– За утками? – снова спросил я.
– Да.
– Головокружительная карьера.
Я попытался сесть на кровати. Спина и плечи сильно болели после побоев, перед глазами всё ходило ходуном, но я понимал, что должен взять своё тело под контроль разума.
– Дай воды! – попросил я.
Антошка протянул мне стакан с грязно-жёлтой, вонючей жижей.
– Что это? – не понял я. – Дай мне воды.
– Это вода, – ответил Антошка.
Я взял в руки стакан и поднёс к губам. Было отвратительно, но пить хотелось неимоверно, и я сделал глоток. Немного придя в себя, я внимательно рассмотрел своего собеседника. Антошка был молодым человеком не более 20 лет от роду, худощавый, сутулый, постоянно двигающийся. Даже сидя, он продолжал раскачиваться, время от времени непроизвольно корча мне рожи.
– Ты давно здесь?– спросил я.
– Не знаю, – ответил Антошка. – Давно, наверное.
– А за что?
– За компьютерные игры.
– Разумно, – согласился я. – Я всегда говорил, что подобные увлечения сводят с ума.
– Серый украл мой «меч могущества», а я ему камнем в голову… Мама сказала, что меня в тюрьму теперь посадят или в больницу не надолго положат.
– То есть украденный чудо-меч против камня ему не помог? Досадно. Китайским, наверное, был этот меч.
Я медленно разминал тело, возвращая его под контроль разума.
– Что мне вкололи? – спросил я. – Я тело своё не чувствую.
– Аминазин. Его всем дают. К утру выйдет, нужно только помочиться побольше. Пей воду!
Я снова взял в руки стакан с бурой жижей, называемой здесь водой, и залпом выпил.
«Что со мной происходит?»
Я пытался собрать мысли воедино и нарисовать картину происходящего, но аминазин в моей крови разрывал все связи между нейронами мозга, превращая меня в то подобие человека, которое сидело напротив меня.
Если это розыгрыш или «квест», как выразился Марат, то это мероприятие явно затянулось, перейдя все человеческие границы. Если был прав Валерий, и мне мстят за моё любопытство, то мне нужно связаться с Москвой, чтобы меня вытащили из этой дыры. Даже если в это втянут сам глава ФСИН Татарстана, он вряд ли будет способен противостоять своим коллегам из федерального центра.
– Отсюда можно позвонить? – спросил я.
– Нет, – Антошка замотал головой. – Даже не думай! Звонить можно только из кабинета Рустема Дамировича.
– Вот именно, – тяжело вздохнул я, вспомнив, что мой телефон со всеми важными для меня номерами хранится именно в его кабинете. – Звонок другу отменяется.
Ситуация была патовой. Здесь меня никто не найдёт, да и искать, собственно, некому. Ни жены, ни детей, друзей тоже нет. Аминазин, в конце концов, сделает своё дело, и я стану существом, не ведущим счёт времени, потерявшим собственное я. Меня стала накрывать паника от осознания безысходности того положения, в котором я оказался.
«Я смогу найти выход!» – успокаивал я себя, глубоко дыша.
– Ты этого хотел? – прозвучал Голос в моей голове.
– Нет, конечно, – произнёс я. – Но что мне теперь делать? Я в панике.
Антошка посмотрел на меня взглядом, как будто он знал, с кем я разговариваю.
– А если я тебе скажу, что выхода нет? – спросил Голос.
– Я не верю тебе! Выход есть всегда. И ты, как никто, это знаешь!
– Я знаю то, что факт общения со мной для тебя – приговор на вечное заточение в этой преисподней.
– Я знаю это, – вздохнул я. – Но без тебя мне отсюда не выбраться. Я никому не скажу о тебе.
– Ты не скажешь, но Антошка уже про меня знает.
Я посмотрел на испуганное лицо молодого человека.
– Но я же не могу его убить!
Антошка упал передо мной на колени:
– Пожалуйста, не слушай его! Не убивай меня! Я никому ничего не расскажу.
– Ты с ума сошёл? – воскликнул я и осёкся. Вряд ли в этом заведении подобные выражения уместны.
– Я не собираюсь никого убивать. Просто брежу немного от лекарства. Успокойся! – попросил я. – Нужно поспать, наверное, чтобы отпустило.
Я лёг на кровать и отвернулся лицом к стене, а Антошка, с опаской поглядывая на меня, снова сел на стул напротив.
Глава 10. Мой доктор.
– Итак, Иван Андреевич, меня зовут Скворцова Светлана Борисовна. Я буду Вашим лечащим врачом. Давайте знакомиться.
– Сколько Вам лет? – беспардонно спросил я.
– Мне 39, – спокойно ответила женщина в белом халате. – И у меня уже большой опыт работы в этом учреждении.
– Выглядите значительно моложе, – честно признался я. – Что Вас сюда привело? Красивой женщине не место среди психов и маньяков.
Светлана Борисовна улыбнулась:
– Писателям тоже. Но в отличие от Вас я не «среди», а по другую сторону. И моя задача сделать так, чтобы и Вы оказались с другой стороны.
– Я же уже объяснял, что никого не убивал. Почему я здесь?
– Вы попали сюда по направлению на экспертизу. По её результатам у Вас диагностирована шизофрения.
– Что??? – воскликнул я.
– Вы можете потребовать независимой экспертизы в другом стационаре, если Вы нам не доверяете. Мы отправим все материалы туда.
– Конечно, не доверяю! Какая ещё шизофрения?
– Вы не переживайте, Иван Андреевич, шизофрения легко купируется, и Вы сможете нормально жить дальше, не представляя опасности для себя и окружающих.
– Послушайте, Светлана (как Вас там)!
– Светлана Борисовна.
– Да. Борисовна! Я нормальный человек. Я никого не убивал, и никакой шизофрении у меня нет, – грубо произнёс я, но Светлана Борисовна никак не отреагировала на мою резкость.
– Вы только успокойтесь, пожалуйста! Нервный срыв нам не нужен. Вы со мной согласны?
Я кивнул головой, вспомнив, чем мой нервный срыв закончился вчера.
– Я врач, а не суд, уважаемый Иван Андреевич! Моя задача, не выносить приговор, а диагностировать заболевание и вылечить его. К моему сожалению, у Вас явные признаки психического расстройства.
– Какие? – удивился я.
– Во-первых, ваше общение с воображаемым собеседником.
Я с удивлением посмотрел на докторшу.
– В изоляторах у нас ведётся запись наблюдения за пациентами, чтобы они ничего с собой не сделали. И эта запись однозначно указывает на то, что Вы обсуждали с кем-то вопрос об убийстве пациента, находящегося рядом с Вами, что лишний раз подтверждает Вашу социальную опасность.
– Я просто бредил от аминазина.
– Аминазин предназначен для купирования бредовых проявлений. И поэтому Ваши оправдания для меня, как врача, нелепы.
– А во-вторых? – тихо спросил я.
– А во вторых, Вы дважды запороли тест с маской.
– С какой маской?
– Здоровый человек не способен увидеть тыльную сторону «маски клоуна». Он всегда видит только его лицо. А Вы дважды подтвердили, что видите тыльную сторону вращающейся маски.
– Но ведь это бред! Считать человека ненормальным за то, что он правильно видит реальность!!!
– Увы, Иван Андреевич, такова природа человеческого мозга. Психически здоровый человек не может видеть тыльную сторону маски, он видит только её лицо.
У меня перехватило дыхание, и сильно закружилась голова. Мне казалось, что я, как Алиса из Зазеркалья, падаю в какую-то бездонную кроличью нору, откуда выбраться мне уже не удастся.
– Как Вы себя чувствуете? Вы бледный. Лягте на кровать! – скомандовала Светлана Борисовна.
Я лёг. Комната ходила передо мной ходуном.
– Вы ели на завтрак?
От воспоминаний того, что докторша назвала завтраком, меня вывернуло наизнанку. Она еле успела отскочить в сторону.
– Лежите, – скомандовала она и вышла в коридор.
Вскоре в палату вошёл псих-Антошка со шваброй и стал послушно вытирать мою блевотину. Вскоре вернулась и Светлана Борисовна со шприцем в руках.
– Это глюкоза, – пояснила докторша, заметив моё беспокойство.
После укола мне стало легче. Она открыла окно, и свежий ветер наполнил мои лёгкие неумолимой жаждой свободы, которая сейчас была от меня так далеко. Слёзы катились по моим небритым щекам. Я чувствовал себя маленьким беспомощным ребёнком.
– Я зайду позже, – произнесла Светлана Борисовна и вышла за дверь.
И она зашла. За окном уже темнело, когда она снова вернулась в мою палату.
– Вы опять ничего не ели? – спросила она, посмотрев на тарелки перед моей кроватью.
– Разве это можно есть? – спросил я.
– Вставайте! Пойдемте в мой кабинет! – произнесла она строгим голосом.
Я подчинился. Находиться в комнате, где кроме кровати и раковины ничего нет, было невыносимо.
Мы шли по длинному коридору мимо закрытых дверей с маленькими окошками, за которыми были слышны голоса, смех и стоны незнакомых мне людей. Наконец, пройдя через железную решётку, возле которой дежурили два сотрудника ФСИН, мы попали в другой отсек, где находился небольшой кабинет докторши.
– Присаживайтесь, Иван Андреевич, – произнесла Светлана, указывая на потрёпанный диванчик.
Она подошла к небольшому шкафчику и достала из него нехитрые сладости к чаю, затем включила электрический чайник и поставила на стол две чашки.
– Не слишком ли много чести для шизофреника? – спросил я.
– Я читала Вашу книгу, – произнесла она. – И честно признаюсь, она мне очень понравилась. У Вас талант.
– Спасибо, – буркнул я в ответ.
Она разлила чай по чашкам и села напротив меня.
– Угощайтесь! И можете расслабиться. В моём кабинете камер нет.
Я с жадностью выпил горячий обжигающий чай и поставил пустую чашку на стол.
Светлана налила мне снова.
– Вы, действительно, слышите голоса? – спросила она.
– Нет. Это было во сне, – я попытался снова найти оправдание тому инциденту с Антошкой.
– А сюжеты для своих книг Вы придумываете сами?
– Почему Вы это спрашиваете? – удивился я.
– Я очень люблю читать. И не только медицинскую литературу. Мне всегда было интересно, как писатели придумывают сюжеты для своих книг?
– Вдохновение является признаком шизофрении? – с опаской уточнил я.
Она засмеялась:
– Нет.
– Тогда вдохновение.
– Вы за ним приехали в Казань?
– Можно и так сказать.
– А что за роман Вы сейчас пишете?
– Писал, – поправил я, – пока к вам не попал.
– А про что этот роман?
– Про психа одного, – ответил я.
– Вы шутите?
– Нет. Правда. Я пишу роман про одного психа, который находясь в тюремной больнице, написал произведение, ставшее бестселлером. А теперь, видимо, сам стану своим персонажем.
– Когда я читала Вашу книгу, я поражалась, насколько глубоко Вы погружены в тот материал, о котором говорите. Медицина, религия, физика… Либо Вы изучаете эти темы, прежде чем написать о них даже вскользь, либо консультируетесь у специалистов.
– Как видите, погружаюсь лично, – сказал я, разведя руки в стороны.
– Не увлекайтесь с этим делом, – улыбнулась Светлана.
– Боюсь, что от меня уже мало, что зависит.
«Мне нужен союзник, – подумал я, – и докторша подходит на эту роль, как никто другой! Но разве можно доверять психиатру тюремной больницы, главная задача которого, войти в доверие к пациенту, чтобы тот начал пить его таблетки?»
– Скажите, Светлана, – я специально сделал паузу, чтобы докторша добавила своё отчество, но она промолчала, из чего я сделал вывод, что контакт между нами налаживается, – я могу отсюда позвонить?
– Звонки можно делать только из кабинета главврача не чаще одного раза в месяц со стационарного телефона.
– Понятно. А Вы не могли бы позвонить моему редактору и рассказать, что со мной произошло? Только, пожалуйста, без медицинских подробностей. Я должен сдать ему роман, а сюда, в ТПБ, я приехал за материалом для этого романа. Редактор в курсе моей командировки.
– А почему именно в Казанскую больницу? – спросила Светлана Борисовна. – Разве нет подобных учреждений в Московской области?
– Давайте, я Вам расскажу очень интересную историю, почему именно Казань, а Вы мне пообещаете, что сделаете этот звонок.
Докторша долго смотрела мне в глаза, потом произнесла:
– У меня могут быть неприятности.
– А у меня очень интересная история! – постарался я подогреть её любопытство.
– Хорошо, – наконец, согласилась она. – Рассказывайте свою историю.
– Вы же не обманете меня? – уточнил я.
– Не обману.
– Хорошо. Моя история началась во время презентации моего романа…
И я рассказал ей про Андрея Геннадьевича, про его историю о таинственном пациенте Казанской ТПБ, который написал роман «Под диктовку Сатаны». Рассказал и про таинственную смерть Андрея Геннадьевича и про встречу с Валерием, после которой со мной и случился весь этот «квест». Я, конечно, опустил мистические подробности, чтобы не усугубить свой диагноз в глазах лечащего врача.
Светлана слушала меня, затаив дыхание, а когда я закончил свой рассказ, она тихо произнесла:
– Это была я.
– Не понял.
– Тем доктором, который пригласил Андрея Геннадьевича провести экспертизу книги, была я. А Николай Пастухов, её автор, был моим первым пациентом. Я только начала свою практику психиатра, и мне его отдали, как безнадёжного. Он с ранней юности находился на лечении в различных психиатрических заведениях и ничего, кроме этих обшарпанных стен, не видел, не смотрел фильмы, не читал книг, редко общался с людьми, был всегда замкнутым. В его анамнезе диагнозом значилось диссоциативное расстройство. Это состояние, когда сознание больного обращено внутрь самого себя. Он реагирует на внешние раздражители автоматически. Сказали, ешь, он ест, сказали, ложись спать, он ляжет, но его осознанный разум не контактирует с внешним миром.
С наивностью молодого врача я взялась за этот безнадёжный случай. В методологии лечения диссоциативного расстройства нет лекарств, которые его лечат. Рекомендована фазовая терапия. Не буду Вас грузить терминами. Одним словом, необходима помощь не столько психиатра, сколько психотерапевта. Беседы, разъяснения, медитации… Кто-то из коллег смеялся надо мной, кто-то говорил, что я неправильно понимаю свою задачу врача исправительного учреждения, но все одинаково не верили в мой успех. И какого же было их удивление, когда в один прекрасный день мой безнадёжный пациент посмотрел на меня чистым незамутнённым взглядом и заговорил! Он не узнавал ни меня, ни своих соседей по палате, но то, что он рассказывал, было восхитительным. Он очень точно описывал от первого лица события, которых никогда не видел, места, в которых никогда не бывал. Людей, с которыми никогда не встречался. Именно общение с ним и заставило меня с головой уйти в психиатрию.
– Надо же! – вздохнул я. – Я так долго мечтал о встрече с этим таинственным «доктором». И вот моя мечта осуществилась: мы сидим в его кабинете, пьём чай и разговариваем об авторе загадочного романа. Но мне почему-то совсем не радостно.
– Как считал мой первый пациент, нужно правильно формулировать свои желания, чётко проговаривая самые незначительные детали. Видимо, Ваша мечта заключалась в том, чтобы попасть в Казанскую ТПБ и встретить лечащего врача того самого пациента?
– Именно так, – согласился я с удивлением.
– Тогда на что же Вы жалуетесь? Ваша мечта сбылась точно по пунктам. Как Вы себе представляли своё будущее, таким оно и свершилось. Видимо, Николай Пастухов был прав.
– Я могу прочесть его роман? Что это? Рукопись?
– Не совсем. Это видеофайлы.
– Но Вы сказали, что пригласили Андрея Геннадьевича оценить литературные качества романа.
– Видеозаписи пациентов нельзя выносить из больницы, и поэтому я их стенографировала, не изменяя ни слова. Именно эти стенограммы я и дала профессору на ознакомление. Я боялась их отправлять по почте, ведь распространение личной информации пациентов – служебное преступление.
– Он был очень поражён этим романом, – сказал я. – Его бывшая жена это подтвердила при встрече со мной сразу после его смерти. Я очень хочу прочесть Ваши записи. Пожалуйста, Светлана! Я чувствую, что этот роман – мой путь к свободе.
Я видел, как душу Светланы терзали сомнения.
– Об этом никто не узнает, – давил я. – Я обещаю Вам!
– Боюсь, Иван, – Светлана сделала такую же паузу, как и я. Я тоже промолчал в ответ, давая понять, что отчества нам в общении не нужны, – что я должна Вам отказать по медицинским показателям. Вы даже не представляете, о чём просите. Вы сами сказали, что роман произвёл сильное и, возможно, фатальное впечатление на профессора. Сложно предугадать, как это повлияет на мозг психически нездорового человека.
– Может быть, сделает его здоровым? – предположил я.
– Ваши «голоса», которые Вы так бережно от меня охраняете, лечатся по-другому. Они всего лишь резидуальный синдром заболевания, обусловленный переизбытком дофамина в определённых частях мозга. Один из элементов лечения – когнитивная терапия. Чтобы «голоса» не могли Вами управлять или пугать Вас, нужно записывать в блокнот всё, что они говорят, анализировать и туда же заносить свои мысли и переживания, которые эти «голоса» вызвали. Этот метод известен с конца 20 века, и он работает. Больной не перестаёт слышать «голоса», но при этом они не нарушают его социальную адаптацию. В последнее время к этой терапии добавляется метакогнитивный тренинг. Это уже современная методика. Она заключается в том, чтобы оценить всё, что написано в блокноте глазами стороннего наблюдателя, как бы подняться над проблемой. Вы никогда так не делали?
– Я не псих.
– Ну, раз Вы нормальный, давайте попробуем.
Она встала, подошла к рабочему столу и, покопавшись в ящиках, достала и положила на стол толстую пачку бумаги формата А4 с напечатанным текстом. Она взяла несколько листов сверху и протянула мне.
– Читать будете только в моём кабинете. До и после чтения Вы будете отвечать на мои вопросы. И если я почувствую, что в своих ответах Вы будете хоть немного лукавить, чтение закончится. Держите. Это на сегодня.
Я взял листки из рук докторши и с жадностью стал читать.
Глава 11. Под диктовку Сатаны.
{ВРАЧ:
Пациент Петухов Николай Николаевич, 1974 года рождения находится в стационаре психиатрических учреждений с мая 1990 года.
Диагноз:
Диссоциативное расстройство личности. Шизофрения.
На протяжении всего времени нахождения в лечебных учреждениях больной пребывал в глубоко подавленном, отрешённом состоянии. Коммуникативные функции отсутствовали.
Находясь под наблюдением в Казанской ТПБ, пациент проявлял замкнутость, на общение с медперсоналом не шёл. Неделю назад во время беседы с лечащим врачом, которая обычно проходила в одностороннем порядке, неожиданно пошёл на контакт, проявив при этом высокий интеллект и эрудицию. Характерной симптоматикой последних дней стал систематизированный бред.
Цель сегодняшней беседы: Определить, причины столь радикального изменения поведения больного. Корректировка диагноза на «диссоциативное расщепление личности».
ВРАЧ (обращаясь к пациенту):
– Николай, проходите! Присаживайтесь на стул! Расскажите, как Вы попали в нашу больницу?
ПАЦИЕНТ:
– Доктор, это долгая история. Готовы ли Вы её выслушать?
ВРАЧ:
– Николай, я с удовольствием её выслушаю. Для этого я Вас и пригласила.
Эта история началась очень давно, в те далёкие времена, когда мир ещё был прежним, таким, каким его знал только я – Николай Пастухов – неизлечимый пациент клиники для душевнобольных.