Каталка скрипела на каждом стыке плиток, выстилающих пол. Лица двух людей, которые катили ее по пустым коридорам, напряженные и скованные, искажали гримасы раздражения при каждом скрипе, который, казалось, возвращал их к реальности и диссонировал с безмолвным окоченевшим телом, накрытым пожелтевшей, изорванной от стирок простыней.
Миновав череду извилистых коридоров, они дошли до лифта. Прямоугольная черная кнопка издала пронизывающий душу надрывный охрипший звонок. Через минуту грязные серые двери распахнулись и возглавляющий процессию врач, не взглянув на лифтера, почти торжественно, как будто бы он приглашал на бал утомленную приветственными коктейлями публику, объявил: «Подвал»!
То место, где остановился лифт, было лабиринтом подземных улиц, таких же широких и высоких, поскольку они планировались не только для снабжения клиники, но и как бомбоубежище, рассчитанное на перемещение под землей гражданской и военной техники.
Петляя по подземным улицам, каталка достигла комнаты, вход в которую предваряла дверь, обитая железом. За ней располагались два старых металлических двухярусных стеллажа и пронизывающий холод. Переложив тело на одну из пустующих полок, два человека покатили каталку назад к лифту.
Мир босховского масштаба, где молятся даже бесы, умещался в обветшавшем здании, которое по задумке архитектора очертаниями напоминало раковую клетку и символизировала прогрессивность науки. На первом этаже толпились пациенты, которых попросили на врем разойтись, чтобы тело маленького мальчика проделало путь в холодную комнату без свидетелей и проволочек. Большей части этих людей тоже предстоит проделать такой путь.
Поскольку Миражия тратила большую часть бюджета на содержание чиновников, полицию и военных всех мастей и родов войск, здравоохранение финансировалось по остаточному принципу и прогрессивность науки выражалась только в символах. Жертвы остаточного финансирования боязливо ожидали очереди на исследование или прием к врачу.
Пестрая толпа, в которой смешались белые халаты, зеленые хирургические костюмы, разноцветные пуховики и свитера темных оттенков, запахи хлорки, пота, поддельного парфюма, продававшегося здесь же, на первом этаже, часть которого по воле алчного директора была отдана под барахолки, приглушенно гудела. Пациенты обсуждали слухи о новых методах лечения, врачи по дороге на ежедневную утреннюю конференцию что-то обсуждали и чем более значимым считал себя врач, тем громче он говорил, как будто пытаясь доминировать над окружающей толпой, полагая, что все вокруг хотят знать, что он скажет. Жизнь клиники продолжалась своим чередом.