Глава 1. ПРОЩАНИЕ С ДОМОМ
Мы вывели из темной щели лошадей и радостно вдохнули воздух Верхнего Леса. Теплый, напитанный запахом горных трав и странных деревьев, он разительно отличался как от напитанного хвоей воздуха Нижнего Леса, так и от холодного, спертого воздуха внутри тесного прохода сквозь горный массив.
Амулет на шее у Нуры успокоился и перестал светиться. Сам я, как член семьи Хозяина Леса, проходил сквозь защиту без проблем, но мой егерь без амулета (именуемого в нашем доме 'графский пропуск наверх') не смог бы даже войти в щель.
Мы окинули привычным взором опушку Верхнего Леса: огромные, плотно стоящие деревья в двадцать человеческих ростов, густые заросли между ними, тень под ветвями, похожая на сумерки. Неумолкающие голоса редких, только здесь обитающих птиц напоминали, что лес не пуст, и в нем живут не только крылатые, но и четвероногие жители.
Я никогда не понимал, почему так разнятся Нижний и Верхний Леса. Нижний был довольно обычный горный лес с дикими плодовыми деревьями, оленями, горными волками и кабанами. Мне, человеку, рожденному в горах, он напоминал очень большой парк при нашем поместье. Охотники из городков графства регулярно испрашивали разрешения моего отца поохотиться в северных графских лесах, и наши егеря не чинили им препятствий.
Другое дело был Верхний лес – во много раз более дикий, волшебный, смертельно опасный из-за живущих здесь магических и уже исчезнувших внизу, как выражался мой отец, реликтовых зверей. Через не очень высокий горный хребет, разделяющий Леса, не переходили звери, не перелетали птицы, не могли перевалить люди. Даже гномы, как честно прихзнавались отцу вожди их кланов, не могли рыть под этой горной грядой – мешали горные духи подземелий. Кроме членов нашей семьи, только хозяева лесов – эльфы и драконы, не знающие границ в этом мире, могут появиться здесь. Ни эльфы, ни отец не знали происхождения этой границы – знали только, что связывающую Верх и Низ таинственную Щель проплавили драконы по просьбе моего прапрадеда. Возможно, живущие далеко за Верхним Лесом крылатые лучше нас понимали природу Верха, который на картах разделял наше графство и недоступные Драконовы Горы.
Тем не менее этот таинственный лес – моя волшебная страна, моя родина. По совету магов и эльфов, считавших, что дети, рожденные в магическом природном окружении, будут более удачливы, крепки здоровьем и более способны к магии, моя матушка рожала меня и моих сестер и брата в Верхнем Лесу. Каждый раз, когда приходило время, она поднималась через Щель с отцом и семейным магом-доктором и с караваном груженых лошадей. Егеря ставили шатры, сгружали мебель, натаскивали воды из чистейшего родника близ выхода из прохода, складывали очаги, грели воду, готовили еду, помощницы врача ставили столы, стулья, постели – и через два, самое долгое три дня жизни на природе матушка удивительно легко приносила ребенка. Первыми были две мои старшие сестры, затем появился я, ещё через шесть лет – мой младший брат, и после него – младшая сестра. На этом родители решили пока что остановиться.
Когда-то здесь же моя бабушка родила папу, дядьев и тетушек, а прабабка – деда – это наша вековая семейная традиция. Собственно говоря, и Верхний, и Нижний Лес принадлежат моему отцу и мне, как наследнику графства. И хотя лес смертельно опасен обычному человеку – он мой дом, такой же, как и наш замок. Я охотился в Нижнем и Верхнем Лесах сотни раз с тех пор, как достиг двенадцати лет и отец подарил мне на день рождения первое ружье.
Да и чего мне бояться здесь? Мои огромные и свирепые овчары, всегда ходившие со мной в леса, защитят от любого зверя (один раз они смогли остановить даже пещерного медведя – и уцелели при этом). А случись что неприятное – мне немедленно подаст помощь леший, хозяин Верхнего леса, живший в согласии с нашей семьей. Если он окажется далеко, а я потеряюсь, меня в два счета найдут эльфы из соседнего Великого Леса – они прекрасно знают все, что творится в наших Лесах. Наши леса неопасны для меня, они меня знают, и я чувствую себя в них более уверенно, чем в любом большом городе. Тем не менее, как известно, если не повезет, то убить вас могут и в родном доме.
Сегодня мы планировали особенную охоту. Я не взял с собой в Нижний Лес собак, поспорив с гостем – молодым баронетом – что и без овчаров добуду приличного кабана на стол. Вероятно, поэтому мой егерь Нура немного нервничал, выводя меня к подготовленной им засаде на кабаньей тропе.
И сейчас я шел в то место, где родился – и тоже очень нервничал без собак, хотя и не предвидел трудностей. До сих пор на охоте, идя за моими псами, я чувствовал себя, как за целой командой егерей, а сейчас нас было только двое.
Напоив лошадей и привязав их у Щели (это было безопасно – туда дикие звери даже подойти боялись из-за магии прохода), мы приготовили ружья и осторожно, очень осторожно ( ведь спереди не было наших собак) пошли по высокой траве в тени под деревьями, выглядывая зверей вокруг. Лес успокоился перед вечерней порой – жара упала, стали замолкать птицы. Только насекомые оживились и жужжали, летая вокруг.
Довольно быстро мы вышли на место, выбранное вчера Нурой, сели в засаду и начали ждать. Мы молчали – Нура следил за тропой, а я, чувствуя, что вокруг никого опасного нет, отдыхал, с наслаждением вдыхая запах лесных трав и цветов. Наступал мой очередной день рождения, и завтра мне исполнялось восемнадцать.
Наконец, Нура сделал знак и осторожно отвел ветку в сторону. Я мгновенно подобрался, поднял ружье, стараясь не шуметь, и прицелился в кабана, что стоял на поляне, слушая лес. Это был здоровенный, зрелый секач размером вдвое больше чем кабаны в Нижнем Лесу, с черно-синей шкурой, поросшей густой прочной шерстью. Слабое зрение мешало ему видеть нас.
'Заросли ему только шкуру причесывают' – завистливо подумал я, вспомнив о ободранных колючками ладонях, и слегка расслабил руки, чтобы не дрожали. Правило стрелка – не думай о себе, слейся с ружьем – давно было мною усвоено, и я привычно задержал дыхание и, поймав миг между ударами сердца, нажал на курок.
Выстрел громко прогрохотал в полуденной тишине, и синий дым сильной струёй выбросился вперед из ствола и заволок нас. Мы молча ждали, стоя в кустах. Нура со своим ружьем и рогатиной должен был прикрыть меня в случае, если огромный размером секач был бы только ранен и атаковал нас, но гневного рева животного не было слышно.
Наконец, пахнущий гарью дым развеялся. Пуля попала кабану в голову, под ухо, и он лежал на траве, хрипя и подергиваясь. Я победно оглянулся на егеря. Он тоже лежал ничком, выронив оружие.
Несколько мгновений я с ужасом смотрел на его заросший затылок и спину в старой охотничьей куртке. Там, среди пятен и царапин, не было видно ни стрелы, ни отверстия от пули. Я хотел броситься к нему, но не смог даже повернуть туловище. Холодная волна прошла по моему телу, сковывая мышцы.
Магия – с ужасом понял я, но не успел даже испугаться – амулет на шее вдруг стал горячим, отражая чужое волшебство. Я мгновенно пришел в себя. Все мышцы как будто пощипывало, но они уже слушались меня.
Мой лес замолчал. Даже насекомые куда-то исчезли. Неяркое зеленоватое сияние медленно двинулось по поляне, обтекая тушу кабана, приближаясь к нам. Я поднял глаза, и сквозь облачную преграду увидел восемь очень полных женщин в странной одежде, как будто сотканной из травы и скрепленной вместо шнурков и пуговиц листьями. Лица их были бледно-голубыми, глаза – бледно-зелеными. От женщин запахло травами и сыростью на всю поляну, как от старых деревьев. Они шли бесшумно, не было слышно даже шелеста густой травы горного леса.
– Не ждал увидеть вас, но приветствую, госпожи дриады, – вежливо сказал я, похолодев от дурного предчувствия. – Не могли бы вы помочь моему егерю?
– Он спит, – прошелестел в тишине холодный тихий голос из-за спин женщин. – И ты скоро уснешь таким сном. И вы никогда не проснетесь. И амулет твой не спасет тебя.
От этого непреклонного голоса меня пробрала дрожь. Из-за спин женщин вышла высохшая от времени старая дриада. По виду и голосу ей было по меньшей мере тысяча лет. Старейшая Дриада еле передвигала по расступающейся перед ней высокой – до колен – траве худые ноги, но глаза горели злобой, какую я никогда не замечал у кротких дриад.
– Сын хозяина леса. Моего леса. Где ты убиваешь. Моих зверей. Где ты умрешь, – хрипло сказала она, с ненавистью выговаривая короткие фразы.
'С каких это пор звери принадлежат дриаде?' – не без удивления подумал я. 'Похоже, старуха совсем спятила'.
Мне стало ясно, что происходит, и я, стиснув зубы, отогнал страх и взял себя в руки.
– Да, это наш лес, и мы всегда уважали дриад в нем, – холодно сказал я. – Если кто-то из вас против, ничем не могу помочь. Разбудите моего егеря побыстрее, если не хотите ссоры. Не думаю, что сестры поддержат тебя, Старейшая. Никто не отменял мести в наших владениях.
– Ссоры, – прошептала старуха. – Мы не боимся ссоры. Мы уходим рожать… в другой лес. Прочь от вас. Навсегда. И никто не узнает, кто убил нахального егеря. И нахального щенка того, кто именует себя хозяином моего леса. Я долго ждала этого мига. Теперь я ухожу. Это будет твой лес. Ты останешься в нем навсегда.
Только сейчас я увидел, что все остальные дриады беременны. Они дружно опустили глаза вниз. От них нельзя было ждать помощи. Преодолевая насланное оцепенение, я нагнулся и подобрал с травы заряженное ружье Нуры.
Волшебство старухи пока что слабо действовало на меня, только замедляя движения. Старейшая Дриада подняла вверх руки, заискрившиеся от магии леса, а я положил ставший как будто каменным палец на курок, готовясь к героическому усилию. Мы замерли, следя друг за другом. Все вокруг – и птицы, и насекомые – молчали. Затем листья на деревьях вокруг поляны сильно зашелестели, чувствуя поднятую старухой магию. Через мгновенье я или она должны были умереть.
– Не думаю, что это у тебя получится, безумная дриада, – неожиданно сказал из леса серебряный голос на нашем языке. Высокие фигуры в зеленой одежде и с луками в руках появились как будто из ничего на поляне сбоку от дриад. Те разом дернулись и втянули головы в плечи.
Союзные эльфы, пользуясь разрешением моего отца, всегда без проблем заходили в запретный для всех остальных соседей Верхний Лес через свои собственные проходы, и мне повезло, что их патруль оказался рядом в этот неприятный момент.
– Наша Владычица уважает права хозяев леса, – продолжил эльф с холодной улыбкой. – И не уважает спятивших дриад. Опусти руки, Старейшая. Твоя магия бессильна, когда наш дозор рядом. Назад, если не хочешь сгнить в траве!
Командир патруля союзников, мой старый знакомый эльф Леор из Лесной Стражи не шутил: его десяток давно уже наложил стрелы на луки и разобрал цели. Лица дриад из голубоватых стали зеленоватыми. Я знал, что их лесная магия, опасная для людей, легко разбивалась эльфами, и приободрился.
Старая дриада выпрямилась, медленно опуская руки, и прошипела по-эльфийски:
– Вы, эльфы, предаете нас людям. Зачем вам существа, назвавшие себя хозяевами леса?
– Тебе не понять, – спокойно сказал эльф своим чарующим голосом. – Ты, видно, сошла с ума, если считаешь, что лес только твой. Если кто сейчас и умрет, то ты.
Некоторое время все молчали. Я чувствовал, что магия дриады уже не может сковать меня. Вдруг одна из беременных дриад подняла опухшее лицо и посмотрела прямо на меня, и я узнал её. Она сильно изменилась, но улыбка и глаза остались прежними.
– Я не могу убить тебя, щенок, но я могу предсказать твои беды, – бешеным голосом сказала Старейшая на нашем языке, перехватив взгляд дриады. – Ты не станешь хозяином леса, ты будешь вечно скитаться по дальним краям, твои женщины бросят тебя, ты будешь бегать за драконицами, ты…
Тут она с двадцати шагов заглянула мне в глаза, как могут дриады, и я не успел отвернуться или отвести взор. Результат прорицания поразил всех вокруг – прочтя мое будущее, старуха вдруг побелела и зашаталась. Испуганные толстухи-дриады подхватили её за руки, чтобы не упала. Воцарилось молчание – и вдруг опять зажужжали насекомые, заговорили птицы.
Глядя на эльфов, я чувствовал, как сильно им хочется прибить наглых древесных женщин, но, подчиняясь хладнокровному Леору, они пока сдерживались.
– Позвольте нам уйти, – помолчав, вдруг обратилась старуха к Леору на эльфийском.
– Уходите, – презрительно пожал плечами эльф. – Рожайте в других лесах, не здесь. Мы заселим эти горы другими дриадами, поумнее и повежливее. Внизу их много родилось в последние сто лет – хозяин леса, по нашей просьбе, даст молодежи место для жизни в Верхнем Лесу. И они будут повежливее с его семьей, чем некоторые неблагодарные, выжившие из ума и бросающие родной лес.
– Только гнилых корней из нижних лесов вам и не хватает! – с ненавистью сказала старуха. Я не совсем понял эти слова, но за её спиной другие дриады переглядывались. Леор поднял брови. Надо было кончать – уже слишком много было сказано.
– Убирайтесь, и чтобы я больше вас не видел в наших лесах, – сказал я на эльфийском, снова наводя ружье на старуху. – Мое терпение на исходе. Как сын хозяина леса, я говорю вам: вон отсюда, предательницы.
Говоря это, я с усилием отвел глаза от той дриады, которую узнал. Мне показалось, что она смотрела на меня с мольбой.
– Убирайтесь – так сказал молодой хозяин, – холодно сказал эльф. – Если через десять стуков сердца вы ещё будете здесь…
Но их уже не было. Они рывком отошли к деревьям и исчезли так быстро, словно лес всосал их.
Леор кивнул крайнему эльфу, и часть патруля бесшумно шагнула в листву и исчезла вслед за дриадами.
– Они проследят, – сказал Леор своим волшебным голосом, который когда-то так чаровал моих маленьких сестер в поместье. – Но бьюсь о заклад – ты бы выиграл у неё, выстрелив первым. Уже две луны мы знаем, что она окончательно сходит с ума, и следим, кроме прочего, за её дриадами. Конечно, лучше бы прикончить старуху, но лес хочет, чтобы они ушли без боли. Кроме того, егерь жив, мастер Сергер – нет причины для мести.
– Это хорошо, что Нура жив, – с облегчением сказал я. – Но куда они уходят?
– Либо в герцогские леса, либо в леса рядом с грифонами.
– Но у нас с соседями договор. Они не смогли бы скрыться, если бы убили меня.
– При всей своей магии и связи с лесом дриады – необразованные существа, не имеющие понятия о пограничных договорах, – пояснил Леор. – Уйдя за ваши горные хребты, они неожиданно узнают, что хозяин гор и лесов Серебряного Предела лорд Кирмон – друг вашего отца, и по его просьбе может их просто изгнать. А что сделала бы его дочь, ваша подруга Алтейа – даже не представляю себе. Вы ведь знаете, что дружба с семьей Кирмона нерушима. При мысли об опасности для вас, или вашего юного брата, или для ваших сестер леди Алтейа может разорвать этих глупых дриад на части.
Я мстительно усмехнулся при мысли, что недовольные лесные создания, предав наш лес, не смогут найти себе другой.
– Но давайте приведем в чувство нашего друга Нуру, – сказал Леор. Он нагнулся и перевернул егеря на спину, затем поднес ему к носу маленький флакон черного стекла с эльфийским узором – травы, ветки и цветы в овалах. Тот сразу пришел в себя, поднял голову и взволнованно сказал:
– Хозяин, дриады разом выходят на поляну. Тут что-то не так!
– Ты, Нура, успел заметить дриад, за что они тебя и усыпили, – улыбаясь, сказал Леор. – Не знаю, кто ещё из людей успел бы. Я всегда знал, что лучше тебя нет егеря у графа.
– Напомни вечером, что тебе надо носить защитный амулет, – сказал я бледному Нуре. – Я потом расскажу. Безумная старуха может вернуться.
У Нуры глаза полезли на лоб от удивления, но он промолчал.
– Если они вернутся, мы их, с твоего разрешения, сын хозяина леса, уничтожим, – спокойно сказал эльф. – Предать можно только раз – второй раз возмездие не замедлит. Они предали тебя сегодня. Им уже нет места здесь.
– Если они вернутся, вы сможете прибить старуху, а остальных пощадить? – делая вид, что речь идет о пустяках, спросил я. – Ведь она угоняет их насильно, я уверен.
Эльф поднял на меня свои серые глаза.
– Конечно, – сказал он со всепонимающей улыбкой. – Я рад видеть, что ты не забываешь прошлого. Если они вернутся – пострадает только старуха. Но мы не можем вернуть ее… их силой – они принадлежат старухе и имеют право уйти из леса.
Эльфы пошли с пограничным обходом дальше, убедившись, что дриады убрались. Проводив их благодарным взглядом, я приложил руку ко стволу ближайшего дерева и вопросил лес, как меня учила эта самая узнанная дриада – где хозяин лесной нечисти? Деревья ответили, что он где-то далеко. Ясно, подумал я, старуха собрала напоследок все силы и вышибла лешего из леса, чтобы не мешал разобраться со мной, но убить его не смогла, и он сбежал. Ничего, скоро вернется: лес остался его вотчиной после ухода старухи.
Нура быстро пришел в себя и привел снизу вьючных лошадей. Мы с трудом отрубили топором кое-какие части от туши огромного кабана, погрузили на лошадей, затем, глотнув водки из моей фляжки для поддержки духа, начали привычный путь по охотничьей тропе вниз, к Щели и далее к замку. Перед выходом я еще раз посмотрел на кусты, у которых стояла старая злобная дриада, на лежащую в высокой синей траве огромную тушу, и, наконец-то придя в себя после стычки, вполне осознал, что если бы не амулет, подаренный мне школьной подругой (я даже погладил его у себя на груди), и не эльфийский патруль, то мы с Нурой сейчас лежали бы рядом с кабаном, а через день, когда отец забеспокоился бы и послал спасательную партию, егеря снесли бы нас вниз для похорон.
Чувствовали мы себя после магической атаки, скажем прямо, неважно. Амулет защитил меня от паралича, но не мог вернуть силы, а Нура прямо-таки шатался в седле после магического удара. Всю дорогу вниз егерь мрачно молчал и не спускал глаз с тропы. Я же обдумывал странную мысль: как это так наш неожиданный спор с малознакомым баронетом Фирном, приведший меня в Верхний лес без моих охотничьих собак, совпал с неожиданным нападением старухи-дриады, чего у нас никогда не случалось?
Будь со мной псы, они просто разорвали бы эту сумасшедшую на месте, и никакая лесная магия ей не помогла бы: преданную человеку собаку зачаровать против хозяина невозможно, это один из принципов магии поведения. Два совпадения – не слишком ли много для одного раза?
Между прочим, гостящие в нашей маленькой столице графства Фирны всегда склонялись к нашему соседу герцогу Сарогу, а когда-то давно даже приносили им вассальную клятву, вдруг вспомнил я. Лично мы с отцом против Сарогов ничего не имели, но за последние пятьдесят лет мои дед и прадед два раза разбивали их личные армии, когда они пытались захватить наше графство. Интересно…
Наконец мы прошли последний пикет наших горных егерей и вышли из-под лесных ветвей на огромный луг, после живущего ночной жизнью леса поражавший своей тишиной. Луны еще не вышли, и тысячи ярких северных звезд сияли на небе. В огромном темном пространствы мы увидели вдали светлое пятно поместья и огни городка за ним.
Ярко освещенные фонарями-амулетами, сложенные много лет назад союзными гномами из огромных камней серые стены замка в четыре человеческих роста были хорошо видны даже в темноте. Над ними высились белые башни нашего дома.
Мы приближались, и твердыня, построенная ещё прадедом и много раз выдержавшая атаки соседей-герцогов, росла на глазах. Наконец, мы подьехали по мощеной желтым кирпичем дороге к стене и постучались в ворота с нашим гербом, вызывая стражу. Впрочем, гвардейцы отца уже рассмотрели нас со стенных постов и отпирали запоры.
Отец, высокий, темноволосый, чисто выбритый, несмотря на вечер, по сигналу охраны встретил нас у дверей дома, одетый по-домашнему – без шляпы, в том же старом сером камзоле для хозяйства, что и последние десять лет. Он внимательно выслушал меня и егеря, но ничего не сказал. Затем, отпустив Нуру отдать мясо кабана на кухню и отвести лошадей на конюшню, папа завел меня в свой кабинет – не парадный, для деловых гостей и торговых представителей, а настоящий, где он писал распоряжения и контракты, и хранил все важные документы.
В кабинете он, как обычно, усадил меня за стол под картой графства, на которой был начерчен секретный план будущего северного пути через Страну Драконов, сам налил нам по бокалу сладкого вина и спросил:
– Нужно ли послать погоню и прихлопнуть опасную старуху? Егеря её, может быть, смогут догнать, а наш маг парализует колдовство.
– Нет, папа, – сразу ответил я. – Она не вернется, а если вздумает – эльфы с ней разберутся. А сейчас дриад в лесу уже не найти – они далеко.
– Надо будет поговорить с эльфом-управляющим Великого Леса, чтобы он привел нам новых дриад, в этот лес, и в новые, которые я сажаю, – задумчиво сказал отец. – Так будет лучше. Леса не могут быстро расти без хозяек. Так ты говоришь, амулет спас тебя?
– Да – драконий, для охоты, – ответил я, показывая фигурный камень на крепкой медной цепочке. – Альта подарила.
– Маме пока не говори о стычке, я сам скажу, – сказал папа, положив на стол большие руки, привычные к ружью и мечу. – Теперь надо позаботиться о кое-чем посильнее, чем твой старый камешек. Я и Кирмон увешаем тебя драконьими амулетами. Думаю, скоро я узнаю, кто мог стоять за древесной старухой.
Я поделился с ним своими соображениями о вчерашнем споре с Фирном. Отец выслушал меня, подняв брови, а затем добавил сомнений – он сообщил, что Фирны вечером откланялись и срочно уехали к себе в герцогство Сарот, где и проживали. Молодой баронет, таким образом, даже не дождался результата спора, что выглядело не особенно благородно.
– Сбежал, значит, – вздохнул папа. – А ты чуть не сносил головы. Похоже, у Сарота имеются хорошие шпионы. Да и без магов не обошлось, конечно. Наша разведка и союзные эльфы займутся этим завтра же. Так или иначе, счет покушениям на тебя как наследника открыт.
Он побарабанил пальцами по столу.
– Ну как, ты не жалеешь и своем споре?
– Ты знаешь, отец, я не жалею, даже если это и покушение. Раз в жизни в Верхний Лес нужно пойти без собак. Надо почувствовать настоящую опасность. Согласись, за нашими псами я как за каменной стеной – уж очень безопасно для охотника.
Отец весело улыбнулся, несмотря на очень серьезный характер разговора. Он понял меня. Затем его лицо снова стало серьезным.
– Кто не рискует – тот не живет, сынок, если, конечно, рискует с умом. Но все не так просто. По традициям нашей семьи, ты взрослый человек. На охоте ты сам или с егерями брал на Верхе туров, рысей, горных волков, медведей, и даже взял пещерного медведя – это редкая и опасная добыча. Но на этих охотах ты был с нашими собаками, горными овчарами. Сейчас, только один раз, ты из принципа пошел на кабана без собак, зачем-то поспорив с сыном Фирна – и чуть не погиб. Это было ловко проделано. Кто-то, похоже, неплохо изучил твой характер. Сын Фирна, на мой взгляд – не особенно умный молодой человек, и, возможно, действовал с чьей-то подачи. Уж не с отцовской ли? Старший Фирн притворяется простачком, но это один из секретных советников своего герцога, он очень хитер, как считают хорошо знающие его люди. Тебя, как когда-то говорили у нас в кавалерийском училище, поймали 'на слабо', и это было не очень умно с твоей стороны. С другой стороны, это действительно очень похоже на засаду. Старуха-дриада, несомненно, знала, что ты пойдешь в лес без собак и только с одним егерем. К тому же, наш леший, хранитель леса, с которым у нас договор, не появился на поляне во время стычки с дриадами. Интересно, жив ли он?
– Он жив, но бежал от старухи, – сказал я. – Я чувствовал его. Сейчас, конечно, он вернется. Интересно, чем это она его выбила из леса? Не иначе, боевым амулетом – просто так с хозяином леса ей было бы не справиться.
Папа задумался.
– Ладно, об этом я с эльфами поговорю, и с самим лешим. Но теперь ты в лес без собак ни ногой – это приказ. Понятно?
– Хорошо, отец, – послушно сказал я, понимая, что папа прав.
– Я посылаю тебя учиться в столицу, – продолжил отец. – Там может быть ещё опаснее. У нас много врагов, и наше графство многие мечтают подвинуть – уж больно мы верны королю, находясь в тылу не особенно лояльных северных герцогств. Слишком часто мы разбивали войска мятежных герцогов. Все время помни: ты – мой наследник, будущий старший граф.
Он холодно усмехнулся:
– Возможны такие обычные для столицы вещи, как покушения, дуэли, отравления, нечистая карточная игра для порчи репутации, подкупленные женщины, и многое другое… Первый год я буду часто бывать в столице, помогу при случае. Но не забывай, что ты уже взрослый, и смотри за собой. Следи за людьми, изучай их. И будь осторожен. Мне не хочется хоронить тебя, и готовить к управлению графством твоего младшего брата. Мы ещё поговорим об этом…
Он внезапно вздохнул, хотя обычно чувствительностью не отличался.
– Ладно, поздравляю с добытым кабаном. А сейчас иди, готовься ко своему дню рождения. Мы с твоей матушкой пригласили шестьдесят соседских семей в гости. Не вздумай на празднике задирать соседкам юбки, не то женят прямо перед отъездом в училище, – ехидно пошутил отец.
Я в это время думал, какого свалял дурака с этой охотой, и только кисло улыбнулся.
Глава 2. ДЕВУШКА С ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ
После стычки на охоте прошло пять дней. Позавчера мы с шумом и весельем провели мой день рождения, встретив и проводив много соседей-дворян.
А сегодня мы принимали особых гостей: семью и родственников Кирмона, друга отца, лорда Серебряного Предела. Они прибыли после заката на огромную поляну за замком, где я обычно объезжал коней. Там же гости, по своему обычаю, надели нарядные одежды, и подошли к воротам замка, в честь праздника украшенным цветами.
– Прошу вас! – приветливо сказали отец и мать, одетые в праздничные платья. Заиграла музыка (естественно, полный оркестр нашей маленькой столицы графства), и десять гостей церемонно, по двое, зашли в двери. Они были очень непохожи друг на друга, и никто не сказал бы, что это четверо старших родственников, и шестеро их детей и племянников. В частности, моя старая школьная подружка, всегда спокойная Алтейа, не была похожа ни на своего отца, общительного, любящего поговорить Кирмона, ни на свою мать, энергичную рыжеволосую Арабеллу, ни на брата, веселого белокурого Кирдана.
Веселье зашумело за столом, накрытом в главной гостиной. Было весело, семейно, дружелюбно, как любили встречать желанных гостей в нашем доме. Стол был уставлен бутылками и бокалами, слуги по столичной манере ставили горячее каждому обедавшему и меняли блюда по каждой перемене – необычно для простых правил нашего горного графства. Но это был особенный праздник – мне исполнилось восемнадцать лет, и через два дня я уезжал на учебу в столичное Королевское Кавалерийское Училище, где когда-то учился мой отец. Навестить дом родной я смогу только через полгода. По этому поводу было сказано много тостов о возмужании молодежи, о карьере, о подступающей новой войне с нашим извечным противником – Империей, из которой наша страна еле сбежала почти двести лет назад..
Я аккуратно поднимал бокал, но ел и пил немного – ждал танцев.
Наконец, начались и танцы в бальном зале. Все танцевали как заведенные – быстро, жарко, весело флиртуя. Светильники ослепительно сияли, паркет блестел, в углу играл оркестр в праздничных одеждах. Я подумал, что и танцы эти в мою честь – и вдруг растрогался. Мои сестры подогрели веселье, без остановки танцуя со взрослыми кавалерами. Отец тоже вышел с мамой в центр зала, подавая пример.
Я сделал по танцу с прекрасной и строгой леди Арабеллой, затем – с рыжей Санерис. Надо сказать, Санерис считалась очень нестрогой в поведении в своем роду, и ходили слухи, что она регулярно ворует молодых мужчин и держит их по пол-луны у себя в интимном плену. Не знаю, правда это или нет, но однажды при мне на одном празднестве в нашем доме лорд Кирлен, брат лорда Кирмона и отец Санерис, делал ей недвусмысленный выговор за развратное поведение, позабыв, что меня Арабелла и Кирмон уже научили их языку. Памятуя о том разговоре, я поклонился Санерис после танца и быстренько отошел к окну охладиться, пока она не потащила меня в сад и не спустила там с меня панталоны (это уже случилось раз с одним моим товарищем из соседских дворян).
Окно смотрело на север. Я залюбовался картиной – там высились багровые в лучах закатного солнца вечные ледники гор Серебряного Предела, за которыми жили леди Арабелла и лорд Кирмон, Санерис, Кирдан и Алтейа, и другие наши соседи рода Кир. Там было их герцогство, а дальше, за Серебряным Пределом, простиралась обширная, совершенно неизвестная нам горная страна, кудя людям не было хода, куда даже папу, давнего и надежного друга лорда Кирмона, не подпускали близко, где жили другие родственники наших соседей, тоже, конечно, драконы – Драконий Престол, или в просторечии Страна Драконов. Никто не знал, сколько их там, никто не знал, как там живут эти, по слухам, ужасные создания с бронированным телом, могучими хвостами и крыльями и всесжигающим огнем – в дворцах или в пещерах.
Я задумался, и вдруг как-то незаметно моя старая подружка Алтейа, или попросту Альта, дочь Арабеллы и Кирмона, тоже оказалась там. Сегодня она была одета в красное бархатное платье, так шедшее её черным волосам и зеленым глазам.
– Мне уже исполнилось семнадцать лет, – были ее первые слова со мной за вечер. – Я скоро закончу учебу, и буду сама учить драконов в школе. О чем ты думаешь сейчас?
– О драконах, – стряхнув задумчивость, честно сказал я. – Наверное, никто из людей не знает, сколько вас там, в Драконьем Престоле, и как вы живете.
– Это простые вопросы, и я могу ответить тебе, но только тебе, – ласково улыбнулась Альта. – Нас там чуть больше трех тысяч…
– Три тысячи драконов? – поразился я. – Это же огромная сила!
– Да, обычно в старину среднего размера страну миллионов в двадцать населения зараз сжигали командой в боевых десять драконов, – спокойно сказала девушка.
Я содрогнулся, вспомнив кое-какие исторические события, кратко описанные в школьном курсе истории, затем перевел разговор.
– А вот, скажем, живешь ты в пещере или во дворце?
– И в отцовском дворце, и в своей пещере, – ответила Альта. – Я выплавила ее в камне как мое личное укрытие и молельное место. Но вообще-то у нашей семьи большой дворец. Это все, конечно, только для тебя, не говори другим людям.
– А я мог бы его увидеть? – нерешительно спросил я.
– Со временем я выжму тебе разрешение у Великого Дракона посетить Серебряный Предел, я обещаю, – неожиданно сказала Альта.
Я онемел от удивления, а она, не теряя времени, сказала:
– Но сейчас есть вещи поважнее.
– Например?
– Например, говорят, что ты уезжаешь в столицу?
– Да, меня ждет кавалерийское училище, – сказал я. – Война приближается, я должен защищать родину. Через два года выйду из училища корнетом, затем стану лейтенантом – и буду рубиться с имперцами. Конечно, я лучше поучился бы в Королевском Университете – но это уж после войны.
– Я понимаю, это твой долг, – пристально глядя на меня, сказала девушка. – Я приготовлю тебе для войны амулет, спасающий от пуль, стрел, пушечных ядер, ударов пик, сабель и кинжалов. Я и папа. Вроде того охотничьего, который ты носишь – от падающего дерева, звериных клыков и лесной магии.
– Между прочим, пять дней назад твой подарок спас мне жизнь, – признался я. – Меня и егеря атаковала магией старая дриада. Нура свалился в параличе, а мне помог амулет. Спасибо тебе за него. Но если бы не дозор эльфов, неизвестно, кто вышел бы из дела живым.
Вертикальные желтые зрачки зеленых глаз Альты расширились.
– Вы убили её?
– Нет, отпустили, – сказал я. – Как сказали эльфы, лес пока не хотел крови.
– Стоит тебе уйти на охоту или ловлю браконьеров, и сразу хотят убить, – медленно, сквозь зубы сказала девушка. – Слишком часто это случается в последнее время. Надо быть все время рядом, чтобы уберечь тебя. На прошлой луне – браконьеры, сейчас – старая дриада. Не так важно, кто за этим стоит, как важно тебе уцелеть.
Я с удивлением посмотрел на Альту. Мы знали друг друга уже лет восемь, и каждый год проводили вместе несколько лун, изучая точные науки с нашим домашним учителем или грамматику и религию – в церковной школе с другими дворянскими детьми, как приказывал мне отец. Мы зубрили молитвы, изучали религиозные трактаты, пели хором священные гимны – и все это она, не являвшаяся человеком и имевшая совершенно других богов, делала с полным спокойствием, и никогда не выходила из себя.
Я вдруг вспомнил, глядя на Альту, как в первый день школы, когда в классе Книг пророков Богини Судьбы один из учеников, не зная, кто она такая, начал издеваться над её неподвижным лицом и безучастным поведением. Я тогда так удивился его наглости, что даже не успел въехать собрату по дворянству в ухо, а когда пришел в себя и развернулся – было поздно: Альта безо всякого волнения подняла за пояс нахала и широко открыла рот. Само собой, полюбовавшись полным набором острейших зубов, которые каждый молодой дракон имеет даже в человеческом обличье, наш соученик наконец-то понял, с кем имеет дело. Он позеленел и начал, трясясь, извиняться – а девушка даже не хихикнула.
Сейчас же она проявляла нешуточное для неё беспокойство по поводу стычки со старой дриадой.
Такой я Альту ещё не видел.
– А ты откуда знаешь про перестрелку с браконьерами в прошлую луну? – с удивлением спросил я. – Мы там ухлопали человек пять, и потому старались не сообщать об этой истории в газету графства.
– Да так, знаешь, я иногда интересуюсь, как ты здесь живешь, – как-то неопределенно сказала девушка. – Я знаю, что от нас к вам ничего не доходит, а вот к нам от вас кое-сто просачивается. Кстати, твой папа сообщил моему по амулету пять дней назад, что у тебя были трения с дриадами, но подробностей я не знаю. Расскажи мне, пожалуйста.
– С удовольствием! – сказал я и подробно посвятил ее во все детали происшествия со старухой-дриадой. Альта слушала очень внимательно, а затем сказала твердым тоном:
– Напомни мне, пожалуйста, чтобы я оставила защитный амулет моей выделки твоему егерю. Нура – это такой молодой и худой? Я помню его. Думаю, он заслужил драконий подарок.
– Но драконьи амулеты – очень дорогая вещь, – сказал я.
– Не для меня, я сама ведь их делаю, – спокойно сказала Альта. – И потом, он бывает с тобой в опасных местах, и ему нужна защита. И вообще, он заслужил. Я благодарна ему, ведь без него тебе было бы, возможно опаснее в лесу.
Я почесал в затылке, вспомнив, что раньше в столице старинные драконьи охранительные амулеты могли стоить десятки тысяч золотых за надежность, но их уже лет сто не было на рынке, а она немного помолчала, и затем сказала:
– Ах, если бы я была там вместо эльфов, то бы сожгла всех дриад без разговоров. Угрожать тебе? Да ещё в твоем лесу? Они бы не ушли так просто.
Тут Альта вдруг замолчала и призадумалась, словно планируя что-то вроде огневого налета на лес с воздуха, или чего-нибудь похуже в духе драконов.
– Собственно, это я был за то, чтобы они ушли живыми, – смущенно сказал я. – Видишь ли, все они были беременные. Старуха повела их на роды, может, поэтому и спятила. И потом… Там была одна знакомая дриада.
– Твоя любовница? – отвлекшись от дум, с интересом спросила юная и потому малоопытная в любовных делах Альта. – Ты спал с дриадой?! Ну, уж лучше бы ты с моей кузиной Санерис закрутил, она хоть живая и с горячей кровью! Дриада – это же как цветы, или трава!
– Нет-нет, – поспешно уклонился я от странного подозрения. – Просто… она была одной из моих нянь, с пяти до десяти лет возраста. Эльфы посоветовали взять. Ты должна помнить её в человеческой форме.
– Взять дриаду няней? Зачем? – удивилась Альта. – Как она могла тебя воспитать, чему научить? Они даже читать не умеют, о городах ничего не знают!
– Она научила меня слушать лес, – с грустной улыбкой объяснил я. – Ты, как летающая, не вполне понимаешь это. Леса нашего графства – это деревья в три обхвата и высотой в сто локтей. Между них иногда не пройдешь кроме как по звериной тропе или по горному ручью. И звери у нас в лесах водятся нешуточные. Если бы не Ленеле – так её звали – я бы постоянно терялся в своем собственном Верхнем лесу, не чуял бы издали опасных зверей. Не умел бы разговаривать с деревьями. Не видел бы весенних праздников живого леса. А сейчас я чувствую себя в лесу… не как эльф, конечно, но похоже. Совет был хорош.
Я задумался, вспоминая наши походы с Ленеле в лес, когда она учила меня находить съедобные растения и беличьи запасы, приманивать птиц, понимать их 'разговор', говорить змеям, что я для них неопасен… Альта с участием смотрела на мое лицо, понимая, что я сейчас в прошлом. Там я пятилетним весело бежал по лесной траве, отгоняя голосом незнакомых змей, приветствуя удивленную лисицу под деревом, и лесные цветы открывались впереди, и птицы пели мне, не боясь человека. А сзади, будто не ступая на траву ногами, скользила смеющаяся Ленеле в светло-зеленом платье непонятной формы, тонкая, гибкая, неизвестно как не отстававшая от быстрого меня…
Я вздохнул, и вдруг вспомнил:
– Кстати, ты не знаешь, от кого беременеют дриады? Когда я видел Ленеле в лесу, она была уже толстая, словно у нее должно быть четверо или пятеро детей. Никогда не ожидал увидеть беременных дриад, и даже не знал, что это возможно. Маленьким я об этом не задумывался, потом счител, что они от деревьев, а сейчас и спросить не у кого. Насколько я знаю, никаких дриад мужского пола у нас в лесу нет.
– Не знаю, – пожала плечами Альта. – Надо будет спросить у учителя. Я девушка горная, с жизнью леса не очень знакома, и ты сам знаешь, как лесная нечисть скрытна. Кто-то говорил мне когда-то в шутку, что дриады – это женщины леших, но не уверена.
– Так что, старуха шарахнула амулетом нашего лешего, выгнала из леса и забрала у него весь гарем? – вдруг сообразил я. – Да она кто, пират морской, что ли?!
– Не знаю, – ответила в целом равнодушная к лесам Альта. – Да, жалко, что воспоминания о няне-дриаде у тебя кончаются не очень хорошо.
Она опять задумалась о чем-то, затем вдруг сказала:
– Я хочу сказать тебе кое-что по секрету. Давай зайдем за колонну, туда где висит портьера.
Заинтригованный, я пошел за ней. Убедившись, что нас никто не видит, Альта повернулась ко мне, взяла за руку, и…
(Я напрягся, ожидая известия об опасности или открытия какой-то тайны)
… и сказала каким-то несвойственным ей тягучим, нежным голосом:
– Ты не хочешь ни о чем меня спросить?
Я уставился на нее, пораженный такой манерой разговаривать, затем пришел в себя.
– Хочу. Скажи, почему ты берешь меня с собой в полеты? Насколько я знаю, драконы этого никогда не делают.
– А тебе нравятся наш полеты? – шепнула она.
– Полеты с тобой просто потрясают, – вздохнул я, и это была чистая правда. Ничего лучше я еще в жизни не испытывал, как нестись, сидя на шее Альты между огромными, мерно взмахивавшими крыльями, над лежащими далеко внизу ущельями и горными лугами, пролетать сквозь сырые белые облака, похожие на горные туманы, лететь навстречу красному пламени заката…
– Ты спрашиваешь, почему я беру тебя с собой наверх в небо? – таким же нежным голосом тихо протянула Альта.
– Да, почему? Ведь никто даже и подумать не может о такой чести – подняться вверх с драконом, на его крыльях!
– Обьяснение очень простое, – прошептала она, притягивая меня к себе за плечи. – Поцелуй меня, и ты все поймешь!
– Поцеловать? – окаменел я. Этого у нас с Альтой еще не было.
– Ты же целуешься с моей кузиной дурочкой Санерис – теперь поцелуй меня!
И девушка взяла меня за отвороты парадного камзола и с легкостью прижала к стене.
Драконы не теряют своей огромной физической и магической силы, принимая человеческой облик. Несколько раз, когда мы спускались после полета в лес и прогуливались по тропинкам в человеческом облике, дружески держась за руки, Альта одним пинком отбрасывала с пути мешавшее бревно или огромный камень, совершенно не напрягаясь. Но она еще не разу не применяла силы лично ко мне. Я онемело смотрел в ее обычно спокойные зеленые глаза с желтым вертикальным зрачком, внезапно принявшие просительное выражение, знакомое мне по общению с другими девушками, желавшими завязать со мной близкие отношения.
И тут вдруг что-то случилось уже со мной: я схватил ее за плечи и жадно притиснул к себе без малейшего сопротивления с ее стороны. Наши губы встретились.
Я знал, что драконы в человеческом облике имеют теплоту тела выше, чем люди, но в этот раз девушка прямо обжигала меня. Я прижал ее к себе и быстро, чтобы она не могла увернуться, чмокнул в губы и прижался щекой к ее пылающей щеке. Альта погладила меня по груди, затем медленно опустила руку вниз и нежно улыбнулась, почувствовав, что я очень возбудился. У меня сперло дыхание, и я чувствовал, что краснею, когда ее ладонь беззастенчиво сжала меня ниже живота.
– Я всегда буду делать все, что ты хочешь, – сладко шептала девушка. – Ты самый лучший, и ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я люблю тебя…
Голова моя кружилась, я жадно слушал ее шепот, а она не могла остановиться.
– … я не хотела говорить тебе, потому что девственна и слишком молода: я не смогу любить тебя по настоящему еще года четыре, до двадцати одного года. Почему – потом расскажу. Прости меня за это, и прости за ненужную откровенность… Мне, наверно, надо было молчать, но ты уезжаешь, ты будешь на войне, тебя могут убить… Я очень боюсь за тебя.
И она положила мне голову на плечо, и я, сам не зная, что делаю, опять поцеловал ее во вкусные губы. От нее пахло, как всегда, горячим металлом и цветочными духами. Я стиснул ее ненормально твердые плечи и начал вталкивать язык меж мягких губ. Она прижала меня грудью к стене. Несколько минут мы прижимались друг к другу, затем Альта вдруг ослабла, оттолкнула меня и тихо сказала:
– Не сейчас… Я ведь не Санерис, я еще не могу тебе отдаться… Подожди, я приду в себя.
И девушка почти сразу взяла себя в руки. В конце концов, Альта была не какая-нибудь юная служанка из тех, кто прокрадывался ночью в мою спальню, и не веселая вдова дворянского сословия, по народной традиции спящая со всеми свободными мужчинами, и не дворянская дочь, энергично ищущая себе жениха, и даже не моя подружка Дианель из пограничного дозора эльфов, охотно сбегавшая со мной ночью с попойки в трактире на уединенную поляну – развлечься. Альта была не только моя школьная подруга – она была надежный товарищ, не раз вытаскивавший меня из подростковых неприятностей. Её, драконессу, я никогда не рассматривал как предмет для флирта и постельных удовольствий – и сейчас был поражен силой ее чувств.
Альта сделала несколько вздохов и выдохов, почему-то сильно пахнувших дымом, и снова повернулась ко мне, поправляя волосы. Девушка выглядела уже вполне спокойной. Тем неожиданней прозвучало то, что она сказала мне:
– Я не хочу, чтобы мы надолго расстались. Ты хотел бы почаще встречаться со мной и вместе заниматься чем-нибудь в жизни?
Вопрос был задан нерешительным тоном. Мое сердце продолжало сильно биться. Я всегда знал, что Альта хорошо относится ко мне, но такого прямого предложения не ожидал. В устах человеческой девушки, по нашим обычаям, это означало попросту: 'Я люблю тебя, готова тебе отдаться и хочу выйти за тебя замуж', но если это сказала драконесса – только боги знают, что она имеет в виду…
– Был бы счастлив, – честно сказал я. – Ты всегда мне необыкновенно нравилась…
(Сказав эту шаблонную фразу, я чувствовал, что это святая правда!)
… но пока не представляю себе общего нам занятия. Надо нам вдвоем хорошенько подумать об этом. К тому же, через пять дней я уезжаю в военную школу, потом буду на войне офицером. Что делать после войны – я ещё не решил.
Альта молчала, не сводя с меня своих светящихся, все еще непонятных глаз.
– Если вернусь в графство, – продолжал я, – родители меня довольно быстро женят на какой-нибудь родовитой и красивой дворянке…
(Альта, казалось, пропустила эти слова мимо ушей, но я заметил, что ее лицо на миг закаменело)
… и следующие пятьдесят лет я буду разливать вино с наших виноградников и сплавлять лес по рекам на продажу. Я не говорю, что это занятие плохое, но хочется попробовать себя в чем-то ещё. Нельзя же сидеть всю жизнь только в нашем маленьком графстве, где все друг друга знают. Надо повидать мир, попытаться сделать карьеру в столице. А у нгас в графстве самое интересное – браконьеры перейдут границу с герцогами, и я опять устрою с ними перестрелку… А может быть, загоню их в Верхний Лес горным львам на закуску. Или ты по ошибке пролетишь над столицей графства и устроишь там панику.
Альта хихикнула, вспомнив одну прошлогоднюю историю, а я все же призадумался.
– Выбор карьеры тоже не прост. Если, скажем, буду служить в армии, то тебя буду видеть раз в год в отпуске. Если пойду в дипломаты или в чиновники – тоже. Художником мне не стать – нет у меня ни таланта достаточного, ни желания посвятить рисованию всю жизнь, ведь я просто неплохо обученный дилетант. И все-таки я хочу остаться в столице, хочу учиться.
– А ты стань магом, – попросту, без сложных маневров сказала Альта. Уже ничто не говорило на ее сдержанном, дружеском лице о том, что она только что горячо обьяснялась мне в любви. – Все драконы – маги, так что мы сможем вместе изучать волшебство, помогать друг другу. Ты сможешь.
– Ты думаешь? – уныло спросил я. Мои способности к магии казались мне слабыми.
– Ну, знаешь, ты же родился в магических лесах! Это просто так не проходит, даже людям. К тому же, восемь лет назад, когда тебе было десять лет, а мне девять, мы познакомились – ты помнишь? В тот день мама и папа проверяли твои способности в магии, а я наблюдала. Поговори со моим отцом, и узнаешь кое-что интересное о себе. Ты можешь стать очень хорошим магом.
Альта явно что-то недоговаривала, но это казалось уже неважным. Это могло проясниться и потом. А сейчас меня ждал скорый и неотложный отъезд в столицу, в Кавалерийскую Школу – к учебе в офицерской школе, королевскому двору, лучшим театрам страны, шикарным ресторанам, столичным красавицам. Так или иначе, на следующие два года мое будущее было определено.
– Теперь уже я смогу стать магом только после кавалерийского училища, – вздохнул я. – Но ты права: если мне сделаться боевым магом в придачу к своему умению драки и фехтования – тогда это будет что-то особенное! Ты раньше часто видела как я дерусь руками, ногами, цепом, шестом и посохом, но не видела моего экзамена за пять лет учебы фехтования у нашего мастера оружия полгода назад. Ты знаешь, что я получил подтвержденное гильдией мечников звание Мастера Клинка?
– Поздравляю! – радостно сказала Альта. – Теперь на дуэлях ты будешь непобедим. И все же этого недостаточно для войны. Не беспокойся, драконьи амулеты для защиты от пуль, ядер и сабель я тебе дам – они будут непробиваемы. Так как насчет обещания заняться магией?
Я задумался.
– Договорились? – ласково напирала уж очень настойчивая сегодня Альта. – Дай мне слово, что попробуешь себя в магии после войны!
– Ладно, даю, – легкомысленно согласился я, и девушка облегченно вздохнула. – А если меня убьют на войне?
– Не убьют, – снова внезапно сменив тон, решительно сказала Альта. – Ты вернешься, даже если мне придется повесить на тебя десять драконьих амулетов и сжечь половину императорской армии. Мы с тобой договорились, ты даже дал мне слово. Я на тебя рассчитываю – и никто не встанет на моем пути, даже если это будут все армии континента!
Я внезапно понял, посмотрев ей в лицо, что она не шутила. Если такое сказал бы мне кто-то другой, это звучало бы бахвальством, но Альта могла сделать то, что обещала. Теперь, если она вздумает из-за меня атаковать чью-то армию, никто из драконов не захочет её остановить, считая, что она в своем праве. Ведь я обещал ей, и значит, она на меня рассчитывала, а остальное было уже её дело.
Я уже знал эту манеру у драконов, но не ожидал, что подруга детства проявит такую решительную заботу обо мне. 'Однако!' – сказал я себе, сообразив, какие права внезапно дал Альте после всего-то пары поцелуев.
Конечно, сам я сделал бы все для ней, но это мой долг дворянина по отношению к подруге. Я замялся, не зная, что сказать, чтобы не обидеть девушку, но тут она резко сменила направление разговора, сказав тоном, снова ставшим ласковым:
– Кстати, Сергер, помни – там, вдали от нас, ты можешь делать все что хочешь: воюй, пленяй, убивай, соблазняй красавиц, женись, заводи детей, грабь города и корабли. Разумеется, не роняя своей чести. Помни только, что ты мой друг, и что я хочу, чтобы ты вернулся живым.
Я вздохнул, отводя глаза (не без задней мысли) на небольшую, но красивую грудь девушки, прикрытую алым бархатом, и сказал с легким недовольством:
– Я постараюсь – обещаю тебе. Но ответь мне на вопрос. Почему в нашем разговоре я чувствую, что ты не говоришь всего и скрываешь какую-то тайну?
Альта задумалась на миг, осмысливая ответ на мой несколько нахальный вопрос. Вообще-то, никто с драконами не разговаривал – боялись их вспыльчивости, но в своей подружке я был уверен.
– У меня никаких особенных тайн пока нет, – медленно сказала она. – Но есть секреты у моей семьи, да и у всех драконов. Я могу обещать, что рано или поздно открою тебе все мои тайны, интимные и драконьи. Ты веришь моим словам?
И Альта заглянула мне в глаза.
Итак, девушка-дракон тоже дала мне обещание в обмен на мое, и этого мне было достаточно.
Снова заиграла музыка – начинался следующий танец. Гости, пересмеиваясь, весело строились в пары. Я заметил внимательный взгляд в нашу сторону мамы, выходившей на танец под руку с братом Альты Кирданом.
– Само собой, верю, – дружески ответил я. – А сейчас потанцуем?
– Конечно, – ласково улыбаясь, сказала Альта и положила мне твердую руку на плечо.
Глава 3. В СТОЛИЦУ!
Все утро я собирал вещи в дорогу, поглядывая на летний туман за окном, пришедший ночью с нашего озера и начав, конечно, с оружия.
Сначала я распахнул специальный оружейный футляр, узкий и длинный, сшитый нашим мастером из прочной коричневой кожи, выделанной из шкуры кабана из Верхнего леса (втрое толще обычной) и оббитый внутри медвежьим мехом. Туда я вставил в петли мои любимые сабли гномьей работы для обоеручного фехтования – сияющие, выкованные из гибкой слоистой стали, сделанные по заказу отца под мои руки (левая рука чуть сильнее правой, и левый клинок был сделан на треть ладони длиннее правого, чего в бою обычно противник не ожидает). Затем уложил сверху загадочный эльфийский клинок Лесной Стражи, подаренный лично мне, не отцу и не деду, а мне, семьей моей приятельницы Ветки. Подарок был гибок, очень остер, никогда не затупливался, его невозможно было остановить никакой магией, но, самое странное, никто не мог сказать, какого он цвета. Иногда он казался серым, покрытым зелеными пятнами – обычно в лесу; на берегу озера принимал буро-синий цвет, а когда я подвешивал его на ковре в своей комнате, он казался красновато-серым. Во всяком случае, он никогда не сиял, даже на солнце, и не мог выдать хозяина в засаде.
Любимые ружья я с собой не брал, поскольку отец вчера обьявил мне, что в столице я на охоты ходить не буду – без своих егерей меня могут там легко подстрелить 'по ошибке', как это когда-то случилось с несколькими его знакомыми. Он обещал объяснить это сегодня после завтрака. Впрочем, это не могло стать проблемой, в нашем столичном доме имелось на всякий случай достаточно оружия, и, если надо будет, я всегда могу его использовать.
Тем не менее два мощных двуствольных пистолета с кремневыми замками столичной работы, переделанными нашими мастерами-гномами, аккуратно завернутые в тонкую замшу, и пять удобных пороховниц для фасованных зарядов улеглись в специальный карман на боку футляра. Также я брал с собой очень легкие трехствольные карманные пистолетики для защиты от уличных грабителей – шесть штук, изобретение отца, таких нигде еще не делают, кроме как у нас.
Я закрыл футляр и перешел к сундучку для книг. Туда аккуратно улеглись мои любимые тома по философии природы, математике, физике и алхимии. За ними последовали краткий сборник молитв, который был специально напечатан в типографии графства для меня в карманном размере и который я открывал редко. Затем я положил два тома начального курса магии для одаренных, несколько томиков любимых стихов и несколько любимых исторических романов, после них – портреты близких – папы, мамы, сестер, а также мои наброски портретов Ветки и Альты. Взяв в руки эти портреты, я опять вспомнил, как Ветка с наигранной веселостью ответила мне при известии, что я уезжаю на два года в столицу: 'Если вдруг не сможешь поехать, будем встречаться на границе и трахаться хоть каждый третий день!', а Альта, расставаясь со мной на дне рождения, сказала попросту: 'Я дождусь тебя оттуда, только уцелей, а если будешь ранен, мои папа и мама, да и я вылечим тебя от любого ранения'.
В отдельный ящик из дерева, обтянутый парусиной, я упаковал мой походный мольберт, несколько небольших рам, обтянутых полотном, походный набор кистей и красок, альбомы для рисования углем и карандашом, альбомы для рисования акварельными красками и наборы углей и рисовальных карандашей.
Слуги уже собрали в твердые кожаные чемоданы с нашей графской монограммой мои любимые сорочки, панталоны, камзолы, шляпы, перчатки, ночные рубaшки и подштанники. Сборы были окончены.
Я испытывал сомнения по поводу такого количества вещей, неподходящих для военной школы, где по уставу все носят кадетскую форму, но мама вчера вскользь сказала: ходить в гости, на приемы, балы и к знакомым женщинам, как уверяет твой папа, учившийся там же, кадетам разрешается в партикулярном платье, а для рисования на пленэре, если ты сможешь найти время после учебы, конных учений, маршировок и стрельбы, нужна старая цивильная одежда. А все лишнее будет храниться в нашем доме в столице.
При этом я опять почувствовал в маминых словах старую неприязнь к военной школе, которая отрывает ее мальчика от более важных и умных дел. Впрочем, мама в свое время, в совсем юном возрасте, близко столкнулась с войной в своем родном приграничном городе, который был оккупирован и разграблен имперцами… поправка – грабился пять лун оккупации непрерывно. Все это время мама, не успевшая бежать из города, провела в подвалах разрушенных домов и в трущобах, укрываясь от оккупантов. Как и всякая дворянка, она с детства была воспитана в духе восхищения королевскими офицерами и солдатами, но, близко познакомившись с поведением обоих сторон на войне, несколько изменила свое отношение к армейским, а в какую сторону – лучше не говорить. Словом, матушка с трудом согласилась отпустить меня в кавалерийское училище, с твердым условием, что после войны я не останусь в армии.
Свои условия были и у отца, и он убедительно изложил их после завтрака. На встрече, созванной в кабинете папы, были только он, мама и мастер Норик, заместитель начальника полиции графства по тайным делам – с одной стороны огромного стола, и я – с другой.
Мой отец, Данир Альбер, был чуть выше меня и шире в кости, мать, Лилия Альбер, – чуть ниже и полнее. Светлый цвет волос и упрямство я унаследовал от батюшки, синие глаза и умение договориваться с людьми – от темноволосой южанки-мамы.
Родители сегодня были настроены очень серьезно. Если бы у меня спросили, насколько хорошо знаю их, я честно ответил бы:
– Хорошо… и не очень хорошо.
Отец имел в графстве репутацию человека делового, сурового, но справедливого. Он, к примеру, регулярно сгонял с арендных полей пьяниц и бездельников, а мастера, без серьезных причин задерживавшие его важные заказы, легко могли заработать десять плетей пониже спины. Посторонние бродяги, забредавшие к нам из герцогств, быстро вышвыривались полицией из графства. Словом, бездельники у нас долго не держались, а вместо них купцы и промышленники завозили нам стоящих работников на мануфактуры, в торговлю и на шахты. В результате мы процветали, а деловые люди, заезжавшие из столицы, удивлялись, каким это волшебным образом граф Альбер каждый год увеличивает доходы своего графства чуть не на четверть, не снижая жалованья своим работникам.
Правда, почти никто из наших подданных не знал, что крутой хозяин граф Альбер любит читать стихи и музицировать с мамой, а также собирает и внимательно читает труды философов – от скептика и циника Берилы Упрямого, предтечи школы возрождения природы эльфа Теозеля и выдающегося теолога-моралиста Эрила Человеколюбца и до трудов таинственных Аристо и Плато, наследников мудрости непонятно как исчезнувшего в веках народа эллинов.
Ну, папа – урожденный северянин и человек горный, то есть упрямый и решительный, а вот мама родилась и выросла в знатной дворянской семье в приморском городе Фарамоне в юго-восточном краю королевства. Она, как и полагалось высокопоставленной дворянке, всегда была нежна, добра, человеколюбива, много занималась нашими больницами, домами для сирот и многодетными семьями. Если папа знал через своих бургомистров каждого дельного человека в нашем графстве со стотысячным населением, то матушка не менее внимательно следила за всеми бедняками наших земель, и не стеснялась сказать папе иной раз: 'Дорогой, вот такая-то семья нуждается в небольшой денежной помощи после болезни главы семьи, такому-то нужно отписать больше земли ввиду подрастающих детей, а такой-то пьет так, что скоро насмерть забьет жену – надо бы вызвать его на разговор с тобой как с лендлордом, а заодно позвать бургомистра, полицейских, посадить на несколько дней, пригрозить высылкой из графства'. Но тут надо сказать, что хотя матушка всегда была нежна и ласкова со мной, моим братом и сестрами, но все в столице графства очень хорошо знали, что ей лучше не перечить: она никогда не кричала, но могла с вежливой улыбкой сказать виновному пару слов так, что человек бледнел от страха.
Сейчас матушка смотрела на меня грустными глазами, да и отец был мрачноват перед нашим долгим расставанием.
Прощальное напутствие уезжающему сыну началось с краткого введения мастера Норика. В то время, восемь лет назад, он был человек вежливый, улыбчивый, энергичный, но одновременно с этим какой-то незаметный – словом, настоящий шпион. Папа взял его на должность после войны из разведки своей дивизии, где Норик успешно работал против армии Империи.
Я, признаться, ожидал лишь формального прощания вкупе с родительскими советами.
– Дорогой мастер Сергер, я поздравляю вас с совершеннолетием, – дружески сказал наш главный шпион. – Вы, конечно, понимаете, что это дает вам многие права, но не прибавляет опыта. Жизненный, политический, боевой, деловой и прочий опыт мы зарабатываем своим трудом. Итак, я хочу обьяснить вам, как мы сосуществуем с королевством, и какие подлинные опасности могут ждать вас в столице, и даже на войне.
Я посмотрел на него с удивлением, но он, не обращая на это внимания, открыл и зачитал список наших недоброжелателей. Их оказалось немало:
– соседи-герцоги Сарот и Торгорт, с которыми мои деды и прадеды постоянно воевали. Они и сейчас регулярно засылают к нам разведчиков и всегда готовы подставить нам ножку;
(я понимающе кивнул – старые враги!)
– налоговое ведомство короны, вечно подозревающее наше графство в излишнем богатстве;
(я удивленно поднял брови, хотя и слышал раньше о небольших трениях с министерством податей)
– ведомство пограничной охраны, давно уже недовольное тем, что вместо корпуса пограничной стражи северную границу с эльфами и драконами, по вековой традиции, охраняют наши горные егеря;
('И эти тоже?' – буркнул я)
– королевское ведомство дорог, вечно недовольное тем, что мы сами контролируем, ремонтируем и содержим почти все северные дороги и трактиры на них, вырывая этим солидный денежный кусок из их клюва;
('Понятно' – вздохнул я, прикидывая эти большие деньги)
– таможенное ведомство королевства, мечтающее самим собирать не только королевскую долю, но и вообще все сборы с северной торговли;
('Однако и аппетит у них!' – пробормотал я себе под нос)
– столичные торговые дома, недовольные тем, что мы сами добываем и выплавляем железо и медь и производим все необходимые металлические изделия помимо гильдий, имея старинную привилегию нанимать мастеров гномов;
(я кисло улыбнулся этим купеческим страстям)
– они же, недовольные нашими обширными поставками дешевого строевого леса для верфей королевства;
(я пожал плечами – тоже мне, конкуренты нашлись)
– они же, недовольные тем, что зерно мы не покупаем у них, а производим сами, и даже со вдвое большей урожайностью, нeсмотря на северные условия, поскольку использyeм дружескую помощь эльфов в форме заклинаний на поля. А потому подстрекаемые гильдиями королевские департменты официально присылают к нам ревизоров, а неощутимо – уйму соглядатаев, каковых мы неласково встречаем, принимая их как бы за шпионов соседей;
(я поморщился, представив, сколько любопытных и глазастых болтается около нашей границы)
– все прочие, у которых мы не покупаем товары, а закупаем у эльфов, или производим сами. Исключение составляют только лесоторговцы и виноторговцы, поскольку мы давно уже члены их гильдий.
('М-да!' – процедил я, оценив растущий список)
– имеются также несколько старинных герцогств, вкупе с соседскими, которые считают, что наше небольшое графство уж больно зажиточно, и даже имеет наглость быть побогаче их самих, и неплохо бы, для общей пользы, потрясти наши карманы и подрезать привилегии, чтобы устроить кровопускание кошельку отца и сделать нас нищими. На этом месте я прервал речь мастера Норика, удивленно спросив:
– Это что же, против нас – все королевство?
– Не совсем так, мастер Сергер, – усмехнулся наш главный разведчик. – Никто ни на кого войной не идет и посылать убийц не собирается… пока что. Это обычная жизненная борьба, в которой, в частности, многим хотелось бы лишить вашего отца поддержки детей, или сделать вас никчемным кутилой и пьяницей… Или торжественно похоронить вас после неудачной дуэли, или там разбойничьего нападения… или скомпрометировать вас долгами, пьянством, женщинами… Словом, ослабить позиции графства, повлияв на вас как наследника. По счастью, у нас имеются и союзники – эльфы, гномские кланы, некоторые дружественные стoличные гильдии, старые друзья вашего отца по армии, некоторые сочувствующие архимаги, а также родственники – не все, но очень многие. Еще помогает дружба вашей семьи с некоторыми министрами и уважение королевской семьи. Есть козыри и на крайний случай, если вдруг наше любимое королевство лишит графство всех привилегий. У нас, по большому секрету, есть чем ответить – но это уже ваши с батюшкой дела.
(Действительно, только папа, мама и я знали о секретнейшем плане действий, разработанном еще дедом много лет назад на случай ссоры с тогдашним сходившим с ума королем, но сейчас было не время говорить об этом)
– Теперь, что вас может ждать в столице со стороны врагов, как вы думаете? -
– Ну, наемные бретеры, чтобы убить на дуэли, – сразу ответил я, вспоминая всякие приключенческие романы, читанные в большом количестве. – Завлекатели в игорные дома, на пьянки. Подставленные женщины. Насколько я представляю себе, коварные сватовства.
(Тут мама согласно кивнула, вспомнив, очевидно, про всякие свадебные интриги – хлеб насущный женской части дворянского общества)
– Далее – затрудняюсь сказать. Как, скажем, насчет наемных убийц?
– Возможно, но не сразу, – очень серьезно сказал мастер. – Последняя провокация в лесу показывает, что вас начинают опасаться. К примеру, возможны нехорошие статьи в столичных газетах. И интриги возможны, и покушения – но не все сразу, я надеюсь. К тому же, ваш батюшка уже написал канцлеру, чтобы тот малость окоротил соседей-герцогов – а это самые опасные враги в настоящее время, но… в целом, не так уж опасные. Эту историю с баронетом Фирном мы используем для того, чтобы малость охладить недругов. И если вы не убьете кого-нибудь из них на дуэли – на рожон никто не полезет. А вот познакомиться, пролезть в душу, оказать на вас влияние, попользоваться вашим именем и кошельком, попытаться завоевать ваше доверие – этого им никто не запретит. Здесь уже вы должны показать ваши ум и зрелость.
Он вздохнул, возможно, огорчаясь, что я пока что так молод, неопытен и вообще незрел, и закончил:
– А теперь – личные указания вашего батюшки.
Отец, обычно молчаливый, тоже вздохнул и сказал очень серьезным тоном:
– С тобой в качестве прислуги и охраны едут Горман и Адабан. Жить они будут в нашем особняке, и один из них всегда будет с тобой вне стен училища. Еще несколько опытных слуг будут постоянно находиться в особняке как поддержка для стычек. Ясно?
Я молча кивнул, и отец продолжил:
– Все просто: не играть на скачках и в карты, ни на деньги в кармане, ни в долг. Осмотрительно относиться к дуэлям, лезть в драку только по серьезным причинам и имея друзей за спиной. Не давать заманить себя в ловушку, держаться училища. Kо двору тебя представят, но часто там не появляться. Быть осторожным с женщинами, не давать себя женить. Никогда и нигде не снимать драконьих амулетов и не выходить в город без оружия, верить только нескольким проверенным друзьям. Пить мало, присматриваться к тем, кто пытается влезть в доверие, вообще, быть дружелюбным, но молчаливым, невосторженным и подозрительным, но так, чтобы это было не видно на твоем лице. Не болтать лишнего, а больше слушать, не хвастать. И не поддавайся 'на слабо', это любимая игра с провинциалами в столице, а если будут настаивать – посылай подальше. На этот случай можешь идти на дуэль и постарайся убить нахала, но всегда бери надежных секундантов. Без друзей на дуэль не ходи ни в коем случае. Запомнил? Очень хорошо.
Он запнулся на миг, а затем дал последний совет от души:
– И не покажи себя там дураком!
'Погорячился, конечно, папа' – грустно подумал я.
На этом пассаже отцовские советы окончились, и матушка внезапно продолжила их со серьезным видом. Слушая ее, я открывал рот все шире и шире.
– Не приставай к опытным красавицам-содержанкам, лучше заводи романы с юными фрейлинами либо с женами богатых торговцев, в крайнем случае с красивыми простолюдинками. Держись подальше от жен видных дворян – потом скандалу не оберешься. Если кто заявит себя беременной – маги-коллеги нашего доктора Жерона сразу ею займутся. Я буду наезжать в столицу к родственникам раз в две луны, и если придворные сплетницы начнут тебя чернить – сама займусь ими. Родных у нас в столице сейчас немало, и если надо будет, я их всех натравлю на наших недоброжелателей.
Я слушал ее с удивлением, а она продолжала:
– Твой основной дом в столице в свободные дни – не наш пустой особняк, а семья моей кузины Лироны. Ее дочка, а твоя троюродная сестра Беллерия, с которой ты спелся в прошлый визит в столицу, познакомит тебя с красивыми подругами и окажет помощь в проблемах с прилипчивыми девицами, а ее отец, дядя Дамет, поддержит деньгами и рекомендациями. Да, еще: если захочешь спать с Беллерией или другими троюродными сестрами и дальними родственницами, не стесняйся, но помни: жениться на них все равно не сможешь – церковь будет против. Ну вот, пожалуй, и все.
Я захлопнул рот и почесал у себя в затылке после этаких советов. Признаться, мама редко бывала такой циничной с нами, ее детьми. Похоже, я действительно стал совершеннолетним.
Тут мастер Норик, очевидно, по договоренности, откланялся и покинул кабинет, а папа закрыл за ним дверь и сказал без обиняков:
– Сейчас, без Норика, я хочу сказать тебе, что у нас с мамой есть план действий для тебя на случай, если я или мы оба будем убиты.
Мне показалось что я ослышался, но папа и мама твердо смотрели на меня, и мне стало ясно, что они не шутят.
– Ну, давайте ознакомимся, – обреченно вздохнул я.
Почти до темноты мы рассматривали разные варианты действий на случай, если состоится успешное покушение и семья внезапно будет обезглавлена. Говорил только папа, а я зазубривал наизусть изложенные варианты, используя свою хорошую память. Эти планы действий, заготовленные папой, звучали не очень приятно.
– Если и Норик будет убит вместе с нами, командовать егерями вместо меня будет старший офицер егерей капитан Брагг, – завершил отец изложение последней предусмотренной возможности. – В этом крайнем случае эльфы и драконы прикроют границу и не позволят никому ввести свои войска в графство, а лорд Кирмон или его дочь Альта привезут тебя из столицы. Имея в руках егерей и дворянское ополчение, ты начнешь переговоры с королем через посредство нашего доверенного городского стряпчего господина Ледера и тайного представителя короны стряпчего Ардона. Графство закроет границы даже от королевской армии, а ты беспощадно, до последнего человека уничтожишь мятежников. Тут главным делом будет сохранить наши графские права и свободу рук. У меня имеется письменное согласие канцлера королевства на такие крайние меры.
– Ясно, папа, – в двадцатый раз мрачно повторил я, запоминая сказанное.
– Вот только запомни, сын, – как-то странно закончил папа тягостный разговор, – все планы неизбежно ломаются после первых действий. Будешь выворачиваться сам, импровизировать. Я знаю, ты, со своим умом и характером, способен на это. Только это и решает исход драки – планирование, умение, ум и характер. И никогда не теряй голову – почти наверняка погибнешь.
И он ласково, так непохоже на себя – положил руку мне на плечо.
– Я понял и запомнил, папа, – тихо сказал я.
Наконец, трудный разговор окончился, и матушка встала и нежно обняла меня.
– Завтра рано утром загруженная карета с конвоем будет подана к крыльцу. Через четыре дня вы с папой будете в доме дяди Дамета, а на следующий день пойдете в училище, – ласково сказала она. – Я не поеду в столицу, останусь присматривать за делами. Отец устроит тебя на учебу и сразу вернется.
– Да, матушка, – прошептал я. – Не беспокойся, я не подведу вас, все будет хорошо.
Тут у меня перехватило горло, и я обнял ее, а она сильно обняла меня, тоже стараясь не показать слез.
Весь остаток дня я провел вместе с семьей – играл с младшей сестренкой, рассказывал всякие случаи из учебы в церковной школе братишке и сестрам. Когда они ушли спать, мы допоздна сидели с папой и мамой, и почти не разговарили, только пили вино нашего разлива. Я чувствовал беспокойство родителей, которое они пытались скрыть, и понимал их. Но когда ушел в спальню, то перед сном почему-то с улыбкой вспомнил откровенный утренний разговор о врагах, о планах для 'на крайний случай', и о том, как вести себя в столице. Боги знают почему, но мои родители, так беспокоившиеся обо мне, казались чуть-чуть смешными.
Я чувствовал непонятную уверенность, что легко справлюсь со всеми трудностями, хотя умом и понимал, что обсуждали мы вещи очень серьезные и вполне могущие осуществиться. Затем мои глаза вдруг увлажнились при мысли о родителях – чувства, вроде бы недостойные взрослого дворянина и будущего офицера. После этого я сказал себе: 'Недостойных чувств по отношению к родителям не бывает, так хватит ныть!', и заснул мертвым сном.
Назавтра на рассвете мы собирались к отъезду, несмотря на густой утренний туман. Двадцать человек конных егерей конвоя и карета уже подъехали к крыльцу, слуги суетились с грузом. Мы всей семьей уже выходили из дома после раннего завтрака, когда вдруг сильный порыв ветра смешал пряди тумана, и неясная тень быстро пронеслась где-то в стороне.
– Подождем, – остановил нас отец, настороженно вглядываясь вслед ветру. И в самом деле, неясная темная фигура выдвинулась из белого облака.
Егеря мгновенно взялись за сабли и встали между нами и пришельцем из тумана, который вышел из колыхавшихся испарений и сказал девичьим голосом:
– Хорошо, что я успела.
– Это ты, Альта? – удивленно спросил я.
За моей спиной неопределенно хмыкнули родители, затем младший брат тихонько протянул: 'Вот это да!', а сестры захихикали. Егеря молча раздвинулись, и юная драконесса неуверенно сказала, нервно поправляя свое обычное черное платье с короткими рукавами:
– Простите, меня, госпожа Лилия и господин Данир, что не предупредила о моем прилете, но я очень хотела попрощаться с вашим сыном… Сергер, я принесла еще один амулет. Он защитит тебя от всех видов неожиданного нападения. Прошу тебя, не снимай его даже во сне.
Я ошеломленно принял из ее рук и повесил на шею странную фигурку на цепочке, сделанную из неизвестного металла. Мне и в голову не пришло, что Альта сейчас, возможно, выглядела так же немного смешной, как мои родители вчера. Затем я посмотрел в сторону горной гряды между нами и Серебряным Пределом, сейчас не видной в тумане, и вздохнул. Действительно, если девушка хочет увидеть меня еще раз перед долгим расставанием, что ей стоит пролететь расстояние в сорок лье на высоте в десять тысяч шагов над самым диким в мире лесом? Пустяки!
Все молчали в полной тишине прощания.
– Я не смогу навещать тебя в столице – нам нельзя появляться в городах без особого разрешения Великого Дракона, – внезапно сказала девушка.
– Через полгода, зимой приеду на вакации, – ответил я. Альта покраснела и вежливо сказала:
– Тогда, значит, мы наверняка увидимся, а сейчас удачи тебе в столице, и до свидания!
И она, не обращая внимания на моих близких, слуг и солдат вокруг, вдруг обняла меня за шею сильными горячими руками и поцеловала.
Глава 4. КОРНЕТЫ
В тот вечер я первым закончил езду в манеже и вышел переодеться в туалетные комнаты: снял рабочую форму, пахнущую лошадиным потом и обтерся с головы до ног мокрым горячим полотенцем, как было заведено после вечерней выездки. Затем надел свой повседневный камзол, и, расписавшись об окончании урока у учителя конной езды, прямым ходом двинулся в главное здание Училища, в свою совместную с графом Гироном комнату.
В этой комнате мы жили уже полтора года, и вполне обжили ее. Над моей кроватью висели портреты матушки, отца и сестер, над моим рабочим столом – картина, изображавшая золотистого дракона в полете над горами. Только Гирон, надежный и неболтливый друг, знал, что это не фантастическое измышление, а самый настоящий портрет моей подруги.
На сегодня я уже исполнил все уроки и задания, и теперь по-домашнему, в сорочке и брюках, в ожидании ужина уселся в кресло, повесив корнетский камзол на стул, и продолжил изучать новую книгу генерала Таргара о тактике кавалерии и пехоты.
В своем революционном труде великий полководец довольно убедительно доказывал, что полки пикинеров надо к демонам расформировывать и заменять штыковой пехотой – она, при надлежащем снабжении новыми винтовками с длинным штыком и хорошем обучении, способна остановить любую атаку легкой и тяжелой кавалерии. Увы, похоже, он был прав. У нас на конном поле училища мы много раз пробовали разгромить оборонительные штыковые построения юнкеров из соседнего пехотного училища, но удавалось сделать это только после условной 'обработки' их рядов из легких пушек, когда они начинали ломать ряды.
К сожалению, косность генералов не дала нашей армии возможности заменить перед приближающейся войной полки пикинеров пехотой с новыми ружьями и штыками. Впрочем, сказал себе я, имперцы перевооружить пикинеров тоже уже не успеют. Придется нам, легкой кавалерии, покрутиться вокруг копий, и ловить тех, кто будет бежать от пушек…
Комната наша была неподалеку от кухни училища, вкусный запах близкого ужина мешал работать, и я мужественно боролся с собой. Но тут военные размышления были прерваны внезапным приходом гостей.
– Разрешите войти? – без особенной вежливости осведомился мой соученик, барон Ларгон, одетый в превосходный кадетский камзол особого пошива и обутый в сверкающие сапоги.
– Извольте, – спокойным голосом сказал я. Ларгон вызывал у меня неприятные чувства. Хороший фехтовальщик, он обещал стать плохим командиром из-за лени и самовлюбленности. Кроме того, барон проматывал всё свое содержание в ресторанах и борделях и был в долгу как в шелку, что не говорило о нем как о человеке серьезном.
С ним пришел шевалье Карер, известный всем в училище исключительным спокойствием и выдержкой. Он с интересом смотрел, как Ларгон мялся, не зная, как начать разговор.
– Чем могу быть вам полезен, господа? – вежливо спросил я, сообразив, что гости, пришедшие таким неожиданным образом, имеют в виду либо предложение, либо ссору.
– Не могли бы вы занять мне, Альбер, немного денег? – вдруг запанибратски спросил меня барон, в сущности,едва знакомый мне. Я усмехнулся и сунул руку в карман висящего на стуле камзола. Оттуда выпало пять 'корон' – серебряных монет в одну сотую золотого.
– Извольте, барон – то, что есть, – вежливо сказал я.
– Что, провинциальная бедность? – радостно съязвил барон.
– Почти, – спокойно сказал я, с интересом глядя на него. – Позавчера все пропили с графом Гироном, а в банк я не ходил.
– Ну так сходите! – с энтузиазмом сказал барон. У стоявшего рядом Карера поднялись брови, но он промолчал.
– Не собираюсь, барон, ради вас, не состоящего в кругу моих друзей, трясти свой счет, – холодно ответил я. – Золото я занимаю только друзьям.
Шевалье с интересом посмотрел на меня, услышав довольно резкие слова, но снова промолчал.
– Сомневаюсь, что у вас есть, или когда-либо было золото, – с глупейшим апломбом заявил барон. Мы с шевалье переглянулись.
– Сомневаться – это ваше право, барон, – спокойно сказал я, снова беря книгу в руки.
– Ещё что-нибудь?
Глупец Ларгон начал краснеть, но тут, на счастье, в комнату вошел мой сосед Гирон. Маленький, живой, задиристый, он был не из тех, кого следует задевать, и все в школе знали это.
– Прошу прощенья, господа, – сказал он. – У вас какое-то дело?
– У нас дело к Альберу, – ответил барон, упрямо не называя меня графом. – А вы что здесь делаете?
– А я здесь живу, – спокойно сказал быстрый умом Гирон, сообразив положение. – Вы имеете что-нибудь против?
Барон что-то неразборчиво проворчал, но мы с Гироном переглянулись и не стали пока что цепляться к нему, безмолвно согласившись посмотреть, как далеко занесет этого дурака.
Ларгон не удивил нас крылатой фразой или остроумным суждением. Поразмыслив, он выдавил из себя нелепую фразу:
– Конечно, если денег у вас нет, вам только и остается сидеть в вашей комнате и читать книги.
Я опять усмехнулся.
– Вообще-то это мой долг офицера – учиться. Вы знакомы с новой книгой генерала Таргара?
– Зачем она вам? – искренне поразился наш товарищ по учебе и будущий боевой офицер. На
На лице Гирона возникло странное выражение, словно он сдерживает смех, а на лице Карера появилось некоторое удивление, но он всё ещё молчал.
– Изучаю стратегию, хочу стать генералом, – спокойно ответил я. – Полезная книга – в ней разобраны все возможные случаи схваток кавалерии с пехотой. Вы знаете, конечно, господа, что это вопрос, стоящий остро в нашей военной теории.
Шевалье понимающе кивнул, но на лице барона, не утруждавшего себя изучением военного дела, выразилось раздражение.
– Не думаю, что генералом в нашей благородной армии может стать мелкопоместный дворянин из провинции, – нахально заявил Ларгон. – В этой вашей Альберии дворяне умеют только охотиться да вино давить на продажу, а стать генералом у них духу не хватит.
Я опять отложил книгу в сторону, но Гирон опередил меня.
– И что же плохого в графстве Альберия по сравнению с вашим баронством? – с интересом спросил он. – Насколько я знаю, оно будет побольше и побогаче вашей родины, да и слава у них имеется. Разве ваши отец и дед когда-нибудь громили герцогов, изменивших короне?
– Да уж очень оно за… заштатное, – сказал барон, явно проглотив слово 'захудалое', и обходя скользкий вопрос измены. – Медвежий угол.
– Медведей у нас хватает, – спокойно сказал я, уже решив для себя, что без вызова наглому барону дело не обойдется. – Имеются также туры, кабаны, лоси и другие крупные животные. Залетают иногда с вершин грифоны, но на них мы не охотимся. Есть ещё в Альберии настоящие воины – лесные егеря, много раз бившие изменников страны в хвост и в гриву. Продаем мы много вина, копченостей, сыров, и лучший в стране строевой лес. Мелочь, конечно, но деньги приносит неплохие. Также добываем и копим кое-что посерьезнее – металлы: железо, золото, серебро. И, знаете ли, наш доход от этого сравним с доходом богатейших из соседних герцогств. Тут я перешел к другому, наступательному тону. – А если я не пропиваю мои золотые в кабаках, как вы, барон, это не значит, что их у меня нет. И если вы, любезный Ларгон, раздаете векселя и коллекционируете неоплаченные долги, то мне любой банк столицы, даже Гномий Банк, в любой момент выдаст кредит в обеспечение моего счета – тысяч в сто, или более. А по части культуры мы обычно обращаемся к соседям. Вы можете им заявить, что наши края – это медвежий угол. Как у вас с географией, барон? Не помните наших соседей?
Тут я улыбнулся возможно более неприятной улыбкой.
– Наши соседи, герцоги Сарот и Торгорд, охотно услышат ваши слова о бескультурье в их герцогствах – там, на северной границе королевства, где мое графство расположено. Кроме того, вы можете довести ваше мнение об отсутствии культуры в нашем краю другим нашим соседям, например, эльфам Великого Леса – прямо в посольство. Оно, к вашему сведению, находится у Королевского Дворца. Зайдите туда с вашими словами – и хороший пинок вам обеспечен. Кроме того, в горах на севере от нашего захолустья расположен Драконий Престол, и при случае вы можете заявить драконам, что невысокого мнения о нашем графстве и об их стране. Прошу вас, не стесняйтесь, тут бояться нечего – они просто рассмеются вам в лицо.
Моя издевка дошла даже до барона, и он приготовился начать подготовленную им ссору, но шевалье Карер перебил его.
– Граф, ваши земли действительно граничат с легендарным Великим Лесом? – с неподдельным интересом спросил он. – И вы встречались с эльфами? – Разумеется, – ответил я. – Я даже бывал в глубине Леса на пограничных и торговых переговорах с Владычицей, посещал Великие водопады и фонтаны молодости.
И, обращаясь только к Гирону и шевалье, не обращая внимания на недоверчиво кривящегося дурака барона, я вытащил из кармана очень дорогую и пока ещё редкую в столице игрушку – амулет изображений – и, оживив его, нашел изображение двух делегаций.
– Вот здесь, шестым справа от Великой Владычицы, стою я. Узнаете меня, шевалье? А это мой отец и дядя, тоже граф, но не Альбер, а Альбер-Ритан – по супруге. А на этом изображении мои друзья – молодые эльфы и эльфийки. Я частенько встречаюсь с ними, когда они патрулируют нашу совместную границу, и мы проверяем в тавернах качество знаменитого красного пива, которое внутри Леса не подают – там все пьют свое, эльфийское, вино. Вот как раз изображение нашего застолья, когда Ветка Яблони, родовитая эльфесса, родственница принцесс, почти без одежды танцует на столе в таверне. У нас там с эльфами, знаете ли, развлечения простые, деревенские.
Шевалье и Гирон завистливо вздохнули, разглядывая красивые ноги и почти обнаженную грудь Ветки.
– Ух ты! – сказал вдруг оживившийся барон. – Позвольте мне взять у вас амулет взаймы – показать эту дамочку друзьям! – И он попытался вырвать у меня подарок отца.
– Не позволю, барон, – спокойно убрав руку с дорогой игрушкой в сторону, с усмешкой сказал я.
– Но вам никто не поверит! – озадаченно привел наш барон убийственный аргумент.
– А я его и не показываю никому – только друзьям, – хладнокровно сказал я. – Пусть не верят.
Барон обалдело глядел на меня, очевидно, не понимая, как это можно не хвастаться такими знакомствами с обнаженными красавицами эльфийками.
– О, смотрите, что я нашел, шевалье, – продолжил я. – Вот моя школьная подружка леди Алтейа, она жила у нас в доме несколько лун, обучаясь грамматике, литературе, истории и другим людским наукам. Как вам нравится черно-золотой цвет её крыльев?
– Ого! – сказали в один голос шевалье Карер и Гирон, впиваясь глазами в изображение летящей над ущельем Альты со мной на спине.
– Так что, – продолжил я, – в нашем захолустье кое-что имеется. У эльфов – богатейшая культура, древнейшие исторические предания, замечательная поэзия. Кстати, я научился литературным диалектам эльфийского языка, и с удовольствием читаю их книги. Драконы тоже кое-что могут рассказать о начале мира – и рассказывают. А вот к вам, господин барон, у меня есть вопрос. Мне это показалось, или вы осмелились говорить о моем графстве в презрительном тоне?
– А если бы и так, – приободряясь, нагло заявил барон, – что с того?
Он, бедняга, думал, что действует по плану, и сейчас собьет с меня спесь.
– А с того, барон, что я, граф Альбер, считаю себя оскорбленным вашими словами о моей родине, графстве Альберия, и вызываю вас, – холодно сказал я. – Надеюсь, вы помните, что ученики последнего класса носят чин корнетов и формально считаются младшими офицерами столичного кавалерийского полка, а значит, имеют право на дуэль? За вами выбор оружия. Я немедленно испрошу у начальника Училища разрешения на поединок, и от души надеюсь, что это будет бой до смерти: я с удовольствием засажу вам пулю в глаз, так же как сажал крупному зверю на охоте у себя в графстве. Скажем, кабану – разница между вами и дикой свиньей невелика. Граф Гирон, я прошу вас быть моим секундантом.
– Шевалье Карер, не согласитесь ли вы помочь мне на дуэли? – растерянно спросил несколько оторопевший от быстроты вызова Ларгон.
– Нет, барон, – вдруг невежливо ответил шевалье. – Мне не нравится ваше поведение, и для дуэли извольте искать кого-нибудь другого в секунданты, а я с господином вашего сорта иметь дела не желаю!
Мы все с некоторым удивлением посмотрели на обычно спокойного шевалье, которого, очевидно, барон тоже достал своим хамством.
– Граф Гирон сговорится с вами сегодня вечером, – спокойно сказал я барону. – А сейчас мы вас не задерживаем. Советую идти на поиски секунданта, и для этого побыстрее выйти вон из нашей комнаты, пока не получили пинка в зад!
Последняя угроза была вполне реальной, но, к сожалению, барон от злости и растерянности даже не нашелся что ответить, и, гордо повернувшись, выскочил в коридор.
Сметливый Гирон вдруг сообразил:
– Он, наверное, считает, что ты – плохой фехтовальщик, и он тебя разделает в три движения. И даже не знает, что ты – мастер клинка! Впрочем, этого здесь почти никто не знает. Ты же ходишь только на конную рубку, а по простому фехтованию у тебя зачтено еще год назад.
– Этот дурак, числясь в другом классе, даже не видел, как вы, Сергер, фехтуете и стреляете, – сказал Карер, не скрывая презрения. – Мне почему-то кажется, что кто-то его уверил, что вы фехтовальщик слабый, и науськал на вас, как злобную собачонку.
– Возможно, вы правы, друзья, – сказал я. – Во всяком случае, вы – свидетели ссоры, и начальник Училища обратится к вам за подтверждением. Господа, я иду к нему, а вы, прошу вас, ждите вызова в его кабинет.
Дуэль – это дело чести, и я с удовольствием проткнул или пристрелил бы барона без всякого сожаления. Кроме оскорблений в адрес моей малой родины, он вообще вызывал у меня неприятное чувство, и напоминал мне не особенно умную крысу. Двадцать лет назад этим бы и кончилось – но именно тогда, после окончания Третьей войны с Империей и смерти старого короля, молодой король издал декрет об ограничениях на дуэли. В частности, военные люди не могли драться без разрешения начальства, под угрозой отчисления из армии и позорного уголовного процесса (что вообще-то пугало дворян больше смерти).
Ну, а наш начальник училища, командир очень хладнокровный, решил вопрос обычным порядком – затупленные сабли. На встрече секундантов в его присутствии было установлено фехтовать завтра после классов, в фехтовальном зале – до первых десяти ударов или уколов. Проигравший или извинялся, или уходил из училища – по выбору. Сам начальник училища по характеру своей должности не мог присутствовать на дуэли, и поручил это дело заместителю, майору Лерону, преподавателю стратегии, человеку крутому и бывалому солдату.
Назавтра вечером, после занятий, мы встретились в фехтовальном зале. Со мной был секундант Гирон, с бароном – некий дворянин с его курса, лицо нейтральное. Это, между прочим, говорило о том, что у моего противника не было близких друзей в училище. Получив разрешение после нашего захода, кадеты и корнеты набились в зал и, тихо переговариваясь, встали у стен.
– Господа, извольте снять и передать мне амулеты и выбрать сабли. Всех присутствующих прошу молчать и не шуметь, как людям чести. Вы имеете десять схваток, проигравший по счету извиняется, – железным голосом сказал Лерон, пришедший в парадном мундире. Мы сложили защитные амулеты в карманы секундантов, сбросили камзолы, оставшись в сорочках, и по жребию взяли сабли, остроту которых проверил вместе с секундантами лично Лерон.
– Все в порядке, господа, – сказал Гирон, ставший очень серьезным. Второй секундант подтвердил. Можно было начинать.
– Гос-по-да секунданты – в сторону. Первая схватка! – объявил преподаватель.
Секунданты разошлись и встали за нашими спинами. С этого момента никто не мог зайти за них без особого разрешения – железное требование дуэльного кодекса. Мы встали в позицию.
– Вперед! – сказал Лерон.
Я догадывался, что барон многое скрывает в своем мастерстве бойца, но недооценивал его. Сразу после разрешения он прыжком кинулся на меня, и мне пришлось уклониться в сторону, отбивая его сильный удар. Он снова с необыкновенной быстротой кинулся на меня – и я поднял его клинок своим, затем довернул и ударил в плечо, и пинком ноги в туловище вышиб из круга.
Оторопевший барон упал на паркет, но сразу же вскочил. На лице его была смесь ярости и удивления. "Не такой серьезный противник, однако!" – подумал я, сохраняя хладнокровие. Можно было отметить, впрочем, что мой противник намного быстрее других и применяет необычные позы для атаки. Также он был очень гибок и легко передвигался по площадке. Его приемы были похожи на стиль южной школы сабельного боя. Вот только этого было недостаточно, чтобы выиграть сейчас – у меня уже бывали и не такие противники.
– Первая – победа Альбера! – сказал Лерон. – Господа – вторая схватка. Прошу вас, встали в позицию. Вперед!
Барон снова кинулся на меня, и я мгновенно сдвинулся в сторону и зашел ему в спину. Очевидно было, что я двигаюсь быстрее. Самоуверенность и незнание противника не пошли на пользу барону. Он не успел и повернуться, как я хлестнул его саблей по спине.
– Вторая – победа Альбера, счет два и ноль в его пользу, – трубным голосом сказал Лерон. – Тише, господа, прошу вас не мешать благородному поединку, – обратился он к зашумевшим от полноты чувств кадетам и корнетам.
На третьей схватке мы обменялись ударами – я попал ему в грудь, а он достал мне до колена. В настоящем бою он был бы уже мертв, но сейчас Лерон признал, что барон был чуть быстрее с ударом, и схватку засчитали ему.
"Ну, ладно!" – подумал я. "Больше ты меня коснуться не сможешь". Так оно и вышло – четвертую и пятую схватки я выиграл начисто, не подпуская его близко к себе, пользуясь своей быстротой, и тем, что у меня руки не короче его рук. Я успевал нанести удар и немедленно отойти в защиту – и у него не было шансов достать меня в ответ. "Три и один в пользу Альбера", затем "Четыре и один" – громко прозвучало в зале. Все притихли, видя, что поединок близится к концу.
На шестой схватке, видя, что проигрывает, он применил какой-то особенный прием, молниеносно ввинтился слева, отбил мою простую круговую защиту, но коснуться саблей не успел. Я ушел в сторону чуть не кувырком, чего никогда не делал здесь, в училищном зале. Затем вскочил, опять зашел к нему в тыл и хлестнул по туловищу тупой саблей.
– Шестая – выиграл Альбер, и седьмая схватка может решить участь поединка, – спокойно сказал Лерон, видя мое серьезное преимущество. – Готовы, господа? Начали!
Тут я поменял свою тактику контратак, неожиданно для барона сам бросился в атаку и прижал его к границе круга дуэли. Он не имел права выйти за неё и встал в глухую защиту, которую я очень быстро проломил и прямым ударом пробил ему в грудь.
– Победа Альбера, шесть против одного, – громко сказал Лерон, останавливая дуэль. – Господа, извольте выполнить условия окончания поединка.
Барон, красный от унижения, извинился передо мной прямо перед всеми курсами, собравшимися посмотреть нашу дуэль. Я вежливо принял извинения, поклонился Лерону и секундантам и вместе со всеми двинулся в учебное крыло. Дисциплинированное молчание кадетов и корнетов немедленно сменилось смехом, шутками и поздравлениями, как только мы вышли из зала. Я же, шагая, думал о том, что в настоящем бою барон уложил бы очень многих, шагающих рядом со мной.
В бою быстро чувствуешь характер противника, и я мог бы сейчас без сомнений сказать, что барон был бы, вероятно, жесток к побежденным. Кроме того, он действительно умел фехтовать, вот только не знал, что я дерусь лучше.
На следующий день сильно переживавший свой позор и потерю славы первой сабли училища барон исчез. Начальник училища отметил в специальном приказе, что корнет Ларгон отчислен по семейным обстоятельствам.
– Деньги кончились, – уверенно сказал Гирон. – А за твое унижение денег он не заработал.
– Ты думаешь, за ним кто-то стоял и платил? – не без удивления сказал я. – Такому дураку?!
– Несомненно, он был нанят, – ответил не бросающий слов на ветер Гирон, но объяснений не дал, сказавши только, что 'в будущем увидим'.
Глава 5. РАЗВЛЕЧЕНИЯ КОРНЕТА: ЦИРКАЧКА…
'Не больно хвастайся будущим успехом – как раз обделаешься'. Родонийская народная примета.
В позднейшие времена, после войны, когда по некоторым причинам я стал целью сплетен, многие утверждали, и кое кто даже писал в газетных статьях, что я был неутомимый повеса и преследовал всех женщин на своем пути, от юных фрейлин до зрелых придворных дам, показывая чудеса развратного поведения. Это, конечно, была прямая ложь. Не очень то я бегал тогда за дворянками и дамами полусвета, будучи занят учебой, да и вообще будучи очень разборчив в этом вопросе. Дело в том, что до приезда на постоянное жительства в столицу я имел у себя в Альберии пылкий и довольно продолжительный роман с эльфийкой Веткой Яблони из Лесного патруля, а также несколько мимолетных, но очень пылких встреч с ее юными родственницами. Кроме того, ее матушка и тетя не оставили меня без своего щедрого внимания во время официального визита нашей делегации в Великий Лес. Говоря попросту, матушка моей Дианэль решила, пользуясь случаем, близко познакомиться с возможным женихом из соседской графской людской семьи, и, как обычно делают эльфы, приняла меня в их лесном особняке, где почти каждую ночь навещала меня в постели.
Поскольку выглядела она, как и полагается, чуть ли не моложе красавицы дочери, серьезного сопротивления я не оказал. Но зато, подружившись со мной, матушка Дианэли углядела кое-что острым эльфийским глазом, и сводила меня после переговоров к лекарям-магикам, которые привели мое подростковое здоровье в полный порядок, полностью избавили от прыщей и сняли большое количество незаметных, но умело поставленных наговоров, приворотов и сглазов, с каковыми мои амулеты безуспешно боролись. После таких, скажем так, элитных красавиц долгое время людские женщины казались мне не особенно привлекательными в сравнении с эльфийками (я исключаю маму и других моих родственниц, конечно), и большой прыти с девицами в столице я сначала не проявлял. Кроме того, я скучал не только по эльфийкам, но и по одной милой девушке, способной мгновенно превратиться в огромное крылатое чудовище и поднять меня в полет над горами. Странно звучит, конечно, что я испытывал скрытую нежность к ее непробиваемой золотистой броне и крыльям, но когда она принимала человеческий облик и мы разговаривали о всяких интересных вещах, я чувствовал, что это милая и скромная девушка безо всякого ко мне драконовского высокомерия, а просто близкая школьная подружка с непривычного вида глазами и чудесной фигурой.
Тем не менее, какие-то знакомства постепенно завязывались, в основном с девицами из родни и с фрейлинами, и без планов жениться. Но самое горячее чувство появилось у меня на втором году учебы, когда мы с Гироном со скуки забрели свободным вечером в большой передвижной цирк. Одна из гимнасток, выступавших на арене, была похожа на Ветку Яблони и понравилась мне. Я преложил знакомство и не был отвергнут. Роман длился целую луну, включал в себя много встреч, цветов, подарков, прогулок, позирования мне для рисунков, известное количество сладких ночей, но сегодня он подошел к кульминации. Сейчас я шагал к цирковому шатру, оставив коня на слугу, и смаковал в уме, как расскажу про интересную дуэль с бароном, а заодно преподнесу ей важную новость.
Я встретил гимнастку, как обычно, после представления; она быстренько помылась (не знаю, как это ей удавалось!), переоделась в модное, недавно подаренное мной платье и легкой походкой выбежала из пахнущего потом, опилками и лошадьми цирка навстречу. Стройная, с прекрасно уложенными под дамской шляпкой белокурыми волосами, с легкой походкой, правильным лицом, она восхитила меня, как восхищала уже целую луну. Но далее все пошло не так, как обычно: вместо того, чтобы пойти со мной в отцовский, сейчас пустующий особняк для углубления интимных отношений, а затем в какой-нибудь шикарный ресторан, гимнастка, приняв букет цветов, попросила повести ее в ближайшую таверну (да-да, именно таверну!).
Я был несколько удивлен, но, конечно, согласился. Мы уселись за столик и заказали скромный ужин. Я был несколько озадачен странным поведением моей пассии и придержал свои рассказы, чувствуя, что ей тоже есть чем рассказать. И действительно, как только мы покончили с супом, моя прекрасная пассия и владычица моего сердца решительно сказала:
– Сергер, дорогой, завтра цирк собирается, затем грузится на корабль и уезжает в Тарент. Я еду с ним, конечно. Так что сегодня я начинаю отвыкать от шикарных столичных ресторанов и перехожу на простую еду.
При всех особенностях капризного характера моей циркачки, у ней имелись драгоценные качества: она была тверда характером, не боялась резких перемен в общении и говорила мне только правду. Я, в общем, ожидал чего-то в этом роде: ни один цирк не сидит ни в каком городе больше трех лун – как говорится, циркачей кормит дорога.
– А почему в Тарент? – с интересом спросил я.
– Подальше от войны, – пояснила девушка. – Директор и старейшины цирка считают, что в этом году Империя начнет наступление, и война затянется на несколько лет. Если мы не уедем сейчас в нейтральную страну, то застрянем в Родонии и попадем в трудную ситуацию.
– У вас очень разумные старейшины, – хладнокровно заметил я. – А как насчет тебя?
– У меня есть моя работа, – спокойно сказала гимнастка. – Ты, конечно, можешь взять меня на содержание, но надолго ли? Ведь ты уйдешь на войну. А жениться на мне не сможешь, поскольку наследственный дворянин высокого ранга, граф. Лучше нам закончить сейчас.
Я почему-то был удивлен этими, в общем, весьма разумными словами – очевидно, надеялся услышать нечто другое.
Довольно долгое время мы молчали, прикладываясь к бокалам с неплохим вином – я внимательно рассматривал ее, а она открыто смотрела мне в глаза. Да, думал я, красивая и умная девушка, ничего не скажешь, и молчать умеет. Но теперь мне пришлось посмотреть на нее другими глазами. Может быть, мы и ужинаем не в ресторане, а в таверне, чтобы было легче избежать скандала? Эта странная мысль пришла ко мне вдруг, и я огляделся и легко узнал за столиками у входа парочку крепких ребят из ее цирка, которых, конечно, не пустили бы в шикарный ресторан. Это, значит, чтобы отвести ее домой после скандала, с которым она, имея твердый характер, рссчитывала легко справиться. На секунду мне даже стало смешно – какая трезвость мысли, какой расчет!
– У тебя разумные соображения, – помедлив, наконец, безо всякой усмешки сказал я. – Я с удовольствием дарил тебе все мои подарки, и ты можешь оставить их у себя, мне они не нужны. Правда, я еще не подарил тебе, и уже не подарю, одно семейное ожерелье, которое моя мама прислала тебе. Да-да, мама прислала тебе особый подарок, а папа вчера сообщил мне по амулету, что они хотят встретиться с тобой. Не удивляйся – это не форма откупа. Просто ты не знаешь нашу семейную историю.
Я остановился и задумался, стоит ли говорить ей правду. Наверное, не стоило, а надо было просто встать и уйти, но мне сейчас почему-то совершенно не хотелось сдерживаться, и я продолжил:
– За двести лет семеро графов Альбер женилось на простолюдинках, почему-то обычно после войн – даже не знаю, почему. Видишь ли, мы не простые графы – мы живем на границе с эльфами и охраняем ее, мы провинциалы, и мы торговые графы, торгуем с эльфами… и еще кое с кем. Нам в целом наплевать на отношение к нам при дворе, и вообще в столице – мы там редко появляемся. Но наш род по ряду причин, которые тебе будут неинтересны, имеет сильные магические таланты, а лучший магический дар наши дети получают от матерей особого, довольно редкого типа, как правило простолюдинок. К которому ты, кстати, принадлежишь – так показал мой специально присланный десять дней назад отцом амулет. Я незаметно опробовал его на тебе в прошлую встречу, и уже сообщил родителям, что ты подходишь.
Я приостановился, с интересом наблюдая, как у нее глаза расширяются от удивления, затем продолжил:
– Именно по этой причине приблизительно половина графов Альбер были женаты на недворянках. Такова семейная традиция, и наши короли с этим соглашаются. Правда, моя мама – дворянка очень благородного происхождения, но это вышло случайно, просто папа встретил ее после войны, вытащив как беженку из подвалов сожженного имперцами пограничного города Фарамон, влюбился и твердо решил на ней жениться еще до того, как она нашла своих родных и документы о своей родословной. Так что низкое происхождение для нас не препятствие.
Я помолчал и продолжил, глядя прямо в ее глаза, ставшие несколько круглыми:
– Конечно, лучше бы этого сейчас не говорить, но ты честна со мной, и я честен с тобой. Ты показываешь себя очень разумной сегодня. К сожалению, я предпочел бы жениться на той девушке, что сказала бы, что пойдет за мной куда угодно – несмотря на войну, несмотря на возможные испытания несмотря на разницу в происхождении. Очевидно, я – романтик.
(Слова о том, что таких разумных невест, как она, я всегда могу найти достаточно много, или о том, что она не выдержала проверки в последний день, я благоразумно проглотил).
Тут моя гимнастка начала понимать, и глаза ее сузились от чувств, которые мне трудно было бы разобрать на составные части, но которые безусловно включали в себя бешенство. Любопытная реакция – подумал я. Нет, чтобы сожалеть и плакать в душе… Ну, ладно.
– Теперь, послушав тебя, думаю, что лучше мне пойти наверх по линии женитьбы, -хладнокровно продолжил я. – Скажем, заключить с разрешения короны временный брак с одной знакомой эльфийкой лет на пятьдесят – она, кстати, родственница принцесс, и с магией у нее, как у эльфийки, все хорошо. Затем родить с ней красивых и способных к магии детей и сделать им карьеру при дворе. А с тобой дело явно не выгорает – ты решила оставить меня и уехать.
Я замолчал, с грустью в душе продолжая свои наблюдения. Неужели она и сейчас не бросится мне на шею, не повинится в холодности, в отчаянии от предстоящей разлуки… Ничего подобного не происходило. Прелестная девушка с твердым характером не проявляля искренности и даже не пыталась притвориться, но стискивала зубы, думая не обо мне, а только лишь о том, что могла сделать великолепную партию со мной – и поспешила. О чувствах она и не вспоминала.
Похоже, я ошибался в ней с самого начала. Теперь все было ясно, и я счел за лучшее закончить разговор, так быстро ставший неприятным для нас:
– Мне жаль говорить тебе эти слова, но я должен. Ты не хочешь и уже не сможешь стать моей невестой. Тебе не хватает надежности и любви ко мне. Прощай и будь счастлива!
Я встал во внезапном приступе гнева, не обращая внимания на ее попытку сказать что-то, бросил несколько монет на стол как плату за ужин и, не оборачиваясь, вышел из таверны. На выходе я бросил на стол ее спутникам несколько золотых, отчего они перестали делать вид, что не замечают меня, вскочили на ноги и низко поклонились – и вышел вон.
Пройдя по улице шагов пятьсот, я вдруг так же неожиданно успокоился. Немедленно мой желудок подсказал мне, что он остался почти пуст, и я завернул в первый же приличный ресторан, а там с горя заказал полный ужин с салатом, телячьим жарким и тортом на десерт, лучшее вино и принялся снова есть суп, не обращая внимания на призывные взгляды дам полусвета, ужинавших там же. Правда, когда я закончил мой ужин, то с удивлением обнаружил, что не съел и четверти поданных блюд, несмотря на свой обычно хороший аппетит, зато бутылку вина опустошил полностью.
Затем правильным маршем я зашагал обратно к цирку, где мой слуга Адабан ждал меня с лошадями. Там сел на коня, и, не обращая внимания на циркачей, уже собиравших в дальнюю дорогу огромный парусиновый тент цирка, безо всякой спешки, задумчиво поехал к себе в училище.
Глава 6. …РЫБАЧКА…
Следующий день был церковный, выходной, и после утренней молитвы все кадеты и корнеты собирались, говоря попросту, по женской части. Как и обычно, все знали, кто к кому идет.
– У тебя нет духов? – спросил я Гирона после бритья. – Мои кончились.
– Изволь, – ответил верный друг, рассматривая свои аккуратно уложенные кудри и крючковатый нос в зеркале. – Вот тут флакон. Ты с кем сегодня встречаешься? С циркачкой своей?
– Циркачка сегодня или завтра уезжает с цирком, и вынужденно дала мне отставку до следующего приезда, а вообще-то навсегда, поскольку мы с тобой скоро уйдем на войну – невозмутимо ответил я, застегивая воротник штатского камзола. – Потому сегодня я притворяюсь штафиркой, и встречаюсь с необычайно красивой юной рыбачкой из порта. Она похожа на морскую фею. Уже согласилась попозировать мне для рисунка в платье. Вместо акробатических фигур и клоунов я буду набрасывать эскиз женщины из народа в рыбачьей лодке. А со временем, глядишь, полюбуюсь ею и без платья.
– А рыбацкий нож в бок не хочешь получить от её отца или брата? – серьезно спросил Гирон, знаток морских людей – его графство было прибрежным. – Я эту публику знаю – к дочерям серьезно относятся.
– Она сирота, одна на свете, – спокойно сказал я, напяливая вместо сапог с портянками чулки и штатские туфли. – Некому заступиться за неё, бедняжку, кроме меня.
– А рыбацкая Гильдия у них есть? – удивился Гирон.
– В этом вся проблема, – вздохнул я. – Гильдия давит на неё. Хочет выдать замуж насильно.
– А на хрена им это? – изумленно спросил Гирон, как наследник прибрежного графства – прекрасно знавший повадки морских гильдий. – Гильдиям обыкновенно на свадьбы наплевать, с этого не поимеешь дохода.
– А у нее большой дом остался от родителей, и хорошая лодка с парусом, – объяснил я. – Кто-то уже разинул пасть на всё это. И договорился со старшиной – возможно, подкупил. А ей за кандидата замуж неохота, поскольку она его слишком хорошо знает – вроде бы он ещё то дерьмо. И потом, у неё есть я, так называемый письмоводитель из районной управы. И ещё один ухажер имеется, рыбак с пригородной деревни. Поселковые его не желают, уже пригрозили избить. Сегодня посмотрим, что народ обо мне скажет. Я еду на свидание прямо в Гавань. Чего доброго, старшина поселка возникнет, начнет мне мораль читать – напомню ему об обязанностях. Глядишь, ухажерам по хребтам перетяну плетью, поставлю их на место.
– Поехать с тобой? – серьезно спросил Гирон. – Знаю я этих рыбаков из столичной гавани. Они там наглые – пробы ставить негде. Отец один раз у них лодки отобрал на наших рыболовных участках, так они чуть за ножи не взялись, пришлось кой-кого искупать в соленой водице.
Предложение было здравым. Несмотря на небольшой 'кавалерийский' рост, Гирон был отменным бойцом. Но я не ждал неприятностей сегодня, планируя их на следующее свидание.
– Со мной Горман, а у него всегда упрятаны в тюке сабли и заряженные пистолеты, так отец приказал – успокоил я Гирона. – И потом, это свидание. Слуга уместен, а вот другой дворянин…
– Ладно, – вздохнул Гирон. – А я двину к фрейлине. Уже шестнадцатая.
– Слушай, их всего двадцать, – предупредил я его. – Если ты им всем разобьешь сердце – их начальница статс-дама Галлер разобьет тебе карьеру, ты её знаешь.
– Ну, знаю не так взаимопроникающе, как ты, – засмеялся Гирон. – До сих пор все удивляются, как корнет Альбер смог уложить Галлер в постель. Но ты прав – надо укрыться от её всевидящего глаза. Придется лезть в окно из сада – коридоры хорошо просматриваются. А насчет карьеры… Через три луны, в конце лета, мы выпускаемся. Как раз война начнется, судя по тону переговоров. Дядя говорит, что в Империи так хреново, что только война позволит императору заткнуть глотку недовольному дворянству. Летом они урожай соберут – и замаршируют через границы, а флотом начнут бомбить нам столицу, как двадцать лет назад, в Третью имперскую.
– Да, карьеру будем делать уже после войны, корнет Гирон, – согласился я.
– Так точно, корнет Альбер! – вытянулся и козырнул мне Гирон.
Через некоторое время мы с моим немолодым слугой Горманом, бывшим солдатом отца, скромно въехали в селение со звучным названием Гильдейское, стоящее на краю рыбацких кварталов столичной гавани.
Собственно, это просто тройная линия небольших деревянных домов вдоль береговой дороги. Никаких деревьев здесь не наблюдается – рыбаки их почему-то не сажали, но при каждом доме разведен огород. Но главное, при доме имеется его кормилица – парусная лодка, привязанная к маленькой пристани участка, гордости рыбака. Есть дома, причалы и лодки побольше, даже двухмачтовые. Чуть подальше от воды стоит большой дом старшины, за ним – вторая линия домов, победнее, с лодками поменьше в сараях у общественного причала. Дальше, за третьей линией и за широкой портовой дорогой идут необозримые кварталы портовых складов с грузчиками, хозяевами, купцами, ворами и портовыми нищими – самой осведомленной в гавани публикой. Вся эта публика в рыбацкие поселки не ходит – имеется старинный и строжайший запрет Гильдии для портового люда заходить к рыбакам, чтобы не разводить контрабанды.
Купцы давно бы откупили землю у рыбаков, хоть бы и насильно, но на то и существует Гильдия. Без её разрешения ни один рыбак не продаст участка на сторону – только другому рыбаку, и угрозы и долговые бумаги здесь бесполезны. Впрочем, в деле с Ланой – моей знакомой рыбачкой – я считал, что Гильдия перегнула палку. Насильственная выдача сироты замуж под угрозами – дело обычное в прошлом, но сейчас другое время. У рыбаков тоже есть права перед Гильдией, и мы готовы помочь их соблюсти – усмехнулся про себя я.
Пахло морем, рыбой, смолой. Пованивало в поселке не так, как в гавани, но копченой и тухлой рыбой основательно попахивало. В прибое романтически плавал мусор, как это всегда бывает в порту. Поднималось солнце. Море слегка волновалось после утреннего прилива. Часть лодок уже вышла на утреннюю ловлю – их белые паруса виднелись на горизонте.
Пришедшие на рассвете с ночного лова рыбаки, зевая, слонялись по поселку, готовясь ко сну. Их лодки уже были 'пришвартованы', как они говорили, к семейным причалам, паруса и мачты сняты от чужого глаза и спрятаны по сараям. Пока жены не вынесли рыбу на рынок – рабочая суматоха в доме не давала мужьям лечь отоспаться. Лана насплетничала мне однажды, что большинство таких семей занимается супружескими обязанностями только в церковные, десятые дни отдыха: ночью жена спит – муж в море, днем муж спит – жена на рынке торгует свежей рыбой, кроя перекупщиков матом и вежливо разговаривая с покупателями. Во время кратких свиданий утром муж сортирует с женой улов, вечером – вместе чинят снасти и подшивают старые паруса. А задирать жене юбку перед выходом в море – плохая примета, можно не вернуться обратно. Морские обычаи требуют, чтобы дети делались после моря, без спешки, со всем тщанием. Изменять мужу – непременно заметят соседи. В общем, рыбацкая жизнь представлялась мне со слов потомственной рыбачки непростой, да и опасной.
Сама Лана специально не пошла сегодня в море, и ждала меня в праздничном платье у крыльца своего дома, действительно приличного для даже такого богатого поселка. Я, признаться, с самого начала присмотрел ее только как модель для моих живописных упражнений, и давно уже оставил надежды задрать девушке подол – рыбачка имела твердый характер и не собиралась заводить ребенка со стороны, даже от письмоводителя управы (как я представился ей при знакомстве). Более того, я подозревал, что она не пала бы к ногам даже такого щедрого красавца, как корнет граф Альбер. Словом, тут роман не вышел, и теперь мне, с полной потерей циркачки, оставалось только перейти к одной красивой супруге негоцианта, давно строившей мне глазки. Тем не менее я пообещал Лане помочь с замужеством, и не хотел отказываться от своего слова. Сейчас мне уже казалось, что девушка ловко поймала меня с обещанием. Кроме того, я действительно собирался написать красавицу-рыбачку в лодке на фоне моря. И, наконец, мне хотелось развлечься – начистить морды наглецам, объявившим свободной рыбачке, члену гильдии, что она выйдет замуж по их выбору, иначе её принудят силой. 'Придется сыграть в благородного рыцаря' – меланхолично подумал я. Что ж, это удовольствие более оригинальное, чем обычная дуэль.
– Здравствуй, красавица, – панибратски приветствовал я Лану, как мелкий дворянин обычно обращается к гильдейской рыбачке. Мы с Горманом вежливо поклонились и слезли с наших нарочито невзрачных лошадей. – Ну что, будем рисовать, а затем заедем в ресторан, пообедаем?
– Прошу вас принять кофей из моих рук, – приветливо, но вежливо ответила девушка. Никто вокруг не смог бы подумать сейчас, что еще десять дней назад мы с этой на вид такой чопорной рыбачкой гуляли по берегу моря в пяти стадиях от поселка, смеялись над моими шуточками, и я поправлял ей волосы, путающиеся на соленом ветру.
Покончив с ритуальной чашкой кофея, я вытащил из ящика кисти и краски. Горман помог мне раскрыть и поставить мольберт, и я уже начал смешивать краски на палитре, как вдруг кто-то нахально присвистнул сзади.
– Смотри, управские в нашем поселке завелись, – весело сказал кто-то. – Сейчас нам налоги заново посчитают… прямо кистями на стене.
Сзади меня стояло пятеро молодых рыбаков – руки в карманах старых парусиновых штанов, отбеленных солью, ноги в кожаных сапогах, ободранные куртки распахнуты на голой груди без фуфайки, на головах новенькие вязаные шапки ярких цветов – юные щеголи. Хотя вид у них был вполне отвязный, я не стал задираться и только сказал холодным тоном:
– Молодые люди, вы имеете дело с дворянином. Повежливее, пожалуйста.
– Подумаешь, какое дело – дворянин с управы, – нагло усмехнулся стоявший первым парень, с яркими глазами и рыжими волосами – очевидно, заводила. Он, очевидно, прекрасно понимал, что оскорбляет меня.
– Если хотите со мной разговаривать – ведите сюда вашего гильдейского старшину, а мне с вами разговаривать неугодно, – высокомерно сказал я, уже понимая, что скандала не избежать. Юные рыбаки были явно настроены на то, чтобы испугать меня, а то и избить. 'Ждали' – понял я, и вскользь посмотрел на многоопытного Гормана. Он потихоньку раскрывал висевший на лошади тюк, где были уложены сабли и пистолеты.
– Вам лучше идти отсюда побыстрее, а не то я вам живо все припомню! – неожиданно сказала Лина таким голосом, какого я от неё не ожидал.
– А ты помалкивай, детка! Как замуж за Зарада выдадим – перестанешь собачиться, – небрежно сказал вожак.
– В жопе видела я и тебя, и твоего Зарада! – вдруг отрезала всегда мирная Лина. – Прирежу и его, и тебя, если будете мешать. Понял, хрен морской? В руке у Лины неожиданно раскрылся её складной рыбацкий нож длиной аж с пол-рукм, которым она разделывала рыбу и обрезала снасть.
– Ещё будете мне указывать, за кого я выйду, дерьмо в приливе! – продолжила девушка. – Если Гильдия сейчас молчит, потом по суду взвоет! Вот господин дворянин не откажет подать на вас в суд. Хоть всем поселком верещите – я сама знаю, что буду делать!
– Ах ты, сука… – медленно начал выговаривать опешивший рыбак. Его глаза прищурились, но он не успел и руки поднять на Лину, как полетел на землю от моего удара.
– Челюсть сломанную подбери, крабосос, – холодно сказал я лежащему. – А вы, дружки идиота, бегом к вашему старшине и зовите его сюда, пока живы! Тут у нас нападение на дворянина. Ну?!
Против ожиданий, юные рыбаки не испугались и не подчинились. Один из них, самый шустрый и неумный, взвыл: 'Бей их!', и вытащил что-то из кармана, но тут грохнул выстрел – и его нож серебряной рыбкой полетел в песок, а рыбак схватился за простреленную руку.
Дело приобретало серьезный характер. Горман, не опуская дымящегося пистолета, другой рукой достал из тюка саблю и бросил мне. Я обнажил её, полюбовался сияющей сталью, затем другой рукой взял у Гормана ещё пистолет и скомандовал обомлевшим от выстрела рыбакам:
– Старосту сюда, и побыстрее!
Те не двинулись, притворяясь испуганными, и только злобно смотрели на меня. 'Похожи на бунтовщиков' – мимоходом подумал я, глядя на улицу, быстро заполнявшуюся разбуженными выстрелом рыбаками. 'Демон их подери, а ведь рыбачки-то все на рынке, мужьев остановить некому' – сообразил я.
Толпа рыбаков молчала, неприветливо разглядывая нас.
– Приведите сюда старосту и старшин! – громко сказал я. Никакого ответа не последовало – все молчали, и только на шаг придвинулись к нам. Я, тем не менее, не испугался, а наоборот, разозлился так, что начал терять хладнокровие, и громко сказал:
– Или вы приводите старшину, или я поджигаю поселок гранатами! Горман, зажигай!
Запахло серьезной стычкой. Горман, старый солдат, без промедления вытащил из тюка взятую якобы для глушения рыбы гранату, и мы оба поднялись в седла и приготовились к атаке. Рыбаки, мрачно глядя, все же остановились и начали искать глазами весла и камни, а кое-кто вынул рыбацкие ножи и приготовился швырять их в нас.
– Садись на коня сзади меня, – сказал я Лане. Она помотала головой, глядя на меня с непонятным восхищением, и, не теряя головы, отступила к своему дому, делая рукой незаметный знак: 'Бегите!'
'Девочка с характером!' – с восхищением подумал я. Хладнокровный Горман, тем временем, зажег гранату и примеривался бросить её в толпу. На войне он бывал и не в таких переделках, и нисколько не смутился в этом трудном положении.
– Еще один шаг – я подпалю ваш поселок с четырех сторон! – сказал я таким грозным тоном, которого даже не ожидал от себя. В голову ударил кураж, привычный всякому кавалеристу. Я был готов вдвоем атаковать в конном строю наглеющую толпу с ножами и прорубиться сквозь неё. Горман улыбнулся, и от этой страшноватой улыбки попятились рыбаки передо мной, без слов поняв, что их сейчас срубят.
– Сначала гранаты перед нами, потом рубим, потом вернемся и опять гранатами, – громко сказал я решительному Горману. – Они у меня запомнят, скоты, как ножи вынимать!
Рыбаки передо мной услышали и шарахнулись в стороны. Стычка уже казалась неизбежной, но тут послышался громкий свист, топот копыт, и два десятка конных полицейских из службы порта, немилосердно пыля копытами, вырвались из-за угла и разделили нас и толпу. Впереди отряда неслись майор полиции и знакомый мне чиновник – гильдейский старшина порта.
– Все назад! – заревел он таким голосом, что рыбаки отшатнулись. – Нападение на дворянина! В королевский суд захотели?! Где старшина поселка, мать его в жопу и за ногу веслом? Где его носит, козла, когда тут драка и стрельба?!
Рыбаки, очевидно, хорошо его знавшие, моментально отбежали с середины улицы к стенам. Из-за угла выскочил крепкий мужик в рыбацкой одежде и с виноватым видом подбежал к старшине. Я сделал знак Горману, и тот потушил фитиль на гранате, которую полицейские старательно не замечали.
– Прошу прощения, господин граф, – вежливо обратился ко мне гильдейский старшина. Судя по всему, он отлично помнил меня. Услышав такое обращение, сзади него тихо ахнули и ещё потеснились назад, и злоба на лицах уступила выражению страха.
– Виновные будут наказаны, – продолжал старшина. – Но, со своей стороны, осмелюсь заметить, что могли бы девушку забрать отсюда – и все дела. А сейчас с ней морока будет.
– Никакой мороки, – хладнокровно сказал я. – Я выдаю Лану за её жениха из другой деревни, дом и причал она продает, и ещё иск вчинит в Гильдию этим придуркам за принуждение силой к браку. Как ты, Лана?
– Согласна! – поспешно сказала рыбачка, сообразив, что к чему.
– Ну вот и уладилось, ваше сиятельство! – сказал старшина. – А иск я поддержу. Совсем одурели – девушку без долгов, члена гильдии – силком замуж выдавать. Закон есть закон!
Дело, действительно, улаживалось. Боевой кураж у меня уже, естественно, прошел. Я со вздохом слез с коня и с помощью Ланы сложил мои художественные принадлежности, пока Горман, сидя на коне под прикрытием полиции, зорко оглядывал все вокруг. Замечательному портрету Морской Феи не суждено было состояться.
Молча упаковав кисти и краски вместе с мольбертом, я посмотрел на девушку и спросил:
– Когда твой жених Вильнур приедет?
– Сегодня вечером, – ответила Лина, как-то странно глядя на меня.
– Очень хорошо, – сказал я. – Вот тебе двадцать золотых – это на свадьбу. Скажи Вильнуру, чтобы вы завтра же поженились – тогда отвяжутся. А послезавтра, по обычаю, подвесь часть простыни с кровью, чтобы висела у вас дома на окне, а часть – в этом доме на окне. Варварство, конечно, но тогда все заткнутся. Потом подадите иск в гильдию на поселок – специально я пришлю своего стряпчего, и стрясете с ваших придурков ещё денег. Ребенка заводите не сразу, чтобы болтовни не было. Когда родишь – сообщи через стряпчего, пришлю благословение и подарки. Если, конечно, на войне не буду. Я ведь на самом деле корнет Кавалерийской Школы, уйду воевать.
– А… а попользоваться вашим положением не желаете? – неуверенно спросила Лана. – Это хотя перед свадьбой не полагается, но графу можно… А Вильнуру все равно, он меня всякой возьмет. И вообще, у нас в поселке никто с девичеством замуж уже давно не выходил, все опытные были. Вильнур сильно удивится…
– Не успею, детка, – искренне вздохнул я. – Прямо сейчас невозможно, видишь, полиция, скандал. Вечером с женихом уедешь, там уже он будет первый, а оставаться ночью тебе нельзя – порезать по злобе могут. Значит, не выйдет. Может, потом, когда уж замужем будешь… Ладно уж, за меня не беспокойся – сейчас переоденусь и поеду к фрейлинам.
Услышав о фрейлинах, Лина ревниво блеснула глазами, но смолчала. Мягко упрекнув таким образом девушку за былую неуступчивость, я погладил её по голове и опять сел в седло. Мы подъехали к старшине, и он заверил меня, что полиция будет в доме до приезда жениха, гильдия берет на себя охрану имущества, а он очень благодарен мне за понимание. Затем он шепнул мне нейтральным тоном:
– Позвольте, господин граф, без обиды, совет от старшего по возрасту: после свадьбы она жалеть начнет, так уж у женщин заведено. Подумайте… может, не все ещё кончено. А муж ведь всегда в море, знаете ли…
– Пожалуй, вы правы, – согласился я с чиновником, проявляющим недюжинное понимание молодежи. – Ну что ж, прощайте, благодарю за помощь. Вы пришли вовремя, ничего не скажешь.
– А с нашими вы поосторожнее, – шепотом посоветовал старшина. – Ведь я почему слежу за поселком: прошел слух, что кто-то из наших не у торговцев, а у пиратов плавал, и недавно вернулся. Такие на все способны. Придется их найти и потрясти маленько. Да тут ещё война, говорят, на носу…
– Кстати, отец рассказывал, что в ту войну много имперских шпионов в порту выловили, – небрежно обронил я.
– Да, мы готовимся, переписываем рыбаков, и вообще, – тоже как бы мимоходом сказал мне чиновник, как военному. – Через Гильдию ведь много чего видно…
Мы понимающе переглянулись. Затем я козырнул все время молчавшему майору, грозно озиравшему с лошади оторопевших рыбаков, откланялся и, помахав Лине рукой, поскакал к воротам. Горман держался сзади, и, немного отъехав от поселка, я поравнял с ним коня и весело спросил:
– Ну, что скажешь? Не осрамился я?
– Нет, конечно – всех сосунков и прочих рыбаков поставили на место, – махнул рукой старый слуга, бывший солдат отцовской роты.– И порубили бы их славно в случае драки, не ударили бы лицом в грязь. А что своего от девушки не добились – ну, это бывает. Моя вторая жена сначала мне отказывала, отказывала, даже на сторону замуж вышла, а как раскусила своего красавца – за мной полгода бегала, пока я её не простил и за себя не взял. Женщины, знаете ли, всегда готовы повернуть куда им захочется, только подождать надо, чтобы захотели они в вашу сторону. Тем более, эта – рыбачка, девушка крепкая, с характером, не фрейлина какая… Чуть попозже это дело может и сладиться, ежели пожелаете. Главное, что не ждали вы таких молодцов в деле, но встретили их как надо.
Он покрутил ус и задумчиво добавил:
– Позвольте сказать, господин граф, что-то не то с этими рыбаками, то ли Гильдия их распустила, то ли сами охамели. Раньше они поспокойней были. Да и война скоро будет – кто их знает, что они делать будут… В прошлую войну половину этого порта имперцы пушками с моря побили, а половину – сами портовые подожгли… Потом их человек двадцать вздернули за предательство, да порта-то уже не было.
– Старшина гильдии сейчас ими занимается, – сказал я. – Похоже, всем гильдиям перед войной мозги прочищают, и они готовятся. Ну, а мне теперь к фрейлинам, не с улицы же девушку брать и тащить в отцовский особняк, до этого я сегодня ещё не допился.
Горман ободряюще улыбнулся и промолчал, а я вздохнул.
Глава 7. …И ФРЕЙЛИНА.
После отбытия гимнастки и постыдного провала интрижки с рыбачкой мне оставалось только идти по проторенной дорожке. Я вернулся в Училище, переоделся в парадный мундир и, дождавшись заката, взявши с собой Гормана, на своей лошади, приведенной из нашего особняка Адабаном, выехал в Королевский дворец.
Со мной за компанию выехал шевалье Серра – у него было свидание с немолодой (на наш юношеский взгляд) кастеляншей Дворца. Серра был молодой, как и все мы, но уже представительный дворянин и отличный наездник, сдержанный и молчаливый. По происхождению южанин из столичной провинции, он был четырьмя годами старше меня, хотя и мой одноклассник. Я, как уже имевший близкие отношения с трехсотлетними эльфийками и успевший сгоряча трахнуть пятидесятилетнюю статс-даму Галлер, помалкивал по поводу его увлечения зрелой женщиной, но и корнеты сдержанно, но с пониманием относились к его роману с сорокалетней придворной дворянкой, потерявшей мужа много лет назад – по нашему легкомыслию Серра считался среди корнетов чуть ли не стариком.
Сначала я был еще не в духе после утренней неудачи с рыбачкой, и мы оба молча любовались видами столицы. Прохожие и уличные торговцы не особенно толпились на середине улицы, памятуя о привычке некоторых родовитых дворян нестись со своей свитой не глядя на народ, сметая всех подряд, а также о привычке многих дам лететь на свидание в своей карете так, что их кучера не обращали внимания на сбитых прохожих. Конечно, когда страдали видные горожане, члены торговых корпораций, то гильдии со свойственным им сутяжничеством жаловались градоначальнику, но одновременно напоминали пострадавшему, что дворян не переделаешь, и что не стоит стоять на пути несущихся галопом лошадей и ждать, что они остановятся. Словом, мы без препятствий ехали по середине улицы.
Настроение мало-помалу начало подниматься. Солнце светило нам, как и всему миру, и не было смысла долго огорчаться. Наши кони, хоть и личные, нестроевые, шли чуть ли не в ногу. Мне было двадцать лет, Серра – двадцать четыре, и мы были не желторотые мальчишки, а взрослые люди, уже почти офицеры. В парадных мундирах и на превосходных конях, держась в седле совершенно свободно и в то же время изящно, как и подобает будущим офицерам кавалерии, мы чувствовали, что смотримся в высшей степени привлекательно, и видели себя на приближающейся войне – героями, счастливцами и наверняка будущими хозяевами жизни.
Я провел почти всю юность в небольшом провинциальном городе Альбер – столице нашего графства, и в столице только гостил несколько раз. Сейчас же я жил уже два года в этом огромном, и, бесспорно, красивейшем городе-порте континента, и он стал для меня почти родным. Мы с Серра любовались прекрасными зданиями министерств и дворцами знати, с удовольствием вдыхали вкуснейший запах еды из открытых окон шикарных ресторанов, не ощущали сильных дурных запахов (последние десять лет градоначальник заставлял дворников еженочно чистить центр столицы так же чисто, как свою дачу), слышали музыку из простонародных таверн. Уже темнело, и народ веселился в свой день отдыха – молитвенный день. Настроение наше стало прекрасным. Встречные дворяне вежливо кланялись, девицы и проезжавшие навстречу в летних каретах с открытыми окнами дамы-дворянки улыбались нам, офицеры вежливо кивали, а мы отдавали им честь.
Наконец, двигаясь средним шагом по столичным улицам к дворцу, мы выехали из оживленных кварталов центра города. Мне уже немного надоело глазеть на народ вокруг, настроение стало прекрасным, и я, отвлекшись от окружающего, раздумывал над одним фактом, немало озадачившим меня в прошлом году. Дело в том, что в то время среди молодых дворян и образованных горожан было распространено мнение, что дворцовый отряд в двадцать пять юных и красивых дворянок, живущих при дворе и исполняющих обязанности фрейлин королевы, королевы-матери и трех принцесс, скомплектован в основном из особ очень вольного поведения, и что леди Галлер, статс-дама двора, вынуждена управляться с ними прямо-таки армейскими, чуть ли не палочными методами.
Я неплохо знал почти половину фрейлин, даже немного ухаживал за кое-кем из них, и отлично понимал, что все это клевета и слухи. Девушки леди Галлер были придирчиво отобраны из рядов высшего и среднего ранга дворянства, прилично образованны и более или менее благонравны – настолько, насколько это вообще было возможно при нашем легкомысленном дворе, где все спали со всеми. Их целью было не крутиться слишком долго при дворе, а удачно выйти замуж, или, скажем, малость поинтриговать в пользу собственного рода. Только две или три фрейлины – Малан, Таргоро, Морено, достаточно честолюбивые, ставили целью выслужиться при дворе – и вот именно с ними мне удалось добиться кратковременного и непостоянного успеха. С остальными ничего не вышло.
Когда я понял эту, как говаривал мой учитель тактики, диспозицию, то задал себе резонный вопрос: а как, собственно, сложилось такое дурное общественное мнение об этих девушках, представительницах родовитых семей королевства? Кто его создал и поддерживает?
Странным был тот факт, что в хорошо осведомленной среде высшего дворянства мнения о дурном поведении фрейлин презирали и ни во что ни ставили, и ни к дуэлям, ни к семейным скандалам они не приводили – а вот дворянство среднего и особенно нижнего уровня явно питалось этими ложными слухами. Это в свое время показалось мне так необычно, что я обратился к Гирону и к другому любителю фрейлин, шевалье Тирну, и наша маленькая компания втроем устроила небольшой военный совет по этому поводу. Мы обсудили много слухов, строили всякие гипотезы, но ни к какому определенному выводу не пришли, и зашли в тупик. Однако несколько дней назад я имел разговор с одним немолодым офицером, другом отца, который вскользь намекнул, что его сыну, молодому офицеру артиллерии, служащему в столичном гарнизоне, предложили поучаствовать в кампании этакой легкой дискредитации придворных гордячек-фрейлин с цель сделать их более уступчивыми, и что сыновья некоторых герцогов будут участвовать в этом забавном развлечении. Сын, человек порядочный, отказался, но отцу о предложении сообщил.
Слова 'сыновья некоторых герцогов' живо напомнили мне о стычках с кое-какими молодыми и наглыми высокородными дворянами и с их прихлебателями в мой первый год в Училище. Тут, пожалуй, открывался след долговременного заговора нашей золотой столичной молодежи против фрейлин. Дело запахло интригами, и я прикидывал, стоит ли мне и Гирону – корнетам из выпускного класса – участвовать в могущим стать громким скандале прямо перед войной, или плюнуть на это дело и оставить его на послевоенные времена.
Тут мы въехали в Дворцовый Квартал, и я отставил глубокие размышления. В конце концов, мы прибыли не на интимные развлечения с доступными девушками (это вам Королевский Дворец, а не Карнавальная улица, известная еще как улица шикарных борделей). Я приехал пообщаться с юными и прекрасными (а если не так уж прекрасными, но уж точно высокородными и очень хорошо отмытыми и надушенными) дворянками, и должен был показать лучшие стороны своей натуры – так обычно выражался перед свиданием наш поэт Гирон. Великосветских шлюх в цветнике леди Галлер не водилось. Для этого при нашем легкомысленном дворе имелись в изобилии придворные дамы, жены маркизов, баронов и герцогов, и они прекрасно справлялись с этим нужным делом.
При въезде во Внутренний Двор дворца мы сдали охране обязательные при ношении формы в городе кинжал и саблю. Я и шевалье легко разыскали в гостевых рядах дворцовой конюшни стоявшую у кормушки с сеном лошадь Гирона и его слугу, дремавшего рядом. Горман поставил моего коня и коня Серра рядом, шевалье дружески попрощался до утра и бодро зашагал к своей кастелянше, а я, потолковав со слугой Гирона, взял завернутую в платок припасенную бутылку очень хорошего вина и направился мимо гвардейского поста в Королевский Сад, а там обошел дворец кругом и вышел к корпусу фрейлин. Там легко нашел указанное окно и бросил в него камешек. Через некоторое время оттуда высунулась взлохмаченная голова Гирона.
– В чем дело, Альбер? Опять дуэль?! – нисколько не рисуясь, спросил он. – У меня сейчас сабля не с собой, сдал при входе.
– Да нет, граф, – извиняющимся тоном сказал я. – Видишь ли, у меня всё провалилось. Я даже чуть не поджег рыбацкий поселок, но вот конная полиция прибыла и попросила не увлекаться. А ими командовал начальник участка в чине майора, да ещё представитель Гильдии там затесался… Пришлось отменить веселье.
– Может, оно и лучше, – бодро рассудил пока ещё трезвый Гирон. – Прямо перед войной не стоит жечь поселки в гавани и лупить плетью рыбаков, которые будут кормить столицу в случае сухопутной блокады. Да и не к лицу нам такие мелочи. То ли дело – барону пинка в задницу ты вчера отвесил…
– Да, это вышло удачно, – согласился я. – Но сегодня я остался один, и совершенно некуда идти с визитом – так вышло. Спроси у твоей прелестницы, нет ли у неё привлекательной соседки с незанятым сердцем?
Голова Гирона исчезла, раздался шепот и хихиканье.
– Есть одна, – доложил Гирон, снова появляясь в окне. Вообще-то, он был голый до пояса – ясно, опять добился своего. Я подумал, что всезнающая Галлер теперь будет зла не только на меня,но и на Гирона. А он продолжал загадочным тоном:
– Всем хороша, но… Не любит военных.
– Как-как?! А кого же она тогда любит? – ошеломленно спросил я. Это был первый такой случай на моей памяти. – Королей? Или купцов?
– Артистов и художников, – доложила белокурая пассия Гирона, тоже высовываясь в окно, несмотря на очень открытую ночную рубашку. – Здравствуйте, граф. А мы думали, после статс-дамы вы начнете с герцогинями развлекаться. Некоторые, поговаривают, уже ждут вашего приступа, чтобы немедленно сдаться.
– Ну что вы, госпожа Алора, – мягко улыбнулся я, стараясь быть обаятельным. – Променять юных фрейлин, будущих невест, на зрелых дам… Ведь молодых и незамужних герцогинь при дворе сейчас нет. Верьте мне, срывать юный, нераспустившийся, поражающий своим обаянием бутон приятнее, чем извиваться в когтях опытной хищницы, давая ей наслаждение, – разливался я куртуазным слогом.
– Ну, по слухам, это наша Галлер извивалась в ваших когтях две луны назад, – не покупаясь на скрытую лесть, хладнокровно отпарировала умненькая Алора, одна из тех фрейлин, за которыми я ещё не ухаживал. При этом она внимательно следила за моим лицом, очевидно, стараясь подтвердить для себя, правдив ли слух обо мне и статс-даме королевы, начальнице фрейлин. Я постарался держать лицо невзмутимым, чтобы ничего показывать.
– А вам надо идти вперед, – продолжала девушка, не сводя с меня глаз. – При дворе есть красивые герцогини, есть принцессы крови… В вашем списке побед, говорят, имеются фрейлины, одна графиня, две супруги богатых торговцев… ну, простонародных девушек не считаем… А ваша кузина Беллерия говорила, что вы даже имели романы с эльфийками. Это правда?
– Правда, милая Алора, – признался я, не увлекаясь подробностями и не подавая виду при словах о Галлер. – Это ведь наши соседи, и я с ними постоянно выпивал, и даже бывал в гостях в Великом Лесу… Вот так несколько раз и случилось. Кстати, о вашей подруге… Вообще-то я – любитель наук и искусств, и даже сам рисую. Может быть, окажусь неплох для неё, хотя и военный?
– А это Сона, светленькая такая, – сказала Алора тоном опытной сводницы. – Сейчас я постучусь к ней и спрошу, не хочет ли она познакомиться с корнетом-художником?
Услышав это, Гирон прикрыл рот ладонью, сдерживая смех. Я галантно добавил:
– И другом корнета-поэта.
Тут уж Алора хихикнула и исчезла в коридоре. Гирон веселым шепотом сказал:
– Корнет-художник – это звучит.
– Слушай, я не сильно помешал? – деликатно спросил я.
– Да нет, мы как раз сыграли первый акт и допивали вино, восстанавливая силы, – усмехнулся друг. Как большой театрал, он обо всем, даже об интимном, говорил в терминах сцены. – Сейчас тебя пристроим – и откроем занавес на второй акт. Учти, что наша милая Алора таки развратнее, чем я думал, и, если с Соной не выгорит – будешь на нашей сцене не простаком, а вторым героем-любовником.
Я кисло улыбнулся, помня свои провинциальные предрассудки. К счастью, тут появилась Алора, и шепнула:
– Пойдемте, она ждет. Но учтите – у неё окна нет, уходить будете через моё, я вам поскребу в дверь, когда будет пора. А если не поймете друг друга – возвращайтесь, мы с Гироном вас не бросим в коридоре.
Намек был ясен.
– Благодарю, милая Алора, – ласково сказал я, стараясь не краснеть, как провинциал, в положении, достаточно обычном для столичных дам. – Как говорится, Богиня Любви за нас, а остальные сейчас не смотрят. Пойдемте.
Мы на цыпочках прошли по коридору мимо трех дверей. Перед четвертой Алора сказала мне на ухо:
– Постарайтесь не выходить в коридор без нас. Сейчас Галлер может пройти в любой момент. Если попадетесь, она не посмотрит, что вы её один раз завалили: отдаст страже. В лучшем случае сначала вас завалит в отместку, а потом все равно сдаст. Когда вы на ней отметились, говорят, королева ей выговор сделала за разврат на службе, да ещё с молодежью, так что повторения не будет.
Алора была умна, и явно знала больше, чем говорила. Я отметил себе в памяти: когда она с Гироном расстанется (больше одной луны наш поэт Гирон не мог держаться одной девушки – разочаровывался и переходил к другой в поисках вдохновения) – поговорить с товарищем и перехватить, так сказать, бразды. Улыбка у неё была милая, характер явно товарищеский. Из-под короткой рубашки видны были красивые ноги, в разрезе рубашки – полные груди, пахло от неё чудесно… 'Ну, потом посмотрим' – сказал я себе, когда девушка бесшумно открыла дверь и шепнула в темноту:
– Сона, вот я привела к тебе корнета графа Альбера, он хочет с тобой познакомиться.
Затем она втолкнула меня в дверь и закрыла её.
В комнате был полумрак, слабо пахло дорогими духами, горел только один слабый светильник. Слева от двери стоял грильяж с большим зеркалом, справа – узкая кровать, застланная пышно взбитым одеялом, а напротив стоял диван, и на нем сидела, завернувшись в светлую шаль, маленькая девичья фигура. Светлые волосы были собраны и завязаны пучком сзади, и из-под высокого лба в полутьме поблескивали какие-то острые, очень внимательные синие глаза.
– Сергер Альбер, к вашим услугам, – свободным от чопорности, но вежливым тоном сказал я, четко наклоняя голову. – Могу я просить вашего общества?
– Можете, граф, – усмехнулась девушка. – Санелия Соран, к вашим услугам, заходите. Вот кресло – усаживайтесь. Вино можете поставить на стол. Но должна сразу огорчить вас – того, чего так желают молодые корнеты, вы не получите. Женские дни, знаете… Вы разочарованы? – спросила она ироническим тоном.
– Вообще-то я пришел познакомиться, – весело сказал я, ни поверив ей ни на миг (обычная женская уловка!), и ставя принесенную бутылку вина на столике сбоку. – Но, сознаюсь, не припас бокалов. Не найдется ли парочка?
– Найдется, – сказала девушка, поднимаясь и открывая дверцу стенного шкафа. – Я прячу их, потому что подруги все время забирают – несмотря на нашу строгую Галлер, сюда проникают молодые военныe, а с ними вино, шум, нежные ласки и громкие скандалы, – вздохнула она, ставя пару красивых бокалов тонкого стекла на столик. – Признаюсь вам – я не в восторге от военных. Они, конечно, герои и наши защитники, но в мирное время слишком резво лезут под юбки, да и воспитанием не всегда блещут.
– Мирное время скоро кончится, а воспитанием наших офицеров и я не всегда доволен, – сказал я примирительно, игнорируя её язвительный тон. – За последние три луны у меня было четыре дуэли – и все из-за вопросов вежливости. Даже перед войной господа юные офицеры несут много околесицы из-за ничего, просто для самоутверждения. После войны я, если не убьют, пойду в университет, или в школу магии. Художником мне уже не бывать – как я убедился, таланту мало. Но ещё рисую. Вы позволите нарисовать вас на днях в хорошую погоду, при солнечном свете?
Сона задумалась, а я разлил вино по бокалам. Девушка достала коробку с печеньем от мастерской столичного кондитера, и мы выпили за здоровье хозяйки комнаты.
– Портрет – это прилично, – решила строгая Сона, – под такое дело можно выпросить у Галлер официальное свидание в нашем парке. Потом, после художества, можно и чинно потанцевать на балу без дурацких намеков. Вы себе не представляете, как статс-дама начала следить за нами. Как выжажается одна их наших фрейлин, леди совсем озверела.
– Ревнует? – весело предположил я, доливая вино в бокалы.
– Вполне возможно, – серьезно ответила девушка. – Ах, какое вино вкусное!
– Хотите, открою тайну? – шепотом спросил я. – Это вино папе соседи-эльфы подарили.
– Вы не шутите? – разволновалась Сона. – Это же такая редкость у нас в столице, и страшно дорого стоит!
– А нам по-соседски от эльфов все недорого достается, – открыл я семейный секрет. – Два года назад мой кузен соблазнил, находясь с визитом в Великом Лесу, матушку моей подружки, так та ему ящик вина подарила за удовольствие и благородный роман – понравился он ей. Впрочем, кузен мой дворянин красивый и образованный, эльфийский язык знает. Родственник мой в ответ отдарился изумрудными серьгами – эльфы их обожают, а копей изумрудных у них нет. Ради этого мой дядя, его отец, специально заказывал гарнитур у гномов.
– Какая у вас жизнь интересная в вашем графстве – эльфы, гномы, – с легким недоверием сказала Сона. Я пояснил, решив не упоминать ещё и о соседях-драконах:
– А мы на северной границе живем, прямо рядом с эльфами. А с другой стороны гномы держат так называемые Дальние Копи. Папа торгует с ними, и пропускает возы с товаром в нашу страну – охраняет торговый путь.
– А ваша эльфийская подружка как на роман её матушки смотрела? – начиная верить, спросила Сона.
– А моя подружка не ревновала, даже когда её трехсотлетняя матушка, похожая на молодую женщину лет двадцати пяти, меня в постель загнала, – не стал я скрывать истины. – Она почаще своей матушки меня по эльфийской траве валяла. Видите ли, Сона, вся молодежь у них служит в Лесной Страже и прекрасно умеет воевать. Вот Ветка – так я её зову – обычно два раза в луну выходила с патрулем на нашу границу, все как полагается по традициям, эльфийские луки, зачарованные стрелы, белые эльфийские кони, но, когда они менялись, то, сдав рапорт, останавливались в нашем придорожном трактире на границе – выпить гномьего пива, гульнуть. В мирное время старшие им это позволяют. Ну а я, мои кузены и ещё пара ребят поприличнее из соседских дворян – их там уже ждем. И сразу пир горой, танцы… единственно, мой папа строг насчет драк, а все остальное – пожалуйста. Выводила она меня в темноте на лужайку за трактиром, и сразу валила на траву безо всяких… У них это быстро.