Глава 1. Браслет.
У него замёрзли лапы, и он побежал быстрее. Снежный покров на широком берегу был плотный, и он уже не проваливался в нём по самое брюхо, как в лесу. Впереди был спуск к замёрзшей реке, и он остановился, оглядывая открытое пространство. Налетел ветер, холодный и колючий, как острые осколки, и наполнил его лёгкие холодом. За рекой раскинулось заснеженное поле кристально белого снега, с выглядывающими из сугробов чахлыми дрожащими кустиками, а за полем уже виднелся тёмный лес. Спуск к реке был крутой и он несколько раз заскользил и упал, прежде чем выскочил на лёд. Ветер играл с позёмкой, гоняя её по гладкому льду, и рисуя из снега понятные только одному ему фигуры. Он в несколько прыжков пересёк неширокую замёрзшую реку и, не сбавляя скорости, помчался по полю. Лес впереди уже не казался одной сплошной стеной, и он различал отдельные деревья, утопающие в огромных сугробах. Не добегая до леса, он остановился и понюхал воздух. Он учуял его, того, за кем шёл два дня. Он был там, в лесу, не догадывался о погоне и считал себя в безопасности.
* * *
– Может мы проскочили поворот, не разглядели указатель среди зелени, или наоборот, не доехали до него? – Спросил меня Илья, когда мы после поворота выехали на открытое место и увидели, что дорога заросла травой, и никакой деревни впереди нет.
– Нет, второй поворот от трассы, он чётко мне сказал. – ответила я. – И это был второй поворот. Давайте дальше проедем. Дорога всё равно куда-нибудь нас приведёт.
– Приведёт. – согласился Илья. – На капустное поле.
– Если есть поле, значит, будет и деревня. Одно от другого неотделимо. – Глубокомысленно изрёк Сакатов, наш научный консультант.
– Едем дальше. Обратно повернуть всегда успеем. – скомандовала я.
Илья вздохнул, и мы поехали дальше по краю поля. В открытые окна машины врывался тёплый солнечный ветер, принося с собой сладкий запах скошенных трав и близкой реки. Из-за небольшого перелеска на дорогу, навстречу нам, выехал мотоцикл с коляской, водитель которого, увидев нас, замахал рукой.
– О, похоже, не ошиблись! – приободрился Илья.
– Да, наверное, это и есть Александр Иванович. – обрадовалась я.
Мотоцикл съехал на обочину и остановился, поджидая нас. Мы остановились рядом, и я вышла из машины.
– Ольга Ивановна? – Александр Иванович заулыбался, слез с высокого сиденья и подошёл ко мне – Извините, не успел указатель с названием деревни закрепить, краска подкачала, долго не сохла. – Он кивнул на коляску, в которой лежала металлическая табличка – Сами понимаете, в деревне тридцать лет никто не жил, никаких указателей на трассе не осталось.
Он достал из коляски свежевыкрашенный белоснежный указатель с названием «Белокаменка», выведенное ровными тёмно-синими буквами.
– Красивое название. – улыбнулась я. – Сами придумали, или деревня и раньше так называлась?
– Это её исконное название, которое дали деревне первые поселенцы, основавшие её ещё в семнадцатом веке. Так что наша Белокаменка – ровесница вашему Екатеринбургу, правда, он за эти годы разросся, а мы постарели.
Позади меня раздался деликатный кашель.
– Ой, простите! – Александр Иванович сунул указатель обратно в коляску и представился: – Попов Александр Иванович, пенсионер, а теперь ещё и фермер.
– Я Ольга Ивановна, это мне Вы вчера звонили. А это мой брат Илья. – Я показала на подошедшего к нам Илью, и Александр Иванович протянул ему руку. – А это мой компаньон Сакатов Алексей Александрович, о нём я Вам говорила. Наиглавнейший наш консультант по всем историческим, и не только, вопросам. – Сакатов шагнул к Александру Ивановичу, и они пожали друг другу руки. – Ну вот, познакомились. Сейчас, наверное, надо повесить указатель?
– Нет, потом прикреплю, раз вы уже приехали! Едем к нам, мы вас уже ждём, там и поговорим.
Он запрыгнул на сиденье своего железного коня, развернулся, подняв столб пыли, и мы поехали через небольшую рощицу, за которой сразу же нашему взору открылась деревня с таким поэтическим названием «Белокаменка», уютно раскинувшаяся в цветастой долине среди окружавших её со всех сторон лесов. Белеющие среди изумрудной пышной зелени крыши подставляли свои бока изливающемуся на них жаркому солнечному свету. Но, въехав в деревню, перед нами открылась печальная картина запустения. Некоторые дома стояли с проваленными крышами, и только одинокие кирпичные трубы, словно печальные памятники, поднимались к небу, задушенные буйной зеленью черёмух и рябин. Окна были заколочены досками, ограды и ворота покосились, а некоторые лежали на земле, среди высокой травы и крапивы. Но не вся деревня была брошенной и унылой. Мы подъехали к большому новенькому дому с высокой красной черепичной крышей, выглядывающему из-за таких же новеньких деревянных ворот. Перед воротами сновали куры, а на лавочке возле палисадника дремала чёрно-белая кошка, лениво щурясь на солнце. Возле дровенника стоял трактор, а рядом с ним аккуратными рядами лежали отцепленные приспособления к нему.
Как только мы подъехали к воротам, из калитки к нам навстречу вышла приятная невысокая женщина в белом платочке и с улыбкой подошла к нам. Вслед за ней выбежала пушистая лайка, совсем ещё молодая, и радостно запрыгала возле нас.
– Вера Николаевна. – представилась женщина. – Добро пожаловать к первым поселенцам Белокаменки. Милости просим к нашему столу. Айма, на место! – Скомандовала она лайке и та нехотя вернулась к будке.
– Так у вас тут уже целое хозяйство! – Заметила я, когда мы зашли во двор, и я увидела просторный коровник. – Даже корову завели?
– Нет, пока только коз: Матильду, Сильву и Ромео.
– Ого, да у вас вся богема тут собралась!
– Это всё Саша! – Засмеялась Вера Николаевна. – Говорит, раз теперь мы не можем ходить в театры, пусть театр придёт к нам! И не ошибся с именами, наше стадо ещё те артисты! Глаз да глаз за ними. Особенно мелкая Матильда. Недавно с крыши дровенника её сняли. И как только она туда взгромоздилась!
Просторная веранда, через которую мы прошли в дом, была застелена старинными выкладными половиками, яркими и нарядными, а на окнах висели простроченные накрахмаленные задергушки. На стенах сушились пучки трав, а между ними висели настоящие ходики, с огромными глазами, бойко стрелявшими то в одну, то в другую сторону. В большой и светлой комнате был накрыт стол, в доме пахло пирогами, печкой и таким милым деревенским уютом.
– Далеконько же от города вы забрались. – Сказал Илья, когда мы сели за стол. – Не тоскливо вам тут одним?
– Так в деревне особо не заскучаешь, не залежишься, если только зимой. Следующей весной свояк мой переедет сюда с женой и матерью, соседями будут. Дом ему уже достраиваем. Трактор вот с ним напополам купили. Ленка, моя двоюродная сестра, тоже подумывает к нам переехать. Пока она работает, но отдыхать сюда приезжает с удовольствием. Места тут хорошие, грибные и ягодные, речка рядом, может, ещё желающие найдутся. Огороды – хоть на гектар раскапывай, на всех земли хватит.
– А почему вы выбрали именно это место? – спросила я. – Это ваши родные места?
– Да, отец мой тут жил, дед, прадед. Я всё своё детство в Белокаменке провел. Родина. Не поверите, но пока я жил в городе, постоянно снилась мне моя деревня. Вот мы и решили с женой сюда на пенсии переехать, раз не отпускает она меня. Я строитель, всю жизнь на стройке проработал, так что для меня дом построить не было проблемой, да и сын с зятем нам хорошо помогли. Мы уже два года здесь живём. Первую зиму, конечно, немного тоскливо было, непривычно. Но дети по выходным приезжали, внуки, понемногу обустроились, привыкли. А сейчас нас тут много, скучать некогда.
– Ладно, Саша, пусть гости поедят спокойно, потом поговорите. – Вера Николаевна освободила место посреди стола и поставила дымящееся блюдо с тушёной картошкой и мясом. – Не стесняйтесь, кушайте, всё своё, всё натуральное, попробуйте, вам понравится.
На столе было такое изобилие, словно это была выставка достижений народного хозяйства – хрустящие малосольные огурчики, грибочки, разнообразные салаты, пироги с капустой, пироги с картошкой, сладкие пироги, и, конечно, графинчик с наливочкой. Из-за стола мы, буквально, выползли, попробовав всё.
– Александр Иванович, так что вас тут беспокоит, в таком-то раю? – Спросила я его, когда мы все расположились в открытой беседке, из которой был виден огромный огород с бесконечными рядками картошки.
– Так это же ещё со времён Адама так повелось! – рассмеялся Александр Иванович. – Человек всегда найдёт, чем отравить свой рай. Вот и я тоже, как только нашел те письма, всё об этом думаю, да никак не решался никому рассказать, кроме своей жены. Боялся, что скажут, что я странный. Напридумывал себе чёрт знает чего, нафантазировал!
– Тогда это не вы странный Александр Иванович, а, скорее всего, мы. – Успокоила его я. – Мы, конечно, специально не ищем встреч с нечистью, но она сама нас находит. Нормальные люди живут в обычном своём мире и даже не догадываются, какие страсти порой рядом с ними бурлят. Это мы привыкли к изнаночной стороне жизни, для нас демоны и колдуны – обычное явление.
– Да, – подтвердил Илья, – согласен со словами моей сестры на сто процентов. Если бы я знал наперёд, что меня ждёт, когда она первый раз позвала меня с собой, не сомневайтесь, я бы побежал в противоположную сторону от неё со всей скоростью, на которую только способен.
– Рассказывайте и не сомневайтесь, мы точно вас поймём. – Поддержал меня Сакатов.
– Ну, хорошо. – сказал Александр Иванович. – Как я вам и сказал, родился я в Белокаменке. До тринадцати лет жил у моей бабки Дуси, под её неусыпным надзором. Мать моя второй раз вышла замуж, уехала в город и там жила у своего нового мужа, в девятиметровой комнатушке в коммуналке, поэтому меня не забирала с собой. Ещё и сестра у меня там появилась, она младше меня на десять лет, они втроём-то еле там помещались. Да я и не хотел к ним, здесь был мой дом. Учился я в интернате, домой приезжал только на выходные, иногда на каникулы меня мать забирала к себе. Бабка Дуся у меня была тот ещё командир, меня в ежовых рукавицах держала, всю мужскую работу по хозяйству лет с десяти я сам уже тянул. А хозяйство у неё было немаленькое. Корова, куры, поросёнок, да ещё и покос, да заготовка дров – без дела не посидишь. Деда Ефима, бабкиного мужа, я никогда в жизни не видел, он сбежал от моей бабки чуть ли не в первый год после их свадьбы, когда она только мать мою родила. Уехал в город, и не вернулся. И бабку с собой не взял, городскую там себе нашёл. Вон там видите, – он показал рукой на картофельное поле, – ряд смородин посажен, так за ним начинался огород младшего брата моего деда, деда Фёдора. Он там жил со своей женой Настей и двумя детьми, Ленкой и Ванюшкой. Дед Фёдор хоть и по молодости ещё женился, но детей у них с Настей долго не было. И когда его сын родился, а он старше меня на семь лет, дед Фёдор на радостях даже поставил в деревне часовенку. В отличие от своего брата, дед Фёдор был примерным семьянином, жили они с Настей дружно, хозяйственный был мужик, работящий и не пил. Меня они как своего родного принимали, с их дочерью Ленкой мы в один класс ходили, в интернате вместе учились, друг за друга горой всегда стояли. Они нам ближе всякой близкой родни были, всю жизнь бок о бок прожили, и радости и печали пополам делили. Когда Фёдор Иванович умер, Настю сын взял к себе, в Первоуральск, она там до своей смерти и жила. Но она очень скучала по Белокаменке, каждую неделю писала письма бабке Дусе, и та ей писала. Вот из её писем я и узнал о нашей семейной тайне. Так вот, когда бабка Дуся умерла, я сначала ничего в доме не трогал, просто закрыл его и уехал. А как мы вышли с женой на пенсию, сразу же стали строиться. У бабки Дуси дом совсем старый был, и пока бесхозный стоял, совсем его скривило. Смысла старый дом ремонтировать не было, решил, что снесу его и новый построю на этом месте. Начали разбирать её богатство, что-то оставили себе на память, а остальное сожгли. Ну, и когда хлам разбирали, наткнулись на целый ящик писем. Не поверите, мы с Верой эти письма, как роман читали, так много интересного о нашей семье узнали. Были там письма и от моей матушки, сколько слёз она пролила по моему отцу, как всю жизнь с нелюбимым мужем прожила. И письма от деда Ефима нашли, он, оказывается, к бабке Дусе хотел вернуться, это лет через двадцать, после того как бросил её, писал, что если бы не обстоятельства, ни за что бы ни ушёл от неё. Мы так и не поняли, что это за обстоятельства, он ни словом о них не обмолвился. Хранились письма и от Насти, все по порядку лежали, перевязанные тесёмочкой. Больше всего Настя про детей и про здоровье писала, но в одном из писем я наткнулся на одну странную фразу. Сначала я не обратил на неё внимания, а потом, когда ещё в нескольких письмах снова эта тема прозвучала, я заинтересовался ею, и все письма отобрал, где она писала об этом. Я тут выписал всё, чтобы снова не перебирать письма. Сейчас прочитаю. – Он достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок, развернул его и прочитал: – В первом письме было написано: « Я тоже переживаю, теперь и меня там нет, а не станет тебя, не дай бог, что с ним тогда будет! Грех, конечно, так думать, но уж прибрал бы его Господь». Во втором письме она пишет: «Я ведь Ленке своей говорила, возвращайся в свой дом, хватит по монастырям скитаться. Дуся уже старая, надолго ли её хватит. Да только упёрлась она, не поеду, говорит, исчадьем его называет». В третьем письме пишет: «Ну и отступись тогда, не двужильная же ты! И так с тобой всю жизнь, как привязанные. Не кори себя, всё, что надо было, ты сделала, дай бог тебе за это здоровья, теперь уж, как бог приведёт! Твой Ефимка, вон как, уехал и всё. Как с гуся вода, и сердце его не болит. А мы с тобой всё себя обязанными считаем». В следующем письме: «А насчет этого ты правильно рассудила, не надо ни на кого перекладывать, а может, его уже и в живых-то нет. Зима-то в этом году вон какая лютая была! Я тоже реву, да что теперь, два века никто не живёт. Зовёт тебя Сашка к себе, да и поезжай к нему». – Александр Иванович отставил листок и сказал: – А я ещё тогда думал, почему бабка Дуся никак не соглашается ко мне переехать, еле ходила ведь последнее время, а тут и дом топить надо, и воду носить, а она всё твердит, не поеду да не поеду. Ну вот, и последнее письмо от Насти: « Дуся, Христом богом прошу, уезжай! Он совсем обезумел, видать! Наверное, уже и головой тронулся, раз такое вытворяет. Езжай с чистой совестью, не оставайся там. Так и до беды недалеко. Мало ли что он там говорит, какое такое проклятье, что он там надумал! Я думаю, он придумал всё, чтобы тебя удержать, знает, что больше никого не осталось. Федя у меня в полном рассудке был до смерти, и за Ванюшкой у нас тоже ничего не замечено. Сашка вон, какой молодец у тебя, работает, тебя не забывает, никакого на нём нет проклятья. Уезжай, Дуся, не думай о том». Представляете, как я задумался после таких писем? Что только в голову не лезло, столько думок передумал. Я, пока мальцом был, слышал какие-то обрывки разговоров, что мол, был у деда ещё один брат, старший, да пропал он, ушёл из дома и больше не вернулся. И я решил, что брат деда где-то тут недалеко обитал, но по какой-то причине не хотел в деревню к своим возвращаться. С другой стороны, лет–то ему тогда сколько должно было быть! Как в таком возрасте в лесу-то он один жил? Когда последнее письмо Настя писала, а это почти тридцать лет назад, если и был ещё жив пропавший брат деда, то лет ему должно было быть больше восьмидесяти. А позвонил я Вам, Ольга Ивановна, потому что нашли мы тут вот это. – Он открыл бумажный пакет, который лежал перед ним на столе. – Неделю назад Вера золу начала растаскивать в малину, и вот что мы в золе откопали. Зола та осталось от сожжённых вещей бабы Дуси, два года кучей в огороде лежала. – Он достал из пакета чёрный браслет. – Не сгорел. А ведь он деревянный.
Он передал браслет мне. Я сначала даже не поверила, что он из дерева. Будто каменный. Каждое звено в браслете было вырезано в виде лапы с выпущенными когтями, на обратной его стороне затёртые буквы, или знаки, но ничего уже не разобрать. Мои подушечки пальцев слегка закололо. Значит, колдовская составляющая в нём присутствует, я это хорошо чувствую. Я передала браслет Сакатову. Он надел очки и начал его внимательно изучать. Александр Иванович продолжил:
– Представляете, не сгорел! Не знаю, чем он пропитан, но даже не опалился нисколько.
– Волчьей кровью. – пояснил Сакатов.
– Что? – переспросил Александр Иванович. – Простите, не понял.
– Я говорю, что он пропитан волчьей кровью. Вы же спросили, чем он пропитан. Вот я Вам и отвечаю. Дело в том, что это не простой браслет. Браслет контроля. Ему не меньше двухсот лет. Я за эту дату отвечаю, так как такие амулеты крайне редки, и все они лежат в надёжном месте, подальше от людских глаз. То, что у вас один такой в доме отыскался, это просто удивительно. Эти амулеты из другой части света, из старой Европы. По крайней мере, ему подобные.
– И что он делает? – спросила я. – Он защищает или наоборот, коверкает людей?
– На этот вопрос однозначно ответить невозможно. Обычно, те артефакты, которые защищают, создаются теми же людьми, которые до этого уже создали вещи с противоположными свойствами, как ты выразилась, коверкающими жизни людей. И их так просто не отличишь друг от друга. Это знает тот, кто изготовил браслет.
– А поточнее? – Нетерпеливо оборвал его Илья. – Это что, амулет от оборотней? Или амулет оборотня?
– Что, они на самом деле существуют? Оборотни? – Хоть в голосе Александра Ивановича и прозвучали нотки недоумения, мне почему-то показалось, что он и сам об этом уже задумывался. – Вы так сказали, будто они где-то рядом с нами обитают.
– То, что люди подвержены такой редкой душевной болезни, как осознание себя животным, этому в истории много примеров. – Невозмутимо продолжил Сакатов. – Начиная с библейского персонажа Навуходоносора, который после своего необычного сна стал ощущать себя животным. Считается, что это было наказание ему от Всевышнего за гордость его, за то, что он возомнил себя превыше Бога. Он перестал себя осознавать человеком, стал вести себя, как животное, и под воздействием этих симптомов у него даже стал изменяться внешний вид. Только, пожалуйста, не путайте это с киношными оборотнями. Никаким волком или быком он не стал. Но всё-таки привычный его вид изменился, хотя как именно, история умалчивает. Есть некие записи, которые говорят о том, что у него появилась растительность на всём теле, и слюна капала из оскаленного рта, и что его закрыли в каменном мешке, так как он стал агрессивным. Но подлинность этих документов не подтверждена ничем. Такое наказание было наложено на него на семь лет. А потом он чудесным образом исцелился. Или, например, берсерки из скандинавского эпоса. Они впадали в ярость во время боя, и в это время у них многократно возрастала сила и даже появлялась некоторая невосприимчивость к ранам. Выглядели они пугающе, так как сражались в медвежьих шкурах, причём, надевали они их на голое тело. Что касается этих шкур, то мой знакомый Родион Лапшин, который много лет изучает влияние чрезвычайных ситуаций на поведение хищников, уверен, что на крови освежёванных животных проводились специальные колдовские ритуалы, после чего эту кровь выпивали скандинавские воины, и после этого они ощущали себя медведями. Не зря же во время схватки они издавали рык, очень похожий на рык медведя. Так что берсерки, благодаря таким своим приобретенным качествам, очень ценились на поле боя. Но когда–то всем войнам приходит конец, и все эти озверевшие берсерки, или другие подобные им воины, возвращались в мирную жизнь. Но как вы себе это представляете? Человек-зверь не приспособлен для мирной жизни, он не может остановиться, не может перестать убивать, это его суть, его таким сделали. Он уже не просто человек-зверь, а зверь-человек, и эта первая его составляющая никогда не уступит своего доминирования над человеческой составляющей. Их, по большей части, старались ликвидировать, насколько это было возможно. Но такой зверь-человек обладал немыслимым чутьём, он чувствовал ловушки, расставляемые ему другими людьми, и кончалось это тем, что он ещё больше зверел и уничтожал сначала тех, кто собирался его ликвидировать, потом своих хозяев, а потом и просто всех, кто попадался под его руку-лапу. Тогда их пытались вернуть в человеческое общество другим путём – с помощью колдовских амулетов. Изготавливали тяжелющие железные амулеты в виде поясов с привязанными к цепи железными клыками. Так и доживал свой век зверь-человек, скованный колдовской магией, и этот амулет высасывал из него силы, и век несчастного был короток. То есть, это был амулет, сдерживающий в человеке-звере его звериные инстинкты. Были ещё амулеты двойного действия. То есть человек-зверь-человек. Были амулеты, укрощающие звериную натуру, и были амулеты, вызывающие волчьи припадки. Они были в виде браслетов, поясов или в виде заушин. Вот эти-то амулеты и пропитывались волчьей кровью, и не просто кровью, а взятой во время мессы полной Луны. И силу они имели огромную. Такой амулет мог изготовить только очень могущественный чародей, тот, который служил чёрным господам.
– Так я не понял – это браслет для того, чтобы стать оборотнем, или наоборот? – уточнил Илья.
– Пятьдесят на пятьдесят. – Сакатов развел руками. – Пятьдесят процентов за то, что амулет блокирует обращение, а пятьдесят – что провоцирует его.
– Так значит, ты не знаешь это точно. – заметила я.
– Оля, я никогда прежде не видел таких амулетов, – возмутился Сакатов, – только читал о них, читал описание, как они выглядят. Нет фотографий этих амулетов, понимаешь, они все хорошо сокрыты. Знаю только, что вырезаны они из определенной породы дерева, из какой не уточняется, в виде передних левых лап волков, и на них нанесены сильные знаки. Вот и всё. Больше никакой информации. Пока мы не узнаем, в каких браслет участвовал событиях, мы не узнаем и того, для чего он был создан.
– Зачем человека превращать в зверя? – спросил Александр Иванович.
– Так ведь желания у людей ничуть не изменились со времён тёмных средних веков, люди всё так же рвутся к власти, не считаясь со способами их достижения, так же устраняют всевозможными путями своих конкурентов. – ответил Сакатов. – А средневековая Европа, да и современная тоже, напоминает банку с ядовитыми пауками. Государства у них маленькие, вот все эти короли и царьки между собой постоянно и бились за ресурсы. А если учесть то, что они все были кузенами, дядями и тётями друг другу, то постоянно претендовали на соседние престолы. Вот и травили друг друга почём зря. И не брезговали пользоваться нечеловеческой помощью.
– Но у нас тут не средневековая Европа, откуда он попал к нам? – Александр Иванович пожал плечами. – Из моей родни никто дальше Екатеринбурга не ездил!
– Да, конечно, очень странная находка. – согласился Сакатов. – Но не забывайте, эти волшебные вещицы умеют расползаться по миру, и пути их очень трудно отследить. Если этот амулет – глушитель звериных инстинктов, то тогда возникает вопрос – почему он здесь, а не надет был на вашего предполагаемого родственника-оборотня? Из этого возникает следующий вопрос. Если бы браслет вызывал обращение, то чтобы изолироваться от него, проще было бы именно браслет подальше унести и зарыть в землю, а человеку жить среди людей, а не наоборот. Так? А в вашем случае получается, что человек в лесу прячется, домой не возвращается, зато браслет среди его родни здесь находится. Пока мне это всё непонятно. И ещё один вопрос, с которого надо начать наше расследование, где ваш родственник подцепил свою экзотическую болезнь? Кто-нибудь из ваших нынеживущих родственников может нам что-то рассказать о потерянном брате вашего деда? И, кстати, имя его Вам известно?
– Да, его звали, или зовут, не знаю даже теперь, как и сказать, Виссарион.
– Ого, говорящее имя! – воскликнул Сакатов.
– В смысле? Потому что у Сталина так отца звали? – спросил Александр Иванович.
– Нет-нет, дело тут в другом! Это имя обозначает «лесной». В нашем случае, просто такое редкое совпадение!
– Так может это не совпадение? – предположила я. – Может, в роду есть тайна, которую предки Александра Ивановича тщательно оберегали от других людей. Но ведь после исчезновения Виссариона, больше никто не исчезал из Вашей родни, или ещё было что-то неординарное?
– Ничего такого у нас не было. – Александр Иванович пожал плечами. – Жили как все. Работали, учились. Это же деревня, все друг у друга на виду.
– Но, однако, ваш дед Ефим тоже сбежал отсюда. Правда, не в лес, а в город. Не похоже, что это был единичный случай, судя по возрасту браслета.
– Не будем пугать Александра Ивановича заранее, сначала надо найти то логово, где все эти годы обитал Виссарион. Александр Иванович, – Сакатов повернулся к нему. – Вы должны хорошо знать эти места.
– Да, конечно. – Рассеянно ответил Александр Иванович. – Так вы думаете, что такой вот человек-зверь вполне реально мог быть моим родственником?
– Дорогой Александр Иванович! – Сакатов прижал руку к сердцу. – Вы даже себе не представляете, сколько роковых тайн ушло в могилу вместе с нашими далёкими предками! А ещё больше разных глупых суеверий и страхов! Это сейчас мы с вами по любому вопросу открываем интернет и узнаём всё, что только хотим знать. И наука нам в помощь! А ещё каких-то сто или двести лет назад наши прапрабабушки думали, что в небе грохочет не разряд электричества, а Илья-пророк в колеснице. И то же самое с различными болезнями. Сейчас современный человек по-другому воспринимает окружающую действительность, сейчас мы с детства учим физические законы, нам открыты многие тайны, которые раньше считались чудесами. И теперь никто не считает, что если у женщины кончик носа покраснел, или что у неё глаза косят, то её надо сжигать на костре, так как она ведьма. Мне кажется, что ваши предки не зря выбрали себе такое отдалённое место для жизни, не просто так в такой глуши жили все эти годы! Вполне возможно, для этого была у них веская причина. Пусть Вас это не пугает, объяснение этому может оказаться не таким зловещим, как представляли себе ваша баба Дуся с Настей. Но и не исключено, что мы столкнулись на самом деле со случаем обращения. С другой стороны, даже если это так, Виссарион уже давно сгинул в лесах, унеся с собой последнюю тайну вашей семьи. Если, конечно, всё-таки не случилось чего похуже.
– А что может быть хуже того, что Вы тут перечислили? – Вздохнул Александр Иванович.
– Он за эти годы мог наследниками обрасти, волчатами. – вставил Илья.
– Да нет же! – Сакатов осуждающе посмотрел на Илью. – Слишком много лет прошло, и за это время никаких эксцессов больше не возникало. Вы уже сами здесь два года живёте, а до этого здесь жила ваша бабушка, и, наверняка, ещё соседи были. Кроме упоминания Виссариона, ни о каких волчатах ваша бабушка Насте не писала, иначе Настя в своих письмах обязательно бы об этом упомянула.
– Спасибо, Вы меня немного успокоили – С облегчением отозвался Александр Иванович. – Я ведь что только не передумал! Алексей Александрович, Вы рассказали о древних упоминаниях зверей-людей, а в наше время о таких случаях Вы слышали?
– Если у современного человека развивается душевная болезнь, её просто лечат, без использования магических артефактов. Я не утверждаю, что различных случаев за гранью реальности у нас не происходит. Происходит, и ещё как происходит, но это происходит при целенаправленном контакте человека с потусторонними силами, которые обычно не участвуют в нашей повседневной жизни. И такие случаи не особо афишируются непосредственными участниками. И участников, желающих контактировать с нечистью, не так и много. И если в вашем случае есть что-то подобное, мы с этим разберёмся. Почему я и говорю, что неплохо бы найти место, где жил отшельником Виссарион. Дом может очень много сказать о человеке. У Ольги Ивановны чутьё на колдовские вещи, и у неё бывают видения, когда она сталкивается с магией. Может, мы там и получили бы ответы. Кстати, Оля, ты что-нибудь почувствовала, когда держала браслет в руках?
– Да, он определённо необычный, кто-то его зарядил. И так надолго зарядил, что до сих пор колдовство в нём присутствует. – уверенно ответила я. – Если Вы мне его дадите на время, может, что-то мне и откроется.
– Да, конечно. – Пообещал Александр Иванович. – А насчёт дома Виссариона, я даже не знаю, с какой стороны начать искать. У нас, сами видели, кругом леса, во все стороны на десятки километров, а к северу и на все сотни, причём такие дремучие, что в некоторых, наверное, даже ещё не ступала нога человека. Вполне возможно, что и стоит в каких-нибудь дебрях избушка Виссариона. Но разве возможно её отыскать на таких просторах! Как иголка в стоге сена. Если нам обходить все окрестности, то жизни не хватит. Рядом тут нет ни пещер, ни провалов никаких, по крайней мере, мне ничего об этом неизвестно.
– Ну а по тем местам, где вы ходили с бабушкой своей, если по ним пройтись? Как я понял, ваша бабушка и Настя этому Виссариону периодически продуктовые наборы собирали. Они Вас с собой в такие прогулки не брали? Они ведь могли и совмещать их, например, со сбором грибов. Водили Вас с собой? – спросил Сакатов.
– Да, водили. Но не помню ничего странного. Лес, как лес. Да у нас тут и волков-то отродясь не видывали. Но это вы правильно подсказали, и карта у меня есть, где я отметил места, куда мы в лес за ягодами и грибами ходили. Я туда и сам хожу. Но не факт, что там избушка где-то рядом. Они могли ему оставлять продукты в оговорённом месте, и это место могло быть далеко от его жилья.
– Но ведь он встречался с вашей бабушкой, угрожал ей, сказал про проклятие. – напомнил Сакатов.
– Не знаю ничего. Может, он в деревню приходил, она ведь одна тут последнее время жила, я в город тогда уже переехал.
– И она ни разу не проговорилась, что её тут что-то беспокоит? – поинтересовалась я.
– Как-то Вере сказала, что спит плохо, сны видит странные, просила таблеток привезти.
– Александр Иванович, а Вам самому сны странные какие-нибудь не снились? – спросила я. – Иногда нам через сны многое рассказывают те, кто хочет нам помочь. Бабушка Дуся Вам не снилась?
– Да как не снилась! Снилась, конечно. Был один сон, но он не связан с браслетом. Как только мы снесли её старый дом, мне приснилось, что она мне говорит: « Поторопился ты, Саша, где теперь я жить-то буду? Надо было дождаться, когда я умру». Причём, во сне я очень удивился, что она мне так говорит, потому что знал, что она умерла, поэтому ей сказал: « Баб Дуся, так мы же тебя уже похоронили!» А она мне и говорит: « Так ведь я ещё не ушла отсюда, платок свой найду, тогда и уйду». Вот такой странный сон. И я его так явственно помню, и вспоминаю о нём часто.
– Платок она ищет? – уточнила я. – Наверное, подарок чей-нибудь?
– Я так же подумал. Поэтому красный платок её, который ей дед подарил, когда сватался, я не сжёг. Не зря же он в самом нижнем сундуке у неё был запрятан. Он сейчас лежит у нас в сенцах. Думал, вдруг она за ним придёт.
– Так может его надо было к ней в могилку подкопать? – спросил Илья. – Она, случайно, вам не говорила, чтобы в нём её похоронить?
– У неё узелок был приготовлен, в чём её похоронить, мы так всё и сделали. Поэтому и на кладбище не отнесли его, а дома оставили.
– А дети деда Фёдора? Может, они что-то знают о Виссарионе? Может, Настя была разговорчивее вашей бабушки? – спросила я.
– Нет, я первым делом у них спросил о Виссарионе, когда письма нашёл. Ничего они не знают, ничего Настя им не говорила.
– А новая семья вашего дедушки Ефима, Вы с ними общаетесь?
– Нет, я с ними не общался и никогда их не видел. Но знаю адрес, где жил дед. Он в письмах написан. А у Ванюшки, по-моему, есть телефон Риты Топаловой, это внучка деда Ефима.
– Я думаю, что нам надо с ней познакомиться. – Я повернулась к Сакатову. – Будем надеяться, что хоть дед Ефим рассказал своим отпрыскам о своём пропавшем брате!
– С чего-то надо начинать. – согласился он. – Оля, мне кажется, что этот браслет всё-таки надо оставить Александру Ивановичу, пока мы выясняем, что к чему. Хочу вам кое-что рассказать. У меня в семье тоже была история, связанная с оборотнем. Но прошу не принимать её совсем на веру. Сейчас поймёте, почему. Давно это было, в те времена, когда вся наша страна начала строить БАМ. Это были семидесятые годы. Мой дядя Игорь, младший брат отца, сразу после окончания УПИ, по комсомольской путёвке отправился на эту стройку. Нечего и говорить, что тяжёлые условия жизни оказались для него неожиданностью, после благоустроенной городской-то жизни! Труд тяжёлый, условия дикие, край необжитый, да и мошкара там их очень сильно донимала. Тогда не было разных брызгалок от гнуса, только полынь помогала, они её целыми охапками приносили в вагончики, растирали её и мазались. Так вот эта самая полынь один раз ему спасла жизнь. Городок их временный стоял недалеко от деревни бурятов, и несколько молодых бурятов работали в его бригаде. С одним парнем он подружился, если мне не изменяет память, его Баяром звали. Баяр частенько брал моего дядю с собой в тайгу на охоту. У Баяра были две собаки, настоящие, охотничьи, он говорил, что и на медведя его отец с ними не раз ходил. У дяди Игоря ружья не было, но Баяр давал ему сделать несколько выстрелов, ну и делился с ним подстреленной добычей. Но что больше всего ценил мой дядя, так то, что Баяр много рассказывал ему о повадках зверей, учил считывать следы их, распознавать затаившегося хищника. И вот какая случилась там с ними история. В тот раз на охоту они пошли втроём – Баяр, его младший брат и мой дядя. Так вот, вышли они на рассвете, и прошли километров десять, пока сделали первый привал. Перед охотой они костёр не разжигали, чтобы не вспугнуть зверьё, поэтому перекусили на скорую руку, и только собрались дальше идти, как брат Баяра затрясся весь, покраснел и повалился на землю. Парни к нему подскочили, ничего понять не могут, а он только дёргается и глазами водит, ничего сказать не может. Потом вроде пришёл понемногу в себя, но всего его колотит, встать не может. Баяр скинул с себя куртку и накинул на него, лежанку из веток ему сделали, пришлось костёр разжечь. Брат Баяра уснул, а Баяр говорит дяде Игорю, чтобы тот оставался возле костра, поддерживал его, а он по лесу пройдёт, может и подстрелит кого, а к вечеру вернётся. Ушёл он с собаками, а дядя остался возле его брата. А мошкара к нему слетелась со всей тайги, даже дым их не отпугивает! Он нашёл полынь, в костёр целую охапку бросил, несколько веток растёр, намазался сам и намазал брату Баяра лицо и руку одну, которая лежала открытой на куртке. Сидит возле костра, греется, даже дремать начал. Только собрался прилечь, как заметил, что дым над костром серебриться стал. Сначала дым змейками поднимался вверх, а потом скрутились змейки один плотный столб, и столб этот замер, и даже под ветром не колыхался, казалось, что по нему можно было забраться вверх, как по дереву. Дядя смотрит на него, удивляется, думает, что полынь таким чудесным образом структуру дыма изменила. Он пододвинулся к нему поближе, только руку к нему протянул, как на его поверхности, как в зеркале, увидел он своё проступающие отражение, только цвета серые, тусклые. Он прямо замер перед ним, такого он ещё никогда не видел. И деревья позади него тоже отражаются, но как будто зимние, снегом подёрнутые. И тут он замечает в отражении, что позади него волк лежит. Он, от неожиданности, как отпрыгнет в сторону! Но тут видит, что никакого волка рядом нет, только брат Баяра лежит. Он отполз подальше, но тут же сам над собой посмеялся, что испугался дыма. Это всё равно, как испугаться облака в виде головы дракона, которое он в детстве видел. Он тогда тоже здорово испугался, так ведь он тогда ребёнком был! Он на корточках обратно дополз до своего места, сел, взглянул на отражение, там, рядом с ним всё также лежит волк. Но он уже убедил себя, что это всё искажение виновато, всё-таки не настоящее же перед ним зеркало, а дым. Он спокойно начал разглядывать волка в отражении, и замечает одну странность. У волка человеческое лицо проступает сквозь волчью морду, и одна рука у него человеческая, та, которую дядя ему полынью намазал. Тут ему по-настоящему страшно стало, и никакие уговоры, про облако в виде дракона, уже на него не действуют. Вспомнил он слова Баяра, что покажешь зверю свой страх – и ты умрёшь. Дядя бросил остатки полыни в костёр, пошёл в лес, ещё целую охапку полыни нарвал, и стал её в костёр кидать, и сам отчаянно мазаться ей. А отойти от костра не решается, внутренний голос ему говорит, что именно дым от полыни как-то сдерживает волка. Так до вечера и подкидывал полынь в костёр. Потом слышит, собаки лают, Баяр возвращается. А мой дядя уже и не знает, радоваться этому или тика́ть со всех ног домой. Баяр радостный пришёл, трёх зайцев подстрелил, говорит, что одного, пожирнее, дяде отдаст, пусть ему на кухне рагу приготовят. Собаки подбежали к его лежащему брату, настороженно стали его обнюхивать, шерсть на загривках у них поднялась, потом они заскулили, и отбежали от него. И это, заметьте, те собаки, которых и медведем не испугаешь! Смотрит Баяр, что дядя мой вроде как не в себе, а потом и сам увидел волчье отражение на дыме. Сел он к костру, сжал свою голову руками, и сидел так долго. Потом Баяр рассказал, что когда его брат родился, шаман пришёл к ним в дом, и сказал их отцу, чтобы отнёс он своего новорожденного сына подальше в лес и оставил там его. Но мать их выгнала шамана, а отцу сказала, что если он попытается отобрать у неё ребёнка, то она вместе с ним в лес уйдёт. Отец сколько её не увещевал, она ничего об этом и слышать не желала. Брат рос крепким, сильным, и таким же, как и все ребятишки в их деревне, ничем не отличался от них. Так и успокоились родители, и шаман больше никогда об этом не напоминал. У Баяра ещё появились после этого брат и сестра, и всё шло нормально, пока, в один из дней, их младший брат ушёл с ребятами в лес, и не вернулся оттуда. Искали его долго, всей деревней, и нашли его очень далеко от дома, разорванного на куски. Видно было, что зверь его потрепал. Принесли останки его в деревню, чтобы похоронить. Мать убивается, отец сидит весь белый, себя винит, что не уберёг. Заходит в их дом шаман и говорит отцу: «Вот и первая трагедия. Не послушали меня, теперь ждите, будет ещё одна». Но мать снова накинулась на него, закричала, что неправда всё это, что шаман мстит им за то, что перестали люди приносить ему дары. Шаман повернулся и вышел из дома. Понемногу отошла его семья от трагедии, жизнь вошла в привычное русло. И вот теперь Баяр увидел, что шаман оказался прав. И в это время заворочался брат его и начал потягиваться, издавая звуки, больше похожие на рычание зверя, а не человека. Собаки заскулили и легли на землю. Баяр подхватил свой рюкзак и сказал, что надо быстрее им идти в деревню, к шаману. Дядя мой увидел, что необычный серебристый дым почти рассеялся, и кинул в костёр остатки веток полыни. Брат Баяра опять затих. Они заспешили в деревню. Шли быстро, но всю дорогу дядю не покидало чувство тревоги. Так как он шёл вторым, ему постоянно казалось, что позади него раздаются шаги, что ветки хрустят. Баяр его торопил, видно было, что и он нервничает. И тут дядя отчётливо услышал позади себя тяжёлое дыхание, он обернулся, и в тот же момент на него прыгнул огромный волк, с проступающими сквозь лютую морду человеческими чертами, рыча и подминая его под собой. Дядя заслонился руками, но волк уже отпрыгнул от него, зафырчал, и несколько раз тряхнул головой. Потом волк перепрыгнул через упавшего дядю и повалил Баяра, который уже вскинул ружьё, чтобы выстрелить в него, но не успел. Волк вцепился ему в горло и откинул Баяра к корням сосны, и тут же раскидал собак, которые кинулись на него. Потом волк вернулся к Баяру, на мгновение застыл над ним, поднял голову и завыл. Свою человеческую руку он прижал к сердцу. Дядя сжался весь в комок и закрыл глаза. Вдалеке послышался ответный вой волков, и волк скрылся за деревьями. Баяр был мёртв, собаки тоже. Дядя только утром дошёл до посёлка, ребята из его бригады сели на вездеход и поехали к месту трагедии. Они привезли тело Баяра в деревню к бурятам, и там к дяде Игорю подошёл их шаман. Он выслушал то, что рассказал ему дядя, а потом говорит ему, что полынь спасла его, не переносят волчьи люди её запаха. Так и сказал – «волчьи люди». Баяр попробовал его расспросить, что за волчьи люди такие, и почему брат Баяра оказался одним из них. Но шаман ничего не ответил ему, просто повернулся и ушёл. Дядю долго допрашивала милиция, что да как, и после этой беседы его увезли в психиатрическое отделение Новосибирска, а потом перевели в Свердловск. Дядя мой так и не оправился после того случая. Вот такая вот история.
Рассказ нас всех очень впечатлил. Александр Иванович поскрёб свой лоб и проговорил:
– Да, сложно поверить нормальному человеку в эту невероятную историю! Проще в психушку сдать.
– Так что, никто по-настоящему не заинтересовался его рассказом? – спросил Илья.
– Да кто поверит в историю, рассказанную душевнобольным человеком! – Сакатов махнул рукой. – Тогда ещё мой отец работал в институте физики металлов, и взял дядю к себе сторожем, после того, как из больницы того выписали. Дядя так и проработал в институте до своей пенсии. Отец тоже как-то неоднозначно относился к этой истории, и когда мне рассказал её, я так и не понял, верил он ему, или нет.
– У нас в доме всегда полынь была развешена, по всем углам. И у деда Фёдора тоже. – Александр Иванович посмотрел на Сакатова. – Я правильно сделал, что позвал вас, теперь я точно знаю, что у нас в родне тоже в шкафу скелет запрятан. Скелет волка.
Глава 2. Беглянка
Он сделал большой крюк, чтобы зайти с подветренной стороны. От холода и от голода по краям зрения у него плыли серые пятна, но инстинкт вёл его упорно вперёд, не позволяя сбиться с пути. В воздухе уже разлился слабый покров тьмы, и сильный ветер пытался задуть звёзды, зажёгшиеся на темнеющем небе. Впереди показался одинокий утёс под капюшоном белого савана, словно чёрный великан, раздвинувший вековые сосны. Он увидел тёмный вход в пещеру, напоминавший чёрную глотку, разинутую для того, чтобы безвозвратно поглотить того, кто осмелится нарушить покой обитателей этого страшного убежища. Камень рядом со входом был помечен рисунком, оставленным когтями. Он лёг на снег и стал принюхиваться. Он никогда не был здесь, но он знал, кто здесь обитает. Здесь обитали осколки воспоминаний из прошлого, и их острые шипы терзали тех, у кого теперь не было тел, и которых можно было увидеть только на самом пределе восприятия. Они озлоблены и ожесточены, и вряд ли, после того, как он зайдёт в пещеру, на снегу появятся его следы, ведущие обратно из неё.
* * *
Александр Иванович разложил на столе карту своего района, испещренную красными крестиками и синими кружочками.
– Красными крестиками отмечены места, докуда я доходил. Может и не особо точно, но направление правильное. А синими кружочками я отметил места, куда я когда-то ходил с бабкой Дусей или Настей. Они тоже ориентировочные, так как, сами понимаете, по памяти делал. Я предлагаю по синим кружочкам пройтись. Вот с этого места начнём. Туда мы несколько раз ходили втроём – баба Дуся, Настя и я. Сейчас я припоминаю, что там Настя что-то оставляла. Так как, когда туда мы шли, я ей помогал тяжёлую корзину тащить, а обратно – она сама уже её несла, наполненную грибами, а куда всё из корзины девалось, я не помню, как-то незаметно она от этого избавлялась. До этого места километров пять, но больше половины из них мы сможем проехать на машине, у меня Нива с усиленной подвеской, так что максимально близко подъедем.
Мы поддержали его план, стали собираться в путь. Он вывел из деревянного сарая Ниву, похожую на американский военный джип, всю обваренную толстыми трубами. Краска с кузова во многих местах слезла, а ржавые пятна были закрашены кисточкой. Вид она имела очень живописный, как раз, чтобы по лесным дорогам ездить.
Александр Иванович с сомнением посмотрел на нашу обувь:
– По нашим лесам ваша обувка не годится.
– У меня сапоги в багажнике есть, Алексею подойдут. – предложил Илья.
– А ты в чём пойдёшь? – спросила я.
– Я с вами не пойду, у меня мозоль, мне врачи сказали в тепле лежать.
– Оставим тебя в машине, на всякий случай. – сказал Александр Иванович. – Лес там густой, сплошные дебри, не ровен час, заплутаем! Сигналить нам будешь, чтобы мимо машины не промахнулись.
– Хорошо.
– А Ольге Ивановне мы тоже что-нибудь подберем. У Веры, как у сороконожки, полно всякой обуви.
Вышла Вера с блестящими красными резиновыми сапожками и мне они оказались впору. Александр Иванович, прежде чем сесть на свой вездеход, повернулся к ней и сказал:
– Вера, помнишь, мы с тобой говорили о Топаловых? Ну, о второй семье моего деда? Позвони Ивану, у него, вроде, был телефон внучки деда Ефима, Риты Топаловой. Наверное, пора познакомиться с моей роднёй.
– Хорошо. Тогда я сама и позвоню ей, поболтаем, приглашу к нам. Не против?
– Да, пусть приезжают. Родня всё-таки. Какая-никакая.
– Вот и хорошо, познакомимся, тем более повод есть.
Александр Иванович поставил в багажник канистру с водой, положил топор, рюкзак, мы сели в салон, Нива мягко заурчала и понесла нас по грунтовой дороге мимо густых зарослей деревенской улицы. На выезде из деревни перед нами предстала аккуратно выкошенная большая поляна, на границе которой были поставлены две лавочки, выкрашенные в красный и серый цвет, а посреди поляны возвышались новые качели, поблескивая свежей краской.
– Это наша новая инфраструктура! – Весело кивнул в сторону поляны Александр Иванович. – Так как я в этом населенном пункте представляю и власть, и народ, я, как представитель власти, решил сразу запустить свою социальную программу. Чтобы народ меня поддерживал.
Дальше дорога проходила полем, часть его была выкошена, и сено скидано в небольшие круглые копёнки. Куда только хватало взгляда, раскинулись цветистые просторы, залитые ярким июльским солнцем. Даже еловый лес, синевший вдалеке за полем, выглядел нарядным и весёлым, словно вышитый геометрическими узорами устремившихся в небо острых макушек величавых елей.
Мы заехали в берёзовую рощу, и Нива начала нас подкидывать на кочках, будто пыталась избавиться от нас, выкинув на колючие низкие кусты шиповника. Потом мы проехали ещё одно поле, потом въехали в сосновый бор, и машина запетляла между коричневыми стволами. Доехав до крутого оврага, Александр Иванович развернул машину, и мы вышли в полумрак густого леса. Кругом лежали сгнившие деревья, крест-накрест наваленные друг на друга, под толстыми шубами нетронутого мха. Я сразу увидела большой гриб, не удержалась и сорвала его. Илья тоже увидел гриб, и мы положили наш улов на сиденье машины, а Александр Иванович нам пообещал, что мы обязательно ещё наберём грибов на хорошую жарёнку. Он достал небольшую фляжку, налил в неё воды из канистры, и прицепил её к поясу. Я заметила, что к поясу у него были прикреплены ножны, с торчащей резной кожаной рукояткой охотничьего длинного ножа. Сразу видно, что человек не новичок в лесу. Александр Иванович достал баллончик с противокомариной отравой, и мы обработали свою одежду и руки. Вокруг нас загудели недовольные комары. Я не удержалась и радостно спросила их вслух: «Что, съели?» На что Илья сразу отреагировал, кивнув на грибы, лежащие на заднем сиденье: « С грибами попрощаешься перед дорогой?» Он разложил переднее сиденье, разлёгся там, наглухо закрыв все окна.
Александр Иванович ещё раз оглядел нас с Сакатовым, одобрительно кивнул и повёл нас в дебри. Мы не стали спускаться в овраг, взяли левее, и я подумала, что если отстану от Александра Ивановича, то никогда не найду направление, по которому надо возвращаться. Даже солнце еле угадывалось между плотными шапками сосен. Дорога шла в горку, и стали попадаться большие валуны, покрытые седым мхом и изъеденные известковым налётом. Камни были тёплые и мокрые.
– Сейчас выйдем на ровное место, а там, глядишь, уже почти и дошли. – Александр Иванович шёл бодрым шагом, перешагивая валежник, и отгибая ветки. – У меня баба Дуся была любительницей по лесам ходить. Она почти каждое утро за грибами бегала, как только им время подходило. Или сюда, или в ельник. Груздей солила по большой бочке на зиму. Всем хватало – и нам и соседям. У меня Вера не особо любит в лес ходить, так, если только рядом с деревней пробежится.
Впереди замаячило светлое место, деревья раздвинулись, валежника стало меньше, и идти стало легче. Мы отказались от привала, когда Александр Иванович нас спросил, не хотим ли мы передохнуть. Пройдя ещё с километр, мы увидели небольшой ручеёк, который весело журчал в глинистом русле, спускаясь с небольшого пригорка. Он впадал в глубокую лужу, такую прозрачную, что видны было все камушки на её дне. Александр Иванович нагнулся над ручьём, зачерпнул ладонью воду и попил, крякнув от удовольствия. Мы тоже попили студёной воды, чистой, словно бежала она из высокогорного ледника.
Дальше, за белоствольными тонкими березками виднелась сплошная стена разлапистых густых ёлок, опустивших свои тяжёлые ветки до самой земли. Мы шагнули сквозь них в сумрачный лес, и я почувствовала, как ноги мои уходят чуть ли не по колено в высокий и мягкий светлый мох, сплошным ковром раскинувшийся между коричневыми стволами. Мы растянулись в длинную цепочку, максимально держа дистанцию, чтобы упругие ветви не хлестали по лицу.
Место, куда нас привёл Александр Иванович, словно сошло с какой-то дивной сказочной картины. Просто классический образчик того, что здесь обязательно должны водиться сказочные персонажи, только не такие, как оборотни, а наши, русские, баба Яга, леший, кикиморы. Ёлки на этом месте образовали длинный и достаточно просторный коридор, может даже это были и искусственные посадки, и все они, как на подбор, были с нарядными шишками, словно уже наступил Новый год. В этот коридор заглядывало солнце, осветив множественные узоры из паутины, с висевшими на них капельками росы, похожими на искрящиеся бриллианты. В глубокой и густой траве рассыпались мелкие белые цветочки-звёздочки, а на высоких стеблях покачивались крупные ромашки, кивая нам своими головами, приглашая в свой таинственный лесной мир. Коридор заканчивался небольшой овальной поляной, которую пересекал полусгнивший поваленный толстый ствол огромной ели, на котором уже начала проступать другая жизнь – новые кустики с мелкими нежными листочками. Посреди поляны был огромнейший муравейник, буквально метр высотой. Там, куда упала макушка ели, среди травы возвышался горбатый валун, тоже, как и все его братья, покрытый седыми разводами мха. Формой он напоминал сидящего кролика, или зайца, только ушей длинных не хватало.
– Шишкин лес, – проговорил Сакатов, – только медведей не хватает. Слава богу.
– Вот мы досюда доходили с бабой Дусей. – Обвёл поляну рукой Александр Иванович. – Я валился на эту ель без задних ног, дальше этого места никогда и не ходил, а бабка вокруг бегала, грибы собирала. И когда с Настей мы приходили, она тоже, даже не присев и не передохнув, шла дальше в лес. Вон туда, по-моему, они ходили. – Он махнул рукой через поляну. – Или нет, наверное, левее.
– Не будем разделяться! – Сразу предупредила я. – Место тут нам не знакомое, одна я ходить не буду. Тем более, сами говорите, дальше там нога человека не ступала.
– Ну, уж не совсем здесь нога не ступала! – ответил мне Александр Иванович. – Это если идти дальше на север, за реку Лозьву, там может и сохранились нетронутые места. Но всё равно не будем рассредоточиваться, в зоне видимости будем идти.
– Какая здесь зона видимости! – воскликнул Сакатов. – Ёлка на ёлке, их словно кто специально так близко друг к другу натыкал!
– Ну да! – согласился Александр Иванович. – Согласен, в таком лесу только в прятки играть!
Мы пошли в сторону, в которую, по словам Александра Ивановича, уходили баба Дуся и Настя. Шли мы друг за другом, ничего не видя вокруг. Через некоторое время дебри расступились, и мы вышли в сосновый лес. Ёлки и тут встречались, но они уже не стояли сплошной стеной, и можно было рассредоточиться, без страха потеряться. Александр Иванович повёл нас дальше, и, пройдя до низкого места, мы увидели впереди заболоченную равнину, с висевшим над ней тяжёлым серым облаком. Мы, не сговариваясь, остановились на опушке леса, и решили сделать короткий привал. Мрачноватое место, подумала я.
– Ты это почувствовала, да, Оля? – спросил меня Сакатов. – Я просто кожей чую, что тут что-то есть! Какая–то настороженность присутствует, словно всё замерло, увидев нас.
– Да. – согласилась я. – Правильное слово ты подобрал – настороженность. Эта настороженность просто в воздухе висит. И запах. Мне кажется, что пахнет мокрой псиной.
– Это болотная трава прошлогодняя так пахнет. – Поправил меня Александр Иванович. – Но в остальном, я с вами согласен, тревожно. Сейчас батоги сделаю, и пройдём немного по краю болота. Посмотрим, если воды немного, тогда можно и углубиться, не похоже, что оно глубокое, не утонем, если под ноги будем внимательно смотреть. Пойдёте за мной, тут нет смысла разбегаться, и так всё далеко видно, внимательно будем по сторонам смотреть, этого достаточно. Если где и ставить избушку, чтобы посторонние не беспокоили, так как раз за болотом.
Он подобрал сухие березки, ножом срезал с них ветки и дал нам с Сакатовым. Себе он выбрал палку длиннее и толще, и тыкал ею перед собой, выбирая дорогу. Мы прошли сначала кромкой, но потом всё-таки повернули вглубь болота, и мои красные сапожки моментально стали такого же цвета, как болотная жижа. Впереди нас была небольшая возвышенность, остров, поросший мелкими берёзками, и мы направились к нему.
– Подожди, Александр Иванович! – Крикнул Сакатов. – У меня тут мысль пришла одна. Болота эти далеко идут, и не факт, что мы правильно направление для поисков выбрали. Мы зачем Ольгу с собой привели? Садись-ка, голубушка, прислушивайся, принюхивайся, авось, что и увидишь.
Я подумала, что в этом есть зерно здравого смысла и согласилась с ним. Александр Иванович пожал плечами, скинул рюкзак и протянул мне свёрнутый плащ:
– Выбери себе кочку поудобней, и располагайся. А мы рядом будем. Вокруг тебя походим. До острова дойдём.
Я выбрала себе удобную кочку, подстелила плащ, повернула лицо к солнцу и прикрыла глаза. Тёплый ветер шевелил волосы, и где-то рядом тихонько подсвистывала птица, короткими трелями, словно ждала ответа на свои послания. Тревожность моя понемногу развеивалась, мысли тоже, но потом я услышала голос Сакатова.
– Это не похоже на природное образование. Это рукотворное. Оля! Мы тут кое-что нашли. Отвлекись, пока не улетела. Иди сюда.
Я посмотрела на Сакатова и Александра Ивановича, склонившихся над чем-то, что мне не было видно с моего места. Сакатов махнул мне рукой, подзывая к себе. Они стояли возле острова, который ощетинился голыми ветками со скрученными бурыми листьями, поймав в них, как в силки, старую пожухлую траву и паутину.
– Смотри, – Сакатов отогнул пучок травы и показал мне на кучу камней, – очень напоминает пирамидку, и смотри ещё, камни связаны между собой глинистым раствором.
Действительно, камни лежали друг на друге пусть и не очень ровно, они напоминали пирамидку, которую мог построить, например, ребёнок. Верхний камень был полосатый, серо-чёрный, сколотый с одного бока.
– Кто-то обозначил это место. Давно. Очень напоминает могильный курган. В миниатюре. Я считаю, что здесь чьё-то захоронение. – предположил Сакатов.
– В болоте? – Недоверчиво спросил Александр Иванович. – Никто не хоронит на болоте.
– Разные бывают обстоятельства. Но спорить не буду, может, здесь только памятное место.
– Бесспорно одно, это не просто груда камней. – кивнул Александр Иванович. – Памятное место.
– Так что ваше болото всё-таки имеет свои тайны, как мы и предполагали. Оля, садись здесь. – Сакатов показал рукой на сухое место рядом с пирамидкой. – Здесь больше шансов узнать историю этого памятника.
– Это место может совсем и не связано с нашими поисками. – засомневалась я. – Может, здесь кто собаку свою зарыл.
– Так мы пока и не знаем, что ищем. Просто ходим и смотрим. Так что будем цепляться за каждую мелочь. И вот первая находка, воспользуемся же ею.
Сакатов с Александром Ивановичем пошли вдоль края пригорка, а я положила на землю плащ и села на него. Положив руку на полосатый камень, я закрыла глаза. Только я подумала, какая тишина вокруг, как голосистая птичка снова засвистела рядом со мной. Я почувствовала лёгкое оцепенение, и веки у меня стали тяжёлыми.
Я очнулась от громкого свиста и вздрогнула. Мне показалось, что подо мной гудит и вздрагивает земля. Холодный ветер пролетел сквозь меня, моментально забрав с собой всё тепло. Никого со мной рядом не было, но я слышала, что из леса, который окружал болото, доносились крики, свист и улюлюканье. Я осторожно поднялась и огляделась. Вокруг меня раскинулся угрюмый ландшафт, кое-где присыпанный снежком. Недалеко от себя, среди серости пробуждающейся от зимы природы, я увидела коричневое пятно. Разглядеть его мне мешала высокая трава, которую трепал ветер, поэтому я сделала несколько шагов в его сторону, и под моими ногами захрустела лёгкая корочка замёрзшей земли. Среди серых сухих кочек, на застывшей земле сидела молодая женщина в коричневом длинном платье, с наброшенной на плечи пуховой шалью, с растрёпанными русыми волосами, и прижимала к своей груди небольшой свёрток. На щеке её был кровоподтёк, глаза полны слёз, а руки все были перемазаны грязью. Судя по дорогому платью, она не была простой крестьянкой. Свёрток в её руках зашевелился, и я поняла, что там ребёнок. Женщина перехватила свёрток, прижимая его к себе ещё крепче, и на пальце у неё блеснуло серебряное кольцо с большим голубым камнем. Она дрожала, прислушиваясь ко всё приближающейся к ней погоне. То, что искали её, я ничуть не сомневалась. Но почему она прибежала на болото? Зачем бежать в такое пустынное место!
Из леса вырвался первый всадник, но поскакал он не к женщине, так как не видел её, а влево, видимо, решив сначала объехать болото, не углубляясь в него. Вслед за ним выскочили ещё четыре всадника и поскакали вслед за первым. Женщина нагнулась ещё ниже и что-то зашептала, я прислушалась, и мне показалось, что она молится. В свертке ребёнок закряхтел и завозился. Я посмотрела на всадников, они всё так же, с улюлюканьем, удалялись от нас. Женщина привстала на коленях и выглянула из-за травы, чтобы посмотреть, где её преследователи. Увидев, что они удаляются, она встала, и, пошатываясь, заспешила дальше вглубь болота, припадая на одну ногу. Я поняла, куда она направляется. Она спешила к острову. Какой глупый поступок! Этот остров видит не только она! Всадники, когда объедут вокруг болота, тоже увидят этот высокий участок суши, и наверняка, увидят и её. Лучше бы она оставалась среди сухих кочек и высокой травы, по крайней мере, вряд ли всадники будут прочёсывать болото, и там у неё было больше шансов остаться незамеченной. Мне хотелось крикнуть ей, остановить, чтобы она не покидала своего временного убежища, но женщина меня не видела, не слышала, а страх гнал её дальше. Она шагнула на возвышающийся клочок твёрдой земли, и огляделась, отыскивая хоть что-нибудь, что могло дать ей и ребёнку укрытие. Но место было открытое, редкие голые кустики просвечивали насквозь, и она просто опустилась на землю и замерла, вслушиваясь в окружающие звуки. Я попыталась нагнуть небольшую берёзку, чтобы закрыть ею женщину, но желание помочь, в моём нынешнем состоянии, физически не дотягивало до моих возможностей. Я была сейчас как ветер, только он, в отличие от меня, мог наклонить эту березку, а я – нет. В отчаянии я дотронулась до плеча женщины, и она слегка дёрнулась, видимо, всё-таки что-то почувствовав, испуганно оглянулась, чуть скользнув по мне взглядом, и снова прижала лицо к своему свёртку. Крики всадников стали громче, они продолжали преследование со злобной настойчивостью охотничьих собак. Женщина в это время, как назло, переползла на ещё более высокое место, и села, прислонившись спиной к тонкому стволу. Она с улыбкой нежно что-то зашептала ребенку, низко склонившись над ним, и в это время, на периферии зрения, я увидела первого всадника. Он смотрел на женщину и направлялся прямо к ней. Это был молодой мужчина, с русыми кудрями, в меховой накидке и в красной рубахе. Чем ближе он подъезжал к нам, тем больше я видела сходство между ним и беглянкой. Я снова посмотрела на неё, потом на него. Абсолютно одно лицо! Такие же серые большие глаза, высокий лоб, тонкий нос с чуть заметной горбинкой. Брат и сестра? Зачем тогда она прячется от него? Запахло дымом. Чёрт! С той стороны, откуда ехали всадники, повалил серый густой дым. Видимо, всадники подожгли сухую траву на болоте. Наверное, и на самом деле, у женщины был повод убегать от них. У женщины заслезились глаза, и она несколько раз сморгнула застивший глаза едкий дым. Женщина подняла голову, увидела подъезжающих всадников, и в глазах её застыл страх. Она оперлась на колени и попыталась встать, но повалилась вбок, выставив локоть. Упав, она неловко перекатилась на другой бок, зацепилась одной рукой за тонкий ствол берёзки и села, закрыв свои телом ребёнка. Её брат спрыгнул с коня, в два прыжка очутился возле женщины и со всего маху ударил её по лицу. Женщина вскрикнула, голова её откинулась назад, но она осталась сидеть. Он смотрел на неё сверху вниз холодными и презрительными глазами. Потом со злостью крикнул ей:
– Ты роспустни дзевка! Я выглядак, яки розмяр дурак! Теперь всечни виджечь твои позоре! Цо там ма? Отвожич то!
– Прошэ, вольнэ ми, Патрик! – Тихо прошептала женщина, и я точно уверилась в том, что Патрик её брат. – Зле се чуё!
– Замилкни, твари! – Он ещё раз замахнулся, женщина сжалась, но он так и остался стоять с поднятой рукой, видимо не решившись снова её ударить.
– Убей щенка! – Выкрикнул подъехавший к нему товарищ. – Народ не даст принести его в деревню, они обещали сжечь их обоих, если она вернётся с ним.
– Ни! Ни, Патрик! – Женщина зарыдала, и младенец снова зашевелился у неё в руках. – Не дотыкай мне!
– Прикончи их сейчас! Если не можешь, это сделаю я! – Говоривший эти слова спрыгнул со своего коня, вслед за ним с коня спрыгнул ещё один всадник.
Патрик решительно протянул руку и схватил свёрток, женщина всем телом отвернулась от него вместе со свёртком, но он перехватился и сильнее дёрнул его к себе. У меня всё похолодело внутри. Это что за зверь такой жестокий! Вернее, нет, не зверь, только человек может так хладнокровно говорить об убийстве ребёнка. Патрик тем временем ещё раз дёрнул сверток к себе, но женщина нагнулась и укусила ему руку, и он сразу отпустился от свёртка, чертыхнувшись. Тут же к ним подскочили двое его товарищей, и я увидела, как свёрток, разрываемый со всех сторон руками, упал на землю, раскрылся, и я чуть сознания не лишилась от того, что там увидела.
На сером одеяльце лежал щенок. Похоже, для мужчин это тоже стало большой неожиданностью, и они не были готовы к тому, что предстало пред их глазами, потому что они замерли на месте. Женщина же тем временем схватила щенка вместе с одеялком, быстро укутала его, прижала его к груди и попыталась встать. Первым очнулся всадник, который призывал убить щенка.
– Патрик! – Заорал он диким голосом. – Убей ведьму! Она морочит нам голову, мы все погибнем!
– Людоед! Она родила людоеда! – Закричал стоявший рядом с ним мужчина и затрясся, то ли от страха, то ли от гнева.
– Только доткнач до мое сын, и я прегрызу тебе кртань! – Женщина сердито сверкнула глазами на него, и я чуть отпрянула назад, так резко она превратилась из загнанной жертвы в разъярённую тигрицу.
Патрик, похоже, не мог до сих пор очнуться от увиденного. Даже подгоняемый криками своего товарища, он смотрел на свёрток полными ужаса глазами. Видя это, товарищ его выхватил саблю из ножен и со всей силы рубанул по уползающей от них женщине. Клинок рассёк её тело от плеча до рёбер, и кровь хлынула во все стороны, окрасив и траву, и деревья, и землю в зловещий красный свет. Падая, женщина закрыла своим телом свёрток.
Патрик, наконец, очнулся, тут же рухнул на колени и закрыл лицо руками:
– Зося! Же ти наробила! Же тен? – застонал он.
– Соберись, это уже не твоя сестра! Это ведьма! – Мужчина, зарубивший Зосю, смотрел на свою саблю, с которой на землю капала кровь.
Патрик, шатаясь, встал и прохрипел:
– Ты право, потребни викончить потворе!
Но он не успел сделать и шага к свёртку, как в тот же миг низкий гул порвал небо, всё вокруг задрожало и исказилось, став плоским и серым. Дым, летевший теперь уже со всех сторон, стал ядовито-сизым, и я увидела, как над упавшей женщиной появилась из дыма огромная морда волка, и мне показалось, что он на мгновение замер над ней, потом, откинул носом тело женщины, и, схватив окровавленный свёрток, скрылся с ним в плотном дыме. Где-то вдали раздался жуткий вой стаи волков, и его подхватил извечный стон ветра.
Даже очнувшись от этого видения, я долго не открывала глаза. Меня била внутренняя дрожь и я всё ещё чувствовала промозглый холод во всех своих конечностях. Я открыла глаза и быстро обернулась. Сакатов и Александр Иванович тихо переговаривались друг с другом, сидя на другой стороне островка. Так это тот же самый остров, где погибла Зося? Но тогда лес был от него намного дальше. С другой стороны, неизвестно, сколько лет с того времени прошло, болото могло и отступить.
Я откинулась на спину и снова закрыла глаза. Как может у женщины родиться волчонок? Так может это не ребёнок Зоси? Может, она душевнобольная? У неё мог умереть ребёнок, и она от этого сошла с ума и возилась со щенком, принимая его за своего ребёнка. У меня ломило руки от холода, и я подышала на них.
– Оля! – Я услышала окрик Сакатова. – Ну что, получилось что-нибудь?
– Что-нибудь получилось. Похоже, мы попали в точку, выбрав это место. – Лениво ответила я, снова закрывая глаз – Дай мне ещё минутку, в себя приду.
Когда я рассказывала им о своём видении, Сакатов, впервые на моей памяти, не перебивал меня. Они оба с Александром Ивановичем сидели возле меня и смотрели на пирамидку.
– Невероятно. – Только и проговорил Александр Иванович.
Я и сама уже не верила себе. Может я уснула? И тревога, которую я почувствовала, очутившись возле болота, так подействовала на меня? Какой щенок? Но мои руки до сих пор не согрелись от холодного снежного ветра.
– Скорее всего, она потеряла ребёнка, и это её отчаяние вылилось таким вот извращенным способом. – Высказала я своё предположение. – Её брат и те, кто был с ним рядом, очень удивились, когда из пеленок выпал щенок.
– Ребенок всё-таки был у неё. – согласился Сакатов. – И живой, раз брат сделал попытку отобрать его. С другой стороны, ты говоришь, что один из всадников сразу кричал, что надо убить щенка.
– Я знаете что думаю, – Александр Иванович потёр лоб, – что гнев своей родни и окружающих её людей она вызвала тем, что связалась не с тем мужчиной, так сказать, не по статусу. И того, кто является биологическим отцом её ребёнку, люди считали, скорее всего, каким-то изгоем, а может даже и оборотнем. Но трюк со щенком меня тоже ставит в тупик. И то, что волк его утащил, как-то вообще смахивает, извините, Ольга Ивановна, на совсем безумную сказку.
– Совершенно с вами согласна. – отозвалась я. – Именно это мне первое пришло в голову, когда я очнулась. Ну не похоже это на реальную историю!
– Перед тем, как волк выступил из тумана, ты говоришь, что картинка стала плоской. А мы с тобой знаем, что когда вмешивается колдовство в жизнь людей, оно искажает реальность. – В раздумье проговорил Сакатов. – Я вот думаю, как бы отыскать хоть немного информации об этой семье, кто они, откуда, что привело их к нам на Урал.
– Мы не знаем ни фамилии, ни времени, когда это происходило. Только имена, а этого мало. – сказала я.
– Да, данных для поиска мало. – подтвердил Сакатов.
– Судя по её платью, может восемнадцатый век, или начало девятнадцатого. – предположила я.
– Сто лет в разбросе! – Сакатов недовольно нахмурился. – С другой стороны, здесь ведь не Петербург, не так уж и много на Урале было в то время польских подданных, приехавших добровольно в нашу Тьмутаракань.
– А ведь они должны были где-то здесь неподалеку жить. – Вдруг воскликнул Александр Иванович. – Женщина с ребёнком на руках не могла бежать издалека!
– Если только она ещё раньше из дома не сбежала и не поселилась у своего возлюбленного в деревенской избе, или даже в какой-нибудь лесной избушке. – парировал Сакатов. – Надо будет мне проштудировать все высокородные фамилии, которые жили на Урале, пожалуй, даже с семнадцатого века начну.
– Может это были разборки в семействе колдунов? Европейцы вообще странный народ, в конце концов, всякие там Дракулы и оборотни от них пошли. – сказала я.
– Не будем торопиться с выводами. Мракобесия у всех народов хватает. – Сакатов снова наклонился к пирамидке. – Так значит здесь лежит Зося? Если только её не забрал с собой брат.
– Хочу домой. – сказала я. – Я думаю, за сегодняшний день я достаточно насмотрелась на всякую дикость.
– Мы хотели поискать избушку Виссариона. – напомнил Сакатов.
– А нашли гораздо интереснее. – ответила я.
И тут я почувствовала, как запахло дымом. Лёгкая сизая дымка тонким рваным слоем плыла над высокими травами. И это почувствовала не только я. Мы все соскочили и стали вглядываться вдаль. Послышались далёкие резкие вскрики, но тут же оборвались, пролетев эхом над болотом. Дымка проплыла одиноким облаком, ветер разнёс её по кочкам, и она растворилась, как её и не бывало.
– Странно. – проговорил Александр Иванович.
– Очень. – поддержал его Сакатов – Я, признаюсь, слышал даже крики людей и ржание коней.
– Я тоже. – сказала я.
Мы долго ещё вглядывались в дальнюю кромку леса, но никто и ничто больше не нарушало сонного спокойствия болота.
– Отголоски прошлой трагедии. – Ни к кому не обращаясь, тихо проговорил Александр Иванович.
– Лишь бы она так и оставалась в прошлом. – сказал Сакатов. – Но ребёнок-то остался жив.
– Получается, что, да. – Александр Иванович склонился, сорвал неприметный белый цветок и положил сверху на пирамидку. – Жаль, если её здесь похоронили, как-то не по-христиански это, ни креста нет, даже имя не написали.
– Если её прокляли вслед за её возлюбленным, то тогда нечему тут и удивляться. Если брат позволил её убить, – меня передёрнуло, когда я это вспомнила, – значит, Зося попала в какой-то страшный переплёт, раз всё закончилось такой трагедией.
– Ну что, начало нашему поиску положено. – Сакатов повернулся к Александру Ивановичу. – Если у Вас получится пригласить свою родню к себе, и если они смогут пролить свет на пропавшего Виссариона, это будет прекрасно. А я за эту неделю попытаюсь хоть что-нибудь узнать о таинственной Зосе и её брате Патрике. И вообще, полистаю старые книги, пообщаюсь со своими знакомыми. Тайна не раскроет себя сама.
– Значит, в следующий выходной трубить общий сбор? – спросил Александр Иванович. – Так сказать, расширенное совещание с привлечением новообретённых родственников. Я надеюсь, что они примут наше приглашение. Но я на неделе здесь прогуляюсь, всё-таки попытаюсь отыскать избушку Виссариона. Теперь и мне интересно, где он от людей прятался.
– Почему-то мне кажется, что это болото ещё немало загадок хранит. Ведь именно сюда бежала Зося. – Я вопросительно посмотрела на Сакатова. – Или отсюда. Как ты думаешь?
– Поживём-увидим. – Пожал он плечами.
Глава 3. Софья.
Из-за низкого потолка и нависавших над полом стен, пещера напоминала склеп. Подавив мимолётный страх, он пошёл вперёд. Со всех сторон ощущалась угроза, её невозможно было не почувствовать даже тому, кто не умел читать знаки. А он умел, и знал, что это такое. Под лапами хрустели обглоданные кости. К запаху застарелой крови и падали примешивался запах существа, которое не должно было здесь быть, дышать этим воздухом, смотреть на этот мир. Но оно появилось здесь, принеся с собой боль, кровь, смерть. Кровь и смерть его стаи, его семьи. Впереди он различил неясное движение возле камней, сваленных в кучу, и остановился. Но кто бы там ни был, он спрятался снова. Раз спрятался – значит, он ему не противник, и он пошёл дальше.